[Все] [А] [Б] [В] [Г] [Д] [Е] [Ж] [З] [И] [Й] [К] [Л] [М] [Н] [О] [П] [Р] [С] [Т] [У] [Ф] [Х] [Ц] [Ч] [Ш] [Щ] [Э] [Ю] [Я] [Прочее] | [Рекомендации сообщества] [Книжный торрент] |
Просто скажи: «Привет!» (fb2)

Людмила Буторина
Просто скажи: "Привет!"
Первая глава
Когда я была маленькой, то думала, что моя тётя волшебница. Она всегда исполняла все мои желания. Если я хотела куклу на день рождения, я получала именно такую, о которой мечтала. И ириски она дарила те, которые я больше всего любила. Конечно она волшебница, думала я, а то откуда бы она узнала о моих мечтах? И я прямо спросила её, не волшебница ли она. И тётя честно мне призналась в этом. И я всем говорила, что у меня тётя волшебница. И когда кто-то дразнился, или дрался, или не хотел со мной играть, я всегда приходила к ней. Тётя советовала мне, что надо делать, и я всегда слушалась её.
— Ну, говори, что у тебя стряслось? — спрашивала она.
— Санька довела.
— А как она довела?
— Говорит, что я вредная.
— А почему она так говорит? Может, ты сделала что-то вредное?
— Ничего я не делала. Я даже никогда не разговариваю с ней.
— Ну-ка повтори точно, что она сказала.
— Ты вредная, по лицу видно.
— Вот видишь, по лицу. Ты, видимо, ходишь с хмурым недовольным видом.
— А с каким ещё видом я должна перед ней ходить, раз она так говорит?
— Ну вот Саня видит твой нахмуренный вид и думает, что ты вредная. И не только Саня, но и все тоже так думают. Перестань хмуриться, а то всех распугаешь.
— Притворяться что ли? Не хочу я притворяться.
— Не притворяться, а действительно быть доброжелательной. Люди такие же как ты, ничем не хуже тебя, все, как и ты сама, с недостатками.
В нашем классе девочки какие-то недружелюбные, а мальчики неразвитые и неинтересные. Хотя Коля Кузьмин мне нравился, он весёлый и доброжелательный, да и к тому же отличник. Я влюбилась в него ещё в детском саду. Помню, привели его утром в детский сад, посадили рядом со мной на стульчик, а я сижу и не могу прийти в себя от счастья. Но он, к сожалению, дружил с Анечкой. Потом я часто влюблялась. В школе я выбрала тихого незаметного Славу Суслова и смотрела на него издалека, а он даже и не думал не гадал, что я в него влюбилась. А потом я влюбилась в Борю Стрельникова и спросила его:
— Ой, что у тебя за значок?
Я видела, что так одна девочка общалась с мальчиком, но Боря сказал, что это не моё дело. И любовь к Стрельникову кончилась. Так я постоянно влюблялась, и любовь у меня всегда была несчастная, и я всё время тайно страдала. Я видела, что другие девочки нормально разговаривают с мальчиками и даже дружат, а я этого не умею, могу только страдать. А отстрадав по кому-нибудь, переключаюсь на другого. И снова без взаимности.
С прошлого года я начала спрашивать тётю подробнее об этих делах.
— А как надо вести себя с мальчиком?
— Естественно, как со всеми, разговаривать, общаться.
— Я не умею так. Надо же как-то особенно вести себя с ним, как-то необычно. Таинственно молчать, гордо смотреть, говорить как-то по-особому, чтобы быть интересной.
— Да не надо ничего выдумывать. Просто, будь такая, какая ты есть. Ничего не придумывай. Разговаривай с ним просто, как со мной, как со своей подругой Викой. Нам же с тобой интересно. Просто будь собой, естественной. Улыбайся и смейся.
Не могу я так. Вот Златка вся такая особенная, дружелюбная, со всеми ведёт себя нормально, не выпендривается, не строит из себя никого. Ещё и поёт красиво. Она всегда в центре всеобщего внимания. А Толя Чунаев сказал, что Злата самая шикарная девочка в школе.
— Но я же неинтересная, плохонькая, никудышная.
— Кто тебе это сказал?
— Сама знаю. Я хуже других и, если вижу, что кто-то лучше меня, то отхожу в сторону.
— Это ты в своей голове придумала, а я вижу совсем другое. Просто ты не уверена в себе, а надо поверить, что ты не хуже других, что ты тоже можешь нравиться.
— А как это — взять и поверить? Не прикажешь ведь себе.
— А почему же не прикажешь? Вот именно, что надо приказать. Говори себе всё время, что ты не хуже других. Ты же приказываешь себе утром встать и идти в школу и слушаешься своего приказа.
— А что, так можно? Просто скажешь себе: я не хуже других, и сразу — раз — и станешь не хуже.
— Совсем не просто. Надо это внушать себе всё время. Для этого тоже надо силу воли иметь, всё время держать это в голове и твердить про себя, даже, когда видишь того, кто нравится.
— Заговаривать себя, что ли?
— Вот-вот, хорошо сказано. Заговаривать себя.
