Женщина и война. От любви до насилия (fb2)

- Женщина и война. От любви до насилия [litres] 2791K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Рафаэль Абрамович Гругман

Рафаэль Гругман
Женщина и война
От любви до насилия

Любимым тётушкам, офицерам-военврачам, Анне и Евгении Ривилис

Предисловие

О Второй мировой войне сказано и написано много. Поделились воспоминаниями участники боевых действий, солдаты, генералы и маршалы, бывшие в прошедшей войне по разные стороны фронта; разговорились политические деятели (Черчилль даже удостоился Нобелевской премии по литературе). Война завершилась семьдесят лет назад, и лица, кровно заинтересованные в сокрытии тайн, большей частью покинули этот мир, позволив за давностью лет странам-победительницам частично раскрыть засекреченные архивы. Историки получили возможность заново осмыслить события, унесшие более шестидесяти миллионов жизней, и, казалось, ими сказано уже всё. Тем не менее остаются закрытые и полузакрытые темы, прикосновение к которым вызывает ожесточённые споры.

Белые пятна в истории Второй мировой войны: стенограммы переговоров Молотова, Сталина, Риббентропа и Гитлера; тайна захоронения нацистского золота; засекреченные архивы Коминтерна; судьба и протоколы допросов Рауля Валленберга; масштабы разрушений в европейской части СССР, списанные на немцев, – взорванные по приказу Ставки заводы и электростанции, города и посёлки; «подвиги» французской эсэсовской дивизии, в декабре 1941-го наступавшей на Москву, а в 1945-м отчаянно сражавшейся против Красной армии в Померании и в Берлине…

Но и союзники по антигитлеровской коалиции не спешат раскрывать засекреченные архивы. В 1987 году в западноберлинской тюрьме Шпандау повесился (или убит – есть и такая версия) Рудольф Гесс, первый заместитель Гитлера по национал-социалистической партии. Произошло это накануне передачи охраны Международной тюрьмы Советскому Союзу, когда просочилась информация, что Горбачёв намеревается помиловать узника века, в мае 1941-го, за шесть недель до начала германского наступления на Советский Союз, перелетевшего в Англию, отрекомендовавшись личным посланником фюрера. Что скрывает правительство Англии, обещав лишь в 2017 году рассекретить стенограммы его допросов? Неужели Гесс действительно проинформировал Черчилля о планах Гитлера напасть на Советский Союз и предложил ему заключить мир в обмен на совместный крестовый поход против большевиков, и будущий союзник Сталина, обрадовавшись возможности чужими руками сокрушить ненавистный ему режим, скрыл заманчивое предложение от Москвы? Уже и 2018-й год завершается, но молчат английские джентльмены, молчат, набрав воды в рот… И хотя Черчилль поучал: «Учите историю. В истории находятся тайны политической прозорливости», прошлое никого ничему не научит, пока закрыты архивы и остаются темы, к которым запрещено или боязно прикасаться.

Но из множества щекотливых тем – белых пятен в истории Второй мировой войны – из-за закрытости архивов, остающихся малоизученными, наиболее неприглядная – о моральном разложении вошедшей в Германию Красной армии. Политруки, отвечающие за морально-политический дух, особые отделы (соглядатай был в каждом подразделении), СМЕРШ и войска НКВД, жёстко реагирующие на всё, связанное со словами «измена Родине», «трусость в бою», «дезертирство» и «попадание в плен», – вся эта сила не смогла удержать рабоче-крестьянскую Красную армию, превратившуюся в Германии в скопище мародёров и насильников. Незначительная прослойка интеллигенции, подавленная и шокированная пьяным разгулом вооружённой толпы, впервые увидевшей европейски цивилизованные города и деревни, не смогла ей противостоять. Но свершалось ли «наказание Германии» по высочайшему повелению Верховного главнокомандующего, а затем по его же повелению было жёстко приостановлено, или насилие было стихийной местью, орудием которой стал детородный орган?

Советские издательства охотно публиковали ветеранские мемуары, вычищая всё, шедшее вразрез с официальной идеологией и способное навредить мифу о советском солдате как о божестве, лишённом человеческих недостатков, который не травился спиртосодержащими жидкостями и не умирал в конвульсиях, не мародёрствовал, не расстреливал пленных и не насиловал детей и старух. Армию идеализировали. Лишь в новом тысячелетии ветераны, дожившие до девяностолетнего возраста, заговорили не только о героических подвигах.

В фантастических боевиках, вошедших в моду вместе с новыми технологиями, роботы, лишённые человеческих чувств и эмоций, сражаются с роботами или с электронными монстрами, такими же холодными и бесчувственными. В реалиях, далёких от кино и литературы, мужчины воюют с мужчинами. А им, едва Адам познал Еву (с этого, говорят, всё и началось), помимо потребностей в пище и воде и под грохот канонады войны хочется любви и секса. И если в обществе нарушается демографический дисбаланс и мужчины супротив воли на длительное время лишены амурных утех и не пребывают в однополом сообществе на подводной лодке или в тюрьме (там, рассказывают, свои «прелести»), то… читай книгу «ЖЕНЩИНА И ВОЙНА. От любви до насилия»…

Книги о войне, художественные и документальные, преимущественно обращены к мужской аудитории – в них женщины украшают благородных мужчин и ратные подвиги воинов-рыцарей, которым по определению не чуждо ничто, а в военную годину и подавно простительно. Книг, обращенных к женской аудитории, почти нет. «ЖЕНЩИНА И ВОЙНА. От любви до насилия», как и книги Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо» и «Последние свидетели», – взгляд на войну под другим ракурсом. О том, что стыдливо замалчивалось и замалчивается.

В начале нового века, благодаря западным публикациям, в России заговорили о сексуальных преступлениях, совершённых военнослужащими Красной армии; они «задели за живое» блюстителей советской эпохи (не пьянство и грабежи!), и, задыхаясь от возмущения, стражи советского прошлого назвали западные публикации измышлением и очернительством. Хотя бывало, что и в советское время в кухонных разговорах под водку с жареной картошечкой у ветеранов развязывался язык, и они рассказывали (без подробностей, разумеется), что за преступления гитлеровцев Красная армия обрюхатила пол Германии. Их юные слушатели, разинув рот, восхищались доблестью фронтовиков, восклицая, что, когда речь идёт о преступлениях фашистов, следует забыть о милосердии и христианской морали: «Око за око, зуб за зуб! Нюрнбергский процесс предназначен для наказания высших руководителей рейха, а траханье Германии – праведный гнев, германские женщины расплачивались за преступления своих сыновей».

Но даже в состоянии алкогольного опьянения ветераны контролировали язык, не признаваясь в сексуальном насилии над сослуживцами, женщинами-красноармейцами, или над перемещёнными лицами – девушками, насильно угнанными на работу в Германию, в том числе и над несовершеннолетними. Они осознавали: это не возмездие, – не соотносится праведный гнев с надругательством над соотечественницами! – а уголовное преступление, сурово караемое в любой стране.

Тема преступлений военнослужащих на сексуальной почве во время военных конфликтов не новая. Дружественные и враждебные армии стран гитлеровской и антигитлеровской коалиции не были паиньками и следовали звериным инстинктам, приобретёнными человеческими самцами со времён первобытных войн: победитель толпами угоняет женщин в сексуальное рабство и насилует побеждённых, а солдаты во время длительных войн теряют человеческое лицо и превращаются в охотников за «живым товаром». Об их «подвигах» охотно писалось в советской и российской прессе. Однако вокруг аналогичных прегрешений Красной армии советская цензура (ныне «общественное мнение») воздвигла стену молчания. Армия, в каждом подразделении которой были политруки, отвечавшие за её мораль и политическую благонадёжность, изображалась образцом нравственности, непорочной и непогрешимой. Армия, руководимая политруками, не мародерствовала, не вывозила награбленное: солдаты – в вещевых мешках, а генералы и маршалы – вагонами. Армии поставили памятник – двенадцатиметровую фигуру солдата в Трептов-парке, в Берлине, в том самом городе, в котором она не оставила ни одной девственницы школьного возраста, и подменили термины: награбленное назвали трофеями, а изнасилование немок – возмездием, стыдливо умолчав об изнасилованиях соотечественниц, женщин-военнослужащих Красной армии, перемещённых лиц и узниц нацистских концлагерей. Немецкие женщины называли мемориал Красной армии в Берлине не «Монументом воину-освободителю», а «Могилой неизвестного насильника».

Заговор молчания продолжался более шестидесяти лет. Васильченко в книге «Сексуальный миф III рейха»^[1], подробно описав злодеяния нацистов и признав, что «бойцы Красной армии не раз совершали эксцессы на оккупированной немецкой территории», тут же оговорился, что «они были всего лишь ответной реакцией на зверства, совершённые немцами». После этого он перешёл в наступление. Цитирую: «Многочисленные публикации в жёлтой прессе, где в приступе национального мазохизма, помноженном на изуверскую гордость, констатируется, что в советской зоне оккупации изнасилований было чуть ли не на порядок больше, чем у союзников. Непростительное отношение к своей истории. Никто не отрицает эксцессов, вызванных войной. Но это ещё не позволяет издеваться над нашим прошлым».

Такая вот логика. Попытка рассказать правду – издевательство над прошлым. Но стоило Васильченко признать, что, «когда наша армия заняла Берлин, опасения немцев во многом оправдались», он задал риторический вопрос: «Что это было – горьким уроком истории, справедливым возмездием за высокомерие Третьего рейха, плата за военное безумие Гитлера?» Ответ прозвучал в вопросе, хотя он попытался его заболтать: «Не будем давать ответ на этот вопрос»; затем, понимая, что затронул запретную тему, пояснил, что безумство детородного органа «всего лишь ответная реакция» и «справедливое возмездие за высокомерие Третьего рейха, плата за военное безумие Гитлера».

Но, прежде чем Красная армия вошла в Германию и, прикрывшись словом-щитом «возмездие», открыто, с убийством сопротивляющихся начала удовлетворять похоть, три года изголодавшиеся самцы принуждали к сексу соотечественниц. Их в армии было немало – до десяти процентов личного состава в конце войны. «Своих» женщин, если они добровольно не соглашались на секс, «имели» втихомолку, используя в одних случаях силу, в других – моральное принуждение и командирскую власть. Урок нравственности преподал солдатам высший офицерский состав: «война спишет всё».

Всё было в оккупации и на фронте, Западном, Восточном и Тихоокеанском. Пьяный разгул и беспорядочные половые связи с частой сменой партнёров; солдатские бордели и массовые военные изнасилования, содеянные армиями стран гитлеровской и антигитлеровской коалиций; «дети войны» – они же «дети разных народов», родившиеся на оккупированных территориях; любовь – словами Давида Самойлова: «Сороковые, роковые, / Свинцовые, пороховые. / Война гуляет по России, / А мы такие молодые!»

Жан-Поль Сартр, французский философ, писатель и драматург, писал, вспоминая «клубничные годы» (его слова) нацистского режима: «Мы никогда не были так свободны, как при немецкой оккупации» – под этим он подразумевал разгул и необузданную сексуальную свободу, охватившую Париж. Его любовница, писательница Симона де Бовуар, ставшая в послевоенной Франции лидером феминистского движения, вторила ему в документальном фильме «Amour et sexe sous l’occupation» («Любовь и секс во время оккупации»): «Мы были молоды, и нам хотелось утонуть в вихре лихорадочных страстей».

Что происходит с женщинами и мужчинами во время длительных боевых действий, когда в обществе нарушается демографический дисбаланс и по обе стороны фронта миллионы женщин и мужчин детородного возраста становятся одиноки?

«ЖЕНЩИНА И ВОЙНА. От любви до насилия» – книга о женщинах, опалённых войной. Жизненные истории в тылу и на фронте. Человеческое (женское) измерение Второй мировой войны. Всё оказалось вперемешку в самой кровопролитной бойне в истории человечества: любовь, секс и война. Искренние чувства, необузданная похоть, любовь, тонны крови и миллионы смертей.

Часть I. «Свои» против «своих»

Ах, война, что ж ты сделала, подлая…

Булат Окуджава

Короткое слово: «война»

Жизнь продолжается и во время войны. Нельзя запретить любовь, вспыхивающую внезапно в самых неожиданных местах и, казалось бы, в самое неподходящее время. Повесть Бориса Васильева «В списках не значился», даже после многократного прочтения проникающая в каждый уголок сердца, рассказывает о лейтенанте Николае Плужникове, выпускнике военного училища, последнем защитнике Брестской крепости, и о любви, родившейся в подземелье между ним и хромоногой еврейской девушкой Миррой.

Снарядам и пулям любовь неподвластна. Несмотря на тяготы окопной жизни, пробуждались на фронте искренние чувства, рождались трогательные, трагически завершившиеся истории любви (фильм Тодоровского «Военно-полевой роман» рассказывает об одной из них); было немало счастливых пар, вернувшихся с фронта мужем и женой и до глубокой старости сохранивших нежные отношения. Семьи, созданные на фронте, в гражданской жизни не разрушались. Зачастую у семейных людей фронтовой роман превращался в серьёзные отношения: мужчину и женщину, которых столкнули случайные обстоятельства, объединили военные будни, повседневный риск и жизнь под огнём, когда каждый день мог оказаться последним.

Окопная любовь – прямая противоположность курортному роману, также скоротечному. Курортный адюльтер, мимолётный, лёгкий и необременительный, – его заранее предвкушают, мечтая расслабиться, «оторваться» от повседневной рутины и обыденностей семейной жизни и насладиться легкомысленным безумием пляжного сезона (классический сценарий описан Чеховым в «Даме с собачкой»). Случайные партнёры курортного романа, связанные узами брака, не строят матримониальных планов. Но и в окопах не строят планов на будущее и живут сегодняшним днём – под огнём жизнь обесценилась, завтрашнего дня может не быть.

Окопная любовь нередко была короткой, порой однодневной, на длительные ухаживания и романтические свидания время не отведено – в первые годы войны за неделю боёв дивизия превращалась во взвод. Кому как повезёт, люби столько, сколько отпущено шальным осколком снаряда: день, два, неделю. Окопная любовь, скреплённая кровью, перевешивала семейные отношения из другой, мирной жизни.

«Тыловые жены» об этом догадывались и в ситуации, когда в тылу один мужчина приходился на трёх женщин, паниковали и, бывало, искали в запасном варианте утешение от похоронок или от прощальных писем с фронта: «Прости, война всё спишет». Впрочем, случалось, такие же письма летели и в обратную сторону. Никого строго судить нельзя. Ведь и в мирной жизни длительная разлука сказывается на семейных отношениях.

Екатерина Фурцева, прозванная льстецами Екатериной Третьей за её должность секретаря и члена Президиума ЦК КПСС – высота, на которую в России со времён тёзки-императрицы женщина не взбиралась, – также схлопотала удар судьбы. В мае 1942-го, в эвакуации в Куйбышеве, где Екатерина работала инструктором горкома партии, она родила дочь Светлану – имя дочери Сталина в семьях партийной и советской элиты стало самым популярным для новорождённых девочек, и, подхалимничая, Молотов и Шолохов также назвали Светланами своих дочерей. Через четыре месяца после рождения дочери муж Фурцевой приехал в Куйбышев на кратковременную побывку и объявил жене о появлении на фронте другой женщины: «Прости, Катенька, но к тебе я уже не вернусь». Война, что ни поделать, будь она проклята…

С раскатами артиллерийской канонады рухнули моральные устои там, где они ещё продолжали существовать. Война оставила после себя изломанные семьи и деревни без мужиков, в которых женщины, как спелые вишни, лопались от сока и мечтали о мужичонке, даже об инвалиде, лишь бы у него плодоносил детородный орган.

Припоминаются воспоминания (автора подзабыл), опубликованные в нью-йоркской газете «Русский базар». В послевоенные годы он работал лектором общества «Знание» и в осенне-зимний период разъезжал с лекциями по сёлам. Радио и электричество было не во всех деревнях, лектор из города в отдалённых посёлках, где транспорт по большей части был гужевой, – событие неординарное. Но мужчине ведь надо где-то переночевать! Этим воспользовался жалостливый председатель колхоза. Для поощрения солдатских вдов и одиноких женщин он установил очередь на ночлег, подселял к первоочередницам лектора, давал указание бухгалтерии выписать хозяйке водку, продукты и уголь, чтобы она протопила баньку. Любовь в послевоенных деревнях распределялась по справедливости, солдатских вдов награждали заезжими мужиками…

Похожую историю о деревенской женщине, ради секса и счастья деторождения приютившей безногого и безрукого, рассказал Николай Никулин, ведущий научный сотрудник и член Учёного совета Государственного Эрмитажа, а в годы войны – сержант-артиллерист. Из разговора раненых в прифронтовом госпитале:

«А вот послушайте, что мне из дому пишут. Соседа моего, Прошку, красавца-парня, косая сажень в плечах, погнали на войну в самом начале. И в первом же бою его ранило, да так, что в госпитале ампутировали обе руки до плеч и ноги до основания. Остался самоварчик. И сгноили бы его вскорости <…> если бы не Марья – молодая вдова из нашей деревни. Бабьим умом она поняла, что быть войне долгой, мужиков не останется и куковать ей одной до конца дней своих. Поняла и взяла Прошку из госпиталя. Привезла домой, вбила костыль в стену и повесила туда мешок с Прошкой. Висит он там сытый, умытый, причесанный, даже побритый. А Марья его погулять выносит, а как вечер, вынимает из мешка и кладёт себе в постель. И всё у них на лад. Уже один пострел булькает в колыбели, а второй – в проекте. И колхоз Машке помогает, даёт ей всякие послабления: шутка ли, такой инвалид в доме, с орденом на мешке… Марья сияет, довольна. Мужик-то всегда при ней – к другой не уйдет, не запьёт. А по праздникам она ему сама бутылку для поднятия настроения ставит. И ожил, говорят, Прошка-то, висит на своём крюке, песни поет да посвистывает…»^[2]

Но помимо тяжких испытаний, моральных и физических, выпавших женщинам в тылу и на фронте, им довелось пережить унижения, оскорбления, надругательства – оправдание насилию они услышали в слове «война».

Лётчицы, партизанки, связистки, разведчицы, зенитчицы, врачи и санинструкторы, со школьной семьи ушедшие «в грязную теплушку… в блиндажи сырые, от Прекрасной Дамы в “мать” и “перемать”»^[3], – им посвящена прекрасная повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие», экранизированная Ростоцким и ставшая классикой советского кинематографа. При мыслях о фронтовичках всплывают в памяти любимые кинофильмы «В бой идут одни старики» и «Небесный тихоход» об отважных женщинах-лётчицах и романтической любви, которой неподвластна война, пули и смерть…

Девушки, добровольцами ушедшие на фронт и к концу войны, составлявшие до десяти процентов личного состава Красной армии, уходившие наивными барышнями и называвшими дяденьками своих командиров и в девятнадцать лет поседевшие. Бесхитростные девчонки, как Юлия Друнина, завышавшие возраст, чтобы поскорее попасть на фронт, которым казалось, что враг будет молниеносно разгромлен и война будет вестись на чужой территории. Юлия Друнина: «Больше всего я боялась, что это произойдёт без моего участия, что я не успею попасть на фронт», – их подвиг ни с чем не соизмерим. Снайперши, разведчицы, санитарки… они были в первом эшелоне и во втором: медсёстры, почтальоны, прачки и поварихи…

Светлана Алексиевич, документальная повесть «У войны не женское лицо». Она первая, когда разжались щупальца цензуры, собрала и опубликовала воспоминания женщин-военнослужащих: о фронтовых буднях, о быте, о вшах, интимных чувствах, «женских делах» и о любви, которую не всегда можно назвать любовью. Она записала рассказ медсестры (кому-то он покажется смешным и забавным), бросившейся ночью в холодную воду вытаскивать раненого, и вытащила же после отчаянной борьбы! – оказалась в человеческий рост раненая белуга. Смешно, не правда ли? Но только не для тех, кто кричал, истекая кровью и взывая о помощи: «Сестричка!»

Женскими проблемами природа мужчину не наградила, и ни один мужчина не расскажет то, что вспомнила о войне разведчица Альбина Гантимурова:

«Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: „Вперед! За Родину!“ – а они лежат. Опять команда – опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась… И они все встали, и мы пошли в бой… Вручили мне медаль, и в тот же день мы пошли на задание. И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору: „Меня ранило!“

В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:

– Куда ранило?

– Не знаю куда… Но кровь…

Мне он как отец всё рассказал…»^[4]

Женские истории Алексиевич собирала семь лет с 1978 года, когда живы ещё были многие ветераны. Их не хотели печатать. В них не было героики, пафоса, описания выдающейся роли коммунистической партии – вдохновителя всех побед (о катастрофах старались не упоминать). Женщины-фронтовички, которых на словах возвеличивали, а за глаза в послевоенной жизни называли офицерскими подстилками и циновками, рассказывали о другой войне, скрываемой от послевоенного поколения, воспитывавшегося на мифах и легендах.

В 1988 году книгу «У войны не женское лицо» издали двухмиллионным тиражом, невиданным для нынешних публикаций. Однако о многом эта книга умалчивает; частично и по вине фронтовичек, не решившихся обнажить память. Тогда ещё существовала политическая цензура (она исчезла после распада СССР) и сильны были ветеранские организации, контролируемые обласканными властью идеологически проверенными представителями сильного пола, оберегающими общество от нежелательной информации. Но правда частичной или недоговоренной не бывает, тогда это неправда, по отношению к потомкам – преступная фальсификация истории, какими бы побуждениями и добродетельными мотивами она бы ни была вызвана.

Свои и чужие. О сексуальных преступлениях (изнасилованиях «своими» «своих») писать сложно. Статистические данные о делах, прошедших в военных судах, не опубликованы, а жертвы надругательств и через десятилетия опасались или не желали говорить о пережитом. Рассказы ветеранов войны и единичные публикации, появившиеся после развала СССР, никто не опровергал. От них отмахнулись с гневной риторикой защитников советского прошлого: это малый процент, ничем не отличающийся от статистики изнасилований, совершённых в мирное время, и не следует из единичных фактов возводить напраслину на доблестную Красную армию. Но женские истории не могут оставить равнодушными. Воюют мужчины, страдают – женщины. По обе стороны фронта.

Свидетельствуют фронтовики

Впервые мне стало известно о неуставных отношениях в Красной армии в середине 70-х; моя тётя, Аннушка Ривилис, врач-офицер, после окончания в 1943 году алма-атинского мединститута вместе со всем выпуском направлена была на фронт.

Молоденькая лейтенант, красавица и певунья, приглянулась начальнику прифронтового госпиталя, и хотя он ей в отцы годился, полковник принялся её обхаживать, настойчиво склоняя к оказанию сексуальных услуг. Фронтовой роман не складывался, и он решил продемонстрировать молодому хирургу, что ожидает строптивых девушек. Однажды после полудня, тоном, не терпящим возражений, он приказал: «Сегодня в одиннадцать часов вечера жду тебя в моей комнате».

– Никогда этому не бывать! – твёрдо ответила Аннушка.

Полковник рассвирепел. «Марш на передовую! – он назвал подразделение. – Приказываю провести проверку по форме двадцать и завтра к полудню доложить мне об исполнении».

Форма двадцать – кодовое название проверки на педикулёз, во время которой раздетые догола мужчины выстроены в строй для осмотра волосистой поверхности тела. Никогда офицеров, хирургов, не посылают на такое задание (для этого существует младший медперсонал, санинструкторы, имеющиеся в каждой роте) и не приказывают женщине отправиться в окопы немедленно, без провожатого, в ночь, в неизвестность, без чёткой ясности, где расположены вражеские окопы, а где свои.

Отдавая приказ, полковник цинично ухмылялся, наблюдая за подчинённой. Он знал, чем грозит одинокой девушке ночной поход к линии фронта, когда легко заблудиться и вместо своих окопов оказаться в немецких.

– Немедленно! – повторил садист, надеясь, что угроза попадания в плен возымеет действие, лейтенант испугается надругательств, которые могут её ожидать, и уступит.

Отказаться выполнять приказ, даже если он дикий и оскорбительный, она не могла. В армии приказы не обсуждаются, за невыполнение – трибунал, и лейтенант ответила так, как положено по уставу: «Есть!»

…Когда, уставшая и замёрзшая, она попала на передний край, наступила глубокая ночь. Боец, находившийся в охранении, проводил её в землянку, к командиру роты, молоденькому симпатичному лейтенанту, её ровеснику. Он напоил Аннушку чаем, а когда она обогрелась и немного обмякла – сказались усталость и нервное напряжение, – попытался её раздеть.

Она стала сопротивляться. У лейтенанта, успевшего «заправиться» алкоголем, похоть затмила разум, и он заорал: «Раз так – уходи! В моей роте тебе делать нечего!»

– Но сейчас ночь, я уйду утром, – взмолилась Аннушка.

– Нет, сейчас! Раз ты мне отказываешь, уходи!

– Как вам не стыдно? Вы же советский офицер… А если на моём месте оказалась бы ваша мать? У вас есть сестра? – спросила она, почувствовав, что лейтенант сник и начал прислушиваться к её словам. – Хорошо, я уйду, но если попаду в плен, то хоть буду знать, что надо мной надругался фашист, а не советский офицер.

Это подействовало. Лейтенант упал на колени и зарыдал.

– Сестра, прости! Прости меня, ради бога! Я тебя не обижу, сам уйду, а ты отдыхай.

…На следующий день в стрессовом состоянии Аннушка вернулась в госпиталь. Раненому политруку, оказывавшему ей знаки внимания, она пожаловалась на сексуальные домогательства начальника госпиталя, рассказала, как на передовой чудом избежала изнасилования, и политрук предложил выйти за него замуж. О любви она даже не думала – шок, полученный предыдущей ночью, заставил принять предложение. Замужество избавило от принуждения к сексу – жена политработника обрела надёжную «крышу».

Мне казалось, что тётушкина история – единичный случай, не опровергающий романтические легенды советского кино и литературы, на которых, восхищаясь милосердием победителей, выросло послевоенное поколение, пока на закате брежневской эпохи на Каролино-Бугазе я не познакомился с Галей Москаленко, одноклассницей тёщи, выпускницей сорок первого года одесской 117 школы.

* * *

Галя Москаленко жила в Москве, к морю приехала с внучкой. Её судьба типична для девушек её поколения.

В 1942 году, оказавшись в эвакуации в Астрахани, восемнадцатилетняя Галя оставила маме прощальную записку и добровольцем ушла на фронт. После окончания артиллерийских курсов её направили в женскую зенитную батарею войск противовоздушной обороны, защищавшую небо Северного Кавказа. Вчерашние школьницы таскали снаряды, за считаные секунды учились ловить цель, управлять зенитным орудием, рыли окопы и блиндажи. Девушки срезали косы, надели не по размеру сшитое мужское обмундирование – только в кино оно ладное и пригнанное по фигуре – и, забыв о женской природе (у многих на войне прекратились месячные), наравне с мужчинами несли тяготы окопной жизни.

Начальником батареи был сорокалетний мужчина (как и в повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие» о девочках-зенитчицах, которым, как и Гале, не было двадцати). На этом совпадения заканчиваются.

Начальник батареи не был похож на старшину Васкова из повести Бориса Васильева. И не только потому, что званием был повыше. Понравившуюся ему солдатку, не пожелавшую разделить с ним постель, он заставлял в дни, свободные от боёв, с утра до вечера копать и закапывать окоп. А другой солдатке приказывал вечером постелить ему постель, приготовить чай, постирать бельё. Отказаться выполнить приказ девочки не могли – они помнили о присяге и знали: приказ командира – закон для подчинённого. Неподчинение – трибунал.

Намаявшаяся на рытье окопов думала о той, которая стелет постель, имеет послабления и недоступные ей привилегии, потому как согласилась согревать её собственным телом, и рассуждала, что если она не последует примеру подруги, то на следующий день вновь с утра до вечера будет копать и закапывать окоп. Не лучше ли, вкрадывалась в душу мысль-искуситель, раз уж взвалила на себя тяготы воинской службы, оказать командиру десятиминутную секс-услугу, о которой после войны никто никогда не узнает и которая избавит её от изнурительного труда?

Психологически расчёт командира-садиста, возомнившего себя турецким султаном, а девушек – рабынями из гарема, был прост: физическими нагрузками сломить сопротивление гордячек и принудить к сексу.

…После одного из вражеских налётов Галя получила осколочное ранение и попала в прифронтовой госпиталь. За ранение ей полагалась медаль. После выписки для вручения награды её вызвали в штаб дивизии. Вручая медаль, комдив спросил, есть ли у неё какие-либо пожелания, и, осмелев, она попросила перевести её в другую часть.

– Почему? – удивился генерал.

– Могу ли я пожаловаться на командира батареи? – спросила Галя.

– Разумеется.

Генерал молча выслушал рассказ, а затем спросил: «Почему вы сразу об этом не доложили? Почему раньше никто не жаловался?»

– По уставу не положено жаловаться через голову командира, – ответила Галя.

– Идите, – ответил генерал. – Я разберусь.

Он сдержал слово – командир-садист был переведен в штрафбат. Дошёл ли он до Германии, ей неизвестно.

* * *

Почти аналогичная история приведена Ароном Шнеером в еженедельнике «Киевский ТелеграфЪ», 4–10 сентября 2009 года, № 36. Рассказывает Зина Сердюкова, бывший старшина разведывательной роты 6-го гвардейского кавалерийского корпуса:

«Была зима, взвод квартировал в сельском доме, там у меня был закуток. К вечеру меня вызвал командир полка. Иногда он сам ставил задачу по засылке в тыл противника. На этот раз он был нетрезв, стол с остатками еды не убран. Ничего не говоря, он бросился ко мне, пытаясь раздеть. Я умела драться, я же разведчик, в конце концов. И тогда он позвал ординарца, приказав держать меня. Они вдвоем рвали с меня одежду. На мои крики влетела хозяйка, у которой квартировали, и только это спасло меня. Я бежала по селу, полураздетая, безумная. Почему-то считала, что защиту найду у командира корпуса генерала Шарабурко, он меня по-отцовски называл «дочкой». Адъютант не пускал меня, но я ворвалась к генералу, избитая, растрёпанная. Бессвязно рассказала, как полковник М. пытался изнасиловать меня. Генерал успокоил, сказав, что я больше полковника М. не увижу. Через месяц мой командир роты сообщил, что полковник погиб в бою, он был в составе штрафного батальона».

В той же статье санинструктор Волков рассказывает, как поступали с девушками, отказывавшимися ублажать офицерский корпус.

«Когда в армию прибывала группа девушек, то за ними сразу “купцы” приезжали: “Сначала самых молодых и красивых забирал штаб армии, потом штабы рангом пониже”. Осенью 1943 года в его роту ночью прибыла девушка-санинструктор. А на роту положен всего один санинструктор. Оказывается, к девушке везде приставали, а поскольку она никому не уступала, её все ниже пересылали. Из штаба армии в штаб дивизии, потом в штаб полка, потом в роту, а ротный послал недотрогу в окопы».

Не напоминает ли это историю лейтенанта медицинской службы Анны Ривилис, отказавшейся уступить домогательствам начальника госпиталя и на ночь глядя отправленной в окопы? Несговорчивых девушек ждала передовая, сговорчивые оставались в штабах; несговорчивые – недоедали, грызли сухари и давили вшей, сговорчивые – ели американскую тушёнку, носили чистое бельё и мылись в бане. Неженское дело – война. Ни в чём не смею упрекать женщин-военнослужащих вынужденно ставшими фронтовыми жёнами. Одни, как Зоя Космодемьянская или как Галя Москаленко, на фронт пошли добровольцами. Другие надели форму после мартовского 1942 года постановления Государственного комитета обороны о массовой мобилизации женщин во все роды войск; другие ещё раньше – с 30 июня 1941-го, когда началась мобилизация женщин в войска ПВО, связи, внутренней охраны, на рытьё окопов и на строительство военно-автомобильных дорог. Как могли, так и выживали, сломленные фронтовым бытом. Ничего подобного в других армиях не было. Только в СССР женщины массово призывались в армию, служили в боевых частях и наравне с мужчинами участвовали в боевых действиях.

* * *

В конце 80-х, когда столичные журналы ошеломили читателей книгами, прежде запрещёнными политической цензурой, мой сослуживец, Яков Призант, ветеран Великой Отечественной, пехотинец, сержант разведывательной роты, поделился воспоминаниями:

– Лето 1942-го, хаотичное отступление. Мы заночевали в окопе. Шесть человек. Среди нас девушка-санинструктор. Окоп узкий, спали на одном боку и по команде переворачивались. После одного из переворотов, тот, кто оказался за спиной девушки, её изнасиловал.

– Она не сопротивлялась?

– Нет. До смерти была напугана. Отступление, все вооружены, никто друг друга не знает. Боялась, наверное, что её убьют, если станет сопротивляться.

– Что было с ней дальше?

– Не знаю. На второй день разрывом снаряда у того, кто её изнасиловал, оторвало руку и ногу. Думаю, он не выжил. А её я больше не видел. Отступление беспорядочное, каждый в нём за себя.

* * *

Похожее воспоминание записала Алексиевич:

«Выходили из окружения… Куда ни кинемся – везде немцы. Решаем: утром будем прорываться с боем. Всё равно погибнем, так лучше погибнем достойно. В бою. У нас было три девушки. Они приходили ночью к каждому, кто мог… Не все, конечно, были способны. Нервы, сами понимаете. Такое дело… Каждый готовился умереть… Вырвались утром единицы… Мало… Ну, человек семь, а было пятьдесят. Посекли немцы пулемётами… Я вспоминаю тех девчонок с благодарностью. Ни одной утром не нашёл среди живых… Никогда не встретил»^[5].

В обеих историях солдаты выходили из окружения. В первой – медсестра изнасилована случайным попутчиком. Вторая – о психологическом состоянии и вспышке сексуальности, ставшей защитной реакцией людей, уходящих в небытие. Они прекрасно понимали: единицы прорвутся утром сквозь пулемёты, а может, и никто. Такой была их прощальная ночь. Рука не поднимется никого осудить…

Последнее желание? Оно разное: у одних – сигарета, у других – секс. Кто-то хочет побыть наедине со своими мыслями и помолиться о близких, кто-то – забыться в алкогольном дурмане. На войне, где каждый день мог быть последним, родилась поговорка: «живём один день». Такой была психология солдата и офицера. «До смерти четыре шага», а если выживем и вернёмся домой – «война спишет всё». Эта фраза стала моральным утешением и жертв, и насильников. Но эта же утешительная мораль, оправдывающая сексуальные прегрешения, позволила многим, войдя в Германию, сорваться с цепи и продолжить жить одним днём, насиловать, грабить.

