| [Все] [А] [Б] [В] [Г] [Д] [Е] [Ж] [З] [И] [Й] [К] [Л] [М] [Н] [О] [П] [Р] [С] [Т] [У] [Ф] [Х] [Ц] [Ч] [Ш] [Щ] [Э] [Ю] [Я] [Прочее] | [Рекомендации сообщества] [Книжный торрент] |
Египетские сказки (fb2)
- Египетские сказки (пер. Константин Дмитриевич Бальмонт) 486K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Автор Неизвестен
Египетские сказки
ПОТЕРПЕВШИЙ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ
Служитель искусный сказал: «Во здравии да будет твое сердце, владыка мой, ибо вот мы прибыли в страну. Колотушка взята, кол вбит, корма корабля приставлена к земле, были моления, поклонялись богу, и все обнимаются друг с другом, и толпа прокричала: “Счастливое прибытие!” Наши матросы вернулись к нам в добром состоянии, в числе воинов нет недостачи ни в одном. Мы достигли пределов страны Уауаит, мы прошли Санмуит, и мы с миром теперь возвращаемся и приходим мы в нашу страну. Слушай меня, владыка мой, ибо только правду я говорю. Соверши омовение, полей себе воды на пальцы, потом отвечай, когда призван будешь говорить, и скажи свое сердце царю, и когда будешь говорить, будь тверд и без смущения, ибо если рот человека спасает его, слово его закрывает ему лицо, как преступнику. Действуй согласно движениям твоего сердца, и да будет то, что ты скажешь, умиротворением.
Итак, поведаю я тебе точно о том, что случилось со мною самим. Я направлялся в копи Властителя, и вышел в море на корабле в полтораста локтей длины, в сорок локтей ширины, и полтораста на нем было матросов избранных, из страны Египетской. Видели они небо, видели землю, и были отважнее сердцем, чем львы. Сказали они в предсказании, что бури не будет, беда не придет, но буря нагрянула, когда мы были в открытом море, и прежде чем мы пристали к земле, ветер усилился, и поднял он вал в восемь локтей. Доску одну — я вырвал доску, а корабль погиб, и все, кто были на корабле, до единого. Я же пристал к острову, и свершил это морской прилив. Три дня провел я один, и не было у меня товарища, кроме моего сердца, а ночью ложился я в дупло дерева, и тень облекала меня, потом протягивал я ноги, чтобы найти что-нибудь для рта моего. Я нашел там смокву и виноград, превосходный порей, ягоды и зерна, дыни всякого рода, рыб, птиц. Нет такой вещи, которой бы не было там. И так насыщался я, клал на землю часть того, чем были обременены мои руки. Я вырыл яму, зажег огонь и воздвиг костер, как жертвоприношение богам.
И вот услышал я голос гремящий, и подумал я: “Это волна морская!” Задрожали деревья, земля сотряслась, я открыл лицо мое и узнал, что это змей приходил, в тридцать локтей длины, борода же его превышала длину двух локтей; тело его было резное золото, две брови его были из камня лазури настоящего, и еще совершеннее был он, видимый не в лицо, а сбоку. Он открыл рот против меня, в то время как я лежал, простертый перед ним, он сказал мне: “Кто привел тебя, кто привел тебя, данник, кто привел тебя? Если замедлишь сказать мне, кто привел тебя на этот остров, я дам тебе узнать, что ты есть. Или в пламени ты станешь незримым, или ты скажешь мне то, чего я не слышал и чего я не знал до тебя”. Затем он взял меня в свой рот, он перенес меня в свое логовище, и положил меня там, не причинив мне ущерба. Я был здрав и невредим, и не было во мне никакой убыли.
Итак, когда он раскрыл рот, меж тем как я лежал перед ним распростершись, и когда он мне сказал: “Кто привел тебя, кто привел тебя, данник, на этот остров морской, чьи два берега суть потоки?”, я ответил ему, опустив перед ним свои руки, и я сказал ему: “К копям направлялся я, по поручению Властителя, на корабле в полтораста локтей длины, в сорок ширины, и было на нем полтораста матросов избранных, из страны Египетской. Видели они небо, видели землю, и были отважнее сердцем, чем львы. Сказали они в предсказании, что бури не будет, беда не придет. Каждый из них был отважен сердцем и силен рукою, сильней, чем товарищи его, и не было трусливых между них. И вот буря нагрянула, в то время как мы были в открытом море, и прежде чем мы пристали к земле, ветер усилился, и поднял он вал в восемь локтей. Доску одну — я вырвал доску, а корабль погиб, и все, кто были на корабле, до единого, кроме меня, и вот я теперь перед тобою. Я пристал к этому острову, и свершил это морской прилив”.
Он сказал мне: “Не бойся, не бойся, данник, не бойся и не омрачай твое лицо! Если ты прибываешь ко мне, это значит, что бог соизволил, чтоб ты жил, и он привел тебя на этот Остров Двойника, где нет вещи такой, чтоб здесь ее не было, и который всем преисполнен, что есть благое. Вот ты проведешь месяц за месяцем, пока не проживешь четыре месяца на этом острове, потом корабль придет из страны твоей с матросами; ты сможешь отправиться с ними в страну, и ты умрешь в твоем городе. Рассказать — это радость тому, кто прошел через печали. Я поведаю тебе точно о том, что есть на этом острове. Я с братьями моими на нем и с моими детьми, посреди них. Числом нас семьдесят пять змей, детей моих и моих братьев, и еще не упоминаю я о юной девушке, которая приведена была мне искусством чародейственным. Ибо упала звезда, те, что были в огне вместе с нею, вышли из нее, и юная девушка явилась, и я не был среди существ из пламени, а не то бы я умер от этого деяния, но я нашел ее потом, среди трупов, одну. Если ты храбр и сердце твое сильно, ты прижмешь твоих детей к груди твоей, ты обнимешь жену твою, ты увидишь твой дом, то, что лучше всего, — ты достигнешь страны, и ты будешь среди твоих братьев!”
Тогда я простерся перед ним и коснулся земли и сказал ему: “Я опишу твои души Властителю, я ему дам узнать твое величие, и я велю тебе доставить румян и белил, благовония воскликновений, помады, кассии, ладана храмового, коим снискивается благоволение каждого бога. Я расскажу затем все, что приключилось со мной, и что довелось мне видеть, благодаря душам твоим, и тебя будут обожать в твоем городе, в присутствии знатных Всей-Земли. Я для тебя приведу быков на заклание, чтобы отдать их огню, птиц умерщвлю для тебя, и я для тебя приведу корабли, нагруженные всеми богатствами Египта, как это делают богу, другу людей в стране отдаленной, которой люди не знают”.
Засмеялся он надо мной и над тем, что я говорил, по причине того, что имел он в сердце своем. Он сказал мне: “Мало разве здесь перед тобою мирры, и все что ты видишь кругом, это ладан. Ибо я есмь владыка страны Пуанит, и есть у меня мирра. Только вот благовоние воскликновений, которое обещаешь мне послать, не в изобилии на этом острове. Но случится так, что едва удалишься ты от этого места, никогда уже более не увидишь этот остров, ибо он превратится в волны”.
И вот, когда пришел так корабль, им предсказанный, я примостился на высоком дереве и наблюдал за теми, кто был там. Я затем пошел сообщить ему эту весть, но увидел, что он уже знал ее. Ибо он сказал мне: “Счастливо, счастливо, данник, к дому родному, увидь детей твоих, и имя твое да будет благим в твоем городе. Вот мои пожелания тебе!” Тогда я простерся на земле, руки мои были опущены перед ним, а он дал мне в дар мирры, благовония воскликновений, помады, кассии, перца, румян и белил, порошка сурьмы, хвостов гиппопотамов, слоновых клыков, борзых собак, павианов, жирафов, всяких богатств превосходных. Я нагрузил все на этот корабль, потом распростерся во прахе и поклонился змею. Он сказал мне: “Вот ты прибудешь в страну через два месяца, ты прижмешь своих детей к груди твоей, а потом ты пойдешь в твою могилу, чтобы снова стать юным”. И вот я сошел на берег к кораблю, я позвал воинов, которые находились на этом корабле. На берегу я вознес достодолжным образом благодарение владыке этого острова, и те, что были на корабле, сделали то же самое.
Мы возвратились на Север, к местопребыванию Властителя, мы прибыли ко дворцу на второй месяц, сообразно с тем, что сказал змей. Я предстал перед Властителем и поднес ему эти дары, что привез с того острова, и он поклонился мне в присутствии знатных Всей-Земли. И вот сделали меня служителем, и имел я в вознаграждение красивых рабов. Склони на меня свой взгляд, теперь, как я прибыл в землю Египта, после того как я видел эти испытания и прошел через них. Слушай меня, ибо вот, хорошо слушать людей. Фараон мне сказал: “Не будь лукавым, друг мой!” Кто же дает воды птице в утро того дня, когда должно заклать ее?»
Это кончено, с начала до конца так, как было найдено в написанном. Кто написал это, написал писец с перстами искусными, Амауни-Аманау — жизнь, здоровье, сила.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ СИНУГИТА
Наследный властитель, царский подручный, единственный друг, шакал, управитель поместий царя и наместник его у Бедуинов, ведомый царю в истине, и тот, который любит его, слуга Синугит, говорит: «Я, спутник я, что следует за властелином своим, слуга царского гарема, главный управитель дворца наследной царицы, верховной супруги царской Сануосрити, в Хнумисуиту, царственной дочери Аменемхаита в Канофире, Нофрит, властительницы данников». Года тридцатого, месяца третьего Якуита, дня седьмого, бог взошел на свой двойной горизонт, царь Саготпиабурийя устремился в небо, соединившись с солнечным Диском, и члены бога растворились в том, кто создал их. И молчание было во дворце, и печаль в сердцах. Двойные Великие Врата были запечатаны, и в скорби поникли царедворцы, народ же горько жаловался. Но Его Величество — жизнь, здоровье, сила — отправил многочисленное войско в страну Тимигу, и старший сын его Сануосрит, бог благой — жизнь, здоровье, сила — был начальником его. Он был послан, дабы поразить края чужеземные и привести к рабству Тигону, и в это время он возвращался, он вел за собой пленников, взятых живыми у Тимигу, и всякого рода скот без числа. Друзья Сераля — жизнь, здоровье, сила — отправили гонцов на Запад, дабы уведомить сына царя, — жизнь, здоровье, сила, — о делах, происшедших во Дворце. Вестники встретили его на пути, и прибыли к нему ночью: «Не такое ли это дело, чтобы надлежала крайняя поспешность, и не улететь ли ястребу, ни о чем не оповещая войска? Вот почему наказано царским сыновьям, состоящим при этом войске, не сообщать этого никому из находящихся там людей». Я же, я был там, я услышал голос его, пока он говорил, и убежал вдаль. Сердце мое разрывалось, руки опустились, страх перед царем напал на все члены, я ускользал окольными путями, ища места, где бы мог укрыться. Я пробрался между двумя кустами, расчищая себе путь, где бы мне идти, я шел восходя на Юг, но не сказал себе: «Я возвращусь во Дворец», ибо не знал я, не война ли уже разразилась там. Не вымолвив пожелания жизни тому Дворцу, я, переправился через канал Мауити, в месте, что носит имя Сикоморы. Я добрался до острова Санофруи и провел там день в полях, потом, еще засветло, я снова пошел и продолжал путь свой. Какой-то человек, стоявший на краю дороги, просил меня о пощаде, ибо устрашился меня. Ко времени ужина я подошел к городу Нагау, переплыл реку на плоту без руля, при помощи западного ветра, и переправился на Восток, через округ Каменоломень, в место, что носит имя богини Гаруит — Набит — Дуу — Дошир, владычицы Красной Горы, потом, продолжая путь пешком, на Север, я достиг Стены Царя, построенной, дабы отразить Саатиу и сокрушить Номиу-Шайю. Я присел пригнувшись в кустах, боясь, как бы не увидала меня стража, что стоит дозором на вышке укреплений, ежедневно сменяясь. Я пустился в путь ночью, а на другой день, с рассветом, достиг Путени и прилег отдохнуть на острове Камуэри. И вот, жажда напала она на меня и мучила. Я изнемог, в горле захрипело, и я сказал себе уже: «Это вкус смерти!», когда воспрянуло сердце мое, и овладел я членами моими: я услыхал громкие голоса стада. Меня увидали Бедуины, и узнал меня один из их шейхов, бывший в Египте. И вот, он дал мне воды и велел вскипятить молока, потом, вместе с ним, пошел я в его племя, и они мне оказали услугу, проводили из страны в страну. Я направился в страну Суану, достиг Кадимаи, и провел там полтора года.
Аммуйянаши, властитель верхнего Тону, послал за мной и сказал мне: «Хорошо тебе будет у меня, ибо услышишь ты здесь речь Египетскую». Это сказал он, ибо он знал, кто я такой, и дошла до него молва о дарованиях моих. Египтяне, находившиеся со мной в этой стране, свидетельствовали ему обо мне. Вот что сказал он мне: «Какая причина тому, что ты здесь? Что такое было? Не путешествие ли на горизонт случилось во дворце царя двух Египтов, Саготпиабурийи, причем неизвестно, что произошло по этому случаю?» Я отвечал ему с лукавством: «Да, поистине, когда я вернулся из похода в страну Тимигу, что-то говорили мне. Сердце мое словно подменили в груди моей, оно увлекало меня на пути пустыни. Не услышал я порицания, никто не плюнул мне в лицо, я не услышал никакой низости, и не слышали имени моего из уст Глашатая! Я не знаю, что привело меня в эту страну. Это как промысел бога!» — «Что станется с землей Египетской без этого бога благого, чей страх распространяется по чужим краям, подобно Сохит в годину чумы?» Я высказал ему свою мысль, и ответил: «Бог да спасет нас. Вступив во дворец, сын его принял наследие отца своего. Он есть бог, и поистине, нет ему равного. Не устоять никому перед ним. Он владыка мудрости, осторожный в замыслах своих, благодетельный в распоряжении государственными доходами, по слову его приходят и уходят, ибо он это, кто покорял чужие земли в то время, как отец его пребывал во дворце, решая, чему надлежало свершиться. Истинно, сильный он, что работает мечом, доблестный, кому нет равного, когда видят его нападающим на варваров и устремляющимся в схватку. Из тех он, что играют рогом и делают бессильными руки врагов. Уже не могут враги его сомкнуть разбитые ряды. Он каратель, что проламывает голову: никто не устоял перед ним. Он быстрый бегун, что уничтожает беглеца: нет такого убежища, куда бы укрылся тот, кто повернулся к нему тылом. Он тверд сердцем в мгновение схватки. Он тот, кто неустанно возвращается к нападению и никогда не показывает тыла. Он тверд сердцем, и видя перед собой многочисленные толпы, не позволяет усталости войти в свое сердце. Он смельчак, что устремляется вперед, когда видит сопротивления. Он тот, кто тешится, бросаясь на варваров. Он берет свой щит, он опрокидывает противника, он никогда не наносит удара дважды, а убивает так, что никому не отвратить копья его. Стоить ему натянуть лук, и уже в бегство обращаются варвары, ибо сильны обе руки его, как души великой богини. Сражаясь, он не может более остановиться, и не щадит никого, никто не остается в живых. Он премного любимый, всечарующий, он тот, кто владеет любовью, и город его любит его больше, чем самого себя, — радуется ему больше, чем собственному богу, мужи и жены ликуют о нем. Он царь, что правил еще в яйце, и носил он венец от рождения. Он тот, кто умножил народ свой, и единый он, кого даровал нам бог, и управлению кого радуется земля наша. Он тот, кто раздвигает границы. Он захватит страны Юга, и не возжелает он стран Севера? Он создан был, чтобы нанести удар Саатиу, и чтобы поразить Номиу-Шайю. Если придет он сюда, да узнает он имя твое, и да не коснется тебя никакое проклятие Его Величества! Ибо не благо ли творит он стране, что покоряется ему?» Вождь Тону отвечал: «Истинно, счастлив Египет, ибо ведома ему крепость государя его? Что же касается тебя, что пребываешь здесь, пока останешься ты у меня, я буду делать тебе добро». Он повел меня к детям своим, старшую дочь свою дал он мне в жены и дозволил мне избрать себе в его стране из лучшего, чем владел он на границе смежной страны. Это земля превосходная, Айя имя ее. Есть там смоква и виноград, вино там в большем количестве, чем вода, обильна она медом, масло там в изобилии, и всякого рода плоды на деревьях, ячмень и пшеница там без границ, и всякого рода скот. И были мне пожалованы большие преимущества, когда прибыл властитель ради меня, и поставил он меня вождем одного племени, из лучших его страны. Было у меня хлеба на все время, и на каждый день вина, мяса вареного, птицы на жаркое, сверх сего местной дичи, за которой охотились для меня или которую дарили мне, кроме того, что приносили мои охотничьи собаки. Мне готовили много пирогов и молока, вареного разными способами. Я провел там многие годы. Дети мои сделались сильными, и каждый из них стал вождем своего племени. Если гонец спускался с Севера или поднимался на Юг, к Египту, он заходил ко мне, ибо всех принимал я радушно, я давал воды жаждущему, указывал дорогу заблудившемуся путнику, спасал ограбленного. Когда осмеливались Бедуины противиться владыкам стран, я руководил ими в походах, ибо даровал мне этот властитель Тону быть долгие годы предводителем воинов его. В каждой стране, на которую устремлялся я, трепетали на пастбищах у колодцев. Я угонял скот, уводил подданных и отнимал рабов, я убивал людей. Своим мечом, своим луком, своими походами, удачно задуманными предприятиями, завоевал я сердце властителя моего, и полюбил он меня, когда узнал доблесть мою, он сделал меня главным над детьми своими, увидав силу рук моих.
Один силач Тону явился, он вызывал меня в моем шатре, это был богатырь, и не было равного ему, ибо он победил весь Тону. Он говорил, что будет бороться со мной, он воображал, что сможет победить меня, и громко заявлял, что захватит мой скот, по наущению племени своего. Наш властитель обсуждал это со мной, и я сказал: «Я вовсе не знаю его, поистине, не союзник я ему, кому открыт доступ в собственный его шатер. Отворил ли я когда-нибудь дверь его и переступил ли за ограду его? Это просто ревность, ибо он видит, что выполняю я дела твои. Бог нас спасает. Я как старый бык среди своих коров, когда бросается на него молодой дикий бык, чтобы отнять их для себя. Разве нравится нищий, когда он проходит как вождь? Нет номада, который охотно соединялся бы с феллахом Дельты, ибо как пересадить чащу камышей на гору? Или же он бык, что любит бой, бык избранный, который любит делать удар на удар, и боится найти себе равного? Тогда, если есть у него сердце для боя, пусть выскажет он желание сердца своего! Не ведомо ли богу, что порешил он по этому поводу, или, если это не так, кто знает, что станется?» Всю ночь натягивал я лук свой, подчищал стрелы, оттачивал кинжал, чистил оружие. На рассвете сбежалась вся земля Тону. Он собрал свои племена, созвал все соседние страны, ибо предвидел он этот бой. Когда сильный пришел, я встал, и был с ним лицом к лицу. Все сердца пламенели за меня, мужи и жены испускали крики, все сердца страшились за меня, и все говорили: «Найдется ли вправду богатырь, который мог бы бороться с ним?» И вот он взял щит, топор, связку дротиков. Когда я заставил его понапрасну пустить в ход его оружие и отвел от себя стрелы его, так что они ударились о землю, причем ни одна не упала возле другой, он устремился на меня. Тогда я спустил свой лук, и когда стрела моя вонзилась ему в шею, он вскрикнул и упал ничком. Я его прикончил его же топором, я испустил победный клич, стоя у него на спине, и все Азийцы закричали от радости. Я вознес благодарение Монту, между тем как люди его скорбели о нем, властитель же Аммуйянаши заключил меня в объятия. И вот завладел я добром побежденного, я захватил его скот, и как хотел поступить со мною он, так поступил с ним я.
Я взял все, что было у него в шатре, обобрал его деревню и разбогател, я пополнил свою сокровищницу и умножил число скота.
Так, милостивым явил себя бог к тому, кого упрекали в том, что бежал в чужой край, так что радуется ныне сердце его. Беглец бежал в свое время, а теперь обо мне дают благие свидетельства при дворе Египетском. Странник странствовал, умирая с голоду, а теперь я подаю хлеб ближнему моему. Жалкий бедняк покинул свою землю совсем нагим, я же, я блистаю одеждами из тонкого полотна. Кто-то сам бегал по своим делам, не имея кого послать, я же, я владею многочисленными рабами. Мой дом красив, мои владения обширны, и помнят обо мне в царском дворце. О, все вы, боги, что предопределили мне бежать, будьте милостивы ко мне, верните меня ко дворцу, даруйте увидать мне снова то место, где пребывает сердце мое! Какое счастье, если бы однажды покоилось тело мое в земле, где я рожден! Довольно, да пребудет отныне удача со мной, да явит мне бог благость свою, да сотворит он, как надлежит, дабы утвердить конец, о коем старался я, и да милостив будет он к тому, кого принудил он жить в краю чужом. Не умиротворился ли он ныне? Да слушает он того, кто молит издалека, и да обернется к тому, кого сразил он, да вернется молящий к местам, откуда увел он его? Да будет ко мне благосклонен царь Египта, чтобы жил я дарами его, и да воздам я должное Правительнице Земли, что пребывает во дворце его, да услышу повеления детей ее. О, да помолодеют члены мои, ибо старость подступает теперь ко мне, слабость охватила меня, глаза мои отяжелели, повисли руки мои, моги отказываются служить, сердце останавливается: смерть приближается ко мне, и скоро уведут меня в города вечные, дабы последовал я там за Владычицей Всего. Ах! если бы могла она поведать мне о прелестях детей своих и проводить вечность возле меня!
И в то время как говорили Величеству царя Хопиркэрийи, с голосом верным, об этих делах, что касались меня, Его Величество отправил мне послание с подарками от лица царя, какие дают государям какой-нибудь иноземной страны, дабы повергнуть в радость слугу, здесь говорящего, и Дети царские, которые в его дворце, все направили ко мне послания свои.
Список наказа, доставленного слуге здесь предстоящему о возвращении его в Египет
«Гор, жизнь рождений, владыка венцов Севера и Юга, жизнь рождений, царь Верхнего и Нижнего Египта, Хопиркэрийя, сын Солнца, Аменемхаит, живущий навсегда и навеки!
Наказ царя слуге Синугиту! Вот, доводится до тебя этот наказ царя, дабы уведомить тебя, о воле его: “Ты обошел чужие страны, выйдя из Кадимы к Тону, ты перешел из одной страны в другую по воле сердца твоего. Что получил ты, что должно быть сделано тебе? Ты не можешь более проклинать, ибо отвергнуто слово твое. Ты не говоришь в совете сановников, ибо низринуто будет задуманное тобой. Но тот замысел, что внушило тебе сердце твое, он не внушен никаким зловолием сердца моего. Ибо царица наша, ибо небо твое, что во дворце пребывает, она жива, она цветет еще, и чело ее и ныне возносится среди царственных особ земли, и дети ее пребывают в особой части дворца. Ты будешь наслаждаться богатствами, кои будут тебе даны, и будешь ты жить этими щедротами.
Когда прибудешь ты в Египет и увидишь землю, где ты родился, распрострись перед Вратами Блистательными и присоединись к Друзьям. Ибо вот, ныне начал ты дряхлеть, утратил ты силу мужскую и подумал о дне погребения, когда перейдешь ты к вечному блаженству. Тебе даруются ночи среди бальзамического елея и повязок десницей богини Таит. В день похорон будут шествовать в погребальном шествии за тобой, лежащим в одеждах золотых, с головой, окрашенной в цвет лазури, под балдахином. Траурные дроги твои повлекут быки, певчие пойдут впереди, для тебя исполнят похоронные пляски, и плакальщицы будут у входа в могилу твою. Для тебя прочитаны будут жертвенные молитвы, убьют животных у погребальных плит и из белого камня воздвигнут тебе пирамиду в круге Детей царских. Не бывать тому, чтобы умер ты на чужой земле, ни тому, чтобы Азийцы провожали тебя в могилу и положили тебя в баранью шкуру, когда приготовят гробницу твою. Но будет вознаграждение за скорбь, что испытало тело твое, когда возвратишься ты сюда”».
Когда дошел до меня наказ этот, я находился посреди моего племени. Едва прочли его мне, я бросился ничком, влачился в пыли, осыпал ею волосы мои, я обошел свою деревню, радуясь и говоря: «Как могло это статься, чтобы подобное оказано было слуге здесь предстоящему, который, с сердцем мятежным, бежал в страны чужие, презренные? И, по — истине! сколь это прекрасно и милосердно, избавить меня от смерти! Ибо дозволит мне Двойник Твой завершить при дворе конец жизни моей.
Список ответа на этот наказ
Слуга Гарема, Синугит, говорит: «С миром превосходным превыше всего! Этот побег, совершенный слугою здесь предстоящим, в его неведении, он ведом Двойнику твоему, бог благой, владыка двух Египтов, друг Ра, возлюбленный Монту, властелина Фив. Пусть Амон, владыка Карнака, Совку, Ра, Гор, Гатор, Туму и его Девятибожие, Супду, бог с красивыми душами, Гор края Восточного, царский Урей, что обвивает чело твое, повелители, что управляют наводнением, Мину-Гор в чужих краях сущий, Уарурит, владычица Пуанита, Нуит, Гароэрис, Ра, — пусть все боги Египта и островов моря Зеленого даруют жизнь и силу ноздрям твоим. Да изольют они щедрость свою на тебя и даруют тебе время без пределов, вечность без меры, дабы передавался страх, который вселяешь ты всем странам равнинным и горным, и дабы покорил ты все, что окружает солнечный диск на пути его! Вот молитва, что слуга, здесь предстоящий, возносит за властелина своего, кто избавляет его от могилы!
«Владыка мудрости, что знает людей, узнал ее в Величестве Государя, между тем как слуга, здесь предстоящий, боялся высказать ее, столь важное это было дело, изложить ее. Но бог великий, лик Ра, он умудряет работающего для него, и слуга, здесь предстоящий, ему подчинен, и подлежит велению его: ибо Гор есть Величество твое, и мощь десницы твоей простерта на все страны!
Итак, пусть повелит Величество твое привести Маки из Кадимы, Хентиауша из Хонти-Каушу, Менуса двух стран Подданных, кои суть государи, готовые засвидетельствовать, что все обстоит по желанию Двойника твоего, и что Тону совсем не ропщут на тебя, но что они как собаки твои. Ибо побег этот, совершенный слугою здесь предстоящим, не отдававшим себе в нем отчета, он не входил в намерения мои. Не задумал я его заранее, и не знаю, как оторвался я от места, где был. Это было как сон, как когда человек из Ату видит себя в Ябу, или человек полей в пустыне Нубии. Нечего мне было опасаться, никто не преследовал меня, никакой низости не услышал я, и никогда не было имя мое на устах Глашатая, однако же члены мои вострепетали, ноги устремились, сердце вело меня, бог, который предопределил мне этот побег, увлекал меня. Я же не разогнул спины, ибо полон страха тот, кто знает страну Египетскую, и Ра даровал это, чтобы страх перед тобой царил в земле Египетской, чтобы ужас перед тобой был во всех чужих странах. Да буду же я во дворце или да пребуду здесь, это ты можешь затуманить мой горизонт. Солнце восходит по воле твоей. Речную воду, ее пьет кто угоден тебе. Ветерок небесный, его вдыхает тот, кому скажешь ты. Слуга, здесь предстоящий, оставит имущество детям своим, которых слуга, здесь предстоящий, имел в этом месте. Что же касается извещения, дошедшего до слуги, здесь предстоящего, да поступит твое Величество так, как будет угодно ему: ибо живут воздухом, который даешь ты, любовь Ра, Гора, Гатор в царственных ноздрях твоих. Это дар Монту, владыки Фив, да живешь ты вечно».
Когда пришли отыскать меня, слугу, я отпраздновал торжественный день в Айе, чтобы передать имущество мое детям. Старший сын мой сделался главою моего племени, так что племя мое и все мое имущество перешло к нему — рабы мои, весь мой скот, все насаждения, все финиковые пальмы. Итак, направился я к Югу, и когда прибыл в Гариу-Гору, военачальник, что находится там с пограничной стражей, послал извещение во дворец, дабы уведомить об этом. Его Величество выслал превосходного управляющего крестьянами царского дома и с ним грузовые суда, наполненные подарками от лица царя для Бедуинов, что сопутствовали мне, провожая меня в Гариу-Гору. Я называл по имени каждого из людей, что находились там, это были мастера всякого рода, со своими орудиями. Я снялся с якоря, распустил паруса, и варили пиво, и приготовили его для меня, было чем просуществовать, пока не прибуду в царский город Таиту-Тауи.
Когда на завтра осветилась земля, меня позвали: десять пришло человек, и десять ушло их, чтобы отвести меня во дворец. Я коснулся земли челом между сфинксами, потом Дети царские, стоявшие в преддверии, чтобы встретить меня, оказали мне прием. Друзья, чьей обязанностью было вводить в зал с колоннами, проводили меня в приемный покой царя. Я увидал Его Величество на большом помосте, в Зале золоченого серебра, я упал плашмя и лишился сознания перед ним. Бог этот обратился ко мне с приятными словами, но я был как человек, застигнутый ночью: душа моя замерла, отнялись члены мои, не было больше сердца в груди у меня, и познал я разницу между жизнью и смертью. Его Величество сказал одному из Друзей: «Подними его, и пусть он говорит мне!» Его Величество сказал: «Вот ты и вернулся! После того как блуждал ты по чужим краям и совершил бегство, годы одолели тебя, ты достиг преклонного возраста, немалое это дело, что тело твое может быть похоронено без того, чтобы варвары хоронили тебя. Не возобновляй же молчания, когда вопросят тебя!» Я боялся кары, и отвечал ответом боящегося: «Вот, на сказанное мне властелином моим я отвечу так: это было не моим поступком, а десницей божьей, это страх был в груди у меня, что как бы совершил роковое бегство. Вот я перед тобой: ты жизнь, пусть распорядится мною твое Величество, как ему угодно!»
Повелено было пройти Детям царским, а Его Величество сказал Царице: «Вот, вернулся Синугит похожим на Азийца, как Бедуин, каким он стал». Они залились громким смехом, и Дети царские рассмеялись все сразу. Они сказали перед лицом Его Величества: «Не он это, поистине, Государь, повелитель мой!» Его Величество сказал: «Истинно, он это!» Тогда взяли они трещотки, скипетры и систры свои, и вот что говорили они перед Его Величеством: «Да будут легки обе руки твои, о, царь! Да возложит на тебя уборы свои Владычица Неба, да дарует богиня золота жизнь ноздрям твоим, и да соединится с тобой владычица светил, что возлагает на тебя венец Юга, нисходя, и венец Севера, восходя по течению, слитые крепко устами Величества Твоего, и урей на челе твоем. Ты устранил зло от подданных, ибо Ра благоволит к тебе, о, владыка двух стран, и восхваляют тебя, как восхваляют Владычицу всего. Могуч рог твой, стрела твоя уничтожает. Даруй, чтобы дышал тот, кто пригнетен! Яви нам милость эту отменную, о которой просим тебя, к этому шейху Сыну севера, Бедуину, рожденному в Томури! Если бежал он, так это от страха перед тобой. Не бледнеет ли лицо того, кто видит лик твой, и не страшатся ли те глаза, что созерцали тебя?» Царь сказал: «Пусть он не боится больше, пусть не испускает крик ужаса! Он будет Другом, из тех, что среди заседающих, и пускай выведут его к людям царского круга. Ступайте с ним в Царские покои, в Зал Поклонения, и укажите ему место, которое должен он занимать!»
Когда вышел я из царских покоев, Дети царские подали мне руку, а потом направились мы к Двойным Великим Вратам. Мне отвели дом Царского Сына, с его богатствами, с его залом купальным, с его беседкой, где бы дышать прохладой, с его небесными украшениями и обстановкой, взятой из Двойной Белой Палаты, тканями из царской уборной, и благовония изысканные были в каждой комнате из предназначенных для царя и сановников, которых он любит, и всякого рода служители, стоящие к его услугам, были даны мне. Изгнал я годы из членов моих, я побрился, причесал волосы, я оставил грязь для чужих стран, и грубые ткани для Номиу-Шайю. Потом облек себя в тонкое полотно, умастил себя тонкими благовониями, я лег в постель, и предоставил песок тем, кто живет в нем, и деревянное масло тем, кто натирается им. Мне дали дом, подобающий крупному владельцу с саном Друга. Много людей работало над постройкой его, и заново были сделаны все срубы. Из дворца доставляли мне лакомства по три, по четыре раза в день, сверх того, что давали мне царские Дети, ни на минуту не переставая. И каменную пирамиду соорудили мне среди погребальных пирамид. Начальник каменщиков Его Величества выбрал для нее участок земли, начальник тех, что с ожерельями, начертил украшения в ней, начальник каменотесов изваял камень, начальник работ на кладбище объехал землю Египетскую за погребальными принадлежностями. Я доставил утварь, сам делая нужные размещения в пирамиде, потом дал я земли и учредил погребальные имущества с землями пригородными, как это делают Друзьям первой степени. Изваяние мое покрыто было золотыми пластинками и одеждой из золоченого серебра, и это Его Величество повелел сделать ее. Это не из простонародья человек, кому было столько оказано, и я пребываю в милости у царя, пока не настанет для меня день кончины.
Кончено это от начала до конца, как это было найдено в записи.
ЦАРЬ ХУФУ И И КУДЕСНИКИ
Величество царя двух Египтов, Хуфуи, с голосом верным, сказал: «Пусть принесут Величеству царя Зазири, с голосом верным, жертву из тысячи хлебов, ста кувшинов пива, одного быка, двух баночек ладана, и пусть выдадут одну лепешку, одну кружку пива, одну долю мяса, одну баночку ладана для начальника тех, что со свитком, ибо видел я свидетельство знаний его». И поступили, как повелел Его Величество.
