Нити судьбы (fb2)

- Нити судьбы 1031K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Паленова

Нити судьбы

Елена Паленова. Нити судьбы

Легенда о призраке замка Рион

Сегодня меня посетил весьма интересный гость. Вообще-то, в Обители Времён не принято пускать посторонних дальше читального кабинета, куда нужные записи доставляются из архивов бдительными архивариусами, поэтому я был очень сильно удивлён, когда увидел у входа в свои владения высокого господина средних лет. Его лицо показалось мне смутно знакомым, а когда он обратился ко мне по имени и представился лордом Бавором Рионским, я был поражён тем, как сильно горе может изменить внешность человека.

Я действительно знал его до своего заключения в Обитель. И, надо сказать, хорошо знал. Наш король Белинаргус всегда питал особую страсть к Риону, поскольку по всей длине северной границы этого маленького лордства, являющегося частью Иллиафии, протекает река Таор, за которой раскинулись земли Латернона. Лорд Бавор Рионский и его семья были столь же частыми гостями королевского дворца в Гоотарне, сколь часто сам король Белинаргус наносил визиты в свои северные владения. Сами по себе обитатели рионских угодий никогда не представляли интереса для моего владыки – его манила близость Латернона и возможность подобраться ближе к его тайнам.

В последний раз я видел лорда Рионского незадолго до того, как оказался узником Обители Времён. Круглолицый улыбчивый здоровяк прибыл ко двору моего короля, чтобы поделиться новостью о том, что его милая супруга леди Элейна подарила Риону ещё одного наследника.

Два года назад в Иллиафию пришло поветрие. Длилось оно недолго, но всего за несколько месяцев унесло в Небесные Храмы многие жизни. Даже здесь, в Обители, мы чувствовали его смертоносное дыхание. Болезнь не проникла за эти стены, но сюда регулярно поступали списки её жертв. В этих списках были и имена всех четверых детей лорда Бавора Рионского. Я слышал, что меньше, чем через год, он соорудил погребальный костёр и для своей возлюбленной леди Элейны, которая не смогла пережить утраты.

Со дня нашей последней встречи минуло всего семь лет, но я не узнал этого человека. Из круглолицего румяного весельчака он превратился в мрачную тень с пустым, ничего не выражающим взглядом когда-то ясных, искрящихся добротой глаз. Лихорадка и горе высосали из него все жизненные соки и душу.

У Риона не осталось наследников. Лорд Бавор прибыл в Обитель Времён для того, чтобы в хранящихся здесь документах найти сведения о боковых ветвях своего рода, представителям которых можно было бы передать права на фамильные земли. Похоже, он не рассматривает возможность снова вступить в брак, хотя ещё далеко не стар – сейчас ему должно быть что-то около сорока пяти лет. Он вполне мог бы произвести на свет ещё не одного наследника, если, конечно, болезнь не лишила его этой возможности. Впрочем, не мне его судить – к своим сорока двум я так и не нажил ни семьи, ни детишек. И теперь вряд ли наживу, поскольку Обитель вернёт меня в мир не раньше, чем через тринадцать лет. М-да… Но вернёмся к лорду Рионскому.

Я был безмерно удивлён не только произошедшими с ним переменами и тем, что его впустили дальше читального кабинета, но и тем, что он попросил найти для него в архиве моего крыла легенду о призраке замка Рион. Естественно, я пообещал, что непременно найду всё, о чём он просит, а затем вежливо проводил его за дверь, поскольку не терплю нарушения установленных порядков.

После того, как лорд Рионский покинул Обитель, я навёл справки и выяснил, что в последнее время он является частым гостем в этих стенах и успел заслужить настолько глубокое доверие, что ему дозволено намного больше, чем другим посетителям. На сегодняшний день лорд Бавор изучил все достоверные источники информации о своих предках и родственниках, но не нашёл ни одного живущего ныне сородича и поэтому решил обратиться к легендам в надежде отыскать в них хоть какую-нибудь зацепку.

Странно, что он пришёл за этой легендой сюда. Род лорда Бавора владеет Рионом последние четыре сотни лет, и кому, как не ему, знать всё о родовом гнезде и обитающем в нём призраке? Впрочем, не моё это дело – выяснять причины. Допускаю, что в замке, где регулярно случались то пожары, то побоища, документы могли просто не сохраниться. А здесь, в Обители Времён, есть подлинники и копии всего, что когда-либо было написано на пергаментах или даже нацарапано на камнях древних пещер. Ну что ж, посмотрим, оправдают ли записи, которые я сейчас держу в руках, надежды и чаяния несчастного лорда Бавора.

Любопытство – ценнейший из даров, преподнесённых Великими Богами человеку. Оно заставляет нас познавать непознанное, учиться и совершать важные открытия. Но это ещё и злейший из пороков, поскольку именно благодаря любопытству люди порой суют свои носы туда, куда даже смотреть не следует. Оно научило нас подглядывать и подслушивать, питать страсть к чужим тайнам и пытаться увидеть больше, чем дозволено. И когда человек переступает грань дозволенного, Боги тут же обрушивают на него весь свой гнев, хотя, коварные, никогда не предупреждают о том, где находится та самая грань. Так случилось и с рионской ткачихой Хейлией Ра-Фоули, которую Боги наделили не только любопытством, но и способностью заглядывать в будущее.

В те времена Иллиафией правил жестокий и жадный до власти король Эрард. Королевство погрязло в бесконечных войнах с соседями, поскольку Эрарду было мало тех земель, которые находились в его распоряжении. Он хотел больше. Намного больше. Пядь за пядью расширяя владения, он не щадил воинов своей армии, не гнушался подкупами и подлостью.

Земли королевства Латернон, раскинувшиеся за рекой Таор к северу от Иллиафии, не давали Эрарду спокойно спать по ночам. Он не мог направить войска на север, потому что Латернон пригрозил, что разбудит дракона и направит его ярость на Иллиафию. Король Эрард не считался трусом и мог бы рискнуть, если бы здравый смысл не подсказывал ему, что потери в разы превзойдут желаемое приобретение.

Большой ремесленный город Рион, что раскинулся тогда по обе стороны торгового тракта у самой границы с Латерноном, трещал по швам от шпионов короля Эрарда, которым была обещана баснословная награда за любую информацию, способную помочь правителю Иллиафии завладеть вожделенными землями. И однажды эта награда нашла своего обладателя – в Рионе обнаружилась прорицательница, которая умела заглядывать в прошлое и видеть будущее.

* * *

Семья Ра-Фоули зарабатывала на жизнь изготовлением великолепных ковров и гобеленов. Ткачи эти были далеко не бедными, поскольку результат их труда ценился очень высоко, а шерстью они обеспечивали себя сами, разводя овец на обширных пастбищах вдоль реки.

Хейлия, которая была старшей дочерью в семье, не хвасталась своим даром прорицания и никогда не заглядывала в своё собственное будущее, ведь там, впереди, каждого человека ждёт смерть, а предсказание смерти – не слишком приятное и благодарное занятие. Родные тоже берегли её секрет, но, как и в любой большой семье, такая тайна не могла храниться долго.

Горожане отнеслись к дару Хейлии по-разному. Одни называли её ведьмой и сторонились, другие делали вид, что им всё равно, третьи просто стучали в дверь и с порога просили назвать цену за предсказание. Цена всегда была непомерно высока, чтобы отбить любопытство у желающих познать своё будущее, но всё же находились те, кто готов был заплатить, и алчность в конце концов сделала своё злое дело, посулив прорицательнице несметные богатства для неё и для её семьи.

Раз за разом Хейлия садилась за свой станок, брала в руки тонкую нить и ждала, когда сама судьба начнёт создавать полотно, на котором будет написано то, что предначертано платившему за пророчество. На одно предсказание могло уйти несколько месяцев, другие заказчики ждали своих полотен год, а то и два.

Король Эрард был одним из первых клиентов Хейлии. Он мало верил в правдивость предсказаний ткачихи, но всё же не захотел упускать такую возможность узнать, получит ли он когда-нибудь власть над Латерноном и драконом, что спит в недрах горы Таорнаг.

Он ждал своего пророчества почти три года. Упрямые Боги никак не желали показывать прорицательнице будущее короля Иллиафии. А когда всё же показали, Эрард оказался сильно разочарован. Хейлия не сказала ему ничего о Латерноне, но предрекла смерть обоим его сыновьям.

И всё же он заплатил ровно столько, сколько обещал – целое состояние, которого хватило на то, чтобы выкупить давно приглянувшийся белокаменный дом на вершине холма, расширить пастбища, нанять множество слуг и даже приобрести собственный корабль, который привозил из дальних королевств шёлк и редкие драгоценные нити. Семья Ра-Фоули стала самой богатой семьёй в Рионе, и Хейлия окончательно перестала скрывать свой дар от мира.

* * *

Спустя несколько лет король Эрард потерял своего старшего наследника – юноша свернул себе шею, когда решил, что он достаточно опытный наездник для того, чтобы усмирить дикую необъезженную лошадь. Это случилось точно в срок, предсказанный рионской ткачихой.

Имея достаточно подтверждений того, что многие из пророчеств, сделанных Хейлией для разных людей, уже сбылись, Эрард явился в Рион и потребовал, чтобы ткачиха взяла своё предсказание назад. Он не желал и слушать о том, что от воли прорицательницы будущее не зависит. Увы, ему пришлось уйти ни с чем. А когда он вернулся в Гоотарн, то обнаружил свою королеву в траурном одеянии, проливающей слёзы над телом второго сына, павшего от руки убийцы, которого подослал кто-то из многочисленных врагов Иллиафии.

По приказу короля Эрарда город Рион был уничтожен. Он отозвал армию с границ Хейнорма и направил её на свои собственные владения. Никого и ничего не щадить – таким был приказ.

Хейлия Ра-Фоули была объявлена колдуньей, навлекающей смерть и проклятия. Её и всю её семью надлежало запереть в их белокаменном доме на холме и сжечь вместе со всеми находящимися там полотнами. Но перед этим колдунья должна была увидеть, к чему привело её колдовство – командиру войска, направленного в Рион, было приказано заставить ткачиху смотреть на то, как у подножия холма по её вине умирают люди и горят их дома.

И она смотрела. Проклинала Богов, свою жадность, чужую глупость и жестокость, лила горькие слёзы, но смотрела. На её глазах сжигались корабли и отнимались ни в чём не повинные жизни. Она слышала крики детей и вопли их родителей. Она чувствовала на себе их полные ненависти предсмертные взгляды и тоже хотела умереть.

Когда предводитель воинов решил, что с неё достаточно, он бросил её, связанную, на сваленные в большую кучу ковры и гобелены – все до единого, какие только удалось найти в доме. Полотна вспыхнули от его факела, и вскоре от белокаменного дома остались только дымящиеся развалины. Город Рион перестал существовать.

* * *

Правители Латернона не могли оставить без внимания бесчинства, которые король Эрард учинил в опасной близости от границы их королевства. Они расторгли торговое соглашение и разрушили мост через реку Таор, служивший единственной разрешённой переправой между землями Иллиафии и Латернона.

Выжженная рионская земля досталась в награду за добросовестную службу тому самому командиру, который спалил Рион дотла. Его звали Сандр. Сандр Рионский, первый лорд Риона и окрестных земель.

Долгие годы Рион оставался пустошью, которая медленно зарастала молодым лесом, пока её хозяин сражался за новые земли для своего повелителя. После смерти Эрарда в Иллиафии наступили мирные времена, поскольку новый король отозвал и распустил все войска, вернув соседям то, что у них было бесчестно отнято.

Первый лорд Рионский успел построить на своей земле небольшую ферму, где поселился с женой и детьми, и начал строительство замка на том самом холме, где своими руками казнил колдунью-предсказательницу. Уже глубоким старцем он наконец-то заселился в подобающие его титулу покои и велел слугам повесить над камином портрет его жены, вытканный в Гоотарне умелыми мастерицами.

Той же ночью в замке Рион произошёл пожар. Сгорело всё, кроме каменных стен, которые тоже оказались частично разрушенными. Лорду Сандру и его домочадцам посчастливилось выбраться на улицу раньше, чем обвалилась крыша. А наутро, когда незадачливый лорд велел оценить масштаб разрушений, ему доложили, что покои хозяина выгорели дотла, но огонь совершенно не тронул гобелен над камином. Он захотел увидеть это чудо собственными глазами и пришёл в ужас, когда понял, что с портрета на него смотрит не лицо возлюбленной супруги, а надменный лик Хейлии Ра-Фоули.

Гобелен сожгли, а на следующий день первого лорда Рионского забрали к себе Боги. Земли и титул унаследовал старший сын, который восстановил замок, но в первую же ночь, проведённую в стенах этого замка, ему явился призрак казнённой отцом колдуньи-ткачихи. Она повесила на стену над камином точь-в-точь такой же гобелен, который совсем недавно был сожжён, и сказала:

«Твой отец отнял жизни у всех в моей семье, поэтому я поклялась перед Великими Богами, что не уйду отсюда до тех пор, пока ваш род не заплатит за каждую погубленную душу. У меня была очень большая семья, поэтому не надейтесь, что всё закончится скоро. Мой портрет будет висеть здесь, на этом месте, до тех пор, пока я не исполню свою клятву до конца. Вздумаете снова уничтожить его – жестоко за это поплатитесь. Не советую даже прикасаться к нему. Но не бойся, сын Сандра Рионского, я не стану никого убивать. Это было бы слишком просто. Нет, я буду делать то, что умею лучше всего – предсказывать. Тебе, твоему брату и сёстрам, вашим детям, детям их детей… Каждому в вашем роду я буду предсказывать смерть. Не призывать её на ваши головы, поскольку это не в моих силах, а просто говорить, как и когда вы умрёте. Ты, например, утонешь в реке Таор через пять лет. Это случится с началом зимы, когда лёд только тронет заводи у берегов. Можешь сколько угодно убегать от судьбы, но она всё равно приведёт тебя туда, где тебе суждено умереть. Тогда, когда суждено. И таких предсказаний будет ровно столько, сколько жизней было отнято у моей семьи. Знаю, что ты захочешь уехать отсюда, ну так знай и ты – это ничего не изменит».

Той же ночью предсказание смерти получили все взрослые потомки Сандра Рионского. Хейлия пощадила детей, но пообещала их матерям, что обязательно вернётся тогда, когда дети вырастут и начнут понимать истинное значение слова неизбежность. И она сдержала своё обещание.

* * *

Сейчас уже мало кто помнит имя Хейлия Ра-Фоули, но при упоминании о Рионской Деве даже малые дети понимают, что речь идёт о том самом призраке ткачихи-прорицательницы, который предсказывает хозяевам замка Рион смерть. Деву видели многие, но говорит она только с потомками рионских лордов и только один раз с каждым из них. И все они умирают именно так, как она предрекает. И никто не знает, сколько ещё предсказаний будет сделано, потому что никому не ведомо, сколько жизней Ра-Фоули оборвалось в тот далёкий день в городе, которого больше не существует.

М-да… Вот тебе и история о вреде любопытства… А заодно о жадности, глупости, жестокости, дурной привычке наказывать невиновных только ради того, чтобы кому-то было больнее, чем тебе… Один спалил целый город, потому что был несогласен с судьбой, другая принялась мстить тем, кто тогда ещё даже не родился. Таковы люди – никогда не знаешь, чего от них ждать.

Я слышал эту легенду именно такой, но за небольшим исключением – первое предсказание Рионской Девы получил не сын Сандра, а он сам. И до перевода в это крыло Обители я собственной рукой переписывал указ короля Эрарда Иллиафского о передаче рионских земель и титула лорда Рионского Сандру Карсу за воинскую доблесть и заслуги перед королевством. И мне даже доводилось видеть гобелен над камином в спальне лорда в замке Рион. Помню, я тогда ещё посмеялся над этой историей, потому что полотно показалось мне довольно добротным для четырёхсотлетнего, хотя на нём действительно была изображена женщина. Я спросил у лорда Бавора, кто она, но он лишь пожал плечами и сказал: «Не знаю, этот портрет всегда висел здесь. О Рионской Деве даже не спрашивайте, это всё сказки. Давно нужно было убрать его отсюда, да всё как-то не до этого».

Сказки или нет, но одно могу сказать точно – лорд Бавор Рионский будет сильно огорчён, потому что в этих записях нет ничего, что указывало бы направление, в котором ему следует продолжить поиски наследников. Здесь упоминается, что у Сандра Рионского было несколько детей, но и только. Если другие документы не дали ему нужных ответов, то и этот ничем не поможет.

Жаль, я был бы рад помочь этому несчастному человеку. Одиночество – ужасная штука, особенно если раньше никогда не был одинок.

Всегда ваш, Брис Фид, узник Обители Времён,

бывший канцлер Иллиафии при дворе короля Белинаргуса

Легенда о спящем драконе

Это место носит гордое название Обитель Времён, хотя по сути это не более, чем тюрьма для таких, как я, ваш покорный слуга Брис Фид, бывший канцлер Иллиафии при дворе короля Белинаргуса. Здесь не так уж и плохо, если забыть о том, что придётся провести в этих стенах два десятка лет, переписывая то, что было уже многократно переписано твоими предшественниками. Но я не жалуюсь. Я понимал, несколько высока может быть цена, которую мне придётся заплатить за содеянное. К тому же, спустя пять лет моего пребывания здесь, мне наконец-то поручили работу, которая приносит истинное удовольствие.

Легенды… Все предыдущие годы я потратил на то, что переписывал старые бухгалтерские книги, указы и приказы, давно утратившие свои силу, важность и значение. Их было тысячи. Десятки, сотни тысяч. Вот это было истинным наказанием. Я знаю, что обновление архивов – дело благородное, поскольку пергаменты не вечны, но для чего нужно хранить и обновлять сведения о количестве давно съеденных свиней у давно умерших фермеров, так до сих пор и не понял. Да и не пытался понять, если честно. Просто выполнял свою работу, как и все остальные – брал очередной ветхий лист, переписывал его содержимое на новенькую бумагу, а старый документ сжигал.

И вот наконец, когда я уже почувствовал, что начинаю сходить с ума от бесконечных списков и столбиков с цифрами, мне было велено собрать свои немногочисленные пожитки и перебраться в это крыло Обители. Я здесь один, и я по-прежнему узник, но теперь у меня есть то, к чему я питал слабость с самого детства – легенды. Древняя магия, самоотверженные герои, всепоглощающая любовь и смерть во имя целого мира – теперь это всё моё.

Правда, здесь не осталось ни одного древнего манускрипта, поскольку мой предшественник выполнял свои обязанности на совесть, но зато есть заказы на копии. Много заказов, потому что легенды хранят в себе тайны, большинство из которых очень далеки от вымысла. И если раньше я только слышал пересказы, додуманные, дополненные, сто раз перевёрнутые с ног на голову и обросшие невероятными подробностями, то теперь я могу созерцать историю в её первозданном обличье.

Я рад? Нет. Я счастлив! И я с превеликим удовольствием немедленно начинаю работу над копией самой главной легенды Иллиафии – легенды о могущественном драконе, от биения сердца которого по сей день зависит судьба всей Сальсирии.

Легенда о спящем драконе и проклятии рода Хараган

Это случилось в те далёкие времена, когда вся Сальсирия от края до края, вместе со всеми её горами, равнинами, реками и близлежащими островами, принадлежала драконам. Здесь не было королевств и королей, не было городов и торговых маршрутов – ничего, кроме непроходимых лесов, бескрайних пустошей и глубоких синих озёр.

Зато здесь была магия. Она струилась с вершин Таорнагского хребта искрящимися потоками, питая эту землю, давая жизнь всему, что хотело рождаться и расти. Она наполняла живительными соками стебли трав и стволы деревьев, расправляла крылья птицам, заставляла биться сердца множества живых существ. Эта магия тоже принадлежала драконам, потому что исходила от них.

Люди, жившие тогда в лесах Сальсирии небольшими племенами, поклонялись этим крылатым чудовищам. Они не скупились на восхваления и жертвы, повсюду строили алтари и отдавали тем, кого считали своими богами, самое дорогое – своих детей. И драконы с радостью принимали эти кровавые дары, постоянно требуя всё больше и больше, а если не получали желаемое, то обрушивали свой гнев на тех, кто отказался дать им лёгкую добычу.

Магия драконов давала людям жизнь, но не более того. Лишь изредка на свет появлялись дети, которые умели чувствовать незримые силы и понимать их. Таких детей приносили в жертву первыми, потому что боялись, что драконы сочтут людей неблагодарными и накажут их за попытку присвоить себе больше, чем позволено.

Единственной тайной, к которой люди считали возможным прикоснуться, были целебные свойства трав – ведь если боги дали им эти травы, значит, позволили и использовать их. Травники-целители были в каждом племени, и это не считалось преступлением перед могущественными грозными повелителями.

Таким человеком был Тай Хараган, что на древнем языке северных племён означало «холодный ветер». Он жил в небольшом горном племени, которое нашло себе пристанище в пещерах самой высокой горы Таорнагского хребта – горы Таорнаг. Пещеры служили надёжным укрытием от диких зверей и непогоды, а драконы, обитавшие на самой вершине этой горы, никогда не смотрели себе под ноги, потому что были сыты тем, что давали им равнинные племена. Тем не менее, племя Тая поддерживало обычаи и тоже приносило драконам жертвы, хоть и не так часто, как другие.

Тай был не только целителем, но и жрецом, который отвечал за соблюдение всех обычаев и проводил ритуалы жертвоприношений. Он хорошо выполнял свои обязанности, хотя каждый раз, видя безграничный ужас в глазах невинных жертв, чувствовал нестерпимое желание прекратить весь этот кошмар.

А ещё он должен был сообщать племени о том, приняли ли драконы жертву, сочли ли её достаточной, довольны ли. Он определял это по останкам на жертвенном холме.

Однажды наутро после очередного ритуала Тай Хараган нашёл у подножия алтаря изуродованную тушу дракона. Судя по глубоким ранам, драконы подрались между собой за добычу, и один из них погиб. Племя сочло это дурным знаком и покинуло своё убежище, спустившись вниз, под защиту дремучих лесов. Они быстро обжились на новом месте, но Таю не давала покоя мысль о том, что если драконы могут убить друг друга, то и люди могут их убить. Он понял, что племена Сальсирии поклонялись не богам, а всего лишь огромным, кровожадным хищникам. Особенным, наделённым магией, но смертным.

Долгое время Хараган хранил свои догадки при себе, а когда всё же рискнул поделиться ими с соплеменниками, то сам оказался крепко привязанным к жертвенному алтарю в наказание за то, что посмел даже помыслить о том, чтобы выступить против богов.

У Тая была семья – молодая жена Ильза и сын Ландр, которому к тому времени минуло всего десять лет. Их тоже было решено скормить драконам, но это решение не было единодушным. Были в племени и те, кому открытие Тая Харагана заронило в души зёрна сомнений.

Глубокой ночью, когда все приготовления и обряды были совершены, а вокруг алтарей вспыхнули костры, сообщающие великим драконам, где их ждёт сытный ужин, на жертвенный холм прокрались две тени – это были люди из племени Харагана, решившие освободить жреца и его семью. Они перерезали толстые верёвки, удерживавшие пленников, и попросили только об одном – избавить Сальсирию от драконов, если такое и правда возможно. Тай поклялся, что посвятит этому всю свою жизнь и уничтожит драконов Таорнага всех до последнего.

Он увёл жену и сына обратно в горы, к старому убежищу, а пока они поднимались по каменистому склону, драконы прилетели на сигнал и, не обнаружив ничего, кроме ярко полыхающих костров, пришли в ярость. Они выжгли весь лес у подножия Таорнага и не оставили в живых ни одно живое существо, в этом лесу обитавшее.

Тай Хараган сдержал свою клятву. Он велел сыну во всём помогать матери, а сам ушёл к вершине, чтобы отыскать способ уничтожить драконов. И он нашёл его, хотя потратил на это многие годы.

Потерпев не одно поражение и залечив на своём теле не одну глубокую рану, Тай понял, что драконы не только крупнее, но и намного умнее и хитрее обычных животных. Они никого не подпускали к себе близко, а с большого расстояния пробить стрелой или копьём твёрдую, как камень, чешую было невозможно. В очередной раз едва не лишившись собственной головы, Хараган решил действовать хитростью.

В широком ущелье, на самом дне которого берёт своё начало река Таор, он устроил такой же жертвенный алтарь, какой сооружали его соплеменники. Несколько дней Тай охотился на горных коз и других крупных животных, чтобы добычи на его алтаре было много. Из синего мха и сонных трав он приготовил крепкое зелье, которым измазал туши, а вечером зажёг костры, извозился в грязи, чтобы скрыть свой запах, спрятался между камней и принялся ждать.

На его сигнал прилетели сразу четыре больших дракона. Они устроили кровавый пир и драку, а потом улеглись спать прямо там же, у алтаря, потому что под действием зелья Харагана не могли даже поднять свои огромные перепончатые крылья. Тай не рискнул приближаться к ним, поскольку опасался, что разбудит чудовищ и сам окажется добычей.

Зелье действовало. Он повторял эти жертвоприношения несколько раз, но всякий раз на зов прилетало несколько драконов. Понимая, что за спешку можно поплатиться собственной жизнью, Тай ждал, когда дракон будет один.

Клык первого убитого собственными руками чудовища он принёс домой, когда его сын Ландр уже возмужал, а в густых волосах возлюбленной жены появились седые пряди. Но радость первой победы омрачилась известием о том, что Ильза тяжело больна. Хараган на время оставил охоту, чтобы помочь ей, но совсем скоро несчастная отправилась в Небесные Храмы Даар, а мужчины продолжили начатое вместе.

Драконов с каждым годом становилось всё меньше, они стали прилетать к жертвеннику всё реже, а люди внизу стали чувствовать себя свободнее. Они начали строить себе жилища на равнинах, возделывать поля и выращивать скот. Жертвенные огни их костров загорались теперь по ночам только два раза в год – в начале весны и с приходом первых осенних заморозков.

Время не щадило Тая Харагана. Старые раны болели, руки перестали слушаться, да и ноги иногда отказывались повиноваться, но он поклялся уничтожить всех до единого драконов, и потому не давал себе покоя. Ландр помогал ему, как мог, а потом и вовсе принял на себя все обязанности, оставив отцу самое главное – приготовление сонного зелья.

Последний из драконов Таорнага очень долго не прилетал на зов жертвенных огней. Он был самым большим и умным из всех своих сородичей, мёртвые тела которых покоились в бесчисленных пещерах, ущельях и расселинах рядом с коварными местами ложных жертвоприношений. Но и этот дракон тоже стал добычей Хараганов.

Он спал глубоким сном возле окровавленного алтаря, когда Ландр Хараган поднял над собой длинное копьё, чтобы вонзить его дракону прямо в сердце, но руку охотника остановила сама Великая Богиня Даар. Она сказала:

«Постой, сначала я покажу тебе, что вы натворили, а потом ты сам решишь, остановить это сердце или позволить ему биться дальше».

Богиня подняла Харагана в свой Небесный Храм, откуда была видна вся Сальсирия от края до края. Это было днём, и в небе ярко сияло солнце, поэтому Ландру было хорошо видно, что происходит внизу.

«Я вижу счастливых, свободных людей, которые разрушили алтари и растят своих детей без страха перед чудовищами. Вижу дома и сады. Вижу широкие поля и длинные дороги. Я вижу жизнь», – ответил Богине Хараган.

Великая Богиня повела рукой, и мир внизу изменился. Исчезли зелёные леса и равнины, высохли озёра и реки, из горных ущелий на обнажившийся камень, где только что колосились спелые хлеба, полились дымящиеся потоки огненной лавы. Сальсирия превратилась в огромный безжизненный каменный остров.

«Что ты сделала? – закричал охотник. – Зачем ты всё уничтожила?»

«Я? – удивилась Богиня. – Нет, Ландр Хараган, это сделали вы, люди. Такой была Сальсирия до того, как я впустила сюда своих созданий. Драконы дали ей жизнь. Их магия остудила вулканы, взрастила травы и деревья, наполнила недра чистой водой. Это был их дом, который они создали для себя. Они впустили вас в этот дом, а вы всё уничтожили. Они были сердцем Сальсирии… Вы почти остановили это сердце. Если ты сделаешь то, что собирался, магия драконов исчезнет. Не сразу, но со временем эта земля вновь станет такой, какой была прежде – мёртвым камнем, на котором нет места ни для чего живого. Посмотри ещё раз вокруг и ответь сам себе – хочешь ли ты, чтобы сердце Сальсирии перестало биться?»

Богиня снова взмахнула рукой, и мир внизу опять обрёл яркие, живые краски, наполнился щебетом птиц, шумом водопадов, шелестом ветра в раскидистых кронах деревьев и весёлым детским смехом.

«Я хочу, чтобы Сальсирия осталась такой, но если дракон останется жив, то страх и горе вернутся на эти земли», – ответил Богине Хараган.

Великая Богиня задумалась ненадолго, а потом опустила Ландра обратно к спящему дракону, чтобы продолжить разговор там, но пока они были в Небесном Храме, Тай Хараган решил закончить то, что не успел сделать его сын. Он совсем ослаб от бесчисленных ран и старости, но всё же нашёл в себе силы поднять с земли копьё, размахнуться и нанести удар.

Ландр успел закрыть дракона своим телом в последнее мгновенье. Острое копьё пробило насквозь его грудь и вырвало из кожи чудовища одну единственную чешуйку. Не в силах вынести горе от содеянного собственными руками, Тай Хараган бездыханным упал рядом.

Но там, где копьё повредило серебристую чешую, вдруг выступила крошечная капелька драконьей крови, которая смешалась с кровью человека и вскипела, возвращая жизнь за жизнь. Древко копья рассыпалось в прах, и Ландр Хараган вдохнул полной грудью, чувствуя, как его сердце бьётся в такт сердцу спящего дракона.

«Ну что ж, – молвила Великая Богиня. – пусть будет так! Ваши сердца останутся навеки связаны друг с другом. Дракон Таорнага будет спать до тех пор, пока бьётся сердце рода Хараган. Ты хотел сохранить Сальсирию для людей, Ландр, так храни её столько, сколько сможешь. Эта великая честь будет передаваться всем мужчинам рода Хараган, но в каждом поколении на свет будет появляться только один мальчик, как это происходит у драконов. И так же, как у драконов, мать будет не просто давать ребёнку жизнь, но отдавать ему свою. С последним ударом сердца последнего мужчины рода Хараган дракон пробудится. Как долго вы сможете хранить его сон – зависит только от вас».

Великая Богиня Даар вернулась в свой Небесный Храм и с грустью наблюдала оттуда за тем, как из мира драконов Сальсирия превращается в мир людей. Почему она не вмешалась раньше? Да просто потому, что у богов куда больше дел, чем могут себе представить простые смертные.

Магия этого мира почти иссякла, но она есть, и те, кому достаётся хотя бы частичка этой магии, становятся обладателями великой силы. Ландр Хараган получил намного больше. Он стал величайшим из колдунов, но не для того, чтобы подчинить своей власти всю Сальсирию, а для того, чтобы защитить людей от них самих. Он запечатал пещеру спящего в горе Таорнаг дракона таким заклятием, которое открыть никому не под силу. Из тьмы и человеческих страхов он создал свирепых фьорагов, которые чувствуют магию и не позволяют тем, кто ею обладает, приблизиться к своему хозяину.

У подножия горы Таорнаг вырос неприступный замок, который стал домом для многих поколений рода Хараган. Сын и единственный наследник Ландра Харагана, названный в честь деда Таем, дал замку имя Латернон, которое на языке древних племён означает «жизнь».

С тех пор минуло уже несколько столетий, но род Хараган всё ещё бережёт Сальсирию. Говорят, что дракон давно мёртв, что всё это не больше, чем сказка, придуманная пращурами нынешних Хараганов для того, чтобы возвысить себя над другими… Говорят, но продолжают верить в магию спящего дракона, потому что матери наследников Латернона и по сей день отдают свои жизни детям. В каждом поколении всё так же появляется на свет всего один сын, хотя иногда рождаются и дочери.

Сердце рода Хараган продолжает биться, и кто знает, что будет, если оно вдруг остановится. Проснётся ли дракон? Или же всё это действительно вымысел? Проверить, насколько правдива эта легенда, и взять на себя ответственность за судьбу целого мира до сих пор так никто и не решился.

Подписано: Фэран Хараган, двадцать второй наследник рода Хараган,

год четыреста семьдесят шестой от основания Латернона

Такая вот история, м-да…

Я повидал на своём веку много разных людей – бедняков и богачей, рабов и королей… Каждый из них хотел от своей жизни чего-то большего, чем имел. Больше свободы. Больше золота. Больше власти. Больше земель. Больше детей… Однажды мне довелось побывать в Латерноне, и я спросил лорда Саржера Харагана, который является уже шестьдесят седьмым по счёту потомком рода Хараган: «Чего бы вы хотели больше того, что у вас есть сейчас?» Он ответил: «Жизни. Свободной от проклятия жизни для своих детей. Долгой и счастливой жизни для их жён. Простой человеческой жизни, от которой не зависит судьба всего этого мира. Нам дана великая честь, но это и тяжкое бремя, которого я не пожелал бы никому».

Верю ли я в эту легенду? Да, я верю. Я знаю, что мой король Белинаргус, как и многие до него, пытался разгадать тайну драконьей магии. Он окружил себя могущественными колдунами и поручил им найти способ получить власть над спящим драконом, чтобы подчинить себе всю Сальсирию, но, как и многие до него, так и достиг успеха, потому что род Хараган надёжно охраняет то, что доверено ему Великой Богиней Даар.

Мне кажется, что тот, кто заказал копию этой легенды, тоже желает получить гораздо больше, чем имеет. И если это действительно так, то мне искренне жаль этого человека, потому что тот, кто ради достижения своей цели готов поставить под угрозу существование целого мира, не достоин ничего, кроме жалости. Ну ещё разве что презрения.

За сим откланиваюсь, поскольку моего пера ждут ещё многие древние легенды, бережно собранные архивариусами Обители Времён во всех уголках нашей необыкновенно прекрасной, до сих пор хранящей остатки магии драконов Сальсирии.

Ваш покорный слуга Брис Фид, узник Обители Времён,

бывший канцлер Иллиафии, наказанный великим королём Белинаргусом за то, что посмел высказать ему в лицо слова, написанные здесь немного выше.

Глава 1

В комнате было невыносимо душно. Со вчерашнего вечера Мэй не отходила от постели внезапно заболевшего отца, выражая благодарность всем, кто хотел хоть как-то помочь. Люди приходили, принося с собой мнения, советы, травы и зелья, запахи и слова, и уходили, оставляя только соболезнования.

К утру в покоях лорда Бавора Рионского остались только его воспитанница, личный лекарь лорда Харс и травница Дира. От переживаний и усталости Мэй уже не способна была даже пальцем пошевелить, а врачеватели будто бы и не провели всю ночь на ногах – они то оживлённо о чём-то спорили, то подходили к постели и тщательно ощупывали больного с ног до головы, то пускали и без того немощному старику кровь, то вливали ему в рот какие-то снадобья, которые потом стекали коричневыми струйками по подбородку и капали на белоснежную простыню, оставляя на ней бесформенные пятна.

Он заболел неожиданно. Сидел за столом, улыбался, рассказывал какую-то забавную историю, а потом вдруг побледнел и свалился замертво. Толпа слуг немедленно бросилась спасать своего старого лорда, из деревни чуть ли не в исподнем в замок прибежали Харс и Дира, которых вытащили из одной постели, хотя они не были мужем и женой и даже на дух друг друга не переносили. Правда, толку от всей этой суеты было мало.

Утро сменилось днём, день – снова вечером, но объяснений случившемуся так и не нашлось. Если бы это был сердечный недуг или какое-то другое известное недомогание, которые в множестве случаются у людей солидного возраста, то всё было бы вполне закономерно. Но нет. Всего за сутки лорд Бавор Рионский высох, будто какая-то неведомая сила вытянула из него всё живое. Он стонал, мычал, иногда начинал хрипеть, и тогда Мэй становилось особенно страшно. Она так и просидела весь день в его комнате, не в силах уйти и хоть немного поспать, потому что боялась, что возвращаться уже будет не к кому.

– Это точно не болезнь, а какое-то колдовство, – понуро сообщил ей Харс, когда очередная порция лекарств снова вытекла изо рта лорда на подушку. – Мы всё перепробовали.

Дира поддакнула и с извиняющимся видом продемонстрировала хозяйке горсть опустевших пузырьков.

– Уходите, – устало выдохнула Алимея. – Спасибо, что хотя бы попытались его спасти.

– Мы могли бы сделать ещё одно кровопускание…

– Хватит его мучить. Если богам так угодно, вы ничем не сможете помочь. Только прикончите его своими кровопусканиями.

Врачеватели засуетились, собирая инструменты, пузырьки и скляночки. Не обращаясь ни к кому конкретно, Харс высказал мнение, что в такой ситуации было бы разумным начать созывать наследников, потому что лорд вряд ли переживёт эту ночь.

Наследники… Мэй горько усмехнулась. Не было у старика никаких наследников. Даже она, называвшая Бавора дедом, была ему чужой, подкидышем без рода и племени. Он оставил её в замке и воспитал как леди только потому, что тратить свою любовь больше было не на кого. Новым хозяином Риона после смерти лорда Бавора должен был стать её муж, но дед так и не нашёл для своей любимицы достойного избранника.

Оставшись с умирающим наедине, Мэй присела на край его постели и взяла в свою тёплую руку его холодные, костлявые пальцы.

– Ох, дедушка… Ведь ты же обещал, что не покинешь меня, пока своими руками не посадишь на спину коня моего первенца. А сам?.. Ну что с тобой такое? Скажи, чем тебе помочь?

– М-м-м… Акх-х-х… Ам-м-м… – лорд Бавор из последних сил стиснул её руку и с большим трудом выпрямил указательный палец, показывая куда-то за спину воспитаннице.

– Что там? – Мэй обернулась, но не увидела ничего, кроме серого камня и тёмного зева камина, которым не пользовались с весны. – Тебе что, холодно? Да здесь же дышать нечем… Ладно, сейчас прикажу, чтобы принесли ещё одеял и затопили камин.

Она хотела встать, но старик снова сжал её пальцы и захрипел, упрямо показывая на стену.

– Ну что? Что там? Я не понимаю. Тут только камин, и гобелен над ним. Ты хочешь, чтобы я убрала гобелен? Но…

Лорд Бавор откинулся на подушки и всхлипнул так жалобно, что по спине Мэй поползли мурашки.

– Я не понимаю, чего ты хочешь, – обессиленно выдохнула она. – Ты устал, дедушка, поспи. Я посижу с тобой здесь ещё немного, чтобы тебе не было страшно и одиноко. А потом ты проснёшься здоровым и бодрым и скажешь мне всё, что хотел сказать сейчас, ладно? Поспи, родной, пожалуйста.

Мэй нежно погладила его холодные пальцы и поправила одеяла. Казалось, лорд Бавор внял её мольбе. Он успокоился, расслабился и смежил веки над провалившимися в глазницы глазами. Ужасно было видеть его таким – измождённым стариком, беспомощным, беззащитным. А ведь он ещё был не так уж и стар, даже седьмой десяток не перешагнул.

«Неужели она предсказала ему умереть именно сейчас? Нет-нет, он говорил, что доживёт до глубокой старости, когда у меня уже будут собственные дети. Он не мог меня обмануть. Не мог!»

– Ты ведь не обманул меня, правда? – шёпотом спросила она и почувствовала, как по щекам побежали горячие слёзы.

Лорд Бавор не ответил, потому что изо всех сил старался казаться спящим. Боль на куски рвала его тело изнутри, но он не хотел, чтобы воспитанница страдала, глядя, как сильно страдает он.

Мэй плакала. Его маленькая любимая девочка мучилась от горя и бессилия, а он не мог даже утешить её. Не мог ободрить, сказать, что всё будет хорошо. Он всё слышал и чувствовал. И видел. Даже сквозь закрытые веки он видел силуэт той, что каждую ночь надменно взирала на него со старого портрета, который висел над каминной полкой уже больше четырёх сотен лет. Призрак Рионской Девы, на протяжении последних столетий предсказывавшей смерть всем потомкам первого лорда Риона, стоял прямо за спиной Мэй, возвышаясь над ней прозрачной тёмной тенью.

«Оставь её! – мысленно приказал лорд Бавор и скрипнул зубами от нового приступа боли. – Она не принадлежит к моему роду. Делай своё предсказание и убирайся!»

«Я пришла не к тебе, – прошелестел тихий женский голос в его голове. – Хотя у меня действительно есть для тебя предсказание. Тебя не смогут исцелить никакие лекарства и снадобья. И когда в замок прибудет колдун, за которым твоя воспитанница отправила посыльного в Гоотарн, он тоже зря потратит драгоценное время. Лучше тебе уже не станет, дальше будет только больнее. Ты будешь лежать здесь и умирать медленно и мучительно, пока мой гобелен не обратится в прах. Он соткан на магии крови, но связан не только с твоим родом. В нём переплетены нити тысяч судеб людей, о которых ты, возможно, даже никогда не слышал. Магия долго сохраняла прочность этих нитей, но время безжалостно ко всему, что создано руками человека. Полотно разрушается. Вчера в нём оборвалась одна единственная ниточка, преждевременно отняв чью-то жизнь и заставив тебя страдать. Каждый приступ боли, которую ты испытываешь – это ещё чьи-то внезапно оборванные жизни. Твои мучения могут продолжаться годами, пока не останется ни одной целой нити. Только тогда ты умрёшь. Такое предсказание ты хотел услышать?»

«Нет, это не может быть правдой! Уходи! Оставь меня и мою семью в покое! Я готов умереть хоть сейчас, только пусть это закончится!»

«Я не могу изменить действие магии, Бавор Рионский, она от моей воли не зависит. Мне так же больно, как и тебе, потому что я имею куда более сильную связь с этим полотном. Но я знаю, как можно исправить происходящее. Гобелен нужно переткать, заменить в нём старые нити на новые, и тогда всё прекратится. Алимея поможет мне сделать это».

«Его нужно уничтожить, и тогда всё это точно прекратится!»

«И лишить тем самым жизни тысячи людей? По-твоему, я для этого оберегала полотно четыреста лет?»

«Оберегала? Ты – проклятие нашего рода! Это всё из-за тебя! Убирайся отсюда!»

Тело лорда Бавора выгнулось от очередного приступа боли. Он застонал и почувствовал, как заботливые руки воспитанницы касаются его лица, вытирая влажной тканью выступивший на лбу пот.

«Я не к тебе пришла, Бавор Рионский. И я не спрашиваю твоего согласия или разрешения на то, что задумала сделать. Не понимаю, зачем я вообще потратила время на то, чтобы что-то тебе объяснить».

Он услышал испуганный вскрик Мэй, вцепился в простыни и с трудом разомкнул непослушные веки. Спальня была пуста. Лорд Бавор снова громко застонал, но в этот раз не от боли, а от отчаяния.

– Кто ты такая? – Мэй оттолкнула холодную руку, удерживавшую её запястье, и отпрыгнула назад, к кровати старого лорда.

Перед ней стояла высокая стройная женщина в длинном платье из тёмно-зелёного бархата. Её чёрные с редкой проседью волосы были собраны в высокую сложную причёску, каких уже давно никто не носил. Кожа была настолько бледной, что казалась бескровной. А лицо… Мэй была уверена, что раньше где-то уже видела эти тонкие губы, высокие скулы и большие карие глаза.

– Мы знакомы? – подозрительно сощурилась девушка, не дождавшись ответа на свой первый вопрос. – Что вы делаете в покоях моего деда? Кто вас сюда впустил?

– Тому, кто способен ходить сквозь стены, не нужно спрашивать разрешения войти у тех, кто охраняет дверь, – грустно усмехнулась незнакомка. – И этот человек тебе вовсе не дед, Алимея. Впрочем, ты и сама это прекрасно знаешь.

– Вы… – Мэй бросила быстрый взгляд на портрет над камином и почувствовала, как на затылке зашевелились волосы. – Вы и есть Рионская Дева? Хейлия Ра-Фоули?

– Моё имя Эйридия. Хейлия Ра-Фоули была моей матерью.

– Но в легенде говорится…

– Легенды, девочка, придумываются для того, чтобы скрыть истинное положение вещей. А ты, оказывается, храбрая. Не визжишь, не падаешь в обморок, не швыряешься в меня всем, что под руку попадёт. Даже не дрожишь, хотя я чувствую твой страх. Мне это нравится.

Женщина прошуршала юбками через всю комнату и присела на узкую мраморную скамью, которой в этих покоях никогда не было. Впрочем, здесь много чего раньше не было, а то, что было, постепенно меняло свои очертания и исчезало. Открыв рот, Мэй наблюдала за тем, как узкое стрельчатое окно расползлось во всю стену и растворилось в воздухе, превратившись в открытый арочный проход на террасу, огороженную высокой балюстрадой.

«Это сон. Так не бывает…» – мелькнуло в голове, когда комната начала растягиваться в длинную галерею, стены которой были выложены белым мрамором и сплошь покрыты пёстрыми гобеленами, а на месте кровати с балдахином зажурчал фонтан, где плавали разноцветные рыбки.

– А ну прекратите немедленно это колдовство и верните меня назад! – нахмурилась Мэй.

– А командуешь ты так же, как и все… Присядь, Алимея, нам нужно поговорить. – Эйридия кивнула в сторону скамьи напротив. – Обещаю, что верну тебя обратно к несчастному старику сразу же после того, как ты выслушаешь меня.

– А если я не желаю вас слушать?

– А подарить Бавору Рионскому ещё несколько лет жизни ты хочешь?

Мэй немедленно села. Она готова была выслушать десяток призраков, если это могло помочь избавить дедушку от страданий.

– Вот и хорошо, – улыбнулась женщина. – Я не задержу тебя надолго. Просто объясню суть происходящего, а потом ты сама решишь, хочешь знать больше или нет. То, что ты видишь вокруг – это мой дом. Он действительно стоял на том же самом месте, где сейчас высится замок Рион. Моя мать Хейлия действительно была прорицательницей. И она правда предсказала смерть королевских отпрысков, за что поплатились жизнями все члены моей семьи. Только моей семьи. Легенда говорит, что убиты тогда были все, кто жил в городе, но это не так. Их дома сожгли, но другого вреда ни в чём не повинным людям не причинили. Они сами ушли отсюда, потому что считали эту землю проклятой.

– Из-за того, что на ней жила колдунья, которая предрекала смерть?

– Именно. Только колдуньей она не была. Моя мать умела читать судьбы, но никогда не навлекала бед на чужие головы.

– Да, я помню: «Она садилась за свой станок, брала в руки тонкую нить и ждала, когда сама судьба начнёт создавать полотно, на котором будет написано то, что предначертано платившему за пророчество…» – процитировала Мэй слова легенды, которую в замке Рион знал наизусть каждый.

– Нет, девочка, это происходило не так. Видишь все эти гобелены? – Эйридия указала на многочисленные полотна, покрывавшие почти каждый дюйм длинной стены. – Все они вытканы из шерсти фьорагов, а не овец. Шерсть этих латернонских псов длинная и мягкая, как шёлк. Она чёрная, и её нельзя окрасить или осветлить. Мои предки ткали из неё самые обычные полотна в две нити. Ткань получалась гладкой, лёгкой и блестящей, но абсолютно чёрной. Кто угодно мог выткать такое полотно, но его секрет был подарен богами только нашему роду. Для того, чтобы на ткани появился рисунок, нужно было всего две капли крови: одна того, кто хочет знать свою судьбу, а вторая – провидицы из рода Ра-Фоули. Стоило этим двум каплям упасть на полотно, как нити тут же начинали жить собственной жизнью. Они меняли цвет, перекручивались, сплетались в замысловатые узоры, и тогда появлялся рисунок. Потом к работе приступала прорицательница. Она читала человеческие судьбы по хитросплетениям нитей в этих картинах. Чтобы скрыть эту тайну, мы ткали из обычной овечьей шерсти копии получившихся полотен, которые и отдавали заказчикам вместе с их пророчествами. Оригиналы всегда хранились здесь, в этом доме, поскольку у них было ещё одно свойство – если уничтожить гобелен, в тот же день оборвутся жизни всех, чьи судьбы были по нему предсказаны. Представляешь, сколько это жизней, если пророчества касались многих поколений?

– Зачем же вы делали эти предсказания, зная, насколько они опасны?

– Род Ра-Фоули занимался предсказанием судеб испокон веков. Это очень выгодное занятие, поэтому мои предки были не особенно щепетильны в отношении последствий. Но провидицы рождались не в каждом поколении. До моей матери кровь предсказательницы была только у её пра-прабабки, поэтому некоторое время наша семья занималась просто ткачеством. Когда выяснилось, что мама унаследовала этот дар, её никто не спрашивал, хочет она делать предсказания или нет. Жадность, девочка, часто толкает людей на дурные поступки. В нашем доме постоянно случались ссоры из-за цены на пророчества. Моя мать хотела оградить любопытных от опасных последствий и поэтому всегда назначала непомерную цену в надежде, что человек откажется. Отец и другие родственники ругали её за это, потому что хотели больше богатств, чем имели. Король Эрард, будь он трижды проклят, заплатил за предсказание отцу, потому что мама не хотела принимать его заказ. Он избил её тогда до полусмерти и пригрозил, что свернёт шею мне, если она откажется сделать то, за что уже был получен аванс. Обещанное королём богатство застило ему глаза…

– Дальше всё понятно, – перебила Эйридию Мэй. – Она сделала предсказание, дети короля умерли, ваш дом был сожжён вместе с предсказательницей, а вам удалось выжить и унаследовать её дар, после чего вы принялись тиранить род рионских лордов, чтобы отомстить за смерть близких. Почему вы предсказывали смерть им, а не потомкам короля Эрарда? Ведь это он приказал уничтожить вашу семью.

Эйридия посмотрела на неё долгим грустным взглядом.

– За все эти четыреста лет, девочка, я сделала всего два предсказания. Одно первому лорду Рионскому. Я сказала ему, что если с моим гобеленом что-нибудь случится, от его рода останутся одни только воспоминания. Для этого мне не нужно было разбираться в переплетении нитей, да и дара такого у меня нет и никогда не было. Второе я сделала сегодня, когда объясняла Бавору Рионскому…

– Сегодня? – снова прервала её речь девушка. – Но ведь он говорил, что Рионская Дева предсказала ему смерть в глубокой старости. Это было лет шесть назад.

– Он солгал тебе, милая. В последний раз я появлялась в замке, когда лорд Бавор ещё не появился на этот свет.

– Я не верю вам. Зачем ему лгать? А как же все остальные предсказания? Ведь все говорят, что они были, и что всё сбывалось.

– Я не делала никому предсказаний. Я не умею этого. Да, иногда я появлялась в замке, чтобы посмотреть, в каком состоянии мой гобелен, но не для того, чтобы пророчить смерть. Даже сегодня я сообщила твоему старому лорду только то, что для меня очевидно. Моя мать умерла задолго до того, как было выткано полотно, которое висит в покоях хозяина замка Рион, поэтому мне неведомо, о чём рассказывают переплетения нитей в нём.

Мэй нахмурилась, понимая, что запуталась. Она не спала почти двое суток и устала настолько, что вообще склонна была считать всё происходящее сном. Да и разве может быть правдой история, рассказанная призраком женщины, умершей сотни лет назад? Кстати…

– Я ни разу не слышала о том, что у рионской прорицательницы были муж и дочь, – девушка подозрительно сощурилась. – Почему я должна вам верить?

– Ты наконец-то начала думать, а не спрашивать первое, что придёт в голову, – улыбнулась Эйридия. – Мои слова легко проверить. В Обители Времён должны храниться записи о том, что произошло в тот день, когда погибла моя семья. Архивариусы бережно хранят каждую букву и цифру, которые удаётся отыскать. Там наверняка есть сведения о жителях Риона, их профессиях, доходах, даже о количестве кур и поросят на каждом подворье. Там же хранятся и летописи, и королевские указы. Если хочешь, можешь заказать копии документов и удостовериться, что я говорю правду, но на это уйдёт время, а у нас его очень мало.

– Я проверю, – пообещала Мэй. – Мой дед же не умрёт завтра, да?

Эйридия недовольно поджала губы и тяжело вздохнула.

– Ты ещё и упряма… Нет, он пока не умрёт, но умрут другие, и каждая новая смерть будет причинять ему невыносимую боль.

– Как это? – нахмурилась девушка.

– Я же сказала тебе, что мой гобелен особенный, не такой, как другие. Он соткан из нитей, которые удалось найти после того, как предок твоего лорда сжёг все полотна, найденные в моём доме. Все эти гобелены, – женщина снова указала на стену, увешанную картинами, – были тогда уничтожены. От них остались только крохотные обгоревшие клочки, которые я собирала и распускала на нити, чтобы спасти хоть что-нибудь. Мне было тогда десять лет, но я прекрасно понимала, какую беду на всю Сальсирию накликала предсказаниями моя мать. Началось страшное поветрие, которое унесло жизни почти всех, чьи судьбы оказались вплетены в эти полотна. Это были сотни и тысячи жизней, девочка. Забавно, но королю Эрарду каким-то чудом удалось избежать смерти, хотя вымер почти весь его род. Из оставшихся нитей я соткала полотно, которое висит над камином в покоях твоего деда. В нём судьбы тех, кто тогда выжил, и их потомков, поэтому я велела первому лорду Рионскому беречь гобелен пуще собственной жизни. Но он разрушается. Время не щадит старые нити, они истончаются и рвутся, раньше времени обрывая судьбы людей. Поэтому я прошу тебя о помощи. Гобелен нужно переткать, пока он не рассыпался в прах.

– Но при чём здесь мой дед?

– Рисунок на гобелене появился тогда, когда на полотно попала кровь его предка. Он связан со всеми этими судьбами. Всякий раз, когда нить рвётся, это причиняет ему нестерпимую боль. И не только ему, но всем потомкам первого лорда Рионского. В этом роду было много детей, и те из них, кто живёт сегодня, испытывают точно такие же муки. Я не прошу тебя немедленно приступать к работе, хотя очень этого хотела бы. Подумай, прежде чем соглашаться, потому что пути назад потом не будет.

– Мне не нужно думать. Мой ответ – нет!

– Но разве ты не хочешь спасти жизни тех, кто…

– Нет, я не хочу повторять вашу ошибку, если всё это правда. Мне больно видеть, как мучается дедушка, но я не стану продлевать существование магии, которая ставит судьбы людей в зависимость от старой тряпки. Верните меня назад и оставьте мою семью в покое!

– Алимея, подумай, сколько людей может умереть! Ты сможешь спокойно жить, зная, что могла это предотвратить?

– Не нужно перекладывать на меня ответственность за ваши поступки. Я не стану вам помогать, даже если умрут все, включая меня. Если эта магия действительно имеет такую силу, её нужно остановить.

– Ты говоришь так потому, что у тебя никого нет, кроме старика Бавора. Тебе некого терять. Но я не могу тебя заставить, поэтому принимаю твоё решение.

– И будете искать другую помощницу? Нет уж. Я уничтожу гобелен, чтобы вы не смогли выполнить свой замысел.

– Хорошо, поступай, как знаешь, – Эйридия поднялась со скамьи и с тоской посмотрела вдаль, где за открытой террасой простирались цветущие сады. – Ты была моей единственной надеждой, поэтому не бойся, что я стану просить о помощи кого-то ещё. Можешь уничтожить гобелен когда захочешь. Больше я тебя не побеспокою.

Всё исчезло. Мэй всего лишь моргнула и тут же снова очутилась в комнате лорда Бавора, наполненной удушливыми запахами лекарств, пота и болезни. Она так же сидела на краешке его постели, как было до появления Рионской Девы. Только дед не спал. Он смотрел на свою воспитанницу полными отчаяния глазами и безмолвно плакал.

– Дедушка, ну что ты? Я здесь, с тобой. Я же обещала, что никуда не уйду.

Мэй вытерла слёзы с его ввалившихся бледных щёк и прижалась губами к холодным костлявым пальцам.

«Это всё неправда. Не может быть правдой. Я смертельно устала, поэтому мне всё привиделось… Почему я? Почему она сказала, что я была её единственной надеждой?»

«Потому что в тебе течёт кровь Ра-Фоули», – едва слышно прошелестел над ухом голос призрака.

«Ты обещала оставить меня в покое!»

Ответа не последовало. Посидев рядом с лордом ещё несколько минут, Мэй поняла, что если немедленно не позволит себе хоть немного поспать, то свалится прямо на пол. Она обошла большую кровать с другой стороны, забралась на неё с ногами и свернулась калачиком под боком у деда. Проваливаясь в сон, девушка почувствовала, как на её голову опустилась тяжёлая, мелко подрагивающая рука.

– Да, дедушка, я здесь, не волнуйся, – пробормотала она и крепко заснула.

Глава 2

– Я не хочу жениться, отец. Не сейчас. И уж точно не на ней. Сколько этой девчонке? Семнадцать? Да она ещё жизни не видела! Если тебе так нужен Рион, я поеду в Гоотарн к Хелигаргу и поговорю с ним о выкупе. Или захватим эту землю силой, как когда-то сделала Иллиафия. У нас вполне приличное войско, чтобы справиться с такой задачей.

– Нэйд, мальчик мой, ты хочешь войны? – лорд Саржер Хараган оторвался от чтения поступившей утром корреспонденции и удивлённо посмотрел на сына. – Ты разве не понимаешь, что это поставит под удар весь Латернон? О выкупе тоже не может быть и речи. Думаешь, я не пытался? А брак с воспитанницей Бавора Рионского принесёт нам Рион на позолоченном блюдечке быстро, без боя и крови. Это политика, сын. В любом случае, Латернону всё ещё нужен наследник, так что этот союз может принести сразу две пользы.

Нэйджел помрачнел. Дурная манера отца на каждом шагу напоминать о том, что Латернону нужен наследник, выводила его из себя. Он и так прекрасно понимал, что обязан произвести на свет сына, но это означало, что на его совести будет ещё одна отнятая жизнь.

– Дракон спит, пока род Хараган продолжается. Нэйд, ты прекрасно знаешь, чем может закончиться твой бунт против исполнения своего предназначения, – лорд Саржер чувствовал, что сын снова готов замкнуться в себе, как делал это последние шесть лет при любой попытке заговорить о повторном браке. – Вот смотри, эта горка писем – отказы от всех, кому я отправлял предложение о заключении брачного союза. Все, Нэйд, они все отказались. Они боятся, и я их прекрасно понимаю. Лорд Рионский предлагает нам то, о чём можно только мечтать. Его воспитанница – сирота, а других наследников у него нет. Если ты откажешься жениться на ней, это сделает кто-нибудь другой, или же король Иллиафии просто отдаст Рион тому, кому захочет. А если женишься, то после смерти старика Рион станет частью Латернона, и проклятый Хелигарг лопнет от злости, но ничего не сможет с этим поделать, потому что…

– В письме написано, что супруг получит право только управлять Рионом, а владеть этими землями будет она. Рион всё равно будет принадлежать не нам, а Иллиафии. Так мы только позволим Хелигаргу дотянуться до Латернона.

– Да, но после смерти жены все её владения станут твоими, а это значит, что Рион полностью уйдёт под власть Латернона. И Хелигаргу останется только локти себе кусать. Всего год, Нэйд. Если мы сейчас примем это предложение, то уже через год у нас будет и Рион, и наследник.

– И ещё одна мёртвая жена, да, отец? А что, если опять родится девочка?

Лорд Саржер втянул воздух носом и закатил глаза.

– Да какая разница, кто родится? Женишься тогда в третий раз, а Рион останется нашим. Чего стоит одна жизнь, которую никто не будет оплакивать, когда речь идёт о более важных вещах? Всё, что от тебя требуется, это подписать брачный договор и обрюхатить девку. И всё! Зачем ты опять усложняешь простое? Заставь уже свою совесть, или что там тебя гложет, заткнуться и прими правильное решение.

– Это ты начни думать своей головой. С чего бы лорду Рионскому отдавать нам свою любимую воспитанницу, зная, что она умрёт, рожая мне ребёнка? Тебе не кажется, что это странно?

– Нет, не кажется. Он же всё объяснил. Он воспитывал эту девчонку только для того, чтобы было, кому передать наследство. Ему плевать на то, что с ней станет после свадьбы.

– А разве не логичнее было бы воспитать мальчика и передать земли ему? Мне это не нравится, отец. Тут явно что-то не так.

– Да что тебе не так-то?! – взорвался лорд Саржер. – Думаешь, это Хелигарг подстроил, чтобы развязать войну? Мы покусимся на его земли, он ринется их защищать, а заодно и наши прихватит? Так что-ли?

– Вроде того. И не кричи, а то у тебя снова начнётся мигрень.

– А я буду кричать! – лорд вскочил и врезал по столу кулаком с такой силой, что стоявшая на краю стеклянная чернильница подпрыгнула, жалобно звякнула и свалилась на пол, изливая своё содержимое на дорогой ворсистый ковёр. – Я требую, чтобы ты женился на Алимее Рионской! Я и так слишком долго потакал твоим капризам! Несчастный он, жена у него умерла! У меня тоже умерла!

– Одна, – спокойно уточнил Нэйджел, возвращая чернильницу на место.

– Да, одна! А мой отец похоронил четырёх жён, прежде чем я появился на этот свет! Пять жён, Нэйд. Пять! А ты из-за одной сопли распустил!

– Ты успокойся, а то у тебя уже лицо пошло красными пятнами. Того и гляди, удар хватит. Так ведь можно и не дожить до появления наследника…

Лорд Саржер задохнулся от возмущения. А пока он хватал воздух ртом и собирался с силами, чтобы разразиться очередной гневной тирадой, Нэйджел вышел из кабинета, бросив напоследок:

– На чернила не наступи, а то по всему ковру будут пятна. Я сейчас пришлю служанку, чтобы почистила тут всё. Ну и заодно обрюхачу её где-нибудь в тёмном углу, чтобы ты наконец от меня отстал. Рион мне при этом не достанется, зато одной головной болью будет меньше.

– Ну-ну, давай! Попробуй! – прокричал лорд Саржер закрывшейся за сыном двери и обессиленно рухнул обратно в кресло. – Если бы это было возможно, проклятому дракону уже давно был бы обеспечен вечный сон. Хоть самому женись, честное слово…

* * *

Мэй проснулась на рассвете оттого, что лорд Бавор больно вцепился в её волосы. В комнате стало заметно прохладнее и царил полумрак, в котором кто-то тихо шаркал по полу обувью. Прищурившись, девушка разглядела склонившихся над лордом Харса и Диру, которые явились, чтобы возобновить попытки спасти своего несчастного господина от неведомой болезни.

– Тс-с-с… – зашипел на Мэй Харс, заметив, что она проснулась. В тот же миг лорд снова потянул её за волосы.

Решив, что деду снова стало плохо, она аккуратно высвободила его пальцы из спутанных прядей и взволнованно заглянула в бледное лицо, но в этот раз родные черты исказила не боль, а самая настоящая паника – лорд с ужасом смотрел на врачевателей и, казалось, был готов провалиться сквозь каменный пол, лишь бы только его никто больше не пытался исцелять.

Поскольку до сих пор таланты лекаря и травницы не дали никакого результата, Мэй решительно выставила их за дверь и, чтобы не казаться чересчур уж грубой, вежливо попросила прислать в покои лорда кого-нибудь из слуг.

Это утро принесло ей осознание того, что теперь ответственность за Рион и его обитателей целиком и полностью лежит на её плечах. Нужно было хоть как-то успокоить домочадцев, заняться повседневными делами, приготовить комнаты для вызванных из Гоотарна колдуна и лучшего королевского лекаря, проследить, чтобы были убраны и другие гостевые комнаты на случай, если дурное известие приведёт в замок ещё кого-нибудь…

У Риона был свой управляющий, но он не касался забот по хозяйству. В его обязанности входили ведение бухгалтерских книг, регулярное пополнение припасов, приём и отправка корреспонденции. Всем остальным уже два года занималась Мэй, поскольку лорд Бавор воспитывал её как будущую хозяйку этого дома.Она отлично справлялась с руководством прислугой, хотя сама освоила далеко не все тонкости их работы. Впрочем, каких-то особенных успехов в мытье посуды, мыловарении или чистке балдахинов от неё никто и не ожидал.

Напомнив слугам, что болезнь хозяина не освобождает их от обязанностей, Мэй отдала все необходимые распоряжения и позаботилась о том, чтобы лорд Бавор был вымыт и накормлен горячим бульоном.

Ей нужно было занять себя чем-то важным и полезным, чтобы отвлечься от горьких мыслей о страданиях несчастного дедушки. И от раздумий о том, сон ей приснился накануне или она действительно говорила с призраком.

Кухарке повезло меньше других, потому что молодая хозяйка решила, что тут её помощь нужнее, чем где бы то ни было. В других обстоятельствах Криста попыталась бы избавиться от общества госпожи, убедив, что всё под контролем, но в сложившейся ситуации прогонять расстроенную девушку не решилась и доверила ей работу с луком, чтобы та заодно могла ещё и выплакаться, оправдав свои слёзы щипучестью едкого сока.

– Кристи, как ты думаешь, сколько времени может сохранять свою силу магия крови?

Стряпуха удивлённо приподняла правую бровь, перекинула на спину толстую рыжую косу и вытерла со лба пот измазанным в муке рукавом.

– Если вы действительно хотите знать моё мнение, госпожа, то я не верю ни в какую магию. И в проклятия не верю, и в благословения. Проще всего свалить неприятности на колдовство, чем искать истинную причину их появления. Не режьте так мелко, а то всё разварится.

Мэй подняла на неё красные опухшие глаза и отложила нож в сторону.

– Тебе не нравится, что я здесь, да? Я сегодня всем пытаюсь помочь, но, кажется, только мешаю.

– Ну что вы, госпожа? – кухарка густо покраснела и отвела взгляд, снова принявшись за тесто. – Вы совсем не мешаете, просто уже второй час кряду задаёте вопросы, на которые у меня нет ответа. Вам бы с отшельником Брисом поговорить. Вот он уж точно нашёлся бы, что сказать.

– И правда… – девушка вскочила и хлопнула себя по лбу. – Он же двадцать лет писарем в Обители Времён… А до этого при дворе короля Белинаргуса служил, где колдунов было пруд пруди. Как же я про него забыла-то? Вот ведь растяпа! Спасибо, Кристи, прости, если надоела тебе тут своей болтовнёй.

– Ну что вы… – начала было кухарка, но Мэй уже вышла из кухни, поэтому оправдание так и осталось недосказанным.

Отправив первого подвернувшегося под руку мальчишку в конюшню с приказом оседлать её любимую каурую кобылку, Мэй вернулась в свою комнату, чтобы переодеться в костюм для верховой езды. Любимец лорда Бавора – толстый чёрный кот с нелепой, но соответствующей его характеру кличкой Наглец – развалился на кровати и только лениво потянулся, когда хозяйка велела ему идти ловить мышей.

– Вот ведь ленивый котяра! И за что только дедушка тебя кормит? А ну брысь отсюда, брысь! Ишь, нашёл себе тёплое местечко!

В ответ Наглец умильно прищурился и, сладко зевнув, забрался в изголовье кровати, поудобнее устроившись между подушками.

– Ну и сиди тут дальше в одиночестве, – проворчала Мэй, затягивая на груди шнуровку куртки, сшитой из мягкой оленьей кожи, – а другие коты, которые не такие наглые и ленивые, в это время съедят в кухне все самые вкусные кусочки, оставшиеся после обеда.

Кот закрыл глаза и громко замурлыкал. Девушка хотела вынести его из комнаты, чтобы не оставлять запертым, но пожалела – уж очень сладко и безмятежно спал дедушкин любимец. «Вот бы мне так!» – с завистью подумала Мэй и ушла, оставив дверь приоткрытой, чтобы кот мог выйти, когда проснётся и захочет есть.

Запираться Мэй научилась пару лет назад, когда у лорда Бавора вдруг объявились дальние родственники, которые сразу же живо заинтересовались тем, кому достанется Рион после смерти нынешнего владельца. Обсуждать наследство при живом человеке – это отвратительное кощунство, но вопрос действительно был важным. По крайней мере, для лорда Бавора.

Пустив свою лошадку тихим шагом по лесной тропинке, Мэй задумалась о том, почему люди порой имущество ценят выше таких качеств, как честь, достоинство и гордость.

Человека, который претендовал на звание наследника Риона, звали Чарси Гарол. Ему было немногим за тридцать, и за эти годы он не нажил ничего, кроме дурной славы мошенника и кучи долгов.

Жена Чарси Эмма создавала впечатление послушной куклы, которую властный хозяин дёргал за верёвочки, заставляя делать то, что ему было нужно. Даже у кота Наглеца, не раз на дню получающего пинки под зад, было больше характера и чувства собственного достоинства, чем у этой женщины. А их дети… Они были просто невоспитанными.

По совести, их и родственниками-то можно было назвать с большой натяжкой – Чарси приходился дальним кузеном дальнему кузену внука дедушкиного кузена. Мэй жила в Рионе с самого рождения, но до своего пятнадцатилетия даже не знала о существовании этих людей. И дед не знал, но им всё же удалось убедить его в родственных узах.

Что можно взять со старика, у которого никого нет, кроме внучки-подкидыша? Конечно же, он был рад, что объявилась хоть какая-то родня. Точнее, сначала был рад, но когда Чарси с хозяйским видом принялся расхаживать по замку и рассуждать о том, что и как он здесь будет переделывать, лорд Бавор заметно погрустнел. Он ждал от родственников любви и внимания, хотя бы уважения, но так и не дождался.

Чарси не пытался заслужить право стать наследником – он его требовал. По законам Иллиафии унаследовать земли и титул мог только прямой наследник – сын. В случае смерти старшего сына, владения переходили к среднему, к младшему… Если сына не было, земли наследовала дочь, а титул позже назначался королём её супругу. Если прямых наследников не было вовсе, судьбу владений решал король.

С Рионом дела обстояли несколько иначе. Будучи долгое время на хорошем счету у королевской семьи, лорды Рионские заслужили право в случае отсутствия прямых наследников оставлять свои земли тому, кого сочтут достойным этой чести. Соответствующий указ хранился в архивах королевской канцелярии уже почти сто лет, но потребности воспользоваться исключительным правом до последнего времени не возникало – сыновей в Рионе всегда рождалось предостаточно.

У лорда Бавора Рионского тоже были сыновья. Точнее, два сына и две дочери. Их всех унесло поветрие, а леди Элейна, законная супруга лорда Бавора, не смогла пережить это горе и вскоре тоже отправилась к богам. Он так и не нашёл в себе сил завести новую семью, чтобы позаботиться о наследниках.

Откуда ночью при закрытых воротах в замковой конюшне появилась крошка Мэй, никто не знал. Повитуха давала голову на отсечение и клялась всеми богами, что за предыдущий месяц в Рионе и его окрестностях на свет не появилось ни одного младенца. Лорд Бавор не захотел разбираться в деталях происшествия, назвал это чудом и забрал малышку в замок. Он велел всем обитателям замка забыть о том, что девочка ему не родная, и воспитывал её, как собственное дитя. Даже когда Мэй выросла и достигла брачного возраста, он всё равно называл её «милой девочкой Алимеей» и отдавал всю нерастраченную любовь и нежность.

