Фурии принцепса (fb2)

- Фурии принцепса [Princeps' Fury-ru] [litres] (пер. Галина Викторовна Соловьева) (Кодекс Алеры - 5) 3236K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джим Батчер

Джим Батчер
Фурии принцепса

Посвящается Шеннон и Джи Джи, с которыми вся жизнь – шум и хлопоты

Прощай, Мама Рома,
сияющие колонны,
бесконечные дороги,
могучие легионы,
мирные нивы.
Рожденная в огне,
светоч во тьме,
прощай, мама Рома,
не жди сыновей назад!
Надпись, выбитая в камне на руинах Аппии

Туда вам и дорога, прожорливые стервецы. Победа за Германией!

Выбитая намного грубее приписка к надписи

Jim Butcher

PRINCEPS’ FURY

Published by permission of the author and his literary agents, Donald Maass Literary Agency (USA) via Igor Korzhenevskiy of Alexander Korzhenevski Agency (Russia)

Издательство Азбука^®

Благодарности

Выражаю глубокую признательность «пациентам» Психушки Бета Фу, быстро разобравшимся с этой книгой. Как всегда, с их помощью я справился лучше, чем если бы работал в одиночку.

Огромное спасибо моему редактору Энн, с отважной улыбкой повторявшей: «Я вас не тороплю», тогда как часовая стрелка подбиралась к «часу ноль», и всегда, моими стараниями, заканчивавшей большую работу в очень малый срок.

Как всегда, тысяча благодарностей Шеннон, Джи Джи и моей игровой команде: Роберту, Джулии, Шаун, Миранде, Саре, Лизе, Джо, Алекс и, храни его Бог, новичку Джереми. Все они меня поторапливали, проделывая это с грацией и азартом. По крайней мере, они меня не убили, хотя и были близки к этому.

Пролог

– Сюда, сиятельный господин! – выкрикнул молодой рыцарь Воздуха, меняя направление своего воздушного потока и ныряя в сумеречное небо. Шея у него была в крови: острый как бритва осколок льда, который эти твари использовали как дротики, угодил ему под кромку шлема. Повезло дурню, что жив остался, но раны в шею, как известно, особенно коварны. Если он так и будет метаться и не сможет перевязать рану, ее края разойдутся и легион понесет невосполнимую потерю.

Консул Антиллус Раукус направил свой воздушный поток вслед за нырком юного рыцаря и вместе с ним стал спускаться к осажденному на Защитной стене Третьему антилланскому легиону.

– Вы! – гаркнул он, без труда обгоняя мальчишку с помощью своих гораздо более сильных фурий. Как там звали этого болвана? Марий? Карий? А, Карлус! – Дон Карлус, немедленно к целителю!

Карлус круглыми глазами посмотрел вслед консулу, который обошел молодого рыцаря так, будто тот завис в воздухе, а не падал к земле едва ли не камнем. Антиллус еще расслышал его: «Да, конс…» – а остальное потерялось в штормовом вое ветряного потока.

Антиллус велел фуриям усилить его зрение, и поле обзора под ним резко увеличилось. Проносясь над легионом, он оценил положение. И зло выбранился. Командир не зря посылал за помощью.

Положение было отчаянным.

Антиллус впервые попробовал войну на зуб четырнадцатилетним. За прошедшие с тех пор сорок лет не было месяца, когда он не участвовал бы в большом или малом сражении. Все эти годы он отбивал постоянно угрожавших Защитной стене диких ледовиков.

И за все это время ни разу не видел их в таком количестве.

От Стены дикари разливались морем – десять тысяч, не меньше. А когда Антиллус снизился, на него резко повеяло холодом – холоднее зимнего. В считаные мгновения броня покрылась кружевной изморозью, и для защиты от мороза пришлось потратить толику сил на заклинание огня.

Враг нагромоздил поднимающиеся к гребню Стены валы из снега и трупов. С такой тактикой Антиллус уже сталкивался – в самых решительных атаках. Легион противопоставил ей испытанный способ – рыцари Огня поджигали масло и метали огненные шары.

Сама Стена казалась природной возвышенностью – выплавленная фуриями из костей земли гранитная складка высотой в пятьдесят футов и вдвое больше в ширину. Должно быть, ледовики потратили тысячи жизней, чтобы возвести свои валы, увидеть, как их растапливают, и снова возводить раз за разом, но они это сделали. Холод продержался достаточно долго, чтобы вытянуть силы из легионеров, а долгая битва измотала рыцарей Третьего антилланского легиона так, что им уже не хватало сил сдерживать врага.

Ледовики овладели Стеной.

Антиллус заметил, что скрежещет в бессильной ярости зубами, когда дикие обезьяноподобные существа ринулись через брешь в обороне. Самые рослые из них не уступали ростом алеранскому легионеру, а в плечах и в груди были много шире. Длиннорукие, с ладонями как лопаты, с толстой шкурой, поросшей жесткой, как проволока, желтовато-белой шерстью, делавшей их почти невидимыми на снежных равнинах севера. Из-под нависших бровей поблескивали желтоватые глазки, тяжелые челюсти скалились парой мощных клыков. В руках у каждого была костяная или каменная дубина, порой утыканная острыми осколками невиданно твердого льда – словно сама зима служила этим дикарям.

Легионеры, ориентируясь на увенчанный гребнем шлем центуриона, пробивались вперед, спеша преградить дорогу прорвавшимся ледовикам, но заклинатели фурий, которым полагалось очищать гребень Стены ото льда, не справлялись, и под ногами легионеров не было надежной опоры. Враг же, привычный к скользким поверхностям, уже разделил легион на две отдельные, более уязвимые части, и ледовиков на Стене все прибывало.

Желтоглазые сыны воронов убивали его людей!

Жить Третьему антилланскому оставалось несколько минут, после чего ледовики покончат с ним, и уже ничто не помешает им разграбить земли за Стеной. А там, в трех часах перехода для орды, стояли дюжина доменов с усадьбами и три городка, и, хотя ополчение каждого поселения вдоль Защитной стены хорошо снабжалось и усердно тренировалось – здесь Антиллус не допускал разгильдяйства, – против такого бесчисленного врага они не могли выстоять, оставалось только погибнуть в тщетной попытке выиграть время для бегства детей и женщин.

Он этого не допустит! Это его люди. Его земля!

Антиллус Раукус, консул Антиллы, позволил гневу вскипеть и полыхнуть раскаленным добела пламенем. Выхватив меч из ножен, он разинул рот в бессловесном реве чистой ярости, рявкнул на своих фурий, вызвав их из земли, которую защищал всю свою жизнь – как и его отец, дед и прадед.

Консул Антиллы выкрикнул свое возмущение небу и земле.

И небо и земля ответили ему.

Прозрачный вечерний воздух заклубился черными грозовыми тучами, и темные струи тумана свились вихрем, окружив устремившегося к земле консула. Гром тысячекратно усилил его боевой клич. Антиллус ощутил, как ярость перетекает из руки в меч, и клинок выбросил багровое пламя, с шипением лизнувшее ледяной воздух, осветив небо вокруг, словно закатившееся солнце вернулось вдруг из-за горизонта.

Свет упал на отчаявшихся легионеров, и множество лиц обратилось вверх. Крики внезапной надежды взметнулись над легионом, и прогнувшиеся было ряды встали, твердо сцепив щиты, укрепляясь, врастая в землю.

Первый ледовик взглянул в небо несколькими мгновениями позже, и только тогда, изготовившись к бою, консул спустил на врага своих небесных фурий.

Молнии посыпались с неба тонкими нитями и в таком множестве, что больше всего походили на дождевые струи. Бело-голубые острия вбивали ледовиков в землю под Стеной, сжигали, приводя их в смятение, разразившееся воплями, – и наступление сразу захлебнулось.

Антиллус швырнул меч острием в землю точно посреди позиции выбравшихся на Стену ледовиков и вызвал из пылающего клинка вспышку – раскаленный столб огня, на десяток шагов вокруг в пепел сжигавший кожу врагов и обугливавший кости. В последний миг консул приказал фуриям ветра замедлить его падение и с силой ударил подошвами сапог о прочный камень Стены, очищенной теперь от предательского льда.

Воззвав к фуриям земли, он взмахами пылающего меча разбил две занесенные над ним дубины, смел огненной волной сотню врагов от себя до южного края Стены и угрюмо стал прорубаться по направлению к северу. Ледовики не были глупцами. Они знали, что и самого могущественного заклинателя фурий можно свалить, метнув в него побольше стрел и копий, и Антиллус знал это не хуже их.

Но застигнутые врасплох ледовики не успели согласовать атаки – консул Антиллы со своим смертоносным мечом уже был среди них, не дав им возможности снести его защиту градом снарядов, да и не было на свете ледовиков, ни в одиночку, ни дюжиной способных сравняться с Антиллусом Раукусом, когда в руках у того была сталь.

Ледовики дрались свирепо, и по отдельности каждый из них был много сильнее человека, но не сильнее взбешенного консула, черпавшего силы из камней самой земли. Дважды ледовики дотягивались до Антиллуса огромными кожистыми ладонями. Он ломал таким шеи одной рукой и отбрасывал трупы, сбивая несколько вражеских рядов, по дюжине зараз.

– Третий антилланский! – взревел Антиллус. – Ко мне! Ко мне, антилланцы! Антилланцы за Алеру!

– Антилланцы за Алеру! – громом отозвался легион, и отлив обернулся приливом, смывая врага со Стены. Ветераны с громогласным боевым кличем пробивались к своему консулу, втаптывая в землю врага, который совсем недавно грозил смести их.

Сопротивление прекратилось внезапно, ушло, как вода в песок, и Антиллус уловил перемену давления. Рыцари Железа из Третьего антилланского прорубились к нему, прикрыли с флангов, и теперь оставалось только сбросить застрявшее на Стене зверье.

– Щиты! – рявкнул Антиллус, взбираясь на зубец Стены, откуда открывался вид на снежные валы ледовиков. К нему тут же поднялись двое легионеров, прикрыли его и себя широкими щитами. По алеранской стали забарабанили копья, стрелы, летящие дубинки.

Антиллус всмотрелся в снежный вал. Да, его можно растопить огнем, но труд будет огромный. Проще развалить его толчком снизу. Он коротко кивнул сам себе, опустил голую ладонь на камень Защитной стены и направил внимание вниз, сквозь камень. Усилием воли он привел в движение местных фурий, и земля за Стеной вдруг заколыхалась, вздыбилась.

Огромная гора льда со стоном треснула – и развалилась, захватив с собой тысячу орущих дикарей.

Антиллус выпрямился, оттолкнул в сторону щиты. В воздух поднялось огромное облако ледяных кристаллов. Он, зажав в руке огненный меч, внимательно смотрел, ожидая, пока станет виден враг. На мгновение застыли все, стоявшие на Стене, – ждали, когда развеется белое облако.

Дальше на Стене раздался крик – победный крик, и тут же воздух расчистился, явив Антиллусу врагов – побежденных, отступающих.

Тогда и только тогда он дал мечу угаснуть.

Его люди, столпившись на краю Стены, вызывающе, победно кричали вслед бегущему врагу. То и дело звучало его имя.

Антиллус улыбнулся и отсалютовал им, прижав кулак к груди. Так надо. Если его людям в радость его славить, надо быть бездушным ублюдком, чтобы лишить их минуты радости. И ни к чему им знать, как фальшива его улыбка.

Слишком много он видел мертвых тел в антилланской броне, чтобы улыбаться от всего сердца.

Заклинание фурий выжало все его силы, и ему больше всего хотелось найти тихий сухой клочок земли, чтобы растянуться на нем и уснуть. Вместо этого он провел совещание с командиром и трибунами Третьего антилланского, а затем пошел в палатки целителей – проведать раненых.

Это тоже нужно было сделать – как и принимать незаслуженные восторги.

Эти люди получили раны, служа ему. Ради него они терпели боль. Он готов был пожертвовать часом сна, и двумя, и десятью часами, если мог хотя бы добрым словом, хоть на несколько минут облегчить их боль.

Последним Антиллус навестил дона Карлуса. Молодой человек был еще не в себе. Раны его оказались обширнее, чем он думал, и водяная магия оставила юношу без сил, в затуманенном сознании. «Так бывает при ранениях в шею, – сказали консулу. – Что-то происходит с мозгом».

– Спасибо вам, сударь, – заговорил Карлус, когда Антиллус присел к нему на койку. – Без вас бы не удержались.

– Сражались все, парень, – грубовато ответил консул. – Некого благодарить. Каждый сделал, что мог. Так у нас заведено. Это наш долг. Может статься, в другой раз Третий антилланский спасет меня.

– Да, доблестный господин, – сказал Карлус. – А правду говорят, что вы вызывали Первого консула на журис макто?

Антиллус улыбнулся:

– Давно это было, паренек. Да, правда.

Тусклый взгляд Карлуса вдруг загорелся.

– Бьюсь об заклад, вы бы его побили.

– Не спеши ручаться, парень. – Консул, вставая, пожал молодому рыцарю плечо. – Гай Секстус – Первый консул. Он бы мне голову снес. Может, еще и снесет. Помнишь, что сталось с Каларом Бренсисом?

Карлуса такой ответ явно огорчил, однако он ответил:

– Да, сударь.

– Ты отдыхай, боец, – сказал Антиллус. – Хорошо держался.

Он наконец отошел от палаток. Так, долг исполнен. Теперь можно несколько часов отдохнуть. Нараставший в последнее время напор на Защитную стену заставил его пожалеть, что он велел Крассу отбывать первый срок в легионе вблизи дома. Великие фурии свидетели, мальчик пригодился бы ему здесь. Как и Максимус. Эти двое, кажется, научились наконец сосуществовать, не пытаясь друг друга прикончить.

Антиллус фыркнул, усмехаясь своим мыслям. Он сам себе казался стариком, усталым и больным, мечтающим, чтобы молодежь сняла ношу с его плеч. Впрочем, до старости еще надо дожить.

А все же… помощь ему бы не помешала.

Слишком много дикарей, вороньего отродья. И война с ними до ужаса затянулась.

Он прошел к лесенке, уходящей в помещение внутри самой Стены, – там ему приготовили теплую комнату и постель. До них оставалось, может, шагов десять, когда визг ветра – звук движения воздушной струи – возвестил о приближении рыцаря Воздуха.

Консул задержался, и почти тотчас к нему спустился рыцарь Воздуха в сопровождении отправленных в летучий патруль рыцарей из Третьего антилланского. Уже стемнело, но в снежные ночи темнота не так уж мешала видеть, особенно при луне. Все же Антиллус только вблизи различил значок Первого антилланского легиона на груди прибывшего.

Тот бросился к консулу, задыхаясь, ударил себя в грудь в поспешном салюте.

– Доблестный господин, – выдохнул он.

Антиллус ответил на приветствие.

– Докладывайте.

– Сообщение от командира Тиреуса, – доложил рыцарь. – Мощная атака на его позиции, он срочно затребовал подкрепления. Мы никогда не видели столько ледовиков в одном месте, сиятельный господин.

Консул взглянул на говорившего, покивал. Затем молча вызвал своих фурий ветра, взлетел и направился на запад, к расположению Первого антилланского в сотне миль дальше по Стене. Он спешил, насколько мог себе позволить при таком расстоянии.

Он нужен своим людям. Отдых подождет.

Так надо.

* * *

– И плевать мне на твое похмелье, Хаган. – Капитан Демос вроде бы не повысил голоса, но слышно его было по всей длине корабля и на причале тоже. – Сверни канаты как положено, или всю дорогу через пролив будешь драить борта от ракушек!

Гай Октавиан проводил взглядом понурого, с опухшими глазами моряка, взявшегося за работу, как требовал капитан «Слайва». Корабли начали выход из гавани Мастингса с утренним отливом, сразу, как рассвело. Теперь близился полдень, и гавань, как и море за ней до самого горизонта, покрылась лесом мачт с развернутыми парусами. Сотни кораблей, величайший флот, какой видела Алера, шли в открытое море.

Собственно, в порту остался один «Слайв». Он выглядел грязным, старым, потертым. Обман зрения. Просто капитан в этот раз не стал красить его и наводить лоск. Паруса грязные, в заплатах, борта в подтеках смолы. Резная носовая фигура, у других чаще изображающая доброжелательную фурию или кого-то из почтенных предков, больше всего напоминала молоденькую портовую шлюшку.

Если не знать, куда смотреть, легко было не заметить огромной парусности и грозных хищных обводов узких бортов. Прямого столкновения с фрегатом маленький «Слайв» бы не выдержал, зато в открытом море показывал отличную скорость и поворотливость, а капитан его обладал опасным опытом.

– Ты вполне уверен? – пророкотал Антиллар Максимус.

Трибун был ростом с Тави, но мускулами превосходил его, а царапины и вмятины на его доспехах и снаряжении говорили, что служат они не для парадов. Правда, в Первом алеранском никто бы не дал за парады и перышка треклятой вороны.

– Уверен не уверен, – тихо ответил Тави, – а других кораблей в порту не осталось.

Максимус скривился.

– И то верно, – проворчал он. – Но ведь он чистой воды пират, Тави. А тебе теперь нельзя забывать, кто ты есть. Принцепс Алеры не держит флаг на такой посудине. На такой… сомнительной.

– Как и мой титул, – ответил Тави. – Ты знаешь капитана опытнее этого? И корабль быстроходнее?

Макс снова фыркнул и взглядом призвал в судьи третьего спутника.

– Ты только о деле думаешь. Это твое слабое место.

Молодая женщина без тени сомнения ответила на его вызов.

– Так и есть, – твердо проговорила она.

Китаи по-прежнему укладывала длинные белые волосы по обычаю маратского клана Лошади: по сторонам выбривала голову наголо, а посередине оставляла длинную гриву, похожую на гривы своих тотемных скакунов. Одевалась она в кожаные штаны всадницы, свободную белую рубаху, носила боевую перевязь с двумя мечами. И незаметно было, что утренняя прохлада тревожит так легко одетую девушку. Зеленые, скошенные к вискам глаза маратки с кошачьей настороженностью обшаривали корабль – взгляд был рассеянным и в то же время пристальным.

– У алеранцев столько глупостей в голове. Но если почаще колотить их по черепушкам, часть вывалится.

– Капитан, – ухмыляясь, позвал Тави, – ваш корабль сегодня готов будет отчалить?

Демос подошел к борту и оперся локтями.

– Отчалить-то отчалит, принцепс, – протянул он. – Вот будете ли вы на борту – другой вопрос.

– Что? – возмутился Макс. – Демос, ты взял половину вперед. Я сам передал плату.

– Верно, – ответил Демос. – И я охотно выйду в море со всем флотом. И рад взять вас и вашу прекрасную варварку. – Он наставил палец на Тави. – А вот его высочайшая особа не взойдет на борт, пока со мной не сторгуется.

Макс прищурился:

– Твой корабль будет ужасно смешно выглядеть с прожженной посередине дырой.

– Я заткну дыру твоей башкой, – с ледяной улыбкой ответил Демос.

– Макс, – негромко остановил друга Тави. – Капитан, позвольте подняться на борт, чтобы договориться с вами?

Макс пробурчал под нос:

– Принцепсу Алеры не к лицу просить разрешения у пирата.

Тави подошел к сходням, развел руками:

– Ну как?

Демос – худощавый мужчина чуть выше среднего роста, весь в черном – передвинул локоть, чтобы развернуться к Тави и всмотреться в его лицо. Тави отметил, что свободная рука его оказалась при этом в двух дюймах от рукояти меча.

– Вы уничтожили кое-какое мое имущество.

– Да, – признал Тави. – Цепи, которыми вы заковывали рабов в трюме.

– Это придется возместить.

Тави шевельнул одетым в металл плечом.

– Во что они вам обошлись?

– Не о деньгах речь. В деньгах я не нуждаюсь, – заявил Демос. – Цепи были мои, вы на них не имели права.

Тави твердо встретил его взгляд:

– Полагаю, кое-кто из рабов мог бы сказать то же о своей жизни и свободе, Демос.

Капитан медленно моргнул. И отвел взгляд. Некоторое время он молчал, потом буркнул:

– Не я сделал море. Я просто по нему плаваю.

– В том-то и беда, – сказал Тави. – Верни я вам те цепи, зная, как вы их употребите, я оказался бы соучастником ваших дел. Работорговцем. А я не торгую рабами, капитан. И никогда не буду.

Демос насупился:

– Похоже, мы столкнулись лбами.

– Вы не передумаете?

Взгляд Демоса блеснул и застыл, уставившись на Тави.

– Раньше солнце с неба свалится. Замените мне те цепи, или прочь с моего корабля.

– Это невозможно. Вы понимаете почему?

Демос кивнул:

– Понимаю и даже уважаю ваши взгляды. Но это, во́роны побери, ничего не меняет. И к чему мы пришли?

– К поискам решения.

– Его не существует.

– Помнится, раз или два я уже такое слышал, – усмехнулся Тави. – Я верну вам цепи, если вы дадите слово. – (Демос взглянул на него искоса, прищурился.) – Дайте слово, что никогда не используете других цепей, других оков, кроме полученных от меня.

– А если вы всучите мне груду ржавчины? Нет уж, спасибо, господин.

Тави примирительно вскинул руку:

– Вы заранее осмотрите цепи. Обещание вступит в силу только после вашего согласия.

Демос поджал губы и решительно кивнул:

– Договорились.

Тави отстегнул лямку тяжелого мешка, который нес на плече, и перебросил его Демосу. Капитан поймал, крякнул под его тяжестью и, подозрительно поглядывая на Тави, открыл.

Молчание затянулось. Наконец капитан звено за звеном стал вытаскивать из мешка рабские кандалы.

Каждое звено было золотым.

Демос с минуту, не веря своим глазам, ощупывал цепи. Они стоили дороже, чем мог нажить пират за целую жизнь. Наконец он, недоуменно морща лоб, взглянул на Тави.

– Вы можете отказаться, – сказал тот. – Мои рыцари Воздуха перенесут меня на любой другой корабль. А вы догоните флот. И, исполнив условия сделки, можете снова приняться за работорговлю. Или, – продолжал Тави, – вы можете их принять. И никогда больше не возить рабов.

Демос медленно покрутил головой:

– Что это вы придумали?

– Просто хочу, чтобы отказ от работорговли оказался для вас выгоднее ее продолжения, – пояснил Тави.

Демос слабо улыбнулся ему:

– Вы подсунули мне кандалы, сделанные по моей мерке. И хотите, чтобы я их носил по доброй воле.

– Мне понадобятся умелые капитаны, Демос. И люди, на чье слово можно положиться. – Тави, ухмыльнувшись, хлопнул капитана по плечу. – И люди, которых не испортит никакое богатство. Что скажете?

Демос, свалив цепи обратно в мешок, забросил его за плечи и поклонился, как до сих пор не кланялся.

– Добро пожаловать на «Слайв», мой господин.

Капитан тотчас отвернулся и заорал на команду, а Макс с Китаи по сходням поднялись к Тави.

– Хорошо сделано, алеранец, – тихо пробормотала Китаи.

Макс покачал головой:

– Что-то у тебя в голове не так, Кальдерон. Уж больно заковыристо мыслишь.

– Вообще-то, придумал это Эрен, – признался Тави.

– Жаль, что его с нами нет, – пророкотал Макс.

– Такова славная жизнь курсора, – ответил ему Тави. – Но может, нам посчастливится скоро вернуться. Доставим Варга и его людей на их родину, произведем несколько любезных телодвижений для поддержания дипломатических связей – и назад. Всего пара месяцев.

– Гаю как раз хватит времени собрать поддержку в Сенате и провозгласить тебя законным наследником, – заметил Макс.

– А мы оба тем временем будем недосягаемы для наемных убийц и, бесспорно, важны для государства, – добавил Тави. – Первое меня особенно радует.

Матросы уже отдавали причальные концы, и Китаи решительно взяла Тави за руку:

– Пошли. Пока ты всю броню завтраком не забрызгал.

Как только корабль, отойдя от пристани, закачался в такт движению моря, живот у Тави взбунтовался, и он поспешил в каюту, где избавился от доспехов и запасся водой и пустым ведром. Моряком он был никудышным, и жизнь на корабле представлялась ему чистой пыткой.

Живот снова скрутило, и он с тоской вспомнил милый твердый берег, пусть даже и кишащий убийцами.

Два месяца в море…

Худшего кошмара он и вообразить не мог.

* * *

– Воняет, – пожаловался Тоннар, на пять шагов отстававший от коня Кестуса. – Прямо кошмар.

Кестус бросил взгляд на прикрепленный к седлу топорик. С седла не сделаешь сильного броска, но у Тоннара голова как вата, так что и такого хватит. Конечно, потом пришлось бы хоронить придурка и разбираться с обвинением в убийстве.

Правда, чтобы спрятать труп, в его распоряжении вся безлюдная юго-восточная пустыня, но дело осложнится присутствием новичка. Он оглянулся на третьего в их патруле – тощего как жердь хиляка, назвавшегося Иваром и благоразумно помалкивавшего бо́льшую часть пути.

Кестус всеми силами избегал сложностей. И с болтливым языком Тоннара обошелся обычным порядком – сделал вид, что не слышит.

– А ближе к пустыне знаешь что творится? – не унимался Тоннар. – Всюду дикие фурии. А когда старый Гай смел Калар с лица земли, половину здоровых мужчин снесло с ним вместе. Женщины продаются мужикам за пару медных барашков или корку хлеба. Или просто чтоб был рядом кто-то, способный защитить ихний выводок.

Кестус снова замечтался об убийстве.

– Разговорился я с одним с северных болот, – продолжал Тоннар. – Он за один день перепахал четырех баб.

Болтун торопливо подобрал поводья, уклоняясь от нависшей ветви, сбил горсть осенних листьев и нечаянно царапнул коня по шее. Тот дернулся, взвился, и Тоннар едва удержался в седле. Громко проклиная коня, он слишком сильно ударил его пятками и дернул поводья, пытаясь усмирить.

Кестус добавил к воображаемому убийству пытку – если все проделать как надо, вышло бы забавно.

– Вот куда нас несет! – прорычал Тоннар, обводя рукой теснившиеся со всех сторон деревья. – Люди богатеют и живут как патриции, а нас Юлий загнал в пустыню. Глянуть не на что. Добычи никакой. И женщины для постели не найдешь.

Ивар, прятавший лицо под капюшоном плаща, мимоходом отломил ветку толщиной с большой палец. После чего, поторопив коня, пристроился рядом с Тоннаром.

– Они бы толпами спешили растопырить ляжки за кусок хлеба, – гнул свое Тоннар. – Так ведь нет…

Ивар неспешно поднял ветку и опустил ее на голову Тоннара. После чего молча поворотил коня и вернулся на прежнее место.

– Кровавые во́роны! – взревел Тоннар, ладонью зажимая ушиб. – Во́роны и клятые фурии, ты чего это?

Кестус не потрудился скрыть усмешку:

– Он решил, что ты клятый болван. И я того же мнения.

– С чего бы? – возмутился Тоннар. – Оттого, что не прочь повалять девку-другую?

– Потому, что хочешь воспользоваться отчаянным положением погибающих людей, – сказал Кестус. – И потому, что не думаешь о последствиях. Люди голодают. Распространяется мор. А солдаты получают жалованье. Как по-твоему, скольких легионеров прирезали во сне ради носильной одежки и монетки в кошельке? Сколько их заболело и умерло наравне со здешними народом? И может, ты не обратил внимания, Тоннар, но те разбойники имеют все основания и тебя прирезать. Пожалуй, у тебя хватит забот спасать свою шкуру, так что времени позорить женщин уже не останется.

Тоннара так и перекосило.

– Слушай, – продолжил Кестус. – Юлий провел нас целыми и невредимыми через Каларский мятеж. В твоем отряде все живы остались. И нам здесь худшее не грозит. Может, денег не будет и возможностей поменьше, чем у патрулей на краю пустыни. Зато чума нас не убьет, и глотки спящим не перережут.

Тоннар оскалился:

– Просто ты трусишь рискнуть.

– Точно, – согласился Кестус. – И Юлий тоже. Потому мы и целы. Пока.

Болтун, покачав головой, гневно обернулся к Ивару:

– Еще раз меня тронешь, выпотрошу, как рыбу.

– Хорошо, – отозвался Ивар. – Когда мы с Кестусом спрячем труп, можно будет поменять своих коней на твоего и наверстать потерянное время. – Он из-под капюшона взглянул на Кестуса. – Сколько нам еще до лагеря?

– Пара часов, – коротко ответил Кестус и в упор взглянул на Тоннара. – Но это не точно.

Тоннар пробурчал что-то себе под нос и притих. Остаток пути прошел в деловитом молчании.

Когда на землю легли сумерки, они выехали к поляне, выбранной Юлием под лагерь. Место было хорошее. Крутой косогор позволял вылепить из земли что-то вроде укрытия от непогоды. Рядом журчал ручеек, и лошади встрепенулись, ускорили шаг, чуя кормушку с зерном и место для отдыха.

Но прежде чем выехать из окружавшей поляну густой полосы вечнозеленых растений, Кестус придержал коня.

Что-то не так.

Сердце забилось чуть чаще, его накрыло необъяснимое предчувствие. На минуту он замер, пытаясь отыскать источник угрозы.

– Проклятые во́роны, – вздохнул Тоннар. – Теперь что?..

– Цыц! – настороженно шепнул Ивар. Кестус оглянулся на жилистого новичка. Тот тоже встревоженно подтянулся.

Лагерь был тих и неподвижен.

Бывшие владения консула Калара Бренсиса объезжали большие патрули в дюжину человек, но и малые, в три-четыре человека, постоянно покидали лагерь и возвращались в него. Вполне возможно, все в разъездах, кроме пары сторожей. И допустим, оставленные стеречь лагерь решили проехаться вокруг в надежде добыть немного дичи.

Но это вряд ли.

Ивар, приблизившись к Кестусу, шепнул:

– Костров нет.

В самую точку. В действующем лагере огонь поддерживают, почти не задумываясь. Слишком много возни – то и дело тушить и разводить заново. Даже если костер прогорел до углей и золы, пахло бы дымом. А Кестус не чуял запаха лагерных костров.

Ветер потянул с другой стороны, и конь под Кестусом подобрался, боязливо задрожал, раздувая широкие ноздри. Шагах в тридцати от них что-то шевельнулось. Кестус не двинулся с места, сознавая, что любое движение его выдаст. Прозвучали шаги, захрустели осенние листья.

Показался Юлий. Старый охотник был, как всегда, одет для леса: кожа одежды выкрашена в темно-коричневый, серый и зеленый цвета. Он остановился над кострищем, уставился в угли и застыл, чуть отвесив челюсть. Он выглядел бледным, измученным, глаза потухли, потускнели.

Он просто стоял.

Это было не похоже на Юлия. Его всегда ждали дела, он терпеть не мог даром тратить время. Если нечего делать, мог, на худой конец, строгать стрелы про запас.

Кестус переглянулся с Иваром. Молодой человек знал Юлия хуже, но, как видно, пришел к тому же выводу и обдумывал тот же образ действий: осторожно, бесшумно отступить.

– Ну, вот и старик Юлий, – пробормотал Тоннар. – Довольны? – Он, крякнув, ударил лошадь пятками и выехал вперед. – Как это он позволил костру прогореть? Теперь не пожрать, пока заново не разведем.

– Стой, дурень! – прошипел Кестус.

Тоннар нетерпеливо оглянулся на него через плечо.

– Я есть хочу, – жалобно протянул он. – Поехали.

Из-под ног его коня, прямо из земли, рванулась невиданная тварь.

Громадина, с телегу ростом, была покрыта блестящей, скользкой на вид чешуей или подобием брони. Ноги – множество ног – походили на рачьи, и огромные клешни щелкали, как клешни омара, а в глубоких провалах невиданной чешуи поблескивали глазки.

И какая силища!

Кестус и крикнуть не успел, как она отхватила коню Тоннара ноги.

Конь повалился, дико заржав и заливаясь кровью. Кестус слышал, как хрустнули кости придавленного им Тоннара. Тот страдальчески взвизгнул – и еще визжал, когда другая клешня чудовища вспорола ему живот вместе с кольчугой, выпустив кишки на холодный воздух.

В голове ошарашенного Кестуса мелькнула полубезумная мысль: «Даже умереть молча не может!»

Тварь раздирала лошадь на части быстрыми, уверенными движениями усердного мясника.

Взгляд Кестуса сам собой обратился к Юлию. Командир медленно обернул к ним лицо и широко разинул рот.

И завопил. В оглушительном вопле не было ничего человеческого. В нем звенел металл, звук резал ухо, от него сводило челюсти, от него кони заплясали, вскидывая головы и в ужасе закатывая глаза.

Вопль замер.

И тотчас весь лес наполнился шорохами.

Ивар, вскинув руки, отбросил капюшон, чтобы лучше слышать. Шуршало со всех сторон, потрескивали раздавленные листья, шелестела палая хвоя, что-то волочилось по ней, хрустя сучками, шишками, ветками. Каждый звук был немногим громче шепота, но звуков этих были тысячи.

Словно весь лес обернулся огромным костром.

– Великие фурии! – выдохнул Ивар. – Кровавые во́роны!

Он круглыми глазами, побелев от ужаса, глянул на Кестуса и развернул коня.

– Не спрашивай! – прорычал он. – Беги. Беги!

И сделал, как сказал, пустив коня вскачь.

Кестус, оторвав взгляд от пустоглазой твари, что раньше была его командиром, послал коня вслед за Иваром.

На скаку он замечал… что-то.

Что-то двигалось по лесу, двигалось вместе с ним, почти неразличимыми тенями в сгущавшейся темноте. Тени были не человеческие. Кестус в жизни не видел ничего подобного. Сердце у него заходилось от дикого нутряного ужаса, и он кричал на коня, понукая его скакать все быстрее.

Такая скачка – сквозь лес, в густой темноте – безумие. Поваленный ствол, низкая ветка, выступающий корень – тысячи самых обыкновенных вещей ночью становятся смертельно опасными для налетевшего на них человека или коня.

Но твари приближались, настигали, теснили с боков, и Кестус понимал, что́ это значит. Шла охота, стая гнала их, как оленей, двигаясь сообща, чтобы свалить добычу. Ужас, исходящий от этих охотников, лишил его рассудка. Осталось одно желание – чтобы конь скакал еще быстрее.

Ивар с плеском перепрыгнул ручей и резко свернул, направив коня в колючую чащу. Кестус не отставал от него. Прорываясь сквозь заросли, рвавшие шипами кожу и шкуры коней, Ивар запустил руку в поясной кошель, извлек шарик, как будто отлитый из черного стекла. Пробормотав несколько слов, он развернулся в седле, крикнул: «Пригнись!» – и швырнул шар за спину Кестуса.

Тот пригнулся. Шарик, мелькнув над его ссутуленными плечами, канул в темноту.

Разом полыхнул свет, заревело пламя. Бросив взгляд назад, Кестус увидел охвативший чащу пожар – такой бывает только от огненных фурий. Огонь волнами разливался во все стороны, поджигал горючую лесную подстилку – и двигался быстро. Быстрее их коней.

Они вырвались из зарослей, на один заполошный удар сердца обогнав ревущее пламя, но еще до того два зверя ростом с крупных кошек вылетели из огня, протянув за собой светящиеся кометные хвосты. Кестусу почудилось, что он видит непомерно разросшихся пауков, а потом один из них, продолжая гореть, упал на круп лошади Ивара.

Конь заржал, копыта ударили по гнилому стволу или провалились в яму – и животное покатилось по земле, ломая себе кости и увлекая за собой всадника.

Кестус не сомневался, что Ивар такой же покойник, как Тоннар. Но тот перекатом ушел из-под бьющейся лошади и, умело перевернувшись, вскочил на ноги. Ни мгновения не потратив даром, он выхватил из-за пояса короткий гладий, проткнул им висевшего на крупе коня паука и перерубил в воздухе второго, летевшего на него.

Их трупы не успели удариться оземь, когда Ивар швырнул в ночь за спиной еще два черных шара: один – чуть влево, другой – вправо. Пылающие огненные завесы встали позади, слившись с преисподней лесного пожара.

Кестус совладал с брыкающейся лошадью, нещадно рванув удила, развернул ее и подъехал к Ивару. Его раненый конь все кричал от боли. Кестус протянул руку:

– Ко мне!

Ивар, обернувшись, одним чистым ударом прекратил страдания своего коня.

– С двойным грузом не уйдем, – сказал он.

– Это еще неизвестно.

– Во́роны, друг, некогда спорить! Они сейчас обогнут завесу и доберутся до нас. Уходи, Кестус. Ты обязан об этом доложить.

– О чем доложить? – едва не сорвался на крик Кестус. – Во́роны, тут…

Ночь залилась белизной, и весь мир обернулся для Кестуса раскаленной докрасна болью. Он смутно ощутил, что падает с коня. Не стало дыхания, задохнулся крик. Осталась одна боль.

Он сумел опустить взгляд.

В груди у него чернела дыра. Она пробила кольчугу прямо против солнечного сплетения, посреди туловища. Звенья вокруг дыры оплавились. Огненная магия. Его ударили огненной магией.

Дыхание кончилось. Он не чувствовал ног.

Ивар, склонившись над ним, осмотрел рану.

Его мрачное лицо совсем потемнело.

– Кестус, – тихо проговорил он, – прости, я ничем не могу помочь.

Кестусу пришлось потрудиться, чтобы найти глазами его лицо.

– Бери коня, – прохрипел он. – Скачи.

Ивар тронул его за плечо, повторив:

– Прости.

Кестус кивнул. Перед глазами встала тварь, расчленившая Тоннара и его коня. Он содрогнулся, облизнул губы, выговорил:

– Не хочу, чтобы меня убили они.

Ивар на миг зажмурился, сжал губы и коротко кивнул.

– Спасибо, – сказал Кестус и закрыл глаза.

* * *

Бывший курсор дон Эрен до последнего издыхания гнал лошадь Кестуса, применяя все способы сбить погоню и запутать след, – все, о каких знал, видел, слышал, читал.

К восходу солнца он обессилел и измучился наравне со своим скакуном, но признаков погони больше не наблюдал. Остановившись у какой-то речушки, он привалился к дереву и на минуту закрыл глаза.

Курсор не был уверен, дотянется ли его монета до столицы Алеры через такой малый приток, – но и выбора особого не было. Надо попытаться. Надо известить Первого консула. Он снял висевшую на шее цепочку с серебряным кругляшом. Бросил монету в воду и произнес: «Услышь меня, малая речка, и поспеши донести мое слово до хозяина».

Несколько мгновений все оставалось прежним. Эрен готов был отступиться и двигаться дальше, когда вода шевельнулась, всколыхнулась ее поверхность, потянулась вверх и собралась в образ Гая Секстуса – Первого консула Алеры.

Гай был высоким красивым мужчиной, на вид лет сорока, если не замечать серебряной седины. На самом деле Первому консулу перевалило за восемьдесят, но тело его, как у всех сильных водяных магов, не склонно было выдавать его возраст, как тела простых алеранцев. Правда, глаза у него ввалились и смотрели устало, но в них блестели ум и твердая, несгибаемая воля. Водяная статуя нашла взглядом Эрена, нахмурилась и заговорила.

– Дон Эрен? – спросил Гай. – Это вы?

Голос звучал необычно, как из тоннеля.

– Да, правитель, – поклонился Эрен. – У меня срочные известия.

Первый консул повел рукой:

– Докладывайте.

Эрен перевел дыхание.

– Первый консул, ворд здесь, в глуши, на юго-востоке Каларской пустыни.

Лицо Гая резко застыло, плечи напряглись. Он чуть подался вперед, взглянул пристально:

– Вы уверены?

– Совершенно. И это не все. – Эрен глубоко вздохнул. – Первый консул, – тихо сказал он, – они учатся управлять фуриями.

Глава 1

В прошлые плавания Тави за несколько дней оправлялся от морской болезни, но тогда корабль не уходил так далеко в океан. Оказалось, есть большая разница между долгим плаванием вдоль берега и борьбой с глубинами синего моря. Он бы не поверил, расскажи ему кто, какими бывают волны среди бескрайнего океана. Часто казалось, что «Слайв» взбирается на склон большой голубой горы, чтобы, перевалив через вершину, соскользнуть вниз по дальнему склону. Ветер и опытные головорезы Демоса не давали парусам обвиснуть, и «Слайв» скоро занял место во главе флота.

Тави приказал капитану вести свой корабль вровень с «Чистокровным» – флагманом вождя канимов Варга. Он знал, что экипаж Демоса недоволен приказом. «Чистокровный», хоть и отличался невиданным изяществом среди судов своего размера, рядом с вертким «Слайвом» выглядел неуклюжей речной баржей. Люди Демоса рады были бы показать канимам, на что способны, и оставить огромный черный корабль за кормой.

Тави рад был бы им позволить. Чуть скорее закончился бы морской переход.

Вместе с волнами росла его морская болезнь, и хотя она милосердно притихла после нескольких первых дней, но совсем не унималась, так что предложение поесть представлялось ему в лучшем случае сомнительным. Ему удавалось удержать в себе малость хлеба и жидкий бульон – но не более того. А неотступная головная боль особенно раздражала в дневное время.

– Младший брат, – рыкнул косматый старый каним. – Вы, алеранцы, живете недолго. Неужто ты уже так одряхлел, что клюешь носом посреди урока?

Из подвешенного к балкам маленькой каюты гамака донесся серебристый смешок Китаи.

Тави встряхнулся и устремил взгляд на Градаша. Каним являл собой нечто почти невиданное для его воинской касты – старость. Тави знал, что по алеранскому счету ему больше девяти столетий, и с возрастом каним усох до жалких семи с половиной футов. И силы его были жалкой тенью мощи воина в расцвете сил. Тави считал, что Градаш всего раза в три-четыре сильнее человека. Мех его почти сплошь стал серебристым, только одно пятнышко густой, черной как ночь шерсти отмечало его принадлежность к большому роду Варга так же верно, как порядок отметин на ушах и узор на рукояти меча.

– Прости, старший брат, – по-канимски, как и учитель, ответил Тави. – Я отвлекся. Это непростительно.

– Он так болен, что едва встал с койки, – с выговором чище, чем у Тави, вставила Китаи, – но это непростительно.

– Борьба за жизнь не делает скидок на болезни, – сурово проворчал Градаш. И добавил на алеранском с сильным акцентом: – Впрочем, признаю, что ему незачем больше смущаться, пытаясь говорить на нашем языке. Мысль обменяться языками была здравой.

В устах Градаша это прозвучало как высшая похвала.

– Мысль была разумной, – согласился Тави, – по крайней мере, для моего народа. Легионеры совсем заскучали бы за два месяца безделья. А случись между вами и нами новое противостояние, я бы предпочел, чтобы причина была более веской, чем непонимание языка друг друга.

Градаш сверкнул зубами. Нескольких недоставало, зато уцелевшие были и белы, и остры.

– Всякое знание о враге полезно.

Тави ответил неопределенным жестом:

– Это само собой. Как идут уроки на других судах?

– Неплохо, – сказал Градаш. – И без серьезных происшествий.

Тави чуть нахмурился. Алеранские понятия в этом вопросе разительно отличались от канимских. Для канима «без серьезных происшествий» могло означать – «без убитых». Впрочем, в эту тему лучше было не вдаваться.

– Хорошо.

Каним, кивнув, встал:

– Тогда, с твоего согласия, я возвращусь на корабль вожака моей стаи.

Тави вскинул бровь. Это было против обыкновения.

– Ты разве не пообедаешь с нами?

Градаш дернул ухом, отказываясь, – и, только потом спохватившись, что следует ответить по-алерански, отрицательно покачал головой:

– Я хотел бы вернуться к своим до начала бури, младший брат.

Тави оглянулся на Китаи:

– Какой бури?

Китаи покачала головой:

– Демос ничего такого не говорил.

Градаш басовито заворчал – так канимы хихикали:

– Я знаю, когда идет буря. Хвостом чую.

– Что ж, тогда до следующего урока, – сказал Тави и слегка склонил голову набок, по-канимски. Градаш ответил тем же. И заработал лапами, пригнувшись, чтобы протиснуться наружу из крошечной для его роста каюты.

Тави нашел глазами Китаи, но маратка уже выбралась из гамака. Проходя мимо его койки, она пальцами расчесала волосы, бегло улыбнулась и тоже покинула каюту, чтобы почти сразу вернуться, увлекая за собой старшего камердинера легиона – Магнуса.

Для своих лет Магнус был бодрячком, хотя легионерская короткая стрижка, на глаз Тави, была ему не к лицу. Тави, пока они вдвоем исследовали руины Аппии романского периода, привык видеть на голове Магнуса копну тонких белых волос. У старика были жилистые, сильные руки, уютное брюшко и водянистые глаза, близорукие от многих лет чтения стершихся надписей в полутемных залах и пещерах. Человек немалой учености, Магнус помимо того был курсором-каллидусом, едва ли не старейшим среди отборных агентов Короны, и фактически стал наставником Тави в деле разведки.

– Китаи предупредила Демоса о словах Градаша, – без предисловий начал Магнус, – и наш добрый капитан будет начеку.

Тави покачал головой:

– Этого мало. Китаи, спроси Демоса, не сделает ли он мне одолжения. Пусть подготовится к шквалу и просигналит другим кораблям, чтобы подготовились. Как я понимаю, нам для этого времени года выпала необычно мягкая погода. Градаш не дожил бы до своих лет, будь он глупцом. В худшем случае нам всем не помешают учения.

– Он исполнит, – уверенно обещала Китаи.

– Только, пожалуйста, говори с ним вежливо, – попросил Тави.

Китаи закатила глаза и вздохнула, уходя:

– Да, алеранец.

Магнус дал ей выйти, прежде чем кивнуть Тави.

– Спасибо.

– Честное слово, вы и при ней можете говорить свободно, Магнус.

Старый учитель бросил на Тави напряженный взгляд:

– С позволения принцепса. Как-никак посол представляет власти чужой страны. Я и так показал себя не лучшим образом.

Усталость не дала Тави расхохотаться в голос, но и простой смешок был ему в радость.

– Во́роны, Магнус! Хватит бичевать себя за то, что не распознали во мне Гая Октавиана. Никто не видел во мне Гая Октавиана. Я и сам не знал, что я Гай Октавиан. – Тави пожал плечами. – Ведь так оно и было задумано.

Магнус вздохнул:

– Ну да. Только, между нами, боюсь, я должен сказать, что вы даром тратили время. Как историк вы – настоящий кошмар. Стычки с заносчивыми тупицами в Академии – и то полезнее того, что вы творили в Аппии.

– Хоть часть вины я постараюсь загладить, – слабо улыбнулся Тави. Улыбка скоро слиняла. В одном Магнус был прав: к прежней простой жизни ему уже не вернуться – не работать больше с Магнусом на раскопках, расчищая древние руины. Его уколола боль потери. – А хорошо было в Аппии, правда?

– Мм, – согласился Магнус. – Спокойно. И всегда интересно. У меня есть еще куча записей, которые нужно расшифровать и перевести.

– Я бы попросил прислать мне несколько, только…

– Есть другие обязанности, – кивнул Магнус. – И к слову…

Тави, натужно кряхтя, сел прямо, а Магнус передал ему несколько листов бумаги. Тави присмотрелся, морща лоб, – это были незнакомые ему карты.

– Что я тут вижу?

– Канию, – ответил Магнус. – А здесь, на правом краю… – Старый курсор указал на несколько пятнышек вдоль правой кромки карты. – Закатные острова и Вестминстон.

Тави уставился на карту, переводя взгляд с островов на материк:

– Но… я думал, до этих островов плыть около трех недель.

– Так и есть, – подтвердил Магнус.

– Но тогда побережье этого материка… – Тави измерил его пальцами. – Во́роны, если расстояния указаны верно, получается, что оно в три или четыре раза длиннее западного побережья Алеры. – Он пронзил Магнуса взглядом. – Откуда у вас эти карты?

Магнус деликатно откашлялся.

– Кое-кто из обучавших меня языку сумел скопировать их на кораблях канимов.

– Во́роны, Магнус! – Возмущенный Тави вскочил на ноги. – Во́роны и клятые фурии, я же предупреждал, что здесь мы в эти игры не играем!

Магнус моргнул:

– И вы ожидали, что я послушаюсь?

– Конечно ожидал!

Магнус вздернул брови:

– Возможно, мой господин, я сумею объяснить. Мой долг – долг перед Короной. А приказы Короны обязывают меня всеми силами поддерживать вас, защищать вас и всемерно обеспечивать вашу безопасность и успех. – Без тени извинения в голосе старик добавил: – В том числе, в меру своего понимания, пренебрегать приказами, в коих идеализм преобладает над деловыми соображениями.

Тави долго смотрел на него и наконец негромко сказал:

– Магнус, я плохо себя чувствую. Но уверен: если хорошенько попросить Китаи, она вместо меня скинет вас за борт.

Магнус невозмутимо склонил голову:

– Это, разумеется, вам решать, принцепс. Но я бы попросил вас прежде уделить внимание карте.

Тави, ворча себе под нос, вернулся к карте. Что сделано, то сделано. Теперь нет смысла притворяться, будто ничего не было.

– Насколько точна эта копия?

Магнус передал ему еще несколько листов, практически неотличимых от первого.

– Мм, – протянул Тави. – И здесь расстояния верны?

– Это под вопросом, – признал Магнус. – Возможно, мы с канимами по-разному понимаем и читаем карты.

– Не настолько же по-разному, – сказал Тави. – Я видел вычерченные ими карты долины. – Он провел пальцем по пространству материка, на котором треугольнички разной величины отмечали множество городов. Половина была снабжена названиями. – Эти города. Я уверен… – Он бросил острый взгляд на Магнуса. – В каждом из них огромное население. Не меньше, чем в городах Алеры.

– Да, принцепс, – хладнокровно согласился Магнус.

– А их тут дюжины, – сказал Тави. – Только на этом участке побережья.

– Именно так, мой господин.

– Но это значит… – Тави медленно покачал головой. – Магнус, это значит, что цивилизация канимов в десятки раз превосходит нашу – если не в сотни раз!

– Да, принцепс, – повторил Магнус.

Тави, не сводя глаз с карты, медленно качал головой:

– А мы ничего не знали?

– Канимы веками довольно ревниво оберегали свои берега, – сказал Магнус. – Едва ли дюжина алеранских кораблей побывала на них, да и тем позволяли причаливать лишь в одном порту, называемом Маршаг. Сойти с причала не позволили ни одному алеранцу, – во всяком случае, ни один не вернулся, чтобы об этом рассказать.

Тави помотал головой:

– А что с фуриями? Мы никогда не посылали на разведку рыцарей Воздуха?

– Дальность их полета ограничена. Рыцарь Воздуха может пролететь двести или триста миль и вернуться обратно, но едва ли при этом останется незамеченным, а мы в Ночь красных звезд убедились, что канимы вполне способны противостоять нашим летунам. – Магнус со слабой улыбкой пожал плечами. – Кроме того, предполагается, что наши способности заклинать фурий вдали от Алеры и места рождения этих фурий значительно слабеют. Возможно, там рыцари Воздуха просто не удержатся на лету.

– И никто не пытался проверить? – спросил Тави.

– Туда если и добирались суда, так купеческие или курьерские. – Магнус мимолетно улыбнулся Тави. – А вы можете представить себе гражданина, по доброй воле ринувшегося во владения канимов с толпой грубых мореходов только для того, чтобы убедиться в своем бессилии?

Тави медленно покачал головой:

– Пожалуй, не представляю. – Он постучал по карте пальцем. – А не может это быть подделкой? Обманкой, чтобы ввести нас в заблуждение?

– Возможно. – В голосе Магнуса послышалось одобрение. – Хотя я бы счел это весьма маловероятным.

Тави хмыкнул.

– Ну что ж, – проговорил он, – это ценнейшие сведения.

– И я так подумал, – сказал Магнус.

– Повременю пока сбрасывать вас за борт, – вздохнул Тави.

– Я ценю это, принцепс, – серьезно ответил старый курсор.

Тави провел пальцем по нескольким жирным линиям, кое-где вычерченным как по линейке:

– А это что, какие-то каналы?

– Нет, принцепс, – возразил Магнус. – Это границы.

Тави удивленно посмотрел на него:

– Не понимаю.

– По-видимому, – сказал Магнус, – канимы не имеют единого правительства. Они разделены на несколько отдельных разнородных общностей.

Тави нахмурился:

– Как маратские племена?

– Не совсем так. Каждая территория вполне независима. Они не образуют единого государства, не имеют централизованной власти. Каждая управляется совершенно отдельно от остальных.

Тави заморгал и наморщил лоб:

– Но это же… я бы назвал это безумием.

– Мм. Карна – это дикий мир, населенный немыслимым множеством народов, как правило конфликтующих друг с другом. Нам, алеранцам, чтобы выжить и благоденствовать, пришлось объединиться перед лицом врагов.

Тави кивнул на карту:

– А канимов такое множество, что они могут позволить себе разделиться?

Магнус кивнул:

– Учитывая все обстоятельства, я рад, что наш новый принцепс нашел почетный, мирный и достойный уважения выход из ситуации в долине.

– Всегда полезно с первого раза произвести хорошее впечатление, – согласился Тави и медленно покачал головой. – Вы представляете, Магнус, что было бы, если бы горячие головы в Сенате настояли на полноценном вторжении в канимские земли? – (Магнус молча кивнул.) – При такой их численности, – продолжал Тави, – нас бы просто смели. С фуриями или без фурий – они могли бы уничтожить нас по первой прихоти.

– Похоже на то, – угрюмо согласился Магнус.

Тави взглянул на него:

– Так почему они этого не сделали?

Старый курсор покачал головой:

– Не знаю.

Тави еще некоторое время изучал карту, разглядывая разные территории.

– Так Варг, как я понимаю, принадлежит только к одной из этих территорий?

– Да, – сказал Магнус. – К Нарашу. Это единственная территория, установившая связи с Алерой.

В Нараше, отметил Тави, находился и порт Маршаг.

– Мне кажется, нам теперь следует спросить себя…

За стенкой каюты затрезвонил судовой колокол. Заорал, выкрикивая приказы, Демос. Минуту спустя капитан, коротко постучав, распахнул дверь.

– Магнус. – Он кивнул старому курсору. – Сударь, – добавил он, кивнув Тави, – тот старый морской волк не ошибся. С юга идет шторм.

Тави поморщился, однако кивнул:

– Чем мы можем быть полезны, капитан?

– Привяжите все, что не привинчено к полу, – сказал Демос. – И себя не забудьте. Нам достанется.

Глава 2

Валиар Маркус обдумывал, как лучше объяснить молодому канимскому офицеру разницу между «У тебя плохой нюх» и «У тебя плохой запах».

Маркус знал, как важно для юного канима показать хорошие успехи перед самим Варгом – общепризнанным командующим канимским флотом – и его сыном и заместителем Насаугом. Выставив его дураком, Маркус нанес бы молодому воину оскорбление, которое не забудется до могилы, а при долгожительстве этого волчьего племени поступок Маркуса отзовется, к добру или к худу, и в будущих поколениях.

– Ваше замечание, бесспорно, точно, – медленно, отчетливо выговаривая алеранские слова, заговорил Маркус, – однако вы увидите, что многих моих соотечественников подобные замечания смущают. Нюх у нас, как вы заметили, развит значительно хуже вашего, и выражения, к нему относящиеся, по смыслу заметно отличаются от вашего понимания.

Варг чуть слышно зарычал, пробормотав:

– Мало кто, будь он алеранец или каним, рад услышать, что его запах неприятен.

Маркус обернулся к матерому старому вождю, по-алерански склонив голову:

– Как вы изволили заметить, сударь.

Он встрепенулся за долю секунды до того, как пристыженный молодой каним, рыча и щелкая зубами, бросился на учителя.

Маркус успел заметить приметы болезненной гордыни, у юных канимов не менее распространенной и явной, чем у их алеранских сверстников. Старший центурион в свои без малого шестьдесят и не мечтал предупредить нападение молодого канима, если бы полагался только на свои органы чувств, однако предвидение защитило его лучше проворства. Маркус заранее ждал и вспышки ярости, и броска.

Каним представлял собой восемь футов стальных мышц, клыков и прочных костей и был вдвое или втрое тяжелее алеранца, но не успел отдернуть выставленной вперед морды, когда мозолистый кулак Маркуса поймал и рванул в сторону его ухо.

Каним дернулся, извернулся, его рычание перешло в тонкий визг, и он, спасая чувствительное ухо, инстинктивно подался вслед за рывком. Маркус воспользовался тем, что противник теряет равновесие, и обрушил весь свой вес на его мохнатый подбородок, швырнув молодого канима на палубу так, что у того череп затрещал. Оглушенный воитель полежал немного с остекленевшими глазами, вывалив язык. Из ссадины на голове сочилась кровь.

Маркус, поднявшись, оправил на себе тунику.

– Сообщение о превосходстве в обонянии, – заговорил он как ни в чем не бывало, – отличается по смыслу от утверждения, что чей-то запах неприятен. Этот кто-то может счесть ваше высказывание за преднамеренное оскорбление. Сам-то я простой старый центурион, я давно стал медлителен и не опасен в бою и не вижу ни в том ни в другом утверждении ничего обидного. Я совершенно не сержусь, да и, обидевшись, ничего бы не мог предпринять. Но мне не хотелось бы, чтобы кто-то менее снисходительный и более опасный причинил вам вред, когда вы всего лишь пытаетесь поддержать дружескую беседу. Вы меня понимаете?

Ученик устремил на Маркуса стеклянный взгляд, раз-другой моргнул, а потом дернул ушами, выражая понимание и согласие.

– Хорошо, – продолжал Маркус на своем неумелом, но вразумительном канимском и улыбнулся, почти не показывая зубов. – Я рад отметить ваши значительные успехи в понимании алеранского.

– Хороший урок, – согласно проворчал Варг. – Можешь идти.

Молодой каним подобрал себя с пола, уважительно подставил горло Варгу и Насаугу и нетвердым шагом вышел из каюты.

Маркус повернулся к Варгу. Этот каним и среди своих был великаном – добрых девять футов, если выпрямлялся в полный рост. «Чистокровный» строился по нему: каюта, такая же тесная для него, как все корабельные помещения, Маркусу казалась огромной пещерой. Варг, чья густая черная шерсть была исполосована светлыми шрамами, присел на ляжки в позе отдыха, небрежно придерживая рукой-лапой толстый свиток, открытый на том месте, где они читали на уроке.

– Маркус, – пробормотал Варг с привычной угрозой в басовито рычащем голосе, – вы, я полагаю, ожидаете объяснений этому нападению?

– Ваш молодой подчиненный – он бы подавал надежды, не будь таким самоуверенным болваном, – убежден в непобедимости своего племени и, как следствие, в своей непобедимости.

Варг смешливо повел ушами. Взгляд его обратился к Насаугу – этот каним был меньше ростом и светлее отца. Насауг отвесил челюсть, обнажил белые клыки и вывалил язык, улыбаясь по-канимски.

– Я тебе говорил, – на канимском сказал ему Варг. – Учитель охоты – всегда Учитель охоты.

– Прошу прощения? – переспросил Маркус. Каждое слово он понял, но смысл фразы остался для него загадкой.

– Старшие воины, – специально для него пояснил Насауг. – Их ставят командовать новичками. В былые времена они сбивали тех в охотничьи стаи, учили молодых охоте. И назывались Учителями охоты.

– В наше время, – проворчал Варг, – так называют того, кто готовит отряд молодых бойцов, – учит знать свое место и дело в бою. В ваших легионах такие тоже есть.

– Центурионы, – кивнул Маркус. – Понимаю.

– Щенок не стал бы тебя убивать, – сказал Насауг.

Маркус ответил ему спокойным взглядом в упор.

– Не стал бы, – ровным голосом признал он. – И я, уважая желание принцепса, чтобы плавание прошло мирно, оставил его в живых.

– Зачем бы вам его убивать, Учитель охоты? – с тихой угрозой протянул Варг.

Маркус обратил недрогнувший взгляд к нему:

– Затем, что я гораздо охотнее оставляю за спиной мертвых дураков, чем живых врагов, которых сам же кое-чему научил. Впредь я был бы вам обязан, если бы мог ограничиться теми уроками, какие мне поручены.

Варг снова оскалил клыки в канимской усмешке:

– Приятно видеть, что мы друг друга понимаем. Моя шлюпка готова доставить вас на ваш корабль, если вы готовы, Валиар Маркус.

– Готов.

Варг склонил голову в алеранском поклоне:

– Тогда ступайте своей дорогой и доброй вам охоты.

– И вам, сударь.

Маркус уже повернулся к двери, когда она открылась и вошел тощий рыжеватый каним, малорослый для своей породы. Он без предисловий подставил Варгу горло и сообщил:

– Близится свирепый шторм, командир. У нас не более получаса.

Варг в ответ рыкнул и мотнул головой, отпуская моряка. И взглянул на Маркуса:

– Мы не успеем доставить вас и вернуть себе шлюпку. Как видно, вам придется немного задержаться.

– Старший… – В голосе Насауга Маркусу послышалось предостережение. Он без труда догадался, в чем дело. И сам он не рад был застрять в бурю на корабле, где вспыльчивый молодой каним еще не остыл после его урока.

– Носовая каюта, – сказал Варг.

Насауг хлестнул хвостом – Маркус узнал жест, выражавший удивление. Впрочем, младший каним быстро совладал с собой и поднялся.

– Центурион, – негромко проворчал он, – не откажите последовать за мной. Вам лучше не мешать занятым работой морякам. Мы постараемся устроить вас поудобнее.

Маркус внутренне усмехнулся, подумав, что удобства в данном случае равнозначны возможности дышать. Однако всякий быстро убеждался, что понятия канимов сильно отличаются от понятий алеранцев.

Он вслед за Насаугом вышел на палубу «Чистокровного». Все деревянные части корабля были выкрашены в черный цвет, чего не бывало на алеранских судах. Алеранцы, напротив, старались выбелить свои корабли. Так команде было легче работать по ночам, особенно в плохую погоду, когда не хватало надежных источников света. Черный корабль производил мрачное, похоронное впечатление, но выглядел внушительно, тем более в сочетании с черными парусами. Канимы видели в темноте намного лучше алеранцев. Им не составляло труда заниматься делом и ночью, в какой бы цвет ни был покрашен корабль.

Насауг привел Маркуса в носовую каюту, в обычное время считавшуюся самой неудобной. Когда корабль идет под парусами, ветер обычно дует с кормы и сносит все запахи с палубы к носу – а дурных запахов на корабле хватает. Дверь здесь была низкая, только-только по росту Маркуса. Насауг, вместо того чтобы просто войти, постучал и выждал, пока ему открыли.

Каюта была совсем темной, без окон и светильников. Тихий голос спросил:

– Мы нужны, сын Варга?

– Алеранский Учитель охоты под покровительством Варга, – ответил Насауг. – Отец просит сохранить его до возвращения на его корабль после шторма.

– Будет сделано, – произнес голос. – Пусть он войдет, сын Варга.

Маркус, шевельнув бровью, покосился на Насауга.

Каним кончиком носа указал ему на дверь:

– Ваша каюта, центурион.

Маркус всмотрелся в темноту и снова обернулся к Насаугу:

– И здесь мне будет удобно?

Насауг усмешливо дернул ухом:

– Удобнее, чем в других частях этого корабля.

Важнейшая особенность канимов, выявленная благодаря самому принцепсу, состояла в том, что те куда больше людей полагались на язык тела. Слова порой ничего не значат, а движения и позы говорят куда правдивее и вернее отражают намерения. Как следствие, алеранцы научились не выказывать страха перед хищными воинами-волками, если не хотели, к примеру, попасть к ним в брюхо.

Маркус подавил невольную робость, пробужденную в нем голосом невидимого обитателя каюты, и, спокойно кивнув Насаугу, вошел и закрыл за собой дверь. В темноте он остро ощутил, какие тонкие на нем штаны и туника, и впервые за месяц после выхода из порта пожалел о тяжелых доспехах. Меча он не тронул – слишком откровенный был бы жест. Впрочем, для боя в темноте все равно лучше подошел бы скрытый под одеждой нож. Схватка развернулась бы в ужасной тесноте.

– Ты не Учитель охоты, – помедлив, заговорил невидимый каним. И с хихикающим рычанием добавил: – Нет, и не воин.

– Я центурион Первого алеранского легиона. Мое имя Валиар Маркус.

– Едва ли, – возразил голос. – Более вероятно, сколько могу судить, что тебя называют Валиаром Маркусом. – (Маркус ощутил, как напряглись у него плечи.) – Мы, знаешь ли, присматриваем за вашими шпионами. Чаще всего они неумелые. Но тебя мы до вчерашнего дня не подозревали и выяснили правду лишь случайно. Ветер откинул занавеску, когда ты читал свиток Варга, пока его не было в каюте.

Второй голос прозвучал правее и выше:

– Тебя разоблачила лишь случайность.

Третий голос, ниже и левее, добавил:

– Ты мастер своего дела.

Маркус задумчиво прищурился.

– Плевать Варгу, хорошо ли усвоил язык тот тупоголовый щенок, – сказал он. – Он хотел задержать меня до шторма.

– По нашему настоянию, – сообщил заговоривший первым.

Маркус хмыкнул. Однако Варг подстроил все так, будто его обычные планы сорваны простой случайностью. Значит, по тем или иным причинам ему хотелось скрыть теперешний разговор даже от своих – что наводило на мысль о разброде в рядах, а это всегда полезно иметь в виду.

А еще это означало, что его нынешние хозяева не могут быть никем иным, как…

– Вы Охотники, – тихо сказал он. – Как те, что покушались на принцепса.

В темноте раздался шорох, – это один из канимов стянул плотную ткань с сосуда со светящейся жидкостью, распространявшей красноватое мерцание. Теперь Маркус видел троих канимов – поджарых, серых, с ушами несколько больше, чем у встречавшихся ему воинов, – у этих уши немного напоминали лисьи. И в свободных накидках, расписанных серым и черным, – как у тех, в долине Амарант.

В маленькой каюте уместились две двухъярусные койки. Один каним присел на полу над миской, второй растянулся на верхней койке у стены, а третий в странной позе скорчился на нижней напротив. Все трое были почти неотличимы друг от друга, вплоть до оттенка меха и пятен на шкуре, – значит, родственники, вероятно братья.

– Охотники, – сказал первый каним. – Так нас называют ваши люди. Меня зовут Ша.

– Неф, – рыкнул второй.

– Ко, – сказал третий.

Крепчавший ветер раскачивал корабль. Над простором открытого моря рокотал гром.

– Зачем меня сюда привели? – спросил Маркус.

– Чтобы предостеречь, – ответил Ша. – Вам нечего опасаться нападения Нараша. Но другие территории не гарантировали вам безопасности. Там вас считают паразитами, которых следует истреблять всюду, где увидишь. В какой-то мере Варг сумеет вас защитить. Но, продолжая путь в Канию, вы делаете это на свой страх и риск. Варг предлагает вашему принцепсу обдумать, не повернуть ли назад.

– Нашего принцепса, – сказал Маркус, – трудно свернуть с пути угрозами.

– Пусть будет, что будет, – ответил Ша.

– Зачем предупреждать меня здесь? – спросил Маркус. – Почему было не послать вестника к нему на корабль?

Трое канимов с непроницаемыми лицами взирали на него.

– Затем, что ты враг, Валиар Маркус. Варг принадлежит к воинской касте. Для уважающего себя воина так же невозможно поддерживать и предупреждать врага, как невозможно отрастить новые клыки.

Маркус нахмурился:

– Понимаю. Варгу честь не позволит так поступить, а вам можно.

Ша согласно повел ухом:

– Наша честь в том, чтобы повиноваться и достигать успеха любыми способами и средствами. Мы служим. Мы повинуемся.

– Мы служим, – повторили Неф и K°. – Мы повинуемся.

Снова прогремел гром, на сей раз пугающе близко, и голос ветра теперь превратился в вой. Далеко за шумом бури раскатился другой звук – ниже и протяжнее грома, словно улюлюкал грозный великан. Такое Маркус слышал всего раз в жизни, много-много лет назад.

Это ревел защищающий свой участок левиафан – из тех гигантских морских созданий, что способны в щепки разбить корабль, даже такой большой, как «Чистокровный». Бури часто пробуждали чудовищ, а судовым колдунам во взбаламученных водах труднее было укрыть от них корабль.

Эта буря готова была убить и людей, и канимов.

Маркус проглотил страх и, сев спиной к стене, закрыл глаза. Желай Охотники зла, они уже напали бы на него. Бояться сейчас следовало только рассерженного левиафана, способного превратить «Чистокровного» в кучу щепы и оставить всех, кто на борту, на милость разъяренного моря.

Маркус отметил, что эта мысль не слишком его беспокоит. Как видно, все познается в сравнении. Такая смерть, оставаясь ужасной, была, по крайней мере, безличной. Бывают смерти много хуже.

К примеру, принцепс мог узнать о том, что стало известно Охотникам: что Валиар Маркус – не простой, а многоопытный центурион алеранского легиона. Что в действительности он именно тот, за кого принимают его Охотники, – шпион, укрывающийся под чужим именем. Охотники не могли знать, что он заслан сюда из Алеры смертельными врагами принцепса, а вот если людям принцепса или, упаси Великие фурии, самому Октавиану станет известно, что под именем Валиара Маркуса скрывается бывший курсор Фиделиас, слуга Аквитейнов и государственный изменник, его тело достанется во́ронам.

Фиделиас больше не служил Аквитейнам. Он написал самое красноречивое в своей жизни письмо, уведомляя консула об отставке, – и в этом письме имелся только один изъян: оно не могло прикончить хладнокровную тварь, супругу консула Инвидию Аквитейн. Впрочем, и это ничего не меняло. Разоблачение будет стоить ему жизни. С этим он смирился. Никакие его старания не отменят прошлой измены Короне и перехода на сторону предателей, нацелившихся на место Гая Секстуса.

Рано или поздно он поплатится за свои преступления.

Но до того дня он помнил, кто он такой и в чем его долг.

Валиар Маркус закрыл глаза и, призвав на помощь искусство бывалых служак, мгновенно провалился в сон.

Глава 3

Амара, графиня Кальдеронская, утерла потный лоб и с удовлетворением поглядела на редеющую пелену облаков. В который раз местные фурии ветра собирались ударить бурей по людям долины, загоняя жителей в надежные каменные стены укрытий. И в который раз она успела вмешаться, не дав буре набраться сил.

По правде сказать, это дело, если вовремя за него взяться, не требовало запредельных усилий. До того, как непогода становилась опасной для человека, должно было случиться множество разных событий, и если Амара перехватывала их цепочку в самом начале, то легко рассеивала собирающуюся грозу. И сама этому удивлялась.

Удивляться, пожалуй, не стоило. Уничтожить всегда проще, чем создать. Стоит только вспомнить ее преданность Первому консулу. Или доверие и любовь к наставнику Фиделиасу.

Горькие мысли принесли с собой тихую боль и печаль, совсем не подходящие к солнечным лучам, которые уже прорвались сквозь разорванные тучи и омыли Амару легким, зыбким теплом предзимнего солнца. Она на минуту прикрыла глаза, впитывая тепло всем телом. Над землей, если подняться на милю и более, всегда бывало холодно – и особенно если взлететь не в кожаной одежде для полета, а в простом платье, как она сейчас. Она решила, что обойдется без особого снаряжения, ведь летать предстояло не более получаса – недолгая работа на умеренной высоте, а потом возвращение в гарнизон, где графиню ждало множество необременительных, бесспорно нужных и чрезвычайно приятных занятий.

Амара, тряхнув головой, выбросила из нее лишние мысли и вызвала свою фурию ветра, Цирруса. В былые времена она бы очертя голову рванулась к гарнизону, но вызванный стремительным рывком шум мог потревожить соседей, а нынешняя Амара помыслить не могла о такой невежливости. А еще скорость в клочья изорвала бы подол ее платья и безжалостно растрепала волосы. Раньше все это ничуть бы ее не смутило, но для многих из тех, с кем она день ото дня вела дела, внешность значила немало, и проще было выглядеть, как положено графине в их представлении.

А еще, хотя вслух он ничего не скажет – никогда не говорил, – взгляд мужа горячо одобрял ее нынешние более… благопристойные манеры.

Амара усмехнулась. Одобрял не только взгляд, но и руки. И прочее.

Она скользнула к Гарнизону быстро, но с разумной скоростью, пролетела над разросшимся вширь городком и приземлилась в старой крепости, оседлавшей узкую щель перевала в восточном конце долины Кальдерон и служившей теперь цитаделью для городка, похожего скорее на резиденцию консула, чем на простой окружной центр.

То, что начиналось как рынок под открытым небом, где десяток ремесленников предлагали свои изделия нескольким сотням кочевых маратов, превратилось в перекресток торговых путей, где переплетались интересы десятков купцов и тысяч покупателей – как бледнокожих варваров, так и амбициозных алеранских дельцов.

* * *

Растущий город требовал все больше продовольствия, поэтому доминусы долины распахивали новые поля и строили новые дома, богатея с каждой жатвой. Привлеченные новыми возможностями, алеранцы со всех концов страны перебирались в долину Кальдерон, и граф Бернард уже дал разрешение основать четыре новых домена.

Приземлившись, Амара нахмурилась. Строго говоря, по-настоящему новыми из них были лишь два. Два других домена ставились на руинах старых усадеб, уничтоженных несколько лет назад нашествием ворда.

Вспомнив о нем, Амара вздрогнула.

Ворд.

Они справились с ним с помощью маратов – на время. Но ворд не исчез с лица земли. Амара с Бернардом сделали все возможное, чтобы предостеречь алеранцев от новой угрозы, но мало кто внял их предупреждениям. Мало кто понимал, какую угрозу несут эти твари. Если – когда – ворд вернется, глупцы не успеют осознать свою ошибку, а тем более – ее исправить.

Амара отчаялась что-то объяснить людям. А вот ее муж, по своему обыкновению, просто изменил образ действий. Исчерпав свои возможности по укреплению всей страны, Бернард возвратился в Кальдерон и принялся укреплять свою территорию, отдавая все силы обороне долины и ее жителей от ворда и любой другой угрозы. А учитывая, сколько податей платила разбогатевшая округа, приготовления выходили воистину внушительными.

Амара перекинулась приветствиями с часовым на Стене и спустилась во двор, чтобы пройти в покои графа. Кивнув дежурившему перед дверью легионеру, она вошла и застала Бернарда за изучением листов чертежей – вместе с секретарем и парой механиков из легиона. Бернард на голову возвышался над остальными, был шире и в плечах, и в груди. Хотя на висках у него за последние годы прибавилось серебра, это не портило его наружности – ничуть. Он не изменил своей излюбленной короткой бородке, хотя и она теперь была гуще присыпана солью. В зеленой рубахе и кожаных штанах лесного жителя он мало походил на графа, хотя одежда отличалась превосходным качеством материи и шитья. Глаза смотрели серьезно и умно, но между бровями пролегли тонкие морщинки недовольства.

– И слышать не хочу про «никто раньше так не делал», – обратился Бернард к старшему из механиков. – После того как вы сделаете, этого уже никто не скажет, верно?

Механик скрипнул зубами:

– Доблестный граф, вам следует понять…

Бернард прищурился:

– Я понимаю, что еще одно ваше слово в этом покровительственном тоне – и я скатаю все чертежи в трубку, чтобы запихнуть вам…

– Если вы не слишком заняты, – непринужденно вклинилась Амара, – нельзя ли мне перемолвиться словом с господином супругом?

Бернард опалил механика взглядом, перевел дыхание, взял себя в руки и обернулся к Амаре:

– Конечно. Господа, давайте продолжим после обеда.

Все трое согласно забормотали. Старший механик, не сводя глаз с Бернарда, собрал со стола чертежи и принялся скатывать их в трубку, с лихорадочной поспешностью отступая к дверям. Амаре пришел на ум бурундучок, наткнувшийся на спящего травяного льва и со всех ног пустившийся наутек.

Когда дверь за бурундучком закрылась, Амара не сдержала улыбки.

– Риванский легион! – презрительно бросил Бернард, меряя шагами скромный, по-деловому обставленный кабинет. – Они так давно не воевали, что с тем же успехом могли бы называться Риванским строительным. И всегда у них находятся причины, почему то нельзя, а это невозможно. Чаще всего потому, что раньше так не делалось.

– Бесполезные нахлебники, – сочувственно кивнула Амара. – А твоих людей в этом легионе нет, муж мой?

– Мои не в счет, – проворчал Бернард.

– Понимаю, – серьезно согласилась Амара. – А сам ты, господин мой, не служил ли в Риванском легионе?

Бернард остановился и беспомощно уставился на нее. Амара больше не могла сдержаться и расхохоталась в голос.

Лицо Бернарда искривили полдюжины противоречивых гримас. Наконец верх взяла улыбка, и он иронически покачал головой:

– Опять разгоняла бурю на подходе, а?

– Это обязанность графини Кальдерона, – напомнила Амара и, подойдя к нему, привстала на цыпочки, чтобы любовно поцеловать мужа в губы. Он обхватил ее за талию, привлек к себе и уделил поцелую долгую сладкую минуту. Когда их губы разомкнулись, Амара блаженно выдохнула и улыбнулась ему:

– Трудный день?

– Уже легче, – сказал он. – Ты голодна?

– Умираю с голоду. Давай?..

Они как раз вышли на двор, когда часовой протрубил в бараний рог, предупреждая о приближении рыцарей Воздуха. Ему ответил отдаленный звук другого рога, и почти сразу в небе показались несущиеся на полной скорости рыцари – два десятка их удерживали между собой воздушные носилки.

– Странное дело, – удивился Бернард. – Одни носилки на двадцать рыцарей? Сбруя рассчитана на шестерых. Чуть ли не целый рыцарский отряд легиона в сопровождении? Кто это там такой важный?

Рыцари до последнего момента не замедляли полета и опустились на плац перед гарнизонным штабом с ураганным ревом увлекаемого фуриями ветра.

– Запасные, – понимающе отметила Амара, когда шум затих. – Сменялись, чтобы выжать всю возможную скорость.

– Что за спешка? – буркнул Бернард.

Один из рыцарей подбежал к нему и по-легионерски отсалютовал, ударив себя кулаком в нагрудник доспехов. Бернард привычно ответил.

– Доблестный граф! – Рыцарь протянул ему запечатанный конверт. – Я должен просить вас и графиню немедленно отправиться со мной.

Амара, вздернув брови, переглянулась с мужем.

– Мы арестованы? – с деланым безразличием осведомилась она.

– Все подробности в письме, – ответил рыцарь.

Бернард уже вскрыл и прочел письмо.

– От Первого консула, – тихо сказал он. – Нам приказано безотлагательно прибыть в столицу Алеры.

Горячий гнев обжег Амару.

– Я больше не служу Гаю, – отчеканила она.

– Вы отказываетесь повиноваться, графиня? – вежливо обратился к ней рыцарь.

– Амара… – начал Бернард.

Ей бы следовало смолчать, но искры гнева воспламенили память о другом пожаре, куда более страшном, и она не совладала с болью.

– Назовите хоть одну причину, почему я должна.

– Потому что в противном случае, – так же вежливо пояснил рыцарь, – я имею приказ задержать вас и доставить в столицу в цепях, если это окажется необходимым.

Пальцы Амары сами собой сжались в кулаки, хрустнули суставы. Бернард опустил широкую ладонь ей на плечо и пророкотал:

– Мы готовы.

– Благодарю, – серьезно сказал рыцарь. – Прошу сюда.

– Позвольте мне кое-что собрать для перелета.

– Две минуты, сударыня. Больше дать не могу.

Амара моргнула.

– Почему? – тихо спросила она. – Что происходит?

– Война, – коротко ответил он. В глазах его на миг мелькнул ужас. – И мы ее проигрываем.

Глава 4

Владетельную госпожу Алеры Гай Исану среди ночи разбудила суматоха во дворе под ее окном. Резиденция верховных властей Пласиды была, по меркам алеранских консулов, на диво скромной. Правда, дом выстроили из благородного белого мрамора, но в нем было всего четыре этажа и квадрат двора с садом посередине – как в простой сельской усадьбе. В столице Исана навидалась зданий, где консулы проводили всего один сезон, и те были выше и наряднее наследственного дворца Пласиды.

Однако дом этот, хоть и не поражал размерами, обладал спокойным достоинством. Каждый камень был отполирован и идеально подогнан. Каждая доска или балка были из лучшего дерева и отличались простотой совершенства. Да и обстановка была изысканной работы и любовно ухожена.

Но больше всего Исане нравились обитатели этого дома. В столице и других городах страны, где ей приходилось бывать, мелькали все слои алеранского общества. Гордо выступали нарядные граждане, свободные жители занимались своими делами, стараясь не попадаться у них на дороге, а бедняки и суетящиеся рабы поражали своим убожеством. Госпожа Пласида рабов не держала, а различия между простыми свободными и гражданами трудно было ухватить взглядом. Точнее сказать, сами граждане здесь как будто меньше подчеркивали свое положение и больше думали о своих обязанностях, каковы бы они ни были, и потому не так разительно выделялись среди помощников и наемных работников, как было принято в других частях страны.

Здесь разрыв между гражданами и свободными не то чтобы исчезал – ничего подобного. Исчезала та скрытая враждебность и страх, которые сопутствовали этому разрыву. Исана не сомневалась, что идет это от консула и его супруги – от того, как они держатся со своими людьми у себя дома, и это, по мнению Исаны, говорило о них как нельзя лучше.

После возвращения из истерзанных войной окрестностей долины Амарант Исана гостила у госпожи Пласиды.

Когда был разгромлен мятеж Калара, а с вторгшимися в Алеру канимами заключено перемирие, война закончилась, но люди продолжали погибать от голода и болезней. Война уничтожила урожаи, привела к перемещению целых доменов, разорила экономику и разрушила управление сверху донизу. По всей территории, когда-то управляемой из древнего города Калара, рабы подняли кровавое восстание. Дикие фурии, их алеранские сородичи, бродили по сельской местности, гораздо более опасные, чем любое бешеное животное.

Искавшие работы, пропитания и укрытия от стихий беглецы распространяли хаос по всем землям. Зародившиеся шайки разбойников расползались как чума.

Огромные вливания, направленные властями на строительство флота для отправки канимов на родину, отчасти сдерживали хаос, как и, по иронии судьбы, присутствие самих канимов, которые расправлялись с алеранскими бандитами так же безжалостно и эффективно, как и легионеры. Исана догадывалась, что именно по этой причине отбытие канимов задержалось на несколько месяцев. Разумеется, она ничего не могла доказать, но подозревала, что Гай задерживал строительство последних судов с целью использовать канимов для поддержания общественного порядка на разоренных войной землях.

Гвардия Сената и Коронный легион понемногу восстанавливали порядок, но дело шло мучительно медленно из-за политических интриг граждан, жаждавших новых титулов и власти на отвоеванных территориях, меж тем как болезни беспощадно прореживали население доменов, а выжившие умирали от голода, доев последние башмаки. Исана при финансовой и публичной поддержке Лиги Дианы делала все возможное для помощи пострадавшим провинциям – до той ночи, когда двое мужчин с обнаженными клинками подобрались к самым дверям ее спальни и только там были перехвачены охраной.

Весть о появлении наследника распространилась как лесной пожар, в считаные дни достигнув самых дальних границ. Она породила бурю новых волнений, разом обрушив прежние планы честолюбивых граждан. Очень многие вовсе не обрадовались этой новости и успели объявить Тави самозванцем, требуя от Сената признания наследника незаконным.

У Сената не нашлось к тому оснований. Гай Септимус об этом позаботился – обеспечил свидетелей и твердые доказательства личности своего сына. Однако кое-кто, очевидно, решил, что своевременное исчезновение свидетелей подвигнет Сенат выступить против объявления Гая Октавиана наследником. Исана, будучи первой из означенных свидетелей, стала для заговорщиков очевидной мишенью.

По совету Первого консула она приняла приглашение в Пласиду под предлогом выступлений на нескольких важных собраниях Лиги Дианы. Действительная причина была ей хорошо известна: во всей стране для нее не нашлось бы более безопасного места. Первый консул своим советом намекал, что в столице Алеры даже он не сможет ее защитить.

Разумеется, самое «безопасное место» еще не означало безопасности.

Безопасности больше не существовало.

Исана понятия не имела, что означают громкие голоса и торопливые шаги во дворе под окном, но рисковать не хотела. Встав с постели, она прямо на ночную рубашку накинула лежавший рядом длинный плащ и закрепила тяжелое одеяние быстрым заученным движением – Арарис не зря изводил ее бесконечными тренировками. С виду плащ казался скроенным из толстой кожи, но между двумя слоями кожи были вшиты гибкие стальные пластины. Такая одежда защищала хуже настоящих легионерских доспехов, но куда лучше собственной кожи, а надевалась при необходимости почти мгновенно.

Одевшись, она сунула ноги в легкие кожаные башмаки и с некоторой брезгливостью перекинула через плечо кожаную перевязь так, чтобы меч – форменный легионерский гладий – пришелся на бок. Оружие не вызывало у нее восторга. Арарис настаивал, чтобы она овладела простейшими навыками самозащиты, и особого выбора ей не осталось. Что ни говори, не кто иной, как Арарис, рискуя собой, остановил подкрадывавшихся к ней убийц, и самое малое, что она могла сделать в ответ, – это следовать его советам, облегчая ему исполнение долга ее телохранителя. Она послушно осваивала основы боя на мечах, но носить клинок так и не привыкла.

А еще она отметила, что тяжесть меча и брони не делала ее смешной в собственных глазах, а ободряла и успокаивала.

Она ощутила чужую напряженную тревогу за целую секунду до того, как услышала за дверью тихие шаги, и, когда дверь открылась, уже стояла перед ней с мечом в руке в защитной стойке. Засвеченная фурией лампа в прихожей высветила черный силуэт пришельца, но Исане, водяному магу, не требовались глаза, чтобы его узнать.

– Арарис, – тихо проговорила она, опустив меч. И, подождав, пока он закроет за собой дверь, добавила: – Свет!

Малая фурия в светильнике отозвалась на ее голос, замерцала, наполнив просторную спальню теплым желтоватым светом и явив ей Арариса. Он был среднего роста, непримечательного сложения, волосы стриг по-легионерски, почти наголо, а лицо с одного бока было изуродовано шрамами – клеймом, которым легионы метили струсивших перед лицом врага. Одевался он в простую, но хорошо скроенную одежду, прикрытую таким же, как у Исаны, плащом, но, кроме короткого гладия, носил на боку длинный клинок для поединков.

Найдя ее взглядом, он немного расслабился, и Исану окатила теплая волна его любви – вместе с не столь поэтическим, чисто мужским одобрением ее статей.

– Хорошо. – Он кивнул на ее меч. – Только в другой раз, прежде чем зажигать свет, отойди от окна.

Она, вздохнув и покачав головой, протянула ему руку:

– Я только что проснулась.

Он шагнул ей навстречу и взял руку самыми кончиками пальцев:

– Ничего. От тебя и не ждут готовности к такой жизни.

Она вымученно улыбнулась:

– Да, не ждут, наверное. – Она покачала головой. – Что там случилось?

– Прибыл гонец из столицы, – тихо ответил Арарис, отпуская ее руку. – Хозяйка дома просит как можно скорее прийти к ней в кабинет. Больше ничего не знаю.

Исана вздохнула, оглядев себя, и осторожно убрала меч. Она успела нажить немало мелких порезов, пока научилась с должным почтением относиться к остроте его лезвия.

– Смешно я выгляжу?

– Выглядишь человеком, всерьез намеренным выжить, – поправил Арарис. И оглянулся, услышав за дверью бегущие шаги. Весь дом пришел в движение: открывались и закрывались двери, слышалось все больше взволнованных голосов. – Откровенно говоря, госпожа, такая вот суматоха – самое подходящее время для нового покушения. Я просто счастлив, что для путешествия по дому вы надели доспехи.

– Прекрасно, – сказала Исана. – Тогда не будем терять времени.

* * *

Одно из преимуществ не слишком обширного дома, отметила про себя Исана, – то, что его можно пройти из конца в конец, не собирая каравана с проводниками и вьючным скотом, не то что во дворцах столицы и Аквитании. Исана перекинулась приветствиями с молодым рыцарем, со служанкой и старым писцом – с теми, с кем ей случилось раз-другой преломить хлеб, – прошла по внутреннему двору и, поднявшись на один лестничный пролет, попала в личный кабинет хозяйки. Арарис молча и неотступно следовал за ней, в двух шагах позади и чуть сбоку, смотрел спокойно и пристально, ничего не упуская из виду.

Перед кабинетом госпожи Пласиды стояла охрана.

Исана приостановилась, поймала взгляд Арариса. Прежде такого не бывало. Ария с редкостной уверенностью в себе допускала возможность кровопролития, и, по слухам, не без причины. Гражданки Алеры чаще всего добивались такого статуса благодаря браку. Но не Ария. Она, еще юной студенткой Академии, затеяла поединок со свежеиспеченным консулом Родиса, если слухи не лгали, из-за его назойливого внимания к ней на вечерах в Академии. Девушка задала юнцу хорошую трепку, причем при множестве свидетелей, так что никто не мог оспорить ее права на гражданство.

Исане даже думать не хотелось, что могло заставить Пласиду Арию приставить охрану к своим дверям. Впрочем, хочешь не хочешь, а думать придется. Она шагнула вперед, кивнула стражникам, оба ответили четким салютом. Один отворил дверь, не спросив, готовы ли ее принять.

Исана сама почувствовала, как кривится ее лицо, и усилием воли согнала с него гримасу. Ей представлялось грубостью и несомненной дерзостью так запросто вломиться в личный кабинет хозяйки – но, каковы бы ни были ее чувства по этому поводу, формально Исана была выше чином и положением. Владетельная госпожа Алеры вправе, если того требуют обстоятельства, входить без спросу. Как бы она к этому ни относилась, должна соответствовать своему титулу и непреложно исполнять долг.

Кабинет Арии походил на уголок сада. В нем тихонько журчали фонтанчики, повсюду стояли горшки с зеленью, однако у стен нашлось место книжным полкам. Вода из фонтанов стекала в прудик посередине, а в нем светились зажженные фуриями разноцветные огоньки – словно звездочки сияли.

Госпожа Пласида и сама только что вошла и теперь мерила комнату шагами – с уверенной силой, целеустремленно. Эта рослая рыжеволосая женщина, подобно Исане, выглядела немногим старше двадцати. И как Исана, на самом деле была гораздо старше. Ее длинное платье и накидка были сшиты из ткани зеленых оттенков – в цвет Дома Пласидуса, – а плащ и перчатки оторочены белым.

– Исана! – Она обернулась к вошедшим, протянула к ним руки.

Исана взяла их в свои и подставила щеку для поцелуя. С прикосновением ей передалось мучительное беспокойство, прикрытое заученной безмятежностью.

– Что стряслось, Ария?

Госпожа Пласида вежливо кивнула Арарису и вновь повернулась к Исане:

– Сама еще точно не знаю, но доставлены запечатанные приказы Первого консула, и мой супруг уже отбыл поднимать легионы. Нам приказано немедленно выступить к столице.

У Исаны брови полезли на лоб.

– Только нам?

Хозяйка покачала головой:

– Также призваны полдюжины наиболее могущественных подчиненных моего мужа, и, по словам гонца, такие же приказы разосланы по всей стране.

Исана нахмурилась:

– Но… в чем дело? Зачем это?

Ария не изменилась в лице, но от Исаны тревогу скрыть не могла.

– Плохо дело. Носилки нас ждут.

Глава 5

Прежде Исана лишь раз побывала в большом собрании Сената, когда ее и еще некоторых представляли державе как новых граждан Алеры. Тогда, одетая в цвета Аквитании, алый и черный, она была слишком занята собой и – теперь можно признаться – слишком смущалась, чтобы оценить его в полной мере.

Здание Сената, построенное из мрачного серого мрамора, могло вместить не только сенаторов с их свитами, но и всех граждан Алеры. Кто-то говорил Исане, что в нем помещается более двухсот тысяч душ и каждому все видно и слышно – так искусно заклинатели фурий рассчитали устройство здания.

Более всего оно напоминало огромный театр. Снизу до середины полукругом поднимались места для сенаторов под председательством проконсула – сенатора, располагавшего наибольшим числом голосов. Выше, ряд за рядом, на сотни ярдов протянулись скамьи. Всем, кто сидел на них, достаточно было поднять глаза, чтобы увидеть цитадель Первого консула, сердце столицы Алеры.

– Что вас так развеселило? – тихо спросила госпожа Пласида.

– Поневоле замечаешь, как грозно нависает над каждым в этом зале цитадель Гая, – ответила Исана. – Тонкий расчет.

– Это что, – отозвалась госпожа Пласида. – Те, кто выходит, видят Серую башню – тоже намек, и еще более многозначительный.

Исана с улыбкой оглянулась через плечо, проверяя, верно ли. Серая башня – с виду скромная маленькая крепость – служила тюрьмой, где теряли силу самые могущественные заклинатели фурий, и без слов напоминала, что закон Алеры властвует над каждым.

– Поневоле задумаешься, – сказала Исана, – хотел ли тот Первый консул, который руководил строительством, успокоить сенаторов или пригрозить им.

– Конечно, и то и другое, – ответила госпожа Пласида. – Верных державе этот вид успокаивает сознанием, что к ответу могут привлечь даже самых влиятельных и честолюбивых, а честолюбивым напоминает о том же. Помнится, здание Сената сооружал Гай Секундус, а он… ох ты!

Исана не могла упрекнуть осекшуюся на полуслове рассказчицу. Потому что, если в обычное время просторные ряды почти пустовали, вмещая лишь сенаторов со свитами и горстку имеющих право присутствовать зевак, в этот вечер все было иначе.

Зал был полон от верхнего до нижнего ряда.

Гул толпы потрясал: море голосов, волны шепотков. Еще сильнее ошеломляли внутренние переживания собравшихся. Ничьи чувства в особенности не выделялись, но и приглушенные опасения, любопытство, нетерпение, раздражение, смех такого множества людей ударили Исану как мешком с мукой.

Исана ощутила, как госпожа Пласида, будто щитом, заслонилась от этой бури магией металла, и позавидовала ее умению. Ей оставалось только сцепить зубы, отражая напор эмоций, и тут же она почувствовала поддерживающую ее руку Арариса. Его спокойная забота была для нее словно каменный утес против приливной волны. Арарис и госпожа Пласида, стоя по обе стороны от нее, терпеливо ждали, пока Исана освоится.

– Ничего, – проговорила Исана мгновение спустя. – Мне уже лучше, Арарис.

– Давайте сядем, – тихо предложила госпожа Пласида. – Вот уже и Коронная гвардия, сейчас появится Первый консул.

Они прошли к ряду лож прямо над местами для сенаторов. Эти ложи не то чтобы официально были отведены для консулов, но, по негласному уговору и давно установившейся традиции, на тех собраниях, где, кроме сенаторов, присутствовали патриции, их занимали консулы.

Ложа консула Пласиды и его супруги размещалась за спинами сенаторов тех округов, где правили подчиненные им граждане. Госпожа Пласида спустилась поздороваться кое с кем из Сената, а Исана с Арарисом сразу сели.

– Госпожа Верадис? – обратилась Исана к женщине в соседней ложе.

Серьезная светловолосая молодая целительница, дочь консула Цереры, сразу обернулась к ней и кивнула. Она одна занимала отведенные ее семье места и в пустоте ложи казалась особенно тоненькой и хрупкой.

– Добрый вечер, Владетельная госпожа.

– Прошу вас, зовите меня Исаной. Мы ведь давно знакомы.

Молодая женщина коротко улыбнулась в ответ:

– Конечно, Исана. Рада видеть вас в добром здравии. Добрый вечер, дон Арарис.

– Госпожа, – тихо ответил Арарис, склонив голову. Окинув взглядом пустую ложу, он, откровенно смягчая свое удивление, заметил: – Я ожидал увидеть вас в пышном окружении.

– Тому есть веская причина, рыцарь. – Верадис снова повернулась к рядам Сената. – Полагаю, скоро она откроется.

Исана, опустившись на свое место, хмуро разглядывала скамьи за ложами консулов. Там, как правило, рассаживались за спинами своих покровителей приезжие патриции и графы. За ложей консула Аквитейна, к примеру, собиралось немало граждан, нарядившихся в цвета его Дома – алый и черный. Немногим меньше гостей в черном с золотом занимали места за ложей консула Родиуса.

Свободные места за ложей консула Цереры и, если на то пошло, за ложей Пласиды резко бросались в глаза среди густой толпы. А за ложей консула Калара было и вовсе пусто: ни один гражданин не надел цветов этого Дома – серого и зеленого. Неудивительно, если вспомнить впечатляюще жалкий конец открытого мятежа Калара Бренсиса против Короны.

Все же по краям его сектора пристроились несколько граждан в цветах другого великого Дома. А ведь должен был кто-то надеть цвета Калара, хотя бы из уважения к обычаю или просто по привычке. Иные семьи носили эти цвета не одно столетие. Что бы ни вытворял последний консул Калара, они не должны были отказываться от привычной одежды – не говоря уж о том, что самым бедным гражданам этой разоренной мятежом области не по карману были новые парадные одеяния.

Где же граждане Калара, Цереры, Пласиды? О чем не успела договорить госпожа Пласида?

Ощутив схожее тревожное любопытство Арариса, Исана обернулась к нему, ожидая, что рыцарь вместе с ней дивится пустым рядам, – но нет, все его внимание было отдано Сенату.

– Арарис? – негромко позвала она.

– Видите ложу Аквитейна? – еще тише ответил он. – Где же госпожа Аквитейн?

Исана моргнула, всмотрелась. В самом деле, консул Аквитейн Аттис сидел в ложе, но рядом не видно было привычной статной фигуры его жены Инвидии.

«Где же она? – удивилась про себя Исана. – Таких событий она не пропускает».

– Возможно, с появлением наследника они наконец-то решили поубивать друг друга, – прозвучал над ухом знакомый насмешливый голос. – Хотя, если так, пропали деньги, которые я ставил на победителя против всего сборища курсоров.

Исана обернулась к невысокому, неприметному мужчине с песочными волосами. Он улыбался им из ряда выше, непринужденно опираясь локтями на перила.

– Эрен, – улыбнулась в ответ Исана, – что ты здесь делаешь? Я думала, ты отплыл в Канию с моим сыном.

Молодой человек помрачнел, и Исана ощутила, как он замкнулся, скрывая от нее свои чувства, но успела до того уловить вспышку бессильной досады, гнева и страха.

– Долг не пустил, – ответил он, натянуто улыбнувшись вернувшейся в ложу Арии. – Ах, сиятельная госпожа Пласида! Хотел спросить, не позволите ли потеснить вас в ложе на время выступления Первого консула.