Тогда встал сын царский Хафрийя, чтобы говорить, и сказал он: «Я дам узнать Твоему Величеству чудо, что произошло во времена отца твоего, царя Набки, с голосом верным, когда он отправился однажды в храм Фта, владыки Анхутауи.
И вот, когда однажды Его Величество шел в храм Фта владыки Анхутауи и когда посетил Его Величество дом писца, первого чтеца Убау-Анира, со свитой своей, увидала жена первого чтеца Убау-Анира одного данника из тех, что были с царем позади его. С того часа, как увидала она его, не находила она себе больше места нигде. Она послала к нему служанку свою, что была при ней, дабы сказать ему: «Приди, чтобы провести нам час вместе. Облекись в праздничные одежды свои».
Она послала ему ящик, полный красивых одеяний, и пришел он со служанкой к тому месту, где она была. И прошли дни после того, была же у первого чтеца, Убау-Анира, беседка на Озере Убау-Анира, и сказал данник жене Убау-Анира: «Есть беседка у Озера Убау-Анира. Если угодно тебе, проведем в ней час малый». Тогда жена Убау-Анира послала сказать управляющему, кому поручен был досмотр за Озером: «Прикажи приготовить беседку, что у Озера».
Он сделал, как она сказала, и пребывала она там, и пила она там вместе с данником, пока не зашло солнце. Когда же настал вечер, он вошел в воды Озера искупаться, и служанка была с ним, и узнал управляющий о том, что происходило между данником и женой Убау-Анира. И когда осветилась земля, и новый настал день, пошел управляющий к первому чтецу, Убау-Аниру, и рассказал он ему о том, что сделал этот данник с его женой в беседке. Когда первый чтец Убау-Анир узнал о всем том, что происходило в его беседке, сказал он управляющему: «Принеси мне мой ларец из черного дерева, украшенного золоченым серебром, где лежит моя книга заклинаний». Когда управляющий принес ее, он вылепил крокодила из воска, длиною в семь дюймов, он прочитал над ним вслух то, что прочитал он в книге своей, он сказал ему: «Когда придет данник этот купаться в моем Озере, увлеки его тогда на дно». Он дал управляющему крокодила, и сказал он ему: «Как только данник, по ежедневному обыкновению своему, войдет в Озеро, брось туда крокодила из воска ему вслед». И пошел управляющий, и взял с собой крокодила из воска. Жена Убау-Анира послала к управляющему, имевшему досмотр за Озером, и сказала она ему: «Вели приготовить беседку, что у Озера, ибо, вот, побуду я там». Беседка была снабжена всеми вещами благими. Туда пришли и развлекались с данником. Когда наступила пора вечерняя, данник пошел, по ежедневному обыкновению своему, в воду, а управляющий бросил ему вслед крокодила из воска. Крокодил превратился в крокодила длиною в семь локтей, он схватил данника, он увлек его под воду. И семь дней проводил первый чтец, Убау-Анир, при Величестве царя Верхнего и Нижнего Египта, Набкой, с голосом верным, между тем как данник пребывал под водой, бездыханный. Но после того как истекло семь дней, когда царь Верхнего и Нижнего Египта, Набка, с голосом верным, пошел, и направился он в храм, первый чтец Убау-Анир явился перед ним, и сказал он ему: «Да будет угодно Величеству твоему прийти и увидать чудо, что совершилось во времена твоего Величества по случаю одного данника». И пошел Его Величество с первым чтецом Убау-Аниром. Убау-Анир сказал крокодилу: «Вынеси данника из воды!» Крокодил выплыл и вынес данника из воды. Первый чтец, Убау-Анир, сказал: «Стой!», и заклял он его, он заставил его остановиться перед царем. Тогда Величество царя Верхнего и Нижнего Египта, Набка, с голосом верным, сказал: «Сделай милость, ужасен этот крокодил!» Убау-Анир нагнулся, он взял крокодила, и в его руках стал он не более, как крокодил из воска. Первый чтец, Убау-Анир, рассказал Величеству царя Верхнего и Нижнего Египта, Набке, с голосом верным, что сделал в его доме данник с его женой. Его Величество сказал крокодилу: «Возьми себе то, что твое».
Крокодил нырнул на дно озера, и неизвестно было больше, что сталось с данником и с ним. Величество царя Верхнего и Нижнего Египта, Набка, с голосом верным, велел увести жену Убау-Анира в северную часть дворца. Ее сожгли, а пепел ее бросили в реку. Вот, это и есть чудо, что произошло во времена отца твоего, царя Верхнего и Нижнего Египта, Набки, с голосом верным, чудо из тех, какие совершил первый чтец Убау-Анир».
Величество царя Хуфуи, с голосом верным, сказал: «Пусть принесут Величеству царя Набки, с голосом верным, жертву из тысячи хлебов, ста кувшинов пива, одного быка, двух баночек ладана, а потом пусть выдадут одну лепешку, одну кружку пива, одну баночку ладана для первого чтеца, Убау-Анира, ибо видел я свидетельство знания его». И сделали так, как повелел Его Величество. Тогда встал сын царский Баиуфрийя, чтобы говорить, и сказал он: «Я дам узнать твоему Величеству чудо, что произошло во времена отца твоего, Санафруи, с голосом верным, из тех оно, что совершал некогда первый чтец, Зазаманху.
Однажды, когда царь Санафруи, с голосом верным, скучал, собрал Его Величество дом царя — жизнь, здоровье, сила — дабы найти что-нибудь, что освежило бы сердце его. Но как ничего не находили, сказал он: «Бегите, и пусть приведут мне первого чтеца, Зазаманху», и ему привели его тотчас же. Его Величество сказал ему: «Зазаманху, брат мой, я собрал дом царя — жизнь, здоровье, сила, — дабы поискали они что-нибудь, что освежило бы сердце мое, но не нашел я ничего». Зазаманху сказал ему: «Да соблаговолит Величество твое отправиться к Озеру Фараона — жизнь, здоровье, сила — и да повелит снарядить себе лодку, со всеми красивыми девушками Гарема царского. Возрадуется сердце Величества твоего, когда увидишь ты их плавающими туда и сюда. Потом, когда наглядишься ты на красивые заросли Озера твоего, когда насмотришься ты на красивые поля, что окружают его, и на красивые берега его, тогда возрадуется сердце Величества твоего. Что до меня, вот как устрою я катание. Повели принести мне двадцать весел из черного дерева, украшенных золотом, с лопастями из кленового дерева, украшенными золоченым серебром. Пусть приведут мне также двадцать женщин из тех, чье тело красиво, груди красивы, волосы красивы, и что не имели еще детей. Потом пусть принесут двадцать сеток и пусть дадут их женщинам этим как одеяние». Сделали то, что приказал Его Величество. Женщины плавали туда и сюда, и радовалось сердце Его Величества, видя их плавающими, как вот весло одной из них задело прическу ее, и рыбка ее из нового малахита упала в воду. Тогда замолчала она, она перестала грести, и подруги ее, что вместе с нею были, замолчали и не гребли больше, и сказал Его Величество: «Не гребете больше?» Они сказали: «Подруга наша замолчала и не гребет больше». Его Величество сказал ей: «Что ж ты не гребешь?» Она сказала: «Моя рыбка из нового малахита упала в воду». Его Величество сказал: «Ты только греби, я заменю ее тебе». Она сказала: «Мою собственную драгоценность хочу я, а не драгоценность похожую». Тогда сказал Его Величество: «Хорошо, пусть приведут ко мне первого чтеца Зазаманху». Его тотчас же привели к нему, и сказал Его Величество: «Зазаманху, брат мой, я сделал, как сказал ты мне, и освежилось сердце Его Величества при виде этих гребущих женщин, когда вот рыбка из нового малахита одной из этих юных упала в воду. Тогда она замолчала и перестала грести, и остановила подруг своих. Я ей сказал: «Что ж ты не гребешь больше?» Она мне сказала: «Рыбка из нового малахита упала в воду». Я ей сказал: «Ты только греби, я заменю ее тебе». Она мне сказала: «Мою собственную драгоценность хочу я, а не драгоценность похожую». Тогда прочитал вслух первый чтец, Зазаманху, то, что прочитал он в своей книге заклинаний. Он снял целый пласт воды и положил его на другой. Он нашел рыбку лежащей на выступе, взял ее и подал обладательнице ее. Вода же была глубиною в двенадцать локтей посредине, а теперь, взгроможденная, достигала она двадцати четырех локтей. Он прочитал вслух то, что прочитал он в своей книге заклинаний, и привел воду озера в прежнее ее положение. Итак, провел Его Величество день счастливый, со всем домом царя — жизнь, здоровье, сила — и наградил он первого чтеца, Зазаманху, всякого рода добрыми вещами. Вот чудо, что произошло во времена отца твоего, царя Санафруи, с голосом верным, из тех, какие совершил первый чтец, Зазаманху, кудесник».
И сказал Величество, царя Хуфуи, с голосом верным: «Пусть принесут Величеству царя Санафруи, с голосом верным, жертву из тысячи хлебов, ста кувшинов пива, одного быка, двух баночек ладана, а потом пусть выдадут одну лепешку, одну кружку пива, одну баночку ладана для первого чтеца, Зазаманху, кудесника, ибо видел я свидетельство знаний его». И сделали так, как повелел Его Величество.
Тогда встал сын царя, Дадуфгору, чтобы говорить, и сказал он: «Доселе твое Величество слышал повесть о чудесах, что знали одни только люди былых времен, но за истинность коих поручиться нельзя. Я могу показать твоему Величеству одного колдуна, что живет в твое время, и не знает его Величество твое». Его Величество сказал: «Кто же это такой, Дадуфгору?» Сын царя, Дадуфгору, сказал: «Есть данник, что зовется Диди, и что обитает в Дидусанафруи. Этому даннику сто десять лет, он съедает еще свои пятьсот хлебов с целым бедром быка, и выпивает до сего дня свои сто кружек пива. Он умеет приставить на место отрезанную голову, он умеет заставить льва следовать за ним без привязи, он знает число ларцов с книгами из склепа Тота».
Величество же царя Хуфуи, с голосом верным, много времени потратил на поиски ларцов этих с книгами из склепа Тота, дабы списать их для Пирамиды своей. Итак, сказал Его Величество: «Ты сам, Дадуфгору, сын мой, приведи его ко мне». Снарядили корабли для сына царя, Дадуфгору, и направил он паруса к Дидусанафруи. Когда корабли причалили, он сошел на берег и сел на носилки из черного дерева с поручнями из дерева грудного придорожника, украшенными золотом. Потом, когда прибыл он в Дидусанафруи, носилки опустили на землю, он встал, чтобы приветствовать кудесника, и увидал он его лежащим на низком ложе, у порога дома своего. Один невольник у изголовья чесал ему голову, а другой растирал ему ноги. Царский сын, Дадуфгору, сказал ему: «Твое состояние есть существование того, над кем годы не властны. Обычно старость есть прибытие в гавань, это положение в повязки, это возврат к земле. Но лежать так под открытым небом, без немощи в теле, без одряхления мудрости или здравомыслия, поистине, блаженного это состояние! Я прибыл в поспешности, дабы пригласить тебя, по поручению отца моего, Хуфуи, с голосом верным. Ты будешь вкушать от лучшего, что дает царь, и из припасов, кои имеют те, что в числе его слуг, и, милостью его, в хороших условиях жизни прибудешь ты к отцам своим, что в могиле». Сказал ему этот Диди: «Мир тебе, мир тебе, Дадуфгору, сын царский, возлюбленный отца своего! Да хвалит тебя отец твой Хуфуи, с голосом верным, и да утвердит он за тобой место твое впереди старцев! да будет дано двойнику твоему одолеть врага, и душе твоей познать пути трудные, что ведут к вратам Гобс-Багаи, ибо если здравомыслящ кто, так это ты, сын царя!» Сын царя, Дадуфгору, протянул ему обе руки, он помог ему встать, и пока шел тот с ним в гавань, он держал его за руку. Диди сказал ему: «Пусть дадут мне ладью, дабы привезти мне детей моих и книги мои». Ему дали две ладьи с их гребцами, сам же Диди плыл на том корабле, где был сын царя, Дадуфгору. И когда прибыл он ко двору, едва вошел сын царя, Дадуфгору, чтобы сделать доклад свой Величеству царя двух Египтов, Хуфуи, с голосом верным, сказал сын царя, Дадуфгору: «Государь — жизнь, здоровье, сила — владыка мой, привел я Диди». Его Величество сказал: «Скорее, приведи его ко мне», и когда проследовал Его Величество в приемный зал Фараона — жизнь, здоровье, сила — к нему привели Диди. Его Величество сказал: «Что же это такое, Диди, что никогда еще не видел я тебя?» Диди сказал ему: «Кого позовут, он приходит. Повелитель — жизнь, здоровье, сила — зовет меня, я здесь, я пришел». Его Величество сказал: «Правда ли то, что говорят, будто бы ты умеешь приставить на место отрезанную голову?» Диди сказал ему: «Да, я умею это, государь — жизнь, здоровье, сила, — владыка мой». Его Величество сказал: «Пусть приведут мне узника из тех, что в тюрьме, и чей приговор произнесен». Диди сказал ему: «Нет, нет, не человека, государь — жизнь, здоровье, сила, — владыка мой. Пусть не повелевает он совершать ничего такого над благородной породой». Ему принесли гуся, отрубили ему голову, и положен был гусь в правом конце зала, голова же гуся в левом конце зала: Диди прочитал вслух то, что прочитал он в, своей книге заклинаний, гусь встал на ноги, запрыгал, и голова сделала то же. Когда одно соединилось с другим, гусь загоготал. Диди велел принести себе пеликана, то же случилось и с ним. Его Величество повелел привести ему быка, которому отрубили голову, и она упала на землю, Диди прочитал вслух то, что прочитал он в своей книге заклинаний, бык встал на ноги позади него, недоуздок же его остался на земле. Царь Хуфуи, с голосом верным, сказал: «Что это говорят, будто бы ведомо тебе число ларцов с книгами из склепа Тота?» Диди сказал ему: «Прости, если не знаю я числа их, государь — жизнь, здоровье, сила, — владыка мой, но мне ведомо место, где они находятся». Его Величество сказал: «Это место, где оно?» Сказал ему этот Диди: «Есть глыба песчаника в том, что зовут Покоем списков в Ону, и ларцы с книгами Тота — в глыбе». Царь сказал: «Принеси мне ларцы, что в глыбе той». Диди сказал ему: «Государь — жизнь, здоровье, сила, — владыка мой, вот, не я это вовсе, кто принесет их тебе». Его Величество сказал: «Кто же принесет их мне?» Диди сказал ему: «Старший из троих детей, что в лоне Рудитдидит, он принесет их тебе». Его Величество сказал: «Эге, та, о которой говоришь ты, кто она, Рудитдидит?» Диди сказал ему: «Это жена одного жреца Ра, владыки Сахибу. Она беременна тремя детьми от Ра, владыки Сахибу, и бог сказал ей, что они выполнят сие деяние благое в этой Всей-Земле, и что старший из них будет великим жрецом в Ону». Его Величество смутился этим в сердце своем, но Диди сказал ему: «Что за мысли эти, государь — жизнь, здоровье, сила, — владыка мой? По причине ли это тех трех детей? Я говорю тебе: твой сын, его сын, и один из ее». Его Величество сказал: «Когда родит она, эта Рудитдидит?» Он сказал: «Она родит дня 15-го, месяца Тиби». Его Величество сказал: «Если бы дно канала Двух-Рыб не пересекало пути, я сам отправился бы взглянуть на храм Ра, владыки Сахибу». Диди сказал ему: «Тогда я сделаю, чтобы было четыре локтя воды над дном канала Двух-Рыб». Когда Его Величество отбыл в свои покои, сказал Его Величество: «Пусть возложат содержание Диди на дом сына царского Дадуфгору, дабы жил он там с ним, и пусть назначат ему в содержание тысячу хлебов, сто кувшинов пива, одного быка, и сто пучков мелкого чесноку». И сделали все, что приказал Его Величество.
* * *
И вот случилось в один из сих дней, что почувствовала Рудитдидит боли родовые. Величие Ра, владыки Сахибу, сказал Изиде, Нефтис, Масхонуит, Гикаит, Хнуму: «Эй! бегите освободить Рудитдидит от трех детей ее, что в лоне ее, и что выполнят сие деяние благое в этой Всей-Земле, строя вам храмы ваши, снабжая приношениями жертвенники ваши, доставляя возлияния на алтари ваши, умножая вечные владения ваши». Тогда пошли боги сии. Богини превратились в музыкантш. Хнуму же был при них как бы носильщик. Они пришли к дому Раузира и нашли они его посреди расстилающим полотна. Они прошли перед ним с трещотками и систрами своими, он же сказал им: «Госпожи, послушайте, есть здесь женщина, что мучится болями родовыми». Они сказали: «Дозволь нам взглянуть на нее, ибо, вот, искусны мы в повивании». Он сказал им: «Так войдите», и вошли они пред Рудитдидит, потом замкнули они горницу и были с нею. Тогда Изида стала перед ней. Нефтис позади нее, Гикаит облегчала роды. Изида сказала: «О, младенец, не будь сильным во чреве ее, во имя свое, Узирраф, он, с ртом сильным!» Тогда вышел сей младенец на руки ее, младенец в один локоть длиною, с костями могучими, с членами цвета золотого, и волосами из настоящего камня лазури. Омыли его богини, они перерезали ему пуповину, они положили его на ложе из кирпича, потом подошла к нему Масхонуит, и сказала она ему: «Это царь, что облечен будет достоинством царским в этой Всей-Стране». Хнуму вложил ему здоровье в члены. После того, Изида стала перед Рудитдидит, Нефтис позади нее, Гикаит облегчала роды. Изида сказала: «Младенец, не странствуй больше в чреве ее, во имя твое Сагурийя, тот, который есть Ра, странствующий в небе». Тогда вышел сей младенец ей на руки, младенец в один локоть длиною, с костями могучими, с членами цвета золотого, с волосами из настоящего камня лазури. Омыли его богини, они перерезали ему пуповину, они положили его в колыбель из кирпича, потом подошла к нему Масхонуит, и сказала она: «Это царь, что облечен будет достоинством царским в этой Всей-Стране». Хнуму вложил ему здоровье в члены. После того, Изида стала перед Рудитдидит, Нефтис стала позади нее, Гикаит облегчала роды. Изида сказала: «Младенец, не оставайся больше в темнотах чрева ее, во имя твое, Какауи, темный». Тогда вышел сей младенец ей на руки, младенец в один локоть длиною, с костями могучими, с членами цвета золотого, с волосами из настоящего камня лазури. Омыли его богини, они перерезали ему пуповину, они положили его на ложе из кирпича, потом подошла к нему Масхонуит, и сказала она: «Это царь, что облечен будет достоинством царским в этой Всей-Стране». Хнуму вложил ему здоровье в члены. Когда вышли боги сии, освободив Рудитдидит от трех детей ее, сказали они: «Радуйся, Раузир, ибо вот, три младенца родились тебе». Он сказал им: «Госпожи, что сделаю я для вас? Вот, дайте зерно это носильщику вашему, дабы унесли вы его с собой в уплату, чтобы наварить бузы!» И нагрузил на себя Хнуму зерно это, а потом отбыли они снова к месту, откуда пришли. Но Изида сказала сим богам: «О чем это мы думаем, придя к Раузиру и не совершая чуда для детей этих, коим могли бы уведомить о событии — отца их, что послал нас». Тогда сделали они три венца владыки верховного — жизнь, здоровье, сила — и положили они их в зерно. Они низвергли грозу и дождь с высот небесных, они вернулись к дому, потом сказали они: «Сложите зерно это в опечатанной горнице, пока не вернемся мы плясать на Севере». И сложили то зерно в опечатанной горнице.
Рудитдидит очистилась четырнадцатидневным очищением, потом сказала она служанке своей: «Дом, в добром ли он порядке?» Служанка сказала ей: «Он снабжен всякого рода вещами благими, однако же горшков для бузы, их не принесли». Тогда сказала ей Рудитдидит: «Почему не принесли горшков?» Служанка сказала: «Хорошо бы приготовить бузу немедленно, если бы зерно певиц этих не было в опечатанной горнице». Тогда сказала ей Рудитдидит: «Спустись, принеси его нам. Раузир даст им вместо него другое, когда вернутся они». Служанка пошла и открыла она горницу. Она услыхала голоса, пение, музыку, пляски, пронзительный радостный крик, все то, что исполняют для царя, в горнице. Она вернулась, она доложила Рудитдидит обо всем, что слышала она. Рудитдидит обошла горницу, и совсем не нашла она места, откуда исходил шум. Она приложила висок к кадке, и нашла она, что шум был внутри. И поставила она кадку в деревянный ларь, она наложила другую печать, она покрыла его кожей, она поставила все вместе в горницу, где стояли сосуды ее, и замкнула она ее печатью своею. Когда Раузир вернулся обратно из сада, поведала ему Рудитдидит обо всем происшедшем, и возрадовался он на это чрезвычайно, и сели они, и провели они день счастливый.
И вот, много дней спустя после сего, поссорилась Рудитдидит со служанкой и приказала она наказать ее плетьми. Служанка сказала людям, что были в доме: «Так-то обращается она со мной, она, что родила трех царей? Я пойду и скажу я об этом Величеству царя Хуфуи, с голосом верным». И она пошла, и встретила она старшего брата своего по матери, что вязал лен, который трепали на гумне. Он сказал ей: «Куда идешь ты, моя красотка?» И рассказала она ему обо всем случившемся. Брат ее сказал ей: «Хорошо делать, что надлежит делать. Пришла ко мне, я научу тебя бунтовать». Вот, взял он пучок льна для нее, и проучил он ее. Служанка побежала зачерпнуть себе немного воды, и утащил ее крокодил. Когда побежал брат ее к Рудитдидит, чтобы сказать ей это, нашел он Рудитдидит сидящей. Свесив голову на колени, сидела она с сердцем опечаленным превыше всего. Он сказал ей: «Госпожа, почему сердце твое — так?» Она сказала: «Это по причине той девушки, что была в доме моем. Вот ушла она, говоря: “Я пойду, и донесу я”». Он простерся ниц, он сказал ей: «Госпожа моя, когда пришла она рассказать мне о том, что случилось, и когда пожаловалась она мне, вот, нанес я ей удары жестокие; тогда пошла она зачерпнуть себе немного воды, и унес ее крокодил».
СКАЗКА О ДВУХ БРАТЬЯХ
Было однажды два брата от одной матери и от отца одного. Анупу было имя старшего, младшему же имя было Битиу. Анупу — имел он дом, жену имел, но младший его брат был ему, чем быть надлежит меньшому Это он изготовлял ткани, как шел следом за скотиной своей в поля, это он возделывал пашни, и это он молотил, он исполнял все работы полевые, ибо братишка этот меньшой работником был превосходным, и не было ему равного во Всей-Земле, но в нем зачаток был каждого бога. И уж много дней прошло с тех пор, как ходил младший брат, ходил так позади быков своих, по обычаю каждого своего дня, — он приходил к себе домой, каждый вечер, отягченный всяческими травами полевыми, как делают это, когда возвращаются с полей. Он слагал их перед старшим своим братом, который сидел вместе с женою своей. Он пил, он ел, он спал в загоне, со своими быками, каждый день. И когда земля озарялась и новый уж был день, едва испечены были хлебы, раскладывал он их перед своим старшим братом, и тот выдавал ему хлебы в поля. Он погонял своих быков, дабы напитать их в полях, и меж тем как шел за своими быками, они ему говорили: «Трава — хороша она в том вон месте». А он, слушал он все, что они говорили, он приводил их к доброму пастбищу, которого желали они. Они же, быки, с ним пребывавшие, становились они красивыми, очень, очень, множили они плодовитость свою, очень, очень.
И однажды, в пору возделывания земли, старший брат сказал ему: «Приготовим нашу упряжь, чтобы приняться пахать, ибо выступила земля из воды, и хороша она для обрабатывания. Ты, потому, уходи ты в поле с семенами, ибо мы начнем пахать завтра с утра». Так он ему сказал. Младший брат исполнил все дела, как наказал ему сделать их брат его старший. Когда земля озарилась и другой уж был день, снарядившись, пошли они в поля, чтобы возделывать землю, и сердце их веселилось, очень, очень, на эту работу, и не покладая рук трудились они.
И уж много дней прошло с тех пор, как вот, когда они были в полях и мотыгами взрывали землю, брат старший поторопил своего младшего брата, сказав: «Сбегай, принеси нам семян из деревни». Младший брат застал жену своего старшего брата, когда заняты были ее прической. Он сказал ей: «Встань! Дай мне семян, чтобы бежал я скорее в поля, ибо мой старший брат сказал, посылая меня: “Без проволочки!”» Она сказала ему: «Поди, сам открой корец, и возьми, что тебе угодно, а то боюсь, как бы прическа моя не распалась, если я пойду туда». Малый — вошел он в загон свой, взял большой жбан, ибо намерение его было захватить много зерна, наполнил его пшеницей и ячменем, и вышел отягченный ношею. Она сказала ему: «Сколь велико есть количество, что на плече твоем?»
Он сказал ей: «Ячменя три меры, пшеницы две меры, всего пять мер, вот все, что на плече моем». Так ей сказал он, но она, обратилась она к нему, говоря: «Велика удаль твоя, и примечаю я мощь твою каждый день!» И сердце ее облюбовало его, как облюбовывают юношу. Она встала, она схватила его, она сказала ему: «Пойдем, отдохнем вместе, час один! Если ты даруешь мне это, заверяю, я сделаю тебе два красивых одеяния». Леопардом Юга разъяренным стал вдруг юноша, по причине непристойных ее предложений, что произнесла она ему, и она испугалась, очень, очень. Он обратил к ней слово, и сказал: «Но, поистине, ты же для меня как мать, но твой супруг, он для меня как отец, но он, что старший мой есть, это он дает мне насущное. А! тот великий ужас, что ты сказала, да не будет он мне сказан вновь, а я, я не скажу его кому бы то ни было, и я не допущу его соскользнуть с моих уст, ни перед кем». Он поднял свою ношу, он ушел в поля. Когда он вернулся к своему старшему брату, они принялись работать свою работу.
И после этого к вечеру, между тем как старший брат возвращался домой, а младший шел вослед скотине своей, отягченный всяческими полевыми орудиями, и когда вел он перед собой скотину свою, провожая ее спать в загон на деревне, жена старшего брата боязнь возымела из-за предложений, которые она сделала, взяла она жиру, тряпку, и стала она точно исполосованная ударами злодея какого, чтобы сказать своему мужу: «Это брат твой младший избил меня так». И когда ее муж вернулся вечером, по обычаю каждого своего дня, войдя в свой дом, он нашел жену лежащей и стонущей как от насилия. Она не слила ему воды на руки, по привычке каждого своего дня, не зажгла ему свет, но дом его объят был мраком, и она лежала, всхлипывая.
Муж ее сказал ей: «Кто же говорил с тобой?» И вот она ответила: «Иной никто не говорил со мной, лишь брат твой младший. Когда он пришел за зерном для тебя, найдя меня сидящей совсем одну, он сказал мне: «Пойдем, отдохнем вместе, час один. Надень твои нарядные одежды». Так говорил он мне, я же, не слушала я его вовсе: «Разве не как мать я тебе, и старший твой брат, разве он тебе не как отец?» Так ему я сказала. Он устрашился, и он покрыл меня побоями, дабы я не донесла тебе. И допустишь если ты, чтобы жил он, я убью себя. Ибо смотри, когда придет он вечером, так как я пожаловалась тебе на его низкие речи, что сделает он — явно».
Леопардом Юга стал тогда старший брат. Он наточил свой нож, он вложил его в руку свою. Стережет старший за дверью загона, чтобы убить своего младшего брата, когда тот придет вечером впустить свою скотину в загон. И когда солнце зашло, и младший брат, отягченный всяческими травами полевыми, по обычаю каждого своего дня, подошел, передняя корова, у входа в загон, сказала своему пастуху: «Вот, старший брат твой стережет тебя, с ножом, чтобы тебя убить! Спасайся от него!» Едва услышал он, что говорит ему передняя корова, вторая, входя, сказала ему то же. Он заглянул под дверку загона, он заметил ступни своего старшего брата, который сторожил за дверью, с ножом в руке, он положил свою ношу на землю, и со всех ног пустился бежать, а старший брать устремился за ним в погоню с ножом своим. Младший брат воскликнул к Ра-Гармахису: «Благой мой Владыка, ты отличаешь неправедного от праведного!» И услышал эти сетования Ра-Гармахис, и повелел явиться безмерной воде между ним и его старшим братом, и вода была полна крокодилами, и один брат очутился на одном берегу, и другой — на другом, и старший брат дважды взмахнул рукой, чтобы ударить младшего, но он не убил его. Вот что он сделал. Младший брат окликнул его с берега, говоря: «Оставайся там до Зари. Когда круг Солнца поднимется, пред ним да будет наша тяжба, да восстановлю я истину, ибо я не буду с тобою более никогда, я не буду больше в краях, где пребудешь ты. Я уйду в Долину Акации!»
Когда озарилась Земля, и новый уж был день, и Ра-Гармахис вознесся, каждый из них, увидел другого. Юноша обратился со словом к своему старшему брату, говоря: «Зачем крадешься ты за мной, чтобы убить меня врасплох, не услышав, что имел сказать тебе рот мой? Но я, воистину я брат твой младший! Но ты, разве ты для меня не как отец? Но супруга твоя, разве для меня не как мать? И вот, когда послал ты меня, чтобы принести нам семян, жена твоя сказала мне: «Пойдем, отдохнем час один, полежим вместе», и вот это было извращено тебе в иное». И он поведал ему все, что произошло между ним и его женой. Он поклялся Ра-Гармахисом, говоря: «Ты, который крадешься за мной, чтобы убить меня, с твоим ножом в руке предательски, какой позор!» Он взял кривой нож, которым срезал тростники, и он отсек себе свой член, и он бросил его в воду, где рыба Сом-дрожащий его пожрала, он ослабел, он впал в бесчувствие. Старший брат проклял за это свое сердце, очень, очень, и он остался там и плакал по нем, он устремился вперед, но не смог достигнуть берега, где был младший его брат, по причине крокодилов. Младший брат его окликнул его, говоря: «А! как мог ты подумать о таком деянии злом, и ты не помыслил ни об едином деянии добром, ни даже о малой вещи какой-нибудь, которую сделал я для тебя. А! иди к себе домой, стереги сам скотину свою, ибо я не буду более жить в этом месте, где ты, я уйду в Долину Акации. Однако же, вот что свершишь ты для меня, когда ты примешь попечение обо мне, ибо, узнай, события ко мне грядут. Чародейством я исторгну свое сердце, дабы возложить его на вершине цветка Акации. И когда срежут Акацию, и сердце мое упадет на землю, ты придешь его искать. Когда бы провел ты семь лет, ища его, не уклоняйся, но раз найдешь, — положи его в чашу со свежей водой, воистину, я снова оживу, я воздам за зло, которое свершат. И ты узнаешь, что со мной случилось что-то, когда подадут тебе кружку с пивом, и оно выбросит пену, и тебе подадут другую с вином, и оно замутится. Поистине, не медли, когда это с тобой случится». Он ушел в Долину Акации, а его старший брат вернулся домой, держа свою руку на голове своей, весь загрязненный дорожной пылью. Когда он пришел в свой дом, он убил свою жену, он бросил ее собакам, и он пребыл в трауре по своем младшем брате.
И уж много дней прошло с тех пор, младший брат был в Долине Акации, и с ним никого, проводил он день свой в охоте на диких зверей пустыни, а ночью приходил под Акацию, на вершине цветка которой покоилось его сердце. И уж много дней прошло с тех пор, выстроил он себе, собственноручно, в Долине Акации, усадьбу, наполненную всякой вещью доброй, чтобы завести себе дом. Когда выходил он однажды из своей усадьбы, повстречал он Девятибожие, они шли установить порядок во Всей-Земле. Девятибожие возговорило к нему вместе, и сказало ему: «А! Битиу, бык Девятибожьи, не один ли ты, ибо ты покинул свой край из-за супруги Анупу, твоего старшего брата? Вот, жена его убита, и ты воздал ей все, что свершила она злого против тебя». Сердце их томилось о нем, очень, очень, и Ра-Гармахис сказал Хнуму, Лепщику образов: «О! сотвори жену для Битиу. Да не останешься ты одиноким». Хнум сотворил ему подругу, чтобы жила она с ним. Красива она была членами своими, красивее любой женщины Всей-Земли, ибо зерно было в ней каждого бога. Семь Гатор пришли узреть ее, и прорекли они единогласно: «Да умрет она смертью от меча!» Возжелал ее Битиу, очень, очень. Так как оставалась она в доме, тем временем, как он проводил день в охоте на зверей пустыни, чтобы сложить их перед нею, он сказал ей: «Не выходи наружу, а то боюсь, что поток реки захватит тебя. Не освободиться тебе от него, ибо ты всего лишь женщина. Что до меня, мое сердце покоится на вершине цвета Акации, и если другой кто найдет его, мне нужно будет биться с ним». Он открыл ей сердце свое во всем его лике.
