Слово советского пацана. Бандиты, маньяки, следаки (fb2)

- Слово советского пацана. Бандиты, маньяки, следаки [litres] 2077K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Альбертович Холодов

Сергей Холодов
Слово советского пацана

Почему я пишу про бандитов и следователей?

Я историк. Но в сфере моих интересов, во многом, темные стороны нашей жизни — банды, убийства, судьбы мошенников и, конечно, незаслуженно забытые судьбы замечательных следователей, настоящих героев-милиционеров, без которых пресловутые «пацаны» стали бы хозяевами нашей жизни. Надеюсь, что этого не будет никогда. Поэтому их нужно хорошо знать. И я снова и снова буду писать про следователей и бандитов. Про «пацанов», которые готовы на всё. В том числе — на такие страшные преступления, как проделки каннибалов. Этого нельзя забывать. Мы просто не имеем права ретушировать эту часть нашей истории — криминальную. Тем более, что она продолжается. Она была и будет. Как были и будут предатели, люди, напрочь лишенные нравственности и чувства долга. Давайте знать их в лицо.

На страже правопорядка

Всегда Ваш Сергей Холодов

Полиция и милиция

Кто стал первым в нашей стране служителем правопорядка 5 июня 1718 года, когда император Петр основал эту службу и назвал ее на иностранный манер полицией?

Среди множества нововведений, которые внедрял неутомимый реформатор Петр Великий, полиция оказалась одним из самых необходимых, бесспорных и долговечных. Традиции, заложенные 305 лет назад, во многом актуальны и в наше время.

«Лихие люди торжествовали»

Трудно представить, что до этого рубежа в России вовсе не было ни полиции, ни ее прямого аналога. В XVII веке охраной правопорядка занимался Сыскной приказ, который называли еще Разбойным. Это было своего рода министерство, боровшееся с «татями», ворами и «душегубами». Правда, больших ресурсов у ведомства не имелось, не хватало профессионалов, которые могли оперативно решать накопившиеся проблемы, и приказ мог поддерживать видимость порядка только в столице и на стратегически важных дорогах. В 1701 году Петр, недовольный работой этого органа и, видимо, не доверявший его сотрудникам, ликвидировал Сыскной приказ и на первых порах не заменил его новым органом. Оставался Преображенский приказ, который занимался политическими преступлениями, но иногда арестовывал и самых опасных, отпетых уголовников. Однако дела с охраной общественного порядка обстояли скверно. На дорогах и в лесах, близ богатых городов и усадеб расплодились разбойничьи шайки. Подчас — отменно вооруженные. Ведь шла Северная война, трудно было избежать как дезертирства, так и мародерства. У самых крупных разбойничьих атаманов иногда имелась даже артиллерия… С такими ватагами боролась регулярная армия; Петр надеялся на своих офицеров, но у них имелись и другие, более важные, задачи. И «лихие люди» нередко торжествовали.

В крупных городах и на больших дорогах в темное время суток не принято было выходить на улицу, если вы, конечно, не вооружены до зубов. За разгул криминала, по большому счету, никто не отвечал… Бытовые преступления почти никого не интересовали, их, как правило, и не пытались раскрыть. Всяк спасался по возможностям. Каждый состоятельный землевладелец старался охранять свою территорию, создавая вооруженные «дружины».

Долго так продолжаться не могло. Император понимал, что такое положение дел опасно… Государство должно взять на себя ответственность за правопорядок в стране и показать каждому подданному силу и логику самодержавия. Для этого ему и понадобился европейский полицейский опыт.

Первые полицейские

При всей своей бесшабашности император Петр Великий стремился к упорядоченности русской жизни — в армейском духе. Дисциплина, иерархия, усиление руки государства эти тенденции в петровские времена проявлялись повсюду. Сначала Петр возложил обязанность бороться с преступностью на местную власть — воевод и губернаторов. Но им для этого требовался инструмент — более тонкий, чем армейские части. Требовались профессионалы сыска и борьбы с шайками! А также — те, кто усмирит всяческих мошенников. Но царь на первых порах надеялся на своих офицеров и не торопился переносить на русскую почву европейский полицейский опыт, о котором неплохо знал. Наибольшее развитие полицейская система к тому времени получила во Франции, которую самодержец изъездил вдоль и поперек, в том числе инкогнито. Само слово «полиция» — древнегреческого происхождения. В античной Элладе так назывались вооруженные отряды, которые формировались для поддержки общественного порядка. После победы в Северной войне Петр решил учредить нечто подобное и в России. Начал император с Петербурга. Именно там, в северной столице, зародилась отечественная регулярная полиция.

Чтобы начать новое дело, император считал необходимым найти подходящего человека, который мог бы с успехом его возглавить. 5 июня 1718 года указом Петра I введена должность генерал-полицмейстера. Им стал бывший денщик и воспитанник императора, 45-летний генерал-адъютант Антон Мануилович Девьер. Служба, которую он возглавил, занялась охраной правопорядка в Петербурге. С этой исторической вехи ведется отсчет летописи российской полиции.

Столичный полицмейстер подчинялся непосредственно Сенату и, конечно, государю, на которого имел прямой выход. Петр так сформулировал стратегические задачи новой службы: «Полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности».

На новой должности Дивьер стал и сиятельным графом, и сенатором. Словом, вошел в узкий круг тогдашней государственной элиты. Правда, у него имелся опасный и влиятельный недруг — Александр Меншиков, «полудержавный властелин». Но, пока был жив Петр Великий, никто не смел интриговать против Дивьера. Да и после Петра, после продолжительной опалы, Дивьера снова вернули не только в столицу, но и к должности генерал-полицмейстера, на которой в те годы никто не проявил себя профессиональнее, чем этот выходец из Португалии.

Недаром наш первый император ценил его за деловую хватку и редкую честность. По мнению многих исследователей, он был одним из немногих петровских чиновников, не работавших «на свой карман». Выдвинувшись из безвестности, он был слишком верен Петру, слишком благодарен ему, чтобы соблазниться личной наживой.

В первые же дни существования полиции Дивьер получил в свое распоряжение 190 военных — 10 офицеров, 20 унтер-офицеров и 160 «добрых», крепких, хорошо обученных солдат во главе с майором. Вроде бы совсем небольшой отряд, но все оказались истовыми служаками. Кроме того, учреждалась канцелярия генерал-полицмейстера, в штате которой вели дела один дьяк и 10 подьячих. Все они и стали первыми российскими полицейскими — и с первых дней работы показали себя настоящими профессионалами.

Полиция должна была незамедлительно организовать в Петербурге круглосуточную пожарно-караульную службу. Караульщикам надлежало иметь «какое-нибудь оружие» и трещотку, чтобы при необходимости подзывать себе подобных. Вскоре Дивьер подготовил указы «О устройстве в Санкт-Петербурге шлагбаумов, о пожарной повинности, о нехождении по улицам в неуказанные часы, о тушении огня и о прекращении продажи питей и товаров в позднее время» и «О делании в Санкт-Петербурге по концам улиц шлагбаумов и об определении к оным с дворов караульщиков», которые надолго определили служебную рутину полицейских и их соратников из числа горожан. Да, без помощи добровольцев полицмейстеру не удалось бы поддерживать порядок. Участие население в охране правопорядка определялось четко: город делился на районы, в каждом из них работала канцелярия частного пристава. Районы подразделялись на кварталы, в которых полицейскую власть осуществляли квартальные надзиратели. Им помогали квартальные поручики, которых выдвигало местное население. Кварталы, в свою очередь, делились на околотки. Согласно существовавшим в то время правилам, околоточный надзиратель (аналог современного участкового инспектора) был обязан знать всех жителей своего околотка, следить за порядком и помогать сыскной полиции раскрывать преступления. В своем подчинении он имел городовых полицейских и дворников, которые обязаны были, помимо поддержания чистоты на вверенной им территории, регулярно информировать полицию о замеченных правонарушениях и подозрительных лицах.

В сельской местности от десяти дворов избирали одного человека — десятского. Старшими над ними были сотские, которых избирали от ста дворов. В будущем сотских и десятских стали избирать во всех крестьянских общинах. Такой порядок продержался до февраля 1917 года.

По петербургскому образцу полицейскую службу обустраивали в Москве, а затем и в других городах. Впрочем, процесс этот затянулся надолго. Но — «лиха беда начало». Первым московским обер-полицмейстером стал полковник Максим Греков. Особенностью полицейской службы стала ее независимость от местных властей. Система замыкалась на императоре.

«Всем безопасность подают»

Первые полицейские, как и их командиры, отличались неподкупностью. Они слишком дорожили службой, чтобы заниматься незаконным делячеством. Рядовые служивые полиции — как правило, выходцы из крестьянства — получали неплохое жалованье. Набирали в полицию в основном опытных солдат и унтер-офицеров, грамотных и хорошо знавших службу. Нередко для решения важных задач — например, если требовалось разгромить или арестовать разбойничью банду — в помощь полицейским направлялись воинские команды. Действовали они слаженно, в Петербурге — под командованием Дивьера, в Москве — под руководством Грекова.

Непосредственные обязанности полиции подробно определил сам Петр, выделив тринадцать пунктов. Он учел почти все. И проверку качества продовольствия на рынках, и экспертизу весов и гирь. И, конечно, святую обязанность прекращать ссоры и мордобой на улицах, а участников подобных безобразий арестовывать — и доставлять в суд. В «Регламенте Главного магистрата» 1724 года Петр представил полицию органом, который «всем безопасность подает от разбойников, воров, насильников и обманщиков и сим подобных, непорядочное и непотребное житие отгоняет и принуждает каждого к трудам и к честному промыслу, чинит добрых досмотрителей, тщательных и добрых служителей, города и в них улицы регулярно сочиняет, препятствует дороговизне и приносит довольство во всем потребном к жизни человеческой, предостерегает все приключившиеся болезни».

Полицейские получили эффектную форму — васильковые кафтаны с красными обшлагами и зеленые камзолы. Но у них не было времени, чтобы беззаботно фланировать по улицам и красоваться. Служба складывалась хлопотно, требовала крайнего усердия. От них зависело слишком многое. Бороться приходилось не только с преступниками, но и с пожарами, наводнениями, а еще — с нелегальным строительством и с необоснованными повышениями цен на рынке. Премудрости рыночной жизни первые полицейские должны были изучить досконально — почти как сотрудники ОБХСС в советское время. А еще — помогать больным и увечным, «защищать вдовиц, сирых и чужестранных по заповедям Божиим», охранять город в темное время суток. Полиция обладала и судебными полномочиями: в канцелярии Дивьера выносились приговоры и назначались наказания преступникам. Но не менее важны для них были и самые обязанности, не связанные с искоренением криминала. Первые фонарные столбы и скамейки в российских городах тоже устанавливали полицейские. Они же курировали и вывоз мусора, и мощение улиц, и даже воспитание детей. И пожарная служба родилась в недрах полиции. Словом, первые полицейские были мастерами на все руки — совсем как милиционер дядя Степа из сказки Сергей Михалкова. Они приходили на помощь к каждому, кто в этом нуждался, и ведали всеми вопросами городского хозяйства. Они стали проводниками городской цивилизации, к которым многие жители Петербурга и Москвы еще не привыкли.

Результаты деятельности Дивьера и его команды сомнений не вызывали: жизнь в Петербурге преобразилась, в растущем, бурлящем городе установилась «возлюбленная тишина». Имена первых полицейских офицеров, к сожалению, неизвестны, но «оперативники» того времени заслуживают нашей доброй памяти. Полицейская команда показала отвагу и смекалку, искореняя в городе и его окрестностях разбойничьи гнезда. Оружие применяли нечасто, но умело. Им удалось даже почти немыслимое: на некоторое время на рынках практически прекратились карманные кражи. Петербуржцы высоко оценили достоинства порядка и безопасности — и к служителям закона отнеслись с уважением. Только в криминальной среде утвердилась ненависть по отношению к полицейским. Но даже убеждённые противники петровских реформ не говорили о необходимости упразднения полицейской службы.

Вечные принципы

Очень скоро полиция серьезно занялась и сыском, вступая в поединки с опасными и изворотливыми преступниками. Возникла агентура — тайные осведомители охранников правопорядка. Самым известным из них стал разбойник и сыщик Ванька Каин, который родился как раз в год основания русской полиции, а действовал главным образом во времена дочери Великого Петра — императрицы Елизаветы. Использовались и такие хорошо известные нам из детективной литературы оперативные приемы как внедрение в разбойничью шайку. С 1732 года полицейские подразделения, действовавшие в разных городах, получили единого руководителя — генерал-полицмейстера. Эту должность первым занял Василий Салтыков. Царь Петр Алексеевич к тому времени уже несколько лет пребывал в лучшем из миров, но Салтыкову поручили неуклонно следовать рекомендациям первого императора. Система, которую запустил Петр Великий, совершенствовалась и распространялась на всю Россию.

С тех пор многое поменялось — и политическая системы, и бытовая повседневность. Даже преступный мир изменился, стал сложнее, изобретательнее. Но принципы, о которых говорил император Петр I, нисколько не устарели. А такие служители закона как граф Девьер необходимы и современной России. Они есть в нашей полиции. Но все-таки жаль, что не стало привычной милиции. Вместе с этим понятием исчезли и многие лучшие традиции сыска. И правоохранители, которые все-таки были близки к народу.

Дело корнета Бартенева

Пожалуй, это самое романтическое убийство в истории преступлений. По крайней мере, в нашей стране. В 1891 году вся Россия следила за громким делом, которое вел знаменитый адвокат Фёдор Плевако, в те дни превзошедший себя.

Женщина с прошлым

Это было в Варшаве — в одном из красивейших городов Российской империи конца XIX века. Там служил корнет лейб-гвардии Гродненского гусарского полка Александр Бартенев, богатый молодой человек, не обладавший опытом Дон Жуана. В России еще только начинался расцвет декаданса с присущим ему отношением к любви как к мистической страсти, которой нужно отдаваться безоглядно.

«Будьте моей женой»

Он познакомился с Марией Висновской в театре. Влюбился с первого взгляда, страстно, до одури. Ему было чуть за 20, ей — 30. «Женщина с прошлым», как говорили. По слухам, у нее был сын от одного известного певца, но она сдала мальчика в приют. Для нее главным было — блистать. Что ж, она была примой — эффектная, талантливая и достаточно известная актриса. Корнет не видел в ней недостатков. Его опыт в отношениях с женщинами был скуден: сутуловатый, нервный, косноязычный малый не пользовался успехом у дам. Неудивительно, что с Висновской он держался смущенно, как новичок. Их первые встречи были краткими, мимолетными. Друзья по полку удивлялись, что такая фемина уделяет внимание этому серому человечку. Вероятно, ее привлекала в том числе и неопытность корнета.

Бартенев почти каждый день присылал ей роскошные букеты. Как-никак, он был отпрыском состоятельной семьи, отец присылал ему 3 тысячи ежегодно, а для красавицы-полячки корнет не пожалел бы ничего. Актрису этим было не удивить, но цветы помогли наладить взаимоотношения. Вскоре он уже стал посещать ее часто, на правах любовника. Но для него это был не просто красивый роман. Бартенев почти сразу сделал ей предложение, предложил стать женой. И сразу подарил кольцо — вполне достойное для такого случая. Правда, оба они понимали, что многое в этом деле будет зависеть от его родителей, а их он сможет увидеть только во время отпуска. По переписке такие вопросы не решаются.

Взгляд отца

Но, заявившись в отцовское имение, он не решился рассказать о своем романе. Понял: родители не благословят такой брак. У нее и род был не слишком впечатляющий, и возраст, и «прошлое». Актрису можно сделать любовницей, но не женой — такой принцип исповедовал отец корнета. По косвенным признакам он понял: отец только рассвирепеет и откажет ему от денежного содержания о наследства. Он просто потеряет всё. Вернувшись в Варшаву, он схитрил. Грустно поведал Марии, что родители пока на женитьбу не согласны, но потом, когда-нибудь…

«Теперь поздно»

Висновская хорошо знала мужчин. Она поняла, что разговоры о браке — это лишь фантазия. Они встречались, проводили вместе ночи. Нередко она изводила его, оказывая внимание другим поклонникам. Как-то сказала ему: «Вы похожи на щенка». Он пил. Взял себе за правило ежедневно напиваться, а утро начинать с кружки пива. «Я первый пьяница в Варшаве», писал Александр другу. В конце концов Висновская заявила Бартеневу, что его ночные посещения компрометируют ее, и попросила офицера, если он по-прежнему желает встречаться с ней наедине, снять квартиру в глухой части города. Он спорить не стал. Нанял комнату на окраинной улочке, даже устроил там ремонт. Но, когда Бартенев впервые пригласил туда Висновскую, она многозначительно сказала: «Теперь поздно». И уехала — как сказала, к родителям. Его мучила ревность. Он сам-то себе не верил, не то что своей любимой. Тем более, в последнее время ей уделял внимание генерал Палицын. Бартенев пылал, вспоминая об этом старом селадоне… У него — и власть, и деньги, и опыт, а у Бартенева — только деньги и молодость.

Он все-таки уговорил ее посетить их новое пристанище на Новгородской улице. Висновская заявила, что это будет последнее свидание, потому что после этого она уедет аж в Америку. Это привело корнета в ужас… «Без тебя я не смогу». Она улыбнулась.

Последнее свидание

А их свидание в той самой комнатке превратилось в странный спектакль. Она была настоящей роковой дамой Серебряного века. Любила играть с любовью и со смертью. В жизни, как на сцене. «Если бы ты меня любил, то не грозил бы мне своей смертью, а убил бы меня». Красиво сказано! Как в какой-нибудь пьесе! Бартенев кричал, что он может лишить жизни себя, но убить любимую у него не хватит сил. Нет, нет, никогда! Он прикладывал к виску пистолет со взведенным курком. Мария патетически просила его не убивать себя здесь, у нее на глазах… У нее возникла своя идея — в стиле Шекспира или Валерия Брюсова. Мария достала из сумочки две банки, одну с опиумом, а другую с хлороформом. Она предложила ему вместе принять вместе этот яд, а затем, когда она будет в забытье, убить ее из револьвера, после чего покончить с собой. Дальнейшее адвокат на процессе объяснил так. «Она была его жизнью, его волей, его законом. Вели она, он пожертвует жизнью, лишь бы она своими хорошими и ласкающими глазами смотрела на него в минуту его самопожертвования», — Плевако был красноречив, как никогда.

Выстрел в тумане

Бартенев согласился. Они стали дрожащими руками писать предсмертные записки. Несколько раз Мария рвала свою записку, писала заново… Наконец, дело было завершено. Они приняли опий вместе с темным пивом и легли на диван. Висновская промочила платок хлороформом и положила себе на лицо. Бартенев, как в тумане, сел на край дивана, поцеловал ее, потом приложил пистолет к ее груди и выстрелил. Было это, как потом установили следователи, после трех часов ночи.

Бартенев потом говорил на суде: «После выстрела мной овладел ужас, и в первый момент у меня не только не появилось мысли застрелить тут же себя, но у меня никаких мыслей не было или, вернее, они все перепутались в моей голове, и я не знал, что делать. Мне помнится слабо, что я схватил сифон с сельтерской водой и стал ее лить на голову Висновской; для чего я это делал, не знаю». Хотел ли он себя выгородить? Вероятно. В любом случае, он обманул свою Марию.

«Смерть эта не по моей воле»

Записки, которые оставила Висновская, звучали для Бартенева обвинением: «Итак, последний мой час настал: человек этот не выпустит меня живой. Боже, не оставь меня! Последняя моя мысль — мать и искусство. Смерть эта не по моей воле». Он галантно не стал читать этого до убийства… Сам Бартенев адресовал свою записку родителям: «Вы не хотели моего счастья».

Совершив убийство, расслабленный опием Бартенев еще часа два пробыл в этой комнате. Плакал над убитой, а может быть, хохотал. Пытался ли он себя убить? Скорее всего — да. Но не решился. Ведь был он, по большому счету, еще мальчишкой. Потеряв любовь, жить не хотел, но и на самоубийство не решился. Руки его ослабели. Голова поплыла. Стало не до выстрела. Под утро он запер комнату и уехал. На это Бартеневу сил хватило.

«Мною была застрелена…»

В то же утро он явился к командиру, снял с себя погоны и отрапортовал: «Этой ночью в доме номер 14 по Новгородской улице мною была застрелена моя любовница — артистка театра Мария Висновская». Полицейские нашли ее тело. По клочкам разорванных писем ситуация для Бартенева складывалась самая неблагоприятная. Его судили за умышленное убийство. Тут-то на сцену и явился адвокат Плевако, вскрывший все тайные пружины их романа и просивший снисхождения к этому нелепому корнету. Благодаря Плевако все поверили, что Висновская действительно предложила им «дуэтное» самоубийство, на которое он не пошел только по нерешительности. Другую версию — что Бартенев угрожал актрисе из ревности — отбросили.

Помилованный и неразгаданный

Вся страна зачитывалась речью Плевако — как психологическим этюдом о пылкой любви, о любви как о наваждении. Молодые дамы грезили о такой любви — даже с кровавой развязкой. Присяжные признали Бартенева виновным — а как иначе? Но осудили только на восемь лет каторги. Для убийц — немного. А тут еще и император, недолюбливавший поляков, заменил приговор разжалованием в рядовые. А потом ему даже вернули дворянское звание. Бартенев женился. Тихо жил, стараясь не вспоминать о своей варшавской страсти.

Через несколько лет Иван Бунин написал об этом деле повесть, изменив имена героев, — «Дело корнета Елагина». Но этот старинный детектив никогда не будет раскрыт. Степень вины Бартенева навсегда останется для нас загадкой.

Был ли Бартенев преступником? Безусловно. И по психологии, и по воспитанию. Он переступил рубеж, через который нельзя — никогда — переступать честному человеку.

Первый советский прокурор

Дмитрий Курский — из тех революционеров, которые принадлежали к немногочисленной элите российского общества. Он родился в Киеве, в семье инженера и малороссийской помещицы. Правда, его отец рано скончался, и матери было непросто одной управляться с тремя детьми.

Золотой медалист

Он с золотой медалью окончил привилегированную киевскую Коллегию (фактически — частную гимназию) Павла Галагана, и сумел поступить на юридический факультет московского университета. Там он в первую очередь сошелся с земляками — выходцами с Украины, которые образовали в университете нечто вроде землячества. Самые добрые отношения сложились у него с профессором Николаем Ильичом Стороженко — знатоком Шекспира и европейской истории.

В доме Стороженко он познакомился с великим Львом Николаевичем Толстым. Но главным его увлечением к тому времени стал марксизм. Курский мечтал о социальной революции и собирался принять в ней участие. После участия в студенческой сходке Дмитрий почти месяц провел в Бутырской тюрьме, но сумел вернуться к занятиям.

Адвокат и революционер

В 1900 году Курский окончил университет, получив диплом юриста и свою вторую золотую медаль, что давало ему право остаться на кафедре для подготовки к профессорскому званию. Но эти двери закрылись перед «политическим». Курскому пришлось устроиться на службу в так называемый «контроль» — одно из учреждений министерства путей сообщения, затем в московскую адвокатуру — помощником присяжного поверенного. Это было и престижное место службы, и отличная школа. В России хотя и со скрипом, но развивался суд присяжных, адвокаты считались лучшими ораторами. Им разрешалось даже защищать революционеров — не первого ряда, но все-таки.

Сухим из воды

В 1904 году Курский вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию, сразу примкнув к большевикам. Началась русско-японская война — и юриста Курского призвали в армию. Но ненадолго. Очень скоро его перевели в запас «на лечение», хотя никакими серьезными болезнями будущий нарком не страдал. Скорее всего, просто побоялись иметь дело с неблагонадежным офицером. В 1905 году он участвовал в московских баррикадных боях. Курского арестовали, но за отсутствием доказательств вынуждены были отпустить. Можно сказать, он вышел сухим из воды.

Дмитрий Курский

«Партийное трудолюбие»

Он был одним из немногих партийцев, которые не порывали со службой, не спешили стать профессиональными революционерами. Но в Московской партийной организации (между прочим, подпольной) трудно было найти более авторитетного большевика.

Старый большевик А. Г. Носков вспоминал: «Внешне несколько суровый, чему способствовали его „по-хохлацки“ опущенные усы, он был человеком большой душевной красоты, умевшим сочетать простоту и чуткость в отношениях с людьми с большевистской принципиальностью и партийным трудолюбием. Для нас, молодой тогда поросли революционеров, преобладавших в профсоюзах, он являлся не только официальным представителем московского большевистского руководства, но другом и наставником во всех делах. Многие из нас вступили в РСДРП в пору царизма благодаря идейному влиянию Д. И. Курского и законно считают его своим партийным отцом».

Фронтовой прапорщик

Хотя партия выступала против войны, Курский на фронтах Первой Мировой сражался добросовестно. Он командовал ротой, участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве. Вскоре после Февральской революции солдаты избрали прапорщика Курского делегатом I Всероссийского съезда Советов.

Одесский ревком

В октябре 1917-го ему не довелось быть в Петрограде, о чем Курский впоследствии не раз пожалел. Он работал в одесском Военно-революционном комитете. Тоже важный фронт: этот южный город был крупнейшим портом России и третьим по населению городом страны, если не считать уже утраченной Польши. Объединенный пленум Советов рабочих, солдатских и матросских депутатов провозгласил в Одессе власть Советов. Потом власть в городе менялась не раз, но в первый раз большевики победили там при участии Курского.

Слуга Фемиды

Вернувшись в столицу, он сразу включился в работу по созданию советской юстиции. Курский, по-видимому, никогда не считал, что государство и право вот-вот отомрут сами собой при наступлении всеобщего коммунизма. На фоне соратников, которые верили в быстрое и радикальное преобразование мира, Курский выглядел почти консерватором. Хотя, конечно, и он первым делом занялся уничтожением той системы правосудия, которая сложилась в России к осени 1917-го. Отменялись суды присяжных, упразднили прокуратуру… Что пришло вместо них? Революционные трибуналы, которые открылись в десятках городов. Народные суды, для которых не хватало сотрудников. И — всесильная ВЧК, которая подчас вершила и следствие, и суд. Шла гражданская война — и Курский в то время повторял латинскую мудрость Цицерона: «Когда говорит оружие, законы молчат». Война принесла чрезвычайное отношение к человеческой жизни, к правонарушениям, к вынесению приговоров. Стройной системы не было, да и быть не могло. А за правосудие в стране отныне отвечал именно Курский, ведь с сентября 1918 года он был наркомом юстиции — и остался на этом посту почти на 10 лет. Прежде всего потому, что умел находить компромисс между другими видными большевиками-юристами — горячими головами.

Спор о прокуратуре

Но гражданская война закончилась. 1922 год начался для советской власти со споров о новом органе юстиции — о прокуратуре. Казалось, что само это слово связано с «проклятым прошлым». А тут Курский и Николай Крыленко стали готовить проект советской прокуратуры. Правда, нарком предлагал не наделять ее мощными полномочиями. Прокуроры, по его плану, должны были подчиняться не только наркомату, не только главному прокурору, но и местной власти. Если учесть, что не менее важна была и партийная дисциплина, прокуроры превращались в самых бесправных бюрократов в стране. Крыленко набросал альтернативный вариант, по которому прокуроры подчинялись только одному человеку — прокурору РСФСР. А им подчинялись все суды. Выстраивалась строгая вертикаль власти. Но на съезде юристов Крыленко осмеяли. И язвительнее других его вышучивал Курский. Против крыленковского варианта выступили и депутаты. Но всем им стало не до смеха, когда в Политбюро получили письмо от больного Ленина — из Горок. Он, как это бывало, категорично выступил против большинства, выставив соратников идиотами. Ленин выступал за сильную прокуратуру, которая не будет подчиняться местным «царькам» и добавит советской юстиции профессионализма.

Самый главный прокурор

Узнав о мнении вождя, почти все изменили точку зрения. Все инстанции проголосовали за крыленковский проект сильной прокуратуры. С одним нюансом. Прокурором РСФСР назначили Курского. При этом он сохранил и пост наркома юстиции. Но нельзя сказать, что после этого у Курского стало больше власти. Его старшим помощником назначили недавнего оппонента — Николая Крыленко. У Курского хватало дел в наркомате, а Крыленко активно работал в прокуратуре, сочинял грозные циркуляры, которые отправлялись по всему союзу.

Кодексы новой власти

Курского больше занимало другое — создание кодексов, без которых судебная система не может работать. Он не побоялся привлечь к работе специалистов с дореволюционным опытом — и один за другим в Советской России появились уголовный, уголовно-процессуальный и гражданский кодексы. И даже иностранные коллеги признавали, что они были выполнены на высочайшем уровне юридической техники. Причем каждый кодекс бурно обсуждали на съездах, и Курскому приходилось отбиваться от оппонентов. Он не был диктатором, и держал рядом с собой не только «удобных людей».

Поход против взятки

Тем временем прокуратура в СССР стала реальной силой. Под ее руководством появились и следственные органы, которые профессионально занимались и уголовными, и политическими делами. А больше всего — боролись с коррупцией. Ленин и Курский объявили поход против взяточников, которых наказывали строго — как никогда прежде. В то время в стране появились предприниматели — нэпманы. Они, конечно, старались платить поменьше налогов, предпочитая подношения «в конвертах», которые принимали «столоначальники». Вот прокуратура и превращала таких чиновников в заключенных.

Итальянская рапсодия

После 50-ти нарком часто болел, служить на столь хлопотной должности он больше не мог. В последние годы жизни Курский был полпредом СССР в фашистской Италии Муссолини. Тогда считалось, что любой опытный и интеллигентный политик может стать дипломатом. Там он и умер в 1932 году в чужом краю, возможно, избежав репрессий и не заработав тавро врага народа для себя и своих близких.

Дело прокурора Виппера

Один их многих трибунальных процессов, которые прошли на удивление быстро, но оставили след в истории советского права — дело Оскара Виппера, бывшего товарища обер-прокурора Уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената и действительного статского советника. Это дело, о котором судачили не только в России, но и во всем мире, стало столкновением двух разных юридических систем, двух миров, столкновением принципов.

Впрочем, сначала миллионы людей захватило дело Бейлиса, куда более резонансное, без которого рассказ о судьбе прокурора Оскара Виппера становится бессмысленным. И о нем все большевики, да и все революционеры с приличным стажем помнили назубок. Расскажем о нем кратко. 20 марта 1911 года в пещере на окраине Киева обнаружили труп 12-летнего мальчика Андрея Ющинского с ножевыми ранениями. Главным обвиняемым стал работавший неподалеку на кирпичном заводе приказчик Менахем Мендель Бейлис. Улик против него почти не было, только смутные показания о «чернобородом мужчине», который накричал на Ющинского незадолго до его гибели. В итоге следствие трактовало события как ритуальное убийство, совершенное — ни много ни мало — для употребления крови христианских младенцев в чудовищных иудейских ритуалах, реальность которых никто доказывать не собирался. Все понимали, что дело складывалось диковатое. Задача стояла такая: и Бейлиса осудить, и, по возможности, лицо сохранить.

В 1913-м степенный и не самый знаменитый, но перспективный столичный прокурор Оскар Виппер был командирован в Киев, на процесс, который станет самым известным в истории Российской империи. Это случилось в последний предвоенный год. Было важно, что Виппер — изысканно образованный юрист, сын директора Московского училища живописи, ваяния и зодчества. По всем признакам — не враг просвещения. Его могли считать объективным обвинителем. Судя по некоторым источникам, он понимал, что дело тупиковое, что без тяжких моральных потерь в этом случае не обойтись. Но от командировки не отказался.

Между тем по всей России (а особенно в Киеве) разгоралось небывалое антиеврейское, а заодно и антиреволюционное движение. «Православные христиане! Мальчик замучен жидами, поэтому бейте жидов, изгоняйте их, не прощайте пролития православной крови!», — такие прокламации распаляли воображение толпы. Активист молодёжной организации «Двуглавый орёл», студент Владимир Голубев обратился к киевскому губернатору с требованием немедленно выселить из Киева три тысячи евреев — тех, на кого укажут «настоящие патриоты». Начиналась громоздкая антисемитская кампания, которая косвенно била по революционерам и по всем, кто был недоволен самодержавием. А это — почти все российское студенчество, почти вся интеллигенция. Дело Бейлиса могло усилить черносотенное движение, преумножить ряды радикальных монархистов, которые стали бы противовесом для революционеров. Но в 1913 году выстраивать «борьбу за умы» на столь мрачных инстинктах как страх перед «ритуальными убийствами» все-таки было поздно. Это понимали и обвинители, которые сами не верили в тот мистический роман, который написало следствие.

Виппер поначалу пытался сохранять объективность, но, видимо, не выдержал накала процесса, хотя не исключено, что, кроме того, испытывал давление из правительственных кругов. Официально он держался версии, что Ющинский пал жертвой умышленного, давно задуманного жертвоприношения, специально приуроченного к закладке синагоги на кирпичном заводе. Надо ли говорить, какие антисемитские страсти возбуждала эта версия? В своей речи Виппер попытался смягчить риторику, отметив, что кровавые ритуалы встречаются в разных религиях, особенно в сектах. Но по евреям все-таки прошелся основательно, заявив, что в России «в их руках главным образом капитал», и что «мы чувствуем себя под их игом». Виппер признал, что улик против Бейлиса действительно немного, но — парадокс! — заявил, что слишком бурные протесты еврейской общественности являются главным доказательством виновности иудея. Прозвучало это неубедительно. Обвинитель стал объектом насмешек.

Бейлиса защищали не только талантливые адвокаты, но и такие лидеры общественного мнения как писатель Владимир Короленко — человек необыкновенной смелости, которую доказал при разных обстоятельствах, в разные времена, в том числе — после 1917 года. Обвинение проиграло и отдававший мракобесием богословский спор, и психиатрический диспут, не говоря уж о системе доказательств, которая трещала по швам. Присяжных намеренно выбирали в основном из простонародья, в надежде, что в их душах прозвучит «фанатическая» струнка. Но и они, несмотря на старания изобретательного Виппера, дали оправдательный вердикт. Вот и вышло, что катастрофой для власти стали не только дурно пахнувшая атмосфера процесса и средневековый стиль обвинений, но и явная слабость системы, которая неспособна довести до конца даже самые знаковые свои задумки. Оставалось устойчивое впечатление, что система уже не может исполнять даже царские указы.

Кто же убил Ющинского? На сей счет существует несколько версий, ни одна из которых не подтверждена. Видимо, это дело навсегда останется нераскрытым.

…После Февральской революции Временное правительство создало Чрезвычайную следственную комиссию по расследованию незаконной деятельности царских чиновников. Причем нарушения по делу Бейлиса выделили в отдельное производство. Шли проверки сотрудников министерства юстиции. Хотя, говоря по чести, главными виновниками того дурного, что поднялось в связи с этим процессом, были политики и пропагандисты. Судейские сыграли в этой истории роль второстепенную, хотя и неприглядную.

Главные события разыгрались уже во времена большевиков. Сначала арестовали министра юстиции Ивана Щегловитова. Его — как считалось, главного идеолога расправы над Бейлисом — казнили без процесса, во внесудебном порядке, во время Красного террора, в кущах московского Петровского парка.

С Виппером обошлись иначе. Он вроде бы смирился с советской властью и, будучи человеком грамотным, тихо заведовал контрольным столом при продовольственном отделе Калужского губпродкома. Работал на своем посту, по мнению калужских товарищей, добросовестно. Никакого компромата, относящегося к послереволюционному времени, на него не нашли — и это говорит о многом. Виппер не собирался эмигрировать, хотя изначально имел для этого некоторые возможности. Было ему под 50, и, по-видимому, он собирался тихо доживать в Калуге. Возможно, предполагал когда-нибудь заняться наукой, помогать строительству новой судебной системы. Но для начала следовало переждать гражданскую войну — и это бывшему обвинителю Бейлиса не удалось. В апреле 1919 года его арестовала местная ЧК. Чекисты, поразмыслив, передали дело в ревтрибунал. Там оно и попало в руки Николая Крыленко, который счел это отличным поводом показать изъяны царского правосудия и справедливость зарождавшегося советского.

На этом процессе Крыленко продемонстрировал свои возможности во всей красе. В годы гражданской войны обвинителям приходилось работать в ускоренном режиме, но на этот раз он нашел время, чтобы подготовиться к противостоянию с обвиняемым и его защитниками. Он изучил памятное дело Бейлиса, навел справки о калужской работе бывшего царского прокурора. Крыленко сразу понял, что в деле есть одна натяжка. Виппер не проявил себя как сторонник белых, а на процессе его непременно нужно было представить потенциальным контрреволюционером. Строить обвинение только на ретроспективе Крыленко не хотел, хотя к делу Бейлиса в обществе по-прежнему относились как к позору царской власти.

После завершения дела Бейлиса прошло меньше шести лет — не так уж много. Память сохранила нюансы тех событий. В то же время за эти годы страна (да и весь мир) изменилась разительно. Отныне антисемитизм считался преступлением, прокуратура, как и другие органы власти царского времени, была упразднена, а разоблачение преступлений старой власти стало одной из важнейших идеологических задач власти новой. Словом, назревал политический процесс, о котором будут писать газеты, на который станут ссылаться пропагандисты.

Схлестнулись два коллеги — советский обвинитель и царский прокурор, Крыленко и Виппер. Правда, встретились они не в равном положении. Один пребывал в печальном статусе бывшего, второй после октября 1917 года неизменно чувствовал себя победителем. Виппер был заведомо проигравшим. К тому же и в России, и в мире мало кто жалел человека, опозорившего себя грязным делом Бейлиса…

Но все-таки бывший прокурор не сдавался, боролся на свою жизнь, хотя, судя по всему, ему в те дни приходилось бороться и с глубокой депрессией. И началась дуэль.

Виппер настаивал, что в 1913 году поддерживал обвинение только потому, что считал: убийство могло быть совершено на кирпичном заводе, где работал Бейлис, а приказчик мог иметь к нему отношение. Могло, мог… Аргументация выходила слабая. Его, конечно, освистывали. Крыленко спросил Виппера, что он имел в виду под термином «еврейское иго»? Он неуверенно ответил: «Так, может быть, мне казалось». Крыленко резюмировал: «То есть у вас было свое мнение, которое вы, не проверив, поставили как фундамент обвинения». Да, он положил царского прокурора на лопатки.

С каждым днем Виппер утрачивал волю к сопротивлению. Василий Климентьев, бывший царский офицер, тоже арестованный, но позже, в эмиграции, написавший мемуары, приметил Виппера в Бутырке, «худого до скелетости», «с землисто-серым лицом и потухшими глазами». В конце процесса бывший обвинитель Бейлиса, окончательно изнуренный Крыленко, заявил: «Я откровенно вам скажу, что после всех тех несчастий, которые выпали на мою долю, и главным образом после крушения всего строя, я понял, что, может быть, вся моя деятельность была неправильной». Это была капитуляция.