* * *

Развал Советского Союза нанёс психологический удар по ветеранам войны: некоторые, как, например, Юлия Друнина, не выдержали^[6], другие, психологически оказавшиеся более устойчивыми, когда исчезла цензура, разговорились.

7 мая 2004 года газета «Московский комсомолец» опубликовала записанные Екатериной Сажневой воспоминания Анны Соколовой, в 17 лет ставшей курсантом снайперской школы^[7].

«Никакой любви на войне не было. Только простые солдаты к нам, девчонкам, хорошо относились, делились последним, а старшие офицеры заставляли с ними сожительствовать – вроде как мы их фронтовые жены.

<…> большинство девчат-снайперш на передовую попадали невинными. Но в первые же ночи их «прописывали» – приглашали выпивать с командирами и лишали девственности.

Хочешь жить в тепле и довольствии – согласишься.

Если же нет – за твою жизнь никто не поручится.

А война спишет всё…

– Мы в разведке были всего две девчонки – остальные-то мужики. Понятно, у них природа своё берёт. В первый же день пребывания нас вызвали в штаб: “Будут приставать офицеры – сразу же сообщайте!” Куда там! После этих слов испугались мы с Клавкой сильно. Старались друг от друга не отходить. Через какое-то время подъезжает к нам адъютант командира дивизии: “Вас двоих к себе вызывает генерал!” Собрались, поехали, хоть и ночь – а как откажешься? Это же приказ…

В командирской землянке сидели двое. Генерал и полковник. Оба довольные, раскрасневшиеся – за несколько часов до этого наши войска перешли в очередное наступление.

Стол накрыт богато. Здесь и американская тушенка, и русская картошка, и дефицитный медицинский спирт.

Тут же нехитрая лежанка. Одна на четверых.

– Я схитрила, притворилась, что мне нельзя сегодня – у меня месячные начались. Бог миловал, и меня отправили обратно, а Клавочка осталась пировать…

<…> С генеральских посиделок Клава Орлова вернулась под утро. “Не вини меня, Анюта, я с тем генералом пожила!” У самой слёзы, как горошины, по щекам катятся».

Екатерина Сажнева приводит она ещё одну историю, рассказанную Анной Соколовой. После боя за ней увязался некий офицер, распаленный фронтовыми «ста граммами». Она бежать, он – за ней.

«Я побежала и зацепилась широкими снайперскими штанами за ветку. Ну, думаю, конец мой пришёл – сейчас он меня настигнет, и никто не поможет. А потом и не докажешь, кто снасильничал. И тут меня снял с куста проходивший мимо солдат <…>

По словам снайперши Соколовой, больше всего в освобождённых деревнях бесчинствовали и мародерствовали командиры»^[8].

Забытые девчонки

Одинокие женщины, вернувшиеся с фронта, героями себя не чувствовали. Они подвергались психологическим и моральным унижениям, незаслуженным упрёкам и оскорблениям, мол, были офицерскими подстилками, уехавшими в армию, чтобы найти себе там мужей. А ведь никто их не спрашивал, хотят они в армию или нет, многие попали в окопы не по своей воле – по мобилизации, от которой нельзя уклониться.

…Анна Соколова, вернувшись в деревню и месяц промучившись с ночными кошмарами – ей постоянно снилась война, – не выдержала и уехала в Москву. Всю жизнь она проработала на ситцевой фабрике. «Вот только счастья не было. Это мужики вернулись с фронта героями. А для женщин находили другие слова… Многие парни обзывали нас по-всякому… Чего нам давать-то не хочешь? Небось, на фронте с генералами сладко спалось!»^[9]

Аналогичные воспоминания фронтовички записаны Алексиевич:

«Я до Берлина с армией дошла… Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвёртый мама поднимает меня с постели и говорит: “Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи! Уходи… У тебя ещё две младших сестры растут. Кто их замуж возьмёт? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами”»^[10].

Дикой была мораль, если мать вынуждена выпроводить из дому дочь, вернувшуюся с фронта с боевыми наградами. Дикой была страна, не сумевшая защитить и обогреть женщин, её защищавших.

Алексиевич приводит рассказ командира сапёрного батальона:

«Кончилась война, они оказались страшно незащищенными. Вот моя жена. И она к военным девушкам плохо относится. Считает, что они ехали на войну за женихами, что все крутили там романы. Хотя на самом деле, у нас же искренний разговор, это честные были девчонки. Чистые. Но после войны… После грязи, после вшей, после смертей… Хотелось чего-то красивого. Яркого. Красивых женщин… У меня был друг, его на фронте любила одна прекрасная, как я сейчас понимаю, девушка. Медсестра. Но он на ней не женился, демобилизовался и нашёл себе другую, посмазливее. <…> А после фронта он жениться на ней не захотел, потому что четыре года видел её только в стоптанных сапогах и мужском ватнике. Мы старались забыть войну. И девчонок своих тоже забыли» (выделено мною. – Р.Г.)

Спасибо ППЖ за «тепло неласкового тела»

На фронте родился термин «фронтовые жёны», или циничный и неуважительный – «походно-полевые жёны», сокращённо ППЖ. Они были почти у всех офицеров высшего и среднего звена – солдаты позволить такую роскошь себе не могли и с завистью поглядывали на господ-офицеров, у которых фронтовая любовь означала «служебный роман». Младшие офицеры, особенно на передовой, разгуляться не имели возможности (не то что в штабах и во втором эшелоне, где женского персонала побольше, – в госпиталях и банно-прачечных ротах). На передовой шанс заполучить фронтовую жену увеличивался с каждой новой звёздочкой на погонах.

Пример офицерскому корпусу, как обычно, показывал генералитет, которому Сталин без опубликования соответствующего указа Верховного главнокомандующего позволил иметь походно-полевых жён. Сожительниц генералитет и старшие офицеры выбирали из молодых девушек, служивших в штабах машинистками, связистками, врачами и медсёстрами; офицерам среднего звена, привыкшим к окопной жизни, доставались снайперши и санинструкторы. Таков был порядок, заведённый с первых дней Великой Отечественной.

22 сентября 1941 года командующий Ленинградским фронтом генерал армии Жуков потребовал в недельный срок удалить из штабов и командных пунктов командиров дивизий и полков всех женщин, находящихся там под видом обслуживающего персонала, с которыми «ряд командиров, потеряв лицо коммунистов, просто сожительствуют»^[11]. Через два дня Жуков направил руководству 8-й армии приказ: «В штабе армии среди командиров частей и соединений развито пьянство и разврат». Но как ни грозен был заместитель Верховного главнокомандующего, это был тот случай, когда приказы его игнорировались и выполнение саботировалось…

На исходе войны, 1 февраля 1945 года, маршал Жуков написал записку командующему 1-й гвардейской танковой армией генерал-лейтенанту Катукову, Герою Советского Союза (второго Героя Катуков получил 6 апреля 1945 года), и члену Военного совета Попелю, приказав вручить её адресатам лично в руки:

«Я имею доклады особо ответственных людей (намёк на особый отдел. – Прим. Р.Г.) о том, что т. Катуков проявляет полнейшую бездеятельность, армией не руководит, отсиживается дома с бабой и что сожительствующая с ним девка мешает ему в работе <…>

Требую:

1) От каждого из вас дать мне правдивое личное объяснение по существу.

2) Немедля отправить от Катукова женщину, если это не будет сделано, я прикажу её изъять органам СМЕРШ.

3) Катукову заняться делом <…>»^[12]

Девка, о которой уничижительно писал Жуков, – гвардии старшина медицинской службы Екатерина Красавцева (по первому мужу, расстрелянному в 1938-м, – Лебедева), служила с Катуковым с 1941 года и после войны официально стала женой командующего. Но был ли безупречен и морально чистоплотен заместитель Верховного главнокомандующего, написавший оскорбительную записку командующему танковой армией? Если бы… Как говорится, чья бы корова мычала. Там, где у кого-то морально-бытовое разложение, у маршалов Жукова, Василевского, Рокоссовского… – «чистая» любовь, позволявшая обзавестись ППЖ. У Рокоссовского помимо тыловой жены за войну набралось пять сердечных подруг (одно– и двухразовые фронтовые жены не в счёт).

Жуков, оставив в тылу двух невенчанных жён, родивших ему трёх дочерей, так увлёкся новой «супругой», младшим лейтенантом медицинской службы Захаровой, что во время визита в СССР генерала Эйзенхауэра, командующего американской армией, сопровождая союзника, в персональный самолет Эйзенхауэра потянул за собой «военно-полевую жену». Будущий президент США во время перелёта в Ленинград изрядно повеселил окружение маршала, когда, не зная реального статуса Лидочки Захаровой, пригласил «супругов» Жуковых посетить после войны Соединённые Штаты Америки.

Александр Бучин, шофер Жукова, вспоминал о фронтовой любви маршала: «Георгий Константинович к ней крепко привязался. Несмотря на свой крутой нрав, к Лидочке относился очень душевно, берёг. <…> Застенчивая, стыдливая, Лидочка не терпела грубостей, а Жуков иногда до слёз её доводил своими солдатскими выражениями, хотя и, не скрывая этого, любил её и старался беречь».

Но только ли Лидочка веселила сердце маршала Жукова? Из показаний адъютанта Жукова, подполковника Сёмочкина, арестованного по «трофейному делу», Жуков неоднократно во время войны уединялся «с разными женщинами в служебных кабинетах, после чего награждал их боевыми орденами».

Из покаянной объяснительной записки Жукова секретарю ЦК ВКП(б) Жданову 12 января 1948 года: «Я подтверждаю только один факт – это мои близкие отношения с Лидией Захаровой. Но она получала ордена и медали не от меня лично, а от командования фронта, наравне с членами команды, которая меня обслуживала в годы войны <…> Я вполне осознаю, что я виноват в том, что был с нею связан и она жила со мной».

Всего же за годы войны Лидочка Захарова получила «от командования фронта» (командующий Жуков) орден боевого (!) Красного Знамени, Красной Звезды, пять медалей и три иностранных награды – не каждый боевой офицер мог похвастаться таким иконостасом.

Несомненно, эта информация была в распоряжении Сталина. Любопытно, какой была бы реакция Жукова, если бы в ответ на его «шалости», включая приглашение Лидочки в самолёт Эйзенхауэра, он получил бы радиограмму из Ставки, в которой Верховный главнокомандующий в том же духе, в каком Жуков писал Катукову, пригрозил бы силами СМЕРШ отобрать у него девку?

Записка «поборника нравственности» маршала Жукова генерал-лейтенанту Катукову наилучшим образом характеризует моральный облик 1-го заместителя Верховного главнокомандующего – он то хорошо знал, что ожидает попавшего в руки СМЕРШ (аббревиатура «смерть шпионам»).

За маршалами бок о бок с фронтовыми жёнами шествовали командармы и начальники политотделов, члены Военных советов, комдивы и политруки… генералы Власов, Черняховский, Еременко…

Сталин сквозь пальцы смотрел на амурные подвиги своих генералов. Они это знали и этим даже гордились. Генерал-майор Сульянов привёл рассказ маршала Рокоссовского, поведанный на совместной рыбалке. Маршалу эту историю рассказал генерал армии Черняховский. Якобы Мехлис, член военного совета 3-го Белорусского фронта, доложил Сталину о любовных похождениях Черняховского. Сталин поинтересовался: «А как воюет Черняховский?» – «Хорошо воюет, – ответил Мехлис и спросил, предвкушая взбучку, ожидающую командующего фронтом. – Так что же делать будем с товарищем Черняховским?» – «Что будем делать? – передразнивая Мехлиса, переспросил Сталин. – Завидовать»^[13].

Свидетелей этого разговора нет, и если Черняховский был о нём информирован и поделился с Рокоссовским, бахвалясь и чуть приукрасив детали, то это означало одно лишь: ему о нём рассказал Сталин. С какой целью? Он любил сталкивать людей. Спокойнее, когда подчинённые друг на друга стучат.

Маршал Брежнев – в годы войны полковник – тоже не на шутку влюбился; привёз боевую подругу домой, зашёл в квартиру объясниться с семьёй, попросив фронтовую жену подождать в припаркованной к дому машине, но, будучи слабохарактерным, уступил скандалу, закатанному дочерью, и остался с официальной женой. А Галина Брежнева, увлёкшись впоследствии артистами цирка, в ответ на упрёки отца напоминала ему о фронтовых прегрешениях.

Генерал-лейтенант Власов, командующий 2-й ударной армии и по совместительству заместитель командующего Волховским фронтом, перед тем как в июле 1942-го оказался в немецком плену, забрасывал нежными письмами двух женщин: жену, Анну Власову, и ППЖ, военврача Алечку Подмазенко. ППЖ уехала в феврале 1942-го в тыл, к матери, рожать сына от командующего армией. С отъездом Алечки продолжились любовные подвиги Героя обороны Москвы, обласканного Сталиным за оборонительно-наступательные бои за столицу (Власова вслед за вождём называли «спасителем Москвы»). Следующей фронтовой женой сексуально-неудержимого генерал-лейтенанта стала повариха Мария Воронова. С ней он и попал в плен («влюблённых» сдал староста деревни Туховежи, у которого Власов, переодевшись в штатское, попросил ночлег и еду, неосмотрительно одарив старосту серебряными часами, чем и навлёк на себя подозрение).

Не повезло генеральским жёнам. Обе жены, родившие от него детей, официальная и походно-полевая, после перехода Власова на сторону немцев были арестованы НКВД и отбыли в лагерях соответственно восемь и пять лет, затем в ссылке, на поселении. Алевтину Подмазенко реабилитировали в 1987 году, а Анну Власову (официальную жену) – лишь в 1992-м, когда СССР перестал существовать. А ведь всё могло случиться иначе, не угоди командующий в окружение и не попади в плен, где начал сотрудничать с немцами. Окажись Власов удачливее, выйдя из окружения, пусть даже как маршал Кулик, в крестьянской одежде и без документов, в конце войны он, как и Рокоссовский, мог бы стать маршалом, дважды Героем Советского Союза и кавалером ордена «Победа». И его многочисленные жёны были бы счастливы. Их дачи ломились бы от немецких трофеев, примиривших их с действительностью и друг с другом…

К слову сказать, похотливый Власов не обидел и немок: на исходе войны в марте 1945-го справил в Карлсбаде свадьбу с Адель Биленберг, вдовой офицера СС. А что? «Своих» баб, советских, дозволено брюхатить, а «чужих» нельзя, стало быть? Это не только не по-джентельменски, но и не по-генеральски.

…Любвеобильные маршалы по большей части оказались людьми порядочными. Рокоссовский признал отцовство дочери Надежды, родившейся 7 января 1945 года, дал ей свою фамилию и материально поддерживал, но с матерью, миниатюрной блондинкой, военврачом Галиной Талановой, больше не стал встречаться. Галина Таланова маршалу Рокоссовскому свой «талант» уже отдала. Зато другие суровые мужчины, маршалы Конев и Малиновский, с довоенными законными жёнами расстались и с фронтовыми подругами, Тонечкой и Раечкой (глядя на голубков, от умиления хочется прослезиться), после окончания войны официально зарегистрировали походный союз, в котором также произвели на свет ребятишек.

А фронтовой роман командующего войсками 3-го Белорусского фронта генерала армии Черняховского, которому сам Сталин «завидовал», завершился трагически. 18 февраля 1945 года 38-летний командующий был смертельно ранен осколком артиллерийского снаряда. В тылу остались жена и двое детей, сын и дочь. Им не пришлось пережить то, что испытали жёны и дети других высших офицеров Красной армии, мужья и отцы которых после войны, как маршал Жуков, разрывались между двумя семьями, официальной и неофициальной, и по устоявшейся привычке продолжали сидеть на двух стульях…

* * *

Винить «фронтовых жён» нельзя. Не все женщины способны приспособиться к фронтовому быту, к невозможности ежедневно помыться, справить в укромном месте естественные надобности (в окопах раздельные туалеты не строили) и соблюдать личную гигиену при месячных (мужчины лишены этого «удовольствия»). Можно ли осудить страдалиц за желание облегчить жизнь романом с влиятельным командиром, временно ставшим опекуном? Неизвестно, как повели бы себя на фронте мужчины (автор просит прощения за сюрреализм), если бы по законам природы в репродуктивном возрасте мужская задница ежемесячно кровоточила бы. Стараясь улучшить бытовые условия фронтовой жизни и сделать её человеческой, женщины искали опеки высокопоставленных офицеров. Одни фронтовые жены искренне влюблялись, надеясь связать послевоенную жизнь с материально обеспеченным генералом; другие понимали, что сопротивление бесполезно – имеющие власть жизнь упрямице создадут концлагерную; третьи, лишённые высокопоставленного покровительства, подвергались надругательствам и, дабы избежать невыносимого быта, стремились забеременеть и демобилизоваться из армии.

Тяжелораненый танкист Боднарь вспоминал здоровенных девах, загружавших носилки с ранеными в направлявшийся в Москву санитарный эшелон. Они ехали в соседнем вагоне и всю дорогу распевали весёлые песни – война для них завершилась, они отправлялись рожать. В октябре сорок первого, когда их мобилизовали в армию, девушки получили материнский наказ: «Быстренько забеременей и возвращайся домой»^[14].

Ударом по фронтовичкам стал указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года, известивший, что «только зарегистрированный брак порождает права и обязанности супругов». «Господа офицеры», фронтовые мужья походно-полевых жён, не ответственны за зачатых ими детей и не обязаны выплачивать алименты на их содержание.

Это был удар в спину. Прежнее семейное законодательство 1926 года приравнивало фактический брак к юридическому. Дети, появившиеся в гражданском браке (незарегистрированном), в случае его прекращения законом обделены не были. С появлением нового семейного законодательства генеральские жёны восторжествовали, фронтовые – заплакали. Им на память о войне осталось стихотворение Константина Симонова, в котором фронтовичек холодно поблагодарили за «тепло неласкового тела».

Симонов знал, о чём он писал, и не только потому, что его жену, красавицу-киноактрису Валентину Серову, уложил в постель генерал Рокоссовский. Жену ему вернули благодаря заступничеству товарища Сталина. Симонов, свидетель человеческих трагедий, переживаний «временных жён» и забытых девчонок, свою жену простил, потому как и сам грешил. Потому как война. Автор строк «жди меня, и я вернусь, всем смертям назло» от лица офицерского корпуса сказал фронтовым подругам «спасибо». И сухо уточнил, больно и не по-мужски, чтобы на большее «бабьё» не рассчитывало, за то что «пожалела, как умела… теплом неласкового тела». Героям-офицерам потребовались водка и жалость.

Что ещё тебе, ППЖ, надо? Господа офицеры, суровые мужчины, привыкшие к походной жизни, жалеть не обучены. Впрочем, и страна, в которой им выпало жить, не обучена жалеть. Никого. Но надо отдать должное Константину Симонову. Он посочувствовал. В стихотворении «Сын», написанном в 1954 году на основе реальных событий, описана обычная для того времени трагедия, напомнившая автору кинофильм «Военно-полевой роман» Петра Тодоровского:

* * *

Были политработники, пытавшиеся воспрепятствовать моральному разложению войск. 25 ноября 1943 года и.о. начальника Политуправления Ленинградского фронта генерал-майор Холостов доложил Командующему войсками фронта генералу армии Говорову и члену Военного совета генерал-лейтенанту Кузнецову о фактах бытового разложения высших офицеров 86-й стрелковой дивизии. В докладной записке указывалось, что все командиры стрелковых и артиллерийских полков, начальник контрразведки «Смерш» и заместитель командира дивизии по политчасти обзавелись временными женами. Чаще всех меняли жён те, кому по должности полагалось следить за моральной чистотой войск: председатель Военного трибунала дивизии «женился» три раза, начальник штаба сожительствовал с пятой «женой», комдив – с 19-летней девушкой, забеременевшей от него, а начальник разведки штаба дивизии (не иначе как в немецком тылу. – Прим. Р.Г.) заболел венерической болезнью и заразил временную жену^[15].

Оргвыводов не проследовало. Записку спрятали в сейф, сохраняя на будущее, на случай «открытия дела».

Подобная ситуация была почти во всех воинских подразделениях. Незащищёнными оказались даже сугубо женские боевые части. В ноябре 1942-го по личному указанию Сталина началось формирование первой отдельной женской добровольческой стрелковой бригады (ОЖДСБр) численностью семь тысяч человек, состоящей в основном из 19-20-летних девушек. Однако воевать девчатам пришлось с соотечественниками – на женскую бригаду, как пчёлы на мед, накинулись командиры-инструкторы, и девушки не выдержали натиска, начались «небоевые потери»: в январе, через два месяца после начала формирования, пятьдесят восемь «бойцов» демобилизовали по причине беременности. С декабря по февраль, не выдержав «тягот армейской службы», из бригады дезертировало шестьдесят девушек – двух беглянок, отказавшихся на кушетках выполнять свой «гражданский долг», в январе 1943-го приговорили к расстрелу. Желающих попасть под трибунал поубавилось, и ежемесячно около ста девушек отправлялись в тыл улучшать демографию. Летом 1944-го бригаду, так и не дошедшую до фронта, расформировали. Женщин, оставшихся боеспособными, распределили по подразделениям^[16]. Таких случаев было немало – женщины-военнослужащие, спасаясь от домогательств, «выскакивали замуж» за нелюбимого, но влиятельного командира или спешили забеременеть и демобилизоваться из армии, развернувшей охоту на женщин.

Немногие девушки, ушедшие на фронт добровольцами, представляли, что их ожидает в армии. Из воспоминаний студентки исторического факультета Московского университета, в дни обороны Москвы записавшейся на курсы медицинских сестёр. Сердобольный профессор провёл со студентками разъяснительную беседу:

«Я пришёл вам сказать, что главной задачей, которую вы призваны выполнять на фронте, будут не перевязки. И не помощь на поле боя. Ваша задача будет поднимать настроение воинов… Ну, скажем, обслуживать армию в качестве женщин… Так сказать, половое общение, без которого мужчинам бывает очень трудно. Вы должны понять: для солдат и офицеров, которые будут отлучены от своих семей, вы будете единственными женщинами… Так что перед тем, как идти в армию, подумайте.

Мы всё выслушали, но <…> не поверили этому профессору. Потому что у нас никогда и нигде не обсуждалась проблема, которую мы теперь называем проблемой секса. Однако сейчас я думаю, что этот человек во многом был прав <…>»^[17].

Во всех армиях, сражающихся во Второй мировой войне, были организованы солдатские и офицерские бордели (подробнее в III и IV частях), в Красной армии по идеологическим соображениям официально этого быть не могло, а неофициально… многое решалось в индивидуальном порядке. Где-то по любви, где-то по принуждению, а где-то – потому что такова жизнь. Се ля ви. Об этом следующая история.

Партизанская жена

Жизненные истории из далёкого прошлого всплывают неожиданно. Ирина Соларёва, продюсер «Эхо Москвы», рассказала о своём деде, отце пятерых детей, призванном в армию в июне 41-го (о беременности жены шестым ребёнком дед не знал) и пропавшем без вести в первые дни войны. Он не прислал ни одного письма, ни одной весточки и вернулся внезапно, когда его перестали ждать, в 1946 году, в конце зимы.

Соларёва: «С раннего-раннего детства, с семейных праздничных застолий, когда в родительском доме моего отца собиралась вся семья Соларёвых, я знала, что мой дед был в плену. Каков бы ни был повод для застолья, после нескольких рюмок и тоста за погибших и – отдельно! – за погибших в плену, дед всегда затягивал: “22 июня, ровно в 4 часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война…” Потом он плакал, пил, опять пел, опять пил, пока не опустошалось всё, что было»^[18].

Через много лет она узнала от мамы правду о своём деде. В первом же бою он попал в плен, раненым и контуженным, но ему повезло. Немцы не знали, что делать с тремя миллионами пленных, свалившимся им на голову в первые месяцы войны, где взять столько продовольствия, как избежать эпидемий, и поначалу предлагали местным жителям забирать домой своих родственников. Когда он оглохший, онемевший, страдающий от безумной боли лежал на земле за колючей проволокой среди тысяч таких же, как и он, пленных красноармейцев, появилась какая-то женщина, указавшая на него охранникам. Он ничего не соображал. Она подняла его с земли, привела в дом на хуторе, отмыла, выходила, постепенно к нему вернулись слух, речь, он стал помогать ей по хозяйству, и… они зажили семьей. Затем дед ушёл в лес к партизанам; когда мог, наведывался на хутор. Партизанская бригада влилась позже в состав Красной армии, дед дошёл до Берлина и даже расписался на здании Рейхсканцелярии, а после Победы вернулся к партизанской жене, с которой нажил двоих детей. Через год дед надумал поехать на Урал, объяснить жене, что другой женщине обязан жизнью, повиниться, попросить прощения, повидать детей и… проститься. Приехав, увидел шестерых детей. «Простите, если сможете», – написал дед в письме, ушедшем партизанской жене, а дальше писала уже его жена, благодарившая незнакомую женщину, спасшую отца её шестерых детей от неминуемой смерти. Она писала, что он навсегда останется отцом для нажитых с ней детей, они всегда могут приехать и жить с ним, сколько пожелают. Ответа он не дождался. Через некоторое время дед отправил партизанской жене ещё одно письмо, вернувшееся за отсутствием адресата. Дети войны его никогда не разыскали…

Ещё одна жизненная драма. Сколько их было в семьях, разлученных войной! Любовь, секс, дети войны – всё вперемешку.

…А племенной бык своё дело знал, после войны у Соларёвых родилось ещё четверо – два мальчика и две девочки. Бабушке в награду достался полный комплект орденов материнской Славы и золотая звезда «Мать-героиня».

Пешки Отечественной войны

Война для военных историков – карты сражений, детали боёв, маневры войск, приказы и директивы командования, количество войск и вооружений, переговоры на высшем уровне глав правительств и государств, в том числе закулисные, после которых войска, как фигуры и пешки, перемещаются на шахматной доске, называемой «театр военных действий».

Для писателя война – калейдоскоп событий, пронзительные человеческие истории и стрессовые ситуации, в которых проявляется истинный характер. Трагедия, любовь, измена, героизм, самопожертвование, трусость, предательство. Всё переплетено. Реальные истории невероятные, сюжеты неисчерпаемые, каждая судьба – книга.

…Шахматный король – фигура на шахматной доске неприкосновенная. Пешки никто не считает. Пехотинцами шахматной доски жертвуют (часто даже не задумываясь), приговаривая: «Пешки не орешки».

Советские маршалы воспринимали человеческие жизни как шахматные фигурки. Триста тысяч пешек пожертвовал гроссмейстер Жуков на Зееловских высотах, бросив пехоту на минные поля, трупами разминировав дорогу ладьям, танковым корпусам.

Наши пешки…

Светлана Алексиевич записала их исповеди. Их осталось немного, пешек Великой Отечественной…

Ветераны, создавшие после войны семью и устроившие личную жизнь, вытеснили из памяти тягостные воспоминания. У женщин, оставшихся одинокими, фронтовая любовь – неизвлекаемый из сердца осколок, с которым они живут, не желая расстаться, потому как даже подобия любви в послевоенной жизни у них не было.

Одна из таких «забытых девчонок», рассказывая свою историю, поведала об атмосфере, в которой женщины находились на передовой^[19].

«Про любовь спрашиваете? Я не боюсь сказать правду… Я была пэпэже, то, что расшифровывается “походно-полевая жена”. Жена на войне. Вторая. Незаконная.

Первый командир батальона…

Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно когда отдых, на переформирование отойдём. Как стреляют, огонь, они зовут: “Сестричка! Сестрёнка!”, а после боя каждый тебя стережёт… Из землянки ночью не вылезешь… Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю… Промолчали. Гордые! А оно всё было… Потому что умирать не хотелось. Было обидно умирать, когда ты молодой… Ну и для мужчин тяжело четыре года без женщин… В нашей армии борделей не было, и таблеток никаких не давали. Где-то, может, за этим следили. У нас нет. Четыре года… Командиры могли только что-то себе позволить, а простой солдат – нет. Дисциплина. Но об этом молчат… Не принято. Нет… Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами. Отделили мне место, но какое оно отдельное – вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью оттого, что махала руками. То одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: “Ты чего?” Кому расскажешь?

Первого командира убило осколком мины.

Второй командир батальона…

Я его любила. Я шла с ним в бой, я хотела быть рядом. Я его любила, а у него была любимая жена, двое детей. Он показывал мне их фотографии. И я знала, что после войны, если останется жив, он вернётся к ним. В Калугу. Ну и что? У нас были такие счастливые минуты! Мы пережили такое счастье! Вот вернулись… Страшный бой… А мы живые… У него ни с кем такое не повторится! Не получится! Я знала… Я знала, что счастливым он без меня не будет. Не сможет быть счастливым ни с кем так, как мы были с ним счастливы на войне. Не сможет… Никогда!

В конце войны я забеременела. Я так хотела… Но нашу дочку я вырастила сама, он мне не помог. Палец о палец не ударил. Ни одного подарка или письма. Открыточки. Кончилась война, и кончилась любовь. Как песня… Он уехал к законной жене, к детям. Оставил мне на память свою фотокарточку. А я не хотела, чтобы война кончалась… Страшно это сказать… Открыть своё сердце… Я – сумасшедшая. Я любила! Я знала, что вместе с войной кончится и любовь. Его любовь… Но всё равно я ему благодарна за те чувства, которые он мне дал и я с ним узнала. Вот я его любила всю жизнь, я пронесла свои чувства через годы. Мне уже незачем врать. Я уже старая. Да, через всю жизнь! И я не жалею.

Дочь меня упрекала: “Мама, за что ты его любишь?” А я люблю… Недавно узнала: он умер. Я много плакала… И мы даже из-за этого поссорились с моей дочерью: “Что ты плачешь? Он для тебя давно умер”. А я его и сейчас люблю. Вспоминаю войну как лучшее время моей жизни, я там была счастливая…

Только, прошу вас, без фамилии. Ради моей дочери…»

Слова «вспоминаю войну как лучшее время моей жизни» поражают чудовищной искренностью. Непостижима и неизмерима сила любви, если тяжкие испытания, море крови, гибель друзей и смерть, ежечасно поджидающая, названы «лучшим временем моей жизни». Разумом понять невозможно. Но нужно ли силиться понять, уразуметь и всё разложить по полочкам с вердиктом социального психолога или психотерапевта? Разум и сердце – антагонисты. Сердце болит и ноет, радуется и грустит вопреки разуму.

Книги о войне пишутся для мужчин. Правда, которую мужская литература о войне обошла стороной и о которой солдатки старались забыть: днём женщины воевали, в окопах по ночам отбивалась от приставал. С наступлением сумерек между женщинами и мужчинами пролегала линия фронта. Санинструктор, сестра милосердия, нашла этому оправдание и даже пожалела солдат, на четыре года оторванных от семей: «Вот если бы были у нас бордели…»

О японских «станциях комфорта», о немецких, итальянских и американских солдатских публичных домах – разговор впереди. Не хочется упрощать проблему, но невольно возникает вопрос: не по этой ли причине в других воюющих армиях не было массовых принуждений к сексу и преступлений на сексуальной почве в отношении «своих» женщин? «Нашим» женщинам полегчает, когда армия пересечёт государственную границу и настанет черёд иноземок и остарбайтеров. Их насиловали открыто, без опасения оказаться в штрафбате.

«Дело» Елены Боннэр

В 1983 году, когда травля академика Сахарова и его жены, Елены Боннэр, достигла апогея, на книжных прилавках появилась книга доктора исторических наук Николая Яковлева «ЦРУ против СССР» (учёное звание подкрепляло «научную ценность» работы). В «солидном труде» рассказывалось о заговоре, жертвой которого стал доверчивый академик-вдовец, по сути дела ребёнок, кроме теоретической физики, ничего в жизни не понимающий. Коварная женщина (через каждые два слова подчеркивалась её национальность) водит рукой «академика-подкаблучника», иногда она его даже бьёт, заставляя участвовать в антисоветских действиях, и, чтобы усилить эффект разоблачений и подчеркнуть аморальность безнравственной женщины-дьявола (именно такой заказчик представлял её обывателю), Яковлев запустил руки в её личную жизнь. В этой книге (по ней был снят одноименный фильм) Елена Боннэр изображена как Берия-2, сатана в юбке.

Со слов кагэбэшного писателя, аморальная жизнь порочной, сексуально распущенной восемнадцатилетней санитарки военно-санитарного поезда началась с совращения начальника эшелона, Владимира Дорфмана, которому она годилась «разве что в дочери».

Уже тогда чтение грязного опуса (авторская рука КГБ проглядывала между строк) вызывало мерзкое чувство, независимо от того, соответствовали ли действительности хотя бы на йоту детали её личной жизни. Ложь живуча, как и любой сорняк. По этой причине в 2010 году, беседуя с Машей Гессен, Елена Боннэр сама заговорила об этой истории и пожелала, чтобы интервью с ней прочитало как можно больше людей^[20].

Она рассказала, как после ранения и лечения в госпитале в Свердловске 30 декабря 1941 года пришла в распределительный эвакопункт и сдала документы, ожидая распределения на фронт.

«Ко мне подошёл очень пожилой человек в военной форме и спросил меня, что я здесь делаю. Я говорю: жду, что мне скажут. Он мне сказал: «Экс нострис?» (Ex nostris – «Из наших». – М.Г.). Я сказала: «Чего?» Он сказал: «Из наших?» Я сказала: «Из каких?» Тогда он сказал: «Ты еврейка?» Я говорю: «Да». Это единственное, что я поняла. Тогда он достал блокнотик и говорит: «Ну-ка, скажи мне фамилию». Я сказала. Потом он меня спросил: «А вообще ты откуда?» Я говорю: «Из Ленинграда». Он мне сказал: «А у меня дочка и сын в Ленинграде”». Кто он и что он, ничего не сказал. «А где твои родители?» Я говорю: «Про папу не знаю. А мама в Алжире».

Он сказал: «Какой Алжир?» Я говорю: «Акмолинский лагерь жён изменников родины». Я очень хорошо помню, как на него посмотрела, пристально очень, а сама думаю, что он сейчас мне скажет. Может, он сейчас меня пристрелит, а может нет. И вот я ему говорю: «Акмолинский. Лагерь, – вот таким рапортующим голосом. – Жён. Изменников. Родины». Он сказал: «Ага» – и ушёл. Потом вернулся, почти сразу, и сказал: «Сиди здесь и никуда не уходи». Пришёл ещё, наверное, через полчаса и сказал: «Пойдём». Я говорю: «Куда?» А он говорит: «А ты теперь моя подчинённая, медсестра военно-санитарного поезда 122. Я твой начальник Дорфман Владимир Ефремович. Будешь обращаться ко мне «товарищ начальник», но изредка можешь называть Владимиром Ефремовичем. Всё».