И уж много дней прошло с тех пор, как вот отправился Битиу на охоту, по обычаю каждого своего дня, а молодая вышла пройтись под Акацией, что была возле дома, вдруг увидела она поток, который устремлял свои волны к ней, она пустилась бежать от него, она вошла в свой дом. Поток воскликнул к Акации, говоря: «Да овладею я ей!» И Акация вручила ему прядь ее волос. Река отнесла ее в Египет, она забросила ее в желоб прачешников Фараона — жизнь, здоровье, сила. Запах локона передался белью Фараона. Попрекнули прачешников Фараона, говоря: «Запах умащения от белья Фараона — жизнь, здоровье, сила». Стали бранить их каждый день, так что они не ведали более, что они делали, и управитель прачешников Фараона пришел к желобу, ибо сердце его утомилось, очень, очень, на попреки, что делали им всякий день. Он остановился, он стоял у желоба, как раз перед локоном, который был в воде. Он велел спуститься туда кому-то, и ему принесли локон, и он нашел, что от локона пахло хорошо, очень, очень, и он отнес его Фараону — жизнь, здоровье, сила. Привели писцов-чародеев Фараона. Они сказали Фараону — жизнь, здоровье, сила: «Этот локон принадлежит дочери Ра-Гармахиса, которая имеет в себе сущность всех богов, и это как бы дарственное приношение тебе из некоего края чужеземного. Да повелишь юнцам идти по всем чужеземным краям, дабы привести эту девушку. И с гонцом, что пойдет в Долину Акации, да повелишь многим мужам идти с ним, чтобы привести ее». Вот Его Величество — жизнь, здоровье, сила — говорит: «Превосходно это, превосходно то, что сказали мы». И посланы были гонцы.
И уж много дней прошло с тех пор, люди, ушедшие в чужеземный Край, вернулись отчет дать Его Величеству — жизнь, здоровье, сила, — но они не вернулись, те, что ушли в Долину Акации: Битиу убил их, одного только оставил из них, чтобы оповестить Его Величество — жизнь, здоровье, сила. Мужей многих снарядил Его Величество — жизнь, здоровье, сила — и стрелков, и колесничих, чтобы привести высокородную. Женщина одна была с ними, которая красивейшие головные уборы вручила ей. Женщина эта прибыла с нею в Египет, и ликовали на нее по Всей-Земле. Его Величество — жизнь, здоровье, сила — возлюбил ее, очень, очень, столь даже, что почтили Они ее как Главную Возлюбленную. Говорили Они с ней, побуждая ее сказать о муже своем, и она сказала Его Величеству — жизнь, здоровье, сила: «Да срежут Акацию и да истребят ее!» Посланы были мужи и стрелки, с их орудиями, чтобы срезать Акацию. Они достигли Акации, они срезали цветок, на котором было сердце Битиу, и Битиу пал мертвый в час этот злой.
А когда земля озарилась, и новый уж был день, после того как Акация была срезана, когда Анупу, старший брат Битиу, вошел в свой дом, и сел, омыв свои руки, подали ему кружку с пивом, и она выбросила пену, подали ему другую с вином, и оно помутилось отстоем. Он схватил свой посох и сандалии, одежду также с оружием, он направился в Долину Акации, он вошел в дом своего брата, и он нашел своего младшего брата лежащим на низкой постели, мертвого. Он заплакал, когда увидел, что меньшой его брат мертвый воистину. Он ушел, дабы искать сердце своего младшего брата под Акацией, в сени которой меньшой его брат спал по вечерам. Три года провел он, отыскивая его и не находя его. И уж начался четвертый год, когда, сердцем желая вернуться в Египет, он сказал: «Я пойду завтра». Так сказал он в сердце своем. И когда земля озарилась, и новый уж был день, он пошел под Акацию, и целый день он провел в поисках, когда же вечером он возвращался, нашел он зерно, он вернулся с ним, и вот, это было сердце младшего его брата. Он принес чашу со свежей водой, он опустил его туда, он сел по привычке каждого своего дня. И когда ночь наступила, впитало в себя воду сердце, и Битиу содрогнулся всеми членами своими, и пристально стал смотреть он на своего старшего брата, сердце его было в чаше. Анупу, старший брат, схватил чашу со свежей водой, где было сердце его брата младшего. Тот выпил ее и сердце его было на месте, а он стал, как был прежде. Каждый обнял другого, каждый заговорил с сотоварищем своим. Битиу сказал старшему своему брату: «Вот я оборочусь быком с шерстью превосходной, и которого не узнают природы. А ты, как Солнце взойдет, ты сядешь на мою спину, и когда мы достигнем места, где жена моя, я держать буду ответы. Ты, посему, направляй меня к месту, где пребывают Они, и доставят тебе все блага, и наделят тебя серебром и златом за то, что привел ты меня к Фараону — жизнь, здоровье, сила — ибо чудом великим я буду, и ликовать будут по Всей-Земле, потом ты уйдешь в твое селение». И когда Земля озарилась, и новый уж был день, Битиу принял облик, о котором говорил он старшему брату. Анупу, его старший брат, сел на спину его, на заре, и он достиг места, где пребывали Они. Оповестили о том Его Величество — жизнь, здоровье, сила, — он посмотрел на него, он возвеселился, очень, очень, он устроил ему празднество, говоря: «Великое это чудо свершается!» И ликование было во Всей-Земле. Серебром и золотом оделили Они старшего брата, и он поселился в своем селении. Даровали ему многочисленную челядь, весьма многочисленную, ибо Фараон — жизнь, здоровье, сила — полюбил его, очень, очень, более, чем какого-либо человека во Всей-Земле.
И уж много дней прошло с тех пор, как вот, вошел бык в женские покои, и остановился он у места, где была возлюбленная, и обратился он к ней со словом, говоря: «Я, видишь, все-таки живу я». Она сказала ему: «Ты, кто же ты такой?» Он сказал ей: «Я, Битиу я. Знала ты ведь, когда повелевала срубить Акацию, через Фараона — жизнь, здоровье, сила, — что это повергнет меня в беду такую, что не смогу более жить, но видишь, я, все-таки живу я, я бык». Возлюбленная устрашилась, очень, очень, словами, которые сказал ей муж ее. Он вышел из женского покоя, а Его Величество — жизнь, здоровье, сила — пришел провести счастливый день с нею, она присутствовала за столом Его Величества — жизнь, здоровье, сила, — и Они были благосклонны с ней очень, очень. Она сказала Его Величеству: «Клянись мне Богом, сказав: “Что скажешь мне ты, выслушаю я для тебя”». Он выслушал все, что она говорила ему: «Да будет дано мне съесть печень этого быка, ибо он не совершит ничего достойного». Так сказала она ему. Огорчились Они, очень, очень, и сердце Фараона болело о том, очень, очень... Когда же земля озарилась, и новый уж был день, возглашен был великий праздник приношений в честь быка, и послан был один из главных мясников Его Величества, дабы зарезать быка. Но вот, как его зарезали, меж тем как он еще отбивался от людей, он тряхнул своей шеей, он уронил две капли крови у двойного крыльца Его Величества — жизнь, здоровье, сила. Одна из них упала по одну сторону великих врат Фараона, другая — по сторону другую, и они выросли в две высокие персеи, и каждая была во всей красе. Пошли сказать Его Величеству — жизнь, здоровье, сила: «Две высокие персеи, чудом великим, выросли этой ночью у главных врат Его Величества — жизнь, здоровье, сила», — и радовались на них во Всей-Земле, и сделали Они им приношения.
И уж много дней прошло с тех пор, как вот Его Величество — жизнь, здоровье, сила — облачился в корону из камня лазури, шею обвил гирляндами из различных цветов, взошел он на свою колесницу среброзлатую, он выехал из царского дворца, чтобы увидеть персеи. Возлюбленная выехала на парной колеснице, вослед Фараону — жизнь, здоровье, сила. Потом Его Величество — жизнь, здоровье, сила — сел под одной из персей, возлюбленная села под другой персеей. Когда села она, древо сказало своей жене: «А! вероломная! я Битиу, и я живу, поруганный тобой. Ты очень знала, что понудить Фараона — жизнь, здоровье, сила — срезать Акацию, это ввергнуть меня в беду, я сделался быком, и ты повелела убить меня».
И уж много дней прошло с тех пор, как вот была возлюбленная за столом Его Величества — жизнь, здоровье, сила, — и Они были добры к ней, она сказала Его Величеству — жизнь, здоровье, сила: «Богом присягни мне, сказав: «Что скажет мне возлюбленная, услышу это для нее». Говори!» Он выслушал все, что она говорила. Она сказала: «Прикажи срубить те две персеи, и пусть сделают из них хорошие ларцы!» Он выслушал все, что она сказала. И уж много дней прошло с тех пор, Его Величество — жизнь, здоровье, сила — послал искусных плотников, срубили персей Фараона — жизнь, здоровье, сила — и присутствовала там, созерцая, царственная супруга, возлюбленная. Стружка одна отлетела в рот возлюбленной, и заметила она, что зачала. Обтесали бревна, и сделали из них все, что желалось ей.
И уж много дней прошло с тех пор, родила она на свет ребенка пола мужского, и пошли сказать Его Величеству — жизнь, здоровье, сила: «Рожден тебе ребенок пола мужского». Принесли его, и дали ему кормилиц и колыбельниц. Ликование было по Всей-Земле. Стали готовить день празднества, начали пребывать в его имени. Его Величество — жизнь, здоровье, сила — полюбил его, очень, очень, тотчас же и нарек его царственным сыном Каушу. И уж много дней прошло с тех пор, и многие годы провел он царственным наследником, когда Его Величество — жизнь, здоровье, сила — отлетел к Небесам. Сказали Они: «Да приведут ко мне всех высших сановников Его Величества — жизнь, здоровье, сила, — да поведаю я им все, что касается особы моей». Привели ему жену его, он изложил им тяжбу свою с ней, и исполнили они приговор его. Привели старшего его брата, и он сделал его царственным наследником Всей-Земли. Он был двадцать лет владыкой Египта, потом он ушел из жизни, и его старший брат был на его месте в день погребения.
С миром окончена эта запись, за двойника писца-казнохранителя Кагабу, казны Фараона — жизнь, здоровье, сила, — писца Гарауи, писца Майяэмапита, записал ее писец Энна, владыка этой записи. Записи этой против кто молвит, враг ему да будет бог Тот.
О ТОМ, КАК ТУТИИ ВЗЯЛ ГОРОД ЮППЕ
Жил однажды в земле Египетской некий начальник пехоты, Тутии было имя его. Он сопровождал царя Манахпирийю — жизнь, здоровье, сила — во всех его походах в страны Юга и Севера, он сражался во главе воинов своих, и все военные хитрости знал он, и ежедневно получал золото за храбрость, ибо превосходный это был начальник пехоты, и не было ему равного во Всей-Земле. Вот что делал он.
И много дней спустя после того явился вестник из страны Хару, и привели его перед лицо Его Величества — жизнь, здоровье, сила, — и сказал ему Его Величество: «Кто послал тебя к моему Величеству? По какой причине пустился ты в путь?» Вестник ответил Его Величеству — жизнь, здоровье, сила: «Это управитель страны Севера послал меня к тебе, говоря: «Побежденный Юпу взбунтовался против Его Величества — жизнь, здоровье, сила — и умертвил пехотинцев Его Величества — жизнь, здоровье, сила, — а также и колесничих его, и никто не может устоять перед ним».
Когда царь Манахпирийя — жизнь, здоровье, сила — услыхал все эти слова, что сказал ему вестник, пришел он в ярость, как леопард Юга. «Клянусь жизнью своею, благословением Ра, любовью ко мне отца моего Амона, я разрушу город побежденного Юпу, я дам ему почувствовать тяжесть руки моей». Он созвал сановников, военачальников, а также писцов-кудесников, и повторил им извещение, что послал ему управитель страны Севера. Вот, смолкли они единоустно, и не нашли, что ответить ни хорошего, ни плохого. И тут сказал Тутии Его Величеству — жизнь, здоровье, сила: «О, ты, кому Вся-Земля воздает почитание, повели дать мне великую трость царя Манахпирийи — жизнь, здоровье, сила, — чье имя Тиут-нофрит. Повели еще дать мне пехотинцев Его Величества — жизнь, здоровье, сила, — а также колесничих из цвета смелых страны Египетской, и я убью побежденного Юпу, я возьму город его». Его Величество — жизнь, здоровье, сила — сказал: «Превосходно это, превосходно, что сказали мы». И дали ему великую трость царя Манахпирийи — жизнь, здоровье, сила, — и пехотинцев дали ему, а также колесничих, о которых просил он.
И много дней спустя после того прибыл Тутии в страну Хару с людьми своими. Он велел изготовить большой мешок из кож, куда бы можно спрятать человека, он велел выковать ручные и ножные кандалы, он велел сделать пару больших оков по четыре звена, и много пут и деревянных колодок для шеи, и четыреста больших кувшинов. Когда все было готово, он послал сказать побежденному Юпу: «Я Тутии, начальник пехоты страны Египетской, и сопровождал Его Величество — жизнь, здоровье, сила — во всех его походах в страны Севера и в страны Юга. И вот, позавидовал мне тогда царь Манахпирийя, — жизнь, здоровье, сила, — ибо смел я был, и захотел он убить меня. Но я спасся от него, захватив с собою великую трость царя Манахпирийи — жизнь, здоровье, сила, — и укрыл ее в длинной корзине для корма коней моих, и если ты хочешь, я дам ее тебе и останусь с тобою, я и люди, что при мне, из цвета смелых войска Египетского». Когда услыхал его побежденный Юпу, возрадовался он на слова, что сказал Тутии, очень, очень, ибо знал он, что смелым был Тутии, и не было ему равного во Всей-Земле. Послал он к Тутии, говоря: «Приди ко мне, и буду я братом тебе, и дам тебе землю, выбранную из лучших в стране Юпу».
Побежденный Юпу вышел из города своего с оруженосцем своим и с женами и детьми города своего, и отправился навстречу Тутии. Он протянул ему руку и обнял его, и повел в свой стан. Но не впустил туда спутников Тутии и коней его. Он дал ему хлеба, ел и пил вместе с ним. Он сказал ему, как бы между прочим: «А какова из себя великая трость царя Манахпирийи?» Тутии же, прежде чем идти в стан города Юпу, захватил великую трость царя Манахпирийи — жизнь, здоровье, сила: он спрятал ее в лошадиный корм, а корм положил в длинные корзины, разместив их, как принято размещать корзины с кормом на подводах Египетских. И вот, пока пил побежденный Юпу вместе с Тутии, бывшие при нем люди вели беседы с пехотинцами Фараона — жизнь, здоровье, сила, — и пили они с ними. И когда провели они в питии свой час, сказал Тутии побежденному Юпу: «Пожалуйста! пока побуду я с женами и детьми города твоего, пусть войдут спутники мои с конями, чтобы дать им месиво, или пусть один из Апуру сбегает туда, где они находятся!» Их ввели, лошадей стреножили, дали им месиво, нашли великую трость царя Манахпирийи — жизнь, здоровье, сила, — пошли доложить Тутии.
И сказал тогда к Тутии побежденный Юпу: «Хочется мне взглянуть на великую трость царя Манахпирийи — жизнь, здоровье, сила, — чье имя есть Тиут-нофрит. Именем двойника царя Манахпирийи — жизнь, здоровье, сила, — так как с тобой она сегодня, эта великая трость превосходная, принеси ее мне». Тутии поступил, как было ему сказано. Он принес трость царя Манахпирийи — жизнь, здоровье, сила. Он схватил побежденного Юпу за одежду его, и встал во весь свой рост, говоря: «Взгляни-ка, о, побежденный Юпу, вот великая трость царя Манахпирийи — жизнь, здоровье, сила, — льва грозного, сына Сохит, кому Амон, отец его, дает силу и могущество!» Он занес руку, ударил побежденного Юпу в висок, и тот рухнул перед ним замертво. Он положил его в большой мешок, изготовленный из кож. Он перехватал людей, бывших с ним, велел принести пару наручней, которые заготовил, стянул ими руки побежденного Юпу, и на ноги наложил ему пару оков из четырех звеньев. Он повелел принести четыреста кувшинов, которые заготовил, поместил в них двести воинов; потом заполнили внутренность остальных трехсот веревками и деревянными колодками, запечатали их печатью, покрыли парусиновыми чехлами и приспособлением из веревок, чтобы нести, взвалили на соответствующее число сильных воинов, всего пятьсот человек, и сказали им: «Когда войдете в город, откройте кувшины с вашими товарищами. Вы захватите всех жителей, какие найдутся в городе, и немедленно свяжете их». Вышли сказать оруженосцу побежденного Юпу: «Государь твой пал! Пойди, скажи государыне твоей: «Радуйся! ибо выдал нам Сутеху Тутии с женой и детьми его». Вот, утаили, под видом захваченной с ними добычи, двести кувшинов с людьми, деревянными колодками и кандалами».
Оруженосец отправился во главе людей тех порадовать сердце своей повелительницы, говоря: «Мы хозяева Тутии». Отомкнули городские запоры, чтобы пропустить носильщиков. Они вошли в город, открыли кувшины с их товарищами, завладели всем городом, от мала до велика, надели оковы и колодки на жителей его. Когда войско Фараона — жизнь, здоровье, сила — завладело городом, Тутии отдохнул и отправил вестника в Египет, к царю Манахпирийе — жизнь, здоровье, сила, — владыке своему, сказать ему: «Радуйся! Амон, отец твой, отдал тебе побежденного Юпу, со всеми его подданными, также и город его. Пусть придут люди увести их в плен, дабы наполнить тебе дом отца твоего, Амон-Ра, царя богов, рабами и служанками, что будут повержены к стопам твоим навсегда и навеки».
Благополучно окончена повесть сия старанием писца, искусного в повествовании.
ОБРЕЧЕННЫЙ ЦАРЕВИЧ
Был однажды царь, у которого не рождалось младенца пола мужеского. Сердце его было этим совсем опечалено. Просил он мальчика у богов того времени, и они постановили, чтобы рожден ему был один. Он лег ночью со своею женой, и тогда она зачала. Восполнились месяцы рождения, и вот явился младенец пола мужеского. Когда пришли Гатор, дабы предречь ему рок, они сказали: «Умереть ему от крокодила, или от змеи, даже от собаки». И люди, бывшие при ребенке, услышали это, и пошли они сказать это Его Величеству — жизнь, здоровье, сила, — и Его Величество — жизнь, здоровье, сила — восскорбел от этого всем сердцем. Повелел Его Величество — жизнь, здоровье, сила — построить ему дом на горе, снабженный людьми и всяческими благами царского обиталища, ибо дитя не выходило оттуда. И когда младенец возрос, взошел он на плоскую крышу своего дома, и увидел он борзую собаку, что шла за каким-то человеком, проходившим по дороге. Он сказал своему юному телохранителю: «Что это такое, что идет за человеком, который бредет там по дороге?» Телохранитель сказал ему: «Это борзая!» Ребенок сказал ему: «Пусть принесут мне совсем такую!» Телохранитель пошел передать это Его Величеству — жизнь, здоровье, сила, — и Его Величество — жизнь, здоровье, сила — сказал: «Да приведут ему молодую гончую, а то боюсь, как бы сердце его не затомилось!» И вот привели ему борзую. И дни уж миновали с тех пор, и ребенок возмужал всеми членами своими, послал он весть отцу, говоря: «Послушай! Зачем бездельнику подобным буду? Так как обречен я трижды року злому, ежели даже действовать буду по воле моей, бог не свершит меньшего, чем положено то в сердце его!» Выслушали Они все, что говорил он. Дали ему оружия разного рода, дали ему также его борзую, дабы следовала за ним, переправили его в край Восточный, сказали ему: «А! иди, куда желаешь ты!» Борзая его была с ним, и он пошел по прихоти своей через страну, пробавляясь первинками всякой дичи местной. Вот, достиг до полета к властителю Нагаринны; не рождено было ребенка властителю Нагаринне, но только дочь одна. И он построил дом, семьдесят окон которого были удалены от земли на семьдесят локтей. И велел привести сыновей всех сановников страны Кхару; и сказал им: «Тому, кто достигнет окна моей дочери, дана она будет в жены».
И дней уж много прошло с тех пор, как эти события свершились, меж тем как все знатные юноши Сирии были за обычным занятием каждого своего дня, привелось царевичу Египта проходить в той стороне, где находились они. Они привели его в свой дом, они посадили его в ванну, они дали корма лошадям его, много различных вещей сделали они для царевича. Они надушили его, они помазали ему ноги миром, они дали ему хлеба, они сказали ему по обычаю разговоров: «Откуда идешь ты, милый юноша?» Он сказал им: «Я, сын я воина-колесничего из края Египетского. Моя мать умерла, отец мой взял другую жену. Когда явились дети, начала она меня ненавидеть, и я бежал от нее». Они сжали его в своих объятиях. Они покрыли его поцелуями. И дней уж много прошло с тех пор, сказал он юным властителям: «Что однако делаете вы здесь?» Они сказали ему: «Проводим мы время наше вот в чем: возлетаем мы, и тот, кто досягнет окна дочери властителя Нагаринны, дадут тому ее в жены». Он сказал им: «Сделайте милость, я закляну мои ноги и пойду возлететь с вами». Они начали возлетать, потому как было это занятием каждого их дня, а царевич держался в отдалении, чтобы видеть, и лик дочери властителя Нагаринны обернулся к нему. И дни уж миновали с тех пор, пошел царевич возлететь вместе с сыновьями сановников, и он возлетел, и он достиг окна дочери владыки Нагаринны. Она поцеловала его, она обняла его всего.
Пошли обрадовать сердце отца царевны, и сказали ему: «Муж некий достиг окна твоей дочери». Владыка спросил вестника, говоря: «Сын которого из знатных?» Сказали ему: «Сын воина-колесничего, прибывшего беглецом из края Египетского, дабы избавиться от своей мачехи, когда явились у нее дети». Владыка Нагаринна весьма сильно разгневался. Он сказал: «Выдам ли я дочь мою за беглеца из края Египетского? Да уйдет он прочь». Пошли сказать царевичу: «Вернись в то место, откуда пришел ты». Но царевна охватила его, и богом поклялась она, говоря: «Клянусь жизнью Ра-Гармахиса, отнимут если его от меня, есть не буду я больше, не буду пить, умру в тот же час». Вестник пошел повторить все эти возгласы ее отцу, и владыка отправил людей, чтобы убить юношу, меж тем как находился он в доме своем. Царевна сказала им: «Жизнью Ра! убьют если его — на восходе Солнца я буду мертва. Лучше и часа жизни не проведу я, чем с ним разлучусь!» Пошли сказать это отцу ее. Владыка велел привести юношу с царевной. Страхом охвачен был юноша, когда предстал он пред властителем, но тот обнял его, покрыл его поцелуями, сказал ему: «Поведай же мне, кто есть ты, ибо вот, ты для меня как сын!» Юноша сказал: «Я, детище я воина-колесничего из края Египетского. Моя мать умерла, отец мой взял другую жену. Она стала ненавидеть меня, и я, я бежал от нее». Властитель отдал ему дочь свою в жены, он дал ему дом, данников, поля, стада также, и всякого рода блага.
И дни уж миновали с тех пор, юноша сказал своей жене: «Троекрат обречен я: крокодил, змея, собака». Она сказала ему: «Да убьют собаку, что бегает перед тобой». Он сказал ей: «Сделай милость, но убью я своей собаки, которую вырастил, когда маленькой еще она была». Она убоялась за мужа своего, очень, очень, и она не позволила ему более выходить одному. И случилось, что захотелось странствовать. Доставили царевича в землю Египетскую, чтобы походить там по стране. И вот крокодил речной вышел из реки, и дошел он до средины селения, где был царевич. Сокрыли его в жилище, где находился великан некий. Великан не допускал отнюдь крокодила выходить, но когда спал крокодил, выходил великан прогуляться. Потом, как Солнце восходило, великан возвращался в жилище, и так всякий день, в промежутке времени двух месяцев дней. И дни уж миновали с тех пор, оставался царевич, чтобы развлечься в доме своем. Когда наступила ночь, царевич лег на своей постели, и сон овладел его членами. Жена его наполнила чашу молоком и поставила его возле себя. Когда змея одна вышла из щели своей, дабы ужалить царевича, вот жена его была возле него, но не спала. Служанки тогда дали молока змее, она его выпила, она опьянела, осталась она лежать навзничь, и жена в куски изрубила ее своим топором. Разбудили мужа, который охвачен был изумлением, и она сказала ему: «Видишь! бог твой предал одну из участей твоих в руки твои, он предаст тебе и другие». Он возложил приношения богу, он обожал его, он восхвалял могущество его каждый день своей жизни.
И дни уж миновали с тех пор, вышел царевич прогуляться по соседству с усадьбой своей, и как не выходил он никогда один, вот, его собака была за ним. Собака его пустилась в поле выслеживать дичь, а он, побежал он за собакой своей. Когда он достиг реки, спустился он к берегу вослед своей собаке, и тут вышел крокодил, и потащил его к месту, где был великан. Тот вышел и спас царевича. Крокодил тогда, сказал он царевичу: «О, я, я твой рок, что преследует тебя. Что бы ни делал ты, будешь ты вновь приведен на перепутье мое, ты и великан. Но сейчас я отпущу тебя. Узнаешь ты, что чары мои превозмогли, и что великан убит. Ежели же увидишь ты, что великан убит, узришь ты твою смерть!»
Земля озарилась, и новый уж был день. Крокодил сказал: «Ты поклянешься мне убить великана. Если ты отречешься от этого, узришь ты смерть». И когда озарилась земля, и новый уж день был, прибежала собака и увидела, что господин ее был во власти крокодила. Крокодил снова сказал: «Хочешь ли поклясться мне убить великана?» Царевич ему ответил: «Зачем убью я того, кто оберегал меня?» Крокодил сказал ему: «Тогда рок твой да свершится! Если на закате Солнца ты все не поклянешься мне в том, чего требую, ты узришь твою смерть». Собака услышала эти речи, побежала домой, и нашла она дочь владыки Нагаринны в слезах, ибо муж ее не показывался со вчерашнего дня. Когда она увидела собаку одну, без господина своего, заплакала она громким голосом, и раздирала себе грудь, но собака схватила ее за платье и потянула ее к двери, как бы приглашая выйти. Она встала, она взяла топор, которым убила она змею, она последовала за собакой к тому месту берега, где находился великан. Спряталась она тогда в кустах, и ни ела, ни пила она, но лишь молилась она богам за мужа своего. Когда наступил вечер, крокодил снова сказал: «Хочешь ли поклясться мне убить великана, если же нет, я стащу тебя к реке, и ты узришь твою смерть». И он ответил: «Зачем убью я того, кто оберегал меня?» Привлек его тут крокодил к месту, где находилась жена, и она вышла из тростников, и вот, когда крокодил открывал пасть, она ударила его своим топором, а великан набросился на него, и его прикончил. Тогда она обняла царевича и сказала ему: «Видишь, твой бог предал еще другой твой удел в руки твои, он дарует тебе третий». Он возложил приношение богу, он обожал его, и он восхвалял могущество его все дни жизни своей.
И дни уж миновали с тех пор, враги проникли в страну. Ибо сыновья сановников страны Кхару, увидя царевну в руках пришлеца, в ярости собрали свою пехоту и свои колесницы, уничтожили они войско властителя Нагаринна, и взяли они властителя в плен. И как не нашли они царевны и ее мужа, они сказали старому властителю: «Где дочь твоя и этот сын воина-колесничего из страны Египетской, которому ты отдал ее в жены?» Он ответил им: «Он уехал с нею, чтобы охотиться на зверей страны, как же знать мне, где они?» Тогда совещались они, и они сказали друг другу: «Разделимся на малые отряды, отправимся сюда и туда по всему свету, и тот, кто найдет их, да убьет он юношу, и да сделает с женою, что ему будет угодно». И пошли они одни на Восток, другие — на Запад, на Север, на Юг. И те, что пошли на Юг, достигли страны Египетской, того самого города, где был юноша с дочерью владыки Нагаринна. Но великан увидел их, и побежал к юноше, и он сказал ему: «Вот, семь сыновей сановников из страны Кхару близятся, дабы искать тебя. Если они найдут тебя, они убьют тебя, и они сделают с женой твоей, что им будет угодно. Многочисленны они слишком, чтобы можно было сопротивляться им. Беги от них, я же, вернусь я к моим братьям». Тогда позвал царевич свою жену, он взял свою собаку с собою, и все вместе укрылись в одной горной пещере. И они были там два дня уже и две ночи, когда сыновья сановников Кхару прибыли со множеством воинов, и они прошли перед расщелиной пещеры, и ни один из них не увидел царевича. Но как последний из них приближался, собака бросилась на него и начала лаять. Сыновья сановников Кхару узнали ее, и они повернули назад, чтобы проникнуть в пещеру. Жена бросилась перед мужем своим, дабы защитить его, но вот копье ударило ее, и она пала мертвая пред ним. И юноша убил одного из знатных своим мечом, и собака убила другого своими зубами, но те, что остались, убили их своими копьями и они пали на землю без памяти. Тогда знатные потащили тела их вон из пещеры, и они бросили их простертыми на земле, чтобы пожранными быть дикими зверьми и хищными птицами, и они отправились соединиться с сотоварищами своими и поделить с ними земли владыки Нагаринна.
И вот, когда последний вельможа удалился, юноша открыл глаза, и увидел жену свою простертую на земле, рядом с ним, как мертвую, и труп своей собаки. Восстонал он тогда, и он сказал: «Воистину боги свершают непреложно то, что постановят они впредь. Гатор решили с младенчества моего, что умру я от собаки, и вот приговор их свершен, ибо собака эта, она предала меня врагам моим. Я готов к смерти, ибо без этих двух существ, что лежат рядом со мной, жизнь мне нестерпима». И он вознес руки к небу, и воскликнул: — «Не согрешил я против вас, о, боги! Даруйте мне потому счастливую могилу в этом мире и голос верный пред судьями Аменти». Он снова упал, как мертвый. Но боги услышали его голос, и девятибожие пришло к нему, и Ра-Гармахис сказал своим сотоварищам: «Рок свершился, ныне даруем новую жизнь двум этим супругам, ибо надлежит это, вознаградить достойно преданность, что явили они друг другу». И матерь богов главой одобрила слова Ра-Гармахиса, и она сказала: «Преданность такая заслуживает весьма великой награды». Другие боги сказали об этом тоже, потом семь Гатор приблизились, и они сказали: «Рок свершен: ныне да вернутся они к жизни!» И вернулись они к жизни в тот же час.
ЖАЛОБЫ СОЛЕВАРА
Был однажды человек, Хунианупу имя его, был он крестьянин из Долины Соли, и была у него жена, Нофрит по имени. Солевар этот сказал этой своей жене: «Послушай, я иду в Египет, чтобы добыть пропитания нашим детям. Ступай, смеряй зерно, что в амбаре, от остатков этого года». Тогда он отмерил ей восемь четвериков зерна. Этот солевар сказал этой жене своей: «Послушай, вот эти два четверика зерна для твоих детей, мне же сделай из шести четвериков зерна хлеба и пива на каждый день, что я буду в пути». И когда этот крестьянин отправился в Египет, он нагрузил своих ослов камышом, тростником, щелоком, солью, деревом Уити, акацией из Страны Быков, волчьими шкурами, кожами шакалов, шалфеем, ониксом, красильной резедой, горькими огурцами, кишнецом, тальком, горшечным камнем, дикой мятой, виноградом, голубями, куропатками, перепелами, анемонами, нарциссами, семечками подсолнечника, Волосами Земли, перцем, всего сполна, всяческих благих производств Долины Соли.
И вот, когда этот солевар ушел к югу, к Хининсутону, и когда достиг он места, называемого Пафифи, на север от селения Маденит, повстречал он некоего человека, который стоял на откосе у края воды, Тотнахуити по имени, сын некоего именем Азари, — оба крепостные правителя дворца Маруитэнси. Этот Тотнахуити сказал, едва увидел он ослов солевара, дивуясь в сердце своем: «Да поможет мне всякое божество, и да завладею я добром этого крестьянина». Обиталище же этого Тотнахуити смежное было с проезжей дорогой, которая была этим утеснена, дорога неширокая, так что не превышала она ширины куска ткани, с водой по одну сторону и с нивой по другую. Этот Тотнахуити сказал своему слуге: «Беги, и принеси мне кусок полотна из моего дома!» Был он принесен ему тут же, и Тотнахуити разостлал его на самой проезжей дороге, так, что кайма касалась воды, а бахрома — нивы. И как только солевар вышел на дорогу для всех, этот Тотнахуити сказал: «Сделай милость, крестьянин, не иди по моему холсту». Этот солевар сказал: «Будь по-твоему, коль так говоришь, мой путь благой». Когда он стал направляться вверх, Тотнахуити сказал: «Моя нива, не она ли послужит тебе дорогой, крестьянин?» Этот солевар сказал: «Мой путь благой, но откос высок, нива заходит на путь, ты загородил дорогу своим холстом. Разве ты не дозволяешь мне пройти?» Между тем, как он говорил эти слова, один из ослов набрал полный рот колосьев. Этот Тотнахуити сказал: «Эй ты, так как осел твой пожирает мои колосья, я приставлю его к земледелию, по случаю силы его». Этот солевар сказал: «Мой путь благой, чтобы избежать обиды, я отвел моего осла, а теперь ты хватаешь его, потому что он захватил пучок колосьев! Но, ведь я знаю хозяина этого поместья, это он, великий Управитель Маруитэнси; это он, ведь, который устраняет каждого вора в этой Земле-Всей, и я буду ограблен в его поместье?» Этот Тотнахуити сказал: «И то ведь правда, как раз это поговорка, которую люди сказывают: “Злосчастного бедняка поминают по милости его хозяина”. Это я, что говорю тебе, а ты о Правителе дворца Маруитэнси, вон о ком ты поминаешь». Тут он схватил зеленую ветку тамариска, и ею отхлестал его по всему телу, — потом он отнял у него ослов, и загнал их в свое поле. Этот солевар стал горько плакать, скорбя о том, что сделали с ним, и Тотнахуити этот сказал: «Не голоси, крестьянин, или ты отправишься во град бога Владыки Молчания». Солевар этот сказал: «Ты побил меня, ты украл мою собственность, и теперь ты отнимаешь жалобу изо рта моего. Божественный Владыка Молчания, верни мне добро мое, да не возвещу я боязнь тебя!»