Я стала повторять про себя, что я не хуже других, потом, чтобы это лучше влезло в голову, написала на листочке несколько раз: «Я тоже не хуже других и могу нравиться». Писала, писала, а всё не верится, и тогда с досады написала: «Я хуже других и никому не нравлюсь». Это было как-то привычнее. Правда, потом листок порвала.
Вторая глава
Лето уже дошло до половины. Как каникулы, так время и летит изо всех сил. Стоит жара, а мне совсем не жарко, потому что дует холодный ветер — и такой кайф. Будто в реке купаешься. Так бы плыть и плыть.
В воскресенье я поехала на один день в гости к родственникам. Ехать надо было на электричке. В поезде я смотрела в окно. За три ряда впереди меня сидели двое мальчишек. Они всё время оглядывались и ждали, когда я оторвусь от окна и посмотрю на них, тогда они отворачивались и смеялись. И так в течение всей поездки. Один мальчик с большими голубыми глазами был моего возраста. Второй помладше, наверно, его брат. Чего это они? Заигрывают со мной, что ли? Такой красивый мальчик обратил на меня внимание? А может просто смеются надо мной? Я старалась не отворачиваться от окна, но краем глаза всё-таки смотрела на них. А когда объявили мою станцию, я с гордым видом вышла. Потом и думать забыла про них, правда, иногда вспоминала. Приятно же, что на тебя смотрел красивый мальчик.
Каникулы проходили весело. С утра я читала. Какой балдёж — прийти на сеновал, бухнуться в сено и через щелочку в крыше читать книгу, забыв обо всём на свете. Потом шла к Вике. Её дом был возле леса, и туда мы ходили за земляникой и малиной. Там росла полынь, и она вкусно пахла. Потом я шла домой, ела малину с молоком или молодую картошку с укропом. А вечером собирались дети из соседних домов, и начиналось веселье. Мы с Зинкой Гущиной были заводилами, как самые старшие. Придумывали разные игры и дурачились. Близнецы Кокорины всегда смешили нас, когда наступят один другому на ногу и кричат:
— А-а, у тебя мать умрёт.
Один раз стали говорить о приметах.
— Кто верит в чёрную кошку? — спросила Даша Сысоева.
— Я верю, что все чёрные кошки колдуны, — сказала Зинка Гущина.
— А я не верю, — заявила Таня Сырых, — Когда мне дорогу перебегает чёрная кошка, я всё время смотрю, есть ли белое пятнышко и всегда нахожу.
— А если бы не нашла белого пятнышка, то поверила бы? — спросила я.
— Всегда же есть белые пятна.
— Я тоже раньше боялась чёрных кошек, — сказала я, — Но один раз пошла в школу, и дорогу перебежала чёрная кошка. Что было делать? Надо же дальше идти. Тогда я сказала себе: если сегодня напишу контрольную на пять, я не буду верить в чёрных кошек. И, действительно, написала на отлично. И теперь не верю.
Даша Сысоева сказала:
— И я тоже не верю. Моя мама верит в одни приметы, а папа в другие. Потому что они родились в разных местах, мама на Урале, а папа в Ярославле. И они всё время смеются над приметами друг друга. И верят только в свои приметы. А мне кому теперь верить?
— А никому. В одном месте придумали одно, в другом другое. И думают, что верить надо только в то, что в моей деревне придумали, а в другой деревне — одни дураки, выдумали невесть что.
— А вот если в окно залетит птица, это плохо, — снова сказала Зинка Гущина.
Таня Сырых сказала:
— Наоборот, это хорошая примета. Это к какой-то вести.
— Ну и что, к нам залетел голубь, и я его выгнала, — сказала я.
— Ой, Сима, не надо было тебе выгонять, это плохая примета. Один дяденька выгнал птицу из дома и через три дня умер.
Мне стало как-то не по себе от этих слов.
Один из близнецов Кокориных, то ли Боря, то ли Ваня сказал:
— А что, она теперь тоже, что ли, умрёт?
Зинка стала успокаивать меня:
— Ну, может, не ты, а у вас где-то далеко живёт кто-нибудь старенький.
Это не обнадёжило меня. Я ушла и весь остаток вечера была подавлена. Хотя я и не верю в приметы, но, когда говорят такое, поневоле же начнёшь бояться. Не веришь, а всё равно страшно.
А поздно вечером Зинка Гущина неожиданно прибежала ко мне. С плачем:
— К нам в дом залетела птица, я же жалостливая, и я её выгнала. И что теперь? Я умру?
После её слов мне так и хотелось сказать:
— Конечно, а что ты хочешь? Будешь знать, как болтать, что попало и пугать. Что посулила другому, то и получай.
Но я почему-то начала помимо своей воли хохотать и не могла остановиться. То ли от облегчения, что мне теперь не одной пропадать, то ли от того, что совершилась месть за её страшное предсказание. Я была в таком состоянии, что уже было непонятно, то ли смеюсь, то ли плачу.
