Летняя работа (fb2)

- Летняя работа [litres][The Summer Job] (пер. Елизавета Игоревна Шагина) 3712K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лиззи Дент

Лиззи Дент
Летняя работа

Серия «Подарок судьбы»

Lizzy Dent

THE SUMMER JOB

Copyright © Rebecca Denton 2021

First published as THE SUMMER JOB in 2021 by Viking, an imprint of Penguin General. Penguin General is part of the Penguin Random House group of companies.

Перевод с английского Елизаветы Шагиной

© Rebecca Denton 2021

© Шагина Е., перевод 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Глава 1

Май

– Вы приехали на свадьбу? – спрашивает водитель, причем его жизнерадостный взгляд сосредоточен на мне, а не на узенькой трассе, по которой мы мчимся.

– Нет, нет, – отвечаю я. Мои пальцы начинают ныть от того, что постоянно сжимают сиденье. Он едет не меньше 70 миль в час^[1].

– Да, вы одеты не для свадьбы, – соглашается он.

Я опускаю взгляд на свою рубашку и так тушуюсь, что даже ненадолго перестаю бояться. Я купила в TK Maxx белую шелковую рубашку с 60-процентной скидкой, но через несколько часов после начала поездки вспомнила, что белые шелковые рубашки предназначены только для богатых людей или тех, кто любит стирку и глажку. При покупке одежды для меня главным фактором является то, что она после стирки будет выглядеть так, словно ее погладили.

Машина делает резкий поворот, и однополосная дорога сужается до ленточки, а затем лес полностью исчезает, и мы проезжаем через простые железные ворота, закрепленные на двух старых каменных столбах. Обширные лужайки медленно поднимаются вверх, а вдоль подъездной дорожки ряды высоченных деревьев протягивают ветви навстречу друг другу, создавая туннель из листьев. В тумане все выглядит словно старая фотография.

Впереди виднеется дом, хотя на самом деле он больше похож на маленький замок. Серый космический корабль из песчаника с остроконечными башенками по бокам и огромной лестницей, ведущей от кругового проезда ко входу. Он грандиознее, чем я себе представляла, но какой-то мрачный. Я сразу же пишу Тиму: «Я в гребаном готическом романе».

Я довольна своим тоном. Он веселый, непочтительный, загадочный. Я думаю позвонить ему, чтобы рассказать поподробнее, но не уверена, что он поймет юмор. Тим не очень начитан.

Шины автомобиля пробуксовывают, возвращая меня в реальность. Мы на мгновение застреваем, пока шины безнадежно прокручиваются по грязи, а водитель увеличивает обороты двигателя. Он переключает передачу, и мы мчимся вперед.

– Сзади есть короткая дорога к конюшням и коттеджам. А потом небольшая парковка, – говорю я, вновь проверяя инструкции на своем телефоне.

– Вы имеете в виду вход для персонала? – спрашивает он, приподняв одну бровь.

– Да, – киваю я и мечтательно смотрю в окно.

Задняя часть дома такая же величественная, но, возможно, более красивая, чем передняя. От вымощенного галькой двора и розария склон уходит вниз, к реке, которую слышно, но не видно. Конюшни расположены метрах в ста от дома, и машина останавливается между ними и тройкой небольших каменных коттеджей. Я оглядываюсь на главный дом, который едва виден сквозь небольшую дубовую рощу.

В самом большом из трех коттеджей из приземистой трубы симпатичными витками поднимается древесный дым, а на деревянной двери висит маленькая табличка с серебристыми буквами, которую я едва могу разобрать: «Только для персонала».

– Это здесь, – говорю я, выходя из машины и протягиваю водителю 200 шотландских фунтов, стараясь не поморщиться из-за того, что прощаюсь с последними деньгами в кошельке. – Спасибо за поездку. Кто бы мог подумать, что из Инвернесса можно добраться до западного побережья менее чем за полтора часа? Это, наверное, мировой рекорд.

Он выглядит необычайно гордым.

На парковке около дюжины машин, белый фургон, несколько больших черных дорогих внедорожников и пара гольф-каров – но людей все еще нет. Вдалеке слышится лай собаки, и этот звук зловещим эхом разносится по всему поместью.

Я чувствую, как мое беспокойство перерастает в настоящую тревогу. Вот оно. Я нахожусь буквально в конце пути и, возможно, совершаю свой самый безумный поступок с тех пор, как ушла с той дурацкой пьесы в Вест-Энде. Прямо перед своей первой репликой.

– Надеюсь, тебе понравится в Шотландии, девочка, – говорит водитель и с визгом шин по гравию уезжает.

Я несколько раз стучу в деревянную дверь. Для поздней весны здесь гораздо холоднее, чем я предполагала, а мой тонкий плащ оказался неподходящей одеждой для такой погоды.

Мой телефон пикает, это Тим:

«Что ты имеешь в виду?»

Я усмехаюсь. Он так предсказуем.

По-прежнему никого не видно. Скрестив руки на груди, чтобы защититься от ледяного ветра, я оглядываю двор в поисках признаков жизни. Я слышу, как лошади шаркают по покрытому сеном каменному полу в сарае, и чувствую запах земли. Наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть в маленькое окно крайнего коттеджа, и тут срабатывает датчик движения и загорается маленький светильник, ослепляя меня.

– Хизер?

Я подпрыгиваю от звука голоса позади меня: глубокого, с сильным, но приятным шотландским акцентом. Я прикрываю глаза ладонью и пытаюсь разглядеть фигуру, выходящую из-за белого фургона. Он высокий, одет в белую поварскую форму под темным пальто, которое распахнуто и развевается на ветру, с темной шерстяной шапочкой, надвинутой на лоб. Высокий, загадочный и умеет готовить яйца-пашот. Я сразу же заинтригована.

– Здравствуйте! Да, это я. Честь имею! – говорю я, отдавая ему честь, как генералу. Веду себя как придурок в комедии. Все из-за нервов.

– Нам нужно, чтобы вы начали прямо сейчас, – нервно говорит он, поднимая воротник пальто.

– Прямо сейчас? – отвечаю я, отчаянно желая выпить чашку горячего чая и принять душ.

– Наш парень на замену упал в реку Эйр, пока пѝсал, – произносит кто-то с акцентом английского мажора, и тут появляется мужчина намного старше, ниже ростом, в темном костюме и с торчащим животом, таща за собой одну из этих модных тележек для багажа. Свет падает на его красноватое лицо, покрытое морщинами, но веселое. – Его госпитализировали с переохлаждением.

– Переохладил самое ценное, – отвечаю я, хихикая – не могу удержаться, и он одаривает меня озорной ухмылкой.

– Я Уильям. Но все зовут меня Билл. А это Джеймс, он пришел поприветствовать вас от имени кухни, – продолжает мужчина, бросая взгляд на мою сумку. – Ну, тележка мне не понадобится. Вы путешествуете налегке. Боже милостивый! Видели бы вы, кто приехал вчера поздно вечером. Бедному ночному портье пришлось десять раз подниматься и спускаться по лестнице. А у него больная нога.

– Я не люблю возить с собой больше, чем могу унести на себе, – говорю ему с улыбкой.

– Надеюсь, вы привезли резиновые сапоги, – произносит он, глядя на мои туфли.

– Нет. Придется купить. И пальто. Разве никто не предупредил Шотландию, что сейчас май, ради всего святого? – говорю я, обнимая себя руками.

– Это все северный ветер. Он пронизывает даже летом, – говорит Билл, вставляя ключ в замочную скважину коттеджа, и с тяжелым стуком поворачивает старый замок. Он толкает дверь, но вместо того, чтобы проводить меня внутрь, засовывает туда мой чемодан и захлопывает дверь. – Виноград на таком ветру не вырастить, верно?

Я торможу, а затем силюсь быстро ответить:

– Да. Конечно, ему нужно больше тепла. За исключением случаев, когда наступают заморозки. Мороз иногда нужен. – Он смотрит на меня, поэтому я, естественно, продолжаю словесный бред. – Для винограда, чтобы сделать вино… эээ… лучше.

– Нам необходимо, чтобы вы приступили к выполнению своих обязанностей сегодня вечером, – перебивает Джеймс, прорываясь сквозь нашу болтовню. Его плечи напряжены, он смотрят назад в сторону главного дома, как будто оставил там сковороду горячего жира на большом огне.

Я начинаю чувствовать легкую панику.

– Я не одета, – все, что я могу сказать. – Я думала, что сначала будет какое-то вводное обучение, нет? Просмотр фильма «Добро пожаловать в компанию». Несколько часов за настройкой электронной почты. Встреча с боссом. Приветственный коктейль.

– А девчонка – молодец, – снова хихикнул Билл.

– Мы подобрали вам униформу. – Джеймс нахмурил свои густые брови, а затем резко отвернулся и погрузился в раздумья.

Билл поворачивается ко мне с извиняющейся улыбкой:

– Простите, что все так неожиданно. Но я уверен, что вы прекрасно справитесь с вашим-то невероятным опытом. О, не делайте такой смущенный вид, это ведь я вас нанял, помните? Я видел ваше резюме.

– Точно. Конечно. Хорошо, пойдемте, – говорю я как можно увереннее. Нет необходимости обсуждать мое резюме в присутствии Джеймса. Или в присутствии кого бы то ни было.

Билл запрыгивает в ближайший гольф-кар и включает зажигание. Джеймс нетерпеливо улыбается и кивает в сторону пассажирского сиденья.

– Здорово, – говорю я, пока он становится на маленькую платформу позади и цепляется за нее.

– Если Джеймс нервничает, то это потому, что ему нужно обсудить с тобой меню прямо сейчас, – шепчет Билл.

Мне придется быть осторожной со всем, что я говорю. Играть в новенькую. При том числе работ, которое у меня было, это я делать умею.

Мы подъезжаем ко входу на кухню, и когда тяжелая современная дверь открывается, свет и шум выплескиваются во двор, и все мои чувства внезапно оживают.

Кухня гудит. Три повара в белой униформе готовятся к вечернему обслуживанию гостей. Кто-то моет груды мелкого молодого картофеля, у одного повара в руках большой лоток микрозелени, которую он перебирает чем-то, напоминающим пинцет, словно в криминалистической лаборатории. Раздается своеобразный ритмичный хор: ножи бьют по дереву, сковородки шлепают по граниту, а мои каблуки цокают по каменному полу.

– Привет, шеф, – говорит самый молодой из них. Он весь в брызгах крови и держит в руках до комичного большой разделочный нож. Джеймс одобрительно кивает молодому парню, который краснеет и застенчиво улыбается ему в ответ. Это милый диалог, и я немного проникаюсь к Джеймсу.

Запахи лимонной цедры и насыщенного темного шоколада наполняют мне нос, когда мы проходим мимо кондитерского прилавка. Затем глаза жжет лук, когда мы ныряем через низкий дверной проем в зону приготовления. Здесь два ряда варочных поверхностей из нержавеющей стали и больших печей, и еще одна молодая повар с серьезным видом, с темными волосами, убранными под сетку, стоит над огромной кастрюлей, осторожно накладывая туда огромным половником крошечных омаров.

– Боже мой, крошечные омары, – ошеломленно шепчу я, но тут Билл внезапно исчезает через распашную дверь в ресторан. Я вижу темную, освещенную свечами комнату с акцентами бордового цвета и в шотландскую клетку.

– Лангустины, на три минуты пятнадцать секунд в крутой кипяток, – говорит себе шеф-повар, запуская маленький таймер. Это лангустины. Я краснею от собственной глупости и делаю глубокий вдох. Я не продержусь и пяти минут, если не буду держать язык за зубами.

– Хизер? – Джеймс зовет меня из служебной зоны, где он разбирает исписанные листы бумаги.

– Ага. Тебя можно звать Джейми, верно?

– Вообще-то я Джеймс, – отрывисто говорит он и смотрит в пол. – Ты готова?

– Конечно, – отвечаю я, изображая на лице уверенность.

Он протягивает мне лист бумаги:

– У нас есть вино для лангустинов и лосося горячего копчения, но нет для свеклы с маринованной капустой. И еще нам нужно что-то к стейку из лопатки. Я бы выбрал Каберне, но нужно учесть, что в блюде есть весенняя зелень и мусс из репы. Что скажешь?

Джеймс откладывает лист бумаги и смотрит на меня. Я впервые вижу все его лицо при свете. Он определенно привлекателен, если вам нравятся красавцы с полными губами, нахмуренными бровями и неделю не брившиеся; мне, безусловно, нравятся. Темные волосы, карие глаза и щеки, раскрасневшиеся от кухонного жара. Да еще и этот накрахмаленный поварский костюм. Я изо всех сил стараюсь не пялиться.

Так. Я определенно пялюсь.

Все еще пялюсь.

– Хизер?

Я выхожу из оцепенения и возвращаюсь к работе.

– Есть идеи, с чем можно подать стейк?

– А с чем вы его обычно подаете? – спрашиваю я, надеясь найти простое решение.

– Меню постоянно меняется в зависимости от сезона, так что, боюсь, это новое блюдо. Каждый день приходится подбирать новые напитки. Как я уже сказал, мы часто сочетаем стейк из лопатки с Каберне, но я думаю, что репа…

– Меню постоянно меняется? – сглатываю я.

Джеймс вздыхает:

– Извини. Я знаю, что информации много. Перед каждым приемом пищи мы садимся и обсуждаем с сомелье напитки для дегустационного меню. А затем я обсуждаю все с шеф-поваром.

– С шеф-поваром? Я думала, ты и есть шеф-повар.

– Нет, – отвечает он с застенчивой улыбкой. – Рассел Брукс – наш новый шеф-повар – проверит все сегодня вечером. Все должно быть идеально с первого раза, – говорит он извиняющимся тоном.

– Рассел Брукс, – улыбаюсь я. – Звучит как фирма электроприборов.

Шутка на мгновение повисает в воздухе, затем увядает и умирает.

– У него две звезды Мишлен, – говорит Джеймс с расширившимися от ужаса глазами.

– О да, – быстро отвечаю я.

Две звезды Мишлен? Ерунда какая-то. Я думала, это местечко застряло в Средневековье. Тут я оглядываю кухню и понимаю, что все это действительно выглядит как-то чересчур грандиозно.

– Конечно, я знаю, кто он такой. Все знают Рассела Брука.

– Брукса, – поправляет он.

– Да, – быстро киваю я. – Две звезды Мишлен.

– Тебе нужно немного времени на ознакомление? Я могу дать полчаса, а потом мы должны подготовить проект для шеф-повара. – Он протягивает мне меню.

Я некоторое время изучаю лицо Джеймса. Я не могу понять, отчаянно ли он умоляет меня о помощи или злится, что я до сих пор не помогла. Одно можно сказать наверняка: он ждет, что я возьму все в свои руки, а я до сих пор пытаюсь оттянуть неизбежное. Пришло время браться за дело.

– Где вы храните винную карту? А само вино? Мне нужно будет спуститься в погреб и, возможно, кое-что попробовать, – говорю я, забирая меню у него из рук. Господи, как все сложно! Это место чертовски выпендрежное. Что, черт возьми, такое «копченый морской бекон»? – Для чего там мне нужно выбрать вино?

– Для цесарки, краба, свеклы с ферментированным ячменем и стейка из лопатки, – отвечает Джеймс, и вздувшаяся жилка на его шее немного опадает. – Новая карта вин здесь, – говорит он, пихая мне в руки большую черную кожаную папку, – а погреб находится на заднем дворе, с той стороны, с которой ты приехала. Там нужно спуститься по каменной лестнице возле отделения глубокой заморозки. Показать?

– Не нужно. Я буду через полчаса, – говорю я и киваю, решив, что тишина винного погреба будет самым безопасным местом для паники. Новая карта вин?

– Секунду. Анис? – обращается он к девушке, которая варила мини-лобстеров, и она хмурится, потому что он ее отвлек. Она осторожно наливает в блендер темно-зеленое масло со всей серьезностью хирурга, делающего операцию на открытом сердце. – Как только закончишь укропный соус, сделай дегустационную тарелку для Хизер, – приказывает Джеймс.

– Да, шеф. – Она бросает на нас мрачный взгляд и направляется к холодильнику.

Джеймс кивает и почти улыбается, после чего возвращается на кухню. Я на мгновение выдыхаю, прежде чем вспомнить, что время идет, а у меня в запасе его очень мало.

Я быстро прохожу обратно через зону приготовления и спускаюсь по дивно романтической каменной лестнице в подвал. Пытаюсь нащупать выключатель, как раз когда загорается еще одна чертова сенсорная лампочка, но на этот раз она светится теплым, тусклым желтым светом. Мои глаза адаптируются, и на мгновение я изумляюсь пространству передо мной.

Погреб простирается в темноту, но здесь хранится не только вино. На современных стальных стеллажах сложены большие круги сыра, а с крюков из нержавеющей стали под потолком свисают огромные окорока и куски ветчины. А дальше – еще больше сыра. Боже, как я люблю сыр.

Но времени на раздумья нет. Я достаю телефон и раскладываю на полке перед собой огромную карту вин и меню. Черт! Это точно не та винная карта, которую я распечатала с сайта. В той, которую я засунула в сумку еще дома, было около дюжины красных и белых вин разной степени дешевизны.

План – если это можно было назвать планом – состоял в том, чтобы пройти быстрый курс под руководством абсолютно нового экземпляра книги «Вино для новичков» и сэра Гугла попозже вечером. Поверхностные знания. Достаточно для блефа. Достаточно, чтобы проторчать лето в дрянной гостинице в глуши. Только вот захудалая, ветхая, дрянная шотландская гостиница осталась в моих фантазиях, а вместо нее я оказалась в изысканном, роскошном бутик-отеле. Этому месту нужен сомелье мирового класса, чтобы расшифровать совершенно новую двадцатистраничную карту вин. А я определенно не из таких.

Пришло время позвать на помощь.

Пришло время позвонить настоящей Хизер.

Глава 2

За две недели до этого

– Уже собралась? – спросила я, качая головой и оглядывая ее спальню в поисках вещей, которые я могла бы «одолжить», пока ее не будет. Я уже заметила ее туфли на перепонке, торчащие из-под стула, и щипцы для выпрямления волос. Затем увидела бикини, разложенные на кровати. Насколько шикарен этот шотландский отель?

Хизер была моей лучшей подругой с начальной школы, когда она приехала с отцом в наш родной город Плимут вскоре после смерти матери. Я сразу заметила, как она боится: крутит свои кудри, не отрывая глаз от пола. Информация про ее маму распространилась по детской площадке как молния. Я сразу поняла: я нужна этой девочке.

Я подошла к ней:

– Не бойся. Я тебе все покажу. Я Элизабет Финч, и мне уже шесть лет.

– Финч? Как птица^[2]? – прошептала она в ответ. – У меня есть карандаш с маленькими птичками. Хочешь?

– Конечно. – Я восхитилась яркими маленькими картинками и ластиком в форме клюва. У меня никогда не было такого особенного карандаша.

– Теперь он твой. Будем дружить?

– Конечно, но тебе понадобится гораздо больше карандашей, – ответила я с широкой улыбкой. Хотя, конечно, дело было вовсе не в карандаше.

С того дня мы стали неразлучны. Я была ее яростным защитником, а Хизер – самым добрым, позитивным человеком в моей жизни.

Сегодня мало что изменилось. Двадцать пять лет спустя у нее есть квартира в Лондоне, одежда, косметика и стабильный доход, благодаря которому у нее всегда будет молоко к чаю. Пойдя по стопам отца, она стала одним из самых ярких молодых экспертов по вину в стране. Хизер нашла свой путь в жизни. А я до сих пор чувствовала себя ребенком без собственных модных карандашей.

Она присела на край кровати, сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и нервно посмотрела на меня:

– Птичка, случилось кое-что серьезное. Но я в порядке. Все хорошо. На самом деле, все отлично.

– О-о-о, звучит восхитительно, – ответила я, чувствуя легкое покалывание в предвкушении драмы. Я оперлась о край ее туалетного столика и приготовилась. – К счастью для тебя, я снова официально безработная, и теперь у меня есть время на все драмы в мире. Так что продолжай, я готова.

– Это не драма, – сказала она, и ее большие глаза прищурились от обиды.

– Черт! Извини, я не хотела показаться легкомысленной. Пожалуйста, говори. Что случилось?

– Мне кажется, я влюбилась в Кристиана, – сказала она, и ее рот искривился в нервной улыбке.

– О, – ответила я, пытаясь казаться бодрой, хотя сердце у меня ушло в пятки.

– Знаю, знаю. – Она покраснела и радостно улыбнулась, а мне захотелось сломать что-нибудь пополам. Только не в него. Не в Кристиана, он же наркоман.

– Правда? – сказала я, собравшись с силами. – В сапожника?

– Он дизайнер обуви, – произнесла она, вздохнув. – В общем, я еду с ним в Рим на лето, чтобы посмотреть, получится ли из этого что-нибудь.

Это объясняет бикини.

– Он собирается расстаться со своей девушкой, – быстро добавила она. Чтобы успокоить меня, я полагаю. А потом она глубоко вздохнула. – Птичка, я думаю, что, может быть… Я имею в виду, что, возможно, у нас любовь. Думаю, я нашла своего мужчину.

– Хорошо, – кивнула я, отвернувшись и разглядывая бамбуково-керамическую щетку, чтобы не смотреть на нее. Я провела пальцем по щетине и мысленно отметила, что нужно чаще укладывать феном свою вьющиеся волосы. – А что насчет работы? Ты же не собираешься бросить ее ради Кристиана?

Ответ на этот вопрос я уже знала. Это была ее ахиллесова пята. Хизер хотела Любви с большой буквы. Она бросала все при одном ее упоминании. Только за последние два года мы пережили Мерзкого Кайла; сорокавосьмилетнего ветеринара, который называл ее «котеночек»; Калиля-пекаря, у которого в постели тесто не поднималось, и он говорил Хизер, что это ее вина; Просветленного Уоррена, самого сексистского феминиста в мире; и вот теперь Кристиана.

У Кристиана есть девушка, с которой он, очевидно, собирается расстаться, и глубокие и прочные отношения с тяжелыми наркотиками. Я не психолог, но для девушки, которая очень рано потеряла маму, а через несколько лет и отца, должна быть какая-то связь между этими фактами и отчаянной потребностью быть любимой.

Это было невероятно обидно, потому что если кто и заслуживал встретить чертовски хорошего спутника жизни, то это быть Хизер. Она сама была чертовски хорошим человеком.

– Ну, это не работа моей мечты.

– В смысле? Ты говорила, что хочешь туда поехать. В это самое место. Ты целую вечность ждала, когда там появится вакансия. Зачем просто все бросать?

– Это всего лишь летняя стажировка, – огрызнулась она.

Поддерживай ее, Элизабет Финч.

– А, ну ладно, – ответила я, кивая.

– Я и согласилась-то только потому, что думала, что должна увидеть Шотландию в какой-то момент своей жизни, потому что, ну, я наполовину шотландка. Это старое обветшалое место в глуши. Но оно рядом со Скаем, а я хотела увидеть Скай. Ты же знаешь, как я всегда хотела побывать в Скае. Моя мама там родилась.

– Я знаю, знаю, – быстро проговорила я.

– В любом случае, у этого места ужасные отзывы на Tripadvisor. Честно говоря, им нужен не чертов сомелье, а полный ремонт. Но, Птичка, я должна выяснить, есть ли будущее у этой истории с Кристианом. Ты бы упустила шанс на настоящую, истинную любовь? – спросила она, глядя на меня большими округлившимися глазами.

Не поймите меня неправильно, я люблю счастливые концовки, но Кристиан не про это. Фу. Я не могла смириться с мыслью, что еще один недостойный засранец займет место в ее добром сердце. И все же я не могла сказать ей об этом. На горьком опыте я поняла, что нотации и вмешательство не работают с Хизер, когда дело касается любви.

Моя задача как лучшей подруги Хизер заключалась в том, чтобы поддерживать ее, несмотря на все мои сомнения.

– Если это то, чего ты хочешь, тогда иди к своему сапожнику. Люби его! – Я вздохнула.

– Отвали. Ты издеваешься.

– Да нет, извини. Просто это немного неожиданно, – сказала я. Поддерживай ее, Элизабет Финч. Я посмотрела ей прямо в глаза. – Если это то, чего ты хочешь, то я счастлива.

– Ты счастлива за меня?

– Тебе нужно, чтобы я была счастлива?

– Нет. Но так было бы лучше.

– Ну, я действительно немного волнуюсь, что нормально, учитывая обстоятельства. Но я рада за тебя, если это действительно сделает тебя счастливой, – сообщила я, причем мое колено начало подрагивать. Мне это не нравилось, ни капельки, и больше всего меня расстраивало, что я не могу высказать ей это.

– Я просто чувствую, что мне нужно попробовать отношения с Кристианом. Я знаю, ты думаешь, что он любит оторваться или что-то в этом роде, но на самом деле он очень чувствительный. Секс с ним волшебный. У нас такая прочная связь, и я по-настоящему готова экспериментировать в постели. Когда мы занимаемся любовью…

– Фу, не говори «занимаемся любовью», у меня аллергия на это выражение.

– Чего не говорить? Занимаемся любо-о-овью? – произнесла она сексуальным голосом.

– Да. Да, да, да, – перебила я. – Ладно, Италия. Кофе и углеводы. Могу я хотя бы приехать в гости?

– Конечно! Но когда я со всем разберусь, – сказала она смущенно. Спасибо, Птичка, поделиться с тобой – большое облегчение.

– Ты им рассказала? В отеле? – Я вздохнула, смирившись с тем, что придется ждать примерно три-четыре месяца, прежде чем все это загорится и сожжет всех дотла, включая бедную девушку Кристиана. Я, конечно, буду рядом с Хизер, чтобы ей помочь. Я всегда рядом.

– Нет. И не собираюсь. Не могу набраться смелости.

Она попыталась отмахнуться от разговора, и я на мгновение умолкла. Это было не похоже на Хизер. Обычно она настоящий профессионал. Если раньше я слышала тревожные звоночки, то сейчас это были сирены воздушной тревоги.

– Хизер, не говори глупостей. Ты должна им позвонить. – Я не верила своим ушам. – Придумай отговорку.

– Я не могу придумывать вранье. У меня полно других дел. – Ее голос звучат натужно и высоко, и я почувствовала, как у меня распрямляются плечи, пока я готовлюсь к тому, чтобы попытаться ее образумить.

– Просто скажи им, что ты попала в автокатастрофу. Или у тебя Эбола. Или тебя пырнули ножом по ошибке. В наше время людей постоянно пыряют ножом.

– Это не смешно, – резко оборвала она.

– Можно сказать, что тебя пырнули в ребро возле интернет-кафе в Бенидорме, – предложила я, распаляясь.

– Что?

– Никто не посмеет решить, что ты это выдумала. Это отличный вариант, поверь мне. Тебя ударили ножом в Бенидорме.

– А почему? Выглядит так, как будто связано с наркотиками.

– Случайно.

– А почему я была в Бенидорме?

– Училась.

– И что я изучала?

– Испанское вино, естественно.

– Испанское вино. Хм. Вряд ли. Но, может, херес. Разве это не попало бы в газеты?

– Нет. Вокруг постоянно какая-то поножовщина.

– Тебе нужно перестать читать эти ужасные таблоиды.

– Это напоминает мне о моем дрянном детстве, – произнесла я. И прежде чем она успела запротестовать и сказать, что оно не было дрянным, я пошутила: – В любом случае, поверь мне: никто не будет просматривать испанские новости, чтобы узнать, не пырнули ножом ли какую-нибудь богатенькую английскую девушку.

– Они поймали того, кто это сделал?

– Нет.

– То есть ему ничего не будет?

– Ну, естественно, полиция все еще его ищет.

– Это радует.

Наступило короткое молчание, а затем мы обе разразились смехом.

– Ты должна предупредить их, Хизер, – сказала я, когда смех утих.

– Да ничего страшного. Это всего лишь летняя стажировка, и они сразу же найдут замену. Париж осенью – вот следующий важный шаг для меня. А это просто пустяк. Ну, практически пустяк. Мне наверняка больше никогда не придется видеться или говорить с ними…

Я не могла позволить ей так поступить:

– Может, я позвоню им вместо тебя? Я не буду притворяться, что тебя зарезали. Я скажу что-нибудь подходящее, хорошо?

– Правда? – обрадовалась она, широко раскрыв глаза от чистого, неподдельного облегчения.

– Мне несложно. – Это был не первый раз, когда я вмешивалась, чтобы сделать для Хизер что-то, что она сама делать боялась.

– Хорошо, – сказала она, заметно расслабившись. Это было что-то, что я легко могла сделать для нее, в отличие от оплаты своей доли аренды. – Полагаю, мне не стоит пятнать свой послужной список.

Я съежилась от стыда, вспомнив о собственной карьере. Эта «карьера» была, по сути, серией абсолютно бесперспективных работ, лучшей из которых оказалась последняя – что-то с «цифровыми СМИ» в названии. На нее, если честно, я попала благодаря обману и своим бессмысленным знаниям об инфлюэнсерах из соцсетей. Когда они это поняли, меня уволили. До этого была пара попыток играть на сцене, но я не могла выносить других актеров; работа в книжном магазине, которая мне вполне нравилась, но меня сократили; бухгалтерская фирма, ужасная; несколько периодов безработицы; два лета работы в баре на Тенерифе, которые организовала Хизер. «Просто чтобы продержаться, пока не поймешь, что делать дальше, и не найдешь свое призвание», – говорила она.

Но мне уже тридцать один, и я не приблизилась к этому мифическому призванию.

– Я придумаю для тебя хорошее оправдание, чтобы ты могла сохранить репутацию, хорошо? Но тебе придется затаиться. Ты не можешь бросить работу и потом рассказывать всему интернету, как ты загораешь на Ривьере.

– Кристиан вообще-то тоже хочет, чтобы я затаилась, так что никаких проблем.

«Понятное дело, хочет», – подумала я, и моя ненависть к нему удвоилась.

– Поручи это мне, – попросила я.

– Спасибо, Птичка. Она глубоко вздохнула, и наступило короткое молчание. – Мне бы очень хотелось позволить тебе остаться здесь, но ты же знаешь, что мне придется сдать квартиру в аренду. Ты ведь уже где-то устроилась? Тебе нет необходимости ехать к родителям?

– Не волнуйся, я попробую связаться с двоюродным братом в Тутинге, – солгала я. Мне не хотелось говорить ей, что он уже отказался.

– Который мясник?

– Да.

– Но он же тебя терпеть не может.

– Это я его терпеть не могу. Все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю. Ты же знаешь меня. Не парься, – отмахнулась я.

Она нахмурилась.

– Хизер, расслабься. Как только ты уедешь, я подам заявления на кучу вакансий и найду что-нибудь другое, не за компьютером. Что-то более практичное. Работу, которую можно делать руками, – продолжала врать я, добавляя в голос как можно больше позитива. – Хотела бы я, чтобы у меня была такая же страсть, как у тебя.

– Ты кого-нибудь встретишь, Птичка.

– Я не имею в виду страсть к парню – я имею в виду карьеру. Виноделие, как у тебя. В общем, если ты забыла, я вроде как снова встречаюсь с Тимом.

– Птичка, – она нахмурилась, – ты не можешь серьезно относиться к тому, с кем познакомилась в ночном автобусе.

Я немного напряглась. Я знала, что за человек Тим, и все равно решила с ним общаться. А Хизер не видела Кристиана таким, какой он есть, вот в чем разница.

– Если я с Тимом, то с широко открытыми глазами, – резко сказала я. Ну, на самом деле, это не совсем так. Если бы я правда была с открытыми глазами, я бы не смогла думать о Джейсоне Момоа.

– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Он даже не позволил тебе пожить с ним, пока ты не найдешь новое жилье. И он страховой агент, ради всего святого!

– Страховой следователь, – поправила я. – Не всем нужна большая итальянская история любви, Хизер. Ты забываешь, что однажды мне отказал парень, который работал Санта-Клаусом в торговом центре. У меня не так много вариантов, – пошутила я, желая побыстрее перевести разговор на нее и уйти от перечисления собственных проблем.

– Любовь… – начала она, и я поняла, что сейчас будет лекция о том, какая я замечательная, если бы только смогла это понять. Но потом она вздохнула, и мне стало еще хуже.

Я положила расческу рядом с собой, внезапно перехотев растягивать прощание:

– Слушай, Хизер, тебе пора.

– О, ты права. Ну, давай прощаться, – сказала она, вставая и обнимая меня, – но, Птичка, я не смогу радоваться, если буду знать, что ты несчастна.

– Я счастлива. Правда, я наконец смогу сесть и написать книгу «Как избежать ответственности почти за все», о которой я все время твержу.

– Только у тебя получилось бы написать книгу по самопомощи, лишенную всякого действия, – с гордостью сказала она. Я постарался проигнорировать приступ угрызений совести.

– А то.

Когда наши улыбки сменились грустными по случаю прощания выражениями лица, Хизер крепко обняла меня.

– Ты дашь мне знать, когда позвонишь им? Можешь сделать это сегодня?

– Конечно.

– Спасибо. И дай мне знать, где ты в итоге остановишься. Я не усну, если узнаю, что тебе придется вернуться в этот чертов дом. Я серьезно, Птичка, твои родители…

– Да-да, обязательно, – быстро перебила я. Я не хотела вступать в разговор о своих родителях. Мы обсуждали эту тему миллион раз, и разговоры о них не меняли того факта, что они есть, были и всегда будут полным дерьмом.

– Отлично, – заключила она, падая обратно на кровать и с облегчением выдыхая. Я снова почувствовала укол совести. Я знала, что какая-то часть меня не хочет, чтобы у нее что-то получилось с любым мужчиной, если это будет означать, что я ее потеряю, хотя бы и не до конца. Может быть, мы с Хизер и были семьей друг для друга, но с каждым годом я чувствовала, как она начинает строить новую жизнь, свою собственную, а я продолжаю метаться, надеясь, что ответ на вопрос, как жить и любить, каким-то образом упадет на меня сам.

Я изо всех сил сдержала слезы.

И тут она резко села на кровати.

– Забыла тебе сказать. Сегодня вечером я должна была пойти на вечер в «Ритц». Мое имя в списке. Просто сделай, как обычно, и скажи, что ты – это я. Никто не будет задавать вопросов. Там бесплатное вино. И много красивых парней из гостиничного бизнеса.

– А что за мероприятие?

– Британская винная премия. Все, что тебе нужно сделать, это зайти внутрь. Нет никакого официального ужина или чего-то еще. Иди! Я оставлю тебе платье-трапецию и туфли на перепонках, хорошо? Не думай, что я не заметила, как ты на них глазела!

Я ухмыляюсь:

– Конечно, почему бы и нет? Можно прийти вдвоем с кем-то?

– Да, но только не с Тимом.

Глава 3

Май

Вот оно. Я готова.

Я сижу у края барной стойки, ожидая Джеймса и знаменитого Рассела с моими наспех нацарапанными заметками, сделанными во время экстренного звонка Хизер. Она была в восторге, когда я сказала ей, что живу у двоюродного брата, и еще больше обрадовалась, когда я сказала, что мне нужна помощь в выборе вина для званого ужина, который он устраивает.

– Наконец-то! – завопила она. – О боже, с чего начать?

Это было ошибкой, подумала я, поклявшись больше не звонить ей, ну, или, по крайней мере, не говорить о том, что я якобы буду делать в Лондоне, пока ее нет. Сложно жонглировать сразу несколькими выдумками. И я определенно не хочу лгать Хизер больше, чем того требуют обстоятельства.

Она протрещала кучу предложений, которые я быстро сверила с винной картой, а затем мягко сказала ей, что мне пора идти, потому что винный магазин скоро закроется.

Я думала, что звонок несколько успокоил меня, но когда из-за барной стойки, словно черт из табакерки, появился Билл, я подпрыгнула. В одной руке у него бутылка красного, в другой – какой-то крепкий спиртной напиток, а щеки стали еще краснее, чем были на улице. Интересно, не пробовал ли он предлагаемые напитки? И если так, как бы и мне поучаствовать в этой афере?

– Ты закончила? – спрашивает он.

– По большей части. Я пошла на кухню, чтобы обсудить результаты с Джеймсом, но Анис сказала, чтобы я дожидалась шеф-повара здесь, – говорю я, с тоской глядя на бутылку виски в руках у Билла и размышляя о том, напивается ли здесь персонал после работы. Вся эта выпивка, все эти молодые официанты на сезонной подработке. Должно быть, в «Лох-Дорне» много секса.

– Ты восхищаешься этим, верно? – говорит Билл, и я решительно киваю и только потом осознаю, что он имеет в виду не виски у себя в правой руке, а вино в левой. – Это очень, очень старое Шатонёф-дю-Пап.

– О-о-о-о, – отвечаю я. – Можно взглянуть?

– Конечно, – говорит он, осторожно протягивая мне бутылку этикеткой вверх.

– Черт возьми, да оно старше меня, – говорю я, неосторожно вступая на дилетантскую территорию. – То есть, я хотела сказать, это был такой хороший год… – Я медленно умолкаю.

– И оно даже не самое старое в нашей коллекции, – гордо отвечает он, поворачиваясь, чтобы поставить спиртные напитки у зеркальной стены в задней части бара. – Между прочим, ты вполне можешь устроить дегустацию. Просто поговори с Расселом, когда он придет. Ты же сомелье. Он не будет возражать.

– Джеймс что-то говорил про униформу? – переключаюсь я на другую тему, ловя свое отражение в зеркале, когда Билл отодвигает бутылку джина. Мой новый шикарный лохматый боб в стиле Хизер выглядит так, словно я только что встала с постели, и я чувствую, что от меня начинает пахнуть. – Одежда на мне не очень-то свежая.

– О, как грубо с моей стороны. – Билл разворачивается, сбивая при этом бутыль бренди с полированной столешницы. Я отшатываюсь, ожидая звука удара, но не слышу ничего, кроме тишины. Он тянется вниз и поднимает бутыль с пола за барной стойкой. – Резиновые коврики, – ухмыляется он. – После того, как Рассел с тобой закончит, я отведу тебя на задний двор, и ты сможешь освежиться в туалете для персонала.

Я делаю глубокий вдох. Я со всем справлюсь.

– А какая будет музыка? – спрашиваю я его.

– Традиционная. Лиры, арфы и тому подобное.

– Слава богу, без волынок.

– Ты не фанат?

– А можно ли быть фанатом волынки? В Гластонбери^[3] она точно не бывала хедлайнером, если ты понимаешь, о чем я.

Он смеется, с тревогой поглядывая на дверь. Мы оба ждем знаменитого Рассела. Биллу, я полагаю, не терпится представить своего нового сотрудника, и я распрямляюсь на стуле, чувствуя, что хочу, чтобы он и мной мог гордиться.

– Ты не такая, какой я тебя представлял, – тихо говорит он. – И совсем не такая, как на твоей аватарке в соцсетях. – У меня замирает сердце. Я сделала соответствующую стрижку, но это не особо сократило пропасть между красивой, элегантной Хизер и мной.

– Я очень фотогенична. Поэтому мне трудно знакомиться в интернете, – отвечаю я Биллу, стараясь не обижаться. – Мужчины всегда разочаровываются, когда видят меня в реальной жизни – такие шикарные у меня фотографии.

– О, я не это имел в виду, – говорит он, улыбаясь. – У тебя на аватарке кошка.

На мгновение я теряюсь, а потом вспоминаю свой совет Хизер:

– Смени аватар на что-нибудь непримечательное.

– Ах, да, – говорю я, быстро соображая. – Я действительно люблю кошек.

Не заходи в социальные сети. Сделай все настройки приватными. Большую часть лета тебе нужно быть в офлайне. Фотография кошки подойдет. Я смогу изобразить любовь к кошкам на три месяца.

Я кручусь на барном стуле с кожаной обшивкой и осматриваю столовую. Тугая белая ткань покрывает большие квадратные столы и стулья, на спинках завязаны банты. Выглядит немного слащаво, но очень мило.

На каждом столе стоит маленькая свеча в коротком серебряном подсвечнике с лентой в шотландскую клетку у основания. Огромные шторы подхвачены лентами, тоже в клетку. Стены насыщенного бордового цвета, а сверху кое-где видна оригинальная каменная кладка. Здесь висят позолоченные картины с изображением мужчин в килтах, со спаниелями и оружием. В комнате витает слабый запах сигарного дыма, и я не могу представить себе здесь никого, кроме тучных мужчин лет семидесяти, пьющих бренди и рассматривающих старые карты.

– Это единственная комната, которую еще не отремонтировали, – произносит Билл.

– Отремонтировали? – говорю я, сбитая с толку.

– Ах да, конечно, ты же не видела остальной части дома! Мы привели в порядок все, кроме этой столовой. Строители приступают к работе на следующей неделе, так что у нас будет пара спокойных недель, пока они укладывают новый ковер и заново все красят. Обслуживание будет только в баре, и ожидается скромное меню. А затем, в первую неделю июня, начнется все самое главное. Лето, новый отель, новый ресторан. Поехали!

– Ах, – говорю я. – Новый шеф-повар, новая карта вин, да еще и ремонт?

– Видите вон того старика? – говорит Билл, указывая на позолоченную картину на стене. – Это прадед нынешнего владельца поместья Майкла Макдональда.

– Да ладно, – улыбаюсь я Биллу, который сейчас занят полировкой винного бокала.

– Так и есть. И его верная гончая Дюк. Интересно, как бы он отнесся ко всем здешним переменам?

Кухня открытая и занимает половину дальней стены, примыкая к бару. Теперь, когда у меня есть время подумать об этом, я понимаю, как странно, что в таком старомодном месте установлена современная техника. Практически из любой точки обеденного зала видна зона сервировки с тепловыми лампами из нержавеющей стали и массивным дубовым каркасом. Там Джеймс, теперь уже в черной бандане, пробует что-то из маленького серебряного кувшина. Дегустация в его исполнении превращается в очень серьезное занятие.

Он улыбается, когда дверь кухни распахивается, и в нее вваливается огромный мужик – настоящий образчик показной маскулинности. Он одет в пыльный синий твидовый костюм с жилетом, в верхнем кармане которого виднеется ярко-желтый носовой платок. На голове у него грива из темных кудрей, а глаза одновременно темные и яркие. Он выглядит как супермодель сорока с небольшим лет из тех, которых можно увидеть в рекламе роскошных часов в GQ, когда он поднимается из отделанной дубом каюты старинного парусника, небрежно распахнув рубашку, и тянется к безликой женщине в золотом бикини.

– Привет, Хизер. Добро пожаловать, – мурлычет он с акцентом непонятно какой части Британии, при этом его голос похож на жженую карамель поверх ванильного джелатто. Он бросает экземпляр газеты «Шотландец» на барную стойку рядом со мной.

– Это я, – говорю я.

– Джеймс! – кричит он, глядя мне прямо в лицо и слегка поджав губы. Как бы он ни был красив, я должна сказать, что его мужественность меня совершенно не привлекает: бедная женщина, которой предстоит выйти за него замуж, обречена на пожизненную эпиляцию зоны бикини, тренировки, а в худшем случае и вагинопластику. Не прошло и доли секунды, как двери снова распахнулись, и появился Джеймс. Он шел, опустив голову и изучая свои записи. Вот он гораздо больше в моем вкусе. Если в Расселе все жесткое и отполированное, то в Джеймсе все мягкое и простое. Например, его волосы выглядят так, будто пахнут шампунем, а не дорогим гелем для волос. Симпатичный, но не настолько, что это пугает, да и яйца вряд ли бреет.

– Добро пожаловать в наш маленький ресторанчик, – продолжает Рассел, отодвигая рукав, чтобы посмотреть на свои огромные серебряные часы. – Осталось всего сорок пять минут до ужина, и я вижу, что вам нужно освежиться после поездки, верно?

– Да, это было бы неплохо…, – отвечаю я, засовывая руки под мышки – мне кажется, что так я меньше пахну потом.

– Хорошо, тогда давайте быстро пройдемся по списку, – говорит он.

Я тоже киваю, бросая быстрый взгляд на Джеймса, который грызет ноготь большого пальца. Я беззвучно шепчу: «Все в порядке», но он не понимает, о чем я, и я делаю мысленную пометку больше так не поступать.

Я пододвигаю табурет к Расселу и достаю свои записи. Глубокий вдох, а затем техника драмкружка в девятом классе: говорю очень громко и четко, немного кося под Клэр Фой из «Короны»^[4] для авторитетности.

– Практически невозможно подобрать идеальное вино к блюду без тщательной дегустации погреба, – начинаю я.

– Конечно, – бурчит Рассел, кивая в знак согласия.

– И, очевидно, я не пробовала сами блюда, так что это все лишь предположения.

– Тебе не нужно объяснять, Хизер, – прерывает Рассел, касаясь моей руки. – Я просто рад, что ты здесь, с нами, и что не Билл выбирает вино.

Билл закатывает глаза и ставит экспрессо перед Расселом, который резко прижимает чашку к губам, выпивает одним махом и с одобрительным кивком отодвигает ее обратно к Биллу.

– К цесарке, как видите, я выбрала не обычное Пино Гриджио. Я предположила, – тут я сделала паузу, оглянувшись через плечо на Джеймса, – что сельдерей не обжарен…

– Да, я отметил это в окончательном варианте меню, – тихо отвечает Джеймс, в то время как Рассел поджимает губы.

– Отлично! Что ж, я определенно рекомендую немецкий рислинг. Сухой. А для стейка из лопатки я предлагаю не Каберне – оно слишком тяжелое для всех этих муссов. Думаю, аргентинское Пино хорошо дополнит блюдо и, – я опустила взгляд в свои записи, – смягчит пикантность блюда легким малиновым привкусом.

– Хорошо, хорошо, – кивает головой Рассел, вскидывая брови, и улыбка озаряет его гладкое лицо. – А что к крабу? Черт, про краба я и забыла.

– Ну, тут без вариантов, верно? – Я импровизирую. – Мерло?

Лоб Рассела морщится, и он смотрит на Джеймса, чей рот слегка приоткрыт. В воздухе повисает тишина, которую нарушает удар кастрюли об пол на кухне.

Позади меня Билл начинает хихикать, а мгновение спустя Рассел тоже фыркает от смеха, и я присоединяюсь к нему, не спуская глаз с остальных, чтобы найти подходящий момент, когда перестать смеяться.

– Шучу, – говорю я, похлопывая Рассела по руке. Я даю себе зарок больше не угадывать.

– Она имеет в виду Шардоне, – уверенно произносит Билл, грозя мне пальцем, и его щеки снова краснеют. – Вот это смешно. Мерло. Боже правый, а я повелся.

– Извините, – говорю я, – просто держу вас в тонусе.

– Отличная работа, Хизер, – говорит Рассел, завершая разговор.

– О, это было не так уж сложно, – отвечаю я, краснея, – мы же все здесь импровизируем?

– Ерунда, – возражает он, снова касаясь моей руки, но на этот раз слегка сжимая ее. – Вы принадлежите к числу самых молодых и ярких сомелье в стране.

Я продолжаю:

– Это мне повезло. Быть под началом шеф-повара с такой невероятной репутацией – это просто сбывшаяся мечта.

Я вижу, что Рассел хочет мне понравиться. Хочет, чтобы я его уважала. Чтобы я запала на него. А что самое лучшее в глубоко неуверенном и самовлюбленном мужчине? Заставь его думать, что у него получилось, и тебе сойдет с рук почти все.

– Вообще-то у меня есть одна мысль насчет сегодняшнего вечера, – говорю я с некоторым трепетом. – Мне бы хотелось сыграть роль наблюдателя, чтобы узнать, как у вас тут все устроено.

Рассел смотрит на меня, качает головой и поглаживает подбородок большим и указательным пальцами, а затем поправляет свой платок в кармане.

– Полагаю, в этом есть смысл. Конечно, вам нужно будет вмешаться, если кто-то попросит что-то не из меню. Но да, идея хорошая.

– Думаю, так будет лучше, – просто говорю я, улыбаясь Расселу, и испытываю облегчение. Я начинаю слегка поглаживать воротник своей рубашки. Это такой шаблонный прием, и я ненавижу себя за свое поведение, но я в режиме выживания, поэтому не останавливаюсь.

– Возможно, Билл, мы могли бы показать Хизер, где она может проинструктировать персонал по поводу вин, пока мы с Джеймсом занимаемся новыми блюдами, а потом дадим ей освежиться? – говорит он.

– Конечно, – отвечает Билл, вытирая руки о свой черный фартук и кивая в сторону двери в конце стойки бара. – Пойдем со мной, Хизер?

– Спасибо, Рассел, – бормочу я, протискиваясь мимо него, пока мощный аромат сандала и перца щекочет мне нос. Одеколона так много, что меня едва не тошнит, хотя едва ли я имею право жаловаться на неприятные запахи.

Я одариваю Билла робкой улыбкой, и мы направляемся вниз через бар.

– Расскажи про презентацию этого проклятого десерта, а потом поговорим про гребаное блюдо из палтуса, – говорит Рассел Джеймсу гораздо менее приветливым тоном, чем тот, который он использовал в разговоре со мной.

– Боже, какой он претенциозный. Держу пари, у него есть и летнее, и зимнее одеяло, – шепчу я Биллу, оглядываясь назад, где вижу Джеймса, оживленно объясняющего, зачем для шоколадного ганаша нужны воздушные шары. Джеймс бесцеремонно ломает глазурь чайной ложкой, а Рассел хмурится. Затем появляется Анис с дегустационной тарелкой, которую я должна была получить сорок пять минут назад.

Я оборачиваюсь к Биллу, пока он открывает дверь в комнату для персонала.

– А где Ирен?

– Наверное, завтра ее увидишь. Кстати, она сказала, что ты всех поразила на винной премии. Какое совпадение, что вы там встретились! – добавил он.

– Да. Потрясающее совпадение, – отвечаю я. А затем, понимая, что мне, вероятно, следует выглядеть более ошеломленной всем происходящим, добавляю: – Быть здесь – это сбывшаяся мечта для меня.

Глава 4

За две недели до этого

– Хизер Джонс, – уверенно сообщила я, когда мы с Тимом прибыли на прием в «Ритц». – Мы пришли на церемонию вручения Британской винной премии.

Швейцар провел пальцем по списку гостей, и я посмотрела, как он зачеркивает имя Хизер.

На мне было черное трапециевидное платье Хизер, которое мне подошло, но только потому, что это одно из тех платьев, под которыми можно пронести ящик пива. Хизер обычно завязывала его посередине розовым поясом, что я и попыталась сделать, но из-за этого я стала похожа на два мусорных мешка из шелковой органзы вместо одного. На Тиме были черные джинсы и бархатный пиджак, который он позаимствовал у своего любимого собутыльника Деймона – или «Деймо», как его называли. Выглядел он весьма эффектно.

– Добро пожаловать, мисс Джонс. Могу я узнать ваше имя, сэр? Извините, у нас тут только «плюс один» записано. – Он бросил короткий взгляд в мою сторону, осуждая Хизер за то, что она не зарегистрировалась должным образом.

– Меня зовут Тим, – произнес Тим со сверхмажорным акцентом, вздернув подбородок и слегка поджав губы.

Мужчина кивнул, записывая имя на чем-то, чего я не могла разглядеть:

– А фамилия?

Тим посмотрел на меня, и я предупреждающе приподняла бровь:

– МакТимоти.

– Тим Мактимоти, – осторожно ответил швейцар, сохраняя невозмутимый вид и безупречные манеры. – Очень хорошо.

Мы вошли, повесив на шею бейджики, и направились к бесплатному бару и веганским мини-канапе.

Бальный зал отеля «Ритц» оказался более скучным, чем я представляла в своих мечтах: большой, но довольно пустой, с умеренно вычурным гипсовым потолком. Гости были не из тех, кого я обычно встречаю на рабочих мероприятиях Хизер, таких как открытие шикарного бара на крыше или модного подпольного ресторана. Эти были душными и старомодными.

Идеально! Мы с Тимом обожали заливать незнакомцам; а если нам удавалось выдать себя за других людей, вообще отлично. Самый шик, если у меня получалось притвориться кем-то модным, знаменитым или просто более успешным, чем реальная я. В последний раз мы ходили на мероприятие Британской киноиндустрии, где Тим сидел в углу в темных очках, а я весь вечер показывала на него молодым актерам, чтобы посмотреть, не клюнет ли кто-нибудь из них: «О боже, это же Джим Ривз. Режиссер. Вы его не знаете? Очень плодовитый. И такой талантливый. Нет, вы не найдете его в интернете, он очень скрытный. Не могу поверить, что он здесь».

– Так, я готов тусить. – Тим подмигнул мне, и я улыбнулась. – Идем вместе? Или поодиночке, а потом обсудим?

– Поодиночке и обсудим.

Меньше чем через час мы оба налакались и хихикали в углу над теми, с кем познакомились.

– Я разговаривала о Land Rover, взбивании вина в блендере, длине волокон мериносовой шерсти и гребаных пробежках. И даже пыталась поддержать разговор о крикете. – Я сделала драматическое ударение на этом слове, поскольку Тим все время говорит о футболе, – а некто по имени Берт извинился и ушел, так как хотел успеть послушать завтрашний прогноз для судоходства. Как будто я умерла и попала в какой-то Бакингемширский ад^[5].

– Я только что разговаривал о деревьях, – отозвался Тим. А потом рыгнул.

– Пойдем посмотрим, какие вина выиграли конкурс. Мы ведь здесь для этого.

В центре бального зала стоял огромный круглый стол, на котором было выставлено около пятидесяти вин с различными золотыми, серебряными и бронзовыми наградами, а в центре воздымалось шестиметровое антикварное украшение из стекла и латуни в форме винных бокалов, увитых плющом. Выглядело потрясающе.

– Кто бы мог подумать, что англичане делают вино… Это все равно, что встретить утонченного австралийца, – сказал Тим, наливая себе полный бокал, поставленный для дегустации, всего на миллиметр ниже края.

– Эй, полегче, дружище, – возмутилась я.

– От халявы не отказываюсь, – ответил он, одним махом отпив половину.

– Совиньон-Блан, – произнесла я, взяв в руки бутылку с очень современной черной этикеткой с очертаниями графства Кент. Я не против Совиньон-Блан, а у этого еще и награда. Смотри-ка. Серебро!

Я налила себе бокал поскромнее, но горлышко бутылки все труднее было направлять в нужную сторону.

– У него в аромате ноты кошачьей мочи, которая, как известно, должна всем нравиться, но у меня дома четыре кота, и я не могу это переварить, – раздался женский голос рядом со мной. Его обладательница была одета в расклешенный бирюзовый брючный костюм, который красиво смотрелся бы только на ком-то вроде Алексы Чанг^[6].

– Кошачьей мочи? – переспросила я.

– Конечно, – ответила женщина. – Это такая дегустационная нота.

– Ах, да, да! Кошачья моча. Изысканная вещь, – ответила я, стараясь не захихикать в свой бокал, который вдруг действительно стал пахнуть кошачьей мочой. Тим разразился громогласным хохотом, а женщина нахмурилась и отошла от нас на несколько шагов. Как Хизер вращается в этих кругах, я никогда не смогу понять.

– Ладно, не знаю, сколько еще я смогу это выносить, – заговорила я, глядя на Тима одним глазом, чтобы он не двоился. – Я пьяна, Тим. И я хочу большую пиццу с двойным сыром и салями. И чили. И пива.

– Выпьем за это, – сказал он, – но сначала скажи, где здесь тубзик?

– Ты можешь хотя бы говорить «туалет»? Мы в «Ритце», черт побери, – крикнула я, когда он пошел не в том направлении.

– Хизер Джонс? – произнес голос позади меня. – Ну, разве это не замечательный сюрприз? Я не знала, что вы придете, но, конечно же, это должно было случиться. А потом я увидела ваше имя в списке.

Я моргнула и перевел взгляд с ее теплой улыбки на ее горчичную блузку, а затем на бейджик.

– Я Ирен Рид, дорогая. Билл наверняка упоминал меня на собеседовании, – заговорила она, сияя, ее пышные белые волосы струились по плечам, а руки были распростерты, как у скульпуры Девы Марии. – Я так рада видеть вас у себя в команде.

– Ах, Ирен, – ответила я, кивая головой и улыбаясь. Это еще кто?

– Да-да, – обрадовалась она, – о, это просто замечательно. Кстати, Рассел тоже где-то здесь. По крайней мере, он сказал, что придет, но я его пока не вижу.

Билл, Рассел, Ирен. Кто, черт возьми, эта дама, и как быстро я смогу сбежать? И тут, когда мои уши уловили ее едва заметный шотландский акцент, я ахнула:

– Ирен!

– Да, это я, дорогая, – сказала она, смеясь.

Вот черт!

Я так и не позвонила. Это был очень важный звонок в шотландский отель о том, что Хизер не приедет туда на работу. Я должна была позвонить в тот же день. И вот, прямо тут, заключив меня в объятия, стояла будущая новая начальница Хизер. И она приняла меня за Хизер. Ну, конечно. Это же написано черным по белому у меня на бейджике.

Я выдержала несколько мгновений, чтобы это не выглядело грубо, и вырвалась у нее из рук.

– Привет, Ирен, – улыбнулась я. Может, объяснить ошибку? Я решила выиграть немного времени, пока мой пьяный мозг пытается разобраться в ситуации. – Вы пробовали серебряного медалиста? Неплохое. Сильный аромат кошачьей мочи.

– Нет-нет, но спасибо за рекомендацию, – она подмигнула мне, и в этот самый момент я увидела, как Тим возвращается из туалета. Я знала, что он не сможет устоять: восхитительное недоразумение, из которого можно будет выжать максимум смешков, пересказывая его. Но я не могла внезапно исчезнуть: это будет невежливо.

– Здравствуйте, мадам, – сказал Тим, присоединившись к нам. – Я Тим МакТимоти, как написано на значке.

Я не то хихикнула, не то фыркнула и в ужасе смотрела на него, не в силах ничего сделать.

– Ирен Рид. Я менеджер в «Лох-Дорне», и мы очень рады, что Хизер с нами. Даже если это только на лето.

Тим понял не сразу. Он озадаченно склонил голову, но когда я очень медленно и аккуратно покачала головой, до него дошло.

– О. Я понял. Вы новый босс Хизер, верно? – пробормотал он, усмехаясь. Он протянул руку, чтобы опереться на стол, и я пожалела, что стою слишком далеко от стола, чтобы сделать то же самое. – Ну, разве это не чудесное гребаное совпадение?

Я разразилась фальшивым отрывистым смехом.

– Да, это замечательно. И мне тоже очень приятно познакомиться с тобой, Тим. Это Совиньон? – спросила Ирен, когда он одним махом выпил последнюю треть бокала.

– Э-э. Ирен? – у меня начала кружиться голова, пока я пытался придумать, как сказать ей правду.

– Да? – сказала она, сделав едва заметный глоток из своего бокала. – О, разве это не замечательно. Здорово, что я теперь знаю, как выглядит человек, о котором я столько слышала. Билл так вас расхваливал, и мы очень рады, что вы к нам присоединитесь. Какое у нас будет лето! Вам понравится наш маленький лесной уголок. Там потрясающе. Но что-то я заболталась. Что вы собирались сказать?

Я смотрела прямо в ее добрые, взволнованные глаза и не хотела увидеть в них разочарование и снисхождение, которые неизбежно появятся, когда я скажу ей, кто я на самом деле. Я чувствовала, как алкоголь струится по моим венам. Выражение чистого восторга от встречи со мной – то есть с Хизер – опьяняло. Я не могла сопротивляться. Не могла отказать себе в этом ощущении, по крайней мере, на один вечер. Завтра я исправлюсь.

– Я забыла, а что у нас с жильем?

– У каждого сотрудника просторная комната в прекрасном маленьком коттедже. Билл должен был вам сказать.

– Да, конечно, так и было, – промычала я, указывая на свой бокал. – Надо полегче с кошачьей мочой. А то я забуду, где находится Шотландия.

Ирен искренне рассмеялась, и, не успела я опомниться, как уже расточала восторги по поводу поездки в «Лох-Дорн», а она без умолку трещала о верховой езде, свежем воздухе и омарах размером с мою голову.

Прошло добрых тридцать минут, прежде чем она наконец упорхнула.

– Я вернусь и попрощаюсь с вами – не сбегайте, – предупредила она.

Я повернулась к Тиму и от волнения рассмеялась:

– Какого черта мне теперь делать? Я должна была отказаться от этой работы от имени Хизер. И я должна была сделать это сегодня!

– Это было чертовски смешно.

– Да, но что теперь?

– Знаешь, тебе стоит взяться за эту работу самой, – произнес он, обнимая меня и притягивая к себе.

– Не говори глупостей, – рассердилась я, отстраняясь от него. Меня не нравились в нем публичные выражения чувств, которое всегда происходило после такого количества выпивки, но никогда в трезвом состоянии.

– Почему нет? Ты не можешь вернуться к своим гребаным родителям. Ты сказала, что даже не разговариваешь с ними.

– И у тебя я пожить не могу.

– Если бы у меня было место…

– Ты бы все равно мне не разрешил, – быстро вставила я и, прежде чем Тим запротестовал, добавила: – Все в порядке. Ничего страшного.

– Птичка, это всего лишь работа в гостиничном бизнесе. Ты легко справишься. Разве ты не работала когда-то в баре? И ты сама сказала, что Хизер она не нужна. Она даже не собиралась им звонить, черт возьми.

– Это правда.

– Это бесплатное жилье. Возможно, бесплатное питание. Определенно бесплатные вино и виски. Шотландия, лето – что еще тебе нужно?

Я на мгновение задумалась, и идея показалась мне на удивление реалистичной. Хизер сказала, что в этом месте нет ничего особенного. Просто старый паб, семейное заведение в глуши. Я недолгое время работала в баре и официанткой. Я не совсем без опыта. Было бы здорово увидеть Шотландию…

– Если ты за это не возьмешься, то возьмусь я! – Говоря это, Тим широко раскинул руки и опрокинул бутылку вина, которая, в свою очередь, упала на тщательно расставленные бокалы для шампанского, увитые плющом. На мгновение повисла напряженная пауза, а затем они один за другим разбились, ударившись о стол, и рассыпались по ковру вокруг нас крупными зазубренными осколками.

В комнате воцарилась тишина.

Кто-то рядом со мной ахнул:

– О боже, это же старинный хрусталь!

– А это старинный идиот, – парировала я, слегка отступив назад, как будто не знала Тима. Поймав взгляд Ирен на другом конце зала, я изобразила глубоко смущение, пытаясь одним взглядом показать, что, хотя я и с Тимом, я ни в коем случае не одобряю его действия. Затем, когда официанты засуетились, чтобы все убрать, я схватила Тима, и мы улизнули.

Глава 5

Май

Я устала до смерти. Ресторан полон, обслуживание в разгаре, и я прекрасно справляюсь со своей задачей, нависая над барной стойкой с важным видом, но каждый шаг вызывает у меня жгучую боль в ступнях. Униформа по размеру Хизер мала мне на два размера, но чтобы этого не объяснять, я втиснулась в унылую юбку-карандаш и белую рубашку. У меня есть длинный черный льняной фартук, который крепится толстыми коричневыми кожаными ремнями и хорошо скрывает торчащий жир на поясе, но это не помогает мне нормально ходить. Эта дурацкая юбка настолько тесная, что вместо того чтобы идти, я шаркаю, как киношный робот из восьмидесятых.

Персонал, который я ввела в курс дела как можно быстрее, состоит из пяти серьезных молодых людей, отглаженных, начищенных и готовых к работе.

– Ну, вы все здесь дольше и поэтому все знаете больше меня, – говорю я, используя голую, ничем не приправленную лесть, чтобы они не заподозрили, что я понятия не имею, о чем говорю. – Сегодня я буду учиться у вас.

Рыжеволосая девушка с детским личиком и пирсингом в носу посмотрела на меня с таким восторгом, как будто я поп-звезда. Она сказала, что ее зовут Роксана, но друзья называют ее Рокси, и призналась, что учится на сомелье и будет рада помочь мне всем, чем сможет. Я хотела обнять Рокси просто за то, что она существует.

Сейчас она поднимает серебряный поднос с двумя бокалами того, что, как я узнала, называется «Беллини»: шампанское с персиковым пюре по 18 фунтов за бокал. Она красива прелестью молодости: идеальная кожа и длинные тонкие руки и ноги. Ее яркие рыжие волосы собраны в тугой хвост.

Благодаря открытой кухне я могу наблюдать за Анис и, что более интересно, за Джеймсом, который, кажется все более раздраженным и потным по мере того, как вечер постепенно переходит в ночь.

– На самом деле Джеймс почти ничего не готовит, – замечаю я Биллу, который полирует стаканы за барной стойкой, наблюдая за тем, как Джеймс ругает десертного повара.

– Ну, он следит за тем, чтобы все было так, как нравится Расселу. Он своего рода дирижер оркестра, а Рассел его владелец, – говорит Билл с кривой улыбкой, полируя очередной бокал. – Но ты и сама все знаешь. Не мне тебе рассказывать, как работает ресторан.

– Ха, да, – бормочу я, пользуясь моментом, чтобы отправить Хизер быстрое сообщение с благодарностью: «Спасибо за совет по поводу вина для шикарного ужина, я дам тебе знать, как все пройдет».

У меня все болит, и я чертовски устала, хотя эта игра длится всего несколько часов, а впереди еще три месяца подобного удовольствия. Я чувствую себя слишком измотанной, чтобы продолжать.

– Билл, – говорю я, наклоняясь к нему, пока очень высокий голландский официант проходит мимо меня с двумя тарелками какой-то конструкции из куриных ножек. – Во сколько мы обычно сворачиваемся?

– Сворачиваемся?

– Заканчиваем спектакль.

– А, – произносит он, глядя на часы. – Сейчас восемь сорок пять, так что я думаю, часа через три-четыре.

Я лежу на полу в комнате для персонала, левой ногой опираясь о стену и массируя лодыжку правой ноги, и скулю, как хромая собака. Нелепо маленькая юбка-карандаш задралась до бедер, я вытащила из нее блузку из кремового полиэстера и расстегнула ее так, чтобы на кожу попало немного прохладного воздуха. Униформа не такая шикарная, как ресторан, это уж точно. Я зеваю и тру глаза, мало заботясь о том, размазала ли я по лицу черную подводку. За один день я успела побывать в самых разных условиях – от ледяного холода до обжигающей жары. Каждая клеточка моего тела ноет.

Хотя, думаю, я справилась. Почти все гости заказывали по предварительно составленному дегустационному меню, так что мне почти ничего не пришлось решать на ходу, хотя, поскольку в винной карте под каждым вариантом было небольшое описание, я достаточно подготовилась, чтобы блефовать, если придется. Но быстро обнаружила, что большинство людей просто хотят, чтобы решили за них.

– Не знаю, как вы, но я всегда говорю, что чем проще, тем лучше, – прошептала я нервному мужчине, у которого явно екнуло сердце из-за цен в меню, и позволила ему заказать хорошее дешевое Пино Напа Вэлли.

– Что за мужчина не закажет своей спутнице бокал марочного шампанского? – громко произнесла я пожилому джентльмену, который усмехнулся, посмотрел на свою ухмыляющуюся жену, отложил карту вин и ответил: – Ну, теперь мне придется это сделать.

– Я буду цесарку с бокалом белого, – сообщил Очень Уверенный в Себе Американский Турист. – Что бы вы порекомендовали?

– Боже, я ненавижу рекомендовать вина, – пошутила я, в панике сканируя список глазами.

Он усмехнулся:

– Тогда вам едва ли подходит эта работа.

– До некоторой степени, – быстро ответила я, улыбаясь, когда вспомнила о том, как Хизер жаловалась, что американцы пьют только чертово шардоне.

– Возьмите шардоне, – твердо посоветовала я.

– Обожаю шардоне, – сказал его спутник со стопроцентным техасским акцентом. – Можно мне в него кубик льда?

– Да. Да, можно, – подтвердила я и пошла обратно к Биллу, чувствуя ликование.

– Похоже, они верят всему, что я скажу, – брякнула я.

– Я согласен, что у нас не такая искушенная клиентура, как в Claridge’s^[7], – сказал Билл. – Их нужно направлять на путь истинный.

– До некоторой степени. – И вот я вновь повторила это выражение. Похоже, теперь я из тех людей, которые говорят «до некоторой степени».

После этого я в основном стояла с очень занятым и важным видом, много кивала младшему персоналу и наблюдала за тем, как они элегантно наливают вино, изящно подают и быстро убирают. Я также взяла у Билла пару бутылок «в исследовательских целях».

Пялясь в потолок комнаты для персонала, пока Билл уберет в баре и покажет мне мою кровать, я удивляюсь тому, что я действительно здесь, в Шотландии, что мне это удалось. Находясь в полубредовом состоянии, я начинаю хихикать.

– Привет, Хизер. – Джеймс озадаченно смотрит, как я лежу на полу. И неудивительно – я выгляжу просто ужасно. Я опускаю юбку и поправляю блузку, но сесть не могу – слишком устала.

– Я не чувствовала себя такой измотанной со времен Ибицы в августе 2014 года. Нет. Неправда. Со времен двадцатичетырехчасового марафона фильмов с Николасом Кейджем. Самое странное, что я едва коснулась его фильмографии. Он плодовит. Интересно, сколько часов моей жизни ушло бы на все фильмы с ним? «Воздушная тюрьма» особенно длинный. У него не так много фильмов короче двух часов. Сейчас погуглю. Хотя нет, к черту, пальцы слишком устали.

Почему я никак не заткнусь?

Джеймс действительно смеется – надо мной или со мной, мне все равно – затем снимает свою черную бандану и расстегивает поварской халат. Под ним оказывается белая футболка, вся в пятнах пота. Он вздыхает, и у меня возникает ощущение, что у него с плеч свалился тяжелый груз.

– Рад, что у тебя выдалась легкая первая смена, – говорит он, зевая. Должно быть, он шутит, хотя это и незаметно. Он направляется к своему шкафчику и, спрятавшись за дверцей, переодевается, хотя ему не стоило об этом беспокоиться. Я слишком устала, чтобы подглядывать.

– Да просто легкотня, – отвечаю я.

Наконец, примерно через три секунды, желание подглядеть пересиливает, и я бросаю на него быстрый взгляд, но Джеймс уже натянул черную футболку. Его плечи подаются вперед, пока он несколько минут разговаривает по телефону. Затем он наклоняется, чтобы поднять сумку, практически размахивая задницей у меня перед лицом. Я не могу не заметить, насколько она хороша. Это не маленькая попка, которая исчезает в обвисших джинсах, а хорошая, округлая, правильная задница.

Мысленно отругав себя, я снова сосредотачиваюсь на своем телефоне. Жду, пока он закроет шкафчик, и только потом поворачиваюсь к нему. В течение следующих трех месяцев Джеймс будет моим самым близким коллегой, и мне нужно найти способ наладить контакт с чем-то еще, кроме его очень красивой задницы. Мне нужно привлечь его на свою сторону. Если кто и заметит мои недостатки, так это он.

– Итак, как долго ты здесь работаешь, Джеймс? – спрашиваю я, подавляя зевок. – Извини, очень длинный день. На рассвете уже была на вокзале Сент-Панкрас.

– Да понятно, – говорит он, бросая грязную униформу в большую корзину для белья у двери и усмехаясь. Смех у него очень приятный, теплый, из глубины живота. – Я здесь уже целую вечность. – Он опускается на стул напротив меня, вытирая лицо белым полотенцем. Его темные волосы падают на лоб, они сильно разлохматились после того, как он снял бандану, и слегка влажные от пота.

– Правда?

– Раньше в Дунвегане недолго работал.

– Дунвеган?

– Ну, знаешь, Дунвеган на острове Скай.

– Ах, да, конечно. – Я делаю мысленную пометку посмотреть карту этой местности позже. – Значит, ты с западного побережья?

– Да, – коротко отвечает он, бросая белое полотенце в корзину для белья и откидывая голову назад, чтобы убрать волосы с глаз. – Прости меня. Не очень-то я гостеприимен. Сегодняшний день для меня тоже долго тянулся. Расселу нужно было… кое-что.

Тут он себя одергивает и качает головой. Очевидно, что он собирался пожаловаться на начальника, и я это понимаю. Никто еще не жаловался на начальников так, как я. Я вообще королева жалоб. Почти каждый начальник, который у меня когда-либо был, не подходил мне по всем возможным параметрам, и, каким бы талантливым он ни был, Рассел кажется классическим мудаком.

Джеймс касается шеи, и я любуюсь его слегка загорелыми руками. Ему осталось только зарыть пальцы в волосы, и я окончательно на него западу.

– Начальники – обязательная часть работы, – сообщаю я.

– Это правда, – говорит он, вставая. – Помочь? – Он протягивает руку и предлагает ее мне.

– Спасибо, – благодарю я, чувствуя, что краснею, когда он берет меня за руку, и мне приходится поспешно поправлять одежду. Подошвы ног мучительно ноют, а вонь, исходящую от моих подмышек, ничем не скрыть. – Прости, Джеймс, мне надо привести себя в порядок.

Он смеется:

– Ты выглядишь нормально.

Сказанное с мягким шотландским акцентом и спокойной уверенностью «Ты выглядишь нормально» – это лучший комплимент, который я когда-либо получала. Я чувствую, как щеки у меня горят от восторга.

В дверь врывается Билл с открытой бутылкой шампанского в одной руке и красного вина в другой. Он немного пошатывается, пока достает пальто, и неуклюже ставит вино на пол.

– О господи боже, давайте поедем, блин, домой. Тебе придется вести тележку, Джеймс, я едва стою на ногах. Подслушал, что пара, которая празднует золотую свадьбу за девятым столиком, пошла окунуться в озеро голышом, если кто хочет повеселиться. – Он рыгает, смотрит на меня и видит мое выражение лица. – Извините, издержки профессии.

Джеймс забирает красное вино из рук у Билла:

– Не надо было его пить, Билл.

– Оно стоит открытое уже несколько дней! – возражает Билл, улыбаясь во весь рот.

Когда я надеваю пиджак, то чувствую, что Джеймс смотрит на меня. Я поворачиваюсь к нему, пока мы ждем, что Билл переоденется, и думаю, не хочет ли он сказать что-то еще. Через мгновение я понимаю, что он не собирается ничего говорить.

– Я бы не отказалась от этого. – Я киваю на бутылку у него в руке.

– Конечно. – Он пялится на вино, затем медленно поднимает взгляд на меня и смотрит мне прямо в глаза. – Ты голодна?

Я плохо слышу, что он говорит, потому что вижу только его глаза. Между нами возникает искра. Я почти отпрыгиваю назад от шока, затем отрываюсь от невидимой, хрупкой нити между нами, и она лопается. Я перевожу дыхание. Он смотрит в потолок, потом в пол, и тут я вспоминаю, что должна ответить.

– Да, конечно, – отвечаю я, стараясь говорить спокойно, хотя сердце сильно бьется в груди.

– Я чертовски голоден, – произносит Билл, застегивая молнию на серой толстовке и не обращая на нас никакого внимания.

Джеймс уже натянул куртку и открывает нам дверь, пока я собираюсь с мыслями.

Я иду за ними, причем ноги жутко болят, пока мы выбираемся на улицу к тележке, а Джеймс запрыгивает на водительское сиденье и поворачивает ключ зажигания.

– Залезай, Билл, я поеду сзади, – говорю я.

– О боже, спасибо, – бормочет он, опускается рядом с Джеймсом и хлопая его по плечу. – Еще один блестящий день, старина. Потрясающе. Ты просто молодец.

– Тебе нужно поспать, – отвечает Джеймс.

Поездка до коттеджа занимает всего несколько минут, но этого времени мне хватает, чтобы собрать мысли в кучку. Ситуация, в которой я оказалась, притворяясь своей лучшей подругой, опасная. Но все можно спасти, если я буду усердно работать, останусь со всеми в хороших отношениях и дотяну до конца лета. Чего я не могу себе позволить, так это влюбиться. Сдерживай себя, Птичка!

Влюбленность будет меня отвлекать, а мне нужно сосредоточиться. Сегодня вечером пора начать ускоренный курс. Нужно выучить миллион сортов вин.

Мы подъезжаем к коттеджу, свет снова включается, и пока Джеймс возится с ключом, Билл берет себя в руки.

– Я покажу тебе комнату, и ты наконец-то сможешь принять душ, – говорит он, зажимая нос и кашляя.

– Да пошел ты, – говорю я, смеясь. – От тебя воняет хуже, чем от меня.

– Я в этом не сомневаюсь, – отвечает он, когда дверь со скрипом открывается. Он подхватывает мой чемодан и включает свет в прихожей. – Твоя комната здесь, вторая справа. Там все готово. Я на втором этаже, первая дверь, а Джеймс в конце коридора, и у него, урода, своя ванная. Я старше его лет на двадцать, но таково кумовство.

Я чувствую в его голосе намек на что-то неприятное. Бросаю короткий взгляд через плечо, пока мы идем по узкому коридору: Джеймс все еще стоит у входа на кухню с бутылкой вина в руке. Брови у него, как всегда, нахмурены, и он снова выглядит так, будто хочет поговорить.

– Итак, что ты готовишь? – спрашиваю я его.

– Грюйер на бездрожжевых тостах, – отвечает он, хотя в голосе слышится вопросительная нотка.

– Что?

– Гренки с сыром, – отвечает Билл из кухни.

– О, черт возьми, да, пожалуйста, – отвечаю я с улыбкой и замечаю, как глаза Джеймса светлеют, когда я отворачиваюсь.