Дорфман поступил рискованно, взяв под крыло члена семьи изменников Родины, (он-то знал, чем это ему грозит), однако не побоялся и уже этим заслужил уважение. Боннэр не рассказывает, и нас не должно интересовать, сложились ли у них интимные отношения или в книге Яковлева разгулялись фантазии КГБ, призванные скомпрометировать и опорочить жену Сахарова. Ей в 1941-м исполнилось восемнадцать лет. В четырнадцать она стала сиротой – отца расстреляли в 1937-м, мать с 1938-го была в лагере. Она уже побывала на фронте, получила тяжёлое ранение и контузию, и предположим, забыв о разнице в возрасте, уступила заботливому отцу-полковнику, а возможно, даже в него влюбилась. Ничего в этом нет противоестественного. Суть не в том, что было, а чего не было – молодости простительны быстрые влюблённости и необдуманные поступки, о которых она не жалеет, если совершались они от чистого сердца.

Вопрос не о том, была ли влюблённость или, как принято сейчас говорить, секс по обоюдному согласию без каких-либо обязательств, о чём Боннэр не пожелала рассказать, и если кого-то именно это интересует и ничего более, то он волен бросить монетку и загадать: было – не было. И вопрос не в том, пристойно ли доктору исторических наук копаться в чужом белье (своё бы, неотстирываемое, не забыть бы сменить). Как через сорок лет Яковлеву стало об этом известно? Он служил санитаром в том же самом военно-санитарном поезде и услужливо подсвечивал свечкой заинтересованным лицам? Где он или его кагэбэшные информаторы выкопали эту историю? Соавтором Яковлева выступила госбезопасность, имевшая на каждого советского гражданина обильное досье, и донесения об интимной связи (если таковая имела место) дочери врагов народа и полковника, начальника поезда, хранились в личном деле каждого – и Елены Боннэр, и Владимира Дорфмана.

Почему же следователи НКВД не спохватились ни в 42-м, ни в 43-м, ни в 44-м, ни в 45-м и не пресекли враждебную деятельность? А потому, что «военно-полевой роман» преступлением не считался, явление было массовым. Но, если надо было кого-то наказать, из личного дела извлекались донесения осведомителей, и тогда, невзирая на чин, маршала Рокоссовского вытаскивали на ковёр к Верховному главнокомандующему, а Жукову припоминали фронтовых жён, заставляя письменно оправдываться перед Ждановым.

Власть знала о неуставных отношениях в армии и о «втором фронте» – охоте на женщин голодных до баб мужиков – и закрыло глаза, предоставив индульгенцию офицерскому корпусу. Солдаты – им по чину «свои» женщины не полагались – дождались пересечения Государственной границы, за которой им предоставили неограниченную свободу. Многие восприняли её как право безнаказанно грабить и насиловать всех, кто попадёт под руку, иноземок и перемещённых лиц, считавшимися неблагонадежными, раз оказались в Германии.

Перемещённые лица

Вот и добралась Красная армия до Государственной границы СССР. А когда её пересекла, помимо немок, которым предстояло «мстить», попались на глаза женщины, угнанные на работу в Германию: украинки, русские. Весной и летом 1945-го освободители «своих» женщин не пощадили. Не возмездие будоражило кровь разгорячённых водкой самцов, а женское тело, всё равно какое: старое – молодое, здоровое или больное, украинской или немецкой женщины, главное – удовлетворить похоть.

В пёстрой и разношерстной Красной армии пробудились инстинкты животного мира, ведь петуху всё равно, из какого курятника курица. Топчем всех, кто попадёт под ноги. Первыми осуществляли «возмездие» накачанные водкой штрафные батальоны, второй эшелон спиртные напитки добывал сам. Легче всего сваливать на штрафников и уголовников грабежи, мародёрство и сексуальные преступления – «отличились» на этом поприще и регулярные части: танкисты, кавалеристы, тыловые подразделения, офицерский корпус – гордость и честь каждой армии. Зачастую насильники до такой степени оказывались пьяны, что, когда дело доходило до полового акта, не в состоянии были его совершить и тогда в ход шли подручные средства, оказавшиеся под рукой, чаще всего – пустая бутылка. Изувеченные женщины погибали от кровотечений, а выжившие навсегда лишались возможности забеременеть.

Массовые изнасилования советских женщин, угнанных на работу в Германию, опровергают неуклюжие попытки оправдать изнасилования немок местью за преступления гитлеровцев на оккупированной территории СССР. О перемещённых лицах – в следующих четырёх главах.

Немецкий романс

Мама Анжелы Ивановой наполовину немка, наполовину украинка. В начале девяностых через германское посольство в Киеве она пыталась разыскать своего отца.

Меня заинтересовала её история, и, когда Соня, бабушка Анжелы, жившая в Гайсине (районный центр Винницкой области), приехала в Одессу навестить внучку, я с ней встретился.

Её жизнь изменилась в 1942-м, когда немцы начали вывозить украинских девушек на работу в Германию. Работала она на фабрике в пригороде Берлина, жила в общежитии для перемещённых лиц совместно с польками, которые, по её словам, украинок недолюбливали. Польки и украинки враждовали, иногда случались меж ними словесные перепалки – не более, до рукопашных дело не доходило; девушки получали зарплату, могли выйти в город, пройтись по магазинам и запастись обновками. Многие в Германии принарядились и даже отправляли домой посылки.

– Были ли изнасилования или попытки насилия со стороны немцев? – поинтересовался я.

– Нет, местные жители, с которыми я работала на фабрике, относились доброжелательно, подкармливали иногда. Молча клали рядышком завернутый в газету бутерброд и отходили.

– А со стороны Красной армии?

Она кивнула головой. Разговорилась не сразу.

– Началось с празднования капитуляции 8 мая. Стреляли в воздух, стояла такая канонада, что уши, казалось, лопнут от грохота. Из общежития на улицу никто не выходил, боялись шальной пули. Ближе к вечеру к нам ввалились пьяные солдаты. Они разлили водку, заставили девочек выпить за победу, а затем сдвинули кровати. Девушки пытались сопротивляться, а они возмущались и стыдили их: «С немцами спала, а с нами отказываешься. Мы же ваши освободители». Девочки плакали, но куда там. Никакие мольбы не помогали. Я сумела отбиться, выпрыгнула в окно со второго этажа и подвернула ногу. В темноте не стали меня искать, и до утра я пряталась в кустах, слышала крики и плач. Утром выяснилось: все девочки были по много раз изнасилованы. Некоторые не могли ходить и отлёживались от болей. Я не стала дожидаться организованной отправки домой – опасалась повторения предыдущего вечера – и ушла, решив самостоятельно пробираться на Родину…

…Соня вернулась на Украину, в родную деревню, и вскоре сбежала от оскорблений – односельчане называли её «немецкой подстилкой», ей ставили в упрёк то, чего не было, – сожительство с немцами. С такой репутацией надежд создать семью не было. Она завербовалась на восстановление шахт Донбасса. Жила в бараке, рядом с бараком, в котором жили немцы-военнопленные. Никто пленных не охранял, понимая, что деться им некуда. И здесь к ней пришла любовь. Втайне от всех (сожительство с военнопленным приравнивалось к измене Родины) она стала гражданской женой Курта. О беременности Соня узнала в больнице, куда после аварии на шахте попала с переломом ноги.

Сообщить новость Курту она не успела: когда её выписали из больницы, выяснилось, что пленных куда-то вывезли. Она никогда не рассказывала дочери, что её отец – немецкий военнопленный, знала, как отразится это на её биографии, и призналась лишь в горбачёвскую перестройку, в эпоху гласности, когда продолжилась начатая при Хрущёве реабилитация депортированных народов и очередь дошла до российских немцев. Попытка дочери через германское посольство в Киеве разыскать своего отца за давностью лет успехом не увенчалась…

«Свои» против «своих». Топчем всех

На Ялтинской конференции обсуждался вопрос о репатриации «перемещённых лиц», так называли угнанных на работу в Германию (около 3,4 миллиона, в основном женщин) и военнопленных, оставшихся в живых (около 1,8 миллиона). Одни находились на территории, оккупированной Красной армией, другие – на территории, занятой союзниками, но все они, согласно ялтинским договорённостям, подлежали возврату на Родину. Там несчастных ждали проверочно-фильтрационные лагеря НКВД, в которых решалась дальнейшая судьба человека: последует ли он домой или на 5–10 лет в сибирский концлагерь. Зачастую такой была участь бывших военнопленных.

…В преддверии празднования 65-летия Победы радиостанция «Свобода» провела серию радиопередач – третья, прошедшая в московской студии 24 апреля 2010 года, посвящена была «Великому переселению народов». Владимир Тольц, ведущий программы «Испытание Победой», рассказал, что к июлю 1945-го в пограничных городах Советского Союза для репатриантов было создано 19 проверочно-фильтрационных пунктов. Ожидая решения своей участи, репатрианты жили за колючей проволокой, спали на нарах, а то и на полу (чего не было даже в немецких концлагерях). Тольц огласил отрывок из секретной справки о проверочно-фильтрационных пунктах (ПФП), подготовленной летом 1945-го для секретаря ЦК Маленкова:

«Отдельные работники ПФП ведут себя по отношению к репатриированным непристойно, а иногда просто преступно. От советских граждан, находившихся в ПФП в г. Рава-Русской и Мостикс, поступают жалобы на грубое обращение с ними работников пункта, на вымогательство, а от женщин – на принуждение к сожительству. В Кибартайском ПФП 8 из 25 работников пункта, коммунистов, уже привлечены за подобные злоупотребления к партийной ответственности. На этом пункте одним из сотрудников пункта в ночь с 30 на 31 мая была изнасилована и ограблена репатриантка. Однако начальник пункта, полковник Тимофеев, не придал серьёзного значения этому случаю, заявив работнику Управления пропаганды товарищу Бахмистрову, что молодые женщины, прибывающие из Германии, являются большим соблазном, от которого трудно удержать его подчинённых» (выделено мной. – Р.Г.).

Вот так прямо и сказано: трудно удержать от соблазна. А можно ли увещеваниями или привлечением к партийной ответственности (надо полагать, восьми коммунистам объявили выговор) удержать бандитов от совершения преступлений против гражданского населения, уголовно-наказуемых по уголовному кодексу? (Полагаю, автор не переборщил, назвав бандитами грабителей и насильников?)

Из воспоминаний Николая Никулина о девушках – военнослужащих Красной армии, попавших в Германии «под горячую руку»:

«Военные девочки набросились на заграничное барахло. Форму носить надоело, а кругом такие красивые вещи! Но не всегда безопасно было наряжаться. Однажды связистки надели яркие платья, туфельки на высоких каблуках и счастливые, сияющие пошли по улице. Навстречу – группа пьяных солдат:

– Ага! Фравы!! Ком! – и потащили девчат в подворотню.

– Да мы русские, свои, ай! Ай!

– А нам начхать! Фравы!!!

Солдаты так и не поняли, с кем имеют дело, а девочки испили чашу, которая выпала многим немецким женщинам»^[21].

Из фронтовых дневников Василия Гроссмана

В книге Энтони Бивора «Berlin. The Downfall 1945» приведены отрывки из фронтовых дневников Василия Гроссмана, специального корреспондента газеты «Красная Звезда», прошедшего войну в рядах Красной армии. Его дневники легли в основу романа «Жизнь и судьба». Главный редактор журнала «Знамя» Вадим Кожевников, негласно сотрудничавший с КГБ, которому в 1961-м Гроссман передал рукопись для опубликования, переправил её на Любянку. На квартире и даче Гроссмана произвели обыск, рукопись романа конфисковали. К счастью, в глубокой тайне у друзей хранилась ещё одна копия. В середине 70-х, после смерти Гроссмана, окольным путём она была переправлена на Запад и впервые опубликована в 1980 году.

Фронтовые дневники Василия Гроссмана со значительными сокращениями – изъято всё, что касалось изнасилований и грабежей, – впервые напечатаны на русском языке в 1989 году издательством «Правда»^[22] с примечанием составителя, что дневниковые записи писателя приведены «с небольшими редакционными сокращениями»^[23]. Даже в эпоху гласности дневники Гроссмана подверглись политической цензуре. Без купюр они изданы на английском языке в Нью-Йорке в 2005 году^[24].

Отпраздновали 70-летие Великой Победы, избегая воспоминаний, неудобных для немногочисленных оставшихся в живых ветеранов, – вдруг не к месту всплывёт фамилия какого-либо уважаемого орденоносца. К 75-летнему юбилею Победы, смею надеяться, фронтовые дневники Гроссмана будут опубликованы без купюр, так же как, дождавшись своего часа, в 1988-м были опубликованы запрещённые цензурой роман «Жизнь и судьба» и повесть «Всё течет». Пока же читателям, не имеющим возможности прочесть книгу «A Writer of War», следует довериться Бивору. В его книгу вошли «небольшие редакционные сокращения» из дневников Гроссмана.

Гроссман записал: «Освобождённые советские женщины часто жалуются, что наши солдаты их насилуют. Одна девушка сказала мне в слезах: “Это был старик, старше моего отца”»^[25].

На другой странице Гроссман записал, как несколько девушек, освобождённых из лагеря, на ночь нашли прибежище в комнате, предоставленной военным корреспондентам. Гроссмана разбудил пронзительный девичий крик, раздавшийся посреди ночи. Один из военкоров вступился за девушек, которых пьяные солдаты пытались выволочь из комнаты. Порядок удалость восстановить после дикой ругани между ним и солдатами. Офицерское звание военных корреспондентов на пьяных солдат не воздействовало. За бабу и пристрелить можно…

Плакат, призывающий воинов Красной армии освободить из неволи женщин, угнанных на работу в Германию.

Через пару страниц Гроссман сделал запись о двухстах пятидесяти девушках, угнанных в Германию из Ворошиловградской, Харьковской и Киевской областей. Начальник политуправления армии сказал ему, что их нашли практически без одежды, покрытыми вшами, с вздувшимися от голода животами. Позднее офицер из фронтовой газеты сообщил ему, что, когда девушек освободили из неволи, они были хорошо и опрятно одеты, но солдаты-освободители отобрали у них одежду и отняли все припасы.

Гроссман отказывался верить, что эти злодеяния совершали стрелковые подразделения, находящиеся на передовой, и писал, что акты насилия и грабежа в основном совершались танкистами, кавалеристами и солдатами тыловых подразделений.

Мы ещё вернёмся к его дневникам, а пока выдержки из доклада заместителя начальника политуправления 1-го Украинского фронта генерала Цыганкова.

Доклад генерала Цыганкова

Не только Гроссман документировал случаи изнасилований советских девушек, оказавшихся в нацистской неволе.

Энтони Бивор приводит отрывки из доклада заместителя начальника политуправления 1-го Украинского фронта генерала Цыганкова о советских людях, угнанных немцами на работу в Германию и освобождённых из вражеской неволи, в котором приводились экстраординарные факты, негативно влияющие на настроения бывших остарбайтеров. Его доклад, пройдя по инстанциям, 29 марта 1945 года оказался на столе Маленкова, начальника управления кадров ЦК ВКП(б).

При освобождении, писал Цыганков, девушки были счастливы и выражали огромную благодарность товарищу Сталину и Красной армии. Затем, докладывал он, начались непристойные действия. В ночь на 24 февраля в женское общежитие в деревне Грутенберг (неподалёку от Ельса) явились тридцать пять советских солдат, возглавляемые батальонным командиром, и изнасиловали всех девушек.

В городе Бунслау, докладывал генерал Цыганков, находилось около ста советских девушек, живших возле здания комендатуры и подвергавшихся по ночам неоднократным изнасилованиям, несмотря на близость охраны. 5 марта в общежитие явилось шестьдесят офицеров и солдат 3-й гвардейской танковой армии, большинство из которых были пьяны. На требование коменданта общежития покинуть помещение, танкисты угрожали ему оружием. Затем они его избили и набросились на женщин. Подобные инциденты, отмечал Цыганков, происходили в Бунслау почти ежедневно. Женщины напуганы и деморализованы, и среди них, докладывал Цыганков, растёт недовольство Красной армией. (Генерал считал, что изнасилованные и избитые женщины должны быть после этого счастливы? – прим. Р.Г.) Он привёл слова Марии Шаповал: «Я ждала Красную армию днями и ночами. Я ждала моего освобождения, а сейчас наши солдаты обращаются с нами хуже немцев. Я не испытываю радости от того, что осталась жива». Другая женщина, Клавдия Малашенко, жаловалась: «Было очень тяжело жить с немцами, но сейчас мы также живём очень плохо. Это не освобождение. Наши солдаты относятся к нам ужасно. Они делают с нами страшные вещи».

Цыганков, отмечая массовые случаи унижений советских женщин, приводит вопиющий факт. В ночь на 15 февраля военнослужащие штрафной роты под командованием старшего лейтенанта окружили деревню, перебили охрану (надо понимать, избили своих же солдат. – Прим. Р.Г.), зашли в дом, где находились спящие женщины, недавно освобождённые из фашистской неволи, и многократно всех изнасиловали.

Во всех случаях, приведенных генералом Цыганковым, офицеры не только не пытались воспрепятствовать изнасилованиям – они их поощряли и зачастую сами были инициаторами. Причём относилось это не только к младшему офицерскому звену.

26 февраля, докладывал Цыганков, три офицера вошли в женскую спальню, расположенную на хлебном складе. Когда комендант, майор Соловьев, пытался их остановить, один из вошедших, также майор, ответил: «Я только что с фронта, и мне нужна женщина». После этого он устроил в спальне дебош.

Девятнадцатилетняя Вера Ланцова насиловалась неоднократно. В первый раз – когда город был захвачен передовыми подразделениям, во второй раз – 14 февраля одним из солдат, а с 15 по 22 февраля она стала сексуальной рабыней лейтенанта Исаева, который её бил, насиловал и угрожал убить в случае неподчинения.

Некоторые офицеры, солдаты и сержанты, рапортовал Цыганков, говорили женщинам, что есть приказ не возвращать их в Советский Союз. Но если всё-таки кого-то туда отправят, то только в Сибирь. Поэтому, рапортовал Цыганков, некоторые женщины стали думать, что им не позволят вернуться в родной дом и с ними, как с «врагами народа», действительно позволено делать всё что угодно – убивать, насиловать, бить.

Что же рекомендовал руководству заместитель начальника политуправления 1-го Украинского фронта генерал Цыганков? Провести с девушками успокоительные беседы? Укрепить воинскую дисциплину и сурово карать насильников и убийц?

Не будем теряться в догадках. Генерал предложил политическому управлению Красной армии и комсомолу улучшить политическую и культурную работу среди репатриируемых граждан, поскольку изложенные факты создали благодатную почву для роста нездоровых, негативных настроений среди освобождённых советских граждан, у которых ещё до возвращения на Родину возникло недовольство и недоверие к Красной армии. Ни слова не сказав о необходимости восстановить дисциплину и жестко пресекать безобразия, генерал рекомендовал закрыть репатриируемым женщинам рот, что было успешно сделано. НКВД умел закрывать рот.

Героический образ Красной армии остался незапятнанным.

В Германии шла третья неделя боев…

Остарбайтерам бесполезно было жаловаться на изнасилования старшим офицерам. У девятнадцатилетней Евы Штуль, пишет Бивор, отца и двух братьев призвали в Красную армию в самом начале войны. Немцы насильственно вывезли её на работу в Германию. Она тяжело работала на фабрике и все годы с нетерпением ждала Красной армии, и дождалась… советские солдаты-освободители лишили её девственности. Плача, Ева пожаловалась старшему офицеру, сказала, надеясь, что это ей поможет, что два её брата и отец находятся в Красной армии – в ответ офицер избил её, а затем изнасиловал^[26].

Не верится, что безнаказанно Красной армии позволено было совершать злодеяния. Были ли предусмотрены наказания за проступки, которые в гражданской жизни однозначно квалифицируются как преступления? Конечно, были. Об одном таком случае рассказывает Солженицын^[27].

Шла третья неделя боев в Германии. Три боевых офицера, танкиста, оказавшись во втором эшелоне, куда их дивизион пришёл ремонтироваться, выпивши, вломились в женскую баню и попытались изнасиловать двух девушек – за сий грех с офицеров безжалостно сорвали погоны, отняли ордена и отдали под трибунал. Спьяну ошиблись танкисты адресом: окажись девушки немками – их разрешено изнасиловать, а затем расстрелять – убиенные жаловаться не станут, и «это было бы почти боевое отличие». Окажись польками или перемещёнными лицами – их, потешаясь, позволено голыми гонять по огороду и хлопать по ляжкам (по утверждению Солженицына, были и такие забавы). Но не повезло парням, не знали они, что в этой же деревне остановился СМЕРШ 48-й армии и одна из девушек, к несчастью, «походно-полевая жена» начальника контрразведки. А за жену начальника контрразведки недостаточно отполировать морду! Да будь ты хоть трижды орденоносец, за евойную бабу на четвереньки встанешь перед начальником СМЕРШа!

Понятно теперь, почему по Германии высшие офицеры передвигались в нарушение всех законов военного времени в автомашинах с зашторенными занавесками? На задних сиденьях «эмок» под задрапированными окнами прятались «фронтовые жёны», которых генералы боялись от себя отпускать. Мало ли что может произойти с боевыми подругами, попадись они на глаза не просыхающим от водки бравым воякам.

Могла ли Красная армия быть иной?

«Советский квадрат: Сталин – Хрущёв – Берия – Горбачёв»^[28], глава «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата», рассказывает о коммунистической морали конца XIX – начале XX века, не считавшей безнравственным супружескую измену и беспорядочные половые связи. С пропаганды свободной любви стараниями феминисток – Инессы Арманд, многолетней любовницы Ленина с молчаливого согласия Крупской, Елены Стасовой, секретаря (только ли?) Ленина и Сталина, и Александры Коллонтай, будущего посла СССР в Норвегии и Швеции – началась в 1917-м в России Первая сексуальная война, ставшая вскоре частью Гражданской, идеологические основы которой заложили классики марксизма – Бебель, книга «Женщина и социализм», и Энгельс – «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Ошибается тот, кто думает, что кронштадтские матросы захватили для большевиков власть, воодушевлённые эсеровским лозунгом: «Земля крестьянам!» В семнадцатом году Коллонтай агитировала солдат и матросов раскрепоститься и дать волю физическим наслаждениям. Матросов Кронштадта она сорвала с кубриков и бросила в лоно октябрьской революции воззванием: «Дорогу крылатому Эросу!» Но, чтобы сладостные слова, способные любого мужчину свести с ума, не звучали как красивый, но пустой звук, сорокапятилетняя светская дама, генеральская дочь, скинула одежды и рванула в постель к двадцативосьмилетнему председателю Центробалта Павлу Дыбенко. Балтийский флот не смог противостоять натиску красной супер секс-бомбы, и во имя торжества крылатого Эроса бросился на штурм Зимнего дворца и женских гимназий Санкт-Петербурга.

Чем продолжился октябрьский переворот после захвата Зимнего дворца и ареста министров Временного правительства? Победители обыскали двор, попали в винные подвалы дворца. И началось…

Старший унтер-офицер женского батальона, защищавшего Зимний дворец, Мария Бочарникова, вспоминала: «Женщин арестовали, и только благодаря гренадерскому полку мы не были изнасилованы. У нас забрали оружие… Была только одна убитая». Рано радовались. Женщин «употребили» по назначению, когда, безоружные, они разъехались по домам. Пьяные солдаты и матросы ловили их, насиловали и выбрасывали на улицы с верхних этажей^[29].

Если во славу крылатого Эроса женский батальон поимели в ночь политического безвластия под воздействием паров алкоголя, то в Гражданскую войну изнасилования были дозволены и под них подвели идеологическую базу.

«Революционные» солдаты и матросы, которых большевики призывали разрушить до основания прежний мир, «весь мир насилья» – слова из Интернационала, ставшего в 1918-м гимном РСФСР, – получили право грабить, убивать и насиловать. Весной 1918-го власть в Екатеринодаре перешла к большевикам, опубликовавшим декрет «О социализации девушек и женщин в городе Екатеринодаре по мандатам Советской власти», позволявший красноармейцам и начальствующим представителям новой власти «социализировать» (в новоязе оно заменило слово «насиловать») барышень из враждебных пролетариату классов.

В здравом уме понять словосочетание «социализация девушек» невозможно. Большевистский декрет разъяснял, что все девицы Екатеринодара в возрасте от 16 до 25 лет подлежат «социализации». Любой обладатель мандата имел законное право на «социализацию» десяти барышень. По данным «Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков», созданной в апреле 1919 года генералом Деникиным, по этим мандатам за короткий срок были изнасилованы шестьдесят гимназисток, а пятиклассница одной из екатеринодарских гимназий в течение двенадцати суток подвергалась истязанию целой группой красноармейцев, которые затем расстреляли её и сожгли^[30].

Те, кто в 1941–45 годах командовали дивизиями, армиями и фронтами, службу в Красной армии начинали в Гражданскую войну. С молодости они постигали большевистские уроки политграмоты, нравственности и жестокости, одним из свидетелей которых был Исаак Бабель, сотрудник газеты «Красный кавалерист», прошедший с конармией польскую кампанию 1921 года.

Макая перо в сок пьяной вишни и повторяя рефреном: «Девяти пленных нет в живых», Бабель красочно описал, как хладнокровно рубили будёновцы саблями пленных поляков. Расстрел польских военнопленных в Катыни будет через двадцать лет, но учителя у энкавэдэшников были достойные, доблестные бойцы конармии.

«Офицера́ ваши гады, – сказал эскадронный, – офицера́ ваши побросали здесь одежду. На кого придётся – тому крышка, я пробу сделаю…

И тут же эскадронный выбрал из кучи тряпья фуражку с кантом и надвинул её на старого.

– Впору, – пробормотал Трунов, придвигаясь и пришёптывая, – впору… – и всунул пленному саблю в глотку. Старик упал, повёл ногами, из горла его вылился пенистый коралловый ручей»^[31].

В другом месте красками, позаимствованными у импрессионистов, Бабель описал расправу будёновцев с мирным населением Берестечко. Назвать расправу «еврейским погромом» советский писатель не мог, и поэтому в колоритном описании убийства, обыденном для красных героев, присутствует привычное для эпохи обвинение в шпионаже:

«Прямо перед моими окнами несколько казаков расстреливали за шпионаж старого еврея с серебряной бородой. Старик взвизгивал и вырывался. Тогда Кудря из пулемётной команды взял его голову и спрятал её у себя под мышкой. Еврей затих и расставил ноги. Кудря правой рукой вытащил кинжал и осторожно зарезал старика, не забрызгавшись. Потом он стукнул в закрытую раму.

– Если кто интересуется, – сказал он, – нехай приберёт. Это свободно… И казаки завернули за угол».

Это не петлюровцы, не нацисты – это рабоче-крестьянская Красная армия и её гордость, будённовцы, устраивали еврейские погромы в каждом украинском и польском местечке! Подробнее без привычных бабелевских прикрас об этом повествует «Конармейский дневник 1920 года», впервые опубликованный в 1990 году.

Беспредел красного казачества советской пропагандой замалчивался. Их командарм, Будённый, один из первых советских маршалов, в годы Второй мировой войны командовал фронтами, а с января 1943-го – кавалерией Красной армии, «отличившейся» в Германии грабежами, изнасилованиями и убийствами. Но могла ли с такими командармами в 1945-м Красная армия быть иной?

Как относились будённовцы к «своим» женщинам, участникам «польского похода»? Бабель, которого за правдивое описание «Конармии» Будённый возненавидел и, по свидетельствам очевидцев, публично угрожал «порубить этого еврея в капусту», рассказывает о забавах красных кавалеристов:

«Там хозяйничала Сашка, сестра 31-го полка. Она копалась в шелках, брошенных кем-то на пол. Мертвенный аромат парчи, рассыпавшихся цветов, душистого тления лился в её трепещущие ноздри, щекоча и отравляя. Потом в комнату вошли казаки. Они захохотали, схватили Сашку за руку и кинули с размаху на гору материй и книг. Тело Сашки, цветущее и вонючее, как мясо только что зарезанной коровы, заголилось, поднявшиеся юбки открыли её ноги эскадронной дамы, чугунные стройные ноги, и Курдюков, придурковатый малый, усевшись на Сашке верхом и трясясь, как в седле, притворился объятым страстью. Она сбросила его и кинулась к дверям»^[32].

Сочно написано, ничего не скажешь. Но сквозь призму «Конармии» и строк Бабеля: «Нищие орды катятся на твои древние города, о Польша, песнь об единении всех холопов гремит над ними, и горе тебе, Речь Посполитая, горе тебе, князь Радзивилл, и тебе, князь Сапега, вставшие на час!» – слышится страстный голос Эренбурга: «Берлин ответит за всё!», видна изнасилованная «нищими ордами» Германия 1945 и преемственность поколений.

Но почему только Красная армия?! А доблестные партизаны? Они ведь тоже «свои», и им тоже нужны женщины, и им тоже не западло изнасиловать и убить…

Алексиевич, «Время секонд-хенд»: «Была в нашем партизанском отряде Розочка, красивая еврейская девочка, книжки с собой возила. Шестнадцать лет. Командиры спали с ней по очереди… „У неё там ещё детские волосики… Ха-ха…“ Розочка забеременела… Отвели подальше в лес и пристрелили, как собачку. Дети рождались, понятное дело, полный лес здоровых мужиков. Практика была такая: ребенок родится – его сразу отдают в деревню. На хутор. А кто возьмёт еврейское дитя? Евреи рожать не имели права. Я вернулся с задания: „Где Розочка?“ – „А тебе что? Этой нет – другую найдут“. Сотни евреев, убежавших из гетто, бродили по лесам. Крестьяне их ловили, выдавали немцам за пуд муки, за килограмм сахара»^[33].

Перестройка и половая реформа

Кто первым произнёс слово «перестройка»? Горбачёв? – Евангелист Залкинд! В 1924-м, в брошюре «Революция и молодежь», он сформулировал «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата»^[34]. Если бы всё не было так печально, то следующие абзацы должен озвучивать Карцев со сцены Театра Сатиры:

«Очевидно, для организованной перестройки половых норм (здесь и далее выделено мной. – Р.Г.) сейчас самое время. Наша общественность позволяет начать эту перестройку, требует этой перестройки, жадно ждёт тех творческих сил, которые освободятся от полового плена после этой перестройки. Имеет ли право истинный друг революции, истинный гражданин СССР возражать против оздоровления сексуальности?

Но как начать, как провести эту “половую реформу”?

Требуется почин, пример, показательность. Застрельщиком в половом оздоровлении трудящихся и всего человечества, как и во всем прочем, должна быть наша красная молодёжь. Воспитанная в героической сублимирующей атмосфере нашей революции, начинённая яркими классовыми творческими радостями так, как никогда молодёжь до неё не начинялась, она легче отделается от гнилой половой инерции эксплуататорского периода человеческой истории. Именно она обязана быть энергичным пионером в этой области, показывая путь младшему поколению – своей смене.

<…> Нет никакого сомнения, что струйка эта будет неуклонно нарастать, впитывая в себя все наиболее здоровые революционно-идеологические искания молодёжи в области пола.

Кое-где отдельные, смелые, крепкие группки пытаются уже связать себя определёнными твёрдыми директивами в области половой жизни. Кое-где, показывая пример другим своим поведением, они пытаются обратить внимание и прочих товарищей на половые непорядки, творящиеся вокруг…

<…> Наши дети – пионеры – первыми сумеют довести дело полового оздоровления до действительно серьёзных результатов».

Половая реформа! Великие слова. Смех смехом, но красная молодёжь из проповеди большевиков уяснила для себя главное – заповедь двенадцатая из коммунистического Евангелия: «Класс (рабочий класс. – Р.Г.) в интересах революционной целесообразности имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов».

Слова «любовь» и «души прекрасные порывы» из семейных отношений вычеркнуты: «Половое влечение к классово враждебному объекту является таким же извращением, как и половое влечение человека к крокодилу, к орангутангу».

Неизвестно, по этой ли брошюре социалист Гитлер совершенствовал своё национал-социалистическое образование, одобрив создание под патронажем гестапо специального отдела здравоохранения – семейную консультацию «Суд наследственного здоровья», которую обязаны посетить будущие женихи и невесты, но мыслил с большевиками он одинаково, без пафоса и напыщенности, сказав в узком окружении: «Мы определяем условия, при которых совершаются половые сношения! Мы вылепляем будущего ребёнка!»^[35]

Коротко и ясно. Без непонятных крестьянину слов «крокодил» и «орангутанг». Только партия, провозгласившая диктатуру (пролетариата или национал-социализма), имеет право решать, кого оставить бездетным, а кого благословить на сексуальные отношения и наградить семенным фондом члена РКП(б), в плагиате «гиммлеровского минздрава» – семенем высокопородистого арийца.

А Коллонтай продолжала неистовствовать. В 1923-м, за год до опубликования восхитивших нас «Двенадцати половых заповедей», председательствуя на первой Международной конференции женщин-коммунисток, она призвала революционерок «не сдерживать своих сексуальных устремлений, раскрепостить инстинкты и дать простор любовным наслаждениям!»

О том, как коммунистически-воспитанная молодёжь восприняла идеологические уроки революции, эпизод из жизни комсомольского поэта Эдуарда Багрицкого, приведенный в книге Моники Спивак «Посмертная диагностика гениальности». Однажды на вечеринке в одесском литературном салоне Багрицкий «заключил пари, что может во время любовного акта при всех присутствующих читать вслух стихи Пушкина и что голос у него при этом не дрогнет. И тут же с одной девушкой привёл в исполнение то, о чём говорил», на глазах Олешы, Катаева, Бабеля и ещё десяти очевидцев^[36].

То, что сейчас нам кажется диким, из жизни инопланетян, соответствовало коммунистической морали первых советских лет. Отрезвление пришло достаточно быстро. Следствием беспорядочных половых связей стали массовые венерические заболевания, и коммунистические идеологи опомнились – стали призывать к целомудрию. Но с началом Отечественной войны, с обесцениванием человеческой жизни и падением моральных устоев вседозволенность привела к массовым групповым изнасилованиям и к новой вспышке заболеваний. Об этом позднее, в главе «Венерические болезни – небоевые потери».

Ой чё деется, бабоньки!

Политически неблагонадежные для сталинского режима женщины, угнанные на работу в Германию и увидевшие жизнь, отличную от колхозной: ухоженные дома, автомагистрали, дойных коров, вымя которых вытянуто почти до земли… Их рассказы о диковинной жизни, о шёлковом кружевном белье и не загаженных туалетах превращались во «враждебную пропаганду». Что видели они в советской деревне? Насильственную коллективизацию, обобществлённую домашнюю живность, голодомор и принудительные работы…

Недалёк от правды был генерал Цыганков, докладывая в ЦК ВЛКСМ, что некоторые офицеры, солдаты и сержанты пугают женщин-остарбайтеров несуществующим приказом отправлять их в Сибирь. Они знали о Постановлении ГКО «О членах семей изменников родины». А в приказе «за переход на сторону врага, предательство или содействие немецким оккупантам, службу в <…> административных органах немецких оккупантов на захваченной ими территории <…> и изменнические намерения», а также «за добровольный уход с оккупационными войсками при освобождении захваченной противником территории» полагались арест и ссылка в отдалённые местности СССР.