Крыленко считал необходимым доказать, что Виппер и сегодня опасен для советской власти, что он — контрреволюционер. По крайней мере потенциальный, а такие, быть может, наиболее опасны. Обвинитель ревтрибунала рассуждал так: «Допустим, что гражданин Виппер служит не в Калуге, а в Харькове. Приходит Деникин, и сейчас же Виппер из сотрудников продкома становится прокурором суда; тогда снова и снова будет раздаваться его проповедь человеконенавистничества и погромов, и многим, может быть, из наших товарищей придется слушать эту проповедь со скамьи подсудимых. А это, спрошу я, возможно? Да, возможно. Вот эту возможность нам нужно раз навсегда пресечь, и трибунал должен исполнить свое дело». Так к Випперу вернулись голословные, демагогические обвинения, которые он некогда адресовал Бейлису. А аудитория рукоплескала Крыленко. Для того военного времени его выступление выглядело логичным.

В финале обвинительной речи Крыленко дал волю красноречию: «С точки зрения охраны революции Випперу не место на свободе, и он должен быть изолирован, и если спросят, как изолирован, — я отвечу трибуналу: уничтожен». И добавил весело: «Трибунал обязан произнести свой приговор, и он будет суров и беспощаден. Пусть же будет у нас одним Виппером меньше». Эта фраза запомнилась многим, ее повторяли на разные лады как знаменитую остроту. И действительно, Крыленко удавался такой юмор — на грани цинизма, в преддверии чьей-то казни.

Приговор не вполне удовлетворил Николая Васильевича, который успел почувствовать себя триумфатором. В основной части он повторял аргументы обвинителя: «Оскар Виппер пытался вредить росту революционного движения рабочих и крестьян, тягость антисемитизма владеет им до сих пор». Но в окончательном вердикте учитывалась работа Виппера в советских органах и его глубокая моральная усталость. Его приговорили «к заключению в концентрационный лагерь до полного укрепления в Российской республике коммунистического строя». До этого рубежа Виппер не дотянул: умер, скорее всего, от голода уже в 1920 году.

Насколько справедлив был этот приговор? Его вынесли в разгар гражданской войны. Шли серьезные сражения, победу большевиков и их сторонников еще нельзя было гарантировать. Среди тех, кто симпатизировал красным, мало кто сомневался, что Виппера следует строго наказать. Он, хотя и проиграл дело Бейлиса, стал символом судебного произвола царской власти и — шире — символом контрреволюции. В то же время это был разбитый человек, неспособный к борьбе и терявший волю к жизни. Его смерть отчасти можно считать самоубийством. Что уж точно показал процесс — так это решительность советской власти. Крыленко сделал все, чтобы обвинение не обернулось пшиком, как это случилось в 1913 году. И революционерам удалось, сохраняя законность, рассчитаться с царской судебной властью за дело Бейлиса.

А брат осужденного прокурора Роберт (возможно, Крыленко в своей речи намекал именно на него, говоря о том, что на земле есть и другие Випперы) сохранил и жизнь, и волю к труду, хотя и подпал под критику самого Ленина за статью «Возникновение христианства». Много лет он преподавал историю в Риге, а когда в 1940 году Латвия, с помощью Крыленко, присоединилась к СССР, сделал большую карьеру. Стал академиком, кавалером ордена Ленина и автором нескольких замечательных книг, включая отмеченное Сталиным исследование об Иване Грозном. Два брата, и такая разная судьба. Для XX века — вполне характерная история. Товарища Крыленко Роберт Виппер пережил почти на два десятилетия.

Первый маньяк СССР

Василий Комаров

В этой истории всё проникнуто мрачной атмосферой послереволюционной разрухи и нищеты. Жестокое было время. Обычно в такие времена люди стараются помочь друг другу. Тем более, что настоящих богачей было маловато — и грабителям стало скучно. Но и в такой чрезвычайной ситуации проявляется преступный дух.

Василий Комаров родился в 1877 году в Витебской губернии. Комаров — это из криминальной энциклопедии, а при рождении он получил фамилию Петров — по отцу Терентию. Последний был рабочим на железной дороге, немало, по крестьянским меркам, зарабатывал, звезд с неба не хватал, зато очень любил горячительные напитки. Попросту, был больным алкоголиком, хотя и выполнял свои обязанности.

У него было 12 детей. Почти все — пьющие и агрессивные. Один из братьев Василия Комарова закончил жизнь на каторге: он попал туда за убийство начальника. Как несложно догадаться, преступление осужденный совершил в состоянии алкогольного опьянения. Василий мечтал воровать, пить, но избегать наказаний. Оказалось, в течение некоторого времени это было возможно…

Комаров начал хлебать самогон в 10 лет. С 13 лет работал пастухом, а с 16 пил без удержу. При этом отличался крепким здоровьем и стальными кулаками. Друзья его побаивались. Вскоре Комаров ушел трудиться к отцу — ремонтником на железную дорогу. Там платили хорошо, но все заработанное Василий спускал на выпивку, и денег ему часто не хватало. Что ж, Комаров подворовывал у соседей. И весьма ловко. Не попадался. В нем проснулся криминальный талант. Видимо, он был рожден для преступного мира.

Потом — Первая Мировая. Василий ушел в солдаты. Вернувшись через четыре года в родной Витебск невредимым, решил обзавестись семьей и вскоре взял в жены односельчанку. Она была очень ревнива, но хобби своего мужа разделяла полностью: выпивали они на пару каждый вечер. Спивались на двоих. Он устроился работать на военный склад, и там попался на левой торговле. Петрову всегда хотелось жить чуть богаче, чем он того заслуживал. Пришлось отсидеть около года. Жена его ждала, но, вернувшись, он ее оставил. Во многом они были родственными душами, но Василий устал страдать от ее ревности.

Почему-то ему казалось, что рай земной находится в Риге — сравнительно неподалеку от Витебска. Туда он и переехал. Там женился на симпатичной польке Софье, которая не слишком усердно пила. Он в ярости бил ее вожжами. Супруга терпела побои: шла война, трудно было найти спутника жизни. В 1915 году семья Комарова перебралась в Поволжье, спасаясь от подступавших к Риге немецких войск. Оказаться в оккупации им не хотелось. Потом свершилась революция. И Комаров попытался выдать себя за несчастную жертву царского режима. Ведь он сидел целый год! В определенных кругах его за эту «отсидку» уважали. И простодушные комиссары поверили ему, не заметили криминальных наклонностей. Сидел при царе, по происхождению — рабочий. Как такому не поверить? Большевики позволили Василию освоить азы грамоты, и он начал активно бороться с контрреволюцией, дослужившись до командира взвода. Говорят, тогда он участвовал в расстрелах. Убивал и офицеров, и бунтовавших крестьян. И это ему понравилось — лишать жизни тех, кто не способен ничем ему ответить. Полная власть над людьми! То, что вдохновляет маньяков — быть всесильным. Он даже побывал в плену у белых, но каким-то образом бежал. Хотя такого человека должны были расстрелять… Это одна из подозрительных страниц истории товарища Петрова-Комарова.

А потом он переселился в Москву — как новый хозяин жизни. Свою истинную фамилию — Петров — к тому времени он уже совсем забыл. Стал Комаровым окончательно. Ему хватило денег на покупку добротного по тем временам дома на Шаболовке. Откуда? Возможно, во время войны ему удалось кого-то крупно обокрасть. Но поговаривали, что он был платным агентом белой разведки. А это дело доходное. Однако скорее всего, уже тогда он занимался грабежами. Вовремя НЭПа Василий купил лошадь и занялся извозом. Сначала работал в разных организациях, возил товар. Подворовывал, добычу сбывал на рынке, но пойман не был. Когда он стал частным извозчиком, редко брал пассажиров. Основное время проводил на Конном рынке.

В 1921 году он впервые занялся делом, которое составило Комарову дурную славу. Он по привычке прогуливался между прилавками, поглядывал на лошадок. Некий крестьянин на Конном рынке хотел купить лошадь. «А вот я хочу свою продать», — подскочил к нему Комаров. Крестьянин и Василий договорились о сделке и отправились на Шаболовку к Комарову для окончательного расчета. Замечательную покупку решили замечательно обмыть. Водка (редкость по тем временам!) у Василия имелась в достатке. Крестьянин после двух-трех стопок опьянел, разоткровенничался. Сказал, что у себя в селе продаст эту лошадь дороже, сможет нажиться. Это взбесило Комарова. Он спустился в чулан, взял молоток — и долбанул гостя по голове.

«Так забивают скотину. Без сожаления, но и без всякой ненависти. Выгоду имел, но не фантастически большую. У покупателя в кармане была приблизительно стоимость лошади. Никаких богатств у него [Комарова] в наволочках не оказалось, но он пил и ел на эти деньги и семью содержал. Имел как бы убойный завод у себя», — писал о нем Михаил Булгаков, в то время — газетный корреспондент, освещавший это дело. В тот раз Комаров находился в квартире один. Жена и маленький сынок где-то гуляли.

Комаров действовал как опытный мясник: раздел убитого, привязал руки и ноги к животу, упаковал тело в мешок и оттащил на соседний заброшенный участок, где стоял полуразрушенный дом, который хотели перестроить в баню. Это местечко показалось ему удобным и для дальнейших делишек.

Он стал каждый день ходить на охоту на Конный рынок. Потом в его доме появлялся новый собутыльник. Однажды свидетельницей убийства стала Софья. Она стала во всем помогать мужу. Ведь он грабил своих жертв дотла — семья получала прибыль. Тогда он ударил несчастного топором по голове, было немало крови. Она все убрала. Вскоре на месте несостоявшейся бани Комаровы похоронили больше десяти человек.

Они были еще и верующими. После каждой расправы супруги усердно молились перед иконами за невинно убиенные души. А бывало, что хозяин дома, вопреки традициям того времени, приглашал к себе священников из ближайшей церкви и просил их провести молебен, а после в знак благодарности поил вином. При этом он не нервничал, не выглядел опечаленным или напуганным.

За первый год своей «серийной» деятельности Комаров отправил к праотцам 17 человек. Их больше негде было хоронить: заброшенный участок переполнился трупами, летом там стоял неприятный запах. Только слабая работа милиции в те годы еще на год отложила разоблачение маньяка.

Отсутствие привычного мечта складирования трупов не остановило Комарова. С тех пор после каждого очередного убийства он прятал тело в мешок и ночью вывозил на телеге к берегу Москвы-реки. Вода принимала всех. Однажды Комарова остановил милиционер, который поинтересовался, что находится в повозке. Убийца с невозмутимым видом предложил стражу порядка лично проверить мешок, но милиционер не захотел и просто отпустил Василия. После этого в такие ночные поездки он брал жену: так они выглядели менее подозрительными. Софья во всем помогала ему. Только во время визитов с «клиентами» удаляла из дома детей. Ребятишек они к своим черным делам не примешивали. Зато кровь она смывала с крайней аккуратностью. Даже при обысках ничего не заметили.

В 1921 году в милицию начали поступать заявления о пропавших людях. История была одна и та же: пошёл на Конный рынок на Серпуховке и не вернулся. Потом на рынке нашли два трупа. Несколько человек всплыли на Москве-реке. Потом то и дело в недостроенных зданиях стали находить холщовые мешки с трупами. Способ убийства был одинаковым: удар по голове молотком или топором (чаще — обухом) — и удушение. В городе началась паника. Какие только слухи ни ходили… Поговаривали о дьявольщине, а значит, зашаталась репутация советской власти: мол, из-за нее в Москву явился сам сатана со своими слугами.

Команду немедленно изловить маньяка дал лично Владимир Ленин — и на Комарова объявили настоящую охоту. За дело взялись лучшие криминалисты, которых собрали по всей стране. Они сразу определили, что все преступления совершает один человек. И установили его профессию: мешки со следами овса, в которых были спрятаны тела, маньяк завязывал особым образом. Сыщики поняли, что им нужен извозчик. Их в Москве тогда было более двух тысяч. Вот и ищи-свищи. Потом оказалось, что у одной из жертв голова перевязана детской пеленкой. Значит, у убийцы есть маленькие детишки.

А он продолжал свои черные дела. Часто приманивал жертв не только хорошей ценой на лошадь, но и водкой, которая, между прочим, в то время еще оставалась под запретом. В СССР выпускали только мягкие спиртные напитки, Комаров обзаводился «беленькой» на черном рынке или гнал самогон. И на рынке сразу видел, кто не прочь угоститься. Таких во все времена можно найти немало. А особенно — во времена сухого закона. И все-таки, «сколько веревочке ни виться…» Была у Комарова одна слабость — он плохо конспирировался. Не менял места «охоты». На Конном рынке на него стали обращать внимание. Он редко брал клиентов как извозчик, при этом всегда был при деньгах. За ним стали следить.

Операцию по поимке «человека-зверя» продумали досконально. 18 мая 1923 года к нему нагрянули милиционеры — вроде бы невооруженные, под предлогом поиска самогонного аппарата. Комаров спокойно, с ледяным равнодушием их впустил, хотя в чулане у него лежал окровавленный труп очередного несчастного. Когда он понял, что это серьезный обыск — выпрыгнул в окно и убежал. Засады не было. Но в облаве уже участвовали сотни милиционеров. Его поймали в подмосковной деревне. Комаров сначала думал драться, взялся за топор. Но потом решил: так будет только хуже. И спокойно сдался на милость победителям.

Сперва Комарова и его супругу осмотрели трое лучших психиатров СССР. Их вердикт был единодушен — супруги вменяемы, правда, самого убийцу признали дегенератом на почве хронического алкоголизма. Суд над первым маньяком Союза проходил в здании Политехнического музея. О процессе много писали: ничего подобного до этого в Стране Советов не было. Всем хотелось разобраться, почему человек, честно (а может, не вполне честно?) воевавший в годы Гражданской, стал чудовищем. Писатели, врачи, юристы — все чрезвычайно интересовались этим делом. Неужели дело только в алкоголизме? В одержимость нечистым в то время не верили, внятных объяснений ждали от врачей. Читатели ждали новых репортажей о «шаболовском душегубе». На суде вели фотосъемку. Комарову было 45 лет, но выглядел он изможденным стариком. Все-таки быть серийным убийцей — дело неблагодарное, да и алкоголизм никому еще не добавлял здоровья.

Сразу стало ясно: он не имел отношения к криминальному миру, они с женой работали вдвоем. Да и супругу он привлек не сразу, по существу, случайно.

На суде Комаров с гордостью сообщил о 33 жертвах, но следствию удалось доказать лишь 29 убийств. Впрочем, приговор и так был очевиден — смертная казнь. Он хотел показать себя идейным коммунистом, который непримирим к спекулянтам, которых во время НЭПа развелось видимо-невидимо. Особенно на Конном рынке. Его спрашивали: а почему вы обворовывали их? Тут ни он, ни супруга ничем не могли оправдаться. Поражало зверское хладнокровие, с которым супруги убивали, расчленяли и прятали трупы. В них, кажется, ни разу не шевельнулась совесть. Комаров не раскаивался, весело говорил, что на одно убийство ему хватало получаса. А потом объявил, что готов убить еще 60 человек, слишком много уж у нас в стране сволочей. Никаких богатств у него дома не нашли: видимо, он всё пропивал и проедал. Да и награбил, по собственному признанию, на 30 долларов по рыночному курсу. Это даже по тем временам небольшие деньги. Он спокойно пожимал плечами: «Казнь? Ничего страшного. Все мы околеем». Народные заседатели в ужас приходили от таких заявлений. Заседания шли недолго — три дня. Всем стало ясно: он просто любил убивать, как любил свою водку. Маниакально. Приговор не вызывал сомнений — высшая мера.

Супругов Комаровых расстреляли в июле 1923 года, а их детей отдали на воспитание в приют. С тех пор фамилия Комаров на протяжении многих лет стала нарицательной — так москвичи в обиходе начали называть убийц. А в годы Великой Отечественной войны, когда другие трагедии заслонили проделки маньяка, появилась легенда, что его сынок переметнулся на сторону немцев и десятками расстреливает коммунистов, евреев и партизан. Мол, яблочко от яблоньки недалеко падает. Но это только байка…

Мишка Япончик — король Одессы

Мишка Япончик — герой кинофильма

Многие помнят рассказы и пьесы Исаака Бабеля про короля одесских налетчиков Беню Крика. Под пером писателя он превратился в благородного хранителя традиций, в том числе семейных. Его прототип — легендарный Мишка Япончик. Но ни в коем случае нельзя их отождествлять. Это разные характеры! И судьба Мишки, если вдуматься, куда сложнее.

Где родился король?

В знаменитом районе Одессы-мамы — Молдаванке — до сих пор не умолкают споры, где именно родился Михаил Винницкий. Одни утверждают, что будущий авторитет появился на свет в одном из домов на Госпитальной улице, другие клянутся, что Винницкий родился и вырос на Запорожской. Но все это — один одесский район. Правда, есть и другая гипотеза — что знаменитый авторитет родился в деревушке Голте под Одессой, а переехал на Молдаванку только в 4 года.

Он появился на свет во вполне приличной многодетной семье — сын мещанина Меера Вольфа Мордковича-Винницкого и его жены Добы Зельмановны. Самого его поначалу называли Моисей-Яков. Один из его братьев много лет спустя даже стал крупным советским начальником.

Учился будущий вор хорошо. Юный Моцес, парень очень неглупый, с отличием окончил торгово-политехническую школу при управлении Южной железной дороги, получил диплом электрика и был зачислен в Одесское градоначальство на должность электрического кондуктора. Тут же сделал хорошую карьеру — стал начальником бригады, которая следила за состоянием электроснабжения всех административных губернских учреждений города. Уважаемый человек! Разумеется, так быстро сделать карьеру ему позволил явные лидерские качества. Мишка был решителен, смел, умел управлять людьми. А люди слушались его.

К тому же, будучи бригадиром, он стал связующим звеном между купцами, контрабандистами и продажными чиновниками. Потихоньку богател и набирал силу. В нелегальном мире ему дали кличку — Японец — за скуластое лицо и узкие глаза. Его такое прозвище вполне устраивало.

К 1914 году Японец полностью контролировал городской извоз, 60 % каботажных перевозок и систему контрабандной доставки колониальных товаров. Под его негласным контролем находились многие муниципальные чиновники, чины полиции и таможни.

Вариант номер два

Есть и другая версия биографии Японца. Говорят, он был сыном старого биндюжника. Почти не учился. Работать начал в матрасной мастерской, и уже в 14 лет вошел в боевую организацию анархистов. Как удивились бы Бакунин и Кропоткин, узнав о таких крепких ребятках! Анархизм для них был не столько политическим учением, сколько поводом для создания криминальной группы, в которой Япончик сразу отличился, ловко орудуя револьвером. Ему долго удавалось оставаться для полиции невидимкой. Занимались они в основном тем, что в наше время называется рэкетом: брали дань с богатых деловых людей, иногда — с продажных чиновников. Полицейские подчас состояли у них на жалованье.

В отряде еврейской самообороны

Во время еврейских погромов Япончик был организатором вооруженных отрядов самообороны. После арестов он оказался единственным, кто не сдал полиции свой наган. Вскоре Мишка покинул лавочку по изготовлению матрасов господина Фаберова и окончательно примкнул к одной из одесских шаек, связанных с анархистской группой «Молодая воля». Теперь он посвящал налетам все свое время. И снискал немалое уважение в этой веселой среде. Ярым погромщикам мстил в первую очередь. В те годы Япончик показал себя смельчаком… А для многих евреев — в том числе вполне мирных, не склонных к бандитизму — он стал героем, защитником.

Гибель пристава

Ходят легенды о том, как он отомстил жестокому полицмейстеру, приставу Кожухарю. Япончик, выглядевший еще моложе своих лет, на какое-то время устроился чистить обувь на перекрёстке улиц Дальницкой и Степовой. В ящик его друзья, знавшие толк в терроре, вмонтировали «адскую машинку». Когда полицмейстер поставил ногу в сапоге на ящик и отвлёкся, Мишка привёл в действие взрывное устройство и сбежал, а Кожухаря со страшным скрежетом разнесло на куски. Япончик хохотал: дельце удалось провернуть «на ять». Он понимал, что недостаточно быть удачливым дельцом и вором. Нужно держать в страхе чиновников и полицейских. К тому же он понимал: об этом убийстве узнает вся братва, и его авторитет быстро пойдет в гору. Собственно, так и становятся королями.

«Молодая воля»

Только так пробиваются в настоящую элиту. А у него имелись именно такие честолюбивые планы. В августе 1907 года вместе с анархистами из «Молодой воли» он принял участие в налёте на мучную лавку Ланцберга на Балтской дороге. Следующим его преступлением, зафиксированным судом, был налёт в той же «компании» на квартиру Ландера в октябре 1907 года. В декабре того же года его случайно арестовали в доме терпимости на Болгарской улице. Многие считали, что к тому времени Японец был уже самым авторитетным воровским вожаком Одессы и ее окрестностей и держал в руках сразу несколько банд. Король есть король. И далеко не все из его дел нам известны: конспирироваться он умел не хуже профессиональных разведчиков.

Какие качества помогли ему стать воровским королем? Безусловно, отчаянная храбрость и честолюбие. Умение держать слово, за которое его уважали другие лихие люди. Уважение в еврейской среде — не только. Его знала и побаивалась вся Одесса.

Из тюрьмы — в короли

По одной из гипотез, его все-таки привлекли к ответственности за дело подполковника Кожухаря (хотя полностью доказать вину не сумели) и приговорили к смертной казни, в ожидании которой он сидел в одной камере со знаменитым одесским Робин Гудом Григорием Котовским. В итоге казнь Винницкому заменили на 12 лет заключения, из которых он отсидел намного меньше и был, как и многие уголовники, освобождён в начале Февральской революции. Вышел он по амнистии Временного правительства — и сходу начал крепко «шухерить». Тем более, что полицию и жандармерию расформировали. А тех, кто там служил, старались унизить, кто как мог. Многих изувечили и убили. Мишка почувствовал себя победителем. Но он понял: чтобы стать настоящим авторитетом, нужно быть немного Робин Гудом. Нужно, чтобы тебя считали не только фартовым, но и справедливым. Япончик сколотил большую банду. Он предпочитал называть ее отрядом. Они грабили буржуев, священников, белых интендантов. Немалую часть отдавали жертвам погромов. О них Япончик не забывал никогда.

Сгоревшая картотека

В фондах Одесского сыскного отделения никаких сведений о Михаиле Винницком не имеется. Он просто уничтожил все бумаги. Понимал, насколько это важно. Картотека Одесской уголовной полиции стала одной из первых жертв Японца в 1917 году. За это и уважали Мишку, за это и прозвали королем Молдаванки, да и всей Одессы. Это ему удалось в революционной неразберихе.

В революционной буре

В Одессе начались разборки украинских гайдамаков, сторонников незалежности, с большевиками, анархистами, левыми эсерами, интервентами, белогвардейцами… В октябре 1917 в город приехала лично Мария Спиридонова, террористка, лидер левых эсеров, которая призывала народ к революции и террору. В этом бардаке революционный Японец чувствовал себя как рыба в воде. Дебоши, перестрелки, налёты, грабежи — это его стихия. Красивая жизнь, о которой он мечтал.

По революционной моде, он больше считал себя борцом за счастливое будущее, чем королем криминального мира. В кампаниях Мишка любил называть себя защитником униженных и оскорбленных и кичился своей справедливостью. Его любимыми рассказами были сюжеты о том, как он помогал обиженным, как издевался над полицейскими и прочими нелюбимыми в народе чинушами.

Гроза Одессы

Один из очевидцев тех событий писал: «Он организует вооруженную Еврейскую революционную дружину самообороны, „на случай погромов“. Это полубандитское формирование уже не грабило, а реквизировало ценности „для нужд революции“. Отряд тогда насчитывал 100–120 человек, вооруженных винтовками и револьверами, при двух пулемётах». А в конце ноября 1917 года район Молдаванки, где хозяйничал Япончик, объявил о создании независимой Молдаванской республики.

На самом деле людей под его началом было больше. Начиная с мальчишек на побегушках — настоящие пацаны, иначе не скажешь. И состояли в его отряде все-таки не только евреи. Они стали грозой Одессы. Одним из самых громких дел Япончика стало ограбление Румынского игорного клуба. Пострадали и несколько крупных магазинов, и недобитые, очень живучие буржуи.

Ледя Утесов и воровской закон

В послереволюционные годы Япончик был знаком с молодым Ледей Утесовым — в будущем великим советским певцом. Именно Япончик считал воровским законом — не трогать артистов. Ведь они помогают нам всем жить веселее! Он сформулировал и другие неписанные законы, ставшие воровскими понятиями: не воровать у своих, не сдавать своих полиции, а кроме актеров, не трогать врачей и юристов. Они тоже могут пригодиться каждому.

Утесов выступал и перед ворами. Хотя брать от них деньги на всякий случай не любил. Разве что в самые анархические месяцы, когда непонятно было, существует ли в городе, который называют «жемчужиной у моря» действенная власть. Многие считали, что властью стал Япончик, окруживший себя адъютантами и державший в руках несколько небольших отрядов. Правда, богатых людей, которых можно грабить, стало куда меньше. И все-таки люди со старыми запасами золота и камушков оставались… А торговля через Одессу продолжалась. Ну, а какая торговля без контрабанды? А контрабандистов нужно «стричь». Во главе этой системы и стоял Япончик. Была у него такая любимая шутка: в Одессу приезжал известный актер или гипнотизер. И какая-нибудь шестерка Мишки грабила его. Жертву убеждали, что обращаться нужно лично к Мишке Япончику. Он внимательно выслушивал рассказ ограбленного, обещал ему помочь. И через полчаса пропавшие золотые часы или портмоне возвращались к владельцу.

Многое в Одессе в те дни крутилось вокруг Япончика. Уважали его почти все. Он был удобен. Свергать его не хотели. Но, увы, время бежит быстро.

В Красной Армии

Во время оккупации Одессы Винницкий сотрудничал с красным подпольем — через Котовского и его друзей. Именно тогда особенно жестокими стали их налеты. А предпринимателей, которые не желали платить налог королю, стали сходу убивать. Да, время начиналось жестокое.

Когда Одесса стала большевистской, он решил вступить в Красную армию. Возможно, его убедил в этом Котовский. Правда, в первом походе больше половины его воровского войска разбежалось. Жулики и налетчики не желали рисковать жизнью ради рабочих и крестьян. Но некоторые все-таки подчинились Япончику! И выполняли задания Реввоенсовета. Правда, параллельно они грабили буржуев и привычно обогащались. Кое-что при этом, по совету Котовского, отдавали сиротам и бедноте. А Япончик даже некоторое время командовал бронепоездом, который действовал против зеленого атамана Григорьева. Наконец Япончик убедил руководство красных доверить ему 54-й советский революционный полк имени аж самого товарища Ленина, состоявший сплошь из уголовников. Мишке торжественно вручили серебряную шашку и Красное знамя.

Бегство, которого не было

Он стал воевать против ненавистных петлюровцев, которые отличались активностью в еврейских погромах. Полк поначалу действовал храбро, но после первого серьезного удара почти целиком дезертировал. И за эту трусость, и заодно за самоуправство, с Япончиком решили расправиться. С ним остались только самые верные. Отряд Красной армии окружил их возле станции Вознесенск. Говорят, Мишку выдал один из урок, которого впоследствии убили. Он без сопротивления сдался властям, надеялся сговориться с Котовским. Но… был убит. Как писали, при попытке к бегству. Хотя, скорее всего, бежать он не собирался. Так и закончилась жизнь короля… В общем-то, справедливо.

Парижский эпилог

Циля с дочерью сумела покинуть Советскую страну — они нашли счастье во Франции. Жили безбедно. Король позаботился о том, чтобы у них было всё. А воровской закон, у истоков которого стоял Винницкий, с тех пор кардинально изменился. Настоящие урки с этого времени избегали взаимоотношений с государством. Настоящие воры в законе даже не получали паспортов, не служили в армии, не сочетались официальным браком. Но все они почитают Мишку Япончика как своего выдающегося предшественника. И кличка «Япончик» в наше время остается самой почетной в воровской среде. Так было и так будет. Ведь Мишка — фигура культовая. Дело не только в Исааке Бабеле и его герое Бене Крике. Даже в советское время о нем написали оперетту «На рассвете», и великий одесский комик Михаил Водяной пел в его роли:

Не один в пистолете патрончик,

Не один есть в Одессе блондин,

Но поверьте мне — Мишка Япончик,

В своем роде, конечно, один.

В жизни знал я немало красавиц,

Я не жалуюсь, — жизнь хороша!

Если только какой-то мерзавец

Мне не поверит — придавим, и — ша!

Господа, я король, а не лапоть,

Потому и живу налегке.

Чтоб красивенько дельце обтяпать,

Надо что-то иметь в чердаке!

Черный фраер меня не обманет,

У меня ведь такая душа:

Если кто на пути моем станет,

Я придавлю, как букашку, и — ша!

Подходи, мою силу измеряй,

Попрощайся с составом семьи!

Мне не жаль твою жидкость с артерий,

Жалко руки запачкать свои!

Молдаванка успех мне пророчит,

Как на дело иду не спеша.

Полицмейстер мешать мне не хочет,

А коль захочет — придавим, и — ша!

Таким его представляли советские слушатели. Но главное — не забывали, что бывает с очень немногими ворами.

А не так давно посвятили жизни знаменитого «короля» телесериал. И очень неплохой.

А его высокое место в иерархии советских пацанов определяется в основном тем, что очень во многом Япончик был первым. И оказался колоритной фигурой, отличным героем книг, спектаклей и фильмов. Это мало кому удается. С него многое началось. Да, во многом он легенда. Многое о нем напридумано. Но это полагается любому настоящему герою. А герои есть даже в преступном мире.

Мавзолей для благородного разбойника

Выискивая (а порой и выдумывая) самые невероятные поводы для национальной гордости, «незалежные» украинцы не хотят вспоминать, что в их стране находятся два из трёх мавзолеев на территории бывшего СССР. Может, и не зря: ведь в одном из них покоится русский врач Николай Пирогов, а в другом — молдавский разбойник Григорий Котовский, ставший советским героем.

Григорий Котовский

В 1990-е годы мавзолей в городке Котовск (бывший Бирзула), как и многое на Украине, пришёл в упадок. Его подземный склеп постоянно заливала вода, и в конце концов помещение заперли на замок, а ключ отдали в местный музей. 4 апреля 2016 года дверь взломали грабители, проникшие ночью в склеп. Вероятно, они хотели поживиться орденами Котовского и его позолоченной шашкой, не зная, что эти реликвии уже давно хранятся в Центральном музее Вооружённых сил в Москве. Неудачное ограбление оживило дискуссию вокруг останков комбрига: националисты предлагают похоронить их, а мавзолей снести вместе с прочими памятниками эпохи коммунизма. Им возражают многие одесситы (Котовск входит в Одесскую область), считающие Котовского одним из самых ярких персонажей в истории своего города. И не только города — о его всероссийской популярности говорят анекдоты, фильмы, книги, включая культовый роман Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота».

Вся 44-летняя жизнь Григория Котовского напоминает приключенческий роман, в котором подлинные факты трудно отделить от вымыслов. Этот здоровяк с наголо выбритой головой называл себя «адским атаманом», шесть раз бежал из тюрьмы, а ограбленным им богачам выдавал расписки: «Изъято Котовским на народные нужды». «Реквизированные» деньги он и правда щедро раздавал жителям молдавских сёл, получив за это их поддержку и громкую славу «степного Робин Гуда». Кишинёвский полицмейстер приказывал искать его повсюду, а Котовский, ничуть не скрываясь, пил кофе напротив его особняка. Ему приписывали княжеское происхождение и романы с первыми красавицами, включая кинозвезду Веру Холодную.

Правду о себе Котовский рассказывать не любил — она являлась не компрометирующей, а просто скучной. Он родился в июне 1881 года в бессарабском селе Ганчешты в семье Ивана и Акулины Котовских. Отец был обрусевшим поляком, женившимся на крестьянке и работавшим на винокуренном заводе помещика Манук-бея. Григорий имел старшего брата Николая и трёх сестёр; при родах младшей из них, Марии, умерла мать, за ней последовали двое детей. Зато Гриша, по рассказам советских биографов, рос сказочным силачом — в сельской школе он запросто поднимал на руках пятерых товарищей. При этом не терпел несправедливости и не раз лупил хулиганов, обижавших слабых. Так это или нет, у односельчан Гриша вызывал симпатию — сам Манук-бей принимал его у себя в доме, а после смерти отца устроил в сельскохозяйственное училище. Но стать агрономом Котовскому было не суждено: во время учёбы он познакомился с революционными идеями, твёрдо усвоив из них одну — «грабь награбленное».

Позже он вспоминал:

«Я насилием и террором отбирал от богача-эксплуататора ценности… и передавал их тем, кто эти богатства… создавал. Я, не зная партии, уже был большевиком».

На самом деле представление о большевиках, как и о других партиях, у него имелось смутное. Как всякий «благородный разбойник», он часть денег раздавал беднякам, а другую часть — и немалую — тратил на себя, поскольку любил жить красиво. Видимо, что-то перепадало и полиции: его дважды арестовывали, но почему-то сразу отпускали.

Во время войны с Японией Котовского отправили в армию, однако он сразу же бежал и вернулся в Бессарабию, где сколотил отряд гайдуков. Крестьяне прятали своего заступника от жандармов, поэтому его арестовали лишь в январе 1906-го. За четыре месяца в кишинёвской тюрьме он стал признанным лидером не только политических, но и уголовников. С их помощью он несколько раз пытался бежать, и наконец это удалось. Говорили, что некая гостья — красивая дама — передала Котовскому сигареты с опием, он угостил ими надзирателей, и они заснули. После этого силач выломал дверь камеры, поднялся на чердак и через люк спустился на землю по связанной из одеял простыне. Хотя все усилия пропали даром. Уже через месяц кишинёвский пристав Николай Хаджи-Коли сумел выследить беглеца и арестовать. На сей раз Котовского приговорили к виселице, заменённой 12 годами каторги. В Нерчинске «адский атаман» поутих, вёл себя примерно и рассчитывал на освобождение к 300-летию дома Романовых. Однако начальник тюрьмы своей рукой вычеркнул опасного преступника из списка освобождаемых, и вскоре обиженный Котовский бежал. Он хвастался, что при побеге голыми руками задушил двух конвоиров, но потом сам признавался, что до Гражданской войны никого не убивал, «имея доброе сердце».

Целых полгода он добирался в родные места, работая по дороге кочегаром, чернорабочим, кучером, молотобойцем. На родине он собрал товарищей и снова занялся грабежами, ещё более дерзкими. Его жертвами стали многие одесские богачи, например, скотопромышленник Арон Гольштейн, у которого он под дулом револьвера отобрал 10 000 рублей «на молоко для бедных детей». За помощь в поимке Котовского сулили большие деньги. Кишинёвский полицмейстер разослал повсюду его приметы:

«Прекрасно говорит по-русски, молдавски, румынски, еврейски, а равно может изъясняться на немецком и чуть ли не на французском языке. Производит впечатление вполне интеллигентного человека, умного и энергичного; в обращении старается быть со всеми изящным, чем легко привлекает на свою сторону симпатии… Одевается прилично и может разыгрывать настоящего джентльмена, любит хорошо и изысканно питаться и наблюдать за своим здоровьем».

В июне 1916 года предатель сообщил полиции, что Котовский скрывается на хуторе Кайнары, и старый знакомый Хаджи-Коли бросился по его следу. При аресте атаман пытался бежать и был тяжело ранен в грудь; по законам военного времени его приговорили к повешению. Но он не сдавался, и начал посылать по всем возможным адресам просьбы о помиловании, прося отправить его на фронт.

Одно из писем попало к жене знаменитого генерала Алексея Брусилова. Она навестила Котовского в одесской тюрьме, была им очарована и уговорила мужа отсрочить исполнение приговора. Тем временем случилась Февральская революция, объявившая амнистию политзаключённым. Котовский, как уголовник, под неё не попал, хотя, используя свой авторитет, жил в тюрьме вполне вольготно. В марте он посетил оперный театр, где произнёс пламенную речь в поддержку революции. Выступавший следом Леонид Утёсов тут же сочинил частушку:

«Котовский явился, буржуй всполошился».

К радости собравшихся, «адский атаман» не стал никого грабить — всего лишь продал свои кандалы за 3000 рублей «в пользу жертв революции».

В мае он был помилован личным указом министра внутренних дел Александра Керенского и отправлен на Румынский фронт. За храбрость будто бы получил Георгиевский крест, хотя об этом известно только с его слов. После революции солдатский комитет отправил его устанавливать в Кишинёве Советскую власть. Однако в декабре в городе провозгласили Молдавскую народную республику, которую тут же оккупировали румынские войска. Котовский со своим отрядом ушёл в Одессу, но и её в марте 1918-го заняли немцы. Красные отступили на восток, хотя атаман остался в любимом городе, уйдя в подполье. Как вспоминает его товарищ А. Гарри, он научился мастерски менять внешность:

«Я не всегда сразу узнавал Котовского: способностью перевоплощаться он владел в совершенстве. Ему служили не только грим и костюм: он изменял походку, выражение лица, голос, жестикуляцию».

Он явно получал удовольствие, перевоплощаясь то в блестящего офицера, то в священника, то в еврея-лавочника. Ему помогал «король» одесских бандитов Мишка Япончик, с которым Котовский познакомился в тюрьме. За умеренные деньги он снабжал подпольщиков оружием.

В декабре, после революции в Германии, немецкие войска оставили Одессу. В разгар эвакуации люди Котовского и Япончика взяли штурмом тюрьму и освободили всех заключённых. Через несколько дней в городе высадились французские и греческие солдаты, и атаман тут же включился в борьбу против них. Он совершал налёты на склады с оружием, пускал под откос поезда, не упуская из виду и агитацию среди солдат противника.

Под натиском Красной армии интервенты уже в апреле 1919-го покинули город. Пока бандиты Япончика грабили банки и магазины, подпольщики Котовского взяли Одессу под свой контроль. После восстановления Советской власти ревком поручил «испытанному и боевому товарищу Котовскому» (который ещё не являлся членом партии) собрать добровольцев для освобождения Бессарабии, а потом — для похода на помощь революционной Венгрии.

Этот план оказался сорван мятежом атамана Николая Григорьева, а потом — наступлением белых. В июле Котовского назначили командиром 2-й пехотной бригады 45-й стрелковой дивизии — это была его первая должность в Красной армии. Комиссаром бригады стал тюремный товарищ атамана Исай Шмидт — будущий историк и ректор Одесского университета. Должность фельдшера заняла молодая вдова Ольга Шакина, на которую скоро «положил глаз» сам комбриг. В конце войны они сыграли свадьбу, родились дети — дочь Елена и сын Григорий, известный востоковед, очень похожий на отца.