Ванная комната маленькая, но чистая, и после того, как я понимаю, что, должно быть, оставила свой пакет с банными принадлежностями в общественном туалете в Инвернессе, я роюсь в шкафах и достаю самую новую на вид зубную щетку, остатки чьего-то средства для мытья лица и почти полную бутыль геля для душа под названием Power Clean Big Guy Wash^[8] или что-то в этом роде.

Я переодеваюсь в ванное комнате, поскольку у меня впервые в жизни есть соседи-мужчины. Надеваю фланелевые штаны и растянутую старую футболку, а волосы распускаю по плечам. Мне нравится эта легкость. Скоро я привыкну к более короткой стрижке. Чувствую, что напряжение спало, а на смену ему пришел голод. Достаю свой телефон, который, вот черт, не проверяла с тех пор, как отправила Хизер сообщение несколько часов назад. На часах четверть первого.

Сообщений нет. Конечно. Тим напился где-то недалеко от офиса. Возможно, он уже снял костюм и прыгнул в реку или начал петь футбольные песни со своими не менее пьяными приятелями на стоянке такси на улице. Интересно, рассказал ли он своим друзьям о том, чем я занимаюсь? Скучает ли он по мне? Скучаю ли я по нему? На мгновение мне приходит в голову, что было бы неплохо тосковать по возлюбленному на другом конце страны. Но я не тоскую. Я точно не скучаю по Тиму.

Я кладу телефон обратно в сумку и открываю дверь в ванную. Слышу голоса Билла и Джеймса в общей комнате отдыха, а запах поджаренного хлеба с сыром наполняет коридор. Я проголодалась и рада потерпеть пьяного Билла, одновременно избегая внимания Джеймса, ради бесплатной еды.

– Привет, – говорю я, входя. Теперь я немного стесняюсь, что необычно для меня, но пьяный Билл так комично рад меня видеть, а Джеймс улыбается уже менее натянуто. Лучше бы он не улыбался. У него очень-очень милая улыбка.

Комната отдыха достаточно большая. В дальнем конце есть небольшая кухня, которая явно не обновлялась с восьмидесятых годов: там много шпона и бакелита, специально сделанных для поколения, которого больше нет. Крошечные ящички для трав, пол из терракотового кирпича и ручки с цветочной росписью. Еще есть микроволновая печь размером с посудомоечную машину. Передо мной стоит большой кожаный диван в стиле «Честерфилд» и два кресла по обе стороны от журнального столика, а на стене висит огромный телевизор с плоским экраном. На дальней стене пробковая доска, на которой прикреплено что-то похожее на список дежурств сотрудников, а также несколько фотографий людей, которых я не узнаю, и флаер на что-то под названием «Шотландская вечеринка винного общества».

– Что это? – спрашиваю я, подходя к доске и снимая листовку с булавки. – «Шотландская вечеринка»? Звучит прикольно. Ну, вообще-то похоже на клуб свингеров.

Билл разражается смехом, достает с полки три маленьких бокала для вина и наливает красного:

– Это лучшая гостиничная вечеринка на западном побережье.

– О, там, наверное, неограниченное количество хаггиса^[9]?

– Да еще и дождь, – добавляет Джеймс, и я хихикаю, в основном от шока, что он только что почти пошутил.

– А где шампанское? – спрашиваю я. – Если оно еще есть, я бы с удовольствием выпила шипучки.

Вот как я разговариваю о вине. Я действительно люблю шипучку. Мне нравится чувствовать себя шикарно, когда я ее пью. Я люблю каву, просекко и шампанское на свадьбах. Люблю до глубины своего пьяного и кокетливого сердечка.

– Я прочитал про шампанское с грюйером. – Из-за стойки выходит Джеймс. Теперь он расслаблен, выглядит еще более красивым, и я с удивлением замечаю, что на нем очки для чтения, которые он быстро снимает. – Похоже, это отличное сочетание.

– Ладно, зануда, хватит, рабочий день закончился, – говорю я, улыбаясь ему, и он тоже отвечает улыбкой, нагибаясь, чтобы осмотреть гриль.

– Да ладно, Джеймс, не всегда же говорить о молекулярной пене из свиной спермы. Вот, пожалуйста, только, к сожалению, бокал не той формы, – бормочет Билл, вытаскивая серебристую пробку из бутылки.

– Именно, – киваю я, забираясь на табурет рядом с Биллом, пока Джеймс вытаскивает из духовки противень с сырными тостами. – Боже, пахнет просто невероятно. Что ты туда кладешь?

– Грюйер, горчицу – всего понемногу, – роняет он, пожимая плечами и, кажется, слегка краснея.

– Готовка для меня – загадка, – признаюсь я. – Однажды я пыталась приготовить говядину по-бургундски, используя свинину и кока-колу.

– Но это же совсем не то, – хмурится Джеймс. – Хотя свинина и кола сочетаются на удивление хорошо, ни то, ни другое не имеет отношения к говядине по-бургундски.

– Нужно подождать, пока он остынет, – вмешивается Билл и берет один ломтик. – Извините, Хизер, но вы не похожи на других сомелье. Судя по вашему резюме, я бы подумал… – Тут он замолкает.

Я не хочу думать о том, к чему клонит Билл, поэтому делаю еще глоток шампанского, и пузырьки танцуют у меня на языке. Оно тяжелее и почти горькое по сравнению с просекко, которое я пила зимой в местном пабе, где его наливали из крана, что было очень удобно.

Билл бросает взгляд на Джеймса:

– Тебе так не кажется, Джеймс?

– Что ты имеешь в виду? – отвечаю я с притворным возмущением и тянусь за ломтиком. Он достаточно остыл, я откусываю кусочек, и, не будучи готовой к ореховому сладко-соленому вкусу, который обволакивает язык, давлюсь. – Господи, мать твою, это лучше, чем…

– Секс, да, поэтому я больше и не заморачиваюсь по этому поводу, – говорит Билл, кивая головой в знак согласия.

– Я хотела сказать, это лучше, чем тосты «Греггс»^[10].

Джеймс смеется, как будто я шучу, и Билл тоже.

– Видишь. Вот это я и имел в виду. Ты с юмором, а среди специалистов по вину такого не бывает, – замечает он.

– Простите? – Я смеюсь, поскольку невозможно обидеться на что-то, что вообще-то не направлено против меня. Я делаю большой глоток шампанского, вкус которого слегка заглушается слоем сырного жира во рту. И, боже мой, это отличный вкус.

– Не знаю. Ты явно не гурман. И выглядишь так, будто работаешь в музыкальном магазине.

– Билл, – обрывает его Джеймс, – не говори так.

– Что плохого в работе в музыкальном магазине? – поддразниваю я Джеймса. Я знаю, что он хотел проявить доброту, но это слишком хорошая возможность поймать его на слове и посмотреть, смогу ли я снова заставить его покраснеть.

Я, конечно, не скажу им, что моим третьим рабочим местом после универа был местный магазинчик HMV^[11], как раз перед тем, как он разорился. Вся моя коллекция дисков состояла из тех, на которые распространялась скидка для персонала во время финальной распродажи перед закрытием. Она была огромной и разнообразной, и, возможно, именно ею я гордилась больше всего из всех моих вещей. К сожалению, в 2015 году я продала все, что было, свадебному диджею из Халла, чтобы оплатить счет по кредитной карте. Теперь у меня ничего нет.

– Извини, я ничего такого не имел в виду. Просто большинство тех, кто изучает виноделие, – богачи. Изучение вина стоит кучу денег и… – Билл останавливается на полуслове, усмехается и прикусывает губу, опустив взгляд в пол. – Я понимаю, что только что угодил в очень глубокую яму и не могу выбраться. Простите меня.

Он склоняет голову, притворно стыдясь, и я хихикаю, снова наполняя бокал.

– Все в порядке. Я знаю, что я не та Хизер, которую вы ждали. Все думают, что я гораздо более утонченная, но я просто выпивоха, которой за это еще и платят.

Билл смеется, но у меня вдруг портится настроение. Даже играя роль кого-то типа Хизер, я не справляюсь. Я опускаю взгляд в свой бокал, испытывая внезапное желание лечь спать. Джеймс, должно быть, почувствовал мою обиду, потому что он подталкивает ко мне доску с сырными тостами.

– Возьми еще, – предлагает он, поворачиваясь, чтобы помыть руки в раковине позади себя.

– Я серьезно, – продолжает Билл, увлекшись темой. – Вспомните хотя бы Мануэля с его костюмами в полоску и снобистским французским акцентом…

– Это был снобистский французский акцент или обычный французский, который, по-твоему, звучит снобистски? – издеваюсь я.

– Что?

– Потому что первый ответ выставляет мудаком его, а вот второй – тебя. – Я делаю еще один глоток вина и откидываю голову назад, довольная собой.

– Не обращай внимания на Билла, он пьян… – вмешивается Джеймс, бросая на него предупреждающий взгляд.

– Слушайте. Все, что я хочу сказать, Хизер, дорогая, – продолжает Билл, не обращая на него внимания, – это то, что ты классная, в отличие от остальных. – Он хлопает меня по спине и чуть не соскальзывает с табурета. – Я просто не могу представить тебя в роли винного мастера: они обычно такие высокомерные. Разве я не прав, Джеймс?

Джеймс смотрит на меня, и после пары бокалов мне удается выдержать его взгляд.

– Я думаю, что ты глоток свежего воздуха, – признается Джеймс, затем опускает взгляд и вытирает лезвие кухонного ножа полотенцем в клеточку. Он переворачивает лезвие в руке, чтобы осмотреть его, и оно вспыхивает, отражая свет. Затем джеймся разворачивает большую сумку-скрутку с ножами и вставляет его в пустующий карман посередине. В этой сумке есть что-то неоспоримо сексуально-опасное, хотя я только что закончила просмотр «Декстера»^[12] в поезде. Джеймс делает паузу и бросает на меня короткий взгляд, а затем задвигает сумку с ножами обратно в ящик.

Глоток свежего воздуха.

В жизни меня называли по-разному, но это первый раз, когда меня назвали глотком свежего воздуха. Мама называла меня невоспитанной. Папа называл меня маленькой попрошайкой внимания. Моя первая соседка по квартире, чопорная овца, работавшая в отделе кадров, называла меня лживой, вороватой маленькой дрянью, потому что думала, что я украла ее кисточку для макияжа MAC. (Я одолжила ее и потеряла, так что технически я ее не крала, но в любом случае, она не могла знать, что это я). Меня уже столько раз называли гребаной неудачницей, что это казалось нормальным. Хизер в основном называет меня замечательной, но я и так всегда приберегаю все лучшее для Хизер.

Я смотрю на Джеймса, и мое сердце трепещет.

Мы оба тянемся к шампанскому. Он добирается до него первым, и я как бы «случайно» касаюсь его пальцев. Не могу удержаться. Даже я не могла неправильно распознать сигналы. К тому же я модная молодая сомелье, а все знают, что новизна – это 80 процентов привлекательности. Наверняка я привлекательна при таком сценарии?

Внезапно смутившись, я пытаюсь выкинуть эту мысль из головы.

– Извини, – бормочу я, чувствуя себя немного глупо и отдергивая пальцы, – наливай.

Билл наконец сползает с табурета и, используя свободную руку для опоры, отдает честь Джеймсу и снова легонько хлопает меня по спине. Он рыгает, его взгляд затуманен, он качает головой и опрокидывает вино на пол.

– Так, мне пора идти, – решает он, наклоняясь, чтобы поднять его, и успевает ухватиться за барную стойку, чтобы не упасть. – Спокойной ночи, ребята. Я удолбался!

– Удолбался? – тихо произношу я, подавляя усмешку. – Кто вообще так говорит?

Джеймс наполняет мой бокал и на мгновение замирает, глядя на свой. Поднимает его, затем опускает. Кладет руки на бедра, и я понимаю, что его смущает тот факт, что мы остались на кухне одни. Новые соседи по дому. Коллеги на протяжении лишь нескольких часов. Взрослые люди. Сексуальное напряжение нарастает. Или только у меня?

– Мне тоже пора. У меня завтра полно работы, – роняет он. – Извини, что оставляю тебя.

– Не нужно объяснять, – произношу я, немного разочаровавшись, но в то же время с облегчением. – Я так устала, что готова уснуть прямо здесь, на этой кухонной стойке.

– Разве твоя комната не в конце коридора? – хмурится он.

– Я не собираюсь спать здесь, Джеймс.

– Конечно. – Он качает головой. – Слушай, извини, что я был немного, эм, резок с тобой, когда ты приехала.

– Все в порядке. Это было около восьми часов назад. Я уже все забыла.

– Просто все меняется. Рассел новый, и меню новое, и я не хочу наделать ошибок. Я волновался, что ты…

– Не справлюсь с задачей?

– Нет, что у нас не будет времени все обсудить. – Он на мгновение делает паузу, бросая короткий взгляд на пол. Трет глаза ладонями и пытается скрыть зевок. – Просто все довольно серьезно, поскольку мы вводим новое меню и обновляем сам отель. Но все наладится.

Я хочу заверить его, что не облажаюсь, и твердо обещаю себе начать изучение вина сегодня вечером.

– Все и правда новое, – говорю я, внезапно сдуваясь от усталости и трех бокалов наспех выпитого шампанского. – Но не волнуйся. Мы не облажаемся.

Я хочу обнять его. Он напоминает мне дерево. Хорошее, большое, крепкое дерево.

Иди к себе в комнату, Птичка.

Глава 6

– Как дела? – бормочу я, зевая и вращая плечами, чтобы их расслабить.

Вот что бывает после десяти часов непрерывного сна: наступает трупное окоченение. Все мое изучение вин закончилось на том, что я едва смогла загуглить слово «вино», настолько я была измотана.

– Извините, я хотела сказать: «Здравствуйте, Ирен, как дела? Рада снова вас видеть».

Я широко улыбаюсь, потому что если я чему-то в этой жизни и научилась, так это тому, что уверенность – это ключ к успеху.

Может быть, Ирен и старше большинства сотрудников, выглядит она как богемная французская супермодель. Сегодня она еще гламурнее, чем на винной церемонии. Ее пышные белые волосы наспех собраны в хвост, но макияж безупречен. Она одета в длинное кимоно цвета морской волны поверх белой рубашки и широких брюк бутылочно-зеленого цвета. Я не вижу ее туфель, но слышу, как они цокают по галечной дорожке возле коттеджей.

– А я вас, дорогая. Мне очень жаль, что я не смогла поприветствовать вас вчера вечером, но, к сожалению, свинарнику необходима была весенняя уборка.

Я приостанавливаюсь, пытаясь представить себе это элегантное, величественное существо по колено в свином дерьме.

– Все в порядке, я приняла ванну, – улыбается она. – Мы же поднимемся пешком? Такой чудесный день.

Термометр показывает дай бог десять градусов, и хотя сегодня утром я выбрала более повседневную одежду – серую толстовку и джинсы, – она все равно не подходит для такой погоды.

– Какая удача встретить вас в Лондоне! Какое чудесное совпадение! А ведь мы могли бы и не узнать друг друга, если бы нас не заставили надеть эти невыносимые бейджики.

– Да, это был… замечательный вечер. Тим был так… смущен из-за этих старинных бокалов. – К тому времени, как он несколько раз пересказал эту историю тем же вечером и дошла очередь до Дейма, речь уже шла о целой башне из бокалов шампанского.

Ирен улыбается мне и кивает, как любящая тетя. Эта улыбка говорит: «Он мне ни капельки не понравился, но я слишком благосклонна к тебе, чтобы что-то сказать, поэтому буду молчать».

Я ускоряюсь, так как она очень быстро шагает на своих каблуках. Она из тех людей, которые легко ходят на шпильках, почти скользят. Я рада, что на мне кроссовки, так как ноги у меня распухли и я не вижу никаких признаков выздоровления, хотя осталось меньше двух часов до обеда.

– Да, нам так повезло, что вы с нами, – продолжает Ирен. – Я рассказала Расселу, какая вы веселая. Уверена, вы отлично впишетесь в коллектив.

– Спасибо. Мне так повезло, что я здесь. – Я хочу пошутить, что это единственное место, куда меня взяли, но не уверена, насколько далеко мне следует заходить с темой «Хизер – такая шутница».

– Итак, я хочу показать вам наше уютное местечко, – продолжает она. – Знаю, что вам предстоит изучить гору информации, чтобы освоиться на кухне и в погребе, но подумала, что небольшая экскурсия поможет вам сориентироваться. Билл, кажется, полагает, что вы не знали о переменах здесь?

– Ах, да. Это был сюрприз.

Мы доходим до задней части дома, но вместо того, чтобы войти на кухни, она ведет меня вдоль задней стены к большим французским дверям с огромными растениями в кадках по обе стороны.

– Это выход для гостей, хотя он используется не так часто, разве что теми, кто отправляется на пешую или конную прогулку. Мы стараемся, чтобы все пользовались главным входом, где машинам легче выезжать.

Она толкает дверь и приглашает меня пройти вперед.

Я ахаю. Обстановка потрясающая. Серая плитка ведет вниз к стеклянным входным дверям, которые делают маленький темный коридор воздушным и светлым. По обе стороны от двери стоят вазы со свежими цветами – это огромные охапки бледно-розовых пионов, моих любимых.

– Здесь великолепно, – честно признаю я.

Мы идем к стеклянным входным дверям, которые находятся внутри распахнутых настежь старых резных деревянных дверей. Две огромные лестницы ведут вниз к подъездной площадке. Я помню, что видела их вчера, но сейчас мне бросилось в глаза, что они из роскошного натурального камня.

Справа от входа находится открытая шикарная зона отдыха: удобные, обитые кожей и дорогими узорчатыми тканями диваны и кресла стоят под стеной, украшенной посеребренными оленьими рогами. Все такое новое, что я чувствую запах краски. И все выглядит очень дорого.

– Это библиотека, – сообщает Ирен, хотя книги кажутся частью какой-то инсталляции, приклеенной к стене в форме огромной спирали.

– Если вы увидите, что кто-то из гостей пытается взять книгу, остановите его. Эта штука обошлась нам почти в двадцать тысяч фунтов. Можете себе представить? Просто предложите им один из наших бесплатных iPad, куда они могут загрузить любую книгу, которая им понравится. Разумеется, это будет включено в счет.

– Как современно! – восхищаюсь я. Бутик-отели сейчас так поступают? Потому что это определенно противоречит атмосфере «деревенского отдыха». Я ожидала увидеть пару старых коробок с «Монополией» и «Эрудитом» на полке среди литературной классики и романов Дэна Брауна. Здесь не особенно уютно.

– Весь дом отделывала лондонская фирма Pardington’s, – объясняет Ирен, словно читая мои мысли. – Рассел заказывал у них отделку своего ресторана в Эдинбурге – того самого, который получил вторую звезду Мишлен в прошлом году, – так что мы надеемся, что это привлечет в отель совсем других гостей. Отремонтировали все, кроме ресторана, как вы, несомненно, заметили вчера вечером.

– Здесь невероятно шикарно.

– Да, теперь мы наконец-то в XXI веке. Вы бы видели это место раньше. О, оно было уютным и милым, но крыша библиотеки протекала, все отсырело. Мы не могли много брать за номера. Это был колоссальный проект по колоссальным ценам. Будем надеяться, что он справится со своей задачей, – говорит она, хлопая в направлении потолка. От хлопка загорается свет. Это место подошло бы для Шордича^[13]. Только для членов клуба и чересчур дорогое. Но там бы оно точно было в тему.

Хизер часто рассказывала о частных домах, в которые она ходила. Какой-то Баббадук-Хаус или Чертово-поместье-Хекслибарнз со всеми этими ужасными рекламщиками и банкирами, которые мерялись членами, держа в одной руке бокал бодрящего кларета, а другой приобнимая какую-нибудь пузатую шишку.

«Высококлассные придурки», – так их называла Хизер, хотя она и могла вписаться в их среду, в отличие от меня. Это она унаследовала от отца. Ему стукнуло пятьдесят восемь лет, когда родилась Хизер, и еще он был довольно известным виноторговцем. Хизер унаследовала его уверенность в себе, страсть к вину и деньги, конечно, тоже. Немного, но достаточно. Какая-то часть меня всегда завидовала ей, когда она уезжала в университет, получая ежемесячные карманные деньги, в то время как мне приходилось работать на двух дерьмовых работах, чтобы позволить себе учиться. Но, надо отдать ей должное, Хизер, наверное, миллион раз заплатила за меня в баре, так что все было не так уж плохо.

В углу библиотеки сидит один гость: пожилой мужчина в кожаных туфлях цвета загара, без носков, в ярко-синей рубашке поло.

– Доброе утро, Мэтью, – пропевает Ирен, мастерски сочетая флирт и профессионализм. – Вам ничего не нужно?

– Нет, Ирен, – отвечает он, складывая газету и улыбаясь мне. Его ледяные голубые глаза и золотистые волосы делают его скорее киношным злодеем, чем джентльменом. Я не удивлюсь, если он заговорит с русским акцентом.

– Наша новая сомелье, приехала из Лондона, – представляет Ирен, кивая в мою сторону. – Скоро сможете ее испытать.

– С нетерпением жду этого, – говорит он, откидываясь на спинку стула и закидывая ногу на колено. Классический прием силы.

– Со мной шутки плохи, сэр, – сообщаю я, автоматически переходя в режим флирта.

– Вот теперь я действительно с нетерпением жду, – произносит он, складывая руки на груди.

Ирен поворачивается ко мне, едва заметно покачивая головой, и ведет меня в приемную через холл, шепча:

– Мистер Хант – президент Общества виноделов Шотландии. Но предупреждаю: он наш постоянный гость и ужасный пьяница. Он будет домогаться и лошади, если выпьет достаточно виски. А в прошлом году он так и сделал.

Я немного шокирована, но Ирен просто качает головой, как будто видела такое сотни раз.

– Отчасти присматривать за вами, пока вы здесь – моя работа, и раз теперь вы знаете, что за человек мистер Хант, то лучше сможете с ним справиться. Тем более, что вы женщина. Женщины в гостиничном бизнесе должны заботиться друг о друге, впрочем, я уверена, что вы это хорошо знаете.

Ирен так ласково улыбается мне, что я начинаю думать, что она собирается погладить меня по голове. Но через мгновение мы снова уходим.

– Вместе с Джеймсом вы будете подбирать вино и меню для следующей встречи Общества в конце лета. В течение следующих нескольких дней нужно будет подумать над идеями для вечера, чтобы мы могли передать заказы. В последний раз тема звучала как «Гроздья гнева»^[14]. Билл собрал список бюджетных вин, которые на самом деле отличные, и несколько якобы исключительных вин, которые на самом деле очень плохие.

– Звучит круто, – бодро произношу я, пытаясь скрыть панику.

– Милая, это как Аскот для Винного общества^[15].

Я стараюсь выглядеть уверенной и серьезно киваю.

– Более ста человек со всего западного побережья и не только. Это больше, чем просто винное мероприятие, оно стало очень значимым в гостиничном бизнесе на западном побережье. Сюда приезжают не только чопорные старые виноделы. Тут и байеры, и производители, и фермеры. Строгий вечерний дресс-код, оркестр, танцы и виски до рассвета. Это событие – гордость «Лох-Дорна». А с ремонтом, Расселом и тобой, Хизер, во главе, мы надеемся, что оно станет лучшим в истории.

– Хорошо. Понятно.

Сквозь нарастающее беспокойство я обнаружила, что чувствую легкое раздражение на Хизер за то, что она отказалась от этой работы. Понимала ли она, что они все так на нее рассчитывали? А теперь они рассчитывают на меня, что, честно говоря, грозит катастрофой.

Ирен поворачивается и показывает рукой на зону приемов и барную зону, где несколько хаотично стоят стулья и кресла и видна дверь на небольшую пустую террасу.

– Для обедов на улице пока холодновато, – объясняет она. Интерьер потрясающий: кожа, полированная латунь и глубокие цвета. В дальнем конце комнаты есть дверь в ресторан, а за барной стойкой – дверь на кухню.

– Итак, гости могут расслабиться в библиотеке и насладиться кофе, чаем, практически любым блюдом или напитком. Музыка здесь очень тихая, а атмосфера располагает к отдыху. А тут, в баре и зоне приемов, все немного бодрее, если можно так выразиться. Бар, конечно, открыт двадцать четыре часа в сутки, но там не всегда кто-то есть, так что, скорее всего, придется звонить в колокольчик, если вы захотите выпить бренди в три часа ночи. Иногда, после ужина можно предложить им насладиться виски у камина. А вот и Билл.

Я удивлена, что он выглядит так бодро после вчерашней пьянки. Он улыбается мне и поднимает бокал, который собирается наполнить чем-то из коктейльного шейкера. От ароматической свечи, стоящей у бара, исходит чудесный запах, свежий и чистый, с нотками лакрицы.

– Не позволяй Ирен учить тебя жизни, – заявляет он.

– Не позволяй Уильяму наливать тебе выпивку, – парирует Ирен, но я вижу, что между ними глубокая симпатия. Я принимаю оба совета, и мы продолжаем нашу экскурсию.

– Отведу вас наверх, чтобы вы посмотрели пару комнат для гостей. В принципе вам необязательно их смотреть, поскольку у вас не должно быть причин находиться на втором этаже.

Очень жаль, потому что – черт возьми! – комнаты просто невероятные. Когда мы заходим в первый свободный номер, мое внимание привлекает ванна с коваными бортиками, которая очень удачно расположена рядом с большим окном. Из окна видна яблоня, которая только зацветает. Она великолепна.

Кровать размера супер-кинг-сайз с хрустящим бельем и подушками глубокого сине-золотого цвета. Телевизора с плоским экраном не видно, вместо него стоит комод из вишневого дерева, большое позолоченное зеркало и диванчик на двоих, отделанный ярко-синим бархатом.

– Живут же люди… – вздыхаю я, поглощенная моментом.

– Похоже на то, – говорит Ирен, открывая балконные двери, чтобы проветрить комнату. – Видели бы вы эту комнату три месяца назад. Сплошное уныние. Мне так нравятся эти льняные шторы!

Когда мы снова спускаемся вниз, она заканчивает осмотр небольшой речью о том, как персонал «Лох-Дорна» должен вести себя с достоинством и блеском и поддерживать традиции общества, которые тянутся аж с… Но мне трудно сосредоточиться, потому что мистер Хант, к которому присоединилась жена, сытая по горло его выходками, бросает на меня взгляды из барной зоны. Бедная миссис Хант! Его нога соскальзывает с подставки, и он падает вперед, чуть не сбивая цветы, как раз в тот момент, когда мимо нас протискивается индийская пара, розовощекая и смущенная.

– Молодожены. – Ирен на мгновение прерывает свой монолог, чтобы сообщить мне об этом.

Я чувствую себя так, будто попала в реалити-шоу про любовь.

Я переключаю внимание на Ирен, которая рассказывает, что отель «Лох-Дорн» стремится к золотому стандарту и делает все возможное, чтобы убедиться, что все потребности клиента удовлетворены. Она использует такие слова, как «довольный», «удовлетворенный», «приезжают снова и снова», и вскоре мне становится очень трудно сохранять серьезное выражение лица.

– Как во все это вписывается Рассел? – спрашиваю я, пытаясь не расхохотаться.

– Его пригласили, чтобы он модернизировал ресторан, – отвечает она.

– И он этого добился, я считаю, – отвечаю я, когда Ирен снова хлопает в ладоши, чтобы выключить свет.

– Он здесь не каждый день. У него есть другие рестораны, поэтому он очень занят, – начинает она словно хорошо заученный сценарий, – но он ожидает абсолютного совершенства, которое бывает довольно трудно достичь, но мы должны это сделать! Отель преобразился за счет его имени, значительных средств владельца и неустанного труда персонала. Мы должны закрепить эти изменения. Довести дело до конца! Сплотиться все вместе!

Я не верю, что она все это так уж поддерживает, несмотря на все позитивные высказывания. Это напоминает мне Хизер, которая пыталась похвалить мой ужин, который пригорел.

– Мне просто интересно, потому что вчера вечером Рассела не было на кухне.

Ирен слегка поджала губы:

– Джеймс занимается повседневной тяжелой работой, а Рассел – идейный вдохновитель и управляет конечным результатом, и мы реализуем его видение без вопросов. Учитывая это, вам пора готовиться к обеду.

– Поняла, – киваю я.

– Кстати, Билл сказал вам, что на завтрак, обед и ужин предлагается питание для персонала? Вы можете получить его в столовой, если она пустая, или в комнате для персонала.

– О, это здорово. – Я ожидала, что так и будет, но Билл ничего не сказал, и я начала думать, что мне придется копаться в мусоре, чтобы найти еду.

– И последнее, милая. – Ирен берет мои щеки в свои ладони с такой непринужденной лаской, что мне хочется дать ей повод мною гордиться. – Этот ваш парень… Молодой человек, которого я встретила на Винной премии… Он приедет в гости в течение лета?

– О нет. Я имею в виду, у нас все не настолько серьезно, чтобы он приезжал на выходные, – быстро отвечаю я.

– Что ж, – говорит она, опуская руки со вздохом облегчения, – вот действительно хорошая новость.

Глава 7

Я совершила большую ошибку.

В момент передышки перед обедом я смотрю в темную бездну шкафчика с надписью «Хизер» на дверце и честно оцениваю свое положение. Я не в настроении делать себе поблажки. Ясно, что, вопреки словам Хизер, это место очень серьезное. И работа серьезная.

А чего ты ждала?

В свое время ты наделала немало глупостей, Птичка Финч, но тут ты превзошла себя.

Ты все испортишь, и Хизер будет в ярости. Она рассчитывала на то, что ты вытащишь ее из этой ситуации с незапятнанной репутацией, а ты все испортишь.

Что, черт возьми, ты наделала?

Я совершила большую ошибку.

Когда я решилась приехать сюда, я по большей части рассчитывала на то, что потом мы с Хизер будем сидеть вместе у огня за крошечным столиком в пабе и хихикать, обсуждая мои летние злоключения в роли сомелье в разваливающемся отеле. Но это вдруг стало казаться маловероятным.

Мы с Хизер только один раз по-настоящему рассорились. Тем ужасным мрачным летом она закончила стажировку в Бордо в каком-то модном шато, а я работала в билетной кассе в стенд-ап клубе в Сохо. В том году Хизер добивалась одного успеха за другим. Казалось, я потратила целый взнос за дом на шарики, бантики и просекко, чтобы отпраздновать ее бесконечные новые повышения или винные дипломы. Конечно, я гордилась ею, но мне приходилось постоянно за нее болеть. Больше болеть было некому. И иногда это было утомительно.

Я не удосужилась в очередной раз снять шарики, из которых состояло слово «Поздравляю!» у нас на кухне, и сдувшись, они наполовину сползли по стене, оставив только надпись «Поз».

Я смотрела на них, держа в руке неоплаченный счет за газ. Поэтому я и сдала комнату Хизер в субаренду.

К несчастью, стендапер Кортни 21 года от роду из Маргейта украла кучу одежды Хизер, сожгла ее кофейник и описалась у нее в постели после бутылки «Егермейстера».

Хизер злилась не из-за кровати или пропавшей одежды. Она злилась, что я скрыла это от нее. Но вместо того, чтобы признаться, что у меня не было денег, и извиниться, я выплеснула наружу весь свой гнев и наорала на нее.

– Ты не знаешь, каково это – быть совсем без гроша! У меня нет никакой гребаной подстраховки. У тебя есть наследство, и ты можешь уехать на лето во Францию и изучать вино, как папа, не наделав при этом долгов, а стрижешься ты у кого-то по имени Эшли!

– Я бы предпочла иметь семью, чем наследство.

– А я бы предпочла иметь наследство, чем семью. Семья – это еще не все.

Последовали три месяца ледяного молчания, пока я не заявилась к ней домой с новым кофейником и половиной бутылки виски.

– Я видела в соцсетях, что ты поступил на курс «Мастер вина», – невнятно пробормотала я. – Я рассказала об этом всем на Северной линии метро. А потом медсестре, которая шла домой из больницы и выглядела так, будто ей нужно выпить. А потом к нам присоединился строитель по имени Раф, и, не успела я опомниться, как оказалась в Бернт-Оук^[16].

– Я все еще злюсь, – сообщила она, отхлебнув виски.

– Я знаю, – вздохнула я, и она схватила меня за свободную руку и потянула внутрь.

– И я уже заменила этот чертов кофейник.

– Хизер, мне так жаль.

– Я знаю. Просто, – она сделала глубокий вдох, – просто, пожалуйста, постарайся привести в порядок свою жизнь.

– Я постараюсь, – кивнула я. – Когда уже ты от меня устанешь?

– Наверное, никогда, дурочка.

Но сейчас, глядя в ее шкафчик, я задаюсь вопросом: неужели пришел этот момент? Неужели я разрушила нашу дружбу?

Как я собираюсь проявить себя в заведении с шеф-поваром, отмеченным чертовой звездой Мишлен? Я могу только предположить, что она не знала, что отель полностью перестраивается и завален деньгами. Она не могла знать, потому что в противном случае получается, что она мне солгала. А Хизер мне не лжет.

Я думаю, не стоит ли мне сбежать. Но не вижу подходящего способа: это будет означать, что Хизер бросила работу. Другой очевидный вариант – признаться во всем Биллу или Ирен, а потом сбежать. Но в этом случае Хизер тоже будет выглядеть в неприглядном свете. И тут я представляю лицо Ирен, ее руки у меня на щеках, и этот взгляд, полный гордости и решимости. Я должна найти другой способ.

– Приветик, – произносит знакомый голос.

– Привет, – говорю я Биллу, который вышел из соседней ванной.

– Рассел собирается наблюдать за обедом, – сообщает Билл, открывая свой шкафчик.

– Ах вот как? – отвечаю я, нахмурившись.

– Не нервничай. Все будет хорошо. Я знаю его уже много лет. Он только лает, но не кусается. Кроме того, этот человек пьет только виски, так что вряд ли он поймет, если ты чего-то не знаешь. – Билл усмехается, а я внутренне сжимаюсь от стыда.

– Билл, у меня не было и пяти минут, чтобы просмотреть список…

– Никто не ожидает, что ты выучила список, – заявляет он, приглаживая свои редеющие волосы вокруг ушей.

Я киваю, решив, что скомпрометирую себя, если буду протестовать дальше.

Я возвращаюсь в столовую, Билл следует за мной. На обед сегодня заказано всего три столика, а на вечер – пять. Но в обед, говорит мне Билл, редко бывает дегустация, так что меня не спасет предварительно составленное меню.

– А у вас часто бывают посетители с улицы? – спрашиваю я, с тоской глядя в окно на бесконечные лужайки и леса вдалеке.

– Может быть, попозже, летом, – отвечает Билл, – но после реконструкции мы ожидаем, по крайней мере, пару недель полной брони. На ближайшую пятницу и субботу у нас все забронировано.

– Это здорово, – радуюсь я, глубоко вдыхая и доставая карту вин.

Понятнее она не стала. Я быстро сканирую ее в поисках чего-нибудь знакомого, кроме нескольких бутылок, которые выбрала вчера вечером с помощью Хизер. Мне нужно думать быстро.

Что я знаю о вине?

Из своего ограниченного опыта работы официанткой я знаю, что начинать следует с шампанского или просекко. По крайней мере, обычно делают так. Или, возможно, с коктейля; но тут я задаюсь вопросом, не должна ли я как сомелье продвигать вино?

Я знаю, что часто белое вино сопровождает закуску, затем переходят к красному, если в качестве основного блюда выбирают мясо. А можно придерживаться и белого, если в качестве основного блюда у вас рыба или курица. Но я также знаю, что все не так просто. Хизер, например, могла понюхать бокал и определить в нем ноты, такие как масло (что?), цветок персика и тертая лимонная цедра. Не просто лимон – тертая лимонная цедра, если конкретно. Должно быть, где-то в моем мозгу хранятся экспертные знания от Хизер.

Так что да, я могу вспомнить что-то вроде этого, но ничего полезного – например, что это было за вино, вкус которого напоминал тертую лимонную цедру. Жаль, что я не уделяла ее словам большего внимания. Все эти знания, которые я считала ерундой, вдруг оказались крайне важными.

С другой стороны, три столика. Насколько это может быть сложно?

На открытой кухне Джеймс и Анис пробуют соус из серебряного кувшина двумя маленькими чайными ложками. Я наблюдаю за тем, как они удовлетворенно улыбаются. Когда Анис выходит за пределы моего поля зрения, Джеймс поднимает глаза и ловит мой взгляд. Его улыбка обезоруживает. Робкая, но теплая, с маленькой ямочкой на правой щеке.

Я машу ему рукой. Перебор, Птичка, перебор.

Он одними губами произносит «Удачи» мне в ответ, и я мгновенно переношусь от сладкой тревоги к весьма зловещей ее вариации. Я сглатываю и пытаюсь сосредоточиться, но не понимаю, на чем именно. Почему никто не сказал мне, что делать? Вот что бывает, когда ты опытный специалист: никто больше не говорит тебе, что делать?

Ирен проходит через двойные двери и ставит на прилавок тарелку бульона. Она кивает Биллу, который протягивает ей накрахмаленную салфетку, обернутую вокруг ножа и вилки.

– Это для Рассела. Он пообедает за барной стойкой, наблюдая за нами.

Должно быть, заметно, что я сильно нервничаю, потому что ее лицо внезапно смягчается.

– Все будет в порядке, – шепчет она, положив руку поверх моей. – Билл утверждает, что ты настоящий профессионал.

Я сглатываю, глядя на Билла, который одобрительно кивает. Нет, я ни в чем не признаюсь этим до смешного добрым людям. Не сейчас.

Ко мне подплывает официантка, у которой тоже открытое и доброе лицо.

– Привет, я Пти… – начинаю я. Черт! – То есть, я Хизер. Меня зовут Хизер.

– Я Рокси. – Она улыбается и говорит с едва заметным акцентом. Кажется, она не заметила моей оплошности. – Мы встречались вчера вечером.

– О, черт, конечно, – бормочу я, – я просто слишком устала после поезда.

– Вы в порядке? Выглядите слегка взволнованной, – тихо шепчет она.

В этот момент в двери столовой входят две пары, всем глубоко за семьдесят. Мужчины снимают головные уборы, пропуская дам вперед. Ирен быстро идет к ним, протягивая руки, с широкой улыбкой на лице.

– Бетти, Томас, Шамми и… Говид, не так ли? Доброго дня всем вам, – тепло произносит она, указывая на накрытый на четверых стол, расположенный у большого эркера. Рокси присоединяется к ней, незаметно забирая у гостей пальто и шарфы. Она двигается плавно, как кошка.

– Иди, – велит Билл, махнув мне рукой в сторону стола.

– Идти куда? – спрашиваю я, и мое сердце бешено колотится. – Ах да, точно. – Я поворачиваюсь и направляюсь к столу.

– Подожди! – останавливает он, и оборачиваясь, я вижу, как он протягивает мне четыре меню и карту вин.

– Вот дерьмо! – произношу я, к сожалению, вслух, пока ноги сами несут меня к столику. Ирен лучезарно мне улыбается, когда мы проходим друг мимо друга, и тут я встречаюсь глазами с Расселом, который заходит через двери кухни и занимает свое наблюдательное место за барной стойкой. Теперь он находится примерно в десяти футах от меня, и я чувствую его присутствие, как свет прожектора, направленный на меня. Я поворачиваю голову к обедающим, которые смотрят на меня с улыбками, полными ожидания. На меня пялятся абсолютно все.

– Кто хочет вина? – выпаливаю я.

Я чувствую, как взгляд Рассела впивается мне в спину, а четыре пенсионера почти в унисон склоняют седые головы.

– Мы можем посмотреть винную карту? – говорит тот, что пополнее, которого, кажется, зовут Томас.

– Конечно. – Я протягиваю ему меню.

– Это обеденное меню, – произносит Бетти сквозь кроваво-красную помаду, указывая длинным морщинистым пальцем с очень стильными ногтями с прозрачной полировкой на большое слово МЕНЮ золотого тиснения на лицевой стороне папки.

– Конечно, – киваю я, перебирая в руках увесистые папки, прежде чем вручить ей карту вин. – Слава богу, хоть кто-то следит за тем, что происходит. Не хотите у нас поработать?

Она натянуто улыбается и передает карту Томасу, который ловко раскрывает ее, одновременно доставая очки и надвигая их на нос.

– Обычно мы заказываем обед из трех блюд. Какие вина сегодня к нему идут? – интересуется он.

– Определенно красное и белое, – уверенно произношу я, а затем быстро добавляю: – Не хотите шампанского? Которое, я полагаю, тоже белое. Технически. То есть, какая разница, эффект один и тот же, правильно?

О боже, заткнись, Птичка.

Вторая дама за столом приободряется при упоминании шампанского, и в тот момент, когда во мне зарождается надежда, что я нашла к ним подход, скучная Бетти отклоняет мое предложение, отчеканивая:

– Никакого шампанского, спасибо.

– Мы просто хотим узнать, какие вина предлагаются сегодня, – повторяет Томас.

– Вы не могли бы потерпеть минутку? Мне очень жаль, я здесь новенькая, – объясняю я, чувствуя, как жар заливает мне щеки.

– Да, конечно, – соглашается Бетти, смягчаясь.

Я спешу обратно к бару и делаю то, что делает любой некомпетентный профессионал, когда его застают врасплох. Сваливаю вину на других.

– Почему никто не проинформировал меня о сегодняшних винах, которые подаются к комплексному обеду? – произношу я громко, обращаясь к Биллу и игнорируя взгляд Рассела, который сидит напротив него.

– Ах, извини. Виноват, – спохватывается Билл. – Вот они.

Он протягивает руку за барную стойку, достает лист бумаги из-за кассового аппарата и протягивает его мне.

– Он должен был быть в начале винной карты, – бормочет он, указывая на пустой пластиковый файл, прикрепленный к внутренней стороне обложки.

– О, спасибо.

– Убедитесь, что Хизер полностью проинструктирована, пожалуйста, – велит Рассел Биллу, качая головой.

– Обязательно. – Билл в ужасе смотрит на него.

– Извини, я немного разнервничалась, – говорю я ему вполголоса, надеясь, что Рассел не услышит.

Я возвращаюсь к столику, и Рокси тоже подходит к нему с газированной водой тихо и незаметно, как мышка. Вытянув длинную элегантную руку, она наполняет каждый маленький стаканчик, а затем возвращает бутылку на боковой столик поодаль от гостей.

– Вот сегодняшнее винное предложение, – сообщаю я.

Томас сразу же вступает:

– Бетти возьмет лосося, а я – оленину. Мы оба будем суп. А с десертом решим потом.

– О, отлично. – Я роюсь в фартуке в поисках блокнота и бумаги. Я не знала, что буду принимать заказ на еду. Я оглядываюсь через плечо в поисках Рокси, но ее нет в столовой. Надо помнить про ручку и бумагу. Я подключаю свою память. «Лосось, оленина и два супа», – повторяю я мысленно, а затем нервно смотрю в сторону другой пары. Как же я все это запомню?

– Мы оба возьмем оленину, а на закуску – свеклу, – заявляет другой джентльмен с вежливой улыбкой. Две свеклы, два супа, лосось, три оленины. Я запомню.

– Так что вы рекомендуете? – спрашивает Томас.

Я в ужасе опускаю глаза и понимаю, что в карте вин, предлагаемых на обед, около дюжины наименований. Наверное, можно попробовать угадать? Или можно…

– Э-э, вам одну бутылку или две?

Бетти громко фыркает.

– Ну, у вас рыба, а у них мясо, так что…

Томас громко спрашивает:

– Где Ирен?

– Ну, она… – Я начинаю заикаться. – Гм…

Я оглядываюсь и вижу Билла, который сразу же чувствует, что у меня проблемы, и за считанные секунды подлетает, чтобы спасти меня.

– Привет, Томас, как дети? – спрашивает он голосом, которого я раньше не слышал. Он настолько слащав, что у меня мурашки по коже.

– Хорошо, Билл. Хорошо, – отвечает Томас.

– Чем я могу помочь?

– Ну, пока что ваша новая сомелье рекомендовала красное или белое вино, две бутылки вина и бутылку шампанского. Я надеялся на что-то более конкретное.

Я нахмуриваюсь, как будто соглашаясь, что я никудышная.

– Понимаю, – отвечает Билл с ободряющей улыбкой. – Мне очень жаль, но это ее первая смена здесь, так что она еще не совсем освоилась. Хизер раньше работала в «Уолсли»^[17], представляете?

Томас смотрит на меня с подозрением, но остальные трое в унисон говорят «Ах-х-х».

– Да, – быстро произношу я.

– Почему бы тебе не заняться столиком номер три, а я пока присмотрю за этими ребятами, – предлагает Билл.

Я убегаю, и меня физически трясет, когда я наконец добираюсь до безопасного бара, но тут же замечаю, что гости за третьим столиком подняли руки в мою сторону. Я ищу взглядом Рокси, которая как раз повесила верхнюю одежду гостей и одобрительно кивает мне. Мне нужно идти. Я облизываю пересохшие губы и несколько раз сглатываю.

– Здравствуйте, чем я могу вам помочь? – спрашиваю я двух милых дам, от одной из которых так сильно пахнет духами на основе мандарина или апельсина, что мне приходится сделать небольшой шаг назад.

– Билл сказал нам, что вы очень хорошая сомелье, – начинает одна из них. – Мы впечатлены. Вы приехали к нам из самого Лондона, чтобы побывать в нашем маленьком ресторанчике?

– О-о-о. – Я краснею. Вот дерьмо!

– Итак, мы хотели спросить, что вы думаете по поводу Пикпуля^[18]? У Маргарет день рождения, и мы хотели бы немного… Ну, вы понимаете.

Маргарет тянется вперед и касается руки своей подруги. Обе так мило хихикают, что у меня замирает сердце, и я чувствую, как меня охватывает спокойствие. Старинные подруги. Старинные подруги выпивают вместе. Лучшие подруги. И все, что эти милые дамы хотят от меня, – это знать, хорошее вино или нет. Здесь мне несложно притвориться.

– Да. Просто отличное, – отвечаю я. – Нет ничего лучше, чем разделить бутылку с лучшим другом, не так ли?

– Именно так, дорогая, – кивает Маргарет.

Когда я направляюсь к винному холодильнику за барной стойкой, я оглядываюсь на Маргарет. Она хихикает со своей подругой с восторгом в глазах, как обычно делают добрые друзья. Такие, как мы с Хизер. Еще одна мрачная волна вины накатывает на меня, когда я думаю о ней.

– Извини за то, что произошло, – шепчет Билл, когда я, прихрамывая, подхожу к бару. – Я должен был дать тебе список.

– О, все в порядке, забудь об этом, – говорю я, поднимая глаза. – Мне нужна бутылка… эээ… Пикпула.

– Пикпуля? – поправляет он меня с французским произношением.

– Простите, – извиняюсь я. – Это от волнения.

– Давай я буду сопровождать тебя до конца дня и покажу, как тут все устроено, – предлагает Билл. – Нечестно было бросать тебя вот так. У тебя и пяти минут не было, чтобы сориентироваться.

– Спасибо, – говорю я, готовая обнять его в благодарность. Сегодня вечером вернусь в коттедж и разработаю план.

– К тому же, мы не можем допустить, чтобы ты запятнала нашу репутацию, – говорит он с улыбкой, доставая из холодильника длинную темно-зеленую бутылку. – В конце концов, это я нанял тебя.

– Да, – соглашаюсь я, натягивая свою самую широкую, самую дерзкую улыбку. – И о чем ты только думал?

Глава 8

– Давай быстрее, – торопит Джеймс, ожидая меня у открытой входной двери.

– Пять минут! – Я ахаю, проверяя время на телефоне – 7.04 утра – и игнорирую три пропущенных звонка от Тима. Я не спала, когда он звонил, но это было в час ночи, 1.15 и 2 часа, что может означать только одно: он был настолько пьян, что забыл, что я в Шотландии, и хотел перепихнуться.

Хотя было приятно почувствовать себя желанной.

– Прости меня, я просто дико вымоталась.

Билл был верен своему слову и взял бразды правления за ужином, в то время как я еще немного последила за ним, «чтобы посмотреть, как мы ведем дела». Но все было как в тумане. Я не думаю, что что-нибудь по-настоящему дошло до меня.

После этого я снова слишком устала, чтобы изучать карту вин или распаковывать книги о вине, которые привезла с собой. Вместо этого я загуглила «Десять вещей, которые вы не знали о вине», а затем просмотрела теперь уже закрытый социальный аккаунт Хизер с фотографией кошки. Она ничего не писала с тех пор, как уехала в Италию, и я почувствовала глубокий укол вины, когда пролистала все фотографии моей дорогой подруги.

Потом я лежала без сна, пытаясь понять, что мне делать. Уехать, не рассказав все до конца, означало бы, что Хизер сбежала с работы. (То есть, Хизер действительно сбежала с этой работы, но все же… «Она» теперь была здесь, так что этот вариант отпадал). Но уехать после признания тоже означало бы выставить ее в дурном свете. Если я соберусь уезжать, я могу это сделать только как Хизер, но с железным оправданием. Может, кто-то из родственников умер? Но кого мне убить? У нее никого не осталось. Нет, это должно быть что-то другое. Что-то, что сохранит ее репутацию.

Я поднимаю глаза и вижу Джеймса, который смотрит на меня из конца коридора.

Уф! Должен быть другой путь.

– Мы опаздываем, – торопит Джеймс, качая головой и протягивая мне большой кусок щедро намазанного маслом тоста и кружку чая.

– О боже, спасибо, – отвечаю я, одним глотком выпивая тепловатый чай и отправляя тост в рот, пока дрожащими пальцами застегиваю толстовку.

Я жую тост, который кажется сухим у меня во рту. Меня немного подташнивает. Я и близко не готова.

На рассвете мы отправляемся на «охоту за продовольствием», с чем я вряд ли смогу справиться после трех часов сновидений о сердитых старухах, горящих виноградных лозах и рассыпающихся винных пробках. Но Ирен решила, что это поможет мне проникнуться духом ресторана, а нам с Джеймсом – узнать друг друга получше.

– Вы двое должны быть сплоченной командой, – велела она.

– Поняла, – кивнула я. Я старалась проявлять максимум энтузиазма.

– Но не слишком сплоченной, – добавила она, приподняв бровь и улыбнувшись.

– Понятно, – ответила я. Мне нравилась Ирен.

Интересно, не похожа ли работа в таком изолированном отеле, как этот, на работу на круизном лайнере, где нет ничего хуже, чем интрижка двух коллег из персонала, потому что они могут расстаться со скандалом. А бежать некуда.

Но Ирен не стоит беспокоиться обо мне. У меня не бывает романов на работе. У меня их вообще особо не бывает. У меня было три бойфренда, включая Тима, но ни один из них не перешел на новый уровень типа встречи с родителями или поездки на выходные в Уитстабл^[19]. У меня также была парочка очень пьяных свиданий на одну ночь в тот единственный год, когда я училась в университете. Это был год, когда я прошла все уровни Mario Kart, посмотрела все семь сезонов сериала Lost и обнаружила, что у моей соседки по квартире гидропонная ферма наркотиков в подвале под моей спальней. О, и в этот же год отец сделал первую и последнюю попытку протрезветь, которая включала в себя множество телефонных звонков с извинениями, настолько эмоционально изматывающими, что в итоге я бросила университет и отправилась в поход по Уэльсу, чтобы отстраниться от всего этого.

Не то чтобы я не хотела иметь нормального парня, с которым можно было бы разглядывать прилавки Aldi^[20]. Просто я счастливее в одиночестве. Это проще. К тому же, Хизер – ходячий пример того, почему не стоит заводить романтические отношения.

На Джеймсе толстые туристические ботинки песочного цвета и почти стильное пальто Barbour болотного цвета с вощеной отделкой. Дождь моросит, и все еще холодно, но туман рассеялся, и в воздухе витает запах свежескошенной травы, который нравится всем – особенно, как я заметила, винным обозревателям.

Анис ждет снаружи в приталенном анораке, с корзиной и зонтиком.

– Где живет Анис? – шепчу я, натягивая кроссовки.

– В четвертом коттедже, с остальными ребятами помоложе.

– В смысле, мы ребята постарше что ли?

Джеймс громко смеется, а Анис бросает на меня подозрительный взгляд.

– Я просто спросила, где кто живет, – объясняю я, не желая, чтобы она почувствовала, что ее не включают в разговор

– В четвертом коттедже, – отвечает она с сильным шотландским акцентом, убирая за уши свои великолепные темные блестящие волосы. Она прекрасна: миниатюрная, гладкокожая, с роскошными широкими бровями и в очень симпатичных красных резиновых сапогах Hunter. – Ты в этом пойдешь? – произносит она обвиняющим тоном, глядя на Джеймса, а затем снова на мои кеды Converse.

– Боюсь, я не взяла с собой ничего подходящего, – оправдываюсь я, пожимая плечами. – Но, возможно, я смогу съездить в город и купить что-нибудь на следующей неделе?

– Без этого не обойтись, – отвечает она, нахмурив брови, – если ты собираешься здесь что-то делать – работать или что угодно. Эти кеды ужасны.

– Ты права, – соглашаюсь я, не обижаясь на ее слова, – но ведь мода – это боль, верно?

Она не улыбается в ответ, а смотрит на свою корзину, потом в сторону конюшни и трагически вздыхает. Как будто ей постоянно приходится разбираться с чужими проблемами. По моему опыту, такое раздраженное неодобрение – всегда знак того, что человеку не безразличны другие люди. Я улыбаюсь про себя, давая себе слово завоевать ее расположение.

И вот мы в молчании веселой компанией из трех человек отправляемся на «охоту».

Джеймс ведет нас к реке на задворках поместья. Территория здесь не так ухожена, как это бывает в Англии. Здесь есть розовый сад, но все остальное – дикие заросли. Неухоженные живые изгороди, фруктовые деревья, длинная трава и полевые цветы фиолетового, желтого и темно-розового цвета, тянущиеся вверх навстречу утреннему солнцу.

Когда мы доходим до реки, то прячемся от солнечного света под полог дубов, берез и буков с ярко-зеленой свежераспустившейся листвой. Я ощущаю внезапный прилив бодрости от прикосновения прохладного воздуха.

Джеймс ведет нас по грязной тропинке к пешеходному мостику.

– Итак, Анис…, – начинаю я. Не зная, как завязать разговор, я решаю поговорить о прогулках на свежем воздухе, – любишь пешие прогулки?

– Предпочитаю охоту, – отвечает она.

– Точно. Охоту, – говорю я. – С ружьем?

– Да, с ружьем, – подтверждает она. – И с большим ножом, если понадобится.

Я стратегически замедляю шаг, чтобы слегка отстать от нее.

Мы проходим еще несколько минут под шум реки и редкие песни птиц. Время от времени Джеймс достает из кармана телефон и делает снимок какой-нибудь ярко-зеленой листвы или птицы, сидящей на ветке. А раз или два он фотографирует Анис, отодвигающую кусты и указывающую на что-то, чего я не могу разобрать. Он пытается сфотографировать меня, и я как можно быстрее подношу руки к лицу. «Пожалуйста, никаких крупных планов», – шучу я, и он больше не пытается.

– Что же мы ищем? – спрашиваю я. – Я никогда не работала в ресторане, который сам собирает продукты. Что будет, если мы ничего не найдем?

– Рассел не занимается сбором продовольствия, только мы с Анис. Но он не против, – начинает объяснять Джеймс, снимая шапочку и встряхивая густыми темными волосами. Я пытаюсь подавить очередной приступ восхищения. – Основные продукты мы получаем от местных поставщиков: дичь, скумбрию, лосось, оленину. Но я стараюсь собирать сезонные продукты, например, малину, грибы, травы, такие как кислица, водная мята, если удается их найти, и все в таком духе. Думаю, гостям нравится видеть в меню грибы, собранные у нас в лесу, как ты считаешь?

– Так, значит, оленину мы не ищем, если только ты не прячешь ружье в брюках, Джеймс? – шучу я.

Меня радует глубокий горловой смех Анис, но когда я оглядываюсь через плечо, то вижу, что Джеймс сгорает от стыда. Переборщила.

– Нет, не сегодня. У нас очень хороший поставщик из Ская. – Он протискивается мимо меня по маленькой дорожке и поднимается к каким-то крошечным белым цветочкам. – Еще несколько дней, – говорит он Анис, и она кивает.

– А горицвет отлично сочетается с нашим диким лососем. Но самое интересное – это, конечно, белые грибы, – улыбается Джеймс. – В грибной сезон я становлюсь одержимым.

– У вас здесь растут белые грибы? – спрашиваю я. Вот белые грибы я знаю. Хизер делала с ними потрясающую пасту. Но почему-то я думала, что они растут только в Италии.

– Конечно, – отвечает Анис. – Джеймс собирал или выращивал бы все здесь, если бы мог. А Рассел привозил бы все из Лондона, если бы мог.

– Чувствую конфликт – говорю я, ухмыляясь.

– Нет, нет. Он главный шеф-повар, – быстро произносит Джеймс, не отвечая на вопрос.

– Он главный мудак, вот он кто, – поправляет Анис, хмурясь в сторону Джеймса, – но его позиция такова, что нам нужно обретать деньги, а не друзей.

«Звучит как полная противоположность гостеприимству», – думаю я.

– Мы всегда покупали лучшие продукты у местных производителей, – заявляет Джеймс, останавливаясь на мгновение и показывая на лес вокруг нас. Но переверните с ног на голову все, что вы знаете об обычных ресторанах. Что если нам нужны лимоны на восемьдесят персон? Ждать придется три дня, так что заказывать нужно заранее. Зато нам каждый день доставляют свежих омаров за 50 километров. Это полная противоположность Лондону, где Рассел привык, что все постоянно привозится издалека. Здесь же, если случится шторм и лодки не смогут выйти в море…

– Омаров не будет, – заканчивает Анис.

– Упаси бог, – произношу я.

– Да, – соглашается Джеймс, качая головой от ужаса, – новая система Рассела означает, что теперь у нас более или менее постоянные поставки. Хотя мне удалось сохранить некоторых местных поставщиков. Нас не захватили полностью. Так или иначе, прибыли у нас теперь больше, – говорит он, пожимая плечами.

– Ну, это уже что-то.

Я останавливаюсь возле наклонившегося дуба с обнаженными корнями, которые спускаются вниз по осыпающемуся берегу к куче больших камней у реки. И почти сразу же поскальзываюсь и едва успеваю отступить назад, чтобы не упасть лицом в воду. Она выглядит такой свежей и чистой. Запах земли и мокрого камня на удивление приятен. Я окунаю пальцы в одну из заводей и тут же вытаскиваю их.

– Твою ж мать! – вскрикиваю я, сжимая пальцы другой рукой и дыша на них. – Вода как лед.

Джеймс хватается за ствол дуба, ловко спрыгивает вниз и перескакивает с камня на камень, пока не останавливается рядом со мной. Он окунает руки в реку и брызгает водой себе на лицо:

– Ну, здесь все еще много талого снега. Я такое обожаю.

– Эту воду можно пить?

– Можно, но всегда есть риск, что выше по течению может оказаться мертвый скот или что-нибудь еще, – говорит он. – Ты ходишь на рыбалку?

– Нет, – отвечаю я и на мгновение жалею, что не рыбачу, представив себя на маленькой лодке посреди озера вдвоем с Джеймсом. Может быть, с зонтиком. Нет, пожалуй, без зонтика, – хотя я бы с удовольствием попробовала.

Я смотрю на него, и он мне улыбается. Я не знаю, потому ли, что я хочу порыбачить, или потому, что он хотел бы порыбачить со мной, или потому, что ему кажется абсурдным, что я хотела бы порыбачить, но склоняюсь к последнему варианту.

– Дикий чеснок! – кричит Анис с дальней тропинки, отвлекая внимание Джеймса.

– Наше основное блюдо из баранины готово! И никаких возражений от Рассела, раз это бесплатно, – говорит он мне, поднимаясь с берега и устремляясь по тропинке вслед за Анис. – Давай быстрей!

Он бегает, как десятилетний мальчик, и мне приходится двигаться быстро, чтобы не отстать. К сожалению, мои кеды скользят, и когда я ударяюсь ногой о мокрый, поросший мхом камень, я снова поскальзываюсь, на этот раз падая в сторону, и чувствую резкую боль в правой лодыжке.

– Вот черт, – бормочу я, опираясь на камень и ожидая, пока боль утихнет.

– Хизер, – зовет он издалека, – поторопись!

– Иду! – кричу я.

Я вижу их на небольшой поляне, оба склонились над чем-то. Делаю еще несколько шатких шагов вперед, проклиная судьбу. Это ж надо, чуть не сломать лодыжку всего через два дня после начала того, что и так оказалось сущим кошмаром! Я наклоняюсь, сдвигаю носок и осматриваю край лодыжки, но, к счастью, она выглядит совершенно нормально.

Когда я, прихрамывая, тащусь к ним, боль начинает стихать, но Анис замечает мою хромоту и выглядит огорченной:

– Ты в порядке?

– Ага, – отвечаю я, снова разминая лодыжку.

– Что случилось? – Она делает несколько шагов вперед. – Ты повредила лодыжку?

– Ничего страшного, – качаю я головой.

– Все из-за этих нелепых кедов, – хмурится она.

– Все будет в порядке. Нашли дикий чеснок?

– О да! – Она протягивает руку в высокую траву, чтобы взять свою корзину, которая полна какой-то зелени. Я на мгновение теряюсь, потому что на вид это просто трава, но не хочу показаться совсем неопытной.

– Вау! – произношу я. – Такая яркая, – затем принюхиваюсь, – да она действительно пахнет чесноком!

Она прищуривается, глядя на мою ногу.

– Я куплю туристические ботинки, – произношу я.

Джеймс идет ко мне с охапкой того же растения, которое выглядит как трава и совсем не похоже на чеснок:

– Что случилось? Хизер, ты в порядке?

– Мы ушли не больше чем на полчаса, а у нее уже травма. – Анис явно недовольна.

– Ты можешь надавить на лодыжку? – спрашивает Джеймс. Он выглядит искренне обеспокоенным.

И тут меня осеняет. Они так нервничают, потому что если я получу травму, то не смогу работать. На мгновение я чувствую себя ужасно, но потом понимаю: это может сыграть мне на руку.

– Я не хотела вас беспокоить… – Я выпячиваю нижнюю губу и хмурю брови.

– Не говори глупостей. Садись. – Анис наклоняется и опускает корзину. Я опираюсь на нее для поддержки и медленно опускаюсь на землю. Конечно, земля сырая, и я чувствую, как холодная влага просачивается сквозь джинсы.

Джеймс стягивает кроссовок с моей ноги, и я притворно вздрагиваю, мучаясь чувством вины. Вообще мне действительно немного больно.

– Боже, прости, – паникует он.

– Все в порядке, – заверяю я, и плечи у него опускаются от облегчения.

– Давай я посмотрю! – просит Анис, отодвигая его. Когда я снимаю носок, нога выглядит нормально, хотя и нуждается в педикюре.

– Она ужасно распухнет, – сообщает она Джеймсу, – как у хоббита. Смотри, она уже распухла. – Она показывает на мой толстый и немного волосатый большой палец, и я стараюсь не обижаться. – Он определенно выглядит опухшим…

– Хорошо, спасибо, доктор, – рявкаю я, отдергивая ногу.

– Нам лучше отвести тебя обратно в коттедж. – Джеймс качает головой.

– Я останусь и соберу все необходимое для обеда, – решает Анис. – Нужно как можно скорее сказать Расселу и Ирен.

– Ну, меню составлять она сможет, – возражает Джеймс.

– Да, наверное, – хмуро соглашается Анис. – А Рокси ее подменит.

– Давай попробуем тебя поднять. – Джеймс наклоняется вперед и обхватывает меня за спину, а затем быстро поднимает на ноги. Мне не по себе от всей этой игры в беспомощную барышню, но я решаю подыграть ему, чтобы потянуть время. Оно поможет мне разобраться со всем происходящим: винной картой, работой, жизнью.

– Ты сможешь дойти обратно в таком состоянии? – спрашивает он.

– Думаю, да, – отвечаю я.

– Анис, ты справишься?

– Да, – кивает она, отворачиваясь от нас двоих, пока мы вместе ковыляем по тропинке. Джеймс старается максимально поддержать меня, пока я иду, и одновременно из вежливости держится как можно дальше от меня.

– Спасибо, Джеймс, – благодарю я.

– Без проблем. Я уложу тебя в постель, и мы посмотрим, сможем ли отвезти тебя к врачу, или врач приедет к тебе. Или Бретт может посмотреть.

– Бретт? – переспрашиваю я, едва заметно наклоняясь ближе, чтобы насладиться ощущением тела Джеймса, мягко прижатого к моему.

– Да, он ухаживает за животными. И за территорией.

– И за дамами? – Я хихикаю, и Джеймс слегка напрягается, поэтому на кратчайшее мгновение я представляю, что он просто немного ревнует.

Глава 9

Новости о моей ужасной травме распространились быстро, и когда мы вернулись в коттедж, Ирен уже ждет нас там, сжимая две набитые перьями подушки для гостей и настаивая на том, чтобы мою лодыжку немедленно осмотрели.

Бретт, шестифутовый громадный садовник-коновал, осматривает мою ногу на предмет переломов – их нет! – невероятно легкими прикосновениями и двигает ею влево и вправо мягкими круговыми движениями. Я морщусь, насколько это возможно, чтобы не переусердствовать.

Джеймс, который галантно, но неловко поддерживал меня всю дорогу домой, вернулся на кухню, чтобы начать приготовления. Билл заскочил с рюмкой виски, которую я послушно осушила.

– Итак, откуда тебя вытащила Ирен? – спрашивает Бретт, аккуратно обматывая повязку мне вокруг ноги своими огромными руками, которыми можно удержать лошадь.

– А?

– Откуда ты, девочка?

– А. Из Плимута, – говорю я, не задумываясь. – И из Лондона.

– Никто не может быть из двух мест сразу.

– Мне не нравится быть из Плимута, – говорю я. – Вы там бывали?

– Я думала, Девон прекрасен, – раздается голос Ирен.

– Конечно, Девон великолепен. Плимут – это не совсем открыточный Девон. Плимут – это нищета с портом.

– Хм… – говорит она, и я решаю сменить тему.

– Ну что там, док?

– Честно говоря, нет причин, чтобы тебе не выйти на работу сегодня вечером, милая, – заявляет он с сильнейшим шотландским акцентом. – Она даже не опухла. Я сначала подумал, что опухла, но посмотри, обе ноги одинакового размера.

– Ладно, Бретт, хватит! – бормочу я.

– О, слава богу. Бедняжка, – воркует Ирен. – Значит, нам не нужно везти ее в Форт Уильям?

– Господи, нет. Думаю, она скоро снова будет на коне.

– Большое спасибо. – Я качаю головой, чтобы показать, какая все это ерунда. – Ну и дела, да?

– Не волнуйся, – успокаивает он, снова улыбаясь мне, потом собирает свою аптечку для животных и встает. – В следующий раз тебе придется потерять всю ногу сразу, если захочешь откосить от работы. – Он подмигивает мне, и на долю секунды я забываю засмеяться, но потом смеюсь.

– О нет! Зачем же мне так делать? – Я машу на него руками.

– Хизер, дорогая, я пришлю Джеймса с меню через несколько часов, ты сможешь подобрать вино к блюдам, а потом, надеюсь, ты снова будешь с нами к ужину. Конечно, я тебя не тороплю.

– Ага, – отвечаю я, с удовольствием расправляя простыни на кровати. – Сделаю все возможное, чтобы к ужину присоединиться к вам.

После этих слов Ирен выходит из комнаты, а я остаюсь наедине со своей придуманной травмой ноги и бутылкой виски, которую оставил Билл. Я поворачиваю ее, чтобы прочитать этикетку: Oban 18-летней выдержки. Нюхаю свой пустой стакан и задаюсь вопросом, как, черт возьми, делают виски. Где-то на задворках сознания хранится информация о том, что его делают из картошки. Или это джин?

Я пытаюсь сосредоточиться на кулинарной части. Дикий чеснок. Я быстро гуглю «ягненок с диким чесноком» и обнаруживаю, что да, он действительно внешне похож на траву. Есть пара рекомендаций по винам к блюду, в том числе Côtes du Rhône, которое, как я смутно припоминаю, может быть у нас в меню. Но в основном я просто сижу и чувствую себя уставшей от недосыпания и комбинации ибупрофена с виски.

Возможно, мне нужно пропустить еще стаканчик, чтобы взбодриться.

Я быстро выпиваю еще одну рюмку, наслаждаясь теплом, которое струится по моему горлу. Но вместо того, чтобы взбодрить, оно тянет меня к столь необходимому сну. И как раз когда я нахожусь в том восхитительном состоянии сонливости, которое бывает только перед дневным сном, Джеймс влетает в комнату, сжимая в руках лист бумаги.

– Черт, следовало постучать, извини! – говорит он, задыхаясь, как будто бежал. Он встает надо мной, потом смотрит на постель, как будто собираясь сесть. Садится, и от его тяжести мое тело перекатывается в его сторону. Он смущенно встает и протягивает мне меню. – Я сделал очень приблизительную версию пораньше, чтобы ты смогла приступить уже сейчас.

– Можешь сесть, – говорю я, и он тут же садится снова. Он уже без туристического снаряжения, в джинсах, футболке и поварском фартуке.

Я заглядываю в меню и с облегчением вижу, что некоторые блюда довольно похожи на те, что были в первый вечер. Но в меню включена медленно обжаренная баранья лопатка с велюте из дикого чеснока – что это за велюте? – весенними овощами и хрустящим пармезаном, а это что-то новенькое.

– Cфtes du Rhфne? – предлагаю я слегка одурело, когда три рюмки виски и нурофен с кодеином начинают творить свою магию.

– Слишком дорого для дегустации, – быстро отвечает он. – Оно стоит девяносто девять фунтов за бутылку. Рассел поставил такую цену. Как насчет Гренаша?

– Спсбо, отличн, – говорю я невнятно.

Он улыбается мне, но не убирает меню.

– Ты напилась что ли?

– О боже, немного.

– Тебе нужно поспать.

– Мне точно нужно поспать. Анис вернулась без проблем?

– Да, и с охапкой кервеля, так что она справилась, – произносит Джеймс, поднимая лист бумаги повыше, так что он оказывается почти у меня под носом. Я понимаю, что он вежливо пытается всунуть его мне, но виски несколько ухудшает мое восприятие.

– Извини, – говорю я, забирая у него бумажку. Я опускаю взгляд на меню и вижу, что в него включено шоколадно-амареттовое желе с шотландским сорбетом из лесных ягод.

– Боже, я хочу это попробовать, – говорю я, закрывая глаза и вздыхая.

– Это вкусно. У него густая муссовая текстура, а ягодный сорбет придает неимоверную легкость, – широко улыбается Джеймс. – Это изобретение Анис.

– Я не знала, что она занимается десертами.

– Ну вообще она кондитер.

– Да, но я не знала, что она делает и настоящие десерты.

Джеймс странно смотрит на меня:

– Мы закончим через пару часов. Если ты сегодня не выдержишь, Рокси сможет тебя подменить.

– Я уверена, что мне станет лучше, – говорю я, внезапно желая снова оказаться с ним на смене.

– Хорошо, отлично, – вздыхает он. – И как только случилась такая неприятность?

– Да это я тупая. Кто ходит в лес в «конверсах»? Выгляжу как какая-то городская дурочка.

– Ничего, мы тебя всему научим.

– Боже, Джеймс, мы же только познакомились! – поддразниваю я.

Он выглядит до крайности смущенным, а затем на мгновение замирает, глядя на мой чемодан в углу:

– Ты не распаковала вещи?

– Еще нет, – бормочу я. – Хочу понять, понравится ли мне это место, прежде чем принять решение. Я даже не могу определиться с любимым вкусом мороженого, так что не особо надейся.

– Со мной то же самое. Почему люди пытаются заставить тебя выбирать? Ванильное? Шоколадное? Я хочу и то, и то.

Я смеюсь над ним. Он так трогательно серьезен. А потом чувствую небольшое облегчение от того, что выиграла несколько часов:

– Эй, спасибо большое за помощь. За то, что вытащил меня оттуда, как какой-нибудь принц-лесоруб или что-то в этом роде. И за то, что привел Красавчика Бретта – коновала. И за составление меню. Я у тебя в долгу.

– Красавчик Бретт?

– Это неоспоримый факт, – говорю я, пожимая плечами, – а знаешь ли ты, что Бретт – название дрожжей. Они попадают в вино и придают ему вкус старых спортивных носков и лейкопластыря. Вообще-то, если понюхать его вблизи, то описание очень точное.

Это единственное, что я запомнила из «Десяти фактов о вине, которые вы, вероятно, не знаете».

– Бретт?

– Да, Бретт – это винная грибковая инфекция, – серьезно сказала я. – Ему нельзя находиться рядом с вином…

– Хорошо. – Джеймс смотрит на пустой стакан рядом со мной, так что сразу становится понятно, что, по его мнению, мне нельзя находиться рядом с виски.

– Спасибо за все, Джеймс. Могу я называть тебя Джейми, как того красавчика из Outlander?

– Что такое Outlander?

– Порно в килтах. Это целый жанр.

Мне нравится, что его так легко заставить покраснеть. Я наблюдаю, как его красные щеки медленно возвращаются в норму, когда он смотрит на мою лодыжку, а потом снова на меня:

– Надеюсь, увидимся позже.

– О, я только хотела спросить одну вещь… – окликаю я его, когда он подходит к двери. – А что здесь делает Ирен?

– Ирен? – удивленно спрашивает Джеймс.

– Да, – киваю я, – откуда она? То есть извини, если это звучит странно.

– Все в порядке, она довольно странная.

– Скажи! – подхватываю я с расширившимися глазами. – Я имею в виду, она очень классная, но что она здесь делает? Она выглядит так, будто должна управлять художественной галереей, или магазином товаров для дома, или отделом шикарного нижнего белья.

– Она моя мама, – сообщает он так, как будто ему надоели вопросы.

– Подожди. В смысле? – кричу я, а он смеется, исчезая в коридоре.

Глава 10

Я внезапно просыпаюсь и в замешательстве резко сажусь в постели.

Где я? Мои глаза постепенно различают маленькую комнатку в коттедже, все еще не разобранный чемодан в углу, бутылку виски на тумбочке. Ногу, приподнятую мягкой подушкой.

Голова раскалывается, и воспоминания последних двух дней обрушиваются на меня, как ледяной душ. Я понимаю, как сильно устала. Полностью вымотана. Не только от целебного виски, но и от всего: от долгой поездки на поезде, от постоянной необходимости быть где-то или делать что-то с момента приезда. Но в основном от беспокойства.

Я смотрю на свой телефон. Время 15:30. Черт! Мой краткий отдых превратился в четырехчасовой сон. Воскресный обед, наверное, уже закончился, но до ужина осталась всего пара часов. Я обещала, что вернусь к нему, и времени на обучение снова ни черта.

Я лежу в кровати и смотрю на свежевыкрашенный потолок и гипсовые розочки вокруг светильника. Это напоминает мне дом моей бабушки на Уолсдон-стрит в Плимуте. Знаете, такой, с черным камином и маленькими изразцами с вычурными розочками вокруг него и с крошечным садиком с клубничной грядкой на заднем дворе. Бабушка страдала синдромом накопительства, но при этом была очень организованной. По дому еще можно было передвигаться мимо аккуратно сложенных журналов и коллекции стеклянных бутылок, но гостиная со временем стала непригодной для жилья. Когда она умерла, мы нашли газеты за 1945 год, одиннадцать столовых сервизов, двадцать восемь серебряных ложек, шестьдесят три тарелки из серебряной фольги и семнадцать мусорных мешков с одеждой, включая всю дедушкину.

Я полная противоположность бабушки: у меня всего пара чемоданов вещей, и я в любой момент готова отбросить все, включая, по всей видимости, и собственную личность.

Мой телефон вибрирует, и это Тим. Тим. Я почти забыла о своей второй жизни.

– Привет, – отвечаю я, чувствуя, как в правом виске сильно пульсирует.

– О! Привет, детка, – произносит он громким шепотом с таким знакомым сильным акцентом Северного Лондона, – я не думал, что ты ответишь.

– А, – отвечаю я, удивляясь, что он позвонил. – Хорошо, что ты позвонил, потому что мне нужна помощь. Мне нужно придумать хорошее оправдание.

– Что ты имеешь в виду? Все пошло наперекосяк?

– Я серьезно. – Я потираю висок свободной рукой. – Мне нужно свалить. Может, подойдет рак мозга как предлог? У меня есть все симптомы.

– Упс, – смеется он.

– Не смейся, – устало отвечаю я.

– Я так и знал, что ты все испортишь. Я рассказал об этом Деймо, и он считает, что ты с ума сошла. Он хочет знать, как ты получишь зарплату? Чьи данные будешь использовать?

– Я еще не думала об этом…, – признаюсь я, жалея, что ответила на звонок, на который он на самом деле не ожидал ответа.

– Слушай, я собираюсь на встречу. Мы начинаем судебный процесс против пенсионерки, которая, кажется, случайно подожгла свой дом. Я очень хочу выиграть это дело, потому что тогда выполню квартальный план.

– Это вдохновляет, – я.

Наступает минутное молчание, а затем он усмехается:

– Да что ты. С тобой все будет в порядке, Птичка.

– Я немного боюсь, – признаюсь я.

– Это конечно.

– Это конечно? – огрызаюсь я, чувствуя, что вот сейчас действительно разозлилась. – Ничего не хочешь добавить? Ты же мне в тот вечер сказал, что это отличная идея.

– Я был пьян и под кайфом, – шепчет он.

– Справедливо, – еле выговариваю я, – но мне нужно…

– В тот вечер мы знатно посмеялись, – перебивает он.