Под подозрение о сотрудничестве с оккупантами попали все, оказавшиеся на занятой вермахтом территории. Они считались пособниками оккупантов, потенциально завербованными немецкой разведкой. Во всех анкетах, которые надлежало заполнять при поступлении на работу или на учёбу, появился вопрос: «находились ли вы или ваши родственники в плену или на временно оккупированной территории?» – в случае положительного ответа на респондента падала тень предательства, его биография была запятнана, карьерный рост – ограничен.

Подфартило Михаилу Сергеевичу Горбачёву! На его политической биографии не отразился факт нахождения на временно оккупированной территории – ему в период оккупации Ставрополя исполнилось одиннадцать лет, и детский возраст явился смягчающим обстоятельством. Но в оруэлловские времена (если они когда-нибудь, не дай бог, наступят) потомки припомнят ему пребывание на оккупированной территории и заклеймят немецким шпионом, завербованным абвером. В оруэлловские времена – зигзаги истории непредсказуемы (человечество легко дрессируемо, и об этом рассказывается в пятом разделе, «тест Эйхмана») – найдутся новые вышинские, которые именно этим объяснят разрушение Берлинской стены и объединение двух Германий. Бестселлер, который вышинскими ещё не написан: «Горбачёв – суперагент Канариса!»

Возвращаясь в победный год. Пропаганда сделала своё дело. Многие искренне считали, что женщины, оказавшиеся на оккупированных территориях или угнанные на работу в Германию, торговали своим телом, ублажая немецких солдат, и теперь «германские куклы» должны искупить вину, обслуживая бойцов Красной армии. Политработники, запустившие миф о «германских куклах», вычеркнули остарбайтеров из нормальной жизни, сознательно отдав на растерзание пьяных самцов, развязавших по отношению к женщинам Вторую сексуальную войну (Первая, напомним, была частью Гражданской). Физиологические потребности человека государство не могло запретить, и в 1945 году красноармейцы действовали в соответствии с инстинктами, заложенными природой на генетическом уровне. Петух непривередлив и топчет любых кур, своих и соседских. Не петушиное дело переживать о куриных мозгах и напрягаться мыслями о куриной гордости. Главное, хохлатку догнать. Ведь век куриц и петухов короток – не сегодня-завтра всех ждёт бульон. По курам! Ура!!!

Но есть ещё одна причина, по которой Красная армия не могла быть иной, объясняющая причины жестокого отношения к женщинам, к любым женщинам, немецким или своим: отсутствие сексуальной культуры и сексуального образования.

В первые годы советской власти большевики проповедовали сексуальную свободу, ставшую в их понятии символом раскрепощения трудящихся женщин. Когда армию и страну захлестнули венерические болезни, идеологи большевиков призадумались: бесконтрольная любовь – явление социально опасное. Подавление личности началось с вторжения в личную жизнь, со сдерживания человеческих чувств, привязанностей и эмоций. Любить позволительно только свою работу и коммунистическую партию, а публично выражать чувства – обращаясь к портрету Великого Сталина. Из кантаты Сергея Прокофьева, написанной в 1949 году к 70-летию Сталина: «По-иному светит нам Солнце на Земле: знать, у Сталина оно побыло в Кремле».

Советское искусство культивировало образ женщины в рабочем комбинезоне. Сцены с эротическим подтекстом из кино и литературы были исключены. Венеру Милосскую одели в кирзовые сапоги, на плечи набросили телогрейку. Женщина в советском искусстве – товарищ и боевая подруга, не жена и тем более не любовница. Сексуальное образование отсутствовало, общеобразовательные книги о любви и сексе с начала 30-х годов не публиковались – «дети рождались в капусте» и воспитывались в детдомах…

Сексуальное невежество приводило к ситуации, когда не знаешь, что делать раньше – плакать или смеяться. В середине 60-х годов студентка-гуманитарий московского университета в отчаянии обратилась в «Комсомольскую правду»: признавшись, что она поцеловалась со сверстником, девушка нервно спрашивала: «Что же мне теперь делать? Неужели я забеременела?» Бедняжка готова была повеситься из-за внебрачной беременности, но, к счастью, перед суицидом догадалась обратиться в газету, и её отговорили от безумного шага.

Нынешние владельцы отдельных квартир, не заставшие эпоху советского социализма, посмеиваются над наивностью столичной студентки. Им не довелось жить в бытовых условиях, сдерживающих самовыражение чувств, и ютиться в коммунальной квартире, где в комнатах-клетках жило десять семей с одним на всех умывальником, туалетом и без горячей воды. Возможность уделить время домашнему хозяйству, семье и личной гигиене у советских женщин появилась после опубликования 7 марта 1967 года постановления Совета Министров СССР «О переводе рабочих и служащих предприятий, учреждений и организаций на пятидневную рабочую неделю». А до этого с июня 1940-го по март 1956-го в СССР был восьмичасовой рабочий день и семидневная рабочая неделя – не было времени даже сходить в баню. Каторга ослабевала постепенно, повсеместно вернулись к семичасовому рабочему дню и шестидневной рабочей неделе лишь в мае 1960-го. Появился наконец банный день. Но какой может быть секс при таком быте? Жили в бараках, и такой же была любовь – барачной, впопыхах, на скорую руку.

Голливудский кинофильм «Enemy at the Gates» (в прокате на русском языке – «Враг у ворот») вызвал у российского зрителя отрицательные эмоции. Но никто не опровергал правдивость сцены барачной любви героев фильма – Василия Зайцева и Тани Черновой. Их первая ночь любви – в телогрейках (как в чуме), в окружении вповалку спящих на полу солдат, и Вася в момент оргазма ладонью зажал возлюбленной рот. Он её не насиловал, самая что ни есть любовь, украдкой, привычная для многих семей, ведь и в гражданской жизни в одной комнате зачастую без перегородок спали три поколения одной семьи. И это, пожалуй, самый правдивый эпизод фильма: любовь в телогрейках.

Советское кино, рафинированное и далёкое от реальности, изображало войну в розовых красках. Киношные красноармейцы, чистые и опрятные (только-только вышедшие из душа), гладко выбритые и все-все положительные и рвущиеся в бой, немцев бьют в пух и прах. И любовь у них романтическая и целомудренная. Другой и не может быть. Там, где фальсифицирована история, фальсифицировано и искусство.

Коллаборационисты, каратели, полицаи и власовцы

Как ни тяжко признаться, но лица, бывшие к лету 1941-го гражданами СССР, тоже «свои». Полицаи и каратели из национальных добровольческих эсэсовских дивизий, сформированных из украинцев, латышей, русских… зачастую именно они совершали насилия и массовые расстрелы гражданского населения. По идеологическим соображениям большинство их злодеяний советская пропаганда списала на немцев – и это ещё одно белое пятно Великой Отечественной войны, какова доля «своих эсэсовцев» в преступлениях против человечности. Уничтожение 22 марта 1943 года белорусской деревни Хатынь, переписывая историю, пропаганда приписывала немцам, хотя преступление совершил 118-й батальон охранной полиции (Schutzpolizei), сформированный из бывших членов Киевского и Буковинского куреней ОУН и советских военнопленных, перешедших на сторону немцев.

Военные преступления не имеют срока давности – поиск и судебные преследования преступников продолжаются и поныне, и нет прощения добровольным пособникам нацистов из числа местного населения, коллаборационистам, полицаям и власовцам; поощряемые румынскими и немецкими фашистами, они стояли в оцеплении в бабьих ярах, насиловали, грабили, убивали. Но были и национальные дивизии войск СС. Из тридцати восьми эсэсовских дивизий лишь двенадцать были укомплектованы немцами. В национальных формированиях служили представители родственных германских народов: датчане, голландцы, норвежцы, фламандцы. Затем к ним присоединились валлийцы, финны, шведы, французы, ну и напоследок славяне – русские, украинцы и хорваты. В ведении СС находились концентрационные лагеря и лагеря смерти, СС был организатором террора и массового уничтожения людей. Правда, которая утаивалась: из 150 охранников польского лагеря смерти Собибор 120 человек – бывшие красноармейцы, сдавшиеся в плен и добровольно записавшиеся в СС.

Против партизан Белоруссии, Украины и Польши действовала украинская дивизия СС «Галичина» (14-я гренадерская дивизия Войск СС) – 80 тысяч! записались добровольцами (из них отобрали 25 тысяч); Варшавское восстание подавляла 29-я гренадерская дивизия СС «РОНА» (русская народно-освободительная армия); отметились на Восточном фронте 15-я и 19-я латышские гренадерские дивизии СС. А были ещё: эстонская (20-я гренадерская дивизия СС), русская (30-я гренадерская дивизия СС, позднее переименованная в белорусскую)…

Малые народы, живущие компактно, легко репрессировать. Но нельзя же, как депортировали в Сибирь в товарных вагонах чеченцев и крымских татар, репрессировать семьи товарищей Сталина и Берия, а с ними весь грузинский народ за грузинские добровольческие эсэсовские формирования: соединение – SS-Waffengruppe Georgien, северокавказское спецподразделение – Sonderverband «Bergmann» и грузинский легион – Der Georgische Legion?! И нельзя репрессировать семью товарища Микояна за эсэсовские армянские соединения SS-Waffengruppe Armenien и Der Armenische Legion. Памятуя о демографической ситуации в СССР, когда герб страны в какой-то момент мог зазеленеть полумесяцем, партийные идеологи помалкивали о мусульманской дивизии СС «Новый Туркестан» – Muselmanischen SS-Division Neu-Turkistan, Восточно-тюркском соединении СС – Osttürkischen Waffen-Verband der SS и Волжско-татарском легионе.

Поддерживая тезис о «дружной семье советских народов», пропаганда не уточняла национальную принадлежность карателей из добровольческих национальных эсэсовских дивизий. Их преступления она повесила на германских нацистов. Впереди глава «Вермахт: Восточный фронт», но справедлив вопрос: кто первенствовал в зверствах в Украине и Белоруссии? Немцы или русские из 29-й дивизии СС? Или латыши из 15-й и 19-й дивизий СС, отомстившие в Псковской области русским за сталинские репрессии 1940 года? Или за беспощадное подавление басмачества в Туркестане с жестокостью, присущей Востоку, на русских селянах вымещали злобу за коллективизацию и сталинские репрессии мусульмане из дивизии СС «Новый Туркестан»?

Белорусская газета «Рэспубліка»: «Только в одном Освейском районе латышские нацисты сожгли 183 деревни, расстреляли и сожгли 11 тысяч 383 человека (из них 2 тысячи 118 детей в возрасте до 12 лет). Более 14 тысяч жителей Белоруссии при пособничестве латышских головорезов были вывезены на работы в Германию, а дети – в Саласпилсский концлагерь»^[37].

Из той же газеты. В рапорте от 26 мая 1944 года офицер по особым поручениям штаба Русской освободительной армии поручик Балтинш докладывал представителю Русской освободительной армии в Риге: «По делам службы мне довелось побывать в апреле 1944 года в белорусской деревне Морочково. Вся она была сожжена. В погребах хат жили эсэсовцы-латыши. Я спросил у одного из них, почему вокруг деревни лежат трупы убитых женщин, стариков и детей, сотни непогребённых трупов, а также убитые лошади. Ответ был таков: “Мы их убили, чтобы уничтожить как можно больше русских”».

Так латыши «ответили» белорусским крестьянам, непричастным к аннексии Прибалтики в 1940 году и сталинским депортациям.

С особой жестокостью каратели издевались над женщинами. Тот же номер газеты «Рэспубліка»: «Из спецсообщения начальника управления контрразведки СМЕРШ 2-го Прибалтийского фронта от 18 августа 1944 года “Об издевательствах немцев и их пособников из латышских частей СС над советскими военнопленными”: “Санинструктору Сухановой А. А. и другим трём санитаркам вырезали груди, выкрутили ноги, руки и нанесли множество ножевых ранений <…> зверская расправа над ранеными советскими бойцами и офицерами была произведена солдатами и офицерами одного из батальонов 43-го стрелкового полка 19-й латышской дивизии СС”».

Автор отклонился от женской темы? Нисколько. Коллаборационисты, полицаи и власовцы – тоже «свои» (хотя не хотелось бы называть таковыми эсэсовцев, насильников и убийц). По Нюрнбергским расовым законам арийцам запрещался секс с низшей расой (к ним нацисты относили славянок и евреек – нарушителям закона грозил концлагерь), и массовые военные изнасилования солдатами, носящими форму вермахта, зачастую содеяны «своими», надевшими эту форму.

Сергей Чуев, «Проклятые солдаты. Предатели на стороне III рейха»^[38]. Оставаясь рабом стереотипов, с детства вдолбленных в голову, не хочется ему верить, и я оставляю себе лазейку, кивая на издательство «Эксмо». За что купил, за то и продаю:

В первые месяцы войны вермахт захватил, включая с перебежчиками, около 4 миллионов пленных. Всего за годы войны, по данным германского командования, взято в плен 5 270 000 советских солдат; по данным Генштаба Вооружённых сил Российской Федерации, потери пленными составили 4 559 000 человек. Не все военнопленные оказались в концлагере. Добровольно сдавшиеся в плен и желающие послужить рейху в вермахте получали хозяйственные «должности», высвобождая немецких военнослужащих для войск на передовой. Перебежчики и пленные служили конюхами и водителями, подносчиками снарядов и санитарами, сапёрами и военными строителями. Они именовались «Hilfswillige» (добровольные помощники), или сокращённо «хиви».

11-я армия фельдмаршала Манштейна, пишет Усов, летом 1942 года имела в своём составе 47 тысяч «добровольных помощников». В составе 6-й армии Паулюса зимой 1942–43 гг. находилось 51 780 человек русского вспомогательного персонала.

Продолжаю цитировать Усова: «К концу 1942 года каждый пехотный полк имел в своём составе саперную роту, составленную из военнопленных, в структуру которой входило 10 немецких инструкторов. Установленные с 2 октября 1943 года штаты пехотной дивизии предусматривали наличие 2005 добровольцев на 10 708 человек немецкого личного состава, что составляло около 15 % общей численности дивизии». В качестве опознавательного знака «хиви» носили на левом рукаве белую повязку с надписью на немецком языке «На службе Германской армии» («Im dienst der Deutsches Wehrmacht»). Повязка с надписью «На службе войск СС» выдавалась служащим-добровольцам ВаффенСС. Но был ещё и женский военно-вспомогательный персонал, созданный из бывших советских военнопленных, носивший на левом рукаве жёлтую повязку с надписью «Немецкая армия» («Deutsche Wehrmacht»).

Всего, по статистическим данным Управления Восточных войск, на 2 февраля 1943 года общее число советских граждан, состоящих на немецкой военной службе, составило 750 тысяч, из них «хиви» – от 400 до 600 тысяч, без учёта СС, люфтваффе и флота. По состоянию на февраль 1945 года численность «хиви» достигала 600 тысяч человек в вермахте, до 60 тысяч в Люфтваффе и 15 тысяч во флоте.

Ой как не хочется верить цифрам, играющим на руку авторам, объясняющим развал армии и поражения первых месяцев войны тем, что рабоче-крестьянская Красная армия не хотела воевать за колхозы и за ГУЛАГ. Но поражает количество добровольцев, согласившихся служить в подразделениях вермахта. Даже в последний год войны из десятков и сотен тысяч немецких военнопленных не смогли создать подразделение, согласившееся в составе Красной армии воевать против Гитлера, хотя наверняка в идеологических целях такие попытки предпринимались. Хоть бы одно подразделение из ста человек по аналогии с эскадрильей «Нормандия-Неман».

Интересное социологическое исследование проведено в 1942 году по заказу Джованни Мессе, командующего итальянским экспедиционным корпусом в России. Генерал решил выяснить отношение местного населения к оккупационным войскам по «шкале злодейства». Отдельным пунктом в вопросник включили белогвардейцев. На основе опросов жителей была составлена градация жестокости^[39]:

• 1-е место – русские белогвардейцы;

• 2-е место – немцы;

• 3-е место – румыны;

• 4-е место – финны;

• 5-е место – венгры;

• 6-е место – итальянцы.

В этом исследовании есть немало неточностей. Составители вопросника ошибочно причислили к белогвардейцам русскоговорящие национальные эсэсовские подразделения, в эту категорию попали коллаборационисты и полицаи, и респонденты вынужденно давали неточный ответ. Но первыми в «шкале жестокости» оказались «свои».

Вторая Гражданская война

Подсчитав, сколько сотен тысяч бывших «советских» граждан служило в эсэсовских национальных дивизиях и в полицейских формированиях, приходишь к неутешительному выводу: во время Великой Отечественной войны на европейской части Советского Союза шла Вторая Гражданская война, продолжение Первой. Эта война не закончилась в 1945-м с капитуляцией гитлеровской Германии. Вплоть до середины пятидесятых она продолжалась в Прибалтике и в Западной Украине и, как всякая Гражданская война, сопровождалась кровавыми эксцессами и нечеловеческими страданиями. Со временем раскроются архивы, повествующие о «боевом пути» грузинских и армянских легионов, о «доблести» мусульманской дивизии, и тогда станет ясно, кто и за какие военные преступления отвечает.

В Гражданской войне помимо немцев участвовали будущие братья СССР по социалистическому лагерю и партнёры по Варшавскому договору. Обвинять их в военных преступлениях Сталин не стал. Румын он и вовсе простил, наградив в июле 1945-го короля Михая орденом «Победы», забыв, как в 1942-м король выезжал на Восточный фронт инспектировать румынские дивизии, наступавшие на Сталинград.

Удивляться странным и позорным решениям советских вождей? Помилуйте. Хрущёв в 1964-м присвоил звание Героя Советского Союза Гамалю Насеру, президенту Египта, открыто симпатизирующему нацистам в годы Второй мировой войны…

Но как же в 1939 году за совместный польский поход Сталин и Гитлер не догадались обменяться высшими государственными наградами?! Фюрер прикрепил бы к своему мундиру золотую звезду Героя Советского Союза, а Вождь – Орден Заслуг германского орла. Обменяйся Фюрер и Вождь наградами, не было бы Отечественной и Гражданской войны? Что сейчас говорить об этом. Упустили они свой шанс.

Три признака военных изнасилований

Так много в предыдущих главах говорилось об военных изнасилованиях, что пора дать им характеристику. В гражданской жизни изнасилование или посягательство на изнасилование – это уголовное преступление. Военные изнасилования – ныне они квалифицируются как преступление против человечности – отличаются тремя характерными признаками.

Первый – публичность. Их совершают открыто, в полной уверенности во вседозволенности. Страх наказания отсутствует, насильник в военной форме не считает преступными свои действия.

Второй – групповое изнасилование. Оно, по мнению насильников, «сплачивает коллектив» (так же как и совместное распитие спиртного). «Герои», не опасаясь венерических болезней, гордо именуют себя «молочными братьями».

Третий признак – убийство женщины после сексуального насилия. Если первые два признака спровоцированы нарушением демографического дисбаланса, необходимостью сексуальной разрядки и временным помутнением разума – движущей силой является алкоголь и избыток мужских половых гормонов, – то убийство изнасилованной женщины – преступление, которому нет оправдания. В этом «преуспели» каратели из национальных эсэсовских подразделений, полицаи и власовцы, немцы и красноармейцы, японцы и марокканцы…

Воспоминания бравого майора Красновского

Это не укладывалось в голове. Сколько благородства было в советском кино и литературе, изображавших глянцевых воинов-освободителей с открытым лицом и щедрой доброй улыбкой!

«Мы не убийцы», – демонстрируя военную кинохронику, заливались за кадром советские пропагандисты. – «Мирное население нас встречало с цветами, а мы недоедали и кормили берлинцев из солдатских полевых кухонь».

Как в 1945-м ставилась режиссура военной кинохроники, автору этой книги рассказал житель Новосибирска, у которого восемнадцатилетним студентом он квартировал два года, – майор Фёдор Красновский (дядя Федя), увидевший себя в кинохронике через много лет танцующим вальс на улице Вены:

«Офицерам сказали: как заиграет музыка, кто умеет танцевать, должен хватать австриячек и танцевать вальс. Для съёмок переодели в платья наших девчат, они изображали толпу встречающих нас австриячек…» И он же, бахвалясь, после нескольких рюмок браги рассказал, как в мае 1945-го, уже после окончания войны, «гуляли» освободители Вены: «Возвращаюсь вечером через скверик от комполка. Слегка навеселе. Навстречу пятеро парней – иди знай, что у них на уме. Вытащил наган. Бах, бах, бах, бах – четырёх уложил, один убежал. Не останавливаясь, пошёл дальше. Правда, пробыли мы в Вене недолго, – сокрушался майор Красновский, замполит полка. – Нас быстро вывели и заменили другими частями».

Не читал тогда я, жадно слушая «дядю Федю», статью Остина Дж. Аппа, профессора английского языка и литературы Скрэнтонского Университета, «Ravishing the Women of Conquered Europe» («Изнасилование женщин завоёванной Европы»)^[40]. А то попросил бы разговорившегося хозяина, пока мы бражничали, прокомментировать следующие строки из статьи заокеанского профессора: «Его высокопреосвященство британский архиепископ Бернард Гриффин с целью изучения условий жизни в оккупации объехал Европу. Он сообщал: “В одной только Вене они изнасиловали 100 000 женщин, причём многократно, включая не достигших 10-летнего возраста девочек и пожилых женщин”». Они – это те, кого Франклин Рузвельт иронично назвал «наш благородный советский союзник» – «our noble Soviet ally».

Эх, поделился бы «дядя Федя» воспоминаниями под сладеньку браженьку, покуда его жена, «тётя Таня», отсутствовала: «Сладенькие ли были австрияченьки?»

Любил меня «дядя Федя», дочь Свету, мою ровесницу, спортсменку, длинноногую красавицу-блондинку, в жёны взять предлагал – всю правду сказал бы в тот вечер, как и кого, да молод был я и глуп, больше стихами баловался… Был бы порасторопнее – бегали бы сейчас по Нью-Йорку очкастые блондины с непокорно вьющимися волосами и по унаследованной от отца привычке обволакивали бы уши наивных барышень романтическими стихами.

…Плавно, благодаря воспоминаниям майора Красновского, признавшегося, как после окончания войны он застрелил четырёх венцев просто так, потому как навеселе ему показалось, что парни прогуливаются со злыми намерениями, мы подошли ко второй части. «Свои» против «чужих», или об изнасиловании Германии.

Преемственность поколений! Майору Красновскому показалось, что у пятерых парней, гуляющих в скверике, дурные намерения. Не стал церемониться замполит: четверых уложил замертво. А полковнику Буданову показалось, что убитая им во вторую чеченскую войну 18-летняя чеченская девушка была снайпером. Ну а дальше: это не преступление, а ответная реакция на зверства, совершённые _________, читателя приглашаю в соавторы и предлагаю заполнить пропущенный текст. Варианты: немцами, чеченцами, австрийцами, японцами, монголами… Выбор большой – на Земле проживает несколько сотен больших и малых народов, и каждый имеет острый зуб на своих соседей.

«С войной покончили мы счёты, бери шинель, пошли домой»

Пел Леонид Быков, и у всех, вслушивавшихся в слова Окуджавы, на глаза наворачивались слёзы… Что стало с инвалидами-обрубками, безногими и безрукими? Чтобы они не портили пейзаж советских городов после доклада в ЦК КПСС министра внутренних дел Круглова (20 февраля 1954 года), у них отобрали паспорта и военные билеты и вывезли в «дома закрытого типа с особым режимом», созданные МВД в безлюдных глухих местах. А там особо «назойливых» пациентов надзиратели-санитары подвешивали в сетчатых плетёнках на ветках деревьев (это называлось «выводить на прогулку») и забывали на ночь. Беспаспортные и бесправные, на сленге – «самовары» и «чемоданы», они умирали от переохлаждения, помогая государственной казне сокращать расходы по их содержанию. Среди героев войны, забытых в глухих и безлюдных местах, были и женщины – снаряды и мины не отличаются избирательностью и косят подряд животных, людей: детей, стариков, женщин, мужчин. Вспомним рассказ Юрия Нагибина «Терпение», «Известия», 1987 год. Отношение к инвалидам войны – это тоже «свои» против «своих».

Читатель, надеюсь, не позабыл название книги: «ЖЕНЩИНА И ВОЙНА. От любви до насилия»? Автор не лукавил. Книга начиналась с женских историй, с любви и секса в годину артиллерийских раскатов, и обращена была к женской аудитории. Жестокости войны вытеснили любовь со страниц книги. Но война не могла запретить любовь, она была даже в страшных условиях гетто и лагерей смерти. Нельзя наложить запрет на физиологическую потребность в сексе, пусть даже без любви. Но всё чаще автор вынужден говорить о малоприятном, о женщинах, над которыми навис «человек с ружьём».

Часть II. «Свои» против «чужих»

Чей-то стон стеной ослаблен:

Мать – не на смерть. На матрасе —

Рота, взвод ли побывал?

Дочь-девчонка наповал.

Сведено к словам простым:

НЕ ЗАБУДЕМ! НЕ ПРОСТИМ!

КРОВЬ ЗА КРОВЬ и зуб за зуб!

Девку – в бабу, бабу – в труп.

<…> И ещё через минуту

Где-то тут же, из-за стенки,

Крик девичий слышен только:

«Я не немка! Я не немка!!

Я же полька!! Я же полька…»

Александр Солженицын,

из поэмы «Прусские ночи»

Гретхен ответит за своих сыновей

После зверств нацистов на территории Польши и СССР, зная о концлагерях смерти и бабьих ярах, блокаде Ленинграда… хочется быть кровожадным и с ненавистью повторить за Эренбургом: «Берлин ответит за всё». И сейчас невозможно без волнения читать статьи Эренбурга, повторяющего клятву от имени каждого солдата, каждого труженика тыла, каждого военнопленного, каждого входящего в газовые камеры или стоящего у расстрельного рва, от имени каждой истерзанной фашистами женщины: «Берлин ответит за всё».

«Мы ничего не забудем. Мы идём по Померании, а перед нашими глазами – разорённая, окровавленная Белоруссия. Мы и до Берлина донесём неотвязный запах гари, которым пропитались наши шинели в Смоленске и в Орле. Перед Кенигсбергом, перед Бреслау, перед Шнейдемюлле мы видим развалины Воронежа и Сталинграда. Мы много говорили о прорыве ленинградской блокады. Думали мы при этом о самой блокаде, о наших детях, о погибших детях, которые, умирая, молили мать: крошку хлеба! Солдаты, которые сейчас штурмуют немецкие города, не забудут, как матери на салазках тащили своих мёртвых детей. <…> За муки Ленинграда Берлин ещё ответит. <…> Теперь он скоро ответит – за всё. Он ответит за немца, который порол беременных женщин в Будёновке. Он ответит за немца, который подбрасывал детей и стрелял в них, хмыкая: “Новый вид спорта…” Он ответит за немца, который жёг русских женщин в Ленинградской области и хвастал: “Эти русские горят, как будто они не из мяса, а из соломы”. Он ответит за немца, который закапывал старых евреев живьем, так, чтобы головы торчали из-под земли, и писал: “Это очень красивые клумбы”. Берлин ответит за всё. И Берлин теперь не за горами»^[41].

Нельзя осуждать солдат, жаждущих мести. Но так же, как пламя лесного костра, повинуясь анархии ветра, легко перебрасывается на жилые дома, так и ненависть к врагу, подталкиваемая призывами к мщению, алкогольными парами вырвавшаяся из бутылки, из ненависти на поле боя превращается в преступную вседозволенность, обращённую против всех, в вакханалию погромов, мародёрств и бесцельных убийств. Гормоны агрессии усиливают сексуальную активность, на животном уровне трансформирующуюся в сексуальную агрессию, неконтролируемую мозгом, и тогда невозможно уговорами и воспитательными беседами остановить необъявленную войну: самцы против самок, мужчины против женщин… «свои против своих».

Женщины, изнасилованные войной. Какой зверь или птица – символ войны? Ворон, чёрный ворон, насилующий женщину на верещагинском поле, усеянном черепами. Это и есть «апофеоз войны»^[42].

Политуправление 3-го Белорусского фронта генерал-полковника Черняховского, начавшего 13 января наступление на Восточную Пруссию, обратилось к войскам: «Солдаты, помните, что вы вступаете в логово фашистского зверя!» Он показался им недостаточно воинственным, и они подкрепили его призывом к насилию: «Солдаты Красной армии, теперь вы на германской территории. Час мести пробил!»

Ну что ж, мстить гадам так мстить. Лозунг трактовать можно по-разному, как говорится, в меру испорченности. Эренбург, утверждавший, что солдат Красной армии интересуют не Гретхен, а фрицы, оскорблявшие советских женщин, лукавил. Между строк читалось: «Гретхен ответит за своих сыновей».

Эренбург был талантливым исполнителем, за его пером пристально следил отдел агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), который, когда требовалось, вносил в его творчество коррективы. Подстрекательство к насилию привело к тому, что подталкиваемая политработниками Красная армия катком прошлась по немецким женщинам, от малых детей до 80-летних старух. А заодно по полькам, чешкам, венгеркам, сербкам. А когда солдаты вошли во вкус и почувствовали запах женского тела – по остарбайтерам, женщинам, угнанным на работу в рейх, – русским, белорускам, украинкам. «Удар» пришелся по узницам нацистских концлагерей, и это злодеяние начисто опровергает утверждения адвокатов насильников, что массовое изнасилование немок якобы было возмездием и «лишь ответной реакцией». Кому одуревшая от водки армия мстила, насилуя соотечественниц и узниц концлагерей?

Восточные работницы и узницы концлагерей пострадали автоматически. Ведь как кричал, оправдываясь, пойманный на месте преступления Шура Балаганов, бортмеханик «Антилопы-Гну»: «Я не хотел! Я машинально!» – зря ему никто не поверил. А мы перед остарбайтерами повинимся, по этому случаю даже на родном для них украинском языке: «Звиняйте дiвки, малость промашка вишла» («и» произносится как «ы»). Но только не перед Гретхен! Выпив водки для храбрости, орлиным взором окинем округу и возмутимся: «За что извиняться?! Гитлер капут! И ноги на плечи, фрейлейн и фрау!»

Женщины, изнасилованные войной

До того как Красная армия вошла в Германию, сексуальная охота на женщин (соотечественниц-военнослужащих) была привилегией офицерского корпуса (старшего и среднего звена) и генералитета. Младшим офицерам и солдатам почти ничего не перепадало, и они наблюдали со стороны, получив от старших по званию урок нравственности: принуждение к сексу хоть и является нарушением воинского устава, но в военное время начальство в устав не заглядывает. Не сказано же в своде армейских законов, что солдату перед атакой для храбрости положено выпить «фронтовые сто граммов», а ведь наливали, и не по сто…

В первые годы войны рядовой и младший офицерский состав последовать примеру начальства не мог, и не потому, что «естественный отбор» был произведен старшими офицерами и им доставались «не элитные девушки». В окопах, на передовой, особо не разгуляешься, уединиться практически невозможно. Красная армия была единственной из воюющих армий, не позволявшей солдатам за четыре года войны – если тот не был ранен и отправлен в тыл на лечение – получить кратковременный отпуск для свидания с жёнами или увольнительную для посещения публичного дома, организованного армейскими психологами.

Вежливые японцы для домов терпимости придумали корректное название – «станции комфорта» – и с государственным размахом «трудоустроили» на «станциях техобслуживания» более 140 тысяч женщин – китаянок, филиппинок, индонезиек. Чужестранцы (немцы, итальянцы, американцы) для сексуального удовлетворения солдат также открыли публичные дома. Об этом – в разделе «чужие» против «чужих».

Политическое руководство Красной армии «станции комфорта» открыть не решилось и, в отличие от других воюющих армий, не снабдило солдат презервативами (отсюда и эпидемия венерических заболеваний, захлестнувшая армию после пересечения государственной границы, и массовых групповых изнасилований). Средний и высший офицерский состав ещё в начале войны обзавёлся фронтовыми жёнами и успешно их «осеменял», но этой привилегией мог воспользоваться далеко не каждый офицер – женщины составляли всего лишь десять процентов личного состава Красной армии (в начале войны ещё меньше). Таким количеством боевых подруг нельзя удовлетворить каждого воина. Что ж, для поддержания боевого духа есть СМЕРШ, заградительные батальоны и водка для храбрости. Но, когда через три с половиной года войны «изголодавшаяся» армия вошла в Германию, алкоголь, призывы к мщению, лозунги «убей немца» и мораль офицерского корпуса сделали своё дело. Армия «сорвалась с цепи», и ей уже было всё равно кого: немок или перемещённых лиц – солдатам подавай женщину! Возраст и национальная принадлежность значения не имеют!

Никто не говорил им, что «женщин надо добыть в бою» или что солдат вправе обладать женщинами побеждённого, рассматривая их как военный трофей. Но ведь и в довоенном двухсерийном фильме «Пётр I» (1937–1938), вызвавшем восхищение Сталина, царь Пётр (в его роли блистал Николай Симонов) лихо отбирал у князя Меншикова военный трофей, переходивший из рук в руки, – будущую императрицу Екатерину I (её играла Алла Тарасова). В сексуальной эксплуатации «трофейных» женщин большевики не видели ничего зазорного, и главные герои фильма получили в 1941-м Сталинскую премию первой степени.

Латышка Марта Скавронская в 1703-м или немка Гретхен в 1945-м – для солдата разницы никакой! Женщина есть женщина, а живой военный трофей – законная добыча победителя. Пример тому – кинофильм «Пётр I».

Заговор молчания

Велик список преступлений против человечности, совершенных немцами и их союзниками на оккупированных территориях. «Ярость благородная, вскипающая, как волна» раскалялась по мере освобождения Красной армией городов и посёлков, когда раскрылись чудовищные масштабы доселе невиданных преступлений, и солдат не всегда мог даже найти могилы родных и близких и клялся за их погибель отомстить врагу самой жуткой местью. За армией шёл СМЕРШ. Военный трибунал вершил правосудие. Карателей и полицаев казнили (вешали) при массовом скоплении народа. Бывали случаи самосуда, когда офицер-еврей, приехавший с фронта в отпуск, узнав, что его семья без вести пропала в фашистском аду и в его квартире проживает семья бывшего полицая или пособника гитлеровцев, разряжал обойму табельного оружия. Семья – за семью. За самосуд не арестовывали – военкомы рекомендовали офицерам возвращаться на фронт и мстить на передовой.