Котовцам предстояло три года непрерывных походов и боёв. В июне они сражались с петлюровцами, рвавшимися к Одессе с севера. Потом с востока нахлынула Добровольческая армия, 25 августа при поддержке британской эскадры занявшая Одессу. Пройдя по тылам противника, бригада Котовского вышла на советскую территорию и была переброшена к Петрограду, которому угрожали войска Николая Юденича. Этот поход на голодный и холодный север дорого обошёлся бойцам-южанам — многие из них, включая комбрига, тяжело заболели. После выздоровления Котовский командовал кавалерийской бригадой в боях с деникинцами, а в феврале снова занял Одессу и отбросил последних белогвардейцев к румынской границе. Чуть не взятый им в плен Василий Шульгин отзывался о комбриге с похвалой:

«Во всей округе рассказывали, что он собственноручно застрелил двух красноармейцев, которые ограбили наших больных офицеров».

В отличие от многих красных командиров, Котовский строго запрещал грабить, а тем более расстреливать пленных и вообще соблюдал строгую дисциплину.

Покончив с белыми, 45-я дивизия вскоре столкнулась с новым опасным противником — поляками, которые в апреле 1920 года начали наступление на Украине. К ним тут же примкнули петлюровские отряды и часть украинских частей Красной армии. Под натиском врага красные отступили, оставив Киев, хотя уже в июне Конармия взломала фронт поляков и погнала их на запад. Котовский тоже повёл свою бригаду в наступление, но в июле был сильно контужен и отправлен лечиться в Одессу. Жена осталась на фронте, и он чуть ли не каждый день писал ей нежные письма:

«Милая, дорогая, желанная Лелечка! Каждый раз, когда приходит летучка „оттуда“, где ты, моя родная, ненаглядная, душа моя переживает какой-то удивительно сложный и сильный по остроте своего переживания момент. Каждый раз хочу послать тебе на бумаге то, что у меня на душе, — мое чувство… Эх, да разве вместит весь мир мою любовь?!»

В августе Котовский выздоровел и собирался вернуться в бригаду, однако она сама двинулась ему навстречу, разбитая поляками вместе с остальными советскими войсками. Котовцы понесли тяжёлые потери, погиб и их командир Михаил Ульрих, с начала войны воевавший рядом с Котовским. Даже в суматохе отступления они не запятнали себя грабежами и погромами, как другие красные части. Роман Гуль, автор очерка об атамане, писал:

«Котовский любил кавбригаду, как огородник любит свой огород, как охотник любит своих борзых и гончих. Самолично подбирал командиров, сам среди пленных разыскивал отменных рубак… В кавбригаде вместе с прошедшими всю войну красными партизанами смешались белые казаки-деникинцы, шкуринцы, военнопленные мадьяры, немцы, беглые поляки и чехи. Подбор вышел хорош».

В конце 1920 года бригада отбросила петлюровские части к границе, после чего Котовского назначили командиром 17-й кавалерийской дивизии. Война для него не кончилась: до конца 1922 года он гонял по Украине всевозможных атаманов, побывал и на Тамбовщине, где подавлял Антоновское восстание. В октябре того же года он стал командиром 2-го кавалерийского корпуса, расквартированного в Умани недалеко от Киева. Никто не думал, что это венец его карьеры: есть мнение, что нарком Михаил Фрунзе хотел сделать Котовского своим заместителем. По другой версии, его собирались всё-таки отправить на отвоевание родной Бессарабии. Базой для этого должна была стать созданная в 1924 году в Тирасполе Молдавская АССР. Пока же бывший атаман с удовольствием готовил солдат. Он требовал, чтобы все бойцы занимались физкультурой, по утрам умывались холодной водой, зимой растирали себя снегом. Приказал закупить для корпуса спортивные снаряды, а также духовые инструменты — музыку он любил не меньше спорта.

Отдыхать он вместе с семьёй ездил в черноморский совхоз Чабанка недалеко от любимой Одессы. Там его 6 августа 1925 года и настигла нелепая смерть. Уцелевшего в десятках боёв атамана застрелил его давний знакомый Мейер Зайдер. В своё время он владел в Одессе публичным домом, прятал там Котовского от интервентов, а когда Япончик со своими бандитами отправился на фронт, стал его адъютантом, заслужив кличку Майорчик. Котовский по старой дружбе устроил его директором сахарного завода под Уманью, и Зайдер нередко навещал его. В роковой день они вместе посетили пионерлагерь в Чебанке, где комдив выступал перед пионерами. Провожавшие его внезапно услышали в темноте выстрел и увидели неподвижное тело Котовского — пуля попала ему в сердце. Зайдер побежал к его вдове, которую тоже хорошо знал, и упал перед ней на колени:

«Прости, я убил командира!»

Его арестовали, осудили на 10 лет, но скоро выпустили «за примерное поведение». В 1930 году трое ветеранов-котовцев застрелили его, отомстив за командира. Это преступление и вовсе осталось без наказания.

Мотивы убийства так и остались неясными. Одни считают, что Зайдер ревновал комдива к своей подруге, другие — что он одолжил ему крупную сумму, которую Котовский отказался отдавать. Третьи уверены, что убить атамана приказал то ли Иосиф Сталин, то ли Лев Троцкий. Они будто бы видели в нём соперника, хотя властных амбиций он никогда не имел, да и по статусу не дотягивал до них. Четвёртые думают, что Майорчик мстил за своего друга Япончика, расстрелянного красными (хотя Котовский никак не участвовал в этой казни). Есть и пятая версия, которой придерживалась Ольга Петровна, — месть украинских националистов (но зачем им было прибегать к помощи еврея Зайдера?). Поспешность суда над убийцей и его быстрое устранение вызывают вопросы, ответить на которые не может уже никто.

Котовскому устроили пышные похороны, на которых присутствовали Семён Будённый, Александр Егоров, Иона Якир и другие красные военачальники. После многолюдного прощания в Одессе тело отвезли в городок Бирзулу на молдавской границе (в 1935 году его переименовали в Котовск). Неизвестно, кто именно предложил соорудить покойному мавзолей, но принималось это решение на самом высоком уровне. Уже на другой день после убийства из Москвы на специальном поезде отправили группу специалистов во главе с профессором Владимиром Воробьёвым — он бальзамировал Владимира Ленина. По их указаниям в центре города был вырыт склеп, в который установили стеклянный саркофаг с телом Котовского. Рядом на атласных подушках положили награды комдива — три ордена Боевого Красного Знамени, а его наградную шашку поместили на специальную подставку. В 1934 году над подземной частью воздвигли здание с трибуной и барельефами на темы Гражданской войны — здесь проходили демонстрации и принимали в пионеры.

В августе 1941-го Котовск заняли немцы, которые разбили саркофаг героя, а его останки бросили в яму вместе с телами расстрелянных коммунистов и евреев. Однако через несколько дней рабочие-железнодорожники ночью раскопали могилу, достали из неё забальзамированный труп Котовского и спрятали в погребе, время от времени поливая спиртом для лучшей сохранности. После освобождения тело вернули на место, но сохранность его оставляла желать лучшего, поэтому его положили в гроб, обитый красным бархатом, оставив в нём лишь небольшое окошечко. В сегодняшней Украине (как и в Молдавии) красный «оккупант» Котовский явно не числится в ряду любимых героев. Не исключено, что его мемориал и впрямь уничтожат, но стереть память об этом ярком, героическом и по-своему симпатичном человеке со страниц нашей общей истории не удастся никому.

Кровавый Культяпый

5 октября 1918 года постановлением НКВД РСФСР в структуре рабоче-крестьянской милиции была создана новая служба — уголовный розыск. Подразделения угрозыска предписывалось создавать во всех городах с населением более 40 тыс. человек. Одним из первых масштабных дел советских сыщиков стало разоблачение банды Михаила Осипова, вошедшего в историю отечественного криминала под кличкой Культяпый. Быть может, самый опасный пацан того времени. Человек, понятия не имевший о морали, о правилах общежития, не говоря уж о законах.

За бандой Мишки Культяпого сыщики Москвы, Орловской губернии, Сибири, Урала, Башкирии охотились в течение нескольких лет. Его банда успела наследить во многих регионах страны. По данным уголовного розыска, Культяпый и его подручные совершили не менее 78 убийств, а также десятки разбойных нападений на ювелирные и комиссионные магазины.

Действовали налётчики не наобум, а по заранее разработанному плану. Приезжая в тот или иной город, уголовники останавливались где-нибудь в частном жилом секторе или покупали дом на отшибе, в котором тихо сидели, не привлекая внимания соседей. Совершив очередной грабёж, преступники быстро съезжали и оседали где-нибудь в другом неприметном убежище. Именно поэтому милиция долго не могла выйти на след преступников. И только в сентябре 1923 года в Уфе сыщикам удалось взять с поличным самого Культяпого и его подельников. Дело было так.

В один из сентябрьских дней 1923 года пятеро уголовников вломились в комиссионный магазин известного в Уфе предпринимателя Разуваева. В магазине в тот момент находились сам владелец, продавцы и трое покупателей. Направив на них револьверы, бандиты велели всем лечь на пол, после чего заткнули жертвам рты и связали за спиной руки. Пока тела лежали на полу, образовав живой полукруг, налётчики жадно хватали золотые и серебряные изделия.

Вдруг входная дверь с шумом распахнулась, и порог комиссионки переступил местный священник. Один из бандитов метнулся ему навстречу. Однако батюшка оказался не робкого десятка. Сбив бандита ударом могучего кулака, священнослужитель выбежал на улицу и закричал:

— Караул! Грабят!..

Следом из магазина высыпали налётчики и попытались рассеяться в толпе. Но это им не удалось. Случайно поблизости находился агент уфимского уголовного розыска Якин. Он догнал одного из удиравших уголовников и скрутил его, а подоспевшие на помощь оперативнику граждане поймали ещё двух участников вооружённого грабежа.

У схваченных с поличным преступников изъяли оружие и похищенные ценности. Документов у бандитов не оказалось. Поэтому для установления личности преступников быстренько этапировали в местный угрозыск. Каковы же были удивление и восторг оперативников, когда вскоре выяснилось: в руки сыщиков попал не кто иной, как сам Михаил Осипов, он же Интеллигент, он же Культяпый, он же «король бандитов».

Уроженец села Березово Пермской губернии, Михаил Осипов был сыном крестьянки и сапожника. Выходец из низов, Мишка, тем не менее, умудрился до революции получить высшее образование. Однако учёная карьера Осипова не прельстила, и он подался в криминал, быстро завоевав авторитет среди уголовников. В криминальном мире его уважительно называли Интеллигент.

До революции Мишка промышлял кражами из магазинов и богатых домов России. Дважды его ловили и приговаривали к тюремному заключению. Отсидев срок, Осипов неизменно возвращался к любимому ремеслу.

После революции ничего не изменилось. Только жестокости прибавилось. Если при царском режиме Мишка воровал и грабил, то при новой власти пристрастился к убийствам. Причём делал это с особым зверством. Любимым его «развлечением» был так называемый веер. Ограбив своих жертв, Мишка связывал их бечёвкой и укладывал обречённых так, чтобы они образовывали как бы веер: ноги одного потерпевшего ложились на ноги другого и т. д., а туловища расходились под углом. Переходя от одного потерпевшего к другому, Мишка остриём топора дробил жертвам головы. Видимо, из-за пристрастия бандита собственноручно кроить черепа своим жертвам к нему и приклеилось прозвище — Культяпый.

Суд над бандитами, входившими в шайку Мишки Культяпого, состоялся в Москве. Сам Культяпый, а также восемь его наиболее активных подельников получили «вышку». Остальные отправились исправляться в трудовые лагеря.

Впрочем, в отношении главаря приговор суда мог бы и не состояться: пока шло следствие, Мишка попытался сбежать из тюрьмы. И непременно сбежал бы, если б не бдительность московского сыщика Филиппа Варганова, специально командированного в Уфу для проведения оперативно-розыскных мероприятий по делу Культяпого.

Из доклада Варганова руководителю уголовного розыска республики:

«В гор. Уфу я, со своим сотрудником тов. Радченко и уполномоченным Секретной части УРР тов. Савичем, прибыл 16-го ноября с/г. Немедленно по прибытии нами был установлен деловой контакт с начальником Башцентророзыска тов. Прохоровым. Решили немедленно проехать в Уфимский Исправдом, проверить надежность охраны и условия содержания Осипова-Культяпого, так как у меня возникали серьезные опасения о возможности организованного побега. По дороге в Исправдом я дал задание инспектору Козлову по прибытии в камеру Осипова немедленно и внезапно его обыскать. В одиночной камере Осипова тов. Козлов, в нашем присутствии, приступил к личному обыску. Осипов быстро выхватил из кармана пачку записок и начал их запихивать себе в рот. Тогда я схватил Осипова одной рукой за горло, а другой за волосы и повалил на кровать. Т. т. Козлов и Прохоров схватили в это время Осипова за руки и начали отнимать записки. Часть записок, которая осталась у Осипова в руках, с большим трудом, в изорванном и измятом виде, была отобрана, а часть их, которая находилась во рту, несмотря на принятые нами меры, была Осиповым проглочена. Отобранные записки были писаны карандашом, частью буквами, а частью были зашифрованы цифрами. По обрывкам записки, написанной буквами, можно было прочесть следующие фразы: „…Отдай 100 мил.“, „понедельник побегу…“, „…если не согласится, ты его постращай бузой, но не проси…“. Из всего этого мы поняли, что Осипов-Культяпый занимается подготовкой организованного побега».

Естественно, Культяпого тут же перевели в другую камеру и приставили усиленный караул. А тем временем сыщики под руководством Варганова приступили к расшифровке изъятых у Культяпого записок. В результате кропотливой работы текст удалось восстановить. Письмо было адресовано сожительнице Мишки — Шурке Низковской. В нём «король бандитов» писал (орфография и стиль автора сохранены):

«Милая доченька. Целую тебя 10.000 раз. Дочь, я ксиву получил; доченька, я человеку тому побоялся довериться. Ты сама знаешь, что это ведь не шутка, а ты, наверно, его ждала, и напрасно. Доченька, дела мои очень скверны. Без помощи мента уйти совсем невозможно, а ему довериться нельзя, отдать ему хотя и вперед деньги, и то он не поможет, а только сделает хуже. Милая дочь, я ведь здесь с ума схожу, все планирую день и ночь. Доченька, это чорт знает как строго меня держат и следят. Мне приходится пойти так: если мент поможет, то в ограде придется только одного мента шлепать, а второго, может, даже и не придется, а на улице тоже, я думаю, не придется шлепать, но если без помощи мента, то надо будет четверых шлепать в корпусе и двоих — в ограде, не считая на улице еще…»

Далее шли конкретные указания, что и как надлежит делать сообщникам.

Из текста послания стало ясно, что побег готовился, и существенную помощь в его организации Культяпому должен был оказать один из надзирателей уфимской тюрьмы. Разумеется, сыщиками были приняты все необходимые меры. Кроме того, в трёх камерах, в которых поочерёдно содержался «король бандитов», Варганов провёл обыски. В каждой из камер удалось отыскать устроенные арестантом тайники. В одном из них хранились заделанные хлебом в углублении под кроватью два ключа от дверей, ведущих из корпуса в тюремный двор. В другом — английский буравчик, аккуратно запрятанный в неровности на стене. Но что самое поразительное: в стене, у отопительной батареи, были найдены револьвер и несколько патронов к нему. Видимо, из этого оружия еще один новоявленный «король бандитов» и намеревался «шлепать» ментов в случае необходимости. Но… уже тогда действовало правило — вор должен сидеть в тюрьме. А бандит — тем более.

Нэповский шалман

Москва времен НЭПа. Представим себе эту круговерть. В Замоскворечье орудует жестокая банда, наводящая ужас на жителей района. Дерзкие налеты на магазины следуют один за другим. Судя по почерку, руководит налетами известный рецидивист Игорь Рыбин по кличке Серый. Его «подвиги» хорошо знакомы сотрудникам уголовного розыска. Несколько лет Серый провел в местах заключения за аналогичные преступления. Выйдя на свободу, тут же сколотил шайку таких же отморозков как и он и вернулся к любимому ремеслу. Несмотря на все старания сыщиков, поймать грабителей с поличным никак не удавалось. Однако известно было место их лежбища — трактир на Пятницкой. И тогда сотрудники уголовного розыска решили внедрить в трактир своего человека, чтобы вычислить состав преступной шайки и ее намерения. Таков сюжет знаменитого советского кинофильма «Трактир на Пятницкой», вышедшего на широкий экран летом 1978 года.

Прямых прототипов у главных героев кинокартины нет. Разве что обаятельный вор-карманник по кличке Пашка-Америка в исполнении Александра Галибина. Этот образ был списан автором сценария с реального преступника Павла Андреева. Правда, Андреев, действительно носивший такую кличку, орудовал почти на два десятка лет позже — в середине 1940-х годов. И, в отличие от киношного Пашки-Америки, отнюдь не ограничивался простыми карманными кражами. На его счету вооруженные ограбления и даже убийства, что не свойственно элите преступного мира, каковой считали себя воры-карманники.

В остальном все главные герои кинофильма — фантазия сценаристов. Однако некоторые черты реальных исторических деятелей того времени уловить все-таки можно. Так, в образе милицейского начальника Климова прослеживаются некоторые черты Александра Трепалова, первого начальника МУРа. Как и киношный Климов, Трепалов не имел никакого отношения к органам правопорядка. До революции Александр Трепалов служил на Балтийском флоте. А когда в 1918 году в Москве был образован уголовный розыск, бывший матрос-балтиец Трепалов стал его первым руководителем. Киношный Климов, судя по всему, тоже пришел в милицию по зову партии. Из его реплик по ходу фильма понятно, что он активно воевал в Гражданскую, штурмовал Сиваш, за что и получил орден Красного знамени — высшую военную награду молодой советской республики. А после окончания военных действий, очевидно, был направлен на работу в уголовный розыск Москвы.

Начинать Александру Трепалову пришлось практически с нуля. К счастью, в Москве еще оставались опытные сыскари, работавшие в уголовной полиции царской России. Их и сумел привлечь к работе новый начальник столичного угро. Основная задача старых специалистов — учить азам сыскного ремесла молодых оперативников из числа рабочих, солдат и балтийских матросов, направляемых на службу в МУР. Этот момент неплохо обыгран в фильме. Там опытный криминалист старой школы выведен в образе следователя Сергея Николаевича Зайцева. И таких бывших царских следаков и криминалистов в первые годы Советской власти в милиции служило немало.

Один из самых титулованных — бывший начальник Московского уголовного сыска Карл Петрович Маршалк, сподвижник знаменитого Аркадия Кошко. После революции их судьбы сложились по-разному. Кошко был вынужден эмигрировать и последние годы жизни провел во Франции. Кстати, англичане неоднократно предлагали Аркадию Францевичу переехать в Лондон и занять выгодную должность в Скотланд-ярде, но Кошко предложение так и не принял.

А вот Маршалк остался в Советской России и даже помогал молодым советским сыщикам организовывать розыскное дело. Кроме того, Карл Петрович воспитал целую плеяду талантливых криминалистов, многие из которых оставили яркий след в истории борьбы с преступностью. Среди них, например, будущий начальник Московского уголовного розыска Леонид Рассказов.

Отношение к бывшим царским специалистам было двойственное. С одной стороны, без их опыта и знаний молодые советские сыщики вряд ли сумели бы в короткие сроки навести порядок в столице, и новая власть это прекрасно понимала. А с другой стороны — дореволюционные кадры частенько испытывали недоверие к себе со стороны идейных большевиков и при любом удобном случае становились жертвами подозрений и оговоров.

Вот и в фильме «Трактир на Пятницкой»: как только выяснилось, что в МУРе завелся предатель, под подозрение Климова попал бывший дворянин Зайцев. И ничем хорошим это для Зайцева не закончилось бы, если б буквально в ту же минуту не застрелился настоящий предатель — простой деревенский парень Ваня Шленов, тщательно скрывавший свое махновское прошлое и связь с хозяйкой трактира.

Показанные в фильме события относятся к середине 1920-х годов. Хотя правильнее было бы датировать всю эту историю пятью-шестью годами ранее. К середине 1920-х все мало-мальски крупные шайки в Москве уже приказали долго жить. Характерная преступность тех лет — кражи, воровство, мошенничество, то есть деяния, не связанные с применением насилия. Банда разбойников и убийц, показанная в фильме, с гораздо большей вероятностью могла появиться в разгар Гражданской войны. Именно на 1918–1919 годы приходится мощный всплеск бандитизма в столице. Так, за один только январь 1919 года московские бандиты совершили 60 дерзких нападений, сопровождавшихся убийствами и насилием.

Москву буквально наводнили банды и шайки, терроризировавшие горожан на протяжении нескольких лет. Самые опасные и свирепые из них — банды Сабана, Зюзюки, Гусека, Голицына (Князя), Селезнева (Чумы) и другие. Каждая из этих шаек насчитывала в своих рядах по десять-двадцать человек, отлично вооруженных и готовых на любое преступление. Так, члены шайки Сабана, узнав о предстоящем задержании своего главаря, устроили настоящую охоту на столичных стражей порядка. В течение одного дня в разных районах Москвы было демонстративно застрелено 16 постовых милиционеров. А на счету другого преступного авторитета — Гусека — два сотрудника милиции, убитых во время налетов на магазины и отделения банка. Любая из этих шаек могла послужить прототипом банды Серого из кинокартины «Трактир на Пятницкой».

Всерьез власти озаботились борьбой с уголовной вакханалией только в начале 1919 года. А толчком к этому послужила одна история, приключившаяся с председателем Совнаркома Владимиром Ильичом Лениным. Дело было морозным январским утром 1919 года. Ленин спешил к детям на елку в Лесную школу. Школа располагалась в Сокольниках, на шестой лучевой просеке. Это было учебное заведение санаторного типа, в котором жили дети, потерявшие родителей в годы революционной смуты.

Когда до въезда в парк оставалось буквально несколько метров, машину вождя мирового пролетариата остановили неизвестные люди и настоятельно попросили пассажиров и водителя отдать им транспортное средство. Поскольку просьба была подкреплена аргументом в виде револьверов, Ленин и его спутники покорно вышли из машины. А преступники без лишних слов вскочили в салон и скрылись в морозной дымке.

Говорят, Ильич отнесся к этому инциденту с юмором и даже посмеивался, глядя, как его охранник с виноватым видом пытался достать застрявший в кармане куртки пистолет. По другой версии, вождь мирового пролетариата попытался образумить преступников, взывая к их революционной совести и пролетарскому сознанию. Впрочем, пламенные речи Ленина не произвели на бандитов никакого впечатления.

Когда преступники скрылись, Ленин и его спутники добежали до здания Сокольнического райсовета, расположенного неподалеку, и связались по телефону с председателем ВЧК Феликсом Дзержинским. Моментально на поиск злоумышленников были брошены все наличные силы Московской ЧК и милиции. Вскоре похищенную автомашину заметил наряд милиции у Крымского моста. Милиционеры попытались задержать преступников, те открыли огонь. В перестрелке были убиты двое сотрудников милиции. А еще через три часа уголовный розыск задержал несколько человек, причастных к угону ленинского автомобиля. По решению коллегии ВЧК преступников расстреляли.

Этот инцидент не прошел бесследно. Уже на следующий день состоялось экстренное заседание Моссовета, на котором присутствовали представители ВЧК и МУРа. Власти потребовали от правоохранительных органов навести порядок в Москве и очистить город от наводнивших его банд. И эта задача была в целом выполнена. В течение нескольких месяцев благодаря стараниям уголовного розыска и московских чекистов были ликвидированы все крупные столичные шайки, включая банды Яшки Кошелькова, Сашки Хромого и Мишки Чумы, наводившие ужас на горожан. А к концу 1920 года в столице Советской России установился долгожданный порядок, и москвичи вздохнули с облегчением.

Так безобидная поездка вождя мирового пролетариата на елку к детям обернулась самыми серьезными последствиями для жителей огромного города. А не попади Ильич в эту неприятную историю — неизвестно, сколько бы еще распоясавшиеся уголовники терроризировали Москву.

Большую роль в наведении порядка в Москве сыграл лично Александр Трепалов. Его самой большой удачей стала ликвидация преступной группы из 83 человек, орудовавших на Хитровом рынке. За этой бандой оперативники охотились не один месяц. Однако взять бандитов с поличным никак не удавалось. И тогда Трепалов пошел на хитрость: прикинувшись уголовником, Александр Максимович внедрился в банду, выведал планы ее главарей и все воровские малины. В результате сыщики накрыли одним махом всю шайку.

Этот метод — внедрение в преступную среду — активно использовался муровцами и впоследствии. В кинофильме «Трактир на Пятницкой» технология внедрения показана весьма подробно. Роль внедренного сотрудника там сыграл молодой оперативник Панин. Под видом полового по прозвищу «Рыжий» Панин втерся в доверие к хозяйке трактира, прикинувшись ее родственником, и таким образом оказался в курсе многих преступных тайн.

Кроме того, именно Трепалов создал в структуре МУРа специальное подразделение — группу по борьбе с бандитизмом. О храбрости и самоотверженности этих людей ходили легенды. Практически ежедневно они рисковали жизнью, выезжая на задержания самых опасных преступников. А в те времена ни одна из операций не проходила без вооруженного сопротивления бандитов. И только благодаря личной смелости Трепалова и профессионализму его людей в кратчайшие сроки удалось ликвидировать организованную преступность в столице.

Мастерство московских сыщиков признавали и сами уголовники. В фильме «Трактир на Пятницкой» есть эпизод, когда Пашку-Америку муровцы привлекли для выполнения спецзадания. Выходя из здания угрозыска после беседы с Климовым, Пашка с восхищением бросает фразу: «Ничего работает уголовка!» В устах такого профессионала своего дела как вор-карманник эта похвала многого стоит.

Так что кровожадная банда Серого из кинофильма — скорее досадный пережиток недавнего прошлого, чем повседневная реальность Москвы середины 1920-х годов.

А вот в провинциальных городах бандиты свирепствовали и в годы НЭПа. Именно туда перебрались из Москвы многие представители преступного мира, когда поняли, что в столице им окончательно перекрыли кислород. Одна из самых кровожадных шаек гастролеров того времени — банда Михаила Осипова, вошедшего в историю отечественного криминала под кличкой Культяпый. На счету Культяпого и его подельников — минимум 78 убийств и десятки разбойных нападений на ювелирные магазины во многих городах страны. В начале 1920-х бандиты успели наследить в Орловской губернии, в Башкирии, на Урале и даже в далекой Сибири. И везде преступники орудовали с крайней жестокостью, буквально упиваясь своей властью над беззащитными жертвами.

Действовали налетчики обычно следующим образом. Приезжая в тот или иной город, останавливались где-нибудь в частном жилом секторе и сидели тихо, не привлекая внимания соседей. Совершив очередное разбойное нападение и оставив после себя море крови и горы трупов, преступники быстро съезжали и оседали где-нибудь в другом регионе. И так в течение нескольких лет.

Взяли Культяпого и его ближайших подельников в Уфе в сентябре 1923 года при попытке ограбить магазин. Причем на помощь милиционерам пришел священнослужитель, находившийся в момент ограбления в торговом зале. Заметив неладное, священник — человек неробкого характера — сбил ударом кулака одного из налетчиков и стал громко звать на помощь. На крики прибежал постовой милиционер, находившийся неподалеку. Вдвоем они скрутили бандита и погнались за остальными. Двоих удалось задержать, остальных поймали чуть позже. По приговору суда Михаил Осипов и восемь его сообщников были приговорены к высшей мере наказания.

А теперь пройдемся по Москве 1920-ых годов и посмотрим, насколько реалистично показан в кинофильме столичный быт того времени. И начнем, естественно, с трактира на Пятницкой, где, собственно, и происходят основные события фильма.

Был ли на самом деле такой трактир в Москве — сказать трудно. К середине 1920-х годов всякого рода ресторанов и трактиров в городе открылось великое множество. По одной из версий, прототипом киношного трактира послужил ресторан «Встреча», который действительно существовал на Пятницкой улице в середине 1920-ых годов. Именно его описывает автор романа Николай Леонов, по сценарию которого и снят одноименный фильм. Располагалось заведение в полуподвале четырехэтажного жилого дома. Впрочем, в народе трактир называли иначе: «Три ступеньки». Именно столько ступенек приходилось преодолевать посетителям, чтобы спуститься в полуподвальное помещение, где, собственно, и находился зал ресторана.

В кинофильме действительно зал трактира расположен в полуподвале. И ведет туда лесенка с тремя ступеньками. Однако фасад самого дома, где располагался трактир, в кино совсем другой. Это здание на Большой Ордынке, соседней улице, сохранившееся и по сей день. Никакого ресторана в полуподвальном помещении в этом доме никогда не было. Кстати, и двух верхних этажей в середине 1920-ых годов у этого здания тоже не было: их надстроили в середине 1930-ых. А в эпоху НЭПа, когда происходит действие фильма, здание было двухэтажным.

Помимо столичного Замоскворечья, в кинофильме мелькают и другие уголки старой Москвы: Новодевичий монастырь, Нескучный сад, Варварка, Никитский бульвар, здание Рижского вокзала. Кстати говоря, в то время, когда снимался фильм, от Москвы 1920-ых годов почти ничего не сохранилось. Поэтому создателям киноленты пришлось немало исхитриться, чтобы создать на экране реалии той эпохи.

Так, встреча Цыгана и Француза происходит на Пушкинской набережной возле знаменитого каскада фонтанов и скульптурной композиции «Девочка-ныряльщица» работы Ивана Шадра. В конце 1970-ых, когда снимался фильм, все набережные в центре Москвы были «упакованы» в гранит. Однако в середине 1920-ых все выглядело иначе: не было ни гранитных набережных, ни каскада фонтанов, ни «Девочки-ныряльщицы». Пришлось декораторам потрудиться, дабы скрыть это от зрителя. Наверное, поэтому в сцене, где Француз и Цыган вспоминают о том, как они «…гнили в пинских болотах за веру, царя и Отечество», фигурируют какие-то экзотические растения типа пальм. Очевидно, ими просто маскировали гранитные набережные реки, а также современные фонари, скамеечки и ограждения.

А торговые ряды, где хозяйничал Пашка-Америка, вообще пришлось снимать в Ростове. В конце 1970-ых годов ничего похожего в Москве уже не осталось. Чтобы создать у зрителя иллюзию большого города, декораторы нарисовали на заднем плане огромное сооружение в виде шатра. По внешнему виду это похоже на Владимирские ворота Китай-города с башней. Через них можно было попасть с Никольской улицы на Лубянскую площадь. По соседству с воротами в конце XVII века была воздвигнута церковь Владимирской Божией Матери. Эти строения были утрачены в середине 1930-х годов, во время реконструкции столичного центра.

В целом создателям фильма удалось весьма правдоподобно передать дух нэпманской Москвы: обилие торговых лавок, ресторанов, уличных базаров. После некоторого запустения периода Гражданской войны в начале 1920-х годов в городе вновь расцвела торговля, а частные предприниматели, развернув кипучую деятельность, снова почувствовали себя хозяевами жизни. Один из таких нуворишей в кинофильме откровенно хамит трактирному гитаристу бывшему штабс-капитану Владимиру Гремину, роль которого исполнил Глеб Стриженов.

Именно так и вели себя обнаглевшие нэпманы. Неудивительно, что многие идейные большевики в годы НЭПа испытывали сильное душевное смятение: стоило ли делать пролетарскую революцию и ликвидировать богатых, чтобы все снова вернулось на круги своя?

Впрочем, пройдет всего несколько лет — и НЭП в СССР будет свернут. От былого нэпманского гонора не останется и следа. А те из недавних хозяев жизни, кто не впишется в новые реалии, уйдут в тень. И с ними будут активно бороться сотрудники всех правоохранительных органов.

Судьба разведчика Смирнова

Термин «невозвращенцы» вошел в широкий обиход уже на излете советского режима. Так в брежневские времена называли всех, кто, легально оказавшись за границей, отказывался возвращаться в СССР. Однако само явление, в отличие от термина, имеет куда более длинную историю.

Первым советским невозвращенцем можно считать сотрудника Разведывательного управления Красной Армии Андрея Павловича Смирнова. Причиной, скорее всего, стала его личная обида на Советскую власть. Дело в том, что младший брат Смирнова в начале 1920-ых годов спутался с какой-то антисоветской организацией, был арестован и вскоре расстрелян. А мать Смирнова и его второй брат, опасаясь репрессий, тайно бежали в Бразилию. В феврале 1922 года, во время служебной командировки в Финляндию, Смирнов узнал о смерти брата и прочих несчастьях, обрушившихся на его родных. После такого известия Андрей Павлович счел невозможным продолжать работу на Советы.

Недолго думая, он отправился в финскую полицию и сдал всех известных ему советских агентов в Финляндии. Правда, это не спасло Смирнова от наказания: финны впаяли перебежчику два года тюрьмы и отправили за решетку. Кстати, это обстоятельство, возможно, и спасло Смирнову жизнь: пока он «отдыхал» в финской тюрьме, советский суд заочно приговорил его к расстрелу. Отсидев положенный срок, Смирнов тут же уехал в Бразилию к родным. Однако вскоре погиб при невыясненных обстоятельствах. По одной из версий, группа ликвидаторов ОГПУ все-таки исполнила приговор советского суда.

Операции по ликвидации

В 1920-1930-х годах физическое устранение сбежавших за кордон дипломатов и разведчиков — излюбленный метод советского правосудия. Для проведения такого рода операций в структуре Иностранного отдела (ИНО) ОГПУ была создана спецгруппа под руководством Якова Серебрянского и Наума Эйтингона. Работали ребята виртуозно, не оставляя следов. Вот лишь несколько ярких эпизодов.

В августе 1925 года в одном из кафе в немецком городе Майнц был отравлен бывший сотрудник Разведуправления Красной Армии Владимир Нестерович (Ярославский). Нестерович считается первым сотрудником советских спецслужб, кто остался за границей из-за политических разногласий с властью. Во всяком случае, сам перебежчик именно так объяснял свое нежелание вернуться в СССР после окончания служебной командировки на Балканы.

Объявив о своем решении, Нестерович уехал в Германию, наивно посчитав, что там он будет вне опасности. Однако вскоре за ним в Германию отправилась группа ликвидации. Убрать изменника решили не столько из чувства мести, сколько из-за опасений, что Нестеровичем заинтересуются британские спецслужбы. Опасения, кстати, были не напрасны: Нестерович действительно предпринимал попытки связаться с представителями английской разведки. Но не успел — агенты ОГПУ оказались шустрее.

Такая же участь в декабре того же года постигла Игнатия Дзевалтовского, разведчика-нелегала, перебежавшего в Западную Европу.

В начале 1920-х годов имя Дзевалтовского, революционера с большим стажем, участника штурма Зимнего дворца, было хорошо известно в Советской России. В течение нескольких лет, с 1917 по 1924 год, Дзевалтовский неоднократно менял посты и должности, пока, наконец, его не направили на работу в Коминтерн и сразу же командировали в Вену для организации разведывательной и подрывной работы в балканских странах. Впрочем, по линии Коминтерна Дзевалтовский трудился недолго: уже в конце того же 1924 года он внезапно исчез из поля зрения своих непосредственных начальников.

А еще через какое-то время появилась информация о том, что агент Коминтерна Дзевалтовский попросил политического убежища у польских властей. Короче говоря, этнического поляка Дзевалтовского внезапно потянуло на историческую родину. Польское правительство охотно приняло невозвращенца из Советской России, тем более что Дзевалтовский сбежал к полякам, прихватив с собой кругленькую сумму коминтерновских денег.

Возмездие настигло предателя в конце 1925 года. По одной из версий, его отравила женщина-агент Иностранного отдела ОГПУ.

Несколько лет люди Серебрянского охотились за нелегальным резидентом ИНО в Голландии Вальтером Кривицким. В конце концов 10 февраля 1941 года труп Кривицкого с дырками в черепе был обнаружен в гостиничном номере в Вашингтоне.

Вальтер Кривицкий (настоящее имя — Самуил Гершевич Гинзберг) долгое время работал нелегалом советской военной разведки в Европе. В 1937 году объявил о своем решении остаться на Западе и выдал несколько советских нелегалов, в том числе и Кима Филби, работавшего в то время под журналистским прикрытием в Испании, при штабе генерала Франко. От ареста и провала Филби тогда спасло только то, что Кривицкий не знал его имени. Поэтому сообщил англичанам лишь о том, что в Испании на Советский Союз работает молодой английский журналист. Вычислить этого журналиста британская контрразведка тогда не смогла.

Сначала Кривицкий жил во Франции под усиленной охраной полиции, затем уехал в США. Но и за океаном его настигла группа ликвидаторов.

В конце 1930-х спецагенты НКВД ликвидировали еще одного перебежчика — Игнатия Порецкого (настоящее имя — Натан Маркович Рейсс, оперативный псевдоним «Людвиг»). Несколько лет Порецкий, хорошо знакомый с Кривицким, жил в Европе и активно работал на советскую разведку. В 1937 году узнал о том, что фашистская Германия затевает секретные переговоры с Советским Союзом. Это известие так потрясло убежденного интернационалиста Порецкого, что тот, по его собственным словам, принял решение порвать с НКВД.

О своем решении Порецкий написал в письме своему начальству в Москву. Москва отреагировала молниеносно, и в Париж, где тогда проживал Порецкий, отправилась группа ликвидации. Правда, сразу устранить «Людвига» не удалось: видимо, почуяв неладное, тот уехал из Парижа в неизвестном направлении. Несколько месяцев люди Серебрянского охотились за ним по всей Европе. Наконец предателя и его супругу подкараулили на одной из горных дорог в Швейцарии и расстреляли в упор.

Как завхоз пошел в разведчики

В январе 1928 года в Персию сбежал секретный агент ОГПУ Аркадий Биргер. Как и многие другие товарищи еврейской национальности, Биргер не любил свою настоящую фамилию и после революции сменил ее на Максимова.

Этот Биргер-Максимов был типичным авантюристом, коих немало развелось после октября 1917 года. В отличие от идейных большевиков, эти товарищи руководствовались только соображениями личной выгоды. Им было все равно, где и кому служить, лишь бы иметь доступ к кормушке. Известно, к примеру, что Биргер во время Гражданской войны неплохо устроился начальником хозчасти армии. За годы братоубийственной бойни завхоз Биргер наворовал столько, что был уволен с должности за растрату казенного имущества и едва не предстал перед суровым пролетарским судом.

От заслуженного наказания Биргера отмазал его соплеменник Яков Блюмкин, занимавший в то время ответственный пост в ВЧК. Прославился Блюмкин тем, что летом 1918 года убил германского посла Мирбаха, чем весьма осложнил и без того напряженную политическую ситуацию в России. Впрочем, это не помешало бывшему эсеру Блюмкину примкнуть к большевикам и быстро сделать карьеру в органах госбезопасности. Поскольку проворовавшийся авантюрист Биргер приходился Блюмкину двоюродным братом, тот пристроил его на работу в свое ведомство.

