Девятый день (fb2)

- Девятый день [СИ litres] (Голоса тьмы - 6) 1654K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Альбина Равилевна Нурисламова

Альбина Нури
Девятый день
Роман

Глава первая. Адам

«Дунайская дева», покорная, надоевшая и раздражающая, послушно ждала Адама на причале. Никуда не денется – но и от нее никуда не сбежишь. Как женщина, на которой женат лет двадцать. Ничем удивить тебя она уже не способна, да ты этого и не хочешь, не ждешь. Бросить ее не позволяет совесть, но, впрочем, не только она – еще и привычка.

Привычка куда сильнее любви, умные люди это понимают. Сломать через колено устоявшийся жизненный уклад и начать что-то новое на новом месте могут немногие.

Адам к их числу не относился, и потому каждый день тащился на вольный дунайский берег, вставал к штурвалу, натягивал на физиономию улыбку пошире и угощал туристов фальшивым радушием, которого они от него ждали. Ну а как же! Они ведь платили – неплохо платили, надо сказать! – поэтому имели право на время, вежливость, улыбку, гостеприимство капитана, на «Дунайскую деву», на самого Адама.

Три рейса в сутки; в сезон – практически без выходных. Трижды по три часа. Девять часов в день Адам возил по Дунаю компании отдыхающих. Пестрый калейдоскоп лиц, тел, ужимок, жестов, сливающихся в одно размытое пятно. Иногда Адаму казалось, что все в его жизни недолговечно и временно; что и его «Дева», и он сам – вроде шлюхи, на которую могут забираться все, у кого есть деньги.

Фу, гадкие мысли. Адам погладил нагретый южным солнцем бок лодки. Прости, старушка, не стоит быть грубым.

Настроение у Адама сегодня было отвратительное. Не то чтобы в другие дни он излучал оптимизм и счастье, но сегодня чувствовал себя особенно плохо. Ничего не поделаешь, так всегда бывало в годовщину.

Выпить хотелось мучительно. Казалось, горло сводит судорогой, но Адам не мог позволить себе ни капли алкоголя. Только дома, вечером, когда все закончится. Адам никогда не брал выпивку на борт и не выходил на работу нетрезвым, потому что точно знал: стоит один раз дать слабину – и вся жизнь покатится под откос, поскольку нет никаких препятствий для свободного падения. Ни единого! Достаточно легкого толчка – и все рухнет, а Адам не пошевелит и пальцем, что восстановить разрушенные равновесие и порядок.

В том, чтобы пить вечерами, тоже не было ничего хорошего, но Адам не видел здесь особой проблемы. Все-таки пьяницей он не был, выпивал далеко не каждый вечер, мог забыть об алкоголе и на неделю, и на две…

Но только не в августе. Нет, не в августе.

А сейчас был как раз этот месяц – самый поганый, самый ненавистный.

Адам сосредоточенно копошился в лодке (пассажирским прогулочным катером он «Дунайскую деву» не называл, да и ни один капитан не станет именовать свою посудину подобным образом), заканчивал последние приготовления перед тем, как пассажиры поднимутся на борт.

Лодка у него небольшая, вместимостью двенадцать человек (включая экипаж и пассажиров). Никаких особых прибамбасов и излишеств, однако все необходимое имеется: довольно просторная палуба, комфортные сидения вдоль бортов для максимально удобного обзора, столики, рундуки для хранения личных вещей.

Палубу покрывала ковровая дорожка, сверху был натянут тент, надежно защищавший от солнца и дождя. Производитель особо указывал, что катер предназначен для посадки и высадки пассажиров даже у необорудованного берега, но этот факт Адаму за долгие годы работы проверить так и не довелось. Он забирал людей на причале городка под названием Голубац, катал их по Дунаю, а затем возвращал в исходный пункт – как правило, довольных и счастливых. Больше причаливать нигде не требовалось.

Сейчас все было готово к приему новой партии гостей, и скоро они начнут собираться на причале. Говорливые и робкие, расфуфыренные и одетые небрежно, мужчины и женщины, местные и иностранцы, одиночки, но чаще – компаниями.

Никакого любопытства они у Адама не вызывали, он давно перестал присматриваться к клиентам и не запоминал их лиц. Хотя, взглянув повнимательнее, мог многое сказать о каждом. Глаз у Адама был наметан: любой, кто постоянно работает с людьми, волей-неволей начинает в них разбираться почище профессионального психолога. По правде сказать, не так уж они (вернее, мы все) и сложны, как привыкли о себе думать.

Если Адам давал себе труд присмотреться и проанализировать, то сразу понимал, кто кого ненавидит, кто перед кем покрасоваться хочет, кто ревнует, кто ищет любви, а кто – приключений на собственную задницу.

Наверное, Адам превратился в законченного циника, но ему казалось, что гораздо реже любви и преданности в отношениях между людьми царят притворство, ложь и голый прагматизм. Все друг друга используют различными способами – и при этом презирают, высмеивают, еще и грызутся, как голодные овчарки. Разучились доверять себе и своим чувствам, живут напоказ, врут и пускают окружающим пыль в глаза.

Адам сжал челюсти: до чего же обрыдло все!

Стоп, надо завязывать с этим, что-то он сегодня совсем расклеился. Нельзя выходить в рейс (пусть и короткий) с подобными мыслями. Адам полагал, что любая техника чувствует настроение человека, а уж лодка и подавно. Автомобили, лодки, велосипеды, самолеты – они ведь будто кони, сразу понимают: наездник или водитель, словом, хозяин, не в духе. Дурная энергия, которую выплескиваешь на верную лошадку, может сломать механизм.

Будь здесь Деян, рассмешил бы, отмочил какую-нибудь шутку – сразу на душе полегчало бы. Работал Адам не один: много лет назад они создали небольшое предприятие на двоих с братом. Жили братья в соседних домах, с самого детства были неразлучны, а после смерти родителей стали держаться друг за друга еще крепче. Адам справедливо считал: если бы не Деян, он не пережил бы смерть жены. Старший брат всегда был рядом, подставлял плечо.

В их совместном предприятии Деян отвечал, как сам говорил, за связи с общественностью: рекламу, привлечение клиентов, продажу билетов, ведение соцсетей (куда без этого в наши дни). Язык у него был подвешен как надо; в отличие от молчуна-Адама, Деяна всю жизнь было не заткнуть, поэтому брат был еще и экскурсоводом.

Но сегодня, к сожалению, Деяна нет: заболел, температура, горло дерет, а кашляет так, что, кажется, может выхаркнуть легкие. Будем надеяться, скоро поправится. В одиночку Адаму тяжело: и за порядком следи, и лодкой управляй, еще и языком молоти, рассказывай всякую всячину про Дунай, про Голубацкую крепость, состоящую из девяти мощных башен; про Национальный парк Джердап, Лепенски Вир и другие достопримечательности и красоты, в изобилии рассыпанные по округе.

Адам мельком оглядел топтавшуюся на причале группу людей; тут были и его пассажиры, и те, кто забронировали места на других лодках. Конечно, конкуренция немалая, но и желающих путешествовать по Дунаю хоть отбавляй, так что в сезон всем хватало клиентов и денег.

Ожидающих много, но обычно бывает еще больше. Сегодня погода подкачала: небо хмурится, многие испугались дождя. Вдобавок рейс последний, пятичасовой, многие предпочитают в это время потихоньку перемещаться в сторону ресторанов и баров.

Люди переминаются с ноги на ногу, поглядывают на часы – им не терпится начать путешествие. Одни взяли с собой напитки и еду, кто-то непременно притащит выпивку (хотя это запрещено правилами), и все без исключения принесли фотоаппараты и сотовые телефоны. Скоро примутся охать и ахать, запечатлевая увиденные красоты, чтобы потом выложить фотографии и видео на свои страницы социальных сетей.

Современный человек начисто утратил способность подолгу созерцать или просто спокойно смотреть на что-либо. Своими глазами, не через объектив, люди словно и не видят ничего. Всем требуется непременно сфотографировать, закрепить увиденное в кадре, а после продемонстрировать, показать всему свету как некое доказательство своего успеха. Если не выложил фотографии путешествия в Интернет, значит, нигде и не был.

Фраза «Остановись, мгновение, ты прекрасно» сегодня звучит совсем иначе. Без «остановки», без фиксации, получается, не столь уж и прекрасно это самое мгновение.

На часах шестнадцать пятьдесят три, пора приглашать пассажиров на борт. «Дивные Балканы» уже сделали это, их клиенты гуськом потянулись к лодке.

Толпившиеся на причале люди разбились на группы, стараясь держаться поближе к катеру, на который купили билет. «Дунайская дева», предупредил Деян, когда позвонил, на этот раз должна принять всего восемь человек вместо десяти: двое пассажиров за час до поездки отказались, чтоб им пусто было. Испугались дождя, будто не в курсе, как часто ошибаются прогнозы. Так что, включая Адама, сегодня вечером на борту будут лишь девять человек.

Внезапно Адам почувствовал, что не в состоянии держать себя в руках. Накопившиеся усталость и душевная боль, ставшее непреодолимым желание выпить навалились с такой силой, что хотелось заорать, бросить все, послать этих бездельников куда подальше и убежать.

Адам немало испугался сокрушительной силы намерения разрушить собственную жизнь и подвести брата, и это слегка отрезвило.

«Всего три часа. Только три, – подумал он, – и все закончится. Завтра – профилактический день, можно передохнуть. А послезавтра выйдет Деян. И годовщина останется позади».

В качестве компромисса и поощрения себя за хорошее поведение Адам решил, что не будет заморачиваться с рассказом. Ничего страшного не случится, пусть эти умники просто смотрят, любуются и покупают буклеты. Деян, историк по образованию, собрал информацию и все в них подробно расписал.

Сегодня Адам будет лишь останавливать лодку в нужных местах, называть то или иное место, предоставляя экскурсантам любоваться видами, фотографировать и напитываться впечатлениями. Разве, в конечном итоге, не для того они здесь? Все прочее прочтут в Интернете.

От этой мысли стало чуть легче, и Адам почти искренне улыбнулся клиентам, громко и радостно произнося традиционные слова приветствия.

Люди заулыбались в ответ (не все, но многие), подошли ближе к трапу. Адам включил музыку – традиционные балканские напевы, чтобы создать настроение, – и, продолжая излучать приветливость, стал ждать, когда гости рассядутся на свои места, чтобы отправиться в путь.

Возможно, время пролетит быстро, вечер сложится вполне удачно, думалось ему.

Адам ошибался – еще как ошибался! Но откуда ему было об этом знать?

Глава вторая. Сэм

Поначалу Сэм разозлился на мать: зачем навязала ему этого придурка Эдварда? И на себя он злился тоже: неужели не мог отмахаться? Растерялся, не сообразил сходу придумать подходящую причину, чтобы не соглашаться, а потом уже поздно было.

Но затем, поразмыслив, Сэм решил, что все сложилось неплохо, даже удачно. Ведь это отличная возможность испытать поисковый магнит не с берега, а на глубине, с лодки.

Магнит появился у Сэма неделю назад. Парень уже давно был одержим идеей купить его: не давали покоя ролики на Ютубе, авторы которых при помощи этого устройства поднимали со дна рек и озер столько ценных, полезных и, самое главное, дорогих вещей, что дух захватывало. Искать сокровища и зарабатывать (вместо того, чтобы таскаться на скучную работу) – вот о чем мечталось.

Места здесь отличные, самые подходящие для этой цели, с богатейшей историей и перспективным настоящим: со всего мира, со всей Европы туристы съезжаются. Как говорится, сам бог велел попробовать, поглядеть, что скрывается в Дунае или в Серебряном озере. А со временем и канал или блог можно завести, пусть все смотрят и завидуют успеху Сэма!

Купить магнит было сложно. Родители в идею не верили, отец вообще на эту тему не говорил, считал бредом, а мать была категорически против, к тому же ей в голову втемяшилось, что поиски незаконные, полиция может докопаться.

У матери с отцом бизнес: маленькое кафе на набережной, в городке Велико Градиште, на Серебряном озере. Сэму восемнадцать, он пока учился, но постоянно помогал родителям, подрабатывал, а через год ему предстояло начать работать с ними на равных, продолжать семейное дело.

Суть не в том, что ему не нравилось и не хотелось; Сэм об этом и не думал, поскольку с детства знал, чем ему предстоит заниматься, не возражал, но мечтать-то человеку не запретишь!

Разве не круто было бы не самому вокруг столиков с подносом бегать и готовить плескавицы, а разъезжать по миру, отдыхать, обедать в шикарных ресторанах, и пусть бы другие тебя ублажали (те, кто не додумался купить поисковый магнит и стать с его помощью миллионером)?

В общем, хотя в затею Сэма никто и не верил, он отступать и сдаваться не собирался. Накопил денег и купил. Как раз на прошлой неделе и купил!

Пока еще толком опробовать не получалось: сезон же, Сэм был постоянно занят в кафе. Сегодня должен был уйти чуть раньше, хотел отправиться на Серебряное озеро, чтобы как следует испытать приобретение, но тут нарисовался Эдвард.

Был он сыном маминой младшей сестры Анастасии. Анастасия жила в Белграде и периодически приезжала погостить, останавливалась в гостевом домике. Тетя Анастасия всегда привозила с собой Эдварда, но двоюродные братья практически не общались. Дело было не в разнице в возрасте (Эдвард на четыре года младше Сэма, ему четырнадцать), а в том, что общение и Эдвард – несовместимые понятия: за все годы Сэм хорошо если пару фраз от него услышал.

Брат был, как принято говорить, особенный ребенок. Это означало больной на всю голову, хотя произносить столь ужасные слова при родителях и тете Анастасии категорически запрещалось. Что именно с Эдвардом не так, какой диагноз записан в медицинской карте, Сэм понятия не имел, но есть ли разница, как назвать?

Анастасия родила сына почти в сорокалетнем возрасте. Муж ее умер, когда Эдварду исполнилось два года, и вскоре стало ясно, что ребенок не такой, как другие дети. Мать годами таскала мальчика по врачам, его медкарта толщиной напоминала энциклопедию, но все без толку. Похоже, состояние Эдварда излечению не поддавалось.

Погруженный в себя, тихий, отрешенный, он сутками торчал в своем телефоне, пялился в экран, что-то писал быстро-быстро – пальцы порхали по экрану. Чем в точности занимался, на что смотрел и что писал?

Эдвард напоминал Сэму человека дождя из фильма, только, насколько ему было известно, Эд не умел так здорово считать и запоминать, как герой Дастина Хоффмана. Да и четкого распорядка ему не требовалось, и в целом заскоков было поменьше.

Мальчик просто всегда молчал, ни с кем не разговаривал, хотя немым не был. Не любил, когда чужие люди обращались к нему и смотрели на него, отворачивался.

В раннем детстве с головой у него было хуже. Эд боялся, когда рядом с ним кто-то громко хохотал, мог начать плакать или мычать. Сам, кстати, никогда не улыбался и не смеялся (возможно, не умел). Порой он начинал производить механические хаотичные движения руками, мог делать это часами (как только руки не отваливались?) Тетя Анастасия говорила, это его успокаивает, позволяет сосредоточиться. С возрастом такое происходило все реже.

Еще Эд отказывался есть молочные продукты и ржаной хлеб – поди разбери, почему. Было и еще что-то, по мелочи, но в целом Эд, приезжая в гости, особых хлопот Сэму не доставлял. Был послушным, делал, что говорят. Отлично учился в школе – правда, специальной, но не потому, что был слабоумным, объясняла тетя Анастасия, а потому, что к нему нужен особый подход: например, он мог отвечать только письменно. В тому же требования не смотреть на него, не смеяться с ним рядом и прочее было сложно выполнить в обычной школе.

Короче говоря, Эд – персонаж непростой; и, когда мать сказала, что сегодня вечером брата целиком и полностью поручают его заботам, Сэм не обрадовался.

– Ты должен помочь. Мы с отцом не можем с Эдом остаться, сам знаешь, в кафе дел полно. Анастасия идет в ресторан, у нее встреча с одноклассниками.

Мать и тетя Анастасия родились и выросли в Великом Градиште. Анастасия уехала учиться в Белград, вышла замуж и поселилась в столице, а мать осталась в родном городе.

– Ей нужно развеяться, отдохнуть.

По мнению Сэма, тетя Анастасия не настолько сильно уставала, чтобы нуждаться в отдыхе, но спорить не стал.

– И что мне с ним делать? – спросил Сэм, имея в виду Эдварда.

– Мальчик давно хотел прокатиться по Дунаю на прогулочном катере. Но Анастасия не может с ним поехать, ее на воде укачивает. А ты как раз можешь. Она забронировала два места.

«Интересно, а если бы я отказался?»

Но этого от Сэма никто не ожидал.

– Анастасия отвезет вас на пристань, в Голубац, а отец вечером заедет и заберет.

Ехать минут двадцать, расстояние между городками небольшое. Будь Эдвард нормальным, как все, братья могли и на автобусе туда и обратно сгонять, но как быть с таким чудиком в общественном транспорте?

«А на катере как?» – подумал Сэм и задал матери этот вопрос.

– Перестань, – отмахнулась она, – все будет нормально. Эд – спокойный, хороший мальчик. Сядет, на воду станет смотреть. Или в телефоне писать будет, он же всегда так делает. А тебе поездка на пользу. Экскурсии очень интересные, а мы, хоть и рядом живем, когда в последний раз катались по Дунаю?

Давно, в этом мать права. Только кажется, что, если человек живет на берегу моря, то каждый день ходит купаться, а если живет возле какой-то достопримечательности, то постоянно любуется ею. В действительности люди привыкают и перестают эти красоты замечать.

Стало быть, человеку все равно, где жить? Что окна на помойку выходят, что на горные склоны, что на озеро или море – разницы никакой? Однажды Сэм спросил об этом отца, а тот засмеялся и ответил, что нет, это не так. Дескать, если с утра до вечера смотришь на красоту, то, даже не отдавая себе отчета, становишься добрее, чище душой. А уродство окружающего пейзажа уродует душу. Отец – умный человек.

Без четверти пять Анастасия привезла сына и Сэма на пристань. Припарковала свой «Опель», подождала, пока ребята выйдут из салона.

– Пойдемте, скоро посадка, – сказала она.

Прямо отсюда Анастасия отправится в ресторан. Сэм никогда не видел тетку такой нарядной. Ее черные волосы были уложены в затейливую прическу, а глаза накрашены так сильно, что, казалось, она с трудом поднимает ресницы. Высокие каблуки, узкое синее платье, дорогая сумочка, жемчуг – тетя Анастасия готовилась сразить всех наповал столичным шиком. Хотя, на взгляд Сэма, ей следовало выбрать не столь облегающее платье. Или похудеть килограммов на десять. Разумеется, он оставил свои мысли при себе.

– Катер называется «Дунайская дева». Прелесть, правда? – возбужденно прощебетала Анастасия, оглянувшись через плечо.

Сын и племянник следовали за ней. Сэм нес рюкзак; Эдвард, по обыкновению уткнувшийся в телефон, чудом не спотыкался и не налетал на прохожих и предметы. Ничего «прелестного», название как название, вполне себе дурацкое, подумалось Сэму.

– Интересное, – лаконично ответил он.

– Вот увидишь, вам понравится! Будет здорово.

На причале толпились туристы, говорили на разных языках. Лодки покачивались на воде, их было пять штук, «Дунайская дева» ничем от других не отличалась, кроме названия. Капитан, высокий плечистый мужчина несколько угрюмого вида, притворялся, что страшно занят приготовлениями, старательно не смотрел на глазевших на него людей.

Анастасия переступила с ноги на ногу.

– Еще десять минут, – чуть нервно сказала она.

Ей не терпелось уехать. Вечер начинался в пять, а ведь еще дорога!

– Тетя Анастасия, езжайте, мы справимся, не маленькие, – великодушно произнес Сэм. – Чего вы будете ждать? Я вам позвоню, скажу, что мы сели.

– Правда? – облегченно выдохнула она и затараторила: – Возьми деньги, заплатите, когда капитан или его помощник скажут. Тут побольше, вдруг захотите купить что-то, обычно предлагают сувениры, напитки, всякое-разное. Вот минералка. Еду я вам не… – Анастасия нахмурилась, думая, что следовало положить поесть.

– Не надо ничего, – сказал Сэм. – Мы не голодные, верно, Эд?

Эдвард, понятное дело, не отреагировал.

– Ладно. – Анастасия улыбнулась и потрепала племянника по волосам. – Будьте умницами. Отдохните хорошенько.

Она повернулась к сыну.

– Эд, ты остаешься с братом. – Ноль реакции. Она нежно поцеловала его в щеку. – Пока, родной. Скоро увидимся.

Анастасия ушла, и братья остались одни. Через мгновение капитан громко проговорил низким, хрипловатым голосом:

– Уважаемые дамы и господа, добро пожаловать на «Дунайскую деву»!

– Нам пора, – сказал Сэм и поправил рюкзак, где ждали своего часа поисковый магнит и еще несколько важных вещей, которые могут пригодиться. Например, веревка и нож.

Эдвард внезапно оторвался от экрана телефона и уставился на брата.

– Не надо туда, – произнес он.

Сэм обомлел. Ничего себе заявочки! Мало того, что молчун открыл рот и заговорил, так еще и сказал как отрезал! И что теперь? Силком Эда тащить – себе дороже выйдет, скандал устроит. Тетке звонить?

В разгар его размышлений Эдвард снова опустил голову и прилип взором к экрану, быстро двигая по нему тонкими пальцами, позабыв о существовании двоюродного брата. А потом, как ни в чем не бывало, двинулся вперед, вслед за другими пассажирами.

Сэм перевел дух: обошлось. Да уж, с Эдом не соскучишься: то «не надо туда», то идет как миленький.

Позже, много позже, Сэм не раз вспоминал эту сцену, гадая, откуда Эд узнал, что не стоит им подниматься на борт, что, по-хорошему, надо бы бежать прочь от «Дунайской девы» сверкая пятками? Думал Сэм и о том, что следовало прислушаться к словам брата.

Однако момент был упущен.

Глава третья. Нина

Сказать по правде, ехать Нина не очень-то и хотела. Нет, речь не о поездке на кораблике по Дунаю, это обещало быть чудесным, милым приключением.

Речь о поездке в целом.

Они с Еленой были родом из одного места – из города Ниш, дружили со школьной скамьи. Нина не помнила времени, когда подруги не было в ее жизни, она привыкла: Елена всегда рядом. Даже судьбы их были схожи: обе незамужние к своим сорока, без детей.

Нина все чаще размышляла о том, что сходство произрастало из-за слишком тесного общения; не будь этого, ее жизнь могла сложиться иначе.

Елена была, как сама выражалась, хозяйкой салона красоты (попросту – парикмахерской, где работала на пару с сестрой), а Нина держала маленький магазинчик по продаже нижнего белья. Обе продолжали семейное дело и жили на одной улице.

Вместе пили кофе утром, перед началом рабочего дня; вместе обедали, проводили выходные, ездили на отдых. Обычно выбирали Грецию, любили море, но в нынешнем году решили не ездить за границу, отправиться вместо этого на восток Сербии, полюбоваться Дунаем, поплавать в Серебряном озере. Одна из клиенток Елены разрекламировала ей поездку: и недорого, и условия отличные, и красота. Подруга загорелась и уговорила Нину, которая, стыдясь этих мыслей, жалела, что поддалась на уговоры.

Не в Серебряном озере дело, конечно, тут все отлично, а в том, что им следовало попробовать расцепить многолетнюю связку, побыть отдельно друг от друга.

Думать о таком было неловко, Елена – хороший человек и замечательная подруга. Всегда поможет, подставит плечо, выручит. И в жилетку ей можно поплакаться, и поболтать обо всем, и посмеяться. Она активная, пробивная, энергичная и языкастая, с ней не пропадешь, но…

Но, может, пришла пора выйти из ее тени, начать думать своей головой и принимать решения самостоятельно?

Глядя, как Елена кокетничает с капитаном Адамом, Нина чувствовала, что ее охватывает глухое раздражение. Елена видела и слышала только себя, не замечала, что временами из-за своего напора и эгоизма выглядит смешно.

Зачем она старается завлечь Адама: поводит полными плечами, закидывает ногу на ногу, призывно улыбается? Ему ведь не до нее, вон какой усталый, даже затравленный вид; и улыбка натянутая, и жесты нервные.

Капитан пояснил, что сегодня работает один, без коллеги, а посему плату, которую обычно берет его брат, вынужден собрать сейчас, чтобы потом не отвлекаться от управления.

Адам успел обойти всех, остались Елена и Нина. Все без исключения рассчитывались быстро, не задавая лишних вопросов, и только Елена хихикала, строила ему глазки, плоско шутила и делала вид, что не может найти кошелек. Нина видела, что капитану неловко, что подчеркнутое внимание пассажирки его тяготит.

Или она ошибается, это вовсе не так? Может ли быть, что Адам улыбается от души, обозревает содержимое декольте Елены с удовольствием, принимает ее заигрывания, выжидая подходящего момента, чтобы пригласить дамочку на свидание? Возможно, Нина завидует успеху подруги у мужчин?

Немедленно вспомнился Зоран, как он всегда вспоминался в последние годы, стоило Нине стать свидетельницей подобной сцены соблазнения.

Нина и Зоран встречались больше года, собирались пожениться. Но влезла Елена и все испортила.

Конечно же, она не пыталась увести жениха у подруги, на такое не пошла бы ни за что. Но подруга постоянно акцентировала внимание Нины на его недостатках (зануда, тихоня, слишком консервативен, нет в нем огонька, ты заскучаешь, он тебя не ценит, смотри, что подарил на день рождения, ни капли воображения, еще и жадина и так далее, изо дня в день), в результате Нина сама стала смотреть на жениха глазами Елены. То, что прежде нравилось, теперь казалось глупым, красивое выглядело карикатурным, а достоинства превратились в недостатки.

Нина бросила Зорана, свадьбу отменили. Он уехал в Германию, больше они не виделись, но через общих знакомых Нина узнала, что через какое-то время он женился, у него родился сын, потом дочь.

А Нина, немного замкнутая, застенчивая, так больше ни в кого и не влюбилась, не смогла ни с кем сойтись, завязать серьезных отношений. Осталась одна.

Впрочем, не одна – с Еленой.

Та год за годом меняла мужчин, сходилась и расходилась то с одним, то с другим (чаще бросали ее). Нина, которая устала запоминать лица и имена любовников Елены, постепенно пришла к мысли, что подруга, абсолютно неспособная поддерживать долговременные отношения, намеренно или неосознанно не дала сделать этого и Нине, мечтавшей о семье, муже, детях.

Редко, но бывало, что кто-то из потенциальных ухажеров умудрялся на фоне яркой и шумной Елены разглядеть серую мышку Нину, привычно выступавшую в амплуа некрасивой подруги. В этом случае Елена бросалась на несчастного, аки ястреб, клевала до тех пор, пока не отвадит. Лишь убедившись, что горизонт возле Нины чист, продолжала охоту.

Еще несколько лет – и будет поздно. Может, поздно уже и сейчас, но шанс пока есть, думалось Нине. Стоит ли таскаться за Еленой по барам, выслушивать пошловатые постельные истории, наблюдать, как она пытается охомутать очередного искателя приключений?

Покойная мама всегда недолюбливала Елену, прямо говорила: дружить с ней – себе во вред. Нина раньше не понимала, но с годами все больше убеждалась в правоте маминых слов. Следовало бы потихоньку отдалиться от Елены, но как это сделать? Продать дом, сменить адрес, закрыть магазин? Переехать и начать все заново в сорок лет?

Ох, как же это сложно.

«Но хотя бы в отпуск съездить без Елены ты могла, не так ли?» – вопрошал внутренний голос, похожий на голос матери.

Могла, конечно. Но духу не хватило отказаться. Елена будет недоумевать, обижаться, расспрашивать, что и почему, даже, может, расплачется и спросит, чем она плоха, чем не угодила, почему Нина бросает ее, ведь они близки, как родные сестры!

Проще сделать вид, что все между ними по-прежнему. Елена опекает Нину. Елена знает лучше. Елена все устроит, а Нинин номер – шестнадцатый.

«Тогда не жалуйся, что так и помрешь в одиночестве!» – отрезал внутренний голос, и Нине нечего было возразить.

– Во сколько, значит, мы прибудем обратно? – спросила Елена, терзая несчастного Адама.

– Не позже восьми вечера, – отозвался он.

– Самое время поужинать! – воскликнула Елена. – А мы еще не решили, где, поэтому открыты всем интересным предложениям.

Нину чуть не вырвало, когда Елена прикоснулась к плечу капитана. Она почувствовала, что краснеет, понимая: Адам тяготится этим разговором, но не знает, как вежливо его завершить.

Помощь пришла с неожиданной стороны.

– Прошу прощения, что вмешиваюсь и прерываю ваш диалог, но не пора ли нам отправляться? Судя по расписанию, мы уже пять минут плывем по Дунаю. Может, вы позже разберетесь, кому, когда и с кем ужинать? – сварливо поинтересовалась женщина, сидевшая справа от Нины.

Играла музыка, но голос у говорившей был громкий, хорошо поставленный, так что все услышали ее слова. Разговоры стихли, пассажиры встрепенулись.

Капитан обернулся к говорившей. На той был строгий брючный костюм, будто она явилась на производственное совещание, и туфли на низком каблуке. В руках – путеводитель, на коленях – сумочка, которая стоила, наверное, примерно, как весь Нинин гардероб; на лице – ни малейшего следа косметики. Седая, худая, как лыжная палка, женщина сидела идеально ровно, выпрямившись, не касаясь спиной спинки сиденья. Бывшая балерина, что ли?

Вид у нее был такой строгий и неприступный, что даже Елена сжалась и не нашлась с ответом, хотя обычно за словом в карман не лезла. Нина мысленно поаплодировала мощной старухе, да и капитан, несмотря на явное смущение, был рад, что ему не пришлось отвечать Елене.

Он извинился, быстро отошел от Нины и Елены, встал к штурвалу, и спустя пару минут «Дунайская дева» отчалила от берега, направляясь в сторону знаменитой на весь мир Голубацкой крепости.

– Вот стерва! Влезла и все испортила, – прошипела Елена, имея в виду старуху с военной выправкой.

Адам сделал музыку тише, стал рассказывать о том, что им предстоит увидеть, а также о правилах поведения на лодке.

– Господа, сегодня вы побываете близ Джердапского ущелья, посмотрите на него под другим углом: увидите с реки, с воды, – заученно говорил капитан. – Должен сказать, мало какое место в Европе может сравниться с Джердапским ущельем по красоте, размаху, размерам: это самое длинное и глубокое ущелье в Европе. В древности здесь было Паннонское море, а ныне по каньону длиной около ста тридцати километров течет наш прекрасный Дунай.

Капитан откашлялся и свернул вступительную лекцию, предупредив лишь, что во время остановки возле Голубацкой крепости и в других местах не нужно всем одновременно бежать к борту и делать снимки, это опасно, прогулочный катер может накрениться. Следует подождать, он развернет «Дунайскую деву» таким образом, чтобы все смогли сфотографировать всё, что пожелают.

Еще Адам сообщил, что на борту имеются прохладительные напитки и всевозможные сувениры, книги и буклеты. Желающих приобрести пока не нашлось, но все улыбались и благосклонно кивали. Нина не сомневалась, что Елена прикидывает, как возобновить атаку на капитана: возможно, в процессе приобретения магнитика или открытки.

Нина, хотя и не собиралась составлять конкуренцию подруге (да и не смогла бы, пожалуй), с интересом смотрела на Адама. Видный мужчина, ничего не скажешь: высокий рост, спортивная фигура, мужественные черты. Но было в нем что-то трагическое, глаза казались потухшими, между бровей и возле рта – глубокие складки, выдающие, что этот человек привык хмуриться и печалиться, а не улыбаться.

Говорил он будто через силу, движения капитана были нервными и несколько незавершенными, словно он боялся сделать не то и не так. Хотя, возможно, это объяснялось отсутствием напарника и необходимостью делать несвойственную, непривычную работу.

«Хватит пялиться на него», – одернула себя Нина.

Туристы восхищались величавым Дунаем и словно наплывающей на маленькую лодку, приближающейся громадой Голубацкой крепости. Нина тоже постаралась сосредоточиться на этом, но поймала себя на мысли, что ей по непонятной причине неспокойно.

Она никак не могла отрешиться от всего, наслаждаясь отдыхом, поэтому то украдкой глядела на капитана, прихлебывая принесенный с собой холодный кофе, то рассматривала попутчиков.

Народу на катере было немного, кроме Адама и Нины с Еленой – всего-то шесть человек: уже упомянутая старуха-«балерина», двое парнишек (один – совсем ребенок, подросток лет четырнадцати), молодая пара (девушка, судя по всему, иностранка, не понимает по-сербски, потому что ее спутник постоянно переводит ей на ухо слова капитана) и мужчина тридцати с небольшим – синеокий блондин высокомерного вида. Один раз он встретился с Ниной взглядом, и ее окатило таким холодом, точно она в прорубь нырнула. Брр, неприятный тип.

Именно потому, что разглядывала попутчиков, пока остальные любовались видами, Нина первой заметила, что один из пассажиров ведет себя необычно, озирается украдкой, намереваясь сделать то, чего делать не следовало.

Глава четвертая. Александр

Неудачник – вот как он о себе думал. Никому не позволил бы и намекнуть на такое, ненавидел тех, кто мог бросить в его сторону сочувствующий (а тем более насмешливый) взгляд, но сам считал себя таковым.

И тот факт, что его понесло в эту поездку, только доказывал бесспорную истину: жизнь пошла по одному месту. Надо бы исправить все, что случилось, вернуть, как было, да только непонятно, каким образом.

Александр где-то услышал или прочитал нечто вроде притчи. Такая, знаете, записная мудрость из Интернета, непостижимо попадающая в точку. Речь шла про отца и сына. Отец каждый вечер, укладывая сына спать, говорил ему: может случиться так, что утро для тебя не наступит, умрешь во сне – это происходит сплошь и рядом, никто не застрахован. Завершая минувший день, нужно проанализировать свою жизнь до этой минуты. Если поймешь, что тебе нечем гордиться (ни в малом, ни в великом), то это сигнал: жизнь пора менять.

Александр всегда полагал, что все делал правильно, добивался успеха, шел вперед и вверх. Но с некоторых пор все покатилось, стало рушиться, и он не знал, как остановить этот процесс.

Теперь, засыпая (частенько не удавалось сделать это без таблеток или алкоголя, а то и без того и другого в комплексе), Александр точно знал, что гордиться ему нечем, более того, презирал себя.

Вернулись старые комплексы и сомнения, поднял голову страх. Со стороны, возможно, казалось, что все можно изменить, это временные неудачи, которые случаются у всех, но сам Александр в каждом очередном провале видел знак, руку судьбы, предзнаменование, что дальше будет хуже. Накликивал он себе неудачи, или это вправду были знамения грядущих поражений, но только новая беда, как верный пес, поджидала за поворотом.

– Дорогие гости, большая просьба! – произнес капитан, который назвался Адамом.

Симпатичный мужик, только вид у него кислый, напряженный, будто происходящее настолько ему осточертело, что он едва сдерживается. Наверное, нет ничего хорошего в том, чтобы годами катать туда и обратно по одному и тому же маршруту толпу тупоумных туристов, развлекать их, убирать за ними мусор, улыбаться и делать вид, что страшно всему этому рад.

Александр увидел в капитане родственную душу. А когда тот сказал, в чем заключается просьба (не бежать всем к одному борту с телефонами и камерами наперевес, чтобы лодка не перевернулась), Александр подумал, не стало бы это отличным выходом для них обоих?

Для капитана Адама – вряд ли. Он, вероятнее всего, умеет плавать. Выплывет, пускай и ровнехонько к новым проблемам. А вот Александр плавал, как топор, сразу пошел бы ко дну. И слава богу.

В определенном смысле он уже там.

Александр, говорили родители, был творческим человеком. Мама и папа восхищались его талантом и делали все, чтобы их долгожданный поздний ребенок добился успеха. Это случилось (в смысле, успех случился), и они были невероятно счастливы. Александр любил мать и отца, иногда думал: только ради того, чтобы увидеть, как они гордятся им и радуются его достижениям, он готов идти и покорять любые вершины.

Чуть больше пяти лет назад умерла мама: случился инфаркт, хотя ничто не предвещало. Отец – громогласный, говорливый, высокий – сразу съежился, стал меньше ростом и замолчал. Александр, сам еле справляющийся с горем, пытался расшевелить своего старика, но тот словно потерялся в этом мире. Смотрел на сына – и не узнавал. Во взгляде навсегда застыло обидчивое удивление, точно он никак не мог сообразить, куда подевалась его жена, с которой они были вместе полвека, почему его заставляют просыпаться, проживать день за днем и засыпать в одиночестве.

В итоге через четыре месяца отца не стало, и Александр, придавленный скорбью, оплакивая его, все же думал, что папе стало легче. Он верил, что они с мамой соединились снова, теперь им хорошо (чего не сказать о нем самом).

У Александра было странное чувство, что остался один на темной сцене, огни рамп погасли, а зрительный зал, для которого он старался, опустел. Зрители разошлись, больше некому рукоплескать его успехам. Горькое, неуютное ощущение, но все же Александру было двадцать восемь, он был самостоятельным, самодостаточным молодым мужчиной, который делал карьеру и добивался своего.

То, что он лишился родителей, не должно было остановить его рост – и не остановило. Просто, как и миллионы людей до него, потерявшие родителей, Александр осознал, что никто не будет любить его и гордиться им столь же чистосердечно, бескорыстно, от души, как мать и отец. Осознал – и смирился с этим, благо, он не был одинок: у Александра была любимая женщина.

Романы случались (не так уж часто, сказывалась постоянная занятость), но не оставляли следа в сердце, однако Мария – пардон за банальность – стала его ангелом. Александр со дня знакомства потерял голову, готов был горы свернуть ради нее, не говоря уже о том, чтобы жениться, как она того хотела.

Брак продлился пять лет. А потом светлый ангел заявил, что жизнь с Александром невыносима: он невнимателен, эгоистичен, зациклен на себе, повернут на работе, глух к ее просьбам и так далее.

Это был удар – удар тем более сильный, что Александр и понятия не имел, что Мария так несчастна. Ему казалось, он окружил ее заботой, выполнял ее просьбы и капризы, был нежен и терпелив. Черт возьми, он не ставил это себе в заслугу, он всего лишь любил жену!

Развод ударил по Александру в финансовом плане. Хорошо еще, что им не пришлось делать несчастными детей: их у супругов попросту не было.

Новый удар последовал через неделю после развода, когда Александр случайно узнал, что у Марии были любовники. Именно так, во множественном числе. От одного из них она пару лет назад сделала аборт, а с последним встречалась во время бракоразводного процесса, на публику рыдая и обвиняя мужа в жестокосердии и эгоцентризме.

Проболталась подруга Марии. Девушки поссорились, и приятельница решила отомстить, открыв глаза бывшему мужу.

– Не знаю, чего этой паршивке не хватало! Умница, красавец, деньги зарабатываешь, не жадный, – закатывала глаза подруга бывшей жены и красноречиво улыбалась, давая понять, что она бы оценила такое сокровище.

Первой реакцией было отторжение: Александр не поверил. Однако девица предоставила железобетонные доказательства, на которые невозможно было закрыть глаза. Вдобавок выяснилось, что некоторые из общих друзей были в курсе, но, по их словам, не хотели расстраивать обманутого мужа.

Высокопарно выражаясь, вера Александра в человечество пошатнулась. «Иль женщин уважать возможно, когда мне ангел изменил», – написал один поэт, Александр забыл его имя. Кажется, русский. У русских надрыв в крови, никто лучше них не умеет проклинать свою судьбину.

Итак, Александра предали. Жена обманывала его годами, а он был слеп и глух. Мысль, что подлая женщина смеялась над ним, врала, глядя в глаза, а в итоге еще и обвинила во всех смертных грехах, не давала покоя. Знать, что часть друзей и знакомых была в курсе, оказалось и вовсе мучительно.

Александр отгородился ото всех, замкнулся, сосредоточился на работе, которая всегда была опорой в его жизни. Но снежный ком, покатившийся с горы, только набирал обороты.

Вслед за родителями, женой и самоуважением Александр потерял работу.

Он был фотографом – востребованным, модным, одним из тех, кого рвут на части. Сотрудничал с ведущими европейскими изданиями, его снимки красовались на первых полосах газет и обложках журналов. Его выставки проходили с грандиозным успехом, а несколько фотографий были проданы в частные коллекции за сумму, которая многократно превышала годовой доход родителей, а они были люди небедные.

Уволить его не могли по той простой причине, что Александр был свободным художником. Но имелись контракты, которые постепенно, один за другим, расторгались.

Причины были разные, и каждая последовательно ставила крест на его карьере. Ему было лишь тридцать с небольшим, пора расцвета, но в тесном издательском мирке уже знали, что с Александром не стоит связываться: он мог сорвать съемку, вступить в конфликт, напиться, не прийти. Но это еще могли простить. А вот то, что фотографа начало подводить чутье, что взгляд его стал неточен, простить не могли.

Раньше каждый снимок производил грандиозный эффект – столько стиля, шарма, вкуса было в кадре! Тронутая поцелуем осени листва, старинный мост через реку, закат над морем, ржавый состав у заброшенного перрона, птица на ветке, полосатый кот у обочины – во всем Александр умел разглядеть нечто чудесное, в малой капле видел океан.

Видел сам – и показывал другим. Даже некрасивые, серые, обычные люди выглядели на его фотографиях великолепно, значительно. Александр умел рассмотреть в них то, что можно и нужно показывать, вытаскивал на свет божий нюансы и черты, позже притягивавшие взоры.

Однако все переменилось, Александр словно ослеп. Его камера запечатлевала унылую реальность – и ничего более. Это были посредственные снимки, «без изюма», как сказал главный редактор, который дольше всех остальных верил в то, что прежний гениальный творец вернется.

Все случилось не в одночасье, агония длилась около двух лет. На него сыпались отказы, Александр читал о себе разгромные статьи, отбивался от усиливающегося хейта в Интернете. Начинал проекты, которые раз за разом оказывались провальными, брался за работу, которую был не в состоянии довести до конца. Ссорился, конфликтовал, давал себе обещания, загорался новыми идеями, которые оказывались бесплодными, сухими, пустыми.

Суета изматывала, истощала, раз за разом приводила к мысли, что все лучшее позади, что ему ничего не добиться, а следующая потеря будет унизительнее предыдущей.

А затем ему пришла в голову мысль начать все с начала.

Почти всю жизнь Александр прожил в Германии, но решил переехать, оставить страну, где рухнуло все, к чему он стремился, на что уповал. Обрести себя в другом месте, там, где никто его не знает, – вот на что он надеялся.

«Тебе стоит пересобрать заново себя и свою карьеру», – говорил один из немногих оставшихся друзей, с кем Александр продолжал общаться.

Мысль, поначалу казавшаяся глупой, постепенно захватила Александра.

Он продал все, чем владел, сел в машину и уехал в Сербию. Его мать была немкой, а отец – сербом, родом из города Смедерево. Александр решил, что объедет страну, которая невелика по размеру, и станет прислушиваться к себе: какой-то уголок Сербии его поманит, где-то да захочет он бросить якорь. Ведь он наполовину серб, эта земля принадлежит и ему тоже! Тогда Александр останется, купит дом, воскресит свои чувства и надежды…

Однако чуда не случилось. Ничто не шевельнулось в груди. Он побывал на западе и на юге Сербии, полюбовался Златибором и Тарой, пожил в Нише, заглянул в Кралево и Крушевац. Почти на месяц остался в Белграде, потом перебрался в Нови Сад – культурную столицу, заглянул в прянично-яркую, нарядную Суботицу.

Тоска продолжала грызть Александра. Живописная южная страна, которая щедро расстилала перед ним изумительные пейзажи, всячески стараясь понравится, не желала становиться родной и любимой. Он фотографировал – и снимки были мертвы, как его душа.