Зинка, увидев, что меня трясёт от смеха, тоже начала смеяться сквозь слёзы, и, успокоенная, ушла, а я больше не боялась, и потом, уже лёжа в кровати, меня охватывал нервный смех, когда я вспоминала об этом.
Третья глава
Лето потихоньку кончалось, и уже в самом конце мы с мамой поехали к родственникам, а по дороге решили заехать к её подруге Фае. Это было настоящее путешествие. Сначала надо ехать в город, потом пересаживаться и ехать на автовокзал, а потом на автобусе в посёлок Базино. Фая жила в одноэтажном доме, где было 4 квартиры и в каждую вёл отдельный вход: два с одной стороны и два с другой. И вот… Неужели такое бывает! Да нет. Просто невероятно! У входа в соседнюю квартиру я с удивлением увидела того мальчика. Я не верила своим глазам. Не может быть, чтобы снова был он? И опять смотрел на меня и тоже был с братом. Наверно, просто похож. Или тот же самый? И пока я раздумывала, его мама пришла к Фае и сказала, что её дети спрашивают, что за девочка приехала сюда. Тогда Фая сказала мне:
— Иди познакомься с ними.
Я так и обмерла. Что, я подойду и скажу: давайте познакомимся? Я так не умею, не знаю, о чём надо говорить, как себя вести. Хотя познакомиться очень хотелось, но я словно одеревенела, не знала, что предпринять. И, наконец, решалась. Пошла туда. Пришла и стою, молчу, жду, когда они начнут знакомиться, что-то спросят. Но мальчики тоже молчали. Помолчав какое-то время, я ушла. Если хотели познакомиться, так чего молчали? Знакомились бы. А на следующий день мы уже уехали.
— Оказывается, я тоже могу нравится, — сказала я тёте после приезда, — На меня обратил внимание один мальчик.
— Конечно. Каждый человек может кому-то понравиться просто так, без всяких усилий. И ты тоже.
Наверно, это правда. Вот, например, Суслова Маша из старшего класса очень серьёзная, никогда не улыбнётся, а у нее много друзей-мальчиков. Видимо, и серьёзные задумчивые люди тоже могут нравиться. Значит, и я не хуже других. Только бы не забыть это. Не хуже, не хуже…
Через несколько дней начинается учебный год. Идти в школу хотелось. Я всё-таки соскучилась, и интересно посмотреть на всех, как выросли за лето, как изменились. Да и в первый день все обычно приветливые. Накануне вечером я написала план борьбы со своими недостатками. У меня их много, поэтому план получился большой. Надо избавиться от сутулости, выучить биологию, перестать быть хмурой, научиться общаться со всеми, а не только со своей подругой Викой. Ещё следить за внешним видом: верхняя пуговица от пальто у меня оторвана, нет, чтобы пришить, а я просто придерживаю ворот одной рукой. Ещё надо поставить спектакль. Это очень давняя мечта. В прошлом году я нашла в книжке пьесу для школьного театра и попросила учительницу Елизавету Николаевну поставить с нами спектакль, но она сказала, что у неё нет времени для этого. Учителя в нашем посёлке живут, как все люди, у них есть семьи, они имеют огород возле дома, надо заниматься хозяйством. Как-то, конечно, странно: учительница — и копает картошку. Потом я ещё просила учителя музыки Валентина Михайловича вести театральный кружок, и тот вроде бы и создал его, но потом кружок развалился: то никто не придёт, то сам Валентин Михайлович не придёт.
Осанку я исправляла обычно по дороге в школу. Зачем тратить понапрасну время, а так всё равно идёшь и заодно борешься с сутулостью: плечи вверх — назад — вниз.
Ещё эта биология. По биологии у меня было даже две двойки, и никакая сила не могла заставить меня сесть и начать учить эту скукотищу. На уроке я всегда думала о своём и не могла заставить себя слушать биологичку Татьяну Михайловну. У неё был монотонный голос и огромный нос крючком. Чтобы как-то скрасить время, я написала о ней стихи:
Татьяна, сонными глазами
Охватываешь класс.
И в профиль ты встаешь пред нами
И носом поражаешь нас.
Когда показала стихи Вике, она сказала, что нельзя насмехаться над тем, что нос кривой. Человек же не виноват, что таким уродился. А высмеивать можно то, что она не умеет интересно учить.
И вот настал первый школьный день. Все были радостные, празднично одетые, с цветами, весело переговаривались. На перемене я вышла в коридор. Там стояла кучка учеников из параллельного класса. И вдруг… Я застыла на месте. В толпе я увидела того самого голубоглазого мальчика, и он тоже смотрел в мою сторону. Я была просто потрясена. Да нет. Такого же не бывает. Не может быть, чтобы он снова мне встретился. Что же, мне на каждом шагу встречается один и тот же мальчик: то в поезде, то в Базино, то прямо в своей школе? Да он просто похож. А я такая идиотка, что не в состоянии отличить одного от другого. Или всё же он? А может он ради меня переехал сюда? Но это было бы уже слишком. На меня же может посмотреть только какой-нибудь совсем уж никчёмный мальчик, а если кто обратил на меня внимание, значит он такой же, как и я, никуда не годный. Вот если бы я была, как Златка…
Четвёртая глава
И несколько дней я ходила в ожидании. Может, он подойдёт ко мне. Но дни шли, а он всё никак не проявлял себя. Постепенно, сама того не замечая, я начала всё время думать о нём. Неужели снова влюбилась? И снова страдать? Нет, не буду, у меня вон какой план разных дел, мне некогда, надо его выполнять. Зачем мне ещё эти страдания, я же хуже других, куда мне до такого красивого. Нет, не нужно, нет.