Послевоенная советская пропаганда неустанно повторяла, что Красная армия не отождествляла мирное население Германии с нацистами и руководствовалась указанием Сталина: «Было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством. Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское – остаётся». Но когда оно прозвучало? Указание прекратить призывы к жестокой расправе и не грести всех немцев под одну гребёнку появилось в «Правде» 14 апреля 1945 года (статья «Товарищ Эренбург упрощает»), через три дня после опубликования Эренбургом в «Красной звезде» очередной статьи, призывавшей к беспощадному мщению. Статья в «Правде» была подписана Александровым, начальником Управления агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), за которой только слепой не разглядел руку Сталина.

Прошло ещё шесть дней. Только 20 апреля командующие войсками и члены военных советов 1-го Белорусского фронта (командующий Жуков) и 1-го Украинского (Конев) получили директиву Ставки Верховного главнокомандования об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению. Тем не менее войска были предупреждены, что «улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами». Директива была подписана Сталиным и Антоновым, начальником Генерального штаба.

Но почему именно к этим фронтам, наступающим на Берлин, обращался Верховный главнокомандующий, обойдя вниманием два других, 2-й и 3-й Белорусский, продолжавших боевые действия в Восточной Пруссии и Померании? Почему директива Ставки появилась в апреле 1945-го, хотя ещё осенью 1944-го международную огласку получили известия о массовых расправах и бесчинствах, совершаемых в Восточной Пруссии? Ответ на эти вопросы в главе «Тегеран-43 – Ялта-45 – Кенигсберг-45».

* * *

Десятилетия обе стороны молчали о военных изнасилованиях, которыми «отметилась» в Германии Красная армия. Советский Союз прославлял ГДР как дружественное государство. Молчала и Германия, Западная и Восточная, напуганная и униженная, испытавшая на себе ужасы последних месяцев войны. Более полувека по обоюдному молчаливому согласию три темы были запретными: массовые изнасилования, судьба немецких военнопленных, захваченных в плен Красной армией, и новые границы – память об утраченных территориях, о Восточной Пруссии, Померании и Силезии старались стереть. Жертвы насилий и их родственники считали пережитое семейной тайной, к душевным ранам старались не прикасаться. Жизнь в немецкой семье строилась на пакте молчания, жёны не спрашивали мужей о фронте и пребывании в советском плену; мужья не спрашивали жён об их жизни в период их длительного отсутствия и оккупации Германии. Изменилось отношение немецких женщин к мужчинам. Рухнул миф о «сильном мужчине» и женщинах-домохозяйках, предназначение которых формулировалось тремя К: Kinder, Küche, Kirche (киндер, кюхен, кирхен – дети, кухня, церковь). Мужчины, вернувшиеся из плена, выглядели жалкими и надломленными, лишенными жизненных сил. Заговор молчания позволил пройти психологическую реабилитацию. Прошли годы, пока зарубцевались душевные раны и немецкий мужчина приобрёл былую уверенность и занял привычное место во главе обеденного стола, а женщины – вытеснили тяжкие воспоминания и приспособились жить. Но вытеснить не означает забыть. Так же как не забыл об ампутированных ногах Алексей Маресьев, научившийся танцевать на протезах и управлять боевым самолётом. И не забыли ничего узники нацистских концлагерей смерти, дожившие до освобождения. Уничтожить людскую память можно, лишь закатав под асфальт десятки миллионов людей.

Убийство в Неммерсдорфе

Посёлок Неммерсдорф (ныне село Маяковское в Калининградской области) – один из первых населённых пунктов Восточной Пруссии, захваченных Красной армией. 21 октября 1944 года отличились танкисты 25-й бригады полковника Булыгина из войск 3-го Белорусского фронта. Немецкие войска, отбившие Неммерсдорф через два дня, застали ужасающую картину убийств мирных жителей, изнасилований и грабежей.

24–25 октября в посёлок прибыли представители германского Генштаба, НСДАП, СС и военные репортёры, составившие доклады о зверствах в Неммерсдорфе и близлежащих посёлках. 27 октября газета «Фёлькишер Беобахтер» опубликовала статью с подробными описаниями убийств 62 мирных жителей.

31 октября в Берлине международная комиссия под председательством доктора Мяе (Эстония), в которой участвовали представители Испании, Голландии, Швеции, Дании, Сербии, Италии и Литвы, выслушала свидетелей, рассказавших о зверствах, грабежах и изнасилованиях, прошедших за два дня оккупации.

ТАСС тут же опубликовал опровержение и по аналогии с расстрелом в Катыни объявил немецкие сообщения ложью и геббельсовской пропагандой. На этом тема Неммерсдорфа в советской печати была закрыта.

Официальный Лондон, согласившийся на Тегеранской конференции по окончании войны передать Советскому Союзу Кенигсберг и прилегающий к нему район, понимал, что начинается этническая чистка территорий, предназначенных для СССР, и танкисты получили приказ нагнать страх на немцев и продемонстрировать, что ожидает тех, кто добровольно не освободит территорию. Тем не менее, руководствуясь «высшими соображениями», выполняя союзнические обязательства, Лондон также назвал немецкое сообщение ложью. В искусстве лжи союзники оказались достойны друг друга.

* * *

Прошло 70 лет после окончания Второй мировой войны. Рухнула сверхимперия от Эльбы до Курил и Берингового пролива и от Кушки (Туркменистан) до Ледовитого океана. Под рубрикой «Неизвестная война» опубликована серия книг и статей, рассказывающих о малоизвестных для российского читателя исторических фактах. Но что же возмутило защитников ушедшей эпохи, обвинивших историков, пытавшихся под другим углом взглянуть на события прошлого, в страшном преступлении – попытке пересмотреть итоги Второй мировой войны?

Крик души: «Нам не за что каяться!» озаглавил сборник «Великая оболганная война – 2. Нам не за что каяться!»^[43] Игорь Петров в статье «Неммерсдорф: между правдой и пропагандой», опираясь на немецкие источники (российские архивы остаются полуоткрытыми), привёл свидетельства очевидцев о событиях в Неммерсдорфе:

Герда Мешулат, чудом выжившая вопреки ранению в голову, полученному после расстрела красноармейцами, рассказала, что вечером в бомбоубежище, в котором укрылось одиннадцать человек (среди них было четверо детей), спустился офицер Красной армии. Он приказал им выйти наружу. «Мой отец, немного понимавший по-русски, попытался объяснить, что мы, гражданские, ничего плохого не сделаем и нас нужно отпустить. Но нас со словами „Pascholl!“ вытолкали из бункера. Мой отец сказал, что, наверно, нас отправят по домам. Но, оказавшись снаружи, мы увидели, что с обеих сторон от выхода стоят солдаты с оружием наизготовку. Я споткнулась и упала, так как я с седьмого года жизни была хрома на одну ногу. Меня подхватили и рванули вверх, и я от волнения на короткое время потеряла сознание. Когда я пришла в себя, я услышала крики детей и выстрелы. После этого всё затихло».

24-летняя Марианна Штумпенхорст из усадьбы Тайххоф (2 км северо-восточнее Неммерсдорфа): «К нашему ужасу, из тумана, нависшего над берегом Ангераппа, появились первые русские. Сперва показалось, что они чего-то ждут, но не успели мы и глазом моргнуть, как они оказались рядом с нами. Они забрали у нас часы и украшения. <…> Мы с моей матерью сначала не знали, что нам делать. После полудня мы пошли пешком домой. Но в нашей усадьбе уже разместились русские комиссары, и чувство самосохранения подсказало нам, что туда идти не стоит. Прямо за нашим садом на дороге на Туттельн стояли русские и протыкали штыками брошенные телеги беженцев. Несмотря на страх, мы отважились подойти ближе и осмотреться. Нашему взору предстали страшные картины. С обеих сторон моста на склонах лежали изнасилованные женщины, убитые или залитые кровью и дергающиеся в предсмертных судорогах. Нас снова обыскали – искали украшения и ценные вещи, – и нам пришлось быстро уйти, иначе нас грозили повесить».

…Поселковую медсестру Маргарет Фроммхольц красноармейцы били ногами, после расстрела она была ранена, потеряла сознание, но, к счастью, осталась жива. Немецкие солдаты нашли её после взятия посёлка утром 23 октября в канаве.

Рассказ Шарлотты Мюллер, опубликованный 28 октября 1944 года в газете «Фёлькишер Беобахтер»: «В субботу, 21 октября, было очень туманно. Мы покинули дом, потому что слышали, что большевики приближаются. Не успели мы отойти и на сто метров, как нас окружили русские, стреляя и крича “Стой!” Они сорвали с моего отца часы, отобрали у него складной ножик и трубку. Нас заперли в нашей гостиной. Когда мы вышли во двор, они снова начали стрелять. Мою мать легко ранило в плечо. Через четверть часа другие большевики привели нашего соседа Карла Шютца, 76-летнего старика. Он был ранен в руку и истекал кровью. Затем они снова забрали Шютца и заперли нас в гостиной. Советские уже успели к этому времени перерыть все шкафы, разбить лампы и окна. Они сели за стол и приказали подать им мяса. Потом снова и снова требовали шнапса. Пока мы сидели в гостиной, они обыскали наши комнаты и забрали себе все, что им могло пригодиться».

Рассказ бывшего бойца фольксштурма Карла Потрека, записанный в 1953 году:

«Мой взвод фольксштурма получил приказ следовать в Неммерсдорф для расчистки и наведения порядка. Уже перед Неммерсдорфом нам попадались перевернутые телеги и разбросанный багаж беженцев. В самом Неммерсдорфе мы увидели целый обоз, раздавленный танками. То, что от него осталось, лежало на обочине дороги либо в канаве. Багаж был разграблен и растоптан, то есть полностью уничтожен.

На краю деревни со стороны Зоденена <…> стояла повозка, на которой были распяты четыре нагие женщины. Их руки были прибиты гвоздями. За площадью с памятником неизвестному солдату, рядом с большим трактиром “Красная кружка” есть сарай. На каждой створке ворот было распято по нагой женщине, прибитой гвоздями за руки. В домах мы нашли в общей сложности 72 женщины вместе с детьми и одного старого мужчину 74 лет. Все они были мертвы, почти все убиты самым зверским образом, не считая некоторых, застреленных выстрелами в затылок. Среди мертвых находились грудные дети, чей череп был раздроблен твёрдым предметом. В одной из комнат мы обнаружили сидящую на диване слепую женщину 84 лет. У ней отсутствовала половина головы, отрубленная, очевидно, топором или лопатой сверху и до шеи.

Мы собрали трупы на деревенском кладбище, где они остались лежать в ожидании иностранной медицинской комиссии, о скором прибытии которой нас известили. Тела пролежали три дня, но комиссия так и не появилась. К этому времени из Инстербурга приехала медсестра, искавшая своих родителей. Она нашла 72-летнюю мать и 74-летнего отца – единственного мужчину среди убитых. Она же сообщила, что все убитые были жителями Неммерсдорфа.

На четвёртый день тела похоронили в двух могилах. На следующий день приехала медицинская комиссия, и могилы пришлось раскапывать. Чтобы вытащить трупы, задействовали подмости и ворота от сараев. Комиссия исследовала тела и установила, что все женщины, включая девочек 8–12 лет и 84-летнюю слепую старуху, были изнасилованы. После осмотра они были окончательно преданы земле».

* * *

Повторим заглавие книги, из которой приведены эти свидетельства: «Великая оболганная война – 2. Нам не за что каяться!»

В этой же статье, «Неммерсдорф: между правдой и пропагандой», Петров пишет о рапорте командира 25-й танковой бригады полковника Булыгина, написанном 21 октября, в котором полковник докладывал, что «его соединение очистило Неммерсдорф от пехоты противника и местных жителей».

«Хотя слово “очистка” на военном жаргоне не подразумевает обязательную физическую ликвидацию», оговаривается Петров, и «требование освободить полосу боевых действий от местного населения является вполне ординарным и не раз встречается во фронтовых приказах», он признаёт, что «в этом случае его следует трактовать буквально». Петров пишет, что «если в каких-то архивах и содержатся доклады особистов о случившемся в Неммерсдорфе, то историки доступа к ним пока не получили». Поэтому «имеющиеся на данный момент материалы практически не позволяют усомниться в том, что убийство гражданских лиц в Неммерсдорфе – дело рук солдат и офицеров Красной армии»^[44].

Пока российские архивы о событиях в Неммерсдорфе не рассекречены (70-летним молчанием подтверждая давно известные факты), в Германии в 2002 году вышел на экраны страны документальный фильм Михаэля Фогта «Неммерсдорф 1944. Правда о советском военном преступлении». С экрана обратились к зрителям очевидцы давних событий, среди них – немецкие солдаты, освобождавшие Неммерсдорф.

В России фильм «не заметили». СМИ промолчали, не пытаясь опровергнуть и для установления истины переговорить со здравствующими российскими ветеранами 25-й танковой бригады полковника Булыгина. Зачем? И так всё ясно. Нам не за что каяться!

Макс Гастингс в книге «Армагеддон», описывая вторжение Красной армии в восточные районы Германии в октябре 1944-го, помимо рассказа об изнасилованных женщинах, распятых на дверях сараев и перевернутых телегах, упоминает о расстреле сорока французских военнопленных, работавших в окрестных хуторах, которых, не разобравшись, кто они и откуда, пьяные «освободители» расстреляли. Та же судьба, пишет он, постигла немецких коммунистов, вышедших встречать «освободителей» и наивно демонстрирующих им сохранённые в подполье билеты германской компартии.

О садизме и бессмысленной жестокости, проявленной красноармейцами, о массовых изнасилованиях немок говорить запрещалось как в СССР, так и в ГДР. Жители восточных провинций Германии, оказавшиеся в конце войны в советской зоне оккупации, смогли рассказать о пережитом лишь после падения Берлинской стены и объединения Германии. В Советском Союзе одной из первых газет, написавшей о зверствах красноармейцев, была «Комсомольская правда», опубликовавшая 26 апреля 1991 года очерк о немецком мальчике, Вилли Драугеле, жителе Кенигсберга, оставшемся сиротой после изнасилования и убийства его двух сестёр. Как это происходило, в следующей главе рассказывает очевидец…

Восточная Пруссия. Февраль 1945-го

Действительно ли «нам не за что каяться?»

Леонид Рабичев, художник, поэт, в годы войны лейтенант, командир взвода связи 31-й армии, отметивший в 2016-м 93-летие, один из немногих доживших до наших дней свидетелей победного марша покорителей Восточной Пруссии^[45]:

«<…> заходим в дом. Три большие комнаты, две мёртвые женщины и три мёртвые девочки. Юбки у всех задраны, а между ног донышками наружу торчат пустые винные бутылки. Я иду вдоль стены дома, вторая дверь, коридор, дверь и ещё две смежные комнаты. На каждой из кроватей, а их три, лежат мёртвые женщины с раздвинутыми ногами и бутылками. Ну, предположим, всех изнасиловали и застрелили. Подушки залиты кровью. Но откуда это садистское желание – воткнуть бутылки? <…> что-то вроде соревнования: кто больше бутылок воткнёт, и ведь это в каждом доме. <…> Это пехотинцы, танкисты, миномётчики. Они первые входили в дома».

Старшие офицеры поощряли насилия и убийства. Зачастую инициатива исходила от них. В следующем эпизоде полковник командует расправой на шоссе^[46]:

«<…> в Восточной Пруссии настигли эвакуирующееся <…> гражданское население. На повозках и машинах, пешком – старики, женщины, дети <…> медленно, по всем дорогам и магистралям страны уходили на запад. Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты нагнали их, чтобы освободить путь, посбрасывали в кюветы на обочинах шоссе их повозки с мебелью, саквояжами, чемоданами, лошадьми, оттеснили в сторону стариков и детей и <…> тысячами набросились на женщин и девочек. Женщины, матери и их дочери, лежат справа и слева вдоль шоссе, и перед каждой стоит гогочущая армада мужиков со спущенными штанами. Обливающихся кровью и теряющих сознание оттаскивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают. Гогот, рычание, смех, крики и стоны. А их командиры, их майоры и полковники стоят на шоссе, кто посмеивается, а кто и дирижирует, нет, скорее регулирует. Это чтобы все их солдаты без исключения поучаствовали.

<…> Потрясенный, я сидел в кабине полуторки, шофёр мой, Демидов, стоял в очереди <…> и я понимал, что война далеко не всё спишет. Полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков. (Выделено мной. – Р.Г.)

– Кончай! По машинам! А сзади уже следующее подразделение. И опять остановка, и я не могу удержать своих связистов, которые тоже уже становятся в новые очереди, а телефонисточки мои давятся от хохота, а у меня тошнота подступает к горлу. До горизонта между гор тряпья, перевернутых повозок – трупы женщин, стариков, детей».

Офицеры Солженицын, Копелев, Рабичев… не могли этому помешать, но для истории они оставили документальные свидетельства. Рабичев, из главы «Самое страшное», о совершённом на его глазах групповом изнасиловании и убийстве двух шестнадцатилетних девочек. Солдатами командует майор штаба 31-й армии:

«Получаем команду расположиться на ночлег. Это часть штаба нашей армии: командующий артиллерии, ПВО, политотдел. Мне и моему взводу управления достается фольварк в двух километрах от шоссе. Во всех комнатах трупы детей, стариков, изнасилованных и застреленных женщин. Мы так устали, что, не обращая на них внимания, ложимся на пол между ними и засыпаем.

<…> На ступеньках дома стоит майор А., а два сержанта вывернули руки, согнули в три погибели тех самых двух девочек, а напротив – вся штабармейская обслуга – шоферы, ординарцы, писари, посыльные.

– Николаев, Сидоров, Харитонов, Пименов… – командует майор А. – Взять девочек за руки и ноги, юбки и блузки долой! В две шеренги становись! Ремни расстегнуть, штаны и кальсоны спустить! Справа и слева, по одному, начинай!

А. командует, а по лестнице из дома бегут и подстраиваются в шеренги мои связисты, мой взвод. А две <…> девочки лежат на древних каменных плитах, руки в тисках, рты забиты косынками, ноги раздвинуты – они уже не пытаются вырываться из рук четырёх сержантов, а пятый срывает и рвёт на части их блузочки, лифчики, юбки, штанишки. Выбежали из дома мои телефонистки – смех и мат. А шеренги не уменьшаются, поднимаются одни, спускаются другие, а вокруг мучениц уже лужи крови, а шеренгам, гоготу и мату нет конца. Девчонки уже без сознания, а оргия продолжается.

Гордо подбоченясь, командует майор А. Но вот поднимается последний, и на два полутрупа набрасываются палачи-сержанты.

Майор А. вытаскивает из кобуры наган и стреляет в окровавленные рты мучениц, и сержанты тащат их изуродованные тела в свинарник, и голодные свиньи начинают отрывать у них уши, носы, груди, и через несколько минут от них остаются только два черепа, кости, позвонки»^[47]. (Они могли оказаться сёстрами Вилли Драугеля. – Прим. Р.Г.)

Пьяных солдат, привыкших к насилию, трудно остановить. Рабичев о попытке коменданта города, полковника, остановить вакханалию изнасилований и убийств:

«Между тем находящиеся в неведении солдаты и офицеры разбрелись по городу. Комендант города, старший по званию полковник, пытался организовать круговую оборону, но полупьяные бойцы вытаскивали из квартир женщин и девочек. В критическом положении комендант принимает решение опередить потерявших контроль над собой солдат. По его поручению офицер связи передает мне приказ выставить вокруг костёла боевое охранение из восьми моих автоматчиков, а специально созданная команда отбивает у потерявших контроль над собой воинов-победителей захваченных ими женщин. <…> в костёл загоняют около двухсот пятидесяти женщин и девочек, но уже минут через сорок к костёлу подъезжают несколько танков. Танкисты отжимают, оттесняют от входа моих автоматчиков, врываются в храм, сбивают с ног и начинают насиловать женщин. Я ничего не могу сделать. Молодая немка ищет у меня защиты, другая опускается на колени. (И они могли быть сёстрами Вилли Драугеля. – Прим. Р.Г.)

– Герр лейтенант, герр лейтенант!

Надеясь на что-то, окружили меня. Все что-то говорят. А уже весть проносится по городу, и уже выстроилась очередь, и опять этот проклятый гогот, и очередь, и мои солдаты.

– Назад, ё… вашу мать! – ору я и не знаю, куда девать себя и как защитить валяющихся около моих ног, а трагедия стремительно разрастается.

Стоны умирающих женщин. И вот уже по лестнице (зачем? почему?) тащат наверх, на площадку, окровавленных, полуобнаженных, потерявших сознание и через выбитые окна сбрасывают на каменные плиты мостовой. Хватают, раздевают, убивают. <…> Такого ещё ни я, никто из моих солдат не видел. <…> Танкисты уехали. Тишина. Ночь. Жуткая гора трупов. Не в силах оставаться, мы покидаем костёл.

<…> Я был командиром взвода, меня тошнило, смотрел как бы со стороны, но мои солдаты стояли в этих жутких преступных очередях, смеялись, когда надо было сгорать от стыда, и, по существу, совершали преступления против человечества.

Полковник-регулировщик? Достаточно было одной команды? Но ведь по этому же шоссе проезжал на своем “Виллисе” и командующий 3-м Белорусским фронтом маршал Черняховский.

<…> Так на ком же было больше вины: на солдате из шеренги, на полковнике-регулировщике, на смеющихся полковниках и генералах, на наблюдающем мне, на всех тех, кто говорил, что война всё спишет?

В марте 1945 года моя 31-я армия была переброшена на 1-й Украинский фронт в Силезию, на Данцигское направление. На второй день по приказу маршала Конева перед строем было расстреляно сорок советских солдат и офицеров, и ни одного случая изнасилования и убийства мирного населения больше в Силезии не было. Почему этого же не сделал маршал Черняховский в Восточной Пруссии? Сумасшедшая мысль мучает меня – Сталин вызывает Черняховского и шепотом говорит ему:

– А не уничтожить ли нам всех этих восточнопрусских империалистов на корню, территория эта по международным договорам будет нашей, советской?

И Черняховский – Сталину:

– Будет сделано, товарищ генеральный секретарь!»

Лейтенант Рабичев свидетельствует: старшие офицеры лично участвовали в преступлениях, хотя достаточно было одного лишь приказа Конева и расстрела сорока насильников, чтобы мгновенно восстановить дисциплину в войсках.

Из рассказов фронтовиков

Сержант Яков Призант: «Когда вошли в Германию, я был в разведроте. Это потом уже появились приказы не грабить, не убивать, могли и под трибунал отдать. А в первые дни делали что хотели. Заходим в село. Командир выбирает самый красивый дом, его обливают бензином и поджигают. Помню, в кирхе спряталось всё население посёлка. Заходим. Две молодые немки, близнецы лет по восемнадцать, стоят, вцепившись одна в другую. Наш командир тянет одну за руку – не идёт. Тогда он стреляет ей из пистолета в живот и тянет в кусты другую. Я еле сдержался, хотел застрелить его. Но чего б я добился? Пошёл бы под трибунал. Когда вышел приказ Сталина, с этим стало построже. Уже после Победы двое наших изнасиловали немку. Она куда-то пожаловалась. Выстроили роту, и она проходит мимо строя для опознания. Ребят жалко, война закончилась, а им трибунал грозит. Спрятали их, а потом быстро демобилизовали».

1944 год. 1-й Украинский фронт. В августе 2018-го Евгении Ривилис исполнилось 98 лет

Командир противотанковой батареи Иосиф Невелев рассказал автору этой книги о настроении, с которым войска входили в Германию: «Столько ненависти было у всех, артиллеристы выбирали самые красивые и ухоженные дома и расстреливали прямой наводкой». С фронта он вернулся с женой, офицером-военврачом Евгенией Ривилис. В августе 2010-го ей исполнилось девяносто лет. Свой юбилей она отмечала в русском ресторане в пригороде Детройта и, договариваясь с владельцем ресторана, заявила, что «закрывает зал» при одном условии.

– При каком? – насторожился ресторатор.

– Встречаемся здесь через пять лет в том же составе.

Когда я заговорил с ней о военных изнасилованиях, отрезала: «Всё было. Не хочу вспоминать…»

Женщина в Берлине

Восточногерманские женщины молчали более полувека и заговорили после премьеры в Германии 23 октября 2008 года художественного фильма Макса Ферберберка «Anonyma – Eine frau in Berlin» («Безымянная – одна женщина в Берлине»). Фильм снят по автобиографической книге берлинской журналистки Марты Хиллерс (Marta Hillers) и рассказывает о сексуальном насилии немецких женщин в конце Второй мировой войны. Анонимная жертва пережила групповые изнасилования в 30-летнем возрасте. В книге, впервые опубликованной на английском языке в 1954 году, на немецком языке – в Женеве в 1959-м и при её жизни не переиздававшейся, она не назвала своё имя (причины вполне понятны) – имя анонимной фрау стало известным после её смерти, в 2001 году.

Хиллерс в 1945 году исполнилось тридцать четыре года. Она начала вести дневник в берлинском бомбоубежище 20 апреля 1945 года; дневнику она поведала, что происходило с ней ежедневно с 20 апреля по 22 июня; дневник стал молчаливым свидетелем неоднократных групповых изнасилований, которым она подверглась…

…Через пять лет она вышла замуж и перебралась в Швейцарию. В Берлине она жить не могла. Ей мучили воспоминания, она не могла от них избавиться и по совету психолога анонимно выплеснула их на бумагу. Профессиональная журналистка старалась разобраться, что же произошло с ней и с её поколением. Её книга – рассказ о трагедии женщин Восточной Германии. Она отважилась анонимно опубликовать дневник с одной лишь целью – высказаться и забыть. Достигла ли она поставленной цели? Нет. Психологические травмы незабываемы. Вплоть до своей кончины Марта Хиллерс скрывала, что является автором этой книги. Читателю исповедовалась анонимная женщина, одна из сотен тысяч жертв сексуальных насилий, с шокирующими подробностями осмелившаяся рассказать, как в послевоенные годы немецкие женщины за кусок хлеба продавали своё тело, вынужденной проституцией спасая жизнь себе и своим детям. Этого соотечественники Хиллерс, оказавшиеся в западной зоне оккупации и не испытавшие того, что выпало на долю их соотечественниц на восточном берегу Одера, не могли им простить.

Марта Хиллерс умерла в июне 2001-го. В 2003 году книга была переиздана, сразу же став бестселлером. Три поколения немцев родилось после войны. Не отягощённые военными воспоминаниями и психологическими травмами, они желали узнать семейные тайны. Табу на тягостные воспоминания, шесть десятилетий хранившиеся в каждой восточнонемецкой семье, были сняты. Встречаясь с прошлым, новое поколение немцев не испытывало страха или стыда. Это происходило не с ними. Германия нарушила заговор молчания и, сбросив идеологические оковы, заговорила о своём прошлом…

В 2007-м дневник Марты Хиллерс прочёл немецкий режиссер Макс Фербербек. Потрясённый прочитанным, он написал сценарий одноименного фильма, неоднократно повторяя, что он создан по рассказам очевидцев и дневникам жертв насилий, и основой сюжета стал дневник Марты Хиллерс Eine Frau in Berlin^[48].

Дневник Габриэль Кёпп

Ещё одной жертве, фрау Кёпп, в 1945 году было пятнадцать лет. Через 65 лет молчания 80-летняя профессор физики, Габриэль Кёпп, отважилась на исповедь: «Я была почти ребёнком. И написать эту книгу было непросто, но у меня не было выбора: если не я, то кто?» – сказала она журналисту «Шпигель»^[49] в связи с выходом её книги «Why Did I Have To Be A Girl» («Ну почему я родилась девочкой?») – на языке оригинала: «Warum war ich bloss ein Mädchen?» — пояснив решение, давшееся ей с трудом. Книгу воспоминаний, опубликованную в 2010 году, фрау Кёпп посвятила памяти жертв насилий. К откровению её подтолкнули фильм и книга «Anonyma – Eine frau in Berlin». Она нашла в себе мужество рассказать о двух неделях кошмара, пережитых ею, пятнадцатилетней девочкой, в январе 1945-го, когда её многократно насиловали советские солдаты и офицеры. Её история одна из многих.

Габриэль Кёпп в 1944 году

Семья фрау Кёпп жила в Померании (провинция Восточной Пруссии, подаренная Польше после окончания Второй мировой войны), в городе Шнайдемюль (ныне Пила) – Сталин расплатился с поляками за отторгнутые в 1939-м году восточнопольские земли. При приближении Красной армии 25 января фрау Кёпп с двумя дочерями бежала из города. В поспешном и суетном бегстве девочки отбились от матери. Они сели в товарный поезд, следующий, как им казалось, в Берлин. По дороге поезд попал под артиллерийский обстрел. Дверь товарного вагона была заперта, но хрупкая Габриэль сумела выбраться через окно и добраться до какой-то маленькой деревушки. Сестра осталась в пылающем вагоне…

На следующий день Габи обнаружили советские солдаты. Она выглядела моложе своих пятнадцати лет, но, невзирая на возраст, её дважды изнасиловали. На следующее утро экзекуция повторилось. Ад продолжался две недели. Затем девочку отправили на ферму, откуда ей удалось сбежать. Через пятнадцать месяцев мытарств она разыскала свою мать в Гамбурге. Ей захотелось рассказать ей о пережитых мучениях, но та, не понаслышке знавшая о том, что довелось испытать немецким женщинам и детям, к несчастью родившимися девочками, не захотела её выслушать. Габи искала утешение – материнский отказ её ещё больше травмировал, она почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Мы никогда не узнаем, что творилось тогда в душе фрау Кёпп, одну дочь навек потерявшую, вторую – через пятнадцать месяцев чудом нашедшую. Она предложила дочери рассказать о пережитом бумаге…

Отрывки из дневника Габриэль Кёпп прозвучали в передаче «Радио Свободы» 19 мая 2010 года в радиопрограмме «Поверх барьеров с Дмитрием Волчеком» ^[50]:

«Не успела я перевести дух после того, как удалось избежать насилия в доме, куда меня затащили, – новый ужас прямо на пороге нашей кухни. Из соседней комнаты слышу грубые агрессивные голоса, говорят по-русски. Несколько женщин выбегают из этой комнаты на кухню. Мы с Рут пытаемся выскочить из дома, но натыкаемся на двух красноармейцев: один из них тут же хватает Рут и тащит в коридор. Перепуганная, замечаю на себе взгляд крупного немолодого русского. Я чувствую угрозу, исходящую от этого большого широкоплечего мужчины. Он неожиданно выхватывает у меня из рук мой драгоценный хлебный мешок. Я оказываюсь между окном и столом, русский – напротив меня. Он вываливает всё из моего мешка на стол и ничего не складывает обратно. Я, чтобы выиграть время, начинаю медленно собирать свои пожитки, но, конечно, не могу отвлечь его внимание. Он нетерпеливо даёт мне понять, чтобы я поторопилась. Хватает меня через стол и пытается вытащить из кухни. Я вырываюсь, и снова между нами стол. Тогда он приходит в бешенство, выхватывает пистолет и направляет мне в голову. Я обращаюсь к одной из женщин, которая знает русский, с просьбой перевести мои слова, но она не реагирует. В её глазах я вижу страх. Ясно, что все женщины до смерти перепуганы, и я понимаю, что на их помощь не могу рассчитывать. Никто мне не поможет, мои силы убывают, я больше не смогу сопротивляться. Русский побеждает в этой неравной борьбе, он притягивает меня к себе, снова вырывает мой мешок и кладёт на подоконник. После этого выталкивает меня в тёмный коридор. Куда он меня тащит? Я ничего не вижу – только чувствую под ногами ступеньки, ведущие наверх, на чердак. Там настолько низкая крыша, что даже я не могу полностью распрямиться – наверное, это была комнатка для новорождённого. Русский бросает меня на кровать. Я сопротивляюсь из последних сил, тогда он снова выхватывает пистолет и приставляет мне к виску. Мужество, с которым я несколько часов оказывала сопротивление всем нападавшим, покидает меня. Этот страх – страх, что меня застрелят, оказывается сильнее.

<…> Когда я, спотыкаясь, спустилась с чердака в дом, меня тут же схватил ещё один русский. Только после этого мне удалось вернуться в комнату, где находились беженки».

Фрагмент из воспоминаний Габриэль Кёпп о женщинах-переводчицах Красной армии. Ей казалось, что из женской солидарности они остановят насильников, их материнское чувство, даже подавленное войной, должно возмутиться и оградить детей от насилия. Но переводчица стала соучастницей преступления.

На второй день Габи прикрылась пальто и спряталась под столом среди нескольких мальчиков. Однако уловка её не спасла:

«Мы напряжённо вслушиваемся. Различаем по голосам двоих русских, что находятся в нашей комнате. Они ищут молодых женщин. Переводчица озвучивает всё ту же ложь, что две “панёнки” должны явиться к офицеру. Неужели они всерьёз думают, что кто-то из нас ещё верит их словам? Так как никто из женщин не готов идти добровольно, они угрожают всех нас расстрелять. Мы слышим в нашем укрытии, что Рут они уже готовы увести, но кого ещё, кто будет второй? Женщины дрожат от страха, что кого-то из них сейчас схватят. Я, не видя их, чувствую это, и мне кажется, что они ищут меня взглядами. Эвальд (пятнадцатилетний мальчик, с которым она пряталась под столом. – Прим. Р.Г.) укутывает меня ещё сильнее своим пальто и шепчет мне, чтобы я ни в коем случае не откликалась, пусть другие женщины идут, если они боятся, что их расстреляют. Но тут фрау В. произносит: “А где наша маленькая Габи?”

Она повторяет свой вопрос ещё раз и ещё раз. И в конце концов вытаскивает меня из-под стола. Я думаю с ненавистью: “Со мной, значит, вы можете так – я здесь одна, и некому за меня заступиться”. В этой ситуации и Эвальд ничем мне помочь не может. Если бы он попробовал, то солдаты, я уверена, сразу же без колебаний застрелили бы его.

То, что я 60 лет назад сочла подлостью, сегодня я назвала бы куда жёстче. Из холодного эгоизма эти женщины выдали 15-летнюю девочку на растерзание. Прекрасно понимая, что они делают. Эти двое русских не стали бы искать под столом: там лежали мальчики, и меня не было видно. Сейчас, когда я это пишу, во мне клокочет ненависть. Ненависть к тем женщинам, которые промолчали бы, если бы я была дочерью одной из них.