Переглянувшись с Исаной, госпожа Пласида повела бровью:

– Ну конечно, дон Эрен, прошу к нам.

Эрен благодарно поклонился ей и, перекинув ноги через перила, как ни в чем не бывало съехал в ложу, отважно презирая торжественность собрания. Исане нелегко было скрыть улыбку.

Едва Эрен сел, как запела фанфара легиона, но это не был обычный сигнал, предвещающий появление Первого консула. Ропот пробежал по залу, и все как один поднялись на ноги – это звучал сигнал войны.

Гай Секстус, Первый консул Алеры, в окружении полудюжины рыцарей Железа вступил в зал с последними звуками фанфары. На рыцарях были алые плащи Коронной гвардии. Высокий, мощный Гай был словно в расцвете сил – ничто не выдавало его восьмидесятилетнего возраста, кроме серебряных седин, как показалось Исане, еще более поредевших и истончившихся за последние несколько месяцев.

Первый консул по-юношески легко, быстрыми шагами спустился от входа к сенаторским местам. Он прошел между ложами Фригиуса и Антиллуса – в обеих не было консулов. Госпожа Фригия присутствовала, а консула Антиллуса, по всей видимости, замещал старенький одноглазый патриций с гербовым кинжалом этого Дома на широкой ленте. Пока Гай шел к своему месту, ропот в рядах вырос до тихого гула.

– Граждане, – заговорил принцепс, вскинув руку. Его голос, усиленный фуриями здания, свободно взлетел к вечернему небу. – Прошу вас, граждане…

Председательствующий сенатор – Исана не помнила, кто он в этом году, кажется кто-то от Парсии, – торопливо вышел на подиум:

– К порядку! К порядку, Сенат!

Его голос прогремел над огромным амфитеатром, заглушив гомон собравшихся. У Исаны мелькнула недобрая мысль, что он, пожалуй, рад представившемуся случаю. Если подумать, часто ли ему выпадал и повод, и возможность заткнуть рты половине граждан державы? И разве не случалось в ее жизни дней, когда она с удовольствием проделала бы то же?

Когда голоса затихли до шепотков, председательствующий кивнул и заговорил:

– Мы приветствуем вас на внеочередном заседании Сената, собранного по запросу Первого консула. Я уступаю место Гаю Секстусу, Первому консулу Алеры, чтобы он предоставил благородным членам собрания сведения величайшей государственной важности.

Едва он закончил говорить, Гай, шагнув на подиум, уверенно занял его место. В движениях Первого консула не было ни напора, ни спешки, да и председатель не выказал страха, однако появление Гая просто оттеснило оратора, как большая собака оттесняет маленькую от миски с едой, причем проделано это было так гладко и естественно, словно предполагалось самим порядком вещей, – да и вправду, так был устроен мир. Исана покачала головой, одновременно осуждая открытую надменность правителя и восхищаясь его самообладанием. Гай никогда не использовал силу своей личности, воли и фурий сверх самого необходимого.

Разумеется, он никогда не позволял чему бы то ни было встать между ним и тем, что он счел бы необходимым. Сколько бы невинных ни погубило его стремление к цели.

Исана, сжав губы, запретила себе вспоминать конец Каларского мятежа – вместе с городом Каларом и его жителями, и со всеми землями вокруг, и с теми, кто на них жил. Не время было вспоминать решение Гая Секстуса и рассуждать, была ли то просто война, необходимость или убийство – а скорее всего, всё разом.

– Граждане! – звучно и торжественно начал Гай. – Я пришел сегодня сюда, куда сотни лет не входил ни один Первый консул. Я пришел, чтобы призвать вас исполнить свой долг. И чтобы просить вас сделать больше, чем требует этот долг. – Он выдержал паузу, позволив отголоскам своей речи прокатиться по темнеющему небу. – Алеранцы, – тихо произнес он, – идет война!

Глава 6

– Понятно, война, – строптиво пробурчала Амара, обращаясь к Бернарду. – У нас, почитай, всегда война: то с канимами, то с ледовиками, то с маратами и их зверьем…

– Ш-ш-ш, любимая. – Бернард похлопал ее по руке.

Они устроились довольно высоко над ложей консула Ривуса, но Бернард не потрудился подогнать цвет одежды к цветам Ривы. Дома зеленый с коричневым цвета графа Кальдерона сливались с пейзажем, а на фоне одетых в золотое и алое граждан Ривы выглядели вызывающе. Амара отметила, что ее мужа это, похоже, не волновало.

– Просто не вижу смысла драматизировать, – скрестив руки, сказала она. – Уж больно он затянул театральную паузу.

– Собрание велико. – Бернард оглядел ряды. – Дай ему время. Ты не заметила, куда подевался Эрен?

– Сидит с твоей сестрой в ложе Пласиды.

– С Исаной? – Бернард помрачнел. – Конечно, пустое дело просить Гая, чтобы оставил ее в покое.

– Тсс, закончилась пауза, – пожав мужу локоть, остановила его Амара.

– Враг, который до сих пор казался смутной, если не воображаемой угрозой, стал реальной опасностью для страны, – продолжал Гай. – В Алере появился ворд. – (Амара ощутила, как напрягся сидящий рядом муж.) – Насколько известно сейчас, воины ворда высадились и утвердились прошлым летом, под конец Каларского мятежа, в пустынной местности к юго-западу от города.

– Подходящее место выбрали, – буркнул Бернард.

Амара с ним согласилась. Самое подходящее место для ворда, чтобы обосноваться и двинуться дальше. Лесистая местность, живности полно, а люди там почти не селились. Собственно, поэтому они с Бернардом сумели провести Первого консула через эти земли к Калару, и Гай спустил на город Великую огненную фурию, обитавшую поблизости в горах, и покончил таким образом с мятежом.

– О появлении ворда мы узнали около месяца назад, – продолжал Первый консул, – когда он стал нападать на легионеров, патрулирующих юго-западную границу пустыни. Чтобы уточнить местонахождение и численность врага, мы отправили несколько курсорских и рыцарских отрядов. – Он выдержал паузу, обвел зал взглядом. – Мы понесли тяжелые потери.

– Проклятые во́роны! – прорычал Бернард, сжимая костистый кулак. – Простейшая предосторожность… да разве кто меня слушал!

– Ты пытался, – пробормотала Амара. – Ты сделал, что мог, любимый.

– Ближайший легион, составленный из прежних каларских легионов, был отправлен на очистку местности, – продолжал Гай. – Легионеры встретили ворд при почти идеальных условиях, в тридцати милях от пустыни, и были сметены в течение часа. За исключением двух рыцарей Воздуха, доставивших известие о судьбе легиона, никто не выжил.

Ропот затих.

Гай бесстрастно продолжал:

– Все без исключения воинские соединения этой области, вплоть до сенатской гвардии и обоих внутренних легионов, выступили без промедления и, объединившись, дали бой врагу на северной границе пустыни. Что там произошло, нам неизвестно, – по-видимому, при втором столкновении выживших не осталось.

В зале воцарилось потрясенное молчание.

Гай повернулся к широкому мелкому бассейну посреди зала и взмахнул рукой. Гладкая поверхность воды пошла рябью и тотчас сложилась в знакомые очертания гор, долин и рек – в цветную карту Алеры с непропорционально большими городами консулов и их крепостями, с опаленными огнем Каларскими горами, у подножия которых стоял прежде город Калар. Строители Сената с помощью фурий сделали так, что Амаре даже из верхнего ряда была отчетливо видна карта в бассейне, и она, как и все в зале, внимательно ее рассматривала.

Она видела, как вся береговая линия к юго-западу от Каларских гор окрасилась в грязный буро-зеленый цвет, словно подернулась жидкой плесенью, которая стала равномерно растекаться к северу и востоку, неудержимо продвигаясь все дальше через пустыню и останки города Калара к долине Амарант. Амара быстро поняла, что видит кроч, странное воскообразное вещество, которое наращивал ворд, когда начинал распространяться и удушать все живое на своем пути.

Кроч расходился все дальше, проник в долину и затянул ее наполовину.

– Вот насколько продвинулся враг, – продолжил Первый консул, – более чем на двести миль от точки первого соприкосновения – и это за неполный месяц. Представленное на карте вещество известно как кроч. Оно подобно плесени или грибнице, разрастающейся там, где все растения и животные убиты вордом.

Сидевший неподалеку от Амары старик-граф, растрепанный, отяжелевший, в заплатанной и вылинявшей ало-золотой накидке, замотал головой.

– Нет, – еле слышно выговорил он. – Нет-нет-нет, тут какая-то ошибка!

– Наша воздушная разведка подтверждает, что изображенная здесь местность захвачена полностью. Там не осталось ничего живого, кроме ворда.

– Да что же это? – Раскрасневшийся, взмокший консул Ривус вскочил с места. – Вы предлагаете нам поверить, что нашей державе угрожают какие-то там грибы?

Первый консул с прищуром взглянул на него:

– Сударь, вы не являетесь председательствующим Сената. Вы нарушаете порядок. В свое время будет уделено место вопросам и обсуждению, но в данный момент крайне важно…

– Позволить вам запугать нас этими сказками? – Консул Ривус расходился все сильнее. – Право же, Гай, зима на носу! Первый мороз покончит с этой… заразой, а до того умелое командование должно сдержать и уничтожить врагов. Не понимаю, зачем это представление…

Гай Секстус повернулся к консулу.

– Грантус, – ровным голосом заговорил он, – я не могу тратить на вас время. Каждая минута грозит новыми смертями. – Лицо его застыло. – Возможно, и вашей смертью.

Мгновение консул, выкатив глаза, таращился на правителя, потом его лицо залилось багровой краской ярости. Пальцы раз за разом сжимались в кулаки – до него дошло, что Первый консул почти открыто угрожает ему судебным поединком.

Взгляд консула Аквитейна коршуном метнулся к Гаю и впился в него, как когтями.

Амара насторожилась.

Старый принцепс страшно рисковал. Возможно, раньше он мог бы помериться силами с любым алеранским заклинателем фурий, но теперешняя его бодрость – и Амара знала это лучше всех – была бравадой, видимостью, державшейся на одной силе воли. Под внешностью энергичного, волевого правителя скрывался усталый старик, а Ривус, хоть и не славился большим умом, как-никак оставался консулом и, значит, обладал огромным могуществом.

Права Октавиана стояли не на скале. Умри Первый консул сегодня – особенно сегодня, когда стране так нужна сильная рука, – Аквитейн Аттис вполне может получить долгожданную высшую власть.

Гай не мог этого не знать, но ни лицо его, ни осанка не выдавали тревоги. Он уверенно смотрел на Ривуса, ожидая продолжения.

Сомнения Ривуса защитили его лучше всяких фурий. Дородный консул сдулся и пробурчал:

– Прошу извинения за внеочередное выступление у председательствующего, сенаторов и собратьев-граждан. – Он сверкнул глазами на Гая. – Я дождусь приличествующего времени, чтобы указать на то, что очевидно и так.

Аквитейн растянул губы в ленивой усмешке. Амара не была вполне уверена, но ей почудилось, что он слегка склонил голову перед Гаем жестом поединщика, признающего успех противника.

Гай продолжал речь, будто его не прерывали:

– Ворд не ограничивается атаками на военные силы. Столь же беспощадно он атакует и уничтожает мирное население. Наши поражения на поле битвы таковы, что многие люди узнают о близости врага, когда бежать уже поздно. Потери были ошеломляющими.

Гай помолчал, обводя взглядом ряды Сената. И снова заговорил, подчеркивая каждое слово:

– Погибли более ста тысяч алеранских доминусов, свободных жителей и граждан.

Общий вздох слился в шум прибоя, его прорезали отдельные выкрики.

– Четыре дня назад, – сказал Гай, – ворд достиг южных владений консула Цереры. Почтенный председатель, высокочтимые сенаторы. Дочь и наследница консула, Верадис, присутствует здесь и выступит со свидетельством от лица своего благородного отца. – Гай сделал шаг назад, уступив подиум председателю. – Прошу госпожу Верадис предстать перед Сенатом!

Амара проводила взглядом стройную серьезную молодую женщину. Ее светлые легкие волосы при каждом движении колебались, как паутинки.

Бернард, придвинувшись к жене, шепнул:

– Разве у Цереруса не было сына? Я думал, наследник он.

– Был, – ответила Амара. – Как видишь.

– Благодарю, – заговорила Верадис, и фурии разнесли ее слова по всему зданию. Голос у нее был под стать внешности – низкий для женщины и довольно угрюмый. – Мой отец сожалеет, что не мог быть здесь сам, но он сейчас в поле с нашими легионами – сдерживает ворд, чтобы дать нашим людям надежду спастись. По его слову, я прибыла сюда, чтобы молить Первого консула и его собратьев-консулов о помощи отчаявшейся Церере. – Она помолчала, на миг окаменев, затем откашлялась. Следующие несколько слов вышли сдавленными, словно застревали у нее в горле. – Захватчики уже сгубили моего брата Веруса и половину подчиненного ему легиона. Погибли тысячи наших земледельцев. Почти половину земель, врученных заботам моего отца, пожрал ворд. Прошу вас, господа. После того, что сотворил с нашими землями Каларский мятеж… – Она вскинула голову, и, хотя лицо ее не дрогнуло, на щеках заблестели слезы. – Нам нужна ваша помощь.

Верадис, безупречно владея собой, спустилась с подиума и вернулась в ложу своего Дома. Амаре стало ясно, что молодая женщина не замечает своих слез, не то бы она скрыла их, хотя бы прибегнув к водяной магии.

Гай, дождавшись кивка председателя, вернулся на подиум:

– По нашим последним оценкам численность врага составляет от ста до двухсот тысяч, но, откровенно говоря, это мало о чем говорит. Мы отчасти представляем возможности каждой вражеской единицы, но почти не знаем, на что они способны при согласованных действиях.

– Одно вам известно, – перебил тихий голос, разнесшийся по рядам, несмотря на то что говорящий не стоял на подиуме. Консул Аквитании твердо взглянул в лицо Гаю. – Вам известно, что враг чрезвычайно опасен. По всей вероятности, при пересчете один к одному он опаснее алеранских легионов.

Это заявление было встречено негодующими криками. Легионы непобедимы – это знал каждый. Они тысячу лет стояли стеной – сталь, мускулы, выучка – против любого врага, и если не каждый легионер уносил с поля боя победу, то лишь потому, что зубы и когти у него притупились.

Однако…

Легионы много лет не сталкивались с настоящей угрозой. Ледовиков столетия назад сдержала Защитная стена. В стычках легионов с канимами редко участвовало больше нескольких сотен воинов-волков, – по крайней мере, пока консул Калар три года назад не подбил канима-изменника привести на алеранское побережье целую орду. Маратам случалось побеждать легионы в сражениях, но такие победы оказывались недолговечны и только вызывали более целеустремленный и мощный ответный удар.

Дети Солнца давно вымерли, их страну затянули Лихорадные джунгли. Малорандимов перебили восемь веков назад. Авары, ираны, деки… от них остались только имена, смутно запомнившиеся Амаре с уроков истории. Все они были грозными врагами для юной слабой Алеры.

Но все это изменили легионы. Война за войной, сражение за сражением, год за годом и век за веком легионы закладывали основание нынешней державы.

Их работа требовала отваги, но в устоявшейся, окрепшей Алере отвага легионеров редко вознаграждалась. Консулы больше ценили надежных и осторожных командиров, уделявших внимание не только легионерам, но и денежным счетам.

Не осталась ли легендарная мощь легионов лишь в легендах? Что, если они больше не стоят несокрушимым бастионом против врагов Алеры? Амара обхватила себя за плечи. От этой мысли ей сделалось зябко. Другие и вовсе не допустят никаких сомнений, что доказывали ответившие Аквитейну возмущенные крики.

Амара шепнула несколько слов Циррусу, попросив его отчетливее показать лицо Гая, и успела увидеть, как тот обменялся с консулом Аквитании спокойными взглядами. Амара не владела магией воды, но она явственно ощутила взаимопонимание между двумя мужчинами, и страх пробрал ее до костей.

Гай воспринял мысль консула без малейшего усилия.

Первый консул уже знал.

– К порядку! – призвал правитель, громовым голосом перекрыв гомон толпы. – Граждане! Порядок в Сенате!

Толпа утихла не сразу, но утихла. Воздух над рядами раскалился от гнева, напряженного ожидания и, хотя мало кто согласился бы это признать, от самого обыкновенного страха.

– За последние несколько лет все доступные нам сведения о ворде были переданы представителям каждого легиона, – сказал Первый консул. – Нам угрожает небывалая опасность, и распространяется она очень быстро. Чтобы отразить ее, наш ответ должен быть столь же быстрым и сокрушительным. Для этого я приказываю всем, кроме консулов Фригии и Антиллы, немедленно выделить по два легиона для борьбы с вордом.

– Возмутительно, – взревел Ривус. Консул побагровел, взвился с места. – Вы слишком далеко зашли, Секстус. Такой наглости пятьсот лет не позволял себе ни один принцепс! – (И снова Гай повернулся к консулу лицом, но на сей раз он молчал.) – Да, законы основоположника Гая Примуса дают вам такие полномочия, – бушевал Ривус, – но всякому понятно, что мы переросли древние установления. Вы нас запугиваете в жалкой и очевидной попытке удержать в руках власть так же, как в прошлый раз, когда объявился вдруг ваш якобы законный внук и наследник. Вы – не тиран, Гай Секстус. Вы – первый среди равных! Среди равных, во́роны побери вашу самовлюбленность и побери во́роны меня, если я покорюсь вашему…

Хладнокровно, без видимой спешки, консул Аквитейн Аттис поднялся в своей ложе, повернулся к перилам, отделявшим ее от ложи Ривуса, и обнажил серебристо блеснувший клинок. Прошелестел рассеченный сталью воздух, и толстые деревянные перила развалились надвое. Концы балки светились углями.

Консул Аквитейн указал мечом на Ривуса, и язык пламени вдруг лизнул меч по всей длине, затрепетал на стали, раскалив ее до тусклого красноватого свечения.

– Грантус, – во всеуслышание произнес Аквитейн, – закрой свой поганый рот, чтобы не видно было пустоты на месте мозгов, и больше не разевай. И опусти расплывшийся ленивый зад в кресло, да поскорее. Или ты встретишься со мной на судебном поединке.

Ривус так закатил глаза, что Амара и без помощи Цирруса явственно увидела белки. Консул несколько раз подряд открыл и закрыл рот и вдруг рухнул обратно в кресло.

Аквитейн коротко кивнул и повернулся по кругу, поочередно нацеливая раскаленное острие меча на каждую ложу. Он заговорил тихо и жестко, и Амара не усомнилась, что фурии донесли сказанное до каждого.

– Еще кто-то возражает против законной власти Первого консула?

Как видно, возражающих не нашлось.

Аквитейн потушил пламя, затем спустился из своей ложи к подиуму. Там он поклонился Первому консулу и рукоятью вперед протянул ему свой меч:

– Мои легионы готовы выполнить ваш приказ, Первый консул. Я выдвину их немедля. Кроме того, я сам готов служить вам в поле.

Гай торжественно кивнул и, приняв меч, повернул его рукоятью к Аквитейну:

– Благодарю, консул. Ваша поддержка неоценима. Я наделся, что в этой войне вы поведете за собой войска.

Аквитейн, вернув меч в ножны, по-легионерски коснулся кулаком груди и встал по правую руку от Гая.

– Кто с нами? – вопросил он, сурово обводя ряды взглядом.

Поднялась госпожа Пласида.

– Мой супруг и господин уже выступил на помощь нашему другу и соседу консулу Церерусу, – сказала она. – Верадис, милая, он будет под Церерой уже завтра.

– Аттика? – спросил Аквитейн. – Парсия?

Оба консула, встав с мест, принялись заверять в своей поддержке и объяснять, сколько времени понадобится для прибытия их войск.

– Хм… – Бернард скрестил руки на груди. – Вот уж чего я не ожидал.

– Чего? – спросила Амара.

– Что Аквитейн поддержит Гая.

Амара вздернула бровь:

– По-твоему, это поддержка?

– На вид похоже, любимая.

Амара покачала головой:

– А ты присмотрись. Он объединяет державу. Выступает ее защитником. Ведет всех против самой смертоносной угрозы, какую знала Алера, а Первый консул оказывается в стороне. – Она мрачно усмехнулась. – Можно сказать, показательно в стороне.

Бернард захлопал глазами:

– Просто бред!

– Конечно. Но поймут это не все. Тави – неизвестная величина. Большинство предпочтет видеть следующим Первым консулом известного, показавшего себя в политике ветерана. Если Аквитейн возглавит военные действия и победит, он окажется еще и героем. А в таком случае… – Амара передернула плечами. – Гай не вечен.

Бернард уставил взгляд на ряды сенаторов, болезненно поморщился:

– И Гай… Гай позволяет ему это проделывать?

– Я бы сказала, Гай этого от него и хотел.

– Великие фурии, зачем?

– Затем, что, кем бы ни был Аквитейн, он превосходный военачальник, – тихо пояснила Амара. – Затем, что без него нам не выжить. – Она встала. – Они здесь надолго не задержатся. Идем, пока не затерло толпой.

– Куда это?

– В цитадель, – сказала Амара. – Если не ошибаюсь, Гай станет просить нас об одолжении. И твою сестру тоже.

Глава 7

Когда Амара с Бернардом подходили к кабинету Первого консула, оттуда вышли два коронных гвардейца. Оба кивнули им, подтвердив догадку Амары, что Гай хотел бы разговора наедине, потом один заглянул в кабинет и сразу вернулся. За ним появился сам правитель, окруженный четверкой стражников.

– Благодарю… – Гай кивнул охране. – Прошу вас ко мне, доблестные.

Стражник открыл дверь. Гай зашел внутрь. Амара проводила его взглядом, сурово поджав губы. При виде Первого консула ее накрыла беззвучная волна ярости: вот он перед ней, она слышит его голос, видит его безупречно уверенные манеры знающего свое дело мастера.

С тем же невозмутимым, решительным хладнокровием Гай Секстус обрушил на народ Калара ярость Великой фурии Калус, убив вместе с легионерами мятежного консула Калара десятки тысяч невинных алеранцев. И Амара стояла на вершине горы, откуда открывался вид на гибнувший город, и смотрела, как умирают люди. Она ненавидела Гая за то, что он заставил ее увидеть это.

Бернард опустил ей на плечо большую теплую ладонь.

– Любимая, – позвал он. – Идем?

Амара, как сумела, улыбнулась мужу, расправила плечи и вошла в кабинет.

Здесь, как и во всей цитадели, красота и изысканность обстановки не били в глаза. Вокруг широкого письменного стола из зеленовато-черного родисского дерева, открытого на краю Лихорадных джунглей, высились такие же полки, ломившиеся под тяжестью разнообразных книг. Амара навидалась кабинетов, где книги служили просто украшением. Она не сомневалась, что здесь каждая книга прочитана и обдумана.

Гай быстро прошел к шкафчику у стены, извлек винную бутыль и чашу – точными, заученными движениями. Бернард тем временем успел закрыть дверь.

Первый консул опустил голову, ссутулил плечи. Он пару раз медленно вздохнул, и Амара расслышала, как похрипывает у него в груди. Затем он откупорил бутыль – остро пахнуло пряностями, – подавил приступ кашля, налил и торопливо, в несколько глотков осушил чашу.

Амара хмуро переглянулась с мужем.

Как видно, здоровье Первого консула было куда хуже, чем полагали граждане. Правда, Амара не сомневалась, что им он нарочно открыл свое истинное состояние, и не без причины. Или без причины. Что ни говори, в пути через каларские болота Амара с Бернардом видели его совсем развалиной. После этого при них можно было и сбросить маску.

Гай, заново наполнив чашу, тихо прошел к столу и осторожно, морщась от скрипа и похрустывания суставов, опустился в кресло.

– Прежде всего, Амара, позвольте принести вам извинения за… безоговорочность приказа, который я дал посланным за вами рыцарям. В таких случаях деликатность отступает перед срочностью.

– Разумеется, правитель, – натянуто проговорила она. – Не знаю случая, когда бы вы прибегали к средствам без уверенности, что цель их оправдывает.

Он сделал глоток, не сводя с нее взгляда, а когда опустил чашу, на губах играла слабая горькая усмешка.

– Да, пожалуй, такого не бывало. – Переведя взгляд на Бернарда, Первый консул обратился к нему: – Граф Кальдерон, в прошлогоднем деле я оценил ваше искусство заклинания фурий и, более того, вашу рассудительность. Мне снова нужна ваша служба – и ваша, графиня, если вы не откажете.

Бернард с настороженным бесстрастием склонил голову:

– Чем я могу послужить своей стране?

Если Гай заметил выбранное им слово, то не выдал это ни взглядом, ни движением. Он достал из ящика стола толстый пергамент – большую карту страны. На ней столь же подробно, как и на карте в Сенате, было показано распространение ворда.

– Я не все сказал нашим гражданам, – тихо проговорил Гай. – Умолчал, что ворд каким-то образом выработал способность подчинять себе фурий.

– Это не новость, – пророкотал Бернард. – Они и в Кальдероне это проделывали.

Гай покачал головой:

– Тогда они использовали захваченные тела местных для призыва фурий, которых алеранцы могли заклинать при жизни. Различие тут тонкое, но важное. Тогда ворд мог подчинить только тех фурий, которых прежде использовали алеранцы. – Гай вздохнул. – По-видимому, теперь это не так.

Бернард с силой втянул в себя воздух.

– Ворд самостоятельно распоряжается фуриями?

Гай кивнул, раскручивая вино в чаше:

– Это неоднократно подтверждалось донесениями. Дон Эрен видел это своими глазами.

– Почему? – Амара сама удивилась, как резко и грубо прозвучал ее вопрос. – Почему вы им не сказали?

Гай, прищурив глаза, долго молчал, прежде чем ответить:

– Потому что страх перед подобным известием принудил бы граждан Алеры к единству, какого им никогда не достичь в ином случае.

Бернард прокашлялся:

– Я не политик, не трибун и не военный. Но… не вижу в том ничего дурного.

– Причины две, – ответил Гай. – Первая. По-настоящему испугавшись, консулы сразу бросятся защищать свои владения. Это, безусловно, снизит количество и качество войск, которые они готовы выделить для главной кампании, и может стать гибельным для всей страны. Если ворд не остановить в ближайшие недели, он распространится и размножится настолько, что нам с ним уже не совладать. Вторая причина, – продолжал Гай. – Ворд не может наверняка знать, что́ нам известно о его новых способностях, и я не стану выдавать столь важные сведения, пока есть надежда, что он рассчитывает на нашу неосведомленность.

Амара, поняв ход его мыслей, кивнула:

– Ворд постарается приберечь свое тайное оружие до решающего момента, когда нежданное потрясение сможет решить исход битвы. Он будет держать фурий под рукой, но не станет пока их использовать из опасения лишить себя преимущества внезапности.

– Именно так, – кивнул Гай.

– Но что нам это дает, правитель? – спросил Бернард.

– Мы выигрываем время.

Бернард кивнул:

– Для чего?

– Чтобы найти ответ на важный вопрос.

– Какой?

– Тот, что я задала с самого начала, – тихо подсказала Амара. – Как? Как ворд овладел заклинанием фурий, неподвластным ему прежде?

Гай снова кивнул:

– Доблестные господа, ваши познания в военном деле и преданность Алере неоспоримы. Но приказывать вам я не могу. Я прошу. – Он прервался, чтобы сделать еще глоток пряного вина. – Прошу вас отправиться на захваченные вордом земли, выяснить, как они получили способность к заклинанию фурий, и, по возможности, перекрыть источник.

Амара сначала не поверила своим ушам. Затем она покачала головой:

– Немыслимо.

Бернард всплеснул руками:

– Ни в коем случае. Я не поведу с собой жену на такое опасное дело.

Амара круто развернулась к мужу.

Тот, скрестив руки, сцепив зубы, встретил ее гневный взгляд своим таким же.

Гай не поднимал глаз от чаши с вином, но губы его растянулись в легкой улыбке.

– Бернард. Амара. Суть в том, что я прошу вас взяться за дело, которое, по всей вероятности, приведет вас к смерти – в лучшем случае. Я уже обращался с этой просьбой к нескольким разведчикам. Но я уверен, что, если успех возможен, добьетесь его только вы двое. – Он поднял глаза на Амару. – Что бы ни стояло между нами в прошлом, сейчас все просто: страна на краю гибели, притом что почти никто из ее народа этого даже не осознает. Вы нужны Алере.

Амара склонила голову, вздохнула:

– Во́роны вас побери, Гай Секстус. Вы и просите так, что не оставляете выбора.

– С выбором в последние годы все хуже, – спокойно признал он.

Бернард, насупившись, шагнул ближе к карте.

– Правитель, – заговорил он, всмотревшись, – захваченные территории обширны. Там и целая когорта разведчиков может не найти искомого.

– Все территории вам не потребуются, – возразил Гай. – Мы будем сосредотачивать прибывающие легионы в Церере.

Бернард крякнул:

– Местность там открытая. Неблагоприятная для боя против численно превосходящего противника.

– Действительно, совершенно неподходящее место. И если ворд превосходит нас настолько, как сообщают, – а я боюсь, что это так, – надежды у нас почти никакой. Верная победа для врага – и он не устоит перед искушением. Ворд соберет там свои основные силы, в том числе заклинателей фурий. Я рассчитываю, что мы создадим достаточную сумятицу, чтобы вы смогли незаметно проникнуть к ним в тыл и выбраться обратно, выполнив задание.

– То есть удерживать город вы на самом деле не намерены, – подытожила Амара.

Гай, допив вино, утомленно отставил чашу.

– Я приманю их туда и буду сковывать, сколько смогу. Может быть, дня три. Хватит времени, чтобы консулы осознали опасность ворда. Для вас открыты мои личные кладовые – располагайте любыми средствами и снаряжением, какое понадобится. Если нужны кони или тому подобное – вам стоит только сказать. Обратитесь к дону Эрену, он все устроит.

Их откровенно выпроваживали, и все же Амара задержалась в дверях:

– Вы оставляете в неведении множество людей, Гай. Это может привести к их гибели.

Первый консул шевельнул головой – то ли согласно кивнул, то ли просто разминал занемевшие мышцы шеи.

– Амара, множество людей погибнет, что бы я ни делал. Это неизбежно. Могу сказать одно: если не найдем способа помешать ворду использовать против нас фурий, мы уже проиграли.

Глава 8

Подходя вслед за Эреном к кабинету Первого консула, Исана столкнулась с братом.

– Бернард?

– Сана! – ласково пророкотал он в ответ. И облапил ее так, что у нее ноги оторвались от пола. Неподобающее обращение с вдовой принцепса, но ей было все равно. Как только схлынула первая волна радости и любви, она ощутила, как встревожен брат и, отстранившись, так же озабоченно взглянула на него.

– Что вы здесь делаете? – спросила она, пожав руку Амаре. И через плечо брата бросила взгляд на дверь в кабинет. Амара, потемневшая от тревоги, остановилась в нескольких шагах от Бернарда. Перед Исаной она низко склонила голову, но даже не попыталась улыбнуться.

– Гай, – поняла Исана. – Гай дал вам какое-то безумное поручение.

– Припозднились мы, все разумные уже разобрали. – Бернард натянул на лицо улыбку. Она тут же погасла, и он добавил серьезно: – Иначе нельзя, Сана.

Исана на миг прикрыла глаза. От страха за брата у нее скрутило живот.

– О, клятые во́роны!

Бернард ухмыльнулся:

– Если уж ты дошла до таких словечек, ясно, что дело нешуточное.

– В таком обществе она вращается. – Ария выступила вперед, протянула руку. – Граф Кальдеронский.

Бернард почтительно склонился над ее рукой.

– Госпожа Пласида. – Он улыбнулся. – Я слышал о вас много хорошего.

Она улыбнулась в ответ:

– Могу сказать то же и о вас. Из чего видно, много ли нам известно. – Она склонила голову перед Амарой. – Чудесное платье, графиня.

На щеках у Амары проступили красные пятна, но она не замедлила ответить вежливым поклоном:

– Благодарю, сиятельная госпожа.

– Наряды! – выпалил Бернард, покосившись на Амару.

Та чуть кивнула со словами:

– О, они обходятся в целое состояние.

– Не нам же обходятся, во́роны его побери, – рассудительно заметил Бернард.

– О, – отозвалась Амара. – Да, в таком случае все прекрасно.

С недоумением слушавшая их Ария обратилась к Исане:

– Вы понимаете, о чем это они?

– Говорят, что не ошиблись, выбирая, с кем жизнь прожить. – Исана бегло улыбнулась брату. – Как я понимаю, спрашивать о подробностях бесполезно.

– Боюсь, что так, – признал Бернард. – И…

Исана остановила его движением руки:

– Догадываюсь. Время не терпит.

Эрен, уважительно дожидавшийся в сторонке, теперь откашлялся.

– Верно замечено, госпожа моя.

Исана, привстав на цыпочки, поцеловала брата в щеку, потом обняла его лицо ладонями:

– Береги себя.

Бернард нежно погладил ее подушечкой пальца по подбородку.

– У меня дома полно дел, так я уж постараюсь, чтобы ничего со мной не случилось.

– Хорошо.

Она крепко обняла брата. Он обнял ее в ответ, и они разошлись, больше не глядя друг на друга. Исана в последний момент учуяла подступавшие к его глазам слезы, а он бы, конечно, не хотел, чтобы она их увидела. Знал, что она знает, но оба, прожив рядом целую жизнь, с пониманием относились к таким уловкам. С Амарой Исана обменялась улыбками и крепким рукопожатием. Она не надеялась на близкую дружбу с курсором, но с ней был счастлив брат, а это уже немало.

Она еще ухватила обрывок тихого разговора Арариса с Бернардом, а потом Эрен провел ее в кабинет Гая – тот самый, что обставлялся с намерением показать скромность, кругозор и ученость хозяина.

О, может, Гай и вправду был самым просвещенным и ученым из граждан державы, а все же Исана никогда не понимала мужчин, украшавших стены охотничьими трофеями. Кабинет Гая, уставленный тушами выпотрошенных и проглоченных им книг, сильно напоминал ей охотничий домик старого Альдо в долине Кальдерон и казался почти таким же бахвальством.

Пока вслед за ней в дверь входили Арарис и госпожа Пласида с доном Эреном, Исана задумчиво разглядывала книжные полки. Она успела прочесть малую долю этого собрания: здесь даже зимой было больше работы, чем выпадало в домене в спокойные времена. К тому же книги дорого стоили. Но и того, что она прочла, хватило, чтобы понять: книга стоит не дороже, чем содержимое головы ее автора, а очень многие авторы, выложив свои богатства на продажу, не стали бы богачами.

А все же в ее глазах желание похвастаться своими знаниями говорило в пользу Секстуса. Большинство мужчин хвастались другим.

– Исана. – Гай улыбнулся, поднявшись ей навстречу.

– Секстус, – кивнула она в ответ. Вот так. Сегодня без церемоний.

– Сиятельная госпожа, – продолжил Гай, слегка поклонившись госпоже Пласиде и коснувшись ладонью груди.

– Первый консул, – изящно присела Ария.

– Прошу! – Он жестом предложил женщинам кресла перед столом, и они сели. Налив себе из стоявшей в стороне бутылки полчаши пряно пахнущего вина, он занял место за столом.

– Насколько плохо обстоят дела, Гай? – напрямик спросила Ария.

Он, шевельнув бровью и пригубив вина, тихо ответил:

– Очень плохо. Ворд уже уничтожил несколько легионов, причем не оставил в живых ни одного человека.

– Но конечно, теперь, когда в поле выйдут остальные легионы… – начала Исана.

Гай пожал плечами:

– Возможно. Легионы заслужили свою славу тысячу лет назад, Исана. Она держится на вековых традициях и привычке. Мы привыкли видеть в них несокрушимую стену. Меж тем в прошлом году в Каларе легионам пустили кровь и задали трепку поддержавшие мятеж канимы, а с прошлым поколением управились мараты.

Что-то больное, горькое мелькнуло в лице Первого консула, и Исана через свою связь с Рилл ощутила легчайший отблеск этого чувства – сильнее, чем обычно улавливала от Гая. Едва ли его можно было в том винить. Это был один из редких случаев, когда они были едины. Нашествие маратов, больше двадцати лет назад уничтожившее Коронный легион, убило и принцепса Септимуса – ее мужа, отца Тави.

– В более древней истории Алеры, – продолжал Гай, кивнув на заставленные книгами полки, – легионы почти каждый год воевали с полчищами врагов – врагов, которых больше не существует. – Он покачал головой. – Несколько веков континентом владела Алера. Мы удерживали маратов в долине Кальдерон, канимов – на побережье. Легионам приходилось сражаться сравнительно редко и только в определенных местах.

Ария вскинула голову:

– Вы говорите, что они непригодны исполнять свое назначение?

– Я говорю, что мало кому из наших легионеров доводилось поднимать клинок во гневе, – ответил Гай. – Особенно в южных городах, которым теперь угрожает ворд. Свежий боевой опыт был у легионов Калара и сенатской гвардии, но их больше нет. В той местности есть два ветеранских легиона: Коронный и Первый цереранский. Остальные… говоря откровенно, они хорошо обучены, но в деле не испытаны.

– Первый пласидский, полагаю, можно почти приравнять к ветеранскому, правитель, – гордо выпрямившись, сказала Ария. – Мой супруг старался вербовать ветеранов из антилланских легионов, и наши командиры, как вам известно, все прошли срок службы на Защитной стене.

– Правильно, – согласился Первый консул. – Антилла и Фригия – единственные два города, сохранившие что-то похожее на подлинные алеранские легионы. Каждый их легионер побывал в бою. И каждый горожанин отслужил в легионе, видел настоящие сражения, так что даже ополченцы там лучше подготовлены к войне, чем первостатейные легионы Аттики, Форции, Парсии и Цереры – и, если начистоту, чем Второй и Третий вашего супруга, сиятельная.

Исана подняла руку:

– Прошу прощения, Гай. Я не трибун и не легионер. Какое отношение все это имеет ко мне?

– Для защиты Алеры мне нужны легионы с Защитной стены, – прямо глядя ей в лицо, ответил Гай. – Легионы, ополченцы, каждый меч и копье севера.

– Антиллус Раукус никогда не сдаст свой народ ледовикам, – сказала госпожа Пласида. – Как и Фригиус Гунтус. Тем более что им обоим в последние два года приходилось трудно, как никогда.

Встретив пристальный взгляд Первого консула, Исана вдруг поняла его мысль.

– Однако прекращение войны с ледовиками высвободило бы эти легионы!

Отливающие медью брови госпожи Пласиды полезли на лоб.

– Прекращение? Переговоры с ледовиками никогда ничего не давали.

– Но они всегда проводились без посредника, – напомнил Гай. – Без нейтральной третьей стороны, уважаемой ледовиками и желающей успеха переговоров.

Исана резко вздохнула:

– Дорога! – Для Арии она пояснила: – Это верховный вождь маратов. И наш друг.

Гай кивнул:

– С тех пор как здесь живет его дочь, мы поддерживаем постоянную переписку. Этот марат за неполных полгода выучился писать. Право, он на удивление смышлен. И уже направляется к месту встречи.

– Куда вы посылаете и меня, – угадала Исана. – Зачем?

– Затем, что мне бы следовало быть там самому, – ответил Гай. – Потому что, посылая вас, наиболее высокопоставленную представительницу Дома Гаев, я выказываю им доверие. Потому что вам доверяет Дорога, а мне он явно не доверяет.

– Вы сами отметили, что он неглуп, – с усмешкой бросила Исана.

Госпожа Пласида в упор уставилась на нее, однако Гай только скривил уголок рта в чуть заметной улыбке и глотнул вина.

– Ария, – сказал он, – мне нужен рядом с Исаной человек, который мог бы защитить ее и Дорогу в случае срыва переговоров, но при этом не выглядел бы опасным.

– Правитель, – возразила она, – если ворд захватит Цереру, на очереди будет Пласида. Мое место дома, я должна защищать свой народ.

Принцепс невозмутимо кивнул:

– Разумеется, вам, Ария, виднее, кто лучше защитит ваш народ – вы или Антиллус Раукус со всеми своими гражданами и шестьюдесятью тысячами антилланских ветеранов. – Он сделал еще глоток. – Не говоря о фригийцах.

Госпожа Пласида сдвинула брови, сложила руки на коленях и опустила глаза.

– Исана, – тихо сказал Гай, – эти легионы необходимы Алере. Я даю вам все полномочия для заключения мирного договора с ледовиками.

Исана коротко вздохнула:

– Великие фурии…

Гай небрежно отмахнулся:

– Вы привыкнете. Не такое уж это бремя, как вам сейчас кажется.

Исана чувствовала, как губы у нее складываются в невеселую жесткую улыбку.

– К тому же если мать Октавиана явится вдруг с севера с войском, способным в самый темный час переломить положение в пользу Короны, то она, пожалуй, похитит малую толику славы, которую завоюет в бою консул Аквитейн, и слава эта косвенно перейдет на Октавиана, даже если сам принцепс не сможет присутствовать на месте событий.

– Должен признаться, – пробормотал Гай, – мелькала у меня и такая мысль.

Исана покачала головой:

– Ненавижу эти игры.

– Знаю, – сказал Гай.

– Но вы просите меня спасти людские жизни, покончив с вековой войной. Отказаться я тоже не могу.

– И это знаю.

Исана послала ему долгий взгляд. И спросила:

– Как вы умудряетесь жить в мире с собой?

Первый консул смерил ее холодным взглядом. И ответил очень тихо, взвешенно и размеренно:

– Я каждый день смотрю в окно. Я вижу за окном людей – живых, дышащих людей, не сгоревших в огне гражданской войны. Людей, не убитых моровой язвой. Людей, не умерших с голоду, не изрубленных бесчеловечным врагом. Людей, которым вольно лгать, воровать, строить заговоры, роптать, перекладывать вину на других – проделывать все гадости, какие у них в обычае, сколько стоит государство. Потому что вместе с ним стоят закон и порядок. Потому что течение их жизни направляется не только грубой силой. А еще, жена моего сына и мать моего наследника, я изредка вижу порядочных людей, наслаждающихся роскошью прожить жизнь, не встав перед мучительным выбором, какого я не пожелал бы и злейшему врагу, и потому страшащихся одной мысли о таком выборе – потому что не им приходится его делать. – Он с трудом проглотил немного вина. – Ба, Аквитейн считает меня врагом. Дурак! Если бы я его по-настоящему ненавидел, отдал бы власть ему.

После слов Первого консула повисло тяжелое молчание – потому что, как ни тихо, как ни ровно говорил Гай, в его словах огнем сквозь стекло просвечивал гнев, как будто он позволил Исане увидеть частицу себя настоящего – ту частицу, которую он посвятил не себе, а почти вопреки рассудку отдал сохранению державы, ее жизни и благу ее народа, будь то простые свободные или граждане.

Она и прежде различала такую страсть за ожесточением, цинизмом, усталой подозрительностью – в Септимусе. И в Тави.

Но здесь было и другое. Исана покосилась на Арию, но госпожа Пласида, хоть и застигнутая врасплох открывшимся за привычной маской Гая лицом, не выказывала потрясения, какое должна была бы испытать, улови она то, что чуяла Исана.

Ария поймала ее взгляд, но истолковала ошибочно. Кивнув Исане, она обратилась к Гаю:

– Мы согласны, Первый консул.

– Спасибо, Ария, – тихо сказала Исана и встала. – Я была бы благодарна всем за минуту наедине с принцепсом.

– Конечно. – Госпожа Пласида откланялась и вышла.

Молчавший все это время дон Эрен последовал за ней. Вышел, озабоченно взглянув на Исану, и Арарис. Он закрыл за собой дверь.

Исана осталась наедине с правителем.

Гай поднял бровь, и на долю мгновения она ощутила его неуверенность.

– Да? – спросил он.

– Нас никто не услышит? – вопросом ответила она.

Он кивнул.

– Вы умираете. – (Он долго смотрел на нее.) – Это… дает о себе знать. Разум и тело знают, что их час близок. Не думаю, что многие способны это заметить. Да и не видят вас таким… открывшимся.

Он, отставив чашу с вином, склонил голову.

Исана встала. Она тихо обошла вокруг стола и опустила ладонь ему на плечо. Первый консул вздрогнул. Потом его ладонь ненадолго накрыла ее руку. Он сжал ее пальцы и отпустил.

– Важно, – помедлив, заговорил он, – чтобы вы об этом молчали.

– Понимаю, – тихо сказала она. – Сколько осталось?

– Возможно, счет на месяцы. – Он снова кашлянул, и видно было, с каким усилием подавил кашель, сжав пальцы в кулаки. Она дотянулась до чаши, подала ему. Он отпил немного и благодарно кивнул. – Легкие, – заговорил он, собравшись с силами. – Смолоду любил плавать до поздней осени. Простыл, лихорадка. Легкие и раньше были слабые. Потом – то дело в Каларе.

– Господин мой, – сказала она, – если хотите, я посмотрю. Может быть…

Он покачал головой:

– Заклинатели фурий не всесильны, Исана. Я стар. Беда случилась давно. – Он осторожно вздохнул, успокаивая дыхание, и кивнул. – Я продержусь до возвращения Октавиана. На это меня хватит.

– Вы знаете, когда он вернется?

Гай покачал головой:

– Этого не вижу. Во́роны, как жаль, что пришлось его отпустить! Первый алеранский, пожалуй, самый испытанный из наших легионов. Он нужен мне в Церере. Не хочется об этом говорить, но, выросши, как он рос – совсем без фурий, – мальчик обзавелся на редкость изощренным умом. Он видит и то, что скрыто от меня.

– Да, – подтвердила Исана.

– Как вы этого добились? – спросил Гай. – Как подавили его власть над фуриями?

– Купая в ванне. Это, собственно, вышло случайно. Я пыталась задержать его рост. Чтобы никто не подумал, что по возрасту он может оказаться сыном Септимуса.

Гай покачал головой:

– Он должен вернуться к весне. – Первый консул закрыл глаза. – Всего одну зиму.

Исана не знала, что еще делать или говорить. Она тихо пошла к дверям.

– Исана, – негромко позвал Гай.

Она остановилась.

Он смотрел на нее усталыми, запавшими глазами:

– Добудьте мне те легионы. Иначе к его возвращению от Алеры мало что останется.

Глава 9

После первых шести дней шторма Тави уже не пытался следить за временем. В редкие минуты, когда не мучился тошнотой и мог связно соображать, он упражнялся в канимском, налегая на бранные слова. Ему удавалось иногда сдерживать рвоту, но все равно это было жалкое существование, и Тави даже не пытался прятать зависть к тем, кто не страдал от жестокой качки «Слайва».

Зимняя буря была беспощадна. «Слайв» не просто качало, штормы швыряли его, заваливая судно то на корму, то на нос. Если бы не привязные веревки, Тави не раз выбросило бы из койки. Между пасмурными днями и долгими зимними ночами свет прорывался редко, а зажигать светильники дозволялось только при самой крайней необходимости и под строгим присмотром. Пожар на борту в такую бурю, даже не уничтожив корабль, искалечил бы его и сделал легкой добычей ветра и волн.

Меж тем на палубе перекликались матросы, в шум голосов врывались выкрики Демоса и его помощников. Тави рад был бы трудиться вместе со всеми, но Демос отказал ему наотрез, заявив, что змеи и червяки и то крепче стоят на ногах, а он не собирается объяснять Гаю Секстусу, каким образом вязавший узел наследник умудрился свалиться за борт и утонуть.

Поэтому Тави только и оставалось, что сидеть в темноте, не слишком искренне корить себя за безделье и изнывать от скуки, не говоря уж о мучительной тошноте.

Все это изрядно портило ему настроение.

Китаи не отходила от него, успокаивала, утешала, ободряла, подпихивала такую еду, какую он мог в себе удержать, уговаривала выпить воды или жидкого бульона – все это до седьмого дня, когда она объявила, что есть предел и для нее, и покинула каюту, сжав кулаки и бормоча что-то по-канимски.

Этими выражениями Тави владел лучше ее. Впрочем, он и упражнялся больше.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда Тави разбудило странное ощущение. Далеко не сразу он понял, что корабль идет плавно, а его почти не мутит. Отвязав протянутую поперек груди веревку, он быстро сел, еще не веря себе, но и вправду «Слайв» ровно скользил по воде, волны больше не сотрясали и не швыряли судно. В ноздрях было до боли сухо, а спустив ноги с койки, Тави сразу почувствовал холод. Бледные солнечные лучи сочились через окаймленное изморозью окно.

Натянув самое теплое, что у него было, он обнаружил крепко спящую на соседней койке Китаи. Максимус – все эти дни Тави его не видел – лежал напротив, такой же измученный. Тави накрыл Китаи еще и своим одеялом. Она сонно забормотала и завернулась покрепче, чтобы согреться. Тави поцеловал ее в макушку и вышел на палубу.

Он не узнал моря.

Прежде всего удивляла вода. Она ведь даже в самую тихую погоду тихонько волнуется. А сейчас море было как стекло, и даже тянувший с севера ветерок его не колыхал.

Всюду лежал лед.

Он тонким слоем одел корабль, блестел на реях и на мачтах. Палубу покрывала более толстая ледяная пленка, хотя ее чем-то процарапали, истыкали, сделав не такой коварной. Тем не менее ступал Тави с опаской. В нескольких местах вдоль палубы протянули веревки – для того чтобы команде было за что ухватиться там, где не хватало бортовых перил и иной опоры.

Тави добрался до борта и стал смотреть на море.

Флот был беспорядочно разбросан вдалеке. Даже на самом ближнем корабле не рассмотреть было подробностей, но общие очертания показались Тави неправильными. Он не сразу понял, что грот-мачта, переломленная штормом, просто исчезла. Еще два корабля, в том числе великанский корабль канимов, находились достаточно близко, чтобы он разглядел на них такие же повреждения. Ни на одной палубе, включая палубу «Слайва», Тави не видел движения – оттого и возникло у него странное неуютное чувство, будто он один остался в живых.

Одиноко прокричала чайка. Хрустнул лед, со снастей сорвалась сосулька, разбилась о палубу.

– Так всегда бывает после долгой заверти, – услышал он за спиной тихий голос Демоса.

Обернувшись, Тави увидел капитана, который, вынырнув снизу, уверенно прошел по обледенелой палубе и остановился рядом. Выглядел он как всегда: подтянутый, невозмутимый, весь в черном. Только под глазами от усталости легли тени да щетина за несколько дней отросла. Больше никаких примет того, что он много дней боролся со стихиями.

– Бывает, люди целыми днями выбиваются из сил, ни поесть толком некогда, ни вздремнуть, – продолжал Демос. – Как минует опасность, просто валятся с ног и засыпают. В этот раз мне пинками приходилось загонять их в кубрик. Кое-кто готов был спать прямо на льду.

– А вам спать не хочется? – спросил Тави.

– Я меньше устал. Больше смотрел за работой, чем работал, – протянул Демос. Тави не очень-то ему поверил. – Кто-то должен здесь присмотреть. Лягу, когда проснется боцман.

– Все целы?

– Я потерял троих, – недрогнувшим голосом ответил Демос. Тави не счел его тон за бесчувствие. Просто у капитана ни на что не осталось сил – ни на радость, ни на боль. – Морю достались.

– Жаль, – сказал Тави.

Демос кивнул:

– Море – жестокий господин. Но мы всегда к нему возвращаемся. Они знали, что могут так кончить.

– А корабль?

– С моим все отлично. – Тави заметил нотки тихой гордости в голосе Демоса. – С остальными не знаю.

– Те два, кажется, пострадали. – Тави кивком указал на море.

– Да уж. Бури ломают мачты, как водяной буйвол – тростник. – Демос покачал головой. – Большому кораблю сильно досталось. Морские колдуны не дали нам потерять друг друга. Теперь, когда море успокоилось, можно послать летунов, пусть соберут всех вместе, когда народ начнет просыпаться. Дадим им пару часов.

Тави скрипнул зубами:

– Должен же и я что-то сделать. Отдохните, если хотите, а я пригляжу…

Демос покачал головой:

– Хоть убейтесь, сударь, не выйдет. Может, в военном деле вы с ума сойти какой гений, но плаваете, как корова летает. Своего корабля я вам не доверю. Даже в этой луже.

Тави обиженно поморщился, но спорить с Демосом не стал. У капитана были свои представления о мировом порядке; если в двух словах: на палубе своего корабля он первый и решает все. Вспомнив, что «Слайв» благополучно пережил шторм, покалечивший много других кораблей, Тави счел его мнение не таким уж безосновательным.

– Я столько дней валялся, как ленивый пес, – сказал он.

– Как больной пес, – поправил Демос. – Вид у вас, сударь мой, не из лучших. Маратка за вас волновалась. Вкалывала больше любого из наших, лишь бы не думать.

– Просто ее уже тошнило от моего вида, – сказал Тави.

Демос усмехнулся:

– Спорим, скоро и вам придется потрудиться, сударь мой. Да так, что никто из нас не захочет с вами поменяться.

– Нет, мне нужно дело прямо сейчас, – сказал Тави. И прищурился, оглядывая корабль. – Люди наверняка проснутся голодными.

– Еще бы, как маленькие левиафанчики!

Тави кивнул:

– Тогда я на камбуз.

Демос выгнул брови дугой:

– Если подожжете тут что-нибудь, я прежде, чем тонуть, зажарю вас, сударь.

Тави, уже двинувшийся в сторону камбуза, фыркнул:

– Я вырос в усадьбе домена, капитан. Случалось работать на кухне.

Демос локтями оперся о перила:

– Не в обиду будь сказано, Октавиан, вы что, вовсе не понимаете, что значит быть принцепсом?

* * *

Люди зашевелились раньше, чем ожидал Тави. Отчасти потому, что быстро холодало и спящим неуютно делалось в сырой одежде. Отчасти потому, что разболелись оставленные тяжелым и опасным трудом ссадины и растянутые связки. Но прежде всего от жестокого голода, жаждавшего наполнить урчащие желудки.

В корабельном камбузе имелся шкаф-ледник, такой большой, что требовал двух «холодильных камней», и Тави с удивлением обнаружил, как много в нем помещалось мяса. К тому времени, как команда стала просыпаться, он успел сварить большой котел гороха и поджарил четыре окорока, прибавив к ним корабельный запас галет и горячий горький чай. Горох хрустел на зубах не больше, чем бывало, когда его готовил корабельный кок, а окорока – они были не из лучших – делались тем вкуснее, чем дольше их держали на сковороде. Моряки, как и предсказывал капитан, самозабвенно набросились на еду, а Тави, как настоящий повар, шмякал ее на тарелки выстроившихся в очередь людей.

Он не жалел времени, чтобы с каждым перекинуться словцом, расспросить, как выдержали шторм, и поблагодарить за хорошую работу. Моряки, помнившие Тави по прошлогоднему плаванию, отвечали дружески вольно, но ни разу не переступили грань, за которой начиналась прямая непочтительность.

Последними в очереди стояли Максимус, Китаи и Магнус. Камердинер легиона, судя по его лицу, решительно не одобрял происходящего.

– Ни слова! – обратился к нему Тави, когда тот подошел. – К во́ронам все слова, Магнус. Я провалялся тут неделю младенец младенцем. И не хочу выслушивать нравоучения.

– Принцепс, – весьма сухо и тихо заговорил Магнус, – мне и в голову не пришло бы выговаривать вам при людях из опасения подорвать почтение, приличествующее вашему званию.

Тут Макс небрежно втиснулся перед Магнусом, схватил тарелку и плюхнул ее на прилавок перед Тави.

– Эй, кок, – зевая, протянул он, – выбери-ка мне ломоть окорока, чтобы не совсем обуглился. Если у тебя такие найдутся.

– Вот три куска, которые крысы недожаренными плюхнули на пол, – отозвался Тави, наполняя его тарелку. – Почему-то мелкие твари не стали их жрать.

– Крысы – умные, сообразительные зверьки, – вставила Китаи, сунув свою тарелку на освобожденное Максом место. – Значит, мясо в самый раз по тебе, Максимус. – Забирая тарелку, она улыбнулась Тави. – Спасибо, алеранец.

Тави подмигнул ей и повернулся к Магнусу.

Старый курсор возвел очи к небесам, вздохнул и взял тарелку для себя:

– Пожалуйста, побольше гороха, мой господин.

* * *

– Не так плохо, – вздохнул Макс, прикрыв за собой дверь каюты и швырнув на столик перед Магнусом листок бумаги. – Рыцари Воздуха разыскали еще две дюжины кораблей, сбившихся с курса, и они уже спешат к нам. Красс рассчитывает найти всех, кто пережил шторм.

Тави медленно выдохнул:

– Сколько мы потеряли?

– Одиннадцать, – сухо сообщил Магнус. – Восемь принадлежали свободным алеранцам, три – легиону.

Одиннадцать кораблей с командами и пассажирами. Больше двух тысяч душ стали добычей бури.

– Что у канимов? – спросил Тави.

– По последнему подсчету восемьдесят четыре, – ответил Магнус. – Больше всего судов с мастеровыми.

Все замолчали. За окном слышалась траурная песнь канимов – дикие завывания летели от темных кораблей через усмиренное льдом море.

– В каком мы состоянии? – спросил Тави.

– Сильно повреждены суда легионов, – ответил Макс. – Сломанные мачты, трещины в корпусах, чего только нет.

– Эти лоханки того и гляди уйдут под воду, – добавил Демос. – Хорошо, если половина даст обычный ход. А застань их в открытом море еще один шторм, потеряем много больше.

– Варг пишет, что канимские суда немногим лучше наших, – сказал Тави, кивнув на другой лист. – Кроме того, Варг считает, что нас отнесло на несколько сотен миль к северу вдоль канимского берега – отсюда штиль на море, холод и весь этот лед. Он говорит, что поблизости есть порт, до которого мы могли бы добраться. Однако нашего местоположения не уточняет.

– Через несколько дней небо очистится, и мы сможем определиться по звездам, – заметил Демос.

– Думаю, предсказания судьбы нам сейчас ни к чему, – сказал Макс. – Не обижайтесь, капитан.

Демос ответил ему непроницаемым взглядом и повернулся к Тави:

– Речь не о предсказании судьбы. Моряки умеют держать курс в открытом море, измеряя положение звезд.

– О… – смутился Макс. – Ну, кто-нибудь из рыцарей Воздуха мог бы поднять кого-нибудь над облаками. Они лежат не выше двух тысяч футов.

– Ни один заклинатель ветров не удержится в неподвижности, необходимой для точных измерений, трибун, – с досадой бросил Демос. – К тому же мы берем опорные точки по кораблю. Так что если они не поднимут еще и «Слайва»…

– О, – протянул Макс. – Это вряд ли.

– Так или иначе, нам нельзя ждать несколько дней, – продолжал Демос. – В это время года новый шторм – только вопрос времени. Может налететь через пару дней, а может – через пару часов.

Магнус прочистил горло:

– С позволения принцепса… Точно определиться невозможно, но приблизительно – не так трудно. – Он подал Тави сложенный лист.

Развернув его, Тави увидел карту с береговой линией Кании. Бегло набросанные линии подсказали ему, к чему клонит Магнус.

– Мы знаем, что направлялись в Нараш, на родину Варга, – заговорил Тави, прослеживая пальцем береговую линию. – А к северу от Нараша есть только одно канимское государство – вот это. Шуар.

– Произносится с удлиненной гласной, – рассеянно поправил Магнус. – Слово из тех, которые положено рычать сквозь зубы.

– Какая разница? – спросил Макс.

– Раз уж нам придется там причалить, – резко заметила Китаи, – хорошо бы не оскорблять хозяев, уродуя имя их страны каждый раз, как раскрываем рот.

Макс распрямился, на щеках у него обозначились желваки мышц.

– Чала… – тихо сказал Тави.

Китаи, раздувая ноздри, сверлила Макса взглядом. Но, покосившись на Тави, она примирительно кивнула антилланцу и отодвинулась поглубже в тень под верхней койкой.

Вот еще забота: буря и долгое плавание, состояние корабля, долгий путь от дома и зыбкость их положения в целом страшно давили на людей – и это давление уже сказалось на Китаи с Максом, хотя те дружили много лет и на «Слайве» жили не в такой уж тесноте. Насколько же хуже обстоят дела на битком набитых кораблях флота? Тави подозревал, что это одно из тех обстоятельств, которые он никак не может исправить. Что ни говори, того и следовало ожидать, когда люди оторваны от родины, заброшены в чужие края и не знают, вернутся ли назад.

Уже ясно, что вернутся не все.

Одиннадцать кораблей…

– Итак, – заговорил Тави, – нам нужно добраться до земли, пока стоит тихая погода, – в ближайшие часы или дни, – притом что флот разовьет хорошо если половину обычной скорости и причалим мы где-то в Шуаре. – Он постарался правильно выговорить название. – Нам что-нибудь известно об этом… государстве? Это ведь государство, Магнус?

– Слово, которым канимы называют свои государство, точнее было бы перевести как «пределы», – сказал курсор. – Предел Шуара. Предел Нараша.

– Государство, или предел… – повторил Тави. – Что нам о нем известно?

– Что оно занимает обширное и весьма неприступное нагорье, – сказал Магнус. – По площади оно уступает только Нарашу и Мараулу и владеет единственным портовым городом под названием Молвар.

– Итак, мы, судя по всему, идем в Молвар. – Тави улыбнулся. – Не придется ли нам захватывать город, чтобы добиться права причалить?

– Ух! – буркнул Макс. – Думаешь, до этого дойдет?

– Не исключаю, – ответил Тави. – Если все эти «пределы» враждуют друг с другом, Варгу, возможно, прежде чем высадиться, придется захватить порт. Даже если между ними нет открытой вражды, не верится, что они обрадуются, когда наши корабли заслонят им горизонт.

– Не лучше ли нам в таком случае пристать в другом месте? – предложил Макс. – Нам ведь для починки кораблей верфи не требуются. Когда соберем все суда, фурии починят борта – заклинателям нужно только время и спокойная обстановка. Так, Демос?

Демос задумчиво нахмурился и кивнул:

– Ну, в общем да. Труднее всего с мачтами, но и те заменим без верфи.

Магнус насупился:

– Маркус прислал мне весьма любопытное донесение. К нему обратились Охотники, по-видимому с тайным сообщением от лица Варга.

Тави поджал губы:

– Дальше?

– Эти Охотники указали Маркусу, что, какое бы уважение ни питал к вам Варг, на материке канимов он не сумеет вас от них защитить. Он предлагает вам подумать о возвращении.

– Предостерегает, – буркнула Китаи. – А прямо сказать не мог?

– К нему стоит прислушаться, – сказал Макс. – Не прими за обиду, Тави, но большая разница – драться с канимами на своей земле или со всеми разом на их родине. Особенно если их так много, как нам представляется.

Тави рассеянно поскреб себе подбородок:

– Именно, именно. – Он покачал головой. – По-моему, это не предостережение.

– А что же? – Китаи склонила голову к плечу.

– Проверка, – сказал Тави. – Проверяет, насколько я способен им доверять.

– Что? – едва не подавился Магнус. – Неужели ему еще мало доказательств? Да мы для них целый флот построили!

– Не забывайте, что они к тому времени сами неплохо продвинулись в строительстве флота, – заметил Тави. – Возможно, легионы и уничтожили бы их, не дав завершить строительство, но мы с вами, Магнус, этого бы уже не увидели. Все понимают, что Первый алеранский и гвардия уцелели только милостью Насауга.

– Даже если так – вы с ними договорились о мире и сдержали слово, – сказал Магнус.

– Это ничего не значит, – возразила Китаи. – Просто это был самый скорый, верный и дешевый способ избавиться от врага.

– Если я сейчас поверну назад, – рассуждал Тави, – доверие, выказанное нам канимами, останется без взаимности. И даст им понять, что мы, хоть и держим слово, доверительных отношений строить не собираемся.

– Или, – добавил Макс, – что тебя не так легко слопать. И нас всех с тобой заодно.

Тави глубоко вздохнул:

– Да, так и есть. – Он наставил на Макса палец. – Но как ты сам заметил, Макс, мы и представить себе не могли, сколько на свете канимов. Неизвестно, совладаем ли мы с таким множеством, если они решат, что от нас необходимо избавиться. Что думают остальные?

– Чего еще мы о них не знаем? – спросила Китаи.

– Не знаем, как выглядит мир из их желудков, – огрызнулся Макс. – И не узнаем, если отправимся домой, но лично меня эта потеря сна не лишит.

Тави ухмыльнулся другу.

– Магнус?

– Я думаю, это был бы превосходный шанс для кого-нибудь другого, принцепс, – сказал Магнус. – Вас же, если вы решитесь продолжать путь, я призываю к величайшей осторожности.

– Демос?

Капитан покачал головой:

– Меня, сударь мой, про политику не спрашивайте. Могу сказать одно: наши корабли не выдержат обратного перехода, и даже если мы найдем все нужное для починки, опасно выходить в открытое море раньше весны. А еще я не думаю, что у нас есть время болтать тут языками. Погода ждать не станет.

Тави коротко кивнул:

– Свяжитесь с нашими капитанами. Идем с Варгом в Молвар. В бурю любой порт хорош.

Глава 10

Градаш стоял на носу «Слайва» рядом с Тави. Только что дозорный с мачты крикнул, что видит землю, и они ждали, когда берег станет видимым с палубы. Наконец Тави различил на горизонте плотную темную тень.

Седой старый каним прищурил глаза, но только минуту спустя удовлетворенно шевельнул ушами, рыкнув:

– Ага.

– Рады вернуться домой? – спросил его Тави. – Хотя бы в общих чертах – домой.

– Мы еще не вернулись, – буркнул Градаш. – Увидишь.

Тави повернулся к старому каниму, поднял бровь, но объяснений не дождался. Смысл его слов открылся примерно через час, когда «Слайв» поравнялся с увиденной дозорным «землей», оказавшейся немыслимо громадной глыбой грязного льда. Флоту пришлось перестроиться, обходя ее. Эта штука была высотой с гору, и места на ней хватило бы для всей столицы Алеры.

– От ледника отвалилась, – сказал Градаш, кивнув на ледяную гору. – Зимой нарастает новый лед и кое-где спихивает в море такие вот горы.

– Какое должно быть зрелище! – пробормотал Тави.

Каним бросил на него пристальный взгляд.

– О да. Только любоваться лучше издали. – Он махнул лапой. – Такие льдины опасны. Они иногда продолжаются и под водой. Подплывешь поближе – порвет кораблю брюхо, как ягненку.

– То есть такие часто встречаются?

– В этих водах. – Градаш дернул ухом в знак согласия. – Левиафаны их не любят, так что канимы, если заплывают в эти северные воды, держатся поближе ко льдам, чтобы не наткнуться на зверя и не разозлить его.

– Я никак не могу понять, – сказал Тави, – как вы справляетесь с левиафанами. В первом походе мне дали понять, что шторм сократил срок плавания, так что они не успели собраться вокруг вас, и это обошлось потерей всего нескольких кораблей, потому что вас было так много. Но едва ли такое удачное стечение обстоятельств часто повторяется в ваших прибрежных водах.

Обрубленный, изрезанный боевыми шрамами хвост Градаша завилял, выражая легкую усмешку.

– Большого секрета тут нет, алеранец. Мы нанесли их владения у наших берегов на карты. И уважаем их границы.

– И все? – поднял брови Тави.

– Границы – это важно, – серьезно сказал Градаш. – Пределы, которые ты называешь своими и защищаешь, – это важно. Мы это понимаем, левиафаны это понимают. И мы уважаем их права.

– Должно быть, морские пути от этого становятся очень извилистыми.

Градаш пожал плечами:

– Уважение важнее удобства.

– Не говоря о том, – сухо добавил Тави, – что тех, кто их не уважает, левиафаны съедают.

– И выживание важнее удобства, – согласился Градаш.

Сверху снова прозвучал крик дозорного:

– Земля!

– Вот это, – рыкнул Градаш, – уже Кания.

Земля была черной, безрадостной, – во всяком случае, такой она представилась Тави с палубы. Берег высился сплошной стеной темного камня, выраставшей из моря, подобно бастионам огромной крепости. Над темным гранитным обрывом виднелись тени туманных гор, по колени укрытых снегами. Таких высоких Тави еще не видывал и тихо присвистнул от удивления.

– Шуар, – проворчал Градаш. – Весь хребет, клятые во́роны его побери, – сплошной заледенелый камень. – Алеранским ругательствам старый каним выучился у Макса и выговаривал их без запинки. – Из-за него они все там сумасшедшие. Оба летних дня проводят за подготовкой к зиме, а всю зиму гоняют зверье по ледяным горам, так что их охотники часто пропадают задаром в какой-нибудь расселине. Если возвращаются домой с добычей, их женщины готовят мясо такое острое, что ваши корабли от одного запаха загорелись бы, и уверяют своих визгливых недоносков, будто это для их же пользы.

Тави невольно ухмыльнулся, но сдержанно, чтобы не показать зубов. Канимы понимали широкую улыбку иначе, чем алеранцы.

– Вы, стало быть, их недолюбливаете?

Градаш поскреб себя темными когтями под подбородком:

– Ну, в пользу этого свихнувшегося в снегах вороньего корма можно сказать одно: они не мараулы.

– Вы, значит, и мараулов недолюбливаете? – не унимался Тави.

– Чумазые грибоеды, вылезающие из болота, только чтобы скакать по деревьям, – объявил Градаш. – Не родился среди них такой, чтобы не заслуживал умереть в зубах бешеного левиафана. Но и в пользу мараулов есть что сказать: они хотя бы не алеранцы.

Тави ответил лающим смешком и на сей раз продемонстрировал Градашу зубы. Он решил счесть слова канима мрачной шуткой. А может, в сравнении алеранцев с врагами, которых Градаш бесспорно уважал – не то не стал бы тратить времени и слов на оскорбления, – таилась и скрытая похвала.

Возможно, Градаш сочетал одно с другим. Канимы ценили достойного врага не меньше, чем друга, если не больше. Согласно их образу мыслей, друг мог однажды подвести, а враг всегда оставался врагом. С канимской точки зрения, оскорбление, объединяющее тебя с заслужившим уважение врагом, вовсе не оскорбление.

Тави, когда флот примерно за полмили повернул вдоль скальной стены к югу, обвел взглядом гребень скалы.

– За нами наблюдают, – заметил он.

– Как всегда, – подтвердил Градаш. – Границы всегда под наблюдением, как и береговая зона и реки.

Тави прищурился, напряженно вглядываясь, и в который раз пожалел, что его скромное искусство заклинателя фурий не включает дальновидения.

– Там… всадники. Не знал, что у вас есть конница.

– Таурги, – сказал Градаш. – Они не выносят морского плавания, потому в Алере не бывали.

Одна из теней на палубе шевельнулась, и Тави увидел устроившуюся на снастях у нижней реи Китаи – с виду сонную, как кошка. Но блеснувшая из-под серебристых ресниц зелень глаз и чуть заметно кривившая губы довольная улыбка уверили его: нет, не спит. Радуется, что они успели узнать кое-что важное.

Тави одними губами сказал ей:

– Помню – «ты же говорила».

Она раздвинула губы в беззвучном смешке и снова закрыла глаза, – может быть, теперь уснула по-настоящему.

– Далеко ли отсюда тот порт, старший брат?

– При таком ходе? Часа два.

– А сколько, вы думаете, придется Варгу ждать ответа от шуаранов?

– Сколько придется, столько придется. – Градаш скосил взгляд вдоль собственного хвоста. – Но лучше бы недолго. До новой бури не больше суток.

– Если у них найдется клочок суши, чтобы высадиться, с бурей кое-кто из моих людей управился бы, – сказал Тави.

Градаш с сомнением покосился на него:

– Правда? Что же они с прошлой не управились?

– Для заклинания фурий нужно быть внутри бури. А воздушные струи, если подниматься с кораблей, взбили бы воду тучами брызг, – ответил Тави. – В морской воде много соли, которая вредит фуриям ветра и ослабляет их. Поэтому взлет с корабля в непогоду опасен, а посадка – чистое самоубийство.

Градаш понимающе кашлянул:

– Вот почему ваши летуны разносят донесения в тихую погоду, а для большой волны вы все равно используете лодки.

Тави кивнул:

– Они могли бы безопасно опуститься на палубы или упасть в воду так, чтобы их сразу подобрали корабельные команды. А иначе я не могу ими рисковать.

– Ваши люди могут остановить бурю?

Тави пожал плечами:

– Не узнаю, пока они ее не увидят и не оценят силу. Во всяком случае, они могут ослабить ветер.

Градаш задумчиво повел ушами:

– Тогда я бы предложил им браться за дело. Нашим людям это нужно не меньше ваших.

Обдумав его слова, Тави решил, что Градаш имеет в виду переговоры. Переговорные позиции шуаранов станут гораздо сильнее, когда у нарашских канимов и алеранцев шторм на носу.

– Пожалуй, неплохая идея, – согласился Тави.

* * *

– Ужасная идея, – буркнул Антиллар Максимус. – Я готов пойти еще дальше и назвать ее безумной – даже по твоим меркам, Кальдерон.

Тави, щурясь в полумраке, заканчивал шнуровку доспехов. Солнце еще не зашло, но громада суши на западе создала настоящие сумерки. В каюте сгустились тени.

Тави наклонился к круглому окошку, выглянул наружу. По обе стороны от кораблей вздымались темные гранитные стены фиорда, и на них виднелись расставленные с правильными промежутками подобия тех древнероманских метательных машин, которые они с Магнусом изучали на руинах Аппии. Для нежеланных гостей подход к Молвару мог стать дорогой к смерти.

Войти во фиорд позволили только «Слайву» и «Чистокровному». Остальной флот ждал в море – беззащитный перед сгущающимся ненастьем.

– Шуараны не дают нам большого выбора, Макс. Они даже обсуждать возможность нашей высадки не пожелали, пока не встретятся с вождями обеих армий – поодиночке. Слишком многие наши корабли не переживут шторма, если мы не найдем для них безопасной гавани.

Макс тихим словом оживил фурию единственной в каюте лампы и нахмурился, сложив руки на груди.

– Ты в одиночку отправляешься в город канимов. Даже если нет иного выхода, все равно это безумие, Тави.

Тави застегнул пояс и принялся закреплять тяжелые стальные наручи. Другу он ответил кривой улыбкой:

– Все обойдется, Макс.

– Откуда тебе знать?

– В канимах одно хорошо: если решат тебя убить, они крутить не станут. Они народ прямой. Желай они мне смерти, уже забрасывали бы корабль камнями.

Макс поморщился:

– Напрасно ты отослал рыцарей Воздуха. Они нам понадобятся, если в нас станут метать камни.

– Кстати, – спохватился Тави, – от твоего брата ничего не слышно?

– Ничего. А ветер усиливается. Мы многих потеряем при возвращении, если у них не будет надежной почвы для посадки.

– Тем больше причин мне идти не откладывая, – тихо сказал Тави. – Мы знаем по меньшей мере, что они задержали бурю. Красс не оставил бы их в небе понапрасну.

– Верно, – признал Макс, – не оставил бы.

– Сколько они могут продержаться в воздухе?

– Вылетели они в полдень, – сказал Макс. – Самое большее – три или четыре часа.

– Тогда мне лучше поторопиться.

– Тави, – медленно проговорил Макс, – что, если они вернутся, пока мы еще не уломали шуаранов?

Тави протяжно вздохнул:

– Велишь им опуститься на сушу в виду кораблей. Пусть заклинатели земли проложат им спуск с обрыва, а с берега возьмете их на борт.

– Ты хочешь приземлить их на враждебном берегу и велишь устроить лесенку с причалом в стене, которую здесь явно считают несокрушимой защитой? – Макс покачал головой. – Как бы шуаранские канимы не увидели в этом объявления войны.

– Будем действовать со всей возможной деликатностью, а увидят так увидят. Я не позволю своим людям утонуть по дипломатическому протоколу. – Пристегнув оба наруча, Тави перекинул через плечо перевязь с гладием. Затем, немного поразмыслив, прихватил гладий Китаи и надел его перевязь на другое плечо, чтобы запасной клинок пришелся на второе бедро.

Макс многозначительно указал на него глазами и поднял бровь.

– Один – для шуаранов, – объяснил Тави. – Второй – для Варга.

* * *

С собой в шлюпку Тави взял только Макса.

– Уверен, алеранец? – встревоженно спросила Китаи.

Тави оглянулся на стоявший неподалеку «Чистокровный», откуда спускали на воду шлюпку побольше. Он узнал великанскую фигуру Варга на носу.

– Насколько возможно, уверен, – ответил он. – Может быть, для будущего мира нам важнее всего сразу произвести хорошее впечатление. – Он встретил взгляд Китаи. – Кроме того, чала, эти корабли уйдут обратно в море. Если дойдет до драки, несколько лишних людей на баркасе ничего не изменят.

– И мне проще действовать в одиночку, – заверил ее Макс. – Тогда, если дойдет до драки, можно будет не осторожничать. Если шуараны вздумают нам грозить, как Сарл тогда, я просто размажу в лепешку всех, кроме моего повелителя.

– Спасибо тебе от твоего повелителя, – усмехнулся Тави. – А где Магнус?

– Все бесится, что ты не послал вместо себя Максимуса, – сказала Китаи.

Тави покачал головой:

– Даже если бы заклинание обратило его в моего близнеца, Варг вблизи мигом распознал бы обман по запаху.

– Знаю. И Магнус знает. Потому и злится, что это правда. – Китаи, перегнувшись через борт шлюпки, поцеловала Тави в губы, на мгновение сгребла в горсть его волосы. И тут же, резко отстранившись, попросила, глядя ему в глаза: – Будь жив.

Он подмигнул ей:

– Все со мной будет хорошо.

– И никак иначе, – уверил ее Макс. – При первых признаках беды Тави что-нибудь подпалит – поверь, поджог – дело нехитрое: я увижу дым, снесу все стены между ним и причалом, подхвачу его – и только нас и видели.

Китаи долго смотрела на Максимуса и наконец покачала головой со словами:

– А самое невероятное, что ты и впрямь в это веришь.

– Посол, – возразил Макс, – мне в жизни не раз случалось делать что-то, не подозревая о том, что оно невозможно. Не вижу причин подрывать надежду на успех.

– Ты и в Академии таким способом отучился, – заметил Тави и громко добавил: – Капитан, мы готовы.

Демос, распоряжавшийся на борту, кликнул команду, и моряки «Слайва» спустили шлюпку в холодные воды фиорда.

Пока Тави набрасывал на плечи алый плащ и крепил его к пряжке доспехов, Макс уселся на кормовую скамью. Одной рукой тронув воду, рослый антилланец что-то пробормотал, и шлюпка беззвучно рванулась вперед на бурлящей струе, подхватившей ее с кормы. Тави на носу встал в полный рост, так что ветер отбросил его плащ за спину. Шлюпка бесшумно скользила к берегу.

– Первое впечатление, говоришь… – пробормотал Макс.

– Правильно, – одобрил Тави. – Когда они подойдут настолько, чтобы тебя разглядеть, постарайся принять самый невозмутимый вид.

– Понял, – кивнул Макс.

Шлюпка изменила курс, пристроившись к лодке Варга. Ее команду составляли семь канимов из касты воинов – шестеро налегали на весла, седьмой рулил. Варг, как и Тави, стоял на носу. Плаща на нем не было, зато он и в меркнущем дневном свете каким-то образом умудрялся сверкать – кроваво-красным самоцветом в золотой серьге, отблесками багрово-черной брони, рукоятью висевшего на боку кривого меча.

– Драгоценностей на нем немало, – заметил Макс.

– Насколько я понимаю, у Варга не слишком много друзей среди ритуалистов, – сказал Тави. – Я бы на его месте тоже нацепил побольше кровавых камней.

– Чтобы тебя не испепелило красной молнией или не растворило кислотным облаком, ага. Ты свой камень прихватил?

– Он у меня в кармане. А ты?

– Мне Красс одолжил свой, – подтвердил Макс. – Ты вправду надеешься впечатлить шуаранов, явившись к ним с единственным спутником?

– Может, и сработает, – сказал Тави. – А главное, мне так спокойнее: я никого не оставляю на палубе беззащитной жертвой колдовства канимов, им некого будет захватить в плен или ранить, чтобы меня задержать.

Макс фыркнул:

– На корабле ты об этом молчал.

– Ну да…

– Хотели впечатлить девушку, мой принцепс?

Тави с хитроватым видом оглянулся через плечо:

– Поцелуй был хорош.

Макс снова фыркнул, а потом они молчали, пока не подошли к морским воротам Молвара.

Из холодного моря поднималась громадная чугунная решетка, с обеих сторон подпертая обтесанными вручную гранитными глыбами. Канимы и без помощи фурий сумели так укрепить дно, чтобы оно выдерживало протянутые от берегов фиорда тяжелые стены. Тави странно было думать, сколько жестоких трудов, сколько пота и сил вложено в строительство и какими средствами удалось переместить неподъемные даже для могучих канимских работников камни. Руины Аппии в сравнении с этим смотрелись детскими игрушками.

С приближением двух лодок морские ворота застонали и медленно стали отворяться. По решетке вверх и вниз пробежали светящиеся полосы, такое же свечение разбежалось по воде. С металлическим лязгом, с равномерным глухим перестуком ворота открывались, водоворотами завивая море за створками.

Когда они проходили под стеной, Тави заметил наверху нескольких канимов в темной броне и необычных длинных и скользких на вид плащах, под которыми часовые были почти невидимы. Каждый держал в руках смертоносный балест, что в сражении в долине Амарант лишили жизни стольких рыцарей и легионеров. У Тави явственно зачесалось между лопатками. Стальной болт, вылетев из этого смертоносного оружия, пробивал заднюю пластину кирасы, тело под ней и нагрудник, после чего сохранял еще достаточно ударной силы, чтобы убить оказавшегося на линии полета второго латника.

Тави не позволил себе вертеть головой и не ссутулил надменно выпрямленной спины. Для канимов невероятно много значили осанка и жесты. Держась так, будто ожидаешь удара, ты рисковал получить удар просто за невысказанное, но вполне внятное заявление, сделанное твоим телом.

По спине Тави сбегал холодный ручеек пота. Не хватало только испортить дурными манерами неплохой в остальном денек – ведь впервые за много дней в проклятом море перед ним замаячила возможность ступить на твердую землю.

Ухмыльнувшись при этой мысли, он сделал серьезное лицо, потому что шлюпки, его и Варга, уже пересекали молварскую гавань.

Гавань была огромна – не меньше полумили поперек, она могла бы вместить весь алеранский флот и канимский с ним вместе. И в самом деле, в угасающем свете Тави насчитал не менее тридцати канимских боевых кораблей, немного отличавшихся от тех, что строили корабелы Варга. Гавань тоже окаймлялась гранитными утесами, кроме тех мест, где далеко в море выступали каменные причалы – больше любых виденных им в Алере. У причалов, кроме военных, стояли суда, похожие на торговые.

Один причал был расположен чуть в стороне от остальных. На его концах горели факелы – более алые и яркие, чем обычный огонь. Здесь толпились канимы всё в тех же влажно блестевших плащах, а под плащами Тави высмотрел поблескивавшую ночной синевой броню, а в руках – так же отливавшее синевой оружие.

Шлюпка Варга двинулась к тому причалу, и Макс, не дожидаясь указаний, свернул за ним. В почти ненарушаемой тишине шлюпки встали по сторонам мола. Слышалось только деревянное постукивание и звяканье уключин, когда гребцы на лодке Варга стали сушить весла.

С этого места Тави увидел гораздо больше канимов, чем минуту назад. И выглядели они немного выше ростом. И оружие казалось немного острее. «Все это, – подумал он, – просто игра света. Не бояться!» – велел он самому себе. И, широко шагнув, ступил на камень Шуара.

Варг сделал такой же шаг с другой стороны, только высота причала оказалась ему больше по росту. Он слегка склонил голову набок, показав Тави горло, и тот, не отстав ни на мгновение, ответил точно таким же движением. Так же одновременно они повернулись к собравшимся на причале воинам.

Воцарилась тишина.

Нарастало напряжение.

Никто не шевелился.

Тави очень хотелось сломать лед тишины. Его учеба в Академии – и академический курс, и подготовка курсора – включала порядочно сведений по дипломатии и соблюдению протокола. Оба курса предлагали несколько плодотворных моделей поведения. Подумав немного, Тави отказался от них, предпочтя урок, преподанный ему в детстве дядей Бернардом: «Тот реже попадает впросак, кто держит рот на замке».

Тави прикусил язык и стал ждать.

Еще минута, и застучали шаги, показался бегущий. Молодой каним, сухощавый и быстрый, мчался как конь, и за ним, развеваясь, летел тот же странный плащ. Мех такого цвета Тави никогда не видел у волков-воинов: светло-золотистый, переходящий в белый на кончиках ушей и хвоста. Вбежав на причал, он почтительно подставил глотку одному из воинов и по-канимски прорычал:

– Сделано по уговору.

Воин, к которому он обращался, дернул ухом – слышу – и выступил вперед. Он остановился перед Варгом – так чтобы, вздумай тот обнажить меч, не достал бы его на вершок, отметил Тави.

– Варг, – прорычал незнакомый каним, – тебе здесь не рады. Прочь.

Варг прищурился на миг или два, раздул ноздри.

– Тарш, – рыкнул он, не пряча презрения, – что же, Ларарл раскидал мозги по снегу, если ты здесь вожак?

Тарш вскинул лапу, отбросил капюшон плаща, и Тави увидел еще одного золотистого канима. У этого морда была в глубоких шрамах, рубец рассекал и черную кожу на носу. Еще у него не хватало половины уха, и вместо меча на боку висел топор с длинным, зловещего вида шипом, торчавшим из обуха.

– Остерегись, Варг, – словно сплюнул он. – Одно мое слово прольет твою кровь в море.

– Только если тебя кто-нибудь послушает, – ответил Варг. – Я не веду переговоров с алчными лизунами вроде тебя, Тарш. Ты прикажешь своим подготовиться, чтобы принять моих людей. Я поклянусь, что мы пришли с миром. Мы высадимся здесь и встанем лагерем за городскими стенами, чтобы вам было спокойнее. Ты предоставишь мне полномочного гонца, чтобы я мог уведомить Ларарла о своем присутствии и надобности в том, чье положение позволит заключить со мной договор.

Тарш оскалил все зубы:

– Здесь не Нараш, древолаз. Здесь у тебя нет власти.

– Я – гарада Ларарла, Тарш, – пророкотал Варг, – и это известно каждому твоему воину. Ларарл вырвет глотку тому, кто лишит его удовольствия пролить мою кровь.

Тарш зарычал:

– Я, конечно, пошлю гонца к Ларарлу. Но не более того. Ты можешь ждать ответа здесь. Твои корабли останутся там, где стоят.

– Неприемлемо!

Тарш зарычал и закашлял разом.

– Примешь, Варг. Здесь я вожак.

– Идет шторм, – сказал Варг. – Многие мои корабли получили повреждения. Если им не дадут укрыться в гавани, напрасно пропадут многие жизни.

– Что они для Шуара, нарашская обезьяна? У моих воинов свои приказы. Если эти корабли вздумают подняться по фиорду, их уничтожат.

Варг растянул губы, обнажая клыки:

– И это шуаранское гостеприимство? Шуаранская честь?

– Не нравится? – с открытой издевкой отозвался Тарш. – Поищи другое место.

Варг сильнее прежнего сощурил глаза:

– Не вели мне моя честь искать ссоры с Ларарлом, а не с вожаками его стаи, я бы взял тебя за горло.

Ухмылка-оскал Тарша стала откровенно самодовольной.

– Дряхлые старцы не раз скрывали свою слабость под таким предлогом.

Вместо ответа Варг кинул мгновенный взгляд в сторону Тави.

Тот моргнул.

Оскорбления, брошенные Таршем Варгу, не просто оправдывали вызов на бой – они его требовали. В обычной обстановке каним, обратившийся к другому каниму подобным образом, получил бы мгновенный и жестокий отпор. Варг никогда не терпел ни оскорблений, ни дураков и, по всему, что видел Тави, просто не умел избегать драки. Значит, были причины – что-то связанное с канимскими понятиями чести, – не позволявшие ему ничего предпринять против этого надутого индюка.

А у Тави таких причин не было.

Как видно, настало время для дипломатии.

– Варг прав, – спокойно заговорил Тави, сделав шаг вперед. – Некогда валять дурака. Его и мои люди ищут укрытия от зимы, и мы ручаемся словом, что у нас мирные намерения. Нам и так придется поспешить, чтобы ввести всех в гавань до шторма.

Каждая пара глаз на причале обратилась к Тави, взгляды упали на него осязаемой тяжестью.

– О во́роны… – прошептал за спиной Макс.

– Это существо, – помолчав, спросил Тарш, – алеранский вождь?

– Да, – ответил Тави.

Тарш прорычал своим воинам:

– Убить его!

«Вот клятые во́роны, – подумал Тави. – Прав был дядя Бернард!»

Глава 11

Ближайший каним – особенно мускулистая зверюга – замахнулся и метнул топор плавным, отработанным движением так, чтобы он, совершив кувырок в воздухе, бритвенно-острым лезвием рассек Тави лицо.

Топор еще не взлетел, когда оба гладия Тави покинули ножны. Он не стал уворачиваться, а просто отбил вращавшийся топор вверх, себе за голову. И еще успел подумать, что благоразумный человек на его месте прыгнул бы в шлюпку и во весь дух помчался бы к «Слайву».

Тави вместо этого одолжил скорость у кружившего над котлом гавани холодного ветра и, когда время для него словно замедлилось, всем телом метнулся к Таршу.

Воины на причале пытались его перехватить. В воздухе, изящно кувыркаясь, завертелись еще два топора. Тави отвел плечо с пути одного – хотя его отточенное лезвие оставило идеально ровную прореху в плаще. Второй он отбросил, вскинув защищенное наручем предплечье. От удара у него клацнули зубы, но Тави только стиснул челюсти и не прервал движения.

Мускулистый воин, первым метнувший топор, успел заслонить Тарша собой, но опоздал поднять оружие для защиты. Вблизи Тави ощутил синий металл его меча и чутьем определил недоработку кузнеца – слабое место в нескольких дюймах выше лезвия. Верхним выпадом он вынудил канима вскинуть клинок, защищая лицо и горло. А Тави тут же взмахнул вторым мечом, ударил по слабому месту меча и расколол металл.

Острый обломок резанул канима по лицу, тот пошатнулся. Тави с размаху хлестнул его поперек ляжки – болезненная, но не смертельная рана заставила того перенести тяжесть тела на другую ногу. Затем Тави одним мощным движением воззвал к фуриям земли, заставив ее уйти из-под ног канима, так что волк-воин опрокинулся навзничь.

Вероятно, это спасло каниму жизнь. Тарш целил своим клинком прямо в горло Тави. Останься каним на ногах, удар вожака проткнул бы ему левое легкое.

Тави, продолжая начатое движение, поднырнул под удар, перехватил один клинок в обратную хватку и, отбив меч Тарша левой рукой, правой, добавив в нее силу фурий, вонзил острие меча в лапу-стопу противника, пригвоздив ее к камню причала.

Тарш страдальчески взвыл и рубанул Тави своим клинком. Каним был быстр и силой не уступал любому заклинателю земли, но, к удивлению Тави, показал себя не слишком искусным бойцом. Промедлив с ответным выпадом, он дал Тави возможность отвести клинок своим гладием, а вслед за тем вскинуть острие вверх – к мягкой ямке на горле Тарша.

– Ни с места! – властно прогремел Варг.

Его голос зазвенел над камнями и отдался по всей гавани. И гавань мгновенно замерла, потянувшиеся за оружием воины застыли, словно схваченные арктической стужей.

Тави прервал незаконченное движение, не дожидаясь приказа. В горло Тарша вошел самый кончик его меча, на два пальца, не больше. Струйка крови стекала по блестящей стали. Тарш окаменел, едва смея дышать. Зазвенел выпавший из его руки меч.

Тави, не сводя глаз с Тарша, согласно кивнул Варгу:

– Я высоко ценю вежливость.

– Разумеется, гарада, – пророкотал Варг.

Тарш в изумлении дрогнул ухом, округлил глаза.

– Слушай меня, вожак. – Тави говорил тихо, с таким расчетом, чтобы не слышали стоявшие рядом канимы. – Варг называет меня гарадой, и я отвечаю тем же. Я не позволю тебе воспользоваться его чувством чести, чтобы оскорбить его и замарать его имя. – Он прищурился. – Он нужен мне целым, когда я стану его убивать. Ты меня понял?

Тарш еще несколько секунд таращил глаза, потом его губы дрогнули, съехав на сторону и на миг обнажив клыки.

Тави ловко топнул по его приколотой к причалу ступне.

После этого Тарш долго не мог отдышаться.

– Я задал вопрос, – напомнил Тави.

Тарш злобно оскалился:

– Я понял.

– Хорошо, – сказал Тави. Нагнувшись, он выдернул меч из камня и злополучной канимской лапы. Затем извлек клинок из золотистого меха на горле и быстро отступил на два шага. Повысив голос, он произнес: – Теперь бери меч!

Тарш остолбенел.

– Ты вместе с ухом и слух потерял? – съязвил Тави. – Бери меч.

Каним, зарычав, схватил оружие. Тави отметил, что он не решается опереться на раненую ногу.

– Из уважения к Ларарлу, которого уважает Варг, я не убил тебя на месте, – продолжил Тави. – Я даю тебе выбор. Окажи Варгу почтение, какое выразил бы Ларарл, или бейся со мной на этом месте до смерти. А убив тебя, я предоставлю тот же выбор твоему заместителю.

У Тарша заблестели глаза.

– С чего ты взял, что стоишь моего внимания, дрянь алеранская?

Тави, изображая удивление, развел руки с клинками:

– Я ростом со щенка-подростка, Тарш. У тебя руки вдвое длиннее, ты втрое тяжелее меня, в несколько раз сильнее, сражаешься на своей земле в окружении своих людей. Не считая дырочки в ступне, все преимущества за тобой. Нужно быть сказочным трусом, чтобы испугаться боя со мной.

В рядах канимских воинов послышался рыкающий кашель, означавший, насколько понимал Тави, то же, что смешки у алеранцев. Громче всех смеялся лежащий каним – тот, которого сбил с ног Тави.

Метнув взгляд по рядам своих воинов, Тарш чуть заметно прижал уши.

Тави нетрудно было представить ход его мыслей. Совсем недавно он мог приказать канимам убить Тави, как обычное животное. С тех пор кое-что изменилось. Варг признал Тави гарадой – уважаемым врагом, а это слово для волка-воина стоило дороже, чем слово «друг». Еще важнее, что Тави бросил Таршу прямой личный вызов, чем перевел противостояние племен в схватку за власть, когда противники мерятся силой. И что важнее всего, Тави выказал самые бесспорные для канимского воина добродетели: отвагу, уверенность в себе и главнейшую – искусство применять силу.

– Подумай хорошенько, Тарш, – пробурчал Варг с откровенной насмешкой в голосе. – Я бы задумался, прежде чем сойтись с этим алеранцем. – Он повернулся к собравшимся воинам. – Кто второй в стае?

Раненый силач, лежа на земле, чуть отвел голову вбок.

– Я занимаю это место, Учитель войны Варг.

Варг пошевелил ноздрями.

– В тебе кровь Красных холмов.

– Анаг, – утвердительно дернул ушами каним. – Ты сразил моего предка Торанга на зыбунах Черноводья.

– А, Торанг Два Меча, хитроумный старый мерзавец. – Варг приоткрыл пасть в ухмылке и указал лапой на полоску белой шерсти в своем черном меху – чуть выше глотки. – Он оставил мне этот шрам. – Лапа опустилась к груди и брюху. – И еще два, здесь и здесь. Я после того боя целую луну провел у целителей, а его стая намертво перекрыла нам наступление.

Анаг горделиво вздернул голову:

– В молодости я слышал, что он хорошо говорил о тебе, Учитель войны. Он умер в хорошем обществе.

Варг повернулся к Таршу:

– Дерись с алеранцем, Тарш. Я предпочту схватиться с настоящим канимом, а не с тобой.

Рычание сотрясло могучую грудь Тарша, но в глаза Варгу он не взглянул и зубов не показал.

– Учитель войны, – заговорил он почти без рычания, – я приготовлю все для твоих людей.

– И для алеранцев, – напомнил Варг. – Я поговорю о них с Ларарлом. До тех пор я ожидаю, что с Таваром и его людьми будут обращаться как со мной.

Тарш с ненавистью покосился на Тави, но ответил:

– Будет сделано. – Развернувшись, он потащился прочь, задержавшись только над раненым Анагом, чтобы сказать: – Проследи за этим.

Он сошел с причала и скрылся в темном городе.

Тави, подойдя поближе к Варгу, тихо спросил:

– Тавар?

– Здесь тебе понадобится приличное имя. – Каним пожал плечами, это движение было одинаковым у обоих народов. – Оно похоже на твое, и значение у него подходящее.

Тави смотрел на него, ожидая продолжения, но Варг только приоткрыл пасть в легкой улыбке и показал на Анага:

– Не упусти случая.

Тави бросил взгляд на раненого канима, кивнул Варгу и пошел к своей шлюпке. Максимус, изрядно раскрасневшийся, встретил его словами:

– Во́роны клятые, Кальдерон. Еще бы чуть-чуть…

Он бросил Тави тряпку.

Тави, поймав ее, принялся стирать кровь с клинков.

– Нам повезло, что Варг был на нашей стороне.

– На нашей? – не слишком понизив голос, возмутился Макс. – Он просто выпихнул тебя против двадцати канимов, вынудив пленить их вожака, чтобы самого не порезали на ленточки.

– Но ведь вышло как надо, – спокойно сказал Тави, вкладывая дочиста оттертые мечи в ножны. – А теперь идем. Я хочу, чтобы ты вылечил Анага.

– Чтобы я вылечил одного из пытавшихся убить тебя канимов, – уточнил Макс.

– И даже того, которому это почти удалось, – согласился Тави. – Над ним не придется слишком много трудиться. Я постарался не бить в уязвимые места. Просто останови ему кровь и поставь на ноги, чтобы сумел принять наш флот.

Макс, вздохнув, стал выбираться из шлюпки:

– Хорошо хоть Магнуса здесь нет. – Выкарабкавшись на причал, он добавил: – Тави, я не знаю, получится ли.

– Что может не получиться?

– Заклинание воды, – ответил Макс.

– На пути сюда она послушно несла шлюпку, – напомнил Тави.

– По морю, – сказал Макс. – По тому же морю, что касается берегов Алеры. А если положить этого канима в ванну со здешней пресной водой… понятия не имею, что из этого выйдет. Вдруг в ней вообще нет фурий.

– Я только что свободно заклинал металл и немножко ветер.