В последней надежде Александр приехал на восток страны, на берега Дуная, в родной город отца, где и он сам прожил первые пять лет жизни (не помня ничего о том периоде, разумеется). Здесь ему стало окончательно ясно: от себя не убежишь. Словно каторжник – кандалы, Александр всюду тащил за собой разочарования, обиды и предчувствие неминуемого проигрыша.

Позавчера он напился, как скотина, познакомился с какими-то чудаками, чьих имен не запомнил. Они вместе куда-то ехали, где-то останавливались, кому-то звонили, и в итоге Александр очутился в отеле города Голубац, в шикарном номере с видом на Дунай. Его приятели испарились, но Александру не было до них дела.

Провалявшись несколько часов под кондиционером, придя в себя, он спустился поесть, и в его ослабевшую руку сунули рекламный проспект, приглашавший на прогулку по Дунаю.

Так Александр очутился здесь, сам не понимая, с какой целью. Камера была при нем, но никакого желания делать снимки не было.

Капитан через силу зудел про Джердап, Дунай, крепость, которая не была завоевана многочисленными штурмующими ее армиями, про принцессу-пленницу. Они остановились напротив Голубацкой крепости, и пассажиры принялись бурно восторгаться ее красотой, фотографировать все подряд. Эти люди казались Александру на редкость уродливыми, неприятными, пустыми, его тошнило от их глупого энтузиазма.

«Все, с меня хватит, – подумал он. – Завтра же уеду».

Сербия, наверное, все-таки слишком близко, если хочешь оставить позади свое прошлое. Бегство должно быть на край земли, только тогда оно будет эффективным. Чем дальше убежишь, тем сложнее тебя догнать.

Александр улетит на другой континент, туда, где люди ходят вниз головами; на другую сторону экватора, где ночь наступает, когда мы встречаем рассвет.

Он думал, лишь его одного не интересуют красоты древней крепости, но, повернув голову, увидел, что это не так.

«Вот балбес», – подумал Александр, не подозревая, что действия этого человека скоро перевернут и его жизнь, и жизни всех присутствующих; не зная о том, что все для него уже изменилось, пусть он сам пока и не в курсе.

Глава пятая. София

– Гид сегодня плохой, – извиняющимся тоном сказал Марк, как будто нес за это личную ответственность. – Это капитан, он лодкой управляет, ничего толкового не может рассказать. В прошлом году я сюда приезжал, так был еще экскурсовод. Соловьем разливался, столько всего интересного поведал, а этот…

Марк нахмурился. Он искренне переживал и все время пытался выжать из памяти что-нибудь занимательное про Голубацкую крепость. София узнала, что отсчет официальной истории крепости ведется с четырнадцатого века, но на самом деле она гораздо старше, годы строительства до сих пор неизвестны. Военным путем уникальную крепость никому, ни разу не удалось захватить (оно и неудивительно), тем не менее она многократно переходила из рук в руки, пока не осталась у сербского государства.

У Голубацкой крепости было важнейшее назначение: она веками защищала Железные ворота, контролировала судоходство по Дунаю в Джердапском ущелье и сухопутное движение по дороге. Берега близ Железных ворот почти смыкаются, находятся близко-близко, настоящее бутылочное горлышко, прежде их соединяла цепь, что было очень удобно при сборе налогов или податей у проплывавших мимо судов.

– Ширина Дуная в некоторых местах достигает километра, а тут – всего лишь метров двести или около того! Представляешь, с какой силой течет поток воды, какая там глубина? Высота скал доходит до шестисот метров. На румынской стороне стоит маленький монастырь, ты потом увидишь, а еще – гигантская голова полководца Децебала. Если не путаю, румыны считают себя потомками древних даков, у них и автомобильный бренд называется «Dacia», а Децебал как раз командовал армией даков, когда сражался с римским полководцем Траяном.

Софии все это было по барабану, но она усиленно делала вид, что слушает жениха, открыв рот. В нужных местах ахала, где надо – улыбалась и покачивала головой. Даже задала уместный вопрос о происхождении названия крепости.

Марк смутился, задумался, вспоминая, и промямлил, что легенд на эту тему много, но наверняка ничего не известно. Вроде бы византийская принцесса томилась в заточении в одной из башен («вон в той, похожей на шляпу»), и ее кормили голуби, они же и приносили весточки из большого мира. Принцесса, как им всем и положено, не хотела выходить замуж за хозяина крепости, влюбилась в босяка, за что и поплатилась.

София думала о том, что особы голубых кровей чуть не поголовно идиотки (по крайней мере, в фольклоре). Поставить под удар свое будущее, променять богатого, благополучного человека на нищеброда – что в этом хорошего, чем тут восхищаться? Ну соединилась бы византийская принцесса со своим возлюбленным, переехала из роскошного дворца в его хижину – и что? Долго ли они были бы счастливы?

– Это так романтично, – проговорила София, с улыбкой глядя на Марка, – до чего же красивая легенда.

Сама София была девушкой умной и практичной. Хвала Интернету, она вытянула свой счастливый билет, познакомившись с Марком. Дело уверенно шло к свадьбе, Марк уже приезжал к ней, познакомился с ее родителями, а полтора месяца назад она приехала к нему из России.

Марк был без ума от Софии, возил ее по Балканам, показывал всевозможные достопримечательности, две недели они провели на море, в Черногории. У Софии уже все смешалось в голове: горы, озера, водопады, национальные парки и «бани» – спа-курорты. Названия городов и древних крепостей перепутались с названиями блюд, а выучить сербский язык никак не получалось.

Он оказался коварный: много слов, похожих на русские, но с другим значением, а в итоге ничего не понятно. Произношение так и вообще – мама дорогая! Поэтому София как общалась в начале при помощи жестов и пары элементарных слов, так и продолжала это делать. Хорошо, что Марк знал русский: он прежде работал в России, выучил. Говорил с сильным акцентом, но вполне правильно и понятно.

– И ты выучишь, не переживай, драга, – утешал ее Марк.

Он называл ее словечками типа «duso» («душа») или «mico» (что-то вроде «милашки», «кошечки»), баловал, покупал разные милые вещицы. Жил Марк в городе Нови Сад, владел вместе с родителями компанией, связанной с кофе (люди на Балканах без ума от этого напитка, так что компания была обречена на процветание). София небезосновательно полагала, что жизнь удалась: она будет жить в своем доме, в красивом европейском городе, не работая ни дня и наслаждаясь всеми благами.

Правда, матери Марка она не очень-то пришлась по душе, но это ничего. София была в себе уверена: если возьмется, она сумеет обаять кого угодно. Язык бы только выучить. Но и это не проблема. Во-первых, важно погружение в среду (выйдя замуж, погрузится, никуда не денется), а во-вторых, необходимо сосредоточиться. Сейчас у нее бесконечный калейдоскоп впечатлений, это мешает.

Поездка на кораблике по Дунаю была одним из пунктов в длинном списке программы. София и Марк успели накупаться в Серебряном озере, сходили по одному из многочисленных пешеходных маршрутов в горы Национального парка Джердап, полюбовались видами с головокружительной высоты, осмотрели еще одну Дунайскую крепость – Рамску, съездили в Лепенски Вир – источник европейской цивилизации, старейшее из всех обнаруженных поселений древних людей эпохи каменного века в Европе.

Сегодня вечером их ждет ужин в ресторане, а уже завтра – возвращение в Нови Сад. Путешествие подошло к концу, через три дня София полетит домой, но это не финал, а только начало, потому что начнется подготовка к свадьбе.

Все это занимало ее мысли, поэтому София почти не слушала Марка. Красоты легендарной реки и крепости ее не привлекали – она уже устала от всего этого. Взгляд лениво скользил по попутчикам.

Кого только нет, целая галерея портретов.

Двое парнишек, один совсем ребенок, вернее, подросток (кажется, слабоумный). По сторонам не смотрит, уткнулся в телефон, водит пальцем по экрану. А вот его спутник какой-то дерганый, все время за рюкзак хватается. Бомба у него там, что ли, усмехнулась про себя София. Забавный паренек – глаза большие, черные, круглые, как у лемура, уши оттопырены, но все равно симпатичный.

А вот кто настоящий красавец, так это капитан. Плечи широченные, фигура мускулистая, лицо, как у кинозвезды. Вот бы ее жених был таким!

Но Марк толстенький, низенький, чуть выше самой Софии, а в ней росту сто шестьдесят три сантиметра, и все ворчит, что Адам ничего про историю крепости не рассказывает. Такому и не обязательно ничего говорить, пусть молчит, достаточно просто улыбаться! Но, к слову, не очень-то он щедр на улыбки. Пытается держаться раскованно, свободно, радушно, но выходит не очень. Видно, капитана что-то заботит, тяготит. Возможно, вся эта поездочка. Коли так, в этом они с Софией похожи, нашли бы общий язык.

Девушка мечтательно улыбнулась, и Марк принял это на свой счет. Сжал ладонь своей невесты, покраснел. Умный вроде, а такой дурак! Неужели верит, что София от него голову потеряла? Но пусть лучше так и думает.

А на капитана нечего засматриваться, одернула себя София. Не хватало все испортить с Марком. И в целом нельзя на мужиков бросаться. Вон та бабенка, похоже, насчет этого не в курсе. Зовут Еленой – она назвала свое имя громко, все слышали, хотя никто ее об этом не спрашивал.

Адам подошел взять плату за поездку, а Елена ему в ответ – «ужимки и прыжки», и декольте вывернула, и наговорила всякого. София не понимала, но тут и знание языка не требуется: предлагала себя так, что Адам, бедняжка, не знал, куда от ее энтузиазма деваться.

Господи, вот же идиотка эта Елена! Мужики по натуре охотники, им доступность нравится лишь на короткий период, дальше они теряют интерес; чтобы покрепче привязать, надо казаться неприступной (почище Голубацкой крепости). София с Марком, разумеется, ни-ни. Сказала, до свадьбы принципы не позволяют. И вообще, она не такая. Матушка его в курсе, что во время путешествия ее сын и София занимают разные номера. Будущая невестка имеет принципы, она прямо кремень – и чего старой карге в ней не нравится?

София перевела взгляд на следующего пассажира. Вернее, на пассажирку, подругу потасканной Елены. Смотреть не на что – мышь мышью, похожа на застиранную тряпку. За подругу ей было неловко, сразу видно. А в целом странно, что эти две сорокалетние дамочки дружат. Или, может, они и не подруги, а родственницы, кто поймет? Родню-то не выбирают.

Оставшиеся два человека были весьма колоритными личностями.

Молодой мужчина в белой футболке – тоже очень привлекательный, только совершенного иного типа, нежели Адам. В Адаме чувствовался скрытый огонь, а в этом – лед. Светловолосый, худощавый, утонченный, аристократического вида; нос острый, скулы точеные, глаза льдистые – скандинавский принц, ни больше ни меньше. Снежная королева в мужском обличье.

Софию к таким не влекло: непомерно умные, холодные люди ее пугали, заставляли теряться и выглядеть неуклюжей. Казалось, этот тип видит девушку насквозь: посмотрел один раз, просветил своими сапфировыми глазищами, понял про Софию все, что можно, – и потерял интерес, отвернулся. Ну и на здоровье, не больно-то и хотелось. Девушка почувствовала себя немного задетой, но отказалась себе в этом признаваться.

Последним пассажиром «Дунайской девы» была старуха, похожая одновременно на школьную директрису и тюремную надзирательницу. Из той же породы, что и «принц»: слишком проницательный взгляд, слишком сурово поджатые губы. От таких стоит держаться подальше – целее будешь. Слава богу, будущая свекровь совсем другая. Эту бы Софии вряд ли удалось склонить на свою сторону, эдаких крокодилиц ничем не прошибешь. В молодости, небось, были те еще штучки, а к старости возомнили себя святее бога.

Тем временем прогулочный катер остановился: Марк пояснил невесте, что это специально, чтобы люди смогли сделать фотографии или видео. Тем, кто сидит с другой стороны, не стоит беспокоиться: через несколько минут капитан развернет судно, чтобы у всех желающих была возможность все снять.

– Давай я сниму тебя на фоне крепости, а потом на фоне реки. Получатся отличные фотографии. На другой стороне – горы румынской Трансильвании, я говорил?

Сто раз говорил, подумалось Софии, но она улыбнулась и проговорила:

– Жуткая жуть! Граф Дракула и все такое! Но ты же меня защитишь от злобной нечисти?

Марк рассмеялся с довольным видом, а София начала позировать, как и хотел жених. Все были заняты своими делами: принимали живописные позы, выпячивали губки, втягивали животы.

Но один человек занимался совсем другим. София краем глаза заметила, как парнишка, которого она окрестила «лемуром», бочком подобрался к другому борту, вытащил что-то из рюкзака и бросил в воду.

Никто не замечал его маневров, кроме «мыши». Она, похоже, не любила фотографироваться (небось, плохо получалась, не отличаясь фотогеничностью), а потому тоже скользила взглядом туда-сюда.

Заметив «лемура», сказала что-то, но ее не услышали, музыка играла слишком громко. Софии стало любопытно и немного боязно: что намеревается сделать этот сопляк? Явно что-то незаконное. Вдруг это опасно?

– Марк, посмотри, тот юноша, – она указала рукой, – что-то кинул в воду.

Жених послушно обернулся.

Парень пристально смотрел на воду (вернее, на то, что туда бросил).

Марк опустил фотоаппарат и громко произнес что-то на сербском. Остальные люди тоже стали вытягивать шеи, оглядываться по сторонам. В итоге капитан Адам заглушил музыку и тоже громко, строго проговорил какую-то фразу.

«Лемур» повернул голову. Вид у него был пришибленный, но в то же время вызывающий, будто его поймали за чем-то плохим, но он не желал признавать свою вину.

«Вечер перестает быть томным», – подумала София.

Ее отец всегда произносил это в подобных случаях. Цитата из какого-то старого фильма, девушка не помнила.

«По крайней мере, будет весело», – пришло в голову следом.

Спустя короткое время София дорого дала бы, чтобы вечер прошел по накатанной, по скучному оговоренному сценарию: поездка, прибытие обратно на пристань, вкусный ужин, сон в уютном номере.

Ведь вышло-то совсем иначе.

Да так, что хуже не придумаешь.

Глава шестая. Елена

– Эй, парень, ты чего там делаешь? – услышала Елена.

Это сказал Адам.

О, Адам! Увидев капитана, Елена поняла: вот тот, кто ей нужен. Тот, кто сделает ее счастливой. Сердце забарахталось, затрепыхалось, кровь прилила к лицу, и сквозь этот пьянящий огненный жар Елена подумала, что на этот раз не упустит своего.

Однажды, когда она произнесла эту фразу (правда, о другом мужчине), мать сказала со вздохом, мол, глупо рассчитывать, что посторонний человек способен подарить тебе долгожданное счастье.

– Только ты сама можешь решить, быть тебе счастливой или нет. Да, дочка, это именно решение. Человек делает выбор, кем ему работать, с кем жить, что или кого любить. И в точности по этому принципу все мы выбираем, быть ли нам несчастным или счастливым.

Елена покивала, но в глубине души не согласилась. Мать любила напустить туману, поумничать, порассуждать о странных вещах; вечно читала книги, при одном взгляде на которые на Елену нападала зевота, клонило в сон.

Что за ерунда? Допустим, все в твоей жизни кувырком: бизнес не идет, ты некрасива, одинока или, скажем, больна. Хоть сколько решений принимай, сколько хочешь тверди себе, будто счастлива, разве это поможет? Неужели может женщина быть всем довольной, если у нее нет любимого и любящего мужчины? Ведь каждой твари по паре!

Елена покосилась на подругу. Собственно, бывают женщины, которым ничего не нужно. И мужчины такие существуют. Но она, Елена, другой породы, и хватит забивать себе голову глупостями. Ей, чтобы чувствовать вкус жизни, нужен мужчина рядом. И точка.

Мужчины, если честно, были. То есть появлялись постоянно, и Елена частенько думала о них в подобном ключе: вот он, мой герой, моя отрада! Однако через некоторое время оказывалось, что ошиблась. Очередной герой уходил в закат, а Елена вновь отправлялась на поиски. Годы шли, принцы старели, принцесса тоже не молодела, но не отчаивалась. Ее стакан всегда был наполовину полон.

Сейчас Елена приметила очередную мишень и била по ней изо всех имеющихся в ее арсенале орудий. Пока, кажется, выпущенные снаряды летели в молоко, но это пока! Все впереди.

Романтичный кораблик, дивные виды, величавая река, отличная музыка, тихий вечер – обстановка, как говорится, располагает. У Адама грустные глаза и потерянный вид – он не женат и постоянной любовницы у него нет, в таких вопросах Елена никогда не ошибалась. Она собиралась не просто скрасить одиночество бравого капитана, но со временем занять главенствующее место в его жизни.

То, что конкуренток у нее нет, Елена поняла сразу, едва окинув удовлетворенным взглядом других пассажирок. Нина не в счет. Мерзкая старуха, вмешавшаяся в разговор Елены и Адама, тоже.

Фигуристая голубоглазая блондинка-иностранка хороша, она могла бы запросто спутать Елене все карты, однако девушка вне игры: ее сопровождает толстяк-коротышка, во всей видимости, жених.

У блондинки своя задача: покрепче привязать к себе этого гнома. Рисковать, флиртуя с другим парнем, она не станет. Ясно, что ей плевать на толстяка с высокой горы; когда у нее на пальце появится обручальное кольцо, она даст себе волю, но не сейчас. Милашке придется подождать, пока жених станет законным мужем.

Елена знавала (и презирала) девиц такого сорта – расчетливых, алчных, думающих, кому подороже продать красоту и молодость. Сама Елена не была расчетлива, она всю жизнь бескорыстно искала свое счастье, а уж никак не бросалась на деньги, как собака – на кости, поэтому так часто обжигалась и растрачивала себя.

Короче говоря, у Елены имелись все шансы прямиком отправиться на свидание с красавцем-капитаном, едва они сойдут на берег. Настроение у нее было отличное, виды кругом – замечательные, и, когда катер остановился, Елена стала позировать, принимая выигрышные, соблазнительные позы, то и дело поглядывая на капитана: видит ли? Замечает ли?

Так увлеклась, что мальчишку, который что-то швырнул в воду, заметила позже всех. Впрочем, как оказалось, ничего противозаконного парнишка, назвавшийся Сэмом, не делал.

– Это всего лишь поисковый магнит, – пояснил он, – бросаешь его в воду и смотришь.

– И много на него может налипнуть? – спросила Елена.

– На этот не больше двух сотен килограммов. Но зато он двусторонний. А найти можно много всего: украшения, старинные вещи, даже оружие.

– Давай-ка без этого. Оружие мне тут ни к чему. Ты, вижу, основательно подготовился: и трос у тебя, и перчатки, – сказал капитан. – Почему не спросил разрешения пронести магнит на борт?

Адам пытался говорить строго, но по тону голоса и выражению глаз сразу было видно, что ему все равно, чем занят Сэм: побросает свою железку, поймет, что ничего не нашел, и успокоится. Не страшно.

– А вы бы позволили? – хмуро спросил паренек. – Могли и запретить. А я его только недавно купил, очень хотелось использовать. Вы же не станете сейчас лодку разворачивать, чтобы меня высадить? Так что…

– Так что я и сейчас могу запретить, – усмехнулся Адам. – Ты об этом не подумал?

Однако было очевидно, что не станет он запрещать вчерашнему ребенку забавляться.

– Пусть побалуется, капитан, – тягучим голосом произнесла Елена, чтобы обратить на себя внимание. – Никому никакого вреда от этого. Вы разрешите? Пожалуйста!

Адам улыбнулся – она этого и добивалась. Все же любому мужчине приятно, когда его просит женщина. Особенно симпатичная. Всем сейчас понятно, что власть запретить у Адама есть, но он ею не воспользуется, потому что не самодур и добрый человек.

В итоге ситуация разрешилась мирно. Капитан дозволил Сэму развлекаться с магнитом, но только тогда, когда катер стоит на месте. Мальчишка радостно согласился.

Через некоторое время плавание продолжилось, путь лежал к Железным воротам. Про Сэма все позабыли. Елена посмотрела на него, вид у мальчишки был разочарованный: пока они стояли напротив крепости, ничего стоящего поднять со дна реки искателю не удалось.

Вот глупыш, думалось Елене, очевидно же: все стоящее давно нашли, а теперь под водой находятся банки да металлические монетки (это в лучшем случае).

– Сейчас мы с вами отправимся к Железным воротам, – сказал Адам перед тем, как они снова тронулись в путь. – Неподалеку от них сделаем остановку, вы сможете полюбоваться местными красотами и сделать фотографии. Кое-кто сможет поискать сокровища.

При этих словах все, как по команде, повернулись и посмотрели на Сэма.

– За Железными воротами Дунай расширяется, становясь очень мелким, – продолжил Адам. – Скалы обнажаются, это место чрезвычайно опасно. В минувшие века здесь произошло множество кораблекрушений, не каждый капитан мог преодолеть этот участок.

Глаза Сэма сверкнули.

– А что же мы? Пройдем через Железные ворота? – требовательно спросила старуха.

Капитан ответил утвердительно, заверил ее, что это безопасно.

Елене на мгновение примечталось, что было бы здорово, случись все-таки кораблекрушение: пусть Адам спас бы ее, они вдвоем очутились на берегу, в каком-нибудь необитаемом месте. Потом она подумала, что Нину все же жалко, пусть бы подруга тоже спаслась. Однако втроем, когда третий лишний, уже не тот компот…

Короче, глупости.

– Тебе нравится поездка? – спросила она у Нины, чуточку стыдясь своих мыслей.

Подруга в последнее время была сама не своя: печалилась, кручинилась, хотя и старалась не подать виду. Только от Елены ее настроение не могло укрыться, они же почти сестры, знают друг друга как облупленные. С другой стороны, возможно, ничего особенного не происходит: Нина всегда была тихоня, скромница, молчунья (потому, наверное, им так хорошо дружилось все эти годы). Противоположности притягиваются. Елена, разумеется, никогда не признавалась себе, что основа их отношений еще и в том, что ей нравилось выглядеть оживленной и изысканной на фоне простоватой, бледной Нины.

– Нравится, конечно, – отозвалась подруга, но вид у нее был такой, словно она произнесла эти слова автоматически, думая о чем-то своем, а Елена только напрасно ее потревожила.

Что ж, не хочет общаться – не надо.

Поездка шла своим чередом. Миновав через Железные ворота, сделали остановку. Все по накатанной схеме: охи и ахи, щелчки камер, смех, разговоры, кокетство, призывы улыбнуться.

– Если тут затонуло много кораблей, значит, на дне чего только нет, – азартно проговорил Сэм.

Его брат (наверное, брат, кто еще, хотя они абсолютно непохожи) ничего не говорил. Явно с приветом, бедолага. Возможно, не понимает, где находится, поскольку не отрывает глаз от экрана телефона. Интересно, что высматривает? Хотя нет, неинтересно ничуть.

Елена поискала взглядом капитана. Он стоял один, возле штурвала. Вид скучающий, утомленный: ждет, когда они повернут назад, к берегу, и морока закончится.

«Погоди, голубчик, у меня другие планы, отдохнуть я тебе не дам!»

Улучив момент, Елена подошла к Адаму.

– Прошу прощения, – сказала она нараспев, – вы не могли бы помочь мне?

Он посмотрел на нее (выражение лица непроницаемое, не поймешь, о чем думает, рад Елене или нет) и ответил с улыбкой:

– Разумеется, охотно помогу. Чем могу служить?

Приободрившись, она попросила разрешения сфотографироваться рядом со штурвалом.

– Чтобы было похоже, будто я сама управляю кораблем, понимаете?

Она нарочно употребила это слово, назвала лодчонку кораблем, это должно польстить капитану.

– Вы сфотографируете меня, Адам?

Конечно, он согласится, Елена не сомневалась. Ситуация не только даст обширное поле для разговоров, но и позволит ей выставить себя во всей красе, а ему предоставит возможность полюбоваться Еленой, оценить перспективы.

И все бы хорошо, но…

Сорвалось, опять сорвалось!

Только на сей раз помешала не противная старуха, а мальчишка по имени Сэм, будь он неладен, пропади пропадом вместе со своим магнитом, братом и идеей найти клад.

– Ой, мамочки! – заорал он, совсем как маленький. – Я нашел! Нашел! На дне что-то есть!

Адам обернулся на его крик.

– Что такое? – спросил он.

В голосе послышалось облегчение? Нет, уверила себя Елена, точно нет.

Остальные пассажиры потянулись к Сэму взглядами, а те, кто были рядом, стали подходить ближе. Адам извинился и тоже пошел.

«Черт бы тебя побрал», – зло подумала Елена.

Но потом досада сменилась любопытством, и женщина двинулась вслед за всеми. Что нашел смешной кладоискатель? Что поднял со дна Дуная?

Глава седьмая. Тамара

Она подошла ближе вместе со всеми. Стадное чувство, ведь ей было все равно, что нашуровал на дне своей железкой этот мальчуган. Тамара считала, что видит людей насквозь, и на этом кораблике ее больше всех заинтересовал блондин нордического типа со льдистыми глазами. В нем чувствовался надлом, а это всегда интересно.

Хотя к услугам Тамары подобные ему люди не прибегали никогда, для этого в них слишком мало веры и слишком много самоуверенности.

Кого Тамара чаще остальных видела в своем салоне, так это дамочек вроде златовласки с пышными телесами и глупым лицом или ее подружки с коровьим взглядом вечной неудачницы, которая смирилась со своим положением. И потому, что перевидала на своем веку толпы подобных женщин, они были неинтересны, раздражали и отталкивали. Конечно, если бы та или другая явилась на прием, Тамара сделала бы все возможное, чтобы помочь, поскольку всегда ответственно относилась к тому, чем занималась.

Но сейчас-то она не на работе, так что прочь, курицы.

Еще был интересен подросток, которого кладоискатель Сэм называл Эдвардом. Тамара понимала, что мальчики приходятся друг другу родственниками, но если Сэм – пустой, амбициозный и недалекий, как многие современные юноши, то Эдвард заслуживал внимания. В нем определенно была внутренняя сила, хотя он этого и не сознавал.

– Вот это да! – громко произнесла красавица-блондинка на незнакомом Тамаре языке (кажется, на русском).

– Надо же, занимательно, – проговорил ее унылый спутник.

Мальчишка по имени Сэм при помощи диковинного приспособления поднял со дна коробку. Точнее, шкатулку сантиметров тридцать в длину и около пятнадцати в ширину. Сэм держал ее в руках и вертел, рассматривая, но разглядеть удавалось мало что: коробочка была темной от налипшего на нее ила, грязи.

Сэм отошел от борта и собрался положить свою находку на палубу, но капитан крикнул, чтобы он не смел пачкать ковровое покрытие.

– Погоди, найду что подстелить.

Поискал, нашел кусок полиэтилена, и Сэм водрузил на него шкатулку. Все столпились рядом, склонились над мальчиком и его коробочкой.

Нет, не все: невзрачная подруга крашеной охотницы за мужиками стояла чуть поодаль, покусывая губы, и загадочный блондин сидел, не трогаясь, запрокинув голову, на своем месте. Глаза его были прикрыты, и Тамара поняла, что мужчина в наушниках – слушает музыку, не подозревая о находке Сэма. Он, кстати, ничего не фотографировал, в отличие от остальных.

Тамара тоже снимала только по привычке, штампуя кадры наугад. Просто мужу показать, нежели из искренней заинтересованности. Следом пришло на ум, что они поссорились, и Тамара нахмурила брови, стараясь выбросить этот факт из головы.

Шкатулка покоилась на палубе, на полиэтилен стекали вода и грязь.

– Надо ее промыть как следует, чтобы рассмотреть хорошенько, – сказала Тамара, поймав себя на мысли, что ей вправду любопытно.

С ее мнением согласились, и в течение нескольких минут Сэм держал шкатулку, вытянув руки над рекой, волнуясь, как бы не уронить, а капитан Адам осторожно лил на нее воду из пластиковой бутылки.

Очистить коробку от грязи удалось на диво легко, и вскоре она предстала перед ними во всей красе. Шкатулка была необычная: сверкающий серый металл (серебро? Или платина? А что, новичкам, говорят, везет), поверхность крышки, дна и боковых стенок сплошь покрыта узором – сложные выпуклые переплетения, штрихи, кружки, линии, геометрические фигуры.

– До чего поразительная вещица, – сказал спутник красотки, а потом, видимо, произнес ту же фразу на родном языке девушки, назвав ее Софией. Та восторженно цокала языком.

– Интересно, внутри есть что-то? – спросила крашеная, поглядев при этом на капитана, точно тот мог знать.

Сэм энергично потряс коробку, и люди услышали приглушенное грохотание. Складывалось впечатление, что перекатываются некие предметы, причем их немало. Женщины (кроме Тамары) ахнули, разом заговорили о том, что в шкатулке могут находиться украшения, деньги, словом, ценности. Сэм покраснел и раздулся от гордости: впервые попробовал «поохотиться» – и сразу такой успех!

– А как открыть? Я что-то не вижу крышки. Крышка есть у нее? Поищи-ка, Сэм! – снова высунулась со своими замечаниями крашеная, а ее подруга предостерегающе сказала:

– Елена! Не надо.

Значит, ее зовут Еленой.

– А что такого? Надо же посмотреть, что там.

В этом Тамара была с нею солидарна. Странно, почему подруга Елены против, почему выглядит еще более пришибленной, чем ранее?

Сэм повертел коробку так и эдак, рассматривая со всех сторон. Елена, София, даже Адам и спутник Софии подались вперед.

– Не знаю, где… – начал Сэм.

Елена вырвала коробку у него из рук.

– Дай-ка посмотреть.

На лице парня появилась злость. Поступок женщины ему не понравился, но возражать он не стал. Однако Елена тоже не сумела найти крышку, и все стали передавать шкатулку из рук в руки. Каждый крутил-вертел ее с умным видом, морщил лоб, а толку никакого. Тамара тоже не удержалась и тоже ничего не обнаружила. Коробка была запаяна наглухо.

– Вот зараза! – прошипел Сэм.

Эдвард положил ладонь ему на плечо.

До этого момента мальчик не проявлял особого интереса к находке, хотя и стоял возле брата, не отходил, но лишь поглядывал безучастно, изредка отвлекаясь от телефона. Внезапно взгляд его прояснился, загорелся, точно тучи разошлись и солнце засияло. Тамара убедилась, что была права: этот подросток не так прост, как можно подумать.

– Чего тебе, Эд? – оглянулся Сэм.

Коробка снова вернулась к нему, и парнишка держал находку с потерянным видом: триумфа во взоре поубавилось. Не произнося ни слова (тут ничего необычного), Эдвард решительно взял шкатулку из рук брата, сделал шаг назад, отодвигаясь от кучки людей, стремясь отделить себя от них, а после уселся на ближайшее сиденье, поставив коробку на колени.

– Что он делает? – спросила Елена.

Ей никто не ответил, все следили за действиями Эдварда.

А тот будто знал в точности, что требуется выполнить. Сначала погладил шкатулку, как живое существо. Затем легонько пробежал пальцами по узорам. Не хаотично, как поначалу подумала Тамара, а нажимая на выпуклые горошины, пропуская остальные фигуры и линии. Одна горошина, две, три… Дальше Тамара перестала считать, потому что сбилась.

Тонкие пальцы порхали над металлической коробкой, а после замерли.

Напряжение повисло в воздухе, все молча ждали чего-то, сами не зная, чего именно. Тамара подумала: то, что случится, важно. Возможно, важнее всего, что происходило с ней в жизни.

«Ерунда, с какой стати?»

Неожиданно вспомнились слова, которые они с мужем сегодня в запале бросали друг другу. Ссорились редко, но метко, подкапливая претензии и обиды, пока те не переполняли супругов до такой степени, что невозможно терпеть. А потом вываливали один на другого зловонные кучи обвинений, резких слов, едких определений. Тамара думала, что никто и никогда не ранил ее сильнее, чем любимый муж; и сама она никогда никого не смогла бы уколоть сильнее.

Воспоминания о муже испарились в следующее мгновение, когда стало происходить нечто невероятное. Коробка, стоявшая на коленях Эдварда, дернулась (хотя это могло показаться, вероятно, мальчик ее подвинул). Что было несомненно, так это появившаяся на ней вертикальная трещина, которая разделила верхнюю панель на две равные половины. А дальше половинки эти беззвучно, плавно, сами собой разъехались в обе стороны, обнажая нутро шкатулки.

– Ой, божечки, ничего себе! – воскликнула подруга Елены.

София что-то пробормотала на своем языке, остальные собравшиеся тоже издавали возгласы, удивляясь происходящему. Тамара заметила, что Елена воспользовалась моментом, чтобы прижаться к Адаму. Прожженная бабенка!

Красивый блондин открыл глаза, наконец-то понял: что-то происходит. Выпрямился, вытянул шею, весь поджался.

– Она открылась! – сказал спутник Софии.

– Капитан очевидность, – фыркнул Сэм.

– Что в ней лежит? – спросила Елена.

«А это самое интересное», – подумала Тамара, с возрастающим недоумением вглядываясь внутрь шкатулки. Та была невелика, но Тамаре казалось, будто она смотрит в черный провал, в глубокий подвал – настолько глубокий, что не видно дна.

Она моргнула. Почудилось?

– У нее что, дна нет? – растерянно сказала подруга Елены.

– Мне тоже так показалось, – немного сконфуженно отозвался Адам.

Видимо, Елену задело, что капитан заговорил не с нею, а с ее подружкой, поскольку она придвинулась к Эдварду и неожиданно сунула руку в шкатулку.

– Быть такого не может!

Она еще договаривала эту фразу, губы произносили слова, но на лице уже проступала смесь удивления и ужаса.

Тамаре показалось, что пальцы, а вслед за ними и кисть женщины провалились в шкатулку. Чернота, которая клубилась в коробке, словно бы проглотила белую ладонь, ее теперь не было видно.

Громко закричала София, и Елена отдернула руку. На жуткий миг Тамаре показалось, что хищный раззявленный рот шкатулки откусит Елене руку, но этого, разумеется, не случилось. Рука осталась при ней, и Елена баюкала ее, прижимая к груди.

– Холодина, будто в ледяную воду засунула. Или, наоборот, в кипяток, – плаксиво проговорила она. – Обожгло прямо.

Ее подруга забрала шкатулку у Елены, осмотрела. Внутрь не совалась, на лице появилось задумчивое и вместе с тем испуганное выражение.

– В ней есть нечто… нехорошее, – сказала она и покраснела, смутившись.

– Глупости! Антикварная вещь, по всему видать! – Жених Софии выхватил коробку из рук женщины, перевернул вверх дном, потряс. – И ничего в ней нет.

Из коробочки ничего не выпало, но звук, тем не менее, был такой, словно внутри шкатулки что-то лежало, перекатывалось из угла в угол. София тоже захотела взглянуть, взяла у жениха коробку, повернула туда-сюда, а после лицо красавицы сделалось брезгливым, словно бы в руках у нее оказалась дохлая крыса или еще худшая гадость.

– Фу! – скривилась девушка, и никто не понял, что ей настолько не понравилось.

Девушка сунула шкатулку обратно жениху, но тот не успел снова начать ее разглядывать, потому что Адам велел:

– Дайте-ка сюда.

Схватил, заглянул. Тамара подошла поближе, тоже сунулась, попробовала рассмотреть что-нибудь в черной утробе шкатулки. Бесполезно.

Правда, ей показалось, лица ее что-то мягко, невесомо коснулось. Может, насекомое сидело внутри и вылетело? Тамара отшатнулась и поймала ответный взгляд капитана, который свидетельствовал о том, что ей не почудилось.

– Вы тоже это почувствовали? – спросила она, в упор глядя на Адама.

Капитан не ответил, упрямо поджав губы. Твердолобый. Таким пока не напишешь крупными буквами и под нос не сунешь, ни во что не верят, от всего открещиваются.

– Что почувствовал? – ревниво спросил владелец шкатулки и выхватил ее у Адама.

Сэм тоже поскреб пальцами внутри коробки, при этом не жалуясь на обжигающий то ли холод, то ли жар. Все видели, что ничего там особенного нет, обычная металлическая емкость, и донышко отлично просматривается.

А на дне – камушек, вроде бусины.

«Была чернота или не было?» – гадала Тамара, попутно отметив, что и странного звука не слышно.

Сэм взял бусину – красную, круглобокую, похожую на ягоду рябины, повертел, хотел сунуть в карман, но в этот миг его брат выхватил камешек у Сэма и… отправил его в рот, проглотил!

Все загомонили, Сэм подскочил к Эдварду, заверещал, требуя отдать.

– Ты чего натворил, придурок! – Он чуть не плакал.

В этот момент Эдвард пошатнулся, затоптался на месте, прижав руки к горлу. Лицо его, и обычно-то не радовавшее яркостью красок, побледнело еще сильнее, глаза выпучились. Он открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба, а после повалился на палубу.

Началась суматоха. Все бросились к мальчику, бестолково суетясь и толкаясь. Тамара застыла, хотя была уверена, что умеет правильно и четко действовать в критической ситуации.

Ноги Эда дергались, тонкие пальцы царапали горло.

– Он задыхается!

– Сделайте что-нибудь!

– Кто-то может помочь?!

Но помощь не требовалась. Тело Эдварда выгнулось, будто он собирался встать на мостик, а после обмякло. Вздох ужаса пронесся над лодкой, всех посетила одна и та же мысль: все кончено, несчастный ребенок умер!

Однако мысли о гибели оказалась преждевременными, потому что уже через несколько секунд глаза мальчика вновь открылись. Щеки его порозовели, он сел и посмотрел на окружающих его взволнованных людей.

– Вы выглядите очень смешно, – проговорил он.

А после встал, невозмутимо отвернулся, отошел и устроился на сиденье.

Пассажиры «Дунайской девы» оторопели.

– Это что сейчас было? – спросила Елена.

– Припадок, видимо, – сказал капитан, чрезвычайно обрадованный тем, что все закончилось благополучно, никто не помер у него на борту.

– Случалось с ним подобное? У мальчика эпилепсия? Ты знаешь, что ему сейчас нужно? Лекарство, может быть? – спросила у Сэма Тамара.

– Ничего ему не надо, – огрызнулся он. – Не в то горло моя бусина попала!

Он был зол: единственное, что обнаружилось в найденной им шкатулке, потеряно безвозвратно. Гадает, небось, насколько драгоценной была бусина.

Подруга Елены, сочувственно глядя на Сэма, подошла к нему, желая утешить. Однако парнишка, огорченный и разозленный, отпрянул от нее. Повернулся неловко, шкатулка выпала из рук, с глухим стуком ударившись о палубу. Женщина, действуя совершенно автоматически, присела, подняла ее, подала Сэму.

– Возьми, ничего не…

Она не договорила, умолкла, увидев, как две половинки крышки поползли друг к другу, смыкая края. Неизвестно, что это за механизм, но только он сработал второй раз, теперь уже закрывая шкатулку.

И опять перед ними наглухо запечатанная коробка, и что-то подсказывало Тамаре: открыть ее снова не получится. Никто так и не понял, что произошло (не понимать им всем предстояло еще долго и многое-многое, но в тот момент пассажиры катера об этом еще не знали).

– Дорогие гости, – зычно произнес Адам, хлопнув в ладоши, – предлагаю считать инцидент исчерпанным. Нам с вами пора отправляться, мы и так уже выбились из графика. Будьте любезны, займите свои места.

Капитан подал пример, встав к штурвалу; взялся за рычаги, нажал на кнопки. Двигатель забухтел, лодка завибрировала, готовясь отправиться в путь. Пассажиры разбрелись по местам, негромко переговариваясь, но уже готовясь забыть о случившемся.

Да и что особенного случилось?

Нашлась на речном дне коробка, неизвестно кем и когда выброшенная в воду. Хорошо хоть мальчишка не подавился бусиной. А Сэму нечего сидеть с кислым видом: коробка (возможно, из серебра или вовсе из платины!) при нем, радоваться надо.

Тамара отвернулась ото всех и принялась смотреть на воду, вновь вернувшись мыслями к мужу, который ждал ее в номере отеля. Ей подумалось, что надо бы ему позвонить, но она не могла собраться с духом.

Делать первый шаг всегда нелегко. Муж чрезмерно обидчивый, мириться не предложит. Поколебавшись, повздыхав, Тамара вытащила телефон и хотела набрать нужный номер, когда поняла, что ничего не выйдет.

Экран был черным, как дно шкатулки.

Глава восьмая. Адам

Он не сразу заметил, что творится неладное. Меткое слово – бабушка его произносила, бывало. Оно означает, что нет лада в мире или отношениях, а есть некая неправильность, выверт, опасное расхождение с тем, как должно быть.

Неладное…

Поначалу раздражающее, удивляющее, но постепенно все больше пугающее. Часы. Вот с чего все началось.

Современные люди пользуются телефонами, чтобы посмотреть, который час, но Адам не мог обходиться без часов. И во время управления судном удобно: не будешь же всякий раз в карман за телефоном лазать.

Часы подарила жена на первую годовщину свадьбы.

– Пусть у тебя всегда будет время для меня, – сказала Анжела и улыбнулась застенчиво, чуть склонив голову к плечу.

Кто-то из друзей или родственников (а может, мать Адама, теперь не вспомнить) сказал, что дарить часы не к добру. То есть супруги или возлюбленные не должны дарить их друг другу, это к разлуке. Адам не придал словам значения. Как вообще может нормальный современный человек верить в приметы? Все эти бабы с пустыми ведрами, разбившиеся зеркала, сулящие неприятности, треснувшая посуда, которой нельзя пользоваться, и прочая чепуха остались в глубине веков, там им и место. А мы будем бестрепетно переходить дороги, которые перебегают черные кошки.

В то время Адам еще верил, что его супружество будет долгим и счастливым. Но мысль, что зря Анжела подарила ему часы, гвоздем засела в сознании. Когда все между ними стало рушиться (это случилось довольно скоро), когда Анжела умерла, Адам невольно думал, что жена накликала свою судьбу.

«Хотя стоило ли винить часы, если ты вел себя, как сволочь?»

Носить часы (к слову, дорогие, красивые, но несколько вычурные) после смерти Анжелы не хотелось. Но Адам упорно застегивал их на запястье каждое утро, словно наручники, которыми приковывал себя к прошлому, запрещая себе забывать.

Должен был их носить – и не было им сносу. Часы выдерживали удары, падения, пролитый горячий кофе и не ломались. Шли точнехонько, не опаздывали и не спешили, всегда возвращались к Адаму, находя дорогу, как верный пес.

Однажды Адам снял часы в гостиничном номере и забыл, в другой раз они свалились с руки в такси. Но ни таксист, ни горничная не присвоили часы, не оставили их себе. Вернули Адаму. Может, чувствовали: это не обычная вещь, на ней лежит заклятье. Никто не может носить их, кроме Адама, для которого это не просто часы, но его крест.

Они и сегодня сверкали на запястье капитана, и в какой-то момент Адам бросил на них взгляд. Не сразу сообразил, в чем дело, а когда понял, испугался.

Сам от себя не ожидал, насколько сильно это сразит его. Адам еще не знал, что дальше будет только хуже, и поэтому в тот миг счел, что ничего ужаснее быть не может.

А случилось, в общем-то, обычное: часы встали. Секундная стрелка замерла, не бежала суетливо по кругу, минуты больше не летели вперед, отсчитывая время пребывания Адама на земле. Неубиваемые, аномально прочные и надежные часы отказались служить.

«Сломались?» – подумал капитан, и ему показалось, что это внутри него обнаружилась поломка.

«Не к добру!» – произнес в голове полузабытый бабушкин голос, следом прибавивший про «неладное».

Адам постучал пальцем по циферблату, поднес часы к уху, прислушался. Не тикают. Замерли. Или, вернее сказать, умерли.

Как Анжела.

– Не работают?

Капитан вскинул голову. Конечно, кто же еще. Такие женщины, как Елена, не способны отступить, признать, что их не хотят. Они бьются и бьются в закрытую наглухо дверь, пока не расшибут лоб в кровь, а после начинают всех вокруг винить, что им больно.