Впрочем, долго на ниве государственной безопасности Биргер не прослужил, и уже в январе 1928 года сбежал сначала в Персию, а затем во Францию. ОГПУ устроило настоящую охоту за своим бывшим сотрудником. Несколько бригад специально обученных людей пытались ликвидировать перебежчика. В конце концов это им удалось: в 1935 году Биргер при загадочных обстоятельствах упал с Эйфелевой башни. Французские полицейские поспешили квалифицировать это как несчастный случай и быстренько закрыли дело.

Что же касается Якова Блюмкина, он, несмотря на свои революционные заслуги, был расстрелян вскоре после измены своего протеже. Ему припомнили многие прошлые грешки, в том числе членство в партии эсеров и дружбу с опальным Троцким.

Москва слезам не верит

В июне 1930 года сотрудник Иностранного отдела ОГПУ Георгий Агабеков заявил, что остается в Париже. Этому решению предшествовала длинная цепочка любопытных событий.

Итак, профессиональный разведчик, заброшенный в Стамбул для выполнения специального государственного задания, Агабеков неожиданно влюбился в юную англичанку с красивым именем Изабель. Скорее всего, барышня была Агабекову искусно подставлена англичанами: те большие мастера на такие штуки. Агабеков забыл и о своем специальном задании, и обо всем на свете. Единственное, чего он хотел, — быть рядом с красавицей Изабель. Но это было возможно только в случае официальной женитьбы и переезда в Англию. И Агабеков, недолго думая, отправился к военному атташе британского посольства с просьбой предоставить ему политическое убежище.

Англичане отреагировали не сразу. Несколько месяцев Агабекова мурыжили неопределенными ответами и туманными обещаниями. Тем временем Изабель, из-за которой Агабеков потерял рассудок, уехала в Париж. Узнав об этом, Агабеков отправился вслед за своей возлюбленной. В Париже он открыто заявил о своем нежелании работать на ОГПУ. А через год сначала в Нью-Йорке, а потом в Берлине вышла его книга «ОГПУ: русский секретный террор», в которой Агабеков описал свою деятельность в качестве секретного сотрудника ОГПУ в Средней Азии и на Ближнем Востоке. А надо сказать, что работал там Агабеков виртуозно. На его счету вербовки нескольких крупных представителей русской эмиграции, установление контактов с правящими кругами разных стран, организация всякого рода диверсий, провокаций и прочих специальных мероприятий, без которых в те годы была немыслима работа разведчика за рубежом.

Все это Агабеков подробно описал в своей книжке. В результате в одном только Иране по подозрению в связях с ОГПУ было арестовано более 400 человек. Деятельность советской разведки в этой стране оказалась парализованной, а отношения между СССР и Ираном резко испортились.

В Москве, естественно, не обрадовались откровениям Агабекова. Предателя решено было ликвидировать. Тем более что изданием скандальной книги Агабеков не ограничился. В начале 1930-х он перебрался в Брюссель и установил контакты со спецслужбами почти всех европейских стран, намереваясь зарабатывать деньги консалтинговыми, выражаясь современным языком, услугами. Доподлинно известно, что на приманку Агабекова клюнули спецслужбы Бельгии, Англии, Франции, Голландии, Болгарии, Румынии и Германии. Всем хотелось разузнать побольше конфиденциальных сведений о работе ОГПУ за границей, ибо на тот момент советская разведка, несмотря на молодость, уже успела снискать себе славу одной из самых эффективных спецслужб мира.

В общем, этому безобразию было решено положить конец, и на ликвидацию Агабекова отправилась бригада специально обученных людей. Однако устранить Агабекова удалось не сразу. Несколько лет агенты ОГПУ охотились за ним по всей Европе. А в сентябре 1936 года Агабеков… объявился сам. И не просто объявился, но и отправил в Москву письмо, в котором выражал раскаяние и предлагал свои услуги, дабы загладить вину перед Родиной. Впрочем, Москва слезам Агабекова не поверила. В 1938 году очередная бригада агентов НКВД выследила Агабекова в Париже и отправила на тот свет.

Так закончилась карьера одного из самых загадочных персонажей в истории отечественных спецслужб, человека, в деятельности которого тесно переплелись высочайший профессионализм разведчика и авантюризм предприимчивого и падкого на деньги коммерсанта. Кстати говоря, отец нашего героя еще в дореволюционные времена сколотил неплохое состояние на контрабанде опия.

Обиделся на Сталина

18 июля 1937 года на Запад ушел временный поверенный в делах СССР в Афинах Александр Бармин. Забегая вперед, отметим, что, в отличие от вышеупомянутых невозвращенцев, Бармина не постигла суровая кара советского правосудия: он прожил долгую жизнь и скончался своей смертью в весьма почтенном возрасте.

Итак, в июле 1937-го советский дипломат в Греции Александр Бармин тайно пробрался в посольство Франции и попросил политического убежища. Случилось это после того, как из Москвы пришел приказ срочно вернуться в СССР. Бармин прекрасно понимал, что на родине его ждет как минимум арест. Перспектива оказаться в подвалах Лубянки Бармина не обрадовала, и он предпочел остаться на Западе.

Оказавшись в Париже, Бармин громогласно заявил, что не разделяет политику Сталина и считает его ренегатом. Подобные заявления в те годы делали многие большевики первой волны. Оно и понятно: пока они были на вершине власти, все было хорошо и правильно, в точном соответствии с марксистским учением. Но как только маховик террора, запущенный ими в 1918 году, докатился и до них самих, пламенные ленинцы стали громко возмущаться и обвинять во всем ренегата Сталина.

Вот и Бармин из числа этих обиженных. Его жизнь — типичный пример того, как предприимчивые граждане в революционные годы делали блестящую карьеру. Отец Бармина, немец по происхождению, был учителем, мать, по национальности украинка, — простой крестьянкой. После крушения Российской империи, когда любимым цветом молодежи стал красный, Бармин, как и многие его сверстники, всерьез увлекся социалистическими учениями и активно штудировал труды Маркса. В ноябре 1918-го добровольно вступил в Красную Армию и участвовал в боях против петлюровцев.

В начале 1919 года его назначили комиссаром батальона, потом председателем районного революционного трибунала, после чего отправили на курсы красных командиров, а в октябре 1920 года — в военную академию. Попутно Бармин посещал вечерние дипломатические курсы Наркомата иностранных дел (НКИД) и Наркомата внешней торговли (НКВТ), после окончания которых получил назначение на должность второго секретаря советского полпредства в Латвии.

Проработав на дипломатическом поприще примерно год, Бармин возвращается в Москву, и после проверки направляется снова на военную службу — в штаб Красной Армии. Поскольку к тому времени Бармин уже владел пятью языками, в том числе фарси, его приняли в Разведывательное управление РККА и отправили в Персию.

Однако уже в феврале 1929 года Бармин снова радикально меняет профиль деятельности и становится торговым представителем СССР сначала в Париже, а затем и в других европейских городах. И наконец, в 1936 году следует назначение на дипломатическую работу в Грецию, где Бармин работает генеральным консулом, а затем временным поверенным.

Говорили, что своей стремительной карьере на различных поприщах Бармин был обязан Троцкому. Во всяком случае, известно, что еще со времен Гражданской войны их связывали тесные отношения. Не случайно, когда в 1937 году, после своего бегства на Запад, Бармин оказался в Париже, он начал судорожно искать контакты со своим недавним покровителем, в частности, пытался установить связь с сыном Троцкого Седовым.

В Париже Бармин прожил несколько лет. Когда началась Вторая мировая война, Бармин переехал за океан и даже устроился на работу в Управление стратегических служб США (предтеча ЦРУ) в качестве советника по делам СССР. К тому времени Бармин заделался таким рьяным антисоветчиком, что это вызывало удивление даже его непосредственных начальников. В конце концов, его уволили из американской разведки за… откровенно антисоветские взгляды — случай поистине небывалый в истории спецслужб!

Всю оставшуюся жизнь Бармин провел в США, где неплохо подвизался то на ниве журналистики, то в качестве советника в Информационном агентстве США. Умер Александр Бармин в 1987 году в возрасте 88 лет.

Курский мясник

В советские времена не любили говорить о серийных убийцах, пресса не смаковала криминальную хронику. Скорее всего, это правильно: не стоит напрасно вносить в течение жизни панику. С другой стороны, именно неведение порождало невероятные слухи, в которых преступления даже преувеличивались. Разве что некоторые их дела ложились в основу приключенческих романов. Вспомним одну из самых кровавых историй времен гражданской войны.

Молодой садист

В 1920 году по всей стране прошла волна бандитского беспредела. Молодой милиции было непросто сражаться с многочисленными вооруженными верзилами, многие из которых прошли войны, значительно повредившие их нервную систему. Одной из самых зловещих фигур в то смутное время стал курский серийный убийца и садист-маньяк Григорий Морозов, ограбивший и зарубивший 116 человек. Создав вооруженную банду, в которую кроме него вошли Василий Котов и Серафима Винокурова, кровавый мясник почти два года держал в страхе не только Курск, но также тысячи жителей Смоленска и Калуги. Они орудовали и в городах, и в зажиточных деревнях.

Морозов родился в Курске в 1882 году в семействе потомственных воров-карманников. Династия! Папаша Григория практически не вылезал из тюрем. Отбывая очередной срок за кражу, он погиб в поножовщине — скорее всего, не поделил приоритет с кем-то из других воров. Мать Гриши, переживая за мужа, серьезно заболела и умерла. Поэтому воспитывали юного курянина в основном старшие братья — профессиональные воры. И воры на редкость изворотливые! Отец учил их «мастерству» с раннего детства.

Кореша из тюрьмы

Накануне Великой Октябрьской революции 1917 года Морозов был уже матерым рецидивистом, имея несколько ходок за кражи и разбойные нападения. Мотая очередной срок, Григорий сдружился с сокамерником Василием Котовым. В начале 1918-го оба вышли на свободу как «жертвы царского режима». Им удалось подложно доказать свое рабоче-крестьянское происхождение… Кореша решили не терять связь. Разъехавшись по своим городам (Морозов — в Курск, Котов — в Смоленск), они вначале наведывались в гости друг к другу, а в 1920 году создали вооруженную банду, чтобы промышлять грабежами и разбойными нападениями на зажиточных людей, которые только начали тогда снова появляться…

Котов затянул в преступную группировку свою сожительницу Симу Винокурову. Имея невинно-смазливую внешность, она могла под видом «бедной девушки» попроситься на ночлег в любой дом. А когда сердобольные хозяева открывали, бандиты вламывались в жилище… Словом, это была способная воровка на доверии. Начать решили с Курска. На первое дело троица отправилась ночью 25 сентября 1920-го в один из домов на пересечении улиц Троцкого и Верхней Луговой.

Кошмар на улице Троцкого

Их манера к тому времени уже сложилась. Бандиты пустили вперед юную Серафиму. Она робко постучала в окно и — артистка! — сказала со слезами, что не успела добраться до дома засветло, а город сейчас кишит бандитами. Не прошло и двух минут, как в дом ворвались Морозов и Котов с топорами в руках. Они связали хозяина, его молодую жену и трех малолетних детей.

Пока Вася Кот и Серафима искали в комнатах деньги и ценные вещи, Мороз насиловал хозяйку дома. Услышав ее крики, малыши громко заплакали, а связанный муж стал звать на помощь. Тогда Морозов ловко зарубил главу семейства и троих детей. А потом вернулся в спальню к своей жертве. Надругавшись над хозяйкой дома, бандит жестоко расправился и с ней… Такое уж он завёл правило: не оставлять свидетелей.

По городу поползли зловещие слухи о зверском убийстве на улице Троцкого. Об этом ночном кошмаре написали местные газеты, чекисты начали розыск убийц по всему Курску, устраивали массовые облавы. Но банда залегла на дно…

Жажда крови

В середине октября главарь за рюмкой водки признался Котову, что буквально не находит себе места, испытывая «страшный душевный дискомфорт». Мол, чтобы снять напряжение, ему надо изнасиловать какую-нибудь «девку», а потом отрубить ей голову. «У меня жажда крови! — говорил он. — Не могу жить, не убивая!» Спорить с кровожадным Морозом Кот побоялся. Следующим объектом налета стала многодетная трудовая китайская семья.

В полночь 22 октября Серафима жалобным голосом попросилась у них переночевать. Ворвавшиеся в дом Морозов и Котов, угрожая топорами, связали 16 жильцов, включая маленьких детишек. Пока Вася Кот с Серафимой шарили по комнатам, Мороз выбрал двух самых симпатичных юных дочек хозяина и уволок в спальню. Вернувшись к другим пленникам, он 10 минут кромсал их топором. Аккуратно обезглавив трупы, маньяк направился в спальню, по очереди изнасиловал сестер-китаянок, после чего с привычной сноровкой отрубил им головы. «Славно мы здесь поживились! — сказал дед Мороз Коту после этого дела. — Всегда бы так. Люблю, когда людей много и все, как агнцы, идут под нож». Правда, жила китайская семья небогато — и большого куша грабеж не принес.

Гастролеры с топорами

Преступникам удалось скрыться из Курска в Смоленскую губернию. Там они ограбили четыре семьи, зарубив 26 человек. Когда сыщики пошли «по пятам» бандитов, они перебрались под Калугу, где за несколько месяцев ограбили и обезглавили более 50(!) жертв. Действовали они абсолютно хладнокровно, не испытывая и тени сочувствия к несчастным. Что касается наживы — не брезговали даже сущими копейками.

В начале 1922 года «морозовцы» вернулись в Курск. Под рождество зарубили семью из шести человек, а их дом сожгли. Теперь она врывались в дома под видом сотрудников ЧК. Вася Кот и Серафима, как обычно, обыскивали комнаты, а главарь из одиннадцати домочадцев выбрал для «допроса» 16-летнюю дочку хозяев, а остальных запер. Когда Морозов стал раздевать плачущую девушку, ее родители принялись колотить кулаками в закрытую дверь, звать на помощь. На время оставив пленницу, садист с топором ворвался в комнату и зарубил всех десятерых. Вернувшись в спальню, он увидел, что девушка сбежала.

Как погиб Мороз

Так появилась первая свидетельница кровавых дел, с которой могли работать красные сыщики. Ночью 23 сентября 1922 года, как позже расскажет на допросе Котов, Мороз за рюмкой снова признался, что ему постоянно хочется надругаться над женщиной, а затем обезглавить жертву. Испугавшись, что такая участь может постигнуть его Серафиму, Кот дождался, пока главарь заснет, и выстрелил Морозову в голову из пистолета. Труп сбросил в яму и закидал ветками. Шабаш! Так банда лишилась самого опасного преступника, вожака. Что делать дальше? Парочка промышляла мелким воровством, но больше энергии у них уходило на «игру в прятки» с милицией и чекистами.

У сыщиков уже имелись карандашные портреты преступников. Кольцо вокруг них сжималось. Чекисты учились профессионально действовать против таких людей. Скрытно дежурили в людных местах. В начале ноября 1922 года ЧК задержала Котова и Винокурову на курском вокзале при попытке уехать в Смоленск. Арестованных опознала та самая единственная выжившая шестнадцатилетняя девушка, успевшая убежать во время массового убийства ее семьи. Курянка сказала следователям: в банде был еще один преступник, который ее насиловал. Его внешность она уже не раз описывала чекистам.

«Во всем виноват Морозов»

Поняв, что отпираться бессмысленно, Котов подробно рассказал о том, как Морозов убивал и насиловал своих жертв, как был застрелен в лесу возле Тускари. Когда следователи достали из ямы труп серийного убийцы, Василий и Серафима начали слезно просить членов Ревтрибунала не расстреливать их, поскольку всех 116 человек зарубил именно Морозов. По словам Котова, Григорий был настоящим маньяком и садистом, не раз признаваясь, что получает небывалое наслаждение, отрубая человеку голову. Василий и Серафима клялись, что на них крови нет: мол, боялись главаря и «под угрозой убийства» выполняли все его приказы. Однако это не спасло их от суровой кары. В начале 1923 года Ревтрибунал Москвы приговорил Василия Котова и Серафиму Винокурову к высшей мере наказания. В тот же день, без промедления, их расстреляли. Молва об убийце не утихала долго. Многие не верили, что Морозов погиб. В народе с тех пор ходили легенды о беспощадном «деде Морозе» — маньяке, который ночами врывается в избы, насилует и убивает.

Новочебоксарский каннибал

Он родился в семье алкоголиков, в 1959 году. В этом году один из известнейших преступников современной России отмечает 65-летний юбилей.

Владимир Николаев

Драчливое детство

Жили Николаевы небогато, но и на нищету пожаловаться не могли. Безработных в Новочебоксарске не было. Правда, сетовать на трудное детство Володе Николаеву вряд ли приходится: родители быстро развелись, а в школе до поры до времени терпели его выходки. Но песенку «Я с детства бы испорченный ребенок», видимо, можно отнести и к нему. Парень был молчалив и драчлив. Подчас трусоват. О нем хорошо знали в детской комнате милиции. Парень еще лет в 16 твердо понял, что честный трудовой путь не для него. Денежки можно добывать куда легче и быстрее. Первый условный срок он получил за воровство. Пожива была скромная — меньше сотни рублей. Но его и это радовало. Тогда в милиции еще надеялись, что парень со временем исправится — скажем, после армии. Но он решительно избрал собственный путь — преступный. В 21 год парня посадили на приличный срок — за грабеж. Правда, убийства в тот раз не было. А выпустили Николаева досрочно — за примерное поведение. Он умел быть паинькой, когда нужно… По крайней мере, внешне напоминал обыкновенного парня тех лет — улыбчивого, шустрого, незлобивого, слегка ленивого. Старшие думали: пройдет время, возьмется за ум, всё равно парню придется вкалывать… В этом они ошибались. Что-что, а вкалывать он не собирался.

Загул рецидивиста

После этого наслаждаться свободой ему приходилось недолго. 2–3 месяца — и новый грабеж. С конспирацией у парня дело было поставлено скверно, он быстро попадался. И снова — суд, срок… Почти всегда он действовал в одиночку. А точнее, если и договаривался с кем-то, то это были случайные, временные помощники. Правда, на родине он успел жениться и родить дочь. После третьей отсидки в 1996 году Владимир Николаев вернулся в родной Новочебоксарск, в квартиру жены, которая быстро от него сбежала. Да и как не сбежать от человека, который не скрывает садистских наклонностей. Он остался один в квартире с плитой, холодильником, балконом и ванной. Перебивался случайными заработками, воровством. В его квартире собирались случайные собутыльники. Друзей у Николаева не было, но и в полном одиночестве он не жил. Пили, гуляли после удачного воровства. А большего им тогда и не требовалось. Но, как выяснилось, Николаев тосковал по чему-то иному. Страшному и манящему. Он знал об этом по лагерным преданиям. Но боялся признаться даже самому себе в таких желаниях.

Первая жертва

Первой его жертвой стал случайный прохожий. Это было обыкновенное несчастное стечение обстоятельств. Возвращаясь домой, на темной улице Николаев поругался с мужчиной, который попросил у него огоньку. Был пьян, сразу полез в драку. Ловким ударом сбил с ног. Несчастный потерял сознание. Что-то мелькнуло в голове маньяка. Он сгреб прохожего в охапку и затащил его к себе домой. Он рассказывал, что сперва хотел оказать ему помощь: не хотелось влипнуть в «мокрое дело». Но очень скоро Николаев понял, что убил человека. Правда, это его версия. Не исключено и другое. Несчастный был еще жив, а дома он добил его — на всякий случай. Выглядит это более достоверно. Живым этот человек Николаеву абсолютно не требовался. Добра от него ждать не приходилось.

Но он впервые столкнулся с трупом в собственной квартире. Николаев решил расчленить в ванной его тело, чтобы вынести из дома и похоронить. Острый нож в доме имелся. Владимир принялся разделывать тело — как тушу животного. И в этот момент что-то в нем перевернулось. Николаева охватило безумное желание — попробовать вкус человечины… Вокруг — никого. Ни одного свидетеля. Правда, в любой момент могли нагрянуть собутыльники.

На зоне его не замечали в таких отклонениях. Кем-кем, но каннибалом Николаева не считали. Сначала он отварил в кастрюли часть человеческой голени. Мясо ему не понравилось. Даже под водку не пошло. Но потом Владимир нашел в холодильнике масло — и прижарил «жаркое» на сковородке. Вот этот вкус пришелся ему по душе! Он разместил мясо в холодильнике и питался им две недели. За это время, видимо, и стал настоящим маньяком-каннибалом.

Страсть к человечине

Вечером он подстерег в переулке пьяного. Для верности ударил его палкой, за несколько минут убил. Несчастный даже не кричал, не звал на помощь. Дома Николаев снова разделал его как тушу. Питался этим мясом еще почти месяц. Вошел во вкус! И удивлялся, что в городе никто не говорит о пропаже людей…

Ходили слухи, что Иванов разделался и с одним из своих собутыльников, прямо во время пьянки. Зарезал и съел — чуть ли не на глазах приятелей. Но слухи — они и есть слухи: не подтверждаются показаниями. Николаев, несмотря на очевидные психические отклонения, вел себя достаточно осторожно. Он никому не рассказывал о своем новом увлечении. Понимал, что о таких вещах следует помалкивать. И, когда речь шла о каннибализме, действовал исключительно в одиночку. Тем более, что, как и многие люди с искореженной психикой, к людям он относился презрительно. Зачем ему помощники, когда он сам — почти супермен?

Последняя охота

Однажды вечерком он снова вышел на охоту. И снова Николаеву сопутствовала удача. Попался человек, который не смог оказать ему серьезного сопротивления. Пытался убежать, но Николаев прижал его к забору и несколько раз ударил. А потом, зажав ему рот, добивал ногами и палкой. Вокруг не было ни души, ни единого свидетеля. Но на следующий день преступник все-таки совершил ошибку — скорее всего, чувствовал себя безнаказанным и потерял бдительность. На этот раз немного мяса каннибал отдал приятелю в обмен на две бутылки водки. Тот считал, что Николаев подсунул его сайгачью вырезку. Деликатес! Жена сварила ему из этого мяса пельмени. Но вкус показался парню странным, даже отвратительным. А, может быть, он уже замечал за Владимиром что-то странное, таинственное и омерзительное. К счастью, собутыльник Николаева оказался человеком, не лишенным совести. К тому же его оскорбил странный подарок приятеля! Что за гадость ему подсунули? Он отправился в поликлинику (не в милицию же идти?), сдал эти пельмени на анализ. Там сразу нашли человеческую кровь. Санитары сразу всё смекнули и вызвали оперов.

Разоблачение каннибала

В тот же вечер в квартиру каннибала прибыли милиционеры. Они застали его над человеческим мясом, которое поедал… Квартира была залита кровью. Николаев сразу признался в трех убийствах с целью каннибализма. Признался, улыбаясь, с чувством гордости. Такое бывает у маньяков — они считают, что преступная страсть ставит их выше обыкновенных людей. Обыск показал, что никаких ценностей в квартире, кроме человеческих останков, нет. Разве что денег на 2–3 дня скромной жизни. Существовал вор небогато. Жена его судьбой абсолютно не интересовалась. И, конечно, узнав перипетии дела, постаралась сделать так, чтобы ни ребенок, ни кто другой не знал о ее замужестве с этим человеком.

Отмененная казнь

В камере смертников каннибал провел всего два страшных года, каждую ночь ему снилась смертная казнь. Но в 1999 году наказание сменили на пожизненное заключение: ведь в России ввели мораторий на смертную казнь. С тех пор Николаев стал охотно давать интервью журналистам. Криминальная хроника в чести в любой газете. Он каждый раз говорит, что мечтает выйти на свободу, и производит впечатление жизнелюба. Нет, то не сломленный человек.

Черный дельфин

Он сидит в самой суровой российской тюрьме — в «Чёрном дельфине», в безлюдном месте в Оренбургской области. Этот острог был создан еще при Екатерине, для пугачевцев. Конечно, с тех пор там многое изменилось. Порядки самые жесткие, техника наиболее современная, охрана вышколенная. Там, в «Дельфине», ему выписали лаконичную характеристику: «Склонен к побегу, нападению. Людоед. Хронический алкоголик, грубый, неуравновешенный». Склонен к побегу! Это о многом говорит. Сколько таких маньяков вышли на свободу? Далеко не обо всех мы знаем. Одно внушает оптимизм: Николаев не был богат, и у него не должно было остаться дружков-соучастников, в особенности влиятельных и богатых. А в одиночку бежать из «Черного дельфина» уж точно невозможно. Но каннибал, перешагнувший рубеж пенсионного возраста, надеется досрочно выйти на свободу.

А город Новочебоксарск до сих пор часто вспоминают в связи с чудовищными преступлениями Николаева. Дурная слава долго живет в народе…

По прозвищу Сатана

Милиция в СССР работала неплохо — по всем международным стандартам. Но это не значит, что у нас не было преступности — в том числе самой жестокой. Сегодня мы расскажем о самом известном маньяке-каннибале советской страны, который по жестокости преступлений превзошел самого Андрея Чикатило. А главное — он возомнил себя сверхчеловеком. И считал себя не преступником, а царем природы.

Потомок Чингисхана

Николай Джумагалиев родился в поселке Узун-Агач в Казахстане, в большой семье. Вряд ли он был генетическим маньяком. Скорее — сам воспитал себя таким. С детства он считал себя потомком Чингисхана, ставил себя выше товарищей по школе. В юности он слыл любимцем девушек. Но из-за беспорядочных связей дважды переболел венерическими болезнями — и с этого времени относился ко всем женщинам неприязненно. Он окончил железнодорожное училище, но никак не мог найти работу по душе. Поменял немало городов и профессий. Даже попытался поступить в Казанский университет на геологоразведочный факультет. Некоторые эксперты считают, что именно эта неудача подорвала его психику. Но сначала он отправился по стране. Нанимался моряком, путешествовал по северу в экспедициях, работал и в Магадане, и в Мурманске. Частенько держался в коллективе агрессивно, но, в принципе, оставался на хорошем счету. С уголовным миром не связывался.

Пожарный и черный маг

Но к 25-ти годам, как говорили, «перебесился» и вернулся на родину. Устроился в пожарную часть. Там его приняли хорошо, как человека сильного, ловкого и опытного. Он скрывал от товарищей свое давнее увлечение. В одном из своих путешествий Николаю попалась перепечатка какой-то книги по оккультизму. И он возомнил себя черным магом, который способен удесятерять свою силу, убивая людей. Эта мысль полностью подчинила его — он днем и ночью, даже во сне, мечтал о кровавых убийствах. Только нужно было найти подходящий случай!

Убийство на трассе

Первое убийство он совершил, будучи уже зрелым 27-летним мужчиной, в 1979 году, неподалёку от шумной трассы Узунагач — Майбулак. Улучив тихое время, напал на одинокую женщину. Видимо, она ему чем-то приглянулась, а такое преступление он задумал давно и подготовился основательно. Николай наточенным ножом перерезал ей горло, принялся пить кровь. И тут на дороге появился автобус. Николаю удалось спрятаться.

Позднее почти всем своим жертвам он перерезал горло, объясняя это тем, что прочитал в некоем оккультном трактате, что в этот миг можно увидеть душу человека, будто бы покидающую тело через рану.

Он расчленил несчастную — и стал употреблять ее мясо в пищу. Позже он признавался, что в первый раз приходилось заставлять себя есть человечину, но вскоре он привык к ее вкусу. К этому времени он стал абсолютным безумцем, патологически жестоким. Даже элементарную осторожность потерял. В 1979 году маньяк совершил еще пять убийств. В республике уже началась паника. Убийцу искали — в основном среди рецидивистов. Джумагалиев в число подозреваемых не попадал.

Шальной выстрел

Но через полгода его арестовали. И, представьте, совсем по другому делу. Напившись с приятелями, он случайно застрелил другого пожарного из охотничьего ружья. Психиатрическая экспертиза признала Джумагалиева обыкновенным шизофреником, и уже через несколько месяцев он оказался на свободе. Правда, из охотклуба его исключили. О каннибализме своего пациента врачи не догадались… А он уже не мог без убийств и без «человечины».

Железный Клык

Он вернулся в родной дом, нисколько не испугавшись милиции. По-прежнему почти в открытую выискивал жертв и убивал их. За год он совершил еще три убийства. Одной из его жертв стала молодая мать, которая только что родила ребенка. Он зарезал ее, лежавшую рядом с младенцем. Последнее преступление потомка Чингисхана отличалось неслыханным нахальством. Во время пьянки у себя дома он уединился с одной из гостей и зарезал ее. В комнату вошли гости и тут же протрезвели от кровавой картины. Несмотря на уговоры и угрозы Николая, они заявили в милицию, а ему пришлось бежать полуголым, в декабрьский мороз. В то время он уже «заслужил» два прозвища — Железный Клык и Сатана. Первое — из-за стальных зубов, которые вставил еще в молодости. Второе и объяснять не нужно. У него появились сообщники, дружки. Как и многие маньяки, Николай обладал даром убеждения, умел воздействовать на людей.

«Я встал на сторону животных»

…Джумагалиев спрятался у сестры, а во время обыска в его квартире милиционеры обнаружили соленья с человечиной. Они быстро вышли на его след — и арестовали. Ведь он не был профессиональным уголовником и долго жить на нелегальном положении не мог. На следствии Джумагалиев откровенничал не без гордости: «Я встал на сторону животных, и с людьми делал только то, что они делают с животными». Среди его жертв не было мужчин. Джумагалиев откровенничал, что мстил противоположному полу за распутный образ жизни и за то, что девушки ставят себя на одну ступень с мужчинами, «нарушая законы природы». И вообще — «проститутки они все». Оказалось, что он никогда не забывал о мистике. Все убийства Николай совершал в памятные дни — например, в годовщину смерти бабушки или на столетний юбилей дедушки. Он воспринимал это как жертвоприношение. «Он — дикий зверь, воплощенный в облике человека. Базисная структура — доминирование самца, закон природы. Он никогда не поймет и не смирится с человеческой жизнью», — к такому выводу пришел опытный следователь. А рассказы о том, что он — потомок Чингисхана и сверхчеловек, милиционеры всерьез не воспринимали.

Побег Сатаны

Убийцу отправили в спецлечебницу в Ташкент для особо опасного контингента, содержали маньяка под охраной. Дважды он пытался покончить с собой. Но в целом вел себя, как говорили врачи, дисциплинированно. Хотя стать здоровым человеком не мог. Врачи совершили ошибку: перевели его в лечебное заведение с менее строгими порядками. А зверь в нем еще не затих… И Сатана остался Сатаной.

В 1989 году Джумагалиев сумел бежать и после этого два года оставался на свободе. Следователи сразу решили, что он отправится в Казахстан — туда, где совершал свои преступления.

Загнанный зверь

В горах Алатау его искали дельтапланеристы, а оперативники прочесывали горные склоны… Он чувствовал, что ему дышат в спину. Чтобы сбить поиски со следа, Николай убедил старого знакомого переслать письмо от его имени из Москвы в Бишкек — о том, что он в столице и собирается убивать… Эта уловка сработала. Письмо попало в руки милиции. Новость о том, что людоед разгуливает по советской столице, вызвала панику в городе. Стояли времена гласности, и представителям МВД пришлось через прессу успокаивать москвичей, что ситуация под контролем. Но искать его в горах практически перестали. Прочесывали московские «малины».

В Алатау Джумагалиев превратился в загнанного зверя. Он скитался и голодал. Питался кореньями, листьями и ягодами. Некоторые врачи утверждают, что такая «диета» почти излечила его от каннибализма. Теперь он мог прожить без человечины.

Гость из Китая

В странствиях у Николая созрел план — попасть в тюрьму за незначительное преступление и там скрыться от поисков. Где-то в казахской глубинке он украл колхозных овец. Попался. Почему-то стал выдавать себя за китайца, плохо знающего русский и казахский язык. Но в эту легенду поверили только провинциальные участковые. Алма-атинская милиция сразу разобралась, что перед ними опаснейший преступник. Его раскрыли.

На волне перестройки он стал время от времени раздавать интервью, в которых говорил о себе как о сверхчеловеке, которому необходимо чувствовать власть над людьми. Рассуждал на модные темы — о мистике, о религии. Ведь он чувствовал себя полубогом, который приносит жертвы провидению. Сейчас Джумагалиев находится в Республиканской психиатрической больнице специального типа для особо опасных преступников в посёлке Актас в Алма-Атинской области. За это время доказано, что он совершил еще одно убийство — в 1990 году в Актюбинске. Тогда он, одичав от побега, оборвал жизнь совсем молодой студентки…

Тихий шахматист

В застенках он увлекся шахматами. Стал неплохо играть. Но вообще-то сидеть в больнице ему давно надоело. Николай даже подавал прошение о смертной казни, но его отклонили. Самое тяжкое наказание для него — долгая жизнь в неволе, под присмотром санитаров. Он постарел. Выглядит вполне безобидно. Чинит радиоприемники, читает газеты. Но этот человек по-прежнему опасен.

Как милиция выполняла свой долг

«Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна», — поется в известной песне о милиции советской поры. Чтобы служба солдат правопорядка стала видна простым гражданам, ради спокойствия которых, собственно, и рискуют жизнями люди в погонах, в 1970-ые годы был создан музей МВД.

История Центрального Музея МВД России начинается с постановления от 16 июня 1970 года за подписью министра внутренних дел СССР Николая Щёлокова. То было время, когда над имиджем советской милиции работали лучшие творческие и научные силы страны. О милиции снимали фильмы и сочиняли книги, слагали песни и писали картины. Всесильный министр внутренних дел сам был большим ценителем и знатоком искусства, водил дружбу со многими известными деятелями культуры того времени. Наверное, поэтому имидж получился весьма привлекательным. Насмотревшись на киношного Анискина и начитавшись книг о майоре Пронине, народ охотно шел на работу в милицию, дабы вести незримый бой с теми, кто «честно жить не хочет».

Создание музея МВД — акция из той же серии. Правда, между принятием соответствующего постановления и открытием музея прошло больше одиннадцати лет. Зато результат превзошел ожидания: за эти годы была собрана уникальная экспозиция, а сам музей стал образцом для создания аналогичных учреждений по всей стране. Сегодня коллекция Центрального музея МВД насчитывает более 80 тысяч экспонатов. Это личные вещи и форма сотрудников органов внутренних дел России и зарубежных государств, огнестрельное и холодное оружие, спецтехника, фотографии, документы, награды, боевые знамена и многое другое.

Место для музея выбрано не случайно. Когда-то в этом здании на Селезневке располагалась Сущевская полицейская часть. Огромное трехэтажное здание с каланчой спроектировал архитектор Михаил Быковский в середине XIX века специально для нужд московской полиции. Его так и называли: полицейский дом. Помимо служебных кабинетов и административных помещений, в доме были предусмотрены пожарный пост, телеграф, помещения для арестантов, а также квартиры для чинов полиции. А на заднем дворе оборудовали специальное место для сжигания запрещенной в России литературы. Последней книжкой, сожженной в Сущевской полицейской части в 1888 году, стали «Трущобные люди» Владимира Гиляровского.

Новая служба и новое слово

За точку отсчета при создании музейной экспозиции взят 1718 год. Именно тогда указом Петра I в Петербурге была учреждена должность генерал-полицмейстера, стоявшего во главе полиции и обязанного надзирать за общественным порядком в столице. Так в структуре органов государственной власти появилась новая служба, а в русском языке — новое слово (от немецкого Polizei). Спустя четыре года полиция появилась в Москве. А затем нововведение распространилось на все империю.

Постепенно сложилась четкая система организации полицейской службы. Территория всех губернских городов страны делилась на несколько частей. В Москве, например, в середине позапрошлого века их было два десятка. Во главе каждой части стоял частный пристав. Часть, в свою очередь, делилась на кварталы во главе с квартальными надзирателями. А кварталы состояли из околотков. Согласно существовавшим в то время правилам, околоточный надзиратель (аналог современного участкового инспектора) был обязан знать всех жителей своего околотка, следить за порядком и помогать сыскной полиции раскрывать преступления. В своем подчинении околоточный надзиратель имел городовых полицейских и дворников, которые обязаны были, помимо поддержания чистоты на вверенной им территории, регулярно информировать полицию о замеченных правонарушениях и подозрительных лицах.

Такой порядок с незначительными изменениями просуществовал вплоть до 1917 года и оказался весьма эффективным. А российская сыскная полиция в начале XX века вообще считалась одной из лучших в мире. Это признавали даже гордые британцы. Неслучайно, когда начальник уголовного сыска империи Аркадий Кошко оказался после революции в эмиграции, англичане, узнав об этом, тут же предложили ему приличную должность в Скотланд-Ярде. Патриот своей страны, Аркадий Францевич предложение не принял…

Кстати говоря, русские сыщики были впереди планеты всей и по части внедрения всяких полицейских новшеств. Например, в деле использования для сыскной работы собак. Первые собаки на службе в полиции появились в Санкт-Петербурге в 1906 году. Спустя три года было создано первое кинологическое подразделение. А самой результативной собакой отечественной кинологической службы считается доберман-пинчер по кличке Треф. За десять лет службы в московской полиции Треф сумел раскрыть полторы тысячи преступлений.

Было это сто лет назад. Впрочем, и в наше время, несмотря на достижения научно-технического прогресса, без четвероногих друзей не обойтись: ежегодно собаки помогают раскрывать в среднем двадцать тысяч преступлений, в основном связанных с наркотиками и контрабандой.

Рожденная революцией

Социальные потрясения 1917 года уничтожили стройную систему охраны общественного порядка, существовавшую ранее. Большевикам пришлось создавать ее фактически с нуля. Одним из первых мероприятий нового режима стало учреждение рабоче-крестьянской милиции. 28 октября (10 ноября по новому стилю) 1917 года Народный комиссариат внутренних дел РСФСР разослал в губернские советы телеграмму с предписанием создать при местных органах власти рабочую милицию для борьбы с уголовной преступностью. Телеграмму подписал первый нарком внутренних дел РСФСР Алексей Рыков. Подлинник этого исторического документа можно увидеть в экспозиции Центрального музея МВД. С тех пор 10 ноября вот уже почти сто лет отмечается как профессиональный праздник отечественных стражей порядка.

Первые советские милиционеры были в основной своей массе бывшими крестьянами или фабричными рабочими, ходили в обычной одежде, а от прочих граждан их отличало лишь наличие красной нарукавной повязки. В музее МВД сохранились любопытные документы о том, чем и как снабжались первые советские стражи порядка. Например, органам местной власти предписывалось выделять для нужд милиционеров определенное количество штанов, рубашек и… лаптей.

Единая форма у милиции появилась лишь в 1923 году. С тех пор внешний вид блюстителя порядка неоднократно менялся, а цветовая гамма одежды варьировалась от светло-серой до темно-синей. Образцы униформы, как самые первые, так и последующие, представлены в специальном зале Центрального музея МВД. Помимо отечественной формы, там же собраны и образцы полицейской одежды многих стран мира.

Повесть о настоящем милиционере

Самый большой раздел музея посвящен Великой Отечественной войне. И это понятно: вклад сотрудников НКВД в Великую Победу невозможно переоценить.

В первые же дни войны на фронт ушел каждый четвертый сотрудник милиции. Только из московской милиции в действующую армию было призвано 12 тысяч человек.