– Металл алеранского меча, – не сдавался Макс. – А ветер – тот же воздух, что касается Алеры.

– С землей я тоже поработал, – сказал Тави. – Только не говори, что здешние камни – от алеранских скал.

Макс насупился:

– Это не… Все, с кем я говорил, всё, что я читал по этому вопросу… Тави, так быть не должно.

– Почему нет?

– Потому что, – ответил Макс, – все думают, что не должно. А я, поверь, до отплытия много об этом прочитал.

– Что ты там говорил про совершение невозможного по неведению?

Макс поморщился:

– Отзываю свое прежнее мнение. Я хотел… ну, ты понял. Убеждал себя, что, если тебе понадобится… я смогу…

– Защитить меня.

– Этого я не говорил, – поспешно ответил Макс.

– Макс, мой отец в полной мере владел заклинанием фурий. Все говорят, что он почти равнялся силой с Первым консулом – и это еще не унаследовав фурий Гая. Однако кто-то его убил. – Тави покачал головой. – Я не стану придираться, когда мои друзья в меру сил стараются, чтобы со мной такого не случилось.

Макс кивнул, и на лице его отразилось очевидное облегчение.

– Рад, что в этом деле ты не тупишь.

– К счастью, я оказался достаточно туп, чтобы не знать о невозможности заклинания фурий здесь, где оно, как видишь, возможно, – сказал Тави. – А теперь, как твой принцепс и командир, приказываю отныне забыть всю прочитанную тобой чушь и вылечить Анага, чтобы он сумел вывести на берег наших людей.

– Уже забыл, повелитель! – гаркнул Макс, грохнув кулаком по доспехам на своей груди.

Тави кивнул, и оба двинулись дальше, к Варгу, который, присев на ляжки, тихо говорил с раненым Анагом.

– Каша кровавая, – на канимском сказал Макс. Он наклонился с высоты своего роста и, прищурившись, осмотрел раны Анага. Ругаться по-канимски Макс учился у Градаша и выговаривал слова без запинки. – Обязательно надо было резать его клятую ляжку до самой кости? Ты смотри, и огнем обглоданную броню пробил, да так, что край раскалился и прижег рану – не то бы он уже червей кормил.

Один из канимских воинов подступил к Анагу, встал над ним, готовясь защищать и взявшись за рукоять топора. Он гортанно проворчал что-то Максу.

– Не хватайся за топор, щен мохнатый, – буркнул в ответ антилланец, даже не подняв глаз. – Разве что ты мечтаешь его съесть. – Макс посмотрел на Анага. – Я целитель. Мне нужно остановить кровь, чтобы можно было перенести тебя в ванну и залечить мускулы. Для этого мне придется коснуться твоей ноги. Согласен?

Анаг не сводил с Макса настороженного взгляда.

– Их колдовство не такое, как у нас, – буркнул Варг. – Мне оно однажды спасло жизнь. И после они не потребовали с меня платы кровью.

Анаг взглянул на Варга, на Тави и кивнул Максу.

Тот опустил ладони на окровавленную ляжку канима и закрыл глаза. Раздались частые щелчки, словно у него захрустели все суставы пальцев подряд. Удивленный Анаг коротко рыкнул. Макс, выдохнув, отнял руки. Зияющая рана закрылась, под ней уже не видно было мышц, и кровь больше не капала на камни причала.

Канимы кругом удивленно забормотали, явно заинтересовавшись. Двадцать здоровенных волков-воинов подступили вплотную, принюхивались дрожащими ноздрями, разглядывали то рану, то Макса. В них не заметно было враждебности, но сама толпа великанов, переговаривавшихся на ворчащем, рычащем языке, тревожила больше, чем вид обнаженного оружия.

– Закрылась, – проговорил Макс, еще не отдышавшись после тяжелого заклинания. – Но если попробуешь на нее опереться, снова порвется. Если полностью погрузить эту ногу в ведро с чистой водой, я смогу восстановить мускулы – утром проснешься как новенький.

Это утверждение было встречено не менее заинтересованным ворчанием, двое воинов быстро отыскали бадью, наполнили пресной водой и без церемоний засунули в нее ногу своего раненого командира.

Тави верно оценил рану. Боль и бессилие крупной мышцы вывели канима из строя, но сухожилия и крупные сосуды уцелели. Лечить такую рану заклинаниями было не то чтобы совсем легко, но довольно просто и не требовало большого умения. Антиллар Максимус с такими превосходно справлялся. Он окунул руку в воду, после чего отбарабанил обычную речь целителей, затягивавших легионерам легкие раны.

– Готово. Сегодня будешь чувствовать себя голодным и усталым. Так и должно быть. Съешь побольше мясного, пей побольше жидкости, проспи, сколько получится.

Канимы хотели помочь Анагу выбраться из бадьи, но тот отмахнулся и вылез сам. Спрыгнув на причал, он приземлился на залеченную ногу, навалился на нее всем весом. Недовольно рыкнул – Тави по себе знал, что еще час или около того нога будет зверски ныть, – но устоял.

Воины-канимы, навострив уши, блестящими глазами смотрели, как Анаг показал несколько приемов боя с мечом, закончив глубоким выпадом. Все прошло гладко. Канимы благодарно задергали ушами. Алеранцы на их месте разразились бы одобрительными криками и рукоплесканиями.

Анаг, приблизившись к Тави, подставил ему горло. Тави ответил тем же, но чуточку сдержаннее.

– Искусство твоего целителя одобрено, – проворчал Анаг.

– Он не настоящий целитель, а воин, – поправил Тави. – Мои целители обиделись бы, услышав тебя.

– Я не желал нанести обиды, – пожалуй, с излишней поспешностью отозвался Анаг.

– Никто и не сочтет это за обиду, – успокоил его Тави. – Поскольку я в ответе за твои раны, то счел уместным поставить тебя на ноги.

Анаг, склонив голову набок, искательно всматривался в его лицо:

– Ты пощадил мою жизнь, когда мог убить. Ты ничего мне не должен.

– Ты исполнял свой долг, защищая вожака стаи. Я не хотел бы нанести Ларарлу оскорбление, лишив его ценного воина, хотя бы и временно, когда у меня была возможность обойтись без этого.

Анаг кивнул и снова подставил Тави горло, чуть больше прежнего.

– Я присмотрю, чтобы твоих людей тоже приняли, Тавар Алеранский. Даю слово.

– Ценю, – серьезно ответил Тави. – А я даю слово, что мои люди будут жить здесь в мире и не поднимут оружия, иначе как защищаясь от нападения.

– Ценю, – ответил Анаг. – Прошу ваше оружие.

Тави вздернул брови.

Варг взглянул на него, неторопливо извлек свой меч и протянул его Анагу рукоятью вперед.

– Алеранец, – поторопил он.

Тави понимал, что сдача оружия может иметь для канимов множество разных смыслов, но, что она выражает в данном случае, не знал. Однако не стоило подрывать готовности хозяев дать им приют, когда корабли еще оставались в море, а буря надвигалась все ближе, и потому он, стянув через голову обе перевязи, подал каниму рукояти.

– Зачем это?

– Мы просили приюта и убежища у Ларарла, шуарского Учителя войны, – пояснил Варг. – Местный вожак стаи временно исполнил просьбу. Теперь нам предстоит говорить с Ларарлом, который и решит нашу судьбу.

Это прозвучало довольно зловеще.

– В каком смысле? – спросил Тави.

Варг моргнул, словно услышал очень глупый вопрос.

– В том смысле, что мы сдались врагу, алеранец. Ты – военнопленный.

Глава 12

Воздушные носилки резко накренились набок и вдруг провалились вниз. Не привяжись Эрен ремнем безопасности, он ударился бы головой о крышу. А так желудок подскочил к горлу и локти будто сами собой дернулись вверх. Книга, вырвавшись из рук, стукнулась в потолок, отскочила и повисла, потому что носилки, набирая скорость, продолжали падение.

Ревел ветер, но Эрен слышал, как взволнованно перекликаются снаружи.

– Что там? – проорал он.

Первый консул, не изменившись в лице, склонился к окну.

– По-видимому, на нас напали, – сообщил он. Носилки валились все ниже.

– Но до территории ворда еще много миль! – возмутился Эрен.

– Да, – согласился Гай. – Довольно бессовестно с их стороны.

Эрен поймал свою книгу.

– Что будем делать?

– Вращение прекратилось, значит спуск теперь управляемый, – ответил Гай и снова откинулся на спинку сиденья, будто коротал за беседой время до чая. – Предоставим нашим рыцарям Воздуха делать свое дело.

Эрен, сглотнув, судорожно прижал книгу к груди. Пол носилок резко ударил его по подошвам, и он согнулся вдвое под навалившейся собственной тяжестью. Носилки качнулись влево, затем вправо. Снаружи кто-то вскрикнул, как от боли.

Что-то ударило о стенку, окровавленные пальцы пробили оконное стекло рядом с Эреном и отчаянно вцепились в раму, прямо поверх торчащих острых осколков. Эрен увидел молодого рыцаря с бледным лицом, с бессильно повисшей рукой, судорожно цепляющегося за жизнь.

Эрен, откинув лямку, распахнул дверцу. Ворвавшийся в проем ветер наклонил носилки в сторону дверцы. Обвязавшись одним из страховочных ремней, Эрен высунулся наружу, потянулся к раненому рыцарю и ухватил его за ворот кольчуги. Рыцарь вскрикнул от неожиданного прикосновения, затем устремил на Эрена бессмысленный от страха взгляд.

Курсор скрипнул зубами, взревел и изо всех сил напряг мышцы спины и бедер. Мелькнула мысль, что, если ремень не выдержит, они с рыцарем вместе сорвутся навстречу смерти, но сейчас не время было об этом думать.

К счастью, молодой рыцарь был не из тяжеловесных толстяков, так что Эрен сумел втащить его в носилки и почти уронил на пол.

– Дверь! – крикнул Первый консул, помогая глубже втянуть раненого. – Закрой дверь! Она нас задерживает!

Эрен, шатаясь от бешеных толчков и стараясь не наступить на рыцаря, дотянулся до распахнутой створки.

Он успел бросить короткий взгляд по сторонам. Носилки опасно разогнались, скользя в тридцати футах над заросшей высокой травой долиной Амарант. Солнце садилось, небо окрасилось в багровые тона.

И наполнилось вордом.

Эрен не сразу понял, что́ видит. Рыцарей Воздуха он распознал без труда – знакомые очертания одетых в доспехи фигур, опиравшихся на воздушные струи фурий. Но, кроме них, там было много – гораздо больше – странных черных поблескивающих силуэтов с прозрачно-зелеными стрекозиными крыльями.

Что-то толкнуло его вскинуть глаза к налетавшему сверху врагу. Пару мгновений Эрен его видел.

Тот был очень похож на человека.

Две руки, две ноги, голова, почти человеческое лицо – только пугающе гладкое, фасеточные глаза. Стрекозиные крылья гудели над плечами, руки оканчивались не кистями, а блестящим серповидным когтем почти в два фута длиной – как легионерский гладий, отметил Эрен. И броня тоже напоминала легионерскую лорику, но без швов переходила в кожу из того же блестящего темного хитина.

В самом деле, враг был очень похож на рыцаря Воздуха.

И падал прямо на Эрена.

Тот отполз назад, захлопнул дверцу и привалился спиной к задней стенке. Зловещий коготь врезался в деревянную дверцу там, где Эрен только что сидел на корточках. В боковом окошке возникло жуткое гладкое лицо и уставилось на него.

Потом Эрен не мог вспомнить, когда вытащил нож, но при виде этого лица правая рука у него сама собой дернулась к разбитому окну и по рукоять вогнала нож в переливчатый глаз рыцаря ворда.

Тот взвизгнул. В его вопле прозвучал скрежет металла и рычание раненого пса. Из раны фонтанчиком ударила зеленовато-коричневая кровь.

Эрен выпустил нож, уперся спиной, с новым вдохом вобрал в себя силу и ударил каблуком по застрявшему в двери когтю. Тот с хрустом обломился, как обламывается лошадиное копыто, и враг, отстав от летящих носилок, скрылся из виду.

Склонившийся над раненым Гай поднял глаза и одобрительно кивнул. И тут прозвучало пение фанфар, громкий призыв, пронзивший и рев ветра, и вопли сражающихся.

– А… – Гай снова вскинул глаза. – Превосходно.

За окнами сверкнуло, оглушительно ударил гром – и еще раз, и еще. Между громовыми раскатами полыхали молнии, сопровождавшиеся тяжелыми гулкими ударами, и Эрен увидел мелькнувшего за окном рыцаря ворда с обгоревшими крыльями. Охваченное огнем тело корчилось и трещало. Носилки мягко накренились вправо и снова стали набирать высоту, но теперь плавно, а не спасаясь в панике.

Очень скоро в дверцу постучали. Эрен опять не запомнил, как ему пришло в голову обнажить второй нож, однако обрадовался, обнаружив, что пальцы опередили мысль.

– Удержи руку, – спокойно сказал Гай. – Пожалуйста, впустите его, дон Эрен.

Тот, сглотнув, открыл дверцу носилок, за которой обнаружился пожилой мужчина в прекрасной, но заметно устаревшей броне. Воздушная струя несла его вровень с носилками. Голову он брил, но щетина бороды была почти сплошь серебряной, и глаза ввалились от изнеможения, хоть и сверкали ожесточенной яростью.

– Сиятельный… – заикаясь, вымолвил Эрен и отступил от дверцы, кивком приглашая консула Цереруса внутрь.

– Принцепс, – поклонился Церерус, закрыв за собой дверь.

– Консул, – отозвался Гай. – Минуту. – Он прикрыл глаза, чуть выждал и убрал ладонь от раны. Рыцарь остался лежать, бледный и неподвижный, но грудь у него вздымалась, и кровь остановилась. – Благодарю вас.

– В благодарностях нет надобности, правитель. Что бы ни воображали те шакалы, пока вы, Секстус, Первый консул Алеры, я служу вам. Я всего лишь исполнил свой долг.

– И все же благодарю, – тихо сказал Гай. – Сожалею о Верусе. Он был прекрасный юноша.

Консул отвернулся к темному окну, спросил:

– Верадис?

– В безопасности, – заверил Гай. – И будет в безопасности, пока я дышу.

Церерус склонил голову. И, глубоко вздохнув, произнес:

– Благодарю.

– В благодарностях нет надобности, – слабо улыбнулся ему Гай. – Что бы ни воображали себе те шакалы, я ваш правитель. И правитель тоже в долгу перед теми, кто ему служит. – Снова помрачнев, он взглянул в окно. – Я выведу наши легионы на поддержку Цереры в течение недели. Вы можете сказать, насколько распространился ворд?

Консул поднял усталые глаза:

– Он ускоряется, несмотря на все наши усилия.

– Ускоряется? – выпалил Эрен. – Что вы хотите этим сказать?

Старый консул покачал головой и ответил без тени сомнения в голосе:

– Я, дон Эрен, хочу сказать, что у моего города и недели нет. Ворд накроет нас через два дня.

Глава 13

Амара твердо удерживала стрелу на тетиве, напряженной ровно настолько, чтобы, не слишком утомляя руку, быстро и уверено натянуть ее для выстрела. Это искусство давалось на удивление трудно, пока она не наработала мышцы, необходимые, чтобы управляться с луком, изготовленным мужем по ее мерке. Она медленно шагнула вперед, беззвучно опустила ступню, глядя не вдаль и не вблизь, а посередине, ни на что в особенности – как ее учили. Предрассветный лес был тих, но Циррус, ее фурия ветра, доносил самые слабые звуки так ясно, как если бы голоса звучали совсем рядом.

Поскрипывали под легкими дуновениями ветра деревья. Шевелились сонные птицы, шуршали перьями. Что-то шмыгнуло по ветке наверху – может быть, проснувшаяся спозаранку белка или возвращавшийся в гнездо ночной грызун. Что-то прошелестело – возможно, олень пробирался сквозь заросли…

Или не олень.

Амара навела Цирруса на звук и вновь уловила шелест – терлась ткань о ткань. Значит, не олень, а ее мишень.

Она совершенно бесшумно развернулась на звук: двигалась медленно, сосредоточилась на том, чтобы остаться невидимкой. Заклинанием тканевых фурий она овладела неожиданно легко – это всяко было проще, чем создавать ветряную вуаль. Нужно было лишь не терять легкой сосредоточенности, воспринимать цвета вокруг и стягивать увиденное в материю одежды, которая, впитав их, превращалась в почти неотличимое от фона пятно. Конечно, создательница ткани, модная ткачиха из Аквитании, взвилась бы до небес, узнав, как используют ее изобретение – непревзойденную вершину моды.

Амара улыбнулась этой мысли. Совсем чуть-чуть.

Она ничего не видела в том месте, куда указывал слух, но это ничего не значило. Медленным отработанным движением она оттянула тетиву и выпустила стрелу.

Стрела полетела прямо и быстро, и тотчас из пустоты проявилось размытое пятно, сгустившееся в облик ее мужа. Затупленный наконечник не грозил смертью, однако Бернард, откинув за спину плащ-невидимку и морщась, растирал ребра. У Амары от сочувствия тоже закололо в боку.

– Ух, – пробормотала она, тоже откинув плащ и тем обнаружив себя. – Прости.

Он стал озираться, наконец увидел ее и покачал головой:

– Не извиняйся. Молодец. Что думаешь?

– Без Цирруса я бы тебя не услышала. Увидеть так и не смогла, даже когда поняла, где искать.

– И я тебя не видел, даже фурии земли не помогли. Будем считать, плащи свое дело делают, – заключил Бернард, и гримаса боли на его лице сменилась ухмылкой. – Может, Алера, если смотреть на нее глазами Инвидии Аквитейн, и не стоит вороньего пера, зато в наших модах есть немалый прок.

Амара с улыбкой покачала головой:

– Та портниха, услышав просьбу распороть платья и перешить их в дорожные плащи, чуть на пену не изошла – тем более что один плащ предназначался тебе.

Грузный Бернард тихо раздвинул кустарник, прошел так, что ни одна ветка не хрустнула и листочек не зашумел.

– Ручаюсь, щедрое вливание серебра и золота облегчит ее страдания.

– Все за счет Гая, – самодовольно заметила Амара. – Я получила гарантийное письмо, заверенное коронной печатью. Ей оставалось только надеяться всей душой, что я – это я, а не заклинатель воды, придавший себе облик Амары Кальдеронской.

Бернард помолчал, моргая глазами.

– Ой…

Она склонила голову к плечу:

– Что такое?

– Это же… имя моего Дома.

Амара, наморщив нос, тихонько рассмеялась:

– Ну да, господин супруг. Так оно и есть. Ведь все ваши письма подписаны: «Доблестный граф Бернард Кальдеронский». Не забыли?

Он не улыбнулся в ответ, а, наоборот, ушел в себя и всю дорогу до лагеря пребывал в глубокой задумчивости. Амара шагала рядом, не нарушая молчания. Она давно знала, что бесполезно торопить Бернарда, пока мысль у него не сложилась. Ее мужу порой требовалось время, чтобы перековать мысли в слова, но ожидание, как правило, того стоило.

– Для меня это всегда было работой, – заговорил наконец Бернард. – Мой титул. Так же, как положение доминуса. Способ заработать на жизнь.

– Да, – кивнула Амара.

Он неопределенно указал куда-то на северо-восток, в сторону Ривы и родного Кальдерона:

– И Гарнизон был просто местом. Крепостью, селением, живущими там людьми. Задачи, которые надо решить, и так далее. Ты за мной поспеваешь?

– Кажется, да.

– Бернард Кальдеронский был просто тот, кто обязан обеспечить всем убежище от грозовых фурий, – бубнил Бернард. – И не дать тем, у кого времени больше, чем здравого смысла, мешать работающим людям; и кто пытается продлить мир с соседями на востоке, вместо того чтобы время от времени становиться для них пищей. – (Тут Амара засмеялась и сцепила его пальцы со своими.) – Но Амара Кальдеронская… – Он покачал головой. – Я впервые услышал, как это произносится вслух. Ты понимаешь?

Амара насупилась, обдумывая его слова:

– Нет. Может, это потому, что у нас так долго все было… неправильно?

– Преступная любовь, – подтвердил Бернард не без удовлетворения. – Затянувшаяся незаконная любовь.

У Амары порозовели щеки.

– Да. Ну… твои люди – а мы большей частью живем среди них – и не думали тыкать этим тебе в лицо. Они просто называли меня твоей женой.

– Вот именно. А теперь я совсем другой человек. Амара Кальдеронская.

Она покосилась на мужа:

– И кто же она?

– Искусительница, соблазнившая женатого мужчину на развернутой скатке, на виду у всех звезд ночи.

Она снова рассмеялась:

– Я тогда озябла. А остальное, помнится, затеял ты сам.

– Не припомню ничего такого, – серьезно возразил он, но глаза у него сияли. И пальцы нежно пожимали ее руку. – А еще она – жена того кальдеронца. Основателя Дома Кальдерон. Это… это, может быть, останется очень надолго. Это может устоять, может вырасти. И принести добро многим людям.

Что-то дрогнуло в груди Амары, но она справилась с собой.

– Дому для этого нужны дети, Бернард, – тихо сказала она. – А я не… а у нас… – Она передернула плечами. – Я пока не уверена, что это возможно.

– Всякое может быть, – произнес Бернард. – В этом деле спешить не приходится.

– А если не выйдет? – без ожесточения и без грусти в голосе спросила она. И сама удивилась, что не испытывает ни того, ни другого. Во всяком случае, не так сильно, как раньше бывало. – Я не напрашиваюсь на сочувствие, любимый. Чисто деловой вопрос. Если я не сумею родить тебе наследника, что будешь делать?

– Усыновим, – не задумываясь, ответил Бернард.

Она подняла брови:

– Бернард, законы о гражданстве…

– К во́ронам эти законы! – с ухмылкой бросил Бернард. – Читал я их. Они не позволяют гражданам передавать деньги и положение кому-либо, кроме родных детей. Великим фуриям ведомо: будь это вопрос крови, нажитые на стороне дети вроде Антиллара Максимуса свободно наследовали бы гражданство.

– Или усыновить побочного ребенка гражданина… – задумчиво протянула Амара.

– Власть над фуриями у такого не меньше, чем была бы у нашего родного, – сказал Бернард. – И… во́роны! Если вспомнить, как ведут себя иные граждане, в таких детях недостатка не будет. Почему бы не направить их жизнь на добрую дорогу? Ставлю все мечи из моей оружейной, что почти все рыцари, нанятые Аквитейном, – незаконные дети граждан.

– Предположим, с этим мы справимся, – сказала она. – А дальше что?

Он взглянул вопросительно:

– Вырастим.

– Вырастим…

– Да. Из тебя выйдет отличная мать.

– А… Вот так просто?

По лесу раскатился его теплый, басовитый смешок.

– Растить детей – дело нехитрое, любовь моя. Не простое, но и не сложное.

Он склонила голову к плечу:

– Как же это делается?

Он пожал плечами:

– Просто любишь их больше воздуха, больше воды и света. А дальше все выходит само собой.

Он остановился, ласково потянул ее за руку, повернул к себе лицом. И коснулся ее щеки – совсем легонько, кончиками пальцев.

– Пойми, – тихо, искренне сказал он, – я не отказываюсь от мысли, что ты выносишь моего ребенка, и никогда не откажусь.

Она тихо улыбнулась:

– Тут слово за природой. Если она против, придется нам уступить.

– А ты послушай, от чего я не отступлюсь, Амара Кальдеронская, – пророкотал он. – Я строю будущее. В этом будущем есть ты. И мы в нем счастливы. Тут я не уступлю ни пяди.

Она поморгала, ответила почти шепотом:

– Любимый, мы со дня на день приступаем к исполнению задания, которое, по всей вероятности, прикончит нас обоих.

Бернард фыркнул:

– Такое я уже слышал. Да и ты тоже.

Он, склонившись, поцеловал жену в губы, и ее вдруг накрыла огромная теплая нежная сила его поцелуя и касания его руки. Она, отвечая на поцелуй, чувствовала, что тает – медленно и неуклонно, как предрассветная серость переплавляется в золото восхода. Когда все закончилось, у нее голова шла кругом.

– Люблю тебя, – тихо сказала она.

– Люблю тебя, – сказал он. – И не уступлю ни пяди.

* * *

Последний хребет между ними и местом действия переходил в длинный пологий склон. Конь Амары на несколько шагов обогнал второго – тому туго приходилось под тяжестью Бернарда, и в нем милю за милей копилась усталость.

Сверху Амара оглядела широкую долину, лежавшую несколькими милями южнее Цереры. Ветер дул с севера, но холод его был скорее приятен – в южных областях страны даже глубокой зимой редко случались настоящие морозы. Она подставила ветру лицо, постояла немного, наслаждаясь. До Цереры отсюда было несколько миль по проложенной фуриями земли дороге, что тянулась по долине внизу и позволяла им с Бернардом, дождавшись появления ворда, проскользнуть в него.

Ветер вдруг показался ей знобким. Вздрогнув, Амара завертела головой, оглядывая всю долину.

Небо на юге затянула темная дымка.

Резко вздохнув, Амара вскинула руки, вызывая Цирруса. Фурия замерцала между ее ладонями, преломляя свет и позволяя видеть все гораздо отчетливее.

Далеко на юге поднимались к небу бесчисленные дымы – во́роны, как их много! Они сливались в тучу черного дыма, клубились, затягивали долину.

Амара с помощью Цирруса увидела незамеченное прежде – дорога была забита людьми. Все спешили, выбиваясь из сил. Это были жители доменов: мужчины, женщины, дети, подчас полуодетые, босые, тащившие с собой, что успели схватить из домашнего скарба, а многие с пустыми руками. Кое-кто гнал перед собой скотину. Кто-то правил телегами – и кажется, на них лежали раненые легионеры.

– Как быстро, – выдохнула Амара. – На много дней раньше срока!

Она не замечала догнавшего ее Бернарда, пока тот не пророкотал за плечом:

– Что это, Амара?

Вместо ответа она наклонилась так, чтобы Циррус позволил видеть и ему.

– Во́роны! – выдохнул Бернард.

– Как же это вышло? – спросила Амара.

Бернард помолчал, и вдруг у него вырвался горький смешок:

– Конечно!

Она подняла бровь:

– Нам ведь говорили, что они стали заклинать фурий?

– Да.

Он кивнул на дорогу внизу:

– Вот они и пользуются дорогами.

Озноб пробежал по спине Амары. Такое простое объяснение, но оно ей и в голову не пришло. Созданные фуриями дороги позволяли алеранцам быстро и не зная усталости преодолевать больше расстояния. Дороги вросли в землю, стали ее частью. И давали Алере самое надежное, если не единственное, преимущество против численно превосходящих врагов. Легионы проходили по этим дорогам за день до сотни миль, а если заставит нужда, и больше того. Иначе говоря, легионы всегда успевали собрать главные силы там, где они нужнее всего.

Но никто из прежних врагов не умел подчинять себе фурий.

Если Бернард не ошибся, ворд научился пользоваться дорогами. И чему еще они научились? Перехватывать донесения, передаваемые водяными фуриями по всей державе? Влиять на погоду? Кровавые во́роны, а если они сумеют пробудить одну из Великих фурий, как Гай в прошлом году пробудил Калус?

Глядя на бегущих, на столбы дыма и кружившихся ворон, Амара твердо, без тени сомнения поняла: того, что надвигается, Алере не пережить.

Возможно, начни они действовать раньше и дружнее, не заводя препирательств и междоусобиц, могли бы что-то сделать. Может быть, если бы люди прислушались к предостережениям Бернарда и не пожалели средств на создание дозорной сети, все можно было бы задавить в зародыше.

А теперь Амара знала – не опасалась, не подозревала, а знала: они опоздали.

Ворд здесь, и Алера погибнет.

– Что делать? – прошептала она.

– Выполнять задание, – ответил Бернард. – Они идут по дороге, значит их заклинатели с ними. Тем проще будет их найти. Просто пойдем по дороге.

Амара хотела ответить, но тут ее лошадь прижала уши и заплясала, отскочив на несколько шагов в сторону и испуганно фыркая. Амара, натянув поводья и тихо приговаривая, с трудом успокоила своего скакуна. Так же повел себя конь Бернарда, хотя тот справился с ним куда быстрее. Прикосновение ладони, легкое касание земной магии и негромкий рокот его голоса почти мгновенно успокоили коня.

Амара метнула взгляд вправо, влево, высматривая, что напугало лошадей.

Она сперва почуяла гнилостный запах тухлятины. И только через вздох увидела показавшегося из тени корявой сосны травяного льва.

Зверь был длиной в восемь или девять футов, его золотистая шкура, расписанная зеленоватыми полосками, неразличимо сливалась с высокими травами долины Амарант. Огромный зверь, слишком мощный, чтобы напоминать домашнего кота, из верхней челюсти торчали кривые клыки, даже при закрытой пасти выдающиеся над нижней губой.

Вернее сказать, они торчали бы у живого травяного льва. У этого нижней губы не было. Оторвана или откушена. Вокруг нее жужжали мухи. Мех отваливался клочьями, открывая вздувшееся гнилое мясо, шевелящееся от движения червей или иных насекомых. Один глаз затянула белая пленка. Другого в глазнице не было. Текущая из ноздрей и ушей темная жидкость пятнами застывала на шерсти.

И все же он двигался.

– Захвачен, – выдохнула Амара.

Самым страшным оружием ворда была способность засылать в среду врагов мелких юрких созданий. Захватчики проникали в тела добычи, убивали ее и овладевали трупами, управляя ими, как человек управляет марионетками. Амаре с Бернардом при первом прорыве ворда в долину Кальдерон довелось уничтожить десятки таких захваченных. Тот ворд они успели остановить, не дав ему слишком разрастись. Захваченные им жители переставали чувствовать боль, делались невероятно быстрыми и сильными, но при этом абсолютно тупыми.

Травяной лев, вздохнув, остановился, разглядывая людей. Еще вдох.

И вот он с проворством, недоступным живому существу, развернулся и прыжком скрылся за деревьями.

– Разведчик! – прошипел Бернард, ударом пятки подгоняя коня следом. – Его надо остановить.

Амара моргнула разок-другой и, спохватившись, хлестнула лошадь поводьями по шее, чтобы не отстать от Бернарда.

– Зачем? – окликнула она.

– Мы тогда убили царицу ворда, – крикнул через плечо Бернард. – Хорошо бы та, что правит этим, не узнала о нас и не начала охоты.

Амара рукой заслонилась от хлещущих веток.

– Так не догнать, – бросила она. – Я наверх.

– Давай!

Амара взяла лук и колчан. Вытащив ступни из стремян, она задрала ноги на седло, плавно выпрямилась и, продолжая движение, поднялась в воздух. Повинуясь ее безмолвному приказу, Циррус ворвался в пространство между ней и седлом, подхватил ее и вознес к небу. Фурия ветра отбрасывала преграждавшие дорогу ветви деревьев, пока Амара не очутилась на просторе над хребтом и не свернула к югу, вслед убегавшему разведчику ворда. Бернарда она увидела сразу и скользнула взглядом по земле перед ним, В трех-четырех десятках шагов мелькнуло стремительное тело.

Захваченный травяной лев бежал иначе, чем живой. Того среди трав и кустарника не высмотрела бы даже Амара: в своей естественной среде эти звери двигались легко и бесшумно. Но лев, одержимый вордом, тупо бежал по прямой. Он вваливался в гущу зарослей, не замечал шипов и сучьев. Он ломился сквозь кусты, втискивался между молодыми деревьями, сворачивая только от толстых стволов и валунов, которых не мог отбросить или перепрыгнуть.

Да, грации ему недоставало, зато он был быстр. Настоящие травяные львы – бегуны не из лучших, хотя способны на короткий рывок. Захваченный вордом мчался неутомимо и мало-помалу оставлял коня Бернарда позади.

Остановить его должна была Амара. Бернард верно сказал: порученное им задание и без того опасно. Если же ворд узнает об их присутствии и отправит на охоту хоть малую долю своих сил, оно станет невыполнимым. Только этим утром Амара доказывала Бернарду, что, если ворд проведает об их приближении, им не удастся долго скрываться.

Поднявшись немного выше, Амара стала видеть дальше и обнаружила, что прямая, по которой бежал лев, вскоре должна пересечь лесную поляну. Там его и надо встретить. Для человека, не владеющего лесной магией, она неплохо стреляла, но нечего и думать попасть в быстро движущуюся мишень, целясь в ураганной струе ветра.

Правда, только безумец или отчаявшийся встал бы на пути бегущего травяного льва с небольшим охотничьим луком – куда меньше этого льва в длину. Амара полагала, что подходит по меньшей мере под одно из этих определений, и предпочитала не задумываться, под которое. Добавив себе скорости, она стремглав подлетела к поляне и опустилась в траву.

Времени было немного. Она достала из колчана две стрелы: одну воткнула в землю у ноги, вторую наложила на тетиву. Сделала глубокий вдох, успокаивая дыхание, подняла лук – и тут разведчик ворда вывалился из кустов.

Она одолжила у Цирруса стремительность фурии ветра, и время замедлилось, подарив ей целую вечность для прицеливания.

Одержимый лев бежал, высунув полусгнивший язык. Уши, раньше стоявшие торчком, обвисли и болтались на бегу, как вялые капустные листья. На клыках у него наросла зеленоватая плесень или лишайник. Вырвавшись на поляну, он с такой силой ударил плечом поваленный ствол, что из него дождем посыпалась щепа. Мертвое тело как будто не ощутило удара.

Амара выпустила стрелу. Та легко прыгнула на сорок шагов между ней и львом, ударила в его череп прямо над глазами и, отскочив от твердой кости, погрузилась в мощное выпуклое плечо.

Разведчик ворда даже не дернулся.

Амара подхватила вторую стрелу.

Из-под львиных лап комьями летела земля. Амара отогнала мысль, что будет, если этот таран из гнилого мяса и твердых костей с разгона врежется в нее. Пока лев выпугивал из травы птиц, разгоняя замедленный переполох из перьев, бьющихся крыльев и стеклянных глазок, она наложила стрелу.

Упав на колено, она до отказа натянула тетиву и застыла, измеряя каждый рывок разлагающегося тела, отслеживая движение, выжидая точное время для удара.

Двадцать шагов. Пятнадцать. Десять.

На десяти шагах она выпустила стрелу и повалилась на бок.

Древко вошло в открытую пасть и скрылось в ней. Широкий наконечник целиком погрузился в глотку.

Передние лапы зверя разом подогнулись, лев с размаху ткнулся носом в землю, проехался по ней, ероша короткую шерсть под челюстью. Хребет скрутился, вывернув круп, задние лапы задергались и тоже подломились, вынудив Амару подтянуть колени к груди, чтобы их не придавило сокрушительной тяжестью.

От удара у травяного льва порвалось брюхо, и Амару захлестнуло омерзительное зловоние. У нее свело живот, она перевернулась, выплескивая на землю его содержимое.

Покончив с этим неприятным делом, она подняла глаза к еще подергивавшейся туше и поняла, что слышит что-то… слабое, болезненное повизгивание. Захватчик ворда. Такие, проникая в тело, поселялись обычно в черепе. Должно быть, ее стрела ранила эту тварь.

Дело еще не сделано. Травяной лев и раньше не был опасен – опасен захватчик. Нельзя, чтобы он возвратился к ворду.

Она пошарила глазами по сторонам, нашла камень немногим меньше своей головы. Подняв его, заставляя себя не шарахаться от вони, вернулась к еще содрогавшемуся трупу травяного льва, подняла камень и с силой обрушила на череп зверя.

Болезненное повизгивание оборвалось.

Она подняла взгляд к вылетевшему на поляну Бернарду, который рывком удержал коня. Он, еще сжимая лук, посмотрел на нее, потом молча подвесил лук к седлу и пустил лошадь шагом. Следом за ней показалась вторая, оставленная Амарой.

Амара пошла ему навстречу, подальше от смрада.

Он протянул ей фляжку с водой. Прополоскав рот, она сплюнула и стала пить.

Он сосредоточенно разглядывал льва:

– Славный выстрел.

В его устах это было не пустой похвалой.

– Спасибо, – отозвалась она.

Бернард поцокал ее лошади, и та кротко потянулась к его раскрытой ладони. Подобрав поводья, он протянул их Амаре:

– Давай двигаться. Где был один разведчик, могут быть и другие.

– Бернард, – сказала она, оглянувшись на труп, – я не хочу кончить вот так. Не хочу, чтобы меня использовали против моего народа. Лучше умереть. – Она повернулась к нему. – Прошу тебя, позаботься об этом, если до такого дойдет.

– Нет, – сказал он.

– Но если…

Взгляд его стал жестким.

– Этого не будет, – отрезал он и чуть не швырнул поводья ей на грудь. – Я не уступлю, графиня. Никому. И ворду в том числе.

Глава 14

– Дипломатия – это искусство уступок, – говорила госпожа Пласида, пока воздушные носилки опускались к Защитной стене. – Главное тут – найти такие, которые устроят все заинтересованные стороны.

– Это если предположить, что все заинтересованные стороны готовы чем-то поступиться, – ответила Исана. – Ледовики много веков ведут войну против Алеры. И мне не верится, что владетели Антиллы или Фригии, поколениями сражавшиеся с северными племенами, оказались склонны к великодушию.

– Ничего я не предполагаю, – вздохнула Ария. – Надеялась, что вы этого не сознаете. Я подумала, может быть, внушенный вам оптимизм и других сколько-то подвигнет к согласию.

Исана слабо улыбнулась:

– Что вы можете рассказать об Антиллусе Раукусе?

– Он великий боец, может быть самый опытный в Алере тактик, и мало кто оспаривает его превосходство в боевой магии. Он побеждал в значительных сражениях против…

Исана покачала головой, нахмурилась, почувствовав, как остыл воздух, и плотнее закуталась в плащ.

– Я не о том, – мягко остановила она собеседницу. – Мне не то нужно. Расскажите мне о нем.

Ария прикрыла глаза и виновато покачала головой:

– Конечно. Простите. У меня всю дорогу не шла из головы война. Как обеспечить едой и снаряжением людей мужа и все такое.

– Я вас понимаю. Так об Антиллусе?

Ария сложила руки на коленях и с минуту сосредоточенно смотрела в окно.

– Страстный, – наконец заговорила она. – Пожалуй, я не знаю человека более страстного. Отчасти потому он так силен в заклинании фурий. Он горячо верит в то, что делает. Или делает только то, во что горячо верит. Это зависит от точки зрения.

– Он верен Алере? – спросила Исана.

Ария медленно вздохнула.

– Верен… в своем понимании верности, – помедлив, сказала она.

– Боюсь, что не вижу разницы.

– Антиллус верит, что каждый консул присягает и должен быть верен принцепсу, – сказала Ария. – Он не выносит властолюбцев вроде Аквитейна, Родиуса или Калара и поступает согласно своим представлениям об идеальном консуле, но Гая не выносит. Он скорее глаз свой вынет, чем по доброй воле выкажет хоть малое уважение к человеку, воплощающему сейчас верховную власть, – при всем своем уважении к этой власти.

– Почему? – спросила Исана. – Не скажу, чтобы Гай не нажил себе врагов, но почему Антиллус?

– Они с Септимусом в молодости были близкими друзьями, – сказала Ария. – Поначалу год-другой не ладили, а потом стали неразлучны. После гибели Септимуса Антиллус перестал бывать на Зимних фестивалях, оборвал переписку с цитаделью и отказывался отвечать на письма Первого консула.

Исана округлила глаза. Септимус, что бы ни думала вся держава, погиб не в битве с маратами. Его погубил заговор: несколько граждан, чье искусство позволило вывести из строя фурий принцепса, оставили его беззащитным перед варварами. Это успешное покушение не было первым – ему предшествовали полдюжины неудачных. Насколько знала Исана, Септимус считал, что вычислил стоявших за теми попытками, и как раз собирал доказательства, когда его убили.

Если Антиллус с Септимусом были близки, ее покойный муж мог поделиться догадками с молодым консулом Антиллы.

– Великие фурии! – выдохнула Исана. – Он что-то знает.

Ария приподняла золотистую бровь:

– Что-то знает? О чем?

Исана поспешно покачала головой:

– Так, ничего. – Она извинилась улыбкой. – Ничего такого, о чем я сейчас могу рассказать.

Ария приоткрыла рот в беззвучном «А!» и кивнула. Потом, нахмурившись, плотнее закуталась в плащ:

– Над Стеной всегда так холодно…

– Вы мне вот что скажите, Ария, – попросила Исана. – Вы бы назвали его хорошим человеком?

Ария моргнула. Она медлила с ответом, словно такой вопрос никогда не приходил ей в голову.

– Я… – Она развела руками. – Не знаю, что сказать. Я сама не всегда гордилась делами, которых требовал от меня долг.

Исана слабо улыбнулась.

– И со мной такое бывало, – тихо призналась она. – Это не отменяет моего вопроса. Спросите свое сердце. Хороший он человек?

Госпожа Пласида долго вглядывалась в лицо Исаны, и наконец на губах у нее возникла довольно бледная полуулыбка, и с них сорвался едкий смешок.

– Для консула – да. Он упрямый, надменный, самомнение у него ростом с гору, он неподатлив, часто невнимателен к людям, еще чаще бывает груб, не выносит тех, кого не уважает, и не терпит бросающих ему вызов. А под всем этим… еще больше того же самого, только лучше залеченное. – Она покачала головой. – Но еще глубже – да. Я, когда сыновья подросли, посылала их к нему в учение. Вот насколько я доверяю Антиллусу Раукусу.

Исана благодарно улыбнулась ей:

– Спасибо, Ария. Это обнадеживает. Может быть, в конце концов есть у нас надежда чего-то добиться.

– А может быть, вы меня плохо слушали, – сухо ответила Ария.

Носилки, слегка подпрыгнув, приземлились, ветер утих. И тотчас трубачи легиона завели гимн Короны.

Исана поморщилась.

– Традиция! – пробормотала Ария.

– Да-да, – вздохнула Исана. – Но что за музыка! Будто издыхает больной гаргант. Почему именно она стала гимном Короны?

– По традиции… – не задумываясь, ответила Ария.

– И только по традиции, – договорила Исана. – Впрочем, возможно, я ничего не понимаю в музыке.

– О нет, – возразила Ария. – Я изучила немало традиционных мелодий и заверяю, что гимн Короны – из самых ужасных.

Арарис, молча и неподвижно просидевший всю дорогу – собственно, проспавший, хотя дремал он чутко, как кот, и при нужде мгновенно просыпался, – открыл глаза, когда несшие носилки рыцари отворили дверцу.

– Сударыни, – пробормотал он, – с вашего позволения…

Он вышел первым – как поступал всегда в эти дни – и, почти тотчас снова просунув голову внутрь, протянул руку Исане:

– Прошу, сударыни.

Исана, опершись на его руку, выбралась из кареты – не в свечение заговоренных ламп, а в первобытный свет горевших на Стене факелов. Он был много тусклее и как-то гуще, чем крошечные чистые голубые огоньки, зажженные фуриями в носилках. Красные отблески и тени густо окрашивали все вокруг, заставляя ее против воли насторожиться и подтянуться.

Гребень Защитной стены, на взгляд Исаны, больше походил на мост или дорогу, чем на крышу здания, а еще вернее, она словно очутилась на площади маленького городка. Толщина Стены составляла пятьдесят футов, и на ней умещалось множество построек, видных с места приземления носилок: они опустились между четырьмя башнями, возведенными на Стене согласно требованиям алеранского фортификационного искусства и возвышавшимися еще на двадцать футов над высокой стеной. Здесь и там виднелись каменные загородки высотой по колено. Исана догадалась, что они защищают уходящие вглубь Стены колодцы. Она наскоро прикинула, что на Стене, где они стояли, мог разместиться целый поселок.

Наверное, поэтому встречать носилки даже в столь поздний час высыпало множество легионеров. Добрые две когорты – или парадная когорта легиона, решила она, – выстроились в ряд перед носилками, а поодаль Исана увидела еще раз в пять больше свободных от службы или державших вахту на Стене и ее ярусах, в светлых кругах от факелов, бесконечной цепочкой протянувшихся вдаль.

Нагрудники каждого легионера украшали три алые косые полосы антилланского легиона, а у некоторых на шлемах и щитах виднелись более художественные вариации того же герба, как видно изобретенные самими легионерами, – три кровоточащие рваные раны, похожие на следы когтей могучего северного медведя.

Трибун, которого отличали кираса и шлем более тонкой работы, выступил вперед и отдал им честь. Он был высок, подтянут и строен – на вид солдат до мозга костей.

– Владетельная госпожа, сиятельная госпожа! От лица моего командующего сиятельного господина Антиллуса Раукуса приветствую вас на Стене. Я – трибун Гариус.

Исана кивнула трибуну. На холоде ее даже под толстым плащом и теплой одеждой пробрала дрожь.

– Благодарю вас, трибун.

– Позвольте спросить, трибун, – обратилась к нему Ария, – почему нас не встречает сам консул Антиллус?

– Он сожалеет, что долг удерживает его в другом месте, – без запинки ответил встречающий.

– Долг? – переспросила Ария.

Гариус взглянул в ответ спокойно и твердо и указал на юг от Стены:

– Судите сами, сиятельная.

Ария, дождавшись кивка Исаны, вместе с ней подошла к южному краю Стены. Гариус и молчаливый Арарис сопровождали женщин. Исана первым делом отметила, что за несколько шагов сделалось заметно теплее. А затем – как ярко освещена дальняя сторона Стены.

Под ней при свете факелов трудились около сотни человек. По-видимому, они только что закончили сбивать низкие деревянные подпорки для десятков ящиков… Исану пробрал холод, не имевший отношения к холодному ветру, когда она поняла, что это за ящики.

Это были гробы.

Работники – теперь она распознала в них механиков легиона – рядами выстроились перед гробами, составленными на погребальных кострах.

– А, – тихо сказал Ария. – Теперь понятно.

– Здесь сжигают мертвых? – спросила Исана.

Ария невозмутимо кивнула:

– По крайней мере, легионеров. Погибшие в бою против ледовиков почти всегда покрыты инеем. В легионах есть обычай обещать друзьям, что не оставят их стыть на холодной земле.

Среди механиков показался высокий человек, широкоплечий, в алом плаще. Молча тронув за плечо старого солдата, как видно начальника, он выступил вперед и взмахнул рукой.

Факелы в ответ полыхнули белым, угрожающе беззвучным пламенем, и оно, распространяясь едва ли не бережно, стало расходиться от источников, охватывая подпорки и гробы. Рослый мужчина – Исана не усомнилась, что это Антиллус, – сложил ладони чашей и вскинул их к небу. От его движения белое пламя сгустилось, фонтанами устремилось вверх, рассыпаясь и растворяясь в ночном небе, так что искры терялись среди звезд.

Еще немного – и зимняя ночь вернула себе обычные цвета. Под Стеной не осталось ни гробов, ни костров, ни тел, ни пепла. Не было и снега или травы – голая земля. Огонь вымел ее дочиста.

– Это, строго говоря, не легионеры, сударыня, – как бы между прочим заметил Гариус. – В последнем деле с ледовиками мы потеряли почти две сотни легионеров, но тех сожгли через три дня. А эти были ветеранами. Позавчера ледовики в нескольких местах просочились за Стену. Эти люди пали при защите своих доменов и семей прежде, чем подоспели на помощь конница и рыцари. – Он рассказывал спокойно, буднично. – Но сражались и погибли они как легионеры и заслужили легионерские проводы.

Стоявший внизу консул склонил голову и закрыл лицо руками. Так он простоял с минуту. Исана и отсюда ощутила эхо его горя и чувства вины, и боль сострадания рябью прошла по стоявшим вокруг нее и видевшим его людям, – как видно, консула любили.

У Арии вырвался тихий вздох.

– Ох, – шепнула она. – Ох, Антиллус!

Старый центурион буркнул приказ, и его механики стройным порядком промаршировали прочь. Вслед за ними ушел и Антиллус – скрылся из виду под основанием Стены.

– Я напомню ему о вас, – негромко сказал Гариус.

– Спасибо, Гариус, – так же тихо ответила Ария.

– Не за что, сударыня.

Молодой трибун быстро зашагал прочь.

Через несколько минут по лестнице, которой Исана прежде не замечала, поднялся Антиллус Раукус. Гариус держался у него за левым плечом, старик-центурион – за правым. Консул подошел прямо к Исане, поклонился сперва ей, потом Арии:

– Владетельная. Сиятельная.

Исана ответила на поклон со всем доступным ей изяществом:

– Консул.

Антиллус был крупным, ширококостным мужчиной, он походил на дом, сбитый из грубых бревен. Его рубленые черты поразили Исану сходством с молодым другом Тави – Максимусом, только на этом лице годы забот и требования долга оставили больше морщин, горечь и гнев проточили больше впадин. В темных волосах блестела сталь, ввалившиеся глаза смотрели горестно и устало.

– Сожалею, что не имел возможности сам приветствовать вас, – без выражения проговорил он. – Долг требовал моего личного присутствия.

– Разумеется, консул, – сказала Исана. – Я… прошу принять мои соболезнования по поводу страданий ваших людей.

Он кивнул, но и кивок вышел таким же пустым.

– Здравствуй, Ария.

– Здравствуй, Антиллус.

Он указал на полосу голой земли, и в глазах его загорелся неприятный огонь.

– Видела, чем я сейчас занимался?

– Да, – сказал Ария.

– Не будь у моих людей обыкновения, отбыв срок службы, прихватывать с собой казенные мечи, на что я старательно закрываю глаза, там сгорели бы женщины и дети их доменов, – прорычал он.

Ария сжала губы, молча опустила глаза.

Антиллус снова повернулся к Исане:

– Мира с ледовиками можно добиться лишь одним способом.

Исана чуть подняла голову, медленно вздохнула:

– Каким же?

– Они звери, – с отвращением бросил Антиллус. – Я не торгуюсь со зверьем. Их можно убить или оставить как есть. Что ни говорите, госпожа моя, чем скорее вы осознаете истинное положение дел, тем скорее сумеете помочь мне и Фригиусу исполнить необходимое для настоящей помощи югу.

– Сиятельный господин, – осторожно начала Исана, – Первый консул…

– Первый консул… – Каждый звук в устах Антиллуса сочился презрением. – Он не представляет, как мы живем. Он не знает, скольких легионеров я похоронил – в основном шестнадцати-семнадцатилетних мальчишек. Он не представляет, что такое ледовики и на что они способны. Он ничего не видел. Ему не приходилось смывать с себя кровь. А мне приходится. Каждый день.

– Но…

– И думать не смейте, что вам можно, заглянув сюда на полчасика, учить меня распоряжаться в моих владениях, госпожа! – прорычал Антиллус. – Любимчики Гая не будут мной управлять…

– Антиллус! – Голос Арии был немногим громче шепота, но щелкнул кнутом и хлестнул всех троих.

Консул закрыл рот и впился глазами в госпожу Пласиду. А потом отвел взгляд и помотал головой.

– Тебе бы отдохнуть, – предложила Ария.

Антиллус только закряхтел в ответ. И, помолчав, обратился к Исане:

– Ваш дикарь здесь. В лагере с моими дикарями. Увидите его утром. Гариус покажет вам ваши комнаты.

Он развернулся, взметнув алый плащ, и скрылся в темноте за светом факелов.

Исана снова вздрогнула, зябко потерла плечи.

– Сударыни, – позвал Гариус, – извольте пойти за мной, я провожу вас в комнаты.

Искусство уступок?

Как прикажете договариваться, когда одна сторона и думать не хочет о мире?

Глава 15

Услышав взбудораженные голоса в каюте, Маркус задержался перед входом.

– И что нам было делать, Магнус? – орал Максимус. – Принцепс – и вместе с ним, похоже, все шуаранские канимы – уверены, что иначе нельзя.

– Неприемлемый риск. – Голос старшего камердинера легиона чуть ли не скрипел от тщательно сдерживаемой ярости. – Принцепс Алеры не может бродить по территории чужеземного государства в одиночку – без охраны и прикрытия.

– Его, вообще-то, не назовешь беспомощным младенцем, – прозвучал более спокойный и размеренный голос Антиллуса Красса. – Возможно, мой брат не так уж не прав, Магнус.

Маркус слабо улыбнулся. Неплохо зная Красса, он не сомневался: молодой человек не так безрассуден, чтобы заодно с Максимусом отправить принцепса в самое сердце канимских земель. Но, поддержав брата сейчас, он ловко лишал Максимуса возможности возражать, когда Красс уступит.

– Октавиан незаменим, – объявил Магнус. – За его благополучное возвращение в Алеру можно отдать всю экспедицию, и наш долг – обеспечить его скорейшее возвращение. Нами можно пожертвовать, судари. Им – нет.

– Я не сударь и не жертва, – вмешалась молодая маратка. – И не вижу, чем смерть ваших людей поможет моему алеранцу вернуться домой. Вы видели его в море? Как, по-вашему, управится он с кораблем в одиночку?

После длительного молчание кислым тоном заговорил Магнус:

– Я рассуждал умозрительно, посол.

– А… – сухо усмехнулась Китаи. – Вы не объясните мне разницу между умозрением и пустозвонством?

– Ладно, – гулко пророкотал Октавиан. Его юношеский голос уже отяжелел от привычки командовать. – По-моему, этого гарганта мы уже заездили до смерти.

– Принцепс… – начал Магнус.

– Магнус, – перебил его Октавиан, – я фактически пленник – как и наш флот. Гаванью владеют шуараны. Если я, даже прикрывшись уважением к Учителю войны Ларарлу, откажусь с ним встречаться, им ничего не стоит обстрелять нас из своих балест и всех пустить на дно – со мной вместе. Оттуда мне будет затруднительно благополучно возвратиться в Алеру.

– Мы могли бы прорваться, – жестко проговорил Магнус.

– Возможно. Нарушив перемирие, нарушив слово, обманув их доверие и ударив первыми, – несколько жестче отозвался Октавиан. – Этого не будет, Магнус. По большому счету, это было бы ничуть не менее опасно.

– Принцепс…

Октавиан в гневе не повысил голоса. Слово прозвучало тихо, разве что резче и отчетливее обычного:

– Довольно.

Маркус поднял руку, стукнул в дверь и вошел, по обыкновению не дожидаясь отклика. Он застал всех врасплох. Они обернулись к нему, захлопали глазами.

Маркус отсалютовал.

– Достойный принцепс, подходя, я нечаянно услышал ваш спор. Не будет ли слишком большой смелостью с моей стороны внести предложение?

Брови Октавиана поползли вверх.

– Прошу.

– Господа, Варг, будучи в столице, имел ведь при себе небольшую почетную стражу? Как символ его положения или что-то в этом роде?

– Безусловно.

– Мне кажется, мы можем потребовать такого же права.

Максимус мрачно покачал головой:

– Канимы требуют, чтобы он отправлялся один.

– Человеку его положения приличествует почетная стража, – сказал Маркус. – И что они сделают? Пойдут на попятную, испугавшись состоящей при нем горстки людей?

Октавиан со слабой улыбкой указал на Маркуса пальцем:

– Дельно. Если так представить, им придется согласиться, чтобы не выглядеть трусами. Не может горстка людей угрожать шуаранам.

Магнус покачал головой:

– Вот в том-то и дело. Мне бы хотелось, чтобы телохранители принцепса были в состоянии справиться даже с тысячной армией.

Октавиан подался вперед:

– С тысячной армией мне справляться не придется, Магнус. А нескольких человек хватит, чтобы выдернуть меня из беды и по воздуху вернуть на корабль, если эти несколько случайно окажутся рыцарями Воздуха. Или чтобы укрыть нас завесой невидимости, если они – из заклинателей дерева. Нам сейчас хитрость важнее силы. Согласны, Маркус?

– В основном да, – сказал тот. – Доблестный господин, возьми вы с собой хотя бы и все наши силы, мы не одержим победы над целым канимским государством, а вот сил, чтобы захватить и удержать на время этот порт, у нас хватит. Вам следует взять не много людей, чтобы не насторожить канимов, но достаточно сильных, чтобы вытащить вас, если припрет, и достаточно искусных, чтобы провести по враждебным землям, если придется возвращаться через них.

– Звучит вполне разумно, – решительно кивнул Октавиан.

– Разумно для безумца? Это смотря с чем сравнивать, – съязвил Магнус. Говорил он сухо, но уже без ожесточения.

– Предложения?

Октавиан взглянул на старого курсора со снисходительной усмешкой.

– Я, – первым вызвался Макс.

– Согласен, – поддержал его Маркус. В любой заварухе великан-антилланец превращался в машину уничтожения.

– Я, – чуть запоздав, подал голос Красс.

– Да, – согласился Магнус. – Вы сказали, что искусство заклинателя тоже понадобится.

– Я с тобой, – объявила Китаи.

– Госпожа посол, – начал Магнус, – не лучше ли вам…

– Я с ним, – точно с той же интонацией повторила Китаи, уже направляясь к выходу из каюты. – Алеранец вам объяснит.

Магнус посторонился, пропустив маратку, и дверь за ней закрылась.

Октавиан со вздохом покачал головой:

– Уже трое. Кто еще, как думаете, Родиус? Нам хороший летун не помешает.

– Дариас, сударь, – тотчас назвал Маркус.

Октавиан посмотрел вопросительно.

Красс нахмурился:

– Он ведь… это ведь он – первое копье Свободного алеранского легиона?

Маркус кивнул.

– Глупости! – взвился Магнус. – Мы о нем знать ничего не знаем. Он ничем не обязан Алере, и у него нет причин заботиться о безопасности ее принцепса. В сущности, он изменник.

– Уж очень лихо вы машете кистью, Магнус, – упрекнул его Октавиан. – Как бы краской еще кого не забрызгало.

Маркус поймал себя на легкой усмешке, и такая же мелькнула в ответ на лице Октавиана. Должно быть, парень решил, что его улыбка относится к прошлогодним делам, когда принцепс пробрался в Серую башню столицы Алеры и похитил посла Варга из-под носа у Серой стражи. Пусть себе. У него и без того голова забита, не стоит отягощать ее дополнительными неприятностями.

– Зачем нам Дариас, старший центурион? – обратился к Маркусу Октавиан.

– Он знает канимов, – ответил Маркус. – Он с ними тесно сотрудничал, с ними совершал долгие переходы, с одним из них вместе обучался. Он их изучил, как никто из нас – даже вы, принцепс. Он знает, в чем они нас превосходят, в чем уступают, знает их образ действий и образ мыслей. Он лучше любого из нашей экспедиции подскажет, что знают и чего не знают канимы об алеранцах, и, если я не ошибаюсь, он и сам не из слабых заклинателей земли и не из последних в боевой магии.

Старый курсор долго мерил Маркуса взглядом, прежде чем заговорить:

– Вопрос в том, захочет ли он поделиться с вами этими знаниями, сударь. Дариас не питает любви ни к Алере, ни к ее гражданам.

– На его месте и я бы не питал, – ответил Октавиан. – Алеранцы обратили его в рабство. Люди Варга вернули свободу и научили сражаться, отстаивая эту свободу. После такого и я был бы не прочь увидеть Алеру в петле.

– Потому я и советую вам выбрать другого, – отрезал Магнус.

Октавиан мотнул головой:

– Центурион прав, Магнус. Макс вдвоем с Крассом справятся с заклинанием чего угодно. Китаи – одна из лучших среди легионерских разведчиков и следопытов. Ручаюсь, она отыщет обратный путь к кораблям, даже если канимы повезут ее к своему Учителю войны с повязкой на глазах и в мешке. Для нас сейчас дороже всех мечей и фурий – знания, которые мы сумеем добыть. – Он постучал себя пальцем по виску. – У Дариаса знания есть. Нам они нужны. Стало быть, он нужен нам.

– Почему вы думаете, что он захочет нам помогать? – спросил Магнус.

Октавиан улыбнулся:

– Однажды мне случилось помочь ему.

– Да уж, – фыркнул старик. – Нос у него после вашей помощи так и остался кривым.

– Дариаса предоставьте мне, – уверенно произнес принцепс. – Магнус, проследите чтобы его известили. Пусть передадут мое приглашение встретиться при первой возможности.

– Как скажете, мой господин.

– Хорошо. Теперь, господа, если позволите, я хотел бы поговорить с первым копьем.

Остальные, откланявшись, покинули каюту, оставив Маркуса с Октавианом наедине.

– Принцепс? – спросил Маркус, когда все вышли.

– Садитесь, пожалуйста. – Октавиан указал ему на стул.

Маркус потянул стул к себе и, усевшись, спросил хмуро:

– Вы намерены меня разжаловать или что?

Октавиан скривил губы в беглой улыбке:

– Почти. Магнус рассказал, что вы в пути отлично потрудились над сбором сведений. Что вам удалось заглянуть в некоторые их карты и что Охотники предпочли связаться с нами именно через вас.

Маркус пожал плечами:

– «Чистокровный» у них самый большой корабль, на нем держит флаг командующий. Там постоянно сменяются люди, все в движении, вокруг суета. Думаю, на моем месте любой бы справился.

– Тем не менее справились вы, – сказал Октавиан. – И сделали больше, чем можно было ожидать. – Он нахмурился, скрестив руки на груди. – Однако я намерен просить вас сделать еще больше.

Маркус ждал, сдвинув брови.

– Я оставляю вас командовать легионами, – закончил Октавиан.

Маркус вздернул брови:

– Что? Принцепс, вы не можете!..

– Вот вам во́роны, «не могу»! Я, чтоб меня, принцепс Алеры и возглавляю экспедицию. И устанавливаю в ней иерархию, какую считаю нужной.

Маркус покачал головой:

– Сударь, в Первом алеранском много трибунов выше меня званием, да и командир Свободного алеранского легиона едва ли обрадуется, если ему станет отдавать приказы центурион Первого алеранского.

– Боевого опыта у вас больше, чем у любых двух трибунов, вместе взятых, – ответил принцепс. – И мало кто из живых числится в коронном Доме доблестных. Имя Валиара Маркуса почитают даже в Свободном алеранском.

Маркус хмуро разглядывал покрытые шрамами костяшки пальцев.

– Теперь уже, строго говоря, не тайна, – продолжал Октавиан, – что Магнус не простой камердинер…

– Курсор? – чисто для виду осведомился Маркус. Что ни говори, Валиар Маркус должен был бы утвердиться в своих подозрениях. У него не могло быть полной уверенности.

Принцепс кивнул:

– Мой дед приставил его ко мне как советника в политических вопросах. Я намерен на время моего отсутствия поручить ему дипломатические переговоры. А вам – безопасность и военные дела. А вообще, Маркус, я надеюсь, что вы не дадите тут всему развалиться, пока меня не будет.

Маркус медленно выдохнул:

– Понятно, принцепс.

– Я сейчас сообщу трибунам, какой порядок хочу установить на время отлучки, а после трибунов – офицерам Свободного алеранского. С учетом всех обстоятельств не думаю, что они, окруженные враждебными канимами, станут упрямиться. Надо только подать это достаточно уважительно.

– Я вобью это в головы всем непонятливым, принцепс, – пообещал Маркус.

– Хорошо.

Октавиан встал, а за ним и Маркус.

– Принцепс, – спросил он, – позвольте вопрос?

– Конечно.

– Вы действительно надеетесь вернуться живым со встречи с этим шуаранским Учителем войны?

Лицо молодого принцепса застыло неподвижной маской.

– Вы не думаете, что он согласился на встречу со мной с открытым сердцем?

– Мой господин, – проговорил Маркус, – здесь, как я слышал, во главе воинской касты стоит совершенный болван.

– Да, это так, – сказал Октавиан.

Маркус усмехнулся:

– Значит, они что-то скрывают.

– Почему вы так думаете?

– Судите сами. Если у вас на все побережье один-единственный укрепленный порт, неужто вы оставите его в руках болвана? Или поручите его лучшему, кого сумеете найти? – Октавиан задумчиво наморщил лоб. – В таком назначении нет ни капли смысла, – продолжал Маркус. – Значит, кто-то на кого-то надавил, чтобы его добиться. А значит, этот Учитель войны не так полновластен, как бы нам хотелось. Я бы на вашем месте задумался. Это может оказаться важным.

– Вы правы, – тихо сказал Октавиан. – В таких словах я об этом не думал, но вы правы. Благодарю вас. – (Маркус поклонился.) – Я через два часа выезжаю, – продолжил принцепс. – Прошу вас за это время составить список всех дел, которые могут потребовать моего одобрения. Напишите для каждого отдельный приказ, а я до отъезда подпишу.

– Слушаюсь, принцепс, – сказал Маркус. – От души желаю вам удачи в пути.

– Удачи нам обоим, Маркус. Хотя лучше бы ни мне, ни вам она не понадобилась.

Глава 16

Путь от Молвара до Шуара занял четыре дня и все эти дни тянулся через холмистую, продуваемую ветрами страну, где сквозь рано выпавший снег пробивалась только желтая трава да торчали черные валуны. На третий день таург под Тави всего дважды попытался убить своего всадника – после дневного привала. По канимским меркам он был сама кротость.

Тави решил про себя, что таурги очень похожи на быков. Этот был немного больше, и горб над плечами выдавался круче. И круп у него был более мускулистым, и длинные пружинистые ноги больше подошли бы прыгучему зайцу, чем такой громадине. Густая курчавая шерсть от темно-серой на тупой морде переходила в иссиня-черную на плечах и задней части. По сравнению с толстой шеей голова казалась едва ли не крошечной, зато надо лбом полукругом поднимался костяной гребень, по словам канимов способный пробить каменную стену. Красноватые маленькие глазки смотрели недобро, из широких ноздрей постоянно текло, а раздвоенные копыта били часто, впору лучшим боевым коням Алеры – и в несколько раз мощнее.

Анаг, подняв руку, остановил отряд перед кругом стоявших у дороги камней – места ночлега. Сорок таургов, покачиваясь на длинных ногах, сошли с дороги и привычно, как разбивающие лагерь легионеры, принялись по трое втягиваться в круг между камнями. В каждом камне блестело по три кольца из синей стали – привязь для животных.

Тави сполз на землю, держась за седло. И все равно поморщился от толчка. Первая пара дней в непривычном седле, рассчитанном на канимский рост, была кошмаром, но теперь натруженные мышцы почти привыкли.

Таург не замедлил мотнуть головой, норовя перебить Тави гортань толстым лобовым гребнем.

Тави увернулся и еще зажатым в руке поводом хлестнул зверюгу по чувствительному носу. Таург, отдернув голову, попытался достать его задней ногой – взметнувшееся раздвоенное копыто запросто вскрыло бы живот, – но Тави уже протиснулся вперед, к его голове, пропустил повод в продетое в сопливом носу кольцо и крепко привязал к другому кольцу, вбитому в камень.

Привязанный таург смирно лег на брюхо, как делает всякая ездовая скотина.

– Во́роны тебя побери, Жаркое! – бурчал отгороженный от Тави таурговой спиной Макс. Как видно, его зверь, приплясывая на месте, попробовал задней ногой лягнуть антилланца в бок. – Еще раз лягнешься, я остаток пути буду сыт до отвала.

Тави сделал шаг вперед, шлепнул таурга по уху и, когда животное от неожиданности вскинуло голову, поймал кольцо в его носу и хорошенько дернул. Таург недовольно взревел, а подоспевший Макс, по примеру Тави, продел поводья в оба кольца. Привязывая свою скотину, он не переставал ругаться:

– На вертел тебя! Насадить на длинное копье и обжарить на хорошем костре. Потом отварить. Найти бы большой котел на твою ленивую, вонючую, грязную задницу.

– Думаю, ты напрасно принимаешь это на свой счет, – пробормотал Тави. – По-моему, и твой Жаркое, и мой Вакса со всеми так обходятся.

– Не в том дело, как обходятся, – проворчал Макс. – Беда, что у тупиц нет и капли мозгов понять то, что всякому яснее небес.

– Это что же? – невольно усмехнулся Тави.

– Легионера обедом не испугаешь. – Макс бросил угрюмый взгляд на своего таурга. – Пусть обед страшится легионера.

Вакса и Жаркое ответили ругателю равнодушными взглядами и принялись за лежавшую тут же жвачку.

– Мерзавец! – упрекнул Макс, отвязывая седло с высокими луками. – Весь день норовил меня прикончить и до жратвы добрался раньше меня! – Жалобы его звучали все громче, сыпались все быстрее. – Мне от него только ноги нужны, а прочее хорошо пошло бы под красное вино. Хотя, если подумать, и на вкус наверняка гадость. Слушай, спорим, ты мог бы…

Пока Макс осыпал своего таурга громкими и гневными упреками, Тави снял свое седло, его седло и седло остановившегося за Максом Дариаса и принялся чистить испачканную за день кожу.

– Ну? – под прикрытием поднятого Максом шума тихо обратился он к Дариасу.

Центурион Свободного алеранского был невысок, зато так широк в плечах, что выглядел почти уродом. Шея у него была толще иной женской талии, грубое лицо неприглядно, вдобавок обезображено тонкими неровными шрамами, оставленными кнутом в рабстве. А еще у него были темные, на редкость умные глаза и умелые руки с крупными суставами. Эти руки уже принялись чистить и сматывать ремешки упряжи.

– Насчитал сегодня еще четыре обоза, – отозвался Дариас. – Все военные, все с конвоем, все в ту же строну, что и мы. Ни одного из них мы раньше не обгоняли.

– И того восемнадцать, – подытожил Тави. – Ты точно знаешь, сколько провизии приходится на солдатский паек канима?

– А вы точно знаете, сколько провизии идет на паек легионера? – усмехнулся в ответ Дариас.

– Намек понял, – кивнул Тави. – Я сегодня сумел рассмотреть два поселка мастеровых вдоль дороги и ни в одном не заметил ни одного канима-самца.

– И я, – сказал Дариас. – По-моему, вы верно угадали, командир. По всем признакам шуарские канимы ведут войну.

Дариас нравился Тави. Молодой свободный алеранец познакомился с Тави – не совсем добровольно – как с командиром Первого алеранского легиона. Когда стало известно о его происхождении, Дариас счел за лучшее не заметить этого, потому и оказался одним из немногих, обращавшихся с Тави как раньше, будто тот и не был отпрыском рода Гаев.

– Чего-то в этом духе мы ждали, – тихо сказал Тави, закончив возиться с последним седлом и подняв голову.

Тотчас подошли Китаи с Крассом. Красс завязал разговор с Максом, ворчавшим все громче и красноречивее – причем непритворно. Макс от всей души ненавидел таургов.

– Анаг был вежлив и мало говорил, – тихо доложила Китаи. – Но другие воины не столь сдержанны. Взволнованы – мы приближаемся к передовой. Радуются, что побывают в деле и покажут себя в сражении.

– К слову, Дариас, – вспомнил Тави. – Правда, что у канимов заведено держать молодых и горячих в тылу, чтобы не наделали глупостей в настоящем бою?

– Да, обычное дело, – сказал Дариас. – Считается, что они это со временем перерастут. Рано или поздно.

– А как же Анаг? – спросила Китаи. – Мне он показался вполне разумным.

Дариас пожал плечами:

– Может, уже перерос.

Тави покачал головой:

– Больше похоже на то, что кто-то приставил к бестолковому начальнику молодого, но дельного заместителя – покрывать его грехи. – Он прищурился, глядя в нависшее зимнее небо, с которого уже слетали первые снежинки. – Я начинаю представлять себе картину. Тарш каким-то образом влез выше своего уровня. Случись настоящая война, он бы положил зазря много достойных солдат – вот Учитель войны Ларарл и спихнул его подальше, чтобы не мешал боевым действиям, и подчинил ему шайку горячих голов, которым нужно время, чтобы дозреть. Наверное, ему жалко было тратить на такое стадо разумного молодого командира, но и оставлять их совсем без присмотра нельзя было.

– Такое объяснение годилось бы, командуй Тарш в никому не нужной дыре, – возразил Дариас. – Но в важном порту, командир…

– Верно, – признал Тави. – Если только… если Молвар не стал ненужной дырой.

– В каком смысле? – нахмурился Дариас.

Тави поднял руку, прося всех помолчать, пока он прогоняет в голове несколько леденящих душу соображений.

Китаи резко обернулась, впилась в него глазами:

– Чала?..

Тави мотнул головой. Насупившийся Дариас переводил взгляд с одной на другого:

– Что-то не так?

– Хорошо бы я ошибался, – заговорил Тави, – но если нет… мы влипли. – Он кивнул Китаи. – Мне нужно поговорить с Варгом.

Она молча встала и пошла исполнять.

– Даже она не захочет с вами возиться ни за полный кошелек, ни за дерюжный мешок!

Макс закончил пылкую отповедь мирно жующим таургам и пнул Жаркое в бок. С тем же успехом он мог бы пинать камень. Красс придержал раскипятившегося брата за плечо:

– Право, ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Обрати внимание на светлую сторону, Максимус.

– Я нажил мозоли и растяжения в таком месте, которого никто, кроме юных красавиц, и касаться не должен, – мрачно отозвался Макс. – Я столько раз за эти дни прикусил язык, что в дырки можно свистеть за целый оркестр. И доспехи пропахли ими навсегда, я точно знаю. – Он прищурился, гневно глядя на Жаркое с Ваксой. – И где тут светлая сторона?

Красс серьезно обдумал вопрос.

– По меньшей мере это воронье отродье дает тебе законный повод для ворчанья.

Макс изобразил на лице изумление человека, пораженного новой мыслью.

В это время вернулась Китаи с Варгом.

– Алеранец, – буркнул Варг, – как тебе нравится Шуар?

– Холодно и плоско. И таурги моим людям не по нраву, – ответил Тави.

– Как всем, кто не выжил из ума, – заметил Варг и присел на ляжки – в канимской позе непринужденного разговора. Он кинул Дариасу мех с водой, и тот, легко поймав, стал пить по-канимски, вливая воду прямо в рот, не касаясь горловины губами. Напившись, он благодарно кивнул и бросил мех обратно.

– Варг, – заговорил Тави, – на карте Шуар выглядит одним сплошным горным плато. Естественной крепостью.

Варг сделал несколько глотков и кивнул:

– Да, почти что так. К нему есть три подхода, все основательно укреплены. Рубежи Шуара всегда были почти неприступны. – Он зевнул, пренебрежительно дернул ушами. – Да они никому и не нужны.

– И в том их сила, – сказал Тави.

– В этом и еще в рудных копях, – уточнил Варг. – Они здесь делают неплохую броню и оружие. Их воины часто заключают союзы с другими боевыми стаями, оказывают помощь и поддержку в сражениях.

– Я заметил, что Молвар снабжен внушительными укреплениями.

Варг показал зубы:

– Шуараны – повелители гор. Нарашаны правят морями. Шуараны знают, что в море им с нами не тягаться. Но если их воины в чем и превосходят все прочие стаи, так это в фортификации.

На дальнем конце замкнутого камнями круга зашумели, – похоже, четверка молодых воинов затеяла ссору. Все схватились за оружие, и крови не пришлось долго ждать. Могло кончиться хуже, не вмешайся Анаг со стрекалом для таургов – оно представляло собой тяжелую дубинку на длинной рукояти с торчащей острой шпорой. Двумя умелыми взмахами Анаг оглушил двоих, третьего свалил с ног, взяв за ухо, а последнего привел к покорности одним строгим взглядом.

Когда порядок был восстановлен, Тави пристально взглянул на Варга. И проговорил:

– Тарш. На обороне Молвара. С шайкой сорвиголов вместо войска.

Варг молча ответил на его взгляд, а когда заговорил, голос его прозвучал тихо, еле слышно:

– У тебя зоркий глаз, алеранец.

Каним встал и бесшумно ушел прочь.

Во взгляде, которым проводил его Дариас, было что-то очень похожее на потрясение.

Видя, что Варг ушел, Макс приблизился к Тави:

– О чем это все?

– Он не знает, – ответил Дариас за Тави и обратился к нему: – Варг сам не знает, что происходит, так?

Тави покачал головой:

– Мне кажется, он не уверен.

– А ты уверен, – тихо сказала Китаи.

Тави скривился:

– Уверен, что завтра мы сами увидим.

* * *

Ночевали на холодной земле, ради тепла сдвинув постели поближе друг к другу. Здесь не нашлось сухих дров, которые всегда бывали в лагерях легиона, зато канимы, нарезав кирпичиками какой-то упругий дерн, разводили огонь в неглубоких рвах, где он горел медленно и жарко. Между этими огненными рвами ночь кое-как удавалось перетерпеть. И Макс, и Красс владели заклинаниями, которыми согревались в жестокие холода на Защитной стене, но тут приходилось выбирать: либо заклинать огонь, либо спать, и потому ночи они проводили не лучше других.

Утро началось ревом голодных таургов, перебудивших всех, кто еще спал. Макс завел привычку брать с собой в постель камень – швырять в первого или ближайшего ревуна, но в этот раз и он только выругался себе под нос, и сразу стало ясно, что день не задался. Утренний распорядок в канимском лагере был проще некуда: накормить таургов, выгрести из круга камней навоз, оставив его сохнуть грудой на костры новым проезжим, оседлать животных – и в путь. Ели за работой или на ходу – каждый доставал вяленые полоски мяса из своего мешка.

Таурги, как и вчера, двигались раскачивающейся быстрой побежкой, как и в первые три дня, по дороге на юго-запад, вглубь материка. Привал устроили только в полдень – напоить и накормить животных. К вечеру поднялся ветер – стремительный, холодный, несущий промозглый дождь с колючей ледяной крупой.

Китаи на своем звере догнала Тави. Их таурги потолкались головами, помычали, обнюхались, выясняя, кто выше стоит в стаде, правда, Тави так и не понял, кто из них главный, держались они точно так же, как раньше.

– Алеранец, – тихо позвала Китаи, – ты чуешь?

Тави быстро взглянул на нее, покачал головой:

– Пока что нет.

Маратка поморщилась и дернула лямку повода, выправляя своего таурга.

– Держи нос по ветру.

Не столь острое чутье Тави уловило запах только полчаса спустя. Но уж тогда у него ощетинился загривок, в памяти замелькали кошмарные картины.

Кто-то из таургов впереди заревел, кто-то рванулся в сторону, нарушив строй. Подняв глаза, Тави увидел, как Варг орудует стрекалом, вырывая своего скакуна из привычной вереницы собратьев и подгоняя так, что зверь уже не бежал, а летел немыслимо длинными скачками.

Один из молодых воинов рванул из крепления на седле балест, вложил болт и вскинул оружие к плечу, но в воздухе закрутилось колесом стрекало Анага, и юнец, не успев послать смертельный снаряд в спину Варгу, вылетел из седла.

– Стоять! – прогремел Анаг. Его голос услышала вся колонна. – Смирно, дурак, глотку порву! – Молодой каним бросил злобный взгляд вслед Варгу, оглядел вереницу животных. – Колонне стоять! Спешиться! Приготовиться к досмотру перед входом на укрепления.

Приказ по цепочке передали вдоль колонны, однако сам Анаг не спешился. Он тоже вывел своего таурга из строя и вернулся вдоль вереницы назад, к Тави.

– Алеранец, – проворчал он, – думаю, напрасно ты не взял своих людей.

Тави нахмурился, глядя на Анага, но кивнул ему. Он подал знак рукой Китаи и остальным, и они вывели своих таургов из колонны, чтобы следовать за Анагом. Они поспешили за Варгом, хотя и гораздо более умеренным шагом.

Через полмили темношерстный Учитель войны остановился на невысоком пригорке. Они, подъезжая, видели черную тень Варга на сером небе – безмолвно угрожающий силуэт над массивной тушей еще пыхтящего таурга.

Ближе к вершине ветер стал сильнее и не таким леденящим. И крупка растаяла, сменившись ровным колючим дождем, обещавшим в самом скором времени сделать невыносимым дальнейший путь.

И запах усилился.

Поднявшись на невысокий косогор, они очутились на краю Шуарского плоскогорья, высоко над равниной. Тави знал, что́ увидит, и успел подготовиться.

И все равно ужас сдавил ему сердце.

Пригорок под ними вырастал из плато, как носовая часть небывало огромного корабля, и с него сквозь дождевую дымку открывался потрясающий вид. Варг не преувеличивал, назвав эту землю крепостью, и шуараны знали, как ее защищать. Земля уходила из-под ног отвесным обрывом в сотни, если не тысячи ярдов.

В нескольких милях вдоль этой скальной стены Тави смутно различил темный провал – наверняка один из упомянутых Варгом проходов в скалах. Тави даже отсюда видел очертания каменных укреплений: встроенных в скалу, надстроенных над скалой, выстроенных вокруг скал, под ними, сквозь них… Крепость величиной не уступала полноправному городу, была не менее сложна и величественна, чем алеранская Защитная стена. По краю плато стояли и другие башни.

И повсюду он видел канимских воинов.

Тави видел знамена, иссиня-черную сталь доспехов, ряды за рядами воинов на парапетах, на бастионах, на надвратных башнях. Ему живее, чем хотелось бы, вспомнился ужас перед атакой десяти тысяч канимов воинской касты при безнадежном сражении за Элинарх. Вспомнились ужасающая точность, скорость, напор упорядоченного строя, уверенно переходившего от одной успешной стычки к следующей.

Да, конечно, Тави сумел тогда сдержать нашествие канимов, но не обманывал себя относительно средств, которыми этого достиг. Разбитый войсками Насауга в поле, он выставил легионеров против канимского сброда – подобия алеранского ополчения. Он обратил конницу и подвластных рыцарям фурий против линий снабжения и связи. Он затеял сложный танец – наносил удар в слабое место и тотчас отступал, уводя свои силы из-под вражеского удара.

Против воинской касты он бы так долго не выстоял. Первый алеранский легион сумел лишь немного потрепать фланги десятитысячного отборного войска.

У Ларарла, Учителя войны шуаранского рубежа, если Тави не ошибся в оценке, было около четверти миллиона воинов.

Но не это испугало Тави.

Равнина под плато – вся, на сколько хватало глаз… поблескивала мягкой зеленью.

Ее покрывал кроч.

А кроч был покрыт вордом.

Их было не счесть. Никак не счесть. Слишком много. Он будто смотрел сверху на разворошенный муравейник. По всей равнине внизу шевелились, кишели черные пятнышки – то метались, то перетекали по тропкам-канавкам, неприятно напоминая пульсирующую в жилах темную кровь. От горизонта до горизонта, и все они продвигались вперед, неудержимо наползая на шуаранские укрепления.

Канимы сопротивлялись. Они уже навалили горы черных панцирей, но ворд все равно продвигался вперед.

А весь мир за ним был полон темных, неземных теней и жуткого зеленого сияния.

Такого лица, такой позы, как у взирающего на это Варга, Тави не видел ни у одного канима. Уши у него поникли, свесились в стороны. И темный мех там, где его не прикрывала броня, как будто прилип к коже. Он долго смотрел молча, наконец прошептал:

– Тарш командует Молваром. Молваром, могучей крепостью. Выстроенной шуаранами для защиты от моего народа.

Макс сочувственно втянул воздух сквозь зубы.

Тави склонил голову.

Варг обратил безжизненный тусклый взгляд на Анага:

– Когда?

– Почти два года, – сказал Анаг, повернувшись от поля битвы к людям. – Нараш стал лишь первым, Учитель войны, за ним были остальные. Никого не осталось.

– Никого? – повторил Варг.

Анаг опустил усталый взгляд на поле боя:

– Только Шуар.

Глава 17

– С чего бы вдруг, – сказал Макс, – я кажусь себе таким мелким? И кажется, я был слишком высокомерным.

– Гм… – Красс сглотнул и откашлялся. – Да.

Дариас смотрел куда-то вниз, его изломанное лицо ничего не выражало.

– Теперь мы понимаем, почему Сарл покинул Канию и вторгся в Алеру, – подумал вслух Тави. – Должно быть, увидел начало и догадался, чем кончится.

Китаи уставила на него внимательные зеленые глаза.

И остальные смотрели на него.

«Кровавые во́роны! – подумал Тави. – Почему всё я?»

Он принял спокойный и уверенный вид, окинул взглядом бушующую внизу войну, кивнул, будто что-то услышал, хотя понятия не имел, что бы это могло быть, и обратился к Анагу:

– Я бы сказал, нам есть что обсудить с вашим Учителем войны. Не будем терять времени.

Анаг чуть склонил голову на сторону и тут же развернул своего таурга обратно к колонне.

Другие поехали за ним, но Тави, заметив, что Варг не двинулся с места, натянул поводья. Махнув своим, чтобы не ждали, он подъехал к Варгу.

Тот смотрел на бой внизу тусклыми незрячими глазами.

– Варг, – позвал Тави.

Каним не отозвался.

– Варг! – громче повторил Тави.

Не слышит…

Тави посмотрел вслед остальным. Ледяной дождь усилился, и в темноте они скрылись из виду, как и битва внизу. Они с Варгом были одни. Впервые с тех пор, как взобрался на таурга, Тави выдернул подвешенное на седельном крюке стрекало. Тяжелое, как кузнечный молот, и рукоять в целый ярд. От мысли прямо через таурга дотянуться до земли, чтобы зачерпнуть сил, Тави отказался. Оружие тяжелое, но он обойдется и грубой мускульной силой.

Тави с размаху ударил Варга в грудь.

Стрекало стукнуло по бронированной груди, отшвырнув канима на круп таурга и едва не выбив из седла. Все таурги тотчас заревели, сцепились, бодаясь головами и толкаясь плечами, и унялись только спустя минуту.

Варг бросил на Тави ошарашенный взгляд, оскалился и потянулся за мечом.

Тави в ответ улыбнулся, показав зубы, и подвесил стрекало обратно на крюк:

– У меня есть дело. Долг перед людьми, которых я оставил в Молваре. – Он снова повернул таурга к колонне, бросив через плечо: – И у тебя тоже.

Тави не слишком представлял, чем ответит Варг на его поступок. Для канимов рукоприкладство… не то что для алеранцев. Правда, оно широко применяется как дисциплинарная мера, но бывает и оскорблением: так обращаются с непослушным щенком, а не с уважаемым подчиненным! В любом случае рукоприкладство не применяется между равными. А с другой стороны, их понятие гадара – уважаемого врага – бросает на взаимодействия такого рода совсем новый свет. Врагу и положено тебя бить.

И все же… Вполне возможно, что он только что бросил Варгу вызов. Каним столь высокого звания в таком случае не ограничится дракой до первой крови.

Таург Варга поспешно выскочил из-под леденящего дождя позади Тави и зашагал рядом с его собственным зверем. После того как оба таурга успокоились, Тави оглянулся на Варга и наткнулся на его пристальный взгляд.

Глаза великана-канима смотрели все так же тускло. Мех облепил голову, сделав его, на взгляд Тави, меньше, беззащитнее – и опаснее на вид.

Варг чуть отвернул голову.

Тави ответил тем же.

Они влились в колонну, будто ничего не случилось. Только Варг держался чуть в стороне от строя.

* * *

– Шуар, – показал Анаг.

Дорога вывела их к увиденной еще с обрыва крепости. Для военного лагеря – невиданно громадной. Учитывая, как много требуется вспомогательных служб, чтобы поддерживать воинов в боевой готовности, сколько же им нужно было места? Целый город, равный столице Алеры и величиной, и мрачным великолепием: угрюмый черный камень, непривычные, слишком узкие двери и окна. Канимы, похоже, не увлекались возведением башен. Все здания вокруг в высоту не превышали длины, даже те, что в несколько этажей высотой. Должно быть, внутри скрывались огромные пустоты, так что эти здания получались более вместительными, чем обычные алеранские.

Но и этот город едва не лопался по швам. Вдоль городских стен на тысячи ярдов вширь выстроились в строгом порядке куполообразные палатки, обведенные простыми земляными укреплениями. Их патрулировали канимы-часовые в иссиня-черных доспехах. Дальше виднелась россыпь палаток попроще. Проезжая мимо, Тави замечал мастерские дубильщиков, кузнецов и прочих ремесленников, необходимых при любом скоплении войск. Как видно, ремесленники, принадлежавшие к касте мастеровых, не уместились в отведенных им городских кварталах. Холод и дождь загнали большинство канимов в палатки, но кое-кто, особенно кузнецы, усердно трудились под хлипкими навесами, а из-под палаточных пологов выглядывали круглоглазые детеныши, глазели на фыркающих, враскачку шествующих через палаточный городок таургов.

– Милашки, – лениво заметил Макс. – Маленькие.

Дариас фыркнул.

Тави вопросительно покосился на бывшего раба:

– Разве не милашки?

– Они очаровательны, – признал Дариас. – Только я однажды видел, как рабовладелец, которого везли на суд, пытался сбежать, взяв такого в заложники. Вернее, такую – малышку лет пяти. Он ухватил ее за шкирку, поднял в воздух и прижал локтем шею. Как вы бы держали ребенка, собираясь его придушить. А в другой руке у него был нож.

Ехавшая перед Тави Китаи, давно приладившаяся к движению таурга, развернулась в седле, всем видом выразив острый интерес.

– И что?

– Та самочка разинула рот и перекусила нехорошему человеку руку в запястье, – ответил Дариас. – При этом еще вывихнула ему плечевой сустав.

– Сильна, – шевельнул бровью Тави.

– Они развиваются не как наши дети, – кивнул Дариас. – К тому времени, как научатся бегать, мышцы у них почти взрослые.

– И что сталось с тем рабовладельцем? – спросила Китаи. – Суд признал его виновным?

– Нет, – бросил Дариас. – Там была мать щенка. И дядя. Как только нож перестал угрожать ребенку…

Тави скривился. Он не стал бы оплакивать человека, способного захватить в плен ребенка – пусть даже ребенка врагов, захватчиков, но ведь рабовладельцу, будь он самым законопослушным и добродушным, не приходилось ждать пощады от суда во владениях бывших рабов. В такой крайности люди решаются на отчаянные поступки.

– Не расстраивайтесь, легат. – Дариас словно прочитал его мысли. – Тот человек был насильником и хуже того. Мы старались по возможности щадить тех, кто сам не насиловал женщин и не убивал рабов.

Тави, покачав головой, криво усмехнулся:

– Когда вернемся домой, со многим надо будет разобраться.

– С рабством должно быть покончено, господин. – Дариас говорил тихо и почтительно, но слова были из гранита и стали. – Мы готовы впредь повиноваться закону, как любой свободный. Но не ранее, чем свободными станут все алеранцы.

– Легко и просто этого не добьешься, – сказал Тави.

– Легко и просто не добьешься ничего стоящего.

Они подъезжали к воротам самой крепости – грузной, поднимавшейся над уровнем плато на сорок футов. Дождь уже начал обволакивать стены ледяной коркой. Неяркие факелы были расставлены по стенам с большими промежутками, так что для алеранцев здесь было почти темно. Это могло осложнить положение. Канимы превосходно видели в темноте. Если они вообще использовали светильники, свет их бывал тусклым, красноватым. Алеранский глаз в нем с трудом отличал предметы от теней. Надо думать, и крепость изнутри не станут освещать: пусть себе алеранцы сослепу смотрятся совершенными дурнями – иначе говоря, слабыми и беспомощными.

Не такой образ Тави хотел бы внушить шуаранам.

По сигналу рожка над воротами Анаг остановил колонну. Судя по всему, он обменивался со стражей на воротах официальными приветствиями и представлял своих спутников.

– Макс, – сказал Тави, – и Красс. Я хочу видеть в темноте. Надеюсь, ваши мечи дадут нужный свет?

Красс кивнул. Макс согласно хмыкнул. И вот огромные ворота разошлись, впустив колонну таургов по трое в ряд.

Макс с Крассом с двух сторон обступили Тави. Дариас и Китаи держались за их спинами. Когда они въехали в темный тоннель, проложенный сквозь стену в сотню футов толщиной, братья обнажили длинные клинки и подняли их как свечи. От рукоятей к остриям тут же потянулись языки огня, золотистый свет обвил сталь и разогнал пещерную ночь за воротами.

Выехав из тоннеля в раскрывшийся за ним город, они очутились на широкой площади или базаре, где сотни канимских воинов и мастеровых спешили сквозь дождь по своим делам. Когда пылающие клинки разбросали по стенам вокруг резкие длинные тени, множество прохожих замедлили шаг – посмотреть на вступающих в город воинов и алеранцев.

И тут за спиной у Тави внезапно прозвенела фанфара алеранского легиона, отозвавшись эхом от темных камней Шуара. Первые такты гимна Орлов. Трубный клич алеранского принцепса пронзал дождливую ночь – гордо, холодно, вызывающе. Удивленный Тави оглянулся через плечо и увидел, как Дариас опускает трубу, подвешивая ее на перевязь через плечо. Склонив голову, молодой центурион улыбнулся и неприметно подмигнул Тави.

Если отблески света задержали движение на площади, то зов трубы остановил его полностью. Площадь замерла, замолчала. Сотни темных канимских глаз пристально вглядывались в незнакомцев.

Варг тронул с места своего таурга, коротко оглянулся на Тави.

Тави, сам не зная как, догадался, чего ждет от него каним, и подъехал к Варгу.

– Я – Варг Нарашский, – прокричал матерый каним, разнося свой голос по всему городу. – Это мой гадара, Тавар Алеранский. Мы ищем встречи с Учителем войны Ларарлом. Пусть тот, кто готов встать у нас на пути, выйдет вперед.

В считаные секунды перед ними расчистилась дорога к дальнему краю площади.

– Ха! – выдохнул Макс. – Как видно, его здесь знают.

Варг издал удовлетворенное ворчание, сильно походившее на рык, и вежливо поманил Тави за собой. Они вдвоем поехали вперед, следом Макс и Красс с горящими клинками в руках, дальше Дариас с Китаи и, наконец, все воинство Анага, наспех перестроившееся в почетный караул.

Весть о них летела впереди. Темный, как пещера, город был до краев заполнен канимами, но улицы перед Тави и Варгом все без исключения оказывались совершенно пустыми.

Это было странное шествие. То, что в столице Алеры было бы привычным ропотом толпы, здесь превратилось в грохочущее рычание канимской речи. Мечи братьев ярко освещали пространство вокруг, но за пределами светлого круга виднелись только тени и тысячи, тысячи светящихся красным глаз – и еще изредка блеск белых клыков.

Атмосфера сгущалась еще и потому, что Макс с Крассом по просьбе Тави постепенно уменьшали яркость огня, позволяя глазам алеранцев понемногу привыкнуть к слабому красноватому свечению, считавшемуся у канимов приятным светом. Им и теперь было плохо видно, но слепота, накрывшая их при въезде в город, прошла, не заставив их проявить непозволительной в общении с хищными хозяевами слабости.

Тави понимал, что ночной побег из этой крепости был бы чудом. Хватило бы и одной темноты, а если вспомнить о стоящих стеной канимах, смешной делалась даже мысль о бегстве. Чтобы не быть слепым самому, беглец должен был светиться маяком, тем самым выдавая себя. Конечно, и днем отсюда было бы почти невозможно выбраться украдкой. Значит, если до такого дойдет, им придется полагаться исключительно на заклинание фурий, а в окружении тяжелой массы камня магия дерева действовала ненадежно, а магия ветра была зыбкой и нестойкой.

Значит, хорошо бы в побеге не возникло нужды.

По возможности.

* * *

Анаг вел их по крутым улочкам, вилявшим вниз по склону плато и с правильными интервалами перекрытым рогатками или крепкими воротами. Так они добрались почти до основания плато, где остановились перед самым большим из увиденных до сих пор зданий – огромным черным кубом не менее двухсот футов в высоту.

Спешившись, они прошли несколько постов и повстречали нескольких важных чинов. Доклады от нижестоящих к вышестоящим заняли чуть ли не два часа, но в конце концов их проводили в помещение в самой глубине здания. Эту просторную комнату накрывал высокий купол. Тави восхитился искусством строителей. Давление сверху должно было быть огромным, но гладкий купол легко выгибался над головой, не подпертый ни колоннами, ни контрфорсами.

В яме в центре комнаты рдели угли. Рядом, на круглом столе высотой не более двух футов, но около десяти в поперечнике, стояла модель оборонительных укреплений, на которой голубыми камешками было отмечено расположение канимов, а черными – ворда. Зеленый песок, как понял Тави, изображал кроч.

Несколько золотистых шуаранов сидели на ляжках вокруг стола, переговариваясь рычанием и ворчанием – кроме одного. Этот один, довольно малорослый, но кряжистый представитель своей породы с серебристыми полосками в темном золоте меха, молчал, разглядывая модель на столе, и чутко подергивал ушами, следя за беседой.

Анаг, приблизившись к столу, резко отвел голову в сторону:

– Учитель войны.

Кряжистый каним поднял глаза – необычные для канима, ярко-голубые с кровавыми белками, – взглянул на молодого офицера и слегка отвернул голову в ответном жесте. Шуараны у стола тут же замолчали.

– Второй в стае, – пророкотал Учитель войны. Голос его даже для канима был на редкость глубоким. – Где вожак?

– В Молваре, мой господин, – сдержанно и бесстрастно ответил Анаг. – Ранен.

– Хочется думать, смертельно?

– Не знаю, мой господин, – сказал Анаг. – Хотя, если позволишь высказаться, я слышал, что после чистых ран при должном лечении воины порой встают на ноги.

– Для этого, – возразил Учитель войны, – надо быть воином. А не отродьем незрелой самки, изнасилованной шакалом-ритуалистом.

– Вам виднее, мой господин.

– В другой раз принеси мне новости получше, Анаг.

– Буду стараться, мой господин.

Каним поднялся и мягкой походкой двинулся к ним. Он чуть прихрамывал, но Тави решил, что только дурак примет его за медлительного, бессильного калеку. Доспехи его, как и Варга, были чеканными, помятыми и щедро украшенными кроваво-красными самоцветами. И тоже, как у Варга, бо́льшая часть стали была покрыта цветной эмалью, только не багровой, как у Варга, а темно-синей.

Каним слегка – совсем чуть-чуть – наклонил голову в сторону Варга, и тот ответил тщательно соизмеренным жестом.

– Варг, – пророкотал Учитель войны.

– Ларарл, – ответил Варг.

Ларарл повернулся к другим, вгляделся, пошевелил ноздрями.

– Мы думали, ты давно мертв.

– Раньше я убью тебя.

Ларарл снова впился глазами в Варга и обнажил клыки в неспешной, почти издевательской улыбке:

– Рад видеть, что заморские демоны не лишили меня удовольствия показать небу твои потроха.

– Пока нет, – подал голос Тави. – Но кто знает. Ночь еще молода.

Уши Ларарла на миг прижались к голове, выдав мимолетное удивление. Он посмотрел на Тави:

– Ты говоришь нашей речью, маленький демон?

– Говорю сносно. Понимаю достаточно хорошо.

Ларарл сощурил глаза:

– Любопытно.

– Ларарл Шуарский, – прорычал Варг. – Это Тавар Алеранский. Он мне гадара, Ларарл.

– Как и Варг – мне, – добавил Тави, угадав, чего требуют приличия.