«Знакомо, знакомо!»

– Встали, – коротко ответил Адам.

– Мой телефон тоже выключился, – громогласно сказала Елена.

Эти слова услышала ее подруга (Адам забыл имя женщины). Встрепенулась, потянулась за своим телефоном. Лицо вытянулось, сразу стало ясно, что и ее сотовый не работает.

– Черный экран? – мрачно спросила пожилая строгая дама по имени Тамара. – У меня так.

Елена подтвердила, что и у нее тоже.

– Такое бывает, когда зарядка сядет. Это случилось у нас троих одновременно? – спросила ее подруга.

Адам достал из кармана свой телефон и совсем не удивился, увидев ту же картину.

– Не у троих, – вступил в разговор блондин в белой футболке. – У меня то же самое. Хоть у кого-то телефон работает?

Он спросил достаточно громко, чтобы перекрыть голосом льющуюся из динамиков музыку, но в этот миг песня оборвалась. Ее будто ножницами отрезали, и вопрос блондина прозвучал, как вопль.

Люди принялись проверять. Один за другим доставали телефоны из карманов и сумок, пялились в экраны, а затем поднимали головы с одинаковым выражением тупого недоумения на лицах.

«Какого хрена происходит?» – подумал капитан.

Он не сталкивался с проявлением паники у толпы, только теоретически знал, что люди могут стать неуправляемыми. Этого еще не хватало. Они на середине реки, до пристани больше часа пути.

– Насколько я понимаю, у всех эта радость, – произнес блондин. – Черные экраны, да?

– Что это значит?

Елена посмотрела на капитана, и он в который раз подумал, что его бесит эта женщина. Откуда ему знать?

– Господа, не буду врать, я не знаю, в чем дело. Но причин может быть множество…

– Множество? Здесь аномалия какая-то? В этих водах? – требовательно спросила Тамара.

– Возможно, я неудачно выразился, – ответил Адам. – Никакой аномалии нет, я хожу этим маршрутом долгие годы и ни разу…

– А сейчас-то что? – спросил Марк.

Его невеста София вертела головой, силясь уловить, о чем говорят ее спутники. Пассажиры вставали с мест, всплескивали руками, пожимали плечами.

– Еще раз: я не знаю, что с нашими телефонами, прежде ни с чем подобным не сталкивался, – терпеливо произнес Адам. – Но призываю вас сохранять спокойствие. Возможно, что-то со спутником, телефоны временно не работают ни у кого. Главное, эта ситуация нам ничем не угрожает. Скоро мы прибудем обратно в Голубац.

Ему нравилось, как уверенно и спокойно звучит его голос. Люди тоже немного расслабились, успокаиваясь, но тут подруга Елены сказала:

– Музыка смолкла. Магнитофон сломался?

– Нина, а ведь ты права! – воскликнула Елена. – И у капитана часы встали.

– Значит, все механизмы почему-то перестали работать, – подытожил неугомонный блондин. – Мои часы тоже встали, но они часто ломались, и я не придал значения. А как насчет двигателя? Катер нормально управляется?

– С ним все хорошо, – досадливо отозвался Адам, но в следующую минуту понял: это не так.

«Дунайская дева» шла ходко, в этом смысле никаких проблем, но шума мотора (очевидно, работающего!) не было слышно. Все приборы погасли. Катер не должен был двигаться по воде, если все вышло из строя, однако он плыл, рассекая воду, и слушался поворота штурвала; податливо сбавил скорость, а потом чуть набрал, когда Адам решил проверить это.

– Невозможно! – вырвалось у него.

Блондин быстро подошел к Адаму.

– Не функционирует?

– Но мы идем. Каким образом? Не знаю, в чем дело, но доплыть до берега это нам не помешает. – Капитан откашлялся. – Не стоит нервничать. Скоро мы будем на месте. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и позвольте мне делать свою работу.

Говорил резко, строго, и это подействовало. Люди покорно уселись на места. Никто больше ничего не говорил, не задавал вопросов, не фотографировал. Пассажиры охотно переложили ответственность за происходящее на капитана, думая, что он должен со всем справиться.

Так малые дети думают, будто родители знают ответы на все вопросы.

Ладно, хотя бы не пристают, не выясняют, не спрашивают о том, что ему и самому неведомо.

Сам не зная, каким образом управляет судном (и управляет ли) Адам держался за штурвал, как за спасательный круг, вглядываясь в знакомый берег.

Уже через несколько минут он сообразил, что почему-то стало темнеть. Не должно было, еще рано, однако сумерки густели, наползали с воды. Одновременно с этим становилось холоднее.

Нина потянула со спинки сиденья кофту, Марк укрыл плечи красавицы-невесты заботливо прихваченным пледом. Есть люди, которые всегда все продумывают, но даже им не предусмотреть всего на свете.

Например, эту загадочную поломку и наплывающий отовсюду серый сумрак. Лишь бы кто-то из пассажиров не обратил на это внимание! Опять одолеют вопросами, на которые Адам не знает ответов.

В неясном, гаснущем свете капитан заметил и еще одну странность, перекрывающую все, что случилось до этого.

«Нет-нет, ты ошибся, напутал», – попытался он убедить себя.

Закрыл глаза, открыл, поморгал. Не помогло.

Адам ясно помнил, что развернул судно в обратную сторону. Проделывал это сотни, тысячи раз, в одном и том же месте, у них с Деяном все рассчитано, хронометраж четкий, расстояние определено раз и навсегда. Поэтому никаких сомнений: в нужной точке Адам совершил разворот, направив «Дунайскую деву» в Голубац.

Сейчас с правой стороны должен быть румынский берег, а с левой – Сербия, уже должна показаться Голубацкая крепость. Однако крепости не было. Адам машинально глянул на часы, с тем чтобы удостовериться: в это время пути они уже должны снова ее видеть, но часы стояли.

Да шут с ними, с часами! Лодка достаточно давно плывет, чтобы крепость показалась, вот только ее нет!

Сам берег выглядел странно.

Адам видел его ежедневно, наблюдал при всякой погоде, ему был знаком любой уступ и поворот, каждый камень, торчащий из воды… Но этот пейзаж казался незнакомым.

«Стоп, надо рассуждать здраво. Возможно, все-таки не повернул. Задумался, шкатулка еще эта, и день сегодня трудный. Допустим, не повернул, и мы все так же идем от Голубаца, все дальше вглубь Джердапа. Но и там я был сотни раз, почему же не узнаю эти берега?»

Капитан даже не мог сказать в точности, с какой стороны Румыния, а с какой Сербия, что находится справа, а что слева, никаких знакомых примет.

– Простите, пожалуйста, что беспокою. Быть может, я ошибаюсь, но вам не кажется, что мы уже должны были подплыть к крепости?

Адам ушел в свои мысли, напряженно всматриваясь в берега Дуная, поэтому не слышал, как она подошла. Подругу прилипчивой Елены звали Ниной, и это она задала Адаму вопрос. Елена в этот момент смотрела на воду, не заметила, что Нина отошла от нее и приблизилась к капитану.

Говорила женщина тихо, и Адаму понравилось, как звучит ее голос: низкий, грудной, бархатный. Красивый голос. И глаза, как оказалось, красивые: длинные ресницы, глубокий, насыщенный зеленый цвет. Глядя в такие глаза, не хотелось врать (даже ради того, чтобы успокоить).

– Вы правы, крепость должна была показаться, но ее почему-то нет. Думаю…

Произнося эти слова, Адам отвел взгляд от Нины и посмотрел прямо перед собой. На носу лодки, прислонившись к борту, стоял человек, при взгляде на которого Адам позабыл обо всем. Сломанные часы, нерабочие механизмы, перепутанные берега, не ко времени появившиеся сумерки, озабоченные пассажиры, зеленоглазая Нина – все разом вылетело из головы.

Адама будто ударили ножом в сердце, и оно перестало биться.

А может, так и случилось? Он умер, свалился замертво, сраженный сердечным приступом, просто сам еще не понял этого? Ведь иначе он не видел бы ее, потому что живые не могут видеть мертвых. Так не должно быть.

Как иначе объяснить то, что Адам глядел на Анжелу, свою покойную жену? Она смотрела в упор, раздвинув губы в улыбке, не имеющей ничего общего с весельем и радостью.

Короткие рыжие волосы, узкие губы, нос с горбинкой, тонкие лодыжки, узкие плечи. Анжела была из тех женщин, которые в любом возрасте кажутся юными.

«Маленькая собачка до старости щенок», – смеялась она когда-то. Только вот до старости не дожила.

«Адам ее в могилу свел», – шептались у него за спиной.

Однажды, будучи подростком, Адам прочел в одном романе выражение «свел в могилу», и ему, глупому ребенку, представлялось при этом нечто величественное, торжественное: бережно взял за руку, повел вниз по степеням мраморной лестницы…

Ничего величественного, как выяснилось, не было. Анжелу заколотили в деревянный ящик, опустили в черную яму, засыпали гроб землей. Сверху – памятник, снизу – разлагающийся труп. В груди, где у Адама прежде билось сердце, – провал, пустота.

«Ты меня не любил», – написала Анжела. Это были ее последние слова, обращенные к мужу. А после она наглоталась таблеток, запила их красным вином и заснула, чтобы не проснуться.

Многие винили Адама, считали, что смерть Анжелы на его совести. Деян затыкал рты всем, до кого мог дотянуться. Годы шли, история забывалась, ведь все раны затягиваются, так устроен мир. К тому же Адам замкнулся, жил один, не встречался с женщинами. Мало-помалу мнение окружающих сменилось на противоположное: не так уж и плох был Адам, вон как переживает, сколько лет минуло, а он все вдовствует, на могилу ходит, бирюком живет. Может, не в нем, а в Анжеле дело было?

Адам знал, что люди не были правы в самом начале, категорично обвиняя его во всех грехах. Не были они правы и позже, сочувствуя ему, полностью принимая сторону скорбящего вдовца (хотя ему этого и не требовалось).

Истина, как обычно, находилась где-то посередине.

Адам был виновен, но не так, как думали другие.

– Хватит грызть себя, столько лет прошло, живи дальше, – уговаривал брата Деян. – Анжела давно простила тебя. И ты прости ее, отпусти.

Но Деян ошибался. Анжела не только не прощала все эти годы, но еще и, как выяснилось теперь, желала вернуться, продолжить начатый разговор.

И сделала это.

– Что с вами? – снова и снова спрашивала Нина. – Вам плохо?

Адам не слышал. Он смотрел на мертвую жену, и в тот миг, когда она произнесла его имя, прижал ладони к ушам и закричал.

Глава девятая. Эдвард

Когда капитан Адам закричал диким, чаячьим голосом и свалился, как подрубленный, Эдвард поднял голову и посмотрел на небо.

Ему не было дела до Адама. Эдвард примерно представлял, что с ним такое. Необычная поездка, необычные обстоятельства.

А вот то, что он сам может смотреть направо, налево, ввысь – подолгу, сколько захочется – было важно. По-настоящему важно!

Эдвард улыбнулся. Тамара заметила, поджала губы, посмотрела с осуждением и недоумением: чего смешного, когда человеку плохо? Или мальчишка совсем ненормальный, ничего не понимает, вот и лыбится?

Это тоже не имело значения – то, как смотрят люди, что они думают. Не сказать, чтобы Эдвард привык, научился не реагировать, принял свою инакость и смирился. Ничего он не понимал, не принимал, а потому и смирения никакого не было.

Он просто был сам по себе – жил, как мог.

А весь остальной мир существовал отдельно, параллельно.

Хотя в течение последних пары часов Эдвард понял о себе и мире больше, чем за все прошедшие годы. И вовсе не потому, что раньше был глупый и слепой, а тут резко поумнел и прозрел.

Семь пассажиров сгрудились вокруг упавшего капитана. Мужчины подняли его с палубы, перетащили на один из диванов. Адам все не приходил в себя, кто-то сдуру произнес слово «умер», и на него зашикали.

Пассажиры бестолково толкались, хлопотали, причитали, пытались прослушать пульс, а красивая девушка по имени София заламывала руки и плакала. Скорее всего, то были слезы не по Адаму, а по себе самой.

– Прошу тебя, успокойся, милая, все будет хорошо, – приговаривал ее жених, хотя сам, очевидно, волновался: как же им быть, кто станет управлять лодкой, если капитан упал замертво?

Сказать им, что Адам скоро очнется, откроет глаза, встанет? Нет, не стоит. Сами увидят. И поймут: все изменилось.

Неважно, поднимется Адам или нет, возьмется за штурвал или не возьмется, им уже не вернуться в милый крошечный городок Голубац.

Страшно ли это? Страшно ли не вернуться?

Эдвард снова улыбнулся темнеющему небу. Скоро на нем засияют звезды, луна взойдет, воцарится, будет смотреть, как плывет по Дунаю лодка, а в лодке – девять человек.

– Да что с ним такое? Может кто-то сказать? Среди вас есть доктор? – пронзительно кричала Елена, мешая Эдварду наслаждаться моментом.

Сэм топтался подле всех, вид у него был крайне глупый. Почему он велит называть себя Сэмом? У него красивое имя – Симеон, оно означает «бог услышал». Это, конечно, ложная надежда. Бог редко снисходит до того, чтобы к кому-либо прислушиваться.

Словно почувствовав взгляд Эдварда, Сэм глянул на брата. Пригляделся, не веря своим глазам, подошел ближе, позабыв про капитана.

– Эд, с тобой все хорошо? – спросил Сэм, а после короткой паузы пробормотал: – Ах, черт, ты же все равно не ответишь. Чего спрашивать.

Эдвард знал, что так сильно удивило простака-Сэма: не привык видеть чокнутого братца без телефона. Эдвард же постоянно (если не спал) что-то там вычитывал, а чаще – писал, возил пальцами по экрану, не обращая внимания на то, что творилось вокруг. А теперь на небо смотрит, телефон в кармане за ненадобностью. Махонький мозг Сэма не может понять, что стряслось.

Вообще-то братец прав. Прежде, пока в руки Эдварда не попала шкатулка, которую Сэм поднял со дна Дуная, так и было: Эдвард не расставался с гаджетами. В поездках – телефон или планшет, дома – ноутбук.

– Эд очень умный, но к нему подход нужен. Он уроки делает письменно, много читает, учителя его хвалят, – объясняла мама всем, кто спрашивал или только собирался спросить.

Эдвард знал: ей неудобно за сына, она часто стыдится его.

– У мальчика расстройство аутического спектра, – говорили маме доктора, а потом перечисляли, что с Эдом не так, будто она сама не видела.

«Дурачок, ничего кругом не видит и не слышит», – так думали о нем почти все.

Иногда Эдварду хотелось объяснить, почему он всегда что-то записывает, но потом он думал: зачем? Все равно не поймут. Даже мама и доктора не понимали, а они хотя бы старались разобраться, тогда как всем прочим и дела не было. Людям лишь бы ярлык навесить: этот – урод, тот – заморыш.

Читать и писать Эдвард научился рано. Как жилось до того, как он открыл для себя буквенное выражение всего, что есть в мире, мальчик не помнил. И задумываться о том, каково ему было, не хотелось, и без того ясно: было ужасно. Мать говорила, у Эда то и дело случались «приступы»: он мычал, рыдал, трясся от страха, производил однообразные движения руками и всякое такое.

Когда научился грамоте, стало легче, приступы почти пропали.

Эдвард был устроен по-особому, не как остальные люди. Если совсем просто, можно сказать так: вся информация, которая есть в мире, проливалась на него мощным потоком, не зная барьеров и ограничений.

Когда-то мать возила сына в город Яйце, что в Боснии и Герцеговине. Там прямо в центре города есть громадный водопад: река Плива падает с более чем двадцатиметровой высоты, сливается с рекой Врбас. Вода ревет и грохочет так, что стоять рядом и говорить невозможно, приходится кричать, чтобы тебя услышали.

Укрыться от шума нельзя, остановить поток воды хоть на миг – тоже. Вот она, иллюстрация жизни Эдварда! Он, как диковинный локатор, улавливал и впитывал всю информацию всюду, где бы ни находился: новости, события, сведения о других людях (внешность, имена, голоса и прочее), абсолютно все слова тех, кто находится в пределах слышимости, показатели уровня загазованности, влажности воздуха, скорости ветра, температуры, данные о пробках на дорогах, качестве продуктов и прочее, прочее. Сигналы окружающего мира, на которые обычный человек не обращает внимания, не замечая, отфильтровывая автоматически, сваливались на Эдварда.

Он не мог защититься от этого шквала, каждую секунду узнавая тысячи вещей обо всем на свете. Важное и несущественное, вредное и полезное, нужное и бессмысленное валилось на него, обрушивалось ревущим бесконтрольным потоком, занимая все больше места в его мозгу.

Эдвард не был замкнутым – он всего лишь не успевал реагировать. Не был безучастным – просто слишком многое требовало его участия, он не мог отдать предпочтения чему-то. Не был и молчуном, но сказать нужно было так много, что не хватало слов (да и не стоило начинать, все равно каждый миг придется говорить что-то другое, новое, ведь поток информации обновляется).

Взрослея, Эдвард придумал, как с этим справляться, сообразил, что надо переводить часть информации в письменную форму, сбрасывать ее, записывая куда-то, освобождая мозг, который в противном случае мог перегреться и взорваться. Ведь сбрасывают же давление в газовом котле, когда оно становится слишком высоким.

Способ помогал, но писать нужно было постоянно, непрерывно. Мозг Эдварда кипел – привычное состояние, которым он научился управлять. В его голове постоянно звучали различные голоса, сливающиеся в один сплошной гул, похожий на рев того громадного водопада, и Эдвард не представлял, что может быть иначе.

Не представлял до того мгновения, пока Сэм не достал со дна шкатулку. Едва взглянув на нее, мальчик сразу понял: особая вещь. Собственно, у Эда и не было шанса воспринять шкатулку иначе, не было возможности засомневаться.

Дело в том, что с появлением таинственного предмета голоса смолкли. Рев в голове стих. Потоки информации иссякли.

Водопад засох – ни воды, ни шума.

Кипящий хаос сменился штилем.

Эдвард слушал тишину недолго. На смену голосам, сводящим с ума, пришел один-единственный голос. Ясный, чистый, звонкий, но не громкий; повествующий ровно о том, о чем следовало знать. Ничего лишнего, ложного, неверного.

Голос говорил правду, Эдвард сразу это понял, когда он подсказал, как открыть шкатулку. Все изумились, но Эдвард ничему не удивился. Голос говорил, что и как делать, а больше никто не мог слышать его указаний.

Все получилось. Голосу стоило верить, а потому ту бусину Эдвард сунул в рот и проглотил без колебаний. Знал: это ему на пользу. Пусть все случится.

Так и вышло. На смену плохому пришло хорошее. Голос умолк, больше он не был нужен, его миссия выполнена.

Эдварда наполнил покой. Он впервые в жизни ощутил себя сильным и невозмутимым, с легкостью прислушивался к себе и мог делать то, что считал нужным в данную минуту.

Например, мог писать слова, только если сам хотел.

А мог произносить их.

Вся информация, все знания, переполнявшие его до краев, до такой степени, что он захлебывался и давился ими, сами собой рассортировались, аккуратно расставились на нужные полки, чтобы их можно было извлечь в нужный момент.

Много было бесполезного. Зачем сейчас, например, предоставленная Адамом историческая справка про Джердапское ущелье и крепость Голубац? Но было и значимое: пассажиры «Дунайской девы» до сих пор не удосужились запомнить, как кого зовут, а Эдвард знал не только их имена, но и многое из того, что они вольно или невольно демонстрировали миру. И что носили в себе.

К слову, наблюдательность и внимательность крайне важны. Если бы люди потрудились приглядываться к своему окружению, то многое понимали бы про тех, кто рядом. Но они не делают этого – им незачем; каждый занят выпячиванием себя.

Взять того же Адама. Он замкнут и глубоко несчастлив, его гложет вина, сознание собственных провалов. Улыбка натянутая, мышцы напряжены, он нервничает, хотя старается держать себя в руках. Работает с людьми, но людей не любит, общение для него – мука мученическая, к тому же он катастрофически боится сближаться с кем-либо. При этом людей к нему тянет, особенно женщин.

Например, Елену. Эта дамочка – классическая неудачница: всегда видела смысл жизни исключительно в союзе с мужчиной, однако осталась одна. Липучая, как расплавившаяся на солнце жвачка. Цепляется за былую славу красавицы, не сознает, насколько неинтересна. Женщина лишь в юном возрасте может выезжать за счет внешности, но красота – скоропортящийся товар, как и молодость, а больше Елене предложить нечего. Поэтому она никому не нужна, но боится признаться себе в этом.

Ее подруга Нина тоже обижена жизнью, но по иной причине. У нее умный и живой взгляд, открытое, доброе лицо. Но сразу заметно: она считает себя унылой и скучной, не дает себе права на счастье. Безжалостно топчет свои порывы в угоду другим, катком проезжается по собственным желаниям, позволяет кому ни попадя командовать собой.

Белокурый Александр на вид – вылитый Кай, которому в глаз попал осколок зеркала злой колдуньи: заносчивый, насмешливый, равнодушный. А на деле тревожный, нервозный, и, когда думает, что никто на него не смотрит, роняет маску с лица. Тогда становится понятно, что он обижен, растерян, раздавлен жизненными обстоятельствами.

Дальше – отнюдь не сладкая парочка: Марк и София. Он таскается за ней хвостом, она его использует и едва терпит (неужто Марк сам не замечает, это же написано у нее на лице!) Вот на Адама София смотрит совсем иначе. При этом и Марк далеко не глупый, и София не такой плохой человек. Но она расчетливая, а он влюбленный. Плохо для него, но хорошо для нее.

Тамара похожа на учительницу сербского в школе Эда: проницательная, строгая, педантичная. Делает вид, что все у нее под контролем, что она никогда не сомневается в своей правоте, но на самом деле Тамара ранимая, неуклюже прячет за суровостью мягкое, слабое брюхо. У таких обычно легче всего выбить почву из-под ног.

Про Сэма говорить нечего, потому что неинтересно.

Брат стоял рядом, вылупив глаза. Хотя странно, что он заметил перемены, произошедшие с Эдвардом: обычно-то ничего кругом не видит, кроме собственной персоны.

– Где твой телефон?

– Техника не работает. И потом, он мне больше не требуется, – сказал Эдвард, наслаждаясь звучанием собственного голоса.

– Почему? – спросил Сэм.

Что за нелепый вопрос! Эдвард не стал отвечать. Он вслушивался в себя: перемены начались! Давно, когда был малышом, Эдвард ходил с мамой в парк развлечений. Они прокатились на карусели, и Эду понравилось: запомнилось ощущение холодка, веселого маленького вихря в районе солнечного сплетения. Сейчас он ощущал нечто похожее.

– Слава богу, слава богу, – запричитала Елена. – Вы в порядке?

Эдвард увидел, что капитан пришел в себя, и не удивился. Как уже говорилось, заранее знал: так и будет, ничего Адаму не сделается.

Капитан бешено озирался по сторонам, потом уставился на что-то возле Эдварда.

– Ты здесь, мне не показалось, – сказал он слабым, дрожащим голосом.

Остальные тоже посмотрели туда, куда глядел Адам, но ничего особенного не увидели.

– Нужно как можно скорее вернуться домой, – решительно проговорила Нина.

Все закивали, как китайские болванчики, а Эдвард, не успев обдумать, стоит ли произносить это, громко заявил:

– Теперь все по-другому. Мы не вернемся. Вы еще не понимаете? Никто из вас не вернется!

Глава десятая. Марк

Мальчишка спятил. Собственно, сразу было заметно, с первого взгляда: с ним что-то сильно не так, аутист или нечто в этом духе. Все время строчит в своем телефоне, не отрываясь от экрана.

Марк с сочувствием относился к больным людям, у него и самого здоровье неважное (врачи грядущим диабетом пугают, давление высокое, желудок побаливает, почки шалят), да и внешность далека от идеала: толстый коротышка. Но всему есть предел! Разве можно такие вещи говорить, когда все и без того напуганы, бедняжка София плачет и дрожит.

– Не слушай его, кошечка, – сказал Марк и погладил невесту по плечу.

Не успев задуматься, она дернулась и сбросила его руку.

Когда любишь человека, так не поступаешь. Ум и тело порой действуют по-разному. Обычно ум приказывает – тело подчиняется. Но иногда тело оказывается быстрее разума, выдает естественную реакцию.

Вот как сейчас.

Поразмысли София, улыбнулась бы с благодарностью, прижалась бы щекой к руке Марка, давая понять, что ей нужна поддержка жениха, важна его забота.

Но от напряжения и расстройства разум отключился ненадолго, забыл дать правильную команду – и тело выдало истинные чувства Софии: брезгливость, раздражение. Марк надоел ей, София его едва выносит. Но чаще всего умело притворяется.

Его невеста – умная девушка, знает, чего хочет. А хочет она удачно выйти замуж, жить в достатке и вертеть глуповатым богатым мужем.

Если кто-то полагал, что Марк не видит этого, не понимает истинных чувств и мотивов Софии, то ошибался. Марк все отлично понимал, он знал, что столь блистательная красавица могла обратить на него внимание только из меркантильных соображений.

Но его все устраивало. Марк надеялся со временем переломить ситуацию, заставить Софию полюбить. Когда она осознает, насколько муж ценит ее, насколько она с ним счастлива, то не сможет оставаться безразличной к его любви.

А еще есть теория, что если улыбаться часто и много, то однажды поймешь: тебе и вправду весело. София, выказывая симпатию и привязанность, вправду проникнется к Марку добрыми чувствами (к тому же родив ребенка – а она родит, конечно же).

Мать считала это несусветной глупостью, была убеждена, что Марк выдает желаемое за действительное.

– Зачем тебе эта свистушка, еще и иностранка? – качала она головой. – Намучаешься с ней. Изменять будет, помяни мое слово. Лучше одному, чем с этой.

Марк уважал и любил мать, всегда прислушивался к ее мнению, но в этом вопросе не был согласен. Ему выпало счастье полюбить, узнать, что это такое, а ведь не всем так везет. Поэтому объект любви следовало беречь, а чувство свое – лелеять, взращивать.

Что он и делал, восхищаясь в Софии тем, что она сумела пробудить в его робкой, занятой цифрами продаж и рынком сбыта душе нежность и благоговение.

Так было вплоть до сегодняшнего дня. Даже до последнего часа…

…но внезапно что-то случилось. В какой момент?

«Это связано со шкатулкой», – смущенно думал Марк.

Смущенно, потому что эти вещи не могли быть взаимосвязаны. Марк верил в силу разума, а не в знаки.

По инерции, по привычке он пытался делать вид, что все по-старому: он любит Софию, та позволяет себя любить и прикидывается, будто Марк ей дорог, а вместе они – счастливая пара будущих молодоженов. София плачет и боится – а ему следует утешить ее и защитить. Она посматривает на красавца-капитана, а у него от ревности в глазах темнеет. София прикидывает, как бы половчее развести его на очередной подарок, а он делает вид, что ведется на ее уловки, тогда как сам попросту счастлив баловать ее, все никак не может сказать невесте, мол, не надо интриговать, достаточно попросить, он купит.

Так было.

Но теперь видоизменилось – в этом парнишка-аутист прав.

Дело совершенно не в том, что Марк заметил: невеста его не любит, она лживая, улыбки ее фальшивы, а слова пусты; то, как она косится на Адама, – мерзко. Нет, расстановка сил, как уже говорилось, была и прежде ясна.

Но теперь Марк четко осознал, что сей факт невозможно изменить, а вступать в брак с такими исходными данными не стоит, поскольку чревато серьезными проблемами в будущем. Мама все-таки была права.

Марк еще не принял окончательного решения, еще цеплялся за былые иллюзии. Находился в подвешенном состоянии, хотя смутно понимал, к чему идет дело. Понимал – и искренне жалел Софию: она-то думает, что ее планы в силе, реализовываются полным ходом! Она не в курсе, что они с Марком вот-вот поменяются местами: не София его, а он ее станет использовать.

Жалость к девушке была настолько сильной, что сердце болело. Жалость оказалась гораздо сильнее любви.

Эти чувства бушевали в груди, а потому странности происходящего на катере доходили до Марка не в полной мере. Словно защитный заслон стоял, не давал информации прорваться. Но все же это случилось: брешь в обороне пробила Нина, неприметная женщина средних лет с удивительно яркими зелеными глазами.

– Пора признать, происходит что-то дурное, – сказала она.

– Дурное? – переспросил Марк.

– Адам, скажите им! – Женщина повернулась к капитану. – Мы должны уже прибыть в Голубац, но…

– Нина, ты всегда паникуешь, – закатила глаза ее подруга. – Скажи еще, что этот мальчик говорит правду, мы не вернемся домой. – Она засмеялась, но никто не поддержал ее, не захохотал следом. – Адам, успокойте нас!

Все апеллируют к Адаму. Правильно, он капитан. К тому же красавчик. Марк почувствовал, что Адам его бесит. Чтобы заглушить злое чувство, он тоже обратился к нему:

– Думаю, вам лучше прояснить ситуацию.

Адам, который оправился от своего приступа (или что с ним случилось), прошел к штурвалу и посмотрел на него так, будто впервые видел и лодку, и все оборудование.

– Я вожу «Дунайскую деву» не первый год. Но такого не случалось.

– Какого? – задиристо спросил Сэм.

– Первое: как она движется. Приборы не работают, но она на ходу, плывет, будто это не лодка, а рыба. А второе – куда.

– В Голубац, куда же еще! – воскликнула Елена. – Мы развернулись и направились в обратную сторону. И скоро прибудем!

Она будто заклинала чертов катер, подумалось Марку.

– Это путь куда угодно, но только не в Голубац, – дернул углом рта капитан.

– Вы сами не видите? – подхватила Нина. – Где Голубацкая крепость? Ее нет! Должна была уже сто раз показаться, но где она?

– Чуждые берега, чужие пределы, – заметил блондин, имени которого Марк не знал. То ли стихи какие-то, то ли мысли вслух.

Все ненадолго умолкли, а после заговорили разом.

– Этого не может быть.

– Что за фигня!

– Надо что-то делать.

– Как нам быть?

Галдели и смотрели на капитана, который оставался безучастным ко всему, лишь время от времени косился на нос лодки.

– Послушайте, для начала надо успокоиться, – перекрикивая всех, произнес блондин. – Заметьте, темнеет. Причем почему-то гораздо быстрее, чем обычно. Еще одна плохая новость в том, что мы, кажется, вправду не доплывем до пристани, ее и близко не видать. Хорошая новость – мы в безопасности, лодка исправна. Надо лишь решить, как поступить.

– И какие у нас варианты? – напряженным голосом спросила Тамара.

– Два, на самом деле. Причалить к берегу или плыть, куда придется.

– Ни то, ни другое, – подал голос капитан, снова принимая бразды правления. Голос его окреп. – Причаливать в темноте к незнакомому берегу опасно. Идти дальше – тоже. Предлагаю остаться на месте, переночевать здесь, а утром решить, как нам поступить. Вы ложитесь. Я спать не буду, нужно последить за обстановкой: мимо может пройти другое судно или нас может начать слишком сильно относить к берегу. В этих случаях я приму меры.

Снова все начали возмущаться, заламывать руки, перебивать друг друга. Марк думал, капитан прав. Это разумный выход, хотя приятного здесь мало.

– Если не прибудем вовремя, нас станут искать, – сказал он. – Это нам на руку. Возможно, и ночевать не придется, спасатели нас отыщут.

– Ситуация-то не вполне обычная, – с непонятной усмешкой заметил Эдвард. – Приборы и механизмы не работают. Капитан, который родом из этих мест, не узнает их. Я бы не стал надеяться на спасателей.

– Прекрати каркать, Эд! – цыкнул на брата Сэм. – Не слушайте его, он у нас малость с придурью.

– Пытаешься успокоить всех, выставив меня болваном? – Это прозвучало так по-взрослому, что Марк забыл о возрасте говорившего.

Эдвард сейчас не был похож ни на аутиста, ни на дурачка, каким прежде казался. Судя по всему, изменились не только река, берега, маршрут и порядок функционирования приборов.

– Насчет спасателей не знаю, но в целом план выглядит разумным и единственно верным, – проговорила Тамара.

Адам, никого больше не слушая, поступил, как собирался. Заглушил мотор, лодка остановилась. Двигатель и до этого по непонятной причине работал бесшумно, а теперь стих даже тот тихий плеск, с которым нос катера рассекал воду. Наступившая тишина была абсолютной, ветер не доносил с берега ни единого звука.

«Ненормальная тишина», – подумал Марк.

Другие, видно, думали подобным образом, и нарушить это безмолвие было отчего-то страшно: вдруг привлечешь к себе чье-то внимание? И Адам, и блондин с красивым лицом, будто высеченным из мрамора, умолкли, не решаясь произнести ни слова.

Какого дьявола происходит? Марк решил, что не будет идти на поводу у своих страхов.

– Если нам предстоит ночевать здесь всем вместе, давайте познакомимся. Я Марк. Это София, моя… – слово «невеста» не желало соскальзывать с языка, но Марк его подтолкнул: – моя невеста. Она из России, не знает сербского языка.

Произнеся это, он осознал, что все это время не обращал внимания на Софию, не переводил ей, что говорят другие. Обычно всегда так делал, но забыл. А она не попросила. Не участвовала в обсуждении, молчала, не требовала от Марка помощи.

Все, решительно все сегодня происходит иначе.

– Я понимаю, что они говорят, – произнесла София, глядя на Марка.

– Ты ведь не понимала, – удивился он.

На ее лице проступила растерянность, София хотела ответить, но передумала, снова умолкла, ушла в себя.

– Я Александр, – назвался блондин.

Тамара, Нина и Елена тоже представились.

Адаму не было нужды повторно называть свое имя.

– Сэм и Эдвард, – сказал за двоих Сэм.

– Уж вас-то мы знаем, – намекая на происшествие со шкатулкой, усмехнулась Елена. – Скажите лучше, почему у вас имена такие?

– Какие?

– Англоязычные. Вы тоже иностранцы?

Сэм чуть смешался.

– Я Симеон, друзья зовут Сэмом. Мне так больше нравится. А у Эдварда отец был наполовину шотландец. Наверное, поэтому так назвали. Не знаю, меня не спрашивали.

– Что ж, теперь, когда мы знакомы, не мешало бы перекусить, – сказала Елена. – Дорогой Адам, у нас есть припасы?

На катере нашлись соки, минералка, несколько плиток шоколада, печенье. Люди разбрелись по своим местам, Елена и Нина разделили еду на всех. Тамара отказалась: у нее был термос с кофе, конфеты и пакетик леденцов.

– Мне хватит, я не привыкла есть на ночь.

Марк думал, и София откажется, она не употребляла сахар. Но девушка съела все, что ей предложили.

– Как ты? – спросил Марк и, не дожидаясь, что она ответит, продолжил: – Все обязательно будет хорошо. Это лишь недоразумение.

– Недоразумение, – эхом отозвалась она, доедая последний кусочек шоколадки.

Марк проследил за ее взглядом. София смотрела на Адама.

«Сучка», – подумал он.

Обругав Софию, Марк почувствовал себя лучше. При этом он осознал, что не так уж злится на нее, гораздо сильнее его раздражает Адам. Чувство было тревожащее, острое, будто что-то чешется, а дотянуться, чтобы почесать, нет возможности.

Между тем на реку опустилась ночь.

Безмолвная, непроглядная, дикая, опасная, как в джунглях Амазонки.

«Никто не знает, где мы, что с нами. Никто нас не отыщет», – пришло Марку на ум.

Он нашел руку Софии: хотелось человеческого тепла, показалось, что и их самих уже нет больше. Случилась катастрофа, авария, что-то плохое произошло, и теперь они все мертвы.

Мертвы, хотя не сознают этого! Попали в посмертие, в лимб – ждать Страшного суда. А может, это ад? Потому что вряд ли они в раю.

– Всем спокойной ночи, – прозвучало в темноте.

Голос Эдварда был громким, веселым, он еще и засмеялся, но это не ободрило. Наоборот, сильнее напугало.

София вздохнула и высвободила свою ладонь.

Марку показалось, он теперь совсем один. Навсегда.

Глава одиннадцатая. Сэм

Ночь прошла очень быстро. Чересчур. Сэм не думал, что сумеет заснуть, никогда не мог спать сидя, удивлялся, когда другие преспокойно уплывали в сон, сидя в кресле самолета или в машине.

Прогулочный катер не стал исключением. Сэм дремал, приготовившись мучиться долгие часы, но скоро небо над Дунаем стало светлеть, розоветь, а потом на небосклон выкатилось солнце. Черным-черно, когда собственной вытянутой руки не увидишь, было недолго. Неужели ночи такие короткие? Сэм попытался вспомнить, в котором часу в это время года встает солнце, но не смог.

«Стемнело вчера тоже ненормально, – подумал он, но запретил себе размышлять на эту тему. И без того проблем хватает.

Люди вокруг завозились, просыпаясь. Хотя спали, конечно, не все.

Тамара, прямая, как телеграфный столб, точно не смыкала глаз. Адам всю ночь просидел возле штурвала, охраняя сон пассажиров.

Не спал и Эдвард.

Сэм покосился на брата. Поежился. Стыдно признаться себе в этом, но его прямо морозило, когда он смотрел на мальчишку. Не покидало стойкое ощущение, что перед ним другой человек. И не потому, что Эд внезапно забросил телефон, с которым не мог расстаться ни на мгновение, и не потому, что заговорил. Сэм знал, что брат не немой, говорить умеет, просто почему-то делает это крайне редко.

Нет. Дело было в другом. Поразмыслив, Сэм пришел к выводу, что его тревожит (да что там – пугает не по-детски!) взгляд Эда, его манера держаться. Невозможно так сильно перемениться всего за несколько часов, но у Эдварда каким-то образом получилось.

Раньше он семенил, шел мелким шагом – может, чтобы не споткнуться и не полететь на землю, поскольку не отрывал взгляда от экрана телефона. Ноги Эд ставил косолапо, отчего казалось, что они у него заплетаются одна за другую. Плечи были ссутулены, голова опущена, движения – неуклюжие, неловкие, суетливые, будто его сдавило со всех сторон или он старается занимать как можно меньше места в пространстве.

Сейчас Эд высоко держит голову, а когда говорит, смотрит прямо в глаза. Плечи распрямились, стало видно, что Эд практически одного роста с Сэмом. Шаги широкие, тело расслаблено, к тому же на лице то и дело появляется улыбка, а ведь до этого Сэм вообще не видел, чтобы младший брат улыбался.

Младший брат… Не выглядит он теперь, не говорит, как подросток! То есть Эдвард, конечно, прежде молчал, поэтому оценить, сильно ли трансформировалась его речь, нельзя, но все равно, полагал Сэм, Эд вел себя и говорил не как робкий мальчишка. Построение фраз, интонации, как у взрослого человека.

Но совсем из ряда вон был смех.

Когда Эд вчера засмеялся в темноте неизвестно над чем, всем стало не по себе, не только Сэму. Но ему – хуже остальных, потому что другие не знали, что Эд никогда не смеялся прежде. Смех – холодный, высокий, безрадостный – заставил Сэма отодвинуться от брата.

«Это не он, его место занял кто-то злой, – подумал Сэм. – Как будто феи подменили».

Немедленно отругал себя: что за детский сад? Какие феи? Это Эд, и он все время был на глазах, никто его не подменял. Просто после того, как он взял шкатулку…

Шкатулка. С нее все началось. Но даже если и так, Сэм не жалел, что нашел ее. Это была чудная вещь – завораживающая, волшебная.

«Что со мной такое! Волшебство, феи!»

Сэм никому не сказал, но, стоило ему взять шкатулку в руки, как он ощутил покалывание, трепет во всем теле. Восторг, предвкушение, будто в детстве, когда выклянчиваешь у родителей игрушку или сладость, и они идут тебе навстречу, покупают. Разворачиваешь обертку, достаешь свое сокровище… Да, точно, именно этот детский восторг Сэм испытал, взяв шкатулку в руки!

Когда она не захотела открыться, ощутил обиду – лютую, жгучую. Но еще хуже стало, когда Сэм лишился находки, выпустил из рук: другие пассажиры начали лапать ее, пытаясь открыть, и Сэм едва не взвыл от досады и злости.

Стоило шкатулке вернуться, стало спокойнее, и с той поры Сэм то и дело проверял, на месте ли она, засовывал руку в рюкзак, гладил прохладный серебристый бок.

Если честно, такое поведение было ему несвойственно. Получается, не только Эд стал вести себя необычно. Родители то и дело пеняли Сэму, что он разбрасывается вещами, не бережет их, готов подарить что угодно первому встречному.

Жвачки, конфеты, машинки, авторучки, ластики, игрушки – все-все раздавал, дважды просить не надо. Понравилась другу футболка – носи на здоровье. Мороженого хочешь, а денег нет – Сэм купит. И во всем так.

– Простодыра, последние штаны готов отдать. А почему? Потому что цены ничему не знаешь, – сердилась мама.

Отец думал, что сын начнет самостоятельно зарабатывать, поймет, как нелегко достаются деньги (и то, что на них покупается), тогда и станет более бережливым, аккуратным, экономным.

Но Сэм считал, не в том дело, виной всему характер (может, и дурацкий), не держалось у него ничего в руках. Всегда он такой был, легко расставался с вещами. Сломалась игрушка – можно играть с чем-то другим; украли кошелек или зонт потерялся – значит, кому-то нужнее.

А вот со шкатулкой было иначе. В душе Сэма проснулось тяжелое собственническое чувство, когда обладаешь чем-то, и это привязывает тебя к объекту обладания, делает зависимым. Он не задумывался об этом глубоко, но знал: шкатулка ему нужна.

Парень снова проверил, на месте ли она, попил воды. Есть не хотелось, но это пока (Эд не привык завтракать). А скоро аппетит проснется. Быстрее бы опять оказаться дома!

Мать с отцом и тетя Анастасия, наверное, с ума сходят. Поначалу подумали, небось, что Сэм во всем виноват, впутал во что-то беднягу Эда. Но потом, конечно, стало ясно: не только они вдвоем пропали, но и другие люди. Катер испарился, не причалил вовремя.

«Тогда почему нас никто не ищет?»

Девять человек не вернулись домой, исчезли вместе с прогулочным катером, а всем все равно? Где спасательные службы? Сэм поглядел на безмятежное небо. Где поднятые по тревоге вертолеты?

Он огляделся. Лица у всех бледные, опухшие, губы плотно сжаты. Все думают об одном и том же: в чем дело? Что творится?

– Здесь всегда так безлюдно? Ни одной лодки? – спросила Тамара, нарушив тишину.

Адам поднял глаза.

– Нет, – коротко ответил он, а потом пояснил: – Обычно здесь все не так. И мест этих я не узнаю. Надеялся, что в сумерках не разглядел как следует, но теперь и при свете не вижу ничего знакомого. Простите, нечем вас утешить.

Вероятно, он прав, что не лжет, говорит как есть, но Сэм рассердился. Кто их сюда завез? Кто должен знать, что делать? Капитан! А он сидит, нахохлившись, и твердит, что ничего не знает, не понимает.

– Послушайте, – подала голос Нина, – возможно, мы вчера заплыли чуть дальше, чем вы привыкли, развернулись не там и…

– И попали на другую реку? – ехидно заметила Елена. – Нина, дорогая, ты прекрасно понимаешь: где бы ни развернулись, ведь развернулись же, а значит, должны были проплыть мимо крепости.

– Местность незнакомая. Я путешествовал по Дунаю, был в этих краях, но сейчас не узнаю их, – произнес Марк.

Его невеста отрешенно смотрела на воду.

– Я же вам сказал вчера: это особые места. Марк прав, он тут не был. И никто из вас. Места, где человек побывал хоть однажды, которые покинул, хранят на себе отпечаток личности. Мы помечаем их собою, как коты метят свою территорию, и глубинное «я» все помнит. Здесь не был никто из людей, их призрачные следы отсутствуют. Эти места принадлежат кому-то другому.

Выдав тираду, Эдвард снова широко осклабился.