Он хотел, чтобы после его смерти Рионом владела она. Когда Мэй исполнилось тринадцать, старик начал подыскивать ей достойного мужа. Девочка не протестовала, потому что ничего в этом не понимала, и ей было всё равно, кто будет владеть землями, лишь бы любимый дед был счастлив.

В день пятнадцатилетия Алимеи у ворот Риона впервые остановилась видавшая виды карета, в которой изнывала от жары и усталости семья Гарол. Они представились дальними родственниками и предъявили какие-то письма, это подтверждавшие. Конечно же, старый лорд им не особенно поверил, но принял гостей, потому что у его «милой девочки» в тот день был праздник.

Поначалу они вели себя тихо и скромно. Чарси рассказывал лорду Бавору о том, как их жестоко обманули и вышвырнули из дома жадные ростовщики, как нелегко жить в столице без громкого имени и влиятельных друзей, как дети страдают от голода, когда не удаётся найти приличную работу. Эмма молчала и только иногда тихонько плакала.

«Мэй, ты понимаешь, какая это удача? – радовался старый лорд. – Если они окажутся теми, за кого себя выдают, я оставлю Рион им, а ты сможешь распоряжаться своей судьбой так, как тебе захочется. Ты сможешь выйти замуж по любви, а не по моему выбору. Ты не будешь привязана к этим холодным камням никакими обязанностями. Алимея Рионская, ты будешь абсолютно свободна!»

Ошибкой или настоящей удачей лорда было то, что он не смог сохранить свой замысел в тайне. Сболтнул управляющему, тот поделился секретом с женой, та – ещё с кем-то… Не прошло и нескольких дней, как весь Рион до самого отдалённого уголка знал, что у старого лорда наконец-то появились законные наследники.

Гаролы оказались именно теми, за кого себя выдавали – очень-очень дальними родственниками лорда Бавора. Дед навёл о них справки, чтобы получить подтверждение родства, и заодно выяснил, что в Гоотарне Чарси не принимают ни в одном приличном доме. Он был карточным шулером и мотом. Крупно проигрался, заложил всё имущество, чтобы рассчитаться с долгами, наделал новых долгов и остался без крыши над головой, когда пришло время платить по счетам.

Когда лорд Рионский спросил Чарси, почему он не сказал правды, тот рассмеялся старику в лицо и заявил, что правда никому не нужна.

«Какое вам дело до моего прошлого? Оно осталось в прошлом, правду про меня говорят или лгут. Я больше не прикасаюсь к картам, потому что от этого страдает моя семья. Я изменился. И я готов доказать, что достоин права унаследовать Рион…»

Он приехал только для того, чтобы добиться права на наследство. Это очень сильно огорчило лорда Бавора, но он всё же решил присмотреться к Чарси – вдруг тот и правда изменился. Но нет, дальше стало только хуже.

Недальновидность Чарси была настолько очевидна, что вскоре над ним начали посмеиваться даже слуги. Старый лорд сразу же прекратил сплетни и сообщил всем обитателям замка, что Гаролы – просто гости в его доме, и не более того, но Чарси пропустил это мимо ушей. Он вёл себя, как хозяин, хотя не имел на это никакого права. Командовал, требовал, строил планы.

Его двенадцатилетний сын Тарк вёл себя не лучше. Однажды Мэй застала мальчишку в своей комнате выбрасывающим её платья из шкафа на пол. «Хозяин этого замка разрешил мне занять ту комнату, какую я захочу. Я хочу эту!» Мэй пошла к деду спросить, какую комнату теперь можно занять ей, но выяснилось, что лорд никому никаких разрешений не давал.

Разразился скандал. Чарси кричал, что старик всё равно скоро отправится к богам и должен радоваться, что есть кому оставить нажитое. Дед бил кулаком по столу и требовал немедленно покинуть Рион. Если бы не затяжные дожди, превратившие дороги в непроходимую грязь, семья Гарол покинула бы замок в тот же день. Но лорд Бавор никогда не был жестоким, он позволил им остаться ещё ненадолго.

Тарк и его восьмилетняя сестрёнка Риана тут же принялись устраивать Алимее пакости, поскольку Чарси сообщил своему семейству, что их «вышвырнули из дома из-за безродной потаскушки Мэй». По приказу лорда дверь в комнату его воспитанницы была снабжена замком, от которого был всего один ключ. Дверь всегда была заперта, а уборку слуги проводили только в присутствии хозяйки.

Мэй видела, что старый лорд тяжело переживает происходящее. С одной стороны, он хотел защитить её от нападок своих родственников и должен был избавиться от их общества как можно скорее, но с другой стороны… Не мог же он выгнать Гаролов с детьми на улицу под проливной дождь. Девушка всё понимала и не упрекала старика ни в чём – он и так дал ей слишком много своей любви и заботы.

Вскоре дожди прекратились, дороги подсохли, и Гаролы покинули Рион. Они уехали, а привычка запирать дверь комнаты так и осталась, хотя в этом уже давно не было нужды.

Чарси приезжал в Рион ещё один раз спустя несколько месяцев после того, как был с позором изгнан из замка – без семьи, но с королевским посланником, которому надлежало получить от лорда Бавора Рионского подтверждение его родства с Чарси Гаролом. Этот наглец решил добиваться своего права на Рионские земли через короля.

Лорд Бавор подтвердил, что Чарси приходится ему дальним родственником, но поклялся, что не допустит, чтобы этот мошенник и негодяй унаследовал Рион. Он с новыми силами принялся за поиски мужа для Мэй, но не успел. Если бы он не был так щепетилен в выборе достойного спутника жизни для своей любимицы, Мэй уже давно была бы замужем и, возможно, сейчас носила бы под сердцем нового законного наследника Риона, а не занималась приготовлениями к приезду тех, кому здесь не рады.

Она не отправила Чарси сообщение о болезни старого лорда, потому что не знала, где искать этого человека и его семью. Но при этом была твёрдо уверена, что Гаролы заявятся в Рион первыми. Как стервятники, почуявшие запах лёгкой добычи.

Погрузившись в пучину воспоминаний, Мэй забыла о том, что возле поваленного бурей дерева с тропинки нужно свернуть влево. Она вообще не следила за тем, куда везёт её послушная лошадка, и догадалась осмотреться по сторонам только тогда, когда от тяжёлых мыслей её отвлёк шум разбивающейся о камни воды.

– Нежка, ты с ума сошла? Как ты сюда забралась?

Лошадь фыркнула и ударила по земле копытом, будто бы подтверждая свою уверенность в том, что принесла хозяйку именно туда, куда и нужно было. Выскользнувшие из-под копыта камешки резво покатились по склону и один за другим попадали в пропасть, по дну которой медленно несла свои ледяные воды река Таор.

– О-о-о, боги… – испуганно протянула девушка, пытаясь отвести лошадь подальше от обрыва. – Как же здесь высоко… Нет-нет-нет-нет-нет! Нежка, стой!

Но лошадь её не уже слушалась, потому что почувствовала страх хозяйки и тоже начала волноваться. Животное беспокойно переступало с ноги на ногу, пятилось и мотало головой, наотрез отказываясь подчиняться приказам.

«Сейчас мы вместе свалимся с этой скалы, и Чарси Гарол получит то, чего так страстно желал», – мелькнула в голове совершенно неуместная мысль, и Мэй что было сил вцепилась в поводья, норовившие вот-вот выскользнуть из рук.

– Да стой же ты, глупая скотина! – рявкнула она, ударив пятками лошади в бока с такой силой, что Нежка всхрапнула и замерла на месте. – Ну вот и славно. А теперь давай выбираться отсюда.

* * *

Нэйджел взволнованно наблюдал из своего укрытия за тем, как девушка пытается справиться с нервной лошадью. На той крошечной каменной площадке на краю пропасти, куда забралась эта ненормальная, и пешему-то человеку негде было развернуться, не то, что всаднику на коне. Если бы они сорвались вниз, он ничем не смог бы помочь.

Единственное, что он успел бы сделать – это пустить стрелу в её сердце раньше, чем юное тело окажется разодранным в клочья острыми камнями на дне ущелья. Нэйджел уже даже вскинул лук и тщательно прицелился, чтобы сделать точный выстрел, но тяжёлая рука отца легла на плечо, и стрела вонзилась в сухую корягу далеко от цели.

– Не надо, Нэйд, она справится.

Нэйджел наградил отца долгим свирепым взглядом, а когда снова посмотрел на обрыв, всадница уже спешилась и успокаивала свою лошадь, нежно поглаживая влажные раздувающиеся ноздри животного. Спустя пару минут она начала аккуратно спускаться вниз по узкой тропинке, ведя лошадку в поводу, и вскоре скрылась из виду.

– А она ничего, да? – ухмыльнулся лорд Саржер, похлопав сына по спине. – Только на мой вкус больно уж худа, но она всегда была тощей. Зато смелая.

– Ты её знаешь? – удивился Нэйджел и убрал вторую стрелу обратно в колчан.

– Ну да. Это твоя невеста собственной персоной. Правда, когда я её видел в последний раз, она ещё в куклы играла, но её трудно с кем-то перепутать. Рионцы либо рыжие, либо светлые, а эта девчонка там одна такая тёмненькая. У вас родится чудесный черноволо…

Нэйджел помрачнел и скрипнул зубами.

– Отец, ты опять за своё?

– Но она же взволновала тебя, правда?

– Нет, неправда! Я хотел избавить её от мучений, а теперь хочу, чтобы она вернулась, свалилась в эту треклятую пропасть и свернула свою треклятую шею. Может тогда ты наконец от меня отстанешь!

– Ладно, уже отстал. Но всё равно она хорошенькая…

Нэйджел сплюнул себе под ноги и снова занялся тем, зачем пришёл в этот забытый богами уголок Латернонского леса – ему нужно было найти новую нору фирвисов, которые повадились таскать кур из деревни. Отец считал такое занятие не слишком подходящим для лорда, но всё равно увязался следом, всю дорогу донимая Нэйджела нравоучениями, перемежающимися с рассуждениями о браке и наследниках.

Нэйд и правда мог поручить уничтожение вредителей егерям или слугам. Если бы знал, что отец решит составить ему компанию, то так бы и поступил, но было уже поздно – лорд Саржер догнал его у кромки леса и радостно сообщил, что с удовольствием подышит лесным воздухом, а заодно поможет сыну отыскать убежище вороватых зверьков. Нэйджел шёл сюда не фирвисов ловить, а хоть ненадолго спрятаться от отца, но ничего не вышло. Только хуже стало. А теперь, когда и без того до ужаса надоевший своими увещеваниями родитель вдохновился увиденным, Нэйджел ждал нового, ещё более бурного потока убедительных речей об очевидной пользе этого союза.

Но отец молчал. Молчал все те часы, которые они бродили по лесу. Молча сидел на старом пне, пока Нэйджел расставлял ловушки на поляне, где разбросанные повсюду куриные перья явственно свидетельствовали о присутствии фирвисов. И всю обратную дорогу до замка тоже молчал, только кряхтел от усталости, да изредка бросал на сына многозначительные взгляды и мечтательно улыбался.

– Хорошо, отец, будь по-твоему. Я женюсь на этой девчонке, – сдался Нэйджел после позднего ужина, который тоже прошёл в молчании.

– С чего это ты вдруг передумал? – осведомился лорд Саржер, чувствуя подвох.

– А я не передумал. Я женюсь, чтобы ты получил Рион. Но спать с ней я не буду.

– Но это нечестно! – возмутился старый лорд. – Латернону нужен наследник, а не кусок спорной земли. Я бы не отказался от того и другого сразу, но если ты ставишь вопрос таким образом, этот брак не имеет никакого смысла.

– Либо так, либо никак, отец. Раз Рион сам по себе тебя не интересует, я считаю этот вопрос закрытым.

Лорд Саржер недовольно поджал губы, швырнул на стол смятую салфетку и оставил сына в одиночестве. Нэйджел понимал, что такой вариант категорически не устроит отца, и был уверен, что после своих слов получит пусть кратковременную, но всё же передышку, пока старик будет собираться с силами и искать новые доводы. Донельзя довольный собой, он выбрал из вазы с фруктами самое румяное яблоко и с удовольствием вонзил зубы в сочную мякоть.

– Мы отправляемся в Рион завтра же! – прогремел от входа в столовую голос отца, и только что откушенный кусок яблока застрял у Нэйджела в горле.

* * *

Над Рионом уже сгустились сумерки, когда уставшая и измученная Мэй, едва переставляя ноги, добралась до крайнего из домов деревеньки, раскинувшейся у замковых ворот. Чувствуя, что не сможет больше сделать ни шагу, она тяжело привалилась к бревенчатой стене и сползла вниз, громко шмыгнув носом.

– Госпожа? – тут же раздался над головой знакомый голос жены скорняка Тарии. – Госпожа, что с вами? Вам плохо? Вас же все ищут.

– Я потеряла лошадь, – жалобно всхлипнула Мэй и попыталась подняться. – Она сбросила меня и ускакала. А там же скалы, дикие звери…

– Да дома ваша лошадь, давно уже пришла. А в замке такая суматоха началась… Всех слуг на поиски отправили, из деревни тоже мужчины в лес ушли. Как же это вы по дороге не встретили никого? А ну-ка, давайте-ка, пойдём в дом, чего здесь сидеть? Я вам чай травяной заварю…

Тария помогла Мэй встать и добраться до узкой лавки в просторной тёплой комнате. Из-за плотной занавеси тут же высунули свои любопытные носики дети – их у скорняка было трое, мал мала меньше. Хозяйка шикнула на пострелят и принялась хлопотать над девушкой, которая готова была не то заснуть, не то потерять сознание.

Быстро ощупав госпожу и не найдя никаких повреждений, кроме пары царапин и ссадин, женщина облегчённо вздохнула и занялась приготовлением ароматного травяного напитка. Правда, он уже не понадобился, потому что Мэй почти сразу же крепко заснула, прислонившись спиной к стене.

Глава 3

Мэй не помнила, как очутилась в чужой постели, но первые лучи утреннего солнца застали её спящей в компании сладко сопящих детишек. Крошечная девчушка с дивными золотистыми кудряшками и длинными пушистыми ресничками свернулась калачиком у неё под боком и чему-то мило улыбалась во сне. Мальчики – один лет пяти, а другой чуть помладше – забрались в дальний угол широкого топчана и утащили с собой единственное большое одеяло.

В доме было тепло, и вкусно пахло свежеиспечёнными булочками. Почувствовав, что просто умирает от голода, Мэй аккуратно, чтобы не разбудить девочку, сползла с постели на пол и выглянула за занавесь.

Тария хлопотала вокруг стола, за которым завтракал её хмурый, но добрый супруг Дарен. Мэй хорошо знала эту семью. Лорд Бавор очень любил охоту и в последние годы часто брал свою воспитанницу с собой, а по пути домой они всегда заезжали в дом Дарена и Тарии, чтобы оставить скорняку тушки добытых куниц и лис. Однажды они привезли с охоты целого медведя, шкура которого теперь лежала на полу перед большим камином в главном зале замка Рион.

Боги долго не давали скорняку детей, и поэтому Тария и Дарен изливали свою любовь на всех рионских детишек. Даже когда у них один за другим на свет родились трое собственных малышей, они не перестали баловать вниманием и заботой чужих детей. Мэй любила бывать в их доме, потому что здесь никогда не чувствовала себя чужой.

Заметив, что гостья проснулась, Тария поманила её рукой и шёпотом, чтобы не разбудить детей, предложила разделить с ними скромный завтрак. Мэй тихонько выскользнула из-за занавеси, отделяющей небольшую спаленку от просторной светлой комнаты, в которой царили чистота, уют и волшебный аромат свежего хлеба.

– Мама, я тоже хочу есть! – трёхлетняя малышка протопала босыми ножками мимо застывшей на месте Мэй, взобралась на высокий табурет и засунула себе в рот румяную булочку. – М-м-м-м… Как фкуфно!

– И я хочу есть!

– И я!

Старший мальчишка забрался к отцу на колени, младший уселся рядом, а Мэй виновато посмотрела на хозяйку.

– Не переживайте, госпожа, им всё равно давно пора было вставать, – улыбнулась ей Тария. – Садитесь-ка лучше за стол. А вы, мелюзга, марш во двор умываться! Ишь, хитрые какие! Кто же это с немытыми руками и мордашками завтракать садится, а?

Дети насупились, положили булочки обратно на широкую деревянную тарелку и один за другим понуро поплелись к выходу, бросая сердитые взгляды на гостью, которую никто умываться не заставлял.

– Я тоже умоюсь, – подмигнула им Мэй. – А то вчера в лесу так испачкалась, что теперь, должно быть, больше похожа на ведьму, чем на девушку.

Она вышла вслед за детьми во двор, умылась вместе с ними прохладной чистой водой из большой дубовой бочки и, удостоверившись, что выглядит более-менее пристойно, вернулась в дом.

На столе её ждали глубокая миска с горячей кашей и большая кружка ароматного травяного чая. Дети уплетали свой завтрак за обе щеки. Дарен уже позавтракал и теперь вовсю помогал дочке, дуя на горячую ложку. Попробовав кашу губами и убедившись, что она достаточно остыла, скорняк сунул еду малышке в рот.

Хорошее настроение Мэй тут же как ветром сдуло, потому что в памяти всплыла совершенно другая картина – распростёртый на смятых простынях лорд Бавор и склонившиеся над ним лекари, поочерёдно заливающие в рот старика зловонные снадобья.

– Спасибо, Тария, Дарен, но я, пожалуй, пойду. Там дедушка… Я его со вчерашнего утра не видела.

– С лордом Бавором всё по-прежнему, – отозвался скорняк и зачерпнул ложкой новую порцию каши для дочурки. – Я отправился вчера в замок, чтобы сообщить, что вы нашлись и останетесь у нас, да там и заночевал. Ему плохо, но не хуже. Ночью из столицы вернулся посыльный и сообщил, что сюда едут лекарь самого короля Хелигарга и какой-то очень сильный колдун, которому наш король склонен доверять. Пока вы будете завтракать, ничего не изменится, поверьте. Поешьте, на вас уже лица нет от переживаний. Вы же любите булочки, которые печёт Тария, я знаю.

– Не фофю фафу, фофю булофьку, – малышка, перестав жевать, умоляюще посмотрела на отца, но тот нахмурился и отрицательно покачал головой.

– Пока не слопаешь кашу, булочку не получишь.

– Она не любит кашу, – пояснил Мэй старший мальчик, – но мама говорит, что без каши нельзя вырасти.

– Правильно говорит, – согласилась Мэй и села завтракать.

Каша показалась ей невероятно вкусной, поскольку во рту со вчерашнего утра не было ни крошки. Когда миска опустела, Тария предложила добавку, но Мэй чувствовала, что больше в неё ничего не влезет. Разве что чай…

– Простите, госпожа, это не моё дело, но что вы делали одна в лесу? – поинтересовался Дарен, когда Мэй сыто вздохнула и потянулась к кружке с горячим ароматным напитком.

– О, я хотела повидать Бриса Фида, отшельника, который живёт в пещере у Волчьей балки. Вы же знаете его, он очень умный, а мне нужны были ответы на кое-какие вопросы. Только вот в пещере его не оказалось, а когда я решила, что ждать не буду, и поехала домой, Нежка сбросила меня и удрала. Вы не поверите, но я заблудилась. Впервые в своей жизни. Я пыталась отыскать свою лошадь, но постоянно ходила кругами, всё время возвращаясь в Волчью балку к пещере. Ну а когда уже начало смеркаться, услышала лай собак, пошла на шум и вышла к деревне.

– Папа сказал, что волки могли тебя съесть, – сообщила девочка, сползая с коленей отца. Она прихватила со стола пухлую булочку и выбежала во двор, куда уже успели удрать её сытые братья, пока родители не придумали им какие-нибудь обязанности.

– Волки? – удивилась Мэй. – Мы же прогнали стаю дальше к востоку. Они что же, снова вернулись?

– Это другие волки, – пояснил Дарен. – Пару недель назад пришла новая стая. Они устроили себе логово неподалёку от водопада и постоянно расширяют свою территорию, нападая на всё, в чём видят угрозу. Странно, что лорд не сказал вам об этом, он вроде как знает.

– Да, он что-то говорил про то, что пока на охоту мы ходить повременим, но я, как всегда, либо прослушала самое важное, либо что-то неправильно поняла. Спасибо вам, я всё-таки пойду.

– Подождите, госпожа, – спохватилась Тария. – Дайте я вам хотя бы волосы расчешу и косу заплету, а то… ну… в таком растрёпанном виде…

Мэй кивнула и позволила хозяйке заняться волосами, пока Дарен убирал посуду со стола. Волосы у неё были длинные, ниже пояса, чёрные, как смоль, кудрявые и ужасно непослушные. Молоденькая служанка Нора, которую Мэй выбрала себе личной прислугой по настоянию лорда, по утрам тратила довольно много времени на то, чтобы привести эту гриву в порядок. Высоких замысловатых причёсок Мэй не носила, иначе на их сооружение уходило бы по полдня. Одна коса или две – этого было достаточно.

Девушка не представляла, на что похожа её голова после вчерашнего приключения, но, слушая охи и вздохи радушной хозяйки этого гостеприимного дома, от всей души ей сочувствовала. Тария с большим трудом распутала заплетённую накануне косу и принялась расчёсывать длинные пряди изящным костяным гребнем, который Мэй сама подарила ей по случаю рождения первенца. Ей тогда было всего двенадцать, и она ужасно радовалась, что у этих добрых людей наконец-то родился свой собственный ребёнок.

– Ох, а тут колючка запуталась, – снова охнула Тария. – Представляю, что подумали бы ваши гости, явись вы перед ними с такой копной на голове…

– Гости? Какие гости? – Мэй почувствовала, как по спине пополз неприятный холодок.

– На рассвете в замок верхом прибыли двое мужчин, – отозвался Дарен, который уже справился с наведением порядка на столе после завтрака и теперь разложил на нём свои инструменты, проверяя их остроту. – Я их никогда не видел раньше, но лица у обоих были очень злыми. Особенно у того, который помоложе.

– Может, это помощь из Гоотарна уже приехала? – предположила Тария.

– Вряд ли. Гонец прискакал ночью и сказал, что они только собираются в путь. Они не могли приехать так быстро.

«Чарси! Мерзавец! Только бы они ничем не успели навредить дедушке!»

Мэй вскочила с табурета и опрометью кинулась к выходу из дома, не обращая внимания на то, что оставила клок волос в руке опешившей от неожиданности Тарии.

Она босиком мчалась по узкой деревенской улочке, перепрыгивая на ходу через гусей и кур, гонимая страхом за жизнь старика, беспомощно лежащего в своей постели. Они могли обмануть слуг, обмануть лекарей, обмануть всех, но только не её! Гости, как же! Кому только могло прийти в голову впустить незнакомцев в замок?! Что если дедушка уже…

Вихрем промчавшись мимо замковой стражи, Мэй стремительно преодолела широкий двор, ворвалась в главный зал, едва не сбив с ног перепуганного управляющего, и практически взлетела вверх по лестнице под изумлённые взгляды ничего не понимающих слуг.

Незнакомцы действительно находились в покоях деда. Один сидел на табурете у постели и сжимал бледную костлявую руку лорда Бавора в своей широкой ладони. Второй стоял рядом и внимательно разглядывал маленький пузырёк с какой-то тёмной жидкостью внутри.

– А ну убирайтесь вон отсюда! Оба! Немедленно! Стража!!! – заорала Мэй так громко, что горло тут же свело от боли.

Мужчины дружно повернули головы и уставились на неё так, будто увидели перед собой заморское чудовище. Они были как две капли воды похожи друг на друга – одинаковые тёмные волосы, одинаковые серые глаза, даже рост у них был одинаковый. Только один был постарше и лысоват.

– Ого! Вот это ведьма! – старший выпучил глаза и восхищённо присвистнул.

– Кажется, я только что передумал… – многозначительно изрёк младший, удивлённо приподняв одну бровь. – Отец, мы едем домой.

– А ну стой, где стоишь! – рявкнула на него Мэй, злобно сверкнув глазами, когда тот попытался сделать шаг в её сторону.

– Ну ты уж определись, убираться нам вон или стоять на месте, – скривился молодой человек.

Услышав доносящийся со стороны лестницы топот и звон мечей, девушка почувствовала приближение подмоги и одним ловким движением выхватила из руки незнакомца пузырёк со снадобьем.

– Что это? Что вы ему дали? Дедушка! Ты меня слышишь?

Лорд Бавор попытался приподнять голову, что-то промычал и снова откинулся на подушки, крепко вцепившись высохшими пальцами в одеяло.

– Мы ничего ему не давали, успокойтесь, пожалуйста, – примирительно поднял руки вверх старший незнакомец. – Нам только что разрешили сюда войти, а этот пузырёк стоял на столике у кровати рядом с другими лекарствами. Нэйд просто хотел посмотреть, чем доктора потчуют вашего деда.

– Госпожа, что случилось? Почему вы кричали? – прогремел над ухом голос начальника замковой стражи Тогарда.

– Кто эти люди? – осведомилась Мэй, не оборачиваясь.

Ей категорически не нравились оба гостя, особенно молодой, который снисходительно смотрел на неё сверху вниз, как на неразумного ребёнка.

– Это лорды из Латернона, госпожа, они прибыли в Рион на рассвете. Прикажете выставить их за ворота?

– Пока что я прикажу выставить их из покоев вашего лорда. Пусть ожидают меня в главном зале, я сейчас спущусь.

Мэй гордо вздёрнула подбородок и наградила молодого лорда взглядом, не сулившим ничего хорошего. Дождавшись, пока знатных незваных гостей вежливо выведут из спальни деда, она присела на постель рядом со стариком, взяла его холодную руку в свою и прижалась к сухой, как пергамент, коже тёплыми губами.

– Дедушка, с тобой всё в порядке?

Старик приоткрыл ввалившиеся, но всё ещё ясные глаза и сжал её руку. Мэй почувствовала, как по её щекам снова побежали горячие слёзы.

– Не бросай меня, дедушка, пожалуйста. Я никому не дам тебя в обиду. Кто эти лорды, ты их знаешь?

Лорд Бавор медленно опустил веки и снова открыл глаза.

– Это ты их сюда позвал?

Он сильнее сжал пальцы и снова моргнул.

– Зачем? Они могут тебе чем-то помочь?

И снова немой ответ был «да». Понимая, что большего от немощного старика добиться не удастся, Мэй поцеловала его в обвисшую кожу морщинистой щеки и пообещала обязательно навестить чуть позже. Выходя из комнаты, она ненадолго задержалась перед камином, на стене над которым висел старый гобелен. Ей показалось, что полотно стало выглядеть хуже, чем два дня назад, но ведь такого просто быть не могло. Не может вещь, сохранявшая свою прочность на протяжении нескольких столетий, рассыпаться в прах всего за несколько дней. Или может?

Мэй приказала себе не думать об этом, потому что нужно было решать куда более важные проблемы. Например, нужно было выяснить, зачем латернонские лорды пожаловали в Рион. Они не нравились Мэй, и она чувствовала, что причина их появления здесь ей тоже не понравится.

Глава 4

Нэйджел не привык, что его разглядывают, и поэтому злился. Мало того, что эта нахалка позволила себе орать, так ещё и выставила их на всеобщее обозрение в главный зал замка. Слуги делали вид, что заняты своими делами, но на самом деле с любопытством таращились на гостей, переглядываясь и шушукаясь по углам. Чувствуя, что вот-вот взорвётся от негодования, Нэйджел заставил себя не обращать внимания на происходящее и принялся внимательно изучать то, что его окружало.

Лорды Латернона крайне редко покидали свои земли, но были прекрасно осведомлены о том, что происходит в королевствах Сальсирии. С каждым из королевств давным-давно было подписано мирное торговое соглашение, которое ограждало Латернон он посягательств и одновременно открывало доступ к любой информации о соседях и торговых партнёрах.

С самого детства Нэйджел только и делал, что читал и учился. Он изучил историю всех королевств до дня их основания, мог ночью спросонья безошибочно перечислить имена королей и даты их правления, прекрасно разбирался в географии, финансовых делах и юридическом праве, знал все когда-либо существовавшие в и существующие в Сальсирии законы, устои и порядки. Преуспел в алхимии и других науках и даже взялся за изучение магии, но практически сразу забросил это увлечение, потому что любая магия в Латерноне была строжайше запрещена.

О Рионе, как и о других землевладениях в Иллиафии, он тоже знал всё. Для него Рион был не больше, чем куском земли, за который постоянно кто-то грыз другому глотку. Изначально Рион был маленьким торговым городком с небольшим портом на берегу Спящего моря. Порт прятался в небольшой бухте, куда редко заглядывали крупные торговые суда, зато частенько наведывались мелкие судёнышки, шнырявшие туда-сюда вдоль восточного побережья Сальсирии. Иллиафия тогда ещё не была единым королевством и состояла из множества таких вот самостоятельных городов, объединённых между собой только торговыми путями. Потом с юга явились завоеватели, которые взяли без боя города один за другим, объединили земли в одно большое владение и назвали его королевством. Рион стал столицей этого королевства, но позже утратил этот статус, поскольку Гоотарн показался новоявленным королям более привлекательным со всех точек зрения. Владыки ушли, успев отстроить роскошные дома, разбить сады и превратить маленький городишко в благоухающий оазис мира и покоя.

Сам по себе Рион не представлял особой ценности, но его граница с Латерноном заставляла правителей цепляться за право владеть этой землёй. Жадные руки иллиафских королей испокон веков тянулись к Латернону, но их удерживала от прямых посягательств древняя легенда о спящем под горой Таорнаг драконе, который непременно проснётся и уничтожит всё сущее, если кому-то вздумается напасть на Латернон. Тогда правители Иллиафии решили действовать хитростью и объявили баснословную награду тому, кто принесёт важные сведения, которые помогут завладеть землями Латернона без боя и, самое главное, заполучить власть над драконом.

Рион, земли которого простирались по всей длине реки Таор, отделявшей Латернон от Иллиафии, наводнили шпионы и другие охочие до объявленной награды мерзавцы, которые заодно с решением поставленной задачи устроили и раздел рионских земель. Лордам Латернона надоело терпеть это безобразие, и они потребовали от иллиафских королей очистить Рион от своих буйных ищеек, объявить город свободной торговой зоной и исключить его из состава земель, принадлежащих Иллиафии. В случае невыполнения этого требования лорды пообещали разбудить дракона и показать ему, куда нужно направить свой разрушительный гнев.

Так Рион стал свободным торговым городом между Латерноном и Иллиафией, утратив при этом почти две трети своих земель. По сути, свободная территория ограничивалась полосой леса шириной в несколько миль, тянущейся вдоль реки Таор, собственно городом Рион, улочки которого спускались с холма вниз до самого залива, и клочком пустоши между побережьем Спящего моря и широким торговым трактом.

Короли Иллиафии на время оставили попытки присоединить к своим землям ещё и Латернон и передрались между собой за другие земли, в результате чего правитель в Иллиафии остался всего один. На протяжении пары столетий Рион оставался независимым, в нем процветали всевозможные ремёсла и торговля. Часть леса вырубили под пастбища для овец, которые снабжали шерстью местное ткацкое производство. Вытканные здесь гобелены и ковры были очень высокого качества, поэтому город рос и богател на глазах.

Такое великолепие прямо под носом не могло не раздражать какого-то-там по счёту короля Иллиафии, поэтому он решил снова присоединить Рион к своим землям. Правда, перестарался и полностью разрушил город, о чём даже есть весьма занятная легенда, связанная с пророчествами и призраками. Латернон закрыл глаза на это безобразие и выполнять давнюю угрозу не стал, но торговый договор с Иллиафией всё же расторгнул. Для Иллиафии потеря была небольшой, а Латернон при этом потерял выход на сушу. Морская торговля серьёзно затруднялась скалистым берегом и рифами, поэтому через пару десятков лет торгово-мирное соглашение всё же было восстановлено.

Рион по взаимному согласию сторон вновь был добавлен на карту Иллиафии, но при этом было строго оговорено, что любая попытка перебраться через реку Таор в обход торгового тракта будет расценена как попытка нарушить договор. Указом короля Эрарда III жителям Риона и его окрестностей было велено даже не смотреть в сторону реки Таор. Латернон, в свою очередь, усилил прибрежную охрану и предупредил своих подданных о том, что все перемещения возможны только через торговый тракт.

Город Рион так и не был восстановлен. На месте старого дворца воздвигли замок, вокруг которого выросли несколько маленьких деревень. Замок неоднократно подвергался нападениям, потому что в Иллиафии междоусобицы были привычным делом, но лордам Рионским на протяжении последних четырёх столетий всё же как-то удавалось сохранить эти земли во владении своего рода. Очень старого рода, который перестанет существовать с последним вздохом лорда Бавора, поскольку старик не оставил потомства.

Нэйджел с интересом оглядел стены, которым никак нельзя было дать больше сотни лет. Должно быть, это крыло замка было отстроено не так давно. Каменная кладка выглядела вполне надёжной, не зияла трещинами и даже не пропускала сквозняки, что говорило о высоком мастерстве архитектора, занимавшегося этой постройкой.

По дороге сюда он внимательно присматривался к тому, что должно было перейти к нему в управление после женитьбы на этой чокнутой ведьме, Алимее Рионской. И ему нравилось то, что он видел: тучные коровы и овцы паслись на пастбищах, огороженных добротными заборами; окна крепких деревенских домов сверкали на солнце дорогим хейнормским стеклом; крестьяне и их дети выглядели здоровыми и сытыми. Замок и его обитатели тоже создавали впечатление, что хозяева не просто живут на широкую ногу, а заботятся о том, чем владеют. Рион был лакомым кусочком, и это объясняло, почему король Хелигарг не стал бы отдавать его кому попало.

Всё было понятно, кроме одного – зачем Рион понадобился отцу? Хелигарг и несколько поколений его предшественников никак не выказывали намерений запустить свои алчные руки в Латернон. Они строго соблюдали договор, предпочитая честную торговлю, и не заступались за тех, кто пытался нарушить границы владений. Маленькое северное лордство все давно оставили в покое, так зачем сейчас нужно было возобновлять давно забытый спор за кусок земли, от которого Латернону было больше вреда, чем пользы?

– Отец, скажи честно, зачем тебе Рион? – Нэйджел переключил своё внимание на лорда Саржера, который в этот момент развлекался тем, что пытался подманить куском сыра толстого чёрного кота.

Один из стражников, услышав его вопрос, напрягся и подошёл поближе. Нэйджел не стал возражать столь откровенному интересу, поскольку считал, что раз уж ему предстоит повелевать этими людьми, то они должны сразу знать правду, а не шептаться потом по углам, домысливая недосказанное.

– Ну как же, – отозвался лорд Саржер, не удостоив сына взглядом, – я ведь тебе всё объяснял… Кыс-кыс… Кы-ы-ыс-кыс-кыс… Вот ведь упрямый кот, а! Ну и ладно, сам съем.

Он демонстративно засунул сыр себе в рот и принялся медленно его жевать, всем своим видом показывая коту, насколько это вкусно. Осознав, что еда ему уже не достанется, кот повернулся к гостю спиной и занялся вылизыванием задней лапы.

– Отец…

– Ну что? Ну сколько можно одно и то же повторять? Я хочу расширить и укрепить наши границы. К тому же, ты уже согласился на этот брак, так что оставь политику мне и делай то, что от тебя требует долг рода Хараган.

– Да будь трижды проклят этот долг… О! А вот и ещё желающие укрепить свои границы! Интересно, этот хлыщ тоже жениться приехал или у него другие виды на эту землю?

Он криво ухмыльнулся, разглядывая конкурента. Или не конкурента – у гостя на лбу не было написано, зачем он явился в Рион. Впрочем, поведение последнего не оставляло сомнений в его намерениях прибрать владение к рукам, да и помрачневшие лица слуг и замковой стражи только подтверждали это.

Новый гость был одет скромно, но не бедно. В его дорожном костюме не было излишеств, но запылившийся плащ был сшит из качественной ткани, высокие сапоги выглядели добротно и даже некоторым образом элегантно, а тщательно зачёсанные назад и перехваченные узкой бархатной лентой длинные светлые волосы свидетельствовали о том, что мужчина уделяет немало внимания своей внешности.

«Интересно, если он скакал сюда верхом, то как умудрился сохранить голову настолько прилизанной?» – не без ехидства подумал Нэйджел и запустил пальцы в свои всклокоченные каштановые космы. Он видел этого человека впервые и ещё даже не успел познакомиться с ним, но почему-то уже начал испытывать неприязнь к гостю лорда Рионского и его воспитанницы.

Лорд Саржер тоже недовольно скривил губы, но его недовольство было вполне объяснимо. Во-первых, никто не соизволил уведомить лордов Латернона о том, что их уважаемый сосед при смерти. Саржер вёз сюда сына, будучи уверенным в том, что они с лордом Бавором досконально обсудят все детали брачного договора и достигнут соглашения по вопросам, которые латернонскому лорду показались спорными. Увы, сосед не то что обсуждать какие-то условия, он и одного-то слова не мог внятно вымолвить. А если принять во внимание его состояние, то было понятно, что окончательное решение теперь будет принимать взбалмошная девчонка, у которой ветер в голове.

Во-вторых, внезапная болезнь лорда Рионского, понятное дело, привлекла к Риону пристальное внимание тех, кто был охоч до этих земель. Саржер не взваливал на плечи сына обязанность следить за границей Латернона, поэтому мальчик и не понимал, что лучше самому владеть приграничными землями и знать, что здесь творится, чем сидеть на бочке с порохом и гадать, какая блажь может прийти в голову соседям. Да, король Хелигарг не совал нос в дела Латернона, но кто мог гарантировать, что его наследники не захотят добиться того, обо что другие обломали зубы?

Коварные воды реки Таор обеспечивали Латернон достаточно надёжной защитой от незваных гостей, но земли Риона дали бы возможность усилить эту защиту. К тому же, здесь можно было бы поселить тех, кого на тот берег реки не пускали фьораги. Лорд Саржер давно оценил возможности Риона, но до последнего времени не видел законного способа завладеть этой землёй. Бавор Рионский принёс ему решение на золотом блюдечке. Это было очень хорошее решение, если бы не внезапная болезнь соседа и её последствия. Одно из этих последствий теперь стояло посреди главного зала замка Рион и сверлило их ненавидящим взглядом.

– Это Чарси Гарол, насколько я понимаю, – сообщил лорд Саржер сыну. – Мне докладывали о нём и его претензиях на Рион. Прескверная личность.

– Вот как? – язвительно отозвался Нэйджел. – А я почему-то первый раз слышу о существовании этой личности.

– Зато ты преуспел в ловле фирвисов. Не переживай, кажется, сейчас у нас будет прекрасная возможность познакомиться с господином Гаролом поближе.

Чарси действительно широкими шагами направлялся к ним, гневно сдвинув брови. Стражники, охранявшие латернонских лордов по приказу молодой хозяйки, заметно напряглись. Управляющий, который намеревался о чём-то поговорить с гостями, резко изменил направление своего движения и исчез в кухне. Слуги окончательно побросали свои дела и сбились в небольшие группы, шёпотом обсуждая происходящее.

– Кто вы такие, и что вы делаете в моём доме?! – осведомился Чарси настолько громко, что его, кажется, услышали даже крысы в замковых подземельях.

«Голос у него тоже противный», – пришёл к выводу лорд Саржер и миролюбиво улыбнулся:

– Зачем же так кричать? Моё имя Саржер Хараган, думаю, вы слышали обо мне. А этот молодой человек, – он кивнул на Нэйджела, – мой сын. Мы прибыли в Рион по приглашению лорда Бавора.

– Старик при смерти и не в себе, он не сможет вас принять. Уезжайте!

Нэйджел скрипнул зубами, но промолчал, предоставив отцу вести беседу с наглецом, шея которого так и просила, чтобы её свернули.

– Но он уже нас принял, – возразил лорд Саржер. – И теперь мы ожидаем, когда нас изволит принять леди Алимея.

– Леди? – Чарси скривился так, что его лицо стало похоже на сушёную сливу. – Она не леди. Она вообще никто. Если у вас есть дела к моим слугам, можете обсудить их со мной. Только поскорее, потому что у меня нет времени на всякие глупости.

Нэйджел был с ним полностью согласен – босая растрёпанная девчонка с торчащими во все стороны волосами, царапинами на лице и прорехами в одежде совершенно не вязалась с его представлениями о леди. Если бы не стражники, которым было приказано охранять гостей до прихода этой «леди», он бы с удовольствием воспользовался моментом и покинул Рион, потому что уже успел утвердиться во мнении, что допустил накануне непростительную ошибку, дав возможность отцу притащить его сюда. С другой стороны, сам напросился – не надо было давать обещаний, которые не хотел сдерживать.

– Простите, – продолжил тем временем лорд Саржер, – но, насколько я знаю, Рион всё ещё принадлежит лорду Бавору, а не вам.

– Это ненадолго, поверьте…

Он не успел договорить, потому что Нэйджел одним шагом преодолел разделявшее их расстояние, сгрёб в кулак одежду на груди наглеца и поднял его на несколько дюймов над полом. Он сделал это инстинктивно и теперь ждал, что стражники бросятся спасать своего нового хозяина, но стоящий за спиной Чарси рыжий здоровяк, который, кажется, был у стражников главным, только одобряюще ухмыльнулся. Было похоже, что Чарси Гарол не пользовался успехом у обитателей Риона.

– Нэйд, мальчик мой, отпусти его. Он же не имел в виду ничего плохого, просто неправильно выразился, да?

Чарси согласно закивал. Нэйджел аккуратно поставил его обратно и умоляюще посмотрел на рыжебородого охранника:

– Мне нужно выйти.

Тот бросил презрительный взгляд на Гарола, который приводил в порядок свою одежду и ворчал, что так этого не оставит. Лорд Латернона определённо был Тогарду больше по душе, чем этот наглый выскочка, поэтому начальник рионской стражи кивнул в сторону выхода и направился следом за лордом, обеспечивая гостю конвой, как и приказала госпожа.

– Не знаю, зачем старику понадобилось ваше общество, но будет лучше, если вы покинете Рион немедленно! – заявил Чарси лорду Саржеру, убедившись, что Нэйджел покинул зал.

– Боюсь, это невозможно, – скорее издевательским, чем извиняющимся тоном ответил ему собеседник. – Видите ли, леди Алимея приказала стражникам сторожить нас до её прихода.

– Я приказываю вам отпустить этих людей! – рявкнул Чарси на стражу, но воины дружно оглохли на оба уха и никак не отреагировали на его приказ.

– Но вы же пока что не имеете права здесь распоряжаться, да? Давайте спокойно дождёмся госпожу, а потом мы с Нэйджелом уедем, как вы и желаете. Мы не отнимем у неё много времени. Просто решим один вопрос личного характера и после этого, обещаю, сразу же покинем Рион.

Чарси сдался. Он действительно пока что не имел прав на Рион, но король обещал эти земли ему. Правда, с небольшой оговоркой: «при отсутствии иных прижизненных распоряжений лорда Бавора Рионского», но Чарси это мало беспокоило – он точно знал, что никаких «иных распоряжений» старик дать не успел, а теперь был просто не в состоянии это сделать. Да, иметь своего человека в Рионе было опасно, но весьма полезно.

Неожиданное появление в замке гостей из Латернона заставило Чарси нервничать, но вряд ли они были способны помешать тому, к чему он так упорно стремился. И всё же ему не давала покоя причина их приезда.

– Интересно, что же это за вопрос такой, если он носит личный характер? – не удержался Чарси.

– О, сущий пустяк! – лорд Саржер широко улыбнулся и погладил кота, который всё-таки соизволил взобраться ему на колени и теперь громко мурчал, проявляя неподдельный интерес к стоящим на столе закускам. – Мой сын Нэйджел решил жениться на леди Алимее. У нас уже есть все необходимые для этого документы, включая согласие на брак её опекуна и даже подписанный им брачный договор, скрепленный королевской печатью. Так что это не займёт много времени, нужно только подпись поставить. Я, конечно, предпочёл бы красивую свадьбу, но в сложившихся обстоятельствах…

Чарси перестал мерить шагами зал и застыл на месте.

Глава 5

– Гарол давно уже пускает слюни, мечтая стать хозяином Риона.

– Это я уже понял, – кивнул Нэйджел, поправляя седло на спине своего коня.

– Но хозяин не хочет, чтобы земли достались ему…

Тогард выдавал информацию мелкими порциями, наблюдая за реакцией молодого лорда. Поначалу он отнёсся к гостям с большим недоверием, полагающимся ему по статусу начальника замковой стражи, но лорд Нэйджел казался ему куда более подходящим кандидатом на роль будущего господина.

– Похоже, ты прекрасно осведомлён обо всём, что здесь творится, – усмехнулся Нэйджел. – Скажи-ка, а ваша госпожа всегда такая буйная?

– Она не буйная, – Тогард нахмурился, отчего его исчерченное старыми шрамами лицо приняло ещё более свирепый вид. – Она добрая и очень любит старого лорда. Если вы на ней женитесь…

– О, ты и об этом знаешь! Прекрасно!

– Почему вы злитесь? Если вы приехали сюда, значит, приняли предложение моего господина. Или это не так?

– Я не знаю, – честно признался Нэйджел. – Правда, не знаю.

– Тогда вам лучше уехать. Мой лорд не отдал бы госпожу тому, кто не знает, нужна она ему или нет.

– Я тоже так считаю, хотя мой отец склонен думать иначе. Не переживай, мы уедем, как только ваша госпожа изволит нас отпустить. Так действительно будет лучше для всех.

Тогард тяжело вздохнул. Он знал, какие надежды лорд Бавор возлагал на этот союз. Его господин верил, что покровительство Латернона защитит Рион и леди Алимею от посягательств со стороны Чарси Гарола и ему подобных.

Только Тогарду было известно, сколько предложений о браке отклонил старый лорд, сколько возможных женихов остались ни с чем. Только он знал, чего господину стоило убедить короля Хелигарга в преимуществах такого союза с Латерноном. Сколько времени было потрачено на визиты в Гоотарн, прежде чем на брачный договор легла королевская печать. Знал потому, что был предан лорду Бавору всей душой, а господин платил ему за эту преданность полным доверием.

Старый лорд хорошо подготовился и хотел порадовать леди Алимею тем, что наконец-то нашёл для неё достойного супруга, да только вот, выходит, ошибся.

– Пойдёмте, госпожа уже, наверное, ждёт вас.

– Да, – согласился Нэйджел и направился в сторону широкой лестницы, ведущей со двора в главный зал замка.

Тогард зашагал следом – мрачный, суровый, готовый собственноручно придушить любого, кто сейчас подвернётся ему под руку. И желательно, чтобы первым подвернулся мерзкий Чарси Гарол, от которого господам были одни только неприятности.

– Это подделка! Король не мог заверить такой документ! Он обещал Рион мне!

Чарси брызгал слюной и потрясал кулаками, извиваясь в руках двух дюжих стражников, которые держали его, не позволяя подобраться к лорду Саржеру. Тогард, решив, что молодой латернонский господин никуда не денется, поспешил на выручку своим подчинённым, лица которых выражали неуверенность в том, что они всё делают правильно.

– Что здесь происходит?

– Тогард, вели им отпустить меня! Немедленно! И схватите этих мошенников! Они подделали бумаги, чтобы незаконно захватить Рион!

– Это не подделка. Я своими глазами видел, как король Хелигарг ставил свою печать под подписью нашего лорда.

– Ты с ними заодно! Король не мог так поступить!

– Хватит! – звонкий голос Мэй прозвенел где-то у бокового входа в зал и эхом отразился от стен.

– А-а-а… Явилась, подлая тварь!

Чарси явно окончательно потерял над собой контроль, поэтому Тогард решил успокоить его не слишком сильным ударом по наглой физиономии и удовлетворённо крякнул, когда стражники опустили обмякшее тело на холодный камень пола.

– Спасибо, Тогард, но это было лишним, – девушка с укором посмотрела на воина, который удивлённо моргал, искренне не понимая, чем огорчил хозяйку. Не желая обижать доброго друга, Мэй пояснила: – Этот негодяй может пожаловаться, что в нашем доме на него напали. Насколько я поняла, сейчас он пользуется благосклонностью короля, поэтому могут возникнуть проблемы, – она на несколько мгновений умолкла, размышляя, а затем решительно приказала: – Вышвырните его за ворота, пусть катится отсюда на все четыре стороны. С проблемами будем разбираться по мере их поступления. Господа, простите, что заставила ждать. Не представляйтесь, мне известны ваши имена. О каких бумагах здесь шла речь?

Девушка успела переодеться и привести себя в порядок. Облегающий узкие бёдра и грудь костюм из оленьей кожи исчез, уступив место простому, но элегантному платью из мягкого голубого шёлка. Длинные вьющиеся волосы были тщательно расчёсаны и заплетены в толстую косу, перевязанную лентой в тон платью. Если бы не царапины на лице и руках, ничто не напоминало бы в этой изящной девушке то взбалмошное создание, которое накануне едва не свалилось с обрыва, а совсем недавно готово было с кулаками броситься на гостей.

Глядя на перемены во внешности воспитанницы лорда Бавора, Нэйджел почему-то почувствовал разочарование. Она совершенно не нравилась ему растрёпанной и вопящей, а такой вот милой и благопристойной стала нравиться ещё меньше.

Одного её многозначительного взгляда на слуг хватило, чтобы те перестали шептаться по углам и занялись своими непосредственными обязанностями. Стражники тоже исчезли из виду, повинуясь простому короткому жесту тонкой руки. Всего через минуту после её появления в зале остались только латернонские лорды, верный Тогард, толстый чёрный кот и его хозяйка, внимательно изучающая документы, переданные ей лордом Саржером.

Гадая, какие ещё неожиданности может преподнести ему возможная будущая супруга, Нэйджел с интересом следил за тем, как по мере чтения эмоции на её лице сменяют друг друга. Сначала девушка сосредоточенно хмурилась, потом сосредоточенность сменилась удивлением, но хмурая складка так и осталась лежать между её тонких бровей. А затем её брови изумлённо поползли вверх.

– Вы же понимаете, что таким образом фактически открываете королю Хелигаргу беспрепятственный доступ на свои земли? – спросила она сразу у обоих гостей. – Вы получите право только управлять Рионом, но эта земля останется за Иллиафией. Живущие здесь люди будут не вашими подданными, а Хелигарга. Заключая этот союз, вы впускаете в свой дом чужаков, чего так долго избегали. Зачем вам это?

– А вы проницательны, – ухмыльнулся лорд Саржер, бросив короткий самодовольный взгляд на сына. – Нэйджел тоже всё время задаёт мне этот вопрос. Видите ли, дорогая, в Латерноне и так полно шпионов из Иллиафии и других королевств. Они постоянно приходят под видом торговцев, но всегда уходят ни с чем. Я бы очень хотел, чтобы таких людей на нашей земле стало меньше, потому что со временем начинаешь видеть предателей даже в честных людях, а это ужасно раздражает. Если мы перенесём всю торговлю на этот берег реки Таор, то таким образом избавимся от необходимости принимать купцов на своей земле.

– Да, но при этом вы возьмёте под своё покровительство тех, кто будет жить по эту сторону реки. В случае пожара или нападения они будут искать защиты на том берегу, и вы не сможете отказать им в помощи. Вы уверены что среди них не окажется того, кто в благодарность вонзит вам клинок в спину?

– Я не уверен даже в том, что этого сейчас не сделаете вы или кто-нибудь из ваших людей. Вот этот здоровяк, например… – лорд кивнул в сторону Тогарда, у которого от такой вопиющей несправедливости отвисла челюсть и пропал дар речи. – Нельзя предусмотреть всего и от всего защититься. Я просто хочу сделать для своего народа чуть больше, чем могу сделать сейчас.

– Хорошо, допустим, я соглашусь хотя бы ради того, чтобы избавиться от Чарси Гарола, хотя от него, кажется, избавиться невозможно. Не знаю, о чём думал лорд Бавор, когда затеял всё это, а спросить у него не могу, поэтому спрошу у вас. Как вы себе представляете этот брак? Муж там, я здесь…

– Нет, вы поедете в Латернон.

– Нет уж, дудки! Я не оставлю лорда Бавора одного.

– Мы можем забрать его с собой.

– В таком состоянии? Не думаю, что он переживёт этот путь.

– Здесь меньше полудня пути…

– Вы что, торгуетесь? Вы же сами понимаете, что из этого ничего не выйдет. Я должна выйти замуж за человека, который останется здесь вместе со мной, чтобы после смерти моего лорда править рионскими землями. Вам же нужна невеста, которая поедет к мужу в Латернон.

– Не волнуйтесь, Рионом вполне успешно можно править и из Латернона.

– Да неужели? – в голосе Мэй зазвучал откровенный сарказм. – И, кстати, почему мой вероятный будущий супруг до сих пор не раскрыл рта? Он вообще хочет жениться или это только вам нужно, лорд Саржер?

– Не хочу, – признался Нэйджел раньше, чем отец успел что-либо возразить.

– Спасибо за честность, я так и думала. В общем, так, господа… Я подпишу этот договор на двух условиях. Первое – я остаюсь в Рионе, независимо от вашего мнения по данному поводу.

– Но…

– Меня это вполне устраивает! – снова перебил Нэйджел отца и победно ухмыльнулся, услышав, как родитель скрипнул зубами от злости.

– Замечательно! Значит, этот вопрос решён. Ну и второе… – девушка уставилась своими большими карими глазами в серые глаза Нэйджела. – Я не буду делить с тобой постель.

– Прекрасно… – лицо Нэйджела расплылось в широкой и донельзя довольной улыбке.

– Нет-нет-нет! – запротестовал лорд Саржер. – Дети, так не пойдёт! Так нельзя!

– Послушайте, лорд Саржер… – Мэй начала злиться. Ей и так было неприятно, что дед решил её будущее без её участия, так ещё и эти господа явно принимали её за безмозглую курицу. – Вы правда думаете, что в Сальсирии есть хоть один человек, который не знает, что все до единой жёны латернонских лордов умерли в родах? Или считаете, что лорд Бавор обрёк бы меня на такую судьбу ради того, чтобы насолить королю Хелигаргу, отдав вам Рион? Уверена, что у дедушки был какой-то свой план относительно того, как сохранить мою жизнь после свадьбы долгой и счастливой. Так ведь? Да, Тогард? Отвечай, раз уж ты тоже приложил к этому делу свою руку.

– Господин хотел, чтобы вы после свадьбы принимали настойку, которая не даёт женщинам забеременеть, – пробубнил Тогард в свою рыжую бороду и густо покраснел. – Он бы всё вам рассказал, когда заручился бы согласием этих господ на этот брак.

Лицо лорда Саржера покрылось пунцовыми пятнами, а Нэйджел прикрыл рот кулаком, чтобы не рассмеяться, но всё же сначала тихонько хмыкнул, а потом не выдержал и расхохотался в голос.

Мэй сложила бумаги аккуратной стопочкой и отодвинула их на тот край стола, где сидели её гости.

– Уезжайте. Вы зря проделали этот путь и потратили своё и моё время. Этот брак не имеет смысла. Хотите перенести торговлю на рионские земли? Пообещайте Хелигаргу солидный куш, он не откажется.

– Но вы же хотите защитить свой дом от Чарси Гарола? – неуверенно выдавил из себя лорд Саржер, не желая признавать поражение.

– А вы готовы лишить свой род наследника и поставить под удар Латернон только ради того, чтобы защитить Рион от Чарси и ему подобных? Уезжайте, прошу вас.

Лорд Саржер окончательно сник. Все его чаяния пошли прахом. Зато Нэйджел определённо был счастлив. Он широко улыбнулся Мэй и накрыл её пальцы своей горячей ладонью:

– Спасибо тебе, Алимея Рионская! Ты только что избавила меня от груза, с которым мне пришлось бы жить долгие годы, не окажись ты столь умной женщиной.

– В каком смысле? – Мэй нахмурилась и отдёрнула руку.

– Я тоже не собирался с тобой спать, вот только сказать об этом хотел уже после свадьбы.

В его глазах плясали весёлые искорки, но Мэй было не до веселья. Дед хотел использовать её в каких-то своих целях, и это было весьма печальным открытием. Не мог же он и в самом деле думать, что она согласится пойти на такой жестокий обман? А если он действительно так думал, то очень плохо знал свою «любимую девочку». Ещё и этот холёный лорд туда же…

– Да уж, забавная бы из нас получилась семейка, – Мэй натянуто улыбнулась Нэйджелу и встала из-за стола. – Простите, господа, что лорд Бавор втянул вас в эту бесчестную авантюру. Я действительно не понимаю, зачем ему это понадобилось. Надеюсь, вы не станете держать зла на старика. Мне нужно идти. Ну а вы можете оставаться гостями Риона сколько пожелаете.

– Нет уж, мы поедем, – хмуро отозвался лорд Саржер и тоже встал, демонстрируя намерение покинуть этот дом как можно скорее.

– Хорошо, как скажете. Тогард, проводи гостей. Я поднимусь к деду. И, Нэйджел… – она задержала долгий взгляд на лице несостоявшегося супруга. – Спасибо за честность. Её в последнее время вокруг как-то всё меньше и меньше.

* * *

– Потрясающая женщина! – двумя часами позже, подъезжая к каменному мосту торгового тракта, служившему единственной законной переправой между берегами реки Таор, Нэйджел всё ещё продолжал восхищаться тем, как ловко и непринуждённо Мэй поставила на место его отца. – Если бы не наше драгоценное фамильное проклятие, о другой жене я бы и не мечтал!

– Чему ты радуешься, болван? – сердито покосился на него лорд Саржер. – Нас обвели вокруг пальца, а ты потешаешься.

– Я говорил тебе, что этот брак – плохая затея. Лорд Рионский слишком сильно любит свою воспитанницу, чтобы отдавать её нам на растерзание ради защиты своих земель. Сомнительной защиты, к слову сказать. Во всём этом сразу чувствовался какой-то подвох, и об этом я тебе тоже говорил. Твоё желание заполучить наследника для Латернона делает тебя слепым, глухим и лишает остатков разума.

– Но нам нужен наследник!

– Я знаю. И чем больше я об этом слышу, тем меньше мне хочется выполнять долг рода Хараган. Успокойся, отец, пожалуйста. Остановись, дай мне, в конце концов, смириться с неизбежным. Обещаю, что наследник у Латернона будет, просто дай мне немного времени.

– У тебя было целых шесть лет.

– Именно! Целых шесть лет бесконечного брюзжания и напоминаний о том, что я племенной жеребец, от которого только и требуется, что сделать сына. Ни одного дня не прошло, чтобы я не слышал о своём долге.

– Ну так выполни его! Ты будешь жить спокойно, я встречу старость с лёгкой душой, вся Сальсирия вздохнёт с облегчением! Думаешь мне было легко принимать наше фамильное бремя? Думаешь, мне всё это нравится? Просто чем раньше ты это сделаешь, тем легче тебе будет это пережить.

– Ладно, отец, не начинай всё сначала, пока мы опять не поссорились. Давай сделаем передышку, хорошо? Ты отстанешь от меня, скажем… до первого снега, а потом я женюсь на Талин. Она покладистая, тихая девушка, и даже не поймёт, что происходит.

– Ты хочешь опозорить наш род, взяв в жёны сумасшедшую прачку?

– Да всем плевать на то, кого я возьму в жёны! Это ты вбил себе в голову, что невеста должна быть непременно благородной крови.

– Это традиция! Честь рода! Какое потом отношение будет к лорду, рождённому больной на голову крестьянкой? Да это позор! Нет-нет, так не пойдёт. Ты женишься с началом зимы, но не на прачке, а на той девушке, которую я к тому времени подыщу.

– И ты не будешь донимать меня ежедневным брюзжанием.

– И я не буду донимать тебя… Я не брюзжу, а пытаюсь тебя вразумить.

– Называй это как хочешь. С сегодняшнего дня и до первого снега я слышать больше ничего не желаю о долге, браке, чести, наследниках, драконах и всём остальном. А потом я женюсь на ком хочешь, и покончим с этим.

– Договорились, – согласился лорд Саржер и довольно улыбнулся, но уже через мгновение между его кустистых бровей залегла глубокая складка. – Зачем тебе столько времени? Сейчас же только середина лета!

– Я хочу забрать Лисандру в Латернон и посвятить это время ей.

– Но ты ничего мне об этом не говорил!

– А зачем? Чтобы опять услышать, что она дочь, а нужен сын? Я потому и отправил её к родственникам Мираны, чтобы она не чувствовала себя ненужной, постоянно слыша о том, как это печально, что она родилась девочкой. Но раз уж ты согласился предоставить мне немного свободы, думаю, пришло время вернуть мою малышку домой. Она и так уже живёт в Хейнорме почти два года и забыла, как выглядит родной отец.

– Если бы ты женился, когда…

– Опять? Мы же договорились!

– Ладно, молчу, – насупился лорд Саржер и сощурился, всматриваясь в даль. – О, а вот и мост! Гляди-ка, и нет никого… Интересно, чем таким важным заняты стражи, что наплевали на свои прямые обязанности?

Нэйджел тоже заметил отсутствие стражей на заставе и, почувствовав неладное, придержал своего коня.

– Отец, постой…

В тот же миг прямо у него перед носом с тихим свистом мелькнула длинная стрела и вонзилась в шею лорда Саржера.

– Отец!!!

Он скользнул на землю, чтобы подхватить начавшее заваливаться набок тело старого лорда, но тут же почувствовал один резкий удар в спину, второй… В глазах потемнело от боли. Медленно оседая на землю, Нэйджел ещё видел, как наконечник очередной стрелы вошёл в круп лошади отца, отчего животное испуганно взвилось на дыбы и сбросило со спины бездыханного седока. За спиной послышался шорох чьих-то шагов, а вслед за этим тело пронзила новая волна боли, которая принесла с собой тьму.

Глава 6

Мэй металась по комнате, нервно заламывая пальцы. После отъезда гостей она поднялась в покои лорда Бавора, чтобы почитать ему книгу, но через пару часов деду снова стало хуже. Сначала он просто лежал, изредка постанывая, а потом вдруг тело его выгнулось, забилось в конвульсиях, и он начал кричать так душераздирающе, что волосы на голове девушки поднялись дыбом.

Комнату немедленно наводнили слуги и лекари, из-за спин которых, то и дело вытирая полотняным платком вспотевшую лысину, выглядывал управляющий Ильвен.

Королевский лекарь и колдун, которых король Хелигарг отправил в Рион, должны были прибыть не раньше утра следующего дня, а Харс и Дира только сочувственно качали головами и разводили руками, советуя Мэй крепиться и готовиться к худшему.

Прошло немало времени, прежде чем лорд Бавор успокоился. Под действием снадобий он заснул, но во сне продолжал метаться по постели и издавать жуткие стоны, от которых у девушки болезненно сжималось сердце. Услышав очередной такой стон, Мэй остановилась и крепко зажмурилась, моля богов прекратить страдания деда.

«Нет, он пока не умрёт, но умрут другие, и каждая новая смерть будет причинять ему невыносимую боль…» – всплыли в памяти слова, сказанные несуществующей женщиной в несуществующем мире.

Всё ещё отказываясь верить этому, Мэй подошла к камину и внимательно вгляделась в висящее над ним полотно. Гобелен выглядел так же, как и раньше – старая, пыльная, утратившая свои краски ткань.

«Если это правда… Если страдания дедушки связаны с этими нитями, то чья смерть причинила ему сегодня столько боли?»

Она нерешительно протянула руку и коснулась обветшавшего полотна. Ей показалось, что тонкие нити под пальцами шевельнулись и начали светиться в сгущающихся сумерках бледным зеленоватым светом.

– Госпожа! – донёсся от двери взволнованный голос Тогарда. – Беда!

Она убрала руку – полотно было таким же, как и прежде, только в пальцах осталось неприятное ощущение лёгкого покалывания. Убедившись, что старый лорд крепко спит, Мэй велела прибежавшей вслед за начальником стражи служанке ни на миг не отходить постели господина и вышла в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Что случилось, Тогард?

– Пришёл Брис Фид. Он весь в крови и говорит, что на латернонских лордов напали возле переправы. Лорд Саржер мёртв, а его сын тяжело ранен.

– О, боги! – Мэй в ужасе прикрыла рот рукой. – Как такое могло произойти?

Она заторопилась вниз, где в главном зале Тогард оставил отшельника. Брис действительно был весь с ног до головы перепачкан запёкшейся кровью, но его бледное морщинистое лицо не выражало ничего, кроме усталости. Кухарка Кристи успела усадить старика за длинный стол, снабдила его кружкой с холодным элем и теперь сердито кудахтала, отгоняя от него взволнованно гудящих слуг.

– Брис, как это произошло? – налетела на отшельника Мэй.

– А мне почём знать? – пожал плечами старик. – Я переходил тракт у заставы, а там… Парню бы лекаря, госпожа. Он совсем плох. Я дотащил его до своей норы, вынул стрелы и обработал раны, но он потерял много крови.

– Тогард, распорядись, чтобы Харс немедленно собирался в путь. Я тоже поеду. Брис, ты в состоянии сесть на лошадь? – получив в ответ не слишком уверенный, но утвердительный кивок, Мэй глубоко вдохнула и продолжила раздавать распоряжения: – Пусть седлают четырёх лошадей и готовят повозку. Мы привезём лорда Нэйджела сюда, если это будет возможно. Тогард, ты едешь с нами. И отправьте гонца в Латернон, нужно сообщить им о случившемся.

– Нужно было просто перетащить их на другой берег и оставить там, – подал голос управляющий, убедившись, что начальник стражи успел отойти на безопасное расстояние. – Теперь в нападении обвинят нас и…

– Ильвен, вы в своём уме?! – Мэй ошарашенно уставилась на управляющего, будто видела его впервые. – Какая разница, кого обвинят, когда речь идёт о жизни человека?

– Да, но вы ставите под угрозы наши жизни. Латернонцы не будут разбираться, имеем ли мы к этому отношение. Они просто выпустят нам всем кишки…

– Заткнитесь или я прикажу стражникам вас заткнуть! – зашипела на него Мэй и, услышав за спиной ропот слуг, повысила голос: – Лорд Нэйджел последний в роду Хараган. Мы просто обязаны его спасти, потому что иначе проснётся дракон Таорнага, который точно не будет ни в чём разбираться! Все меня поняли? Подготовьте комнату для лорда и возвращайтесь к своим обязанностям!

Её послушались, но по хмурым взволнованным лицам девушка поняла, что решение пришлось домочадцам не по душе.

– Тело старого лорда тоже надо забрать, пока до него не добрались волки, – напомнил Брис, поднимаясь на ноги. – Я оставил его на тракте, потому что спешил помочь тому, кому ещё нужна была помощь.

– А стражи на заставе? Брис, переправа же охраняется с обеих сторон…

– Они все мертвы, госпожа. Точнее, я думаю, что мертвы. Я проверил и этот берег, и тот, но даже следов борьбы не обнаружил, только один труп зацепился за корягу на той стороне недалеко от моста. Тот, кто это сделал, всё хорошо продумал. Славная получилась засада, м-да. Да ещё и господа путешествовали без личной охраны. И лошадей там не было, хотя следы от копыт имеются. М-да…

– Лошади готовы, леди Мэй, можно ехать, – сообщил запыхавшийся Тогард. – Вы бы переоделись…

– Ой, да, сейчас. Я быстро. Выезжайте, я вас догоню.

Она побежала в свою комнату, на ходу распуская шнуровку платья – в сложившейся ситуации не было времени на соблюдение приличий и прочие глупости. Поскольку Мэй любила много времени проводить в конюшне, в её гардеробе всегда имелся запас простой одежды. Юбок и блуз она не носила, предпочитая им удобные широкие брюки и лёгкие куртки. Стащив элегантное платье через голову, она небрежно швырнула его на постель и натянула на себя то, что считала наиболее подходящим для предстоящей поездки.

На улице уже порядком стемнело, и шумный замковый двор теперь освещали десятки факелов. Торопясь к оседланной Нежке, которую держали под уздцы двое мальчишек-конюших, Мэй бросила быстрый взгляд на слуг, готовящих повозку для раненого.

– Положите побольше сена и постелите пару одеял! – выкрикнула девушка, ни к кому конкретно не обращаясь, поскольку и так знала, что все её приказы будут в точности выполнены. – Поезжайте по лесной дороге в сторону Волчьей балки, возьмите оружие и собак, там могут быть волки!

Вскочив в седло, она немедленно пустила лошадь в галоп, не обращая внимания на бросившихся из-под копыт врассыпную, недовольно вопящих кур.

Всадники торопились, поэтому Мэй догнала их уже далеко за деревней, на полпути к торговому тракту, где их маленький отряд разделился – Тогард и Брис поскакали к месту трагедии, чтобы убедиться, что голодные хищники ещё не добрались до тела лорда Саржера. Там они должны были дождаться вторую повозку, погрузить в неё труп несчастного и отправить этот печальный груз в Латернон.

Мэй и лекарь Харс свернули на лесную дорогу, ведущую к северным пастбищам, откуда до Волчьей балки было рукой подать. Отправляясь в путь, Мэй не забыла вооружиться, поскольку понимала, что путешествие по ночному лесу может таить в себе немало опасностей, а вот Харс, измученный бдениями у постели лорда Бавора и поиском способов его исцелить, взял с собой только увесистую дорожную сумку, доверху набитую всевозможными инструментами и мазями для лечения боевых ран. Мэй надеялась, что в его сумке в случае необходимости найдётся нож или что-нибудь ещё острое, чем можно будет защититься.

Разбойников в Рионском лесу отродясь не было, потому что приграничная территория тщательно патрулировалась. Нападения можно было ожидать от волков, медведей или горных пум, но никак не от человека. Хотя, в свете последних событий, Мэй уже и в этом начала сомневаться.

Галопом промчавшись по наезженной телегами колее, всадники выехали на прибрежные пастбища и, круто повернув вправо, погнали лошадей по открытому пространству вдоль реки. Находившийся на выпасе табун увязался следом, наполнив тёплый вечерний воздух громким ржанием и топотом копыт.

Западный край пастбища был огорожен, поскольку дальше река Таор делала небольшой крюк и уходила вниз высоким шумным водопадом, а берег становился каменистым и труднопроходимым. Перемахнув через высокую ограду, Мэй придержала Нежку, чтобы убедиться, что Харс столь же успешно преодолел препятствие, а табун остался там, где ему и полагалось быть. Когда конь лекаря с лёгкостью перелетел через ограждение и нетерпеливо затоптался рядом, желая продолжить свой быстрый бег, а вожак увёл табун к реке, всадники изменили направление и углубились в лес.

Да, им пришлось сделать большой крюк, но Мэй посчитала, что галопом по открытой местности они должны добраться до нужного места раньше, чем если бы в самом начале, у тракта, свернули на узкую лесную тропу и пошли через лес шагом – им пришлось бы идти пешком никак не меньше пяти миль. А от края пастбища до скалистого пригорка, где в небольшой пещере Брис Фид обустроил своё жилище, нужно было пройти меньше полумили.

Тропа здесь была едва приметной и постоянно виляла из стороны в сторону. Освещая себе дорогу факелами, всадники проехали верхом почти половину пути, а потом спешились, поскольку тропинка нырнула в густой подлесок. Когда до пещеры оставалось проделать всего пару десятков шагов, лошади дружно упёрлись копытами в землю и наотрез отказались идти дальше.