Ларарл снова дернул ушами, покачал головой:

– Тавар, говоришь. Демон-гадара. – Он обернулся к столу с моделью. – Иногда мне кажется, что мир меняется. А я слишком стар, чтобы измениться с ним вместе. – Он покачал головой. – Варг, слово мира на эту ночь?

– Даю его тебе.

Ларарл кивнул:

– И я тебе. Ручаешься за Тавара и его стаю?

Варг взглянул на Тави:

– Ты дашь слово, что ты и твои люди проведут эту ночь мирно, если вам не причинят зла?

– Конечно, – отозвался Тави, – если мы получим такое же слово.

– Он даст слово, – обратился к Ларарлу Варг.

Золотистый Учитель войны кивнул:

– А за мое слово ему поручишься?

Варг обратился к Тави:

– Ручаюсь. Ларарл держит слово.

Тави кивнул:

– Значит, решено.

Ларарл обернулся к другим канимам:

– Оставьте нас.

Его подчиненные быстро и беззвучно вышли. Анаг был последним и закрыл за собой дверь.

Ларарл прошел к углям в яме, сел рядом, протянув руки к теплу:

– Садитесь, садитесь.

Они сели. Тави обрадовался теплу огня. В башне Ларарла стоял буквально пещерный холод.

– У меня много работы, – сказал Ларарл. – Чего вы от меня хотите?

– Прежде всего защиты, – ответил Варг. – Со мной здесь почти сто тысяч из моего народа.

Ларарл на миг замер, впившись в Варга голубыми глазами.

– Где?

– В Молваре, – ответил тот. – Мы здесь пять дней.

Ларарл несколько секунд молчал.

– Какой защиты ты просишь?

– Я ехал сюда с просьбой о месте для высадки, пока мы не починим корабли для возвращения в Нараш. Но теперь…

Ларарл кивнул:

– Нараша больше нет. Ничего больше нет, Варг. Всё… – Его рука метнулась за спину, ударила по столу, расколов столешницу и рассыпав зеленоватый песок. – Всюду эта гнусь. Эти твари. Ворд.

– Уверен? – спросил Варг.

– Да.

– Как это случилось? – тихо спросил Тави.

– Началось с Нараша, – ответил Ларарл. – Ритуалисты и их секты среди мастеровых восстали против Учителей войны и взяли ворд в союзники. Но скоро выяснилось, что ритуалисты из других пределов тоже рады протащить ворд через границы для помощи в своих мятежах. В скором времени Учителям войны во всех пределах приходилось давить бунт за бунтом.

Тави понял:

– А утвердившись во всех землях, ворд обратился против ритуалистов?

Ларарл кивнул:

– Тупые таурги! Теперь их почти не осталось. Их пределы запылали в считаные дни. Боевые стаи рассеялись по разным частям страны. Без связи, в беспорядке. Некоторые сражались дольше других. Твой род, Варг, продержался дольше всех, несмотря на то что отрава пошла с его земли. Но в конечном счете это ничего не значило. Все погибли. Один за другим, все.

Тави пробрал озноб, он протянул руки ближе к углям.

Минута прошла в молчании, потом Варг сказал:

– Тогда я должен просить тебя об убежище для подчиненных мне мастеровых. И поклянусь, что мои воины помогут вам в обороне.

Ларарл хмыкнул. И метнул взгляд на Тави:

– А ты, Тавар?

– Я просил бы позволения провести здесь несколько дней, пополнить припасы на кораблях и устранить повреждения. Затем я уплыву на родину и, надеюсь, больше никогда вас не потревожу.

Ларарл крякнул, встал, прошел к дверям. Все провожали его взглядами.

У двери каним задержался:

– Варг, в моем пределе не хватает пищи и для своих, тем более для твоих. – Губы Варга вздернулись, открывая клыки. – Ритуалистов, может, и немного осталось, – продолжил Ларарл, – но они теперь мои. Твои люди умрут, Варг. Я могу, по крайней мере, сделать их смерть не напрасной. Я могу отдать их кровь ритуалистам, чтобы те с ее помощью защитили Шуар.

– Ларарл, – прорычал, поднимаясь в полный рост, Варг, – не делай этого.

– Мои люди гибнут, – бросил Ларарл. – Мой долг – перед ними. Не перед тобой. Поменяйся мы местами, ты сам знаешь, что поступил бы так же.

Тави встал:

– А мы? Мои люди?

Ларарл обратил на Тави взгляд, полный чистой, холодной, кровожадной ненависти.

– Демон! – зарычал он. – По-твоему, мы глупы и не знаем, что ворд попал в Канию на одном из ваших судов? По-твоему, мы не знаем, что это вы спустили на нас этот ужас, желая нашей гибели?

– Неправда! – взвился Тави.

– Алеранский демон, – сплюнул Ларарл. – У тебя нет чести. В твоих устах каждое слово – ложь. Я должен защищать свой предел, мне некогда тратить время на твои уловки. Но кровь твоих людей послужит нам не хуже крови Варговых. – Он пинком распахнул дверь. – Стража!

Пролет заполнили воины-канимы.

Ларарл повернулся к ним:

– Вы пойдете со стражей или умрете здесь и сейчас. Выбирайте.

Глава 18

Стражники обошлись без насилия и оскорблений. Они просто препроводили Варга с алеранцами на крышу темной гранитной башни Ларарла, закрыли и заперли тяжелую стальную дверь и задвинули большие засовы, сделав взлом невозможным.

Там их и оставили – на плоской квадратной площадке под открытым небом. Она почти не уступала размерами учебному плацу когорты, и с нее целиком просматривались строения города-крепости. Тави и не глядя знал, что спуститься по стене невозможно, не было вблизи и других зданий, чтобы на них перепрыгнуть. В замках, засовах и охране не было нужды. Из этой тюрьмы можно было только улететь.

Макс посмотрел на запертую дверь:

– Неужели они это серьезно?

Красс кивнул:

– Выглядит довольно наивно. Ловушка?

– Ловушка, предоставляющая возможность предупредить своих, а то и сбежать? – спросил Тави. – Уж больно хитро. – Покачав головой, он повернулся к Варгу. – Они что, не знают о способностях алеранцев?

Варг дернул плечом:

– Шуараны упрямы, горделивы, узколобы. Без этого они бы в своем пределе не выжили. Они не бывали на ваших берегах. А наши донесения об алеранских демонах сочли за выдумки. Они уверены, что вы можете не больше того, на что способны наши ритуалисты. Наши ритауалисты не летают. Значит, и вы не умеете.

– Приятно слышать, что алеранцы – не единственные заносчивые дураки на Карне, – заметила Китаи.

Тави ехидно покосился на нее.

– Такая удача долго не продлится, – сказал он. – Анаг и еще кое-кто из шуаранов видели, как сдерживали шторм наши рыцари Воздуха. Рано или поздно расскажут Ларарлу. Тот осознает свою ошибку и предпримет шаги. – Тави повернулся к Крассу. – За сколько ты обернешься туда и обратно?

Красс прищурился, глядя сквозь ледяной дождь на затянутое тучами небо, и стал думать вслух:

– Зависит от погоды. В этой каше ничего не видно. Чтобы не сбиться, мне придется держаться дороги. Значит, лететь низко. Это труднее и медленнее. К тому же придется поставить вуаль или рисковать, что меня собьет первой молнией. – Он кивнул. – Я могу быть в Молваре до полудня и вернуться с рыцарями Воздуха к завтрашнему закату. Если распогодится – скорее.

– Ларарлу не понравится, если они недосчитаются одного из пленников, – заметила Китаи.

– А мне не нравится сидеть в тюрьме под смертным приговором, – возразил Тави. – Мы квиты.

Китаи послала ему быструю свирепую улыбку.

Подмигнув в ответ, Тави обратился к Крассу:

– Нам в любом случае придется действовать. Подправь погоду, если без этого никак, но без крайней необходимости ничего не предпринимай против шуаранов. И Магнусу с первым копьем скажи то же.

– Понял, принцепс.

Тави повернулся к Варгу.

– Учитель войны, – сухо заговорил он на канимском, – ты хотел бы что-то передать своим людям?

Варг на долю секунды сверкнул зубами и молча отвернулся.

– Ты предвидел такой оборот, – заключил Тави и взглянул на Красса. – Отправляйся.

Кивнув, Красс четко отсалютовал, хлопнул брата по плечу и нахмурился, сосредотачиваясь. Он скрылся за ветряной завесой, а миг спустя миниатюрный ураган смешал капли дождя в больно жалящий туман. Затем ветер отвернул, унося к небесам молодого наследника Антиллуса.

Макс долгую минуту с застывшим лицом смотрел вслед брату. Возможно, дело было в дожде. Тави далеко не так остро, как хотелось бы, воспринимал чужие переживания, но сейчас ясно ощутил хлеставшую друга противоречивую смесь тревоги, любви, печали, гордости и жгучей ревности.

Опустив глаза, Макс поймал взгляд Тави. И отвернулся, замкнулся, скрыв свои чувства, отгородившись стеной.

– Хотел бы я так уметь, – сказал он.

Тави кивнул:

– И я хотел бы. – Он тронул Макса за плечо. – Макс, твоя помощь нужна мне здесь. Дождь усиливается, холодает. Без укрытия мы замерзнем насмерть.

Макс прикрыл глаза, набрал в грудь воздуха и кивнул:

– Верно, сейчас займусь.

– Дариас, – попросил Тави, – ты ему не поможешь?

– Будет сделано, командир, – кивнул могучий центурион.

Китаи подошла к Тави:

– Доспехи. Долой.

Тави так давно не снимал лорику, что успел о ней забыть, однако Китаи говорила дело. Температура быстро падала. В мороз кожа, коснувшись брони, прикипает к металлу, к тому же носить доспехи в такую погоду – все равно что плащ из ледышек.

Сняв стальной панцирь, Тави остро ощутил свою беззащитность, и Макс с Дариасом, должно быть, чувствовали себя не лучше. Эти двое стояли на коленях посреди крыши, прижав голые ладони к темному камню и закрыв глаза. Очень скоро Тави подошвами ощутил крупную дрожь, и твердый гранит вздулся пузырем, образовав на площадке полукупол.

Закончив, Макс с Дариасом откинулись на пятки. Затем Дариас, поднявшись, осмотрел сооружение в полтора человеческих роста и с небрежной точностью погрузил кулак в твердый камень. Кончиком пальца он провел черту поперек, повторил движение, потом повел вниз и продолжал в том же духе, пока не очертил ведущую внутрь грубую дверь.

Макс отвесил изящный поклон:

– Прошу пожаловать в летний дворец!

Собрав вещи, они поспешили укрыться от дождя. Вопреки надеждам Тави, внутри оказалось немногим лучше. От сырости они спрятались, но в маленькой пещерке нечем было обогреться. Вернее, не было, пока Макс, зло сдвинув брови и высунув кончик языка, не коснулся пальцем одной стены. Стена засветилась жаром – не жидким белым пламенем, как на поле боя, а гораздо более нежным, чуть заметным. Через минуту в куполе стало теплее, чем у хлебной печи.

Китаи, тихонько замурлыкав, растянулась на полу:

– Люблю тебя.

Макс устало улыбнулся ей и мешком осел на пол:

– Какое-то время продержимся. Дольше, если завесим дверь плащом.

– Сделаю, – сказал Дариас, снимая с себя простой зеленый плащ. – Надо поспать.

– Китаи… – начал Тави.

– Нет, – сказала она. – Я.

– Что «ты»? – недоуменно взглянул на них Макс.

– Отстою первую вахту, – сказала Китаи.

Дариас оглянулся на них:

– Думаете, надо? Понимаю, мы в плену, но Ларарл дал слово, что в эту ночь нас никто не обидит. Если уж каним дал слово, он его сдержит.

– У Варга, кажется, есть Охотники, которых он использует, когда нужно немножко прогнуть кодекс чести к своей выгоде, – напомнил Тави. – До сих пор Варг соблюдал если не букву, то дух кодекса, но сдается мне, не такой большой шаг осталось сделать, чтобы здешний Учитель войны нарушил дух, соблюдя букву.

Дариас нахмурился:

– Вам не кажется, что вы несправедливы к Ларарлу?

– Вполне возможно, – признал Тави. – Но маловероятно. Он дал нам слово мира, после чего запер на крыше в такую погоду, оставив без укрытия, воды и пищи. Буквально он слова не нарушил. Но дух… будем сторожить.

– Я первая, – повторила Китаи. – У тебя до сих пор губы синие.

Тави, насупившись, оглянулся на смутный силуэт Макса.

– Правда?

– Не знаю, – ответил тот, – в темноте не видно.

– Вот видишь? – обрадовалась Китаи. – Мне виднее.

Она откинула в сторону плащ Дариаса и выскользнула наружу.

Остальные достаточно отслужили в легионах и точно знали, что делать дальше.

Все уснули мгновенно.

* * *

Проснувшись, Тави ощутил телом жесткий камень башни, но до боли намять спину не успел – значит проспал не больше двух-трех часов. Камень остыл, но воздух в их маленьком укрытии, как и обещал Макс, еще держал тепло. В легионе Тави случалось ночевать с меньшими удобствами.

Плащ в дверном проеме шевельнулся, показалась Китаи. Она тихо прошла к Тави, поцеловала его, опустившись на колени. Потом улыбнулась сонными глазами и растянулась на полу:

– Твоя очередь.

Тави захватил просохший в тепле плащ и набросил его на плечи, прежде чем шагнуть в холодную морось над башней. Надвинув на лицо капюшон, он высмотрел безмолвный силуэт Варга на западном краю площадки и, тихо ступая, подошел. Расположившись так, чтобы видеть великана-канима боковым зрением, Тави стал смотреть вниз.

С главной башни Ларарла открывался вид на бушующее сражение с вордом. Насколько мог судить Тави, за эти несколько часов ярость битвы нисколько не унялась. Шуараны в синеватой броне все так же отстаивали укрепления, а ворд по-прежнему походил на блестящую черную волну прилива.

Только с высоты картина открылась во всех подробностях.

Ворд изменился. По тому, что видел и знал по описаниям Тави, прежде он состоял из Хранителей-многоножек. Похожие на мохнатых пауков, те бродили по светящемуся зеленью крочу, затянувшему подвластные ворду земли. Величиной и весом они походили на средних размеров собаку и двигались с пугающей ловкостью и проворством.

Тави читал также донесения о воинах ворда – огромных, как бык, раках в толстом панцире с большущими клешнями и гудящими крыльями, способными поднять этих громадин в воздух.

Здесь было другое.

Атакующие силы ворда были одеты в тот же скользкий на вид черный хитин, передвигались на таких же странных угловатых конечностях, но на этом сходство заканчивалось.

Часть ворда ходила на двух ногах: это были чудовища десяти с лишним футов высотой и невероятно мощные. Они надвигались медленной грозной поступью, поднимали глыбы камня и швыряли их в укрепления, как мальчишки швыряют в пруд камешки. Другие предпочитали держаться на четырех конечностях, из которых задние чудовищно разрослись и непомерно развились, позволяя им совершать немыслимые скачки – по сорок, пятьдесят, шестьдесят футов зараз, наподобие кошмарных лягушек или сверчков. Эти сбивали врагов, врезаясь в них своими чудовищными шипастыми тушами.

Почти у всех атакующих были мощные плечи и толстые руки, вместо хватких кистей заканчивающиеся убийственными серповидными когтями. На удлиненных головах не видно было глаз, зато из кошмарно разросшихся ртов торчали кривые черные клыки – кошмарное слияние волчьей пасти и жвал богомола.

Тави пришло в голову, что ворд каким-то образом подражает своим врагам.

Он уподоблялся канимам.

Взгляд Тави скользнул к защитникам крепости. Воины Шуара предпочитали кривым мечам Вагровых нарашанов топоры, отменно сокрушавшие хитиновую броню. Шуараны действовали методично, держась по двое и по трое. Пока ворд бился в стены, один или двое канимов протыкали врагов копьями с тяжелыми поперечинами, а третий добивал ударом топора.

Среди канимов взгляд Тави кое-где отмечал одетых в черное ритуалистов. Только на этих мантии с капюшонами были не из обычной светлой кожи, а поблескивали черными хитиновыми чешуйками. Ритуалисты одевались в кожу своих врагов.

То есть светлые мантии Сарла и нарашских ритуалистов делались из…

Тави содрогнулся.

Он заметил, как один из ритуалистов запустил когтистую лапу в висевший у него на боку кожаный короб и зачерпнул оттуда темно-багровую кровь. Он плеснул кровью через стену, на которую разом лезло множество исчадий ворда, угрожая прорвать оборону. Звук до Тави не долетел, но он видел, как ритуалист задрал морду к ночному небу, испустив из разинутой пасти дикий вой.

В полете брызги крови загорелись золотисто-зелеными искрами, и в пустом воздухе вдруг заклубился тошнотворно-зеленый туман. Облако мгновенно накрыло угрожавшую стене часть ворда – и твари, корчась в агонии, попросту растворились, растеклись от первого прикосновения зеленого облака. Ритуалист вскинул вверх руку-лапу, резко уронил, словно прихлопнул муху, и зеленое облако так же резко опало за гребень укрепления.

Тем же приемом ритуалисты Нараша два года назад убивали людей Тави. Он не чувствовал жалости к гибнущему ворду, но все же порадовался, что не видит с крыши злополучных, раздавленных колдовством тварей.

Шуараны знали свое дело. Их тактика была расчетливо жестокой и действенной. Они не сражались с вордом – они просто забивали тех, кто добирался до стен. Насколько видел Тави, ворд терял четыре, а то и пять десятков на одного воина-шуарана.

«И все же, – подумал он, – ворд простирается до самого горизонта».

Ворд мог позволить себе такие потери. Шуараны, по расчетам Тави, не могли.

– Скажи мне, что ты видишь, алеранец, – тихо прорычал Варг.

Тави поглядел на старого Учителя войны. Варг развернул тяжелый плащ, какой носили все нарашанские воины. Он присел на ляжки, целиком укрывшись плащом, и дождевая слякоть прилепила полы плаща к камням башни. Из-под капюшона едва виднелся кончик носа.

– Ворд не использует захваченных, – тихо сказал Тави.

Варг, крякнув, кивнул влево:

– Там, ниже.

Тави взглянул, куда он указывал, на первую улицу за передовыми укреплениями. Там он увидел молодых канимов, большей частью подростков и детей. Те растянулись на десяток шагов друг от друга. У каждого была в руках тяжелая дубинка, и все, как и Варг, укрывались от дождя под плащами.

– Часовые, – понял Тави. – Не пропускают захваченных в город.

– Захваченные смердят, – сказал Варг. – И при движении издают необычный звук. У молодых лучше слух и нюх. А захваченные опасны, только пока их не обнаружили. Ларарл по всему городу расставил молодежь. – Каним блеснул глазами из-под капюшона. – Но ты понимаешь, что я не об этом.

– Да. – Тави снова стал смотреть на поле боя. – Ворд не использует воздушные войска. С их помощью они могли бы вскрыть оборону в дюжине мест и вынудить Ларарла к отступлению на вторую линию. Вместо этого они бросают на стены десятки тысяч солдат. Это что-то значит.

Варг тоже смотрел на сражающихся.

– Когда мы с Ларарлом были молоды, я пытался обучить его игре в лудус. Он отказался. Сказал: чтобы научиться воевать, надо изучать войну. Игры и книги – пустая трата времени.

Тави покачал головой.

– Он действительно готов напасть на твой народ? – (Варг кивнул.) – Ворд грозит уничтожить всех, а Ларарл вздумал сам убивать представителей своего вида? По мне, это глупо, – сказал Тави.

Варг пожал плечами:

– В Шуаре и в лучшие годы не хватало своего продовольствия. Они завозили съестное из других пределов. Ларарл считает, что мои люди в любом случае умрут медленной голодной смертью. Это бесчестный способ умереть. Куда лучше истратить их жизни с пользой.

– Я бы на месте Ларарла не отказывался ни от какого оружия.

– На месте Ларарла, от решений которого зависит спасение детей его народа, ты бы выбирал такое оружие, в котором был бы уверен. Тебе пришлось бы решать, кому жить, кому умереть, алеранец. А если стоит выбор – пожертвовать своими людьми или жизнями соседей-врагов, которые тоже под угрозой, – ты бы защищал своих, как я бы защищал своих, – Ларарл защищает своих. – Варг покачал головой. – Он боится не оправдать доверия своего народа. Этот страх почти ослепил его. Он даже не видит этого.

Тави вздохнул:

– Он тебе сказал, что убьет всех твоих людей, среди которых твой сын. Он нарушил дух клятвы мира, оставив нас здесь в такую погоду, и все-таки ты его выгораживаешь.

В груди у Варга угрожающе заклокотало.

– Нет, – сказал каним. – Я его понимаю. Это другое.

Тави, кивнув, стал молча наблюдать за боем внизу. Через некоторое время он спросил:

– Что он станет делать дальше?

Варг задумчиво повел ушами:

– Ларарл знает, что Сарл бежал с десятью тысячами воинов. Он думает, что у Насауга в Молваре не более десяти тысяч. Поэтому он пошлет тридцать тысяч, чтобы принудить их сдаться.

– И они сдадутся? – спросил Тави.

– Десять тысяч против тридцати на враждебной земле? Только дурак станет терять жизни своих воинов в безнадежной битве. – Варг показал зубы. – Но Ларарлу неизвестно, что Насауг обучил наших мастеровых так, что они почти сравнялись с воинами. Его тридцать тысяч столкнутся с нашими шестьюдесятью. И тогда Насауг накормит их собственными хвостами.

– А потом? – спросил Тави.

Варг ответил ему косым взглядом.

– Что станут делать твои люди после победы? – не отставал Тави. – Укрепят Молвар? Займут его? Станут ждать, пока ворд, проломив оборону Ларарла, осадит их? А потом станут драться, пока их не сбросят в море?

Варг смотрел вниз.

– Чего ты от меня хочешь?

– Возвращайся со мной в Алеру, – сказал Тави.

Варг фыркнул, сверкнул глазами:

– Сколько лет ты убеждал меня ее покинуть?

Тави указал на землю внизу и тихо сказал:

– Тогда я еще этого не видел.

– И это зрелище внушило тебе желание нам помочь, алеранец?

– Если тебе от этого легче, скажем так: я считаю тебя и твоих людей уже покойниками. И ты не хуже меня знаешь, что ворд доберется до Алеры – это только дело времени. Я просто хочу истратить ваши жизни с пользой для моего народа.

Варг смешливо дернул ушами, на долю секунды приоткрыл пасть в улыбке.

– Мои люди в Молваре тоже в опасности, – продолжал Тави. – Пока наши дела так плохи, разумнее помогать друг другу.

– Ты предлагаешь союз, – сказал Варг.

– Да.

Варг долго молчал. Потом коротко кивнул и ответил:

– Договорились.

Глава 19

Амара с Бернардом из надежного укрытия следили, как ворд уничтожает остатки цереранского арьергарда. Обреченные легионеры заняли позицию на руинах безымянной деревушки близ заговоренной дороги. Они сомкнули щиты, обратились лицом к врагу и сражались с отчаянной решимостью: замедлить наступление, выиграть время для бегущих за городские стены жителей здешнего домена.

Среди врагов преобладали четвероногие твари, отчасти напоминавшие смертоносных хищных ящериц с юго-западных болот под Каларом. Их длинные плоские тела, быстрые и мощные, покрывал обычный для ворда хитин, а вдоль хребта и на боках выступали зубчатые гребни. Амара видела, как один такой ящер ухватил легионера челюстями за бедро. В мгновение ока длинное, словно бескостное, тело обвилось вокруг человека и стало извиваться, как у ползущей вдоль ветки змеи.

Гребни пробили и сталь, и плоть, легионер завопил и умер.

Цереранская когорта – более трехсот человек – стояла против ворда. Стояла десять секунд, пятнадцать, двадцать. Потом она словно промялась, прогнулась внутрь, и черная волна ворда накрыла людей. Она рвала их и терзала, почти не замедляя хода, и тут же хлынула следом за беженцами, ради которых отдали свои жизни легионеры.

Они погибли зря.

Через две минуты ворд настиг бегущих. Амара не могла смотреть, как умирают старики и дети. Она закрыла глаза. Но крики слышала.

В таком хаосе, в таком смятении, среди такой разрухи, что царили в землях Цереры, это было неизбежно, твердила она себе, тщетно пытаясь отвлечься на простые факты и хладнокровные вычисления. В одни домены известие пришло вовремя, и люди успели уйти от подступающего кошмара. Во многих других не успели. Из таких почти все, спеша под защиту легионов своего консула, бежали по дорогам и попадали прямо в когти и жвала ворда.

Правитель Цереры не щадил своих легионеров, прикрывая беженцев, высылая маленькие конные отряды с приказом увести беглецов с дороги и направить в обход главной угрозы, но ему попросту не хватало ни времени, ни людей. Медлительные, бестолковые и просто неудачливые в эти отчаянные дни погибали на дорогах сотнями.

Амара с Бернардом ничем не могли помочь. Слишком велик был ворд. Попытавшись что-то предпринять, они бы только выдали себя и сгинули вместе с беженцами. Их задание было важнее. Оно могло спасти сотни тысяч жизней. Нельзя позволить жалости к тем, кто перед глазами, отвлечь их от ответственности перед целой страной. Делать свое дело – правильно и логично.

И все же Амара оплакивала отважных легионеров и несчастных беглецов, и никакая логика ее не утешала.

Она плакала, но плакала молча. Ворд часами обтекал их, тварей становилось все больше и больше, иные проходили всего в двух шагах от места, где, укрытые вуалью, неподвижностью и созданной фуриями материей, лежали они с мужем. Враг собирал силы для удара, который вскоре должен был обрушиться на последнюю противостоящую ему алеранскую твердыню.

На город Цереру.

* * *

Амара четыре дня не говорила с мужем.

«Вот, – думала она, – что самое трудное в этом задании. Речь – непозволительная роскошь, когда враг может таиться буквально под каждым листком». Они могли двигаться почти беззвучно, оставаться невидимками, но голос, даже шепот, яснее ясного выдал бы присутствие алеранцев.

Разведчики легионов издавна разработали довольно сложный язык жестов, позволявший в полевых условиях обмениваться важными сведениями, но разговора он не заменял. Не было в нем знака для «Я больше не могу этого видеть» или для «Кто-то за это поплатится».

За четыре дня на занятой врагом территории они не раз натыкались на места, где ворд положил множество мирных жителей и легионеров, а изредка и на такие, где ему не выпало такого успеха. Дважды им попадались выжженные до земли участки леса, где сохранились лишь обугленные пни да куски панцирей – свидетельство ярости церерских рыцарей и патрициев. В других местах бойня бывала не столь всеохватной и более прозаической, но не менее жестокой: среди отчаявшихся земледельцев находились те, кто обладал сильным даром заклинателей. Такие спускали на ворд всех подвластных им фурий, оставляя на земле раздавленный, изломанный ворд вперемешку с убитыми алеранцами. Попадались и одиночные твари ворда, убитые, без сомнения, фуриями, одичавшими без твердой руки погибших алеранцев. А еще кое-где мертвыми лежали не алеранцы, а олени, вепри и другие лесные звери, уничтоженные с той же бездумной жесткостью, будто ворд принимал за врага безобидную лесную живность. Местами ворд уничтожал даже растительность.

Еще им попадались участки светящегося зеленоватого кроча – он рос и распространялся под присмотром малой горстки паукообразных Хранителей. Эта непостижимая субстанция как будто питалась самой Алерой. Хранители без разбора наваливали на поверхность кроча живых и мертвых, растения и животных. Амара, стоявшая в нескольких шагах от его края, слышала, как хрустят листья под наползающей на них слизью.

Они не решались подолгу задерживаться вблизи кроча. Быстро выяснилось, что такие участки служат для врага чем-то вроде кормушек или продуктовых складов. Твари поодиночке или торопливыми кучками взбегали на кроч, с головой зарывались в него челюстями и, чавкая, как свиньи, глотали смердящую жижу под восковой коркой, чтобы тут же разбежаться по своим делам.

Поначалу Амара надеялась, что такая поспешность – признак их отчаянного положения, но раз за разом наблюдая кормление, происходившее через правильные промежутки, она поняла, что необъятный ворд двигался как одно целое под управлением невидимого хореографа. Его бессловесные и почти не издававшие звуков единицы знали, куда направиться, где нанести удар, где найти пищу, где усилить слабое место. В сравнении с вордом слаженность и дисциплина легионов выглядела дикарством или ребячеством.

Сумасшествие, само безумие пришло сюда, в Цереру, в долину Амарант, – в нежное, мирное, прирученное в стародавние времена сердце страны. Но долг велел ей это увидеть, запомнить все – и она смотрела. Смотрела, потом записывала все увиденное и сравнивала с записями Бернарда, проверяя, что из замеченного одним мог упустить другой.

Трудно пришлось со сном. Отдыхали по очереди, по нескольку часов, когда казалось, что можно ненадолго остановиться. Перед глазами у Амары, стоило ей прилечь, заново вставало увиденное, между тем один вскрик во сне мог погубить все. Она не позволяла себе засыпать слишком крепко, и постоянное напряжение, душевная боль, неотступная настороженность и тревога уже брали свое.

Она это замечала не по себе – сама она как будто вся онемела, – а по Бернарду, по его лицу и развороту плеч. Глаза его, в которых в последние годы все яснее читалась усталость от множества забот, стали как у загнанного зверя, хотя и сохраняли спокойную бдительность – во всяком случае, когда Амара его видела. Обычно они шли, не видя друг друга, и не терялись только потому, что заранее сговорились, куда намерены двигаться, и еще по еле слышному звуку шагов.

Но хуже всего было, что нельзя поговорить, особенно после гибели последней колонны беженцев.

Совсем плохо.

Она нашла его руку, переплела его пальцы со своими и крепко сжала. Он ответил не так ласково, как она ждала, и стало ясно, что тревоги, ярости, гнева в нем не меньше, чем в ней.

Но они должны были продержаться еще немного. Если Первый консул не ошибся, в битве за Цереру заклинатели ворда должны проявить себя, и тогда Бернард с Амарой их увидят. А потом можно будет уйти от этого кошмара, чтобы сообщить об увиденном.

Они жались друг к другу в темноте, пока ворд готовился к штурму.

* * *

Чтобы собрать силы и нанести удар, ему потребовалось меньше суток.

Амара с Бернардом находились в полутора милях от городских стен, смотрели через широкую долину из покинутой усадьбы протянувшегося вдоль низкого хребта домена. Они затаились в развалинах кирпичного склада, разрушенного упавшим деревом. В другое время доминус не упустил бы случая заменить старое здание, обглоданное временем, новым. Теперь же разбитые стены оставили лежать как есть, а накрывший развалины толстый ствол превратил их в безупречный тайник. Бернард силой уцелевших на дереве ветвей и листьев и растущей под стеной травы окружил их лесной вуалью, Амара же наложила поверх слой своей тонкой ветряной магии, скрыв от ворда тепло их тел и запах. Бернард поселил своих земляных фурий в фундамент здания, тем скрыв их от обнаружения посредством земляной магии. Последним штрихом стали меняющие цвет плащи. Невозможно было укрыться надежнее.

Через полчаса после наступления темноты ворд как единое целое бесшумно хлынул на город.

Несколько мгновений все оставалось как было, а потом Церера вдруг осветилась.

У Амары перехватило дыхание. Обычный штурм легион встретил бы стрелами и огнем, лучники и рыцари самыми дальнобойными снарядами обстреливали бы подступающего к стенам врага. Так делалось, чтобы сломить дух атакующих, в первые же мгновения нанести им тяжелые потери и вбить в сознание простых солдат и командиров, как дорого обойдется им штурм.

Но против ворда удар по боевому духу врага терял смысл, как и многое другое в тактике легионов, в чем быстро убедились легионеры Цереры.

Со стен не летели стрелы. Укрепления не извергали пламя. Город, еще не залечивший ран и шрамов после атаки консула Калары, ярко светился, тихий и беззащитный перед накатывающей черной волной.

Амара заметила, что ее пальцы ищут руки Бернарда. Нащупав, она крепко сжала пальцы мужа, потому что волна ворда уже ударила в стены Цереры.

Из ярко освещенного города не донеслось ни звука. Ни один меч не поднялся навстречу ворду, ни один легионер не выступил против врага.

Ворд облепил стены, впивался когтями в камень, полз вверх роем огромных черных насекомых. Они презрели военную тактику, не атаковали ворот и башен, а просто ползли на стены там, где очутились. Земля к югу почернела, вражеский рой покрыл поля широкой долины огромной сплошной тенью. На мгновение показалось, что город падет без сопротивления.

Но Амара знала: этого не будет. Обороной командовал Гай Секстус, и Первый консул не собирался сдавать Цереру без боя.

Внезапно в глубине города звонко и резко зазвучали фанфары. Тяжесть магии ветра потеснила воздух, вздыбила волосы на затылке у Амары. Сам воздух заплясал, заискрился сотнями тысяч серебристо-белых точек. По всей долине Цереры на кронах деревьев вспыхнули мириады крошечных недолговечных звездочек.

А потом сокрушительный рев до основания потряс каменный город, и с его стен в алеранское небо ударили молнии: грозные копья багрового и лазурного пламени изгибались, рисуя силуэт атакующих орлов – герб и цвета Дома Гаев. Их грохочущая мощь разбила первую волну ворда. Нападающие сотнями срывались со стен, рассыпались в воздухе черным пеплом, валились на остолбеневших собратьев.

Отголоски грома еще раскатывались над землей, а вслед им с небес уже пролились малые сполохи – сотни сполохов. Молнии крушили ворд, разили и вбивали в землю по дюжине разом. Там к земле слетели огненные золотые шершни Родиуса, а там зеленая молния, свившись в пару быков Пласиды, взметнула ворд на пятьдесят футов к небу. Алые соколы Аквитании падали огненным градом, их удары были мелки в сравнении с другими, зато наносились с убийственной точностью и устрашающими волнами.

Амара с ужасом взирала на вырвавшиеся на волю силы, жалея, что они с мужем не выбрали для наблюдения тайник подальше от места битвы. Здесь действовала не одна рыцарская центурия, даже не объединенные силы нескольких легионов – здесь сосредоточились повелевающие фуриями алеранские патриции, чье могущество буквально разверзало землю перед наступающим вордом. Амаре пришлось заслониться ладонью от слепящего света. С неба сыпались комья земли, осколки камней, и не только они, – брызги сражения добросило до развалин усадьбы. Звук оглушал даже здесь, и Амара поспешила уделить часть усилий Цирруса на защиту слуха от ужасающего грохота. Она никогда не видела действия таких могучих, внушающих трепет сил – кроме одного раза, – и ей вдруг захотелось забиться в самую глубокую нору, спрятаться, пока все это не закончится.

Она не знала, сколько времени бушевали смертоносные силы. Наверняка не так долго, как ей показалось. Амаре чудилось, что она много часов прижимается к земле под бьющими с кристально чистого неба молниями, которые, как грабли, выгребали из долины все живое.

Когда стало тихо, она подумала, что это лопнули ее барабанные перепонки. Затем поняла, что погасли и сполохи, и земля больше не содрогается. Ослепленные вспышками глаза видели в вернувшейся ночи только огоньки заговоренных ламп на городских стенах. Долгую минуту не доносилось ни звука, а потом в городе отчетливо и чисто пропели трубы, ворота Цереры распахнулись, и еще дюжины ворот проделали в стене фурии. Камень там растекался, как вода, оставляя четкие арочные проходы.

Ударили копыта конницы – колонна в тысячи лошадей прогрохотала по выжженной молниями земле. Объединенные алы всех легионов, что успел стянуть к себе Первый консул, несли над собой стяги всех городов к югу от Защитной стены. Амара рассмотрела, что не меньше половины конных были в зеленых цветах Пласиды. Стало быть, не лгали слухи, что консул Пласиды посадил в седла целый легион.

Конница вышла на поле, а рыцари Воздуха взвились в небо над городом, поддерживая выступивших против ворда граждан. Они обогнали стремительных всадников, разя и рассеивая ошеломленный ворд. Снова загорелись молнии и огненные шары, отражаясь от черной суставчатой брони ворда резкими злыми вспышками. Следом налетела кавалерия. Издалека Амара смутно слышала трубы и барабаны и мало что различала в темноте, но помыслить не могла, что сражение обернется в пользу жестоко потрепанного ворда, застигнутого в распаханных полях предместий, где негде укрыться от ярости алеранских всадников, негде спрятаться от рыцарей Воздуха и заговоренных гражданами фурий.

Амара, день за днем видевшая, какой ужас несет ворд мирным жителям Цереры, смотрела на его избиение с жестокой радостью. Даже если в дело вступят его заклинатели, они уже не успеют повернуть вспять течение битвы. Первый консул переломил хребет вражескому авангарду.

А потом она увидела, как в южном небе одна за другой гаснут звезды. Бернард заметил это чуть позже ее и, увидев, напрягся всем телом. Тьма, поглощавшая звезды, надвигалась все быстрее – и воздух заполнил низкий тяжелый гул.

«О Великие фурии! – подумала Амара. – Летучее войско. Их, должно быть, тысячи. Десятки тысяч. Кровавые во́роны, они затмевают небо!»

Ворд пожертвовал наземными силами, бросил их на город, в челюсти расставленного алеранцами капкана лишь для того, чтобы выманить граждан и заклинателей фурий под удар самого сокрушительного своего оружия.

Ответный удар обрушился с нечеловеческой яростью.

Со своего места Амара мало что видела. Но каждая вспышка, освещавшая ночное небо, открывала ей темные фигуры. Все они походили на человеческие, хотя Амара не в силах была поверить свидетельству собственных глаз. Не могло у ворда быть столько рыцарей Воздуха. И конечно, ворд не единственный в ночных небесах повелевал огнем.

Глухие удары и хлопки огненных фурий разносились по долине, голоса легионерских рожков выдавали страх и отчаяние. Один раз их заглушил рев воздушных потоков, когда несколько рыцарей Воздуха, взметнув тучи пыли, по длинной дуге облетели пехотный строй, пытаясь, должно быть, обойти врага с фланга.

А потом с городской стены метнулась в небо горстка рыцарей в тяжелой броне, и в руках одного из них меч сиял ярким золотом. Этот меч разгорался все ярче по мере того, как рыцари устремлялись в бой, увлекая за собой огненный хвост – живую комету.

Каждый, кто был тогда в долине Цереры, видел этот рвущийся в битву светоч, и каждый, кто видел, понял, что перед ним – обнаженный вызов, вызов на бой. Амара задохнулась, узнав в мерцающем золотом огоньке цвета родисского консула.

Старый интриган, опасный властолюбец, которому только соседство Аквитании не позволило стать для Алеры угрозой посерьезнее Калара! Аквитейн первым своим долгом считал сковывать хищного соседа превосходящими силами, но это не помешало Родиусу прославиться среди граждан как искуснейшему заклинателю фурий.

Неужели, гадала Амара, он не видит в своей надменной слепоте, что Гай принес его в жертву, как пешку в лудусе, надеясь в свою очередь оттянуть на него сильнейшее оружие ворда?

Где-то на юге – на земле или в небе, Амара не поняла, – возник пронзительный звук, в котором визг разорванного металла смешался с ревом умирающих львов. Этот звук впивался ей в уши, рвал измочаленные нервы, внушая безумное желание вскочить на ноги и бездумно завопить в ответ.

Амара слышала этот звук не в первый раз, и воспоминание вселило в нее ледяной ужас.

Боевой клич царицы ворда.

Консула Родиуса с его личной стражей – должно быть, графами и патрициями, – золотым шаром скользивших по небу, вдруг облепили мельтешащие черные точки, словно мошкара и мотыльки тысячами слетелись на горящий в ночном лесу огонек свечи.

Навстречу им земля выбросила болезненную зеленовато-голубую вспышку.

Густая туча искр на миг заслонила отдельные силуэты, с небывалой отчетливостью высветив каждый обломок камня, каждый сучок и сухой лист в руинах, обведя их черными тенями. Гром отдался по всей долине, тяжелым кулаком ударил Амаре в грудь.

На секунду она ослепла.

Она поморгала опаленными глазами, а когда зрение вернулось, желудок у нее сжался и перевернулся в животе.

Золотая звезда, медленно утрачивая величие, падала к далекой земле.

Консул погиб.

Родиус, алеранский консул, окруженный своими гражданами, готовый ко всему, полный решимости и вооруженный всею мощью державы, пал перед царицей ворда в первый же миг их встречи.

Золотой свет погас раньше, чем тело коснулось земли.

Снова завизжала царица ворда, и на этот раз Амара ответила криком – неудержимый ужас вырвал этот звук из ее груди. Южное небо вдруг охватило болезненно-зеленое зарево, оно растянулось многомильной паутиной от зеленовато-белой сферы, от царицы ворда, наконец показав глазу, какая гроза движется на юг.

Небо наполнилось крылатыми человекообразными рыцарями ворда, черные пластины их хитина отражали вспышки зеленых молний.

Их были не тысячи.

Не десятки тысяч.

Сотни тысяч.

Все алеранские силы были перед ними так смехотворно малы, что смешна стала даже мысль о сопротивлении, как смешно думать, что человек с лопатой может остановить океанский прилив.

Нарастал рев воздушных потоков. Трубы звали конницу к отступлению, им отзывались панические крики горнов в городе.

Амара тупо смотрела, как войска обращаются в бегство, и не сразу, встряхнувшись, сосредоточилась на насущном. Гай для того и послал на смерть свои главные силы, чтобы выявить источник могущества ворда и дать ей шанс его обнаружить.

Она не смела мешкать. Скоро их накроет ворд, и безумием было бы надолго снимать вуаль, но сквозь нее она даже с помощью Цирруса не могла ничего рассмотреть на таком расстоянии.

Она коснулась запястья Бернарда, тот кивнул. И в тот же миг пропала расплывчатость теней и силуэтов, созданная укрывающими людей фуриями. Амара и свою вуаль сняла, а потом подняла руки, приказав Циррусу приблизить зеленую сферу.

Ночное небо замутилось, а потом словно она сама рванулась вперед – это фурия ветра изогнула световые лучи, показывая ей все подробности. Зеленая сфера предстала в кристальной ясности, и Амара впилась глазами в убийцу консула Родиуса.

У нее сперло дыхание в горле, и сердце на миг прекратило биться.

Светящаяся сфера окружала закутанную в плащ фигуру с темной гладкой кожей под складками черной материи. Из-под тяжелого капюшона блестели зеленоватые глаза – глаза царицы ворда.

Кроме нее, ворда там не было.

Ее окружали сотни рыцарей Воздуха в тяжелых доспехах – все до единого алеранцы. Их доспехи, неуклюжее подражание легионерским лорикам, были сделаны из черного хитина, из того же материала было и оружие. По людским меркам они были молоды. Нет, поправила себя Амара, они молодо выглядели.

Граждане.

Царица ворда присвоила себе граждан.

Остолбеневшая Амара увидела, как подобия рыцарей Воздуха пронеслись за спиной царицы. Каждый нес на руках обмякшее тело убитого рыцаря или гражданина. Многие явно были ранены, но все казались живыми. У Амары сжалось сердце: пленники.

Ворд пополнит ими свой арсенал, присоединив к окружавшим царицу гражданам.

Воздушный поток поднес к царице ворда новую фигуру.

Амара сперва решила, что женщина обнажена. Потом поняла, что ее облегает, как вторая кожа, темный хитиновый панцирь. Темные волосы развевались от встречного ветра, в руке был узкий меч алеранской стали. Бледная кожа, холодное, уверенное лицо. На груди, между грудями, поблескивало… нечто – комок в два кулака Амары величиной. Вглядевшись, Амара поняла, что этот ком – живой, наподобие впившегося в тело насекомого или ушедшего с головой под кожу клеща.

Инвидия Аквитейн встряхнула мечом, сбрасывая с него кровь покойного консула Родиуса.

Сияние зеленой сферы погасло, оставив Амару с Бернардом в темноте.

Глава 20

Эрен с самой высокой башни церерской цитадели наблюдал гибель консула Родиуса и видел, как ход сражения обратился против алеранцев. Трубы яростно протрубили отбой, рыцари Воздуха и горожане помчались обратно в город под ревущими порывами ветра.

– Ваше мнение, курсор? – тихо спросил Первый консул.

Эрен сглотнул:

– Откровенно говоря, правитель, я слишком перепуган, чтобы мое мнение сейчас чего-то стоило.

– Понимаю, – со сдержанным неодобрением отозвался Гай. – Когда возьмете себя в руки, прошу меня уведомить.

– Слушаюсь, правитель.

Первый консул, сцепив руки за спиной, мерным шагом расхаживал по верхней площадке башни. Лицо его было задумчиво. В трех десятках футов от него и всего в десятке над головой пронеслись двое рыцарей Воздуха с раненым товарищем на руках. Юноша страдальчески кричал, пластина его нагрудника в нескольких местах была располосована поперек, из проколов сочилась кровь. Гай скользнул по всем троим взглядом и, не замедляя шага, стал смотреть на поле боя. «Уже не столько боя, сколько повального бегства», – подумал Эрен.

– Курсор, – сказал Гай, – пожалуйста, уступите мне эту крышу.

– Прошу прощения?

Гай приостановился и, недовольно подняв бровь, устремил на Эрена неподвижный взгляд.

– Как скажете, Первый консул, – поспешно отозвался Эрен и бросился по лестнице вниз. Спустившись и выровняв дыхание, он принялся успокаивать себя, привычно проверяя ножи. Это занятие помогло выгнать из головы картины битвы и собраться с мыслями.

Первой среди них была мысль, что к городу явилось великое множество рыцарей ворда. Эрен догадывался, что в рубке на церерских улочках они окажутся не менее ужасны и смертоносны, чем были в небе над городом. Никакого желания проверить свою догадку он не испытывал.

Не то чтобы его так уж пугало сражение. О, и образ, и реальность смертельной схватки его ужасали. Кого не ужасает, тот глуп или безумен. Эрен сознавал, что подготовлен лучше, и, может, больше, чем представляется по его виду, знал и пределы своих сил, и, не будучи ни безмозглым, ни сумасшедшим, предпочитал по возможности избегать боя.

В данном случае благоразумнее всего было покинуть город. Считалось, что рыцари ворда в скорости не соперники алеранским летунам, кроме как на коротком рывке. Первый консул, конечно, пошлет за своими носилками, и они переберутся на следующую укрепленную позицию. Эрен сейчас не мог припомнить, как называется этот немаленький городок в пятидесяти милях к северо-востоку по ведущей к столице Алеры дороге.

«Все они ведут к столице Алеры, умник», – одернул себя Эрен. Он спрятал последний нож, тряхнул головой и вдруг понял, что́ им сейчас нужнее всего. Это бросалось в глаза. Первый консул, конечно, сам знает, но хорошо уже то, что мозг у Эрена снова действует. Он повернул обратно к лестнице, но остановился, услышав на крыше голоса.

– …Все равно, – тихо звучал глуховатый баритон Гая. – Это необходимо.

Женский незнакомый голос ответил:

– Это будет иметь долговременные последствия.

– Хуже тех, что уже расшатали государство и грозят обрушить его, если вы не исполните просьбы?

– Это зависит от точки зрения, дитя. – В голосе женщины слышалась улыбка.

Эрен захлопал глазами: «Дитя? Дитя! Кто может так говорить с Первым консулом?»

И в голосе Гая прозвучала сухая усмешка.

– Взгляните с моей.

– Мм, – задумчиво протянула она. – Среди них есть и ваши люди.

– Тем не менее.

– Я никому не отдаю предпочтения, – сказала она. – По своей воле – нет. Хотя признаюсь, я привыкла к тебе и твоим, дитя.

– Я не прошу освобождения, – ответил Гай. – А только условий для победы.

Она рассмеялась и спросила с мягкой иронией:

– Ты, дитя, добиваешься первого места? Безусловно, нет.

– Время не ждет. – Гай говорил вежливо, но в голосе слышалось нетерпение.

– С тобой и твоими почти всегда так. – Она немного помолчала. – Вполне возможно, это наш последний разговор.

– Я высказал, чего желаю.

– Твой отец бы… как у вас говорится?

– Перевернулся в гробу, – подсказал Гай.

– Да. Если бы такое было возможно.

– Но вы окажете им честь?

Эрен снова заморгал – не от слов, от того, как это было сказано.

Он просил. Не приказывал.

С кем же так говорит Первый консул?

– Так никогда не делалось. Но думаю, да.

Очень тихо, с нескрываемым облегчением Первый консул проговорил:

– Спасибо.

– Благодарность? – В голосе женщины звучало тихое веселье. – Куда катится мир?

Эрен, сгорая от любопытства, поднялся по последним ступенями и, как можно тише приоткрыв дверь, выглянул.

Гай стоял на прежнем месте. Женщина рядом, лицом к нему, вровень с ним ростом. Кожа цвета темной бронзы, серебряные волосы с редкими прядями багряного и золотого цвета, на вид моложе Эрена, но лица сильнее и прекраснее ему видеть не доводилось. На ней было простое платье и платок – Эрен сперва подумал, домотканые, – но со второго взгляда материя показалась ему полупрозрачным серым туманом, густым и клубящимся, как грозовое облако, но упорно облегающим тело, как положено ткани.

Женщина резко обернулась, метнула на Эрена взгляд. Глаза у нее были цвета яркого золота, которое мгновенно переплавилось в серебро, миг спустя они стали небесно-голубыми, потом зелеными, как изумруды, ограненные искусным ювелиром, и, наконец, заблестели темным обсидианом.

Гай тоже обернулся, а женщины вдруг не стало. Не мерцала вуаль, не было расплывчатой полосы, как если бы заклинатель почерпнул от фурий неуловимую глазом скорость, – ничего. Вот она стоит и хладнокровно разглядывает Эрена, а вот ее просто… нет.

Конечно, так не бывает.

– Курсор, – сдержанно кивнул Гай, – хотите что-то доложить?

– Правитель. – Эрен проморгался, овладел собой. – А… да, правитель. Простите, я не хотел прерывать…

Гай вздернул обе брови, переспросил резковато:

– Прерывать?

– Вашу беседу.

Гай прищурился:

– Беседу?

Эрен закашлялся.

– Мне пришло в голову, что рыцари ворда держатся в воздухе на крыльях. Как птицы. Птичий полет зависит от погоды. В бурю они не летают.

– И я об этом подумал, – одобрительно кивнул Гай. – Еще что-то?

– Еще я бы посоветовал при отступлении перерезать дороги. Примерно на каждой миле, чтобы не дать врагу ими воспользоваться.

Гай поморщился, но ответил, вздохнув:

– Да, полагаю, так будет лучше.

На башню налетел вдруг холодный северный ветер, такой холодный, словно проник в Цереру прямо с Защитной стены, не пролетая над теплыми землями. Первый консул повернулся к нему лицом, прикрыл глаза, протянул руку с растопыренными пальцами. Эрен видел, как шевелятся его губы, потом Гай коротко кивнул. Эрен встал рядом с ним на краю площадки и увидел, как ветер, пролетев над городом, расходится по полям за стенами. И вслед за его дуновением от ручьев и прудов стал подниматься туман.

Паническое бегство над полями как будто застопорилось, и Эрен быстро увидел тому причину. Новая яркая звезда – сияющий клинок консула – взмыл в небеса, и к нему, как к светящемуся ядру, собирались алеранцы. Алое свечение звезды подсказало ему, что это консул Аквитании собирал уцелевших летунов в плотный кулак, отбрасывая и разметывая рыцарей ворда совокупной силой их воздушных потоков. Легионы выстраивали в небе вторую Защитную стену.

Вылетевшая в ночь алая молния проредила воздушные силы ворда и замедлила наступление прилива. Из его тени вырвалась бегущая конница, но только сила и отвага немногих оставшихся в воздухе, сдерживая ворд, спасали беглецов от повальной бойни.

Первый консул обратил лицо к вечернему небу, закрыл глаза. Он молчал и не шевелился, но лицо его напряженно застыло.

Одиночные рыцари ворда добрались до городских стен – в первую очередь те, кого сдул к городу поднятый алеранским арьергардом шквал. Защитники Цереры возвращались на свои места, покинутые при совместном ударе заклинателей. Теперь рыцари Огня и Дерева отбивали ворд огнем и стрелами.

Один рыцарь ворда метнулся к башне, где стояли Эрен с Первым консулом, но его тут же прошили полдюжины стрел, направленных рыцарями Дерева из размещенной на соседних башнях Коронной гвардии. Падающий с хрустом ударился о выступ стены и, еще жужжа одним бесполезным крылом, провалился на пятьдесят футов ниже, до крепостного плаца.

Ветер с севера стал еще холоднее. Эрен задрожал – плащ не спасал от этого холода. Обернувшись к северу, он заметил, что блестящие, как проколы, точки звезд расплываются в небе серебристыми облачками.

Гай кивнул:

– Начнем?

Он раскрыл ладони и быстрым, резким движением вскинул их к небу.

Лежавший на земле и почему-то не потревоженный ветром туман внезапно рванулся вверх. Он вскипел вокруг стен, накрыл башню, окатив ее теплым воздухом. Когда туманное облако пролетело мимо, Эрен увидел: дымка затягивает небо огромным одеялом.

Гай со вздохом уронил руки, устало ссутулился:

– Посмотрим, что из этого выйдет.

Эрен вздохнул:

– Правитель, вы не уверены, что сработает?

– В теории – должно. Но разве можно сказать наверняка?

– А-а, – отозвался молодой курсор. – А что мы будем делать, если нет?

Гай шевельнул бровью и ответил невозмутимо:

– Я полагаю, мы умрем, дон Эрен. А вы как думаете?

Серую пелену над их головами сотряс гром.

Эрен успел только вздрогнуть, прежде чем ощутил на коже ледяные капли дождя. Первые падали редко, но все чаше и гуще. Он подошел и встал рядом с Гаем, вгляделся в почти невидимое за дождем поле боя. Пылающий меч Аквитейна увлекал за собой султан пара, и видно было, как алеранские летуны, теряя высоту, возвращаются к городу.

– Вы, посылая Родиуса, знали, что он погибнет, – тихо сказал Эрен.

– Знал? – вопросом ответил Гай.

– А Аквитейн, когда все кончится, окажется тем, кто превратил беспорядочное бегство в организованное отступление.

– Если не придираться, – пробормотал Гай, – консул Аквитейн и правда превратил беспорядочное бегство в организованное отступление. – Он покачал головой. – Одного у Аттиса не отнимешь: он понимает, что сила консула – если на то пошло, и Первого консула тоже – в сердцах и умах его людей.

– Его меч, – сказал Эрен. – Он собрал к себе заклинателей фурий. Вселил в них отвагу.

– Мм, – согласился Гай. – Родиус сам по себе был силен, а вот видел не дальше своего носа. Так же, как консул Калар, разве что Родиус был поумнее и более опасен как сосед.

– Гораздо опаснее, – подхватил Эрен. – Настолько опаснее, что заплатил жизнью за верность означенному соседу.

Первый консул ответил ничего не значащей ледяной усмешкой.

– Гражданское общество, не желавшее замечать опасности ворда, легко подчинить. Его самоуверенность угрожала нам не меньше ворда. Эта ночь с ней покончит. – Он бросил взгляд в рокочущее небо, с которого все сильнее хлестал дождь, и с сухой усмешкой закончил: – Так или иначе.

И тут правитель запнулся, упал на одно колено.

– Господин мой! – Эрен бросился к нему.

Гая бил кашель, ужасный гулкий кашель, непрерывно сотрясавший все тело.

Эрен упал на колени, плечом подпер старика.

Когда приступ прошел, Первый консул, дрожа, навалился на молодого курсора, уронил голову. Эрену показалось, что губы у него посинели, лицо покрылось мертвенной бледностью.

– Правитель? – тихо позвал Эрен.

Гай мотнул головой, хрипло выдавил:

– Помоги встать. Нельзя, чтобы увидели.

С мгновение Эрен непонимающе глядел на него, потом закинул руку Гая себе на плечи и, распрямившись, поднял старика на ноги.

Гай навалился на парапет, распластал ладони по холодному мокрому камню. Затем сделал глубокий вдох и выпрямился, с окаменевшим лицом глядя на отступающих к городу алеранцев.

Меч Аквитейна горел все ярче, и вот уже собравшиеся к нему две сотни граждан и рыцарей Воздуха опустились на улицы за стеной, направившись к сборному пункту, где должны были строиться перед отходом легионы. Конница немного отстала от них, измученные лошади из последних сил мчались в город.

Аквитейн не пошел со своими людьми, а взмыл к башне, мастерски укротив воздушный поток и опустившись, как иной перепрыгивает через две ступени на лестничном спуске. Бегло кивнув Эрену и переложив меч в левую руку, он прижал кулак к сердцу, приветствуя Гая.

Огонь его меча погас, но металл еще светился и шипел под дождевыми каплями. Доспехи – искусно отделанная лорика – по плечам и наручам покрылись тонкой ледяной коркой.

– Сработало, – коротко доложил консул. – Льда их крылья не выносят.

– Естественно, – спокойно ответил Первый консул. – При отходе к Вартону будете через каждую милю перерезать дорогу.

Аквитейн нахмурился и повернулся к югу:

– Их важнейшее преимущество в подвижности, в полете. Нам бы сейчас следовало двинуть вперед все легионы и дать прямой отпор.

– Их важнейшее преимущество – в способности царицы ворда управлять его движениями, – возразил Гай. – Если мы двинем своих людей в ночь и бурю, они безнадежно запутаются. Ворду это не грозит. Мы отступаем. Навстречу нам с каждым днем будут подходить подкрепления.

– К ним тоже, – сказал Аквитейн. – Мы должны ударить сейчас же, в полную силу, постараться проредить их рой.

– При необходимости я их опять приземлю, сиятельный господин. – Взгляд Гая стал жестким. – Отступаем.

Аквитейн смерил его долгим хмурым взглядом. И сказал:

– Это ошибка.

– Будь я молодым, – ответил Гай, – я бы сам так думал. Извольте уведомить остальных консулов. Дон Эрен, известите Коронный, Первый и Третий алеранские легионы.

Эрен с Аквитейном отсалютовали Первому консулу, после чего Аквитейн попросту шагнул с башни и ушел к земле. Рев воздушной струи донесся мгновением позже. Эрен повернулся к двери, но помедлил, оглянувшись на Первого консула:

– Вам лучше, мой господин?

Первый консул с облепленной мокрыми волосами седой головой, не отрывая взгляда от равнины, медленно покачал головой:

– Никому сейчас не лучше. – Он покосился на Эрена и подбородком указал ему на дверь. – Ступайте.

– Правитель, – произнес Эрен и поспешил вниз – сообщать командирам легионов, куда им бежать.

Глава 21

На следующее утро Исана поднялась до восхода. Она быстро проглотила нехитрый завтрак, принесенный Арарисом из легионерской столовой, накинула самый теплый свой плащ и снова поднялась на Защитную стену. Ария Пласида встретила ее у своих дверей.

Исана сразу уловила исходящее от нее тревожное напряжение. Женщина была на грани срыва.

– Ария? – озабоченно позвала Исана.

– С юга сообщили: Первый консул дал бой ворду.

Исана незаметно переглянулась с Арарисом:

– И?..

– Ворд овладел Церерой. Легионы отходят к столице Алеры, по возможности задерживая ворд, чтобы дать беженцам уйти вперед.

Исана коротко вздохнула:

– Ваш муж?

– Цел. Пока. – Ария покачала головой. – Но подтвердилось, что ворд применяет заклинание фурий, причем в значительных размерах. Родиус Мартинес пал в сражении. Также убиты или пропали без вести несколько десятков граждан и почти сто рыцарей Воздуха.

От последних слов Исана вздрогнула. «Пропали без вести». В обычной войне это означало, что тела убитых остались ненайденными, что людей разметало волнами сражения или они захвачены в плен и содержатся в какой-нибудь тюрьме. Но в войне против ворда плен был бесконечно ужаснее смерти. Хуже того, это могло означать, что ворд завладел кем-то из потерянных Алерой заклинателей фурий.

– Тогда нам лучше заняться делом, – со всей доступной ей уверенностью и спокойствием проговорила Исана.

Гариус Пласидус встретил их у лестницы, едва они вынырнули в предрассветное сияние. Он четко отсалютовал:

– Прошу сюда, Владетельная госпожа. Наши строители как раз вылепили лестницу на северную сторону стены.

Исана подняла бровь:

– Разве раньше лестниц не было?

Гариус, пристроившийся в ногу с Исаной, покачал головой:

– Нет, сударыня. Постоянные лестницы – слишком легкая дорога для врага. – Он указал глазами на север. – Они и без того опасны, чтобы еще им помогать.

– Гариус, – спросила Ария, – отец с тобой связывался?

Он, обернувшись к ней, угрюмо кивнул:

– Да. Мы пришли, сударыни. – Он вывел их к лестнице, спускавшейся по северному отвесу Защитной стены на заснеженную равнину. И указал на небольшое возвышение на севере. – На том холме назначена встреча. Мы будем наблюдать за ней отсюда и вмешаемся, когда дойдет до ударов.

– Когда? – удивилась Исана. – Не «если»?

Молодой человек покачал головой:

– Владетельная госпожа, вы не были здесь, на Стене. Вам не понять. С ними можно разговаривать час или день. Но кончается всегда одинаково. – Он вместо слов коснулся рукояти своего меча.

– Вы не считаете возможным достичь соглашения с ледовиками?

– Не считаю, Владетельная госпожа, – без обиды ответил Гариус. – Не думаю, что такое возможно.

– Но сколько времени никто не пытался?..

Гариус вздохнул:

– Вы просто не…

– Не понимаю, – тихо закончила Исана. – Да, не понимаю. Распря с ледовиками всегда была для Алеры хуже чумы. И не думаю, что для них иначе. Но, учитывая, что наступает на нас теперь, у нас нет выхода, кроме как добиться если не мира, то хоть какого-то перемирия. Без него нам не выжить.

Он кивнул ей с короткой натянутой улыбкой:

– Я искренне желаю вам удачи, госпожа моя.

Исана кивнула.

– Спасибо, Гариус. Готовы? – обратилась она к Арарису.

Арарис, снова облачившийся в кольчугу и вооружившийся двумя мечами, кивнул.

– Лучше я пойду первым, – негромко сказал он и стал спускаться. Исана с Арией последовали за ним.

«Защитная стена, – подумала Исана, – с воздуха выглядит куда меньше, чем с земли». Громадная круча, изъязвленная, выщербленная временем, непогодой и войной, с каждой ступенью вырастала над ней подобно могучему утесу. Арарис внизу свернул и принялся утаптывать снег, прокладывая тропинку для женщин.

Исана, догоняя его, досадливо оглянулась назад, на Стену. Как ей добиться мира среди подобной подозрительности? Может быть, Гариус хороший солдат и хороший сын, но ненависть к чужакам напрочь отбила ему разум. Как этот молодой придурок не видит, что мир не просто желателен – жизненно необходим?

Исане за одно это хотелось закатить ему оплеуху.

Холм хоть и был недалек, но по снегу они добирались добрых четверть часа – только чтобы обнаружить, что их никто не ждет. Неторопливый обзор с вершины явил им поросшие вечнозелеными рощицами высокие холмы, а делегации ледовиков не было.

Ария хмуро озиралась. Сквозь выставленный ею заслон к Исане пробилась волна нетерпения.

– Где же они?

– Если с ними Дорога, будут ждать восхода, – ответила Исана.

– Зачем?

– Для маратов солнце – высшая сила. Они ему поклоняются и самые важные дела ведут только при его лучах.

– Ясно, – протянула Ария. – Надо думать, у варваров много странных обычаев.

Исана, в свою очередь, сдержала нахлынувшее раздражение, обуздала, не дав дойти до Арии.

– Дорога – человек светский в большинстве смыслов этого слова. Более того, он ради нашей страны уже дважды подвергал себя опасности: он спас моего брата и сына. Буду благодарна, если вы воздержитесь от оскорблений.

Ария поджала губы, но кивнула молча и отвернулась, высматривая ледовиков-переговорщиков. С севера все тянуло холодным ветром. Исана плотнее закуталась в плащ. Она смотрела назад, на громоздящуюся в тусклом небе Стену. Там и здесь виднелись часовые, тонкие черточки копий кололи серое небо.

«Как это должно смотреться глазами ледовиков?» – задумалась она. Исана больше многих повидала действие магии земли, видела и возведение осадных стен, но даже ей Стена представлялась неправдоподобной. Ходят ли среди ледовиков сказки о том, как среди безлюдных холмов вспучился когда-то гигантский вал? Ей рассказывали, что строители Стены поднимали ее по частям, по полумиле зараз, но и для того требовалось такое усилие фурий, что Исана сбилась со счета, прикидывая, сколько собрали для этого граждан и ремесленников.

Если так это видится ей, каким же представляется врагу? Должно быть, порождением кошмара: крепостная стена, перегородившая целый континент. Стена, несокрушимая никакими усилиями, вечно бдящая, всегда под охраной, постоянно готовая, как осторожно и незаметно ни подберись, выплеснуть из себя алеранских легионеров. Что видят в ней ледовики? Огромную тюремную стену? Первую из множества преград, расползающихся по их землям? Или просто препятствие – то, что надо покорить, как алеранцы покоряют высокие вершины и далекие леса?

Нет ответа, потому что никто их не спрашивал. Во всяком случае, Исана о таком не слышала.

Рядом с ней застыл в неподвижности Арарис, но взгляд его, обращенный к северу, безостановочно перебегал от одной хвойной рощи к другой.

– Не нравится мне это, – пробормотал он.

– Расслабься, – тихо сказала Исана. – Не кличь беду.

Он кивнул в ответ, но рук от оружия не убрал.

Что-то шевельнулось за ближними стволами деревьев. Арарис тотчас встал перед Исаной, повернулся лицом к движению, обхватив пальцами рукояти обоих мечей. Ария, как по команде, повернулась в обратную сторону на случай, если то движение – отвлекающий маневр, пока кто-то подбирается со спины. Исана ощутила ее настороженность.

Деревья затряслись, закачались. С хвои и ветвей посыпался снег. Они снова вздрогнули и выпустили из чащи громадину, без видимого усилия раздвигающую плечами молодые стволы. Этот гаргант даже для своего племени был великаном – громадное темное животное с бивнями в руку Исаны толщиной. Такой перевесил бы дюжину племенных быков, а с его сокрушительной мощью Исана была хорошо знакома – как и со всадником на его спине.

Всадник был из маратов, из бледнокожих варваров, обитавших на востоке от ее кальдеронского домена. Он, как и его скакун, был выше сородичей: почти ровня ее брату Бернарду ростом, а мускулами и более того. Белые волосы придерживал красный плетеный шнурок, такого же цвета была туника без рукавов и с широкой проймой, едва не лопавшаяся на груди и плечах. Для поездки по снегу он не надел ничего теплее туники и штанов из оленьей кожи – ни плаща, ни обуви, ни капюшона, – зато в руке держал длинную палицу. Словно не замечая мороза, он приветственно помахал алеранцам со спины равномерно шагающего по сугробам и пригоркам гарганта.

– Марат-посредник? – спросила Ария.

– Дорога! – крикнула Исана.

Марат поднял широкую ладонь.

– Доброе утро, – прогремел он в ответ. Ухватившись за кожаную веревку, свисавшую с седельной попоны, Дорога скользнул на землю с легкостью прыгающего с яблони мальчишки. – Исана и Лицо со Шрамами, – кивнул он и, присмотревшись к Арарису, добавил: – Обрезал волосы. Изменился.

Арарис наклонил голову:

– Есть немного. Не слишком.

Дорога вдумчиво покивал и стал рассматривать Арию:

– Этой не знаю.

Исана почувствовала, как напряглась Ария, отвечая ледяным голосом:

– Мой старший брат погиб в Первой кальдеронской битве. Он защищал Гая Септимуса от твоего племени.

Исана в последний момент перехватила рвущийся из ее груди гневный свистящий вздох и обернулась к Арии:

– Дорога – друг…

Дорога, крякнув, остановил ее небрежным взмахом руки. И равнодушно уставился на Арию.

– Еще там погиб мой отец, трое родных братьев, полдюжины двоюродных, мать, две ее сестры и мой лучший друг, – ровным голосом перечислил он. – Все мы кого-то потеряли в битве на Поле Дураков, госпожа Холодный Голос.

– И что, все забыто? – с презрением бросила Ария. – Ты это хочешь сказать?

– Что толку глодать старые раны? – Он встал перед Арией, чьи глаза пришлись вровень с его глазами, и встретил ее взгляд. В низких раскатах его голоса звучала спокойная уверенность и ни грана уступчивости. – С той битвы прошло больше двадцати лет. Сегодняшняя битва идет далеко на юге, где много хороших алеранцев и твой муж тоже сражаются с вордом. Ты не забыла, что мы пришли сюда заключить мир? – Глаза его вспыхнули, и, хотя сам Дорога не переменился в лице, огромный темный гаргант за его спиной вдруг предостерегающе заворчал, взметнув дыханием снег с земли. – Довольно об этом, алеранка.

Исана видела, как щурится госпожа Пласида, явственно ощущала ее гнев и напряжение. Она затаила дыхание, боясь словом порвать натянутую до отказа струну. Едва ли переговоры пройдут гладко, если Ария для начала поджарит посредника или если великан-марат, стоявший с ней почти нос к носу, сломает алеранке стройную шейку. Исана запоздало сообразила, что, перебрасываясь словами, Дорога целенаправленно сокращал дистанцию, так что теперь, вздумай Ария взяться за длинный меч для поединков, ей было бы трудно нанести чистый удар. Этот марат был далеко не глуп.

Рука Арии дернулась было к рукояти меча, но медленно опустилась. Двумя руками разгладив на себе платье, она коротко кивнула Дороге, без слов показывая, что уступает, и, сделав несколько шагов по снегу, отвернулась к Защитной стене.

Исана разглядывала женщину, все еще дивясь ее вспышке. Ведь Ария была предупреждена об участии Дороги. Неужели она выходит из себя от одного вида марата? Вообще говоря, высшие патриции Алеры отличались самообладанием, между тем Ария едва не бросилась на Дорогу с кулаками. Исана не сомневалась: выкажи он хоть тень враждебных намерений, вместо того чтобы твердо стоять перед лицом угрозы, без насилия бы не обошлось.

Самым дипломатичным, решила Исана, будет счесть, что инцидент исчерпан. А еще хорошо бы не замечать, что снег под ногами у Арии и на вытянутую руку от нее протаял до земли.

Обернувшись к Дороге, она увидела, что и тот задумчиво разглядывает госпожу Пласиду. Перехватив его взгляд, Исана явственно ощутила недоумение и озабоченность марата. Он тоже был удивлен поведением Арии.

«Да, – подумала Исана, – вождь маратов определенно не дурак».

Улыбнувшись ему, она указала на солнце:

– Мы стоим перед Единственным, Дорога. Когда прибудут ледовики?

Дорога, небрежно опершись на свою палицу, протянул:

– Гадрим-Ха были здесь раньше нас.

Он что-то произнес на незнакомом ей языке.

Исана расширила глаза, когда полдюжины сугробов в тридцати шагах от них вздрогнули и выросли в укутанных белым мехом ледовиков. Те просто встали, как встают ото сна, и принялись отряхивать рассыпчатый снег с меховых одежд. Ростом никто из них не дотягивал до Дороги, зато длинные руки и непомерно широкие плечи намекали на чудовищную силу. Дикарское оружие – топоры и копья – было из связанных кожаными ремешками дерева и камня, но Исана отметила, что без земной магии и самому сильному алеранцу не справиться с оружием такой толщины и тяжести.

Еще она заметила, что поднявшиеся ледовики окружили алеранцев со всех сторон. Арарис мгновенно оказался с ней рядом, держа меч в нижней защитной стойке. Его рассеянный взгляд позволял улавливать многое боковым зрением – так обзор был шире, чем при сосредоточенном наблюдении за отдельным врагом. Ария сделала шаг одновременно с ним, встала спиной к спине и тоже с мечом в руке.

Отряхнувшись, ледовики с редкостной согласованностью обернулись к Исане лицом. Самый крупный из них что-то буркнул Дороге. Марат зарокотал в ответ. Вождь ледовиков повторил ту же рычащую фразу, подкрепив ее взмахом копья.

– Хнг, – произнес, покачав головой, Дорога. И обратился к Исане: – Широкоплечий говорит, что вы обнажили оружие. Так не делают те, кто пришел за миром.

Исана обвела ледовиков взглядом и облизнула губы.

– Я могла бы сказать то же об их построении – они нас окружили.

Дорога, усмехнувшись, обратился к ледовикам, очевидно переводя ее слова.

Широкоплечий – явный предводитель, – сузив глаза в щелки, впился ими в Дорогу. А потом молча обвел взглядом круг ледовиков.

Исана ощутила внезапный наплыв эмоций – такую сложную, запутанную смесь, что не сумела бы назвать их по имени. Источника она не уловила – только само ощущение, громкое, ясное и чистое, как от проголодавшегося или замерзшего младенца. Будь это чувство звуком, у нее бы зазвенело в ушах, да и так она вздрогнула и пошатнулась от его напора.

Между тем ледовики пришли в движение и, тщательно стараясь не приближаться к алеранцам, сместились за спину Широкоплечего, откуда посматривали на алеранцев из-под тяжелых кустистых бровей. Никто из них не сказал ни слова.

Никто ни слова.

– Хорошо, – кивнул Широкоплечему Дорога и обратился к Исане. – Ваша очередь, алеранцы. Уберите оружие.

– Исполняйте, – тихо сказала Исана.

– Исана… – прищурившись, начала Ария.

– Это не просьба, сиятельная госпожа, – тихо и твердо оборвала Исана. – Долой оружие, вы оба.

Ей послышался скрежет зубов – однако и Ария, и Арарис вложили мечи в ножны.

– Ну вот, – удовлетворенно проговорил Дорога, – теперь вы хоть немного похожи на голодных до чести щенят. – Он сделал знак Исане. – Скажи ему, чего вы хотите.

Исана подняла брови:

– В каком смысле?

– Алеранцы любят усложнять такие вещи, – покачал головой Дорога. – Кто бы видел, сколько бумаг присылал мне на подпись какой-то писец Секстуса. Невозможно было перечитать все, даже когда я научился читать. Что толку в ваших письмах, если они не помогают вас понять?

Исана захлопала глазами.

Дорога нетерпеливо махнул рукой:

– Скажите им, чего вы хотите, Исана. Что тут такого сложного?

Исана повернулась к Широкоплечему.

– Мы хотим мира, – сказала она ледовику. – Хотим, чтобы наши народы перестали воевать друг с другом.

Дорога тихо заурчал. От Широкоплечего до Исаны долетело удивление, за ним смятение, за ним ярость. Он ниже прежнего надвинул тяжелые брови.

Дорога добавил еще что-то, быстро выплескивая густые звуки речи.

Широкоплечий копьем указал на Стену и заговорил ясным, отточенным злобой голосом.

Дорога, кивнув, перевел:

– Он хочет знать, свяжет ли твое слово Огненный меч.

Исана недоуменно нахмурилась.

– Здешнего консула, – пояснил Дорога.

– Да, – ответила Исана. – Моим голосом говорит сам Первый консул. Консул Антиллус обязан почитать мое слово за слово Секстуса.

Дорога передал ее слова Широкоплечему, который слушал, уперев тупой конец копья в землю и хмуро посматривая на Исану. Он целую минуту молча разглядывал ее.

Что-то толкнуло Исану обрушить стену, которой она обычно огораживала свой внутренний мир. Она повернулась к Широкоплечему, сознавая: слова ничего не значат. Важно, какие намерения стоят за словами.

– Я знаю, было пролито много крови. Но сейчас мы столкнулись с угрозой, смертельной для обоих наших народов. Мы хотим заключить мир, чтоб высвободить больше людей для отпора тому врагу. Но, кроме того, есть надежда добиться долговечного мира между нами – какой у нас теперь с маратами.

Широкоплечий промолчал еще минуту, пока Дорога переводил сказанное. Когда тот закончил, ледовик искоса взглянул на него. Они перекинулись несколькими словами, и Дорога сдержанно кивнул.

Широкоплечий хмыкнул. Новый наплыв сложных переживаний – густых, плотных, невнятных, – и вот ледовики все как один развернулись и двинулись прочь по снегу. Они скрылись в ближайшей роще.

Исана медленно выдохнула и заметила, что руки у нее дрожат – не от холода.

– Ну вот, – подала голос Ария. – Отказались.

– Не уверена, – ответила Исана. – Дорога?

Дорога пожал плечами:

– Широкоплечий тебе поверил. Но его слово – не слово всех Гадрим-Ха. Он младший по положению, наименее влиятельный. Он ушел посоветоваться с другими военными вождями.

– Трудно было послать представителя старше чином? – возмутилась Ария.

– Они ждали ловушки, – опять пожал плечами Дорога, – и поступили соответственно.

– Сколько? – спросила Исана. – Сколько ждать ответа?

– Сколько надо, столько и ждать, – невозмутимо ответил Дорога. – С Гадрим-Ха важно иметь терпение.

– Время не терпит, – тихо сказала Исана.

Дорога крякнул:

– Тогда Секстусу лучше было не тянуть до сегодняшнего дня. – Он кивнул алеранцам и, вернувшись к своему гарганту Ходоку, быстро подтянулся по седельной веревке. Приветственно подняв палицу, он сказал: – Я дам знать вашим легионерам, когда они вернутся.

– Спасибо, – сказала Исана.

Марат, кивнув им, тихо заговорил с Ходоком. Гаргант повернулся и неторопливо зашагал по сугробам вслед за ледовиками.

Исана, проводив их взглядом, тяжело вздохнула.

– Идем, – обратилась она к своим. Ария все не сводила глаз с деревьев, за которыми скрылись чужаки.

– Куда идем? – спросила она.

– Возвращаемся на Стену, – ответила Исана. – Мне нужны ответы на кое-какие вопросы.

Глава 22

Амара склонилась к самому уху мужа и шепнула:

– Надо поговорить.

Бернард кивнул и приложил ладонь к земле. Амара уловила подошвами слабую дрожь – он приказал своей фурии земли, Брутусу, создать для них тайник. Почти тотчас земля просто потекла у них из-под ног, опуская обоих вниз.

Когда над ней стали вырастать земляные стены, Амара вздрогнула. Ночное небо, сеявшее ледяную морось, удалялось, словно ее заживо опускали в могилу. Затем небо вовсе исчезло, земля крышей сомкнулась над созданной Бернардом пещеркой, оставив их в непроглядной подземной тьме.

– Здесь можно говорить. – Голос Бернарда был немногим громче шепота, но после долгих дней молчания показался Амаре криком.

Она пересказала ему все, что увидела под конец сражения.

Бернард тяжело вздохнул:

– Госпожа Аквитейн… Захвачена?

Амара покачала головой и только потом спохватилась, что в темноте ему не видно жестов.

– Не думаю. Те захваченные, которых мы видели, были просто ходячими трупами. Лица ничего не выражали. Они не… – Амара вздохнула, не находя слов. – Они будто лишились чего-то.

– Отлично понимаю, что ты хочешь сказать, – проворчал Бернард.

– А госпожа Аквитейн… не знаю, как объяснить. Она показалась мне самодовольной. Или взволнованной. Или испуганной. Что-то в ней крылось. И выглядела она вполне здоровой. Как и бывшие с ней граждане.

– Проклятые во́роны! – буркнул Бернард. – Могла она перекинуться на сторону ворда, против Алеры?

– Не знаю, – сказала Амара. – Раньше мне бы в голову не пришло, что такое возможно.

– Нет, – согласился Бернард. – Наверняка ею управляют, только каким-то другим способом. Ты видела, как ворд берет пленных, – возможно, он намерен связать их такими же узами.

– И я о том же думала, – сказала Амара. – И что нам с этим делать?

– Доложить Первому консулу, – ответил Бернард.

– Легионы уже бегут, – возразила Амара. – Нам трудно будет их догнать – не говоря о том, что задание выполнено не полностью.

– Мы, как он и велел, наблюдали за действиями их колдунов в сражении.

– Увидеть – еще не значит понять. – Она нашарила и сжала его руку. – Сейчас я смогу сообщить Первому консулу только самые поверхностные детали. Пока мы не разберемся, от них не будет никакого проку. Незачем возвращаться, пока не поймем, что происходит. – (Из груди Бернарда вырвалось жалобное ворчанье.) – Не согласен?

– Устал я спать на голой земле. Старею, должно быть. Что ты надумала?

Она крепко сжала его руку:

– Мы примерно представляем, в какую сторону увели пленных. Думаю, надо узнать, что с ними делают.

Бернард, помолчав, отозвался:

– Что бы ни делали, ясно, что делают под надежной охраной.

– Понимаю.

– Прятаться придется не от случайного патруля или разведки. Там будут настоящие часовые. И много.

– И это понимаю. Однако до сих пор ворд нас не высмотрел. Я бы не стала предлагать, если бы не надеялась на успех.

Бернард опять надолго замолчал. Потом очень тихо сказал:

– С одним условием.

– Хорошо.

– Как только получим то, за чем пришли, ты уходишь немедленно. Сломя голову летишь к Первому консулу.

– Не смеши меня! – рыкнула она.

– Ничего смешного. Если ты сразу уйдешь, у тебя отличные шансы вернуться к принцепсу. Оставшись со мной, удваиваешь риск погибнуть, так и не доставив сообщение.

– А ты…

– И раньше работал в одиночку, любовь моя. И вообще, одного обнаружить не так легко. Ты, оставив меня, даже увеличишь мои шансы выбраться.

Амара нахмурилась в темноту:

– А ты уверен, что это не просто желание прикрыть маленькую беспомощную женушку?

Он насмешливо фыркнул:

– Смотри, услышит она, как ты о ней говоришь, – бурю вызовет содрать с тебя шкуру.

– Бернард, я не шучу.

Он погладил ее пальцы – почему-то эта ласка ее обнадежила.

– И я не шучу. Если уж идем на дополнительный риск, мне нужна уверенность, что наше донесение, во́роны его побери, дойдет до Гая. – Задумчиво помолчав, он прибавил: – А если у моей маленькой беспомощной женушки от этого будет чуть больше вероятности уйти живой, я назову это удачным совпадением.

Она пошарила в темноте, нащупала его лицо, погладила пальцами щеку:

– Ты меня с ума сведешь.

– Какой уж есть, графиня. – Он нежно поцеловал ее в ладонь. – Давай-ка двигаться. Здесь маловато воздуха осталось.

Амара вздохнула:

– Опять молчать. Стосковалась я по разговорам с тобой.

– Потерпи, любимая. Закончим – наговоримся.

Она склонилась поцеловать его в губы и задержала поцелуй, медленно, внимательно скользя по его губам. Бернард с рычанием выдохнул:

– Я тоже по кой-чему стосковался!

– Например?

– Обсудим, когда закончим, – сказал он. – Во всех подробностях.

Амара невольно улыбнулась в темноте:

– Вот и хорошо. Есть ради чего стремиться домой.

Он стиснул ее пальцы. А потом земля снова задрожала, и к ним, как смутный проблеск рассвета, просочился сумрак облачной ночи. Оба, не сговариваясь даже знаками, тут же укрылись от чужих глаз – фурии наложили вуаль в два слоя, плащи потемнели, слившись с ночью.

Бернард показал ей, что пойдет первым, и шагнул в темноту. Хлюпанье капель по мокрой земле скрыло звук шагов. Амара в темноте не знала бы, куда идти, но Бернард обладал почти сверхъестественной способностью находить дорогу. Он поведет их на юг, туда, куда ворд увел алеранских пленников, – и все дальше от отступающих друзей и союзников.

Дрожа под холодной моросью, Амара горячо надеялась, что не переоценила их способностей, не подписала себе и мужу приговор к жестокой смерти от холода или безжалостного, бесчеловечного врага.

Глава 23

– В Алере тоже бывают холода, солдат! – рявкнул Валиар Маркус. – Без частокола мы станем вкусной мясной пищей для первой нагрянувшей банды шуаранов. Так что налегай да копай, не то настоишься у столба для порки, пока яйца не отмерзнут.

Застигнутый врасплох легионер – из Свободного алеранского – вскочил с места. Раскаяние на его лице быстро сменилось унылой злостью. Все копье строивших частокол легионеров мрачно косилось в их сторону.

«Клятые во́роны, – подумал Маркус. – Не слишком умно, пожалуй, угрожать поркой не так давно отвоевавшему свободу рабу». Желания драться с восьмерыми сразу он не испытывал, но и открытого неповиновения Первое копье терпеть не должен.

Маркус всем телом развернулся к работающим, так чтобы всех держать в поле зрения.

– Ты знаешь или должен бы знать, как поддерживают дисциплину в легионах, легионер.

Отлынивавший легионер, чуя поддержку товарищей, протянул с ленцой:

– Времена переменились, центурион.

Маркус шагнул к нему, призвал фурию земли и ударил тыльной стороной ладони. Сбитый с ног легионер повалился на штабель доставленных из самой Алеры кольев, рассыпав их в беспорядочную груду. Упавший простонал один раз и растекся студнем, лишившись чувств.

Оглядев его, Маркус отчеканил:

– Не могу согласиться. – Он перевел взгляд на остолбеневших легионеров и тихо добавил: – Вам, достойные, придется чуть больше потрудиться, чтобы закончить свою работу к сроку.

Высокий жилистый мужчина в шлеме центуриона Свободного алеранского прошел вдоль линии сооружавших частокол людей и остановился перед копьем недовольных. Обвел глазами стоящих, задержал взгляд на лежащем, крякнул и кивнул Маркусу:

– Первое копье.

– Центурион, – ответил на приветствие Маркус.

– Эти люди провинились?

– Я как раз произносил вдохновляющую речь, – сообщил Маркус.

Центурион глянул на своего бесчувственного подчиненного и сказал без улыбки:

– Повезло вам. Я бы всех поставил под кнут.

– Но… – возмутился кто-то из бывших рабов.

– И был бы в своем праве! – рявкнул центурион. – Когда вы вербовались в Свободный алеранский, вас предупреждали, что он не мстить будет. Мы вам говорили, что правила в нем как в любом другом легионе, и обращение будет как с любым солдатом из свободных. Ну, шевелите булками, лодыри, пока я не решил, что Первое копье с вами слишком нянчился, и не расценил ваше поведение как прямое неповиновение приказу при нахождении на вражеской территории, отправив всех на виселицу.

Как видно, его речь встряхнула солдат. Так или иначе, они ревностно взялись за работу.

Маркус, отходя от них вместе с центурионом, кивнул ему.

– Спасибо, – негромко сказал он.

– Валил бы ты к своим во́ронами, засранным гражданственным жополизам, достойный, – так же тихо ответил центурион. – Ты этих людей не знаешь, не видел того, чего навидались они. Если недоволен нашим легионером – будь он даже придурок вроде этого Бартиллуса, – обратись к нашим командирам, Первое копье.

– Здесь нет «наших», центурион, – прищурился на него Маркус. – Здесь все алеранцы. И умирать, если дойдет до драки с шуаранами, будем вместе.

Центурион еще раз обжег его взглядом, но все же согласно промычал что-то и повернулся, чтобы продолжить обход частокола. Сбитого с ног он сердито велел отнести к целителям.

Маркус, глядя ему вслед, покачал головой. Проклятые во́роны, он, верно, отупел к старости, если забыл, какая пропасть разделяет бывших рабов и Первый алеранский. Случись что, как бы они не сцепились с Первым алеранским охотнее, чем с канимами. К тому же, признался он себе, центурион Свободного алеранского прав. Имея дело с людьми из Коронного или Первого алеранского, Маркус обратился бы к их центуриону, хоть и вправе был сам подтянуть явного нарушителя дисциплины. Это было бы законно, но неразумно. И ни к чему наводить людей из обоих легионов на ненужные мысли – будто командование экспедиции не доверяет офицерам Свободного. Маркус положил себе впредь избегать подобных глупостей.

– Первое копье! – Его оторвал от размышлений подбежавший посыльный Магнуса. Запыхавшийся юноша остановился и отсалютовал. – Господин!

Сдержав вздох, Маркус решил не напоминать, что так положено обращаться к офицерам, но не к центурионам.

– Что у тебя, сынок?

– Дон Магнус передает, что поступило известие от принцепса. Он сказал: безотлагательно.

Маркус резко кивнул:

– Отведи меня к гонцу.

* * *

Маркус смотрел, как Фосс со своими лучшими помощниками бьется за жизнь Антиллуса Красса. Получивший дюжину ран молодой рыцарь и трибун так неподвижно лежал в ванне целителей, что даже его дыхание почти не колебало поверхность воды. Свежие розовые пятна на коже показывали, где он в отчаянной спешке затянул еще дюжину ран помимо оставшихся. Если учесть, что проделывал он это в полете – и, возможно, продолжая бой, – оставалось диву даваться, как парень еще жив.

Он, теряя сознание, долетел до лагеря легиона и рухнул, сбив две палатки. Выпутав из полотнищ, его тотчас отправили к целителям, и до сих пор он не приходил в себя и ничего не сообщал.

– Фосс? – снова спросил Магнус. Старый курсор-каллидус стоял по правую руку от целителя, внимательно глядя на раненого.

Фосс раздраженно дернул плечом и тихо заворчал. Черные волосы и бороду этот рослый мужчина отрастил длиннее, чем дозволяла буква устава, но такого золотого целителя никому бы не пришло в голову корить за это.

– Я тут песчинки перебираю, Магнус, так что не ори мне под руку. Отвали к во́ронам, не мешай работать.

Маркус поспешно вышел, пересек площадку, разделявшую палатку целителей Первого алеранского с такими же палатками легиона бывших рабов. Войдя в палатку, он огляделся. Трибун-медика поднялся из-за столика, за которым записывал что-то в счетную книгу, и взглянул настороженно:

– Первое копье?

– Господин. – Маркус по-уставному приветствовал трибуна. – Поступило сообщение от принцепса, но доставивший его тяжело ранен. Я надеюсь, вы одолжите нам Доротею?

– Я бы одолжил, но она занята. Одного из наших легионеров покалечил усердный не по разуму центурион.

Маркус через плечо трибуна взглянул на лежавшего в ванне злополучного Бартиллуса. Нижняя челюсть у того распухла и посинела. Над ним, легонько придерживая его пальцами за виски, стояла на коленях женщина в сером домотканом платье. Стройная, темноволосая, утонченно красивая. Ни драгоценностей, ни украшений, только тонкая зловещая полоска рабского ошейника на горле.

Челюсть раненого странным образом шевелилась под кожей. Опухоль начала спадать, синяки светлели.

– Это мелкое, заурядное повреждение, – сказал Маркус. – А искуснейшая в лагере целительница могла бы спасти жизнь гонца. Наш трибун-медика сделал все, что в его силах.

Трибун Свободного алеранского хмыкнул:

– Пришлю ее в самом скором времени.

– Со всем почтением, господин, – сказал Маркус. – Антиллус Красс умирает.

Женщина распахнула глаза, встретила взгляд Маркуса. Глаза у нее были пронзительные. Отпустив голову Бартиллуса, она встала на ноги и подошла к трибуну.

– Я срастила кость и сдержала отек, сударь, – мягко, потупив взгляд, заговорила она. – И с радостью помогу рыцарю Антиллусу.

Трибун хмуро взглянул на нее, потом на Маркуса и, неопределенно помахав рукой, проговорил:

– Не задерживайтесь дольше необходимого.

– Да, сударь, – ответила Доротея и быстро повернулась к Маркусу.

– Первое копье, я готова.

Маркус кивнул ей, и они вдвоем поспешили к целителям Первого алеранского.

– Принцепс сказал вам, кто я такая? – заметила женщина.

– Да, сиятельная госпожа.

Она устало покачала головой:

– Нет-нет, я уже не она.

– Из-за этого ошейника, – кивнул Маркус. – Но должен же найтись способ его снять.

– Я не хочу его снимать, – ровным голосом ответила она. – Честно говоря, та, кем я стала, нравится мне куда больше той, кем была.

– Это говорит ошейник, – тихо сказал Маркус.

Доротея, бывшая госпожа Антиллус, сделала еще несколько шагов, прежде чем признать:

– Возможно. Однако для госпожи Антиллус в будущем нет места, меж тем как Доротея спасает людей, помогает им и за последние три года сделала больше добра, чем за всю прежнюю жизнь.

– Но ведь это клетка, – сказал Маркус. – Вас вынудили подчиняться чужим приказам. Запретили причинять вред, даже защищаясь.

– И мне это нравится, Первое копье. – Она бросила взгляд на палатку впереди. – Насколько серьезно ранен мой сын?

– Я не целитель, – ответил Маркус. – Но я видел, как Фосс справляется с тяжелыми ранами. И на себе испытал. Если уж он в затруднении…

Доротея коротко кивнула все с тем же безмятежным лицом:

– Там увидим. – Она искоса взглянула на Маркуса. – Мой сын знает?

Маркус покачал головой.

Она кивнула:

– По мне, так лучше. Для всех.

– Конечно.

– Спасибо. – В глазах Доротеи, когда они приблизились к палатке, мелькнули неуверенность и страх, ноги зашагали быстрее.

– Ох… – выдохнула она. – Я… ему так больно!

Маркус не стал входить вслед за ней. Доротея скрылась в палатке, и почти тотчас оттуда выскочил Магнус. Он жестко взглянул на Маркуса.

– Вы что творите? – зашипел он. – Вы же знаете, кто она.

– Да, – невозмутимо ответил Маркус.

– А вам не приходит в голову, что она могла затаить зло на Корону, уничтожившую ее брата, консула Калара, и его владения? Что ненависть к своему нынешнему положению может толкнуть ее нанести удар Короне?

– Она не способна причинять зло, – напомнил Маркус.

– А ей и не потребуется причинять. Если принцепс в беде, достаточно не спасать его посланца. Учитывая наложенные на нее узы, сколько раз в жизни ей представится такая возможность отомстить?

– Будь гонцом кто другой, я бы с вами согласился, – спокойно возразил Маркус. – Но она и ради мести не даст умереть своему сыну – если даже допустить, что она желает мести.

Старый курсор долго вглядывался в лицо Маркуса, прежде чем тихо спросить:

– А если вы ошибаетесь?

– Не ошибаюсь.

Старик прищурился:

– Для солдата вы что-то многовато размышляете.

Маркус напрягся так, что перехватило горло, но не позволил судороге распространиться на плечи и спину, что было бы сразу замечено Магнусом.

– Да о чем тут особо размышлять, – спокойно и уверенно отозвался он. – Я был в Первом алеранском, когда они оба в него вступили. Видел их вместе. Для нее вся жизнь в этом парне.

Магнус нехотя хмыкнул, признавая себя побежденным. И обратил встревоженный взгляд на палатку целителя:

– Пойду туда. Может, Красс очнулся.

– Вы идите, – кивнул Маркус, оглядывая полмили открытого пространства до стен Молвара. – У меня еще полно работы с частоколом, а пока он не готов, нельзя переносить припасы с кораблей.

Магнус кивнул:

– Что у нарашанов?

– Разбили лагерь на равнине по ту сторону от города, – ответил Маркус. – Я налаживаю курьерскую связь между нашими лагерями. – (Брови Магнуса выгнулись в безмолвном вопросе.) – Они больше всех здесь похожи на союзников, – пояснил Маркус.

– Враг моего врага – мой друг?

– Враг врага и есть враг врага, – ответил Маркус. – Глупо ожидать от него большего. Но у нас с ними общий интерес, нам угрожает более опасный враг. Если нарашаны рассорятся с шуаранами, Насаугу хватит рассудительности принять любую помощь.

– А если мы не поладим с шуаранами, есть еще связь Насауга со Свободным алеранским, – пробормотал Магнус. – Хватит ее, чтобы склонить канима нас поддержать?

– Как знать, – ответил Первое копье. – Но поговорить никогда не вредно.

– Согласен, – сказал Магнус. – Как только что-то узнаем, я пришлю посыльного. А пока предупредите рыцарей Воздуха, чтобы были готовы к взлету.

– Слушаюсь.

Старый курсор, кивнув, вернулся в палатку целителя.

Маркус смотрел ему вслед, растирая одеревеневшие мышцы шеи. «Во́роны, что это со мной сегодня?» Магнус вправе был что-то заподозрить. Пусть Валиар Маркус – солдат до мозга костей, закаленный ветеран, однако такие люди не поставят свою жизнь на столь зыбкую и ненадежную основу, как безопасность принцепса, а если и поставят, то хорошенько подкрепят ставку. Что его толкнуло тащить госпожу Антиллус на помощь Крассу, не заручившись прежде убедительным объяснением?

Первое копье, развернувшись на пятках, отправился к частоколу, выбрав дорогу мимо казармы рыцарей.

Слишком много дел в голове – вот в чем причина.

* * *

Красс выжил.

Тремя часами позже Маркус, зайдя в палатку целителя, обнаружил молодого трибуна на койке под одеялом. Госпожи Антиллус он не увидел, а Магнус сидел на походном табурете рядом с койкой – простой деревянной рамой, обтянутой холстиной. Тут же возился Фосс – вроде как чистил ванну, но Маркус чувствовал, как хочется целителю отправить его восвояси, чтобы не беспокоил пациента.

Магнус кивнул Первому копью.

– Сейчас он задремал, – тихо сказал он. – Но мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали, когда он заговорит.

– Разумеется.

Маркус подошел ближе и, сдвинув брови, оглядел молодого человека. Красс был бледен, но цел. От трех или четырех ран на плечах и голове остались только розовые пятна свежезатянувшейся кожи. Все раны были колотые – не больше двух пальцев в ширину, но зияли разинутыми пастями, как бывает с глубокими ранениями. Случись с парнем такое на алеранских улицах, Маркус решил бы, что его кололи кинжалом.

Но с какими во́ронами он столкнулся в небе над Канией?

– Красс… – Магнус тихо тронул юношу за плечо. – Трибун, докладывайте.

Красс, открыв глаза, сначала уставился в полог палатки, не сразу отыскав Магнуса взглядом.

– Принцепс. Заперт на крыше башни. Послал известить и привести рыцарей Воздуха, чтобы вытащить его, если понадобится.

– Если понадобится! – захлебнулся Магнус. – Он в плену, чего еще надо?

Первое копье не позволил себе начать фразу со слова «очевидно».

– Возможно, он находит некоторое преимущество в том, чтобы оставаться там, где он есть, – сказал он.

Красс нашел его взглядом и кивнул. Короткими простыми фразами трибун обрисовал путешествие до Шуара, то, что им стало известно о событиях трехлетней давности, встречу с хозяином крепости.

– Он хочет выяснить, – заключил Магнус, – что́ знают о ворде шуараны. К во́ронам его самоуверенность, мальчишка меня убивает. Он не смел подвергать себя такой опасности. На то есть курсоры!

– Он принцепс, – твердо ответил Маркус. – Красс, что он приказал?