Кроме того, летом 1941 года в Москве на стадионе «Динамо» началось формирование отдельной бригады специального назначения, позже развернутой в дивизию. Задача этого подразделения — организация диверсий в тылу врага. Личный состав дивизии состоял исключительно из сотрудников НКВД, а также членов спортивного общества «Динамо».

За годы войны в немецкий тыл было заброшено 212 специальных отрядов и групп, укомплектованных милиционерами. Сражались бойцы этих отрядов героически. Кстати говоря, прототипом главного героя «Повести о настоящем человеке» вполне мог стать не летчик, а боец одного из таких спецотрядов — сержант НКВД Александр Татьянин. Оказавшись в тылу противника, Татьянин одиннадцать суток в одиночку отбивался от гитлеровцев, а затем еще несколько суток полз по снегу к своим. Естественно, отморозил ноги, их ему ампутировали. Но сержант не сдался, полгода тренировался ходить на протезах, а затем снова попросился в строй и в течение многих лет служил в пожарной охране, которая в те годы входила в структуру НКВД.

«Мы еще встретимся, фашисты проклятые!»

В один из августовских дней 1941 года в квартире москвича Стефана Кальтера раздался звонок. 12-летний Герман открыл дверь и тут же получил удар по голове. На шум в прихожей из комнаты выбежал хозяин. На него набросились двое в масках. Они избили Кальтера, затем прошлись по квартире в поисках чего-нибудь ценного. Прихватив пару хрустальных вазочек, часы на цепочке, меховую шапку и золотой перстень с гравировкой «СНК», преступники еще несколько раз пнули лежавшего на полу хозяина и скрылись.

Возня в квартире Кальтера привлекла внимание соседей. Те вызвали милицию и «скорую помощь». Хозяина квартиры с множественными ушибами и переломами отвезли в больницу, однако спасти мужчину не удалось.

Личность погибшего была установлена без особого труда. Стефан Кальтер, 45 лет, правоверный советский гражданин, член ВКП(б), фотокорреспондент одной из московских газет. В конце 1930-ых его фоторепортажи о стройках социализма пользовались большой популярностью. Разумеется, расследование этого убийства было взято под особый контроль. Однако никаких зацепок у сыщиков не оказалось: сын фотокорреспондента заметил только черные маски на лицах преступников.

Между тем, через несколько дней история повторилась. На сей раз жертвами неизвестных преступников стали сестры Эмма и Ева Шварц — студентки одного из московских вузов. В тот день они вернулись домой раньше обычного. Вошли в свою квартиру и остолбенели: там хозяйничали какие-то люди в масках. Один из них достал кастет и ударил Эмму по лицу. Еще несколько минут преступники шарили по квартире. Однако ничего не нашли, кроме 16 рублей, лежавших на полочке. В бешеной злобе, избив сестер, преступники скрылись. Последней их фразой были слова: «Мы еще встретимся, фашисты проклятые!»

Такая же участь через пару дней постигла и 13-летнюю Наташу Рунге. В ее квартиру, когда она была одна, вломились неизвестные в масках. Крикнув что-то о проклятых фашистах, налетчики избили девочку, похитили какие-то вещи и скрылись.

Теперь сыщики МУРа не сомневались: все эти преступления — дело рук одних и тех же лиц. Причем корыстные мотивы явно не были главными. Преступники откровенно выбирали своими жертвами людей с немецкими фамилиями. Однако примет злоумышленников по-прежнему не было. Все потерпевшие в один голос говорили только о черных масках.

Прошло два месяца. И вот в один из промозглых осенних дней 1941 года сыщики выехали на место очередного убийства. Жертвами преступников стали супруги Михельсоны. Их зверски убили в квартире. А внизу, у подъезда, нашли тело их сына — преподавателя математики одного из московских вузов.

Опросив свидетелей, сыщики составили словесные портреты преступников. И вскоре они были задержаны. Ими оказались 17-летние московские парни — Андрей Колесов и Сергей Казаков. Интересно, что оба из приличных семей. У Андрея, например, мама трудилась заместителем директора гостиницы «Москва». А вскоре стали известны обстоятельства убийства Михельсона и его родителей.

Поздним вечером приятели возвращались домой. В кромешной тьме (Москва в то время не освещалась по причине светомаскировки) приятели добрались до ближайшей трамвайной остановки. И вдруг их внимание привлек мужчина, который беседовал с кем-то из пассажиров. Разговор шел о Красной армии, о просчетах советского командования, о том, что в довоенное время слишком много пели песен, вместо того, чтобы заниматься перевооружением войск. Даже удивительно, как мужчина отважился на такие откровения с незнакомым человеком. В те годы подобного рода разговоры пресекались самым безжалостным образом.

И тогда приятели решили проучить чрезмерно говорливого мужчину, не дожидаясь, когда им заинтересуются компетентные органы. Они выследили говоруна и в подъезде его дома ударили несколько раз кирпичом по голове. А затем ворвались в квартиру своей жертвы. В тот момент там находились родители погибшего. Их убили ударами ножа.

Поскольку убийство Михельсонов не было спланировано заранее, маски на лица Колесов и Казаков не надели. Именно поэтому их смогли опознать случайные свидетели: соседи того дома, где жил математик и его родители.

Сопоставив информацию соседей и кое-какие свои факты, сыщики пришли к выводу: череда убийств и нападений на людей с немецкими фамилиями — дело рук Колесова и его дружка.

А мотивом преступлений стало желание… помочь Красной армии в борьбе с фашистами. Дескать, пока солдаты воюют с врагом на фронте, они, Колесов и Казаков, очищают от немцев советский тыл. Именно с такими намерениями они и врывались в квартиры, где проживали люди с нерусскими фамилиями. Выяснить это в те годы не представляло большого труда: на дверях каждого московского дома имелись таблички с фамилиями жильцов.

За убийство четырех человек суд приговорил Андрея Колесова и Сергея Казакова к расстрелу. Тот факт, что к моменту ареста друзьям еще не исполнилось восемнадцать, судья во внимание не принял…

Цыганский барон

Весной 1945 года по Москве прокатились тревожные слухи: на окраине города какие-то личности убивают и грабят людей. Не щадят никого, даже священников.

Поводом для подобного рода слухов стало таинственное убийство отца Алексея. Труп священнослужителя со следами пыток обнаружили в его доме. А из церкви, настоятелем которой был отец Алексей, исчезли старинные церковные книги, иконы и внушительная сумма денег — 60 тысяч рублей, собранных прихожанами на ремонт храма.

На место преступления срочно прибыла следственная группа с Петровки, 38. Убийство священника по тем временам — событие неординарное. В годы войны, как известно, наметилось потепление отношений между церковью и властью. В Москве были открыты храмы, разрешено свободное богослужение, в том числе и крестные ходы. В пасхальные ночи в Москве даже отменяли комендантский час.

А 4 сентября 1943 года состоялась эпохальная встреча Сталина с митрополитами Сергием, Алексием и Николаем. На встрече иерархи РПЦ просили у вождя разрешения созвать архиерейский собор не позже, чем через месяц. Выслушав митрополитов, Сталин сказал: «А нельзя ли проявить большевистские темпы и созвать собор через три дня?» Ровно через три дня, 8 сентября 1943 года, состоялся архиерейский собор, на котором, как известно, был избран патриарх Московский и Всея Руси.

Словом, власть в сороковые годы демонстрировала свою лояльность Православной церкви, и любые мероприятия, враждебные религии, были резко ограничены. Неудивительно, что зверская расправа над православным священником дошла до самых верхов. Секретарь ЦК ВКП (б) Александр Щербаков, курировавший в те годы идеологию, потребовал от московской милиции в кратчайшие сроки раскрыть преступление и наказать виновных. Началась лихорадочная работа по поиску злоумышленников.

Опрос местных жителей ничего не дал. Никто ничего не слышал и не видел. Только одна старушка заявила, что видела в ту роковую ночь каких-то странных и жутких всадников. В тот момент показаниям старушки никто не придал особого значения.

И вдруг через несколько дней следствие, зашедшее было в тупик, получило новые любопытные факты. В один из апрельских дней на толкучке появилась молодая женщина. Она предложила спекулянтам купить у нее несколько церковных фолиантов.

Быстро договорившись о цене, женщина отдала книги и ушла. А продавец решил рассмотреть фолианты повнимательнее. На одной из страниц мужчина обнаружил пятна засохшей крови и тут же сообщил об этом в милицию.

Осмотр изъятых книг показал: они были украдены из церкви того самого подмосковного села, где недавно жестоко убили священника.

За подозрительной дамой установили наблюдение. Выяснилось, что это Ольга Каменева, учительница младших классов одной из московских школ. Как-то не верилось, что она связана с преступным миром. Впрочем, сомнения отпали, когда «наружка» донесла: учительница неожиданно отправилась в гости к местным цыганам.

Местный цыганский табор был хорошо известен милиционерам. Дело в том, что незадолго до убийства священника в соседнем селе случилась странная история. Подрались местные жители и цыгане. Пострадал один из участников драки: его пырнули ножом. А когда цыган арестовали и доставили в милицию, в отделение явился старший цыган и предложил стражам порядка огромную по тем временам сумму денег…

Но какое отношение все это имеет к убийству священника? И тогда начальник МУРа Урусов решил пойти на отчаянный шаг: спровоцировать цыган на новое преступление, чтобы взять их с поличным.

С этой целью распустили слух, что в одном из близлежащих сел будет открыта церковь. Из Москвы, дескать, приехал крупный церковный иерарх и привез с собой сокровища для нового храма. Прибывшего священнослужителя (его роль играл один из сотрудников МУРа) поселили в частном доме. А рядом выставили милицейскую засаду. Разумеется, в полной тайне от местных жителей.

И вскоре преступники клюнули на приманку. В доме «священника» появилась та самая учительница. Под видом исповеди женщина провела в доме почти час. Оперативники не сомневались: дамочка приходила на разведку.

А еще через пару дней, поздно ночью, у дома «священника» показались подозрительные тени: несколько человек верхом на лошадях. Спешились. Бесшумно пробрались к дому, выставили окно и залезли внутрь. Тут их и повязали сотрудники милиции.

Все задержанные оказались молодыми цыганами. Вооружены были ножами и тесаками. На допросе признались: все нападения — их рук дело. Сдали и своего главаря — цыганского барона Василия Черноброва.

Сыщики моментально оцепили дом, где жил Чернобров. Сам барон, как вскоре выяснилось, прятался на чердаке. Во время задержания он оказал сопротивление, ударив ножом молодого оперативника Ивана Твердохлебова. От полученных ранений милиционер скончался.

При обыске в доме Черноброва нашли золотые кресты, старинные книги и иконы, дорогую посуду и огромное количество денег. Два дня ушло только на осмотр и опись изъятого у барона имущества. А в русской печи был обнаружен пистолет ТТ и патроны. Как потом выяснилось, табельный пистолет принадлежал сотруднику милиции, убитому несколько месяцев назад на территории Московской области.

На допросах Чернобров вел себя нагло и вызывающе. Однако в московской милиции раскалывали и не такие орехи. Вскоре спесь с бандита сошла, и он поведал о том, как убил и ограбил отца Алексея.

Оказывается, они были давно знакомы. В 1941 году на оккупированной территории отец Алексей спас Черноброва от немцев, спрятав его у себя в доме. И вот спустя почти четыре года, весной 1945-го, они случайно встретились в Москве. На радостях священник пригласил цыгана к себе домой, показал свой приход. Тогда-то у Черноброва и возникла мысль ограбить священника. А ровно через неделю в дом священнослужителя нагрянули подельники Черноброва. Приехали верхом на лошадях. Их-то и заметила соседка — та самая старушка, показаниям которой вначале сыщики не придали никакого значения.

Что же касается учительницы, ей оказалась дальняя родственница Василия Черноброва — Ольга Павлюченко. Днем она сеяла «разумное, доброе, вечное», а в свободное от работы время служила наводчицей в цыганском таборе. За свои услуги получала ворованные украшения и старинные книги.

Главарь цыганской банды Чернобров получил вполне заслуженную «вышку». Все его подельники были приговорены к длительным срокам заключения. А цыганскую общину в 24 часа выселили подальше от Москвы — в те годы с возмутителями общественного спокойствия власти не церемонились.

Это — только небольшие штрихи к героическим военным будням московской милиции.

Как обокрасть НКВД

Самым тяжелым месяцем военной поры для москвичей выдался октябрь 1941 года. 8 октября началось минирование городских зданий на случай сдачи Москвы, а 12 октября на улицах столицы появились первые баррикады. 16 октября передовые части немцев, прорвав оборону советских войск, подошли к Химкам. До Москвы оставались считанные километры. И хотя прорыв в тот же день был ликвидирован бойцами дивизии внутренних войск имени Дзержинского, среди москвичей быстро распространились слухи о том, что в город вот-вот войдут фрицы. В Москве началась массовая эвакуация населения. Из города бежали все, у кого была такая возможность. Шоссе Энтузиастов, ведущее на восток, в те дни превратилось в нескончаемый поток беженцев.

Известно немало случаев, когда панике поддались высокопоставленные работники партийных органов и руководители столичных предприятий. Например, руководство столичного завода электротермического оборудования на Таганке сбежало из города, бросив своих рабочих на произвол судьбы и даже не выдав им заработной платы. Дело дошло до стихийного митинга и перекрытия автомобильных дорог, ведущих на восток. Разъяренные работяги, выстроившись плотными кордонами, останавливали все автомобили, пытавшиеся выехать из города. Пассажиров вытряхивали из салонов, а кое-кому и крепко били физиономии.

Всеобщая паника, охватившая город, подогревалась мнением о том, что Москву покинул Сталин. И действительно, кто-то видел, как три правительственных автомобиля выруливали на шоссе, ведущее из города на восток. Впоследствии выяснилось, что в этих машинах из Кремля вывозили библиотеку вождя. Сам Сталин оставался в городе даже в эти критические для столицы дни. Но об этом станет известно позднее. А тогда большинство москвичей полагало, что все высшее руководство страны сбежало из города. А значит, Москву действительно собираются сдать. И тысячи людей, в ужасе похватав все, что можно было унести, потянулись на восток.

В эти суровые октябрьские дни оживились уголовники всех мастей. По городу прокатилась волна грабежей и разбойных нападений. Мародеры сновали по пустым квартирам, забирались в никем не охраняемые предприятия и учреждения, тащили все, что представляло хоть какую-то ценность. Заметно активизировались и карточные шулера. Как ни странно, но именно в октябрьские дни 1941 года у москвичей вдруг проснулся интерес к азартным играм. В центре города, на стихийных рынках и барахолках, средь бела дня карточные шулера устраивали целые представления, жертвами которых стали сотни доверчивых москвичей.

Но даже в этих экстраординарных условиях московская милиция работала четко и слаженно. Возникавшие в разных районах города конфликты умело гасились, застигнутых на месте преступления мародеров и грабителей расстреливали тут же, без суда и следствия. Столь суровые меры не прошли бесследно: в целом, несмотря на крайне напряженную обстановку на фронте и в самой столице, московской милиции удалось довольно быстро взять ситуацию под контроль. Буквально в течение недели порядок в городе был восстановлен. А 25 октября при Московском городском комитете ВКП(б) была создана специальная комиссия по выявлению коммунистов, поддавшихся панике. В те дни немало партийных и советских функционеров лишились партбилетов и своих должностей.

Более того, Московский уголовный розыск даже в обстановке всеобщего хаоса и неразберихи умудрялся расследовать серьезные уголовные преступления. Например, буквально в считанные дни сыщики МУРа распутали дело о хищении крупной суммы государственных денег и вернули государству почти миллион рублей.

Самое пикантное в этой истории заключается в том, что деньги украли у… НКВД СССР. События разворачивались следующим образом.

16 октября 1941 года, когда ситуация на фронте стала критической, руководство НКВД СССР приняло решение эвакуировать из города секретную документацию. Архив был погружен на Лубянке в несколько автомашин. Вместе с секретными документами в одной из машин перевозилась и крупная сумма наличных денег — миллион рублей. Маршрут был таков: через столичный район Измайлово, где в то время располагался запасной командный пункт Ставки Верховного Главнокомандования и отдельный лагерный пункт, далее на восток — в район подмосковного Ногинска.

Ехать пришлось по забитым беженцами улицам. Как раз в этот день началась массовая эвакуация из города. Средняя скорость передвижения — не более пяти километров в час. Машины НКВД буквально продирались сквозь людской поток.

К вечеру все автомобили благополучно добрались до Ногинска, кроме одной — где находились наличные деньги и часть секретного архива.

Первая версия — машину угнали те, кто сопровождал секретный груз, то есть стрелки НКВД Иван Фомичев и Александр Мосенков. Сделать это в обстановке всеобщего хаоса действительно не представляло большого труда. Да и соблазн был велик: миллион наличных денег.

Исчезновение крупной суммы денег и секретной документации — это ЧП даже для военной поры. Неудивительно, что на поиски пропавшей машины были брошены все имевшиеся силы московской милиции. Найти автомобиль, а главное груз, нужно было во что бы то ни стало, причем очень быстро. В противном случае о ЧП с машиной придется докладывать наркому внутренних дел, а реакцию Берии предугадать было несложно.

Машину действительно обнаружили довольно быстро: в Перово на пустыре неподалеку от завода «Компрессор», где в годы войны выпускали «Катюши». Рядом с машиной — два трупа. Оба убиты выстрелами из пистолета. Один из убитых был опознан как стрелок НКВД Александр Мосенков. Личность второго погибшего сразу установить не удалось. Груз из автомашины исчез.

Появилась версия: на машину во время следования было совершено бандитское нападение. Мосенков, спасая машину и груз, погиб в перестрелке. Бандиты тоже потеряли одного из своих. Но куда подевался второй охранник — Фомичев?

А может, на машину НКВД напали не уголовники, а немецкие диверсанты? И целью нападения были не столько деньги, сколько секретные документы НКВД? Осенью 1941-го немецкая разведка действительно пыталась провести серию диверсионных актов в Москве. В город забрасывались группы диверсантов, им помогала местная, завербованная еще до войны агентура. Впрочем, сколько-нибудь серьезных терактов фрицам устроить так и не удалось: даже осенью 1941 года советская контрразведка работала неплохо. На поиск вражеских диверсантов и шпионов были ориентированы и органы милиции.

Вот и в деле о похищенном архиве НКВД версию о диверсантах отбросили довольно быстро. И причиной тому стала жуткая находка в Москве-реке возле дома № 1 на Овчинниковской набережной. В мешке, который плавал у берега, местный житель обнаружил тело подростка. Эксперты быстро установили: смерть неизвестного наступила от удушения. На шее парня был обнаружен обрывок пеньковой веревки. А в кармане рубашки — обрывки каких-то бумаг. Внимательное их изучение показало, что это — документы НКВД с характерными печатями и подписью начальника Московского управления НКВД СССР Михаила Журавлева. Вот так в деле о таинственном исчезновении спецгруза появился новый след.

Личность погибшего парня была быстро установлена: Сергей Лютиков, 15 лет. Закончил 9-й класс московской школы № 47. Жил неподалеку от Овчинниковской набережной. К нему домой отправился лично руководитель оперативной группы капитан милиции Игорь Васильев. В квартире в тот момент находились мать погибшего школьника и его сестра — дивной красоты девушка. А во время обыска сыщики нашли еще несколько клочков бумаги, исследование которых не оставило сомнений: это остатки секретных документов, которые пропали 16 октября из автомашины НКВД.

Теперь осталось выяснить, какое отношение к исчезновению секретного архива имеет семья Лютиковых. Неужели погибший парень как-то связан с немецкой разведкой? Такие случаи в годы войны на самом деле имели место. Немцы пытались активно вербовать советских школьников, чтобы использовать их в диверсионных и разведывательных целях. Ведь мальчики и девочки всегда вызывают меньше подозрений, они могут беспрепятственно пройти туда, где появление взрослого вызовет настороженность. На это немцы и делали ставку. Правда, ни одной спецоперации с участием детей Абвер так и не провел: все мальчишки, как только их отправляли на задание, тут же шли сдаваться к нашим. Предателей среди школьников не было. А вот героев — немало.

Дальнейшее расследование показало: никакого отношения к истории с пропажей груза Сергей Лютиков не имел. А произошло вот что.

В тот день, 16 октября, на машину НКВД действительно напали бандиты. Одного из них, труп которого был найден на месте происшествия, вскоре опознали. Им оказался хорошо известный московским сыщикам рецидивист Василий Теплов по кличке Вася Теплый. Еще в начале 1930-ых годов этот Вася совершил несколько грабежей, за что был приговорен к лишению свободы, отсидел несколько лет, а в начале войны объявился в Москве.

Правда, первое же серьезное дело закончилось для него не самым лучшим образом: во время нападения на машину НКВД Васю застрелили. Но были ли у него сообщники? На этот вопрос ответ был вскоре найден. Для этого Игорю Васильеву пришлось внедриться в команду карточных шулеров, орудовавших на Тишинском рынке. А затем с их помощью выйти на более серьезных уголовников. Так вот, общаясь с ними, Васильев выяснил: к нападению на машину НКВД никто из московских бандитов не причастен. На эту авантюру отважился только Вася Теплый. А значит, к похищению груза причастен второй охранник — Фомичев, который таинственно исчез, и которого упорно ищет вся милиция Москвы.

Фомичева взяли через несколько дней. Но об этом чуть позже. А пока вернемся к событиям 16 октября на пустыре в Перово.

Застрелив напавшего на машину бандита, Фомичев бросился было к своему раненому товарищу — Мосенкову. Но тут взгляд охранника упал на мешок с деньгами. Какое-то время Фомичев колебался, не зная, что предпринять: то ли перевязать стонавшего от боли товарища и продолжить путь, то ли сбежать с деньгами, устранив предварительно свидетеля, то есть Мосенкова. Фомичев выбрал второй вариант. Добив из табельного оружия своего напарника, Фомичев сгреб мешки с деньгами и документацией и отправился в Москву. Несколько дней жил у знакомого, прикупил на черном рынке пальто, добротные ботинки. А потом вспомнил об Ирине Лютиковой. Эта была его давняя любовь. Еще до войны он неоднократно подкатывал к барышне, но всякий раз получал отказ. И вот теперь, будучи обладателем миллиона рублей, решил возобновить свои попытки.

Явившись к Лютиковым, Фомичев застал дома всю семью: саму Ирину, ее мать и брата-девятиклассника. Эффектно бросив к ногам возлюбленной толстую пачку денег, Фомичев начал откровенно приставать к девушке. Он нисколько не сомневался, что против такого аргумента как миллион Ирина не устоит. Но девушка опять не проявила никакого интереса ни к самому Фомичеву, ни к его деньгам. А тут еще брат Ирины заметил, что пачка денег обернута в какой-то документ с печатями. Смышленый школьник с удивлением поинтересовался, откуда у Фомичева секретные документы с печатями НКВД. Фомичев понял, что в случае чего парень не станет держать язык за зубами. Отправившись с подростком якобы в соседний магазин, Фомичев затащил опасного свидетеля в ближайшую подворотню, задушил веревкой, а тело затолкал в мешок и ночью, в темноте, бросил в реку.

Пока Фомичев отсутствовал, в квартиру к Лютиковым и явились муровцы во главе с Игорем Васильевым. Провели обыск, допросили хозяев и ушли, разминувшись с Фомичевым буквально на несколько минут.

Вернувшись к Лютиковым среди ночи, Фомичев снова начал приставать к Ирине. За дочь вступилась мать — Нина Петровна. Пришлось задушить и ее. Причем на глазах дочери. От всего пережитого у Ирины помутился рассудок, на какое-то время девушка потеряла сознание. Очнулась она в каком-то заброшенном помещении, напоминавшем воинскую часть. Это был отдельный лагерный пункт, тот самый, где служил Фомичев. К тому времени пункт был эвакуирован, помещения стояли пустыми. Вот туда преступник и притащил барышню, надеясь, что Ирина растает и бросится ему на шею. Два дня Ирина Лютикова провела на холодном полу со связанными руками и с кляпом во рту. А Фомичев ходил вокруг девушки, бросал ей пачки денег и уговаривал выйти за него замуж. За этим занятием его и задержали московские сыщики во главе с капитаном Васильевым…

За убийство трех человек и хищение в особо крупных размерах стрелок НКВД Иван Фомичев был приговорен к расстрелу. Из похищенного миллиона рублей вернуть государству удалось 900 тысяч — остальное преступник успел растранжирить на шмотки и еду. Часть секретной документации бесследно пропала: опьяненный деньгами и страстным влечением к Ирине, Фомичев, не отдавая себе отчета, использовал документы в качестве оберточной бумаги.

А вот дальнейшая судьба Ирины Лютиковой, которая в один день лишилась матери и брата, сложилась вполне удачно. Она дождалась своего жениха с фронта, вышла за него замуж. Они прожили долгую счастливую жизнь. Кстати, муж Ирины после демобилизации из армии пошел служить в милицию и вместе с коллегами из МУРа очищал Москву от расплодившихся за годы войны уголовников.

Фронт без линии фронта

С первых дней войны на оккупированной немцами территории стали создаваться партизанские отряды. Поначалу практически все они состояли из кадровых сотрудников НКВД. Так, работник уголовного розыска Калужской области Дмитрий Тетерчев возглавил один из партизанских отрядов, действовавших на территории Тульской и Калужской областей. А начальником штаба отряда служил начальник милиции города Сухиничи Ефим Осипенко. В 1941–1942 годах отряд провел серию удачных операций в тылу противника, а сам Ефим Ильич стал первым кавалером медали «Партизану Отечественной войны» I степени. Ныне эта медаль за номером 000001 хранится в Центральном музее МВД России.

Летом 1942 года на территорию оккупированной Белоруссии был заброшен отряд добровольцев из числа сотрудников московской милиции. Возглавил отряд легендарный партизан времен Гражданской войны соратник Лазо Алексей Флегонтов. Вскоре отряд Флегонтова численностью 50 человек превратился в бригаду, которая за восемь месяцев активных действий уничтожила 4,5 тысячи солдат и офицеров противника, пустила под откос сто вражеских эшелонов, взорвала девять железнодорожных мостов и подбила пять танков врага.

А в нашем тылу милиция в военные годы вела героическую борьбу с распоясавшимися уголовниками. В Москве, например, уже весной-летом 1942 года прокатилась первая волна дерзких преступлений — грабежей, разбойных нападений и убийств. А к концу войны в столице действовали десятки организованных преступных групп, вооруженных к тому же трофейными «стволами».

В большинстве своем участниками банд становились дезертиры из Красной Армии и уклоняющиеся от призыва лица. Об этом как-то не принято говорить вслух, однако не все граждане Советского Союза в едином порыве встали на защиту своего Отечества. Только за период с октября 1941 по июль 1942 года сотрудниками московской милиции было задержано 10 тысяч 610 дезертиров и около 25 тысяч лиц, уклонявшихся от призыва в Красную Армию.

И все-таки по уровню преступности Москва в годы войны оставалась вполне благополучным городом. Были и куда более проблемные города. Например, в 1942 году бригада лучших сыщиков центрального аппарата НКВД СССР была срочно командирована в Ташкент. Задачу оперативникам поставили четко: в предельно сжатые сроки очистить город от заполонивших его уголовников. В 1943 и 1944 годах аналогичные операции были проведены, соответственно, в Новосибирске и Куйбышеве.

Всего же за годы войны милиция ликвидировала свыше 7 тысяч банд общей численностью более 89 тысяч человек.

«Монетный двор» водителя крайкома

В послевоенное время структура милиции существенно изменилась: были реорганизованы старые службы (уголовный розыск, дорожная милиция, ОБХСС) и появились новые (вневедомственная охрана, подразделения по борьбе с организованной преступностью, ОМОН). Каждой милицейской службе в экспозиции музея выделен отдельный зал.

Вот, к примеру, ОБХСС — гроза спекулянтов, взяточников и расхитителей социалистической собственности. В 1970-1980-ые годы сотрудниками ОБХСС были распутаны сложнейшие уголовные дела, связанные с теневой экономикой и фальшивомонетничеством, в частности, дело Виктора Баранова.

Виктор Баранов — личность поистине легендарная. Недаром в экспозиции музея ему отведен целый раздел. Еще в начале 1970-ых Баранов увлекся технологией изготовления бумажных денег. С этой целью он собирал книги по технике печати, гальванопластике и другим наукам. А когда в родном Ставропольском крае не осталось ни одной не прочитанной им книжки, Виктор Баранов отправился в Москву и несколько дней не вылезал из Ленинской библиотеки. Набравшись теоретических знаний, Баранов сконструировал у себя дома специальный пресс и в свободное от работы время (а трудился Баранов ни много ни мало — водителем в Ставропольском крайкоме КПСС) лихо печатал 25-рублевые купюры. Ныне этот уникальный пресс хранится в Центральном музее МВД.

За несколько лет Баранов умудрился изготовить фальшивых денег на общую сумму свыше 23 тысяч полновесных советских рублей. Изготовил бы и больше, но как-то раз, очевидно, по недосмотру, ошибся в подборе красителей, и цветовая гамма на нескольких банкнотах получилась не такой, как на подлинных купюрах. Зоркий продавец на одном из рынков в Черкесске заметил это и сообщил куда следует. Так постепенно сыщики вышли на ставропольского фальшивомонетчика. В 1978 году наш самый гуманный (и это без всякой иронии!) суд приговорил Виктора Баранова к 12 годам лишения свободы, хотя за такие преступления могли дать и вышку.

Выйдя на свободу, Баранов работал в качестве консультанта в различных коммерческих организациях. А несколько лет назад посетил Центральный музей МВД. Сотрудники музея вспоминают, что особый интерес у бывшего фальшивомонетчика вызвал раздел, посвященный Виктору Баранову…

Сдать оружие!

Внушительная часть музейной экспозиции посвящена стрелковому и холодному оружию. Известно, к примеру, что еще в годы войны, по мере освобождения советской территории от немецко-фашистских захватчиков, милиция развернула работу по изъятию у населения оружия и боеприпасов, оставшихся после военных действий. По состоянию на первое апреля 1944 года сотрудниками милиции было изъято из незаконного оборота свыше 11 тысяч автоматов и более двухсот тысяч винтовок и пистолетов различных модификаций. Кое-что из этого арсенала военной поры попало в музейную экспозицию. Многие «стволы» до сих пор находятся в отличном состоянии.

А в 1990-ые годы, когда страну захлестнула волна криминала, коллекцию музея пополнили современные «стволы», изъятые у членов организованных преступных группировок.

В настоящее время музейная коллекция насчитывает сотни образцов стрелкового оружия, начиная от самодельного миномета и заканчивая дамскими пистолетиками бельгийского и французского производства. Кстати, один из таких карманных пистолетов — французский «лефоше» 1877 года выпуска — был найден прямо в здании музея во время проведения ремонтных работ. Очевидно, пистолет принадлежал кому-то из арестантов, был изъят при обыске, затем случайно завалился между половицами, да и пролежал там без малого сто лет.

Преступность в военные годы

В январе 1944 года в Москве открылся коммерческий ресторан «Астория». В годы войны это был один из самых популярных столичных кабаков. Впрочем, рестораны и кафе в Москве стали в массовом порядке открываться уже в начале 1942 года, как только немцев отогнали от города.

Удивительно, но факт: жизнь в Москве не замирала даже суровой осенью 1941 года, когда линия фронта проходила всего в тридцати вёрстах от центра города. Так, 21 сентября на Москве-реке прошли традиционные соревнования по академической гребле на приз газеты «Вечерняя Москва». 4 октября в Сокольниках состоялся традиционный массовый осенний кросс на 5 км. Как и в предыдущие, мирные, годы, поучаствовать в забеге пришли сотни москвичей всех возрастов. 23 ноября на Патриарших (Пионерских) прудах залили каток. Сначала там тренировались хоккеисты «Спартака», «Динамо», «Буревестника» и других столичных клубов, а затем разрешили кататься всем желающим.

В конце декабря в столице развернули ёлочные базары. Первый такой базар появился 23 декабря на Трубной площади. В последующие дни продажу новогодних ёлок организовали на Пушкинской площади, у Покровских и Никитских ворот, на площади Восстания и в других районах города. А накануне Нового года, 31 декабря, из государственных запасов каждому жителю столицы выдали по две бутылки вина…

Начиная с января 1942 года жизнь в Москве и вовсе стала походить на обычную, довоенную. О том, что всего в 150 км от города идут упорные бои, в самой Москве напоминали лишь сигналы воздушной тревоги да комендантский час, введённый ещё в октябре 1941 года. Правда, иногда и комендантский час власть позволяла нарушать. Так, например, в пасхальную ночь (а Пасха в 1942 году пришлась на 11 апреля) комендатура Москвы разрешила горожанам гулять по улицам до утра, чем москвичи не преминули воспользоваться.

Кстати, в преддверии пасхальных торжеств Моссовет дал указание городским предприятиям наладить выпуск свечей, примусов-горелок и чайных ложек. За один март 1942 года предприятия одного Таганского района выпустили 25 тыс. свечей, две тыс. горелок и 32 тыс. ложек.

Зимой серьёзные проблемы возникали с отоплением. В течение всех военных лет большинство жилых зданий в городе не отапливалось и не освещалось в тёмное время суток — экономили электричество. Однако на объекты соцкультбыта эти ограничения не распространялись. Так, к примеру, в столичных поликлиниках батареи центрального отопления всегда оставались горячими, даже в суровые январские морозы. Очевидцы вспоминают, что люди специально приходили в поликлиники погреться и под любыми предлогами старались оставаться в тепле как можно дольше.

В конце января — начале февраля в городе стали открываться рестораны и кафе. За четыре рубля в московских ресторанах того времени предлагали отведать мясной суп и жареную воблу с картошкой. От желающих не было отбоя. По свидетельствам очевидцев, москвичи и гости столицы готовы были стоять часами в очереди на морозе.

Дабы сократить очереди, городские власти постоянно расширяли сеть ресторанов и кафе. В феврале 1942 года, например, рестораны первого класса открылись на всех девяти железнодорожных вокзалах столицы. В любое время дня там кормили завтраками, обедами и ужинами по коммерческим ценам. Наличие карточек при этом не требовалось. Цены на еду в московских кафе и ресторанах устанавливались Наркоматом торговли СССР.

В январе 1944 года открылись «Астория», «Аврора» и ещё несколько коммерческих ресторанов. В апреле того же года в городе появилось двадцать ночных ресторанов. Они работали до пяти часов утра, всю ночь там играл оркестр, и выступали артисты.

Кроме того, весной 1944 года в городе открылись восемь гастрономов, а также два мясных, два рыбных, один кондитерский, чайный, табачный и винный магазины. Торговали в них без карточек. Цены были выше, чем в обычной розничной торговле, однако для некоторых категорий граждан устанавливались скидки.

Занятия во многих столичных вузах, в том числе в университете, возобновились уже в начале 1942 года. Известно, что осенью 1941-го, во время одного из налётов немецкой авиации на Москву, бомбы повредили старое здание МГУ и памятник Ломоносову, установленный у входа. Так вот, в феврале 1942 года от этой бомбёжки не осталось и следа: всё было отремонтировано и вычищено, а разрушенный постамент у памятника полностью заменён.

Несмотря на тяжёлое военное время, власти проявляли постоянную заботу о тех, кто особо нуждался в помощи и защите, — об инвалидах. Так, 12 марта 1942 года исполком Моссовета принял решение открыть эвакуационный приёмник для инвалидов войны. В этом приёмнике любой фронтовик, получивший увечье в боях, мог рассчитывать на питание и медицинское обслуживание, а если человек не был москвичом, то и на последующую эвакуацию (по терминологии тех лет) к месту проживания или в инвалидные дома. На содержание приёмника из казны выделялись немалые средства.

4 августа 1942 года в городе открыли 25 специализированных столовых, где обслуживались инвалиды Великой Отечественной войны.

Столичный транспорт исправно работал все военные годы. Единственный день, когда не работало метро, — 15 октября 1941-го. В остальные дни подземка функционировала как обычно. Правда, по ночам станции метро использовали в качестве бомбоубежища. Начиная с пяти часов вечера у входа в метро собирались люди, желающие провести ночь в подземке. Без очереди пускали стариков и женщин с детьми. Маленькие дети, как правило, ночевали в поездах метро, все остальные располагались на станциях и в вестибюлях.

А в середине декабря 1941 года после некоторого перерыва стали снова курсировать трамваи по Бульварному кольцу.

Так же бесперебойно работала и почта. Более того, начиная с весны 1942 года Московский почтамт значительно ускорил доставку писем по городу. По новым нормативам письма, опущенные в почтовые ящики до 18:00, уже на следующий день вручались адресатам.

Вот ещё несколько любопытных и малоизвестных фактов из жизни столицы в военное время. В феврале 1942 года московские газеты стали призывать горожан активнее заниматься садоводством и огородничеством. Для этого москвичам рекомендовалось использовать балконы жилых домов. Вместо плюща и настурций окна городских квартир предлагалось обвить обыкновенным горохом. Газоны же во дворах по весне засевать не красивой, но абсолютно бесполезной травкой, а съедобной зеленью — лучком, укропчиком и петрушкой.

Москвичи охотно вняли этим призывам. Уже в мае-июне город превратился в большой огород. Люди копали грядки где попало и как попало. Даже в самом центре города, в Газетном переулке, жильцы близлежащих домов умудрились продырявить в асфальте дырки и разбить несколько грядок. Милиция смотрела на эти вольности сквозь пальцы.

12 июля 1942 года в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького установили политическую карту мира гигантских размеров. У карты постоянно находился лектор из общества «Знание», которому можно было задать любой вопрос и получить консультацию по международному положению.

1 января 1943 года для пассажиров открыли участок метро от станции «Площадь Свердлова» (ныне «Театральная») до станции «Завод имени Сталина» (ныне «Автозаводская»). Новые станции метро открывались и в последующем. Так, в 1944 году было открыто сквозное движение поездов от станции «Курская» до станции «Измайловский парк имени Сталина» (ныне «Партизанская»). Кольцевую линию столичной подземки тоже начали строить в суровые военные годы.

В течение всего военного времени в Москве проводились спортивные соревнования различного уровня. Зимой — лыжные забеги и хоккейные матчи, летом — кроссы и футбольные состязания. Абсолютный рекорд по посещаемости был поставлен 5 марта 1943 года: в тот день в лыжном кроссе приняли участие 410 тыс. горожан.

Футбольный матч «Торпедо» (Москва) — «Динамо» (Москва), проводившийся 6 июня 1943 года, собрал на стадионе «Сталинец» свыше восьми тыс. зрителей.

12 сентября 1943 года в Елоховском соборе состоялась интронизация (вступление в должность) новоизбранного Патриарха Московского и всея Руси Сергия, а в декабре в Новодевичьем монастыре открыли двухгодичный Богословский институт.

В июне 1944 года в Москве основана Академия медицинских наук СССР. Кроме того, за время войны в Москве появились Академия педагогических наук РСФСР, Институт кристаллографии АН СССР, Ботанический сад МГУ имени Ломоносова. Золотые медали выпускникам школ за отличные успехи в учении и примерное поведение также учредили в разгар войны — летом 1944 года.