– Тут недалеко волчье логово, – пояснила Мэй Харсу. – Они, должно быть, волков почуяли. Подержи факел, я привяжу лошадей.

Тогард как-то упоминал, что Харс долгое время служил полевым лекарем и повидал на своём веку немало сражений, но при упоминании о волках он начал заметно нервничать. В Рионе этот человек появился не слишком давно, поэтому Мэй мало знала о нём и не представляла, как помочь ему справиться с неожиданным приступом страха. В надежде, что это поможет, она отстегнула от пояса ножны, в которых покоился длинный тонкий меч, и вручила оружие Харсу, с трудом вытащив факел из его судорожно сжатых пальцев.

Выбравшись из зарослей молоденьких осинок и сосен на поляну перед пещерой отшельника, девушка облегчённо вздохнула и обернулась, чтобы подбодрить спутника:

– Всё, мы на месте. Волков здесь нет.

– О-о-о-о, боги… – простонал лекарь и сел на землю, с ужасом уставившись на что-то у неё за спиной.

– У нас нет на это времени, вставай! Там человек умирает! – рассердилась она и решительно двинулась к пещере, но, не успев сделать и шагу, наткнулась на что-то большое, лохматое и тёплое.

– Медведь, – констатировала Мэй в густую шерсть и выронила факел. – Очень вовремя…

За спиной послышалось шуршание, потом треск ломаемых ветвей, конское ржание и удаляющийся шум. Понимая, что осталась на поляне совершенно одна, не считая медведя, Мэй медленно-медленно согнула в колене правую ногу, вытащила из-за голенища нож, крепко обхватила рукоять пальцами и прикинула, на какой высоте удар будет более смертоносным. Ударить нужно было первой, пока зверь не опомнился и не напал. Девушка уже даже отвела руку, но что-то в поведении зверя показалось ей странным. Он не шевелился и, казалось, даже не дышал.

Прикинув, что в одиночку с такой громадиной ей всё равно вряд ли удастся справиться, Мэй резко отпрыгнула назад и приготовилась отразить атаку, если таковая всё же последует. Это, конечно же, было невероятно глупо, но хотя бы давало возможность сориентироваться, куда бить в случае нападения.

Но зверь даже и не думал нападать. Он сидел на земле перед пещерой и с интересом наблюдал за прыгающим перед ним человечком, склонив большую косматую голову набок.

Стараясь не подходить слишком близко, Мэй осторожно подхватила с земли факел, который оставил Маркус, и принялась размахивать им перед собой, издавая громкие вопли и истерично топоча ногами – дед рассказывал, что медведи ужасно боятся шума и огня. Только этот медведь был какой-то неправильный. Вместо того, чтобы в панике убегать, он разлёгся перед пещерой, положил одну здоровенную лапу на другую и вывалил длинный тёмный язык.

– Ты не медведь, да? – девушке наконец надоело изображать из себя свихнувшийся фейерверк и она, тяжело дыша, остановилась на вроде бы безопасном расстоянии от зверя. – Почему ты не уходишь?

– Это фьораг,– раздался знакомый голос у входа в пещеру отшельника. – Он пришёл за мной.

Зверь радостно заколотил хвостом по траве, разбрасывая вокруг сухие веточки, мох и и хвою.

– Нэйджел? – Мэй удивлённо захлопала ресницами, уставившись на мускулистый торс мужчины. – Но ты же… Брис сказал, что ты смертельно ранен!

– Не смертельно, просто довольно сильно, – он повернулся к ней спиной и продемонстрировал свежие, будто бы только что затянувшиеся шрамы, вокруг которых всё ещё оставались бурые пятна засохшей крови. Два были короткими и бугристыми, как бывает, если приходится расширять рану, чтобы достать наконечник. Мэй раньше уже доводилось видеть такие рубцы у воинов Риона, часто тренировавшихся полураздетыми во дворе замка. Третий, кривой и ужасно безобразный, тянулся вдоль всей спины от правого плеча почти до поясницы, будто бы кто-то пытался топором разрубить Нэйджела напополам.

Девушка шагнула ближе, чтобы лучше разглядеть раны, но фьораг пригнул голову к земле и предупреждающе зарычал. Пришлось снова сделать шаг назад – такого размера псина могла запросто перекусить её пополам, совершенно при этом не напрягаясь.

– Как такое возможно? При таких ранах ты минимум месяц должен был валяться в постели!

– Маленький подарок от дракона роду Хараган, – горько усмехнулся Нэйджел. – Глубокие раны быстро заживают, но долго потом болят. Жаль, что смертельные не исцеляются…

– Твой отец…

– Да, я знаю, – в глазах молодого человека мелькнула боль, которая тут же сменилась мрачной решимостью.

Мэй поняла, что тому, кто совершил это подлое нападение, придётся несладко, когда Нэйджел до него доберётся.

– Ты видел, кто на вас напал?

– Нет, – Нэйджел с тихим стоном присел на большой камень у входа в пещеру и почесал фьорага за ухом. – Мы разговаривали, а потом… Всё так быстро произошло…

– Думаю, тут без Чарси не обошлось, – предположила девушка. – Стражники выволокли его за ворота и бросили там, а потом он просто исчез.

– Гарол? Нет, он трус. Подлый, да, но на такое у него ума бы не хватило. Боюсь, это сделал тот, кто знал, что мы с отцом покинули Латернон. На этом берегу нас никто не знает в лицо, и мы не взяли охрану, чтобы не привлекать к себе внимания. Отец выезжал за пределы владений всего раз, да и то никому не представлялся своим именем, а я и вовсе никогда не пересекал переправу. Это кто-то из своих. И я выясню, кто.

– Но почему? Всем же известно, какие это могло иметь последствия.

– Не знаю, Мэй. И думать сейчас не могу – в голове туман стоит.

– Тебе очень больно, да? – сочувственно скривилась Мэй, пытаясь представить, какие страдания могут причинять подобные раны.

– Терпимо. Главное сейчас незаметно перебраться на тот берег.

– Ты вернёшься в Латернон? Но если там предатель, то это опасно!

– Здесь оставаться ещё опаснее. Мне нужно уходить, Мэй. Не говори никому, что видела здесь фьорага. И обо мне не рассказывай. Пусть это будет нашей маленькой тайной, хорошо? Ты ведь не одна пришла, раз здесь два факела. Где твой спутник?

– Он удрал, когда увидел… – она задумчиво посмотрела на огромного чёрного пса и с твёрдой уверенностью констатировала: – Медведя.

– Вот и хорошо. Здесь был медведь, ты его напугала, а в пещере никого не нашла.

– Но как я объясню, куда ты делся, если все думают…

– Пусть судачат, придумывают, додумывают… Сплетни и домыслы – хороший способ скрыть истинное положение вещей. Пусть ищут. Я не пойду в замок, просто вернусь на свою землю. Исчезну на время и буду наблюдать, пока предатель не проявит себя.

– Твои люди сотрут Рион в пыль. – нахмурилась Мэй, вспомнив увещевания управляющего Ильвена. – На вас напали на нашей земле. Лорд Саржер… убит, ты исчез… Они не оставят это безнаказанным.

– Мои воины не станут никому причинять вред, пока не получат прямых и неоспоримых доказательств чьей-то вины. Они будут разбираться, да. Будут задавать вопросы. Но в Латерноне живут не безжалостные дикари, Алимея. Можешь не волноваться за своих людей.

– Но я не умею врать…

– Это я уже понял, – грустно улыбнулся Нэйджел, вспомнив их утреннюю беседу в стенах замка Рион. – Но эта маленькая ложь может спасти мне жизнь. Помоги мне, Алимея Рионская, прошу. Всего один раз.

Мэй задумалась. Ей не нравилось то, о чём просил лорд Латернона, но она не привыкла отказывать в помощи тем, кто в ней нуждался. А он нуждался. Его хотели убить, несмотря на то, что это могло разбудить дракона.

– Почему ты не ушёл отсюда раньше, если мог?

– Я спал. Твой друг влил в меня какую-то дрянь, от которой до сих пор голова идёт кругом. Очнулся только от твоих криков. А теперь мне пора убираться отсюда, пока не нагрянули твои помощники. Они так громко шумят, что, кажется, уже совсем скоро будут здесь.

Со стороны пастбищ действительно доносились громкие голоса и лай собак. Нэйджел с трудом поднялся и, пошатываясь, подошёл к Мэй, которая так и стояла на месте, не решаясь сделать ни одного лишнего движения под бдительным взглядом фьорага. Он взял в свои горячие ладони ту её руку, которая всё ещё сжимала рукоять ножа, и вопросительно заглянул в лицо:

– Ты ведь не выдашь меня?

Мэй подумала, что сейчас он больше похож не на гордого властелина латернонских земель, каким она видела его всего несколько часов назад, а на раненое животное, которое умоляюще смотрит на охотника и хочет сказать «Не убивай!», но не может.

– Я помогу тебе, Нэйджел Хараган – прошептала она в ответ, честно глядя в его серые глаза, в которых плескались отблески огня.

– Спасибо… – он прижался губами к её дрожащим пальцам, а потом со стоном взобрался на спину фьорага. Зверь поднялся с земли на все свои четыре большие лапы, бросил на Мэй сердитый взгляд и бесшумной тенью скользнул в темноту леса.

Глава 7

Ведьма живёт в Рионском лесу,

Где стелется белый мох…

Мэй закрыла глаза, набрала полную грудь воздуха и медленно опустилась с головой под воду. Она сидела в большой деревянной лохани уже почти час. Вода давно остыла, но когда девушка начинала думать о том, что нужно выбраться, насухо вытереться, надеть сорочку, расчесать волосы, дойти до постели… У неё просто не было для этого ни сил, ни желания.

Поганки растут у неё на носу.

Она готовит пирог…

Старая песенка как-то сама собой выбралась из лабиринтов памяти и теперь крутилась в голове, многократно повторяясь и вытесняя все остальные мысли. Мэй была рада этой назойливой мелодии, потому что думать о чём-то серьёзном совершенно не хотелось. Если бы это было возможным, она бы с превеликим удовольствием вернулась в беззаботное прошлое, которое было у неё всего три дня назад.

А ещё она думала о Нэйджеле и о том, что всё могло быть иначе, если бы она не была настолько щепетильна в вопросах чести. Каково это – быть его женой?

Мэй была уверена, что он добр. Его мучила мысль о том, что ещё одна женщина должна умереть, чтобы у рода Хараган наконец появился наследник. Или не одна. Но Хараганам не положено быть добрыми, ведь от них так много зависит. Если дракон проснётся, он принесёт на земли Сальсирии много несчастий, поэтому Хараганы обязаны быть циничными, отнимая жизни несчастных женщин, чтобы их род продолжался, а дракон спал.

Шёл по лесу добрый, весёлый шут

И нёс в корзинке грибы…

Со стороны Нэйджела было глупо отказываться от своего долга перед Сальсирией. А она, Алимея Рионская, вовсе не обязана была жертвовать собой. Не обязана была становиться очередной жертвой дракону, хотя это, наверное, великая честь. Она поступила правильно. Трусливо, но правильно. Если бы её принудили к этому браку, то выбирать бы не пришлось, а так… Да, теперь каждый может ткнуть в неё пальцем и сказать: «Она отказалась спасти Сальсирию!» Но много ли нашлось бы тех, кто согласился бы на это по доброй воле?

А если бы не перспектива умереть, производя на след наследника Харагана, согласилась бы Мэй на этот брак? Без тени сомнений. И не только ради того, чтобы избавиться от Чарси, будь он трижды проклят. Нэйджел нравился ей, как ни странно было это признавать. Она видела его всего два раза и понимала, что этот мужчина никогда не будет ей принадлежать, но…

Мэй представила его большие тёплые руки на своей коже. Представила его ясные серые глаза, искрящиеся нежностью. Его губы… Она выдохнула, готовясь представить его поцелуй, и тут же почувствовала, как из носа пошли пузыри.

Откушайте, гости, мой славный пирог!

С грибами пирог и с шутом!

– Тьфу! Тьфу! – отплёвываясь, Мэй раздражённо шлёпнула рукой по холодной воде и мысленно обругала себя за то, что по глупости чуть не утонула в лохани в собственной комнате.

Назойливая песенка уже в который раз зазвучала в её голове с самого начала. Чувствуя, что ещё немного, и она спятит, девушка выбралась из воды, прошлёпала босыми мокрыми ногами через всю комнату, стащила с постели одеяло и завернулась в него, стуча зубами, хотя в комнате было довольно тепло.

– Госпожа… – заглянула в комнату чем-то до ужаса перепуганная служанка Нора, – О, вы ещё не одеты… Там к замку со стороны реки приближается целое войско. Тогард велел всем из деревни прийти сюда и очень хочет о чём-то с вами поговорить.

– Чего и следовало ожидать, – скривилась Мэй от мысли о предстоящих объяснениях с латернонцами. – Помоги мне одеться и убрать волосы. Где Тогард?

– Он здесь, за дверью. Ждёт, когда вы позволите войти, – нервно защебетала Нора, надевая на хозяйку длинную сорочку, поверх которой полагалась простая туника с плетёным поясом. – Там полный зал женщин и детей, они ужасно напуганы. А Ильвен только ходит и громко стонет, что он всех предупреждал, и что теперь нам всем придёт конец. Тогард сказал ему, что если так будет продолжаться и дальше, то Ильвен будет первым, кого отдадут на растерзание латернонским дикарям. Мне страшно, госпожа. Неужели нас правда всех убьют? Как в легенде про наш призрак, запрут всех здесь и подожгут…

– Перестань молоть чепуху! – рявкнула на неё Мэй. – Никто никого не убьёт! Дай сюда пояс, я дальше сама. Волосами займись! И пусть Тогард заходит.

Мэй присела на резной табурет перед высоким зеркалом, краем глаза наблюдая за служанкой, которая побежала к двери, чтобы впустить начальника замковой стражи. Не в её привычках было орать на слуг, но в данной ситуации девушка просто не знала, как себя вести. В Рионе начиналась паника, что хуже любой войны. А Мэй была всего лишь семнадцатилетней девчонкой, которой было страшно не меньше других. Но, в отличие от других, она сейчас была здесь хозяйкой, и от неё ждали каких-то спасительных решений. Но каких?

Понимая, что трясущиеся руки госпожи никому не прибавят бодрости духа, Мэй спрятала их под тунику и выпрямила спину – пусть Тогард и Нора видят, что она не боится. Главное, чтобы зубы стучали не слишком громко.

– Тогард, все деревенские уже здесь? Все ворота заперты? – спросила она ровным голосом, стараясь ничем не выдать своего волнения.

– Да, госпожа. И я приказал лучникам на стенах ни при каких обстоятельствах не стрелять первыми.

– Правильно. О чём ты хотел со мной поговорить? – не получив ответа, она повернула голову и увидела, что Тогард многозначительно кивает в сторону служанки. – Нора, оставь нас!

– Но, госпожа, я ещё не…

– Я заплету косу сама. Ты можешь идти. И передай всем мои слова – никто никого не убьёт. Поняла?

Нора кивнула, отдала гребень хозяйке и выскочила за дверь.

– Ну? – Мэй устремила вопросительный взгляд на начальника стражи.

Тогард набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул, будто готовился сказать что-то неприятное.

– Вы не сказали, что делать с документами, которые привезли с собой латернонские лорды…

– И всё? – брови Мэй поползли вверх. – Ты ради этого пришёл? Сожги их.

– Я думаю, вы должны их подписать, – выпалил воин и уставился на хозяйку, ожидая её реакции.

– Тогард, ты в своём уме? – спокойно осведомилась Мэй, лишь на мгновение задержав в воздухе руку с зажатым в ней гребнем. – По-моему, ты переутомился.

– Нет, я хорошо всё обдумал, прежде чем прийти к вам с этим предложением. Латернонские командиры сильно погорячились, приведя сюда войско, потому что король Хелигарг сочтёт это вторжением. День-два, и они сцепятся здесь, не оставив от замка камня на камне. Я всё никак не мог понять, почему Латернон допустил такую глупость, и этому нашлось только одно объяснение – они думают, что уже получили право свободно перемещать свои войска по рионским землям.

– Хочешь сказать, люди из Латернона думают, что брачный союз заключён? Зачем тогда армию сюда засылать?

– Ну, мало ли… Кто ж их знает-то? Для пущей острастки. Надо же показать, что смерть их лорда безнаказанной не останется. Я думаю, что это не более, чем демонстрация силы, но Хелигарг вряд ли упустит такую возможность. К тому же, он прекрасно осведомлён обо всём, что здесь происходит, и наверняка уже знает, что вы ответили лордам отказом.

– Но я не отдавала приказ извещать его об этом!

– А это и не нужно, ему и без вас доложат, поверьте.

– Великолепно! – Мэй тяжело вздохнула. – Ты хочешь, чтобы я подписала бумаги только ради того, чтобы не дать Хелигаргу развязать войну?

– Не только. Что бы там не было на уме у латернонских командиров, с ними будет проще вести дела, если они будут думать, что вы теперь их госпожа.

– Тогард, ты понимаешь, на что меня толкаешь? Это же обман! Что будет, когда объявится лорд Нэйджел?

– Думаете, он ещё жив?

– Но дракон же ещё не вылез из своей пещеры!

– Знаете, лорд Нэйджел показался мне рассудительным человеком. Не думаю, что он станет вас в чём-то обвинять или требовать, чтобы этот брак состоялся не только на бумаге. Он отпустит вас, я уверен.

Мэй глубоко задумалась. Её подпись под брачным договором была именно тем решением, которое могло сейчас успокоить народ и предотвратить вполне вероятное сражение, а может быть даже войну. Но если Тогард прав, и король Иллиафии уже извещён о её отказе вступить в этот брак, то как она потом будет перед ним объяснятся? Да и все в замке знали, что латернонские лорды ушли ни с чем. Если она сейчас объявит себя законной женой лорда Нэйджела Харагана… Сейчас, когда он исчез! Как она объяснит всё это?

– Тогард, я подпишу это только в случае крайней необходимости. Будем решать проблемы по мере их поступления. Вдруг Хелигарг не пришлёт сюда армию, и всё обойдётся? Воины Латернона не причинят нам вреда, я уверена в этом. Я уговорю их командиров отвести войска. Даже если кто-то и доложит королю о случившемся, здесь уже не с кем будет воевать. От Гоотарна до Риона день пути, мы успеем решить эту проблему раньше. Давай не будем торопиться?

– Боюсь, у нас нет времени, госпожа, – в голосе здоровяка сквозило сочувствие. – Только что из Гоотарна прибыла карета с колдуном и лекарем. Их сопровождает советник Фамгус, которому велено предупредить вас, что король выехал сюда лично со свитой и приличным отрядом королевской стражи, чтобы почтить визитом умирающего лорда Бавора. Вам приказано подготовить покои для короля и его окружения, а также обеспечить питание для всех, кто прибудет. Всего полторы сотни человек, госпожа.

– О-о-о, боги! Ну за что мне это?! – Мэй швырнула гребень в стену и перекинула на спину волосы, которые тут же рассыпались по её плечам влажными волнистыми локонами. – Где бумаги?

Тогард молча достал из внутреннего кармана своего плаща свёрнутые трубочкой листы и протянул их хозяйке.

– Пойдём в кабинет, у меня здесь нет письменных…

Перо и чернильница, закупоренная стеклянной пробкой, тут же очутились у неё в руках. Мэй удивлённо воззрилась на воина, не зная, благодарить его или ругать.

– Ты что же, заранее знал, что я соглашусь на это сумасшествие?

– Нет, но я верил в вашу мудрость и в то, что вы поступите правильно.

– Вот уж спасибо! – не без доли сарказма в голосе ответила девушка и, развернув пергаменты, аккуратно вывела на каждом листке своё имя рядом с подписью Нэйджела. Большой удачей было то, что лорд Саржер, да примут его боги в своих Небесных Храмах со всеми почестями, заставил сына подписать все документы заранее. Если бы на договоре не стояло его размашистое «Н.Х.», всё это сейчас не имело бы никакого смысла.

Убедившись, что документы подписаны во всех необходимых местах, Мэй помахала ими в воздухе, чтобы дать чернилам подсохнуть, и снова свернула листы трубочкой.

– Так… А теперь мы идём слушать, что скажут гости из Гоотарна по поводу дедушкиной болезни.

– Но разве вы не объявите всем, что…

– Не сейчас, Тогард. Мне нужно время, чтобы обдумать, как это сделать, чтобы ни на кого не навлечь беду.

– Понял, – кивнул воин и сделал шаг в сторону, пропуская вперёд свою госпожу.

– И когда только успело утро наступить?.. – сердито пробормотала Мэй, бросив хмурый взгляд в сторону окна, за которым занимался рассвет.

* * *

– …Она совершенно и бесповоротно утратила остатки разума! Утром выставила за порог лордов из Латернона и велела вышвырнуть за ворота господина Гарола, как какую-то собаку! А потом, когда старого лорда убили…

Закончить свою пламенную речь управляющий не успел, потому что чья-то рука схватила его сзади за шею и вытащила из покоев лорда в коридор.

– Так-то выполняются мои приказы, Тогард? – Мэй свирепо сверкнула глазами на начальника стражи. – Я же велела никого не впускать к лорду Бавору!

– Он имеет право знать, что творится в его доме… – кряхтел Ильвен, пытаясь высвободиться из мёртвой хватки сурового воина, но тот только сильнее сдавил его тощую шею.

– Я был уверен, что здесь у всех хватит ума не докучать моему лорду, – попытался оправдаться Тогард. – Поэтому снял стражу у покоев, чтобы увеличить количество воинов на стенах.

– Где-то здесь бродит предатель, который напал на наших гостей, а ты оставил лорда без охраны. Тогард, чем ты думал? – понимая, что начальник охраны осознаёт свою ошибку, Мэй обратила свой гнев на управляющего: – Ильвен, Рион больше не нуждается в ваших услугах. В последнее время вы ведёте себя совершенно неприемлемо. Можете покинуть замок прямо сейчас.

– Вы не имеете на это права! – пискнул управляющий и снова безуспешно дёрнулся в попытке освободиться.

– Имею, – отрезала Мэй и захлопнула дверь в покои лорда Бавора у него перед носом.

– Он пришёл и начал кричать, – давясь слезами, зашептала откуда-то из угла служанка. – Прогнал меня, но я всё равно осталась. Вы ведь приказали мне оставаться здесь, а ваш приказ важнее, чем его…

– Ты всё правильно сделала, – успокоила женщину Мэй, направляясь к постели лорда. – Хоть кто-то в этом доме меня слушается, это уже хорошо. Как дедушка? Приехавшие лекари уже были у него?

– Он в забытьи с вечера. После того, как вы ушли, постонал ещё немного, а потом будто бы глубоко заснул и вот до сих пор так и лежит. Но он живой, не волнуйтесь, просто снадобья Харс ему очень сильные дал. А господа эти столичные зашли, постояли немного у постели и решили, что сначала хотят поесть и отдохнуть.

– Вот как… – огорчилась девушка. – Значит, им наплевать на его жизнь.

Старик и правда выглядел так же, как и накануне вечером – те же тёмные круги под ввалившимися глазами, та же бледная, будто бескровная кожа, те же заострившиеся черты лица, делавшие его похожим на скелет. Но по крайней мере он – благодарение богам! – не слышал все те новости, которые принёс хозяину непонятно чем недовольный управляющий.

– Нет-нет, госпожа, – служанка наконец сообразила, что госпожа плохо подумала про гоотарнских целителей. – Они нашли причину болезни. Тот, который колдун, сказал, что это какая-то древняя магия и нужно провести какой-то ритуал, но он для этого слишком устал.

– А что это за магия, он не сказал?

– Сказал, но я ничего не поняла, – призналась женщина. – Он такой страшный со всеми этими своими рисунками на лице и руках, что я…

– Ладно, ступай, – отпустила её Мэй. – Пусть Нора придёт сюда и сменит тебя. Девочка напугана до полусмерти, ей будет полезно посидеть немного в тишине.

Служанка ушла, а Мэй присела на табурет у постели, ожидая прихода своей горничной. Ей хотелось поправить деду подушки, прикоснуться к его руке, оставить поцелуй на холодной щеке, хоть как-нибудь проявить свою любовь, но девушка боялась, что разбудит его, и ему опять будет больно. Заставив себя ни к чему не прикасаться, она сложила сжатые в кулаки руки на коленях и просто сидела рядом, с тоской глядя на то, что всего за несколько дней осталось от круглолицего жизнерадостного человека.

– Я вышла замуж, дедушка… – прошептала Мэй, сама себе не веря. – Теперь я Алимея Хараган. Только что мне с этим делать?…

Она действительно не знала, как сообщить об этом своим людям. После отказа, о котором знали все в замке, нужно будет объяснять причины, толкнувшие её принять решение после исчезновения жениха. А потом ещё и перед Хелигаргом. И если жители Риона поймут её мотивы, то король уж точно не обрадуется. С чего вдруг ему приспичило нанести этот визит, если за все семнадцать лет, которые Мэй живёт в Рионе, он был здесь только единожды? Да ещё и больше сотни воинов с собой прихватил… Может, это он приложил руку к нападению на лордов Латернона? С другой стороны, он сам дал разрешение на этот брак.

– Госпожа, – Нора проскользнула в покои и тихо прикрыла за собой дверь. В её глазах плескалась паника, чего так боялась Мэй. – Там…

Мэй приложила палец к губам и кивнула на лорда, давая понять, что нужно вести себя тихо.

– Но там такое!.. – зашептала девочка. – Колдун собирается изгонять из замка Рионскую Деву, у западных ворот стоят латернонские дикари и требуют, чтобы вы вышли к ним, Тогард ругается с королевским советником, потому что тот кричит, что он здесь главный, и скоро будет война. Он велел всем собирать провизию и спускаться в подземелья под замком, но все плачут…

Она набрала в грудь побольше воздуха и выпучила глаза, готовясь выдать новую порцию ужасных новостей, но Мэй остановила этот поток, просто обняв несчастную девочку и крепко прижав её к себе. Будь ей двенадцать, как сейчас Норе, она тоже бы наверняка сходила с ума от страха, но теперь её люди ждали от хозяйки чего-то большего, чем детских истерик.

– Успокойся, я сейчас попытаюсь всё исправить. Всё будет хорошо, Нора, – она взяла лицо девочки в свои ладони и спокойно посмотрела в полные слёз глаза. – Мне нужно, чтобы ты сидела здесь и присматривала за лордом Бавором, хорошо?

Нора кивнула, хотя по выражению её лица было понятно, что она и здесь, вдали от происходящего в главном зале, будет трястись от страха, пока всё это не закончится. Да и могло ли быть иначе?

Мэй окончательно утвердилась во мнении, что поступила правильно, подписав брачный договор. Она усадила трясущуюся служанку на табурет и решительным шагом направилась к двери, но на полпути вдруг резко развернулась и пошла назад к постели. И без того до смерти напуганная происходящим Нора, открыв рот, с ужасом наблюдала за тем, как её госпожа расстелила на полу одну из приготовленных для смены белья простыней, пододвинула к камину второй табурет, бережно сняла со стены старый гобелен, к которому категорически было запрещено прикасаться кому бы то ни было, завернула его в простыню и, ободряюще подмигнув девочке, покинула покои лорда.

Лорд Бавор хрипло застонал, потом ещё раз, ещё… И снова затих, провалившись в обеспеченный лекарствами глубокий сон.

* * *

Если бы кто-то спросил Мэй, зачем она решила спрятать гобелен, у неё бы не нашлось ответа на этот вопрос. Просто внезапно её посетила мысль, что если гоотарнский колдун доберется до этого старого полотна, то бед у Риона от этого только прибавится. И, если верить призраку, не только у Риона. Если верить…

За тяжёлой дверью покоев лорда Бавора не были слышны доносящиеся из главного зала громкие голоса и плач, но они немедленно ворвались в душу Мэй, стоило ей выйти в коридор. Тогард уже исправил свою ошибку, и рядом с дверью вновь выросли мощные фигуры стражников, но и на их суровых лицах было написано, что всё катастрофически плохо.

Отдав приказ никого и ни под каким предлогом не впускать к лорду, девушка спустилась на первый этаж замка по лестнице для слуг, вернулась в свою комнату и сунула свёрток с гобеленом за стопки одежды в гардеробе. Лохань с холодной водой всё ещё стояла здесь, всеми забытая, что было неудивительно, учитывая происходящее в замке. Мэй очень хотелось остаться здесь, закрыть дверь единственным ключом и спрятаться от всего этого кошмара, но она не могла, потому что понимала, что проблемы сами собой никуда не исчезнут.

Решительно шагая по коридору к главному залу, она чувствовала на себе вопросительные, полные надежды взгляды слуг, женщин из деревни, детей, даже воинов, почти у каждого из которых здесь была семья. Все эти люди ждали от неё помощи, поддержки, спасения… От неё, которая всего несколько дней назад с весёлыми воплями беззаботно носилась по округе на своей лошади, кувыркалась в пыли с деревенскими детьми и даже толком не умела держать в руках иглу с ниткой. От неё – их единственной госпожи, воспитанной старым лордом, а значит, обязанной знать, как справиться со свалившимися на Рион неприятностями. Они верили в неё, и Мэй не собиралась разрушать их веру.

Главный зал поглотил её, как разверзнутая пасть истошно ревущего чудовища. Дети рыдали в голос, напуганные тем, что их ни свет ни заря выдернули из тёплых постелей и заставили куда-то бежать. Их матери тряслись от страха и вроде бы пока пытались держать себя в руках, чтобы не пугать детей ещё больше, но это не слишком помогало – рядом всегда оказывался кто-нибудь, кто начинал обречённо выть, и всё становилось только хуже. Старики громко спорили, будет война или нет. Королевский советник Фамгус взобрался грязными сапогами на стол и громогласно требовал, чтобы все немедленно прекратили панику и спустились в тоннели под замком. Тогард пытался стащить его со стола, но безуспешно – тот ловко уворачивался и начинал командовать ещё громче. Прибывших с ним колдуна и лекаря нигде не было видно, но Мэй искренне надеялась, что стражники выполнят её приказ и не впустят к лорду Бавору никого без её личного на то разрешения.

Увидев, что госпожа наконец-то пришла, Тогард умоляюще посмотрел на неё, получил в ответ утвердительный кивок, и тоже взобрался на длинный стол, заодно спихнув оттуда прыткого советника, которого тут же сцапали стражники.

– Тихо!!! – прогремел над толпой его густой бас, но даже он не смог перекрыть доносящиеся из всех углов крики и плач. Мэй протиснулась через толпу и, воспользовавшись помощью одного из находящихся поблизости воинов, тоже влезла на стол, чтобы привлечь к себе внимание.

– Молча-а-а-ать!!! – проревел Тогард так, что у неё заложило уши, а часто бьющееся сердце провалилось куда-то в область желудка.

Шум постепенно начал стихать. Десятки испуганных взглядов устремились на высящихся над толпой начальника стражи и госпожу. Мэй сама была до смерти напугана, но изо всех сил старалась ничем не выдать свой страх. Когда наконец умолкли все, кроме малышей, которых было бесполезно успокаивать, девушка заставила себя открыть рот и тихо пискнула:

– Я хочу…

– Госпожа, смелее… – шепнул за спиной Тогард и сжал её плечи своими большими ладонями. – Им сейчас нужна королева, а не дрожащая от страха девочка. Покажите им королеву.

«Где же её взять-то?.. Ладно, попробую, пусть будет королева…» Мэй выпрямила спину, сжала кулаки и окинула людей уверенным взглядом.

– Жители Риона! Я понимаю, что любые мои слова сейчас вызовут только больше вопросов и сомнений, а у меня нет ни времени, ни желания успокаивать каждого. Я прошу вас всех выйти выйти во двор замка, чтобы каждый, кто находится сейчас в этих стенах и за ними, мог услышать то, что я хочу сказать, не перебивая меня и не пытаясь спорить с моим решением.

Она повела плечами, сбросив с них руки ничего не понимающего Тогарда, спрыгнула со стола и направилась к выходу. В зале снова поднялся ропот, но люди всё же расступались перед своей госпожой, пропуская её вперёд. Начальник стражи несколько мгновений хмуро смотрел ей вслед, пытаясь понять, что задумала хозяйка, а когда понял, удовлетворённо хмыкнул и пошёл следом, чтобы воочию убедиться в правильности своей догадки.

Исполненная решимости поставить наконец точку в творящемся безобразии, Мэй уверенно прошагала через заполненный вооружёнными до зубов воинами двор к восточным воротам и поднялась по каменной лестнице на стену.

Перед ней простирался широкий луг, где, окутанные облаком утреннего тумана, ждали от своих командиров приказа атаковать воины Латернона. Но чем атаковать? Мэй не заметила ни стенобитных орудий, ни катапульт, которые могли бы проделать брешь в этих стенах. Только всадники ровными рядами выстроились на небольшом расстоянии, куда запросто могли долететь пущенные с укреплений стрелы. Внизу у самых ворот, восседая на спинах могучих боевых коней, застыли в ожидании ещё четыре воина – должно быть, те самые командиры, которые требовали, чтобы к ним вышла госпожа Риона. Их лица не сияли дружелюбием, но на головах не было шлемов – это означало их уверенность в собственной безопасности. Значит, они действительно думали, что имеют право здесь находиться.

Мэй обернулась и посмотрела во двор, чтобы убедиться, что люди вышли из замка на улицу и готовы выслушать её речь. Двор был полон. Даже колдун с лекарем наконец-то обнаружили своё присутствие и теперь стояли на широкой лестнице у входа, о чём-то оживлённо споря с советником короля.

Набрав в грудь побольше воздуха, Мэй ещё раз повторила себе, что она королева, достала спрятанные в складке туники бумаги, повернулась лицом к восходящему солнцу, подняла руку вверх и заговорила как можно громче, чтобы её слышали все:

– Я, Алимея Ра-Фоули, перед богами и людьми даю клятву верности своему супругу Нэйджелу Харагану! Отныне Рион становится его домом, а Латернон – моим! Вчера я дала лорду Харагану отказ, потому что ни ему, ни мне этот брак был не нужен. – Мэй перевела дыхание и заметила, что всадники внизу начали взволнованно переглядываться. Так и есть, они думали, что союз уже заключён. – Сегодня этот брак нужен и Риону, и Латернону! Я хочу, чтобы все знали, почему я делаю это. Сюда едет король Хелигарг с большим отрядом королевской стражи. Он может появиться в любую минуту. Ему наверняка уже известно о моём отказе, и присутствие воинов Латернона на земле Иллиафии даст ему повод считать это вторжением. Я хочу остановить никому не нужное кровопролитие, и поэтому подписала брачный договор. На этих документах стоят подписи короля Хелигарга, лорда Саржера Харагана, лорда Нэйджела Харагана, лорда Бавора Рионского и моя. Воины Латернона! Вы действительно имеете законное право находиться на этой земле, и теперь обязаны оберегать Рион так же, как оберегаете родные земли! Жители Риона! Отныне вы находитесь под покровительством Латернона и можете не бояться за свои жизни! Наш король сам дал согласие на этот брак и подписал документы, в которых написано, помимо всего прочего, что Латернон обязан защищать эти владения. Ни один из законов Иллиафии теперь не нарушен! Никакой войны не будет! Я отдаю свою жизнь роду Хараган за мир и покой на рионской земле! Стража! Поднимите ворота! Нам не нужно прятаться друг от друга! Теперь все мы – одно целое!

Она замолчала и услышала, как гулко бъётся в груди её сердце. Всё. Она сделала для Риона всё, что было в её силах. Теперь пусть люди сами решают, чего они хотят – мира или войны.

Внизу, во дворе замка стояла напряжённая тишина, нарушаемая лишь лаем собак и скрежетом металла поднимаемых ворот. Понимая, что вот-вот лишится чувств от пережитого волнения, Мэй на всякий случай отступила от парапета и тут же упёрлась спиной в чью-то грудь.

– Ра-Фоули? – прозвучал над ухом вопрос Тогарда.

– Что? – не поняла девушка, у которой и так голова шла кругом.

– Вы сказали: «Я, Алимея Ра-Фоули…»

– С грибами пирог и шутом…

– Чего? – настала очередь Тогарда удивиться.

– Песенка такая. Тогард, оставь меня в покое. Я не знаю, почему так сказала. От волнения, должно быть. Пойдём, нам ещё нужно выдержать разговор с этими господами, убедиться, что ни у кого не достанет ума ввязаться в драку, и выяснить, что за ритуал вздумал проводить колдун короля. А я, при всём при этом, смертельно устала. Быть королевой ужасно утомительно…

Он поддержал её под руку и помог спуститься со стены, потому что госпожа действительно едва держалась на ногах.

* * *

Из своего укрытия в небольшой рощице к югу от восточных ворот замка Нэйджел прекрасно слышал каждое сказанное ею слово. Её голос до сих пор звенел в его голове, раз за разом повторяя: «Я отдаю свою жизнь роду Хараган за мир и покой на рионской земле!»

Она не выдала его. Чего проще было избавиться от незваных гостей из Латернона, рассказав им, что она видела их лорда и говорила с ним, но нет, она сдержала своё слово. Она защитила не только его самого, но и его так глупо себя подставивших людей, приняв решение, которое не позволит Хелигаргу устроить здесь резню и развязать войну. Она решилась пожертвовать своей жизнью, чтобы спасти их…

Нэйджел и раньше не знал, чего можно ожидать от леди Алимеи Рионской, а этот акт самопожертвования и вовсе поставил его в тупик. Что это – правда или просто уловка, чтобы сбить с толку владыку Иллиафии? Ответа на этот вопрос у лорда Харагана не было, зато одно он знал точно – он не допустит, чтобы эта смелая, безрассудная птичка стала очередной жертвой дракону. Когда придёт время, он найдёт способ расторгнуть этот брак и даст ей свободу. Брак… С ума сойти!

– Отец, ты слышал? Я всё-таки женат, – прошептал Нэйджел посветлевшему небу над головой и широко улыбнулся.

Глава 8

Разве можно за несколько минут полностью исцелить панику и недоверие? Нет, конечно же. Поэтому Мэй не выгоняла людей из замка, не приказывала, а просто предлагала им вернуться в свои дома и ничего не бояться. Никто не уходил, но на это она и не рассчитывала. Девушка понимала, что здесь им легче, вместе не так страшно. К тому же, их жизнь теперь круто изменилась, и жители Риона имели право знать, что их ждёт в будущем.

Когда Мэй спустилась к воротам, вошедшие в них воины Латернона дружно упали на одно колено и торжественно принесли ей клятву верности. Люди Риона должны были видеть это, и они видели. Приказ увести войско обратно за реку Таор на латернонские земли они тоже слышали и заметно приободрились, когда трое из четверых воинов отправились этот приказ выполнять. А когда оставшийся командир объяснил, что войско прибыло только для того, чтобы оказать помощь в поимке тех, кто напал на лордов Латернона, все поняли, что боялись зря. Но никто так и не пошёл домой.

Мэй позволила им это, хотя присутствие в замке такого количества людей некоторым образом осложняло приготовления к приезду короля. Впрочем, слуги тоже ещё не оправились от пережитого потрясения, поэтому приготовления как таковые шли полным ходом только в кухне, где Кристи уверенно командовала очень кстати случившимися помощницами из деревни, пытаясь приготовить завтрак и для присутствующих, и для тех, кто должен приехать.

Решив, что так будет правильно, Мэй впервые заняла высокое кресло лорда во главе стола. Обсуждать предстояло важные вопросы, поэтому девушка хотела, чтобы все понимали, что хозяйка здесь она.

Справа от неё расположился верный Тогард, чем королевский советник Фамгус оказался крайне недоволен – по статусу это место полагалось ему. Памятуя о том, какой вклад советник внёс в разжигание паники, Мэй усадила по левую руку от себя командира латернонского войска, что вызвало у советника ещё больше негодования. Плевать она хотела на его негодование, статус и претензии. Сам виноват. И пусть жалуется королю сколько влезет.

Не желая соседствовать ни с Тогардом, ни со свирепого вида латернонцем, а заодно и для того, чтобы показать, насколько сильно он возмущён столь вопиющим к себе отношением, Фамгус остался стоять на ногах, бросая понимающие взгляды на Ильвена, который старался не попадаться хозяйке на глаза, но при этом умудрялся всем своим видом демонстрировать советнику категорическое несогласие с творящимся.

Рядом с Тогардом сели прибывшие из Гоотарна лекарь и колдун. Место рядом с воином из Латернона занял Брис Фид, которого Мэй позвала для того, чтобы латернонец получил полное представление о том, какой информацией о нападении на его лордов располагает Рион. Благо, отшельник сам сообразил, что Латернону нужны будут ответы, и не остался в своей пещере после того, как обнаружилось, что раненый Нэйджел из неё исчез.

Таким образом за столом собрались все, кого Мэй и хотела здесь видеть. Оставшиеся свободными места постепенно начали заполняться обитателями замка, но девушку это не беспокоило – пусть слушают.

– Ланар, – обратилась она к латернонцу, решив начать беседу с самого важного, по её мнению, вопроса. – Как так получилось, что лорды Латернона отправились на земли Иллиафии без сопровождения?

– Это было решение лорда Саржера, да примут его боги достойно в своих небесных Храмах. Наши лорды практически не покидают Латернон, их даже на нашей земле мало кто знает в лицо, поэтому он был уверен, что два путешествующих налегке господина не привлекут к себе внимания. Сопровождение вызвало бы лишние вопросы на заставе.

Нэйджел говорил то же самое. Мэй пока ещё не совсем понимала, как себя нужно вести в роли госпожи Латернона, но спокойный и открытый ответ этого воина убедил её в том, что она всё делает правильно.

– Я так понимаю, караул на заставе тоже был намеренно сформирован из людей, которые не знали лиц своих лордов?

– Да, лорд Саржер распорядился об этом вечером накануне поездки. В Латерноне часто бывают разные купцы и торговцы, поэтому на заставе лорды представились именами тех, кто недавно въехал на наши земли, но ещё не покинул их. Естественно, в карауле были те, кто раньше не видел в лицо ни лордов, ни тех, за кого они себя выдавали.

– Кто знал об этом, кроме вас, Ланар?

– Никто. Я получил личный приказ напрямую от лорда Саржера и лично формировал состав караула.

– А кто знал о том, что лорды намерены совершить поездку сюда?

– Только те, кто живёт в замке. Лорд Саржер хотел объявить о свадьбе уже после того, как привезёт вас в Латернон. У нас не принято чесать языками и разносить слухи, госпожа. Я допросил каждого в замке, но все они были потрясены случившимся, поскольку думали, что лорды снова отправились в лес охотиться на фирвисов. Почему вы уверены, что это сотворил кто-то из наших людей?

– Я не уверена, – вздохнула Мэй. – Просто хочу видеть всю ситуацию целиком.

– А я уверен! – подал голос советник Фамгус, который стоял поблизости, прислонившись к колонне и скрестив на груди руки.

– Это почему же? – осведомилась девушка.

– Да потому, что никому в Иллиафии в голову не пришло бы совершить подобное. Все боятся дракона, которым командует Латернон.

– Но, тем не менее, кто-то же рискнул разбудить этого дракона.

– Разбойники? – предположил Ланар. – Этот господин прав. Никто в здравом уме не решился бы нападать, зная, что перед ним Хараганы. Я потому и привёл сюда своих людей, ведь в Рионе не больше полусотни воинов. Так мы могли бы быстрее прочесать лес и найти убийц.

– В Иллиафии нет разбойников! – раздулся от важности советник.

– Да неужели?! – хором ответили ему Мэй и Тогард.

– Во дворце короля Хелигарга их, возможно и нет, – в голосе Мэй появились издевательские нотки, – но Иллиафия не только из его дворца и Гоотарна состоит, господин Фамгус. На рионской земле действительно нет ни одного разбойника. Лорд Бавор позаботился о том, чтобы наши земли были безопасными. Наши леса регулярно патрулируются, поэтому в них не суются бродяги и грабители. Им гораздо вольготнее живётся на той стороне тракта, за которую отвечают наши соседи. Если мне не изменяет память, не далее, как в прошлом году лорд Бавор просил личной аудиенции у короля и просил его очистить северные земли от этого отребья. Обещание он получил, да только выполнено оно так и не было. Тогард, когда мы в последний раз поймали разбойников на тракте? Месяц назад?

– Полтора. Они пытались ограбить торговцев, которые везли в Латернон вино из Тсалитана.

– Да, я слышал об этом нападении, – отозвался Ланар.

– И тем не менее, позволили своим лордам путешествовать без охраны, – ухмыльнулся Фамгус.

– Это тоже было предусмотрено. В случае нападения господа должны были просто назвать свои имена. Их бы тогда не тронули.

– Как дети малые… – Тогард сокрушённо покачал головой. – Разбойники не спрашивают имён. Они убивают и грабят. Как правило, сначала убивают, причём желательно в спину, чтобы самим не пострадать. Я так понял, для Латернона разбойники – что для нас фьораги. Про них все знают, но никто никогда с ними не встречался. Простите, никого не хотел обидеть.

Он действительно понял, что сболтнул лишнее, поскольку лицо латернонского воина приняло оскорблённо-каменное выражение.

– В Латерноне никогда не было разбойников, – отчеканил он, смерив Тогарда гордым взглядом.

– За все тысячу с лишним лет? – снова не удержался от язвительного замечания начальник рионской стражи.

Мэй с удивлением наблюдала за тем, как важный разговор неожиданно начал превращаться в банальную склоку. Два широкоплечих здоровяка, сжав кулаки, сверкали друг на друга глазами, а она ещё и подлила масла в огонь своим сарказмом по поводу отсутствия бандитов в Иллиафии. Ладно бы ещё они были одни, но вокруг уже начала собираться толпа любопытных зевак.

– Так, всё, достаточно, – одёрнула она обоих воинов. – Допустим, что это были разбойники. Брис, покажи Ланару стрелы, которыми ранили лорда Нэйджела.

– Пожалуйста, – пожал плечами до сих пор хранивший молчание отшельник, выложив на стол тонкие обломки. – Старого лорда убили такой же, поэтому думаю, что ничего нового это нам не даст.

– Брис обнаружил тела на тракте, – пояснила Мэй Ланару, который только бросил взгляд на покрытые запёкшейся кровью стрелы и тут же отодвинул их в сторону. – Кстати, Брис, а что ты там делал?

– Я уже объяснял Тогарду. Волки снова пришли к реке. Я стар, я хочу покоя и безопасности, поэтому присмотрел себе новое жилище недалеко от ущелья. Оттуда и возвращался. Простите, что намерен покинуть гостеприимную рионскую землю, но там мне будет спокойнее. Оперение у этих стрел необычное, я такого раньше не встречал. Сами стрелы добротные, и наконечники выкованы как полагается, а оперение будто бы специально сделано как попало. С дальнего расстояния такая стрела в цель ни за что не попадёт. От дороги стреляли, с возвышения. Могу даже показать, откуда именно, я уже высчитал направление.

– В Обители Времён и этому учат? – удивилась Мэй.

– Там ничему не учат. Кто хочет, тот учится. А кто не…

– Точно! – советник аж подпрыгнул на месте и вперил злорадно-торжествующий взгляд в отшельника. – Вот ваш убийца!

Присутствующие недоумённо уставились на тощего сгорбленного старика, которого, впрочем, это обвинение нисколько не смутило.

– И исходя из чего, интересно, вы пришли к такому выводу? – спокойно осведомился он.

– Вы же Брис Фид, бывший казначей короля Белинаргуса?

– Канцлер, – поправил его Брис. – И что из этого?

– А то, что именно вы были направлены в Латернон с поздравлениями и подарками от короля Белинаргуса лорду Саржеру в честь появления на свет наследника рода Хараган! Вы знали лорда Саржера в лицо! И вы оказались первым на месте убийства, якобы обнаружив тела. Это вы подстроили нападение!

– А зачем мне это, позвольте поинтересоваться?

– Понятия не имею, но уверен, что это ваших рук дело! Стража! Схватите этого разбойника немедленно! – советник гордо вздёрнул подбородок, выпятил грудь и одарил сидящих за столом надменным взглядом.

Стражники не двинулись с места, лишь послали госпоже вопросительные взгляды и, получив в ответ лёгкое отрицательное движение головы, снова сделали вид, что не проявляют никакого интереса к делам господ.

В зале повисло напряжённое молчание, и Мэй поняла, что от неё снова ждут какого-то решения.

– После того, как заболел лорд Бавор, почти каждый, кто переступает порог этого замка, считает, что имеет право здесь командовать, – пожаловалась она Ланару, который сверлил Бриса хмурым взглядом. – Кто-нибудь, скажите Кристи, что пора подавать завтрак. Я сейчас умру от голода.

– Это что, бунт? – зашипел советник, отказываясь верить, что его приказ снова проигнорировали. – Что вы себе позволяете?!

– Моя госпожа позволяет себе не принимать необдуманных решений и не рубить с плеча, – ответил за Мэй Тогард и добавил: – И позавтракать она себе тоже иногда позволяет.

Мэй была благодарна ему за этот ответ, потому что хотела позволить себе запереть где-нибудь напыщенного болвана-советника до приезда короля. В сложившихся обстоятельствах король и так не придёт в восторг от того, что она сделала, а запертый в чулане приближённый мог только усугубить её положение.

– Господин Фамгус, как советник короля вы должны знать, что арест преступника в Иллиафии производится только при наличии доказательств его вины. То, что Брис почти тридцать лет назад встречался с лордом Саржером, ничего не доказывает. Да, он знал лорда в лицо. А после того, как оба Харагана покинули этот зал, их знали в лицо все здесь присутствующие, включая меня. Прикажете весь Рион затолкать в темницы и мне самой тоже там запереться? И если Брис действительно совершил это нападение, зачем он тащил через весь лес на себе раненого лорда Нэйджела, обрабатывал его раны, сообщил в замок о случившемся?..

– Следы заметал! – огрызнулся советник, хотя уже понял, что его обвинение оказалось скоропалительным и необоснованным. Наглое поведение этих провинциальных людишек выводило его из себя.

– Брис, скажи, пожалуйста, куда ты спрятал лорда Нэйджела? – устало выдохнула Мэй. Иронию никто не понял, и все опять уставились на отшельника, ожидая его ответа.

Брис тоже не сразу понял и удивлённо заморгал, а потом вдруг произнёс:

– В реку, куда ж ещё? Сначала напал, потом передумал и решил спасти, а потом снова передумал. Следы-то надо было как-то заметать.

И снова гробовое молчание…

– Господа, – изрекла наконец Мэй, когда поняла, что ей это всё до смерти надоело. – Я всё же предлагаю продолжить нашу беседу после завтрака. Вон, вижу, слуги уже топчутся с тарелками у кухни, не зная, кормить нас или бежать отсюда куда глаза глядят.

Она махнула слугам рукой, и те принялись расставлять на столах глубокие миски с горячей кашей, плоские тарелки с яичницей и просто варёные яйца в больших корзинках, блюда с сырниками и румяными булочками, соусники со сметаной, сливками и ежевичным вареньем, кружки с ароматным ягодным чаем и горячим молоком.

Поскольку замок был готов к приёму неопределённого количества визитёров уже через день после несчастья, случившегося с лордом Бавором, в главный зал уже давно были доставлены дополнительные столы, которые оставалось только отодвинуть от стен, чтобы за ними могли разместиться все желающие.

Крестьянские дети к тому времени проголодались больше всех и вовсю опустошали миски и тарелки. Первыми, конечно же, исчезли пирожки и булочки. Не сказать, чтобы дома крестьяне питались хуже, но в гостях ведь всегда вкуснее. Глядя на такое вопиющее нарушение всех существующих правил этикета, советник Фамгус презрительно фыркнул и вышел во двор проветриться.

Мэй вяло поковырялась в своей тарелке с кашей и поняла, что не сможет впихнуть в себя ни ложки. Желудок ныл и требовал пищи, но аппетит пропал совершенно. Решительно отодвинув кашу, она положила себе пару сырников, густо полила их сметаной и заставила себя съесть хотя бы это.

Тогард и Ланар тоже поглощали завтрак без видимых признаков аппетита, время от времени бросая друг на друга изучающие взгляды. Брис ограничил себя одним варёным яйцом и кружкой чая. Зато колдун и королевский лекарь уплетали простую еду за обе щеки, не стесняясь просить добавку.

После завтрака людей в зале заметно поубавилось. Первыми ушли конюхи, скотники и те, кто держал в хозяйстве животину – видимо, вспомнили, что проголодались не только они. Следом потянулись и другие, чувствуя, что оставаться здесь дольше не имеет смысла – прятаться больше не от кого, дома дел пруд пруди, а новости всё равно слово в слово перескажут те, кто останется. Мэй наблюдала за тем, как её люди расходятся, и радовалась, что они наконец-то начали потихоньку успокаиваться.

– Простите, госпожа… – колдун решил улучить момент, пока остальные ещё заняты поглощением пищи.

Мэй не нравился этот человек неопределённого возраста и отвратительной внешности. Низкий рост, худощавая фигура, сутулые плечи, абсолютно лысая, покрытая тёмными ритуальными рисунками голова, разукрашенные магическими знаками, длинные, тонкие, постоянно шевелящиеся пальцы, маленькие глазки, которые, казалось, смотрят сквозь тебя… Он был похож на паука, который лишился своей паутины и теперь подыскивал подходящий угол, чтобы сплести новую. Она даже имени его не спросила, потому что опасалась, что оно окажется таким же неприятным, как и его обладатель. С другой стороны, если он мог помочь лорду Бавору, то какая разница, нравится он ей или нет.

Девушка подняла глаза на колдуна, демонстрируя тем самым готовность слушать.

– Мы можем побеседовать наедине?

– Вы можете говорить здесь, у меня нет секретов от присутствующих.

Она понимала, что вести беседу, когда другие ещё едят, не слишком удобно, но оставаться один на один с этим человеком ей не хотелось. Колдун недовольно скривился.

– Ну хорошо, как скажете. Я чувствую, что мы с Мареном здесь просто тратим драгоценное время. Нас вызвали лечить лорда Бавора, понимаете? А другие ваши дела нас не касаются.

– Вы правы, – согласилась Мэй, – но я хотела бы, чтобы вы присутствовали при всём, что здесь сейчас происходит. Мне нужно, чтобы у короля Хелигарга, когда он сюда прибудет, было не только мнение советника Фамгуса. Он же в любом случае поинтересуется, что вы здесь видели и слышали. И если вы не сможете дать ему ответ, это будет выглядеть так, будто мы намеренно избавились от вашего общества. Уверена, что именно так это всё и будет ему преподнесено. Вы сейчас – глаза и уши, которые нужны здесь, а не в покоях лорда Бавора.

– Это мудро, – ответил колдун. – Но мне бы хотелось побыстрее сделать то, зачем мы приехали. Ваш лорд сильно страдает, и я могу избавить его от этих мук.

– Вы знаете, что с ним?

– О, да… Я погрузился в саму суть его болезни. Я увидел то, что неведомо никому. Не думаю, что вы поймёте…

– Я постараюсь, – отрезала Мэй, давая понять, что желает знать всё.

– Ну хорошо… Понимаете, когда случился первый приступ, лорд Бавор должен был умереть. Это был обычный удар, какие уносят жизни сразу же, без мучений. Он стар, и в его летах многие так умирают. Марен установил все признаки этого недуга, но всё же сердце лорда продолжает биться. Медленно, неправильно, слабо, но оно бьётся, потому что магия древнего проклятия не даёт ему уйти в Небесные Храмы, что должно было случиться уже давно. Она удерживает его здесь, заставляя страдать, причиняя ужасную боль. Это как… Можно, я вам покажу?

Тогард отодвинул от себя пустую тарелку, нахмурился и предостерегающе посмотрел на госпожу.

– Не волнуйся, – успокоила его Мэй. – Не думаю, что этот человек хочет причинить мне вред. Как, кстати, ваше имя?

– Йакара-сэ, госпожа. Простите, что не представился раньше.

– Нет, это вы меня простите. Я, как хозяйка этого дома, должна была заранее знать имена тех, кого мне предстоит принимать. Тем более, что сама просила о помощи. Показывайте то, что хотели.

Мэй как-то раньше не доводилось общаться с колдунами, поэтому она представляла, что Йакара-сэ сейчас прочтёт какое-нибудь заклинание и сотворит нечто вроде облака, в котором будут какие-то картинки. Она читала о таком в одной из книг. Но вместо того, чтобы творить заклятия, колдун поднялся со своего места, обошёл лекаря и Тогарда, встал позади госпожи и протянул свои тонкие разрисованные пальцы к её голове. Мэй инстинктивно подалась вперёд, не позволяя ему прикоснуться к себе.

– Что вы делаете?

– Показываю, – удивился колдун. – Не бойтесь, вам нужно будет просто закрыть глаза, и вы увидите то, что видел я. Больно не будет, обещаю.

Мэй напряглась и попыталась разглядеть хоть намёк на одобрение или поддержку в глазах Тогарда и Ланара, но кроме обещания колдуну растерзать его на куски, если с госпожой что-то случиться, их лица больше ничего не выражали. Тогда она обратила свой взор на тех, кто ещё оставался в зале, и увидела, что люди побросали то, чем занимались, и смотрят на неё с надеждой. Они хотели знать, что происходит с их лордом. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

– Ладно, давайте.

Вопреки её ожиданиям, прикосновение пальцев колдуна не было ни мерзким, ни липким. Напротив, оно было лёгким, тёплым и успокаивающим. Мэй вдруг вспомнила, что не спала уже больше суток, и ей ужасно захотелось погрузиться в этот покой, позволить себе расслабиться, отдохнуть, забыть обо всех тревогах и проблемах. Шум окружающего мира постепенно стихал, пока наконец её не окружили абсолютная тишина и непроглядная тьма. Девушке казалось, что она парит в этой тьме, и кроме неё здесь больше ничего не существует. И вдруг она почувствовала, что её пальцев касается что-то горячее. Всего одно движение, и вокруг что-то задвигалось, зашевелилось, а потом появилось лёгкое, едва уловимое глазом свечение, которое постепенно нарастало, принимая отчётливые очертания.

Это были нити. Тончайшие, светящиеся кроваво-красным светом, они извивались вокруг Мэй и не только вокруг неё – они были повсюду. Сотни, тысячи нитей тянулись со всех сторон и ниоткуда, устремляясь туда, где им суждено было пересечься. И когда концы этих нитей достигли одной точки, они начали переплетаться между собой, создавая растущий бесформенный клубок, который постепенно принимал черты человеческого тела. Это был не человек, но его подобие. Распростёртое во тьме, тело было будто бы подвешено на этих тонких волокнах, его создавших. А внутри этого тела нити образовали большой узел и дёргали его из стороны в сторону, словно заставляя биться ненастоящее сердце.

Глава 9

Колдун отнял пальцы, и Мэй уставилась перед собой невидящим взглядом. Заметив, как сильно она побледнела, Тогард угрожающе поднялся и потянулся за мечом, который покоился в ножнах на его бедре. Ланар сделал то же самое.

– Не нужно, – остановила их Мэй, продолжая смотреть в никуда. – Я в порядке. Скажите, Йакара-сэ, что за ритуал вы хотите провести?

Её взгляд начал приобретать осмысленное выражение, и воины сели обратно, продолжая злобно коситься на колдуна. Опасаясь их гнева, колдун постарался обойти сидящего поблизости Тогарда на безопасном расстоянии и вернулся на своё место.

– Легенда о вашем фамильном призраке мне известна давно, но, отправляясь сюда, я всё ещё раз изучил досконально и теперь пришёл к выводу, что магия, которую Хейлия Ра-Фоули вложила в своё проклятие, питает этот призрак жизнями тех, кто рождается в роду лордов Рионских. В данном случае речь идёт о лорде Баворе. Призрак будет обитать в этих стенах, пока есть, откуда брать силы. Поскольку лорд Бавор не оставил потомков, Рионская Дева не даёт ему умереть, потому что не хочет исчезать. Я хочу разрушить эту связь, чтобы призрак больше никого не беспокоил.

– В роду Карс, к которому принадлежит лорд Бавор, были и боковые ветви. Я знаю ещё как минимум одно представителя этого рода. Его имя Чарси Гарол. Если верить легенде, он должен быть связан с призраком той же магией.

– Гарол? – колдун задумчиво постучал пальцами по деревянной столешнице. – Я уже слышал раньше это имя. А он здесь? Могу я его осмотреть?

– Нет, к счастью, его здесь нет.

– Жаль. Мне бы не хотелось тратить впустую свои силы, зная, что в итоге призрак никуда не денется.

– Но лорду Бавору вы можете помочь?

– О, да, но мне хотелось бы раз и навсегда решить эту проблему, чтобы больше не возвращаться к ней.

Мэй собралась с мыслями и задала вопрос, который давно уже вертелся у неё на языке, и ответа на который с нетерпением ждали все жители Риона:

– Лорд Бавор после вашего ритуала поправится?

Колдун уставился на неё так, будто бы она задала самый глупый из вопросов, какие только существуют.

– Нет, конечно же. Он уже фактически мёртв, я просто избавлю его от страданий, навязанных магией.

По залу пронёсся ропот. Лорд Бавор обречён. Его воспитанница теперь принадлежит роду Хараган. Её супруг исчез. Судьба Риона и его жителей будто бы повисла на тех же проклятых нитях, которые не позволяли несчастному старику покинуть этот мир. И что со всем этим делать?

– Марен, – обратилась Мэй к столичному лекарю, который до сих пор не произнёс ни единого слова и вообще создавал впечатление человека случайного, непонятно зачем здесь оказавшегося, – вы можете облегчить боли, которые испытывает лорд Бавор? Хотя бы временно?

– Да, – ответил лекарь, и его голос оказался на удивление приятным. – Я могу погрузить его в глубокий сон. Глубже, чем сейчас. Приступы не прекратятся, но он уже не будет чувствовать боль так остро. Только я не понимаю, зачем это нужно, если улучшений всё равно не будет.

– Мне нужно время, чтобы принять это, – твёрдо ответила девушка. – Лорд не приходится мне роднёй, но я очень сильно люблю его и пока не готова дать разрешение на его… убийство.

– Это не убийство, – неожиданно возразил Ланар. – Это акт милосердия.

Тогард тут же наградил его свирепым взглядом.

– Думаю, Рион пока не готов сложить погребальный костёр для последнего лорда Рионского, – подал голос Брис Фид, помогая служанке собрать в стопку опустевшую посуду. – Если можно дать ему ещё хоть немного времени, чтобы его люди смирились с неизбежным, я бы дал ему и им это время.

– Но он же будет страдать, – колдун явно не понимал мотивы, которые движут этими провинциальными глупцами. – Вы лишь продлите его мучения. Неужели вам будет легче каждый день думать о том, что он страдает из-за вашего нежелания принять неминуемое, чем сейчас позволить ему умереть? Да, это больно и тяжело, но скорбь пройдёт, а чувство вины за его муки останется.

– Мне кажется, мы должны спросить у жителей Риона, что они думают по этому поводу, – наконец приняла решение Мэй и повысила голос: – Я обращаюсь ко всем присутствующим в этом зале, независимо от того, слуги вы или господа! Лорд Бавор обречён, и мы должны принять это. Вопрос в том, готовы ли мы отпустить его к богам сейчас, понимая, что наше нежелание делать это причинит ему только больше боли, но ничего не изменит. От нас всех зависит, будет он спать, но страдать, или мы позволим ему покинуть нас. Моё мнение вы слышали – я не готова сейчас его отпустить. Если ваше общее решение будет иным, я его приму и смирюсь.

Зал загудел десятками взволнованных голосов. Мэй ждала ответа, но понимала, что это очень сложное решение и потому никого не торопила.

– Как ловко вы перекладываете свою ответственность на плечи крестьян! – обнаружил своё присутствие советник Фамгус. – Теперь все решения в этом замке будут приниматься подобным образом? Не думаю, что король Хелигарг одобрит подобное. Если вам интересно знать моё мнение, в чём я крупно сомневаюсь, я считаю, что нужно избавить лорда Рионского от ненужных страданий.

– Я тоже так думаю, – поддержал его Ланар.

– И я, – кивнул колдун.

– И я поддерживаю такое решение, – согласился королевский лекарь.

– Я тоже полагаю, что мой лорд заслужил право спокойно умереть! – выкрикнул управляющий Ильвен, которого в Рионе вообще уже не должно было быть.

Наступила зловещая тишина, наполнившая сердце Мэй щемящей тоской. Они были правы. Отказываясь принять неизбежное, она жалела себя, а не деда. Она причиняла ему боль своим нежеланием отпустить. И всё же она ждала, когда выскажется хоть кто-то из тех, для кого Рион больше, чем временное пристанище.

– Пусть мой лорд спит! – уверенно отчеканила кухарка. – Я готова жить с чувством вины за его боль, но не готова проститься с ним именно сейчас.

– Да, пусть спит. Ему ещё рано покидать нас, – поддакнула ей Тария.

– Пусть спит, – кивнул Дарен и обнял жену.

– Пусть он спит! – выкрикнула травница Дира, за ней ещё кто-то, и зал наполнился одобрительным шумом.

– Это глупо, – пожал плечами колдун.

– И жестоко, – добавил лекарь.

– Стадо… – скривился советник. – Они всегда идут за тем, кто их кормит, но стоит лишить их кормушки, и они затопчут вас насмерть. Вы уже сообщили этим людям, когда намерены покинуть Рион?

– Я не намерена его покидать, – спокойно ответила Мэй, хотя готова была врезать советнику чем-нибудь тяжёлым по его надменной физиономии.

– Но разве вы не поедете в Латернон? – удивился Ланар. – Теперь ваш дом там.

– Нет, мой дом здесь. И я останусь здесь, пока не найдётся лорд Нэйджел.

– Но…

– Ты слышал мою госпожу, – зарычал на латернонца Тогард. – Она желает остаться в Рионе.

– Но она и моя госпожа тоже! – возразил Ланар. – И её там ждут!

– В Латерноне есть управляющий, который пока будет вести дела сам. А я нужна этим людям, потому что у них нет никого, кроме меня.

– И полумёртвого старика, которого они сами обрекли на муки, – добавил Фамгус. – Послушайте, леди Хараган, вы допускаете слишком много непростительных ошибок. Как бы ваша недальновидность не завела вас туда, откуда не будет обратного пути…

– Спасибо, советник, я вас услышала, – оборвала его Мэй на полуслове и повернулась к остальным. – Лорд Бавор будет спать. Я понимаю, что господа из Гоотарна не могут задерживаться здесь слишком долго, поэтому прошу передать рецепты необходимых снадобий нашему лекарю Харсу и объяснить ему, что нужно делать. После этого можете покинуть Рион, когда сочтёте нужным. Йакара-сэ, вы же сможете провести свой ритуал, когда мы будем к этому готовы?

– Конечно. Но мне бы хотелось ещё повидать того родственника, о котором вы говорили.

– Если он не появится здесь до вашего отъезда, думаю, вы сможете увидеться с ним во дворце нашего короля. Насколько я понимаю, он не отступится от своих претензий на эти земли и будет досаждать Хелигаргу, пока чего-нибудь не добьётся.

Колдун кивнул, и Мэй обратила свой взор на латернонца:

– Ланар, вы возвращаетесь в Латернон и сообщите его жителям о моём решении. Я остаюсь здесь, и вы всегда можете обратиться ко мне в случае необходимости.

– Но кто зажжёт огонь погребального костра лорда Саржера? Мы ждали, что это сделаете вы, поскольку лорд Нэйджел исчез.

– Эту честь я предоставляю вам, Ланар. Я должна остаться здесь ещё и для того, чтобы держать ответ перед моим королём. Не знаю, что его задержало, но он вот-вот прибудет в Рион. Усильте охрану на переправе. Мост не закрывайте, пусть всё будет, как раньше. Просто сделайте так, чтобы ни одна мышь не пересекла границу без вашего ведома. И пришлите сюда человека, который введёт меня в курс того, что требуется от леди Латернона.

– Сколько людей прислать на поиски лорда Нэйджела?

– Это излишне. Я попрошу людей из королевской стражи Хелигарга. Вы ищите в Латерноне, мы будем искать здесь. Советник Фамгус, сколько стражей сопровождают нашего короля?

– Сотня, но я не думаю…

– Спасибо. Я так понимаю, вы останетесь здесь до его прибытия?

– Это даже не обсуждается.

– Вот и хорошо. Господа, я прошу меня простить, но я смертельно устала. Если желаете, все оставшиеся вопросы мы можем обсудить чуть позже, а сейчас мне нужно отдохнуть. Тогард, проводи меня, пожалуйста.

Она встала, давая тем самым понять, что разговор окончен. Начальник стражи давно заметил, что после манипуляций колдуна бледность так и не покинула лица госпожи. Подставив ей свою руку, он понял, что хозяйка вот-вот рухнет на пол без чувств, и потому наплевал на все приличия, подхватил её на руки вынес из зала под неодобрительные взгляды и возгласы.

– Может, леди Хараган требуется моя помощь? – крикнул ему вслед королевский лекарь.

– Оставь, – вздохнул колдун. – девочка просто устала. Я чувствовал это, когда… В общем, она поспит, и всё пройдёт.

– Вы уверены? – хмуро осведомился Ланар.

– Более чем. Она же ещё сущий ребёнок, а на неё столько всего сразу свалилось… Я тоже вздремну, раз уж мои услуги никому не требуются. Марен, вы идёте?

– Нет, я хочу осмотреть здешние конюшни. Давно мечтаю приобрести рионского скакуна, да всё как-то не было возможности.

– Я пойду с вами, – не терпящим возражений тоном заявил советник. – Хочу убедиться, что эти конюшни пригодны для размещения лошадей моего короля.

Они ушли, и колдуну ничего не оставалось, кроме как отправиться в отведённую для него и его спутника комнату в одиночестве. Ланар тоже поднялся со своего места, намереваясь выполнить приказ госпожи немедленно, но его остановил Брис Фид:

– Простите, не могли бы вы уделить мне всего пару мгновений вашего времени?

Ланар нахмурился. Обвинения советника Фамгуса в отношении этого старика может и были беспочвенны, да и госпожа была склонна доверять ему, но у латернонца было на это своё мнение. Он не доверял никому.

– Что тебе нужно?

Брис Фид огляделся по сторонам и, убедившись, что к ним потеряли интерес все, кроме стоящих у входа в зал стражей, понизил голос до полушёпота.

– После того, как мы с Тогардом отправили тело лорда Саржера в Латернон, мы поехали к моей пещере, где я оставил лорда Нэйджела, и где уже должны были быть леди Мэй с лекарем. Но госпожа была там одна, потому что лекарь убежал, испугавшись медведя.

– Это я уже слышал…

– Вот… – Брис протянул Ланару свёрнутую конвертом тряпицу. – Я нашёл это на камне у пещеры, когда пытался разобраться в следах и понять, куда мог исчезнуть ваш… а теперь и наш господин.

– Что это? – Ланар нахмурился ещё больше.

– Разверните.

Воин развернул тряпку на своей широкой ладони, и брови его изумлённо взметнулись вверх.

– Но это же шерсть фьорага! – он тоже нервно огляделся и заговорил тише. – Кому ещё ты это показывал?

– Никому. Я стар, но не туп, – обиделся отшельник. – Этому не место земле Иллиафии, поэтому я прошу вас поехать со мной к моей обители. Я уже не так хорошо вижу, как прежде, да и дело было ночью. Там могло остаться ещё что-нибудь.