– Чтобы я привел в Шуар рыцарей Воздуха, – сказал Красс. – Но он еще не все знает…

– Хоть кто-то это заметил, – мрачно буркнул Магнус.

Первое копье удержался от желания хорошенько встряхнуть курсора.

– Что вы видели на обратном пути? – спросил он.

– Выживших, – ответил Красс. – Из Нарашана. Двадцать или тридцать тысяч. Их содержат в лагере, милях в десяти от Шуара. Ритуалисты Ларарла подпитывают свое колдовство их кровью.

– Клятые во́роны, – выдохнул Маркус. – Если узнает Насауг…

– Через час вся его армия выступит в поход, – угрюмо закончил курсор. – Тебя там и ранили, сынок?

– Нет, это уже на полпути сюда.

Маркус скрипнул зубами, но промолчал.

– Это ворд, – продолжал Красс. – Ларарл все свои силы стянул в Шуар, на защиту крепости. А ворд подкопался под нее и вышел посередине плато. Они лезут из тоннеля толпами, как муравьи. – Он поморщился. – И некоторые летают. Они застали меня врасплох, когда я пытался рассмотреть тех, что на земле.

В палатке воцарилась мертвая тишина.

Магнус начал что-то говорить, сглотнул, облизнул губы и просипел:

– Сколько их?

– Точно не скажу. Предположительно восемьдесят, может, девяносто тысяч. Движутся к Шуару. Будут там через день, самое большее через два.

– Клятые во́роны! – выдохнул Фосс. Маркус обернулся: целитель не сводил ошеломленного взгляда с Красса.

– Ну… – на одной ноте протянул Магнус. – Ну-ну-ну. Первое копье?

Маркус шумно выдохнул:

– Я бы сказал, наша дипломатическая миссия превращается в отступление. Надо возвращать принцепса и забирать его в Алеру, пока ворд, захлестнув Шуар, не добрался до нас. Рыцарей Воздуха послать за принцепсом и его спутниками. Самим спешно привести в порядок корабли и убираться с этой льдины.

Красс приподнялся на локтях и свесил ноги с койки.

– Эй, – прикрикнул Фосс, – вам нельзя! Лягте, пока раны не открылись.

Красс покачал головой:

– Я с ними.

– Каких во́ронов «с ними»! – возмутился Фосс. – Ложитесь! Это приказ.

Магнус жестом остановил целителя.

– Красс прав, Фосс. Наши рыцари смутно представляют расположение города, тем более не знают, где в нем искать принцепса. И смею сказать, не сумеют укрыть себя в полете так умело, как этот мальчик. Им придется искать дорогу в облет ворда.

Фосс покачал головой:

– Если он сейчас начнет скакать, летать, драться как ни в чем не бывало, раны наверняка вскроются. – Целитель с высоты своего роста склонился над койкой, взял Красса за плечо, заглянул ему в глаза. – Слышите? Если сейчас не полежите спокойно, вы, по всей вероятности, умрете.

– Слышу, – спокойно, с безмерной усталостью ответил Красс. – Где мои доспехи?

Глава 24

Тави сидел, свесив ноги с края башни Ларарла, и наблюдал за ходом сражения внизу. Дальше по краю расположились рядышком Варг с Дариасом, тоже смотрели вниз и тихо переговаривались. Рассвет выдался холодным, но ясным, дождь и морось больше не леденили тело, и на крыше стало почти сносно, особенно если отогреваться иногда в созданном фуриями земли укрытии.

Тави оставалось только восхищаться шуаранами, умело и деятельно отбивавшими атаки врага, которого даже в ясный день было не перечесть, хоть часами считай. Тави уже несколько часов как понял, что эта картина напоминает ему не столько наступающую армию, сколько морской прилив. Шуараны со стойкостью гранитных утесов стояли против накатывающихся одна за другой волн.

Тави вздрогнул. Ему вовсе не нравилось такое сравнение.

Скала может простоять долго, но в конце концов море ее подмоет.

В конце концов всегда побеждает море.

Подошел, стуча подошвами по каменной крыше, Максимус. Оглянувшись, Тави отметил, что тень лужицей сползла к самым его ногам. Полдень.

– Два дня. Вчера вечером он должен был вернуться, – тихо сказал Макс. – Пора бы нам получить от него весточку.

– Рано ты всполошился, – хладнокровно возразил Тави. – Его могли задержать на том конце, где-то могла потребоваться его помощь. Или он уже здесь и ждет темноты.

– Он бы нашел место в прямой видимости и передал голос с фуриями ветра, – заспорил Макс.

Про себя Тави склонен был с ним согласиться, но не хотел, чтобы не добавлять Максу тревоги за брата. Да и все равно выбор был невелик: ждать или пробиваться с боем через весь Шуар. В последнем случае они бы недолго прожили. Расчет тут простой.

– Терпение, Макс, – попросил Тави. – Я понимаю, как тебе трудно, когда не с кем ни подраться, ни обняться, но ты постарайся, будь добр.

Макс, крякнув, легонько ткнул носком сапога в бронированную спину Тави – будто сейчас столкнет.

– Хочешь, научу летать, мой повелитель? Хотя должен честно предупредить: вряд ли такой полет прибавит тебе достоинства.

Тави ухмыльнулся через плечо. Друг сел рядом на краю крыши и тоже стал смотреть.

– С этим им не совладать, – тихо сказал он.

– Знаю, – ответил Тави. – Да и они знают. Знают, хотя мало кто себе в этом признается.

– Ворд на этом не остановится, – сказал Макс. – Так?

– Так. Алере повезло: мы раздавили его в момент слабости. И тем показали себя угрозой. Вот они и перебрались сюда, чтобы плодиться и распространяться на свободе. Второй раз они не допустят той же ошибки.

– Клятые во́роны, – вздохнул Макс. – Чего-то в этом роде я и ожидал. – Он кивнул подбородком на кошмарные полчища ворда. – Нам этого не остановить. Хоть призови все алеранские легионы и всех заклинателей фурий.

– Обычная тактика здесь не поможет, – согласился Тави.

Макс хмыкнул:

– Придумал что-то?

Тави ответил легкой улыбкой. Так лучше, чем признаваться: «Понятия не имею, как нам в живых остаться» – или врать другу.

Макс всмотрелся в него и кивнул, расслабился всем телом.

– Отлично, – сказал он. – Так и держись.

– Спасибо, так и буду.

Макс еще немного помолчал, наблюдая за сражением.

– Какая жалость. Великие фурии, эти канимы не трусы.

– Можно было предвидеть – после того, что сделали с нами нарашаны.

– Все равно, – махнул рукой Макс.

Тави кивнул:

– Я тебя понимаю.

– Мы никак не можем им помочь?

Тави покачал головой:

– Не думаю. При том, как они к нам относятся… Ларарл твердо решил держаться, и раз не лишился власти, значит многие его люди верят, что это возможно.

– Пожалуй, – протянул Макс. – Наверное, и наши вели бы себя так же. Консулы лучше сгинут в бою, чем уступят кому-то свои владения.

– Увидим. И довольно скоро.

Эти слова как будто отрезвили его друга. Макс долго молчал, потом спросил:

– Что же насчет Красса?

– Будем ждать, – ответил Тави. – Пока ждать. Если не объявится до вечера, тогда подумаем.

– Он справится, – уверил Макс. – Он же летает быстрее голодной вороны, да и невидим в полете. Ничего с ним не случится.

«Конечно, но если так, где он?» И снова Тави предпочел оставить эти мысли при себе.

– Я не вижу, что могло бы всерьез ему угрожать.

Макс кивнул и вздохнул:

– Может, старик Магнус опять что-то затеял. Задержал его зачем-то.

– Возможно.

Макс заворчал и вскочил, принялся беспокойно расхаживать взад-вперед.

– Терпеть не могу сидеть сложа руки.

Тави достал из кожаного мешочка на поясе палочку угля и сложенные листки пергамента.

– Вот тебе работа: начерти карту города. Все здания, какие отсюда видны. Пригодится, если уходить придется пешком.

Макс взял пергамент и уголь.

– Недолго ты продержишься в первых консулах, если станешь нагружать своих лучших людей дополнительными домашними заданиями, мой господин.

– Знаю. Но чем слушать их брюзжание, я лучше сам зарежусь, не дожидаясь наемных убийц.

Макс фыркнул, отошел, окинул взглядом канимский город и принялся чертить на верхнем в стопке листе.

Из укрытия выбралась Китаи и пристроилась рядом с Тави, глядя на битву с легким безразличием.

– Какой ты добрый.

– Мм?

– Придумал, чем отвлечь Макса.

– А, ты об этом, – кивнул Тави. – Он малость поумнее, чем прикидывается. В Академии еженощные попойки не мешали ему сдавать все переходные экзамены. Если не найти ему занятия, он тут всех с ума сведет.

– Жаль, что нам здесь негде уединиться, – пробормотала Китаи. – Я бы тоже нашла занятие. – Она с улыбкой потянулась к руке Тави. – Погуляем?

– Недолгая получится прогулка, – усмехнулся он.

Китаи указала подбородком на залитые кровью укрепления.

– Надоело мне на это смотреть. Тебе, должно быть, тоже.

Тави в последний раз взглянул на сражающихся и покачал головой:

– Может, ты и права, хотя…

Поднявшись, они пошли вдоль края площадки. Оказавшись на дальней от остальных стороне, Тави спросил:

– О чем думаешь?

– Красс уже должен был дать о себе знать, – сказала она.

– Да.

– И ты ничего не предпринимаешь?

– Я жду.

Китаи выслушала его ответ с серьезным лицом.

– Сколько я тебя знаю, труднее всего тебе сидеть спокойно. – Ее зеленые глаза поймали его взгляд. – Особенно перед лицом такой опасности, чала.

Тави кривовато улыбнулся:

– Ты боишься, как бы я не поддался отчаянию?

Она воздела руки к небу, пожала плечами:

– Это тоже. Но больше меня беспокоит, что это на тебя не похоже. Я ждала, что ты за это время изобретешь полдюжины планов побега.

– Нет, – покачал головой Тави.

– Почему нет?

– Потому что надо ждать. – Тави опустил взгляд на город. – Это висит в воздухе. Никакими действиями мы ничего не добьемся – сейчас. Надо ждать.

– Чего?

– Честно говоря, не знаю, – пожал плечами Тави. – Просто… – Он искал и не находил слов. Поэтому еще раз пожал плечами.

– Предчувствие, – подсказала Китаи.

– Да, – согласился он.

– С тобой такое и раньше бывало.

– Да.

Китаи вгляделась в его глаза и кивнула:

– Разумная причина.

На улице внизу вдруг пропел горн.

Тави переместился на несколько шагов, чтобы видеть основание башни. По улице, тяжело поводя боками, неслись с жалобным ревом полдюжины таургов. Пешие канимы разбегались с их пути, верховые предостерегающе трубили. Отряд воинов в синеватой броне с грохотом подлетел к башне, и старший, спешившись и не дав себе труда привязать животное, нырнул внутрь.

Оставшиеся занялись измученными таургами. Все воины были в помятых доспехах, все в мелких ранах. Только что из боя.

Тави нахмурился. Бой шел на западной стороне города. Всадники примчались с востока. Спрашивается, с кем сражался этот отряд?

Друг с другом шуараны сражаться бы не стали, когда против них такой враг, как ворд. От рыцарей Воздуха таургам бы не уйти, а за два года войны с Насаугом в долине Амарант Тави хорошо запомнил, как трудно застать врасплох канимских командиров. После стычки с Насаугом в живых осталось бы куда меньше всадников.

Итак, всего один подозреваемый.

У Тави сильно забилось сердце, в животе что-то задрожало.

– Ну вот, – сказал он Китаи. – Дождались.

* * *

Анаг со своими стражниками пришел за ними через час – отвести к Ларарлу.

– Нет, – холодно сказал им Тави. – Мы никуда не пойдем. Скажите Ларарлу, что мы к нему уже ходили. Если хочет нас видеть, пусть приходит сам.

Анаг долго смотрел на него. Потом процедил:

– Это башня Ларарла. Здесь делают то, что он велит.

Тави показал ему зубы и скрестил руки на груди:

– Как видишь, нет.

Анаг с рычанием взялся за меч.

Тави чувствовал, как напряглись стоявшие за его спиной Максимус и Китаи. Но сам не шевельнулся, продолжая твердо смотреть на канима.

Варг выступил вперед, точно рассчитав момент, когда гнев Анага дал слабину. Встав рядом с Тави, он проговорил:

– Ларарл достаточно опозорился, чтобы еще ты добавлял, Анаг.

Молодой каним заколебался, перебегая взглядом от Тави к Варгу.

Тот не потянулся за оружием. Он сделал шаг под выпад еще не покинувшего ножны меча Анага и без тени страха добавил:

– Ты пойдешь к Ларарлу. И скажешь, что мы ждем его здесь. – Только теперь Варг переместил руку на рукоять меча – при полной неподвижности всего его тела это движение выглядело особенно убийственно. – Скажешь ему, что я склонен подчиняться только своей воле.

Анаг постоял еще несколько секунд, склонил голову и исчез с крыши, захватив с собой стражников.

Макс шумно выдохнул:

– Клятые во́роны, Тави!

Варг чуть повернул к Тави голову. Тави отметил, что оружия он не выпустил. И голос прозвучал низким угрожающим басом:

– Почему?

Тави взглянул ему в глаза:

– Потому что обстоятельства переменились. Мы понадобились Ларарлу, не то бы он так и сгноил нас здесь.

Услышав рокочущее ворчанье Варга, Тави невольно сместил центр тяжести, готовясь отразить внезапный удар – но нет, ворчанье было скорее задумчивым, чем гневным, и руку-лапу Варг убрал с рукояти меча.

– Кроме того, – продолжал Тави, – Ларарл презрел чувство чести и долга вашего народа. Я не склонен щадить его гордость.

Варг снова зарокотал:

– Остерегись, Тави. Ларарл плохо умеет прощать. И не умеет забывать.

– Я не из его подданных, – ответил Тави.

Варг согласно шевельнул ушами.

– Да. Ты объявил о намерении занять его место – место вождя.

– Можно сказать и так, – признал Тави, показывая Варгу зубы в улыбке. – Именно это я и намерен сделать.

* * *

Ларарл вышел на крышу один.

Он захлопнул дверь перед носом у Анага и сопровождавших его грозных стражников и обратился к Варгу.

– Должно быть, моя стража оглохла, – прорычал золотистый Учитель войны. – Они принесли мне слова, которые мог сказать только дурак или безумец.

Варг, не шевелясь, смотрел на него. Ларарл сделал шаг, чтобы встать с ним лицом к лицу, и два канима совершенно одинаковым движением опустили руки на оружие.

Молчание затянулось на целую минуту, только ветер доносил нарастающий и спадающий шум битвы, как удары огромных волн, жестоко избивающих берег.

– Назови хоть одну причину, – прорычал Ларарл, – чтобы я не убил тебя на месте.

– Я назову три, – ответил Варг и указал кончиком носа на сооруженное алеранцами каменное укрытие.

Оттуда послышался шорох, и из темноты показался стройный каним в черной с серым одежде из мягкой ткани. Он выскользнул наружу, и сразу за ним вышли еще двое в такой же одежде – младшие словно вытекли вслед за старшим и бесшумно встали с ним рядом.

За плечом Тави ошарашенно ахнул Макс – не надо было оглядываться, чтобы представить, как он схватился за меч.

– Клятые во́роны! Охотники!

Тави сумел сдержать изумление. Он узнал одежду этих троих. Те трое, что едва не выпустили ему кишки во время войны с Насаугом, одевались так же.

Китаи недоверчиво сощурила глаза, и в ее голосе Тави, кроме удивления, расслышал… зависть или обиду?

– Как они туда пробрались? – Помолчав, она шепнула еще: – И как попали на крышу?

– Они пробыли там не больше получаса, – пробормотал Тави. – Полчаса никто из наших не заходил погреться.

– Я ничего не видела и не слышала. – Китаи блеснула глазами, показала зубы в короткой улыбке. – Отменно проделано.

Ларарл, оглядев троих Охотников, снова повернулся к Варгу.

– Если битва с этим врагом помутила тебе зрение, – продолжал Варг, – я объясню. Ты мог бы меня убить. Но ты не помешаешь моим Охотникам известить об этом Насауга. А если и помешаешь, Насауг – лучший из моих учеников. Он поймет, что ты меня убил, и ответит соответственно. Если ты не разучился считать, то видишь, что одного из алеранцев здесь нет. Он, несомненно, уже вернулся в их легион и сообщил о происшедшем. Остальные, уверен, остаются пленниками только из уважения – даже если оно осталось без взаимности. – Варг показал зубы. – И наконец, могу и я тебя убить, а в этом случае твои люди останутся без Учителя войны. Это твое оружие, – заключил Варг, – ничем не поможет твоему народу. Ты или оставишь их без Учителя войны, или создашь им новых врагов. Ты этого для них хочешь, Ларарл?

Тави словно воочию увидел сотрясающую Ларарла ярость.

А потом он рявкнул и отвернулся, отскочил на несколько шагов.

Варг, выпустив рукоять меча, бросил взгляд на Тави. Тот заговорил в полный голос:

– Ты обороняешься лучше всех, кого я знаю, Учитель войны. Я потрясен. – (Каним бросил на него сердитый, настороженный взгляд.) – Но какой бы поразительной она ни была, крепость есть крепость. Ее нельзя передвинуть, развернуть, а возводилась она против врагов, угрожающих твоим границам извне. Самая высокая стена бесполезна, если враг ее обошел. – Тави медленно втянул в себя воздух. Если он не ошибся в своих догадках, сейчас это станет ясно. Если ошибся… что ж. Оружие при нем. – Как ворд сумел обойти твои укрепления?

Ларарл прищурился сильнее прежнего:

– Я этого не говорил.

– Прибывшие недавно солдаты ранены, – сказал Тави. – Если бы они сражались с моими людьми, на таургах бы не ушли. Если бы сражались с воинами Варга, ты бы послал кого-нибудь его казнить или оставил гнить на этой крыше. Вместо этого ты прислал Анага, к которому мы не без причины питаем уважение и доверие. Это сделано не в гневе и не в желании отомстить. – Тави кивнул на сражающихся. – Враг многочислен. Проникнув за укрепленную границу, он даже малой долей своих сил опустошит твой предел.

Ларарл молчал. У Тави стало сухо во рту.

– Учитель войны, – сказал он, – мне ясно, что, если ты хочешь защитить своих, тебе нужна наша помощь.

Ларарл оскалил клыки. Внушительные клыки. Тави заставил себя неподвижно, без всякого выражения смотреть на него. И золотистый каним отвел глаза. Уши его – еле заметно – дрогнули, выражая согласие.

Тави медленно выдохнул. Скрыть облегчение оказалось еще труднее, чем скрывать страх.

Каним выдержал паузу и заговорил, словно откусывая каждое слово:

– Мои силы размещены на проходах в предел. Ворд прорыл тоннели под ними. Сейчас он крупными силами разоряет жилища и рынки мастеровых. Убивает. – (В низком ворчанье Варга прозвучала открытая ненависть.) – Их с каждым часом больше, – продолжал Ларарл. – Скоро с тыла нас превзойдут в числе, как превосходят под стенами. И тогда… – Он раскрыл и сжал пальцы – будто раздавил сочный плод.

– Тебе нужна наша помощь, – тихо повторил Тави.

– Помощь? – Голос Ларарла срывался от бессильной ярости. – Помощь? Чем вы можете помочь? – Выхватив меч, он указал им на затопивший равнину ворд. – Что вы можете против этого? Мы будем сражаться. Но победы не будет. Конец.

– Смотря что называть победой, Учитель войны, – спокойно возразил Тави.

– Шуар не покорится, – прорычал каним.

– Шуар – это земля? – спросил его Тави. – Это холмы, камни, деревья? Шуар – это реки, стены, башни?

Ларарл обернулся, впился в него взглядом.

– Или это народ? – тихо спросил Тави. – Твой народ, Учитель войны.

У Ларарла задрожали уши – это движение Тави видел впервые и не знал, как его истолковать.

– О чем, – прорычал каним, – ты говоришь?

– Твой народ еще можно спасти. Хотя бы часть его.

– Как?

Тави развел руками.

– Я еще не уверен, – сказал он. – Мне недостает знаний.

– Что ты хочешь узнать?

– Всё, что вам известно о войне с вордом – во всех пределах. Всё.

Варг тоже уставился на Тави:

– Что ты рассчитываешь узнать?

– Этого я сказать не могу.

– Это почему? – возмутился Варг.

– Потому что среди врагов по меньшей мере одна царица. Царицы ворда, если подберутся достаточно близко, способны улавливать чужие мысли. Твои Охотники доказали, что в расположение Ларарла можно проникнуть незаметно. Вполне возможно и даже вероятно, что царицы собирают сведения прямо из мыслей шуаранского командования – возможно, даже из твоих собственных мыслей, Учитель войны Ларарл.

В горле Ларарла заклокотало – каним задумался.

– Ты знаешь этого врага.

– Я бы не решился так сказать, – ответил Тави, – но я знаю его лучше тебя. И лучше пока, чтобы секреты, разведанные твоими людьми, надежно хранились в одном месте. – Он пальцем постучал себя по виску. – Я думаю, что существует способ помочь тебе и твоему народу, Учитель войны. Если ты окажешь мне некоторое доверие. – (Ларарл смотрел на него и молчал.) – Уже видно, что простой силы оружия недостаточно. Мы должны их перехитрить, переиграть. – Тави многозначительно покосился на Варга. – Как я переиграл Сарла в Алере.

Ларарл перевел взгляд на Варга:

– Ну?

Варг медленно кивнул Тави – странно было видеть этот алеранский жест в исполнении канима.

– Ларарл, ты сам сказал, что не видишь способа победить этого врага. Будь это мой предел и мой народ, я бы прислушался к алеранцу. – Старый каним с ног до головы оглядел соплеменника-шуарана. – Тавар силой немногим более семи тысяч встал против пятидесяти тысяч рекрутов Сарла и десяти тысяч воинов Насауга и держался два года. Дай ему, о чем просит.

Ларарл еще немного помолчал. В городе затрубили в трубы, к восточной окраине проехали несколько сотен канимских воинов на таургах – передовой отряд, за которым готовилось выступить в глубину шуаранских земель большое пешее войско.

Золотистый каним снова задрожал, резко дернул ушами, признавая согласие, и коротким жестом поманил Тави к двери.

– Демон… – Он осекся и, утробно заворчав, поправился, скаля клыки: – Тавар. Идем.

– Во́роны, – чуть слышно выдохнул Макс, опустив меч, – как ты узнал про ворд?

– Догадался.

– Догадался? – прошипел Макс и покачал головой. – Ты сильно рисковал, кальдеронец.

– Пришлось, – ответил Тави. – К тому же я оказался прав.

– Рано или поздно ты ошибешься.

– Но не сегодня, – сказал Тави. – Останьтесь здесь, вдруг Красс даст о себе знать.

Макс встревоженно нахмурился и отдал Тави честь:

– Береги себя.

Тави хлопнул друга по плечу, развернулся и шагнул за Ларарлом в темноту башни.

Глава 25

Работая в зале-пещере, Тави потерял счет времени. В конце концов дверь распахнулась, и стражники, щурясь на затребованные Тави у Ларарла яркие факелы, впустили Китаи.

Тави оторвал взгляд от столов для песчаных моделей, рассчитанных на канимский рост. Канимы устраивались за ними, удобно присев на ляжки, Тави же сидя не дотягивался, а стоя – гнул спину. Спина болела. Когда Китаи захлопнула за собой дверь, он, морщась, разогнулся.

– Красс здесь, – без предисловий сообщила Китаи. – На пути к порту его атаковал ворд. Обратно пришлось заложить большой крюк. Он ранен.

Тави прикусил губу:

– Тяжело?

– Максимус им занимается, но у него мало сил. – Китаи подошла и преспокойно чмокнула Тави в щеку, шепнув при этом: – Остальные рыцари Воздуха тоже рядом, невидимы. Красс говорит, в лагере недалеко отсюда шуараны держат пленниками несколько тысяч людей Варга.

Тави с улыбкой поцеловал ее.

– Передай, чтобы были наготове, – шепнул он в ответ. – И ничего не говори Варгу.

Кивнув, Китаи принялась рассматривать столы. Рядом с ними кипами громоздились бумаги, прижатые кусками полированного черного камня.

– Это что?

Тави отвернулся к столам, пальцами взъерошил себе волосы.

– Пределы канимов, – ответил он и носком ноги тронул одну из кип. – И донесения из каждого.

Китаи, пересчитав бумаги взглядом, нахмурилась:

– Ты все это прочел?

Тави неопределенно повел рукой:

– Хотелось бы мне лучше разбираться в их письме.

– Такое же невразумительное, как алеранское, – фыркнула Китаи.

– Верно, – сказал Тави, – но к алеранскому я привык.

Она слабо улыбнулась:

– Что ты узнал?

– Порядочно. – Тави помотал головой. – Знать бы еще, что со всем этим делать. – Он показал ей на первый стол, где черными и белыми камешками были обозначены силы ворда и канимов. Камни были разбросаны по всему столу. – Это Нараш, предел Варга. По нему пришелся первый удар. Донесения оттуда самые запутанные и противоречивые.

Китаи хлестнула его взглядом:

– Преднамеренно!

Тави покивал:

– Думаю, ворд заложил несколько гнезд в разных местах и затаился, пока не набрал сил для одновременной атаки, чтобы вызвать как можно больше смятения и неразберихи. Насколько могу судить, командование нарашанов решило сперва, что их атакуют соседи. А когда разобрались, было поздно.

Он стал указывать на другие столы:

– Кадан. Ренгал. Играт… все пали в тот же год.

Он с силой выдохнул, чтобы сдержать дрожь. Каждое канимское государство равнялось по населению Алере, хоть и занимало куда меньшую территорию. И все их войска, все темные силы ритуалистов, вся ярость, с какой канимы отстаивали свои земли, не помешали ворду медленно и уверенно выкашивать их, как жнец выкашивает пшеничные колосья.

Тави кивнул на следующий стол:

– Мараул. Там продержались почти год. Но к тому времени их окружили, отрезали от Шуара. И… – Тави пожал плечами. – Шуар остался один.

– Что ты ищешь? – спросила Китаи.

Тави покачал головой:

– Сам еще не знаю. Ищу закономерности. Пытаюсь понять, как они мыслят, как действуют.

– Ворд? – спросила Китаи. – Или канимы?

Тави коротко улыбнулся ей:

– Да. – И погасил улыбку. – Хотя сейчас я бы запрыгал от восторга, угрожай нашему будущему канимы.

Китаи смотрела на него спокойно и серьезно.

– Красс сказал, в центре Шуара уже сейчас от восьмидесяти до девяноста тысяч ворда.

Тави нахмурился. Восемьдесят или девяносто тысяч. Сойтись с таким количеством в открытом поле для алеранских легионов – немногим лучше самоубийства. Единственная надежда – объединиться с войском Насауга, а его людей такое предложение вряд ли обрадует. Два года войны привели к немалому ожесточению с обеих сторон.

Сейчас, разглядывая песчаные столы, сплошь усеянные черными камнями и теряющимися среди них белыми, Тави совсем растерялся. Прошло всего несколько лет, как он был простым пастухом. Нет, и пастухом-то не был. Пастухом был его дядя, а Тави – простым подпаском.

О, теперь он, конечно, важная особа: Гай Октавиан, принцепс державы, наследник алеранской Короны…

И что ему делать при таком положении дел? Как сделать выбор – тот, что пошлет на смерть и алеранцев, и канимов? Разве не наглость – считать, что он решит лучше других? И не сошел ли он, тихо и незаметно, с ума?

Тонкая теплая ладонь Китаи погладила его по затылку, и он заглянул ей в глаза.

– Не знаю, справлюсь ли, – шепотом выговорил он.

Взгляд ее стал пристальным.

– Должен, – так же тихо ответила она. – Ворд на этом не остановится.

– Знаю, – сказал Тави. – Но я даже фуриями плохо владею, Китаи. Как я остановлю то, что мы с тобой видели?

– Алеранец, когда это тебя останавливало отсутствие фурий?

– Там было другое, – тихо сказал Тави. – Здесь все больше и сложнее. Если не остановить ворд… – Он помотал головой. – Это конец. Всему. Канимам. Моему народу. Твоему. Никого не останется.

Рука Китаи взяла его за подбородок, твердо повернула. Маратка склонилась, притянув его к себе, и поцеловала в губы. Поцелуй вышел долгим, медленным, веским, и, когда она наконец оторвалась от его губ, ее глаза были огромными, их зелень потемнела, превратившись в изумруды.

– Алеранец, – тихо заговорила она. – Истинная сила не имеет ничего общего с фуриями. Твоя сила не в фуриях. – Она крепко прижала палец к его лбу. – Легко победить сильного, но глупого врага. Умный враг всегда опасен. Силы ты набрался. Не позволяй себе поглупеть. – Она передвинула ладонь, чтобы погладить его по щеке. – Опаснее тебя я мало кого знаю.

Тави всмотрелся в ее лицо:

– Ты правда так думаешь?

Она кивнула:

– Мне страшно, алеранец. Ворд меня ужасает. Страшно подумать, что они могут сделать с моим народом.

Он заглянул ей в глаза:

– Что ты говоришь?

– Страх – это враг. Уважай его. Но не позволяй себе сдаться до начала сражения.

Тави снова повернулся к столам.

– Я боюсь, – помолчав, заговорил он. – Боюсь, что не сумею их остановить. Что погибнут люди, ждавшие от меня защиты.

– Это понятно, – кивнула Китаи. – До сих пор над тобой всегда кто-то стоял, кто-то мог вмешаться. Прикрыть тебя. Твоя мать, дядя, мастер Киллиан, Гай Секстус…

– А здесь, – подхватил Тави, – только я. Не на кого надеяться.

– И некого будет винить, – сказала Китаи.

Тави склонил голову:

– Я… кажусь себе слишком маленьким. Чувствую, что мне это не по росту.

– Это потому, что ты не дурак, – утешила Китаи, переплетая с его пальцами свои. – Я многое умею. Хорошо езжу верхом. Лазаю по скалам. Ворую. Хорошо дерусь, танцую, люблю. Чутье у меня лучше всякого. – Она подняла одну кипу донесений, оглядела. – А вот с этим – нет. Сложить сотни обрывочных донесений – это не для меня. Это – твой талант, алеранец. – Она сунула пачку ему в руки. – Твое оружие – знание. – Ее глаза сверкнули. – Им их и убей!

Тави глубоко вздохнул и молча взял листы.

* * *

– Мараул! – выпалил он три часа спустя.

Китаи оторвала взгляд от горсти белых и черных камешков – она сидела над ними с тех пор, как доставила новости с крыши. Вела какую-то игру: расчертила ножом каменный пол, расставила камешки на перекрестьях линий. Минуту она неподвижно таращилась на Тави, после чего закатила глаза:

– Как я сама не додумалась!

– Мараул, – повторил Тави. – Он все это время был у меня перед носом. Вот куда надо было смотреть. Почему там продержались год, когда соседей ворд давил за три-четыре месяца? Чем отличался от других?

Китаи склонила голову к плечу:

– Войско более опытное? Нарашаны, помнится, их уважали.

Тави покачал головой:

– До них ворд занял три других предела. Каким бы превосходным ни было войско, даже самое лучшее, при таком численном превосходстве врага оно устает, теряет раненых, рассеивается. Ворд должен был взять их измором.

– Занимали лучшие позиции? – предположила Китаи.

Тави мотнул головой, показав ей соответствующий стол.

– Там болота. Несколько подходящих для обороны естественных укреплений, да и те довольно слабые.

– Что же тогда?

– Вот именно! – подхватил Тави. – Что же? – Он схватил пачку донесений со стола с моделью Мараула и погрузился в чтение.

Еще два часа понадобилось, чтобы выдвинуть правдоподобную гипотезу – и даже это стало возможно лишь благодаря точнейшему, подробнейшему сообщению одного из Охотников Ларарла. Ему, видимо, было поручено наблюдать за войной в Марауле и собирать сведения как о соседях, так и о захватчиках. Поняв это, Тави почему-то почувствовал себя увереннее.

Дверь распахнулась, вошел Ларарл, за ним – Анаг. Тяжеловесный золотистый каним сразу надвинулся на Тави:

– Ну?

– Ты выставил дополнительную охрану? – спросил Тави.

Ларарл прищурился, но ушами дернул утвердительно:

– У каждого входа в башню. Ни один лазутчик ворда к тебе на сто шагов не подберется.

Тави кивнул:

– Кажется, я представляю, как надо действовать.

Последовало короткое молчание.

– Может быть, – проворчал Ларарл, – поделишься с нами?

– Как же он бесит, – вставила Китаи. – Правда?

Анаг смешливо дрогнул ушами, но промолчал.

– Прежде чем стану объяснять, – сказал Тави, – не вызвать ли сюда Варга?

Ларарл, крякнув, глазами подал знак Анагу.

Тот скрылся на лестнице, ведущей на крышу. И очень скоро вернулся с Варгом. Большой темный каним по-канимски приветствовал Ларарла и Тави и прошел к песчаному столу, изображавшему Мараул.

Тави начал без предисловий:

– По опыту борьбы с вордом мы знаем, что его величайшее преимущество – это также и наибольшая его слабость: он управляется из единого центра.

– Ты рассказывал об их царицах, – проворчал Ларарл.

Тави кивнул:

– У царицы абсолютная власть над своим вордом – по ее приказу без колебаний идут на смерть.

Варг басовито зарычал:

– Но сами думать не способны.

– Во всяком случае, не слишком, – подтвердил Тави. – Без возглавляющей их царицы ворд – немногим более чем звериная стая. Действуют они своеобразно. Бежавшая из Алеры царица добралась сюда и основала колонию в укромном месте. Она породила еще двух цариц, которые основали еще две колонии, и так далее.

– И с каждым разом численность ворда утраивалась, – сказал Ларарл.

– Не обязательно. – Тави принялся снимать с карты Мараула белые и черные камешки. – Вот здесь ворд сосредоточился для атаки, – заговорил он, раскладывая их по-новому, в две линии, разделенные некоторым расстоянием вдоль границы предела. – Тебе, Учитель войны, доносили, что первый удар был нанесен здесь. – Он двинул вперед черный камень на северном конце линии. – Затем здесь и далее через каждые двадцать миль. – Он выдвинул еще два камешка. – И так далее. Каждое их продвижение происходило тем же порядком.

Варг сощурился, задвигал хвостом, изучая карту.

– Приказы, – сказал он. – Вот в чем причина задержек. Приказы царицы приходится передавать вдоль линии войск.

Тави сдержанно кивнул:

– Я не сразу сообразил. Алеранцам приказы передают фурии. Разделенные расстоянием легионы способны выдвинуться практически одновременно. Не так безупречно, как движется ворд, но намного быстрее, чем если бы приказы доставляли конные гонцы.

– Однако в Марауле ворд выдвигался не одновременно, – заметил Ларарл.

– Именно. Им движет приказ, передаваемый по цепочке. Если бы им управляли согласующие свои действия на расстоянии многочисленные царицы, все выглядело бы иначе. – Тави тронул пальцем средний камень. – Ворд следует брать по частям, одну за другой. Атака без царицы не начнется.

Варг заинтересованно заурчал:

– Гипотезы без доказательств – сотрясение воздуха и пустой труд. Есть у тебя еще доказательства?

– Основной встречный удар Мараул направил на северный край вражеских позиций, – вместо Тави ответил Ларарл. Обойдя стол, он, не скрывая интереса, присел рядом с Тави. – Обрати внимание на этот участок. Не было смысла направлять сюда главный удар. Здесь не располагается ничего стратегически ценного, и оборонять его затруднительно. – Каним скосил глаза на Тави. – Царица?

Тави кивнул:

– Думаю, в Марауле вычислили существование царицы. Вероятно, они выждали, пока она снова двинет вперед северный край фронта, после чего ударили по ней всем, что имели. – Тави ввел несколько белых камней в северное расположение черных. Смахнув со стола черные, он отбросил их назад за границу предела. – Они сокрушили северный край ворда, понеся при этом тяжелые потери, зато после того почти три недели теснили остальную часть – что, по донесениям вашей разведки, Учитель войны, не удавалось никому другому.

Тави взял еще один черный камень и пару белых, расположив их в первоначальной позиции; силы Мараула сократились, но еще владели картой.

– Через три недели ворд начал новое наступление, увеличив свои силы. – Он указал на песчаную модель. – Тот же порядок действий, такие же сражения продолжались еще год – яростные атаки с первоначальных позиций врага и скорый ответ воинов Мараула, оттеснявших его назад.

Ларарл тихо прорычал:

– Пока ворд не перемолол их в пыль.

Тави кивнул.

– Учитель войны, – сказал он, обращаясь к Ларарлу, – ваши разведчики сообщают, что ворд атаковал Мараул беспорядочными волнами – однако на вашу крепость орда наступает в безупречном порядке.

– Верно. – Ларарл слегка наклонил голову в сторону.

– Я предположил, – медленно заговорил Тави, – что тогда у них по неизвестным причинам случилась нехватка цариц. Возможно, там была только первая и две порожденные ею царицы-дочери.

– Бесплодие? – проворчал Ларарл.

Тави пожал плечами:

– Иначе зачем они стали бы ослаблять свое войско?

Варг согласно шевельнул ушами:

– Эту крепость атакуют согласованно. Следовательно, царица присутствует.

– И еще одна должна находиться с силами, пробившимися к нам в тыл, – добавил Ларарл. Он взглянул на Тави. – Может ли одна царица управлять всеми полчищами перед моими укреплениями?

Тави развел руками:

– Есть свидетельства, что такое возможно, однако ее власть ограничена – примерно двадцатью милями, если не меньше.

– Значит, – кивнул Ларарл, – нам надо убить этих цариц.

– И что дальше? – хладнокровно осведомился Тави. – Перебить многомиллионный ворд за неполные три недели? Потому что за этот срок – сколько можно судить по сражению в Марауле – первая царица произведет новую дочь.

Ларарл зацокал когтями по краю стола. Звук вышел необычный, как будто трещало какое-то насекомое, и Тави пришлось подавить дрожь.

– Что же предлагаешь ты? – спросил Ларарл.

– Бегство, – просто ответил Тави. – Вывести из-под ворда как можно больше ваших людей.

– Куда? Кания захвачена целиком.

– В Алеру, – спокойно сказал Тави.

Ларарл издал лающий кашель – смешок вышел горьким.

– По-твоему, мой народ должен покинуть свою землю, чтобы стать рабами демонов?

– Рабовладением я сыт по горло, – сухо ответил Тави. – Нет. – Он набрал воздуха в грудь. – Я хочу, чтобы твой народ и народ Варга вместе с нами встали против ворда.

Воцарилась мертвая тишина.

– Они не остановятся на Кании, – сказал Тави. Тихие слова падали как свинец – тяжело и просто. – Мы должны стоять вместе – или погибнуть порознь.

Молчание затягивалось.

Ларарл повернул голову к Варгу.

Черный каним еще минуту рассматривал песчаный стол. Потом перевел взгляд на Ларарла:

– Захватывающая вышла бы драка, а?

Золотистый каним с прищуром взглянул на Тави:

– Он действительно твой гадара?

Варг дернул ушами в знак согласия:

– Мы смешали пролитую кровь и обменялись клинками.

Уши Ларарла встрепенулись от изумления.

– Ты должен понимать, что нам придется довериться друг другу, – продолжал Тави. – Наше знание наверняка неполно. Если я ошибаюсь в отношении цариц или если существует еще один ворд, способный читать наши мысли, им легко будет воспрепятствовать нашим планам. Мы должны их опередить, или никто из нас не доживет до конца недели.

Минуту Варг с Ларарлом молча переваривали услышанное. Затем Варг дернул ушами – согласен.

– Кораблей у тебя много, – медленно проговорил Ларарл, – но на весь Шуар не хватит.

– Об этом предоставь беспокоиться мне.

Ларарл оглянулся на Варга. Тот в ответ прижал уши, что более или менее соответствовало пожатию плеч у алеранцев.

– Сколько я видел, алеранские колдуны намного полезнее ритуалистов. Алеранские не только убивать умеют. – Ларарл хмыкнул и указал на песчаную карту Шуара. – Если я отвлеку часть воинов на уничтожение царицы в тылу и сопровождение людей, ворд легко проломит укрепления.

– Мы не станем посылать против царицы твоих воинов, – возразил Тави.

Варг заворчал:

– Для такого удара не хватит твоих и моих сил, Тавар.

– Их мы тоже не станем посылать на царицу, – сказал Тави. – Мы убьем ее сами.

– О! – Китаи встрепенулась, глаза ее заблестели. – Интересно!

– Сами? – повторил Варг.

Тави кивнул:

– Те мои люди, что уже здесь, и Охотники, сколько ты сумеешь собрать, выследят и убьют царицу. После этого ворд утратит связность, и живущие в Шуаре… – Тави послал Ларарлу жесткий взгляд, подчеркнув: – Все, кто здесь есть, получат шанс прорваться к побережью.

Ларарл ответил Тави таким же пристальным взглядом, затем чуть отвернул голову.

– Да. Все.

Варг, разглядывая этих двоих, задумчиво проворчал:

– Царицу окружает ее орда, Тавар. Трудно будет пробиться.

– И об этом предоставь беспокоиться мне, – сказал Тави.

Ларарл досадливо рыкнул:

– Как нам взаимодействовать, не зная подробностей операции?

Варг поднял руку-лапу:

– Соглашусь. Твой план сковывает не только ворд, но и нас.

Тави оскалился в улыбке:

– Да, но у нас есть кое-что, чего нет у ворда.

Варг склонил голову к плечу:

– Это что же?

– Чернила.

Глава 26

В штабной палатке Первое копье застал Магнуса, испепелявшего взглядом дона Карлуса – самого молодого, нескладного и лопоухого из служивших в Первом алеранском рыцарей Воздуха. Маркус кивнул старому курсору и ответил на поспешный салют рыцаря.

– Магнус, – спросил он, – что случилось?

– Минуту, – сквозь зубы процедил Магнус. – Чтоб два раза не объяснять.

– А…

Магнус поморщился:

– Я рад бы вовсе не объяснять, но, клятые во́роны…

В эту минуту полог откинулся, впустив высокого сухощавого мужчину – Перенниуса, старшего трибуна, временно командовавшего Свободным легионом. Тот отсалютовал всей палатке разом:

– Маркус, дон рыцарь, мастер. Я спешил, как мог. – Выждав немного, он сдержанно закончил: – В чем дело?

– Прошу вас, легат, – сказал Магнус. – Потерпите, через минуту объясню.

Перенниус бросил взгляд на Маркуса, тот пожал плечами.

Через минуту за стеной произошло нечто вроде антисуматохи: внезапно пропали все обычные звуки лагеря. Маркус прошел к клапану палатки, выглянул, но увидел всего лишь дюжину канимских воинов в тяжелых доспехах, марширующих через алеранское расположение, держа руки на оружии. Легионеры уступали канимам дорогу, но и из них каждый взялся за оружие.

По знакам на доспехах – хотя Маркус был не мастер разбираться в сложных канимских обычаях – солдаты эти были из лучших в вернувшемся из Алеры войске. Их черную броню обильно украшали алые завитки и полоски.

Возглавлял их Насауг, у которого брони почти не видно было из-под сплошного красного. Рядом шел Градаш – тот косматый каним, которого Маркус привык числить своим канимским двойником. Без всякого видимого глазом сигнала канимский эскорт дружно встал в тридцати шагах от штабной палатки. Насауг с Градашем прошли дальше, Насауг отдал Маркусу салют по-алерански.

Маркус ответил по-канимски – чуть отвернул голову в сторону – и сказал:

– Добрый день. Заходите, прошу.

– Первое копье, – поздоровался Насауг. – Известие от моего старшего?

Маркус извлек из груди ворчащий звук:

– Пока не вполне ясно.

Градаш брезгливо наморщил нос:

– Секреты! Ба… игры Охотников?

– Ими пахнет, – подтвердил Маркус, вместе с двумя канимами возвращаясь в палатку.

Перенниус четко отсалютовал Насаугу, тот ответил поворотом головы.

– А… – заговорил командир Свободного легиона. – Теперь понятно. Известия от экспедиции вглубь страны.

– Прошу вас, уважаемые, – остановил старый мастер. – Дождемся, пока рыцарь обезопасит беседу.

Дон Карлус вздохнул, сосредоточенно нахмурился и поднял руку. Маркус видел, что он напрягает все силы. Потом молодой рыцарь обессиленно обмяк, зато, судя по короткому давлению в ушах, их плотной завесой окружила магия ветра, сделав голоса неслышимыми за пределами палатки.

– Благодарю, – обратился к рыцарю Магнус. Повернувшись к остальным, он поднял вверх письмо, написанное на непривычно большом куске канимского пергамента. – Здесь подписи и печати принцепса и Учителя войны Варга. В письме мне предлагается собрать присутствующих здесь в палатку, оградить ее от наблюдения и передать слово дону Карлусу. Трибун Фосс уже проверил правдивость рыцаря и не нашел причин сомневаться в его словах. Признаем ли мы подлинными подписи и печати?

Он передал письмо по кругу, и Маркус всмотрелся в строки, понимая, что не найдет ничего, неизвестного курсору. Почерк был Октавиана, подпись и печать выглядели настоящими. Разумеется, простому солдату не распознать следов подделки, поэтому Маркус – как видно, он еще не совсем забыл мастерство интриги – отозвался:

– По мне, похоже на руку принцепса.

Письмо взял Насауг. Пока он вслух читал Градашу канимские знаки, уши у него вздрагивали.

Тавар умен. Слушайте его. Варг.

Магнус при этих словах скривился и буркнул себе под нос несколько нелестных слов: «Ясно, для этой драной задницы всякий, кто с ним не согласен, старый дурак…»

Первое копье многозначительно откашлялся.

Магнус нетерпеливо отмахнулся и произнес:

– Дон рыцарь, прошу докладывать.

Карлус коротко склонил голову в общем поклоне:

– Господа, принцепс сообщает, что Шуар – последняя из еще не захваченных вордом областей Кании. Далее он высказывает мнение, что и она продержится недолго. И он, и шуаранское командование ожидают, что в ближайшие три недели ворд полностью захватит этот предел.

В палатке повисло мертвое молчание. Маркус смотрел на канимов, но те ни единым движением не выдали своих чувств.

– Он предупреждает, что в окрестностях действуют царицы ворда. Их образ действий и успехи предполагают, что они, возможно, читают в умах противников.

Перенниус тихо присвистнул:

– Такое возможно?

– Да-да, – махнул рукой Магнус. – Об этом говорилось в документах, разосланных вам перед началом экспедиции.

– А… – Улыбка Перенниуса немного походила на волчий оскал. – Должно быть, я упустил эту подробность. Впрочем, я нашел тем бумагам полезное употребление.

– Перенниус… – с еле заметным упреком пророкотал Насауг.

Карлус тихо кашлянул.

– Чтобы скрыть от врага свои намерения, принцепс для каждого из вас передал приказы в письменном виде. Они запечатаны, и он приказывает вам вскрывать их по одному в предписанной последовательности. Условия для вскрытия второго вы найдете в первом и так далее.

Маркус задумчиво поджал губы. Умно. Шпион, способный воровать сведения прямо из головы врага, – мечта или воплотившийся кошмар, смотря по тому, на кого этот шпион работает. И вот такой простой и хитрый встречный ход.

Во всяком случае, теоретически хитрый. Условия в поле постоянно меняются. Исполняющий указания Октавиана будет действовать почти вслепую, связанный цепью приказов и лишившись собственной инициативы. Прямая дорога к катастрофе. У Октавиана врожденный дар, но даже отпрыск Дома Гаев не способен точно предвидеть будущее. С каждым часом отклонения от задуманного будут нарастать, а приказы терять смысл.

– Принцепс, несомненно, сознает, – заговорил Магнус, – что условия на театре военных действий переменчивы и не вполне предсказуемы.

– Да, сударь, – кивнул Карлус. Он снял с плеча курьерскую сумку и с тяжелым стуком опустил ее на стол. – Он сделал все возможное, чтобы очертить наиболее вероятный ход событий. – Карлус слегка покраснел. – То есть он в каждом приказе предусматривает несколько вариантов, и для каждого из них несколько следующих и так далее, включая возможность, что вам придется действовать вне его предначертаний. Ему пришлось извести немало чернил.

Маркус крякнул.

– Ну, хоть что-то. А вы, – обратился он к Насаугу, – готовы подчиниться этим приказам?

– Пока да, – ответил Насауг. – Я доверяю суждению старшего.

Старый курсор покачал головой:

– Как бы его хитрости не довели нас до могилы. – Он протянул руку к Карлусу. – Если и так, предпочту не ждать сложа руки. Прошу вас, мои приказы.

Молодой рыцарь передал каждому пачку сложенных и запечатанных приказов. Маркус оглядел свою. Письма были кратко и четко пронумерованы, каждое представляло собой такой же непривычно большой лист. Он нашел приказ, подписанный «Номер 1», и вскрыл его.

Привет тебе, Маркус.

Прошу со всей возможной поспешностью вывести всех легионеров вместе с силами Насауга и Свободным легионом на запад. Не пытайтесь скрыть выступление. Согласуйте действия с Насаугом и Перенниусом.

Оставьте на месте механиков и всех рыцарей, в том числе и рыцарей Свободного легиона. Мастер Магнус передаст им задание.

Возьмите припасов, сколько сможете унести. Следующий приказ вскроете, отойдя не менее чем на двадцать миль от лагеря.

Октавиан

Маркус для полной уверенности перечитал дважды и покачал головой:

– Да, загадочно. – Он поднял взгляд на старого курсора. – А у вас?

Мастер Магнус смотрел на письмо так, словно из него уксус сочился.

– Коротко и бессмысленно, – сказал он.

Насауг, фыркнув, стал сворачивать свой лист.

– У принцепса есть слабости, которые можно обратить против него, – заявил каним. – Предсказуемость не в их числе. И глупость тоже.

Перенниус ничего не сказал, только прищурился и упрямо сжал зубы. Все надолго замолчали.

– Итак, – нарушил тишину Маркус, – перед нами вопрос. Что будем делать?

Первое копье почти осязал тяжесть взглядов на себе. Он медленно обвел глазами палатку. Насауг коротко кивнул ему. Перенниус последовал примеру канима. Магнус вздохнул и тоже кивнул.

– Ну что ж, – кивнул им и Маркус. – Воля принцепса нам известна. За дело.

Глава 27

Амара и Бернард пошли на следующий серьезный риск примерно за час до захода солнца. К маленькому, но явно процветавшему прежде домену их внимание привлекли ящеровидные создания, мыкающиеся вокруг, вместо того чтобы, как все замеченные до тех пор, спешить на охоту. Амара с Бернардом, проскользнув мимо сторожей, обнаружили внутри ворд, превративший усадьбу в подобие штаба.

На крыше главного здания пристроился рыцарь ворда, застывший как статуя. Бо́льшая часть земли заросла крочем, уже наползавшим на стены. Восковидное вещество полностью окружило усадьбу. Сорванная с петель амбарная дверь почти утонула в нем.

Бледные восковые пауки деловито сновали взад-вперед, ухаживали за крочем, как пчелы за сотами. Все, кого видела Амара, выбегали из темного нутра амбара и возвращались в него же, закончив работу.

Бернард подобрался поближе к Амаре и тихонько коснулся пальцами щиколотки. Она в ответ дважды стукнула кончиком пальца по его плечу, показывая, что поняла. После чего они оба натянули на ноги башмаки с расширенными подошвами, позволявшими ступать по крочу. Этот воск служил ворду не только пищей, но и охраной. Тяжесть взрослого человека проламывала упругую поверхность, из-под которой, как кровь, выступала слабо светящаяся жидкость, тотчас привлекавшая внимание сторожевых пауков.

Бернард с Октавианом, планируя будущие действия, вели постоянную переписку и общими усилиями додумались до этих башмаков, распределявших вес на бо́льшую площадь и уменьшавших нагрузку на кроч. В таких, если ступать осторожно, можно было пройти, не проломив поверхности и не насторожив тем самым рой Хранителей.

Предположительно.

На деле башмаки оказались адски неудобными, и Амара смутно порадовалась, что заставила Бернарда вставить в них устройство для сброса. Приятно было сознавать, что она может мгновенно избавиться от этих неуклюжих колодок.

Надежно укрывшись вуалями и плащами, они прошли – скорее, проковыляли, решила Амара, – вдоль внутренней стены до похожего на пещеру амбара, и только там им наконец пришлось ступить на кроч. Никогда в жизни Амара не двигалась с такой осторожностью: башмаки заставляли высоко задирать колено, потом скользящим движением выдвигать ногу вперед и медленно переносить на нее тяжесть тела, распределяя ее на широкую подошву. Будь она персонажем приключенческой истории, она бы не отнимала руки от меча и не сводила глаз с пауков – только об этом и думать было нечего. Все внимание уходило на то, чтобы удержать равновесие и не опустить подошву под углом к крочу, прорвав пленку и выдав себя безнадежно превосходящим силам врага.

Амара сделала шаг-другой. Нигде не слышалось тревожных свистящих трелей. Она задержалась, оглянулась на ступающего по крочу мужа. Бернард был намного больше и тяжелее, поэтому и подошвы для него пришлось сделать шире – и еще более неуклюжими. Даже на расстоянии вытянутой руки Амара различала только его силуэт, но видела, что продвигается он с тем же несокрушимым терпением, с каким подходил к любому делу.

Ни одного тревожного сигнала. Подошвы делали свое дело. Пока.

Амара снова сосредоточилась на собственных ногах, шагнула вперед, уверяя себя, что похожа на изящную длинноногую цаплю, а не на переваливающуюся утку. До двери в амбар было не так уж далеко – около двадцати шагов. Но ей чудилось, что добирались они не меньше часа. «Смешно», – твердила себе Амара. Но за грохотом подкатившего к горлу сердца она сама себя плохо слышала.

Еще немного, и она прижалась спиной к каменной стене и осторожно потянулась заглянуть в проем, чтобы выяснить, что же это ворд охраняет с таким усердием?

Внутри была кладовая. Другого слова Амара не нашла.

Кроч здесь лежал толстым слоем, мутными витками поднимался на целый фут от амбарного пола.

Люди – тела – были запечатаны внутри. Амара не видела деталей. Кроч был полупрозрачным, но под его слоем все виделось мутно, расплывчато – к счастью для нее. Тела не были искорежены смертью. Они мирно лежали в восковой могиле, как лежат умершие во сне. Самые неопределенные очертания в глубине кроча выглядели слишком тонкими для человеческих тел, но могли оказаться объеденными крочем костяками.

Только три тела остались стоять, впаянные в облепивший стену кроч. Двое мужчин и женщина, скованные восковой смолой, – и у этих троих тела были жестоко изранены при жизни.

«Их пытали», – поняла Амара.

* * *

Она быстро оглядела тела. Судя по одежде – не местные. Все в зеленом и коричневом, плащи и кожаные куртки лесных жителей. Как у них с мужем.

И если мысленно стереть печать мучительной смерти на лицах…

Ее пробрал озноб.

Амара узнала всех троих. С молодой женщиной, Анной, она училась в Академии. Анна выросла в домене близ Форции и проходила базовую подготовку на курсора вместе с Амарой, пока ту после выпуска не отослали в распоряжение Фиделиаса.

Ворд пленил, пытал и убил таких же, как она, курсоров, избранных для этого задания именно за способность оставаться невидимыми и неслышимыми. Очень им это помогло!

Подступила тошнота; Амара поспешно отвернулась. Несколько мгновений она боролась со своим желудком, затем заставила себя снова смотреть и шевелить мозгами.

Теперь она заметила, что два паука суетливо заделывают проломы в кроче. Следы ног. Человеческих ног. Следы вели от дверей к мертвым разведчикам.

Ворд не знал жалости, но не знал и бессмысленной жестокости. Ни на одном из других тел не было следов пыток. Их просто… поедали.

«Это сделали алеранцы», – поняла Амара.

Это сделали алеранцы.

Мысленным взором она увидела алеранцев, окружавших царицу ворда в битве при Церере, – и снова задрожала, теперь уже от ярости.

Она почувствовала рядом присутствие мужа, потом он перегнулся через нее, заглядывая внутрь. Она ощутила, как он тоже все понял, как резко напрягся всем телом, как хрустнули суставы пальцев под перчаткой, когда рука сжалась в гневный кулак.

Амара коснулась его руки, заморозила в себе ярость, и оба начали медленное мучительное движение через кроч к выходу из усадьбы. Сняв башмаки, они растворились среди деревьев. Амара молча пропустила мужа вперед.

Кто бы ни пытал разведчиков, проделано это было несколько часов назад. Очевидно, неизвестные палачи были каким-то образом связаны с вордом и с помогавшими ему алеранцами – источником магии фурий. Они-то и нужны были Бернарду с Амарой. И наверняка они оставили след.

Ее ведет Бернард. Он их отыщет.

* * *

Почти два дня прошли в упорном, мучительно осторожном преследовании замучивших курсоров предателей. След вел обратно в Цереру.

В город, захваченный вордом.

В его стенах разрастался кроч. После заката он окрашивал беловатый камень построек тусклым зеленоватым сиянием, и дома начинали казаться почти прозрачными, как подсвеченный изнутри нефрит. Извне стены пугали тишиной и неподвижностью. Ни переклички часовых, ни звона колоколов, ни цокота лошадиных подков по мостовым. Ни голосов, ни песен из питейных домов, ни криков матерей, с наступлением сумерек зазывающих детей домой.

Слышалось, да и то еле-еле, лишь журчание городских фонтанов, не остановившихся даже с приходом ворда. Да еще изредка жуткий булькающий клич кого-то из ворда с улиц или с крыш над ними.

Амара дрожала.

Приблизившись к Бернарду так, чтобы ясно видеть, она знаком спросила: «Цель. Где?»

Бернард указал на бывшую цитадель консула посреди города и добавил знаком: «Возможно».

Амара поморщилась. Она и сама так думала. Цитадель – во всей Церере самое неприступное место. Будь она алеранцем посреди ворда, выбрала бы для ночлега самые толстые стены и мощные укрепления. «Согласна. Продолжаем?»

Бернард дал знак подтверждения. «Откуда начнем?»

Хороший вопрос. Входить в главные ворота, полагаясь на защиту фурий, им нужды не было. Амара, будучи курсором, знала дюжину обходных путей в города любого из консулов. В большой город проникнуть проще, чем в маленький.

Просигналив Бернарду, чтобы следовал за ней, она свернула к тоннелю работорговцев, проложенному под западной стеной.

Разумеется, в ожидании атаки ворда тоннель замуровали, но, как она и думала, перепуганные горожане вскрыли его для бегства. При входе они обнаружили россыпь камней, в спешке отброшенных не слишком одаренными заклинателями земли, а дальше стало просторнее, ширины тоннеля хватало для взрослого человека, нагруженного тяжелым мешком. Главное, ни у одного из легкодоступных ходов не было знаков присутствия ворда – ни снаружи, ни в самом тоннеле. Виднелись только следы обутых ног.

Это хорошо. Главные силы ворда преследовали сейчас консула с бегущими на север легионами. Значит, город не превратился в кишащий улей, а остался под легкой охраной. За стенами можно будет двигаться быстрее.

Амара скользнула в узкое устье ближнего тоннеля. Внутри горели заговоренные лампы, но плохонькие и далеко друг от друга.

Она прижалась к мужу, окутала им головы и плечи защитной вуалью, замкнув все звуки внутри тесного пространства.

– Повезло, – выдохнула она осипшим от долгого молчания голосом. – Света нам хватит.

Муж чуть крепче прижал ее к груди и тихо пророкотал:

– Я бы сказал «слишком удачно», если бы не пережил всю эту неделю.

– Не могут они во всем быть сильны, – ответила Амара. – Иначе им незачем было бы столь упорно гоняться за Первым консулом.

Бернард нахмурился и медленно кивнул:

– Он все еще представляет для них угрозу. – Он оглядел тоннель, не теряя бдительности, но уже уверенней. – Где это мы?

– В Церере работорговцам жилось непросто, – объяснила Амара. – Свободной торговли не допускали ревностные сторонники освобождения рабов, они препятствовали поставкам и изобретали всевозможные способы убивать работорговцев. Те прорыли эти тоннели, чтобы безопасно попадать в город и выбираться обратно.

– Сдается мне, – с тенью улыбки проговорил Бернард, – чем бы ни кончилось, с этими делами покончено навсегда.

У Амары едва не вырвался истерический смешок.

– Да, пожалуй.

– А вот пахнет здесь гнусно. – Бернард кивнул в глубину тоннеля. – Куда он выводит?

– В здание аукционов на Западной площади. Оттуда до цитадели и полусотни шагов не будет.

– Превосходно. – Бернард заглянул ей в глаза. – Ты как?

Наверное, решила Амара, это простая человечность его слов перед лицом недавних ужасов заставила ее грудь сжаться так больно. Она устала. У нее болели все кости, все суставы. Голод, потрясения, ужас стали такими привычными спутниками, что уже не глодали душу зубами, а стерлись до тупого безразличия. Вопрос Бернарда напомнил ей добрый, ласковый мир, где были тихие разговоры, сон в одной постели, любовь, разжигавшая в ней жаркий, опасный огонь.

Она, не отводя глаз, проговорила дрогнувшим голосом:

– Я… нельзя. Не сейчас. Надо прежде сделать дело.

Он обнял ее за плечи, нежно сжал. И голос был теплым, тихим, ровным.

– Это все так, любовь моя. Давай к делу. Надо обдумать… Пригнись!!

От неожиданности она на миг окаменела, но руки мужа уже сбили ее на колени. Она бы не удержала равновесия и завалилась на бок, не подхвати ее Бернард.

По его короткому сигналу она отбросила глушившую их разговор завесу, и тотчас накатили звуки. Они давно бы услышали, если бы не ее магия.

По тоннелю эхом раскатывались голоса. Громко, самоуверенно стучали сапоги. Кто-то – возможно, те самые, на кого они вели охоту, – был с ними в тоннеле, а они, дураки дураками, торчали посреди узкого коридора. Никакая магия не поможет, если пособники ворда споткнутся о них на ходу.

Голоса становились громче. Эхо мешало разобрать слова, но по тону ясно слышалось – спорят. Затем из поперечного тоннеля показалась темная фигура, освещенная сзади слабосильной лампой, и свернула в смрадную глубину, в сторону аукциона, – удаляясь от Амары с Бернардом.

Те переглянулись. Затем оба поднялись на ноги и крадучись двинулись за удалявшейся тенью.

Через несколько шагов тоннель расширился, потолок поднялся, стены выровнялись, а пол плавно пошел вверх. Хороший пол – так легко им не шагалось много дней, а ноги, привыкшие ступать беззвучно, на камне производили не больше шума, чем на мягкой земле. Амара чувствовала растекавшуюся по всему телу волну возбуждения. Усталость забылась, рука потянулась к мечу. Как ей хотелось покарать этих предателей, обратившихся против своего народа, зарезать их без жалости, скорее, скорее! Расплатиться ударом за овладевший долиной ужас, за боль и гибель поселенцев.

Но местью никого не вернешь. Дав волю своим порывам, она не поможет Первому консулу остановить ворд. Пусть это и кажется справедливым. Она должна оставаться холодной и рассудительной, как учил Фиделиас. Во всяком случае, пытался научить. Выклюй во́роны ему глаза, предателю!

Она медленно отвела руку от рукояти меча. У нее было другое дело.

– А знаешь, что она скажет, когда вернемся? – прорычал кто-то из идущих впереди. Они были уже близко, можно разобрать, о чем спорят. – Что ты должен был всех доставить сюда для обработки.

– К во́ронам высокородную стерву, – рявкнул другой мужской голос. – Она велела узнать, что затевают курсоры. Вербовать их приказа не было.

Тот, что заговорил первым, обиженно и испуганно проныл:

– А ты не можешь ему это объяснить? Пока нас всех не прикончили как непригодных.

Женский голос – Амаре он показался знакомым, хотя имени в гулком тоннеле вспомнить не удавалось, – ответил:

– Мне до вас дела нет. Если убьет, так вас двоих. У меня есть что ему предложить.

– Шлюха, – процедил второй мужчина.

– Торговать собой можно до времени, – холодно ответила женщина. – А дурость – это на всю жизнь, во всяком случае ваша, которой осталось примерно на тридцать минут.

– А не потратить ли мне эти полчаса с удовольствием, – мерзким тоном протянул мужчина. Раздался резкий звук пощечины, затем шарканье ног и треск рвущейся материи.

– Раниус! – тонким от испуга голосом вскрикнул первый мужчина.

– Она всего лишь шлюха, – проворчал Раниус. – Должна знать свое место. Когда кончу, можешь и ты попро…

Громко хрустнула сломанная кость. Затем раздался тяжелый глухой удар.

– Ох, во́роны! – взвизгнул первый мужчина.

– С ним, кажется, все, Фалько, – невозмутимо и вежливо проговорила женщина. – Хочешь тоже попробовать?

– Нет. Нет-нет, послушай, – торопливым, дрожащим голосом забормотал Фалько. – Мы с тобой всегда ладили, скажешь, нет? Я тебя никогда не трогал. И ни слова не сказал, когда ты… допрашивала пленных.

Женский голос наполнился острым как нож презрением:

– Те люди погибли за Алеру. Отдай им должное хотя бы на словах. Мы с Раниусом не «допрашивали» их, Фалько. Мы запытали их до смерти. А ты ничего не сделал. Во́роны, какой слизняк!

– Я просто хочу жить.

– Все умрут, Фалько. Сколько ни барахтайся, кончишь как Раниус.

– Не надо было тебе его убивать, – сказал Фалько. – И тех вы зря убили. Он будет в ярости.

– Они тяжело умирали, – ответила женщина. – Но такая смерть чище, чем если бы я притащила их сюда. Чище той, что ждет нас.

– Почему ты не удержала Раниуса? – скулил Фалько. – Ты могла его остановить. Ты же знаешь, что с нами будет, когда расскажем, что сталось с курсорами. Ты же умная. Ты знала…

Его голос затерялся в звенящей тишине.

– У тебя еще есть полчаса, – ровным тоном произнесла женщина. – Помолчи пока.

– Ты это нарочно, – выпалил Фалько. – Ты хотела их смерти. Чтобы они ничего не сказали. Ты ему изменила. – Он перевел дыхание и повторил с ужасом: – Ты ему изменила!

Из тоннеля донесся тихий вздох.

– Во́роны, Фалько…

– Ты ему лгала, – не веря себе, продолжал Фалько. – Проклятые во́роны, как тебе удалось ему лгать?

– Лгать просто, – спокойно ответила женщина. – Труднее заставить людей верить тебе. Для этого полезно их чем-нибудь отвлечь.

– Ох, во́роны! – стонал Фалько. – Ты знаешь, что с нами будет, когда он узнает?

Женщина ответила мягко, едва ли не с жалостью – и Амара наконец ее вспомнила.

– Он не узнает.

– Как же, не узнает, – огрызнулся Фалько. – Они всё знают. Всегда узнают. Не хочу, чтобы мне выпустили кишки и посадили вместо них ту ползучую тварь!

– Да, – согласилась она. – Не хочешь.

Фалько снова испуганно взвизгнул:

– Не тронь меня!

Раздался топот убегающего. Свистнул в воздухе брошенный нож. Предсмертный крик – и Фалько, судя по звукам, споткнулся, упал. Снова быстрые, легкие шаги и булькающий вздох.

Амара продвинулась вперед, чтобы разглядеть женщину.

Хорошенькой ее нельзя было назвать, но сильные черты привлекали взгляд. Не слишком высокая, она держалась уверенно, двигалась порывисто и точно, и всё в ней говорило – она знает, что делает. Одета женщина была в кожаные штаны для полетов и темную блузу. Шелковая блуза изорвалась, в прорехи виднелась гладкая кожа. Глаза – цвета тучной земли после дождя. На лице – брызги крови.

На полу лежало тело крупного мужчины: голова безобразно вывернута, из застывшего рта высовывается язык. Второй мужчина растянулся у ее ног. Этот, строго говоря, был еще жив, потому что из разрезанной глотки толчками выплескивалась кровь, собиралась лужицей на каменном полу, но кровь текла все медленнее. Из подколенной ямки у него торчал метательный нож, по рукоять ушедший в тело.

Склонившись над лежавшим, женщина погладила его по волосам.

– Прости, Фалько, – тихо сказала она. – Не могла допустить, чтобы ты меня выдал. Жаль, что тебе так долго пришлось бояться. Но ты уже не первую неделю покойник.

Мужчина на полу испустил тихий стон, завершившийся хрипом. В этом звуке была пугающая окончательность.

Женщина склонила голову, замерла на миг, а потом, убрав руку с его головы, заговорила тоном, каким произносят похвалу усопшему:

– Есть вещи похуже трусости. Так вышло чище, чем то, что ты получил бы от них.

Она принялась вытирать окровавленный нож об одежду. Закончив с этим, выдернула маленький метательный ножик и его тоже вытерла. И порывистым движением поднялась, но тут же застыла.

Амара не издала ни звука, не шевельнулась, и все же женщина, удобнее перехватив нож, повернулась к ней лицом и пригнулась, готовясь к бою, занесла руку с ножом. Прищуренные глаза обшаривали пол и стены, голова чуть развернулась, наставив ухо, ноздри раздулись, ловя запах.

Амаре вдруг стало смешно. Она не мылась неделями, и в любом другом тоннеле запах мог бы ее выдать, но только не в этом, ведущем в загоны для рабов.

Она коснулась ладонью руки мужа, показывая, чтобы держался позади, и сделала два шага, звучно ступая по камню и неспешно снимая с себя вуаль.

Женщина на миг замерла, потом в ее округлившихся глазах засветилось узнавание.

– Графиня Амара?

– Привет, Ладья, – тихо сказала Амара. Она сделала еще шаг, показала пустые руки и остановилась перед бывшей «кровавой вороной» консула Калара – предводительницей его наемных убийц. Бегство Ладьи и ее переход на сторону Короны в немалой степени способствовали падению консула.

Но что она делает здесь?

Амара, помедлив, спросила:

– Ты ножом бросаться не собираешься?

Ладья тотчас опустила оружие, не спеша разогнулась и протяжно выдохнула. Спрятав нож, она отвела глаза:

– Не говорите про меня.

– Ничего, – медленно ответила Амара. – Я курсор. Мне твои действия понятны. Я знаю, что ты не враг.

В тихом горьком карканье, вырвавшемся у Ладьи, непросто было узнать смех. Но вот она вздернула подбородок и, не глядя на Амару, оттянула вниз ворот изодранной блузы.

Под ним блестела гладкая полоска стали – рабский ошейник.

Рабский ошейник.

– Вот тут вы ошиблись, графиня, – тихо сказала Ладья. – Я враг.

Глава 28

Встреча с вождями ледовиков состоялась через два дня на том же месте, где Исана говорила с Широкоплечим.

– Смешно, – рассуждала госпожа Пласида, взад-вперед расхаживая по свежему снегу. Она ежилась и дрожала под многими слоями одежды. – Право же, Исана, неужели никто за столько веков не заметил бы, что ледовики владеют магией воды?

– Это вы от холода упрямитесь, – заметила Исана, которую холод тоже пронзал насквозь.

Водяная магия отчасти помогала ей справиться с ним: усиливала ток крови в конечностях и убеждала снег и лед не так сильно остужать плоть. В сочетании с теплым плащом этого хватало, чтобы не замерзнуть, но едва-едва. Арии вряд ли выпадал случай отработать этот метод, поэтому госпоже Пласиде, хотя в магии та и была сильнее Исаны, приходилось согреваться ходьбой.

– Просто они хорошо умеют сливаться с м-местностью, – сквозь дрожь выговорила Ария. Из-под ее зеленого капюшона выбилось несколько мягких рыжих прядей, холодный северный ветер трепал их по щеке. – Простейшее дело – любой легионер из северных легионов может ему обучиться. И даже вы с вашим даром к водяной магии не заметите такого в трех шагах. Не скажете же вы, будто эти ледовики мало того что управляют фуриями, так и равны в этом алеранским гражданам?

– Насколько я знаю, люди, использующие магию огня, чтобы согреться, в присутствии ледовиков туго соображают, – спокойно сообщила Исана. – Полагаю, сказывается непредвиденное побочное действие, которое и вызвало вашу вспышку при первой встрече.

Ария покачала головой:

– Не преувеличивайте, я просто…

– Просто чуть не накинулись на Дорогу – союзника, который пришел нам помочь и ничего дурного не делал? – мягко прервала ее Исана. – Я была рядом, Ария. Я чувствовала то же, что и вы. Это было совсем не в вашем духе.

Супруга консула недовольно поджала губы:

– А ледовиков все нет.

– Они здесь, – негромко вставил Арарис. – Просто мы их пока не видим.

Ария примирительно подняла ладонь:

– Почему же такое действие сказывается не всегда? А только рядом с ледовиками?

Исана покачала головой:

– Не знаю. Может быть, в нас отзывались их душевные движения. Между собой они, кажется, способны ими обмениваться. Нам могло передаться их отношение к нам.

– То есть они еще и м-маги огня? – спросила Ария, однако взгляд ее стал задумчивым.

– Я говорю только, что не стоит воображать себя всеведущими, – невозмутимо ответила Исана.

Ария покачала головой и оглянулась на Арариса:

– А вы что думаете?

Арарис пожал плечами:

– Логически рассуждая, такое возможно. Ледовики приходят с севера вслед за самыми жестокими бурями, поэтому с легионерами сталкиваются в самое холодное время. Само собой разумеется, что почти все будут использовать огненную магию.

– И никто не подумал, к чему она ведет, – добавила Исана. – Кому пришло бы в голову удивляться острой ненависти к врагам Алеры?

Ария покачала головой:

– Вековая война из-за побочного действия магии фурий?

– Проявившегося всего на несколько минут в неподходящее время, – подал голос стоявший чуть в стороне Дорога. Все обернулись к могучему варвару, прислонившемуся, как к древесному стволу, к ноге Ходока, своего гарганта. – Первое впечатление решает многое, – продолжал Дорога. – Ледовики не похожи на вас. Вашим людям не по себе от их вида.

Арарис фыркнул:

– Неудачная первая встреча. Вспышка обиды и ярости. Бой. За ним новые столкновения и новые сражения.

– Когда такое повторяется достаточно долго, вы зовете это войной, – кивнул Дорога.

Госпожа Пласида долго молчала, прежде чем сказать:

– Не может быть, чтобы так просто.

– Конечно не так просто, – согласилась Исана, – но лавина начинается с падения одного камешка.

– Триста лет, – рассуждал Дорога, лениво ковыряя ногой снег. – Не ради земель. Не ради охотничьих угодий. Просто так. Вы просто убивали друг друга.

Еще поразмыслив, Ария пожала плечами:

– Пожалуй, выглядит довольно бессмысленно. Но после стольких убийств, стольких смертей… все уже катится само собой.

Марат хмыкнул:

– Мне послышалось или кто-то сейчас говорил о лавине?

Ария выгнула бровь, свысока выражая варвару свое недовольство.

Дорога улыбнулся в ответ.

Ария со вздохом покачала головой и еще крепче обняла себя руками за плечи:

– Ты невысокого о нас мнения, Дорога?

Варвар повел широким плечом:

– Те, с кем я говорил, мне нравятся. Но все вместе вы бываете очень глупыми.

– Например? – слабо улыбнулась ему Ария.

Вождь маратов поджал губы, обдумывая ответ.

– Мне кажется, ваш народ никогда даже не задумывается, что все может быть наоборот.

– Наоборот? – не поняла госпожа Пласида.

Дорога кивнул:

– Наоборот. Не ледовики следуют за зимними бурями, сиятельная госпожа. – Он выразительно глянул на собеседницу, когда на них, как нарочно, налетел особенно пронзительный снежный шквал. – Это бури, – прокричал Дорога сквозь ветер, – следуют за ними!

Исане за снежным вихрем не видно было лица Арии, но исходящий от нее поток чувств пронизала вспышка удивления – и тревоги.

Ветер улегся, и они увидели себя в окружении девятерых ледовиков.

Исана тут же ощутила плечами плечи Арариса и Арии – трое встали спина к спине треугольником, лицами наружу. От Арариса до нее не доходило ни напряжения, ни неловкости, ни страха. Только спокойная, твердая уверенность и отрешенность заклинателя металла, поглощенного общением со своими фуриями, отринувшего все чувства и опасения ради готовности встретить угрозу. Его присутствие поддержало Исану, наделив ее столь необходимой уверенностью, и она стала внимательно рассматривать незнакомых ледовиков.

Разницу она увидела сразу. Спутники Широкоплечего носили схожие украшения и оружие – эти же все разительно отличались друг от друга.

Широкоплечий явился и в этот раз – в мехах, коже и с грубо сработанным, но явно опасным копьем в руке. А стоявший с ним рядом был на голову выше, намного тоньше, и в его белом меху сквозила рыжина. Этот держал в руке большую дубину, похоже из кости огромного зверя, хотя Исана не знала животных с берцовыми костями в человеческий рост. Мех, покрывавший его голову, был унизан раковинами, просверленными насквозь наподобие бусин.

Стоявший с другой стороны ледовик был ниже Исаны ростом, а весил, пожалуй, в три или четыре раза больше. Этот оделся в мантию и нагрудник, на вид – из акульей кожи, вооружился широким зазубренным костяным гарпуном, а из заплечного колчана у него торчали такие же, но меньше размером.

Ходок испустил трубное фырканье, в котором приветствие смешалось с предостережением, а Дорога кивнул Широкоплечему:

– Утро доброе.

– Друг Дорога, – ответил Широкоплечий. Указав на рыжеватого ледовика, он представил: Закат. Таким же движением указав на гарпунщика по другую сторону от себя, назвал и его: Красная Вода.

Дорога, кивнув обоим, обратился к Исане:

– Закат – старейший из мирных вождей, Красная Вода – старейший из военных.

Исана насупилась:

– Разные для войны и для мира?

Присутствие и военного, и мирного вождя должно что-то значить, сообразила она. Ледовики в равной степени готовились к любому исходу. Возможно, хотели скрыть от нее нежелание воевать, а может, действительно хотели сорвать всякие переговоры о мире, предпочитая продолжить войну. И наконец, возможно, они попросту были откровенны.

Исана медленно выдохнула и сняла заслон, которым привычно закрывалась от напора чужих душ. Ей хотелось знать о ледовиках все, до мелочей.

Ее чувства больно царапнула слабая, тщательно сдерживаемая тревога Арии и приглушенная, давняя тревога Дороги за дочь. На заднем плане совсем слабо осязались – в буквальном смысле – стоявшие на Стене и греющиеся огненной магией алеранцы. Стена как бы гудела непрестанными глухими застарелыми гневом и ненавистью.

– Молодой сказал, вы пришли искать мира, – тихо произнес Закат на внятном алеранском, хотя и с непривычным выговором.

Исана подняла брови и кивнула:

– Верно.

Никто из них не шевельнулся, не выдал себя ни малейшим движением, но Исана уловила прокатившиеся по кругу подозрительность и беспокойство.

Она быстро вздохнула, тронула за руку Арариса, показав, чтобы оставался на месте, и выступила вперед, постаравшись сделать свои переживания ясными и очевидными. Шагнув к Закату, она протянула ему руку.

Полыхнуло недоверчивой злобой. Между ними вырос Красная Вода, опасное острие его гарпуна промяло Исане кожу на щеке.

Зашелестела сталь – два меча покинули ножны, – и в спину Исане ударило светом и горячим воздухом.

– Ария, нет! – непререкаемым, твердым как сталь тоном отрезала Исана. – Не сметь!

Она развернулась – спокойным, обдуманным движением, хотя даже так наконечник гарпуна провел отозвавшуюся мурашками черту ей по щеке.

Ария с Арарисом стояли плечом к плечу, оружие в руках. Ария приподняла левую руку, на запястье которой расправлял крылья маленький охотничий сокол из чистого раскаленного добела огня.

– Сиятельная. Госпожа. Пласида. – В тишине каждое слово Исаны звенело колоколом, раскатываясь над заледенелой землей и отдаваясь от далекой Стены. – Положите оружие и немедленно отпустите свою фурию.

Ария, склонив голову к плечу, недобрым взглядом уставилась на самого рослого из собравшихся вождей:

– Исана…

Та сделала два шага к Арии и хлестко ударила ее по щеке.

Ошарашенная чуть не до обморока, госпожа Пласида шлепнулась задом в снег.

– Посмотри на меня, – жестко и холодно приказала Исана. Ария и так смотрела круглыми глазами. Исана подумала, что высокородная госпожа с детских лет не слышала подобного тона. – Вы пришли на мирные переговоры, сударыня. И немедленно прекратите попытки обратить мое знакомство с представителями соседней страны в кровавую баню. – Вздернув подбородок, Исана отчеканила: – Отпустите. Свою. Фурию. – (Маленький огненный сокол обратился в облачко дыма.) – Благодарю, – сказала Исана. – Теперь меч на землю.

Ария бросила взгляд на вождей, покраснела и исполнила приказ.

– Разумеется, моя госпожа.

– Благодарю. Арарис?

Обернувшись, она обнаружила, что Арарис уже воткнул меч острием в снег и держал наготове носовой платок. Прижав им ее раненую щеку, он объяснил:

– Кровит.

От прикосновения ткани мурашки в щеке сменились болью. Исана поморщилась. Она и не заметила, каким острым было костяное оружие.

– А… – Она переняла у него платок и сама зажала царапину. – Спасибо.

Арарис коротко кивнул и, протянув руку госпоже Пласиде, поднял ее из сугроба.

Исана вновь обернулась к ледовикам, подошла к Закату. Отняв от щеки окровавленный платок, она почувствовала стекавшую к подбородку теплую струйку. Совершенно обдуманно она позволила недоумению и обиде отразиться на своем лице и обратила взгляд к ледовику.

Старейшина перевел взгляд на Красную Воду, и Исане передался укол осуждения. Очевидно, Красная Вода ощутил его острее. Он пошатнулся и, излучая легкий стыд, отступил обратно к Широкоплечему. Круг ледовиков отозвался скрытными усмешками.

Исана поняла, что видит отражение сцены, разыгравшейся между нею и Арией. Закат влепил Красной Воде оплеуху – без единого слова и движения.

Что-то подсказало Исане распахнуть плащ и широко развести руки, показывая, что при ней нет оружия.

Закат смерил ее долгим взглядом и, кивнув, передал Широкоплечему свою дубину. После чего протянул Исане огромную мохнатую когтистую лапу.

Исана взяла ее не колеблясь, как если бы доказывала свою искренность другому водяному магу. Связь между ледовиками, по всей видимости, не уступала ее умениям, хотя и отличалась от них. Она не боялась, что Закат причинит ей зло. Тот, изъявляя неудовольствие Красной Воде, показал ей пример самообладания.

Широкая ладонь мягко, не коснувшись когтями, обхватила ее руку. Ледовики бесстрастно наблюдали.

– Я пришла искать мира для наших народов, – заговорила Исана, направляя ток душевных движений от руки к руке.

В горле ее вдруг встал смешок. Очень может быть, снова берет свое помянутая Дорогой алеранская заносчивость. С чего она взяла, что ей по силам скрыть от ледовика свои чувства? Закат глубоко вздохнул, склонил голову. Через Исану прокатилась волна чувств, таких же несомненных, как ее собственные: в них были горе, боль потерь, вызревавшее много долгих лет сожаление. Но к ним примешались жар возбуждения, усталое облегчение и крошечная, но обжигающе-яркая искорка надежды.

– Наконец, – вслух объявил Закат, – твой народ прислал вождя мира.

Покатившиеся по щекам слезы обожгли ей порезанную щеку. Исана немо кивнула.

– Это будет непросто, – сказал ей Закат. – Слишком много… – Он передал ей гнев – свой гнев, но обузданный волей. Мягкое пожатие рук не дрогнуло. – Слишком много… – Новое чувство: недоверие и – более того – ожидание измены.

– Да, – тихо ответила Исана. – Но это необходимо.

– Потому что на вас идет враг, – спокойно кивнул Закат. – Мы знаем.

Исана долго смотрела на него.

– Вы… знаете?

Он кивнул:

– Мы три года теснили вас здесь в надежде, что враг ослабит ваш народ на юге. Вынудит отослать стражей Стены на юг для защиты кормовых земель и оставить нас в покое.

Теперь Исане стали понятны атаки ледовиков: почему в последние годы холодные ветры и завывающие полчища врагов, как нарочно, налетали в такое время, чтобы сковать северные легионы. Она знала: многие боялись союза ледовиков с канимами. Но нет, здесь были не случайные набеги и не зловещий сговор. А была обдуманная военная кампания.

– Теперь у нас другой враг, – сказала Исана. – Его вы не знаете.

– Тот или другой, – пожал плечами Закат, – нам все равно.

– Сейчас на нас идет не какой-нибудь народ. Этот враг добивается не земель и не власти. Он пришел уничтожить всех, кроме себя. Он нападает без предупреждения, без колебаний, без жалости. Он не станет говорить о мире. Он убивает мирных наравне с воинами – и так же поступит со всеми, кого встретит.

Закат ответил ей долгим взглядом.

– До этого дня я бы сказал: очень похоже на вас. Многие и сейчас скажут.

– Тот враг зовется вордом. И, покончив с нами, придет сюда, за вами и вашим народом.

Закат оглянулся на Дорогу.

– И за моим, – кивнул марат. – Из-за алеранцев вашим племенам пришлось покончить с усобицами. Алеранцы стали общим врагом. Теперь идет другой враг, который уничтожит всех, если мы не забудем рознь. – Дорога, опираясь на свою палицу, настойчиво убеждал: – Вы должны отпустить их с миром. Позволить страже Стен уйти на юг для битвы с общим врагом. И дать мир тем, кто останется здесь.

Закат долго смотрел на Дорогу.

– Что решил твой народ?

– Отпустить алеранцев на войну, – сказал Дорога. – Мой народ не в силах победить ворд – пока не в силах. Этот враг слишком многочислен, слишком силен. Ты знаешь, мы не питаем любви к алеранцам. Но пока есть ворд, атаковать их не станем.

Красная Вода сплюнул.

– Значит, мы должны отпустить их воинов, а их людей не гнать с этих земель. Чтобы после того сражения их воины вернулись и снова взялись за оружие?

Исана нахмурилась, подбирая слова для ответа.

Арарис обошел ее, приветствовал легким поклоном Заката, потом Красную Воду.

– У моего народа есть поговорка, – сказал он. – Знакомый враг лучше незнакомого.

Красная Вода впился в него глазами, но Широкоплечий разразился хохотом, прозвучавшим на удивление по-человечески. Его смех заразил весь круг, и наконец даже Красная Вода покачал головой и чуточку расслабился.

– То же говорят и наши воины, – признал он. И кивком указал на кровь, красной изморозью застывшую на его гарпуне. – Но вождь войны не всегда исполняет то, о чем говорит вождь мира. Пусть ваши воины уйдут. Тогда снова будем говорить о мире.

– Антиллус и Фригиус на такое не согласятся, – пробормотала госпожа Пласида. – Никогда.

– Вы пришли просить у нас мира, – сказал Красная Вода, – а сами не принесли даров.

Исана взглянула ему в глаза:

– Мне кажется, мир не дарят. Его можно обменять лишь на мир.

От Заката на нее нахлынуло острое одобрение.

Красная Вода ответил волной опаски и печали.

Закат со вздохом кивнул. И пробормотал, обращаясь к Исане:

– Я говорил. Это будет непросто.

– Слишком много злобы, – вслух сказала Исана. – Слишком много крови.

– С обеих сторон, – согласился Закат.

«Он прав, – подумала Исана. – Конечно, консул Антиллы не желает и думать о мире. Самое большее, на что он рассчитывает, – это потрепать ледовиков, рассеять противника, чтобы можно было хоть один легион отправить на юг».

Внезапно на нее гудящим роем пчел налетели враждебные чувства со Стены.

Она вздрогнула от ужасной догадки, и все ледовики в круге резко насторожились.

– Госпожа Пласида, – тихо сказала Исана, – скажите, пожалуйста, нет ли в небе рыцарей Воздуха?

Ария вздернула медную бровь. И, кивнув, закрыла глаза, обратила лицо к снежным небесам. Почти сразу она резко вздохнула:

– Фурии. Больше сотни. Все – подчиненные Антиллусу рыцари. Но зачем… – Она распахнула глаза, обвела ими круг вождей.

– Закат, – заторопилась Исана, – вам надо уходить. Тебе и твоим людям грозит опасность.

– Потому что вождь войны не всегда следует словам вождя мира?

Над ними загремел гром.

Красная Вода, зарычав, подал короткий знак. Вожди окружили их с Закатом. Широкоплечий молча вернул Закату дубину. Тот оглянулся на Исану, послав ей волну сожаления. Затем схватил оружие в обе руки и заковылял по снегу в тесном окружении других вождей. Снова задул ветер.

– Поздно, – прошипела Ария.

Гром ударил сильнее, облака взвихрились широким кольцом и раздались, открыв в небе колесо рыцарей Воздуха – черные фигурки на фоне серых туч, окруживших высокое окошко синего неба. От тучи к туче заплясали молнии, собрались широким кругом, спицами тележного колеса протянулись от рыцарей. Исана чувствовала, как копится сила, готовая обрушиться на уходящих вождей.

Ария тихо выругалась и метнулась вверх в реве возносящего ее в небеса ветра, но молния, едва не ослепив Исану, уже ударила в землю позади ледовиков. Колесо рыцарей сдвинулось, и молния, взрывая снег огромной бороздой, погналась за вождями.

Исана, глядя на это в бессильном ужасе, отчаянно искала выхода. Снег – что ни говори – вода. А в прошлогоднем отчаянном бою она узнала, на что способна. Прежде, в домене, у нее не было причин напрягать свой дар до предела – кроме как при исцелении, а в нем она не знала неудач. Но когда ради спасения Тави понадобился потоп, она вызвала потоп, хотя тогда решила, что помогло ей знакомство с местными фуриями.

Океан показал ей, что это не так. Ее ограничивала не Алера – границы пролегали в ее собственном сознании. Все знали, что в пограничных поселениях, даже в таких диких местах, как Кальдерон, не встретишь истинного могущества, и это всеобщее убеждение незаметно для нее мешало ей познавать себя. А в безбрежности моря Исане открылось, как велики ее силы.

Снег – это вода. Что мешает приказывать ему, как любой волне?

Великие фурии, разве она не Владетельная госпожа Алеры? Она не допустит!..

Она закричала, и огромное снежное поле, по которому бежали ледовики, отозвавшись ее решимости и воле, вздыбилось бурным морем. Она подняла руку, ощущая встающий за плечами призрак, и снег за спинами вождей поднялся громадным валом. Молния утонула в этом снежном море, изошла на столб пара, иссякла, не причинив вреда.

Исана ощутила перемену в небе: отовсюду стекались молнии, со всех краев небосклона к оку вихря, и око меняло цвет от бело-голубого до яркой золотистой зелени. Жгучий луч утолщался, становился ярче, за ним чувствовалась сила чужой могучей воли, собиравшейся для удара.

Она услышала собственный вздох.

– Антиллус!

Навалившаяся на плечи тяжесть сбила ее на одно колено, но она еще не сдавалась. Она снова с криком воздела руку, и снег, пар, лед, защищавшие отступавших вождей, сложились в подобие ее ладони, выставленной в жесте защиты и запрета. Безмерный холод севера столкнулся с жаром южных небес, и все затянула туча пара от их столкновения.

– Исана, – услышала она голос Арариса. – Исана!

Когда он встряхнул ее за плечо, Исана огляделась сквозь туман в глазах. Она не помнила, сколько держала защиту от удара Антиллуса Раукуса, но рыцарей Воздуха нигде не было видно. И голос Арариса казался странно далеким.

– Исана, – звал он. – Все хорошо. Ледовики ушли. С ними ничего не случилось!

Опуская руку, она услышала за спиной мощный шуршащий рокот. Обернувшись, увидела оседающую в тумане тучу сыпучего снега – словно после большой лавины.

Дорога долго молча разглядывал этот пар и снег. А потом перевел одобрительный взгляд на Исану.

– Если задумаю новое вторжение в Кальдерон, – сказал он, – дождусь лета.

Исана обратила к нему измученный взгляд:

– И не видать тебе тогда любимых сладких булочек. Никогда.

Дорога сделал вид, что поражен в самое сердце, хлюпнул носом и сообщил Ходоку:

– Алеранцы не ведают, что такое честный бой.

– Помоги встать, – попросила Исана. – Он сейчас будет здесь.

Арарис без заминки послушался.

– Кто?

– Просто будь рядом, – сказала она и заглянула ему в глаза. – И верь мне.

Арарис, еще поддерживая ее, поднял брови, но не ответил, а наклонился и поцеловал. И только оторвавшись, сказал:

– Я тебе жизнь доверю. Навсегда.

Она нашла его руку и крепко пожала.

Не прошло и минуты, как заревел ветер и сквозь мутную тучу прорвались двое. Антиллус Раукус, приземляясь, взметнул облако снежной пыли. Госпожа Пласида тут же шагнула к нему и придержала за локоть.

– Антиллус, – сказала Ария. – Во́роны, Антиллус. Погоди!

Одетый в тяжелые доспехи консул стряхнул ее руку и рванулся к Исане.

– Дуреха! – рыкнул он. – Такой был случай их отбросить и, пока они перестраиваются, послать людей на юг! Ты чем думала, самоуверенная…

Как только он оказался перед ней, Исана, чуть отступив, залепила ему пощечину. Со всей силы.

Голова у него качнулась назад, а когда консул снова обернулся к ней, из разбитой о зубы нижней губы сочилась кровь. И гнев в глазах понемногу сменялся удивлением.

– Антиллус Раукус, – начала Исана, не упустив этого мига колебания, – я обвиняю вас в трусости и измене Первому консулу и чести Алеры. Здесь, при свидетелях, я вызываю вас на журис макто – судебный поединок! – Она глубоко вздохнула. – И пусть неправый пойдет на корм во́ронам.

Глава 29

Эрену недоставало опыта работы в легионных штабах, но и он видел, что отступление от Цереры идет не лучшим образом. Потрепанные легионы едва смогли оторваться от преследующего их ворда. Не помогали и заговоренные фуриями дороги. Просто ворд был слишком многочисленным. Человек может держаться на ногах много часов, даже дней, но рано или поздно ему надо поспать, а ворд шел и шел.

Легионы сделали все возможное, чтобы пропустить мирных жителей вперед, но каждому помочь не могли. Ворд распространился по округе, и Эрен старался не думать, что будет с отставшими бедолагами, когда ворд перережет дорогу, лишив беженцев последней надежды.

Эрен мерил шагами коридор перед входом к Первому консулу – в комнату единственной в городке гостиницы. Как называется городок, Эрен забыл. Вартон пал после первого ночного привала. Долетевшие туда рыцари ворда стали перебрасывать пеших захватчиков за городские стены. Эрену до сих пор виделась в кошмарах захваченная вордом четырнадцатилетняя девочка, вырвавшая тяжелую оглоблю телеги и убившая ею полдюжины легионеров, пока ее саму не зарубили. Еще до того она обычной свечкой подожгла полдюжины домов. С другими бывало и того хуже, и посеянный вордом хаос вынудил легион оставить город без боя.

После Вартона был… кажется Марсов брод, где ворд отравил колодцы, потом Берос, где ворд нагнал такой ледяной ветер, что каждый тридцатый в легионе выбыл из строя с обморожениями, потом Вадронас, где…

Где ворд погнал их дальше. И еще дальше. Эрен, когда мог, урывал по полчаса сна, но в последние… он не помнил, сколько дней… Первому консулу выпадало и того меньше – вот он и не выдержал.

Отворилась дверь из комнаты Гая, вышел целитель Сиреос. Худую фигуру и седые виски личного врача Первого консула часто можно было видеть близ столицы, а от здешней дороги до нее оставалось не больше дня верхом. Кивнув охране у дверей, Сиреос повернулся к Эрену:

– Дон Эрен. – Лицо у него было длинное и скорбное, а голос низкий и очень звучный. – Нельзя ли поговорить с вами наедине?

Эрен отвел врача в дальний конец коридора и понизил голос:

– Как он?

– Умирает, – без выражения произнес Сиреос. – Мне удалось предотвратить худшее, но без правильного питания и отдыха он не продержится и недели.

– А при питании и отдыхе? – спросил Эрен.

– Несколько недель. В лучшем случае месяцев. Фурии помогают ему не замечать боли и придают сил, поэтому сам он еще не понял, как с ним плохо.

– И вы ничего не можете сделать?

Сиреос пристально взглянул на него и вздохнул:

– Я занимаюсь им много лет – и это притом, что он сам умеет себе помочь. В водяной магии он не слабее меня, разве что полноценного медицинского образования не получил. У него просто отказывают органы. Заметнее всего легочные симптомы – он так и не оправился от перенесенного несколько лет назад воспаления. Селезенка, печень, поджелудочная, одна почка… все это тоже на грани. – (Эрен понурил голову.) – Мне очень жаль, – сказал Сиреос. – Он необыкновенный человек.

Эрен кивнул:

– Вы все это ему сказали?

– Конечно. Он настаивает, что обязан исполнять свой долг. Даже если это его убьет.

– Видели, что происходит за стенами? – спросил Эрен.

Скорбное лицо Сиреоса вытянулось еще больше.

– Как мне представляется, увижу.

Эрен кивнул:

– И мне так представляется.

– Мир бывает жестоким. Каждый вынужден держаться, как может, сынок. – Целитель тронул Эрена за плечо. – Удачи, дон Эрен. Я буду поблизости.

– Спасибо, – тихо ответил Эрен.

Когда целитель вышел, он отвернулся к гостиничному окну.

Видно, придется привыкать к отступлениям.

Из комнаты Первого консула донесся сдавленный голос, и стражники открыли дверь. Вышел Гай – чистый после целительной ванны, в свежей одежде. Держался он бодро и уверенно, но Эрен различал под наружным спокойствием хрупкость.

– Правитель, – сказал Эрен, когда Гай приблизился к нему, – вам бы лучше не вставать.

Гай ответил ему упрямым взглядом:

– Для меня лучше. Для Алеры – нет.

Эрен склонил голову:

– Да, мой господин. Но хоть поешьте.

– И на еду нет времени, курсор. Я прошу вас собрать последние донесения разведки и…

– Нет, – твердо возразил Эрен. – Первый консул!

Стражники переглянулись. Гай вздернул брови:

– Прошу прощения?

– Нет, правитель, – повторил Эрен. Он покрепче уперся ногами в пол и взглянул в глаза Гаю. – Пока вы не поели – нет.