Этот солевар в продолжение четырех дней все жаловался этому Тотнахуити, и не уважил тот права его. Когда этот солевар прибыл в Хининсутон, чтобы жаловаться Правителю дворца Маруитэнси, он застал его выходящим из двери своего дома, дабы отплыть на челне службы своей. Этот солевар сказал: «О, дозволь, да растрогаю твое сердце речью моей. Случай есть выслать ко мне слугу твоего, поверенного сердца твоего, чтобы я прислал его обратно к тебе, осведомленным в деле моем». Правитель дворца Маруитэнси послал своего слугу, поверенного сердца своего, первого близ него, и этот крестьянин прислал его обратно, осведомленным в этом деле, так, как оно было. Правитель дворца Маруитэнси сообщил об этом Тотнахуити оценщикам, которые находятся при нем, и они сказали своему властителю: «Как видно, дело касается одного из крестьян — поставщиков Тотнахуити, который пошел к другому, бок о бок с ним. Здесь пред тобой именно то, как поступают они со своими крестьянами, что идут к другим, тут же около них, вот перед тобою то, как поступают они. Стоит ли преследовать этого Тотнахуити за малость щелока и сколько-то соли? Да повелят ему вернуть это, и он вернет». Правитель дворца Маруитэнси хранил молчание; он не ответил этим оценщикам, он не ответил этому солевару.
Когда этот солевар пришел жаловаться великому управителю Маруитэнси в первый раз, он сказал: «Хранитель дворца, владыка мой, великий из великих, водитель сущих, и тех, кого нет, когда ты спускаешься в Колодец Справедливости и плывешь там по ветру, шкот твоего паруса да не оборвется, твой челн теченьем да не унесет, мачту твою злоключение никакое да не постигнет, обшивка твоего челна да не пробьется; ты отнесен да не будешь, когда ты станешь причаливать к земле, поток тебя да не схватит, ты лукавств реки да не испытаешь, лик чудовищный да не узришь ты, но рыбины наимятежнейшие к тебе да придут, и птиц тучных очень ты да досягнешь. Ибо это ты отец бедняку, супруг вдове, брат разведенной, одежда тому, у кого больше нет матери! Соверши, чтобы мог я возгласить твое имя в стране этой, как верховнейшее над всяким законом благим. Водитель вне прихоти, великий вне мелочности, ты, что уничтожаешь ложь и даешь бытие правде, приди к слову рта моего. Я говорю, услышь, соверши справедливость, славный, которого славнейшие славят, разрушь мои злоключения. Я здесь угнетенный печалями, я здесь отчаявшийся, поддержи меня, суди меня, ибо вот, я в великой нужде!»
Крестьянин же этот говорил эти слова во времена Владыки Верхнего и Нижнего Египта Набкаурии, с голосом верным. Правитель Маруитэнси пошел к Его Величеству, и он сказал: «Владыка мой, я повстречал одного из тех крестьян, что красноречивы поистине, имущество его было у него похищено человеком, что подчинен мне, — здесь, вот, пришел этот крестьянин, дабы жаловаться мне на это». Царь сказал: «Маруитэнси, если ты хочешь сохранить мое благорасположение, ты будешь томить его длительнее, не ответствуй ничего на все, что он скажет. Что бы ни заблагорассудилось ему сказать, доноси нам об этом письменно, дабы мы услышали это. Соблюди, чтобы жена и дети его жили, ты же пошли одного из этих крестьян, дабы устранить нужду от дома его, озаботься также, чтобы крестьянин этот жив был всем своим существом; но, когда повелишь дать ему хлеба, давай так, чтобы не знал он, что это ты ему даешь». Выдавали ему по четыре хлеба, по два жбана пива ежедневно; управитель дворца Маруитэнси доставлял их, но он отдавал их одному из своих посетителей, и это тот вручал их солевару. Вместе с тем управитель дворца Маруитэнси послал к блюстителю Оазиса Соли, дабы наделяли хлебом жену этого солевара, в количестве трех мер в день.
Этот солевар пришел жаловаться во второй раз, говоря: «Правитель дворца, господин мой, великий из великих, богатый из богатых, ты, величайший среди твоих великих, богатейший из богатых твоих, кормило Неба, устой Земли, канат, что держит тяжелые гири, кормило, не отклоняйся, устой, не сгибайся, не ускользни, канат! Как же великий властитель отнимает у той, что не имеет хозяина, он грабит того кто один! Доля твоя в доме твоем, кружка пива это, и три хлеба в день, а что истрачиваешь ты на прокормление твоих посетителей? Кто умирает, умирает ли он со своей челядью? Ты, вечным ли будешь ты? И также: дурно это, весы, что перетягивают, безмен, который теряет равновесие, справедливец неподкупный, который совращается. Берегись ты, если справедливость, что зиждется тобою, ускользнет с места своего, оценщики мошенничают, тот, кто следил за речами обеих сторон, склоняется к одной стороне, челядь ворует, тот, кто уполномочен хватать неверного, который не выполняет слова судьи во всей его строгости, он сам заблуждается, далекий от этого слова; давать кто должен дыхание жизни, отсутствует на земле; спокоен кто, задыхается он гневом, тот, кому разделять на равные части, не более он как засильник; укротитель насильника, дает он веление, чтобы вредил тот городу, как наводнение; кому топтать надлежит зло, совершает он заблуждение».
Правитель дворца Маруитэнси говорит: «Разве для тебя так важно, и так это заботит тебя, чтобы слуга мой был схвачен?»
Этот крестьянин сказал: «Когда рассыпающий зерна на четверики обманывает другого, другой начинает губить его имущества. Тот, кто руководит, блюдя закон, повелевает он, чтобы крали, кому же тогда устранить преступление? Тот, кто подавляет заблуждения, если сам он уклоняется от правосудия, другой имеет право согнуть его. Если другой одобрит твои попущения, как обретешь ты средство отстранить попущения другого? Когда человек с избытком приходит на должность, что занимал он вчера, подобает это, кому следует, пригласить его совершать то, что почетно совершал он, — это значит мудро распределять богатства вместо того, чтобы расхищать его, это значит предоставлять имущество тому, кто уже обладал избытком. О, миг, что уничтожает, когда все будет опрокинуто в твоих виноградниках, когда скотный двор твой будет разрушен, и расхищена когда будет водная твоя дичь — когда, кто видел, окажется слепцом, и слышал кто — глухим, когда тот, кто вел прямой дорогой, станет тем, кто заводит. Итак, здравствуешь ли ты? Твори для себя, ибо ты, могуч ты весьма, рука твоя достойна, сердце твое отважно, снисходительность бежит от тебя, мольба несчастных есть разрушение твое, чудится, ты вестник бога Крокодила. Ты, ты спутник, попутчик дорожный Владычицы чумы, если нет тебя, нет ее; если нет ее, нет тебя, чего не свершишь ты, не свершит она. Богатый законными доходами, который силен, милостив с нищими, кто стоек в обладании своей добычей, милостив к тому, у кого вовсе нет имущества, но если у нищего отнято его добро, это злое дело, для того, кто не лишен всего, этим не возвысишься, и взыщется это. Но ты, ты пресыщаешься твоим собственным хлебом, ты пьянишься твоим пивом, ты богат более, чем любой из живых. Когда лицо рулевого обращается назад, ладья блуждает, где ей угодно. Когда царь с женами, и когда кормило в твоей руке, здесь злоупотребления вокруг тебя, жалоба крайняя, разор тяжек. Что же это, что там? Ты понаделал убежищ, оплот твой незыблем, но вот город твой оспаривает правый суд языка твоего. Не унывай, однако! Червь разрушитель человека — лишь собственные члены его. Не произноси лжи, блюди за ставленниками государственной казны; когда слуги собирают жатву свою, говорить ложь есть старинный обычай, милый их сердцу. Ты, ведающий имущества людей, безвестны ли тебе мои богатства? О, ты приводишь в ничто все злоключения от воды, я, здесь я, на путях злополучия! О, ты, который возвращаешь на землю потопающего, и потерпевшего кораблекрушение спасаешь, я угнетен через тебя».
Этот крестьянин пришел жаловаться в третий раз, говоря: «Правитель дворца, владыка мой, ты — Ра, владыка Неба, с придворными твоими, и польза в том для всех. Ты как водная волна, ты Нил, что удобряет поля, что возделыванье дозволяет островов. Возбрани воровство, огради нищету, потоком-разрушителем не будь тому, кто жалуется тебе, но берегись, ибо вечность близится, и да сбудется с тобою, как речено: «Что чутьем чуять, что справедливость творить». Обремени обременившего, и это вовсе не зачтется тебе. Коромысло разве гнется? Разве весы наклоняются на один бок? Потворствует ли Тот? Ты становишься в уровень с этими тремя. Если потворствуем ты, твое потворство, как ответ того, кто принимает благо, как будто это есть зло, как тот, кто полагает это последнее на месте другого. Слово преуспевает более, чем травы живучие, оно прорастает постольку, поскольку силен тот, кто ему отвечает, а тот — он вода, что преуспеяние дарует одеждам его в течение тех дней, когда выполняется это. Натягиваешь когда ты бечеву на парус, и правишь по течению, суметь дабы действовать, как правильно, остерегись, и правь хорошенько рычагом, когда будешь лицом к лицу с землей. Твори правое; не лги, величие ты; не будь легким, ты вескость! Не лги; безмен ты, не теряй равновесия; ты точный счет, берегись, о, ты, ты в согласии с коромыслом, если накренится оно, и ты, накренишься ты. Не безумься, когда ты правишь, но верно снастями владей. Не бери ничего, когда пойдешь против того, кто берет, ибо не великий тот великий, что хищник. Язык твой чаша весов, сердце твое есть гиря, которую две губы твои заставляют колебаться. Если ты затенишь твой лик от того, чье лицо непоколебимо, кто же отстранит зло? Берегись, ты, как злой прачешник ты, который грабит друга, и вяжет посетителя, который беден, но братом почитает того, кто, приходя, приносит ему, что полагается. Берегись ты, паромщик ты, который переправляет только того, у кого наготове расчет за проездное право, и проездное право чье — гибель другим. Берегись, ты, хозяин ты житницы, который не допускает пройти того, кто с пустыми руками. Берегись, ты, человек-птица-хищник, что живет жалкими малыми пташками. Берегись, ты, повар ты, чья радость — убивать, и от которого ни одно не уцелеет животное. Берегись, ты, ты пастух, который не печется ни о чем, ты не сосчитал, сколько потерял ты животных через крокодила, этого насильника прибежищ, который нападает на область Земли-Всей. О, внемлющий, как же не слышал, что же не услышишь ты, ибо здесь ярость вод я отбросил. Чтобы проследовал крокодил — сколько времени продлится это? Да обретена будет ныне же сокрытая правда, и ложь да повержена будет наземь. Не учитывай завтрашний день, который не настал еще: неведомо, какие в нем беды!»
После того, как этот солевар произнес эту речь Хранителю дворца Маруитэнси на площади, что перед вратами, тот выслал на него двоих людей из дворовых своих с плетками, и они избичевали ему все тело его.
Этот солевар сказал: «Сын, которого люблю, и он совращен: лицо его слепо к тому, что он видит, он глух к тому, что он слышит, он проходит беспамятный к тому, что возвещают ему. Берегись, ты, ты как город, в котором нет правителя, как община, в которой вовсе нет главы, как судно без капитана, как караван без проводника Берегись ты, ты как старшина общины, уполномоченный подавлять разбой, и который становится во главе тех, что совершают его!»
Когда солевар этот пришел жаловаться в четвертый раз, он нашел правителя дворца, когда тот выходил из врат Храма Гаршафи, и он сказал: «О, благословенный, благословенный Гаршафи, ты, который выходишь из Храма его, когда добро гибнет без сопротивления, ложь распространяется на земле. И в самом деле, паром, на который тебя вводят и переправляют через реку, когда же наступает время убыли воды, переходить через реку в сандалиях, хороший, не правда ли, способ переправы? А с теми что, которые спят весь день напролет? Гибнут из-за этого, — и путь достоверный ночью, и странствие в безопасности днем, и возможность, что человек пользуется своим богатством правдиво? Берегись, ты, не должно колебаться говорить тебе об этом. Снисхождение удаляется от тебя, мольба несчастных есть разрушение твое. Ты как охотник с ясным сердцем, отважный делать, что ему вздумается, — бить острогою гиппопотама, пронзать стрелами диких быков, гвоздить двузубцем рыб, ловить силками птиц. О, ты, чьи уста нетекучи, у которого нет потока слов, ты, что не имеешь сердца легкого, но чья грудь тяжела от замыслов, приложи твое сердце к познанию истины, обуздай твои дурные склонности, пока не застиг тебя Безмолвный, не будь допросчиком неумелым, который подавляет совершенствование, ни сердцем опрометчивым, что скрывается, когда являют ему правду, но сотвори себя так, чтобы два глаза твои примечали, чтобы сердце твое удовольствовалось, и не тревожься о силе твоей, из страха чтобы не постигло тебя несчастье: кто пройдет мимо своей доли, не схватившись за нее, — всегда будет во втором ряду. Человек, который ест, отведывает, тот, кого спрашивают, отвечает, кто спит, тот грезит, но судья у ворот, ему не препятствуй; ибо он во главе злодеев; и вот, благодаря ему, глупец преуспевает, с невеждой полным советуются, если будешь как водный поток, что разливается, люди вступают в него. О, рулевой, не безумь свой челн, ты, который даешь жизнь, не соверши, чтоб умирали; ты, что уничтожить можешь, не соверши, чтоб были уничтожены. Лучистый, не будь как тень; пристанище, не дозволяй крокодилу захватывать жертвы. Четыре раза я уже жалуюсь тебе, не правда ль, прошло в том много времени?»
Этот солевар пришел жаловаться в пятый раз, говоря: «Правитель дворца, Маруитэнси, владыка мой, рыбак с вершей захлопывает окуней, рыбак с ножом убивает угрей, рыбак с острогой гвоздит байядов, рыбак с сетью ловит мелкую рыбешку, словом рыбаки обездоливают реку. Берегись, ты, ты подобен им; не похищай у бедняка его имущество, ибо скорбь его ведома тебе. Добро его есть животворный воздух для бедняка: расхитить его имущество — это зажать ему ноздри. Тебе вверено было услышать слово, рассудить двух братьев, подавить воровство, и злодеи с тобою, и это тяжкое нагромождение грабежей, то, что делаешь ты! Избранником тебя сделали, ты же стал преступником; ты поставлен был плотиной бедняку, чтоб помешать ему утонуть, ты же, ты — человек, подобный водоему, что быстро опоражнивается, разрушая плотину».
Солевар этот пришел жаловаться в шестой раз, говоря: «Властитель дворца Маруитэнси, владыка мой, безмолвный владыка разрушения, сотвори, да будет справедливость, сотвори, да будет благо, уничтожь зло, — как наступает сытость, что пресекает голод, одетость, которая прекращает наготу, как небо проясняется после холодного ветра, и жар его согревает всех тех, кому было холодно, как огонь печет сырье, как вода утоляет жажду. О, ты, который видишь, не отвращай лица твоего; ты, что разделяешь правосудно, не будь хитителем, ты, который утешаешь, не причиняй раздора, ты, который исцеляешь, не причиняй недугов. Правоотступник уменьшает правду. Тот, кто выполняет праведно долг свой, не причиняет ущерба, не ранит правды. Имеешь если ты законные доходы, отдай их твоему брату: себялюбие не имеет места, ибо в ком злопамятство, проводник он раздора, и тот, кто говорит свою нужду тихонько, приводит к разделам, и никто не узнает, что у него на сердце. Не будь же бездейственным! Если действовать будешь согласно твоему стремлению разрушать, кто же объявит войну? Вода запруды с тобою, как будто запруда вскрылась, в час, как водополье разлилось: ладья, если вступит туда, схвачена она потоком, груз ее гибнет на земле, рассеянный по всем берегам. Ты сведущ, ты высоко взнесен, основался ты прочно и ненасильственно, но между тем как ты устанавливаешь законы для всех, те, что окружают тебя, уклоняются от пути правого. Справедливый и вместе виновный пред Всей-Землей, садовник нищеты, который орошает свои владения низостью, дабы владение его стало владением лжи, чтоб распространить преступление на недвижимое имущество.
Этот солевар пришел жаловаться в седьмой раз, говоря: «Правитель дворца Маруитэнси, мой владыка, ты кормило Земли-Всей, что оплываешь землю по произволу своему. Ты второй Тот, который, творя суд, на сторону одну не склоняется. О, мой владыка, да благоугодно тебе будет не призывать кого-либо к суду иначе как за деяния, действительно им свершенные! Не суживай сердце твое, не в твоей это природе, чтобы из объемлющего духом стал бы ограниченным в сердце. Не предвосхищай того, что не случилось еще, и не радуйся тому, что еще не пришло. Человек беспристрастный объемлющ в дружбе, ничто для него деяние свершенное, если неведомо побуждение, что в сердце. Тот, кто принижает закон, и нарушает счет деяний людских, злосчастным живет среди тех, кого обокрал он, и правда уже не взывает к нему. Но грудь моя преисполнена, сердце мое обременено, и потому то, что исходит из груди моей, есть запруда плотины, откуда стекает вода: рот мой отверзается слову, я боролся, чтоб запрудить мою запруду, я излил свой поток, к доброй пристани я правил то, что было в груди моей, я омыл мои лохмотья, моя речь растет, и нищета моя сполна пред тобою; где оценка твоя конечная? Твоя косность повредит тебе, твоя жадность сделает тебя глупцом, твоя скупость создаст тебе врагов, но где найдешь ты другого крестьянина такого, как я? Будет ли это ленивец, что, сетуя, останется у двери своего дома? Нет молчальника, которого ты не заставил бы говорить, заснувшего нет, которого не пробудил бы ты, нет робкого, которого не сделал бы смельчаком, немого нет, не открыл бы которому ты рот, нет невежды, которого не превратил бы ты в сведущего, глупца нет, которого не научил бы ты. Разрушители зла суть сановные, что окружают тебя, хозяева они блага, труженики они, что производят все, что существует, восстановители на место свое головы отсеченной».
Этот солевар пришел жаловаться в восьмой раз, говоря: «Правитель дворца, мой владыка, поелику гибнут через поступок насильственный, поелику хищник вовсе не имеет богатства, или, скорее, поелику богатство его напрасно, поелику насильник ты, хоть в том нет тебе пользы, предоставь людям держаться за правое свое богатство. У тебя есть все, что тебе нужно в твоем доме, чрево твое полно, но груда зерен пляшет, и которое ускользнуло, гибнет на земле, вор крадет, силою устраняя сановных, которые созданы, чтобы подавлять преступление, и которые суть убежище гонимому, сановных, которые созданы, чтоб отвращать ложь. Боязнь тебя не дозволила, чтобы взмолился я тебе, как должно, а ты не услышал мое сердце. О, молчальник, тот, что приходит снова, чтобы сделать тебе эти упреки, не боится он более являть их тебе, хотя брат его и не приносит тебе даров в частное твое обиталище. У тебя есть земельные владения в деревне, у тебя есть доходы в городе, у тебя есть хлеб в амбарах, люди сановные приносят тебе дары, и ты берешь! Так не вор ли ты, ибо, когда проходят с оброком для тебя, с тобою грабители, чтобы вычесть вперед за наем земель. Сотвори Правду, владыка Правды, что есть Правда правды. Ты писало, свиток папируса, кисточка пишущая, бог Тот, остерегись делать уклонения от правосудия, благой, будь благим, истинно благой, будь благим! Ибо истина для Вечности: Она нисходит в Преисподнюю с тем, кто творит ее. Когда положен он в гробницу и опущен в землю, имя его не сотрется с лика земли, и вспоминают его во благе, согласно слову бога. Это потому, что воистину равновесие не поколеблено было, чаша весов не наклонилась на одну сторону. И, однако, когда я прихожу, когда другой приходит просить тебя, отвечает, молит молчальника, силится досягнуть того, что достигнуто быть не может, ты не умягчен, нет в тебе сочувствия, ты не отступил, — не уничтожил ты зла, не придерживался ты, по отношению ко мне, поведения соответствующего этому слову, наипревосходнейшему, что изошло изо рта самого Ра: говори правду, твори правду, твори то, что согласно с правдой, ибо истина могуча, ибо великая она, ибо долговечная она, и когда обретешь ее пределы, ведет она к блаженству. Если весы не накренились, если чаши держат предмет на одном уровне, исходный подсчет не окажется против меня, и стыд не погонится за мной по городу, и он не пристанет к берегу».
Этот солевар пришел жаловаться в девятый раз, и сказал: «Правитель дворца, мой владыка, человеческие весы — это язык их, и это весы, которые выверяют счета. Так, когда наказуешь ты того, кто дурно поступил, счет проверен в твою пользу. Наоборот, кто в договоре с ложью, участь его впредь есть отвратившаяся от него правда, ибо тогда его благо есть ложь, истина не заботится больше о нем. И когда пойдет лжец, заблудится он, он не переправится через воду на пароме и не будет принят, если богат он, не имеет он детей, нет у него потомства на земле. Странствует он если, не причалит он к берегу, и ладья его не пристанет к родному граду. Не делай же себя тяжелым, ибо уже не малая в тебе тяжесть, не ступай грузно, ибо не легок ты в беге. Не кричи громко, не прислушивайся только к самому себе, не скрывай своего лица от того, что ты знаешь, не закрывай глаз на то, что ты видел, не отстраняй того, кто нищенски просит тебя. Если впадешь ты в небрежность, твое поведение, твой помысел против тебя. Действуй же против того, кто действовал против тебя, но да не услышит весь мир о том молвы. Присуди человека лишь за деяние, которое воистину он совершил. Нет вчера для неосмотрительного; нет друга тому, кто глух к правде; нет счастья для хищника. Тут же восставший становится бедняком, бедняк попадает в бессменного жалобщика, а жалобщик задушен. Берегись, ты, я жаловался тебе, и ты не услышал мою жалобу: я уйду жаловаться на тебя Анубису».
Правитель дворца Маруитэнси послал двоих людей из своих приближенных, чтобы вернулся солевар. Солевар же этот, он испугался, он возжаждал, убоявшись, что правитель действует так, только чтоб наказать его за те речи, что говорил он, и крестьянин этот сказал: «Утоли мою жажду...» Правитель дворца Маруитэнси сказал: «Не бойся ничего, солевар. Я поступлю с тобою так, как поступил со мною ты». Солевар этот сказал: «Когда бы мог я жить вечно, поедая твой хлеб и испивая твое пиво!» Властитель дворца Маруитэнси сказал: «Остерегись же впредь, чтобы слышали здесь тебя и твои жалобы». Потом он велел занести на свежий лист папируса все жалобы солевара до этого дня. Правитель дворца Маруитэнси послал их Его Величеству, Царю Двух Египтов, Набкаурии, с голосом верным, и это любезно было Ему превыше всего на Земле-Всей, и Его Величество сказал: «Суди сам, сын мой возлюбленный». Правитель дворца Маруитэнси послал тогда двоих людей из своих приближенных, чтобы привели к нему распорядителя, и он повелел дать солевару шесть невольников мужеского пола и женского, кроме того, что он уже имел в этом, зернового хлеба с Юга, проса, ослов, благ всякого рода. Он повелел, чтобы этот Тотнахуити возместил этому солевару его ослов со всем его добром, которое он у него захватил...
ПРИКЛЮЧЕНИЕ САТНИ-ХАМОИСА С МУМИЯМИ
Был однажды царь, по имени Узимарес — жизнь, здоровье, сила — и было у того царя два сына: Сатни-Хамоис было имя старшего, Инарос — имя молочного его брата. И был Сатни-Хамоис весьма учен во всяких вещах. Он проводил свое время в посещении Мемфисского кладбища, дабы читать там книги священного писания, и книги Двойного Чертога Жизни, и произведения, что начертаны на стоячих плитах и на стенах храмов. Он знал свойства амулетов и талисманов, он умел изготовлять их и составлять могущественные написания, ибо кудесник был он, что не имел равного себе во всей земле Египетской.
И однажды, когда прогуливался он на паперти храма Фта, читая надписи, вот некий человек с благородной осанкой, бывший там, стал смеяться. Сатни сказал ему: «Почему смеешься ты надо мной?» Благородный сказал: «Не над тобою вовсе смеюсь я. Но могу ли я удержаться от смеха, когда ты разбираешь здесь надписи, что не имеют никакой силы? Если правда хочешь ты прочесть написание действительное, иди со мною. Я поведу тебя в место, где находится та книга, которую сам Тот написал собственной своей рукой, и которая тотчас же поставит тебя выше богов. Из двух изречений, что написаны там, если прочитаешь ты первое, ты заворожишь небо, землю, мир ночной, горы, воды. Ты поймешь, что говорят птицы небесные и пресмыкающиеся, сколько их ни есть. Ты увидишь рыб, ибо сила божественная заставит их всплыть на поверхность воды. Если прочтешь ты второе изречение, будь ты даже в могиле, ты воспримешь лик, что был у тебя на земле. Увидишь ты даже солнце всходящим на небе с его кругом богов, луну в том лике, что имеет она, когда появляется». Сатни сказал: «Клянусь жизнью! пусть скажут мне, чего ты желаешь, и я повелю дать это тебе. Поведи меня только к тому месту, где находится книга эта!» Благородный сказал Сатни: «Книга, о которой идет речь, не моя. Она посредине кладбища, в могиле Неноферкефта, сына царя Меренефтиса — жизнь, здоровье, сила. Берегись отнять у него эту книгу, ибо он заставит тебя принести ее обратно, с вилообразным посохом в руках, с пылающей жаровней на голове». С того часа, как говорил к Сатни благородный, не находил себе Сатни места. Он пошел к царю, и повторил он царю все слова, что сказал ему благородный. Царь сказал ему: «Чего ты желаешь?» Он сказал ему: «Дозволь, чтобы спустился я в могилу Неноферкефта, сына царя Меренефтиса — жизнь, здоровье, сила. Я возьму Инароса, молочного брата моего, с собою, и принесу эту книгу». Он отправился на Мемфисское кладбище вместе с Инаросом, молочным братом своим. Три дня и три ночи провели они в поисках среди могил, что на Мемфисском кладбище, читая плиты Двойного Чертога Жизни, разбирая надписи, которые были на них. На третий день они узнали место, где покоился Неноферкефта.
Когда узнали они место, где покоился Неноферкефта, Сатни произнес над ним одно изречение, и пустота образовалась в земле, и спустился Сатни к месту, где была книга.
О том, что увидал он прежде всего, мы не знаем вовсе. Кажется, что человек, встреченный на паперти храма Фта, был не кто иной, как сам Неноферкефта. Его жена и сын были с ним в его могиле лишь временно, он же хотел поместить их там окончательно, и рассчитывал воспользоваться Сатни, чтобы перенести их мумии из Коптоса, где они были погребены, на Мемфисское кладбище. В поспешности своей, спускаясь в подземелье, не выполнил Сатни всех нужных обрядов, и не мог он взломать дверь. Неноферкефта явился ему и указал ему искупительные жертвы, которых требовали Тени. Вороны и коршуны привели его безопасным путем к желанному месту: там, где спустились они, оказался камень, который Сатни тотчас же отвалил от входа в могилу. Когда проник он туда, вот, светло было, будто достигало туда Солнце, ибо исходил от книги свет, и освещал он все вокруг. И не один был Неноферкефта в могиле своей, но жена его, Агури, и Маихет, сын его, были с ним: ибо, хотя тела их покоились в Коптосе, двойники их были с ним силою чар книги Тота. И когда проник Сатни в могилу, поднялась Агури и сказала ему: «Ты, кто ты такой?» Он сказал: «Я Сатни-Хамоис, сын царя Узимареса — жизнь, здоровье, сила. Я пришел, чтобы иметь эту книгу Тота, которую я вижу между тобой и Неноферкефта. Дай мне ее, а не то я отниму ее у тебя силой». Агури сказала: «Прошу тебя, не давай сердцу увлечь тебя, но выслушай лучше обо всех несчастьях, что случились со мной из-за этой книги, о которой ты говоришь: “Дайте мне ее!” Не говори этого, ибо по причине ее отнято было у нас время, что оставалось нам быть на земле.
Я зовусь Агури, дочь царя Меренефтиса — жизнь, здоровье, сила, — а тот, кого видишь ты здесь рядом со мною, это брат мой, Неноферкефта. Мы рождены от одного отца и от одной матери, и не было больше других детей у родителей наших, кроме нас. Когда настала пора выйти мне замуж, привели меня к царю в час увеселения с царем: я была очень нарядна, и красивою я была найдена. Царь сказал: “Вот Агури, дочь наша, уже взрослая, и пришла пора выдать ее замуж. За кого выдадим мы Агури, дочь нашу?” Я же любила Неноферкефта, брата моего, чрезвычайно, и не желала другого мужа, кроме него. Я сказала это матери моей, она пошла к царю Меренефтису, она сказала ему: “Агури, наша дочь, любит Неноферкефта, своего старшего брата: поженим их, как это в обычае”. Когда царь выслушал все слова, что сказала мать моя, он сказал: “У тебя всего двое детей, и ты хочешь поженить их одного на другом? Не лучше ли выдать Агури за сына одного начальника пехоты, а Неноферкефта женить на дочери другого начальника пехоты?” Она сказала: “Ты ли это укоряешь меня? Даже если и нет у меня детей после этих двух детей, не закон ли это женить их одного на другом?” — “Я поженю Неноферкефта с дочерью одного начальника войск, а Агури выдам за сына другого начальника войск, и да будет это ко благу семейства нашего!” Когда настал час празднования перед Фараоном, вот, пошли за мной, привели меня на праздник. Я была очень смущена, и не такой у меня был вид, как накануне. И сказал мне Фараон: “Не ты ли это послала ко мне эти глупые слова: «Пожени меня с Неноферкефта, моим старшим братом?»” Я ему сказала: “Хорошо! пусть выдадут меня за сына одного начальника пехоты, и пусть поженят Неноферкефта с дочерью другого начальника пехоты, и да будет это ко благу семейства нашего!” — Я засмеялась, Фараон засмеялся, Фараон сказал начальнику царского дома: “Пусть отведут Агури в дом Неноферкефта в эту же самую ночь. Пусть снесут всякого рода прекрасные подарки вместе с ней”. Они отвели меня, как супругу, в дом Неноферкефта, и Фараон повелел принести мне большое приданое из золота и серебра, и все люди дома царского приносили его мне. Неноферкефта провел день счастливый со мной. Он принял всех людей дома царского, и спал он со мною в эту же самую ночь, и нашел он меня девственной, и познал он меня еще и еще, ибо каждый из нас любил другого. Когда настало время очищений моих, вот, не было у меня очищений. Пошли возвестить об этом Фараону, и сердце его возрадовалось очень, и повелел он взять всякого рода драгоценные вещи из имуществ дома царского, и повелел он принести мне очень красивые подарки из золота, из серебра, из тканей тонкого полотна. Когда настало для меня время родить, я родила это дитя малое, что перед тобой. Ему дали имя Маихет, и вписали его в списки Двойного Чертога Жизни.
И много дней после того Неноферкефта, брат мой, казалось, пребывал на земле затем лишь, чтобы прогуливаться по Мемфисскому кладбищу, читая письмена, что в могилах фараонов, и плиты писцов Двойного Чертога Жизни, также и письмена, что на них начертаны, ибо занимали его письмена чрезвычайно. После того было шествие в честь бога Фта, и Неноферкефта взошел в храм помолиться. И вот, когда следовал он за шествием, разбирая начертания, что на часовнях богов, увидал его некий старец, и засмеялся. Неноферкефта сказал ему: “Почему смеешься ты надо мной?” Жрец сказал: “Не над тобою вовсе я смеюсь. Но могу ли я не смеяться, когда ты читаешь здесь письмена, что не имеют никакой силы? Если вправду хочешь ты прочитать письмена, приди ко мне, я поведу тебя к месту, где находится та книга, которую сам Тот написал собственной своей рукой, когда сошел он на землю вослед богам. Из двух заклинаний, что написаны там, если произнесешь ты первое, ты зачаруешь небо, землю, мир ночной, горы, воды; ты поймешь, что говорят птицы небесные и пресмыкающиеся, сколько их ни есть; ты увидишь рыб бездны, ибо сила божественная наляжет на воду, что над ними. Если прочитаешь ты второе заклинание, даже будь ты в могиле, ты воспримешь лик, что имел ты на земле, увидишь ты даже Солнце всходящим на небе с его кругом богов, и Луну в том лике, что имеет она, когда появляется”. Неноферкефта сказал жрецу: “Клянусь жизнью царя! пусть скажут мне, чего хорошего желаешь ты, и я повелю дать тебе это, если отведешь ты меня к месту, где книга эта”. Жрец сказал Неноферкефта: “Если желаешь ты, чтобы я направил тебя к месту, где книга эта, ты дашь мне сто серебряных монет на погребение мое, и ты закажешь мне два гроба богатого жреца”. Неноферкефта призвал слугу и приказал он, чтобы выдали сто серебряных монет жрецу, потом заказал он ему два гроба, которые желал он; одним словом, исполнил он все, что сказал ему жрец. Жрец сказал Неноферкефта: “Книга, о которой идет речь, находится посредине Коптского моря, в ларце из железа. Ларец из железа в ларце из бронзы; ларец из бронзы в ларце из коричного дерева; ларец из коричного дерева в ларце из слоновой кости и черного дерева; ларец из слоновой кости и черного дерева в ларце серебряном; ларец серебряный в ларце золотом, и в нем книга. И есть там мера великая змей, скорпионов, и всякого рода пресмыкающихся вокруг ларца, в коем книга, и есть змей бессмертный, что обвивает ларец, о коем идет речь”.