Но я уже ни о чём другом не могла думать, снова страдала и ничего не могла с собой поделать. И смотрела на небо. Это у меня такая привычка: смотреть на небо и отыскивать там хотя бы малюсенькое синее пятнышко, и тогда мне становится чуть-чуть радостнее.
Я пошла к тёте.
— А если кто-нибудь понравится, как себя вести? — с ходу спросила я.
— Поздоровайся с ним.
— А как?
— А так. Просто скажи «Привет».
— Что, ни с того ни с сего? Он подумает: дура какая-то.
— А ты поздоровайся и проходи мимо.
— Нет, я не смогу.
— Ну, придумай сначала какой-нибудь вопрос. А после этого начинай здороваться.
— Нет.
— Ну надо как-то показать, что он тебе нравится.
— Ни за что. Чтобы он высмеял меня?
— Ну что, снова будешь молча страдать? Надо переломить эту привычку и начать общаться с теми, кто нравится. Пора менять свою прежнюю программу. Установи с ним хоть какой-нибудь контакт.
Сегодня с утра английский. С ним тоже не всё было гладко. Язык-то мне нравился, но не нравилась учительница. Она всё время исправляла меня: то не так перевела, то неправильно произнесла. Было обидно, английский же нравится, так чего исправлять меня на каждом шагу.
— Ну на то она и учительница, чтобы исправлять ошибки, — говорила мне Вика.
— Но не так же надо. Я говорю, а она не даёт продолжать, сразу же исправляет, отбивает всю охоту. Тебе-то хорошо, никаких замечаний не делают.
— Потому что я ещё и учу язык. А ты думаешь, раз нравится, то и учить не надо.
Но всё-таки кое-что радостное появилось. У нас новая биологичка. Может, теперь меня не будут трогать и оставят в покое. Когда новая учительница начала урок, я по привычке хотела погрузиться в свои мысли, но она с таким увлечением стала рассказывать, глаза у неё так горели, что я помимо своей воли заслушалась. И так весь урок и слушала, сама того не желая.
С тех пор каждый раз, когда я хотела предаться своим размышлениям, Нина Ивановна своим энтузиазмом поневоле заставляла себя слушать. И дела с биологией пошли теперь хорошо, я уже почти любила её. Прямо колдовство какое-то. Вот это да! Вааще, как говорит Санька Страхова.
Через несколько дней тётя спросила меня:
— Как успехи? Начала здороваться?
— Ещё нет, не могу же я ни с того ни с сего начать с ним здороваться. Не здоровалась, не здоровалась и вдруг нате вам: Здравствуйте.
— Ну, старайся попадаться ему на глаза.
— А если он в другом классе, туда, что ли, как бы невзначай зайти: ой, я перепутала, думала это мой класс.
— Ну, подойди и спроси, например, «Я тебя раньше не видела. Ты новенький?»
— Нет, ты что! Я так не смогу.
— Ну просто улыбайся ему.
— Да ты что. Навязываться ему? Точно подумает: ненормальная.
— Ты не просто глупо улыбайся, а улыбайся глазами.
— Как это улыбаться глазами?
— Не губами, а именно глазами. Потренируйся.
Пятая глава
— А вообще, — говорила тётя, — чтобы он обратил на тебя внимание, да и чтобы как-то отвлечься, участвуй в школьной жизни, займись чем-нибудь, каким-нибудь спортом, например. И начни снова себя заговаривать, говори себе: Я могу разговаривать с мальчиком, который мне нравится. Повторяй это и всегда держи в голове.
Сказать-то себе легко, а будет ли результат? Я при встречах с ним сама не своя. У меня же нет привычки общаться, я как-то привыкла ото всех отстраняться, а тут надо по-другому. До этого мне и в голову не приходило, что можно просто так разговаривать с теми, кто нравится. С теми-то, кто не нравится, можно и не общаться, а как вести себя с теми, кто нравится? Я же только и могу, что тайно страдать и плакать.
Да и вообще. Если это он, который мне всё время встречался летом, значит он должен как-то проявить ко мне интерес, заговорить, подойти ко мне или как-то ещё.
Один раз, когда я опаздывала в школу и пошла через двор, чтобы сократить дорогу, я услышала шаги, обернулась и увидела Его. Он прошёл мимо. Ни слова мне не сказал. А ведь, если бы я нравилась ему, то сказал бы что-нибудь. Ведь был такой шанс. А сама начать общаться я не могу. Страдать легче, чем общаться. Страдай себе потихоньку, а тут надо пройти через такое… Преодолеть гордость и страх, что тебя отошьют. Надо такую смелость иметь… А где её взять?