В конце 1944 года в Москве началось строительство основной газовой сети, протяжённость которой составила 115 км. Предполагалось, что газ в столицу будет поступать по трубопроводу Саратов — Москва, который в то время как раз проектировался. А в марте 1945 года на столичном заводе «Серп и молот» стартовал серийный выпуск газовых кухонных плит для москвичей.

В середине мая 1945 года на кондитерской фабрике имени Бабаева начали выпускать новый сорт шоколадных конфет «Победа». Первую партию конфет отправили воинам Красной армии, штурмовавшим Берлин.

Кроме того, в Москве в годы войны активно издавались книги, причём самой разной тематики. Современные библиофилы подсчитали, что в период с 1941 по 1945 год московские издательства подготовили к печати более трёхсот наименований книг.

К примеру, большими тиражами издавались произведения русских писателей: Александра Пушкина, Михаила Лермонтова, Александра Грибоедова, Антона Чехова, Льва Толстого, Евгения Баратынского, Николая Гоголя, Николая Лескова, Николая Некрасова. Выходили также произведения современных советских поэтов и прозаиков: Владимира Маяковского, Николая Тихонова, Ильи Эренбурга, Ванды Василевской, Константина Симонова.

На радость любителям истории увидели свет биографии великих русских полководцев и исторических деятелей. Среди них — Иван Грозный, Михаил Кутузов, Пётр Багратион и другие. Немалыми тиражами выпускались научные и научно-популярные труды, а также книги на языках народов СССР.

Всего же за годы войны в Советском Союзе издано свыше 10 тыс. наименований книг общим тиражом один млрд 691 млн 700 тыс. экземпляров. Я другой такой страны не знаю, где даже в разгар кровопролитной войны уделялось бы так много внимания просветительскому и книгоиздательскому делу.

Та самая ликвидация

После больших побед, после взятия Берлина и Парада Победы маршала Георгия Жукова назначили командующим Одесским военным округом. Это считалось опалой и ссылкой, хотя округ был огромный по территории и стратегически важный. Там нужно было разминировать порты, восстанавливать уничтоженные военные городки, проводить учения… Пришлось Жукову и столкнуться с разгулом криминала.

Одесса-мама

Одесса издавна считалась одним из центров криминального мира, городом знаменитых воров в законе, вокруг которых крутились налетчики… Чего стоит одна только история Мишки Япончика — криминального короля времен гражданской войны. Не менее опасными были и уголовные авторитеты образца 1946 года. Они опирались на дезертиров, на неучтенное оружие, которого после войны хватало с избытком, на контрабанду. Пользовались тем, что милиция после войны обескровлена: больше половины старых сотрудников угрозыска погибли на фронте. Погибли или пропали в военной неразберихе многие милицейские агенты, внедренные в криминальную среду. А преступникам в годы войны легче было «перекраситься», спрятаться, получить «чистые» документы. Уголовный мир в своей вечной борьбе со служителями закона получил немалую фору.

«Оставаться самим собой»

Маршал Жуков прибыл на берега Черного моря в начале лета — и сразу энергично взялся за дело. «Приехав в Одессу, я твердо решил ни на йоту не снизить требований к своим подчиненным, к войскам, к их боевой подготовке и остаться самим собой», — рассказывал Жуков. Это важное признание. Он не спешил умерять свой властный характер и расставаться с амбициями — кстати, вполне обоснованными.

Ему доложили, что Одесса изнывает от разгула преступности. В городе действует несколько банд. Даже название «Черная кошка» (популярное по всему Союзу) приписывали сразу нескольких криминальным «коллективам». Самую опасную банду возглавлял уголовный авторитет Николай Марущак — дерзкий и беспощадный. За короткий срок банда совершила около двадцати грабежей с убийствами. Жертвами налетов стали даже несколько работников госбезопасности и боевых офицеров. Официально считалось, что их убивали ради формы и документов, но не исключена и связь бандитов со шпионами… Есть сведения, что один из «корешей» Марущака, Федор Кузнецов по кличке Когут, во время оккупации имел тесные контакты с гестапо. В этом нет ничего странного: немцы, румыны, венгры, захватывая города, старались опираться на тех, кого обидела советская власть — и не в последнюю очередь на уголовников. Разведка докладывала Жукову об этом — включая секретную информацию.

Почему грабили офицеров?

Почему же грабители шли на риск и нападали на людей в военной форме? На то была еще одна веская причина. Даже в торговом приморском городе в первые послевоенные годы людям жилось тяжело. Зажиточных домов стало меньше. Не хватало всего — и денег, и товаров. Хорошо заработать можно было только на махинациях с дефицитом — и уголовники, конечно, облагали налогом «экономических» преступников, чиновных воров и спекулянтов. А офицеры получали приличное жалованье. Да и из Германии многие приехали с богатыми трофеями. В те годы военные стали в СССР высокооплачиваемой кастой, которая выделялась на фоне всеобщей нужды. Воры знали, нападая на них, что у этих людей есть чем поживиться. Вот и рисковали.

Операция «Затмение»

Маршала до глубины души возмутили расправы над офицерами. Конечно, это трагедия — когда люди в погонах, прошедшие Великую Отечественную, погибали от рук блатарей-грабителей. И маршал Жуков смириться с таким положением дел не мог. Он привык к беспрекословному подчинению в своем окружении. К железной дисциплине. А тут какие-то урки навязывают свои правила, да еще и в таком кровавом стиле. Жукову не нравились милицейские методы борьбы с убийцами — осторожная работа с осведомителями, медленное внедрение… Какой смысл цацкаться с уголовщиной? С ней нужно говорить только с позиций силы. Убийцы понимают только один аргумент — пулю. Если они потеряли страх — пиши пропало. Жукову приписывают фразу: «Церемониться с уголовниками запрещаю. Всю эту сволочь расстреливать на месте!» По сути, он действовал именно так. Опираясь на опытных офицеров, прошедших СМЕРШ и разведку, маршал утвердил к исполнению операцию под кодовым названием «Затмение». Для этого специально подготовили несколько офицеров-разведчиков. Их было немного — человек десять-двенадцать. Поздним вечером, там, где не горят фонари, они должны были возвращаться из ресторана — в обнимку с дамой, в подпитии. Отличная приманка для гопстопников. И действительно — на них стали нападать лихие одесские разбойники. Но офицеры были трезвы и готовы к обороне… Первая же ночь принесла отменный результат: офицеры пристрелили больше десятка уголовников. Можно сказать, на месте преступления… Тут и доказывать ничего не нужно: пытались ограбить и получили по заслугам. Жуков был вполне доволен началом операции. Удачный опыт продолжили — и через несколько дней ряды уголовников в Одессе-маме поредели. А главное — они испугались. Прекратились дерзкие налеты и грабежи. Конечно, разведчикам не удалось «на живца» уничтожить всю одесскую преступность. Крупные банды оставались, с ними расправились позже — к концу 1940-х. Но жить в городе стало безопаснее, распоясавшиеся уличные грабители присмирели. А многие просто погибли. В народе ходили (и до сих пор ходят!) легенды об этой операции маршала Жукова. И относились к столь суровым мерам не просто с пониманием, а с восхищением. Настолько устали одесситы от своих гопстопников…

Самый лучший сериал

К этому сюжету обратились создатели, пожалуй, самого популярного российского телевизионного сериала XXI века — «Ликвидация». Правда, сценаристы этого фильма проявили, пожалуй, избыточное сочувствие к ворам и убийцам, осудив операцию «Затмение». Они не жили в послевоенной Одессе и не знают, что такое уличные грабежи, которые превращались в повседневную рутину… Зато в этом фильме блеснул актер Владимир Машков, сыгравший настоящего героя — начальника отдела по борьбе с бандитизмом Одесского уголовного розыска Давида Марковича Гоцмана. Фронтовика, отважного, простого и честного человека. Сыграл на редкость душевно, притягательно и органично.

Два Давида

Гоцман — фигура выдуманная, оперативника с такой фамилией в Одессе не было. Но у киношного подполковника было несколько прототипов, судьбы которых проявились на киноэкране. И главный из них — тезка Гоцмана, Давид Курлянд, легенда одесского уголовного розыска и, подобно Гоцману, настоящий фронтовик Великой Отечественной. В милицию Давид Менделевич пришёл до войны, в 1934 году, из рядов ДНД — Добровольной народной дружины. Внук Давида Михайловича уверяет, что актер Владимир Машков очень точно передал характер деда — сурового, но добродушного и простецкого. Правда, Курлянд возглавил одесский уголовный розыск в 1948 году — как раз когда маршал Жуков покинул Одессу. Курлянд участвовал в уничтожении банды Марущака. Жестокая перестрелка завязалась в знаменитых одесских катакомбах. В том бою все 19 бандитов были убиты или тяжело ранены. Сам Марущак, чтобы не попасть в руки милиции, проглотил ампулу с цианидом. Сколько таких приключений было в жизни Курлянда — о нем можно снять десяток фильмов!

Милицейская награда боевого маршала

Благодаря фильму и в наше время все знают, что преступность в Одессе искоренил именно маршал Жуков. Кстати, в прежние времена слухи об этом любили запускать и сами уголовники. Это неудивительно: ведь «капитулировать» великому полководцу куда почётнее, чем проиграть милиции. Операция сработала. Правда, нечто аналогичное случилось во всех послевоенных городах. И в основном милиция обошлась без жуковских методов… Правда, не так быстро — и улицы наших городов стали спокойными только через несколько лет после Победы.

В официальной биографии маршала Жукова об этой истории ничего не говорится. Конечно, он не включил его и в свои мемуары, в которых речь идет о Великой Отечественной. Но в начале 1970-х Георгия Константиновича наградили знаком «Заслуженный работник МВД». Как поговаривают, за одесское дело. Маршал Советского Союза, четырежды Герой Советского Союза, посмеивался над этой наградой. Известно, что военные относятся к «защитникам правопорядка» свысока. Но вспоминать о своей службе в Одессе и о борьбе с уголовщиной Жуков на склоне лет любил… С улыбкой — как о забавном приключении.

Охота на барсука

Арест последнего вожака бандеровцев Василя Кука означал крах нацизма на Украине.

Эта операция, которую КГБ СССР провел 70 лет назад, 24 мая 1954 года, по праву считается образцовой.

Василь Кук

Бомбист из Польши

Василий Кук родился в 1913 году на Тернопольщине. Юность провел в Польше, которая относилась к украинскому меньшинству жестоко. Но он, как и Степан Бандера, искал поддержку не в братской России, а в украинском национализме, представители которого заявили о себе с помощью террора.

Кук вступил в ОУН в 17 лет и начинал свою борьбу с польскими колонистами на западноукраинских землях. Умел делать бомбы и устраивал взрывы во время польских праздников. Еще в Люблинском католическом университете он познакомился со Степаном Бандерой — и всю жизнь гордился, что был последним из его выживших соратников. Кук был настоящим мясником. Человеком, который не останавливался перед убийствами. Таким он проявит себя и в годы Великой Отечественной войны, прорвавшись на территорию Советского Союза, Советской Украины. И к первому, и ко второй они не имели никакого отношения. И не знали о нашей жизни ни-че-го, кроме пропагандистского идиотизма.

Надежда на немцев

Время кровавых дел пришло для Кука летом 1941 года. Как и многие, он надеялся на немцев, на их силу, которая сломит Советский Союз, а вместе с ним и Украинскую ССР, которая, как они верили, станет бандеровской. Разумеется, в той степени, в которой позволят хозяева мира — немцы. Это они, несмотря на риторику, понимали.

В первые годы войны он формировал ячейки оуновцев на Восточной Украине: в Днепропетровске, на Донбассе, в Харькове. Явно проигрывал коммунистическому подполью, но несколько сотен боевиков подготовил. Потом он рассказывал, что их было более 100 тысяч, но это явное хвастовство. Кук, как и большинство в верхушке бандеровцев, почти не знал Украину, кроме польских и австрийских поселений. Поэтому закрепиться им удалось только на западных рубежах, а на Донбассе просто провел вербовку, как энергичный человек и резидент.

Весной 43-го он возглавил одно из четырёх структурных подразделений ОУН-УПА (запрещена в России) — группу УПА-Юг. Сражался с партизанами, а потом и с тыловыми подразделениями Красной Армии. Столкновений с регулярными частями он избегал, и не без оснований. Боялся разгрома. Он избрал другую тактику, террористическую: устраивал засады на партийный актив, на родственников красных командиров. В движении его с давних пор знали как Юрка Лемиша. Он надеялся на немецкие победы, но тщетно. Война приняла не тот оборот, о котором мечтал Кук.

Преемник Шухевича

5 марта 1950 года в результате операции советских разведчиков был убит возглавлявший ОУН-УПА (запрещена в России) Роман Шухевич — настоящий нацист, на руках которого кровь десятков тысяч людей: он их уничтожал в Польше, во Львове, в Советском Союзе, проводя карательные акции против евреев, коммунистов, цыган, партизанских пособников и втягивая обманом своих соратников в борьбу за гибельные ценности. Преемником Шухевича стал надежно спрятанный Василь Кук — тот самый Юрко Лемиш. В Госбезопасности СССР ему дали оперативную кличку Барсук. В тогдашних газетах иногда писали об операциях против бандеровских подпольщиков. Люди в основном удивлялись, что эти убийцы ещё ходят по земле. 5,6,7 лет прошло после войны — это казалось огромным сроком. Но при той осторожной тактике, которую исповедовал Кук, задержать его было крайне непросто. Требовался продуманный профессиональный подход.

Всерьез чекисты занялись им персонально как раз тогда, в начале 1950-х. Одна из операций едва не достигла цели. Разведчики создали боевку, в которой действовали два бандеровца, завербованных КГБ. Но точное местонахождение Барсука определить не удалось: этого не знали даже его близкие. Он оказался асом конспирации и сделал всё, чтобы как можно дольше оставаться на свободе. А продержаться ему удалось почти 4 года. В феврале 1951 в руки чекистов попал руководитель Подольского краевого провода ОУН Василий Улас. Его завербовали. Но вернувшись к своим, он, по-видимому, признался в контактах с чекистами и был немедленно расстрелян. Кук не любил и старательно избегал тонких и рискованных разведывательных игр. Его главной задачей было сохранить себя и ошметки движения — возможно, на будущее, на будущую войну, когда он надеялся получить поддержку от американцев. Только на это и надеялся. Поддержки «в массах» на Украине у него не было и в мирное время быть не могло. Он ввел сложную систему условных знаков и проверок, добавив к немецкой школе разведки собственные приемы.

Став самым главным в своей системе, Кук привнес в деятельность организации новые черты. Прежде всего это сложная система перепроверок. Самые горячие из подпольщиков упрекали его в нерешительности. Он готов был совсем отказаться от террористической деятельности, чтобы только не подвергать себя риску. Чекисты шли по следам предателей, кольцо вокруг Кука сжималось. Но о нем следователи почти ничего не знали… Что-что, а скрываться он умел и в людях разбирался. Единственное, чем не мог пренебречь вожак рассыпавшейся по схронам УПА — это выполнение заданий западных разведок. Они требовали хоть какого-то результата. Хотя всерьез проверить Кука не могли: советская контрразведка не пускала. И разведка тоже. В его разработке участвовал сам Ким Филби, в то время работавший в Англии. Его действия помогали окружить, фактически обезоружить Кука. На Лубянке знали обо всех основных планах оуновцев, связанных с заданиями Запада. А это — львиная доля их опасливой активности.

Ловушка на зверя

В розыске Барсука важную роль сыграл высокопоставленный агент КГБ Василь Охримович, видный деятель украинского национализма на Западе. Он с форсом прибыл в СССР — с боеприпасами, деньгами, документами. Никто не подозревал, что за Охримовичем аккуратно наблюдают чекисты. По показаниям Охримовича установили, что Кук прячется в Станиславской области на базе Рогатинского надрайонного провода ОУН. Его попытались заманить в ловушку, но снова тщетно. И все-таки ему становилось все труднее оставаться на свободе. Соратники один за другим погибали или попадали на скамью подсудимых. Кук стал генералом без армии. И возмездие приближалось к нему. Руководили операцией два аса из секретно-политического отдела КГБ УССР — Петр Свердлов и Григорий Клименко. Во Львовской области, в Иванцевском лесу, они подготовили для встречи с Барсуком образцовый схрон — подземный бункер, в котором он уже, бывало, останавливался. Там, под корой деревьев, замаскировали два радиосигнализационных аппарата «Тревога». В бункере поселились спецагенты «Богун», «Живой» и «Петро», чтобы даже запах убежища не вызвал подозрений у бывалого конспиратора Кука. В ночь на 23 мая 1954 года на место встречи прибыли Василий Кук, его жена Ульяна Крюченко и два охранника. Перед тем как отправиться в укрытие, Кук велел своим боевикам завязать глаза. «Петро» жарил для дорогих гостей картошку. Кук лег отдохнуть, попросив «Богуна» почистить его автомат. Когда муж и жена уснули, их обезоружили и арестовали.

«Сколько вам заплатили?», — кричал Кук, все еще надеясь на свои способности вербовщика. «Мы арестовали вас, чтобы скорее покончить с войной и обеспечить нормальную жизнь народу». Он предлагал агентам золото, деньги в разной валюте. Боролся за свободу до последнего.

По сигналу 24 мая на место выехала группа захвата во главе с майором Григорием Клименко. Они тоже были переодеты под бандеровцев. Но Кук сразу понял, что его песенка спета. Перед выводом из схрона попросил выпить. Когда ему отказали — посетовал: «Эх, такой момент, а вина нет». Его вывезли их схрона, даже не вызвав подозрения у других карателей-подпольщиков. Блестящая операция! Так 70 лет назад был арестован последний «гетман» бандеровцев.

Барсука содержали в Киеве, в тюрьме КГБ. Вели допросы и политические дискуссии. Но соратники считали, что Кук на свободе. Так легче было бороться с остатками подполья. Иногда нациста, практически не знавшего Украины (ни досоветской, ни советской), — водили в музеи, в заповедник Аскания-Нова, по улицам крупнейших городов республики, которую уже практически успели восстановить после военной разрухи. Казалось бы, всё просто: он увидел, что бандеровская пропаганда лжет про угнетенную Украину. Увидел цветущую республику, которая готова к послевоенному экономическому рывку. Ознакомился научными институтами и заводами, с восстановленными мостами и железными дорогами. Увидел книги на украинском языке, удивился всеобщему преклонению перед Тарасом Шевченко, которого считал своим кумиром. Понял, что Украина процветает без из идей. И — распрощался с нацистскими идеалами. Но все было гораздо сложнее. Кук восхищался советским Киевом — видимо, вполне искренне. Понимал, что большевики дали Украине настоящую жизнь. Но свои позиции старался не сдавать. Он видел себя не пленником, не ренегатом, а прежде всего разведчиком, который ведет свою игру. Правда, открыл чекистам коды переписки с зарубежными центрами в США, Канаде, Италии, Аргентине, ФРГ. Указывал он и на схроны остававшихся на свободе подпольщиков. Выдающийся чекист Георгий Санников не верил в перерождение Кука: «Это матерый враг, который просто понимает, что сопротивление бесполезно, и хочет сохранить свою жизнь и жизни своих соратников».

Советский гражданин

Барсук долго обещал публично откреститься от своих идей. 19 сентября 1960 года Василий Кук выступил по радио с обращением ко всем живущим за рубежом украинцам, в котором признал советскую власть на Украине законной, отрёкся от ОУН-УПА и призвал украинское правительство в изгнании признать СССР законным государством и вернуться домой.

Многие требовали открытого суда над военным преступником и его расстрела — в назидание всему миру. Такой точки зрение придерживался ЦК Компартии Украинской ССР. Но в КГБ действовали тоньше. Дело тут вовсе не в мягкости Никиты Хрущева, как многие считают. Такой человек был полезен. А возможностей для побега у него не было.

В итоге поступили с ним на удивление гуманно: это можно объяснить только активным сотрудничеством Кука с КГБ. Сотрудничеством, которое продолжалось и шло на пользу советскому Киеву и Москве. Радиоигра, в которой он принимал участие, помогла окончательно уничтожить бандеровское подполье не только в СССР, но и за пределами страны, в Восточной Европе.

Он даже сумел получить заочный диплом историка. Некоторое время занимался научной работой, написал диссертацию о Столыпинской реформе на Украине. Но потом из науки его выдавили, и дорабатывал гражданин СССР Кук в «Укрбытрекламе», время от времени выполняя задания КГБ — иногда сознательно, иногда вслепую.

В 1991 году, после распада СССР, за ним перестали следить органы, Кук занялся политикой, но почти безрезультатно. Оказалось, что его отречение было неискренним. Он снова попытался приноровиться к изменившейся конъюнктуре. Правда, без особого успеха, на втором плане.

Осень двойного агента

Убежденным националистом он оставался до глубокой старости. По крайней мере, его использовали как «икону» УПА — и писали от его имени красноречивые воззвания и любопытные воспоминания. Он немало разного рассказал о себе на покое. И о том, что на свободу его выпустили не из-за раскаяния, а потому, что весь мир ждал от Советского Союза «оттепели» по отношению к украинским нацистам. И о том, что хотел демонстративно покончить с собой на свободе, чтобы показать всему миру ужас коммунистического режима. Всё это лукавство. Свободу ему сохранили, потому что Кук был полезен нашей разведке. Вся Украина была уверена, что «Юрок Лемиш» расстрелян — как же иначе? А он занимал простую двухкомнатную квартиру, напичканную жучками. И, конечно, ни о каком самоубийстве не помышлял. Снова выслуживался и выживал. Недаром многие оуновцы до сих пор считают его предателем — причем говорят о том, что Лемеш был двойным агентом с военных лет. Что ж, возможно и такое. Слишком запутанная, авантюрная и кровавая судьба вышла у люблинского юриста. И он побаивался, что историки будут копаться в документах.

Кук умер в 2007 году, в 94 года, не дожив ни до масштабного возрождения нацизма на Украине, ни до его катастрофы.

Серийники военного времени

Долгое время считалось, что первым советским маньяком был Владимир Ионесян по кличке Мосгаз. Орудовал преступник в начале 1960-ых годов и проникал в квартиры москвичей, представляясь сотрудником Мосгаза. Отсюда и кличка убийцы.

Однако в последнее время, когда рассекретили некоторые уголовные дела военной поры, выяснилось, что подобного рода типы водились в столице и раньше. Вот лишь несколько историй о том, как сотрудники МУРа вычисляли маньяков во время Великой Отечественной войны.

Однорукий снайпер

Впервые криминальный стрелок, получивший у сыщиков прозвище «снайпер», объявился в июне 1943 года. Вечером в лесопарке на окраине Москвы были найдены двое убитых: мужчина и женщина. При осмотре места происшествия оперативники МУРа обратили внимание на то, что гильз рядом с телами не было. Значит, преступник стрелял из револьвера. Но эксперты уверяли, что оба выстрела были сделаны с большого расстояния — не менее двадцати метров. Это, в свою очередь, говорило о том, что убийца отменно владеет оружием: попасть в голову человека с такого расстояния, да еще с первого выстрела — дело весьма непростое.

Насторожила и такая деталь: одна из пуль прошла навылет. Ее нашли рядом с телом, но это оказалась не пуля, а шарик от подшипника.

Пока сыщики гадали, что бы это значило, неизвестный стрелок убил еще троих москвичей. Все погибшие — законопослушные граждане, работники военных предприятий: рабочий Крамаров и его жена, инженеры Коновалов, Эпельбаум и Турчина. Застрелив своих жертв, преступник забрал обувь, часы, головные уборы и деньги.

Оперативную группу, начавшую поиски злоумышленника, возглавил лично начальник МУРа Касриэль Рудин, человек, имевший большой опыт сыскной работы, причем в тяжелых условиях военного времени. Поскольку в качестве пуль снайпер использовал шарики от подшипников, Рудин решил для начала проверить все предприятия города, где изготавливалась такого рода продукция. Проверку поручили молодому оперативнику Александру Скороходову. Выбор пал на него неслучайно. Дело в том, что парень отличался незаурядными актерскими способностями и легко находил общий язык со всеми.

В течение нескольких дней Скороходов педантично обходил все известные артели и мастерские города. Где-то прикидывался проверяющим из наркомата торговли, где-то — барыгой, интересующимся артельной продукцией. Однако несмотря на все старания, выйти на след таинственного убийцы так и не удалось.

Прошел месяц. 5 августа 1943 года, когда в Москве по случаю освобождения Белгорода и Орла гремели праздничные салюты, в том же лесопарке, где уже были убиты пять человек, снова обнаружили трупы: супругов Авдейко. Почерк тот же: выстрелы с большого расстояния и патроны явно кустарного производства. А через неделю новый эпизод: убит некто Иосиф Барон, руководитель производственной артели по изготовлению скобяных изделий. Рядом с телом Барона сыщики обнаружили следы женских туфель. Похоже, у снайпера появилась сообщница.

Итак, восемь трупов за неполные два месяца. Такого московские сыщики не припомнили со времен Гражданской войны. По Москве поползли зловещие слухи о том, что в городе орудуют немецкие диверсанты, сеющие панику и убивающие москвичей. Поговаривали, что руководит диверсантами какой-то барон. Вот так в сознании обывателя человек с необычной фамилией, ставший жертвой неизвестных преступников, сам превратился в главаря преступной шайки.

Делом таинственного снайпера заинтересовались органы государственной безопасности. На ковер к первому заместителю наркома госбезопасности Богдану Кобулову был вызван начальник МУРа Касриэль Рудин. Кобулов потребовал в кратчайшие сроки найти немецких шпионов, орудовавших в Москве. А еще было принято решение направить в помощь столичным сыщикам опытных чекистов. Те рьяно взялись за расследование. И вскоре появился первый подозреваемый по делу — рабочий одного из московских заводов Николай Дудочкин.

Однажды он по глупости зачем-то стащил с работы бракованный подшипник. Его уличили в воровстве, пристыдили на комсомольском собрании. Однако дальше этого дело не пошло. Вот за эту информацию и ухватились сотрудники госбезопасности. Дудочкина немедленно арестовали, в течение нескольких дней изощренно допрашивали и буквально выбили признание. Видимо, Кобулову не терпелось поскорее отчитаться перед высшим руководством страны о том, что органы госбезопасности разоблачили опасного преступника, действовавшего по указке немецко-фашистских агентов.

Однако череда таинственных убийств продолжалась. Сначала был застрелен работник сельскохозяйственного предприятия Платонов, затем супруги Костиковы, а еще через несколько дней — сотрудник наркомата внешней торговли Акопян, занимавшийся вопросами поставок по ленд-лизу. Информация об этом была доложена наркому внешней торговли Анастасу Микояну. Не исключено, что тот, в свою очередь, проинформировал об этом самого Сталина. Ситуация с таинственным стрелком, безнаказанно убивавшим в Москве высокопоставленных советских служащих, обострилась настолько, что впору было принимать чрезвычайные меры.

Рудин немедленно допросил коллег Акопяна по наркомату внешней торговли. Выяснилось, что чиновника неоднократно видели в компании Анны Толкуновой, работавшей администратором одной из столичных гостиниц. Даму разыскали, с ней лично беседовал начальник МУРа. Та призналась: она видела того, кто стрелял в Акопяна. В тот день они гуляли вдвоем в московском парке. Вдруг раздался выстрел. Акопян упал. Женщина в испуге оглянулась и заметила странного гражданина. Тот был одет в длинный плащ заграничного покроя и вообще выглядел весьма импозантно. Убийца подошел к даме, но к ее удивлению, стрелять не стал. Судя по всему, Анна стрелку понравилась. Он предложил ей встречаться и даже назначил время и место свидания. Перепуганная дама кивнула головой, незнакомец неспешно ушел. А Толкунова настолько перепугалась, что несколько дней сидела безвылазно дома, прикинувшись больной.

Но самое главное, женщина вспомнила, что таинственный незнакомец был без правой руки. Стало понятно, что арестованный по этому делу Коля Дудочкин тут ни при чем. Тем более, что он даже не знал толком, как обращаться с оружием. Парня отпустили.

А вскоре по агентурным каналам в МУР поступила информация о рабочем московского шарикоподшипникового завода Михаиле Васильце. Однорукий, любит красиво одеваться. На заводе трудится обходчиком внутренних путей. И каждый раз приходит на службу в модной шляпе и дорогом пальто.

Проверкой подозрительного парня занялся Александр Скороходов. Первым делом провел обыск в его жилище. Во время осмотра сыщик обнаружил шикарное длинное пальто, по описаниям похожее на то, в котором был одет убийца Акопяна, а также несколько шляп, модные пиджаки, сорочки, брюки. Кроме того, внутри радиоприемника, который, разумеется, не мог не привлечь внимание сотрудников МУРа, был найден револьвер системы наган.

Сыщики быстро навели справки о Васильце. Оказалось, что в течение нескольких лет он работал на секретном оборонном заводе… пристрельщиком наганов. Вот тогда Василец и научился великолепно стрелять, причем с обеих рук. Инвалидом стал в результате несчастного случая: пытался выкорчевать пень на даче и не рассчитал со взрывчаткой. Взрывом ему оторвало правую руку. С оборонного предприятия его уволили. Долгое время Василец болтался без работы. А потом устроился на шарикоподшипниковый завод простым обходчиком путей. Зарплата была небольшая, а запросы, особенно у молодой красавицы жены, велики. Тогда Васильцу и пришла в голову мысль использовать свое умение метко стрелять. Жена не возражала. Более того, в их преступном тандеме она играла роль наводчицы, а затем сбывала краденное.

А пули в виде шариков Васильца научил изготавливать один из работников производственной артели, с которым будущий снайпер познакомился еще до войны, когда работал на оборонном заводе.

Очарованы, околдованы и… задушены

Осенью 1943 года в разных уголках столицы в течение месяца с интервалом в несколько дней находили трупы женщин. Неизвестный преступник нападал на одиноких дам, убивал, отбирал какие-то вещи и деньги. Причем корыстные мотивы явно не были доминирующими. Все женщины были весьма скромно одеты, при себе имели небольшую сумму денег. Скорее всего, злодей руководствовался какими-то иными соображениями, нежели чем банальным грабежом.

Расследование этой истории взял под личный контроль начальник московской милиции Виктор Романченко. На место происшествия выезжали новый начальник МУРа Александр Урусов и лучшие столичные сыщики. Однако долгое время выйти на след преступника никак не удавалось. В распоряжении сыщиков была лишь характерная примета убийцы: след от палки, на которую тот опирался при ходьбе. Значит, преступник был хромой, скорее всего, инвалид, получивший ранение на фронте. Таких в Москве было немало. Сыщики досконально проверяли всех вернувшихся с фронта калек — безрезультатно. А между тем нападения на женщин продолжались.

И тогда Александр Урусов решил спровоцировать злодея. Проанализировав криминальные сводки, начальник МУРа пришел к выводу: убийца явно предпочитает действовать в районе Останкино и Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (так в те годы называлась ВДНХ). Именно в этом районе и было решено организовать патрулирование. Роль патруля исполняли молоденькие сотрудницы уголовного розыска, одетые в гражданское платье. С утра до вечера барышни слонялись по московским улицам, всем своим видом привлекая внимание потенциального злодея. Разумеется, в непосредственной близости от приманок постоянно находились коллеги из группы захвата, готовые тут же прийти на помощь.

Однако взять убийцу с поличным тогда так и не удалось. Очевидно, почуяв неладное, он вдруг резко сменил тактику. Уличные нападения прекратились, зато женские трупы стали находить в квартирах. Почерк все тот же: женщин душили, уносили из квартиры какие-то вещи и деньги, а на месте преступления красовались следы от палки…

Прошло еще несколько месяцев. После некоторого перерыва маньяк снова вышел на охоту на московские улицы. И в один солнечный весенний день убийцу задержали. Произошло это в марте 1944 года в Останкинском парке. Невольным свидетелем нападения стал местный дворник. Он-то и вызвал милицию. Наряд к месту происшествия прибыл в считанные минуты. Убийца не смог далеко уйти.

На допросах быстро выяснили его личность. Маньяком, за которым почти полгода охотилась вся московская милиция, оказался Григорий Самбуров, сорока годков от роду. Инвалидом он был от рождения, по этой причине его не взяли на фронт. Быстро смекнув, что к фронтовикам в военной Москве отношение трепетное, Самбуров начал умело пользоваться своим врожденным дефектом: втирался в доверие к одиноким женщинам, вызывал у них жалость и желание помочь. А затем набрасывался и убивал, испытывая при этом ни с чем не сравнимое животное удовольствие.

На счету душегуба шесть москвичек. Одна из его жертв — Кира Клочкова — сама была инвалидом-колясочником. Случайно встретившись на улице, они разговорились, Кира пригласила нового знакомого к себе на чашку чая. Ей и в голову не могло прийти, что обаятельный мужчина-инвалид — тот самый безжалостный убийца, который к тому времени уже отправил на тот свет четырех ни в чем не повинных женщин.

Дневник серийного убийцы

17 июля 1944 года по центру Москвы провели колонны немецких солдат и офицеров, взятых в плен в ходе успешного советского наступления в Белоруссии. Посмотреть на плененного врага сбежалась вся Москва. Дабы избежать эксцессов, охраной порядка в центре города в тот день занимался весь личный состав московской милиции. И все-таки без ЧП не обошлось. Правда, никакого отношения к пленным немцам оно не имело.

…Продуктовый магазин на Коровьем валу, недалеко от Калужской площади. До обеденного перерыва оставалось несколько минут. Посетителей не было, весь персонал магазина ушел посмотреть на пленных немцев. В торговом зале дежурили лишь две сотрудницы: Катя Смолина и Дарья Ковалева.

Когда после обеденного перерыва в магазин вошли люди, их взору предстала жуткая картина: на полу лежали два окровавленных трупа, все было перевернуто вверх дном и залито кровью. Уходя, злоумышленник выгреб из кассы наличные деньги и прихватил несколько банок тушенки.

Вызванная по тревоге оперативная группа долго не могла добраться до места происшествия. Сыщикам приходилось буквально продираться сквозь толпы москвичей, запрудивших центр столицы.

А когда оперативники все-таки прибыли на место, даже они, опытные сыскари, испытали шок от увиденного. Из материалов уголовного дела: «Мертвые тела гражданок Смолиной и Ковалевой обнажены, привязаны веревками к письменному столу. Глаза завязаны шарфами. На телах обнаружены многочисленные следы колото-резаных ран, нанесенных острым предметом, предположительно ножом».

Простую корысть как мотив преступления сыщики отмели сразу. Не стоило ради нескольких банок тушенки и сотни рублей устраивать такое побоище. Скорее всего, преступник имел какие-то психические отклонения.

С самого начала следствие продвигалось с большим трудом: не было ни свидетелей, ни примет убийцы. Лишь отпечатки пальцев. Однако такие пальчики в милицейской картотеке не значились.

Прошло четыре месяца. И вот 7 ноября 1944 года в Москве было совершено похожее преступление.

В тот день Москва, как и вся страна, отмечала 27-ю годовщину Октябрьской революции. По этому случаю в столице гремел праздничный салют. Вечером, несмотря на холодную погоду, на улицах было многолюдно. Милиция, как всегда в таких случаях, работала в усиленном режиме.

Едва отгремели последние залпы салюта, как в милицию поступил звонок: найден труп женщины. Личность погибшей установили по документам, которые были в дамской сумочке: 28-летняя Оксана Поликарпова. Ни денег, ни продуктовых карточек на месте преступления не оказалось. Судя по всему, убийца прихватил их с собой.

Из материалов уголовного дела: «Мертвое тело потерпевшей частично обнажено, привязано веревкой к дереву. На теле множественные колото-резаные раны от острого предмета, предположительно от ножа».

Сыщики тут же сопоставили свежее убийство с тем, что видели летом в магазине на Коровьем валу. Сходство было очевидно. А вскоре, опросив знакомых убитой Оксаны, муровцы вышли и на предполагаемого убийцу. Им оказался давний знакомый Поликарповой, некто Николай Утюжкин. Парня немедленно арестовали. На допросах он сознался, что действительно убил свою подругу в припадке ярости. Дескать, она слишком откровенно строила глазки встречным офицерам. Вот Утюжкин и не выдержал…

Однако, сознавшись в содеянном, преступник упорно отрицал свою причастность к убийству продавщиц в магазине. А вскоре появилось и фактическое подтверждение его слов: соседка Утюжкина вспомнила, что видела Николая в тот самый злополучный день, 17 июля. Как и многие жильцы их дома, Утюжкин стоял на балконе и наблюдал за прохождением колонн немецких пленных. Стало ясно: эти два преступления никак не связаны.

Та же соседка припомнила, что видела возле магазина на Коровьем валу подозрительного типа. И даже смогла описать его приметы. Так в поле зрения сыщиков попал Иван Дронов, работник завода «Компрессор». В годы войны на этом знаменитом столичном заводе делали «катюши».

Сыщики стали наводить справки о Дронове. Характеристика была такая, что впору представлять человека к ордену. Ударник коммунистического труда. Отличный семьянин. В первые дни войны был командиром отряда местной противовоздушной обороны, тушил немецкие зажигалки. Как-то не верилось, что примерный семьянин и отличник производства причастен к жестокому убийству.

Дронова вызвали в милицию, стали осторожно выяснять, где он был днем 17 июля. Дронов говорил, что был дома. А затем сыщикам позвонили из горкома партии и велели прекратить допросы такого уважаемого человека. Дронова пришлось отпустить.

Однако через некоторое время он снова попал в поле зрения сыщиков. Дело в том, что в последующие несколько недель в городе произошли еще три преступления. Почерк был один и тот же: на девушек нападали в безлюдных местах, раздевали, убивали, забирали ценные вещи. И еще характерная деталь: глаза жертв были завязаны каким-то шарфом или тряпкой.

Третье убийство произошло недалеко от заводских корпусов «Компрессора», а погибшей оказалась сотрудница заводской охраны. Обстоятельства указывали на то, что убийство мог совершить только работник предприятия. И тут оперативники вспомнили о Дронове.

Арестовали Ивана Дронова в его собственной квартире после того, как при обыске была обнаружена любопытная тетрадка. Это был дневник, в котором убийца подробно описывал свои криминальные похождения. Почерковедческая экспертиза, проведенная лучшим экспертом-криминалистом того времени Леонидом Рассказовым, установила, что записи сделаны Иваном Дроновым. А вскоре пришли и результаты дактилоскопической экспертизы: пальцы Дронова и отпечатки преступника, совершившего убийство в магазине, совпали.

13 марта 1946 года суд приговорил отличника производства и примерного семьянина Ивана Дронова к расстрелу.

Истинная история «Чёрной кошки»

Премьерный показ этой замечательной картины состоялся 45 лет назад, в ноябре 1979 года. Трудно представить, как давно это было, а ведь картина в художественном отношении нисколько не устарела. Фильм, как мы помним, был снят по мотивам романа братьев Вайнеров «Эра милосердия» и посвящён деятельности Московского уголовного розыска послевоенной поры. Попробуем разобраться, где в телефильме заканчивается историческая правда и начинается художественный вымысел.