Ломкий мальчишеский голос произносил странные слова, Эд точно читал по бумажке, и Сэм снова подумал, как мало он похож на себя самого.

– Господи, что за бред ты несешь, мальчик, – сказала Елена. – Ты похож на злющего тролля. Давай-ка прекращай это безобразие.

Эд, не переставая улыбаться, отсалютовал ей и отвернулся, стал смотреть на реку.

– Нужно решить, как нам быть, – сказала Тамара. – В Голубаце все должны на ушах стоять, искать нас.

– Не ищут что-то, – вздохнула Нина.

– Рано или поздно найдут. Нас занесло куда-то не туда, – сказала ее подруга. – Адам, что нам делать?

– Уж точно не торчать посреди реки, – проговорил Александр. – Сейчас светло, надо двигаться. Кстати, странно, что нас не сносит течением. Вы заметили? Вода стоячая, как в пруду. Но на Дунае же сильное течение?

– На отдельных участках достигает двадцати километров в час, только…

– Только это не привычный вам Дунай, – снова подал голос Эд.

Елена сердито фыркнула.

– Адам, простите, но я уточню: вы не напутали? Точно помните, что развернули лодку? – спросила Тамара.

– И я помню! – ответила за него Елена. – Конечно, мы повернули, чтобы двигаться в обратный путь, это сто процентов!

– Значит, надо продолжать плыть в ту сторону, – сказал Александр.

– Я знаю проход на Голубац как свои пять пальцев. Мы находимся не там.

– Про знакомые и незнакомые места этот юноша нас уже любезно просветил. Но я не вижу иных вариантов, как продолжать движение.

Адам и Александр спорили, остальные молчали.

«Что у нас, права голоса нет?» – подумал Сэм и сказал:

– Давайте голосовать. Я за то, чтобы плыть.

Его предложение было принято, все высказались за то, чтобы плыть хоть куда-то. Ничего нет хуже, чем ждать и догонять, Сэм где-то вычитал эту фразу и был с нею согласен.

Капитан подчинился мнению большинства, и вскоре они снова скользили по реке. Пассажиры молчали. Сидели и смотрели по сторонам, ожидая, что скоро покажется что-то знакомое.

Сколько времени прошло? Сэм не мог понять, не ориентировался без часов. Однако желудок возмущенно урчал: пора есть. Но все припасы съедены, ни у кого ничего в заначке нет. Скоро голод станет проблемой.

Смотреть на проплывающие мимо берега, на заросшие лесом горы надоело, и парень прикрыл глаза, стараясь не думать о накрытом столе, о вкусной маминой выпечке, о сарме и тушеной с мясом фасоли.

Время шло, Сэм дремал…

– Солнце садится! – вдруг воскликнула Нина.

Сэм открыл глаза. Все кругом задвигались, заговорили. Женщина была права: солнце низко припало к линии горизонта, готовясь спрятаться за нею.

– Не может быть! – упрямо произнесла Елена.

– Отрицание истины не отменяет ее, – витиевато, в своей новой манере выразился Эдвард.

– Ориентироваться без часов сложно, но…

– Но как ни крути сейчас должен быть разгар дня, а не вот это вот! – закричала Елена. – В чем дело? Вы что сидите, такие спокойные? Не видите? Это конец света! Ничего не работает, мы застряли черт знает где, творится сплошное безумие!

– Что толку орать? – поморщился Марк. – Что предлагаете? Коллективно впасть в истерику?

Сэм, не отдавая себе отчета, прикоснулся к шкатулке.

Тут, на месте. Стало чуть легче.

– Нас нечистый морочит, – сказала Тамара.

Все обернулись к ней.

– Кто? Нечистый? – изумленно спросил Александр.

– О, здесь же Трансильвания! Вампиры, упыри, все дела, – не сдержался Сэм.

Нина недовольно покосилась. Тамара проигнорировала насмешку.

– Дух нечистый, – невозмутимо продолжила женщина. – Демон. Водяной бес. Мало ли. Кто-то из Нижнего мира, там полно разных существ. Может, мы ему дорогу перешли, вот он и изгаляется.

Нина хмыкнула. Адам покачал головой. Марк закатил глаза. Елена смотрела напряженно, ожидая, что еще скажет Тамара, и в глазах ее не было насмешки, только страх.

– Вы, например, слышали о твари, называемой Сеера? Нет? Сеера способен управлять временем, по своему желанию может замедлять или ускорять его ход.

– Перестаньте нести чушь, – резко бросил Александр.

– Забавная старушка, – дерзко произнес Эдвард.

– Тамара, уважаемая, но с чего вы… – начала Нина, но пожилая женщина не дала ей договорить.

– Я немного разбираюсь в таких вещах. Профессия, род занятий, знаете ли, обязывает.

– И кто же вы? Фольклорист? Писатель-фантаст? – осведомился Марк.

– Я ведьма, – спокойно ответила Тамара. – Люди ко мне на консультацию отовсюду приезжают.

Глава двенадцатая. Тамара

Как все уставились на нее, стоило лишь произнести эти слова! Челюсти отвисли, глаза вытащены. Говоря по правде, этого и следовало ожидать. Тамара сама была бы в шоке, если бы кто-то заявил во всеуслышание, что, он, например, некромант или хиропрактик.

Люди, которые приезжали к ней на прием, ничему не удивлялись, глаза не таращили: знали, куда едут, верили в возможности магии. А на «Дунайской деве» ее клиентов не было, так что удивление присутствующих легко спрогнозировать.

Тамара никогда не признавалась в незнакомых компаниях, чем зарабатывает на жизнь. Для чего это нужно? Говорила, что занимается бизнесом. И сейчас злилась на себя: ни к чему было говорить, что к ней отовсюду едут. Прозвучало как глупое детское бахвальство. И, если честно, было не совсем правдой.

Нет, клиенты были – и даже много. И заработок был неплохой, салон приносил стабильный доход. Но муж, экономист, начальник отдела в крупной фирме, с годами выказывал все больше недовольства деятельностью Тамары. И последняя их ссора, в результате которой она уехала, а Стефан остался, тоже приключилась на этой почве.

– Я зарабатываю достаточно, чтобы ты могла ни в чем не нуждаться и сидеть дома. Быть нормальной домохозяйкой, пить кофе с другими женщинами, ходить по магазинам, салонам красоты и в спортклуб. Зачем ты позоришь меня всем этим дерьмом?

Так и сказал: дерьмом. Хотя не был грубияном. Оказывается, начальник Стефана узнал обо всем: сестра его жены была клиенткой Тамары. Чокнутая бабенка, все в семье об этом знали. А тут выяснилось, что она ходит за советами к «потомственной ведьме», а ведьма эта – жена Стефана!

– «Потомственная ведьма»! – орал Стефан, которому начальник позвонил, когда они нежились на пляже на Серебряном озере, и все высказал в весьма резких выражениях. – С чего тебе пришло в голову так себя назвать? Насколько я знаю, ты потомок библиотекаря и хозяина мелкой лавчонки! А бабки твои и деды землю пахали, кукурузу сажали и свиней выращивали!

Они начали ругаться на пляже, продолжили в кафе и завершили все скандалом в номере, после чего Тамара собралась и ушла.

– Какая разница твоему начальнику, чем я занимаюсь, куда ходит за советами сестра его жены? – попробовала возразить Тамара, но лучше бы молчала.

– Какая разница? Какая разница, ты спрашиваешь? А такая, что они живут в одном доме, она незамужняя, он ее содержит всю жизнь. Так что оплачивает ее прихоти – это раз! А два – у них весь дом по твоей милости провонял дымом и травами, потому что, видите ли, ведьма Тамара сказала, что там плохая аура!

– Но я же только…

– Ты только что нанесла удар по моей карьере, вот что ты сделала!

И так далее и тому подобное.

У Стефана и Тамары не было детей, они всегда жили друг другом. Проводили вместе вечера, выходные и отпуска, долгие годы любили друг друга. Ничего не скажешь, удачный брак. И только в одном вопросе никак не могли найти общего языка. Стефан считал, что Тамара мается дурью (а теперь еще вредит его карьере), а Тамара полагала, что нашла свое предназначение.

Много лет она работала учительницей, а потом, когда ей было тридцать три (прямо как пишут в пособиях по эзотерике), у нее открылся дар. Она ушла из школы, открыла салон и стала вести прием. Про потомственную ведьму для красного словца приплела, в целях рекламы, это вызывало доверие. Но в целом Тамара не делала ничего плохого, не силилась выкачать как можно больше денег из доверчивых клиентов. Искренне старалась помочь.

Сколько лет минуло с того дня, как она ощутила свою силу! Тамара была уверена, что сделала правильный выбор, дав ей выход. Вот только Стефан не желал этого понять.

– Вы проводите ритуалы? Черные коты, кровь младенцев, полеты на метле, шабаш, заклинания и вот это все? – вскинул брови Александр.

Сэм засмеялся.

– Ваши идиотские представления можете оставить при себе, – ощетинилась Тамара.

– Послушайте, у вас правда есть магический дар? А вы не могли бы… – начала Нина, но Тамара прервала ее.

– Не могла бы. Чтобы предварить ваши расспросы, я расскажу. – Она замялась, но договорила. – Когда мне было тридцать три года, мы с мужем попали в аварию. Врезался в нас пьяный придурок. Он погиб, муж мой пострадал незначительно, а я чуть не умерла. Перенесла клиническую смерть, и мне кое-что открылось.

– Открылось? Вы что-то видели? На той стороне? – с жадным любопытством спросила Елена.

– Я не собираюсь перед вами исповедоваться, – отрезала Тамара.

На самом деле она ничего не помнила, даже если и видела. Но, когда открыла глаза, пришла в себя, поняла: в душе что-то изменилось. Тамара теперь знала, абсолютно точно знала, что за пределом нашей реальности есть что-то еще. Есть другая жизнь, а смерть – лишь завершение одного цикла, причем короткого.

– Что вы предлагаете клиентам? Вы же их так называете?

Так Тамара их и называла, но в устах Александра («Вот же надменный паршивец!») это прозвучало уничижительно, гадко.

– Люди, которые ко мне обращаются, находятся в жизненном тупике, и я предлагаю им найти выход, – холодно ответила Тамара.

Это была правда. Да, часто человеку требовалась поддержка психолога, а не поход к ведьме. Тамара сразу, сходу видела таких. За годы работы перед нею проходили сотни, тысячи, и она научилась выделять тех, в чьих проблемах не были виноваты сверхъестественные силы, проклятия и порча.

Тамара давала им простые, но эффективные советы, заворачивая их в обертку магии, чтобы мистически настроенный человек тщательнее выполнял рекомендации.

Той же сестре жены начальника Стефана она, конечно, посоветовала пожечь ароматические свечи с травами (их изготавливали помощники Тамары), но при этом показала ряд эффективных практик из йоги, порекомендовала фитопрепараты, которые помогут перестать нервничать по любому поводу и наладить сон. Откуда Тамаре было знать, что глупая женщина вздумает окуривать не только свою комнату, но и весь дом, мешая семье брата!

Однако приходили на прием и другие, столкнувшиеся с «темными» (так Тамара называла потусторонние силы). У кого в доме неладно, кто мучается от приворота, наложенного другой ведьмой, кому сны жуткие, навеянные выходцами из иного мира жить мешают. Тамара была честна: если понимала, что помочь не может, не бралась. Если знала, как помочь, не тянула время понапрасну, плату брала скромную. Поэтому репутация у нее была хорошая и, не давая рекламу, при помощи сарафанного радио, она никогда не знала недостатка в клиентах.

– Вижу, когда человек страдает от потери близких, когда у него горе. Знаю, какой орган не в порядке, где поселилась болезнь, – продолжала Тамара.

Это тоже была правда. Она видела ауру – нечто вроде облака, которое окутывает каждого человека. Там, где есть проблемы, обычно имелась чернота.

– Может, вы продемонстрируете нам свои силы?

Эту просьбу высказал Марк. Тамара поняла: маскирует скепсисом надежду. Хочет, чтобы ему помогли, но напрямую не попросит.

– У вас проблемы с почками, – сказала она. Это было легко. – Песок точно есть, возможно, камни. Плюс – вас часто мучают головные боли. Ешьте меньше сахара, хотя это и нелегко для вас, вы сладкоежка. Иначе скоро заработаете диабет. А если уменьшите количество сахара, так и головные боли меньше станут мучить.

Марк сглотнул и растерянно осмотрелся.

– Она права, – сказал он. – Недавно делал УЗИ и… Все так! И голова болит постоянно, и сладкое люблю.

– Простите, но это можно и угадать, – заметил Александр. – Голова болит у каждого второго. Вы полный, это может быть косвенным показателем диабета, а насчет…

Тамара разозлилась и не дала ему закончить.

– Я вас вообще-то не агитирую, не прошу денег мне дать за прием! – рявкнула она и с удовлетворением отметила: – Вам стоит проверить желчный пузырь. Еще есть проблемы с сердцем, но незначительные, возможно, это шумы. А еще могу сказать, что вы одиноки. Ни родителей, ни братьев или сестер, ни жены. Жену потеряли совсем недавно. Но если родители мертвы, то жена жива, просто она ушла от вас. – Тамара ухмыльнулась, увидев по лицу блондина, что попала в точку. – Вы разбиты, не знаете, как быть. Еще забыла: работа у вас творческая. И с ней большие проблемы.

Многое из сказанного Тамара внутренним оком видеть не могла, ляпнула наугад. Но, судя по еще более вытянувшемуся лицу Александра, поняла: попала в точку, все так и есть! Многолетняя практика работы с людьми развила в ней наблюдательность. Например, Тамара заметила, как Александр то и дело прикасается к безымянному пальцу, на котором было обручальное кольцо. Если приглядеться, след остался – кожа под снятым недавно кольцом была чуть светлее. Про умерших родственников и род деятельности по внешним приметам не понять, но так подсказывала интуиция – и это сработало.

Елена охнула. Вот уж кто как на ладони! Про ее личные проблемы Тамара могла бы часами говорить, прибавив к списку невзгод нелады с пищеварительной системой и суставами.

Нина смотрела на Александра с состраданием.

– Вы их впечатлили, – звонко сказал Эдвард.

Этот подросток вызывал у Тамары дрожь. С ним что-то происходило, и она не могла понять, что, не могла дать названия. Он был опасен. Не с момента их встречи, нет! Поначалу Тамара ему сочувствовала, видела, что он болен. Но теперь…

Та самая аура, которую она, по ее выражению, «считывала», была настолько странной, что пугала Тамару до дрожи. Она еще не успела обдумать этого как следует. А вскоре поняла, что они все изменились! Кто-то больше, кто-то меньше. Почти все, за редким исключением.

В чем дело, почему это происходило?

Ауры становились плотными, как густой туман, разглядеть что-либо становилось все сложнее. Тамаре казалось, людей окутывают коконы, белые и толстые; что внутри, понять было трудно. Она не могла знать, в чем причина, но у нее имелись догадки, и она хотела ими поделиться.

Подросток смотрел на Тамару холодными, как речные камни, глазами.

– Я не старалась никого впечатлять, – парировала она, – хочу, чтобы вы знали: всему виной это место. Оно плохо на нас действует. Я думаю… – Тамара откашлялась. – Думаю, здесь обитает нечто дурное. Оно морочит нас.

– Что это? Кто? Это ваш… как его… Сеера? – спросил Адам.

– Он никакой не «мой», и я не знаю, в нем ли дело. Привела его в качестве примера. Поймите же, вполне вероятно, что мы видим то, чего нет, а то, что есть на самом деле, от нас скрыто. Время и пространство искажены, вы и сами поняли это! Конечно, сложно поверить, но за пределами материального мира существует много такого, о чем человек обычно понятия не имеет. Однако существа из Нижнего мира (так его называют знающие) отлично видят нас с вами, могут на нас влиять, способны вывернуть наше представление о реальности, заставить нас бояться, проявлять агрессию и…

– И исчезнуть? – спросила Нина.

– Пожалуй, – ответила Тамара. – Не знаю. Но я сталкивалась с разными проявлениями потустороннего, и вот что хочу сказать. Вы ищете ответы на происходящее, исходя из привычных представлений о реальности. Думаете: нас ищут, надо плыть вверх по реке или, наоборот, вниз, а между тем ответы могут лежать в иной плоскости! Понимаете?

– Более или менее, – сказал Александр. Он больше не усмехался.

– Мало что понимаю, – одновременно с ним сказал Сэм.

– Что нам делать? Что вы посоветуете, Тамара? – спросила Елена. Взгляд был умоляющим.

– Думаю, нужно уйти с реки, – ответила Тамара. – Очевидно, мы никуда не доплывем. Точнее, не приплывем туда, куда желаем. Зачем продолжать?

– Нужно причалить, я согласна, – проговорила Нина.

– Я не хочу провести еще одну ночь на реке, скорчившись на сиденье, – поддержала Елена. – Спать нужно лежа! А палуба маленькая, всем не улечься, места не хватит.

Мужчины переглянулись.

«Решение всегда за ними, – мелькнуло в голове у Тамары. – Мы, женщины, вроде вечного придатка; они полагают, что все знают лучше. Можно подумать, штуковина между ног делает их сообразительнее».

– Я тоже считаю, что нам следует сойти на берег, – сказал Александр.

Марк коротко кивнул. Его невеста, от которой он совсем недавно не отходил ни на шаг, выглядела безучастной ко всему, сидела в сторонке.

Окончательную точку в обсуждении должен был поставить Адам, капитан. И он сказал, что им нужно найти место, куда причалить.

Все стали всматриваться, обсуждать, перекрикивая друг друга.

Эдвард подошел к Тамаре.

– Вы без затруднений убедили их сделать, что вам нужно, – тихо сказал он. – Прямо настоящая ведьма, браво.

– Я ни в чем не…

– Хватит, что вы! – По его губам скользнула улыбка. – Я же хотел вам комплемент сделать. Умеете быть убедительной. Благодаря вам мы скоро сойдем на берег. Это замечательно.

Эдвард отошел от нее – загадочный, змееподобный, вымораживающий, и Тамара подумала, не зря ли она затеяла этот разговор. Может, причалив, они совершат ошибку?

Не обрекла ли она всех (и себя саму) на что-то страшное?

Но было уже поздно: «Дунайская дева» развернулась в сторону берега.

Глава тринадцатая. София

У нее было полнейшее ощущение нереальности. Все время хотелось проснуться и удивиться: приснится же такая совершеннейшая чушь!

Но проснуться не удавалось. София украдкой щипала себя на руку; было больно, на месте одного щипка синяк, наверное, появится, а значит, все происходит в реальности.

Как-то очень быстро все пошло не в ту степь, реальность стала рушиться, оплывать, на глазах превращаться невесть во что. Только что они плыли по дивной речке, слушали Адама, Марк смотрел телячьим взором, старался под любым предлогом прикоснуться к обожаемой невесте, ловил ее улыбку; люди кругом говорили на непонятном языке, но вполне понятно восхищались красотой Софии (она привычно читала это в восторженных взглядах мужчин и завистливых взглядах женщин).

Ничто, как говорится, не предвещало, а потом придурок Сэм вытащил со дна эту штуковину – и все стало меняться непостижимым образом.

Оказалось, никуда они не плывут; не пойми как угодили в неведомое месте, незнакомое даже капитану. И берега не те, какие должны быть, и время течет как попало, и приборы не работают, и сотовые бесполезны.

Но внешними изменениями дело не ограничилось. Подводил не только окружающий мир. София чувствовала: с ней тоже творится нечто не менее загадочное, чем с катером, маршрутом и локацией, и это ощущение выбивало почву из-под ног.

Она ухитрилась заснуть, скорчившись в неудобной позе (не приняв душ, не почистив зубы, кто бы мог подумать), а когда проснулась, остальные пассажиры обсуждали, в каком направлении плыть и стоит ли это делать, а может, лучше оставаться на месте?

Нервничали, руками размахивали, говорили громко, на повышенных тонах – южный темперамент. Постепенно разговор принимал все более странный оборот: и про вампиров заговорили, и про демонов, а Тамара так и вовсе заявила, что она ведьма (очуметь!)

Но не это поразило Софию. Не то, о чем они говорили, а тот факт, что она по неизвестной причине стала понимать каждое сказанное слово!

До этой минуты она не знала сербского языка, из потока речи говорящих обычно выхватывала несколько знакомых слов, общего смысла не улавливала, поэтому давно перестала прислушиваться. Теперь же София понимала сказанное, как если бы эти люди говорили на ее родном языке.

Когда-то давно, когда София пыталась учить английский, преподаватель говорил, надо больше слушать носителей, смотреть фильмы на английском языке, пытаться говорить. Тогда рано или поздно у нее «откроется ухо», она станет понимать речь на слух. Этого так и не случилось, потому что Софии надоело, она бросила занятия.

Но может ли быть, чтобы сейчас, без усилий с ее стороны, «ухо» внезапно открылось, сербский язык стал понятен?

«Я постоянно слушаю, как они говорят. Поэтому стала понимать?»

София и сама знала, что это абсурд, такого не может быть. Но тогда в чем дело?

Это было поразительно.

Тамара вещала о том, что с ней произошло в молодости, какие таланты у нее открылись, принялась ставить диагнозы всем присутствующим, строить из себя психолога.

Стоп! Возможно, и с Софией случилось подобное: из-за происходящего на катере, потрясшего ее, она стала лингвистическим гением?

«Фантастическая бессмыслица!»

Но факт оставался фактом. Переводчик в лице Марка был ей больше не нужен. А он, не ведая об этом, не стремился переводить слова окружающих, чтобы невеста была в курсе и не чувствовала себя неловко.

С Марком тоже что-то творилось, никаких сомнений. София явственно поняла это, когда отвлеклась от своих размышлений о языковых парадоксах, дала себе труд подумать о своем спутнике.

Жених отдалился, прекратил раскидывать крылья и кружить вокруг нее, как заботливая гусыня над птенцом. Обожание, неусыпное внимание, забота, граничащая с навязчивостью, – все куда-то делось. Мыслями Марк теперь был далеко, а на Софию смотрел с чуть брезгливой жалостью, как на больного щенка, которого скоро предстоит усыпить.

София догадалась: не только ей плевать на Марка, но и она ему безразлична. Вместе с осознанием данного факта пришло кое-что еще. Девушка призналась себе, что неведомо откуда взявшееся равнодушие жениха ее ничуть не волнует, не ранит и не тревожит.

То есть Софии и раньше не было особого дела до его чувств, мнения, эмоций, мыслей. Марк интересовал ее не как человек, как мужчина, а как брачный партнер – вот такая штука. Важно было знать, что он способен ей дать, как поможет реализовать ее планы, и не более.

Но все-таки Софии было необходимо, чтобы рыба не сорвалась с крючка, а потому она в нужное время улыбалась, когда надо, была милой и ласковой, делала вид, что Марк ей интересен, что его слова имеют значение.

А теперь ей стало все равно. Брак с Марком утратил свою необходимость. В игре, которую она вела, не просто изменились правила – выигрыш сделался несущественным, да и само участие оказалось под вопросом. А коли так, зачем ублажать Марка?

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он.

Какой дурак! Разве может быть «хорошо» в нынешней ситуации?

В другое время она ответила бы что-то, хотя бы из вежливости, но сейчас было лень это делать. София проигнорировала вопрос и посмотрела на Адама.

«Вот какой мужчина мне нужен, – подумала она. – Красивое, сильное животное. Наверняка знает, что нужно женщине».

София отчетливо представила, как Адам обнимает ее, прижимается всем телом, и ощутила сладкий жар.

Марк сказал еще что-то, и София с трудом удержалась, чтобы не послать его, не заорать, не велеть заткнуться. Промолчала. А он и не обиделся.

Похоже, обоим стало до фени, что будет дальше с их отношениями. Бывает ли столь резкая перемена? Но, как видно, бывает еще и не такое.

– Думаю, нужно уйти с реки, – заявила ведьма Тамара. – Очевидно, мы никуда не доплывем. Точнее, не приплывем туда, куда желаем. Зачем продолжать?

София была с нею согласна, хотела сказать об этом, но обнаружила, что говорить на сербском языке по-прежнему не может: как не умела, так и не умеет строить фразы, не в состоянии подобрать слова, грамотно выстроить их в предложении.

«Завтра проснусь и буду уметь. Или опять перестану понимать», – философски подумала София, устав удивляться чему бы то ни было.

Решение было принято. Адам, Александр и Марк принялись бурно обсуждать, куда причалить. Это оказалось непросто: покрытые лесом горы почти отвесно спускались к воде, похожие на высоченные зеленые стены. Как отыскать место для причала и ночлега?

София не вслушивалась в обсуждения, она смотрела на Адама, думая о том, как ей хочется, чтобы все сгинули с лодки, провалились куда угодно, хоть бы и утонули, и она смогла остаться с ним наедине.

Она еще никогда не желала ни одного мужчину так горячо и слепо, как Адама, и желание это тоже было (если хорошенько задуматься) несвойственным ей. София по натуре рациональна и холодновата; жгучие, страстные порывы были чужды характеру девушки.

Марк перехватил ее взгляд и скривился, но София этого не заметила.

В итоге местечко для причала нашлось. Софии показалось, что зеленые стены раздвинулись, разъехались в стороны, явив узкую, похожую на трещину, полоску берега, небольшую площадку. В самый раз причалить, обустроиться на ночь.

«Секунду назад никакой площадки не было», – подумала София.

Если не было, то откуда взялась? Показалось, конечно. Крошечный пляжик был тут всегда, просто она его не заметила.

– Смотрите, строение какое-то! Домик прямо у подножия скалы, в глубине! – воскликнула Елена.

«Какая она все-таки корова, – подумала София, – и метит на Адама. Да кто ж ей даст».

Елена была права, и все разом приникли к борту, стараясь разглядеть дом. Адаму пришлось крикнуть, что это небезопасно, он предупреждал, что не надо всем торчать одновременно возле одного борта.

– Дом – это отлично, – с преувеличенным энтузиазмом воскликнула Нина, – если там есть люди, попросим помощи. Может, у них телефон работает, получится позвонить.

– Света в окнах нет, – заметил Александр.

– Электричество экономят, – пробормотал Сэм.

– Приедем – увидим, – поставила точку в дискуссии Тамара.

«Дунайская дева» приближалась к берегу, обгоняя надвигающуюся тьму.

Софии стало страшно. Захотелось заорать, чтобы Адам развернул катер, не причаливал к этому клочку земли (которого все-таки не было тут минуту назад!), к этому темному дому, где бог знает кто поселился.

Похоже, Марк тоже почувствовал что-то подобное, поскольку взял девушку за руку, ища защиты, или же по привычке пытаясь дать ее своей невесте (несомненно, бывшей, ведь уже смешно даже подумать о браке).

София высвободилась. Страх страхом, но холодная потная ладонь Марка вызывала омерзение. Как она могла думать о том, чтобы связать себя с этим жирным слизняком?

– Смотрите, что это там? – дрогнувшим голосом спросила Нина.

Все дружно повернулись в ту сторону. Поначалу не поняли, куда она показывает, а потом увидели далеко впереди, возле противоположного берега реки с десяток судов. Баржи, туристические кораблики и катера ржавели, сбившись в кучу. Их печальные останки, напоминающие обглоданные кости, торчали из воды, производя гнетущее впечатление.

– Откуда они взялись? Кто на них плавал? – спросила Елена.

– Неподалеку от Железных ворот есть кладбище кораблей, но оно выглядит иначе и…

– Да, Адам, мы поняли, все не так, как должно быть, – перебила Тамара. – Я ведь сказала, не стоит мерить обычными мерками.

– Почему мы их раньше не видели? – медленно произнесла Нина. – Я минуту назад туда смотрела, ничего не было.

Все промолчали. Что ответишь? Это была правда, никто из них не видел кладбища кораблей, а теперь вот оно, нарисовалось – не сотрешь.

«Они не заметили, что и площадки не было? Все берется откуда-то и исчезает в никуда. Мы тоже исчезнем?» – подумала София.

– Не смотрите, – отрывисто сказала Тамара и отвернулась, подавая пример.

Кладбище кораблей пропало из виду.

Дальше плыли молча до самого берега.

Вот и конечная точка, подумалось Софии. Знать бы еще, где они, к каким странным берегам причалили.

Адам объявил, что путешествие подошло к концу, и это прозвучало, как приговор.

Глава четырнадцатая. Адам

– Как же теперь? Ложиться спать на голодный желудок? – спросил Сэм.

– А ты не на желудок ложись. Повернись на бочок и спи, – посоветовал Александр.

Мальчишка хотел огрызнуться, сердито зыркнул, но промолчал, решил не связываться. И правильно, люди на нервах, а все, что происходит, связано с чертовой шкатулкой, которую пацан вытащил из Дуная. Сейчас он то и дело запускает руку в рюкзак, проверяет, там ли она, и у Адама сложилось впечатление, что прикосновение к коробке его успокаивают.

Адам наблюдал это несколько раз: время от времени на лице Сэма появлялось странное выражение – то ли испуг, то ли тревога, после чего он нырял в рюкзак, нашаривал шкатулку и расслаблялся, поняв, что та на месте. Боится, украдут? Кому эта штука нужна?

У всех одно желание – выбраться отсюда. Понять бы еще, откуда именно.

Стояла глубокая ночь. На огромной высоте перемигивались далекие звезды. Припомнилась известная истина о том, что многие звезды давно уж погасли, а свет их все идет, и, получается, земляне видят то, чего нет.

В точности так, как Адам видел Анжелу. После вчерашнего дня, когда она стояла возле борта, покойная жена больше не появлялась, и Адам начал надеяться, что ему попросту привиделось.

Бывает же такое – миражи, видения. На воде (правда, в море, океане) это не редкость. Здесь, конечно, не море и не океан, но…

«Но и не Дунай. Ты готов признать? Это нечто иное».

Отмахнувшись от плохой мысли, Адам повернулся на другой бок. Было неудобно, жестко, утешаться оставалось лишь тем, что они хотя бы лежали, а не сидели, как прошлой ночью на катере. Несколько человек могли и на палубе поспать (девятерым места не хватит), но лучше все-таки здесь, всем вместе.

Справа и слева вокруг костра разместились несчастные пассажиры «Дунайской девы», ворочаясь в безуспешных попытках заснуть. Повезло еще, комаров нет.

«Повезло? – скептически спросил внутренний голос. – Честно, ничего не смущает? Около воды нет комаров?»

Споря сам с собой, Адам подумал, что это возможно, если вода проточная. Однако не было не только противных пискунов, но и никаких прочих насекомых. Не трещали сверчки, не ползали муравьи, не летали мухи.

«Зато клещей не стоит опасаться, и никакой паразит не заползет в ухо, пока спишь», – отмахнулся Адам от мысли, которую не хотелось додумывать.

Когда причалили, было почти темно. Клочок земли, усыпанный мелкими камешками, сквозь которые прорастала трава, оказался еще более крошечным, чем им виделось издали. Его окружали горы, густо заросшие лесом, но подъем был все же достаточно плавным. Адам подумал, можно найти тропу, зайти вглубь, подняться повыше, осмотреться.

Но изучение территории следовало отложить до утра. С вечера нужно разместиться на ночлег. Пока Адам и Александр возились с лодкой, закрепляя ее возле берега, остальные направились к дому.

Тот стоял, прилепившись вплотную к горному склону. Одноэтажный, с черепичной крышей и деревянной дверью. Угрюмый, полуразрушенный, нежилой. Черепица, похожая на рыбью чешую, почернела и местами отвалилась. Стены в трещинах, оконные проемы ощерились осколками стекол. Дверь оказалась заперта.

– Никого нет, – разочарованно протянула Нина.

Она и вправду надеялась, что здесь окажутся люди? Обычные местные жители, которые выйдут из дома, едва завидев катер, станут сопереживать, предложат страдальцам кофе, угостят ужином, разрешат позвонить, вызовут полицию, скажут, что их уже давно ищут…

Не могло этого быть. У Адама сложилось впечатление, что они одни на всем белом свете.

Подойдя к дому, возле которого топтались Елена, Нина, Марк и Сэм, он попытался заглянуть в окно: первый этаж довольно высокий, но рост позволял. Внутри было черно, как в пещере.

– Утром посмотрим, сейчас ничего не видать.

– Может… – начал Сэм.

– Не может, – отрубил Александр, подходя. – У нас фонариков нет. Полезешь в окно, поранишься о стекло, спрыгнешь, а пол сгнил. Провалишься в подвал, ноги переломаешь. Или шею свернешь. Впрочем, если есть желание, ради бога.

– Да и утром что там делать? Ясно же, дом пуст, – сказала Тамара.

– Могли бы переночевать внутри, – упрямился Сэм, но больше для проформы.

Адам подумал, дом выглядит слишком зловеще, чтобы ему хотелось спать там.

– Ничего, на земельке как-нибудь, – сказал он.

Стали заниматься костром. Жарить на нем нечего, но согреться и тьму разогнать не помешает. Спички и бумага, к счастью, имелись, дело за ветками и дровами.

Городские жители, никогда не оказывавшиеся в подобных условиях, они принялись бестолково шарахаться по кустам, не заходя далеко, отыскивая что-то подходящее. Только Эдвард не принимал участия, сел возле воды, уставившись перед собой. Шут с ним, пусть сидит. Адам признался себе, что мальчик ему неприятен, даже немножко пугает.

Крыльцо было деревянным, и Александр отодрал несколько досок: в самый раз для костра.

«Завтра заберемся внутрь, поищем чего-нибудь на растопку», – подумал Адам и одернул себя: какое еще завтра? Завтра их тут не будет!

Через некоторое время костер удалось разложить.

Все расселись кружком, оранжевые отблески плясали на лицах.

– Мы как первобытные люди, – сказал Сэм.

– Есть хочется, – пожаловалась Елена.

– У нас ничего нет, придется потерпеть, – отозвался Марк.

Они с невестой, по-видимому, поссорились: сидели с разных сторон.

– Как думаете, нас ищут? – спросила Нина.

– Если мир вообще помнит о нашем существовании, – отозвалась Тамара.

– Ох, давайте без этих ваших приколов, – поморщился Марк.

– Как скажете.

Снова повисло молчание. Говорить им было не о чем. Кто они друг другу? Не родственники, не друзья, не добрые знакомые. Чего у них общего?

Адаму вспомнились вечера с Анжелой, парадоксальным образом похожие на этот в том смысле, что чужие люди, которым нечего сказать друг другу, оказалась на одной территории, в замкнутом пространстве.

Они поженились совсем молодыми, двадцати лет не исполнилось. Родные отговаривали Адама, причин тому было много. Анжела – сирота без роду без племени, родители давно умерли, воспитывала тетя, да и она умерла.

Познакомились в Белграде. Случайно, на улице. Адам спешил, несся куда-то, не смотрел по сторонам и налетел на Анжелу. Она всегда была хрупкая, как былинка, и он едва не сшиб ее.

– Специально тебе под ноги бросилась, – говорил Деян.

Вроде и шутил, но сказать этим хотел серьезную вещь: Анжела, конечно, не могла подстроить эту ситуацию, но в дальнейшем сделала все, чтобы Адам на ней женился. Добилась своего.

– Ты красавец, умница, мог найти шикарную девушку, зачем тебе Анжела? – наперебой вопрошали родные.

Мать, отец, брат – никто не понимал, что Адам нашел в Анжеле. Без образования и нормального воспитания, не слишком умная, невзрачная, так еще и выпить любила, от вина не отказывалась.

Адам и сам не мог объяснить, почему зацепился за Анжелу. В глубине души понимал, что это не любовь, хотя в любви зачем-то признавался. Ему было жаль девушку, и это щемящее чувство не давало покоя. Поначалу казалось, без него она пропадет. Никого у Анжелы нет, еще и Адам бросит.

Быть с нею – это как пригреть котенка, взять в дом птицу с перебитым крылом. Ответственность за тех, кого приручил.

– Нормальный брак на этом основании не построишь, – говорила мама.

Она была права. Но Адам не желал этого признавать. Пытался доказать всем, что сделал верный выбор, что счастлив.

Вот только вечера становились все более тоскливыми, все меньше было общих тем для разговоров; все меньше нежности в прикосновениях, все больше понимания совершенной ошибки.

Развестись Адам пытался трижды. Впервые – через три года после женитьбы, когда ему стало ясно, что их союз обречен. Но сказать о своем намерении не успел, выяснилось, что Анжела беременна.

Первое, что Адам почувствовал, узнав об этом, – досада: не сбежал, не получилось стать свободным. Потом стыдился этого.

Анжела была счастлива. Ходила по дому, напевая, улыбалась, превратилась в красавицу, и Адам начал верить, что у их пары есть шанс стать настоящей семьей.

К сожалению, случился выкидыш. Анжела впала в депрессию, из которой долго не могла выйти. Потом оправилась, но отношения супругов ухудшались, и Адам опять решил, что по отдельности им будет лучше. Идея жены снова попробовать забеременеть ему не нравилась, он понимал: их брак не спасут никакие дети.

Собрался сказать Анжеле об этом, но она внезапно заболела. Ей сделали операцию, итогом которой стало удаление матки, и это означало, что детей у нее никогда не будет.

Бросить Анжелу в такое время? Нет, этого Адам себе позволить не мог. Нужно было подождать. И он ждал, пока не встретил Марину. Не влюбился (кажется, это чувство было ему недоступно), но у них завязался роман, и Адам понял, что не хочет таиться, врать, прятать глаза, уходить втихомолку из дома, встречаться с Мариной в гостиницах. Какой смысл, если они с Анжелой неизбежно разведутся?

На сей раз он поставил жену в известность.

– Ты полюбил другую? – рыдая, спросила Анжела.

– Нет, – правдиво ответил Адам, – но у нас с тобой ничего не получится, сама видишь.

– Не приписывай мне свои мысли! – закричала она. – Ты мерзавец, подлый предатель!

Жена стала, как сама говорила, бороться за свой брак. Это выражалось в том, что Анжела подкараулила Марину, затеяла скандал с криками, слезами, попыткой вырвать сопернице волосы. Анжела ходила к соседям, Деяну, к общим друзьям (пошла бы и к родителям мужа, да они к тому времени умерли), сидела часами, плакала, жаловалась на судьбу, на то, что Адам злится на ее бесплодие, что бросает только поэтому, а она так верила, отдала лучшие годы, неужто в чем-то виновата?

Многие слушали, сопереживали, смотрели косо, осуждали.

Адам не отрицал, что виноват перед Анжелой: женился без любви, лгал, изменил. Всегда пытался поступать правильно – как же так вышло, что кругом неправ?

Конфликт набирал обороты. Становилось ясно, что мирно расстаться не получается. Адам порой ночевал у брата, не мог находиться дома, и тогда Анжела, прекрасно зная, что он не у другой женщины, принималась бегать и рассказывать всем, что муж у любовницы.

В разгар очередной ссоры, когда Адам хотел уйти из дома, Анжела пригрозила: если он так поступит, она не станет жить. Адам ответил, что она отвратительная шантажистка. Но, как взрослый человек, вольна поступать по своему усмотрению.

– По меньшей мере, этот кошмар закончится, – сказал он, выходя за дверь. – Знала бы ты, до какой степени я от тебя устал.

Как пишут в женских романах, то были последние слова, которые Анжела услышала от мужа.

Сейчас, лежа возле догорающего костра, Адам вспоминал это. Очередная годовщина, наиболее ужасная из всех. Неужели чувство вины грызло его настолько, что воображению удалось материализовать Анжелу?

«Или это место порождает призраков», – произнес внутренний голос, поразительно напоминающий голос Тамары.

Тем временем люди кругом погружались в сон. Дрова и ветки прогорели, остались лишь тлеющие багровые угли. Подкормить костер было некому: все спали, измученные минувшим днем. Все, даже Адам.

А потом тихий голос пробудил его ото сна, прошептав на ухо: «Пойдем со мной». Чья-то рука прикрыла губы Адама, призывая молчать. Он увидел склонившуюся над ним женщину, лицо ее было совсем близко.

Женщина улыбнулась, выпрямилась и, неслышно ступая, пошла прочь, в темноту, поманив Адама за собой.

Он поднялся, тоже стараясь двигаться бесшумно, и последовал за ней.

Глава пятнадцатая. Сэм

Ночь была короткой, еще короче, чем предыдущая. И дни тоже сокращались, светлая часть суток была куцей, пролетала моментально. Время ускорялось. Кто-то словно бы наматывал нить времени, скатывал в клубок, а потом возьмет и зашвырнет клубок куда подальше.

Или свяжет нечто новое, совсем другое, непохожее на то, к чему они привыкли.

Сэм не знал, откуда у него в голове эти мысли. Со вчерашнего вечера его мучило дикое ощущение: казалось, в мозгу образовались дыры, и в эти дыры кто-то с холодным любопытством смотрит на Сэма. Он больше не был один, наедине с собой, внутри него поселился кто-то враждебный. Чужак.

Чаще Чужак лишь смотрел, наблюдал за Сэмом. Но мог начать говорить.

– Как ты, любезный братец? – спросил Эдвард вместо «доброго утра».

Что еще за выражение – «любезный братец»?

И Эд больше не похож на себя, и Сэм, и все вокруг. И ход времени иной.

– Нормально, – буркнул он.

– Скоро станет еще лучше, – сказал Эд.

Поднялся на ноги легко и изящно, как танцор. Он не сумел бы так еще на прошлой неделе, а нынче – пожалуйста. Пошел в воде, умылся, сел на камень и уставился на воду. Неподвижный, как змея перед броском.

Остальные тоже проснулись. Костер давно прогорел, но это было неважно. Утро прохладное, от реки тянуло влагой, но все равно ясно, что скоро солнце станет припекать, роса высохнет, будет тепло.

Люди говорили негромкими голосами, сливавшимися в один сплошной гул. Как будто поблизости находился пчелиный рой или осиное гнездо.

Сэм стиснул пальцами виски. Полез в рюкзак, потрогал шкатулку. В голове немного прояснилось, а боль, зарождавшаяся в затылочной части, отступила.

– Где София? – громко спросил Марк. – Кто знает?

Вчера он, казалось, позабыл о своей невесте, они и сидели далеко друг от друга.

Тамара подняла голову, огляделась и проговорила:

– Может, в туалет захотела?

Елена, которая расчесывала волосы, опустила массажную щетку.

– Лично я с самого утра Софию не видела.

– Где она спала? – спросил Марк. – Мы с нею немного… Неважно. Она спала не возле меня.

Нина, которая стояла около дома, ответила, что София с вечера была рядом, они укладывались спать по соседству.

– Когда я заснула, она была здесь. Утром ее не видела.

Александр, который вместе с Ниной стоял подле дома, решая, что лучше: убрать осколки стекла, чтобы влезть в окно, или попытаться выбить дверь, чтобы попасть внутрь, подошел к остальным. Противный мужик, подумалось Сэму. Чванливый, много о себе думает. Козел, в общем.

– Итак, никто ее утром не видел, верно? – спросил «козел».

– Видимо, так, – отозвалась Тамара.

– Может, она в лодке? – спросил Сэм, тоже принимая участие в разговоре.

На Софию ему, если честно, было плевать. Наверное, с ней случилось нехорошее, но это было предсказуемо. Она миленькая, красивая, как кукла, блондинистая и, скорее всего, тупая, как троллейбус (странноватое выражение из арсенала тети Анастасии). Такие в фильмах ужасов всегда погибают первыми.

Но нужно было что-то сказать: когда говоришь, меньше думаешь о Чужаке, взгляд которого сквозь дыры в мозгу Сэма вдруг стал еще более ощутимым. Хотелось забыть о Чужаке хоть ненадолго.

Адам насупился и отвернулся.

– Я был в лодке рано утром, когда все спали. Так никого нет.

– Рано утром? – переспросил Марк. – А Софию не видал?

Сэм заметил, что раньше все обращались друг к другу вежливо, исключительно на «вы». А теперь запросто могли тыкнуть.

– Не обратил внимания, – ответил Адам.

Повисло молчание. Все переваривали новость.

– Выходит, София пропала, – констатировала Елена.