С того часа, как говорил жрец с Неноферкефта, не находил себе Неноферкефта места нигде. Он вышел из храма, он рассказал мне обо всем, что с ним случилось; он сказал мне: “Я отправлюсь в Коптос, я принесу оттуда книгу эту и не удалюсь больше из страны Севера”. И возмутилась я на жреца, говоря: “Берегись Амона ради себя самого, по причине того, что сказал ты Неноферкефта. Ибо ссору привел ты мне, войны ты мне принес, и страну Фиваиды, враждебной нахожу я ее счастью моему”. Я воздела руку свою к Неноферкефта, чтобы не отбывал он в Коптос, но он не послушался меня, он пошел пред Фараона, и сказал он пред Фараоном все слова, что сказал ему жрец. Фараон сказал ему: “Каково желание сердца твоего?” Он сказал ему: “Пусть дадут мне ладью царскую в полном снаряжении. Я возьму Агури, сестру мою, и Маихет, ее дитя малое, на Юг со мною; я привезу книгу эту, и больше не удалюсь отсюда”. Ему дали ладью в полном снаряжении, мы отчалили на ней, мы совершили путешествие, мы прибыли в Коптос. Когда доложили об этом жрецам Изиды Коптской и верховному жрецу Изиды, вот, спустились они к нам немедленно: направились они навстречу Неноферкефта, и жены их спустились навстречу мне. Мы высадились, и пошли мы в храм Изиды и Гарпократа. Неноферкефта велел доставить быка, гуся, вина, он совершил жертвоприношение и возлияние перед Изидой Коптской и Гарпократом; потом нас отвели в дом, весьма красивый и полный всякого рода вещей благих. Неноферкефта провел пять дней счастливых с жрецами Изиды Коптской, между тем как жены жрецов Изиды Коптской проводили дни счастливые со мной. Когда настало утро следующего дня нашего, Неноферкефта велел принести себе чистого воску в большом количестве; он изготовил из него лодку, наполненную гребцами и матросами, и произнес заклинание над ними, он оживил их, он дал им дыхание, он бросил их в воду. Он наполнил царскую ладью песком, он простился со мною, он отплыл, а сама я села у моря Коптского, говоря: “Я узнаю, что с ним будет!”
Он сказал: “Гребцы, гребите для меня до того места, где книга эта”, и гребли они для него, как днем, так и ночью. Когда он прибыл туда в три дня, он бросил перед собой песок, и пустота образовалась в реке. Когда нашел он меру великую змей, скорпионов и всякого рода пресмыкающихся вокруг ларца, где находилась книга, и когда узнал он змея вечного вкруг самого ларца, он произнес заклинание над мерою змей, скорпионов, и пресмыкающихся, что были кругом ларца, и не дал им ускользнуть. Он пришел к месту, где пребывал змей вечный, он вступил с ним в рукопашную, он его убил. Змей вернулся к жизни и снова принял свой лик. Он вступил в рукопашную со змеем во второй раз, он убил его. Змей и опять вернулся к жизни. Он вступил с ним в рукопашную в третий раз, он разрубил его на два куска, он насыпал песку между одним куском и другим куском. Змей умер и не принял больше прежнего лика своего. Неноферкефта пошел к месту, где был ларец, и узнал он, что это был ларец железный. Он открыл его, и нашел он ларец из бронзы. Он открыл его, и нашел он ларец из коричного дерева. Он открыл его, и нашел он ларец из слоновой кости и черного дерева. Он открыл его, и нашел он ларец из серебра. Он открыл его, и нашел он ларец из золота. Он открыл его, и нашел он, что книга была внутри. Он вынул книгу, о коей идет речь, из ларца золотого, и прочитал он одно заклинание из того, что было там написано. Он зачаровал небо, землю, мир ночной, горы, воды; он понял все, что говорили птицы небес, рыбы вод, четвероногие гор. Он произнес другое заклинание из написания, и увидал он Солнце, что всходит на небе, с его кругом богов, Луну всходящую, звезды в лике их; увидал он рыб бездны, ибо сила божественная налегла на воду над ними. Он произнес заклинание на воду, и заставил ее принять прежний свой вид. Он снова сел в лодку; он сказал гребцам: “Гребите для меня до того места, где Агури”. Они гребли для него, как днем, так и ночью. Когда он прибыл к тому месту, где я находилась, в три дня, нашел он меня сидящей у моря Коптского: я не пила и не ела, ничего на свете не делала я, была я как человек, прибывший в Обитель Благую. Я сказала Неноферкефта: “Ради жизни царя! дай, чтобы увидала я книгу эту, ради которой вынесли мы все эти муки”. Он дал книгу в мои руки. Я прочитала одно заклинание из написания, что было там: я зачаровала небо, землю, мир ночной, горы, воды; я поняла все, что говорили птицы небес, рыбы бездны, четвероногие. Я произнесла другое заклинание написания: я увидала Солнце, что появлялось на небе со своим кругом богов, я увидала Луну всходящую, и все звезды неба в лике их. Я увидала рыб воды, ибо была сила божественная, что налегла на воду над ними. А как не умела я писать, с Неноферкефта не могла и сравниться, с моим старшим братом, что был писец совершенный и муж весьма ученый. Велел он принести себе кусок нетронутого папируса, он написал на нем все слова, что были в книге, он смочил его пивом, он растворил все вместе в воде. Когда узнал он, что все растворилось, он выпил, и познал он все, что было в написании.
Мы вернулись в Коптос в тот же день, и провели мы день счастливый перед лицом Изиды Коптской и Гарпократа. Мы отчалили, мы поплыли, мы достигли севера Коптоса, на расстоянии одной меры великой. И вот, узнал Тот обо всем, что произошло с Неноферкефта по поводу книги этой, и не замедлил Тот пожаловаться Ра, говоря: “Знай, что право мое и мой закон у Неноферкефта, сына царя Меренефтиса — жизнь, здоровье, сила. Он проник в жилище мое, он ограбил его, он взял мой ларец с моей книгой зачарований, он убил стража моего, что оберегал ларец”. Было сказано ему: “Твой он, он и все его, все”. Свели с неба силу божественную, говоря: “Да не прибудет Неноферкефта здрав и невредим в Мемфис, он и кто бы ни был с ним”. В этот самый час Маихет, дитя малое, вышел из-под навеса ладьи Фараона, он упал в реку, когда восхвалял Ра, и все, кто были на лодке, испустили крик. Неноферкефта вышел из каюты; он произнес заклинание над ребенком, и заставил он его всплыть, ибо была в нем сила божественная, что налегла на воду над ним. Он произнес заклинание над ним, он заставил его рассказать обо всем, что произошло с ним, и об обвинении, что произнес Тот перед лицом Ра. Мы возвратились в Коптос с ним, мы велели отнести его в Обитель Благую, мы приставили к нему людей для погребальных обрядов, мы велели набальзамировать его, как подобает высокородному, мы положили его в гробу на кладбище Коптоса. Неноферкефта, брат мой, сказал: “Едем, поспешим вернуться прежде, чем царь услышит о том, что случилось с нами, и чем смутится сердце его о том”. Мы отчалили, мы поплыли, мы не замедлили прибыть на север от Коптоса, на расстояние одной меры великой, к месту, где дитя малое, Маихет, упало в реку. Я вышла из-под навеса ладьи Фараона, я упала в реку, когда восхваляла Ра, и все, кто были в лодке, испустили крик. Сказали Неноферкефта об этом, и вышел он из-под навеса ладьи Фараона. Он произнес заклинание надо мной, и заставил он меня всплыть, ибо была в нем сила божественная, что налегла на воду надо мной. Он велел вытащить меня из реки, он произнес заклинание надо мной, он заставил меня рассказать обо всем, что случилось со мной, и об обвинении, что произнес Тот перед лицом Ра. Он возвратился в Коптос со мной, он велел принести меня в Обитель Благую, он приставил ко мне людей для погребальных обрядов, он велел набальзамировать меня, как подобает лицу очень высокородному, он велел положить меня в гробницу, где уже лежал Маихет, дитя малое. Он отчалил, он поплыл, он не замедлил прибыть на север от Коптоса, на расстояние одной меры великой, к месту, где упали мы в реку. Он заговорил с сердцем своим, говоря: “Не лучше ли было бы отправиться в Коптос и остаться мне там с ними? Если, наоборот, вернусь я немедленно в Мемфис, и спросит меня Фараон о детях своих, что скажу я ему? Смогу ли я сказать ему это: «Я взял детей твоих с собой в округ Фив, я убил их, и я живу, я возвращаюсь в Мемфис еще живым»”. Он велел принести себе кусок тонкого царского полотна, что принадлежал ему, он приготовил из него волшебную повязку, он связал ею книгу, он положил ее себе на грудь и крепко привязал ее к ней. Неноферкефта вышел из-под навеса ладьи Фараона, он упал в воду, когда восхвалял Ра, и все, кто были в лодке, испустили крик, говоря: “О, скорбь великая, скорбь горькая! Не ушел ли писец превосходный, ученый, кому не было равного!”
Ладья Фараона совершила путь свой прежде, чем кто бы то ни было на свете узнал, в каком месте был Неноферкефта.
Когда прибыли в Мемфис, доложили об этом Фараону, и спустился Фараон навстречу ладье. Он был в плаще скорби и все войско Мемфисское было в плащах скорби, как и жрецы Фта, верховный жрец Фта и все приближенные. И вот, увидали они Неноферкефта, что был прицеплен к рулю ладьи Фараона, силою знаний писца превосходного. Его сняли, увидали книгу на груди у него, и сказал Фараон: “Снимите книгу эту, что на груди у него”. Приближенные Фараона, как и жрецы Фта, и верховный жрец Фта, сказали пред царем: “О, великий владыка наш — да будет долговечен он, как Ра! — это писец превосходный, муж очень ученый, Неноферкефта”. Фараон велел доставить его в Обитель Благую на время шестнадцати дней, облачить в ткани на время тридцати пяти дней, предавать погребению на протяжении семидесяти дней; потом его положили в гробницу его посреди обителей упокоения.
Я рассказала тебе обо всех несчастьях, что постигли нас по причине этой книги, о которой говоришь ты: “Дайте ее мне”. У тебя нет на нее никакого права, ибо, по причине ее отнято у, нас было время, что надлежало нам оставаться на земле». Сатни сказал: «Агури, дай мне книгу эту, что вижу я между тобой и Неноферкефта, или я возьму ее силой». Неноферкефта поднялся на ложе и сказал: «Не Сатни ли ты, кому женщина эта поведала о всех тех несчастьях, коих ты не испытал? Этой книгой, о которой идет речь, способен ли ты завладеть ею силой писца превосходного или умением сыграть со мною? Разыграем ее в шашки». Сатни сказал: «Идет». Вот, принесли им доску с ее собаками, и стали они играть в шашки. Неноферкефта выиграл одну игру у Сатни, он произнес над ним свое заклинание, он положил на него игральную доску, что была перед ним, и заставил его погрузиться в землю до колена. Он поступил таким же образом при второй игре, он обыграл Сатни и заставил его погрузиться в землю до паха. Он поступил таким же образом при третьей игре, и заставил он погрузиться Сатни в землю до ушей. После этого Сатни схватил Неноферкефта своей рукой, Сатни позвал Инароса, брата своего молочного, говоря: «Не медля поднимись на землю, расскажи обо всем, что со мной происходит, пред Фараоном и принеси мне талисманы отца моего, Фта, а также волшебные книги мои». Он не медля поднялся на землю, он рассказал пред Фараоном обо всем, что произошло с Сатни, и сказал Фараон: «Отнеси ему талисманы Фта, отца его, а также и волшебные книги его». Инарос не медля спустился в могилу; он положил талисманы на тело Сатни, и поднялся он из земли тотчас же. Сатни протянул руку за книгой и схватил ее; и когда Сатни поднялся из могилы, свет шел впереди его, и тьма шла позади его. Агури плакала ему вслед, говоря: «Слава тебе, о тьма! Слава тебе, о свет! Сила вышла из могилы нашей вся». Неноферкефта сказал Агури: «Не терзайся вовсе. Я заставлю его принести эту книгу потом обратно, с жезлом вилообразным в руке, с пылающей жаровней на голове». Сатни поднялся из могилы, и замкнул он ее за собой, как была она раньше. Сатни пошел пред Фараона, и рассказал он Фараону все, что приключилось с ним из-за книги той. Фараон сказал Сатни: «Положи книгу эту обратно в могилу Неноферкефта, как человек благоразумный; не то он заставит тебя принести ее обратно, с жезлом вилообразным в руке, с пылающей жаровней на голове». Но Сатни совсем не слушал его; не было у него другой заботы на свете, как развернуть свиток и читать его перед кем бы то ни было.
* * *
И вот случилось однажды, что, когда Сатни прогуливался по паперти храма Фта, увидал он некую женщину, весьма красивую, ибо не было женщины, что сравнилась бы с ней красотою; много золота было на ней, и молодые девушки шли за нею, и были при ней слуги в числе пятидесяти двух. В час, когда увидал ее Сатни, не знал уже он более, где он находится. Сатни подозвал слугу своего, говоря: «Не медля иди в то место, где эта женщина, и узнай, кто она такая есть». Нисколько не замедлил слуга пойти в то место, где была женщина. Он обратился к прислужнице, что следовала за ней, и спросил ее, говоря: «Кто эта особа?» Она сказала ему: «Это Тбубуи, дочь пророка Бастит, владычицы Анхутауи, что идет ныне совершить моление свое перед Фта, богом великим». Когда юноша вернулся к Сатни, он рассказал все слова, что сказала она ему, без исключения. Сатни сказал юноше: «Ступай сказать прислужнице следующее: Сатни-Хамоис, сын Фараона Узимареса, тот, кто посылает меня, говоря: «Я дам тебе десять золотых монет, чтобы провела ты час один со мною». Если к насилию будет надо прибегнуть, он совершит его, и увлечет он тебя в место сокрытое, где никто в мире тебя не найдет». Когда юноша вернулся к месту, где была Тбубуи, он обратился к служанке, и он заговорил с ней; она воскликнула на слова эти, как если бы было это оскорблением сказать их. Тбубуи сказала юноше: «Перестань говорить с этой дрянной девчонкой; подойди и скажи мне». Юноша подошел к месту, где была Тбубуи, он сказал ей: «Я дам тебе десять золотых монет, чтобы провела ты час с Сатни-Хамоисом, сыном Фараона Узимареса. Если будет к насилию надо прибегнуть, он совершит его, и увлечет он тебя в место скрытое, где никто в мире тебя не найдет». Тбубуи сказала: «Ступай, скажи Сатни: “Я дочь жреца, я не какая-нибудь. Если желаешь ты иметь удовольствие твое со мною, ты прибудешь в Бубаст, в дом мой. Все будет там готово, и ты будешь иметь удовольствие твое со мною, а никто в мире про то не узнает, и не совершу я поступка женщины уличной”». Когда слуга возвратился к Сатни, он повторил ему все слова, что сказала она, без исключения, и тот сказал: «Вот это угодно мне». Но тот, кто был с Сатни, произнес проклятие.
Сатни велел привести себе лодку, сел в нее, и не замедлил прибыть в Бубаст. Он пошел к западу в городе, пока не увидел дом, который был весьма высок: была стена вокруг всего дома, был сад с северной стороны, было крыльцо на лицевой стороне. Сатни осведомился, говоря: «Этот дом, чей он дом?» Ему сказали: «Это дом Тбубуи». Сатни взошел за ограду, и любовался он беседкой, выстроенной в саду, между тем как пошли предупредить Тбубуи. Она сошла, она взяла Сатни за руку, и она ему сказала: «Клянусь жизнью! путешествие в дом жреца Бастит, владычицы Анхутауи, куда прибыл ты, весьма приятно мне. Поди со мною наверх». Сатни взошел наверх по лестнице дома вместе с Тбубуи. Он нашел верхнее помещение дома посыпанным песком и порошком из настоящего камня лазури и бирюзы настоящей. Были там постели, покрытые тканями царского полотна, также много золотых чаш на столе. Наполнили вином одну чашу золотую, подали ее Сатни, и сказала ему Тбубуи: «Соизволь пировать». Он сказал ей: «Не за этим пришел я сюда». Положили благовонных дров на огонь, принесли благовония, из тех, что Фараону уготованы, и Сатни провел день счастливый с Тбубуи, ибо никогда еще не видал он ей подобной. Тогда Сатни сказал Тбубуи: «Совершим то, ради чего мы пришли сюда». Она сказала ему: «Ты в доме твоем, в том, где ты. Но я, я дочь жреца, я не какая-нибудь. Если хочешь ты иметь удовольствие твое со мною, ты составишь дарственную запись для содержания моего и передашь ты мне письменно приданое из всех вещей и владений, что принадлежат тебе». Он сказал ей: «Пусть приведут писца ученого». Его привели тотчас же, и Сатни велел составить в пользу Тбубуи дарственную запись для содержания ее, и передал ей письменно приданое из всех вещей и владений, что принадлежали ему. Час спустя пришли возвестить Сатни: «Дети твои там внизу». Он сказал: «Пусть войдут сюда». Встала Тбубуи, она облекла себя в одежду из тонкого полотна, и Сатни увидел все члены ее сквозь нее, и желание его возросло еще более, чем прежде. Сатни сказал Тбубуи: «Да совершу я теперь то, ради чего пришел я». Она сказала ему: «Ты в доме твоем, в том, где ты. Но я, я дочь жреца, я не какая-нибудь. Если желаешь ты иметь удовольствие твое со мною, ты велишь детям своим подписать написание мое, дабы не оспаривали они у моих детей богатств твоих». Сатни велел привести детей своих, и заставил их подписаться под написанием. Сатни сказал Тбубуи: «Да свершу я теперь то, ради чего пришел я ныне». Она сказала ему: «Ты в доме твоем, в том, где ты. Но я, я дочь жреца, я не какая-нибудь. Если желаешь ты иметь удовольствие твое со мною, ты повелишь убить детей твоих, дабы не искали они ссоры с моими из-за богатств твоих». Сатни сказал: «Да совершат над ними преступление, желание коего вошло в сердце твое». Она велела убить детей Сатни перед лицом его, она велела бросить их вниз из окна собакам и кошкам, и те ели тела их, и он слышал их в то время, как пил с Тбубуи. Сатни сказал Тбубуи: «Совершим то, ради чего мы пришли сюда, ибо все, что сказала ты передо мною, это было сделано для тебя». Она сказала ему: «Иди в эту комнату». Сатни вошел в комнату, он лег на постель из слоновой кости и черного дерева, дабы любовь его получила награду свою, и Тбубуи легла рядом с Сатни. Он протянул руку, чтобы коснуться ее. Она открыла свой рот, и изо рта ее вылетела буря.
Когда Сатни пришел в себя, он был в пекарне без всякой одежды на себе. Час спустя Сатни увидал высокого человека на помосте с множеством людей у ног его, ибо имел он вид Фараона. Сатни собрался встать, но он не мог встать от стыда, ибо не имел он вовсе одежды на себе. Фараон сказал: «Сатни, что значит это состояние, в коем находишься ты?» Он сказал: «Это Неноферкефта заставил меня сделать все это». Фараон сказал: «Ступай в Мемфис. Твои дети, вот, желают они тебя, вот, стоят они перед Фараоном». Сатни сказал пред Фараоном: «Великий повелитель мой, царь — да будет он долговечен, как Ра! — как могу я прибыть в Мемфис, если совершенно никакой одежды нет на мне?» Фараон позвал одного из приближенных, что стоял возле него, и приказал он ему дать одежду Сатни. Фараон сказал: «Сатни, ступай в Мемфис. Дети твои, вот, живы они, вот, стоят они пред царем». Сатни отбыл в Мемфис; он радостно обнял детей своих, ибо живы они были. Фараон сказал: «Опьянение ли заставило тебя сделать все это?» Сатни рассказал все, что произошло у него с Тбубуи и Неноферкефта. Фараон сказал: «Сатни, я приходил уже тебе на помощь, говоря: “Тебя убьют, если не отнесешь ты книгу эту обратно к месту, откуда принес ты ее для себя”, но не послушал ты меня до сего часа. Теперь отнеси книгу Неноферкефта обратно, с жезлом вилообразным в руке, с пылающей жаровней на голове». Сатни вышел от Фараона, с жезлом вилообразным в руках, с пылающей жаровней на голове, и спустился он в могилу, где был Неноферкефта. Агури сказала ему: «Сатни, это Фта, бог великий, что привел тебя сюда здравым и невредимым!» Неноферкефта засмеялся, говоря: «Это и есть то, что заранее сказал я тебе». Сатни стал разговаривать с Неноферкефта, и увидал он, что, пока говорили они, Солнце было во всей могиле. Агури и Неноферкефта разговаривали с Сатни много. Сатни сказал: «Неноферкефта, не есть ли это вещь унизительная, которой требуешь ты?» Неноферкефта сказал: «Сатни, ты знаешь это, именно, Агури и Маихет, дитя ее, находятся в Коптосе, а также и в этой могиле, умением писца искусного. Да будет приказано тебе взять на себя труд сей, отправиться в Коптос и перенести их сюда».
Сатни поднялся из могилы; он пошел пред Фараона, он рассказал, пред Фараоном все, что сказал ему Неноферкефта. Фараон сказал: «Сатни, ступай в Коптос и перенеси Агури и Маихет, дитя ее». Он сказал пред Фараоном: «Пусть дадут мне ладью Фараона и снаряжение ее». Ему дали ладью Фараона и снаряжение ее, он сел в нее, он отправился, он не замедлил прибыть в Коптос. Уведомили об этом жрецов Изиды Коптской и верховного жреца Изиды. Вот спустились они навстречу ему, они сошли к берегу. Он высадился, он пошел в храм Изиды Коптской и Гарпократа. Он велел доставить быка, гусей, вина, он совершил жертвоприношение и возлияние пред Изидой Коптской и Гарпократом. Он пошел на кладбище Коптоса со жрецами Изиды и верховным жрецом Изиды. Они провели три дня и три ночи в поисках среди могил, что на кладбище Коптоса, сдвигая плиты писцов Двойного Чертога Жизни, читая надписи, что были на них; они не нашли покоев, где покоились Агури и Маихет, дитя ее. Неноферкефта узнал, что они не находили покоев, где покоились Агури и Маихет, ее дитя. Он явился в лике старца, жреца очень преклонного возраста, и предстал он перед Сатни. Сатни увидал его, Сатни сказал старцу: «У тебя вид человека преклонных лет. Не знаешь ли ты обителей, где покоятся Агури и Маихет, ее дитя?» Старец сказал Сатни: «Отец отца моего отца сказал отцу моего отца, говоря: “Отец отца моего отца сказал отцу моего отца: покои, где покоятся Агури и Маихет, дитя ее, суть под южным углом дома жреца”». Сатни сказал старцу: «Быть может, жрец нанес тебе оскорбление, и поэтому хочешь ты разрушить дом его?» Старец сказал Сатни: «Пусть возьмут меня под стражу, потом пусть снесут дом жреца, и если окажется, что совсем не найдут Агури и Маихета, дитя ее, под южным углом дома жреца, пусть поступят со мною, как с преступником». Взяли старца под стражу, нашли покой, где покоились Агури и Маихет, дитя ее, под южным углом дома жреца. Сатни велел перенести этих высоких особ в ладью Фараона, потом велел он отстроить дом жреца таким, как был он прежде. Неноферкефта дал знать Сатни, что он это явился в Коптос, дабы открыть ему покой, где покоились Агури и Маихет, дитя ее.
Сатни сел в ладью Фараона. Он совершил путешествие, он не замедлил прибыть в Мемфис, и все те, что сопровождали его. О нем доложили Фараону, и Фараон спустился навстречу ладье Фараона; он велел перенести высоких особ в могилу, где был Неноферкефта, и велел он запечатать верхний ее покой тотчас же. Это написание полное, где рассказана повесть о Сатни-Хамоисе и о Неноферкефта, а также об Агури, его жене, и о Маихете, сыне ее, было написано писцом Зигарпто, года пятнадцатого, месяца Тиби.
ПОВЕСТЬ ПРАВДИВАЯ О САТМИ ХАМОИСЕ И О СЫНЕ ЕГО СЕНОЗИРИСЕ
Был однажды царь, по имени Узимарес — жизнь, здоровье, сила, — и был среди детей его сын, по имени Сатми, писец с перстами искусными, и весьма ученый во всякого рода вещах: больше всех людей на свете преуспел он в искусствах, в коих отличаются писцы Египетские, и не было ученого, что сравнялся бы с ним, во Всей-Земле. И случалось после сего, что вожди стран иноземных посылали вестника к Фараону, сказать ему: «Вот, что говорит владыка мой: “Кто из тех, что здесь сможет выполнить то или иное дело, что поведал владыка мой, при тех или иных условиях? Если выполнит он его, как надлежит, я провозглашу превосходство Египта над страной моей. Если же окажется, что нет такого писца искусного или человека мудрого в Египте, который мог бы выполнить его, я провозглашу превосходство страны моей над Египтом”». И вот, когда высказывал он это, царь Узимарес — жизнь, здоровье, сила — призывал сына своего Сатми, и повторял он ему все то, что говорил ему вестник, и сын его Сатми тотчас же давал ему ответ благой, что поведал вождь страны иноземной, и принужден тот был провозгласить превосходство земли Египетской над своей землей. И ни один из вождей, что посылали вестников, не смог восторжествовать над ним, столь велика была мудрость Сатми, и не находилось больше вождя на свете, который осмелился бы послать вестников своих к Фараону.
И случилось после сего, что не имел Сатми детей мужеского пола от жены своей Магитуасхит, и огорчался он этим очень в сердце своем, и жена его Магитуасхит огорчалась этим очень вместе с ним. И вот однажды, когда больше обыкновенного был он этим опечален, отправилась жена его Магитуасхит в храм Имутеса, сына Фта, и молилась она ему, говоря: «Обрати лик свой ко мне, повелитель мой Имутес, сын Фта; ты это, кто творит чудеса и кто благостен во всех деяниях своих; ты это, кто дает сына тому, у кого нет его. Услышь жалобу мою и даруй мне стать беременной младенцем мужеского пола». И спала в храме Магитуасхит, жена Сатми, и увидала она сон в ту же самую ночь; к ней обратились, говоря ей: «Не ты ли Магитуасхит, жена Сатми, что спит в храме, дабы получить средство от бесплодия своего из рук бога? Когда настанет следующее утро, ступай к колодцу Сатми, мужа твоего, и найдешь ты там стебель травы горькой, что растет там. Траву горькую, что увидишь ты там, ты сорвешь ее вместе с листьями ее, ты изготовишь из нее снадобье, которое дашь ты мужу твоему, потом ляжешь ты с ним, и зачнешь ты от него в ту же самую ночь». Когда пробудилась Магитуасхит после сна своего, увидавши все эти вещи, она поступила во всем сообразно тому, что сказано ей было в сновидении ее, потом легла она рядом с Сатми, мужем своим, и зачала она от него. Когда наступила пора ее, были у нее признаки женщин беременных, и объявил об этом Сатми пред Фараоном, ибо радовалось тому сердце его очень; он повесил ей амулет и прочитал он заклинание над ней. И вот однажды ночью лег Сатми, и приснился ему сон; к нему обратились, говоря: «Магитуасхит, жена твоя, что зачала от тебя, младенцем разрешится она, и назовут его Сенозирис, многи будут они, чудеса, что сотворит он в земле Египетской». Когда пробудился Сатми от сновидения своего, увидавши все это, возрадовалось сердце его очень. По истечении месяцев беременности, когда настала пора родить, явился у Магитуасхит на свет младенец пола мужеского. Оповестили о том Сатми, и назвал он ребенка Сенозирисом, согласно тому, что сказано ему было в сновидении его. Приложили его к груди Магитуасхит, матери его, едва лишь освободилась она от следов беременности своей, и кормила она его. И случилось, что, когда был ребенку малому Сенозирису один год, можно было сказать: «Ему два года»; когда было ему два, можно было сказать: «Ему три года»; столь крепок был он во всех членах своих. И вот, случилось, что не мог Сатми провести одного часа, чтобы не увидать ребенка малого Сенозириса, столь сильна была любовь, что питал он к нему. Когда стал он большим и сильным, отдали его в школу; в краткое время знал он больше, нежели писец, который был приставлен учителем к нему. Дитя малое, Сенозирис начал читать книги заклинаний вместе с писцами Двойного Чертога Жизни храма Фта, и все, кто слушал его, повергнуты были в изумление; нравилось Сатми водить его на праздник пред Фараона, дабы все кудесники Фараона состязались с ним, и сражал он их всех.
И после сего случилось однажды, когда омывался Сатми для праздника, на террасе дома своего, и омывался перед ним отрок малый Сенозирис, чтобы также идти на праздник, в тот час, вот, услыхал Сатми голос жалобный, что раздавался очень громко; и взглянул он с террасы дома своего, и вот, увидал он некоего богача, которого несли погребать на горе с воплями громкими и мерой великой знаков отличия. Вторично взглянул он себе под ноги, и вот увидал он некоего бедняка, которого уносили за пределы Мемфиса завернутым в циновку, одного, и без единого человека на свете, что следовал за ним. Сказал Сатми: «Клянусь жизнью Озириса, владыки Аменти, да будет мне содеяно в Аменти, как богачам сим, что имеют вопли великие, а не как беднякам сим, которых несут на гору без пышности и почестей!» Сенозирис, дитя его малое, сказал ему: «Да будет содеяно тебе в Аменти то, что делают этому бедняку в Аменти, и да не будет тебе содеяно то, что делают этому богачу в Аменти». Когда услыхал Сатми слова, что сказал ему Сенозирис, дитя его малое, опечалилось сердце его чрезвычайно, и сказал он: «То, что слышу я, голос ли это сына, который любит отца своего?» Сказал ему Сенозирис, дитя его малое: «Если угодно тебе, я покажу тебе каждого из них на месте его, бедняка, которого не оплакивают, и богача, над которым стенают». Спросил Сатми: «А как же сможешь сделать ты это, сын мой Сенозирис?» И после сего Сенозирис, дитя малое, прочитал из своих книг заклинаний. Он взял отца своего, Сатми, за руку, и повел он его на одно место, которого не знал тот, в горе Мемфисской. Семь больших покоев заключалось в нем, и в них люди всякого звания. Три из покоев прошли они, три первых, причем никто им не препятствовал. Вступив в четвертый, увидал Сатми людей, что бегали и волновались, между тем как ослы ели у них за спиной; были другие, у коих над головами подвешена была пища их, вода и хлеб, и устремлялись они, дабы опустить ее, между тем как другие рыли ямы у ног их, дабы помешать им достать ее. Когда пришли они в пятый покой, увидал Сатми тени чтимые, что находились каждая на собственном месте своем, те же, что осуждены были за преступления, стояли в дверях, умоляя, и стержень двери пятого покоя упирался в единственный правый глаз некоего человека, что умолял и испускал громкие крики. Когда пришли они в шестой покой, увидал Сатми богов совета, обитателей Аменти, что находились каждый на собственном месте своем, между тем как приставники Аменти возглашали дела. Когда пришли они в шестой покой, увидал Сатми лик Озириса, бога великого, восседающего на престоле своем из чистого золота и увенчанного венцом с двумя перьями, Анубиса, бога великого, по левую его сторону, великого бога Тота по правую его сторону, богов совета, обитателей Аменти, по левую и по правую его сторону, весы, стоящие по средине перед ними, где взвешивали они деяния злые против заслуг, между тем как Тот, бог великий, выполнял должность писца, Анубис же обращался к ним со словом; того, чьи деяния злые найдут они многочисленнее заслуг, предадут они его Амаит, собаке владыки Аменти, уничтожат они душу и тело его и не позволят они ему дышать больше никогда; того, чьи заслуги найдут они многочисленнее деяний злых, ведут они его к богам совета владыки Аменти, и душа его восходит на небо среди душ теней чтимых; того, чьи заслуги нашли они равносильными проступкам, помещают они его среди теней, снабженных амулетами, которые прислуживают Сокарозирису.
Тогда увидал Сатми человека знатного, облеченного в ткани из тонкого полотна, и что находился близко к тому месту, где был Озирис, в ряду весьма высоком. Между тем как изумлялся Сатми всему, что видел он в Аменти, Сенозирис подошел к нему, говоря: «Отец мой Сатми, не видишь ли ты это лицо высокопоставленное, облеченное в одежды из тонкого полотна, и что находится близко к тому месту, где восседает Озирис? Тот бедняк, которого видел ты, когда уносили его за пределы Мемфиса, причем никто не следовал за ним, что завернут был в циновку, это он! Его повели в Преисподнюю, взвесили злые деяния его против заслуг его, что имел он, будучи на земле, нашли заслуги его многочисленнее злых деяний его. В виду того, что времени жизни, какое записал на его долю Тот, не соответствовало количество достаточного счастья, пока был он на земле, было повелено пред Озирисом превратить погребальное приданое того богача, которого видел ты, когда уносили его за пределы Мемфиса с почестями великими, этому бедняку, что находится здесь, потом поместить его среди теней чтимых, подданных Сокарозириса, в близости к месту, где пребывает Озирис. Тот богач, коего видел ты, повели его в Преисподнюю, взвесили деяния злые его против заслуг его, нашли деяния злые его многочисленнее заслуг, что имел он на земле, повелели наградить его в Аменти, и он это, кого видел ты со стержнем двери Аменти, что упирается в правый его глаз и вращается на глазу том, затворяется ли или отворяется дверь, между тем как уста его испускают громкие крики. Клянусь жизнью Озириса, бога великого, владыки Аменти, если сказал я тебе на земле: “Да будет содеяно тебе, как содеяно бедняку этому, но да не будет содеяно тебе, как содеяно богачу этому!”, так потому это, что знал я, что станется с ним». Сказал Сатми: «Сын мой Сенозирис, многи суть чудеса, что видел я в Аменти! А теперь, да узнаю я, что с теми людьми, кои бегают и беспокоятся, между тем как ослы едят за их спиной, как и с теми, чья пища, хлеб и вода, подвешена над ними, и что устремляются, дабы опустить ее, между тем как другие роют ямы у них под ногами, дабы помешать им достать до нее». Отвечал Сенозирис: «Истинно говорю тебе, отец мой Сатми, эти люди, коих видел ты, что бегают и беспокоятся, между тем как ослы едят за их спиной, это образ людей земли сей, что находятся под проклятием бога, и что день и ночь трудятся ради пропитания своего, но как крадут его у них жены их за их спиной, нет у них хлеба насущного. Когда вернутся они в Аменти, находят, что деяния их злые многочисленнее, нежели заслуги их, и испытывают они, что то, что было с ними на земле, то же с ними еще и в Аменти, подобно тем коих видел ты с пищей, подвешенной над ними, и что устремляются, дабы опустить ее ниже, между тем как другие роют ямы у ног их, дабы помешать им достать до нее; эти суть образ людей земли сей, коих пропитание находится перед ними, бог же роет ямы перед ними, дабы помешать им найти его. Когда вернутся они в Аменти, вот, что было с ними на земле сей, то же с ними еще и в Аменти; когда принята душа их в Аменти, испытывают они, да будет угодно знать, тебе, отец мой Сатми, что тому, кто делает благое на земле, благое соделают ему в Аменти, тому же, кто делает зло, зло соделают ему. Навсегда были установлены они и не изменятся они никогда, вещи сии, что видишь ты в Преисподней Мемфиса, и происходят они в сорока двух областях, где находятся боги совета Озириса».