По лестнице загрохотали сапоги, показался рыцарь Майлс, командир Коронного легиона. Коренастый, невысокий, в промятой и выщербленной простой лорике, он носил на боку столь же простой, удобный, не раз побывавший в деле меч. Одним взглядом оценив, что происходит, он четко отдал салют Гаю:

– Правитель, все готово к обороне. Коронный легион к вашим услугам.

– Рад вас видеть, командир, – отозвался Гай, не сводя взгляда с Эрена. Чуть заметно улыбнувшись молодому курсору, он склонил голову, если только Эрену это не почудилось.

Гай обернулся к Майлсу:

– Я как раз собирался… позавтракать? – Он вопросительно взглянул на Эрена.

– Скорее, пообедать, мой господин, – подсказал тот.

– Пообедать, – твердо повторил Гай. – Присоединяйтесь, за едой обсудим оборону.

– Да, мой господин, – решительно отозвался Майлс.

Эрен проводил правителя легким поклоном и отправился поторопить с обедом, пока Гай не передумал.

Только на лестнице до него дошло, что означали слова Гая. Первый консул отступал перед вордом от самой Цереры, и в последние несколько дней алеранцы почти не оказывали сопротивления. Однако Коронный легион – самое доверенное и сильное войско Гая, и в решающем сражении без него, конечно, не обойдется. Если Первый консул выслал Коронный легион вперед, чтобы готовить оборону столицы Алеры, значит он не намерен задерживать ворд на подступах к столице.

Гай не бежал от ворда.

Гай его заманивал.

Отступление, так измотавшее алеранские легионы, неизбежно должно было сказаться и на ворде. Какими бы жуткими и смертоносными ни были его создания, им нужна была еда, а еда для них – это кроч. Вынуждая ворд к погоне за алеранскими войсками, Гай отрывал его от источников еды, заставлял идти вперед быстрее, чем нарастал кроч.

А тем временем Коронный легион готовил столицу Алеры к сражению.

Гай завлекал ворд в самую уязвимую позицию, изматывал и намеревался нанести удар в самой мощной своей точке, в сердце страны.

«Замысел отчаяния, – подумал Эрен. – Если Гай победит, он сокрушит силы ворда на своих землях. Если потерпит поражение, с ним погибнет торговля, пути сообщения, управление государством».

Эрен заторопился. Надо раздобыть для Первого консула сытный обед.

Глава 30

Таурги тяжеловесно рысили на восток, топча раздвоенными копытами милю за милей.

– А все-таки не понимаю, – в ухо Тави прошептала Китаи. Она ехала на его таурге, за спиной Тави, обхватив его руками за талию. Таургу, несущему их двоих, все равно приходилось легче, чем с одним канимом на спине, и он бодро вел за собой остальных, что не мешало ему примерно раз на милю пытаться сбросить седоков. – Чего ради нас несет на восток, если царица, которую нам надо уничтожить, на юге?

Тави ухмыльнулся через плечо:

– Что в моем плане самое приятное – это что я не обязан никому ничего объяснять.

Она запустила пальцы под пластину его доспехов и основательно ущипнула за бок:

– Не заставляй делать тебе больно, алеранец.

– Ладно-ладно, – рассмеялся Тави и оглядел вереницу таургов. – Шуаранские воины сковывают ворд к югу от нас. Мы обогнем поле боя и зайдем сбоку.

– Где ворд окажет меньшее сопротивление, – заключила Китаи.

– И шуараны меньше будут мешать, – добавил Тави. – Ни к чему извещать всех полевых командиров, что несколько нарашанских канимов с алеранцами…

– И маратами, – вставила Китаи.

– И маратами, – согласился Тави, – отправились с одобрения Ларарла на особое секретное задание, пусть даже Анаг заготовил для них объяснения. Проще и быстрее их обойти.

Она нахмурилась:

– Ты мне вот что скажи…

– Хм?

– Тебе не показалось странным, что ворд ни разу не заметил нас с тобой, когда мы к нему приближались? Он спокойно мирился с нашим присутствием, пока мы не действовали непосредственно против него.

– Это ты про бой в тоннелях под столицей? – понял Тави. – Да, очень странно.

– Ты на задумывался, почему это?

– В последние дни все чаще задумываюсь, – признался он.

– Я подумала: не потому ли, что это мы его пробудили? – серьезно проговорила Китаи.

– Когда спускались в Восковой лес за Благословением Ночи, – так же серьезно ответил Тави. – Но мы ведь не могли знать, что из этого выйдет.

– Не могли, – сказала Китаи. – Но это не отменяет того, что первая царица пробудилась, когда мы выкрали Благословение. Тогда она вышла наружу и в ту же самую ночь попыталась нас убить.

– Но твой отец метнул в нее здоровенную каменюку.

Китаи хихикнула:

– Помню.

– В любом случае они не то чтобы нас не замечали. Царица, с которой я схватился под цитаделью, меня определенно видела и была не прочь сразиться. – Тави покусал губу. – А вот полуразумные слуги ворда – восковые пауки, захватчики и тому подобные – первыми на меня не нападали. Как будто принимали за своего, пока я не начинал буянить.

– Это может оказаться полезным.

– Возможно, – кивнул Тави.

Она еще помолчала, а потом шепнула единым вздохом:

– Мне страшно, чала. – (Тави, моргнув, оглянулся через плечо.) – Что, если я тебя потеряю? Или ты меня? – Она сглотнула. – Смерть – не выдумка. Она может унести любого из нас или обоих. Я не представляю, как буду жить без тебя. И ты без меня.

Тави вздохнул и чуть откинулся на нее. Она крепче обхватила его за талию.

– Этого не будет, – уверил он. – Все кончится хорошо.

– Дурачок, – ласково фыркнула Китаи. – Откуда тебе знать?

– Самое важное не всегда знаешь, – сказал Тави. – Чаще веришь.

– Это совершенно неразумно.

– Да, – признал Тави. – Но это правда.

Она придвинулась, припала головой к его спине. Ее волосы защекотали ему шею.

– Мой сумасшедший алеранец. Обещает, чего не может исполнить.

Тави опять вздохнул:

– Что бы ни случилось, мы будем вместе. Это я могу обещать.

Она еще крепче сжала руки, так что следующий вдох дался ему не без труда.

– Ловлю на слове, алеранец.

Тави обернулся и – в седле было неудобно – все-таки поцеловал. Она яростно отвечала на поцелуй…

Пока их таург, взревев и взбрыкнув, не сбросил обоих в большущую лужу, заполненную ошеломительно холодной снежной кашей. Их ездовая скотина, не переставая пырять воздух рогами и брыкаться, с ревом поперла в сторону от дороги.

От холода у Тави перехватило дух. Кое-как выбравшись из глубокой лужи, он повернулся к Китаи, которая смотрела на него снизу прищуренными зелеными глазами.

– Я влипла, – сообщила она. – И это ты виноват.

Пока подоспели остальные всадники, их таург, все еще громко взревывая, остановился. Ближе всех к упавшим оказались Макс и Дариас на своих скакунах. Дариас старательно выдерживал невозмутимую мину. Макс же откровенно ухмылялся.

– Мой повелитель, – заговорил он, умудрившись отвесить в седле парадный поклон. – Вы наметили здесь место для привала?

Тави смерил его ледяным взглядом. Потом отвернулся, подошел к застрявшей в грязи Китаи, подхватил под мышки и поднял из лужи. Она резко навалилась на него, ноги у Тави разъехались по грязи, и он снова рухнул в ледяную жижу. Китаи упала сверху.

– Если хотите уединиться, можем поставить вуаль, – серьезно предложил Дариас.

Канимы остались в седлах чуть поодаль и не смотрели в сторону Тави, но у всех пасти были приоткрыты, и в них блестели зубы – канимская ухмылка перевода не требовала.

Тави вздохнул:

– Брось-ка нам лучше веревку, Макс. И клятого таурга излови, пока он не добежал до моря.

– Слыхал, Жаркое? – обратился Макс к своему таургу. – Принцепс не виноват, это твой дружок безобразничает. Вот погоди, посмотришь, как сокрушит бунтовщика высочайшее недовольство.

– Максимус, – процедил Тави, – я замерз. Еще слово, и ты подавишься собственным языком.

Макс рассмеялся и снял с седла моток веревки.

* * *

Земли, в которые выбирался из обходного тоннеля ворд, представляли собой каменистые холмы со скудной порослью хвойных. Трое Охотников Варга в первой половине дня, уточнив намеченный Тави маршрут, выдвинулись вперед, разойдясь широким веером. Они были в мешковатых серых плащах, но теперь щетинились оружием, и у каждого на спине выдавался большой горб – мешок, наполненный какими-то смертоносными приспособлениями.

С этого времени Тави просто держался за Охотниками, понимая, что они лучше него знают местность. Те свернули с большой дороги и двинулись напрямик, к вечеру миновав равнину и вступив в поросшие редколесьем холмы, обозначенные на картах Ларарла как срединная часть Шуарского плоскогорья.

К закату они нашли ворд.

Место, куда вывели их Охотники, напоминало усадьбу домена в исполнении канимов. Основательная каменная глыба, гладкие стены высотой в три этажа или – с учетом более высоких потолков – в два. Направив таургов в сравнительно узкий дверной проем, всадники попали в огромный полутемный зал, заменявший, судя по остаткам навоза на полу, алеранское стойло. Скотины здесь не было, но крепкий запах еще не выветрился.

Один из Охотников, привязав таурга к кольцу в стене, соскочил с седла и подобрал с пола странную шишковатую жердь выше человеческого роста. Когда он принялся ее раскручивать, Тави понял, что Охотник держит в руках намотанную на палку проволочную сеть. Развернув ее до конца, каним вставил конец шеста в особое гнездо на полу, а Тави отметил, что вдоль стен еще немало таких же гнезд и жердей.

– Умно, – похвалил он.

Сидевший рядом Макс буркнул:

– Это что?

Тави показал ему на Охотника, окружавшего своего усталого таурга второй стеной:

– Позволяет при нужде использовать помещение для скота, а когда нужды нет, освободить его для других дел. Размер загона можно менять или переставлять сетку так, чтобы одних животных отгородить, а других оставить на привязи. Удобно.

Дариас, слушая его, хлопал глазами.

Макс фыркнул.

– Никому не говори, – шепнул он центуриону, – но наш принцепс вырос в приграничном домене. Ты не поверишь – пас там овец.

На лице Дариаса отразились сомнения, но вежливый тон их не выдал:

– Какой породы?

– Горные белые из Ривы, – ответил Тави.

У Дариаса брови взлетели на лоб.

– Этих зверюг? Трудная работа.

Тави улыбнулся бывшему рабу:

– Было же времечко.

– Тавар, – прорычал Варг. Они с Анагом отошли в дальний конец зала, к крутой каменной лестнице. – Хорошо бы взглянуть, что оттуда видно.

Тави кивнул и легонько пихнул таурга в затылок. Зверь с ревом вскинул голову, и Тави, пока он не опомнился, передал поводья Китаи, которая поспешно снова натянула их. Тави съехал на землю и пошел к лестнице.

Втроем с Варгом и Анагом они поднялись на второй этаж, где, видимо, располагались жилые помещения. Наверху было так же тихо и пусто, как внизу. Лестница уходила дальше, на крышу.

Даже здесь место не пропадало даром. Длинные каменные желоба были наполнены темной плодородной землей. Здесь в короткие дни лета можно было вырастить овощи, не упуская ни одного солнечного луча. Лебедка с бадьей доказывала, что и полив, хотя бы и с большими трудами, можно устроить.

Не совсем алеранская усадьба, но сделано все так же практично и с почтением к старине. Тави удивился, почувствовав себя почти как дома.

Анаг с Варгом прошли к западному краю крыши и там остановились, глядя вдаль. Тави, подойдя к ним, вскочил на край желоба, чтобы сравняться с канимами в росте.

В паре миль западнее сквозь редкие деревья на склоне сквозило зеленое свечение растущего кроча.

Анаг тихо, ненавидяще зарычал.

Варг покосился на Тави:

– Насколько быстро он растет?

– Судя по тому, что я вычитал в архивах Ларарла, это зависит от нескольких обстоятельств: от температуры, погоды, местной растительности, от того, насколько кроч успел разрастись… – Тави покачал головой. – Может, и от другого, чего мы не знаем. И еще его разносят в новые места те мерзкие восковые пауки.

– Но недалеко, – тихо заметил Анаг. – Он растет только там, куда дошел ворд.

– Правда, – согласился Тави. – Не больше двух миль от ворда. Мы у самого их логова. Хотя, готов поспорить, при дневном свете мы проехали, не заметив, десятки малых пятен. Ворд их расставляет как часовых на границе.

– Скорее как разлетающиеся семена, – рыкнул Варг.

Тави послал рослому каниму острый взгляд и кивнул ему.

– Тогда нас могли заметить, – сказал Анаг.

– Почти наверняка заметили, – поправил Варг.

– Почему же не атаковали?

– Потому что мы не стоим их внимания, – слабо улыбнулся Тави. – Нас ведь здесь меньше дюжины. Кому мы можем угрожать? Отсюда нам до них не дотянуться, а чтобы доставить им неприятности, пришлось бы пройти через кроч. Хранители поднимут тревогу, и они успеют подготовиться.

Анаг хлестал хвостом из стороны в сторону:

– Как же нам тогда разыскать и убить эту их царицу? Если мы даже не знаем, где она?

Варг постучал себя по лбу:

– Учитель войны?

Старый каним насмешливо заворчал:

– Ты бы объяснил ему, Тавар.

– Царица ворда, – заговорил Тави, – в отличие от Ларарла не располагает надежными подчиненными для охраны тылов, в том числе устья тоннеля. Без ее управления ворд почти недееспособен, зато, пока тоннель связывает ее с уже захваченными частями страны, она может без жалости бросать на ваших воинов отряды без руководства. Пусть их перебьют, она соберет новых. А вот если перекрыть тоннель, ворд окажется отрезан от подкреплений и питания.

– Она должна любой ценой его защищать, – пророкотал Варг, согласно подергивая ушами. – Там ее и найдем.

– Она наверняка под сильной охраной, – сказал Анаг. – И попытается уклониться от встречи.

– Бесспорно, – подтвердил Варг.

– А из норы будут без конца хлестать новые силы.

– Несомненно.

Анаг кивнул:

– Значит, нам предстоит прорваться через ее охрану и прочих, кто окажется рядом, и еще тех, кого она созовет, почуяв нас на краю кроча. Нас тут мало. Возможно ли это?

– Если вы не против, – сказал Тави, – давайте не будем проверять.

* * *

Они выждали три часа, пока землю не скрыла тьма. Охотники вели наблюдение, а остальные отдыхали как могли, пока ночь не созрела и не зарядил выпадавший каждый второй вечер ледяной дождь. Тогда отряд пешком двинулся сквозь мокрый снег и темноту в сторону светившегося, как маяк, кроча.

– Я простужусь! – ворчал Макс. – Этот плащ впитывает воду, как полотенце.

– Так и задумано, – тихо ответил ему Тави. – Ночью ворд чувствует тепло наших тел. Плащи, пропитанные холодной водой, нас скроют.

Макс кисло отозвался:

– У меня доспехи заржавеют. Ты уверен, что это сработает?

– Я уже пробовал, – с полной уверенностью заявил Тави.

– И сработало?

Один из Охотников, обернувшись к болтунам, угрожающе оскалил зубы.

Макс еще буркнул что-то себе под нос про запах мокрой псины и умолк.

Когда подошли к краю кроча, Тави пробила дрожь. Темные высокие силуэты канимов выглядели не менее пугающими, чем лежащая впереди местность. Кроч все так же напоминал натеки невообразимого множества свечей, заливая землю, камни и деревья слабо светящейся зеленоватой пленкой. Он выглядел пугающе чуждым и прекрасным кошмаром.

Не видно было никакого движения, но это ничего не значило. Ворд умел прятать десятки своих созданий буквально на виду, и высмотреть их было так же невозможно, как скрытого вуалью фурий человека.

Тави рукой подал знак Китаи, и они вдвоем приблизились к границе кроча. Тави присел, угрюмо разглядывая поверхность. И поманил к себе Китаи, которую словно легким дуновением поднесло к нему. Ее зеленые глаза, затененные отсыревшим капюшоном, спокойно разглядывали призрак леса.

– Смотри, – прошептал Тави. – Кроч здесь толще, чем в Восковом лесу.

Наклонившись, она быстро взглянула и тут же вернулась к наблюдению за лесом.

– Верно. Но почему?

Тави нахмурился:

– Здесь ворд подражает канимам. Его создания стали больше и тяжелее, хотя до канимов все же недотягивают. Может, и кроч стал толще, чтобы не проламывался под тяжестью своих, а только под шагами канимов. – Он вскинул взгляд на Китаи. – Кроч ведь еще и подобие часового. Ворд изменяет свои создания, а заодно изменяет и кроч, чтобы служил по-прежнему.

Китаи спокойно обдумала и кивнула:

– Тогда давай попробуем.

Не дав Тави времени возразить, она ступила на кроч.

Тави затаил дыхание.

Поверхность не треснула под ее весом, только немного прогнулась и медленно выровнялась, когда Китаи прошла. Она, пригибаясь, сделал десяток шагов, блестящими глазами взглянула на лес и вернулась к Тави.

– Твоя очередь, – шепнула она.

Тави посмотрел на нее. Потом поднялся, попробовал кроч подошвой, порадовавшись, что выбрал легкую обувь, а не тяжелые, подбитые гвоздями сапоги пехотинца. Поверхность кроча чуть поддалась и тут же вытолкнула его ногу обратно – так же, только гораздо сильнее, пружинила поддерживаемая фуриями дорога. Тави подал сигнал Максу и Дариасу, те подошли. Макс, как и Тави, выбрал для себя легкую обувь, а вот у Дариаса запасной не было. Скривившись, он стянул с себя пехотные сапоги и ступил на кроч босой ногой.

– Ну хоть теплый, – шепнул он, опасливо озираясь.

Варг первым подошел к алеранцам. Он, самый рослый из канимов, скорее других мог проломить кроч и привлечь тем сторожевых пауков. Великан-каним ступал преувеличенно широким шагом, поставив уши под таким углом, какого Тави раньше не видел ни у кого из волков-воинов. К каждой подошве он прикрепил широкие круги, или тарелки из черно-зеленого хитина ворда.

– Эти… – он перешел на алеранский, – башмаки. Мешают мне двигаться.

– Они распределяют твой вес, – сказал ему Тави. – Надеюсь, в них ты сможешь пройти по крочу не проваливаясь.

– Кто тебя этому научил, Тавар?

– В моем народе такие иногда надевают для ходьбы по глубокому снегу, – объяснил Тави. – Только те делаются из дерева и кожи. Мне хитин показался более подходящим.

– Может, если они и проломят кроч, шкура ворда помешает ему учуять врага, – проворчал Варг.

– Будем надеяться, – кивнул Тави и, немного помолчав, добавил: – Уже вот-вот.

Варг взглянул на него без усмешки. Затем перевел светящиеся красным глаза на ближайший лес и медленно, осторожно ступил на кроч.

Башмаки сработали. Кроч выдержал.

Варг удовлетворенно заурчал и дал знак другим канимам. Анаг и трое Охотников прокрались на светящийся настил. Осторожность, с какой они опускали обутые в хитин ноги, выглядела почти комичной.

Тави кивнул им и обернулся к Китаи, которая, хищно усмехнувшись, беззвучной поступью разведчиков и следопытов двинулась в сторону леса.

Остальные последовали за ней в зеленое сияние ночи, к творцу и источнику этого жуткого нового мира.

Глава 31

– Ничего не говорите, – предупредила Ладья. – Чем меньше буду знать о ваших делах, тем меньше вам наврежу, когда из меня вытянут все, что знаю.

«Вот потому-то я не сказала тебе о Бернарде», – мысленно ответила Амара.

Они вышли из тоннеля в одну из камер. От плотно составленных вдоль стены бочек исходил крепкий запах. Амара узнала колокольнец, из цветов которого готовили дурманящий афродин. Видно, работорговцы не только ввозили через тоннель незаконный живой груз, но и вывозили из города свой товар. Воистину образчик преступной предприимчивости.

– Придется рискнуть, – хладнокровно ответила Амара. – Из моих вопросов ты узнаешь о моих намерениях не меньше, чем из рассказа. А я, не задавая вопросов, не услышу от тебя то, что мне нужно.

Ладья мрачно усмехнулась:

– Поверьте, графиня, я догадываюсь, о чем вы могли бы спросить.

– Значит, уже знаешь, что мы здесь делаем.

– Подозреваю. – Ладья, вздрогнув, коснулась пальцем ошейника. – Но не знаю. Есть разница.

Амара долго вглядывалась в лицо Ладьи и наконец покачала головой:

– Откуда мне знать, не скормишь ли ты мне фальшивку.

Ладья, прежде чем ответить, серьезно обдумала вопрос.

– Графиня, Первый консул сам явился за мной в усадьбу, где мы жили с дочерью. Усадьба стояла за семьдесят четыре мили отсюда к югу.

Амара подавила дрожь. Если судить по попавшимся им на пути доменам, прошедшее время было вполне уместно. Земли южнее Цереры, несомненно, захвачены вордом.

– Он рассказал мне, что происходит. Обещал, что, если я возьмусь за это задание, он позаботится, чтобы мою дочь перевезли в безопасное место – в любое выбранное мною место в пределах Алеры. А я, если вернусь, присоединюсь к ней.

Амара удержала просившееся на язык ругательство. Гай просто не оставил Ладье выбора. Исполняй или погибни вместе с дочкой.

– Я не понимаю, зачем ты…

Ладья остановила ее движением руки:

– Я отправила ее в Кальдерон.

Амара долго не находила слов. Потом спросила:

– Почему в Кальдерон?

Ладья, устало улыбнувшись, пожала плечами:

– Как можно дальше от ворда. К людям, которых знаю как способных, предусмотрительных и лучше всех подготовившихся к войне. Я знала, что граф Бернард не один год предупреждал всех, чем грозит ворд. И решила, что свой дом он начал укреплять заранее. Графиня, если я вас предам, моя дочь останется без защиты. Графиня, я скорее захлебнусь хлещущей из носа и ушей кровью, чем пойду на это.

Амара склонила голову. Ладья точно описала смерть, ожидавшую тех, кто слишком долго носил рабский ошейник, противился ему или пытался снять без помощи того, кто его надел. Запорный механизм на ошейниках был адски сложен, однако Амара не сомневалась: Ладья, добудь она подходящий инструмент, справится.

И, сняв его, погибнет.

Ради маленькой дочки, которую держал в заложниках покойный консул Калар, Ладья выступила против консульских семей – и против самого Первого консула. Амара не сомневалась: она без колебаний пожертвует собой ради безопасности Маши.

– Хорошо, – сказала она. – Что ты можешь мне рассказать?

– Немногое. – Ладья с досадой указала на свой ошейник. – Приказы… Но я могу показать.

Амара кивнула.

Ладья снова повернулась к тоннелю, поманила ее за собой:

– Идемте.

* * *

Поставив самую прочную вуаль, какая была в ее силах, Амара припала к крыше, вместе с Ладьей разглядывая бывший рынок рабов – «вербовочную» площадку ворда.

Видала она бойни, смотревшиеся веселее.

Несколько десятков издали похожих на клопов созданий терпеливо стерегли заплетенные блестящей темной паутиной выходы, и Амара подозревала, что таких же часовых найдет на каждом городском перекрестке, у каждых ворот.

Кроме ворда, рыночную площадь заполняли алеранцы. Почти всех замкнули в разнообразных клетках, без которых невозможно удержать сильного заклинателя фурий. Заклинатели огня были окружены сочившимися из трубок над их головами струйками воды, заклинателей земли подвесили в нескольких футах над землей. Заклинателей ветра засунули в низкие и прочные кирпичные кубы, куда воздух попадал лишь сквозь узкие, не толще большого пальца Амары, отверстия. Металлические клетки для заклинателей дерева разместили подальше от толстых деревянных коробов, удерживавших магов металла.

Больше других Амару заинтересовали многослойные клетки, очевидно предназначенные для граждан. Одну, металлическую, повесили высоко над землей, постоянно опрыскивали водой и обдавали мелкой черной земляной пылью. В этой клетке виднелись несколько мокрых и перемазанных грязью людей, из которых лишь двое, судя по доспехам, были взяты в бою. Еще там были четыре женщины, захваченные, надо думать, когда ворд добрался до их домов на юге страны. Все они – да и почти все видимые с крыши пленники – лежали, вяло раскинувшись, одурманенные афродином.

Амара видела, как двое стражников в серебристых ошейниках вытащили из куба для заклинателей ветра явно одурманенного наркотиками молодого человека в разбитых доспехах. Его проволокли через площадь к аукционному помосту и подняли наверх. Там пленника грубо швырнули на доски, хотя юноша – почти мальчик – и без того был не способен к сопротивлению. Он и на ногах-то не держался.

К нему приблизились две необыкновенно привлекательные молодые женщины – почти нагие, не считая лоскутков ткани и серебристых ошейников. Одна молча принялась развязывать шнурок, на котором юноша носил какой-то амулет или украшение. Когда она забрала подвеску, пленник встрепенулся, потянулся к ней.

Вторая, встав на колени, погладила его по лицу и по голове, а потом поднесла к губам пузырек с узким горлышком. Амара видела, как шевелятся губы девушки – она уговаривала пленника выпить. Тот с остекленевшим взглядом повиновался и тут же, совсем обессилев от новой порции дурмана, распластался по настилу.

И тогда на помост быстрым шагом взошел Калар Бренсис Младший.

Амара вздрогнула. В последний раз она видела сына каларского консула, когда тот, спасаясь от смерти, с плачем взбегал по склону покинутой фуриями горы неподалеку от своего разрушенного замка, спотыкаясь о трупы отборных каларских солдат. Сейчас Бренсис был одет в белейшие шелка без малейших пятнышек грязи или крови. Длинные черные волосы пышно курчавились, словно завитые горячими щипцами и взбитые щеткой. Пальцев не видно было из-под колец, на груди рядами лежали дорогие цепи.

Они не скрывали серебристого ошейника.

Завороженная мерзким зрелищем, Амара призвала Цирруса, приказав донести звук с отстоявшего на десятки шагов помоста.

– Господин, – говорила одна из полунагих девиц. Речь ее была невнятна от вина или афродина, может быть от того и другого. – Он готов, господин.

– Вижу, – брюзгливо процедил Бренсис.

Запустив руку в стоявший тут же открытый сундук, он вытащил горсть рабских ошейников и раздраженно стряхнул лишние обратно, оставив один. Присев перед опьяненным солдатом, он нацепил ему ошейник, затем достал нож и порезал себе палец. Когда он ткнул окровавленной подушечкой пальца в защелку ошейника, молодой пленник придушенно ахнул.

Амару била дрожь.

Она видела, как проявляется действие ошейника. И в теории знала, как работает это устройство. Магия фурий заливала жертву беспредельным блаженством, полностью приводя к покорности, хотя молодой солдат и без ошейника был не в себе. Но и в опьянении он выгнулся всем телом и закатил глаза, а потом его веки затрепетали и опустились.

Амара знала, что так будет продолжаться некоторое время. Достаточно долгое, чтобы прекращение блаженства само по себе ощущалось как боль. А жестокие страдания, которые хозяин ошейника мог причинять рабу, в сравнении с этим делались много страшнее.

– Вот тебе правда, солдат, – заговорил Бренсис, вытирая кровь о тунику лежавшего. – Ты теперь служишь царице ворда или ее высшему представителю. В настоящее время это значит, что ты служишь мне и любому, кого я над тобой поставлю. Всякое действие против твоих новых господ причинит тебе боль. Служба и повиновение будут вознаграждаться.

В подтверждение своих слов Бренсис лениво подтолкнул к солдату полунагую девушку. Та, мурлыча, приникла губами к его горлу, закинула колено ему на бедра.

– Слушай ее, – с презрением бросил Бренсис. – Она правду скажет.

Девушка припала губами к уху юноши и стала что-то нашептывать. Слов Амара не разобрала, кроме двух: «служи» и «слушайся». Впрочем, догадаться было нетрудно – она повторяла сказанное Бренсисом, внедряя смысл приказа в отравленный вином и дурманом разум.

– Кровавые во́роны!

Амара с трудом сдерживала тошноту. Она знала, что ошейник создавался с целью укрощать самых жестоких преступников, и не раз слышала от его противников о возможностях невообразимых злоупотреблений, но впервые видела доказательство своими глазами. То, что творилось перед ней, наверняка выросло из методов, которыми Калар создавал своих Бессмертных марионеток.

«И эти методы, – подумала Амара, – дают ему власть над свободными от рождения алеранцами. Они действуют. Во всяком случае, достаточно часто, чтобы набрать алеранскую гвардию для царицы ворда. По-видимому, легче всего поддавались обращению те, кто и прежде умел думать только о себе, если судить по сопровождавшей Ладью парочке».

– Бренсис, – донесся хриплый крик из клетки. – Бренсис, прошу тебя!

Амара нашла глазами кричавшую – юную женщину в клетке для граждан, возможно красивую – судить об этом мешал слой грязи.

Бренсис перебирал ошейники в сундуке.

– Бренсис, ты меня слышишь?

– Слышу, Флора, – отозвался Бренсис. – Просто мне не до тебя.

Женщина зарыдала:

– Пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня! Мы ведь обручены, Бренсис.

– Забавно, какие повороты и загогулины выдает жизнь, – светским тоном проговорил Бренсис, подняв глаза к клетке. – Ты всегда любила забавы с афродином, Флора. И твоя сестрица тоже. Жаль, нет рядом никого из антилланцев для полноты компании.

Молодая женщина жалобно всхлипывала:

– Но ведь мы… мы были…

– То было в ином мире, Флора, – оборвал Бренсис. – С ним покончено. Еще несколько недель, и не останется ничего, кроме ворда. Ты бы радовалась, что оказалась на стороне победителя. – Он прервался, чтобы погладить по ляжке девицу, которая все нашептывала что-то пленнику. – Даже если мозгов у тебя хватит только на то, чтобы успокаивать новобранцев. На некоторых это действует, и скажи спасибо. Мы делаем из таких, как ты, чистеньких афродиновых куколок и пускаем нашептывать.

Флора расплакалась пуще прежнего.

– Не волнуйся, Флора. – Бренсис окинул ее клетку ядовитым взглядом. – Я позабочусь, чтобы, когда дойдет черед до тебя, тебе достался хорошенький мальчик. Тебе понравится. Да и кому не понравится? Почти все сами просят повторить. – Оглянувшись на двух охранников в ошейниках, он прикрикнул: – Что стоите? Давайте следующего!

Амара медленно отползла от края крыши, прикосновением отозвала Ладью и увела ее обратно в сравнительно безопасные внутренние помещения, до прихода ворда служившие мастерскими преуспевающему портному.

Амара еще посидела, усваивая жуткую механическую методу уничтожения всего человеческого в плененных алеранцах.

– Я знаю, тебе нельзя об этом говорить, – тихо обратилась она к Ладье, – но прошу – попытайся.

Ладья сглотнула, тронула пальцем ошейник и, побледнев, кивнула.

– Сколько захвачено? – спросила Амара.

– Несколько с… – Ладья осеклась, шумно вздохнула, зажмурилась. На ее лице выступил пот. – Не меньше семи или восьми сотен. Может, сотню из них не пришлось… – она поморщилась, – принуждать. Из остальных чуть больше половины получаются… годными. Оставшихся используют для новых вербовок или отдают ворду.

– В рабство? – спросила Амара.

– В пищу, графиня.

Амара содрогнулась.

– Там, на площади, сотни людей.

Ладья кивнула, обдуманно, равномерно дыша.

– Да. Ворд теперь доставляет сюда всех одаренных заклинателей фурий.

– Откуда эти ошейники?

Ладья горько и болезненно рассмеялась. Достав из мешочка на поясе полдюжины узких серебристых обручей, она отбросила их как ненужный хлам.

– С мертвых рабов, графиня. Здесь вся земля ими усеяна.

Амара нагнулась, подняла один из ошейников и осмотрела его. На ощупь обычный металл, прохладный и гладкий под пальцами.

– Как это делается? – спросила она у Ладьи. – Ошейников и зелья для этого мало.

– Не скажите, графиня. – Ладью била дрожь. – Но да, это не все. Бренсис что-то проделывает с каждым надетым ошейником… – Она дернулась от боли, из одной ноздри потекла кровь. – Прежде чем надеть… – Она задохнулась. – Его отец умел и его научил. Он никому не г-говорит как. Пока ворду нужны новые заклинатели, его оставят в живых.

Она стиснула зубы, глуша крик, и зажала рот ладонью, а другую прижала ко лбу и медленно осела на пол.

Амара не могла этого видеть.

– Хватит, – мягко сказала она. – Достаточно, Ладья.

Та, стоя на коленях, раскачивалась всем телом, молча, но мучительно глотая воздух. Она сумела кивнуть Амаре и выдавить:

– С-сейчас пройдет, графиня. Минуту…

Амара ласково погладила ее по плечу и встала, повернувшись к окну на площадь. На острых осколках выбитого стекла засохла кровь. Клетки были набиты битком. Амара попробовала пересчитать пленников, но тряхнула головой. Сотни алеранцев ждали, пока ворд возьмет их на службу.

Бренсис как раз застегнул ошейник на шее женщины в красивом, но промокшем насквозь шелковом платье. Она корчилась на помосте, а он стоял над ней, и на его красивом лице отвращение мешалось с голодом и чем-то еще, чему Амара не могла подобрать названия.

– Тебе пора явиться с докладом, – тихо сказала Амара. – Но постарайся ничего не выдать.

Ладья успела немного оправиться. Она тряпицей вытерла кровь с губ и подбородка.

– Скорее умру, графиня, – прошептала она.

– Иди.

Ладья вышла, ни прибавив ни слова. Через несколько минут Амара увидела ее на площади. Ладья быстрым шагом направилась к Бренсису. По знаку Амары Циррус снова донес до нее голоса.

Бренсис взглянул на приблизившуюся к нему Ладью. Вся ее осанка, все движения полностью изменились. В ней появилась текучая чувственная грация, бедра плавно раскачивались при ходьбе.

– Ладья, – недовольным тоном проговорил Бренсис, – что тебя задержало?

– Неумехи, – гортанно мурлыкнула Ладья и, всем телом припав к Бренсису, принялась его целовать.

Молодой рабовладелец пылко ответил. Смотревшую на это Амару чуть не вывернуло от омерзения.

– А те двое, что я с тобой посылал, где? – проворчал Бренсис.

– Они, поняв, что я расскажу вам об их делах, решили оставить мой труп в темном и тихом местечке. Сперва изнасиловав. – Она поцеловала его в горло. – Я не согласилась. Боюсь, они уже никуда не годятся. Мне сходить за их ошейниками, господин мой?

– Расскажешь мне? – уже без гнева спросил Бренсис. В его голосе слышался теперь пыл иного рода. – Расскажешь?

– Эти дураки перестарались, допрашивая курсоров, – сказала Ладья. – Я вам говорила, что их следует завербовать.

– Нельзя было рисковать, что они… мм. Что их рассудок не выдержит. – Он помотал головой. – Сучка, это твоя магия земли, мм! Перестань колдовать!

Ладья шаловливо рассмеялась. Ее порванная рубашка выбрала самое время, чтобы соскользнуть, обнажив тело.

– Вам ведь это нравится, господин мой. А я не нарочно. Я управилась с ними голыми руками. Еле жива осталась. После такого на меня всегда находит. – Она прижималась к нему, извиваясь всем телом. – Можете взять меня прямо здесь. Кто вам помешает, господин? Прямо здесь, у всех на глазах. Нет больше ни правил, ни законов. Хотите, я стану отбиваться? Вам приятно будет взять меня силой?

Бренсис с рычанием развернулся к Ладье, захватил в горсть пучок ее волос, больно дернул, запрокидывая ее голову и целуя так, что должны были остаться синяки.

Амара с отвращением отвернулась. До темноты надо было вернуться в тоннель.

Ей приходилось убивать людей.

Но хотелось убить впервые.

Глава 32

Не прошло и двух минут после возвращения Исаны в ее комнатку в Стене, как в дверь деликатно постучали, а вслед за стуком без тени деликатности ворвалась сиятельная госпожа Пласида.

– На этом все, Арарис, – бросила она через плечо, решительно закрыла дверь и, скрестив руки на груди, уставилась на Исану.

Та ответила недоуменным взглядом и повела ладонью, приглашая гостью говорить.

На лице госпожи Пласиды теснили друг друга несколько разных чувств, и ни одно не могло взять верх. Наконец она выпалила:

– Вы ума лишились?

Исана сама удивилась, услышав свой смех. Не было сил удержаться. Она все хохотала и хохотала, пока не пришлось, обессилев, опуститься на кровать. От смеха у нее выступили слезы и закололо в боку.

– Просто подумала, – еще вздрагивающим от смеха голосом выговорила Исана. – Я наконец поняла, каково это – быть Тави.

Ария открыла рот, закрыла и испустила безнадежный вздох.

– Довольно удивительное замечание для водяного мага твоей силы.

Исана отмахнулась:

– Вы же знаете подростков. У них все чувства так перепутаны, попробуй-ка разобраться в этом клубке. – Она почувствовала, как гаснет от жалости к себе ее улыбка. – Последний раз, когда мне выпало больше пары недель с ним рядом, ему было пятнадцать.

Ария чуть опустила жестко расправленные плечи.

– Да. И мои сыновья в шестнадцать отправились в Академию, потом в легионы… Есть в этом что-то несправедливое, правда?

Исана заглянула ей в глаза:

– Жизнь моего сына теперь не зависит от меня. Но это не значит, что ему не нужна моя помощь. Вот почему я сегодня бросила вызов Антиллусу.

Ария склонила голову к плечу:

– Не совсем понимаю.

– Без северных легионов ворд уничтожит всех, – спокойно и твердо сказала Исана. – Мой сын, вернувшись домой, должен найти Алеру на месте.

– Исана, милая, я понимаю, почему вы это сделали. Непонятно только, как самоубийство, во́роны побери, приблизит вас к этой цели.

– Убеждать его – пустое дело, – сказала Исана. – Он слишком поглощен войной, потерями. Вы же видели его на похоронах.

Ария скрестила руки на животе:

– Он не единственный, кто так чувствует.

– Однако верность антилланских легионов принадлежит ему одному, – хмуро ответила Исана. – Ну, может быть, его могли бы заменить Красс или Максимус. Красс – по законному праву, а Максимус отслужил не один срок в пехоте, где, полагаю, приобрел любовь…

– Исана, – тихо перебила Ария, – вы прячетесь за словами. Как мои племянницы, когда хотят уклониться от трудного разговора с матерью.

– Вовсе нет, – возразила Исана.

– Тогда, рискуя выглядеть не особо умной, напомню, что ни Максимуса, ни Красса в Алере нет. Предположим, вы даже победите в поединке – что мне видится почти невозможным, – что вам это даст? Если Антиллуса не будет в живых, его легионы почти наверняка не покинут пост на Стене. И кто бы ни был назначен на его место до возвращения Красса, он тоже не рискнет на решительные перемены. А в случае вашего поражения, – добавила она, – Антиллус почти наверняка станет продолжать в том же духе.

– Не будет ни моего поражения, – сказала Исана, – ни его смерти.

– Вам предстоит биться насмерть – вы сами настояли на таком поединке. – Ария покачала головой. – Знаю, Исана, вы Академии не кончали, но есть такая штука – называется «дипломатия»…

– На нее нет времени, – тихо сказала Исана. – Как сегодня не было, Ария. – Она почувствовала, как горят у нее щеки. – Когда я вас ударила. За что должна извиниться.

Ария открыла рот, потом сжала губы в ниточку и покачала головой:

– Нет. Задним числом… возможно, так надо было.

– Пусть по необходимости, но я вас обидела. Извините.

Ария заметно смягчилась, осанка ее утратила долю суровой сдержанности.

– Я не слишком ясно соображала, – сказала она. – Позже я… я уловила, как они общаются друг с другом. Никогда прежде такого не видела. А вы это уловили вчера. – Она пожала плечами. – Вы правильно их оценили. Я не… – Она вдруг широко распахнула глаза, приоткрыла рот. – Великие фурии, Исана! Вы закатили Антиллусу пощечину, чтобы добиться его внимания!

– Если бы думала, что на это хватит пощечины, – суховато ответила Исана, – я бы ею и ограничилась, не подумав его вызвать. – Она покачала головой. – Я должна до него достучаться. Пробиться сквозь его гнев и гордость. А времени нет, Ария.

Несколько долгих мгновений госпожа Пласида молчала. Потом сказала:

– Я знаю Антиллуса с четырнадцати лет. Тогда, в Академии, мы были… близки. Это опасно, Исана. Очень опасно. – Ария оглянулась на дверь и снова обратилась к ней. – Я с ним поговорю.

– Он не откажется от поединка, – предупредила Исана.

– Нет, – хладнокровно согласилась Ария и улыбнулась ей. – Но вдруг случится такое чудо, что его непоклонная голова склонится хоть на волос. По меньшей мере заложу фундамент, чтобы вы на нем строили.

– Спасибо, – тихо сказала Исана.

– Благодарить будете, если выживете, – ответила Ария, тихо выскальзывая за дверь.

* * *

Спустя несколько часов Исана, пообедав в одиночестве, села читать донесения с юга, переданные через водяных фурий и переписанные для нее и консула Антиллуса.

Положение менялось к худшему. Цереру пришлось сдать, ворд гнал алеранские войска, вынужденные ввязываться в безнадежные арьергардные бои, чтобы выиграть время для бегства мирных жителей. Отделения механиков уничтожали дороги за отступающим войском, на их восстановление уйдут годы – если будет кому восстанавливать.

Легионы несли чудовищные потери – больше, чем при мятеже Калара и в сражениях с канимами. По всей Алере собиралось ополчение, в первую очередь принимали недавно отслужившую в легионах молодежь, но, поскольку двухгодичный срок отбыл почти каждый мужчина, можно было считать, что к оружию призвана вся страна.

Сложнее всего, разумеется, было с этим самым оружием. При выходе из легиона оружие и доспехи легионерам не оставляли – передавали новым рекрутам. Бо́льшая часть отслуживших селилась в доменах, где не требовалось и редко встречалось оружие опаснее лука и охотничьего копья.

Конечно, в городах существовали гражданские легионы, но те занимались охраной порядка и расследованиями, а не войнами. Легковооруженные, привычные не к мечам, а к дубинкам и не обученные военному строю, они были полезны при организации беженцев и для борьбы с преступлениями против сорванного с места беззащитного населения, но малопригодны к сражениям с врагом. В городах и даже в некоторых поселениях консулы и графы держали небольшие личные отряды, но в таких редко насчитывалось больше двух-трех десятков человек. Еще существовали наемники, переходившие с места на место – туда, где требовалось применение силы вне жестких рамок. Но в общей сложности оружия под рукой насчитывалось много меньше, чем готовых взяться за него рук, и сейчас мирные кузницы доменов по всей Алере в отчаянной спешке ковали сталь для защиты страны.

При этой мысли Исане стало зябко. Где-то в ее домене – в ее бывшем домене, с тоской поправилась она, – кипела работа. Несколько недель, как закончилась жатва. Кузню Арариса занял, должно быть, старый Фредерик, и кует он теперь не подковы, а оружие. Ребятня собирает прямые веточки, обстругивает и выглаживает на древки для стрел, а те, кто постарше, учатся их оперять, резать пазы для тетивы и крепить наконечники.

Исана отодвинула донесения. Она видела, что может сотворить война с кальдеронскими доменами. До сих пор ее домен коса смерти обходила, но, очень может статься, в скором времени и ее стада изрубят, усадебные постройки сожгут, ее людей свалят наподобие жалких куч бурелома на пропитавшуюся кровью землю.

Она понурилась.

Вправе ли она так тревожиться о жителях своего домена, когда в опасности множество других, когда многие и многие селения уже снесены врагом? Звание Владетельной госпожи обязывает ее думать обо всех, не только об одном крошечном домене, но ведь и его обитатели тоже алеранцы.

Впрочем, выбора у нее нет: разве в ее силах не бояться за своих?

В дверь резко постучали. Подняв голову, Исана взглянула на вошедшего Антиллуса Раукуса. Снаружи в коридоре слышались шаги. Как видно, консул явился не один. Не смешно ли, что для разговора с ней прославленный военачальник счел нужным взять охрану? Впрочем, скорее, консул привел людей засвидетельствовать, что не причинил ей вреда во время разговора.

Или чтобы задержать Арариса, если задумал злодейство.

Консул Антиллы заполнил собой дверной проем, упираясь в косяк широкими плечами. Исана подумала, что его резкая мужская красота больше передалась Максимусу, чем законному сыну Крассу. И это многое объясняло в детских годах Макса.

Поднявшись, Исана отдала гостю самый надменный и сдержанный поклон:

– Консул…

Антиллус, отвечая поклоном, скрипнул зубами и жестко отчеканил:

– Владетельная госпожа.

– Вы пришли, чтобы помириться и двинуть на юг свои легионы? – осведомилась Исана.

– Нет.

– Тогда что вас сюда привело? – удивилась она. – Строго говоря, беседовать следовало бы нашим секундантам.

– Я уже имел беседу с вашим секундантом, – отрезал Антиллус. – И не перепоручаю другим то, что должен делать сам.

– А, – поняла Исана. – Нет, сударь, я не посылала к вам Арию. Если она говорила с вами, то по собственному побуждению. – Подумав немного, Исана добавила: – Хотя такие побуждения ей не свойственны.

У Антиллуса дрогнул уголок рта. Улыбка вышла невеселой, горьковатой, и консул покачал головой:

– Вас она тоже не сумела отговорить?

– Можно сказать и так, – признала Исана.

– Я пришел предложить вам возможность спастись, – ровным, бесстрастным голосом проговорил Антиллус. – Забирайте Рари и Арию и убирайтесь из моих владений. О вашем вызове вспоминать не будем. Никому о нем знать не надо.

Исана задумалась. Такой жест много значил. В южных землях посмеивались над старомодными понятиями вроде личной доблести, но на истерзанном войной севере такие вещи были условием выживания. Лишившись отваги перед лицом врага – а главное, веры солдат в его отвагу, – Антиллус Раукус наживет множество бед, которых мог бы избежать. На поле битвы храбрость такое же оружие, как меч и стрела. Никто не может позволить себе выглядеть трусом перед своими людьми.

Предлагая Исане возможность уйти, Антиллус серьезно рисковал. Люди могли счесть это за слабость – и это после сегодняшней стычки фурий под Стеной. Правда, если Исана отбудет без шума и в дальнейшем станет помалкивать, ущерб окажется не так велик, но слухи все равно просочатся.

Она понимала точку зрения Антиллуса. Консул просто не мог поверить, что нынешняя угроза государству больше той, с которой он – и множество его легионеров – сражались всю жизнь.

– Простите, – сказала она тихо. – Это невозможно.

– Вы сильны, – тем же далеким, безразличным тоном проговорил он. – Я отдаю вам должное. Но вы не сильнее меня. – Его взгляд не колебался. – Если вы пойдете до конца, я вас убью. Не надейтесь на иное.

Исана указала ему на стол:

– Вы читали донесения? Сознаете меру опасности?

Его черты чуть заметно изменились, застыли.

– Я всю жизнь веду войну, которой не замечали на юге. Хороню людей, которых там никто не оплакивает. Вижу разоренные домены. Я понимаю, что там сейчас творится, госпожа. Не раз видел, как то же происходит с моими людьми.

– Тем более – а не менее – вы должны стремиться это прекратить.

В его глазах вдруг полыхнул гнев.

– Уводя легионы со Стены, я бы позволил ледовикам перебить тысячи беззащитных поселян. Это так просто. Не говоря уж о том, что будет с остальной Алерой, если ледовики решатся наступать на юг, зажав нас между двумя жерновами.

– А если они откажутся от наступления?

– Не откажутся, – отрезал Антиллус. – Вы с ними проговорили полчаса, так послушайте того, кто всю жизнь имел с ними дело. Они будут сражаться. Иного не дано.

– Сколько раз вы это повторяли. – Исана поднялась и вздернула подбородок, встретив взгляд Антиллуса. – Но что, если вы ошибаетесь, консул?

– Не ошибаюсь.

– А если? – все так же мягко спросила Исана. – Что, если вы могли бы добиться мира с ледовиками и привести свои войска на помощь Первому консулу? Что, если вы могли бы спасти тысячи жизней, но отказываетесь?

Его взгляд не дрогнул. Тянулась долгая тихая минута.

– Я велю, чтобы приготовили ваши носилки, – тихо сказал он. – К утру вас здесь быть не должно, Владетельная госпожа.

Он снова поклонился и, жестко выпрямив спину, скрылся за дверью.

Едва он вышел, Исану пробила дрожь – простое следствие жестокого напряжения. Поморщившись, она сложила руки на коленях, закрыла глаза и призвала в свое тело Рилл, чтобы хоть отчасти справиться с нервами. Она сделала плавным течение крови, направила его в конечности, и руки стали согреваться. Она перешла в другой конец комнаты, к маленькому камину, протянула ладони к огню и глубоко дышала, пока не унялась дрожь в пальцах.

Бесшумно вошел Арарис, закрыл за собой дверь. Она ощутила его безмолвное присутствие, его заботу и поверх всего ровное тепло его любви.

– Он зовет тебя Рари, – не оборачиваясь, сказала Исана.

Она и не глядя знала, что на необезображенной стороне его лица возникла легкая улыбка.

– Я был первогодком в Академии, когда они с Септимусом заканчивали второй семестр. Я все время таскался за ними. Антиллус впервые угостил меня… – Он закашлялся, излучая легкое смущение. – Моя первая выпивка…

Исана покрутила головой, радуясь согревшей губы улыбке.

– Тридцать лет прошло. А кажется, так недавно.

– Время идет, – ответил Арарис. – Но правда, мне тоже кажется, это было не так давно. – И его губы дрогнули в улыбке. – Пока не заноют колени или не увижу в зеркале свои седины.

Она повернулась к нему. Он прислонился к двери, скрестил ноги, сложил руки на груди. Она подошла, стала перебирать ему волосы пальцами, гладить темную, густо посеребренную шевелюру.

– По-моему, ты красивый.

Он поймал ее пальцы, осторожно поцеловал и пробормотал:

– Просто ты сумасшедшая.

Она со смехом покачала головой и приникла к нему, прижавшись лбом к стальному нагруднику. Чуть помедлив, его руки скользнули по ее спине.

– Ты страшно рискуешь, – сказал он.

– Ничего не поделаешь, – ответила она. – Без согласия Антиллуса мне не увести легионы Стены на юг. Ты его знаешь. Как считаешь, сможет он хладнокровно убить практически безоружную женщину?

– Когда я его знал, не смог бы. Но мы уже не те, что в юности, – ответил Арарис. – Он стал тверже. Сильно ожесточился. Я понимаю, ты надеешься его пронять, Исана, но во́роны!..

Она молчала, обнимая его.

– Может быть, тебе стоит обдумать его предложение, – сказал Арарис. – Может, найдется другой путь.

– Например?

– Отвези его на юг. Пусть своими глазами увидит ворд. Одно дело – читать донесения, другое – видеть самому.

Исана вздохнула, с силой выдохнула и закрыла глаза:

– Когда разум слеп, и с открытыми глазами не много увидишь.

Арарис погладил ее по голове:

– И то верно.

– И… нет времени. Почему это оно так летит, когда нужнее всего?

– Если он… тебя ранит, – твердо сказал Арарис, – я его убью.

Она вскинула голову, заглянула ему в глаза:

– Не посмеешь!

Его изуродованное шрамами лицо не дрогнуло.

– Не посмею?

Она взяла его лицо в ладони:

– Все, что я делаю, – это чтобы пробиться к его сердцу, Арарис. Он окружил душу множеством защитных стен – и, попав сюда, я вполне понимаю тому причину. Он всю страсть направил на защиту своих, отбивая ту угрозу, что перед глазами. Возможно, хотя бы моя гибель пробьет эти стены. Мне кажется, он – под множеством мозолей и шрамов – достойный человек. Если, чтобы размягчить их, нужна моя кровь, пусть будет так.

Арарис очень долго смотрел на нее.

– Во́роны! – наконец шепнул он. – Я не знаю другой такой женщины, Исана. – (У нее загорелись щеки, но оторвать взгляда от его глаз Исана не сумела.) – Я тебя люблю, – просто сказал он. – Не стану пытаться уволочь тебя отсюда силой, не помешаю подставить себя под удар. Мне все равно не сделать тебя другой.

Она не доверяла своему голосу и потому поцеловала его молча. Их руки переплелись, и время полетело на крыльях сокола.

Но когда он наконец прервал поцелуй, в голос его прокралось что-то холодное и жесткое.

– Но и я другим не стану, – тем же спокойным, ровным голосом произнес он. Глаза его вспыхнули и застыли. – Если он ранит тебя, любимая, я оставлю его труп в снегу под его драгоценной Стеной.

Глава 33

Тави шел медленно, дрожа под сырым плащом, который скрывал от ворда тепло его тела. Погода была – как нарочно для них. Не прекращался холодный, перемешанный с примороженной крупкой дождь, а ветер, едва темнота протянула по лику земли ледяные когти, совсем улегся.

Более жалких условий для внезапного налета он и припомнить не мог. Из носу текло, – видно, он уже подхватил предсказанную Максом простуду. Хлюпать носом не хотелось, некогда было и утираться платком. Так что выглядел Тави как сопливый малец – совсем неподобающе для достойного принцепса великой страны.

Китаи держалась левее, немного обогнав его. Все ее чувства были острее, поэтому Тави, как ни претила ему мысль первой выпускать юную женщину навстречу опасности, не мог оспаривать преимуществ такого построения. Справа и чуть отставая, шел Максимус, не снимавший руки с рукояти меча. Грубо вырубленное лицо друга отрешенно застыло, глаза смотрели в пустоту, но Тави не сомневался, что Макс ничего не упускает из виду. И уж конечно, тот держал наготове множество фурий, на которых и сосредоточил все свое внимание и усилие воли.

Наравне с Китаи, но по другую сторону от Тави шел угрюмый Дариас. Правда, явное недовольство бывшего раба могло объясняться точно так же донимавшими его холодом и сыростью. А может, и тем, что Тави вел его в логово кошмарных тварей – и это в чужой стране за две тысячи миль от дома.

С Максом и Китаи им довелось пройти через множество опасностей – казалось иной раз, столь же неустранимых и неизбежных, как нынешняя. А Дариас в их отряде был новичком. Однако он добился нынешнего своего положения умом и целеустремленностью и, сколько Тави его видел, всегда действовал рассудительно, не теряя самообладания.

Сейчас Дариас наверняка гадал, за что ему все это.

Словно почуяв взгляд Тави, Дариас вопросительно обернулся к нему. Тави постарался ободрить его кивком и строго запретил себе улыбаться. Для улыбок время было неподходящее.

За спиной у него переступали широкими подошвами канимы, оставляя в кроче большие, круглые, как тарелки, вмятины. Пока что ни один не проломил поверхности. А следы за ними быстро затягивались, дождь даже не успевал заполнить углублений.

Вдруг Китаи вскинула руку, и отряд застыл на месте.

Деревья впереди заколебались и выпустили троицу громадных, похожих на лягушек существ. Те, неуклюжие и в то же время по-змеиному гибкие, шлепали широкими лапами в каких-нибудь двадцати шагах от них.

Рука Тави сама собой двинулась к мечу. Отряд не покрыл еще и половины затянутого крочем пространства перед тоннелем. Стоит этим лягушкам их увидеть – и конец всем надеждам добраться до царицы, да и уйти живыми из владений ворда. Дать себя заметить – смерть.

Но эти трое даже не взглянули в сторону Тави и его спутников.

Испустив прерывистый вздох, Тави с облегчением зажмурился – всего на секунду. Таким же облегчением веяло от остальных.

Китаи, дав служителям ворда скрыться из виду, оглянулась на Тави, кивнула ему и двинулась дальше. Все следовали за ней, обдумывая каждый шаг, обходя заплаты более тонкого, угрожающего прорваться кроча.

При одном из таких обходов Тави и наткнулся на поврежденный участок. Кроч под стволом поваленного дерева пробороздили три широко расставленных когтя. Из царапин еще сочилась ярко светящаяся зеленая жидкость. Таи в ужасе уставился на нее.

Восковые пауки уже спешат сюда! Их вот-вот обнаружат, а ведь не они растревожили сторожей. Ладно еще погибнуть, хотя и в том ничего хорошего, но Тави бесила мысль погибнуть из-за чужой глупости. Он, не сводя глаз с поврежденного кроча, лихорадочно соображал. Потом подал знак отступить.

Повиновались все, кроме Варга. Старый, покрытый шрамами каним с показной уверенностью вышел вперед и окаменел, поняв, на что смотрит Тави. Глаза его мгновенно превратились в щелки и забегали по окружающему лесу, губы растянулись, обнажив клыки.

Тави стал пятиться, но сразу понял – поздно.

К ним скользящими шагами спешил восковой паук. Правда, для настоящего паука у этого было слишком много ног, но ничего более похожего по виду и движениям Тави не знал. Тело паука покрывал полупрозрачный белый хитин, а ростом он был со среднюю собаку и весил столько же, хотя казался много больше из-за длинных ног. На лоснящейся голове поблескивали многочисленные зеленоватые глазки, под ними торчали толстые и острые, как шипы, жвала, и Тави знал, что они снабжены опасным быстродействующим ядом.

Рука сама легла на меч.

Огромная лапа Варга накрыла ее сверху.

– Жди, – пророкотал каним. – Замри.

Тави взглянул на него и перевел взгляд на паука. До того оставалось три-четыре шага. Еще немного – и сторож заметит их рядом с поврежденным крочем и поднимет тревогу. Вот он уже всем телом развернулся к ним, переступая многочисленными лапами, и возбужденно застрекотал – за этим стрекотом должны были последовать предупреждающие свистки.

Но свистнуть паук не успел – что-то вырвалось из темноты под густыми ветвями упавшей сосны: темное расплывающееся мохнатое пятно совершенно бесшумно врезалось в паука – словно камень из военной машины древних римлян. Паука отбросило на три шага, лапы его беспомощно забили по воздуху, а нападающий уже впился в сочленение между его головой и брюхом.

Тави еще не понял, что́ видит, когда паучья голова отделилась от дергающегося, перебирающего лапами тулова.

Тави не верил своим глазам. Победитель воскового паука навалился на труп. У него был темный мех и длинное гибкое тело. Крепкие сильные конечности оканчивались когтями горного льва. А вот голова была скорее волчья или медвежья, с широкой мощной пастью, полной острых и явно весьма опасных зубов.

Тави видел перед собой опасного хищника – такого, что, не превосходя воскового паука ростом и весом, забил его, как кролика.

Обратив светящиеся желтые глаза на Тави и Варга, зверь молча оскалил внушительные, запачканные зеленью клыки.

– В глаза не смотри, – тихо приказал Варг. – Отступай медленно. Рук не поднимай.

Тави ответил каниму взглядом, и оба начали отступление. Оглянувшись, Тави увидел, что остальные канимы следят за ними, уже держа в руках обнаженные клинки. Слуги ворда не заставили Охотников взяться за оружие, а вот к этому существу они отнеслись со всем почтением.

Как только Тави с Варгом присоединились к Охотникам, все они продолжили отступление и не успокоились, пока сцена убийства не осталась в полусотне шагов. Тогда Охотники убрали оружие.

– Еще бы чуть-чуть… – заметил Анаг.

– Что там было? – тихо спросил у Тави Макс. – Я не разглядел.

Тави вкратце описал увиденное и обратился к Варгу:

– В этих землях водятся такие звери?

– И по всей Кании, – ответил тот. – Один из лучших охотников. Сильный, быстрый, умный.

– Настолько умный, что ставит ловушки на ворд, – задумчиво отметил Тави. – Он нарочно вскрыл кроч когтями, чтобы приманить паука.

Варг согласно повел ушами:

– Не удивляюсь. На такие уловки ума у них хватает.

– Они бешеные, – добавил Анаг. Золотистый каним, присев и напружинившись всем телом, смотрел в сторону маленького хищника.

– Бешеные? – переспросил Тави.

– Храбрые до безумия, – пояснил старший Охотник. Тави заморгал: этот каним не открывал рта с тех пор, как поговорил с Варгом на крыше штабной башни Ларарла. – Такой с кем угодно сцепится, если защищает свою землю или добычу. Дерется без колебаний, без страха, без удержу.

Тави вздернул брови:

– Он же такой маленький.

Канимы переглянулись, всей повадкой показывая, как им смешно.

– Алеранец, – сказал Варг, – пусть его размеры тебя не обманывают. Я видел, как такой убил воина в доспехах. Выпустил кишки, порвал глотку и был таков прежде, чем тело упало на землю. Даже если ты его убьешь, он уж постарается прихватить и тебя с собой. Я не слышал, чтобы убивший его ушел без шрамов.

– Смотри, – тихо окликнула Китаи.

Тави посмотрел и увидел еще трех восковых пауков. Маленький зверь успел скрыться, но тело убитого им паука осталось на месте. Однако работники ворда и не подумали поднять тревогу, а просто зачинили поврежденный кроч и поспешно удалились.

– Даже ворд не хочет с ним связываться, – буркнул Варг.

Охотник кивнул и проговорил, как будто припомнив пословицу:

– Глуп тот, кто ищет ссоры с таваром.

Тави снова захлопал глазами, взглянув сперва на Охотника, затем на Варга.

– Идем, Тавар, – проворчал тот. – Обойдем вокруг, не будем мешать твоему младшему братцу ужинать.

* * *

Китаи останавливала отряд еще дважды, и оба раза ворд проходил мимо, никого не заметив. В первый раз им встретились те же большие лягушки. Во второй – какие-то более крупные существа прошли вдалеке, их толком не удалось разглядеть. Ни первые, ни вторые не подняли тревоги.

Тави уверился, что цель близка, когда им встретились занятые делом восковые пауки. Те бесшумно скользили между светящимися зеленью соснами, стоявшими в ряд на севере – точь-в-точь дорожка муравьев, проложенная от муравейника к упавшему плоду, – и у каждого брюхо раздувалось от просвечивающего сквозь хитин зеленого кроча.

Тави легко представил, чем они заняты – покрывают крочем мертвые тела. Пауки не видели разницы между трупами себе подобных и шуаранских воинов. Для ворда всякая мертвая плоть была пищей, которую следовало покрыть переваривающим ее крочем.

Китаи по кивку Тави сменила курс, и они двинулись против движения пауков к месту, откуда те выходили. По пути они видели за паучьей «дорожкой» плотную цепочку других существ, тоже направлявшихся на север. Только эти были заметно крупнее. Много попадалось высоких тощих подражаний канимам, таких они видели у крепости. Больше всего было тонконогих лягушек. Еще одни превосходили и тех и других – намного крупнее, почти с гарганта, но семенили они подобно крабам или омарам. Должно быть, таких описывал его дядя, рассказывая о вторжении ворда в долину Кальдерон, но издали их тоже не удалось как следует рассмотреть. Тави осторожно продолжал путь.

То, что вставало впереди за деревьями, выглядело огромной опухолью на гладкой поверхности кроча. Высотой оно равнялось небольшому дому, и Тави опознал его с первого взгляда. Завитки и петли жутковатого воскоподобного вещества складывались в подобие здания. Тави видел такие дважды: в Восковом лесу близ Кальдерона и в пещерных лабиринтах под столицей Алеры.

Большой нарост окружали сотни других, почти такой же формы, но величиной не более пивного кувшина. Ближайшая из таких шишек отстояла шагов на тридцать, и Тави внимательно ее рассмотрел.

Под коркой кроча что-то слабо шевельнулось, мелькнуло тенью сквозь зеленоватое свечение и снова замерло. К полупрозрачному, как мутное зеленое стекло, покрову приник изнутри клочок черно-зеленого хитина.

Тави, поняв, медленно втянул в себя воздух.

Детская.

Стало быть, самое время осуществить задуманное.

Он знаком призвал остальных оставаться на месте и немало удивился, когда они послушались – даже Китаи. Это была самая сомнительная, непредсказуемая часть его плана. Тави продумал на всякий случай множество различных ходов, но, похоже, привычка последних дней взяла свое. Ему повиновались без вопросов.

Одной проблемой меньше, решил Тави.

Он медленно двинулся вперед, присмотрелся к ближайшему волдырю или яйцу – или что это там было – и, завороженный, сравнил его с большим ульем. Каждый малый нарост скрывал в себе существ определенного рода, питая их, вероятно, окружающим крочем. Внутри ближайшего Тави вроде бы различил смутные очертания маленьких лягушек. В другом, чуть дальше, скрывались недозрелые восковые пауки. Как видно, царица уже начала плодиться.

Тави медленно шел дальше. Каждый улей занимал круглый участок кроча около двух шагов в поперечнике, и видно было, как светящееся под восковой оболочкой вещество стекает внутрь, питая не родившихся младенцев ворда. Тави пересчитал ближайшие ульи и прикинул в уме. Если царица занялась размножением только после недавнего прорыва ворда в эту местность, получалось, что она способна ежедневно наращивать рой сотнями, если не больше. И ее детища выходили на свет куда легче и проще алеранских детей – притом в полном вооружении, готовые к битве.

Во́роны! Неудивительно, что ворд просто стер канимов в порошок. Воображение рисовало Тави завоеванные земли – светящиеся крочем, усеянные изрыгающими многотысячный кошмар ульями. Когда эти… гнезда созреют, свежий ворд пойдет полчищами, заменяя уничтоженных канимским войском. Стоит ему где-то обосноваться, избавиться от этих тварей, считай, невозможно.

Тишина покрытого крочем леса показалась вдруг давящей, тяжелой – слишком тяжелой.

«Какая мать, – подумал Тави, – оставит детенышей без охраны, если у нее есть хоть какой-то выбор?»

Едва эта мысль мелькнула у него в голове, кроч зашевелился, и вокруг Тави бесшумно воздвиглись высокие грозные подобия канимов. На две головы выше Тави, такие же поджарые, как воины-волки, они были вооружены длинными зловещими когтями, а пасти больше напоминали страшные зазубренные клювы.

– Конечно, ты прав, – произнес где-то рядом тихий нечеловеческий голос. Тави не усомнился, что слышит царицу ворда. – Я не оставляю детей без защиты. – (За спинами канимоподобных воинов возникла темная тень с мерцающими зеленоватым светом глазами. Тави почудились и слабые отблески света на острых белых зубах.) – Убейте его.

Глава 34

В былые времена Тави пришел бы в ужас. Он был окружен бесчисленными врагами и отрезан от любой помощи. О, конечно, Макс с Китаи и канимами были всего в сотне ярдов и в нескольких секундах от него, но эти несколько секунд были всем, что оставалось у Тави. Он должен был сам решить свою судьбу.

Тави все еще считал ситуацию ужасающей, но беспомощным он уже не был.

Призвав фурий ветра, он заручился их скоростью, замедлив время. Пока ближайший канимоподобный надвигался на него, Тави обнажил меч и развернулся навстречу, сосредоточившись на стали оружия, на фуриях клинка, благодаря чему лезвие, как воду, разрезало покрытую панцирем лапу врага.

Поднырнув под вторую когтистую лапу, он срубил и ее, после чего призвал фурий земли для мощного пинка по толстому бедру этого чудища. Отброшенное ударом, оно забилось на кроче, прорвав пленку и выпустив наружу светящуюся зеленую кровь.

К тому времени подоспела вторая тварь, ударила когтями по спинной пластине доспехов. Алеранская сталь выдержала, хотя толчок швырнул Тави на несколько шагов вперед, прямо на третью тварь. Резанув ее мечом по бедрам, он ударил ее плечом в живот и тоже сбил наземь. С ходу развернувшись и хлестнув клинком над самой землей, он буквально подсек лодыжки существу за спиной. Враг с визгом повалился, из него хлынула та же буро-зеленая кровь.

Тави убил троих в три счета – даже быстрее, вслух сосчитать не успел бы, – но победа, о какой он и не мечтал два года назад, не сделала его положение менее опасным.

– Стой! – крикнул Тави стоявшей за рядами канимоподобных царице ворда. – Я предлагаю путь полезнее и действеннее.

На него кинулся еще один воин, Тави обрубил ему лапу мечом, выбив дождь ало-голубых искр. Когтистая лапа, вращаясь в воздухе, упала под ноги царице.

– Сколько ты хочешь потерять воинов? – кричал Тави, уходя от нового удара. – Выслушать меня тебе ничего не стоит!

Атака воинов резко замедлилась, и вот подобия канимов застыли на месте.

Снова заговорила царица. Голос был необычным, многослойным, будто исходил из множества разных глоток. Невозможно было усомниться в ее принадлежности к женскому полу, хотя на фоне светящегося зеленого улья виднелись лишь общие очертания и светящиеся той же зеленью глаза.

– Едва ли ты пришел сюда, чтобы нам помочь. Скорее – обмануть.

– Обмануть существо, способное читать мысли? – спросил Тави. Он не спускал глаз с прекратившего атаку ворда. Враг остановился на расстоянии удара. – Это было бы безумием.

Из-за спин воинов выступила темная фигура в плаще с капюшоном. Когда она шагнула к Тави, распахнувшийся плащ открыл жесткую на вид зеленовато-белую кожу. Ростом царица заметно уступала Тави. В темноте под капюшоном горели ее глаза, как две зеленые свечи.

– В самом деле, – пробормотала царица. – Хотя отчаяние иногда толкает не вовлеченный в ворд разум на безрассудства.

Тави почувствовал, что скалит зубы в усмешке.

– Такое мое безрассудство ты легко заметишь. Тебе достаточно подойти ближе.

Царица молчала, сузив глаза в светящиеся щелки, и не шевелилась.

– Как ты незамеченным подобрался так близко, существо?

Тави молчал и улыбался.

Царица перевела взгляд ему за спину, принюхалась.

– Здесь присутствуют также местные высшие хищники. А мне сообщали, что ветвь нарашанов уничтожена.

Тави, напрягая все искусство водяного мага, ощутил… колебания? – не то чтобы страха, но чего-то сродни ему, только намного более упорядоченного – может быть, опасения.

– Сообщили? Кто сообщил? Кто мог что-то скрыть от тебя. И зачем?

Царица, устрашающе неподвижная, уставилась на него.

– Сотрудничество было бы выгодно для нас обоих, – продолжал Тави. – Если ты согласишься меня выслушать, мы можем найти путь к общей цели.

Голос царицы затих до чуть слышного жужжания, словно звенели крылышки саранчи.

– Какой цели?

– Устранить общего врага.

Царица еще минуту смотрела на него. Затем повернулась и пошла к улью. Сопровождавшие ее воины отступили, пропуская Тави.

Царица оглянулась через плечо:

– Иди сюда.

* * *

Она шагнула в улей через широкий проем, неприятно напоминающий отверстие тела. Тави пришла на ум ноздря громадного зверя. Повсюду кишели разнообразные создания ворда – бесшумные тени на светящемся зеленоватом воске. Восковые пауки, замерев, сливались с фоном, и Тави не сомневался, что их тут больше, чем видит глаз.

Когда он приблизился ко входу, ноги его стали ватными.

Еще бы не стать. Войдя, он окажется в смертельной ловушке. Тави не забыл канимов под цитаделью, помнил, как завладевший их телами ворд загонял пленников в гнездо – и вскоре выпускал, уже лишенных чувств, разума и воли. Только дурак пошел бы за царицей ворда без крайней необходимости.

Необходимость была крайней. К тому же, сказал себе Тави, с точки зрения тактики войти в улей – не такое уж негодное решение. На открытой местности ворд мог подступить к нему со всех сторон. А внутри хоть можно будет прижаться спиной к стене.

Конечно, может статься, что стена из кроча примется его медленно переваривать, но стена все же будет.

Тави вошел в улей с мечом в руке. С клинка капала водянистая, гнусная кровь ворда. Над ним был простой гладкий купол. Хотя светящийся кроч немного просвечивал, но исходящий от него свет делал ночь вокруг совсем непроглядно-черной. А внутри все было видно, как при свете заговоренной лампы.

Царица ворда повернулась к нему лицом, и Тави захлебнулся воздухом.

Она была похожа на Китаи.

Та царица, что он видел в прошлый раз, была другой. У этой вместо хитина – почти человеческая, только чуть отливающая зеленью кожа. И волосы светлые, как у Китаи, только пышные, длинные, ниспадающие до бедер. Зеленые, мерцающие собственным светом глаза – фасеточные, как у насекомых, и ногти на ногах темные, блестящие, длинные, как птичьи когти.

Под плащом она была нагой. Нагота била в глаза.

– Алеранец, – произнесла царица, и Тави вздрогнул, услышав знакомое обращение от знакомого лица, но таким чужим голосом. – Ты далеко от дома.

– Случайно, – сказал Тави. – У меня было дело в этих местах.

– Скажи, чем ты можешь помочь ворду.

Тави совсем немного помедлил, приводя мысли в порядок. Неосторожное слово могло стоить ему жизни.

– Я знаю, – заговорил он, – что обычно ворд действует не таким порядком, какому вы следуете на этом материке. Обычно каждая ваша царица время от времени производит других цариц, увековечивая тем самым ваш род.

Царица слушала, не сводя с него глаз.

– Здесь иначе, – продолжал Тави. – Создавшая тебя царица, видимо, лишила тебя способности создавать подчиненных цариц.

– Отчего ты решил, что я не старшая царица? – ровным, невыразительным голосом обратилось к нему это создание.

– Логика подсказала, – ответил Тави. – Ваши действия при атаке на Мараул показывают, что старшая царица рассматривает подчиненных цариц как расходный материал. Зачем бы она стала ставить себя в такую уязвимую позицию, как здесь, если могла послать вместо себя одну из младших? Если бы какая-то из вас могла производить новых цариц, вас здесь была бы дюжина, а не три, как сейчас.

Несколько мучительных мгновений царица ворда молчала. Затем кивнула.

– И еще, – тихо сказал Тави. – Я предполагаю, что ее здесь нет. Что она предоставила покончить с канимами тебе и другим младшим царицам.

– Все это мне известно, – прошипела царица. – Твои слова для меня ничего не значат.

– Зачем? – спросил Тави. – Зачем ваша царица так изменила вас? Разве это не задерживает рост ворда?

Царица сощурила глаза:

– Разумеется. Но… она действует не должным образом. Нерационально. Она впитала слишком много крови вашего племени.

Произнесено это было с полным спокойствием, зато криком кричали все передавшиеся Тави чувства. Молодую царицу переполняла дикая беспримесная ярость, ревность и острая, подпитанная честолюбием ненависть – чувства младенчески откровенные и столь же сильные.

Тави едва сдержался, чтобы не разинуть рот. Царицы ворда каким-то образом обретали человечность. Недоверие, жажда власти – все это можно было обратить против них.

– Думаю, она теперь возвратилась в Алеру или, по крайней мере, направляется туда. А если я скажу, что хотел бы ее устранить?

Царица вопросительно наклонила голову:

– Зачем это тебе?

– Ради выживания, – ответил Тави. – Нам, чтобы выжить, необходимо с ней покончить, а тебе, чтобы мы ее устранили, следует нас отпустить.

– Отпустить вас… – Царица чуть подалась вперед. – Кого?

– Всех моих людей и канимов этих земель, – без запинки ответил Тави. – Всех. Они вернутся со мной в Алеру. Без них нам не справиться с угрозой.

Царица медленно обвела глазами внутреннее пространство улья. Затем ее зеленые глаза уперлись в Тави.

– Тебе это ничего не стоит, – мягко упрашивал ее Тави. – Останови наступление, пока канимы не покинут континент. И они перестанут угрожать всему, что вы здесь построите. Тебе больше не придется с ними сражаться.

Глаза царицы вспыхнули ярче, она сделала шаг к нему. Тави ощутил вскипевшие в ее голове мысли – и все его тело пронизал беспричинный ужас (страх перед кошмарными созданиями, грозящими смертью или тем, что хуже смерти, он полагал вполне обоснованным). Его накрыла волна воспоминаний, они принесли с собой десятки запахов, столь отчетливых, что Тави готов был поверить, будто чувствует их наяву.

– Здесь, рядом, другие, – медленно проговорила царица. – Они пришли с тобой. Но своей истинной цели ты им не назвал.

По спине у Тави пробежал озноб – это существо в самом деле копалось в его мыслях.

– Не назвал, – подтвердил он. – Они бы не приняли моего плана. – Он слабо улыбнулся. – Они не любители торговаться.

– Ты откровенен, – пробормотала царица.

– Что толку пытаться обманывать ту, кто читает мысли? Я многого добился, отыскивая у себя и врагов общие интересы.

– Враг, ставший союзником, побежден так же верно, как убитый, – изрекла царица.

– Вернее того, – сказал Тави.

Царица ответила странной полуулыбкой.

Улей за спиной Тави наполнялся воинами ворда. Медленно, тихо входили неуклюжие в тесном пространстве подобия канимов.

Сердце у Тави ушло в пятки.

– В твоих здравых рассуждениях есть лишь одно слабое место, – сказала царица. – Ты решил, будто, лишив младших цариц способности создавать следующее поколение, им оставили желание править. Одинокий разум не мог помыслить иного.

Из стен хлынули на пол восковые пауки, потекли между Тави и царицей, наползая друг на друга, пока не взгромоздились на высоту ее груди, отгородив ее от него надежнее каменной стены.

– Ваше племя стремится к власти, любит вести за собой других, распространяя свою личность. Вы не знаете, что значит отдавать себя чему-то большему. Вы не представляете, что значит подчинить себя великому общему благу.

Тави еще раз оглядел улей и не увидел выхода. Дверной проем перекрыли воины ворда. Из стен выползали пауки – кажется, и из потолка тоже. Наружу не пробиться. Он знал, чем рискует, если ворд отвергнет его предложение, но по-настоящему не верил, что такое возможно. По всему, что он знал о ворде, царица должна всеми средствами защищать ближний к ней улей и свое потомство.

«А то, что двигало этой царицей, было… очень-очень человеческим. Ее преданность старшей царице… преданность своей матери!» – понял Тави, уловив вспыхнувшее в младшей царице чувство. К нему примешивалось ужасное, всепоглощающее желание, больше всего похожее на телесный голод – потребность расширяться, овладевать, расти. И к этим двум чувствам добавилось презрение – презрение к человечеству, павшему перед объединенной мощью ворда.

Тави понял, что ему не уйти из этого улья, и вдруг почувствовал, как устал.

Ну что ж.

Тогда…

Не в первый раз его презирали. Если Тави чему научился в жизни, так это обращать пренебрежение к своей выгоде.

Он глубоко вздохнул и крепче сжал меч. Потом протянул руку к короткому клинку на правом бедре и медленно извлек его левой рукой. Магия земли даст ему силу проломить стену восковых пауков. При этом его укусят, не один раз. Яд его убьет, но не раньше чем через минуту или две.

За ним имелось еще одно преимущество. В тесноте улья, при единственном и плотно перекрытом выходе, царица очутилась в такой же ловушке, как Тави. Бросить все и бежать она не могла.

Убить ее придется быстро, использовав всю доступную ему магию ветра. Он хорошо помнил молниеносную скорость цариц, но за ним было и третье преимущество, которого она, возможно, не предусмотрела. Он готов принять смертельный удар ради возможности ответить таким же.

Если он не промедлит, этот улей станет ее могилой. После смерти царицы оставшийся без управления ворд выпустит Китаи с Максом и остальными. Если Красс с Первым алеранским не подведут, Варг с канимами тоже спасутся и поддержат Алеру против общего врага.

Он заметил, насколько же проще строить планы, если в них не приходится предусматривать собственного спасения.

– Как видно, не только в моих рассуждениях случаются слабые места, – тихо обратился он к царице. Она прищурилась, и Тави ощутил напор ее разума в своем сознании. Она расширила глаза.

Принцепс Гай Октавиан призвал силы камня, ветра и стали и всем телом бросился вперед в рывке, который – если будет ему удача – должен был убить их обоих.

Глава 35

Если бы не замедлившая время и обострившая восприятие магия ветра, Тави едва ли разобрался бы в происходящем.

Ворд обратился против самого себя.

Ближайший к Тави, раненный им канимоподобный вдруг дернулся и стал крениться вперед – это стоявший сзади впился когтями ему в спину. Забрызгав кровью стены входного тоннеля, раненый вывалился на середину улья и замер у ног Тави, запачкав его сапоги своей кровью. В то же мгновение внутрь ввалились еще две похожие на канимов фигуры, и тогда Тави понял.

Охотники Варга.

Теперь он знал, что́ скрывалось в их бугристых тюках. Молчаливые канимы оделись в хитин ворда, так закрепив на себе черно-зеленые пластины, что сошли за настоящих – хотя бы на короткое время. И вот они здесь, в улье царицы.

– Тавар! – рыкнул старший из трех Охотников.

– Держите ее! – выкрикнул Тави.

И вместе с Охотниками рванулся вперед. Царица ворда испустила пронзительный вопль.

Стена восковых пауков задрожала и обрушилась им навстречу, разбившись волной дергающихся конечностей и влажных от яда клыков. Пауки взлетали на воздух, мчались по земле, разбегались по стенам и потолку, чтобы атаковать сверху. Тави еще успел ужаснуться – сколько же их! – а потом его накрыло.

Он сбил одного летящего ему в лицо паука мечом, наполнив оружие силой и стремительностью послушных фурий. Он в неполную секунду свалил второго, третьего, четвертого – их было столько, что даже в замедлившемся, как во сне, времени Тави не успевал задуматься, примериться, составить план действий. Он успевал только отбиваться, стараясь, чтобы каждое мгновение наносило ущерб врагу.

Воздух наполнился рассеченными телами пауков, брызгами крови, отрубленными суставчатыми конечностями, но ворд уже прорывался даже сквозь сплетенную его мечом стальную сеть. Тави ударило в бок; резкий, громкий лязг подсказал, что броня отразила паучий укус. Еще один паук вцепился в сапог, повис, выбил из равновесия.

Еще три свалились ему на шлем, на плечи, вынудив отчаянно уворачиваться от мелькнувших перед глазами ядовитых жвал.

Что-то со стальным звоном ударило его по плечу – это боевой цеп Охотника прихлопнул паука. Тави удалось извернуться, подставив под удар новых непрошеных захребетников, и еще несколько молниеносных взмахов цепа очистили его броню от пауков.

Два других Охотника встали по правую и левую руку от него с балестами в руках и метали тяжелые болты, что сеяли такое опустошение среди алеранцев в долине. Тави, используя взятый разгон, вращал клинками, убивал – и вдруг очутился лицом к лицу с царицей.

Она двигалась с устрашающей паучьей грацией и так стремительно, что даже магия ветра Тави в сравнении с ней казалась медлительностью. Плащ взметнулся за ней, когда она сделал рывок, но тот был обманным, и подол ее одеяния щелкнул хлыстом, когда царица возвратным движением пробороздила ему когтями бедро.

Уклониться он не успевал, поэтому просто ударил клинком ей в горло.

Ее стремительность обескураживала, а нога у Тави горела огнем. Царица сумела заслониться от удара рукой, отвести острие меча, но невредимой не осталась. Алеранская сталь впилась в бледную жесткую кожу, выбив фонтан алых и небесно-голубых искр. Значит, ее кожа только выглядела человеческой, а состояла из обычного для ворда хитина. Меч, даже усиленный магией земли и металла, неглубоко пробил эту броню. Клинок вошел в живот на два-три пальца, и царица взвыла от ярости и удивления.

Она взвилась под самый потолок – так внезапно, что Тави не удержал клинка в левой руке, – и по-паучьи шмыгнула к выходу.

На полпути ее перехватили две покрасневшие от крови цепи с грузами на концах. Одна обвила ей запястье, другая – бедро, и два рычащих Охотника стянули царицу с потолка.

Тави метнулся к ней, прирезав по пути еще пару пауков. Двое Охотников, натягивая цепи, мешали царице подняться на ноги. Пауки наседали на них со всех сторон, но одетые в хитиновую броню канимы, не замечая их, всю свою громадную силу вкладывали в натяжение цепи.

Тави встретил летящего по воздуху паука левым кулаком и убил наповал. Взмахнув над головой длинным клинком, он перехватил рукоять двумя руками и нанес рубящий удар, неизбежно убивший бы царицу…

Но она снова взвизгнула, отчаянно извернулась, и упавший капюшон открыл ему… перепуганное лицо Китаи.

Опешивший Тави на миг задержал руку, и в этот миг промедления царица, вывернув плечо, вырвала собственную скованную цепью руку из сустава.

Державший ее Охотник от неожиданности откачнулся назад, упал навзничь. Пауки сгрудились, погребли его под собой.

Царица перекатилась, по-крабьи, боком, отползла и перехватила вторую цепь уцелевшей рукой. Изогнувшись всем телом, она вырвала ее конец из хватки Охотника и тут же хлестнула Тави.

Тот невольно шарахнулся, спасаясь от удара, а царица метнулась к выходу из улья.

Вспыхнул свет, загудел перегретый воздух, стены улья стали почти прозрачными, просвеченные белым сиянием катившегося над самой землей огненного шара. В проход внесло клочки и обрывки ворда – брони и тел, а за ними влетел гигант Варг с мечом в руках, в заляпанных жижей черно-красных доспехах. Канимский Учитель войны топнул ногой, утвердился, горой врастая в землю, и высоко занес над головой меч.

– Иди, тварь! – прорычал он. – Пройди, попробуй!

Царица ворда с визгом ринулась на него, превратившись от скорости в расплывчатое пятно.

Тави, вскрикнув, дернулся за ней – и тут же понял, что раненая нога больше не слышит приказов разума.

Цепь в руках царицы хлестнула по Варгу, тот принял ее на клинок. Взвизгнув от злости, царица попыталась выдернуть меч из его хватки, но Варг, всем весом вложившись в рывок, одним движением подтянул царицу на десять футов к себе, под удар второго меча. Он ударил быстро и чисто. Такой удар свалил бы дерево толщиной с мужское бедро.

Царица выпустила цепь и выставила против удара руку. Меч Варга, осыпав улей новыми искрами, разрубил ее броню и плоть почти до кости. Отшатнувшуюся царицу встретил оставшийся без цепи Охотник и вонзил ей под колено метательный болт. Должно быть, в этом месте хитиновая шкура была не так прочна, потому что болт вошел глубоко, а сила удара подбросила ее ногу, так что раненая завалилась, ударившись плечами об пол.

Встречный толчок она использовала, чтобы обратным переворотом вскочить на ноги, да еще успела в движении вырвать из ноги болт и метнуть его в Охотника. Тот пригнулся, но либо точный расчет, либо удача были на ее стороне. Болт вонзился в горло Охотника, и брызги темной канимской крови замутили воздух, а сам он упал и скрылся под грудой пауков.

Яростно взревев, Варг метнул в царицу свое оружие. Оно вращалось в полете. Царица отпрыгнула назад… под двуручный взмах Тави. Меч рубанул ее по затылку, из тела вырвался сноп красно-голубых искр. Верный клинок не замедлил движения, и голова царицы – все в Тави при виде искаженного смертной мукой лица Китаи безмолвно вскричало от запретного для него ужаса – покатилась по полу.

Вмиг изменилось все поведение ворда.

Восковые пауки с тревожным стрекотом рассыпались по улью. Снаружи донесся оглушительный хор нелюдских воплей.

Третий Охотник возник из-за спины Тави, подобрал и перебросил Варгу его меч.

Варг повернулся к павшей царице и четырьмя быстрыми тяжелыми ударами расчленил тело. Оглянувшись на Тави, он встретился со взглядом алеранца.

– Для пущей уверенности, – рыкнул Варг.

Тави насадил на меч прыгнувшего паука, отбросил. Твари уже не накатывали единой волной, но нападать было в их природе, и оставаться в улье дольше необходимого явно не стоило.

– Идем! – крикнул Тави, шагнув к выходу, и двое канимов направились следом.

Снаружи Тави обнаружил земляной вал вокруг выхода – ясно, Макс с Дариасом с помощью фурий земли заготовили укрепления. Оба алеранца ждали их за валом с окровавленными мечами в руках. Клинок Макса был увит пламенем, трупы ворда подступали к гребню маленького бастиона. Между мужчинами стояла Китаи, тоже с залитым кровью мечом, а за ними виднелась черно-синяя броня Анага, чей топор и высокий рост позволяли доставать врага издали.

Залитый жутким зеленым светом мир ворда обратился в хаос. В колдовских сумерках метались невиданные создания, одержимые чистым безумием. Один из канимоподобных грыз и скреб когтями сосну, другой, похожий на жабу, раз за разом прыгал на стену улья, срывался и прыгал снова. Восковые пауки тихо скользили по земле, налетали друг на друга, сцеплялись в клубки, состоявшие, казалось, из одних дергающихся лап.

– Идем, – закричал Тави. – Уходим!

– Алеранец! – прикрикнула на него Китаи. – Нога у тебя!..

Тави тупо вытаращился на нее, не сразу поняв, о чем речь. Потом опустил глаза. Порванная когтями царицы нога кровоточила – не смертельно, но могло стать смертельным, если не перевязать. Привлеченная им магия металла скрыла боль от ранения, показавшуюся Тави одним целым с воем и воплями обезглавленного ворда.

– Вижу, – сказал Максимус. Воткнув меч острием в землю, он сорвал с пояса фляжку и протянул ее Китаи. – Лей мне на руки, пока я ее затяну.

Пока остальные отгоняли ворд, ладони Макса обхватили бедро Тави. Китаи понемногу поливала из фляги на рану, а от рук великана-антилланца расходился огонь. Секунду, еще секунду и еще сколько-то недолгих, но ужасных секунд Тави скрипел зубами и думал, как бы удержать в руках меч, пока Макс наконец не отпустил его ногу.

– Ну вот. Сгодится.

Китаи с хищной улыбкой взглянула на Тави и наградила его коротким, но жарким поцелуем.

– Веди.

Тави прикинул направление и рысцой, какой легионеры покрывали милю за милей, повел отряд к развалинам усадьбы, где остались таурги. Остальные не отставали.

– Что это было? – возмущенно спросил по пути Тави. – Каких во́ронов вы это устроили?

Он услышал ухмылку в голосе Китаи.

– Ты это о чем, алеранец?

– О вашей атаке! – рявкнул Тави. – С переодеванием. Это не в последнюю минуту придумано.

– Нет, конечно, – согласилась Китаи. – Охотники Кании с первых шести месяцев вторжения стали переодеваться в хитиновые доспехи. Мы нашли несколько таких, оставалось только подогнать.

Он послал ей раздраженный взгляд:

– Ты же знаешь, у меня этого и в мыслях не было. Почему не сказали?

Из-за спины Китаи ему широко улыбнулся Макс:

– Так уж пришлось, мой повелитель.

– И как это надо понимать?

– Как оперативную безопасность, – с умным видом изрекла Китаи.

Тави захлопал глазами:

– Что-что?

– Нельзя солгать тому, кто читает твои мысли, алеранец, – напомнила Китаи. – Чтобы не предупредить ее об атаке, мы позаботились, чтобы атаки не ожидал ты.

– Ты… вы… но как же… нельзя же…

– А иначе разве мы отпустили бы тебя одного в улей, ни словом не возразив против дурацкой затеи?

Тави беспомощно таращился на нее так долго, что чуть не убился, запнувшись о корень.

– Не делай такого изумленного лица, алеранец, – сказала Китаи. – Твою стратегию предсказать нетрудно. За тобой немало успешных переговоров с врагами. Ты даже умеешь с ними подружиться. – Она сверкнула зелеными глазами. – Иной раз очень близко.

Тави покачал головой:

– Вы меня использовали.

– Да.

– Вы меня использовали, – сказал Тави.

Она улыбнулась шире прежнего:

– И с каким успехом! Из тебя вышел отменный троянский бычок.

– Конь, – устало поправил Тави. – Троянский конь.

Китаи мотнула головой:

– Какой дурак стал бы рисковать хорошим конем?

Макс с Дариасом дружно заржали.

Канимоподобный воин вырвался из рощицы молодого сосняка в трех шагах от них. Варг перехватил его в прыжке ударом невероятной быстроты и силы, уронив на кроч располовиненное тело.

– Тавар, – проворчал каним, приняв оборонительную стойку и шаря глазами по лесу вокруг, – не время сейчас.

Тави посмотрел на корчившиеся обрубки. Атака была столь внезапной, что у него только теперь заколотилось сердце. Кивнув Варгу, он согласно хмыкнул, бросив все же в сторону Китаи:

– Но мы еще об этом поговорим.

Она безмятежно улыбнулась и молча продолжала путь через разброд и смятение, надежнее кроча охватившие все вокруг.

Глава 36

Амара вернулась на рынок рабов ночью, когда на захваченный город легла тьма. На улицах горели заговоренные светильники, но расставлены они были нечасто. Остались только те, что зажгли прежние обитатели Цереры. Эти могли продержаться еще день-два, не больше. Но пока горели, они оставляли между собой широкие полосы теней, надежно скрывавших Амару.

Зеленоватое свечение кроча в пределах города было довольно ярким, позволяя без труда обходить громоздившиеся в переулках обломки. Дважды мимо пробегали Хранители ворда: волнообразное движение ног, полупрозрачная скорлупа паучьих тел, подсвеченная изнутри комками кроча в брюхе. Раз Амара подсмотрела, как паук выблевал кроч и размазал его под окном дома, где воскообразная субстанция, очевидно, укоренилась и принялась расти.

Пока еще Церера могла сойти за людское поселение, но ворд явно намеревался все изменить.

Амара ускорила шаг.

Она вышла на площадь не с той стороны, которую показала ей Ладья. Бывшая предводительница каларских «кровавых воронов», очевидно, постаралась отвести Бренсису глаза: молодой человек, оказавшийся в одиночестве среди нечеловеческого племени, не мог, конечно, устоять перед телесными ласками и душевным утешением, тем более предложенными давней знакомой, да еще с таким искусством, каким обладала Ладья. И все же ее власть над Бренсисом держалась на шепотках и паутинках. Заметив ее уловки, он смахнул бы эти сети с легкостью, если уже не сделал этого за прошедшие до вечера часы. Возможно, Ладью уже вынудили предать Амару.

А если и нет… осторожность не помешает.

Рынок рабов освещался заговоренными лампами и светящимися наростами кроча, волдырями выступавшего над камнем мостовой и усыпанного Хранителями-пауками. Ворда на площади стало несколько больше, чем днем. Возможно, эти создания вели ночной образ жизни. Или скопились тут по какой-то иной причине.

«Вербовка» продолжалась тем же порядком. Полдюжины одурманенных алеранцев в новых ошейниках лежали на помосте для аукциона. Их укрывали собой рабы и рабыни с сонными взглядами, нашептывали и… не только. Разглядев это в пляшущем свете, Амара вздрогнула и отвела глаза.

Бренсис сидел за столиком рядом и прихлебывал из темной бутыли. Беззаботно отставив бутыль в сторону, он принялся запихивать в себя еду. Ладья сидела на скамеечке рядом – с всклокоченными волосами, одежда в соблазнительном беспорядке. Одну щеку украшал свежий синяк. «Знак внимания от Бренсиса, – задумалась Амара, – или свидетельство того, что ее разоблачили и вынудили к предательству?»

На крыше, с которой она днем вела наблюдение за площадью, Амара высмотрела поблескивающие глаза рыцарей ворда. Совпадение? Или ошейник выжал из Ладьи все, что та знала о появлении и передвижениях Амары?

Амара поморщилась. Теперь уж ничего не поделаешь. Надо продолжать и надеяться на лучшее.

Укрытая многослойной вуалью воздушной магии и слившимся со светящимися сумерками заговоренным плащом, Амара бесшумно прокралась дальше.

Убить могущественного заклинателя фурий – такого, как Калар Бренсис, – и остаться при этом в живых, представлялось в лучшем случае шаткой надеждой. С его врожденным даром водяной магии для этого требовалось внезапное и тяжелое ранение – он почти мгновенно залечил бы любое, кроме повреждения крупной артерии. Действовать надо быстро. Искусство магии ветра даст ему убийственную скорость реакции, а грубая сила фурий земли позволит в буквальном смысле порвать Амару на куски. Хуже того, если она, ударив, промахнется и благоразумно попытается сбежать, он не даст ей и двух шагов сделать. С магией огня это просто.

А опаснее всего магия металла, предупреждающая о близости любого стального оружия. Правда, почувствует он ее лишь за миг до удара, но и того хватит. Чтобы убить Калара Бренсиса Младшего и не отдать взамен своей жизни, Амаре нужно было перерезать ему глотку каменным ножом, зажатым сейчас в руке. Или по рукоять вбить клинок в глаз или в ухо. У нее не было абсолютно никакого права на ошибку.

Между тем Бренсису, чтобы сломать ей шею – довольно руку протянуть, чтобы сжечь до костей – довольно щелкнуть пальцами, чтобы снести голову с плеч – довольно взмаха его отличного меча.

«Не очень-то это справедливо», – подумала она.

С другой стороны, она и не ждала честной игры, когда шла в курсоры.

«Во́роны тебя побери, Гай! Я ведь бросила службу, а ты исхитрился заманить меня обратно».

Бесшумность и невидимость за последние дни стали для нее второй натурой. Она медленными, уверенными и осторожными шагами протекла сквозь ряды охраны у площади. Несколько раз останавливалась, пропускала мимо алеранцев в ошейниках и шла дальше. Чтобы остаться незаметной, терпение и спокойствие в экстремальных обстоятельствах куда важнее любого проворства.

Она потратила минут десять, чтобы из укромного переулка продвинуться до края помоста напротив столика Бренсиса. Еще пять минут ушли, чтобы обогнуть помост и встать у ведущей к аукционной площадке лестницы. Бренсис, наевшись, вернется на помост, чтобы нацепить ошейник на очередную жертву, и тогда Амара вгонит кинжал ему в мозг. Он упадет. Она тут же взовьется в небо, скрывшись от скудного света заговоренных ламп прежде, чем остальные опомнятся. Нет ничего проще.

В таких делах простота – сама по себе смертоносное оружие.

Наконец Бренсис дожевал, оттолкнул тарелку и поднялся.

Амара стиснула рукоять каменного ножа, расслабила мускулы, готовясь к одному немыслимо быстрому удару, в который вложила все надежды на успех.

Бренсис взглянул на Ладью, опустил взгляд и проговорил:

– Как я все это ненавижу!

– Вспомните, – ответила ему Ладья. – Вы им нужны. Незаменимы. У них нет этой силы. У вас – есть.

Амара похолодела.

Бренсис коснулся ошейника на собственной шее:

– Может, и так.

– Не выдавайте слабости, – продолжала Ладья. – Вы знаете, чем это кончается.