Показалось, или она рада? Сэм видел, как плотоядно Елена смотрит на Адама, будто голодная собака на полную миску еды. Так и хочет сожрать. Но тот не обращает на нее ровным счетом никакого внимания. Сэм понимал капитана: уж если с кем и замутить, так с Софией, она красотка, не то что жирная прилипчивая Елена. Марк не помеха, вдобавок они с Софией повздорили или вроде того. Но Елена, видать, решила, если Софии не будет, то конкуренции никакой (Нина не в счет), стало быть ее шансы возросли.

– Нужно найти девушку, – решительно сказала Нина.

– Если в лодке ее нет, значит, она на берегу. Далеко уйти не могла. Надо разделиться и поискать, – подхватил Александр.

– Это плохо. Очень плохо, – покачала головой Тамара.

– Не каркайте! – раздраженно сказал Адам. – Мы ее найдем.

Никто не говорил про еду, хотя все были голодны. Но в такой момент думать о желудке неправильно: человек пропал! И все помалкивали. Про то, что надо выбираться отсюда, тоже не упоминали: следовало сначала найти пропавшую девушку.

Пассажиры и капитан «Дунайской девы» разошлись: Марк и Тамара, Елена и Нина, Александр и Адам. Эдвард никуда не пошел, так и сидел у воды.

– Ладно, сиди и жди, – сказал Адам, как будто Эду требовалось его разрешение. – Если София вернется, позови, кричи погромче.

Эдвард чуть заметно кивнул.

– Держитесь вместе, сами не потеряйтесь, не хватало еще вас потом искать! – предостерег Александр. – Далеко не уходите, не забредайте вглубь чащи, не выпускайте из виду друг друга.

Лес вдоль берега рос густой, но продраться сквозь него было можно.

Сэму пары не хватило, но он и не стремился идти с кем-то бок о бок. Двинулся в одну сторону с Ниной и Еленой: не хотелось идти рядом с Александром и Адамом, да и Марк с Тамарой ему не сильно нравились. Лучше уж эти кумушки-подружки.

Некоторое время шли втроем, но потом Сэм устал слушать их разговоры, отошел от женщин, вопреки советам Александра. Они и не заметили.

В лесу было темно и сумрачно. Ветки хватали за руки, дергали за волосы, а если их не придержать, хлестали по лицу, словно живые недобрые существа. Земля была немного влажной, будто недавно прошел дождь, из нее тут и там торчали корни, о которые нужно было не споткнуться. Сэм смотрел во все глаза, это помогало отвлечься от происходящего, но главное – Чужак в голове не ворочался, не наблюдал за Сэмом, будто тоже следил за творящимся в лесу.

Сосредоточившись, парень не сразу увидел просвет впереди. По всей видимости, там находилась поляна.

Вскоре лес поредел, деревья расступились, образовав почти идеально круглую лужайку. Сэму показалось, он услышал женский голос. София?

Парнишка выбрался из чащи, готовясь сказать девушке, что все ее ищут, чего она здесь забыла, заблудилась? У него мелькнуло в голове, что она может не понять его слов, но потом Сэм увидел… то, что увидел, – и мир перевернулся.

На земле лежала кукла. Большая, в человеческий рост, но при этом все равно странно короткая. На кукле было светлое платье в неопрятных разводах, испачканное чем-то красным; одна нога, обутая в бежевую туфельку, была согнута, вторая, босая, выпрямлена. Руки раскинуты в стороны, словно кукла делала гимнастику или собиралась кого-то обнять.

Сэм тяжело дышал. Чужак смотрел в дыру и хохотал.

«Это не кукла, болван», – кричал он.

Дождался момента, чтобы заговорить.

Да, Сэм видел теперь, что не кукла.

На земле, залитой кровью, лежала София. Крови было много, все кругом – красное, клюквенно-алое. Платье Софии, ее туфельки; ее стройные ноги, тонкие руки и красивое тело. Вот только…

– Голова, – прохрипел Сэм, – где же голова?

Он заметил движение на противоположной стороне поляны. Убийца, возможно, еще не ушел! Если Сэм слышал голос, значит, София только что была жива! Хотя, быть может, ему почудилось.

Сэм резко повернул голову и увидел, что чуть поодаль, спиной к нему стоит человек. Мужчина. Вернее, не стоит, а уходит с поляны. Миг – и мужчина скрылся за деревьями.

Кто это такой, Сэм не сумел рассмотреть, слишком быстро все случилось, разглядел лишь, что на нем было что-то темное. Вроде бы футболка или рубашка синего цвета.

Сэм попятился, хотя, наверное, храбрец на его месте бросился бы в погоню за преступником. Но Сэм не был храбрецом, ему было страшно, как никогда в жизни. В голове гудело, будто в дырах, проделанных злобным Чужаком, свистел ветер.

«Убийца знает, что ты его видел, – захихикал Чужак, – он обойдет поляну и набросится на тебя сзади! Чик – и твоя пустая башка тоже свалится с плеч».

Стоило Чужаку упомянуть голову Софии, как Сэм увидел ее. Она лежала за старым сухим пнем, закатившись за него, как самый ужасающий на свете мяч. Широко распахнутые тусклые глаза смотрели в небо, рот раскрыт, одна щека расцарапана.

Вдалеке звонко треснула ветка, и это стало последней каплей. Сэму почудилось, что к его виску приставили пистолет – и прозвучал выстрел. В мозгу что-то сместилось, чтобы уже не встать на место.

Сэм бросился обратно в чащу и, не разбирая дороги, побежал к догоревшему костру, к берегу реки, к людям. Правда, поначалу заплутал, рванул не в ту сторону, покружил по лесу, пока ноги сами не вынесли его куда надо.

Потрясенный, перепуганный, не замечающий, что вопит во все горло, Сэм ломился сквозь деревья и кусты, как лось, и, когда чудом отыскал-таки путь, вылетел на поляну, был весь исцарапан, исхлестан ветвями, будто неизвестный преступник покушался и на него.

Эдвард, стоявший возле воды, обернулся, и Сэм краем сознания отметил, что он улыбается – снова улыбается своей новой ледяной и вместе с тем безумной улыбкой. Больше никого не было, но вскоре остальные стали выбегать из леса, услышав крики Сэма.

– Она там! Я видел! – орал парень, стараясь перекричать голос Чужака, который нашептывал ему, что убийца – один из тех, кто плыл на катере, обзывал Сэма трусливым зайцем и добавлял, что он – следующая жертва, свидетель, от которого надо избавиться.

Сэм почти ничего не соображал, пока не почувствовал, как обожгло щеку. Тогда он перестал кричать и уставился на возникшую перед ним Тамару.

– Тише, тише, успокойся, – сказала она. – У тебя истерика.

Пожилая женщина обхватила Сэма за плечи.

– Ты меня слышишь? Кивни.

Сэм слышал. Кивнул.

– Вот и славно, – проговорила Тамара, усаживая его на поваленное бревно на краю поляны, – присядь, вот так. Дыши глубже. Кто-нибудь, дайте воды.

Ее заботливые руки пригладили его волосы, поднесли ко рту воду.

«Из Дуная, сырая. Пить опасно, но другой нет», – пронеслось в голове.

«Ничего, малыш! Если выпить воду, черепушка не отвалится», – заржал Чужак, и Сэма вновь затрясло. Перед глазами все кружилось, но он пытался сосредоточиться. Нужно рассказать, в чем дело, предостеречь!

Сэм облизнул сухие, колючие губы, стараясь смотреть прямо перед собой. Как выяснилось, все остальные собрались вокруг. Нина и Елена сидели на корточках перед Сэмом, мужчины стояли за их спинами.

«Я так кричал, что все услыхали и прибежали».

«И убийца прибежал, – давился смехом Чужак. – Готовься, малыш».

Сэм застонал.

– Можешь говорить? Скажешь, что случилось? – мягко спросила Нина.

– Ты что-то видел в лесу?

Это произнес Марк. Сэм поднял голову и посмотрел на него.

– София. Ваша невеста.

– Что с ней?

– Она мертва.

Люди ахнули – точно волна пронеслась.

– Я видел. Она в лесу, лежит на лужайке, – с усилием выговорил парень. Язык, как распухшая губка, еле ворочался во рту.

Сэму отчего-то захотелось спать.

– Ты уверен? – хором спросили Александр и Адам.

– Сэм, милый, скажи, пожалуйста, ты не мог напутать? Может, София без сознания, ей нужна помощь? – спросила Нина, не подозревая, насколько глупо звучат ее слова.

Тамара, как заботливая бабушка, продолжала поглаживать его по спине.

– Если у тех, кто теряет сознание, голова отваливается, то да. Напутал. Но я о таком не слышал, – с претензией на юмор отозвался Сэм.

Чужак, к счастью, умолк. Убрался в одну из дыр, из которых вылез. Может, надо поспать, и все пройдет? Как же хочется выспаться!

Все одновременно (и чрезмерно громко) говорили. Никак не желали верить, что Софии отрубили голову.

– Везде была кровь, – преодолевая сонливость, сказал Сэм. – Мертвая… Тот, кто отрубил ей голову, тоже там был.

Елена и Нина вскрикнули. Марк прижал ладони к лицу. Тамара что-то прошептала. Молитву? Или ведьмовской заговор? Она же ведьма.

– Ты его видел? – спросил Александр.

Сэм прикрыл глаза: да.

– Кто? – выкрикнул Марк.

Говорить было все труднее. Сон наваливался, как душная подушка.

– Мужик. Высокий. В темной одежде. Синей, что ли…

Больше Сэм не смог ничего произнести. Его сморило окончательно, и он был рад этому: не чувствовал больше дыр в голове, не ощущал взгляда Чужака, не слышал его голоса.

Сэм привалился к плечу Тамары и в ту же секунду заснул.

Вырубился, отключился, как перегоревшая лампочка.

Глава шестнадцатая. Елена

Дикость, господи, какая дикость! Елена не могла собраться, успокоиться. Как Нине удается быть невозмутимой?

То, что происходило, не укладывалось в сознании. Кто-то из них убил человека, голову ему (точнее, ей) отрубил! И пускай человеком этим была София, которая не нравилась Елене, все равно! Меры ведь надо принимать!

Елена плохо спала, вторые сутки толком не ела. Все было не так. Она застряла в жуткой дыре с горсткой чужих людей, каждый из которых мог оказаться кем угодно: садистом, маньяком, убийцей, психопатом. Хорошо еще, что Нина здесь. Боженька, благослови рассудительную, надежную Нину!

Когда они были в лесу, искали Софию, Нина сказала, нужно попытаться найти дорогу.

– Лес вполне проходим. Если постараться, можно выбраться куда-то, где есть люди. В конце концов, мы в центре Европы. Здесь полно народу!

И пусть Елена (да и Нина, наверное) сильно сомневалась, что клочок земли, куда они угодили, – обычное место, что они всего лишь сбились с пути, потерялись, а значит, сумеют выйти на верную дорогу, голос подруги подействовал успокаивающе.

Елена чувствовала себя ужасно. Кое-что произошло минувшей ночью, и ей требовалось поделиться с подругой, она всегда так делала. Но сначала кругом находились люди; после, когда отправились на поиски, рядом был Сэм, при нем тоже не поговоришь. А затем Нина начала рассуждать, как им выбраться. Только закончила – они услышали крики, начался сущий ад.

Сейчас, услышав слова Сэма, Елена сидела, как оглушенная. То, что произошло ночью, приобрело особое, пугающее значение. Может ли Елена промолчать об этом? Или поведать только Нине? Но Нина (сто процентов!) велит ей рассказать остальным. Скажет, это важно!

Это и правда так, но…

«Все еще думаешь, что сможешь покорить его сердце? А ты уверена, что это тебе нужно?»

Люди суетились вокруг Сэма. Он внезапно заснул, и это было больше похоже на обморок. Парня положили на землю, Тамара и Нина хлопотали вокруг него, пытались привести в чувство.

– А если парень переутомился, ему отдых нужен? Стоит ли тормошить?

– Александр, возможно, это шок, – ответила ему Тамара. – Ненормально, согласитесь, что человек спит настолько крепко, не реагируя ни на что! До чего жаль, что среди нас нет врача!

– Полная отключка, – прокомментировал Эдвард, и Нина неодобрительно покосилась на него.

Мальчишке не жаль брата? Елена где-то читала или в кино видела, что у аутистов эмоции не развиты, они не эмпатичны, не испытывают обычных человеческих чувств, включая сострадание, сопереживание. Выходит, Эдвард не виноват в своем жестокосердии? Возможно. Но все равно мальчишка пугал Елену, с ним что-то было не так.

«А кем «так»? С тобой?»

Честно говоря, Елена чувствовала, что с нею тоже не все в порядке. Не в голоде, усталости, страхе и недостатке сна дело (хотя и в них тоже). Кажись, аллергия началась. Никогда ничего подобного не было, но ведь аллергия в любое время, в любом возрасте может проявиться, если появится аллерген, да?

Вероятно, это произошло, поскольку вчера у Елены на внутренней стороне бедер, на сгибах локтей появилась сыпь. Возможно, здесь растение аллергенное произрастает. Или в воздухе что-то, или в воде.

Красные пятна становились все больше, увеличивались прямо на глазах, чесались. Краснота расползалась быстро: уже утром руки до плеч были алыми! Хорошо еще, погода прохладная, Елена натянула кофту, пока никто ее состояния не заметил.

Ноги выше колен тоже полыхали огнем. Кожа зудела, была горячей, Елена украдкой скреблась (неудобно же на людях). Когда ходила в кустики, в туалет по-маленькому, почесалась от души. Прекратила, лишь когда заметила глубокие царапины от расчесов.

Сегодня засвербела еще и голова, и Елене приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не запустить пальцы в волосы и не начать чесаться, как блохастая кошка. Все это сводило с ума!

А еще и убийство, и то, что Елена видела ночью!

– У Сэма кожа ледяная, – озабоченно сказала Нина. – Что с ним такое?

– Костер разложить, чтобы он согрелся? – предложил Адам.

– Или в помещение его перенести, устроить поудобнее, – сказал Александр. – Мы в любом случае хотели осмотреть дом.

– А Софию поискать мы не хотели? – едко осведомился Марк. – Ее убили, если верить этому парню! Надо найти ее, узнать, кто убийца. Может, как раз Сэм?

– Да вы посмотрите, в каком он состоянии, – возмутилась Нина, – его колотило, а теперь мальчик и вовсе…

– Тогда как вы подозрительно спокойны, – перебила Тамара, держа Сэма за руку, – вашу невесту убили, а вы ни слезинки не пролили! Держитесь равнодушно, а София-то – близкий вам человек. Может, вы и есть убийца?

– Что вы несете, вы в своем уме? – вскричал Марк. – Не ваше дело, что между нами произошло, не имеете права бросаться такими обвинениями!

– Смотрите-ка, занервничал, – с неуместной веселостью заявил Эдвард.

Его насмешливый тон, ссора, которая готова была вспыхнуть, резко усилившийся зуд – все вместе переполнило чашу терпения Елены, и она закричала:

– А ну прекратите! Я кое-что видела ночью!

Все посмотрели на нее. Она, не удержавшись, почесала голову. Какой же кайф почесать там, где чешется! Но удовольствие было мгновенным, а после все стало зудеть еще сильнее – и голова, и руки, и ноги, а вдобавок лицо.

«Должно быть, я выгляжу огородным пугалом, – пронеслось в мозгу, – непричесанная, немытая, вся в расчесах».

– Что ты видела? – спросила Нина.

В глазах читался вопрос: почему мне не сказала?

– Я не знала… А если это не имеет значения… – забормотала Елена.

– Ох, да говорите же! – воскликнул Александр. – Аудитория у ваших ног. Наслаждайтесь.

«Они считают меня глупой курицей, выскочкой!»

– Я не спала, не могла уснуть, потому что…

«Потому что все адски чесалось!»

– Не важно. Короче, я видела, что София встала тихонечко и подошла к Адаму.

Марк нервно хмыкнул.

– Адам спал, но она что-то сказала ему на ухо, он открыл глаза. А потом София пошла в лес, Адам – за ней, – выпалила Елена.

Адам покраснел, скрестил руки на груди.

– «Сказала»? София не говорит по-сербски, – заметила Тамара, вопросительно глядя на Адама.

Ждала, что он станет все отрицать, и выяснится, что Елена лжет?

– София произнесла что-то типа «пойдем», – сказал Адам, подтверждая ее слова.

– А потом им стало не до разговоров, – развеселился Эдвард.

– Они ушли вместе в лес, понимаете? И их долго не было!

– Процесс не быстрый. Капитан – молодчина!

– Хватит! – велел Адам то ли Елене, то ли мальчишке.

– Нет, отчего же, – возразил Марк. – Пусть Елена продолжит. Это крайне интересно. Выходит, вы с Софией были в лесу? Зачем пошли туда? Вы с ней…

– Да! – взорвался Адам. – Да, она меня позвала, и я пошел. Она взрослый человек, и я тоже. Какое вам всем дело до того, что мы делали?

– Спать с чужой невестой не очень-то красиво, но ваш моральный облик никого не волнует, – сказала Тамара. – Нас интересует, что случилось потом!

Елена прижала ладони к лицу, которое нестерпимо пекло. Надавила на кожу, надеясь унять зуд, но тщетно.

– Адам вернулся минут через двадцать и лег. А София не вернулась. Уже стало светать, я смогла заснуть, не знаю, возвращалась ли она.

Все смотрели на Адама, и Елена, пользуясь этим, стала чесать щеки и лоб.

– Что вы уставились? – Он хлопнул себя по бедрам. – Считаете, я ее убил? Вы с ума посходили! Переспал не значит, что убил, ясно?

– Но вы, похоже, были последним, кто видел ее живой, – заметила Тамара.

– Последним Софию видел убийца, – заметил Александр.

– Вот именно! И это был не я! – Адам уже кричал.

«Чересчур нервничает», – вскользь подумала Елена, вся отдаваясь процессу чесания.

– Вы ведете себя так, будто вас уже обвиняли в убийстве, – сказал Эдвард, вторя мыслям Елены. И прибавил, невинно глядя на капитана: – Вас обвиняли в убийстве женщины?

Адам дернулся в его сторону, и Елене показалось, он сейчас набросится на дерзкого мальчишку, вытрясет из него душу. Но Адам взял себя в руки и проговорил почти спокойно:

– Любой на моем месте нервничал бы. Я не убивал Софию. Клянусь, не убивал. Подумайте, зачем мне это? Я увидел ее впервые в жизни, когда она пришла на пристань.

– Может, она сопротивлялась? – спросила Тамара.

– Елена сказала, она сама позвала его. Позвала, чтобы что? – произнес Александр. – Чтобы сопротивляться? Где логика?

Адам с благодарностью посмотрел на него.

– Сэм сказал, ей голову отрубили. Чем бы я это сделал? Спросите Елену, была ли у меня с собой катана или меч!

Несколько человек обернулись и посмотрели на Елену. Она не успела вовремя отнять руки от лица, поняла, что они заметили. Елена разозлилась на Адама, который привлек к ней ненужное внимание, и с вызовом произнесла:

– Сэм сказал, убийца был высокий, в темной одежде. Возможно, синей.

– Она права, – проговорила Тамара, коснувшись ладонью волос лежащего на земле парня. – Так и сказал.

На Александре была белая футболка. Он единственный вне подозрений.

Рубашка Эдварда была черно-синей; футболки темных оттенков были и на Марке, и на Адаме, но Марк – невысокий и полный. Ничего не скажешь, Адам подходил идеально: высокий рост, широкие плечи, синяя футболка.

– Полный бред! – Адам взъерошил волосы. – Меня нарочно пытаются подставить.

– Кто? Кто пытается? – спросил Марк и глянул на Сэма. – Он? Видно же, Сэм не врал. Мальчик, может, и не семи пядей во лбу, но точно был поражен, до сих пор в себя не пришел. – Марк перевел взгляд на Елену. – Или она?

Елена дернулась. Наверное, многие заметили, что она неровно дышала к Адаму. А теперь стало ясно, что он ее отверг. Не хватало, чтобы они решили, будто Елена оболгала Адама из мести! Позорище! Зачем она вообще рассказала о том, что видела?

Задумавшись, Елена не замечала, что скребет лицо все сильнее.

– С тобой все хорошо? – встревоженно спросила Нина.

– Аллергия, – буркнула Елена, спохватившись. Проворно опустила руки, чувствуя, как пламенеет кожа.

– В любом случае, ей лучше, чем Софии, – сказал Эдвард.

– Парень, прекрати свои шуточки, – с некоторой угрозой проговорил Адам.

– А то что? Отрубите голову и мне тоже?

– Отрубить голову? О чем это вы говорите? И почему «тоже»? Кому-то уже успели отрубить? – прозвучал женский голос.

Все вскинулись. Тамара издала хрюкающий звук. Марк нервно моргнул. Елена на миг позабыла о своей чесотке.

На краю поляны стояла София. Целая и невредимая, как минимум, с головой на плечах.

– Мамочки, – по-детски сказала Нина.

А Елена подумала о том, что иностранка София, которая не говорила на сербском, вернулась из леса не только живой и здоровой, но еще и выучила новый язык.

– Ты жива! Слава богу, – сказал Адам.

Вот уж кто испытал облегчение: подозрения с него автоматически снимались!

– Более чем, – засмеялась София. – Более чем!

Елена подумала, на самом-то деле девица отлично знала, что ее считали убитой. И ничуть этому не удивилась, потому что…

«Потому что это запросто может оказаться правдой. Сэм не соврал, он мог видеть Софию мертвой, и тогда перед нами – восставший мертвец!»

Елене хотелось упасть без чувств. Лежать себе, как Сэм.

Хотелось очутиться за тридевять земель от этого треклятого места. Но она знала: не бывать такому. Они обречены оставаться здесь.

Мертвая (но, может статься, восставшая из мертвых!) София улыбалась издевательской улыбкой.

Елена чувствовала, что не в силах сдерживаться, и принялась яростно расчесывать кожу, царапая ее ногтями, пока не выступила кровь.

– Прекрати! Елена, перестань сейчас же! – кричала где-то далеко Нина.

Елена не слышала, она ничего больше не слышала, и даже вид собственной крови не мог заставить ее остановиться.

Глава семнадцатая. Марк

Снова стало темно. Сколько продлился день? Лето на дворе, дни должны стоять нескончаемо длинные, но на это место законы природы не распространяются.

Сегодня светло было от силы часов семь, и далее дни будут становиться все короче, Марк был в этом уверен. Ночи тоже короткие, кургузые. Кто-то откусывает по кусочку и от дня, и от ночи, пожирает сутки за сутками, а когда есть будет уже нечего? Что тогда?

Тогда они все провалятся во мрак. Не в ночь, заметим, а во мрак! Ночь и голодная тьма – разные вещи. Ночь – естественная часть миропорядка, нормального хода вещей. А мрак, в который они неминуемо провалятся, – это нечто потустороннее, запредельное.

Когда Марк был маленький, бабушка рассказывала ему про то, что есть несколько миров. Есть Божий, Верхний мир, там возле светлого Бога живут ангелы. Есть мир людей, где мы находимся, пока живы. А есть Нижний мир, пристанище тварей, которые человек не способен вообразить, представить себе.

Твари из Нижнего мира всегда настороже, ждут возможности прорваться к людям и делают это в каждом тонком месте, каждый раз, когда по той или иной причине слабеет защита между мирами.

Марк спросил бабушку, где эти тонкие места, а она ответила, что они могут быть всюду. Даже в душе отдельно взятого человека. Ведь душа – поле битвы Бога и Дьявола, и, если Нечистый одерживает победу, душа человека чернеет, сжимается, становится дырявой, как решето, в нее может просочиться тьма, могут проникнуть сущности из Нижнего мира.

Это было настолько страшно, что Марк боялся ложиться спать, закрывать глаза. Родители узнали, что его напугало, попросили бабушку больше не тревожить мальчика. Марк слышал, как они скандалили. Родители говорили, что незачем забивать впечатлительному малютке голову жуткими вымыслами, а бабушка стояла на своем. Аргумент был таков: это никакие не сказки, а самая настоящая правда, к которой ребенку следует быть готовым.

Закончилась история тем, что мама с папой убедили сына: бабушка фантазирует, в небылицы верить глупо, поэтому бояться нечего. Марк поверил им, потому что никакого Нижнего мира не видел, руками не трогал, голосов его не слышал.

Куда ни глянь все было материальное и предельно понятное: дом, родители, учеба, друзья, оценки, деньги, еда и питье, мебель, растения, здания и прочее. Верилось в это легко и просто.

Лишь сейчас, спустя столько лет, Марк понял, что родители ему лгали, а бабушка, скончавшаяся давным-давно, говорила правду.

Нижний мир существует.

Твари, обитающие там, реальны.

Тонкое место может образоваться где угодно.

Соединительная ткань между мирами разошлась, и «Дунайская дева» вместе с пассажирами и капитаном провалилась в разлом.

Теперь им не выбраться. Марк понял это, когда увидел Софию, вышедшую из леса на поляну. Начал понимать раньше, когда все стало меняться, в том числе и его отношение к красавице-невесте, но окончательно и бесповоротно осознал, что шанса больше нет, именно в тот момент.

Что стало причиной? Шкатулка, которую достал со дна Дуная Сэм?

Это первое, что приходило на ум. Но то, что бьет в глаза, не всегда верно, так ведь? Ложь – вот что годами, веками подтачивало мир! Все всюду врут, погрязли в обмане. Взять хоть его самого. Родители лгали про Нижний мир. София лгала, что хочет стать верной и преданной женой. Да и он лгал себе, будто верит ей.

В какой-то момент вранья стало столько, что его масса продавила ткань между мирами. Души людские почернели от лжи до такой степени, что битву одержал Нечистый, посему души и стали тонким местом. Все случилось так, как говорила бабушка!

Теперь они очутились в Нижнем мире, и скоро их ждет неизбежное. Оно уже происходит! Процесс набирает обороты.

Костер горел, люди сгрудились возле него, молча глядя на огонь. Никто не произносил ни слова: вдоволь наговорились за день.

После появления Софии случилось многое. Марк вспоминал об этом, прокручивая события в голове, и подспудно чувствовал, что мыслит он не так ясно, как обычно. Мысли были похожи на вялых улиток: ползали в глубине сознания, оставляя за собой скользкий густой след.

Никто не спал, кроме Елены. У Тамары нашлись успокоительные пилюли, и несчастной женщине скормили чуть не половину пачки, прежде чем она смогла успокоиться, а потом и заснуть. Марк думал, что лучше бы ей не просыпаться вовсе, слишком кошмарным окажется пробуждение.

Марк с содроганием припоминал, как Елена дико вопила, царапая лицо, руки, шею, как выдирала клочьями волосы, наматывая их на кулак.

Нина и Тамара пытались остановить ее, но она извивалась червем, вырывалась, как дикий зверь, и снова принималась чесаться.

– Я не могу, чешется! – орала она, а потом будто позабыла слова, только рычала, выла и стонала.

Елена сдирала с себя кожу, и только когда Адам и Александр навалились на нее, прижимая к земле, не давая ранить саму себя, прекратила биться. К счастью, Тамара нашла таблетки, и они с Ниной уговорили Елену принять их.

Постепенно помешанная угомонилась, лежала тихо, только шевелила губами, как будто хотела что-то рассказать, но не могла решиться. Смотрела перед собой тупым, невидящим взглядом. Марк полагал, что женщина либо сошла с ума, либо на грани безумия.

Нина, как могла, обработала раны и царапины Елены: все у той же запасливой Тамары нашелся антисептик, но его было катастрофически мало. Закончив процедуру, Нина то и дело подходила к Елене, проверяла, как она, осторожно гладила подругу по волосам.

– Такое с нею бывало прежде? – спросил Александр.

Марк не спрашивал – зачем? Неважно, что конкретно приключилось с Еленой. Важно, что произошедшее – их очередной коллективный шаг в бездну.

– Она всегда была совершенно здоровой, – ответила Нина. – Почти ничем никогда не болела. Сказала, что это аллергия, но у нее никогда не было аллергии, мы знакомы с детства. Такой страшный зуд – с чего бы?

– Мы не можем заразиться? – спросил Адам.

Тамара посмотрела на него, как на кретина.

– Это не физическая болезнь. Я вам говорила. Само место сводит нас с ума – всех по-разному.

Нина смахнула слезы.

– Антисептика больше нет, раны могут загноиться. Никаких лекарств нет тоже, Елена проснется и снова начнет чесаться. Что тогда делать?

– Нужно найти выход отсюда, – сказал Адам. – Мы должны выбраться как можно скорее.

– Не получится, – равнодушно проговорил Марк, и ему было все равно, когда они принялись убеждать его, что нельзя сдаваться, а упаднические настроения вредны и деструктивны.

Глупцы, что они понимают?

Про Софию в суматохе забыли, но потом все же вспомнили.

– Ты в порядке? – спросил Адам, чувствуя себя неловко. – Сэм сказал, что видел тебя мертвой, с отрубленной головой. Бог знает, что ему привиделось в лесу. Теперь он спит.

Девушка посмотрела на Сэма и улыбнулась.

– Сон разума, говорят, рождает чудовищ. Наверное, бедолага спятил. – Она лукаво улыбнулась. – Или нет.

– Что это должно означать? – резко спросил Александр.

София не удостоила его ответом.

– Что ты делала в лесу?

Девушка посмотрела на Адама и нарочито, вызывающе облизнула губы.

– Ты им не рассказал, дорогуша? Мы трахались. Совокуплялись, как животные, – с видимым удовольствием выговорила она.

Адам откашлялся, избегая смотреть на Марка. Думал, Марку не все равно. Впрочем, отголоски былого чувства еще жили глубоко внутри, потому что рот открылся помимо его воли, и Марк выплюнул:

– Паршивая шлюха.

– Лучше быть шлюхой, чем тобой, – ухмыльнулась она.

– Хватит! – оборвала их Тамара. – А что потом? Адам вернулся на поляну, а что делала ты?

– Спала. Вволю гуляла по лесу. – София провела рукой по пышным блестящим волосам, которые выглядели так, словно она только что сделала укладку в дорогом салоне. – Делала, что хотела.

– Когда ты успела выучить сербский язык? – задал Александр вопрос, который не имел, не мог иметь вразумительного ответа.

– Я всегда его знала, – спокойно ответила София.

– Врешь, – сказал Марк.

Она пристально посмотрела ему в глаза, а потом произнесла ту же самую фразу на английском. Затем, все быстрее и быстрее, стала говорить на французском, испанском, итальянском, арабском, греческом и разных других языках. Этих языков Марк не узнавал, но, вероятно, София повторяла: «Я всегда его знала».

Потом умолкла и расхохоталась.

Все растерянно молчали, не понимая, как реагировать на ее поведение, что должна значить эта сцена. София же будто потеряла интерес к собеседникам. Посмотрела на Эдварда и направилась к нему, хотя прежде вообще не замечала мальчика. Они выглядели, как заговорщики, когда сели вместе, плечом к плечу, возле воды.

Остальные, по всей видимости, отходили от шока. Первым пришел в себя Александр.

– Друзья мои, давайте успокоимся и решим, что делать дальше. – Он сделал паузу, убедился, что его слушают. – Нина и Тамара пусть останутся здесь и присмотрят за больными – Еленой и Сэмом. София и Эдвард соберут для костра сухих веток. Мы с Адамом и Марком осмотрим дом. Надеюсь, найдется то, что может сойти за дрова. Маловероятно, но вдруг отыщется что-то полезное: подушки, одеяла, бинты, лекарства.

– А уйти отсюда вы уже не хотите? Передумали? – спросил Эдвард, обернувшись.

– Разумеется, хотим. Но у нас на руках двое больных людей, о них нужно позаботиться, – ответила ему Тамара.

– И вдобавок найти дорогу сегодня уже не получится. – Адам указал на небо. – Темнеет.

Это короткое слово больно ударило Марка (и не только его). Адам прав, снова смеркается, а ведь совсем недавно было утро. Эдвард, выслушав ответы, отвернулся. София что-то прошептала ему на ухо, и он качнул головой, то ли соглашаясь, то ли отказываясь.

Марк не стал больше смотреть на них. Вместе с Адамом и Александром они устроили Сэма и Елену рядом, оставили с ними женщин и пошли к дому.

– В окно полезем или дверь попробуем выбить? – спросил Марк.

Адам осмотрел дверь, подергал.

– Она открывается наружу, косяк крепкий. Выбить сложнее. Предлагаю в окно.

– Согласен, – ответил Александр и стал искать что-то, чем можно посшибать опасно торчащие осколки выбитых оконных стекол.

Дом затаился, наблюдая за людьми. Он не ждал гостей и не желал их прихода. Марк подумал о том, кто жил здесь прежде. Почему дом покинут? Где хозяева? Умерли или уехали?

Пока он размышлял, Александр и Адам палками и камнями сшибли стекла, освободив путь. Подоконник располагался довольно высоко, Марк не смог бы влезть, подтянувшись на руках.

Думая об этом, Марк, как ни странно, не чувствовал неловкости из-за своей полноты, неспортивности (как часто бывало). Ему было все равно, нынче он концентрировался на другом.

– Я первый, – сказал Адам, – посмотрю, может, сумею открыть дверь.

– Только сразу вниз не прыгай, посмотри, что с полом, – предупредил Александр.

С полом все оказалось в порядке. Легко взлетев на подоконник, Адам увидел, что пол целый, и приземлился на него.

– Ну как? – спросил Адам. – Сможешь открыть дверь?

Некоторое время Адам молчал, а потом Александр и Марк услышали сначала толчки, глухие удары, а затем скрип открывающейся двери.

– Странно, конечно, но она была заперта изнутри на задвижку, – проговорил Адам, появившись в дверном проеме. – Получается, человек заперся, а после покинул дом через окно?

– Или вовсе не покидал его, – заметил Марк.

«Для того чтобы попасть в Нижний мир, обычные двери не требуются», – подумал он, но не стал говорить этого вслух.

– Все в порядке? – крикнула Нина, которая шла к костру с охапкой веток.

Эдвард и София тоже копошились в кустах, собирали ветви.

– Нормально, – отозвался Александр.

Через пару секунд трое мужчин были внутри.

– Хорошо, что пока все видно, можно оглядеться, – заметил Марк.

Хотя смотреть особо было не на что. Дом был больше, чем казалось снаружи, но все равно невелик. Коридор, три комнаты, кухня. Из большой комнаты можно было попасть в еще одну комнатку, совсем крошечную, а еще имелась кладовая – вот и все хоромы.

Мебели оказалось мало. Не то вывезли, не то ее вовсе никогда в изобилии не было. Имелись лишь шкаф, круглый стол, несколько стульев и тумбочек, все это можно использовать для растопки. Вся обстановка ветхая, старая, бог знает, с каких пор она тут.

– Ого, а вот это круто! – крикнул Александр из глубины дома, появляясь с топором в руках. – Тупой, наверное, но разрубить мебель сможет.

– Где взял?

– В кухне. Там навесные шкафчики есть. Надо пошарить, вдруг найдется еще что-нибудь полезное.

Полезное нашлось: несколько ножей (никто не произнес этого вслух, но самооборона все-таки находилась на повестке дня), пузырек с йодом (Нина обрадовалась, что сможет обработать царапины Елены), а в спальне, в комоде – два шерстяных одеяла, которые Нина и Тамара впоследствии подложили под Сэма и Елену.

Помимо этого, в кладовке обнаружилась полка, на которой стояли консервы: три упаковки сардин и две банки говяжьего гуляша с фасолью.

– Считаете, это съедобно? – подозрительно спросила Тамара, вертя в руках покрытые пылью банки, принесенные Марком.

Марк ответил, если консервы фабричные, изготовлены с соблюдением санитарных норм, то их можно хоть несколько десятков лет хранить. Тамару это не убедило. Нина взяла одну из банок у нее из рук.

– Смотрите, судя по дате, консервы изготовлены в этом году, – сказала она.

– А дом выглядит так, будто в нем сто лет никто не жил, – проворчала Тамара.

Александр и Адам, спеша управиться до темноты, вытаскивали из дома мебель, чтобы порубить ее, приготовить для растопки.

Подкралась ночь. Но сегодня, по крайней мере, они были к ней готовы. Даже еда имелась и ложки в буфете нашлись. Банки открывали с опаской, но пахли и мясо, и рыба хорошо. Тамара, тщательно принюхавшись, не смогла найти ничего подозрительного. Так что все, кроме Елены, Сэма и Софии, заявившей, что она не голодна, попробовали поесть. Даже Эдвард умял свою порцию.

– Банки – штука полезная, в них можно кипятить речную воду, чтобы пить, – заметила Нина. – Раз другой подходящей посуды у нас нет.

Настроение ненадолго поднялось, но, когда еда закончилась, люди снова помрачнели: продуктов было слишком мало, чтобы они могли наесться.

– Но хоть с голоду не помрем, – сказал Адам. – Уже плюс.

– Вам не плевать, по какой причине умирать? Есть ли разница? Все равно нам не выбраться, – не сдержался Марк.

Его стали упрекать в пессимизме, ругать, требовать помолчать, если ничего хорошего сказать не может. Марк умолк. Хотят обманывать себя – на здоровье. Он знал, что вранье привело их сюда, но, помимо него, никто не сделал правильных выводов. И не сделает. О чем спорить, что доказывать?

– Спать пора. Что станем делать завтра? – спросила Нина.

Вопрос повис в воздухе. Нина вроде неглупая, подумалось Марку, так почему спрашивает? Неужели сама не понимает, что бесполезно строить планы, все может рухнуть в одну секунду?

Ночь сжимала их в кольцо.

«Все повсюду мертвое, – убежденно думал Марк. – На другом берегу, вдалеке – кладбище кораблей. Рядом, на поляне – брошенный дом. В паре шагов, возле костра – мертвая девушка. И не важно, что София дышит, смеется, говорит и ходит, все равно ей не место среди живых».

Марк дивился про себя, как остальные могут не чувствовать смрадного дыхания Нижнего мира, который окружил их, пленил и переваривает в своей утробе? Даже Тамара, столь смело и самонадеянно называвшая себя ведьмой!

Впрочем, Тамара и ее мнимый дар – такая же фальшивка, как и все остальное. Мир людей – территория лжи! Поэтому-то Нижний мир на него и наступает так успешно, напирает со всех сторон. Теперь непреложная истина открылась Марку, он принял ее всей душой. Принял и свою участь.

Вскоре почти все спали.

Заснул и Марк, смутно чувствуя, как мрак неумолимо сгущается и вокруг него, и внутри его головы.

Глава восемнадцатая. Нина

– Нина, Нина, проснись!

Мамин голос был взволнованным, даже испуганным, и Нина спросонок подумала, что, должно быть, проспала, опоздает в школу, а первый урок – ненавистная химия и…

– Просыпайся же! – в голосе слышалась паника, и, открывая глаза, Нина поняла две вещи: разбудила ее не мама, а сама она давно вышла из школьного возраста.

Нина едва не застонала от разочарования. Не то чтобы ей сильно хотелось вернуться в детство и юность, но обнаружить себя на ненавистном берегу, в компании полузнакомых людей было ужасно.

За плечо ее трясла Тамара, и по выпученным глазам, трясущимся губам женщины Нина поняла: опять произошло что-то дурное.

– Сэм! – выкрикнула Тамара.

– Что с ним?

Нина окончательно проснулась и вскочила. Было раннее утро, роса еще не высохла. Спать на земле, подложив под себя кофту, подвернув под голову руку, было неудобно; она старалась не думать о том, как это скажется на почках, которые можно застудить.

Оглядевшись, Нина увидела своих случайных попутчиков, с которыми все никак не могла расстаться. Адам приподнялся на локте, стараясь продрать глаза. По пояс голый Александр бежал к поляне: волосы мокрые, лицо тоже – он только что умылся. Марк сидел, опустив голову, уставившись в одну точку. Эдвард и София стояли чуть поодаль. Елена все еще спала и выглядела ужасно: воспаленная кожа, вздувшиеся рубцы, спутанные волосы.

Рядом с Еленой лежал Сэм, и Нина боялась на него взглянуть.

– Он умер, так? – дрогнувшим голосом спросил Эд.

Нина смотрела на Сэма и отказывалась верить в это. Не может быть, чтобы молодой парень, еще недавно здоровый и полный сил, взял и умер по неизвестной причине. Однако так и было.

Глаза Сэма были широко открыты и внимательно смотрели в небо, словно Сэм разглядывал то, что находилось в вышине. Нине захотелось сказать ему: не на что там смотреть. Все кругом пустое – и небо, и лес, и вода. В лесу нет живности, в реке – рыбы, в небе – птиц и самолетов. Даже ветра нет!

Необитаемый, порожний, застывший мир, в котором правит бал смерть.

«Мы обречены и умрем», – подумала Нина с уверенностью, с унылой обреченностью.

Она поймала себя на том, что завидует: Сэм-счастливчик уже отмучился, ушел во сне. А что предстоит им? Хотя парнишка перед смертью все-таки проснулся… На что смотрели его глаза? Знал ли он, что умирает, боялся ли приближения смерти?

Нина обернулась к Эдварду: надо бы увести мальчика, утешить, ведь Сэм был его братом. Но Эд отвернулся, отошел. Грустил? Или желал продемонстрировать, что не нуждается в заботе посторонних людей?

Марк неуклюже поднялся, закрыл лицо руками. Послышались глухие рыдания. Тамара положила ладонь ему на плечо, но мужчина сбросил ее.

– Мы лжецы! Я все понял! Мы виновны во лжи, поэтому и оказались тут, и умираем. Сначала София, теперь Сэм.

– Я жива, если ты не заметил, – отозвалась его бывшая невеста. – Можешь пульс померить, сердце мое послушать. Оно бьется.

София выглядела восхитительной и безмятежной, как сама заря.

Марк замахал руками, отвернулся и, пошатываясь, побрел в сторону леса.

– Крыша поехала, – фыркнула София и подошла к своему любовнику.

Адам сделал вид, что не заметил этого, встревоженно и вместе с тем сердито посмотрел вслед Марку.

– По-моему, он нездоров. Видели его взгляд? Марк сдался, постоянно твердит про нашу погибель. – Адам потеребил мочку уха. – Не будем паниковать. Возможно, у Сэма были проблемы со здоровьем и…

– И поэтому нечего его жалеть? – с вызовом спросила Тамара.

– Я не то хотел сказать. Но если мы будем рыдать и истерить, лучше не станет. Нужно подумать, как выбраться отсюда.

Александр подошел к телу Сэма.

– Нужно унести его с поляны. Нельзя оставлять здесь.

– Похоронить тоже нельзя, – отрывисто сказала Нина, стараясь побороть подступившую тошноту. – Полиция должна осмотреть тело, и родственники…

Она подавилась словами. Какая полиция? Какие родственники?

– Может, в дом занесем? – предложила Тамара.

– Хорошая мысль, – одобрил Александр. – Я беру за плечи. Адам, давай за ноги.

Мужчины так и сделали, а Нина подумала, что вчера они таскали деревяшки на растопку из дома, а сегодня понесли в дом тело человека. В горле распухал неуместный смех вперемешку с тошнотой, и она боролась с собой, стараясь подавить то и другое сразу.

Ринулась к Дунаю, опустилась на колени, стала плескать воду в лицо.

Думала, ее вырвет, но нет, съеденная вчера пища удержалась в желудке. Да и никто из остальных не отравился. Тошнит, верно, на нервной почве.

Когда стало полегче, Нина вернулась обратно к кострищу. Все, кроме Елены и Марка, сидели вокруг него. Каждый думал о своем, избегая смотреть на остальных. Нина взглянула на Елену, и сердце ее сжалось.

Подруга проснулась, открыла глаза, но как будто не понимала, где она, что с ней. Лежала, не имея сил подняться, выглядела слабой и измотанной. Повозилась, но сесть не смогла или не захотела. Рука ее потянулась к голове, и Елена принялась снова расчесывать кожу.

Нина быстро подошла к ней, успев заметить, как София брезгливо отвернулась от больной.

– Доброе утро, дорогая. – Нина попыталась удержать руку подруги. – Не нужно, прошу тебя. Ты поранишься.