– О чём вы здесь шепчетесь? – прогремел над ухом голос Тогарда. – Брис, что тебе нужно от этого… Ему велено ехать в Латернон, так пусть выполняет приказ, не задерживай его!

Любопытные слуги, отодвигавшие лишнюю мебель обратно к стенам, снова устремили заинтересованные взгляды в сторону большого стола, продолжая делать вид, что заняты уборкой.

– Я всего лишь предложил Ланару проделать путь к переправе не по тракту, а через Волчью балку, чтобы он сам мог осмотреть мою пещеру, – честно ответил Брис Фид начальнику замковой стражи.

– Мы её уже осмотрели, зачем делать это ещё раз?

– Но мы были там ночью, – попытался возразить старик. – При свете дня может обнаружиться ещё что-нибудь, что подскажет нам, где искать молодого лорда.

– Да, я желаю осмотреть место, откуда исчез мой лорд, – Ланар вперил в Тогарда упрямый взгляд. – Вы не можете запретить мне это.

– Вы правы, – согласился Тогард. – Не могу. Я поеду с вами.

– Но король… Госпожа отдыхает, кто встретит нашего короля? – нашёлся отшельник с ответом, который не вызвал бы подозрений.

– Да, король… – Тогард нахмурился. – Тогда я отправлю с вами несколько воинов для безопасности.

– Чтобы они окончательно затоптали то, что ещё не затоптали мы? – возразил ему Брис.

– Послушайте, Тогард, – потерял терпение Ланар. – если вы желаете убедиться, что я покинул рионские земли, просто отправьте к мосту человека, который доложит вам, когда и как я это сделал. У меня есть приказ, и я не намерен задерживаться здесь дольше необходимого. Я уважаю ваше желание защитить Рион и нашу госпожу от любой беды, но вы слишком усердствуете и потому видите врагов там, где их нет. Мы можем идти?

Тогард насупился. Он не ожидал такой отповеди от гостя, да к тому же ещё от того, кто покушался на его право быть защитником леди Алимеи. Ему категорически не нравился этот заносчивый латернонец, но он был прав – начальнику рионской стражи придётся смириться с тем, что госпожа теперь принадлежит не только Риону. Он сам предложил ей это, глупо было теперь препятствовать тому, что неизбежно должно было последовать за таким решением.

– Ступайте, – недовольно пробурчал Тогард в свою рыжую бороду. – И постарайтесь убраться за реку раньше, чем королевские стражники начнут прочёсывать лес. Не хочу, чтобы здесь ненароком прикончили ещё кого-нибудь из Латернона.

У него была масса дел и мало времени, чтобы расходовать его на препирательства с кем бы то ни было, поэтому Тогард просто развернулся и, одарив напоследок обоих мужчин сердитым взглядом, ушёл, не прощаясь.

– Старик, – обратился к отшельнику Ланар немногим позже, когда лошади уже несли их в сторону леса, и можно было не опасаться, что кто-нибудь услышит этот разговор, – я благодарен тебе за то, что ты сделал, но мне непонятны твои мотивы. Почему ты скрыл от всех свою находку?

– Наша юная госпожа нашла способ объяснить королю Иллиафии появление в его королевстве вашего войска, но она не смогла бы объяснить появление на этом берегу фьорага. Никто не смог бы. Вы знали, что ваши псы могут выходить за пределы Латернона?

– Нет.

– Вот и я не знал. Никто этого не знает. Если леди Мэй видела этого… медведя, но промолчала, значит у неё есть на то свои причины. И если она даже после этого приказала искать молодого лорда Харагана, то и на это есть причины.

– Ты страшный человек, Брис Фид…

– Я просто умею делать выводы и держать язык за зубами, когда это необходимо.

– Но мне-то ты рассказал.

– Вы честны, прямолинейны, искренни и рассудительны. Вы преданны Латернону. Я ещё и слушать умею, Ланар, и не открыл бы вам свою находку, если бы у меня на ваш счёт возникла хотя бы капля сомнений. Нам туда.

Он направил своего коня к низкому подлеску, где начиналась тропа, ведущая к пастбищам через Волчью балку. Если раньше у Ланара и оставались подозрения в адрес этого странного старика, то теперь он испытывал к нему искреннее уважение, граничащее со страхом. Проницательные люди опасны, особенно если при этом они располагают информацией, которая никому не должна попасть в руки. От таких никогда не знаешь, чего ждать. Сейчас этот отшельник ведёт себя как добрый друг, но если его обидеть… Ланар пообещал себе держать ухо востро во всём, что касается Бриса Фида, и пустил лошадь медленным шагом по узкой лесной тропе.

* * *

– Ты получил всё, что нужно?

– О, да, повелитель. Желаете взглянуть?

Высокий человек в тёмном плаще кивнул, отчего капюшон съехал ещё ниже, полностью скрыв лицо, которое и так было спрятано за чёрным платком. Было опасно приходить сюда самому, но он должен был лично убедиться в том, что всё идёт по плану.

Горбун вёл его длинными тоннелями, петляющими в глубинах гор Таорнага, до тех пор, пока воздух не стал горячим настолько, что стало тяжело дышать. Сделав ещё один поворот, они очутились в просторной пещере, посреди которой стояла большая клетка, накрытая тяжёлым полотном. Внутри что-то ворчало, царапалось и издавало непривычные слуху резкие звуки.

Всё остальное пространство пещеры было уставлено оборудованием, при одном взгляде на которое даже ребёнок определил бы, что здесь работает алхимик. Колбы, горелки, пузырьки, склянки, коробочки, порошки в наглухо закупоренных баночках, связки всевозможных трав, высушенных хвостов и лапок… Всё это, как и обитавший здесь человек, вызвало у посетителя отвращение и желание поскорее уйти. К тому же, от исходящего отовсюду зловония его практически сразу же атаковали тошнота и головокружение.

Горбун, впрочем, чувствовал себя здесь превосходно. Он широко улыбался, торопясь поскорее продемонстрировать господину результат своей работы. Всего одно движение, и полотно сползло по стенкам клетки на пол, открывая гостю то, что он давно желал увидеть.

Существо было… мерзким и довольно большим. Почти вдвое крупнее лошади, оно едва помещалось в пространстве, огороженном частой стальной решёткой. Короткие кривые лапы с большими когтями, непомерно крупная, увенчанная короной из разного размера рогов, голова с широкой клыкастой пастью, серебристая, отливающая зеленью чешуя, покрывавшая всё тело от раздувающихся ноздрей до кончика невероятно длинного хвоста, на конце которого маячило костистое подобие гарпуна – это действительно был самый настоящий дракон, каких рисуют на страницах книг со сказками и легендами.

– Ну как? – в предвкушении похвалы горбун сцепил пальцы в замок и впился в них кривыми зубами.

– В целом очень даже неплохо, – задумчиво отозвался гость, – но почему он так странно себя ведёт?

Существо и правда вело себя довольно странно. Стоило ему увидеть людей, глаза тут же налились кровью, а из широких ноздрей показались струйки дыма. Оно припало на передние лапы, осклабилось и зарычало, а потом принюхалось, плюхнулось на задницу, вывалило язык и завиляло хвостом, тарахтя им по решётке.

– Но вы же хотели, чтобы он вас слушался, – пояснил алхимик. – Это ваш самый свирепый охотничий пёс. Мне стоило немало усилий доставить его сюда с вашей псарни, но тот, кто очень сильно хочет, всегда получает желаемое. Животное преданно вам, но оно невероятно злобное в отношении остальных. Я специально выбрал именно такого.

– Бапс? – изумился гость, на что дракон ответил радостным рёвом и пустил дымящуюся слюну. – Как вам удалось увести его? А, впрочем, это неважно. Крылья где?

– Крылья? – искренне удивился горбун.

– Болван! – рявкнул гость и недобро сверкнул глазами из под капюшона. – У дракона должны быть крылья, иначе как он будет летать?

– Я-а-а… не подумал… Но я всё исправлю! Через два дня у него будут крылья! Большие и…

– Идиот… Как долго будет действовать эликсир?

– Месяц. Возможно, чуть дольше, а потом он, простите, издохнет, но с этим я ничего поделать не могу.

– Надеюсь, ты позаботился о том, чтобы его не прикончили раньше?

– О, да, повелитель! Я добавил в эликсир…

– Мне не нужны подробности. Другого такого сделать сможешь, если понадобится?

– Да, у меня достаточно крови Хараганов, чтобы сделать ещё хоть десяток драконов.

– Вот и славно, – гость отвязал от пояса увесистый мешочек и передал его алхимику. – Здесь четверть того, о чём мы договаривались. Остальное получишь, когда закончим.

– Благодарю, повелитель! – горбун упал на колени и принялся покрывать поцелуями подол плаща своего благодетеля.

– Да перестань ты, – гость брезгливо отпихнул его ногой и направился к выходу из пещеры. Существо тоскливо взвыло. Алхимик накрыл клетку и засеменил следом за своим господином.

– Чем ты его кормишь? – спросил гость, когда наконец-то вышел из разъедающей глаза и лёгкие зловонной духоты подземелий на улицу.

– Барашки, козы… Вчера удалось украсть с пастбища телёнка.

– Три дня не корми, давай только воду.

– Хорошо. Вас ждать через три дня?

– Да. Я приду не один.

– Понял. Буду нем, как рыба.

– Этого не потребуется.

В глазах под капюшоном появился неприятный кровожадный блеск, и алхимик окончательно осознал, что вся проделанная им до сих пор отвратительная работа была лишь началом того безумия, которое ждёт впереди.

Глава 10

Ведьма живёт в Рионском лесу,

Где стелется белый мох.

Поганки растут у неё на носу.

Она готовит пирог…

Звонкий детский голосок эхом разносился по лесу, будто шёл откуда-то сверху и одновременно со всех сторон. Лёгкий ветерок шевелил зелёное море листвы над головой и будто бы заставлял лес шуметь в такт этой весёлой песенке.

Мэй улыбнулась и пошла дальше по узкой лесной тропинке, края которой сплошь заросли земляникой. Сочные спелые ягоды висели на тонких веточках прямо под ногами, и девушка не удержалась – сорвала самую крупную ягодку, глубоко вдохнула её аромат и сунула лакомство в рот.

Шёл по лесу добрый, весёлый шут

И нёс в корзинке грибы,

Чтоб скушать король мог с грибами суп

И стать властелином судьбы…

Теперь голос звенел где-то впереди. Тропинка вывела Мэй на залитую солнечным светом полянку, где в окружении благоухающих кустов цветущего шиповника стояла маленькая, но добротная хижина, на крыльце которой сидела девочка лет десяти и, прикусив от усердия верхнюю губу, старательно ковырялась в грязной тряпке, пытаясь связать узлом две торчащие из неё нитки. Когда ей удалось-таки это сделать, она радостно улыбнулась и снова запела:

Не знал бестолковый и глупый шут,

Что править судьбой не дано.

Грибов очень много набра-ал он тут,

Но стало вокруг вдруг темно.

До замка грибы донести он не смог,

А ведьма сказала потом:

«Откушайте, гости, мой славный пирог!

С грибами пирог и с шутом!»

– Няня, я закончила!

– Эйри, детка, подожди, я немного занята, – донёсся из хижины женский голос. – Ты помнишь, что нужно делать дальше?

– Да, я видела, как мама делала это. Нужно проткнуть палец иголкой и капнуть одну капельку крови на полотно. Правда, оно у меня получилось кривое и страшное… – девочка вытянула руки вперёд, придирчиво оглядела своё творение и скривилась: – Фу-у-у… Ну ничего, главное, чтобы все ниточки были крепко связаны.

– Ох, не думаю, что из этого получится что-то хорошее, – на крыльцо вышла пухленькая немолодая женщина в переднике поверх простого крестьянского платья и с нелепым чепцом на голове. – Тут же кровь провидицы нужна, а у тебя такого дара нет.

– Ну и что? Все эти нити и так пропитаны её кровью и тех провидиц, которые были до неё. Я просто капну ещё свою, и всё будет хорошо.

– Ты уверена? – нахмурилась женщина.

– Няня, ну конечно я уверена! Давай иглу!

– Возьми вот нож, только сильно не поранься, он острый.

Девочка взяла короткий нож с толстой деревянной рукоятью, придирчиво оглядела его со всех сторон и одобрительно кивнула. Расстелив тряпку на крыльце, она набрала полную грудь воздуха, изо всех сил зажмурилась и воткнула нож себе в ладонь.

– Ой, как больно! – из её глаз потекли слёзы.

– Эйри! Ну надо же было просто немного уколоть палец!

Женщина захлопотала вокруг плачущей девочки. Одним резким движением она выдернула нож из маленькой ладошки и сразу же зажала рану передником, но потом подняла с досок грязное полотно и обмотала им пораненную руку.

– Ну вот, теперь твоей крови тут будет предостаточно. Видишь? Ничего не происходит. Я тебе сразу говорила, что это плохая затея, но ты же меня…

– Кто вы такие и что делаете на моей земле?!

Мэй повернулась на голос одновременно с обитателями лесного домика и обнаружила прямо за своей спиной всадника на большом чёрном коне. Мужчина сурово хмурился, глядя вперёд, будто бы и не видел стоящую перед ним девушку.

– Я… – начала она, но не услышала своего голоса. – Моё имя Алимея Хараган, и это моя земля!

Для убедительности она даже топнула ногой, но всадник продолжал как ни в чём не бывало смотреть поверх её головы. «Это сон…» – до неё наконец дошёл смысл происходящего.

– Мы простые крестьяне. Меня зовут Мэгги, а это моя дочь…

– Не надо, няня, не ври ему! – перебила её девочка, лицо которой перекосилось от едва сдерживаемой злости. – Пусть знает, с кем говорит! Это он убил маму, я видела!

– Маму? – всадник удивлённо приподнял бровь.

– Эйри, остановись! – женщина была в ужасе. Она попыталась удержать малышку, но девочка вырвалась и выбежала на середину поляны.

– Да, мою маму! Я – Эйридия Ра-Фоули, дочь Хейлии Ра-Фоули! А ты – грязный убийца! Убийца!!! Убирайся отсюда! Рион свободный город, он тебе не принадлежит!

Лицо всадника расплылось в кровожадной ухмылке.

– Ошибаешься, деточка, – ответил ей всадник приторно-сладким, издевательским тоном. – Теперь и Рион, и этот лес… Всё это принадлежит мне. Это награда мне от нашего великого короля Эрарда за то, что я уничтожил гнездо рионской колдуньи. Но, как вижу, награда не до конца заслуженная, поскольку одной змее всё же удалось уползти и спрятаться. Какая удача, что мне удалось случайно обнаружить эту маленькую оплошность… Взять их!

Позади него будто бы из ниоткуда появились ещё всадники.

– Нет, стойте! Она же всего-навсего ребёнок! – Мэй попыталась вцепиться в поводья одной из лошадей, чтобы остановить то, что должно было сейчас произойти, но её руки только безуспешно хватали воздух.

Всадники проехали практически сквозь Мэй и окружили девочку, которая поняла, что совершила глупость, и начала испуганно пятиться, прижимая к груди обмотанную тряпкой руку.

– Эйри! Нет! – закричала женщина, и Мэй увидела, как воины выворачивают ей руки, пытаясь удержать.

Предводитель этого маленького отряда спешился и пошёл между лошадьми, на ходу обнажая меч.

– Не-е-е-ет! – пронеслось над лесом.

Мэй в ужасе зажала рот двумя руками и почувствовала как к горлу подкатывает тошнота от того, что ей предстояло увидеть. Женщина вырвалась, подобрала валяющийся на земле нож и с размаху вонзила его в руку, державшую занесённый над ребёнком меч. Её тут же снова схватили. Предводитель несколько мгновений удивлённо разглядывал торчащее из руки узкое лезвие, а затем вонзил свой меч в грудь женщины по самую рукоять.

Он отпихнул обмякшее тело, высвобождая оружие из оков плоти, и снова занёс его над Эйридией, чтобы нанести последний удар. Она подняла на него свои глаза, но в них больше не было страха – только боль и презрение. Кровь капала с меча и из нанесённой маленьким ножом раны на её тёмные волосы, на нежное личико, на хрупкие плечики, на прижатые к груди руки… Вдруг ненависть в её глазах сменилась удивлением, и она выставила вперёд руку, на которую было намотано только что законченное полотно.

Меч опустился, но пронзил лишь бесплотную тёмную тень и ушёл в землю. Воины отпрянули в стороны, даже их предводитель отступил на шаг, с отвращением глядя на тряпку, которая упала к его ногам, шевелясь, будто комок чёрных червей. Волокна двигались, переплетались между собой, извивались и скручивались, на глазах меняя цвет, а потом вдруг выпрямились, развернулись, и на земле остался лежать поражающий своей свежестью портрет красивой черноволосой женщины.

– Мама? – тихо прошептала тень Эйридии, но её голос прозвучал так, будто прогремел с небес.

– Это магия колдуньи, мой лорд! Его надо сжечь! – сказал кто-то из воинов, и в руке главного тут же появился горящий факел.

– Если ты сделаешь это, вы все умрёте, – снова зазвенело над поляной. – Ты, твои воины, твой король, другие лорды и короли, дети, внуки и правнуки тех, кто когда-нибудь просил для себя пророчеств у рионских прорицательниц. Все, кого мне удалось спасти после того, как ты сжёг мой дом. Ты уже убил половину Сальсирии. Поветрие началось по твоей вине. Хочешь убить остальных? Тогда давай, жги!

Факел погас.

– Что? Не нравится чувствовать ответственность за тысячи смертей? Тогда чувствуй её за тысячи жизней. Это наказание тебе за то, что ты сделал. Береги портрет моей матери, рионский лорд. Если с ним что-нибудь случится… Ты уже видел, чем это может закончиться.

Голос стих, и тень растворилась в солнечных лучах, будто бы её никогда и не было. Воин поднял с земли портрет и долго смотрел на него, но в этот раз уже никто не говорил ему, что полотно нужно уничтожить. Они исчезли. Все. А потом исчез и он. Поляна опустела. Мэй вдруг поняла, что забыла дышать, и с шумом втянула в себя воздух.

– Эйридия! – сжав кулаки, крикнула она в гулкую тишину давно не существующего леса и обрадовалась, наконец услышав свой голос. – Уйди из моей головы! Оставь меня в покое! Ты лгунья!

Тень снова сгустилась, выпустив из своих клубящихся объятий высокую черноволосую женщину в зелёном бархатном платье.

– Я не лгала тебе.

– Но ты сказала, что дедушку можно спасти! Что он будет жить, если я перетку полотно!

– Так ты всё же задумывалась над тем, чтобы его переткать… Почему ты решила, что мои слова – ложь?

– Я видела, почему его сердце всё ещё бьётся! Он уже не поправится! Он всё равно умрёт!

– Не кричи. Ты ведёшь себя, как капризный ребёнок. Если магия не разрушится полностью, она будет заставлять его сердце биться и дальше.

– Это не жизнь, Эйридия, это издевательство над ней. Да, я думала над тем, чтобы обновить твой гобелен и спасти моего лорда, но знаешь, что я поняла? Все твои рассказы о том, что все умрут – это самое настоящее враньё! Скажи, на сколько поколений вперёд твоя мать делала предсказания?

– Я не знаю. Предсказания слышал только тот, кто просил их.

– Не знаешь… А знаешь почему нити разрушаются? Время здесь ни при чём. Просто все люди, чьи судьбы были предсказаны, уже умерли. Прошло больше четырёх сотен лет. Это не меньше пятнадцати поколений. Никого не осталось, Эйридия. Ничьи жизни больше не зависят от этих проклятых нитей, поэтому они и рассыпаются в прах! – Мэй заметила, что в глазах призрака появился жёсткий блеск, и это придало ей уверенности в собственной правоте. – Тебя не чужие жизни беспокоят, а твоя собственная, да? Ты хочешь жить вечно, но жизнь тебе дают эти старые, ветхие волокна, которые связаны кровью твоего рода и рода Карс. И если Гарол при всём при этом чувствует себя превосходно, значит, он не принадлежит роду Карс. Мой дед последний в этом роду. Он всё ещё жив только из-за магии, которая осталась в гобелене. Когда магия иссякнет, он умрёт. А когда умрёт он, умрёшь и ты. Я знаю, чего ты добиваешься. Ты сама сказала, что в этих нитях достаточно крови предсказательниц. Если я обновлю полотно, нужна будет ещё чья-то кровь, чтобы магия начала действовать. Тогда этими нитями будут предсказаны ещё чьи-то судьбы, и ты будешь жить. А Бавор Рионский станет уже не нужен. Его кровь тебе не подойдёт, потому что у него нет будущего. А другой ты не получишь!

– Ты всё сказала? – спокойно осведомилась Эйридия.

– Нет, не всё. Я не стану тебе помогать. Когда я буду готова отпустить дедушку, я сожгу гобелен собственными руками до последней нити. Теперь всё.

– Умная девочка, молодец. Поступай так, как решила. А раз тебе так нравится думать и делать выводы, подумай ещё и над тем, почему Бавор Рионский корчился от боли, когда умер Саржер Хараган, если Хараганы никогда не просили предсказаний. Дам подсказку, чтобы думалось в нужном направлении – для появления на свет ребёнка нужны мужчина и женщина. Ты теперь тоже входишь в эту семью. Кем родится твой ребёнок? Хараганом или Ра-Фоули? Или и тем, и другим одновременно?

– Я не Ра-Фоули!

– Значит, думать ты не хочешь… Тогда возьми и посмотри сама. Я чувствовала, что происходит с полотном, когда ты прикоснулась к нему вчера. Ты не просто Ра-Фоули, у тебя дар прорицательницы. Пока не сожгла полотно, можешь сама в этом убедиться. А теперь просыпайся, твой король желает видеть тебя.

Она снова стала бесплотной тенью и растворилась в… балдахине над постелью в комнате Мэй.

– Госпожа… Госпожа, проснитесь! Король Хелигарг прибыл и требует, что вы явились к нему.

– Чтоб он провалился, – равнодушно произнесла Мэй и устало посмотрела на служанку, у которой от такого ответа пропал дар речи.

* * *

– Единственное, что мне непонятно во всей этой истории, – король Хелигарг задумчиво перебирал листы брачного договора, – это то, почему латернонцы были твёрдо уверены в том, что брак заключён, если ваш человек сообщил им обратное?

– Три наших человека, – поправила его Мэй. – Двое сопровождали повозку с телом лорда Саржера, а третьего мы отправили позже, когда выяснилось, что лорд Нэйджел исчез. Простите, мой король, но как вы сами отреагировали на известие о моём отказе?

– Хм… Я спросил, не ослышался ли. Потом уточнил, уверен ли секретарь в том, что говорит. А потом сказал, что такого просто не может быть, – он одарил её искренней обаятельной улыбкой. – Вы правы, леди Хараган, в такое сложно поверить.

– Вот они и не поверили, – горько усмехнулась Мэй в ответ. – Они приняли бы такое от своих лордов, но не от случайных людей, которых видят впервые. Они для этого слишком горды, мой король.

– Называйте меня по имени, леди Хараган, церемоний мне хватает и в Гоотарне. По крайней мере, когда рядом никого нет. Хорошо?

Не таким она представляла себе владыку Иллиафии. И дело даже не в возрасте, ей прекрасно было известно, что король молод. Когда после коронации он объезжал свои владения, ему было столько же, сколько сейчас Нэйджелу. Это было восемь лет назад. Мэй тогда было девять. Она была ребёнком, а он взрослым мужчиной. А теперь? Теперь она выросла, а он совсем не изменился, только между бровями появилась хмурая морщинка.

Дело было в его поведении. Хелигарг жаден до денег и власти. Хелигарг своенравен и жесток. Ему плевать на свой народ. У него повсюду шпионы… И вот этот ужасный человек, её король, сидит в кабинете лорда Бавора и смотрит на Мэй тёплым, сочувствующим взглядом. Он должен был рвать и метать, угрожать и требовать, хотя бы кричать… А он жалеет её за поспешно принятое решение, в котором не было нужды. И от этого на душе становилось только горше.

– Хорошо, Хелигарг. Тогда вы называйте меня просто Мэй. Только не при советнике Фамгусе, пожалуйста, а то у него удар случится.

Он снова ей улыбнулся и вернул документы.

– Кстати, а где он?

– Спит, – пожала плечами Мэй и добавила: – к счастью.

– Что, всё так ужасно?

– Терпимо. Но без его общества было бы намного легче. Мой ко… Хелигарг, скажите, как Лорду Бавору удалось уговорить вас разрешить этот союз?

– Ну, не особо-то он и уговаривал, если честно. Видите ли, юная леди… Вы знаете, что корона досталась мне случайно?

– Нет, не знаю. И до сих пор не могу понять, почему трон не унаследовал один из сыновей Белинаргуса, ведь у него их осталось…

– Трое. А было четверо. Старшие были близнецами. Они перегрызлись между собой, как собаки, за право получить Иллиафию после смерти отца. В итоге один отравил другого, а Белинаргус в приступе гнева заявил, что никто из его законных детей не достоин носить корону. Я незаконный.

– Но все думают, что вы его племянник! И вы знали, что…

– Что я внебрачный сын короля? Да, я это знал, хотя и рос в семье простого лавочника. Но я ни на что не рассчитывал. К тому же, я его ненавидел. Моё появление на свет стало результатом жестокости. Мать приглянулась ему, вот он и взял то, что хотел. Но я был желанным ребёнком, потому что лавочник в детстве тяжело болел и своих детей иметь не мог. И я не хотел быть королём, потому что мне хватало того, что я имел. Когда отец слёг, в мой дом явились советники и объявили, что волею короля Белинаргуса я назначен его единственным законным наследником. Хотел отказаться, но потом подумал, что могу стать лучшим королём, чем он, раз уж мне выпал такой шанс.

– И вас не прикончили тёмной ночью в тёмном углу, чтобы лишить этого шанса?

– Нет, – усмехнулся Хелигарг. – После того, как отец принял это решение, он позаботился о моей безопасности, хотя я и понятия не имел, что нахожусь под постоянной охраной. Братья и сейчас, спустя восемь лет, не оставляют попыток отнять у меня то, что я получил в обход их прав, но мне слишком дорога моя жизнь, чтобы позволить им это. Советники привыкли пресмыкаться и раболепствовать, а поскольку я этого не приветствую, и потому, что они были в корне не согласны с моей коронацией, они теперь вовсю стараются угодить моей родне. Тот король Хелигарг, которого вы знаете – это их общая заслуга. Настоящего меня видит мало кто. И мало кто верит, что Латернон вместе со всеми его тайнами меня не интересует. Все мои предшественники истекали слюной от осознания того, какую власть можно получить, подчинив себе таорнагского дракона, и потому принято полагать, что я ничем не лучше. Я рассказываю вам всё это для того, чтобы вы видели ситуацию такой, какая она есть, а не по слухам, домыслам и откровенному вранью.

– Понимаю.

– Вот и хорошо. Вы спросили, почему я согласился на ваш брак с латернонским правителем… Во-первых, практически сразу после моей коронации лорд Саржер Хараган начал делать предложения о выкупе Риона у Иллиафии. Мой отец хоть и не предпринимал прямых попыток дотянуться своими алчными руками до Латернона, но окружил себя людьми, которым было поручено узнать секрет власти над драконом так, чтобы тень не пала на его имя. В итоге Рион наводнили шпионы, которые просачивались за реку и досаждали своим неуёмным любопытством Хараганам. Когда я разобрался в том, что происходит, то разогнал всю эту шайку и отказал лорду Саржеру, объяснив ему, что с моей стороны посягательств на Латернон нет и не будет. Я не готов был разбазаривать земли Иллиафии налево и направо, едва надев корону. Увы, несмотря на мой приказ оставить Латернон в покое, его тайны многим мешают спать по ночам. Шпионы до сих пор продолжают лезть туда, и я не представляю, как с этим бороться. И ладно бы только свои… Лорд Саржер в конце концов счёл меня обманщиком, а я не стал этого опровергать, учитывая репутацию, любезно созданную для меня моим окружением.

– Он говорил, что хочет вынести торговлю за пределы Латернона, чтобы уменьшить количество шпионов на своей земле.

– Да, и это было превосходным решением, которое я сам ему предложил. Я хотел воссоздать нечто вроде того торгового города, каким был Рион несколько столетий назад. Это избавило бы Латернон от необходимости пускать посторонних людей на свои земли. Но старший Хараган не доверял мне и потому отказался от этого предложения. А потом ко мне явился лорд Бавор с просьбой разрешить ваш брак с младшим Хараганом. Он расписал мне вас как эдакую фанатичную дурочку, которая изо всех сил желает принести себя в жертву ради того, чтобы Сальсирия вздохнула наконец с облегчением. Мне было известно о безуспешных попытках Хараганов найти новую жену для молодого лорда, а раз вы сами изъявили желание скормить себя им, то я счёл, что заодно можно уладить и другие дела. Но мне нужно было время, чтобы всё обдумать, поэтому я отпустил лорда Бавора ни с чем. Ну а он, руководствуясь слухами обо мне, пришёл к выводу, что я не хочу, чтобы Латернон запустил свои руки в мои земли. Так в его голове родилось очевидное решение проблемы – Рион остаётся землёй Иллиафии, а до вашей, леди Мэй, кончины Латернон будет просто управлять этими землями. Потом Рион станет целиком и полностью принадлежать вашему ребёнку и, соответственно, Латернону. Дети не рождаются сразу после зачатия, поэтому у меня было бы достаточно времени, чтобы получше присмотреться к Хараганам и наладить с ними добрый мир.

– Лорд Бавор солгал вам так же, как и Хараганам.

– Я уже в курсе, спасибо, что напомнили мне, что я осёл.

– Простите, я не…

Король поднял руку, давая понять, что не нуждается в её извинениях, и снова тепло улыбнулся.

– Я просто не учёл, что у Хараганов другие законы, позволяющие им иметь двух жён одновременно, если одна бесплодна. Ваш лорд всё здорово придумал, отдаю ему должное. Ваш брак нельзя расторгнуть. Вы остались бы хозяйкой и Риона, и Латернона до конца своих дней, а наследника Хараганам родила бы другая женщина. Раньше, правда, они так никогда не поступали, но и проблем с поисками невест до этого тоже вроде бы не возникало. Рион после вашей кончины вернулся бы обратно под управление Иллиафии, а Латернон остался с носом, но получил бы право вести здесь свободную торговлю.

В его голосе сквозило искреннее восхищение столь тщательно продуманным планом, что заставило Мэй напрячься.

– Надеюсь, вы не попросите меня следовать этому замыслу?

– А если попрошу? Откажетесь? – король ждал ответа с улыбкой, которая давала понять, что подобной просьбы от него никогда не последует.

– Категорически.

– Ну и правильно. Если бы лорд Бавор озвучил мне тогда все подробности своего плана, я бы не дал на это согласия. Я не терплю коварства, леди Мэй.

– Тогда зачем пообещали Чарси Гаролу эти земли после того, как уже дали согласие на мой брак с Хараганом?

– Гарол? Кто это? Я впервые слышу это имя.

– Ну а он полагает, что знаком с вами достаточно близко, чтобы утверждать, что вы на его стороне.

– Я разберусь с этим, – нахмурился Хелигарг. – И с тем, почему северные земли до сих пор не очищены от разбойников. И с вашим браком тоже. Вы не должны были подписывать эти бумаги из одного только страха перед тем, что я могу устроить здесь резню.

– Вы ехали с сотней вооружённых стражей. Что я должна была подумать?

– Я всегда путешествую со стражей. Они обеспечивают мою безопасность. Если помните, в мой прошлый визит в Рион сопровождавших меня воинов было почти вдвое больше.

– Не помню, я тогда мало интересовалась размерами войск. А того, что я о вас слышала до сих пор, оказалось достаточно, чтобы выбрать меньшее из двух зол.

– Я чувствую себя обязанным это исправить.

– Не нужно, Хелигарг. Со своим браком я разберусь сама. У вас, насколько я поняла, и без этого проблем предостаточно. Жаль только, что нам не довелось так откровенно поговорить раньше. Почему вы позволяете дурной репутации и тем, кто её поддерживает, портить вам жизнь?

– Я и не позволяю. Но я один, и у меня очень мало единомышленников. Я ни от кого не скрываю правды и своих намерений, но каждое моё слово и решение тут же выворачивают наизнанку и преподносят в совершенно другом свете. За годы своего правления я не продвинулся ни на шаг ни в одном из направлений, куда бы ни пытался двигаться. Чем дальше, тем глубже меня засасывают все эти слухи, сплетни, домыслы… Я чувствую себя куклой, которая сидит на троне и открывает рот, а говорят за неё другие.

– Если хотите знать моё мнение, вам нужно избавиться от общества таких людей, как советник Фамгус, и окружить себя такими, как Тогард – честными, верными, готовыми на всё ради своего господина.

– Я уже частично сделал это, полностью заменив состав королевской стражи. Эти воины преданны мне, потому что выросли на тех же улицах, что и я. Среди них нет ни одного выходца из знатной семьи. Это дети ремесленников, булочников, сапожников… Но я не могу вот так запросто взять и распустить Совет, сформированный прежним королём. Это противоречит законам Иллиафии. Не могу выгнать из дворца своих родственников, потому что врагов нужно держать в пределах видимости. Они не пакостят открыто, поэтому у меня нет оснований обвинить кого-то в предательстве. Но как только такие основания появятся, я без сомнений и сожалений воздам каждому по его заслугам.

Хелигарг замолчал и посмотрел на Мэй долгим внимательным взглядом, будто хотел попросить о чём-то, но сомневался, стоит ли это делать. Она тоже молчала, потому что уже поняла, к чему была вся эта откровенность. Король искал в ней союзника, но разве можно изменить годами складывавшееся мнение о человеке после всего одного разговора с ним? Верит ли она ему? Нет, потому что до сих пор не видела ничего, что подтверждало бы правдивость его слов и намерений. Чувствовать себя игрушкой в чужих руках мерзко и унизительно. Лорд Бавор уже поиграл её судьбой, и она не хочет, чтобы теперь то же самое сделал Хелигарг. Кто даст гарантии, что это не коварный замысел, в котором она снова будет просто пешкой? Никто.

Актриса из неё всегда была никудышная. Видимо, по кислому выражению её лица Хелигарг понял, что слишком торопится, поэтому тяжело вздохнул и сменил тему на более злободневную:

– Леди Мэй, мои люди начнут прочёсывать местность по ту сторону тракта с наступлением рассвета. Скоро стемнеет, поэтому не вижу смысла начинать поиски сейчас. Я отправлюсь с ними, а заодно нанесу визит в соседнее с Рионом поместье и выясню, по чьей вине не выполняются мои распоряжения. Здесь останется двадцать воинов, которые будут в полном вашем распоряжении. Мы не задержимся в Рионе надолго, но на несколько дней всё же обременим вас своим присутствием.

– Вы не…

– Церемониться ни с кем не нужно, даже со мной. Сопровождавшие нас дамы вернулись в Гоотарн сразу же после того, как я получил сообщение о нападении на Хараганов. Здесь только мужчины, которым не положено падать в обморок от простой еды, жёстких постелей и мышиного писка. Занимайтесь своими делами, просто обеспечьте всех пищей и покажите, где можно спать. Без излишеств.

– Спасибо.

– Я не одолжение вам делаю, – его губы снова тронула улыбка. – Я помочь хочу, никому при этом не создавая неудобств. Думаете, я не понимаю, что сейчас творится в вашей кухне, учитывая, сколько человек нужно накормить?

– Думаю, что не представляете. Кристи командует поварами и слугами не хуже, чем вы своей стражей. Уверена, что ужин уже готов на всех, причём с запасом и с излишествами.

– Кристи – это та рыжая толстушка, которая пригрозила советнику Билвину, что врежет ему скалкой по башке, если он будет путаться у неё под ногами?

– О, боги… – глаза девушки расширились от ужаса. – Простите, это больше не повторится.

– Да нет, это было забавно. Если в Рионе вся прислуга такая, я с радостью обменяю всех своих советников на ваших кухарок.

– Ну уж нет! Заберите Фамгуса обратно! – Мэй сама не поняла, как позволила этим словам сорваться с губ. Он выпучила глаза, обалдев от собственной наглости, а потом вдруг рассмеялась громко и искренне, чего не делала уже так много дней.

* * *

Ужин прошёл за обсуждением стратегии предстоящих поисков. Хелигарг вёл себя так, как и полагается королю – культурно, властно, уверенно. Он даже умудрился снискать себе расположение Тогарда тем, что не командовал, а советовался.

Кристи превзошла саму себя, и столы ломились от обилия горячих блюд и закусок, многие из которых Мэй не то что в глаза никогда не видела, но вообще не представляла, что её кухарка способна такие приготовить. Тем не менее, хозяйка Риона не притронулась к пище до тех пор, пока не ответила на каждый взволнованный взгляд своих людей успокаивающей улыбкой. Когда наконец-то все уверовали, что их госпожу никто не намерен казнить за брак с Хараганом, она с удовольствием спокойно поела, лишь изредка отвлекаясь на вопросы и замечания короля.

После ужина все отправились отдыхать, поскольку подъём предстоял ранний, а Мэй умудрилась отлично выспаться днём, несмотря на вмешательство в её сон назойливого призрака. Она немного посидела у постели лорда Бавора, делясь с ним новостями, но он не слышал её, поскольку уже был погружён в глубокий сон стараниями Марена и Харса.

Спать не хотелось совершенно, а бесцельно слоняться по замку было глупо, поэтому Мэй заперлась в своей комнате на ключ, вынула из гардероба завёрнутый в простыню гобелен и бережно расстелила его на кровати, намереваясь проверить правдивость слов Эйридии Ра-Фоули.

Глава 11

Плотно задёрнув шторы и оставив зажжённой всего одну свечу, чтобы отчётливее видеть свечение, которое появилось при первом её прикосновении к гобелену, Мэй склонилась над полотном и не слишком решительно дотронулась одним пальцем до его уголка. Ничего. Она переместила руку ближе к центру и уже увереннее прикоснулась к ветхой ткани кончиками сразу нескольких пальцев – снова никакого результата.

– Почему не получается? – задумчиво нахмурилась и ещё раз повторила попытку.

– Что ты делаешь? – раздался сбоку низкий голос, и девушка испуганно отшатнулась в противоположную сторону, едва не перевернув стоящий на низком столике подсвечник.

– Кто здесь?

Нэйджел шагнул вперёд, позволяя свету свечи упасть на его лицо.

– Как ты сюда попал?! – зашипела на него Мэй, понимая, что если пропавшего лорда сейчас обнаружат в её комнате, причин для подозрений в заговоре появится куда больше, чем было до этого.

– Через главные ворота, так же, как и все, – спокойно ответил Нэйджел. – В суматохе, вызванной приездом твоего короля, это было несложно. Так что ты сейчас делала?

– Проверяла утверждение одного настырного призрака, что я потомственная предсказательница из рода Ра-Фоули.

– Что? – на его лице отразилось явное сомнение в том, что новая леди Хараган пребывает в своём уме.

– Ничего, – нервно огрызнулась Мэй. – Ты зачем сюда пришёл?

– Просто хотел убедиться, что мою жену не накажут за то, что она моя жена.

– Очень смешно! – шёпотом съязвила девушка. – Прикажешь, чтобы я прямо сейчас выполнила свои супружеские обязанности?

– Я не собирался этого требовать, и ты об этом знаешь, – на его осунувшееся лицо набежала мрачная тень, придав чертам сходство с хищной птицей. – Почему ты злишься? Что сказал тебе король?

– Что я полная дура. И что он осёл. И ты тоже.

– А подробнее?

– Мне не нужно было объявлять себя твоей женой, потому что он не стал бы атаковать твоих глупых солдат. Он хочет мира с Латерноном, а не войны. Мой дед… В общем, теперь этот бессмысленный брак расторгнуть нельзя, – она обречённо покачала головой и села на край кровати.

– Я найду способ сделать это, не волнуйся.

– Я перестану волноваться, когда весь этот кошмар закончится. Тебе удалось обнаружить хоть что-нибудь?

– Нет. Только то, что стрелявший был один. Я нашёл место, где он прятался, поджидая нас. Ты уверена, что Хелигарг не приложил к этому руку?

– Нэйджел, ты шутишь? Я уже вообще ни в чём не уверена. Но он был весьма убедителен и логичен в своих рассуждениях. Похоже, ему и правда больше интересен мир с вами, чем охота на спящего дракона.

За окном послышались чьи-то твёрдые шаги, и Нэйджел снова скрылся за балдахином, бросив хмурый взгляд на свечу. Мэй поняла, что он не хочет, чтобы случайная тень выдала его присутствие, и переставила подсвечник ближе к окну.

– Тебе нужно уходить. Мне приятно, что ты беспокоишься о моей судьбе, но если тебя обнаружат, всё это вообще потеряет всякий смысл.

– Я знаю. Но я бы сам себя обнаружил, если бы понял, что тебе угрожает опасность. Я и так взвалил на тебя свои проблемы, поэтому не позволил бы, чтобы ты страдала из-за меня ещё больше.

Эти нотки нежности в его голосе… Этот пронзительный взгляд, в котором отражалось пламя свечи… Внутри что-то сжалось, вызвав болезненное желание прикоснуться, почувствовать тепло его тела, запустить пальцы в его растрёпанные волосы, заглянуть в глаза и сказать, что ему больше не нужно ничего и никого бояться… Но ведь это не так. Ему есть, чего бояться. И она не может позволить себе такого безрассудства. Мэй решила, что окончательно спятит, если позволит ему хоть ненадолго остаться в этой комнате.

– В конце коридора есть лестница, которая ведёт в помещения под замком, – она старалась говорить как можно спокойнее, чтобы не выдать то, что творилось в душе. – Там выход в тоннели, ведущие к руинам старого города. Один тоннель мы постоянно поддерживаем в пригодном состоянии, чтобы в случае необходимости можно было вывести людей из замка. Я тебя провожу.

– Не нужно, просто объясни, куда идти.

– Нет, там много развилок, поэтому я выведу тебя, а потом вернусь.

– А если твоё отсутствие заметят?

– Замок большой, Нэйджел. Я придумаю, куда и зачем пошла, если это понадобится.

Мэй достала из ящика в гардеробе ещё одну свечу, выглянула в коридор и, убедившись, что там никого нет, скользнула в полумрак, жестом приказав Нэйджелу следовать за ней.

Он двигался абсолютно бесшумно, но Мэй чувствовала, что он рядом, что не отстаёт от неё ни на шаг. Её комната была предпоследней в этом крыле, и потому расстояние до чёрной лестницы они преодолели быстро и незаметно. Девушка зажгла свечу от закреплённого рядом с невысоким проходом факела и нырнула внутрь, прислушиваясь, нет ли кого-нибудь на лестнице. А потом их обоих поглотили бесконечные переходы, наполненные запахом плесени и влажной земли, снующими туда-сюда жирными крысами и липкой паутиной.

Мэй уверенно шла вперёд, сворачивая на многочисленных развилках в нужном направлении. После того, как они миновали с десяток таких разветвлений Нэйджел окончательно уверовал в то, что без её помощи непременно бы здесь заблудился.

– Алимея… – позвал он шёпотом.

– Можешь не шептать, здесь никого нет, – громко ответила она, и земляные стены мгновенно впитали в себя эхо её голоса.

– Откуда ты знаешь?

– Мы сейчас находимся в тоннеле, который проходит под капищем. Принято полагать, что призрак Рионской Девы приходит в замок именно отсюда. Ты не представляешь, чего нам стоит заставить людей расчищать эти проходы. По доброй воле сюда никто не сунется.

– Я как раз хотел спросить про этот ваш призрак. Если мне не изменяет память, сожжённая предсказательница принадлежала к роду Ра-Фоули. Утром там, на стене, ты назвала себя Алимеей Ра-Фоули и в комнате сейчас тоже…

– Удивительно, но за весь день ты всего лишь второй, кто меня об этом спрашивает, хотя слышали все. Хотелось бы знать, когда они начнут лопаться от любопытства настолько, что вопросы посыпятся на меня, как горох из прохудившегося мешка… Хорошо, я расскажу тебе, если пообещаешь не смеяться.

– Обещаю.

– Ну, в общем и целом это всё довольно глупо…

Она рассказала ему всё – и про первую встречу с Эйридией, и про связь старого гобелена с жизнью лорда Бавора, и про то, что показал ей колдун, и про свой сон, и про намёки надоедливого призрака на то, что каким-то немыслимым образом род Хараган теперь тоже связан нитями судьбы с магией предсказанного четыреста лет назад.

– …и эта история в совокупности с событиями последних дней превратила мою голову в чугунок с кашей. От имени Ра-Фоули меня уже тошнить начинает, честно.

– А если это правда?

– Шутишь? – Мэй повернулась к Нэйджелу и подняла свечу повыше, чтобы разглядеть выражение его лица, и убедилась в том, что шутить её супруг вовсе не собирался. – Нэйджел?

– Мы берём жён из разных семей, Алимея. Если кто-то из них имел отношения к этим предсказаниям, то мой отец и я вполне можем быть потомками тех, чьи судьбы предсказаны этим гобеленом. А это очень и очень плохо.

– И ты туда же? – скривилась девушка. – Мало мне чокнутого призрака? Нэйджел, на вас устроили засаду, гобелен и предсказания здесь ни при чём. Лорд Саржер умер не от внезапной болезни или сердечного приступа, его хладнокровно убили. Это сделал человек, а не магия, понимаешь?

– Но ты можешь прочитать, что и кому предсказывает этот гобелен?

– Понятия не имею. Я что-то чувствовала, когда прикасалась к нему первый раз, но сегодня у меня ничего не вышло. Если я и правда провидица из этого трижды проклятого рода, то, наверное, могу. Только не знаю, как это сделать.

– Попытайся, пожалуйста. Мне нужно это знать, – он взял её за плечи и заглянул в лицо с такой мольбой… Мэй поняла, что не сможет ему отказать.

– Я попробую. Но ничего не обещаю. Пойдём, чувствуешь, стало легче дышать? Мы уже почти у выхода.

Оставшийся путь они проделали в напряжённом молчании. Мэй мрачно размышляла о том, что зря распустила язык и этим только добавила Нэйджелу переживаний, а он думал о том, что если рионский призрак говорит правду, то пробуждение дракона покажется Сальсирии мелкой неприятностью по сравнению с тем, что может натворить магия этого старого гобелена. Уж он-то повидал на своём веку куда больше магии и её последствий, чем его юная жена.

– Ну вот мы и пришли, – Мэй с наслаждением втянула носом ароматы ночного леса. – Грибами пахнет…

– Что это за место?

Нэйджел с интересом разглядывал освещённые бледным лунным светом развалины, густо поросшие мхом и вьющимися растениями. Деревья здесь росли прямо на грудах камней, оплетая своими корнями то, что когда-то было построено, а затем разрушено временем и людьми. Узкий проход, который вывел его и Мэй к этим руинам, был похож на кривую щель между огромными камнями почти правильной формы.

– Здесь была большая рыночная площадь, если верить старым картам Риона. – ответила наконец девушка. – Тоннель, по которому мы шли, служил для того, чтобы доставлять продукты отсюда сразу в большой дом, не толкаясь на узких улочках. Там, где сейчас стоит наш замок, тогда стоял дом, в котором жили ткачи Ра-Фоули. Он был сложен из белого камня, который потом вывезли отсюда, чтобы построить купальни в Гоотарне. А подземелья остались, хотя они уже почти все обвалились. В детстве я часто убегала из замка сюда. Садилась на какой-нибудь камень и представляла, как это место могло выглядеть раньше. Мне казалось, что здесь жили добрые волшебники, сказочные существа и весёлые люди, которые по вечерам собирались вместе и рассказывали друг другу старые легенды.

Нэйджел заметил, что стоило Мэй оказаться на этой окружённой древними развалинами поляне, с ней тут же произошла удивительная перемена – печали и заботы оставили её, и теперь он видел перед собой не раздавленную обстоятельствами мученицу, а юную девушку, которая искренне улыбалась воспоминаниям о том, что когда-то верила в сказки и волшебство. Она поставила свечу в небольшое углубление, чтобы защитить лёгкое пламя от ветра, и вышла на середину поляны, подставив лицо лунному свету.

– Иди сюда, я тебе кое что покажу, – Мэй поманила мужа рукой, а когда он подошёл ближе, велела ему стать рядом и вытянула руку вверх, где в ночном небе ярко сияли звёзды. – Смотри, видишь вон те семь звёзд, которые вместе похожи на перевёрнутую чашу?

Он тоже задрал голову кверху и нашёл глазами то, что она хотела ему показать.

– Вижу. Это созвездие называется Венец Богов.

– А теперь сюда иди, – она схватила его за рукав и потащила сквозь колючие заросли в развалины какого-то здания. – Статую видишь между деревьями? Это Великая Богиня Даар. Единственное, что ещё не разрушено временем в этом месте. Её хотели перенести в замок, но не смогли сдвинуть, а по частям разбирать не решились. Камень, из которого она сделана, похож на белый мрамор, но он немного другой, более прозрачный, почти как лёд. И невероятно крепкий. Так и стоит здесь уже неизвестно сколько сотен лет.

– Алимея…

– Мэй.

– Хорошо, пусть будет Мэй. Тебе пора возвращаться. Здесь, конечно, очень здорово, и спасибо, что…

– Подожди, сейчас покажу самое главное, – перебила она его и пошла к статуе.

Он вздохнул, но решил не настаивать на своём, понимая, что ей не хочется покидать это удивительное место. Она пряталась здесь, когда была ребёнком, и теперь тоже прячется, но уже от взрослых проблем. Ей здесь легко, и кто он такой, чтобы отнимать у неё это временное чувство беззаботности и независимости?

– Ты идёшь?

Её многообещающий взгляд заставил Нэйджела улыбнуться и тряхнуть головой, чтобы отогнать невесёлые мысли.

– Смотри!

– Куда?

– На голову Богини смотри. Видишь?

Издалека он видел только силуэт в длинном каменном одеянии, а теперь, когда подошёл ближе, ему представилась возможность по достоинству оценить мастерство древнего скульптора, руками которого было создано это произведение искусства. Каждая складка закреплённой на одном плече туники, каждый изгиб изящных рук, каждая прядь длинных волос, каждая черта нежного женского лица были высечены из камня настолько тонко, что казалось, будто это не каменное изваяние высотой в два человеческих роста высится над развалинами, а сама Великая Богиня спустилась из своего Небесного Храма и с доброй улыбкой смотрит на тех, кто стоит у её ног.

Когда Нэйджел нашёл в себе силы отвести взгляд от прекрасного каменного лица и посмотреть выше, он наконец увидел то, что хотела показать ему Мэй – Венец Богов сияющим ореолом окружал голову Великой Богини, как будто был неотъемлемой частью образа, созданного неизвестным мастером.

– Красиво, да? – девушка взяла его за руку и с благоговейным восторгом дотронулась до уходящего в самую землю каменного платья. – Там ещё должно быть основание, но уже столько лет прошло… Днём она выглядит как обычная статуя, а ночью в лунном свете вот так… А на том месте, где мы сейчас стоим, раньше был алтарь, на который жители Риона приносили свои дары Богине. Что это? Ты поранился? Где?

Нэйджел с удивлением уставился на свою руку, испачканную кровью.

– Не знаю. Должно быть, оцарапался, когда мы шли через кусты. Оставь, заживёт. Мэй, это просто царапина… – но она уже, хмурясь, бережно оттирала кровь с его ладони подолом своего платья. – Ну вот, только платье зря испачкала.

– Нет, Нэйджел, я… – она подняла на него взгляд и застыла, завороженная огнём, горящим в глубине его глаз. – Ты…

Резким движением он притянул её к себе и впился в приоткрытый рот поцелуем, от которого из её головы разом исчезли все мысли. Всё потеряло смысл, кроме его требовательных губ, блуждающих по телу рук, его горячего дыхания и страсти, заставляющей желать ещё больше того всепоглощающего огня, который сжигал её изнутри. Она должна была остановить его, оттолкнуть, но вместо этого прижалась к его телу сильнее, позволяя ему прикасаться, ласкать, наполнять страстью доверху и пить эту страсть из неё.

Он тоже должен был вспомнить о своём обещании, но остановиться уже не мог. Он не хотел этого, но какой-то неведомый зверь внутри неистово метался и рвал душу на куски, заставляя забыть обо всём, кроме тающей от его прикосновений нежной податливой плоти, кроме манящих своей сладостью губ, сводящих с ума вздохов и желания обладать, которое затмило собой все доводы рассудка.

«Она моя!» – прорычал зверь.

«Он мой!» – выкрикнул кто-то внутри Мэй.

* * *

– Если каждый раз будет таким, я не вылезу из твоей постели до самых родов… – спокойно сообщила она Нэйджелу, когда звёзды в ночном небе над ними прекратили наконец бешеную пляску и встали на свои места.

– Я животное, – констатировал Нэйджел, выплюнув непонятно как попавшую в рот прядь её волос, и упал в траву.

– Я не лучше, – отозвалась Мэй, никак не желая расставаться с подаренным им блаженством. – Не порти, пожалуйста, сожалениями самую лучшую ночь в моей жизни.

– Хорошо, не буду. Но можешь не беспокоиться…

– Заткнись.

– Понял.

Он подвинулся ближе и притянул её к себе, мечтая о том, чтобы этот миг длился вечность. Она не сердилась на него, признавая, что они оба принимали участие в этом безумии, и от этого на душе становилось так легко, что хотелось схватить её, унести, спрятать от всего мира и никогда от себя не отпускать. Увы, с возвращением реальности вернулись и все проблемы. Он должен был оставить её и уйти, чтобы найти убийцу. Она должна покинуть его, чтобы… Чтобы он мог уйти и найти убийцу. Убийца… Этот человек неприступной стеной стоял между ними, а самое неприятное заключалось в том, что Нэйджел понятия не имел, где и как его искать. Но он должен найти и уничтожить эту стену, чтобы… Чтобы что? Он обещал Мэй, что отпустит её. Но как он может отпустить её после того, что случилось?

– Нэйджел…

– Что?

– Мне кажется, я слышу, как твои мрачные мысли шевелятся в твоей голове.

– С чего ты взяла, что они мрачные?

– Ты бы своё лицо видел.

– Хорошо, да, они мрачные, – вздохнул он и поцеловал её в макушку. – Я думал о том, что тебе пора возвращаться в замок, а мне до рассвета нужно перебраться на тот берег Таор, чтобы твой король не нашёл меня раньше, чем я найду того, кого должен найти.

– А что ты хотел сказать, когда начал говорить, что мне не нужно беспокоиться?

– У тебя не будет ребёнка от меня, даже если мы повторим эту ночь тысячи раз.

– Как это? – Мэй зябко поёжилась, натянула платье обратно на плечи и прижалась к тёплому телу мужа.

– Для того, чтобы женщина понесла от Харагана, нужно, чтобы она прошла специальный ритуал, который длится от одного новолуния до другого. Это мерзко, и я не хочу об этом рассказывать. Тебя это всё равно не касается, потому что я не собираюсь поступать с тобой подобным образом.

– Ты возьмёшь вторую жену, да?

Он не видел её лица, но услышал в голосе нотки разочарования. Вторая жена была бы отличным вариантом, но он и на одну-то с трудом согласился, поэтому честно ответил:

– Нет, не возьму.

– Но тебе же нужен наследник.

– Мэй, если тому, кто убил отца, захочется и меня прикончить, наследник при всём желании появиться не успеет. Поэтому я сначала разберусь с этой проблемой, а потом… возможно… буду думать над остальными.

– Я не хочу никуда уходить. Хочу остаться здесь с тобой… Нэйджел, давай сбежим?

– А как же Рион? Лорд Бавор? Ты нужна им, Алимея Хараган,– он грустно усмехнулся и прижал её к себе ещё крепче.

– Тогда надо вставать и идти, да? – Мэй повернулась в его руках и заглянула в лицо печальным взглядом своих больших карих глаз. – Пока свеча не погасла.

Нэйджел кивнул, провёл по её припухшим губам большим пальцем и поцеловал с такой нежностью, что ей показалось, будто бы он прощается навсегда.

– Как мне тебя найти? – испугалась она своих собственных мыслей.

– В Рион приедет человек по имени Вассил, в его обязанности помимо всего прочего входит забота о благополучии леди Латернона. Это мой наставник, я доверяю ему, как себе. Если захочешь послать мне весточку, передай через него.

– А Ланар?

– Что Ланар?

– Ему можно доверять?

– Можно, – Нэйджел улыбнулся, помог ей подняться на ноги и, пока она приводила в подобие порядка своё окончательно испорченное платье, оделся сам. – Ланар мне как брат, мы выросли вместе. Он иногда бывает чересчур горяч и поспешен с выводами, но более надёжного и преданного человека мне встречать не доводилось. Хотелось бы мне проводить тебя назад до самого замка, но, боюсь, самостоятельно я из этого лабиринта потом не выберусь. Мэй, пообещай мне, что будешь осторожна и не станешь взваливать на себя больше, чем уже взвалила. Хорошо?

– Да больше, вроде бы, уже и некуда. Не ходи за мной, я тут каждый куст знаю. И… Спасибо тебе, муж.

– За что? – нахмурился он.

– За эту волшебную ночь, – она нежно улыбнулась, оставила на его губах лёгкий поцелуй и исчезла за грудой камней, которые когда-то были стеной храма, возведённого в честь Великой Богини Даар.

Нэйджел снова посмотрел на прекрасный каменный лик, но луна уже опустилась за деревья, унеся с собой магию этого места. Оставалось надеяться, что Великая Богиня будет не слишком гневаться из-за того чуда, что совсем недавно свершилось у её ног и фактически на её алтаре.

* * *

Чем дальше Мэй уходила тёмными тоннелями от самого любимого уголка рионских земель, тем тяжелее становилось у неё на душе. Нет, она ни капли не жалела о том, что произошло, но настолько потерять разум и самообладание… На неё это было совершенно непохоже.

Рассудив в конце концов, что раз уже всё равно ничего нельзя изменить, то и переживать по этому поводу не стоит, Мэй незаметно пробралась в свою комнату, закрыла дверь на ключ и на ощупь достала из гардероба чистую сорочку – свеча у окна давно догорела, и в комнате царила темнота.

Испачканное в лесу платье нравилось ей, потому что было простым, неброским и в то же время элегантным. Оно идеально подходило для случаев, когда Мэй должна была соответствовать чьим-то представлениям о леди, но при этом хотела чувствовать себя комфортно, а не задыхаться под тяжестью многослойных юбок. К тому же, это платье было одним из подарков лорда Бавора на её семнадцатилетие, поэтому выбрасывать его совершенно не хотелось. Переодевшись в сорочку, Мэй положила его на постель и зажгла свечу, чтобы оценить масштаб катастрофы – вдруг наряд удастся спасти?

В целом всё было не так ужасно, если хорошенько выстирать и перекрасить ткань в более тёмный цвет, чтобы скрыть пятна от травы и крови, от которых было сложно избавиться другим способом. Мэй разгладила складки, задержав кончики пальцев на одном из бурых пятен. «Интересно, это моя или из царапины Нэйджела?» – девушка улыбнулась этому глупому вопросу и тут же отдернула руку, потому что ткань под пальцами стала невыносимо горячей. Высохшие пятна будто бы ожили, налились, начали растекаться, а потом платье полностью впитало их в себя, оставив на тонком полотне лишь грязь от травы и земли.

– Это что ещё такое? – Мэй приподняла наряд, чтобы осмотреть его, и с ужасом уставилась на расстеленный на кровати гобелен, который потемнел в тех местах, где его касалась окровавленная ткань подола. – О, нет… Нет-нет-нет-нет-нет! Нет!!!

Но магия не слушала её. Она расползалась по ветхому полотну чёрными искрящимися разводами, превращая истончившиеся бледные волокна в прочные блестящие нити, уничтожая портрет Хейлии Ра-Фоули и создавая новый рисунок.

– Нет, пожалуйста! – взмолилась Мэй и упала на колени, вне себя от отчаяния. – Пожалуйста, не надо! Нэйджел, что я натворила…

Громкий стук в дверь заставил её вздрогнуть и прикусить сжатые в кулак пальцы, чтобы не закричать.

«О, боги! Дедушка! Я убила его!»

– Госпожа! Госпожа, проснитесь! Госпожа!

Тогард. Он ни за что не стал бы вот так посреди ночи ломиться в её комнату, если бы не случилось что-нибудь ужасное. Мэй обхватила голову руками и жалобно всхлипнула, не в силах справиться с охватившим её чувством вины за смерть старого лорда.

– Будь я проклята!

– Госпожа, откройте! Лорд Бавор…

Больше она ничего не слышала. Тысячи голосов ворвались в её уши, шепча какие-то слова, переговариваясь между собой, многократно повторяя её имя. Мужские, женские, детские… Они скреблись в её голове, постоянно нарастая, пока мир вокруг не вспыхнул ослепительно ярким светом, вслед за которым пришли абсолютная тишина и беспросветный мрак.

Глава 12

Ночь медленно стекала с безоблачного неба каплями падающих звёзд. Нэйджел сидел на краю утёса, закрыв глаза, и с упоением слушал, как море внизу с грохотом швыряет свои волны на неприступную каменную преграду. Болван… Чем он думал, когда отпустил жену, не спросив у неё, как быстрее попасть к реке из того волшебного места, где он впервые почувствовал себя по-настоящему счастливым? Звёзды – это замечательно, по ним тоже можно прекрасно ориентироваться, но они не показывают особенности ландшафта, из-за которых приходится возвращаться и тратить драгоценное время на поиски нового пути. И куда они его привели в итоге?

Утёс, на котором Нэйджел очутился, когда выбрался наконец из леса, некогда возвышался над портом, от которого теперь остались лишь бесформенные груды камней внизу и воспоминания. Вместо того, чтобы идти на север в сторону Латернона, он несколько часов шёл на восток, хотя был твёрдо уверен, что движется в правильном направлении. Небо на горизонте уже начало светлеть, и теперь нужно было думать не о том, как добраться до реки, а об убежище на грядущий день, где его не обнаружили бы рионские патрули, случайные путники или дикие звери.

Где-то там, далеко-далеко за его спиной, на большой кровати под балдахином сейчас спала его жена. Жена… Нэйджел улыбнулся, вспомнив, как впервые увидел её на почти таком же утёсе пытающейся успокоить испуганную лошадь.

Подумать только, тогда он запросто мог убить её, не чувствуя не капли сожалений. Избавить от боли увечий, причинённых острыми камнями на дне ущелья, которые если бы и не убили её, то уж точно искалечили так, что ей бы и самой жить не захотелось. Хладнокровно пустить стрелу прямо в сердце… А сейчас? Случись такое сейчас, смог бы он спустить тетиву? Не раздумывая. А потом сошёл бы с ума от горя. Он даже толком не был знаком со своей женой. Знал только, что она умна, честна, добра, самоотверженна до безрассудства… Но теперь он не мог представить без неё своей жизни.

Наградить её ребёнком и позволить умереть? Ни за что на свете! Всего за одну ночь она стала для него всем – его счастьем, его настоящим и будущим, его миром. Не желание обладать, нет. Это было много больше, чем просто зов плоти. Он не раздумывая отказался бы от близости с Мэй, если бы это было необходимо. Что это? Любовь?

С Мираной всё было по-другому. Её готовили к тому, что должно произойти. Будь Нэйджел её отцом, ни за что не позволил бы дочери добровольно отдать свою жизнь даже ради такой благородной цели, как спасение Сальсирии от дракона. Она сама решила, что хочет этого.

Жертва. Да, она принесла себя в жертву, как и многие до неё. Когда-то давно в Сальсирии даже храмы строились для таких, как она – благородных мучениц с фанатичным блеском в глазах, готовых на любые унижения и издевательства ради достижения великой цели. Правда, нужда в этих мученицах появлялась раз в двадцать-тридцать лет, и поэтому храмы довольно быстро прекратили свое существование. Один только остался, в Тсалитане. И цели, которые преследуют его «жрецы», к спасению Сальсирии вообще никакого отношения не имеют.

Рядом с первой женой Нэйджел чувствовал себя лишним в её жизни и в жизни Латернона. Тихая, спокойная, возвышенная… Она не требовала поклонения своей великой жертве, но её поведение заставляло окружающих видеть в госпоже чуть ли не богиню, отдающую себя ради них на растерзание дракону. И старший Хараган поддерживал эту иллюзию, полагая, что так лучше для всех. В конце концов Нэйджел и сам почти уверовал в то, что он – лишь жалкий носитель семени, удостоенный великой чести стать тем, кто заронит жизнь в божественное чрево.

Когда Мирана забеременела, он сдувал с неё пылинки и защищал от малейшего ветерка, чтобы великая жертвенная Мать ни в коем случае не пострадала от какой-нибудь банальной простуды или чьих-нибудь завистливых взглядов.

А потом она умерла. Почти сутки оглашала своды замка душераздирающими криками и призывала проклятия на голову мужа, выворачивая его душу наизнанку, и умерла с ненавистью к нему и к ребёнку, которому дала жизнь. Шесть лет прошло, но от воспоминаний о том дне у Нэйджела до сих пор начинали шевелиться волосы на затылке, а внутренности завязывались в узел.

Любил ли он Мирану? Никогда. Но если бы мог повернуть время вспять, ни за что не позволил бы ей так глупо растратить свою жизнь. Девочка. Она родила ему девочку. И от этого её благородная жертва потеряла всякий смысл.

Мэй… Ни за что! Даже если она сама об этом попросит. Ни одна великая цель не стоит тех страданий, на которые обречены леди Латернона. А поскольку избежать этой участи нельзя, пусть наследника рода Хараган произведёт на свет сумасшедшая прачка-сирота, у которой всё равно нет будущего.

Нэйджел уже принял решение. Алимея будет его его женой до тех пор, пока богам будет угодно, чтобы она жила. А с первым снегом он, как и обещал отцу, возьмёт второй женой Талин и посетит её постель всего один раз, чтобы выполнить своё трижды проклятое предназначение. Если снова родится девочка, он найдёт ещё какую-нибудь и без того обречённую душу. Но Мэй – нет. Пусть она сердится на него, обижается, ревнует. Он не отдаст её дракону. Теперь он её никому не отдаст.

Гром прогремел неожиданно, заставив Нэйджела вздрогнуть и посмотреть вверх. Ветер нёс с запада тяжёлые тучи, готовые вот-вот исторгнуть на землю потоки воды, а он бесцельно сидел на утёсе над волнующимся морем вместо того, чтобы искать себе какое-нибудь укрытие. Нужно было прятаться хоть куда-то, раз уж заблудился, потому что грозы на севере Сальсирии никогда не заканчиваются быстро.

* * *

«Боги плачут…»

Король Хелигарг хмуро посмотрел в окно на затянутое тучами небо над Рионом и подумал, что при таком усердии за прошедшие часы боги должны уже были выплакать все глаза. Начинать поиски под таким ливнем не имело смысла – если в лесу и остались какие-то следы разбойников, напавших на Хараганов, их давно смыло льющимися сверху потоками божественных слёз. Да и гроза разразилась нешуточная. Раскаты грома были такой силы, что даже отлично тренированные боевые кони испуганно приседали на задние ноги. Садиться на них верхом было верхом безумия, а заставлять солдат пешком пробираться по грязи к месту нападения было глупо.

И всё же он отправил в соседнее с Рионом поместье десяток своих стражников с приказом доставить владельца в замок. Нужно было разобраться, почему разбойники до сих пор спокойно гуляют по северу Иллиафии, хотя он давно уже распорядился изловить их всех и выделил на это немало средств из казны королевства. Он обещал леди Мэй, что разберётся с этим, и сдержит своё слово.

Бедная леди Мэй… Мало было бед на её несчастную юную голову, теперь ещё и это… Король тяжело вздохнул, заложил руки за спину и снова принялся мерить шагами кабинет.

– Тогард, у вас есть хоть какие-нибудь предположения, кто мог это сделать?

– Нет, мой король, но я клянусь, что найду это животное и собственными руками разорву его на куски, – Тогард сжал кулаки и зло скрипнул зубами. Его взгляд был полон мрачной решимости, и Хелигарг ни на минуту не сомневался в том, что верный страж юной леди перевернёт Рион вверх дном, но выполнит свою клятву.

– Собаки ничего не нашли?

– Нет, они потеряли след на выходе к руинам. Из-за дождя там сложно теперь что-нибудь отыскать, но я своими глазами видел то место, где этот ублюдок… Он шёл за ней от самого замка. Не понимаю, как госпожа могла не заметить его присутствия.

– Что она вообще делала ночью в этих руинах?

– Она любит это место, мой король. В детстве постоянно пряталась там и играла. Думала, что никто об этом не знает, но мы всегда незаметно следили за ней, чтобы с госпожой не случилось ничего плохого.

– Недоследили…

– Да уж, – Тогард насупился и сжал кулаки ещё сильнее. – Следы в подземелье оставлены обувью, какую в Рионе кроме охотников никто не носит. Это кожаные поршни, наш скорняк Дарен делает их иногда и знает всех, кто их заказывает, по именам. Мы их всех проверили, но безрезультатно.

– Выходит, это был кто-то не из Риона. Вопрос только в том, как ему удалось сюда проникнуть.

– Должно быть, он пришёл вместе с крестьянами, когда мы всех сгоняли за замковые стены, узнав о приближении латернонского войска. Я знаю только одного человека, который мог сотворить такое с нашей бедной госпожой. Это Чарси Гарол. Он исчез после того, как леди Мэй приказала вышвырнуть его за ворота. А потом, похоже, вернулся. Я найду этого ублюдка и…

– Ты же только что сказал, что у тебя нет предположений. Кто такой этот Гарол? Леди Мэй тоже что-то говорила мне о нём.

– Ну как же? – удивился Тогард. – Это дальний родственник лорда Бавора. Вы не можете не знать о нём, потому что чуть больше года назад прислали вместе с ним человека из канцелярии, чтобы тот получил от лорда подтверждение родства.

– Ты помнишь, как звали этого человека? – Хелигарг нахмурился ещё сильнее, потому что был твёрдо уверен, что не знал никакого Гарола и уж тем более никого с ним никуда не отправлял.

– Да, его звали Роглан. Он представился помощником канцлера по наследственным вопросам.

– Кем-кем? – глаза короля полезли на лоб. – Тогард, в моей канцелярии нет такой должности и человека по имени Роглан. Что у вас тут вообще творится? Так, давай присаживайся вот сюда и рассказывай мне всё с самого начала.

Он указал Тогарду на стул с резной спинкой, а сам занял кресло за большим письменным столом, где сидел накануне, беседуя с Алимеей. Рассказывать было особенно нечего, и всё же их разговор затянулся надолго. В итоге король пришёл к неутешительному выводу, что его имя используют в своих грязных целях не только обитатели королевского дворца, но и мошенники в отдалённых провинциях. Тогард же обрёл твёрдую уверенность в том, что никаких дальних родственников у лорда Бавора нет. И вместе они решили, что в случившемся с леди Мэй несчастье виноват именно Гарол, который не смог сдержать своей ненависти к ней и разочарования от того, что Риона ему не видать, и потому выместил свою злость на ни в чём не повинной госпоже, лишив её невинности. Оставалось только придумать, как и где теперь его искать.

Выходя из кабинета лорда, Тогард столкнулся со стражем, который принёс для короля важное известие – вернулись воины из поместья с той стороны тракта. Они привели с собой шестерых не слишком приличного вида мужчин, каждый из которых уверял, что является хозяином соседних земель.