После того как двое налётчиков вынудили нас покинуть комнату, они вытолкали нас во двор. Было очень холодно, снег хрустел под ногами. Нас, подталкивая, повели по деревенской улице и затащили в какой-то дом. В нём темно, всё разгромлено. Почти все окна выбиты. В комнате один из русских зажигает свечку и ставит её на стол. Мерцающий свет выхватывает его немолодое лицо. На столе стоят рюмки, некоторые разбиты. Рут плачет, но слёзы не могут смягчить сердца красноармейцев. Они как будто не понимают нашего страха. Мне тоже очень страшно, но слёз у меня уже больше нет. Да они бы ничем не помогли. Пожилой русский тянет Рут на диван. Они разговаривают – Рут немного знает польский. Другой русский тащит меня в соседнюю комнату. Глубоко во мне кричит полный отчаяния голос: “Почему мне никто не помогает. Я не вынесу всего этого!”

<…> Когда нам с Рут удается покинуть жуткое место и мы мчимся к нашему дому, пухлая Рут рассказывает мне, тяжело переводя дыхание, что её на этот раз не тронули: ей удалось болтовней как-то отвлечь пожилого русского. Рут хотя и молода, но полновата, и ей тяжело бежать, так что мне приходится замедлять ход. Но и так нам удаётся добраться до дома, избежав встреч с другими мучителями. “Если бы мама знала”, – думаю я. Фрау В. пытается меня утешить. Среди всех женщин она со мной наиболее дружелюбна. Но мне не нужно её утешение, именно её утешение мне даже особенно не нужно. Это же она меня предала. И она своими словами не в силах изменить то, что уже произошло и чего могло не быть, если бы не её предательство. <…> Я валюсь с ног от усталости, чувствую себя раздавленной»^[51].

Третий фрагмент из воспоминаний Габриэль Кёпп, и вновь об изнасиловании детей.

«Я слышу, как один из русских хочет увести девочку: её мать многократно повторяет, что ей всего 9 лет. Русский не верит, он говорит, что немецкие солдаты делали то же самое, даже ещё хуже. И другие красноармейцы говорили нам потом, что немцы убили их родителей, братьев, сестер, целые семьи и так далее. <…> Я думаю, что русские солдаты такими обвинениями хотят оправдать то, что они себе позволяют с нами <…>

Девочка противится, но всё бесполезно. Не поднимая головы, я узнаю её по голосу. Я знаю, что она выглядит минимум на 13 лет, что она заметно крупнее меня. Её мать говорит, что пойдёт вместе с ними. Это бесит русского. Девочка плачет и начинает громко молиться. Это ещё более раздражает парня <…> Вскоре после того, как он со своей добычей удалился, снова открывается дверь, и другой русский подходит ко мне. Я делаю вид, что сплю, он поднимает мою голову, смотрит на меня, бормочет нечто вроде “слишком мала” и оставляет меня в покое».

* * *

Что бы ни говорили адвокаты насильников, прикрываясь фразами, что немцы делали то же самое, и ещё хуже (если говорить о лагерях смерти и газовых камерах, то они правы), но нет воспоминаний советских детей, аналогичных воспоминаниям Габриэль Кёпп. Были неоднократные случаи изнасилований, особенно в районах, охваченных партизанским движением, где зверствовали каратели, национальную принадлежность которых населению трудно было идентифицировать – эсэсовцы носили немецкую форму; но не было массовых групповых изнасилований вермахтом всего женского населения Киева и Минска… Не было. Хотя бы потому, что расовые законы категорически запрещали арийцам секс с низшей расой.

Габриэль «повезло» – травмированная морально и истерзанная физически, она осталась живой. А 15-летнего Эвальда Куске, с которым Габи подружилась, расстреляли. Это произошло через 4 дня, 29 января. В дом к беженкам вбежал крестьянин, успевший сказать, что за ним гонятся пьяные солдаты. Солдаты ворвались в комнату, нашли крестьянина, поинтересовались у присутствующих, есть ли среди них переводчик. Эвальд откликнулся (он немного знал польский язык) и поплатился. Расспросив крестьянина, солдаты выволокли его во двор и расстреляли. Затем они расстреляли мальчика…

Женская судьба Габриэль Кёпп трагическая. После 14-дневных пыток у неё исчезли месячные – их не было более семи месяцев; немецкие психологи, наблюдавшие более ста тысяч женщин, обратившихся к ним за психологической помощью, назвали это явление «красноармейским синдромом», или «красноармейской болезнью».

Габриэль Кёпп стала физиком, специалистом по элементарным частицам, профессором университета. Кошмарные сны, мучавшие её всю жизнь, не позволили ей создать семью – ни с одним мужчиной она не смогла сексуально сблизиться.

Психоаналитик, к которому Кёпп обратилась за помощью в 47-летнем возрасте, посоветовал ей написать книгу, но она не сразу решилась выплеснуть на бумагу свои чувства. В интервью Der Spiegel она призналась: «Работа над книгой стала для меня облегчением, но были моменты или даже часы, когда я просто выла во время работы. Но я должна была всё это высказать, мне это было важно, ведь это важная часть моей жизни». Одна из рецензий на её книгу названа удивительно точно: «14 дней пожизненно»…

…2018 год. Их осталось немного, бряцающих орденами и медалями завоевателей Восточной Пруссии, один из них, бронзовый, в исполнении скульптора Вучечича, долгое время возвышался в Трептов-парке, непонятно с какой целью держа в руках немецкую девочку. Судьба победителей разная. Одни бедствуют в нищете в разваливающихся каморках и до сих пор ожидают квартир, обещанных сначала к 50-летию, а затем к 70-летию Победы, другие – рассказывают правнукам о героической молодости и к 9 мая набирают охапки цветов. О негативе они постарались забыть…

* * *

Историк Биргит Бек-Хеппнер написала в послесловии к исповеди Габриэль Кёпп, что истинное количество изнасилованных женщин мы никогда уже не узнаем: «Статистика по Берлину, опирающаяся на данные медицинских учреждений, куда обращались пострадавшие от изнасилований женщины, приводится в книге Хельке Зандер и Барбары Йон “Освободители и освобождённые” – там говорится о 110 тысячах женщин, изнасилованных в Берлине, но это, так сказать, белые цифры, ведь многие женщины не обращались к врачам. К тому же многих женщин насиловали неоднократно».

Статистические данные, приведенные Зандер и Йон, основанные на записях о количестве пациентов, обратившихся к врачам, ужасающие: «К моменту штурма Берлина <…> в городе жили 1,4 миллиона девушек и женщин. В результате изнасилований 11 тысяч из них забеременели. Примерно 10 тысяч женщин расстались с жизнью»^[52].

Цифры эти неоспоримые. Вопрос к читателям, не к авторам и редакторам сборника «Великая оболганная война – 2. Нам не за что каяться!» Действительно ли нам <им> не за что каяться? Сексуальные преступления, совершённые «в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц, если такое нападение совершается сознательно», подпадают под квалифицированные Римским статутом преступления против человечности. Впрочем, авторов сборника можно понять. Россия подписала Римский статут, но… не ратифицировала^[53]. Поэтому им каяться не за что. Об их удали поведал Солженицын в поэме «Прусские ночи»:

Что происходило дальше, рассказали Рабичев, Габриэль Кёпп… Как поведала покорителям Восточной Пруссии наводчица из поэмы «Прусские ночи»: «немок-целок полон дом!»

Anonyma – Eine frau in Berlin. Стокгольмский синдром

Сюжет фильма Лилианы Кавани «Ночной портье» (The Night Porter), 1974 год, надуман. Случайная встреча в венской гостинице в 1957 году перевернула жизнь нациста, эсэсовского офицера, палача концлагеря смерти, после войны избежавшего наказания и работающего ночным портье, и еврейки, бывшей узницы лагеря смерти, чудом выжившей в нацистском аду и после войны вышедшей замуж за известного дирижёра. Жертва и палач узнали друг друга. Садомазохистские отношения, бывшие между ними в концлагере, разожгли взаимное сексуальное влечение, противоестественное при нынешних обстоятельствах. Она забывает о муже-дирижёре, благополучной и обеспеченной семейной жизни, приобретает в антикварной лавке распашонку, точно такую же, какую, прежде чем насиловать, надевал на неё нацист…

Этот фильм с садомазохистскими сценами и с надуманной историей, никогда, подчёркиваю, никогда не бывшей в действительности (Нюрнбергские расовые законы запрещали эсэсовцам секс с не арийками), тягостен для просмотра. Он кощунственный по отношению к узникам концлагерей, к памяти женщин, которых перед казнью фашисты заставили обнажиться и которые, даже глядя Смерти в глаза, стыдливо закрывали руками грудь. Но возможно ли, что в реальной жизни жертва потянется к своему палачу? Что подвигло Лилиану Кавани на такой фильм?

…Неудачная попытка ограбления банка в Стокгольме в августе 1973-го, сопровождавшаяся захватом заложников, привела к неожиданному результату: после освобождения заложники стали на защиту преступников; одна из бывших заложниц даже развелась с мужем и обручилась с похитителем, не дожидаясь выхода его из тюрьмы. Осмысливая их поведение, не укладывающееся в общепринятые рамки – одна из заложниц не воспользовалась возможностью побега, – шведский криминалист Нильс Бейерот заговорил о защитно-подсознательной «травматической связи», соединяющей жертву с агрессором^[54]. Он ввёл в обращение термин «стокгольмский синдром»: в шоковом состоянии жертва начинает сочувствовать преступнику и оправдывать его действия. Бейерот не был первооткрывателем. Механизм психологической защиты, лежащий в основе стокгольмского синдрома, описан в 1936 году Анной Фрейд, младшей дочерью Зигмунда Фрейда, основателя психоанализа, и назывался яснее – «идентификация с агрессором».

Однако сформулируем вопрос о симпатии жертвы к преступнику иначе, учитывая тот факт, что две стокгольмские заложницы по собственной инициативе вступили в интимную связь с похитителями: возможно ли, чтобы жертву сексуальных насилий настолько потянуло к насильнику, что она стала его оправдывать? На ум сразу же приходит дневник Марты Хиллерс: Eine Frau in Berlin. В отличие от надуманной истории Лилианы Кавани, она описывает реальную историю, свою.

Марта призналась, что, когда её насиловал советский майор, она испытала оргазм. У неё возникла симпатия к преступнику, она осмелилась об этом написать, нарушая общепризнанные нормы морали. Теперь в её глазах русские солдаты не банда насильников и убийц, а отдельно взятые нормальные люди, много пережившие от её соотечественников. Она им сочувствует (да-да, сочувствует!), испытывает чувство вины за Германию и считает, что своим телом должна эту вину искупить. Чем не моральный садомазохизм? Психологи знают: малый процент людей подвержен сексуальным отклонениям, о которых они не подозревают. Осуждать их за это? Порицать за склонность к сексуальным девиациям, как, например, к фетишизму? Случай Марты – один из видов девиации. Она не находит ничего необычного в своих чувствах и пишет, оправдывая симпатию к насильнику тем, что немецкие женщины запросто влюблялись в героев вермахта, до умопомрачения превозносили Гитлера и истерично кричали, что жаждут родить от него ребёнка.

История Марты Хиллерс (в части сексуального удовлетворения) не типична. Марта пишет, и это стало частью «красноармейской болезни»: немецкие женщины, подвергнувшиеся изнасилованиям, с отчуждением смотрели на своих психологически сломленных мужей, вернувшихся из плена. Они проиграли войну, отдали жён на растерзание победителей и как мужчины упали в женских глазах. А мужья? Они знали, что происходило с жёнами, когда они находились в плену (свидетелями изнасилований зачастую оказывались соседи, родители, дети…), и стыдливо опускали глаза.

Оправдывая свои действия и желая вызвать у немецких женщин чувство вины, насильники говорили, что их мужья в России делали то же самое. Об этом писала Габриэль Кёпп. Но она не верила, что её дядя и отец могли совершить то, что с ней сделали красноармейцы…

В книге «Эрих Кох перед польским судом»^[55], документальном рассказе о судебном процессе над оберпрезидентом Восточной Пруссии и рейхскомиссаром Украины Эрихом Кохом, опубликованы групповые фотографии обнажённых еврейских женщин, плотно стоящих перед расстрельным рвом. Голые женщины (их одежда должна послужить рейху) перед расстрелом стыдливо прикрывали руками груди. Эсэсовцы фотографировали их с наслаждением, не гнушались запечатлеть себя на фоне обнажённых жертв, ожидающих пули, и хранили снимки в своих портмоне.

Львовский погром, июль 1941

Авторское отступление

Я не могу забыть снимки с сайта, на котором размещены фотографии голых и полуобнажённых женщин, жертв львовского погрома июля 1941-го, и разделяю гнев тех, кто в каждом освобождённом от фашистов населённом пункте клялся самой лютой казнью отомстить немцам. Слова «немец» и «фашист» в годы войны были синонимами, и понимаю тех, кто на могилах советских детей клялся пролить кровь немецких детей и мечтал увидеть слёзы немецких матерей, родивших и воспитавших нелюдей. Но одно дело – поклясться в минуты гнева и скорби, другое – самому совершить насилие и стать вровень с наци, оказаться таким же садистом, насилующим малых детей и 80-летних старух. И уж совсем непонятно, почему сексуальному насилию подверглись польки, чешки, венгерки… Этой участи не избежали остарбайтеры, жёны и дочери солдат Красной армии и даже узницы нацистских концлагерей.

Бивор приводит рассказ Ганса Лёвенштайна, немецкого полуеврея, в конце войны переведенного из концлагеря в Потсдаме в лагерь на север Берлина. Среди шестисот заключённых были немецкие евреи, входившие в привилегированную группу, – организаторы берлинских Олимпийских игр и иностранные евреи, в основном из Южной Америки, родственники которых выкупали их жизнь, снабжая администрацию лагеря кофейными зернами. Комендант лагеря, оберштурмбанфюрер СС Доберке, получил приказ расстрелять заключённых. Выборный представитель заключённых обратился к нему с предложением: «Война закончена. Если вы спасёте наши жизни, мы спасём вашу». Через два часа после вручения ему документа, подписанного всеми заключёнными, узники обнаружили, что ворота лагеря настежь распахнуты, эсэсовская охрана исчезла. Вскоре появились советские солдаты, начавшие насиловать еврейских девушек и женщин, узниц нацистского лагеря смерти^[56].

Возникло ли когда-нибудь у насильников чувство вины? Чего вдруг?! Бывший комсорг танковой роты гордо признался, сваливая вину на немок: «Все они поднимали перед нами юбки и ложились на кровать». Он же хвастался: «Два миллиона детей рождены в Германии от советских солдат»^[57].

Советский ветеран войны, майор, «научно» объяснял британскому журналисту, что солдаты так долго были лишены женщин, что порой вступали в сексуальный контакт с шестидесяти-, семидесяти-, а то и восьмидесятилетними старухами. Рассказчик, похоже, этим гордился. «Для немецких старух, – мудрствовал майор-геронтофил, – такие вещи были весьма удивительны, если не сказать приятны». Думал ли он в эти минуты о своей матери, произнося эту мерзость?

В фильме Макса Ферберберка есть эпизод, когда красноармеец, участвовавший в изнасилованиях, говорит героине фильма (прототипом, напомню, является Марта Хиллерс), что в его родной деревне немцы могли запросто размозжить ребёнку голову. Женщина потрясена, но, не желая это показывать, холодно спросила: «Ты это сам видел или слышал от других?»

– Сам видел, – без колебаний ответил красноармеец, усвоивший психологический трюк, оправдывающий насилие: надо вызвать у жертвы чувство вины.

Эпизод из дневника Марты Хиллерс. Она закончила Сорбонну, свободно владела русским и французским языками и обычно помогала немецким женщинам, нуждающимся в помощи. Однажды она пожаловалась русскому майору, тому самому, с которым испытала оргазм, на красноармейцев, насилующих женщин. Что же она услышала? Майор спросил её усталым и равнодушным голосом: «Что означают пять минут насилия по сравнению с несколькими годами войны, пережитыми солдатами?»

У Марты явно выработался стокгольмский синдром (лучше всё-таки назвать его определением Анны Фрейд: «идентификация с агрессором»), и она отреагировала на циничное заявление адекватно. Теперь, когда к случайной прохожей, немке, на улице пристал красноармеец и та воззвала о помощи, Марта безучастно прошла мимо. Она приняла теорию русского майора о ничего не значащих пяти минутах, которыми немка обязана расплатиться за преступления соотечественников.

Больше о Марте Хиллерс сказать нечего. Ни в оправдание, ни в осуждение. Как очевидец, для суда истории показания она оставила. Она писала, что немецкие женщины не верили, когда заговорили о концлагерях смерти и газовых камерах, что солдаты вермахта совершали военные преступления. Они приписывали злодеяния войскам СС и гестапо.

Что ж, советские люди так же верили в благородство и непогрешимость Красной армии и военные преступления приписывали уголовникам из штрафбатов. Неведомо им было, что значительную часть штрафбата составляли не уголовники, а бойцы, вышедшие из окружения, бежавшие из плена, или лица, не по своей вине оказавшиеся на временно оккупированных территориях. Во многое не верили советские люди: ни в ГУЛАГ, ни в психушки для инакомыслящих. Не верили западным радиоголосам о масштабах Чернобыльской катастрофы и 1 мая выходили на демонстрацию в Киеве, подвергнутом радиоактивному заражению…

«Падение Берлина. 1945»

Книга Энтони Бивора «Berlin. The Downfall 1945», на русском языке – «Падение Берлина. 1945» – при её написании использованы источники, никогда не публиковавшиеся в стране, бережно охраняющей от своих граждан «секреты Полишинеля»^[58] – ударила по сердцам советских историков. (Автор не оговорился, хотя Советский Союз рухнул в 1991-м, советские историки здравствуют и поныне.) Англичанина назвали «несерьёзным историком», пытающимся пересмотреть (ни много ни мало) итоги Второй мировой войны. «Нашим ответом Чемберлену»^[59] стала книга Владимира Богомолов «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?», которая, как сказано в аннотации издательства, опровергает «измышления писателей и псевдоисториков, пытающихся принизить значение нашей Победы». Круто!

Победа, Великая Победа (с большой буквы) – праздник, который «радость со слезами на глазах», объединяет всех, живших когда-то на одной шестой части суши. Великая Победа и правдивая история ВОВ – вещи абсолютно разные. Нет в мемуарах маршала Жукова объяснения, почему летом 42-го бросили в Крыму на произвол судьбы 95-тысячную Приморскую армию, почти целиком попавшую в плен, бойцов и командиров которой причислили к изменникам Родины и, вплоть до развала СССР, не считали ветеранами войны. Среди них была Александра Тимофеевна Мараренко.

Санинструктор Мараренко добровольцем ушла на фронт в июле 1941-го. В составе 25-й Чапаевской дивизии защищала Одессу и Севастополь, в июле 1942-го попала в плен вместе с остатками Приморской армии. Она рассказала автору этой книги о первых днях плена.

Крым. Жаркое лето 1942 года. Нескончаемая колонна пленных бредёт по разбитой камнями дороге. Её ноги в крови. Рядом плетутся, еле передвигая ноги, девушки из санитарного взвода. Колона подошла к реке. Несколько пленных, включая шедших рядом с ней девушек, желая освежить ноги, по щиколотку вошли в воду – конвоир, развлекаясь, кинул в воду гранату. На воде остались плавающие тела…

…Родина СМЕРШом встретила бойцов Приморской армии, не по своей вине оказавшихся в немецком плену. В советское время ветераном войны Александра Тимофеевна не считалась. Лишь в январе 1995-го был опубликован указ Ельцина «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период»^[60].

После смерти Сталина Берия предлагал написать правдивую историю Великой Отечественной войны, но ему быстро закрыли рот. Правдивая история не служанка политических партий, правительств и государств. Непредвзятый читатель, привыкший и умеющий выслушивать оппонентов, с интересом прочитает художественно-историческое исследование о последних месяцах войны – «Падение Берлина. 1945».

К книге Богомолова о последних месяцах войны (она писалась как «наш ответ Бивору») обратимся в порядке очерёдности появления обеих книг и поблагодарим Богомолова за приведенные документы. В остальном его книга ничем не отличается от воспоминаний советского лейтенанта-пехотинца, даже не ротного – взводного, привыкшего аккуратно обходить «минное поле» истории и описывать фронт шириной в полкилометра.

600-страничная книга британского писателя и военного историка Энтони Бивора «Berlin. The Downfall 1945», сенсационная и в научном смысле безупречно оформленная, затронувшая болевые точки советской истории, к которым прежде прикасаться было запрещено, бесценна для читателей, изучавших историю войны на лживых (в силу цензуры и обстоятельств) мемуарах советских маршалов. Сразу же после перевода книги на русский язык «советскими историками» она была признана еретической. Последовали обвинения в непрофессионализме. Бивора назвали «альтернативным историком и русофобом», и поэтому, прежде чем на эту книгу ссылаться, выдержки из научной биографии автора:

Энтони Бивор, британский писатель, почётный доктор гуманитарных наук Кентского университета. Член Королевского общества искусств и литературы. Профессор Школы истории, классической филологии и археологии при Биркбек-колледже Лондонского университета (School of History, Classics and Archaeology at Birkbeck College, University of London).

Автор монографии «Гражданская война в Испании» (1982 г.); второе издание (2005 г.) признано в Испании бестселлером № 1. Книга «Сталинград» (1998 г.) получила первую премию Самуэля Джонсона (Samuel Johnson), премию Вульфсона (Wolfson) по истории и литературную премию Хауторндена (Hawthornden).

Книга «Падение Берлина. 1945» (Лондон, 2002 г.) стала бестселлером в 7 странах, не считая Великобритании, и вошла в пятёрку наиболее читаемых книг ещё в девяти странах.

Слово Энтони Бивору

Кино– и театральный режиссёр капитан Захар Аграненко командовал подразделением морской пехоты, воевавшим в Восточной Пруссии. Во фронтовом дневнике Аграненко, на который ссылается Бивор, написано о групповых изнасилованиях немецких женщин: по десять-двенадцать морских пехотинцев набрасывались на жертву, и напуганные немки, «доведенные до отчаянья», – слова Аграненко – сами предлагали себя морпехам, надеясь избежать убийства. Зачастую этим «месть» и заканчивалась. Легендарная морская пехота действительно внушала врагу ужас и страх!

Не оправдались надежды немецких женщин, что женщины-военнослужащие их защитят. Расчёт на женскую солидарность не состоялся. По воспоминаниям немок, они смеялись, наблюдая насилие, и не препятствовали. Капитан Аграненко был удивлён, когда 21-летняя девушка из его разведывательного подразделения сказала ему, одобряя массовые изнасилования: «Поведение наших солдат в отношении немцев, особенно немецких женщин, совершенно корректное».

Литературовед (германист) Лев Копелев, в 1941-м записавшийся добровольцем в Красную армию, благодаря знанию немецкого языка служил пропагандистом и переводчиком в группе войск, вошедших в Восточную Пруссию. Когда одна из его помощниц в политотделе грубо пошутила по поводу изнасилования немок, он не выдержал и дал ей резкую отповедь. Вот тогда СМЕРШ спохватился! Копелева арестовали и приговорили к 10 годам тюремного заключения за пропаганду «буржуазного гуманизма» и «сочувствие к противнику». В «шарашке» Копелев познакомился с Солженицыным, он стал прототипом Рубина в романе Солженицына «В круге первом».

Копелев вспоминал, как в Алленштейне он услышал пронзительный женский крик и увидел, как испуганная молодая девушка, крича: «Я полька! Святая Мария, я полька!» – убегала от двух пьяных советских танкистов. Несчастная думала, что это остановит пьяных солдат, не догадываясь, что национальность для насильников не имела значения – им нужна женщина, любая женщина, какая на глаза попадётся, как в известной песне Владимира Высоцкого: «Она ж хрипит, она же грязная, / И глаз подбит, и ноги разные, / Всегда одета, как уборщица… / – Плевать на это – очень хочется!»

В том, что касалось грабежей и насилия, даже в тылу армия оставалась неуправляемой. Советский комендант города Лауенбург жаловался Аграненко, что он бессилен остановить насилие на улицах города хотя бы той причине, что руководит насилием офицерский корпус. Аграненко записал в дневнике, как один из офицеров-кавалеристов пояснил ему необходимость насилия: немецкие женщины «слишком гордые», и их нужно «оседлать». Надо понимать его слова так: приставить пистолет к виску, всадить шпоры в бок, а затем засадить по самые небьющиеся тестикулы…

* * *

Какое войско представляла собой вошедшая в Германию Красная армия? Вычитавшие из дневника Марты Хиггенс только то, как она достигла оргазма, и гордящиеся мужской доблестью безымянных майоров-насильников, будут разочарованы.

Первыми друзьями мародёров стали моторы и лошадиные силы. Много ли пехотинец унесёт в вещевом мешке? Часы, портсигар, зажигалку… Танкисты привязывали награбленное имущество к броне танков, кавалеристы прикрепляли мешки с трофеями к сёдлам, водители штабных машин забивали трофеями «джипы», «доджи» и «студебекеры». Грузовые машины для подвоза боеприпасов к передовым частям наполовину были загружены трофейным имуществом; тыловые повозки, использовавшие конную тягу, заполнены были ценностями, которые из-за габаритов или недостатка времени передовые части не могли унести. Антагонизм между передовыми и тыловыми подразделениями привёл к тому, что фронтовики, не желая оставлять ценности для «тыловых и штабных крыс», варварски всё уничтожали, резали картины и гобелены, разбивали антикварную мебель и поджигали богатые дома.

«Тылы» возмутились, когда появился приказ прекратить уничтожать и экспроприировать ценности, которые пойдут на пользу социалистическому отечеству.

Берлин, май 1945-го. Уличная сцена ограбления на глазах прохожих

В чем, однако, было полное единодушие передовых и тыловых подразделений – отношение к женщинам. Немецкие женщины для социалистического отечества ценности не представляли, и этот военный трофей, как и водку, позволялось использовать безо всяких ограничений, «пока лошадь не сдохнет».

Мародёрствующая армия вывозила всё, что в состоянии была увезти. Разграбление Германии (помимо государственного, санкционированного Сталиным и узаконенного репарациями) происходило в таких масштабах, что остановить увлёкшийся обогащением генералитет могло только «трофейное дело»^[61], открытое прокуратурой в 1946 году по личному указанию Сталина. Всё, что солдат мог унести, помещалось в вещмешке или отправлялось посылками (принимались отправления весом до пяти килограммов, и отсылалось всё, вплоть до электролампочек и оконных рам), генералы и высшие офицеры – размах иной, грабили эшелонами и машинами. Офицерам разрешалось отсылать домой десятикилограммовые посылки – фактически это стало полуофициальным одобрением грабежей. В советских квартирах появились антикварные вещи, вывезенные из Германии (хозяева с гордостью их называли «трофейными»). К их владельцам относились уважительно. Ветераны войны, у которых при Сталине отобрали ежемесячные выплаты за орден или медаль, в эпоху полковника Брежнева, раздувшего себя до погон маршала, стали заслуженными людьми. Денежные выплаты им не вернули, зато к две тысячи энному году обещали квартиру.

* * *

Из пятой главы. Наступление к Одеру

Бивор приводит отрывки из фронтовых дневников писателя Василия Гроссмана, в которых рассказывается об ограблении города Шверин (Schwerin) (ныне административный центр федеральной земли Мекленбург – Передняя Померания). Город, основанный в XI веке, в XVI столетии назывался «Северная Флоренция».

Красная армия вошла в Шверин 2 мая. 1 июня город перешёл под контроль британской армии, а ещё через месяц, 1 июля, согласно договорённостям о разграничении оккупационных зон, многострадальный Шверин оказался в советской зоне оккупации. Позже он вошёл в состав Германской Демократической Республики (ГДР).

Надолго запомнил Шверин май 1945-го.

Из дневника Гроссмана: «Город был в огне, но грабежи продолжались… Из окна горящей квартиры выпрыгнула женщина… Пожары продолжались всю ночь… К коменданту города пришла женщина, одетая в траур, и молодая девушка. Лицо, шея, руки девушки были покрыты синяками. Слабым голосом женщина рассказала, что эту девушку изнасиловал солдат из штабной роты связи. Тот солдат также присутствовал здесь. У него было толстое красное лицо и заспанные глаза. Комендант города вёл допрос всех троих присутствовавших»^[62].

Ужас видел Гроссман в глазах германских женщин и девушек. В другом месте Гроссман написал, как некий немец, немного знающий русский язык, пожаловался ему, что в этот день его жену по очереди изнасиловали десять солдат.

Ещё одна дневниковая запись о страданиях молодой немецкой матери, которую беспрерывно насиловали в сарае на ферме. Её родственники умоляли солдат оставить её в покое, поскольку ей пора кормить грудью ребёнка и он постоянно плачет. Но какой ребёнок остановит солдат, когда у детородного органа кипит «ярость благородная»!

Как будто не существовало воинских штабов и офицеров – ответственных за дисциплину, куда-то исчезли политработники, ответственные за моральный облик, попрятались коммунисты – «честь и совесть эпохи», и куда-то подевался СМЕРШ – абсолютно всё контролирующий. Пьяная армия как будто сама себе была предоставлена.

На самом деле это было не так, и о главной причине вседозволенности в том, что касалось грабежей и насилия, мы будем ещё говорить.

Из седьмой главы. Зачистка тыловых районов

Войска НКВД. Бивор напомнил о них, ссылаясь на доклад генерала Серова, уполномоченного НКВД по 1-му Белорусскому фронту и начальника охраны тыла 1-го Белорусского фронта (по май 1945-го).

8 марта 1945 года в Международный женский день генерал Серов доложил наркому внутренних дел Берии, что среди немецких женщин возросло число самоубийств. Через четыре дня он информировал наркома, что на севере Восточной Пруссии (в районе наступления войск Черняховского) количество самоубийств, особенно среди женщин, приобретает угрожающие размеры. Самоубийцы, не имевшие оружия или смертельного яда, как правило, вешались на чердаках домов, закрепив верёвку на верхней балке. Были случаи, когда матери, не нашедшие в себе силы повесить своих детей, перерезали им вены, а затем – себе.

Ну и что? Какие меры для наведения порядка предпринял начальник охраны тыла 1-го Белорусского фронта? А никакие! Доложил обстановку и стал ждать указаний.

29 мая дисциплинированный генерал Серов удостоен звания Героя Советского Союза. В июне 1945-го (за отличное управление тылом) назначен заместителем Командующего Советской военной администрации Германии по делам гражданской администрации и уполномоченным НКВД СССР по Группе советских оккупационных войск в Германии.

Остаётся добавить: с 1954 по 1958 годы он был председателем КГБ СССР, а с 1958 по 1963 годы – начальником Главного разведывательного управления Генштаба. Если бы не «дело Пеньковского», которому Серов протежировал, кто знает, каких бы высот он достиг (он был уже членом ЦК КПСС и при благоприятно сложившихся обстоятельствах мог претендовать на кресло Генсека; Андропов ведь дослужился). В апреле 1965-го за «использование служебного положения в личных целях», разжалованный до генерал-майора, он был отправлен в отставку и прожил долгую жизнь; умер 1 июля 1990-го. Он получал генеральскую пенсию, ветеранские пайки и даже написал мемуары, в которых так и не пояснил, почему не отдал приказ войскам НКВД навести порядок и прекратить массовые изнасилования.

Любые попытки оправдать поведение советских солдат россказнями, что они мстили за преступления нацистов, убиенных родственников и сожжённые жилища, несостоятельны, когда задаётся вопрос, кому они мстили, насилуя угнанных на принудительные работы и освобождённых из фашистской неволи украинок, русских, полек и белорусок? Генерал Серов, получивший за Восточную Пруссию звание Героя Советского Союза, на этот вопрос не ответил. Промолчали маршалы – Жуков, Рокоссовский, Конев… Приходится читать Бивора.

Из двадцать первой главы. Бои в городе

Наконец Красная армия добралась до Берлина, или, как писали советские пропагандисты, «до логова фашистского зверя». Заместитель Верховного главнокомандующего и командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков не стал ни с кем делить честь взятия Берлина. «Мы за ценой не постоим» означало, что из 908 500 человек, участвовавших в Берлинской операции, Жуков за две недели боёв положил 179 490 человек (19,7 %)^[63]. Почти двадцать процентов боевых потерь в последние дни войны, исход которой уже предрешён? Заместитель Верховного главнокомандующего лично взял на себя ответственность за Берлин и за всё происходящее в городе. Посмотрим же, как он справился с управлением войсками. Это, как мы теперь знаем, не только боевые действия.

Рассказ Бивора с минимальными сокращениями и незначительными авторскими стилистическими правками, никак не влияющими на содержание:

Воспоминания Герды Петерсон. Девятнадцатилетняя Герда, укравшая из вагона на станции Нойкёльн (станция Берлинского метрополитена) солодовые таблетки из рациона лётчиков люфтваффе, жила в одном доме с девушкой, которую звали Кармен и которая была членом Союза германских девушек – женского варианта гитлерюгенда. Над кроватью Кармен висели открытки с изображением немецких асов, и она ужасно рыдала, когда погиб Мольдерс – знаменитый герой воздушных боев. Ночь на 26 апреля, когда советские войска вступили в Нойкёльн (административный округ Берлина), была необычно спокойной. Все жители дома спрятались в подвале. До них доносился грохот танков, идущих по улице. Спустя некоторое время пахнуло свежим воздухом, означавшим, что дверь подвала отворилась, и первое русское слово, которое они услышали, было «Стой!» Появился советский солдат, по виду из Средней Азии, который собрал у немцев кольца, наручные часы и ювелирные украшения. Мать Герды спрятала дочь под кучей белья. Через некоторое время появился второй солдат, русский, и знаком показал, что хочет забрать с собой младшую сестру Герды. Однако мать положила на колени своего ребёнка и опустила глаза. Тогда солдат обратился к сидевшему рядом мужчине и приказал объяснить женщине, что от неё хотят; мужчина сделал вид, что не понял его. Солдат продолжал настаивать, но сестра Герды не сдвинулась с места. Обескураженный молодой солдат был вынужден ретироваться.

Утром жителям дома показалось, что они отделались достаточно легко. До них уже дошли слухи о том, что творилось в близлежащих кварталах. Была убита дочь мясника, которая попыталась сопротивляться насильникам. Невестку Герды, жившую неподалёку, жестоко изнасиловали русские солдаты, и вся её семья решила покончить жизнь самоубийством. Родители девушки повесились, но саму её соседи успели вытащить из петли и привести в квартиру Петерсонов. На её шее были видны следы от верёвки. Осознав, что её родители умерли, а она чудом осталась жива, девушка забилась в угол и не отвечала ни на какие вопросы.

На следующую ночь жители дома решили покинуть подвал. Больше двадцати женщин и детей разместились в одной комнате; на ночь они боялись оставаться наедине. Фрау Петерсон спрятала дочерей и невестку под столом, покрытым большой скатертью, свисавшей почти до пола. Это сделано было вовремя. Вскоре Герда услышала русскую речь и звуки шагов советских солдат. Один из них подошёл настолько близко к столу, что она легко могла бы дотронуться до его сапог. Солдаты забрали из комнаты трёх женщин, Кармен была среди них, и удалились. Герда слышала её пронзительный крик. Ей казалось странным, что Кармен постоянно выкрикивала её имя. Вскоре крик сменили рыдания.