Амаре понадобилась доля секунды, чтобы оценить ход Ладьи, в своем роде столь же убийственный, как удар мечом. Ее слова сеяли в рядах врага рознь и раздоры, оставаясь с виду простой заботой. Амара знала множество мужчин и женщин, так же подзуживавших своих супругов искать власти и возвышения в близости с сильными. Во́роны, какая женщина! Амара не поручилась бы, что у нее в таких обстоятельствах хватило бы смелости…

Полдюжины рыцарей ворда разом рванулись в воздух с крыш вокруг площади. Их крылья наполнили вечернюю тишину тяжелым гудением.

– Она… – тупо выговорил Бренсис.

Тяжелое жужжание крыльев затихло – и снова стало громче, еще громче, пока не загудела вся окруженная камнем площадь. Еще мгновение, и на нее спустился с ночного неба целый легион рыцарей ворда. Они все разом, как саранча, облепили здания, клетки, мостовую, покрыв все живым ковром поблескивающего черного хитина. Только по счастливой случайности один из них, спускавшийся Амаре прямо на голову, пролетел в паре дюймов рядом, и только долгая выучка и самообладание позволили Амаре не сорваться в бегство, неизбежно выдав и погубив себя.

Она замерла на месте и выжидала.

Где-то посреди площади ворд издал пронзительный стрекочущий вопль.

Едва он заглох, таким же воплем ответило небо над ними.

На сей раз небо взорвалось грохотом воздушных потоков, и сверху спустились рыцари Воздуха в блестящих серебристых ошейниках. Их строй окружал двоих, которых Амара узнала с первого взгляда.

Царица ворда.

И госпожа Аквитейн.

«Конечно, – с холодной отстраненностью отметила Амара, – рыцарям Воздуха нельзя лететь вместе с вордом. Их воздушные потоки собьют крылатых».

Этому ее обучали, готовя на курсора. Не давать воли чувствам. Будь то всепоглощающий ужас или жестокая ненависть, от которой становится горько во рту, не дай им взять верх. Если готова сломаться, сосредоточься на мелочах, деловито выстраивай цепочку фактов, пока волна ненависти или страха не прокатится через тебя.

Только когда волна улеглась, Амара позволила себе снова взглянуть на тех, кто готовился уничтожить Алеру.

Царица оказалась неожиданно мала ростом – даже ниже самой Амары. Та, неизвестно почему, ждала иного. Хотя, если вспомнить, царица, которую удалось убить в Кальдероне, была не особенно высока и внушительна с виду. Наружностью она напоминала человека, но ничего человеческого в ней не было.

Эта царица была иной.

Прежде всего ее плащ был богаче.

Первая царица была одета словно в выкраденный из несвежей могилы саван. Широкий плащ на плечах у этой был из бархата такой глубокой черноты, что в его складках мерещились переливы цветов. И стояла, держалась она иначе – в ней был заряд, грозивший разразиться молнией. Та, первая царица излучала только холодное, нечеловеческое терпение.

Царица ворда подняла тонкие бледные руки и откинула капюшон, открыв лицо – юное, красивое и ошеломительно знакомое.

Она в точности походила на любовницу принцепса – Китаи.

В изумлении Амара едва не забыла поддерживать вуаль. Кальдеронская царица фигурой напоминала женщину, но ее покрывал блестящий черно-зеленый хитин, как этих рыцарей ворда. А эта почти не отличалась от человека.

Только глаза…

В глазах, в сотнях поблескивающих граней, черное свивалось с золотом и зеленью. Если бы не эти глаза, царица ворда могла бы пройти по любой алеранской улице; никто бы и головы не повернул – если бы не заметил, что под плащом она скрывала абсолютную наготу.

Царица медленно обвела площадь своими нелюдскими глазами, и закованные в ошейники алеранцы, отозвавшись единым вздохом, почти стоном любви или трепета, простерлись перед ней ниц.

Губы царицы скривились в самодовольной усмешке. Она текучим точным движением повела рукой, и госпожа Аквитейн встала с ней рядом.

Бывшая супруга консула на голову возвышалась над царицей. С собранными в тугой узел волосами, одетая в тугой хитин, госпожа Аквитейн выглядела стройнее невысокой фигурки в пышном плаще. Сейчас, вблизи, Амара смогла рассмотреть засевшую у нее на груди тварь. Та походила на воскового паука, только была меньше и одета в темный панцирь. Множество ее ножек обхватили туловище женщины и – Амара едва не ахнула, разглядев, – вонзились когтистыми остриями в плоть. Хуже того, острые жвала длиной с палец Амары тоже ушли в тело над самым сердцем. Тварь вздрагивала, пульсировала в странном ритме – в ритме сердца.

– Повелительница… – Голос супруги консула звучал легко и свободно.

– Оцени достижения самца-захватчика, – тихо приказала царица. В ее голосе слышалось жужжание, столь же нечеловеческое, как глаза. Чудилось, что одними устами говорит множество молодых женщин.

Госпожа Аквитейн снова поклонилась и повернулась к Бренсису. Пока она шла к нему, в тишине при каждом шаге звонко щелкал хитин подошв. Опустившись на колени над распростертым молодым человеком, она легонько коснулась пальцами его волос. Бренсис от ее прикосновения содрогнулся и поднял взгляд, такой же тяжелый и безнадежно влюбленный, как у всех рабов.

– Расскажи, чего ты добился, милый мальчик, – пробормотала госпожа Аквитейн.

Бренсис кивнул:

– Я работал без отдыха, госпожа. Вербовал граждан и рыцарей, отдавая, как вы приказали, предпочтение заклинателям земли. Еще сто двадцать готовы повиноваться вашим приказам.

– Очень хорошая работа, – теплым одобрительным тоном проговорила госпожа Аквитейн.

Бренсис дернулся, пронзенный невольным наслаждением, и закатил глаза. Оправившись, он пробормотал, заикаясь:

– Б-благ-годарю, госпожа.

– Десять дюжин? – спросила царица. – Слишком медленно.

Госпожа Аквитейн кивнула.

– Бренсис, – сказала она, – пора уже рассказать мне, как надевать эти ошейники.

Бренсис закрыл глаза. Тело его снова напряглось, опять содрогнулось, но явно не от блаженства. Он ответил с искаженным лицом, сквозь сцепленные зубы:

– Не. Скажу.

– Бренсис, – упрекнула госпожа Аквитейн, – ты сделаешь себе больно. Расскажи.

Молодой человек стиснул зубы и промолчал. Из ноздри у него вытекла струйка крови.

Долгое мгновение госпожа Аквитейн не шевелилась. Потом выпрямилась и спокойно заключила:

– Хорошо. В другой раз. Пока можешь молчать.

Бренсис захлебнулся воздухом и едва не растекся по земле. Несколько секунд слышались только его облегченные всхлипы.

– К сожалению, – заговорила госпожа Аквитейн, повернувшись к царице, – обычный ошейник, которым я его снабдила, не обладает теми свойствами, которые внес в процесс заковывания он. Я не могу выжать из него этот секрет.

Царица ворда склонила голову к плечу. Из-под капюшона медленно, мягкими волнами стекла волна блестящих черных волос.

– Ты не можешь принудить его надеть такой же ошейник на себя?

Госпожа Аквитейн покачала головой:

– Он уже в ошейнике, повелительница. Эта магия не примет второго. – (Царица склонила голову к другому плечу.) – Другой ошейник на него не подействует, – пояснила госпожа Аквитейн.

Царица медленно прикрыла и открыла глаза. И скользнула взглядом мимо рыдающего Бренсиса.

К Ладье.

– Почему этой было приятно его сопротивление? – спросила царица. – Она скрывала улыбку. Разве это не выражение удовольствия?

– Да. Но улыбка может выражать разные оттенки смыслов, – ответила госпожа Аквитейн. Она тоже смотрела теперь поверх распростертого Бренсиса на лежащую ничком Ладью. – Молодая женщина… Она, возможно, связывает себя с его будущим. Поощряет его к молчанию, чтобы он сохранил больше власти.

Царица ворда обдумала ее ответ и, молча шагнув к Ладье, остановилась над ней:

– Для своей выгоды.

– Верно.

– Личные интересы препятствуют общей цели, – холодно проговорила царица. Затем ее фигура расплылась, и Амара уловила проблеск темного зеленоватого хитина на кончиках бледных пальцев, которыми царица вырвала Ладье половину горла.

У Амары захолонуло сердце от молниеносной жестокости убийства. Она с усилием подавила рвущийся из горла крик и порыв броситься на помощь.

Звук, исторгнутый Ладьей, больше всего походил на влажный сиплый кашель. Рывок перекатил женщину на бок, она слабо забила руками и ногами. Из зияющей раны хлестала кровь.

Царица ворда смотрела на нее не мигая, с легким любопытством на лице.

– Что такое «Маша»? – спросила она.

Госпожа Аквитейн не утратила выражения отстраненного равнодушия. И все же ей пришлось отвести глаза от умирающей, прежде чем ответить:

– Личное имя. Женское. Возможно, ее сестры или ребенка.

– А, – проговорила царица. – А что такое «графиня Амара»? – Она чуть склонила голову, ее неприятные ячеистые глаза светились отблеском факелов и ламп. – Женщина. Необработанная.

Госпожа Аквитейн рывком развернулась к царице:

– Что?

Царица бесстрастно взглянула на нее:

– Ее разум. Предсмертная волна возбуждения.

Госпожа Аквитейн поспешно приблизилась к Ладье, чуть повернула ее к себе и, узнав, округлила глаза.

– Кровавые во́роны! – рявкнула она Бренсису. – Целительную ванну, живо! – Она сомкнула ладони на разорванном горле Ладьи, сощурилась. – Вы… во́роны, эта рана… – Подняв глаза, она прорычала: – Бренсис!

– Что ты делаешь? – с вежливым интересом осведомилась царица.

– Эта женщина – шпионка Гая Секстуса, – выдавила госпожа Аквитейн. – Возможно, у нее есть сведения о… – Она осеклась, вздрогнула…

– Мертва, – хладнокровно заключила царица. И, как бы поставив точку, подняла ко рту оставшийся в когтях кусок кровавой плоти, откусила немного. Капля еще не остывшей крови упала ей на подбородок, от нее в холодную ночь поднялось тонкое облачко пара.

– Что она думала об Амаре? – спросила госпожа Аквитейн.

– Зачем?

– Это важно, – с бессильной досадой пояснила госпожа Аквитейн.

– Чем?

– Та тоже агент Гая. – Госпожа Аквитейн, пошатываясь, выпрямилась. – Они с Ладьей прежде работали вместе и… – Она вдруг сощурилась. – Должно быть, Амара здесь!

К бессильной ярости и брезгливой жалости, переполнявшим Амару, примешалась вспышка ужаса. Она отбросила эти чувства, чтобы вызвать Цирруса. Заручившись скоростью фурии ветра, она отвела руку и метнула каменный нож в госпожу Аквитейн – оружие разорвало воздух щелчком кнута, но в обостренном фурией восприятии Амары оно плыло с ленивой грацией.

Амара целилась точно. Тяжелый каменный нож ударил прямо в середину груди, во вздрагивающую на ней тварь. Нож, выплавленный фуриями из твердого гранита, быстро затупился бы от ежедневного использования, но для единственной задачи – вскрыть плоть одной жертвы – его хватило. Сама тяжесть камня придала его острию смертоносность стального клинка, тем более при скорости, которую Амара вложила в бросок. Нож проткнул создание ворда, как гнилое яблоко, и прошел дальше, в тело, с влажным хрустом взломав кости и сбив женщину с ног.

Амара заскрипела зубами: план сорвался. Но теперь уж ничего не поделаешь. Бренсис умчался за ванной, скрылся из виду, а госпожа Аквитейн… нет, Инвидия, со злостью поправила себя Амара, ведь она больше не алеранская гражданка, – мигом проникла бы сквозь выставленную Амарой вуаль. Поэтому не успела Инвидия всем телом удариться оземь, как Амара уже рванулась в небо, призывая на помощь Цирруса.

Ноги ее уже на семь футов оторвались от земли, когда на голенищах мягких сапожков сомкнулась каменная хватка. Она в отчаянии приказала Циррусу держать крепче, а сама выхватила из-за пояса стальной кинжал и, повинуясь мгновенному безошибочному инстинкту, извернулась, чтобы метнуть его во врага.

Но как ни стремительно двигалась Амара, царица ворда была быстрее.

Отпустив одну ногу Амары, она заслонилась бледной ладонью. Амара еще успела заметить на ней непросохшую кровь Ладьи, когда острие кинжала вонзилось в самую середину этой ладони.

С тем же успехом можно было метнуть нож в землю.

Не утратив неизменной сосредоточенности, царица повернула руку с торчащим в ней кинжалом так, что рукоять выкрутилась из пальцев Амары. Та, продолжая, хотя и медленно, взлетать, лягнула ногой, но хватка ворда была нечеловечески твердой. Нелюдские глаза заблестели ярче, когда царица, перебирая руками, поползла по Амаре вверх. Острие кинжала, сквозь чужую ладонь втыкаясь в кожу, отзывалось колючей болью.

А потом горло ей сжало железным кольцом, и в глазах потемнело.

Амара дико забилась, но впустую. Видимый мир стянулся в темный тоннель. Стены Цереры помчались ей навстречу, и она в последнем усилии призвала Цирруса, чтобы он разбил их обоих о несокрушимый камень.

И все исчезло.

Глава 37

Захлебнувшись попавшей в нос водой, Амара очнулась. Закашлялась, хотела поднести руку к лицу, но не смогла поднять. У нее болели все мышцы и суставы, страшно хотелось есть. Она пошевелила головой и поняла, что лежит в чем-то жидком и теплом.

Глаза распахнулись сами собой – представились спящие тела в светящейся зелени кроча, судорога прошла по всему телу. Руки напряглись, но остались вытянутыми вдоль тела, и ноги будто слиплись одна с другой. Боль обожгла бицепсы и бедра. Амара соскользнула ниже, так, что теплая жидкость залила лицо.

– …Голову из воды пока не… – выкрикнул женский голос.

И звук как отрезало.

Однако ее сгребли за волосы и потянули вверх, из жидкого тепла.

– Я бы мог предупредить, что она вот-вот очнется, – с обидой произнес мужской голос.

Амара выкашляла воду и полежала, переводя дыхание, измученная и полусонная после исцеления водяной магией. Окинув взглядом свое тело, она обнаружила, что руки притянуты к бокам, а ноги связаны в бедрах и щиколотках. Одежда осталась на ней и, конечно, насквозь промокла.

– С возвращением, графиня, – услышала она голос Инвидии. – Мы было испугались за вас.

Амара тряхнула головой, сморгнула воду и подняла взгляд. Лучше сразу показать им, что не боится, а то холодный ночной воздух вытянет тепло из мокрой одежды, она продрогнет, начнет дрожать. Картина ее стойкости тогда выйдет не слишком убедительной.

Инвидия сидела в вынесенном из какого-то здания кресле. Выглядела она ужасно. Темные круги под глазами, кожа желтее шафрана. Создание ворда пропало с ее груди. Дырки от когтей – как маленькие ротики в бледной коже – сочились темной жидкостью, мало похожей на кровь.

– Инвидия, – заговорила Амара. – Наконец-то наружность совпала с содержанием. Предательство, трусость, мелочность…

Инвидия, не поднимаясь с кресла, медленно извлекла руку из воды целительной ванны. И покачала головой, одним этим движением напомнив Амаре, что та лежит связанная у ее ног. Только одно движение, и она снова застыла, а потом обернулась к царице ворда:

– Ну? Она выжила.

– Да, – сказала царица.

Она вошла в поле зрения Амары – бледные лодыжки и узкие ступни с черно-зелеными ногтями на пальцах изящно переступили по булыжнику и остановились над связанной пленницей. Теперь царица стояла за креслом Инвидии.

Та шевельнулась, прижалась спиной к прямой спинке кресла и ослабевшими пальцами обхватила подлокотники.

– Графиня, – сказала она, – как всегда, поспешна в суждениях.

– Может, вы и правы, – ответила Амара. – Не сомневаюсь, у вас есть самая веская причина пресмыкаться перед врагами Алеры, убивать и порабощать ее граждан. Такая, что всякий разумный человек простит и забудет. Не сомневаюсь.

Инвидия прищурилась:

– Похоже, будто у меня был выбор, графиня?

– Я не вижу на вас ошейника, Инвидия, – сказала Амара. Только теперь та заметила, что Амара зовет ее просто по имени, опуская титул. На лице ее мелькнули удивление, гневная обида и – всего на долю мгновения – что-то похожее на раскаяние. – Вот у людей, которых вы сломали и превратили в рабов, выбора не было. Вы лишили их выбора.

Царица ворда слегка коснулась пальцами шеи Инвидии, промяв нежную кожу бывшей сиятельной госпожи кончиками черно-зеленых когтей. Все тело этого странного создания пронизала дрожь, кожа пошла рябью, словно под ней пробуждалось и ворочалось что-то живое. Пальцы царицы чуть сжались, и по бледной коже Инвидии потекли тонкие ручейки крови.

– Когда меня предал твой наставник… – Губы Инвидии сложились в мертвую улыбку. – Когда оставил умирать с ядом гарика в крови. я бежала и нашла себе новую покровительницу. – Она чуть склонила голову в сторону царицы ворда. – Она сделала мне предложение. Жизнь за верность.

– Ты говоришь об этом как о сделке, – пробормотала, полускрыв веками фасеточные глаза, царица. – А это не столько обмен, сколько долговременный порядок вещей. – Она совсем закрыла глаза, снова содрогнулась, и таким нечеловеческим было это ее движение, что Инвидия умолкла.

Царица ворда слабо улыбнулась, тихо вздохнула и приоткрыла мягкие темные губы. Между ними просунулась невероятно длинная паучья нога, следом – другие. Они вырастали, как древесные ветви, только пугающе быстро. Выдвинувшись на добрый фут, они начали шевелиться, заколебались, как морская трава у берега.

Царица шире открыла рот, и из него появилось округлое, как пузырь, тело. Оно на ходу меняло форму и наконец превратилось в подобие существа, которое Амара видела на Инвидии, только чуть меньше.

Царица ворда поднесла руку ко рту и взяла это существо движением матери, принимающей на руки новорожденного. Медленно обойдя кресло Инвидии, она поднесла свое создание к груди алеранки. Растопыренные лапы затрепетали, ощупывая ее туловище, и вдруг потянулись к ней, словно на женщину разом бросилась дюжина змей. Лапы впились в тело, а потом метнулась вперед голова, и длинные жвала погрузились в плоть алеранки.

Инвидия на миг зажмурилась, вздрогнула, но не шевельнулась, не воспротивилась. Создание устроилось поудобнее и вцепилось когтями в кожу, выдавив из ранок еще немного темной жидкости.

Еще мгновение, и женщина зарумянилась, прерывисто вздохнула и поморгала глазами:

– Ах, благодарю!

Царица ворда ответила ей пристальным взглядом и указала глазами на Амару.

– Ну вот, – сказала Инвидия. – На чем мы остановились, графиня?

– На Фиделиасе, – напомнила Амара. Она очень старалась говорить ровно, но не сумела. Холод проник под мокрую одежду, ее пробрала дрожь. И голос тоже задрожал.

– Да. – А вот голос Инвидии с каждым словом набирал силу. – Наш милый Фиделиас. Полагаю, вам неизвестно, где он сейчас?

– Сколько я знаю, он был с вами, – ответила Амара. – Если не умер.

– В самом деле? – усмехнулась Инвидия. – Верится с трудом. Вы как-никак были близки. Он был вашим патрицерусом.

Амара стиснула зубы, чтоб не стучали:

– Он предатель.

– Дважды предатель, – заметила Инвидия. – Мне казалось, у вашей братии есть для таких случаев особое название, но могу и ошибаться. – Она опустила взгляд на тварь у себя на груди и слегка пошевелила плечами. Паучьи лапы дернулись, и женщина поморщилась. – Уф. Он как нельзя лучше выбрал момент для удара. Я скрывалась под чужим именем. Если бы он добился своего, меня похоронили бы как безвестную маркитантку, злополучную жертву войны, и один из опаснейших врагов Гая просто пропал бы без вести. «Сиятельная госпожа исчезла бесследно».

– Это ему, насколько могу судить, удалось, – сказала Амара. – Я не вижу здесь сиятельной госпожи. – Инвидия долго смотрела на нее в мертвенном молчании. Амара оскалила зубы в невеселой улыбке. – Вы, может, и выжили, но сиятельная госпожа Аквитейн не пережила удара.

– От нее уцелело достаточно, чтобы свести счеты, – очень тихо проговорила Инвидия. – На вас хватит с избытком. И на вашего муженька.

Амара почувствовала, что холодеет от страха.

– А, так я и думала, – усмехнулась Инвидия. – Где же наш милый граф Кальдеронский? Не представляю, чтобы он отпустил вас на такое дело одну.

– Он умер, – как можно более ровным тоном произнесла Амара.

– Ложь, – не задумываясь, отрезала Инвидия. – О, вы могли бы обмануть меня во многом, детка. Но о нем вам не солгать. Слишком он близок вашему сердцу. – Она медленно встала, не сводя глаз с твари на своей груди. На сей раз та не шевельнулась от ее движения. – Не стоит наживать себе новых неприятностей, графиня.

– В смысле, сотрудничество с вами облегчит мою участь?

– Именно так.

– Валите к во́ронам. И подружку с собой захватите.

Инвидия улыбнулась шире:

– Где ваш муж, графиня?

Амара смотрела на нее. Тишина, только звякают по мостовой пластинки ее пояса – уж очень сильно бьет дрожь.

– Я же говорила, – шире прежнего улыбнулась Инвидия.

– Некоторые люди верно оценивают свое положение, – произнесла царица, выступив вперед, чтобы лучше видеть Амару. – Другие не желают его принимать. Даже имея шанс выжить, они отвергают свои интересы ради… неосязаемого. В этом нет выгоды, нет смысла, нет причины.

Амара уже испытала однажды прикосновение разума царицы, хотя в прошлый раз не понимала, что происходит. Прикосновение мысли и чувства было тонким и зыбким, как протянутая поперек лесной тропы паутинка.

– Где Бернард? – мягко подсказала Инвидия.

Амара сцепила зубы и сосредоточилась на ощущениях, на сковавшем ее холоде, отгородившись от собственных мыслей и чувств – как если бы пыталась обмануть искусного водяного мага. А потом собрала все свои воспоминания о Бернарде: его спокойное молчание в поле, мягкий юмор рассказов за ужином, гранитная мощь прижимавшего ее к постели тела, его смех, его глаза, как царапалась его бородка, когда он целовал ее в шею, – сотни воспоминаний, все до одного, весь он как есть.

Царица медленно вздохнула:

– Она владеет своим разумом. Он скрывает от меня ответ. – Бледное существо с нечеловеческими глазами отвернулось; Амара больше не чувствовала прикосновения ее мыслей. – Интересно.

– Дайте мне час, – сказала Инвидия. – Ей будет труднее сосредоточиться после часа наедине со мной.

– Мы не можем тратить время на подобные занятия, – ответила царица. Оглянувшись через плечо, она сверкнула на Амару темными глазами. – Идем.

Инвидия встала, но не отвела от Амары превратившихся в щелки глаз.

– Это может стоить ей рассудка вместе со всем содержимым.

Царица не стала задерживаться.

– Вероятность, что ей известно нечто ценное и неизвестное нам, очень невелика. Приемлемый риск.

– Поняла, – сказала Инвидия. И, бросив еще один долгий взгляд на Амару, покачала головой. – Прощайте, графиня. Надеюсь, наша следующая встреча выйдет более дружеской.

Сердце Амары тяжело забилось от страха.

– Что вы хотите сказать?

– Бренсис прекрасно поработал над моими ребрами, легкими и желудком, – сказала Инвидия. – Так что не робейте, графиня, я оставляю вас в умелых руках.

Бренсис стоял над недвижным телом Ладьи, и лицо его не выражало ничего, кроме необъяснимого, безумного пыла. Он очень медленно, рассеянно перевел взгляд на Амару.

– Бренсис, – проговорила Инвидия, пока одетые в ошейники алеранцы собирались вокруг нее для взлета. – В ошейник ее.

Негодующий, панический вопль Амары затерялся в реве десятков воздушных струй, уносивших Инвидию и ее свиту от павшей Цереры.

Глава 38

Исана по пальцам могла пересчитать случаи, когда надевала мужские штаны. Не то чтобы это было так уж непристойно. В доменах так одевались многие женщины, особенно когда собирали лесные травы, работали со скотом или в поле. Просто ей больше нравились платья.

В кожаной одежде для полетов было очень непривычно, зато тепло. Арарис предупреждал ее, что, когда носишь доспехи в холодную погоду, без такой поддевки не обойтись.

Металл сам по себе способен выморозить кожу, а уж если ему помогут капельки пота или слюны… Или слез.

Или крови.

Она, вздрогнув, поправила перевязь, не позволявшую распахнуться плащу со стальной подкладкой. И в который раз проверила оружие, чуть выдвинув гладий из ножен. Такой холод, если не остеречься, может и клинок к ножнам приморозить.

Стоявшая рядом Ария подала голос:

– Вон они там. Наконец-то.

Исана взглянула в темно-серое небо:

– Он надеялся, что погода совсем испортится. Метель разогнала бы зрителей поединка.

– Может быть, – вздохнула Ария.

Исана не поворачивалась к Защитной стене. Они вернулись на ту же площадку, где встречались с вождями ледовиков. Перемешанный ее ветряной магией снег собрался странными кочками, открыв проплешины голой земли.

– Ария, – позвала Исана, – если я… Если день кончится для меня неудачно…

– Ах, – вздохнула Ария. – Вот почему вы выбрали секундантом меня, а не Арариса.

– Думаю, он бы не удержался. Разорвал бы Антиллуса на месте.

– Почему вы думаете, что удержусь я? – невозмутимо осведомилась госпожа Пласида.

Исана, скосив на нее глаза, заметила, что сиятельная госпожа повесила на пояс узкий меч.

– Ох, и вы туда же! – огорчилась она.

Улыбка, которой ответила ей Ария, вышла на удивление хищной.

– Не бойтесь, шкуру его не трону. А вот совесть обдеру до костей.

Исана кивнула:

– Раз иначе никак… мне кажется, это настоящий шанс уговорить его сделать как надо. – Взгляд ее отметил движение на краю рощи. В утренней тени громоздился великанский гаргант – Ходок. Дорога вышел из тени и остановился на виду в ста шагах от них. Опершись на свою палицу, он неторопливо, почтительно поклонился, Исана ответила тем же.

Ария все вздыхала:

– Просто не верится, до чего дошло. Чтобы тот юноша, которого я помню… такое устроил. Но после женитьбы на Доротее Калар Антиллус переменился. Они терпеть друг друга не могли, но отцы сговорились. Предполагалось, что этот брак свяжет северные города с южными. – Она покачала головой. – Они здесь.

Исана медленно обернулась, серьезно взглянула на консула Антиллуса.

По правде сказать, она оказалась не готова к тому, что увидела.

Похоже, весь легион в полном составе, включая вспомогательные службы, высыпал на Стену – смотреть поединок. Вдоль темного тяжелого гребня на милю, если не больше, растеклась живая река. Исана, выходившая еще до рассвета, не слишком присматривалась, что происходит вокруг, да и темно еще было.

Как видно, ее смерть не только будет полезна, но и представит великолепное зрелище.

Почему-то ее это разозлило. Одна дело – отдать жизнь за свою страну, а другое – когда тебя заставляют проделать это под взглядами сотен людей, которые оценивают, судят каждый на свой лад. Здесь, во́роны, не представление разыгрывается!

А если и представление, так не для них.

Антиллус Раукус, пройдя по снегу, остановился прямо перед ней. Рядом с ним стоял сын Арии Гариус – угрюмый, в безупречно начищенной броне. Исане не пришлось гадать, почему Антиллус выбрал его. В обязанности секунданта входило предотвращение любых попыток секунданта второй стороны вмешаться в ход поединка. Гариус сам по себе был грозным заклинателем фурий, а к тому же ее спутница, Ария, не решится нанести удар Антиллусу, если это означает сойтись в поединке с собственным сыном.

Исана поискала для консула оправданий. Возможно, в его выборе не только тактические, но и дипломатические соображения. Ведь Гариус тоже не захочет столкнуться в бою с родной матерью, а значит, его присутствие должно внушать ей уверенность, – больше того, его можно расценить как предложение мира. Антиллус явно не желал этого боя.

Встретив взгляд человека, которому предстояло ее убить, Исана чуть вздернула подбородок. Он отказался от обычной тяжелой легионерской лорики, выбрав плащ, вероятно с такой же подкладкой, как у нее. Тяжелые сапоги на меху – для снега и мороза. На боку вместо длинного меча, с которым Исана видела его прежде, висел гладий.

«И оружие, и доспехи подобрал под стать моим, – подумала Исана. – Так ему легче будет уверить себя, что убил меня честно».

И тут вперед выступил Дорога. Палицу он вскинул на плечо.

– Я – мастер оружия, – заговорил марат, постукивая пальцем по подвешенному к его поясу круглому футляру. – Я читал закон о ваших судебных поединках. Поэтому я пришел сюда, чтобы сообщить вам правила, если даже вы все знаете их лучше меня. – (Антиллус наградил Дорогу таким сердитым взглядом, что Исане пришлось согнать с лица улыбку.) – Консул Антиллус вызван на судебный поединок. Он имеет право выбора оружия. Он избрал сталь и фурий. На деле это означает – все дозволено, как и должно быть в настоящем бою.

Стоявший рядом с консулом молодой человек заметил:

– Не уверен, что мастер оружия уполномочен толковать законы журис макто.

– Гариус! – одернула его Ария. Тон был точно таким, каким Исана в прежние времена советовала Тави придержать язык. Гариус сник.

– Исана – вызывающая, – как ни в чем не бывало продолжал Дорога. – Это означает, что она вправе выбирать время и место поединка. Она выбрала здесь и сейчас. Очевидно, иначе никто из нас не торчал бы здесь, на ветру. – (Антиллус Раукус испустил вздох.) – Консул Антиллус, – обратился к нему Дорога. – Вы как вызванный имеете право выставить вместо себя другого бойца. Полагаю, на случай, если не хотите сами пострадать. – Варвар выдержал вежливый безразличный тон, и все же в него просочилась тень презрения. – Вы желаете выставить заместителя?

Антиллус скрипнул зубами:

– Не желаю.

– Уже что-то, – хмыкнул Дорога и обвел дуэлянтов взглядом. – Теперь мне положено спросить вас, из-за чего вы сражаетесь. Исана?

– Страна в беде, – тихо, не сводя глаз с Антиллуса, ответила Исана. – Первый консул призвал легионы Стены сразиться с вордом. Консул Антиллус не только пренебрег приказом правителя, но и своими действиями попытался сорвать перемирие с ледовиками, которое лишило бы оправдания его пренебрежение волей Первого консула. Чтобы избежать этого поединка, он должен немедленно собрать свои легионы и двинуть их на юг, на защиту страны.

Дорога крякнул. И кивнул Антиллусу:

– Ваша очередь.

– Моя верность в первую очередь принадлежит моим людям, а не Гаю Секстусу и не Короне, – буркнул Антиллус. – Я не желал этого поединка. Но от исполнения своего долга не откажусь. – Он рукой указал на Стену и собравшихся на ней людей. – Ты хочешь знать, за что я сражаюсь? За них.

– Оба вы сражаетесь за них, Антиллус, – с тихой грустью проговорила Ария. – Просто тебе застит глаза упрямство.

Дорога покачал головой:

– Исана, вы готовы отказаться от боя?

– Нет. – Исане кое-как удалось сдержать дрожь в голосе.

– А вы, Антиллус?

– Нет, – сказал Антиллус.

Дорога открыл футляр, извлек бумажный свиток, кивнул и произнес:

– Вы оба уверены?

Оба ответили утвердительно.

Дорога внимательно, шевеля губами, прочел свиток и кивнул.

– Верно. Теперь оба развернитесь и по моему счету отсчитайте десять шагов.

– Сожалею, – сказал Антиллус и повернулся к Исане спиной.

Та развернулась, не ответив. У нее дрожали ноги. Когда Дорога сосчитал до десяти, она снова повернулась к Антиллусу лицом.

Вождь маратов поднял палицу над головой.

– Опустив палицу, – сказал он, – я завершу свою роль в вашей церемонии. После этого – сражайтесь.

Обдуманным, отработанным движением, одновременно изящным и неудержимым, Антиллус Раукус, самый опасный человек в Алере, опустил руку на рукоять меча.

Исана, проглотив слюну, повторила его движение, только у нее оно вышло дерганым, и ослабевшая рука дрожала.

Дорога опустил палицу на окованную льдом землю.

И Антиллус Раукус превратился в вихрь столь стремительный, что глаз не замечал движений рук и ног. К Исане протянулась полоса: черная – кожаной одежды, блестящая – стали, а она еще и наполовину не вынула из ножен своего меча.

«Хочет покончить разом, без мучений», – подумала она. Но Антиллусу оставался до нее один большой шаг, его меч блеснул в рассветных лучах, и она, вскинув руку, кликнула Рилл.

Снег и лед под ногами консула зашевелился, вздыбился длинным горбом – точнее сказать, ледяным скатом. Исана дала волю подгибавшимся ногам, припав к земле, между тем скользкий склон под ногами Антиллуса обратил против него его же немыслимую скорость. Консула пронесло у нее над головой, руки махали, как крылья ветряной мельницы.

Исана до конца вытянула меч и вскочила на ноги, следя глазами за полетом Антиллуса – тот действительно взлетел на воздух, прежде чем рухнуть, воздушный поток полностью оторвал его от земли. Сдержав движение плавным разворотом, он повел левой рукой, и тотчас в футе от ее лица вспыхнул огненный шар.

Исана ответила не раздумывая: сгребла с земли побольше снега и завалила им раскаленный добела огонь фурии. А сама шарахнулась в сторону и вниз от снежной струи, плеснувшей в шар комковатой белой рекой. Заклубившийся пар окутал бы и ее, если бы она не взметнула еще снега, совсем затушив огонь, заново остудив пар и отбросив его вверх и вдаль.

Она не видела Антиллуса, пока тот, в вое ветра прорвавшись сквозь столб снежного пара, не разметал во все стороны колючие крошки изморози.

Она не представляла, как отточили ее движения многочасовые занятия с Арарисом. Ее взлетевший вверх меч не столько отбивал чудовищной силы удары, сколько отклонял их в сторону – силой ей с консулом было не равняться. Столкновение клинков выбило яркие голубые искры, причем меч Антиллуса легко, как кожуру с яблока, срезал с ее клинка длинную стружку металла. И тут же консул проскочил мимо, ушел из поля зрения, в прыжке возвращая себе равновесие.

Долю секунды Исана таращила глаза на покалеченный меч – край среза светился красным, – и она понимала, что это не просто удача. Антиллус нападал вслепую, так же как она не видела его приближения. Удар его вышел неловким – то есть на самую малость отступил от идеального. По чистой случайности она ответила как надо, но никто бы не поручился, что такое удастся во второй раз.

Она с ужасающей ясностью осознала, что невозможно долго отвечать ударом на его удары. Он настрогает ее оружие, как кусок замороженного масла. И едва ли ее доспехи покажут себя крепче меча. Стоит позволить Антиллусу так на нее налетать, он изрежет ее на кусочки – по одному зараз. Его необходимо было приземлить.

Новый взмах рукой, и снег вокруг нее стал свиваться воронкой, вздымая слепящую, обжигающую глаза завесу. Прорываться сквозь такой снежный занавес никому бы не захотелось.

Исана вместо того прибегла к водяной магии, чтобы поддерживать движение снежинок и охладить клинок, а сама стала ждать.

Еще миг, и снежный вихрь пробила тень – перед ней возник Антиллус Раукус с заиндевелой бородой и волосами, в обмерзшем кожаном плаще. И с мечом в руке.

Исана ждала, не опуская снежной завесы.

– Во́роны, Исана, – негромко и устало, без гнева заговорил Раукус. – Место вы выбрали отлично.

– Благодарю, сиятельный, – тихо отозвалась Исана.

Он покачал головой:

– Вы только оттягиваете неизбежное. Вы упорны и быстро соображаете. Но конец все равно один.

– Я все гадаю, – тихо сказала Исана, – почему вы так упрямо отказываетесь мне помочь?

– Я думал, об этом мы наговорились до смерти, – мрачно сказал он и сделал движение к ней.

Исана подняла меч:

– Не уверена, Раукус. Дело во мне? Потому что, если в Гае, думаю, вы обязаны мне хотя бы объяснить.

– Обязан вам! Вам!

Движением пальцев он направил на нее струю пламени.

Она поставила на полпути между ними мерцающий ледяной щит, и пламя сменилось облаком пара.

– Как вы заметили, сиятельный, в моих силах лишь затянуть поединок. Мне это прекрасно известно. Я так немногого прошу ценой своей жизни.

Раукус жестко, с горечью улыбнулся, оставаясь на расстоянии чуть больше многократно показанного ей Арарисом длины выпада.

– Для объяснения хватило бы и Гая. Этот подлый гад не заслуживает верности даже от червей, что будут пировать на его трупе.

– При всем желании, – откровенно ответила Исана, опустив меч в нижнюю защиту, чтобы меньше утомлять руку, – не могу с вами не согласиться.

Антиллус насупил брови. И чуть сдвинулся, подняв свой клинок в верхнюю защиту, держа оружие двумя руками почти на одной линии с телом.

При коротком клинке такая позиция выглядела немного смешной, но все равно требовала от Исаны принять меры против новой угрозы. Она тоже подняла свой меч над головой, но руку немного отставила в сторону, направив клинок поперек линии корпуса.

– Восточный стиль, – со знанием дела оценил консул. – Арарис всегда любил этот налет родисской техники в верхней стойке.

Он сделал шаг вперед, сокращая разрыв, и ударил сверху вниз. Этот удар Исане удалось отвести ценой еще одной длинной стружки с лезвия, но, продвинувшись вперед, она налетела на подставленные плечо и бедро Антиллуса. Удар пришелся ей в солнечное сплетение и отбросил в снег. Отчаянным усилием она успела превратить снег в гладкий лед, по которому проехала несколько шагов, удаляясь от противника.

Раукус быстро переступил следом, но, поскользнувшись на ледяной полосе, вынужден был замедлить шаг. Новым усилием воли Исана собрала снег под себя, так что выросший сугроб поднял ее на ноги. Взяв меч на изготовку, она встала спиной к окружившей их стене из снежных вихрей и взглянула Раукусу в лицо.

Консул плавным движением поднял меч, отдавая честь.

– Я всегда считал, что родисская школа меча недооценивает силовых приемов. – Он стал обходить ледяную полосу, подкрадываясь к ней. – Что вы имеете против Гая?

– Он убил моего мужа! – с невольной горячностью выкрикнула Исана. – Или не помешал убийству. По мне, это одно и то же.

Раукус на миг застыл перед новым шагом:

– Почему же вы перед ним пресмыкаетесь?

– Не пресмыкаюсь, – ответила Исана. – Я здесь ради сына.

Она решила проверить на практике заученный прием: сделала шаг вперед и коротким выпадом резанула по его сжимавшим меч пальцам. Небрежное ответное движение Раукуса едва не выбило меч у нее из рук, но вместо того, чтобы перейти в атаку, консул отступил на шаг и стал ждать.

«Он хочет поговорить. Поддерживай разговор!»

– Ради сына? – повторил Раукус. – Вашего и Септимуса?

– Да, – сказала Исана.

Взгляд консула полыхнул гневом, и руки превратились в расплывчатое пятно. Острие ее меча попросту исчезло – отлетело, кувыркаясь в воздухе, и зашипело, попав на ледяное пятно. Исана даже не ощутила удара, таким он был резким и мощным.

– Он теперь принцепс, – бросил Раукус. – Законный и горделивый.

И она вдруг увидела – как яркий отсвет на снегу.

Ей открылась причина его яростного упрямства.

Исана отступила, избегая нового выпада.

– Дело вовсе не в Гае, – выдохнула она. – Во мне. И в Максимусе.

Антиллус бросил в нее новый огненный шар, но сделал это не целясь. Ей удалось укрыться, взметнув снежную стену.

– Сами не знаете, что говорите! – прорычал он.

– Нет, знаю, – ответила она. – Я было подумала, что вы ненавидите Тави, но он ведь друг вашего сына. Вы с Септимусом дружили и доверяли друг другу. И думаю, не такой вы человек, чтобы даже спустя много лет забыть друга.

– Вы не понимаете, что говорите! – прорычал Раукус. Еще два молниеносных выпада, и каждый на палец укорачивал ее клинок.

Голос у Исаны задрожал от страха, и она, отгораживаясь, выгладила пространство между ними льдом.

– Понимаю. Септимус сделал то же, что сделали вы. Полюбил простую свободную – меня. Но он сделал и то, на что вы не решились. Она взял ее в жены.

– Думаете, это так просто? – резко спросил Раукус. Он коротким движением указал на землю, и…

И сама земля загорелась огнем. Исана ощутила, как мгновенно тают снег и лед, развеиваясь туманом над прогревшейся, как от летнего зноя, землей.

– Во́роны вас побери! – прошипел Раукус, шагнув к ней, чтобы убить.

Она не могла противостоять жару земли, не успевала собрать лед, чтобы вновь ее остудить, – не успевала спастись. Но она могла обратить это тепло в свою пользу. Дотянувшись до туманной дымки, Исана направила влагу вниз, в теплую землю, – почти мгновенно размыв ее в жидкую грязь, в которой выше колен увяз Раукус.

А она вдруг страшно устала. Слишком много сил отдала магии, слишком много вложила в нее скорости и силы вместо умения и тонкости, и это не могло не сказаться.

Консул, взревев, попросту швырнул в нее мечом.

Меч Исаны – сколько от него осталось – взметнулся в простейшей мгновенной защите – в одном из первых приемов, которым обучил ее Арарис, и, по его словам, в одном из шести, которые успел вбить ей в память тела.

Ей просто не хватило скорости.

Ее покалеченный меч скользнул по летящему клинку, а потом был страшный удар в живот, и она растянулась навзничь на снегу.

Сражаясь с туманом в голове, она сумела перевернуться на бок и почувствовала – что-то ужасно не так. Собственно, боли не было. Скорее, дрожь, серебристые мурашки, скользнувшие по хребту и разбежавшиеся по конечностям.

Опустив глаза, она увидела торчащий из живота гладий консула.

Поставленная ею снежная завеса опала. Землю накрыла тишина. Со Стены не донеслось ни звука, ни выкрика, ни единого голоса.

По снегу вокруг растекалось алое пятно.

Подняв голову, она встретила взгляд Раукуса. Он был бледен. Правая рука, метнувшая меч, так и застыла, пальцы еще не разогнулись.

– Я не думаю, что это так просто, – простонала Исана. Говорить было больно. – Я думаю, вы были молоды. Я думаю, вы любили ту свободную, мать Макса. И думаю, ваш отец, мать, или кто там был в вашей жизни, ужаснулись. У Стены шла война – здесь всегда война. Вдруг наследник Антиллуса родится без необходимого для этой войны дара заклинания фурий?

Холод уже пробился сквозь ее плащ. Или затекал в пустеющие жилы. Или просто она истекала кровью. В любом случае у нее оставалось мало времени, чтобы до него достучаться.

– Вы не м-могли знать, как силен будет д-дар Макса. Я думаю, вы отказались от его матери ради брака. Ради с-сильного наследника. Ради союза с Каларом и его рисовых полей.

Консул, разгребая грязь, двинулся к ней.

– Ваш отец погиб на Стене в тот же год. Когда род-дился Красс. С тех пор вас, верно, и дома не бывало. Война. – Она кивнула сама себе. Конечно, ему пришлось уехать. Учился командовать, показывал себя перед войсками. Сколько вложил труда и упорства. – Вы были в поле, когда погиб Септимус. И мать Макса.

– Исана, остановитесь, – сказал Раукус. Он вытаскивал себя из грязи.

Холод проник глубже, но досаждал теперь меньше. Исана опустила голову на локоть и едва не задремала.

– И вы знали, как Доротея мучает Макса. Но ничего не могли сделать. Не могли признать его, поставив выше Красса. Не могли порвать с Доротеей, чтобы жениться на его матери. Вы, наверное, попробовали, а Гай запретил. – Она слабо улыбнулась. – Он ни за что не позволил бы нарушить стародавний закон о наследовании. Калар бы всех во́ронов в Сенате взбаламутил. А вы были молодым. И другом Септимуса. Проще не послушать вас.

– Замолчите, – сказал Раукус.

Исана ответила тихим смешком.

– Неудивительно, что вы его вызвали из-за Валиара Маркуса. Ему он не смел отказать, его признание было в вашем праве. А если бы отказал, вы бы только обрадовались предлогу с ним биться.

Раукус дотянулся до рукояти своего меча.

Исана коснулась его запястья, пожала, сколько хватило сил.

– А потом, отказав вам, он признал сына Септимуса от свободной. Сына, не владевшего ни единой фурией. И это после того, как он, в сущности, подстроил его дружбу с Максимусом. Нанес вам такую обиду…

Она подалась к нему, отчаянно ловя его взгляд. Серое небо быстро чернело.

– Мне жаль, страшно жаль, что так случилось. Что Алера так обошлась с вашей жизнью. Что вы потеряли любимую, что вынуждены были остаться с той, кого ненавидели. Это несправедливо, Раукус. Септимус ни за что бы такого не допустил. Но его больше нет. А вам, чтобы сохранить будущее для сына вашего друга и для своих сыновей, для всей страны, надо забыть обиду. – Она уже ничего перед собой не видела. – Прошу вас, Раукус, – говорила она, понимая, что сил едва хватает на шепот. – Я прошу вас пойти на страшный риск. Но без него никому ничего не останется. Пожалуйста, помогите нам.

Живот вспыхнул огнем. Но она не дернулась. Проще было не шевелиться. Где-то прозвучали шаги.

– Ария! – с мукой в голосе выкрикнул Раукус.

Холод. И темнота.

Глава 39

Шуар умирал.

Возвращаясь к кораблям, Тави видел: дороги последнего свободного народа Кании превратились в бойни. Правда, бо́льшая часть изливавшегося из тоннелей ворда растекалась к северу и западу, чтобы с беззащитного тыла атаковать укрепления, но еще множество рассыпалось по дорогам страны. Здесь им легко было перехватывать тех, кто бежал из охваченной паникой страны. Семьи канимских мастеровых, ремесленников лежали под открытым небом. Некому было позаботиться о телах. Рядом гнили туши животных.

Канимы не так просто давали себя убить. Тела волчьего народа были густо перемешаны с трупами ворда, а местами видно было, что собравшиеся большими отрядами канимы сумели отогнать убийц. Кое-где верховые разъезды, по-видимому, сами атаковали ворд, отгоняя его от дороги и оставляя на косогорах разбитые хитиновые панцири. И все же последние дни стали для шуаранов кошмарным потоком крови и смерти.

Когда непрерывный приток ворда из тоннеля прервался, а оставшихся больше не направляла холодная воля царицы, дороги стали безопаснее. Создания ворда по-прежнему рыскали вокруг, но их стало меньше, и бродили они наугад, без цели – хотя не стали менее смертоносными для тех, кого заставали в малом числе или врасплох. Конечно, стоило второй царице – той, что управляла осадой крепости, – перебраться сюда, от растерянности ворда и следа бы не осталось. Отряд Тави гнал таургов, выжимая из них все возможное. Дважды их атаковали блуждающие клочки ворда, но огненная магия Макса вкупе с балестами Варга и Анага еще на подходе сокрушала и панцири, и волю этих созданий, а вдали от выходов из тоннеля те вовсе исчезли.

Они ехали ночь и остаток дня, останавливаясь только напоить таургов. Примерно за час до заката у небольшого ручья им попались остановившиеся на отдых и водопой две сотни канимов. Все без доспехов, хотя у многих имелись серпы – привычное орудие жнецов, – но с длинными рукоятями. Несколько мастеровых были ранены, некоторые тяжело. Канимы никогда не были шумным народом, но молчание, охватившее эту толпу при виде отряда, давило как груз. Тави всем телом ощущал тяжесть их взглядов.

Он на миг усмехнулся, спросив себя: такими ли непонятными и пугающими кажутся канимам алеранцы, как алеранцам показался при первой встрече Варг с его эскортом.

– Позвольте, я с ними поговорю, – предложил Анаг.

Золотистый каним соскользнул со спины таурга, столь замученного, что тот даже не попытался укусить или боднуть спешившегося всадника. Анаг зашагал к высокому серо-золотистому каниму, сочтя его предводителем беженцев.

Тави подвел к воде своего таурга, а заодно и Максова. Рослый антилланец отдал все силы магии и бою в улье, так что теперь попросту повалился на землю и тут же уснул.

У ручья Тави оказался в одиночестве, не считая присмиревших от усталости и жажды таургов и единственного пережившего бой с вордом Охотника.

– Спасибо вам, – тихо обратился к нему Тави. – Вы со своими нас спасли.

Каним, глянув на него, дернул ушами, выдав и тут же подавив удивление. Затем он по-алерански склонил голову в поклоне.

– Как их звали? – спросил Тави.

– Неф, – проворчал охотник, – и K°.

– А ты?

– Ша.

– Ша, я сожалею об этой потере.

Охотник надолго замер, засмотревшись на струи ручья.

– У вашего народа в обычае петь над павшими, – тихо продолжил Тави. – Я слышал такую песнь. Есть ли, кому отпеть Нефа и K°?

Ша шевельнул лапой в жесте отрицания:

– Родичи давным-давно пропели над ними песню крови. Когда они стали Охотниками. – (Тави недоуменно покачал головой.) – Мы – мертвецы, – пояснил Ша. – Мы живем только для того, чтобы служить господину. И отдаем жизнь, когда она нужна. Став тем, что мы есть, мы теряем жизни: имена, семьи, дома и честь. Остается только служение.

– Но их жертва спасла жизни тысячам других, – сказал Тави. – Неужели обычай вашего племени запрещает оплакивать такую отвагу?

Ша долго вглядывался в его лицо.

За это время Тави обдумал его слова и медленно, понимающе кивнул.

– Они хорошо служили и умерли хорошо и недаром, – сказал он. – Что здесь оплакивать?

На этот раз Ша склонил голову ниже.

– Ты понял. – Его глаза блеснули, обратившись к Тави. – Ты тоже был готов умереть там, Тавар. Мы, Охотники, умеем видеть такое.

– Я не хотел умирать, – сказал Тави, – но понимал, что это может случиться. Да.

– Почему?

Тави заморгал:

– Что почему?

– За что ты готовился умереть? – спросил Ша. Он указал на мастеровых. – Варг тебе не господин. И это не твой народ. Такие не годятся в солдаты, даже если твой план выставить против ворда наших воинов осуществится.

Тави тщательно обдумал ответ:

– Моя цель – защищать тех, кто не может защититься сам.

– Даже если они твои враги?

Тави улыбнулся, показав зубы. Охотник выбрал алеранское слово, а не одно из множества канимских.

– Может, я хочу, чтобы твой народ стал моему гадара. Может, мне хочется сказать вам об этом так, чтобы никто не усомнился в моей искренности.

И вновь Ша удивленно дернул ушами и, склонив голову набок, пристально уставился на Тави:

– Это… я еще не слышал, чтобы кто-то думал, как ты.

– Разум у него странный, – прозвучал над ними рокочущий голос Варга, – но толковый. – Темношерстый Учитель войны подошел бесшумно. Сейчас он проверял ремешки подпруги. – Новости с дороги. Мимо проезжали гонцы.

Тави выпрямился:

– И?..

– Крепость пала, – сказал Варг. – Когда Ларарл отослал часть своих против проникших в тыл, враг ударил по крепости, как еще никогда не бил.

Тави нахмурился:

– Значит, осада последних недель была уловкой?

Варг кивнул:

– Чтобы внушить Ларарлу, как сильна его крепость. Чтобы он отослал тех, кого оставил бы, не будь в этом уверен. Они выжидали, пока он ослабит себя, а потом… – Варг хлопнул лапой о лапу.

Тави покачал головой. Эта военная хитрость стоила ворду неисчислимых потерь, но ворду не было нужды считать тела. Числа решили исход этой войны за много месяцев до первой атаки на Шуар.

– Насколько там плохо? – спросил Тави.

– Ларарл разослал гонцов с предупреждениями и зарылся в землю, чтобы как можно дольше сдерживать ворд. Но гонцы, уезжавшие последними, видели, как ворд вступает в город над обрывом. Воины, сколько их уцелело, пытались замедлить продвижение врага, но над вордом есть царица.

– Она двинется на наше последнее убежище – к Молвару, – кивнул Тави. – И по дороге будет собирать всё новые войска.

Варг согласно повел ушами:

– Надо немедленно возвращаться к флоту. Возможно, он уже захвачен шуаранами.

– Нет, – возразил Тави, – мы направимся в холмы к западу от Молвара.

Столь открытое противоречие Варгу спровоцировало острый взгляд Ша.

– Тавар, – тихо проговорил Варг, – на этой земле ворд не победить. А на кораблях не уместится и десятой доли тех, кто хотел бы бежать. Надо пробиваться к судам и отчаливать, иначе смерть.

Тави с улыбкой смотрел на него.

Варг поднял взгляд от своего седла:

– То есть когда ты обещал Ларарлу вывести его народ?..

– Я тебе когда-нибудь лгал? – спросил Тави.

– Я тебя в плену не держал, – задумчиво протянул Варг. – Ларарл держал. А у вашего племени есть обычай блюсти правду только для того, чтобы однажды все поверили самой главной лжи.

– Если и так, – ответил Тави, – день для нее еще не настал.

Он кивнул на жалкий лагерь мастеровых. Макс, очнувшийся от обморочного сна, стоял вместе с Анагом над одним из тяжелораненых, объясняя, как перенести его в реку для исцеления.

– Мы их отсюда вытащим.

Варг поглядел на Тави, на мастеровых:

– Тавар, иногда ты кажешься мне безумцем.

– Ты останешься со мной?

Тави поклялся бы, что не только взгляд, но и все существо великана-канима выразило обиду.

– Конечно.

Тави снова показал ему зубы:

– Рад, что я не один такой.

* * *

Под утро они добрались до алеранских укреплений.

Вставала луна, почти полная. Переменчивая канийская погода дочиста вымела небо, омыв землю серебристым светом. За несколько дней бешеные усилия нарашанских канимов с помощью легионов и алеранской магии преобразили линию холмов к западу от Молвара. Там, где недавно волнами перекатывались косогоры, объединенные силы воздвигли земляной вал в двадцать футов высотой, вбили перед ним частокол из свежесрубленных сосен и проложили ров глубиной почти в высоту стены. В пятимильном кольце укреплений оставили лишь несколько узких проходов. В них ручейками втекали беженцы с захваченных территорий, и наспех выстроенная огромная крепость уже заполнялась канимами.

Но цепь защитников, даже при участии войск Насауга и легионов, получилась редкой, хотя шуараны, несомненно, выставили все, что у них было. И с каждой минутой прибывали новые воины – отставшие, как предположил Тави, от своих боевых частей, а также случайно сбившиеся с пути отряды, отрезанные от основных сил, но сумевшие пробиться к недалекому порту. Прибывало и раненых, и шуаранские наездники постоянно сновали в город и из города.

Перед валом Макс подвел своего таурга поближе к Тави и заметил, присвистнув:

– Куча работы! Вот чем здесь занимался легион?

Тави кивнул:

– Нам нужна линия обороны. Загрузить на наши суда столько канимов с припасами – долгая работа.

– Суда? – переспросил Макс. – На какие суда?

Тави покачал головой.

Макс устало вздохнул:

– Тави, ты меня утомляешь. Мы знаем, что на весь континент здесь было две царицы. Одну вы с Варгом прикончили, вторая сейчас занята, ведет на нас свое воинство. Никто не влезет тебе в мозги. Говори уж!

– Макс, – из-за спины Тави подала голос Китаи, – чего мы не знаем, так это где находится сейчас мамаша тех двух цариц.

– О… – Макс помолчал немного и досадливо крякнул.

– Дело говоришь. Прикуси язык, кальдеронец.

Дариас двинул вперед своего измученного таурга.

– Принцепс?

– Поезжай вперед, сообщи о нас легионам, – велел ему Тави. – Надо будет, не откладывая, поговорить с Маркусом, Насаугом и Магнусом. Да, и с Демосом!

Дариас отсалютовал и тронулся дальше тяжеловесной рысью.

– Видишь, Максимус? – заметила Китаи. – Он просто помогает. Не скулит, не донимает дурацкими вопросами. Не пора ли и тебе повзрослеть и вести себя как Дариас?

Макс ответил ей сердитым взглядом и отсалютовал Тави:

– Думаю, лучше я пока помогу ему.

Он погнал Жаркое рысью, настиг Дариаса. Тави слышал, как на ходу он мрачно бурчит что-то себе под нос.

– Неласково ты с ним обошлась, – тихо сказал Тави, когда Макс отъехал.

Китаи вздохнула:

– Ты, пока говорил с Дариасом, на него не смотрел. Он от усталости чуть не валится с седла. А теперь, разозлившись, глядишь, не уснет до лагеря – да и доберется скорее.

Тави позволил себе чуть откинуться к ней на грудь – его тоже тяготила усталость.

– Спасибо тебе.

– Я же знаю, как много он для тебя значит, – тихо ответила она. – Да и я его люблю, чала.

Тави пустил своего таурга шагом.

– Ты вертишь им для его же пользы.

– Добиваюсь того, что ему нужно. Да.

Тави оглянулся через плечо, встретил внимательный взгляд зеленых глаз:

– Ты и меня обманывала.

Она и глазом не моргнула:

– Ты мне лгал, алеранец. Обещал, что мы будем вместе. Знал, на что идешь, когда уходил в одиночку. На смерть шел.

– Тут не только в нас с тобой дело. Прежде чем решаться убить царицу, надо было посоветоваться со мной.

– Если бы не скорость и внезапность, нам бы не удалось. А если бы ты знал…

– Ты понимаешь, я о другом.

Она прищурилась:

– С вордом рассуждать не о чем. Их надо убивать.

– Наверняка ты этого не знаешь. Нельзя знать, пока не попробовали.

Она со вздохом покачала головой:

– Алеранец, ты хороший человек. Но кое в чем дурак дураком.

– Не всего можно добиться мечом и огнем.

– А кое-чего иначе не добьешься, – свирепо отрезала она. – Ворд однажды едва не уничтожил мой народ. Сейчас они потрошат труп Кании. Разуй глаза!

– Я смотрю… – От усталости Тави уже казалось, что разговор не стоит усилий. Он стал смотреть вперед. Голова так и клонилась на грудь. – И кажется мне, что я один вижу правду.

Китаи немного помолчала, а потом заговорила гораздо мягче:

– О чем ты говоришь?

– Чала, – тихо сказал он, – посмотри, что сотворил ворд с канимами. Если вся надежда на силу… не думаю, чтобы Алера оказалась сильнее их. Как мне вести людей в бой без надежды на победу? Как просить, чтобы даром отдали жизни? Смотреть, как они уми…

Перед глазами у него поплыл туман, в горле встал ком.

Китаи крепче обхватила его руками, и он вдруг остро ощутил ее любовь, ее веру, ее доверие, окутавшие его крепче объятий.

– Ох, чала… – тихонько сказала она.

Через несколько минут он снова сумел заговорить:

– Что мне делать?

Она коснулась его щеки:

– Я понимаю, ты считаешь, что должен отыскать какой-то хитрый ход. Способ победить ворд, спасти жизни, избежать кровопролития. Но это не тот враг, которого можно замирить. Ворд хочет одного – уничтожать. И тебя уничтожит, если сумеет. Обернет твое желание мира против тебя. – Она ласково повернула его к себе лицом, снова заглянула в глаза. – Если ты вправду желаешь мира, вправду хочешь спасти жизни, ты должен с ним сражаться. Бросить в бой все, что имеешь. Всего себя. Сражаться до последнего вздоха. – Она вздернула подбородок. – И я буду сражаться с тобой рядом.

Она, конечно, была права. Он знал: ворд, покончив с канимами, доберется до Алеры. Численное преимущество за ним громадное, но не безнадежное. Если Алера встанет вся разом…

В том-то и дело. Дома в игре участвовало слишком много игроков. О, конечно, осознав угрозу, алеранцы объединятся – только к тому времени может оказаться слишком поздно. Сколько лет бился дядя Бернард, пытаясь предостеречь страну против ворда! В канимах многие алеранцы видели не более чем животных с оружием в лапах. Соотечественники Тави никогда не поверят, как велика и сложна канимская цивилизация, а значит, ее падение не убедит их в том, что Алере тоже грозит смертельная опасность.

Хуже того, он сам был немалой причиной для розни. Множество граждан не спешили признать его законным наследником Короны. Гай Секстус для того и отправил его сопровождать канимов на родину, чтобы избежать внутренних неурядиц. Во́роны! Он может считать себя счастливчиком, что до отплытия не столкнулся с наемными убийцами.

Гай мудр и могуществен, но он стареет. Такая военная кампания тяжела и для молодых, а старый правитель вообще не мастер в военных делах. Он политик, тонкий игрок, умеющий точно рассчитать момент и силу для удара. Он привык держать все в своих руках.

А на войне так не бывает. Здесь не продумать заранее всех ходов. Всегда что-то опрокинет планы. Задерживаются и пропадают обозы. Солдаты болеют, увязают в болотах, страдают от паразитов и дурной погоды, снаряжение оказывается негодным… миллион мелочей сбивает с продуманного пути. Меж тем враг всеми силами старается вас убить. Такой хаос невозможно держать в руках. Остается лишь смотреть в оба, добиваться, чтобы все действовали в одном направлении, и на пару шагов опережать катастрофу.

Объединившись, Алера могла бы победить. Надежда невелика, но при правильном руководстве они могли бы драться. О, Гай, конечно, готовился к войне, но штудировал он книги и историю полководцев древности да песчаные модели, а это далеко не то, что страшная действительность. Сумеет ли дряхлеющий дед, размышлял Тави, изменить образ мыслей так быстро и решительно, как потребует эта война?

Первым шагом стала бы вера. Вера, что победа возможна. Что он сумеет ее добиться. Потом надо будет внушить эту веру другим. Вот истина, вернее, чем ворона летит на падаль: тот, кто ждет поражения, уже побежден. Чтобы провести державу через такую бурю, Тави должен был верить в деда – более твердой опоры он не знал в своей жизни. А вера и служение Первому консулу требуют от него вложить в бой все, что имеет.

Здесь на милость победителя не сдашься.

– Ладно, – тихо пробормотал Тави и, осмотрев укрепления, кивнул. – Давай туда. Работы много, а времени мало.

Китаи крепко прижалась к нему, и он как свои ощутил ее яростную гордость и волнение.

Тави въезжал в последнюю крепость погибающей страны, чтобы любыми средствами привести грозных союзников в помощь единственному человеку, на кого еще могла надеяться Алера.

Глава 40

Впервые в истории столица Алеры готовилась к бою под пологом кружащих воронов.

Эрен стоял на обращенном к югу балконе цитадели, где вокруг Гая свивался вихрь лихорадочных приготовлений к обороне. Отсюда видны были оборонительные позиции по всему укрепленному кольцу вокруг города.

Столица Алеры строилась как крепость – во всяком случае, изначально. Ее улицы окружали цитадель кольцами, поперечные же, прямые, как колесные спицы, тянулись из сердца города наружу. Каждый уровень возвышался над предыдущим примерно на пятнадцать футов, и механики легионов перестроили тянувшиеся вдоль них каменные дома, превратив задние стены зданий в крепостные стены. Улицы перекрыли, оставив между уровнями по одному проходу – то на одной, то на другой стороне. Теперь дорога к цитадели лежала между глухими стенами, и врагу, захватившему одни ворота, пришлось бы штурмовать новые и новые.

Против врага с обычным оружием город мог бы держаться бесконечно долго.

Против ворда… Что ж, скоро будет видно.

– И Третий риванский тоже на первом валу, – говорил Аквитейн Аттис, кивая вниз, на городские ворота за прочным валом из вспученного боевыми магами камня. – Первый и Третий аквитанские, Второй и Третий пласидские и Коронный легион размещены на севере, за городскими стенами.

– Не могу согласиться, – пробормотал кто-то. Эрен по голосу узнал старшего командира родисских легионов. – Неизвестно, успеем ли мы открыть и закрыть лазы, впуская их в город при появлении ворда.

– Это верный ход, – возразил командир Майлс. – Мобильные отряды могут использовать любую брешь в расположении врага. Они могут нанести больше урона, чем месяцы боев на укрепленных позициях.

Консул Аквитании устремил на родисского командира холодный взгляд.

– Конечно, – смутился тот.

Аквитейн коротко кивнул и продолжал так, словно его не перебивали:

– Прибытие новых подкреплений из Форции, Парсии и Родиса в лучшем случае маловероятны, хотя в долине они могут нанести врагу удары с флангов.

«Что, как бы ни было важно для кампании в целом, нам сейчас не поможет», – отметил Эрен.

Первый консул, откашлявшись, негромко и внятно спросил:

– Как дела с выводом мирных жителей?

– Сейчас уходят последние, принцепс, – сообщил Эрен. – Во всяком случае, из тех, кто согласился уйти. Сенаторы предлагают для охраны порядка свое личное ополчение.

– Кто бы сомневался, – буркнул Гай. – Беженцы с юга?

– Людей, проделавших ради спасения столь дальний путь, сокрушило известие, что спасения нет и в столице. Многие из них – больные, измученные, изголодавшиеся, израненные – не в силах были бежать еще дальше. Мы нашли места на телегах для самых слабых, принцепс, – доложил Эрен. – И дали в дорогу еды, сколько они могли унести на себе.

Гай покивал:

– А запасы продовольствия?

– Хватит, чтобы шестнадцать недель прокормить легионы, не сокращая пайков, – ответил Майлс. – На двадцать четыре, если их урезать уже сейчас.

На это никто не возразил, и Эрен хорошо понимал почему: никто здесь не верил, что у них есть шестнадцать недель, и меньше всех – Первый консул.

Хрипло каркали кружащие над ними вороны.

* * *

В личных покоях Первого консула Эрен застал Гай Карию у шкафчика с напитками.

– Госпожа моя… – удивленно пробормотал он и только потом поклонился. – Прошу меня извинить.

Кария, вторая жена Гая Секстуса, была высока, красива и пятнадцатью годами младше мужа, а искусно применяемая водяная магия делала ее с виду еще моложе. Длинные темно-каштановые волосы ниспадали по сторонам узкого лица с правильными чертами, а синее шелковое платье отличалось непревзойденным покроем и стилем.

– Придется извинить, – ледяным тоном отозвалась она. – Что вы здесь делаете?

– У Первого консула кончилась микстура. От кашля. – Эрену стоило немалого труда не заикаться. Каким бы законным ни был предлог, ему было неловко в чужой спальне наедине с чужой женой. – Он послал меня за новой бутылкой.

– А-а, – протянула Кария. – Как чувствует себя правитель?

– Его врач… озабочен, моя госпожа, – сказал Эрен. – Но разумеется, с делами по обороне державы он вполне справляется.

В ее голосе прозвучали едва заметные нотки резкости:

– А то как же! Долг превыше всего.

Кария шагнула к выходу.

Поспешив к шкафчику для напитков, Эрен обнаружил, что дверца не заперта. Само по себе это ничего не значило, но Эрен знал Гая. Не тот он человек, который забывает запереть замок. Открыв дверцу, он увидел ровный ряд бутылок – за одним исключением. Бутыль с микстурой стояла чуть неровно, и пробка была вставлена небрежно.

Но кто мог тронуть лекарство Первого?..

Эрен в несколько больших шагов пересек комнату, схватил госпожу Карию за запястье и развернул к себе. Она, извиваясь, впилась ногтями в его руку, выронив при этом из пальцев маленький пузырек. Выпустив женщину, Эрен подхватил его.

– Как ты смеешь! – процедила Кария, толчком в грудь отшвырнув Эрена к дальней стене. Он умел падать, не то сломал бы себе что-нибудь на мраморном полу. Да и так усиленный фурией удар вышиб из него дух. – Как ты посмел меня коснуться, маленький наглый слайв! – прорычала Кария. Она подняла ладонь; между пальцами засветился огонь. – Живьем сожгу!

Эрен сознавал, что угроза вполне исполнима, но он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

– Первый консул, – просипел он, – ждет меня с лекарством.

Взгляд Карии метнулся к его груди и снова уперся в глаза. На лице мелькнуло подобие досады, и она потушила огонь, сжав кулак.

– Полагаю, это уже все равно, – с явной злобой бросила она. Потом надменно отвернулась и снова двинулась к двери.

Эрен смотрел на пузырек. Плотно закупорен, внутри на полпальца сероватого порошка. Почти наверняка яд.

– Почему? – прохрипел он. – Почему именно сейчас?

Кария задержалась в дверях и небрежно улыбнулась ему через плечо.

– Привычка, – бархатным голосом пробормотала она.

И ушла.

* * *

– Гелатин, – уверенно заключил Сиреос.

Врач сидел за столом у двери в штаб Гая, перед ним в решетчатой подставке выстроилась дюжина стеклянных пузырьков, в том числе и опустевший теперь пузырек Карии.

– Не понимаю, – удивился Эрен. – Я думал, это лекарство.

– Разница между лекарством и ядом только в количестве и расписании приема, – ответил Сиреос. – В малых дозах гелатин бодрит. И даже входит в состав микстуры. Малые количества организм выдерживает без вреда. А вот большие… – Врач покачал головой.

– Смертельны? – спросил Эрен.

– Не совсем так, – ответил Сиреос. – Во всяком случае, гелатин сам по себе – нет. Принятый в больших дозах гелатин откладывается в мозгу, позвоночнике и костях. И остается там.

Эрен медленно выдохнул, сдерживая подступившую тошноту.

– Накапливается со временем…

– И подрывает способность организма к самовосстановлению, – кивнул Сиреос.

– А потом рано или поздно наступает момент, когда начинают отказывать органы, – с горечью подсказал Эрен.

Сиреос только руками развел.

– Что можно сделать? Помнится, отравителей у нас вешают, – отозвался Сиреос. – Конечно, после назначенного Сенатом суда…

Эрен моргнул:

– Куда девалось «Не навреди»?

– Я люблю жизнь, – жестко ответил ему Сиреос, – но не поклоняюсь ей. Кария когда-то училась у меня в Академии. Она использовала знания во вред человеку и заслужила законную кару. Я сам затянул бы петлю.

– Гаю этим не поможешь, – сказал Эрен.

Сиреос покачал головой:

– Гелатин накапливается годами, незаметно подрывая здоровье. Чтобы заметить, я должен был бы знать, что искать, а его действие, увы, очень сходно с обычным старением.

– Но ведь Гай должен был заметить? – спросил Эрен.

– Потому что не вчера начал стареть и знал, как это происходит? – Врач снова покачал головой. – Гелатин в числе прочего лишил его способности к самонаблюдению. Будь он даже молод, мы в лучшем случае могли бы надеяться, что организм справится с действием яда. А так…

– Привычка, – с горечью вспомнил Эрен. – Как давно это началось?

– Не меньше шести лет, – ответил Сиреос. – Вспоминая то безумное предприятие в Каларе, я искренне удивляюсь, как он еще жив, не то что на ногах держится.

– Не знаю почему, – тихо сказал Гай, – меня утешает мысль, что не для всех старение так же мучительно.

Эрен поднял глаза – Первый консул стоял в дверях. Врач сипло кашлянул и, поморщившись, приложил ладонь к груди.

– Говорите, в моей микстуре?

Сиреос кивнул:

– Простите, Секстус.

Тот принял это известие с полной невозмутимостью.

– Как считаете, сколько она у меня отняла?

– Невозможно сказать точно.

– Никогда не возможно. – Гай повторил чуть жестче: – Сколько, Сиреос?

– Лет пять. Или десять. – Врач пожал плечами.

Гай скривил уголки губ в усмешке:

– Ну, тогда, полагаю, мы квиты.

– Правитель! – вскинулся Эрен.

Гай отмахнулся:

– Я отнял у нее не меньше, причем лучшие годы. Она была ребенком, насильно втянутым в игру, в которой ничего не понимала. Не будем тратить на нее оставшийся мне срок.

– Правитель, это убийство!

– Нет, дон Эрен. Это примечание на полях. Нет времени на арест, следствие, суд… – Гай снял с оружейной стойки и надел на себя перевязь с мечом. – Боюсь, ворд уже здесь.

* * *

Гай с широкого балкона смотрел на подступавший к столице ворд. По его чуть слышному приказу фурии изогнули слои воздуха по краям балкона так, что каждый, глядя вниз, видел увеличенное изображение. Стоило Эрену встать у перил и всмотреться в ту или иную часть города, та будто летела ему навстречу, с кристальной ясностью показывая отстоящую на милю наружную стену.

Это несколько обескураживало, вызывая непривычное головокружение. Должно быть, так чувствовал себя принцепс на борту корабля. Эрен положил себе впредь внимательнее относиться к страданиям Тави.

Если у них еще будет это «впредь».

– А, так я и думал, – сказал Гай. – Смотрите.

Эрен встал рядом с ним и взглянул в ту же сторону – на юг, за окружавшие столицу равнины. Ворд протянулся по гребню дальнего из видимых отсюда хребтов сплошной черной полосой – словно медленно накатывала живая тень. Бо́льшую часть его воинства составляли уже знакомые им четвероногие, но на каждую дюжину таких попадалась одна, похожая на огромную обезьяну. У этих чудищ были кривые ноги и обезьяньи руки, тоже служившие опорой при ходьбе. Их огромные, в два человеческих роста, тела прикрывали толстенные хитиновые пластины.

– Осадный полк, – буркнул Гай. – Их пустят взламывать ворота и стены, а может, и во главе штурмовых частей.

Эрен, всмотревшись, вздрогнул:

– А за ними, смотрите…

Гай помолчал, вглядываясь в то, что заметил Эрен.

За первой волной ворда двигался мощный строй алеранцев.

Конечно, не живых. Магия ветра явственно показала это. Тела были покрыты трупными пятнами, иные обезображены или искалечены так, что живой человек лежал бы недвижим. Захваченные жители доменов – в большинстве это были именно селяне в простой одежде – шли с застывшими лицами, с устремленными в пустоту взглядами.

– Где же рыцари ворда? – пробормотал Эрен.

– Не показываются на глаза. Скорее всего, накапливаются для атаки, – отозвался Гай. – Наверняка в них осталось не так уж много боевого духа.

– Измотались в пути, – согласился Эрен.

– Именно, – кивнул Гай. – Им, чтобы держаться в воздухе, требуется невероятное усилие. Чтобы питать такие мускулы, они должны быть прожорливее гаргантов, а пятна кроча, хоть и распространяются впереди войск, пока не превышают одного акра в ширину. – Первый консул покачал головой. – Пехота может кое-как сражаться и голодной. Но рыцари ворда, думается, больше похожи на конницу. На некормленых конях много не навоюешь. Она должна приберегать их для решающего удара.

– Царица? – спросил Эрен.

Гай кивнул:

– Она – ключ к победе.

Он снова замолчал, глядя, как рой ворда заливает равнину.

– Их так много, – выдохнул Эрен.

В глазах Первого консула вспыхнул на миг дикий, шальной свет.

– Но не здесь!

Он, кивнув, обратился к стоящим наготове трубачам легиона:

– Сигнал к первой атаке.

Сигнальщик поднял трубу. Ее чистый зов разнесся над молчащим городом, и ему ревом отозвались легионы.

В их рядах стояли тысячи граждан, призванных во имя своей страны исполнить оплаченный привилегиями ранга долг. Больше всего среди них было заклинателей земли, и сейчас они спустили на ворд своих фурий.

Земля перед рядами ворда вздулась каменными кочками и пузырями, которые, лопнув, извергли из себя земляных фурий. Гарганты, волки, змеи, громадные псы и не имеющие имени создания – прекрасные и ужасные – выпрыгивали, выползали, вырывались из плодородного слоя земли, чтобы ринуться на первую волну чужаков.

Была в их битве ужасающая красота. Алеранские фурии пали на ворд подобно выплеснувшемуся из берегов морю. Фурии земли не отличались быстротой, но были убийственно сильны и почти неуязвимы, но ворд на подходе к городу плотно сомкнул ряды. Эрен видел, как медведь из темного серого мрамора наносит точные и сокрушительные удары тяжелой лапой. Огромная змея из песчаника стремительно обвивала воющих врагов, давила в своих объятиях и ползла дальше. Четвероногих созданий ворда фурии ломали как игрушки, а от ответных ударов только встряхивались.

Впрочем, огромные обезьяны оказались крепче. На глазах у Эрена одна такая, не дрогнув, выдержала два медвежьих удара, а сама, подставив плечо, оторвала фурию от земли. Гранит пошел трещинами, раскололся, и через несколько мгновений до цитадели дошел треск негодующего камня. Чудище отбросило останки медведя, и они осыпались наземь грудой щебня.

Гай поморщился.

– Вам нехорошо, сударь? – тут же спросил Эрен.

– Просто жаль заклинателя того медведя, – ответил Первый консул. – Такие вещи… без следа не проходят.

Эрен снова обратил взгляд к битве и минуту-другую смотрел, как ворд, повстречавшийся с фуриями земли, просто обтекает, обходит их, не замечая десятков погибших собратьев. Фурии земли помнят о цели лишь постольку, поскольку их принуждают заклинатели, и когда те начали уставать, фурии замедлились, словно растерялись. Повсюду, где с ними сталкивались обезьяноподобные чудища, схватка кончалась одинаково. Эти громадины обладали немыслимой силой, позволявшей вот так управиться с живым камнем.

– Довольно, – сказал Гай. – Сигнал к передышке.

Над городом снова зазвенели трубы, и фурии земли тотчас стали уходить в камень. Эрен взглянул вниз, на заклинателей – те сидели, привалившись спинами к стене, и посыльные легиона разносили им воду, а целители уносили многих граждан, лишившихся чувств от истощения или из-за гибели своих фурий.

Враг потерял тысячи, но остальные как ни в чем не бывало напирали, огибая деревянные постройки и хижины на последних сотнях шагов до городских стен.

– Огня! – приказал Гай.

По новому сигналу разом в сотне мест взметнулось пламя; ветер как бы перевел дыхание и принялся раздувать огонь. Не прошло и минуты, как пожар встал выше деревянных стен и целиком поглотил передовой отряд ворда. За дымом, огнем и жарким маревом невозможно было ничего рассмотреть, но Эрен и так представлял, какая преисподняя бушует вокруг ворда.

Орда внезапно остановилась: десятки тысяч ее воинов в единое мгновение прекратили продвижение вперед. В следующий миг те, кто стоял ближе, немного отступили от пожара.

И стали ждать.

– Мм, – кивнул Гай. – Царица недалеко, раз так легко ими управляет. Посмотрим, пошлет ли она решать эту задачу пленных заклинателей.

Пока он говорил, задние ряды продолжали наступать на передние, растекались в стороны, окружая пожар по внешней границе. Восточный их край очень скоро уперся в берег Гаула – протекавшей у столицы реки. После этого ворд занялся расширением на запад. Безмерная черная сила шаг за шагом окружала город.

Через четверть часа Гай пробормотал:

– Как видно, нет. – Он обернулся к стоявшему рядом рыцарю. – Известите консула Аквитейна о расположении противника.

Рыцарь, отсалютовав, взвился в воздух и направился в северную, дальнюю от орды часть города.

Эрен сглотнул.

– Что мы будем делать, правитель?

– Как обычно, курсор, – хладнокровно ответил Гай. – Ждать.

* * *

Предместья выгорали до конца дня и еще три часа после наступления темноты. Город затянуло дымом, и, как будто этого было мало, от реки накатывал туман. Цитадель словно плавала в облаках – в облаках, зловеще подсвеченных снизу горящими зданиями столицы. Во́роны все кружили над головами, каркали, будто пересмеивались в темноте.

Гай ушел внутрь, где ждал готовый поддержать его иссякающие силы Сиреос. Эрен добился, чтобы принцепс поел и подремал на кушетке, пока в невидимом, призрачном городе внизу не затрубили трубы.

Первый консул проснулся мгновенно – и сидевший рядом Эрен заметил, как свело болью его лицо. Но старик прикрыл глаза, решительно набрал воздуха в грудь и, поднявшись толчком, шагнул на балкон. Эрен тут же вышел за ним.

Послушав немного перекличку труб, Гай понимающе кивнул:

– Пошли на прорыв. Вот тут-то мы выкрутим им руки, курсор. – Он, не оглядываясь, махнул горнисту. – Трубите атаку!

Общий для всех легионов сигнал звоном отозвался в ушах Эрена. Из города трубам ответили сотни горнов.

Гай, вскинув руки, закричал, и налетевший с севера ледяной шквал едва не сбил Эрена с ног. Ветер завыл над городом, унес дым и туман – и раздул догорающие пожары, пробудив в них смертоносную жизнь.

Подойдя ближе к Гаю, Эрен увидел, что ворд наполовину окружил город и теперь рвался вперед единой волной.

Снова встали на бой фурии земли, не замечавшие жара пожаров и раскаленных углей. К этому огню прибавились белые от жара огненные шары, целиком поглощавшие двуногих чудищ, порой вместе с кишевшими рядом ящерицами. Со всех стен взвились в небо рыцари Воздуха, пронеслись над предместьями, своими воздушными струями раздувая огни и обрушивая на врага стены.

Наступление ворда замедлилось – не потому, что он заколебался; просто алеранцы выкашивали его ряды быстрее, чем подступали новые. Эрен с трепетом смотрел на этот кошмар и погибель. Огонь, выпущенный на волю алеранскими гражданами, рвал на части саму землю. Защитники города зачерпывали земляные глыбы, как зачерпывают масло из масленки. Ворд визжал, корчился, погибал – Эрен слышал его вопли даже с балкона.

Но Первый консул шарил глазами по городу.

– Во́роны! – чуть слышно бормотал он. – Во́роны побери этого надутого слайва! Где же он?

– Кто, сударь?

– Аквитейн, – буркнул Гай. – Самое время ему ударить, пока они все сосредоточились перед стенами. У него хватало времени выдвинуться на позиции. Где же он?

Он еще не договорил, когда могучий Гаул вдруг содрогнулся. Большая, блестевшая лунным серебром река выплеснулась из берегов и хлынула на ворд с тыла. Воды ее плавно потекли по равнине, разрезая надвое ряды ворда, тесня одних вперед, других назад.

А потом – Эрен не поверил своим ушам – из опустевшего русла прозвучали трубы, бурей завыли гневные голоса, и пять легионов со всей силы вырвались из оставленного рекой рва. Они ударили во вражескую орду с флангов и с тыла. Их самих с фланга охраняло новое течение реки, и легионеры жестоко теснили ворд.

– Клятые во́роны! – вырвалось у Эрена.

Даже Первый консул взирал на это, недоуменно подняв брови.

– Он, верно, с помощью водяных магов убедил реку протекать над головами своих войск. И магией ветра обновлял воздух в подводном пузыре. А заклинатели земли уплотнили ил под ногами легионеров. – Гай покачал головой. – Впечатляет.

Победно взревели защитники города. Когда стойкость граждан перед стенами начала иссякать, ворд подступил ближе к наружной стене, и легионеры на бастионах взялись за мечи. Враг тотчас стал перестраиваться: его самые западные части разворачивались вовнутрь, чтобы поддержать восточные, которым угрожали легионы Аквитейна, но столица Алеры была велика, и, чтобы прийти на помощь своим, им предстояло преодолеть не одну милю.

За это время Аквитейн Аттис с подчиненными ему легионами искромсал бы ворд в кровавые клочья.

Эрен с воспрянувшей надеждой следил за ходом сражения, в гуще которого мигала и вспыхивала красная звезда на клинке аквитанского консула. При созданном магией Гая увеличении он различал и самого консула в первых рядах легиона среди тяжеловооруженных телохранителей. У него на глазах Аквитейн схватился с парой двуногих чудищ.

По мановению его руки крошечный огненный шар разбился о лицо страшилища, а когда зверь взревел от боли, Аквитейн поднырнул под сокрушительный удар второго, сбил его грузную тушу и, возвращаясь в строй, срубил еще не опомнившегося обожженного. Его люди поддержали командующего свирепым рыком, и все войско, как один огромный жнец по пшеничному полю, двинулось вперед.

И тут нанесла ответный удар царица.

Порабощенные вордом алеранцы разом бросились на войско Аквитейна. Навстречу им взметнулись огонь и земля, сбили первых, кто приблизился. Но за ними шли сотни – испускали пронзительные вопли, воздевали руки, обращая огонь, землю и ветры вспять, на легионы. Люди с воплями погибали в огне, навсегда исчезали под землей, увлеченные вглубь невиданными созданиями. Ветер бросал в лица легионерам густые тучи пыли и пепла, сбивал строй. Прибывало все больше алеранцев, встречный напор фурий удвоился, и еще раз удвоился, потому что каждый захваченный вливал в атаку собственные силы.

– Рыцарей Воздуха им в помощь, – спокойно распорядился Гай. – Все внимание на вражеских заклинателей, действовать только мечами.

В небо взлетел новый гонец, и почти тотчас несколько когорт рыцарей Воздуха устремились из города к полю боя. В считаные секунды они обрушились на захваченных, сражая их одной только сталью. Легионеры Аквитейна, едва напор на них ослабел, ринулись вперед, отчаянно пытаясь пробиться к рыцарям Воздуха, пока тех не поглотила бесчисленная орда.

И тут появились рыцари ворда.

Они словно вынырнули из-под земли на дальнем берегу изменившей свое течение реки – должно быть, пробрались туда после заката. Им до поля боя было не более полумили, и скоро они пчелиным роем налетели на алеранских рыцарей. Те, оказавшись в окружении, поступали единственно возможным образом – призывали своих фурий, чтобы взлететь.

Пока захваченные не принялись осыпать их солью.

Заклинатели ветра завопили от боли – соляные кристаллы дырявили, увечили, развеивали их фурий. Немногим удалось оторваться от земли – но куда больше осталось. Легионы, спешившие прикрыть беззащитных рыцарей, не успевали. Хозяева алеранского неба уже тонули в море бронированных тел и рубящих лап.

И тогда был нанесен последний, смертельный удар.

Десятки тысяч во́ронов вдруг посыпались на улицы, здания и крыши столицы. Несколько птиц свалились на балкон под ноги Эрену. Вороны забились в жестоких судорогах и затихли.

Эрен и стоявшие рядом недоуменно смотрели на них.

– Великие фурии, – выдохнул Эрен. – Это еще что?

Озадаченное лицо Гая вдруг застыло. Чуть округлив глаза, он произнес:

– Нет! Курсор, берегись!

Из птичьих тел вырвались захватчики ворда.

Они не были страшны на вид. Не больше скорпиона и отчасти на него похожи, если не считать разбросанных по всему телу гибких щупалец. Но они были быстры и юрки, как испуганные мыши, и уже полдюжины их шмыгали по балкону, взблескивая зеленоватым хитином.

Эрен развернулся, растоптал одного, прихлопнул второго у себя под коленом. Один из курьеров, занеся ногу над другим, промахнулся и потерял равновесие. Три захватчика метнулись к упавшему, и один из них ворвался в его разинутый в ужасе и отвращении рот.

Гонец вскрикнул и перекатился на спину. Его били судороги, глаза закатывались под лоб. Еще один крик умер, не родившись, а потом глаза обессмыслились и обратились к Первому консулу. Поднявшись на ноги, он рванулся к Гаю.

Эрен бросился между правителем и захваченным гонцом. Ухватив захваченного за рубаху, напрягая все силы в паническом рывке, молодой курсор перебросил обреченного через перила.

Полыхнула вспышка, раздался щелчок, резко запахло озоном. Сморгнув блики в глазах, Эрен увидел скорчившихся на полу мертвецов – захваченных. Первый консул стоял над ними, вытянув правую руку, между расставленными пальцами метались молнии.

– Во́роны, – просто сказал Гай, глядя в опустевшее небо. – Я на них и не смотрел.

В городе раздавались вопли. И минутой позже какой-то дом или сад под цитаделью вспыхнул. В поле за стенами вышли заклинатели в ошейниках. Они наступали на войска Аквитейна, и новое речное русло заколебалось, стало извиваться огромной живой змеей.

В цитадели у них за спиной раздавались страдальческие крики.

– И не смотрел… – тихо выдохнул Гай и повысил голос, твердо приказав: – Освободите балкон!

Ушли все, кроме Эрена. Гай стоял у перил, разглядывая отчаявшиеся легионы Аквитейна. Консул уже осознал свое положение, и его люди отступали с боем, пока ворд не отрезал, не утопил, не раздавил их своей тяжестью.

Гай склонил голову, но сразу поднял взгляд и неторопливо достал из-под куртки два запечатанных конверта. И протянул их Эрену.

Тот заморгал:

– Правитель?

– Первый – моему внуку, – просто сказал Гай. – Второй – Аквитейну. Под столом в моей комнате для размышлений скрыт подземный ход. Он выходит за две мили севернее города на дорогу к Красным холмам. Приказываю взять письма и Сиреоса и уходить.

– Правитель! – сказал Эрен. – Нет. Я не могу. Уходить надо всем. Отступим в Аквитанию или в Риву, лучше подготовим…

– Нет, Эрен, – тихо остановил его Гай.

По цитадели эхом разнесся новый крик.

– Я не доберусь живым до новой крепости, да и сила моя коренится здесь, – сказал Гай. – Здесь я нанесу им больший ущерб.

У Эрена защипало глаза.

– Значит, сигнал к отступлению?

– Если мы отступим, – тихо ответил Гай, – царица ни за что не покажется. Они рассредоточат силы, преследуя нас, и все дороги превратятся в бойни. – Он опустил взгляд на защитников города. – Они мне нужны. Если еще осталась надежда… они мне нужны.

– Мой господин, – выдохнул Эрен. Он не замечал, что плачет, но слезы капали ему на руки.

Гай положил руку ему на плечо:

– Это была честь для меня, юноша. Если увидишь моего внука, скажи ему, пожалуйста… – Старик нахмурился на миг, а потом его губы сложились в грустную усталую улыбку. – Скажи, что я его благословляю.

– Скажу, правитель, – тихо ответил Эрен.

Гай кивнул ему. Потом, развязав шнурок на ножнах гербового кинжала – символа и печати Первого консула, – протянул его Эрену.

– Счастливо тебе, дон Эрен.

– И вам, правитель, – сказал Эрен.

Гай улыбнулся ему. А потом опустил ладонь на рукоять меча и закрыл глаза.

Его кожа менялась. Сперва покрылась смертной бледностью. Потом стала лосниться в лунном свете. Потом приобрела серебристый оттенок и очень скоро заблестела начищенным серебром. Когда Гай взялся за меч, сталь под его пальцами зазвенела.

Эрен не сводил с него глаз. Он не только не видел – не слыхал о такой магии.

Гай бросил на него короткий взгляд и снова улыбнулся. От этого движения стальная кожа лица застонала, как сминавшийся металл, хотя зубы выглядели как прежде и только язык стал неестественно розовым.

– Это ничего, – сказал он Эрену. Голос огрубел и звучал на одной ноте. – Я и так не рассчитывал долго прожить. – Улыбка погасла. – А теперь уходи.

Эрен поклонился Первому консулу. А потом развернулся и, крепко сжимая письма, бросился бежать.

* * *

Через час они с Сиреосом вышли из подземного хода и двинулись к дороге в надежде догнать уходивших беженцев. Еще за час они, призвав на помощь фурий и потому почти не потратив сил, добрались до окраины Красных холмов севернее столицы и здесь позволили себе оглянуться.

Столица горела. Ее роем покрыл ворд, издалека это выглядело блестящим налетом. Легионы Аквитейна, видимо, сумели спастись – хотя их осталось три из пяти, с которыми начинал консул. Они перешли через Гаул, после чего вернули воды в обычное русло и отступали теперь к северу.

Над башней Первого консула вдруг взметнулось лилово-белое пламя. Ничего подобного Эрен никогда не видел. Рыцари ворда слетелись к башне. Рыцари Воздуха – по всей вероятности, вражеские – на завывающих воздушных потоках рванулись туда же. Алая с лазурью звезда разгорелась на вершине башни – это пылал клинок Первого консула.

Эрен расставил ладони, чтобы приблизить к себе картину. Дар заклинателя ветра у него был, мягко говоря, скромным. Такой ясной картины, как мог создать Гай, он создать не сумел. Но и того хватило.

На вершине цитадели он сумел рассмотреть только блеск серебра и пылающий меч, но не сомневался, что видит Гая. Рыцари ворда кружили мошкарой вокруг фонаря, и так густо, что порой заслоняли свет.

С неба в башню ударила молния, но ее тут же отбросило, словно отразив зеркалом. Ворд облепил башню со всех сторон, лез по стенам, цепляясь когтями.

Тогда стоявший на вершине воздел над головой обе руки, и сама земля встряхнулась, как укушенный мухой жеребец. Эрена толчок сшиб с ног и сбил помогавшую глазам магию, но он все смотрел и не мог оторвать глаз.

Земля волновалась, как море, сбрасывала здания, как натыканные в нее зубочистки. В ней открылись щели, огромные зияющие расселины на милю разбежались от цитадели, и в них замерцал внутренний багровый свет. Дрожь прекратилась, на миг все затихло, замерло.

А потом невиданный огонь – камень, раскаленный до того, что потек жидкостью, вырвался из земли колонной толщиной буквально в милю. Магма взметнулась к небу, как фонтан на городской площади, и тысячи, а затем и десятки тысяч крылатых созданий вырвались из ее огненных брызг – орлы расправляли широкие крылья и устремлялись в небо, оставляя за собой огненный след. Поднялась свирепая буря, извержение разгоняло перегретый воздух, и огненные орлы огромными кругами улетали ввысь, откуда едва доносились их могучие крики.

Небо над столицей Алеры горело. Огненные смерчи расходились от города, подхватывая и испепеляя все, с чем соприкасались на земле.

Земля под городом и на мили вокруг начала прогибаться. Падающие стены и здания добавили свои собственные пронзительные вопли к ночной какофонии. Ворд погибал тысячами, сотнями тысяч, его пожирало ненасытное пламя и алчущая земля.

С предсмертным воплем столица Алеры провалилась под землю, как труп в могилу, и бушующий пожар поглотил ее.

Так погиб Гай Секстус, Первый консул Алеры, и его погребальный костер осветил державу на пятьдесят миль вокруг.

* * *

Эрен, оцепенев, смотрел на гибель столицы. Три уцелевших легиона Аквитейна уже приближались к беглецам. Гремели копытами конные передовые разведчики, и один усталый всадник задержался рядом с ними.

– Почтенные, – сказал он. – Боюсь, я должен попросить вас двигаться дальше или освободить дорогу. Здесь пройдет легион.

– Зачем? – тихо спросил его Эрен. – К чему теперь бежать? После такого живых не осталось.

– Да, – глухо ответил всадник. – Но часть этих тварей оставалась вдалеке и не сгорела. Они наступают.

Эрена опять замутило.

– Так что же… Гай… Все было зря?

– Во́роны! Нет, юноша, – ответил разведчик. – От них и одной десятой не осталось, но и нас всего три утомленных легиона в чистом поле. Их еще хватит, чтобы с нами справиться. – Кивнув им, он снова пустил коня коротким галопом.

– Дон Эрен, – устало спросил Сиреос, – что будем делать?

Эрен вздохнул, повесив голову. И заставил себя встать.

– Отступать. Идемте.

Глава 41

Пласида Ария с высоты Красных холмов смотрела на осажденные легионы.

Небо заволокло дымом, таким густым, что не было видно даже вездесущих воронов. Там, где чад ненадолго расходился, с юга прорывался тусклый багрянец неба. Какое бедствие окрасило небеса в такой цвет? Разве что вырвалась на волю одна из Великих фурий? Но на юге было только одно место, где могла восстать Великая фурия, и это…

– Помилуй нас фурии! – выдохнула Ария.

Далеко внизу пытались спастись от кошмара толпы людей.

Простые свободные – мужчины, женщины, дети, что постарше, – брели ровной поступью движимых фуриями людей, огибая попадающиеся телеги и всадников. Но много было и таких, кто либо не умел пользоваться заговоренными дорогами, либо по малолетству или дряхлости не поспевал за перепуганными беглецами. Такие, как могли, пробирались обочинами, а больше через оголившиеся к зиме поля. Недавние дожди развезли землю вокруг в жидкую грязь. Несчастные беженцы ползли по ней, как улитки.

За ними широким заслоном из мышц и стали шли три легиона, плечо к плечу, плотными рядами. Они шагали медленно, но твердо. Строители сплачивали грязь перед ними в твердую опору для ног и отпускали, когда колонна проходила.

За легионами двигался ворд.

На переднем крае погони рваной линией растянулись самые быстроходные его создания, теперь так же увязающие в размокшей земле, как алеранские беженцы. Но чем дальше вглубь, тем больше было единства и порядка. Волкоящеры бежали в ряд, теснясь к громадам воинов ворда или новоявленных гигантов, огромными шагами меривших землю. Над ними гудели сотни черных крыльев – рыцари ворда сталкивались с настоящими рыцарями Воздуха, прикрывавшими отступление легионов.

Три вставших на пути ворда легиона далеко не равнялись числом с преследователями, но над ними отважно развевались алые с черным знамена, и войско в полном порядке ожидало подступающего врага.

– Клятые во́роны! – выдохнул Антиллус Раукус. – Во́роны и кровавые фурии!

– Атакуем? – тихо спросила госпожа Пласида.

Гай Исана, Владетельная госпожа Алеры, втиснула свою лошадь между ней и Раукусом.

– А как же! – твердо, не желая замечать, как неприятно натягивается едва поджившая рана на животе, ответила она. – Я не для того вытерпела все это и тащила сюда легионы со Стены, чтобы теперь стоять в сторонке.

Консул Антиллус улыбнулся ей волчьей улыбкой.

– Как видно, придется парням отработать свое жалованье.

– Взгляните на среднее знамя, – сказала госпожа Пласида. – Узнаете?

– Алеранцы, – ровным голосом отозвалась Исана. Она спиной ощущала твердую поддержку стоявшего за спиной Арариса, а обернувшись, увидела, как он замер в нескольких шагах позади, устремив взгляд ни на что и на все разом. – Алеранцы в беде. – Она обратилась к Антиллусу: – Атакуйте, командир.

Консул ответил коротким кивком. Его лошадь, как видно заразившись волнением всадника, переступала с ноги на ногу.

– Я бы советовал выждать, Владетельная, – сказал он. – Подпустим их еще на милю по дороге, а потом я изрублю эту мерзость в крошево.

Ощутив исходящую от него уверенность, Исана подняла бровь.

– Вы уверены?