– Да, но я не могу продолжать в том же духе. Отель не такая дыра, как я думала. Он чертовски шикарный. И там совершенно новая винная карта, чтоб ее, в которой на каждой странице бессмыслица: разные годы и сорта винограда. О, а в некоторых винах даже не упоминается сорт винограда! Что это, блин, за вина? Я вообще ничего не понимаю.

– Ясно, – пыхтит он. – Блин! Это не очень хорошо.

– Нет, не очень.

Наступает долгая пауза, и я слышу приглушенные голоса офисных работников на заднем плане, а затем глубокий вздох Тима.

– Все будет в порядке, – успокаивает он, теперь уже с нетерпением. – Просто выучи карту вин, будь очень уверенной в себе, и все будет хорошо. А если ты облажаешься, кому какое дело? Это всего лишь Шотландия.

– Спасибо, – злобно выпаливаю я, роясь в сумочке в поисках еще одной таблетки ибупрофена.

– И не вздумай попасть под арест или в полицию! И не делай ничего такого, для чего нужны документы, – наставляет он чуть менее жизнерадостно. – Может, попросить, чтобы тебе заплатили наличными? Люди иногда еще делают так?

– Вообще-то нет, – отвечаю я.

– Мне пора идти. У тебя все будет хорошо. Береги себя, детка! Пока. – Он резко вешает трубку.

Черт! Разговор с Тимом определенно не помог. Я пытаюсь подбодрить себя:

– Давай! Это весело. Ты всегда говорила, что хочешь интересную работу.

Я переворачиваюсь на кровати и открываю первую из книг, которые привезла с собой – «Вино для новичков».

«В основном шампанское делают из Пино Нуар, Пино Менье и Шардоне, хотя иногда винифицируют такие сорта, как Пино Блан и Пино Гри».

Какого черта? Я открываю свой ноутбук, которому уже пять лет, жду целых три минуты, пока он загрузится, и набираю в гугле «винифицируют», что, как оказалось, означает просто «делают вино». Чертовски типично для винных снобов иметь бессмысленное специальное слово для изготовления вина, просто чтобы поставить перед такими, как я, еще одну преграду, будь она неладна. Я делаю глубокий вдох.

Затем набираю в гугле «сколько сортов винограда существует?». Ответ – десять тысяч сортов винограда. ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ.

Я проверяю свой телефон и перечитываю сообщение от Хизер, которое пришло сегодня утром и которое я с тех пор игнорировала. На фотографии ее ноги на мятом льняном белье на фоне обрамленного плющом окна, выходящего на каменный балкон. Выглядит красиво, но почему-то от фотографии веет одиночеством.

«Ленивый день. Как ты? Как брат?»

Я проверяю погоду в телефоне, и приложение сообщает, что в Лондоне семнадцать градусов и идет дождь. Я вылезаю из кровати и подхожу к окну. Что неудивительно, здесь тоже идет дождь. Я поднимаю тяжелую раму, высовываю телефон из окна и фотографирую серое облако. Сойдет за Лондон. Я подавляю очередной приступ вины и нажимаю «Отправить».

«Британская весна в полном разгаре. Скучаю»

Почти сразу же она отвечает:

«Здесь чертовски жарко. Нечем заняться, кроме как есть, пить и трахаться».

Слышать, как человек, которого ты знаешь с пяти лет, говорит о трахе, всегда отвратительно. Я стараюсь не думать об этом и перелистываю страницу в книге о вине, чтобы узнать, как, черт возьми, шампанское можно сделать из Пино Нуар, хотя оно белое, а Пино Нуар – красный сорт.

У меня ничего не получается.

Я снова опускаю взгляд на телефон. К черту! Расскажу ей все.

Я набираю номер и прохожу два с половиной метра по ковру выгоревшего оранжевого цвета между дверью и белым комодом из Ikea с маленькими черными ручками, прежде чем Хизер берет трубку:

– Привет, Птичка! Боже, как здорово тебя слышать!

Как только я слышу ее голос, я останавливаюсь.

– Ты даже не представляешь, как бы я хотела, чтобы ты была здесь! – продолжает она. – Тебе бы здесь понравилось. Вкусная пицца, солнце, много туристов, которых можно критиковать.

– Они все делают селфи?

– Да. И медленно ходят.

– Это бесит.

Мы обе хихикаем, и я растворяюсь в тепле ее смеха. Он успокаивает меня, как толстое одеяло. Я не могу рассказать ей. Пока не могу.

– Как все прошло? – интересуется Хизер.

– Что?

– Вечеринка у брата?

– А, точно. Да. Очень хорошо. Ты отлично подобрала вино, тебе стоит зарабатывать этим на жизнь.

– Смешно, – отвечает она без тени смеха. – Немного странно не работать.

– У вас все хорошо с Кристианом?

– О, да. Да. Да! Абсолютно.

Она сказала «да» три раза. Это плохо.

– Надеюсь, он тебя балует.

– Да, – быстро отвечает она. – У нас полно прекрасных романтических ужинов на балконе. Плющ сейчас великолепен.

– Романтические ужины – это хорошо, – осторожно замечаю я.

Она немного оживляется:

– О, ты не поверишь. Несколько дней назад мы даже вышли поужинать в город. Правда, в тратторию, но там был лучший цветок кабачка, который я когда-либо ела.

– Цветок кабачка?

– Да, фаршированный свежим сыром и медом. В кляре, легком, как темпура.

– Темпура?

– Это японский метод приготовления. Господи, Птичка, с тобой нет смысла делиться всякими кулинарными штуками.

– Извини, – соглашаюсь я, понимая, что немного переигрываю. Все дело в том, что еда в равной степени интригует и пугает меня. Если бы вы все детство сами готовили себе обед, с вами было бы то же самое.

Возникает пауза, и Хизер стратегически меняет тему:

– В любом случае, хватит обо мне. Как у тебя дела? Все хорошо с двоюродным братом? Званый ужин прошел весело?

– Вообще-то я хотела задать тебе вопрос, – начинаю я, искренне желая рассказать ей все о Расселе и об отеле, о выпендрежном пьяном Билле, об Анис и о сказочной Ирен.

– Давай.

– Если бы человек хотел узнать побольше о вине, но как можно скорее, что бы ты ему посоветовала?

– Ооо… Ты тоже заразилась любовью к вину?! Наконец-то, – говорит она с искренним восторгом.

Я сажусь на край кровати и листаю книгу для новичков, надеясь, что Хизер даст мне прямой ответ на мой вопрос. Я смотрю на свои ногти, обкусанные до крови, и даю себе слово, что постараюсь отрастить их, пока нахожусь здесь. Это вполне достижимая цель. Я вернусь в Лондон с прекрасными длинными ногтями и на десять фунтов легче от ходьбы вверх и вниз по холму к дому. Даже если и потеряю свою лучшую подругу.

– Да, я знаю, что не проявляла особого интереса раньше, но мне понравилось в тот вечер, и я подумала, что могла бы узнать об этом побольше.

– Ну, для начала нужно пить и сравнивать, – говорит она, лениво зевая.

– Пить и сравнивать?

– Именно. Например, если у тебя званый ужин, попроси всех гостей принести по бутылке, скажем, Рислинга или Пино или чего-то еще, а потом вы все сядете за стол, чтобы сравнивать и учиться. Таким образом можно получить неплохую практику. Полезный совет?

– Я бы хотела что-то более интенсивное. Скажем, на неделю? – Я прикусываю губу.

Она разражается смехом.

– Ну, знаешь, это алкоголь, тут нельзя слишком интенсивно. Ты умрешь. Говорят, что лучше всего учиться с бокалом в руке, и это действительно так. Можешь отправиться на экскурсию по виноградникам. Или посетить мой любимый винный магазинчик в Энджеле^[21], когда будешь там в следующий раз. Они проводят дегустации каждый четверг. Или, может быть, в Тутинге^[22] есть винный бутик или клуб, куда можно вступить?

– То есть ты хочешь сказать, что я не могу просто немного поднабраться знаний, а потом приступить к делу?

– Нет, – отвечает она слегка обиженным тоном. – Подожди? А что происходит?

– Ну, – говорю я, испытав внезапное озарение, – Дональд немного расширил мясную лавку. Теперь он продает мясные закуски и вино, а я помогаю.

– Звучит не очень-то гигиенично. Кто захочет пить рядом с огромными кусками разделанной свиной туши?

– Мясо он там больше не режет, – вру я.

– А кто занимается едой? – спрашивает она, и я понимаю, что эта идея не так гениальна, как я думала.

– А, у него новый шеф-повар, – пренебрежительным тоном сообщаю я.

– Шеф-повар? Ух ты, должно быть, мясные закуски там просто потрясающие.

– Да, ну, это своего рода эксперимент.

– Что же это шеф-повар, если он готовит только закуски?

– Да он с севера, – продолжаю сочинять я, зная, что это лучший способ заткнуть любого южанина. Внезапно мне видится сюрреалистическая, но приятная картина работы рядом с Джеймсом в маленьком лондонском гастрономе.

– Все это звучит довольно интригующе.

– Мне не стоило упоминать шеф-повара. Это не имеет отношения к делу.

– Так зачем же ты его упомянула?

Хизер иногда выводит меня из себя: я ничего не могу от нее скрыть.

– Хорошо, – сдаюсь я, – он очень высокий и симпатичный. И хороший человек, как выяснилось. И не такой как Тим, а, знаешь, по-человечески хороший. Обычный хороший парень.

– О, я так и знала, что однажды ты найдешь кого-то обычного, – хихикнула она.

– Ну да, так и вышло. – Я не могу не хихикнуть в ответ.

– Так чем я могу помочь? – Она явно в восторге.

Хизер подает мне несколько идей о том, как провести пару дегустаций дома, рекомендует несколько блогов и, пока мы болтаем, я узнаю через гугл, что в тридцати минутах езды от нас есть отличный винный магазин. Но все это не поможет в краткосрочной перспективе.

Я скучаю по ней. Я хочу вернуться в Лондон, в ее квартиру, есть лапшу быстрого приготовления и пить шикарную бутылку чего-то, что Хизер стащила с работы.

– Кстати, спасибо, что позвонила в Шотландию. Они со мной так и не связывались, так что, думаю, нашли мне замену.

– А. Да, – заикаюсь я.

– Птичка, ты скажешь мне, если тебе что-нибудь понадобится? Я волнуюсь за тебя.

– Да, обещаю.

– Хорошо. – Она переходит на шепот. – О, это Кристиан, мне нужно идти.

Она кладет трубку, и я не успеваю ни о чем подумать, как раздается стук в дверь.

– Хизер?

Это Билл. Я засовываю «Вино для новичков» под одеяло, поправляю пижаму и распахиваю дверь.

– Привет.

– Приветик. Как нога?

– Кажется, получше. С этими внутренними повреждениями сложно сказать.

– Я принес карту вин, можешь посмотреть. Не самое захватывающее чтение, я знаю.

– У меня уже есть, но спасибо.

– Она большая, не так ли?

– Есть чему поучиться, – осторожно отвечаю я.

– Сто двадцать четыре различных марок вина! – с гордостью сообщает он.

– Хорошо, приятель. Не надо тыкать меня в это носом, – говорю я, с улыбкой закатывая глаза.

Но потом я задумываюсь. Сто двадцать четыре. Конечно, это намного больше, чем в старом списке, и выглядит чертовски пугающе. Но сто двадцать четыре – это не так уж и много. Значительно меньше, чем десять тысяч. Интересно, может, выучить винную карту и покончить с этим? Просто выучить винную карту. Так сказал Тим. Наверняка если я выучу, каким вино должно быть на вкус, и добавлю к этому немного жаргона, все остальное получится само собой?

– Увидимся на ужине через некоторое время? – Настроение у меня резко меняется. – Извини, если буду чуть прихрамывать.

– Отлично. Сегодня они готовят новое блюдо, содрали с мисо-лосося в «Свинье и виски», и тебе нужно будет подобрать к нему вино.

– Что? Я думала, сегодня только ягненок с диким чесноком. – У меня снова забилось сердце.

– Рассел хочет включить и это в меню. Сказал, что там должно быть что-то подороже.

– Ох.

– Давай ты встанешь, пойдешь на кухню и посидишь с Джеймсом и Анис, пока они пробуют блюда. Можете провести пару дегустаций на месте.

– Вина? – спрашиваю я, чувствуя, как желчь поднимается у меня в горле.

– Да, убьем двух зайцев. – Он кивает на карту вин, а затем на бутылку виски рядом со мной. – Заодно опохмелишься.

– Господи, здесь не отдохнешь, – бормочу я себе под нос. – Дай мне пятнадцать минут, Билл. Сможешь нас подбросить?

Глава 11

Пока головная боль, к счастью, утихает, я быстро встаю с кровати. Немного надавливаю на лодыжку, и чувствую, что все в порядке. Я раздражена тем, что проспала, раздражена тем, что пропустила добрых три часа, когда могла бы работать над винной картой. Но, возможно, для этого чертова нового блюда из лосося есть подсказка по поводу вина.

Я достаю телефон и быстро набираю «Свинья и виски», и когда меня направляют куда-то в Америку, очень громко ругаюсь, а затем добавляю в поиск «Шотландия». И вот оно. Меню «Свиньи и виски» и, слава тебе, господи, рекомендация вина под блюдом из лосося:

«Дополните это роскошное блюдо Гевюрцтраминером 2016 года; более светлым, но все же насыщенным Грюнер Вельтлинером; или даже Пино Нуаром лот 94 – разумеется, слегка охлажденным!»

– Бинго! – кричу я, надеваю униформу и, полупритворно прихрамывая, выхожу навстречу Биллу к гольф-кару.

Я сажусь на барный стул, запыхавшись, с небольшой травмой и, несомненно, воняя виски. Но несмотря ни на что, меня завораживает то, что происходит на кухне.

У Джеймса закатаны рукава, фартук покрыт смесью зеленых, красных и коричневых пятен, а волосы убраны назад под ободок, как у Дэвида Бекхэма образца 2003 года. Я понимаю, что когда он среди людей, то немного застенчив, но когда он на кухне в своей стихии, смущение исчезает. Он сосредоточен и увлечен, и это сексуально.

Он объясняет, что готовит две разных версии блюда из лосося, чтобы выбрать между ними. Как и говорил Билл, блюдо почти полностью совпадает с тем, что я видела на сайте «Трех поросят», и ни Анис, ни Джеймс этим не довольны. Они как раз жаловались на это, когда я зашла на кухню.

– То есть конечно, мы можем это приготовить. Такое блюдо есть в каждом ресторане на западном побережье, – говорит Джеймс.

– Он, очевидно, снова побывал в «Свинье и виски», – стонала Анис. – Он одержим. Васаби и пюре из зеленого горошка, маринованный салат-латук. Почему бы ему просто в точности не повторить меню?

– Слышу здесь некоторую неудовлетворенность, – шучу я.

Джеймс выглядит слегка смущенным от того, что его критикуют.

– Просто у нас есть возможность сделать что-то по-настоящему оригинальное, а копировать одни и те же блюда снова и снова немного угнетает.

Но теперь он, похоже, отбросил эту мысль и сосредоточился на различных методах приготовления, чтобы попытаться придать блюду свежее звучание.

– Первый вариант готовится на водяной бане, а второй обжаривается на сковороде до средней прожарки, – говорит он. – Ты как больше любишь?

– В виде рыбных котлет, – отвечаю я.

И он смеется – наконец-то! – мастерски нарезая оранжевую рыбную мякоть, переворачивая ее, втирая масло в кожу и посыпая морской солью. Затем он ее жарит; шипя и плюясь, рыба попадает на раскаленную сковороду. Через пару мгновений он перекладывает ее на небольшой противень и отправляет в духовку.

Пока он это делает, я достаю телефон, чтобы вспомнить рекомендуемые вина с сайта «Трех поросят». Единственная проблема, которую я осознаю слишком поздно, заключается в том, что я не могу их произнести. Гевюрцтраминер. Грюнер Вельтлинер. Вот дерьмо!

– Ты уже определилась с винами? – спрашивает Джеймс, как будто чувствуя мою панику, и кивает на открытую карту вин у меня на коленях.

– Думаю, да. Можешь принести нам по бокалу вот этого? – спрашиваю я Рокси как можно более непринужденно, засовывая телефон себе под задницу и указывая на оба названия в винной карте. – О, и бутылки, пожалуйста, чтобы я могла видеть этикетки.

– Обожаю Гевюрцтраминер, – сообщает она, направляясь в подвал.

Я никогда не смогу выговорить это слово.

– Теперь нужно приготовить карамельную глазурь с мисо, – говорит Джеймс.

– Может, это и неоригинально, но звучит вкусно, – отмечаю я, беру стоящую рядом пластиковую бутылку с зеленым маслом внутри, капаю на палец и пробую языком. Перечное, чесночное масло заполняет мне рот. – М-м-м. Что это?

– Часть утреннего дикого чеснока, – объясняет Анис, которая появляется с заднего двора с готовым филе лосося в пластиковом пакете. Я предполагаю, что этот готовился на водяной бане. – Обычно мы используем лишнее для приготовления масла для куропаток, но Рассел говорит, что куропаток больше никто не ест.

Она пожимает плечами и протягивает Джеймсу пакет с лососем, который он быстро разрезает и выкладывает на тарелку. Затем он достает из духовки второе филе и кладет его на тарелку, так что теперь они лежат рядом. Жареное на сковороде выглядит гораздо аппетитнее, чем приготовленное на водяной бане. Второе кажется немного склизким.

– Теперь доводим до кипения мирин, мисо и сахар, – говорит Джеймс, используя что-то похожее на пластиковую лопаточку из кухни моей бабушки (у нее их было одиннадцать). – Затем помешиваем, пока весь сахар не растворится.

Его помешивание становится неистовым, и он вдруг снимает кастрюлю с огня, прокатывает ее по стойке из нержавеющей стали и погружает в миску со льдом.

– Анис, – приказывает он тоном, который заставляет меня сесть чуть прямее. Она добавляет в обе тарелки немного зеленого пюре, а затем несколько лохматых листьев, которые, должно быть, и есть этот самый салат-латук. Джеймс опускает кондитерскую кисть в карамельный соус и мажет верх лосося, ждет секунду и снова мажет.

Рокси возвращается с двумя бокалами, на четверть наполненными белым вином, и двумя бутылками в руках. На мгновение я впадаю в панику, так как не уверена, какое вино какой бутылке соответствует, но она выстраивает их на стойке рядом с лососем, так что все понятно.

Джеймс первым втыкает вилку в жареного и запеченного лосося и отправляет кусочек в рот. Анис следует его примеру, а я беру третью вилку и делаю то же самое.

– Ты тоже попробуй, – говорю я Рокси, которая сияет от восторга и хватает четвертую вилку из банки на столешнице.

– М-м-м…, – говорит Джеймс, закрывая глаза. Он выглядит так сексуально, что мне, честно говоря, приходится сжать ноги.

Лосось послушно распадается на кусочки, идеальные, чтобы наколоть на вилку, с хрустящим, чуть поджаренным краем под сладко-соленой глазурью. Мы все пробуем второго лосося из водяной бани, и он кажется более упругим, но почти тает во рту. Маринованный латук кислый и хрустящий, и я поражаюсь контрасту. Боже правый, да это божественно.

– Расскажи нам о вине, Хизер. – Джеймс поднимает бокал с гевюрцтраминером, делая маленький глоток и крутя его во рту, как профессионал, но не настолько нарочито, чтобы выглядеть придурком.

Я следую его примеру и тоже делаю глоток. Думай, Птичка.

– Нам нужно что-то прохладное и свежее, но достаточно мужественное, чтобы противостоять лососю. Думаю, оба варианта подойдут, как считаете?

Это опасно близкая вариация на тему того, что было на сайте «Свиньи и виски», но никто даже глазом не моргнул.

– Мне нравится это, – говорит Анис, сплевывая вино в раковину.

– А ты что думаешь, Рокси? – спрашиваю я.

– Я бы выбрала гевюрцтраминер, – застенчиво говорит она, проглатывая свое вино, и я одобрительно киваю. Все эти чертовы плевки отвратительны. – Сладость вина действительно уравновешивает мисо-глазурь, – произносит она, и мне хочется незаметно похлопать ее по плечу.

– На сковороде или в пакете? – задает вопрос Джеймс, как будто это может как-то повлиять на мое решение.

– Это обязательно должен быть су-вид, – произносит Анис.

– Что? – Рокси в таком же замешательстве, как и я.

– Правильный термин для водяной бани – это су-вид, – объясняет Анис.

– Да, наверное, нам стоит выбрать этот вариант. Это сократит время подготовки, а мы уже жарим отбивные на сковороде.

– Согласна, – отвечает Анис.

– Хорошо, тогда давайте остановимся на этом. – Я указываю на гевюрцтраминер, потому что я все еще слишком нервничаю, чтобы попытаться произнести название вслух. – Молодец, Рокси.

Я уже собираюсь спуститься с табурета, когда на кухне появляется Рассел. Он одет в льняной костюм цвета хаки с темным галстуком и читает что-то со своего телефона, направляясь к Джеймсу. Я наблюдаю, как непринужденность Джеймса мгновенно исчезает, его плечи напрягаются, а лицо мрачнеет.

– Вы закончили? – спрашивает Рассел, и Анис кивает, ставя перед ним обе тарелки с лососем.

Он берет одну из них и нюхает, нерешительно, как мамаша может понюхать подгузник ребенка, чтобы проверить, не покакал ли он, а затем пальцами запихивает кусок в рот. Двигает мякоть во рту, как будто ищет кости, а затем выплевывает ее в раковину.

– Нет, – заявляет он.

– Мы все сошлись на том, что второй вариант лучше, – осторожно начинает Джеймс.

– Этот? – Он указывает на другую тарелку, и мы все делаем глубокий вдох, когда Рассел снова проводит отвратительную дегустацию.

– Соли поменьше, – говорит он, – в остальном ничего. А вино?

– Мы выбрали немецкое. Идеально к японскому блюду. – Надеюсь, излишняя самоуверенность скрывает тот факт, что я сомелье, которая не может произнести названия вин.

Это срабатывает. Он улыбается мне и кивает, а затем поворачивается к Джеймсу:

– Где ягненок? Я видел фотографию в Интернете, которая выглядела немного… деревенской.

В его устах «деревенский» звучит так же, как «отвратительный».

– Да, шеф, – кивает Джеймс и спешит за ним.

Теперь Рассел поворачивается ко мне.

– С твоей ногой все в порядке? Я слышал, ты поранилась в лесу.

– Да, шеф, – на автомате отвечаю я, размышляя о том, должны ли сомелье называть его так.

– И Билл сказал мне, что ты изучаешь винную карту.

– Да, шеф!

– Хорошо. Тогда нам нужно обсудить концепцию вечеринки Винного общества. – Он приглаживает волосы.

– Возможно, мы с Джеймсом сможем обсудить ее, когда я полностью встану на ноги? – Я касаюсь своей ноги, чтобы напомнить о необходимости поблажки, потому что у меня травма.

– Ну, тебе нужно сообщить Обществу о своих планах в течение недели-двух. Им необходимо успеть подготовить маркетинговые материалы.

– Хорошо, я займусь этим.

– Ты собираешься на Скай завтра утром? – спрашивает Рассел Джеймса, когда тот возвращается с полными руками пластиковых контейнеров.

– В среду, – отвечает Джеймс.

– Тогда, может, возьмешь с собой Хизер, чтобы все обсудить?

– Хорошо, – кивает Джеймс и опускает голову. Он раздражен или стесняется?

– Анис, на этой неделе ты можешь поработать над олениной. На этот раз попробуй использовать другую древесину в коптильне, – приказывает Рассел.

Анис слегка приподнимает подбородок, и хотя у нее невероятно бесстрастное выражение лицо, я вижу, что она в восторге, по тому, как дрогнули ее брови.

– Да, шеф, – отзывается она так серьезно, что я не могу удержаться от смеха. Я прикрываю смех вскриком «ай!» и снова хватаюсь за лодыжку. Рассел хмурится, и я понимаю, что мне лучше поскорее оправиться от своей воображаемой травмы.

– Ну что ж. Договорились, – завершает он разговор.

– Да, шеф, – повторяю я.

Следующей в двери врывается Ирен. Она начинает хлопать в ладоши, и я внутренне ожидаю, что сейчас зажжется свет:

– Хизер, Рокси, вы нужны нам в зале прямо сейчас, пожалуйста. Ты можешь ходить? – Она смотрит на меня.

– Более или менее, – кротко отвечаю я. Она счастлива.

– Хорошо. Рокси! Давайте, давайте!

– Джеймс, нам нужно обсудить заказы, идем к бару сейчас же, – командует Рассел.

– А ягненок, – напоминает Джеймс, – вы хотели посмотреть.

– К бару. Сейчас же, – повторяет Рассел генеральским тоном.

Вот засранец. Спускаясь со стула, я улыбаюсь Джеймсу в знак солидарности. Очевидно, что он блестяще справляется со своей работой, так почему Рассел ведет себя с ним как говнюк?

В зале ресторана я встаю рядом с Рокси. И замечаю, что у нее на щеках появился легкий пыльно-розовый блеск. Я напоминаю себе, что завтра нужно хотя бы нанести консилер.

– Ты можешь помочь мне немного сегодня вечером? – тихо прошу я. – Я не хочу волновать Ирен или Рассела, но у меня очень болит нога, и было бы здорово, если бы я могла опереться на тебя. Не буквально, конечно. Ну, может быть, и буквально.

– Конечно, можете, – отвечает она. – Знаете, последний сомелье, который работал у нас, был так груб со мной. И он даже не был настоящим сомелье, как вы. Он был официантом, но поскольку он француз и немного разбирался в вине, то получил вашу работу. Я так рада, что вы здесь и что вы девушка.

– Девушка, – повторяю я, смеясь.

– Да, это вдохновляет. Я так хочу стать сомелье! С тех пор, как мне разрешили пить – года три назад или около того – я уламываю родителей отправить меня на курсы. Но они такие дорогие!

– Да, это так. Тебе платят достаточно, чтобы хоть что-то откладывать?

– Немного получается, – говорит она, кивая, – и Ирен пообещала, что поможет мне с деньгами, если мы переживем лето. Я с удовольствием у вас поучусь. Только скажите.

Глава 12

Все прошло не очень хорошо.

Все началось с тех четверых канадцев, которые приехали сюда на рыбалку по случаю встречи выпускников и должны были употреблять эль в больших объемах, а не потягивать марочное вино.

– Здравствуйте и добро пожаловать. Могу я предложить вам карту вин? – уверенно начала я.

– Мы возьмем вашего лучшего шампанского, – сказал самый толстенький, оглядывая друзей и улыбаясь.

– Вы уверены в этом? Здесь все очень дорого, – пролепетала я.

– Да, мэм, – ответил он.

Чувствуя себя неловко, я направилась к Биллу.

– Они хотят самого лучшего шампанского, а меню смотреть не хотят.

Он улыбнулся:

– Что ж, это облегчает тебе задачу.

Я кивнула, открывая карту вин. Dom Ruinart Blanc de Blancs 2004 года вполне может быть нашим самым лучшим: оно очень старое и стоит 360 фунтов за бутылку. Меня чуть не стошнило.

Билл передал мне бутылку и белую салфетку, а Рокси пошла за мной с подносом хрустальных фужеров для шампанского.

– Джентльмены, – начала я, театральным жестом показывая этикетку бутылки, пока на стол ставили бокалы, и все смотрели на меня в радостном предвкушении. У меня получится.

Но пробку заело. Сильно заело. Я ее сдавливала. Пробовала достать обоими большими пальцами. Выкручивала ее. Накрывала салфеткой и тянула. Она не сдвинулась с места.

– Вот тот единственный случай, когда тебе совсем не нужно что-то жесткое между ног, – тихо пробормотала я, зажав бутылку ляжками и снова потянув. Это было некрасиво, но я была в отчаянии.

– Вам помочь?

Толстенький канадец был очень добр, но я не могла признать поражение. Я поднесла бутылку к лицу, чтобы рассмотреть пробку поближе. Она сдвинулась на миллиметр. И тут она вылетела и ударила меня почти в упор с диким грохотом.

– Да, ее ударило пробкой, – объясняет Билл, пока я прижимаю к глазу холодную ткань. Столовая опустела, и мы с Биллом и Ирен сидим в баре, обсуждая случившееся. Ирен назвала это «разбором полетов».

– Ну, стрелок она хороший, – спрашивает Билл.

– Пробка застряла гораздо сильнее обычного.

– Но ты же не направляла горлышко себе в лицо? – спрашивает Ирен. – Ведь правда же?

Она умолкает и смотрит на меня со смесью озабоченности и замешательства на лице. Озабоченности тем, что человек в реальной жизни, а не в старом фильме, направил бутылку шампанского себе в лицо, пытаясь откупорить крайне неподатливую пробку. И замешательства по поводу того, как сомелье мирового класса допустила такую детскую ошибку.

– Ты могла потерять глаз, дорогая, – констатирует она. – Но что случилось с Маккласки? Он выглядел очень расстроенным.

– Ну, – Билл бросает на меня взгляд, – я думаю, нам стоит поговорить наедине.

– Все в порядке, я пойду. – Я отодвигаю табурет. – Мне действительно жаль, Ирен.

– Не переживай, – быстро произносит Ирен. – Все действительно в порядке. Пожалуйста, иди и отдохни. Возможно, мы ожидали слишком многого слишком быстро. Это из-за перезапуска ресторана и прочего.

– Да, на нее давят с того момента, как она приехала на такси – всего три дня назад, – соглашается Билл.

– Извини, Ирен. Я устала. Путешествие, новая роль, новая карта вин. Я чувствую, что мне действительно нужно время, чтобы прийти в себя.

Ирен еще немного хмурится, но потом ее лицо смягчается:

– Конечно. Ложись в постель и отдыхай. У тебя сейчас два выходных дня. И мы делаем ремонт в ресторанном зале, так что на пару недель все успокоится, и у тебя будет много времени, чтобы наверстать упущенное.

Я кротко улыбаюсь и киваю, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, пока я ковыляю из ресторана в комнату для персонала.

Все остальные разошлись по домам. В туалете для персонала я осматриваю свое лицо и нажимаю на маленькую красную шишку над правым глазом, которая начала уменьшаться. Я натягиваю куртку, которая выглядит так, как будто ее забыли на вешалке, и готовлюсь хромать вниз к коттеджу, но внезапно слышу громкие голоса Ирен и Билла, доносящиеся из бара.

Я подкрадываюсь к двери и прикладываю ухо к щели.

– Она всего лишь не дала попробовать вино гостям за тем столиком, – говорит Билл.

– Но это же Марк Маккласки, Билл. Он дружит с Макдональдами. Я сгораю от стыда. Я должна была быть рядом. Слава богу, Рассела не было.

– Послушай, на самом деле, все, что она забыла сделать, это предложить попробовать вино.

– Это был марочный кларет, Билл!

Я чувствую, что шея и щеки пылают. Глупая, глупая ошибка. Я могу не знать карту вин или вообще ничего не знать о винах, но я знаю достаточно, чтобы понять, что должна предложить попробовать вино человеку, который его заказывает.

– Я знаю, но сегодня заказывали много вина по бокалам…

– Она сомелье! Открывает марочный кларет! Ты же знаешь Марка. Он абсолютный приверженец старых традиций, и ему совсем не нравятся эксперименты в меню. Он никогда сюда не вернется. А я потеряю место, Билл.

– До этого не дойдет! Это была всего лишь одна ошибка.

– Три ошибки за три дня, Билл.

– Сегодняшний вечер определенно не удался, – соглашается Билл, – но ей нужно…

– Мэгги сказала, что она предложила ей двухсотфунтовую бутылку мальбека, потом предложила домашнее красное, а в итоге поставила его на стол, не налив ни одного бокала. Это же элементарные вещи, Билл!

Я замерла. Это правда. Я так и сделала, но Мэгги, милая леди из Сторноуэя, не рассердилась. Мы даже посмеялись над этим.

– И в целом ей не хватает уверенности, Билл. Не только в том, как она себя ведет, но и когда она в деле. Она совершенно другой человек, нежели та, кого я встретила на Винной премии. Она была так уверена в себе. То есть, я полагаю, она была навеселе. Ты точно тщательно проверил ее?

– Ты же тоже видела ее резюме, Ирен. – В голосе Билла звучит мрачная нотка. Я узнаю этот оттенок. Попытка свалить вину на другого.

– А как она тебе показалась в интервью по Skype?

– Прекрасная, умная. Идеально подходила для работы. Давайте дадим ей несколько дней, хорошо?

Подождите-ка. Интервью по Skype? Хизер никогда не упоминала о таком.

– Билл, я нахожусь под большим давлением из-за всего этого. Ремонт обошелся в кругленькую сумму. Рассел хорош для нашего имиджа, но Билл, он никогда не разговаривает с нашими постоянными клиентами. Он отстраненный.

– Рассел – молодец, – настаивает Билл.

– Я знаю. Я знаю, – отвечает Ирен, – но я чувствую себя загнанной в угол. Это не тот «Лох-Дорн», к которому я привыкла. Новые повара, новая сомелье, даже краска новая. Завсегдатаи говорят комплименты, но… Понятно, что они из вежливости. И Джеймс чувствует себя крайне подавленным.

– Ты его любишь, – произносит Билл более мягко, – но в глубине души знаешь, что он не был готов к этому.

– Возможно, – отвечает Ирен.

Затем наступает долгое молчание, и я понимаю, что единственный звук, который я слышу, – это биение сердца в груди. Я рада, что проблема не только во мне, но понимаю, что нахожусь в опасной близости от катастрофы. Меня могут уволить? Что это будет означать для Хизер?

– Я отложила пресс-релиз, – говорит Айрин, – пока все не устаканится.

Пресс-релиз. Господи, это пресс-релиз о Хизер?

– Это просто с непривычки. – Я слышу звон бокала и представляю, как он наливает ей стопарик, чтобы успокоить нервы.

– Три жалобы за три дня, – снова напоминает Ирен. – А ведь настоящей проверки даже еще не было. Представь, если бы ресторан был заполнен?

– Это было бы отлично, – говорит Билл, и я слышу, как Ирен издает смешок. – Вот факты, – твердо начинает Билл. – Она далеко от дома. Она упала сегодня утром и, очевидно, устала и нетвердо стояла на ногах во время обслуживания гостей. У нее шикарное резюме. Джеймсу она очень нравится…

Джеймсу она очень нравится. Бабочки в животе на благословенное мгновение прерывают этот ужас.

– Надеюсь, мне не придется беспокоиться еще и о Джеймсе, – сердится Ирен. – Я не переживу, если его снова ранят.

– Не волнуйся. Предоставь Хизер мне. Я введу ее в курс дела, – предлагает Билл.

– Ты точно сможешь?

– Ирен, я проверил ее. Она великолепна. Я позвонил всем троим, которые ее рекомендуют, и они были в полном восторге.

– И мне она очень понравилась, когда я с ней познакомилась. Невозможно отрицать ее очарование. Нам просто нужно убедиться в ее опытности, – соглашается Ирен, и ее голос уже звучит мягче.

– С ней все будет хорошо. У нее есть пара недель сокращенного обслуживания, пока мы готовимся к перезапуску. И сейчас у нее два выходных дня, чтобы собраться с силами и, надеюсь, перевести дух и наверстать упущенное. Давай отработаем эти две недели, а потом все обсудим? Договорились?

Я слышу скрежет табуретки по полу, быстро отступаю от двери и выскальзываю во двор. На часах 00:03 и холодно.

Пока я иду обратно в коттедж, то думаю о скайп-интервью с Хизер. Было ли оно? Не могло быть, иначе Билл сразу бы понял, что я не она. И вообще, разве он не сказал, что я не похожа на свою кошачью аватарку?

Я слишком устала, чтобы разбираться во всем этом.

Кроме того, в голове крутится одна навязчивая мысль, к которой я постоянно возвращаюсь. Я нравлюсь Джеймсу. Очень.

Я открываю дверь спальни и вижу чемодан в углу, все еще не распакованный. Бутылки виски нет. Полагаю, Билл забрал ее. Я сажусь на край кровати и чувствую жжение в глазах, которое в течение последнего часа грозило вылиться в полноценные слезы. Они вдруг начинают катиться по моим щекам. Я беру телефон и пролистываю список контактов, чтобы найти Хизер, но потом вспоминаю, уже в миллионный раз, что не могу ей позвонить. Я думаю написать Тиму, но он не очень-то расположен к утешениям. Кроме того, наш последний разговор заставил меня понять, что это больше не проект Птички и Тима. Ему нравится подначивать меня на глупости, но теперь, когда я уже здесь и в процессе, он потерял интерес.

Задыхаясь от слез и соплей, я оглядываюсь на свой чемодан и представляю, как закидываю туда вещи и спускаю все деньги с кредитной карты, чтобы вернуться в Лондон. Может, еще раз позвонить двоюродному брату? Может, он все же приютит меня? Но этот вариант портит репутацию Хизер. Я до сих пор не придумала оправдания, которое бы ее спасло. А теперь бедные Билл и Ирен рассчитывают на меня. Господи, это действительно худшее, что я когда-либо делала в жизни.

Я снова беру в руки карту вин и напоминаю себе о плане. Выучить список. Сто двадцать четыре вина, усмехаюсь я. Как будто у них столько есть.

Неужели я смогу выучить сто двадцать четыре вина? Если не попробовать их все, то хотя бы узнать о них достаточно, чтобы притворяться? В школе я выучила таблицу Менделеева; даже если я понятия не имела, что делать с бериллием или бором, я знала, что они находятся в таблице под номерами четыре и пять. У меня хорошая память, хотя я никогда не была настолько предана какому-либо делу, чтобы использовать ее.

Смогу ли я взобраться на эту гору? Я пролистываю страницу за страницей этой китайской тарабарщины. Или, по крайней мере, французской. Много вин действительно из Франции.

Это гора со ста двадцатью четырьмя ступенями, думаю я, переходя к первой странице: шампанское. Пока ноутбук загружается, я пробираюсь в ванную, чтобы умыться и почистить зубы, с удовольствием отмечая, что синяк от пробки заживает.

Ты, черт возьми, справишься, Птичка.

Я с новыми силами запрыгиваю на кровать, открываю гул и набираю первое попавшееся шампанское: 2010 Louis Roederer Brut, Реймс.

Пахнет цитрусовыми, цветами, легкими минералами и фруктами с белой мякотью. Имеет привкус хлеба. Сочное, сбалансированное, элегантное, с мятной ноткой.

Привкус хлеба. Вот придурки!

Я читаю описание в карте вин отеля. Яркое и сбалансированное; 20 процентов выдержки, идеально подходит к рыбе. И рядом добавляю ноты: цитрусовые, цветы, белые фрукты, сочное с мятной ноткой.

Затем я закрываю глаза и пытаюсь все это повторить. Где-то через 15 минут я все запоминаю.

Сорок восемь часов до возвращения в ресторан на сокращенное обслуживание. Включая сон и перерывы, это, вероятно, около двадцати часов напряженной учебы. Я подсчитываю: одно-два вина в час – это разумно, если учесть время на отдых, сон и повторение. Так что к тому моменту, когда мне придется вернуться на работу, я смогу выучить примерно треть списка.

У меня получится.

Ради Хизер. Ради Ирен. Ради Билла и Джеймса и всех, кто рассчитывает на меня. Я смогу.

Осталось сто двадцать три вина.

Глава 13

Мой план дал мне волшебный пендель. В тот вечер я провела один час и тридцать четыре минуты подряд, изучая шампанское и игристое (это шампанское, сделанное за пределами региона Шампань), а затем свернулась калачиком и заснула. Заснула глубоко.

За последние два дня я покидала спальню только для того, чтобы взять еду с кухни и сходить в ванную. Я вежливо отклонила все приглашения пойти в лес, съесть восхитительную булочку с кремом на ферме выше по дороге, пообедать омаром и даже пойти с Рокси в клуб в Инвернессе.

И я начинаю делать успехи. Я справилась с французскими шампанскими и итальянскими игристыми винами, а в настоящее время работаю над сложными «белыми бургундскими». Я на сорок второй позиции в списке.

Я настолько предана своему делу, что сегодня утром проснулась в 6.15 утра и занималась до тех пор, пока Джеймс не постучал в дверь в 7.02, чтобы ехать на Скай.

Выехав с территории отеля, я впервые с момента приезда смогла выдохнуть. Мой стресс, связанный с судорожным изучением вина, сменился мимолетным ощущением свободы, пока машина катилась вдоль воды к мосту Скай.

Мы едем в большом внедорожнике, и я только и могу, что пялиться в окно, ошеломленная красотой этого места. Сначала все пусто, видны зеленые холмы и еще одно озеро. Он шире и длиннее, чем Лох-Дорн. Затем мы добираемся до побережья и едем на юг. Дорога идет вдоль него, и даже на такой скорости я вижу, как прилив лениво омывает клубок из рыбацких сетей, валунов и водорослей у кромки воды. По ту сторону залива из темно-синей воды выкатываются зеленые холмы в крапинках берез.

– Что у тебя с глазом? – Голос Джеймса нарушает мирную тишину.

– Пробка от шампанского.

– Так это действительно было?

– Да.

Джеймс был на кухне, когда произошел инцидент, но, конечно, слухи не заставили себя долго ждать. Мне становится не по себе от мысли, что Джеймс может перестать хорошо обо мне думать.

Но тут я замечаю, что он подавляет смех, и через мгновение присоединяюсь к нему.

– Жаль, что солнышко не вышло ради тебя. – Он кивает в сторону окна, но мне все равно – я влюблена в эту дикую красоту, в ее серый, синий и приглушенный зеленый цвета. Он кутается в свой плащ и клетчатый шарф, и мы едем с опущенными окнами, что мне нравится, хотя из них и дует. Я взяла старое пальто с крючка в прихожей и засунула волосы под шапку, чтобы они не лезли в лицо.

Я чувствую, как холодный воздух бьет меня в лицо, когда я чуть наклоняюсь к окну.

– Я могу включить обогреватель, – предлагает он во второй раз.

– Мне и так нравится. Шотлааандский воздух, – говорю я, пытаясь изобразить местный акцент, что получается совсем неплохо.

– Ты из Финляндии что ли?

– Отвали, – смеюсь я, а он пожимает плечами и улыбается.

Джеймс не задает мне вопросов, и это приятно. Не думаю, что Ирен высказала ему свои опасения, по крайней мере, пока, и я рада этому.

Я наконец-то призналась себе, что определенно влюблена в него. Не думаю, что у него есть девушка, поскольку он никого не упоминал, но, несмотря на слова Ирен, я чувствую, что он воспринимает меня как друга. Но это нормально, убеждаю я себя. Годы влюбленности в парней, которым я не нравилась, научили меня, как это делать, не выдавая себя. Или не смея надеяться.

Все говорят, что Шотландия дикая и суровая, но в шотландском западном побережье есть что-то потрясающее.

– Тут красиво.

– Ты знаешь Эйлин Донан?

– Кого?

– Это фантастический замок. Тут недалеко. Покажу тебе.

– У нас есть время? – спрашиваю я, глядя на свой телефон и замечая сообщение от Тима, которого там не было, когда мы уезжали час назад.

«Чертовское похмелье. Тебя уже арестовали? Позвони мне».

– Конечно, это всего в восьми минутах езды. Можем быстро заехать.

Он разворачивает машину, и мы едем вглубь материка. Западное побережье остается позади, а перед нами расстилается двухполосная дорога с маленькими коттеджами по обе стороны и вывесками через каждые сто метров или около того, например, «Гостиница у МакКензи» или «Гостевой дом у трех морей».

– Скоро проедем хутор.

– Что?

– Ну, арендованную ферму. Небольшое хозяйство, где арендаторы делают продукты питания. Вон там! – Он указывает на небольшой коттедж из белого камня с огороженным садом. Я заинтригована и хотела бы, чтобы у нас было время остановиться, но мы приближаемся к мосту и новому водоему.

– Лох-Лонг, Дуич и Алш. Место встречи трех морей. – Он словно читает мои мысли. – А там впереди – видишь, у подножия холма?

– Вижу, – кричу я, когда у меня в поле зрения появляется каменный замок с красивым арочным мостом, расположенный на крошечном островке. – Как будто из «Игры престолов».

– Я просто обязан посмотреть этот сериал, – отзывается он, съезжая на обочину, чтобы мы могли разглядеть замок поближе. – Когда работаешь в гостиничном бизнесе, иногда кажется, что пропускаешь все культурные события. Каждое лето, когда приезжают новые сотрудники, я вспоминаю, что нужно больше развлекаться. – Он смеется, выключает машину, и мы сидим так некоторое время.

– У меня есть время, чтобы перейти на ту сторону? – интересуюсь я.

– В следующий раз, – отвечает он, опуская взгляд на приборную панель, чтобы посмотреть на часы. – Сейчас надо ехать, а то я опоздаю на первую встречу.

– Портри – это столица Ская?

– Наверное, можно и так сказать. – Он снова смеется. – В начале каждого сезона я бываю там несколько раз, – говорит он, заводя машину и делая разворот. Мы снова направляемся к мосту Скай. – Хотя обычно мои спутники не такие…

– Англичане? – заканчиваю я.

– Веселые, – поправляет он, глядя на меня. Веселые. Определенно, это френдзона.

Я не знаю, что сказать, поэтому ничего не говорю. Даже если я во френдзоне, какая разница? В любом случае приятно провести время с хорошим, внимательным, добрым мужчиной.

Мы паркуемся за неприметным зданием, и когда я выхожу из машины, мне в нос ударяет запах рыбы и баснословно дорогой морской соли. Я делаю глубокий вдох и представляю, каково это – каждый день вдыхать этот запах.

– Каждый день пахнет по-разному. Зависит от прилива, погоды, состояния моря, ветра, – сообщает Джеймс.

– Сегодня запах определенно резкий, – замечаю я. – Прямо в нос ударяет.

Мы бродим по главной улице – Набережной – славной узенькой полоске ярко раскрашенных магазинов с витринами и ресторанов с видом на гавань, причем названия у них без претензий: «Отель у пирса», «Розовый гостевой дом», «Рыба с картошкой в Портри». Большую часть моего детства у отца был магазин рыбы с картошкой, и на меня нахлынули воспоминания об уксусе, масле для фастфуда и лосьоне для загара.

Над головой кружат чайки, в гавани покачивается пара дюжин лодок, но в остальном сегодня утром здесь мало что происходит. Я заглядываю в один из магазинов, где продают рыбу с картошкой, и думаю, как странно, что это место уже кажется мне более родным, чем гавань Плимута, где мы с Хизер проводили время в детстве. Я воровала кока-колу из холодильника, а Хизер полусерьезно укоряла меня за воровство, пока мы пили ее на краю пирса.

Но, как и в Плимуте, морской воздух здесь проникает сквозь одежду, и уже через десять минут я дрожу.

Джеймс прислоняется к металлическим перилам, спускающимся к воде, и кажется, совершенно не обращая внимания на ветер. Он смотрит в сторону синей лодки, заваленной пучками сетей, которая прокладывает себе путь к нам мимо причалов. У него такой же расслабленный, беззаботный вид, как и тогда, когда мы охотились за провизией, и я не могу перестать смотреть на него. Когда он улыбается, в уголках его глаз появляются морщинки, а его темные немного длинноватые волосы касаются края уха так, что к ним так и хочется прикоснуться нежными пальцами.

Я присоединяюсь к нему, и мгновение мы молча стоим. Я смотрю вниз на воду, которая медленно тянется вверх и ласкает каменные края причала. Затем смотрю на него, он смотрит на меня, но отводит взгляд, когда я ловлю его. Наступает момент молчания, который мне срочно необходимо заполнить.

– Итак, мы здесь, чтобы встретиться с поставщиками? – спрашиваю я.

– Да. Вот один из них как раз плывет. – Джеймс кивает в сторону порта.

– А, точно. Он вон на той лодке.

– Ага. Это Бенджи.

Когда лодка толкается в стенку пристани, с нее на трап спрыгивает худой, жилистый человек с высоким лбом. У него широкая, кустистая борода, и когда он улыбается, приветствуя нас, его глаза сияют всей добротой мира:

– Джеймс, как дела, приятель?

Да он англичанин.

– Хорошо, Бенджи. Хорошо. Это Хизер, наша новая спец по вину.

– О, Хизер, вы, наверное, добрая шотландская девушка? Надеюсь, вы разбираетесь в виски не хуже, чем в винах.

– Лучше, – отвечаю я в кои-то веки правдиво и улыбаясь, как будто это шутка, – только, боюсь, я не шотландка.

– Бенджи поставляет нам морские гребешки. У него экоферма на западном побережье с водолазным…

– С водолазным промыслом, – с гордостью перебивает Бенджи, – чтобы гребешки не сморщивались на сковороде, как мужской орган в холодный день.

– Да, такое в рот никто не возьмет, – говорю я и тут же спохватываюсь, что неправильно оценила публику, но, к счастью, Бенджи смеется так, что хватается за живот, а Джеймс с хохотом закрывает лицо руками и качает головой. Все в порядке.

– А тебе палец в рот не клади, – замечает Бенджи, бросая быстрый взгляд на Джеймса.

– Это лучшие гребешки на западном побережье, – говорит Джеймс, доставая из заднего кармана свернутую бухгалтерскую книгу.

– Как работает система доставки?

– Бери вот это, приятель, – предлагает Бенджи, проверяя, что Джеймс записал в своей книге.

– Гребешки доставляют в отель свежими с утреннего сбора, но я все равно приезжаю и встречаюсь с Бенджи, Кэлом и Грантом на складе, а с Кенни по поводу экологически чистой рыбы… – Джеймс смотрит в небо, перечисляя поставщиков, – с Эллой по поводу цветов, с Дениз и Деннисом по поводу мидий так часто, как получается. Сначала еженедельно. Ближе к концу сезона пореже. В общем, я встречаюсь со всеми местными поставщиками лично.

– Он следит за нами, – снова загоготал Бенджи.

Джеймс выглядит немного смущенным и поднимает руку в знак протеста:

– Нет, нет. Дело не в этом. Это больше для того, чтобы понять, как у вас дела, что есть хорошего; поставщики могут рассказать, что они заметили нового, что может повлиять на следующий сезон.

– Например, новая чертова микротрава или причудливая посыпка из морских водорослей для твоего претенциозного шеф-повара. – Бенджи качает головой и разворачивает бухгалтерскую книгу. – Джеймс мечтает о собственной кафешке на западном побережье, но не может устоять против звезды Мишлен – как и против своей матери – не так ли, приятель?

– Это неправда, – говорит Джеймс, быстро поворачиваясь ко мне.

– Еще как правда, – отвечает Бенджи, передавая Джеймсу бумажный сверток и собираясь уходить, затем хлопает меня по плечу и качает головой в сторону Джеймса. – Приятно познакомиться с тобой, Хизер. Всегда рад видеть новых дам «Лох-Дорна», – и уходит, перепрыгивая через перила. Он садится в свою лодку и заводит мотор, а мы отправляемся обратно по Набережной.

– Я знаю Бенджи уже двадцать лет, – начинает Джеймс в попытке объяснить, – с тех пор, как мне было лет одиннадцать.

– Это правда? Ты хочешь уйти из ресторана?

– Уйти? Нет, не совсем. Может быть. – Джеймс пожимает плечами, как будто это пустяк. – Все повара мечтают о собственном ресторане. Хочешь кофе?

– О боже, да, пожалуйста.

Мы открываем дверь в маленькое кафе, и раздается приятный звон колокольчика. Внутри за разными столиками и в кабинках сидят местные жители и туристы, наслаждаясь английским завтраком. Джеймс машет рукой мужчине в резиновых сапогах и фиолетовой флиске. Ему около сорока лет, у него рыжие кудри и морщинистая кожа. Мы пробираемся между столиками, пока не доходим до самой дальней кабинки, и через несколько минут они с Джеймсом за чашкой чая и обсуждают сроки поставок, рыболовные квоты и качество пойманного на удочку морского окуня. Я с трудом поспеваю за ними, но меня в равной степени увлекают все тонкости ресторанных поставок и поиски идеального хека. Как и в любой другой рыбе, хитрость заключается во времени, но для хека это особенно важно, поскольку чем дольше находится без воды, тем больше становится мягким и похожим на вату.

– Не получится, Фрейзер, – говорит Джеймс, – если посмотреть на график, разве что в среду.

– Значит, в среду. – Фрейзер наливает себе еще чаю. – Как тебе западное побережье, милая?

– Отлично, – отвечаю я, понимая, что, по крайней мере, сегодня это правда.

Через полчаса мы выходим на улицу. Солнце пробилось сквозь облака, и впервые за неделю я чувствую его на своей коже. Я немедленно снимаю пальто и поворачиваю лицо к небу.

– Солнце, – говорю я, – мой добрый старый друг, как я по тебе скучала.

– У тебя просто было плохое первое впечатление. Подожди. Может, лето здесь и длится всего три месяца, но это потрясающее время.

– Три месяца, – говорю я, смеясь. – Я бы не смогла жить в таком холодном месте.

Не знаю, зачем я это сказала. Так говорят люди. На самом деле, я не против холода. Я создана для него. Я ненавижу, когда слишком жарко, и загар на моей бледной коже ложится красными пятнами. Однажды я поехала с Хизер в Мадрид в разгар лета и провела три дня в своей комнате с закрытыми жалюзи, смотря «Чокнутую бывшую»^[23] серию за серией и выходя только позавтракать и полюбоваться на закаты. После этого мы больше никогда не ездили вместе в отпуск.

– К этому привыкаешь. – Тон Джеймса немного обиженный.

– Люди говорят, что можно привыкнуть ко всему, – вылетает у меня изо рта. Он ничего не отвечает, я добавляю, чтобы прервать молчание: – Мы встречаемся с кем-нибудь еще?

– Нет, все, только эти двое сегодня утром. В любом случае, нам нужно вернуться к обеду.

Он говорит чуть отрывисто, и мне становится не по себе. Я хочу сказать ему, что люблю лучи солнца на лице, когда воздух прохладный, что влюбилась в Скай, и в порт, и в маленький замок с арочным мостом, но не уверена, что это прозвучит искренне.

– Хорошо. – Я следую за ним к машине.

Я оглядываюсь через плечо на красочный маленький порт Портри и глубоко вдыхаю этот соленый воздух с запахом рыбы. Затем останавливаюсь, достаю телефон и быстро делаю пару снимков гавани по дороге. Жаль, что нельзя выложить их в Интернет, но во всяком случае они останутся у меня на память. Потом спешу за Джеймсом, который уже сидит в машине.

– Извини, я фотографировала. – Я кладу пальто на заднее сиденье.

– Значит, не все так плохо. – Он смотрит на меня так, словно выиграл спор.

Затем он ищет глазами мои глаза. Я не отвечаю – не могу найти слов, – но улыбаюсь, а потом смотрю в пол.

Через минуту он захлопывает багажник и идет к водительскому месту, мы оба садимся в машину и почти синхронно пристегиваем ремни.

На обратном пути в машине ощущается странное напряжение. Это то же напряжение, что и в первую ночь, или нет? Возможно, я все нафантазировала. Для напряжения всегда нужны двое? Или его можно создать в собственной голове без посторонней помощи?

Джеймс наклоняется вперед, чтобы включить радио, а мы проезжаем мост Скай и возвращаемся по главной дороге в сторону отеля.

Я не хочу говорить о ресторане, потому что как только мы заговорим о нем, я снова стану Хизер, но помню, что мы должны были обсудить вечер Винного общества.

– Винное общество, – быстро бормочу я.

– Черт, да, – отвечает он. – Нам нужно придумать тему.

– Как насчет британских вин? – Я вспоминаю Винную премию. Это буквально единственное, что я знаю о британских винах: у них есть награды, и они сейчас в моде.

– Британские вина?

– Да, они сейчас в почете.

– Я знаю, знаю, – говорит он, быстро оглядываясь на меня, видимо, чтобы удостовериться, что я говорю серьезно, – ну, с меню у нас сложностей не будет.

– Я знаю, что много на себя беру. Но это отличная идея, правда же? – Я вспоминаю слова Ирен о том, что мне не хватает уверенности в себе. – Мы могли бы сделать что-то вроде уличной вечеринки, понимаешь? Какие-нибудь милые украшения в зоне бара. Сосиски в тесте для гурманов или что-то в таком духе. А на десерт какой-нибудь выпендрежный трайфл?

Джеймс смеется, а я съеживаюсь. Я сказала что-то глупое, но не знаю, что именно.

– Что?

– Это должно быть изысканно, – медленно произносит он. – Но почему бы не повеселиться в процессе. Сделать уличную вечеринку, достойную звезды Мишлен. Я имею в виду, что в основном мы проводим вечера каберне или вин долины Вахау или что-то в этом роде, – продолжает он, – но твоя идея игривая. Для нее весело будет готовить еду, это точно.

– Тебе нравится идея?

– Я считаю, это интересно.

– Но ведь есть и «но»?

– Дело в Расселе. Его нужно убедить, а у него определенно есть свои мысли. По поводу всего.

– Предоставь Рассела мне, – уверенно говорю я. – Конечно, если ты думаешь, что это может сработать.

– Я считаю, что это может сработать. Я считаю, что это прикольно. Очень в твоем стиле.

– В моем стиле? – Я пытаюсь выудить, что он думает обо мне. Люблю узнавать, какой меня видят другие люди, ведь мне так трудно оценить себя самой.

– Ну… неожиданное всегда в твоем стиле, – продолжает он, и мы еще немного едем в тишине, пока я наслаждаюсь этим сомнительным комплиментом.

– Я влюбилась в Скай, – переспрашиваю я.

– Правда? – переспрашивает он, переключая передачу, пока мы быстро выходим из крутого поворота, и его слегка заносит. Я хватаюсь за подлокотник и пытаюсь скрыть свой страх, глядя в окно, но машина тут же замедляет ход.

– Да, – отвечаю я, задыхаясь.

– Отлично! – Я украдкой смотрю на его лицо. Хотя мы уже на очередном повороте, он тоже бросает на меня быстрый взгляд, прежде чем повернуть обратно на дорогу.

Потом снова смотрит на меня, и я краснею.

И как раз в тот момент, когда я думаю, что он почти идеален, по радио звучит Фил Коллинз, и Джеймс делает громче. Хотя, возможно, я могу простить ему это.

Полдень еще не наступил, когда мы сворачиваем на ветреную лесную дорогу, ведущую к отелю, но я не хочу, чтобы поездка заканчивалась. В тишине мне обычно неуютно. Меня мучает страх, если никто ничего не говорит. Нервное опасение, что скоро случится что-то плохое. Молчат потому, что думают о чем-то, о чем не хотят говорить. И хотя я понимаю, что это ужасно эгоцентрично, я не могу не беспокоиться, что они думают обо мне. Так было и в детстве; моя мама была мастером зловещего молчания.

Я знала, что это способ отгородиться от людей. Не подпускать меня. Не давать мне задавать вопросы типа «Куда делся телевизор?» или «Почему в заборе перед домом дыра?» Молчание держало меня подальше от кухни, где она копошилась, убирая улики, скрывая правду.

– Молчать легче, чем объяснять, что случилось что-то плохое, – шепнула мне двенадцатилетняя Хизер, когда мы отправились в одно из наших бесконечных субботних путешествий с карманами, набитыми деньгами. В деньгах не было недостатка, когда отцу было особенно плох, или их вообще не было, когда ему становилось лучше. Я называла их «деньгами на отвали».

Но сейчас – когда мы едем, и я смотрю на холмы с одной стороны и темную воду с другой – это совсем другое молчание.

Глава 14

Мы останавливаемся перед коттеджем, но Джеймс не выключает двигатель.

– Вылезай, – говорит он.

– Разве тебе не нужно тоже переодеться? – спрашиваю я.

– Нет, моя форма в шкафчике. В любом случае, я должен припарковать машину позади дома. – Он улыбается. – Ты ведь знаешь, что у нас сейчас сокращенное обслуживание? Так что неделя будет легкой, – говорит он. – Спасибо, что съездила со мной.

Тут он протягивает руку и касается моей. Я сразу же чувствую эту чудесную энергию взаимного притяжения, и теперь я уверена, что она существует не только у меня в голове. Он на мгновение задерживает свою руку, мы застенчиво улыбаемся друг другу, и затем он ее убирает.

– Было весело. – Я вылезаю из машины, но прежде чем успеваю закрыть дверь, он снова заговаривает.

– Хизер, – говорит он, глядя на ручной тормоз, потом на меня и снова отворачиваясь. Как видно, он нервничает. – Может, в выходной день вернемся на Скай пообедать или типа того? На дальней стороне острова есть одно местечко с морепродуктами…

Это свидание? Кажется, да. Я чувствую слабость в коленях. Все как положено, как люди и рассказывают: у меня кружится голова, и я словно потеряла контроль над своим телом.

Он колеблется и смотрит куда угодно, только не на меня, потом мимо меня, потом на свой ручной тормоз, потом снова на меня. Я не хочу тянуть с ответом и не хочу показаться странной, но я в легком шоке.

– Пообедать?

Если бы это был Тим, я бы ответила что-то вроде:

– Что, поужинать для тебя слишком дорого?» или «Не хочу появляться с тобой на людях.

Но я не уверена, что Джеймсу это покажется смешным, к тому же вопрос настолько искренний, что я чувствую, что должна ответить в том же духе.

– Можем поделать что-то другое. – Ему явно неловко. – Хочешь, порыбачим? Или поедем в Инвернесс? Можем поехать компанией. Я просто думаю, что ты недавно здесь, а я знаю все как свои пять пальцев. Если тебе понравился Скай, мы могли бы изучить его получше…

Он замолкает, и я думаю, не самое ли длинное предложение он произнес за всю свою жизнь. Боже, он так мне нравится! Но я не могу пойти на свидание с Джеймсом. Даже если он искренне заинтересован во мне, он думает, что я Хизер. Это катастрофа. Катастрофа.

И тут меня осеняет: Джеймс живет на западном побережье Шотландии и работает в этом отдаленном отеле большую часть своей взрослой жизни. Он отнюдь не бескультурен, но он мало что знает о жизни. Его интерес ко мне логичен: я единственная свободная женщина здесь. У него просто нет выбора.

Но пока мой разум блуждает по уютным комнатам под названием «страх и ненависть к себе», я понимаю, что это неправда. Я ему нравлюсь. Я никогда не нравилась никому вроде Джеймса. Если каким-то чудом в Лондоне находятся одинокие парни тридцати лет, они ищут женщин, у которых все в порядке. Мне нечего им предложить. Ни карьеры. Ни денег. Ни большого семейного дома в Сассексе.

– Если бы ты перебрался в Лондон, тебя бы съели заживо, – бормочу я.

– Что? – напряженно переспрашивает он. Мне нужно что-то ему ответить.

– Рыбалка звучит отлично, – говорю я, возвращаясь в реальность. Мне нравится Джеймс. Очень. А он думает, что я Хизер, а я лгу ему и всем остальным, и если этот флирт перерастет во что-то большее, разразится катастрофа. Но рыбалка это непринужденное занятие. Не надо сидеть за столом напротив друг друга и смотреть друг другу в глаза.

– О. Хорошо. – Он поднимает на меня глаза. – Значит, рыбалка. Я буду рад отвезти тебя.

– Тогда в понедельник? – предлагаю я.

– В понедельник, – отвечает он. – Увидимся на кухне на инструктаже.

– Увидимся на кухне.

Когда он уезжает, я чувствую, что парю в воздухе от удовольствия. Пока я вожусь с ключами от входной двери, она открывается сама, и там стоит Билл, пытаясь удержаться за дверную раму. Он пьян. Я чувствую запах виски, исходящий от него, настолько сильный, что меня тошнит. Он выглядит так, будто плакал: глаза у него красные и опухшие. Ширинка расстегнута, и край белой рубашки торчит оттуда.

– Тебе нужно в дом, – быстро говорю я, оглядываясь вокруг, чтобы понять, не видел ли его кто-нибудь, но к счастью, никого.

– Мне нужно идти на работу, – возражает он.

– Ты не можешь идти на работу.

– Я должен, – настаивает Билл, пока я пытаюсь затолкать его в коридор. Я едва могу сдвинуть его с места: он тяжело обмяк, как мертвец.

– Давай, – командую я, – поднимайся по этой чертовой лестнице.

Он спотыкается и падает, ударяясь головой о плинтус.

– Билл! Вставай, черт возьми! – Он поднимается на четвереньки. Эта картина так поразительно знакома, что сердце тревожно щемит. Папа на четвереньках на кухне, и мамин писклявый неловкий смех, когда она выпроваживает меня из комнаты, как будто я могу увидеть что-то ужасное, и в то же время настаивает, что «здесь не на что смотреть».

Я хватаю Билла за руку, чтобы поддержать его, пока он поднимается на ноги. Лоб у него уже фиолетовый в том месте, где он ударился.

– Мне нужно на работу. На следующей неделе мы заново открываемся, и придет ресторанный критик, Джейсон или Джастин, я не помню… – Глаза у него косят, и он не может сфокусироваться на моем лице.

– Тебе не обязательно идти. Я могу сама налить гребаный коктейль. Я скажу Ирен, что ты заболел.

– Мне уже сделали последнее предупреждение, – бормочет он, поднимаясь по лестнице и держась за перила.

Мы делаем пару шагов, и я открываю первую дверь по коридору.

– Не открывай, – говорит Билл и пытается отпихнуть меня, но я ему не даю. Я уворачиваюсь от его руки, поворачиваю ручку и толкаю дверь.

В комнате беспорядок. Настоящий беспорядок. Пустая бутылка вина в мусорном ведре. Одежда разбросана по полу. Покрывало на кровати скомкано, а простыни явно не стираны. Рядом с кроватью в открытую лежит порножурнал (я не могу не заметить, что он для любителей легкого БДСМ). Стаканы разбросаны повсюду, а верхний ящик комода открыт, и в нем нет ничего, кроме пары пижамных брюк в клетку, свисающих через край. В комнате воняет.

Я подхожу к окну, распахиваю его, и в комнату врывается прохладный ветерок. Оборачиваюсь к Биллу, который стыдливо смотрит в пол и пытается спрятать журнал под ногами, а затем незаметно затолкнуть его под кровать.

– Я знаю, что такое порно, – произношу я как можно более спокойно. – Тебе стоит обзавестись компьютером или смотреть его на телефоне. Меньше шансов, что тебя поймают.

Он смущенно хихикает. Это выглядит жалко, и я быстро указываю ему на его простыни и говорю, чтобы он садился.

– Мне так стыдно, – вдруг четко произносит Билл и опускается на край кровати, положив голову на руки.

– Мой отец слишком много пил, – говорю я прямо. – Остальные знают?

– Ирен знает.

– Тебе нужно протрезветь и завтра начать все сначала. Как в первый день.

– Я не алкоголик.

– Это я уже слышала. Что бы ни произошло, завтра будет новый день, и ты не можешь так пить на работе.

– Мне больше не для чего жить. – Он улыбается, пытаясь смотреть мне в глаза.

– Не будь придурком.

– У меня есть дочь твоего возраста. Сколько тебе – тридцать? Элоиза. Дурацкое имя. Я позволил ей выбрать имена детям. Я ей все позволял.

– Ну, это было очень мило с твоей стороны.

– А тебе кто выбрал имя? – Он рыгает, потом закрывает рот рукой. – Извини.

– Эээ… мама. – Я собирая грязные тарелки и кружку застоявшегося чая.

– Но ты же не Хизер, – заявляет он.

Я замираю и прижимаю руку ко рту. Сердце бьется быстрее. Что он сказал? Я не Хизер? Он имеет в виду, что мне не подходит это имя? Билл свернулся калачиком на кровати, глаза у него начинают закрываться. Так что же он сказал?

– Ну, ты не можешь выбирать имя, данное тебе при рождении, – говорю я, а он закрывает глаза и бормочет что-то еще, чего я не могу разобрать. – Что? Что ты сказал?

– Это ошибка, – снова бормочет он. – Произошла какая-то ошибка.

Я думаю, что он говорит о моем имени, но не уверена. Я наклоняюсь к нему и трясу его за плечи:

– Что ты хочешь сказать?

– Больше никакого вина, – бормочет он, а затем его тело замирает.

– Закрывай глаза, – велю я, собирая с пола одежду и запихивая ее в корзину для белья. Я поворачиваюсь в поиске чего-то, что можно сделать, чтобы превратить этот беспорядок в художественный хаос, но уборка займет пару часов, а мне нужно успеть на обед и к Ирен.

Время, которые я надеялся выкроить на изучение вин, безвозвратно уходят. Придется подождать.

– С тобой все будет в порядке, – начинаю я, но он уже храпит.

Глава 15

Я сменила униформу размера Хизер на ту, которая мне подходит, и чувствую себя вполне нарядно. У меня не было времени на макияж и идеальную прическу, на которые, похоже, другие сотрудники тратят по несколько часов перед обслуживанием, но мне удалось найти время, чтобы хотя бы нанести тональный крем. Я вымыла волосы и просто оставила их сушиться, что лучше всего подходит для моих кудрей, вот только с корнями, которые начинают пробиваться, ничего сделать нельзя. Фартук придает мне немного дополнительной уверенности, поскольку он прикрывает мой чуть заметный животик, и я знаю, что неплохо выгляжу со спины.

Я сжимаю черный блокнот, который легко засовывается в большой передний карман фартука, и направляюсь в барную зону, чтобы найти Ирен. Она сидит в дальнем конце с Расселом, углубившись в серьезный разговор. Я мысленно прикидываю, что серьезнее – то, что Билл выбыл из строя, или то, что они обсуждают, – и решаю подождать.

Я обнаруживаю Рокси на кухне, где она обсуждает меню с Джеймсом и остальными членами команды, и к своему ужасу понимаю, что пропустила инструктаж. Я совсем забыла про него из-за Билла и всего остального.

– Вот же черт! Простите меня, – говорю я, проскальзывая за Рокси.

– Все в порядке. Я объясняю, какое сегодня рыбное блюдо. Какое-то проклятое животное съело весь укроп, так что укропной эмульсии нет. Один из младших сотрудников сейчас перепечатывает меню.

– О, надо было купить что-нибудь в Портри! – сообщаю я.

– Ничего страшного. Рокси говорит, что вино все равно подходит. Будешь проверять?

– Честно говоря, я думаю, что Рокси знает об этом больше меня, – отвечаю я, когда она поворачивается ко мне с немного смущенным видом. – Все в порядке. Продолжайте. Давайте дальше.

– Извини, – произносит она, и я делаю вид, что обиделась на нее, а она улыбается.

– Постарайтесь продать побольше десертов сегодня. Сегодня мы занимаемся ими вплотную, – рявкает Рассел, когда они с Ирен присоединяются к нам на кухне. Ирен выглядит странно взволнованной впервые с тех пор, как мы с ней познакомились. Она сжимает в руках стопку счетов. – Поскольку ремонт продолжается, меню сокращенное, но каждое блюдо новое, так что за эти две недели вам нужно сосредоточиться и стать экспертами. Я хочу видеть страсть. Приверженность. Совершенство.

– У нас не так много броней, как мы надеялись, – вмешивается Ирен, чтобы объяснить эту нелепую речь, я полагаю. Должно быть, это удар по твоему самолюбию: узнать, что ты не такой козырь, как все рассчитывали, да, Рассел?

Рассел продолжает:

– Каждый должен уехать отсюда с желанием рассказать другу, дяде, богатому кузену или бабушке с дедушкой, что «Лох-Дорн» – лучший ресторан на западном побережье. Что через сезон его ждет звезда Мишлен. Я дал вам все инструменты – теперь, блин, используйте их.

Я фыркаю, но когда Рассел тут же ловит мой взгляд, притворяюсь, что это кашель.

– Хорошо, одиннадцать сорок пять. – Ирен смотрит на свои милые маленькие старинные золотые часы, и персонал бросается врассыпную. – Где Билл? Проводит инвентаризацию?

– Вроде того, – бормочу я. – Как раз хотела с тобой обсудить.

Ирен смотрит на меня, и я пытаюсь выражением лица показать ей, что дело важное, потому что не хочу ничего говорить в присутствии Рассела и Джеймса. Она сразу же все понимает.

– Хорошо, пойдем в ресторан. Рокси может закончить сервировку к обеду.

Ирен нервничает. Между бровями у нее пролегла глубокая морщина, которая не была заметна еще несколько дней назад, а голос охрип. Всю мебель из ресторана вынесли, а на оставшемся столе лежат чертежи с образцами ткани синего, серебристого и серого.

– Билл, – начинает она, и ее голос падает до шепота, – он напился?

Я вздрагиваю. Напился. У нее разочарованный голос. Нет, глубоко разочарованный. У нее в голосе такое разочарование, что я больше не задаюсь вопросом, говорил ли Билл правду, когда сказал, что это его последний шанс. Интересно, был ли у моего отца последний шанс? У него было много шансов. Бывали месяцы, когда он не пил, и эти периоды всегда казались еще более странными и напряженными. Внезапно он начинал интересоваться мной и тем, что я делаю; и, честно говоря, я предпочитала, чтобы меня оставили в покое. Я могла справиться с многочасовыми пьяными разглагольствованиями о фторе и химических загрязнениях, но не с извинениями и слабыми попытками наладить отношения. Я чувствовала облегчение, когда он снова запивал.

В последний раз, когда я звонила домой, около четырех лет назад, на звонок ответил отец. Он кричал и говорил невнятно, пока мама в панике не отобрала у него трубку:

– Алло? О, Боже, Элизабет, это всего лишь ты. Нет, нет, с твоим отцом все в порядке. Тяжелый день на работе.

Отец потерял магазинчик рыбы с чипсами из-за долгов больше десяти лет назад. И я была уверена, что работы у него не было.

Я решилась говорить прямо:

– Папа не работает. Он получает пособие по болезни.

– Что ты несешь, Элизабет, – закричала она, – как ты смеешь…

Я положила трубку и больше не звонила.

– Все мосты сожжены, – спокойно сказала я Хизер, чувствуя, как обрываются последние нити моей связи с близкими людьми.

– Нет, нет, – пролепетала я, легко вживаясь в роль матери. – У Билла кишечная инфекция. Поверь мне, я только что дезинфицировала туалет.

Ирен не отрывает глаз от двух почти одинаковых образцов ткани голубовато-серого цвета, которые она держит в руках.

– Хорошо, – отвечает она, и я вижу, что она знает, что я лгу. – Тогда нужно принять меры, чтобы никто в коттедже от него не заразился. Приготовить для вас несколько комнат в пристройке?

– Нет, в этом нет необходимости, – возражаю я. – Уверена, что он просто что-то не то съел.

– Лучше пусть будет желудочный грипп – вдруг слухи распространятся. Пищевое отравление плохо звучит в ресторанном бизнесе. – Ирен смотрит на меня и мягко улыбается с благодарностью, но мне вдруг становится не по себе от этой игры.

– Кто будет работать в баре? – спрашиваю я более резко.

– Я привлеку Бретта. Он справится. – Она смотрит на меня, сморщив безупречно нарисованные карандашом брови. – А ты справишься без него? Может быть, воспользоваться этой возможностью, чтобы провести инвентаризацию?

Я сглатываю нарастающее чувство вины, вспоминая, как она обсуждала свое беспокойство с Биллом, который должен был присматривать за мной, чтобы я не совершала больше досадных ошибок. Я инстинктивно поднимаю руку к шишке возле глаза, которая уже более или менее прошла.

– Все будет в порядке, – быстро заверяю я. – Слушай, я знаю, что начала не очень. Мне очень жаль. Просто из-за переезда…

Она машет рукой и слегка краснеет:

– Конечно, конечно.

– Я обещаю сделать все возможное, Ирен, – твердо произношу я. – Перезапуск ресторана будет невероятным, обещаю.

Она отвечает мне полуулыбкой, но глаза у нее грустные:

– Ответственность не только на тебе, дорогая.

Я киваю и чувствую новый прилив решимости стать лучшей версией себя:

– Мы, кажется, придумали тему для вечеринки Винного общества.

Ирен наклеивает огромную улыбку:

– О, потрясающе, дорогая. Что у тебя за идея?

– Ладно, только мне нужна твоя поддержка. Мы с Джеймсом говорили об этом сегодня утром, и он согласен.

– Он согласен?

– Да, мы подумали, что можем устроить британское винное мероприятие. Ленты, трайфл на десерт, выпендрежные яйца по-шотландски и все такое.

– По-моему, звучит довольно по-английски.

– Ну, мы могли бы найти и шотландские вина.

Ирен хмурится:

– Ты же знаешь, что первое шотландское вино оказалось катастрофически плохим. Неужели новость «Файф не станет следующей долиной Луары» не дошла до юга?.

– Эммм…

– А теперь еще одна попытка, на этот раз от Шато Гленков. Ты же видела владельца на премии? Он расхаживал в своем килте, как лорд без замка. Позор для всей винной индустрии. Людям следует выбрать что-то одно, что они умеют делать блестяще, и этим и заниматься. И если ты шотландец, это значит не выращивать чертов виноград.

– Извини, Ирен, я не подумала, – начинаю я, но она не может остановиться.

– Я не против проведения английской винной вечеринки. Я уверена, что Общество с наслаждением разберет по косточкам все его недостатки. Только не называйте ее «британской». Я поговорю с Расселом и дам ему знать.

Я бросаю взгляд на большую открытую кухню и смотрю, как Джеймс расставляет что-то вдоль барной стойки, или «прохода», как это, оказывается, называется. Я чувствую, как кровь приливает к лицу, когда вспоминаю нашу предстоящую поездку на рыбалку (почти свидание).