Когда кончил Сенозирис слова эти, что говорил он пред Сатми, отцом своим, снова поднялся он на гору Мемфисскую, обняв отца своего, руку об руку с ним. Сатми спросил, говоря: «Сын мой Сенозирис, не различествует ли место, откуда спускаются, от того, где мы взошли?» Ни слова не ответил Сатми Сенозирис, и изумлялся Сатми речам, что слышал он от него, говоря: «Способен он будет стать тенью истинной и слугою бога, и пойду я в Преисподнюю вместе с ним, говоря: “Сей есть сын мой!”» Сатни прочитал одно изречение из книги заклинания теней, и исполнен он был величайшего на свете удивления по причине вещей, что видел он в Аменти, но тяготили они сердце его очень, ибо никому в мире не мог он открыть их. Когда отрок малый Сенозирис достиг двенадцати лет, не было такого писца или кудесника в Мемфисе, что сравнялся бы с ним в чтении волшебных книг.
* * *
Засим случилось, что когда, однажды, сидел Фараон Узимарес в приемном дворе дворца Фараона в Мемфисе, между тем как собрание царевичей, военачальников, сановников Египта стояло перед ним, каждый на своем месте в чертоге, пришли сказать Его Величеству: «Вот речи, которые ведет один проклятый Эфиоп, а именно, несет он на себе запечатанное письмо». Тотчас же после того, как доложили о нем пред Фараоном, вот, ввели человека во двор. Он приветствовал всех, говоря: «Кто здесь сумеет прочитать письмо это, что приношу я в Египет пред Фараона, но не повреждая печати, а так, чтобы прочитать написание, что внутри, не вскрывая его? Если окажется, что нет писца превосходного или человека ученого в Египте, который мог бы прочитать его не вскрывая, я расскажу превосходство земли Негров, страны моей, над Египтом». С того мгновения, как Фараон и царедворцы его услыхали слова эти, не находили они себе места на земле, и сказали они: «Клянемся жизнью Фта, бога великого, бывает ли искусство писца превосходного или кудесника искусного прочитать написания, коих видят они оболочку, и кто мог бы прочитать письмо, не вскрывая его?» Сказал Фараон: «Пусть позовут мне Сатми Хамоиса, сына моего!» Побежали, привели его к нему в ту же минуту, он пал на землю, он воздал почитание Фараону, потом встал он и стоял, благословляя и восхваляя Фараона. Сказал ему Фараон: «Сын мой, Сатми, слышал ли ты слова, что сказал этот проклятый Эфиоп передо мною, говоря: “Есть ли писец превосходный или человек ученый в Египте, кто мог бы прочитать письмо, которое в моей руке, не сломав печати, и кто знал бы, что за написание в нем, не вскрывая его?”». С того мгновения, когда услыхал Сатми слова эти, не находил он себе больше места на свете, он сказал: «Великий государь мой, кто же это способен прочитать письмо, не вскрывая его? А теперь пусть дадут мне десять дней сроку, посмотрю я, что способен я сделать, дабы избежать, чтобы объявлено было превосходство над Египтом страны Негров, поедателей камеди». Сказал Фараон: «Они дарованы сыну моему Сатми». Отвели помещение, куда удалиться Эфиопу, приготовили ему помои по способу Эфиопов, потом Фараон покинул двор с сердцем, опечаленным чрезвычайно, и лег он, не приняв ни пития, ни пищи.
Сатми вернулся в покои свои, не узнавая более места на свете, где шел он. Он завернулся в одежды свои с головы до ног, и лег он, не узнавая больше места на свете, где был он. Доложили о нем Магитуасхит, жене его; она пришла к месту, где был Сатми, она провела рукой под одеждами его. Она сказала ему: «Брат мой Сатми, никакой лихорадки в груди, гибкость членов: болезнь — печаль сердца!» Он сказал ей: «Оставь меня, сестра моя Магитуасхит! Дело, о коем смущается сердце мое, не есть дело, в котором благо открыться женщине!» Мальчик малый Сенозирис вошел, он наклонился над Сатми, отцом своим, и сказал он ему: «Отец мой Сатми, почему лег ты с сердцем смятенным? Дела, что замыкаешь ты в сердце своем, скажи мне их, дабы устранил я их». Он ответил: «Оставь меня, дитя мое, Сенозирис! дела, что в сердце моем, — слишком нежен возраст твой, чтобы заниматься ими». Сенозирис сказал: «Скажи мне их, да успокою я сердце твое по поводу их». Сатми сказал ему: «Сын мой, Сенозирис, это один проклятый Эфиоп, что пришел в Египет, неся на теле своем письмо запечатанное, и говоря: “Здесь ли тот, кто прочитает его, не вскрывая его? Если окажется, что нет такого писца превосходного или ученого в Египте, что был бы способен прочитать его, я объявлю превосходство земли Негров, страны моей, над Египтом”. Я лег с сердцем смятенным по поводу этого, сын мой, Сенозирис!» В час, когда услыхал Сенозирис слова эти, заливался он смехом долго. Сказал ему Сатми: «Почему смеешься ты?» Он сказал: «Я смеюсь, видя тебя так лежащим, с сердцем смятенным, по причине дела столь малого. Встань, отец мой Сатми, ибо прочитаю я, не вскрывая его, письмо, что принесли в Египет, так что увижу я, что написано в нем, не сломав печати». В час, когда услыхал Сатми слова эти, поднялся он сразу и сказал он: «Какая есть порука словам, что сказал ты, дитя мое, Сенозирис?» Он сказал ему: «Отец мой Сатми, ступай в нижние покои помещения твоего, и каждой книге, что вынешь ты из сосуда ее, скажу я тебе, что за книга это, я прочитаю ее, не видя ее, стоя перед тобой в нижних покоях». Сатми встал, он пошел, и все то, что сказал Сенозирис, исполнил Сенозирис в совершенстве. Прочитал Сенозирис все книги, что Сатми, его отец, брал перед ним, не раскрывая их. Поднялся Сатми обратно из нижних покоев радостнее всех на свете. Он ничуть не замедлил пойти к месту, где был Фараон, он рассказал перед ним все то, что сказал ему отрок Сенозирис, полностью, и возрадовалось сердце Фараона чрезвычайно. Фараон встал, дабы отпраздновать в свое время вместе с Сатми, и велел он привести себе Сенозириса на праздник перед ним: испили дни, провели они день счастливый. Когда настало утро следующего дня, вышел Фараон в приемный двор среди знатных своих; послал Фараон за проклятым Эфиопом, и приведен был тот во двор с письмом запечатанным на теле своем, и остановился он посреди двора. Отрок Сенозирис вышел также на средину, он остановился рядом с проклятым Эфиопом, он сказал против него, говоря: «Проклят будь, Эфиоп, враг, на кого гневается Амон, бог твой! Так-то поднялся ты в Египет, нежный сад Озириса, престол Ра-Гармахиса, прекрасный горизонт Схаи, змея благого, говоря: “Расскажу превосходство земли Негров над Египтом”. Враждебность Амона, бога твоего, да падет на тебя! О словах, что буду произносить я перед тобой и что написаны на письме, не говори о них ничего, что было бы ложно, пред Фараоном, владыкой твоим!» В час, когда проклятый Эфиоп увидал отрока малого Сенозириса, стоящим во дворе, коснулся он земли челом своим, и сказал он, говоря: «Все слова, что произнесешь ты, ничего не скажу я о них, что было бы ложно».
Начало рассказа, что произнес Сенозирис посреди двора, пред Фараоном и перед знатными, — народ же слушал голос его, между тем, как он читал то, что стояло в написании на письме проклятого Эфиопа, который стоял посреди двора, — вот оно: «Случилось однажды, во времена Фараона Манахфрэ Сиаману — был это царь благодетельный Всей-Земли, всеми вещами благими изобиловал Египет во время его, и многочисленны были его дары и работы его в великих храмах Египта — и так случилось однажды, что когда царь Негров совершал послеполуденное отдохновение в увеселительной беседке Амона, услыхал он голос троих из проклятых Эфиопов, что разговаривали в доме позади. Один из них говорил громко, произнося между прочими словами: “Если бы угодно было Амону охранить меня от злополучия, так, чтобы царь Египта не мог причинить мне вреда, я навеял бы чары мои на Египет, так что заставил бы народ Египетский три дня и три ночи провести, не видя света после тьмы”. Сказал второй между прочими словами: “Если бы угодно было Амону охранить меня от злополучия, так чтобы царь Египта не мог причинить мне вреда, я навеял бы чары мои на Египет, так что заставил бы я перенести Фараона Египетского в страну Негров, потом нанести ему град ударов плетьми, пятьсот ударов, всенародно, пред царем, и, наконец, вернуть его в Египет, все в шесть часов времени, не больше”. Сказал третий между прочими словами: “Если бы угодно было Амону охранить меня от злополучия, так чтобы царь Египта не мог причинить мне вреда, я навеял бы чары мои на Египет, так что не допустил бы поля производить в течение трех лет”. В час, когда услыхал царь Эфиопии разговоры и голос троих из проклятых Эфиопов, повелел он привести их пред себя, и сказал он им: “Кто из вас сказал: «Я навею чары мои на Египет и не дам я Египтянам увидеть свет три дня и три ночи?»” Сказали они: “Это Гор, сын Тририт”. Он сказал: “Кто из вас сказал: «Я навею чары мои на Египет и перенесу я Фараона в страну Негров, и велю я нанести ему град ударов плетьми, пятьсот ударов, всенародно, перед царем, потом велю я отнести его в Египет, все в шесть часов времени, не больше?»” Они сказали: “Это Гор, сын Тнахсит”. Он сказал: “Кто из вас сказал: «Я навею чары мои на Египет, и помешаю я полям производить в течение трех лет?»” Они сказали: “Это Гор, сын Трифит”. Сказал царь Гору, сыну Тнахсит: “Соверши его, действие твое волшебное, посредством заклинания, и, клянусь жизнью Амона, быка Мероэ, бога моего, если выполнит рука твоя, что надлежит, сделаю я благо тебе в изобилии”.
Гор, сын Тнахсит, сделал носилки с четырьмя носильщиками из воска, он прочел заклинание над ними, он сильно дунул на них, он дал им жизнь, он приказал им, говоря: “Вы подниметесь в Египет, вы перенесете Фараона Египетского к месту, где находится царь; ему нанесут град ударов плетьми, пятьсот ударов, всенародно, пред царем, потом отнесете вы его обратно в Египет, все в шесть часов времени, не больше”. Они сказали: “Истинно, не упустим мы ничего”. Итак, начарования Эфиопа устремились к Египту, они стали повелителями над ночью, они стали повелителями над Фараоном Манахфрэ Сиаману, они перенесли его в землю Негров, к месту, где был царь, они подвергли его граду ударов плетьми, пятистам ударам, всенародно, пред царем, потом перенесли они его обратно в Египет, все в шесть часов времени, не больше».
Итак, повествования эти, произнес их Сенозирис, говоря их среди двора, пред Фараоном и перед знатными его, народ же Египетский слушал голос его, между тем как он говорил: «Враждебность Амона, бога твоего, да падет на тебя. Слова, что произношу я пред тобой, те ли это самые, кои написаны на письме, что в руке твоей?» Сказал проклятый Эфиоп: «Продолжай чтение, ибо все слова твои суть слова подлинные, сколько их ни есть».
Сказал Сенозирис пред Фараоном: «И после того, как случилось все это, отнесли Фараона Сиаману обратно в Египет, с боками, разбитыми от ударов чрезвычайно, и лег он в часовне града Гора с боками, разбитыми от ударов чрезвычайно. Когда настало утро следующего дня, сказал Фараон царедворцам своим: “Что же это произошло с Египтом, что вынужден я был покинуть его?” Устыдившись мыслей своих, сказали царедворцы себе: “Может быть, затемнился рассудок Фараона!” Потом сказали они: “Ты здрав, ты здрав Фараон, великий владыка наш, и Изида, богиня великая, успокоит печали твои! Но каково значение слов, что сказал ты пред нами, Фараон, великий властелин наш? Как спишь ты в часовне града Гора, охраняют тебя боги”. Фараон встал, он показал придворным спину свою, разбитую от ударов чрезвычайно, говоря: “Клянусь жизнью Фта, бога великого, меня перенесли в страну Негров ночью; мне нанесли град ударов плетьми, пятьсот ударов, всенародно, пред царем, потом отнесли меня обратно в Египет, все в шесть часов времени, не больше”... В час, когда увидали они бока Фараона, разбитые от ударов чрезвычайно, раскрыли они рот для криков громких. И был у Манахфрэ Сиаману некий начальник тайны книг, по имени Гор, сын Панисхи, что учен был до крайности. Когда пришел он к месту, где был царь, испустил он крик громкий, говоря: “Государь мой, наколдование — это суть Эфиопов. Клянусь жизнью дома твоего, я заставлю их прийти к твоему чертогу пытки и казни”. Сказал ему Фараон: “Делай скорее, дабы не был я уведен в страну Негров на вторую ночь”.
Начальник тайны, Гор, сын Панисхи, пошел не медля, он взял свои книги с амулетами своими к тому месту, где был Фараон, он прочитал над ним одно изречение, он привесил ему амулет, дабы воспрепятствовать наколдованиям Эфиопов овладеть им, потом удалился он от лица Фараона, он захватил свои шарики благовоний и сосуды свои для возлияний, он сел на корабль, и отправился он не медля к Хмуну. Он вошел в храм Хмуну, он принес ладан и воду в дар пред Тотом, трижды трижды великим повелителем Гермополиса, богом великим, и молился он перед ним, говоря: “Обрати лик твой ко мне, государь мой Тот, так, чтобы не объявили Эфиопы превосходства земли Негров над Египтом! Ты это, что сотворил кудесничество заклинаний, ты, что подвесил небо, установил землю и Преисподнюю, поместил богов вместе со звездами; да узнаю я средство спасти Фараона от колдовства Эфиопов!” Гор, сын Панисхи, лег спать в храме, и увидал он сон в ту же самую ночь. Лик бога, великого, Тота, обратился к нему, говоря: “Не Гор ли ты, сын Панисхи, начальник тайны Фараона Манахфрэ Сиаману? На утро следующего дня войди в покой книг храма Хмуну; ты откроешь там корабль закрытый и запечатанный, ты откроешь его, и найдешь ты там ларец, что содержит книгу, ту самую, которую написал я собственной моей рукой. Вынь ее, спиши, потом положи ее обратно на место ее, ибо та самая это книга волшебная, что охраняет меня от злых, и она это, что охранит Фараона, она это, что спасет его от колдовства Эфиопов”.
И когда пробудился Гор, сын Панисхи, от сна своего, увидавши все эти вещи, уразумел он, что все то, что только что произошло с ним, произошло с ним по действию божественному, поступил он во всем согласно тому, что было сказано ему в сновидении его. Он не замедлил отправиться к месту, где был Фараон, и изготовил он ему начарование, писаное против колдовства. Когда настал день второй, вернулись чары Гора, сына Тнахсит, в Египет, ночью, к месту, где был Фараон, потом возвратились они обратно, к месту, где был царь в этот час, ибо не могли они овладеть Фараоном, по причине чар и наколдований, кои начальник тайны, Гор, сын Панисхи, закрепил на нем. На утро следующего дня рассказал Фараон перед начальником тайны, Гором, сыном Панисхи, все то, что видел он в течение ночи, и как ушли наколдования Эфиопов, не будучи в состоянии овладеть им. Гор, сын Панисхи, велел принести себе воску чистого в большом количестве, он сделал из него носилки с четырьмя носильщиками, он прочитал заклинание над ними, он сильно дунул на них, он дал им жизнь, он приказал им, говоря: “Вы отправитесь в страну Негров этою ночью, вы перенесете царя в Египет, к месту, где находится Фараон; ему нанесут град ударов плетьми, пятьсот ударов, всенародно, пред Фараоном, потом отнесете вы его обратно, в страну Негров, все в шесть часов времени, не больше”. Они сказали: “Истинно, не упустим мы ничего”. Наколдование Гора, сына Панисхи, потянулись по облакам неба, и не замедлили они явиться в страну Негров ночью. Они завладели царем, они перенесли его в Египет, ему нанесли град ударов плетьми, пятьсот ударов, всенародно, перед царем, потом отнесли они его обратно в страну Негров, все в шесть часов времени, не больше».
Итак, повествования эти рассказал Сенозирис, говоря их посреди двора, пред Фараоном и перед знатными его, народ же Египетский слушал голос его, между тем как он сказал: «Враждебность Амона, бога твоего, да падет на тебя, злой Эфиоп! Слова, что говорю я, те ли они суть, что написаны на письме этом?» Сказал Эфиоп, склоняя лицо к земле: «Продолжай чтение, ибо все слова, что говоришь ты, суть те, которые написаны на письме этом».
Сказал Сенозирис: «И после того, как произошло все это, когда перенесли царя обратно в страну Негров, в шесть часов, не больше, и доставили его на место его, он лег, и встал он на утро, разбитый чрезвычайно от ударов, что были нанесены ему в Египте. Сказал он царедворцам своим: “То, что сделали наколдования мои с Фараоном, сделали наколдования Фараона, в свою очередь, мне. Они перенесли меня в Египет в течение ночи, мне нанесли град ударов плетьми, пятьсот ударов, пред Фараоном Египетским, потом перенесли они меня обратно в страну Негров”. Он обернулся спиной к царедворцам своим, и открыли они рот для криков громких. Послал царь за Гором, сыном Тнахсит, и сказал: “За себя самого берегись Амона, быка Мероэ, моего бога! И как ты это был, что пошел к народу Египта, посмотрим, как спасешь ты меня от наколдований сына Панисхи”. Он изготовил свои наколдования, он закрепил их на царе, дабы спасти его от наколдований Гора, сына Панисхи. Когда была ночь дня второго, перенеслись наколдования Гора, сына Панисхи, в страну Негров, и увели они царя в Египет; ему нанесли град ударов плетьми, пятьсот ударов, всенародно, пред Фараоном, потом перенесли они его обратно в страну Негров, все в шесть часов времени, не больше. Такое обращение происходило с царем в течение трех дней, причем бессильны были наколдования Эфиопов спасти царя от руки Гора, сына Панисхи, и опечалился царь чрезвычайно, и повелел привести к себе Гора, сына Тнахсит, и сказал он ему: “Горе тебе, враг Эфиопии, унизив меня рукою Египтян, не смог ты спасти меня от рук их! Клянусь жизнью Амона, быка Мероэ, моего бога, если случится, что не знаешь ты, как спасти меня от волшебных кораблей Египтян, я предам тебя дурной смерти, и медленной будет она для тебя!” Он сказал: “Государь мой, царь, пусть отправят меня в Египет, дабы мог я увидать того из Египтян, что изготовляет наколдования, дабы мог я совершить действие волшебства против него и дабы подверг я его каре, что замышляю я против рук его”. И отправили Гора, сына Тнахсит, от лица царя, и направился он сначала к месту, где была мать его Тнахсит. Сказала она ему: “Каково же намерение твое, сын мой Гор?” Он сказал: “Наколдования Гора, сына Панисхи, победили мои наколдования. Трижды перенесли они царя в Египет, к месту, где находится Фараон, ему нанесли град ударов плетьми, пятьсот ударов, всенародно, пред Фараоном, потом перенесли они его обратно в землю Негров, все в шесть часов времени, не больше, и не могли спасти его от их рук наколдования мои. И теперь разгневан царь против меня чрезвычайно, и дабы избежать мне быть предану им смерти дурной и медленной, хочу я отправиться в Египет, увидать того, кто изготовляет наколдования и подвергнуть его каре, что замышляю я против рук его”. Она сказала: “Будь благоразумен, о сын мой Гор, и не ходи к месту, где Гор, сын Панисхи. Если пойдешь ты в Египет, чтобы заклясть, берегись людей Египта, ибо не можешь ты ни бороться с ними, ни победить их, так что не вернешься ты в страну Негров никогда”. Сказал он ей: “Ничто для меня речи, что ведешь ты со мной: не могу я не пойти в Египет, дабы навеять там чары мои”. Сказала ему Тнахсит, мать его: “Итак, если нужно это, чтобы отправился ты в Египет, установи знаки между тобой и мною: если окажется, что будешь ты побежден, я приду к тебе и увижу, не могу ли я спасти тебя”. Сказал он ей: “Если буду я побежден, то когда будешь ты пить или будешь ты есть, вода станет цвета крови пред тобой, пища станет цвета крови пред тобой, небо станет цвета крови пред тобой”.
Когда Гор, сын Тнахсит, установил знаки между ним и матерью его, направился он в Египет, проглотивши наколдования, он был в пути от того, что сотворил Амон, до Мемфиса и до места, где был Фараон, вынюхивая, кто в Египте творил волшебные заклинания. Когда вошел он в приемный двор пред Фараона, заговорил он голосом громким, сказал: “Эй, кто это творит наколдования против меня в приемном дворе, на месте, где находится Фараон, на глазах у народа Египетского? Два ли писца Чертога Жизни или один только писец Чертога Жизни, что заколдовал царя, перенеся его в Египет вопреки воле моей?” После того, как сказал он это, заговорил Гор, сын Панисхи, что был во дворе приемном пред Фараоном: “Эй, враг Эфиопский, не ты ли Гор, сын Тнахсит? Не ты ли тот, который, дабы заколдовать меня в садах Ра, имея при себе товарища твоего Эфиопского, погрузился с ним в воду и дал отнести себя с ним под гору, на восток от Града Солнца? Не ты ли это, кому вздумалось заставить Фараона, владыку твоего, совершить путешествие, и кто заставил его подвергнуться ударам плетьми в месте, где находился царь Эфиопии, кто приходит потом в Египет, говоря: «Нет ли здесь того, кто творит наколдования против меня?» Клянусь жизнью Атуму, владыки Града Солнца, боги Египта привели тебя сюда, дабы дать уплату тебе в стране своей. Соберись с мужеством твоим, ибо иду я на тебя!” В час, когда сказал слова эти Гор, сын Панисхи, отвечал ему Гор, сын Тнахсит, говоря: “Не тот ли это, кому внушил я речь шакала, что творит наколдования против меня?” Проклятый Эфиоп сотворил действие волшебное посредством заклинания; пламя вызвало оно на приемном дворе, и Фараон, а также сановники Египетские, испустили громкий крик, говоря: “Приди к нам на помощь, начальник написаний, Гор, сын Панисхи!” Гор, сын Панисхи, прочитал изречение из книги заклинаний, он низвел с неба дождь южный на пламя, и загасилось оно в одно мгновение. Сотворил Эфиоп другое действие волшебное посредством заклинаний: он вызвал тучу огромную над приемным двором, так что никто не различал больше ни брата своего, ни товарища. Гор, сын Панисхи, произнес заговор на небо, и расчистил он его, и прояснилось оно от ветра буйного, что подул в нем. Гор, сын Тнахсит, совершил другое действие кудесническое посредством заклинания: он вызвал огромный свод из камня, длиною в двести локтей и шириною в пятьдесят, над Фараоном, а также и над царевичами его, и это дабы отделить Египет от царя его, страну от повелителя ее. Взглянул Фараон наверх, увидал он свод каменный над собой, он раскрыл рот свой в громком крике, он и народ его, что был в приемном дворе. Гор, сын Панисхи, прочитал изречение из книги заклинаний; он вызвал челн из папируса, он заставил свод каменный нагрузиться в него, и уплыл с ним челн в Водоем Огромный, в воды великие Египта!
Увидал проклятый Эфиоп, что неспособен он был бороться против колдуна Египетского; сотворил он действие кудесническое посредством заклинания, так что никто не видел его больше во дворе приемном, и это с намерением ускользнуть в Землю Негров, страну свою. Но Гор, сын Панисхи, прочитал изречение над ним, он обнаружил наколдование Эфиопа, он сделал так, что увидал его Фараон, а также и народы Египетские, что стояли во дворе приемном, так что оказался он гадким гусенком, что собирался ускользнуть. Гор, сын Панисхи, прочитал заклинание над ним, он опрокинул его на спину, и птицевод стоял над ним с остроконечным ножом в руке, готовый сыграть с ним плохую шутку. Между тем, как происходило все это, знаки, кои установил Гор, сын Тнахсит, между ним и матерью его, совершались все они перед ней; не поколебалась она подняться в Египет в обличии гуся, и остановилась она над дворцом Фараона, она во весь свой голос подала знак сыну своему, что имел обличие гадкого гусенка, которому угрожал птицевод. Гор, сын Панисхи, взглянул на небо, он увидал Тнахсит в обличий, что имела она, и узнал он, что это была Тнахсит, Эфиопка; он произнес заклинание против нее, он опрокинул ее на спину, и птицевод стоял над ней, чей нож готовился дать ей смерть. Она сбросила с себя обличие, в коем была, она приняла облик женщины Эфиопской, и умоляла она его, говоря: “Не иди на нас, Гор, сын Панисхи, но прости нам сие деяние преступное! Если так будет, что дашь ты нам корабль, не вернемся мы больше в Египет вторично!” Гор, сын Панисхи, поклялся Фараоном, а также богами Египта, а именно: “Не пресеку я действия моего кудеснического посредством заклинания, если не дадите вы мне клятву, не возвращаться в Египет никогда, ни под каким предлогом”. Тнахсит подняла руку в знак клятвы, что не придет она в Египет, навсегда и навеки. Гор, сын Тнахсит, поклялся, сказав: “Я не вернусь в Египет ранее, нежели через пятнадцать сот лет!” Гор, сын Панисхи, уничтожил свое действие заклинания, он дал ладью Гору, сыну Тнахсит, также и Тнахсит, матери его, и отправились они в Землю Негров, страну свою».
Повествования эти, произносил их Сенозирис пред Фараоном, между тем как народ слушал голос его, Сатми же, отец его, видел все, как проклятый Эфиоп лежал распростершись, челом касаясь земли, потом сказал он: «Клянусь жизнью лика твоего, великий владыка мой, человек, что здесь пред тобой, Гор это, сын Тнахсит, тот самый, о чьих деяниях я повествую, не раскаялся он в том, что сделал он прежде, но вернулся в Египет пятнадцать сот лет спустя, дабы навеять на него наваждения свои. Клянусь жизнью Озириса, бога великого, владыки Аменти, перед кем буду я покоиться, Гор я, сын Панисхи, я, что стоит здесь пред Фараоном. Когда узнал я в Аменти, что этот враг Эфиопский собирается навеять наваждения свои на Египет, как не было больше в Египте писца превосходного или ученого, что мог бы бороться против него, умолил я Озириса в Аменти, да позволит он мне явиться на землю снова, чтобы воспрепятствовать ему объявить превосходство земли Негров над Египтом. Повелено было пред Озирисом возвратить меня на землю, и воскрес я, поднялся я в ростке, пока не встретил я Сатми, сына Фараона, на горе Гелиополиса или Мемфиса; я вырос в злаке том горьком, дабы войти в плоть и возродиться на земле, чтобы свершить наколдования против врага сего Эфиопского, который здесь во дворе приемном». Гор, сын Панисхи, в образе Сенозириса, сотворил действие кудесническое посредством заклинаний против проклятого Эфиопа; окутал он его огнем, что поглотил его посреди двора, на глазах у Фараона, и знатных его, и народа Египетского, засим растаял Сенозирис, как тень возле Фараона и отца своего, Сатми, так что не видели они его больше.
Больше всего на свете изумился Фараон, также и знатные его, всему, что видели они во дворе приемном, говоря: «Не было никогда писца превосходного или ученого, подобного Гору, сыну Панисхи, и вновь не будет такого после него». Сатми раскрыл рот свой с криком громким; ибо растаял Сенозирис, как тень, и не видел он его больше. Фараон удалился со двора приемного с сердцем, весьма опечаленным тем, что видел он; повелел Фараон совершить приготовления в присутствии Сатми, чтобы оказать ему хороший прием по причине сына его, Сенозириса, и чтобы укрепить сердце его. Когда настал вечер, ушел Сатми в покои свои с сердцем смятенным очень, жена же его, Магитуасхит, легла рядом с ним; она зачала в ту же самую ночь, и не замедлила она родить на свет младенца мужеского пола, которому дали имя Усимантгор. Было же так, что никогда не переставал Сатми совершать жертвоприношения и возлияния перед духом Гора, сына Панисхи, во все время.
Конец книги сей, что написал...
О ТОМ, КАК САТНИ-ХАМОИС ОДЕРЖАЛ ПОБЕДУ НАД АССИРИЯНАМИ
После Анисиса царствовал жрец Гефестос, чье имя Сэфон. Он обращался презрительно с воинами Египетскими, думая, что никогда не будет нуждаться в них; он наносил им всевозможные оскорбления, и, между прочим, отнял он у них наделы из двенадцати арур земли, что предшествующие цари назначили каждому из них.
И вот, впоследствии, Санахарибос, царь Арабов и Ассириян, повел большое войско на Египет; но тогда воины Египетские отказались выступить, и жрец, оставшись бессильным, вошел в храм и излился жалобами перед изваянием, при мысли о несчастьях, что грозили ему. Пока он жаловался, сошел на него внезапный сон; ему показалось, что бог, явившись ему, увещевал его не терять мужества и удостоверял ему, что с ним ничего не случится дурного в походе его против войска Арабов, ибо сам он пошлет ему помощь.
Веря своему сну, он собрал тех из Египтян, что согласились следовать за ним, и расположился он лагерем в Пелузе, ибо оттуда проникают в Египет. Ни один из воинов не последовал за ним, а лишь купцы, мастера, люди улицы. И вот, когда явился неприятель, чтобы осадить город, полевые крысы распространились ночью по их лагерю и изгрызли у них все колчаны, потом все луки, вплоть до завязок щитов, так что на следующий день они принуждены были бежать безоружными и многие из них погибли.
И теперь каменное изображение этого царя стоит в храме Гефестоса. Оно держит в руке крысу, и гласит оно в надписи, что начертана на нем: «Всякий, кто взглянет на меня, да чтит он бога!»
ДОЧЬ ВЛАДЫКИ БАХТАНА И ДУХ
Pop, бык могучий, отягченный венцами и утвердившийся столь же незыблемо на царствах своих, как бог Атуму, Гор-победитель, могучий мечом, и истребитель Варваров, царь над двумя Египтами, Уазимария-Сатпанрия, сын Солнца, Риамасасу Майяману, возлюбленный Амонра, повелитель Карнака, и круга богов, владык Фивских, бог благой, сын Амона, рожденный Маут, порожденный Гармахисом, дитя лучезарное Владыки всемирного, порожденное богом, супругом собственной матери своей, царь Египта, властитель над племенами пустыни, государь, что царит над Варварами, едва вышел из чрева материнского, правил он войнами и он призывал к мужеству еще в яйце, как бык, что толкает вперед, ибо бык он, этот царь, некий бог, что восстает, в день битв, как Монту, и очень доблестный, как Нуит.
И когда был Его Величество в Нагараине, согласно обычаю его каждого года, властители со всей земли приходили, согбенные под бременем даров, что приносили они душам Его Величества. И крепости несли свою дань, золото, серебро, камень лазурный, малахит, все душистые древа Арабии, на своих хребтах, и шли они вереницей один за другим. Вот властитель Бахтана велел принести свои дары, и поставил дочь свою во главе шествия, дабы приветствовать Его Величество и просить у него о жизни. Ибо была она женщина очень красивая, приязная Его Величеству превыше всего. И даровал он ей звание Великой супруги царской, и вписал его с именем ее Нафрурия, и когда вернулся он в Египет, она выполнила все обряды царственной супруги.