Как выяснилось, прежний хозяин пару лет назад проиграл в карты свои владения некоему Робу Белискаду, который оказался не только заядлым картёжником, но и мошенником, и потому продолжал ставить поместье на кон даже после того, как тоже его лишился. При этом он никогда не играл в одном и том же месте с одними и теми же людьми, предпочитая избегать ненужных проблем.

Он путешествовал, причём не только по Иллиафии, но и по соседним королевствам тоже. А пока он утолял свою страсть к игре, облапошенные им картёжники стекались в поместье, где отстаивали своё право на земли либо убийством конкурентов, либо очередной игрой. Крестьянские семьи продолжали жить своей жизнью, вести хозяйство своё и господское, возделывать поля, но они понятия не имели, кому принадлежат в данный момент. А поскольку их никто не обижал, то и жаловаться было не на что.

Хелигарг пришёл в ярость и первым делом высказал своё недовольство Тогарду, который по-соседски должен был иметь представление о том, что творится в поместье на той стороне торгового тракта. У начальника рионской стражи было этому объяснение – поскольку никто из крестьян не искал в Рионе убежища, то и совать нос в чужие дела лорд Бавор не счёл нужным. Его беспокоили только бесчинствующие на тракте разбойники, о чём королю была своевременно подана соответствующая жалоба. К тому же, крестьяне-соседи были не слишком болтливы и не тратили своё время на сплетни с любопытными рионцами.

Советники дружно пожимали плечами и клялись, что регулярно получают из поместья налоги и отчёты, не вызывающие вопросов. Если бы эти земли были частью обширнейших владений лорда Райскирла, замок которого располагался южнее Риона и даже немного дальше от него, чем столица королевства, спрос был бы с него, но, увы, приграничные поместья находились под прямой властью Гоотарна. Получалось, что претензии у короля Иллиафии могли быть только к самому себе.

Заявив «Всё, с меня хватит, я слишком долго терпел всё это!», Хелигарг сообщил своим советникам, что по возвращению в Гоотарн все они будут разжалованы в писари. «Или казнены за измену!» – гневно добавил он, чтобы прекратить возмущённые протесты.

Шестерых картёжников было приказано посадить под стражу в одну из камер, которые в подземелье замка присутствовали, но уже очень давно не использовались по назначению. Тогарду было велено записать полные имена, чтобы внести их в решение о дальнейшей судьбе этих людей, которое король намеревался принять позже, когда уляжется его гнев.

– Чарси Гарол, – первым уныло представился средних лет коротышка с кривым носом и налитыми кровью от беспробудного пьянства поросячьими глазками.

* * *

Мэй металась по комнате, словно запертый в клетку зверь, только прутья её клетки были такими же незримыми, как и она сама. Нора сказала, что лорду Бавору лучше, что он пришёл в себя и даже может немножко говорить, а она даже не могла навестить его, потому что… лежала на постели бледная, как смерть и почти бездыханная.

Быть призраком весьма неприятно – никто тебя не видит, никто не слышит. А самое ужасное заключается в том, что кто-то думает за тебя, делает выводы и принимает решения. Ты видишь всё это, слышишь, но ничего не можешь изменить.

Когда ночью Тогард вышиб запертую на ключ дверь в её комнату, Мэй стояла над своим собственным распростёртым на полу телом и радовалась тому, что многоголосый вой в голове наконец прекратился. Это было странно – видеть саму себя, но от коварной магии можно было ожидать и худшего. По крайней мере, её не вышвырнуло, как Эйридию, куда-нибудь в далёкое прошлое.

Они бегали вокруг и суетились. Тогард поднял тело госпожи с пола и уложил его на постель. Нора охала и ахала, разглядывая синяки на бледной коже, оставленные, видимо, в порыве страсти Нэйджелом. Потом прибежал Марен, который непрерывно жаловался на неумеху Харса, неправильно смешавшего ингредиенты сонного снадобья для лорда Бавора. Лекарь осмотрел тело леди и мрачно констатировал, что госпожа имела связь с мужчиной.

Мэй кричала, что никто её не насиловал, но без толку – они не слышали её.

Слуги, лекари, король, стражники, охотники, собаки… Она благодарила богов за бушующую за окнами грозу, смывающую запах и следы Нэйджела с травы и старых камней. При таком рвении её люди непременно нашли бы его, а этого нельзя было допустить.

А потом все ушли. У постели госпожи остались только верная Нора и травница Дира, которая всё время вливала из ложечки хозяйке в рот какую-то коричневую, дурно пахнущую гадость.

Во всей этой суете и беготне Мэй не заметила, куда подевался трижды проклятый гобелен, но потом вспомнила, что Нора свернула его и убрала в гардероб. Вот и хорошо, не нужно ему маячить на глазах у людей, не представляющих, насколько он опасен.

Теперь, когда всё немного улеглось и успокоилось, ей нужно было решить, что делать дальше, поэтому Мэй вышагивала по комнате из угла в угол и думала. Сквозь стены она ходить на могла. Проверила, не получилось. Выйти из комнаты через открытую дверь тоже не вышло – там будто стояла незримая, специально для неё возведённая преграда.

Единственное спасение Мэй видела только в Йакара-сэ, который до сих пор ни разу не заглянул в её комнату. Он был рядом с дедушкой. Дира рассказала Норе, что, когда лорд Бавор пришёл в себя, колдун выгнал всех из его комнаты и пробыл там один почти целый час, а потом вышел задумчивый и сообщил, что не представляет, как такое могло случиться. Магия, мучившая старого лорда, исчезла, но это не убило его, а, напротив, придало ему сил.

Мэй была рада, что её благодетелю стало лучше, но то, что она случайно натворила, приводило её в ужас. Её кровь и Нэйджела… На свою судьбу Мэй было совершенно наплевать, но она сделала судьбу рода Хараган зависимой от магии старых нитей, а этого никак нельзя было допускать. Почему нити восстановились? Почему создали новый рисунок? Эйридия утверждала, что полотно нужно переткать, но оно само себя изменило. Почему? Спросить было не у кого, поскольку Эйридия не откликалась на зов, и Мэй в конце концов пришла к выводу, что старая магия разрушилась полностью вместе с призраком Рионской Девы.

Вспомнив свой недавний сон, Мэй присела на край постели возле собственного тела и принялась ждать, когда Нора или Дира задремают – она хотела попробовать проникнуть в их сновидения и попросить, чтобы они позвали колдуна. Было странно и непривычно видеть себя со стороны. Не отражение в зеркале, а будто бы другого человека. Бледное узкое лицо, чёрные, слегка изогнутые брови, длинные пушистые ресницы, тонкий, немного курносый нос, бескровные губы… Мэй чувствовала себя чужой самой себе, и это было неприятно.

Вдобавок её сиделки вовсе и не собирались дремать, а шёпотом делились друг с другом сплетнями, от которых на душе Мэй становилось немного теплее.

Кухарка Кристи ждёт ребёнка. Срок ещё совсем небольшой, но она не собирается избавляться от этой беременности и не хочет рассказывать, кто отец. Кот Наглец облюбовал сапоги советника Фамгуса и пачкает их при любой представившейся возможности, за что накануне получил знатный пинок, от которого едва не издох. В конюшне лошадь по кличке Славная принесла двух совершенно одинаковых жеребят. Родник в роще за замком пересох, а из колодца в деревне достали мёртвого ягнёнка, и теперь за питьевой водой приходится ходить к лесному ручью. Девчушка Тарии и Дарена подвернула ножку, когда играла с братьями. Сын кузнеца решил жениться на дочери мельника, но мельник отказал ему, потому что парень кривой на один глаз. Петух на скотном дворе подрался с гусями, в результате чего лишился половины перьев и в конце концов отправился в суп…

Жизнь в Рионе текла своим чередом. Мэй было приятно видеть, что эти женщины не жалуются друг другу, а непринуждённо болтают. Будь она и лорд Бавор плохими хозяевами, темы для разговоров сейчас наверняка были бы другими. А раз так, нужно было поскорее вернуться обратно в своё тело, чтобы избавить этих людей от лишних волнений и тревог. Интересно только, как это сделать? И куда запропастился противный Йакара-сэ с его вечно шевелящимися пальцами? Странно было это признавать, но Мэй была бы безумно рада видеть его сейчас в своей комнате.

Глава 13

Спускаться вниз по скользким камням под проливным дождём было самоубийством, но Нэйджел рассудил, что более удачного времени для того, чтобы прокрасться незамеченным мимо сторожевой башни, придумать просто невозможно. Он пару часов посидел в небольшой расщелине между камнями, намереваясь остаться в этом укрытии до конца непогоды, а потом всё же решил рискнуть и попытаться добраться до водопада на реке Таор, где на том берегу его ждал верный фьораг.

Путь по лесу над обрывом был опасным, но не настолько, как переход по открытой местности мимо башни, в которой прятались от дождя стражи, следившие за побережьем. До этого Нэйджел двигался более свободно, поскольку не ожидал встретить кого-нибудь в таком месте во время грозы, но теперь ему нужно было быть предельно осторожным.

Путей мимо башни было два – через поросший редким кустарником луг шириной около мили или по едва заметной тропинке, которая спускалась по практически отвесной скале вниз, где выходила на узкий каменистый пляж, в конце которого было видно начало широкого устья реки.

Нэйджел знал это место очень хорошо, потому что считал своим долгом иметь полное представление о границах Латернона. И всё же он был приятно удивлён тем, что выбрался сюда так быстро. По всей видимости, лес на юго-востоке от рионского замка не стеснялся захватывать побережье и весьма успешно разрастался в северном направлении, что было для латернонского лорда большой удачей.

Перед тем, как излить свои воды в Спящее море, река Таор разделялась на несколько рукавов, каждый из которых можно было перейти, замочив ноги лишь до колен. Со стороны Риона берег постоянно охранялся лишь теми, кто дежурил в этой башне, а выше по течению ходили регулярные патрули, которые наверняка сейчас тоже прятались от непогоды под сводами одной из многочисленных пещер.

Латернон устье не охранял вообще, поскольку в этом не было нужды – весь противоположный берег представлял из себя сплошную скалу, которая нависала над рекой и морем, исключая всякую возможность пробраться на латернонские земли. Но это для тех, кто не знал Латернон так, как знал его Нэйджел.

В скале на том берегу была неприметная трещина, через которую можно было попасть в широкий, залитый водой грот. Во время отлива грот был совершенно бесполезен, но прилив поднимал воду до самого свода, где в камне была промоина, достаточная для того, чтобы в неё протиснулся человек. Опасность заключалась в том, что прилив быстро затапливал узкие проходы над гротом, и нужно было быстро двигаться в правильном направлении, чтобы не утонуть.

Нэйджел проделывал это сотни раз, когда был подростком. Не для того, чтобы пробраться в Рион, а потому что ему нравилось то возбуждающее чувство опасности, которое дарило это место. Когда отец узнал о том, чем развлекается наследник рода Хараган, его чуть не хватил удар. Естественно, пришлось пообещать, что такого больше не повториться. Это обещание было дано около пятнадцати лет назад, и теперь Нэйджел наконец-то решился его нарушить.

Стараясь не шуметь и двигаться как можно осторожнее, он спустился к пляжу и вдоль скалы незаметно добрался до небольшого каменного мыса, через который можно было перебраться только по верху, потому что внизу бушевало рассерженное грозой море. Из башни это место просматривалось отлично, но рисковать жизнью и лезть в воду Нэйджел счёл глупым. Моля богов, чтобы те ненадолго отвели зоркие глаза стражников, он перебрался через каменную преграду и наконец-то очутился под защитой скал.

Если бы он решил двигаться к водопаду по прибрежной равнине, ему нужно было бы преодолеть луг, потом несколько миль леса, а потом перебираться на другой берег через широкое русло, преодолевая довольно сильное течение. А теперь оставалось только пересечь устье и дождаться прилива.

Пройдя немного выше по течению, чтобы окончательно скрыться от глаз бдительных рионцев, Нэйджел обнаружил то, от чего его внутренности сжались в тугой комок, грозя исторгнуть наружу содержимое желудка. Река вынесла на широкие отмели тела тех, кто должен был находиться в карауле на переправе, когда на лордов Латернона была устроена засада. Их должно было быть шестнадцать – восемь латернонцев и столько же воинов Риона. Прилив, должно быть, уже унёс большинство тел в море, и Нэйджел увидел только два раздувшихся от воды, облепленных насекомыми трупа, но этого оказалось достаточно, чтобы к нему вернулся гнев.

Это были не его люди, но в Рионе у них наверняка остались семьи, которые продолжали надеяться, что мужчины вернутся домой, что с ними ничего страшного не случилось, и от понимания этого на душе становилось ещё тяжелее. Никто не должен видеть своих близких такими. Изо всех сил борясь с приступами тошноты, Нэйджел стащил тела в воду и пустил их вниз по течению.

Видимо, рионские патрули были не настолько бдительны, если не обнаружили этих двоих несчастных раньше. А это значило, что и ему можно не слишком опасаться быть обнаруженным. Выполнив свою неприятную миссию, Нэйджел насколько мог быстро пересёк многочисленные ручьи и речушки, вернулся к морю и нырнул в ставшую за долгие пятнадцать лет непривычно узкой щель в скале.

Мокрая одежда неприятно липла к коже и местами порвалась, открывая вид на ссадины, которые начали нестерпимо зудеть, едва на них попала солёная вода, заполнившая грот. До прилива оставалось ещё несколько часов, и Нэйджел не обращал внимания на царапины, будучи уверенным, что они затянутся раньше, чем нужно будет снова лезть в воду.

Чувствуя, как сильно волнуется разбуженное грозой Спящее море, он с большим трудом доплыл до небольшого выступа, над которым в камне зияла чёрная дыра, показавшаяся лорду Харагану слишком маленькой для того мужчины, каким он стал за все те годы, которые не появлялся здесь. Оптимизма и решительности значительно поубавилось, поскольку Нэйджел понимал, что если не пролезет в эту дыру, то уже никогда не сможет дать Латернону наследника.

Взобравшись на выступ, он размышлял над тем, что, возможно, имело бы смысл вернуться и попробовать добраться по реке до водопада, где берег становился более пологим, но двигаться против течения несколько миль…

– Нэйд… – донёсся сверху знакомый голос.

– Ланар? Как ты здесь оказался?

– Исгайл привёл. Держи верёвку, – завязанный в большой узел конец толстой верёвки замаячил у него перед носом. – Здесь достаточно широко, мы тебя вытащим.

– Мы? – нахмурился Нэйджел.

– Я и твой вонючий пёс. А ты что подумал?

– Что ты половину Латернона сюда привёл, как в Рион.

– Ну прости, погорячился. Надеюсь, король Хелигарг не приказал отрубить леди голову за то, что она вышла за тебя замуж?

– Очень смешно, – мрачно отозвался Нэйджел. – Тебе же сообщили, что она отказала мне. Зачем ты вообще туда попёрся, да ещё и с войском?

– Ну… Понимаешь… Отказала тебе… Тебе! Так не бывает.

– Я так и думал. Когда-нибудь твоя уверенность в том, что Хараганы полубоги, погубит и тебя, и меня заодно.

– Я, между прочим, уже извинился. И перед леди, кстати, тоже. Два раза. И перед её этим… большим… с бородой который… В общем, не важно. Ты собираешься вылезать? Здесь вообще-то не очень уютно.

Можно было бы дождаться прилива, чтобы облегчить подъём, но что-то подсказывало Нэйджелу что разбушевавшееся море быстрее разобьёт его голову о камни, чем выпустит из своих объятий. С другой стороны, Ланар за свою недальновидность и самоуверенность заслуживал немного посидеть там, где ему было неуютно. Нэйджел не злился на друга, но всё же желание проучить своего чересчур рьяного товарища имело место.

– Нэйд?

Он не ответил, но сверху тут же раздался нетерпеливый скулящий звук, и на голову посыпались мелкие камешки. Похоже, Исгайлу тоже было не слишком уютно, учитывая, что пространства там, где сейчас находились они с Ланаром вдвоём, едва хватало для одного человека. Представив Ланара придавленным к стене здоровенным, мокрым, воняющим псиной фьорагом, Нэйджел удовлетворённо хмыкнул, обмотал верёвку вокруг руки, зацепил ногами узел и снисходительно согласился:

– Ладно, тяни.

* * *

– Тогард, опиши ему человека, который представлялся здесь его именем, – король возвышался над Чарси Гаролом, который от столь пристального внимания к собственной персоне начал непрерывно трястись и оттого был милостиво усажен на лавку, чтобы ненароком не лишился чувств.

– Невысокий блондин с длинными волосами. Глаза вроде голубые. На губе вот тут, – начальник стражи ткнул пальцем себе под нос, – ма-а-аленький такой шрам. Знаешь такого?

Чарси отрицательно покачал головой, испуганно переводя взгляд с сурового гладко выбритого лица Хелигарга на свирепую бородатую физиономию Тогарда.

– У него есть жена Эмма, – вспомнил Тогард. – Тихая такая, как мышка. И двое детей, мальчик и девочка.

– Сестра! – лицо картёжника озарила беззубая улыбка. – Эмма его сестра, не жена. И дети, да. Вы говорите о Робе Белискаде, только он не блондин, у него тёмные волосы. Но длинные, да. И шрам есть.

– Это тот, у кого ты якобы выиграл закладную на поместье?

– Да-да, он самый! – согласно закивал Гарол. – Я вам всё расскажу, только позвольте сперва промочить горло…

– Перебьёшься, – прорычал Тогард. – Говори!

– Хорошо-хорошо, всё скажу. На меня тогда ночью напали, еле выжил, а потом столько раз всё пересказывал, что сам запомнил. Мы тогда с Тугом зашли в таверну, что в Гоотарне возле портовых складов находится. Хотели пропустить по кружке эля и перекинуться в картишки, потому что Туг должен был мне денег и как раз вернул долг. Сидели, играли, а потом этот пришёл… Посмотрел на нас неприятно так, свысока и заказал две комнаты наверху. Одну для себя, а вторую для сестры с детьми. Они, дескать, только из Хейнорма на корабле приплыли и им на пару дней нужно где-нибудь остановиться. Приличный такой господин, опрятный, гладкий весь, как змея. Ушёл, а потом вернулся с сестрой. Нам с Тугом тогда фартануло крупно, ну и выпили крепко за это. А этот… Белискад сестру с детьми наверх отвёл, а сам вернулся и к нам подсел. Играть, говорит, с вами буду. Ну а чего ж не поиграть с приличным человеком, особенно если он золото на стол кладёт? Долго играли… Потом все ушли, только мы трое остались. Господин этот и ставки крупные делал, и на выпивку не скупился. Я, между прочим, тоже не на улице родился. Вроде как из общества приличного родом вышел…

– Да, похоже, так и не вернулся… – скривился Тогард.

– А это, уже, милейший, не моя вина. Так судьба распорядилась. Ну так вот… Туг напился совсем, засыпать начал и говорит, мол, играйте ва-банк и давайте расходиться уже. А господин этот Белискад по карманам полазал, а там пусто вроде как. А ему отыграться-то надо… Вот он и достаёт бумаги эти и говорит: «Это документы на моё поместье на севере возле гор. Ты ставишь всё, что выиграл у меня, а я поместье своё». Ну, я посмотрел – если и проиграю, то только половину всего, что за вечер заработал. И как-то выиграл, хотя карта пришла никудышная. Он мне бумаги отдал, поблагодарил за игру и пошёл наверх. Вроде как не огорчился даже. А мы с Тугом домой пошли. А за углом на нас напали. Туга убили, а меня порезали сильно и деньги забрали. Думал всё, конец мне. Ан нет, выходили меня в госпитале портовом и обратно на улицу выкинули. Только бумаги при себе остались и шрам вот…

Он стащил с плеча рубаху и продемонстрировал длинный уродливый рубец, тянущийся от уха вниз по шее до самой ключицы. Тогард присвистнул – с такой раной и до госпиталя-то дотянуть было чудом, не то что выжить.

– Ну а потом я отсиделся чуток и стал до своего поместья добираться. А там ещё таких же, как я, трое. И все – хозяины с бумагами, как у меня. Сидят, играют на эти бумаги. Ну а я ж фартовый, вот и сел с ними. Одни уходят, другие приходят… Девки деревенские нас кормят и… ну… Уж год как играем. У меня уже девять таких бумаг. У них по одной осталось. Ещё б чуть-чуть, и я своё поместье отыграл бы. Наверное. Если господин этот Белискад никому больше на него бумаг не давал. Ну вот так как-то.

– И больше ты этого человека никогда не встречал?

– Нет. Он же не такой дурак, чтобы после обманов таких на глаза попадаться. Вы бы того… отпустили меня… Я ж ничего дурного-то…

– Уведите его! – Хелигарг брезгливо поморщился и отвернулся, чтобы не видеть разочарованной гримасы на лице Гарола.

Ему было искренне жаль этого человека, но потворство подобным развлечениям никак не входило в его представления о том, каким должен быть король. Речи о том, чтобы отдать поместье игроку-пропойце даже быть не могло. Такие люди не перевоспитываются. Но земле и живущим на ней людям нужен был хозяин. И это небольшое поместье было одним из многих приграничных владений, оставленных без присмотра благодаря попустительству его, короля Хелигарга.

Он сам был виноват в том, что здесь произошло. Давно пора было перестать прятаться за спинами стражи, тихо тявкая оттуда на всемогущих советников и родню. Похоже, пришло время становиться настоящим королём и принимать решения, которые многим не понравятся, но будут полезны для Иллиафии и её народа.

– Тогард, скажи, как чувствует себя лорд Бавор?

– Лучше, мой король, но он очень слаб. Желаете подняться к нему?

– Не сейчас. Мне нужно подумать. Обедать буду у себя.

– Да, мой король.

Тогард склонился в вежливом поклоне, но Хелигарг лишь раздражённо махнул рукой, давая понять, что в церемониях не нуждается.

* * *

– Где… Мэй?… Поче… му… не при… ходит?

Лекари переглянулись. Тогард велел не беспокоить лорда Бавора дурными вестями, да и без его приказа было понятно, что слабое сердце старика нужно поберечь.

– Госпожа немного приболела, – натянуто улыбнулся Харс. – Но она обязательно навестит вас, когда будет чувствовать себя лучше.

– Да, ничего страшного, не стоит беспокойства, – поддержал его Марен. – Просто мигрень и небольшое женское недомогание. Ну вы сами знаете, как это бывает…

Лорд Бавор недовольно поджал губы. Они врали ему, причём не слишком убедительно. И если Марен был здесь лишь гостем, не обязанным подчиняться местному лорду, то Харс заслужил многообещающий взгляд, от которого у него немедленно вспотели ладони.

– Что… с моей… внучкой?

Марен решил ретироваться, поскольку уже отдал все распоряжения, и нужды в его дальнейшем пребывании в покоях старого лорда не было. Харсу же потребовалось собрать в кулак всю силу воли, чтобы казаться как можно более честным.

– Мой лорд, госпожа и правда больна. Но это пройдёт. Просто она в последние дни очень много нервничала из-за вашей болезни. Да и брак этот… Мне не велено вам рассказывать, но вы же всё равно узнаете… Только постарайтесь не слишком сильно волноваться, хорошо? Леди Мэй вышла замуж за лорда Нэйджела Харагана, потому что лорда Саржера убили, а его люди привели сюда воинов, когда в Рион должен был пожаловать наш король…

– Я… знаю.

– Знаете? – удивился Харс.

– Она… говорила.

– Но… Ладно, если вы всё знаете, то должны понимать, какое потрясение ей пришлось пережить. Мы же думали, что будет война. Ну вот её нежные женские нервы не выдержали всего этого и… Ночью ей стало дурно, и она до сих пор ещё не пришла в себя. Но она поправится, правда. Ничего серьёзного. Отлежится день-два, и всё снова будет хорошо.

– А где… – лорд Бавор с трудом приподнял дрожащую руку и выпрямил указательный палец в направлении камина.

– Что? – Харс посмотрел на камин и непонимающе уставился на старика.

– Портрет.

– Ах, вы об этом… Я точно не знаю, но Нора вроде бы говорила, что госпожа унесла его куда-то.

– Верните… на место, – лорд обессиленно уронил руку и прикрыл глаза.

– Да, конечно, я скажу, что вы велели… Отдыхайте, мой лорд. Вам нужно восстанавливать силы. Дира приготовила очень полезный отвар, я прикажу, чтобы его принесли вместе с обедом.

Лекарь выскользнул из комнаты своего господина, привалился спиной к двери и промокнул лоб полотняным платочком. Он солгал и понимал, что будет за это наказан, когда лорд Бавор узнает, что с его воспитанницей произошло на самом деле. Ну а какая польза от того, что он узнал бы? Только растревожил бы своё больное сердце. А толку? Мерзавца ищут. Леди Мэй не при смерти, а просто в шоке. Ни к чему старику лишние печали.

– Можно мне войти?

Харс подскочил на месте и испуганно уставился на непонятно откуда появившегося прямо перед ним колдуна.

– Что ж вы так подкрадываетесь?!

– Я не подкрадывался. Так можно или нет?

– Нет, нельзя. Лорд Бавор отдыхает. Не нужно беспокоить его без повода. Вы же сами сказали, что магии больше нет, вот и нечего там делать.

– Как скажете, – пожал плечами Йакара-сэ. – А не знаете, где я могу найти девочку, которую зовут Нора?

– Зачем она вам? – нахмурился Харс а потом друг равнодушно махнул рукой: – Да какая мне-то разница? В комнате госпожи она. Только я бы не советовал…

– Вам бы тоже отдохнуть не мешало, – перебил его колдун, – а то у вас глаз дёргается. Благодарю за помощь.

Харс открыл рот, чтобы возразить, но почувствовал, что нижнее веко правого глаза действительно слегка подёргивается. Пробормотав вслед колдуну витиеватое ругательство, лекарь внимательно ощупал своё лицо и отправился в свою комнату искать успокаивающий настой.

Нора действительно оказалась в комнате госпожи, но она понятия не имела, куда леди Мэй унесла гобелен из комнаты лорда.

– А зачем он вам? – с любопытством прищурилась девочка.

– А у вас в Рионе все такие любознательные? – хитро улыбнулся ей колдун, и усталое личико тут же порозовело от смущения.

– Я-а-а…

– Я просто хочу убедиться, что ваш призрак больше никого не побеспокоит. Ты же знаешь легенду про призрака, да? Что это за портрет, и какое отношение он имеет к легенде, ты тоже слышала? – Нора согласно кивала, понимая, что колдун вот-вот скажет ей что-то важное. Ей! Не кому-то другому, а юной горничной, до которой обычно никому нет дела. – Понимаешь, я не успел как следует поработать с этим гобеленом, хотя почувствовал, что призрак связан с этим миром и вашим лордом именно через него. И теперь, когда магия оставила в покое вашего господина, я хотел бы убедиться, что этот призрак больше никому не доставит хлопот. А для этого мне нужно осмотреть портрет.

– С магией? – восхищённо прошептала Нора.

– А то! – заговорщицки подмигнул ей Йакара-сэ.

– Но я правда не знаю, куда госпожа унесла его, – расстроилась девочка.

– Да здесь он! – раздражённо топнула ногой невидимая Мэй у неё за спиной. – Впусти уже колдуна в комнату, бестолковая девчонка!

– Что это? – нахмурился колдун и прислушался, перебирая в воздухе пальцами, будто паук, плетущий паутину. – Можно мне войти?

– Тогард велел никого к госпоже не впускать! – решительно отрезала Нора, вспомнив, что помимо любопытства у неё есть ещё и обязанности.

– А если я смогу помочь ей?

– Но она больна, а не заколдована. Или… – в глазах девочки мелькнула искра понимания, которая тут же сменилась неподдельным ужасом. – Вы думаете, что магия перешла на неё?

– Не уверен, но очень хотел бы убедиться, что это не так.

– Тогард мне голову оторвёт…

– Если мы поможем госпоже, то он тебя только похвалит, – пообещал Йакара-сэ.

Нора нерешительно приоткрыла дверь шире и впустила колдуна в комнату. Битый час до этого Мэй развлекалась тем, что пыталась докричаться до задремавшей наконец травницы. Но то ли магия нового гобелена была другой, то ли нужно было пробыть призраком четыреста лет для того, чтобы достичь мастерства… Как бы то ни было, у Мэй ничего не вышло, поэтому она чуть ли не запрыгала от радости, когда колдун сам явился в её комнату, да ещё и почувствовал её присутствие.

– Здесь что-то не так… – Йакара-сэ сощурился и принялся медленно ходить по комнате, шевеля губами и пальцами.

– Ты зачем его впустила? – зашипела на горничную проснувшаяся от шума Дира.

– Он сказал, что поможет госпоже, – шёпотом ответила Нора, присаживаясь на свой табурет и с интересом наблюдая за колдуном.

– Нам обоим влетит, – не унималась травница.

– А ты никому не говори, – шикнула на неё девочка.

– Да, здесь определённо присутствует магия… – Йакара-сэ остановился у постели Мэй, закрыл глаза и повёл вокруг руками, ощупывая воздух.

– Да здесь я, болван! – не выдержала Мэй, которой уже до смерти надоело прыгать перед колдуном, привлекая к себе внимание.

Глаза Йакара-сэ широко распахнулись. Он уставился на лежащую без чувств госпожу совершенно диким взглядом, заставившим обоих служанок испуганно отпрянуть. Дира, сидевшая ближе к двери, спозла со своего табурета и выбежала из комнаты, чтобы позвать кого-нибудь на помощь.

– Леди Алимея, вы меня слышите? – завыл колдун замогильным голосом, отчего Нора в ужасе забилась в угол за балдахином.

– Ты ребёнка-то не пугай, я тебя и так прекрасно слышу, – рассердилась Мэй.

– Да? – удивился колдун и часто заморгал, озираясь по сторонам. – Обычно призраки хорошо отзываются на пафос…

– Должно быть, это их знатно веселит, – съязвила Мэй. – И я не призрак. Призраки от мёртвых людей появляются, а я вроде как пока ещё живая.

– Да, вы правы, – согласился он. – Но где вы?

– Прямо у тебя за спиной.

Он снова повертел головой, пошевелил своими длинными разрисованными пальцами прямо перед носом Мэй и отрицательно покачал головой:

– Я вас не вижу.

– А ты посмотри так, как тогда мне показывал. Ну, как лорда Бавора смотрел.

– Да я так и смотрел. Должно быть, это какая-то другая магия. Я её чувствую, но не так, а как-то иначе.

Нора перестала дрожать от страха и, раскрыв рот, с удивлением наблюдала за говорящим с самим собой колдуном. Мэй подумала, что девочке здесь не место, но просить, чтобы колдун прогнал её, не стала – пусть потом расскажет всем, что видела своими глазами, а то додумает ещё то, чего и в помине не было.

– В гардеробе лежит гобелен, посмотри его.

– Это… Милое дитя, – обратился колдун к горничной, – не могла бы ты показать мне полотно, которое лежит вот в этом чудесном образчике столярного мастерства?

Он ткнул пальцем в высокий гардероб, дверцы которого действительно были украшены изумительно красивой резьбой. Нора нерешительно покинула своё убежище и, обойдя колдуна стороной, вынула из гардероба аккуратно свёрнутый гобелен, который с утра нашла на постели госпожи.

– Это? Но это же совсем другой гобелен, новый.

Колдун коснулся пальцами свёрнутого полотна и резко отдёрнул руку, будто обжёгся.

– Да, именно этот мне и нужен. Разверни его, будь любезна.

Нора пожала плечами, расстелила полотно на постели и вернулась на свой табурет.

– Удивительно… – колдун с интересом разглядывал картину, но прикоснуться к ней больше не решился. – Я уверен, что это то же самое полотно, но оно другое… Что с ним произошло?

– Я…

– Я тоже хотел бы знать, что тут произошло! – прогремел Тогард, едва не сорвав с петель дверь, которую и так с трудом удалось установить на место. – Кто позволил вам входить сюда?! Нора! Я приказал…

– О, не ругайте девочку, прошу, – Йакара-сэ молитвенно сложил руки, обращаясь к рассерженному начальнику стражи, который был больше чем на голову выше колдуна и потому нависал над ним, как готовая вот-вот обрушиться скала. – Это всецело моя вина, что ваш приказ был нарушен.

– Он разговаривал с госпожой, – пискнула из своего угла Нора.

– Скажи ему, что меня никто не насиловал! – приказала Мэй.

– Да-да, я установил связь с духом госпожи и она просит сказать, что её никто… Вы уверены? – удивился колдун, обращаясь к пустоте за своей спиной.

– Более чем, – отрезала Мэй.

– Но лекари сказали… И синяки…

– Вы издеваетесь? – глаза Тогарда начали метать молнии.

– Нет-нет, – попытался успокоить его Йакара-сэ. – Госпожа просит сказать, что её никто… Что она была с мужчиной по своей воле.

– Просит?! – окончательно рассвирепел Тогард. – Она лежит без чувств, а вы утверждаете, что она вас о чём-то просит?!

– Это… Понимаете… – колдун принялся лихорадочно думать, как объяснить происходящее.

– Покажи ему, как мне показывал. Может, он тоже услышит меня, – предложила Мэй.

– Да, это потрясающая мысль! – обрадовался Йакара-сэ. – Я могу вам показать, как показывал госпоже!

Тогард жестом приказал Норе покинуть комнату, наградив её при этом свирепым взглядом, не сулившим ничего хорошего. Девочка виновато потупилась и шмыгнула в коридор, где за спиной Тогарда подпрыгивала Дира, пытаясь заглянуть в комнату. Ногой захлопнув дверь, начальник стражи сурово уставился на колдуна:

– Ну показывай.

– Присядьте, – Йакара-сэ вытащил один из освободившихся табуретов на середину комнаты, и Тогард решительно сел и закрыл глаза, вспомнив, как это делала госпожа.

Тёплые пальцы колдуна мягко коснулись его висков, и воина окутала бархатная тьма, дарящая покой и расслабление.

– Уже можно говорить, да? – спросила Мэй у колдуна.

– Госпожа, я вас слышу, – глупо улыбнулся Тогард, убаюканный лёгким прикосновением разрисованных пальцев.

– Вот и прекрасно. Тогард, не надо никого искать, я… Я сама это сделала. Точнее, это было с моего согласия и по моей воле.

– Но синяки…

– Так получилось. Это был очень бурный… случай, а у меня чувствительная кожа.

– Я не верю. Вы не могли так поступить.

– А я поступила. И не тебе меня осуждать. И отчитываться перед тобой я не обязана. Прекрати поиски и скажи Хелигаргу то, что сказала тебе я.

– Как прикажете, госпожа. Но тогда что с вами случилось? Почему вы не приходите в себя? О-о-о… Я уже забыл, когда чувствовал себя настолько хорошо. Это тоже какая-то магия, да?

– Да, – ответил колдун, пока Мэй собиралась с мыслями, решая, с чего начать и что можно рассказать, а что лучше оставить в тайне.

Она присела на край своей постели рядом с гобеленом и посмотрела на новый рисунок – окружённое горами озеро, над которым, расправив крылья, величаво парил дракон.

– Тогард, ты хорошо помнишь, что произошло в тот день, когда я подписала брачные документы и объявила себя леди Хараган?

– Что именно я должен вспомнить?

– Йакара-сэ собирался провести ритуал, который должен был разрушить древнюю магию. Помнишь?

– Да.

– Когда я узнала об этом, то спрятала от него старый гобелен с портретом Хейлии Ра-Фоули, потому что… знала, что страдания нашего лорда связаны именно с ним.

– Вы знали? – удивился колдун.

– Да. Мне явился призрак Хейлии Ра-Фоули и сказал, что…

– Что? – хором спросили Тогард и Йакара-сэ.

Мэй не привыкла врать, но рассказывать всему миру о том, что она вроде как потомственная предсказательница, девушка не собиралась. Хватит, предсказания и так уже наделали бед, и нужно было как-то разорвать этот замкнутый круг. И если колдун не смог сам разобраться в истинной природе магии гобелена, то Мэй не имела намерений просвещать его по этому поводу.

– Она сказала почти то же самое, что нам поведал Йакара-сэ. Хейлия была привязана к этому замку так же, как и я сейчас к своей комнате. Она питалась жизнью рода Карс, но только тех, до кого могла дотянуться. Лорд Бавор последний представитель этого рода. По крайней мере в этом замке. Она боялась, что его смерть изгонит её из этого мира, и потому не позволяла ему умереть даже тогда, когда болезнь должна была его убить. А я жалела себя и не хотела отпускать дедушку, даже зная, как сильно он страдает из-за этой магии. Поэтому и спрятала гобелен, чтобы Йакара-сэ не смог разрушить магию, пока я не буду готова. А сегодня ночью мне стало любопытно, я захотела ещё раз взглянуть на портрет и забыла его на постели, когда мы с… Когда пошла в руины старого города. А когда вернулась, то сняла с себя платье, на котором остались следы моей крови, и бездумно бросила его сверху на гобелен. Полотно впитало в себя эту кровь и изменилось. Хейлия Ра-Фоули исчезла. Магия отпустила нашего лорда, позволив ему жить дальше. А я оказалась выброшенной из собственного тела и нестерпимо хочу в него вернуться, потому что быть призраком ужасно.

– Это всё звучит очень странно, – сообщил Тогард.

– Я знаю. Я хочу, чтобы Йакара-сэ помог мне вернуться. Тогард, пусть ему никто не мешает.

– Хорошо, я распоряжусь. Кстати, Чарси Гарол вовсе не Чарси Гарол и вообще не родственник лорду Бавору, – начальник стражи глупо хихикнул, продолжая купаться в волнах блаженства, даримого прикосновениями колдуна.

– Это твоя магия на него так действует, что он несёт всякую чушь? – осведомилась Мэй у Йакара-сэ, но тот только пожал плечами.

– Это не чушь, – с улыбкой ответил Тогард. – Мы сегодня нашли настоящего Гарола, а тот прилизанный хлыщ, который назывался его именем, оказался просто мошенником. Мы думали, что это он сотворил с вами такое… непотребство.

– Это не он, Тогард, и хватит об этом. Вместо того, чтобы искать несуществующего врага, лучше ищите Гарола, который не Гарол. Если он и правда такой мошенник, то вполне мог оказаться замешанным в нападении на лорда Саржера и Нэйджела.

– Но там такой дождь… Искать сейчас кого-то…

– Госпожа, – обратился колдун к пустой комнате. – У меня есть одна мысль насчёт вас и этого полотна. Позволите проверить?

– Да, конечно, – согласилась Мэй.

Йакара-сэ отнял пальцы от головы Тогарда, и тот уставился перед собой невидящим взглядом, испытывая лишь одно желание – лечь и уснуть прямо там, где сидит. Колдун тем временем взял со столика полотенце, захватил им край гобелена и пошёл к выходу из комнаты. Мэй почувствовала нестерпимую потребность идти следом за ним.

Сердито цыкнув на подслушивающих под дверью служанок, Йакара-сэ начал медленно удаляться от комнаты госпожи. Мэй шла следом, с удивлением обнаружив, что преграда, не дававшая ей покинуть комнату, исчезла.

– Йакара-сэ, это что же? Я не к комнате привязана, а к этому полотну?

– Именно! Как я и думал! – обрадовался колдун своему открытию и состроил страшную гримасу служанкам, которые ждали от происходящего чего-нибудь эдакого, о чём можно было бы потом посудачить.

– Эй, вы куда? – окликнул его Тогард, который уже немного пришёл в себя и, пошатываясь, вышел в коридор, потирая затылок.

– Я поработаю в своей комнате, если не возражаете, чтобы никому не мешать и не пугать слуг.

– Ладно, ступайте. И сообщите мне, когда что-нибудь выясните, – отпустил его Тогард, которому ещё предстояло доложить обо всём королю. И разобраться с нарушившей приказ Норой, которая, понимая, что ей всё равно влетит за своеволие, ловко прошмыгнула под его рукой в комнату госпожи, надеясь, что Тогард не станет слишком на неё кричать у постели несчастной леди Мэй.

Глава 14

Весь вечер предыдущего дня и всю ночь колдун возился с гобеленом, пытаясь найти способ освободить Мэй или хотя бы подступиться к той магии, которая создала полотно, но тщетно – магия обжигала его, оставляя на пальцах жуткие волдыри, когда Йакара-сэ случайно касался её голой рукой. Он рисовал вокруг какие-то знаки, сжигал в каменной плошке травы и порошки, отчего комната наполнялась едким дымом. Не будь Мэй призраком или кем она там сейчас была, наверняка задохнулась бы в этом душном зловонии, но пока лишь брезгливо морщила свой невидимый носик, ожидая хоть какого-нибудь результата.

– Только не вздумай сжечь его, – предупредила девушка колдуна, когда он в очередной раз начал бормотать какие-то заклинания и ползать на четвереньках вокруг расстеленного на полу гобелена с зажжённой свечой в руках.

– Я и не думал так поступать, – Йакара-Сэ перестал ползать и уселся на пол, поставив свечу рядом. – Но я не знаю, что с этим делать. Мне никогда раньше не доводилось сталкиваться с такой странной магией. Она не подчиняется ничему.

– Может, это из-за того, что полотно было соткано из шерсти фьорагов? – предположила Мэй.

– Да? – удивился колдун. – То-то я гляжу, у меня не выходит ничего… А почему вы раньше об этом не говорили?

– А это чем-то помогло бы?

– Нет, но я бы не потратил без толку столько сил и времени.

– То есть?

– Фьораги, юная леди – это существа из плоти и крови, наделённые уникальной способностью. Они на дух не переносят магию в любом её проявлении. Ну, кроме той, которая их создала. Знаете, зачем Хараганы создали их?

– Нет, – честно призналась Мэй, потому что никогда об этом не задумывалась.

– Эти псы не позволяют таким, как я, проникнуть в Латернон. Я однажды пытался… М-да… Они чуют приближение чуждой им магии и стремятся уничтожить её источник как можно быстрее, чтобы ничто не навредило связи между Хараганами и спящим драконом. Хараганы спрятались в Латерноне и не высовывают оттуда свои носы уже больше тысячи лет из благородных побуждений. Да вы наверняка и сами знаете, что будет, если умрёт последний мужчина этого рода. Они прячутся там от людей. Но туда, куда не может дотянуться рука человека, легко можно проникнуть с помощью магии. Фьораги не позволяют этого сделать. Они создают некий защитный барьер над Латерноном, за который нельзя пробиться снаружи. И внутрь попасть тоже нельзя, потому что, стоит только приблизиться к границе этого барьера, как тут же у тебя перед носом вырастает громадная псина с оскаленной пастью, от одного вида которой забываешь собственное имя. Ваш гобелен защищён такой же магией. Я могу разбиться в лепёшку, но толку от этого не будет. Странно, что я раньше сам об этом не подумал.

– Но если я нахожусь под действием той же магии, что и гобелен, то как у вас получается меня слышать?

– Понятия не имею, – пожал плечами Йакара-сэ. – я в последнее время вообще чувствую себя не магистром с высшим званием в магических науках, а самозванцем, который создаёт видимость того, что он на что-то способен.

– Да брось, ты молодец, – попыталась Мэй успокоить колдуна. – Ты очень много сделал. Видел же, что было с де… с лордом Бавором, и мне это показал. И с Тогардом помог поговорить.

– Показал. Только теперь понимаю, что тот ритуал, который хотел провести, был бы такой же бесполезной тратой времени, как и всё, что я тут делал несколько последних часов. Я вижу, слышу, но не могу ни прикоснуться, ни что-то изменить. И всё из-за того, что кому-то взбрело в голову ткать картины из шерсти фьорагов. Призрак случайно не говорил вам, зачем это было нужно?

Мэй немного подумала и рассудила, что не будет ничего страшного, если она поведает колдуну чуть больше, но при этом не станет упоминать о своей возможной принадлежности к роду предсказательниц.

– Эйри… Хейлия говорила…

– Вы хотели назвать другое имя или мне послышалось? – прищурился Йакара-сэ.

– Я оговорилась, – твёрдо ответила Мэй, мысленно обругав себя за неосторожность.

– Ладно. Так что вам говорила Хейлия?

– Они могли предсказывать будущее только по таким гобеленам. Ткали самые обычные чёрные полотна, а потом капали на них кровь того, кто хотел предсказание, и тогда на гобелене появлялся рисунок, по которому прорицательница читала судьбы.

– Это объясняет, почему на месте портрета появилась новая картина, – колдун кивнул и задумчиво потёр рукой свой лысый разукрашенный череп. – А как они это делали, интересно?.. Если шерсть фьорага не даёт мне даже подступиться, как провидицы могли что-то по ней читать? Ведь это тоже магия…

– Может, род Ра-Фоули имеет какую-то связь с родом Хараган? – предположила Мэй. – У них же рождались девочки, которые хоть и не наследовали магию драконьей крови, но тоже принадлежали к этому роду. В ребёнке ведь течёт кровь обоих родителей. Может, дар прорицания берёт свои корни из Латернона?

– И дар этот передавался только по женской линии, в то время как драконья кровь передаётся только по мужской…

– Похоже на то.

– Наверное, вы правы, леди Мэй. Я не берусь утверждать, что всё было именно так, но это единственное разумное объяснение.

– Скажи, Йакара-сэ, а фьораги могут на этот берег реки Таор перебираться или они только под этим своим барьером сидят?

– Ну, если подумать… А почему вы спрашиваете?

– Просто стало интересно, как Ра-Фоули добывали их шерсть, – соврала Мэй.

– Ну, с шерстью-то как раз никаких проблем нет. Это собаки, хоть и магически созданные. Они наверняка линяют. Думаю, ткачи просто заказывали шерсть у латернонцев. А на этот берег… Думаю, нет. Они охраняют Латернон, другой цели у них нет. А граница проходит по реке, так что… Хотя… Если допустить, что магический барьер изначально проходил по реке, но потом река изменила русло, а барьер остался… Тогда да, получается, что могли бы. Только я о таком ни разу не слышал. Да и если бы у вас по лесу начали бегать фьораги, думаю, об этом уже вся Сальсирия бы знала. Госпожа, можно задать вам один вопрос?

– Да, конечно, спрашивай.

– Я, конечно, уже знаю, что вы снова мне ответите, что оговорились, но тогда утром на стене…

– Да, я оговорилась, – твёрдо ответила Мэй, понимая, о чём хочет спросить колдун. – Этот призрак, портрет, дедушка… Да и потом все эти воины латернонские, король…

– Но ведь вам ничего не известно о вашем происхождении, так ведь? Вы не знаете, кем были ваши родители?

– Не знаю. К чему ты клонишь?

Её голос прозвучал чуть резче, чем хотелось бы, и колдун уловил в ответе нервные нотки, которые убедили его в том, что девушка знает больше, чем говорит.

– Просто гобелен все эти годы был связан с призраком женщины из рода Ра-Фоули. А теперь он связан с вами…

– Это потому что на него попала моя кровь.

– А если на него попадёт моя кровь?.. Вдруг тогда вы вернётесь, а я стану заложником этого полотна… А это интересная мысль… – Йакара-сэ сделал вид, что всерьёз задумался над тем, чтобы окропить гобелен своей кровью.

– Не делай этого, – ледяным тоном приказала Мэй.

– И почему же? – осведомился колдун, окончательно убедившись в том, что его водят за нос. – Юная леди, я ничем не смогу вам помочь, если не буду знать всю правду. Либо вы мне всё рассказываете, что знаете, либо я отношу этот гобелен обратно в вашу комнату и ложусь спокойно спать. А вы сидите и дальше возле своего тела вместе с вашими тайнами.

Да, врать она никогда не умела… Выбор был невелик: упорствовать в своём нежелании открыться и застрять между миром живых и мёртвых на неизвестно какой срок либо сказать правду. Но Нэйджел… Она обещала, что не выдаст его… А впрочем, колдуну было необязательно знать, чья ещё кровь заставила магию измениться.

– Поклянись, что никому не расскажешь о том, что я скажу, – потребовала Мэй.

– Я обязан отчитываться перед нашим королём…

– Тогда уноси гобелен, я не скажу больше ни слова.

Колдун ненадолго задумался, видимо, не рассчитывая на такой поворот событий. Из тех обрывков информации, которые он получил, складывалась не совсем понятная картина, в которой не хватало самых важных кусков. Если леди действительно принадлежит к роду предсказательниц и знает об этом, то её нежелание выдавать этот секрет объяснимо – охочие до предсказаний люди толпами начнут осаждать Рион, и не факт, что это хорошо закончится. Сожгли же ведь последнюю прорицательницу… Но эти женщины делали много предсказаний, а юная леди не сделала ни одного, и если она и правда предсказательница…

– Леди Мэй, я, кажется, нашёл ответ.

– И какой же? – холодно осведомилась Мэй.

– Магия этого полотна не отпустит вас, пока вы не прочтёте заключённое в нём пророчество.

– С чего ты взял, что я могу это сделать?

– А вы знаете, как женщины рода Ра-Фоули делали свои предсказания?

– Нет. И сомневаюсь, что тебе об этом известно больше, чем мне.

– Вот именно. Никто этого не знает. Но можно предположить, что магия работала именно так – провидица покидала реальный мир, чтобы прочесть магию предсказаний на магическом уровне, а потом возвращалась назад.

– Это только предположение. И я не провидица.

– Жаль. Хорошая была мысль. Я даже подумал, что, должно быть, четыреста лет назад, когда сожгли всю семью Ра-Фоули вместе с их гобеленами, Хейлия могла быть ранена. Её кровь попала на какое-то полотно, и магия забрала дух предсказательницы из тела раньше, чем она умерла. И гобелен тоже сохранился из-за этой магии, но только возвращаться духу Хейлии было уже некуда, потому что её тело сожгли. Вот она и застряла между мирами на четыре сотни лет, мстя Карсам за случившееся. Вполне разумное объяснение тому, что спрятано за легендой о Рионском призраке. Никто ведь не знает, как делались предсказания… И из нашего разговора я, кажется, даже понял, почему вас слышу – мы не в Латерноне, здесь эта магия слабее и защищает только саму шерсть фьорагов, но не всё остальное.

Мэй слушала его и думала об Эйридии. Бедная девочка вообще не была предсказательницей. Наверное, поэтому магия забрала её вместе с телом и заперла в ненастоящем Рионе. Она выросла между мирами совершенно одна, потому что не могла сделать предсказание. У неё не было такого дара. А когда Мэй совершила глупость… Магия отпустила Эйридию и… Это было похоже на правду. Очень похоже.

А ещё это объясняло, почему Мэй почувствовала тогда, в спальне лорда, что под её пальцами с гобеленом что-то происходит – он звал её. Он приоткрыл ей завесу тайны совсем чуть-чуть, чтобы показать, что хочет, чтобы его прочли. А потом снова закрылся в ожидании её крови.

– А если это меня убьёт? – спросила она скорее у самой себя, чем у колдуна.

– Тогда вы умрёте, – спокойно сообщил Йакара-сэ.

– Я не хочу.

– Я тоже. Но мы все рано или поздно умрём. Ваше тело там, на кровати, тоже умрёт когда-нибудь. Вы можете наблюдать за этим со стороны или же попробовать вернуться в этот мир. Если, конечно, моя догадка верна.

– Я подумаю. Пусть гобелен пока побудет у тебя.

– Э, нет, госпожа. Я люблю спать в одиночестве. Вы, конечно, чудесная девушка, но ваше присутствие…

– Хорошо, отнеси его обратно в мою комнату. Только оставь на открытом месте. На столике у окна. И скажи, пусть его никуда не убирают. И… Я хочу попросить…

– То, что вы можете прочесть это предсказание, только моя догадка, госпожа. А непроверенная информация королю ни к чему. Да и не скажу я ему об этом, даже если это правдой окажется. Это опасный дар. Не хочу брать на себя ответственность за вашу судьбу.

– Спасибо, Йакара-сэ.

– Пока не за что, госпожа. Если я окажусь прав, то буду только рад, что помог вам вернуться в мир живых.

Он обернул обожжённые руки полотенцем, бережно сложил гобелен несколько раз пополам и отнёс его в комнату Мэй, строго-настрого запретив служанке прикасаться к этой «ужасной заколдованной вещи». Норы и Диры в комнате уже давно не было, их сменила круглолицая Амала, которая спросонья в суеверном страхе поклялась всеми известными ей богами, что даже близко не подойдёт к столику. Йакара-сэ ушёл, а Мэй задумчиво уставилась в окно на серый туман, который принесло с собой утро. Дождь кончился вместе с ночью. Рион просыпался. Мэй тоже уже пора было проснуться и вернуться к нормальной жизни, только вот… Ей было страшно.

* * *

– Повелитель? – горбун сонно потёр глаза и сощурился, разглядывая прибывших гостей. – Но я ждал вас только завтра…

– У нас нет времени. Хелигарг в Рионе и уже успел сунуть свой нос сюда. Со дня на день он доберётся и до твоей норы.

– Зачем ему это? – не понял алхимик.

– Затем, что это приграничная земля, тупица! Мне и так довольно долго удавалось поддерживать здесь всё так, чтобы всем было наплевать на то, что происходит. Тебе же не приходится прятаться, заметил? А когда стражники начнут прочёсывать лес и наводить здесь свои порядки, они и по пещерам этим непременно пройдутся.

– А-а-а… Вон оно что… Ну тогда да, тогда нам надо торопиться. – горбун оценивающе оглядел спутника своего господина с ног до головы и скривился, будто бы остался недоволен увиденным. – Бапс будет рад видеть вас…

– Бапс? – удивился молодой человек, который, в отличие от повелителя, не прятал своё лицо.

– Это мой пёс, Роб, – ответил господин и кивнул в сторону зияющего в скале широкого прохода, из которого шёл неприятный запах падали, дыма и чего-то ещё. – Пойдём, сейчас сам всё увидишь.

Алхимик нырнул в пещеру, подав молодому человеку знак следовать за ним. Роб Белискад скорчил гримасу отвращения, прикрыл лицо рукавом и, борясь с подкатившим к горлу приступом тошноты, решительно шагнул следом.

Дядя обещал отдать им с Эммой Хейнорм. Не паршивый клочок леса и груду развалин вроде Риона, а целое королевство с плодородными землями, богатыми лордами и тысячами крестьян, которыми он будет управлять так, как ему вздумается.

Всё, что требовалось от Роба – это слегка подпортить дела в маленьком северном поместье, чтобы никому из его обитателей не было дела до того, что творится под самым носом. Ну и потрепать нервы хозяевам Риона, выдавая себя за родственника лорда. Зачем? Роб не спрашивал. Да и какая разница, если за столь мизерную услугу он получит так много.

Единственное, что Робу было известно, это то, что дядя разгадал загадку спящего дракона, а раз так, то и сомнений в успехе его замысла быть не могло. Целый Хейнорм! После смерти отца у них с Эммой и её детьми даже угла собственного не осталось – всё забрали кредиторы. Отец умудрился разбазарить и то, чем владела их семья, и то, что получила Эмма в наследство от мужа. Дядя принял их, хотя не обязан был это делать. А теперь, когда он станет править всей Сальсирией, у Роба будет своё королевство!

Да, задания были неприятными и опасными, но оно того стоило. Плохо только, что Хелигарг так не вовремя решил выбраться из своей скорлупы, но если верить дяде, это уже не имеет никакого значения.

Погружённый в свои раздумья, Роб не заметил, что горбун остановился, и натолкнулся на него, сбив беднягу с ног.

– Прости…

– Оставь свои извинения при себе, мальчишка, – недовольно проворчал алхимик, вытирая испачканные руки о штаны и поднимая с пола оброненный факел.

Роб раздулся от возмущения и открыл рот, чтобы выразить своё недовольство, но раздавшийся откуда-то спереди жуткий вой заставил его закрыть рот обратно и вытаращить глаза.

– Это что?

– Это Бапс, Робби. Иди, не трать время попусту.

– Я-а-а…

– Струсил что-ли? – в голосе дяди явственно слышалась насмешка.

– Я не трус! – нахмурился Роб.

– Ну тогда чего встал? Или тебе не хочется увидеть то, ради чего всё это было затеяно?

– Он чует, что вы здесь, повелитель, – горбун расплылся в благоговейной улыбке. – Два дня молчал, а теперь вот… И крылья, как вы хотели… Идёмте, идёмте…

Господин снова подтолкнул своего племянника вперёд. Чем ближе они подходили к пещере, где в своей клетке томился Бапс, тем невыносимее становился смрад. От исходящего из недр горы зловония Робу стало совсем дурно, когда наконец-то он услышал, что путь окончен. Дядя при этом только сморщил нос, а алхимик и вовсе будто не чувствовал вони, которая, казалось, исходила от самих стен.

Существо в клетке притихло и ждало, когда хозяин одарит его своим вниманием. Подпрыгивающий на месте от нетерпения горбун сдёрнул полог чуть ли не в тот же миг, когда получил разрешающий кивок своего повелителя. Бапс расправил мерзкие перепончатые крылья, вывалил язык и затарахтел костяным кончиком хвоста по решётке.

– Это… Это…

– Дракон, Робби.

– Но…

– Мой помощник сотворил его из пса по кличке Бапс и крови Харагана, которую ты столь милостиво помог мне добыть.

– Я не трогал Харагана!

– Знаю. Ты просто помог мне его выманить из Латернона, когда изображал из себя алчного родственника рионского лорда.

– Но… Эта тварь что, слушается тебя? – в глазах Роба плескался неподдельный ужас.

– Да, слушается. Смотри, – господин подошёл к клетке, просунул руку через решётку и погладил существо по мерзкой морде, за что был немедленно награждён сгустком вонючей слюны на рукаве.

Роба совершенно неприлично вывернуло наизнанку, что наконец-то заставило горбуна скривиться от отвращения.

– Завтра, малыш, завтра… Потерпи немного, – ласково приговаривал дядя, почёсывая раздувающиеся чешуйчатые ноздри твари.

– Что завтра? – уточнил Роб, вытирая рот рукавом и чувствуя, что желудок взбунтовался не на шутку.

– Завтра мы выпустим его, Роб. Все решат, что последний Хараган мёртв, я усмирю дракона и стану хозяином Латернона, а потом и всей Сальсирии.

– Но ведь Хараган жив, – возразил Роб, борясь с очередным приступом тошноты. – Он может заявить об этом.

– Тогда его обвинят в том, что выпустил дракона, и казнят за угрозу Сальсирии, а ему это не нужно. Он слишком печётся о своей великой миссии, племянник, и не будет подставлять свою шкуру. А пока он будет прятаться, я доберусь до настоящего дракона и повторю то, что сделали Хараганы больше тысячи лет назад. Я стану новым носителем драконьей магии, но не буду прятаться за стенами Латернона. Я буду править всем этим миром и…

– Но… Это же всего лишь легенда. Откуда тебе знать, что тогда сделали Хараганы? Я думал, что ты и правда нашёл способ подчинить себе дракона Таорнага, но это… Это безумие, дядя!

– Болван ты, Робби. Я всё тщательно продумал. Бапс будет бесчинствовать, чтобы держать людей в страхе. Все удерут из Латернона, и никто не помешает мне осуществить задуманное.

– У тебя ничего не выйдет. Я верил тебе до последнего, но сейчас… Дядя, не делай этого. Это чудовище нельзя выпускать, оно же людей покалечит!

– Да, – согласился господин. – Оно будет жечь, разрушать и убивать до тех пор, пока мне это нужно. Бапс заставит Сальсирию содрогаться от ужаса, а я её спасу. А когда Бапс издохнет, горбун сделает мне нового дракона, если понадобится. Даже если у меня ничего не выйдет с настоящим драконом, Хараган не позволит ему проснуться. Он будет и дальше мучить несчастных дурочек, чтобы продлить свой род. Только уже не в Латерное, а где-нибудь в грязном сарае в Тсалитане, подальше отсюда, чтобы его никто не узнал. Его род всё равно будет работать на меня. Я в любом случае буду править Сальсирией, Роб.

– А если Хараган умрёт и настоящий дракон проснётся?

– Тогда мы снова его усыпим. Ты же знаешь состав зелья, которое может это сделать, да, горбун?

– О, да, мой повелитель! – алхимик рухнул на колени и восхищённо воззрился на господина. – Мы принесём дракону жертву, которая вновь…

– Дядя, я умоляю тебя, остановись. Лучше бы я сразу отказался тебе помогать, чем сейчас понимать, что ты окончательно сошёл с ума.

– Ты уже не хочешь быть королём Хейнорма, Роб? Куда подевалось твоё тщеславие? Я надеялся, что ты пойдёшь со мной до конца.

– Но это уже конец. Ты не понимаешь, что творишь. Не-е-ет, я отказываюсь в этом участвовать.

– Я так и думал, – вздохнул господин. – Горбун, опусти решётку.

Алхимик немедленно вскочил с пола, метнулся к стене, потянул за короткий рычаг и выпрыгнул в тоннель раньше, чем позади него с лязгом рухнула тяжёлая кованая решётка, перекрывающая выход из пещеры.

– Дядя? – нахмурился Роб и попятился, отказываясь верить в происходящее. – Что ты…

Засов на клетке лязгнул, ударив по натянутым до предела нервам звуком, означающим только одно – конец.

– Завтрак подан, малыш… Взять!

Не желая ненароком стать частью этого завтрака, господин заперся в клетке, равнодушно слушая истошные вопли племянника и отвратительные чавкающе-ворчащие звуки, издаваемые проголодавшимся существом. Он с самого начала не рассчитывал на то, что Роб оценит его великолепный замысел. А человек, который перестаёт верить в успех, становится обузой. Очень опасной обузой, особенно если у него есть хотя бы капля совести. Кто знает, что могло взбрести в голову этому глупому щенку? Вдруг он начал бы каяться? Рассказал бы кому не надо всё, что ему было известно… Нет, так рисковать было нельзя.

Жалость… Да, немного жаль. Родственник, как-никак. Но лучше лишиться одного родственника, чем шанса получить желаемое. Двух родственников – более чем достаточно. Нужно будет – он принесёт в жертву своему замыслу и остальных. Правда, теперь это уже вряд ли понадобится, ведь до заветной цели осталось совсем немного. Завтра… Завтра история Сальсирии начнётся с чистого листа.

Глава 15

Хелигарг стоял у постели лорда Бавора, раздумывая, с чего начать разговор. Несчастного старика держали в неведении относительно того, что произошло в замке за последние пару дней, но так не могло продолжаться вечно. К тому же, у короля была тема для разговора, которая не касалась ни леди Мэй, ни её злополучного бракосочетания, ни Латернона и его хозяев.

Болезнь и магия сильно изменили хозяина Риона. И дело было даже не в его внешности, по которой теперь старика было практически невозможно узнать. Нет. Из его глаз ушла жизнь. В первый раз, когда король приезжал в Рион с визитом, в этих глазах плескались чувства – уважение, радость, гордость, задумчивость, веселье… А теперь в них была пугающая пустота, будто бы лорда Бавора в этом мире больше ничего не могло тронуть, взволновать или заинтересовать.

Накануне вечером король заходил в эти покои, но старика уже готовили ко сну, и потому Хелигарг не стал задерживаться надолго. Спросил лишь, как себя чувствует лорд, и пожелал ему доброй ночи, пообещав, что зайдёт утром. Уже тогда он заметил этот пустой, равнодушный взгляд и уточнил у Марена, не повредился ли несчастный умом после случившегося. Лекарь только плечами пожал – время покажет. Рано было судить о том, какие последствия повлекли за собой пережитые страдания, но у короля не было времени ждать. Если лорд Бавор не в себе, нужно было искать другое решение внезапно образовавшейся проблемы.

Леди Мэй? Она могла бы помочь ему, но её брак… Что если она через год-два умрёт так же, как и другие жёны Хараганов до неё? Снова искать решение? Это был не выход. К тому же, она тоже больна, и неизвестно, когда придёт в себя.

Хараган исчез. Северные земли Иллиафии пусть и временно, но остались без хозяев, и эту проблему нужно было решать немедленно. Всю ночь Хелигарг ворочался с боку на бок в своей постели, и в итоге додумался лишь до того, что нужно сперва переговорить с лордом Бавором, а уж потом искать другой выход, если ничего хорошего из этого не выйдет.

И вот он снова здесь, у постели старика. Тот же пустой, бессмысленный взгляд на бледном лице, изрезанном глубокими морщинами…

– Вы… серди… тесь?

– Нет, лорд Бавор, я не сержусь на вас, хотя мне неприятно осознавать, что меня хотели обвести вокруг пальца.

– Простите…

– Не стоит. Как вы себя чувствуете?

– Сносно… Мэй… она… не пришла.

– Вижу, вам тяжело говорить. Тогда буду говорить я, а вы слушайте. Оставьте нас, – приказал король слугам, и, дождавшись, когда они покинут комнату, сел на табурет у постели больного. – Лорд Бавор, ваша воспитанница больна. Знаю, что с моей стороны это жестоко, но я расскажу вам всё, как есть, чтобы вы понимали всю серьёзность ситуации. Вы готовы к тяжёлому и неприятному разговору?

– Да.

– Хорошо. Леди Мэй попала под действие такой же магии, какая мучила вас… – в глазах старика промелькнула боль, и Хелигарг понял, что ещё не всё потеряно. – Но она не страдает, не волнуйтесь. Здесь мой колдун Йакара-сэ, ему удалось поговорить с… с её духом, который застрял между миром живых и мёртвых так же, как раньше застрял дух вашего фамильного призрака. Она жива, лежит в своей комнате, а Йакара-сэ пытается придумать способ, чтобы вернуть её дух обратно в тело. Он очень опытный колдун, магистр, и я не сомневаюсь, что у него всё получится.

– Гобе… лен…

– Он изменился. И магия в нём тоже изменилась. На него случайно попала кровь леди Мэй, поэтому магия отпустила вас и забрала её. Я в этом ничего не понимаю, но если вы захотите знать подробности, я позже пришлю Йакара-сэ к вам.

– Да.

– Её муж исчез, лорд Бавор. Ваши люди сразу же после того, как узнали о нападении, организовали поиски на землях Риона, но ничего не нашли. Я хотел отправить своих людей в леса на той стороне тракта, но начался сильный дождь, который закончился только сегодня к утру. Собаки след уже не возьмут. Мне доложили, что отшельник, который живёт здесь в лесу, вычислил то место, откуда лучник стрелял в Хараганов. Ваши люди проверили это место, но тот, кто стрелял, использовал порошок, который отбивает у собак нюх, а видимых следов, кроме пары сломанных веток, он не оставил. Я представления не имею, где искать Харагана. Если бы он был в Латерноне, нам уже сообщили бы, поскольку леди Мэй распорядилась об этом.

– Он… жив.

– Без сомнений, иначе мы уже имели бы честь познакомиться с драконом Таорнага лицом к лицу. Сам он уйти не мог, если учитывать тяжесть полученных ранений. Его либо прячут свои же, либо кто-то похитил, но, принимая во внимание важность его жизни, убивать его никому не с руки. Лорд Бавор, послушайте, вы сейчас единственный человек, который может помочь мне принять важное решение насчёт Риона. Я мог бы просто отдать приказ, но я здесь чужой человек, хоть и король. Вы же знаете каждый камень, каждый куст, каждого человека. Я хочу посоветоваться с вами, потому что больше не с кем. Вы уверены, что поняли всё, что я вам говорил?

– Поче… му… вы… спра…

– Я спрашиваю потому, что у меня вызывает опасения ваш взгляд. Вы сейчас будто бы не здесь, а где-то внутри себя. А мне нужно, чтобы вы полностью отдавали себе отчёт в своих словах и решениях.

– Плохо… вижу. Туман… раньше… ху… хуже… было… уже… лучше.

– А вы говорили об этом лекарям?

– Нет… Они… мне… надо… ели.

– Понятно, – улыбнулся Хелигарг, почувствовав облегчение. – А то я уже начал опасаться за ваш рассудок. Тогда перейду к делу. Поместье, которое находится на той стороне тракта, оказывается, уже два года служит предметом торга между картёжниками, которых обманул некий Роб Белискад, сделав множество фальшивых закладных. Это моё упущение, признаю, поскольку земли напрямую подчиняются Гоотарну. Я хочу присоединить их к Риону. Таким образом полоса ваших владений удлинится до Таорнагского Хребта.

– Лат… Латернон…

– Да. Поскольку леди Мэй унаследует все земли, то Латернон получит право управлять ими по обе стороны тракта. Но пока что владелец этих земель вы, раз уж боги позволили вам остаться с нами ещё на какое-то время. Вы готовы принять поместье в своё владение?

– Да.

– Это не станет для Риона бременем?

– Нет… но… нужно… людей…

– Насчёт людей можете не волноваться. Я пробуду здесь ещё несколько дней, пока дороги не подсохнут хорошенько. Со мной сотня королевской стражи. Они вытравят с западной стороны тракта всех мерзавцев, которые там водятся. Поместье не слишком большое, так что успеем. Часть воинов останется, чтобы поддерживать порядок, пока вы окончательно не поправитесь. Ну и средства из казны на восстановление хозяйства я тоже выделю.

– Хорошо.

– Лорд Бавор, я не приказываю, понимаете? Если у вас есть какие-то возражения, говорите без стеснений.

– Пеще… ры.

– Что пещеры? А, пещеры! Их мы в первую очередь осмотрим, потому что разбойники, напавшие на Хараганов, могут скрываться там. Но в поместье нужен управляющий. Хотя бы временно, чтобы иметь представление о том, что там сейчас необходимо сделать в первую очередь. У вас есть разбирающийся в таких делах человек, который может туда перебраться? Я, конечно, мог бы оставить одного из своих советников, но, чувствую, вреда от этого будет больше, чем пользы.

– Ильвен.

– Это тот управляющий, которого уволила леди Мэй?

– Как уво… лила?

– Ну, насколько я понял, он зарвался, чем и вызвал её гнев. А теперь он прибился к советнику Фамгусу, которому я не особо склонен доверять.

– Пусть… он.

– Ну хорошо, если вы считаете это разумным. И в замке здесь сейчас не помешал бы управляющий, хотя ваш Тогард вроде пока неплохо справляется.

– Тогард… да… пусть.

– Тогда мы поступим так… Сегодня я никаких распоряжений отдавать не буду. Вы всё ещё раз хорошенько обдумаете, а завтра с утра, если вы не измените своего решения, будем действовать. Договорились?

– Да.

– Ну вот и замечательно. А теперь отдыхайте, лорд Бавор. Не буду вам больше сегодня досаждать разговорами о проблемах, – Хелигарг встал, намереваясь покинуть покои лорда. – Прислать колдуна, чтобы он рассказал вам о леди Мэй?

– Нет. Пусть… Тогард… придёт.

– Хорошо. Он всё равно за дверью ждёт, так что будет вам сейчас Тогард.

Он вышел, кивнув стоящему в коридоре начальнику стражи в направлении комнаты лорда. Похоже, разговор Тогарду предстоял не из приятных, учитывая, что он обязан был докладывать хозяину обо всём, происходящем в замке. Это от него, а не от короля, старик должен был узнать об истинном положении дел. Хелигарг чувствовал себя немного виноватым за то, что подставил хорошего человека, но заботливые домочадцы продолжали бы держать лорда Бавора в неведении ещё неизвестно сколько времени, чтобы поберечь его здоровье, а судьбу земель нужно было решить срочно.