Видя, что русские солдаты заняты другими жертвами, фрау Петерсон приняла отчаянное решение. Она прошептала трём молодым женщинам, прятавшимся под столом: «Они ещё вернутся», – и повела за собой в свою собственную комнату на полуразрушенном последнем этаже дома. Всю ночь Герда провела на балконе, решив, что при появлении русских солдат обязательно с него спрыгнет. Главной проблемой стала необходимость предотвратить плач маленькой девочки. Случайно она вспомнила о солодовых таблетках из рациона лётчиков люфтваффе, и, как только девочка готова была разрыдаться, женщины клали ей в рот очередную таблетку. Лицо ребёнка вскоре покрылось коричневыми пятнами, но эта тактика себя оправдала.

Следующее утро принесло некоторое облегчение. Часть советских солдат отсыпалась после вчерашнего дебоша, другая – ушла в бой. Женщины вернулись в свои квартиры и обнаружили мятые кровати, на которых ночью развлекались солдаты…

Герда подошла к Кармен, сказала ей несколько сочувственных слов и поинтересовалась, почему она так настойчиво выкрикивала её имя. Кармен подняла полные ненависти глаза и посмотрела на Герду.

– Почему это была я, а не ты?

Герда поняла, что послужило причиной её криков. Две женщины никогда больше не разговаривали друг с другом.

* * *

В Дахлеме (Dahlem), район в составе берлинского административного округа Штеглиц-Целендорф, советские офицеры посетили сестру Кунигунду, настоятельницу женского монастыря, в котором находились сиротский приют и родильный дом, – писал в 1946 году по горячим следам Остин Апп. – Офицеры вели себя безупречно (в советской армии было немало солдат и офицеров, пытавшихся защитить мирное население), но предупредили её, что следует опасаться не фронтовиков, а тыловых частей Красной армии, которые вскоре появятся^[64].

Так происходило и на Восточном фронте, случалось, солдаты вермахта пытались предупредить мирное население, евреев в основном, что за ними идёт СС. Красноармейские офицеры, предупредившие настоятельницу женского монастыря о грядущей опасности, оказались правы: солдаты-тыловики вторглись на территорию монастыря и безжалостно всех изнасиловали: монахинь, медсестёр, беременных женщин и рожениц.

Красная армия была разнородной и по национальному составу, и по образовательному уровню – одни видели в каждом немецком ребёнке будущего эсэсовца, другие делились с немецкими детьми продуктами питания; были солдаты и офицеры, разогретые алкоголем и жестоко насиловавшие женщин и детей, но были и осуждавшие насилие и пытавшиеся этому воспрепятствовать. Но там, где, как в Восточной Пруссии, насилие было частью государственной политики, целью которой было до смерти напугать гражданское население и заставить его покинуть места, отходящие к СССР, публично осуждавших насилие, таких как Лев Копелев, арестовывали и обвиняли в сочувствии и гуманности к неприятелю.

Напомним статистические данные, приведенные Хельке Зандер и Барбарой Йон, из книги «Освободители и освобождённые» о битве за Берлин, выигранной маршалом Жуковым. Из 1,4 миллиона девушек и женщин, живших в Берлине перед началом штурма, как минимум 110 тысяч подверглись изнасилованиям. Из них 11 тысяч забеременели. 10 тысяч женщин были убиты или покончили с собой, не вынеся надругательств.

Есть и другие цифры, ненамного отличающиеся. По информации двух берлинских больниц, жертвами изнасилований стали от 95 тысяч до 130 тысяч женщин. Но это лишь видимые цифры: многие женщины, опасаясь огласки, не обращались к врачам. Большинство стали жертвами групповых изнасилований. Эти цифры статистика учитывает.

Авторское отступление

От описания сцен насилия автор устал. В нью-йоркской квартире он может отвлечься от берлинского кошмара весны 1945-го просмотром бескровных футбольных трагедий – судейских ошибок на чемпионате мира – и выплеснуть эмоции на неправильно засчитанные голы или, наоборот, правильно забитые, но не засчитанные.

Автор волен позволить себе coffee break или переключиться на художественную прозу, на любимый в последние годы жанр – антиутопию и магический реализм…

Берлинцы, мирные жители, весной 1945-го позволить себе coffee break не могли. Ни до, ни после капитуляции. Поделом немцам за Бухенвальд и Освенцим, Варшаву и Бабий Яр, Треблинку и Хатынь, за Ленинград, Минск? – перечислять пепелища, оставленные нацистами, бумаги не хватит! Может, и поделом, когда думаю о погибшей в гетто первой семье отца, жившей в той же самой квартире, в которой жил я, и о брате, который, по-видимому, как и я, стоял за спиной отца и наблюдал, как разжигает он печь…

Мальчишкой ненавидел я немцев и не понимал отца! Он, когда рухнул фронт, пешком протопавший в 1942-м от Харькова до Сталинграда, драпом по 50 километров в день, чтобы не оказаться в плену, он так и не ответил на мой вопрос: «Сколько ты убил немцев?» Зато я помню рассказ отца: ему, раненому разрывной пулей в правую руку при прорыве немецкой обороны под Сталинградом и пешком направлявшемуся в прифронтовой госпиталь, как легкораненому, приказали руководить конвоированием в тыл колоны немецких военнопленных. В дороге встретились две колоны: пленных и красноармейская, из глубокого тыла направляющаяся на фронт. Возбуждённые алкоголем офицеры подбегали к немцам и избивали их, демонстрируя солдатам, как следует обращаться с военнопленными. Отец, по воинскому званию старшина, не мог помешать избиениям, но он усвоил урок и при приближении встречной колонны отводил от дороги пленных, защищая их от насилия. Тогда его гуманизма понять я не мог…

…Во времена перестройки я прочитал в «Литературной газете» историю о женщине блокадного Ленинграда, зимой 1942-го не похоронившей труп умершего от голода ребенка, а заморозившей его между оконными рамами. Понемногу отрезая от него куски мяса, она варила бульон и спасла от неминуемой смерти второго ребёнка. История жуткая, реальная, в отличие от надуманного сюжета «Ночной портье», и страшнее фильмов ужасов Альфреда Хичкока.

За блокаду города, в котором от голода и болезней умерло до полумиллиона жителей, нацистская Германия должна понести наказание. Но тогда следовало бы отказаться от идеологических догм и открыто заявить, что Германия в 1945-м заплатит по высшему счёту, по меркам блокадного Ленинграда, с уроком – назиданием потомкам, уроком, аналогичному тому, который преподнесли римляне, покоряя восстание в Иудее. И вместе с союзниками громко сказать об этом на Тегеранской и Ялтинской конференциях, а затем по примеру римлян, разрушивших Второй Храм, разнести Берлин к чёртовой матери, запретить немцам селиться вокруг него и рассеять по миру, как некогда римляне сделали с иудеями. (В Восточной Пруссии и Силезии нечто похожее было сделано.)

Возвращаясь к Иудейской войне. Победители не щадили восставших. По обе стороны дороги от Иерусалима до Рима (за исключением водных преград) вкопаны были кресты, на которых римляне распинали восставших. Римская казнь антигуманна для XX века, но век коммунистических революций придумал иные казни. Для искоренения германского милитаризма Сталин мог бы депортировать пол-Германии в Сибирь и на Дальний Восток (места незаселённые, необжитые – нехай фрицы и гретхен трупами прокладывают через тайгу автобаны). Так оно, в общем-то, и было. По договоренностям, достигнутым на Ялтинской конференции, Советский Союз в качестве репараций получил право использовать немецкую рабочую силу, гражданское население как с территории рейха, так и с территорий, никогда в него не входивших. Более трёхсот тысяч женщин от восемнадцати до тридцати пяти лет и мужчин от семнадцати до сорока были насильно вывезены в СССР, в основном на шахты Донбасса и на металлургические заводы. Многие умерли в рабочих лагерях от непосильной работы, голода и болезней^[65].

Но если рабоче-крестьянское воспитание и коммунистическая мораль выше законов кровной мести, то следует отличать эсэсовцев от мирных жителей; лидеров коммунистической партии, устроившей коллективизацию, голодомор и 1937 год, от рядовых коммунистов, непричастных к ленинско-сталинским преступлениям. Рассуждения можно продолжить, поочередно выслушивая обвинителей и защитников, но нет оправдания насильственным действиям над польками, «перемещёнными лицами», еврейками, освобождёнными из нацистских концлагерей, над венгерками, сербками…

Vae Victis

Крылатое латинское выражение Vae Victis – «горе побеждённому» – обозначило судьбу женщин немецкой столицы. Одна трагическая женская история следует за другой. Только в Берлине их накопилось более ста тысяч.

Некая женщина, как и Марта Хиггенс, ведшая в «окаянные дни» дневник, навсегда пожелала сохранить анонимность^[66]. («Окаянные дни» – бунинское определение Гражданской войны в России – подходит для описания берлинской жизни весны и лета 1945-го.)

28 апреля советские войска добрались до улицы, на которой она проживала. В подвал дома вошли несколько красноармейцев и отобрали у прятавшихся там жильцов наручные часы. На улице продолжался бой, и, прихватив трофеи, мародёры быстро ушли. Вечером, когда боевые действия стихли, солдаты поужинали, заправились алкоголем и начали охоту на женщин. Трое солдат схватили автора дневника и по очереди стали её насиловать. Во время второго акта в подвале появилась ещё одна группа красноармейцев – среди них жертва разглядела девушку в военной форме. Появление женщины её не спасло. Солдат ненадолго прервал экзекуцию, обменялся с девушкой-военнослужащей короткими репликами – та громко захохотала, – и надругательство продолжилось под одобрительные возгласы зрителей.

Истерзанная тремя насильниками, женщина с трудом добралась до своей квартиры. Она надеялась, что ужас закончился, но, прежде чем лечь в постель, на всякий случай забаррикадировала мебелью дверь. Едва она прилегла, послышался сильный удар, хрупкая баррикада разлетелась, и в комнату ворвалась очередная группа солдат. Их интересовала еда и выпивка, и они проследовали на кухню. Но, когда женщина, воспользовавшись их трапезой, попыталась выскользнуть из квартиры, гигантского роста солдат (сослуживцы называли его Петькой) поймал её на выходе. Она взмолилась, предложила ему делать с ней всё, что он пожелает, но только чтобы не позволил другим солдатам насиловать её.

…Утром Петька сказал ей, что ему пора уходить на службу. Прощаясь, он крепко пожал ей руку (выразил благодарность) и обещал вернуться в 7 часов вечера.

Как видно из дневника анонимной женщины, в первый день советской оккупации над ней надругалось четверо «победителей». Женщина-военнослужащая, которая хотя бы из женской солидарности могла бы пристыдить насильников, и пальцем не пошевельнула в её защиту. В окаянные дни немецкие женщины были предоставлены сами себе; одни защиту от группового изнасилования искали в лице какого-либо солдата или офицера, который, как они полагали, если они добровольно ему отдадутся, возьмёт их под своё покровительство, другие, плотно сжав губы, терпели, надеясь, что кошмар вскоре закончится, третьи самоубийством подводили жизненную черту.

* * *

Двадцатичетырёхлетняя актриса Магда Виланд (Magda Wieland) жила в доме на Гизебрехтштрассе, неподалеку от Курфюрстендамм. В поисках укрытия она спряталась в платяном шкафу, не подозревая, что «барахло» также интересует солдат. Ворвавшиеся в квартиру красноармейцы, обшарив помещение, быстро её обнаружили. Из шкафа актрису вытащил молоденький солдат, по виду уроженец Средней Азии. Он был так возбуждён доставшимся ему трофеем, белокурой красавицей, что преждевременно выплеснул своё семя. Обрадованная женщина, решив, что ей чудесным образом удалось избежать насилия, предложила солдатику стать его «подругой», если он будет её защитником. От этих слов солдатик пришёл в ещё большее возбуждение и вышел из комнаты. Зашёл другой красноармеец, в кобелиных делах более опытный, и жестоко её изнасиловал.

Подруга Магды, еврейка Эллен Гётц (Ellen Goetz), бежавшая из берлинской тюрьмы, после того как тюремное здание было разрушено бомбами, пряталась в подвале этого же дома. Когда советские солдаты её обнаружили, жильцы дома пытались объяснить им, что она не немка – еврейка, сидевшая долгое время в тюрьме. Солдат это не остановило. «Frau ist Frau» – «Женщина есть женщина» – спокойно возразили они, перед тем как её изнасиловать.

Позднее, писала Магда Виланд, в доме появились советские офицеры. Они вели себя корректно, но никто и пальцем не пошевельнул, чтобы приструнить насильников.

* * *

Из дневника 17-летней Лили Г. о событиях в Берлине в апреле-мае 1945:

«30 апреля. При попадании бомбы я была с фрау Берендт наверху на лестнице в подвал. Русские уже здесь. Они совершенно пьяные. Ночью насилуют. Меня нет, маму да. Некоторых по 5–20 раз.

1 мая. Русские приходят и уходят. Все часы пропали. Лошади лежат во дворе на наших постелях. Подвал обвалился. Мы прячемся на Штубенраухштрассе, 33.

2 мая. Первую ночь тихо. После ада мы оказались на небе. Плакали, когда нашли цветущую сирень во дворе. Все радиоприемники подлежат сдаче.

3 мая. Всё ещё на Штубенраухштрассе. Мне нельзя подходить к окнам, чтобы меня не увидели русские! Кругом, говорят, изнасилования».

* * *

Подписание капитуляции не принесло спокойствия мирным жителям. Для многих красноармейцев изнасилования стали неотъемлемой частью празднования победы. По вечерам, когда начиналась красноармейская охота, немецкие женщины прятались, кто где мог. Матери укрывали дочерей по чердакам и подвалам. Ранним утром, когда солдаты отсыпались после ночных попоек, они выходили на улицу в поисках питьевой воды (ещё одна проблема берлинцев) и, будучи пойманными, пытаясь спасти своих дочерей, зачастую выдавали места, где прятались их соседи.

После Победы в Берлине развернулась охота на женщин

Журналистка Урсула фон Кардорф (Ursula von Kardorf) написала в своём дневнике о подруге, которая уже после капитуляции была по очереди изнасилована двадцатью тремя солдатами. В госпитале, после того как её привели в чувство, она повесилась, с ужасом представив, что, когда её выпишут, ей вновь придётся пережить групповые изнасилования^[67].

Молодой инженер, прибывший в Германию с группой советских специалистов для демонтажа оборудования и перевозки его в СССР, быстро нашёл для любовных утех восемнадцатилетнюю немку. Она рассказала ему, что в ночь на 1 мая офицер Красной армии изнасиловал её, засунув в рот дуло пистолета. Хотел ли он сломить этим волю к сопротивлению или желал получить дополнительные эмоции? Зачастую, разогретые алкоголем, солдаты и офицеры оказывались не в состоянии совершить половой акт, и тогда садисты удовлетворяли похоть подручными средствами, нанося женщинам физические увечья бутылками или дулами пистолетов (привилегия господ-офицеров). Немало жертв насилий не смогли затем забеременеть.

* * *

Окаянные дни. Продолжение мифа о милосердии Красной армии, которая не воевала с женщинами и детьми.

24 марта 1945 года Красная армия вошла в Данциг (с 1308 по 1466 и с 1793 по 1945 – город в Восточной Пруссии, ныне Гданьск, Польша). Пятидесятилетняя учительница рассказывала, что на следующий день её пятнадцатилетняя племянница была изнасилована семь раз, другая племянница, двадцати двух лет, – пятнадцать раз^[68].

В том же Данциге советский офицер предложил группе женщин укрыться в соборе. Ничего не подозревая, они вошли в христианский храм. Там под звуки колоколов и органа состоялась оргия, несчастных насиловали всю ночь, некоторых более тридцати раз. Католический пастор, свидетель преступления, совершаемого в христианской святыне, рассказывал: «Они насиловали даже 8-летних девочек и убивали мальчиков, пытавшихся защитить своих матерей»^[69].

В окаянные дни никто не мог чувствовать себя в Берлине спокойно, даже немецкие коммунисты. В берлинском районе Веддинг, бывшем в начале тридцатых годов опорой германской компартии, советских солдат встретили активисты партии. Они, как хоругви, несли партийные билеты, которые под страхом смерти двенадцать лет прятали от гестапо. Рядом с мужьями шли их жены и дети, предлагавшие любую помощь; по словам бывшего французского военнопленного, женщин ждала та же участь – в тот же вечер их изнасиловали. Фраза «Frau ist Frau» самым лучшим образом объясняла действия советских солдат. Разгорячённый жеребец никому не мстит. Ему, когда кровь играет, всё равно, с кем спариваться – с кобылой, зеброй или ослицей. «Frau ist Frau».

Попытки восстановить дисциплину

В Восточной Пруссии после октябрьских боев 13 января 1945 года войска 3-го Белорусского фронта начали новое наступление. Беседы, политзанятия и лозунг политработников: «Солдаты, помните, что вы вступаете в логово фашистского зверя!» настраивали их на беспощадную месть. Ну а какая же месть без насилия! Когда речь заходит о женщинах, насилие и изнасилование – это синонимы. Результат пропаганды не замедлил сказаться.

Командование 43-й армии по линии НКВД докладывало в Ставку об участившихся случаях самоубийств немецких женщин. Писалось, что Эмма Корн, жительница Шпалайтена, предпринявшая 9 февраля неудачную попытку убить своих детей и совершить самоубийство, заявила: «Части Красной армии вошли в город 3 февраля. Когда советские солдаты спустились в подвал, где укрывались местные жители, они направили свои автоматы на меня и ещё двух женщин и приказали подняться наверх. Здесь двенадцать солдат по очереди насиловали меня. Другие солдаты насиловали ещё двух женщин. Ночью в подвал спустились ещё шесть пьяных солдат и насиловали нас на глазах у других женщин. 5 февраля приходили три солдата, а 6 февраля – восемь пьяных солдат, которые также насиловали и били нас».

Заботой Кремля являлось сохранение оборудования заводов и культурных ценностей, планирующихся к вывозу в СССР; НКВД получил указание предотвратить бессмысленные разрушения и сосредоточиться на поиске и отправке стратегически важного сырья, оборудования и технических специалистов, занятых военными разработками. Особое внимание уделялось всему, что связано с ядерным проектом и реактивной техникой. Поэтому усилия Ставки по восстановлению дисциплины были направлены не на предотвращение сексуального насилия, а на прекращение бессмысленных разрушений и сохранение технического оборудования.

9 февраля «Красная звезда» писала, что любое нарушение дисциплины ослабляет победоносную Красную армию. Месть не должна быть слепой, а злость – неразумной, и в слепом гневе солдаты могут разрушить то или иное производство, являющееся особенно ценным для Красной армии. Подразумевалось, что гражданскому населению мстить можно, его разрешено грабить, но отбирать музейные ценности, промышленные товары, сырьё и заводское оборудование – это привилегия государства.

18 февраля на окраине города Мельзак в Восточной Пруссии (ныне Пененжно, Польша) смертельно ранен командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии Черняховский. В тот же день он скончался. На его место Ставка назначила Василевского, бывшего начальника Генерального штаба Красной армии. Докладывая ему обстановку в войсках, начальник штаба 3-го Белорусского фронта сообщил, что солдаты грабят имущество, бьют посуду, зеркала, мебель, и спросил, какие будут инструкции по этому поводу. Маршал ответил: «Теперь для наших солдат настало время устанавливать собственные законы». Это было указание пренебречь законами мирного времени и позволить анархию, погромы, грабежи и насилие.

СМЕРШу и войскам НКВД достаточно было 24 часа, чтобы навести порядок в тылу и на передовой. Приказ не последовал.

* * *

Командование армий, фронтов и Ставка Верховного главнокомандующего были детально информированы обо всём происходящем на фронте из подробных докладов, в которых приводились многочисленные факты грабежей и групповых изнасилований, но вплоть до 20 апреля, появления приказа Сталина, не предпринимались решительные действия для наведения порядка. В некоторых случаях военные трибуналы привлекали виновных к ответственности, но наказание не было столь суровым, к расстрелу приговаривали дезертиров и самострельщиков, но не убийц и насильников, которые отделывались сравнительно мягкими приговорами.

Богомолов приводит выписки из политдонесений за март – апрель 1945 года. В ряде случаев потерпевшие были не немки, а советские женщины^[70].

«<…> 260 сд. 7.3.45 г. в 1030 сп^[71] офицер Дрозд организовал групповое насилие над несовершеннолетней немкой. Он был привлечён к суду военного трибунала и осуждён на 7 лет.

<…> 241 сп 10.3.45 г. – ст. лейтенант Абабков, находясь в нетрезвом состоянии, учинил насилие над немками, причём двадцатилетнюю немку отдал пьяным красноармейцам, а пятнадцатилетнюю Шарайн Гертруду изнасиловал сам… Ст. лейтенант Абабков факт грубого насилия над немками не отрицает.

<…> 11.3.45 г. мл. лейтенант, командир пулеметного расчета 1716 зенитного артполка, получил задание отправиться в населённый пункт для заготовки мяса. Вместо выполнения задания Якунин занялся барахольством. В пьяном состоянии изнасиловал двух немок, а после этого из своего автомата застрелил шесть человек, в том числе трех детей до 8 лет.

30 марта 1945 г. Якунин исключён из кандидатов в члены ВКП(б), за пьянство и самочинный расстрел немецкой семьи судом военного трибунала осуждён и приговорён к 10 годам лишения свободы <…>

<…> 71 сд. 16.3.45 г. – красноармейцы Терещенко, Белоногов, Песков и Воробьев терроризировали семью Елинского, вначале открыв стрельбу из личного оружия, а затем учинили коллективное изнасилование трёх женщин – дочерей Елинского Антона – Владиславы, Теодоры и Марии – в присутствии их родителей и родственников (муж Владиславы Лябенец перед тем был избит ими до полусмерти и заперт в холодном сарае).

<…> 185 сд. Сержант Гренков, находясь в состоянии опьянения, в ночь с 14 на 15 апреля 1945 г. зашёл в дом к местной жительнице Доменяк Левкадии и в её присутствии под угрозой убийства совершил половой акт с её 13-летней дочерью Доменяк Яниной.

На основании статьи 153, ч. 2-я УК РСФСР Гренков приговорен к 8 годам лишения свободы».

* * *

Командующий 2-м Белорусским фронтом маршал Рокоссовский издал приказ, предусматривающий наказание за грабежи, кражи, насилие над местным населением, бессмысленные поджоги и разрушения зданий. В приказе говорилось, что ненависть к врагу должна проявляться только во время боя. Во исполнение его приказа политуправление 19-й армии, вспомнив «двенадцатую половую заповедь революционного пролетариата»^[72], написало, что «если правильно воспитать солдат, то они не захотят иметь половые связи с немецкими женщинами. Солдаты будут испытывать к ним отвращение».

Аналогичный приказ издал командующий войсками 1-го Украинского фронта, маршал Конев. Об этом 2 марта 1945-го записал в своём дневнике Йозеф Геббельс, предпоследний канцлер Третьего рейха^[73]:

«Передо мной лежит приказ маршала Конева советским войскам. Маршал Конев выступает в этом приказе против грабежей, которыми занимаются советские солдаты на восточных немецких территориях. В нём приводятся отдельные факты, в точности совпадающие с нашими данными. Советские солдаты захватывают прежде всего имеющиеся в восточных немецких областях запасы водки, до бесчувствия напиваются, надевают гражданскую одежду, шляпу или цилиндр и едут на велосипедах на восток. Конев требует от командиров принятия строжайших мер против разложения советских войск. Он указывает также, что поджоги и грабежи могут производиться только по приказу. Характеристика, которую он даёт этим фактам, чрезвычайно интересна. Из неё видно, что фактически в лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками. Это подтверждают поступившие к нам из восточных областей сведения о зверствах. <…> следует упомянуть об ужасных документах, поступивших из Верхней Силезии. В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины от десяти до 70 лет. Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему».

* * *

Частично приказы командующих фронтов о наведении дисциплины возымели действие, но изнасилования продолжались – остановить пьяную толпу можно лишь жёсткими мерами, на которые в преддверии штурма Берлина командование не решалось и в основном ограничивалось воспитательными беседами.

4 апреля 1945 года член военного совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант Крайнюков докладывал о дисциплине в войсках:

«Немцы высказывают удовлетворение установленным для них режимом. Так, пастор города Заган Эрнст Шлихен заявил: “Мероприятия, проводимые советским командованием, расцениваются немецким населением как справедливые, вытекающие из военных условий. Но отдельные случаи произвола, особенно факты изнасилования женщин, держат немцев в напряжении”».

* * *

13 апреля 1945 года Начальник политуправления 1 Белорусского фронта генерал-лейтенант Галаджев получил доклад начальника политотдела^[74]:

«Доношу, что военнослужащие 27 УОС РГК 23 Управления Военно-полевого строительства бухгалтер Валеев Сайд Валеевич и кассир Шевелев Андрей Матвеевич в г. Кенигсвальде Циленцигского р-на занимаются насилием местных жителей. В частности, они регулярно посещают квартиру на Ландсбергерштрассе, 167, и под угрозой оружия насилуют 26-летнюю женщину Иоганну Бартш.

<…> Из допроса жителей дома выяснилось, что указанные Валеев и Шевелев в течение последних четырех недель приходили в этот дом регулярно через два-пять дней и поочерёдно насиловали вышеуказанную Бартш, которая имеет шестимесячную беременность.

Насилование проходило на глазах семи маленьких детей от 2 до 10 лет, а также в присутствии пожилой женщины Маты Тиле. Когда пожилые женщины Заломон Эрна и Тиле пытались воспрепятствовать этому, то их под угрозой оружия заставляли не вмешиваться в происходящее. Как заявила Бартш, с неё насильно срывалась одежда, после чего поочерёдно насиловали. <…>

Считаю, что действия Валеева и Шевелева являются преступными и, в соответствии с директивой Военного Совета 1-го Белорусского фронта № 0143, они подлежат привлечению к ответственности».

* * *

Безуспешные усилия командования фронтов навести порядок в войсках привели к появлению 20 апреля 1945-го Директивы № 11072 Ставки Верховного главнокомандования командующим войсками и членам военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению.

Обращаясь только к этим фронтам, как будто в Восточной Пруссии не было грабежей, мародерства и изнасилований, Ставка приказала:

«1. Потребуйте изменить отношение к немцам, как к военнопленным, так и к гражданским. Обращаться с немцами лучше. Жестокое отношение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам невыгодно. Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне.

2. Рядовых членов национал-социалистической партии, если они лояльно относятся к Красной армии, не трогать, а задерживать только лидеров, если они не успели удрать.

3. Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами».

Приказ подписан Сталиным и Антоновым.

Военный Совет 1-го Белорусского фронта тут же разослал директиву войскам:

«1. Директиву не позже 21.4.45 довести до каждого офицера и бойца действующих войск и учреждений фронта.

2. Особое внимание обратить на то, чтобы люди не ударились в другую крайность и не допускали бы фактов панибратства и любезничания с немецкими военнопленными и гражданским населением.

3. Начальникам штабов вместе с начальниками политотделов с утра 23.4.45 произвести в частях проверку знаний указаний тов. Сталина всеми категориями военнослужащих».

* * *

Несмотря на приказ командующего фронтом довести директиву Верховного главнокомандующего «до каждого офицера и бойца действующих войск и учреждений фронта» и «произвести в частях проверку знаний указаний тов. Сталина всеми категориями военнослужащих», переломить ситуацию удавалось не сразу. Машину насилия, запущенную осенью 1944-го, не остановишь одним взмахом руки. По инерции она продолжала движение.

Богомолов приводит приказы по действующей армии^[75].

23 апреля начальник политотдела 71 армии получил донесение начальника политотдела 283 сд полковника Беляева:

«О попытке немцев покончить жизнь самоубийством.

В ночь на 22.04.45 через деревню Мюленбек проходили воинские части неизвестных соединений, где в одном из погребов военнослужащие обнаружили местных жителей – немцев. Всем мужчинам и детям предложили освободить погреб, а женщинам – остаться на месте, но никто из жителей не выполнил этого требования. Днём 22.04.45 в этот погреб пришёл один военнослужащий (часть и фамилия не установлены) и, угрожая оружием, вывел из погреба немку Гельвик Гизелу, 16 лет, и в квартире её изнасиловал. Спустя некоторое время пришёл другой военнослужащий <…> и тоже хотел изнасиловать немку Гюферт Гельгу, 18 лет, для чего предложил ей следовать за ним, но она не согласилась.

Затем в этот погреб пришел офицер, взял немку Шупик Анну, 38 лет, и в доме имел с ней половое сношение.

Немцы, находящиеся в погребе, вспомнили гитлеровскую пропаганду и, посчитав, что их будут расстреливать, вешать, насиловать и никого из них, в том числе и детей, в живых не оставят, решили покончить жизнь самоубийством. С этой целью немец ЛЕСИАН Вальтер, 42 года (рядовой-фольксштурмовец), предложил всем лёгкую и скорую смерть. Около 17 часов при помощи перочинного ножика они перерезали друг другу гортани и вены рук. Таким образом, пострадали:

1. ЛЕМАН Вальтер – 42 года, отец

2. ЛЕМАН Эмма – 41 год, жена

3. ЛЕМАН Гюнтер – 11 лет, сын

4. ЛЕМАН Ингрип – 9 лет, дочь

5. ГЕЛЬВИК Анна – 43 года, мать

6. ГЕЛЬВИК Гизела – 16 лет, дочь

7. ГЮФЕРТ Эльза – 42 года, мать

8. ГЮФЕРТ Гельга – 18 лет, дочь

<…>».

Решительные действия предпринял командир 136 стрелкового корпуса, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант Лыков. Отрывок из приказа:

«Для сведения всего личного состава довести, что я не буду утверждать мягкие приговоры, и всем убийцам, насильникам, грабителям и мародерам буду требовать исключительно высшую меру наказания – расстрел!»

* * *

После приказа Сталина, потребовавшего изменить отношение к немцам, по войскам пошёл вал директив. Зашевелились политработники, их разъяснительная работа сопровождалась ужесточением карательных мер со стороны военных комендатур и военной прокуратуры. Олег Ржешевский, заведующий отделом истории войн и геополитики Института всеобщей истории РАН, привёл данные военной прокуратуры: в первые месяцы 1945 года за бесчинства по отношению к местному населению осуждено военными трибуналами более 4148 тыс. офицеров и большое число рядовых^[76].

Но сколько военнослужащих из этого числа были осуждены за преступления против гражданского населения, а именно за насилие? Среди резонансных убийств, совершённых пьяными солдатами, – гибель в начале февраля Героя Советского Союза, командира танковой бригады полковника Горелова, пытавшегося ликвидировать пробку, возникшую на дороге в нескольких километрах от границы с Германией. Даже полк НКВД за первые недели 1945 года из-за стычек с водителями потерял пять человек убитыми и тридцать четыре ранеными^[77].

Но, как мы увидим ниже, большинство осуждённых офицеров были привлечены к ответственности за распитие их подчинёнными недоброкачественного алкоголя и различных химических препаратов из лабораторий, приведшее к многочисленным смертельным случаям.

Политуправления частей и спецподразделений во исполнение приказа Жукова ежедневно докладывали командующему фронта о настроении в войсках. Из донесения политотдела 328-го стрелкового корпуса по доведению и разъяснению Ставки:

«23 апреля 1945 г.

Приказ получен в дивизии в ночь с 21 на 22 апреля 1945 года. Директива была размножена на печатной машинке и с работниками политического отдела была направлена во все подразделения дивизии и доведена до всего личного состава. Прямо на марше в каждой роте политработники и командиры рассказывали бойцам содержание директивы, разъясняли требования Ставки Верховного главнокомандования об изменении отношения к немцам – как к военнопленным, так и к гражданскому населению.

<…> После зачитки приказа были массовые выступления бойцов, сержантов и офицеров.

1. Сержант Габуев (рота автоматчиков 1103 сп) сказал: “Этот приказ, во-первых, внес полную ясность, каким должно быть наше отношение к гражданскому населению Германии. До сих пор мы увлекались статьями Эренбурга и думали, что все немцы бандиты <…>”.

2. Красноармеец Соболев, комсомолец, высказал правильное мнение: “Я и раньше думал, что пора нам немцев сортировать <…>”.

3. Наводчик 76-мм орудия 1103 сп серж. Павлов в разговоре с бойцами рассказал: “Вчера зашел я в один дом, смотрю – сидит пожилая немка с тремя пацанами, глядят испуганно. Дал я им сахару. Они с жадностью накинулись на него, настолько они голодны. “А, сволочи, – подумал я, – не стало нашего украинского хлеба – зубами щелкаете”. Гады они смертельные, а детей жалко, хоть они и немецкого отродья”.

<…>

7. К-н Романенков показал: “Мы с к-ом батареи 45-мм пушек тов. Приходько находились в доме, в другой комнате сидели 2 немки и разговаривали. Вдруг врывается какой-то ст. лейтенант с пистолетом в руках, бросается к немке, хватает её за грудь и толкает на пол, и пока мы поняли, в чем дело, он двумя выстрелами убил немку. Мы хотели его задержать, но он, сказав: “Будут помнить, как в моих солдат стрелять”, выскочил вон и скрылся”.

8. Старшина Шорин (1 батарея 1298 ап: “Наши люди переполнены чувством мести, и это справедливо. Но мы вредим себе, когда на глазах у немцев расстреливаем сдающихся в плен – так нехорошо делать. Поэтому они нас боятся и больше сдаются союзникам”.

<…> В ходе бесед ряд бойцов и офицеров задали политработникам заслуживающие внимания вопросы. Привожу наиболее характерные из них:

1. Куда мы пойдём дальше, после занятия Берлина?

2. Можно ли оказывать медицинскую помощь раненым немецким военнопленным?

3. Можно ли дать кусок хлеба немецкому военнопленному во время его конвоирования?

4. Будет ли отправляться к нам на работу немецкое население?

5. Можно ли там, где нет немецкого населения, брать вещи для посылки семьям красноармейцев? Не последует ли в связи с этой директивой прекращение отправки посылок на Родину?»

* * *

25 апреля командующий 1-м Белорусским фронтом издал новый приказ. Жуков, прославившийся на фронте жёсткими мерами и лично расстреливавший провинившихся командиров, когда дело касалось насильников, требовал лишь направлять солдат в штрафные батальоны, а офицеров предавать суду офицерской чести. Его неожиданная мягкость была вызвана нехваткой солдат в боевых частях.