А может, он, как и я, тоже стесняется?
Я стала усиленно думать и придумала такой с ним разговор:
— Слушай, ты не был в Базино этим летом?
— Да, был.
— Так это ты ехал в поезде и всё время оглядывался на меня.
— Да, помню. Так это ты была? То-то я смотрю знакомое лицо.
— А потом в Базино на улице Садовой, дом 3 тоже ты был?
— Да, тоже я
— Надо же. Всё время встречаемся.
И дальше уже можно спросить о чём-нибудь, например, почему они переехали, какая у них была школа, были ли у него друзья и т д.
Вот, хороший разговор получится. Всё. Решено. Завтра заговорю с ним.
На следующий день я заметила его на перемене и решительно направилась к нему, но увидев его насмешливый взгляд, как будто остолбенела, приняла независимый вид и прошла мимо.
Через какое-то время снова набралась решимости и, увидев, что он стоит возле расписания, уже пошла туда, как вдруг к нему подошёл Борька Слотин, и они о чём-то начали говорить. Я потом долго так бродила на переменах по коридору, пока внезапно с ним не столкнулась. От неожиданности я словно онемела и, когда он уже начал проходить мимо, я вдруг сказала серьёзным тоном:
— Слушай, это не ты был в посёлке Базино летом?
— Чего-чего? — спросил он
— В посёлке Базино не был? — сказала я упавшим голосом.
— В каком ещё Базино?
— Ну, значит не ты.
Я машинально прошла мимо, ничего не соображая, куда-то пошла и долго ещё не могла прийти в себя.
Какой стыд. Это не он. Я ему не нравлюсь. Всё ужасно. Как будто рушится мир. Я была сама не своя. Хотелось выплакать своё горе. Я пошла туда, куда я всегда ходила, когда было невмоготу, — на безлюдную пыльную дорогу. Она всегда помогала мне. Она и утешит, и успокоит. Эта дорога была моей верной подругой. Я доверяла ей свои тайные мысли.
— Теперь я точно знаю, — говорила я ей. — Это не он смотрел на меня в электричке, не он жил в Базино, не он хотел со мной познакомиться. Это совсем другой, и я ему безразлична.
Но что делать, если я уже влюбилась в него? В того, кому я безразлична. Я долго так ходила по дороге и всё думала и думала. Моя тайная надежда, что он, наверно, тоже любит меня, но стесняется, рухнула. Я поняла окончательно, что всё себе надумала. Наверно, это всегда так: если ты кого-то любишь, то думаешь, что и он тоже. Тебе так сильно хочется, что ты выдаёшь мечту за действительность. Всё кончено. Я посмотрела на небо, оно было совершенно серое.
Шестая глава
Я вспомнила, как тётя сказала, что надо чем-то заняться, чтобы отвлечься, например, спортом. Тогда я не обратила внимания на её слова, а теперь подумала: Надо же, действительно, что-то делать. Что я всё страдаю и страдаю? Надо переключиться на что-нибудь другое. Если на спорт, то… спорт совсем не интересовал меня. Но надо было что-то предпринимать, и я, пересилив себя, стала ходить сначала в баскетбольную, потом даже в теннисную секцию. Но успехов так и не достигла. Не то что Златка. Вот она здорово играет в теннис. И движения у неё такие плавные и красивые, тогда как я всё время судорожно бегаю туда-сюда. И в баскетболе она спокойно, даже как-то неторопливо, без всякой суеты кидает мяч в корзину. Просто с ума сойти! И как у неё так получается? А Санька Страхова даже сказала, что нам до неё не допрыгнуть. Что правда, то правда.
И я снова начала думать о спектакле. Кого ещё просить поставить его? Никто не может. Надеяться не на кого. И остаётся одно: надо браться за дело самой. Ведь этого хочу я, значит мне и надо исполнять. У меня в голове всё время вертелась одна фраза, которую я где-то вычитала: «Кто, если не я?»
На перемене я подошла к группе девочек, которые слушали разглагольствования Сани Страховой и предложила:
— Давайте к Новому году поставим спектакль.
— А какой спектакль?
— Ну, «Золушку», например.
— А кто будет руководителем? — спросила Саня Страхова.
— Никто. Сами будем.
— Как это сами? — сказала Саня.
Вот вредина, всё время спорит.
— Надо, чтобы кто-то руководил.
— А никто не соглашается, поэтому будем сами. Я, Вика, и ты поможешь, — добавила я её, чтобы она не выступала против.
Как ни странно, Саня согласилась. Набрались желающие. После уроков стали выбирать роли. Мы с Саней стали «сестрицами». Давно мечтала. Золушкой стала Вика. Она как раз подходит: и красивая, и добрая. Начали читать пьесу. Но постоянно на что-то отвлекались, были какие-то запинки. Саня то и дело вмешивалась. И через некоторое время все уже говорили разом, всем непременно надо было отпускать шуточки, делать замечания. Ничего не получалось, я не знала, как навести порядок. Саня Страхова сказала:
— Вот видишь. Я же говорила, что нужен руководитель.