– У них тысяч тридцать. У меня три постоянных легиона, три собранных из ветеранов, более тысячи рыцарей и, клянусь во́ронами, все до единого антилланские граждане. В крошево, Владетельная. – И он злорадно уточнил: – В мелкое.

– Вам лучше знать, консул Антиллус, – согласилась Исана.

Он расхохотался, запрокинув голову:

– Ха! Так-то лучше! – Разворачивая коня, консул добавил: – Кое-что надо подготовить. Прошу меня извинить. – Отдав честь Исане, он совсем было собрался отъехать, но задержался, оглянулся на нее.

– Сиятельный? – спросила она.

– Бой есть бой. Всякое случается. – Он запустил руку за пазуху, достал конверт. Тот побурел от пятен влаги, стал хрупким от старости. Протягивая конверт Исане, Антиллус пояснил: – На случай, если потом вручить не смогу. – Консул кивнул обеим. – Сударыни.

Взяв конверт, Исана проводила взглядом Раукуса, ехавшего к старшим центурионам и трибунам своих легионов.

– Что там? – спросила Ария.

Исана покачала головой:

– Думаю, там… – Она торопливо распечатала письмо – и сразу узнала четкий и плавный почерк Септимуса.

Раукус,

потроха мои зажили, и я готов отчалить из этой глухомани. Думается, и местные доминусы будут счастливы распрощаться с Коронным легионом. Слишком много молодых красавчиков, перед которыми не устоять юным селяночкам – и, к слову, я все не соберусь тебе рассказать, какой сюрприз приготовил отцу. Он им, пожалуй, подавится, но мать вправит ему мозги. Не сразу, дружище, но ты мне понадобишься, чтобы прикрыть с фланга в одном важном деле.

Только что вернулись из Родиса Мурестус и Сестааг. Я посылал их по золотому следу тех головорезов, о которых раньше рассказывал. Двор их добычей не убедишь, но, думаю, когда освобожусь здесь, я мог бы сам навестить Родиуса и Калара с компанией добрых друзей. Не хочешь принять участие? Аттису я уже написал – он готов.

Инвидия мое письмо получила. Мой отказ от отцовского предложения ее взбесил, хоть она и прячет злость между строк. Ты ее знаешь – сплошная любезность, холоднее рыбьего брюха, даже когда собирается избить кого-то до полусмерти. И отец разгневан моим отказом, но это не новость. Хотя, скажу тебе правду, я никогда ее как следует не понимал. О, роскошная женщина, умная, сильная, само изящество, – именно то, что мне требуется, по мнению отца. Но Инвидия ценит людей не дороже вороньего пера, кроме тех, в ком видит выгоду для себя. Соответственно, в столице она окажется вполне на месте, но в то же время я не совсем уверен, все ли в порядке у нее с головой.

Люби меня – и жалей – всегда.

* * *
P. S. Хорошо, что можно тебе писать. Все меньше остается людей, с которыми я могу говорить начистоту. Если бы не вы с Аттисом, я бы свихнулся после Семи холмов.

Вот тебе правда.

В ближайшие месяцы я намерен усыплять студентов лекциями по истории.

Мы еще соберемся втроем – веселой шайкой из фехтовального зала, только уже без Олдрика. Тогда во всем разберемся.

Согласен, снежный ворон?

Сеп

Как там снежный вороненок? Еще ничего не подпалил? Когда я его увижу? И его мать?

Исана сквозь слезы смотрела на листок.

Септимус. Она в каждом слове слышала его голос.

Она потянула носом – пока совсем не рассопливилась – и нашла глазами дату. В конверте виднелось и второе письмо. Она вскрыла и тоже прочла.

Это писал не Септимус. Угловатый почерк с резким наклоном вправо, и лист местами порван, словно писавший слишком нажимал на перо, так что не выдержала тонкая бумага.

Раукус. Пока я добрался до Кальдерона, все уже не один час как кончилось. Но я был там, когда его нашли. Знаю, что официальная версия до тебя уже дошла, но это просто дымовая завеса.

Септимус погиб, когда его окружали пять лучших клинков державы. И там были не одни мараты. Там замешалась огненная и земляная магия, я своими глазами видел.

Септимус был единственным наследником, а его отец – по высокомерию или неспособности – допустил его убийство, хотя Септимус просил его о помощи, просил надавить на Сенат, чтобы предприняли прямые действия против властолюбивых ублюдков, которые его в конце концов достали. Первый консул пальцем о палец не ударил, и теперь держава обречена на самоубийственный раскол. Он не заслуживает моей верности, Раукус. И твоей.

Знаю, ты, тугодумный северянин, мне не поверишь. А если бы и поверил, ни за что не пойдешь той дорогой, что выбрал я.

Если Дом Гаев не способен защитить собственное дитя – да такое, каким был Септимус! – чего ждать от него народу?

Я не прошу тебя помочь, старый друг.

Просто не вставай у меня на пути.

До свидания.

Аттис

– Госпожа Исана, – тихо позвал Арарис.

Исана моргнула и подняла глаза от письма.

За ними готовились к битве антилланские легионы, люди метались туда-сюда с хладнокровной поспешностью опытных бойцов. На поле внизу ворд уже столкнулся с выжившими легионами. Исана видела, как Первый аквитанский, сплотив знамена вокруг консула Аквитейна Аттиса, буквально ринулся в пасть преследующего его ворда и остановил намертво – не более чем в сотне шагов от последних беженцев.

– Аттис Аквитейн никогда не был ему врагом, – безжизненным голосом проговорила Исана. – Родиус. Калар.

– Исана? – спросила Ария.

Та молча передала ей письма:

– Неделя. Писано за неделю до нашего брака. Он был тогда немногим старше, чем теперь Тави.

Ария стала читать. Исана дождалась, пока она снова поднимет взгляд.

– Родиус и Калар, – повторила Ария. – Калара Гай убил сам. А Родиуса подставил под первый удар ворда.

– Месть, – тихо сказала Исана. – Старик ждал больше двух десятилетий и все же дождался. – Она покачала головой. – А Инвидия Аквитейн метила выйти за Септимуса. Этого я не знала. Он никогда не говорил. – Исана слабо улыбнулась. – А он дал ей от ворот поворот. Ради простой девчонки из глухомани.

– Она участвовала, – прошептала Ария, – в заговоре убийц. В письме Септимуса так и сказано. Между строк.

– Граждане, патриции… – вздохнула Исана. – Оскорбленная гордость, жажда власти, месть. Как это… мелко.

Ария с бледной улыбкой кивнула на окруженного людским вихрем Раукуса.

– По-моему, ты вдоволь успела убедиться, что граждане и патриции бывают дураками не хуже прочих. А то и почище.

Исана показала ей на письмо:

– Почитать эти письма – в каждом штрихе и росчерке просвечивает. Аттис ненавидел Гая. Ненавидел продажность и властолюбие своих собратьев.

– И стал тем, кого ненавидел, – тихо закончила Ария. – Думаю, не он первый.

Среди построения Первого аквитанского легиона загорелся огонь – свет пылающего клинка был виден даже издалека, даже при свете дня. Легион в ответ взревел, голоса звучали шумом разбивающегося о берег прибоя. Легион врезался в толщу ворда – убивал, крушил, великанов пронзал огненными копьями, двуногих чудищ осыпал огненными шарами, и те с пылающими головами валились с ног, сбивая собою других.

Конная ала, вырвавшись из соседних с Первым аквитанским легионов, проникла в брешь, добивая и топча приведенные в беспорядок полчища ворда, меж тем как легион под прикрытием кавалерии перестроился и отступил. Пехотинцы, отойдя не более трех сотен шагов от прежней позиции, восстановили порядок и пропустили к себе в тыл отступившую в свой черед конницу.

И снова легион столкнулся с вордом, двигавшимся теперь гуще и согласованнее. С флангов Первый аквитанский легион поддерживали соседи – Второй пласидский, если Исана не ошиблась, и, судя по знаменам, Коронный легион. И ворд снова попятился. И снова атака кавалерии прикрыла перестроение пехоты. Легионеры отбили триста шагов, но на земле, под ногами нечеловеческих врагов, оставалось все больше застывших безмолвных тел в доспехах.

Маневр повторялся еще несколько раз, однако Исана видела, что с каждым разом ворд становится плотнее, а легионы, прежде чем развернуться для новой стычки, отбивают все меньше земли.

– Что же медлит Антиллус? – Не выдержав, она обернулась к терпеливо ожидавшему за плечом Арарису. – Еще немного, и те легионы погибнут.

– Нет, – покачал головой Арарис. – Аквитейн добился от них, чего хотел. – Арарис указал на сплотившуюся толпу ворда. – Он заставил их сосредоточиться перед последним ударом.

– Во́роны побери, если он не прав. – Антиллус Раукус подъехал ближе и окинул взглядом поле сражения. – Их летуны нас заметили. И он сбил этих клятых тараканов в кучу, чтоб мне… – Он ударил себя кулаком по ладони – удар в тишине на высотах вышел на удивление звонким. – Недурно проделано, – словно через силу признал Раукус, – для новичка в сражениях.

– Сколько еще? – спросил Арарис.

Раукус поджал губы:

– Пять минут. При следующем отступлении, едва они станут напирать, ударим мы. – Он обернулся к стоявшим невдалеке командирам, крикнул им: – Пятиминутная готовность!

Приказ разошелся по рядам с быстротой и точностью, говорившей о долгом опыте и дисциплине. Антиллус кивнул сам себе. Исана, стоявшая сейчас достаточно близко, ощутила исходившие от него уверенность и удовлетворение. Откашлявшись, консул обратился к ней:

– Владетельная госпожа?

– Да?

– Минуту разговора наедине?

Исана вздернула брови, однако кивнула.

– Госпожа Пласида, Арарис, пожалуйста, оставьте нас на минуту.

Оба послушно отошли к стоявшим поодаль лошадям. Это нельзя было назвать уединением, но большего негде было взять среди готовящегося к выдвижению войска.

– Вы так и не спросили, – без предисловий начал Раукус. – Так и не спросили, почему я приказал двинуть свои легионы на юг. Почему ради вашего слова рискнул безопасностью своих людей. Вы, едва поднявшись с постели, потребовали коня и для себя.

– Вежливо, – напомнила Исана. – Вежливо потребовала. Я точно помню, что сказала «пожалуйста!».

Раукус блеснул зубами, рассмеялся:

– Во́роны и фурии! Видно, Септимус и впрямь знал, что делает.

Исана ответила на его улыбку:

– Я решила, что вы скажете сами, когда будете к тому готовы.

– И вы ни разу не спросили, почему я… был так настроен против вас.

– И тут я рассудила так же.

Он указал на письма, которые она еще держала в руке:

– Вы их прочли?

– Конечно.

– Вы могли оказаться одной из них, – просто сказал он. – В числе тех подлых слайвов, его убийц. Понести от него ребенка, убить его, а ребенка, когда подрастет, посадить на трон.

Исана медленно выдохнула:

– Вы и теперь так думаете?

Раукус покачал головой:

– Я последовал за вами из-за того, что́ вы показали мне тогда, в поле под Стеной.

– Что же это?

Консул пристально взглянул на нее и перевел взгляд на продолжающуюся внизу жестокую битву:

– Всякий, у кого в голове не пусто, ищет в вожде три качества: волю, разум и сердце. – Взгляд его устремился вдаль. – Два первых у Гая имелись. Этот старый кот мог внушать страх. У меня… – Аттикус пальцем ткнул себе в грудь, – есть первое и третье. Но этого мало. Гай был вполне равнодушен к людям. Он добился, чтобы его боялись и уважали, а любовь ему была ни к чему. Я, как умел, заботился о людях. Но позволил страху за них застить мне глаза на все вокруг.

– Я все еще не понимаю, – мягко поторопила его Исана.

– У Септимуса были все три, госпожа, – сказал Раукус. – Вы показали волю, когда остановили мой удар по ледовикам и когда бросили мне вызов и не отступились. Хотя прекрасно знали, чем это кончится. Вы показали, что у вас есть сердце, когда сражались со мной так, как сражались, – насмерть, не дрогнув. И когда истекали кровью… – Он мотнул головой, словно отгоняя воспоминание, но заставил себя договорить. – Истекали кровью с моим мечом в животе. А думали обо мне. Я чувствовал. Вы не притворялись, госпожа. Вы пошли на смерть, чтобы открыть мне, дураку, глаза. Не интригами, не дергая куклу за ниточки. Вы говорили то, что думали.

– Да, – просто ответила Исана.

– Это два, – продолжал Раукус. – А когда я понял, что вы нарочно все так устроили, чтобы ледовики увидели – и, во́роны побери, почувствовали, что происходит, – я убедился, как вы умны. Закат в одиночку явился в мои покои после того, как мы затянули вам рану, и рукой и словом поручился, что его народ не нарушит перемирия, пока мы не вернемся с войны против ворда. – Раукус покачал головой – впервые в его голос закралось что-то похожее на удивление. – И он не кривил душой. Это еще не конец. Может, до конца я не доживу, но…

– Начало положено, – сказала Исана.

– Начало положено, госпожа, – повторил Раукус. – Мой друг Септимус выбрал вас, и он не ошибся в выборе. – Консул поклонился ей и просто сказал: – Приказывайте.

– Сиятельный, – произнесла Исана.

– Владетельная?

– Эти существа губят наши земли. Убивают наш народ. – Исана вскинула голову. – Отплатите им!

Аттикус Раукус поднял голову, взглянул твердо, холодно, ясно:

– Сейчас!

Глава 42

Едва удалились госпожа Аквитейн и царица со свитой, на площади стало удивительно тихо. Осталась лишь горстка созданий ворда и так же сократившаяся стража в ошейниках – и, разумеется, пленники.

Из которых, как остро предчувствовала Амара, ей придется хуже всех.

Она дрожала на холоде, ныли усталые мышцы, едва хватило сил свернуться калачиком, чтобы не совсем окоченеть.

– Ты и твой муж покалечили моего отца, – холодно чеканя слова, заговорил Калар Бренсис Младший. Он шел к ней с серебристой полоской ошейника в руке. – Не то чтобы я питал к отцу большую любовь, но с тех пор, как старый слайв прикован к постели, мне стало труднее жить. Ты хоть немного представляешь, как надо было изломать ему позвоночник, чтобы он таким и остался?

– Ему нельзя было шевелиться, – выговорила Амара. – Я бы с радостью его добила.

Бренсис ухмыльнулся:

– Мой отец всегда любил строптивых женщин. Я его вкусов не разделял, но начинаю понимать. – Он присел над Амарой, повертел ошейник у нее перед глазами. – Знаешь, Ладья у меня была первая. Мне, помнится, было лет тринадцать. А она парой лет старше. – Он покачал головой. – Я думал, что нравлюсь ей. Только потом сообразил, что ей могли приказать. – Его жуткий оскал и близко не походил на улыбку. – Как и сегодня.

Амара долго молча смотрела на него. Потом заговорила:

– Не твоя вина, что тебя растило чудовище, Бренсис. М-может быть, ты нич-чего не мог изменить. И за желание выжить я тебя упрекнуть не могу. – Она улыбнулась ему в лицо. – Поэтому я дам тебе еще один шанс поступить правильно, прежде чем уб-бью.

В устремленном на нее взгляде Бренсиса что-то дрогнуло. Затем он издал лающий смешок.

– Убьете меня, графиня? – сказал он. – Я сейчас отправлюсь в постель. И вы будете счастливы оказаться там со мной. – Он обвел площадь глазами. – Пожалуй, захвачу одну из своих девушек, чтобы она вас искупала. Посмотрим, не удастся ли открыть вам кое-что новое.

– Подумай головой, дурень, – сказала Амара. – Ты хоть на минуту веришь, что ворд оставит тебя в живых?

– Жизнь коротка, графиня, – с горечью ответил он. – Надо брать от нее все возможное. Вот сейчас я возьму вас.

Она не заметила, когда он мазнул по ошейнику окровавленной подушечкой пальца, но полоса металла сковала ей горло, как лед.

И наслаждение обратило мир в одно сплошное белое сияние.

Она чувствовала, как выгибается ее связанное веревками тело, и не могла этому помешать. Наслаждение было не просто телесным – хотя и телесное блаженство оказалось немыслимо острым. Но поверх этого восторга наслоилось много других ощущений. Простое удовольствие – выпить горячий кофе в холодное утро. Трепещущее волнение, с каким она смотрела на Бернарда после многодневной или многонедельной разлуки. Радость от взлета сквозь темные тяжелые облака в чистое голубое небо. Жаркая радость победы юной студентки в первых Ветряных испытаниях. Бурлящее веселье от третьей или четвертой удачной шутки на вечеринке… и тысячи других неповторимых радостей – каждый счастливый миг, все чудеса ее жизни, каждая маленькая радость тела, ума, сердца слились в одно изумительное целое.

Перед этим чувством все утратило смысл.

Она поняла бы, что плачет, если бы еще могла замечать такие пустяки.

Кто-то нашептывал ей в ухо. Кто – она не знала. И не хотела знать. Шепот ничего не значил. Все прежнее утонуло в блаженстве.

* * *

Она очнулась в залитой теплым светом комнате. Такие бывают в гостиницах, и недурных. Задрапированные чем-то мягким стены, огромная кровать. И тепло – блаженное тепло после страшного холода площади. Пальцы рук и ног покалывали, это было бы больно, если бы она еще способна была воспринимать что-либо иначе как чистое наслаждение.

Она стояла в ванне, и полунагая девушка стягивала с нее испачканную дорожную одежду. Амара покорялась ей в блаженном равнодушии. Потом девушка принялась обмывать ей лицо, шею, плечи, и Амара упивалась теплом, прикосновением мягкой тряпицы к коже, запахом мыла…

Она заметила, что Бренсис медленно кружит вокруг ванны, расстегивая на ходу рубашку.

«При всех его недостатках, – подумала она, – он очень даже красив». Она стала поворачиваться ему вслед, хотя голова с трудом держалась на шее. Она следила за ним глазами сквозь ресницы, хотя нехитрое удовольствие – быть чистой после недель в грязи – нестерпимо слепило глаза.

– Хороша графиня, – сказал Бренсис. – Вы хороши собой.

Она вздрогнула от звука его голоса, и глаза совсем закрылись.

– Волосы не забудь, – приказал Бренсис.

– Да, господин, – пробормотала девушка. Теплая вода полилась Амаре на голову, и в волосах вспенилось нежное, тонко пахнущее мыло. Амара купалась в блаженстве.

– Право, очень жаль, – рассуждал Бренсис. – Я надеялся, что вы немного побрыкаетесь, графиня. А вы оказались хрупкой. Те, кто погружаются так быстро и так глубоко, уже не возвращаются. Верно, малютка Лисса?

Амара ощутила дрожь стоявшей рядом девушки.

– Да, господин. Они не хотят возвращаться.

Бренсис остановился перед Амарой, слегка улыбнулся:

– Бьюсь об заклад, у нее недурные ножки. Очень длинные, очень стройные, очень сильные.

– Да, господин, – согласилась Лисса.

Амара почувствовала, что сонно улыбается в ответ Бренсису.

– Снимай и штаны, Амара, – с тихим рыкающим обещанием в голосе распорядился он.

– Да, господин, – сонливо протянула Амара. Мокрая кожа брюк липла к онемевшим от наслаждения ногам. – Я… они очень тесные, господин.

– Тогда замри, – с усмешкой приказал Бренсис. – Совсем замри. – В его руке блеснул кинжал со зловеще, завораживающе острым кончиком, и Бренсис встал на колени перед ванной. – Скажите, графиня, – пробормотал он, – вы здесь по приказу Гая?

– Да, господин, – так же тихо ответила Амара.

Она смотрела, как острие кинжала, несомненно усиленное фуриями Бренсиса, легко разрезает края ее кожаных штанов над щиколотками. Он медленно повел лезвие вверх, срезая с нее одежду, как мальчишка – кожуру с яблока.

– А ваш муж? – спрашивал Бренсис. – Он ведь не умер, а?

– Нет, господин, – сонно отозвалась Амара. Нож скользнул по ее икре. Она задумалась, почувствует ли, если такое острое лезвие вскроет ей кожу. И не покажется ли ей это в нынешнем состоянии приятным.

– Где он? – продолжал Бренсис.

– Где-то поблизости, господин, – ответила Амара, чувствуя, как нож проходит у колена. – Точно не знаю.

– Очень хорошо, – одобрил Бренсис и поцеловал ее в обнажившуюся подколенную ямку.

Амара содрогнулась, предвкушая.

– Что он намерен делать? – спросил Бренсис, продвигаясь выше по ее ляжке.

– Ждать моего сигнала. – Бренсис угрюмо улыбнулся, когда нож, вскрыв обтянувшую бедро штанину, двинулся выше.

– К чему?

– К освобождению пленников, господин.

Бренсис рассмеялся:

– Большие замыслы! И каким будет сигнал к началу? От тебя, я вижу, немного осталось, но, когда возьмем и его, я позабочусь, чтобы тебе разрешили шептать ему при вербовке.

Металл скрежетнул по металлу, и Бренсис, озадаченно насупившись, придержал руку.

Амара опустила глаза к обнажившемуся бедру, на белой коже которого в самой верхней части блестел ошейник, несколько часов назад надетый мужем.

Бренсис выпучил глаза – понял.

Амара вызвала Цирруса и выбросила вперед руки. Перехватив руку с ножом, она вывернула Бренсису запястье в сторону большого пальца – рывок застал его врасплох, он не успел ответить на него даже с обычной мужской силой, тем более усилить сопротивление фуриями. Нож вывалился у него из пальцев, и Амара тут же его подхватила – движением, которое в ее ускоренном восприятии выглядело ленивым и точным.

Бренсис к тому времени вцепился в своих фурий ветра, попробовал заслониться ладонью, но скорости ему не хватило. Амара ладонью шлепнула его по руке – и мгновенным движением рассекла заостренным фуриями кинжалом обе артерии на горле.

Кровь хлынула потоком, облаком. Она горячо расплескалась по обнаженному бедру и туловищу Амары, та пошатнулась, выбитая из равновесия стремительностью собственного удара, и выпала из ванны на ту сторону, куда Бренсису было не дотянуться.

Молодой алеранский патриций выгнулся назад, забил руками. Один сжатый кулак, попав по краю деревянной ванны, разбил ее, и мыльная пена с пятнами крови растеклась по полу. Развернувшись, он замахнулся на Амару, случайно задел плечом Лиссу, отшвырнул ее, как куклу.

– Сигнал? – зашипела Амара, чувствуя, как поет все тело, подожженное яростью и вытекающим из ошейника на бедре, пронзающим насквозь блаженством. – Сигналом будет твой труп, предатель. До моего мужа тебе не дотянуться.

Он пытался что-то сказать, но не издал ни звука – кинжал рассек ему и дыхательное горло.

Такого могущественного заклинателя фурий, как Бренсис, почти невозможно достать без помощи фурий сравнимой силы.

Но только почти.

Последний отпрыск дома Каларов осел на гостиничный пол, сдулся, как проколотый пузырь с водой. Его кровь смешалась с душистой пеной.

Ни один звук не выдал убийства.

Амара отшатнулась к стене, отгоняя по-прежнему наводимое ошейниками блаженство. Ей хотелось – очень хотелось – опуститься на пол и снова отдаться наслаждению…

…но ошейник на ноге от одной этой мысли прекратил изливать экстаз. Она сама потребовала запрещающих такое поведение приказов. При попытке их нарушить наведенный восторг сменился бы страшной болью, и при одной мысли о ней в Амаре неудержимо вскипел ужас.

Она, чувствуя спиной потрясенный взгляд Лиссы, заставила себя добраться до платяного шкафа. Девушка в ошейнике в страхе разинула рот, слезы заливали ей лицо, прокладывая дорожки среди брызг крови. Открыв дверцу, Амара выхватила одну из туник Бренсиса, быстро надела и накинула на плечи его плащ. Одежда висела на ней мешком, но сойдет и так. Она поспешила забрать у мертвого меч: опасалась, что его неподвижность – уловка, но нет, Бренсис не шевельнулся. Меч, как и одежда, был для нее велик, но, как и одежда, годился и такой.

– Прости! – рыдала Лисса. – Прости. Прости.

Амара, обернувшись к девушке, наткнулась взглядом на свое отражение в настенном зеркале. Темно-зеленая туника и плащ подчеркивали красноту пятен, засыхающих на лице, волосах, ладонях и обнаженных коленях. В одной руке – окровавленный нож, в другой – меч, взгляд бешеный, опасный. На миг она сама себя испугалась.

– Оставайся здесь, – твердо и четко приказала она девушке, – пока не получишь иных указаний.

– Да, госпожа, – прижимаясь к полу, пролепетала Лисса. – Д-да, да, исполню.

Амара отвернулась к окну, отперла и распахнула створку. Окно выходило на рыночную площадь. На вид там все осталось почти как было: полно пленников, а охраны стало еще меньше. Из ворда видно было немногих, зато зеленое свечение кроча в других частях города стало ярче, чем прошлой ночью.

Ни в ком из окованных алеранцев она не могла быть уверена. Среди них могли замешаться добровольные пособники – как те двое с Ладьей. Кого-то усовершенствованные ошейники могли сковать прочнее других. Возможно, некоторые сумели бы ей помочь вопреки навязанной воле, но как отличить таких – она не знала.

Придется в каждом подозревать врага.

Амара еще минуту постояла у окна, ясно сознавая, как отчетливо видна в освещенном квадрате. Наверняка те, внизу, привыкли видеть в этом окне смутно очерченные женские силуэты, а подать Бернарду более внятного сигнала она не могла – не знала, где он находится. Поэтому положилась на то, что муж проследил, куда ее увели, и выбрал место, откуда видел здание. Медленно досчитав до тридцати, она задернула штору.

Амара вышла из комнаты, ступая беззвучно и окутав себя воздушной вуалью невидимости, действовавшей на расстоянии не больше выпада мечом – сильное преимущество для атаки, но не всемогущее. Достаточно искусный заклинатель металла и не видя учует ее меч, ворд же, по-видимому, оставлял жизнь лишь тем, кто талантом равнялся по меньшей мере рыцарям легионов.

В зале гостиницы обнаружилось несколько окованных алеранцев – как видно, отпущенных на отдых. Трое смотрели, как танцует одна из шептуний Бренсиса – танцует под слышимую ей одной музыку. Еще трое равнодушно перекидывались в карты, двое молча и угрюмо, словно по обязанности, наливались вином. Амара пересекла зал со всей доступной ей осторожностью. Ее еще пошатывало после сводящего с ума блаженства, наведенного двумя ошейниками сразу. Ей удалось пройти незамеченной и выскользнуть на рыночную площадь.

Первым делом она направилась к каменным клеткам-коробам, где содержали заклинателей ветра.

К счастью, замков на них не было, клетки закрывались простыми засовами. В своем теперешнем состоянии она вряд ли справилась бы с более сложным устройством, хотя в кармане уцелевшей штанины и остались припасенные инструменты. Из некоторых клеток доносился храп.

Должно быть, Бренсис подливал им в воду снотворное. Оставалось надеяться, что кто-то из алеранцев догадался и сумел вытерпеть жажду ради призрачного шанса спастись.

Амара с Бернардом и станут таким шансом.

«Или хотя бы Бернард», – с надеждой подумала Амара.

– Вы меня слышите? – прошептала она в щель под крышей первой клетки.

Ей отозвались не сразу:

– Кто здесь?

– Я курсор, – прошипела Амара, – и, во́роны, потише там!

В клетке зашептались, забубнили, слов нельзя было разобрать в этой сумятице. Другие голоса призывали к тишине, еще усиливая шум.

– Цыц! – прошипела Амара, озираясь в уверенности, что кто-то вот-вот заметит. – Мы попробуем вас вытащить, но надо собрать как можно больше народу. Все, кто еще способен лететь по прямой, будьте наготове.

– Открой клетку! – прохрипел кто-то.

– Готовьтесь, – ответила Амара. – Я вернусь.

Она скользнула к следующей клетке, и разговор повторился. Еще одна. Еще…

Ворд обнаружил ее у пятой.

Она как раз утихомиривала последнюю, полную пленников коробку, когда ящер ворда в двадцати шагах от нее вскинул голову, потянул носом и испустил отдавшийся от всех камней площади визг.

«Должно быть, учуял кровь, – подумала она. – Я же вся в крови, а хищники издалека чуют кровь жертвы. Надо было не пожалеть времени, отмыться как следует, а теперь уж поздно».

Теперь вся надежда на скорость.

Амара сбросила вуаль, чтобы занять у Цирруса скорости, одним ударом сбила все засовы на клетке и бросилась к следующей, чтобы проделать то же самое.

– Алеранцы! – В ее замедленном восприятии слова странно растягивались. – К оружию, алеранцы!

Засовы последней клетки она сбивала под пронзительный хор ворда. Пленные заклинатели ветра рвались из клеток, разрезая визг своими кличами:

– Алера!

– Бей тварей!

Только обостренные чувства Амары позволили ей заметить, как что-то мелькнуло наверху, там, где в многослойных, противостоящих фуриям клетках были заперты граждане. Сталь, ударив о сталь, выбила искры. Еще одна россыпь искр посыпалась там, где вторая стрела с невероятной силой и точностью ударила в подвес клетки, и дюжина граждан с высоты в три человеческих роста свалилась на мостовую.

Вместе с искрами от второй подвешенной клетки раздались новые крики.

– Ко мне! – Амара подскочила к ближайшей клетке. – Ко мне, алеранцы!

– Курсор, берегись! – крикнули ей из темноты.

Развернувшись уже с мечом в руке, Амара столкнулась с первым поднявшим тревогу ящером. Дав ему взвиться в прыжке и уклонившись в сторону, она встретила его мечом Бренсиса и почувствовала, как клинок протыкает хитиновый панцирь. Но удар, во́роны побери проклятые ошейники, сбил равновесие и ей, так что Амара свалилась одновременно с ящером, который, истекая гнусной темной жижей, пытался нашарить ее лапами.

Словно гром прозвучал над головой, и создание ворда будто кувалдой ударило. Стрела Бернарда вонзилась ему в основание черепа и ушла внутрь до буро-зеленого оперения.

Подняв глаза, Амара увидела, как муж с луком в руке прыгает с невысокой крыши на задок телеги, а с него – на площадь. Он шагнул к деревянной клетке – надо думать, для заклинателей металла – и провел рукой по крышке. Дерево ответило стоном, покорежилось и развалилось на куски, выпустив пленников.

– Ты цела? – Бернард протянул ей руку, взглянул испуганно. – Ранена?

Она, ухватившись за руку, позволила поставить себя на ноги.

– Я… учитывая обстоятельства, да… в смысле, да, цела. Кровь не моя. Бренсиса.

– О… – Бернард так обмяк от облегчения, что Амара готова была рассмеяться. – Молодец.

От его похвалы ошейник на бедре впрыснул ей порцию удовольствия.

– Ох! – захлебнулась Амара. – Пожалуйста, любимый, выбирай слова.

Бернард заморгал, потом, видно, понял. Лицо его омрачилось, он шагнул ближе к ней, отложил лук. Клокоча горлом, взялся за ошейник у нее на горле, голыми руками переломил и сорвал с шеи.

– Ключа к первому я так и не нашел, – сказал он, опустившись на колени. Металл на бедре облегал гораздо плотнее, и его загрубевшие теплые пальцы, подцепляя его, царапнули ей кожу. – Постой смирно, как бы тебя не поранить.

Когда он на мгновение замер, у нее мелькнула дикая мысль, что он поддался искушению. Не хочет снимать с нее ошейник? Мыслимо ли ждать от него такого? Что, если оставит как есть? Ошейник отозвался на эту мысль чистым восторгом, и Амара заколебалась, не в силах вспомнить, что в том плохого…

А потом снова щелкнул разорванный металл, и в голове разом прояснилось.

– Мерзость! – с отвращением сплюнул Бернард, показывая ей разорванное стальное кольцо.

– Ворд! – выкрикнул кто-то из запертых в деревянной клетке пленников.

Один из ящеров, перебравшись через стену, спрыгнул на пропитанную водой клетку с несчастными заклинателями огня и принялся терзать их когтями. Бернард с разворота швырнул в него стальной обруч. Усиленный фуриями бросок, попав в сустав лапы, порвал его, как бумагу. Стражник ворда с визгом заметался, разбрызгивая кровь по всей площади.

Амара бросила свой меч одному из заклинателей металла. Ворд уже лез через стены. Указав на соседние клетки, она рявкнула:

– Освободи их!

– Слушаюсь! – выкрикнул недавний пленник и, развернувшись к подвешенной клетке заклинателей земли, вскрыл ее тонким стальным клинком. Прутья решетки, брызнув искрами, разошлись, а он уже бежал к следующей.

Бернард снова взялся за лук и хладнокровно сбил со стены пару вордов.

– Нам их не удержать, – поизнес он. – Собирай заклинателей ветра и уводи отсюда.

– Не дури! – огрызнулась Амара. – Уйдем вместе.

– Слишком их много. А наши безоружны и половина на ногах не держится, – сказал Бернард.

В небе уже гудели крылья рыцаря ворда. Бернард попал ему в грудь. Рыцарь свалился наземь, как раненая куропатка, и кто-то из освобожденных заклинателей земли добил его вырванным из клетки тяжелым прутом решетки.

Но ворда прибывало и прибывало. Твари со всех сторон облепили стены, гудящий воздух выпустил из себя еще полдюжины крылатых чудовищ, обрушившихся на беззащитных, не успевших опомниться пленников.

По воздуху пронесся вдруг раскаленный добела шар; не к ворду – он пролетел прямо у них над головами и взорвался за спиной. Амара успела подумать, что заклинатель огня основательно промахнулся, но нет. От волны жара почернели и свернулись сравнительно тонкие крылья рыцарей ворда, а горячий шквал опрокинул, завертел летучих тварей, посбивав их на землю.

– Ползучие исчадья во́ронов! – проревел хриплый голос, а за голосом показался кряжистый старик с еще сквозившими в серебряной седине огненно-рыжими прядями. Хромающего старца поддерживала молодая женщина, которую Бренсис называл Флорой.

– Грэм? – с радостным изумлением крикнул Бернард.

Старый заклинатель огня прищурился, узнал:

– Бернард? Какие во́роны занесли тебя на юг?

Бернард пристрелил пережившего огненный шквал рыцаря ворда.

– Вас спасаю, разве не видно?

– Ба, – проворчал Грэм, и только тогда Амара узнала прежнего графа Кальдеронского. Граф описал круг поднятой ладонью, и над стенами вокруг площади встала огненная завеса, раскаленный занавес. Невидимый до сих пор ворд откликнулся воплями боли и негодования. – Гай мне говорит: перебирайся в долину. Отдохнешь, говорит, в достатке и уюте. Вот и надейся на старого дурака! – Грэм с прищуром взглянул на Бернарда. – Придумал бы ты, малый, как нас вытащить из этой каши. Больше получаса я не продержусь.

– Полчаса? – ухмыльнулся Бернард.

– Деревянные клетки, – подсказала Амара. – Они сойдут за воздушные носилки, хотя бы из города вынесут.

Бернард обернулся к ней и крепко поцеловал в губы. А потом вытащил из ножен и перебросил другому освобожденному заклинателю металла свой меч. Ему и тому, которому достался меч Амары, он приказал:

– Ты и ты – в охранении. Убивайте всех, кто прорвется. – Он ткнул пальцем в освобожденного заклинателя земли. – Найдите себе оружие и помогайте. – Бернард развернулся к собирающимся вокруг Грэма гражданам. – Кто хоть что-то умеет, постарайтесь выгнать из людей афродин. Начинайте с граждан и заклинателей ветра.

Один из граждан – он был бы весьма внушителен на вид, если бы его отмыть, причесать и перенести в более приличную обстановку, – пьяным голосом протянул:

– Кем вы себя воображаете?

Бернард сделал шаг и кулаком врезал спорщику по зубам.

Тот мешком повалился наземь.

– Я, – отчеканил Бернард, – тот, кто намерен вас спасти. Вы двое, забросьте его в какую-нибудь из деревянных клеток. Пока валяется без памяти, меньше будет мешать. Шевелитесь, люди!

– Выполнять, – гаркнул Грэм.

Граждане зашевелились.

– Клятые во́роны, – выдохнула Амара. – Знаешь, кто это был?

– Болван! – сверкнул глазами Бернард. – Пусть вызывает на поединок, но потом. Мы работать будем?

– Чем мне заняться?

– Заклинателями ветра и носилками. Готовь их.

Амара кивнула:

– Бернард, а рабы…

– Тех, кто разоружится и сам захочет, возьмем, – сказал Бернард. – Если будет место. – Он снова наклонился к ней, торопливо поцеловал и проворчал: – Вот вытащу вас отсюда, графиня…

Пробравшая ее дрожь восторга не имела никакого отношения к ошейникам.

– Только прежде оба отмоемся. А теперь не заставляйте меня и вас лупить, доблестный граф.

Он подмигнул и отвернулся, выкрикивая приказания освобожденным гражданам и рыцарям.

* * *

Через полчаса десятки сбитых на скорую руку воздушных носилок всплыли над захваченным городом под бессильные вопли ворда. Десятка два его рыцарей пытались остановить беглецов, но их отогнали полдюжины заклинателей огня, а потом носилки поднялись слишком высоко и уходили на такой скорости, что крылатая погоня отстала.

Пожалуй, Амара не помнила, чтобы ей раньше приходилось так тяжко трудиться: надо было удерживать носилки в воздухе, донести до места посадки и спустя целую вечность, к восходу солнца, в целости опустить на землю. Кто-то сунул ей черствый ломоть хлеба, который она с жадностью проглотила. А потом стало тепло – Великие фурии, настоящий костер! Благословенное живое тепло.

Бернард бережно уложил ее на расстеленный плащ:

– Отдыхай, моя графиня. Скоро снова двигаться. Я посторожу.

Амара хотела сказать, что ему тоже нужен отдых, – честно, хотела, но огонь был таким прекрасным, теплым и…

Она впервые за много недель чувствовала себя в безопасности.

И уснула.

Глава 43

Тави стоял на земляном валу и оглядывал холмистую равнину. Его шлем и доспехи, вычищенные и заново отполированные слугами из Первого алеранского, блестели под закатным солнцем.

Они добрались прошлой ночью, а с тех пор подтянулись тысячи беженцев, и поток бегущих от ворда канимских мастеровых все еще набирал силу. Заклинатели легионов обеспечили всех пресной водой, а вот с едой было много хуже, укрытий же, почитай, не существовало.

За спиной прозвучали тяжелые, уверенные шаги, остановились…

– Что у вас, Маркус? – спросил Тави.

– Принцепс, – ответил Валиар Маркус. Он встал рядом, привычным движением вытянулся в парадную стойку. – Выспались?

– Куда там, – ответил Тави. – Но я не один такой. – Он кивнул на единственную защиту Молвара – земляной вал. – Вы и ваши люди работали без отдыха.

– Это канимы, сударь, – серьезно заметил Маркус. – В здешней почве камней больше, чем земли. Канимов тут тысячи собралось, таскали валуны. Я и раньше знал, какие у них сильные воины, но, во́роны… – Центурион покачал головой. – Видели бы вы, на что способны мастеровые. То есть те, кто зарабатывает переноской тяжестей.

– Впечатляет?

– Ужасает, – сказал Маркус. – В этой насыпи камней не меньше, чем земли. А поскольку вы, сударь, разослали всех наших строителей, нашим пришлось сбиться с ног, чтоб угнаться за канимами.

Тави кивнул:

– Ну, мы могли бы не удивляться. На что они способны, видели в Мастингсе, а здесь и того больше.

– Да, принцепс.

– Вы со свежими донесениями?

– Сколько их есть, – ответил Маркус с легким упреком. – Будь у нас рыцари Воздуха, мы бы знали куда больше.

– Они заняты другим, – сказал Тави. – Сколько у нас времени?

– Верховые стаи канимов встречают силы ворда все ближе к порту, сударь. Они направляют беженцев в нашу сторону.

– Сколько насчитывается беженцев?

– Чуть больше шестидесяти тысяч.

Тави крякнул.

– Связь с главными силами Ларарла была?

– Нет, – тихо ответил Маркус. – Но уже то хорошо, что не видно и главных сил ворда.

– Я бы не прочь их увидеть, – вздохнул Тави. – Есть у них обыкновение объявляться, где не ждали.

– У принцепса развивается подозрительность, – отметил Маркус. – Я это одобряю.

– Принцепс! – позвал новый голос, и над гребнем вала показался запыхавшийся Магнус. Старый курсор-каллидус был взъерошен, будто со сна, и сжимал в руке запечатанное письмо. Все еще отдуваясь, он отдал письмо Тави. При этом он не сводил глаз с Маркуса, который упорно не замечал его взглядов.

Тави, взяв письмо, оглядел обоих.

– Я чего-то не знаю, почтенные?

– Ничего такого, что знал бы я, – отозвался Маркус и кинул взгляд на мастера. – Магнус?

Тот посмотрел на Первое копье долгим взглядом и лишь потом ответил Тави:

– Нет, принцепс.

Тави еще раз оглядел обоих, вскрыл письмо и стал читать.

– Ха, – заговорил он. – Ночью должен вернуться Красс. Маркус, помните, на подходе к гавани мы обсуждали, не выплавить ли в обрыве лестницы?

– Да, принцепс.

– Сделайте такие – три: на дальних оконечностях мысов в пределах укреплений и поближе к складам провианта. – Тави в задумчивости свел брови. – И надо будет установить на них светильники или заговоренные лампы, чтобы видны были с моря. Если своих не хватит, обратитесь к шуаранам. У них есть светильники, пробивающие туман и брызги прибоя.

Маркус с Магнусом дружно захлопали глазами.

– Нам нужно как-то погрузить людей и припасы на суда, – пояснил Тави. – Лестницы – чем шире, тем лучше. Разбудите Максимуса, он мастерски работает с камнем.

– Э… сударь, – осторожно удивился Маркус. – Какие суда?

– Те, что приведет Красс.

Старый курсор нахмурился:

– А почему сами шуараны не могли привести эти суда в сей почтенный порт?..

Тави не сдержал широкой ухмылки:

– Они бы не справились.

Старики озабоченно уставились на него.

– Тем временем, – продолжал Тави, – начинаем готовить мирное население к погрузке. Магнус, прошу вас этим заняться и позаботиться, чтобы капитаны готовы были поднять паруса. А потом согласуйте с трибуном логистики, как быстрее всего вывести людей из крепости на корабли и выйти в море.

– Тави! – захлебнулся Магнус. – Не спеши так! Ты… вы точно хотите вывести наших людей против ворда, не имея заклинателей воды для лечения ран и всего два десятка рыцарей для поддержки пехоты?

– Если повезет, обойдется без боя, – сказал Тави. – А заклинатели до утра должны вернуться. Если проделать все достаточно быстро, выскользнем, не столкнувшись со второй царицей. – Он повернулся к заходящему солнцу и хмуро пробормотал: – Все решает время, господа.

Маркус с Магнусом, ударив себя кулаками в грудь и переглянувшись, разошлись исполнять поручения.

– Легат? – позвал Дариас.

Тави взглянул вниз, на отчаянно махавшего ему из-под стены коренастого легионера на взмыленном таурге.

Он поспешно сбежал с насыпи, ухватился за протянутую руку и взобрался к Дариасу за спину:

– Отвези меня к Варгу.

Варга они нашли на валу, у дальнего края города. Его ополченцы – хотя после двухлетней муштры наравне с воинами Варга и боев против алеранских легионов их, скорее, следовало звать ветеранами – растянулись вдоль стены, по которой канимский Учитель войны распределял отделения воинов в тяжелых доспехах. Ополченцам предстояло держать оборону, а воинам своей грозной силой поддерживать ополчение в случае прорыва ворда.

– Варг! – крикнул Тави. – Я хотел тебе кое-что показать.

Великан-каним спустился со стены, усмешливо дернул ушами:

– Здесь?

– Не знаю, – услышали они звучный голос Насауга. Каним сидел на своем таурге рядом с Дариасом, держа в поводу запасного для Варга. – Мне он ничего не говорит.

– Глуп тот, кто ищет ссоры с таваром, – буркнул Варг. Спустившись со стены, он врезал кулаком по носу нацелившегося кусаться таурга и взобрался в седло.

Они проехали через единственный в укреплениях проход, открывающий дорогу из Молвара.

– Когда строители его закроют? – спросил Дариас.

– Его не будут закрывать, – ответил Тави.

Дариас заморгал:

– Зачем возводить вал, если оставляешь в нем огромную, видную издалека брешь?

– Чтобы знать, где враг сосредоточит все силы, – проворчал Варг. – Укрепления у нас хлипкие, а врагов много. Не будь в стенах слабого места, ворд мог атаковать в любом, а мы бы не знали, где собрать силы для отпора.

– А если оставить большую, заметную брешь, – подхватил Тави, – можно не сомневаться, куда придется главный удар. Здесь и дадут бой легионы.

Дариас кивнул и огляделся по сторонам.

– Так вот зачем мы насыпали внутри, вдоль дороги, валы пониже? С той стороны их не видно. А прорвавшись, ворд окажется в смертельной ловушке.

– И даже хуже того, – уверил Тави. – Ты еще не видел, что могут сотворить заклинатели огня в замкнутом пространстве. – Покосившись на Варга, он с легчайшим намеком добавил: – И ты не видел, Учитель войны.

Варг, чуть помедлив, ответил ему прямым взглядом и так же мягко заметил:

– И мои ритуалисты тоже здесь встанут, гадара. Интересно будет взглянуть.

Тави очень постарался не вздрогнуть – он-то повидал, на что способны канимские ритуалисты. Показав Варгу зубы, он сказал:

– С этим подождем. Мои разведчики кое-что высмотрели, и я хочу вам показать… – Он махнул рукой на равнину за валом.

Варг с сыном переглянулись и одновременно привстали на стременах. Они долго смотрели молча.

А потом из горла Насауга вырвался рык, и каним хлестнул таурга, бросив того в сотрясающий землю галоп, от которого с ревом заметались два других. Подходившие к стене шуаранские беженцы бросились врассыпную из-под копыт. Когда Дариас с Варгом совладали со своими таургами, Варг, гортанно ворча, покосился на Тави. Затем он спешился и бросил Дариасу поводья.

Тави тоже соскользнул наземь, увернулся от копыта соседнего таурга и поспешно двинулся за Варгом, который широким шагом поднимался по террасам к гребню над воротами. Догнав его, Тави остановился и стал наблюдать за Насаугом.

С равнины подходила большая плотная толпа беженцев. Только эти, в отличие от большинства шуаранов, все были темными. Среди них двигались, многие опираясь на палки и костыли, воины в красно-черной броне, а из самой середины поднимался на длинном копье двухвостый вымпел из красной и черной материи.

– Мои люди, – очень тихо проговорил Варг. – Кто-то выжил.

– Мои разведчики насчитали около десяти тысяч, – тихо согласился Тави. – Понимаю, это не много…

Минуту Варг молчал, потом рыкнул:

– Это – всё, гадара! Среди них есть наши воины. – Он выбросил вперед руку-лапу, свирепо растопырил когти. – Мы еще не побеждены. – Он обратил взгляд на Тави. – Откуда они?

– Ларарл держал их вблизи своей крепости.

Варг окинул равнину задумчивым взглядом, сощурил глаза. В груди у него заклокотало.

– Кровь для его ритуалистов.

Тави промолчал.

* * *

Через минуту Насауг, подъехав к нарашанскому отряду, едва не свернул шею своему таургу, натягивая поводья. Тот, когда каним спешился, попытался цапнуть его за локоть, но получил огромным кулаком меж глаз удар, от которого его неподъемная туша зашаталась, как вывалившийся из кабака пьяница.

Прибывшие нарашаны встретили Насауга криками и завываниями. Каним шагнул в гущу толпы, прямо к знамени.

– Вот что ты имел в виду, – пробормотал Варг, – когда требовал от Ларарла вывести всех.

Тави промолчал.

Варг повернулся к нему:

– Ларарл в таком положении, что без веской причины не поступился бы необходимым для войны. Этого ты добился, Тавар.

– Я не мог тебе сказать, что они рядом, – тихо ответил Тави. – Ты бы бросился туда, забыв все на свете.

Варг, щуря глаза, заурчал объемистой грудью. Тави сразу вспомнил, какого роста его собеседник.

Глубоким вздохом успокоив нервы, он встретил взгляд Варга и вздернул бровь, как бы предлагая тому поспорить, а в глубине души понадеялся, что переполняющие канима чувства не выплеснутся ему на голову.

Варг снова стал смотреть на равнину. Клокотание в груди затихло. Он долго молчал, прежде чем признать:

– Ты их прикрыл.

– И шуаранов тоже, – самым мягким и миролюбивым тоном ответил Тави. – И себя. Один огонь на нас на всех, Варг.

Тот снова зарычал, но уже с ноткой согласия. И, отвернувшись от Тави, стал спускаться по террасам на равнину, к уцелевшим из своего народа.

Тави смотрел на них сверху. Вскоре к нему взобрался по лестнице Дариас, спросил:

– Как он принял, что вы от него скрывали?

– Ему не понравилось, – сказал Тави. – Но понял.

– Вот в чем сила их образа мыслей, – кивнул молодой центурион. – Они бесстрастно разбираются в чужой логике. – Дариас улыбнулся. – Хотя, если бы ваше молчание их погубило, никакая логика не помешала бы ему вас выпотрошить.

– А то я не знаю, – буркнул Тави. – Но тогда не было хороших решений.

Дариас прищурился, глядя на нарашанов, и вдруг округлил глаза:

– Во́роны!

Тави покосился на него:

– Что такое?

– Знамя, – сказал Дариас. – У них этот символ не в обычае.

– Что он означает?

– Воины редко поднимают знамена на копьях, – сказал Дариас. – Свободному алеранскому от них досталось за то, что мы поднимали штандарт на копье. У них это оружие женщин.

Тави поднял бровь:

– И что?..

– А то, что знамя в цветах предела, поднятое на копье, означает матрону из высокого воинского рода, – ответил молодой центурион. – А я…

Его голос утонул в вое десяти тысяч канимских глоток, и, хотя в этих звуках не было ничего человеческого, Тави расслышал в них чувство – взрыв внезапной нежданной радости.

Они с Дариасом переглянулись и подались вперед, ожидая, что будет.

Море поющих канимов раздалось перед Варгом, и из него вышел Насауг рука об руку с такой же высокой и темношерстой канимкой. И еще полдюжины юных канимов не больше алеранского ребенка выскочили из толпы и, тоненько взлаивая, кинулись к Варгу. Учитель войны вовремя уперся ногами в землю, потому что очень скоро его облепила восторженно виляющая хвостами мохнатая детвора. Последовал бойцовский поединок, в ходе которого Варг одной рукой прижимал радостно визжащего малыша к земле, а другой – пощипывал ему глотку и брюшко.

– Во́роны! – снова захлебнулся Дариас и обратился к Тави: – Достойный принцепс, если не ошибаюсь, вы спасли семью Варга – жену и детей Насауга. Фурии, вы же их с того света вытащили!

Тави еще посмотрел, как подоспевшая канимка ловит и оттаскивает от деда щенят, а потом отдает Варгу низкий поклон – дань доверенного подчиненного почитаемому старшему. А потом они обнялись по-канимски – соприкоснувшись носами, прижавшись друг к другу лбами, закрыв глаза.

– Возможно, – сказал Тави. У него комок стоял в горле. – Пока еще никто из нас не спасся.

* * *

Ночь выдалась ясная, и, когда над укреплениями засвистели воздушные потоки, Тави, выйдя из штабной палатки, увидел силуэты рыцарей на диске почти полной луны. К этому времени их заметили часовые, и трубы возвестили о возвращении летучего отряда алеранцев.

– Да! – зарычал Тави, когда Маркус вышел за ним. – Вот они! Где Магнус?

Старый курсор, на ходу одергивая тунику, уже спешил к палатке от места короткого отдыха.

– Принцепс?

– Градаш!

Серый старик-каним вышел из штаба вслед за Маркусом и, щурясь, вглядывался в визжащее ветрами небо:

– Я здесь, Тавар.

– Думаю, вам пора уже сообщить своим, чтобы выдвигались на причалы, как мы договорились.

– Исполняю!

Он обернулся к паре молодых и тощих канимских посыльных и зарычал, отдавая приказы.

– Маркус, – продолжал Тави, – вас прошу встать с теми, кто держит брешь. Как только увидите сигнал, отступайте в Молвар – и сразу на корабли.

* * *

Китаи с Максимусом вышли и вместе с Тави остановились посмотреть, как опускаются рыцари Воздуха: одни – на посадочной площадке легиона бывших рабов, другие – в Первом алеранском, кроме одного в доспехах, приземлившегося в двадцати шагах от штаба.

– Красс! – с ухмылкой окликнул Тави. – Хорошо выглядишь.

– Сударь, – улыбнулся в ответ Красс. Он отдал честь, а Тави, ответив салютом, пожал молодому командиру предплечье. – Рад видеть вас целым.

– Рассказывай, – поторопил Тави.

– Сработало! – победно блестя глазами, шепнул Красс. – Нам пришлось до отказа напрячь все искусство заклинателей, и некоторым колдунам туго пришлось, но получилось.

Тави ощутил, как губы растягиваются в свирепой ухмылке.

– Да!

– Клятые во́роны… – В голосе Макса досада теснила радость. – Во имя Великих фурий, вы это о чем?

Красс, повернувшись к брату, ухмыльнулся и обнял его за плечи.

– Пошли, – позвал он. – Сам увидишь.

Красс вывел их на обрыв над морем. В серебряном лунном свете существовало всего два цвета – черная вода, белые гребни пены, – и на этом темном море стояли три белых корабля, таких громадных, что Тави не поверил своим глазам. А ведь он знал, чего ожидать.

Он обернулся к остальным, недоверчиво таращившимся на огромные белые суда. На палубах, не скрытых парусами, шевелились черные точки – механики Первого алеранского. Их крошечные фигурки на белых палубах выдавали истинные размеры судов – каждый в полмили длиной и больше чем в половину длины в ширину.

– Суда, – без выражения забормотал Макс. – Правда. Большие. Суда.

– Вообще-то, баржи, – поправил Градаш. Старый каним говорил трезво и тихо. – Мачт нет. Что их приводит в движение?

– Фурии, – ответил Тави. – Морские колдуны заставляют морскую воду толкать их вперед. – Он обернулся к Крассу. – Сколько палуб ниже уровня воды?

– Двенадцать, – с хвастливой ноткой ответил Красс. – Для канимов тесноваты, но втиснутся.

– Лед! – воскликнула вдруг чрезвычайно довольная собой Китаи. – Вы вылепили суда изо льда.

Тави с улыбкой кивнул ей и пояснил для Градаша:

– Я вспомнил те ледяные горы, что ты мне показывал по пути сюда. А если левиафаны постараются их обходить, мы спокойно доберемся до Алеры.

Старик, подергивая ушами, смотрел на корабли:

– Но ведь ледяные горы… они раскачиваются, как блохастый таург.

– Киль длинный и нагружен камнями, – заверил Красс. – Должны держать остойчивость, если только большая волна не накатит с борта. Не будет их качать.

– К во́ронам качку! – выпалил Макс. – Лед тает.

– А еще он плавает, – напомнил Тави, тоже весьма довольный собой, хотя, может статься, незаслуженно. Как-никак не он целыми днями выбивался из сил, чтобы этого добиться.

– Заклинатели фурий без отдыха изготавливали холодные камни, – сказал брату Красс. – Их хватит, чтобы суда не таяли три недели, а к тому времени наделают еще, а механики укрепили лед гранитным каркасом. Полагают, что все выдержит, если не случится особенно плохой погоды.

Тави кулаком ударил по его стальному наплечнику:

– Хорошо сделано, трибун!

– Так, – улыбнулась Китаи. – Грузим всех на суда и оставляем ворд бессильно визжать нам вслед. Хорошо придумано, алеранец.

– Если повезет с погодой, – мрачно напомнил Макс.

– На то у нас и рыцари Воздуха, – спокойно ответил Красс. – Работа нелегкая, но мы справимся. Должны справиться.

На валу прокричали канимские рога – странный, лающий сигнал. Тави знаком попросил всех замолчать и вопросительно взглянул на Градаша.

Старый каним вслушался в голоса труб и доложил:

– Показались передовые войска Ларарла, Тавар.

Макс присвистнул:

– Во́роны, они сумели продержаться всю дорогу от Шуара. Отлично провели отступление.

Тави согласно кивнул:

– Однако это значит, что и ворд недалеко. Надо двигаться, люди. Враг близко.

Он поспешно обратился к гонцам, рассылая их к разным отрядам легионов, и тут его, как удар под дых, накрыл ужас Китаи. Осекшись на полуслове, Тави обернулся к ней.

– Алеранец! – Она смотрела на брешь в валу, перекрытую Первым алеранским.

На его позиции шла атака. Канимы в иссиня-черной броне, только что мирно проходившие сквозь заслон, внезапно обрушились на легионеров. В ярком свете луны Тави видел, как шуараны рубят застигнутых врасплох алеранцев. Канимы двигались как один человек и совершенно не щадили себя.

Поняв, что произошло, Тави шумно втянул в себя воздух.

– Эти шуараны захвачены вордом. – Он обернулся к остальным. – Враг не близок, он уже здесь!

Глава 44

Ворд накатил на молварские укрепления огромной темной волной, и последние защитники Кании встали им навстречу с вызывающим, ненавидящим ревом. Вопили канимские рога вместе с алеранскими трубами, их голоса неслись над волшебной, залитой серебром землей. А с запада валом накатывал враг, хитин мерцал и подмигивал под огромным глазом зимней луны.

Приказы срывались с губ Тави быстрее, чем он успевал их осознать, и, если бы командиры легионов, ударив себя в грудь, не разбегались исполнять, он бы не был уверен, что высказывает их вслух. Мысли неслись вскачь, силясь охватить все возможные повороты боя на ближайшие минуты и часы, все предвидеть, рассчитать все, что возможно. А вот он уже раскачивается за спиной Китаи, и таург несет их в битву.

Первый алеранский порубил захваченных шуаранов, но сам при этом понес гибельные потери – захваченные вордом обладали чудовищной силой, не чувствовали боли и сражались с самоубийственной яростью. К тому времени как свалился последний захваченный каним, на земле на каждого павшего врага приходилось по несколько алеранцев. Уловка врага достигла цели. Ряды легионеров смешались, а ворд не промедлил со следующим ударом.

Легионеров оттеснили от прохода в стене, а новые исчадья ворда – с каждой минутой их становилось все больше – осадили скрытые за ним укрепления, отрезав спешащих на помощь канимов. Сейчас легион отстаивал щель между валами в двадцать футов шириной. Земляные стены поднимались на десять футов, и с этих стен легионеры с копьями пронзали хитиновые панцири, между тем как пехота, выстроив стену щитов, не давала ворду пробиться в бутылочное горлышко между валами.

Тави, обнажив меч, слетел со спины таурга, едва вокруг замелькали разрозненные шатающиеся бойцы, отбившиеся от своих центурий.

– Легионеры! – рявкнул он. – Ко мне!

– Командир! – отозвался один из раненых.

– Стройся! – закричал Тави растерявшимся солдатам. – Ты, ты и ты – ведите копья. Стройте людей. Легионеры, в строй!

Построив людей в боевой порядок центурии – десять шеренг в восемь рядов, – Тави двинул их вперед, на помощь сражающимся. Затем повторил то же снова и снова, пока не собрал всех, кто оказался вне строя. При этом он успел заметить, что ворд опять подражает врагам. Прошло совсем немного дней, как отряд Тави выследил и убил царицу, а ворд уже отвечал той же любезностью: захваченные шуараны оказывали особое внимание центурионам каждой центурии. Шлемов с гребнями среди павших оказывалось куда больше, чем вышло бы по случайности, и оставшиеся без командования алеранцы в сумятице битвы расстраивали сплоченные ряды – свое главное оружие.

Дополнительные центурии укрепляли строй, но Тави понимал, что это на считаные минуты, – к счастью, хватило и этих минут.

Завыл ветер – сорок рыцарей Воздуха ворвались в сражение. Тави поднял меч, показывая себя летевшему впереди Крассу. Остальные летуны попарно несли между собой еще одного рыцаря в доспехах.

– Красс! – Перекрикивая шум боя, Тави махнул на стены над бутылочным горлышком. – На вал!

Впрочем, молодой трибун не нуждался в его указаниях. Знаками отдав приказы своим, Красс приземлился на вал по одну сторону прохода. С ним была половина рыцарей. Другая опустилась на другой стороне, где каждая пара рыцарей Воздуха поставила на землю принесенных ими рыцарей Огня из Первого алеранского.

Стоявший внизу Тави не видел, что происходит за стеной щитов, но через короткое мгновение услышал оглушительный рев, и впереди взметнулось страшное голубоватое зарево. Плотный строй легионеров обозначился на нем черной полосой. Легионеры приветствовали возвращение рыцарей радостными криками и рванулись вперед, загоняя ворд в выжженное рыцарями Огня пространство.

Тави вихрем взлетел к Крассу на вал, но тот уже и сам овладел положением, – по крайней мере, на эту минуту все было в его руках. Ворд откатился за наружный вал, а стоило кому-то подступить ближе, один из рыцарей Огня швырял навстречу пламенный сполох.

– Макс на подходе, – выдохнул задыхающийся Красс. Пот заливал ему лицо. Он без лишних слов указал на город, через который быстрым маршем двигалась подмога из лагеря на дальней стороне. – Ведет техников и наших рыцарей Земли. Затянем брешь и…

На наружном валу взлаяли рога канимов, и по их сигналу над стеной встали десятки ритуалистов. Каждый отбросил за спину свою светлую мантию с капюшоном, каждый окунул руку в подвешенный на поясе мешок с кровью и плеснул в воздух красными брызгами. И опять Тави не сумел увидеть, чего они добились, только видел, как заклубилось и опало огромное облако зеленоватого тумана и слышал предсмертные крики окутанного им ворда. Земляные укрепления были очищены от атакующих.

– Стройся, – пронзительно прокричали в проходе. – Болваны вороновы, стройся! Ровняй щиты, пока они снова не поперли!

Тави узнал Валиара Маркуса – уже без центурионского шлема с гребнем. Первое копье вышагивал вдоль строя легионеров. Доспехи на левом плече у него были жестоко помяты, и левая рука висела плетью, но в правой он держал центурионский жезл и не стеснялся его применять, тычками загоняя солдат на место и колотя по шлемам, чтобы обратить на себя внимание. Тави отметил про себя, как быстро соображает покрытый шрамами ветеран. Видно, заметил, что гребень на шлеме служит наступающим излюбленной мишенью, и поспешил его снять. Пробежав глазами по строю, Тави убедился, что гребней почти не видно, – между тем центурионы явно делали свое дело.

– На погрузку всех беженцев с провиантом уйдет несколько часов, – сказал Тави. – Надо выстоять. Маркус держит проход. Помогайте ему. Пойду поговорю с Варгом.

– Слушаюсь, принцепс. – Красс ударил себя кулаком в грудь. – Мы свое дело сделаем, не бойтесь.

Тави, пользуясь коротким затишьем, пока ворд оправлялся от ядовитой кровавой магии ритуалистов, помчался дальше по стене. До Варга ему было полмили. Каним расхаживал по гребню вала среди своих воинов.

Кивнув ему, Тави с ходу начал:

– Три часа, не меньше. Надо продержаться.

Варг повернулся к полю боя, на которое со всех сторон вливался ворд. Под стеной лежали оплавленные осколки хитина и смятых тел – все, что осталось после удара ритуалистов.

– Три часа… Иногда это много.

– Раньше баржи не успеют причалить и погрузить людей с припасами, – сказал Тави. – Нет смысла спасать их, только чтобы заморить голодом в море.

Варг согласно заурчал:

– А что наши бойцы?

Тави развернул перед ним план отступления.

– Но все это впустую, если не устоим мы.

Ворд уже оправился от первого удара защитников и снова сплачивал ряды перед земляными валами.

– Продержимся, – буркнул Варг. – Будем ждать вашего сигнала.

* * *

Три часа ворд, стекаясь со всей округи, напирал все плотнее, и атаки его становились все более слитными и целеустремленными; три часа последние защитники Кании сдерживали осаду.

Потери были неслыханными. Боя тяжелее не видывал никто из них, а для Первого алеранского это о многом говорило. Когда заклинатели земли закрыли разрыв в земляной насыпи, легионам осталось защищать сравнительно малую часть укреплений, но и уцелело их мало.

Львиную долю осады выдержали канимы.

Шуараны с нарашанами сражались плечом к плечу, и все чаще запасной воинский полк бросался на помощь легковооруженным ополченцам. Ритуалисты взметали в ночное небо вопли и густо сеяли смерть среди бессчетных уродливых тел ворда. Варг, как выяснилось, на пути к Кании понемногу брал кровь у добровольцев, создав запас для своих ритуалистов. Те бросили на ворд все, что имели, и действие их колдовства было ужасным. Под конец их кислотные облака уже не убивали, а растворяли выросшие у стены горы трупов, чтобы ворд по ним не поднялся к гребню.

Алеранцы сражались угрюмо и отчаянно. Плотная стена щитов отражала вражеские приступы, но стоило сломать строй или отбиться от своих, смерть не медлила. Антиллар Максимус во главе рыцарей Земли и Железа снова и снова бросался в самую гущу, как игрушки разметывая ворд своим смертоносным оружием и отгоняя врага от более уязвимых легионеров.

Тави делал все возможное, чтобы дать бойцам надежную опору, и постоянно сменял передовых отдохнувшими в задних рядах, без чего изнеможение оказывалось убийственнее атак ворда и яда. Раненых, тех, кто не мог идти сам, выносили с поля и, наскоро подлатав, грузили на ожидавшие под Молваром суда. Более легкие раны спешно затягивали, позволяя людям вернуться на укрепления, и вскоре в каждом копье легиона половину составляли ходячие раненые.

Там, где ворд угрожал прорывом, вмешивались заклинатели огня, однако они быстро теряли силы, и вскоре один Красс сохранил способность поддерживать легионы огнем. Тави оставалось только безмолвно молить молодого трибуна держаться; из задних рядов сражающихся он видел, как тот снова и снова поднимается на ноги, чтобы уничтожить новые отряды ворда.

Тем временем за полосой сражения тянулись по наспех выплавленным в камне лестницам мирные жители, спускались к воде и грузились на громадные ледяные баржи. Канимские семьи несли на себе огромный груз – в переноске провианта участвовали все, а завывавшая на укреплениях угроза верной смерти вынудила их к сотрудничеству и порядку, какого не водилось в их племени.

Дважды ворд перехлестывал через насыпь и наползал на террасы, и оба раза Анаг с верховыми на таургах останавливали атаку, а потом на ворд обрушивались лучшие воины Варга во главе с самим Учителем войны.

Прошло больше четырех бесконечных кошмарных часов, прежде чем трубачи, расставленные Магнусом на причалах, протрубили отход.

– Есть! – крикнул Тави приставленному к нему горнисту. – Сигналь канимам. Отступление!

На крик серебряной трубы Маркус резко повернулся к Тави. Тот жестами подтвердил ему сигнал, и старый центурион гаркнул приказ, тут же повторенный в рядах.

Снова завыли рога канимов, ритуалисты в последний раз выступили вперед, выплеснув остатки запасов крови. Ворд отшатнулся, и, воспользовавшись его заминкой, защитники развернулись, оставив позиции.

– Быстрее! – Тави махал проходившим внизу людям, всей душой желая им отступить в порядке, спастись, уцелеть. – За городские ворота! К кораблям! Дорога обозначена нашими флагами. Быстрее, быстрее, быстрее!

После четырех часов жестокой рубки полторы мили до судов стали жестоким испытанием, но никто не думал отставать. Многочасовая бойня, учиненная среди ворда алеранцами и канимами, как будто ничуть не уменьшила числа врагов, так что все понимали, что победы в этой войне не будет. Единственная надежда была – выжить.

Ворд, перехлестнув через стены, хлынул за отступающими, как прорвавшая дамбу приливная волна, но всадники на таургах врубились в его передовые части. Ревущие от ярости и страха таурги столкнулись с вордом. Тави впервые видел столь свирепый и мощный удар – словно неумолимый молот вбил бесчисленные ряды ворда в канийскую землю.

Таурги снова и снова неслись в атаку, и то там, то здесь один из них валился под неодолимым грузом вражеских тел, увлекая канимского воина в иссиня-черной броне к жестокой гибели на холодной земле.

Но им удавалось лишь замедлить наступление прилива.

Тави пробивался сквозь последние ряды алеранцев, подперев плечом Красса, чтобы молодой трибун не отстал от основной части войск. Сил не осталось, нервы натянулись до отказа. Все происходило очень быстро и в то же время мучительно медленно, рвано.

Канимы вместе с алеранцами вливались в Молвар через несколько городских ворот и мчались к причалам, где ждали заранее выстроенные в очередь корабли. План погрузки был рассчитан на скорость, не на организацию. Каждый корабль, приняв на борт сколько мог вместить из добравшихся первыми, должен был отчалить, освободив место следующему.

Если бы Тави знал в юности, как много значит на войне огромный сложнейший механизм, позволяющий людям дойти, поесть, поспать и опростаться, он бы держался совсем другого мнения на этот счет.

Он вошел в город с последними алеранцами, так что успел увидеть, как ворд, накрыв половину ширины ничейной полосы, ринулся к воротам – и канимы тотчас захлопнули и заперли створки.

«Скорее! – мысленно подгонял их Тави. – Скорее, скорее, скорее!»

За стенами дали сигнал к отступлению трубы канимской кавалерии, и таурги помчались к каменным причалам. Тави даже вообразить не мог, какую смертельную свалку учинят на узких каменных лестницах опьяненные кровью канимы и разъяренные битвой таурги, прежде чем доберутся до ледяных барж, – никто в здравом уме не пожелал бы в нее замешаться.

Пока Тави торопил своих через город по отмеченному сине-красными вымпелами пути, канимы на городских стенах разбегались по гребню и крышам, поджигая их горящими факелами. Растопка была заготовлена несколько часов назад, и пожар быстро распространялся, затягивая город дымной завесой.

Молвару суждено было сгореть, прикрывая их бегство.

– Макс! – выдохнул Тави, волоча за собой Красса. – Сюда! Помоги мне.

Макс, вынырнув из дымной сутолоки, подхватил брата под другую руку:

– Я его дотащу. Давай вперед, на корабль.

– Как только погрузятся все наши, – отрезал Тави. – Не задерживай, шевелись.

– Командир! – Маркус, заходясь кашлем, вынырнул из дыма. – Поднимается западный ветер. Огонь нас догоняет.

– Берите несколько рыцарей и расчищайте дорогу! – крикнул в ответ Тави. – Если надо, сшибайте стены!

– Слушаюсь! – Маркус отдал салют и снова скрылся.

Вблизи причала движение застопорилось, люди запрудили улицы, упираясь грудью в спины передних. Где-то там слышался хриплый от дыма голос Маркуса. Когда огонь загудел ближе и улицу залили красные отблески, люди завопили, заметались в панике.

– Спокойно! – взывал Тави. – Мы пробьемся. Мы…

Как сумел пробиться ворд, Тави не знал. Может быть, ворвавшиеся в город первыми проскочили, пока разгорался огонь. Или эти подобия лягушек были нечувствительны к жару. Или им просто повезло. Так или иначе, Тави заметил их не раньше, чем что-то пугающе похожее на руку ухватило за голову раненого легионера и швырнуло на землю.

Одновременно с этим толпа рванулась вперед, туда, где победно взревел легион. Люди устремились на освободившуюся дорогу.

Тави звал на помощь, но его голос затерялся в криках, реве огня и ветра. Тварь ворда, насев на упавшего, задвигалась с ужасающей, яростной легкостью. Прикрывающая живот легионера пластина заискрила под блестящими черно-зелеными клешнями.

Тави обнажил меч. Ему не пришлось напрягаться, призывая скрытых в алеранской стали фурий. Меч пронзил прижимавшую легионера лапу, двумя быстрыми ударами перерубил тонкую шею твари, а усиленный фуриями пинок не дал ее туше придавить собой беспомощного человека.

Тави торопливо улыбнулся ошарашенному алеранцу и вздернул его на ноги:

– Нечего валяться, солдат, еще работа есть. Прикроешь мне спину, пока доберемся до корабля?

Легионер ответил на улыбку и вытащил меч:

– Да, сударь. Спасибо, сударь.

Оба нырнули в густеющий дым, догоняя отступающих. Теперь и Тави бил кашель, дышалось с трудом. В тумане тенями мелькали создания ворда, показывались и тут же пропадали. В дыму пронзительно завизжали, на визг ответили другие; голоса, странно искаженные камнем, заметались между стенами.

Улицы наполнились рыком и ревом сражающихся канимов, верещанием ворда. Путь к причалу давался им с боем.

Сквозь едкую вонь пожара вдруг пробился запах соленой воды, смолы, рыбы – так пахли все знакомые Тави гавани. Улица вывела легионеров к причалу, где их ждали корабли. Зарево горящего наверху города осветило бы дорогу и без расставленных вдоль мола фонарей. Тави уже слышал Маркуса и других центурионов, считающих поднимавшихся на борт людей.

– Стройся за мной! – крикнул Тави. Не убирая меча в ножны, он принялся выстраивать последних легионеров лицом назад: копейщики встали во втором ряду, блестящие наконечники их копий торчали сквозь стену щитов.

Он едва успел. Ворд вырвался на них из дыма – полдюжины лягушек, скакнув из черных клубов, напоролись на сталь и доспехи изготовившегося к бою легиона. Едва люди построились, Тави приказал трем сохранившим жезлы центурионам возглавить отряды обороны, медленно отступавшие к сходням и прикрывавшие своих всходящих на палубы товарищей.

Корабли отчаливали по мере наполнения, разворачивались, чтобы проплыть по морскому каналу к выходу из гавани. Маленькие алеранские корабли справлялись легко, а вот большие канимские едва вписывались в канал, поэтому гавань пустела мучительно медленно. Иначе и быть не могло. Одна ошибка – и затонувшее в канале судно заперло бы всех отставших. При самой бешеной спешке, когда корабли шли буквально носом в корму, до выхода на причалы последних отступающих прошло не менее часа. И все это время дым густел, а огонь приближался.

Тави задержался рядом с Маркусом, который отсчитывал последнюю тысячу на полдюжины поспешно причаливающих и спускающих сходни кораблей. «Слайв» шел последним, ему достался самый конец причала, но Тави уже видел стоящую на носу Китаи.

Пересчитав людей в последней шеренге, Тави приказал им по одному подниматься на палубы, а сам с полудюжиной оставшихся и Маркусом стал медленно пятиться по камням причала перед маячившими в дыму гигантскими лягушками – те научились осторожности, после того как час бессильно колотились в щиты.

Осталось сорок шагов, последние легионеры погрузились, корабли сбросили причальные концы. Двадцать шагов. Десять…

В пяти шагах от сходен «Слайва» что-то мертвой хваткой вцепилось Тави в колено и сбросило с причала в холодную воду. Тави забился в ледяной тьме, тяжесть доспехов камнем тянула на глубину.

Существо, вцепившееся ему в ногу, и не думало отпускать. Огромная рука обхватила Тави за талию. В локоть, в щель над наручем, впились острые зубы, рванули, встряхнули все тело.

Тави сдержал крик. Длинный меч не годился для боя вплотную, поэтому он вытащил кинжал и ткнул наугад, почувствовав, как соскальзывает с бронированной шкуры неточно нацеленное острие. Со всех сторон окруженный водой, он тщетно взывал к фуриям земли – единственным, чья сила могла бы разорвать хватку ворда. Он отчетливо ощутил, как ломается плечевая кость – враг с чудовищной силой скрутил его в темноте и продолжал тянуть, отрывая руку от туловища. Боль нарастала, пузыри драгоценного воздуха вырвались изо рта, заскользили по лицу…

И тут ноги коснулись ледяного ила на дне.

Рожденная фуриями земли сила хлынула в тело, и Тави, зажав клинок кинжала в зубах, размахнулся уцелевшей рукой. Взмах вывихнул сустав другой руки, но он наполнил разум сталью кинжала, и боль затерялась среди других ощущений, наравне с холодом воды и голодом. Он крепко ухватил бронированную конечность и ножницами выбросил ноги вверх, ударившись спиной об илистое дно. Ноги сомкнулись вокруг тулова врага, а здоровой рукой Тави вцепился что было сил и в решающем усилии сжал колени.

На мгновение они зависли в равновесии, а потом что-то страшно хрустнуло, и ворд выпустил Тави. Тот, пока раздавленное существо не перестало биться, рвал и тянул, а потом оттолкнул от себя дергающиеся куски.

Пальцы взлетели к креплениям доспехов. Он тысячу раз застегивал и отстегивал их, он мог бы проделать это во сне – но двумя руками. И когда кожа ремешков не разбухла от воды. И когда пальцы не онемели от леденящего холода. И когда паника не подступала к горлу, легкие не горели, перед глазами не плясали цветные звезды.

Он справился со шнуровкой и наконец сумел вылезти из доспехов. Если бы не магия металла, боль в сломанной руке и в плече заставила бы его свернуться в комок, и тогда конец. Он рванул застежки, сбросил тяжелые поножи, собрав немногие остатки сил, оттолкнулся от дна и поплыл туда, где ему мерещился свет. Грудь распирало, давило в ушах, не хватало дыхания, и возмущенные легкие пытались втянуть в себя все равно, воздух или воду, и кинжал выпал из зубов, и огонь в плече и локте обжег такой небывалой мукой…

Что-то ударило его по голове, потом ухватило за шиворот и выволокло из воды – откашливаться от первого, наполовину перемешанного с водой вдоха.

Китаи с неожиданной силой приподняла над водой не только его голову, но и плечи, а ее ужас и ярость глушили в Тави все его собственные чувства.

– Алеранец! – кричала она. – Чала!

Он выплюнул воду и вобрал влажный тяжелый воздух. Ноги и руки плохо слушались. Что-то резало воду рядом с ними – что-то темное, большое, быстрое. Акула – или еще одно создание ворда.

– Скорее, – захлебываясь, выдавил Тави. – Скорее, скорее!

Китаи поплыла, потянула его за рубаху, а Тави только удерживал голову над водой. До «Слайва» было пятьдесят футов и до причала столько же, а на причале кишел ворд. Тави сквозь боль в груди, плече и руке только начал приходить в себя, когда над ними навис борт отходящего «Слайва».

Кто-то крикнул, в воду упал конец. Китаи одной рукой поймала веревку, обернула ее в несколько витков вокруг запястья и что-то прокричала. А потом стала подниматься и за шиворот поднимать над водой Тави – и весь его вес словно стянулся в вывихнутое плечо.

Он мучительно вскрикнул, невольно забился, а потом был треск рвущейся материи и быстрое падение в воду.

Он вырвался на поверхность в тот самый миг, когда что-то, пройдя под водой, задело его по ногам. Корабль удалялся от причала – и от него. Повисшей под бортом Китаи было уже не достать его. Она запуталась в веревке и яростно рвалась на свободу, но была уже далеко. Над бортом Тави увидел лицо Демоса, его округлившиеся глаза, а потом осталась только резная носовая фигура «Слайва» – дева, слепыми глазами смотревшая вперед с легкой улыбкой на прекрасных устах.

У Тави уже отказывали ноги, вода затягивала его в себя. Он тонул и все не мог оторвать глаз от деревянной женщины, которая росла, делалась больше, надвигалась на него.

Он обомлел, поняв, что резная фигура на носу в самом деле шевельнулась, что это не обман заледеневшего, умирающего сознания. Она склонилась к нему с грацией и величием, отрицавшими шелушившуюся на лице краску, улыбнулась и протянула сильную стройную руку.

Тави собрал последние силы, ухватился. Ее пальцы гибко и несокрушимо обхватили его ладонь. Женщина вытянула его из воды и унесла вверх из-под носа новой лягушки ворда. Короткое головокружение от проносящейся под ним палубы, и вот он пластом растянулся на досках.

– Попался, принцепс! – с довольным видом произнес Демос.

– Чала! – выкрикнула Китаи. Она стояла над ним, мокрая одежда облепила тонкую фигурку. Сорвав плащ с первого попавшегося моряка, она набросила одежду на Тави. – Максимус, у него кровь!

– Целитель, – хрипло рявкнул Маркус. – Ванну сюда!

– Капитан, – выговорил Тави, – гоните отсюда ко всем во́ронам.

– Есть! – отозвался Демос. Несколько рук уже тащили Тави в спешно извлеченную из трюма ванну. – Есть, господин мой. Домой.

Эпилог

Со временем проходит все.

Мы куда менее значительны, нежели себя воображаем. Все, чем мы были, чего достигли, – лишь тень, каким бы долговечным ни представлялось. Однажды последний человек испустит последнее дыхание, а солнце будет светить, горы стоять, дожди лить и ручьи журчать, не заметив его исчезновения.

Из последней дневниковой записи Гая Секстуса, Первого консула Алеры

«Воздух над местом, где была столица, слишком горяч, слишком забит испарениями, не пролететь», – прикинула Амара. Спасенных рыцарей и граждан предстояло вести в обход.

Она заложила круг, огибая пылающую пустыню, и с ее восточного края повернула на север. От столицы Алеры, сияющего белого града на холме, осталась зияющая в земле дыра. В ее котле, глубоко под ними, кипели огонь и дым. В дыру вливалась река Гаул, и временами пар затягивал землю плотным белым туманом – как погребальным саваном.

Подлетев к первым воздушным носилкам, Амара открыла дверцу и скользнула внутрь. Минуту она сидела молча, склонив голову.

– Кровавые во́роны, – вздохнул смотревший вниз Грэм. – Это работа ворда?

– Нет, – ответил Бернард. Его рука нашла и ласково пожала руку Амары. – Нет. Я такое уже видел. В Каларе.

– Гай, – прошептал Грэм. Он покачал головой и склонил ее. – Заносчивый старый… – Голос у него сорвался, не дав закончить фразу.

– Ты думаешь, орда здесь побывала? – спросила у мужа Амара.

– Уверен. Они следов не скрывали. Сверху видно.

– Значит, Гай их разгромил, – сказал Грэм.

Амара покачала головой:

– Нет. Не думаю. – Подняв голову, она в окно оглядела картину опустошения. – Он ни за что бы этого не сделал… если бы город не погибал в любом случае.

– Ворд победил, – кивнув, пророкотал Бернард. – Но он заставил их поплатиться.

– Где же выжившие в сражении, Бернард? – спросила она.

– Выжившие? Здесь? – спросил Грэм.

Амара ответила ему ровным взглядом и снова повернулась к мужу.

Тот задумчиво вздохнул:

– Они должны были уходить по дороге в Красные холмы на севере – до перекрестка. Оттуда могли повернуть на восток, к Аквитании, или на северо-восток, к Риве.

Итак, скрещение дорог, естественное место встречи для всех, кто бежит из зараженных вордом южных краев.

Кивнув мужу, Амара шагнула из носилок, вновь приказав Циррусу принять ее вес на себя. Знаком поманив за собой других летящих, она вырвалась вперед, уводя к северу выживших.

Через полчаса сотня рыцарей Воздуха в вихре холодных ветров обрушилась на них с такой высоты, что на доспехах у них еще не таял иней. Первый рыцарь – нет, поправилась Амара, один из пласидских патрициев, как видно возглавивший отряд, – резко просигналил незнакомую фразу языка жестов. Перекрикивать такое множество воздушных потоков – только голос срывать, поэтому Амара просто вскинула голову, показав горло без ошейника, и подняла руки. Патриций взглянул хмуро, но ответил общепринятым знаком «приземлиться» для нее, а потом, дав сигнал «стоять», одним жестом охватил всех ее спутников. Кивнув, она просигналила своим ждать на месте и вместе с пласидцем пошла к земле.

Они опустились на дорогу, причем патриций все время не сводил с нее глаз. Остановившись в трех шагах, он стал молча, не выпуская рукояти меча, разглядывать Амару.

– Нет, – устало ответила та на его взгляд. – Я не захвачена.

Он как будто чуть расслабился.

– Вы, конечно, понимаете, как важны меры предосторожности.

– Конечно, – согласилась Амара. – Извините, сударь. Я видела вас среди граждан Пласиды, но вашего имени не припомню.

Патриций – он выглядел ее ровесником, но мог быть и двадцатью годами старше, если достаточно владел водяной магией, – устало улыбнулся. Ему не мешало бы побриться.

– Во́роны, сударыня, я сам чуть его не позабыл. Марий Квинтий к вашим услугам.

– Квинтий. – Амара приветствовала его легким поклоном. – Я – графиня Кальдеронская Амара. Со мной рыцари и граждане, спасенные моим мужем и мною от ворда. Они устали, замерзли и голодны. Найдется ли здесь для них приют?

– Найдется. – Кивнув, патриций обвел глазами окрестности. В голосе его слабо, но явственно прозвучала нотка гордости. – Хотя бы временный.

Амара впервые огляделась.

Сражение состоялось здесь, на дороге под Красными холмами. Земля была изорвана фуриями и истоптана тысячами ног. Черные пятна, выжженные огненными фуриями. Повсюду обломки оружия, стрелы, разбитые щиты, расколотые шлемы.

А еще – мертвый ворд.

Тысячи тысяч созданий ворда ковром устилали землю на сотни шагов за ее спиной.

– Я бы пока не стал гулять по окрестностям в одиночку, графиня, – предостерег Квинтий. – Но в лагере, после того как ваши люди пройдут проверку, вы сможете спать спокойно.

– Проверку? – не поняла Амара.

– Мы никого не впускаем, не убедившись, что они не захвачены и не сотрудничают с вордом, госпожа, – хладнокровно объяснил Квинтий. – Уже через час после сражения захваченные пытались проникнуть в лагерь и натворить бед.

– Понятно, – тихо сказала она. – Но мне, сударь, необходимо прежде всего поговорить с Первым консулом. У меня для него важнейшие сведения.

Квинтий резко кивнул:

– Тогда идем.

Они снова поднялись в воздух, и дюжина рыцарей Квинтия проводила их дальше. Летели низко и медленно, что отнимало много сил. К посадке совсем вымотаются, – впрочем, Амара подозревала, что так оно и задумано. Если прибывшие замышляют дурное, по крайней мере, их летуны окажутся ни на что не годны.

До лагеря добрались не так уж быстро и увидели соединенные между собой ограждения, вмещавшие не менее девяти алеранских легионов. Над полудюжиной развевались синие с белым антилланские знамена, хотя за минуту до того Амара готова была поклясться, что такого не может быть.

За ровным рядом белых палаток кипело людское море – десятки, если не сотни тысяч. Их уже ждали одетые в доспехи легионеры Пласиды, и целители тут же принялись оказывать помощь прибывшим – заодно, надо полагать, проверяя их на принадлежность к человеческому роду.

Квинтий провел Амару через пласидский лагерь к отдельному легиону, расположенному прямо за передовой линией. Над ним развевались красно-синие знамена Первого консула, и она невольно ускорила шаг, спеша через лагерь Коронного легиона к шатру командующего. Вокруг него безостановочно двигались посыльные и младшие командиры.

– Я доложу о вас Первому консулу, – сказал Квинтий и скрылся в шатре. Почти сразу он появился снова и поманил к себе Амару. Та вошла.

Вокруг столика посередине толпились люди, гудели тихие голоса.

– Хорошо, доблестные, – прозвучал негромкий голос с выговором образованного человека. – Всем ясно, что надо делать. Приступаем.

Трибуны четко и слаженно, как не бывало в мирное время, отстучав кулаками по нагрудникам, стали расходиться.

– Он хочет немедленно вас услышать, – сказал Амаре Квинтий. – Проходите.

Благодарно кивнув, Амара вышла вперед, готовая обратиться к Первому консулу, – и застыла в недоумении.

Аквитейн Аттис обратил к ней спокойное, уверенное лицо под блестящим стальным венцом Первого консула и кивнул:

– Графиня Амара, я рад вас видеть. Нам многое надо обсудить.

* * *

Войдя в штабную палатку временного лагеря, Исана не удивилась, застав ее почти пустой. Только высокий, с львиной осанкой консул Аквитейн вглядывался в стол для песчаных моделей, как в строки заумной поэмы.

– Жена вашего брата превосходно себя показала, – негромко заговорил он. – Она не только устроила побег трех с лишним сотен рыцарей и граждан, лишив ворд возможности пополнить ими число порабощенных, но и произвела по пути на удивление точную оценку распространения кроча на основании показаний пленных и собственных наблюдений.

– Меня удивляет одно: что она поделилась этими сведениями с вами, – ровным голосом ответила Исана.

Аквитейн, не поднимая глаз от песчаной карты на столе, улыбнулся:

– Право, Исана, пора уже оставить позади мелкие раздоры.

– Мелкие… – тихо повторила Исана. – Прошу простить, консул Аквитейн. Я по неведению полагала гибель сотен моих друзей и соседей в Кальдероне не мелким делом.

Он поднял на нее задумчивый взгляд. Стальной венчик надо лбом блеснул в свете заговоренной лампы.

– Предположим на минуту, что события в Кальдероне обернулись бы иначе, что мараты, как во времена Септимуса, смели бы население долины. А я бы встал против орды, завоевав тем благосклонность Сената и многих партий.

– И что тогда? – спросила Исана.

– Я мог бы спасти миллионы жизней, – тихо и твердо заговорил Аквитейн, распаляясь с каждым словом. – Будь на месте Первого консула сильный человек, он бы не допустил Каларского мятежа или сумел бы покончить с ним без катаклизма, повергшего в хаос четверть державы и сделавшего ее легкой добычей для этого извергнутого во́ронами ворда.

– И вы сочли себя вправе решать, кому жить, а кому умереть?

– Вы видите, к чему привели нас непрестанные игры и интриги Гая. Вы видите дымящиеся руины на месте столицы Алеры. Вы видели то же в Каларе и в долине Амарант. Вы видели то же в ночь убийства Септимуса. – Аквитейн сцепил руки за спиной. – Почему на его месте не мог быть другой? И почему этим другим не могу быть я?

– Потому что вы – не наследник престола, – ответила Исана. – Наследник – мой сын.

Аквитейн натянуто улыбнулся ей:

– Алера повергнута на колени, Исана. Ваш сын отсутствует и не может ее возглавить. А я могу.

– Он вернется, – сказала Исана.

– Возможно, – признал Аквитейн. – Но до тех пор он вождь лишь в теории, а смерть, которая грозит нам в ближайшие дни, реальна.

– А когда он вернется, – спросила Исана, – вы признаете его права? Наследственные права. Он – наследник Септимуса, консул Аквитейн.

Что-то дрогнуло в лице консула, и на миг он опустил глаза, помрачнел.

– Если он вернется… – Авитейн чуть заметно выделил голосом первое слово. – Тогда… увидим. До того дня я буду поступать, как считаю лучшим для державы. – Он вновь поднял глаза, твердые и холодные, как агаты. – И ожидаю от вас поддержки.

Исана вздернула подбородок, прищурила глаза.

– Разделение страны нас едва не погубило, – мертвенно и тихо продолжал Аквитейн. – Я не допущу, чтобы это повторилось.

– Почему вы говорите мне об этом сейчас? – спросила его Исана.

– Потому что хочу, чтобы между нами не осталось неясностей. Это сбережет время в будущем. – Он развел руками. – Я питаю к вам немалое уважение. Я предпочел бы заручиться вашей поддержкой на ближайшие месяцы. Но не обманывайте себя – противодействия я не допущу. Скорее, убью вас. Даже если это приведет к столкновению с Антиллусом Раукусом.

«Не ждет ли он, что я задрожу от страха?» – задумалась Исана.

– Вы действительно думаете, что способны с ним справиться? – спросила она.

– В поединке один из нас погибнет, – ответил ей Аквитейн, – а другой ничего не выиграет. И держава тоже.

– Зачем? – спросила Исана. – Зачем вы мне все это говорите? За мной нет легионов, нет ни городов, ни богатства. Зачем вам моя поддержка?

– Затем, что Антиллус не скрывает: он пришел на юг ради вас. И Фригия идет за ним. И консул Пласиды с супругой прямо намекают, что для меня будет разумнее обращаться с вами со всем почтением. Предполагаемый наследник Цереры, похоже, считает, что вы не способны ошибаться. И конечно, вас любит народ: вы, одна из них, возвысились до супруги принцепса и принесли стране столь желанного наследника. Вы не сознаете, какая за вами сила.

Он чуть подался к ней:

– Однако треть страны погибла, Исана. Погибнет и то, что осталось, если мы не перестанем наносить друг другу удары в спину и не научимся сотрудничать.

– Вам лучше знать, – сухо проговорила Исана. – В делах измены вы поднаторели много лучше меня.

Он со вздохом опустился на дорожный табурет, развел руками, спросил устало:

– Как вы думаете, чего хотел бы от вас Септимус?

Исана долго молчала, прежде чем ответить:

– Вы не похожи на свою супругу.

Он холодно улыбнулся:

– У нас была общая цель, изредка общая постель и имя. В остальном – мало общего.

– Общее еще и убеждение, что все средства хороши ради достойной цели, – сказала Исана.

Аквитейн выгнул бровь дугой:

– Легко оспаривать мораль числами – пока числа невелики. Миллионы людей – граждан государства, которое нам положено защищать, – мертвы, Исана. Настало время трудных решений. А отказ от решения точно так же ведет к катастрофе.

Исана отвернулась от него. Прозвучавшие слова оставили во рту горький привкус.

А правда, чего бы хотел от нее Септимус?

– Стране необходимо единство вождей, – тихо сказала она. – Я буду поддерживать вас – до возвращения сына. Большего не обещаю.

Аквитейн сбоку заглянул ей в лицо и кивнул:

– Мы поняли друг друга. Для начала неплохо. – Нахмурившись, он спросил: – Разрешите вопрос?

– Конечно, – ответила Исана.

– Вы действительно думаете, что он вернется?

– Да.

Аквитейн склонил голову к плечу, взгляд стал рассеянным.

– Признаться… что-то во мне желает его возвращения.

– Чтобы снять с себя ответственность?

Аквитейн слабо повел рукой, возражая:

– Потому что он напоминает мне Септимуса. А что сейчас нужно державе – это Септимус.

Исана повернулась к нему:

– Почему вы так думаете?

Он указал ей на стол. Приблизившись, Исана увидела выведенную на песке карту всей Алеры.

Четверть ее, если не больше, была окрашена в зеленый – в цвет кроча.

– Здесь мы отбили ворд, – сказал Аквитейн. – Но они быстро плодятся и могут вернуться. В пределах кроча целые леса вынашивают ворд как плоды. Царице стоит лишь дождаться нового урожая, и она пойдет на нас прежней силой.

– А нельзя ли… выжечь этот урожай? – разглядывая карту, спросила Исана.

– Возможно. Если бы мы при отступлении не перерезали дороги на юг. – Он покачал головой. – Да и рук у нас не хватит выжечь такое пространство до ответного удара ворда. Конечно, я пошлю туда людей, но они могут лишь немного сократить его численность.

Он кивнул на северный край карты, где редкие метки показывали расположение легионов.

– Тем временем нам приходится все больше полагаться в бою на ополчение, пути поставок нарушены, а ворд мало-помалу выбивает наших самых сильных заклинателей.

– К чему вы клоните, консул Аквитейн? – спросила Исана.

Он указал на север:

– Я могу собрать силы. Я могу наладить снабжение тем, что у нас осталось. Я могу построить план сражения и нанести удар ворду. В этих горах я мог бы накормить ими воронов. – Он покачал головой. – Но если мы не пробьемся на юг, чтобы нанести удар по их гнезду, все это бесполезно. Сколько бы мы их ни перебили, они пришлют новых. Рано или поздно конец будет один. Я могу дать людям Алеры сильного вождя, Исана. Могу дать им время. – Склонив голову, он очень тихо договорил: – Но я не в силах дать им надежду.

* * *

Гай Октавиан, принцепс Алерской державы, справился с морской болезнью на целый день быстрее, чем в прошлый раз, что не слишком сократило его страдания. Впрочем, он ценил каждую кроху облегчения.

Глубокой ночью Тави поднялся на палубу «Слайва». Корабль двигался, причаленный к борту прозванной «Алекто» ледяной баржи, поэтому даже вахтенные начальники дремали. Тави полежал на палубе, пока не прояснилось в голове, а потом прошел на нос. Некоторое время он разглядывал огромное судно и тихое море за его бортом; сотни других кораблей медленно продвигались по нему к Алере, давая едва ли треть скорости, какую могли бы показать сами по себе, не привязанные к льдинам. И все же лучше поздно, чем никогда, а обратный путь без ледяных судов, на вкус Тави, получился бы слишком беспокойным.

Покусывая корабельную галету, он смотрел в море и ждал, пока уляжется в животе, позволив ему наконец немного поспать. И оказался совершенно не готов к прозвучавшему прямо за спиной голосу:

– Что такого интересного ты там нашел?

Тави чуть не выпрыгнул из собственных штанов, развернулся как ужаленный и уставился на стоявшую за спиной молодую женщину.

По крайней мере, такой она показалась на первый взгляд.

Со второго, более пристального взгляда он заметил, что она, как другая, в платье, одета в облака и туман. Заметил, как меняют цвет ее глаза – от одного металла и самоцвета к новым и новым. А главное, он заметил, как глубоки эти глаза – таких не бывает у юных женщин, да и вообще у людей.

– Что ты там нашел интересного? – с улыбкой повторила женщина.

– Не то чтобы интересного, – ответил ей Тави. – Просто… мне, глядя в море, лучше думается о будущем. О том, что может случиться. Чем его встретить. И что я могу в нем изменить.

Улыбка женщины стала не то чтобы шире – глубже.

– Вы все одинаковые, – пробормотала она.

– Не понимаю, – тихо сказал Тави. – Кто вы?

Она устремила на него ровный светлый взгляд, и он заметил, что ни волосы ее, ни туманное одеяние не колеблются ночным ветерком.

– Твой дед, – сказала она, – звал меня Алерой.

Флибуста

Фурии принцепса (fb2)

Джим Батчер Фурии принцепса

Благодарности

Пролог

* * *

* * *

* * *

Глава 1

Глава 2

Глава 3

* * *

Глава 4

* * *

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

* * *

* * *

Глава 10

* * *

* * *

Глава 11

Глава 12

Глава 13

* * *

Глава 14

Глава 15

Глава 16

* * *

Глава 17

* * *

* * *

Глава 18

* * *

Глава 19

* * *

* * *

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

* * *

* * *

Глава 24

* * *

* * *

Глава 25

* * *

Глава 26

Глава 27

* * *

* * *

Глава 28

Глава 29

Глава 30

* * *

* * *

Глава 31

* * *

Глава 32

* * *

Глава 33

* * *

Глава 34

* * *

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

* * *

Глава 40

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Джим Батчер
Фурии принцепса