Елена смотрела, не узнавая, и вырвала руку.

– Чешется все сильнее, – пожаловалась она. – Лучше бы я и дальше спала.

– У меня осталось немного таблеток, – нерешительно предложила Тамара. – На пару раз хватит.

«Если мы в ближайшее время не попадем домой, Елена…»

Додумать эту мысль было страшно.

У подруги высокая температура: кожа горячая, в глазах лихорадочный блеск, губы пересохшие и растрескавшиеся. Не обращая внимания на слова Нины, не позволяя ей себя остановить, она скреблась все яростнее, и царапины начали кровоточить.

«Грязными руками Елена занесет инфекцию, а у меня ничего нет, кроме одного пузырька йода, чтобы хоть как-то обработать раны», – в отчаянии подумала Нина и со вздохом произнесла:

– Давайте ваши таблетки. А аспирин есть?

– Четыре штучки.

Как взаимодействуют аспирин и те, другие пилюли? Вдруг их нельзя принимать вместе? Как правильно рассчитать дозу, чтобы не навредить организму? Но придется рискнуть. Без жаропонижающего не обойтись, и лучше пусть Елена спит, чем бесконечно чешется до крови.

Елена приняла лекарства без возражения. Через некоторое время начала успокаиваться, прилегла, закрыла глаза.

– Вот умница, вот молодец, поспи, – тихонько приговаривала Нина, укутывая ее вторым одеялом. Тем самым, на котором лежал (и умер) Сэм.

«Бог мой, что же с нами творится», – думала Нина.

– Уже который день пошел, как мы пропали для всего мира, – сказала Тамара, когда Елена задремала.

– И нас никто не ищет, – заметил Александр.

– Скорее всего, и не будут искать, я же говорила. Или ищут, но не здесь. Или нашли уже, но не нас. – Тамара сцепила руки в замок. – Надо выбираться самим.

– Дни и ночи все короче, – в рифму сказал Александр. – Если хотим поискать дорогу, стоит пойти прямо сейчас.

Нина знала, что он прав: солнце уже находилось в зените, скоро начнет клониться к закату. Хотя, если бы в часе по-прежнему было шестьдесят минут, она сказала бы, что с момента ее пробуждения на заре прошло не более двух часов.

– А вам не кажется, что поиски бесполезны? – спросила София.

– Нет, не кажется, – отрезала Тамара и посмотрела на Нину, ожидая поддержки, подтверждения.

Нина была с нею согласна, только вот оставлять Елену одну не хотелось. С другой стороны, страдалица пока спит, и от Нины будет больше толку, если она вместе со всеми попробует найти выход.

– Вдоль берега двигаться, как мы это делали, когда искали Софию, бесполезно, – сказал Адам. – Плюс – мы ведь плыли по реке и не видели ни людей, ни поселений, ничего. Надо попытаться подняться.

– Значит, полезем в горы, – сказала Тамара.

– Поднимемся вон там, за домом. Обойдем его слева и справа. – Александр указал направление. – Придется опять разделиться.

Над домом нависал, выпирая, каменный выступ, лишенный растительности, похожий на огромный нос, и подняться можно было справа и слева от него.

Так они и поступили: Нина пошла с Александром, Тамара – с Адамом. Женщинам идти одним нельзя, рассудил Адам, мало ли, какая опасность может встретиться. Марка нигде не было видно: как скрылся в лесу, так и не выходил. Его душевное состояние беспокоило Нину, но, поскольку поводов для беспокойства было и без того немало, она решила, что, как Скарлетт О’Хара, подумает об этом потом.

София отказалась идти, сказала, что не верит в успех предприятия, а Эдварда и не спрашивали: он сидел, опустив плечи, склонившись, спиной ко всем. То ли переживал из-за смерти брата, то ли просто предпочитал держаться подальше. О подростке тоже следовало волноваться, но и на это не хватало времени и сил. Надо решать первоочередную задачу: искать выход, чтобы поскорее покинуть это место. Остальное – после.

Поначалу, идя с Александром, Нина чувствовала себя неловко. Он был из числа мужчин, которые никогда не находились в ее орбите, а Нина, в свою очередь, не привлекала таких, как он. Александр был вызывающе красив и успешен, а она…

Все с ней ясно, стоит ли углубляться, разбираться подробно?

Но так уж вышло, что контактировать им пришлось, и с течением времени Нина поняла, что Александр рассудительный, не злой, не высокомерный (хотя холодноватый и сдержанный), а если и язвительный, то самую малость.

Поднимаясь в гору, они разговаривали, потому что молчание незнакомых людей чаще всего неловкое, уж лучше вести ничего не значащую беседу. На удивление, Нина поняла, что ей все больше нравится говорить с Александром. Постепенно неловкость прошла, сменившись интересом.

– София и Эдвард стали странными, да?

– Не только они. Посмотри на Марка! Фанатичный блеск в глазах, диковатые речи. А был такой… – Нина старалась подобрать определение, – типичный бизнесмен. И Сэм казался другим. Я уж не говорю про Елену. Дело даже не в ее болезни. То, что происходит, всех нас меняет.

– Меня – нет. Тебя, кажется, тоже. И Тамару.

– Вопрос времени? Но в целом, по-моему, все по-разному реагируют на стресс, – пожала плечами Нина. – Одни ломаются, другие держатся стойко.

– Мы, выходит, стойкие оловянные солдатики, – улыбнулся Александр, но улыбка сбежала губ. – Ты веришь, что дело только в стрессе? Как быть, например, с тем, что София заговорила на сербском языке?

Нина думала об этом, и у нее был ответ.

– Может статься, она всегда его знала, только лгала Марку по своим причинам. А если девушка хотела, не выдавая своего интереса, узнать, что говорят о ней его родные?

– Это допустимо, – согласился Александр. – Тогда ясно, почему он то и дело твердит про ложь. Но все же…

– Неужели ты веришь, что Сэм и впрямь видел Софию мертвой? – спросила Нина. – Это ведь невозможно. Мертвые восстают лишь в ужастиках про зомби.

Она хотела произнести это непринужденным тоном, но голос подвел.

– После всего, что мы наблюдали (здесь и на реке, когда плыли), я не знаю, что может считаться возможным, а что нет, – напряженным голосом произнес Александр.

Некоторое время они шли молча.

Подъем был не настолько сложный, как боялась Нина: склон не слишком крутой, а деревья и кусты не сплетались в непролазную чащу. Только вот никакого просвета за ними не было видно, и Нина опасалась, что вечер застанет их в горах. Не заблудиться бы! Хотя нет, это вряд ли: спускайся – и воротишься назад к реке.

– Устала? – спросил Александр.

Он шел легко, даже не запыхался, а у нее сердце колотится, вспотела. Пусть и не очень сложно идти, но в гору же! Во рту сухо, попить бы. И в боку начинает колоть.

«Почему он спросил? Небось, красная вся, вот и интересуется!»

Нине стало совестно за свою спортивную форму (точнее, ее отсутствие). Наверное, без нее или с другой спутницей Александр двигался бы куда быстрее.

– Я в порядке, – коротко ответила Нина, стараясь скрыть неловкость.

– Надеюсь, что мы… – начал Александр и оборвал сам себя. – Слышишь?

Они остановились и прислушались.

– Голоса, – прошептала Нина.

Впереди были люди!

Она так обрадовалась, что рванула вперед с удвоенной скоростью. Александр не отставал. Голоса были ближе. Вон, за деревьями, уже и люди показались!

Нина и Александр выскочили на поляну, приготовившись объяснять, просить о помощи, но главное – радоваться, что не одни в распроклятых горах. Вот только спустя мгновение Нина ощутила такое разочарование, какого никогда в жизни не испытывала.

– Как вы здесь оказались? – одновременно воскликнули Нина и Тамара.

– Нет! Да нет же! – Адам в сердцах топнул ногой.

Нина готова была разрыдаться.

– Слушайте, мы шли в разные стороны, поднимались далеко друг от друга. Как вышло, что встретились? Этого просто-напросто не могло быть! Между нами торчала каменная гряда (или как правильно назвать), у нас бы не получилось встретиться, если бы мы не перелезли через нее, но мы ведь не перелезали!

То, что говорил Адам, было очевидно. Произошедшее случилось вопреки законам физики, логики, здравого смысла.

– Что дальше? – упавшим голосом спросила Тамара, и по тону ее Нина поняла, что пожилая женщина утратила надежду на спасение.

Нина поглядела наверх, куда они шли, и сердце замерло.

– Смотрите! – Она указала рукой на просвет вдалеке. – Мы все-таки куда-то выйдем! Не знаю, как умудрились обойти те каменные выступы, но впереди – пустое пространство. Мы почти поднялись, надо идти дальше.

Более не разговаривая, путники припустили вперед. Если там – вершина горы, с нее получится обозреть местность, принять решение, в какую сторону двигаться дальше. Энтузиазм переполнял Нину, и она уже не обращала внимания на сбивающееся дыхание и колющую боль в боку.

К просвету, который заметила Нина, они вышли минут через десять. То, что увидели, лишило их слов. Никто не мог произнести ни звука, Нине даже показалось, что она никогда в жизни ничего больше не скажет. Не сразу заметила она, что плачет от бессилия, от собственной беспомощности.

«Нам не выбраться, – билось в голове, – ни за что не выбраться».

Глава девятнадцатая. Александр

Когда он увидел, как плачет Нина, ему впервые по-настоящему пришло в голову, что они все могут здесь умереть. На самом деле могут.

Абсурдное место захватило их в плен. Здесь не работают никакие законы, остается только подчиняться, наблюдать, что будет далее, безропотно принимая то, что с тобой сделают. Как бороться с тем, чего не понимаешь? Как играть, если не знаешь правил? И с кем играть и бороться?

Александр остро ощущал неправильность происходящего.

В окружающем мире что-то сломалось, испортилось. Разладилось. Эти изменения невозможно было не видеть, они проникали под кожу, угрожая тем, что и в самом организме что-то скоро сдаст позиции, нарушится необратимо, надломится. Даже мысли на эту тему были ядовитыми, смертоносными.

Поднявшись на вершину горы, они очутились на берегу. Перед ними предстали и дом, и «Дунайская дева», и кострище, и Эдвард с Софией, и лежащая на боку Елена.

– Мы поднимались, а не спускались! – сквозь следы произнесла Нина.

– Шли вверх, это точно, – подтвердил Александр.

– Но оказались внизу, – обреченно подвела итог Тамара.

Адам издал нечеловеческий рев, окончательно выходя из себя. Сжал кулаки, заметался. Александр надеялся, что он не вздумает выпустить пар, подравшись с кем-то. Капитан с силой пнул камень и, бормоча себе под нос, пересек поляну. Скрылся в лесу.

– Насколько я понимаю, хороших новостей нет, – сказала София.

Александру почудилась издевка. Хотя, скорее всего, он ошибся.

Тамара коротко рассказала о неудачной попытке подняться в гору. Нина, сжавшаяся, потерянная, подошла к Елене, проверить, как она. Уже снова смеркалось, и Нина, должно быть, думала, что лекарств осталось на один прием. Пускай Елена и проспит ночь, а что потом?

– Тупик, кругом тупик, – горестно сказала Тамара, собираясь присесть рядом с Ниной, но не успела.

– Идите сюда, скорее! – издалека прокричал Адам.

В голосе капитана отчетливо звучали страх и паника. Господи, что на этот раз?

Александр бросился в лес, где продолжал надрываться Адам. Тамара, Нина, София, Эдвард рванули за ним.

Врезавшись в зеленую стену кустов, Александр раздвинул их руками, спеша на голос Адама. Довольно быстро очутился он на маленькой полянке, увидел капитана. Тот стоял и смотрел вверх.

Александр проследил за взглядом Адама и обмер.

– Боже! – выдохнула за его спиной Нина и схватила его за руку. Даже в этой ситуации Александр понял, что ему приятно ее прикосновение.

На поляну вывалились остальные, теперь они смотрели туда же, куда и Адам. Тамара что-то шептала. Молилась?

На краю поляны росла огромная сосна. Ближе к земле ствол был гладкий, ветви начинались выше, и на толстой ветке, метрах в трех от земли, сидела, как поначалу показалось Александру, большая птица.

Уже в следующее мгновение стало ясно, что никакая не птица – человек. Скрючившись, сжавшись в комок, на ветке сидел Марк.

Александру вспомнилось, как он впервые увидел его и Софию. Она красавица, нарядная бабочка, а он – серьезный, рассудительный мужчина интеллигентного вида.

Теперь этот человек выглядел сумасшедшим, как Шляпник. Волосы дыбом, лицо перекошено, губы трясутся. Одежда в грязи, одна нога босая, ботинок валяется под деревом.

– Зачем вы туда полезли? – еле выговорила Нина. – Марк! Вы упадете!

– Ты не видишь? – проскрипел Адам. Сорвал голос, пока звал их.

Александр только после его слов заметил, и ему стало дурно. Вокруг шеи Марка была повязана пестрая лента. Шарфик Софии, припомнилось Александру. Второй конец шарфа безумец привязал у основания толстенной ветки, на которую забрался. Если Марк спрыгнет, шарф затянется на его шее. Под немалым весом шея неминуемо сломается; даже если поспешить, вытащить несчастного из петли, перерезать ткань, будет уже поздно.

«Виселица, публичная казнь», – мелькнуло в голове.

– Надо его остановить, – решительно произнесла Нина и двинулась вперед, но Марк закричал:

– Стой! Не подходи! Все стойте!

– Я пытался остановить, – по-прежнему сипло произнес Адам.

– Никто не должен двигаться с места!

Александр лихорадочно соображал, что предпринять. Уйти с поляны, обогнуть ее, зайти Марку за спину? Успеет ли Александр взобраться на сосну и отвязать импровизированную веревку (еще и таким образом, чтобы Марк ничего не заметил)? Очевидно, нет.

Но ведь нельзя же просто стоять и смотреть! Нужно попробовать сделать хоть что-то. Для начала стоит подобраться поближе к Марку.

– Поговори с ним, отвлеки, – вполголоса сказал Александр Нине, и она поняла, не стала переспрашивать.

– Послушайте, Марк! Видите, я стою на месте, не приближаюсь.

Она вскинула руки, тем самым переключив внимание на себя. Александр тихонько попятился. Нина продолжала говорить, Марк отвечал.

«У нас получается!» – порадовался Александр.

– Позвольте задать вам вопрос, всего один! Вы умный человек, добрый, вдобавок образованный, мне нужна ваша помощь.

– Помощь? – озадачился Марк. – Какая?

– Мы все в одинаковом положении, не знаем, как выбраться. Но мне показалось, вы поняли нечто важное об этом месте.

Марк вдруг начал смеяться. Крупное тело его сотрясалось, и Александр испугался, как бы он не свалился. Зато Марк не смотрел по сторонам, и Александру удалось скользнуть в кусты, двинуться по краю поляны к дереву, на котором сидел Марк.

– Пожалуйста, Марк, вы нас пугаете.

Смех оборвался, голос Марка сделался печальным и одновременно злым.

– Я пугаю? Нет, вас пугаю не я, а нечто иное. И да, вы правы, я-то понял! И вы поймете скоро, что мы все умрем один за другим.

– Нет, вы не… – начала Тамара, но Марк закричал:

– Только здесь я понял, как устроен мир! Мне сказали!

– Кто сказал? – услышал Александр голос Нины.

Марк проигнорировал.

– Все прочее было ложью, но теперь я знаю: Нижний мир существует! Бабушка была права. Он поет на разные голоса, он шепчет. Истина открылась!

Внезапно Марк умолк, и Александр остановился, пытаясь рассмотреть, что происходит. Безумец заметил его маневры по передвижению? Но нет, Марк глядел не в его сторону.

– Я все про вас знаю, про каждого. Всем найдется место в Нижнем мире.

– Марк, помните, я тоже говорила про Нижний мир, – выступила Тамара. – Я тоже про него слышала. Прошу, расскажите нам о нем! Что вам открылось?

Тамара поступает правильно: сообразила, что Нина отвлекает Марка, и приняла эстафету. Александр понятия не имел, о чем они говорят. Верхний мир, Нижний… Чепуха какая-то. Но это не имело значения. О чем бы ни болтали, лишь бы Марк сидел спокойно, позволил себя спасти.

Александр был совсем близко, и Марк, к счастью, его не замечал.

– Все умрут! – проорал сумасшедший. – Но можно спасти себя за счет других. Всегда есть те, кто едят, и те, кого едят. Я всю жизнь был травоядный. А София – хищница. Вы не смотрите, что она воздушная, хрупкая. Внешность всегда обманчива. – Внезапно Марк указал подбородком на Адама. – Вон наш удалой капитан, наш мачо. Знаете, кто он? Что любитель чужих невест, это понятно. Но он убийца! Настоящий убийца!

Лицо Адама исказилось. То ли Марк попал в точку, то ли слова были настолько несправедливы, что ударили в самое сердце. В любом случае, что-то за этим обвинением стояло, оно не было обычной пустышкой.

Александру оставалось пройти всего несколько шагов. Нина видела его, по ее лицу читалось, как сильно она переживает. Чего не скажешь про Софию, которая смотрела на бывшего жениха с холодной отстраненностью. Ей было все равно, погибнет он или нет.

– Ты не смеешь так говорить обо мне, – сквозь зубы проговорил Адам.

Марк неожиданно захихикал.

– Но ведь это хорошо, что ты уже убивал! Рука набита, как говорится. Сможешь сделать это снова. И спасешься. Так что ты, можно сказать, в лучшем положении.

Пока они смотрели друг на друга, Александр подкрался совсем близко, примериваясь, чтобы половчее взобраться на дерево. В эту минуту идея стала выглядеть дурацкой, невыполнимой. Ясно, что Марк заметит его, а еще может испугаться, услыхав позади себя шум, дернуться и свалиться.

Но все обернулось иначе.

Марк отвернулся от Адама, потеряв к нему интерес, и завертелся на ветке.

– А где белобрысый? Он был тут! Куда подевался?

Александр замер, боясь шелохнуться, но напрасно. Марк заметил его, стоявшего в двух шагах. В глазах мужчины появился такой ужас, какого Александр никогда, ни у кого раньше не видел.

Актеры пытаются изобразить страх, у многих неплохо выходит, но, как понял в тот миг Александр, подлинное чувство не подделать. Смертный ужас, который испытывает живое существо, понимая, что гибель неминуема, сочится из каждой клетки, каждой поры, выворачивает наизнанку черты лица, делая их неузнаваемыми, заставляет глаза вываливаться из глазниц.

– Я не причиню вреда, наоборот, пытаюсь помочь, – сказал Александр.

– Ты пришел за мной. Убьешь меня, а сам спасешься!

Если Марк решился на суицид, то почему так боится смерти? Или он играл на публику? Или находился в состоянии помрачения, не сознавая помутившимся рассудком, что творит?

– Нет-нет! – вскричал Александр, как и Нина недавно, вскидывая руки, показывая пустые ладони, давая понять, что не представляет опасности. – Я только помогу спуститься, хорошо?

Краем глаза Александр видел, что к дереву бегут и остальные. Все вместе они смогут остановить Марка!

Но тот, ослепленный неведомым ужасом, понятным лишь ему одному, видя угрозу в лице Александра, еще и заметив, что к нему приближаются другие, закричал высоким, детским голосом, полным муки и боли, а после…

Хруст, с которым переломилась шея самоубийцы, продолжал звучать в голове Александра, когда все звуки стихли, а тело Марка повисло на легкомысленном шарфике Софии.

Александр отшатнулся и почувствовал, как к горлу подкатила горечь. Он давно ничего не ел, желудок был пуст, и его вывернуло желчью. Обожженное горло свело спазмом, и Александру показалось, что он не сумеет сделать вдох.

Кругом кричали, плакали, голоса сливались в один сплошной гул. По затылку будто колотили, в висках пульсировало.

Никогда прежде человек не умирал вот так, прямо на глазах Александра, и он не мог уяснить, принять этого. Только что Марк говорил, дышал, боялся, кричал, нервничал – он жил! И вот его нет, жизнь оборвалась. Где теперь смятенная душа, в какие дали упорхнула? Или осталась здесь, рядом с ними?

Хуже всего было то, что Александр, желая спасти Марка, подстегнул процесс, испортил все, подтолкнул Марка к гибели.

– Почему он тебя испугался? – спросила София. – Ты не так прост, а?

Александр дернулся, словно от пощечины: эта женщина будто прочла его мысли.

– Я не…

– Прекрати, чертова стерва! – закричала на нее Нина.

Александр понятия не имел, что она знает такие слова, умеет ругаться.

– Неужели непонятно, он хотел спасти Марка? Зачем говорить гадости?

София усмехнулась и промолчала.

Нина подошла к Александру, положила руку ему на плечо, стараясь успокоить, хотя сама была потрясена не меньше, из глаз лились слезы. Александру подумалось, что Нина – удивительная. К таким женщинам нужно присматриваться, сразу не заметишь, как ту же Софию, их прелесть не бьет в глаза. Но зато если разглядишь, не захочешь отводить взгляд.

– Нужно снять Марка, – безжизненным голосом сказал Адам.

Александр постарался взять себя в руки, хотя и представить не мог, как подойдет к висящему в петле телу Марка.

– Вы все уходите, – сказал он, глядя на Нину. – Уведи Тамару. Она в шоке.

Тамара казалась глубокой старухой: желтоватая кожа, провалившиеся глаза, заострившийся нос. Из нее будто разом выкачали жизненные соки. Она стояла, свесив руки вдоль тела, и смотрела в одну точку.

Эдвард и София выглядели невозмутимыми (особенно на фоне Тамары). В глазах мальчика светился интерес, похожий на медицинский. София с ее скучающим видом смотрелась чужеродным созданием, инопланетянкой.

Александра передернуло от отвращения. Ладно Эдвард, у него диагноз, изначально ясно было. Но София! Откуда в девушке эта жестокость?

Нина согласно кивнула и пошла к Тамаре. Эдвард и София скрылись за деревьями. Александру и Адаму предстояло снять тело Марка, а после перенести в дом. Они не обсуждали, куда его деть, все и так ясно.

Мертвый дом превратился в морг, и интуиция подсказывала Александру: число постояльцев не ограничится Марком и Сэмом.

Глава двадцатая. Тамара

Когда Адам и Александр вернулись, сели у костра, было совсем темно. День (короткий обрывок нормального дня!) давно закончился, и на забытый богом клочок земли снова упала тьма.

Завтра наступит пятый день, и он окажется еще короче. А потом ночь и день сольются, и… И что будет? Тамара не знала.

– У нас нет никакой еды, – сказал Александр. – Вы заметили, лес вокруг пуст: где ягоды, грибы, хоть что-то, что можно собрать и съесть? И тишина стоит – ни птиц, ни насекомых, ни разных зверушек. Даже мошкары и комаров нет.

– Если бы потенциальная дичь и имелась, нам нечем ее подстрелить. Не с ножом же за зайцами гоняться. И рыбачить нечем, даже если в реке водится рыба, – заметил Адам. – Может, силки соорудить? – Он обвел товарищей тоскливым взглядом. – Никто не умеет?

Все промолчали.

– Наши предки ели мох, траву, кору, – продолжал Адам, – как думаете…

– Что, если мы уже умерли? – перебила Нина. – Никто ведь не знает, как это бывает, понимает человек, что не живет, или нет. Возможно, с нами что-то произошло на реке, и все мы погибли.

Адам сердито глянул на нее.

– Если мы умерли, то что это за место? Ад? Перевалочный пункт, где бог решает, куда нас дальше отправить?

– Чистилище, – сказала Нина.

– Что скажете, Тамара? – В голосе Софии звучала насмешка. – Вы у нас главный специалист по мистике и потустороннему. Может такое быть?

Тамара протянула ладони к огню. Замерзла, вроде бы даже простудилась: нос заложило, в горле першило. Отвечать Софии она не собиралась, девица вызывала у нее отвращение. Но ведь и Нина тоже спрашивала, а вот Нина Тамаре нравилась. Ей даже хотелось, чтобы у нее была дочь, похожая на эту молодую женщину.

– Не знаю, но собираюсь выяснить, – твердо ответила она.

Это была правда.

Решение Тамара приняла днем, возвратившись из леса. Трагическая смерть, свидетельницей которой она стала, заморозила ее сердце: было настолько жутко, что не хотелось ничего видеть и слышать, ни с кем не хотелось говорить. Укрыться бы в потайном уголочке собственной души, не пускать туда никого, и тогда злой рок, который правит здесь бал, быть может, обойдет стороной.

Нина вела Тамару под руку, как старуху, она еле переставляла ноги. Впереди шли София и Эдвард, а Адаму и Александру предстояло разобраться с телом покойного Марка. Нина, которую и саму колотило от нервного напряжения, стремилась утешить Тамару, и ее сердечность, самоотверженная готовность помогать другим подействовали отрезвляюще.

Нельзя сдаваться, негоже становиться обузой для этой милой женщины, которая еще и о Елене вынуждена заботиться! Тамара выпрямилась, расправила плечи и остаток пути до поляны прошла с прямой спиной, исполненная решимости предпринять хоть что-то, что могло бы их спасти.

Приблизившись к кострищу, они увидели, что Елена проснулась. Она сидела, поджав под себя ноги, и сосредоточенно скреблась, как псина, которую замучили блохи. Это было жалкое и вместе с тем омерзительное зрелище. Тамара понимала: Елена не виновата в своем внезапном недомогании, но не могла отделаться от мысли, что эта женщина всегда была нечистоплотной, назойливой и даже (чего уж там!) грязной, а теперь внутренние паразиты выползли наружу, кусают Елену, грызут, разъедают кожу.

Тамаре было стыдно за свои мысли, и она сказала Нине, что займется костром, пока та заботится о подруге. Когда-то Тамара жила в сельском доме, растапливала печь, так что быстро вспомнила забытые навыки и приноровилась разжигать огонь.

Она делала все, что нужно, двигаясь уверенно и расторопно, украдкой глядя то на Нину и Елену, то на Эдварда и Софию. Они сидели на своих местах, которые обычно занимали возле костра, и не делали попытки помочь ни Тамаре, ни Нине. Что ж, мальчик – аутист, у них с эмоциональной сферой проблемы, а София – стерва, Нина правильно сказала. Холодная, расчетливая, наглая. Неужели Марк не видел, на ком собирается жениться?

Тамара старалась не думать о Марке, но он опять пробрался в ее мысли. Какое жуткое было у него лицо, как дергались ноги, как выпучились глаза…

– Елена, ласточка, прошу тебя, потерпи!

Нина пыталась не дать Елене расчесывать себя до крови.

– Температура есть у нее? – спросила Тамара, и Нина прикрыла глаза: да.

– Придется дать остатки таблеток.

Тамара подумала, что аспирин не помешал бы и ей самой, но она уже отдала все запасы. Справившись с костром, Тамара смотрела, как Нина уговаривает подругу принять лекарство, а та хнычет, лицо кривится, как у слабоумной.

Елена высовывает язык и облизывает губы, трясет головой, дергает себя за волосы, сучит ногами. Лицо раздувшееся, отекшее, красное, в царапинах и ссадинах, под глазами мешки. Это уже не человек, а безмозглое животное, и Тамаре кажется, что мозг женщины плавится внутри черепной коробки либо его пожирают неведомые насекомые, пробравшиеся неизвестно как в тело Елены.

«Только идиот поверит, что это обычная аллергия», – думала Тамара.

Наконец Елена успокоилась, снова забылась сном.

Мужчины, оставив Марка возле Сэма, вернулись к костру. Тамара к этому моменту решила, что станет делать, и, когда позже зашел разговор про чистилище, посмертие и лимб, размышляла лишь о том, как именно она это сделает.

– Думаете, у вас получится выяснить? – спросил Александр.

Он выглядел уставшим и изможденным, хотя и сохранил остатки былого лоска. Все они неважно смотрятся: несколько дней без еды, чистой воды, нормального сна и отдыха давали о себе знать. То ли еще будет… Лица у всех осунувшиеся, бледные, глаза провалились.

Чаще они пили прямо из речки (хотя и делали неловкие попытки кипятить воду в консервных банках), толком не могли помыться (плескались в Дунае без мыла и шампуня), носили одну и ту же одежду, которая запачкалась и источала не слишком приятные запахи.

Когда смотришь фильмы про людей, попавших в схожие ситуации, о таком не думаешь, но в реальности это проблема. Тамара не знала, что выматывает ее сильнее: страх, неопределенность или невозможность принять душ и сварить себе кофе.

– Я рассказывала, чем зарабатывала на жизнь, – негромко произнесла она. – Особых способностей у меня нет, больше жизненный опыт, навыки психолога и хорошо развитая интуиция, шестое чувство. Но кое-что, как и говорила, могу узнать о человеке, когда смотрю на него. Вижу энергетическое поле, ауру; и по тому, как на ней появляются черные пятна, понимаю, что у человека болит, какой внутренний орган поражен.

– Вы нам уже это демонстрировали, – напомнил Адам.

– Помню, – огрызнулась Тамара. – Но одного я тогда не сказала. Ваши ауры стали другими, я такого никогда раньше не видела. С каждым днем они становятся все более плотными, похожими на белые коконы. Невозможно ничего разглядеть, нет никаких красок, нет даже черноты там, где проблема со здоровьем.

– Вы правда видите эти изменения? – тихо спросила Нина.

Тамара пожала плечами.

– Можете не верить. Единственный человек, в ком я не замечаю такого…

Люди напряглись, прислушались.

– … это Александр.

Он вздрогнул, услышав свое имя. Завертел головой, и в этот момент стал похож на маленького мальчика, каким был когда-то.

– Почему я? Это хорошо или плохо? Что это должно означать? – спросил растерянно.

– Понятия не имею. Честное слово.

– Марк считал, с тобой что-то не так, – заметила София. – Настолько перепугался, увидев тебя рядом, что чуть не свалился. Впрочем, почему «чуть»? Свалился же.

Нина свела брови к переносице, собираясь снова отчитать Софию, но Тамара не желала ссоры и быстро произнесла:

– Нечего гадать и спорить. Две вещи несомненны.

– Какие? – спросил Адам.

– Не догадались? Первое. Все началось со шкатулки, которую поднял Сэм и открыл Эдвард. До этого момента все шло нормально! Второе связано с первым. Причина происходящего находится за гранью привычного и обыденного, это нечто мистическое. Если мы хотим спастись, то должны признать: сработают нетривиальные, магические методы. Вы видите, что происходит: сутки становятся все короче, нас никто не ищет; уверена, этого места нет на обычной карте и… Ладно, не мне вам рассказывать.

– Что такого в этой шкатулке? – спросила Нина. – Это артефакт вроде ящика Пандоры?

– Вот и до древнегреческих мифов добрались, – сказал Эдвард.

– Сходство есть, – задумчиво проговорила Тамара. – Если не путаю, речь в мифе о том, что Гефест по приказу Зевса создал из глины и оживил девушку – ту самую Пандору. Афина соткала ей платье, Афродита наделила красотой, а Гермес – хитростью. Зевс дал Пандоре ящик, где были заперты всевозможные беды, грехи, пороки, и запретил открывать, однако сам коварно надеялся, что она из любопытства ослушается. Так и вышло, и в результате беды и напасти обрушились на человечество.

– Я читал немного другую версию, – заметил Александр, – но не суть. Главное, с той поры людям приходится сталкиваться с многочисленными бедами и горем. Прямо как нам.

Остальные помолчали, осмысливая сказанное.

– Что дает эта информация? – Адам поворошил палкой дрова, заставив пламя вспыхнуть ярче. – Допустим, в шкатулке было нечто дурное. И?

– А где, кстати, шкатулка? – спросила Нина.

– В рюкзаке Сэма, – ответил Александр и указал на лежавший чуть поодаль рюкзак, напоминающий верного пса, дожидающегося хозяина, который никогда не вернется.

Тамара пожевала губами. То, что она собиралась сказать, прозвучит странно, но им придется ее выслушать.

– Возможно, шкатулка – ключ. А быть может, она бесполезна, поскольку уже сыграла свою роль. Так или иначе, эта вещь обладает или обладала силой, а значит, может послужить порталом.

– Чем? – в один голос воскликнули Адам и Нина.

– Что-то из «Гарри Поттера»? – спросил Александр.

Тамара не удержалась от улыбки.

– Это не портал в общепринятом смысле слова, никаких физических перемещений не планируется. Когда медиум погружается в транс, ему порой необходим некий предмет, чтобы выйти на связь с другим миром, с умершим человеком, понимаете? Для облегчения задачи. Предмет я и назвала порталом.

– Так вы еще и медиум? – уточнил Адам.

– Сказать по правде, впала в транс всего один раз. Сама не поняла, как и почему это произошло, понятия не имела, что способна на такое. Повторить не получилось, да я и не пробовала, ничего в этом нет хорошего.

– Расскажете? – спросила Нина.

Тамара поморщилась. Не любила вспоминать, но, видно, придется.

– Особо рассказывать нечего. Однажды ко мне на прием пришла женщина. Жаловалась на дочь. Семнадцать лет, никакого с ней сладу: не слушается, грубит, учиться не хочет, из дому сбегает, выпивает, компания дурная. А вчера, говорит, из дома ушла не с пустыми руками, украла сбережения и украшения. Женщина хотела, чтобы я нашла дочь, вещи и деньги. Я собралась сказать, что поиском не занимаюсь, но она вытащила из сумки и положила передо мной на стол расческу. Мол, слышала, ясновидящим нужны личные вещи пропавшего, вот и принесла. Я инстинктивно взялась за расческу, прикоснулась. – Тамара обхватила себя руками, точно замерзла. – Я будто превратилась в ту девушку. Сложно объяснить… Смотрела чужими глазами, находилась в теле другого человека. Видела приближающегося убийцу, видела нож. Затем удар… – Тамара закрыла глаза ладонями. – Я страдала, чувствовала невыносимый ужас, знала, что сейчас умру, что меня убивают!

Она задохнулась, не в силах продолжать.

– Не нужно, – проговорила Нина, – не мучайте себя. Мы поняли.

Тамара смахнула выступившие слезы. Те чувства, та боль жили в ней до сих пор, и ночами она нередко просыпалась, видя, как убийца заносит над ней нож, чувствуя, как ледяной металл касается горла. Еще она вспоминала, как закричала мать погибшей девушки, как стала поносить Тамару последними словами, отказываясь верить, обвиняя во лжи. Правда, через несколько дней, когда нашли тело с ножевыми ранениями, убитая горем женщина пришла к Тамаре, просила прощения, умоляла попробовать связаться с покойной дочерью. Тамара отказалась. Не потому, разумеется, что обиделась. Просто не была уверена, что у нее получится, и не хотела снова испытывать ту муку.

Но сейчас у нее нет выбора. Если они хотят разобраться, если надеются выжить, придется это сделать.

– Не знаю, смогу ли погрузиться в транс, но попробую, – проговорила Тамара. – Надеюсь, шкатулка послужит порталом.

– Когда вы хотите попытаться? – спросила Нина.

Тамара посмотрела в черное, как нефть, небо, усыпанное мириадами звезд-светлячков. Сбоку пристроилась краюшка луны.

– Пожалуй, стоило бы прямо сейчас. – Тамара поглядела на спящую Елену. – Пока она спит. Но процесс пугает меня, а ночью… Страшно пробовать, когда кругом темно, – призналась она. – Лучше при свете дня. Ночи слишком непредсказуемы, во мраке все всегда становится хуже.

– Конечно, – ободряюще улыбнулась Нина, – вы правы. Нужно делать так, как вам лучше и легче.

Разговор угас. Главное сказано, что обсуждать? Люди стали устраиваться на ночь, желая друг другу спокойного сна, и короткая ночь, надо сказать, прошла мирно, без потрясений.

Зато утро пятого дня принесло новый кошмар.

Глава двадцать первая. Адам

Ему снилась Анжела. Подошла близко-близко, обхватила ладонями его лицо, прижалась вплотную.

– Скоро мы будем вместе и больше уже не расстанемся, – шептала она.

Ее дыхание было горячим, от Анжелы пахло тленом, прелыми листьями, землей. Запах был жирным, острым, навязчивым. Он забивался в нос, и Адам силился вырваться, высвободиться, сделать вдох, но не мог. Покойница – Адам и во сне знал, что Анжела умерла! – вцепилась в него слишком крепко.

«Нужно проснуться, проснуться», – уговаривал он себя, и в итоге сумел вырваться из оков сна. В первое мгновение увидел Анжелу – как тогда, на катере. Но после поморгал, и она пропала. Однако Адам не обманывался: знал, что Анжела всегда будет поджидать его. В каждом дурном сновидении, в каждой тени, в каждом темном углу.

А потом он умрет, и Анжела получит его, чтобы больше не отпустить.

Голова болела, глаза слиплись. У него начался конъюнктивит? Наверное, это из-за того, что они вынуждены умываться грязной речной водой. Страшно подумать, что творится в желудке и кишечнике, они ведь и пьют эту же воду, за неимением другой, чаще всего, забыв о кипячении в банках.

Кое-как проморгавшись, Адам привстал, с трудом разгибая затекшие ноги, разминая поясницу. Спал он лицом к домику, спиной к реке, а потому заметил это не сразу, а лишь встав на ноги и повернувшись лицом к Дунаю (если, конечно, допустить, что это все еще Дунай).

Остальные спали, и его вопль разбудил товарищей по несчастью.

– Что опять? Кто кричал? – раздавались сонные голоса, а Адам вскользь подумал, что снова стал первым свидетелем очередной катастрофы, привлекая внимание остальных.

Елена. На сей раз в центре внимания оказалась она.

Адам уже и не помнил, какой впервые увидел ее. Конечно, он сразу сообразил, что женщина заигрывает с ним, это читалось в жестах, призывных взглядах, позах, которые она принимала, улыбках, которые адресовала капитану.

Он знал, что нравится женщинам, Елена была далеко не единственной пассажиркой, пытавшейся завлечь Адама. Она ни капельки не нравилась ему, ее внимание тяготило, но пусть бы Елена и дальше оставалась приставучей, смешной, но все же искренней и по-своему обаятельной. Видеть, во что она превратилась, что с ней сотворило это место, было невыносимо.

А то, что происходило с Еленой сейчас, вовсе не поддавалось описанию. Женщина стояла в реке, одежда ее беспорядочной кучей валялась на берегу. Елена была полностью обнажена, но ничего волнующего, эротического в ее облике не было.

Тело превратилось в сплошную кровоточащую рану. Не обращая внимания на потоки крови, на боль, которая должна быть невыносимой, Елена срывала с себя кожу, отслаивающуюся лоскутами, как старые обои от стены.

Когда она коснулась головы, оторвала от черепа клок волос вместе с кожей, Адам зажмурился, сдерживая рвотные спазмы.

– Остановите ее! Боже мой! – рыдала Нина, и Александр, подойдя к ней, обнял молодую женщину, стараясь скрыть, загородить собой ужасающее зрелище.

Адама буквально парализовало, он силился, но не мог ничего предпринять и, как и остальные, пассивно наблюдал за происходящим.

– Нина, Нина! – Елена залилась безумным смехом. – Мне стало лучше, видишь? Я поправилась! Проснулась и поняла: надо помыться! А я чешусь, чешусь… Глупо! Вода все смоет, буду как новенькая! Косточки белые!

Нина тряслась, задыхаясь от слез, и Елена увидела, что подруга не смотрит, отворачивается.

– В чем дело? – Это прозвучало обиженно. – Нина, я к тебе обращаюсь.

Елена двинулась вперед, не переставая говорить и параллельно сдирать с себя кожу. В какой-то момент нога ее подвернулась, Елена наступила на камень, которых было полно на дне. Взмахнув руками, безумная повалилась в воду. Раздался громкий плеск, все увидели, как она падает. Было неглубоко, вода не доходила Елене до колен, так что женщина должна была сразу встать на ноги.

Только больше не поднялась.

Когда Адам понял, что Елена не двигается, что тело ее так и осталось лежать в воде, он побежал к ней, и остальные побежали тоже.

– Мертва. Расшибла голову о камень, – констатировал Эд.

– Нет, нет, – повторяла Нина, протягивая руки к покойнице. – Елена! Прости, я… Я тебя подвела. Елена, вставай!

Она бессвязно бормотала, и Адам велел Александру увести Нину отсюда. Тот бы и рад, но она не хотела идти, упиралась, плакала, кричала, и это было невыносимо. Все и без того плохо, а теперь, когда собранная, уравновешенная Нина оказалась в таком разобранном состоянии, стало еще хуже.

В итоге Тамара кое-как уговорила ее отойти подальше от воды. Адаму и Александру предстояло дело похлеще вчерашнего, когда они снимали с дерева труп Марка.

Тело Елены было скользким от крови и воды, прикасаться к нему голыми руками было невыносимо, но, как говорится, если не мы, то кто же? Больше некому. Эдвард еще мальчишка. Он, как обычно, стоял в стороне, невозмутимый, похожий на статую. София отошла от берега, стараясь не смотреть, не оскорблять свой взор подобными сценами.

Адам с Александром, пыхтя и боясь споткнуться, волокли мертвячку. Адам держал ее за ноги, Александр – под мышками, и ее руки болтались, словно она махала кому-то невидимому.

В доме, который стал покойницкой, они уложили тело Елены рядом с телами Сэма и Марка. Адам запрещал себе смотреть на мертвецов, но взгляд все равно тянулся, помимо его воли.

Их было девять, а теперь трое мертвы. Кто следующий?

«А если я?»

После смерти жены Адама часто, как говорил Деян, накрывало. Вина – тяжелая штука, так может придавить, что все кости переломает. Он и не думал, что будет настолько сильно потрясен смертью Анжелы – настолько, что сам себе пожелает уснуть и не проснуться.

Со временем Адам пришел в себя, стал жить-поживать, сумел двинуться дальше (не без помощи брата, конечно). Но все-таки были моменты усталости от жизни, когда Адам играл с мыслью о суициде, как кошка играет с мышкой. Теперь же, в эту самую секунду, жить хотелось как никогда. Мучительно, до дрожи. Страшила и смерть, и то, что могло ожидать после нее («Анжела, всегда и всюду она, мой крест»), поэтому Адам жаждал выжить.

– Пошли отсюда, – сдавленно произнес Александр, и они поспешно покинули дом.

Немноголюдное общество в центре поляны встретило молчанием. Расклеившаяся Нина плакала на плече Тамары, София сидела одна, не глядя ни на кого. Когда подошли мужчины, она не подняла глаз.

Адам избегал смотреть на то место, где недавно стояла Елена: только-только себя в кучу собрал. Но, кажется, вода все еще красная… Вряд ли, все должно раствориться в волнах, течение унесет остатки кровавой расправы Елены над самой собой подальше от берега!

«Ты забыл? Какое течение?! Река замершая, вода стоячая».

Ему хотелось узнать у Тамары, собирается ли она проводить обещанный ведьмовской ритуал. Не сказать что он сильно в это верил, но ничего лучше никто предложить не мог, а на безрыбье, как известно, и рак рыба.

Адам приготовился задать этот вопрос, но вдруг София повернулась к Нине и произнесла:

– Зачем ты делаешь вид, что убиваешься по ней? Елена перестала быть тем человеком, которого ты знала. Я и раньше к такой на пушечный выстрел не подошла бы, но тут уж дело вкуса, с кем дружить и общаться. А потом-то! Видно же, она была обречена, превратилась в чудовище, сошла с ума. Для Елены было лучше умереть поскорее, не мучить себя и других. Так чего стенать? Чтобы мы лучше о тебе думали?

Выдав эту тираду, София встала, словно приготовившись к бою.

Но Нина на этот раз не стала бросаться в атаку (как она это делала, если София задевала других, того же Александра), даже обороняться не стала, лишь смотрела измученным взглядом.

– А элементарное сочувствие к человеку, потерявшему близкого, в твою программу не встроено? Промолчать, не задевать, не лезть на рожон никак не получается? – спросил Александр.

Тамара тоже кинулась на защиту, но Нина ее остановила.