Тогард не посмеет обижаться на своего короля, и всё же Хелигарг решил, что извинится перед воином. Советники пришли бы в ужас, узнай они об этом, но что-то со вчерашнего дня их вообще не было видно.

Испугались? Не-е-ет… Не того полёта эти птицы, чтобы трястись от страха. Скорее всего, они замышляли что-нибудь эдакое, что заставило бы Хелигарга залезть обратно в свою ракушку. Отправить их в Гоотарн немедленно, пока они не начали строить козни – это был второй вопрос, который король Иллиафии намеревался решить нынешним утром. И плевать, что дороги после сутки поливавшего их дождя превратились в непролазную грязь. Это была их забота – следить за тем, чтобы торговый тракт на всём его протяжении оставался пригодным для передвижения в любую погоду. Вот пусть теперь сами проедутся по нему верхом и подумают, на что нужно направлять свои усилия.

Комнаты для короля и его свиты были отведены в другом крыле, окна которого выходили в сад. Для того, чтобы попасть в свои покои из того крыла, где жили постоянные обитатели этого замка, Хелигаргу нужно было спуститься в главный зал, пересечь его и снова подняться на второй этаж по широкой винтовой лестнице. Он намеревался принять советников у себя, но вдруг понял, что ему до зубовного скрипа надоело сидеть в четырёх стенах, и поэтому приказал одному из своих стражников позвать прибывших с ним господ в главный зал.

– И найдите кого-нибудь, кто умеет писать. Мне нужно составить письмо.

Слуга поклонился и направился в сторону кухни, ловко обогнув на ходу щуплого старичка с коротко остриженной седой бородкой, который держал на руках блаженно мурчащего чёрного кота.

– А что, советники короля уже разучились держать в руках перо? При Белинаргусе таких даже к воротам дворца не подпустили бы.

Стражники напряглись, недовольные столь фамильярным обращением к своему королю, но Хелигарг только удивлённо приподнял бровь:

– Мы знакомы?

– Вряд ли, мой король. Но вы искали меня, когда только взошли на престол. Брис Фид, бывший канцлер при дворе вашего покойного отца, к вашим услугам. Могу составить для вас любой документ, какой нужно. Вроде пока не забыл, как это делается.

– Брис Фид? Да, я действительно искал тебя. Слышал, ты не слишком поддерживал устремления моего отца, и хотел узнать подробности, но мне доложили, что после освобождения из Обители Времён ты покинул Иллиафию. Что ты здесь делаешь?

– Живу, – пожал плечами Брис Фид. – Позволите, я присяду? Колени опять на погоду разнылись. Видать, дожди будут затяжные.

– Да, конечно, – Хелигарг указал старику на лавку возле стола и сел рядом, удивлённый столь неожиданной встречей. – Если ты знал, что я тебя ищу, почему не откликнулся?

– Потому что не хотел возвращаться в ту змеиную нору, которую все именуют королевским дворцом, простите за откровенность. Мне по душе одиночество, лес, горы… За двадцать лет в Обители я разучился жить среди людей, мой король. Да и что я мог вам рассказать, кроме того, что король Белинаргус был помешан на желании заполучить власть над драконом?

– Это ты что-ли тот отшельник, который Хараганов обнаружил на тракте?

– Ну я, да. Бедный лорд Саржер, жаль его… Я к вам по делу пришёл. Знал, что вы здесь будете, вот и решил наведаться. Пожаловаться, можно сказать, раз уж выдалась такая возможность. Мне тут уже все последние новости рассказали, ну и про то, что вы солдат своих в леса вокруг соседнего поместья отправить хотите, тоже. Странные там дела творятся, хочу вам сказать…

– А подробнее? – нахмурился Хелигарг.

– Я пещеру себе новую там присмотрел на склоне. Здесь-то меня волки совсем одолели, вот и перебрался того дня, как вы приехали, на другое место. Горбун один там живёт, тоже в пещере, только ближе к реке. Я с ним близко-то не встречался, так, со стороны видел. Думаю, чего к людям приставать? Обживусь немного, тогда и познакомимся. Запах какой-то странный от того места исходит. Вроде как падалью тянет. Я сначала думал, может, звери дикие задрали животину какую, там же пастбища открытые, скотина сама по себе пасётся, а потом принюхался – нет, кроме падали ещё что-то есть. Дым и… кислое такое… Никак не мог вспомнить, где я такой кислый запах слышал, а потом вспомнил – в лаборатории, что Белинаргус для своих алхимиков разрешил в подземелье дворца устроить.

– Во дворце сейчас нет лаборатории, я приказал убрать её. Там бочки с вином теперь хранятся. Хочешь сказать, кто-то из прежних прихлебателей отца теперь в пещере той свои исследования продолжает? Хотя я не припомню, чтобы среди них горбун был…

– Прихлебатель или нет, но он явно чем-то нехорошим там занимается. Ладно бы только запах, оттуда ещё и вой иногда доносится такой, что кровь в жилах стынет. Вроде как медведь ревёт, но намного громче. Такое ощущение, что даже камень от этого звука дрожать начинает. На животных он опыты ставит, не иначе.

– Спасибо, Брис. Я завтра как раз к пещерам и хотел своих людей направить. Где, говоришь, это место?

– Да почти у самой реки. Она когда из ущелья выходит, сначала вдоль горы течёт на юг, а потом плавно на восток сворачивает. Получается такой угол, как наконечник стрелы. Ну вот в этом углу и есть несколько больших пещер, которые вглубь горы уходят. Их к осени паводок заливает, я потому туда и не пошёл, повыше поднялся и дальше по склону. Да и не нужно мне столько места… Человек туда ездит. Я его два дня назад вечером наблюдал и сегодня на рассвете, когда сюда шёл. Судя по одежде и коню, человек не бедный. Лица я, правда, не видел, он его платком тёмным закрывает. Но сегодня с ним Гарол был. Чарси Гарол, который, как мне сейчас Кристи рассказала, и не Гарол вовсе. Я не знаю, какие у них дела с горбуном, но мне кажется, что они какую-то пакость для Риона замышляют.

– Этого человека зовут Роб Белискад, если, конечно, это его настоящее имя.

– Белискад? Что-то знакомое… Белискад… Белискад… – Брис Фид свёл брови, пытаясь вспомнить, где мог слышать это имя. – Не так давно ведь слышал что-то, связанное с Белискадами, но что?..

– Знаешь, бывший канцлер, – задумчиво усмехнулся Хелигарг. – А ведь складывается картинка-то…

– Какая картинка? – не понял Брис.

– Смотри… Роб Белискад предъявляет права на наследование Риона, так?

– Ну…

– Он приезжает сюда, но ведёт себя при этом чересчур вызывающе, что заставляет лорда Бавора придумать идею с браком леди Алимеи и Хараганом. В случае смерти лорда Бавора Рион наследует леди Мэй, а титул и право управлять этими землями получает её муж. Да не кто-нибудь, а Хараган, которого сжить со свету – всё равно что пойти и добровольно скормить себя дракону. Так Рион остаётся под постоянной защитой Латернона, а Роб Белискад остаётся ни с чем. Белискад ничего не знал о планах лорда Бавора, но решил подобраться поближе к Риону, чтобы быть в курсе происходящего здесь. Для этого он устроил всю эту афёру с документами на поместье по соседству – довёл земли до практически бесхозного состояния и прятался где-то там, пока на него никто не обращал внимания. Когда у лорда Бавора приключился удар, он сразу же прибежал предъявлять свои права, но застал тут латернонских лордов с документами о браке. А когда его выкинули из замка, устроил на Хараганов засаду и убил лорда Саржера, а молодого Харагана только сильно ранил, чтобы напугать его и заставить не высовывать свой нос из Латернона. А следы свои он скрыл с помощью отбивающего запах порошка или зелья, которые для него приготовил тот алхимик, которого ты видел.

– Складно, да, – согласился Брис Фид. – Только при этом он ещё и незаметно избавился от шестнадцати дюжих воинов по обеим сторонам переправы. И как-то умудрялся больше года держать вас в неведении о том, что происходит на приграничных землях.

– Ты прав, но ты же сам видел его с кем-то, кто скрывал своё лицо. Думаю, у Белискада есть покровитель, у которого какая-то своя выгода в этом деле. И что-то мне подсказывает, что выгода эта связана с драконом. Нужно понять, кто бы это мог быть…

– Да кто угодно, – усмехнулся отшельник и погладил кота, который требовал к себе внимания, запуская когти в руку старика. – При вашем отце сюда кто только не лез.

– Пожалуй, я не буду ждать до завтра, – Хелигарг нетерпеливо забарабанил пальцами по столу, чувствуя, что приблизился к чему-то более важному, чем поимка убийцы лорда Саржера Харагана. – Поедем к этой пещере сегодня же, какая бы там грязь не была. Если гости алхимика смогли проехать, то и мы сможем. Покажешь дорогу?

– Покажу, конечно. Тут пешком по тракту и вдоль реки часа два-три ходу, а если прямиком да верхом, думаю, за час-полтора доберёмся. Только у меня своей лошади нет, попрошу, чтобы из конюшен какую-нибудь дали.

Отшельник, кряхтя, привстал, отпустив кота на лавку, но Хелигарг остановил его, положив на плечо свою руку. Старик удивлённо заморгал и сел обратно.

– Сиди, я распоряжусь, – король подал знак одному из стоящих поблизости стражников, и тот немедленно отправился выполнять приказ. – Ты обещал мне письмо составить, забыл?

– Ах, да… Письмо… А почему вы не хотите поручить это кому-нибудь из своих советников? Они же у вас не безграмотные. Правда, из тех, что при мне были, только Билвин остался, но я не думаю, что король стал бы окружать себя бездарями.

– Я им не доверяю, как бы странно это ни звучало, – грустно усмехнулся Хелигарг. – В королевстве всё прекрасно, в Иллиафии всё замечательно… Уверен, что ты, так же как и все, считаешь меня жадным до власти ублюдком, которому наплевать на народ Иллиафии. Все так думают. И все мы, вместе взятые, ничего не знаем друг о друге. Не представляешь, какой шум они подняли, когда я узнал о болезни лорда Бавора и вознамерился проведать его лично. А теперь я отправляю их обратно в Гоотарн, чтобы собственными глазами видеть и своим умом понимать, что творится в моём королевстве. И я не намерен возвращаться во дворец, пока не объеду каждое владение на своих землях. Они служат не мне, Брис Фид, а сыновьям моего отца, и я хочу положить этому конец.

– Только сейчас? – удивился отшельник, но тут же осёкся и виновато опустил глаза. – Простите.

– Это мне надо извиняться, дружище. Извиняться и исправлять свои ошибки или поджать хвост, признать, что я никчёмный правитель, и отдать корону тому, кому она ночами снится. Ты заметил, сколько времени мы уже сидим здесь вдвоём? А ведь я приказал советникам явиться сюда. Ну и где они? Такое вот у нас в Иллиафии уважение к воле короля…

Они просидели вдвоём ещё около получаса, прежде чем в главный зал начали потихоньку стягиваться советники с мрачными лицами. Правда, за это время к ним подходил колдун короля Йакара-сэ, который поинтересовался у Бриса, имеется ли в архивах Обители Времён родословная рода рионских ткачей Ра-Фоули. На вопрос, зачем ему это, колдун честно ответил, что имеет предположение о происхождении дара рионских предсказательниц от рода Хараган и хотел бы получить этому подтверждение или опровержение, чтобы понять, в каком направлении двигаться в поисках путей спасения несчастной леди Мэй.

Брис Фид не трудился в отделе родословных, но был уверен, что там можно найти сведения о ком угодно. Он лишь посоветовал отправить запрос в Обитель за личной подписью короля Хелигарга, чтобы архивариусы выполнили это задание в первую очередь.

Подходил и хмурый Тогард, который получил отповедь от своего лорда. К безмерному удивлению присутствующих король принёс начальнику рионской стражи извинения за то, что счёл себя обязанным обрисовать лорду Бавору картину происходящего в Рионе, осознавая, что это скрывается из благих намерений. Тогард чуть сквозь землю не провалился, чувствуя на себе изумлённые взгляды тех, кому случилось в этот момент находиться в главном зале.

Хелигарг попросил Тогарда сопровождать его в поездке к пещерам на землях поместья, после чего начальник стражи немедленно ретировался на улицу, чтобы остудить раскрасневшееся от смущения лицо.

Только после этого в главном зале наконец появился основательно постаревший за тридцать лет лорд Билвин, который даже не узнал Бриса Фида, хотя при дворе короля Белинаргуса им доводилось встречаться друг с другом по несколько раз на день. Через несколько минут пришёл недовольный тем, что его разбудили, советник Фамгус, а за ним явились и остальные четверо. Личный секретарь короля был избавлен от необходимости присутствовать на этом собрании, а его чернильница и пергаменты оказались в распоряжении Бриса Фида.

Вопреки ожиданиям Хелигарга, решение о возвращении советников в Гоотарн не вызвало ни единого протеста. Привычно нанося слова на бумагу аккуратным почерком, Брис Фид только качал головой, предвкушая грядущие перемены в судьбе Иллиафии.

Письмо было адресовано главному канцлеру и содержало в себе несколько указаний.

Тяга к карточным играм сама по себе не являлась преступлением, но в случае, когда на кону оказались приграничные земли, все участники этого безобразия должны были понести суровое наказание, и потому их надлежало заковать в кандалы и отправить в рудники на один из принадлежащих Иллиафии островов в Спящем море.

Советники волею короля освобождались от своих обязанностей на время его путешествия по землям королевства. До возвращения правителя им предоставлялась возможность побыть со своими семьями и заняться делами в своих владениях.

Находящаяся в распоряжении канцлера королевская печать утрачивала свою силу. Все документы, требующие личной подписи короля, надлежало передавать ему лично, независимо от того, насколько далеко от Гоотарна он находится.

К письму прилагались три копии без пункта о горе-картёжниках, которые канцлер должен был отправить правителям других королевств Сальсирии – Хейнорма, Тсалитана и Сазалинии. Брис Фид также сделал несколько полных копий – их король передал своим воинам с приказом доставить письма лордам и прочим землевладельцам во все уголки Иллиафии.

– А вы хороший стратег, – усмехнулся Брис, наблюдая за тем, как Хелигарг ставит оттиск своей личной печати на последнее из писем. – Не боитесь, что трон уже будет занят, когда вернётесь в Гоотарн?

Советники дружно наградили его кто возмущённым, кто презрительным взглядами.

– Не боюсь, – спокойно ответил король. – В Совет входят мудрые люди, которые знают, что такое верность и преданность своему королю. Правильно я говорю, господа?

Шесть недовольных лиц просияли не слишком искренней преданностью, подтверждённой не слишком убедительными возгласами согласия. Король позволил расходиться, и советники тут же покинули зал, вполголоса обсуждая дурные манеры неблагодарного лавочника, которому самодур Белинаргус по глупости отдал на растерзание Иллиафию.

– Видите? Они меня любят, – в глазах Хелигарга заплясали весёлые искорки, и Брис прыснул в кулак, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос.

* * *

Егерь Юлкреш приходился отцом тому молодому воину, тело которого удалось вытащить из реки, потому что оно зацепилось за большую корягу у берега недалеко от моста. Нэйджел хорошо знал их обоих. Именно Юлкреш изловил для него в лесу Исгайла, когда тот ещё был бестолковым лопоухим щенком, похожим на лохматого медвежонка.

Пепелище погребального костра размыло дождём, но егерь всё равно подолгу стоял там. Нэйджел видел, как при этом ходят желваки на его скулах, и с тоской думал о том, что даже не смог как следует попрощаться со своим отцом. Кто бы ни совершил это злодеяние, он заслуживал той же участи.

– Есть новости из Риона? – спросил Нэйджел у Юлкреша, чтобы отвлечься от мрачных мыслей.

– Ничего нового, мой лорд, – отозвался егерь и отошёл наконец от клочка выжженой земли. – Рионцам нужно привыкнуть к тому, что мы теперь вроде как не соседи, а одно лордство. Они нам не доверяют и потому новостями делятся не слишком охотно. Госпожа ещё не пришла в себя, если вы об этом хотели знать. Старому лорду немного легче. Вот и всё.

– И что с госпожой, тоже неизвестно?

– Говорят, переволновалась, – пожал плечами Юлкреш. – А где Исгайл? Я ему фирвиса принёс полакомиться…

– Понятия не имею, – честно признался Нэйджел. – Он сбежал в лес сразу же, как только мы сюда пришли.

– Вы правильно сделали, что ко мне пришли. Здесь гости редко бывают, и Ланар в первую очередь проверил эту часть леса, потому что она ближе к реке. Я горд, что заслуживаю вашего доверия.

– Зато я не горд, потому что не заслуживаю твоего, – вздохнул Хараган.

– Не вините себя, мой лорд. Вы и сами пострадали. К тому же, никто из нас не волен выбирать себе судьбу. А вы в особенности. Пойдёмте лучше, я вам кое-что покажу. Кажется, я знаю, куда удрал ваш пёс.

– А если нас увидят?

– Нет, там топи, туда вообще никто никогда не ходит. Сапоги только наденьте, потому что придётся в болото лезть.

Дождавшись, пока молодой лорд натянет на себя сапоги и лёгкую куртку, егерь повёл его едва приметной тропкой через лес в самый глухой уголок Латернона, куда действительно никто никогда не совался. Лес здесь плавно спускался в небольшую лощину, которая переходила в топкое болото, питаемое стекающими с гор ручьями.

Если верить старым картам, то несколько столетий назад река Таор протекала именно здесь, но потом она промыла себе более удобное русло вдоль подножия Таорнагских гор, а в этом месте остались лишь болота, поросшие редкими тощими деревцами и тростником.

Юлкреш шёл уверенно до тех пор, пока они не спустились в самый низ, где твёрдая почва под ногами закончилась, и начались гиблые топи, в которых ценящему свою жизнь человеку делать было нечего. Егерь хорошо знал тропу, но и он часто останавливался, ощупывая длинной палкой вязкое дно. Дождь поднял воду в болоте выше, и поэтому сапоги не слишком помогали – местами путникам приходилось брести в зловонной жиже чуть ли не по пояс.

Нэйджел потерял счёт времени, думая только об одном – скорее бы снова почувствовать под ногами твёрдую землю. Но если Юлкреш потащил его сюда, значит, здесь действительно было что-то важное, о чём ему следовало знать.

Прошло не меньше часа, прежде чем они выбрались наконец к высокому, поросшему густым подлеском холму, клином уходящему в заболоченную низину там, где река сворачивала на восток. Нэйджел немедленно рухнул в высокую траву, пытаясь отдышаться, а егерь сел рядом и стянул с себя сапоги, выливая из них болотную жижу.

– Пару дней назад всё было не так ужасно, – сообщил он своему лорду извиняющимся тоном.

– Видимо, гроза нас только краем зацепила, а всё остальное вылила в горы, – предположил Нэйджел. – Мы уже пришли? Или нужно будет снова лезть в болото?

– Только когда пойдём назад.

– А где то, зачем ты меня сюда привёл?

– На той стороне холма.

– А чего мы тут сидим? Пошли.

Он поднялся на ноги, стряхнул с одежды налипшую грязь и зачавкал вверх по склону мокрыми сапогами. Юлкреш был лет на двадцать его старше и потому отставал, но Нэйджел терпеливо дожидался своего провожатого.

– Где?

– А вон там, смотрите, – егерь указал палкой в небольшой просвет между деревьями. – Не знаю, стоит ли подходить ближе, но я бы не рискнул.

Нэйджел присмотрелся и увидел скользнувшую где-то далеко внизу тёмную тень.

– Исгайл! – позвал он своего фьорага.

Тень метнулась в сторону, и через мгновение перед Нэйджелом возникла свирепая морда раза в полтора шире, чем у его пса. Егерь затаил дыхание, мысленно моля богов отвести беду.

– Фу, ну ты и вонючий, – спокойно сообщил Нэйджел оскаленной пасти, будучи твёрдо уверенным в том, что фьораг его не тронет. Осталось только убедить зверя в том, что егерь тоже совершенно несъедобный, поэтому Хараган не слишком уверенно добавил: – Мы свои. Не ешь нас.

Вообще-то фьораги не имели привычки нападать на людей. Точнее, они были к людям совершенно равнодушны, хотя и наводили ужас своим видом. В стаи они сбивались редко, и всегда делали это в тех случаях, когда чувствовали поблизости чужую магию. Видимо, чужой магии рядом было в избытке, раз она привлекла сюда целую стаю. А в том, что это была именно стая, Нэйджел ни капли не сомневался, поскольку сбоку от него образовалась ещё одна рычащая морда, потом ещё одна, а потом Юлкреш привалился сзади к нему спиной и сообщил:

– Два дня назад их было здесь всего пятеро.

– Теперь их втрое больше, – поделился с егерем новостью Нэйджел и снова, но уже тише, позвал: – Исгайл… Интересно, что их так разозлило? Да фу! Не дыши мне в лицо!

Он сам не понял, как решился отпихнуть от себя морду незнакомого пса. Просто отпихнул и всё. Зверь отступил на шаг, принюхался, развернулся и потрусил вниз по склону, потеряв к незваным гостям всякий интерес. Вслед за ним один за другим ушли и остальные фьораги.

– По-моему, Исгайла тут нет, – нахмурился Хараган.

– Похоже на то, – ответил егерь, вытирая рукавом выступивший на лбу пот. – Я никогда не видел столько фьорагов одновременно. Простите, что потащил вас сюда…

– Нет-нет, дружище, ты всё правильно сделал. Пойдём-ка посмотрим, что их сюда привело.

– Но… – Юлкреш хотел возразить, но Нэйджел уже спускался вниз, стараясь не слишком сильно шуметь, чтобы не злить и без того рассерженных животных.

Егерь вздохнул и пошёл следом, хотя, если бы его спросили, он предложил бы идти в совершенно противоположном направлении.

Где-то на середине холма склон заканчивался, переходя в довольно широкое плато, которое возвышалось над болотом каменистым обрывом. Вид отсюда открывался поистине великолепный. Справа вверх уходила стена горной гряды, вдоль которой серебрились в лёгком тумане ледяные воды реки Таор. Внизу раскинулось зелёное море тростника, простирающееся до самой излучины, где русло делало большую петлю и уходило на запад к морю. А на другом берегу от самых гор и насколько сквозь утреннюю дымку хватало взгляда стоял густой лес с редкими пятачками прибрежных лугов и пастбищ.

Пейзажем можно было бы наслаждаться бесконечно, если бы перед носом не маячили свирепые морды нервных фьорагов, которых, по подсчётам Юлкреша, здесь собралось не меньше трёх десятков. Псы нюхали воздух, раздражённо скребли когтями землю и низко рычали, злобно глядя куда-то в сторону реки. На заявившихся сюда непонятно зачем людей они лишь бросали недовольные взгляды. Один из фьорагов оторвался от стаи и в два прыжка очутился перед Нэйджелом, повалив его прямо на егеря.

– Исгайл, а ну слезь с меня! – приказал Хараган, уворачиваясь от слюнявой радости своего питомца. – Юлкреш, ты там не убился?

– Нет, но если вы изволите с меня встать, я покажу вам то, что, кажется, нервирует этих животных.

– Исгайл, уйди!

Пёс наконец послушался и вернулся к своим сородичам, затерявшись среди стаи, а егерь вытянул руку по направлению к склону горы, где река делала поворот.

– Видите? Там дым. На пещеру похоже, но отсюда видно плохо.

– Ну да, – Нэйджел прищурился, пытаясь получше разглядеть то место, в сторону которого был направлен гнев фьорагов. – А поближе туда никак нельзя подобраться?

– Нет, – ответил егерь без капли сомнений. – Если бы было можно, фьораги были бы не здесь.

– Да, ты прав. Но нужно выяснить, что там такое. Ты-то вообще что здесь делал? В болотах-то.

– Ну так это же та часть леса, за которую я отвечаю. Не всем же сады цветущие достаются, кому-то и за болотами следить надо. Здесь, кстати, уток полно… Передать Ланару, чтобы отправил человека в Рион? Ну, про пещеру эту сказать?

– А Вассил ещё не поехал туда?

– Вроде сегодня собирался. Дождь-то кончился.

– Тогда скажешь Ланару, пусть с Вассилом передаст сообщение. Давай выбираться отсюда, а то здесь насекомые уж больно голодные.

Они уже были почти у самой вершины холма, когда позади них раздался жуткий многоголосый вой, от которого волосы у обоих встали дыбом, а спины одновременно покрылись холодным потом. Вслед за воем послышался чудовищный рёв, и над рекой, громко хлопая перепончатыми крыльями, взмыло вверх безобразное существо.

– Это… – егерь выпучил глаза и ткнул пальцем вверх. – Это что?

– Дракон, насколько я понимаю, – задумчиво ответил Нэйджел несколько мгновений спустя и сел в траву.

Глава 16

Дороги действительно превратились в жуткую грязь, но не настолько, чтобы по ней нельзя было проехать верхом. Вопреки расчётам отшельника, возглавляемый Хелигаргом небольшой отряд достиг подножия Таорнагских гор меньше, чем за час. Рассудив, что гости алхимика вряд ли будут дожидаться визита сюда короля, Хелигарг взял с собой лишь пятерых своих воинов и Тогарда – вполне достаточно для того, чтобы справиться с тремя негодяями, а уж с одним горбуном и подавно.

Исходящее от пещеры зловоние чувствовалось издалека, а возле самого входа было настолько сильным, что напрочь отбивало желание соваться внутрь.

– И как его оттуда выкурить? – поинтересовался Тогард и, зажав нос пальцами, слез со своего коня.

– Может, просто позвать? – предложил Брис.

– Эй! – зычно рявкнул начальник рионской стражи в пещеру раньше, чем Хелигарг успел его остановить.

– Повелитель? Вы вернулись? – из тёмного провала тут же высунулось сморщенное лицо с прищуренными глазами, которые, немного привыкнув к свету, внезапно округлились. – Вы кто такие?

– Нас твой повелитель прислал, – соврал Тогард и хлопнул горбуна по спине так, что тот выкатился из пещеры под ноги лошадей.

Алхимик хотел возмутиться, но вспомнил, что хозяин утром говорил про солдат короля, оглядел незваных гостей и пришёл к неутешительному выводу, что попал в крупные неприятности. Лихорадочно соображая, как спасти свою шкуру от неминуемой расправы, он сжался в комок и принялся жалобно поскуливать, как провинившийся щенок.

– Чем ты здесь занимаешься? – грозно осведомился Хелигарг.

– Я? – горбун изобразил искреннее удивление, подыскивая более-менее внятный ответ. – Я тут… Я болезни животных изучаю. В поместье тут рядом мор начался, телята дохнуть стали, овцы… Ну вот меня и попросили…

Из пещеры донёсся рёв, от которого лошади испуганно шарахнулись в стороны, едва не затоптав скрючившееся на земле тельце.

– Это телята больные так голосят? – зло прорычал Хелигарг, с трудом успокоив своего жеребца.

– Да… То есть, нет… Это медведь, – ляпнул горбун первое, что пришло на ум и, скривившись от откровенной неправдоподобности собственного вранья, добавил: – Бешеный.

– А ну, показывай-ка нам своего медведя, – приказал Хелигарг, спешившись и направляясь ко входу в пещеру.

– О, нет-нет-нет, туда нельзя, – повис на его ноге алхимик. – Там… болезни заразные и пахнет дурно.

– Нет уж, я посмотрю, что за медведя ты там держишь, – король отпихнул его ногой, но не успел сделать и шагу, как горбун резво вскочил на ноги и проскользнул мимо обалдевшего от такой прыти Тогарда в тёмный проём.

– Не ходите сюда! Я вам сам сейчас всё покажу! – донеслось изнутри.

– Он сейчас выпустит эту тварь… – догадался Тогард и замахал руками на всадников, которые уже начали спешиваться. – Уходите! Уходите все отсюда!

– Сюда! – Брис Фид сполз с лошади и показал на узкую щель в скале неподалёку от пещеры.

В глубине горы послышался нарастающий гул и грохот камней. Лошади взвились на дыбы и галопом понеслись прочь от надвигающейся опасности. Тогард нырнул в укрытие последним и прижался спиной к холодному камню, надеясь, что выпущенное горбуном существо не станет заглядывать в каждую трещину в поисках добычи. Скала вздрогнула от резкого отвратительного крика и выпустила на волю покрытое серебристой чешуёй огромное чудовище, которое помотало головой, сощурившись от яркого света, а затем с душераздирающим рёвом взмыло вверх, оглушив спрятавшихся в расселине людей.

– Это что, дракон? – сквозь звон в ушах услышал Тогард вопрос короля.

– Похоже на то, – прокричал, не слыша собственного голоса, Брис Фид.

– А что он тут делает? Это же даже не Латернон!

Король тоже кричал, зажав уши руками и не замечая, что из его носа тонкой струйкой идёт кровь. Стражники поснимали остроконечные шлемы и широко открывали рты, пытаясь вернуть себе слух. Тогард осоловело смотрел на них, с трудом понимая суть происходящего.

Где-то в вышине снова раздался крик вырвавшегося на свободу зверя, которому издалека вторил дикий вой разъярённых фьорагов.

* * *

– Это моя новая мама?

Мэй с удивлением разглядывала остановившуюся у изножья кровати девочку лет шести с обрамляющими круглое личико милыми тёмными кудряшками и большими глазами цвета летнего неба.

– Да, её зовут леди Алимея, – ответила девочке немолодая женщина, которая, видимо, приходилась малышке гувернанткой.

– А долго она будет спать? – склонив голову набок, как любопытная птичка, поинтересовалась Лисандра Хараган.

– Она заколдована, – шёпотом поведала девочке Нора. – Когда расколдуется, тогда и проснётся.

– Не забивай ребёнку голову чепухой! – рявкнула гувернантка на Нору с такой злостью, что у Мэй отвисла челюсть. – Пойдёмте, леди Лисандра, ваш дедушка наверняка уже переоделся и ждёт нас к обеду.

Дедушка? Лорд Саржер умер, поэтому остался только один человек, приходившийся Лисандре Хараган дедом – хейнормский лорд Кагоннар Диаскарген, отец Мираны Диаскарген, первой жены Нэйджела. Что ему понадобилось в Рионе?

– А потом мы поедем к папе?

Мэй нахмурилась, ожидая ответа горничной. Путь от Хейнорма до Риона по тракту занимал больше трёх дней. Весь прошедший день и всю ночь лил дождь, а нежданные гости заявились в замок ещё до полудня, значит, они наверняка отсиживались где-нибудь на постоялом дворе неподалёку и не могли не знать о том, что случилось с Хараганами.

– Нет, леди Лисандра. Сначала мы подождём здесь короля Иллиафии Хелигарга. Вы ведь хотите увидеть короля?

– Я хочу побыть рядом с новой мамой. Можно я останусь здесь?

– Нет, нельзя. Мы должны…

– Я приказываю, – Лисандра угрожающе опустила голову и нахмурилась в точности так, как это делал Нэйджел, когда сердился.

– Хорошо, госпожа, оставайтесь, – гувернантка одарила свою маленькую хозяйку многообещающим взглядом и повернулась к Норе: – Присмотри за леди Лисандрой. Головой за неё отвечаешь. А я пойду доложу лорду Кагоннару, что его внучка изволила капризничать.

Женщина надменно вздёрнула подбородок и выплыла из комнаты, оставив дверь открытой. Нора показала ей вслед язык и подмигнула девочке.

– Иди сюда. Где ты хочешь сидеть? Рядом с леди Мэй на постели или вон там на табурете?

– Я тебе не ты, я леди Лисандра Харагаран! – гордо заявила малышка.

– Простите, леди Лисандра, – опустила глаза Нора, не зная, как ей реагировать на поведение маленькой командирши.

Девочка с минуту, задрав нос, постояла возле виноватой служанки, а потом вздохнула и сама забралась на постель.

– Ладно, я разрешаю тебе называть меня просто Лис. Мне не нравится быть леди. Это ужасно скучно, но дедушка хочет, чтобы я вела себя как побода… подада…

– Подобает? – подсказала, улыбнувшись, Нора.

– Да, – снова вздохнула Лисандра. – А кто заколдовал мою новую маму? Я не знала, что у меня есть новая мама. И дедушка не знал. Мы ехали к папе, потому что папа соскучился и хотел меня видеть. А потом кто-то сказал дедушке, что папа женился на рионской леди. Я думала, рионская леди живёт теперь вместе с папой в его большом замке, а она почему-то здесь. А ты знаешь моего папу? Я его совсем не помню. Я давно уже живу у дедушки, потому что папе было грустно, когда умерла моя другая мама…

Мэй заметила, что от обилия льющейся нескончаемым потоком информации у Норы глаза начали сходиться к переносице. Девочка болтала и болтала без умолку, будто до этого молчала целый год. А может, так оно и было?

О лорде Диаскаргене в Иллиафии ходили разные слухи. Кто говорил, что он жесток и упивается собственной значимостью. Другие утверждали, что владения лорда в Хейнорме – обитель счастья, где даже слуги купаются в богатстве и души не чают в своём господине. Третьи болтали, что Кагоннар Диаскарген – затворник, отрекшийся от мира. И каждый был уверен в своей правоте, потому что никто не знал истинного положения дел. Мэй тоже не знала, и потому не бралась судить человека по слухам.

Единственное, что ей было известно об этой семье, это то, что лорд был против брака своей дочери с Хараганом и потому ни разу не приезжал в Латернон. Он даже не выделил ей сопровождение, отправив Мирану к мужу в обществе лишь одной служанки. Должно быть, Нэйджел знал о нём больше, раз доверил этому человеку свою кроху-дочурку.

Лисандра была чудом. Маленьким ярко сияющим солнышком, которое наполняло унылую комнату Мэй душевным теплом и светом. Она ехала к папе… Наивное, доверчивое дитя. Ей не сказали, что папа потерялся, хотя лорду Диаскаргену наверняка доложили и об этом тоже. Мэй улыбалась, глядя на малышку, и чувствовала, что сможет полюбить этот солнечный лучик независимо от того, сложится совместная жизнь у них с Нэйджелом или нет.

– А у нас в замке есть большая конюшня, – рассказывала тем временем девочке Нора. – Лорд Бавор очень любит лошадей, поэтому у нас их много-много. И маленькие жеребята тоже есть. Хочешь, я покажу тебе попозже?

– Дедушка не разрешит, – вздохнула Лисандра. – Это не для леди. А ваш лорд разрешает леди маме ходить в конюшню?

– Конечно, – уверенно кивнула горничная. – Леди Мэй проводит там…

– Лисандра Хараган! – грозная фигура Кагоннара Диаскаргена, казалось, закрыла весь дверной проём. – Как ты смеешь перечить моим приказам? Я тебе что велел?

Лицо малышки потускнело, погрустнело и стало несчастно-виноватым.

– Я только хотела… – начала она бубнить себе под нос, но её оправдательную речь прервал раздавшийся за окном резкий пронзительный звук, будто кто-то наступил на очень большого поросёнка. – Ой, что это?

Лисандра спрыгнула с кровати, подбежала к высокому подоконнику и вцепилась в него руками.

– Дедушка, смотри! Там дракон! Настоящий!

Нора выглянула в окно, ахнула и с посеревшим лицом опустилась обратно на табурет. Лорд Диаскарген в три больших шага пересёк комнату и остановился прямо за спиной Мэй, устремив свой взгляд поверх её незримой головы на то, что происходило на улице.

– Болван… – проскрежетал он, стиснув зубы.

Мэй казалось, что она чувствует исходящие от этого человека волны ярости. И страх Норы. И благоговейный восторг маленькой Лисандры… И всепоглощающую пустоту, которая заполняла её собственную душу.

«Нэйджела Харагана больше нет!» – слышалось Мэй в противном крике крылатого существа, что парило высоко в небе там, где за лесом высились остроконечные пики Таорнагских гор.

«Этого не может быть…» – беззвучно прошептали её губы.

Лисандра подпрыгнула, чтобы получше разглядеть дракона и толкнула маленький столик, где рядом с подсвечником лежал оставленный Йакара-сэ гобелен. Мэй опустила полный боли взгляд на полотно.

«Это больше не имеет никакого смысла… – с тоской подумала она, касаясь призрачными пальцами цветных нитей. – Я не уберегла тебя, Нэйджел Хараган…»

Как такое могло произойти? Когда этот человек успел вытеснить собой всё остальное, о чём сейчас ей следовало бы думать? Судьба обитателей Риона, жизнь лорда Бавора – всё казалось таким ненужным, таким пустым без него.

Дракон… Что теперь будет? Сколько человеческих жизней заберёт это существо, прежде чем найдётся тот, кто сможет его остановить? А если его убьют? Сальсирия погибнет. А зачем Мэй Сальсирия, если в ней больше нет Нэйджела? Зачем ей мир без него?

Мир вокруг и правда исчез. Отдав себя во власть пожирающей душу боли, Мэй не заметила, как оказалась в серой пустоте, где не было ничего, кроме неё, маленького столика с подсвечником и аккуратно свёрнутого гобелена, который излучал мягкое, едва заметное зеленовато-голубое сияние.

Нити под её рукой зашевелились, расползаясь в стороны, будто длинные черви. Они извивались, скручивались, переплетались между собой, заполняя всё пространство перед Мэй густой светящейся паутиной. Одни были тонкими и едва заметными, другие толстыми и пульсирующими, словно внутри них, гонимая ударами неведомого сердца, струилась жизнь.

Прошло немало времени, прежде чем движение прекратилось, но Мэй некуда было торопиться. Она смирилась с неизбежным и готова была подчиниться магии гобелена, лишь бы только не думать о том, что произошло там, в реальном мире. Когда же нити наконец замерли, она сделала несколько шагов назад, чтобы целиком увидеть получившуюся картину, но ничего не увидела – разноцветные волокна просто перепутались между собой, создав пёстрый бесконечный ковёр, усыпанный крошечными сверкающими бусинками.

Мэй снова подошла ближе и присмотрелась к одной из таких бусинок, нанизанной на тонкое гладкое волокно. Маленькая, будто живая капелька переливалась всеми цветами радуги, вызывая почти нестерпимое желание прикоснуться. Девушка нерешительно протянула руку и дотронулась до неё кончиком указательного пальца. Перед глазами тут же возник чёткий образ – залитый солнечным светом луг и мальчик лет семи, обнимающий морду лохматого коричневого пони.

Она отняла руку, и образ исчез. Мэй дотронулась до такой же капельки на другой нити и увидела незнакомого мужчину в странной одежде, сидящего на подушках, разбросанных прямо на полу просторного белого шатра.

Следующая бусинка-капля… Женщина в белом чепце стоит у лотка с фруктами и разглядывает большое румяное яблоко.

Следующая… Снова мужчина. Крестьянин. Он стоит возле загона с овцами и хмуро смотрит вдаль, а к нему бегут чем-то напуганные дети.

Ещё капля… Ещё… Мэй не знала никого из этих людей. Она снова ткнула пальцем в переливающееся пятнышко и увидела женщину, качающую на руках младенца. Дотронулась до нити с одной стороны капли – та же женщина, только беременная. С другой – снова она, но за вышиванием, а у её ног на полу играет маленький ребёнок.

Настоящее, прошлое и будущее… Искрящиеся капли-бусинки показывали ей настоящее!

Она принялась поочерёдно дотрагиваться до всех капель подряд в надежде найти хоть одно знакомое лицо. Есть! Лорд Бавор! Он лежит в своей постели, а вокруг суетятся перепуганные слуги, причитая о постигшем Сальсирию несчастье. Мэй провела рукой вдоль тянущейся дальше нити, которая постепенно становилась всё тоньше и заканчивалась в двух шагах от того места, где осталась бусинка настоящего.

Девушка взялась за нить посередине… Сухой, как щепка, старик с мрачным видом читает какое-то письмо, сидя за столом в своём кабинете. Значит, он всё-таки встанет на ноги! Мэй застыла в нерешительности, не зная, нужно ли ей видеть его кончину или нет, а потом поняла, что хочет знать, сколько лет отпущено единственному оставшемуся у неё близкому человеку.

Бескровное лицо, исчерченное глубокими морщинами. Редкие, совершенно седые волосы, аккуратно расчёсанные и уложенные по бокам от головы. Нора… Совершенно взрослая! Постаревший Харс с трясущимися руками. Кристи, всхлипывающая в грудь Тогарду, который одной рукой обнимает плачущую женщину, а другую держит на плече юноши лет двадцати…

Мэй вспомнила, как Нора рассказывала травнице, что Кристи беременна, но не признаётся, кто отец. Вон оно как! Тогард, значит… Но если этот высокий юноша их сын, значит лорду Бавору боги отвели ещё довольно много времени.

Ей бы радоваться, но Мэй почувствовала лишь волнующее предвкушение. Нить её судьбы должна была быть где-то рядом, осталось только найти её. Её и Нэйджела. Ей нужно было знать, чья рука принесла ему смерть. Месть… Теперь смыслом её жизни будет месть.

Она вернулась к тому месту, где застыла крошечная капелька настоящего в судьбе лорда Бавора. Совсем рядом на нити другого цвета блестела ещё одна такая же капля, и Мэй, не раздумывая, прикоснулась к ней… Король Хелигарг запрокинул голову и закрывает лицо платком, пытаясь унять идущую из носа кровь. Он сидит на поваленном дереве в лесу, а рядом стоят Брис Фид и Тогард. «Жаль, что этот ублюдок подох. Знать бы, кто его повелитель…» – с презрением щурится Тогард. Здесь же находятся и пятеро стражников, которых Мэй видела из окна своей комнаты выезжающими из замковых ворот вместе с королём. Они все живы… Но кому из них принадлежит эта нить?

Мэй провела рукой вправо – Хелигарг. Он сидит в большом зале на троне и слушает доклад какого-то воина. Долго ли ему удастся оставаться королём? Мэй шагнула в сторону и взялась за нить чуть подальше, насчитав по пути пять ответвлений – пять детей Хелигарга. Да. Вот он. На том же троне, только его лицо теперь украшает наполовину седая борода, а в уголках глаз залегли лучики морщин. Смотреть до конца?.. Позже, нужно найти в этом сияющем переплетении свою судьбу.

Она снова вернулась назад и выбрала каплю на самой толстой, пульсирующей нити. Да, это она… Её комната. Её верная, насмерть перепуганная Нора, возносящая молитвы богам… Лорд Диаскарген и Лисандра уже ушли, но пришёл Йакара-сэ, который мечется из угла в угол, взывая к духу Мэй и пугая бедную Нору ещё больше. Назад! Всего два дня назад её судьба была тесно сплетена с судьбой Нэйджела, нужно найти его нить…

Пусто… Мэй нашла их ночь в руинах и несколько мгновений заворожённо смотрела на любимое лицо… Раньше… Вот. Она говорит с ним у пещеры отшельника, бросая опасливые взгляды на огромного чёрного фьорага. Ещё раньше… Он улыбается ей и говорит, что после свадьбы не собирался с ней спать. Но нити его судьбы нигде нет. Она перетрогала всё, что рядом, но из всех хлынувших в голову образов узнала только Дарена, остальные люди были ей незнакомы.

Как такое может быть? Гобелен впитал и его кровь тоже! Или… Неужели магия шерсти фьорагов защитила Нэйджела от предсказания, как защищала его род от всей другой магии? Она снова проверила все нити на коротком отрезке от их первой встречи до последней. Ничего.

– Ладно, я сама найду, того, кто это сделал, – зло процедила сквозь зубы Мэй. – Ну а родителей моих ты мне покажешь?

Она прошла немного влево, где нить её судьбы брала начало от двух других нитей, которые сначала делали один виток друг вокруг друга, расходились в стороны, а потом снова сходились очень близко, почти соприкасаясь, и в этом месте от каждой из них отходили тонкие волокна, которые сразу же сливались в одну нить – начало её судьбы.

Откинувшаяся на подушки женщина, по измождённому лицу которой стекают капельки пота… Молодая незнакомка. Маленькое тёмное помещение, похожее на комнату в хижине травницы Диры, но это точно неё дом, чей-то другой.

«Отнеси её в Рион, к отцу. Моя девочка… Прости, я не могу оставить тебя себе…»

«Но, госпожа…»

«Ему она нужнее. Делай, как я велю!»

К отцу… Мэй отняла руку и, затаив дыхание, дотронулась до нитей там, где до её появления на свет они расходились в стороны.

«Мне не нужен второй брак, Салия. Я больше не хочу хоронить тех, кто мне дорог…»

«Но это была болезнь, Бавор. Это не проклятие! Поветрие ушло. Отпусти их, зачем ты продолжаешь себя мучить? Почему ты не хочешь начать новую жизнь? Со мной или с другой, не важно! Ты ещё можешь быть счастлив!»

«Я уже никогда не буду счастлив…»

Мэй отняла руку и сделала шаг назад, пытаясь осознать увиденное и услышанное. Лорд Бавор… Это не укладывалось в её голове. Взглядом пройдясь по нити судьбы матери, Мэй нашла на ней сверкающую капельку настоящего. До этого судьба Салии переплеталась с чьей-то ещё судьбой, и от этого переплетения отходили в сторону ещё три нити.

Обида захлестнула Мэй с такой силой, что по щекам потекли слёзы. Её мать до сих пор была жива, но за семнадцать лет ни разу даже не вспомнила о существовании дочери, выбросив ненужного ребёнка из своей жизни, начав новую судьбу, одаривая материнской лаской других своих детей… А отец? Неужели он ничего не знал? Почему оставил себе найдёныша, а не отдал на воспитание в какую-нибудь крестьянскую семью? Он лгал ей! Семнадцать лет лгал! Лучше бы она вообще не заглядывала в своё прошлое!

Будущее… Мэй уже не была уверена в том, что хочет его видеть. На душе было больно и гадко, но и оставаться вечно рядом с этой паутиной из чужих судеб она не собиралась. Снова найдя бусинку-каплю своего настоящего, Мэй решительно прикоснулась к нити рядом с этой каплей, намереваясь как можно скорее закончить то, зачем она здесь оказалась.

Она стояла на краю обрыва там, где река Таор обрушивала свои ледяные воды вниз широким водопадом. Ветер трепал распущенные чёрные волосы и подол длинного светло-сиреневого платья. На противоположном берегу стоял, пригнув книзу большую лохматую голову, фьораг.

«Мэй, иди сюда, мерзкая тварь!»

Кусты сзади затрещали, выпуская кого-то на берег. Фьораг прыгнул. Мэй инстинктивно обхватила руками свой огромный живот и…

Она резко села в постели, с ужасом уставившись на сидящую рядом Нору.

– Госпожа! Вы очнулись! – глаза девочки вспыхнули искренней радостью.

Мэй ощупала свой живот и нахмурилась.

– Нора… Сколько времени я уже здесь лежу?

– Всего несколько дней, госпожа, но тут столько всего произошло…

– Колдун здесь?

– Да.

– Позови его сюда. Немедленно!

Глава 17

Солнце спустилось за вершины гор, забрав с собой тепло июльского дня. После гроз на севере всегда наступали холода. Туманы расползались с реки и болот во все стороны, слегка редели ночью, но днём вновь окутывали землю беспросветной пеленой. Иногда ветер или дождь разгоняли плотное облако, и тогда можно было вновь полюбоваться великолепием летних пейзажей.

Каждый год в это время в Латернон приходили караваны из южного королевства Тсалитан. Половину гостей составляли торговцы, которые привозили вино, шелка, пряности и изысканные украшения. Другая половина представляла с собой постоянно спорящее по поводу и без повода сборище художников и бардов. Одни ехали сюда в надежде урвать погожий денёк и запечатлеть красоты севера на холсте, а вторые – за вдохновением, позволяющим вплетать в баллады и песни не чужие впечатления от созерцания прекрасного лика северной природы, а свои собственные.

Гостей Латернона никогда не пускали дальше торгового городка, раскинувшегося почти у самой реки Таор – слишком много сюда приезжало шпионов, охочих до тайны спящего дракона. Рисовать пейзажи и слагать песни можно было и на берегу, тем более, что вид здесь был, пожалуй, самый живописный.

Но так обстояли дела раньше. Теперь же, когда безумный лорд Кагоннар Диаскарген объявил Лисандру законной леди Латернона, а сам, как опекун, немедленно взялся крушить от её имени древние законы и порядки, ждать сохранения старых традиций было бессмысленно.

Нэйджел больше не искал убийцу отца. Зачем? Чья бы рука не пустила стрелу, направил эту руку тот, кто теперь занимал кресло лорда в главном зале замка Латернон. Это было ясно, как небо над облаками. Покинь Нэйджел своё убежище сейчас – гарантированно оказался бы в кандалах в подземелье собственного замка. Это в том случае, если его жизнь ещё имеет какую-то ценность.

Он-то знал, что дракон – фальшивка, но он был единственным человеком в Сальсирии, кому это было известно доподлинно. Кроме Диаскаргена, конечно. Даже егерь Юлкреш, который своими глазами видел, откуда вылетела эта нелепая пародия на дракона, был убеждён в том, что тварь настоящая. И это при том, что Нэйджел в тот момент находился рядом и пребывал в абсолютном здравии.

«Юлкреш, это не дракон. Я не знаю, что это за мерзость, но это точно не дракон. Он спит, пока бьётся сердце рода Хараган, помнишь? Моё сердце всё ещё бьётся…» – пытался он тогда убедить егеря, на что получил только испуганный, полный недоверия взгляд.

«Этой легенде больше тысячи лет, мой господин. Кому ведомо, что за блажь могла прийти в голову Богам за это время? Смотрите, он летает, он дышит огнём. Он именно такой, каким его представляют. Если это не дракон, чтоб его фьораги задрали, то я – не человек…»

И Ланар не верил. Хотел, изо всех сил старался, но когда в небе над тобой парит огнедышащее крылатое чудовище, хранить веру невероятно трудно. И всё же, вопреки сомнениям, они не бросили Нэйджела, не отвернулись от него. А это означало, что крупица веры в него и в предназначение его рода всё ещё теплилась в их сердцах.

Хуже всего было то, что неожиданно появившееся существо свободно проникало за границу магии фьорагов, будто бы оно всегда обитало в Латерноне. Чёрные псы выли от ярости, чувствуя чуждую магию, но поджимали хвосты, стоило твари приблизиться. Нэйджел был уверен, что это тоже дело рук Кагоннара Диаскаргена, потому что получил сведения, что в пещере, откуда вылетело чудовище, обитал алхимик.

Это не могло быть совпадением, да и всё остальное слишком ровно складывалось. Старый лорд Хараган погиб, а молодой подался в бега. Латернон остался без хозяина. Появление дракона означало, что Нэйджел мёртв, но у него не осталось сына-наследника, которому полагалось принять во владение земли. На такой случай в Латерноне закона никогда не было, поскольку никто даже помыслить не мог, что род Хараган неожиданно прервётся.

Диаскарген всё отлично просчитал. Он заполучил из архивов Обители Времён подлинник старого свода законов королевств Сальсирии, где в разделе о наследовании под именем Хараган было написано, что преемником является законный ребёнок последнего лорда. Ребёнок, а не сын.

Пока люди в панике прятались по углам, спасая свои жизни и своих детей от пробудившегося дракона, Диаскарген сделал маленькую Лисандру леди Латернона. Но разве шестилетний ребёнок может править? Нет, ему нужен опекун и старший советник, каковым и стал её дед, не нарушив при этом ни одного закона.

Нэйджел мог бы показать Сальсирии настоящего дракона, но мужчины его рода не для того хранили сон чудовища целое тысячелетие. Пока бьётся сердце рода Хараган, дракон спит. Если дракон проснётся, он захочет есть. А когда он начнёт есть, его захотят уничтожить. Это последний дракон Сальсирии, биение сердца которого даёт жизнь этому миру. Убить дракона – убить Сальсирию. Как бы больно Нэйджелу не было смотреть на то, что происходило сейчас в Латерноне и на близлежащих землях Иллиафии, он был не вправе обрекать на гибель весь мир.

Тяжкое бремя, но Нэйджел собирался нести его и дальше. Роду Хараган нужен наследник, и чем раньше, тем лучше. И чем дальше от Латернона он появится на свет, тем больше шансов выполнить благородную миссию, возложенную на Хараганов Великой Богиней Даар.

Туманы укрывали северные земли уже неделю. В торговый городок медленно стекались гости с юга, которые отправятся в обратный путь раньше, чем деревья покроются первой осенней позолотой. Южане не любят холод. Удивительно было то, что присутствие дракона не отпугивало охотников за впечатлениями, а напротив, привлекало их. Ланар и Юлкреш в один голос твердили, что такого наплыва любопытных гостей с юга Латернону переживать ещё не доводилось. Нэйджел решил, что примкнёт к одному из караванов и уйдёт в Тсалитан вместе с ними.

Это было хорошее решение. Оно сулило немало опасностей, но оставаться в Латерноне было ещё опаснее. Попасть сейчас в руки к непредсказуемому и, похоже, выжившему из ума Диаскаргену было бы величайшей глупостью и непростительной ошибкой.

Мэй… Когда она сбросит с себя зачарованные оковы сна, ей сообщат, что её муж мёртв. Нэйджел обещал, что отпустит её, что найдёт способ расторгнуть их брак – вот он, этот способ, лучше не придумаешь. Брачный договор был составлен в пользу мальчика-наследника, который должен был стать результатом этого союза, и потому документ больше не имел никакого смысла. Диаскарген счёл своим долгом лично сообщить об этом королю Иллиафии Хелигаргу. Рион и Латернон потеряли своё единство так же быстро, как и обрели его.

Всё вернулось на свои места. Отныне Мэй свободна. Но, Боги! Как же Нэйджелу хотелось увидеться с ней ещё хотя бы раз. Прижать к своей груди, вдохнуть аромат её волос, заглянуть в её глаза… Как же быстро ей удалось поселиться в его душе!

Нэйджел прятался на каменистом островке посреди болот уже больше десяти дней, и всё это время не сойти с ума от одиночества ему помогали только верный фьораг Исгайл, редкие визиты Юлкреша и мысли о жене. Почему она спит так долго? Неужели она и правда провидица из древнего рода Ра-Фоули, и её сон – это путешествие в будущее, путь в которое выстлан нитями старого гобелена? Если так, то какое будущее она предскажет ему, когда проснётся? Увидит ли, что нить его жизни ещё не оборвалась?

Граница между Рионом и Латерноном вновь обрела чёткие очертания, но хитрый Ланар нашёл способ получать информацию из рионского замка – её передавал отшельник Брис Фид, который был третьим и последним из тех, кто знал, что Нэйджел Хараган жив.

Егерь Юлкреш и Ланар были сейчас единственными людьми, кому доверял сам Нэйджел. Ланар доверял отшельнику, и Нэйджелу этого было достаточно, чтобы не опасаться, что старик его выдаст. Хотел бы – уже давно выдал бы. Но нет, тот исправно раз в три дня приходил продавать кроличьи шкуры в торговый городок Латернона, где в назначенное время его поджидал Ланар. Это было удобно и полезно, но Нэйджел предпочёл бы, чтобы круг людей, осведомлённых о его пребывании в добром здравии, был не столь обширным.

Каждый раз отшельник приносил одну и ту же информацию о рионской леди – она всё ещё в забытьи. Лекари настаивают, что это нервное потрясение сказалось на её здоровье, а колдун, которого оставил в Рионе король Хелигарг, бредит магией древних пророчеств. Якобы проклятье перекинулось с лорда Бавора на леди Алимею и не хочет её отпускать.

Да ещё и этот дракон, который был кем угодно, но только не драконом… Его боялись. Он не трогал людей, зато регулярно совершал налёты на пастбища и скотные дворы, где поедал домашних животных в неимоверных количествах. Мог сжечь хижину, но пока не рассматривал её обитателей как пищу. Жителей Латернона беспокоило то, что рано или поздно эта тварь уничтожит весь скот и всё равно начнёт поедать людей, если раньше они сами не умрут от голода.

Ко всему прочему этот якобы дракон всё время держался на одном месте. Его кормушкой были Латернон и краешек рионских земель, а убежищем – пещера в скале под замком, вход в которую был виден только с моря. Вздумай человек пробраться туда – не смог бы, потому что вход был слишком низко от верха скалы и слишком высоко над бьющимися о камень волнами. Что-то удерживало чудовище в Латерноне, но что? Сам Диаскарген, чьи далеко идущие, но никому не понятные планы послужили причиной всему ныне творящемуся? Нэйджел считал такое объяснение самым правдоподобным, но прямых доказательств у него не было.

Раздавшийся за спиной шорох отвлёк его от тяжких раздумий. Если бы в гости пожаловал чужак, Исгайл бы насторожился, но пёс только втянул носом воздух, вильнул хвостом и снова положил свою большую лохматую голову на лапы.

– Вам ещё не надоело торчать в этом болоте? – ворчливо осведомился Юлкреш, сбрасывая с плеч тяжёлый рюкзак. – Так ведь и околеть можно.

– Меня Исгайл согревает, – отозвался Нэйджел.

Он старался, чтобы голос звучал бодро, хотя на самом деле чувствовал себя довольно паршиво. Текущая в его жилах кровь дракона надёжно защищала от обычных человеческих болезней и простуд, но она не спасала ни от холода, ни от сырости, ни от голода. Разводить костёр было опасно – дым над болотом непременно привлёк бы ненужное внимание, поэтому Нэйджелу приходилось довольствоваться холодными припасами, которые приносил егерь, и тёплой шкурой своего фьорага.

Юлкреш годился ему в отцы, и было заметно, что путешествия через топи к каменному островку не проходят даром – мужчина осунулся и выглядел невероятно усталым. Удивительно, что до сих пор не заболел. Он приходил раз в два-три дня, чтобы поделиться со своим господином свежими новостями и пополнить припасы, которых и так уже хватало, чтобы накормить маленькую армию. Нэйджел пытался объяснить, что ему не нужно столько еды, но Юлкреш и слышать ничего не хотел.

Ненависть к новому хозяину Латернона – вот что заставляло далеко не молодого егеря регулярно проделывать нелёгкий путь через болота. Он винил Диаскаргена в смерти своего единственного сына и верил, что Нэйджел восстановит справедливость. Похоже, в Латерноне уже никто не сомневался в том, что нападение на Хараганов было подстроено новым лордом. Не нужно иметь большого ума, чтобы сложить события в одну цепочку и посмотреть на результат.

Увы, егеря ждало большое разочарование, потому что Нэйджел не собирался ничего менять. Его решение исчезнуть было в сложившейся ситуации единственно верным, но вряд ли оно могло прийтись по душе друзьям, которых теперь можно было пересчитать по пальцам одной руки.

– Вот, поешьте, пока ещё не совсем остыло, – Юлкреш протянул ему обёрнутый холстом котелок, от которого поднимался пар. – Это тушёный кролик с овощами. Не пир Богов, но всё лучше, чем холодный сыр и вяленое мясо.

– Спасибо, дружище, – благодарно улыбнулся Нэйджел, почувствовав, как желудок при мысли о горячей пище свело болезненным спазмом. – Зря ты себя так утруждаешь.

– Да мне не сложно, – отмахнулся егерь и отвёл взгляд. – Уходить вам нужно отсюда, лорд Нэйджел. Диаскарген назначил награду за вашу поимку.

Нэйджел собирался уже было приступить к ужину, но при этих словах голод как рукой сняло.

– Он же объявил меня мёртвым…

– Ну да, было дело, – согласился Юлкреш, вытряхивая содержимое рюкзака на ковёр из влажных, начавших буреть листьев, – но теперь он передумал и заявил, что вся ваша фамильная легенда – враньё, а вы намеренно выпустили дракона, чтобы отомстить за смерть отца.

– Он совсем из ума выжил?

– Похоже на то. Да вы ешьте, остывает же.

Нэйджел посмотрел на зажатый в руке котелок так, будто бы тот материализовался в его руке из холодного осеннего воздуха волшебным образом.

– Нет, погоди… – тушёный кролик отправился окончательно остывать на старый пень под самым носом у фьорага. – В этом же нет никакого смысла. Диаскарген ведёт себя абсолютно нелепо с того самого дня, как заявил права Лисандры на Латернон. Вместо того, чтобы пытаться поймать и обезвредить того дракона, который опустошает наши земли, он ищет другого, о существовании которого рассказывает только древняя легенда. Он не пытается управлять Латерноном и принимать какие-то важные решения. Теперь он отрекается от своих же слов о моей безвременной кончине и приказывает меня поймать. Это бред какой-то… Либо он действительно безумен, либо я спятил, потому что уже ничего не понимаю. Чего он хочет?

– Да чего тут понимать-то? – усмехнулся егерь. – Власти он хочет. Полагаю, его первоначальный план провалился, и теперь он надеется, что вы лично поведаете ему, где спрятан настоящий дракон. В горе Таорнаг за эти дни не осталось ни одной дыры, куда бы он не засунул свой любопытный нос. Он пришёл в Латернон совершенно один, если не считать вашей малышки-дочери и её гувернантки. Ни одного воина с собой не взял, будто был уверен, что добьётся желаемого без усилий. Так и вышло. Люди здесь привыкли вариться в одном и том же бульоне веками – ничего не происходит, всё идёт своим чередом. А когда привычный уклад оказался нарушен, они превратились в стадо баранов, которые в панике пойдут за любым, кто посулит спасение от волка. В данном случае – от дракона. Ни единого препятствия на пути к власти над Латерноном. Если пустить дракона дальше, то к ногам Диаскаргена один за другим лягут все четыре королевства Сальсирии.

– Для этого над драконом нужно иметь власть, а у Дискаргена её нет и не будет.

– Ну, у него же был один личный дракон, что мешает завести второго?

– О чём ты?

Нэйджел чувствовал, что Юлкреш что-то не договаривает. Обычно он был не слишком словоохотлив и просто выкладывал новости одну за другой, стараясь побыстрее выполнить возложенную на него задачу, но в этот раз егерю явно нужна была беседа. Словно всё это время он держал при себе личный взгляд на существующий порядок вещей, а теперь вдруг его прорвало. Впервые после гибели сына он начал рассуждать и философствовать, говорить загадками и намёками. Он будто воспрял духом, и это было замечательно, но Нэйджел сейчас предпочёл бы получить новую информацию всю и сразу, как это было раньше, а не по кусочкам, перемежающимся с лирическими отступлениями.

– Дракон, которого мы с вами видели, издох.

– Как это? – Нэйджелу показалось, что он ослышался.

– Подавился козлёнком и околел прямо во дворе у фермера Ниула, – спокойно отозвался егерь, будто гибель дракона посреди крестьянского двора была для Латернона обычным делом. – Тот прятался в погребе с женой и детьми, а когда высунул нос на улицу, то увидел целую стаю фьорагов, которые рвали тушу дракона на куски и не успокоились, пока не превратили её в бесформенное месиво.

Нэйджел нахмурился и задумчиво посмотрел на Исгайла. Фьораги мысли читать не умеют, и поэтому пёс не знал, отчего вдруг лицо хозяина стало таким суровым, но на всякий случай он виновато завилял хвостом и выплюнул пожёванный котелок, в котором всего пару минут назад было ароматное жаркое.

– Ну хоть кто-то поел тёпленького… – вздохнул егерь, пнув ногой искорёженную посудину.

– Юлкреш, а почему ты так спокоен? Дракон-то умер. Сальсирии вроде как пришёл конец…

Прозвучало по-детски наивно, но Нэйджелу важно было услышать, что егерь наконец-то перестал верить в то, что появившееся из пещеры на другом берегу реки чудовище было настоящим драконом. И Юлкреш его не разочаровал.

– Мой лорд, я стар, но не дурак. Каюсь, поначалу, когда я увидел эту тварь в небе, я действительно решил, что ваша фамильная легенда – это просто выдумка. Вы же стояли здесь передо мной живёхонек, а дракон летал над нами. Что я должен был подумать? А теперь… Теперь Диаскарген преподнёс свой вариант легенды, и в него все охотно поверили.

– Интересно было бы послушать…

– О, я вам расскажу. Всё до банального просто и потому звучит весьма убедительно. Хараганы всех обманывали. Ваши предки никогда не охотились на драконов, а повелевали ими, держа в страхе всю Сальсирию. Когда людям это надоело, они объявили Хараганам войну, и те спрятались в северных горах, опасаясь возмездия. Они заперли своего последнего дракона и во имя спасения собственных шкур состряпали легенду о том, что якобы от биения его сердца и от продолжения их рода зависит жизнь всего мира. И фьорагов наколдовали, чтобы защитить себя от магии. Когда ваши предки чувствовали опасность, они угрожали, что выпустят дракона, и это всем известный факт, записи о котором имеются в Обители Времён. Тысячу лет Хараганы трусливо прятались в Латерноне, не высовывая свои носы дальше собственных земель и прикрываясь тем, чего на самом деле нет. Теперь же, когда лорд Саржер погиб, вы, лорд Нэйджел, разозлились и выпустили дракона на людей, чтобы отомстить за смерть отца, и потому должны быть пойманы и наказаны за преступления против людей. Дракон умер, и небо после этого не упало на землю, а один из фьорагов вчера загрыз колдуна, который пытался пройти по тракту в торговый городок. После гибели дракона псы всё ещё защищают вас от магии, а это лучшее доказательство того, что Хараганы просто трусливые лгуны.

– Великолепно… – Нэйджел скривился так, будто бы нечаянно съел клопа. – А жён мы, должно быть, собственноручно душили подушками сразу после появления на свет своих детей… Юлкреш, ты тоже в это веришь?

– Если бы всё было именно так, мой лорд, Диаскарген назначил бы награду за вашу голову, а не за то, чтобы вас поймали. Он не проявлял бы столь откровенный интерес к пещерам Таорнага и не переворачивал обстоятельства в свою пользу на ходу. Он мог бы преспокойно сидеть в своих владениях в Хейнорме, держать при себе вашу дочь, чтобы при случае воспользоваться её правом наследования, и потихоньку распускать слухи о лживости легенды. Рано или поздно люди сами потребовали бы от вас доказательств, потому что жить в страхе никому не нравится.

– Хараганы никого не запугивали, – возразил Нэйджел. – И никогда ни на кого не нападали.

– А этого и не нужно. Страх рождается сам от осознания того, что судьба целого мира зависит от одного человека. Сегодня вы пытаетесь сохранить жизнь Сальсирии, но кто знает, что будет завтра? Вдруг вам и правда захочется отомстить за отца? Я бы, например, с превеликим удовольствием вырвал сердце из груди убийцы моего мальчика, да только дотянуться пока не могу, руки коротковаты. Или вам вдруг покажется мало Латернона и захочется властвовать над всеми королевствами разом… Ваше великое бремя – это великая власть, хотя вы ею и не пользуетесь. И это страшит людей.

– Им проще считать Хараганов коварными лжецами, потому что тогда не нужно будет бояться, – догадался Нэйджел.

– Именно, – подтвердил его догадку егерь. – Поэтому вам и нужно сейчас убраться подальше от Латернона. После того, как рионский отшельник сообщил, что в той пещере, откуда вылезла драконоподобная тварь, жил алхимик, я уже не сомневаюсь, что Диаскарген приложил руку к нападению на вас и ко всему остальному. Ланар со мной полностью согласен. Мы думаем, что этот ненастоящий дракон был создан для того, чтобы объявить вас мертвецом и заполучить Латернон и, соответственно, настоящего дракона. Но есть и те, кто предпочитает верить Диаскаргену и желать расправы над вами, потому что им кажется, что после истребления рода Хараган можно будет вздохнуть с облегчением. Этот мерзавец действует стремительно, не позволяя опомниться и подумать. Он снял все заставы, кроме той, что на переправе. Торговый городок с сегодняшнего дня не охраняется, поскольку у Латернона вроде как нет больше тайн. Купцы и барды приглашены в замок на пир в честь избавления Сальсирии от тысячелетней лжи. Фьорагов приказано отловить и запереть в подземелье. Сегодня с утра латернонские земли покинул отряд воинов с приказом доставить в замок алхимиков, которые найдут способ убить ваших бессмертных псов. Думаю, потом сюда начнут стекаться колдуны, которым до сих пор путь в Латернон был заказан. Если вы намерены и дальше хранить верность клятве, данной Хараганами Великой Богине, то чем дальше отсюда вы будете это делать, тем лучше. И чем раньше вы озаботитесь появлением на свет наследника…

– Я как раз думал об этом перед твоим приходом, Юлкреш, – прервал Нэйджел страстную речь егеря. – Боялся, что ты не поймёшь моих намерений и станешь осуждать за трусливое бегство.

– В этом нет трусости, мой лорд, хотя назовут это именно так. Незавидная у вас судьба.

– Да уж…

В туманном вечернем воздухе повисло молчание. С одной стороны, Нэйджел был рад, что заручился поддержкой людей, которые верят в него вопреки всему. С другой… Всё это было так обидно и несправедливо, что хотелось кричать. Или наложить на себя руки на виду у всего Латернона и выпустить настоящего дракона, чтобы люди убедились, что Хараганы никогда им не лгали. Но, возможно, Диаскарген именно этого и хотел? Он же не смог найти чудовище, так почему бы не разбудить тварь, чтобы она сама вылезла? А к тому времени в Латерноне будет достаточно колдунов и алхимиков, которые снова усыпят дракона и поспособствуют тому, чтобы лорд Кагоннар Диаскарген обрёл над ним власть…

Но нет. Какие бы планы не строил этот глупец, Нэйджел не собирался становиться их частью. Он поступит так, как решил – уйдёт в Тсалитан. Только сделать это придётся немедленно.

– Я принёс вам одежду, какую носят южане, – будто прочитав его мысли, егерь сунул в озябшие руки охапку пёстрого тряпья и тяжёлый пузырёк с какой-то тёмной жижей. – Это ореховый настой, он на время сделает вашу кожу коричневой, будто она покрыта загаром. Глупо было тащить это сюда, потому что вам всё равно придётся возвращаться к моей хижине через болота, но я, если честно, уже запутался в том, что умно, а что полный бред. Оружие мне добыть не удалось, поскольку его забирают у гостей на переправе, но…

– Юлкреш, ты сможешь спрятать Исгайла, чтобы его не поймали?

Егерь перестал возиться с горой барахла, которое вытряхнул из рюкзака на землю, и задумчиво посмотрел на лохматого чёрного фьорага. Спрятать собаку размером почти с лошадь?

– Думаю, да. Если он не увяжется за вами.

– Не увяжется. Его место в Латерноне, он не должен уйти отсюда. И у меня к тебе будет ещё одна просьба, последняя.

– Выполню все, даже если их будет сотня, мой лорд, – с готовностью ответил мужчина, и Нэйджел почувствовал, как горло предательски сжалось, не позволяя накопившейся за всё это время горечи выплеснуться совершенно неуместными для латернонского лорда слезами.

– Всего одна, дружище. Поскольку Диаскарген позволил мне воскреснуть, а я некоторым образом женат… В общем, когда леди Алимея очнётся ото сна…

– Простите, лорд Нэйджел, – перебил его егерь, виновато насупившись. – Я счёл, что ваша миссия и жизнь важнее всего остального, и потому хотел скрыть новости из Риона, но лгать вам выше моих сил. Ваша жена вчера вечером пришла в себя. Об этом уже весь Латернон знает.

– Вот как? – удивился Нэйджел. – И почему же ты хотел скрыть от меня эту замечательную новость?

– Боялся, что тогда вы не захотите уйти, – признался Юлкреш.