Все разошлись. Я шла в подавленном состоянии, когда в коридоре встретила вожатую Люду и рассказала ей о неудаче. Она сказала:
— Ладно. Я помогу вам поставить спектакль.
И назначила меня старостой, как самую активную. Я должна отвечать за то, чтобы все приходили на репетицию.
Ура, дело сдвинулось.
Снова разговаривала с тётей.
— Я никому не нужна, — сказала я.
— Главное, чтобы ты была нужна себе.
— Я ему не нравлюсь.
— Зато он тебе нравится. Вот и получай удовольствие, гляди на него и наслаждайся.
— Ещё чего! Как это? Так, что ли?
Я сделала восторженное лицо и вытаращила глаза.
— Нет, — засмеялась тётя, — Не так. Просто не отворачивайся в сторону, проходя мимо него, а смотри на него, и получай удовольствие, как от красивой картины. Он же тебе нравится, вот и наслаждайся, глядя на него Ты же ничего не просишь, ни на что не
претендуешь, просто смотришь, проходишь мимо и не терзаешь его своей любовью.
— Да это я сама терзаюсь. Я страдаю себе тихонько и никому не мешаю.
— А не надо страдать и плакать по ночам.
— А откуда ты знаешь, что я плачу по ночам?
— Все плачут от неразделённой любви. Ты пообщайся с ним, тогда, может, увидишь, что он оказался не тем, кого ты вообразила в мечтах. Ты вот втайне думаешь, что может, быть он тоже влюблён. А ты заговори с ним и поймёшь, так это или нет. А кроме того ты увидишь, что он, может быть, злой, или глупый, или эгоист. И тогда, разрушится то, что ты надумала и нафантазировала.
— А я не хочу это разрушать.
— Но этого же нет в реальности, это только в твоей голове. В твоём воображении.
— А мне нравится то, что я придумала в своей голове.
— Значит, ты живёшь в придуманном тобой мире и радуешься ему. А есть реальный мир, и нём тоже много интересного.
Не хочу соглашаться с тётей. Не буду разочаровываться, буду мечтать о нём и думать, что, может, он, как и я, влюбился в меня, но стесняется. И даже, если это не так, всё равно мне хорошо, когда я вспоминаю подробности, как я его встретила, как он посмотрел…
Конечно, я могла бы просто понять, что я ему не нравлюсь, но не хочется так думать. Нет, и всё тут. Нет. Лучше мечтать и надеяться. Мне нравится, что я влюблена. Это волшебное чувство.
Седьмая глава
На первой репетиции Люда сказала:
— Давайте попробуем говорить своими словами, вы же знаете сказку.
— Как это, своими словами? — сказала Саня.
Ну вот, опять эта Саня, только бы ей противоречить.
— А вот так. Занавес открывается, на сцене мачеха и сестрицы. Они говорят о предстоящем бале. Начинайте.
А мы стоим, хлопаем глазами и не знаем, что сказать.
— Как хорошо, что завтра будет бал, — сказала я.
— И нас пригласили, — продолжала моя «сестрица».
— Теперь говорите, как вы рады, — подсказала Люда.
— Как я рада, что нас пригласили.
— А Золушку не пригласили.
— Интересно, а Чунаева пригласили? — спросил кто-то из участников.
Все засмеялись.
— Очень хорошо, — сказала Люда, — Только не Чунаева, а маркиза де Чунаефф.
Все тут же принялись называть фамилии одноклассников, превращая их в Русакофф, Козлофф и Кратенкофф.
— А теперь говорите о нарядах, и, кто в каком платье пойдёт на бал. Придумывайте фасоны.
Тут мы стали предлагать такие немыслимые фасоны, что все просто падали от смеха.
И так постепенно Люда подсказывала, о чём надо говорить, и мы прошли пьесу до конца.
— Надо запомнить, что говорили сегодня, — сказала я.
— Можно запомнить, а можно каждый раз придумывать что-то новое. Главное не забывать тему разговора. Играйте, как играют дети. Они же не запоминают точь-в-точь, что сказали раньше, каждый раз у них находятся новые слова.
После той попытки поговорить с Ним, я старалась избегать его, потом при случайных встречах пыталась «улыбаться глазами», как учила тётя. Но всё ещё боялась на него посмотреть. А потом долго вспоминала эту встречу, и меня охватывала радость. В тот день, когда мне не удавалось его увидеть, я чувствовала страшную тоску. Выходит, мне достаточно было посмотреть на него.
Не только я обратила на него внимание. Нашлись и другие. Санька Страхова. Я видела, что она подолгу о чём-то с ним разговаривает. И о чём она могла с ним говорить? Он из другого класса. И как, и где она успела с ним познакомиться и начать вовсю общаться? Я вон несколько месяцев не могу решиться, не то, что разговаривать, даже посмотреть на него не могу. А она как будто давно знакома с ним. И как это другие могут так запросто разговаривать? Если по делу, тогда понятно. А у неё же нет никакого дела. Просто она не заморачивается, говорит о чём попало, не думает, что её примут за дуру. Вот она-то как раз и ведёт себя естественно. Такая, как она есть. Но я-то тоже такая, как есть, застенчивая, робкая, неуверенная в себе, скрытная. А что, мне надо быть, как Страхова? А если я не хочу быть, как она. Но она же вон как может спокойно с Ним разговаривать. Умеет. А я не умею. Значит надо что-то изменить в себе? Спокойно и свободно разговаривать с тем, кто нравится. Где-то я уже слышала это. А-а, да, это же тётя меня учила так себе внушать. Я начала было, а потом репетиции отвлекли, я и забыла об этом.