Джеймс оборачивается на меня, как будто почувствовав, что я на него смотрю, и улыбается, и на мгновение мы улыбаемся друг другу, как подростки. Я временно забываю, что его мама меня отчитывает. Моя влюбленность растет и необъяснимо осложняется тем фактом, что Джеймс, кажется, тоже заинтересован во мне.

– Ну что ж, пора готовиться к обслуживанию. – Ирен выглядит так, будто притворяется, что не одобряет.

«А может, она и правда не одобряет», – думаю я, вспоминая ее слова, сказанные Биллу в тот вечер.

Я ускользаю, чтобы догнать Рокси, которая читает меню, расставляя несколько бутылок шампанского в винтажном ящике для льда на краю барной стойки.

– Хизер, – с тревогой спрашивает она, кивая на свежие распечатки на стойке. – Вы довольны подборкой вин? Я немного ее подправила, чтобы освежить.

– По-моему, все идеально, – отвечаю я, хотя времени посмотреть у меня не было. – Нам повезло, что на ужин то же меню, так что мы можем заняться подготовкой к перезапуску.

– Я вижу, с вами действительно произошел несчастный случай… – говорит она, и на ее красивом лице появляется беспокойство.

– Издержки профессии, – отмахиваюсь я, – не в первый раз.

Она смеется. Я оглядываю барную зону. Маленькие временные столики сервированы более скромно, чем столы в основном ресторане.

– Шесть броней на сегодня. Две на обед и четыре на ужин, – сообщает Рокси, следя за моим взглядом.

Отлично, этого достаточно, чтобы узнать больше об обслуживании, не перегружая себя информацией. И надеюсь, после обеда я успею уйти домой, чтобы продолжить изучение вин.

– И Билл сказал мне вчера, что нам нужно провести инвентаризацию. Могу я помочь? – говорит она. – Если вам нужна помощь, я имею в виду.

– Черт! Да, – отвечаю я. Проклятая инвентаризация. Она неумолима.

– Там, где я работала раньше, у нас был небольшой погреб, около тридцати пяти вин, но я все подсчитывала и делала заказы. Ну, и здесь помогала. Но тогда было не так много вин.

– Не так, – соглашаюсь я. – Время пришло – можешь сделать для меня кое-что еще? Ты могла бы исполнить роль сомелье за обедом? Я хочу понаблюдать и сделать кое-какие заметки.

– Конечно, – она чуть краснеет, – но я уверена, что вы…

– Везде все делают по-разному. Кроме того, никогда не поздно научиться чему-то новому, верно? Я хочу посмотреть, как ты проводишь полное обслуживание.

– Я все сделаю, Хизер.

– Только давай не будем это афишировать, – добавляю я. – Ирен очень волнуется, и я не хочу, чтобы она переживала, что я не справляюсь или что-то в этом роде.

– Я поняла!

– Отлично, тогда проведем инвентаризацию, а потом мне нужно будет отдохнуть перед обедом.

– Я смотрю на свой телефон. Обед до двух часов дня, два часа я отвожу на инвентаризацию, потом два часа прячусь в своей комнате, изучая карту вин. И я решила сменить тактику. Сегодня днем выберу по два вина из каждого раздела, чтобы иметь базовые знания по всем категориям. Хотела бы я, чтобы в сутках было больше часов. Новое для меня чувство: обычно я хочу, чтобы день поскорее закончился.

– Мой папа говорит, что список прекрасный, но немного длинноват, – замечает Рокси.

– О, он огромен.

Глава 16

Я пристально наблюдаю за Рокси.

Предложить меню. Потом аперитив.

Она знает, что я наблюдаю за ней, и нервно оглядывается. Я записываю все в свой блокнот. Вот что мне следовало сделать в самый первый чертов вечер, вместо того чтобы болтать с Биллом. И в ужасный вечер номер два, вместо того чтобы подбить себе глаз пробкой от шампанского. Я видела, как все это происходит: я была клиентом, ела и пила с шикарным обслуживанием, но только когда ты разбиваешь все это на составные части, то понимаешь, что у каждого этапа есть определенный порядок и цель.

Рокси предлагает бокал шампанского в качестве аперитива первому столику. Это семейная пара из Канады. Думаю, молодожены. Они отказываются.

Она спрашивает про воду. Негазированную или газированную? Затем вино. Они выбирают розовое – «Шепчущий ангел». Я уже знаю это вино: нежное и сухое «до мозга костей». Я не совсем понимаю, каково на вкус «сухое до мозга костей» вино, и надеюсь, что они не допьют всю бутылку и я смогу это выяснить.

Проходя мимо меня, Рокси пытается увидеть, что я записываю, и мне приходится притворяться, что я не прячу свои записи, пока я делаю все возможное, чтобы их спрятать.

– У меня такое чувство, будто я сдаю тест.

– Воду предлагает официант или сомелье?

– Это зависит от того, сколько гостей. Рассел смотрит на это чуть более современно: мы всегда предлагаем воду сначала, чтобы на столе было хоть что-то.

– Вы предлагаете воду из-под крана?

– Рассел говорит не предлагать.

– Подаете слева, убираете справа? С этим мне тоже нужно помогать? – Я не ожидала, что это прозвучит так плаксиво.

– Может быть, иногда. Знаете, это ведь не английский метод. Ирен говорит, что нужно подходить с той стороны, с которой удобнее. Например, не пролезать между двумя людьми, которые разговаривают.

– Хорошо, ну, это упрощает дело.

Я смотрю, как она ставит вино на стол и поворачивает этикеткой вверх, чтобы показать мужчине, который кивает в ответ. Рокси откручивает крышку – штопор не понадобился, повезло! – и наливает немного в бокал, чтобы мужчина попробовал. Он пробует. Пожимает плечами, хихикая вместе со спутницей, и делает знак рукой, чтобы Рокси налила еще. Рокси сначала наполняет бокал женщине. «Сначала женщина», – записываю я. Затем она достает блокнот и записывает их заказы.

Когда она возвращается, я вижу, как она берет ведерко для льда, наполняет его, затем берет подставку у бара, кладет в нее ведерко, аккуратно складывает вокруг горлышка белую льняную салфетку и незаметно прячет ее у задней стены.

– Мы не всегда так делаем, – шепчет она, – но когда обедают вдвоем, нам нужно держать вино охлажденным – они, скорее всего, будут пить медленно.

Когда через два часа обед заканчивается, я спускаюсь в подвал и говорю Рокси, что начну инвентаризацию, пока она готовится к ужину. У меня получится. Я уже помогала проводить инвентаризацию в пабе: неужели здесь намного сложнее? Сквозь темноту до моего носа доносится безошибочный запах сыра «Стилтон».

– Прощай, темнота, мой старый друг, – шепчу я, дергая за выключатель, и вижу Анис, сидящую в кромешной тьме над бокалом красного вина.

– Поймана с поличным, – говорит она без выражения.

– Анис! – вскрикиваю я. – Господи, извини, я не ожидала никого здесь увидеть. У тебя перерыв?

– Обычно я так не делаю, так что не подумай ничего такого, – сурово произносит она. – Я просто сегодня немного на взводе.

– О, а я как раз собиралась начать инвентаризацию. Рокси сейчас придет помочь. Мне так много нужно сделать! Как говорится, боевое крещение, – улыбаюсь я.

– Да, я слышала, что ты выставила себя на посмешище в тот вечер. – Она делает жест, который, как я предполагаю, изображает откупоривание пробки, но выглядит так, будто она дрочит.

– Ну, – говорю я, нахмурившись, – наверное, да. Я немного подзабыла, что и как.

– У тебя не было работы? – спрашивает она, не теряя ни секунды.

– Нет-нет, просто выражение такое, – бормочу я. – Я имею в виду, что только вхожу в курс дела, – Боже, как она меня пугает.

– Ну, тогда приступай. – Она кивает в сторону огромного стеллажа на дальней стене. Я тупо смотрю на него, снова чувствуя себя так, будто меня выставили на всеобщее обозрение. Может, мне просто пересчитать их?

– Тебе понадобится вот это. – Анис указывает на большую книгу с помятыми страницами, в спиральном переплете которой лежит ручка.

– Это делается не на компьютере? – хмурюсь я. Так было бы проще. Хотелось бы, чтобы Рокси поторопилась. – Итак, расскажи мне, – я небрежно беру в руки список, – откуда ты, где училась, как оказалась здесь?

– Я из Глазго. – И это все, что сообщает Анис. – А ты?

– О боже. Это такая скукота! – Махнув рукой, я зарываюсь головой в бухгалтерскую книгу так глубоко, как только могу, желая, чтобы появилась Рокси. Я смотрю на Анис. Она сидит за бочкой, которая служит ей столом. Поднимает бокал, осушает его, затем снова берет бутылку.

– Держи, – произносит она, и это похоже на приказ, поэтому я откладываю список и присоединяюсь к ней, послушно наполняя пыльный бокал с полки рядом с нами, и делаю глоток вина, разглядывая незнакомую этикетку. – Это с одного банкета. – Она кивает на пару ящиков в углу. – То, что люди не допили, за них заплачено.

– Приятно слышать. – Поднимаю бокал в ее сторону.

– Тебе нравится работать с Джеймсом? – спрашивает она, и в этом слышен подтекст.

– Да, – отвечаю я, – он очень милый.

– Именно, – соглашается она. – Он чувствительный. Два года назад одна австралийка разбила ему сердце. Для нее это был курортный роман в Шотландии, а потом она про него забыла. Он долго не мог прийти в себя. – Это похоже на предупреждение, и я решаю не отвечать, а просто кивнуть, как будто действительно услышала ее.

– Разве у тебя нет парня дома? – спрашивает она напрямую.

– А-а-а, эм, да, – тяну я, думая о Тиме и понимая, что на этой неделе я тосковала по своему любимому жареному цыпленку в Сохо больше, чем по нему. – Ну, мы никогда не называли это так. Я не уверена, что он бы назвал себя моим парнем. Так что сама понимаешь, что у нас за отношения, – вырвалось у меня почти непроизвольно.

– А что ты думаешь о Билле?

Я стараюсь не хихикать. Она что, сплетничает? Мне приказали сплетничать?

– А, он очень дружелюбен.

– Он не гей, – сообщает она.

– А. Хорошо. – Я пытаюсь подавить смех.

– Он просто богатый англичанин, – продолжает она, как будто это объясняет какую-то гейскую черту, которую я могла в нем заметить. – Он был одним из лучших барменов в Лондоне. Учился в Нью-Йорке в «Пэкстон Груп», а потом работал в Лондоне. Так он подружился с Расселом. Он здесь, потому что его бросила жена. – Анис постукивает по краю своего бокала с вином.

Создается впечатление, что в ее окружении никогда ничего не скрывают, а если бы и скрывали, то разумнее было бы сразу признаться. Она встает, подходит к винной стойке, заглядывает за одну из бутылок и достает пачку «Мальборо».

– Они общие, – объясняет она. Затем идет в конец погреба, включает еще одну лампу, и я вижу массивную круглую металлическую штуку, похожую на печь.

– Что это? – спрашиваю я.

– Старая штука для перегонки виски. Это медный котел. Рассел хочет снять его и сделать из него камин для пристройки. – Она зажигает сигарету и подносит ее к крошечному вентиляционному отверстию в потолке. Это милая попытка, но абсолютно бестолковая. Я не могу поверить, что она собирается курить среди всех этих висящих кругов сыра и окороков. Должно быть, я хмурюсь, потому что она протягивает мне сигарету.

– Хочешь?

– Ха! Нет. Не курю с девяти лет. – Я смотрю на часы. В сутках определенно не хватает часов. – Я не знала, что повара курят: разве это не портит вкус?

– Я курю три сигареты в неделю, – сообщает Анис.

– Наверное, тяжело работать на двух парней. – Я едва не давлюсь вином.

– Поверь, я справлюсь с работой на Джеймса и Рассела, – возражает она. – Я наполовину малазийка и отслужила четыре года в британской армии.

– Ха, справедливо, – киваю я.

Тут мы слышим, как распахивается дверь, и я чувствую облегчение, что Рокси наконец-то здесь. Но шаги слишком тяжелые для Рокси, и я в панике пытаюсь закрыть собой бутылку, неловко сжимая меню, когда появляется Рассел в бутылочно-зеленом твидовом пиджаке и белой хлопковой рубашке.

– Кто, черт возьми, здесь курит?

Несмотря на то, что она только что сказала, лицо Анис выражает ужас.

– Я, – немедленно отзываюсь я, поднимая палец и принимая свое самое кроткое и покорное выражение, что я ненавижу делать, но недавно приступившая к работе Хизер лучше перенесет выговор.

– Здесь нельзя курить, – возмущенно смотрит на меня. – Это вам не какой-нибудь шотландский подпольный бар для старых дев. Вам обеим должно быть стыдно.

– Мне очень жаль, но на моей прошлой работе мы так делали. В подвале. Анис как раз меня ругала за это.

Рассел изучает мое лицо, затем смотрит на Анис, чья голова опустилась, и я понимаю, что даже армия не подготовила ее к общению с Капитаном Мудаком.

– Мне жаль, Рассел. Я ошиблась. Этого больше не повторится.

– Нет, не повторится, – подтверждает он. – Пришел Том из «Оптовых поставок Инверарей». Он хочет проверить список закупок. Я полагаю, вы не слишком заняты? – Тут он замечает вино, которое я пыталась прикрыть. – Занесите невыпитые бутылки в особые предложения, – рявкает он, – и постарайтесь продать их на этой неделе, окей?

– О, вы хотите продать их дважды? – удивляюсь я.

Он щурится на меня, и между бровями у него появляется глубокая складка. Это настолько странно, что я на мгновение забываю о том, что мы обсуждаем, и думаю, не вкалывал ли он себе ботокс.

– Ирен только что рассказала мне про твою идею по британским винам для мероприятия Винного общества. Она действительно не так плоха. Почему бы тебе не выяснить, сможет ли Том помочь с закупками?

– О, это замечательно. Вам понравилась идея?

– Идем. Живее, – отрезает он, указывая на лестницу.

– Да, шеф.

Мы проходим на кухню и направляемся к бару, и хотя я практически бегу, все же не могу угнаться за Расселом. Он останавливается и нетерпеливо смотрит на меня. Я просто поражаюсь, как быстро я испортила отношения с боссом. Мне понадобилось меньше недели! Это рекорд.

Рассел направляет меня к человеку, который сидит спиной к нам за маленьким столиком в окружении брошюр и с открытым ноутбуком, который выглядит старше моего.

– Том, – произносит Рассел, – ты же знаком с Хизер?

– Привет, Хизер. – Улыбка расползается по лицу Тома. Он довольно симпатичный, с лохматыми светлыми волосами и розовыми щеками. Подождите, он меня знает?

– Привет, Том. – Сердце екает у меня в груди, когда он целует меня в обе щеки. От него исходит запах обильно нанесенного спрея для тела, и я стараюсь не отпрянуть.

Затем он отстраняется и смотрит мне в лицо, склонив голову набок:

– Я думал, мы уже встречались, но, похоже, нет. Виноват.

– Извините, но ваше лицо мне тоже незнакомо. – Я сажусь в кожаное кресло напротив него и широко улыбаюсь. – Я бы точно его запомнила. – Я знаю, что это звучит ужасно кокетливо, но флирт – мое единственное оружие здесь.

– Мне нужно поговорить с Ирен, – объявляет Рассел. – Я оставлю вас вдвоем?

– Спасибо, Рассел, – произношу я с облегчением.

– Спасибо, Расс, – повторяет Том, а затем смотрит на меня с широкой улыбкой, полной ожидания.

Я быстро оглядываюсь через плечо, чтобы создать впечатление, что занята и у меня нет времени на болтовню. Потому что это действительно так. Я ни на йоту не продвинулась в инвентаризации и теперь сижу с покупателем, вероятно, чтобы заказать вина, которые нам нужны, потому что я должна была провести инвентаризацию. А я отчаянно хочу вернуться в коттедж и заняться учебой. Я снова поворачиваюсь к Тому, стучу ногой от нетерпения.

– Я думал, мы уже знакомы, – говорит он с кокетливой улыбкой. – Чувствую себя немного глупо.

– О, не стоит. – Я наклоняюсь и касаюсь его руки. – Боюсь, времени у меня совсем нет. Сегодня тут дурдом.

– Точно. Конечно. – Он улыбается, разглаживает складки на брюках и указывает на первую страницу брошюры. – Ну, главная новость – это, конечно, натуральные вина. Мы расширили коллекцию. Они привлекают людей, которым нравятся маленькие винодельни, и, конечно, такие ключевые слова, как «фермерские дрожжи» и «минимальное вмешательство», очень хорошо работают для клиентов, которые ищут что-то в текущий момент. – Он на мгновение останавливается и как будто ждет моего ответа.

– Чертовы хипстеры, а? – Я киваю ему, чтобы он продолжал, и он делает паузу, а затем издает нервное хихиканье. Затем я вспоминаю предложение Рассела. – Вообще-то я ищу британские вина. Все местное. В таком духе.

Тут я краем глаза замечаю Рокси и машу ей рукой. Слава богу. Я знаю, что делают очень занятые люди: они делегируют.

– Рокси, – говорю я тепло, – ты знакома с Томом из Инверарея?

– Да, мы встречались, – говорит она, слегка краснея.

– Слушай, ты ведь знаешь про вечеринку Винного общества? Мы собираемся делать упор на британские вина. Как думаешь, вы вдвоем сможете составить короткий список на дюжину позиций?

– О да. Это идеально, – вклинивается Том, слегка приподнявшись на стуле. – У нас как раз скидка на вот эти вина юго-восточной Англии. – Он проводит пальцем по трем бутылкам белого с современными минималистскими этикетками, такими маленькими, что я не могу ничего на них прочитать. Но одна из них кажется странно знакомой.

– Ах, – говорю я, с восторгом фокусируясь на одной из них. – Я пробовала это несколько недель назад. «Совиньон блан», верно?

– Оно выиграло…

– Серебро! – говорю я, взволнованная тем, что наконец-то у меня есть чем поделиться. – Ноты кошачьей мочи в аромате.

– Да. Это точно. Хорошо. Отлично! – кивает мне Том.

– Я оставлю вас, ребята, наедине, хорошо?

– Хорошо, – соглашается Рокси, – большое спасибо, Хизер.

Я кладу руку Рокси на плечо, собираясь уходить, и слегка сжимаю его. Благослови ее Бог, она вся в предвкушении.

На бешеной скорости я бегу по задней дорожке к коттеджу, распахиваю дверь в спальню и прыгаю на кровать. Вынимаю ноутбук. Вынимаю телефон. Открываю блокнот. Сорок восемь вин на счету, осталось семьдесят шесть. И вот я отправляюсь в долину Луары за энергичным вином из Сансера.

Пока я смотрю на ручку, ко мне приходят воспоминания. Школьное домашнее задание за маленьким столиком у нас на кухне. Такой столик для совсем маленьких детей, который был мне безнадежно мал, но которым я все еще пользовалась в двенадцать лет. Я писала прописи. Пятьдесят строчек. «Я не буду перечить учителю». Я помню, как не торопясь выписывала каждую строчку по-разному. Одна с лепестками вокруг буквы «о». Одна – полностью заглавными буквами. Одна вверх ногами. Одна задом наперед. В одной строчке я использовала мамино зеркальце для макияжа, чтобы написать каждую букву наоборот. Когда я с гордостью вручила задание учительнице, она сказала, что я не поняла смысла наказания, и отчитала меня за нахальство. Затем она потребовала, чтобы я повторила все еще раз как следует. Когда я отказалась и указала на несправедливость такого требования, меня отправили к завучу и вызвали маму в школу. Оказывается, я была непослушным ребенком. Однако у меня не было проблем, когда мы вернулись домой. Мама не выказала ничего, кроме равнодушия: «Тебе сложно просто писать прописи и не выделываться?»

По крайней мере, для данной ситуации это кажется хорошим советом.

Я возвращаюсь к текущей задаче, перехожу к красным винам и приступаю к «Пино Нуар». К 5.45 вечера – примерно в то же время, когда Джеймс, Анис, Билл (слава богу, трезвый) и Рокси собираются в комнате персонала перед ужином, на который заказаны четыре столика, – я начинаю чувствовать, что у меня все получится.

Глава 17

В мою дверь осторожно стучат.

– Хизер?

Я издаю стон. Ненавижу, когда Джеймс называет меня так. Я подумываю попросить его называть меня Птичкой, притворившись, что это прозвище, что на самом деле так и есть, но это кажется неправильным. Я смотрюсь в зеркало. Я выгляжу… вроде бы неплохо. Я накрасилась гораздо сильнее, чем обычно, но надеюсь, что это не слишком заметно. Я не была уверена, что кроваво-красная помада подходит для рыбалки, но все равно рискнула.

– Привет, заходи! – Я быстро осматриваю свою комнату, но в ней нет ничего подозрительного. Я начала хранить записи между матрасом и кроватью, так что уверена, что никто ничего не найдет, даже если я сегодня погибну в лодочной аварии вместе с Джеймсом. Довольно странно жить во лжи до такой степени, что планируешь случайную смерть. Но так уж вышло.

Он открывает дверь, и я вижу, что он готов идти: на нем сапоги и все такое. Как и в тот день, когда мы охотились за провизией, на нем столько твида и зеленой вощеной ткани, сколько может налезть на мужчину.

– Ты выглядишь очень… – Он перестает на меня смотреть и не может закончить предложение.

– Не слишком ли много помады? Я не хочу распугать рыбу, – шучу я, но мне становится немного стыдно за свои усилия. Это было слишком явно. Видите, вот почему я не пытаюсь ничего делать; возможность унижения растет с каждой попыткой чего-то добиться.

– Нет, все хорошо.

Я натягиваю свою единственную толстовку, чтобы скрыть покрасневшее лицо, и иду за Джеймсом в холл, где снимаю с вешалки то же самое стариковское пальто.

Мы выходим на улицу, и становится ясно, что он уже давно встал, потому что у входной двери стоит джип, а сзади лежат удочки, клетчатое одеяло и другие зеленые и клетчатые вещи для отдыха на природе.

– Поехали, – говорит он.

– Куда мы едем? Я думала, мы пойдем на Лох-Дорн?

– Не-а. – Джеймс заводит джип. – Я бы хотел уехать отсюда подальше, если не возражаешь.

– Я не возражаю. – Я, конечно, не очень хочу ехать на рыбалку, но мне нравится паковать вещи и ощущение приключения.

Машина медленно движется вперед, и мы выезжаем на главную дорогу в утренней темноте. Я тянусь к радио, но не могу его включить.

– Оно не работает, – сообщает Джеймс. – Извини. Придется поехать здесь, потому что мы удаляемся с проторенной дороги. В любом случае, сигнала не будет, как только мы спустимся к реке.

– Слава богу, что ты не серийный убийца, – смеюсь я.

Проходит совсем немного времени, и он сворачивает на почти невидимую тропинку, которая вьется вдоль реки. Я хватаюсь за ручку в верхней части машины, чтобы удержаться на месте, когда нас бросает то влево, то вправо по ухабистой дороге.

– Тебе некомфортно в машинах, да? Осталось чуть-чуть.

– Я попала в небольшую аварию, когда мне было десять лет.

– Да ты что! Правда?

– Да ничего страшного, она была совсем небольшая. Я въехала задним ходом в гараж. – Я жду, что он рассмеется. Большинство людей действительно смеются, когда я рассказываю эту историю, и Джеймс тоже, но потом он спрашивает:

– Что ты делала за рулем в десять лет?

– Просто была непослушным ребенком. – Я обнаруживаю, что впервые хочу рассказать правду: что мой отец хотел, чтобы я отвезла его на работу.

– Могу себе представить.

Мы останавливаемся у места, которое с натяжкой можно назвать парком, поскольку это конец едва заметной дороги в том месте, где начинается лес. Я с ужасом понимаю, что нам придется ехать обратно по дорожке задним ходом.

Джеймс выходит из машины первым, вытаскивает вещи из багажника и раскладывает их вдоль кромки реки, а я, вылезая вслед за ним, смотрю на телефон и вижу, что еще нет семи утра. Джеймс тщательно проверяет удочки и раскладывает их на заднем сиденье машины, а я думаю, не слишком ли поздно, чтобы пойти в кино или выпить где-нибудь кофе.

– Я понятия не имею, что делать – ты же знаешь, да?

Он усмехается, протягивая мне удочку, затем взваливает на спину тяжелый рюкзак и кивает в сторону крошечной тропинки, которую я едва различаю примерно в пяти метрах от машины.

Я следую его указанию.

– Знаешь, это странное занятие для выходного. В это время большинство нормальных людей в постели, смотрят «Друзей» с беконом или спят в ночном поезде метро. – Я оглядываюсь на Джеймса, который хихикает себе под нос в своем обычном стиле. – Это случилось всего четыре раза, – говорю я, и он снова фыркает.

– Иди дальше, тебе нужно будет немного подняться – вот так – и спуститься на берег.

Я понимаю, что мы действительно собираемся ловить рыбу нахлыстом. И меня это бесит, потому что в моих фантазиях мы катаемся в озере на лодке с зонтиком, Джеймс делает вид, что опрокидывает лодку, а я визжу и падаю в его объятия.

– Ну что, рыбалка нахлыстом?

– Да. Единственная истинная рыбалка.

– Если это шутка из «Игры престолов», то она не подходит для этого случая.

Он смеется и качает головой:

– Давай. – И берет меня за руку. Его рука сильная и надежная, и я получаю удовольствие от того, что меня ведут по берегу к скалам. Здесь холодно. Холодно и сыро.

Он достает из рюкзака удочки, а я сижу и смотрю, как он готовится к рыбалке. Он должен понимать, что меня это не особо привлекает, но это не портит ему настроения. В конце концов, это он предложил пообедать, а я выбрала рыбалку.

– Хизер, – начинает он, и я снова морщусь от этого имени, а Джеймс протягивает мне удочку. Я держу ее в руке и жду, когда он достанет свою, но он роется в пластиковой коробке в поисках чего-то, что выглядит как крошечные жучки и мушки. Выбрав одну из них, он тянет край моей удочки к себе и некоторое время пытается насадить насекомое.

Вдруг под нами из воды выпрыгивает огромная рыба. Она гигантская, и я кричу:

– Боже мой, смотри!

Он смеется и тянет удочку назад.

– Это просто нерест лосося, – поясняет он. – Ты ведь знаешь, чем они занимаются?

– Знаю. – Я знаю, но никогда сама не видела, и пока я говорю, еще один выпрыгивает в воздух, выше первого. – Вот это да!

Джеймс смеется и на мгновение прекращает подготовку удочек.

– Мне это не нравится, – заявляю я. – Они пытаются сделать детей!

– Не волнуйся, я прослежу, чтобы мы выкинули всех мамаш назад в воду. Хочешь пока немного понаблюдать?

– Да.

Джеймс сосредоточен, он заканчивает подготовку моей удочки, затем делает что-то похожее со своей, и прежде чем я успеваю сказать: «Это сомнительно с этической точки зрения», он забрасывает леску в воду. Леска задерживается в воздухе, и то, что начиналось как обычная рыбалка, внезапно становится похоже на танец, так как кажется, что крючок просто скачет над бегущей водой. Я наблюдаю, как Джеймс легко передвигается между камнями в своих сапогах.

– Джеймс…

– Шшш, – говорит он. – Нельзя кричать, когда ловишь рыбу.

Я занимаю место на камне и некоторое время наблюдаю, как он снова забрасывает леску. Примерно через двадцать минут он останавливается и возвращается к своему пластиковому контейнеру.

– Просто собираюсь поменять мушку. – Он наклоняется. Затем поднимает на меня глаза, и я вижу, что он разозлился на себя. – Черт! Прости, Хизер, я так люблю рыбалку.

– А в наших планах есть чай?

– Вообще-то, да. Если бы я был здесь с Бреттом, мы бы, наверное, выпили по стопочке, но сегодня у меня с собой чай. – Я чувствую небольшое разочарование, и он ловит мой хмурый взгляд. – Хорошо, я принес и то, и другое, но давай начнем с чая.

Под клетчатым ковриком лежит корзина для пикника с термосом и несколько контейнеров с кухни.

– Это обед? – спрашиваю я.

– Ну, ты не позволила мне пригласить тебя на обед, поэтому я принес его тебе. – Он опускается на колени рядом со мной, достает термос и наливает мне чашку. Я подношу ее к губам – чай с молоком и сладкий, именно такой, как я люблю.

– Ммм. – Чувствую, как в горле теплеет.

– На свежем воздухе чай вкуснее. – Джеймс внимательно смотрит на меня. – На природе все вкуснее.

Я прикидываю, не флиртует ли он, потому что до сих пор было не похоже, но когда я смотрю на него, он быстро отводит взгляд, как будто сам испугался своего флирта или внезапно о нем пожалел. Затем через мгновение он снова смотрит на меня, и мы ловим взгляд друг друга. На миг я позволяю себе насладиться этим восхитительным трепетом чистой химии без примесей, а затем подавляю неожиданную застенчивость и быстро отвожу глаза.

– Ты скучаешь по Лондону? – спрашивает он после минутного молчания.

– Конечно. По некоторым вещам. – Я отпиваю еще немного чая. Джеймс бросает коврик на землю рядом со мной и предлагает мне сесть, что я и делаю, и это гораздо удобнее, чем сидеть на холодном камне.

– Например?

– Мне нравится Южный берег Темзы по утрам в выходные. Только очень рано, в пять утра летом. Я скучаю по суете рынка в Боро. Как раз думала о нем вчера. Там можно купить все что угодно.

– Что угодно?

– Ну, почти все. Не на уровне шеф-повара, а на уровне обычного гурмана. Типа топинамбура и белых грибов – в таком духе. Моей, эм, соседке по квартире это все очень нравилось. А меня слегка пугает. У моего отца был магазинчик рыбы с картошкой, черт возьми.

– Ничего плохого в этой еде нет. В любом случае, ты же не всерьез? Нельзя работать в виноделии и не разбираться в еде. Шутки в сторону.

– Конечно, – соглашаюсь я. На меня накатывает волна разочарования, когда я понимаю, что должна следить за собой, когда я с Джеймсом, иначе рискую выдать слишком многое. – То есть я думаю, что знаю больше, чем остальные. Только в кулинарии я безнадежна.

Я смотрю на него, а он улыбается мне, и я снова чувствую бабочек в животе. Я думаю о Тиме, и мне трудно не сравнивать их. Тим – громкий, активный и непостоянный, а Джеймс – спокойный, обдуманный и взвешенный. И мне это нравится. Почему я не могу просто завести интрижку с Джеймсом? Он хороший, порядочный парень, и все зубы у него на месте. Он знает, что я уезжаю через пару месяцев. Я не первая девушка на летней стажировке, с которой он замутит. Но почему-то мне кажется, что я себя обманываю. И тут я вспоминаю, как Анис сказала, что ему разбили сердце.

– А как насчет тебя? Что тут за история? Почему ты до сих пор живешь с мамой? – Я смеюсь, хотя если бы Ирен была моей матерью, возможно, я бы и сама с ней жила. – Вот что я хочу знать! Как получилось, что вы оба здесь работаете?

– Она работала по всему западному побережью, когда я был маленьким, – начинает Джеймс.

– Где был твой отец?

Он поворачивается ко мне и смеется:

– Прямо к делу?

– Ну, мне интересно, вот и все.

– Они с мамой были не вместе.

– Где он был?

– С кем-то еще. С другой женщиной, я думаю, хотя мама никогда не говорит об этом.

– Вот гад! – ругаюсь я, глядя на особенно эффектное буковое дерево с почти черным стволом и ярко-зелеными листьями. – То есть мне жаль, что тебе не повезло с отцом. Так почему же ты все-таки остался здесь?

– Ну, мама получила работу в «Лох-Дорне». Мы жили в коттедже, в котором сейчас живет персонал. Мама жила в твоей комнате. Потом мы переехали в другой коттедж на краю территории отеля. Мама до сих пор там. Хозяин, мистер Макдональд, немного присматривал за мной, когда я был маленьким. Но когда его жена заболела, он стал приезжать все реже и реже, и за эти годы гостиница сильно обветшала. Потом жена умерла, и он собирался продать отель, но мама упросила его позволить обновить его. Он нам как дом.

– О, так ремонт был ее идеей?

– Да, но Рассел, дизайнеры – все это придумала не она. Она надеялась, что Макдональд позволит ей заняться обновлением, и он собирался, но сначала решил посоветоваться со своим адвокатом. – Джеймс делает паузу. – Тут оказалось, что у них с Расселом один адвокат, так что я полагаю, он и свел их вместе. И, конечно, Билл поручился за Рассела, и вот к чему все пришло.

– Как это место стало запущенным? Когда смотришь на него сейчас, это невозможно себе представить.

– Ну, его было дорого содержать. И мистер Макдональд потерял энтузиазм. Я не хочу, чтобы ты думала, что он какой-то придурок. Он был очень добр к нам. Просто если постоянно не инвестировать и не обновлять, невозможно оставаться в тренде. Люди, которые приезжают в «Лох-Дорн» каждое лето, стареют. Деньги у них есть, но они все старше и старше. А банкетов мы устраиваем все меньше и меньше. Хотя один на подходе.

– А что за банкеты?

– Например, большие вечеринки, свадьбы. Премьеры фильмов. Скоро как раз будет кинособытие.

– О, а вот с этого места поподробнее.

– Я понятия не имею, что это за фильм и кто в нем снимается, поэтому не спрашивай. Но нам нужно сделать все по высшему разряду: они платят гораздо больше, чем мы выручим за месяц. Ладно, а ты здесь как оказалась?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, я видел твое резюме: ты могла бы работать где угодно.

Я ломаю голову, что сказать, и в конце концов просто говорю ему правду:

– Мне нужна была радикальная перемена. До этого я всегда делала эммм… неподходящий выбор.

– Что дальше? – спрашивает он.

– Франция, – уныло отвечаю я, снова переходя в режим Хизер. Мне кажется или он выглядит разочарованным? – Что ты думаешь о Расселе? Почему они пригласили другого шеф-повара, а не тебя?

– Я никогда не был шеф-поваром. До Рассела был парень по имени Питер Пирс, а до него – Мик Уильямс. Они никогда долго не задерживаются. Либо их супругам здесь не нравится, либо им самим становится скучно. Рассел доволен, потому что он шеф-повар, но живет в Глазго и может посмотреть на все со стороны.

– Блин! Так вот почему его никогда нет.

Джеймс смеется:

– Рассел нормальный. Он нормальный, правда.

– Но по сути, шеф-повар – ты.

– Ну, – он застенчиво смотрит на меня, – наверное, да.

– Ты хочешь иметь собственный ресторан?

– Конечно, но я не хочу оставлять маму одну. Не сейчас, по крайней мере.

– Почему?

– Просто не могу. – Он заглядывает в корзину и достает контейнер, наполненный свежей клубникой. – Хочешь?

– Да! – Я протягиваю руку за пухлой, блестящей ягодой. – Но все уезжают из дома. Это нормально, что бы ни было. К тому же, чувак, тебе тридцать. Тебе не обязательно переезжать в Китай: может, в Эдинбург или еще куда-нибудь? Ты можешь поехать во Францию. Или в Испанию? Разве самый шикарный ресторан в мире не в Испании?

Он снова смеется, и мы сидим в молчании еще некоторое время, но я хочу узнать о нем побольше.

– Почему ты увлекся готовкой?

Джеймс смотрит на небо и чуть наклоняет голову в сторону.

– Ну, это захватывающее занятие. Швырять туда-сюда кастрюли и сковородки на оживленной кухне – это самое близкое к рок-н-роллу из того, что мне доступно, – смеется он. – Мне нравится интенсивность обслуживания. Творческий подход к работе с едой. Но самое важное даже не в этом. Все, что лежит на тарелке, от морской соли до чернил кальмара, появилось там не сразу. Чей-то будильник сработал в четыре утра, чтобы поехать на рыбалку. Погода была подходящей. Кто-то другой должен был подготовить идеальную почву, знать, сколько необходимо воды и солнечного света, а также как не допустить переизбытка того и другого. И вот дело доходит до меня. И я беру пучок капусты или морской гребешок, чтобы тоже проявить к ним должное уважение.

Он складывает руки на коленях, и я ловлю каждое его слово.

– И я могу преобразовать продукт. Взять его идеальное естественное состояние и нагреть, или замариновать, или высушить, понимаешь? А иногда я едва прикасаюсь к нему. Чуть целую его сковородой, приправляю. В таком духе. А потом выкладываю на тарелку. И хотя наши гости – совершенно незнакомые люди, приготовление для них этого блюда – одна из самых интимных вещей в мире. Мне нравится кормить кого-то. И знать все то, что заставило их прийти к нам в ресторан, чтобы съесть местный припущенный маслянистый козлобородник с жаренным на сковороде гребешком с экофермы Бенджи, чтобы как-то отпраздновать жизнь. Помолвку. Годовщину. Роман, – добавляет он, усмехаясь. – Все это – длинная цепочка творчества и страсти. Заботы. Любви, иными словами. – Он чуть ерзает на месте, и мне хочется исчезнуть под этим камнем, потому что я знаю, что будет дальше. – А у тебя как? С вином должно быть то же самое, верно?

– Вино… – Я снова гляжу на реку, где еще один лосось выпрыгивает и изворачивается всем телом, запрыгивая выше по течению. Я не уверена, что мне нравится рыбалка. – Как там говорят? Найди то, что ты любишь, и зарабатывай этим на жизнь. А я люблю пить. – Вот все, что у меня получается сказать, и это выходит неискренне, а я хотела бы найти способ ответить ему честно.

– Да ладно. Вино такое… сложное, и есть много нюансов. Я считаю, что нужно быть настоящим спецом, чтобы разбираться в этом.

– Мне очень понравился фильм «На обочине»^[24], – говорю я, когда солнце выглядывает из-за дерева и освещает лицо Джеймса. Он выглядит таким непринужденным и красивым. У него не модельная внешность, но он красив по-другому. Спокойный, задумчивый, мужественный.

– Да ты сидишь у себя в комнате между сменами, готовясь к открытию. Мы все заметили, как усердно ты работаешь! Это говорит о преданности и страсти.

Желание избежать катастрофы – отличный мотиватор.

– Ну, я хочу сделать все достойно, – честно признаюсь я, а затем быстро переключаю разговор на него. – Но вот готовка… Правда, я бы хотела уметь готовить. Каждый раз, когда я готовлю, я стрессую и все порчу. Даже тосты. Меня бесит, что готовка тебя контролирует: «Черт, это горит» или «Черт, это раскалывается». Она не подчиняется моему расписанию. Если я захочу пописать, или отвлекусь на текстовое сообщение, или еще что-нибудь, все будет испорчено. В общем, что бы я ни делала, все превращается в заварной крем.

– Ну, вообще-то, – говорит он, улыбаясь, – это уже само по себе достижение.

– Ха! – отвечаю я.

– Приготовить идеальный заварной крем сложно, – произносит он серьезно, наклоняясь вперед. – Его нельзя торопить. Он готов, когда готов.

– Ну, это, наверное, тот девиз, который нужен мне по жизни. Я еще ни к чему не готова. Честно говоря, не знаю, буду ли готова когда-нибудь. Ты знаешь, что согласно некоторым исследованиям, самкам больших белых акул требуется тридцать три года, чтобы достичь зрелости? А это почти половина их жизни.

Еще один лосось выпрыгивает, и я чувствую, как он словно насмехается надо мной исключительной решимостью сделать свое единственное дело. Своим простым биологическим стремлением. Интересно, является ли кулинария Джеймса биологическим стремлением? А страсть Хизер к вину заложена у нее в ДНК? Может, мне просто нужно найти мое биологическое стремление?

– Я могу показать тебе основы кулинарии, – предлагает он, – если ты хочешь научиться готовить.

– О, нет. – Я отмахиваюсь от него, смеясь над нелепостью предложения.

– Мне будет приятно.

– О, спасибо, но у меня и так достаточно забот.

Я смеюсь и смотрю на Джеймса, и в этот момент он тянется ко мне и заправляет прядь волос мне за ухо. Это так неожиданно и так интимно, что я удивленно отшатываюсь.

– Прости.

– Все в порядке, – бормочу я и неудержимо краснею.

– У тебя от природы более темные волосы?

– Да, они крашеные. – Я чувствую смущение.

– Очень красивые.

Я делаю глубокий вдох. Притяжение настолько сильное, что кажется непреодолимым. Это опасно.

– Джеймс… – Мне нужно назвать вещи своими именами. – Слушай, ты такой милый. И в какой-то версии моей жизни в стиле «Кантрифайл»^[25] ты был бы вполне в моем вкусе. Пока что все признаки указывают на то, что ты не чокнутый. То есть я уверена, что, как и у большинства парней, у тебя есть какие-то странности – и я не осуждаю: они есть у всех. И я на девяносто девять процентов уверена, что у тебя Эдипов комплекс. И меня определенно тянет к тебе. Просто…

– Какой в этом смысл, если ты уедешь? Нам не нужно сейчас об этом думать, – говорит он, смеясь.

Некоторое время мы сидим молча, и я стараюсь не позволить реву реки заглушить мои чувства. Какая-то часть меня не доверяет ему. Этот глубокий, постоянно присутствующий голос говорит мне, что если он заинтересован во мне, то с ним должно быть что-то не так. Но я не могу и отказать себе в удовольствии быть рядом.

Я протягиваю руку через одеяло и нащупываю его ладонь. Я не смотрю на Джеймса, но краем глаза вижу, что он тоже не смотрит на меня. Его рука теплее моей, так как он держал чай, и он, должно быть, тоже это чувствует, потому что вынимает свою ладонь из-под моей и кладет сверху, а затем обхватывает мои пальцы. Я чувствую себя так, будто мне снова пятнадцать. Это так невероятно мило! Но тут в моей голове проносится видение Хизер, и я издаю тихий стон.

– Что такое? – спрашивает он, когда я вынимаю свою руку из-под его ладони.

Если этот парень действительно такой замечательный, каким кажется, я не могу его обманывать. Он думает, что я Хизер, и мне нужно найти способ обозначить дистанцию между нами.

– Я вроде как встречаюсь кое с кем, – выпаливаю я.

Джеймс выглядит так, словно сгорает со стыда, и вытирает руки о брюки, словно чтобы убрать следы нашего соприкосновения:

– Черт, я…

– Твоя мама его встречала, – говорю я, глядя на реку, чтобы не видеть его лица.

– О, точно. Она упомянула, что ты была с кем-то в тот вечер, но она подумала, что ты… – Тут его голос прерывается.

– Между нами все непросто, – пытаюсь я объяснить, – но мне следовало упомянуть об этом раньше. – У меня сжимается горло, и губы дрожат, выдавая мои чувства, но я стискиваю зубы и пытаюсь продолжать: – Я думала, это дружеское приглашение, иначе я бы сказала раньше…

Я умолкаю. Это так некрасиво. Я точно знала, что делала.

– Черт, мне так стыдно, – смущается он.

– Нет, нет, не надо, – быстро произношу я. – У нас все непонятно. Как объяснить? Например, я не знакома с его родителями или что-то в этом роде. Я не знаю, к чему это приведет, но мне кажется, что я должна была тебе сказать.

– Конечно. – Он улыбается, но улыбка натянутая. – Ну что, займемся рыбалкой? В конце концов, для этого мы сюда и приехали.

После минутного колебания Джеймс встает, а затем протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.

С одним лососем в багажнике и кровавой полосой у меня на виске мы возвращаемся в коттедж. Мне не понравилась рыбалка. Эти красивые рыбки выныривают из воды только для того, чтобы их вытащили и положили в рыбный пирог. Тем не менее Джеймс вроде бы получал от этого удовольствие, и я могла понять, что для такого человека, как он, это было связано с близостью к земле. После моего неловкого откровения о парне он наконец снова расслабился, и я с удовольствием наблюдала за ним.

– Ты готова к открытию ресторана? – спрашивает он.

– Мне нужно усердно позаниматься и еще немного изучить карту вин, а потом, надеюсь, я буду готова.

– По мне, так это очень похоже на страсть, – улыбается он.

Больше похоже на выживание.

– Спасибо за сегодняшний день. Мне понравилось.

– Нет, не понравилось, – смеется он.

– Еще как понравилось, – не соглашаюсь я, мечтая признаться, что понравилось из-за него.

– Помнишь, я говорил тебе, что когда-то работал на Скае?

– Да.

– Я поехал туда, потому что один из бывших шеф-поваров Лох-Дорна переехал в Скай и открыл небольшой ресторанчик свежих морепродуктов. Я немного сходил с ума от мамы, ну, ты знаешь, каково это в восемнадцать лет, а он пригласил меня, и я поехал.

– Ты бросил маму одну! – удивляюсь я.

– Ну, да. Но ненадолго. Я хотел сказать, что именно в то лето я полюбил готовить по-настоящему. Я познакомился с поставщиками со всего Ская… и оказался на крючке. Извини мне рыбацкую метафору.

– О, это что, ободряющая речь? – Я вызывающе подняла брови.

– Нет-нет. – Он прикрывает рот рукой, но все еще улыбается своими чудесными глазами. – Я просто хочу сказать, что именно в то лето я нашел свою настоящую страсть.

– Может быть, и для меня еще осталась надежда?

Глава 18

Идет пятничный обед, осталось четыре дня до перезапуска, и я начинаю чувствовать себя уверенно. У меня была куча смен в зоне бара с сокращенным меню, и я перестала тайно следить за Рокси. Я выучила уже больше половины списка, и пока что мои знания проверяли всего несколько раз. Не было ничего такого, с чем я не смогла бы справиться без предложения наугад или слов:

– Дайте мне минутку, и я вернусь с рекомендацией.

Пожилые люди, которые, похоже, составляют основную часть здешних клиентов, – это те, кого я отношу к категории людей, не склонных к авантюризму. Я познакомился с Амандипом Сингхом, тихим пенсионером из Абердина, и его женой Ясмин, малюткой, которая любит курить сигариллы и обедать прозрачным бульоном с долькой лимона. Ну и конечно с «шотландскими» американцами в хлопке цвета хаки с рокочущими голосами и щедрыми чаевыми.

Сегодня накрыты только шесть столиков. Легко, правда?

Затем входят пожилой мистер Джон и не очень пожилая Иззи Кардифф, приехавшие на выходные из своего дома в пятнадцати минутах езды. Она обладает напыщенной уверенностью женщины, которая училась в колледже Феттс^[26], а зимние каникулы проводит в Лехте^[27], одета в кашемир и утопает в чувстве собственного достоинства. Он же выглядит как учитель химии на пенсии в зеленом свитере из плотной шерсти и горчичных брюках. Он из старых шотландских богачей.

Вскоре Иззи Кардифф проверяет меня на прочность.

– Дорогая, пожалуйста, не могла бы ты поменять этот «Сансер» на что-нибудь менее агрессивное.

– Агрессивное? – говорю я, доставая бутылку из ведерка со льдом. – Только не это. Мне постоянно приходится делать выговоры «Сансеру». Хотите, я поменяю его на что-нибудь более дружелюбное? Может быть, что-нибудь из Новой Зеландии? Все любят Новую Зеландию.

– Если честно, дорогая, я бы предпочла джин. По крайней мере, тогда я смогу вести машину. Да, принеси мне джина.

– Неужели здесь все садятся за руль, выпив алкоголь? – спрашиваю я Билла, подходя к бару с агрессивным «Сансером». – Может, правительство дает отдельные рекомендации о том, сколько можно пить, если садишься за руль «Бентли»?

Насколько я могу судить, Билл не пьет с прошлой недели, хотя я не настолько глупа, чтобы надеяться, что это было в последний раз. Я снова задаюсь вопросом, почему Ирен позволила ему работать в баре.

– Да. И про фермеров не забывай, – говорит Билл. – Так что не ходи вдоль живых изгородей на рассвете или в сумерках. Вот, попробуй.

Он наливает в бокал остатки «Сансера», и я отпиваю глоток. В нем есть что-то, что я могу описать только как бодрящую кислотность. В моих записях написано «ноты крыжовника», но честно говоря, это вино на вкус такое, будто его оставили в холодильнике на неделю.

– Все идет хорошо, не так ли? – Рокси незаметно подходит к нам и протягивает Биллу пустую бутылку от газированной воды, жестом показывая, что ей нужна еще одна. – У нас почти закончился «Херес».

– А утка!

– Знаю, знаю, нам просто придется предложить к ней что-нибудь другое, пока мы ждем новую поставку.

Она смотрит на меня в ожидании, и я быстро отвечаю:

– Что ж, займись этим. Что посоветуешь?

Рокси радостно улыбается:

– Завтра к ужину скажу вам, что думаю.

Один из молодых официантов проходит мимо с большим черным подносом, на котором стоит основное блюдо для четвертого столика. У меня слюнки текут от аромата. Оленина, три разных куска, с белыми грибами и ячменем. Не забыть бы спросить у Анис, что это за белая пена на корейке. У меня урчит в желудке.

Я так хочу научиться готовить все это. Хотя бы одно или два блюда для особенного свидания или чтобы произвести впечатление на Хизер.

– Вы не возражаете, если я пойду на кухню и немного понаблюдаю? – говорю я, желая узнать, как им удается добиться такой черной корочки поверх постной мякоти бордового цвета. – Четвертый и пятый столики все. О, блин, забыла про джин и тоник для миссис Кардифф. Она повздорила с «Сансером».

Я указываю на почти пустую бутылку на барной стойке и поднимаю брови.

– Дальше я сама, – говорит Рокси, затягивая резинку на хвосте. Это ее эквивалент похрустывания костяшками пальцев.

На кухне Джеймс в разгаре готовки и выглядит восхитительно потным и розовощеким. Я направляюсь к Анис, которая следит за очень молодым поваром (с него еще не сошли подростковые прыщи), готовящим очень непростой десерт из лавандового мороженого. У него дрожат руки, благослови его Бог, беднягу, и каждый раз, как Анис выкрикивает очередной приказ, он еще больше съеживается в своем огромном белом халате. Думаю, он не будет мастурбировать целую неделю.

Анис поворачивается ко мне и кивает в знак приветствия. Улыбки у нее на лице нет, но я понимаю, что для нее это не признак тепла и одобрения.

– Как там дела?

– Хорошо. Похоже, все в восторге от оленины. Думаю, когда мы наконец полностью переоборудуем ресторан, она будет очень популярна.

– Слишком много всего сразу на этой чертовой тарелке, – отвечает она. – А что касается этой чертовой пены…

– Могу я попросить об одолжении?

– Я не делаю одолжений, – обрывает меня она, сощурив глаза, – а что тебе нужно?

– Не могли бы вы показать мне, как вы ее делаете?

Она выпрямляется и хмурится:

– Зачем?

Я смотрю налево, потом направо, подхожу ближе и понижаю голос до шепота:

– Я ужасно готовлю.

– Немного сложновато для домашней кухни, – признает она без тени улыбки. – Неужели у тебя хватит терпения несколько часов тушить кости, чтобы приготовить соус?

– В одном из этих больших ведьминских котлов, которые ты постоянно помешиваешь?

– Да.

– Возможно, нет, – соглашаюсь я с ней, – но я бы хотела хотя бы попробовать.

– Хватит. Отправляй на стол, – велит Анис молодому повару, и тот с облегчением убегает.

– О чем вы шепчетесь? – спрашивает Джеймс, подходя к нам. Он непринужденно прислоняется к стойке, расстегивая две верхние пуговицы халата, чтобы впустить воздух.

– Хизер хочет научиться готовить.

Джеймс выглядит удивленным, но кивает головой в знак одобрения:

– Да, это непростая задача.

– Что за задача? У нас будет еще одна задача? – Тут появляется Рокси, снимает фартук, берет одну из крошечных булочек Рассела и проглатывает ее целиком. – Прошлым летом у нас была задача вырастить что-нибудь съедобное в саду. Бретт победил со своим огромным огурцом.

– Все любят массивные огурцы, – признаю я.

– Джеймс был очень расстроен, что его морковка проиграла, – поддразнивает Рокси, – но хуже всего пришлось бедному старине Биллу, у которого вообще ничего не выросло.

– Что вы делаете на кухне? Это не домашняя вечеринка, – вмешивается Ирен, хлопая в ладоши. – Второй стол ждет десерт, Анис!

– Хизер хочет научиться готовить, – объясняет Джеймс.

– Ладно, успокойтесь. Я просто хочу приготовить одно блюдо из оленины.

– Ну, ты не сможешь приготовить эту оленину дома, – продолжает Анис, очевидно, все еще обеспокоенная такой перспективой. – Если хочешь приготовить домашнюю еду, лучше возьмись за соус для спагетти или острый карри.

– А кому ты будешь готовить? – вклинивается Джеймс.

– Никому, – огрызаюсь я. – Это смешно, но я просто хотела выучить чертов рецепт.

– Правда, что ты не умеешь готовить? – спрашивает Билл, присоедининяясь к суматохе.

– Да что ж такое! – говорю я смеясь.

– Ты должна уметь готовить. Я не верю, что ты можешь так много знать о вине и не уметь приготовить хотя бы спагетти болоньезе. Давай начнем с самого простого. Ты сможешь открыть консервную банку?

Теперь смеются все, и обычно в такой ситуации я бы почувствовала себя немного раздраженной, но в этом смехе есть теплота.

– Ты умеешь варить яйца? – спрашивает Рокси.

– Я могу приготовить рыбу с картошкой, – говорю я.

– О, это не самое простое блюдо. Нужно сделать кляр и, по крайней мере, дважды приготовить картошку. Это тоже требует сноровки, – великодушно комментирует Анис, и я решаю не объяснять, что на самом деле имела в виду, что могу открыть пластиковый пакет с замороженной треской в кляре.

По кухне проносится сильный порыв ветра, и яркий солнечный свет разливается по полу, а в дверном проеме появляется громоздкая фигура. Пришел Бретт, брутальный и обветренный, но с очень изящной корзиной, наполненной чем-то похожим на крупный клевер. Зрелище вышло контрастное.

– Кислица, – объясняет он, аккуратно ставя корзину на прилавок.

– Может, мне лучше научиться добывать провизию? – предлагаю я.

– Пусть Анис возьмет тебя с собой – никто не знает эти берега так хорошо, как она, – отвечает он, и Анис закатывает глаза, но я вижу, как у нее краснеют щеки.

– Мне уже приходится учить ее готовить, черт возьми! – возмущается Анис.

– Ну, Хизер, ты же знаешь, что я уже предлагал свою помощь. – Джеймс небрежно перекидывает кухонное полотенце через плечо. Я смотрю на него и чувствую сладкий трепет от того, что он меня дразнит. Я отвечаю не сразу, но у меня на лице расплывается широкая улыбка.

– Спасибо, блин, за это, – ворчит Анис, собирая кислицу и неся ее в раковину, чтобы помыть. – Я и так занята.

– Ладно, пора убирать со столов, – командует Ирен, и наша маленькая тусовка расходится. Но когда я собираюсь уходить, она берет меня за руку.

– Дорогая, мне очень нужно, чтобы ты выяснила свои банковские данные и мы могли внести тебя в систему.

– Конечно. Я займусь этим на следующей неделе, – киваю я. Она спрашивала меня об этом пару раз за последние несколько дней, а я все еще не знаю, что мне делать. Я надеялась, что три месяца работы, когда мне не нужно платить за квартиру, означают, что я смогу получить небольшую сумму, чтобы вернуть Хизер деньги за комнату. Может быть, даже потратить их на депозит, чтобы снять собственную квартиру. Но ничего не получится, если я не смогу дать Ирен банковские реквизиты.

– Ну, дай мне знать, или я могу заплатить тебе наличными, – предлагает она. – Мы иногда платим европейскому персоналу наличными; это проще и быстрее, чем делать им все документы на несколько месяцев летом.

– Ну что ж. Если так проще. – Чувствую, как давление в груди ослабевает.

– Отлично. Я знаю, что тебе нужно отдохнуть перед ужином, но не могла бы ты дать мне совет?

– Конечно.

Когда мы проходим через бар, я вижу, как Рокси убирает со стола Иззи Кардифф, которая едва держится на ногах. Она выглядит так, будто напилась, в то время как ее муж, кажется, готов заснуть в любой момент. У окна еще одна пара: дама в инвалидном кресле и ее друг помоложе, который кормит ее с ложечки лавандовым мороженым.

– Это Зельда и Чарльз, – шепчет Ирен. – Прекрасная пара. Если что, есть она прекрасно может и сама.

Я иду за ней, но в коридоре нас останавливает суетливая немка лет пятидесяти.

– Die Toiletten? – кричит она, переминаясь с ноги на ногу, как ребенок.

– По коридору налево, госпожа Шнайдер, – громко отвечает Ирен, поскольку госпожа Шнайдер не только иностранка, но еще и слабослышащая.

– Итак, – говорит она, садясь за маленький круглый столик у окна, – я уже спрашивала об этом у всех сотрудников, но думаю, что у тебя будут свои мысли как у человека, работавшего в Лондоне.

– Слушаю! – Я сажусь рядом с ней. Боже, надеюсь, она не спросит меня что-нибудь о вине.

– Поскольку ремонт более или менее закончен, мы ищем способы привлечь сюда молодых людей. – Она надевает очки и выжидательно глядит на меня. Ее маленький кожаный блокнот раскрыт на столе, а в руке она держит ручку. Я серьезно киваю. – Мне интересно, есть ли у тебя какие-нибудь идеи?

Это легко:

– Из того, что первым приходит в голову, вам определенно нужен новый веб-сайт.

– О, он будет готов на следующей неделе. У Рассела есть компания, услугами которой он пользуется.

– Это хорошо. Да, ваш сайт очень устарел. Люди будут шокированы, когда приедут: разница огромная. – Говорю я чуть более раздраженно, чем хотела, но у меня самой был такой опыт.

– Ну, надеюсь, это будет хороший сюрприз, – произносит Ирен, нахмурившись. – Впрочем, неважно, об этом уже позаботились. Есть еще какие-нибудь мысли? Я просто… ну… у тебя столько опыта, и я подумала, что ты можешь знать, что такие места, как «Дорчестер», или более модные, как «Сохо Хаус Групп», делают для привлечения клиентов.

– Вы есть в социальных сетях?

– Джеймс ведет некоторые соцсети, но это личный аккаунт. У Рассела, конечно, тоже есть свои аккаунты, я полагаю.

– Ну, вам нужно, чтобы ресторан был в этих аккаунтах. Не могли бы вы попросить его? И почему бы вам не связаться с пиарщиками в Лондоне и не пригласить несколько инфлюэнсеров пожить здесь бесплатно?

– Инфлюэнсеров? Типа критиков?

Я подавляю хихиканье:

– Не совсем. Скорее, это молодые люди, на которых другие молодые люди хотят быть похожи.

– Знаменитости.

– Тоже не вполне. Что-то вроде интернет-знаменитостей. То есть это не поп-звезды или что-то в таком духе. Они вроде как знамениты тем, что они – это они.

– Правда?

– Это просто смешно, но это действительно работает. У этих людей сотни тысяч подписчиков, и они действительно могут дать ресторану толчок к развитию.

– Интернет-знаменитости, – кивает она, записывая мои слова. – Дать пожить бесплатно? – Она снова кивает. – С какой целью?

– Ну, они могут рассказать об отеле в своих аккаунтах, так что в конечном итоге это реклама. – В конце концов, в том, что я обманом устроилась на работу с цифровыми СМИ, была своя польза. Здорово чувствовать, что мне есть что предложить.

– Можно я буду с вами откровенна?

– Пожалуйста. Отель для меня – самое важное.

– Я просто думаю… Еда тут потрясающая, но не рассматривали ли вы возможность более непринужденного подхода, например, для бара и террасы? Особенно для туристов, которые хотят только согревающую миску «Каллен скинк»^[28] или копченой рыбы на завтрак. В поезде я гуглила шотландскую кухню, и мне хотелось попробовать именно эти блюда.

– Нет, это точно нет. Наряду с его видением интерьеров именно меню Рассела и должно изменить ресторан, – категорически не согласна она. – Все эти мишленовские звезды и прочее. И мистер Макдональд доверяет именно Расселу.

– А, хорошо.

– Мы хотим, чтобы это место было… как лучше сказать… глотком современной роскоши, но нам нужно, чтобы здесь было больше людей. Даже миссис Кардифф с ее пристрастием к вину не оплатит все наши счета. Большую часть наших счетов. Но не все.

– Ну, я еще подумаю. – Я кладу руки на стол, готовясь вставать.

– Пожалуйста, Хизер, – улыбается она. – Наконец-то пришло время. После долгого планирования мы готовы к работе. Нам просто нужна хорошая рецензия в «Скотсман», и чтобы о нас узнали. Я уверена.

– Это замечательно.

– Билл сказал мне, что ты встаешь на ноги?

– Осваиваюсь, да.

– Хорошо, хорошо. Теперь, Хизер, – произносит она немного более серьезно, снимает очки и складывает их, – ты примешь предложение Джеймса об уроках кулинарии?

Я немного заерзала, чувствуя себя неловко:

– Ну, если он занят, и если ты не думаешь, что это хорошая идея…

– Я не против идеи как таковой. – Она делает паузу, чтобы посмотреть на кольцо на мизинце, которое она крутит, пока говорит. Впервые с момента нашего знакомства она чувствует себя неловко. И тут я понимаю. Она беспокоится за Джеймса.

– О, Ирен, тебе не стоит беспокоиться… – Я начинаю формулировать ответ в своей голове, но торможу. Она думает, что я могу причинить ему боль. И разве она не права?

– Почему бы вам не заняться этим у меня дома? – предлагает она. – У меня нормальная кухня, а в коттедже вы не сможете этого сделать. Джеймс говорит, что духовка работает только на режиме гриля…

Я киваю, не зная, что сказать. Такое ощущение, что Джеймс все еще подросток и его нужно защищать. Но полагаю, это поможет нам обоим держать себя в руках, а я действительно хочу научиться готовить.

– Это отличная идея, – отвечаю я с энтузиазмом, и она смотрит на меня с облегчением.

– Хорошо. Только давай начнем после перезапуска. Как считаешь? Значит, в понедельник?

– Отлично! Эта летняя стажировка станет для меня пансионом для благородных девиц, в котором я никогда не училась. Все, что мне нужно, это выучить шотландский язык и научиться играть на лютне, и я вернусь в Англию, готовая выйти замуж за барристера.

– Да, дорогая, – говорит Ирен, и в ее голосе не слышится абсолютно никакого осуждения.

Глава 19

Июнь

На дворе воскресенье и последняя смена перед большим запуском во вторник вечером. Все либо работают на кухне, либо делают уборку в ресторане. Мы с Рокси только что закончили инвентаризацию, и она договорилась встретиться с Томом в конце недели, чтобы просмотреть шорт-лист для мероприятия Винного общества. Пришли новости, что президент общества Мэтью Хант в восторге от идеи «английских вин», так что теперь Рассел и Ирен тоже полностью меня поддерживают.

– Что будешь делать в свободные дни? – спрашивает Рокси.

– Ну, завтра и во вторник я собираюсь расслабиться и убедиться, что я на сто процентов выучила список, но со следующего понедельника Джеймс будет учить меня готовить. – Я стараюсь не слишком широко улыбаться.

– О-о-о, ты научишься, – подбадривает Рокси.

– Хотя честно говоря, я чувствую, что пока не заслужила ни одного выходного, – жалуюсь я. И это странно, но впервые в жизни я действительно так себя чувствую.

– Уверена, что ты, как обычно, уткнешься носом в блокнот, – поддразнивает она, пока я быстро засовываю его обратно в карман джинсов.

– А как еще все запомнить? – Я становлюсь немного ершистой. – Знаешь, существует более десяти тысяч вин. Только в этом ресторане их почти сто тридцать.

– О, прости. – Она прикусывает губу. – Глупость сказала. Извини.

– Перестань извиняться. Ты не сделала ничего плохого, – вздыхаю я.

– Извини.

Я смеюсь над ней. Она чертовски наивная.

– Как думаешь, что нужно, чтобы быть хорошим сомелье? – спрашиваю я как можно более непринужденно.

Она смотрит на меня, а потом на стеллаж с вином позади меня:

– Думаю, хороший сомелье должен уметь рекомендовать вина, которые подходят к каждому блюду. Может быть, несколько вариантов? Парочку необычных для авантюрных гостей. Не нужно прикидывать, сколько человек может потратить, по его виду. Нужно направлять людей к тому спектру цен, который их устраивает. – Она делает паузу, глядя в пол. – Вот это очень хорошо у тебя получается.

У меня внутри все теплеет от этого комплимента. Это правда, что я стараюсь дать людям возможность почувствовать себя комфортно, но не потому, что я хорошо знаю свою работу, а скорее потому, что я понимаю, каково это – чувствовать себя запуганной.

– Ну, это отстойно – ощущать себя бедным, – отвечаю я. – Это даже хуже, чем быть бедным на самом деле. Никто из тех, кто приходит сюда, не беден по-настоящему.

– Как у тебя получается так хорошо разбираться в людях?

– Что ты имеешь в виду?

– У тебя есть какая-то интуиция. У Ирен она тоже есть. Например, ты видела, как она предсказывает гостей? Как-нибудь попроси ее. – Рокси берет в руки телефон и кладет книгу по инвентаризации обратно на полку.

– Предсказывает гостей?

– Когда люди приходят, она предсказывает с точностью до десяти фунтов, сколько они потратят. Сколько они выпьют. Откуда они. Почему они ужинают здесь. Это невероятно. Билл пытается продать клиентам побольше, но ему это почти никогда не удается.

– Это впечатляет.

– Ты уверена, что завтра не будешь ничего делать? – снова спрашивает она, и я вижу, что она хочет что-то предложить.

– Да. Мне нужно прийти в себя. Перевести дух.

– Тебе стоит покататься на лошадях. Ты уже познакомилась с Бреттом?

– Да, он лечил мою растянутую лодыжку, – отвечаю я, следуя за ней по лестнице на кухню.

– Он очень милый. Я не могла поверить, когда мне сказали, что он сидел в тюрьме.

– Да ладно! За что?

– Это было, когда ему было лет восемнадцать: он ограбил магазин в Глазго. Ну то есть так говорят.

– Боже правый.

– Не бойся. Он самый милый человек, которого я знаю. Как и большинство сотрудников, он получил работу в нашей таверне «Последний Шанс». Так говорит Анис.

– Почему?

– Потому что большинство работников в бегах или оказались в жизненном тупике. Ирен собирает пропащих людей.

– Ты тоже пропащая?

– Пока нет, – ухмыляется она. – Серьезно, иди кататься! Попроси Бретта покатать тебя на лошади. Там есть потрясающая тропинка прямо вдоль озера. У него должно быть свободное время.

– Черт, нет. Я слишком боюсь, – отвечаю я.

– Не бойся. Он посадит тебя на старенькую лошадку, и все будет хорошо. Давай! – Она улыбается. – Обещаю, тебе понравится.

– Хорошо, Рокси, – соглашаюсь я, чтобы ее порадовать.

Потом она уходит. Почти бегом спускается с холма к коттеджам.

Солнце после обеда светит сильнее, даже немного греет. Я стягиваю с себя плащ и перекидываю его через плечо, пока земля под ногами становится все более мокрой и грязной.

Я достаю телефон, и там сообщение от Тима.

«В Лондоне дерьмово. Деймо не пьет на этой неделе, а «Розу и Корону» закрыли из-за новой железнодорожной ветки».

Тим как Тим: ему нечего делать в Лондоне, когда его любимый паб закрыт. Если бы я была там, мы бы вместе стонали по этому поводу и побрели бы в «Маркет Портер», пытаясь обойтись некачественным светлым элем по туристическим ценам для Тима и прогорклым спритцером из белого вина для меня. Хотя я скучаю по рынкам в Боро. Наше с Хизер любимое место. Прогуливаться по городу в субботу утром было здорово, но больше всего мы любили ходить туда после работы в пятницу вечером. Хизер знала сотрудников нескольких ресторанов, так что всегда было где примоститься и напиться.

Тим, правда, ходил только в «Розу и корону». И непременно в конце концов делал что-нибудь уморительное, например, купался голым в Темзе, где его фотографировали туристы, которые случайно забрели южнее Тауэрского моста и с удивлением узнавали, что не все англичане похожи на персонажей «Аббатства Даунтон» или «Мэри Поппинс».

Я спускаюсь вниз и прихожу к, по-видимому, основательно заросшему огороду: это огороженный прямоугольник на склоне с полудюжиной насыпей, соединенных маленькими проторенными дорожками.

Две лошади лениво едят траву за конюшней, и я едва могу разглядеть верхнюю часть одного из коттеджей.

Я решаю идти дальше по берегу. Долина соединяется с поймой реки выше по течению от того места, где я начала прогулку с Джеймсом в прошлый раз, поэтому я знаю, что там есть тропинка, по которой я могу пойти. Я продираюсь через кусты высотой по пояс и выхожу на тропинку. Решаю идти в противоположном направлении, вниз по течению, чтобы посмотреть, где она кончается. Я знаю, что здесь есть озеро, но пока его не видела. Тропа тщательно расчищена для туристов. Затем она резко поворачивает вниз, но корни деревьев образовали естественные ступеньки, и я легко спускаюсь.

Когда деревья впереди начинают редеть, каменистая речка превращается в широкий поток, рассекающий гальку лентами и мчащийся к слиянию с массой прохладной темно-синей воды впереди. Я набираю скорость, выбегаю на берег и пораженно ахаю.

Перед моими глазами открывается прекрасное озеро, темное и дикое, со всех сторон возвышаются голые серо-зеленые холмы. Ветер легкими порывами обдувает мне лодыжки и поднимается вверх по телу. Над головой по небу медленно проплывают серо-белые облака, заслоняя солнце. На мгновение становится прохладнее. Я замечаю большой плоский камень справа от себя и решаю присесть и полюбоваться видом. В этой красоте есть что-то такое, что вытаскивает из глубин лучшее, на что мы способны.

На мгновение я чувствую абсолютный покой.

Мысленно я возвращаюсь в Лондон и сижу на пирсе в Уоппинге у паба «Проспект Уитби» с Хизер, глядя на Темзу. Ей только что исполнилось восемнадцать лет, и она наконец-то получила наследство, которое оставил ей отец. Это был странный, противоречивый момент.

Она хотела выпить и поговорить об отце. Это был один из тех несвязных разговоров, в которых мне трудно было по-настоящему сочувствовать. Я не могла представить, как теряю отца, но я также не могла и подумать, что меня это по-настоящему волнует. Как можно переживать из-за потери человека, который верит – по-настоящему верит, – что 5G и Билл Гейтс – величайшая угроза для человечества, после вакцин, конечно. Но для Хизер это было, словно она потеряла своего прекрасного принца. Потеряла все.

После сердечного приступа у отца Хизер осталась жить в Плимуте с мачехой, которая была неплохой женщиной, но не очень умела воспитывать детей и довольно открыто возмущалась тем, что ей оставили чужую дочь. Поскольку у нас обеих не было комендантского часа или правил, как у других детей, мы стали совершенно неразлучны.

Потом в тринадцать лет ее отправили в пансион, и наша дружба ненадолго прервалась. Помню, в тот первый год Хизер вернулась с розовыми ногтями, и я безжалостно дразнила ее, пока она не сняла лак. А потом я почувствовала себя виноватой и украла у мамы деньги, чтобы купить розового лака и накрасить ногти нам обеим.

Хизер помогла мне понять родителей. Папу понять было легко, он был пьяницей. Но мама сбивала с толку. Дело было не только в ее одержимости теориями заговора; она жила в реальности, отличной от той, которую я видела перед собой, и это заставляло меня чувствовать себя… нетвердо стоящей на ногах.

– Твоя мама сказала учительнице, что это ты виновата, что снова опоздала, потому что она не хочет, чтобы вызвали социальную службу, – говорила мне подруга. Я никогда точно не знала, что могут сделать социальные службы, но это всегда звучало бесконечно страшнее, чем иметь отца, который иногда был очень пьян. Кроме того, у меня ведь была крыша над головой. Еда на столе. Меня не бросили.

И когда Хизер брала свои табели успеваемости домой и прикрепляла их к холодильнику, а мачеха их выкидывала, я праздновала ее успехи вместе с ней. Мы были семьей. Только мы вдвоем, и мы заполняли пробелы в жизни друг друга где только могли.

Неважно, как сильно менялась ее жизнь и каких успехов она добивалась, она всегда возвращалась ко мне. И неудивительно. Я никуда девалась: ни в прямом, ни в переносном смысле.

Я думаю, это Хизер должна была приехать сюда. Это могло бы помочь ей найти связь с матерью, и я не понимаю, почему она так резко отказалась от этой работы. Неужели причина только в Кристиане? Это не похоже на нее. Что я упустила?

Я бросаю камень в воду, и он издает тяжелый, музыкальный звук, прежде чем погрузиться в невидимую глубину.

Я сожалею, думая, что забрала этот опыт у Хизер. Обычно создается ощущение, что поддержка нужна только мне: в конце концов, это у меня ужасные родители. Но Хизер одинока в другом смысле. Я вспоминаю наш разговор у нее дома больше месяца назад, когда я видела, как она рассказывала мне о Кристиане. Ее лицо выражало робкую надежду, что этот парень сможет дать ей ту безусловную любовь, которой ей так не хватало.

Я не вмешивалась, потому что всякий раз, когда я пыталась сделать это в прошлом, Хизер отстранялась и уходила в себя, и я приняла решение всегда поддерживать ее. Таким образом, что бы ни случилось, она знает, что всегда сможет вернуться ко мне. Так, по-моему, должен поступать родитель.

Я размышляю о том, чтобы позвонить ей, но понимаю, что сейчас не могу слышать ее голос.

Стряхнув с себя эти мысли, я поднимаюсь, снимаю грязные кроссовки, закатываю брюки и на цыпочках подхожу к кромке воды, стоя на таком расстоянии, чтобы вода слегка омывала мне ноги.

– Это место не подходит для ныряния, – слышится сзади. Это Билл.

– Привет! – говорю я, немного недовольная тем, что меня прервали.

– Я не успел поблагодарить тебя, – он смотрит на горизонт за озером, – за тот день.

– Не стоит об этом. – Я не желаю это обсуждать. Я уже знаю, что он скажет: «Прости меня…»

– Прости меня, – произносит он.

– Билл. Это не имеет значения. – Я бросаю на него равнодушный взгляд.

– Ты учишься на глазах, – роняет он через некоторое время.

– Я чувствую себя уверенно, – быстро отвечаю я.

– Ощущение, что ты другой человек…

– Ладно, ладно. – Я скрещиваю руки на груди. – Прости за отстойную первую неделю. Но теперь у меня все под контролем. Я не подведу ни тебя, ни Ирен. Обещаю.

Он серьезно кивает, как бы говоря: «Я не сомневаюсь», затем наклоняется, чтобы поднять камень. Пытается запустить его по воде, но тот подпрыгивает только дважды. Я снова вспоминаю разговор, который подслушала между ним и Ирен, поворачиваюсь к нему и улыбаюсь.

– Что такое? – спрашивает он.

– Ничего. Просто. – Я беру камень в руки и провожу пальцем по гладкому овальному краю. – Спасибо, что поддержал меня.

– Я не хочу, чтобы ты облажалась, – признается он.

Я вздыхаю и смотрю на воду. Озеро впечатляет, такое открытое и дикое.

– Думаю, я полюблю это место, – с тоской говорю я. Я бросаю камень в озеро. Он подскакивает раз, два, три, четыре, пять раз.

– Большинство людей, которые приезжают на западное побережье на работу, убегают или прячутся от чего-то, или и то, и другое.

– Большинство людей на западном побережье или большинство людей здесь? – спрашиваю я, глядя на него. – Рокси сказала мне, что это таверна «Последний шанс». Дом Ирен для потерянных душ.

Билл смеется:

– Ну, в каком-то смысле это правда, я полагаю. Ей нравится помогать людям, которым больше некуда идти.

– Правда? – Я оглядываюсь вокруг в поисках своих носков и кроссовок. Становится холодно.

– Зачем ты сюда приехала?

– Куда? На озеро?

– На эту работу? Нет, правда, зачем ты приехала? – Билл застегивает пальто. Я дрожу и засовываю ноги в кроссовки.

Я поворачиваюсь к нему. Я не знаю, чего он от меня хочет.

– В поисках покоя, – беспечно говорю я и улыбаюсь ему, уходя вверх по тропинке.

Глава 20

Странное спокойствие охватывает меня, когда я думаю о предстоящем ужине. Я сделала все возможное, чтобы подготовиться. Две недели ремонта дали мне достаточно времени, чтобы забить голову всевозможной информацией о винной карте. Я записываю все в свой маленький блокнот, чтобы иметь перед глазами напоминание во время смены. Стремление Рокси учиться означает, что у меня есть еще один человек, на которого можно опереться. Билл верен своему слову и следит за мной в свободное время, мягко подсказывая, какое вино предложить, если чувствует хоть малейшие колебания с моей стороны. Возникает смутное ощущение, что он наблюдает за мной. Наверное, так и есть. Но его голос никогда не звучит раздраженно или нетерпеливо. Чувствуется, да благословит его Бог, что он действительно пытается мне помочь.

Самое странное, что люди верят мне. Они верят, что я Хизер, и верят, что я эксперт по вину. Они не видят во мне Элизабет Финч – Птичку для друзей – тридцати одного года, без дипломов и опыта, обладательницу резюме с опытом миллиона различных работ, которая любит рисковать, врать и трепаться, дочь любителей теорий заговора. Они видят Хизер. А может, немного нас обеих.

Ирен собирает всех сотрудников в обновленном ресторанном зале.

– Все сюда! – зовет она. – Добро пожаловать на нашу торжественную презентацию! Разве зал не выглядит потрясающе?