– Ты права, София. Я, как и все, понимала, что Елену не спасти, пока мы здесь. Видела, что она потеряла человеческий облик. И лекарства кончились, и помочь я ничем не могла. Да, я устала от Елены. «Мне и самой плохо, страшно, а еще и она на моей шее», – вот как я думала. Мои слезы не только от потери, это слезы стыда, вины и раскаяния. Уличить меня хотела? Так я оправдываться не стану, все признаю. Довольна? Теперь тебе легче выносить саму себя?

Неожиданно София широко улыбнулась.

– Срезала!

Адам удивился тому, что конфликт погас, не успев вспыхнуть. Снова собрался задать Тамаре вопрос, но она поглядела на небо и сказала:

– Видите? Солнце скоро сядет.

Александр потер подбородок, заросший щетиной.

– Когда мы проснулись, я заметил, что солнце в зените: встали поздно, ночь-то была короткая. Ничего удивительного, что скоро закат. Вдобавок, как мы помним, сегодняшний день всегда короче вчерашнего.

Он говорил спокойно, но в голосе слышались отголоски паники. Адам навидался на своем веку людей, которые боятся воды, но при этом лезут кататься на катере. Они крепятся, стараются не подать виду, но глаза выдают: в них заворачивается водоворотом такой же первобытный ужас, как сейчас у Александра.

– Я хочу попробовать то, о чем говорила, но день клонится к ночи, мне…

– Где Эдвард? – резко спросила София.

Все умолкли, стали переглядываться, безмолвно спрашивая один другого, не видел ли кто чего.

– Вы же часто держались вместе, – сказала Тамара.

– Я ему не нянька, – бросила София. – Без понятия, куда он подевался.

«Вот и ответ, – подумал Адам, – никакого ритуала, надо искать мальчишку».

Искали до заката. Разбрелись по лесу вокруг поляны, надеясь, что Эд не мог далеко уйти, кричали, звали, но слышали в ответ только голоса друг друга.

Солнце село, сумерки накрыли поляну серым бархатом, которой темнел на глазах. Никто ничего не говорил, но все были готовы к тому, что скоро им предстоит при каких-то диких обстоятельствах найти очередной труп, на сей раз – тело ребенка.

Кусты зашевелись, и на поляну неспешно вышел Эдвард.

Целый и невредимый.

– Эд! Где тебя носило?

– Почему не отзывался, неужели не слышал, что тебя зовут?

– Слава богу, ты жив!

Эд обвел всех непробиваемым взглядом.

– Решил поискать нам еды, – сказал он, и Адам заметил в его руке пакет. – Есть нечего, мы голодны. Тамара, я взял пакет из вашей сумки, вы не против?

Вопрос слегка запоздал. Тамара не ответила, продолжая смотреть на Эдварда.

– Набрел на полянку и набрал ягод. – Он раскрыл пакет, предлагая всем взглянуть. – Это черника, так ведь?

Ягоды вправду оказались черникой.

– В лесу нет ягод. Ничего там не растет, – упрямо сказала Тамара.

– Но где-то же я их взял, – насмешливо произнес Эдвард. – Получается, есть.

– У тебя получается, а у меня нет, – проворчала она.

– Я мог бы съесть их один, но принес вам, чем вы недовольны?

Все начали благодарить мальчишку. Ягоды разделили, каждому (кроме Тамары, которая отказалась) досталась крошечная горстка, на один зубок, отчего голод лишь усилился. Оставалось утешать себя тем, что какое-то количество пищи все-таки попало в желудок, и это хорошо, полезно.

Вновь наступила ночь, и вновь Тамара не стала ничего пробовать, решив взяться за дело утром, как взойдет солнце.

Адаму пришла в голову мысль, что мальчик устроил переполох нарочно, отлично зная: пока его не найдут, попыток войти в транс Тамара предпринимать не станет, люди будут заняты поисками.

Поэтому Эдвард спрятался, дождался нужного момента и преспокойно вышел (раздобыв где-то чернику).

«Внимание, вопрос, – подумал Адам, – точнее, вопросы. Не помогли ли мальчишке с ягодами? Если да, то кто и как? Кто-то хотел остановить Тамару? Сам Эдвард или кто-то другой? И, наконец, означает ли это, что попытка может сработать?»

Глава двадцать вторая. Александр

Сон сморил Александра быстро.

Чувство голода перестало мучить, не мешало спать, как это было в первые дни. Поначалу есть хотелось постоянно, а когда удавалось заснуть, снились паста с морепродуктами, запеченная с овощами свинина и куриный рулет.

Постепенно организм свыкся с голодом, начал поедать, переваривать сам себя, вытягивая отовсюду запасы, истончая мышцы. Возможно, это работало иначе, но Александру виделось именно так. Теперь хотелось лишь пить, и он (в обычной жизни брезгливый до невозможности) пил воду из речки. Однако со вчерашнего дня, после того, что случилось с Еленой, Александр не мог заставить себя подойти к воде, попить. Терпел.

Сейчас он осознавал, насколько благополучной была его жизнь: никаких лишений и забот о хлебе насущном (в буквальном смысле). Александр не ведал, что такое голод, холод, страх смерти; только оказавшись здесь, понял, каким всеобъемлющим может быть желание выжить.

Раньше его главной заботой было не потерять лицо, не подвергнуться унижению, пересудам, насмешкам окружающих. Разрыв с женой, ее предательство, финансовые проблемы, карьерный крах – все это, оказывается, была чепуха.

Однако понять, осознать подобные вещи можно только в ситуации, когда тебя в любую минуту могут убить, когда кто-то умирает на твоих глазах; когда голод, смерть, обстоятельства раз за разом оказываются сильнее. Полное непонимание происходящего, нарушение привычных законов жизни, выход за все возможные рамки, угроза, которая носится в воздухе, – вот что такое настоящие проблемы.

Александр не задавался вопросом: за что это ему? Им всем? Подспудно чувствовал: ответа попросту не существует. То, что стряслось, – случайность, даже набор случайностей, приведших к катастрофе; нет никакого смысла анализировать, иначе сойдешь с ума.

Почему один выживает в аварии, а другой нет?

Почему кто-то опаздывает на самолет, которому суждено разбиться?

Почему некоторые люди никогда не выигрывают в лотерею, зато другие раз за разом вытягивают счастливый билет?

Почему одним деньги и прочие блага достаются легко, а другие пашут, как лошади, но балансируют на грани нищеты?

Почему не всегда торжествует справедливость, страдают хорошие люди, а плохие пируют, жируют и не несут наказания до самой смерти, умирая в довольстве и роскоши?

И так далее и тому подобное.

Есть вопросы, не имеющие ответов, и Александр не искал их. Лишь пытался выжить. Поэтому после очередной смерти и трудного дня он заснул – голодный, прямо на земле, в грязной одежде, стараясь не зацикливаться на жажде.

Проснулся Александр на рассвете. Ночь была снова короче предыдущей, поэтому поспать довелось лишь несколько коротких часов. Открыв глаза, он покрутил головой; тело ломило, но хуже всего дела обстояли с шеей: поворачивая ее, он чувствовать себя разбитым, больным.

Тамара, оказывается, не спала, сидела и смотрела не него.

– Доброе утро, – сказал Александр, с трудом размыкая пересохшие губы.

Пошевелил языком, подвигал челюстью – попытался собрать слюну, чтобы сглотнуть ее, создать иллюзию, что пьет. Ничего не вышло, во рту было сухо, небо словно выстлано колючками.

– Оно недоброе, – отозвалась Тамара. – Вода испортилась.

– Как? – не понял Александр.

– Посмотри сам. Не получится ни пить, ни умываться.

Александр вскочил, невзирая на вопли потревоженных суставов и мышц, ринулся к реке. Тамара была права. Вода, еще вчера относительно нормальная, хотя и мутноватая, похожая на застоявшуюся воду пруда, но все же сносная, была алой, густой, напоминающей кисель.

Нет, не кисель, а бульон, в котором плавали ветки, гнилые листья, палки, комья грязи, куски бурого меха и (Александра чуть не вывернуло) кожи. Откуда все это здесь взялось, еще и в таком количестве?!

«Кровь и плоть Елены», – пришло ему на ум.

Александр попятился от берега, беспомощно посмотрел на Тамару.

– Я не знаю, – ответила она на немой вопрос. – Но у нас отбирают все возможности выжить.

Александр подошел к Тамаре, бессильно опустился на землю рядом с ней.

– Вы поспали хоть немного? – спросил он.

Посмотрев на Нину, увидел, что и она не спит. Знает уже про воду, но не жалуется, не плачет. Александр с болью заметил, что глаза ее обведены красными полукружьями, а лицо белое, потерянное.

Остальные спали.

Адам лежал на спине, раскинув руки, как застреленный, и похрапывал. Сейчас ему хорошо: сбежал в глубины сна, в потаенные коридоры сновидений, не помнит, где находится, забыл, что выхода (вероятнее всего) нет.

– Не спала ни минуты, – ответила Тамара. – Сколько часов длилась ночь, не скажу, я не уверена, что само понятие «час» еще существует, но мало, очень мало. Ночь забежала ненадолго – и упорхнула. Шестой день.

– Возможно, он станет последним, – сказала Нина и, поняв, что это звучит пессимистично, поправилась: – Если мы найдем способ сбежать. Тамара, вы готовы попробовать?

Пожилая женщина слабо улыбнулась.

– А есть выбор? Конечно, я попробую, но не уверена, что получится и…

Говоря это, Тамара не смотрела на собеседников: блуждала взглядом по поляне, скользила взором по растущим по периметру деревьям. Внезапно глаза ее расширились, лицо стало не просто бледным – желтым, челюсть отвисла.

– Тамара, что такое? – Одновременно спросили Александр и Нина.

Он повернулся в ту сторону, куда смотрела Тамара, и выяснилось, что глядит она на заброшенный дом. Александр нахмурил брови, всматриваясь, но не увидел ничего необычного.

Тамара тряслась, Нина перебралась к ней, обняла, чтобы успокоить.

– Что вас напугало? – настороженно спросил Александр. – Там ничего нет.

Женщина закрыла глаза.

– Сейчас нет. Но было. Второй раз уже. Перед рассветом, в сумерках увидела, думала, показалось, уговорила себя. И вот опять.

– Тамара, дорогая…

– Мертвецы, – прошелестела Тамара. – Возле окна стояли мертвецы.

Александр глянул на Нину, не зная, что сказать.

Адам проснулся, Эдвард и София – тоже.

Теперь все выжидательно, недоверчиво смотрели на Тамару, и только по лицу Эда, как обычно, ничего понять было невозможно.

– Я видела, они стоят там и смотрят. У Елены лицо распухшее, красное. Сэм… Марк с платком на шее, синее лицо удавленника, это же…

Тамара спрятала лицо в ладони.

– Мертвецы не могут восставать, – сказал Адам.

Судя по голосу, он пытался убедить себя.

– На этом берегу все может быть, – глухо сказала Тамара.

– Надо пойти и посмотреть. – Александр поднялся на ноги. – Адам, ты идешь?

Тот пошел, явно без особого желания. Александр подходил к дому, не зная, что рассчитывает обнаружить внутри. Дверь откроется, и трое ходячих мертвецов вывалятся им навстречу, набросятся, чтобы сожрать их мозги?

Ничего такого не обнаружилось. Три тела лежали так, как Александр и Адам их и оставили. Непохоже, чтобы они шевелились, передвигались.

– Старуха совсем с глузду съехала, – сказал Адам. – Только ее выдумок и не хватало.

– Мы все не особо нормально себя ведем, – заметил Александр, – чего уж удивляться. На нервах, на взводе.

– Что там с водой? Я еще не смотрел.

Александр объяснил, и Адам выругался сквозь зубы.

Они вышли наружу и уверили остальных, что все в порядке. Тамару не убедили, но она, надо отдать должное, постаралась успокоиться.

– День короток, – сказала женщина. – Думаю, нужно приступать.

– Пить хочется, – вымолвила София.

Александр готов был на нее наорать. Он кое-как заставил себя не думать о жажде – и на тебе!

Эд внезапно выдал:

– Я читал, что ранним утром можно набрать воды, если смачивать ткань в росе. Роса ведь на траве и листьях есть?

– Отличная идея, парень! – похвалил Адам.

Эд отнесся к похвале равнодушно, принял как данность. В течение некоторого времени они, взяв носовые платки, промокали ими листья, траву, пытались выжимать влагу в рот. Способ сработал. Хотя это не было полноценным питьем, но стало немного легче. Настроение у людей улучшилось, глаза засияли.

– Командуйте, что нам делать, – сказал Александр, когда все были готовы начать сеанс погружения, как он окрестил про себя это действо.

Тамара заметно нервничала.

– Думаю, нам следует сесть в круг, постараться сосредоточиться на происходящем. Я имею в виду, не отвлекаться. Как бы собрать всю нашу энергию воедино.

София то ли хмыкнула, то ли закашлялась, и Тамара огрызнулась:

– Знаю, это выглядит смешно, но я хотя бы что-то предлагаю. А ты чего добиваешься? Чтобы мы сидели, голодали и умирали друг за дружкой?

Нина тронула Тамару за плечо.

– Никто не думает смеяться.

Она выразительно посмотрела на Софию, и та сделала вид, будто ей жаль, потупилась и процедила, что просит прощения. Противная девица, подумалось Александру. Красивая, но этим все хорошее в ней исчерпывается.

– Можно за руки взяться, – сказал Адам. – Я не шучу, не прикалываюсь, но в фильмах же так делают, когда призывают духов. Вероятно, в этом есть смысл. Люди оказываются ближе, соединяются.

Тамара подозрительно посмотрела на него, подозревая капитана в неуважении и насмешке, но потом неуверенно кивнула.

– Попробуем. Почему бы и нет.

Она взяла рюкзак Сэма, вытащила шкатулку.

Держала ее Тамара с опаской, точно та могла ожить и укусить ее за палец. Погладила, повертела в ладонях.

– Попробую сконцентрироваться. Пожалуйста, молчите, сидите, думайте о том, что происходит. Если увидите, что я впала в транс (поймете, надеюсь), начинайте задавать вопросы.

Александр взял за руки Нину и Адама, между которыми сидел. Нина находилась между ним и Софией, дальше – Эдвард. Маленький кружок.

Чувствуя себя несколько глупо, Александр пытался думать, что у них есть шанс выбраться, что некая сила явится к ним, ответит на вопросы, спасет.

Минуты потекли.

Зачесалась спина. Поза стала неудобной, но возиться и усаживаться Александр боялся, чтобы не нарушить тишину. Слышалось только дыхание сидящих рядом людей, и Александр (в сотый раз) подумал, насколько ненормально это место. Не слышно плеска волн, птичьего крика и трелей, стрекота насекомых; нет ни дуновения ветерка, ни единого звука, который свидетельствовал бы о том, что кругом кипит жизнь.

Потому что нет тут никакой жизни.

И сидящие на земле люди мертвы, как их еще менее везучие попутчики, которые покоятся сейчас в брошенном доме.

Мысли свернули в неправильное, пессимистическое русло, и Александр постарался снова сосредоточиться. Это удавалось хуже, чем на первых порах.

«Полная чушь», – подумал он и вздрогнул, услышав эти слова.

Испугался, что сам брякнул вслух, однако, как выяснилось, это сказала Тамара, открывая глаза. Вслед за нею и остальные тоже зашептались, задвигались, разжимая ладони.

– Никакой я не медиум, нечего народ смешить, – горько произнесла Тамара, – и ведьмовать…

Она не договорила, захлебнувшись последним словом.

И вот тут-то все и началось.

Глава двадцать третья. Нина

Когда Нина открыла глаза вместе с остальными, первое, что заметила, – вечер приближается. Только что было утро, они усердно собирали тряпочками росу с листьев, пытаясь утолить жажду, но смотрите-ка – солнце снова покидает их, жмется к линии горизонта, как пугливый кот.

Нина честно пыталась сконцентрироваться, но перед внутренним взором стояла Елена: ее безумное лицо, ее страшная смерть, слова, обращенные к подруге. Елена не чувствовала боли, когда умирала, зато Нине казалось, что это с нее живьем сдирают кожу. Физическое ощущение ужаса, фантомной му́ки до сих пор не покидало, хотя Нина старалась держаться.

Есть вещи, после которых ты не только не можешь быть прежним, но начинаешь сомневаться, сможешь ли вообще – быть. Вчера с Ниной случилась такая вещь.

Тамара сказала, что все это чушь, и Нина почувствовала одновременно разочарование и облегчение. Разочарование, потому что ничего не вышло, и облегчение от того, что можно прекратить притворяться, будто веришь в успех безнадежного предприятия.

Однако дальше началось то, чего никто не мог предвидеть. Внезапно Тамара выпрямила спину, вскинула подбородок. Ее словно тянули вверх, дергали за невидимые веревки. Глаза Тамары закатились, стали видны одни белки. Изо рта свисала нитка слюны.

Пожилая женщина хрипела, точно силясь отхаркнуть застрявший в горле комок, кулаки ее сжимались и разжимались. Нина сидела ближе всех к Тамаре и почувствовала резкий, едкий запах мочи, поплывший в неподвижном воздухе.

Потом Тамара распахнула рот настолько широко, что Нина испугалась: она вывихнет челюсть!

– Что ты хотел узнать, котик? – прозвучал женский голос.

Принадлежал он не Тамаре, был высоким, чуть гнусавым, жеманным. При этом лился из глубины распахнутого рта, губы Тамары не шевелились.

Вчера, когда умирала Елена, Нина решила, что не увидит ничего более жуткого. В эту минуту она поняла, что ошибалась.

– Что молчишь, котик? Язык проглотил? Или не ожидал вновь услышать мой голос? – Из горла Тамары, как из колодца, донесся смех. – Я пришла прямо из ада! Специально, чтобы поговорить с тобой. Соскучилась!

– К кому она обращается? – не выдержала Нина и оглянулась.

Ответа не требовалось. Искаженное лицо Адама было ответом.

– Анжела, – еле выговорил он.

Тамара механическим, кукольным жестом выбросила вперед руки и пошевелила пальцами.

– Забыли? Старая дура велела вам задавать вопросы, если увидите, что она впала в транс. Это вам что, не транс? Чего застыли? Давай же, котик, возьми меня за руку и спроси, о чем хочешь!

Адам отшатнулся.

– Спроси, каково это – умирать? Я охотно расскажу, чтобы ты знал, к чему готовиться.

Она снова визгливо захохотала.

Адам вскочил на ноги, тяжело дыша. Нине показалось, у него вот-вот случится сердечный приступ.

Смех оборвался. Руки Тамары упали на колени, как мертвые птицы. Плечи расслабились, рот медленно закрылся. Глаза закрылись тоже, а когда Тамара снова открыла их, они были обычные, как всегда.

Нина подумала, все закончилось, обрадовалась (если в такой ситуации можно радоваться хоть чему-то). Она хотела спросить Тамару, как та себя чувствует, но пожилая женщина повернулась к ней и произнесла:

– Они здесь. Они в нас.

– Кто? – спросила Нина.

– Вы поймете. Скоро.

Тамара перевела взгляд на Эдварда.

– Мальчик всю жизнь слышал голоса – сотни, хор голосов. Наш зов он услышал тоже. Спустя столетия. Джинн в бутылке. Мы ждали, когда кто-то придет. Кто-то выпустит.

Нина не понимала, кто перед ней. Тамара говорила странно. Она в трансе, и через нее с ними общается некий дух?

– Все дело в шкатулке? – спросил Александр.

Тамара раздвинула губы в ухмылке.

– Какая разница, как все началось? Главное, как закончится. Никому не выбраться. Вы в том месте, которого нет. Вы люди, которых нет!

– Заткни поганую пасть! – закричал Адам.

– Что это значит? – одновременно с ним спросил Александр.

– Когда день сольется с ночью, все закончится. Недолго осталось, – сказала Тамара или тот, кто говорил за нее. – Девятый день. Девятый.

– Мы проведем здесь девять дней?

Нина не узнала свой голос. Тонкий, хрупкий, он звучал, как голос перепуганного ребенка.

– На девятый день душа узнаёт, что такое ад. Ваши священнослужители, ряженые в пышных одеждах, думают, это время очищения, но они ошибаются! Это время перерождения! Начнется новый отсчет, наступит новое время, решится ваша участь.

– Почему девятый? Потому что нас было девять? – спросил Александр.

Тамара вперила в него острый, как клинок, взгляд.

– Девять – число новой жизни. Девять месяцев развивается человек в утробе. Девять – символ торжества духа над материей. – Она помолчала немного. – Девять двойных горных вершин – врата в Царство мертвых. Я многое могу сказать такого, что убогий человеческий ум постичь не сможет. Но это лишнее. Единственное, что следует знать… – Тамара обвела присутствующих взглядом, задержавшись на каждом. – Единственное, что вам следует знать, – кто спасется.

Она поманила их к себе пальчиком в карикатурном жесте, и люди послушно придвинулись к ней.

– Кто спасется? А? Никто!

Тамара выкрикнула эту фразу и воздела руки к стремительно темнеющему небу.

– Никто! – продолжала она вопить, тряся головой.

А после поднялась – легко, одним движением, как спортсменка-гимнастка. Ожидать такого от немолодой женщины было невозможно. Прежде Нина неоднократно видела, с каким трудом, кряхтя, Тамара поднималась с земли.

Выпрямившись, Тамара с силой откинула голову назад. Нине показалось, она сделала это не сама: невидимая рука схватила ее за волосы и резко, с невероятной силой дернула.

Раздался треск, словно сломалась сухая ветка под чьей-то ногой. Нина подумала, что уже слышала этот жуткий сухой хруст, когда повесился Марк. Мысль была почти спокойной, однако за мнимым спокойствием завывал лютый хаос.

Крик Тамары оборвался, точно кто-то щелкнул ножницами, отрезая его, и мертвое тело мешком повалилось наземь.

Вслед за Тамарой упала и Нина.

Когда пришла в себя, обнаружила, что лежит на земле; под головой – свернутые валиком вещи. Не иначе Александр устроил Нину поудобнее.

День сбежал, уступив место ночи. Черное небо – пасть демона, разверзшаяся над ними.

«Кто спасется? Никто!» – звучало в голове, и Нина поняла, что верит этому пророчеству.

Слезинка выкатилась из угла глаза, побежала по щеке. Одна-единственная, на большее, наверное, в организме не хватало влаги.

Огонь горел слабо, вяло. Порубленная на дрова мебель кончилась, за ветками и палками в лес никто не ходил. Так что костер скоро умрет.

«Как и все мы».

Нина видела лица: София, Эдвард, Адам. Александр.

«Почему мы не встретились раньше? – подумала Нина и осадила себя: – Раньше такой мужчина на тебя и вполглаза не глянул бы. Потрепанная, ничем не примечательная тетка чуть не на десяток лет старше».

Нина апатично укорила себя: что за мысли, о чем она думает, тогда как…

– Тамара, – прошептала Нина. – Где Тамара?

Александр, который сидел, задумавшись о чем-то, повернулся к ней.

– Ее больше нет. – Он погладил молодую женщину по волосам. – Поспи, прошу тебя. Отдохни. Ты ничего не можешь сделать.

Она сухо всхлипнула.

– Тише, тише, – сказал Александр.

– Тамара присоединилась к остальным, – мрачно проговорил Адам. – Да, дорогая Нина, не волнуйся, беспокоиться не о чем. Никому из нас не о чем переживать понапрасну, все равно это бесполезно. Скоро все окажемся там. Уляжемся рядком.

– Неужели обязательно быть бесчувственной скотиной? – спросил Александр.

Но даже на перебранку их уже не хватило. Адам промолчал.

Нина прикрыла глаза.

«Нам осталось всего три дня», – подумала она.

Провалилась в сон, как в яму, но среди ночи проснулась. Было уютно, тепло, Нина чувствовала теплое дыхание на своей шее. Это было непривычное чувство – просыпаться рядом с кем-то, не одной. Мужская рука обнимала ее, чье-то тело прижималось к ее телу.

В первый миг сознание проявило милосердие, Нина не сразу вспомнила, где она, но неведение было недолгим. Она приоткрыла глаза. Костер прогорел, небо на востоке светлело. Остальные несчастные спали, мертвый дом торчал на краю поляны, как надгробный памятник.

Нина чувствовала невероятную слабость, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело было неповоротливым, как колода, и она сомневалась, что и утром найдет силы и возможность подняться.

«Застыть и умереть во сне, без мучений. Это было бы счастьем», – подумала Нина.

Она устала бороться, искать ответы, бояться. Хорошо бы тихо уйти в объятиях человека, который тебе нравится. Пусть и в объятиях невинных, целомудренных, не любовных, а всего лишь таких, когда два одиноких, донельзя истерзанных человека пытаются черпать друг в друге жизненную энергию и поддержку.

Прикрыв глаза, Нина заснула вновь.

Кажется, минуты не прошло, как она почувствовала: ее тормошат, бесцеремонно трясут за плечо.

«Отстань, – хотелось сказать, – дай поспать!»

– Вставайте, голубки! – шептал мужской голос. – Ну же, Алекс! Нина! Да что вы, умерли?

Нине стоило колоссального труда разлепить веки. В уголках глаз скопился гной; пока она не протерла их, не могла ничего рассмотреть. Александр сидел рядом, тоже силясь пробудиться от тяжелого, не приносящего отдыха и бодрости сна.

Адам топтался рядом, говорил что-то, но Нина не могла уловить смысла его слов. Голова болела и кружилась, во рту было так сухо, что не удавалось глотнуть, горло раскалилось от боли.

– Разуйте глаза! – пробилась в ее сознание фраза, и Нина посмотрела туда, куда показывал Адам.

Они с Александром поглядели одновременно.

Нине показалось, ей чудится. Того, что она видела, не могло существовать в реальности, это плод воспаленного воображения! Но Александр хрипло вскрикнул, и Нина поняла, что он тоже видит.

Возле дома стояли мертвецы. Покинули последнее пристанище и вышли на свет, словно желая поприветствовать друзей.

– Господи, – шепотом сказала Нина.

– Нет здесь господа, – проговорил Адам. – Ад на земле. И мы в аду.

Словно услышав, о чем они говорят, бывшие пассажиры «Дунайской девы» двинулись вперед, к центру поляны.

Нина и остальные вскочили на ноги, сбились в кучу, глядя на неумолимое приближение. Александр нашел руку Нины, и она вцепилась в него, ища защиты. Только чем он мог помочь ей и себе? Что они могли противопоставить злобной силе, господствовавшей в проклятом месте?

– До чего же все завертелось, – некстати произнесла София.

Жуткие существа были совсем рядом, и Нина пожалела, что ей не удалось умереть минувшей ночью.

Глава двадцать четвертая. Адам

Помутилось в голове. Когда прежде Адаму случалось слышать или читать в книгах такую фразу, ему представлялось, будто кто-то взбалтывает некий сосуд, взвесь поднимается со дна, и вода становится мутной.

Сейчас его голова была тем сосудом, который кто-то потряс. Все перемешалось: зло и добро, друзья и враги, живые и мертвые, настоящее и прошлое, а будущего не было вовсе.

Что чувствует человек, когда то, что он привык считать незыблемой основой жизни, опрокидывается с ног на голову? Жуком он себя чувствует, вот как! Перевернутым на спину, барахтающимся, силящимся встать, но лишь беспомощно трясущим лапками в воздухе.

Адам понимал, что в нем не осталось ничего от того человека, каким он был совсем недавно: уравновешенным, рациональным, немного скучноватым, занятым привычным делом; не слишком счастливым, но проживающим правильную, одобряемую соседями и обществом жизнь. Какие фильмы ему нравились? Какие книги он читал? Над чьими шутками смеялся? Адам забыл вкус любимых блюд, не помнил слов любимых песен. Да что там! Лица брата, родителей, приятелей стерлись из памяти, Адам больше не понимал, как ему жить дальше, кто он сам, кто его окружает.

Мертвецы приближались, и вид их лишал Адама остатков рассудка.

Сэм – юноша с бескровным лицом, почти не тронутым смертью.

Тамара – старуха со сломанной шеей, скособочившаяся, кривая, все еще продолжающая что-то бормотать.

Рядом с нею – Елена: косматая, кошмарная, с раздвинутыми в бессмысленной улыбке губами. Жуткая нагота, истерзанное тело в кровавых потеках, со свисающими с костей ошметками кожи.

Марк – раздувшееся посиневшее лицо, залитые кровью белки глаз, обрывок легкомысленного цветастого шарфика на шее.

Теперь их разделяли всего пара метров. Пятеро живых – четверо мертвых. Они стояли друг против друга, и Адам поневоле озирался, ожидая, что к строю мертвецов присоединится неизвестно как выбравшаяся из могилы Анжела.

Покойная жена не появилась, зато случилось другое.

Нина помянула Господа, Адам ответил, что напрасно она ищет здесь Бога, а потом Тамара проскрипела:

– Оживут мертвецы Твои, восстанут мертвые тела! Воспряньте и торжествуйте, поверженные в прахе! И земля извергнет мертвецов!

Это из Священного писания, вспомнилось Адаму.

– Эдвард, София, идите сюда, – сказал Александр, и Нина протянула мальчишке руку, желая защитить.

Неожиданно Эдвард засмеялся. Он всегда был, по мнению Адама, с приветом, но смеяться в такую минуту? Для этого надо быть полным придурком. Нина, по видимости, подумала примерно о том же, потому что проговорила успокаивающим голосом:

– Эд, отойди от них, послушай…

– Нет, это ты послушай, – властно произнес мальчишка, прекратив смеяться. А после подошел к шеренге мертвых, встал перед ними, словно полководец, и это выглядело одновременно страшно и гротескно. – Глупцы, я один из них, и вы тоже скоро присоединитесь к нам.

Затем подросток – или кем он был в действительности? – повернулся к Софии, поманил ее. Та, не колеблясь, подошла, встала рядом с Марком, наконец-то воссоединившись с женихом в своем жутком посмертии.

Трое людей против шестерых чудовищ – вот какой оказалась расстановка сил.

– София, что ты делаешь? – пискнула Нина.

– Я же сказал, что видел ее в лесу, – проговорил Сэм. Его бледные губы извивались, как белые змеи. – Вы не поверили. Люди предпочитают игнорировать неудобную правду.

София не произносила ни слова. Но слова не требовались. На ее горле проступила рваная рана. Нина закричала, отвернулась, испугавшись, что голова Софии свалится с плеч, покатится по земле. Этого не случилось, но из пореза полилась кровь – сочилась, пропитывая одежду, стекая по рукам.

– Кто ее убил? Кто? – спросил Александр и поглядел на Адама, которого, помнится, все обвиняли, пока София не явилась живая и здоровая.

– Что смотришь? Я не убивал!

– Конечно, нет, – спокойно проговорил Эдвард. – Хотя и нельзя сказать, что ты непричастен к ее смерти! Тебе не впервой оказываться в такой ситуации. – Мальчик глумливо подмигнул Адаму. – Итак, как все было? Пора приоткрыть завесу тайны! София, не в силах сопротивляться своей похоти, позвала Адама в лес. Они развлеклись хорошенько, а после Адам преспокойно отправился спать, оставил любовницу одну. Не хотел, чтобы их видели вместе: наш славный капитан трусоват. София через некоторое время тоже поплелась обратно на поляну. Шла в темноте, ощупью, ночи-то непроглядные. Не повезло, оступилась, упала и напоролась горлом на сук. Будь кто-то рядом, ее, возможно, и спасли бы (хотя не факт), но никого не было. София истекла кровью. Конечно, голову ей никто не отрезал! Утром мы разыграли все как по нотам, устроили театральное представление для Сэма, юного кладоискателя, доморощенного Индианы Джонса. Он обнаружил «обезглавленное тело», а вдобавок увидел и предполагаемого убийцу (я дождался, чтобы все ушли искать Софию, а потом в нужный момент специально попался Сэму на глаза), его расшатанная психика ожидаемо надорвалась. Заодно мальчишка и остальных напугал.

Нина охнула.

– Откуда в тебе эта жестокость? Еще и по отношению к брату?

Эдвард покачал головой, удивляясь глупости Александра, который задал этот вопрос.

– Ты не с подростком-аутистом говоришь, – снисходительно проговорил он.

– Кто ты такой? Кто вы такие? – закричал Александр, схватившись за голову.

– Вчера вам было сказано. Не слышал? – отозвалась Тамара.

– Миф про ящик Пандоры появился не на пустом месте, – тоном заправского сказителя произнес Эдвард. – Люди зовут нас джиннами, бесами, демонами – каких только имен не дают! Говорят, стоит дать кому-то имя – и сумеешь его победить. Если знаешь имя своего страха, порока, слабости, ты приобретаешь над ним власть. Но беда людей в том, что подлинные наши имена вам неведомы, и потому полностью побороть нас вы не в силах. Однако я отвлекся. Итак, были времена, когда мы жили среди людей: расхаживали среди вас, подчиняли себе, управляли. Чаша весов склонилась в другую сторону, мы были побеждены, и победители заточили нас в сосуды. Погребли в глубоких водах, подземных шахтах, горных пещерах. Тысячелетия шли, века летели, как минуты. Но в мире всегда что-то меняется: земля вспучивается, реки мелеют, моря пересыхают. То, что находилось внизу, оказывается близко к поверхности – и однажды может быть найдено! Так один из вас и нашел шкатулку, а второй, чье сознание было особым, мальчик, умеющий слышать голоса, услыхал зов. Открыл шкатулку – и семена сразу оказались в каждом! А семена должны прорастать, верно? Человеческое существо – благодатная почва, поэтому через положенное время рост начался и продолжается прямо в эту минуту. У всех вас это происходит по-своему, в свое время, ибо все вы разные, не похожи один на другого. К каждому замку – свой ключик. Мы многими способами добиваемся главного – разложения ваших душ, и для достижения этой цели все средства хороши: можно пугать вас, дразнить, соблазнять, стравливать между собой, заставлять слышать и видеть то, чего нет, сеять панику и бредовые идеи, лишать рассудка, давать ложные ориентиры и внушать напрасные надежды.

София весело расхохоталась и добавила:

– Каждый из нас играет со своей куклой так, как ему хочется! Сэм думал, что нашел забавную шкатулку, но на самом деле это мы забавляемся с вами, вы наши игрушки! Человечки очень потешные: ваши сомнения, страхи, боль, подозрения – это так занимательно. Давно не было соприкосновения, приятно снова ощутить, каковы же вы.

«Мы были обречены изначально, – подумал Адам. – Как глупо все вышло! Два малолетних кретина сделали это возможным: один нашел источник зла, второй выпустил тьму наружу».

– Смерти нет – есть новое рождение, так вам говорят в церквях? – сказал Эдвард. – Это истина, причем всё буквально, сами видите: пассажиры «Дунайской девы» умерли – и воскресли для новой жизни.

– Эдвард, но ты ведь жив, – едва ли не умоляюще произнесла Нина.

Он пристально поглядел на нее.

– Мальчик умер первым, – догадался Адам. – На «Дунайской деве». Та бусина, которой он подавился, помните?

– Эд умер на наших глазах, а мы ничего не поняли, – прошептала Нина. – Все это время рядом с нами был… было…

Мальчик усмехнулся.

– Демоны, бесы лукавые, – простонал Адам.

– Они нарочно делают это! – вдруг выпалил Александр.

– О чем ты? – спросила Нина.

– Время ускоряется. Скоро снова закат, день продлится часа три, так? Завтрашний день будет короче. А девятый и вовсе… Понимаете? – Александр быстро глянул на Нину и Адама. – Они торопятся! Хотят, чтобы мы сдались, поэтому и вышли сейчас все вместе: шокируют нас, как когда-то Сэма, сводят с ума, как Марка. Играют с нами, давят на психику, чтобы отнять надежду на спасение. Это психологическая атака, что-то вроде того!

– О чем ты? – произнес Эдвард, и Адаму показалось, что он злится.

«Александр прав? – подумал он. – Его слова не по нраву бесу?»

– Нам нужно уходить. Срочно, – сказал Александр.

– Куда?

Трое людей стояли около воды. Демоны преграждали им путь к лесу. Александр хочет прорваться, пробиться? Как выяснилось, его план состоял в другом.

– Мы вернемся на катер, – проговорил Александр.

– Но куда нам… – начал Адам.

– Не важно. Потом разберемся. Главное – подальше от них!

Он схватил Нину за руку и волоком потащил за собой. Адаму ничего не оставалось, как сделать то же самое. Да и другого плана все равно не было.

Адам думал, твари станут мешать им, не дадут уйти, приготовился защищаться от возможного нападения. Но они не сделали попытки остановить беглецов.

«Дунайская дева» все это время стояла на якоре возле берега, чуть поодаль. Чтобы попасть на нее, потребовалось влезть в воду, которая больше не была обычной, нормальной.

Адам не мог без отвращения даже взглянуть на красноватое густое месиво, однако пришлось лезть в него. Кто-то будто перемолол, провернул через мясорубку куски мертвой плоти, обрубки деревьев, водоросли, траву, мусор. От воды исходил гадкий запах: несло затхлостью, разложением, гнилью.

Нина и Александр опередили Адама. Они шли, держась за руки, преодолевая сопротивление месива, и он последовал их примеру. Дно было вязким. И думать не хотелось, на что он наступал, в чем тонули его ботинки. Мерзкий запах забивался в нос и горло, брюки противно липли к телу, когда Адам заходил все глубже.

Александр добрался, был уже на борту, помогал залезть Нине. Еще немного – и Адам тоже оставит противную жижу позади. Неожиданно Адаму показалось, что вокруг его лодыжки что-то обвилось, чьи-то скользкие, цепкие пальцы схватили и потянули вниз.

Вне себя от ужаса и отвращения Адам заорал и повалился в воду.

Нина, которая еще не успела взобраться, немедленно вернулась, подала руку, помогая ему подняться.

– Оно меня держит! – «Анжела?!» – Не пускает!

– Перестань, Адам, там ничего нет, кроме грязной воды. Успокойся, прошу тебя!

Паника горячим комом билась в груди, словно второе сердце.

Адам старался вдохнуть, чтобы разогнать алый туман, повисший перед глазами.

– Считай до пяти! Ну же! Прекрати истерику!

Нина права. На дне ничего нет, кроме грязи. Никто его не держит.

Весь в тине и смрадных потеках, Адам с помощью Александра и Нины вскарабкался на борт своей лодки, рухнул на палубу.

«До чего хорош наш бравый капитан», – прозвучал в голове насмешливый голос Анжелы, и Адам велел бывшей жене убираться на хрен.

Александр, не спрашивая разрешения у Адама, попробовал завести двигатель, но ничего не вышло. Он пытался несколько раз, и в итоге ему пришлось сдаться.

– Все механизмы давно перестали работать, но ведь раньше катер каким-то образом плыл, – уныло сказал Александр, – я подумал, и сейчас получится.

– Им надо было, чтобы мы причалили к берегу, но не нужно, чтобы смогли покинуть его. – Адам сидел, привалившись к борту, не имея сил добраться до сидения, как Нина. – Поэтому ничего не выйдет. К тому же по этому киселю плыть не получилось бы, даже если бы двигатель работал.

– Становится темно, – обреченно произнесла Нина.

– Седьмой день заканчивается. У нас мало времени, если верить тем существам. Что-то случится, когда пройдут девять дней.

– А что мы можем? Уйти пробовали – не вышло, уплыть – тоже, – вздохнула Нина.

Она отчаялась, держалась только за счет поддержки Александра. Адам понимал ее, он и сам еле-еле оставался на плаву.

– Для начала предлагаю костер разжечь. Ночь будет короткая, но даже два часа провести, зная, что сущности могут добраться до нас в темноте, я бы не хотел. К счастью, на лодке хватает деревянной мебели. Спички есть. Бумага тоже найдется. Да, Адам?

Вместо ответа капитан поднялся на ноги. Оставляя грязные следы, прошелся по палубе.

– Нелепое название – «Дунайская дева», вам не кажется? – светским тоном осведомился он. Ему не ответили, и Адам продолжил: – Гори она огнем.

Гори не гори, а пожара желательно бы избежать, поэтому огонь из предосторожности решено было разжигать в металлическом ведре.

Чтобы расчекрыжить мебель, понадобились инструменты. Адам вытащил большой ящик, в котором лежали отвертки, обычный маленький молоточек и большой резиновый – киянка, рулетка, напильник, ножовка, плоскогубцы.

На самом дне – о чудо! – обнаружилась пластиковая литровая бутылка газировки. Она была полна меньше чем на половину, каждому хватило на два маленьких глотка.

– Эликсир жизни, – сказал Александр. – Вот оно, счастье!

Адам был с ним согласен, но не мог не думать, что, будь он сейчас один, ему хватило бы утолить жажду, а так – достались жалкие капли, лишь раздразнившие желание.

Они не успели развести костер до наступления темноты, которая надвигалась с огромной скоростью, как приближающийся к станции поезд. Но все равно им удалось, и вскоре пламя затанцевало, облизывая оранжевым языком ночной воздух.

Трое сидевших перед огнем людей старались не обращать внимания на шесть темных фигур, застывших возле воды. Существа, некогда бывшие обычными людьми, отправившимися на речную прогулку, смотрели на Адама, Нину и Александра.

– Как думаете, они собираются штурмовать лодку? – тихо спросила Нина.

– Хотели бы – уже сделали бы это, – ответил Александр.

– Если и так, мы будет отбиваться, – сказал Адам.

– Чем?

– Не думай об этом, Нина. Лучше поспи. Адам, и ты ложись, если хочешь. Я все равно не хочу спать, покараулю.

«Спать, зная, что это, скорее всего, твои последние часы? Нет уж».

Адам качнул головой, отказываясь.

Нина сказала, что не заснет.

– Жаль, переодеться не во что. Я перепачкался, от меня несет, как из помойного ведра. Не хочется помирать свиньей.

– Мы не умрем, – твердо проговорил Александр.

– Мне бы твою уверенность. – Адам невесело усмехнулся. – Когда я тебя увидел впервые, подумал: золотой мальчик. Холодный, сверкающий, как снег на горной вершине. Такие часто ломаются первыми. А ты молодец, держишься дольше всех. Даже твоя белая футболка чище, чем одежда у всех остальных.

Александр грустно улыбнулся.

– Насчет белой футболки… Я лет в шестнадцать придумал себе стиль. Решил: буду носить рубашки, футболки, свитеры только белого цвета, потому что черный – слишком мрачный, любые узоры – безвкусны, а цветное простит. Мне казалось, это меня отличает, делает особенным. Потом я понял, что любые ограничения – твоя тюрьма. Ты начинаешь узко смотреть на вещи. Боишься сделать неправильный выбор; чтобы не поставить пятно на свою репутацию, предпочитаешь удобных людей, принимаешь социально одобряемые решения. Не разрешаешь себе выйти на широкую дорогу, годами плетешься по проторенной тропке. Я нагромоздил кучу правил, стремился запихнуть свою жизнь в установки и схемы, как тело – в белые шмотки! Если выберусь отсюда, больше не стану ограничиваться в выборе. Не буду бояться запачкаться. К черту белые футболки.

Александр умолк. Нина смотрела на него, и глаза ее блестели не то от непролитых слез, не то от восторга.

«Она влюблена в него, – равнодушно подумал Адам. – Глупая кошка. Это ни к чему не приведет, все бесполезно, ведь нам суждено сдохнуть на этой посудине».

А потом, совершенно неожиданно, его озарило: не все потеряно. Это было сродни удару молнии, разряду электрического тока. Почему он не подумал об этом ранее?

– Слушайте, мне кое-что пришло на ум. Есть способ выбраться отсюда, – сказал Адам и подумал: «Только он не для всех».

Глава двадцать пятая. Нина

Седьмой день прошел, седьмая ночь. Тьма рассосалась – ветер разорвал ее в клочья, разметал обрывки, зашвырнул за горизонт. Рассветная пора промелькнула за несколько минут – и вот уже небеса синеют, солнце глупым золотым блином переливается в вышине.

Нина подметила еще одну странность сломанного, порченного полуживого мира, в котором они оказались. Хотя часы не были наполнены нужным количеством минут, а ночи и дни сменялись неестественно быстро, организм чувствовал себя так, слово течение времени было нормальным. То есть они толком не ели, не пили, не отдыхали в течение семи суток – и организм был истощен.