А может быть, подойти к нему и предложить, например, участвовать в нашем спектакле. Как раз ведь не хватает актёров на роли стражников и гостей. Но как начинаю думать об этом, так понимаю, что не смогу. Опять же ни с того ни с сего…, да ещё из другого класса…
Тётя мне сказала:
— Но всё-таки это не твоё, если ты так напряжена и взбудоражена. Настоящее твоё — это когда легко, а раз с ним трудно, то это не твоё.
Как разобраться? Я не могу себе представить, что будет, если окажусь рядом с ним. Смогу ли тогда выстоять? Выдержат ли нервы, если я даже смотреть на него боюсь? Просто убегу и буду мечтать о нём наедине с собой.
Репетиции спектакля продолжались. Каждый раз мы что-нибудь придумывали, какие-нибудь новые шутки, то кривляния сестриц, то их драку друг с другом. А мачеха всех рассмешила, когда сказала Золушке:
— Нет, не такую прическу надо было сделать, а вот такую, — и безобразно разлохматила свои волосы. Люда похвалила её. Ей нравилось, когда придумывали что-то новое и, если репетиция шла вяло, она говорила:
— Не забывайте, что мы играем. Просто играйте. И получайте от этого удовольствие.
И, действительно, мы веселились вовсю. А однажды, когда Золушка, убегая, забыла оставить туфельку, то Коля Кузьмин не растерялся (отличник же!), сделал вид, что поднимает туфельку и сказал:
— Хрустальная туфелька! Какая прозрачная! Её даже почти не видно.
И в сцене примерки протягивал невидимую туфельку. Сестрицы тоже подхватили игру. Это было даже интереснее: мы примеряли невидимую туфельку, изображали, как трудно надеть её и потом в ярости отбрасывали. Тогда Люда сказала:
— Как здорово вы придумали сделать её
невидимой. Так и будем играть в спектакле.
Восьмая глава
Один раз выходя из класса после репетиции и находясь в радостно-возбуждённом состоянии, я вдруг увидела Его.
И в каком-то порыве неожиданно для себя решила, что сейчас подойду и приглашу его участвовать в нашем спектакле.
А что? И не надо придумывать причину для разговора. Я же просто предложу роль и ничего больше. А если откажется, тогда скажу: приходи, посмотри, может захочешь. Сейчас поговорю с ним. И решительно направилась в его сторону. Но вдруг увидела, что он подошёл к Злате и весело заговорил с ней. Ну конечно. Куда мне тягаться с «самой шикарной девочкой»? Хорошее настроение мигом прошло. Я упала духом и почувствовала себя подавленной. И как пришибленная снова отправилась на свою пыльную Дорогу. Я никуда не годная, не общительная, не могу осмелиться заговорить с ним. Конечно, Злата во всех отношениях лучше меня. Я посмотрела на небо, оно было серое, всё в тучах, ни одного синего просвета. Хотя с другой стороны, они же из одного класса, почему бы им не общаться и не дружить, и не улыбаться друг другу. Почему надо сразу сходить с ума и думать, что всё ужасно?
Английский я запустила из-за подготовки спектакля. А
англичанка назначила контрольную. Я столько
времени ничего не учила: ни грамматику, ни новые
слова. Ужас. Что делать? Теперь англичанка съест
меня, ведь я всегда чем-то недовольна на её уроках.
У меня впереди три дня, включая субботу и
воскресенье. Ничего. Выучу. Я просмотрела
страницы, по которым будет контрольная. Да,
многовато. Разделила их на три части. Каждый день буду учить одну часть.
Я читала и выписывала с утра до вечера, отрываясь лишь на еду. И так все три дня.
На уроке, пока мы писали, англичанка вызывала каждого к себе и задавала по одному вопросу, чтобы проверить устную речь. Вопрос оказался нетрудный, с контрольной я тоже справилась легко.
С биологией тоже всё было в порядке. И не только у меня. Весь наш класс, даже двоечник Шишкин, работали вовсю, с лёгкостью выполняя все задания.
С репетициями не всегда всё шло гладко. Часто чтобы заставить прийти на репетицию, надо было потратить много усилий. То они забыли, то у них день рождения, то футбол, то трам-тара-рам, чёрт возьми. Особенно пропускали те, кто играл маленькие роли. А Толя Чунаев сказал, что он всё понял и в спектакле сыграет, а тратить время на репетиции не будет. А я, как староста, за всеми бегала и уговаривала, напоминала, звонила или приходила к ним домой. Потом Чунаев совсем отказался участвовать и пришлось долго его уговаривать. Но ведь именно мне больше всех было надо. Вот я и бегала без устали и даже забыла, что я необщительная и не уверенная в себе, — только бы ничего не сорвалось.