– Я уже говорил тебе, что хочу освободить её от брачной клятвы. И да, моё фамильное проклятие намного важнее всего остального. Это ведь ещё не все новости, да? Тебе известно что-то, что может заставить меня передумать и остаться? – при этих словах егерь помрачнел ещё больше, что только подтвердило догадку Нэйджела. – Говори.

– Диаскарген обвинил леди в сговоре с вами. Дескать, ваш брак и объединение земель были первым шагом Хараганов к захвату Иллиафии, а за ней и всех остальных королевств.

Нэйджел моргнул раз, другой… а потом вдруг расхохотался так громко, что с ветвей испуганно вспорхнули ввысь устроившиеся на ночлег птицы.

– Что в этом смешного? – подозрительно и даже несколько обиженно уточнил Юлкреш.

– Ничего, – давясь смехом, Нэйджел вытер кулаком всё же выступившие на глазах слёзы. – Думаю, король Хелигарг будет весьма удивлён таким поворотом событий. Мы уходим, Юлкреш. Я трусливо бегу спасать свою шкуру, предоставляя великим правителям решать дальнейшую судьбу этих земель без меня. Хотя, если честно, мне ужасно любопытно, чем же это всё закончится.

– Вы не станете спасать свою жену? – егерь был искренне изумлён и нисколько не скрывал этого.

– Не стану, Юлкреш. О ней и без меня есть кому позаботиться. – он продолжал улыбаться, чего не случалось уже очень давно. – Последняя просьба отменяется, дружище. Вера, что я жив, придаст леди Мэй сил, которые теперь ей будут очень нужны. Рассказывай, как ты собираешься вывести меня из Латернона. Вы же наверняка придумали с Ланаром какой-нибудь гениальный план?

Не переставая удивляться странному поведению своего господина, егерь в подробностях описал план по выдворению опального лорда за пределы Латернона. Всё действительно оказалось гениально просто – ему нужно было смешаться с толпой подвыпивших на пиру бардов, а потом добросовестно уснуть в одной из телег каравана, который выдвигался назад в Тсалитан на рассвете. Поскольку торговый городок больше не охранялся, сделать это не представляло никакого труда.

Караванщики брали с попутчиков плату, и об этом Ланар с Юлкрешем тоже позаботились, снабдив Нэйджела горстью монет. Велев Исгайлу охранять остров на болотах, Нэйджел покинул наконец-то своё убежище, а затем и Латернон.

Под грустные и весёлые песни, под свист деревенских мальчишек, под скрип колёс по мокрой от дождей и туманов земле караван двинулся по торговому тракту на юг. Их ненадолго остановили на заставе у реки, где стражи внимательно разглядели каждого из путников, но в загорелом красавце, громко храпящем на тюках с тканями, Харагана никто не признал. Его и в нормальном-то виде мало кто знал в лицо, а уж в ярко-синем тюрбане и с тёмно-коричневой кожей, какой у северян и вовсе не встретишь… Даже Ланар ошалело выпучил глаза, когда увидел, насколько преобразился его господин, что уж говорить о стражниках.

Глава 18

Мэй сидела за столом в кухне и с унылым видом жевала яблоко, не обращая ни малейшего внимания на кухарку Кристи, бросавшую на хозяйку любопытные взгляды. С того вечера, как девушка пришла в себя, все в замке заглядывали ей в лицо, будто ожидая, когда же наконец она сделает или скажет хоть что-нибудь из ряда вон выходящее. Благодарить за это нужно было колдуна, который хоть и не выдал её тайны, зато нагромоздил такую гору вранья про магические оковы древнего проклятия, что теперь каждый считал своим долгом убедиться в отсутствии каких-либо последствий длительного забытья госпожи.

Поначалу это ужасно раздражало, но потом Мэй махнула на всё рукой – и без того забот хватало. Например, нужно было как-то узнать, беременна она или нет, не привлекая к этому вопросу излишнего внимания. Пророчества – не шутки, и если она каким-то чудом умудрилась понести от Нэйджела, жить ей оставалось не так уж и долго.

Очнувшись, Мэй первым делом потребовала к себе колдуна. Йакара-сэ явился на её зов так быстро, словно жил в соседней комнате, а не в другом крыле замка. Естественно, его интересовало, прочла ли госпожа предсказание, зашифрованное в переплетении нитей гобелена, который пылился на столике у окна с тех самых пор, как колдун положил его туда, запугав при этом слуг таящейся в полотне страшной магией.

Повозившись немного с тканью, он констатировал, что никакой магии в гобелене больше нет, и замучил Мэй вопросами, хотя это она собиралась его расспрашивать. Пришлось сначала делиться впечатлениями о пережитом, не вдаваясь в подробности увиденного чужого будущего. Мэй соврала, что полотно предсказало ей только её судьбу, да и то не совсем понятно. Йакара-сэ пришёл в абсолютный восторг и долго не мог сосредоточится на единственном вопросе, который задала ему госпожа – может ли он магическим путём увидеть, беременна она или нет?

– Но вы же сами только что говорили мне, что видели нить своей судьбы, что она ровная и длинная, – удивился колдун, когда сообразил наконец, чего от него хотят. – И вы говорили, что появление детей отражается на нитях, будто от одной ветки растут новые. Если от вашей нити не было ответвления, значит, детей у вас вообще не будет.

Сначала сказал, а потом сообразил, что такие новости вот так вот запросто не преподносят, и попытался улизнуть, но Мэй всё же уговорила его провести какой-нибудь магический ритуал, чтобы выяснить всё точно.

Разговаривать пришлось шёпотом, потому что домочадцы, взволнованные долгожданным пробуждением госпожи, толпились за закрытой дверью и наверняка лопались от любопытства, гадая, с чего это вдруг хозяйке сразу же приспичило звать колдуна. Не лекаря, не слуг, а странного разрисованного человечка, который своим бесконечным бормотанием и непрерывным шевелением пальцев довёл весь Рион до ночных кошмаров.

После того, как Йакара-сэ, закатив глаза, ощупал её живот и ещё раз с твёрдой уверенностью заявил, что госпожа не беременна, Мэй отпустила его и позволила другим посетителям ахать, охать, восторгаться, хлопотать, сострадать, поздравлять и всеми остальными способами показывать искреннюю любовь и заботу. Не привыкшая к такому обилию внимания, она обессилила уже через час и вежливо выставила всех за дверь, попросив приготовить горячую ванну.

Новости сыпались на неё, как горох из прохудившегося мешка. Помогая хозяйке подготовиться к приёму ванны, Нора трещала без умолку, но это было гораздо лучше, чем слушать всех и сразу.

В Латерноне после тысячи с лишним лет спячки пробудился дракон, который немедленно принялся опустошать пастбища у реки, и поэтому быстро поправляющийся лорд Бавор приказал запереть породистых рионских скакунов в конюшнях. Конюхи от этого в восторг не пришли, поскольку им теперь приходилось не только чистить стойла, но и ходить в луга за свежей травой для лошадей, ибо на одном овсе животина до весны не дотянет. Осень ещё не заявила свои права на северные земли, зелёной травы было в достатке, но работники конюшен, вопреки запрету господина, потихоньку разоряли запасы сена, потому что боялись отойти далеко от замка и стать добычей чудовища. В целом, дракон особого беспокойства Риону не доставлял, поэтому жизнь в замке и деревне текла своим чередом.

Король Хелигарг присоединил к Риону земли, что находятся к западу от тракта. Расположенным там поместьем теперь управляет Ильвен, а управляющим в Рионе стал Тогард, которому новые обязанности совершенно не нравятся.

В лесах на той стороне тракта удалось обнаружить два опустевших лагеря разбойников. Похоже, негодяи побросали всё и сбежали, когда появился дракон. На случай их возвращения король приквартировал к поместью небольшой отряд своих стражей, которые регулярно патрулируют новые рионские угодья.

Дракона, кстати, тоже нашёл король. Когда Брис Фид сообщил, что в одной из пещер у реки творится неладное, Хелигарг отправился туда вместе с Тогардом и отшельником, а потом все трое вернулись мрачные и задумчивые. Они постоянно что-то обсуждали с лордом Бавором за закрытыми дверями в хозяйских покоях, а у воинов, их сопровождавших, будто память об этой поездке напрочь отшибло – слова из них не вытянешь.

В тот день, когда появился дракон, в Рионе были гости – лорд Кагоннар Диаскарген и его маленькая внучка Лисандра, которая теперь является хозяйкой Латернона, потому что её отец, лорд Нэйджел Хараган, умер…

Выдав эту информацию, Нора затихла в ожидании реакции своей госпожи. Гибель Нэйджела не была новостью для Мэй. Во-первых, будучи призраком, девушка видела явление дракона миру и прекрасно понимала, что оно означает. Во-вторых, в известность о случившемся её сразу же поставил Йакара-сэ, поздравив со счастливым освобождением от навязанного брака. Ну и позже каждый счёл своим долгом порадоваться, что теперь их госпожа теперь свободна и не умрёт, рожая ребёнка Харагану. Было бы, чему радоваться…

Пока Мэй размышляла, что ответить своей горничной, слуги внесли в комнату большую деревянную бадью и начали ходить туда-сюда с вёдрами, бросая на госпожу любопытные взгляды. Когда бадья оказалась достаточно наполнена, и Мэй не без помощи Норы забралась в горячую воду, в комнату явилась травница Дира с каким-то невероятно целебным отваром в руках и с очередной порцией новостей.

К ужину Мэй знала всё, что произошло за прошедшие недели, включая сплетни и ничем не подтверждённые догадки. Ей сообщили даже о том, сколько цыплят высидела курица в сарае мельника. Тем не менее, в непрерывно льющемся в уши потоке информации было несложно вычленить важные лично для неё факты.

Первое – Мэй больше не нужно было взваливать на себя заботы о Рионе. Лорд Бавор вернулся к своим обязанностям лорда, хотя передвигался пока что с трудом, а Тогард превосходно справлялся со всеми его поручениями, хотя сделался ужасно ворчливым и совершенно несносным.

Второе – дела Латернона теперь не касались её никаким боком, поскольку брачный договор утратил силу в связи со смертью лорда. В документах был предусмотрен пункт о смерти Мэй, и в этом случае земли Риона перешли бы во владение Хараганов, да и то только после кончины лорда Бавора. А про смерть Нэйджела там было сказано только то, что его единственным законным наследником является сын, рождённый в этом браке. Нет сына – нет наследства. Всё честно. Нэйджел умер, договор потерял смысл, Рион остался владением Иллиафии, а Латернон отошёл маленькой Лисандре.

Король Хелигарг и лорд Диаскарген быстро достигли взаимного согласия в вопросе о восстановлении границ и прежних условий соседства. Странным было только то, что Диаскарген вроде как просто вёз внучку в Латернон по просьбе зятя, но при этом был так основательно подготовлен к неожиданно свалившемуся на девочку наследству, словно ему было заведомо известно, что конкретно и в какой момент должно произойти.

Поскольку голова шла кругом от обилия информации, Мэй решила, что подумает над этой странностью несколько позже. Пока что перед ней стояло две проблемы, которые нужно было решить в первую очередь – понять, почему гобелен предсказал ей беременность, если она не беременна, и решить, как теперь вести себя с дедом, который на самом деле приходится ей родным отцом. Но для начала было бы неплохо немного прийти в себя, потому что ноги не хотели ходить, а руки не могли даже нормально удержать ложку.

Проблему с дедом-отцом Мэй решила на следующее же утро, уговорив Тогарда отнести её в покои лорда – на ногах она стояла пока ещё не слишком крепко, хотя путь до ширмы и назад уже проделывала самостоятельно. Воин не особенно упирался, но всё же напомнил, что госпоже не мешало бы поберечь себя, ведь неизвестно же, какие последствия могут быть у столь длительного пребывания в беспамятстве.

Объяснять всем и каждому, что ей просто нужно восстановить силы, надоело, поэтому она с готовностью согласилась заботиться о своём здоровье, но от визита к лорду при этом не отказалась. Тогард завернул её в одеяло, подхватил на руки, как пушинку, и отнёс на второй этаж замка, где располагались покои господина.

Решив не ходить вокруг да около, Мэй подождала, пока Тогард усадит её на постель рядом с изрядно похудевшим и поседевшим, но довольно-таки бодрым лордом, выгнала всех из комнаты и сразу же перешла в наступление:

– Рада тебя видеть, отец.

На её не слишком искреннюю улыбку лорд Бавор ответил вытянувшимся от недоумения лицом и вопросом:

– Девочка моя, ты хорошо себя чувствуешь?

Он не знал. Он действительно не знал, что Мэй приходится ему дочерью. Чтобы не выдать своё родство с предсказательницами рода Ра-Фоули, девушка соврала, что это призрак Рионской Девы раскрыл тайну её происхождения перед тем, как исчез навсегда. Было похоже, что ложь теперь станет неотъемлемой частью её жизни, и это ужасно раздражало.

Лорд Бавор долго молчал, а потом сгрёб Мэй в объятия и не отпускал до тех пор, пока она не начала задыхаться. Почти весь день она провела рядом с ним, слушая и делая выводы. Что бы там не произошло в его прошлом, он был безмерно счастлив, что обрёл родную дочь. Даже не особенно настаивал на том, чтобы дочь раскрыла ему имя того, с кем провела ночь перед тем, как впала в беспамятство. И правда, какая разница, если она жива-здорова и ни на что не жалуется?

С одной проблемой было покончено, нужно было как-то разобраться со второй, но сил на неё уже не осталось. Мэй не хотелось снова беспокоить Тогарда, и потому она намеревалась вернуться к себе в комнату на своих собственных ногах, но отец решил окружить её ещё большей любовью и заботой, хотя казалось, что за семнадцать лет он и так уже излил на неё все нерастраченные чувства. Проще говоря, путь назад она проделала тем же способом – на руках у Тогарда.

В комнате её ждал колдун, который за сутки придумал множество новых вопросов по поводу путешествия госпожи в тайный мир предсказаний. Мэй поставила его перед фактом, что смертельно устала, и внезапно выяснила, что Йакара-сэ способен вернуть её телу прежнюю силу.

– А раньше ты не мог этого сделать? – накинулась она на колдуна.

– Так не просил никто… – просто ответил Йакара-сэ, привычно закатил глаза и принялся бормотать какие-то заклинания, периодически прикасаясь кончиками своих жутких пальцев ко лбу Мэй.

Усталость исчезла без следа. Девушка чувствовала, как тело наполняется энергией, а душа – покоем и умиротворением. Ей хотелось танцевать и смеяться, но это выглядело бы странно, учитывая, что буквально несколько минут назад Тогард тащил её на себе по лестнице и коридорам. На неё и так все косились, ожидая странностей, так что Мэй решила не подливать масла в огонь и попросила подать в комнату ужин на двоих, намереваясь провести этот вечер в компании колдуна.

К тому же, у неё было несколько вопросов к Йакара-сэ относительно дракона. Король Хелигарг наверняка обсуждал с колдуном эту тему, и более надёжного источника информации найти было невозможно – Тогард увиливал от ответов, отец тоже. Ну а придворного мага можно было легко уговорить на обмен. Он ей про дракона, а она ему – про предсказания.

Увы, ничего нового от колдуна ей узнать не удалось, кроме того, что дракон не слишком большой, но прожорливый. Чудовище не часто наведывалось на рионские земли, предпочитая оставаться ближе к горам в Латерноне. Поговаривали, что на людей оно не нападает. Вылезло это диво из пещеры, которая находилась на новых землях Риона, причём там же обретался алхимик, который и выпустил существо на свободу. И там же нашли останки человека, в котором Тогард с большим трудом, но всё же признал самозванного Чарси Гарола, который на самом деле был Робом Белискадом – племянником лорда Кагоннара Диаскаргена. Всё это складывалось в не слишком приятную картину, доказывавшую, что Диаскарген приложил руку ко всему, случившемуся на рионской земле, и, скорее всего, к убийству лорда Саржера Харагана тоже.

А ещё Йакара-сэ рассказал ей то, что упустили из виду все остальные – в Рион приехал наставник лорда Нэйджела Вассил, который должен был обучить госпожу премудростям жизни в Латерноне. Он был настолько незаметным и непритязательным, что о нём забыли напрочь. Должно быть, старик понимал, что госпоже сейчас не до него, и потому не покидал свою комнату, чтобы никому не досаждать. В его услугах больше не было нужды, поскольку обучать чему-либо вдову, не имеющую прав наследования, было бессмысленно, но возвращаться Вассилу было некуда.

Он был твёрдо уверен, что появившийся дракон не имеет отношения к Хараганам, и даже спорил по этому поводу с лордом Диаскаргеном, но тот объявил наставника выжившим из ума старикашкой и харагановским прихвостнем, велел ему оставить своё мнение при себе и под страхом смерти никогда не возвращаться в Латернон.

Это была ещё одна странность, над которой не мешало бы поразмыслить.

Вопросы вертелись в голове раздражающе и назойливо. Почему Хелигарг так легко согласился с притязаниями Диаскаргена и без дополнительных условий вернул отношения между Иллиафией и Латерноном в прежние рамки? Почему дракон вылез оттуда, где его не должно было быть? Настоящий он или нет? Если настоящий, то почему лорд Кагоннар не побоялся везти маленькую Лисандру прямо ему в пасть? А если нет, то почему Нэйджел позволяет самозванцу править его землями?

Мэй думала обо всём этом весь вечер, половину ночи и всё утро. И чем больше она размышляла, тем больше становилось вопросов, от которых её уже начало подташнивать. Или это не от вопросов? Например, сейчас она ела уже четвёртое яблоко подряд, хотя терпеть их не могла. Кристи ещё накануне пространно намекнула, что беспамятство некоторым образом изменило гастрономические пристрастия госпожи, а теперь удивлённое выражение и вовсе не покидало лица этой доброй женщины.

Тяжело вздохнув, Мэй бросила огрызок в ведро с очистками и уставилась на едва заметно округлившийся живот кухарки. Не подслушай девушка служанок, так бы и не знала, что прямо под носом творится.

– Кристи, а почему вы с Тогардом до сих пор не поженились?

Кухарка выронила нож и густо покраснела.

– А почему мы должны пожениться?

– Ну как же? – удивилась Мэй. – А ребёнок?

– А при чём здесь Тогард? – снова ответила вопросом на вопрос Кристи и покраснела ещё больше, хотя казалось, что краснее уже некуда.

Мэй подняла с пола нож, вымыла его в тазу с горячей водой и вернула смущённой женщине. Пришлось снова соврать, чтобы всё не испортить.

– Когда Рионская Дева пленила мой разум, она рассказала мне многое. В том числе и о том, что ты ждёшь дитя от Тогарда, но не хочешь никому рассказывать о вашей связи. Почему, Кристи? Он же знает, что скоро станет отцом? Что вам мешает создать семью?

Кухарка вытерла пот со лба тыльной стороной ладони и присела на лавку.

– Мы женаты, госпожа. Но только перед Богами. Тогард сам провёл обряд, чтобы Боги были милостивы к нашему ребёнку. А для свадьбы перед людьми сейчас не время. Сначала с хозяином несчастье случилось, потом всё остальное… Теперь вот дракон этот… О каком празднике может идти речь?

– Чушь какая! – возмутилась Мэй. – Для праздника всегда есть время. Особенно теперь. Ну и что, что дракон? Не жить теперь что-ли?

– У вас траур по мужу, ни к чему это…

– Слышать ничего не хочу. Сейчас же поговорю с Тогардом. Если он будет вести себя, как болван, тогда к лорду пойду пожалуюсь. Или вам нравится прятаться от всех, лишая себя счастья?

– Не нравится, но…

– Никаких «но»! Свадьба будет сегодня же!

Мэй решительно покинула кухню, намереваясь во что бы то ни стало соединить судьбы этих глупцов брачным документом нынче же вечером. Ни Кристи, ни Тогард не были знатного рода, поэтому подписи лорда Бавора на их соглашении было достаточно. Документ мог составить кто угодно, кто умел писать и имел хотя бы малейшее представление о том, какие пункты должны обязательно присутствовать. Мэй могла даже сама это сделать – отличная идея, учитывая, что ей всё равно нечем себя занять.

Для начала нужно было найти Тогарда и вправить ему мозги. Впрочем, его даже искать не пришлось – его массивная фигура высилась в центре главного зала напротив другого такого же крупного воина, в котором Мэй сразу же признала латернонского командира.

– Ланар? – удивилась Мэй. – Что привело вас в Рион? Я больше не прихожусь вам госпожой, а никаких других дел у нас с Латерноном вроде как нет…

– Этот латернонский щенок приехал взять вас под стражу, госпожа, и доставить в Латернон по приказу лорда Кагоннара Диаскаргена, – ответил за воина Тогард. – Я вот теперь в растерянности, сразу его за ворота вышвырнуть или сначала в навоз макнуть…

Ланар выглядел растерянным, а Тогард буквально подпрыгивал на месте, едва сдерживаясь, чтобы не устроить драку. Казалось, ещё чуть-чуть, одно неверное движение или слово, и он врежет гостю из Латернона по физиономии. Впрочем, его можно было понять – первый раз латернонский командир привёл в Рион целое войско, чем вызвал панику. Тогда он не имел дурных намерений, и всё равно снискал не слишком доброе к себе отношение, а теперь снова явился, но уже по душу госпожи.

В попытке предотвратить мордобитие Мэй повисла на сжатой в кулак руке Тогарда, изображая слабость, которой уже давно и в помине не было.

– Лорд Диаскарген не может отдавать такие приказы, Ланар. Рион больше не подчиняется Латернону, ты должен это понимать, – заявила она, гордо вздёрнув подбородок.

– Я понимаю, поэтому пришёл с приказом взять вас под стражу, но хочу просить о помощи.

– Вот как?

– Я могу помочь тебе быстро вернуться туда, откуда ты вылез, – прорычал Тогард, который питал к Ланару не слишком добрые чувства ещё с первой встречи.

– Нэйджел Хараган жив, госпожа. Ваш брак всё ещё имеет силу, и поэтому…

Он продолжал что-то говорить, но Мэй не слышала его, уцепившись за слово «жив», как за спасительную соломинку, не позволявшую ей отдаться во власть нахлынувшего вдруг звона в ушах и головокружения. Всё вокруг начало расплываться, и девушка непременно упала бы, но Тогард заметил, что хозяйке дурно, и усадил её на лавку у стола, громко отдав кому-то какие-то распоряжения.

Кто-то обтёр ей лицо холодной водой. Кто-то принялся чем-то обмахивать. Чья-то рука сунула под нос пузырёк с нюхательной солью. Звон в ушах постепенно сменился взволнованными голосами слуг, мир начал вновь обретать чёткие очертания, и Мэй с удивлением обнаружила на лице Ланара разбитый в кровь нос. И когда только Тогард успел?

– Что здесь происходит? – донёсся голос лорда Бавора с лестницы, куда его привели под руки два воина, дежурившие у покоев хозяина.

Вопрос был чисто риторическим, поскольку ему наверняка уже доложили о прибытии гостя из Латернона и о цели его визита. Окинув присутствующих хмурым взглядом, старый лорд подал стражникам знак, что хочет спуститься вниз и распорядился:

– Тогард, уведи госпожу в её комнату, я сам здесь разберусь. А вы возвращайтесь к своей работе, лентяи, нечего тут слоняться! – рявкнул он на слуг, и те нехотя, но всё же покинули главный зал замка.

– Я останусь, – Мэй отвела в сторону руки Тогарда и, насколько это позволяло её состояние, упрямо уставилась на отца. – Это касается меня, а не Риона.

– Но на тебе лица нет, дочка! – попробовал протестовать лорд Бавор. – Ты ещё не настолько окрепла, чтобы позволять себе волноваться из-за глупых пустяков.

– Дочка? – переспросил Ланар, отнимая от лица залитый кровью платок.

Отец пообещал на раскрывать их родства, пока не получит подтверждение от матери Мэй. История её появления на свет в замке Рион выглядела весьма правдоподобно, но то, как эта информация была получена, было странным основанием для признания приёмыша законным ребёнком. Лорд Бавор уже направил письмо леди Салии, в котором просил дать чёткие ответы, поскольку от этого зависело многое.

Мэй решила, что отец по какой-то причине передумал хранить их секрет, но тот оставил вопрос Ланара без ответа и сразу же перешёл в наступление.

– Алимея останется здесь, и это не обсуждается! Я немедленно отправлю гонца в Гоотарн с жалобой королю о посягательстве Латернона на подданных Иллиафии! Второй гонец поедет к королю Хейнорма. Диаскарген слишком много на себя берёт, да забыл, что он всего лишь опекун глупой девчонки, а не владыка всей Сальсирии. Я найду управу на этого выскочку! Вот ему, а не рионская леди! – он скрутил фигу из своих костлявых пальцев и потряс ею перед разбитым носом Ланара.

– Он сказал, что Нэйджел не умер… – подала голос Мэй, сама ещё до конца не веря этим словам. – Ланар, почему тогда проснулся дракон?

Лорд Бавор ответил ей раньше, чем латернонский воин успел открыть рот:

– Диаскарген объявил, что твой муж выпустил эту тварь, чтобы наказать всех за смерть Саржера. А тебя этот хейнормский ублюдок обвинил в пособничестве.

– Вы знали об этом и ничего мне не сказали? – возмутилась Мэй, испепеляя взглядом отца и Тогарда.

– Но это всё глупости, Мэй. Диаскарген выжил из ума, он не видит границ между реальностью и вымыслом. Я не думал, что он решится на большее, чем просто сотрясание воздуха, но ошибся. Знал бы, отправил бы посыльного в Гоотарн ещё вчера. Власть застит этому дураку глаза и разум, не стоит обращать внимания на его выходки, – примирительным тоном заворковал лорд Бавор, который к тому моменту буквально висел на руках стражников, поскольку потратил все свои физические силы на спуск из верхних покоев в главный зал. – Да посадите уже меня в кресло, остолопы!

Стражники повели его к большому креслу во главе стола. Тогард направился следом, чтобы избежать гнева госпожи, которая, по его личному мнению, имела право знать о происходящем, раз уж чудесным образом сменила статус вдовы на положение законной супруги неожиданно воскресшего Харагана. Донесение об очередной сумасбродной выходке Диаскаргена в Рион поступило ещё накануне, но лорд Бавор счёл это полным бредом, не стоящим внимания, и потому запретил волновать леди Мэй.

С момента благополучного возвращения в мир живых Мэй не позволяла себе даже думать о смерти мужа. Мысли об этом причиняли нестерпимую боль, будто чья-то безжалостная рука вырвала из груди кусок сердца. В любовь с первого взгляда девушка не верила, а другого объяснения своим страданиям найти не могла. Ей хотелось оплакивать утрату и мстить, что казалось ненормальным, ведь она даже толком не была знакома с Нэйджелом. Ей это не нравилось. Списав странные чувства на новизну ощущений и нервозность последних дней перед беспамятством, Мэй упорно занимала свою голову другими проблемами и вопросами, но стоило Ланару сказать слово «жив», и всё в её душе перевернулось.

– Мой муж правда жив? – на всякий случай ещё раз уточнила она.

– Он жив, госпожа, и пребывает в добром здравии, – кивнул Ланар. – По крайней мере, до сегодняшнего утра с ним точно всё было хорошо.

Мэй облегчённо вздохнула, словно с её плеч упал тяжкий груз, но последние слова воина её насторожили:

– А что произошло сегодня утром?

– Мой лорд покинул Латернон.

– Ха! – лорд Бавор стукнул кулаком по резному подлокотнику своего кресла. – Сбежал! Вот тебе и надёжная защита для Риона! Да, девочка, не за того я тебя замуж выдал…

– Он не сбежал! – возразил Ланар с горячностью, которая тут же вызвала у Тогарда очередной приступ желания почесать кулаки. Латернонец заметил его враждебный взгляд, стащил через голову перевязь и бросил на пол кожаные ножны, в которых покоился меч. – Если вам для того, чтобы выслушать меня, сначала нужна драка, пожалуйста. Я не буду сопротивляться.

– Тогард, не пачкай руки об этого труса, – презрительно скривился лорд Бавор. – Уважающий себя воин никогда не сдаётся без боя. Если ему нравится делать из себя посмешище, это его дело. Пусть подают обед, я голоден.

– Зачем вы так? Откуда в вас столько враждебности? Дайте ему высказаться наконец!– возмутилась Мэй. Она подняла оружие и положила себе на колени, отметив, что меч достаточно лёгкий, с таким она и сама легко бы управилась.

– Я сдаюсь на милость моей госпожи, а не на вашу, – гордо заявил Ланар.

– Да ты что? – Тогард вложил в этот вопрос всё ехидство, каким обладал. – С чего это вдруг ты вспомнил, что леди Мэй приходится тебе госпожой?

– Я всегда об этом помнил…

– Это не имеет значения, – вмешался в разгорающийся спор старый лорд. – Брак не консумирован, а потому я подам прошение нашему королю о его расторжении. По сути, он уже был расторгнут, когда Харагана объявили мёртвым. Все соглашения по этому браку аннулированы, границы восстановлены. Мэй, девочка моя, я передумал. Я не буду отправлять гонца в Гоотарн. Туда поедешь ты и будешь при дворе Хелигарга под защитой, пока всё это не разрешится. Так будет лучше для всех.

– Но… – Мэй открыла рот, чтобы возразить, но лорд Бавор одарил её снисходительной улыбкой и приказал стражникам бросить Ланара и двух ожидавших его за воротами латернонских воинов в темницу, чтобы они не вздумали помешать решению владыки Риона.

Происходящее было похоже на дурной сон, от которого Мэй никак не могла проснуться. Голова снова начала кружиться, но, отчаянно цепляясь за ускользающее во тьму сознание, девушка видела, как помрачнело лицо Ланара. Он не сопротивлялся, когда стражники завели его руки за спину и начали подталкивать в направлении коридора, в конце которого располагалась та самая винтовая лестница в подземелья замка, по которой много дней назад Мэй выводила Нэйджела.

– Оставьте его! – приказ прозвучал так громко, что она сама удивилась силе своего голоса и уверенности в собственных словах. – Это мой воин, и я сама решу его судьбу! Я – леди Латернона! Я – мать будущего наследника! И если кто-то хоть пальцем тронет моих людей, встреча с драконом покажется ему праздником…

В наступившей вслед за этим тишине раздался звон рассыпавшейся по каменному полу посуды. Казалось, её слова были услышаны не только в кухне, но эхом разнеслись по всему Риону от побережья Спящего моря до подножия Таорнагского хребта. На вытянувшихся лицах собравшихся в зале людей читалось изумление, недоверие и… страх. Только один человек, казалось, был нисколько не удивлён происходящим – Вассил, изгнанный из Латернона старик, знавший о Хараганах и их тайнах куда больше всех остальных.

– Я подтверждаю слова моей госпожи, – он вышел из тёмного угла, где сидел всё это время, никем не замеченный. – Леди Алимея действительно носит наследника рода Хараган. И, насколько я могу судить, это будет именно мальчик.

– Это невозможно! – возмутился Йакара-сэ. – Я провёл ритуал и не увидел…

– При всём моём уважении к вашему мастерству, вы ничего и не увидите, – усмехнулся Вассил. – Кровь дракона теперь течёт и в её жилах, а она скрывает истинное положение вещей от любой магии. Этот брак состоялся во всех отношениях, господа, и для меня большая честь подтвердить каждое слово, сказанное сейчас леди Хараган.

Глава 19

Мэй и сама не понимала, откуда у неё взялась уверенность в том, что где-то глубоко внутри её тела зародилась новая жизнь. До этого она даже предполагала, что предсказанная нитями беременность не имеет никакого отношения к Нэйджелу – мало что ли вокруг мужчин? Когда это пророчество должно сбыться? Через год или позже? Может, она снова выйдет замуж, когда закончится траур? Но нет. Видимо, поселившийся внутри неё наследник драконьей крови решил, что пора заявить о себе.

– Вассил и Ланар, вы идёте со мной, – Мэй окинула грозным взглядом рионцев, давая понять, что любой, кто решит ей препятствовать, пожалеет об этом, и твёрдым шагом направилась в свою комнату.

Стражники, державшие Ланара, даже ждать разрешения лорда Бавора не стали – они просто отпустили пленника, беспрекословно повинуясь немому приказу госпожи. Ни единого возражения, ни одного вопроса… В напряжённой тишине Мэй слышала свои шаги и тяжёлую поступь следующих за ней латернонцев, чувствовала взгляды на своей спине и в душе радовалась, что её близкие так долго приходят в себя после услышанного. Сейчас она не готова была давать им ответы, потому что у неё самой их не было.

Впустив Вассила и Ланара в полумрак своей опочивальни, девушка заперла дверь изнутри на ключ и буквально рухнула на табурет возле кровати.

– Я не знаю, почему сказала это, – растерянно призналась она донельзя довольному старику и хмурому воину.

– Потому что это правда, моя госпожа, – тепло улыбнулся Вассил.

– Откуда вам это известно?

– Я жил при дворе латернонских лордов достаточно долго, чтобы научиться разбираться в подобных вещах, – пожал плечами старик.

– Только и всего? – недоверчиво изогнула бровь девушка. – Ланар, а что вы думаете об этом?

Воин покосился на старика и пожал плечами, но не произнёс ни слова. Похоже, ему нелегко было переварить новость о том, что его лорд скоро станет отцом, а госпожа…

– Присядьте оба, а то у меня уже шея затекла смотреть на вас обоих снизу, – попросила Мэй.

Мужчины послушно опустились на табуреты, причём под довольно-таки крупным Ланаром добротная мебель казалась игрушечной и весьма ненадёжной.

– Вассил, скажите… – неуверенно начала Мэй, пытаясь потактичнее сформулировать вопрос, который собиралась задать. – Нэйджел говорил, что для появления ребёнка рода Хараган необходим какой-то долгий ритуал, но у нас ничего такого не было. Мы… В общем… Я не уверена в своём состоянии, но если ребёнок действительно будет, это могло случиться из-за того, что мы… ну… фактически на алтаре в разрушенном храме Богини Даар?

От стыда она готова была сквозь землю провалиться, но получить объяснение случившемуся было необходимо. Ланар не издал ни звука, но удивлённо вскинул бровь, и от этого на душе стало ещё более гадко, поскольку посвящать посторонних в столь личные подробности в привычку Мэй как-то не входило. К счастью, Вассил оказался более деликатным в этом отношении и не стал откровенно потешаться над её неосведомлённостью и глупостью.

– Алтарь не имеет к этому никакого отношения, госпожа. Человеческое тело не способно просто так принять дракона, – спокойно пояснил старик. – Ритуал заключается в том, чтобы подготовить женщину к этому. На протяжении нескольких недель кровь Харагана разными способами доставляется в её плоть – с питьём, с пищей, растворённой в ваннах, в мазях и притираниях… Везде, понимаете?

– Это гадко, – брезгливо констатировала Мэй.

– Да, – согласился наставник, – но без этого драконья кровь не даст всходы. В вас, должно быть, уже течёт эта кровь, поэтому ритуал не понадобился. На моей памяти такого ещё не бывало, и я понятия не имею, чем это закончится. Хараганы никогда не брали в жёны тех, кто приходится им даже самыми дальними родственниками. Есть мнение, что это может пробудить спящего дракона, но проверять, сами понимаете, никто не рисковал. Вы знали, что приходитесь Нэйджелу роднёй?

– До недавнего времени я вообще не знала, кто я такая, – горько усмехнулась Мэй. – Раз уж я решилась сообщить всему Риону о том, что мой брак с лордом Хараганом состоялся во всех отношениях, думаю, от ещё одной правды хуже уже никому не будет. Вассил, у меня есть все основания полагать, что мои предки были предсказательницами из рода Ра-Фоули.

Теперь у Ланара обе брови были на лбу, но он всё ещё предпочитал помалкивать, поскольку никак не мог решить, правильно ли поступил, поддержав своего лорда в его намерении уехать из Латернона.

– Ра-Фоули… – Вассил задумчиво потёр шею и с интересом посмотрел на свою юную госпожу. – Это многое меняет. Удивительно…

– Что именно? – напряглась Мэй.

– В вас нет крови рода Хараган, леди Алимея. Я хорошо знаю все ветви родословной Хараганов. В вас вообще нет драконьей крови.

– Но… А как тогда мне удалось забеременеть? Вы меня путаете…

– Когда-то очень давно, моя госпожа, в Сальсирии было множество драконов, каждый из которых отдавал этой земле частичку своей магии. Спящий дракон лишь последний из них. Род Ра-Фоули никак не связан с Хараганами, потому что его магия идёт от другого дракона. Не кровь, а именно магия. По этой причине предсказательницы вашего рода никогда не ступали на земли Латернона – их не пускали фьораги. И в то же время, чистая драконья магия позволяла этим женщинам ткать из шерсти фьорагов пророчества. Такой вот парадокс, да… Лорда Нэйджела приняла не ваша кровь, а ваша магия, госпожа. Дитя внутри вас растёт не на крови, а на магии.

– И? – теперь Мэй была в ужасе, поскольку новая неизвестность пугала её ещё больше, чем перспектива умереть, производя ребёнка на свет.

– Исгайл её не тронул, – подал наконец-то голос Ланар.

– Здесь, в Рионе? – уточнил Вассил, который был в курсе всего, что случилось с его лордами на чужой земле. – Это потому, мой мальчик, что здесь фьораг защищал не Латернон, а только своего хозяина. И, кстати, я надеюсь, вы надёжно заперли пса, прежде чем лорд Нэйджел покинул свои земли? Если нет, Исгайл последует за ним.

– Нэйд приказал ему охранять болото.

– Значит, фьорага там, скорее всего, уже нет, – покачал головой Вассил.

– Простите, а разве фьораги могут покидать Латернон? – вмешалась Мэй.

– А что их остановит? – пожал плечами наставник. – Они созданы для того, чтобы охранять земли Хараганов и наследников драконьей крови. Их удерживает на одном месте не магия, а верность. Они совершенно дикие, но преданны своему долгу. А Исгайл, к тому же, ещё и личный фьораг молодого лорда. Другие псы вряд ли покинут земли Латернона, поскольку у них нет нужды охранять кого-то на этом берегу реки, но фьораг Нэйда другой, он всегда где-то поблизости. Ему можно приказать остаться, но он нарушит любой приказ, если почувствует, что нужен хозяину.

– Нэйджел приказал ему оставаться в Латерноне, когда ехал сюда с лордом Саржером, да? – в этом вопросе было столько печали, что Ланар снова помрачнел. – Если бы фьораг тогда был где-то рядом…

– Я бы на вашем месте сейчас не о прошлом переживал, а о будущем, – Вассил решил направить её невесёлые мысли в другое русло. – Лорд Бавор прав, вам нельзя оставаться в Рионе. Если Диаскарген узнает, что вы носите наследника Латернона, он ни перед чем не остановится, пока не заполучит вас и этого ребёнка.

– У меня от всего этого голова кругом идёт, – призналась Мэй, потирая виски. – Почему Нэйджел уехал вместо того, чтобы вернуть себе Латернон? Теперь ведь понятно, кому нужна была смерть лорда Саржера и…

– Дискарген играет на страхе людей, госпожа, – пояснил Ланар. – Он объявил Нэйда вне закона, вывернув легенду Хараганов наизнанку. Нэйджел почти потерял доверие своих людей. Они видели дракона и то, как он издох, но Сальсирия после этого продолжает жить.

– Дракон издох? – удивился Вассил.

– Самой нелепой для дракона смертью, – подтвердил воин. – Он подавился какой-то животиной, а после этого его разодрали на куски фьораги. Кагоннар воспользовался этим, чтобы обвинить Нэйда во лжи и предательстве. Те, кто смеет оспаривать эти слова, довольно быстро отправляются к богам, а остальные боятся открыть рты. Я прибыл сюда не для того, чтобы схватить леди, а чтобы уговорить её спасти Латернон от этого безумца. У наших людей сейчас нет другого правителя, и они вынуждены подчиняться ужасным приказам этого человека.

– Но что я могу? – развела руками Мэй.

– Законы Сальсирии на вашей стороне, госпожа. Раз Диаскарген сам признал, что Нэйд жив, вы можете заявить свои права на Латернон. Наши воины все до одного встанут на вашу защиту, если вы решитесь на это. Крестьяне тоже с радостью признают вас своей госпожой, потому что Диаскаргену на них наплевать. Нэйд скормит меня своему фьорагу, если узнает, что я осмелился обратиться к вам за помощью, но вы нужны Латернону. Хотя теперь… Я согласен с Вассилом и вашим лордом – вам и правда лучше оставить всё, как есть, и уехать. Теперь именно вы отвечаете за судьбу Сальсирии, а не Нэйджел. Ваш сын… Да и фьораги вас не пустят в Латернон из-за вашего фамильного магического наследия. Уезжайте в Гоотарн, госпожа. Диаскарген не дотянется до вас, если вы будете под защитой короля Иллиафии. А я разыщу Нэйджела и верну его назад. Раз теперь ему не надо заботиться о наследнике, пусть позаботится о своих людях.

– А с чего вы взяли, что это будет мальчик? – Мэй инстинктивно прикрыла руками живот.

Ланар вопросительно уставился на Вассила, поскольку именно тот подтвердил, что госпожа носит наследника.

– Дитя само сказало об этом устами матери, – пояснил наставник, чем вызвал у Мэй гримасу недоверия. – Не смотрите на меня так, госпожа. Я многое повидал за свою долгую жизнь и точно знаю, что новый лорд Хараган проявляет себя задолго до своего появления на свет. Так было и с Нэйджелом, и с его отцом, и с дедом, насколько мне известно. Каждый раз, когда подтверждалась беременность очередной леди Латернона, мы ждали голоса дракона. Раньше или позже, мальчики всегда дают о себе знать. Нэйд ждал этого от ребёнка Мираны, до последнего надеясь, что родится наследник, но, увы… Не сомневайтесь, госпожа, вы носите под сердцем будущего лорда. Моему господину теперь и правда незачем покидать Латернон. Забота о продолжении рода теперь для него заключается в том, чтобы защитить вас, пока дитя…

– У этого ребёнка не будет матери, но я не позволю какому-то болвану лишить его отца, – мрачно заключила Мэй. – Я не поеду в Гоотарн. Ланар, как, по-вашему, я могу избавить Латернон от Диаскаргена?

– Но госпожа! – в один голос воскликнули воины, и Тогард, нетерпеливо топтавшийся всё это время в коридоре, снова вышиб ногой совсем недавно отремонтированную дверь, которая, сорвавшись с петель, сбила с ног вскочившего от неожиданности Ланара.

– Что здесь происходит?! – гневно проревел управляющий Риона, но Мэй в ответ только устало вздохнула и потёрла пальцами переносицу.

– Ты женишься, Тогард. И не надо врываться ко мне всякий раз, когда здесь кто-то повысит голос.

– Женюсь? – кажется, первая часть услышанного сразила свирепого воина наповал, поскольку он пропустил мимо ушей вторую.

– Ты оглох? Я сказала, что сегодня ты женишься на Кристи, потому что вашему сыну нужна нормальная семья.

– Но…

Тогард окончательно потерял дар речи, но это не помешало ему незаметно наступить ногой на придавившую Ланара дверь. «Взрослые люди, а ведут себя, как дети малые», – подумала Мэй и сурово нахмурилась, давая понять, что недовольна подобным обращением с присягнувшими ей на верность людьми. Дверь тут же была оставлена в покое и даже поднята и приставлена к дверному проёму, чтобы скрыть происходящее в комнате от любопытных слуг. Впрочем, с этим Тогард немного опоздал – все слышали, что сказала леди Мэй, и весть о том, что нынче же кухарка и управляющий станут супругами, полетела по замковым коридорам быстрее ветра.

* * *

– Это безумие, а не план, – покачал головой лорд Бавор, и Тогард согласно кивнул, демонстрируя, что полностью поддерживает своего господина.

Впрочем, они были не единственными, кто так считал. Ланар, Вассил, Йакара-Сэ, Брис Фид – все, кто присутствовал на совете, когда Мэй озвучивала свою идею, были уверены, что она безрассудно и совершенно напрасно подвергает свою жизнь опасности. И не только свою, но и будущего наследника Латернона.

– Это хороший план, – возразила девушка, совершенно не понимая, почему никто не хочет её поддерживать. – Я могу произвести на свет только одного ребёнка от Нэйджела, независимо от того, мальчик это будет или девочка. И не факт, что мне вообще удастся его выносить. Мой муж не имеет права рисковать своей жизнью, пока его сын не родится, а вы хотите сунуть единственного живого Харагана в пасть безумцу. Оставьте Нэйджела в покое. Ему не нужно ничего знать, потому что он сразу же примчится сюда и добровольно подвергнет опасности себя и заодно всю Сальсирию. Пусть и дальше себе спокойно путешествует. Если даже со мной что-то случится, то хотя бы у него будет шанс сделать другой женщине сына.

Складывалось впечатление, что её не слышат. Как будто в одночасье перестал существовать весь мир, кроме неё и её ребёнка. По сути, она не предлагала ничего ужасного и самоубийственного – если воины Латернона действительно встанут на её защиту, как уверял Ланар, то она беспрепятственно въедет в свой новый дом прямо на лошади. Если, конечно, фьораги позволят ей пересечь границу их владений. Впрочем, Вассил предположил, что псы могут учуять родственную магию наследника, но это пока ещё было под сомнением.

Если псы не дадут ей ступить на землю Латернона, все вопросы отпадали сами собой – Ланар не смог выполнить приказ Диаскаргена не по своей вине, с него нечего взять. Тогда она уедет в Гоотарн под защиту Хелигарга до появления ребёнка на свет. Ну а если фьораги её примут как свою новою госпожу, то армия против Диаскаргена будет состоять не только из людей. Жуткие косматые создания не дадут ни единому волосу упасть с головы хозяйки. Что так, что эдак – она в любом случае была вне опасности, но убедить в этом твердолобых мужчин, кажется, было невозможно.

– Я не спрашиваю вашего разрешения, оно мне не нужно, – Мэй решила использовать последний аргумент. – Это моя земля и мои люди. Если так пойдёт и дальше, то я просто поеду в Латернон сама, без вашей помощи и подготовки.

– Я прикажу тебя запереть, – пожал плечами лорд Бавор. – И все со мной согласятся, ведь так?

Он обвёл собравшихся вопросительным взглядом, и по их лицам Мэй поняла, что последний аргумент тоже не сработал. Отца можно было понять – его единственное, только что обретённое дитя собиралось подвергнуть себя непонятно какому риску, но Ланар и Вассил… Ведь это не Риону требовалась помощь, а их землям. Это их люди за последние пару недель пережили столько ужаса, сколько не видели за все предыдущие столетия. Это их родные и друзья сейчас были вынуждены подчиняться жестоким приказам выжившего из ума лорда. Почему они-то не хотят видеть, что её план отлично сработает?

Она и просила-то всего лишь устроить для Тогарда и Кристи шумное свадебное пиршество, за которым можно скрыть истинную причину вызова в замок королевских стражников, оставленных Хелигаргом в поместье на другой стороне тракта. Эти стражники потом обеспечили бы её сопровождение до переправы и либо вернулись назад вместе с ней, либо помогли ей разобраться с проблемами в Латерноне. Только и всего. Немного королевских воинов, которые прикроют её собой на рионской земле и не позволят ей повторить судьбу несчастного лорда Саржера.

– Не хочешь жениться, так и скажи! – обиженно бросила Мэй Тогарду и покинула покои лорда Бавора, не желая больше ни минуты оставаться среди упрямых мужчин.

Слуги провожали торопящуюся в свою комнату госпожу любопытными и сочувствующими взглядами. Они все прекрасно понимали, что ей недолго осталось ходить по этим коридорам и по этой земле. И всё же, дать жизнь наследнику рода Хараган – это великая честь. А если вспомнить, при каких обстоятельствах их юная хозяйка стала леди Латернона, то и до чувства вины за случившееся было недалеко. В одном Мэй была уверена точно – никто из обитателей Риона даже под пытками не выдаст посторонним тот факт, что она беременна. Между собой будут судачить, конечно, но за пределы замковых стен эта информация не выйдет. После того, что она для них сделала, да и до этого, рионцы были преданны своей госпоже не меньше, чем фьораги Латернону.

К счастью, пока наверху в покоях господа и их гости спорили о том, как лучше поступить, простые трудяги успели починить дверь в комнате Мэй. Она решила, что запираться на ключ больше не имеет смысла, поскольку теперь её и так будут охранять, как зеницу ока. Только вот ощущение безопасности радости не приносило – ей-то ничего не грозит, а где-то там, за рекой Таор, выживший из ума Диаскарген мучает людей. Её людей. Пусть она и не знала этих воинов и крестьян в лицо, но ответственность за них никто не отменял. Нэйджел жив, но он не может сейчас вернуться и восстановить справедливость, поэтому она, законная леди Латернона, должна сделать это за него. Она должна выполнить свои обязательства перед этими людьми, но как, если теперь ей и шагу не дадут ступить самостоятельно?

Не задумываясь о таких мелочах, как помятая одежда, Мэй улеглась на постели, подтянула к себе одну из подушек и свернулась калачиком. Она слышала, как потрескивают в камине дрова. Слышала, как кто-то приоткрыл дверь, немного постоял на пороге и ушёл. Слышала, как в комнату тихонько проскользнула Нора, чтобы задёрнуть шторы и накрыть госпожу пледом. Хотелось плакать, но глаза почему-то оставались сухими, будто для слёз время ещё не пришло…

Когда в тишине снова раздался лёгкий скрип открываемой двери, Мэй только тяжело вздохнула и мысленно попросила всех оставить её в покое. Шли минуты. Она чувствовала на себе чей-то взгляд, но не хотела поворачиваться, предчувствуя, что не услышит ничего, кроме новой порции нравоучений.

– Госпожа, я знаю, что вы не спите… – вкрадчиво пробормотал Йакара-сэ, когда нервы Мэй напряглись до предела.

– Входи, – облегчённо вздохнула девушка. – Но если я услышу хоть слово о том, что и кому я должна…

– Нет-нет, госпожа, я здесь не за этим, – заверил её колдун, прикрывая за собой дверь. – Я хотел поговорить о вашем… м-м-м…

– Ну говори, чего мычишь? – Мэй села на постели и потёрла виски, пытаясь унять растущее внутри раздражение.

Йакара-сэ пошевелил пальцами, осмотрел комнату и понюхал воздух, как зверь. Он вёл себя странно, и девушке это не понравилось.

– Меня попросили установить вокруг ваших покоев чары, которые не дадут вам выйти отсюда…

– Что? Они решили запереть меня здесь?! – гневно зашипела Мэй.

– Это для вашего же блага, госпожа, – попытался успокоить её колдун, но тут же схлопотал подушкой по своему разрисованному черепу и обиженно проворчал: – Но я же вас предупредил. Мне это решение нравится не больше, чем вам. После того, как вы ушли, эти люди обсудили много разных способов защитить вас от Диаскаргена и пришли к выводу, что путешествие в Гоотарн может быть опасным. Они просто хотят спрятать вас здесь за моими чарами.

– А почему вообще я должна прятаться?

– Но ваш ребёнок…

– Ах, ребёнок… Но ты же сам говорил, что я не беременна. А теперь вот так вот запросто поверил каждому моему слову, подтверждённому лишь умозаключениями старика из Латернона? А если я просто соврала, чтобы не дать отцу сорвать свой гнев на латернонцах?

– Я не вижу это дитя, потому что оно скрыто магией дракона. Это не значит, что его нет, – хотел оправдаться Йакара-сэ, но вышло не слишком убедительно.

Мэй недовольно поджала губы. Слишком мало времени прошло с ночи, проведённой с Нэйджелом, чтобы судить о том, будет у неё от него дитя или нет. Она чувствовала, что оно уже есть, и Вассил с этим согласился, но и только. С другой стороны, магия дракона и до этого скрывала очень многое. Например, судьбу Нэйджела.

Решительно встав с постели, Мэй взяла со столика шкатулку со своими украшениями, выбрала самую большую брошь и вонзила острую заколку себе в палец.

– Что вы делаете? – изумился колдун.

– Даю тебе возможность узнать истинное положение вещей, – отозвалась девушка и протянула к нему руку с выступившей на пальце капелькой крови. – Вассил сказал, что теперь и во мне есть немного крови дракона. Ты ведь можешь узнать, так это или нет?

Йакара-сэ благоговейно уставился на её палец.

– Вы и правда позволите мне прикоснуться к крови дракона, госпожа?

– А что в этом такого? – нахмурилась Мэй. – Насколько я помню, кто-то не постеснялся изувечить Нэйджела так, что его кровью весь тракт был залит, а в нём гораздо больше магии дракона, чем в этой крошечной капле. Ну? Ты хочешь знать правду?

Колдун пошарил по карманам и извлёк из одного из них небольшой квадрат чистой ткани, служившей ему платком. Очень аккуратно, будто касаясь огня, он приложил ткань к руке Мэй и преданно заглянул девушке в глаза.

– Для меня это великая честь, госпожа. Если вы и ваш латернонский друг правы, то в одной этой капле таится куда больше магии, чем во всей Иллиафии. Вы не представляете, на что способна эта сила. Вы даже не понимаете, что даёте мне в руки оружие, способное…

– Я даю тебе всего лишь одну каплю своей крови, – нетерпеливо прервала его пламенную речь Мэй и отняла руку.

– Да, но… О, чуть не забыл сообщить вам, что сегодня гонец привёз из Обители Времён ответ на моё письмо. Поскольку я намекнул на срочность, а мой король приложил к запросу свою печать, родословную рода Ра-Фоули изучили очень быстро и выяснили, что родства с Хараганами не имеется ни в одном поколении.

– Спасибо, – кивнула Мэй, хотя она недавно уже получила эту информацию от Вассила.

– Но тогда остаются вопросы насчёт гобелена…

– У тебя сейчас только один вопрос, и ты держишь его в руке, – кивнула Мэй на платок. – Мне тоже не терпится получить ответ, поэтому не болтай попусту, а лучше займись делом.

– Да-да, на это потребуется некоторое время и кое-какие манипуляции…

Йакара-сэ исчез из её комнаты так же тихо, как и появился в ней. Судя по всему, возможность прикоснуться к тайне драконьей крови имела для него очень большое значение, но на это Мэй и рассчитывала. Надеясь, что колдун не скоро придёт в себя от неожиданно свалившегося на его голову счастья и вспомнит, зачем приходил в её комнату, Мэй быстро избавилась от одеяния леди и натянула на себя любимый костюм для верховой езды. На улице было довольно-таки прохладно, поэтому пришлось достать из сундука тёплый плащ, но надевать его девушка не стала, опасаясь, что он будет помехой в узких тоннелях под замком.

«Только бы под дверью не дежурила стража», – взмолилась она, высунув нос в коридор, но её чаяния не оправдались – два до зубов вооружённых воина немедленно склонили свои головы перед госпожой. Недовольно поморщившись, Мэй закрыла дверь и задумалась. Пытаться удрать через окно было глупо – там тоже наверняка полно стражи. Оставался только один способ выйти из замка – сделать это открыто и ни от кого не прячась. Верховую прогулку никто ей не запретит, а уйти от навязанного сопровождения по лесам, где она знала каждый куст, труда не составит. Не для того, чтобы поехать в Латернон, а просто чтобы показать, что никакая сила не удержит Алимею Хараган в четырёх стенах, если ей вздумается покинуть их. Ребячество, да, но…

Накинув на плечи плащ, Мэй гордо выпрямила спину и уже собиралась распахнуть дверь, когда в комнату снова проскользнул колдун.

– Что, так быстро? – удивилась Мэй.

Йакара-сэ пробежался взглядом по её одежде, удовлетворённо улыбнулся и неожиданно дунул на свою ладонь, с которой тут же в воздух взметнулось облачко серебристой пыли. Крошечные искорки вихрем закружились по комнате, размазывая очертания предметов. Мэй стояла в самом центре этого вихря, раскрыв рот, а колдун тем временем пробормотал одному ему понятные слова, помахал в воздухе руками и неприятно осклабился.

Мэй отшатнулась от него, но плотный серебристый туман тут же вновь вытолкнул её в центр образованного искрящимися пылинками круга. Она попыталась закричать, но не услышала собственного голоса, а в следующий миг потоки тумана хлынули внутрь, накрыли её с головой, и мир вокруг превратился в одно большое облако, в котором было невозможно дышать.

Нора обнаружила исчезновение госпожи только через час после того, как стражники пропустили колдуна в покои леди Мэй. Воины понятия не имели, куда могли исчезнуть два человека из комнаты, охраняемой со всех сторон. В замке воцарился хаос, какого не было даже тогда, когда в небе над Таорнагским хребтом появился дракон Диаскаргена.

– Этот ублюдок похитил мою дочь! – ревел лорд Бавор, напрочь забыв о своём намерении доподлинно убедиться в родстве с Мэй, прежде чем объявлять об этом всему миру.

– Колдун предан Хелигаргу. Может, он решил как-то магически переправить её в Гоотарн? – предположил Брис Фид, на что тут же получил ответ, что на такое перемещение полагалось сначала спросить разрешения.

Горничная сообщила, что из вещей госпожи исчезли только костюм для верховой езды и дорожный плащ, поэтому все сочли, что Мэй сговорилась с колдуном и сбежала из Риона. Вот только куда?

Пока рионские воины и крестьяне обыскивали замок и его окрестности, прибывшие с Ланаром латернонцы отправились к Диаскаргену, чтобы доложить об исчезновении леди Хараган. Магия не перенесла бы её в Латернон, поэтому к лорду-безумцу претензий не было. Все признали, что Диаскарген не мог приложить к этому руку. Вряд ли он обрадуется такой новости, но это никого не волновало. Впрочем, он мог бы спрятать госпожу и на другой земле, но верить в это никто не хотел.

Ланар и Вассил, ни с кем не советуясь, взобрались на лошадей и умчались по тракту в сторону Гоотарна, намереваясь нанести визит королю Хелигаргу и поставить его в известность о случившемся. Ну и убедиться, что с леди Мэй всё в порядке, если колдун действительно перенёс её в королевский дворец. Они прекрасно понимали, что если её там нет, король Иллиафии от Латернона камня на камне не оставит. Диаскарген первым попадал под подозрение в похищении, поскольку открыто обвинил леди Хараган в предательстве против Сальсирии.

Всего одна маленькая леди, которую раньше и не замечал-то никто, могла стать причиной войны между Латерноном, Иллиафией и Хейнормом, потому что Диаскарген был подданным этого третьего королевства. Оставалось уповать только на мудрость короля Хелигарга и на то, что леди Мэй подаст о себе хоть какую-нибудь весточку.

Глава 20

Они нагнали громыхающий по тракту караван ближе к рассвету, когда с юга наконец-то подул тёплый ветер, разогнавший густые туманы севера и открывший над головой медленно светлеющий небосклон. Вассил предлагал остановить первого же плетущегося в хвосте торговца и описать ему, как выглядит путешественник, которого они ищут, но Ланар счёл этот процесс слишком долгим. Заставив своего коня сбавить скорость, воин издал громкий писк, похожий на вопль придушенного фирвиса – это был секретный сигнал, который мог распознать только Нэйджел. С одной из телег тут же на дорогу скользнула едва заметная тень, и латернонцы, не мешкая, направились именно туда.

– У кого-нибудь из этих сонных барыг можно купить лошадь? – поинтересовался Ланар, соскочив с коня прямо перед своим лордом.

– Что происходит? – мрачно поинтересовался Нэйджел, прекрасно понимая, что его друг и наставник не стали бы вести себя подобным образом без крайней на то необходимости.

– Если вкратце, то леди Мэй похищена из Риона колдуном Хелигарга, – отрапортовал Ланар. – Так что с лошадью?

Нэйджел посмотрел на Ланара долгим взглядом и приказал:

– Ждите здесь.

Он отсутствовал несколько минут, в течение которых проезжающие мимо заспанные торговцы и любители приключений продирали свои глаза, таращили их на Ланара и Вассила и пытались понять, что два вооружённых до зубов латернонских воина делают на торговом тракте в паре часов пешего хода от столицы Иллиафии. Они привлекали к себе слишком много внимания, и это было нехорошо.

Нэйджел вернулся верхом и тут же увёл своих друзей в сторону от тракта, пустив свою лошадь лёгкой рысью по очень кстати подвернувшейся просёлочной дороге, которая уходила прямиком под спасительную сень густого леса.

– Что значит похищена? – осведомился он, когда счёл, что они находятся на безопасном от посторонних глаз и ушей расстоянии.

Ланар попытался изложить своему господину суть происходящего, не вдаваясь в подробности состояния пропавшей госпожи, но Вассила такое положение дел не устроило – он считал, что лорд Латернона имеет полное право знать о том, что станет отцом.

– Она носит твоего наследника, Нэйд, – сообщил наставник, за что был награждён сердитым взглядом Ланара.

– Это невозможно, – покачал головой Нэйджел.

– Почему же? Девочка из рода предсказательниц. Её магия так же легко приняла кровь дракона, как земля поутру принимает росу.

– Нет.

– Нейджел…

– Нет!!!

Он знал, что Вассил не может ошибаться, но не хотел верить его жестоким словам. Он же обещал Мэй, что отпустит её, что не причинит ей вреда. А что получилось в итоге? Он убил её. Пусть даже она и будет дышать ещё какое-то время благословенным воздухом этих земель, но потом с ней произойдёт то же самое, что и с первой его женой.

– Этот ребёнок не должен появиться на свет, – зло выплюнул он слова, от которых самому стало тошно.

– Ты из ума выжил? – спокойно осведомился Вассил.

– Я не позволю ей умереть. Существует много разных способов избавиться…

– Она не станет этого делать, Нэйд. Леди прекрасно отдаёт себе отчёт в происходящем и готова пройти этот путь. Она хотела спасти Латернон от Диаскаргена, пока он окончательно не разорил твои земли, но ей не позволили даже думать об этом. Она знает, что ты жив, но не требует, чтобы ты вернулся и защитил её. Знает, что её собственный путь закончится меньше, чем через год. Она имеет право распоряжаться своей жизнью так, как считает правильным. Я мало знаю свою госпожу, но глубоко уважаю её. Ни одна из прежних леди Хараган ей и в подмётки не годится. А ты собираешься унизить жену предложением избавиться от ребёнка, за появление которого она согласна на всё? Если так, я не желаю больше иметь с Хараганами ничего общего.

Каждое слово наставника звучало, как пощёчина, и Нэйджел понимал, что заслужил это, но потерять ту, одни только воспоминания о которой наполняли его душу светом… Малодушие? Пусть так. Алимея должна жить, даже если он покроет имя Хараган несмываемым позором. Даже если она после этого возненавидит его.

– Тебя это не касается, старик, – надменно процедил он сквозь зубы. – Я разберусь с этим позже. Почему вы решили, что она в Гоотарне?

– Ну так ведь колдун-то королевский, – подал голос Ланар. – Если её там нет, значит, Хелигарга предали, и он имеет право знать об этом.

– Насколько мне известно, король Иллиафии сейчас объезжает свои владения на восточном побережье. Его нет во дворце, – сообщил Нэйджел.

– Значит, нужно найти его, – заключил Ланар. – В город соваться смысла не имеет, так мы только неприятности себе наживём. Да ещё и с такой чёрной рожей, как у тебя, Нэйд. Эта дрянь вообще смывается?

Вассил слушал их молча. Ему в корне не понравилось решение молодого господина освободить леди Мэй от её бремени. Это противоречило не только законам Латернона, но и в целом было противоестественно. Ещё никто из Хараганов не осмеливался перечить естественному порядку вещей. Любовь? Другого объяснения такому нелепому решению не было. Никто из Хараганов не позволял себе любить своих жён. Связи на стороне без последствий – этого хватало с лихвой. Но даже если он её действительно любит… Всё равно это было глупо и жестоко.

* * *

Они добрались до небольшого портового городка, инспектируемого Хелигаргом, в тот же день. Король долго и пристально разглядывал коричневую от орехового настоя физиономию Нэйджела, а потом заявил, что не может позволить себе поспешные решения, потому что на нём лежит ответственность за судьбу целого королевства. Он был прав, но осознание этого никому не принесло облегчения.

Вопросы, ответы, планы поиска Алимеи Хараган и стратегия изгнания Кагоннара Диаскаргена из Латернона – на одни только слова была потрачена целая неделя, и это выводило Нэйджела из себя. Потом трое латернонцев сопровождали Хелигарга на встречу с королём Хейнорма, где снова давали ответы на вопросы, приводили доказательства и втолковывали недоверчивому монарху прописные истины. И на эти слова тоже было потрачено немало дней.

Воины Хелигарга заглянули в Иллиафии под каждый камень, в каждую канаву, допросили всех, кто только мог говорить – всё было бесполезно. Леди Мэй в её родном королевстве найти не удалось. Король Хейнорма организовал поиски на своих землях, но и там они не дали никакого результата. Оставалось только перевернуть с ног на голову южный Тсалитан, откуда Йакара-сэ когда-то очень давно прибыл в Иллиафию, и обыскать Латернон, где засел Диаскарген.

Время стремительно утекало сквозь пальцы, и с каждым днём лицо Нэйджела Харагана становилось всё мрачнее. Его характер настолько испортился, что даже Ланар теперь побаивался высказывать при старом друге свои мысли вслух. Бешеный – мягко сказано. Нэйджел был похож на раненного зверя, у которого из спины торчит обломок стрелы, но дотянуться, чтобы вынуть причиняющее боль остриё, невозможно.

Даже когда лорд Кагоннар Диаскарген с самодовольным видом сознался во всех безумиях, которые он творил, а потом волей двух королей был взят под стражу и приговорён к казни за убийство латернонского лорда и предательство против Сальсирии, Нэйджел не обрёл душевное равновесие, хотя получил возможность снова вернуться в Латернон. Его никто не пытался успокоить, поскольку все понимали, что если леди Алимея всё ещё жива, другого сына у Харагана не будет, хоть десять женщин разом уложи в постель к молодому господину. Боги разрешили их проклятому роду иметь только одного наследника в поколении, а дитя исчезло вместе с матерью, даже не успев родиться.

Подобное сложно сохранить в тайне. Ещё даже первый снег не укрыл северные земли Сальсирии, а во всех до единого храмах ежечасно возносились молитвы всем существующим богам. Короли и простолюдины, воины и торговцы – каждый считал своим долгом попросить милостивых богов о том, чтобы леди Алимея Хараган поскорее вернулась домой живой, невредимой и всё ещё беременной. Наследник драконьей крови в чужих руках – именно этого боялись люди.

Её искали и простые смертные, и самые могущественные маги трёх королевств, но не нашли ни в Иллиафии, ни в Хейнорме, ни в Тсалитане. Пещеры Таорнагского хребта были перевёрнуты вверх дном до самых глубоких и узких тоннелей, куда и ребёнку-то пролезть было бы сложно. Нэйджел даже лично, рискуя свернуть себе шею, спускался в ту пещеру под латернонским замком, которую не так давно облюбовал себе издохший дракон публично казнённого Диаскаргена. Мэй исчезла, как и колдун, которому король Хелигарг когда-то доверял даже больше, чем самому себе.

* * *

– Ты по моей новой маме скучаешь, да? – Лисандра хотела забраться к отцу на колени, но не рискнула, потому что в последнее время он вёл себя совершенно непредсказуемо. Оброс колючей бородой, кричал на всех, иногда ломал мебель, которую потом старательно чинили латернонские плотники… Даже Исгайл старался не приближаться к озверевшему хозяину, хоть и следовал за ним повсюду, как тень.

– Госпожа, идите сюда, – осторожно позвала девочку гувернантка, опасаясь говорить громче, чтобы ненароком не вызвать гнев лорда.

– Вассил сказал, что сегодня мой праздник, и я могу побыть немножечко с папой, – Лисандра гордо вздёрнула подбородок и повернулась к отцу. – Ты ведь помнишь про мой праздник, да?

Он не помнил про её праздник. Он помнил, что должен был охранять сон дракона, но не выполнил эту единственную обязанность рода Хараган, потеряв и жену, и ещё не рождённого сына одновременно. Он даже не мог сказать, что из этого причиняет ему больше боли – что никак не удаётся найти Мэй или что вся Сальсирия может кануть в небытие из-за его неосмотрительности и самонадеянности. Пожалуй, первое, потому что без Алимеи Сальсирия была ему не нужна.

– Иди ко мне, – поманил он дочку, усадил её к себе на колени и прижался губами к темноволосой макушке.

– Это что, карты? Мы поедем путешествовать? – Лисандра с интересом принялась перебирать развёрнутые на столе пергаменты. – Это Латернон, да? А вот здесь живёт моя новая мама. Вассил обещал, что отвезёт меня туда, если ты разрешишь.

– Её там нет, Лис, – пробормотал Нэйджел. – Её нигде нет. Мы обыскали каждый уголок этого мира, проверили все острова Спящего моря, залезли даже в самые глубокие подземелья, и я понятия не имею, где ещё твоя новая мама может быть.

Лисандра свела вместе свои тёмные бровки и уставилась на карты.

– И здесь искали? – наугад ткнула она пальчиком в одну из карт.

– Угу…

– И здесь? – пальчик переместился на какой-то островок в Спящем море.

– Угу…

– И здесь? – она передвинула пальчик на самый край карты Латернона, где за нарисованными пиками Таорнагского хребта зияла пустота.

– А там ничего нет, Лис, кроме камней и ветра, – слабо улыбнулся Нэйджел.

– Но там же море, – удивилась девочка. – Вот за этими горами ещё другие горы, а потом море. У дедушки была такая карта, я её видела.

– Вот как? – сощурился мужчина. – А где ты её видела?

– Да здесь же. Сейчас, подожди…

Она сползла с его колен, подошла к полкам со старыми, пыльными книгами, задумчиво постучала пальчиками по подбородку, а потом подтащила деревянную лесенку к нужному ей месту и потянулась вверх, но роста семилетнего ребёнка и пяти ступенек оказалось недостаточно.

– Помоги мне, – потребовала Лис у отца, который наблюдал за всем этим с неподдельным интересом. – Она вон там, в самом верху, на книгах. Видишь? Вон уголочек торчит.

Нэйджел снял её с лесенки на пол, взобрался на верхнюю ступеньку, встал на цыпочки и пошарил рукой по книгам там, куда указывала дочка. На книгах действительно лежала сложенная несколько раз карта. Это было странно, потому что для карт в библиотеке Латернона было отведено специальное и совершенно определённое место. И именно этой карты в Латерноне не было никогда. Нэйджел был твёрдо уверен в этом, поскольку досконально изучил их все ещё в детстве.

– Откуда она здесь взялась? – задумчиво нахмурился он, изучая надписи, сделанные на незнакомом ему языке.

– Это дедушкина, он с собой её привёз, – сообщила Лисандра. – Дай мне.

– Подожди.

– Дай, я покажу тебе гору, в которой спит дракон.

Нэйджел удивлённо поморгал, но карту отдал. Лис расстелила её на столе, аккуратно разгладила складочки, а потом ткнула пальчиком в ту самую гору у реки, где алхимик прятал своё чудовище.

– Вот. Тут живёт дракон, – с видом всезнайки гордо похвасталась Лисандра. – Вернее, жил. Его фьораги съели. Но дедушка говорил, что у него будет другой дракон, которого фьораги будут любить и не съедят. Папа, а дедушка Кагоннар больше не вернётся, да?

– Не вернётся, – подтвердил Нэйджел, который не собирался в подробностях объяснять ребёнку, за что, как и когда был наказан её дед.