Непривыкшая к нагрузкам, не знавшая прежде настоящего голода, жажды, недостатка сна, постоянно пребывающая в состоянии стресса Нина чувствовала, что сдает.

Адам – нервный, сломленный, то и дело бормочущий себе под нос, с обветренным лицом и обметанными простудой губами, встрепанный, грязный – тоже был карикатурной копией себя прежнего.

Только Александр по-прежнему держался. Держался лучше их всех.

– Есть способ вырваться отсюда, – объявил Адам на излете ночи, и Нина подумала, что не верит в счастливый исход.

– У нас есть лодка, – сказал Адам. – По правилам безопасности имеются жилеты. Брать на борт лодку было необязательно, но мы с братом решили, пусть будет. Я про нее напрочь забыл. Она надувная, резиновая. Мы сможем уплыть.

– Куда? – спросила Нина. – Куда бежать?

– Не куда, а откуда, – заметил Александр. – Адам прав, мы должны попробовать вырваться. Можно податься в обратную сторону или на другой берег. – Он запнулся. – Лишь бы подальше отсюда.

Александр посмотрел туда, где у кромки воды стояли ожившие мертвецы. В темноте их не было видно, но они точно стояли – бездыханные, зловещие, алчные. Ждали, когда трое оставшихся в живых присоединятся к ним.

– Адам, ты говорил, водоросли и прочий мусор не дали бы «Дунайской деве» возможности плыть, даже если бы двигатель работал. А резиновая лодка…

– Чем проще конструкция, тем легче, – оборвал Нину Адам. – У нее нет винта, который запутался бы. Вместо мотора – мы сами. Наляжем на весла, выберемся. Когда еще светло было, я обратил внимание: вдалеке вода чистая. Нам придется постараться выгрести из этого месива, а дальше справимся.

В его голосе снова зазвучали командирские, твердые нотки, он вновь был их капитаном, и Нина приободрилась. Тем более и Александру идея пришлась по душе.

– Осталось два дня. Постараться выкарабкаться отсюда, к чистой воде – наш шанс! – сказал он. – Возможно, это и не так. Возможно, мы ошибаемся. Но что теряем, если попробуем?

– Хотя бы попить сможем, – произнесла Нина.

Об этом они старались не думать, не говорить. Преодолеть голод проще, жажда мучила несравнимо сильнее, и перспектива напиться воды была потрясающей, прекрасной.

Про сон и отдых было забыто. К тому моменту, когда взошло солнце, они уже вытащили резиновую лодку и качок, взялись за работу.

– Надувать придется вручную, – сказал Адам, и они с Александром по очереди накачивали ее.

Нина тоже хотела помочь, но Александр пресек ее просьбы.

– Ты еле ходишь. Сами справимся, – сказал он.

Сейчас Нина сидела у борта «Дунайской девы».

Солнце с любопытством следило за стараниями людей спастись. Восставшие из мертвых пассажиры прогулочного катера расселись вокруг кострища. В кружке была прореха – место, где следовало сидеть им, еще не потерявшим надежду и жизнь.

Нина изо всех сил старалась не замечать, не смотреть на пустоту, по обе стороны которой неподвижно восседали Тамара и Марк. Но взгляд против воли возвращался туда.

Они ожидали. Эти твари не пытались помешать беглецам, потому что…

…потому что точно знали: сбежать все равно невозможно, так чего суетиться, пытаться препятствовать, преграждать дорогу?

Нина прислушалась к себе: верит ли она в успех? Ей пришло на ум, что больше всего на свете она хочет спасения не для себя. Нина посмотрела на Александра.

Парадокс. Никогда в жизни она не чувствовала ничего подобного. Не было такого, чтобы другой человек – чужой, которого она знала совсем недолго! – стал настолько важен, и не просто важен. Для Нины имело первостепенное значение его благо, а не свое собственное.

Александр вошел в ее сердце, не спрашивая разрешения, без стука, а Нина и не заметила, как это случилось. Любовь ли это? Та, которую всюду безуспешно искала Елена? Которую сама Нина не рассчитывала обрести?

– Готово, – сказал Александр и улыбнулся Нине, не подозревая, о чем она сейчас думала.

– Спустим лодку на воду, – продолжил он. – До темноты надо продвинуться как можно дальше.

Нина смотрела на его довольное лицо, потом перевела взгляд на Адама. Тот, по контрасту, был все такой же хмурый. Опасался, как все сложится, наверное.

Подойдя ближе, Нина рассеянно смотрела, как мужчины в четыре руки спускают лодку на воду. Нужно было действовать аккуратно, чтобы не повредить ее о коряги, которые торчали тут и там, взявшись невесть откуда.

В целом же задача выглядела достижимой, муть и грязь простирались не столь уж далеко. Размышляя об этом, Нина поняла: ее что-то беспокоит. Что-то не так с лодкой. Но голова работала медленно, от усталости и голода Нина соображала неважно, не могла додуматься, что конкретно ее тревожит. Она отошла в сторону, надеясь сосредоточиться.

– Сначала поможем Нине, потом…

Фраза оборвалась. Раздался глухой удар. Нина повернулась, еще не успев испугаться, занятая своими мыслями. Александр лежал на палубе. Адам стоял над ним, сжимая в руке резиновый молоток – киянку с длинной ручкой, которой он ударил товарища, сбив его с ног.

Нина закричала.

– Заткнись, – бросил Адам.

– Зачем ты это сделал?

«Что с ним? Он ведь жив? Боженька, пожалуйста, он должен, должен быть жив!»

Нина хотела броситься к неподвижно лежащему Александру, но Адам не позволил.

– Стой, где стоишь!

– Ты спятил? Зачем ударил его?

Адам облизнул губы. Мышцы лица дергались, как при тике, воспаленные глаза слезились. Нина видела: он не в себе, способен в любую минуту сорваться.

– Постой, Адам, все хорошо, – негромко произнесла она. – Тебя что-то напугало? Ты подумал…

Адам расхохотался.

«Он действительно обезумел», – поняла Нина. Внутри все дрожало.

– Ты не врубилась? Овца! И этот неженка тоже. Балбесы! В жизни лодки не видели, да? А если и видели, так вас кто-то катал, сами ручек не марали! Футболочка белая! – Адам смахнул пот со лба тыльной стороной ладони.

И в этот миг до Нины дошло, что ее беспокоило. Лодка была одноместная!

– Нас трое, – прошептала она. – А место в лодке всего одно.

Они с Адамом смотрели друг на друга. Он тяжело дышал, как от быстрого бега.

– Доперло наконец, – грубо сказал он. – Всем все равно не выжить. Это мой катер. И лодка моя. Вы лишние. Спасибо, что Алекс помог накачать лодку.

– Хорошо, – примирительно сказала Нина.

«Что делать? Что же мне делать?!»

– Ладно, Адам. Ты прав. Это твоя лодка, все справедливо. Садись и уезжай, я не стану мешать. Плыви один.

Он презрительно закатил глаза.

– Вот спасибо-то, разрешила. Мешать она не будет. Кто ты такая, чтобы мне мешать! Только оставить вас не могу.

Нина ждала.

– По этому типу, – Адам кивнул на Александра, – видно, что он не успокоится, пока жив. Но есть еще кое-что! Взгляни на них.

Теперь Адам махнул рукой на сидящих кружком мертвецов.

– Ничего не замечаешь? Видишь пустые места? Сколько их?

Нина осознала, что обезумевший капитан прав.

– Два! То есть двое умрут, присоединятся к ним, а один выживет!

– Ты? Почему ты? – вырвалось у Нины.

– Помнишь, что Марк сказал перед смертью?

Забыть ту сцену Нина не смогла бы, даже если бы очень хотела.

– Он говорил про какой-то Нижний мир. Говорил, всем там найдется место.

– Не это главное, – заорал Адам. – Он сказал, можно спасти себя, убив других! Кто убьет, тот спасется! Я убью вас обоих, от меня этого и ждут. И получу спасение. Сяду в лодку и уплыву.

Нина подняла руки, всем видом стараясь продемонстрировать свое миролюбие. Небо стало сереть – скоро снова стемнеет. День был короток, непоправимо короток!

– Адам, ты ошибаешься, – быстро проговорила она. – И Марк тоже ошибался. Он обвинил тебя в том, что ты убийца. Сказал, по этой причине тебе будет легче решиться. Но ведь это не так, ты не убивал никого! Если ты винишь себя в смерти Софии, то это был несчастный случай, ты ни при чем! А значит, и в том, другом, Марк тоже сказал неправду!

Адам улыбнулся. Такой холодной, безрадостной улыбки Нина никогда не видела.

– А вот и нет, глупышка. Логика работает ровно в обратном направлении. Марк был прав, я убийца. И, следовательно, в том, что спасется тот, кто решится убить, толстяк прав тоже.

Нина замерла.

– Я убил свою жену. Никто об этом не знает, даже мой брат думает, что я ни в чем не виноват. Анжела покончила с собой. Деян и все-все считали, я напрасно себя виню: она была истеричной, неуравновешенной, сделала, что хотела, это был выбор Анжелы, а я еще долго терпел ее выходки. Все так, за исключением одного нюанса. – Снова ледяная, искусственная улыбка. – Я сознательно натолкнул жену на мысли о суициде. Подвел к краю. По правде, это вышло само собой… Анжела превратила мою жизнь в ад, я ненавидел жену, но не мог от нее избавиться. Она никогда не оставила бы меня в покое, даже после развода, такова уж она. Убить ее и сесть в тюрьму? Нет! Но мысль о том, как хорошо было бы, если бы она умерла, не давала покоя. Я не ставил всерьез такой цели, но играл с идеей убийства, прокручивал в голове, предпринимал кое-какие шаги. А вдруг получится, думал я. Таблетки, которые приняла Анжела, были куплены мной. Не было бы таблеток – нечем ей было бы травиться, да? Они продаются по рецепту, но я уговорил девушку-фармацевта. Не в своем городе, специально поехал туда, где меня никто не знает, сделал это за несколько месяцев до смерти жены. Бывало, намеренно доводил Анжелу, заставлял ревновать, вести себя все более безумно – проверял, чем это кончится, нащупывал границы. В определенном смысле это было даже забавно. Анжела оставалась дома одна, пила, психовала. Я оставлял на виду таблетки, подводил ее к мысли, что заснуть и не проснуться – отличный выход. В итоге она сделала это. И я…

Адам топнул ногой, как капризный ребенок.

– До конца я не верил, что такое возможно! Что Анжела умрет. Это была игра! Русская рулетка! Пули могло не быть, выстрел мог оказаться холостым!

– Адам, ты…

– Смерть Анжелы не принесла мне ни избавления, ни счастья. Все стало запутаннее, сложнее, хуже! Но Марк прав: отнять жизнь мне не в новинку.

«А все-таки ты стоишь, болтаешь, не убил Александра сразу, значит, колеблешься», – думала Нина.

Она судорожно соображала. Слабость, которая владела ею еще недавно, отступила, и Нина готова была бороться. К тому же и в схватку предстояло вступить не с потусторонней силой, а с вполне понятным, хотя и не менее опасным существом – человеком.

Лучшая защита – нападение. Адам не ожидает от тихони-Нины никаких активных действий. Он хочет убить Адама, пока тот без сознания, а после спокойно прикончит Нину, за которую некому будет заступиться.

– А ты не подумал, что мысль убить нас тебе внушили демоны из шкатулки? Дьявол и его слуги лукавы! Адам, они же говорили, что нарочно издеваются, пугают, внушают чудовищные идеи! Зачем ты на это ведешься?

– Что остается? Надеяться на доброго боженьку?

– Ты сам не уверен, сработает твой план или нет! Это лишь предположение, и оно может быть ошибочным.

– Как сказал Александр, что я потеряю, если попробую? Хуже уже некуда.

Нина говорила машинально, автоматически, продолжая думать, решать, что делать. Оружие, ей нужно хоть какое-то оружие!

– Хуже может быть, Адам! Поступишь так – и превратишься в убийцу уже безо всяких оговорок и допущений. Ты хороший человек, ты не сможешь взять и лишить жизнь беспомощного, безоружного человека, своего друга!

– Мы не друзья.

«Ящик с инструментами!» – осенило Нину.

Адам стоял возле ящика. Если получится как-то отвлечь его и…

Что «и» Нина не знала, она никогда в жизни не дралась, ни разу не подняла на кого-либо руку.

– Хватит с меня душеспасительной болтовни.

Адам, похоже, решившись, стал поворачиваться к лежащему у его ног Александру. Сейчас он ударит его молотком, завершит начатое, размозжит череп!

У Нины больше не было времени на размышления, и то, что она сделала, было жестом отчаяния. Неподалеку стояло прислоненное к борту алюминиевое весло, она схватила его, как копье, наперевес, бросилась на Адама.

Весло врезалось ему в живот, Адам покачнулся, попятился, выронил молоток. Нина нагнулась к нему, собираясь поднять, но Адам не дал ей этого сделать. Сбил женщину с ног мощным ударом. Она упала, ударилась спиной.

– Дрянь! – взревел он, наваливаясь на нее.

Адам схватил Нину за волосы, ударил затылком о палубу, потом еще раз. Боль в спине и голове была дикая.

«Лишь бы не потерять сознание!»

Адам оглянулся, ища взглядом молоток, но он лежал слишком далеко. Ящик с инструментами, до которого старалась добраться Нина, был куда ближе, и Адам схватил большую отвертку с длинной ручкой. Прижимая Нину к палубе одной рукой, во второй он сжимал отвертку, которую занес над своей жертвой.

Еще секунда – и вонзит ее.

«Сейчас я умру», – подумала Нина.

Но все же Адам на секунду замешкался. Что бы ни говорил Марк, убить человека непросто, и то, что он когда-то довел до самоубийства жену, не облегчило Адаму задачу.

Микроскопическая заминка позволила Нине извернуться, укусить Адама за свободную руку. Она стискивала зубы изо всех сил, а он, закричав от боли, пытался помешать ей. Выронил отвертку, словно бы даже позабыл, что можно ею воспользоваться, и стал колотить Нину по голове.

– Отцепись, сука!

Едва не теряя сознание от боли, она ударила его коленом, пытаясь попасть в пах. Удар вышел слабый, но все равно чувствительный, и Адам охнул, ненадолго отпустив Нину.

Она перевернулась на живот, стараясь добраться до ящика с инструментами, взять хоть что-то, чем можно обороняться.

Ее враг, вспомнив про отвертку, схватил ее и воткнул Нине в бедро. Вытащил и вонзил снова, еще раз, еще. Поначалу боли не было, Нина почувствовала только сильные удары. Не обращая на них внимания, она схватилась за край ящика, и тот перевернулся.

Инструменты посыпались, и Нина хотела схватить неважно уже что, любую железку, но не успела, ощутив новый удар, на этот раз куда-то в бок.

Боль, равной которой Нина не испытывала никогда прежде, накатила жаркой, удушливой багряной волной. Оглушенная, ослепленная ею, Нина ничего не соображала.

– Отвали от нее!

Александр набросился на Адама сзади. Он был слаб, покачивался после травмы, но сумел оттащить Адама от Нины, не дал ему убить женщину. Отвертка так и осталась в ее теле. Адам развернулся к Александру и стал избивать его, матерясь и рыча.

– Живучий, гад! Все равно сдохнешь!

Александр пытался защищаться, несколько раз он ударил Адама, но силы были неравны. Адам повалил Александра, тот вновь ударился затылком и отключился.

Нина приподнялась на локте. Мужчины были в двух шагах от нее, Нина видела, что Александр опять потерял сознание, и Адам убивает его, продолжая снова и снова бить головой о палубу.

Она должна помочь Александру, иначе тот умрет.

Нина никак не могла встать: тело не слушалось, правая нога полыхала от боли. Но, превозмогая страдание, женщина ползла вперед. Ее целью была тяжелая киянка, которой Адам в первый раз ударил Александра. Нина сумела добраться до нее, а после, собрав последние силы, избитая, изувеченная, измученная болью, поднялась на ноги и шагнула вперед – на помощь к Александру.

Адам заметил Нину лишь в последний момент. Считал, наверное, что она или уже умерла, или умирает. Все произошло одновременно: Адам начал разворачиваться к ней, а Нина занесла киянку.

На его лице отразилось потрясение, Адаму не хватило доли секунды – Нина успела ударить его по темени. До этого ей казалось, она слаба, как былинка, еле жива, но в ту секунду рука Нины наполнилась могучей сокрушительной силой.

Не давая Адаму среагировать, помешать ей, Нина продолжала бить своего противника. Она поднимала и опускала киянку, даже когда Адам свалился с распростертого на палубе Александра, даже когда он замер без движения.

Даже когда Нина уже точно знала, что Адам мертв.

Глава двадцать шестая. Александр

Александр пришел в себя и увидел над собой небо, усыпанное звездами, луну, висевшую так близко, что можно коснуться рукой.

– Привет, – услышал он голос Нины. – Слава богу, очнулся.

Голова нестерпимо болела, в висках стучало, все тело ломило, будто Александра засунули под пресс, раздавив каждую мышцу.

– Нина, – прошептал он, облизнув губы.

Она сидела, прислонившись спиной к борту, держа голову Александра на коленях. Волосы, которые она обычно убирала в аккуратный хвост, были распущены, падали ей на лицо.

– Недавно стемнело, – проговорила Нина. – Но через несколько минут снова взойдет солнце. Я вижу его сияние на востоке.

Александр сел, с трудом справившись с головокружением и тошнотой.

– Нина, милая моя, как ты? С тобой все хорошо?

Он потянулся к женщине, коснулся ее лица, которое в лунном свете казалось призрачно-прозрачным. В голове все перепуталось, сознание пока не успело окончательно проясниться, но в этот момент Александр вспомнил, как очнулся и увидел, что Адам бьет Нину отверткой.

Он содрогнулся, чувствуя, как холодеет под ложечкой. Такие раны не могут пройти бесследно! Александр обнял Нину, осторожно тронул – и ощутил на ладонях влагу. Ее одежда намокла от крови, пропиталась ею, и это привело его в ужас.

– Господи, Нина! Это кровь?! Сколько крови, Нина, ты…

– Тсс, тише. Уже все хорошо, – тихо сказала она. – Мне ничуточки не больно. Пожалуйста, не волнуйся обо мне, не надо.

Александра накрывала паника. Шатаясь, он встал на ноги. Собственная боль отступила, он паниковал из-за того, что происходило с Ниной.

– На катере должна быть аптечка. Тебя нужно срочно перевязать! Скоро рассветет, мы сядем в лодку, нужно доставить тебя в больницу…

– Пожалуйста, перестань, – неожиданно твердо произнесла Нина. – Какая еще больница.

– Что значит…

– Александр, прекрати суетиться, прошу тебя. Сядь со мной рядом. Просто посиди, обними меня.

– Нет, Нина, ты сама не понимаешь, что говоришь… – снова начал он, и снова Нина не позволила ему закончить.

– Не заставляй умолять тебя. Пожалуйста.

В интонациях ее голоса было что-то, заставившее Александра подчиниться. Он послушно сел подле Нины, бережно прижал молодую женщину к себе. Она склонила голову ему на плечо.

– Не сердись, Нина, но почему ты не позволяешь помочь тебе? – спросил он.

– Потому что это бесполезно. Я все равно умру, я чувствую. Люди всегда чувствуют приближение смерти. – Александр дернулся, хотел возразить, но понял: Нина не ждет от него пустых слов. – Я бы уже умерла. Просто ждала, когда ты очнешься. Не могла уйти, не простившись. Хотела услышать твой голос.

Горло Александра сжалось. Боль в груди была такой жгучей, что никакая физическая мука не могла с нею сравниться.

– Не волнуйся, я же тебе сказала: у меня уже ничего не болит, мне хорошо.

– Как же так, Нина, – голос его был хриплым от слез, – мы сможем уплыть, мы хотели, помнишь?

– Все равно ничего не вышло бы, – возразила она, – лодка одноместная.

Какой же он кретин! Даже не заметил этого, не понял!

– Вот почему этот подонок напал на нас, – простонал Александр.

– Не только поэтому. Он объяснил. – Нина коротко пересказала слова Адама.

Александр слушал, ругая себя, что не смог защитить Нину, не раскусил намерений Адама, повернулся спиной к врагу и допустил катастрофу.

– Не вини себя, – подслушав его мысли, проговорила Нина. – Мы трое доверяли друг другу. Разве не так должны поступать люди? Адам слетел с катушек, ты не мог этого предвидеть.

– Где он? Его здесь нет!

Александр только что осознал этот факт. Кроме них двоих на «Дунайской деве» никого не было.

– Адам умер, а потом присоединился к остальным. Я не видела, как это случилось, была без сознания. Очнулась – его нет. Скоро станет светло, и ты увидишь: Адам сидит на берегу вместе со всеми. И там есть еще одно место. – Нина беспокойно шевельнулась. – Александр, они ждут меня. Скоро я стану такой, как они. Я не боюсь умереть, но не желаю быть одной из них.

Ему хотелось прижать Нину к себе сильнее, сжать в объятиях, но он боялся, что причинит ей боль. Александр не знал, как ее утешить, но готов был сказать что угодно, только бы ей стало легче.

– Нет, Нина, этого не будет. Плевать, сколько там мест. Ты не станешь чудовищем.

– Это предрешено, – возразила Нина. – По-моему, я поняла. Помнишь, когда Сэм нашел шкатулку, а Эдвард выпустил бесов, джиннов, словом, тех тварей? Все мы тогда трогали шкатулку, совали внутрь руки. Как говорил Эдвард? Семена? Семена оказались посеяны во всех, кроме тебя. Ты единственный не трогал коробку! Тамара говорила: ауры у нас изменилась, стали походить на плотные белые коконы. У всех, но не у тебя. Все умирали, а позже из коконов вылупились эти существа. Но ты не такой, как другие.

Про ауры и коконы – да, все так и было, Александр помнил слова Тамары. Получается, то, что он не трогал шкатулку, сидел в сторонке, спасло его?

«Но Нина? Как же Нина?»

– Брось, это ничего не значит, – упрямо проговорил Александр. – Подумаешь, трогала коробку! Ничего не предрешено, ты ошибаешься! У человека всегда есть выбор, он может поступать по совести или пытаться выжить, потопив других. Ты всегда была на правильной стороне, делала добро людям: заботилась о Елене, всем старалась помочь, спасла меня. Нина, ты…

– Пойми же, я убийца. Убила человека, Александр! – Она помолчала немного. – Как ты думаешь, может, эти беды, эта жуть всем нам даны за грехи? Но тогда мой грех страшнее прочих, ведь я отняла человеческую жизнь.

– Не говори глупостей! Если бы не ты, меня бы тут не было. Адам собирался убить нас обоих, его рука не дрогнула бы. Ты не позволила ему!

Александр все говорил и говорил, убеждал Нину, но она, похоже, погрузилась в свои мысли, не слушала его, не воспринимала, и Александр бессильно умолк, лишь обнимая свою подругу, нежно, ласково прижимая к себе, стараясь согреть и чувствуя, как холодеют ее руки.

Небо розовело. Александр видел в одной телепередаче ускоренные кадры восхода и заката солнца: процесс, который занимает часы, показывался зрителю за считанные минуты. Теперь они с Ниной могли наблюдать это воочию, безо всяких технических чудес. Небо минута за минутой светлело, край его золотился, над горизонтом показался сверкающий ободок; светило готовилось явить себя миру.

– Девятый день, – прошептала Нина слабеющим голосом. – Последний день, последний шанс. Ты спасешься. Сядешь в лодку и уплывешь подальше. Пожалуйста, оставь меня и иди.

– Неужели ты серьезно? – Александр покачал головой. – Хорошенького же ты обо мне мнения, Нина. Думаешь, я смогу оставить умирать близкого человека? Ты спасла мне жизнь, а я возьму и брошу тебя?

– Если ты не воспользуешься этим, значит, все было зря. – Она помолчала и проговорила совсем тихо, так что ему пришлось склонить голову к ее губам: – Я люблю тебя. То, что случилось, было кошмаром, но… Но я узнала, что это такое – любить. Узнала тебя. Любовь и правда стоит того, чтобы ждать ее хоть всю жизнь. Ты подарил мне чудо. Спасибо, Александр. Прошу тебя, живи.

Александр не замечал, что плачет навзрыд. Гладил волосы Нины, ее алебастровый лоб, целовал закрытые глаза и бледные губы. Он укачивал ее, как ребенка, и не было на земле человека, который был бы ему дороже этой женщины, и не рождалось в его сердце чувства более щемящего, ранящего, пронзительного, чем то, которое он сейчас ощущал.

Как назвать это? Любовью мужчины к женщине? Александру доводилось любить, он любил свою жену Марию, предавшую его, но то, что сейчас испытывал к умирающей Нине, было куда более всеобъемлюще, возвышенно и горько.

Александр был плохо знаком с Ниной – и вместе с тем знал лучше, чем кого бы то ни было. Он отпускал ее, прощался с нею, толком и не встретив. У них не было будущего, но было прошлое настолько глобальное, что заменяло годы прожитой жизни.

Отпустить ее Александр не мог, но его согласия никто не спрашивал.

Нина ушла незадолго до того, как безжалостное солнце предстало во всем блеске и великолепии, очутившись в зените. Александр не сразу понял, что обнимает мертвое тело, а когда осознал наконец, закричал.

Поднял голову и закричал в огромное чужое небо.

Мука, отчаяние переполняли Александра, разрывали на части. Он кричал, срывая связки, чувствуя, как полыхает в груди, как черная ледяная пустота наполняет душу.

Он был один, совсем один во Вселенной. Сжимал тело Нины, клянясь себе, что не отдаст его на растерзание злу.

Мертвецы на берегу ждали. Темные силы праздновали победу. Семена проросли, но Александр не был готов сдаться.

Воцарился полдень, солнце достигло высшей точки – и в ту же секунду небо стала заволакивать темнота.

«Когда день сольется с ночью, все закончится», – сказала Тамара.

Александр наблюдал это слияние. Тьма наплывала, поднималась от воды, ползла со всех сторон, замазывала черной краской лес, деревья, небо.

Скоро мрак укутает солнце, и оно погаснет. Но вместо него на небе не появятся ни звезды, ни луна. Мир, в котором они – капитан и пассажиры «Дунайской девы» – очутились по воле судьбы, этот выморочный, неправильный, сломанный мир сгинет.

Александр исчезнет вместе с ним – и ничего уже не поделаешь.

Он спросил себя, мог ли успеть? Прыгнуть в лодку, постараться отплыть подальше от берега, спастись, как желала Нина? Скорее всего, нет. Но если бы и мог, он не собирался бежать.

Негоже показывать смерти спину.

И потом – у него есть Нина. Неважно, живую или мертвую, Александр ее не бросит. Будет прижимать к себе, не отдаст, не позволит забрать.

Александр с трудом поднялся на ноги, увлекая за собой Нину. У него не хватало сил взять ее на руки, точно новобрачную, но он обхватил Нину, крепко прижимая к себе; так они и стояли в обнимку, близко-близко друг к другу, и ему казалось, ее руки обвивают его.

Мертвая женщина и пока еще живой мужчина встречали подступающую вечную тьму, пустоту и хаос.

– Не бойся, Нина, – негромко сказал он. – Я с тобой. Я рядом.

Демоны, сидевшие у кострища, одновременно повернули головы в их сторону, словно услышав эти слова. Адам был среди них – окровавленный, с разбитой головой.

– Вы ее не получите, – продолжал Александр, теперь обращаясь к ним.

Чернота почти полностью захватила берег, проглотила горные склоны и заброшенный дом. Капитан и пассажиры «Дунайской девы», люди, которые девять дней назад собрались на пристани, чтобы провести несколько приятных часов, но пережившие немыслимый ужас, встали на ноги, по-прежнему не отводя пристальных взоров от Александра и Нины.

– Идите к черту, – проговорил Александр. – Она не ваша.

Последний луч погас. Последний островок света утонул во мраке.

Девять человек – когда-то их было девять.

Но теперь уже никого не осталось.

Девятый день соединился с девятой ночью.

Глава двадцать седьмая. «Дунайская дева»

Кровать была мягкая, пахло выпечкой и кофе. Скрипнула дверь, кто-то тихонько вздыхал и топтался на пороге.

Александр открыл глаза и обнаружил себя лежащим на старомодной кровати в маленькой уютной комнате. Громоздкий шкаф в углу, столик, занавешенное окно.

– Проснулся, стало быть, – сказал высокий старик, стоявший в дверях. – Доброе утро, Александр.

– Доброе утро, – ответил он, улыбнувшись непослушными губами.

Этот старик, Радослав, нашел его вчера на берегу Дуная. Ноги Александра были в воде, словно он выходил на сушу, но не добрался, упал без сил. Как было на самом деле, Александр не знал. Последнее, что запомнил: они с Ниной на борту «Дунайской девы»; на берегу – толпа воскресших мертвецов. Дальше – тьма и больше ничего.

Радослав доволок Александра до дома, помог смыть грязь, переодел, одолжив свою одежду, уложил в кровать. Ухаживал за ним, как за малым дитем, обработал раны, дал лекарство, сокрушаясь, качая головой и повторяя, что нужно срочно обратиться в больницу.

Александр уговорил старика не делать этого. Почему? Он и сам в точности не мог сказать, ведь это было бы логично. Было бы, но…

– Пожалуйста, не нужно, прошу.

Радослав, который жил один, согласился.

– Долго я спал? – спросил Александр.

– Почти сутки, – ответил старик. – Никогда не видел, чтобы люди столько спали.

Александр чувствовал себя намного лучше. Конечно, ему еще было больно, и наверняка врач при осмотре выявил бы травмы, но больница подождет.

– Давай-ка я тебе поесть принесу.

Аппетита не было, но обижать великодушного хозяина не хотелось. Вдобавок Александру многое нужно было выяснить, а за едой разговоры вести сподручнее, проще.

– Спасибо, только приносить не надо, сам встану.

Вскоре Александр доковылял до столовой. На столе его ждали булочки, кофе, масло, клубничный джем, молоко, яичница-глазунья, плескавица.

– Я тоже еще не ел, садись, пообедаем.

Они устроились друг напротив друга.

Александр сразу понял, что это за дом. Тот самый, который стоял на берегу – заброшенный, пустой, грязный. В этой, настоящей реальности дом выглядел иначе, но все же это был он: Александр узнавал расположение комнат, вид из окна столовой.

Он смотрел на крошечный кусочек берега и вспоминал, где стояла на причале «Дунайская дева», где они раскладывали костер, где сидели восемь его товарищей.

– Кто такая Нина? Ты про нее вчера сто раз спросил. Прямо бредил ею. Расскажешь, что случилось?

Александр не знал, что ответить. У него тоже были вопросы – миллионы вопросов, только он не понимал, с чего начать. Огляделся в поисках настенного календаря, но не нашел.

– Чего вертишься? Телевизор ищешь? – спросил Радослав и нахмурился. – Не люблю я говорильни этой. Предпочитаю тишину. Это мой дом, и берег мой, и чужаков я не жалую. – Он глянул на Александра. – Я не к тому, что гоню тебя. Просто к сведению. Один живу, по своим правилам.

Александр кивнул, соглашаясь с этим.

– Мне не нужен телевизор, – сказал он. – Радослав, при мне ведь ничего не было? Ни телефона, ни бумажника?

– Ты был аки младенец, явившийся в этот мир, – хмыкнул старик, – голый да босый. Ограбили тебя, а? Убить хотели?

Александр подумал, что Радослав угадал все: и про приход в мир, и про то, что его хотели убить.

– Какое сегодня число?

– Пятнадцатое августа, – ответил старик.

Александр замер, переваривая эти сведения. Вечером тринадцатого он поднялся на борт «Дунайской девы», с той поры миновало девять дней плюс еще один, пока он спал в доме Радослава. Но каким-то образом его отбросило назад во времени!

Адам, Нина, Елена, Марк, София, Эдвард, Сэм, Тамара и он сам – все они оказались здесь, на берегу, но в какой-то иной версии этого места. Оказались – и умерли. Все, кроме него. Где их тела? Где катер?

– Так чего произошло-то, скажешь или нет? – спросил Радослав, пристально глядя на гостя.

«Если бы я знал!»

Александр неопределенно пожал плечами.

– Не скажешь, стало быть. Да и ладно, – легко согласился старик. – Не буду в душу лезть. Человек имеет право молчать, коли говорить не хочет.

– Ты не сердись, – сказал Александр, – я и сам понять ничего не могу, мне разобраться надо.

– Разбирайся, чего уж. Говоришь ты немного чудно. Правильно, по-нашему, а все-таки малость по-другому, – заметил Радослав. – Не с этих ты краев, а?

– Мама немка была, отец в Смедерево родился. Мы в Германии жили. Родители умерли, я решил перебраться в Сербию, – выдал Александр укороченную версию своей жизни.

Старик покивал головой.

– Далеко отсюда до дороги? Мне бы в город попасть.

– К доктору тебе надо, – ворчливо заметил старик. – Не ешь ничего. Выходит, болеешь. Когда человек здоровый, у него аппетит хороший, так моя мать говорила, а она была женщина умная.

– Радослав, поможешь еще кое в чем?

Неудобно просить, но иного выхода Александр не видел.

– Знаю я, чего тебе надо. Денег, а?

– Ты прав. У меня ни динара. Вернусь в гостиницу, в Голубац, я там номер снял. Как только доберусь, все верну. Хочешь, на счет тебе кину, переводом отправлю, а хочешь – сам привезу.

Старик одолжил ему три тысячи динаров.

– Поселок недалеко, я на велосипеде езжу. Возьмешь мой велосипед, доберешься. Машины у меня нет, она мне ни к чему. Доедешь, иди на почту, там Милоша спросишь, приятель этой мой, скажешь, я велел велосипед оставить. Оттуда автобус ходит, домчишь, куда захочешь. – Он помолчал. – Одежду твою я постирал, погладил. Не больно идеально вышло, но уж как есть.

Александр не знал, как выразить свою благодарность доброму человеку, который так ему помог. Про себя он решил, что не просто вернет долг, а прибавит еще, сверху. Хотя, конечно, есть вещи, за которые не рассчитаться деньгами.

– Спасибо, – сказал Александр, – ты очень хороший, Радослав.

Тот мотнул головой и не ответил.

Скоро они попрощались, чтобы больше никогда не встретиться.

Александр добрался до поселка, оставил Милошу велосипед, сел в автобус, потом пересел на другой. В Голубац приехал вечером.

Гостиница, где он поселился, находилась близ набережной Дуная. Александр направился было туда, но сначала, повинуясь порыву, пошел на пристань.

Прогулочные катера выстроились в ряд, и Александр, холодея, увидел в этом ряду «Дунайскую деву». Она стояла чуть на отшибе и была пуста: на палубе – никого, рядом – тоже.

«Как лодка сюда попала? Что произошло?»

Мир вокруг был такой же, как всегда, и Александр не понимал, каким образом он снова оказался здесь, сумев покинуть то сумрачное место.

Где его попутчики? Где Нина?

Имя больно отозвалось в сердце, но Александр запретил себе думать о ней. Нужно понять, выяснить все, а не предаваться унынию. Возможно, Нина где-то ждет его, ей нужна помощь, как была нужна ему. Но встретится ли ей человек, похожий на щедрого и добродушного Радослава?

Уже вскоре Александр получил ответы на свои вопросы.

Уйдя с пристани, он направился в гостиницу. Едва войдя в вестибюль, хотел подойти к стойке регистрации, взять ключ от номера, но не успел.

Справа был вход в кафе-бар, на стене висел большой телевизор. Александр видел за стеклянной перегородкой сидящих за столиками людей, которые смотрели на экран. Начался выпуск новостей, и бармен, по просьбам посетителей, прибавил громкость.

Александр, оглушенный, ошеломленный, не отрывая взгляда от экрана, подошел ближе.

– Присаживайтесь, вот свободный столик, – предложил официант, и Александр покорно сел. – Могу я принести вам что-нибудь?

– Воды, – попросил Александр, чтобы тот ушел, не мешал слушать и смотреть.

Начало выпуска было посвящено громкому событию: происшествию, связанному с прогулочным катером «Дунайская дева».

Катер покинул Голубац тринадцатого августа в семнадцать часов, на борту находились девять человек: капитан и восемь пассажиров, среди которых один подросток. В положенное время «Дунайская дева» в Голубац не вернулась.

Опоздала примерно на час, но за это время родственники и друзья начали бить тревогу, тем более что дозвониться до пропавших не удавалось, бортовая рация тоже не отвечала. Подоспели журналисты, кто-то позвонил в полицию. Однако не успели спасательные и поисковые бригады подняться по тревоге, как «Дунайская дева» показалась на горизонте.

Капитан Адам объяснил, что имело место чрезвычайное происшествие. Он неоднократно предупреждал туристов, что не следует всем одновременно подходить к одному борту: катер может накрениться и даже перевернуться.

Но, как нередко случается, предупреждение было проигнорировано, и в какой-то момент туристы, желая запечатлеть живописный вид, сгрудились у правого борта, спровоцировав крен судна.

В результате произошла трагедия: молодая женщина по имени Нина упала в воду, оказалась за бортом. Один из пассажиров, Александр, желая спасти ее, прыгнул следом. К сожалению, место оказалось крайне опасное: сильное течение, непредсказуемые водовороты.

Диктор со скорбным лицом известил, что вытащить несчастную живой не удалось. Уже позже спасатели обнаружили в воде мертвое тело Нины.

Что касается героического молодого человека, который бросился на помощь, то он тоже, по-видимому, не справился с течением либо получил травму. Пошел ко дну, утонул или его отнесло куда-то, пока не ясно.

Александр считается пропавшим, найти мужчину все еще не удалось. Поисковые мероприятия продолжаются, однако шансы отыскать героя живым тают с каждым часом.

Ситуация с креном судна, ужасная сама по себе, осложнилась тем, что по технической причине произошла поломка, отключилась бортовая рация, а сотовая связь в тех местах частенько работает с перебоями. Позвать на помощь не представлялось возможным, и капитан счел за благо скорее вернуться в Голубац, рассказать о несчастном случае, вызвать спасателей, чтобы попытаться отыскать Нину и Александра.

На экране появились кадры того, как потрясенные разыгравшейся драмой туристы и капитан «Дунайской девы» сходят на берег. Александр, потеряв дар речи, смотрел на Адама, Сэма, Тамару, Марка, который бережно поддерживал под руку Софию.

К Эдварду бросилась черноволосая пышнотелая дама – его мать Анастасия. Рядом с ними другие люди сжимали родственников в объятиях. Елена, рыдая, говорила, что она в шоке из-за гибели лучшей подруги Нины.

– Ваша вода, – сказал подошедший официант. – Желаете еще что-то?

Александр отказался.

Он смотрел на лица людей, с которыми провел девять самых странных и страшных дней в своей жизни, и понимал: произошло нечто столь же чудовищное, сколь и необъяснимое.

Мужчина не сомневался ни на миг: эти дни были – солнце вставало и садилось! Но девять мучительных суток там вместились в шестьдесят минут здесь… За это время люди переродились в чудовищ, вырванные из тел души сгинули, а в телах поселились демоны.

Александру не померещилось, смерти были – и воскрешения тоже. Он находился вместе со всеми на том потустороннем берегу, он помнил каждую деталь: шкатулка с заключенными в ней демонами, искаженный, мертвый мир; голод, жажда, дом, превращенный ими в морг; пламя костра в ночи, ускоряющееся время; поход в горы, следующие одна за другой смерти, грязное красное месиво вместо воды…

Адам и остальные умерли, вправду умерли! Александр видел их мертвыми, видел и воскресшими, со следами смертельных ран. Вот только теперь они были живы и здоровы, целы и невредимы. Издевательски смотрели с экрана, говорили, ходили, улыбались, плакали, обнимали близких и радовались спасению.

«Это не они, – думал Александр, – хотя и выглядят в точности как люди, которых я знал, умершие при ужасающих, невыносимых обстоятельствах. Демонические сущности прорвались сюда, и вряд ли у них благородные цели».

Вспомнились слова Тамары про Нижний мир, ауру и коконы. Из коконов вылупились уродливые твари, обманывающие всех вокруг. Двойники, выбравшиеся из чужого и чуждого мира в наш.

«Я не боюсь умереть, но не желаю быть одной из них», – сказала Нина перед смертью.

Этого не случилось. Нина умерла, и, хотя уберечь ее от смерти Александр не смог, одной из них она не стала. Что избавило Нину от этой участи? То, что она спасла Александра, ее готовность жертвовать собой? Или то, что он держался за нее, не отпускал, когда пришла тьма? А может, была иная причина, Александр знать не мог.

«Им известно, что я выжил, – подумал он. – Они понимают, что мне, единственному человеку на свете, ведомо, кто они такие. Мне никто не поверит, но успокоит ли их этот факт? Что, если они станут меня искать?»

Бежать! Бежать как можно дальше, туда, где его не найдут!

Удача улыбнулась Александру.

Его никто не узнал. Официант, единственный, кто говорил с ним, не понял, что красивый, дорого одетый блондин, которого все ищут, и потрепанный тип, который заказал воду, но не сделал ни глотка, – один и тот же человек.

Никем не замеченный, воспользовавшись моментом, Александр сумел пробраться в свой номер, взять свои вещи и покинуть городок.

Это было лишь начало его долгого пути беглеца.

Александр вернул долг Радославу, отправил почтовый перевод на его имя, надеясь, что старик не станет болтать про спасение незнакомца (для своего же блага).

Вскоре Александр покинул Сербию. Уехал далеко, но не знал, достаточно ли далеко, чтобы не быть обнаруженным. Впрочем, он верил, что в итоге сумел замести следы.

Прошел месяц, потом второй. Год, два, пять лет.

Постепенно Александр успокоился, уже не каждую ночь просыпался от кошмаров, мокрый, как мышь, с колотящимся сердцем. Научился радоваться прожитому дню, не загадывать вперед и, как говорится, спать с открытыми глазами. Еще научился молиться – и ежедневно молился за Нину.

Жил уединенно, скромно, и иногда ему даже удавалось почувствовать себя счастливым.

…Однажды ночью Александр проснулся от кошмарной мысли, которая прежде не приходила ему на ум. Мысль была такова: от семи демонов ему удалось убежать, но существа из Нижнего мира проникали в наш мир и раньше (и будут делать это в будущем).

Велика вероятность, что прямо в эти минуты среди нас разгуливает множество безжалостных и бездушных, жестоких и преследующих кровавые цели существ, напоминающих людей, но людьми не являющихся.

Ошарашенный, дрожащий, напуганный, Александр вскочил, подошел к окну и долго стоял, глядя на океан, на берегу которого жил. Он не спал до самого утра. Мир начал пробуждаться, золотые блики запрыгали по волнам, сапфировое небо отражалось в воде, а Александр все думал о том, что они рядом – те, чья природа противна человеческой.

Те, чья цель – истребление, разрушение, смерть.

Их много, и они будут появляться впредь. Людям следует постоянно быть настороже. Ведь, глядя на кого-то, ты не можешь быть уверен, кто перед тобой: человек или демон, лишь внешне похожий на человека?

Да, его история когда-то закончилась хорошо, Александр сумел выжить.

Но выживет ли человечество?..

Оглавление

Глава первая. Адам

Глава вторая. Сэм

Глава третья. Нина

Глава четвертая. Александр

Глава пятая. София

Глава шестая. Елена

Глава седьмая. Тамара

Глава восьмая. Адам

Глава девятая. Эдвард

Глава десятая. Марк

Глава одиннадцатая. Сэм

Глава двенадцатая. Тамара

Глава тринадцатая. София

Глава четырнадцатая. Адам

Глава пятнадцатая. Сэм

Глава шестнадцатая. Елена

Глава семнадцатая. Марк

Глава восемнадцатая. Нина

Глава девятнадцатая. Александр

Глава двадцатая. Тамара

Глава двадцать первая. Адам

Глава двадцать вторая. Александр

Глава двадцать третья. Нина

Глава двадцать четвертая. Адам

Глава двадцать пятая. Нина

Глава двадцать шестая. Александр

Глава двадцать седьмая. «Дунайская дева»