Раздаются приглушенные аплодисменты. Я не очень хорошо знаю Ирен, но мне кажется, что она не считает его таким уж потрясающим. Хотя выглядит он неплохо: такой же брутальный, как и раньше, но менее манерный и более современный. Исчезли стулья и столы, покрытые льняной тканью, их заменила мебель из темного дерева и кожи. Я рада, что портрет мистера Макдональда по-прежнему занимает почетное место на дальней стене.

– Вот и лето почти наступило. В этом сезоне у нас несколько важных событий. Очевидно, что большим испытанием будет вечеринка Общества виноделов Хайленда. А еще у нас скоро состоится банкет по случаю окончания съемок фильма. На нем будут присутствовать многие крупные игроки, которые приглядятся к тому, насколько хорошо новый «Лох-Дорн» может организовать мероприятие мирового уровня. – Среди молодых сотрудников раздается возбужденный ропот. – Успокойтесь, успокойтесь, – говорит Ирен с широкой улыбкой. – И самое главное: нам сообщили, что в ближайшие несколько недель здесь будет ужинать особенный гость, хотя мы и не знаем, в какой именно вечер.

– В прошлый раз, когда она это говорила, это оказались Том Харди с женой, – прошептала Рокси.

– О боже, он моя погибель, – отвечаю я.

– Слишком старый, – возражает Рокси. – Предпочитаю Ноя Сентинео.

– Слишком сладенький, – парирую я, качая головой.

– Да уж, я бы его облизала. – Она громко хихикает, что заставляет Ирен нахмуриться. Я притворно возмущаюсь ее грязной шуткой.

– Поскольку ремонт завершен и ресторан готов к перезапуску под блистательным руководством нашего нового шеф-повара Рассела, не стоит удивляться, что нас посетит сам Джош Риппон из «Скотсмана». Как вы знаете, ему трудно угодить…

– Я не расслышала, – шепчу я Рокси, – кто нас посетит?

– Джош Риппон, ну, знаешь его, самый смешной ресторанный критик на свете. Но и самый жестокий. Ух! Пока он не появится, вся работа будет в тягость. Ему следует поторопиться.

– О боже, – говорю я.

– Ты наверняка знакома с миллионом критиков.

– О да, знакома, – шучу я.

Теперь еще и критик? Серьезно? Я только что закончила запоминать карту вин, и мои знания никто еще толком не проверял.

– О боже, Хизер, ну ты даешь, – хихикает Рокси.

Ирен посылает нам еще один хмурый взгляд:

– Итак, сегодня вечером будьте вежливы, не суетитесь и предлагайте всем оленину. – Она замолкает и ждет, пока Рокси перестанет хихикать. – Дамы! Вы все поняли?

Я произношу «Прости» одними губами.

– Джош Риппон, – уверенно говорит Рокси. – Быть вежливыми, не суетиться и всем предлагать ягненка?

– Оленину.

– Извините. – Рокси поднимает вверх большой палец.

– Вот и все. Увидимся здесь ровно в шесть.

Она хлопает в ладоши, и маленькая группа расходится, а Рокси хватает меня за руку:

– Хочешь потусоваться?

– Мне нужно в последний раз проверить вина по списку, – объясняю я.

– Можно мне пойти с тобой в погреб и помочь?

– А еще мне нужно позвонить. – Я изображаю разочарование.

Я не разговаривала с Хизер уже несколько дней. Мы общались по WhatsApp, но внезапно у меня возникла острая необходимость поговорить с ней лично. Я уверена, что с Кристианом что-то не то. Она этого не говорила, но Хизер ничего не может от меня скрыть.

Я пробираюсь в подвал. На четвертой ступеньке лестницы лучше всего ловит, поэтому я сажусь на холодный камень и набираю ее номер. Она отвечает после третьего гудка.

– Птичка, – произносит она, задыхаясь, и я чувствую прилив любви от ее голоса и звука собственного имени.

– Как дела?

– Отлично! – отвечает она, и к моему удивлению похоже, что я ее разбудила. Сейчас шесть часов вечера.

– Ты устала? – интересуюсь я.

– Легла вздремнуть, – отвечает она. – Извини. Как дела?

– Ничего нового, лучше расскажи мне про себя и свой большой роман. Как все идет? Твой голос звучит слегка подавленно.

– Нет-нет. Все в порядке. Я поняла, что мне не хватает знаний в области итальянских вин, поэтому я изучаю их и итальянский язык. У меня есть время, а это роскошь в наши дни.

– Ты хорошо говоришь по-итальянски, – возражаю я.

– В основном я могу заказать еду по-итальянски, – смеется она. – А ты думаешь, что каждый, кто говорит «привет» с ирландским акцентом, – это билингва.

Я смеюсь. Она права. Я ничего не знаю об иностранных языках. Научиться произносить названия различных европейских вин стало одной из самых сложных для меня задач.

– Я просто хотела серьезно спросить, все ли у тебя в порядке, – бормочу я. – Поехать в Италию с кем-то, кого ты только начинаешь узнавать, даже на время, – это большой шаг. Особенно из-за этой проблемы с его девушкой.

– Да, – соглашается она, но не уточняет, избавился ли Кристиан от девушки, а я не хочу на нее давить.

– Так, значит, у тебя все отлично, у Кристиана все отлично и ты в восторге от Италии? – спрашиваю я.

– Ну, конечно, не все идеально, – вздыхает она. – Есть всякие сложности, но Кристиан хорошо обо мне заботится. Я вижу его почти каждый день.

– Ну, это здорово. Но я должна кое-что сказать, выслушай меня, пожалуйста. Я буду чувствовать себя дерьмовым другом, если не скажу этого, хорошо?

– Эм, хорошо.

– Я знаю, как сильно ты влюблена в Кристиана, и знаю, что ты приняла лучшее для себя в тот момент решение, но я хочу, чтобы ты знала, что если у тебя будут какие-то сомнения или тебе что-то понадобится, ну, вообще, когда-либо, – позвони мне, и я прыгну на самолет, если смогу, хорошо? – На линии тишина, и мне хочется верить, что не перегнула палку. Надеюсь, что одновременно проявила поддержку ее решения и дала ей подстраховку на всякий случай.

– Я должна была это сказать, – быстро добавляю я.

– Хорошо, – тихо произносит она. – Я дам тебе знать. Обещаю.

Я слегка расслабляюсь, а затем задаю вопрос, который крутится у меня в голове с того дня у озера.

– Я хотела спросить тебя кое о чем… О той работе в Шотландии, от которой ты отказалась.

– В «Лох-Дорне», – подхватывает она. – Я так и не поблагодарила тебя за то, что ты им позвонила.

– Да, да, но я хотела спросить: почему?

– Почему что?

– Почему ты хотела туда поехать? А потом почему ты вдруг не поехала? Я имею в виду, кроме Кристиана, конечно.

Хизер вздохнула, и наступила еще одна долгая пауза.

– Я не знаю. Тебе когда-нибудь хотелось поехать куда-нибудь и просто начать все сначала?

– Да. Все время, – смеюсь я. – Но это я, не забывай.

– Я хотела посмотреть, получится ли у меня… – Она умолкает на середине фразы, и я не уверена, говорит ли она о Шотландии или об отъезде в Италию. – Мне кажется, мне одиноко, Птичка. Как будто мне не хватает огромного куска себя.

Опять этот чертов Кристиан.

– Мы все хотим быть любимыми, – осторожно начинаю я.

– Да, и чтобы кто-то нами гордился.

– Я горжусь тобой, – говорю я. – Я не могу поверить, сколького ты добилась.

– Я знаю, – вздыхает она, но по ее голосу я слышу, что этого недостаточно. Она хочет, чтобы ею гордились ее отец и ее мать.

– Ну, если ты имеешь в виду своих маму и папу, то я уверена, что они гордятся всем, что ты сделала в своей жизни. – Я пытаюсь ее ободрить. – Если есть рай, то они в нем та самая скучная пара, которая заставляет всех смотреть видеокассеты с твоими детскими записями.

– Это приятная мысль. Лучше любить и потерять и все такое…

Я не уверена, говорим ли мы сейчас о Кристиане, о ее родителях или о чем-то еще.

– Ты никогда не потеряешь меня.

– Ну, это я знаю. – Она вздыхает. – Извини, я только что проснулась и чувствую себя немного угрюмо. Ты как?

– Я? Обо мне не беспокойся. – Я пытаюсь подавить нарастающее чувство вины. – О своей последней и, возможно, худшей в истории ошибке я расскажу в другой раз.

– Боже, что случилось? – сразу спрашивает Хизер.

– Это история для рассказа за пинтой пива в Лондоне или там, где мы увидимся в следующий раз, хорошо?

– Хорошо, – соглашается она. – Пообещай мне.

– Обещаю. – Я полна решимости рассказать ей все. Как только я добьюсь успеха, конечно. Тогда, наверное, она сможет простить меня.

– Я люблю тебя, – шепчет она.

– А я тебя. О, черт! – Я слышу, как открывается дверь в подвал, и Рокси появляется в дверном проеме надо мной.

– Первый столик на подходе, – шепчет она.

– Мне нужно идти!

– Хорошо, – тепло произносит Хизер. – Созвонимся.

Я вприпрыжку поднимаюсь по лестнице, перескакивая через ступеньку, и поправляю блузку. Распрямляюсь, отводя плечи назад, и прохожу в двери кухни, на мгновение останавливаясь, чтобы улыбнуться Джеймсу, а он кивает мне в ответ. Я пытаюсь игнорировать нарастающее волнение, которое я испытываю по поводу предстоящего урока кулинарии, но это трудно, поскольку каждый раз, когда мы смотрим друг на друга, я вижу волнение Джеймса. Кроме сегодняшнего дня. Сегодня у нас есть дела поважнее.

Началось.

Я смотрю, как Ирен ведет четверых гостей к маленькому столику у эркера. Она плавно подходит ко мне и шепчет на ухо:

– Они хотят шампанского: порекомендуешь что-нибудь?

– Уже иду, – и направляюсь к столу.

Компания чуть помоложе, чем я привыкла здесь видеть, а значит, они не ждут такого формального обслуживания, и я сразу же чувствую себя непринужденно. Джинсы, бороды, джинсовые рубашки, кроссовки на мужчинах, девушки в платьях миди, с идеальными бровями, которые выглядят так, будто их нарисовали толстым черным фломастером. Я думаю о своих собственных бровях, которые я иногда любовно называю «кустиками на лице», и прикидываю, не пора ли сделать эпиляцию.

– Шампанское? – спрашиваю я у парня справа от меня, который кивает своей спутнице.

– Да, пожалуйста, – отвечает она.

– Оно немного подороже. – Я открываю карту на первой странице и провожу пальцем вниз по списку. – Но я могу порекомендовать розовое сухое «Руинар». Оно изумительное. И персикового цвета.

– О, звучит чудесно, – воркует девушка.

– Отлично, – улыбаюсь я. – И я настоятельно советую вам продегустировать разные блюда. На ваш выбор сет из пяти или семи. Свежие морские гребешки со Ская, пойманные сегодня утром парнем по имени Бенджи. Оленина просто восхитительна. Хотя бедная лань, возможно, не согласилась бы с такой оценкой…

Они все смеются, а я греюсь в теплых лучах смеха.

– Я пойду принесу вам шампанское, а ваш официант скоро подойдет, чтобы принять заказ на еду. И если вам нужны какие-то рекомендации, пожалуйста, спрашивайте.

Я возвращаюсь к бару и иду прямо к Биллу, который улыбается и кивает мне.

– Посмотрите на нее! Вы в ударе, юная леди.

– Пока все заказывают шампанское, конечно, – усмехаюсь я.

– Помочь с пробкой? – поддразнивает он, протягивая бутылку через стойку, в то время как Ирен подходит ко мне и нежно похлопывает меня по спине.

– Ты знаешь подход к людям, – делает она мне комплимент. – Ты создана, чтобы принимать гостей.

– Бутылка недостаточно холодная, – замечаю я Биллу, приподняв бровь. – Можешь дать мне другую из глубины холодильника?

– Хорошо. – Он бросает взгляд на Ирен, которая прикусила губу и, сияя от восторга, устремилась к следующему столику.

Мы справились.

Даже Рассел, который пришел примерно через час после начала обслуживания и начал придираться ко всем, кажется, в восторге от нашей работы.

Мы собираемся за барной стойкой, чтобы выпить, и Ирен наливает несколько скромных бокалов просекко, а кухонный персонал, весь потный и краснолицый, пробирается к нам. Она с ликованием поднимает свой бокал в воздух:

– Вы все молодцы. Блестящий ужин в честь открытия. Я горжусь всеми вами. – Тут она смотрит на меня и кивает, как будто особенно гордится мной, и я чувствую трепет в груди. – За абсолютно новый «Лох-Дорн», – произносит она.

– За абсолютно новый «Лох-Дорн», – повторяем мы все, звеня бокалами. Я обнимаю Рокси, а затем Ирен.

– Да расплатимся мы с кредиторами и разозлим конкурентов! – торжественно произношу я, и все смеются. Я ловлю взгляд Джеймса и пока размышляю, уместно ли будет обнять его, понимаю, что он уже направляется в мою сторону. Он обнимает меня и шепчет мне на ухо «Молодец», и тепло его дыхания на моей шее заставляет меня отстраниться от приступа внезапного стеснения.

– И ты тоже молодец! – Я потягиваю вино из бокала и чувствую, как горят щеки.

– Разве она не умница? – Билл ухмыляется и легонько хлопает меня по спине. – Сделала все на «отлично». – Я с восторгом замечаю, что Билл не присоединился к поглощению просекко.

– Спасибо за помощь, Билл, – благодарю я.

Я оглядываю комнату и ощущаю что-то необычное для меня. Конечно, в первую очередь счастье, но и кое-что другое. Я хочу сказать, что чувствую себя частью команды, но это не совсем то. Я смотрю на Ирен, которая почти упала на барную стойку от облегчения, и отрываюсь от магнетизма Джеймса.

– Как ты себя чувствуешь? – мягко спрашиваю я. – Хочешь еще бокал?

– О да, давай, – говорит Ирен, улыбаясь. – Если каждый из нас сможет проявить ту же самую энергию на банкете по случаю окончания съемок фильма в следующий вторник, нас ждет успех.

– Это очень важный банкет?

– Ключевой. Если мы проведем лучшее событие лета, люди узнают об этом и начнут бронировать у нас большие свадьбы и другие мероприятия на следующий год. А это огромный источник дохода для нас.

– Я уверена, что мы справимся.

– О, я думаю, тебя там не будет, так что не волнуйся. Обычно нам не нужен сомелье, так как там очень маленькая винная карта. К тому же тебе нужно быть здесь.

– Ну, я уверена, что ребята справятся.

– Знаю, знаю. Я так горжусь всеми, что готова заплакать, правда. Они все так много работали и так далеко продвинулись! У некоторых был только самый базовый опыт. Просто местные ребята, правда. И посмотри на них сейчас! Это настоящее чудо.

– Великолепно. – Я наполняю ее бокал. – Все проделали потрясающую работу.

«Все, включая меня», – думаю я про себя, и по моему лицу медленно ползет улыбка.

И тут я понимаю, что то, что наполняет мое сердце, – это не только чувство принадлежности команде. Это гордость за себя. Тихая, личная гордость.

Хорошее ощущение.

Глава 21

Коттедж Ирен в точности такой, как я ожидала: эксцентричный, с мягкой мебелью в ярких тонах и причудливыми маленькими украшениями в стиле модерн; гостеприимный, с овчинами и кашемировыми пледами; и практичный, с мебелью и полами из твердых пород дерева. Поездка на машине Джеймса заняла всего восемь минут, но я знаю, что Ирен живет в отеле большую часть недели, и мне немного жаль, что это место так часто пустует.

Джеймс одет в джинсы и черную футболку, а на поясе у него повязан фартук в сине-белую полоску.

– Ты такая смелая, надела белое, – замечает он.

– Я надеюсь, что это подчеркнет кровь, – говорю я, доставая большой мясницкий нож из деревянного блока, стоящего рядом. К счастью, он смеется. От этого я краснею и резко отвожу взгляд.

– Итак, шутки в сторону. Что ты умеешь готовить?

– Подгорелые тосты, – отвечаю я, а он качает головой:

– Я просто не могу в это поверить. Ты работаешь в ресторанах! А что ты делаешь дома, в Лондоне?

– Покупаю готовое. Плюс моя подруга… Соседка по квартире любит готовить.

– Серьезно? А как насчет твоего парня?

– О, – я чувствую, что опять краснею, – ну, он больше любит перекусить шаурмой по дороге домой.

И это еще мягко сказано. В последний раз мы ели вместе в нашей обычной забегаловке в Бермондси. Тим, как всегда, заказал меню номер один: два яйца, два куска бекона, две сосиски, помидор, грибы, жареный тост и черный пудинг, к которому он так и не притронулся. У меня был тост с запеченной фасолью и чашка сладкого чая. Настроение было похмельно-унылым, а Тим был вонючим, потным и раздражительным.

– Ладно, ладно, ладно. – Я пытаюсь забыть серое лицо Тима. – Я могу поставить курицу в духовку и следовать инструкциям по запеканию. Могу почистить картошку и морковь. Но у курицы не получается хрустящей корочки, а грудка выходит сухой. Я не могу как следует взбить яичные белки. И не знаю всех настроек духовки. Например, что такое вентилятор с кругом и вентилятор без круга? Если честно, с готовыми блюдами все понятно: от них сильно не располнеешь и есть большой выбор. В один день – карри, в другой – пюре.

– Боже, это удручает. – Джеймс качает головой. – Я не могу заставить тебя полюбить готовить, Хизер, но я собираюсь, черт возьми, попытаться.

Затем он объявляет, что сразу бросает меня в воду и будет учить делать суфле.

– Ты слышал, что я сейчас говорила? Я не смогу приготовить суфле, – напоминаю я ему.

– Сможешь, – возражает он, бросая мне фартук.

– Я даже не знаю, что такое суфле, кроме того, что это пафосное блюдо. И буквально ни один человек в наше время не готовит суфле на ужин.

– Яйца разбивать умеешь?

– Да.

– Сможешь помешать что-нибудь на огне?

– Да.

– Умеешь смотреть на часы и сможешь услышать сигнал будильника?

– Да?

– Тогда ты сможешь приготовить суфле. Положи масло в маленькую кастрюльку.

Он вдруг стал очень властным, и мне это нравится.

Я тянусь вниз под плиту и достаю кастрюлю, которая кажется мне маленькой, но он аккуратно забирает ее у меня из рук и передает мне что-то еще меньше, но очень тяжелое, рассчитанное на пару стаканов молока, не больше.

– Прости, не то.

– Все в порядке.

– Он прикусывает нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Да он получает от этого удовольствие! А я получаю удовольствие от его удовольствия. Он дает мне новенький фартук, типа того, который дарят на Рождество. На нем нарисована размеченная коровья туша: передняя четвертина, вырезка, кострец.

– Как мне включить эту штуку? – спрашиваю я, кося под дурочку.

Он наклоняется ко мне, и его предплечье касается моего плеча, когда он нажимает на кнопку газа и ждет, пока она зажжется. Я чувствую тепло на плече там, где была его рука, и теперь хочу, чтобы другие части моего тела оказались у него на пути. Близость к нему так отвлекает, что мне трудно сосредоточиться.

– Это определенно не самые подходящие условия для приготовления суфле, – бормочу я.

– Сними кастрюлю с огня и добавь муку. Да. Вот так. Соус называется «ру».

– Потому что у него ру-мяный вид?

– Сконцентрируйся, – приказывает он. – Теперь снова поставь кастрюлю на медленный огонь и готовь две минуты, постоянно взбивая. Нет, это не взбивание, это перемешивание. Нужно приложить немного усилий. Вот так.

Он отбирает у меня венчик, и наши пальцы соприкасаются. Смесь стресса и сексуальной химии бьет через край, и я хочу предложить выпить, чтобы успокоить нервы, но не уверена, что это благоразумно.

Он начинает взбивать и делает это правильно, сильно. Я замечаю легкое напряжение его рук и решаю, что теперь его руки – официально моя любимая часть тела.

Джеймс подходит к большому холодильнику из нержавеющей стали, достает копченую пикшу и вынимает из вощеной бумаги.

– Во сколько вернется твоя мама?

– Позже. Через несколько часов.

– О, я думала, она будет здесь.

– Она собиралась, но я попросил ее оставить нас вдвоем. Пахнет печеньем?

– Нет, скорее копченой рыбой?

– Нет, ру? В кастрюле.

– О, да, думаю, да. Типа того. Оно стало бледно-коричневого цвета.

– Круто! Теперь молоко. – Он протягивает мне небольшой кувшин из нержавеющей стали, и я выливаю все его содержимое в кастрюлю.

– Ах… придется начать все сначала, – говорит он, забирая кастрюлю у меня из рук. – Молоко нужно добавлять медленно.

– Вот черт! Извини.

Он опрокидывает мою смесь с комками в раковину, вытирает кастрюлю и возвращает мне. Я вхожу в роль безнадежной студентки, надувшись и сделав кокетливые глазки.

– Не надо. – Он качает головой, пытаясь подавить смех.

– Что?

– Ты здесь, чтобы готовить. – Он вставляет дает мне в руку ручку кастрюли. – Масло! – рявкает он, и я прикусываю губу от восторга.

Но потом я поворачиваюсь к плите и вспоминаю, что вообще-то я хочу готовить, хочу чему-то научиться. Я беру кусок масла, оглядываюсь на банку с мукой и понимаю, что совершенно забыла, что только что делала.

– Уф. – Я поворачиваюсь к Джеймсу. – Я не помню, сколько нужно муки. Я безнадежна.

– Не говори так. Как только ты освоишь базовые правила, ты сможешь приготовить все что угодно. Я знаю, что суфле кажется очень сложным, но с ним ты научишься куче разных техник.

Я решительно киваю и начинаю снова. На этот раз, когда дохожу до молока, делаю паузу, чтобы спросить, как его вливать.

– Понемногу, постоянно взбивая. Мы хотим получить густой, блестящий белый соус.

– Хорошо, – говорю я, желая притвориться, что у меня не получается, чтобы он показал мне еще раз.

– Пора сосредоточиться, соус густеет, – велит Джеймс, и я переключаю все свое внимание на кастрюлю.

– То что надо? – спрашиваю я и с изумлением вижу, как в кастрюльке появляется именно то, что он описал. Густой, блестящий белый соус. Он окунает в него десертную ложку, и соус прилипает к ней. Я опускаю туда палец и медленно слизываю жидкость, пытаясь понять, какова она на вкус, но она ни на что особенно не похожа, кроме, возможно, чуть сырного, густого молочного напитка. Я облизываю губы.

– Больше так не делай. – Джеймс забирает у меня кастрюлю.

– Извини, это было негигиенично. – Я ополаскиваю палец под краном.

– Ну, и это тоже. – Он качает головой. – Поздравляю, Хизер. Ру – это один из классических соусов. На его основе готовят бешамель, испанский соус и велюте, он загущает любой суп или рагу.

– Классический соус? – повторяю я.

– Да.

– О-о-о, он такой универсальный, – вздыхаю я. – Просто Мадонна среди соусов.

– Только гораздо менее пикантный.

– Отличная шутка, Джеймс, – поддразниваю я его.

– Я дам тебе несколько рецептов, чтобы ты могла попрактиковаться.

Мы оставляем кастрюльку на гранитной рабочей поверхности «остывать», затем мне приказывают разбить яйца и взбить желток в нашу слегка остывшую массу. Немного соли и перца, и, очевидно, я на верном пути.

– Это поизысканнее, чем рыба с картошкой, но проще, чем я думала. – Я мою руки и обтираю их о фартук.

Тут нас прерывает Бретт, который вваливается в дверь с двумя маленькими кокер-спаниелями; он одет в клетчатые бриджи и зеленые веллингтоны. Начинается хаос, когда собаки карабкаются по нашим ногам, требуя лакомств и ласк.

– Фу! Бобби и Джексон, фу! – приказывает Джеймс, мягко отпихивая черного пса, в то время как другой, золотистый, обнюхивает мою промежность. Я хихикаю и отталкиваю его, но он настойчив как черт.

– Какие великолепные собаки!

– Они хорошие мальчики, – улыбается Бретт, кивая в сторону Джеймса, пока псы продолжают пыхтеть, прыгать и лаять от возбуждения. – Учишься греметь сковородками, дорогая? – интересуется он, беря яблоко из корзины у двери.

– Привет, Бретт. – Я наклоняю кастрюлю и чуть не расплескиваю ее содержимое. – Да, смотри! У меня получился ру!

– Молодец, девочка. – Бретт поворачивается к Джеймсу: – Я срубил два оставшихся ясеня, но они не были заражены.

– Ну, теперь лучше от них избавиться.

– Да, – соглашается он. – Порублю их на бревна.

Джеймс кивает, а Бретт издает пронзительный свист, и собаки снова начинают лаять и бешено носиться кругами по крошечной кухне.

– Фу! – кричит Джеймс, и Бретт выходит за дверь, держа собак за ошейник и с целым яблоком в зубах.

– Бретт и здесь помогает? – спрашиваю я, когда дверь закрывается и в комнате снова воцаряется приятная тишина.

– Только иногда. Он много что делает. Занимается мамиными розами.

Затем Джеймс снова переходит в режим сексуального повара и приказывает мне намазать маслом несколько маленьких рамекинов. И отварить пикшу. Я нахожусь в состоянии счастливого предвкушения, ожидая следующего указания. Заправляю волосы за уши и сосредотачиваюсь.

– Вот так, теперь опускай рыбу в кипящие сливки.

Я удивляюсь тому, какое удовлетворение приносит все это, любуюсь на кипящую пикшу и мастерски посыпаю тертым конте^[29] края рамекинов.

– Он ореховый и земляной на вкус. – Джеймс подает мне маленький кусочек на кончике ножа.

– Во всем этом так много жира! – качаю я головой. – Масло, сливки, сыр. У моей мамы был бы сердечный приступ. Она бы неделю не ела после такого.

– Суфле можно есть время от времени! Боже, мне противна мысль о том, что кто-то вычеркнет суфле из своей жизни.

Я смеюсь, но чувствую смутное раздражение.

– Все так говорят, – фыркаю я. – Нужно просто правильно питаться. Что вы имеете в виду под словом «правильно»? Бульон на костях и палеодиету или веганство и растительную пищу? Питание с низким или высоким содержанием жира, интервальное голодание или супернизкокалорийное питание? Поверь мне, на своем веку я повидала все. Моя мама всю жизнь сидела на диетах. Каждый. Божий. День. Возможно, это была реакция на папину работу. Я не ела ничего, что не входило бы в одну из ее диет.

– Не думай так, – наконец произносит он, после того как смотрит на меня пару мгновений. – О еде. Так ты никогда не получишь от нее удовольствия.

– Просто ты не женщина.

Он качает головой и подвигается ко мне, чтобы проверить рыбу. Мы прижимаемся друг к другу, и от жара плиты я начинаю потеть. Я достаю кухонное полотенце и вытираю лоб.

– Мне просто противна мысль обо всех этих ограничениях, – тихо говорит Джеймс. – Это как если бы ты была художником и люди установили правило не использовать желтый цвет.

Я прикусываю губу, пытаясь не рассмеяться, и киваю:

– Угу.

Джеймс выглядит смущенным, и я проклинаю себя за то, что дразню его. Это подло.

– Сейчас тебе нужно почистить пикшу и взбить яичные белки.

Я подчиняюсь, сливаю рыбные сливки в кастрюлю и аккуратно разминаю пикшу вилкой. Когда я заканчиваю, он протягивает мне венчик.

– Не думаю, что я такой уж художник. – Он качает головой. Он смущен, и я едва удерживаюсь, чтобы не обнять его и не успокоить. Он не должен стесняться того, что чем-то увлечен. Я заставляю его чувствовать себя неуверенно и ненавижу себя за это.

– Ты и есть художник, – уверяю его я, поворачиваясь. – Это же чисто искусство, скажи?

Почему я никогда не могу говорить серьезно? Мгновение он изучает мое лицо, а затем кивает и улыбается. Этого достаточно.

– Мягкие пики!

Он указывает на яичные белки, я поднимаю венчик, и пики действительно мягко опадают. Я думаю о маме и задаюсь вопросом, не из-за диет ли она такая безрадостная, но подозреваю, что в основном это связано с папой. Возможно, диеты скорее поддерживали видимость того, что у нее все под контролем.

Он встает сзади и начинает аккуратно все в миску. Я чувствую, как его грудь касается моей спины, но он старается не подходить слишком близко.

Я чуть прислоняюсь спиной к его груди. Моя голова касается ложбинки его шеи, и я закрываю глаза, впитывая его тепло у меня за спиной. На мгновение мы замираем, пока я наслаждаюсь энергетикой тела Джеймса, прижатого к моему. Все вдруг исчезает – звуки, запахи – и остается только тепло между нами.

Он поднимает руку, как будто собирается положить ее мне на плечо, но потом останавливается и опускает ее. Почти. Он почти коснулся меня. Его дыхание так близко к моему уху! Оно медленное, глубокое и ровное. Мое – нет.

И тут мы слышим звук входной двери и тяжелый скрип петель.

– Джеймс? Вы оба еще здесь? – зовет Ирен из прихожей.

Я сразу же отшатываюсь от Джеймса, поворачиваясь к нему лицом.

– Это твоя мама, – шепчу я, задыхаясь.

– Все в порядке. – Он протягивает руку, чтобы коснуться моей, но я отшатываюсь назад.

– Нет! – Я отрываю взгляд от его глаз, смотрю на пол, на покрытые сыром рамекины, на тесто и зажмуриваю глаза.

– Привет, Хизер! – Ирен ставит на стол корзину с овощами. Она смотрит на Джеймса, потом снова на меня, изучая наши лица в поисках признаков чего-то. Вот каково это, наверное, быть подростком с родителями, которым не все равно, что ты делаешь. – Как проходит урок?

– Мы как раз собираемся ставить суфле в духовку, – объясняет Джеймс. – Хизер была очень прилежной ученицей.

– Да. Мы почти ни на минуту не останавливались. Как говорится, наготовили целый пир. – Я стараюсь говорить максимально уверенным тоном.

– О-о-о, звучит неплохо, – произносит она с одобрением. Затем подходит к стеклянному шкафу и достает с полки большую бутылку джина и три хрустальных стакана. Смотрит на часы. – Бретт может отвезти вас обратно.

Джеймс внезапно начинает спешить, наполняет рамекины и ставит их в духовку, затем устанавливает на стойке черный таймер в форме яйца, который громко щелкает.

– Я только что ездила в замок Киндорн, чтобы проверить, как там все подготовили для вечеринки по случаю окончания съемок. – Ирен наливает очень большую порцию двойного джина и добавляет в него «Сан Пелегрино», нарезанный огурец, лимон и несколько маленьких фиолетовых цветков из своей корзины. – Место шикарное, так как они наконец построили уборные, и нам не придется привозить эти ужасные биотуалеты. Все выглядит фантастически. Дай Бог, чтобы все удалось.

– О, это хорошие новости, – радуюсь я.

– Я очень рассчитываю, что мы справимся. – Она мрачно смотрит на нас, затем встряхивается и поворачивается ко мне: – Извини, кому нужно слушать такое в свой выходной? Как тебе Шотландия, Хизер?

И тут магия словно развеивается, и я снова становлюсь Хизер: одна среди незнакомцев пытаюсь держаться на плаву.

– Мне нравится, – киваю я.

Я смотрю на Ирен, эту теплую, добрую, замечательную женщину, и снова на Джеймса, ее чувствительного и славного сына, и мне хочется, чтобы я всегда была здесь. Чтобы в моей маленькой семье была хотя бы половина той теплоты и честности, которая есть в этой. Чтобы у моей матери была мягкая легкость Ирен, чтобы она задавала вопросы, наслаждалась моим обществом. Чтобы отец не дразнил меня за интерес к чему-то, а заставлял чувствовать собственную важность. А потом мне захотелось, чтобы Хизер тоже была здесь со мной.

– Ты осваиваешься. – Она делает маленький глоток джина и добавляет еще лимона во все три стакана.

– Наконец-то! – смиренно произношу я.

– Все позади. – Ирен машет рукой. – Пусть это будет нашим приветственным бокальчиком! Не могу поверить, что мы еще не праздновали твой приезд. Итак, за что пьем? Дай-ка подумать… Придумала! За Хизер.

Она поднимает свой бокал и широко улыбается.

– За Хизер, – тихо произносит Джеймс.

Глава 22

Когда я просыпаюсь, у меня кружится голова и я задыхаюсь. Я отодвигаю хлипкие занавески, но на улице все еще темно.

У меня во рту привкус можжевеловых ягод, и я хихикаю, вспоминая, как Бретт приехал на тракторе, чтобы отвезти нас с Джеймсом домой в коттедж.

– Ваша колесница ждет, миледи, – шутит Бретт, когда я безуспешно пытаюсь забраться на пассажирское сиденье. В конце концов Джеймсу пришлось подтолкнуть меня сзади. И вот я оказалась зажата между секси Бреттом и еще более секси Джеймсом, пока мы неслись по берегу озера обратно к коттеджу без всякой дороги под колесами.

– Я ужасно боюсь машин. Но оказывается, что с достаточным количеством джина в желудке я вообще не боюсь тракторов! – ору я, пока мы подскакиваем на неровных холмах и даже пересекаем небольшой ручей.

– Держитесь! – кричит Бретт, когда вода брызнула вверх и промочила нас насквозь.

Вчера я впервые в жизни съела суфле, которое, к своему удивлению, я почти полностью приготовила сама. Оно было божественным. Соленое, рыбное, тающее во рту, воздушное, с корочкой. Абсолютный рай! Джеймс подал его с перченым салатом, приготовленным где-то в другом месте, а я болтала с его мамой о достоинствах хорошего кондиционера для волос. Я поклялась никогда не возвращаться к коробкам с охлажденным салатом и котлетам без булочки.

Я закрываю глаза и на мгновение задумываюсь о Джеймсе, сквозь дымку похмелья размышляя, не пора ли заканчивать с этим. Если бы Ирен не вошла, я не знаю, что бы произошло. Мое влечение к Джеймсу настолько сильно, что я бы с трудом его поборола.

Когда мы вернулись домой, мне потребовалась вся моя решимость, чтобы оторваться от него и лечь в постель. Помогло присутствие Билла. Он сидел в гостиной, когда мы, спотыкаясь, вернулись в дом, и завел со мной незамысловатую болтовню, пока мое пьяное головокружение не улеглось и я не начала зевать. Вскоре я смогла заставить себя ретироваться в безопасность своей комнаты.

Джеймс так отличается от Тима! В нем нет ни бравады, ни позерства, ни разговоров о пабах, сигаретах и наркотиках. Он нежный и сильный одновременно. Неуверенный и уверенный в себе. Он идеально сбалансирован. Как Blanc de Blancs, он свежий, перченый и сладкий одновременно. Как вам мои познания в вине?

Я снова смотрю в потолок. Он там, наверху, возможно, прямо надо мной, лежит на кровати, которую я никогда не видела, в комнате, в которой я никогда не была.

Я представляю, как он спускается ко мне ночью, осторожно стучит в дверь, как он это делал несколько дней назад, и зовет меня по имени.

«Птичка», – скажет он, открывая дверь. В этой фантазии он знает мое настоящее имя. Он знает меня. Возможно, он в курсе того, что я сделала, и все равно меня хочет. Он наваливается на меня всем своим весом, вдавливая меня в слишком мягкий матрас. Я хочу, чтобы он меня раздавил. – Мне все равно, кто ты», – шепчет он мне на ухо, а его рука пробегает по моей шее к груди. Я бы не остановила его. Я позволила бы ему взять меня именно так, как он хочет.

«Но, – запротестовала бы я, – а как же Тим?»

«Тебе нет дела до Тима», – пробормотал бы он, дыша мне в ухо.

Тебе нельзя влюбляться в Джеймса. У тебя здесь есть работа. Выучи карту вин, Птичка. Делай свою работу хорошо. Сосредоточься на том, чтобы выбраться отсюда без дальнейших инцидентов. Разберись со своей гребаной жизнью. Тебе нельзя влюбляться в Джеймса.

Кроме того, он думает, что ты Хизер.

Волна адреналина проносится сквозь меня, и я должна встать и что-то сделать. Я натягиваю кроссовки и сонно пробираюсь на кухню, включаю свет и делаю себе чашку чая.

Я хватаю отвратительного вида куртку, висящую у входа. Она оранжевая и мужская, но мне все равно. Удерживая чай в одной руке, другой я поворачиваю ручку входной двери и выскальзываю в темноту. Тумана больше нет, но ветер все еще можно назвать прохладным. Я сжимаю кружку в руках, чувствуя ее успокаивающее тепло.

Я пробираюсь мимо конюшни. В дальнем окне виден тусклый свет, и лишь редкое шарканье копыт нарушает жутковатую тишину.

Легкий ветерок очищает. Вскоре я оказываюсь у берега и спускаюсь к реке, ведущей к озеру.

Я двигаюсь к нему – к озеру – сама не зная зачем. В иссиня-черном свете, под сенью деревьев у реки я осторожно переступаю через узловатые корни и скользкие камни. В условиях минимальной видимости тропа опасна, но я больше не боюсь поскользнуться. Я пригибаюсь, когда чувствую, что над головой что-то пролетает, и слышу улюлюканье совы, которая садится отдохнуть на ветку надо мной.

Выйдя на берег озера, я смотрю налево и направо, выбирая менее очевидный путь, который ведет в сторону от отеля и соединяется с небольшой тропинкой к дальнему берегу. Я оступаюсь, и ноги погружаются в густую, тягучую грязь. Кроссовки чуть не остаются в ней, но я вытаскиваю их, при этом грязь разбрызгивается по ногам. Мне это нравится. Мне нравится, что грязь прилипает ко мне; приятно чувствовать себя близко к земле после долгих лет лондонского полированного бетона и стекла.

В небе уже виден намек на утро, но звезды над головой все еще рассыпаются веером. Я потягиваю чай, который начинает остывать, поэтому я выпиваю его до дна и засовываю кружку в глубокий карман куртки. Я хочу не чувствовать ничего, кроме этой тишины.

Передо мной проскакивает крупный кролик – возможно, заяц – с белым округлым хвостом, освещенным полной луной, которая появилась на небе из-за туч. Я ахаю, глядя, как ее отражение тянется по воде к моим ногам, словно серебряная дорожка.

Я останавливаюсь, и звук моих шагов исчезает в шуме утра. Птицы начинают просыпаться. Сверчки засыпают. Изредка раздаются необъяснимые всплески, доносящиеся с поверхности озера внизу.

Мой телефон пищит в кармане, и, чувствуя раздражение, я вытаскиваю его оттуда. Яркий свет экрана шокирует меня и сгущает сумерки до темноты.

Это сообщение от Тима, с которым я не разговаривала и не переписывалась уже несколько дней. С глаз долой из сердца вон.

«Сегодня поздно ложусь. Где ты? Почему молчишь? Как дела?»

И тут я замечаю сообщение от Хизер, которое, должно быть, пришло ночью:

«Просто подумала, что мы могли бы спланировать небольшой совместный уик-энд где-нибудь… за мой счет. Что думаешь? Мы могли бы встретиться в Мадриде или еще где-нибудь?»

Я смотрю на сообщение, желая сказать «да», но зная, что это невозможно.

Но сегодня утром я чувствую надежду: возможно, я смогу пройти через это. Смогу рассказать Хизер о том, что произошло, за обещанным пивом.

Я проверяю рукой, насколько влажная земля – немного, ничего страшного, и решаю посидеть и посмотреть на восход солнца.

На том берегу озера солнце начинает заявлять о себе, окрашивая низкие облака в кроваво-красный, а затем в оранжевый цвет. Я издаю негромкий звук и слышу, как он эхом разносится вокруг озера, отражаясь от холмов и возвращаясь ко мне. А потом – тишина.

Я кричу громче и снова прислушиваюсь. Мой голос, как камень, отскакивает от гор.

Сейчас июнь, до солнцестояния еще пара недель, но темных ночей на севере и так мало, и, должно быть, около пяти часов утра первый луч солнца пробивается из-за холма и бьет мне в лицо. Это радует, так как земля холодная, и я внезапно начинаю дрожать.

Я решаю прогуляться вокруг озера и вернуться в отель. Когда встаю, ощущаю влажное пятно на попе. Я вспоминаю, как кто-то говорил, что это популярная туристическая тропа и она проходит мимо руин каких-то каменных домов. Я окидываю взглядом все озеро и, прикинув, что весь путь займет не более двух часов, решаю пойти по ней.

Сначала я иду медленно, потом набираю темп и вдруг начинаю бежать. Я бегу и бегу. И не останавливаюсь, пока не оказываюсь на дальнем берегу озера. Тогда я оглядываюсь назад, в сторону отеля. Сердце колотится в груди, а солнце светит мне в лицо, согревая кожу, и я чувствую себя живой.

Я сгибаюсь пополам, задыхаясь, а когда дыхание снова выравнивается, я замечаю что-то, что по виду напоминает мяту, пучком высунувшуюся из-под камня. Есть ли такая вещь, как дикая мята? Я срываю маленькие верхние листочки и нюхаю их. Как раз в тот момент, когда собираюсь попробовать краешек одного из них, слышу позади себя стук лошадиных копыт.

– Хизер?

Я не слышала, как они подъехали. И не ожидала, что кто-то уже не спит. И уж точно не ожидала увидеть Джеймса так скоро. Лошадь, на которой едет Бретт, огромная. И этот жеребец не собирается останавливаться. Он наклоняет свою длинную шею ко мне, а затем слегка взбрыкивает, когда Бретт тянет его назад.

– Привет, – говорю я, вставая. Выгляжу отлично: краснолицая и потная. Я вытираю пот тыльной стороной рукава.

Джеймс натягивает поводья, заставляя свою чуть менее огромную гнедую лошадь сделать круг, а затем остановиться напротив меня.

– Ты же не собираешься это есть? – спрашивает он, озабоченно морща лоб, а его кобыла переходит на галоп, пробегает вдоль забора и наконец снова останавливается. Отчасти я рада видеть, что он не такой ас в верховой езде, каким кажется во всем остальном.

– Нет. – Я бросаю стебель на землю и сразу чувствую сильное жжение в пальцах.

– Это хорошо. Потому что это жгучая крапива. Ты искала провиант?

– Возможно.

– Ну, сегодня прекрасное утро для этого, – произносит он с улыбкой.

– Ага, красное небо выглядело здорово. Ты застала рассвет? – спрашивает Бретт.

– Да. – Я внезапно чувствую легкое головокружение, и мне хочется пить.

– Тебя подвезти обратно? Выглядишь немного уставшей.

– Нет. – Я складываю руки на груди.

– Носи с собой воду. – Джеймс слезает с лошади. Он уводит ее в сторону от тропинки, и она сразу же заходит в высокие кусты. Затем он отстегивает от седла флягу с водой. У меня текут слюнки.

– Спасибо. Я не планировала забираться так далеко. – Я беру у него флягу и выпиваю половину одним глотком. Из-за легкого похмелья и импровизированного марафона я умираю от жажды. Ледяная вода течет по горлу, и я почти издаю стон в экстазе.

– Тебя точно не нужно подвезти домой? – Он ставит свой кожаный сапог на ближайший пень, чтобы поправить носок. Затем он смотрит на меня, и долина затихает, когда в его ослепительных глазах загорается утреннее солнце. Он поднимает руку, чтобы прикрыть их, и делает еще один шаг ко мне.

– Я собиралась поискать еще провизии на обратном пути.

– Да? – Он смотрит на меня с подозрением.

– Да.

Должно быть, уже почти шесть. Джеймс все еще смотрит на меня, и я на мгновение представляю, что он должен видеть перед собой. Я с похмелья, потная, распаренная и вся в грязи. Это сексуально? Я не уверена. Похоже на описание свиньи.

Я чувствую, что трусы впились мне в ягодицы, и у меня возникает желание их поправить, но нечеловеческим усилием я сдерживаюсь. Вместо этого я возвращаю фляжку.

– Как твоя голова?

– Это вы с мамой ответственны за мое похмелье.

– Давай, красавица, позволь отвезти тебя обратно. Ты же не хочешь получить еще одну небольшую травму ноги, – усмехаясь, произносит Бретт, наклоняясь, чтобы погладить длинную, широкую шею лошади.

Джеймс направляется к своей лошади, а я смотрю на седло, пытаясь понять, куда мне садиться.

– Или поедешь с Бреттом? – спрашивает он.

И вот я просовываю ногу в стремя, и он помогает мне подняться, одновременно удерживая на месте лошадь. Я представляю, как должна выглядеть моя огромная задница, пока я балансирую между падением и подъемом. Почему лошади такие чертовски высокие?

– Садись вперед, – велит он, а затем одним быстрым движением поднимается, садится позади меня, обхватывает руками, берется за поводья, и мы едем обратно.

Если бы я хотела сделать хоть что-нибудь, чтобы разлюбить Джеймса, мне не следовало садиться на эту лошадь. Это настолько сексуально, что даже смешно: большая лошадь у меня между ног, крепкие руки Джеймса обнимают меня, его грудь чуть касается моей спины, мы ритмично покачиваемся, проезжая по тропинке. Время от времени он указывает на какую-то птицу: скопу, коршуна или беркута. Я усиленно веду светскую беседу, чтобы не концентрироваться на восхитительной близости с этим человеком, такой болезненной, интимной и лихорадочной.

Когда мы подъезжаем к конюшне, я измотана. У меня болят ляжки, и я просто хочу заползти обратно в постель и отдохнуть перед вечерним обслуживанием столиков.

Джеймс помогает мне сойти с лошади, и я шучу, что от меня, должно быть, воняет, а он качает головой:

– Я не мог понять, кто это – ты или лошадь.

– Это шутка или ты серьезно?

Он смеется, а я чувствую, как в заднем кармане что-то жужжит. Достаю телефон и обнаруживаю, что пропустила четыре звонка от Ирен. Четыре звонка. Явно что-то серьезное.

– Джеймс, тебе звонила мама? – спрашиваю я, нажимая на значок набора номера. Он проверяет телефон и кивает, и тут Ирен берет трубку.

– Хизер. О, слава богу. Мне плохо, дорогая. Плохо, – причитает она, закашлявшись сразу после этих слов.

– Мне тоже, Ирен. Таков эффект двойных джин-тоников.

– Нет, дело не в этом. Это какой-то грипп или что-то вроде того. У меня температура.

– Вот дерьмо! – восклицаю я. – Тебе что-нибудь нужно? – Я прикрываю трубку рукой и говорю Джеймсу:

– Твоя мама заболела. Он хмурится.

– Ты можешь приехать в коттедж? Мне нужно провести инструктаж на сегодняшний вечер.

– Сегодняшний вечер?

– Вечеринка в честь съемок фильма, Хизер. Тебе придется встать за руль. Я не могу доверить это Биллу.

– Встать за руль?

– Да. Мне нужно многое тебе сказать. Ты можешь прийти прямо сейчас?

Глава 23

Я не отдохнула, но кому это, черт возьми, нужно, когда ты на наркотике под названием адреналин?

Я надела фартук поверх менее формальной, хотя и накрахмаленной до хруста белой футболки для вечеринки по случаю завершения съемок фильма. Мы в месте съемок, замке Киндорн. Величественные серые руины элегантно украшены большими венками из лилий цвета слоновой кости, английским плющом и массивными белыми свечами для освещения с наступлением вечера.

Гости ужинают, сидя на скамейках, жаренным на вертеле молочным поросенком, молодым картофелем, фирменным яблочным соусом «Лох-Дорна» и сушеной зеленью. Из напитков два типа вина, которые по необъяснимым причинам были выбраны Расселом для этого случая; оба, по словам Билла, от поставщика приятеля Рассела. Вино не разливают, а ставят на длинные дубовые столы для самостоятельного обслуживания. По столбам шатра взбирается плющ, а вереск, сосна и чертополох украшают столы в деревенском стиле.

Здесь великолепно.

Теперь я понимаю, почему в подобных мероприятиях на открытом воздухе сомелье обычно не участвуют. Но я также понимаю, почему Ирен нужен кто-то, чтобы всем этим управлять. Тут нужно многое координировать. Вокруг страшная суматоха.

Билл занимается баром и помогает мне открывать бутылки с вином, а несколько официантов бегают туда-сюда, добавляя в мероприятие последние штрихи.

– Они прибудут в шесть, – говорю я, вынимая телефон из кармана фартука, чтобы проверить время.

– Да, ты мне уже несколько раз говорила. – Билл вытаскивает пробку из бутылки красного и аккуратно вставляет ее обратно. – Все выглядит отлично, и теперь ты можешь расслабиться.

– Кто-нибудь из знаменитостей будет, не знаешь?

– Мама Энди Мюррея точно приедет. И все остальные шотландские знаменитости.

– О, я мечтаю познакомиться с мамой Энди Мюррея. А что за фильм?

– Исторический триллер, судя по всему. Главный актер играл в одном из детективных сериалов про маленький городок. Не могу вспомнить в каком.

– Это может быть буквально любой актер в Британии. Мужчина или женщина. Кто-нибудь еще?

– Честно говоря, я не знаю. – Он пожимает плечами.

– Толку от тебя никакого. Должно же быть хоть несколько известных лиц. – Я потираю руки.

– Лучше бы это была свадьба, – вздыхает Билл. – Намного веселее.

– Обожаю свадьбы. Трудно не поверить во все это. В лучшее будущее…

– Согласен, – говорит он. – Лучшее будущее, которое случится уже ночью.

– Фу, – отвечаю я. – Не надо гнусностей.

– О боже, Хизер, я бы не подумал, что ты романтик.

Мы возвращаемся на склад, расположенный за шатром, и я с тоской смотрю на гравлакс, который готовит Анис. Джеймс остался в отеле, но, наверное, хорошо, что его здесь нет, и он меня не отвлекает.

– Ну, классическим романтиком меня назвать сложно. – Я встряхиваю головой, дабы избавиться от мыслей о Джеймсе. – Брак моих родителей был ужасным. У папы были… проблемы, а мама суетилась, делая вид, что все в порядке. Как будто она жила в альтернативной вселенной. «Что случилось с моим кларнетом, мам?» – «О, ты, наверное, потеряла его. Это твоя вина. Потому что я никак не могу признаться, что твой отец продал его сегодня утром, чтобы заплатить долги. Потому что это означало бы, что мне придется признать, что у него проблемы с алкоголем, или что-то в этом роде. Нет-нет. Проще газлайтить мою девятилетнюю дочь и настаивать на том, что это она его потеряла».

Билл останавливается и в ужасе хмурит брови.

– Правда?

– Да, я играла на кларнете, – сообщаю я. Это не первый раз, когда я так шучу.

– Нет, про маму. Она делала такое?

– Делала, – подтверждаю я, хотя сегодня и не испытываю того удовольствия, которое обычно получаю, шокируя людей этой историей. По причинам, которые я не до конца могу понять, после рассказа Биллу я чувствую себя выставленной на всеобщее обозрение. Я смотрю на него и вижу, что он все еще хмурится.

– Мне жаль, что с тобой случилось такое, – произносит он, и у меня екает сердце. Я качаю головой и отмахиваюсь:

– Ладно давай займемся делом.

Я провожу ножом для разрезания коробок по ленте на следующем ящике вина, мысленно отмечаю, сколько их осталось, и мы возвращаемся из зоны подготовки в шатер, где я вижу сгрудившихся у главного стола дополнительно нанятых официантов.

Я хмурюсь и поворачиваюсь к Биллу:

– Пойду посмотрю, что происходит.

Когда я подхожу, то замечаю, что один из молодых официантов прижимает к носу большой рулон кухонных полотенец с красными пятнами, а остальные слоняются вокруг, засунув руки в карманы, при этом один из них снимает парня с кровью из носа на телефон, а другой затягивается сигаретой.

– Что тут происходит?

Тот, что затягивается сигаретой, смотрит на меня с ухмылкой.

– Фрейзер проиграл пари, – говорит он, ухмыляясь так, что мне хочется схватить его за шиворот и бросить в ров, окружающий замок. Да, там есть ров.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, уперев руки в боки.

Они смотрят друг на друга, перетаптываясь на месте. О, сейчас я с ними разберусь.

– Что случилось? – спрашиваю я в лоб.

– Я сказал, что у него не получится сделать селфи своего ануса, – фыркнул один из них, – и вот он, блин, попытался. Спустил штаны и упал вперед прямо на ножку стола.

Тому, у которого идет кровь из носа, до смерти стыдно.

Мне хочется рассмеяться. То есть я просто обязана рассмеяться. Это смешно. Но отчасти это выводит меня из себя, что для меня немного необычно. Мои мысли заняты Ирен, которая лежит дома с высокой температурой и сильным беспокойством из-за того, что ее нет рядом, чтобы присматривать за каждой мелочью. Я знаю, что времени на безделье совсем нет. Сегодняшний вечер очень важен для «Лох-Дорна», и я не могу допустить, чтобы эти придурки испортили его. Это для Ирен. Для нас.

– Ребята, вы же знаете, что пришли работать, верно?

– Да, – говорит тот, который с телефоном, и убирает его в карман фартука.

– Да мы просто решили развлечься чуток, – вклинивается мистер Зубастая Ухмылка.

– Повеселитесь позже, окей? В свое личное время. – Я пристально смотрю на него. Знаю я таких ребят. Потом поворачиваюсь к официанту с кровью из носа: – Иди в фургон и приведи себя в порядок.

– Хорошо, – кивает Мистер-Кровь-Из-Носа со смущенным видом.

– И не будьте долбаными мудаками, – сержусь я. – Вы деньги собираетесь получать?

– Да, – откликается Зубастая Ухмылка. Сейчас он выглядит уже не таким самодовольным. – Простите, мэм.

Они быстро расходятся, но я чувствую легкое беспокойство, когда возвращаюсь, чтобы помочь Биллу открыть еще один ящик белого вина.

– Откуда эти ребята?

– Да отовсюду, – со смехом сообщает Билл. – Им нужно только убирать со столов и не попадать в неприятности.

– Для них это может оказаться сложной задачей, – хмурюсь я.

– Они все местные, – успокаивает меня Билл. Здесь не так много работы, и Ирен…

– Все понятно. – Я киваю, внезапно понимая ситуацию. Конечно, Ирен наняла местных ребят, чтобы помочь их семьям. И конечно, они немного грубоваты. И обычно Ирен присутствует здесь, чтобы держать их в узде. Я смотрю на них и обещаю себе сочувствовать им побольше. Но при этом наблюдать за ними, как ястреб, и быть готовой вмешаться, если они подвергнут опасности нашу вечеринку.

Через несколько секунд я замечаю у дверей шатра пожилого мужчину в килте, с кожаной сумкой и в черном смокинге. Они здесь.

Я инстинктивно хлопаю. Прямо как Ирен.

– Все по местам, – шепчу я парням у дверей. – Будьте сдержанными, внимательными и, прежде всего следите за манерами, пожалуйста.

Зубастая Ухмылка ободряюще кивает мне.

Я жду у входа, кивая и улыбаясь гостям, пока они проходят. Провожаю некоторых к их столикам, если они не могут разобраться в схеме рассадки, а у кого-то забираю верхнюю одежду. Слежу за тем, чтобы у каждого был бокал шампанского, апельсинового сока или газированной воды. Суечусь вокруг парочки детей, Дэвида и Альвы, которых сопровождают их нервные родители. Детям не больше восьми лет.

– Нас сожгли заживо в отместку за то, что наш отец убил единственного сына короля, – с гордостью говорит Дэвид.

– Вон там моя мама. – Альва указывает на красивую блондинку в блестящем серебряном платье. – Ее забили до смерти на моих глазах.

– Весело у вас тут. – Я провожаю их до мест и предлагаю им свежевыжатый яблочный сок.

Затем под звуки волынки прибывает основной актерский состав.

– Вот главная актриса, – шепчет мне на ухо Билл, когда она проходит мимо. – Справа от нее режиссер, Боб Какой-то-там, а вон тот парень слева – из танцевального шоу.

– Господи, ты безнадежен, – говорю я Биллу, смеясь.

Актриса выглядит изысканно, и я уверена, что где-то ее видела, но не могу вспомнить, где именно. Волосы у нее распущены и ниспадают по спине, а сверху на них диадема из крошечных белых цветов. На ней платье глубокого синего цвета, элегантно украшенное, с рукавами из кружева и небольшим, со вкусом подобранным шлейфом, который скользит за ней при ходьбе. Она сияет.

Я вдруг понимаю, что выгляжу довольно убого в своем фартуке и футболке, с сухими крашеными волосами, когда провожаю ее до места. Я чувствую запах ее духов и лака для волос и тянусь рукой к собственным волосам, думая, не привести ли их в порядок. И, может быть, покрасить ногти на ногах.

Главный актер – красавчик с нечесаными волосами, на нем стильный смокинг с расстегнутым галстуком-бабочкой, как у певца из Вегаса на последней песне концерта. Он улыбается в той же слащавой манере.

Когда начинается ужин, все становится динамичнее и громче. Группа, которая, как мне сказали, выступала и в фильме, играет современные песни в стиле шестнадцатого века. Сейчас это «Poker Face» Леди Гаги с аккордеоном вместо вокала. Звучит сюрреалистично, но мне нравится.

Официанты ведут себя хорошо. Кровь-Из-Носа относительно быстро убирает со стола и определенно знает, как открыть бутылку вина. Но гости выпили почти все вино. Я направляюсь в заднюю часть шатра, где Билл устроил небольшой виски-бар. Я застаю его спиной ко мне за рюмкой этого виски. О, Билл, только не это. Я проклинаю себя за то, что поверила, что ему может стать лучше. Мне ли не знать, как это бывает.

– Хизер! – начинает он, пытаясь быстро утереться.

– Я все видела, можешь не стараться, – хмуро произношу я.

– Ну, это все бесплатно, правда же? – подмигивает он.

– Нет, они за это заплатили, – возражаю я.

– Да ладно. – У него в глазах виден проблеск стыда. – Это же плюсы нашей работы.

– Только не напивайся, – резко говорю я. – Итак, где мы храним остальное вино? Эти ребята пьют как лошади.

– Все должно быть у шатра с едой.

– Ну, там остался, наверное, один ящик белого. Должно быть еще. Сколько Рассел заказал?

Билл хмурится:

– Боже, я не знаю.

– Не может же вино закончиться? Не может. Ирен не позволила бы нам остаться без вина.

– Такое уже было. – Билл начинает убирать пустые бутылки.

– Уф! – Я вздыхаю и спешу обратно в шатер, на который уже опустилась темнота. Проходя мимо, оцениваю ситуацию за каждым столом. Везде полно красного, но, похоже, все предпочитают белое. Это неудивительно, ведь едят свинину. Почему никто не проверил заказ? Или это я должна была проверить заказ?

В шатре Анис заканчивает сборы.

– Что нам делать, если у нас закончится белое вино, Анис?

– Черт! Что? Еще нет девяти вечера, – подскакивает Анис.

– Да знаю. Я спросила Билла, но он считает, что все выпили. Они пьют как лошади.

В этот момент в двери вбегает Зубастая Ухмылка:

– У нас закончилось белое? – Он переступает с ноги на ногу. – Тот знаменитый парень хочет еще бутылку на свой стол, и еще он попросил менеджера. Кроме того, я только что познакомился с мамой Энди Мюррея.

– Вот дерьмо! – Я прикусываю губу.

Я смотрю на Анис, которая вытирает руки о белую поварскую форму и достает из кармана связку ключей от машины:

– Я не могу уйти. Мне еще десерт выносить.

– Сколько до ближайшего города?

– До Форт Уильяма? Не знаю, минут двадцать?

– А там будет хоть что-то открыто?

– Езжай в паб под названием «Чертополох и корона», – советует она, глядя на часы. – Это ближе, чем Форт Уильям. Скажи им, что тебя послала Анис из «Лох-Дорна». Завтра мы с ними рассчитаемся. А лучше я позвоню им прямо сейчас, скажу, что ты едешь.

– Хорошо. – Я киваю Анис, а затем обращаюсь к Зубастой Ухмылке: – Как думаешь, справишься тут со всем до моего возвращения?

Он краснеет и выглядит испуганным.

– Давайте я съезжу за вином? – предлагает он. – Я типа знаю дорогу. И «Чертополох и корону» я знаю. Это мой местный паб.

Я неуверенно смотрю на него и снова перевожу взгляд на Анис.

– Я справлюсь, – заверяет он. – Привезу вино. Сколько? Примерно полдюжины ящиков?

– Должно быть достаточно. Бери домашнее вино. Они заказывали все включено, так что мы ни в чем не можем им отказать, но мы не можем позволить себе что-то дорогое.

– О, у них все равно есть только домашнее вино, – вклинивается Анис. – Это же «Чертополох и корона», а не «Свинья и виски».

– Точно. Ну, иди. – Я киваю Зубастику. – Большое спасибо. Пойду займу Очень Важных Людей пока смогу.

– Что ты собираешься делать? – спрашивает меня Анис.

– У меня есть план. – Я смотрю на закрытую коробку с крепкими напитками.

Взяв шесть стаканов, лед и бутылку негазированной воды, я направляюсь к главному столу. Когда я подхожу, они, похоже, играют в разгневанного короля, который требует кувшин вина.

– Где мое вино, парень?! – кричит певец из Вегаса, изображая староанглийское произношение под раскаты смеха вокруг него. Этот стол – настоящий мужской клуб.

Все мужчины ничем не примечательны, как плохая фотокопия друг друга. Если существует специальный имидж для киноиндустрии, то все они были у одного и того же стилиста и заказали именно его. Ослепительно белые зубы, слегка нечесаные седеющие волосы, рубашки натянуты на выпуклые животы.

Я ставлю стаканы на стол: по одному для главного актера и для каждого из пяти сидящих с ним. Все мужчины замолкают и молча смотрят на меня. Группа выбрала именно этот момент, чтобы сделать паузу, и я собираюсь с духом, пока в комнате слышны лишь звон столовых приборов и шум подвыпивших людей.

– Кто здесь хочет настоящей мужской выпивки? – Я ставлю на стол бутылку восемнадцатилетнего виски «Обан».

Все мужчины на мгновение смотрят друг на друга, и я задерживаю дыхание. Если они похожи на большинство мужчин, которых я знаю, они не смогут устоять. Даже если они не хотят виски, им придется его выпить, если хотя бы один из них скажет «да». Вот как это работает.

– Я бы хотел виски, – говорит самый старший мужчина с сильным американским акцентом. – Вы, должно быть, прочитали мои мысли, юная леди.

– Ну, поскольку я единственный шотландец за столом, мне тоже лучше выпить, – поддерживает певец из Вегаса, отставляя свой бокал с вином. – Но если кто-нибудь испортит его этим льдом, нам придется серьезно поговорить.

– Я пью неразбавленный, – вставляет другой.

– Он пьется с водой, – настаивает третий, практически лаская свои массивные мужские яйца, пока я медленно отхожу от стола и прислоняюсь к столбу, обвитому плющом.

– «Чертополох и корона» продадут нам вино со скидкой, – шепчет Анис мне на ухо. – У тебя получилось. Молодец, мать твою!

Я сделала это! Я, Птичка Финч, сделала это! Я проявила стрессоустойчивость и справилась. У меня просто дух захватывает от облегчения и гордости. И когда группа начинает исполнять средневековую версию «Wonderwall», я наконец-то выдыхаю.

Глава 24

Мне становится комфортно, и я впадаю в рутину. Так всегда в жизни, не так ли? Все в конце концов становится рутиной, даже в чрезвычайных обстоятельствах.

Я принимаю душ и одеваюсь в форму. Обсуждаю меню с Рокси, Джеймсом и Анис. Мы согласовываем вино к каждому блюду. Это единственный момент, который до сих пор кажется мне очень сложным, но я обязательно прошу их предупредить меня за пару часов, что сегодня готовят, чтобы я могла провести тщательное исследование перед обсуждением. Иногда я ошибаюсь, но я поняла, что это нормально. В мире дегустации вин кое-что все равно сводится к личному вкусу. И пока я могу притворяться, что мой выбор иногда бывает «смелым» или «неожиданным», а не просто неправильным, у меня все в порядке.

Рокси взяла на себя ужасную работу по инвентаризации под моим руководством к ее радости и моему облегчению. Хотя сегодня она отпросилась к врачу в Инвернессе.

Еще есть Билл, который всегда проверяет, как у меня дела: «Провели ли вы инвентаризацию»; «Не забудь предложить воды…»

С ним происходит что-то непонятное мне. Дело не в алкоголе. Работает он нормально, и последний раз я видела его пьяным на вечеринке в честь окончания съемок фильма, хотя он может и скрывать пьянство от меня. Тогда я была с ним довольно резка. Но что мне было делать? Я не его психотерапевт. У меня собственные проблемы.

Каждый день я выхожу на смену, зная, что весь подбор вин согласован с остальными членами команды. Я держу свой маленький блокнот при себе, чтобы быть готовой к просьбам в последнюю минуту или к тем задроченным альфа-самцам, которые хотят поразить своего друга или любовницу чем-то «неожиданным».

С каждой сменой моя уверенность растет, и есть еще один странный побочный эффект: я думаю, что начинаю кое-что понимать в вине. По крайней мере, в винах, которые предлагаются у нас в ресторане.

И мне это нравится. Мне нравится встречать гостей, нравится быть экспертом. Нравится заставлять их смеяться, и я чувствую себя непринужденно. Мне нравится творческий подход к составлению меню, и нравится, что люди уходят довольными.

А Джеймс…

Джеймс.

Мы с Джеймсом больше не ходим ни на рыбалку, ни на какие-либо мероприятия, похожие на свидание. После того, как я рассказала ему о Тиме, он определенно держится на почтительном расстоянии. Но по-прежнему внимателен, добр и всегда находит повод провести со мной время, хотя иногда мы встречаемся взглядами и между нами вспыхивает искра. Но потом или он отворачивается, или я. Он никогда не упоминает Тима, и я тоже никогда не говорю о нем, но Тим присутствует незримо: маленький барьер, который не дает нам переступить черту и предать кого-либо, хотя последние четыре недели мы с Тимом почти не общались.

По предложению Ирен наши уроки кулинарии перенесли на утро. Возможно, чтобы избежать неизбежной выпивки раз в неделю и уберечь нас с Джеймсом от ошибок? Ирен часто приходит и уходит, так что возможности пофлиртовать, конечно, нет, но я жду уроков с таким нетерпением, что большую часть недели мечтаю о том, чтобы она прошла. И я могу сказать, что Джеймс тоже их ждет.

Он научил меня готовить шоколадный мусс, коктейль из креветок и настоящую говядину по-бургундски. Посмотрите, как я, Элизабет Финч, вышла из грязи в князи и узнала все о правильном супе из морепродуктов и о том, какое белое вино лучше всего сочетается с раками!

В прошлый понедельник мы сидели в саду и часами пили мятный чай с его мамой, пока она рассказывала о первых днях «Лох-Дорна», а Джеймс смеялся над нашей болтовней.

Теперь я люблю ходить в походы. ПОХОДЫ! Это удивительно. Я стала своего рода Разносторонне Одаренной Птичкой.

Я даже нашла в коттедже старую книгу «Съедобная Шотландия» с подписями, кажется, Джеймса, которую я ношу с собой в надежде, что в конце концов найду в лесу провизию. Джеймс постоянно обсуждает с Анис грибной сезон. Я мечтаю о том, как в конце лета наткнусь на охапки белых грибов, торчащих из влажной земли. Ключ к тому, чтобы отличить их от других грибов, которые выглядят практически так же, – это, согласно книге, сетчатая паутинка на ножках. Если они появятся до моего отъезда, я твердо намерена их найти.

Все работает. Все на мази, и мне с трудом верится, что я справляюсь. Единственное, что меня огорчает, это сам «Лох-Дорн». Сначала казалось, что перезапуск прошел хорошо, но прошло несколько дней, а броней все нет, и гнетущая тревога постепенно овладевает всеми в отеле.

Сегодня на кухне Анис нервничает в углу, раскладывая последние десерты, а Джеймс в морозильной камере пересчитывает артишоки, в то время как два других повара убираются.

– Могу я помочь, Анис? – спрашиваю я.

– Принеси шантильи, – резко отвечает она.

– Поняла вас, шеф. – Я роюсь в холодильнике в поисках контейнера и протягиваю ей. Шантильи: ваниль, сахар и взбитые сливки.

– Тяжелая смена?

– Так себе, – отвечает она с раздраженным видом, аккуратно выкладывая на тарелку поджаренные лесные орехи. – Я просто хочу, чтобы все наконец узнали о перезапуске.

– Я уверена, уже скоро это случится. Хочешь чаю?

– Да, – кивает она.

Входит Джеймс, его белая поварская форма расстегнута, на щеках легкий румянец.

– Я ухожу. Увидимся здесь в четыре? – Я улыбаюсь, и он смотрит мне в глаза, но что-то в его взгляде отличается от обычного. Он смотрит на меня твердо и серьезно, и я прищуриваюсь в ответ. – Мы можем поговорить? – спрашивает он негромко.

– Конечно, – киваю я. – Просто делаю чашку чая.

– Это важно. – И он направляется к задней части кухни.

Он выглядит очень серьезным, и это меня настораживает. Что-то случилось? Он все узнал? Вот уже несколько дней, как на меня не накатывала волна паники, и вот я снова ее чувствую.

Я вытираю дрожащие руки о фартук, затем следую за ним к двери в подвал, но когда мы доходим до подсобки, он останавливается. Я чувствую разочарование, что мы не окажемся одни в подвале, но пытаюсь сосредоточиться.

– Ресторанный критик Джош Риппон. Он придет сегодня вечером, – резко собщает он.

– Вот черт! – восклицаю я, а затем почти кричу: «ВОТ ЧЕРТ!», понимая, что Рокси сегодня нет, и она мне не поможет. – Мне нужно что-нибудь сделать?

– Вряд ли. Мама останется и сделает генеральную уборку в ресторане, а я отдохну часок, а потом вернусь и перепроверю каждую мелочь на кухне.

– Хорошо. – Я гадаю, что должен делать сомелье, чтобы убедиться, что особый гость обслуживается по высшему разряду, но без лишней суеты.

– Что ж, думаю, мне тоже лучше подготовиться.

– Да, – выдыхает он. – Вот оно! Я так волнуюсь.

– Ты будешь великолепен! – говорю я, протягиваю руку и беру его ладонь в свою. – Правда. Ты отлично справляешься. Рассела почти не было здесь на этой неделе, наверное, он полностью доверяет тебе.

– Он не успеет приехать вовремя. И он явно в ярости.

– Без дополнительного стресса от его присутствия гораздо лучше. У тебя все получится.

Он смотрит на мою руку и медленно проводит большим пальцем по костяшкам. Переводит взгляд на меня, как бы спрашивая, все ли в порядке. «Все в порядке, Джеймс, мне нравится», – думаю я, позволяя ему немного сжать мне руку, прежде чем отдернуть ее со смесью душевной боли и стыда.

– Хизер, – произносит он неуверенно.

На мгновение я задерживаю дыхание, но он замолкает и опускает глаза в пол.

– Не сейчас, – мягко говорю я.

Он поднимает на меня глаза и поджимает губы.

– Да. Не сейчас, – соглашается он, а затем снова смотрит на мои губы и говорит:

– Но скоро.

– Что? – переспрашиваю я, переводя дыхание.

– Скоро. – Он отстраняется, поворачивается и уходит.

– Билл? – Я стучусь в туалет в комнате персонала. Я знаю, что он там и это срочно. Я стучу снова.

– Хизер! – отвечает он. – Я на унитазе, милая.

– Извини. Я веду себя очень грубо. Я подожду.

– Ты собираешься ждать у двери?

– Да.

– Хорошо.

Я хожу взад-вперед по комнате, пока, наконец, не слышу, как смывается унитаз, течет кран, а через мгновение выходит Билл с гримасой на лице. Кожа у него стала более теплого оттенка, а глаза – намного светлее. Значит, день был хороший. И это радует, потому что сегодня он мне нужен.

– Какого черта происходит?

– Сегодня вечером придет критик, а Рокси нет, и мне нужно, чтобы кто-то просмотрел со мной карту вин, чтобы убедиться, что я ничего не испорчу, – говорю я. – Для Ирен, Джеймса и для всех.

Секунду он смотрит на меня, и я вижу, как что-то мелькает на его лице, но не знаю что. Жалость? Может быть.

– Успокойся. – Он приглашает меня сесть в кресло в углу комнаты для персонала.

Я протягиваю ему карту вин:

– Проверь меня. Спроси меня о любом вине из списка.

– Запомнить карту вин – это одно, но твоя уверенность должна идти не от этого. Тебе просто нужно делать свое дело. Очаруй его! – Билл садится и похлопывает по сиденью, чтобы я тоже села рядом.

– Я не могу сесть. Пожалуйста, проверь меня. Начни с любого места.

Он берет у меня список и открывает его:

– Ну, хорошо, я могу это сделать, если это поможет тебе чувствовать себя более подготовленной.

– Так и будет! – утверждаю я, потому что чувствую, как сильно бьется мое сердце, а грудь начинает сжиматься.

– Perricone del Core 2014 года, – произносит он, и я начинаю расхаживать взад-вперед.

– Интенсивный вкус, – отвечаю я, покусывая ноготь большого пальца. – Богатый, густой, с привкусом белого перца на нёбе.

– Так и есть, хотя в винной карте этого не сказано.

– Придется сверяться с моими записями. – Я впадаю в панику, нащупывая блокнот в фартуке. Не покажется ли его содержимое подозрительным? Все же в порядке? Просто выглядит так, будто я хорошо подготовилась. Ладно, черт с ним! Я бросаю тетрадь в его сторону. – Все в том же порядке, что и в винной карте. Можешь проверить, правильно ли я все сказала?

– Хизер, – говорит он. – Просто будь краткой, и все будет в порядке.

– Проверь, пожалуйста, – прошу я, пытаясь выровнять дыхание.

– Хорошо. – Он листает блокнот и находит это вино. – Ты сказала про белый перец? Интенсивный вкус? Правильно. Здесь также говорится, что оно хорошо сочетается с дичью из-за ягодных нот.

– Да, это я знаю. Дичь, – киваю я. – Хорошо, давай следующее.

– «Пино Гри» 2016 года, Man o’ War, из Новой Зеландии.

– Остров Уаихеке, если быть точным. Имбирь и цитрусовые ноты. Утоляет жажду. Очень вкусное, – говорю я. – Правильно? Подавать с чем-нибудь острым. Подойдут чили или морепродукты. Ты нашел его?

– Подожди, милая. – Билл снова пролистывая мой блокнот, а затем кивает. – Все так.

– Хизер должна знать не только о вине. Задай мне несколько вопросов по подбору вина к блюду, как если бы ты был ресторанным критиком. – Я поднимаю взгляд на Билла и тут только понимаю, какую оплошность только что совершила, а он смотрит на меня, озабоченно нахмурившись. – Прости, что говорю о себе в третьем лице. Я на кураже, – быстро поправляюсь я. – Давай спроси меня.

– Хорошо, сегодня у нас лобстер с летним салатом: что бы вы посоветовали? Мне не нравится Meursault, с которым он стоит в дегустационном меню.

– Хороший вопрос, – задумываюсь я. – Могу я предложить бокал одного из наших винтажных шампанских вин?

– Мне совсем не нравится виноград сорта «шардоне». Но я хочу что-нибудь столь же потрясающего.

Я киваю Биллу, чтобы он знал, что я очень довольна вторым тестом, и останавливаюсь, чтобы медленно и глубоко выдохнуть, пока вспоминаю:

– Тогда наше «розе» из Прованса. Могу я порекомендовать Bastide de la Ciselette 2016 года? Богатый и изысканный вкус.

– С долгим послевкусием. – Билл находит у меня соответствующие записи. – И здесь сказано, что пить нужно прямо сейчас.

– Ага, я так и знала, – говорю я. – Еще. Продолжай.

– Даже самый лучший сомелье в мире не знает всего, что нужно знать о вине. Уверяю тебя, даже от Хизер Джонс не ожидают, что она будет знать все.

Я немного выдыхаю, но чувствую головокружение и понимаю, что Билл прав: мне нужно успокоиться.

– Сейчас без четверти три, – отмечю я. – Можешь еще немного меня попроверять? – Я поднимаю руку, чтобы остановить его протесты. – А потом я обещаю сесть и заняться медитативным глубоким дыханием, или йогой, или чем там еще.

Глава 25

Ирен целеустремленно ходит по ресторану, стараясь, чтобы все было идеально для этого чертова критика, которого я глубоко ненавижу, хотя мы с ним даже не знакомы.

Мы с Биллом репетировали чуть ли не час, и я отвечала почти безупречно. Я изучала этот список больше, чем что-либо в жизни. Я чувствую гордость и спокойную уверенность.

– Живее! – требует Ирен, хлопая по плечам младших сотрудников, которые подскакивают каждый раз, когда думают, что что-то натворили. Я сомневаюсь, что можно по-настоящему испугаться Ирен. Но когда тебе двадцать, все начальники пугают, даже такие милые и похожие на маму, как она. – Окна тоже помойте, пожалуйста. Куда ты идешь, Хизер?

– Я хочу быстро переговорить с Джеймсом, чтобы убедиться, что он всем доволен.

– Оставь кухню в покое, пожалуйста. У них и так стресс!

Я киваю, хотя знаю, что больше всех стрессует Ирен.