Начнём с банды «Чёрная кошка», ликвидацией которой, собственно, и занимаются на протяжении всего фильма его главные герои. Во-первых, «Чёрная кошка» была не одна — их было много, и не только в Москве, но и в других городах СССР. А во-вторых, ни одного матёрого уголовника в «Чёрной кошке» никогда не было. Это были подростковые группировки, в принципе не совершившие ни одного серьёзного преступления. Однако страху на мирных обывателей участники «Чёрных кошек» напустили немало.

Например, в начале декабря 1945 года жители дома № 29 по 2-й Извозной улице (ныне Студенческая улица в Дорогомилово) обнаружили на дверях подъезда странную записку. На белом листе бумаги, вверху которого был нарисован череп с двумя скрещенными костями, пестрела надпись: «Объявляю, что при налёте на какую-нибудь квартиру жители этой квартиры не должны сопротивляться, иначе будут приняты меры». А внизу добавлено: «До 12 часов вещи ваши, а после 12 наши. Ждите, стерегите и дрожите». И подпись: «Чёрная кошка».

Такими объявлениями осенью 1945 года была увешана вся Москва. Это был рассчитанный психологический ход или чья-то жестокая шутка.

Естественно, граждане и особенно гражданки, начитавшись подобных угроз, бежали в милицию. А когда авторов этих записок ловили, выяснялось, что в большинстве случаев ими были простые московские мальчики и девочки, причем частенько из вполне благополучных семей. Например, авторами записки на 2-й Извозной улице оказались несколько подростков во главе с Владимиром Колгановым — учеником 7-го класса московской школы № 665.

Среди тех, кого не обошла стороной «Чёрная кошка», встречались и тогдашние знаменитости. Так, промозглым осенним утром 1945 года диктор всесоюзного радио Юрий Левитан обнаружил в почтовом ящике записку с предложением немедленно покинуть свою квартиру. В углу листка красовался силуэт черной кошки. Левитан, не на шутку испугавшись, позвонил куда следует. Естественно, на поиск злоумышленников были брошены лучшие сыщики МУРа. Как вскоре выяснилось, записку в почтовый ящик подбросил простой московский школьник, решивший пошутить.

Пик деятельности «Чёрных кошек» пришелся на осень 1945 года, а уже в начале 1946-го поток угрожающих записок пошел на спад, и к концу года о «Чёрных кошках» все забыли. А вот реальную угрозу для москвичей в то время представляли совсем другие банды — состоявшие в основном из дезертиров и лиц, уклонившихся от призыва в Красную армию. Терять этой публике было нечего, потому что по законам военного времени в случае поимки им светила высшая мера наказания. К тому же эти банды были хорошо вооружены трофейными и прочими «стволами». Об этом, кстати, в фильме идёт речь в сцене выступления начальника милиции в клубе. Помните фразу: «Ещё шевелится это бандитское болото, насыщенное к тому же трофейным оружием. Они пользуются тем, что для их полного искоренения у нас временно не хватает опытных кадров. Многие наши товарищи полегли на фронтах войны».

За годы войны личный состав московской милиции действительно понес серьёзные потери. На фронт ушли 12 тысяч сотрудников, и не все из них, увы, вернулись. Кадровые дыры руководство милиции пыталось латать, призывая на службу ветеранов НКВД, а также девушек-комсомолок. Этот момент обыгран в фильме. Возлюбленная Володи Шарапова Варвара Синичкина как раз и была призвана на службу в милицию со студенческой скамьи — она, как мы помним по фильму, была студенткой пединститута.

Впрочем, дефицит опытных кадров — не единственная проблема, которую пришлось решать московским стражам порядка в военные годы. В связи с эвакуацией столичных заводов и учреждений население Москвы к декабрю 1941 года сократилось почти на два миллиона человек. Многие дома пустовали. Разумеется, этим обстоятельством, равно как и трудностями со снабжением, не преминули воспользоваться уголовники. Уже весной-летом 1942 года по городу прокатилась первая волна дерзких преступлений — грабежей, разбойных нападений и убийств. А к концу войны в столице действовали десятки организованных преступных групп. На их ликвидацию и были направлены основные усилия столичных сыщиков.

В большинстве своем участниками банд становились дезертиры из Красной армии и уклонявшиеся от призыва лица. Только за период с октября 1941 по июль 1942 года сотрудниками московской милиции было задержано более 35 тысяч уклонистов и дезертиров — три полнокровные стрелковые дивизии, которые ох как пригодились бы суровой осенью 1941-го на подступах к Москве!

Количество нелегального оружия и вовсе поражает воображение. Только за первые два с половиной года войны, пока боевые действия шли на советской территории, из незаконного оборота было изъято свыше 11 тысяч автоматов, более двухсот тысяч винтовок и карабинов, а также десятки тысяч пистолетов различных модификаций. Можно себе представить, сколько бесхозных «стволов» гуляло по стране, создавая тем самым дополнительные трудности сотрудникам правопорядка и, наоборот, облегчая жизнь преступникам всех мастей.

Теперь о главных героях фильма и их прототипах. Любимец публики Глеб Жеглов — это фантазия братьев Вайнеров. А вот у Володи Шарапова был вполне реальный прототип — московский сыщик по фамилии Арапов. Правда, реальный Арапов и киношный Шарапов имеют существенные отличия.

Володя Шарапов, как мы помним, пришел в МУР летом 1945 года сразу после демобилизации из армии, где он прослужил всю войну разведчиком. Реальный Владимир Арапов на фронте не был, да и не мог быть, поскольку в годы войны был слишком молод. Как и многие его сверстники, во время войны он работал на заводе «Динамо», а до этого учился в машиностроительном техникуме, несколько лет состоял в отряде содействия милиции — так называемом ОСОДМИЛе, предшественнике добровольных народных дружин. После войны Арапов собирался вернуться в родной техникум, чтобы закончить учебу. Но 19-летнего парня заметили сотрудники 37-го отделения милиции и пригласили на службу в органы правопорядка.

Шесть лет Арапов прослужил в 37-м отделении милиции, которое в те годы находилось на Динамовской улице (в районе Пролетарки), а в 1951 году перешел на службу в МУР. Сначала был помощником опера, а в 1963 году стал начальником отдела по раскрытию убийств, грабежей, разбоев и половых преступлений. Как раз в те годы в МУРе служил будущий писатель Аркадий Вайнер. Там-то и состоялось их знакомство, а позднее именно с Арапова братья Вайнеры писали образ молодого офицера-фронтовика, пришедшего на службу в МУР.

Причем, некоторые черты реального Арапова сценаристы фильма привнесли и в образ Жеглова: напористость, личную смелость, жесткость, полную самоотдачу в борьбе с преступностью. Этими чертами как раз в полной мере обладал реальный Арапов. Так что отчасти образ Жеглова тоже написан с него. Таким образом, Владимир Арапов послужил прототипом сразу двух главных персонажей фильма — и Володи Шарапова, и Глеба Жеглова.

Владимир Арапов принимал участие в раскрытии многих резонансных преступлений советской эпохи. Например, благодаря его сыскному мастерству было раскрыто ограбление квартиры народной артистки СССР Александры Яблочкиной, а также пойман первый советский маньяк Ионесян по кличке Мосгаз.

Но самое громкое уголовное дело, которое распутывал Арапов, — это ликвидация банды Ивана Митина, которая в конце 1940-х — начале 1950-х годов наводила ужас на Москву. На счету этой шайки 11 убийств и 28 вооруженных ограблений сберкасс, магазинов, пивных баров. Именно похождения этой шайки и легли в основу сюжета телефильма «Место встречи изменить нельзя».

Арестовали бандитов в феврале 1953 года. Аресту предшествовала сложнейшая оперативная работа. В банду даже пришлось внедрять одного из сотрудников МУРа. Эта ситуация блестяще обыграна в фильме. Роль внедренного сотрудника, как мы помним, сыграл Володя Шарапов. Правда, получилось это у него скорее случайно, по роковому стечению обстоятельств — специально в банду его никто не внедрял.

В заключение несколько слов о реалиях послевоенной Москвы, весьма правдиво показанных в фильме. Начнем с общепита.

Коммерческий ресторан «Астория», куда так любил захаживать красавчик Фокс, в Москве действительно был. Его открыли в январе 1944 года в доме 10 по Тверской улице. И таких заведений было несколько. Первые рестораны военной поры стали открываться уже зимой 1942 года. За пять рублей в них предлагали обед, состоявший из мясного супа, картошки и жареной воблы. От желающих не было отбоя. Чтобы попасть в рестораны, люди занимали очередь чуть ли не с ночи и готовы были часами стоять на морозе.

Дабы сократить очереди, в 1942–1944 годах власти открыли ещё несколько коммерческих ресторанов. Так, уже весной 1942 года рестораны первого класса открылись на всех московских вокзалах. А в 1944-м в Москве стали открываться коммерческие кабаки. Цены в них были запредельные. За один вечер в «Астории» или «Авроре» можно было запросто выложить 500 рублей — средний месячный заработок простого советского рабочего. Поэтому рабочих в коммерческих ресторанах военной поры не наблюдалось. Основной контингент посетителей — иностранные дипломаты и журналисты, представители творческой интеллигенции, офицеры Красной армии, приезжавшие в Москву на побывку, а также жулики и барыги всех мастей, сколотившие за годы войны приличные состояния. Так что замечание киношного Коли Тараскина о том, что на сто рублей в коммерческом ресторане не шибко разгуляешься, — чистая правда.

В течение всего военного времени в Москве работали кинотеатры и театры, музеи и библиотеки. Круглогодично в городе проводились спортивные соревнования: массовые забеги, кроссы, лыжные эстафеты, футбольные матчи. Эти мероприятия пользовались огромной популярностью у горожан и неизменно собирали большое количество участников. Так, в лыжном кроссе в начале 1943 года приняли участие свыше 400 тысяч человек.

Культурная и спортивная жизнь в Москве не замирала даже суровой осенью 1941 года. Например, в сентябре на Москва-реке прошли традиционные соревнования по академической гребле. В начале октября в Сокольниках состоялся массовый кросс на приз газеты «Вечерняя Москва». В ноябре в городе были залиты первые катки, на которых тренировались члены московских хоккейных клубов, и могли покататься все желающие.

А летом 1942 года, в разгар войны, в Черкизово было открыто ателье мод — столичные дамы даже в суровое военное время хотели красиво выглядеть и со вкусом одеваться. Похоже, именно в этом ателье и трудилась подружка Фокса Ирина Соболевская, которую в фильме сыграла актриса Наталья Фатеева.

Транспорт и почта бесперебойно работали всю войну. Исключение — середина октября 1941 года. 16 октября передовая группировка Вермахта прорвалась к Химкам, возникла реальная угроза захвата Москвы. В городе возникла паника, начался неконтролируемый исход москвичей на восток. Бежали все, у кого была такая возможность. В том числе и руководители московских предприятий и учреждений. Кое-кто из начальников пытался удрать, прихватив с собой зарплату своих сотрудников. Дело дошло до того, что рабочие столичных заводов перекрыли трассы, ведущие на восток, и останавливали все машины, пытавшиеся покинуть город. Возникавшие в разных районах города конфликты быстро гасила московская милиция.

Впрочем, уже к концу октября общественный порядок в городе был восстановлен: снова заработало метро, почта, городские учреждения. А в декабре 1941 года по Бульварному кольцу пошли трамваи. Больше никаких существенных перебоев в работе общественного транспорта в течение войны не было.

Конечно, строгое око историка, да и просто наблюдательного зрителя, без труда найдёт в фильме некоторые незначительные огрехи. Например, в сцене, где Шарапов идёт по железнодорожным путям на станции «Лосиноостровская», почему-то в кадре появляются современные вагоны. А в осеннем парке, по которому гуляют Володя и Варенька, на заднем плане лихо проносятся автомобили марки «ЗИЛ». В 1945 году таких автомашин на московских улицах, естественно, не было.

Впрочем, всё это можно отнести скорее к разряду киноляпов, без которых, увы, не обходится ни один даже самый хороший фильм на историческую тему.

Следствие ведет убийца

Всё в этой истории страшновато. Но… уж такова психология человека. В любой стране. И Россия не исключение. Серийные убийцы, маньяки, жаждущие испытать власть над гибнущим человеком, — все это вечные язвы нашей жизни.

Нож в спине

В смутном 1991 году в Екатеринбурге начал орудовать серийный убийца-душитель. Задушенные, как известно, молчаливы. Но однажды в больницу поступила 16-летняя изнасилованная девушка с ножевым ранением. Когда в палату явились милиционеры, у девушки началась истерика. Она отказалась писать заявление в милицию, а рассказывала о случившемся слишком путано. Опера направились в ее квартиру, к родителям. Те обстоятельно рассказали, что Юля ночевала у подруги, вернулась ночью, ей стало плохо — и она попросила маму вызвать скорую.

Фотография маньяка

Опера направились к подруге. Но в маленькой квартире застали только два трупа — матери и дочери. Обеих изнасиловали и задушили. Никаких следов грабежа в квартире не было. На полу милиционеры обнаружили кровь Юли… Была и еще одна интересная находка — вполне профессионально начертанный план квартиры. Опера долго размышляли над этим рисунком. Сразу пришла в голову мысль, что такую схему мог составить профессиональный правоохранитель. Хотя, с другой стороны, почему именно он? Возможно, чертежник, инженер. Разные бывают маньяки. Но мысль о садисте-милиционере оперов с тех пор не покидала. Нашли они и еще одну странную улику — как по заказу. Фотографию маньяка Фефилова. Убийцу, который сидит в лагере строгого режима. Следователи навели справки — он благополучно отбывал срок, о побеге не помышлял. Что означает эта фотография? Что действовал друг или единомышленник Фефелова или кто-то из тех, кто вел его дело? Ребус.

Модельный бизнес

Что делать? Следователи снова приехали в больницу, к Юле Саврасовой. Нужен был серьезный допрос. И Юля рассказала нечто более подробное, чем прежде. Оказывается, они с подружкой Машей устроили домашний показ мод. Обе, как водится, мечтали стать моделями. Мама снимала их на фото. Фотографии они собирались направить в модельный дом. А ночью кто-то постучал в дверь. Мама открыла. А Юля сквозь сон увидела, как крупный мужчина душит Машу. Потом он подошел к Юле и ударил ее ножом. А заодно спросил, где живут и работают ее родители. «Если скажешь лишнее — заявлю на них в милицию». Звучало это веско. Девушка испугалась не на шутку. А вообще — Юля неохотно отвечала на вопросы. Она боялась. И фоторобот преступника составила только после долгих уговоров. И получился он не слишком яркий — такой можно было отнести к тысячам мужчин. Девушка явно знала что-то большее и могла бы рассказать о нем точнее.

Похожий на убийцу

Однажды опера обсуждали, что этот фоторобот похож на каждого второго милиционера. В это время в столовую зашел человек, который заставил из прыснуть от смеха.

— А особенно вот на этого! Посмотрите, ну точно же — он!

Это был молодой следователь прокуратуры Сергей Виноградов. Действительно, похож на фоторобот! Человек с безупречной репутацией. Над ним посмеялись и только. Всерьез никто не счел его возможным маньяком. Ладный парень, общественник, прошел Афган. Ему прочили хорошую карьеру. Красивый парень, любимец девушек. Да и женат счастливо, дочку-красавицу воспитывает. Правда, местные шутники все-таки поддразнивали его. И следователя это порядком раздражало.

А через несколько дней Виноградов пошел в атаку, отправился к начальнику.

— На меня пальцем тыкают. Убийцей называют. Требую немедленно провести опознание.

Врачи не разрешили очную ставку: девушка еще было слишком больна. Но показали ей несколько четких фотографий, включая виноградовскую. Она его не опознала. Дело решено. Виноградов здесь точно не при чем.

Тройное убийство

Несколько месяцев опера разрабатывали знакомых машиной мамы. А потом случилось новое зверство. Задушены мама, дочь и ее подруга. История похожая. Поздней ночью мать пустила незнакомца в квартиру — и вот результат. Почерк похожий. Что ж, дело поручили следователю Виноградову — молодому, образованному и прыткому.

Тщательный осмотр квартиры привел к удивительному открытию. В квартире нашли отпечатки пальцев серийного убийцы Бориса Шапкина, который на тот момент отбывал срок. И снова можно было подозревать некоего человека, причастного к милицейскому архиву. Потом отпечатки чудесным образом пропали. Как будто кто-то играл с милиционерами в странную игру. А Виноградов уже выдвинул несколько версий.

Показания соседа

Через несколько дней — новое убийство. Мама нашла дома зарезанную дочь. На этот раз один из соседей жертвы дал точные показания.

— В квартиру приходил следователь. Я знаю его, был на допросе. Его фамилия Виноградов.

Не верить соседу не было никаких оснований.

Мозаика сошлась.

Что делать? Взять коллегу надо чисто, как никогда. Виноградову сказали, что нужно ехать на мокрое дело — но сначала посоветоваться с прокурором. Он спокойно отправился к начальству.

Прокурор и начальник райотдела милиции уже ждали Виноградова в кабинете. Он вошел. Его окружили коллеги. Прокурор, не поднимая глаз, тихо задал вопрос:

— Где ты был вчера ночью?

Прыжок из окна

Виноградов сразу все понял и раскрылся. Он прыгнул на подоконник, вышиб окно и прыгнул — правда, неудачно, головой об асфальт. Взревел. Но его уже прижимал к земле начальник районного управления милиции.

— Жив, сволочь. К счастью, жив.

С опасной травмой черепа его отправили в больницу. Лечили Виноградова под охраной. Побаивались, что он «работал» не в одиночку. А он и не пытался бежать. Держался уверенно, считал, что сумеет оправдаться. Бывало, что обвинял товарищей в клевете. Рана его быстро зажила, а следствие всё подготовило для суда.

Афганский след

Опера не могли понять, как свой парень, «мент» мог стать серийником… Да еще таким кровавым. Это казалось фантастичным. В чем причина? Некоторые искали корни в его афганском прошлом. Мол, видел много крови, ожесточился. Но он служил там недолго, юристом, ни в каких военных преступлениях не участвовал. А после войны женился, начал успешно работать, никак не проявлял жестокость… Нет, афганский след психологи придумали в этом деле для красного словца.

Зависть к убийце

И все-таки следствие приоткрыло историю жизни Виноградова. Он не вел дело Фефелова, но присутствовал на одном из следственных экспериментов. Психологи вывели его на откровение: следователь заметил волчий огонек во взгляде убийцы. Он… позавидовал ему. Что-то щелкнуло в голове следователя. Он увидел, что этот человек имеет власть над людьми. И поверил, что такое можно ощутить, только убивая. С тех пор это стало его мечтой — насиловать, убивать, проявлять свою безраздельную власть над жертвами. Корочка следователя могла помочь в осуществлении этой фантазии.

Ошибки маньяка

Свои преступления Виноградов готовил тщательно и не думал попадаться. Тем более — в суматохе начала 1990-х, когда убийств стало много, а милиция относилась к ним спустя рукава. Но он не рассчитал: получилось слишком кроваво и эффектно — и именно поэтому опера не ослабили хватку. Вторая ошибка Виноградова — то, что он решился на новое убийство, будучи следователем по собственному делу. Ему бы затаиться на несколько месяцев, запутать следствие, отвести от себя все подозрения, — а он уже не мог остановиться. Сказалось психическое отклонение.

Жертв он выбирал просто: все они были женщинами, которые вызывали его нездоровый интерес. И во всех семьях жили дамы, проходившие свидетельницами по его делам и знавшие следователя в лицо. Они доверяли ему. У нас вообще доверяют следователям — и, наверное, правильно делают.

Из шести убийств доказать удалось причастность Виноградова к трем. Он умело уничтожал улики… Умело защищался. Но для пожизненного заключения этого хватило.

Жена и дочь Виноградова уехали из города. Им уже угрожали родственники убитых. Дочь маньяка живет под другой фамилией, ничего не зная о том, каким чудовищем был ее отец. И это правильно.

Запуганная лжесвидетельница

А что же девушка Юля? Виноградов смертельно ее испугал. Если бы она опознала его — нескольких человек удалось бы спасти… Но девушка дрогнула — после ранения, после стресса. Виноградову удалось смертельно ее напугать. Конечно, она запомнила его лицо, да и фамилию знала. Но не могла открыть тайну. Боялась и за себя, и за родителей. Девушка не прожила долго. Ранение сказалось: Юленька умерла совсем молодой.

Железнодорожный детектив

Отсчет истории транспортной милиции идет с зимы 1918 года, когда ВЦИК принял декрет «Об организации железнодорожной милиции и железнодорожной охраны» и утвердил «Положения о рабоче-крестьянской железнодорожной милиции». Кстати, среди задач, которые выполняли милиционеры, была не только борьба с преступностью, но и организация очистки железнодорожных путей. За чистоту и гигиену в вагонах тоже отвечали они.

В то время, когда, по словам Сергея Есенина, «еще закон не отвердел», это была опасная служба. Бандитские вооруженные налеты на поезда в годы Гражданской войны вовсе не были киношной экзотикой. Сотрудники милиции защищали железнодорожников и пассажиров, вступали в перестрелки, нередко погибали. Накал борьбы уменьшился только после завершения Гражданской войны. Но и после этого у сотрудников транспортной милиции хватало работы. Они сохраняли правопорядок на железной дороге, оберегали права пассажиров, расследовали преступления, которые случались в поездах и на вокзалах, боролись с расхитителями, отслеживая рейсы товарных составов. Служба воспитала настоящих профессионалов, для которых не существовало мелких преступлений. К каждому нарушению закона относились как к вызову. С тех пор официальное наименование службы менялось не раз, но традиции профессионализма, глубокая погруженность в проблематику оставались неизменными для дорожных отделов милиции. А ее деятельность стала основой для появления целого направления в детективной литературе. Железнодорожные криминальные повести привлекают и знакомым антуражем, и тем, что розыск идет, как правило, в замкнутом пространстве, с ограниченным кругом подозреваемых. А если еще и наделить каждого из них колоритными чертами характера — чтение уж точно будет увлекательным. Расцвет жанра, пожалуй, пришелся на 1970 — 80-е годы, и первым среди равных в ряду его мастером был Леонид Словин (1930–2013), писатель, познавший железные дороги советского времени от и до. Такую уж судьбу он избрал.

Леонид Словин с юности стремился работать в уголовном розыске. Сперва судьба забросила его в адвокатуру, но он при первой возможности, с понижением, перешел в милицию. И потом много лет прослужил на Павелецком вокзале. Знал и о своей профессии, и о разнообразных сторонах жизни больше, чем большинство из нас. Это и помогло ему стать писателем, который много лет совмещал литературный труд со службой в транспортной милиции. Книги выходили солидными тиражами, получали премии, а в библиотеках за ними выстраивались очереди. Но он оставался еще и майором милиции. И на всю жизнь запомнил тогдашнюю вокзальную арифметику: 110 кассиров, 30 носильщиков, 33 кладовщика, 150 поездов в пригородном и 21 пара в дальнем сообщении ежесуточно. Его владения, в которых Леонид Семёнович ориентировался безошибочно.

Много лет он создавал цикл повестей и рассказов, ставших энциклопедией советского железнодорожного быта и криминала. Его главный герой — Денисов, бывший заводской электрик, ставший не просто милиционером, а истинным асом железнодорожного розыска, хотя поначалу не мечтал связать свою судьбу с охраной правопорядка. В нем угадывались черты сыщика Виктора Акимова, которого Словин глубоко уважал — начальника уголовного розыска, также много лет работавшего на Павелецком вокзале. Поражает его умение действовать быстро, не теряя ни минуты. И — почти без осечек. Здесь почти нет литературного преувеличения. Транспортная милиция действительно работала безукоризненно, сокращая круг проблем для пассажиров. Ведь путешествие должно быть комфортным и спокойным — даже если в него вмешивается криминальный мир. Повести и рассказы о Денисове выходили с 1969 по 1988 год. «Астраханский вокзал», «Дополнительный прибывает на второй путь», «Четыре билета на ночной скорый», «Транспортный вариант», «ЧП в вагоне 7270»… Все эти названия памятны любителям детектива. В книгах Словина вокзальная и поездная жизнь того времени предстает в точных подробностях. Его писательский метод — реализм, а в основе каждого сюжета — случаи, которые действительно происходили, дела, в расследовании которых автор принимал непосредственное участие.

В «кооперативные времена» сыщик Денисов не вписался. Потребовались новые герои, новые черты жанра — сенсационность, разоблачительность. Стиль Словина изменился. Но те железнодорожные повести, так и остались самыми известными в его творчестве. В наше время они вызывают еще и ностальгические чувства: все мы любим возвращаться в прошлое, а в этих книгах многое описано на удивление точно. Читаешь — и в памяти всплывают знакомые картины, переносящие нас в прошлое: «В конце пятиэтажной застройки появилась платформа Коломенское — малоосвещенная, с кассой в середине, с пешеходным мостом. Между домами и платформой виднелся рефрижераторный поезд — нескончаемо длинная лента вагонов-ледников. По другую сторону платформы чернел тепловоз. Тропинка впереди нырнула под вагон-ледник рядом с неразличимым в темноте начертанным на фанере афоризмом: „Что вам дороже? Жизнь или сэкономленные секунды?“»

Многим памятны и такие полустанки, и такие плакаты.

Незадолго до своего ухода писатель рассказывал в интервью: «Почти каждый год День милиции и День уголовного розыска я встречаю в линейном отделе милиции на Павелецком вокзале. Увы! Я не уверен, что интересен сегодняшним сотрудникам, которые, впрочем, со мной вежливы и доброжелательны. Читали ли они мои книги? Читают ли? Об этом мне неведомо».

Будут читать, Леонид Семёнович. Это классика жанра. И в особенности — ваши первые книги, написанные в докоммерческие времена. В них, кроме приключенческих сюжетных узлов, мы ценим картины железнодорожного быта, в которых есть и точность, и… уют. А самое главное, что Словин всегда понимал, что в любой детективной повести, в самом закрученном сюжете люди — это не функции, а личности. Их судьбы и характеры в путешествии, в поездных купе раскрываются, быть может, как нигде.

От предательства до ножа

Он был самой большой удачей западной разведки в СССР за все годы Холодной войны. Хотя действовал против своей родины немногим больше года. А история жизни Владимира Ипполитовича Ветрова напоминает детективный роман — не только шпионский, но и криминальный.

Бауманский отличник

Анкета у него была отличная, образцовая по всем советским канонам. Сын рабочего-фронтовика, активный комсомолец, спортсмен, в школе — отличник. С детства увлекался техникой, посещал различные кружки. Без протекции поступил в сложный Бауманский институт, который в то время (да и в наше) давал лучшее в мире техническое образование. Рано женился, считался хорошим семьянином. Грамотный, обаятельный. На него обратила внимание Госбезопасность, состоялась полуофициальная встреча — и он сразу, без лишних раздумий, согласился на сотрудничество.

Увидеть Париж…

Из оборонного завода, где Ветров только начал работать, его перевели на учебу в Высшую школу КГБ. В 1965 году его отправили в первую командировку — во Францию. Он, официально работая в торгпредстве, должен был установить связь с местными инженерами и разведать, какие у них имеются интересные технологии. Надо сказать, Ветров с детства, по книгам, просто обожал Францию. И несколько опьянел от парижского шика. Он сдружился с французским инженером Жаком Прево. Они проводили вместе целые дни — путешествовали, выпивали… Однажды Ветров разбил служебную машину — и Прево выручил его. Отремонтировал машину за свой счет, чтобы советский товарищ избежал неприятностей на работе. Но вербовать его тогда не стали. Это была взаимная двойная игра: стороны присматривались друг к другу.

Служба с рюмкой

У него, как казалось коллегам, имелся только один недостаток — любовь к рюмке. При этом психологи утверждали, что алкоголиком он не был, и победить эту страсть — дело вполне возможное. Других изъянов в его личном и политическом облике даже строгие кураторы из КГБ не находили. Хотя, быть может, следовало уловить, что Ветров, с юности считавший себя талантливым инженером, испытывал неудовлетворенность сложившейся карьерой. Он не стал ни изобретателем, ни ученым. А мечтал о величии! Такие люди легко могут соскользнуть в любую сторону. Следующая командировка — в Канаду — оказалась неудачной. Ветров не сработался с коллегами, стал выпивать. Никакой пользы от него не было. Через несколько месяцев его вернули в Москву с выговором за пьянство.

Сидящий на документах

В КГБ ему предложили достаточно престижную, но в то же время скучную, бюрократическую должность заместителя одного из отделов управления «Т», которое занималось технической разведкой. Его служба не предполагала серьезных командировок и исчерпывалась бумажной работой. По-видимому, это Ветрова не устраивало. Но через него стали проходить почти все донесения по линии техразведки. Ветров стал человеком сверхосведомленным!

Инициативник

В 1981 году он уже был подполковником. Тогда-то Ветров и нашел способ, чтобы выйти на связь с французской разведкой. Вспомнил свои давние связи с Прево. Надеялся, что через год-два работы ему удастся переселиться в страну своей мечты. К тому же за французами в СССР меньше следили, чем за американцами. Работать на них было безопаснее. Как профессионал, он это прекрасно знал. Ветров через одного француза, работавшего в Москве, передал письмо старому другу Прево — фактически предложил свои услуги. Французская разведка не сразу ему поверила. Слишком подозрительно выглядел этот «инициативник» — не провокация ли? Правда, Прево был склонен доверять Ветрову. Его стали тайно прощупывать. Когда Ветров стал говорить о материальном вознаграждении за труды, доверие к нему повысилось. Ему присвоили агентурный псевдоним — Прощальный. За восемь месяцев работы Ветров выложил французам две с половиной сотни советских агентов в разных странах мира под различным прикрытием. И открыл более сотни иностранных агентов, работавших на СССР на различных серьезных предприятиях. Причем гонорар он получал весьма скромный — по всем меркам. Видимо, надеялся на финансовую поддержку в будущем, после переезда во Францию.

Подарок президента Миттерана

Когда Франсуа Миттеран выиграл президентские выборы, он решил сделать подарок президенту США Рональду Рейгану — открыл сеть советской промышленной разведки в Америке, которую рассекретил Ветров. Миттеран испытывал гордость, что французская разведка в этом случае переиграла весь мир… У американцев глаза на лоб полезли. «Оказывается, мы работаем на Москву!», — кричал Рейган. Ну, а ЦРУ решило перетянуть агента к себе. Связной Ветрова в Москве Патрик Ферран передал ему новейший американский шпионский фотоаппарат. Но французы сдаваться не собирались: они стали проявлять фотографии втайне от американцев и самой ценной информацией делились не сразу. Конкуренция! А Ветров все добывал и добывал фотокопии секретных документов. Как правило, о деятельности советских агентов французы узнавали по косвенным данным, которые в них фигурировали. Но это была бесценная информация! Ветров все-таки был профессиональным чекистом — и действовал осмотрительно. Потому и не попался в первые же месяцы предательства. Но и французы, и американцы понимали, что такой агент «долго не живет», что рано или поздно его раскроют. Полгода, год, максимум — два года. Таков срок активной работы шпионов высокого ранга. И потому они стремились выжать из него все возможное.

Игра ЦРУ

Американцы, получив информацию о советских агентах, не стали их арестовывать и высылать. ЦРУ реализовало более тонкий план: нашим людям стали скармливать ложную информацию. Причем по самой актуальной тематике. Некоторое время это «работало». Так советская кибернетика взяла на вооружение несколько заведомо тупиковых решений.

Шпионские встречи

Ветров, как правило, назначал встречи на Черемушкинском рынке или на Кутузовском проспекте, возле Бородинской панорамы. За иностранцами в то время следили активно, но ни одно из его деловых свиданий не вызвало подозрений у контрразведки. Да и на службе к подполковнику Ветрову по-прежнему относились с доверием. Ему недавно исполнилось 50. Опытный офицер, хорошо разбирается в технике. Разве что в семье у него в последнее время не все ладилось… Предательство все-таки плачевно сказалось на его психике. Он старался бодро держаться с коллегами, но после работы все чаще глушил страх в водке. Стал подозрителен — плоть до навязчивых ночных кошмаров. Не раз он пожалел о том, что связался с французами, потому что панически боялся разоблачения. Ветрову все время казалось, что за ним уже следят, что он уже под колпаком. Он стал законченным параноиком. И, чтобы отогнать от себя такие мысли, он напивался. Жену такой образ жизни супруга не устраивал, начались семейные ссоры…

Любовница из Комитета

К тому же, несколько лет он поддерживал связь с Ольгой Ощенко, даже обещал на ней жениться. В органах не любят разводов; Ольга это отлично знала, поскольку сама работала в КГБ, в Первом главном управлении. Но почему-то надеялась, что традиции Конторы не помешают их свадьбе. В принципе, правил без исключений не бывает…

В начале 1982 года Ольга начала порядком надоедать Ветрову. Возможно, она подозревала его в шпионской деятельности, а скорее всего, он, подверженный мании преследования, подозревал ее в страшных догадках. Да и разводиться ему не хотелось — жене он доверял больше. Считал, что с ней можно при случае и во Францию сбежать. Ольга в этом смысле представлялась менее надежной. Возможно, что и французская резидентура рекомендовала ему уладить отношения с женой, чтобы не привлекать лишнего внимания на службе. Словом, он решил расправиться с любовницей.

Последнее свидание

Как-то февральским днем Ветров пригласил Ольгу прогуляться в столичном предместье — в живописной Екатериновке. Сейчас это Москва, окрестности Рублевского шоссе. Они катались на «Жигулях», выходили прогуляться по снегу, снова возвращались в машину, пили шампанское. Вспыхнула ссора. Ветров разбил бутылку, ударил Ольгу «розочкой», потом схватился за отвертку, нанес еще несколько ранений. Она оказалась физически крепкой женщиной и пыталась ему отвечать. Дело было в уединенном месте, вокруг — ни души. Но, на беду Ветрова, крики услыхал пятидесятилетний Юрий Кривич, оказавшийся заместителем начальника отдела материально-технического снабжения объединения «Мострансгаз» (в некоторых источниках его почему-то называют дружинником). В машине у Ветрова оказалась финка. Он не решился использовать ее в драке с Ольгой, но тут схватился за оружие и неожиданно профессиональным ударом смертельно ранил Кривича. Явилась милиция. Ветров сразу как-то обмяк, сник. Ольга в той суматохе выжила. Но оказалось, что она ничего не знала о его шпионской деятельности — по крайней мере, никаких показаний такого рода не дала. Хотя и ее карьера в КГБ на этом завершилась.

Конец карьеры

Скрыться ему не удалось — да это было просто невозможным для сотрудника разведки… Во время следствия он чуть не сошел с ума. Все время подозревал милиционеров в том, что они разыгрывают спектакль, что знают о его шпионских делах… Но все это было не так. Трибунал Московского военного округа на закрытом процессе признал Ветрова виновным в умышленном убийстве с особой жестокостью и ношении холодного оружия и приговорил к 15 годам колонии строгого режима. Разумеется, его лишили звания и исключили из партии. Карьера чекиста, инженера и иностранного шпиона была закончена. Но он захотел с этим смириться…

Шифрованное письмо

Тем временем контрразведчики давно обнаружили утечку информации в управлении «Т». Наметили нескольких подозреваемых, стали по своим источникам активно передавать на Запад дезинформацию. Но главного агента найти не могли. То, что Ветров пребывал в заключении, почти исключало его из списка подозреваемых. О нем почти забыли. Но его переписку с женой все-таки тщательно изучали. Как-никак бывший офицер… А он стал писать ей из иркутского лагеря все более двусмысленные послания со странными намеками. Ветров — в витиеватых зашифрованных выражениях — просил жену проинформировать французскую разведку, что он посажен. Этого оказалось достаточно, чтобы следователи взяли его в разработку и раскрутили клубок.

Предатель номер один

Тут-то и выяснилось, что этот тихий пьяница, запутавшийся в любовных отношениях, нанес стране ущерб на сотни миллиардов рублей! И открыл противнику почти всю нашу сеть промышленных шпионов… Только из Франции были высланы 47 советских разведчиков — не только граждан СССР. А главное — он выдал в руки врага Алексея Козлова, ценнейшего советского нелегала, который раскрыл ядерную программу ЮАР. Многие сведения, которые Ветров выдавал «западникам», касались крупнейшего советского научно-технического проекта того времени — работы над созданием уникального космического корабля «Буран». Чекисты и ученые поняли: иностранцы теперь так много знают о «Буране», что необходимо менять проект. Конструкторы и производители из-за Прощального потеряли полгода работы. Возместить это невозможно.

Последний приговор

В августе 1983 года Ветрова перевезли в Москву. Он понимал: случилось что-то страшное, но покончить с собой не решился. Да и наблюдали за ним дотошно. Началось новое следствие, которое лично курировали председатель КГБ Виталий Федорчук и генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов — уже смертельно больной, но не упускавший из зоны внимания это дело. Ветрову предложили подробно описать его деятельность. Вместо этого он написал целый трактат о том, как с ним несправедливо обходились начальники, и как хорошо жить в Франции. Хотя вины своей не отрицал и показания давал. Ветров надеялся стать двойным агентом, тайно работать на СССР. Лишь бы ему сохранили жизнь! Советская разведка немного «поиграла» с Прощальным, попыталась забросить по его каналам кое-какую почти достоверную информацию. Но очень скоро стало ясно, что на Западе ему больше не доверяют. Его посадку кураторы с самого начала оценили как провал. И в принципе были недалеки от истины.

Казнь и слава

Новый процесс приговорил предателя к смертной казни. 23 января 1984 года жизнь агента прервалась. Кстати, в Париже о том, что их лучший агент казнен, узнали только через год. До этого КГБ удавалось хранить тайну, используя это обстоятельство в своих целях.

Шпион не забыт. Несколько лет назад во Франции вышел фильм «Прощальное лето», в котором роль Ветрова сыграл сам Эмир Кустурица. Париж до сих пор гордится своим советским «мушкетером». В КГБ за всю его историю не было более опасного и в то же время жалкого предателя…

Пуля для Горбачева

Он совершил самое известное покушение на Горбачева. Этот человек жив и сегодня!