И наконец! В школе повесили объявление: 25 декабря состоится спектакль «Золушка». Вокруг собралась толпа. Все с интересом читали. И Он тоже подошёл. И так как я была такая вся радостная, на подъёме и не было никакой боязни, поэтому я неожиданно решилась. Подошла к нему и сказала:
— Приходи на спектакль. Наш класс поставил.
— Это что, личное приглашение?
Я сначала как-то смутилась, не нашлась, что ответить, но потом осмелела:
— Да. личное приглашение, — сказала я весело и
и посмотрела ему прямо в глаза.
— Ну ладно, приду.
Он с улыбкой смотрел на меня. Это было просто блаженство. Невозможно описать. Я стояла и смотрела на него. Всё во мне пело. Я была сама не своя от счастья.
Спектакль начался. Всё шло как по маслу. И что удивительно, на сцене ребята тоже продолжали придумывать что-то новое, чего на репетициях и не было. Вот молодцы! Не зря Люда учила нас.
Конечно, уже по реакции зрителей можно было понять, что всё идёт великолепно, но такой овации после спектакля нельзя было и предположить. Это надо было видеть. И слышать. Весь зал хором кричал: «Молодцы!» Нас вызывали снова и снова. Малышня подбежала прямо к сцене, они трогали наши костюмы, просили то веер, то шляпу, то корону. И потом ещё долго в зале не хотели расходиться. Нас окружили, восторгались, повторяли смешные реплики. И не переставая хвалили и учителя, и родители, которых пригласили многие из участников.
Мы все были в каком-то возбуждённом состоянии, ошалели от комплиментов и похвал. Такого триумфа мы не ожидали. Я как будто летала. И вдруг увидела Его.
Девятая глава
Воодушевлённая успехом, я была в таком взбудораженном состоянии, что совсем осмелела и подошла к нему.
— Ну как спектакль?
— Суперкласс. Молодцы.
— Да! Спасибо.
Не зная, что ещё сказать я спросила:
— Не хочешь в следующий раз участвовать с нами в спектакле?
— Я? Не знаю. Ну, посмотрим.
Я едва слышала, что он отвечал. Я с ним разговаривала! Немыслимо! Ещё месяц назад я не могла даже мечтать об этом. Тут меня отвлекли, набросились с поздравлениями, стали что-то говорить, куда-то звать, но я была как будто не в себе, плохо понимала, что мне говорят.
Домой я не шла, а летела. Получилось! Мы сыграли спектакль. Я спокойно с Ним разговаривала. И не боялась. И совсем он не страшный. Доброжелательный, приветливый. Сегодня вечером собираемся у Коли Кузьмина праздновать наш триумф. Никак не могу успокоиться, всё вспоминаю, то как мы играли, то как нам аплодировали, то как я с Ним разговаривала. Не знаю, от чего больше сносит крышу, что перевешивает? Что ни вспомню, так словно мурашки по коже…
Следующие несколько дней до каникул я всё ещё парила. Если случайно сталкивалась с Ним в коридоре, то весело кивала, говорила «Привет» и сразу же быстро проходила. И лишь потом… начинала вспоминать его взгляд, погружалась в это и прокручивала в голове одно и то же по многу раз.
Вот я и смогла. Для кого-то это просто, а для меня это такое достижение. Чего это мне стоило. А если бы ничего не делала, то страдала бы и плакала, а сейчас даже некогда и страдать, то контрольные, то общение, то новые планы.
В последний день перед каникулами я встретила его в коридоре и сказала:
— Привет. Желаю хорошо провести каникулы.
— И тебе того же самого.
Вот и хорошо, просто сказала, и всё.
Я пошла в раздевалку, вся под впечатлением от встречи с ним. Может так и будем по-приятельски здороваться, а может… Не знаю. Но в любом случае я сделала шаг, на который так долго не решалась.
Я буду жить своей жизнью, участвовать в спектаклях, дружить, читать, смотреть на небо, и радоваться, что оно синее, а если не синее, то выискивать синие просветы, которые дают надежду. И не буду страдать и плакать.
У ворот меня ждал Толя Чунаев. Мы с ним подружились, когда я уговаривала его участвовать в спектакле, потом мы стали вместе возвращаться домой, готовиться к контрольным. Теперь он помогает мне с математикой, а я ему с английским. С ним почему-то легко общаться, он всегда такой весёлый. С Толей я дружу, а при виде Его схожу с ума. Дружба это одно, и совсем другое дело, когда всё в тебе поёт… Конечно, дел у меня теперь много. Мы с Толей Чунаевым уже думаем о новом спектакле, я общаюсь с одноклассниками, набрала кучу книг, буду все каникулы читать.
Я посмотрела на небо. Оно было затянуто тучами, но сквозь них по всему небу проглядывала синева.
Я выпрямила плечи: вверх-назад-вниз и пошла вперёд.