И случилось в году пятнадцатом, двадцать второго дня, месяца Пайни, когда Его Величество был в Фивах, царственном граде городов, и пел хвалы во храме Накхуит Ионитрарэу, преданный совершению того, чем угоден он был своему отцу Амонра, владыке Карнака, в славный его праздник южных Фив, пребывание излюбленное, где бог пребывает со времени творения, пришли вдруг сказать Его Величеству: «Там гонец властителя Бахтана, который пришел со многими дарами для царственной супруги». Приведенный пред Его Величество с дарами своими, он сказал, приветствуя Его Величество: «Слава тебе, Солнце народов чужеземных, ты, которым живы мы», и когда произнес он обожание свое перед Его Величеством, снова возговорил он к Его Величеству: «Я прихожу к тебе, Господин, владыка мой, по причине Бинтрасхит, Девы-Услады, сестры меньшой царственной супруги твоей Нафрурии, ибо недуг некий проник в ее члены. Да пошлет Твое Величество сведущего, дабы осмотреть ее». Тогда сказал Царь: «Приведите мне писцов Двойного Чертога Жизни из приставленных ко двору». Как только они пришли, Его Величество сказал: «Вот повелел позвать вас, дабы услышали вы это слово: приведите ко мне из вас одного, зоркого сердцем своим, писца, умелого в пальцах своих. Когда царский писец Тотимгаби предстал перед Его Величеством, повелел Его Величество отправиться ему в Бахтан с гонцом этим. Едва прибыл мудрец в Бахтан, застал он Бинтрасхит в состоянии одержимости, и нашел он призрака, что вселился в нее, врага сурового, которого трудно поразить. И отправил властитель Бахтана другого гонца к Его Величеству, и сказал: «Господин, мой владыка, да повелит Твое Величество привести бога, чтобы сразить призрак».
Когда гонец прибыл к Его Величеству, в году двадцать третьем, первого дня Пакхонса, день праздника Амона, между тем как Его Величество был в Фивах, вот Его Величество воззвал снова, и сказал пред ликом Хонсу в Фивах, бога благого совета, говоря: «Владыка совершенный, вот я снова здесь пред тобой, по причине дочери властителя Бахтана». Тогда Хонсу Фивский, бог благого совета, был перенесен к Хонсу, что правит судьбами, богу великому, который изгоняет чужеземцев, и Его Величество сказал пред ликом Хонсу в Фивах, богом благого совета: «Владыка совершенный, сделай милость, обрати лик твой к Хонсу, что правит судьбами, великому, который изгоняет чужеземцев, его да направят в Бахтан». И бог одобрил, наклонением головы своей, сильно, дважды. Тогда Его Величество сказал: «Дай ему доблесть твою, дабы направил я Величество бога этого в Бахтан, чтобы освободить дочь властителя Бахтана». И Хонсу Фивский, бог благого совета, с силой подтвердил главою, дважды, и он совершил переселение доблести чародейственной в Хонсу, что правит судьбами в Фивах, четырежды. Его Величество повелел, дабы отбыл Хонсу, что правит судьбами в Фивах, на ладье большой, сопровождаемой пятью челноками, колесницами и конями многочисленными, которые следовали справа и слева. Когда бог этот прибыл в Бахтан, временем через год и пять месяцев, вышел тут властитель Бахтана со своими воинами и пред Вождями навстречу Хонсу, что правит судьбами, и простерся он на живот свой, говоря: «Ты приходишь к нам, ты приобщаешься к нам, согласно повелениям царя Двух Египтов Уазимария-Сатпанрия». Вот, как только бог этот подошел к месту, где была Бинтрасхит, и совершил заклинательные движения, почувствовала она себя хорошо тут же, и призрак, что был в ней, сказал: «Иди с миром, бог великий, что изгоняешь чужеземцев, Бахтан есть твой град, люди эти — рабы твои, и я сам, я раб твой. И я уйду в места, откуда пришел я, дабы дать сердцу твоему спокойствие по делу, которое привело тебя, но да повелит Его Величество, да будет празднество во имя мое и во имя властителя Бахтана».
Бог сделал своему прорицателю одобряющий знак головой, чтобы сказать: «Да свершит властитель Бахтана великое приношение этому призраку». И тем временем, как происходило это между Хонсу, что правит судьбами в Фивах, и тем призраком, властитель Бахтана присутствовал там с войском своим, охваченный ужасом. И когда свершили великое приношение пред Хонсу, что правит судьбами в Фивах, и призраком, и было празднество в их честь, призрак отошел с миром в место, которое пожелалось ему, согласно велению Хонсу, что правит судьбами в Фивах.
Властитель Бахтана возрадовался премного, так же как весь народ Бахтана, и он совещался с сердцем своим, говоря: «Поелику бог этот дарован был Бахтану, я не возвращу его в Египет». И вот, после того, как бог этот оставался три года и девять месяцев в Бахтане, когда властитель Бахтана спал в своей постели, он увидел во сне этого бога, исходящего из своей раки в образе золотого сокола, который улетал в Египет. Когда он проснулся, он весь дрожал. Тогда сказал он прорицателю Хонсу, что правит судьбами в Фивах: «Бог этот, который пребывал с нами, он возвращается в Египет, колесница его да отбудет в Египет». Властитель Бахтана согласился, чтобы этот бог отбыл в Египет, и он дал ему многочисленные дары, всяких благ, также отряд воинов, и коней. Когда они прибыли в Фивы, Хонсу, что правит судьбами в Фивах, отправился в храм Хонсу, в Фивах, благому советчику. Он возложил дары, которые властитель Бахтана дал ему, пред Хонсу в Фивах, благим советчиком, он не оставил ничего для себя самого. Хонсу же, благой советчик, в Фивах, вернулся в храм свой с миром, в году тридцать третьем, девятнадцатого дня, месяца Мэшира, Царя Уазимария-Сатпанрия, живого вовеки, как Солнце.
СКАЗКА О РАМПСИНИТ
Царь Рампсинит владел сокровищем столь великим, что ни один из преемников его не только не превзошел его, но даже не сумел и приблизиться к нему. Чтобы держать его в достоверности, он велел выстроить покой из обтесанного камня, и пожелал, дабы одна из стен выдавалась вперед и выходила за пределы чертога. Но каменщик обтесал и заложил один камень так сноровисто, что два человека, даже один, могли вытащить его, и сдвигать его с его места. Когда покой был закончен, царь собрал туда все свои сокровища, и несколько времени спустя каменщик-строитель, чувствуя, что приближается конец его жизни, позвал своих детей, то были два сына, и изъяснил им, как он распорядился их делами, и искусное лукавство, которое он применил к постройке царского покоя, дабы могли они жить роскошно. И дав им явственно понять, как вынимать камень, он доверил им некоторые приемы, оповещая их, что, если будут они хранить их, сделаются они великими казнохранителями царя. И с этим ушел из жизни, скончавшись.
Посему же дети его отнюдь не замедлили приступить к делу. Они пришли ночью в царский дворец, и, легко усмотрев камень, вытащили его с его места, и унесли большое количество денег. Но когда случай привелся царю открыть свой покой, он оказался крайне изумлен, увидев лари сильно убывшими, и, не ведая, кого обвинить или заподозрить, так как он нашел все оставленные им пометки невредимыми и цельными, и покой весьма хорошо закрытым. И после того, как он дважды и трижды возвращался туда, чтобы посмотреть все ли убывают лари, наконец, дабы устеречь грабителей, чтобы не возвращались они более столь беззастенчиво к себе домой, повелел он сделать некоторые западни, и поставить их возле ларей, где были сокровища. Грабители вернулись по своему обычаю, и вошел один из них в покой. Но вдруг, когда приблизился он к ларю, очутился захваченным западней. Тогда, зная опасность, в которой он был, быстро позвал он брата и показал ему положение, в котором он находился, убеждая его подойти к нему и отсечь, ему голову, чтобы не было повода погибать вместе, если бы он был узнан. Брат подумал, что он говорил разумно, и посему исполнил так, как тот указал ему, и, вставив камень, вернулся к себе с головой брата.
Когда настал день, царь вошел в свой покой, но, увидев тело грабителя, захваченного в западню, и без головы, был сильно испуган, — ведь не было следов ни входа, ни выхода. И будучи в сомнении, как мог он устроиться в подобном похождении, он решил, в виде уловки, велеть вывесить тело мертвеца на городской стене, и поручил нескольким стражам схватить и привести ему того или ту, кого увидят плачущим и сожалеющим о повешенном. Когда тело было так подвешено, высоко и далеко, мать в великой скорби, которую она чувствовала, обратилась к другому своему сыну, и приказала ему, что, чего бы это ни стоило, должен он принести ей тело своего брата, угрожая ему, если бы он отказался сделать это, пойти к царю и объявить ему, что сокровища царя у него. Сын, узнав, что мать принимает дело так к сердцу, и что увещевания, которые он делал ей, ни к чему не привели, пустился на такую хитрость. Он навьючил нескольких ослов и нагрузил их козьими шкурами, наполненными вином, и погнал ослов перед собой. Подойдя к месту, где были стражи, то есть туда, где находился повешенный, он развязал две-три козьи шкуры, и, увидев, что вино течет на землю, начал бить себя по голове, произнося громкие восклицания, как бы не зная, к которому из этих ослов должен он броситься к первому. Стражи, видя, что большое количество вина разливалось, побежали они к тому месту с сосудами, почитая столь же выгодным для себя собрать все это разлившееся вино. Торговец стал поносить их и притворился весьма разгневанным. Стражи на это были почтительны, он же, спустя несколько, успокоился, и, умерив свой гнев, отвел в конце концов своих ослов с дороги, чтобы переседлать и нагрузить их снова. Произошел, тем не менее, некоторый обмен замечаний с одной и с другой стороны, пока один из стражей не бросил в торговца насмешкой, которая только рассмешила того; и он дал им еще одну лишнюю козу вина. Тут они порешили усесться как были, и пить, прося торговца остаться и выпить с ними по-товарищески, на что он согласился; и видя, что они обращаются с ним кротко в смысле испивания, отдал им и оставшиеся козы вина. Когда они напились так, что все были мертвецки пьяны, напал на них сон, и они тут же заснули. Торговец выждал до глубокой ночи, потом пошел, снял с виселицы тело своего брата, и, издеваясь над стражами, сбрил им всем бороду правой щеки. Нагрузил тут тело своего брата на ослов своих, и угнал их домой, выполнив повеление своей матери.
На другой день, когда царь был оповещен, что тело грабителя ловко было похищено, чрезвычайно сделался он угрюм, и желая, во что бы то ни стало, найти того, кто изловчился на подобную проделку, совершил он нечто, чему, что до меня, я не могу поверить. Он открыл дом дочери своей, повелевая ей принять, без различия, каждого, кто придет к ней, чтобы иметь с ней свое удовольствие, но, однако, раньше, чем позволить прикоснуться к себе, принудить каждого сказать ей, что сделал он в своей жизни самое осторожное, и самое злое, и чтобы тот, кто расскажет ей похождение с грабителем, был бы ею схвачен, и да не упустит его из горницы. Царевна повиновалась приказу отца своего. Но грабитель, разумея, к чему это клонится, захотел явиться, перещеголяв все изощрения царя, и провел его следующим образом. Он отрубил руку у одного вновь умершего, и, спрятав ее под своей одеждой, направился к дочери царя. Едва он вошел, она вопросила его, подобно другим, и он рассказал ей, что самое тяжкое преступление, им совершенное, было, когда он отсек голову своему брату, схваченному западней в сокровищнице царя, — равно как наиболее осторожное, из совершенного им когда-либо, было, когда снимал с виселицы тело своего брата, напоив предварительно стражей. Чуть услышала она это, не преминула она схватить его. Но грабитель, с помощью тьмы, бывшей в горнице, протянул ей мертвую руку, что прятал он, которую она крепко схватила, уверенная, что это была рука говорившего; но она была обманута, ибо грабитель имел время выйти и бежать.
Когда случай донесен был царю, чрезвычайно дивовался он на лукавство и отвагу подобного человека. Наконец, повелел он, чтобы оглашено было по всем городам его царства, что прощает этого человека, и что, если захотел бы он предстать пред ним, он, царь, облагодетельствует его. Грабитель уверовал в оглашенное царем, и явился к нему. Когда царь увидел его, весьма был поражен им. Однако же он выдал за него замуж свою дочь, как за наидостойнейшего из мужей и того, который перелукавил всех Египтян, их, что всех народов лукавей.
СТРАНСТВОВАНИЕ УНАМУНУ К БЕРЕГАМ СИРИИ
В году пятом, третьего месяца Жатвы, дня шестнадцатого, в тот день, отправился Унамуну, старейший в чертоге храма Амонра, царя богов, владыки Карнака, чтобы добыть дерево для ладьи наиверховнейшей Амонра — царя богов, — что пребывает на Ниле, Аманусихаит.
В день, как я пришел в Танис, место, где находятся Смэндэс и Тантаману, я вручил им повеления Амонра, царя богов. Они велели прочесть их в присутствии своем, и они сказали: «Да свершат, да свершат по слову Амонра, царя богов, властителя нашего!» Я оставался до четвертого месяца Жатвы в Танисе, потом Смэндэс и Тантаману стали торопить меня вместе с кормчим корабля Мангабути, и я отчалил в великое море Сирийское в четвертый месяц Жатвы, первого дня. Я прибыл в Дору, город Цаккалы, и Бадилу, их правитель, велел принести для меня десять тысяч хлебов, жбан вина, бычачью ногу. Один человек с моего корабля бежал, похитив золотой сосуд, весом в пять табону, пять серебряных сосудов в двадцать табону, малый мешок серебра в одиннадцать табону, всего пять табону золота и тридцать табону серебра. Я встал рано утром, я пошел к месту, где был правитель страны, я сказал ему: «Меня ограбили в твоей гавани. Ты же правитель этой страны, и ты ее каратель, ищи мое серебро! Увы, это серебро, принадлежит оно Амонра, царю богов, владыке стран, оно принадлежит Смэндэсу, оно принадлежит Григору, моему правителю, и другим благородным Египта, оно — твое, оно принадлежит Макамару, оно принадлежит Уаради, оно принадлежит Цикарбалю, правителю Библоса». Он сказал мне: «Гневу твоему, и твоему благоволению. Но, видишь ли, я не знаю ничего об этом происшествии, о котором ты рассказываешь мне. Если однако грабитель из моей страны, что вошел на твой корабль, и похитил у тебя серебро твое, я возмещу его из моей сокровищницы, пока не найдут вора самолично; но если вор, что ограбил тебя, если он твой, если он принадлежит к кораблю твоему, останься несколько дней близ меня, дабы я нашел его!» Я был девять дней на якоре в его гавани, потом я пошел к нему, и я ему сказал: «Итак, ты не находишь моего серебра. Я же отбуду, также и кормчий корабля, с теми, что отправляются в гавань Тира. Ежели ты найдешь мое серебро, сохрани его у себя, и когда возвращаться буду я в Египет, я остановлюсь у тебя, и я возьму его». Он согласился на это, и в четвертый месяц Жатвы, в день десятый, я снова отплыл в великое море Сирийское. Я прибыл в гавань Тира, я рассказал свою беду правителю Тира, и я сетовал на властителя Доры, который не нашел грабителей и который не вернул мне моего серебра, но правитель Тира был друг властителя Доры. Он сказал мне: «Умолкни, или постигнет тебя злосчастье!» Я отбыл из Тира с утра, я поплыл вниз по великому морю Сирийскому, чтобы направиться к местности, где был Цикарбаль, правитель Библоса. Были же Цаккалы на корабле с сундуком: я открыл сундук, я нашел там серебро, тридцать табону, я завладел им. Я сказал им: «Вот, я беру ваше серебро и оно останется при мне, пока вы не найдете собственное мое серебро. Если скажете вы: «Мы не ведаем того кто украл его, мы не брали его», все же я возьму его». Когда увидели они, что я тверд, они ушли, я же прибыл в гавань Библоса. Я сошел с корабля, я взял корабль, в котором содержалось изваяние Амона, бога Пути, я поместил туда принадлежащее богу. Властитель Библоса повелел сказать мне: «Уйди, ты, из моей гавани!» Я послал ему сказать: «Зачем ты гонишь меня? Или Цаккалы сказали тебе, что я взял их серебро? Но, вот, серебро, что имели они, было мое собственное серебро, которое было у меня похищено в то время, как я был в гавани Доры. Я же, Амона гонец я, которого Григору, мой правитель, послал к тебе, чтобы добыть дерева, нужного для ладьи Амона, и корабль, который Смэндэс и Тантаману дали мне, ушел обратно тотчас же. Ежели желаешь ты, чтобы я ушел из твоей гавани, дай повеление одному из кормчих кораблей твоих, когда отправятся они в открытое море, да буду доставлен я в Египет!» Я провел девятнадцать дней в его гавани, и у него находился досуг всякий день прислать мне сказать: «Уходи из моей гавани».
Когда же совершал он жертвоприношение своим богам, бог схватил одного телохранителя, высокогоиз высоких, и бросил его в судорогах. Он сказал: «Поднеси бога к свету! Приведи гонца Амона, который с ним. Отправь его, повели ему отбыть!» Тем временем, как одержимый был в содроганиях, той ночью, я нашел корабль, направлявшийся в Египет, я нагрузил туда все, что было моего, и я созерцал тьму, и я говорил: «Да спустится она, дабы я отчалил вместе с богом так, чтобы око ничье не приметило его, кроме моего!» Когда заведующий гаванью подошел ко мне, он сказал: «Останься до завтра, во имя желания властителя». Я сказал ему: «Не ты ли тот, что удосуживался ежедневно, чтобы прийти и сказать мне: «Уйди ты из моей гавани», и не говоришь ли ты мне теперь: «Останься здесь!», дабы отплыл корабль, который я нашел, после чего ты придешь, и ты мне скажешь снова: «Живо, беги!» Он повернул спину, он ушел, он сказал это властителю, и властитель послал сказать начальнику корабля: «Останься до завтрашнего утра, по воле властителя». Когда настало утро, он прислал за мной на вышку, меж тем как происходило жертвоприношение во дворце, где пребывает он, на берегу моря. Я нашел его сидящим в своем верхнем покое, спиной опершись на стропила помоста, и волны великого моря Сирийского бились сзади него. Я сказал ему: «Во славу Амона». Он сказал мне: «Сколько прошло доныне с тех пор, как ты покинул край пребывания Амона?» Я ответил ему: «Пять месяцев и один день доныне!» Он сказал мне: «Ну, ты, будь правдив. Где они, повеления Амона, что долженствовали бы быть в руке твоей? Где она, грамота этого верховного жреца Амона, что долженствовала быть в руке твоей?» Я сказал ему: «Я вручил их Смэндесу и Тантаману». Он очень разгневался, и он сказал мне: «Итак, нет более предписаний, ни грамот в твоей руке! А где же он, этот корабль из дерева акации, который дал тебе Смэндэс? Где Сирийские его моряки! Не для того ли он передал тебя этому кормчему, когда отплывал тот, чтобы он повелел убить тебя, и чтобы бросили тебя в море? Если это так, чьим именем будут искать бога, и чьим именем будут искать тебя?» Так сказал он мне. Я сказал ему: «Не Египетский ли это корабль, не Египетские ли это моряки, что плавают за счет царя Смэндэса? поелику нет на нем моряков Сирийских!» Он сказал мне: «Не находятся ли в настоящее время двадцать кораблей в моей пристани, которые стоят в содружестве со Смэндэсом? А этот Сидон, другой этот город, которого хочешь ты достигнуть, не находится ли там десять тысяч других кораблей, что в содружестве с Уракатилу, и которые плывут к своему дому?»
Я умолк в тот знаменательный час. Он снова заговорил, он сказал мне: «Ты пришел сюда, чтобы какое исполнить поручение?» Я сказал ему: «Я пришел за деревом для ладьи верховнейшей Амонра, царя богов. То, что совершил твой отец, что совершил отец твоего отца, сверши это и ты». Так я говорил ему. Он мне сказал: «Они, что сделали они, и что ты предлагаешь мне сделать, я сделаю это. Некогда мои свершали это служение, ибо Фараон — жизнь, здоровье, сила — повелел привести для них шесть кораблей, нагруженных Египетскими товарами, которые разгрузили в их складах. Ты тоже повели столько же привести и мне!» Он велел принести записи своего отца, и он велел их прочесть в моем присутствии, и установили, что всего тысячу табону серебра было вписано в его перечень. Он сказал мне: «Если бы властитель Египта был моим владыкой, а я, был бы я слугой его, не было бы нужды, привозить мне серебро и золото, говоря: “Сверши служение Амону”. Не царский это указ привозили отцу моему. Я ж, конечно, я, не есмь я твой слуга; я, не слуга я того, кто послал тебя. Я громко взываю к древам Ливана, и небо отверзается, и древо остается простертым на земле на морском побережье. Но да покажут мне паруса, что везешь ты, чтобы доставить твои корабли, нагруженные деревом, в Египет! Да покажут мне канаты, которые ты имеешь, дабы связать балки, что я срублю для тебя, чтобы дать их тебе в подарок! Если я не сделаю для тебя канатов, если не сделаю тебе парусов для твоих кораблей, отделка спереди и сзади тяжела, она разобьется, и ты умрешь средь моря. Ибо Амон — громовник, и он разобьет ковы Сутеху в свой час. И Амон бдит над всеми странами; если правит он ими, правит он и землей Египетской, из которой ты приходишь, прежде всего, и совершенствование исходит от нее, чтобы достигнуть той страны, где я. Что же это за безумные странствования заставляют тебя совершать?»
Я сказал ему: «Ложь! Нет странствия безумного для тех, к которым принадлежу я! Корабля нет на Ниле, что не подлежал бы Амону; море, оно его, и его эти деревья Ливана, о которых говоришь ты: “Они мои!” но которые суть владения ладьи Аманусихаит, царицы лодок. Увы! он рек Амонра, царь богов, говоря Григору, моему владыке: “Пошли меня!”, и он послал меня с этим богом великим. Однако смотри, ты заставил пробыть этого бога великого в течение двадцати девяти дней с тех пор, как он прибыл в твою пристань, и ты даже не знал, был он здесь или нет, а не он ли там, меж тем как ты торгуешься из-за кедров Ливанских с Амоном, их владыкой? И когда ты говоришь: “Прежние цари посылали серебро и золото!”, ну да, если б посылали они жизнь и здоровье, не посылали бы они подарков вещественных; они же посылали вещественные дары, вместо жизни и здоровья, отцам твоим. Но Амонра, царь богов, это он владыка жизни и здоровья. Он это владыка отцов твоих. И они проводили свою жизнь в жертвоприношениях Амону. Ты сам, ты, ты благой слуга Амона. Если ты скажешь: “Я свершу это, я свершу это!” для Амона, и если ты выполнишь его веление, ты будешь жить, в невредимости пребудешь ты, в здравии пребудешь, благодеянием пребудешь для всей страны твоей и народа твоего. Но не вожделей вещи Амонра, царя богов, ибо лев, он любит свое добро. Теперь же повели позвать ко мне писца моего, да пошлю его к Смэндэсу и Тантаману, к покровителям, которых Амон поставил на севере своей страны, и да повелят они принести тебе все, чего бы ни потребовал я: “Да будет это принесено!”, меж тем как я вернусь на юг и препровожу тебе жалкие подачки твои, все, все!» Так ему говорил я. Он передал мою грамоту своему гонцу; он нагрузил на корабль мостки, переднюю главу, заднюю главу[1] и четыре других балки, обтесанных топором, всего семь вещей, и он отослал их в Египет.
Его гонец отправился в Египет, и он вернулся ко мне в Сирию в первый зимний месяц. Смэндэс и Тантаману прислали мне четыре кубка и водовместилище из золота, пять серебряных кубков, десять кусков царского полотна, пятьсот бычачьих шкур, пятьсот свитков папируса, двадцать мешков чечевицы, тридцать корзин сушеной рыбы; и Тантаману прислал мне пять кусков царского полотна для пяти плащей, мешок чечевицы, пять корзин сушеной рыбы. Правитель возрадовался, он поставил триста мужей, триста быков, назначил начальников над ними, чтобы срубить деревья. Они срубили их, и дерево пролежало зиму на земле, потом, в третий месяц Жатвы, их стащили на берег моря. Правитель вышел, он приблизился, он велел мне сказать: «Приди!» Когда я проходил возле него, тень от его зонта упала на меня, и Пэнаману, один из приверженцев, преданный ему, встал между властителем и мной, говоря: «Тень Фараона — жизнь, здоровье, сила, — твоего владыки, падает на тебя!» Но правитель разгневался на него и сказал ему: «Ты оставь его!» Я подошел вплоть к нему, и он вопросил меня, говоря: «Смотри, служение, что свершали мои отцы раньше, я выполнил его также, хотя ты и не сделал для меня того, что отцы твои делали для меня. Взгляни же ты! весь лес твой, до последнего дерева, прибыл и он там; действуй теперь согласно сердцу твоему, приди нагрузить его, ибо не даны ли они тебе? Все же не являйся созерцать свирепствования моря, или, если созерцаешь свирепствования моря, созерцай также и мое собственное. Увы! не сделал я с тобой того, что сделали с посланцами Хамоиса, которые оставались семнадцать лет в этой стране, и которые здесь умерли». Он сказал своему приспешнику: «Проводи его; да увидит он их могилу, в которой они покоятся». Я сказал: «Не принуждай меня смотреть ее. Хамоис, люди, которых он отправил к тебе в качестве послов, были из его домашней прислуги; богом каким-нибудь ни один из послов тех не был. Ты же, ты говоришь мне: “Беги, посмотри на твоих равных. Зачем лучше не возрадуешься ты, и не повелишь воздвигнуть скрижаль, на которой ты бы сказал: «Амонра, Царь богов, послал ко мне Амона Дороги, как посла своего божественного вместе с Унамуну, как посла своего человеческого, за деревом для ладьи всеверховнейшей Амонра, царя богов. Я срубил деревья, я нагрузил их, я снарядил ему мои корабли, и моих моряков, и я отправил их в Египет, дабы получить от Амона десять тысяч лет жизни сверх тех, что мне были суждены. Да будет так»”. Когда позднее, в иные дни, гонец придет из земли Египетской, который осведомлен будет в письменах, и когда прочтет он твое имя на скрижали, ты получишь воды Аменти, подобно богам, что обитают там!» Он сказал: «Предмет это долгих обсуждений, то, что ты мне сказал». Я сказал ему: «Многочисленные речи, что мне сказал ты, когда достигну я места, где находится этот первый прорицатель Амона, и когда он увидит, как ты исполнил твое назначение, он повелит доставить тебе дары».
Я пошел на берег моря, к месту, где находилось дерево, и я заметил одиннадцать кораблей, которые прибывали из открытого моря, и которые принадлежали людям Цаккалы, с таким наказом: «Да заключат его в тюрьму, и ни один из его кораблей да не отправится в Египет». Я сел, я плакал, делоправитель царский вышел ко мне, и он мне сказал: «Что с тобой?» Я сказал ему: «Или ты не видишь цапель, что направляются к Египту? Взгляни на них, они вступают в свежие воды, но увы, доколе же пребуду я покинутым? Ибо не видишь ли ты тех, что идут, чтобы схватить меня снова?» Он пошел, он сказал властителю. Властитель стал плакать по причине слов, что говорили ему, столь печальных. Он велел выйти своему делоправителю, который принес мне два жбана вина и одного барана, и он велел привести мне Тантануит, одну Египетскую песенницу, что была у него, говоря: «Спой ему, дабы мысли сердца его стихли!» И он послал мне сказать: «Ешь, пей, да не томится твое сердце! ты услышишь все, что имею я сказать, завтра утром!» Когда настало утро, он велел позвать своих людей на свое побережье, он стал среди них, и он сказал людям Цаккалы: «Что означает ваше прибытие?» Они сказали ему: «Мы прибыли в погоне за этими кораблями, совершенно разбитыми, которые ты направляешь в Египет с нашими проклятыми сотоварищами!» Он сказал им: «Я не могу заключить в тюрьму вестника Амона на моей земле. Дайте мне отправить его, а потом вы пуститесь за ним и схватите его».
Он снарядил меня, он отправил меня. Я удалился от морской пристани, и ветер забросил меня в страну Алазию. Люди города, те, вышли против меня, чтобы убить меня, и притащили меня к себе, в место, где была Гатиби, владычица города. Я нашел ее, когда она выходила из одного из обиталищ своих, чтобы войти в другое, я воззвал к ней, говоря людям, бывшим при ней: «Нет ли кого среди вас, кто разумел бы язык Египетский?» Один из них сказал: «Я разумею его». Я сказал ему: «Скажи госпоже моей: “Я слышал молву до самых Фив, и в месте, где пребывает Амон: «Если в любом городе поступают несправедливо, в стране Алазии поступают справедливо, здесь же, вот, поступают несправедливо каждый день»”». Она сказала: «Увы! что ты там говоришь?» Я сказал ей: «Теперь, когда море свирепствует и ветер забросил меня в страну, где ты, не допустишь же ты, чтобы они схватили меня, перед тобою, и убили меня? Поелику я, вестник я Амона, — конечно, — узри, — меня, искать меня будут до конца времен. Что же до этих людей властителя Библоса, которых стараются убить, если владыка их найдет позднее десять твоих людей, не убьет ли он их в отместку?» Она велела созвать свой народ; их удержали, и она сказала мне: «Иди, отдохни...»
ЗАХВАТ ПАНЦИРЯ
«Не первый я, что приходит к нему по этому поводу. Он — это тот, который унес его в крепость Зауифрэ, Град Двух Близнецов Солнца, тотчас, как только захватил он оружие из их рук, и вынес его вон из домов их, так что ни единое существо в мире не заметило этого. И взял он его в свой собственный город, что я даровал ему, в области, близ главного управителя стадами Сахми». Все слова, что юный его слуга сказал перед ним, повторил их пред Фараоном, и два дня употребил он на произнесение их пред Пэтубастисом, и слова не было на свете, которое отсутствовало бы там. Пэму сказал ему: «Горе сердца да пребудет над Зауифрэ! Этот панцирь, не захватил ли ты его к себе? Не протянул ли ты руку к панцирю царственного Инароса, дабы унести его в Зауифрэ, твой город, и не спрятал ли ты его, дабы не вернуть его на прежнее его место? Действовал ли ты так по причине уверенности своей в силе твоей или, быть может, потому что род твой испытан в науке воителя?» Великий владыка Амона Фивского сказал ему: «Именем Гора! Я не верну тебе панциря без боя. Род мой не изведал ли науку воителя?» Они разлучились, чтобы подготовить войну, каждый к себе, затем Пэму-младший отплыл на своей ладье, и после ночи плавания по реке прибыл он в Танис, дабы сообщить царю о том, что Великий Властитель Амона в Фивах свершил.
Фараон Пэтубастис велел призвать их к себе, правителя Востока, Пакрура, и Пэму-младшего, говоря: «Да повергнутся они ниц в присутствии нашем, и да пребудут так пред нами». Стражи и должностные, и начальники шествий сказали: «Да явятся они в чертог заседаний». Правитель Востока, Пакрур, сказал: «Очень ли это благородно, то, что свершил великий владыка Амона Фивского, — покрыть поношениями царственного Инароса, меж тем как лик того обращен был к слугам своим?» Выслушав его слова, Фараон сказал: «Вождь Востока, Пакрур, и Пэму-младший, не сокрушайтесь в сердцах ваших из-за слов, что произнес он. Жизнью Амонра, владыки Богограда, царя богов, великого бога Таниса, я повторяю тебе это, я повелю даровать царственному Инаросу гробницу великую и славную». В миг, как Пэму услышал эти слова, он сказал: «Фараон, великий мой владыка, слова, что произнес ты, подобны сладостному благовеянию для людей Мэндэса, что избегли бы моего мщения! Именем Атуму, владыки Солнцеграда, Ра-Гором-Хопруи-Маруити, богом великим, моим богом, да сберет он мужей Египта, что подвластны ему, и я воздам ему удар, что он нанес мне». Фараон сказал: «Сын мой Пэму, не покидай путей мудрости, чтобы в мое время не возникли напасти в Египте!» Пэму склонил голову и лицо его запечалилось. Царь сказал: «О, писец, да разошлют гонцов во все области Египта, от Элефантины до Суану, дабы сказать правителям областей: “Ведите вашего чтеца-заклинателя и ваших бальзамировщиков из чертога божественного, несите ваши погребальные пелены, благовония ваши во град Бузирис-Мэндэс, дабы свершили, как предписано Гапису, Мнзвису, Фараону, царю богов, прославление, со всеми обрядами в честь царственного Инароса, согласно повеленному Его Величеством”». И когда время настало, страны Юга устремились, страны Севера поспешили, Восток и Запад приспел, и все прибыли они в Бузирис-Мэндэс. Тогда великий вождь Востока, Пакрур, сказал: «Сын мой Пэму, наблюди за людьми областей Востока, да приготовят они погребальные свои покровы, свои благовония, своих бальзамировщиков из чертога божественного, своих верховных кудесников и их помощников, что входят в дом претворения веществ; да направятся они в Бузирис, да внесут тело усопшего царя Инароса в покой бальзамирования, да умастят его и погребут погребением великолепнейшим, верховным и красивейшим, подобным тому, что свершают над Аписом и Фараоном, царем богов! Да воздадут ему это, потом да перенесут его в гробницу его на паперти Бузириса-Мэндэса!» После чего Фараон отослал дружины Египетские в их области и города.
Тогда Пэму сказал высокому властителю Востока, Пакруру: «Отец мой, могу ли и я возвратиться в Солнцеград, область мою, и отпраздновать там праздник, меж тем как панцирь отца моего Инароса пребудет на острове Мэндэса, в Зауифрэ?» Высокий властитель Востока, Пакрур, сказал: «Великие то были слова, о, Супдити, бог Востока, твои, когда ты рек: “Ты пойдешь против воли вещего моего Инароса, если возможешь войти в Солнцеград, доколь не принесем мы туда с собой панцирь”». Два властителя отплыли на одной ладье, они странствовали, покуда не прибыли в Танис, и они устремились в чертог совещаний к царю. В час, как царь узрил властителей Востока, Пакрура и Пэму, и их дружину, смутилось сердце его, и он сказал им: «Что сие, государи мои? Не отправил ли я вас в области ваши, в ваши города, к благородным мужам вашим, дабы справили они в честь вещего моего Инароса высокое и красивое погребение? Что же означает предосудительное сие поведение с вашей стороны?» Высокий вождь Востока, Пакрур, сказал: «Великий мой властитель, но можем ли мы вернуться в Солнцеград, и не принести с собою, в области и города наши, панцирь царственного Инароса, в чем позор для нас пред всем Египтом? Можем ли мы справить в честь него праздник погребения, доколе панцирь его пребудет в крепости Зауифрэ, и не принесем мы его снова в его место первичное, в Солнцеград». Фараон сказал: «О, писец, снеси послание с моим повелением в крепость Зауифрэ, великому владыке Амона в Фивах, гласящее: “Не замедли прибыть в Танис для некоего дела, которое желаю я, чтобы ты свершил”». Писец запечатал письмо, он припечатал его печатью, он вручил его некоему мужу цветному. Не замедлил тот отбыть в Зауифрэ. Он передал быстро весть в руки великому владыке Амона в Фивах, который прочел его и не замедлил явиться в Танис, в место, где был Фараон. Фараон сказал: «Великий владыка Амона в Фивах, узри панцирь Озириса, царя Инароса, да будет он отправлен в место свое первичное, да будет он перенесен назад в Солнцеград, в дом Пэму, в место, откуда ты взял его». В миг, как великий властитель Амона в Фивах услышал его, опустил он голову, и лицо его омрачилось. Фараон вопросил его трижды, но он не ответил ни слова.