– Критик, скорее всего, будет ужинать с другом, – обращается она ко всем, и как раз в этот момент ваза опрокидывается с барной стойки, а замысловатый летний букет рассыпается по полу. – Черт возьми, Билл!

Я решаю, что лучшее, что я могу сделать, это перепроверить, что все вино идеальной температуры и находится под рукой и что я выгляжу презентабельно.

– Пятнадцать минут до первой брони! – пронзительно кричит Ирен, и ее истерика даже заставляет меня нервничать меньше. Мне приходится подавлять хихиканье, глядя, как она переходит от столика к столику, поминутно поправляя салфетки и бокалы, несмотря на то, что она делала то же самое пять минут назад.

Когда я прохожу через дверь в комнату для персонала, чтобы проверить, как я выгляжу, то слышу, как она говорит Биллу «выключить эту чертову поп-музыку и поставить что-то для взрослых, черт возьми».

И тут меня разбирает смех. Я прохожу в комнату персонала, открываю дверь в ванную и сталкиваюсь с Джеймсом, который сушит руки. Какое-то время мы просто смотрим друг на друга, а потом я не удерживаюсь и тянусь к нему, обнимаю его и быстро притягиваю к себе, уткнувшись лицом ему в шею.

В последний раз мы были настолько близки, когда вместе скакали на лошади, и я чувствую биение своего сердца, запах лимонов и розмарина, пропитавший его одежду, и кисловатые нотки пота. Этот запах сводит меня с ума.

– У тебя все получится, – говорю я, крепко сжимая его.

Когда я собираюсь отстраниться, Джеймс обхватывает меня за плечи и притягивает ближе. Он ничего не говорит, но проводит губами по моему лбу и нежно целует. Как и все, что делает Джеймс, это мило. Я поворачиваюсь к нему лицом, он смотрит вниз на мои губы, а затем останавливается.

– Прости, – шепчет он, прежде чем отстраниться. – Удачи.

– И тебе, – отвечаю я, пока он спешит на кухню. Я позволяю себе на мгновение закрыть глаза и вспомнить поцелуй во всех его прекрасных деталях. Затем качаю головой и смотрю в зеркало. В этот момент у меня звонит телефон. Номер я не узнаю.

– Алло?

– Это Хизер? – говорит девичий голос, и на мгновение я задумываюсь. Кто это? Почему они называют меня Хизер?

– Рокси?

– Привет. Да, это я.

– Как дела?

– О, все хорошо. Я просто услышала, что сегодня вечером приедет критик, и хотела извиниться. Я не могу поверить, что это выпало именно на сегодняшний вечер. Я еду обратно через час или около того, но не успею вовремя!

– Даже не думай об этом, Рокси.

– О, спасибо тебе, Хизер. Я так расстроилась!

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреться в зеркало, и понимаю, что выгляжу немного неухоженной и мне необходимо освежиться перед ужином.

– Удачи! Не то чтобы она тебе была нужна – ты будешь великолепна. Я рассказала маме, какая ты замечательная.

– Как мило! – говорю я, от смущения желая тут же нажать «отбой».

– Ой-ой. И еще кое-что. Я только что отправила тебе запрос в друзья в одной из соцсетей. Извини, если это немного самонадеянно, но я все равно решила это сделать.

На мгновение меня раздражает, что она продолжает говорить, ведь мне нужно накраситься. Но потом до меня доходит. ТЫ СДЕЛАЛА ЧТО?

– Что?

– Как я уже сказала, извини. Я знаю, что ты, вероятно, разделяешь работу и личную жизнь, как Анис… Пожалуйста, не обращай внимания на запрос, если так. О боже, мне так неловко.

Я замолкаю на мгновение, чувствуя, как у меня колет в груди, и произношу в потолок:

– Блин!

– Мне нужно идти, Рокси, – заявляю я, а затем как можно бодрее добавляю: – Увидимся завтра.

Я кладу трубку и замечаю на телефоне сообщение от Хизер, написанное четырьмя часами ранее.

«Скучаю по тебе. Мне здесь немного скучновато, честно говоря. Давай завтра поболтаем – давно не общались».

Я сразу же звоню ей, и она берет трубку после нескольких гудков.

– Привет, Хизер, – начинаю я. – Чем занимаешься?

– ЭЛИЗАБЕТ! – Она вся такая бодрая и совсем не грустная. Похоже, она где-то тусит, так как я слышу музыку. – Как ты, черт возьми, поживаешь? Дай-ка я убавлю радио.

– Что делаешь? – повторяю я вопрос, отчаянно пытаясь скрыть панику в голосе.

– Ты получила мое сообщение?

– Да, да! – Я понимаю, что вспотела под мышками, и расстегиваю рубашку, чтобы дать коже подышать. Я осторожно закрываю дверь в ванную, чтобы убедиться, что меня никто не слышит.

– Я не могу долго говорить, просто хотела проведать тебя. Давно не общались

– Ты в порядке?

– Все хорошо. После того, как я отправила то сообщение, Кристиан увез меня на прогулку. Сейчас он здесь, со мной. За рулем. Прямо рядом со мной.

Она явно намекает, что сейчас неподходящее время для разговора, и я даже не знаю, что именно собираюсь сказать. Не могу же я рассказать про запрос от Рокси.

– Отлично. Обязательно пофотографируй. Только не публикуй фото в социальных сетях, – быстро добавляю я, размышляя, не похожи ли все эти инструкции на слова психа.

– Не буду. Я уже обещала это Кристиану, но независимо от этого на ту работу меня больше не позовут. Я уверена, что кто-то другой давно ухватился за такой шанс.

– Ухватился за шанс? – эхом вторю я. Мне становится не по себе от того, что я слежу за ее жизнью почти так же, как Кристиан в данный момент.

– Ты в порядке, Птичка? У тебя немного напряженный голос.

– Да, наверное.

– Ты уверена?

– Извини, знаешь, я просто беспокоюсь о твоей… – Я морщусь и умоляю богов о прощении, – репутации.

– Можешь перезвонить мне завтра или типа того? Мы в машине, и Кристиан опускает крышу. К тому же ты постоянно пропадаешь.

В этот момент раздается резкий стук в дверь.

– Хизер! Иди скорее. Первые посетители уже здесь! – Это Билл.

– Кто это? Мне показалось или я слышала свое имя? – кричит Хизер мне в ухо, пытаясь перекрыть шум транспорта на заднем плане.

– Никто! – отвечаю я. – Всего лишь мой двоюродный брат!

Я отключаюсь и открываю дверь Биллу, который стоит там с обеспокоенным видом:

– Что происходит?

– Не спрашивай. Можно мне минуту, чтобы привести себя в порядок?

– Поторопись. Если Риппон приедет, а у нас не будет сомелье, это точно попадет в обзор.

Я собираю волосы в пучок и умываюсь. Бросаюсь к шкафчику и достаю свежую рубашку и чистый фартук, а на щеки наношу немного тонального крема. Времени на все остальное нет, но, по крайней мере, я не выгляжу так, словно я при смерти.

Я делаю глубокий вдох и отправляюсь навстречу своей погибели.

В ресторане тише, чем обычно, и я догадываюсь, что Ирен, отчаянно стараясь не делать музыку слишком громкой, сделала ее слишком тихой. Я слышу звон бокалов за третьим столиками и весь разговор гостей за пятым.

– Сделай музыку чуть погромче, – шепчу я Биллу, который незаметно наклоняется под барную стойку и увеличивает громкость ровно настолько, чтобы добавить атмосферности, но не более.

– Отлично, все в порядке, – говорю я, хотя внутри у меня все напряжено. Разговор с Хизер заставил меня занервничать, хотя внешне она говорила нормально. И еще этот запрос в друзья. Я должна поговорить с Рокси как можно скорее.

– Он здесь, – произносит Ирен нараспев, проходя мимо меня и Билла. – Момент истины настал!

Билл тут же направляется в другой конец бара и берет бутыль бренди. Наблюдая за тем, как он агрессивно ее протирает, я понимаю, что это нервный тик.

Я во всеоружии, когда в столовую входит мужчина, оглядывая новый декор с равнодушным лицом и совершенно непроницаемым взглядом. Я поворачиваюсь к Биллу за подтверждением, что это Джош Риппон, и Билл сдержанно кивает в ответ.

Друг Джоша – длинный, узколицый лысый мужчина, с округлым животом, седой и будто посыпанный пудрой, словно его выкопали из обрушившегося погреба, где хранилось виски. Сам Джош симпатичный: невысокий и румяный интеллектуал в очках в черной оправе и коричневой водолазке.

– Так, мой выход, – бормочу я про себя, пока Ирен провожает их к столику. По мере приближения я стараюсь отогнать все мысли о Хизер и этой нелепой ситуации. Я чувствую, как у меня урчит в животе и жмет в груди, призываю всю свою смелость и отвагу и подхожу к столику с широкой улыбкой:

– Добро пожаловать, джентльмены. Могу я предложить вам аперитив?

– О да, – кивает пожилой джентльмен, который все время морщит нос, как будто в нем что-то застряло.

– Могу ли я порекомендовать вам коктейль «Буравчик», сэр? – спрашиваю я, зная, что тут Билл не ударит в грязь лицом. Он провел большую часть вчерашнего дня, делая свежую лаймовую настойку.

– Я предпочту газированную воду, – отвечает Джош. – Можно меню?

Черт! Я забыла предложить и то, и другое.

– Какой марки, Highland Quarry или Maldon Superior? – уточняю я в отчаянной попытке исправить ситуацию, ошеломив его выбором газированной воды. Он не отвечает, но с любопытством смотрит на меня.

– Мне все равно, – говорит он в конце концов чрезвычайно вежливо.

– Хорошо. – Я проскальзываю обратно к бару, чтобы взять две кожаные папки с меню и попросить Билла принести бутылку газированной воды.

– Я забыла предложить воду, – жалуюсь я. – Вот же блин! Мы с Рокси обычно работаем в паре, и я просто забыла.

– Не волнуйся, – успокаивает он. – Это просто нервы. Он видел такое миллион раз. Ты еще отыграешься.

– И меню, – мрачно констатирую я.

– Глубокий вдох, – советует Билл. – Ты сможешь. Просто предоставь им фантастический выбор вина, налей по бокалу, и все. Об остальном позаботится Ирен.

Я киваю ему и возвращаюсь к столу, подхожу к Джошу справа и наливаю ему воду в соответствующий бокал, а затем перехожу к его гостю, чтобы сделать то же самое.

– А я возьму «Буравчик», – сообщает его гость, тепло улыбаясь мне. Я вижу, что он понимает, как я нервничаю, и благодарна ему за выражение солидарности.

– Превосходно. Ваш официант скоро подойдет, – продолжаю я, – а пока дегустационное меню находится в начале меню вместе с подобранными винами. Я с удовольствием расскажу вам обо всем. Вернусь через минуту.

– Не могли бы вы рассказать о них сейчас? – просит Джош.

– Обо всех винах?

– Нет, только о тех, которые указаны в дегустационном меню, – драматично вздыхает он и добавляет, закатывая глаза в сторону своего друга: – Знаете что? Дайте нам минутку, и мы вас позовем.

Я убегаю, как испуганная горничная.

А потом я злюсь. Внутри меня все кипит. Я не могу сдержать поток ярости и продолжаю думать о том, как было бы здорово ударить Джоша его рыбным ножом.

Я пробираюсь обратно через дверь кухни и, возможно, слишком сильно толкаю двери, так что они громко стучат. Там стоит Джеймс с выжидающим, взволнованным выражением лица. Это меня тоже злит. Его глупое, детское лицо с улыбкой и желанием узнать, как все идет. Я слышу звуки рубки, жарки и варки, Анис выглядит так, будто готовит закуску из перепелов и хаггиса одновременно, и я фантазирую о том, как сброшу ее на голову Джошу.

– В этой водолазке он похож на черепаху, страдающую запором, – бросаю я Джеймсу, проходя в подсобное помещение. Там я шагаю взад-вперед, пытаясь отдышаться. Джеймс занят тем, что достает закуски, но постоянно смотрит на меня, и я вижу, что отвлекаю его. Я не хочу выбивать его из колеи.

– Хизер? – Билл входит в комнату. Я пытаюсь выпрямиться и перестать злиться.

– Да?

– Он хочет обсудить карту вин.

– Черт бы его побрал, – хмурюсь я.

– У тебя все получится, – повторяет он, но теперь я понимаю, что он так же неуверен, как и я. Он тоже мне не доверяет.

– Уже иду, – вздыхаю я и прохожу обратно в кухню, где Джеймс таращится на меня, а затем протискиваюсь в двери. Но что-то возвращает меня в суровую реальность. Ирен, которая стоит у бара, сжимает в руках меню и смотрит на меня в поисках уверенности. Это отрезвляет, и я вдруг понимаю, насколько высоки ставки на самом деле. Не для меня, а для них.

Я закрываю глаза и медленно выдыхаю низом живота. У меня получится отыграть все назад.

Я медленно подхожу к Джошу, готовая исправить свои ошибки. Это всего лишь маленькая оплошность, говорю я себе. Любой мог облажаться. Это просто нервы.

– Снова здравствуйте, я так понимаю, вы хотите обсудить дегустационное меню? – начинаю я, и меня поражает, как непринужденно это звучит.

– Ну, вообще-то, карту вин, – возражает Джош.

Я смотрю на него, на его маленькое самодовольное лицо, наполненное надменным превосходством человека из хорошей семьи, и ненавижу его. Поток гнева рвется наружу.

– Мы хотели бы обсудить несколько дополнительных вариантов для дегустации. Я не фанат рислинга, а Холланд не пьет белое.

Я ему не нравлюсь. Просто совсем ему не нравлюсь, вот такие дела. Такое уже бывало. Мой голос. То, как я держусь. Эти люди словно чувствуют запах более низкого класса, исходящий от тебя. Я не в их клубе.

Я делаю вдох и погружаюсь в тему. Стараюсь не думать о Джеймсе и Ирен и пытаюсь найти правильные слова:

– Может быть, я могу предложить вам «Грюнер вельтлинер» вместо Рислинга? И у нас много розовых вин.

– Меня устраивает «Грюнер вельтлинер», если это все, что у вас есть, – надменно заявляет Джош.

– А что делать мне, если я пью только красное? – спрашивает Холланд.

– Ну, вы в полной заднице, потому что три из семи блюд в этом совершенно божественном дегустационном меню нельзя запивать красным.

Эти слова вырываются у меня против моей воли, и я хочу засунуть их обратно. Они звучат насмешливо и саркастично, а не игриво и остроумно, и я снова чувствую себя Птичкой образца пары месяцев назад с грузом неудач и разочарований на плечах. Я злюсь на весь мир за то, что он не был добрее по отношению ко мне.

Холланд хохочет, но я думаю, что это смесь шока и смущения, а потом я обращаю внимание на Джоша, который выглядит так, будто он кот, которому достались гребаные сливки. Как будто он раскусил искусственный пафос этого места и будет наслаждаться написанием мерзкой статейки на восемьсот слов о том, что западное побережье Шотландии такое неизысканное и хамское. Я все испортила.

– Как думаете, «Божоле» достаточно легкое? – спрашивает Джош, потому что, очевидно, теперь он выполняет мою работу.

– Кажется, вы знаете ответы на все вопросы, – огрызаюсь я, не в силах остановиться.

Что я творю? Почему иногда я так стараюсь, а потом в последний момент терплю неудачу? И при первых признаках неудачи веду себя еще глупее?

Приходит Билл с «Буравчиком» и смотрит на меня через стол. Он пытается заставить меня успокоиться, но, честно говоря, только давит на меня еще сильнее. Я жду, пока он закончит, и ломаю голову, как поступить с этим засранцем.

– Да, я согласен на «Божоле», – произносит Холланд, и я понятия не имею, как долго я здесь стою, но все точно не в норме, и у меня сужается поле зрения, что означает, что паническая атака неминуема. – Джош меняет «Рислинг» на «Грюнер вельтлинер», верно, Джош?

– Да, все правильно. Идеально. – Он возвращает мне меню. Что-то изменилось в его тоне: теперь в нем жалость?

Я изо всех сил стараюсь спокойно забрать его и улыбнуться:

– Спасибо.

Затем я поворачиваюсь на пятках и направляюсь к бару, где нервно крутится Ирен. Я смотрю на нее, и мне становится тошно.

– Мне нужно выйти, – сообщаю я. – Меня сейчас стошнит.

Я прохожу через двери в комнату персонала и разражаюсь слезами.

Глава 26

Возможно, я исчерпала неисчерпаемое терпение Ирен.

Она вошла и обняла меня с материнской заботой, но ее объятия были не такими крепкими, как обычно. Она успокаивала меня, что все уладится, но ей нужно позаботиться об удачном завершении вечера. Если я не справляюсь.

– Если ты не в состоянии работать, возьми выходной, – предложила она. – Что сделано, то сделано.

Я посмотрела на нее сквозь слезы, и ее тон немного смягчился.

– У нас у всех случалось такое. Иногда нервы берут верх. Ты просто возвращайся в коттедж, прими горячий душ и ложись спать. Хорошо?

Я кивнула, а затем, когда она ушла, расстегнула рубашку, бросила фартук прямо с блокнотом и со всем остальным в корзину для белья, поклявшись, что, несмотря ни на что, я уволюсь и оставлю их вариться в собственном супе.

Но я не могу так поступить. Поэтому сейчас я опустила голову на руки, не в силах пошевелиться. Я начинаю успокаиваться, смотрю на часы и догадываюсь, что Джеймс, вероятно, уже на десерте. Джеймс!

Затем я слышу, как открывается дверь. Входит Анис и садится рядом со мной:

– Что случилось? – говорит она.

– Я потеряла самообладание, обслуживая критика.

– О! – удивляется она. – Это впечатляет.

Я не смеюсь, но тянусь вниз и снимаю туфли. Я не могу смотреть ей в глаза, поэтому пытаюсь притвориться, что внимательно осматриваю каблук.

– Все было не так уж плохо, я уверена.

– Все рассчитывали на меня, а я облажалась.

– О, ради всего святого! – вздыхает она. – Однажды Рокси обслуживала Николу Стерджен^[30] и уронила соусник прямо ей на колени. А Инес из Португалии, которая работала здесь прошлым летом, горничная застала за сексом с одним из гостей. Он еще был такой странный. Он был одержим Инес. Бретт поймал его на следующую ночь, когда тот пытался забраться в коттедж через верхнее окно, и он сломал себе ногу.

– Что? – спрашиваю я, всхлипывая. – Бретт сломал ему ногу?

– Нет, Бретт сломал парню нос, а потом тот сломал ногу, упав с подоконника, – поясняет она, громко хрустнув костяшками пальцев. – Ну, когда я его толкнула.

– Похоже, вечер был насыщенный, – констатирую я, снова всхлипывая.

– Так и было. Гостинично-ресторанная индустрия – это командная игра, ясно? Здесь как в армии. Нельзя иметь лучшую в мире зону для гостей и подавать сырой хлеб. Или подавать блюда высокой кухни на дешевых тарелках.

– Мне кажется, что я и есть эта самая дешевая тарелка, – тихо шепчу я, криво улыбаясь.

Мы смотрим друг на друга, и Анис похлопывает меня по плечу. Для Анис это как объятия.

– Тебе не стоит принимать все это так близко к сердцу. Я уверена, что Джеймс был на высоте. И даже если в отзыве будет написано о сумасшедшей, странной сомелье, которая вышла из себя, чего, я уверена, не будет, но даже если и будет – никогда не знаешь, может, это даже привлечет больше гостей, которые хотят познакомиться с сумасшедшей сомелье?

Я почти улыбаюсь:

– Я просто вышла из себя. Он был так…

– Я знаю, – перебила она. – Фантастический мудак. Не волнуйся. Я уверена, что все не так плохо, как ты думаешь. Надеюсь, что не так. Нам нужно, чтобы все прошло хорошо.

Но в глубине души я знаю, что так оно и есть.

Анис сидит со мной еще минуту, а затем в последний раз осторожно кладет руку мне на бедро и сжимает его.

В течение следующего часа остальные сотрудники заканчивают работу, причем большинство из них ходят вокруг меня на цыпочках, не зная, что именно произошло, но понимая, что, очевидно, все прошло не очень хорошо. Потом шум затихает, а я все еще сижу. Я думаю написать Рокси, но чувствую, что мне нужно поговорить с ней лично. Проверяю телефон, и там еще одно сообщение от Тима.

Позвони мне!

Почему ему вдруг так чертовски не терпится со мной поговорить?

Я нажимаю кнопку «Закрыть экран» и убираю телефон в карман, размышляя о том, находится ли Джеймс все еще на кухне и не будет ли преследованием с моей стороны пойти и поздороваться. Я решаю, что это будет выглядеть нормально. В конце концов, мне нужно извиниться. Я поднимаюсь и иду на кухню, но его там нет.

Я нахожу его в баре, где он пьет пиво. Там темно, горит только ночник. Он один. Должно быть, он успел переодеться, потому что он в черной футболке и выглядит так, как будто принял душ. Он доедает остатки еды с кухни: похоже на поленту или, возможно, пюре с трюфелями.

– Джеймс? – Я подхожу к нему. На стул не сажусь.

– Привет. – Он улыбается мне. – Ты чувствуешь себя лучше? Мама не сказала мне, что происходит, а я не хотел тебя беспокоить.

– Да-да, – бормочу я. Он ведет себя как обычно. Не сердится – возможно, потому что не знает, как сильно я все испортила, но я все равно хочу что-то сказать. – Мне жаль, что так получилось с критиком.

– Что случилось?

– Я наговорила глупостей. Перенервничала, – признаюсь я.

– Это произошло со всеми. Мама умудрилась уронить на пол целую бутылку кларета.

– О боже!

– И я тоже облажался. – Он качает головой.

– Ты?

– Да, пережарил морского леща. А голубь получился жестким. Совсем все завалил.

Это звучит утешительно, но я сомневаюсь, что ошибки Джеймса настолько серьезны, как он утверждает.

– Сомневаюсь, что это так, – все же возражаю я, размышляя, стоит ли мне присесть или он хочет побыть один.

– Это так, – пожимает он плечами и поворачивается на табурете лицом ко мне, а я стою, держа в руках туфли и чувствуя себя чертовски уязвимой. Джеймс выглядит как-то иначе, как будто напряжение в нем спало, и хотя он определенно задумчив, но не насторожен. Как будто его разочарование в себе как-то расслабило его. Я думаю, это урок, как принимать неудачи с достоинством.

– Джеймс? – тихо произношу я, а он поднимает глаза и ловит мой взгляд.

– Да? – спрашивает он и в кои-то веке не отводит взгляд.

Я закрываю глаза, а затем смотрю вниз на свои босые ноги. Сейчас не время. Не время. Не время. Я слишком волнуюсь. Это катастрофа.

– У меня все время болят ноги. – Я пытаюсь перевести тему, шевеля пальцами ног и морщась от смущения.

– Иди сюда, – просит он, и я поднимаю глаза, а он протягивает мне свою вилку.

– Я не хочу, спасибо. Не могу есть.

– Хочешь, чтобы я подошел к тебе? – спрашивает он с нежнейшей улыбкой. Его голос низкий и мягкий, а глаза не отрываются от моих.

– Да, – отвечаю я.

Мы слышим, как закрывается задняя дверь, и я догадываюсь, что, должно быть, Ирен уходит на ночь, но чтобы убедиться, что мы одни, я медленно иду на кухню. Я чувствую, что Джеймс следует за мной. В воздухе слышно только гудение холодильника и чувствуется запах хозяйственного мыла. Он молча идет по кухне, пока не оказывается в нескольких сантиметрах от меня. Я слегка задыхаюсь от такой близости и на мгновение закрываю глаза, а Джеймс молчит столько времени, сколько мне нужно, чтобы набраться смелости и открыть их. Он убеждается, что я действительно здесь.

– Мы собираемся говорить про жесткого голубя или ты собираешься меня поцеловать? Что ты делаешь, Птичка?

Но лицо Джеймса расплывается в улыбке, руки подаются вперед настолько, что задевают мои, и между нами возникает всплеск возбуждения, когда наши пальцы едва касаются друг друга. Я чувствую себя на грани и задерживаю дыхание.

– Знаешь, наверное, хорошо, что я испортила подачу вина, а ты испортил еду, потому что, по крайней мере, мы оба виноваты, – решаю я. – Тебя никто не уволит, а если не уволят тебя, то не уволят и меня. И это большое облегчение. Знаешь, ты должен решить, что нам делать, потому что я плохо считываю людей.

– Я должен решить? – уточняет он, а затем кончики его пальцев скользят по моей руке, по плечу, нежно поднимаются по шее, и все это время он пристально смотрит мне в глаза. – Это ты…

– Мы расстались, – быстро говорю я. – То есть мы не говорили об этом, но я могу написать ему. Где мой телефон? Я сделаю это прямо сейчас. Джеймс, Тим – ужасный парень. Он даже не был мне парнем. Мы почти не разговариваем последние несколько недель.

– Ну, если все кончено… – бормочет он, ища подтверждение в моих глазах.

– Все кончено. Прямо сейчас. Все кончено. – Я чувствую, как сильно колотится сердце, и каждая частичка моего тела покалывает от предвкушения.

– Ну, если точно кончено… – повторяет он.

А затем это происходит, и мои глаза все еще открыты, когда это происходит – в таком шоке я нахожусь. Его губы нежно касаются моих, и я чувствую легкое прикосновение его носа к моей щеке. Я роняю туфли. Это более мягкий поцелуй, чем я думала. Мягкий, но решительный. Мой мозг работает в бешеном ритме, и я думаю, почему я не могу просто наслаждаться поцелуем, не анализируя каждый его момент.

Затем Джеймс обхватывает меня руками, его ладонь проходит по моей спине до основания позвоночника, и он притягивает меня ближе. Затем поцелуй становится немного крепче, его рот открывается шире, и я закрываю глаза и забываю обо всем, протягивая руки к его шее.

Он отступает назад и кивает на дверь:

– Пойдем.

Мгновением позже мы оказываемся на заднем дворе, и я иду босиком по холодной гальке впереди него и тяну его за руку. Он идет медленно, наблюдая за моей походкой с забавной улыбкой на лице, и я начинаю чувствовать себя еще более открытой и уязвимой в этой непрекращающейся тишине.

– Холодно. – Я замедляю свой шаг до его темпа, и мы идем рядом друг с другом, а я держу Джеймса за руку. – Почему ты так медленно идешь?

– У нас есть время, не так ли?

– Я не люблю ждать. Дурацкие мысли крутятся у меня в голове. Ужасные мысли о том, что он подумает обо мне в голом виде; придется ли мне быть сверху; понравится ли мне это вообще. – Отложенное удовольствие вызывает у меня тревогу.

Он останавливается, притягивает меня к себе и целует еще раз, и я думаю, хочет ли он этого, потому что в конце лета я уеду, или потому, что это всего на одну ночь. Но я стараюсь отогнать свои страхи и наслаждаюсь тем, что меня целуют, и целую его в ответ.

Теперь Джеймс ведет меня. Его руки теплые и липкие, и я не могу разобрать, чьи огни горят в коттедже вдалеке. Дубовые листья, шелестящие на ночном ветерке, выглядят маленькими и хрупкими на фоне толстых старых стволов. Я чувствую внезапную близость с этими листьями. Со всем вокруг меня, что ищет тепла и солнца. Что по-настоящему растет.

Мы прокрадываемся в прихожую, но в доме мертвая тишина. Джеймс ведет меня вверх по лестнице, прикладывая палец к губам, чтобы я не шумела, пока мы скользим по коридору мимо комнаты Билла. Я понимаю, что никогда не видела комнату Джеймса, и тут у меня возникает легкая паника, что она слишком опрятна, или что он одержим каким-нибудь увлечением, например группой Oasis или дерьмовой местной футбольной командой, и все завешано этими плакатами. Затем, когда мы подходим к его двери, меня охватывает настоящая тревога, и я не хочу думать о ее причинах, но дело не в плакатах.

Джеймс отпирает дверь так тихо, как только может, толкает ее, и оказывается, что его комната идеально сочетает чистоту и беспорядок. Она определенно мальчишеская, вплоть до темно-синего пододеяльника в полоску: это классический M&S с одной-единственной квадратной подушкой, которая шла бесплатно в комплекте. В углу стоит акустическая гитара, а у его кровати лежат несколько книг, в том числе, похоже, роман с закладкой. Впечатляет. К счастью, на стене нет плакатов.

Он выглядит немного смущенным, когда встряхивает одеяло и закрывает корзину для белья.

– Я не ждал гостей, – бормочет он, и его щеки приобретают удивительно приятный розовый оттенок. – И большей части моих вещей здесь все равно нет.

– Я нервничаю, – признаюсь я.

И тут же жалею об этом, но это правда. Десять минут пути между кухней и его спальней несколько охладили меня, и я вдруг чувствую, как на меня давит необходимость сделать это. То есть мне в кайф понравиться кому-то во время ночной тусовки, я обожаю этот волнующий момент, когда вы срываете друг с друга одежду, но потом я почти всегда немного разочарована. Какой-то чел разглядывает свои бицепсы, а я извиваюсь под ним, пытаясь получить хоть какое-то удовлетворение. Для меня важнее моменты между сексом. Близость. Заказать еду в футболке парня и попросить его принести мне кофе. Но у меня нет времени думать об этом, потому что Джеймс снимает футболку.

Я пялюсь. Я знаю, что пялюсь. Он не сбрасывает футболку, просто держит ее перед собой и на мгновение выглядит немного потерянным. Я делаю шаг к нему, потому что сделать так, чтобы он чувствовал себя комфортно, для меня важнее, чем сделать так, чтобы комфортно было мне. Я хочу, чтобы он знал, что он волен продолжать, даже если я не уверена, что хочу присоединиться. Но он чувствует мои сомнения и останавливается. Меня охватывает беспокойство: если секса не будет, он просто заперт в одной комнате со мной. Я не знаю, как себя вести в этой ситуации.

– Извини, нам надо было остаться на кухне. Я не очень хорошо себя чувствую, когда мне приходится слишком много о чем-то думать.

– Хизер. – Джеймс отбрасывает футболку в сторону и подходит ко мне, затем берет меня за руку. Я вздрагиваю от этого имени и слегка отстраняюсь.

– Не надо, – прошу я, и он тут же подчиняется, отпускает мою руку и отстраняется от меня. Я смотрю на его бледные ключицы и широкие, круглые плечи и представляю, как провожу по ним губами в какой-то суперсексуальной манере, которая заставит его застонать. Я хочу отбросить все сомнения, но не могу.

– Хочешь посмотреть фильм? – предлагает он.

– Фильм?

– Что-то по Netflix?

– Мы сможем просто потусить вместе? – Я смотрю на его лицо, чтобы понять, разочарован ли он.

Я вспоминаю о Питере Фолкнере, в которого была влюблена на протяжении полугода, когда мне было двадцать три. Но когда он наконец подошел ко мне на вечеринке в Кройдоне, я занервничала и спросила, можем ли мы просто немного поболтать. Он неохотно согласился и предложил пойти поесть кебаб в единственном открытом заведении у станции метро. Когда я забирала свой куриный донер, Питер уже вызвал себе такси и даже не попрощался как следует.

– Ты же живешь на Северной ветке, верно? Через шесть минут будет поезд, – сказал он с веселой, но пренебрежительной улыбкой.

– Ага. Мы можем просто потусить, – отвечает Джеймс.

Я не уверена на сто процентов, что он говорит искренне, но испытываю облегчение.

– Хорошо. – Я чувствую, как напряжение рассеивается. – Посмотреть фильм будет классно.

Он кивает и, улыбаясь, подходит к шкафу и открывает дверцы. Там внутри большой телевизор с плоским экраном, а на полке лежит пара пультов. Он поворачивается ко мне, и хотя его обнаженная грудь заставляет меня нервничать, я улыбаюсь.

– Позволь мне выбрать, – прошу я. – Можно мне прилечь? – Я киваю в сторону его кровати.

– Пожалуйста, – говорит он. – Сделать нам по чашке чая? Или хочешь вина?

– Меня тошнит от вина, – смеюсь я.

– Тогда чай.

Он снова надевает футболку и спускается вниз по лестнице на кухню. После минутной борьбы с собой я снимаю юбку и рубашку, аккуратно кладу их на корзину для белья и прыгаю к нему в постель, оставшись только в майке и трусиках. Я включаю телевизор, листаю подборки Netflix и думаю, сможет ли он досмотреть мой третий самый любимый фильм – «Крепкий орешек». Все мужчины любят «Крепкий орешек», правда же?

Через минуту Джеймс возвращается с двумя имбирными печеньями на двух кружках и тихо закрывает дверь.

– Ты выбрала «Крепкий орешек»? – удивляется он.

– Ты удивлен? Пересматривать его – одно удовольствие. И в нем играет Алан Рикман.

– Я тебе доверяю. – Он раздевается до трусов и забирается в кровать рядом со мной. Я подвигаюсь, чтобы освободить ему место.

– Ты никогда не смотрел «Крепкий орешек»?

– Не-а, – смеется он. – Честно говоря, я обычно засыпаю, когда смотрю телевизор. Я всегда так устаю.

– Но все смотрели «Крепкий орешек». – Я нажимаю на кнопку Play и устраиваюсь на одной из его массивных подушек для просмотра.

Час спустя я прижимаюсь к плечу Джеймса, а он уже спит. Прислушиваясь к его медленному дыханию во сне, я чувствую волну усталости и на мгновение думаю о том, чтобы сползти с его кровати и спуститься вниз по лестнице в свою собственную. Но потом закрываю глаза.

Глава 27

Звук моего телефона будит меня посреди ночи. Я не знаю, как давно он жужжит, но вскакиваю с кровати и ищу на ощупь, пока не нахожу его. Мой мозг бешено работает. Кто это? Наверное, мне снился отец, потому что он первый, о ком я думаю. Или это Хизер? Рокси и Хизер поговорили? Я понимаю, что устала и запуталась, и мне физически плохо, когда я достаю телефон из сумки.

Но потом я вижу, что это всего лишь Тим, поэтому быстро ставлю телефон на беззвучный режим. Понятно. Он никуда не денется. В какой-то момент мне придется иметь с ним дело напрямую. Особенно теперь, когда я пообещала Джеймсу, что порву с ним. Позже я поговорю с Рокси о запросе в друзья, соберусь с силами и закончу это лето так, чтобы больше не напортачить. На мгновение я снова думаю о том, чтобы сбежать. Я могла бы вызвать такси прямо сейчас и уехать, пока никто не проснулся.

Но я не могу так поступить.

Я вижу, как Джеймс зашевелился, а затем перевернулся на другой бок, и слышу, как его дыхание снова обретает медленный, глубокий ритм. Я наблюдаю за движением его груди, желая почувствовать, как она поднимается и опускается.

Я опускаю взгляд на свой телефон и решаю, что лучше написать Тиму. Мне нужно, чтобы он перестал донимать меня, пока я не буду готова разобраться с ним по-настоящему. Тим может быть немного непредсказуемым, и он единственный человек, который знает, что я здесь как Хизер.

«Привет, как дела? Извини, была очень занята».

Он сразу же отвечает:

«Птичка! Я думал, ты перепила виски и тебя съело «Лох-Несское чудовище».

Я закатываю глаза: его шутки про Шотландию давно надоели.

«Ха. Не совсем. Я много работаю. Здесь хорошо».

«Они все еще верят, что ты Хизер?»

«Пока что все получается».

«Шикарно!» (смайлики)

«У тебя новости?»

«Да! У нас свадьба в Глазго, так что я приеду к тебе!»

Я замираю. Да чтоб тебя.

«Свадьба?»

«Да, мы подумали, что заскочим к тебе на ночь, поздороваемся, а потом отправимся на свадьбу».

Кто это «мы», интересно? А Птичка прошлого разлива интересуется, не собирается ли Тим пригласить меня.

«У кого свадьба?»

Я вижу значок письма, и вот наконец появляется ответ: «Ты их не знаешь. Седьмая вода на киселе».

Родственники? Значит, там будет его семья. И похоже, что я точно не приглашена. Не то чтобы я хотела пойти, но все же.

Затем ровное дыхание Джеймса прерывается, и я закрываю телефон, так что в комнате снова темнеет. Он переворачивается, затем начинает глубоко дышать, и я некоторое время смотрю на его очертания, прежде чем опять взять телефон.

«Я не смогу увидеться. Здесь очень много дел. И ты не можешь остаться на ночь – сейчас разгар сезона».

Я жду, но ответа нет.

«Поэтому не приезжай. Можем встретиться где-нибудь на полпути между нами». Если я смогу уговорить Тима встретиться со мной где-нибудь в другом месте, то, возможно, мне удастся избежать катастрофы, которая неминуема, если Тим окажется в «Лох-Дорне».

Я жду еще несколько минут.

«Что думаешь?»

Наконец он отвечает:

«Мы приедем. Мы все продумали. Приедем под прикрытием».

ГОСПОДИ! Боже мой! Я не могу придумать, что ответить, поэтому пытаюсь выложить ему все начистоту.

«Тим. Нет. Ни в коем случае».

Я жду в темноте, и сердце у меня колотится. Черт. Нет. Черт!

«Нет. Не приезжай. Это плохая идея».

Я слышу, как Джеймс кашляет в темноте, а затем снова шевелится.

– Хизер? – произносит он, и я чувствую глубокую панику. – Ты в порядке? Ты не собиралась тайком сбежать?

– Нет-нет. Просто получила сообщение. – Я смотрю в свой телефон. Тим все еще не ответил. – Извини, мама написала, и я волновалась, – оправдываюсь я, проклиная себя за ложь.

Я слышу, как он слегка двигается на кровати:

– Все в порядке?

– Да, да. Все хорошо, – успокаиваю я, а сердце сильно стучит в груди.

Я убираю телефон, подхожу к Джеймсу и встаю у кровати. Жалюзи открыты, и благодаря особенно яркой луне я могу видеть его лицо, а он – мое. Он выглядит сонным и теплым, в то время как я чувствую холодок на своих голых плечах. Он улыбается мне и берет меня за руку, наши пальцы переплетаются, а другой рукой он дотрагивается до моего бедра. Я хочу остановить его, но не могу. Есть что-то пьянящее в том, как это отвлекает. Все остальное уходит на задний план, пока я чувствую его пальцы на своей ноге, а большой палец другой руки нежно поглаживает мою руку.

Он проводит рукой вверх, так что она оказывается на резинке моих трусиков, и нежно притягивает меня к себе. Я чувствую, как его согнутые пальцы прижимаются к моему животу, и волны удовольствия и тревоги так переплетаются, что я не могу ясно мыслить.

Я забираюсь на кровать, так что оказываюсь сверху, и ложусь поверх его тела, удерживая часть веса на руках. Он приподнимается, кладет руку мне на лицо и нежно целует меня в щеку. Я отчаянно нервничаю и боюсь его отпугнуть.

– Ты в порядке? – шепчет он, когда его руки останавливаются на моей пояснице.

– Не хочу тебя раздавить, – объясняю я.

– Не раздавишь. – Он протягивает руку вверх, чтобы коснуться моих волос.

– Не знаю, хорошая ли это идея…

– Наверное, нет, – смеется он.

И тогда я думаю: «Пошло все к черту». Проще сделать это, чем не делать. Я хочу и не хочу этого в равной мере и уже не могу разобраться в своих чувствах. Я закрываю глаза, расслабляю тело и решаю, что разберусь со всем завтра. Джеймс целует меня в шею, его дыхание касается моего уха, и удовольствие от этого так велико, что мне хочется кричать.

Он проводит рукой по моей майке, пока его ладонь не оказывается на одном из сосков, затем он нежно целует мою грудь, и я чувствую, как мое сердце бьется еще быстрее.

– Ты так хорошо пахнешь, – говорит он мне, потом его руки резко задирают мою майку и стягивают ее через голову. Я чувствую, как у меня горят щеки, когда я ощущаю его обнаженную грудь, прижимающуюся ко мне.

Это почти слишком. Желание захлестывает меня так, что я не могу перевести дыхание. Я отстраняюсь, пытаясь успокоиться, а Джеймс ждет, пока я снова окажусь рядом с ним.

Но я позволяю себе двигаться дальше, и вдруг темп нарастает.

Его руки двигаются медленно, но с явной решимостью. Вниз по моей спине, скользя по коже, а его рот исследует мои лицо и шею. Мы слушаем друг друга, и наше дыхание руководит нами. Куда бы я ни двигалась, он следует за мной.

Когда я не могу больше ждать, то чувствую его сильнейшее возбуждение. Он словно оказывается на краю обрыва. И зависает там. Как будто в любой момент я могу укусить его за ухо и он полностью потеряет контроль. В этот момент я чувствую прилив сил, и это сводит меня с ума.

– Ты так сексуален, что это похоже на сон, – шепчу я.

– Ты тоже.

Потом мы переворачиваемся, он оказывается сверху, и все остальное отступает.

Глава 28

Есть две насущные проблемы, думаю я, глядя из окна спальни Джеймса на небо – темно-синее с красно-фиолетовыми предрассветными облаками. Первая – это Тим, мой «бойфренд». Он думает, что приедет в «Лох-Дорн» по пути на семейную свадьбу, и мне нужно сказать ему, что так не получится и что то, что между нами было, закончилось. Я обещала это Джеймсу вчера вечером, и все же мысль о том, что Тим может пригласить меня на свадьбу, на мгновение захватила меня. В чем дело? Он же полное дерьмо. Я даже не уверена, что он больше ни с кем не встречается. Но есть что-то в несерьезности наших отношений, что кажется… безопасным. Или, может быть, я имею в виду нормальным?

«Что на самом деле такое романтическая любовь?» Я задаюсь этим вопросом уже не в первый раз в жизни.

Я вздыхаю. Мне определенно нужно закончить что бы это ни было должным образом. Не легкомысленным сообщением. Содрать пластырь, чтобы вопросов не осталось, чтобы дело было сделано, а не просто исчезнуть и перестать отвечать – мой предпочитаемый метод до сих пор. Но сейчас Тим не отвечает на звонки. А выяснять отношения при личной встрече я определенно не хочу.

В каждом возможном сценарии с его приездом в отель все заканчивается плохо. Это похоже на серию книжек «Выбери себе приключение», в которой все заканчивается тем, что меня либо арестовывают за мошенничество, либо отель выглядит как сцена из «Мальчишника в Вегасе». И во всех вариантах я вижу выражение лица Джеймса, от которого мне становится больно.

Я снова смотрю на свой телефон. Пора отправляться в ресторан и узнать, вернулась ли Рокси. И это приводит нас ко второй проблеме.

Я еще не решила, как попросить ее удалить запрос в друзья, но знаю только, что она должна это сделать. В Италии уже время завтрака, и Хизер наверняка скоро откроет интернет, проверяя свои сообщения и игнорируя своего партнера за чашкой кофе, как любой нормальный человек.

Если Хизер вслепую примет запрос от незнакомки, что очень на нее похоже, Рокси получит доступ ко всем ее фотографиям, и что еще хуже, Хизер удивится, почему официантка из «Лох-Дорна» вдруг добавила ее в друзья и начала общаться, как будто они подружки. Я проклинаю себя за то, что не попросила Рокси удалить запрос вчера вечером по телефону. Мне так нужна ее поддержка! Рокси оказалась совершенно незаменимой. Кроме того, она мне нравится. Очень. Мне нужно покончить с этим, но осторожно.

Я отцепляю тяжелую руку Джеймса от своей груди и осторожно кладу ее рядом с ним. В какой-то момент он, должно быть, надел пижаму, и это радует. Видеть его обнаженным в восемь утра – это чересчур. Но потом, когда я сижу и смотрю на него, прошлая ночь на мгновение омывает меня, ясная и свежая, словно запечатленная на 70-миллиметровой пленке. Или на виниле. Я погружаюсь в восхитительные воспоминания, запахи и ощущения. Прикосновения к коже.

Чего ты хочешь?

Всего.

Я вздрагиваю от воспоминаний. Позволяю себе нежно коснуться руки Джеймса, мягкой поросли волос вдоль его предплечья, провести пальцем по одному из множества крошечных шрамов на его руках.

Я наслаждаюсь воспоминаниями о том моменте между первым и вторым разом, когда мы разговаривали, как это делают влюбленные. Раскрывая лучшие стороны себя, кокетливо и искусно.

Я какое-то время училась в университете.

Я всегда мечтала съездить в Марокко.

Я готов вдыхать тебя.

Я хочу съесть твое плечо.

Что тебе больше всего нравится в вине?

А потом мы превратили разговор в одну из тех глупых игр, где можно умереть от смущения, если кто-то их подслушает.

Прекрасная открытая текстура.

Соблазнительный и сочный.

Впечатляющая длина, все более насыщенный с каждым глотком.

Красивое и изящное тело.

Утонченный и мускулистый.

Удивительная длина.

Продолжительное окончание.

Вдалеке я слышу лай собак Бретта, что означает, что он уже встал и занимается лошадьми. Мне нужно идти. Когда я отрываюсь от кровати, ощущение такое, будто я приклеена к ней толстой, прочной липучкой.

Я вылезаю из постели максимально тихо. Натягиваю одежду. Джеймс не шевелится. Прежде чем закрыть дверь, я бросаю на него последний взгляд, и сердце у меня замирает. Я хочу прибежать обратно, заползти в постель и остаться там навсегда. Хочу лечь ему на грудь, как это делают женщины в фильмах, и украдкой нюхать его подмышки. Я шепчу «Пока, Джеймс», закрывая дверь, и думаю о том, повторится ли когда-нибудь прошлая ночь. Надеюсь, что да.

Как только я выхожу, то крадусь по коридору, отчаянно стараясь не разбудить Билла. Дверь в его спальню слегка приоткрыта, и когда я на цыпочках прохожу мимо, то вижу, что он в отключке и храпит, лежа на кровати лицом вниз, так и не сняв униформу. И тут я вижу их: ящики с вином с премьеры фильма. Я уверена, что это именно они стоят на дне его гардероба с приоткрытой дверцей. Там около дюжины бутылок в характерных красно-черных коробках. Я хмурюсь. Этому должно быть какое-то объяснение. Но сейчас не время его искать.

Я захожу в спальню, чтобы надеть футболку и обуть свои теперь уже совершенно грязные белые кроссовки. Надеюсь, Ирен меня не увидит, потому что она не одобрит, если персонал будет расхаживать по отелю в таком виде.

Сосредоточься, Птичка. Рокси! Я не могу терять время, а завтрак уже начинается. Я мчусь к задней части дома и вваливаюсь на кухню, где вижу Анис, которая одаривает меня кривоватой улыбкой. Знает ли она, что произошло прошлой ночью? Неужели Рокси уже узнала мой секрет? Сердце у меня колотится, когда я слегка приоткрываю дверь кухни и вижу ее в столовой.

– Привет. – Я показываю рукой в сторону комнаты для персонала.

Рокси видит меня и широко улыбается, но улыбка быстро сменяется озабоченным взглядом, пока она заканчивает убирать крошки с четвертого стола одним из этих маленьких серебряных скребков. Такая тщательная уборка крошек, по-моему, перебор, и я уже не в первый раз думаю, что им следует выбросить все это высококлассное обслуживание в помойку и перейти к более простому варианту.

Когда мы обе незаметно проскальзываем в комнату для персонала, я чувствую, как сердце бьется в груди чуть быстрее. Рокси тоже выглядит нервной.

– Это из-за критика? Или из-за инцидента с «Шабли»? Анис сказала, что на Tripadvisor был отзыв об этом. Я уже сказала Джеймсу и Ирен, что это было мое предложение. Оно было закупорено, и я просто не знаю, почему он не вернул его. Я бы заменила его, ты же знаешь!

Я понятия не имею, о чем она говорит, и, честно, это меня волнует меньше всего.

– Нет-нет. – Я отмахиваюсь от ее беспокойства. – Все в порядке, это точно не твоя вина. Иногда вино бывает плохим, но гость не возвращает его, потому что он придурок, который пытается произвести впечатление на своих друзей и совсем ничего не смыслит в вине. Прямо как я.

Она хихикает, думая, что я скромничаю, хотя на самом деле это совершенная правда. Хизер, которую я представляла в начале мероприятия, медленно, но верно тает.

Сосредоточься, Птичка. Нужно сократить ущерб.

– О, слава богу, я так волновалась, – произносит она, заметно расслабляясь. – Как прошел вчерашний вечер? Никто ничего мне не рассказывает.

– Ну, вообще-то, не очень. – Я качаю головой. – Это было похоже на комедию ошибок. Джеймс считает, что он пережарил голубя, а я обидела рецензента.

– О нет!

– Все будет хорошо. Не волнуйся об этом, – быстро говорю я. – Дело не в этом.

– А, окей. Тогда в чем дело?

Время пришло.

– Слушай, дело в соцсетях, – начинаю я, чувствуя, как у меня горят щеки. – Просто я очень стараюсь не смешивать работу и личную жизнь, понимаешь?

– Я все понимаю, – быстро отвечает Рокси, ее щеки тоже становятся пунцовыми, а глаза опускаются в пол. – Пожалуйста, не обращай внимания на запрос – мне так неловко.

Но недостаточно объяснить ей, почему я не хочу его принимать, потому что это проклятое оповещение все равно будет видно Хизер. Запрос придется удалить.

– Это прозвучит грубовато, но не могла бы ты удалить запрос?

– Конечно, – кивает она с принужденной улыбкой. Я понимаю, что обидела ее, но мне приходится смириться, идти дальше и сосредоточиться на текущих проблемах.

– Не могла бы ты сделать это прямо сейчас?

– Сейчас?

– Да, если несложно. – Я смотрю на не с извиняющейся улыбкой в попытке вести себя так, будто это нормальная и совсем не грубая просьба.

Ее глаза устремлены прямо на меня, но она не сердится, не подозревает и не делает ничего такого, что заставило бы меня нервничать еще больше. Скорее, она выглядит униженной.

– Ладно, извини. – Он подходит к своему шкафчику. Я наблюдаю, как она возится с замком, крутит циферблат влево и вправо, затем тянет замок вниз, чтобы открыть его. Находит свой телефон, бросает на меня короткий взгляд, а затем несколько раз щелкает по нему пальцем.

– Я знаю, это выглядит немного странно, – оправдываюсь я, желая смягчить удар.

– Все в порядке, – обрывает меня она, а затем бросает телефон обратно в шкафчик и захлопывает его. Это единственный намек на то, что ее смущение переходит в гнев. – Прости, что побеспокоила тебя.

– Дело не в беспокойстве, просто пытаюсь держаться в профессиональных рамках. А это означает не френдить в соцсетях, не драться и не трахаться, – говорю я, улыбаясь через силу.

– Хорошо, Хизер, – бормочет Рокси с натянутой улыбкой. А потом она уходит, и я чувствую себя ужасно. Я хочу схватить ее за запястье и сказать, что обожаю ее и что мы навсегда останемся друзьями, но не могу.

Мне все еще нужно разобраться с чертовым Тимом.

Я достаю телефон из заднего кармана, когда Рокси закрывает за собой дверь. От Тима по-прежнему ничего. Я пытаюсь позвонить, но звонок переводится на голосовую почту. Я замечаю, что заряд батареи упал до 4 %. Черт!

Я решаю вернуться в коттедж, зарядить телефон, выпить кофе, подождать, пока Тим включит свой телефон, и попытаться расслабиться.

Глава 29

Вернувшись в тишину своей спальни, я загружаю компьютер. Недавно он начал рычать, как вертолет на взлете, так что я уверена, что он на последнем издыхании. Я быстро подключаю телефон к розетке и проверяю, заряжается ли он. Думаю принять душ, но мне нестерпимо смывать с себя остатки предыдущей ночи. В зеркале я вижу девушку, которой нужно выспаться. Я осматриваю новые морщинки вокруг глаз и клятвенно обещаю себе хотя бы умыться и накраситься. Выдавливаю последние капли увлажняющего крема и втираю их в обветренную кожу, провожу по волосам бамбуковой щеткой Хизер, чувствуя вину с каждым взмахом. Мне нужно поговорить с ней. Мне нужно убедиться, что она не видела этот проклятый запрос в друзья. Я отправляю ей быстрое сообщение.

«Хизер, ты там?»

Внезапно чувствую сильный голод и понимаю, что не ела и следовало взять что-нибудь с кухни отеля. Придется довольствоваться тем, что есть в коттедже. Я открываю холодильник, в котором кожура от какого-то сыра, немного молока, пустая упаковка от яиц, обычный ассортимент приправ – соевый соус, майонез, томатный соус – и полбанки каперсов. Ничего, на чем я могла бы применить свои свежие навыки после уроков кулинарии. При мысли о Джеймсе я чувствую головокружение и смутную тошноту. Я игнорирую это. Нужно решать проблему голода.

В шкафу я нахожу банку цыпленка карри от M&S. Бинго! Достаю кастрюлю и выкладываю туда смесь.

Затем ставлю ноутбук на стойку и открываю соцсети. Проверяю страницу Хизер и с облегчением вижу, что она ничего не постила, и мое беспокойство немного ослабевает. Вероятно, она не заходила туда уже несколько дней. Я достаю телефон, и там пришло сообщение от нее:

«Да, я могу поговорить».

Я звоню ей, помешивая цыпленка карри.

– Привет, детка, – лениво отвечает она.

– Как Италия? – спрашиваю тихо, хотя уверена, что Джеймс и Билл все еще спят.

– Ну, – она переводит дыхание, – все хорошо. Вчера вечером было здорово, но сегодня утром Кристиан уехал еще до того, как я проснулась. Наверное, на работу или что-то в этом роде.

– О! – Я прикусываю язык. Ненавижу этого парня.

– Но в остальном все хорошо, как мне кажется. Сама не знаю. У тебя как? – спрашивает она. – Есть успехи с мистером Шеф-поваром? Видела его снова? И ты все еще живешь у своего кузена? Я ничего про тебя не знаю!

Она не упоминает ни о каком запросе в друзья в соцсетях, а я уверена, что она сделала бы это сразу же. Я расслабляюсь. Я хочу рассказать ей о Джеймсе и уроках кулинарии. И о прошлой ночи. Я хочу рассказать ей обо всем.

Я от него без ума. Он милый, застенчивый и немного наивный и совершенно не похож на других парней, с которыми я встречалась. Он живет в медленном темпе. Не отвлекается. Он предан своей работе и очень умен, но ему не хватает уверенности в себе, чтобы стать самостоятельным. Ему нравятся пауэр-баллады, и он никогда не смотрел «Крепкий орешек». Он добрый и мягкий, но очень страстный, когда узнаешь его поближе. И даже иногда смешной, хотя в основном непреднамеренно. Он очень красив, но не выщипывает брови и не имеет сотни дурацких татуировок. С ним мне спокойно, комфортно, легко и тревожно одновременно. Он бы тебе понравился, Хизер. ОЧЕНЬ бы понравился. А я жду, когда он узнает правду: что я ни на что не гожусь.

Но я не могу сказать все это, поэтому говорю другую часть правды. Ту часть, которой невозможно избежать:

– У нас с ним нет будущего.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего, только это.

– У него что, есть девушка? Почему ты не хочешь попробовать?

– Хизер, не все в жизни крутится вокруг парней.

В трубке становится тихо, и я паникую, что расстроила ее.

– Я скучаю по тебе, – говорю я искренне.

– И я, птичка, и я, – жалобно отзывается она.

Я хочу расспросить ее о Кристиане и чувствую, что она хочет поделиться, но сейчас у меня нет времени.

– Я собираюсь… эээ… уходить. Давай договоримся о времени, чтобы как следует пообщаться?

– Да, конечно, Птичка. В любое время. Я всегда свободна.

Я расстраиваюсь еще больше. Я позвонила ей, чтобы узнать, видела ли она этот дурацкий запрос в соцсети, но что ей сейчас действительно нужно, так это настоящий друг. Тут я слышу писк в телефоне. Я вижу, что звонит Тим.

– Слушай, я пойду, мне звонят по другой линии. – Часть меня испытывает облегчение: если я узнаю, как плохи дела с Кристианом, я не смогу удержаться от того, чтобы просить ее вернуться домой прямо сейчас. Птичка, ты совсем с ума сошла.

– Окей. Скоро поболтаем, – говорит Хизер слегка расстроенным голосом, и когда я кладу трубку, мне становится не по себе. Но времени на чувства нет.

– Привет, Тим. Слава богу. – Я чувствую, как меня охватывает облегчение.

– Что случилось?

– Слушай, я не хочу быть сволочью, но вам сюда нельзя.

Мне вдруг приходит в голову деликатный вопрос. Как расстаться с человеком, с которым у тебя нет настоящих отношений? Что, если он надо мной посмеется?

– Да ладно тебе. Будет весело.

– Не будет. Я все время в стрессе. Сегодня меня чуть не вычислили: кто-то, черт возьми, прислал Хизер запрос в друзья.

– Вот дерьмо! – Тим громко смеется. – Тебе нужно создать несколько фальшивых профилей, так что если будут искать ее, то выйдут на тебя.

Черт, почему я об этом не подумала?

– Что бы ты без меня делала? Давай я буду звать тебя Хизер, а Деймо сможет подкатить к одной из официанток. Там есть симпатичные официантки? Он меня прямо сейчас об этом спрашивает.

– Да, – отвечаю я, думая о Рокси. – Но она слишком…

– Что? Слишком шикарная для Деймо?

– Нет-нет. Ей около девятнадцати. Тим, прости. Я чувствую себя гадиной, но я правда думаю, что лучше вам не приезжать. – Глубокий вдох. – И еще я думаю, что нам не стоит больше встречаться. Ни в Шотландии, ни в Лондоне.

– Как насчет Уэльса?

– Тим, я серьезно.

– Ладно, ладно. Не приедем мы, черт возьми.

– Спасибо.

– А было бы так весело, – говорит он с преувеличенным вздохом сожаления. Он что, правда рассердился? – Деймо будет недоволен.

– Ты собирался взять с собой Деймо? На свадьбу родственников?

– Да, и что? – отвечает он.

Я бы рассмеялась, если бы это не было так глупо. Я хочу завершить разговор прямо сейчас.

– Тим, короче, не приезжай. Я тебе позвоню, хорошо?

– Хорошо, хорошо, до скорого, – отвечает он и отключается.

Я проверяю телефон: уже почти 9 утра. Я чувствую прилив бодрости от того, что потушила оба пожара и у меня есть еще пара часов, чтобы привести себя в порядок перед обедом.

– Привет, – слышу я сонный голос и чувствую бабочек в животе, видя, как Джеймс проходит через арку между гостиной и кухней. – Мне не хватало тебя сегодня утром.

Он сразу же подходит ко мне. Он не нервничает, боясь ошибиться, и у него нет неуверенности в своих чувствах. Он совершенно четко понимает, что происходит. Он обнимает меня, выхватывает деревянную ложку у меня из рук и притягивает к себе.

– Тебе нельзя это есть.

– Теперь ты будешь говорить мне, что есть?

– Скорее всего. – Он смотрит на кастрюлю.

Я прикусываю губу.

– Во сколько у тебя смена? – спрашивает он.

– В полдвенадцатого

– Хорошо, – и он тянет меня за руку, выключая карри, а я уступаю. – Я знаю, куда мы поедем.

Мы доходим до холла. Джеймс снимает с крючка ключи от внедорожника и передает их мне:

– Иди возьми машину, я выйду через минуту.

Я повинуюсь. Мне требуется несколько минут, чтобы разобраться с машиной и ее странной кнопочной системой зажигания, но когда я подъезжаю по дорожке к дому, Джеймс с восхитительно неумытым видом уже стоит там, у него в руках пальто и пакет молока.

– Садись, – велю я, подъезжая, и почти сразу же глушу машину.

– Ты уверена, что не хочешь, чтобы я вел машину?

– Нет, позволь мне. Это ведь недалеко?

– Да минут двадцать. Выезжай из города по главной дороге – так же, как если бы мы ехали в Скай, но на главном перекрестке поверни направо.

– Покажи мне, я не запомню.

– Хорошо. Что думаешь по поводу вчерашнего вечера?

– Ты имеешь в виду…

– О, я знаю, что ты думаешь по этому поводу. – Он смеется. – Я имею в виду… черепаху с запором. Так ты его назвала?

– Почти. – На меня накатывает новая волна сожаления, от которой я отмахиваюсь. – Давай не будем сейчас об этом.

– Договорились. Хизер, – начинает он, и по его тону я понимаю, что он хочет сказать что-то серьезное.

– Ты можешь больше не называть меня полным именем? – прошу я сразу же. – Напоминает мне о моей матери.

– Хорошо… Как мне тебя называть?

– Мои близкие друзья зовут меня Птичкой. – Я шумно переключаю передачу. К черту! Я хочу, чтобы он называл меня по имени. Хотя бы в эти последние несколько недель.

– Птичка? Мило. – Он смотрит в окно на Бретта, который ведет двух гостей по садовой дорожке.

– Что ты собирался сказать?

– Я хотел сказать, что ты красиво выглядишь.

Я судорожно сглатываю, переключая передачи еще резче, чем в первый раз, пока мы выезжаем из «Лох-Дорна» на ветреную одноколейную дорогу.

– Ну, – говорю я, – так не молчи. Господи, я понятия не имею, не выедет ли сейчас другая машина. Здесь хуже, чем в Корнуолле. – Я смотрю на него, мы встречаемся взглядами и широко улыбаемся друг другу, а потом я едва не врезаюсь в пень, свернув в последний момент. – Мне лучше сосредоточиться. Кстати, куда мы едем?

– Ко мне домой, – сообщает он, и я слышу гордость в его голосе. – Здесь налево.

– К тебе домой? – Он не может иметь в виду дом его мамы, который в другом направлении.

– Вот! – Он указывает на еще одну почти невидимую дорожку среди деревьев.

– Да что, блин, такое с дорогами в этом месте? – Я ударяю по тормозам, затем сдаю назад и сворачиваю на дорожку. На самом деле она довольно красивая, хорошо очищена от деревьев и не слишком ухабистая, что заметно только тогда, когда ты уже на ней.

– Видишь вон ту рощу дубов?

– Ага.

– Там я собрал урожай белых грибов в прошлом году.

– О-о-о-о, – тяну я, – и когда они появляются?

– Обычно в августе. Давай туда. – Он направляет меня по другой дорожке.

– Так, подожди. Это твой дом?

– Да. Я купил его довольно давно, но он все еще не в лучшем виде. Ну, увидишь.

Вдруг деревья расступаются, и мы едем по дорожке вдоль фермы, где несколько овец лениво пасутся на маленьких полях. Спускаемся вниз по крутой дороге, пока местность не становится полностью открытой и перед нами не открывается каменистый залив.

– Это море?

– Ага.

Дорога делает последний крутой поворот, и в конце разбитой каменной улочки стоит такой же полуразрушенный каменный дом без крыши, а дальше – каменный дом побольше, построенный прямо в скале, с очень ветхим старым лодочным причалом. Я останавливаю машину. И на мгновение застываю на месте.

– Ну, дом не в лучшем состоянии, но вид из него просто замечательный, – признаю я, глядя на голубой залив. Мое сердце внезапно поет от ощущения свободы и покоя.

– Пойдем. – Джеймс выходит из машины и достает из заднего кармана связку ключей. Меня обдает морским воздухом, и я на мгновение вспоминаю Плимут и счастливые дни на берегу моря с арендованными полосатыми шезлонгами, сахарной ватой и толпами людей. Я не помню точно, откуда это воспоминание, но в нем определенно есть Хизер.

Затем тишину нарушают чайки, которые с криком кружат над вершиной холма и над коттеджем.

Я ахаю, когда он открывает дверь. Мы проходим прямо в гостиную, и она потрясающая. Коттедж явно разваливался, но вместо того, чтобы отреставрировать его, Джеймс решил сделать внутри абсолютно современный интерьер.

– Эта стена обрушилась около восьмидесяти лет назад. Просто рухнула в море, – объясняет он, – поэтому я вырезал стеклянную пластину и вставил ее в дубовую раму, чтобы точно подогнать ее под отверстие. Мне нравится, что видно, где она отвалилась, но теперь дыра герметично закрыта. И здесь круто, потому что иногда прилив доходит до самого окна.

Это невероятно. Огромная стеклянная стена дома с видом на море, что придает коттеджу открытость и легкость, чего не ожидаешь от такого старого здания. Но поскольку она сделана из стекла и дерева, то смотрится очень естественно.

– Я пока сделал только эту стену. – Я оглядываюсь и вижу, что он ставит кофе на старую газовую плиту и достает яйца из холодильника. – Это дорого. И нужно время, чтобы сделать все правильно, понимаешь?

– Это потрясающе. Идеальное сочетание старого и нового. – Я снова смотрю на океан.

– Тут много чего нужно сделать, – признает он. – Я делаю по мелочам, когда есть время. Уже хотя бы есть электричество и газ. А в прошлом году мы установили септик, так что туалеты не такие отвратительные, как раньше.

– Ты планируешь когда-нибудь сюда переехать?

– Планирую, Птичка.

Я закрываю глаза и прокручиваю в голове, как он называет меня Птичкой.

Солнце неожиданно проникает в комнату через небольшое окно в крыше. Я смотрю вверх и прикрываю глаза:

– Здесь тоже раньше была дыра?

– Да. Но тут она пришлась к месту. Получилось идеальное окно. Присаживайся, я приготовлю завтрак.

Я сажусь на старый диван, с которого открывается вид. И проваливаюсь в него. Он похож на пуховую перину. Достаточно глубокий, чтобы вытянуть обе ноги и скрестить их. Я натягиваю на себя мягкое шерстяное одеяло. На маленьком перевернутом ящике из-под яблок лежит куча кулинарных книг – старый экземпляр «Как стать богиней домашнего очага» Найджелы Лоусон и «15-минутные блюда от Джейми» Джейми Оливера. Еще там стоят две фотографии в рамке: одна Ирен и Джеймса (он выглядит примерно на неловкие восемнадцать лет), а другая – мужчины с огромными бакенбардами и русыми кудрями. Он на кого-то похож.

– Это твой отец?

– Да.

– Ух ты, классные бакенбарды.

– Ага. Это единственная фотография, которая у меня есть. И когда-либо будет, я полагаю.

– Мне неловко, что я сказала, что он гад, когда мы ходили на рыбалку.

– Я не знал его. – Джеймс пожимает плечами. – Мама дала мне эту фотографию, и мне показалось, что я должен вставить ее в рамку. Я не уверен, что оставлю ее здесь, но она не хотела, чтобы фото стояло в коттедже.

Вскоре он уже приносит поднос с французскими тостами и пару кружек кофе с теплым молоком. Тосты слегка посыпаны сахарной глазурью, и не успеваем мы доесть их до конца, как напряжение начинает нарастать снова. Во всем виноват мед из банки. Когда он наливает его на тост, я нахожу это до смешного эротичным, что заставляет меня хихикать.

Джеймс кладет руку мне на талию.

– От меня воняет, – говорю я. – Я не принимала душ, и на мне все еще вчерашние трусики. О, и в этом свете, должна предупредить, тебя ждут некоторые разочарования. Например, мои соски слишком большие и не подходят по цвету к коже. У меня есть шрам на правом бедре от того, что по пьяни я сползла по перилам, а из перил торчал гвоздь. Живот у меня плоский, только если я лежу на спине и вдыхаю. Тогда он выглядит неплохо, как мне кажется. Но это за счет груди, которая тогда начинает исчезать под мышками.

И тут он снова целует меня. Я думаю, чтобы просто заткнуть, и наверное, это мудрая мысль, потому что я, видимо, собираюсь продолжать перечислять все свои недостатки, чтобы полностью раскрыть информацию о себе перед сексом.

– Птичка, – произносит Джеймс несколько минут спустя, когда мы лежим на его диване в потном угаре.

– Да? – Я наслаждаюсь звуком собственного имени из его уст и играю с копной волос у него на груди.

– Я не хочу, чтобы ты уезжала.

Это самая прекрасная и самая отрезвляющая фраза, которую я когда-либо слышала. У меня не получается посмотреть на него, но я чувствую, как его глаза сканируют мое лицо, пытаясь найти в нем уверенность. Я чувствую то же самое. Но не поднимаю глаз; вместо этого я смотрю на воду, наблюдая, как она рябит вдоль залива, омывая черные камни берега.

– Я тоже, – произношу я в конце концов, потому что это правда.

Глава 30

– Привет, Рассел, – здороваюсь я максимально непринужденно.

Он сидит у барной стойки и выглядит разъяренным, поэтому я предполагаю, что его проинформировали о катастрофе с рецензентом. С тех пор я избегала его изо всех сил, и, признаться, меня сильно отвлекал восхитительный туман новоявленной страсти к Джеймсу. Джеймс в подвале. Джеймс в нашем коттедже. Джеймс в своем коттедже. Даже Джеймс в холодильнике, хоть и безуспешно.

– Тут холодновато, – решили мы.

Я на мгновение внутренне сжимаюсь, но потом решаю, что с этого момента мне удобно ненавидеть Рассела.

– Привет, Хизер, – отзывается он.

– Слушай, насчет того вечера…

– Мы обсудим это позже, – пренебрежительно бросает Рассел, – а пока приехал заказ. Он у задней двери.

– Спасибо. – Тут я вспоминаю о вине у Билла в шкафу. Я о нем и думать забыла. Рокси, запрос в друзья, первая ночь с Джеймсом… И это просто вылетело у меня из головы. – Я хотела спросить тебя, – говорю я, делая паузу, чтобы убедиться, что подобрала нужные слова. – Кто заказывал вино на вечеринку по поводу съемок фильма?

– Это шутка? – хмурится он.

– Нет… – осторожно отвечаю я.

– Конечно ты, блин. Это твоя работа, правда же?

– О. – Он сбил меня с толку. Что, черт возьми, происходит? Билл сказал мне, что Рассел получил заказ от друга. У меня заныло в животе, когда головоломка начала складываться. Одно дело – пропустить бесплатный стаканчик в баре или выпить пива после работы – это просто дополнительный бонус. Совсем другое – украсть несколько ящиков вина. Я испытываю некоторое облегчение от того, что Билл не взял вино из главного погреба. Но он увидел возможность и воспользовался ею. Я думаю, стоит ли поговорить об этом с Ирен и Джеймсом или просто оставить все как есть.

Я переглядываюсь с Джеймсом, который стоит на кухне, и мы улыбаемся друг другу. В этом взгляде прокручивается тысяча миллионов секретов. Коттедж. Кофе. Чайки, ныряющие за рыбой. Рыбалка. Французские тосты.

– Уоллесы требуют менеджера на ресепшн. Хизер, можешь сходить? Мы не можем найти Ирен, – говорит Анис, высовывая голову из кухни.

– Господи, что еще? – ворчит Рассел, хлопая рукой по барной стойке.

– Да ничего страшного, – быстро успокаиваю его я. Там стоит крупный мужчина лет пятидесяти, если не старше, в халате, который вот-вот распахнется, и яростно жестикулирует. Его жена – я полагаю – стоит перед ним, завернутая в полотенце, закрыв рот руками, с испуганным видом.

– Здравствуйте, сэр, мадам. В чем дело? – спрашиваю я, начиная нервничать. Они подрались? Почему они голые? Почему его ноги покрыты пятнами грязи и травы?

– В нашей комнате лось! Большой лось с большими рогами! – кричит миссис Уоллес.

– Олень, – вмешивается мистер Уоллес, как будто он уже раз десять поправлял ее.

– Так, ладно… – начинаю отвечать я.

– Олень! На нашу годовщину мы вместе принимаем ванну с шампанским. Мы всегда так делаем.

– Все любят понежиться в ванне. – Я оглядываясь по сторонам, надеясь, что Ирен скоро появится.

– Он толкнул дверь в ванную! – рассказывает миссис Уоллес, причем снова повышая голос. – Мы оба убежали, и за нами захлопнулась дверь.

– Я не бежал, – поправляет ее мистер Уоллес.

– Нет, бежал. Выбежал прямо на грязный берег. Ты даже не оглянулся посмотреть, жива ли я или нет! Посмотри на грязь у себя на ноге, трус.

– Прошу прощения, Карен, но мне кажется, все было не так.

– Он бежал. Как Форрест Гамп.

– Хватит, – говорит он, бросая взгляд на меня. – Я явно бежал за подмогой.

К счастью, в этот момент появляется Ирен.

– Здравствуйте, Карен, Грегори. Насколько я понимаю, к вам в комнату забрел олень? – спокойно говорит Ирен. Я удивляюсь тому, как ее успокаивающий тон действует на них. – Я уверена, что мы все исправим. Хизер, не могла бы ты позвонить Бретту и попросить его приехать с ружьем?

– С ружьем? – давлюсь я.

Ирен поворачивается ко мне и ободряюще кивает:

– Да, Бретт знает, что делать. А теперь, мистер Уоллес, могу я предложить вам стаканчик чего-нибудь покрепче? Мы обо всем позаботимся, и, конечно, за ваш номер сегодня не будут взимать плату.

– Господи, как олень попал к ним в спальню? – шепчу я ей, пока она ведет супругов в библиотеку, протягивая миссис Уоллес плед.

– Могу я предложить вам что-нибудь, миссис Уоллес? Может быть, виски? Вы выглядите так, как будто вам оно не помешает, – громко продолжает Ирен.

Я звоню с ресепшн, и Бретт отвечает через три гудка.

– Ирен говорит, что тебе нужно подойти сюда с ружьем, – шепчу я, но затем быстро уточняю: – Из-за оленя в спальне. Ты же не собираешься его убивать?

– Не волнуйся, – отвечает он коротко и кладет трубку.

– Он стащил мою сумку с кровати, – жалуется миссис Уоллес. – Рылся в ней своим носом. Надеюсь, он не найдет мое успокоительное.

– Скоро проблема решится. Мы переведем вас в главный дом, – успокаивает их Ирен.

– Я могу еще чем-то помочь? – спрашиваю я ее.

Она качает головой, и я вижу, как она еле заметно закатывает глаза:

– Нет, дорогая, просто приготовься к обеду.

Когда я возвращаюсь в ресторан, то вижу, что все сгрудились вокруг ноутбука, а Рассел что-то зачитывает собравшейся команде. Он поднимает глаза, и вот оно, прямо у него на лице: рецензия. Рецензия опубликована, и она ужасна.

– Хизер, давай я начну сначала, чтобы ты ничего не пропустила, – начинает он. Джеймс бледен.

«Никто не хочет писать разгромный отзыв о таком культовом месте, как «Лох-Дорн», но иногда впечатление настолько убогое, что приходится быть предельно честным.

Я прибыл в недавно отремонтированный «Лох-Дорн», хотя для кого сделан этот ремонт, я не могу сказать. Все оттенки серого выставлены на всеобщее обозрение, создавая ощущение, что здесь боятся быть яркими.

Подойдя к нашему столику, так называемая сомелье – бойкая, острая на язык англичанка – забыла про воду и оказалась совершенно не в своей тарелке, когда мы попросили поменять вино. Интересно, пробовала ли она химозный «Буравчик», подаваемый в качестве аперитива? Эта небольшая порция ядерных отходов больше подошла бы для очистки раковины, чем для рецепторов. Прибывает морской лещ, и он представляет собой усталый, изможденный кусок резиновой губки на – тут надо отдать должное – впечатляющем местном козлобороднике».

Я поднимаю взгляд на Билла, который сгорает со стыда, а затем на Анис, которая выглядит так, словно готова расплакаться. Вот это да! Нас всех распинают.

Никогда еще я не чувствовала такого единения с командой.

– А вот и моя любимая часть, – продолжает Рассел:

«Я жажду чего-нибудь темного и крепкого к божественной оленине, но метрдотель, которая на протяжении пяти перемен блюд висит над нами, как полицейский вертолет, роняет бутылку на унылый ковер.

Я едва не в голос сожалею о «Лох-Дорне», каким он был раньше, где хаггис и репа с картошкой подавались с обильным гарниром из непринужденного шотландского очарования.

К чему стремится «Лох-Дорн» с его водянистыми муссами и изнурительной винной картой, можно лишь пытаться представить. Видел ли затворник Майкл Макдональд, что стало с его некогда величественным заведением? И волнует ли его это вообще?

Отчаянно желая закончить на хорошей ноте, я в конце концов нахожу ее в щедром стакане местного виски, который я получаю перед тем, как мне выставляют счет в размере 265 фунтов, которым и забивают последний гвоздь в крышке гроба шотландского туризма».

Рецензия настолько ужасная, что я не могу удержаться от смеха, но быстро прикусываю губу, потому что Рассел не смеется, как и все остальные.

– Ну, хуже и быть не могло, – говорит Рассел, нахмурившись, и все сотрудники стыдливо опускают головы.

Рокси, которая вернулась как раз вовремя, чтобы услышать об упавшей бутылке вина, единственная, кому хоть немного смешно. Ну и правильно, думаю я. Она бы справилась лучше меня.

– Я отказался от места судьи на «Железном шеф-поваре» ради этого. Что за гребаная чушь! Это место – гребаная чушь. ВЫ ВСЕ ГРЕБАНАЯ ЧУШЬ. – Рассел так зол, что задыхается. – Где, черт возьми, Ирен? – спрашивает он, выворачивая шею.

– Она разбирается с оленем, который бегает в пристройке, – отвечаю я, и тут мне действительно приходится приложить усилия, чтобы не захихикать.

Рассел даже не удостаивает мои слова ответом. Он поворачивается к Джеймсу:

– Нам нужно сесть и пересмотреть меню. Возможно, нам нужно переосмыслить всю концепцию. Кое-кто в последнее время был немного рассеян, не так ли? Поговорим позже.

Джеймс смотрит в пол, а Рассел надевает очки и топает к выходу через распашные двери кухни. Черт побери. Неужели это так очевидно?