– Это хорошо, – вздохнула девочка, плюхнулась в его кресло, подпёрла щёчки кулачками и принялась болтать ногами в воздухе. – Он заставлял меня быть леди, а я не хочу быть леди. Мне нравится быть просто девочкой. Быть леди ужасно скучно и трудно.

– Угу… – согласился Нэйджел, даже не слушая её болтовню, поскольку был всецело поглощён изучением горного ландшафта северного побережья Сальсирии, которого ни на одной из известных ему карт не было. – Интересно, кто сделал для Диаскаргена эту карту? Она совсем новая…

– Противный колдун, похожий на паука, – беззаботно сообщила Лисандра, даже не заметив, что при этих её словах у Нэйджело посерело лицо. – Он несколько раз появлялся в замке дедушки, а потом исчезал. Пф-ф-ф, и всё. Он так умеет, да. Ты мне не веришь?

– Верю… Лис, а ты не помнишь имя этого колдуна?

– Нет, я его не слышала, – помотала головой девочка. – Но дедушка много монет ему за эту карту дал, я видела. А потом меня наказали за то, что я подглядываю. Леди никогда не подглядывают.

– Наказали? – нахмурился Нэйджел.

– Да. Мне не разрешали выходить из моей комнаты целых два дня. Это было ужасно… – вздохнула малышка, и у Нэйджела отлегло от сердца. Зная, на что был способен его отправившийся к богам тесть, он уж подумал, что наказание Лисандры было куда более суровым.

– И правда, это ужасно, – согласился лорд Хараган, снова возвращаясь мыслями к карте. – Знаешь, Лис, до этого момента я был твёрдо уверен, что Спящее море начинается почти сразу за хребтом. Со склона Таорнага видно ещё несколько вершин. Вот эту. Эту… А дальше всё укрыто туманами, поэтому принято считать, что там ничего нет. Все карты составлены морскими путешественниками, потому что из тех, кто по суше перебирался за Таорнагский хребет, ещё никто не вернулся. И с моря там сплошные утёсы, даже приблизиться нельзя. Как колдуну удалось раздобыть это? Смотри, тут озеро, в котором берёт начало река Таор, а все думают, что вода просто вытекает прямо из скал, где проходят подземные потоки. И лес…

– Наверное, мама Мэй прячется там, – вздохнула Лисандра. – Если вы уже везде искали, ей больше быть негде.

– Ты права, – мрачно заключил Нэйджел. – И я знаю только один способ это выяснить.

* * *

– Выпустить дракона? Нэйд, ты в своём уме? – Ланар, исполняющий теперь обязанности личного помощника лорда Харагана, выпучил глаза так, что казалось, ещё чуть-чуть, и они вывалятся из глазниц.

– Это не обсуждается, – отмахнулся от него Нэйджел. – Колдун способен перемещаться в любое место по своему желанию, а у нас туда есть только один путь – по воздуху. Ты умеешь летать? Нет? А дракон умеет.

– Можно попробовать зайти с моря…

– Мы ищем их пять месяцев, Ланар. Пять! Путь по морю займёт ещё два. А там рифы и отвесные скалы. Где гарантия, что из этого хоть что-то выгорит?

– Но это самоубийство!

– Да. Поэтому мне понадобится яд, который быстро остановит моё сердце.

– Нэйджел…

– Не спорь, я уже всё решил, – Нэйджел всучил растерянному товарищу в руки стопку писем, скреплённых печатью лорда Латернона. – Отправь посыльных, пусть доставят это адресатам. Я известил правителей всех королевств о том, что намереваюсь сделать. Естественно, с просьбой не начинать охоту на последнего дракона Сальсирии. Если Мэй там, дракон вернёт её сюда, скроется в горах и никогда больше не покажется людям. Если её там нет, он просто не вернётся.

– Но драконы смертны, Нэйд. Ты понимаешь…

– Они уязвимы, да, – согласился Нэйджел, – но своей смертью драконы не умирают. Их можно убить, а для этого сначала нужно найти. Туда, где останется этот дракон, пути для человека нет.

– А если ему камень на голову упадёт? Или подавится, как этот…

– Ланар… – Нэйджел подошёл к другу и обнял его, прекрасно понимая, что старого товарища беспокоит не судьба дракона, а то, что лорду Харагану придётся расстаться с жизнью, чтобы выпустить чудовище. – Никто не поручится за судьбу Сальсирии, когда новорожденный Хараган попадёт в руки колдуна. Я должен разбудить дракона сейчас, чтобы этого не случилось. Даже если их там нет, проклятие уже не коснётся Мэй и моего сына. Я приму эту ответственность на себя. Проклятие рода Хараган закончится на мне.

Ланар повёл плечами, высвобождаясь из объятий своего лорда и прямо посмотрел Нэйджелу в глаза.

– Я чего-то не знаю, да? Мне кажется подозрительной твоя уверенность в том, что всё будет именно так. С чего ты взял, что дракон кинется выполнять то, что нужно тебе, если к моменту его пробуждения ты будешь уже мёртв?

– Я и есть дракон, Ланар, – Нэйджел вернулся в своё кресло за письменным столом и уронил голову на руки. – Легенда нашего рода действительно не совсем правдива, но не так, как это пытался преподнести мой покойный тесть. Никакого спящего чудовища нет. Все эти столетия Хараганы несли дракона в себе и передавали его из поколения в поколение вместе с кровью той последней твари, которую все считают спрятанной от посторонних глаз. Тот дракон давно мёртв, мой друг, и я даже не знаю, где покоятся его останки. Когда во мне перестанет биться сердце человека, магия крови дракона снова заставит его работать, но это будет уже сердце чудовища. Я стану чудовищем, Ланар. Поэтому я уверен, что дракон сделает всё именно так, как нужно мне.

Воин ещё очень долго приводил доводы против такого решения и настаивал на том, что можно найти другой способ добраться до горного озера, которое никто и никогда даже в глаза не видел. Он твердил, что раз Йакара-сэ так подло обманул доверие короля Хелигарга и всех остальных, то составленной им карте вообще верить нельзя. Увы, отговорить друга от задуманного Ланару так и не удалось – тот твёрдо решил пожертвовать собой во имя спасения Мэй и заодно всего мира.

Нэйджел покинул замок Латернон ночью, чтобы к следующему вечеру добраться до пещер на северном склоне горы Таорнаг. Летом на это ушло бы куда меньше времени, поскольку по всему склону были проложены тропы, но зимняя стужа и обильно укрывший горы снег затрудняли передвижение, и Хараган даже не надеялся, что ему удастся попасть в нужное место засветло.

Лисандру он оставил на попечение Вассила до возвращения леди Мэй, поскольку ни минуты не сомневался в том, что сможет вернуть свою возлюбленную домой. Скорее всего, колдун был в сговоре с Диаскаргеном, но преследовал свои собственные цели. Ужасно было то, что враги так ловко это скрывали. Лисандра знала, что во время их с дедом визита в Рион там был какой-то колдун, но не видела его, потому что он опасался быть узнанным. А король Иллиафии и вовсе чуть было не решил отдать корону какому-нибудь из родственников, когда узнал о подлости и коварстве Йакара-сэ. Все были в ужасе от случившегося, но теперь им предстояло пережить куда больший ужас, пока мир не уверует, что пробудившийся дракон никому не причинит вреда.

Нэйджел прекрасно осознавал все последствия этого шага. Он больше никогда не ступит на родную землю, не увидит свою жену и детей. Ему придётся прятаться все те тысячелетия, которые боги подарят Сальсирии. А если с этим маленьким и беспокойным миром что-то случится, во всём обвинят его – Харагана, раскрывшего тайну спящего дракона.

Он покинул свой дом задолго до того, как Ланар разослал его письма королям Иллиафии, Хейнорма и Тсалитана. Правители были бы против этого. Или нет… Нэйджел не счёл нужным это выяснять. Он был по горло сыт их бесконечной болтовнёй, которая предшествовала любому мало-мальски значимому решению. Не факт, что они вообще позволили бы ему сделать то, зачем он шёл теперь в горы.

«Теперь ты принадлежишь моей жене, леди Алимее Хараган. Береги её и моего сына», – сказал он своему верному Исгайлу перед тем, как запер фьорага в подземелье замка Латернон. Пёс увязался бы за ним и мог помешать осуществить задуманное, поэтому Ланар получил чёткий приказ выпустить Исгайла не раньше, чем чем в небе над Таорнагом расправит свои крылья пробудившееся чудовище.

Нэйджел не знал, сколько на это потребуется времени. До него ни один из Хараганов не решался на подобный шаг. Он надеялся, что перевоплощение пройдёт быстро, потому что времени и так уже потеряно слишком много – до появления его сына на свет осталось всего три с небольшим месяца.

Добраться до пещер на северном склоне ему так и не удалось – подниматься вверх по заснеженному пространству оказалось намного сложнее, чем он предполагал. Уже к вечеру свирепые зимние ветра исхлестали его лицо так, что Нэйджел перестал его чувствовать. Ноги отказывались повиноваться, а пальцы на руках превратились в бесполезные окоченевшие деревяшки. Можно было просто лечь в снег и позволить зиме довершить начатое, но такая смерть показалась ему слишком долгой. С трудом развернув спрятанную за пазухой тряпицу, он зубами выдернул из крошечного пузырька пробку, выплеснул содержимое в рот, закрыл глаза и принялся считать удары своего сердца.

Один… Два… Три… Четыре…

«Я люблю тебя, Алимея Хараган…» – мысленно прошептал он перед тем, как почувствовал последний, тяжёлый и слабый, толчок в груди.

Глава 21

– Ох! – Мэй выронила из рук челнок и согнулась пополам. Перед ней тут же выросла сгорбленная фигура немой старухи, которую колдун приставил присматривать за своей пленницей. Женщина осторожно коснулась плеча госпожи рукой и вопросительно заглянула в ставшее ужасно бледным лицо.

– Ничего, – ответила Мэй, не отнимая рук от живота. – Просто пнул сильно. Мне прилечь бы…

Старуха подхватила её под локоть и помогла добраться до укрытого соломенным тюфяком настила, служившего девушке постелью. Ни простыней, ни подушки – Йакара-сэ совершенно не заботился об удобствах и здоровье Мэй, потому что был уверен, что крупица магии дракона внутри убережёт его узницу от любых болезней, которые могут навредить ребёнку.

Сунув под голову свёрнутую рулоном шкуру, Мэй подтянула колени к уже давно ставшему заметным животу, потёрла разнывшуюся поясницу и попыталась справиться с головокружением, случавшимся в последние дни всё чаще.

Кормили её очень даже неплохо, но большую часть времени девушка проводила за работой – Йакара-сэ требовал, чтобы она сделала ему предсказание до того, как наследник драконьей крови появится на свет. Он умудрился даже раздобыть где-то ткацкий станок, который позволял выполнять работу быстрее, чем это было бы на обычной раме, но время отнимало не столько создание самого полотна, сколько распутывание шерсти фьорагов, которую Мэй получала уродливыми комьями, воняющими рыбой. Складывалось впечатление, что эту шерсть добывали в низовьях реки Таор рыболовными сетями вместе с уловом, который потом подавали ей на ужин.

Мэй позволялось прилечь и отдохнуть только в такие неприятные моменты, как этот, и когда она засыпала на ходу, буквально падая носом в то, что держала в руках. Вряд ли это шло ребёнку на пользу, но колдуна будто демоны подстёгивали. Каждый вечер он являлся в утлую, промёрзшую хижину, освещал её магическим светом и недовольно морщился, видя, что работа совершенно не продвигается.

– Ты ленивая дрянь! – шипел он на Мэй, сверкая глазами, и исчезал так же быстро, как появлялся.

Старухе-тюремщице было запрещено прикасаться к станку и шерсти. Она приносила еду, помогала девушке вымыться двумя ковшами нагретой на очаге воды, выносила ночной горшок, одевала-раздевала пленницу, и на этом её обязанности заканчивались. Всё остальное время старуха сидела на лавке в углу хижины и следила, чтобы Мэй не отлынивала от работы. Иногда била девушку по пальцам, если та устало опускала руки.

Ей не разрешали выходить на улицу. Хижина отапливалась очагом, сложенным в центре единственного помещения, дым из которого выходил в дыру, проделанную в крыше. Глаза постоянно слезились, а своё плачевное состояние Мэй даже не знала, на что списывать – на усталость, вечный холод или на то, что она уже забыла, как пахнет свежий воздух.

Ребёнок в её животе буянил уже не первый раз, но теперь всё было иначе. В этот раз ей казалось, что всё кончено – слишком сильной была тянущая боль. Слишком гадко было на душе. Прислушиваясь к болезненным ощущениям, девушка молила богов, чтобы этот день стал последним для наследника рода Хараган и для неё. Если её до сих пор не нашли и не спасли, то ждать помощи вряд ли уже стоит. Сын в любом случае убъёт её, но какой будет его жизнь потом? Какую судьбу уготовил для него подлый колдун? Лучше пусть он погибнет сейчас, вместе с ней, чем станет игрушкой в руках этого мерзавца.

– Ну что ещё?! – сквозь звон в ушах услышала Мэй гневный голос Йакара-сэ, которого каким-то образом вызвала старуха.

Должно быть, тюремщица показала своим скрюченным пальцем на девушку, потому что колдун немедленно оказался возле постели и принялся водить перед собой руками, творя какое-то заклинание.

– Хм-м… – задумчиво изрёк он наконец, взял Мэй за руку и вонзил свои кривые зубы в её ладонь.

Мэй чувствовала себя настолько плохо, что даже боли не почувствовала. Балансируя на грани беспамятства, она видела, как колдун слизнул кровь с её руки, а потом гневно сверкнул глазами. Он снова что-то колдовал, почему-то проклинал Хараганов, а потом подхватил девушку под руки, стащил её с тюфяка, доволок до ткацкого станка и приложил её окровавленную руку к узкой полоске того, что Мэй успела выткать. Сверху на её бледную ладонь и на чёрную ткань закапала ещё чья-то кровь, а потом над ухом прогремело злобное «Читай, тварь!», и Мэй выскользнула из своего тела в пространство между мирами.

Ей больше не было больно. Глядя со стороны на своё собственное измученное тело, она думала о том, что там, внутри этого вороха тряпок и обтянутых кожей костей, медленно умирает сын Нэйджела.

– Я знаю, что ты меня слышишь, Йакара-сэ, – спокойно произнесла незримая Мэй, и колдун тут же повернулся на её голос. – Я не стану ничего тебе предсказывать, потому что ты гнусный подлец. Можешь убить моё тело и дитя в нём, но о том, чтобы узнать свою судьбу, забудь.

– Нет, ты сделаешь это предсказание, потому что иначе я убью не только тебя, но и последнего дракона Сальсирии, – зло сощурился колдун. – Ты всё равно сдохла бы, потому что твоё дитя лишилось драконьей магии, а в таком плачевном состоянии, как сейчас… Теперь этот ребёнок для меня бесполезен, и мне наплевать на то, что с ним станет. Сдохнет вместе с тобой? Ну и пусть. Но не раньше, чем ты выполнишь своё предназначение.

– Моё дитя лишилось магии дракона? – Мэй боялась даже предположить, что это может означать.

– Именно так, – ехидно ухмыльнулся Йакара-сэ. – Ты ведь понимаешь, что это значит, да? Теперь где-то над Сальсирией порхает кровожадное чудовище, а в твоём полумёртвом теле совсем скоро остановится крошечное сердечко последнего мужчины рода Хараган. Убить дракона не так уж и сложно, а магия перенесёт меня туда, где я смогу наблюдать за гибелью этого мира, не опасаясь за свою жизнь. Мне не нужна Сальсирия, глупая ты курица. Я могу существовать в любом из созданных Великими Богами миров, какой сочту достойным себя.

– Тогда зачем тебе предсказание?

– О-о-о, я тебе объясню. Когда-то давно одна из твоих прародительниц выткала гобелен для моего предка. Она предсказала судьбы всех его потомков. Даже тех, кто сейчас ещё не родился…

– Но не твою?

– Увы… – пожал плечами колдун. – Мою судьбу, если верить её словам, может открыть только рионская ткачиха, чья магия усилена магией дракона. Сама понимаешь, о ком идёт речь, да? Но твоё дитя больше не даёт тебе нужную силу, а та, что ещё есть в твоём теле, скоро исчезнет, поэтому я и хочу получить своё предсказание сейчас.

– И тебе не нужен был наследник драконьей крови сам по себе? – сощурилась Мэй.

– Ну почему же не нужен? Он был бы приятным дополнением ко всему, что я имею. Я вырастил бы этого ребёнка, его сына, его внука и правнука… Здесь, в этом единственном уголке Сальсирии, куда закрыт путь для простых смертных, я позволил бы мужчинам рода Хараган иметь всё, что они захотят, а их кровь даровала бы мне бессмертие. Я знаю магию, способную на такое. Теперь эта моя мечта недостижима, но один бессмертный дракон в Сальсирии пока ещё есть, и я могу использовать его в своих целях. Разве ты не хочешь узнать, исполню я эту свою мечту или нет?

– Я не дам тебе предсказание, – отрезала Мэй гневно.

– Даже если я дам клятву, что потом отпущу тебя на все четыре стороны?

– Ты подлый лжец, Йакара-сэ…

– Но я никому не лгал! – возмутился колдун. – Я верой и правдой служил Хелигаргу! Это ты заставила меня нарушить принесённую ему клятву верности. Не раздвинь ты ноги перед…

– Хватит! Я теперь ещё и виновата? Никакого предсказания не будет, и можешь хоть на куски меня резать, ты понял?!

– Хорошо… – равнодушно пожал плечами Йакара-сэ и повернулся к старухе, которая всё это время сидела в своём углу с отсутствующим взглядом, будто в хижине не происходило ничего необычного. – Делай с ней всё, что хочешь, но если она умрёт раньше, чем очнётся, я сдеру с тебя кожу тонкими лоскутами.

Перед тем, как исчезнуть в облаке мерцающего тумана, Йакара-сэ брезгливо скривился и плюнул на лежащую на полу Мэй. Она хотела сказать ему вслед какую-нибудь гадость, но сдержалась, потому что это выглядело бы глупо. Нужно было как-то выпутываться из этой ситуации, но как?

Ткацкий станок стоял у окна, но проникнуть наружу сквозь стены или хотя бы через натянутый на оконную раму бычий пузырь у Мэй не получилось. Она снова оказалась запертой в четырёх стенах, где в слабом свете единственной свечи едва заметно поблёскивала живыми нитями узкая полоска сотканной ею ткани. На неоконченном полотне проявился простой узор, ставший бы изумительным украшением какого-нибудь пояса – перевитые между собой жёлтые змеи на бледно-зелёном фоне.

Этот узкий клочок переплетённых шерстинок фьорагов был её дорогой обратно в мир живых. Всего одно прикосновение – он даст ей предсказание для колдуна и отпустит. Если Йакара-сэ сдержит своё обещание, Мэй вернётся домой, где родит сына, который унаследует Латернон, но уже не сможет передать своим детям проклятие рода Хараган, потому что магии дракона в нём больше нет. Нэйджела больше нет… Опять.

В прошлый раз, когда над горами Таорнага взмыло в небо крылатое чудовище, Мэй потеряла какую-то часть своей души. Ланар сказал, что Нэйджел жив, но своими глазами она его так и не видела… В этот раз боли в душе не было, потому что Мэй уже выстрадала её всю. Теперь, когда об очередной смерти мужа ей сообщил колдун, это показалось ей нелепой шуткой.

Сколько можно бояться за его жизнь? Она отпустила его, позволила уйти и даже смирилась с тем, что у него будут другие женщины. Наверное, их судьбам никогда не суждено было быть рядом, поэтому тот, первый гобелен ничего и не сказал ей о Нэйджеле Харагане. Его не должно было быть в её жизни. А теперь никогда и не будет.

Равнодушно наблюдая за тем, как старуха волочёт её безвольное тело по полу и затаскивает на тюфяк, Мэй размышляла о том, хочет ли жить дальше. Нити предсказали ей весну, но разве они не могут ошибиться? Если не читать пророчество для колдуна, она навеки застрянет между мирами, как когда-то это произошло с Эйридией Ра-Фоули. Навсегда… Или нет? Йакара-сэ будет повсюду таскать с собой эту тряпку до самой своей смерти, а Мэй будет вынуждена следовать за ним, потому что её дух привязан к полотну. Что станет с душой призванной в иной мир предсказательницы, когда умрёт её тело? Исчезнет? Растворится в магии нитей или так и будет смотреть на живых со стороны и завидовать тому, что они могут дышать и любить?

Он сказал, что магия дракона скоро выветрится из её тела. Должно быть, именно поэтому мерзкий обманщик отправил её за грань реальности именно теперь, пока в ней есть хоть капля этой магии. Мэй чувствовала, что теперь всё иначе, чем в прошлый раз. В ней было намного больше силы, да и нити неоконченного полотна вели себя по-другому. Они звали её тихим звоном, будто невидимый музыкант осторожно трогал тончайшие струны.

Подбросив в очаг несколько поленьев, старуха заглянула в пустой котелок и взяла его, чтобы набрать на улице снега и согреть воды, но оглушительный рёв раздался где-то вверху раньше, чем она успела дойти до двери. Мэй чуть не рассмеялась, настолько комичным ей показалось то, что ситуация повторяется – она снова застряла вне своего тела возле полотна, которое нужно прочесть, а на улице снова ревёт дракон.

«Ну вот и всё…» – подумала она, когда с потолка вниз посыпались сухие палки и солома.

Крыша исчезла, а вместо неё на фоне облаков возникла разверзнутая, усеянная острыми клыками, огромная пасть чудовища. Дракон несколько мгновений смотрел на бесчувственное тело леди Хараган, но его внимание отвлекла старуха, которая испуганно попятилась, споткнулась и завалилась на ткацкий станок, вцепившись при этом рукой в полоску ткани, скрывающую в себе тайну судьбы Йакара-сэ. Чудовище злобно сощурилось, сгребло одной своей когтистой лапой истошно визжащую женщину, другой бережно подхватило безжизненно обвисшее тело Мэй и взмыло в небо.

Мэй тоже поднялась над землёй, потому что её бесплотный дух рванулся ввысь вслед за теряющим бесценные нити куском полотна, зажатого в руке старухи. Всё выше и выше летела она над заснеженными вершинами, над ровной чашей замёрзшего озера, постепенно удаляясь от своей разрушенной темницы, возле которой застыла и медленно превращалась в крошечную точку фигура колдуна. Где он прятался все эти долгие зимние месяцы, если ветхая хижина была единственным укрытием, насколько хватало взгляда?

Должно быть, старуха лишилась чувств, потому что в какой-то момент её пальцы разжались, и ткань, выскользнув из них, начала падать вниз. Мэй тоже падала и молила богов, чтобы они не дали неоконченному гобелену вернуться к тому, чью судьбу он должен был предсказать.

Боги её услышали или просто ветер решил немного поиграть с пёстрым клочком, но вытканный Мэй фрагмент унесло далеко на восток, где он благополучно лёг на одну из волн в Спящем море.

– Этого мне только не хватало! – сердито пробормотала Мэй, пытаясь дотянуться до лоскутка.

Перспектива провести остаток своей бесплотной жизни на дне морском её как-то не особенно привлекала, поэтому девушка сочла пророчество и пробуждение в когтях дракона более приемлемой для себя судьбой. Волны швыряли полотно из стороны в сторону, вымывая из него незакреплённые шерстинки, и Мэй опасалась, что лоскуток канет в небытие раньше, чем она успеет к нему прикоснуться.

– Да чтоб тебя! – раздосадованно выкрикнула она, когда намокшая ткань ускользнула прямо из-под её руки.

Гонка за предсказанием в центре бушующей стихии продолжалась несколько минут, но они показались Мэй вечностью. Она успела сто раз поблагодарить всех известных ей богов за то, что не чувствует леденящего холода, а ветер и волны не властны над бесплотными прорицательницами и не мешают ей быть рядом со своей неуловимой целью. Хватило всего одного лёгкого касания, чтобы магия выдернула её из морской пучины в тихий туманный мирок, состоящий из небытия и тонких нитей судьбы Йакара-сэ. Она бы даже вздохнула с облегчением, да только дышать не было необходимости.

Всего одна чёткая, чёрная нить, образованная переплетением двух других – давно истончившихся и оборвавшихся. Гладкая, без единого ответвления… Мэй касалась её по всей длине от самого начала и до ярко-алой бусинки настоящего, за которой маячил совсем короткий огрызок.

Йакара-сэ был выходцем из вполне приличной семьи, жившей в большом каменном доме, окружённом диковинными деревьями и цветущим садом, где-то в бескрайних песках королевства Тсалитан. Младший сын, он был предоставлен самому себе. Его не заставляли учиться, но он учился намного больше и успешнее, чем старшие братья. Слабый физически, ещё юношей он обнаружил в себе способности к магии и покинул отчий дом, чтобы научиться чему-то большему, чем управление родовым имением.

Успехи и неудачи, друзья и враги, любовь и разочарование… Мэй видела всё, что он встретил на своём жизненном пути. Обитель Времён, где он досконально изучил все трактаты по магии. Дружба с королём Хелигаргом и клятва верности. Тайная сделка с Кагоннаром Диаскаргеном по поводу какой-то карты. Другие мелкие и незначительные тайны, о которых не нужно было знать его повелителю и покровителю… Каждая монета, попавшая в руки Йакара-сэ, была потрачена на книги, манускрипты и древние пергаменты, содержащие в себе хотя бы крупицу магических знаний. Он посвятил магии всю свою жизнь.

Неприятно было это осознавать, но колдун знал всё о родословной Мэй задолго до того, как Хелигарг принял титул короля Иллиафии. Он наблюдал, ждал и надеялся, что именно она сделает то, чего не сделала её прародительница. Хелигарг не был амбициозным, поэтому колдун выбрал себе другого помощника – это он посеял в алчном до власти сердце Диаскаргена зерно уверенности, что тот может обладать всей Сальсирией. Он подсказал, как этого можно добиться. Он придумал гениальный план, убивший лорда Саржера, а потом и Нэйджела. И всё это только ради того, чтобы получить предсказание своей судьбы. Не власть над всем миром, нет. Всего лишь одно пророчество.

Мэй никак не могла решить, ненавидит она этого человека или жалеет его. Ей было настолько тошно от всего этого, что даже не хотелось завершать начатое. Увы, она прекрасно понимала, что море не даст лоскутку ткани существовать долго. Скоро нити утратят связь между собой, а она должна успеть получить то, зачем сунулась в эту обитель горькой и жестокой правды.

На мгновение задержав руку возле алеющей, словно капля крови, бусинки настоящего, Мэй решительно передвинула пальцы дальше – к самому концу нити, прикоснулась и тут же отдёрнула руку, будто обожглась.

– Нет, только не это…

Нить задрожала, ярко вспыхнула, и реальность обрушилась на девушку с новой силой, в один миг окружив её чужими голосами и многочисленными запахами. Инстинктивно прижав руки к животу, Мэй почувствовала под ладонью уверенный толчок и только после этого позволила себе открыть глаза.

– Моя мама проснулась, – спокойно сообщила сияющая Лисандра кому-то за своей спиной. – Мама, почему ты всё время спишь? Тебя опять заколдовали?

Чьи-то большие руки подхватили девочку и переместили её за пределы поля зрения, которое пока ещё было совсем небольшим и нечётким.

– Госпожа? – склонилось над Мэй знакомое лицо.

– Вассил? – прохрипела она и облизнула пересохшие губы. – Дайте воды.

– Нора, воды! – тут же скомандовал наставник, и Мэй решила, что раз её горничная здесь, то дракон принёс свою добычу в Рион.

Увы, это оказалось не так. Совсем скоро выяснилось, что она уже несколько дней лежит на огромной постели в хозяйской опочивальне замка Латернон в окружении латернонских слуг и под охраной латернонских воинов. Дракон принёс её туда, где она хотела оказаться меньше всего.

Либо она начисто лишилась абсолютно всей магии, либо её нерождённый сын всё ещё излучал признаки драконьей крови, но фьораги совершенно не возражали против присутствия леди Хараган в их владениях. А Исгайл и вовсе не отходил от её постели с того самого дня, как крылатое чудовище оставило свою добычу посреди замкового двора и убралось с глаз долой куда-то на север.

Мэй даже не стала спрашивать про Нэйджела, потому что понимала, как больно будет этим людям отвечать на её вопрос. Да ещё и Лисандра, которую теперь за уши невозможно было оттащить от новой мамы, постоянно вертелась поблизости и без умолку трещала о том, что её папа скоро вернётся домой, и все будут счастливы. Малышка была уверена, что это новый дракон дедушки Кагоннара нашёл маму Алимею и вернул её домой. Мэй заметила, что никто не берётся разрушить эту детскую уверенность.

Только поздно вечером, когда Лисандра заснула у неё под боком и была бережно перенесена в свою спальню, леди Хараган получила все ответы на свои вопросы. Даже те, которые предпочла бы никогда не слышать. Вассил и Ланар не утаили от неё ничего. И о том, насколько была правдива легенда о спящем драконе, они ей тоже рассказали.

Все обитатели Сальсирии знали, что Нэйджел Хараган разбудил дракона для того, чтобы пропавший наследник лишился магии, которая в чужих руках могла натворить множество бед. Мэй решила, что тоже будет в это верить, потому что чувствовать вину за самопожертвование любимого человека было выше её сил. Он сделал это, чтобы спасти Сальсирию. Другой правды нет и быть не может. Он спасал не её. Он спасал весь этот чудовищный и несправедливый мир.

Глава 22

Весна выдалась на редкость ранней. Мэй прекрасно помнила, что обычно в это время в Рионе о тепле ещё даже никто и не мечтает, но южные ветры принесли к северным горам тяжёлые тучи, которые извергали из себя потоки воды до тех пор, пока не смыли весь снег со склонов Таорнага. Вслед за этим над замком Латернон вовсю засияло солнце, и север довольно быстро пробудился от зимнего сна, хотя спать ему полагалось ещё, как минимум, месяц.

Река Таор разлилась настолько, что затопила единственную переправу в Латернон. Причём случилось это именно тогда, когда после долгих препирательств со своими новыми подданными Мэй всё же вырвалась в Рион, чтобы проведать отца. Он мог бы приехать и сам, но ей безумно хотелось увидеть отчий дом и родные лица до того, как станет матерью. Ну и заодно полюбоваться на крошечного сынишку Тогарда, совсем недавно появившегося на свет.

Понятное дело, никто не отпустил её в Рион одну. Сопровождение госпожи Хараган состояло из такого количества воинов, что Хелигарг с его неизменной сотней стражей потерпели бы сокрушительное поражение, вздумай Мэй при встрече отдать приказ к бою. Она пыталась убедить Ланара, что ей не нужна целая армия, потому что их кони превратят все дороги в непролазное болото, но он даже слушать не стал. Ещё и сам поехал, чтобы лично проследить за безопасностью госпожи – колдун-то так и не объявился, мало ли что…

С тех пор, как она пришла в себя в господской спальне замка Латернон, с неё разве что пылинки не сдували. Всем было прекрасно известно, что в этом нет нужды – она носит самого обычного ребёнка, от которого уже не будет зависеть судьба этого мира, но от чрезмерной заботы этот факт нисколечко её не спасал. Люди делали это из уважения к Нэйджелу и его поступку. Они считали своим долгом сделать всё возможное для того, чтобы леди Хараган чувствовала себя королевой и вдовой героя, а её сын благополучно родился. О том, что будет, когда это дитя появится на свет, Мэй боялась даже думать – она и так была в ужасе от опеки, доходившей уже почти до фанатизма.

Лисандру оставили дома с Вассилом. К этому времени малышка уже успела выяснить, почему её папа так долго не возвращается, и теперь принималась реветь всякий раз, когда слышала его имя. В Латерноне все уже были научены горьким опытом и помалкивали, но в Рионе кто-нибудь мог случайно оговориться, и тогда снова начались бы слёзы, госпожа Мэй бы расстроилась, а в её положении допускать подобное было никак нельзя. На самом деле Мэй с удовольствием взяла бы Лис с собой, но её так настойчиво отговаривали, что в итоге она устала спорить и сдалась.

А теперь возглавляемая леди Хараган латернонская армия застряла в Рионе на неопределённый срок, потому что половодье не позволяло вернуться назад. Лорд Бавор разве что не прыгал от радости, что внук такими темпами родится в его замке. Ланар эту радость не разделял, хотя ему-то как раз и не надо было никуда торопиться – объект охраны прямо под носом, чего нервничать-то? Каверз от Латернона больше никто не ждал, в Сальсирии царил благословенный мир… Разве что Тогард так и не избавился от своей неприязни к латернонцу, завладевшему его правом защищать госпожу.

Непримиримые друзья как раз отправились в очередной раз выяснять отношения, когда Кристи, смущаясь, преподнесла госпоже заранее приготовленный для неё подарок – большой свёрток, перевязанный светло-сиреневой лентой, при виде которой Мэй прошиб озноб. Она могла даже не разворачивать этот свёрток, потому что уже догадалась, что в нём лежит то самое светло-сиреневое платье, в котором она видела себя во время первого путешествия в мир пророчеств.

– Тогард привёз его с ярмарки для меня, но немного припозднился, – Кристи нежно погладила своего спящего сына по пухлой розовой щёчке. – Вам оно сейчас должно быть как раз впору. Да и не для нас такие наряды, мы люди простые… Примерите?

– Я-а-а… – Мэй даже не знала, что на это ответить. Она и прикасаться-то к этому платью не хотела, не то что надевать его.

– Давайте я вам помогу, – кухарка положила ребёнка в колыбель и обошла Мэй со спины, чтобы помочь сменить наряд. – И как вы только не боитесь ездить верхом в таком положении?

– Не надо, Кристи, – девушка повернулась и вежливо отодвинула от себя замершие в воздухе руки той, кого считала не служанкой, а старшей подругой. – Я надену твой подарок, когда буду возвращаться в Латернон, хорошо?

– Как скажете, госпожа…

– Я что-то устала. Попроси кого-нибудь, чтобы ужин попозже принесли ко мне в комнату. Не провожай, я сама. Знаешь, мне до смерти надоели полчища слуг, которые шагу не дают ступить самостоятельно. Может, хоть здесь у меня будет немного свободы и покоя… Если, конечно, Ланар ещё не успел выставить стражу через весь замок от вашей комнаты до моей.

Мэй улыбнулась кухарке, ещё с минуту постояла возле спящего малыша, забрала свёрток и ушла, тихонько прикрыв за собой дверь. Она не ошиблась – латернонские воины хоть и не выстроились в сплошной коридор, но их было достаточно, чтобы не позволить ей даже споткнуться. Это раздражало и смешило одновременно.

* * *

Закат окрасил вершины далёких гор в пурпурный цвет, который темнел снизу вверх по мере того, как солнце опускалось за горизонт. Стоя у окна в своей комнате, Мэй любовалась этим подарком весны и думала о том, что где-то там, среди этих остроконечных вершин, в тишине и абсолютном одиночестве бьётся сердце, когда-то принадлежавшее Нэйджелу. Сердце, позволяющее Сальсирии жить.

Если он позволил себе принять столь судьбоносное решение, то почему она должна безропотно покориться предсказанной судьбе? Почему снова должна терять тех, кем дорожит?

Нить судьбы Йакара-сэ оборвалась там же, где заканчивалось знание Мэй о собственном будущем – на краю пропасти возле водопада. В первоё своё путешествие по миру предсказаний она видела только себя и готового к прыжку фьорага на другом берегу. Слышала хриплый мужской голос, тогда показавшийся ей смутно знакомым, но теперь она точно знала, кому он принадлежит – это был голос Йакара-сэ.

Мэй понятия не имела, какие обстоятельства могут заставить её взобраться вверх по горной тропе к водопаду. До рождения сына оставалось не больше месяца, и она не рискнула бы без веских на то причин проделать такой опасный путь, поскольку и на ровной-то поверхности чувствовала себя неповоротливой коровой.

Там был Ланар. Верный Ланар, сорвавшийся вниз на острые камни. Он пытался вытащить Исгайла, который всё-таки перемахнул через реку одним прыжком, сбил с ног не успевшего опомниться колдуна и скатился вместе с ним с обрыва. Он скулил и отчаянно скрёб когтями по гладкому камню в надежде на спасение, но его массивное тело оказалось слишком тяжёлым, а Ланар подоспел слишком поздно.

Колдун лишил её всего – покоя, мира в душе, любимого человека, надежды на счастливое будущее, а теперь он должен был забрать с собой к богам и тех, кого она после всего этого рискнула впустить в своё измученное сердце. Тех, кто был дорог Нэйджелу. Но она знала, что это должно произойти, и могла изменить предсказанное. Следовать судьбе, сотканной из магических нитей или идти своим путём? У неё, в отличие от других, был этот выбор. И решение было очевидным.

Взглянув на сжатый побелевшими пальцами свёрток, Мэй отвернулась от окна, прошла через комнату и бросила подарок Кристи в камин, где весело плясал согревающий комнату огонь. Языки пламени жадно набросились на сухую ткань. Свёрток задымился, начал тлеть, а потом превратился в горстку пепла, которая уже не могла стать частью жестокого пророчества. Мэй знала, что Кристи поймёт, почему она так поступила с подарком, когда услышит правду.

* * *

Прошло долгих две недели, прежде чем вода в реке опустилась настолько, что до переправы можно было добраться, не рискуя утопить лошадей в грязи. Мэй согласилась вернуться в Латернон сразу же, как только Ланар доложил ей, что дорога вполне сносная – она хотела убраться подальше от постоянно всплывающего в памяти водопада под защиту фьорагов, которые всё ещё берегли земли за рекой от проникновения на них чуждой дракону магии. Они не пустят туда колдуна. А ещё там её ждали Вассил, Исгайл и Лисандра. Мэй и сама не могла бы с точностью сказать, когда Рион перестал быть ей домом.

– Госпожа, вас желает видеть король Хелигарг, – взволнованно сообщила Нора, когда девушка уже была готова попрощаться с привычной обстановкой своей комнаты в замке Рион и отправиться в путь.

– Король здесь? – удивилась Мэй. – Когда он приехал?

– Только что. И сразу же велел позвать вас.

– Ну что ж, идём, чего застыла? Хелигарг не кусается, – Мэй ободряюще улыбнулась девочке, которая до сих пор так и не избавилась от чрезмерной робости.

Правитель Иллиафии ждал её в главном зале замка Рион, где к приходу госпожи уже успели собраться все её защитники – лорд Бавор, Тогард, Ланар, вся замковая прислуга и такое количество латернонских и рионских воинов, какое удалось впихнуть в заполненное людьми пространство.

– Мне кажется, что если я сейчас нечаянно чихну, от меня здесь и мокрого места не оставят, – тепло улыбнулся Хелигарг хозяйке Латернона.

Мэй честно попыталась изобразить подобающий случаю поклон, но присесть не рискнула и поэтому ограничилась приветственным кивком.

– Боюсь, такая участь постигнет любого, кто отважится чихнуть возле меня, – вернула она шутку. – Я рада встрече с вами, мой король. Что привело вас в Рион в такой спешке?

Несколько десятков пар глаз вопросительно уставились на повелителя в ожидании его ответа.

– Хотел лично принести вам извинения за коварную измену Йакара-сэ, – ответил Хелигарг, и Мэй поняла, что он лжёт.

– Не стоило, вы уже сделали это в нескольких письмах, которые я получила за время своего пребывания в Латерноне. И я отправила вам ответы на каждое из них.

– Да, я читал их, но бумага не в состоянии передать, как мне жаль…

– В этом нет вашей вины, мой король. Я уже объясняла, что толкнуло колдуна на эту подлость. Никто не мог предвидеть, что всё случится именно так. Ведь это не единственная причина вашего приезда, не так ли?

– Вы всё так же проницательны, леди Мэй, – усмехнулся Хелигарг. – Хорошо, я больше не буду играть с вами в эти глупые дипломатические игры и скажу прямо. При дворе пошли слухи, что вы держите пробудившегося дракона в подземельях Латернона…

– Если король Иллиафии не в состоянии укоротить языки своим приближённым, это проблема короля Иллиафии, – холодно отчеканила Мэй, чувствуя, как в груди поднимается волна гнева. – Простите, мой повелитель, но беременность и утраты некоторым образом портят характер. Я уже не та беззаботная девочка, какой была всего полгода назад. И я не отдам Латернон на растерзание вашей неугомонной родне. Вы ведь об этом хотели попросить, не так ли?

Свободное пространство вокруг них двоих уменьшилось настолько, что Хелигарг почувствовал чьё-то дыхание на своём затылке.

– Я вошёл в этот зал без охраны и всего лишь с одной просьбой, – обиженно ответил он на гневную отповедь своей подданной. – Я прошу лишь открыть замок Латернон для знатных гостей из Иллиафии, чтобы они могли убедиться…

– Мы обсудим это через месяц, – отрезала Мэй и бросила сердитый взгляд на людей, столпившихся за спиной короля. – Отойдите все, из-за вас здесь дышать нечем.

– Но, леди Хараган, ребёнок, насколько я понимаю, родится раньше, чем через месяц…

– Я поняла, на что вы намекаете, но это не изменит моего решения. Латернон – свободное лордство со своими законами, и я не считаю себя вправе менять их, не будучи уверенной, что проживу дольше ближайших двух недель. Если желаете, можете поехать с нами и лично осмотреть все до единого подземелья, какие есть на моей земле, но превращать Латернон в балаган для ваших родственников я не намерена. Для собственного спокойствия можете даже своих стражников прихватить, но они останутся в торговом городке. В замок я впущу только вас.

– Я принимаю ваше предложение, – ответил Хелигарг, не раздумывая.

– Хорошо, тогда не будем терять время.

Мэй тепло попрощалась с обитателями Риона и уже придирчиво осматривала закреплённое на спине Нежки седло, недовольная тем, что не сможет сесть в него самостоятельно, когда заметила, что Хелигарг смотрит на неё полным уважения взглядом.

Ему нравилась суровая госпожа, в которую превратилась эта неприметная девчонка меньше, чем за год. И он искренне завидовал той безграничной преданности, которой была окружена маленькая и хрупкая леди Алимея Хараган – хозяйка Латернона и подданная королевства Иллиафии одновременно. За неё готовы были стоять горой люди и на том, и на этом берегу реки Таор. Пожалуй, из леди Мэй вышел бы лучший правитель для Иллиафии, чем был сам король Хелигарг и все короли до него.

* * *

Путь в Латернон утомил Мэй гораздо сильнее, чем она могла предположить. Если бы не желание поскорее оставить за спиной земли Риона, грозившие гибелью её друзьям, она бы поберегла себя, но страх за чужие жизни заставлял её постоянно понукать Нежку, которая и без этого не слишком спокойно вела себя на размытой в непролазную грязь дороге.

Преодолев мост, девушка буквально свалилась с лошади на руки очень вовремя подоспевшему Ланару, да так больше и смогла вернуться в седло, потому что перед глазами постоянно мелькали разноцветные круги, а боль в пояснице стала совершенно невыносимой.

До самого замка Ланар нёс её на руках, лишь изредка делая короткие передышки, поскольку подниматься вверх по склону со столь ценной ношей было делом не из лёгких. Ему предлагали помощь, но он только злобно рычал на тех, кто решался приблизиться. Исгайл, нетерпеливо дожидавшийся возвращения хозяйки у переправы, бросал свирепые взгляды на незнакомых воинов и подставлял свою покрытую струящейся чёрной шерстью спину Ланару всякий раз, когда тому нужно было на что-нибудь опереться, чтобы перехвать Мэй поудобнее. Хелигарг смотрел на происходящее молча, поражаясь, на что способны латернонцы ради своей госпожи.

А Мэй не видела ничего из этого, поскольку провалилась в глубокий сон и очнулась только в своей постели от осознания того, что утомительная тряска в седле сделала своё дело – наследник рода Хараган решил появиться на свет раньше положенного срока.

* * *

Это была самая долгая ночь из всех самых долгих ночей, которые случались в жизни обитателей Латернона. О том, что миру вот-вот явится новый лорд Хараган, знали только в замке, а люди за пределами замковых стен с благоговением и ужасом наблюдали за тем, как внезапно появившийся над вершиной горы Таорнаг огромный дракон долго парил в небе, а потом с жалобным криком опустился на самую высокую из башен и застыл там, лишь изредка делая взмахи своими большими перепончатыми крыльями.

Они видели этого дракона и раньше – в день его пробуждения и тогда, когда чудовище принесло в Латернон двух женщин, одна из которых оказалась немой старухой, совсем скоро отправившейся к богам, а во второй Ланар признал свою госпожу. Этот дракон был намного больше того, которого сотворил алхимик безумного лорда Диаскаргена. Широкая каменная башня казалась под ним тонкой и весьма ненадёжной опорой, но все почему-то были уверены, что дракон не позволит ни одному камню сорваться вниз на головы людей.

Хелигарг теперь тоже имел честь собственными глазами лицезреть латернонское чудовище. Он был единственным из трёх королей, узревшим в решении Нэйджела Харагана не гибель для Сальсирии, а её спасение. Теперь, глядя прямо в горящие серым пламенем глаза дракона, он видел в них не желание крушить и уничтожать, а нетерпеливое ожидание того, что должно было сегодня случиться в хозяйских покоях замка Латернон. Дракон прилетел для того, чтобы один единственный раз взглянуть на своего сына и убедиться в том, что принял правильное решение, которое обещало спасение для леди Мэй от проклятия рода Хараган.

Слуги сновали по коридорам замка туда-сюда, доставляя в покои хозяйки ворохи чистого белья и вёдра горячей воды. Она никому не позволила приближаться к себе, пока её сын не издаст первый крик. Верный фьораг не подпускал к ней даже служанок, которые видели, как мучается госпожа, и хотели помочь – она приказала ему откусить голову каждому, кто подойдёт ближе, чем на два шага.

Ланар бился головой о стену в коридоре, считая приказ хозяйки полным безумием. В таких случаях женщинам всегда требуется помощь и забота, а она… Вассил придерживался иного мнения, но он тоже был изгнан из покоев госпожи прочь вместе с толпой лекарей и повитухой, которая специально была приглашена в замок из деревни. Всех пугало то, что госпожа не кричит. Ей положено кричать, а из спальни не доносится ни звука, хотя периодически выглядывающая в коридор Нора и убеждала взволнованных латернонцев, что с леди Мэй всё в пределах допустимого.

Она закричала только один раз. Громко. Так, что её голос спугнул птиц, спящих на ветвях деревьев в самых отдалённых уголках Латернона.

«Нэйджел!!!»

Сразу после этого за дверью послышался детский плач, и Ланар с Вассилом, не дожидаясь приглашения, ворвались в покои, но замерли на пороге, наткнувшись на ледяной взгляд чудовища, которое вцепилось когтистыми лапами в балконные перила и пыталось просунуть голову в узкую стрельчатую арку, ведущую в помещение спальни.

– Со мной всё хорошо, – устало сообщила Мэй беснующемуся дракону и протянула ему недовольно вопящий ворох простыней, в воздухе над которым мелькали крошечные кулачки. – Смотри, это твой сын.

Дракон перестал крушить арку, посмотрел на младенца и втянул воздух широкими ноздрями. Он попытался дотянуться до постели лапой, но неожиданно передумал, бросил на Мэй тоскливый вгляд, фыркнул облачком дыма и исчез в ночи, громко хлопая крыльями.

– Он что, плакал? – пробравшаяся между застывшими в изумлении взрослыми Лисандра размазала босой ногой единственную упавшую на пол драконью слезу и решительно принялась взбираться на постель мамы Мэй.

– Драконы не плачут, – известила её пришедшая в себя раньше других повитуха, подхватила брыкающуюся малышку под руки и всучила её Ланару, закрыв перед носами мужчин дверь. – Не спальня роженицы, а проходной двор какой-то!

Выгнать Исгайла ей не удалось, но он и не мешал приводить госпожу в порядок после столь важной и столь успешно выполненной ею работы. Мэй и младенца вымыли, уложили на чистые простыни, и только после этого посетителям было позволено поздравить свою леди с рождением сына.

Весть о том, что наследник рода Хараган не убил свою мать, и это тысячелетнее проклятие наконец-то снято, разнеслась во все уголки Латернона и дальше – в Рион, Гоотарн, по всем трём королевствам до самого южного побережья Сальсирии. Мэй назвала сына Саржером – в честь его погибшего деда, и это тоже не осталось без внимания. Их имена произносили с благоговейным трепетом, но страх перед драконом продолжал жить в сердцах людей, потому что чудовище теперь было на свободе, и никто не знал, какие это может принести последствия.

Мэй попросила Хелигарга рассказать миру всё, что король видел и слышал в замке Латернон той ночью. Он заверил её, что не позволит ни одному из своих неугомонных родственников осквернить грязными домыслами и своим присутствием благословенную землю маленького, но свободного северного лордства. Король пообещал во что бы то ни стало разыскать предателя-колдуна, чтобы тот больше никогда не побеспокоил Латернон и его обитателей своими магическими прихотями. Йакара-сэ был не страшен госпоже Мэй в пределах латернонских земель, но она имела полное право не бояться покидать эти пределы. И король Иллиафии счёл своим долгом обеспечить её безопасность везде, куда бы она ни вздумала путешествовать.

Добрые слова, поздравления, подарки, визиты… Приправленное усиленной охраной, всё это казалось ей пустым и ненужным. Подарив Латернону наследника, она стала ещё большей узницей этого замка, чем была прежде. Часто, баюкая на руках сонно сопящего лорда Саржера Харагана, Мэй бросала тоскливые взгляды на вершины Таорнагских гор и думала о том, что если бы Нэйджел был рядом, её новая жизнь не казалась бы такой унылой и беспросветной.

Глава 23

Дракон лежал на небольшом плато возле одной из пещер горы Таорнаг и, вытянув гибкую шею, жадно впитывал знакомые запахи, которые иногда приносили ему из Латернона южные ветры. Сегодня это был запах весенних цветов и праздника. В воздухе витали едва уловимые ароматы жарящегося на больших вертелах мяса, пряностей, сладких медовых булочек и кислого эля, который снова передержали в бочках дольше положенного.

Он прикрыл глаза и попытался найти среди всех этих ароматов запах Мэй, но ветер неожиданно швырнул ему в ноздри вонь мокрой псины – такую сильную, что в присутствии зверя где-то поблизости можно было не сомневаться.

«Как ты меня нашёл?» – подумал дракон, удивлённо глядя на фьорага, который добросовестно обнюхал его большой блестящий коготь и разлёгся рядом, вывалив длинный тёмный язык.

Фьорагам незачем было подниматься так высоко в горы, потому что опасность в Латернон могла прийти только со стороны реки или с восточного скалистого побережья, если какому-нибудь безумцу пришло бы в голову пытаться пробраться на запретные земли с моря. Исгайл шёл сюда не из-за грозящей Латернону опасности – он искал хозяина, хотя тот и приказал охранять новую госпожу.

«Вот же упрямое животное…»

Дракон оскалил зубастую пасть, издал злобный грудной рык и отодвинул лапой пса подальше от себя. Увы, вместо того, чтобы в ужасе убегать или бросаться в бой, Исгайл перевернулся на спину и доверчиво подставил чудовищу своё мохнатое брюхо, усыпанное застрявшими в шерсти колючками – мол, чеши. И так вдруг захотелось почесать…

– Ну здравствуй, Нэйджел Хараган…

Он вздрогнул и повернулся на звонкий голос, а фьораг так и остался валяться на спине в ожидании хозяйской ласки. Незнакомка появилась из ниоткуда, и дракон грозно сощурился, памятуя о том, что именно таким способом колдун перемещался туда, куда ему вздумается.

– Я тебе не враг, – будто услышав его мрачные мысли, предупредила женщина, и ветер перебросил длинные светлые пряди волос ей на грудь, окутав дракона облаком незнакомых, дурманящих запахов. – Моё имя Иллиара Даар, но вряд ли тебе когда-нибудь доводилось его слышать. Здесь меня знают как Великую Богиню Даар.

Она склонилась над нетерпеливо ожидающим ласки фьорагом, запустила свои тонкие пальчики в его густую шерсть и принялась вытаскивать колючки, отчего Исгайл блаженно закатил глаза, полностью отдавая себя во власть исходящей от рук незнакомки магии. Дракон недоверчиво склонил голову набок и водрузил одну переднюю лапу на другую.

– Страшно чесать такое маленькое пёсье пузо таким большим драконьим когтем, да? – посочувствовала ему женщина. – Мне тоже неудобно постоянно задирать голову, чтобы заглянуть в твои глаза.

Она вообще ничего особенного не сделала и не сказала, но Нэйджел почувствовал, что его тело вдруг начало менять очертания, и немедленно скрылся в пещере, чтобы не предстать перед Великой Богиней в неприличном виде.

– О, прости, – усмехнулась Иллиара, и по человеческой коже Нэйджела заструился мягкий шёлк непривычного длинного одеяния.

Он посмотрел на себя, на неё… И вспомнил, что видел платье такого же покроя на изваянии, которое медленно проваливалось под землю в древних руинах неподалёку от замка Рион.

И что полагается делать в таких случаях? Падать на колени и возносить хвалы? Или приветствовать воплощённых богинь положено как-то иначе?

До Нэйджела вдруг дошло, что он снова человек, а это означало, что…

– Куда ты дела дракона? – выскочил он из пещеры, путаясь в длинном одеянии и сжимая кулаки.

– Ого! – удивилась она и перестала баловать фьорага своим вниманием. – А где же раболепие и подобострастие?

– Где дракон? – грозно прорычал Нэйджел.

– Там, где ему и место, – неопределённо махнула рукой Великая Богиня, присаживаясь на плоский камень на самом краю обрыва. – Этому миру драконы не нужны, Нэйджел Хараган, особенно разумные.

– И что это означает?

– Ну да… Тому, кто побывал в шкуре дракона, церемониться с богами незачем… – вздохнула Иллиара Даар, смиряясь с тем, что падать ниц перед ней здесь горазд только ошалевший от прикосновения божественных пальцев пёс.

Она устремила задумчивый взгляд на усеянные пёстрыми полянами первоцветов склоны гор, немного помолчала, собираясь с мыслями, а потом пустилась в долгие объяснения, потому что человеку, побывавшему в шкуре дракона, они были необходимы.

– Несколько тысячелетий назад этот мир был всего лишь камнем, который запросто уместился бы на ладошке твоей дочери, Нэйджел. Я тогда была точь в точь такой, как она сейчас – любопытной, наивной, непоседливой… Но детство в Небесных Храмах заканчивается быстро. Однажды отец принёс мне этот камень и велел вдохнуть в него жизнь. Я сказала, что ничего не умею, потому что ещё маленькая, а он рассмеялся и ответил: «Учись». И я начала учиться… Эти горы, море, пески – всё это было создано мной, когда я была ещё совсем ребёнком. И имя своему миру я сама придумала. Сальсирия…

Мне показывали, что и как нужно делать, а я повторяла за взрослыми. Что-то получалось сразу, что-то приходилось переделывать и доводить до совершенства. Деревья, птицы, животные – постепенно, от простого к сложному. Как-то раз, когда мои наставники отвлеклись всего-лишь на одно короткое мгновение, я немного переборщила с магией и что-то напутала, и в Сальсирии появился дракон. Большой, злой и голодный. Он сразу же принялся поедать всё, что бегало и летало, а я начала плакать, потому что наставники велели избавить столь удачно получающийся мир от этого чудовища.

Мне удалось отстоять его право на существование, и я сделала ещё несколько разных чудовищ, потому что они мне нравились. Никто из моих братьев и сестёр не мог создавать драконов, а я могла и считала это преимуществом. Я гордилась этим. Они были самыми большими, сильными и свирепыми по сравнению со всеми другими живыми существами…

Когда пришло время поселить в этом мире людей, отец сказал, что я должна сделать выбор – либо люди, либо драконы. Он утверждал, что человеческий разум способен подчинить себе и даже истребить любую мощь, и драконы вымрут все до единого, если я впущу в Сальсирию людей. Я не поверила ему. Люди маленькие, уязвимые и… съедобные. Разве они могли противостоять моим чудовищам?

Долгое время я наблюдала за тем, как на созданной мной земле росли жертвенные алтари. На потеху моему самолюбию люди скармливали драконам друг друга, а я радовалась, что оказалась права. Тогда мне ещё очень многому нужно было учиться, но Сальсирию я решила оставить такой, какая она получилась, и принялась за другой мир.

Я наделала много ошибок, прежде чем услышала от наставников, что моё обучение успешно завершено. К тому времени я совершенно забыла об этом, самом первом моём собственном мире с моими собственными драконами. А когда обратила на Сальсирию свой взор, то увидела, что дракон здесь остался всего один, последний. Отец был прав – маленькие, слабые, смертные люди истребили всех моих могущественных чудовищ. Я успела спуститься к этой горе, на которой мы с тобой сейчас так мило беседуем, за мгновение до того…

– Я знаю свою фамильную легенду, – перебил её Нэйджел. – Возможно, услышать её от Богини Даар было бы великой честью, но…

– Знаешь? – горько усмехнулась Иллиара. – Ты ничего не знаешь, Нэйджел Хараган. Твой предок убил моего последнего дракона у меня на глазах. Представляешь, насколько я была зла? Я решила наказать его за всех драконов, которые были здесь уничтожены. И наказание я выбрала самое суровое, какое только можно было придумать. Я лишила весь род Хараганов права любить матерей своих детей и возможности производить на свет больше одного мальчика в каждом поколении. Всего один сын, за жизнь которого в этом суровом мире нужно беспокоиться больше всего на свете, и осознание того, что получить этого сына можно только через смерть женщины.

– Или нескольких женщин, – скрипнув зубами, поправил её лорд Хараган.

– Да, ты прав, – согласилась она. – Тогда я не подумала о девочках, но позже решила, что так назначенное мной наказание будет даже лучше. Я тогда была ещё очень далека от понимания любви и семьи. И совершенно не знала людей… Я сотворила храм с моим изваянием вокруг одного из предназначавшихся драконам жертвенных алтарей и сказала твоему предку, что буду ждать, когда он сам или кто-нибудь из его потомков придёт туда и добровольно принесёт себя в жертву, чтобы избавить от наказания следующие поколения Хараганов.

– А как же кровь дракона и сердце Сальсирии?

– Да, я как раз подвожу эту печальную историю к самому главному. Ни в одном из мужчин твоего рода никогда не было ни капли драконьей крови, Нэйджел Хараган. Сальсирия существует не на магии дракона, а моей милостью. Было очень интересно наблюдать, как желание прожить жизнь до её логического завершения создаёт лживые легенды и подстёгивает тягу к магическим познаниям. Вся магия, которая есть в этом мире, принадлежит мне. Это я вдохнула её в Сальсирию. Твой предок пользовался моими же магическими силами, чтобы найти способ избавиться от наложенного мной проклятия. И колдуны вашего рода в других поколениях тоже пытались это сделать. Когда мне надоело смеяться над их усилиями и ждать, я просто отдала Сальсирию людям. Глупо было надеяться, что хоть кто-то из Хараганов пожертвует собой во благо потомков, потому что твои предки ценили собственные жизни превыше всего остального. У меня были дела и поважнее, я же, в конце концов, Великая Богиня, и этот мир у меня далеко не единственный.

– То есть всё, что мы знаем о последнем драконе…

– Выдумка твоего пра-пра-пра… – пожала плечами Великая Богиня. – Знаю, что для вас, людей, это выглядит ужасно жестоко, но у богов своё ко всему отношение. Мы никогда не поймём друг друга, но я и не жду от вас понимания. Я и объясняться-то перед тобой не обязана, просто хочу, чтобы хоть кто-то в Сальсирии знал, как всё было на самом деле. Маленький каприз злой и кровожадной богини, если хочешь.

– Но я же был драконом только что, – недоверчиво сощурился Нэйджел.

– Да, и мне самой хотелось бы знать, как это у тебя получилось. Похоже, я снова где-то допустила маленькую божественную ошибку, да и тебе от предков кое-какая магия досталась… Знаешь, я уже давно потеряла интерес к этому крошечному и бесполезному миру. Хараганы спрятались за ложью и магией здесь, в этих горах, а остальные люди копошились, создавая и решая какие-то свои проблемы… Здесь было скучно. Я даже хотела отдать Сальсирию кому-нибудь из своих детей в качестве игрушки, но ты, наследник своего рода, несущий на себе печать моего проклятия, вдруг пришёл в тот самый Храм… За прошедшие столетия алтарь в нём видел разные жертвы, и всегда за этим следовали какие-то просьбы, но вы двое, ты и твоя возлюбленная, принесли свои судьбы в жертву мне и Сальсирии, ничего при этом не попросив. Помнишь ту летнюю ночь?

Нэйджел прекрасно помнил ту ночь, но предпочёл промолчать, потому что тогда ему было не до алтаря, давно ушедшего под землю. И они с Мэй вовсе не приносили себя там в жертву, но Великой Богине не обязательно было об этом знать. Скорее всего, Иллиара Даар вкладывала в эти свои слова какой-то иной смысл – поди разбери, что там на уме у великих богов.

– Я была безмерно удивлена, – сообщила Богиня. – Учитывая тягу людей к войнам и склокам, род Хараган с единственным наследником в поколении уже давно должен был прекратить своё существование, а вы не только выжили, но ещё и обернули назначенное мной наказание себе на пользу, превратив своё убежище в горах чуть ли не в королевство. Вы всё вывернули наизнанку и переиначили… Мне захотелось принять твою жертву, но я уже давно успела повзрослеть и научиться думать, прежде чем принимать решения. Я заглянула в твою душу, Нэйджел Хараган, и увидела, что ты даже не знаешь, за что тебя постигла участь стать свидетелем смерти той, для кого ты открыл своё сердце. Для тебя это было уже не наказание, а ответственность и честь. Тогда мне стало интересно, как ты поступишь со своей судьбой дальше, если я сниму проклятие, но оставлю тебя в неведении.

– Великолепно… – скривился Нэйджел. – Великая Богиня решила поиграть в свои старые игрушки, прежде чем отдать их детям, да?

– Я буду считать, что не слышала этих твоих слов, потому что всему есть предел, а моему терпению особенно, – надменно изрекла Иллиара Даар. – Я сняла наказание с тебя и твоих потомков, дала тебе сына, сохранила жизнь твоей женщине, а ты мне дерзишь.

– Я не стану извиняться.

– Это я уже поняла. С людьми всё так сложно… С каждым столетием вы становитесь всё умнее и невыносимее. Не знаю, какая моя ошибка спасла тебя от смерти и позволила стать драконом, но оставлять такое без внимания было никак нельзя. Дракон с разумом человека… Даже представить страшно, чем это могло кончиться.

– Ничем. Я не собирался покидать своё убежище и строить планы относительно того, как подчинить себе весь этот мир.

– А мог бы. Вы, люди, весьма непредсказуемые создания, поэтому твоя, Нэйджел Хараган, драконья сущность теперь обитает в другом мире. Там нет людей, и моим любимцам там ничто не угрожает. Сальсирия все последние столетия принадлежала только людям, такой пусть и остаётся. Я не стану превращать её в детскую игрушку, поскольку вижу, что здесь есть любовь, верность, честь, гордость и способность жертвовать собой во благо других. Живите, как умеете, и берегите мой мир, потому что я ведь могу и передумать. А магию свою я отсюда заберу, она вам ни к чему.

– Всю магию? Но разве без неё…

– Вот как раз без неё здесь станет намного лучше, – не дала ему задать самый важный вопрос Великая Богиня. – Вы из-за одной крупицы магических знаний способны на чудовищные поступки и слишком быстро учитесь. Я не хочу беспокоиться о том, что когда-нибудь вы пробудите кого-нибудь пострашнее дракона. Поверь, небо не упадёт на землю, пока вы сами его не уроните. И Сальсирия не погибнет, пока вы сами её не погубите. Ах, чуть не забыла… Скажи своей беспокойной супруге, пусть она вспомнит, что случается, если полотно, давшее предсказание, оказывается уничтоженным.

– И что это значит?

– Она поймёт, – улыбнулась Иллиара Даар. – А теперь иди к ней, чего стоишь? Я тоже жена и мать, Нэйджел Хараган, и мне некогда ждать, пока ты придумываешь, о чём бы ещё спросить.

Она исчезла так же неожиданно, как и появилась. Просто сидела на камне, а в следующий момент её не стало, будто тёплый ветер унёс лёгкую пушинку высоко к Небесным Храмам Даар, которые, кстати, Нэйджел так ни разу и не увидел, хотя не единожды поднимался туда, где даже драконы начинают бояться высоты.

Он задумчиво почесал затылок, поморщился, оценивая вид, в котором должен был вернуться в Латернон, а в следующий миг оказался лежащим на спине и обслюнявленным с ног до головы, поскольку Исгайл наконец-то пришёл в себя и возрадовался, что его любимый хозяин вернулся.

* * *

Возможно, в Небесных Храмах и принято шастать по улице в бесконечно длинных, белоснежных, ничем не подпоясанных хламидах, которым не даёт упасть к ногам лишь крошечная перламутровая заколка на плече, но у жителей Латернона этот наряд вызывал не меньшее изумление, чем внезапно воскресший и глупо улыбающийся лорд Нэйджел, подбирающий на ходу своё одеяние, чтобы не наступить на подол. Пока он дошёл до замка, за спиной собралась целая толпа зевак, взорвавшаяся шумной радостью только после того, как господин весело подмигнул им и скрылся за воротами.

– Ну сколько можно праздновать? – покачала головой Мэй, укачивая испуганного шумом сына.

– Дай мне его подержать, – попросила Лисандра и протянула к Мэй руки.

Они стояли возле балкона и не видели, как хозяин Латернона тихо вошёл в свои покои и приложил палец к губам застывшего у двери Ланара, не позволив тому издать изумлённо-восторженный вопль.

– Он ещё совсем маленький, Лис. Я обязательно разрешу тебе подержать братика, когда он немного подрастёт, хорошо? – пообещала Мэй Лисандре ласково, но та всё равно обиженно выпятила нижнюю губу, недовольная отказом.

– А мне можно подержать?

Мэй вздрогнула и повернулась на голос, не решаясь верить собственным глазам и ушам. Нэйджел улыбался ей так нежно, тепло и искренне, как улыбаются только те, у кого больше нет никаких забот, кроме семьи, где все безгранично любят друг друга. Где верность идёт рука об руку с честью. Где каждая жизнь ценится превыше всего…

И где есть вездесущая голубоглазая проказница, способная превратить в катастрофу даже самый романтический момент.

– Папа!

– Лис, подожди, не…

Перламутровая заколка с тихим звоном покатилась по полу. Нэйджел охнул и подхватил скользнувший к ногам шёлк, а стоящий позади него Ланар зажал рот кулаком, деликатно отвернулся и вышел в коридор, чтобы там разразиться громоподобным смехом, не смущая при этом и без того смущённых лорда и леди Хараган.

– Я просто хотела тебя обнять… – виновато поникла Лис.

– Я тоже тебя очень люблю, но… Леди, я буду готов к объятиям через несколько минут. А пока мне срочно нужно переодеться в нормальную одежду и дать по шее тому коню, который ржёт за дверью и мешает спать моему сыну.

Эпилог

Я рад, что дожил до этого удивительного времени безграничной любви и великих перемен. Внешне Сальсирия, кажется, стала ещё прекраснее. Этот мир наконец-то обрёл свою собственную внутреннюю силу, не зависящую от магии, которая никогда не принадлежала людям.

Границы остались на своих местах, а Латернон так и не стал королевством, потому что Нейджел Хараган был прекрасным правителем и без короны. Он присутствовал на Советах Владык на равных правах с королями и зачастую находил куда лучшие решения, чем предлагали остальные.

На приграничных рионских землях был заложен большой торговый город, открытый для посещения всем желающим. Фьораги тоже лишились своей магии, но продолжали охранять земли и обитателей Латернона, поэтому переправляться на северный берег реки Таор люди пока что побаивались. Да и незачем было – там свои законы и порядки, свой уклад, своё счастье.

Миру понадобилось ещё чуть больше года, чтобы поверить, что проклятия рода Хараган больше не существует. Лорд Нэйджел не стал скрывать от других то, что рассказала ему Великая Богиня Иллиара Даар, но ему мало кто верил. Сальсирия вздохнула с облегчением только тогда, когда под сводами замка Латернон эхом разнёсся первый крик второго сына, подаренного леди Алимеей Нэйджелу. Только тогда все поверили, что дракон и правда больше не имеет власти ни над кем в этом мире.

А впрочем… Нет. Люди так и не перестали бояться, потому что привыкли жить в страхе. Такое не скоро забывается. Никто ведь, кроме лорда Харагана, не видел Великую Богиню, а раз так…

Были и те, кому такое завершение этой волшебной и удивительной истории пришлось совсем не по душе. Магов, обладавших своей собственной силой, теперь можно было пересчитать по пальцам одной руки. Этих немногих исчезновение драконьей магии не слишком беспокоило, а вот остальные бесчисленные колдуны и ведьмы, гадалки и провидцы, шаманы и жрецы в один миг лишились источника средств к существованию. Им пришлось в корне менять свою жизнь, а это было не так уж и просто.

Йакара-сэ… Его перестали искать после того, как леди Мэй поняла послание Великой Богини, переданное ей через супруга. Настрадавшаяся из-за этого мерзавца госпожа и правда совершенно забыла, что если полотно, давшее предсказание, уничтожить, то очень быстро оборвётся и нить судьбы того, для кого было выткано пророчество. Колдуна никто не видел с тех самых пор, как волны Спящего моря растащили созданный руками леди Мэй лоскуток на отдельные шерстинки. Нет нитей – нет судьбы. Таково коварство предсказаний. Госпожа зря сожгла платье, подаренное ей Кристи, потому что уже тогда можно было не опасаться, что пророчество сбудется. А теперь, без магии, она и вовсе свободна от этого ужасного фамильного наследия.

Мне, волею судьбы доселе здравствующему отшельнику Брису Фиду, выпала великая честь стать одним из постоянных почётных гостей в замке Латернон. Я не просил об этом, но добрые и мудрые господа решили хотя бы этой малостью отблагодарить меня за участие в их судьбе. Я сидел за одним столом с леди Алимеей, лордом Нэйджелом и их детьми. Пировал вместе с Ланаром и Тогардом, за что потом получал нагоняи от Кристи и Норы, которая расцвела от любви к могучему латернонцу и стала его женой, когда повзрослела. Я видел и знал этих людей и горд этим.

Я счастлив, что дожил до этого удивительного времени и теперь могу рассказать потомкам ныне живущих в этом мире людей всё так, как оно было на самом деле. Без выдумки и прикрас. Без лжи и полуправды, которые так часто прячутся за красивыми словами легенд.

Эта история заменит в библиотеке Обители Времён легенду о спящем драконе, которая будет перемещена на полку, где хранятся сказки. Надеюсь, что каждый, кто захочет прикоснуться к правде, сможет сделать это даже через много столетий. Мне хочется верить, что и тогда, в очень далёком будущем, любовь, честь и чужие судьбы будут значить для людей больше, чем желание обладать чем-то призрачным, не способным существовать без магии.

Всегда ваш, Брис Фид, свидетель и участник всего, что вы пережили вместе с лордом и леди Хараган, со мной и другими героями, когда читали эти строки.

Оглавление

Елена Паленова. Нити судьбы

Легенда о призраке замка Рион

Легенда о спящем драконе

Легенда о спящем драконе и проклятии рода Хараган

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Эпилог