Тогда Пэму приблизился пред лик Фараона, и он сказал: «Негр, Эфиоп, пожиратель камеди, или намерение твое, в силе своей уверенное, сразиться со мной пред Фараоном?» Едва услышали воинства Египетские эти слова, они воскликнули: «Великий властитель Амона в Фивах желает войны!» Пэму сказал: «Именем Атуму, владыки Солнцеграда, великий бог, мой бог, не дано было повеления, и почтительность должная царю, она благоволит тебе. Я на месте проучил бы тебя, злоцветный». Великий властитель Амона в Фивах сказал: «Жизнью Мэндэса, бога великого, борьба, она вспыхнет в стране, война, она загорится во граде, племя на племя восстанет, мужа на мужа устремит, из-за панциря, прежде чем вырвут его из крепости Зауифрэ». Высокий вождь Востока, Пакрур, сказал пред Фараоном: «Благо ли то, что великий властитель Амона в Фивах свершил, и слова, что молвил он? Фараон увидит, кто из нас сильнейший?» Я низрину на великого властителя Амона в Фивах и на область Мэндэса позор их деяний и их слов, тех, что произнесли они, сказав о распрях междоусобных. Я пресыщу их войнами, я попытаюсь, дабы битва и война не возникла в Египте во дни Фараона. Но ежели дозволено мне будет, я явлю Фараону бой меж людьми двух щитов. И будешь ты свидетелем того, что случится! Ты увидишь, как горы взорвутся до неба, что стелется над землей, и содрогнется земля. Ты увидишь быков Писабди, львов Метелиса, и их способ сражаться, и закалится железо, когда согреем его мы кровью». Фараон сказал: «Нет, о, отец наш, высокий вождь Востока, Пакрур, потерпи и не тревожься так. Теперь же идите каждый в ваши области и города ваши, и я повелю взять панцирь усопшего царя Инароса, и перенести его назад в Солнцеград, в место, откуда был он похищен, ликование пред ним, любовь вослед. Если усомнишься, великая война вспыхнет. Сверши же, да не возникнет войны у нас. Сделайте милость, даруйте мне пять дней, и, жизнью Амонра, владыки, царя богов, бога моего великого, когда вступишь ты в свои области и в города свои, я повелю перенести панцирь в место его первичное. Фараон умолк, он встал, он приблизился, и Пэму-младший подошел к Фараону, и сказал: «Великий мой властитель, именем Атуму, бога великого, если даруют мне панцирь и я унесу его в Солнцеград, не отнимая его силой, стрелы почиют в Египте по причине этой. Но если б даже воинство страны Всей вернулось к очагам своим, я пойду во имя Вещего моего, Инароса, и я принесу панцирь в Солнцеград».
Великий властитель Амона в Фивах сказал: «Фараон, наш повелитель великий, да возможешь ты досягнуть долголетия Ра, да соизволит Фараон повелеть писцу возвестить глас мой в областях моих и в моих городах братьям моим, товарищам моим, моим колесничим, тем, что племени моего, да услышат они меня». Фараон сказал: «Пусть. Да приведут писца». Когда пришел писец, велением Фараона, начертал он народам области Мэндэса, тоже и Тахосу, вождю воинств области и Фрамоони, сыну Анкгору, говоря: «Делайте все приготовления, вы и ваши люди. Да будет им дано пропитание, одежда, денег из царского дома, и да получат они повеление к отбытию. Тем же, кто вовсе не имеет вооружения и доспехов, тем да даруют денег из моей сокровищницы, и засим да прибудут ко мне к озеру Газели, которое будет местом причала властителей, начальников, воинских вождей, в виду борьбы города с городом, области с областью, племени с племенем, которая, вот, зачнется. Сверх того, да пошлют в дома Анкгору, сына Гарбиза, властителя области Палахитит. Равно, да пошлют в дома Тэнипони сына Уцакау, царевича...» Тогда правители Таниса, и Мэндэса, и Тахаита, и Сэбэннитоса, послали за своими воинствами, и Анкгору, сын Фараона, разослал по своим городам и к братьям своим, детям Фараона, и они выстроились пред палаткой Фараона, каждый по области и по городу своему. Так было сделано. В час, как услышал Пэму-младший имена царевичей и войск областей и городов, к которым направлял великий властитель Амона в Фивах, заплакал он, как малый ребенок. Высокий вождь Востока, Пакрур, взглянул на него, и он увидел, что лицо его опрокинуто, и что печален он был в сердце своем, и он сказал: «Сын мой, вождь воинств, Пэму-младший, не сокрушайся! Когда услышат они происходящее, твои содружные, соединятся они тоже с тобою». Высокий вождь Востока, Пакрур, сказал Фараону: «Повели прийти Сунизи, сыну Уацгора, писцу, дабы написал он повеление нашим областям и нашим городам, нашим братьям, и нашим мужам». Фараон сказал: «Писец, сделай все, что повелено тебе будет». Высокий вождь Востока, Пакрур, сказал: «Писец!» Тот сказал ему: «К услугам твоим, высокий мой повелитель!» Высокий вождь Востока, Пакрур, сказал: «Начертай быстровесть Гаруи, сыну Пэтэхонсу, счетчику участков моего города и наделов людей, что там живут, гласящую: “Сделай приготовления с дружиной Восточной области. Да будет дано им пропитание, одежда; тем же, у которых вовсе нет вооружения и снаряжения, да будет им даровано это из моей сокровищницы, и да отправятся они в поход, но да остерегутся совершить какое-либо насилие до тех пор, пока я на якоре в озере Газели для борьбы, что зачнется, области с областью, и племени с племенем, по причине Пэму-младшего, сына Инароса, ибо Пэму-младший идет сразиться с великим властителем Амона в Фивах за панцирь Инароса, который унесен был тем в крепость Зауифрэ, что на острове области Мэндэса!”
Напиши другую быстровесть в область Восточную, в город Писапди, вождю воителей, Пэтэхонсу, гласящую: “Соверши приготовления твои, равно и твоя дружина, твоих коней, твоего скота, твои ладьи, и мужей Востока, что должны следовать за тобою все, и это, за панцирь вещего, усопшего, царственного Инароса, который великий властитель Амона в Фивах унес в крепость Зауифрэ. Я соединюсь с тобою у озера Газели, по причине распри, что, вот, вспыхнула”.
Напиши другую быстровесть Фрамоони, сыну Зинуфи, царевичу Пиманхи, в выражениях вышеозначенных.
Напиши еще другую быстровесть, царевичу Миннэмэи, сыну Инароса, из Элефантины, равно и его тридцати трем вооруженным мужам, его оруженосцам, его домовым жрецам, его Эфиопским наемникам, его пехотинцам, его коням, его скоту.
Напиши еще другую быстровесть Пэму, сыну Инароса младшего, с крепким ударом, гласящую: “Соверши приготовления твои, так же как твоя дружина, твои мужи-воители, семь твоих домовых жрецов” — в выражениях вышеозначенных.
Напиши еще другую быстровесть в Бузирис, к Баклулу, сыну Инароса, гласящую: “Соверши твои приготовления с твоей дружиной” — в выражениях вышеозначенных.
Напиши еще другую быстровесть на остров Гераклеополис, Анкгору однорукому, гласящую: “Соверши твои приготовления с твоей дружиной, равно и вооруженные телохранители”, — и напиши еще другое повеление к Мэндэсу, сыну Пэтэхонсу и жрецам его, в выражениях вышеозначенных.
Напиши еще другую быстровесть в Атрибис, к Сукотесу, сыну Зинуфи, гласящую: “Соверши твои приготовления, также как дружина твоя и мужи вооруженные”.
Напиши еще другую быстровесть Уилуни, сыну Анкгору, царевичу крепости Мэитум, гласящую: “Соверши твои приготовления, также и дружина твоя, твои наемники, твои кони, твой скот!”
Напиши, наконец, еще другую быстровесть великому вождю Востока, Пакруру, областям его и его городам, гласящую: “Совершите приготовления ваши к озеру Газели!”»
И после этого великий вождь Востока, Пакрур, сказал: «Сын мой Пэму, выслушай слова, что писец сказал за тебя в вестях твоих, к областям твоим и твоим городам. Быстро удались, предупреди великого властителя Амона в Фивах, и первым будь в силе, в схватке, во главе твоих братьев, что одного с тобою рода, так, чтоб обрели они тебя там все отдавшим; ибо, если не найдут они тебя там, вернутся в области свои и в свои города. Я сам отправлюсь в Писапди, и я повелю им идти в места, где будешь ты». Пэму-младший сказал: «Сердце мое удовольствовано тем, что ты сказал». Засим высокопоставленные отправились в свои области и города. Пэму-младший отбыл, он вошел на плоскую ладью, новую, которая снабжена была всякого рода благими вещами. Ладья его спустилась по течению, и через некоторое время Пэму прибыл к озеру Газели, и ему указали некоторое место, дабы расположиться там в отъединенности.
И, меж тем как все это совершилось, пришли возгласить об этом пред вождем воинств, высоким властителем Амона в Фивах, говоря: «Пэму-младший только что причалил к озеру Газели; он расположился там в отъединенности, и он там один с Зинуфи, юным своим оруженосцем. Соверши же твои приготовления, так же как твоя дружина, и да поспешат вооружиться. Люди Таниса, Мэндэса, Тахаита и Сэбэннитоса да отправятся с тобою, и тесно да сплотятся они с тобою, чтобы дать сражение Пэму-младшему. Ибо тот, он предупредил тебя, и их там лишь двое слабых. Областям и городам, что за тебя, повели им явиться на поле битвы, и напасть на него с Юга, с Севера, с Востока, с Запада, и да не прекратят они нападений, пока не ниспровергнут его жизнь. Когда прибудут его братья, и узнают о страшной его смерти, сердца их будут разбиты этим, и их сила тем самым будет уменьшена; они возвратятся в свои области и в свои города, и ничто не удержит их ног, и панцирь Инароса никогда не уйдет из обиталищ твоих». Он сказал: «Жизнью Мэндэса, бога великого! С этим именно намерением призвал я Мэндэса и четыре области, что за меня! Да вооружат для меня ладью!» Ему вооружили ее тотчас, и великий владыка Амона в Фивах отчалил со своей дружиной и с оруженосцами своими. И случилось, что дружина и оруженосцы его города были готовы, и они отбыли с отрядами дружин четырех областей. Чрез малое время великий владыка Амона в Фивах достиг озера Газели, он осведомился тотчас, и узнал, что Пэму-младший прибыл туда раньше него.
Когда великий владыка Амона в Фивах привел своих к месту, где находился Пэму близ озера Газели, он сказал: «Будем биться один на один в течение часа, покуда один из нас двоих не будет побежден другим». В час, как Пэму-младший услышал эти слова, смутилось его сердце, и он подумал: «Я сказал себе, что не будет битвы до тех пор, пока мои братья не присоединятся ко мне, ибо мое поражение повергло бы в уныние дружины областей Египта, когда они прибудут сюда». Тем не менее ответ Пэму был: «Я готов к битве!» Зинуфи, юный его оруженосец, стал плакать и сказал: «Бог да поможет тебе, да будет рука твоя счастливой, и да пребудет бог милосердным к тебе! Ты знаешь хорошо, что один средь множества в злом он положении, и что отряд потерян, если он один. Должен ли я назвать тебе части, которые находятся здесь с великим владыкой Амона Фивского, войска Таниса, Мэндэса, Тахаита, Сэбеннитоса, также и высокопоставленных при нем находящихся? Смотри, ты выходишь на ристалище с ним, когда ни единого нет из нашего рода с тобой. Увы! если они нападут на тебя, когда ни одного не будет с тобою из воителей твоих. Именем Атуму, целое воинство приближается для тебя с поля битвы, и оно спасет тебе жизнь, великую жизнь. Не бросай свою жизнь погибели из-за безрассудства!» Пэму сказал: «Брат мой Зинуфи, все слова, что ты сказал, я их думал сам. Но, поелику обстоятельства таковы, что нельзя уж не иметь битвы, до поры, когда братья присоединятся ко мне, я разобью людей Мэндэса, я унижу Танис, Тахаит, и Сэбэннитос, которые не чтут меня вовсе среди отважных. Поелику это так, брат мой Зинуфи, мужайся и да принесут мне вооружение тяжелое пехотинца». Ему принесли его тут же и разложили перед ним на постилке из свежих веток. Пэму протянул свою руку и он схватил рубаху, сделанную из многоцветного виссона и перед которой был расшит серебряными изображениями, между тем двенадцать пальм из серебра и золота украшали спину. Он протянул потом свою руку к другой рубахе, из полотна библосского и из виссона града Панамху, шитой золотом, и он надел ее. Он протянул потом свою руку к воинскому плащу, длиной в три с половиной локтя, из тонкой шерсти, подкладка которого из зальшельского виссона, и он надел его. Он протянул потом свою руку к своим медным латам, что были украшены золотыми колосьями и четырьмя изображениями мужскими и четырьмя женскими изображениями, представляющими богов битвы, и он надел их. Он протянул свою руку к наколеннику из каленого золота, и он надел его на свою ногу, потом схватил он рукой своей другой наколенник, и он надел его на свою ногу. Он привязал потом ремни, потом он надел на голову свой шлем, и он отправился к месту, где был великий владыка Амона в Фивах.
Тот сказал своему оруженосцу: «Именем Мэндэса, юный мой оруженосец, принеси мне мое вооружение!» Ему принесли его тотчас, он надел его, и не замедлил он пойти к месту, где должен был произойти бой. Он сказал Пэму: «Если ты готов, сразимся один на один!» Пэму принял, и бой начался, но скоро великий владыка Амона в Фивах возымел превосходство. Когда Пэму заметил это, сердце его затомилось. Он сделал знак рукой, и он сказал Зинуфи, своему юному оруженосцу: «Не колеблясь беги к берегу, чтоб взглянуть, не прибывают ли друзья наши и товарищи наши со своими дружинами». Зинуфи нашел свои ноги, и не колеблясь побежал на берег; он ждал час, он наблюдал некоторое время с высоты откоса. Наконец он поднял свое лицо, и он заметил челн, окрашенный в черное, с белой обшивкой, весь переполненный матросами и гребцами, весь загроможденный вооруженными людьми, и он рассмотрел, что были золотые щиты на обшивке, что был высокий золотой водорез на носу, что было золотое изображение на корме его, и что ряды матросов управляли снастями; за ним следовали две галеры, пять сотен челноков, сорок плоскодонок и шестьдесят малых лодок со своими гребцами, столько, что река была слишком узкой для такого количества судов, и откос был слишком узок для всадников, колесниц, для воинских орудий, для пехоты. Один вождь стоял в ладье. Зинуфи громким голосом позвал, и он кричал сильно, говоря: «О вы, люди белой ладьи, люди зеленой ладьи, люди ладьи пестрой, которое из ваших судов поможет роду Пэму-младшего, сыну Инароса? Спешите к нему на ристалище, ни пеших, ни конных, ни колесниц с ним против великого владыки Амона в Фивах. Люди Таниса, Мэндэса тоже, Тахаита тоже, Сэбэннитоса тоже, помогают они великому владыке Амона в Фивах, бога их, что пребывает в крепости Зауифрэ. Братья его, содружные его, его воители поддерживают его все». Как только люди в ладье услышали его, некий военачальник встал на корме и сказал: «Беда ужасная, то, что возвещают нам уста твои, оповещая нам, что Пэму и род его бьется с великим владыкой Амона в Фивах». Зинуфи вернулся, чтобы возвестить новость. Он направился к месту, где был Пэму, и он нашел его в схватке с великим владыкой Амона в Фивах: его конь был убит и повержен на землю. Зинуфи вскричал: «Сражайся, бог мой Пэму, твои братья, дети Инароса, спешат они к тебе!»
Когда великий владыка Амона в Фивах увидел, что Зинуфи вернулся, повелел он людям Таниса, и людям Мэндэса, Тахаита тоже, и Сэбэннитоса тоже удвоить напор на Пэму. Зинуфи, юный оруженосец, нашел Пэму сердцем отчаявшегося, с мечом, залитым слезами о коне своем, и он говорил: «Ужели они убили тебя, добрый мой зверь?» Когда он услышал Зинуфи, он приподнял свое лицо, и он увидел ладью, переполненную марсовыми и гребцами, снабженную воителями и матросами, которые пели под ветром и которые спешили на битву. Он закричал громким голосом юному своему оруженосцу Зинуфи: «Брат, кто эти люди, там?» — «Это род Инароса, что спешит на помощь Пэму-младшему, сыну Инароса». Пэтэхонсу, брат Пэму, что был во главе их, вызвал Анкгору, сына Фараона: тогда всеобщее смятение сменилось полным порядком, и они вооружились для поединка. Тут некий вестник не замедлил отправиться к месту, где был Фараон Пэтубастис, дабы рассказать ему о том, что произошло между Пэтэхонсу и Анкгору, сыном царя. Когда Его Величество узнал об этом, он пришел в ярость: «Что это за злой поступок? неужели же, вопреки моим повелениям, Анкгору, дитя Фараона, бьется с этим опасным быком людей Востока! Именем Амонра, царя богов, моего бога великого, беда дружине Писапди! Поругание людям Атрибиса, дружине областей Мэндэса, которые истребляют отряды Сэбэннитоса в борьбе за род высокопоставленных царевичей, сынов вещего Инароса! Знамя царственного Инароса попрано, доколе содружники их прибывают. Да приготовятся к конскому ристалищу, к цепи замкнутого круга. Повторены были царевичу Пэтэхонсу лжи, чтобы не бился он с Анкгору, царственным наследником, моим сыном, чтобы не поднимал он своих порубежных значков, пока не высадятся все отряды и не воздвигнут знамен перед Фараоном для цепи замкнутого круга!» Дружина двух скипетров и люди двух щитов отправились в путь. Когда Фараон прибыл к месту, где находился Пэтэхонсу, он увидел приближенных Пэтэхонсу, и самого Пэтехоису, который натягивал панцирь из плотного железа. Фараон приблизился и сказал: «Не будь злым сглазом, сын мой, не поднимай твое знамя, доколе не прибудут сородичи твои!» Пэтэхонсу увидел, что Фараон Пэтубастис возлагал себе на голову венец: Пэтэхонсу восславил его и вознес ему обычную молитву, и он не начал боя в тот день. Фараон повелел начертать на каменной скрижали указ в честь царевича Пэтэхонсу.
Однако между тем как происходило все это, ладья великого вождя Востока, Пакрура, причалила к озеру Газели, и обозы Пэтэхонсу и люди Атрибиса продвинулись дальше к Северу: назначили сходни для переправы их, и установили сходни для переправы Анкгору, сына Панэмка. Установили сходни для переправы людей Солнцеграда, и для переправы людей Саиса. Установили сходни для переправы обозов Миннэмэи, царевича Элефантины. Установили сходни для переправы обозов Фрамоони, сына Зинуфи, и дружины Пиманки. Установили сходни для обозов Пэбрэхафа, сына Инароса, и для дружины области Саиса. Установили сходни для ладьи вождя Баклулу, сына Инароса, и дружины области Бузириса. Установили сходни для ладьи Уилуни, сына Анкгору, и дружины Меитума. Установили сходни для Уохсунэфгамула, сына Инароса. Установили сходни для ладьи Пэму-младшего, с могучей рукой, и других сыновей царственного Инароса, равно и для братьев вождя, воителей Пэтэхонсу, и для всех из рода вещего Инароса. Кто видит пруд с его птицами, реку и ее рыбок, он видит озеро Газели и рать Инароса на нем. Они мычали подобно быкам, они были упитаны силой как львы, они разъярились как львицы. И пришли возвестить о том Фараону, говоря: «Две рати прибыли, львы они по шлемам своим, вооруженьем своим — быки». Был воздвигнут тогда высокий помост для царя Пэтубастиса, и воздвигли другой помост для великого вождя Востока Пакрура, напротив первого. Воздвигли помост для Тахоса, сына Анкгору, и воздвигли еще другой для Пэтэхонсу, напротив того. Воздвигли помост для Уилуни, начальника воителей Мэитума, и воздвигли еще другой для царственного сына Анкгору, сына Фараона Петубастиса, против того. Воздвигли помост для Псинталэса, сына Зауиранамгаи, царевича великого круга Гануфи, и воздвигли другой для Фрамоони, сына Зинуфи, царевича Пиманхи, против того. Воздвигли помост для Анкгору, сына Гарбиза, царевича области Пилакхити, и воздвигли другой для Пэтэхонсу из Мэндэса, против того. Воздвигли помост для Анкхофиса, сына Фрамоони, царевича Псоэиса, и воздвигли еще другой для Сукхотэса, сына Тафнахти из Атрибиса, против того. Дружины четырех областей были выстроены позади великого Владыки Амона в Фивах, и дружины областей Солнцеграда позади Пэму-младшего.
Тогда Фараон сказал: «О, великий вождь Востока, Пакрур, я вижу, нет никого, кто мог бы удержать столкновение двух щитов, области с областью, и города каждого с соседним его». Великий вождь Востока вышел облаченный в кольчугу, выложенную лучшею битью из лучшего железа и плавленой бронзы, опоясанный воинским мечом из хорошего каленого железа, и ятаганом по образцу людей Востока, отлитым из одного куска от рукоятки до отточенного острия его. Он схватил стрелу, из древа Арабии на одну треть и из золота на другую треть, и одна треть которой была из железа, и он взял в руку золотой щит. Великий вождь Востока, Пакрур, находился посреди отрядов из Египта, между двух знамен и двух щитов, и он воззвал громким голосом своих предводителей, говоря: «Гей, ты, вождь воинств, Великий властитель Амона в Фивах! Тебе надлежит победить Пэму, вождя воителей, младшего сына Инароса, с которым идут семь телохранителей вооруженных, что бывали на поле битвы с божественным сыном царственного Инароса, вы же, люди из области Солнцеграда, расположитесь против многочисленных отрядов области Мэндэса. Гей, ты, вождь воителей Пэтэхонсу! Тебе надлежит победить Анкгору, царского наследника, сына Фараона Пэтубастиса. Гей, вы, Пситуэрис, сын Пакрура, Фрамоони, сын Анкгору, Пэтэхонсу, сын Бокхориса, и ты, гей, дружина Писапди. Вам это надлежит победить дружину Сэбэннитоса. Гей, вы, Фрамоони, сын Зинуфи, и дружины Пиманки! Вам это подлежит разбить дружину области Таниса. Гей, ты, Сукхотэс, сын Зинуфи, вождь дружины области Атрибиса. Тебе это надлежит победить, равно и Анкгору, сыну Гарбиза, царевичу Тиомэ, вождю стад Сахми!» Он выстроил их, мужа против мужа, и велика была их удаль, велика их рьяность смертоносная!
И после этого случилось, что великий вождь Востока, Пакрур, обернулся среди стычки, и он заметил некоего военачальника высокого роста и красивой наружности, который стоял на оглоблях колесницы, новой и красиво разубранной. Он был облачен в свои доспехи и во все свое оружие, и сорок телохранителей было с ним, суровых и стройных, на своих сорока конях, и сорок тысяч пехотинцев шли вослед, вооруженных с головы до ног, и четыре тысячи других воителей были за ним, все хорошо снаряженные. Он подъял руку перед великим вождем Востока, Пакруром, говоря: «Будь ко мне благосклонен, о, Баал, великий бог, мой бог. Что же с тобою, что не даровал ты мне места в сражении, дабы сопричислить меня к братьям моим, сынам царственного Инароса, отца моего». Царевич Востока, Пакрур, ему сказал: «Который будешь ты из мужей нашего рода?» Военачальник ему сказал: «Воистину, отец мой, царевич Востока, Пакрур, Монтубаал я, сын Инароса, что послан был против страны Кхоирис. Удалью твоей, отец мой, царевич Востока, Пакрур, был я взволнован, и не мог я спать в моей горнице, когда привиделся мне сон один. Певица слов божественных находилась возле меня и говорила мне: “Монтубаал, сын Инароса, сын мой, беги, как только можешь бежать! Не медли больше, но устремись в Египет, ибо я пойду с тобой к озеру Газели, по причине битвы и войны, что ведут дружина Мэндэса и род Гарнакхуити, сын Смэндэса, против братьев твоих и против рода твоего, по причине панциря, который унесли в крепость Зауифрэ”. О, отец мой, царевич Востока, Пакрур, да означат мне место в ристалище; ибо, если не дадут мне его, что станется со мною, отец мой, царевич Востока, Пакрур?» Царевич Востока, Пакрур, ему сказал: «Привет тебе, привет тебе, Монтубаал! Ты прибываешь с отрядами твоими, когда все уже расположено; однако, поелику ты просишь моего повеления, вот веление, что я даю тебе. Останься в ладье твоей, и не посылай ни единого из людей твоих в битву, ибо я не подам тебе знака, доколе отряды областей не нападут на наши корабли: тогда не допусти их произвести опустошение на реке!» Монтубаал ему сказал: «О, отец мой, царевич Востока, Пакрур, я останусь в моей ладье!» Пакрур указал ему место, где он должен был поместиться, и он взошел на свой помост, дабы следить за превратностями битвы.
Два отряда бились уже с четвертого часа утра до девятого часа вечера, и непрестанно воители побивали друг друга. Наконец Анкгору, сын Гарбиза, царевич из Тиомэ, поднялся, чтобы освободить другого отважного из отрядов Сэбэннигоса, и они побежали к реке. Но Монтубаал был на реке в своей ладье; он услышал громкое сетование, что доносилось от дружины, и ржание коней, и ему сказали: «Это дружина из областей Сэбэннитоса, которая бежит от твоих братьев». Он сказал: «Пребудь со мной, о, Баал, бог великий, мой бог! Вот, девятый час, и сердце мое смятено, ибо не принял я участия в битве и войне!» Он надел свою кольчугу, и он схватил свои воинские доспехи, и он устремился навстречу дружине области Сэбэннитоса, отрядов Мэндэса и крепости Зауифрэ, Тахаита, сил Великого Владыки Амона в Фивах. Он понес гибель и резню средь них, как Сокхит в свой час ярости, когда гнев ее воспламеняется в сухих травах. Дружина рассеялась пред ним, и гибель понеслась пред их взором, резня средь них; смерть сеяли средь них неустанно. Донесли о том Фараону Пэтубастису, и уста его разразились криком великим, он устремился вниз с возвышенного своего помоста. Фараон сказал: «Великий вождь Востока, Пакрур, устремись к твоим воителям. Мне донесли, что Монтубаал, сын Инароса, сеет гибель и истребление среди четырех областей. Да прекратит он истребление моей дружины!» Великий вождь Востока сказал: «Да благоволит Фараон отправиться со мною к месту, где находится Монтубаал; я повелю, чтобы прекратил он убиение дружины Египетской!» Пакрур надел свою кольчугу, он вошел на носилки вместе с Фараоном Пэтубзстисом. Они встретили Монтубаала, сына Инароса, на поле битвы, и великий вождь Востока, Пакрур, сказал: «Сын мой Монтубаал, удались с поля битвы. Хорошо ли это, сеять гибель и поражение среди твоих братьев, дружин Египта?» Монтубаал сказал: «Хорошо ли это то, что сделали эти люди, — унести панцирь отца моего Инароса в крепость Зауифрэ, хитростью, и ты не сделал должного, чтобы они нам вернули его?» Царь сказал: «Сдержи твою руку, о, сын мой Монтубаал, и в час, как ты попросил, это случится. Я повелю отнести панцирь в Солнцеград, в место, где он находился раньше, и радость пойдет пред ним, и ликование за ним!» Монтубаал повелел протрубить отбой в своих войсках. Удалились они с ристалища, и было так, точно никто и не бился.
Они же вернулись, Фараон и Пакрур с Монтубаалом, к битве, к месту, где был Пэму, и они нашли его в схватке с Великим Властителем Амона в Фивах. Пэму полуопрокинул своего противника под его щитом из переплетенных камышей: он ударил ногой, он выбил щит на землю и он занес свою руку к мечу своему, как бы для того, чтоб убить. Монтубаал сказал: «Нет, брат мой Пэму, не допусти руки твоей до отмщения этим людям, ибо человек не тростник, который, если срежешь его, он снова вырастет. Поелику Пакрур, отец мой, и Фараон Пэтубастис повелели, чтоб не было битвы, да сделают все, что Фараон сказал относительно панциря, дабы перенести его в место его первичное, и Великий Владыка Амона в Фивах да придет, и да вернется он в дом свой». И они отошли один от другого, но после случилось, что вождь воинств, Пэтэхонсу, вызвал на поединок Анкгору, царского наследника, и он поглумился над ним в насмешку. Пэтэхонсу одним прыжком наскочил на него сзади, и он нанес Анкгору, царскому наследнику, удар, суровее камня, горячее огня, легче дыхания, быстрее ветра. Анкгору не смог ни овладеть нападеньем, ни отразить, и Пэтэхонсу держал его, полуопрокинутым перед собой, под щитом своим из переплетенных камышей. Пэтэхонсу ударил его о землю, он поднял свою руку, он взмахнул кривым своим мечом, и громкий ропот и глубокий вопль пронесся средь воинств Египта, по причине Анкгору, царского наследника. Весть не осталась скрытой и в том месте, где был Фараон: «Пэтэхонсу опрокинул Анкгору, твоего сына, на землю, и он заносит свою руку и кривой свой меч на него, чтобы погубить его». Царь Фараон великую от этого ощутил тоску. Он сказал: «Будь жалостлив ко мне, Амонра, владыка, царь Богограда, бог великий, мой бог! Я сделал все, что мог, дабы отвратить битву и войну, но меня не послушали!» Когда он сказал это, поспешил он, и он схватил руку Пэтэхонсу. Царь сказал: «Сын мой Пэтэхонсу, сохрани ему жизнь, отврати твою руку от сына моего, побойся, если убьешь ты его, не настал бы час моей кары. Твое отмщение, ты возымел его, и ты победил в твоей войне, и рука твоя сильна во всем Египте!» Великий вождь Востока, Пакрур сказал: «Отврати твою руку от Анкгору, по причине Фараона, отца его, ибо он дыхание его». И он отошел от Анкгору, царского наследника. Фараон сказал: «Именем Амонра, царя Богограда, бога великого, моего бога, это сделано дружиной области Мэндэса, и Великий Владыка Амона в Фивах повергнут, и Пэтэхонсу победил его, равно и дружины четырех областей наиболее значительных в Египте; остается только повелеть кончить резню».
Однако тем временем, как случилось это, Миннэмэи приближался по реке со своими сорока вооруженными телохранителями, с своими девятью тысячами Эфиопов из Мэроэ, со своими оруженосцами, с собаками своими из Кхазиру, и ратники из области Фив следовали за ним, и река была слишком узкой для людей в ладьях, и побережный откос слишком узок для конницы. Когда он прибыл к озеру Газели, установили сходни для быка воителей, Миннэмэи, сына Инароса, царевича Элефантины, возле ладьи Тахоса, вождя воинств области Мэндэса, и возле его воинского челна. Миннэмэи воскликнул: «Именем Хнуму, владыки Элефантины, бога великого, моего бога! Так вот почему призывал я тебя, узреть панцирь моего отца, Озириса-Инароса, дабы я стал орудием его замысла!» Миннэмэи надел свою кольчугу и свои доспехи, и дружина, что была с ним, последовала за ним. Он пошел на ладью Тахоса, сына Анкгору, и он встретил девять тысяч вооруженных ратников, что охраняли панцирь Озириса-Инароса. Миннэмэи устремился на них. Тот, кто стоял там, готовый к бою, битвенное место его стало ему местом сна; тот, кто стоял там, готовый к схватке, обрел схватку эту на дозоре своем; тот, кто любил резню, упился он ею сполна, ибо Миннэмэи расточал гибель и истребление средь них. Потом он поставил вооруженных стражей на палубе ладьи Тахоса, сына Анкгору, дабы не допустить никого на свете проникнуть туда. Тахос противился как мог, но он уступил наконец, и Миннэмэи преследовал его со своими Эфиопами и со своими собаками из Кхазиру. Дети Инароса устремились вместе с ним, и они овладели панцирем.
После сего они перенесли в Солнцеград панцирь Озириса, царственного Инароса, и они возложили его в место, где был он ранее. И чада царственного Инароса ликовали весьма, также и дружина области Солнцеграда, и пошли к царю, и они сказали: «Великий наш господин, вооружись писалом и начертай повесть великой войны, что была в Египте по причине панциря Озириса, царственного нашего Инароса, равно и битв, которые вел Пэму-младший, дабы завоевать его обратно, и то, что свершил он в Египте, с царевичами и дружиной, что в областях и городах, потом повели иссечь это на каменной плите, которую ты воздвигнешь во храме Солнцеграда».
И царь Пэтубастис сделал, как сказали они.
Примечания
1
Ладья Амона имела две головы барана, спереди и сзади.
(обратно)