Я оглядываю персонал, но никто на нас не смотрит. Все по-прежнему глядят себе под ноги с такими лицами, как будто их ударили ножом в сердце.

– Да ладно вам, – бормочу я, пытаясь поднять всем настроение. – Послушайте, это всего лишь одна рецензия. И именно я, похоже, показала себя хуже всех. И сожалею об этом: не следовало позволять ему вывести меня из равновесия. Но вы все замечательные. Кому какое дело до того, что думает какой-то волосатый болван?

– Всем! Абсолютно, блин, всем есть дело! – кричит Анис, а затем ее глаза становятся стеклянными, и она убегает на кухню, в то время как остальные расползаются по местам.

В этот момент снаружи раздается мощный звук выстрела, и все подскакивают, включая меня.

Я решаю не обращать на это внимания и продолжаю:

– Что здесь на самом деле умерло, так это стратегия. А стратегия – это просто набор слов, собранных вместе в презентации, сделанной на поддельной PowerPoint, с картинками без авторских прав. Что этим ублюдкам не принадлежит, так это суть этого места. У нас все еще есть кастрюли и сковородки, достаточно большие для королевского краба, и погреб, достаточно большой для серийного убийцы. У нас есть талантливые повара и в основном прилично обученный персонал. Если нам недостает мастерства, мы компенсируем это напускной храбростью. У нас еще все получится!

Я жду, надеясь на всплеск одобрения, но в зале стоит тишина, перемежаемая покашливанием.

– Все за работу, – тихо говорит Джеймс сотрудникам кухни, и они уходят.

Персонал ресторана тоже начинает уходить, двигаясь медленно и устало. Все испытывают поражение.

И вот мы приступаем к обеду. Вернее, с трудом переживаем его, подавая меню, в которое мы все так вложились несколько дней назад, гостям, которым оно, похоже, нравится. Но при этом мы знаем, что безнадежно провалились по всем пунктам.

Глава 31

После обеда я спешу выбраться из ресторана. Джеймс исчез еще до того, как разнесли десерты, а я хочу увидеть его, чтобы узнать, все ли с ним в порядке. Конечно, я чувствую облегчение от того, что не только мне досталось, но трудно поверить, что мое ужасное выступление в начале трапезы не отразилось на всех остальных.

Собираясь уходить, я вижу Ирен в баре с большим бокалом красного вина. Это тревожный сигнал, поскольку я никогда не видела, чтобы она пила на работе. Она переоделась в яркий брючный костюм, розово-зеленый с золотом, что является модным эквивалентом того, чтобы напиться и скрыть свою боль.

– Ирен? – Я подкрадываюсь к ней, а она засовывает кипу бумаг под журнал и хлопает рукой по стулу рядом с собой. Неловкая попытка скрыть счета.

– Хизер, дорогая. Я хочу рассчитать твою зарплату, чтобы все было в порядке с бухгалтерией. Ты так и не назвала мне свой номер государственного страхования и все такое.

Она достает маленький конверт и протягивает его мне. Там наличка, и мне хочется ее обнять.

– О, спасибо.

Она побрякивает браслетами на запястье, и я удивляюсь, почему она ничего не говорит о рецензии. Наверняка она ее прочитала. Хотя в тот момент она разбиралась с ситуацией с оленем. Я думаю, не плохая ли это идея – поднимать эту тему, но я не успокоюсь, пока у меня не будет полного представления о ситуации:

– Так олень… мертв?

– Нет. Выстрел был только для вида. Бретт открыл дверь, и он сразу вышел, – объясняет она, глядя вверх с кривой улыбкой. – Господи, ну ошибся он со спальней. Представляешь, оказаться взаперти с этими двумя?

– Нет, спасибо, – говорю я. – Ирен, я сожалею о рецензии.

– Ну да. Понятно. Мы все сожалеем. – Я вижу, что ей невыносимо даже упоминать о собственном промахе.

– Что ты будешь делать?

– Не знаю.

– Рассел только что ушел.

– Я знаю. – Она устало улыбается.

– Куда он пошел?

– Полагаю, он пошел к мистеру Макдональду.

– Ах. Как думаешь, его уволят? Ведь это было его видение, не так ли? – Мне хочется на это надеяться.

– О, я уверена, что Рассел не думает, что это его вина, и она действительно не его. Это наша общая вина. Моя вина в том, что я не сказала честно, что думаю. «Лох-Дорн» не предназначен для вот этого. – Она машет рукой в сторону свежей покраски и шикарных интерьеров. Но он не принадлежит мне, – говорит она с улыбкой. – Он принадлежит мистеру Макдональду.

– А ты не можешь его купить?

Она грустно смеется:

– О боже, нет. Я одинокая женщина с ограниченными средствами, как сказала бы Джейн Остин.

– Зато какие у тебя прекрасные культурные ориентиры. – Я пытаюсь ее рассмешить.

– У каждого свое место в жизни, к лучшему это или худшему. Я сделала все что могла. – Она смотрит на меня сквозь очки, как банковский служащий, который изучает лицо человека, когда получает его удостоверение личности.

– А ты не можешь тоже сходить к мистеру Макдональду и рассказать ему о своем видении ситуации? Придать этому месту более аутентичный вид не займет много времени. Мы просто уберем эти ужасные картины и некоторые самые нелепые вычурные вещи, например, книжную инсталляцию и серебряную голову оленя над камином. О, боже, и эти нелепые подложки из выброшенной на берег древесины. Господи, они такие дурацкие! Люди не хотят лезть на дерево, чтобы добраться до радужного салата.

Мой голос дрожит, когда я осознаю, насколько эмоционально привязалась к этому месту. Я хмурюсь, глядя в землю.

– До мероприятия Винного общества осталось меньше месяца. Если мы сможем продержаться до этого времени, есть шанс, что судьба повернется к нам лицом.

Я киваю, чувствуя утомительное давление, когда вспоминаю все приготовления, которые мне нужно сделать к этому событию. И тут я ощущаю, как у меня в кармане вибрирует телефон. Я неуклюже вытаскиваю его, и он с грохотом падает экраном вверх. Я бросаюсь поднимать его с пола. Это Хизер.

– Извини, мне нужно ответить.

– Иди, иди, – кивает Ирен.

Я стараюсь не обращать внимания на узел, который затягивается у меня в животе, и отвечаю на звонок.

– Привет.

– Птичка, ты можешь говорить?

– Конечно, – говорю я. Мои поиски Джеймса подождут. Я покидаю хаос ресторана и направляюсь к коттеджу.

– Мне кажется, я совершила огромную ошибку, Птичка, – признается Хизер.

– О нет. Что такое? – спрашиваю я. Солнце выглядывает из-за туч, и день внезапно заливается светом. Я хочу спуститься к озеру и собраться с силами в этой чудесной тишине и с таким видом перед глазами. – Что случилось?

– Так много всего случилось.

Я вздыхаю. Мне придется вытягивать информацию постепенно.

– Так, дай мне две секунды, мне нужно переобуться.

– Хорошо, – кротко говорит она. – Ты где?

– Только что вернулась домой.

Я открываю дверь и бегу вверх по лестнице в спальню Джеймса, дверь которой широко распахнута. Его униформа разбросана на кровати, а не в комнате для персонала, где она должна быть. Он ушел в спешке. Я кидаюсь обратно вниз, хватаю кроссовки, стаскиваю свои дурацкие рабочие туфли на каблуках и направляюсь вниз через огород к тропинке, ведущей к озеру.

– Рассказывай, – требую я, как только оказываюсь за пределом слышимости коттеджей.

– Ну. Боже, я не знаю, с чего начать.

– Ты в порядке?

– Не совсем.

– Как… дела с Кристианом?

– Ну… По правде говоря, мы стали часто ссориться.

– Должно быть, тебя напрягает, что он все еще прячет тебя и не рассказал все своей девушке. До сих пор.

Птичка, сохраняй спокойствие.

– Да, – подтверждает она. – Именно так. Он ее не бросил, а прошло уже сколько? Уже больше двух месяцев. Почти три.

Черт! Она действительно злится.

– Как думаешь, он когда-нибудь бросит ее?

– Кто знает? – бормочет она, как будто уже сто раз прокручивала этот разговор в своей голове. – И, честно говоря, я и не хочу, чтобы он ее бросал. Я хочу вернуться домой.

Вот оно.

– Я не люблю его. И не уверена, что когда-либо любила. Я явно понятия не имею, что это такое, иначе я бы не ошибалась столько раз в попытке ее найти. – Она делает паузу, и у нее перехватывает дыхание. – Он оказался не очень честным человеком, – шепчет она.

– Как думаешь, он вообще собирался бросать свою девушку?

– Не знаю. Вначале, возможно, да, но потом начались отговорки. У нее была небольшая операция. А потом заболела ее мама. В конце концов, все это стало казаться обычным враньем.

– Тьфу! Он полное дерьмо.

– Ну. Да.

– Это здорово, что ты так легко влюбляешься, Хизер. Это хорошо, – продолжаю я мягко. – Лучше, чем быть вообще неспособной на это.

– Я бы хотела быть более сдержанной, как ты, – вздыхает она. – В любом случае я возвращаюсь домой.

– Правда? И что ты будешь делать? – резко спрашиваю я. – Я имею в виду, сколько времени осталось до поездки в Париж? Ты вернешься к себе в квартиру? Мне кажется или ты ее сдала?

– Ну, я могу это исправить, – вздыхает она. – Просто чувствую себя униженной.

– Не стоит. – Я пробираюсь сквозь длинную траву и выхожу на тропинку у ручья. – Слушай, если меня будет плохо слышно в ближайшие несколько минут, я перезвоню тебе – здесь плохое покрытие.

– В Тутинге?

– Нет-нет – я сейчас в другом месте, – произношу я, карабкаясь.

– Что ты делаешь?

– Гуляю.

– Что?

– Меня плохо слышно?

– Возможно. Мне послышалось, что ты гуляешь.

– Так и есть.

– Что?

– Прости, я пропадаю, Хизер?

– Нет! – кричит она. – Я просто умираю от шока!

Я не могу удержаться от хохота:

– О да, я знаю. Это лето меня преобразило.

– Скорее бы все услышать. Не в том ли самом шеф-поваре дело?

– Хм, – говорю я и в миллионный раз думаю о Джеймсе и неизбежном конце нашего романа. И в этот момент, разговаривая со своей лучшей подругой, которой я лгу уже несколько недель, я понимаю, что я в одном всхлипе от того, чтобы все вырвалось наружу.

– Я не могу говорить об этом сейчас. Но когда-то мне придется рассказать тебе, что произошло. – Чувствую, как слезы наворачиваются на глаза.

– Боже, Птичка, я тут треплюсь и треплюсь, а ты ведь расстроена! Что случилось? Что сделал шеф-повар?

Но я останавливаюсь, сглатываю и сосредотачиваюсь на своей подруге:

– Ничего. Дело не в нем. Это моя вина, но все наладится. Как-то наладится.

– Ты уверена, что с тобой все хорошо?

– Я в полном порядке. Мне никогда не было лучше. В этом-то и проблема.

– Ты можешь сказать мне все. Все что угодно! – мягко предлагает она. – Мы семья, помни.

– Семья, – повторяю я, и на мгновение в трубке становится тихо.

– Птичка?

– Я расскажу тебе все, когда увидимся. Не хочу говорить об этом прямо сейчас. Слушай, не переживай из-за Кристиана. Ты использовала возможность, которая у тебя была. Это лучше, чем никогда не рисковать, правда же?

– Ну, дело было не в нем. Я просто сбежала.

– С ним.

– Нет, я имею в виду, что убежала кое от чего конкретного.

– Слушай, спиши это на долгие каникулы. Хизер, садись на самолет. Возвращайся в Лондон. Я приеду к тебе, как только смогу. И будем готовить тебя к Парижу. Кто знает, может, я тоже поеду?

Хизер вздыхает и повторяет:

– Есть еще кое-что, Птичка.

– В чем дело? Ты влюбилась не в того парня. Ничего страшного, с кем не бывает. И ты не хотела ехать на ту летнюю работу, да? Вместо этого ты поехала в Италию. Расслабься. Это не так уж и важно. Ничего страшного.

Я сглотнула. Все это прозвучало гораздо резче, чем должно было.

– Извини, просто не хочу, чтобы ты погружалась в депрессию. Все будет хорошо. Купи билет на Ryanair и возвращайся домой как можно скорее.

– Ты права, – говорит она, а потом начинает плакать. – Мне просто так стыдно. И я злюсь на себя. Я должна была поехать в Шотландию.

– Я уверена, что это был не самый подходящий карьерный шаг.

– Тут дело не только в моей карьере.

Что она имеет в виду?

Я останавливаюсь, когда река расширяется и открывается вид на озеро, и у меня, как всегда, перехватывает дыхание, хотя на этот раз все овеяно грустью. Если Хизер возвращается домой, я тоже должна вернуться. И это будет скорее, чем мне хочется.

– Что ты имеешь в виду? – Я подбираю камушек, чтобы бросить его в воду, и удерживаю телефон между подбородком и плечом.

– Я хотела получить эту работу по другим причинам.

– По каким? – спрашиваю я. – Ты хотела изучить свои шотландские корни?

– Ах, по телефону не расскажешь. Я расскажу за бокалом вина, хорошо?

– Похоже, нам обеим нужно как можно скорее поговорить лично. С виски. Сегодняшний вечер переживешь?

– Кристиан у своей девушки. Якобы чтобы поговорить. Но он уже несколько дней туда ходит и остается на ночь, так что…

– Понимаешь, Хизер, отношения всегда начинаются с головокружительных высот, а потом неизбежно падают на дно. Вот почему Тим – идеальный парень. Он полный и абсолютный…

– Мудак, – заканчивает она, и мы обе разражаемся смехом.

Я слышу позади себя какой-то шум на галечном берегу. Обернувшись, я вижу Джеймса: растрепанные ветром волосы, красивые глаза смотрят на меня.

– Черт! Мне пора идти, – бросаю я Хизер. – Давай созвонимся сегодня или завтра?

– Что случилось?

– Ничего.

– Ты в порядке, у тебя напряженный голос?

– Мне нужно идти. Увидимся.

Я кладу трубку и убираю телефон обратно в карман.

– Привет, – говорю я как можно более радостным тоном. – А я тебя искала.

– Привет, – сухо отвечает он, прищурившись. – Твою подругу тоже зовут Хизер?

– Да. Забавно, правда? – бормочу я неловко. – У тебя перерыв? Я не видела, как ты уходил.

– Я улизнул. Хотел обо всем подумать, – признается он. Это первый раз, когда он немного не в настроении. Это из-за того, что я сказала про Тима? Или из-за рецензии? В любом случае я хочу поддержать его. Успокоить. Заставить его улыбнуться.

– Да, со мной то же самое. – Я смотрю на него, а затем на воду. – Можно я присоединюсь к тебе? Подумаем вместе.

– Конечно. – Он не смотрит на меня, и мы садимся на галечный берег. Мне холодно от камней, но солнце сильно греет, и кажется, что наконец-то наступило лето. Джеймс задумчиво смотрит на воду, и я хочу спросить его, слышал ли он все, что я говорила. Но его плохое настроение может быть связано и с рецензией, поэтому я решаю начать с этого:

– Ты переживаешь насчет рецензии?

– Конечно. Но что поделать.

– Я разговаривала с твоей мамой, и у нее в голосе звучало… вроде как поражение.

– Ну, мы сделали все, что Рассел просил, но не дотянули до нужного уровня.

– Но не думаешь ли ты, что суть этого отзыва в том, что им не понравилась вся эта помпезность и вычурность? Разве ты с этим не согласен?

– Наверное.

– Ну, ты не можешь искренне считать себя неудачником, если не согласен с самой задачей.

– Да, это правда, такая еда не для меня. Но я думал, что достаточно хорош, чтобы ее приготовить.

Я слышу разочарование в его голосе и хочу дотронуться до него, но боюсь, что это спровоцирует разговор о том, что он услышал сейчас, а у меня нет на это сил.

– Ты достаточно хорош. Ты потрясающий повар.

– Вот именно, повар.

– Что ты имеешь в виду?

– Да ничего. Ты действительно мало знаешь о еде. Это странно. – Он приподнимается на локтях и смотрит мне в глаза. – Повар – это не шеф-повар. Я не работаю на походной кухне. Хотя неважно.

Я чувствую внезапную усталость. Не очень хочется выслушивать очередную порцию недовольства:

– Ты сердишься на меня?

– Да всех раскритиковали, даже маму, – ворчит он, а потом прикусывает внутреннюю сторону щеки. – Я не сержусь из-за этого, нет.

Из-за этого. Отлично. Сейчас он все скажет.

Он поднимается и вытирает с джинсов пыль от камней. Смотрит вниз на меня:

– Мне нужно немного побыть одному. Подумать.

– Конечно, – киваю я.

Джеймс несколько секунд смотрит на меня, потом на небо, потом снова на меня. Сейчас он спросит. Он хочет знать…

– Ты не порвала с… ним? – произносит он наконец.

Вот он, подходящий момент. Я могу использовать Тима, чтобы остудить отношения с Джеймсом, которые все равно должны закончиться. Я могу сказать, что Тим умолял меня не бросать его. Я могу сказать, что последние несколько ночей были большой ошибкой.

– Тим не имеет значения.

Джеймс спокойно кивает:

– Он не имеет значения или он все еще твой парень?

– Он не мой парень. Господи Иисусе! Я уже сказала ему, что мы должны прекратить встречаться. – Я хмурюсь на себя за такую прямоту. – Я просто шутила с подружкой по телефону.

Теперь гнев и разочарование во мне быстро нарастают. И когда Джеймс не принимает моих объяснений, я чувствую, что они растут все больше.

– Просто шутила с подружкой? – спрашивает он наконец.

– Да, шутила.

– Я не знаю, верю ли я тебе. Тебе несложно это придумать. А правды я никогда не узнаю.

– Чего ты хочешь? Письменного заявления о намерениях? Потому что мое намерение – уехать отсюда через пять недель.

Он выглядит потрясенным. Поднимает руки к голове и потирает лицо. Затем качает головой.

– А поэтому все не имеет значения в любом случае? Ты это хочешь сказать?

– Хватит приставлять мне гребаный пистолет к виску. Все равно это ни к чему не приведет. Ты это знаешь, и я это знаю.

– Почему ты так себя ведешь?

– Как так? Это я. Вот она я. Это ПТИЧКА. Что, хочешь избавиться от меня, Джеймс?

Он смотрит на меня, и его шок переходит в поражение. Он щурит глаза и качает головой:

– Что-то здесь не так.

– Я думаю, это твоя готовка.

Он поворачивается, чтобы посмотреть на озеро, и снова качает головой. Мое сердце колотится, и я чувствую, как кровь приливает к шее вплоть до ушей. И когда он отходит на шаг назад от меня, я инстинктивно хочу протянуть руку и притянуть его к себе. Но не могу. Я должна отпустить его. Это никогда, никогда не должно было зайти так далеко.

– Джеймс, – говорю я, отчаянно пытаясь… сама не знаю что. – Джеймс, – повторяю я, – я… – Но мой голос смолкает в тишине, и нет ничего, кроме ветра и воды, бьющейся о берег, когда он уходит. Я хочу схватить его за плечи, заглянуть ему в глаза и все объяснить, но это слишком сложно. Как мне что-то объяснить?

И тогда я чувствую раздражение.

Раздражение от того, что он такой чувствительный, и раздражение от того, что он расстроен. Раздражение от того, что мне приходится чувствовать себя виноватой в чем-то. Раздражение, на самом деле, от того, что я попалась и теряю контроль над ситуацией. Раздражение на Рокси. Раздражение на Билла. Раздражение на Джеймса. Раздражение на глупую себя.

– Знаешь, вокруг есть целый мир, – начинаю я в лучшем стиле Птички, – не то чтобы ты его видел. Ты никогда не был за пределами Шотландии, черт возьми.

– Да, – говорит он с полуулыбкой. – Ты права.

А потом он смотрит вниз на мои грязные, безнадежно испорченные кроссовки, и на его лице появляется вспышка чего-то болезненно милого. Несмотря ни на что, он заботится о моих ногах.

А потом он уходит. Исчезает в глубине тропинки, уверенно ступая в своих крепких ботинках, чувствуя себя как дома на этой земле.

Когда он уходит, я испытываю почти приятное раздражение. Как будто у меня сняли огромный груз с плеч. Это к лучшему, думаю я. Мне нельзя влюбляться в этого парня. Будет так много препятствий, что лучше, если все просто займутся своими делами.

Да. Лучший путь вперед – это опустить голову, дожить до конца моего пребывания здесь и убраться отсюда к черту. Больше никаких глупых ошибок. Больше никаких сюрпризов. Просто усердно работать, играть по правилам и свалить отсюда.

Глава 32

Джеймс отменил наши два последних урока кулинарии, понятное дело. А сегодня утром он взял выходной и в очередной раз отправился с мамой к мистеру Макдональду. Ирен тоже ужасно молчалива со мной, и я задаюсь вопросом, рассказал ли ей Джеймс о том, что между нами произошло. Она дала мне выходной на утро, чтобы я, по ее словам, поработала над мероприятием Винного общества.

Я чувствую, что все в «Лох-Дорне» висит на волоске, и мне хочется, чтобы они поговорили со мной об этом.

Но я остаюсь одна и чувствую такую глубокую вину за все, что это невыносимо.

Я беру ключи от внедорожника. Выехав на дорогу, на мгновение замираю, размышляя, куда ехать дальше, а затем сворачиваю на дорогу в сторону Скай и Портри.

Я выключаю стереосистему, опускаю стекла и высовываю правую руку из окна, чтобы почувствовать прохладный воздух между пальцами. На дорогах тихо, хотя уже позднее утро. Когда я пересекаю мост на остров Скай, от потрясающего вида у меня замирает сердце.

Ярко-зеленые поля возвышаются над галечным, скалистым берегом. Овцы, пасущиеся слишком близко к дороге, уносятся вверх по холмам, когда слышат звук моей машины.

Джеймс однажды сказал мне, что это норвежское название: Ski означает «облако», а Ey – «остров». То есть «остров облаков» – из-за тумана, который часто нависает над его зубчатыми горами. Когда мы приехали сюда с Джеймсом в первый раз, это, конечно, соответствовало названию, но сегодня все вокруг покрыто веселой, очищающей душу летней синевой. Голубой цвет радости и надежды. Солнечного света и смеха.

В Портри я пробираюсь к краю пирса, зажимая в руке завернутую в газету обжигающе-горячую рыбу с картошкой, которую я ем с безудержным удовольствием и без капли сожаления – соленый жир свободно стекает по моим пальцам, а холодная банка колы омывает горло шипучей сладостью. Я уверена, что у папы картошка никогда не получалась такой вкусной.

Я бросаю остатки еды чайкам, наблюдая, как они галдят и дерутся в воздухе, пока я подбрасываю каждую пригоршню крошек все выше.

Смотрю вниз, на воду, которая бьется о пирс, так же, как в ту первую поездку с Джеймсом.

Может, во всем признаться? Я снова и снова прокручиваю в голове все возможные варианты. Представляю, как произношу слова «я сделала большую глупость», глядя ему в глаза. Пытаюсь представить, как Джеймс улыбается и говорит, что все понимает, и обещает мне помочь, но это кажется нелепой фантазией.

Как и с Хизер: я представляю, как признаюсь ей во всем. История, которую я рассказывала сама себе, о том, как приехала в Шотландию и назвалась ею, а потом все это обернулось шуткой, над которой мы будем хихикать за кружкой пива, уже давно перестала казаться убедительной. Хизер примет это стоически. Она будет раздавлена тем, что я солгала, и убита горем, что я была так безрассудна.

Я поднимаюсь с пирса и решаю прогуляться вдоль берега. Прохожу мимо маленького магазинчика рядом с кафе, где мы сидели в прошлый раз, и вижу в витрине туристические ботинки. Почему бы и нет? У меня теперь столько денег, а потратить их не на что.

Через несколько минут я зашнуровываю свои походные ботинки за 100 фунтов стерлингов и выбрасываю старые кроссовки в ближайшую мусорную корзину. Почему бы не потратить свои с трудом заработанные деньги на что-то полезное.

Я замечаю знак, который дает мне выбор: подняться на «Глыбу» или пройти по круговой тропе Скоррибрик. Три километра – бог знает сколько это займет времени. Солнце уже высоко в небе, и воздух становится горячим.

Все эти переживания о том, что делать с Джеймсом, напрасны, говорю я себе, бредя по асфальтированной дорожке вдоль лесистого берега. Все кончено, и он будет жить дальше и встретит другую. Может, это и выглядело как курортный роман, но на самом деле мы были вместе меньше недели. Через несколько минут я останавливаюсь и оглядываюсь назад, в сторону гавани Портри, сверкающей в лучах солнца. Там видна каменная башня, выглядывающая из леса, которая, как мне помнится, была знаком для кораблей, что в городе есть медицинская помощь.

Я хочу поговорить с Хизер, которая вчера вернулась в Лондон. Мы разговариваем каждые несколько дней, и я приняла твердое решение не рассказывать обо всем, что я сделала здесь, в «Лох-Дорне», пока не поговорю с ней с глазу на глаз. У меня такое чувство, что ей тоже нужно выговориться, и поэтому наши разговоры устремлены в будущее и в основном позитивные, хотя и немного пустые. Ни одна из нас не хочет говорить откровенно, пока не будет готова.

«Скоро приеду», – написала я в своем последнем сообщении.

После этой чертовой винной вечеринки. Мой план таков: устроить лучший праздник Винного общества на западном побережье. Хочу компенсировать часть потерь, которые навлекла этой дерьмовой рецензией, но кроме этого, хочу доказать кое-что самой себе. Может, я и не лучший знаток вин в Шотландии, но я знаю, как сделать так, чтобы люди хорошо провели время.

Проведу эту вечеринку и уеду. Может быть, стоит уехать сразу после нее. Я могу заказать такси до Инвернесса, а оттуда улететь в Лондон. Может, оставлю небольшую записку на стойке бара для Билла и Ирен. Что-нибудь в таком роде: «Извините, что уехала немного раньше, чем планировала, по семейным обстоятельствам». Да, это кажется правильным. Я бы уехала на позитивной ноте, надеюсь, и только за пару недель до конца высокого сезона. Они справятся и без меня.

Тропинка проходит мимо маленького лодочного сарая и таблички с надписью Urras Clann MhicNeacail (на гэльском, наверное), и я задумываюсь об истории этого края: кровавые битвы кланов на берегу моря, суровые зимы, теплые костры и виски. И вот я снова думаю о Джеймсе, пока тропинка переходит с асфальта на гравий и начинает подниматься к небольшой скамейке, откуда открывается великолепный вид на холмы через озеро. Я сижу там некоторое время, глядя вдаль и чувствуя глубокую боль в сердце.

И вот я плачу. Сначала это всего несколько слезинок, которые вытекают и мягко скатываются по моим щекам, но через несколько мгновений они превращаются в глубокий, утробный плач. Это катарсис горя, гнева и ненависти к себе. Я смотрю на свои руки с ногтями, которые обкусаны до крови. Закрываю лицо ладонями. Сколько жидкости может вылиться из моих глаз? И есть ли способ вернуться в прошлое и сделать правильный выбор.

А потом я думаю обо всем, что упустила бы, если бы изменила свое решение.

Я хочу остаться. Кто бы мог подумать, что приезд сюда ради посиделок в пабе тронет меня до глубины души? Этот ветхий семейный отель, который так отчаянно пытается казаться величественнее и великолепнее, чем он есть. Это несовершенное место, наполненное несовершенными людьми, все со своими нелепыми недостатками и огромными сердцами. Это место… Я отчаянно хочу остаться и помочь восстановить его. И я хочу, чтобы Рокси стала самой молодой сомелье в стране. Я хочу сидеть за стойкой из нержавеющей стали с Джеймсом и Анис и составлять меню. Я хочу, чтобы Джеймс был главным шеф-поваром и готовил настоящую, хорошую еду от всего сердца. Еду, которая не пугает людей, а успокаивает и радует их.

Когда образ Джеймса всплывает у меня в голове, он кажется таким ярким, что ослепляет мои чувства, и нет больше ничего, кроме боли в сердце.

Но боль – даже самая сильная – никогда не может мучать нас слишком долго. В нас всех есть воля к жизни. Наконец слезы начинают высыхать, и я позволяю солнцу высушить мне щеки.

Глава 33

Когда я въезжаю в «Лох-Дорн» и возвращаюсь в зону действия мобильной связи, мой телефон показывает три пропущенных звонка. Это Тим. Что ему нужно? Пока я раздумываю, не проигнорировать ли его, он звонит снова.

– Что такое? – ворчу я.

– Птичка! – Он практически орет в трубку. Похоже, он пьян.

– Три пропущенных вызова? Сейчас не то время суток, чтобы звать девушку к себе.

– Да я хотел узнать, не знаешь ли ты, где здесь можно достать зарядку для телефона, но мы уже спросили на ресепшне.

– На ресепшне? – Я чувствую холодок по телу. – Что ты имеешь в виду?

– Мы здесь, Птичка! Мы у себя в комнате, и мне нужно зарядить телефон, – отвечает он, как будто уже выразился яснее некуда. – Из одного окна прекрасный вид на дерево, а из другого – на парковку. Только далеко от цивилизации: ближайший паб в восемнадцати минутах ходьбы. Мы засекали. Не знаю, как вы справляетесь.

– О боже, ты здесь! – Я чувствую тошноту.

– Да, детка. И мы сгораем от нетерпения. На мне бархатный пиджак Деймо, как на церемонии вручения премии Wine Awards, чтобы не выходить из образа.

– О боже правый.

– Деймо уже был в баре.

– Я же просила тебя не приезжать. Говорила, что больше не хочу тебя видеть.

Он разражается смехом, как будто это самое смешное, что я когда-либо говорила:

– Да, да, я все это уже слышал.

Если честно, я и раньше говорила Тиму, что не хочу его видеть, а потом снова спала с ним.

– СЮРПРИЗ! – кричит Деймо на заднем плане.

– Какого черта?

Я слышу скрип половиц – это Джеймс ходит по второму этажу, и понимаю, что мне нужно как можно скорее подняться в главный дом и разобраться с ситуацией.

– Как, черт возьми, ты здесь оказался? – говорю я как можно громче, торопливо поднимаясь по дорожке к дому. – Тим, это не смешно.

– А я как раз думал, это очень смешно, – возражает он.

– Ну, да, но сейчас все гораздо серьезнее. Я не могу допустить, чтобы ты все испортил.

– Успокойся.

Получится ли у меня все исправить? У меня голова идет кругом. Смогу ли я провести и вывести Тима без скандала? Господи, я сказала Джеймсу, что Тим не имеет значения в моей жизни, а теперь он приехал? ЧЕЕЕЕЕЕРТ!

– Я только что снова видел твоего босса – Ирен. Она заселяла меня и показалась мне нормальной. Милая женщина. Деймо считает ее сексуальной, но ты же знаешь, что ему нравятся зрелые дамы, – смеется Тим.

– Она тебя заселяла? – Я давлюсь словами.

– Да. Ее немного смутила одна двуспальная кровать, но не волнуйся, я не говорил, что буду жить с тобой, – сообщает он. Затем я слышу, как на заднем плане Деймо снова смеется, и меня передергивает. О боже, это гребаный кошмар.

Я бегу к главному дому. Ему нельзя ни с кем разговаривать. Ему нельзя ни с кем разговаривать. Ему нельзя ни с кем разговаривать.

Я пытаюсь говорить спокойно:

– Я едва справляюсь, а с твоим появлением все может рухнуть. Ты можешь поужинать в ресторане, провести несколько часов в библиотеке с виски, а завтра, сразу после завтрака, тебе нужно уехать.

Я распахиваю двери входа для персонала и сталкиваюсь с Рокси.

– Привет, – бормочу я. – Господи, прости. Ты в порядке?

Она говорит мне резкое «Привет, Хизер» со сжатыми губами, как всегда в последнее время. Я заслужила это, но мне все равно больно.

– Хорошо, хорошо, – отвечает Тим. – Господи, успокойся, Птичка.

– Извини, что прерываю, Хизер, – начинает Рокси. – Просто хочу сказать, что организовала сегодня вечер Женского клуба. У них будет специальный комплексный обед: пятьдесят пять фунтов с человека за бюджетную подборку вин и три блюда, я оставила всю информацию в комнате для персонала. Они очень милые, но никаких чаевых.

– Хорошо, спасибо. – Я кротко улыбаюсь.

Я проскальзываю мимо Рокси, жду, пока за мной закроется дверь, и шепчу как можно злее:

– Ты назвал меня «Птичкой», черт возьми. Ты все испортишь. Как меня зовут?

– Детка. Успокойся.

– Как меня зовут?

– Хизер. Господи, ты так чертовски взвинчена. Что с тобой случилось? Почему бы нам не вернуться в тот паб? Ты можешь сказаться больной и присоединиться к нам?

– Я не могу сказаться больной! Я им нужна!

Он фыркает, и я вздрагиваю. Я им ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нужна.

– Что на тебя нашло? – удивляется Тим, и я ошеломлена, услышав, что в его голосе звучит смутная обида. – Я думал, устрою тебе сюрприз. Думал, ты посмеешься.

– Мне нужно работать, – зло шепчу я, подходя к стойке регистрации. Билл стоит там, улыбаясь, и я салютую ему.

– Наливать гребаное вино? Черт, Птичка, лучше мне было не приезжать. Я думал, что у нас все наладится, и знаешь, я проберусь в жилье для персонала, где мы проведем ночь вдвоем. Мы больше двух месяцев не были вместе.

Все внутри меня умирает. Я не смогу избавиться от него без скандала. Теперь это очевидно. Придется работать с тем, что есть, и вывести Тима с минимальными потерями.

– Тим. Тут тесно. Все узнают, что ты пришел ко мне.

– Хорошо. Хорошо. Я бы не приехал, если бы знал, что ты будешь так чертовски напрягаться по этому поводу.

Когда я спешу обратно через кухню, у меня в голове картины того, как Джеймс целует меня здесь. Они настолько яркие, что я чувствую отпечаток у себя на шее там, где он прижался к ней губами. Узел в животе затягивается. Что, черт возьми, на это скажет Джеймс?

Мне нужно подумать. Тим здесь. С этим я ничего не могу поделать. Как я могу это исправить?

– Слушай. Оставайся там, я поднимусь. В какой ты комнате?

– Деймо, какой номер у комнаты?

– Шесть, – произносит он.

– Хорошо, жди там. ЖДИ. ТАМ, – повторяю я, как будто разговариваю с собакой.

– Хорошо, – кивает он, – но есть еще кое-что.

– Что?

– Мы надеялись, что ты сможешь договориться о скидке для нас.

– Какой скидке? – вздыхаю я.

– Максимальной. – Тим смеется, а Деймо на заднем плане кричит «чтобы было бесплатно» на заднем плане, и я внезапно зла, как черт.

Глава 34

– Звать тебя Хизер – мы поняли. – Тим выглядит совершенно нелепо в своей футболке и бархатном блейзере, сидя на краю нежно-голубого пододеяльника из мятого льна. Неуместнее уже некуда. Деймо одет в футболку «Миллуолла»^[31] и шорты-боксеры, его смуглые толстые ляжки резко выделяются, когда он опирается на подоконник, чтобы выкурить сигарету в окно.

Я решаю, что за это не буду его ругать.

– Это особенно важно в присутствии Билла, Ирен или Рокси… – продолжаю я. Они вряд ли столкнутся с кем-то из кухни.

– Рокси – это молодая девушка с большими сиськами, – ухмыляется Деймо, и я уговариваю себя не бросать ему в голову голову вазу из дутого стекла, наполненную розами пудрового цвета. – Что? – спрашивает он, как будто не понимает, что я в ужасе от его выражений.

– Не говори так.

– Именно так ты ее и описала! – обвиняет меня он.

– Пожалуйста, Тим. – Я поворачиваю голову, умоляя его отнестись к этому серьезно.

– Я поцелую тебя взасос и обязательно назову Хизер, – нагло заявляет он.

– Не надо со мной целоваться. – Я изо всех сил стараюсь не думать о Джеймсе и о том, что он почувствует, если увидит это. – Это неуместно на работе. Пожалуйста, как я уже сказала, обязательно называй меня «Хизер» в присутствии Рокси. Пожалуйста. Все, о чем я прошу, это чтобы вы уехали отсюда, не разоблачив меня и не устраивая лишних сцен.

– Хорошо. – Тиму уже явно надоел этот план. – Ты малек обгорела.

– Я гуляла. И не надо сейчас смеяться.

– Не буду. Гулять – это… – он почесал подбородок, – важно? – Затем он, прищурившись, изучает мое лицо. – Но дело не только в загаре. Ты типа выглядишь здоровой.

– Ты делаешь мне комплимент?

– Даже не знаю. – Он протягивает руку, чтобы взять меня за руку, и я позволяю ему держать ее достаточно долго, чтобы казалось, что я хочу этого. Его рука липкая. Я знаю, что если я посмотрю вниз, то увижу на его мизинце перстень, который, как я с ужасом вспоминаю, обсасывала в ходе одной ролевой игры в глубоко пьяном виде.

– Что здесь можно делать? – спрашивает Деймо, высунувшись из окна настолько далеко, насколько это возможно, чтобы не упасть.

– Можно прогуляться вокруг озера.

– Хватит про прогулки, – стонет Тим, как будто я навсегда погубила веселье своим предложением.

– Вы можете покататься на лошадях…

– Скукота! – ворчит Тим.

– Здесь даже телевизора нет, – жалуется Деймо.

Я встаю, открываю шкаф, показываю им сорокадвухдюймовый телевизор и обращаюсь непосредственно к Деймо.

– Почему бы вам не заказать обслуживание в номер? Принять ванну? – Я стараюсь не обращать внимания на взгляд Тима, которым он прожигает меня, и продолжаю: – Еда тут фантастическая. Просто потрясающая. Вы можете взять цыпленка или огромный стейк. Вам принесут целую бутылку виски, если захотите.

– Меню обслуживания в номере звучит не очень, – резко возражает Деймо, и его тяжелые брови хмурятся. – Я надеялся на дичь. Фазан, куропатка? К тому же я хочу продегустировать вино. Ты ведь этим здесь занимаешься, верно? В меню есть потрясающий «Пикпуль». Разве это не ресторан Рассела Брукса?

Я делаю паузу, чтобы проанализировать информацию. Деймо – гурман.

– Мы, по крайней мере, придем в ресторан, – говорит Тим. – Это не обсуждается.

– Хорошо, хорошо, – смиряюсь я, – но, пожалуйста, не привлекайте к себе слишком много внимания. Ну, пожалуйста. Здесь очень шикарно и много пожилых людей, и если вы начнете ругаться и прыгать по столам…

– Сколько стоит дегустационное меню? – задает вопрос Деймо.

– С вином обойдется по сто пятьдесят фунтов с каждого, – предупреждаю я, – а может, и больше, это мой последний шанс заставить их передумать.

– Да ладно, – хмурится Тим, – ты же можешь устроить нам бесплатный ужин?

– Тим, пожалуйста. – Я умоляю его, сложив руки в молитвенной позе. – Если вы пообещаете быть благоразумными, я оплачу вам обоим ужин.

– Тогда решено. У нас с Деймо свидание, – говорит Тим.

– Хорошо. Ужин. В ресторане. Ровно в семь вечера, – соглашаюсь я, глядя на него. – Столик, вероятно, придется освободить к девяти. Так что пораньше ляжете спать! Не пейте слишком много, пожалуйста. И ради всего святого… Зовите меня Хизер.

Два часа спустя я нервно стою у бара рядом с Биллом, который показывает Бретту, как делать «Космополитен». Рокси – официантка Тима и Деймо, и пока что все идет отлично.

Я усадила их за стол, который меньше всего виден с прохода. Я уверена, что Джеймс уже знает, что Тим здесь, но, по крайней мере, я могу помешать их встрече. Ирен снова уехала с мистером Макдональдом, и я не жду ее возвращения. Мы уже на четвертом блюде, и хотя Тим начинает проявлять признаки счастливого опьянения, никаких инцидентов пока не произошло. Я делаю глубокий вдох. Пожалуйста, помоги мне это пережить.

– Итак… он просто приехал ни с того ни с сего, да? – уточняет Билл, наливая розовую жидкость в изящный бокал для мартини с длинной ножкой.

– Да, – говорю я, глядя на Билла испепеляющим взглядом. – У него свадьба в Глазго.

– Ты с ним не поедешь?

– Нет, – едва шепчу я, – мы больше не вместе, Билл, и честно говоря, я не знаю, зачем он здесь. Я хочу, чтобы он приехал и уехал с минимумом проблем.

– И как долго вы были вместе? – спрашивает Билл, в то время как Бретт смотрит на меня, нахмурив брови, а затем медленно качает головой в молчании. У меня складывается четкое впечатление, что они мне не верят. И я признаю, что это выглядит неправдоподобно: Тим едет из Лондона в «Лох-Дорн», чтобы увидеться с бывшей? Не знаю, купилась ли бы я сама на это.

– Как долго? – переспрашиваю я со вздохом, глядя на Рокси, которая пытается поставить им на стол большой стакан пива и, похоже, бокал нашего самого дорогого дегустационного вина, Бордо, не уронив маленький серебряный поднос. Деймо рассматривает ее задницу, когда она наклоняется, чтобы подать напитки, и я напрягаюсь, переживая за нее.

– Да, как долго? – повторяет Билл.

– Недолго. У нас все сложно, – бормочу я, глядя на Бретта.

– Хизер! – слышу я из другого конца зала и бросаю взгляд на Тима, чтобы напомнить ему, чтобы он говорил потише. Когда Рокси проходит мимо меня, она одаривает меня полуулыбкой. – Эй, Хизер, – снова говорит он слишком громко, и я быстро бросаю взгляд на столики ближе ко мне, прикладывая палец к губам, чтобы попросить его вести себя прилично. – Я как раз рассказывал о тебе твоей подруге-официантке, – говорит он и подмигивает.

Он зовет меня подойти ближе, и хотя сейчас не время для этого разговора, я так боюсь его разозлить, что подчиняюсь.

– Я сказал, что ты моя девушка, – Тим ухмыляется, и под прикрытием «просто шутки» я вижу стальной блеск.

– Господи! Зачем? Пожалуйста, не говори ничего вообще, – говорю я, улыбаясь изо всех сил и оглядываюсь на Деймо, который крутит во рту Бордо и стонет от удовольствия.

– Ну, а зачем бы еще я приехал к тебе в гости? – игриво говорит Тим, кладя руку мне на бедро. Я делаю шаг назад и качаю головой. Это какая-то месть за то, что я пыталась порвать с ним, или он действительно очень, очень глуп?

Я оглядываю зал и замечаю, что одна пожилая дама за третьим столиком в платье с цветами и шляпке практически подмигивает Деймо, а весь второй столик – Женский клуб из Форт-Уильяма – хихикает, потягивая херес. Это, должно быть, первый раз, когда в этом месте обедают два молодых человека, так что неудивительно, что они вызвали переполох.

Все это происходит под аккомпанемент традиционных кельтских народных песен и грохот кастрюль и сковородок, которые агрессивно швыряют на кухне.

Джеймс явно знает, что Тим здесь.

– Так вот чем ты занимаешься? И так каждый день?

– Да, – говорю я, готовясь к колкостям, но нас прерывает Ирен, которая твердо кладет руку мне на плечо. Я поворачиваюсь и чувствую, что краснею. – Прости, – произношу я одними губами, пожимая плечами.

– Здравствуйте, господа, – говорит Ирен с широкой, приятной улыбкой. – Могу ли я на минутку одолжить нашу сомелье?

– Конечно, просто у нас было несколько вопросов о вине. – Тим откидывается в кресле. О нет, Тим не любит, когда люди смотрят на него свысока, а Ирен очень похожа на строгую учительницу.

– Без проблем, сэр, – отвечает Ирен, – но могу ли я попросить Бретта помочь вам? Мне действительно нужна Хизер на минутку.

Появляется Бретт с мрачным грозовым видом Хитклифа и угрожающе наклоняется к столу. Он выглядит отчасти вышибалой, отчасти барменом, но точно не официантом.

– Добрый вечер, ребята, – говорит Бретт с бархатистой предупредительностью в голосе.

– Мне чертовски нравится это красное вино. – Не обращая на него внимания, Деймо набивает рот голубем и вином. – Ты даже не ешь его, Тим, придурок. Да это божественно.

Это настолько обезоруживающий комментарий, что Бретт смягчает выражение лица.

– Подождите, пока не попробуете малинового парфе, – говорит он своим баритоном с западного побережья, – оно такое нежное и мягкое.

Когда Ирен уводит меня от стола, я бросаю взгляд на проход и вижу, как Джеймс смотрит на меня разъяренным взглядом. Я никогда не видела его в такой ярости, и я закрываю глаза и закусываю губу. Это не твоя вина, Птичка. Не твоя вина. Ты все объяснишь позже. Но любое объяснение кажется очень далеким от этого момента, когда мне приходится переживать этот кошмар.

– Надеюсь, здесь все останется под контролем. Мне нужно уйти пораньше, а они оба уже пьяны! – рявкает Ирен, когда мы входим на кухню. Тут она резко останавливается, увидев Джеймса, и я вижу на ее лице выражение материнской заботы.

– Мне так жаль – я не знала, что он приедет. Честно. Я просила его не приезжать. Мы больше не вместе… – шепчу я, отступая назад, чтобы Джеймс не услышал.

– Я помню его поведение на Винной премии, и ты обещал мне, дорогая, что это не станет проблемой, – говорит она. Она мне не верит.

– Мне очень жаль. Правда, – заверяю я, чувствуя на себе пристальный взгляд Джеймса.

– Думаю, тебе лучше закончить на сегодня, а Бретт сопроводит их до конца трапезы. Я не хочу никаких сцен.

– Я ценю твою заботу, но я правда думаю, что лучший подход – это присмотреть за Тимом, – быстро говорю я, умоляя ее выслушать меня. Я не могу уйти. Мне нужно следить за каждым его шагом, на случай, если он сделает какую-нибудь глупость.

– Это твой парень? – спрашивает Анис обвиняющим тоном, глядя на Джеймса и испуская глубокий, внушительный неодобрительный вздох.

– Он не мой парень! – огрызаюсь я, и тут на кухню вбегает Рокси.

– О, Хизер, твой парень – просто прелесть! – говорит она, улыбаясь мне впервые за несколько дней. – Он сказал, что много обо мне слышал и ты говорила одни приятные вещи. Я так смущена. Его друг тоже очень милый.

Вдруг громкость музыки в столовой необъяснимо возрастает. Я опускаю голову на руки, так как слышу, как из ресторана доносится смех Деймо и хор других посетителей присоединяется к нему.

– Пожалуйста, я смогу с ними справиться! – умоляю я Ирен, подходя к ней ближе и шепча ей на ухо: – Пожалуйста, позволь мне. Мне нужно туда… прямо сейчас.

Ирен поджимает губы, поднося палец к виску.

– Ладно, – соглашается она. И я, не обращая внимания на отчаянную потребность попытаться объяснить Джеймсу, что, черт возьми, происходит, протискиваюсь в двери кухни.

Когда я подхожу к их столику, Деймо стоит на коленях и поет серенаду обеим дамам за третьим столиком, держа в своих руках нежные морщинистые алебастровые руки ближайшей дамы. Тим перегибается через барную стойку, чтобы долить себе пива, а Бретт несет поднос с рюмками текилы дамам из клуба, которые вертятся, как ужи на сковородке, и радостно хихикают.

Я подхожу к Тиму, щелкаю насосом для эля и выхватываю стакан у него из рук.

– Прекрати. По крайней мере, пожалуйста, пройди в бар.

Я подхожу к стереосистеме и резко убавляю громкость, прерывая «Oh Danny Boy» в исполнении Деймо.

– Извините, пожалуйста, – говорю я всему ресторану. – Пройдите в бар, вы двое. Сейчас же! – настаиваю я, к всеобщему разочарованию дам. – Пойдемте, – говорю я снова, и Тим смеется, пока они оба направляются в бар, где, к счастью, нет никого, к кому они могли бы приставать.

– Ребята. Пожалуйста! – говорю я. – Тим, пожалуйста. Вы можете поскорее закончить? Моя начальница очень зла на меня, и мне нужно, чтобы вы вернулись в свою комнату или нашли тихий уголок в библиотеке. Не могли бы вы сделать это для меня? Я могу дать вам бесплатную бутылку выдержанного виски, чтобы вы забрали ее в свою комнату. Или по бутылке каждому? Что угодно.

Тим смотрит на Деймо и пожимает плечами:

– Хорошо. Еще по стаканчику, и мы пойдем.

– Только по стаканчику, – уточняю я.

– Еще по одной, – говорит Тим, кивая.

Час спустя под громогласные звуки «Single Ladies» Бейонсе я изо всех сил пытаюсь вытащить Тима – который менее чем за тридцать минут разбил два хрустальных бокала, надел на голову серебряные оленьи рога и поет на максимальной громкости под улюлюканья и одобрительные возгласы всех чрезвычайно пьяных гостей ужина – из библиотеки. Деймо пропал, и я немного беспокоюсь, что он наверху с одной или двумя дамами с третьего столика.

– Это лучший вечер в моей жизни! – говорит один из завсегдатаев, протанцовывая мимо в компании еще двух пожилых людей.

– Нужно признать, что они оживили это место, – говорит Билл, проходя мимо и покачивая бедрами, на этот раз с подносом «Егермейстера». Он и сам явно подвыпивший.

– Предатель! – шиплю я.

Я пытаюсь вытащить Тима в коридор, несмотря на протесты его фан-клуба, срываю с его головы оленьи рога и толкаю его к лестнице.

– Пора спать, придурок, – уламываю я его.

Когда мы доходим до подножия лестницы, он вдруг словно приходит в себя, и его глаза на мгновение встречаются с моими. От него пахнет виски, и он смеется, заметив мое страдальческое выражение лица. Как мне вообще мог нравиться этот человек? Я думала, что с ним весело, но оказалось, что он просто колоссальный говнюк.

– Птенчик! – Он перекрикивает шум. – Посмотри на себя, ты так напряжена.

Он пытается заправить мне волосы за ухо, но немного промахивается и в итоге срывает заколку.

– Ой! Мне больно. – Я хочу поправить ее. – Давай, тебе пора в постель.

Он ухмыляется, поворачивается и идет к черному входу:

– Разве твоя комната не здесь?

– Нет, Тим, – говорю я, топая ногой, но он хватает меня и вытаскивает через черный ход, и мы вываливаемся на вымощенный галькой двор. Я чувствую вечерний холодок и потираю руки. Я подумываю о том, чтобы затащить его в коттедж и уложить к себе в кровать, чтобы заткнуть ему рот, но его кровать ближе, а я хочу, чтобы он исчез с глаз долой. И как можно скорее.

– Птичка, – снова говорит он, покачиваясь, – нам надо было встречаться как следует. Я недостаточно хорошо к тебе относился.

Как вовремя он пришел к такому выводу. Он наклоняется и открывает рот, как будто хочет поцеловать меня, но я слишком зла, чтобы позволить ему вторгнуться в мое пространство.

– Нет, – говорю я, упираясь руками ему в грудь и отталкивая его назад. – И не называй меня Птичкой.

– Да ладно тебе! – Он обхватывает меня рукой за талию, пытаясь притянуть ближе, наклоняется, чтобы снова попытаться поцеловать меня, а я отворачиваю лицо и отступаю назад, заставляя его споткнуться:

– Серьезно, отвали!

– Боже. Извини, – говорит он с виноватым видом. Он знает, что раньше это на меня действовало.

– Тебе не следовало приезжать.

– Я что, тебе больше не нравлюсь, Птичка? – спрашивает он с улыбкой.

– Тим, честно. Слушай. Тебе не следовало приезжать, – говорю я, стараясь оставаться спокойной и великодушной. Я не чувствую к нему ненависти. И в любой другой ситуации я бы сочла его с Деймо пьяные, шумные выходки очень смешными. – Эта работа по-настоящему важна для меня.

– Ты изменилась. Что здесь происходит? Ты спишь с официантом? – Он смотрит на меня с улыбкой.

– Нет. С каким официантом?

– С тем, который похож на шотландского Джейсона Момоа.

– А, с Бреттом? Нет, – говорю я, смеясь.

– Он сложен как кирпичный дом.

– Он очень красивый, но нет.

– Тогда кто-то другой, – продолжает он, пытаясь снова схватить меня за руку. – Ты нашла себе шотландского любовничка, Птичка. Он рыжий?

– Нет. У меня никого нет! – кричу я. – Тим, ради бога, что ты хочешь услышать? Нет у меня никого. Да и почему тебя это волнует? Ты никогда не был мне настоящим парнем. Мы не ходим на свидания, не заказываем гребаную доставку еды и не смотрим вместе телевизор. Мы никогда не смотрели телевизор вместе. Я не знакома с твоими родителями. Ты встречаешься со мной только тогда, когда тебе нечем заняться. Ты едешь на семейную свадьбу, и после – сколько там? – восьми месяцев вместе ты берешь с собой Деймо? Мне следовало порвать с тобой несколько месяцев назад.

– Чего? Ты ясно дала понять, что не хочешь серьезных отношений.

Я складываю руки на груди и снова отступаю назад, как вдруг слышу шаги позади себя. Оборачиваюсь и, к своему ужасу, вижу, что Джеймс появился у входа на кухню. Он переоделся и, вероятно, направляется домой. На секунду мы встречаемся взглядами, и я всеми силами стараюсь, чтобы он услышал мои немые извинения, которые рвутся у меня изнутри.

Он выглядит так, словно беспокоится за меня, несмотря на то что он, должно быть, услышал. Я вижу, что его плечи напряжены, а правая рука слегка согнута.

– Джеймс, – говорю я, поднимая руки к лицу. Я не могу смотреть на него.

– Все в порядке?

– Да. Все в порядке. Тим сейчас поднимется в свою комнату. – У меня дрожит голос, и я хочу сказать кое-что еще, но боюсь вывести Тима из себя. Я не представляю, что он может выдать, если почувствует себя расстроенным или униженным. – Прости, – тихо говорю я Джеймсу, и он чуть кивает в ответ.

Затем Тим смотрит на Джеймса через мое плечо и кричит:

– Будь осторожен, чувак, эта Птичка вылетит из клетки. Как раз тогда, когда ты захочешь ее не отпускать.

Я могу только смотреть в пол, когда слышу, как закрывается дверь кухни и Джеймс возвращается в дом.

– Пора баиньки, – говорю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Джеймс, должно быть, слышал, как я сказала, что у меня никого нет. Ну, по крайней мере, он слышал и все остальное, причем все это правда. Тим никогда не подходил мне и плохо ко мне относился. Он никогда не был настоящим парнем, просто парнем, с которым я встречалась, когда у него было время увидеться со мной. Мы никогда не были близки. Он никогда не старался узнать меня получше. И это понятно, потому что я сама себя не знаю.

Мне невыносимо оглядываться назад, когда я заталкиваю Тима в дом и тащу его вверх по лестнице. Когда он наконец трезвеет достаточно, чтобы забраться в свою постель с льняными простынями, то протягивает ко мне руку, и я отшатываюсь.

– Все кончено, Тим. – Я надеюсь, что да него наконец дойдет.

– Имеешь право, – бормочет он. И принимается храпеть.

Глава 35

Вернувшись в свою комнату, я вытаскиваю чемодан из-под кровати и, обливаясь слезами, швыряю туда одежду. Я должна уехать отсюда. Это единственное, что я точно знаю. Я запихиваю всю одежду внутрь, пытаюсь застегнуть молнию, потом вспоминаю, что мне нужно забрать свои вещи из ванной. Я бросаю свои абсолютно новые туристические ботинки в шкаф в попытке самосаботажа и захлопываю дверь с такой силой, что она слетает с петель и застревает.

Я захожу в ванную, включаю свет и пристально смотрю на себя в зеркало. Глаза красные, под ними припухлости. Я включаю кран и брызгаю на лицо холодной водой. Сердце колотится, во рту пересохло. Я поднимаю руки, и меня трясет. Мне нужна чашка чая. Или чего-нибудь покрепче.

Я иду на кухню, но в шкафах ничего нет, только несколько пустых винных бутылок у мусорного ведра. Но потом я вспоминаю о ящиках с бутылками у Билла в комнате и иду наверх. Распахиваю дверь его комнаты, переступаю через трусы и газету на полу. Это «Скотсман», открытая на нашей рецензии. Я качаю головой, открываю крышку коробки и вытаскиваю бутылку вина. Это и правда вино с той киновечеринки. О, Билл. Мне вдруг захотелось выпить стакан охлажденной воды.

Дверь внизу сильно хлопает, а затем я слышу медленные, шаркающие шаги в коридоре.

Я засовываю бутылку обратно в коробку, крадучись выхожу из комнаты и бегом спускаюсь по лестнице, стараясь ступать легко, как будто наверху я занималась чем-то совершенно нормальным. Там я обнаруживаю Билла, который держится рукой за стену и проверяет телефон.

– Привет, Билл, – говорю я непринужденно, дойдя до подножия лестницы.

– Хизер, – говорит он, поднимая голову. Он все еще в полном сознании. – Ты нашла то, что искала?

– А, нет.

– Он все еще на кухне, – говорит Билл с горькой улыбкой. – Прячется, наверное.

Он думает, что я искала Джеймса.

– Я не просила Тима приезжать. Он просто взял и приехал, – оправдываюсь я.

Я направляюсь к себе в комнату и решаю, что сегодня я не буду вступать ни в какие разговоры с Биллом. Я распахиваю свою дверь:

– Спокойной ночи, Билл.

Но он идет за мной, и я не могу захлопнуть дверь у него перед носом:

– Что-то еще?

– Ты куда-то собираешься? – говорит он, заглядывая в комнату мне через плечо.

– Эм, – у меня краснеют щеки, и я быстро соображаю, – на выходные в Инвернесс.

– И ты все берешь с собой? Включая книгу о вине? – говорит он, и я оборачиваюсь и вижу, что моя книга «Вино для новичков» лежит поверх одежды на виду. Билл зол на меня? Не понимаю.

– Ну, – говорю я, принужденно смеясь, – теперь ты знаешь мой секрет! Только не говори Винному обществу.

– Я и правда знаю твой секрет, – говорит он прямо. – С первой недели.

Я в шоке смотрю на него. Он не может иметь в виду…

– Элизабет, верно? Ты ее подруга. Подруга настоящей Хизер.

Я моргаю с открытым ртом.

– Не уезжай, – просит он.

Я делаю шаг назад и падаю на кровать, сжимая голову руками. Черт-черт-черт!

– Ты должна провести вечер Общества виноделов.

– Что? – качаю головой. – Нет, Билл, нет-нет.

– Я никому не сказал, не волнуйся, – говорит он. – Я и не мог, не так ли? Ты ведь и меня в это втянула.

Я поднимаю глаза, ожидая увидеть ярость, но вместо этого вижу знакомое выражение лица: ненависть к себе и печаль. Как у отца.

– Мне жаль, Билл, – говорю я. Я чувствую странную смесь стыда и облегчения. Все закончилось.

– Вычислить тебя было несложно, – продолжает он. – На второй день я понял, что ты практически ничего не знаешь о вине, – тут он смеется. – Тогда я немного покопался в интернете. У Хизер, как ты понимаешь, много друзей в ресторанном бизнесе, так что выяснить это было несложно – если поискать. Это если ты подозреваешь, что человек может выдавать себя за кого-то другого. Но кто станет делать такое?

– О, Билл. Мне так жаль. Я не ожидала, что отель окажется таким… Это должно было быть просто приколом, шуткой. Если бы я знала, насколько важна эта роль… – я качаю головой. – Это была глупая затея, которая вышла из-под контроля.

– Чего я не понимаю, так это знает ли Хизер. Не могу достучаться до нее в социальных сетях.

– Она не знает, – говорю я.

– Ах вот как, – мрачно говорит он, – ну и дела.

– Пожалуйста, не говори Ирен, – жалобно говорю я. – Просто скажи, что я соврала, я смогу уехать, и все закончится.

– Я не могу, даже если бы захотел. Ирен считает, что я проверил Хизер должным образом, и что у нас было подробное интервью по скайпу. Не могу же я сказать ей, что проспал собеседование? А потом врал ей столько недель. Она дала мне столько шансов, и я не могу…

– О боже, – говорю я, чувствуя, как воздух выходит у меня из легких. У него было похмелье, и он проспал интервью с Хизер.

– В любом случае, сейчас нет времени обсуждать все это, – говорит он более твердо. – Пора собраться с силами и закончить то, что ты начала. Вечеринка Винного общества. Ты должна ее организовать.

Я поднимаю глаза и качаю головой:

– Я не могу. Просто не могу. Сегодняшний вечер с Тимом – это был перебор.

– Ты должна, – твердо говорит Билл. – Ты готова. И ты отлично справишься. Ты очень много работала, и все не должно рухнуть сейчас. Я не могу потерять свою работу. Мне почти семьдесят. Куда я пойду? Что я буду делать?

– Разве Рассел не может найти тебе другое место? – начинаю я.

– Нет, – обрывает меня он. И тут я понимаю, что Рассел, скорее всего, не возражает против того, чтобы Билл был спрятан здесь, в «Лох-Дорне», но в дорогом ресторане в Глазго он будет серьезной помехой.

– Билл, ты болен. Тебе нужна помощь. Ты не можешь продолжать пытаться усидеть сразу на всех стульях, – говорю я, понимая, насколько бессмысленны мои слова.

– Просто закончи свою работу, Птичка. Пожалуйста.

На секунду мы смотрим друг другу в глаза.

– Билл. Послушай, я останусь, хорошо? Но только если тебе помогут. Моему отцу так и не помогли, и… – Я на мгновение останавливаюсь, размышляя, стоит ли мне продолжать. Но смотрю на Билла, покачивающегося в дверном проеме, и решаю, что должна. – Мама все время прикрывала моего отца. Однажды она нашла меня на кухне, где я подавилась мукой, с синими губами и все в таком духе, а папа лежал в отключке на диване. Мне было четыре года. Четыре! И она прикрывала его в больнице: «Моя непослушная дочь залезла в кухонный шкаф и достала муку». Они были одержимы теориями заговора, но вся их жизнь была одним сплошным заговором. Она предпочитала защищать его и, наверное, себя. А не мою чертову безопасность. Мой отец никогда не был виноват. Это всегда был кто-то другой. И часто этим кем-то была я. Я больше не разговариваю с ними обоими, потому что эта долбаная травля была настолько суровой, что я сама себя свела с ума. Знаешь, каково это, когда твоя мама кричит на тебя за то, что ты вызвал «Скорую», потому что твой отец потерял сознание в душе? Кричит на тебя. Отчитывает тебя за то, что ты позвала на помощь. Говорит, что все в порядке, когда ты чувствуешь запах рвоты и мочи. Знаешь, каково это – сомневаться в том, что ты видишь? Ты перестаешь верить самой себе.

Я понимаю, что плачу, но не могу остановиться.

– И знаешь, куда это привело моих родителей? Никуда. Никуда, блин. Я ненавижу их. Прикрывать и защищать – это, блин, неправильно. Тебе нужна помощь. Ты еще можешь что-то изменить, еще не поздно. Ты воруешь у отеля. Я видела вино у тебя в шкафу. Я вижу, как ты пьешь виски во время обслуживания. Ты можешь притворяться, что все в порядке, но это не так, и кому-то будет чертовски больно. И честно говоря, скорее всего, тебе.

Билл выглядит немного ошеломленным и прислоняется к дверной раме.

– Ты не права, – говорит он.

– Я права, и ты знаешь это. В глубине души. Я организую этот гребаный винный вечер, хорошо? Я сделаю это. Но ты, ты должен обратиться за помощью.

– Хорошо, – безучастно соглашается он, и мне хочется ударить его. Это болезнь, Элизабет Финч. Поддержи его. Я медленно выдыхаю. Я останусь. Только до окончания мероприятия Винного общества.

– Кстати, Хизер звонила, – говорит он. – Это я и хотел тебе сказать.

Я останавливаюсь как вкопанная, вытирая слезы со щек.

– Она хотела поговорить с Ирен, – продолжает он, – но, к счастью, трубку взял я.

– Она звонила сюда?

– Да, хотела извиниться за то, что отказалась от работы, я полагаю.

У меня кровь стынет в жилах:

– И что ты ей сказал?

– Я сказал ей, что Ирен нет на месте, но что ей не стоит беспокоиться, потому что мы нашли подходящую замену. Хотя она все равно очень хотела поговорить с Ирен, думаю, мне удалось ее переубедить.

– О боже, – говорю я, чувствуя, что снова начинаю дрожать. – Спасибо.

Затем мы оба слышим, как открывается дверь и появляется Джеймс. Он мокрый, и я понимаю, что на улице шел дождь. Он проводит руками по волосам, стряхивая воду.

– Все в порядке? – он переводит взгляд с меня на Билла.

– Хизер чувствует себя немного неловко из-за поведения своего бывшего парня в ресторане, – говорит Билл. – Я сказал ей, что не стоит переживать.

Джеймс смотрит на меня, изучая мое лицо. Я подозреваю, что оно все в красных пятнах. Видно, что я расстроена.

– Ты выглядишь ужасно, – говорит он, нахмурившись.

– Прости меня, – шепчу я, несмотря на то, что Билл все еще стоит рядом. – Прости за все это. Тим уезжает утром. Я должна была дать ему понять, что все кончено. Я думала, что он понял, но… наверное, я недостаточно ясно выразилась. Честно говоря, Джеймс, ты не обязан мне верить, но я действительно думала, что ему будет все равно и что необязательно формально с ним расставаться. Тим никогда не считал меня своей девушкой. Я так же, как и все, удивлена, что он вообще появился.

– Ну, в конце концов, это все не имеет значения, – говорит Джеймс прямо. Как будто он отрепетировал этот разговор у себя в голове. – Ты все равно скоро уедешь. Думаю, мы всегда это знали.

– Мне жаль, – говорю я, чувствуя, что слезы снова подступают к горлу.

Он смотрит на меня, теперь уже более мягко, и на мгновение мне кажется, что он потянется ко мне, обнимет, погладит по руке и скажет, что все будет хорошо. Но он этого не делает. В мгновение ока его лицо снова становится отстраненным. Как будто его выключили.

– Все в порядке, Птичка. – Он касается меня плечом, когда направляется по коридору к лестнице. – Утром у нас совещание по предварительному планированию вечеринки Винного общества, и еще столько всего нужно успеть. Вам обоим нужно поспать.

И затем он взлетает по лестнице, перепрыгивая через ступеньку.

Рыдая, я поворачиваюсь к Биллу, который пожимает плечами.

– Да, я знаю, – говорю я. – Я должна закончить то, что начала.

– Ты не сбежишь ночью, если я пойду спать?

– Нет.

– Хорошо, – говорит он с облегчением. – Не делай такое лицо. Ты очень хорошо справилась, если учесть все обстоятельства. Выучить этот список так, как смогла это сделать ты, – это действительно потрясающе.

Я опускаю голову.

– Ты была предана своему делу и просто великолепна. Итак. Завтра. Встать, одеться и снова за дело, договорились?

Глава 36

Август

Наступил вечер мероприятия Общества виноделов Хайленда, и весь день команда из Форт-Уильяма возводила на улице огромный шатер с шестнадцатью круглыми столами на десять человек каждый, покрытыми белой скатертью, и с паркетным танцполом, над которым висят дискотечные огни. Я скольжу туда-сюда по шатру как человек, от которого сейчас все зависит. Если бы только они знали правду. Сверкает молния, за ней следует сильный раскат грома.

– Береги голову! – кричит Бретт, неся на плече бревно.

– Черт, а шатер выдержит дождь?

– Да, – говорит он, роняя бревно на землю и подкатывая его к краю тента. – Для этого мы его дополнительно утяжеляем.

Все выглядит впечатляюще, и я чувствую легкое покалывание в животе, пока прокручиваю в голове свою речь и иду в сторону кухни, укутываясь в кофту из-за усилившегося ветра. На самом деле я даже приятно волнуюсь.

Это мой последний вечер здесь, напоминаю я себе, а потом я уезжаю. Сумка собрана, такси заказано.

Всю неделю мы с Джеймсом работали с минимальным взаимодействием, общаясь только по поводу подготовки к мероприятию. Сейчас я смотрю, как он заворачивает перепелиное яйцо в поразительно нежный черный пудинг, пока я обсуждаю с Расселом окончательную подборку вин.

Появление Рассела добавляет ситуации загадочности. Почему он снова здесь после нескольких недель отсутствия? Никому из нас ничего не сказали, а я была слишком напугана, чтобы спросить Ирен. Это похоже на решение капитана остаться на тонущем корабле после того, как он убедился, что вода слишком холодная, чтобы в нее нырять.

– Итак, у нас есть английское Bolney Pinot Noir и более традиционное Saumur Champigny, – говорю я, держа обе бутылки так, чтобы Ирен и Рассел могли их осмотреть.

– Хорошо, – кивает Рассел. Его идеально ухоженные волосы так обильно сбрызнуты лаком, что он похож на Кена. – А что к десерту?

Пока никто не ответил, я оживленно вклиниваюсь:

– О боже, вы должны увидеть, что приготовила Анис. Это потрясающая вариация на тему итонского десерта.

– Это действительно превосходно, – соглашается Джеймс, кивая. Впервые за все время Анис выглядит чуть смущенной и достает из холодильника свой молекулярный итонский десерт.

– Его нужно готовить прямо перед подачей, – говорит она, поднося тарелку, которая выглядит так, будто на ней выложен Георгиевский крест из малины, клубничного желе, мягкого зефира и безе, а также с кнелями из взбитых сливок. Слово «кнель» я узнала от нее сегодня, после того как похвалила ее за красивые «кляксы». Я многому научилась за это лето, но не всему.

Ирен и Рассел берут по ложке с тарелки, и мы ждем, пока они распробуют.

– Добро пожаловать в «Большое английское меню», – начинаю я. – Анис, будешь ли ты готовить для стопятидесятого юбилея Королевской морской пехоты в Блэкпуле? Достаточно ли ты раздвинула границы кулинарных достижений? Оригинально ли это блюдо? Отвечает ли заданию? Попутно замечу: последнее слово не остается за женщинами.

Джеймс улыбается. Это моя маленькая победа.

– Я бы поставила ему твердую девятку, Анис, – быстро говорю я.

– Да, очень хорошо, Анис, – говорит Рассел. – Когда-нибудь из тебя получится отличный кондитер.

– Когда-нибудь? Она уже сейчас отличный кондитер. Она потрясающая, – говорю я.

Джеймс смотрит на меня, и на этот раз он по-настоящему тепло улыбается, а Рассел резко качает головой и хмурит брови.

– Она быстро учится, – признает он.

Я громко вздыхаю:

– Господи, она же не готовится стать рыцарем-джедаем. Она прекрасный повар. И вообще, Расс, тебя никогда нет, поэтому ты не знаешь, что она умеет. Она великолепна. Если бы она была часами, это были бы часы из «Аполлона-13», которые спасли Тома Хэнкса, настолько она надежна.

Анис ахает, но мне уже все равно, что Рассел думает обо мне. Я псевдосомелье, которая старается изо всех сил, а он настоящий шеф-повар, который совсем не старается. И что еще хуже, не помогает никому другому стать лучше.

– Ей всего двадцать четыре, – говорит Рассел, качая головой и опуская льняную салфетку в ведро.

– Двадцать пять, – говорим мы с Анис одновременно и переглядываемся. Затем она слегка улыбается. Улыбается!

– Разве вы не открыли свой первый ресторан в двадцать шесть лет? – уточняю я с ухмылкой.

– Спасибо, милая, за твой вклад в беседу, – говорит Ирен, пытаясь прекратить разговор, пока я не создала еще больше проблем. – Это блюдо божественно, Анис. Похоже, этот забавный маленький эксперимент увенчается успехом. Билл, ты закончил с зоной ресепшн? Мы готовы?

– Банты развешаны, – говорит он. – И я включил плейлист Хизер. Он определенно эклектичен.

– Ну, слава Богу, это не твоя ужасная музыка, – говорит Рокси, которая появилась в своей униформе официантки. – Он все время ставит мне Roxy Music. Считает это очень смешным, – тут она улыбается мне. После приезда Тима моя дружба с Рокси воскресла из мертвых. Хоть в этом Тим мне помог.

– Джеймс, ты почти закончил? – спрашивает Ирен.

– Да, – отвечает он, обваливая последнее яйцо в панировке и аккуратно укладывая его на противень, покрытый бумагой для выпечки.

– Ну, дорогая, – обращается она ко мне, – это твой вечер, и, как ты знаешь, принято проводить небольшую вводную беседу с гостями о теме вечера и о том, что они могут ожидать от вин. Но мы все здесь, чтобы поддержать тебя. Мне бы очень хотелось послушать, что ты планируешь сказать, – добавляет она.

– Я готова! – говорю я, доставая из кармана свой восстановленный блокнот. – Можете на меня положиться, у меня все получится.

– Очень хорошо, – говорит Ирен с грустью в глазах.

– Только быстро, хотя… эм, Джеймс? – говорю я, и он поднимает голову, при этом его руки все еще в крошках.

– Да?

– Можешь уделить мне пару минут?

– Конечно, – медленно отвечает он, затем кивает в сторону кухонного холодильника. – Мне еще нужно достать салатный цикорий.

Я иду за ним, и ледяная обстановка холодильника кажется весьма подходящей для нашего разговора, но я смело запускаю руку в фартук и достаю свой маленький сюрприз. Он крохотный, но идеальный.

– Белый гриб? – улыбается он.

– Ну, я вспомнила, что в ту первую неделю, когда мы ходили за провизией, Анис сказала, что они твои любимые… Это же так? – я сразу же начинаю терять уверенность в себе.

– В этом году они рано созрели, – замечает он. – Как ты поняла, что искать?

– Читала твою книгу по поиску съедобных растений. Я очень боялась, что ошибусь, но вот сетчатый узор на ножке, верно?

– Верно, – мягко говорит он.

– Я знаю, что на этой неделе у тебя было очень много работы, поэтому я сама вернулась в дубовую рощу рядом с твоим домом.

– Правда?

– Ну, в книге написано, что их нужно срывать сразу, как появятся, иначе до них доберутся черви и слизни. Так что… Извини, не знаю, что делать с одним грибом…

Я чувствую, как внутренне сжимаюсь. И злюсь на себя. Что я думала произойдет? Это один гребаный гриб.

Джеймс направляется в левую часть кухни и поднимает крышку картонной коробки, которая, как я с ужасом вижу, до краев заполнена белыми грибами.

– Можешь положить его сюда, – предлагает он, и я послушно кладу свой крошечный гриб рядом с мощными экземплярами, которые, должно быть, привезли вместе с овощами сегодня утром.

– Мне очень жаль, – решительно заявляю я. – За все. За дурацкий крошечный одинокий белый гриб и за то, что мой не-совсем-парень приехал. За всю эту ложь. – Я слышу, как Джеймс выдыхает и качает головой, а потом все это срывается с моих губ. – Мне так жаль, – говорю я. Ты не обязан мне верить, бог знает почему ты должен верить, но, честно говоря, я думала, что никогда больше не увижу Тима. Появиться здесь вот так? Это в его духе. Мне следовало быть с ним пожестче.

Джеймс смотрит в потолок холодильной камеры, и я продолжаю, потому что он хотя бы слушает, а у меня уже не будет другого шанса.

– Я знаю, что запутала тебя. Я говорила тебе, что мы не вместе, но чисто технически мы были вместе, – говорю я, и мой голос немного дрожит, когда я произношу: – Но это было неофициально. Я не испытывала глубоких чувств к Тиму. В этом и был весь смысл. Просто тусоваться и не думать о том, станет ли это серьезным. – Вот это прозвучало не очень хорошо.

Он смотрит на меня, и я вижу, что он просто ждет, когда я закончу, поэтому я говорю последнюю правду:

– Это не похоже на то, что было с тобой. Совсем не похоже на то, что было с тобой. Прости меня, я не самый открытый человек. Я должна была ясно выразить свои чувства. Моя лучшая подруга говорит, что это потому, что я не верю, что люди достаточно заинтересованы во мне, чтобы волноваться о том, что я чувствую.

Он слегка покачивает головой. «Ты правда так думаешь?» – спрашивает он.

– Я не знаю. Может быть.

– В любом случае поступила ты дерьмово.

– Я знаю, – говорю я, пытаясь заглушить нарастающую тревогу. Я не могу исправить все, что я уже натворила, но очень хочу исправить эту ситуацию. – Что касается Тима. Я хочу, чтобы ты знал, что мои чувства к тебе были на сто процентов настоящими. И сейчас на сто процентов настоящие. И какая бы фигня ни была у нас с Тимом, все кончено. По-настоящему.

Джеймс смотрит на меня, ищет взглядом мои глаза, и я собираю все свои силы, чтобы выдержать его взгляд. Мне нужно, чтобы он увидел эту часть. Эта часть – правда. Его лицо слегка смягчается:

– Но как ты и говорила все это время, ты скоро уезжаешь.

Дверь холодильной камеры распахивается, и там стоит Анис, сверля нас взглядом.

– Мне нужно пойти переодеться. Удачи тебе сегодня, – говорю я, в последний раз улыбаясь с извинениями в глазах, и он улыбается в ответ. Что касается Тима, то здесь, по крайней мере, есть некоторый прогресс.