Александр Шмонов

«Непризнанный гений»

Александр Шмонов родился незадолго до смерти Сталина, в семье милиционера — главы Колпинского районного управления внутренних дел. Его родители были убежденными коммунистами, а Саша с юности подвергал сомнениям все советские святыни. К тому же Шмонов был человеком болезненно амбициозным. Он получил образование, стал младшим научным сотрудником в Научно-исследовательском институте (НИИ) кибернетики. Был крайне недоволен своей карьерой: говорил, что на его изобретения не обращают внимания, что ему мешают коммунисты, которые контролируют даже научную жизнь. С досады он уволился из института, пустился в путешествия по стране. Некоторое время жил в Узбекистане. Потом решил вернуться в родной НИИ, но там перед Шмоновым закрыли двери. Пришлось молодому научному работнику пополнить многомиллионные ряды советского пролетариата. В родном Ленинграде он стал слесарем по обслуживанию систем вентиляции на одном из цехов Ижорского завода. Для человека, который считал себя выдающимся изобретателем, это не карьера… Вечерами он ловил радиоволны «Голоса Америки» и представлял, что в стране капитала стал бы состоятельным человеком. Уж там его изобретения точно оценили бы по достоинству…

Навязчивая идея

В 1978 году будущий террорист наблюдался в ленинградской психиатрической больнице с диагнозом шизоаффективный психоз, а в 1981-м задумался об убийстве Леонида Брежнева. Стрельнуть в старика во время демонстрации! Для Шмонова эта идея стала навязчивой. Ведь убил же Брут Юлия Цезаря — и вошел в историю… Но через год Брежнев умер в собственной постели.

«Во всем виноват Горбачев!»

А тут началась перестройка. Страна забурлила. Столичные площади превратились в огромный гайд-парк. Повсюду спорили о политике. Сначала интеллигентно, потом — яростно. В 1989 году Шмонов стал участником «Ленинградского народного фронта», потом вступил в «Свободную демократическую партию России». Стал завсегдатаем демократических митингов, которые становились все более радикальными и громкими. Их уже не устраивали слишком мягкие и медленные реформы Михаила Горбачева, хотелось немедленно превратить Советский Союза в капиталистическую страну, отпустив на волю всех, кто хотел отделиться от Москвы — прибалтов, грузин, молдаван и так далее. Более того, Шмонов считал Горбачева кровавым диктатором, которые не отпускает на волю несчастных прибалтов и грузин… По мнению радикала, такой правитель достоин смертной казни!

Ультиматум и листовки

6 марта 1990 года он отправил всем кандидатам и действующим членам Политбюро ЦК КПСС ультиматумы, в которых требовал всенародных выборов главы государства, введения многопартийности и разрешения на частную собственность. В противном случае он грозил им страшной карой. Ответов Шмонов не получил — да, наверное, они и не читали этих писем.

Потом, на пишмашинке «Любава», он распечатал воззвание: «Дамы и господа! Призываю вас убивать членов и кандидатов в члены Политбюро ЦК КПСС». Он не сомневался, что все печатные машинки у нас находятся на карандаше у сотрудников КГБ, а потому, распечатав листовки, затер литеры напильником и закопал машинку в глухом лесу. Шмонов поехал в Москву, расклеил листовки на Кутузовском проспекте — там, где жили члены ЦК и министры. Никто не обратил внимание ни на него, ни на его призывы. В те времена Москва была городом смутным — и милиция нисколько не удивилась «бумажкам» с грозными призывами — их просто сорвали и выбросили. Никто даже не заявил в КГБ.

Оружие для террориста

Это озадачило Шмонова. Но он, как и обещал, решил перейти от слов к делам. Для этого требовалось оружие! Он уволился с завода, устроился распространителем газет. В то время за эту нехитрую работу неплохо платили, и свободного времени хватало. Шмонов хотел скопить денег на снайперскую винтовку. Но очень скоро понял, что она ему не по карману. В итоге начинающий террорист за 900 рублей купил немецкое двуствольное охотничье ружье. Вполне легально — получив удостоверение охотничьего клуба и справки из наркологического и психического диспансера. Оружие он по всем правилам зарегистрировал в отделении милиции по месту жительства.

Он сразу решил опробовать ружье на деле, отправился на охоту и со второго выстрела убил лося со 120 метров. Лось весил больше, чем генеральный секретарь. Теперь он не сомневался в успехе предприятия.

Пунктуальный убийца

Он наметил свой коронный выход на 7 ноября 1990 года, когда Горбачев традиционно приветствовал народную демонстрацию с трибуны Мавзолея на Красной площади. Шмонов надеялся, что ликвидация «захватившего высокую власть» Горбачева наконец даст возможность провести в стране всенародные выборы, которые принесут победу сторонникам «чистого капитализма».

Он в специальном чехле спрятал оружие под длинным пальто. Для удобства отпилил у ружья приклад, но стволы не тронул. Чтобы ружье не обнаружили металлоискателем, Шмонов изготовил плакат с надписью «Крепись, государство!», который поместил на железный штырь. Так и отправился на демонстрацию — с громоздким плакатом и с ружьецом за пазухой. И его действительно без проблем пропустили на Красную площадь. Шмонов присоединился к одной из колонн. Он понимал, что может погибнуть от пуль телохранителей Горбачева, и написал прощальную записку, где объяснял мотивы своего поступка. Ее он положил в карман пальто. При этом террорист не хотел погибать и решил обезопаситься. Под рубашку он надел самодельный бронежилет. На случай, если его попытаются задержать, он задумал грозить самоподрывом. Это был блеф, взрывчатки у него не имелось.

Семейный человек

У Шмонова была жена, совсем маленькая дочь и родители, которые осели в Узбекистане. В то время ему было 38 лет. Он не страдал болезнями, считался физически крепким человеком. Но, видимо, он был совершенно равнодушен к родным. Бывшему молодому ученому хотелось войти в историю, добиться переворота в стране. Шмонов даже готов был погибнуть за это «святое» дело. Да, перестройка превратила этого маленького человека в большого фанатика, который не знал жалости ни к себе, ни к другим, включая самых близких людей.

«Первый выстрел — в Горбачева!»

Кстати, перед походом на Красную площадь он замаскировался: нацепил театральные усы, очки и парик. На всякий случай. Если уж играть в шпиона — то до конца. В 11:10 Шмонов в колонне радостных демонстрантов оказался неподалеку от трибуны Мавзолея. Он просчитал на глазок: до Горбачева и Лукьянова — 50 метров, не больше. Возможно, чуть меньше. Вот они, рядом. Стреляй — не хочу. Он был уверен, что Горбачев носит бронежилет — и с самого начала собирался целиться в голову. На допросе он рассказывал так: «Я запланировал следующее: первый выстрел нужно произвести в Горбачева. Если после первого выстрела Горбачев упадет или спрячется, то второй выстрел нужно произвести в Лукьянова. А если после первого выстрела Горбачев не упадет и не спрячется, то второй выстрел нужно произвести в Горбачева».

Улизнувший сообщник

У него был сообщник, москвич, тоже завсегдатай оппозиционных митингов, который должен был, направив в воздух пистолет Макарова, отвлечь на себя внимание в момент, когда Шмонов будет целиться в Горбачева. Но в самый последний момент, уже на площади, приятель испугался расстрела и ретировался.

Выстрел в небо

А Шмонов достал платок, высморкался и, убирая платок во внутренний карман пальто, достал ружьецо. Эти манипуляции заметил сержант патрульной милицейской службы Мыльников, он бросился на террориста, стараясь отвести ружье от людей. Шмонов нажал на курок, раздался выстрел — в воздух. Сразу сориентировался начальник охраны генсека Владимир Медведев: он возник как из-под земли и закрыл Горбачева своей спиной, прямо на трибуне Мавзолея. Телевизионщики тоже не сплоховали — не показали этот момент, хотя вели прямой репортаж с Красной площади. В этот момент советские люди видели радостную процессию москвичей. Надо сказать, соратники Горбачева держались мужественно, никто и бровью не повел. Кроме одного — только что избранного мэра Москвы Гавриила Попова. Он смертельно перепугался и спрятался за трибуну.

Допрос в ГУМе

А Горбачев, поначалу ничего не понявший, спокойно наблюдал с высоты за потасовкой между Мыльниковым и Шмоновым. Последний оказался крепким парнем и сумел выстрелить вторично — на этот раз пуля попала в стену ГУМа. К счастью, он никого не ранил. На помощь милиционеру бросились курсанты и чекисты, и наконец Шмонова скрутили. Его буквально на руках быстро занесли в ГУМ. Там, в специальной комнате, и состоялся первый допрос, который продолжался часа два. По горячим следам террорист немало рассказал следователю. Шмонов откровенно говорил о своих убеждениях, о том, что нужно убивать коммунистов, начиная с Горбачева. Любопытно, что рассказывать о том, что он якобы готов взорвать себя, Шмонов не стал: слишком быстро его схватили, он просто забыл об этом замысле.

Откровенные показания

Шмонов говорил следователям: «Стреляю-то я неплохо. В армии попадал в „девятку“, диаметр которой всего 15 сантиметров. А на Красной площади шансы у меня были. Целиться, конечно, надо было побыстрее… Жаль, не удалось».

Правда, Горбачев считал эту акцию инсценировкой, которую устроил… всесильный КГБ, чтобы напугать вождя перестройки и отвадить его от демократических реформ. Мол, испугается — и начнет «завинчивать гайки». Кстати, отчасти он так и поступил — конец 1990 года считается временем, когда Горбачев запоздало попытался отказаться от демократизации общества.

А чекисты настойчиво пытались выяснить — не стояла ли за Шмоновым какая-нибудь организация? А может быть, иностранная разведка? Но следствие показало, что он все-таки был почти одиночкой, хотя и делился замыслами с теми, кого считал единомышленниками. Ведь при Горбачеве люди перестали бояться откровенных разговоров. Как-никак это было время гласности.

Анекдотическая слава

Официальная пресса при Горбачеве стала свободнее, но об этом инциденте сообщали весьма скупо. «Во время праздничной демонстрации 7 ноября на Красной площади в районе ГУМа прозвучали выстрелы. Задержан житель Ленинградской области, произведший из обреза охотничьего ружья два выстрела в воздух. Пострадавших нет. Ведется расследование», — и все. Но «Голос Америки» и радио «Свобода» в тот же день в красках сообщили слушателям о случившемся. Тогда и советским газетам пришлось назвать фамилию террориста и вкратце рассказать о нем. В том числе и о том, что стрелял он в двух шагах от Мавзолея. Правда, это не произвело сильного впечатления на аудиторию. Народ к тому времени привык к острым политическим ощущениям, и многие относились к Горбачеву пренебрежительно. Появился даже анекдот: «Почему Шмонов не попал в генсека? Слишком многие на площади стали помогать ему целиться». Но настоящей славы Шмонов не снискал. Людей волновало другое: товарный дефицит, споры депутатов, выдвижение Ельцина. Многие ходили на демократические митинги, но там не звучали призывы к терроризму, и никто не собирался лепить из Шмонова героический образ.

Признан невменяемым

Он хотел блеснуть на суде, стать политической жертвой, бесстрашным борцом, но эксперты из института Сербского признали гражданина Шмонова невменяемым. Он с этим вердиктом не соглашался. Предпочитал расстрел сумасшедшему дому. Но его направили на принудительное лечение. В психиатрической больнице несостоявшийся советский Брут провел три с половиной года. Ельцин терпеть не мог Горбачева и, придя к власти, выпустил Шмонова на свободу. О нем к тому времени основательно забыли.

«Жалею, что не попал!»

На воле, в городе, который снова стал называться Петербургом, он пытался заняться бизнесом, но прогорел — и стал зарабатывать на жизнь ремонтом квартир. Когда его спрашивали о покушении — отвечал: «Жалею только, что не попал». В 1998 году он написал небольшую книжку с длинным названием «Как и почему я стрелял в главаря тоталитарного государства М. Горбачева». Но и она не принесла ему славы. Теперь его уважительно называют правозащитником. Сейчас Шмонову за 70. Активной политической жизни он не ведет. Даже в интернете не появляется. Получает инвалидную пенсию и не сомневается, что лишь случайно проморгал свой шанс попасть в историю…

Японец номер два

Вячеслав Иваньков

28 июля 2009 года в Москве у ресторана «Тайский слон» был тяжело ранен Вячеслав Иваньков, широко известный в криминальных кругах как Япончик. Сразу отметим, что кличка эта в воровском мире — знак уважения. Ведь такую же носил легендарный предводитель одесских налетчиков революционных времен… Через два месяца Иваньков, несмотря на старания врачей, скончался в частной клинике на Каширском шоссе.

Известие о его смерти в уголовном мире было встречено неоднозначно. Преступные авторитеты старой формации справедливо посчитали устранение Япончика покушением на воровские традиции, ревниво оберегаемые Иваньковым и его соратниками.

Заезжие инородческие преступные кланы, оккупировавшие Москву, напротив, восприняли смерть Япончика с плохо скрываемой радостью и с чувством глубокого удовлетворения. Оно и понятно: одним борцом с криминальным беспределом и засильем инородцев в столице России стало меньше. Да еще каким борцом! В памяти многих до сих пор остались события начала 1990-ых, когда Вячеслав Иваньков, Фрол Балашихинский и их сподвижники объявили войну кавказцам и прочим иноземцам. И, надо признать, немало в этом преуспели. Правда, достигнуть конечной цели лидерам славянских преступных группировок не удалось: слишком неравными оказались силы, особенно если учесть, что за инородцев дружно вступилась и демократическая общественность, и московская власть. Однако нервишки выходцам с Кавказа тогда потрепали немало…

Он стал, пожалуй, главным символом преступности последних пятидесяти лет — во всем ее многообразии. Слава Иваньков появился на свет 2 января 1940 года в неблагополучной московской семье. Отец будущего криминального авторитета сильно пил, а затем вовсе ушёл из семьи. Мать Славы страдала от редкого психического расстройства — мизофобии. Это страх загрязнения, который порождал навязчивое желание постоянно стирать вещи и намывать полы. Ребенок рос болезненным. Был слабоват, но в то же время отличался боевым характером. Занимался борьбой, хотя сведения об этом достаточно туманны. Первые кражи он совершил еще будучи подростком.

После девятого класса Иваньков решил поступить в Государственное училище циркового искусства (ГУЦИ) и выучиться на воздушного гимнаста. Ему удалось стать воспитанником этого престижного учебного заведения. Но тут в жизни Иванькова начались проблемы. С тех пор всю жизнь он страдал от мании преследования. И даже получил инвалидность. Вячеславу пришлось выучиться на слесаря. Он уже кормил семью. В 1960 году Иваньков женился на Лидии Айвазовой, представительнице древнего ассирийского народа. Из-за этого Вячеслава часто будут звать «ассирийским зятем», в том числе в криминальных кругах. У него появился сын. Япончик, получивший прозвище за узкий разрез глаз, окончательно пошёл по пути криминала и стал вором-карманником — щипачом. Впрочем, по поводу прозвища можно поговорить и чуть подробнее. Когда-то именно такое носил знаменитый одесский вор революционных времен — фигура поистине легендарная. А советский уголовный мир ценил свою историю, выстраивая альтернативную реальность. Во многом Иваньков получил прозвище в память о знаменитом предшественнике. И это считалось великой честью!

Впервые о Славе Иванькове заговорили в конце 1960-ых годов, когда он под покровительством известного тогда вора в законе Геннадия Королькова по прозвищу Монгол и не без участия Отари Квантришвили, отсидевшего срок за изнасилование, организовал преступную группу. Кроме Иванькова и Квантришвили, в группу вошел Вячеслав Слива, впоследствии ставший весьма популярным столичным авторитетом. Приятели специализировались на кражах антиквариата и ювелирных украшений, иногда вымогали деньги у подпольных миллионеров, которые в то время стали появляться в Москве в большом количестве. Излюбленный метод работы Иванькова и его подельников — обыски под видом работников милиции на квартирах столичных коллекционеров и ювелиров. Кроме того, иваньковцы контролировали карточных игроков и букмекеров на московском ипподроме.

Действовали они изощренно. Вывозили людей в лес, заставляли рыть себе могилы. В банде имелся свой мастер пыток — садист по кличке Палач. Он придумывал самые изощрённые истязания. Например, некоторых особенно упорных богачей, которые не хотели делиться добром, клали в гроб, накрывали крышкой, а затем начинали распиливать ящик двуручной пилой. Одного из бандитов прозвали Битумщиком. Причина появления такого прозвища проста и драматична. Он пытал своих жертв посредством горячего битума. Действовали они по всему союзу. В банду входило до сорока человек. Так, в Свердловске вымогатели вынесли золото из квартиры цеховика Айсора Тарланова: дочь подпольного предпринимателя быстро согласилась отдать все ценности, опасаясь, что у отца возникнут проблемы с законом. Позднее сотрудники милиции долго уговаривали Тарланова дать показания, но он молчал… Возможно, ему еще было что терять.

Япончика Корольков уважал. И не только за удаль и энергичный норов, но и за четкое выполнение воровских законов. Япончик не имел никаких связей с государством — не состоял в комсомоле, официально не работал, почти не имел документов, не считая фальшивых. Это ценилось как высшая доблесть. Но и этим, конечно, не исчерпывались заслуги Японца перед бандой Монгола.

«Япончик всегда был болен воровской идеей. Он с 14 лет воровал, нигде не работал и, даже имея на кармане 100 000−200 000 наличными, всегда шёл на любое дело. Даже в том случае, если был большой риск, а навар оказывался минимальным. Делал это он ради своего воровского авторитета», — вспоминает один из ветеранов московской милиции.

Оперативники пытались поймать вора с поличным при вымогательстве. Приманкой был москвич Михаил Глиоза, с которого Иваньков требовал 5000 рублей долга. По сигналу Глиозы милиционеры должны были схватить бандита, но подозреваемый приехал на место встречи на машине, приказал Михаилу сесть в салон и тут же стартовал на приличной скорости. Оперативники открыли огонь, но Япончик быстро скрылся. Позднее Глиоза вернулся к сотрудникам милиции и заявил, что никаких претензий к вымогателю больше не имеет. Несомненно, Япончик сумел с ним аргументированно договориться.

За решетку Япончик впервые угодил в 1974 году. Очевидцы вспоминают, что брали тогда Иванькова чуть ли не целым отделением милиции. Во время задержания Япончик усердно отстреливался и ловко дрался. Это дало основание прокурору обвинить его, помимо всего прочего, и в ношении оружия. Однако Япончику повезло. Усилиями адвоката — а защищать Иванькова взялся известный в то время спаситель уголовников Генрих Падва — обвинение в незаконном ношении оружия с Япончика сняли. Более того, проведенная по настоятельной просьбе адвоката психиатрическая экспертиза показала, что подследственный страдает параноидальной шизофренией. Иванькову дали всего пять лет и отправили в колонию общего режима.

Выйдя на свободу, Япончик организовал новую преступную группу. На сей раз в нее вошли спортсмены. Большую помощь в подборе кадров Иванькову оказал все тот же Квантришвили. К тому времени он отошел от криминала и занялся обучением молодежи классической борьбе. Естественно, Япончику, как старому другу, Отари поставлял самых талантливых своих учеников.

В 1981 году Иваньков снова сел. На сей раз на 14 лет. Иванькову инкриминировали участие как минимум в десяти грабежах и вымогательствах. Отчаянные попытки Падвы спасти своего подзащитного не возымели на суд ровным счетом никакого действия. В тюрьме Иваньков не отличался кротким нравом, частенько посещал штрафной изолятор, а потом и вовсе поднял бунт. В результате Япончика перевели в самую глухую российскую «зону» — Туланскую, что в 700 верстах от города Иркутска. Еще в Бутырской тюрьме Япончика «короновали» — то есть приняли в ряды «воров в законе». Теперь он мог претендовать и на титул короля преступного мира.

Впрочем, отмотать свой срок «от звонка до звонка» Япончику не довелось. За него вступились Святослав Федоров и Александр Розенбаум, написавшие письма Горбачеву и Ельцину. Говорят, что не обошлось и без вмешательства Иосифа Кобзона, хотя сам певец упорно отрицал свою причастность к «делу Иванькова». Как бы там ни было, в феврале 1991 года Вячеслава Иванькова досрочно освободили, и он с головой окунулся в криминальную жизнь столицы.

А дел к тому времени в Москве накопилось немало. Паралич власти привел к резкому всплеску преступности. В столицу косяком потянулся всякий сброд со всех концов Советского Союза. Требовались решительные меры, чтобы навести порядок в криминальном мире столицы и отбить охоту беспредельничать. По слухам, первое, что сделал Япончик, оказавшись на свободе, это провел серию консультаций с лидерами славянских преступных группировок на предмет вытеснения из Белокаменной всякой иноземной швали. По настоянию Япончика борьбу с кавказцами возглавил бандит по прозвищу Роспись, который был немедленно коронован.

При непосредственном участии Иванькова были сформированы Подольская, Балашихинская и ряд других преступных группировок. Эти ОПГ возникли именно как противовес кавказским криминальным кланам. В Подмосковье борьбу с кавказцами возглавил Фрол Балашихинский, в то время очень популярный преступный авторитет. За короткий срок Япончик и Фрол сумели изрядно надавать по зубам зарвавшимся инородцам: потери кавказских преступных кланов исчислялись сотнями убитых бойцов.

Однако развернуться на полную катушку славянам не дали. Сначала в одной из разборок погиб Фрол Балашихинский, один из самых несгибаемых борцов с кавказцами. А затем тучи начали сгущаться и над Япончиком. Почувствовав, что за ним началась охота, Иваньков был вынужден покинуть Россию. Сначала он нелегально выехал в Германию, а затем перебрался в США, где некоторое время жил под псевдонимом.

Впрочем, даже находясь вдали от Родины, Япончик продолжал контролировать ситуацию в России. Известно, например, что под ним находились фирмы, занимавшиеся экспортом нефти, алюминия, алмазов и леса. Люди Иванькова скупали золото у сибирских старателей и нелегально переправляли его за кордон. Несколько раз Япончик нелегально наведывался в Россию, чтобы лично обсудить с лидерами славянских ОПГ ситуацию в стране. Одна из таких встреч имела место в апреле 1994 года.

В США Иваньков активно занимался бизнесом. Им было создано несколько коммерческих банков, где хранили свои денежки славянские воры в законе. Сам Япончик руководил фирмой под названием «Маленькая Одесса». А его люди обложили данью фактически все нью-йоркские фирмы, организованные выходцами из бывшего СССР.

Япончика взяли агенты ФБР в июне 1995 года в Бруклине. По утверждению американских спецслужб, аресту предшествовала длительная оперативная разработка. Иванькова обвинили в вымогательстве крупной суммы денег у владельцев нью-йоркской фирмы «Саммит Интернэшнл» Александра Волкова и Владимира Волошина, а также в незаконном хранении оружия (как будто «ствол» в Америке нельзя купить в любом оружейном магазине!), попытке похищения людей и угрозе убийством. Вот такой впечатляющий «букет»!

Почти год продолжалось следствие. Наконец в мае 1996 в Бруклине начался суд. На скамье подсудимых, помимо Япончика, оказались и трое его соратников — Валерий Новак, Сергей Илгнер и Владимир Топко. Защищать Иванькова и его людей взялись известные американские адвокаты Майкл Шапиро и Барри Слотник. Последний, кстати, прославился тем, что в 1970-ые годы успешно отмазал от наказания знаменитого нью-йоркского гангстера Джо Коломбо. Благодаря стараниям защиты с Иванькова в процессе судебного разбирательства были сняты обвинения в похищении людей, угрозе убийством и, разумеется, нелепое обвинение в ношении оружия. Осталось лишь вымогательство трех с половиной миллионов долларов, точнее, попытка вымогательства, потому что деньги Иванькову так и не достались.

Однако и этот единственный пункт обвинения выглядел весьма зыбко. В записях телефонных разговоров, представленных ФБР суду в качестве доказательства, не оказалось никаких угроз в адрес Волкова и Волошина. Наоборот, все переговоры люди Япончика вели весьма корректно и по-деловому. Более того, адвокаты сумели доказать, что и самой попытки вымогательства в общем-то не было: просто одна нью-йоркская фирма задолжала другой некоторую сумму денег, а господин Иваньков вызвался играть роль посредника, что по американским законам преступлением не является.

Таким образом, перед обвинением стояла крайне сложная задача: не имея никаких серьезных доказательств вины Иванькова и его людей, нужно было убедить присяжных в том, что их клиент крайне опасен для американского общества. Понимая это, адвокаты Иванькова открыто говорили, что все обвинения против Иванькова и его соратников будут сняты, а само дело рассыплется, поскольку Япончик не нарушил ни одного американского закона, а значит, и судить его не за что. Однако суд посчитал иначе. Приговор бруклинской Фемиды ошеломил всех: по десять лет лишения свободы каждому и крупный денежный штраф.

Чем же так насолили американским блюстителям закона Иваньков и его соратники, что схлопотали такие внушительные сроки? Российские аналитики, внимательно наблюдавшие за процессом, склонны считать, что никакого справедливого судебного разбирательства в Бруклине и не было. С самого начала делу Иванькова пытались придать характер политического процесса. Особенно усердствовали американские спецслужбы, которым после исчезновения СССР с каждым годом становилось все труднее убеждать общественность в необходимости своего существования. ФБР и иже с ним позарез нужен новый враг, такой же серьезный и опасный, как бывший КГБ. И такой враг нашелся. Им в глазах американского обывателя стала пресловутая русская мафия, лидером которой якобы был Вячеслав Иваньков.

Кстати говоря, слухи о русской мафии на Западе стали активно раздуваться сразу же после развала СССР. В одном из докладов ООН, например, на полном серьезе утверждалось, что русские контролируют ни много ни мало всю европейскую проституцию и ежегодно угоняют из одной только Германии четверть миллиона автомашин! Между тем объективная статистика все эти ужасы не подтверждает. В сытой, благополучной Америке ежегодно регистрируется 25 миллионов преступлений. Из них на долю выходцев из бывшего СССР приходится столь ничтожный процент, что говорить о влиянии русских на криминогенную ситуацию в США по меньшей мере смешно. Аналогичная ситуация и в Европе. Если уж кто и влияет на криминогенную обстановку в европейских странах, так это мигранты из Турции, Ближнего Востока и Африки. Однако об этом демократические щелкоперы молчат, зато выдумывают всякие небылицы о русских мафиози.

Как бы там ни было, в деле Япончика с самого начала присутствовал ярко выраженный обвинительный уклон. Иванькова сотоварищи нужно было обязательно посадить, чтобы другим русским неповадно было. И тот факт, что суд, не имея никаких весомых доказательств вины Иванькова, вынес суровый приговор, лишний раз говорит о том, что и в Америке, которую нам постоянно приводят в пример как безупречное правовое государство, можно легко манипулировать законами, если это кому-нибудь нужно. Вот так русский вор в законе Вячеслав Иваньков пострадал за американскую политику.

В июле 2004 года Иванькова депортировали в Россию, где ему было предъявлено обвинение по делу об убийстве двух турок, совершенном в 1992 году (аккурат в разгар войны с кавказскими преступными группировками) в одном из московских ресторанов. Однако обвинение рассыпалось: Мосгорсуд Иванькова оправдал.

С гибелью Иванькова закончилась целая эпоха в истории отечественного криминального мира. Япончик был одним из последних преступных авторитетов, для которых воровские традиции не пустой звук. Неудивительно, что в прессе появились сообщения о том, что в качестве мести за смерть Иванькова должны быть уничтожены по меньшей мере 35 кавказских авторитетов. Решение об этом якобы было принято на сходке славянских воров.

Заказчиком убийства короля преступного мира считают вора в законе Илью Симонию (Махо), у которого был давний конфликт с Япончиком. Сюжет выглядит вполне достоверным. Выяснилось, что ещё в конце 80-х годов, когда Иванькова перевели в тулунскую колонию, он отказался признать авторитет Махо, который тогда был «смотрящим» за Иркутской областью. Убийство «короля» позволило Махо, до этого нарушавшему воровские понятия (например, выяснилось, что он в юности был комсомольцем), снова стать коронованным вором. Вот такие страсти, непонятные нам, законопослушным гражданам…

Северские ребята

Два десятилетия, при всём старании, милиция (затем переименованная в полицию) не могла поймать одну из самых жестоких объединенных преступных групп Подмосковья.

Группировка «Северские» появилась в Сергиевом Посаде в лихие 90-е и действовала более 20 лет. За это время ее жертвами стали не менее 30 человек: бандиты не задумываясь пускали в ход огнестрельное оружие, но их фирменным приемом стала казнь с использованием обрезков металлических труб. Они вошли и в криминальную реальность наших дней.

Начало их истории было традиционно кровавым. Авторитеты боролись за власть. Перенесемся в середину 1990-х. На подмосковной турбазе играет громкая музыка — там на берегу озера устроили вечеринку бандиты из ОПГ «Северские». Многие из них пьяны, компанию им составляют девушки легкого поведения в вызывающих нарядах. В какой-то момент новый главарь группировки Дмитрий Гладышев произносит тост, желает удачи своим подельникам, а потом уходит.

Дмитрий Гладышев

Отдыхающие не замечают, как их босс отходит в сторону с парой самых верных людей и облачается в водолазный костюм. Можно подумать, что он решил заняться подводной охотой, но Гладышев собирается погружаться для того, чтобы найти тела своего бывшего босса и его любовницы, с которыми недавно расправился.

Предтечей банды был отпетый уголовник Николай Дзенильевский. Он устроился работать официантом в популярный ресторан «Север», который всегда был полон клиентуры: ведь он находился возле главной православной святыни Подмосковья — Свято-Троицкой Сергиевой лавры, где полным-полно туристов. Жесткий и прямолинейный молодой человек, имевший спортивный разряд по боксу, долго в официантах не задержался: вокруг него быстро стали собираться местные братки, и он основал свою бригаду, в которую пришли братья Лазовские. Какое-то время бригада входила в состав группировки «Лесновские», но в 1992 году отделилась и вскоре выросла до ОПГ. Штаб-квартирой своей группировки Дзенильевский решил сделать ресторан «Север», где когда-то работал. Там бандиты устраивали сходки, вели переговоры и выносили приговоры неугодным. Из-за него за ОПГ и закрепилось название «Северские». Дзенильевский погиб в 1996 году на стрелке с киллером Эдуардом Нурмагомедовым (Нуриком). Он расстрелял друзей из автомата. Судьба киллера тоже сложилась не лучшим образом. Нурмагомедова ликвидировали три дня спустя в одном из пансионатов Подольска, где киллер отдыхал со своей подругой — вдовой первого лидера ОПГ «Хотьковские» Анатолия Васильева.

Первым настоящим главарем группировки стал крепкий молодой спортсмен Виктор Лазовский, коренной житель Сергиева Посада. Подельники знали его как уверенного, жесткого и беспринципного лидера, который не терпел возражений. Правой рукой Лазовского в ОПГ был его родной брат Евгений, в силу врожденной дипломатичности именно он стал отвечать за все переговоры бандитов. Оба брата к тому времени отслужили в армии — в военизированных пожарных частях. Сколотив ОПГ, они резво занялись вымогательством у коммерсантов — в основном московских. В шутку Лазовские называли участников своей банды «ребята с нашего двора» — так называлась популярная в те годы песня группы «Любэ». Ведь в банду входило много приятелей, одноклассников. «На разбой» никого в открытую не брали. Почти все будущие бригадиры ОПГ начинали с обязанностей водителя, механика или охранника.

Дерзкие преступления совершались среди бела дня: они приходили к городским предпринимателям и требовали платить за крышу, а несогласных жестоко избивали кусками металлических труб. Такой способ расправы стал визитной карточкой бандитов. Такой у них сложился почерк. В группе состояли и штатные ликвидаторы — ребята с хорошей армейской подготовкой.

Дело спорилось. Со временем Евгений Лазовский даже стал смотрящим за Сергиевым Посадом от воров в законе Сергея Ержа (по кличке Забава), Игоря Глазнева (Вова Питерский), Александра Окунева (Огонек) и Олега Мухаметшина (Муха).

Одно из главных правил ОПГ «Северские» состояло в том, что «уволиться» из банды можно было лишь одним способом — отправившись на тот свет. Именно так вышло с одним из самых старых участников ОПГ, который часто критиковал братьев Лазовских за жестокость. Он пытался объяснить, что ликвидированные или искалеченные коммерсанты не смогут принести прибыль, но Виктору Лазовскому не нравилось, что старый бандит осуждает его манеру вести дела и подрывает авторитет. В мае 1997 года киллеры расстреляли его автомобиль, в котором потерпевший находился вместе со своим телохранителем и знакомым. Пожилой бандит и его охранник не пережили это покушение, третий мужчина выжил, но остался инвалидом. В октябре 2000 года несколько членов банды под видом рабочих поднялись к окну квартиры, где проживал инвалид, и произвели в него через окно не менее 20 выстрелов из пистолета-пулемета КБ-92 «Волк». От расправы он не ушел.

Кроме того, у них был принцип: «Мы должны расправляться с одним бизнесменом в год, чтобы нас боялись». Больше всего их интересовали коммерсанты, занимавшиеся торговлей ювелирными изделиями: последние не только платили северским процент со своих доходов, но и оплачивали охранные услуги при перевозке драгоценностей. При этом отказываться от такого сервиса бизнесменам было крайне опасно.

В октябре 1999 года один из коммерсантов Сергиева Посада отказался платить ОПГ за крышу, сославшись на то, что времена лихих 90-х уже позади. Виктор Лазовский этот тезис не оценил: 11 октября по его приказу киллер расстрелял непокорного бизнесмена на парковке прямо в центре города.

В нулевые бандитов из ОПГ «Северские» стали интересовать еще и риелторы — особенно черные, которые проворачивали сомнительные сделки с недвижимостью одиноких пенсионеров и алкоголиков. Северские вынудили их отдавать процент с их темных дел в общак группировки.

А когда в 2012 году риелтор Николай Тимошков отказался платить дань ОПГ, два киллера, Шитуев и Чижиков, приехали в его родную деревню Торгашино и хладнокровно расстреляли парня.

Параллельно с криминальной деятельностью главари северских пытались продвигать своих людей в органы власти Сергиева Посада.

К концу нулевых ОПГ «Северские» взяла под контроль еще и компании сферы ЖКХ в районе Сергиева Посада: практически все бизнесмены, которые работали в ней, так или иначе должны были платить дань бандитам. На этой почве Виктор Лазовский сошелся с другим видным криминальным авторитетом города — Константином Пискаревым (он был всем известен в городе как Костя Большой). 14 июня 2005 года организовал покушение на замглавы Сергиево-Посадского района по ЖКХ Александра Шурухина. В итоге Лазовский и Пискарев мирно поделили «коммуналку» между собой — очевидно, следуя принципу «сильный не бьет сильного».

С более слабыми пацаны не церемонились. Северские как минимум раз в год устраивали акции устрашения, калеча при помощи металлических труб тех, кто пытался выступать против них. Так, в августе 2008 года бандиты попытались забить на улице директора фирмы, которая оказывала бытовые услуги, — его спасли случайные прохожие, спугнувшие преступников. Год спустя, в августе 2009 года, другому непокорному коммерсанту повезло меньше: его забили кусками металлических труб до летального исхода. Конечно, это создавало атмосферу страха. Дань, как правило, им платили сразу, без споров и отсрочек.

Одно время ОПГ «Северские» даже считались бригадой киллеров, входившей в Пушкинскую ОПГ. При этом арсенал у северских был впечатляющим: в него входили пистолеты, автоматы, винтовки, пулеметы, в том числе крупного калибра, и даже ручной противотанковый гранатомет.

Главным киллером ОПГ «Северские» был Дмитрий Гладышев, а его ближайшими подручными — бывшие заключенные Алексей Кукушкин и Алексей Воронин. Бизнес на расправах у группировки шел хорошо до тех пор, пока в 2009 году Гладышев не вступил в конфликт с главарем Виктором Лазовским на почве финансовых разногласий. По одной версии, Гладышев решил лично возглавить ОПГ, ликвидировав Лазовского. По другой — главный киллер понял, что главарь вскоре отправит его на тот свет, чтобы закончить конфликт привычным путем, а потому решил действовать первым.

В итоге люди киллера расстреляли главаря группировки вместе с его любовницей Татьяной Марковой — бухгалтером северских, а их тела утопили в реке. Правда, судьбой пары вскоре заинтересовались правоохранительные органы и видные фигуры преступного мира.

Все это не давало Гладышеву — новому лидеру ОПГ «Северские» — спать спокойно. Он опасался, что рано или поздно тела могут всплыть. Поэтому Гладышев устроил на турбазе рядом с местом затопления тел праздник для братвы, а сам поднял со дна тела и вместе с подельниками закопал их на берегу — речь об этом шла в начале статьи.

Новый босс Гладышев стал активно расширять сферы влияния группировки, но от рэкета перешел к инвестициям. Главарь пытался легализовать все преступные доходы, вложив их в бизнес. Но и про свои старые методы северские не забыли.

19 апреля 2016 года киллеры группировки расправились с 45-летним Вадимом Пчелкиным — чемпионом России по пауэрлифтингу, которого подкараулили на выходе из принадлежавшего ему спортзала. Как только Пчелкин показался на улице, преступники в масках расстреляли его из пистолетов с глушителями.

Весьма вероятно, что северским могли сливать данные коррумпированные силовики, что также помогало группировке избегать возможных проблем с законом. А если кто-то из киллеров все же попадал в поле зрения правоохранительных органов, с ним просто расправлялись, минимизируя риски.

Именно так в 2019 году по приказу Дмитрия Гладышева был ликвидирован старейший киллер группировки — это стало последней из расправ северских, известных на сегодняшний день. На этот шаг главарь пошел, узнав, что ветерана ОПГ разрабатывают сотрудники МВД.

К 2019 году у правоохранительных органов накопилось много материалов по делу ОПГ «Северские»: данные ДНК, записи системы распознавания лиц, а также фотороботы подозреваемых. Улик хватило для задержания лидера группировки Дмитрия Гладышева, который вскоре свел счеты с жизнью в камере СИЗО.

Вслед за ним под арест отправились и другие участники ОПГ: понимая неизбежность наказания, они стали сотрудничать со следствием, чтобы получить меньшие сроки. В результате в декабре 2022 года к 14 годам колонии строгого режима был приговорен штатный киллер северских Алексей Воронин.

В феврале этого года двое других задержанных участников группировки выдали следователям оружие и тайник с деньгами северских.

А 5 сентября 17 лет колонии строгого режима получил Андрей Кукушкин, который фактически являлся заместителем главаря Дмитрия Гладышева: его признали виновным в соучастии в девяти расправах и целом ряде других преступлений.

Словом, наконец ОПГ разгромлена. Что ж, воспринимать это как конец эпохи? Сегодня в арсенале милиции такая техника, что увидеть и услышать можно почти всё, что интересует. Но никогда не следует недооценивать бандитов. Они тоже стараются держаться на уровне нового времени. И скоро мы, без сомнений, услышим о новых кровавых делах.

Оглавление

Почему я пишу про бандитов и следователей?

Полиция и милиция

Дело корнета Бартенева

Первый советский прокурор

Дело прокурора Виппера

Первый маньяк СССР

Мишка Япончик — король Одессы

Мавзолей для благородного разбойника

Кровавый Культяпый

Нэповский шалман

Судьба разведчика Смирнова

Курский мясник

Новочебоксарский каннибал

По прозвищу Сатана

Как милиция выполняла свой долг

Та самая ликвидация

Охота на барсука

Серийники военного времени

Истинная история «Чёрной кошки»

Следствие ведет убийца

Железнодорожный детектив

От предательства до ножа

Пуля для Горбачева

Японец номер два

Северские ребята