Я проскальзываю в туалет для персонала, чтобы нанести макияж, зачесываю волосы назад в тугой низкий пучок и пытаюсь выглядеть так, чтобы сразу было понятно: я старалась. Я тянусь к вешалке с длинным черным шелковым платьем, которое мне щедро одолжила Ирен. Вынимаю его из чехла и аккуратно, чтобы не помять, натягиваю через голову, позволяя легкой, объемной ткани коснуться моих ног чуть выше туфель. У него простой V-образный вырез, немного в стиле двадцатых годов, с юбкой, ниспадающей от талии, и небольшим украшением из серебряной нити вокруг выреза. Оно сидит довольно хорошо и не выдает валики жира у меня на спине из-за слишком тесного бюстгальтера, но немного больше, чем мне хотелось бы, обтягивает живот. Хотя, думаю, ничего такого, что фартук не смог бы прикрыть.

Я опускаю веко, провожу коричневым карандашом вдоль его основания и наношу достаточно черной туши для ресниц, чтобы они не слипались. Мажусь нюдовым блеском для губ, который нашла в глубине шкафа в ванной, делаю глубокий вдох и смотрю в зеркало.

– Ты зашла так далеко, Элизабет Финч. Так далеко. У тебя все получится.

Я достаю телефон, чтобы проверить время, а там сообщение от Хизер, в котором просто написано: «Доделываю кое-какие дела. Давай поговорим в начале следующей недели. Мне будет что тебе рассказать…»

Я хочу быть с Хизер. Теперь я понимаю, какую работу она проделывает: она знает не только какую-то винную карту, но сотни и тысячи вин, их происхождение, способы выращивания. Она может отличить малину от крыжовника с первого нюха, и хотя раньше я этого не понимала, теперь я вижу, что каждый раз, когда она доставала «Кьянти» к нашей пицце или «Сект» перед вечеринкой, она не просто предлагала мне выпить, она делала все лучше. Так она проявляла свою любовь. Я не могу дождаться, когда смогу показать ей, как люблю ее в ответ, самыми разными способами.

Я бросаю последний взгляд на зеркало и направляюсь в барную зону ресторана. Билл проделал впечатляющую работу. И он выглядит хорошо. Трезво. Я показываю ему большой палец.

Я готова. И я, блин, порву всех, думаю я, пока над головой снова раздаются раскаты грома.

Глава 37

– Хизер, верно?

Я оборачиваюсь и узнаю Мэтью Ханта, сексуального злодея из фильмов про Бонда, президента Общества виноделов Хайленда, с которым я познакомилась в первую неделю здесь. Он передает свою ветровку одному из многочисленных временных сотрудников, которых я не узнаю, и кладет большой черный зонт в корзину у двери.

– Выглядите, как картинка, – говорит он.

– Здравствуйте, мистер Хант, – улыбаюсь я, вытирая руку о фартук, прежде чем протянуть ее для рукопожатия. Он подносит ее к губам, нежно целуя ее тыльную сторону, и я краснею.

– Зовите меня Мэтью, – говорит он, и, когда он улыбается, я замечаю, что зубы у него желтые и все в пломбах, и мне становится немного противно, но в то же время я благодарна Вселенной за то, что она дала мне преимущество хотя бы здесь.

– Сэр. Как вы поживаете?

– Очень хорошо, моя дорогая. Сегодняшний вечер должен быть интересным. Я пробовал некоторые из этих вин на Британской винной премии – вы там были?

– Да, была, – отвечаю я.

– Что ж, я уверен, что общество сочтет все это очень необычным. Английские вина на шотландском винном мероприятии. Вот это да!

– У нас достаточно классических вин для сравнения, – заверяю я его. Надеюсь, вам, по крайней мере, будет весело.

– О, смотрите – Никол! – говорит он, махая рукой высокому худому джентльмену в костюме-тройке с жилетом в клетку, который раскачивается взад-вперед на каблуках. – Увидимся позже, дорогая.

Я направляюсь в ресторан, чтобы проверить, все ли в порядке, как вдруг появляются Рокси и еще одна молодая девушка с двумя подносами бокалов для шампанского.

– Я начинаю разливать? – спрашивает Рокси, ставя поднос на барную стойку, куда Билл ставит две бутылки игристого.

– Да. Давайте начинать, они уже прибывают толпами.

– Удачи, – шепчет она мне, и от нежности в ее голосе я едва не плачу. Я буду скучать по ней.

– Спасибо. Но кому нужна удача, когда на тебе такое платье?

– Ты выглядишь великолепно. Но тебе стоит снять фартук, – говорит она, унося с собой поднос с дюжиной бокалов игристого английского вина.

Рокси раздает шипучку, а еще три молодых официанта кружат с большими серебряными подносами ледяных устриц, расставляя их на серебряные подставки на столиках.

Мужчины в костюмах и килтах с седыми усами и редеющими волосами разговаривают между собой с сильным шотландским акцентом. Женщины одеты в платья различных оттенков бутылочно-зеленого, темно-синего и бордового цветов с поясами в клетку и увешаны множеством драгоценностей. Они пьют и оживленно общаются, наконец попав в клуб, который много лет был для них закрыт.

Когда громкость разговоров в баре достигает определенного уровня, я смотрю на Ирен, которая кивает мне, а Билл звонит в маленький колокольчик.

– Пожалуйста, пройдемте в шатер, дамы и господа, – говорит она.

Мы медленно следуем за ней по, должно быть, наспех сооруженному настилу, а затем по галечной тропинке к шатру. Хотя над головой все еще темно и чувствуется угроза бури, дождь на мгновение прекратился.

Как только зал заполняется, я поднимаю бокал шипучки и собираюсь с силами. Делаю шаг к небольшому подиуму наверху танцпола, где все собрались, и постукиваю по микрофону.

– Эта штука работает? – говорю я, и мой голос разносится по шатру, а из зала раздается негромкий смех, когда более ста человек поворачиваются, чтобы послушать, как я говорю. Возле входа за происходящим наблюдает персонал, включая Рокси, Билла и Ирен. К счастью, Джеймс не видит, как я выставляю себя на посмешище.

– Мы вас слышим! – выкрикивает веселый полный мужчина, стоящий рядом со входом.

Я дико краснею и пытаюсь сосредоточиться. В моем воображении все выглядело гораздо более гладко.

– Что ж, тогда… Дамы и господа! – Голос у меня немного дрожит. – Я смотрю в сторону входа и вижу, что там появился Джеймс. Конечно же, он должен был прийти именно сейчас, черт возьми. Я пытаюсь успокоить нервы и продолжаю:

– Здравствуйте, и добро пожаловать на праздник хайлендских виноделов! И сегодня в меню – вторжение англичан, – говорю я, и раздается несколько смешков. Черт, а я-то надеялась, что эта шутка всех заведет! Я смотрю на Мэтью Ханта, который склонил голову набок, словно решая, сжалиться надо мной или рассердиться. Я чувствую, что щеки у меня покраснели до пунцового цвета, и выпиваю бокал игристого до дна.

– О, так-то лучше, – говорю я, и несколько человек сзади издают что-то похожее на хихиканье. Я знаю, что смогу. Я знаю, что речь смешная. Я так много работала, чтобы здесь оказаться. – Сегодня мы совершим экскурсию, но не по древним виноградникам Луары или плодородным почвам Бордо. Нет, сегодня мы выезжаем на трассу M20 из Кройдона и едем со скоростью десять миль в час через пробку в Кентербери в заслуженно забытую часть Кента.

Смех. Настоящий смех. Я смотрю на Мэтью, который переглядывается со своим другом Николом, улыбаясь ему.

– Именно здесь мы начинаем наше путешествие с дерзкого игристого вина, которое вы все сейчас терпите, из поместья под названием Хаш, чьи меловые склоны обеспечивают те же условия для выращивания, что и почвы Шампани.

Несколько человек ахают, а другие кивают, подтверждая этот малоизвестный факт.

– Но хотя условия выращивания могут быть такими же, название таким же быть не может. Как вы знаете, только вина, выращенные в этом французском регионе, могут претендовать на престижное название «шампанское», поэтому, чтобы не отставать, англичане выбрали очень английское название «Blanc de Blancs», – я произношу последнее слово со своим самым кентским акцентом.

На этот раз раздаются настоящие взрывы смеха, а один старик хлопает своего друга по спине. Атмосфера потеплела, и я чувствую, что расслабляюсь.

– Но не фыркайте, пока не попробуете. Это вино Blanc de Blancs богатое, сложное. У него аромат яблока с нотками клубники, ревеня и нектаринов, а также бриоши и орехов с приятным фруктовым послевкусием! – Спасибо обзору «Десять лучших британских игристых вин», из которого я в основном это скопировала.

– Наслаждайтесь своим бокалом, пожалуйста, закусывая нашими восхитительными шотландскими устрицами – ведь некоторые вещи нельзя привозить с юга… – тут я делаю паузу, пока зал снова разражается смехом. – И занимайте места на ужине на английскую тему: пять восхитительных блюд, приготовленных Джеймсом и Анис на нашей кухне, с подборкой вин от меня и моей восхитительной коллеги Рокси, – я улыбаюсь ей, и она улыбается в ответ. – И я уверена в том, что если вы и не получите удовольствия от возлияний, то, несомненно, насладитесь возможностью все раскритиковать.

Смех. А потом аплодисменты.

Я широко улыбаюсь, переводя взгляд с лица на лицо. Ирен, Рокси и Билл все еще стоят сзади, и я вижу, что они мною гордятся. Я смотрю на Мэтью, который хлопает и кивает в знак одобрения. И чувствую, как тепло распространяется во мне, пока я впитываю их восхищение и испытываю горько-сладкое чувство удовлетворения. Я позволяю себе бросить взгляд на Джеймса, который тоже хлопает, но задумчиво смотрит в пол. Мне нужно снова поговорить.

Звучит музыка, гости направляются к своим столам, и я ощущаю дрожь в теле, спускаясь со сцены. Я беру еще один бокал шипучки с оставленного рядом серебряного подноса и направляюсь к Джеймсу, который, похоже, собирается вернуться на кухню. Но тут, словно из ниоткуда, Рассел преграждает мне путь.

– Привет, Хизер, – говорит он. – Кажется, ты забыла упомянуть кое-кого в своей маленькой речи. Это мой ресторан, в конце концов, – он говорит это в шутку, но я вижу, как он зол.

– О, конечно, извини, я совсем забыла. Ничего я не забыла

– Я бы хотел выступить сам, так что не могла бы ты меня представить перед десертными винами?

– У нас весь вечер уже распланирован, – говорю я, пытаясь поймать взгляд Джеймса.

– Слушай, это мой ресторан, и ты будешь делать то, что я скажу, – резко говорит Рассел.

– Да что ты говоришь? – удивляюсь я. Я хочу добраться до Джеймса, пока он не вернулся внутрь. – Мне нужно идти.

Я пытаюсь протиснуться мимо Рассела, но чувствую, как меня дергают за фартук, и он развязывается и падает на пол. Я едва не спотыкаюсь, потому что ноги у меня путаются в завязках.

– Эй, какого хрена? – говорю я, поворачиваясь к Расселу, хватая фартук с пола и прижимая его к животу. – Тебе что, восемь лет?

– Я все еще твой босс. И ты будешь меня уважать.

– Забудь об этом, Птичка, – бормочу я себе под нос, поворачиваюсь и иду прямо на Джеймса, который стал свидетелем этого события и свирепо смотрит на Рассела. Я быстро хватаю Джеймса за руку и оттаскиваю его от шатра в безопасность кухни.

– Вот урод.

– Да. Он такой, – соглашаюсь я, благодаря Бога за то, что внутри Джеймс все еще переживает за меня. – Что происходит? Почему он все еще здесь? Я думала, мы все были ужасны и он решил применить свой талант в другом месте.

– Мистер Макдональд здесь, – шепчет Джеймс, – поэтому Рассел решил прийти и все проконтролировать. Хотя я сказал мистеру Макдональду, что Рассел не имеет никакого отношения к сегодняшнему вечеру. А на следующей неделе он не будет иметь никакого отношения к «Лох Дорну». Его уволили.

Я потрясена. Джеймс взял ситуацию в свои руки и постоял за себя.

– Значит, ты возглавишь ресторан? Будешь здесь шефом? – спрашиваю я.

– Не совсем, – говорит он, качая головой, – хотя у меня есть кое-какие планы…

Но прежде чем он успевает продолжить, мимо нас к шатру проносится вереница официантов с большими серебряными подносами с закусками.

– Поехали! Ставим на стол закуски и сразу возвращаемся за следующим подносом! – рявкает Анис, которая никогда еще не выглядела так ответственно, как сейчас. Официанты идут строем, как на военном параде.

– Тебе пора идти представлять первое белое вино, – напоминает Джеймс, а я прикусываю губу. – Ты была великолепна, – добавляет он, снова опуская глаза в пол. – Я горжусь тобой, если это не слишком странно звучит.

Я качаю головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Джеймс, я буду чертовски скучать по тебе, – шепчу я. А потом отворачиваюсь и спешу обратно к подиуму с колотящимся сердцем. Мне невыносимо видеть его реакцию на эти слова.

Я делаю глубокий вдох и на мгновение впадаю в панику, так как не могу наполнить легкие. Я пытаюсь снова и напоминаю себе, что это всего лишь волнение.

Вдох, выдох.

Через мгновение я чувствую, что могу говорить.

– Белое вино, – объясняю я своей теперь уже плененной и подвыпившей аудитории, из Норфолка, – это потрясающее купажированное белое вино с тропическим букетом, которое идеально дополнит вашу подкопченную рыбу. У этого маленького красавца больше наград, чем у футбольного клуба «Норвич Сити». Хотя, честно говоря, это не такое уж большое достижение.

По мере того, как вечер продолжается, моя уверенность в себе растет, и я понимаю, что получаю удовольствие. Когда сырная тарелка и последнее вино ставятся на каждый столик, а оркестр готовится переходить к танцам, я выхожу на сцену в последний раз.

Это последний трюк у меня в рукаве. Я оглядываю зал и наблюдаю за гостями, которые пригубляют последний бокал. Наблюдаю за тем, как они ничего не понимают, затем пробуют снова. Они морщат носы, и на лицах у них отражается разочарование, они с ужасом смотрят на вино, стоящее перед ними. Идеально!

– Дамы и господа, надеюсь, вам всем нравится последнее вино, – начинаю я. Они стараются быть вежливыми, улыбаются и кивают мне. Один джентльмен сзади, не проявляя подобной деликатности, выплевывает вино обратно в бокал.

– Я бы хотела передать слово одному из вас, чтобы он оценил и идентифицировал это последнее вино: как вы видите, мы скрыли этикетки на всех бутылках. Есть ли здесь доброволец?

Почти сразу же мистер Хант поднимает руку:

– Я буду добровольцем.

Отлично.

Вежливые аплодисменты раздаются в зале, а затем блестит молния. Мы все ждем мгновение, пока не грянет гром, а затем Хант встает и комически преувеличенно качает головой:

– Хизер, спасибо вам за увлекательный тур по Англии, и я признаю, что сегодня наслаждался фантастическими винами. Но, боюсь, вы совсем испортили впечатление последним выбором, детка.

Я выпячиваю нижнюю губу и качаю головой, подыгрывая ему.

– На вкус оно как уксус. Как сок черной смородины, оставленный на столе на месяц. Отвратительно! Ровно то, чего я ожидаю от английского вина.

Все вокруг него кивают: наконец-то английское вино, которое их разочаровало, как они и предвидели.

– Что ж, очень жаль, мистер Хант, – говорю я в микрофон.

Он стоит, раскинув руки, и пожимает плечами.

– Почему бы вам не снять рукав и не показать, откуда оно?

– С радостью. – Мистер Хант протягивает руку через стол и берет бутылку, снимая черный бумажный рукав, и за остальными столами делают то же самое, желая увидеть, из какого ужасного английского поместья это вино.

– Мистер Хант? – спрашиваю я.

– Ну, – отзывается он, когда комната начинает бурлить от смеха, – похоже, над нами подшутили. Это вино из Стирлингшира, прямо здесь, в Шотландии.

Зал разражается взрывами хохота. Следуют аплодисменты, и несколько человек даже встают с мест. Я бросаю взгляд на персонал, который тоже аплодирует. Рокси раскраснелась и хлопает с энтузиазмом, и даже Ирен сияет.

Спасибо всем за прекрасный вечер. А теперь поприветствуйте оркестр Гранта Фрейзера, и я надеюсь, что вы будете веселиться до глубокой ночи. Всем отличного вечера.

Я ненадолго закрываю глаза и впитываю последние мгновения своего успеха, но тут же открывают их и улавливаю что-то знакомое в зале. Лицо в толпе, которого не было минуту назад, у хлопающих дверей шатра. Кудрявые волосы, уложенные набок, и большие голубые глаза, широко раскрытые от шока. Проходит мгновение, но потом я все понимаю.

Хизер. Хизер здесь.

Глава 38

Когда оркестр начинает играть, я чуть не падаю со сцены и бросаюсь к Хизер.

Ирен первой преграждает мне путь:

– Дорогая, ты была великолепна – поздравляю!

– Спасибо, – говорю я, поднимая подол платья, чтобы двигаться свободнее. – Извини, мне нужно…

– Хизер! Молодец! – говорит сияющая Рокси. – Ты просто супер. Это было так смешно! Еще и шотландское вино. Когда ты успела его заказать?

– Я не могу сейчас говорить, Рокси, – говорю я, проталкиваясь мимо нее.

– Хизер? – кричу я, как раз когда Билл пытается добраться до меня. – Не сейчас, Билл.

Я догоняю ее под фонариками, развешенными на аллее, и вижу ее лицо, освещенное экраном телефона. Она запихивает трубку в карман пальто, и мой первый порыв – броситься к ней и обнять. Я не знаю, с чего начать. Не знаю, что сказать.

– Что ты здесь делаешь? – лепечу я. Мысли бешено крутятся у меня в голове. Кто сказал ей, что я здесь? Зачем она приехала?

Она презрительно усмехается, и я хочу увести ее подальше от шатра, чтобы мы могли поговорить без посторонних. Должен же быть какой-то способ…

– Что я здесь делаю? – переспрашивает она резко.

– Я могу объяснить. Все не так плохо, как кажется.

– О, Птичка, чувствую, меня ждет увлекательная история. Рассказывай скорее. Кстати, красивое платье. У кого ты его украла?

Позади меня официанты с трудом убирают пустые тарелки, и я хочу убраться с дороги.

– Мы можем поговорить, пожалуйста! – прошу я.

– Я жду, когда за мной вернется такси и отвезет меня обратно в Инвернесс.

– Тебе нельзя ехать в такую погоду, – говорю я, а порыв ветра обдувает нас так сильно, что нам обеим становится не по себе. Я хватаюсь за свое платье, которое развевается на ветру, и смотрю на небо: молния пробивается сквозь темные тучи и на мгновение освещает долину. – Пойдем.

К счастью, она идет за мной к навесу со стороны дома – все еще на улице, но уже подальше ото всех. Я обхватываю себя руками, и у меня начинается словесный понос.

– Я знаю, что солгала. Я знаю. Мне так жаль. Просто я не знала, куда податься. Я не могла поехать к родителям, а у брата теперь есть половинка, и он не разрешил мне пожить с ним, и я не знала, что делать. Я не хотела тебя волновать. И я пошла на винную премию, и на мне был твой бейдж, а потом ко мне подошла Ирен, и я не смогла сказать ей правду, и она поверила, что я это ты, и все это росло, как снежный ком. Настоящий снежный ком. А поскольку ты говорила, что тебе не нужна эта работа и что это место – дыра в жопе мира, я подумала, что ничего страшного не случится.

– Молодец, Птичка, выставила меня виноватой.

– Я не это имела в виду. – Я кладу ладонь на ее сложенные руки, но она отталкивает меня. – Я просто хочу сказать, что ты назвала это дурацкой работенкой в жопе мира, поэтому, когда ты отказалась, я решила занять твое место. Я подрабатывала официанткой миллион лет назад, и мне показалось, что проще притвориться тобой, чем заново подавать документы на вакансию.

– Я, блин, сомелье с дипломом, Птичка. БЛИН! Какого черта? Ты бы не получила эту гребаную работу сама, и ты это знаешь. Не обесценивай мои годы тяжелой, блин, работы.

– Хорошо. Да, я знаю. Слушай, я не подвела тебя, Хизер. Я действительно много работала. Я узнала столько, сколько смогла. Хотя, конечно, я никогда не смогу знать столько, сколько ты.

Я путаюсь в показаниях. Не знаю, как объяснить свои глупые поступки, и просто хочу попросить прощения. Хочу обнять Хизер и кричать «прости» снова и снова, снова и снова, пока меня не простят.

– Мне так понравилось узнавать о винах, но меня потрясло, сколько же тебе нужно знать, чтобы быть той, кто ты есть. Это так сложно. О, Хизер, ты залегла на дно в Италии. Эта задумка казалась безобидной. Я и раньше была тобой. Ты позволяла мне притворяться тобой кучу раз.

– На вечеринках, на которые я не могла пойти! На концертах. Но, господи, это же откровенное мошенничество! – теперь она кричит во весь голос, хотя ветер и дождь скрывают это от всех, кто находится в пределах слышимости.

– Нет. Не совсем. Ирен заплатила мне наличными. Юридических проблем не будет, – быстро говорю я, как будто это может искупить хотя бы часть моей вины.

– Я так чертовски зла, Птичка. Это худшее, что ты когда-либо делала, а за эти годы ты натворила немало дерьма.

– Пожалуйста, Хизер, – умоляю я, – постарайся увидеть, чем это было на самом деле. Это просто безобидная забава. Никто не пострадал, правда.

– О, никто не пострадал, вот как, – говорит она, и глаза у нее становятся стеклянными. – Почему здесь, Птичка? Почему ты сделала это здесь?

Подождите, я что-то пропустила?

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

Она смотрит на меня, и тут я вижу дикую ярость в ее глазах.

– Не волнуйся об этом, Птичка, – кричит она. – Не волнуйся ни обо мне, ни о ком-либо еще. Просто, блин, волнуйся о себе, хорошо?

В этот момент нас ослепляют огни подъезжающего такси, и я вижу в лучах его фар, что начинается дождь.

– Такси для Хизер Джонс? – раздается голос, и Хизер поворачивается, чтобы уйти.

– Не уходи! – умоляю я. Пожалуйста, останься. Нам нужно поговорить об этом. Что происходит? Пожалуйста, Хизер.

Она выдыхает, у нее в глазах стоят слезы, и что-то в ней смягчается:

– То, что ты сделала, – это полное дерьмо, но не только потому, почему ты думаешь.

– Расскажи мне, – говорю я. – Мне так чертовски жаль.

– Пожалуйста, не перебивай, – говорит она, пока дождь усиливается, и мы забираемся под тент, насколько это возможно.

– Ладно, ладно, прости. – Я чувствую нарастающий страх. Что меня ждет?

Хизер машет рукой водителю, чтобы он подождал, затем лезет в сумочку и достает оттуда то, что выглядит как старый полароидный снимок.

– Мачеха прислала мне коробку с вещами около года назад. Она разбирала папины вещи и подумала, что они мне пригодятся. Просто дурацкие фотографии. Старые книги о вине. Его часы. Все в таком духе. И там был старый дневник винного погреба, а сзади, под обложкой, была эта фотография. Не знаю, хотел ли он, чтобы я ее нашла, или забыл ее там, но я ее нашла.

Она теребит маленькую фотографию.

– И я думаю, что эта женщина на фотографии может приходиться мне тетей, – говорит она дрожащим голосом. Я помню, как мама говорила о своей сестре. Знаешь, как бывает, когда ты маленькая. Долгие годы я не задумывалась об этом. Потом однажды я спросила отца, и он сказал, что у меня нет родственников. Только он. И я подумала, что мне это привиделось. Но это не так, Птичка. Теперь я знаю, что это не так, – дождь стал сильнее, и ее голос тоже.

Я понимаю, что не ответила, но я в замешательстве:

– Тетя?

– И если я права, у нее тоже есть ребенок, так что у меня может быть двоюродный брат или сестра. Папа никогда не говорил мне, и я понятия не имею, почему. Почему он не сказал мне, что у моей мамы есть сестра? Я боялась, что на то есть какая-то ужасная причина, типа они не хотят меня знать, или что-то в этом роде, поэтому я испугалась. Но пока я была в Италии, я поняла, что обязана знать.

Я поворачиваю фотографию к свету и изучаю ее. Я узнаю мать Хизер по другим старым фотографиям, которые я видела, и ее отца в центре. Но вот женщина, стоящая по другую сторону от отца Хизер, – это Ирен. Молодая Ирен. С темными, прямыми волосами, не такими седыми, как сейчас, но это точно она. Я смотрю попеременно на мать Хизер и на Ирен. Они были так похожи. Так похожи.

– Когда я разыскала ее, я подумала, что если устроюсь на работу в «Лох-Дорн», то смогу узнать ее получше и провести с ней время. Понимаешь? А потом, по мере приближения лета, мне становилось все страшнее. Что, если есть что-то действительно ужасное, от чего меня защищал отец? Поэтому, когда Кристиан предложил мне поехать в Италию, я сбежала.

– Погоди-ка, – говорю я, беря в руки фотографию, чтобы получше ее изучить.

На этот раз я сканирую взглядом отца Хизер и чувствую, как в животе замирает. С пышными кудрями и бакенбардами в нем невозможно узнать человека, которого я знала в Плимуте, но я узнаю в нем кое-кого другого.

Отец Хизер – тот же человек, что и на фотографии в коттедже Джеймса.

Отец Хизер – это и есть отец Джеймса.

Если у Хизер и Джеймса один отец, это делает их единокровными, а не двоюродными братом и сестрой.

Это значит, что… У отца Хизер был роман с сестрой ее мамы? С Ирен?

– Господи! – говорю я, грудь у меня сжимается, и я чувствую, как из меня высасывают воздух.

– Должна быть какая-то ужасная причина тому, что отец держал меня подальше от них. Но я должна ее узнать. А теперь ты все испортила, – у Хизер в голосе слышна горечь, у нее по щеке скатывается слеза, и тут фары подъехавшей второй машины освещают муки у нее на лице.

Я не знаю, что ответить, а она уже поднесла руки к лицу и плачет.

У меня голова идет кругом. Я возвращаю фотографию Хизер. Почему, черт возьми, она не рассказала мне об этом? Она тоже солгала! Я думала, что она моя лучшая подруга. Если бы я знала, я бы никогда так не поступила. Не могу на это смотреть. Меня сейчас стошнит.

Так, нужно соображать быстро. Должна ли я сказать ей? Должна ли она услышать это от меня?

В этот момент появляется Билл с большим черным зонтом, который он удерживает против мощного ветра.

– Хизер? – мягко говорит он. – Извини, но тут приехали два такси. Оба едут в Инвернесс, поэтому я уверен, вы понимаете, что я не хочу отказываться от их услуг, если на это нет необходимости.

Хизер поднимает на него глаза, и на мгновение волны тошноты в моем желудке сменяются ужасом. Вот оно. Это начало конца.

– О, здравствуйте, – говорит Билл, внезапно осознав ситуацию. – О, боже.

Хизер, как всегда, вежливо пожимает протянутую руку.

– Что мне сказать водителям, дорогая?

И тут я вспоминаю:

– Эм, одно из такси для меня.

Билл кивает мне:

– Ты тоже уезжаешь?

Я молчу, только киваю. Я не знаю, что делать. Билл, наверное, думает, что нам обеим лучше уехать прямо сейчас, на случай, если его тоже разоблачат. Я сделала свое дело. Но что насчет Хизер? Я смотрю на нее и хочу обнять, но не решаюсь. Она в оцепенении.

– Билл, не мог бы ты оставить нас на минутку? Скажи таксисту, что я скоро подойду, – резко говорю я.

– Ладно. – Он передает мне зонт и уходит.

– Мы можем уйти из-под дождя? – я раскрываю над нами зонт. Мы обе промокли насквозь.

– Я хочу уехать.

– Хорошо, можем уехать, – говорю я.

– Я хочу уехать одна, – говорит она, всхлипывая и закрывая лицо руками.

– Хорошо, давай на минуту выйдем из-под этого дождя, а потом поедешь. – Я беру Хизер за руку и веду ее в бар. Я не могу позволить ей столкнуться с Ирен без предупреждения, а Ирен все еще в шатре, насколько я знаю.

– Можешь принести ей стакан виски? – говорю я Биллу, который вернулся и не отходит от нас с истеричным видом.

– Не лучше ли вам обеим просто уехать? – просит он.

– Да уезжаем мы, – огрызаюсь я, поворачиваясь к нему. Я расстроена. У меня нет времени на все это.

– Мне нельзя потерять работу, – говорит он в отчаянии. Я могу прикрыть его – сказать Ирен, что я обманула и Билла тоже. Я могу не упоминать о краденом вине, оставить все как есть.

– Все будет хорошо, – говорю я. Возвращайся в коттедж, ладно? Я скоро подойду.

Билл кивает, выглядя совершенно разбитым.

Я оглядываю барную стойку, за которой сидят всего несколько гостей. Бретт стоит за стойкой и смешивает коктейли. Затем дверь кухни распахивается, и я вижу Джеймса, который берет из холодильника бутылки с водой. Он смотрит на меня, замечает, что я промокла, затем видит Хизер и смотрит на нее с недоумением. Внезапно ужас ситуации захлестывает меня, и я поворачиваюсь к ней, хватая ее за обе руки.

– Поехали.

Она качает головой:

– Я не хочу никуда ехать с тобой.

– Хорошо. Справедливо. Там ждут два такси, так что мы можем поехать отдельно, хорошо?

Она кивает, поднимая голову впервые с тех пор, как мы вошли в дом. Ее вьющиеся волосы свисают мокрыми прядями вокруг лица, а глаза опухли.

Я смотрю на Джеймса, который все еще стоит там с обеспокоенным видом, и меня охватывает паника. Нам нужно убираться. Я тяну Хизер за куртку.

Но тут входит Ирен. Она широко улыбается и протягивает к нам руки:

– Хизер!

Я слышу, как Хизер шмыгает носом. Она смотрит на меня, потом на Ирен.

Но тут Ирен притягивает меня к себе и крепко обнимает:

– Ты просто молодец! Я везде тебя искала. Но ты совсем замерзла, и ты тоже, дорогая, – говорит она, поворачиваясь к Хизер. – Бретт, не мог бы ты принести нам пару одеял? Или, может быть, пару полотенец? Я так горжусь тобой, Хизер, – говорит она, отступая назад, чтобы посмотреть на меня, держа обе мои руки в своих.

– Она не Хизер. Я…

Нет-нет, я не могу позволить ей узнать об этом так.

– Дело в том, Ирен, – говорю я, делая глубокий вдох, – что я не Хизер.

Ирен усадила нас за тихий столик в стороне от гостей. Она сбита с толку, но, похоже, ее больше волнуют полотенца и одеяла и то, чтобы у всех был согревающий чай, чем то, что она услышала.

– Что ты имеешь в виду – ты не Хизер? – говорит она, когда Бретт приходит с двумя свежими халатами, так что мы с головы до ног в пушистом белом хлопке.

Я смотрю на Джеймса, который вышел из-за барной стойки и стоит перед ней, подойдя недостаточно близко, чтобы помешать, но достаточно близко, чтобы подслушать. Я полагаю, что могу с таким же успехом рассказать все при всех.

– Когда я встретила тебя, Ирен, на церемонии вручения винной премии, – говорю я, – на мне был бейдж Хизер.

– Я не понимаю, дорогая, – говорит Ирен. – А как вас зовут? – она обращается к Хизер, которая просто сидит и смотрит на нас в полном шоке. Узнала ли она Ирен?

– Что я хочу сказать, – вклиниваюсь я, – так это что на мне был значок Хизер.

– Я запуталась, Хизер. – Ирен удивленно смотрит на меня.

– Я НЕ ХИЗЕР! – я срываюсь, закрывая лицо руками. И тут я слышу ее – тишину нежелательного внимания. Все вокруг смотрят на меня. Я отвожу руки от лица и вижу, что к нам присоединилась Анис. Ладно, это нужно содрать, как пластырь. – Когда мы встретились на винной премии, я пришла вместо Хизер. На мне был ее именной бейджик.

– Так ты не Хизер? – повторяет Ирен.

– Нет. Я Птичка. Финч. Элизабет Финч. Мои друзья зовут меня Птичка.

– Птичка? Что это за имя, – удивляется Бретт.

– Это ее прозвище, – говорит Джеймс, и я слышу, как в его голосе нарастает гнев.

– Да, – говорю я, и сердце у меня разрывается. Я смотрю на Хизер, но она смотрит на свои ногти. – Это мое прозвище. Моя лучшая подруга дала мне его, когда мне было шесть лет.

– И кто же такая Хизер? – спрашивает Анис, пытаясь разобраться во всем, пока Рокси проскальзывает к ней, снимая фартук. Я вижу, как она шепчет Анис:

– Что происходит?

И Анис наклоняется к ней, чтобы все рассказать.

Я игнорирую это и продолжаю:

– Я выпила пару бокалов вина, когда мы разговаривали на вручении наград, и не очень хорошо обдумала свои действия. Ты была такой милой и теплой, и… – Я смотрю на Ирен и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. – Я провела небольшое исследование. Мне показалось, что это довольно старомодное захудалое место. Только не обижайтесь. Винная карта в интернете была очень маленькой. Не было никаких намеков на ремонт. Я не знала до конца, куда собираюсь.

– Веб-сайт и правда устарел, – кивнув, добавляет Анис.

Я снова смотрю на Хизер, и у нее такой вид… Тот самый, который впервые привлек меня к ней еще в начальной школе. Мне хочется обнять ее, но больше всего хочется закончить это дело, а потом убраться отсюда. Вместе с Хизер.

– Работы у меня не было. Я не могла позволить себе искать новую квартиру. И я… я подумала, что это не такая уж безумная идея, – говорю я, стараясь не думать о том, насколько безумно это звучит.

– Это просто бред, – громко говорит Джеймс, вышагивая вдоль барной стойки.

– Да уж, – соглашается Ирен.

– Я не продумала как следует последствия. Ирен, я не думала, что это повредит «Лох-Дорну», иначе я бы никогда не стала бы так рисковать вашим бизнесом. Единственное оправдание, которое я могу дать, это то, что я вела себя глупо, необдуманно и эгоистично. Я думала, что это будет веселая летняя стажировка, и никому не будет дела до того, кто я такая на самом деле.

Никому никогда не было дела до того, кто я такая на самом деле. Никого это не волновало, кроме Хизер.

Я смотрю на Джеймса, который к этому моменту уже перестал вышагивать, и вижу на его лице проблеск сострадания, но затем гнев возвращается.

– Я знаю, что меня никак нельзя простить, но я хочу сказать, что я обожала каждый день, проведенный здесь. В конце концов я полюбила свою работу и отдавала ей все свои силы. Мне нравились уроки кулинарии с Джеймсом, прогулки вокруг озера… – Тут я делаю паузу, чувствуя, что Хизер снова смотрит на меня. Я не могу смотреть на нее.

– Как ты могла так рисковать судьбой отеля? – удивляется Джеймс.

– Мне жаль. Как я уже сказала, я просто не думала об этом. Я думала только о себе. На какое-то время мне хотелось стать кем-то другим. Чтобы понять, каково это – быть такой удивительной и талантливой, как Хизер.

Слезы уже текут у меня по щекам, и большие пузыри соплей появляются в носу каждый раз, когда я выдыхаю. Ирен достает из сумки салфетку и протягивает ее мне.

– А что Билл? – спрашивает Ирен, когда информация начинает доходить до них, и я чувствую, что сейчас пойдут вопросы. – Он обо всем знал, не так ли? Где, черт возьми, Билл?

– Он не знал, пока не стало слишком поздно, – и тогда я решаю, что сейчас самое подходящее время сказать обо всем. – Он вернулся в коттедж. Он очень расстроен. По этому поводу: пожалуйста, перестань его защищать, потому что ты ему не помогаешь. Ты делаешь только хуже. Он все время подделывает заказы и забирает часть алкоголя себе. Он болен. Это болезнь. Нельзя просто скрывать это. Ему нужна помощь. Защита ему не поможет. Пострадают другие. И ваш отель в том числе.

Ирен смотрит на меня, и на мгновение мне кажется, что она выйдет из себя, но этого не происходит. Она смотрит на свои руки и кивает.

А потом наступает тишина. Все сидят молча, не зная, кто возьмет на себя ответственность за решение текущих проблем.

– Ну, – начинает Ирен, качая головой, не в состоянии поверить в то, что происходит, – ты вывалила на меня столько всего за раз…

– Эм, все здравствуйте, – говорит Хизер едва слышным шепотом. – Могу я поговорить с вами, Ирен?

– А кто вы, дорогая?

– Я настоящая Хизер.

У меня замирает сердце. Я смотрю на Хизер и понимаю, что больше не могу пытаться отсрочить неизбежное.

– Мне остаться? – шепчу я Хизер, пока Ирен прогоняет остальной персонал.

– Нет, – отвечает Хизер, не глядя на меня.

Глава 39

Уже почти два часа ночи, когда я в одиночестве добираюсь до гостиницы на вокзале Инвернесса и звоню ночному портье. На вывеске радостно сообщается «Руководство сменилось», что дает надежду на то, что с тех пор, как я была здесь в последний раз, ситуация улучшилась.

Ночной портье открывает дверь. Он невысокого роста – около пяти футов двух дюймов (160 см), – с козлиной бородкой. Я чувствую исходящий от него запах, как только дверь приоткрывается.

– Мисс Финч? – спрашивает он. Я устало киваю. – Идемте, идемте. Вы немного позже, чем мы вас ждали. Но ничего, неважно. Я провожу вас в вашу комнату.

Он открывает дверь и пропускает меня вперед.

– Вверх по лестнице. Могу я взять ваши сумки?

– У меня только одна. Я сама донесу.

Он открывает дверь в маленькую одноместную комнату в конце коридора второго этажа и желает мне спокойной ночи. Я сажусь на край кровати, чувствуя себя измученной. Цветочные занавески приоткрыты достаточно, чтобы увидеть стеклянное мерцание реки Несс.

Я в сотый раз проверяю телефон. Никаких уведомлений. Ничего от Хизер. Мое последнее сообщение «Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?» не прочитано.

Я оставила Хизер с Ирен. Она сказала, чтобы я села в такси и оставила ее в покое, и я наконец оставила попытки остановить неизбежное. Кто я такая, чтобы вмешиваться в жизнь Хизер? А когда я попыталась поговорить с Джеймсом, он убежал на кухню, и я ушла.

Интересно, что произошло? Неужели у Ирен действительно был роман с мужем ее сестры? Я не могу в это поверить, но я не могу и придумать другого объяснения. Бедная, бедная Хизер. Я надеюсь, что правда об их семье скрепит их, а не разъединит: конечно, Ирен не сможет не полюбить неожиданную племянницу. Я представляю, какую боль она будет испытывать, зная, сколько лет упущено. И мне плохо от того, что я не могу быть рядом, чтобы поддержать Хизер, когда Ирен все узнает.

В поезде обратно в Лондон на следующий день я тоже не смогла связаться с Хизер, хотя расстояние хоть как-то облегчает мою боль. Я поселилась в грязном хостеле на Кингс-Кросс и легла в кровать, слушая звуки сирен и пьяные споры за окном.

Я снова пишу Хизер.

«Ты все еще там?»

По-прежнему молчание.

Когда на следующее утро я брожу по улицам города и поздний летний зной доносит до меня тухлые городские запахи, я понимаю, что мне, скорее всего, придется вернуться в Плимут. Деньги, которые дала мне Ирен, скоро закончатся, а на залог за комнату его все равно не хватит. Придется звонить маме. Это справедливое наказание для меня.

Я чувствую внутри ужасную пустоту, которая переполняет меня. Я хочу вернуться в «Лох-Дорн». Я чувствовала, что что-то зародилось там, как будто маленькое семечко того, кто я есть, наконец-то начало прорастать. Кто я теперь, когда меня там нет?

Я стала ценить вино, хотя мне никогда не стать настоящей сомелье. Мне понравилось изучать еду. Мне нравится то, что Джеймс делает в ресторане, и мне нравится, с какой заботой Ирен готовит дома. Но я никогда не смогу зарабатывать на жизнь готовкой. И снова я Птичка: ничего не умею, даже притворяться, как оказалось.

В тот вечер в хостеле происходит драка между двумя австралийскими бэкпекерами, которая заканчивается тем, что мне на лицо падает прядь искусственных волос.

Глава 40

На следующее утро я снова брожу по Северному Лондону, где мне нечего делать и некуда идти. Я знаю, что откладываю неизбежное, но не могу заставить себя позвонить родителям.

Я провожу полчаса в какой-то ужасной кофейне, где пью латте, состоящий из безвкусной пены. Потом мне очень нужно в туалет, но там грязнее, чем в конюшнях «Лох-Дорна», поэтому я пользуюсь туалетом в ближайшем Caffи Nero. Женщина за стойкой хмуро смотрит на меня, когда я проскальзываю мимо очереди. К двенадцати я побывал в Oasis, Waterstones и ретро-магазине сладостей, где купила пакетик лакричных конфет, которые тут же съела. Чувствуя глубокую жалость к себе, я некоторое время сижу на скамейке у автобусной остановки, неустанно проверяя свой телефон.

Тут я замечаю небольшой магазинчик, зажатый между магазином мобильных телефонов и букмекерской конторой; его маленькая привлекательная витрина оформлена как для пикника с розовыми винами и стеклянными стаканами, разложенными на клетчатом покрывале. Название милое – «Винная библиотека» – и навевает воспоминания о Хизер. По-моему, это одно из мест, куда она часто ходила.

Я решаю заглянуть сюда и, возможно, поучаствовать в бесплатной дегустации, если предложат. Открываю дверь и слышу звук «дзынь». Он сразу же на мгновение возвращает меня в Портри, и я закрываю глаза, чтобы насладиться видом лодок, снующих по заливу. Джеймс широко улыбается мне, его волосы развеваются вокруг лица от дуновения морского бриза. Радость, которую чувствуешь, когда начинается что-то новое.

– Доброе утро, – говорит голос, и женщина (кажется, француженка) поднимается из подвала. – О, или уже добрый день. Чем могу помочь?

Полки на стенах забиты бутылками, а вдоль задней стены тянется длинный холодильник.

– Пока не знаю. Жарко сегодня, – говорю я, замечая большую вывеску с надписью: «Британское, органическое и, вы не поверите, вкусное». Не могу удержаться от улыбки. – Вот это действительно неплохое. – Беру бутылку и изучаю этикетку, хотя знаю ее наизусть.

– Да, его делают почти в тех же условиях, что и шампанское, – говорит она.

– Да. Я знаю, – улыбаюсь я.

– А вы разбираетесь в английских винах! – Она хлопает в ладоши от восторга. Ей, наверное, около пятидесяти, прикидываю я. Она одета в свободную длинную юбку, которая скользит по полу при движении.

– Немного, – отвечаю я. – Я работала сомелье.

– Да? – Она сразу оживилась. – Я выросла в окружении виноградников. У моих тети и дяди даже есть petite maison (маленький домик) на Луаре.

– Наверное, было здорово расти там, – говорю я, беря в руки другую бутылку, на которой карандашом нарисованы ряды виноградных лоз вдоль глубокой долины.

– Что ж, мне очень повезло, но, конечно, я не ценила этого, когда мне было семнадцать. Хотела уехать поскорее.

Я киваю, проводя большим пальцем по ряду виноградных лоз:

– Никто не хочет жить дома в семнадцать лет. Особенно если живешь в Плимуте.

Она хихикает и протягивает руку:

– Хотите продегустировать?

– Хотела, – говорю я. – Но сейчас подумала, что лучше сохранять ясную голову.

– Позвольте хотя бы предложить вам попробовать это «Розе»? – говорит она, подходит к холодильнику и берет бутылку с нижней полки. Наливает щедрую порцию, я хмурюсь, а потом мы улыбаемся друг другу.

– Спасибо, – отвечаю я, думая о ее семейном винограднике и задаваясь вопросом, каково это: иметь дом, в который не терпится вернуться. – Могу я спросить вас кое о чем? – задаю вопрос я, поднимая на нее глаза.

– Конечно.

– Как вы поняли, что хотите открыть этот винный магазин?

– Ну, вино у меня в крови, как вы уже знаете, и я думаю, что сколько бы ни проходило времени, вы никогда не потеряете любовь к тому месту, откуда вы родом. Это ваша суть.

– Хм, – я пробую напиток, – но что, если у вас нет этих корней? Что, если вы часто переезжали? Или у вас были дерьмовые родители. Знаете, не все хотят оставаться там, где они родились. Многие люди хотят улучшить свою жизнь, верно?

– Скажите мне, что любите, – просит она.

– Я люблю… – Я провожу пальцами по почти пустому бокалу «Розе». – Я люблю чувствовать свою принадлежность. Только что, блин, это вообще значит?

– К мужчине?

– Нет. Нет. – Я качаю головой.

– К семье?

– Да, наверное, если только речь не о моей родной семье.

– Возможно, вам нужно найти место, где вы могли бы пустить корни в землю? Немного воды, немного солнечного света, немного времени и пространства? Как виноградная лоза? Даже у идеального винограда нет шансов, если не уделить время выращиванию, уходу и любви.

– Сомневаюсь, – говорю я, чувствуя, как кружится голова, и внезапно мне хочется уйти. Я допиваю остаток бокала.

– Почему? – Она тоже делая глоток «Розе».

Мои мысли возвращаются к озеру, к темным облакам над головой, к ветру, свистящему над серой водой. Я иду обратно через лес, вдоль реки. Прохожу мимо маленькой конюшни, где Бретт чистит лошадей, и направляюсь к коттеджам. Билл и Джеймс готовят кофе на кухне. Я поднимаюсь по выложенной галькой дорожке к главному дому и вижу Ирен, стоящую в дверях, одетую во что-то яркое и роскошное. Внутри Рокси ходит туда-сюда по ресторану, а на кухне Анис стоит у стойки и отдает распоряжения двум поварам-новичкам. И тут я думаю о Хизер, и вижу ее там. Как она стоит в дверях и чуть улыбается с бутылкой вина в одной руке и двумя бокалами в другой.

– Эй? Вы тут?

– О, простите, я была в своем собственном маленьком мирке, – говорю я, повторяя эти слова про себя. Мой собственный маленький мирок. Я хочу поговорить с Хизер. – Кто-то однажды спросил меня: если бы я могла делать все что угодно, что бы это было? – продолжаю я, – и я всегда отвечала: нихрена, но чтобы платили.

– А сейчас?

– Ну… – я произношу эти слова у себя в голове – слова, за которые я бы распяла Хизер, которые я посчитала бы противоречащими моим феминистским идеалам, которые я раньше считала слабостью. – Я хочу принадлежать кому-то. Быть любимой.

Она с приподнятыми бровями и легким кивком головы одаривает меня знающей улыбкой. Несколько месяцев назад я бы сочла ее снисходительной. Но сейчас в ней чувствуется тепло и одобрение. Как будто я наконец-то ответила правильно.

– Спасибо, что выслушали, – говорю я, понимая, что эта бедная женщина всего лишь хотела продать бутылку вина, а не провести сеанс психотерапии самой проблемной женщине в Лондоне.

– Вы уверены, что хотите уйти? – спрашивает она, протягивая вино, чтобы предложить еще.

– Мне нужно позвонить, – объясняю я.

Я импульсивно обнимаю женщину, имени которой не знаю, и выхожу из магазина в подпитии. Нахожу скамейку у вокзала и снова пытаюсь дозвониться до Хизер. И снова она не берет трубку.

Я захожу в станцию метро «Энджел», не совсем понимая, куда мне деваться дальше, но как только я ступаю на спускающийся эскалатор, звонит телефон, и это Хизер. Я поворачиваюсь и начинаю бежать обратно вверх по эскалатору, нащупывая кнопку «принять вызов».

– Хизер! – говорю я, отбиваясь от входящих пассажиров своей огромной сумкой. – Извините! Извините меня, – говорю я, полностью сосредоточившись на том, чтобы подняться по лестнице.

– Что ты делаешь? – спрашивает Хизер.

– Пытаюсь подняться по эскалатору! Чертова станция «Энджел»! Длинный гребаный эскалатор!^[32] – кричу я, наконец добираясь до верха и чуть не спотыкаясь. Я бросаюсь к подоконнику у турникетов и бросаю свою сумку на землю. – Я выбралась. Я здесь. Слушаю тебя, – говорю я, задыхаясь.

– Привет, Птичка, – говорит она мягким, чтобы не сказать дружелюбным, тоном. – Я рада, что ты позвонила. Пришло время поговорить. Куда ты едешь?

– Я собиралась… Бог знает куда. Домой, наверное.

– В Плимут?

– Да. Может быть.

– Я возвращаюсь в Лондон сегодня днем и подумала, что мы могли бы встретиться и поговорить.

– Ты уехала из «Лох-Дорна»?

– Я все объясню, когда приеду. Не хочу вдаваться в это сейчас.

– Все в порядке? О, Хизер, ты когда-нибудь простишь меня?

– Прошло всего три дня.

– Хорошо, – тихо произношу я, чувствуя слабую надежду. – Увидимся у тебя дома. Во сколько?

– Ты сможешь приехать завтра около полудня?

– Да. Конечно.

– Верни мою щетку для волос, – отрезала она. – И больше не ври.

– Не буду, – тихо обещаю я. Я хочу спросить об Ирен и Джеймсе, о Рокси и Билле, но боюсь. Все мое внимание сейчас должно быть сосредоточено на Хизер и на смягчении ущерба, который я нанесла.

Она отключается, и впервые за неделю я чувствую себя немного легче. Я опускаю взгляд на свою сумку, закидываю ее обратно на плечо и отправляюсь в хостел на еще одну ночь.

Глава 41

Ноябрь

Я смотрю на запрос в друзья от Рокси в соцсетях. На фото она в розовом бикини и полотенце стоит с раскинутыми руками на берегу Лох-Дорна, и у нее на лице широкая улыбка. Запрос висит уже несколько дней, но я слишком нервничала, чтобы его принять.

Стоит ноябрь, в Лондоне холодный ветер, но я сижу в маленькой квартирке Хизер, которая в моем распоряжении на ближайшую неделю, пока я не уеду. Я заказала в Uber Eats пиццу и шесть банок какого-то пива и планирую небольшую вечеринку для себя любимой в гостиной с дрянным фильмом. Знаю, знаю, но это пицца на закваске и местное крафтовое пиво.

Дом кажется чужим без вещей Хизер, но воспоминания остались, а тепло и любовь, которые я испытываю к ней, сильнее, чем когда-либо.

– Мне очень жаль, – сказала я Хизер в тот день у нее дома. – Я не могу притворяться, что не знала, что делала. Я знала. Я знала, что рискую твоей репутацией, даже до того как узнала о ремонте в отеле. Просто ставки становились все выше. Мне казалось, что выхода нет, кроме как попытаться стать достаточно хорошей версией тебя, чтобы никто не пострадал. Но это не оправдание. В конце концов я приняла решение использовать тебя. Твою тяжелую работу. Твое усердие. Прокатиться на волне твоего успеха. Это был ужасный поступок.

– Я понимаю, как это произошло, – сказала Хизер. – Я понимаю, как ты уговаривала себя, что все будет хорошо. И я понимаю, как моя уклончивость в отношении работы и причин, по которым я собралась, а потом не поехала в Шотландию, способствовала путанице.

– Не бери на себя ответственность. От этого я чувствую себя еще хуже, – нахмурилась я. – Это было чертовски глупо.

– Это правда. – Она покачала головой. Но тон у нее смягчился. Она больше не злилась. Возможно, была разочарована. – Ну, чего я добилась, так это наконец-то познакомилась с семьей.

– Ты уже все выяснила?

– О да, – кивнула она. – И это тяжело принять. Я до сих пор не уверена, что полностью верю рассказу Ирен. Из него можно сделать вывод, что мой отец был, ну, подонком…

– Не по отношению к тебе, – прервала ее я.

– Ирен сказала, что у нее был роман с папой. Всего на пару ночей, когда они с мамой только начинали встречаться. Меня тогда еще не было.

– Боже, я просто не могу представить себе Ирен…

– Она сказала, что это была ошибка, но она об этом не жалеет, потому что так у нее появился Джеймс.

– Но как твоя мама не…

– Послушай, Птичка, ради бога, и я все объясню.

Я показала жестом, что мой рот закрыт на замок.

– Папа с Ирен работали вместе в одном ресторане в Эдинбурге. Так он и познакомился с мамой. Мама была медсестрой, так что они все работали по сменам, и у папы с Ирен была пара ночей, когда… ну, ты же знаешь, как бывает в отелях: работа допоздна, выпивка, все такое. Люди становятся близки. Ирен пожалела об этом и хотела признаться моей маме.

– Боже, только представь, – сказала я. – Твоей маме, наверное, было так больно.

– Было бы, но в конце концов Ирен так и не смогла рассказать ей. Папа настаивал на том, что это его прерогатива. Ирен не знает, что именно он сказал, только вот мама больше никогда с ней не разговаривала. Не ответила ни на один звонок. Полное молчание. А потом они резко переехали в Лондон. Мой папа дал понять, что не хочет ничего о ней знать. И Ирен уехала на западное побережье.

– Значит, твои родители сбегают в Лондон, а Ирен… беременна?

– Именно. Она устраивается на работу в «Лох-Дорн», и хозяева заботятся о ней. Селят ее в собственном коттедже. Помогают ей встать на ноги. Ей было всего двадцать пять или около того.

– Но почему она не рассказала твоему отцу о Джеймсе?

– Сначала ей было стыдно. Это бы уничтожило ее сестру. Последний гвоздь в крышку гроба. Но потом, когда Ирен наконец набралась смелости, мама уже умерла.

– О Боже, это так трагично, – сказала я, переживая за Ирен.

– Ирен была осторожна в выражениях, чтобы не ранить чувства Джеймса, я полагаю, но она сказала, что папа дал понять, что не хочет знать Джеймса, и на этом все закончилось.

– Черт! Бедная Ирен. Бедный Джеймс.

– Мой отец оказался хуже твоего, – сказала Хизер, пытаясь отшутиться.

– Может быть, он не хотел, чтобы ты перестала его уважать. Ты была для него светом в окошке, – предположила я.

– Возможно. Он был отличным отцом во всех других отношениях.

– Но почему ты скрыла это от меня?

– Потому что мы всегда были только вдвоем, – сказала Хизер, глядя прямо на меня, – и я боялась, что ты почувствуешь себя лишней.

– Я бы помогла тебе. Мне хочется думать, что я переживала бы и рада за тебя… – но когда я это сказала, голос у меня прервался, и я поняла, что если бы Хизер поехала в «Лох-Дорн» без меня, если бы все сложилось так, как должно было сложиться, я бы почувствовала себя обделенной.

– Я хотела сначала все выяснить сама. Ирен было довольно легко найти. Я загуглила ее, и она нашлась на нескольких сайтах про отельный бизнес, а потом я увидела ужасный сайт «Лох-Дорна». – Тут Хизер чуть улыбнулась и продолжила: – Я так боялась, что за решением отца скрыть это от меня стоит что-то ужасное. Но воспоминания о том, как мама говорила о сестре, не давали мне покоя. Они так похожи на этой фотографии, правда? Мне так грустно, что, возможно, мама хотела простить Ирен, но так и не смогла. Как будто не прошло достаточно времени или – что еще хуже – папа не позволил ей.

– Может быть, лучше думать, что все стороны настрадались? – предложила я. Я просто не хотела, чтобы Хизер ненавидела своего отца.

– Ну, да. Кстати говоря, тебе правда нужно разобраться со своими проблемами. – Она не упомянула напрямую о посещении психотерапевта, но имела в виду именно это. Она явно не собиралась так просто простить мой проступок. Мне предстоит пройти долгий путь, прежде чем она снова начнет мне доверять.

– А как поживает Джеймс? – наконец осмелилась спросить я, и голос у меня напрягся, когда я подумала о нем.

– У Джеймса свои планы. Он хочет уехать и немного поработать за границей.

– Хочет уехать? – я почувствовала гордость, но в то же время грусть.

– Да. Кажется, – ответила она, и я не почувствовала себя вправе допытываться дальше.

– Он тебе нравится? – спросила я, и глаза у меня наполнились слезами.

– Да, он мне очень нравится. А что в нем может не нравиться? Он теплый. Добрый. Умный. Талантливый. Чего еще ждать от нового брата.

Я почувствовала, как слеза скатилась у меня по щеке, и на мгновение забыла обо всем:

– Простит ли он меня когда-нибудь?

– Думаю, теперь они видят всю картину, – осторожно сказала она, и по тому, как Хизер не смотрела на меня, я поняла, что они все подробно обсудили. Я вздрогнула. – Птичка. Джеймс простит тебя. Я уверена, что он влюбился в тебя. И скорее всего, все еще любит. – Я резко вдохнула. Влюбился. – Просто дай мне побыть там одной. А там посмотрим.

Через несколько дней она уехала. В «Лох-Дорн», чтобы работать с Ирен и поднимать отель на ноги. Рассела там больше нет, а мистер Макдональд занялся тем, чтобы передать его в доверительное управление и отдать бразды правления Ирен.

Сейчас и я готовлюсь вернуться туда. Я провела десять недель в ожидании, когда Хизер скажет, что я могу приехать, и вот она это сказала. За это время я проделала определенную работу. Хизер щедро позволила мне пожить у нее, поскольку высокий сезон на Airbnb подходил к концу. Я уговорила Бриджит дать мне работу в «Винной библиотеке». Зарабатывала я там нихрена в час, но это было здорово – иметь свое дело. Я ходила к психотерапевту, и это было довольно полезно. Его звали Александр Дампф – очевидно, выбрала я его из-за смешного имени – и он был похож на здоровую версию моего отца. Я отдавала за визиты всю свою зарплату в «Винотеке», но за последние два месяца мы продвинулись вперед, и оказалось, что я такая негативная и саркастичная сволочь, потому что так и не научилась выражать радость без страха, что меня засмеют. Также выяснилось, что отец-алкоголик и отстраненная мать виноваты в том, что у меня возникли проблемы с привязанностью, а это значит, что я избегаю честных, открытых отношений. Также, для справки, привычка ко лжи может быть характерна для людей с эмоционально отстраненными родителями. Очевидно, я лгу ради одобрения.

Я не знаю, помогает ли мне осознание того, что у меня есть реальные проблемы, над которыми нужно работать, или заставляет меня чувствовать себя хуже, но пока я буду продолжать в том же духе.

Я опускаю взгляд на запрос в соцсетях, делаю глубокий вдох и нажимаю «Принять». На секунду мне кажется, что это нечто большее, своего рода символическое принятие себя. Спустя мгновение я снова смотрю в телефон, а там уже появилось сообщение.

«Привет, Элизабет? Или я могу называть тебя Птичкой? ОМГ, ТЫ УЖАСНА!»

Я не уверена на 100 процентов, сердится ли Рокси или смеется надо мной, но я должна перед ней искренне извиниться.

«Мне так жаль, Рокси. Это был тупой, дерьмовый поступок».

«Я не могла в это поверить! Никто не мог поверить!»

«Мне жаль. Правда, лучше бы я никогда этого не делала».

«Ты теперь знаменита, знаешь ли. Мэтью Хант хочет, чтобы ты провела следующий винный вечер».

«Что?»

«Да, он предложил тему «Подделки и мошенники». О поддельном вине! Ты тут легенда. ЛОЛ».

«Боже мой. Рокси, мне так жаль».

«Все в порядке. Я прощаю тебя. По крайней мере, теперь я знаю, что не сходила с ума #газлайтинг».

«Мне так жаль».

«И это правильно».

«Что ты собираешься делать дальше?»

«Я остаюсь здесь, ведь теперь здесь есть достойная сомелье, у которой можно поучиться. Неудивительно, что ты заставляла меня делать все заказы».

«Ладно, я это заслужила».

«Билл поехал на реабилитацию».

«ПРАВДА?»

«Ирен отвезла его, он был не в восторге, но все говорят, что это к лучшему и что они надеются, что он вернется».

«Что ж, я рада».

«Анис и Бретт все еще злятся на тебя».

«Ну, я и это заслужила. А остальные?»

«Ты имеешь в виду Джеймса? «

«Может быть (смайл). Он все еще там? Я еду к вам».

Звонок в дверь прерывает нас, и я понимаю, что жутко голодна, поэтому нажимаю на кнопку звонка и жду у двери парня из Uber Eats. Он передает мне горячую коробку, и, пока он возвращается к лифту, я закрываю дверь и чувствую легкий восторг от того, что меня ждет пир в одиночку.

Тут снова раздается резкий стук в дверь, и я думаю, что парень из Uber Eats что-то забыл или соседи снова хотят пожаловаться на шум от телевизора, но когда я распахиваю дверь, там стоит он. Джеймс.

Он улыбается и краснеет.

– Меня курьер впустил. Надо было позвонить заранее, извини.

Он выглядит по-другому. Волосы стали длиннее, а лицо бледнее, чем когда я уезжала.

– Джеймс, привет, боже мой! – Чувствую, как сердце начинает учащенно биться.

– Прости, что не позвонил, не написал, никак не предупредил тебя. Просто так показалось проще, – говорит он. – Я ехал через Лондон, и Хизер рассказала мне, как сюда добраться, так что…

– Я не могу поверить, что ты передо мной.

– Могу я войти?

Я опускаю глаза в пол и отхожу в сторону, чтобы освободить проход:

– Конечно.

Он выглядит так, будто только что вернулся с прогулки вокруг озера, весь обветренный и расслабленный. Люди в метро наверняка оборачивались на его зеленую вощеную дубленку и гигантские туристические ботинки.

– Проходи, садись, – я указываю на диван.

– Милое местечко, – говорит он, оглядывая квартиру. – Странно думать, что мой отец оставил Хизер деньги на эту квартиру, а меня знать не хотел.

Я понимаю, что в последнее время мало думала о том, как новость про Хизер повлияет на Джеймса. По какой-то причине я сосредоточилась только на чувствах Хизер.

– Ты в порядке? Что ты чувствуешь по поводу всего этого?

– В основном все замечательно. Мне нравится Хизер. Она очень напоминает мне маму, и мне кажется, что я знаю ее целую вечность. Но трудно не думать о папе, когда я смотрю на нее. Не то чтобы я его знал. Мысли о моем отце – это, по сути, одна фотография с кучей фантазий вокруг нее.

– Та самая фотография…

– А ты его тогда не узнала? – спрашивает он, поворачиваясь ко мне и чуть прищурившись.

– Нет. Лицо показалось мне знакомым, но без контекста я его не узнала. Я подумала, что он напоминает мне тебя. К тому же он умер, когда мы с Хизер были еще детьми. То есть я его почти не знала. Знала только то, что он отличался от моих родителей. Был старше. Намного старше, и весь такой утонченный и светский: из-за винного бизнеса, я думаю.

– Точно, – говорит он, кивая, как будто это уже кое-что.

– Хочешь пиццы? – стоя там, Джеймс заставляет меня нервничать. Я хочу знать, надолго ли он здесь. Куда он собирается? Что я могу сделать, чтобы он остался? Но когда грудь у меня привычно начинает сжиматься, я пытаюсь вспомнить, что нужно дышать и отпускать ситуацию.

Наконец он садится и открывает коробку с пиццей.

– Пиво будешь? – предлагаю я.

– Было бы здорово, – отвечает он.

Я направляюсь к холодильнику и достаю две бутылки, открывая их с помощью края кухонной стойки Хизер, и только потом вспоминаю, что нужно быть аккуратнее по отношению к ее вещам. Я передаю пиво Джеймсу и с ужасом смотрю на свои обкусанные ногти, покрашенные в дурацкий ярко-зеленый цвет, затем быстро прячу руки под стол.

– Какими ты здесь судьбами? – спрашиваю я.

– У меня завтра самолет. Лечу в Сан-Себастьян.

– О, – бормочу я, чувствуя, что сразу же расстраиваюсь. – В отпуск? – спрашиваю я с надеждой. Я надеюсь, что это всего лишь отпуск.

Он качает головой:

– Нет.

– Я надеялась увидеть тебя в отеле, когда вернусь. Еду туда на следующей неделе.

– Я знаю.

– Черт! – шепчу я, делая быстрый глоток пива.

– Это всего на несколько месяцев, – говорит он. – Я прохожу стажировку в новом ресторане. Они готовят морепродукты на открытом огне к югу от города, прямо на скалах. Для меня это непривычно, но у них по-настоящему потрясающее меню из местных продуктов, и я подумал, что пришло время попробовать что-то новое. Но только на время…

– А потом?

– Ну, я буду пытаться отреставрировать дом в бухте.

– Ты имеешь в виду… свой дом?

– Да, по крайней мере, планирую так. Там есть второе здание, рядом с главным, помнишь его?

– Конечно, помню! – Я мечтаю взять его за руку. Я никогда этого не забуду.

– Ну, – говорит он, встречаясь со мной взглядом и снова переводя его на более безопасную пиццу, – да. Я поговорил с банком, и они готовы одолжить мне немного денег на ремонт. Чего-то шикарного не получится…

– Все будет идеально.

– Ну, по крайней мере, все будет только моим.

– Разве ты не будешь скучать по «Лох-Дорну»?

– Скучать? Нет. Это в нескольких минутах езды. Кроме того, мы будем сотрудничать. «Лох-Дорн», как я надеюсь, предложит конные прогулки с Бреттом ко мне домой на какой-нибудь шикарный бранч, – говорит он.

– Все включено с Бреттом, – говорю я.

Он смеется. Теплым, спонтанным смехом, прикрывая рот рукой. Я тоже смеюсь. Мы встречаемся взглядами, и я едва удерживаюсь, чтобы не броситься через стол к нему на колени.

– О, это замечательно, – говорю я вместо этого. – Я рада за тебя. Это кажется правильным решением.

– Оно и есть правильное, – подтверждает Джеймс, кивая головой, как будто он сам только что это понял, а затем снова наступает тишина. Я знаю, что он проделал путь до Лондона – неважно, улетает он или нет, – не только ради того, чтобы сказать мне это. Он встает и начинает вышагивать между дверью и кухонной раковиной. – Слушай, мне нужно знать, что в тебе было настоящего.

– Ох, – я опускаю голову на руки. – Я не знаю, как на это ответить.

– Хизер много рассказывала о тебе, – он на мгновение останавливается у холодильника.

– Это из-за Тима?

– На него мне наплевать, – говорит Джеймс, пренебрежительно махнув рукой. – Но вот то, что она рассказывала о тебе, было похоже на человека, которого я знал.

– Я такая и есть.

– Целиком?

– Ну, не считая того, что касается вина. Мне пришлось потрудиться, чтобы этот номер прокатил, – говорю я. – Я имею в виду, я очень много работала, чтобы все получилось, а много работать – это определенно не то, что я могла бы считать типичным для себя раньше. Но во всем остальном я была собой настолько, насколько это было возможно.

– Я помню твои слова, когда мы ездили на рыбалку, о том, что вино не твоя страсть. Вот почему ты была так уклончива.

– Да.

– Это было так безрассудно. Я очень часто злюсь на тебя. Из-за того, что ты так рисковала репутацией отеля. Даже думая об этом сейчас, я чувствую злость. И вряд ли этот гнев быстро пройдет.

Я молчу. Я больше не прошу прощения. Я так измочалила слово «прости», что оно вытерлось, как старый носовой платок.

– Но в каком-то смысле я понимаю тебя… – продолжает Джеймс, глядя на меня, а я не могу встретиться с ним взглядом. – Я понимаю, как все вышло из-под контроля. Хизер упорно пыталась тебя оправдать.

Мое сердце снова екает от мыслей о подруге.

– Джеймс, мне нравилось проводить с тобой время. И я не хотела быть с тобой неискренней. Вот почему я все время говорила, что между нами ничего не может быть… но потом между нами все-таки что-то было, и я немного запаниковала. Чем больше ты мне нравился, тем хуже я себя чувствовала.

Он кивает. Он не выглядит сердитым или обиженным. Просто словно обрабатывает информацию, которую уже знал, но сейчас получил ей подтверждение.

– Но, Джеймс, если вдруг ты сомневаешься: ты мне действительно нравишься.

Он переводит на меня взгляд и изучает мое лицо.

– Как думаешь, ты сможешь простить меня? Мне кажется, ты чувствовал…

– Я работаю над этим, – говорит он, прежде чем снова посмотреть мне в глаза, на этот раз с намеком на прежнего Джеймса. – Я определенно хочу этого.

– Ты хочешь этого? – переспрашиваю я, и у меня перехватывает в горле.

– Да, – он, должно быть, чувствует мою тревогу, потому что наклоняется через стол и кладет свою руку на мою. Ее теплая тяжесть наполняет меня надеждой. Я борюсь со слезами, когда он мягко говорит: – Я хочу. Мне просто нужно время, – он садится, делает большой глоток пива и задумчиво смотрит на пиццу, а затем на меня. – А ты что собираешься делать?

– Ну, я вернусь в «Лох-Дорн», чтобы расхлебывать кашу, которую заварила.

– А потом?

– Что потом?

– Что ты будешь делать?

– Я надеялась… – Тут я запинаюсь. Я надеялась, что они попросят меня остаться.

– Если хочешь, им нужна помощь в баре. Особенно сейчас, когда Билл не работает. И вряд ли еще когда-либо будет работать в баре. Ты бы смогла?

– Правда?

– Да, правда. Но выдержишь ли ты? – говорит он.

– Что?

– Работу в «Лох-Дорне»?

Мое сердце замирает при одной мысли об этом.

– Конечно, Джеймс. Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты ищешь дело, которое тебя увлечет. Эта работа может стать таким делом или ты снова уедешь через год?

Я думаю о коттедже, об озере, о Портри, о реке, о скалистом горном хребте на Скае. О маленьком домике Джеймса с большим окном на воду и о том, как чайки ныряют в море. Я думаю об Анис, Бретте и Ирен. О Рокси. И еще я представляю Хизер.

– Да. Может.

– Ну, Элизабет Финч, – говорит он, глядя на меня, потом на сырный тонкий корж в коричневой картонной коробке и снова на меня, – пиццы там не будет.

– С этим я могу смириться.

Глава 42

Май

Весна вернулась в Лох-Дорн. Пока еще холодно и сыро. Но в воздухе витает обещание теплой погоды. Я откидываю шторы и смотрю на поместье. Вид из бывшей комнаты Билла такой же, как и из комнаты Джеймса.

«Яйца», – сообщает мне телефон.

Я зеваю, потягиваюсь и спускаюсь по лестнице на кухню. Коттедж полностью в моем распоряжении, по крайней мере, сейчас. Хизер живет у Ирен, а Джеймс переехал в свой дом у моря.

Я надеваю вощеную куртку и походные ботинки, которые забрала из старого гардероба. Натягиваю шапочку и иду к маленькому джипу, припаркованному у заднего входа. Вставляя ключ в переднюю дверь, я вижу, как Анис вытаскивает из белого фургона ящик со льдом и лососем.

– Тебе помочь?

– Отвали, – отвечает она. Но улыбается.

– Да, шеф, – отвечаю я, когда она открывает дверь бедром и исчезает на кухне. На своей кухне.

И тут я вспоминаю. Яйца. Я иду за ней на кухню и к холодильнику, беру упаковку яиц, а затем выхожу обратно. Заглядываю в ресторан и вижу, как Рокси суетится в заполненном зале, а сезонный персонал проходит проверку на прочность. Поскольку вход на кухню теперь заблокирован еще одним фургоном, я возвращаюсь через зону ресепшн. С тяжелыми дубовыми стеллажами библиотека выглядит более стильно. Мне нравится, что они заменили некоторые особенно вычурные предметы мебели на старинную кожаную. Шкаф с настольными играми также пришелся по душе гостям.

Как только я выезжаю за пределы территории, я еду по наконец-то расчищенной и утрамбованной дорожке, ведущей к дому Джеймса. Останавливаюсь рядом с одним из знакомых внедорожников и направляюсь к двери коттеджа.

– Птичка, – восклицает Хизер, – ты только посмотри!

Она сует мне под нос iPad, открытый на разделе The Guardian, посвященном еде.

– Это статья тревел-блогера из The Guardian, который приезжал сюда на прошлой неделе, – говорит она. Хизер хорошо знала его по работе в Лондоне и убедила его заехать к нам и написать обзор.

– Отзыв потрясающий, – говорит Ирен.

Я улыбаюсь, подхожу и передаю яйца Джеймсу.

– Счастливого дня рождения, – говорю я.

– Он действительно очень счастливый. – Джеймс наклоняется, чтобы поцеловать меня. сначала в щеку, потом в губы, потом движется вниз по моей шее, и я отталкиваю его.

– Не сейчас. Все здесь, – шепчу я.

– Я так рад, что и ты здесь, Птичка, – шепчет он в ответ.

– Спасибо, – говорю я, чувствуя знакомое покалывание от стыда на щеках. – Прости.

– Мы больше не просим прощения, ты забыла?

– Прости, – говорю я, теперь уже со смехом.

А потом мы все сидим на скамейках за столом и завтракаем в отремонтированном коттедже – современном, простом, потрясающем. Дуб и камень составляют основу дома, а мягкая мебель в шотландском стиле завершает образ. Это на сто процентов шотландский дом. Здесь комфортно и аутентично. И на сто процентов виден стиль Джеймса.

Огромное окно выходит на залив, утреннее солнце сверкает на воде миллионом крошечных бриллиантов. Чайка парит в воздухе, а затем ныряет в воду в поисках рыбы.

Хизер и Ирен трещат без умолку. Нужно обновить пристройку, и снова пора подумать о вечере Винного общества.

– Пусть Птичка этим займется, – говорит Хизер.

– О нет, это же твоя работа, – отвечаю я.

– Ерунда. Я помогу, но принимать гостей должна ты. Это твоя фишка.

– Конечно, я могу это сделать, – говорю я, краснея, – но это не совсем моя фишка.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что это не то, что заставляет меня с радостью вставать по утрам. Не такое дело, как у тебя, Джеймс, или у тебя, Хизер. У меня до сих пор нет такого. Своего призвания.

– Ты все еще можешь найти его, – говорит Джеймс.

– Возможно. Но, может быть, я хочу просто побыть счастливой какое-то время.

– В этом есть смысл, – подтверждает Хизер.

– Может быть, мне и не нужно призвание, – говорю я. – Мне просто нужно побыть собой какое-то время.

– Да, это было бы неплохо, – говорит Хизер, и все смеются, а я краснею. Хизер тянется через стол и касается моей руки, слегка сжимая ее. Она дразнит меня, но по-доброму. Видимо, какое-то время она будет подтрунивать вот так.

А потом они снова меняют тему: возвращение хереса. Ремесленные джины. Ела ли Ирен в ресторане Arthur’s в Глазго? Как насчет поездки в Прованс осенью?

Джеймс притягивает меня к себе и целует в плечо. Я все еще чувствую себя неловко, особенно в присутствии Хизер.

Я наблюдаю, как лицо моей лучшей подруги озаряется каждый раз, когда Ирен обращается к ней. Огромная дыра, которая образовалась у нее внутри, когда умер ее отец, наконец заполнилась. Боль, которую я не понимал, и которой она старалась не обременять меня. Мы так хотели быть всем друг для друга, но это было слишком тяжелым бременем для нас обеих.

И тут я думаю о себе. Бесцельной страннице. Женщине без цели в жизни, которая не знала, чего ей не хватает, пока не обрела это. Семью. Общность. Любовь. Нужно ли мне что-то еще? Или можно просто быть? Быть собой? Думаю, на какое-то время это именно то, что мне нужно. Пока что быть Птичкой – это мое призвание. А потом посмотрим.

Примечания

1

  Около 110 км/ч – здесь и далее прим. пер.

(обратно)

2

  finch – вьюрок, прим пер.

(обратно)

3

  Фестиваль современной музыки в Гластонбери – прим. пер.

(обратно)

4

  Исполнительница роли Елизаветы II.

(обратно)

5

  Бакингемшир – графство в центральной Англии с самым высоким уровнем жизни по стране.

(обратно)

6

  Британская знаменитость.

(обратно)

7

  Пятизвездочный отель в Лондоне

(обратно)

8

  Супер-очищение для большого парня.

(обратно)

9

  Хаггис – национальное шотландское блюдо из бараньих потрохов, порубленных с луком, салом, приправами и солью и сваренных в бараньем желудке.

(обратно)

10

  Фирменные тосты в Великобритании.

(обратно)

11

  Музыкальный ритейлер.

(обратно)

12

  Сериал про маньяка-убийцу.

(обратно)

13

  Престижный и дорогой район Лондона.

(обратно)

14

  Аллюзия на книгу Стейнбека.

(обратно)

15

  Королевские скачки, которые собирают массу именитых гостей.

(обратно)

16

  Район в пригороде Лондона.

(обратно)

17

  Дорогой ресторан в Лондоне.

(обратно)

18

  Сорт винограда, распространенный во Франции и Каталонии. Пикпуль де пине – белое вино.

(обратно)

19

  Курортный городок.

(обратно)

20

  Дисконт-магазин.

(обратно)

21

  Район Лондона.

(обратно)

22

  Тутинге.

(обратно)

23

  Американский комедийный сериал.

(обратно)

24

  Фильм о путешествии двух друзей по винодельням Калифорнии.

(обратно)

25

  Британская программа о сельской жизни.

(обратно)

26

  Престижная шотландская школа.

(обратно)

27

  Дорогой лыжный курорт.

(обратно)

28

  Местная уха.

(обратно)

29

  Модный французский сыр.

(обратно)

30

  Первый министр Шотландии.

(обратно)

31

  Лондонский футбольный клуб.

(обратно)

32

  На этой станции самый длинный эскалатор в лондонском метро.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42