«<…> Я имею сведения о том, что в частях, спецподразделениях и тылах продолжаются случаи бесчинства по отношению к немецкому населению, продолжается мародёрство, насилие и хулиганство.

Все эти факты, позорящие наших красноармейцев, сержантов и офицеров, показывают, что командиры частей и спецподразделений не сумели добросовестно, жёстко и быстро провести в жизнь указания тов. СТАЛИНА и указания Военного Совета фронта о запрещении незаконных действий в отношениях к немецкому населению.

Я считаю, что такими гнусными делами не занимаются бойцы, сержанты и офицеры, честно сражающиеся в бою за нашу Родину.

Мародёрством, насилием и другими преступлениями занимаются лица, не участвующие в бою, которые не дорожат честью бойца и честью части, – люди морально разложенные.

Я строго требую от командиров корпусов, дивизий и частей немедленно навести жёсткий порядок и дисциплину в частях, особенно в тыловых частях.

Всех, мародёров и лиц, совершающих преступления, позорящих честь и достоинство Красной армии, арестовывать и направлять в штрафные части, а офицеров предавать суду чести военного трибунала.

Настоящую директиву объявить всему красноармейскому, сержантскому и офицерскому составу 1-го Белорусского фронта».

25 апреля из политотдела 328-го стрелкового корпуса поступило донесение: несмотря на разъяснительную работу, насилие продолжается, хотя, как радостно докладывал политотдел, дисциплина и порядок заметно повысились и количество совершаемых преступлений уменьшилось:

«<…> Комсомолец, красноармеец Гречаный: “Мы предполагали, что, когда придем в глубь Германии, запретят мстить, как начали. Многие совершали насилие, занимались барахольством из озорства, но почти все с сильным озлоблением, при этом приговаривали: “За мою хату, за сестру, за мать, за нашу Родину, за кровь и раны наши, за искалеченную жизнь”. Мстили мы, как сердце подсказывало. Мы не понимали, что позорим свой народ и Красную армию. Поэтому я и думал: неужели не запретят этого?”

<…> Но некоторые бойцы, сержанты и офицеры, особенно пережившие от фашистских захватчиков и имея жгучую ненависть к немцам, не могут смириться с коренным изменением отношения к военнопленным и местному немецкому населению.

<…> Красноармеец комендантской роты управления Пинчук, член ВЛКСМ: “У меня немцы убили мать, отца, сестру. Как же я буду после этого связываться с немкой? Немка – это тварь, это мать, сестра людоеда, зверя, и к ней надо относиться с презрением и ненавистью”.

Красноармеец-стрелок Макаренко – 8 ср 605 сп, после того как ему разъяснили недопустимость мародерства, грубого отношения к немцам, в гневе заявил: “Вас много сейчас здесь найдется указывать, на передовой надо было воевать, пробыть там все время, и тогда бы вы узнали, кто такие немцы и как к ним относиться”.

<…> До сих пор имеют место отдельные случаи недостойного поведения бойцов.

Химинструктор 1 дивизиона 889 артполка, парторг 1 батареи Австашенко 22 апреля, будучи в пьяном состоянии, изнасиловал немку. Австашенко от руководства парторганизацией отстранен и привлечён к партответственности.

Командир взвода автоматчиков дивизии старшина Шумейко, уже после ознакомления под расписку с директивой 11072, имел с местной жительницей, немкой Эммой Куперт 32 лет, половое сношение продолжительностью более суток, причем зашедшему к ней в дом с проверкой патрулю Куперт пыталась выдать старшину Шумейко, находившегося в шелковом белье под одеялом, за своего мужа, от рождения глухонемого и потому освобожденного от службы в немецкой армии <…>».

* * *

Из донесения 25 апреля 1945 года начальника политического отдела 8-й гвардейской армии гвардии генерал-майора Скосырева начальнику политического управления 1-го Белорусского фронта:

«В последние дни резко уменьшилось количество случаев барахольства, изнасилования женщин и других аморальных явлений со стороны военнослужащих. Регистрируется по 2–3 случая в каждом населенном пункте, в то время как раньше количество случаев аморальных явлений было намного больше».

* * *

26 апреля начальник политотдела 185 стрелковой дивизии доложил о доведении до личного состава директивы Ставки, отметив, что бойцы, выступая против групповых изнасилований, просят разрешить «одиночные сожительства»:

«Личный состав 185 сд воспринял директиву тов. Сталина о коренном изменении отношения к населению Германии и к военнопленным как своевременное и необходимое мероприятие для поднятия воинской дисциплины, наведения должного порядка в частях и достижения скорейшей победы над врагом.

В своих выступлениях на красноармейских собраниях многие резко критиковали поведение отдельных бойцов по отношению к населению.

<…> Старшина Сорокин: “Директива Ставки очень правильная, надо было раньше над этим задуматься, тогда бы не было тех поджогов, насилий, расправ над немецким населением, которые имели место у нас”.

<…> Старшина 4-й батареи Гольденберг заявил: “Почему не разрешают иметь половые сношения с немками, ведь немецкие солдаты насиловали наших женщин!”

Красноармеец Морозов А. П., шофер: “Надо сурово карать за коллективное изнасилование. В Германии голод, и немки сами охотно будут отдавать себя за хлеб. Таким образом, связь с немками может быть и без изнасилования”.

Красноармеец Марин: “В Красной армии много молодых <…> будем ещё несколько месяцев стоять гарнизоном. Надо учитывать человеческую природу. Я привык жить с женой. Ясно, что будут связи с немками. Они ничего не имеют против связи в одиночку и соглашаются вполне, если с ними поговорить и договориться. Коллективного изнасилования из чувства мести не должно быть”.

Красноармеец Тришкин В. П.: “Мне не понятно, почему за немок такое наказание. Одиночного сожительства не надо запрещать”.

Красноармеец Дубцов (пересыльный пункт): “Немцы калечили наших женщин. Почему же мы не можем им ответить за это? Коллективного насилия допускать не следует, но одиночную связь запрещать нельзя. У меня брат без ноги. Он инвалид Отечественной войны. Я приеду к нему после окончания войны. Он меня спросит: попробовал ли ты немок? Как же я ему, инвалиду, скажу, что боялся это сделать? Какой позор будет для меня в деревне. Все немки развратны. Они ничего не имеют против того, чтобы с ними спали, но спать должен один. Это не будет позорить чести наших солдат. Связь надо иметь такую, чтобы немки не прыгали и не кричали, а по согласию”.

Такой категории лиц партийно-политическим аппаратом разъяснено, что их взгляды неправильные и это может привести к нехорошим последствиям.

Несмотря на проведенную с личным составом работу о поведении его на вражеской территории, от населения до сих пор поступают жалобы и имеют место свежие факты насилования немок. Так, например, старшина Доронин из 695 артполка, член ВКП(б), после того как ему была разъяснена директива тов. Сталина № 11072, напился пьяным и имел сношение с немкой <…>».

2 мая военный прокурор 1-го Белорусского фронта генерал-майор юстиции Яченин доложил Военному совету фронта о выполнении директив Ставки верховного главнокомандования и Военного совета фронта^[78]:

«<…> Военная прокуратура <…> потребовала от военных прокуроров армий и соединений взять под личный контроль исполнение этих особо важных указаний и всеми мерами обеспечивать их выполнение. На основе материалов военных прокуроров изданы специальные приказы с приведением конкретных фактов неправильного отношения к немецкому населению; были вынесены решения о предании виновных лиц суду <…>

В отношении к немецкому населению со стороны наших военнослужащих, безусловно, достигнут значительный перелом. Факты бесцельных и (необоснованных) расстрелов немцев, мародёрства и изнасилований немецких женщин значительно сократились, тем не менее <…> ряд таких случаев ещё зафиксирован. (Выделено мной. – Р.Г.)

Если расстрелы немцев в настоящее время почти совсем не наблюдаются, а случаи грабежа носят единичный характер, то насилия над женщинами всё ещё имеют место; не прекратилось ещё и барохольство, заключающееся в хождении наших военнослужащих по бросовым квартирам, собирании всяких вещей и предметов <…>»

Немки смирились со своей участью. Психологически более устойчивые понимали, что любой ценой надо пережить кошмар и спасти детей, и при появлении советских солдат безропотно соглашались оказать им сексуальные услуги, понимая, что любое сопротивление грозит гибелью. Немногие мужчины пытались их защитить, как правило, это были отцы либо сыновья, выглядевшие как самоубийцы, бросающиеся на пулемёт.

Тринадцатилетний Дитер Заль (Dieter Sahl) набросился с кулаками на красноармейца, начавшего насиловать его мать. Дитера тут же застрелили. Об этом рассказал очевидец, его сосед. Как речь шла о трофейных женщинах, победители не церемонились. Известный немецкий актер Гарри Либке, прятавший в своей комнате молодую девушку, погиб от удара бутылкой по голове^[79].

Немецкие женщины, увидев, с какой легкостью солдаты расправляются с мирными жителями, поняли, что лучше не сопротивляться. Рабичев вспоминал, как его друг, младший лейтенант Котлов, вначале удивлялся: «Заходишь в дом – и ни слова ещё не сказал, а немка спускает штаны, задирает юбку, ложится на кровать и раздвигает ноги», – затем, уразумев, что немки опасаются за свою жизнь, он пользовался этим охотно^[80]:

«Заходит ко мне мой друг, радист, младший лейтенант Саша Котлов и говорит: – Найди себе на два часа замену. На фольварке, всего минут двадцать ходу, собралось около ста немок. Моя команда только что вернулась оттуда. Они испуганы, но если попросишь – дают, лишь бы живыми оставили. Там и совсем молодые есть. <…> И я сдался. <…> Зашли в дом. Много комнат, но женщины сгрудились в одной огромной гостиной. На диванах, на креслах и на ковре на полу сидят, прижавшись друг к другу, закутанные в платки. А нас было шестеро, и Осипов – боец из моего взвода – спрашивает: “Какую тебе?” <…> Осипов подходит к моей избраннице. Она встаёт, направляется ко мне и говорит: “Гер лейтенант – айн! Нихт цвай! Айн!” И берёт меня за руку, и ведёт в пустую соседнюю комнату, и говорит тоскливо и требовательно: “Айн, айн”. А в дверях стоит мой новый ординарец Урмин и говорит: “Давай быстрей, лейтенант, я после тебя”, и она каким-то образом понимает то, что он говорит, и делает резкий шаг вперед, прижимается ко мне и взволнованно: “Нихт цвай”, и сбрасывает с головы платок».

Венерические болезни – небоевые потери

Бесценный подарок сделал Богомолов, разыскав и опубликовав приказы из действующей армии, из которых видно, что представляла собой разложившаяся в моральном отношении Красная армия, в которой участились случаи заболеваний венерическими болезнями и смертей от употребления химических препаратов в качестве алкоголя. И хотя политотделы списывали увеличение венерических заболеваний на инфицированных немок, которых враг якобы специально оставляет для нанесения ущерба Красной армии (надо же до такого додуматься!), проясняется, почему в конце апреля, а не, скажем, после Неммерсдорфа, осенью 1944-го, появилась директива Ставки, подписанная Сталиным. Показательными расстрелами до личного состава армии быстро донесли смысл изменения государственной политики по отношению к мирному населению. Ниже, спасибо Богомолову, приведены некоторые приказы^[81].

Читая их, становится ясно: групповые изнасилования способствовали быстрому распространению заболеваний. Захлестнувшие армию венерические болезни и массовые отравления спиртом, резко увеличившие небоевые потери, заставили Ставку предпринять решительные меры по восстановлению дисциплины.

15 апреля 1945 года член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Телегин разослал в войска директиву № 00343/Ш:

«За время пребывания войск на территории противника резко возросли случаи венерических заболеваний среди военнослужащих.

Изучение причин такого положения показывает, что среди немцев широко распространены венерические заболевания. Немцы перед отступлением, а также сейчас, на занятой нами территории, стали на путь искусственного заражения сифилисом и триппером немецких женщин, с тем чтобы создать крупные очаги для распространения венерических заболеваний среди военнослужащих Красной армии.

В гор. Бад-Шенделис органами ОКР “Смерш” 5 УА арестован немецкий врач, который прививал женщинам-немкам сифилис для последующего заражения военнослужащих Красной армии. В том же городе арестована Верпекь, медицинская сестра немецкого госпиталя, которая сама заразилась гонореей с целью распространения заразы среди наших военнослужащих – такое задание она получила от руководительницы местной фашистской организации женщин Доллинг Шарлотты.

Выполняя эти указания, Верпекь заразила 20 бойцов и офицеров, а руководительница Доллинг Шарлотта – 18 военнослужащих!»

В утверждении генерал-лейтенанта Телегина о «врачах-убийцах» ничего нового нет, о врачах, «выродках рода человеческого» писала 8 июня 1937 года «Правда»:

В статье «Профессор – насильник, садист», опубликованной без подписи, описывалось «зверское насилие», совершённое профессором Плетнёвым над «пациенткой Б.». В анонимной статье «мнимая жертва» с гневом обращалась к 66-летнему профессору: «Будьте прокляты, подлый преступник, наградивший меня неизлечимой болезнью <сифилисом>, обезобразивший моё тело…» Советский народ кипел от возмущения. В марте 1938-го «тяжесть преступлений» врачей усугубилась. На процессе «правотроцкистского блока» профессора Плетнёва, докторов Левина и Казакова обвинили в «сознательном ускорении смерти» Менжинского, Куйбышева, Горького и его сына. В 1945-м чудовищная ложь использовалась для обвинений немецких врачей и женщин – жертв изнасилований.

По логике НКВД, если советские солдаты заразились в Германии венерическими болезнями, то это дело рук немецкой разведки. Кто бы спорил? Несчастные женщины стали подельниками^[82]. Через восемь лет появится «дело кремлёвских врачей-убийц», в котором МГБ использует те же методы. Но вернёмся к директиве члена Военного совета фронта. По рангу он приравнивался к должности секретаря ЦК ВКП(б):

«<…> С целью предупреждения случаев венерических заболеваний среди военнослужащих.

ТРЕБУЮ:

1. Усилить работу медицинского персонала по изучению санитарно-эпидемического состояния районов дислокации войск.

2. Принять меры к изоляции всех венерически больных немцев, чтобы исключить всякую возможность их появления в местах расположения войск.

3. Разъяснить всему личному составу пагубные последствия венерических заболеваний и предупредить, что вензаболевания будут расцениваться как уклонение от выполнения боевых заданий и лица, выходящие из строя в силу вензаболевания, будут привлекаться к строгой ответственности».

Повторим фразу из приказа политического руководителя фронта: немцы… «стали на путь искусственного заражения сифилисом и триппером немецких женщин, с тем чтобы создать крупные очаги для распространения венерических заболеваний среди военнослужащих Красной армии». Что называется, с больной головы на здоровую. Следующий приказ издан 26 апреля 1945-го Военным советом 47 армии:

«<…> В марте м-це число венерических заболеваний среди военнослужащих возросло по сравнению с февралем с. г. в четыре раза.

<…> Женская часть населения Германии в обследованных районах поражена на 8–15 %. Имеются случаи, когда противником специально оставляются больные венерическими болезнями женщины-немки для заражения военнослужащих.

<…> Значительное распространение венерических болезней среди освобождённых из немецкого рабства граждан Советского Союза и других стран, репатриируемых к себе на Родину по фронтовым дорогам.

<…> На армейских пересыльных пунктах организовать немедленно осмотр освобождаемых из фашистского рабства репатриируемых советских граждан».

27 апреля начальник отдела агитации и пропаганды подполковник Рутэс доложил политотделу 33 армии:

«Для реализации постановления Военного совета фронта № 056 от 18.4.45 по предупреждению венерических заболеваний в войсках армии мною составлена программа лекций, докладов и бесед, которые будут способствовать улучшению воспитательной, санитарно-просветительской и профилактической работы среди личного состава.

1. Половая распущенность и её спутник – венерическое заболевание – процветают там, где отсутствует ответственность командиров и политработников за воспитание ими своих подчинённых (только для офицеров).

2. Панибратское отношение и сближение с немками – унижение высокого звания воина Красной армии.

3. Венерическое заболевание на территории фашистской Германии не только является несчастьем для самого заболевшего, но и позорит его честь и достоинство.

4. Учащение случаев венерических заболеваний в части – позор для всей части.

5. В период напряженных боев по окончательному разгрому немецкого фашизма выход из строя по причине заболевания венерическими болезнями равносилен членовредительству и преступлению перед Родиной.

6. Особенности распространения венерических заболеваний на территории Германии и факторы, способствующие их распространению (повышенный процент заболеваемости немок венерическими болезнями, притупление бдительности и половая распущенность, диверсии, недостаточно высокий уровень санитарно-просветительной работы).

7. Венерические болезни и их влияние на здоровье, семью и деторождаемость.

Выпущена листовка следующего содержания:

“Товарищи военнослужащие!

Вас соблазняют немки, мужья которых обошли все публичные дома Европы, заразились сами и заразили своих немок.

Перед вами и те немки, которые специально оставлены врагами, чтобы распространять венерические болезни и этим выводить воинов Красной армии из строя.

Надо понять, что близка наша победа над врагом и что скоро вы будете иметь возможность вернуться к своим семьям.

Какими же глазами будет смотреть в глаза близким тот, кто привезёт заразную болезнь? <…>»

Вымысел советской пропаганды о молодых женщинах из Вервольф^[83], которых германская разведка заразила венерическими заболеваниями и оставила на территориях, занимаемых Красной армией, с заданием нанести как можно больший вред советским войскам, воспринимался весьма серьёзно. Эта выдумка соответствовала сталинской государственной политике 1941 года и приказам Ставки верховного главнокомандования не думать о населении; отступая, взрывать шахты, заводы, Днепрогэс и Крещатик, оставлять врагу выжженную землю. Поэтому и поджигала крестьянские дома в Петрищево красноармеец диверсионно-разведывательного отряда Зоя Космодемьянская, выгоняя советских граждан зимой на мороз^[84].

Авторы мифа о диверсантках из Вервольф знали реальную ситуацию с венерическими заболеваниями в СССР, знали о четырёх всесоюзных съездах по борьбе с кожно-венерическими болезнями (в 1923, 1925, 1929 и 1937 годах – название съездов говорит само за себя!) и катастрофических цифрах, приведенных в 1927 году доктором Голомбом в брошюре «Половая жизнь. Нормальная и ненормальная»: «42 % наших бурят и 36 % жителей Дагестана больны сифилисом. По статистике Федоровского, около 20 % населения Украины одержимы венерическими болезнями (выделено мной. – Р.Г.)»^[85]. Знали они, что на советской территории, не занятой немцами, было немало случаев заражений красноармейцев венерическими болезнями с последующим заражением ППЖ. Данные по Ленинградскому фронту приводились в докладной записке и.о. начальника Политического управления Ленинградского фронта генерал-майора Холостова (глава «Спасибо ППЖ за “тепло неласкового тела”»).

Но у авторов мифа о секс-диверсантках на руках были письменные признания арестованных женщин. Как выбивались нужные показания? В фильме Александра Гутмана «Путешествие в юность» рассказывает бывшая узница женского лагеря № 517 в Петрозаводске, в 16-летнем возрасте интернированная из Восточной Пруссии в СССР на принудительные работы:

«Хватали девочек, затаскивали в комендатуру и там пропускали через них всех, кто хотел. И не по разу. Потом вызывали на допросы и говорили: “Вы отравили колодцы, чтобы погибла советская армия”. Били, заставляли подписывать всё, что написано кириллицей. Они ничего не понимали и всё подписывали. После этого их выстраивали – и строем в вагоны и в советские концлагеря. Только из Пруссии было интернировано около 180 тысяч женщин и детей…»^[86]

В Берлине утешением немецких женщин, переживших групповые изнасилования, заразившихся венерическими болезнями и стоящих в длинных очередях к дверям венерических диспансеров, стало то, что в своём несчастье они не были одиноки. Бедствие носило коллективный характер – пенициллин в Берлине превратился в самый ходовой товар чёрного рынка.

Огромному количеству венерических заболеваний, как ни странно, способствовали викторианские нравы, царившие в СССР с начала тридцатых годов. Отсутствие сексуальной культуры и желание властей любой ценой повысить рождаемость привели к отсутствию презервативов в свободной продаже – мужчины и в гражданской жизни не были приучены к их использованию.

Немецкая армия первой начала со второй половины XIX века пропагандировать среди своих солдат предохранительные средства. Во Второй мировой войне американская армия, европейские и азиатские армии в достатке снабжались презервативами, и хоть у них тоже были случаи заражения – не в том количестве, с которым столкнулись медики Красной армии. Поэтому в первые послевоенные годы в Советском Союзе резко возросла заболеваемость сифилисом и другими венерическими болезнями, и причина не только во временной оккупации значительной части европейской территории. Болезнь «несли в массы» возвращающиеся к мирной жизни воины Красной армии^[87]. После демобилизации солдаты и офицеры нередко вместе с военными трофеями привозили домой… сифилис. Об одном таком случае автору этой книги рассказал одессит, полугрек-полуеврей Эмиль В.: «Мой родной дядя, офицер, наградил жену сифилисом. Из Германии вывозили ковры, посуду, а он привёз жене сифилис. Зато благодаря ординарцу – смекалистый был парень – прихватил дефицитный товар, чемодан камней для зажигалок, и на камешках хорошо заработал, торговал ими на базаре три года».

Красноармейские жёны с недовольством, но и с пониманием относились к «трофейному сифилису», радуясь, что муж вернулся домой живой, невредимый, да ещё и не с пустыми руками, и не спрашивали о развесёлой фронтовой жизни. Победители обходили в разговорах скользкую тему и не спрашивали жён, понимая, что вряд ли получат правдивый ответ, как она обходилась (или не обходилась) без мужа долгие четыре года войны. Секс ради секса и «другая» любовь в трудных условиях военного времени помогли выжить и тем, и другим.

* * *

В любом возрасте тяжело расставаться с иллюзиями. Нас ждут главы «Женщина в Будапеште» и «Женщина в Белграде», названные по аналогии с главой «Женщина в Берлине», но прежде чем к ним приступить, ознакомимся с приказами из действующей армии о случаях массового отравления военнослужащих метиловым алкоголем. Их читать легче и привычнее, чем донесения о групповых изнасилованиях и массовом заражении польских, немецких и венгерских женщин венерическими заболеваниями. В России смертельные случаи от отравления спиртосодержащими жидкостями – явлении не новое, вспомним многочисленные случаи, имевшие место в горбачёвско-лигачёвские времена при проведении антиалкогольной кампании.

Когда не хватает водки…

По приказу Сталина в войсках начали налаживать дисциплину. Командиры корпусов, дивизий, бригад, армейские интенданты, начальники политотделов, корпусные, дивизионные и бригадные врачи получили приказы, отрывки из которых, чтобы не утомлять читателя подробностями, приведены ниже^[88].

Из информационного сообщения интендантского управления 1-го Белорусского фронта от 6 мая 1945 года:

«В период наступательных операций войсками захвачено большое количество разнообразного трофейного продовольствия и напитков, которые не проверяются своевременно лабораторным путем.

В результате непринятия предупредительных мер, неумения распознать технические жидкости и спирт и отличить их от пищевых напитков, а также недостаточной охраны подозрительных на отравление продуктов имели место случаи одиночных и массовых отравлений среди личного состава войсковых частей.

В 3-й ударной армии в результате употребления метилового (древесного) спирта отравилось 251 человек, из них со смертельным исходом – 65.

В 49-й армии отравилось от употребления спиртообразных жидкостей 119 человек, из них 100 умерло.

В 46-й армии в 5-й АД отравилось трофейной жидкостью 67 военнослужащих, из них 46 умерло. Организаторами (пьянки) явились сами офицеры.

Во 2-м ПФ после освобождения города Резекне группа бойцов, сержантов и офицеров 8 гв. сд обнаружили в аптеке спирт, не исследовав его, начали распивать, в результате получили отравление 110 человек, из которых 34 умерло и часть находится в тяжелом состоянии. Впоследствии выяснилось, что это был метиловый (древесный) спирт.

В 31-й ГВАД произошло массовое отравление трофейным метиловым спиртом, в результате чего отравилось 70 человек, из них 16 человек умерло и 4 потеряло зрение».

Не прав Жванецкий, написавший «алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах».

* * *

Из приказа войскам 1-го Белорусского фронта от 12 мая 1945 года, подписанного командующим фронтом маршалом Жуковым, членом Военного совета генерал-лейтенантом Телегиным и начальником штаба генерал-полковником Малининым «О случаях отравления военнослужащих трофейными спиртными жидкостями»:

«Несмотря на мои неоднократные приказы, в войсках фронта продолжаются случаи массового отравления военнослужащих трофейными спиртными напитками <…>

ПРИКАЗЫВАЮ

1. Настоящий приказ объявить под расписку всему офицерскому составу перед строем, а с сержантским и рядовым составом провести беседы.

2. Еще раз напоминаю, что все виновные в организации распития ядовитых жидкостей независимо от занимаемых должностей и званий будут привлекаться к судебной ответственности и понесут суровое наказание.

Люди, которые своими боевыми делами на фронте и самоотверженным трудом сейчас, в условиях победного завершения Великой Отечественной войны, гибнут позорной смертью, слепнут, надолго выходят из строя, став жертвами своей недисциплинированности, совершают преступления перед Родиной, армией и семьей.

Некоторые офицеры не хотят понять всей опасности употребления непроверенных трофейных жидкостей и, вместо того чтобы уберечь подчиненных им людей от гибели, становятся организаторами выпивки и, по существу, преступниками, отравляющими своих подчиненных.

<…> сейчас, когда Великая Отечественная война победно завершена <…> употребление спиртных напитков в армии ОГРАНИЧИВАЕТСЯ и может быть допущено только в праздничные дни, когда выдача водки разрешена приказами НКО» (выделено. – Р.Г.).

Что ж, когда водка застилает глаза, то во хмелю совершаются убийства мирных жителей, мародерства и изнасилования, но никакой это не праведный гнев, а пьяная удаль, к которой армию приучило политическое руководство. Поговорка «водки никогда не бывает много» перефразирована: «не бывает некрасивых женщин – бывает мало водки». И в этом корень большинства преступлений на сексуальной почве. Морально-бытовое разложение командного состава Красной армией началось не весной 1945-го, а значительно раньше. Именно так называлась докладная записка, отправленная в Ставку 10 марта 1942 года начальником ОО НКВД Волховского фронта: «О морально-бытовом разложении комполсостава частей и соединений 59-й армии»^[89].

«За последнее время в частях 59-й армии со стороны отдельных военнослужащих участились случаи морально-бытового разложения. Зачастую, используя своё служебное положение, командиры склоняют женский персонал к половому разврату, здесь же, в присутствии посторонних, решают боевые задачи. Отдельные командиры и комиссары частей, увлекаются женщинами и систематически пьянствуют. В ходе боевых операций вместо руководства боем отлёживаются в блиндажах <…>

Начальник санслужбы 942-го артиллерийского полка 374-й стрелковой дивизии военврач 3-го ранга Белоглазов в нетрезвом состоянии зашёл в операционную палатку, вызвал к себе санинструктора Уланову, где и пытался её использовать. Когда Уланова оттолкнула его от себя, последний с возмущением выхватил пистолет и произвёл несколько выстрелов в землю <…>

Командир 378-й стрелковой дивизии полковник Дорофеев и комиссар дивизии Корнышев систематически пьянствуют и сожительствуют с женщинами.

8 января Дорофеев и Корнышев пригласили к себе зубного врача и медфельдшера Леванову. Указанные женщины пьянствовали и ночевали с ними двое суток. Будучи выпивши, Дорофеев заявлял командирам: “<…> Здешние женщины проститутки, их нужно использовать, а вы, командиры, не теряйте этого случая <…>”

5 февраля во время наступления дивизии на командный пункт выехал начальник штаба и комиссар дивизий. Дорофеев же вызвал к себе в блиндаж девушку военфельдшера и пропьянствовал с ней четверо суток. Свой невыезд на командный пункт мотивировал болезнью.

<…> В момент выполнения боевой задачи частями дивизии <…> Дорофеев, Корнышев и начальник штаба Аксельрод на протяжении трёх суток пьянствовали, не выходя из блиндажей.

Подобные факты морально-бытового разложения комначсостава в частях 59-й армии не единичны. По нашей информации, командиры и комиссары частей и соединений мер к устранению подобных явлений не принимают, так как сами являются виновниками этого».

Трудно поверить после героических телесериалов, художественных и документальных книг, что подобное действительно происходило на передовой в критические моменты войны. Что бы ни говорили военные историки, поясняя, почему в 1942-м немцы полупрогулочным шагом прошлись от Харькова до Сталинграда, частично пьянством и морально-бытовым разложением объясняются чудовищные поражения и катастрофические человеческие потери Красной армии.

Ставка Верховного главнокомандующего, оказавшись не в силах навести порядок в войсках, сознательно закрыла глаза на подобные мелочи, понимая, что алкоголь – это стиль жизни, а женщины… ими увлечён почти весь командный состав.

Авторское отступление.

Бог свидетель, как я хотел проскочить предыдущие две главы! А если встрял в неприятную тему, то быстро прошмыгнуть и перейти к описанию преступлений, совершённых немцами, японцами и американцами, – со школьной скамьи меня учили их ненавидеть, и это так легко – выплеснуть на чужестранцев праведный гнев! На проклятых янки, всюду сующих нос, обклеенный долларовыми купюрами! На швабов, приторно-вежливых азиатов, на колонизаторов – французов и англичан!

Моё поколение воспитывалось на светлых чувствах, на киноэпопее «Освобождение» (1969–1972) с красавцем Олялиным в главной роли и очаровательной Ларисой Голубкиной (термин ППЖ в шестидесятые годы вышел из употребления) и на культовом появлении в советском кино генералиссимуса Сталина, когда после XXIII съезда КПСС прозвучал сигнал об откате от хрущёвского антисталинизма.

Моё поколение изучало историю последних месяцев войны по телесериалу «17 мгновений весны»; восхищалось душевными качествами советских разведчиков и трогательной сценой свидания полковника Исаева (Штирлица) с женой, которой он ни разу не изменил. Как можно изменить жене! Ни-ни, даже под дулом пистолета! Советико морале!

Моё поколение восторгалось фильмом «Подвиг разведчика», в котором советский разведчик, его играл Павел Кадочников, смачно, как плевок, произносил карикатурному нацистскому офицеру: «Вы болван, Штюбинг!», и повторял многозначительно сказанный тост «За нашу Победу!» (не знаю, как воспринимало эту кинолегенду старшее поколение, но послевоенные мальчишки верили герою Кадочникова).

Но рано или поздно лопаются мыльные пузыри, и росток правды пробивает дорогу через асфальт лжи. Уже в США я узнал, как от отравления спиртосодержащей жидкостью умер родной брат моего тестя. В 1945-м тесть напросился (ему было 19 лет) в то же воинское подразделение, в котором воевал его старший брат. Тесть участвовал в войне с Японией, пешком прошёл пустыню Хинган. Брат умер у него на руках. Родителям он не решился рассказать правду и придумал историю, как японцы умертвили ночью спящих офицеров, запустив в палатку отравляющий газ.

Тегеран-43 – Ялта-45 – Кенигсберг-45

На Тегеранской конференции, дискуссируя о послевоенной Европе, союзники согласились передать Советскому Союзу Кенигсберг и прилегающие к нему районы и этим предопределили события в Неммерсдорфе.

Сталин старательно готовился к новым территориальным приобретениям. Чтобы исключить у пруссов надежду на возрождение государственности и искоренить прусский дух на территориях, на которых они жили, начиная с пятого века, он решил заселить их земли переселенцами из глубинки России. Самый простой способ этнической чистки территории – учесть имеющиеся наработки, опыт массовых депортаций народов. В 1943–1944 годах его испробовали на чеченцах, ингушах, калмыках, карачаевцах, балкарцах, крымских татарах (это далеко не полный список народов-изгоев, депортированных в Сибирь и Среднюю Азию). Профессионализм в деле депортаций был высочайший. Два дня потребовалось войскам НКВД, чтобы в 1941-м после принятия указа о ликвидации Автономной Республики немцев Поволжья, депортировать 367 000 российских немцев.

В Ялте союзники обговаривали передел границ послевоенной Европы. На бумаге они расчленили Германию на оккупационные зоны, разделив Восточную Пруссию между Советским Союзом и Польшей, и ей компенсировали земли, отходящие к Литве, Украине и Белоруссии, приобретением Померании и Силезии.

Черчилля волновали Балканы, и он пожертвовал польскими интересами. Обсуждая польский вопрос, Черчилль заявил, что «у Великобритании нет никаких материальных интересов в Польше. Великобритания вступила в войну, чтобы защитить Польшу от германской агрессии, – деликатно пояснил он. – Великобритания интересуется Польшей, потому что это – дело чести».

Сталин напомнил, что у «русских в прошлом было много грехов перед Польшей». (Он имел в виду прегрешения царской России – три раздела Польши, советско-польскую войну 1919–1921 годов, после которой, вопреки мирному соглашению, отношения между странами оставались напряжёнными; и советско-германский секретный договор 1939 года, позволивший отторгнуть от Польши восточные земли, отошедшие к ней в 1921 году по рижскому договору). «Для СССР польский вопрос также является делом чести, – пояснил Сталин, – и Советское правительство стремится загладить эти грехи».

7 февраля на четвёртом заседании Черчилль выразил беспокойство, что приращение польской территории за счёт Германии приведёт к огромным перемещениям гражданского населения и в Англии имеются круги, которых пугает мысль о выселении большого количества немцев. Его самого, цинично отметил Черчилль, это не страшит, и он сослался на удовлетворительные результаты переселения греков и турок после Первой мировой войны. Сталин его успокоил, солгав, что на территориях Германии, занимаемых Красной армии, немецкого населения почти нет. Черчилль спокойно воспринял это заявление, сказав, что это облегчает задачу. 6–7 миллионов немцев уже убито, отметил он, и до конца войны будет убито, вероятно, ещё не менее 1–1,5 миллионов^[90].

И хотя утверждение Сталина не соответствовало действительности (значительное количество немцев не успело эвакуироваться и осталось на отторгаемых территориях), союзники пришли к соглашению. На Ялтинской конференции, завершившейся 11 февраля 1945-го, Сталин получил карт-бланш на этническую чистку восточногерманских земель. Препятствовать ему никто не был намерен. Одним из итогов Второй мировой войны стало разделение и исчезновение из европейских карт государства Пруссия^[91].

Пруссия исПустила дух, став Польшей и Руссией (Россией).

Можно ли, зная о сделках, заключенных в Ливадийском дворце, с некоторыми оговорками назвать Ялтинскую конференцию «Мюнхеном-45»?

«Мюнхен-45» и его последствия

Огромные территории, которые в Тегеране и в Ялте союзники поделили на сферы влияния, им предстояло завоевать. Для новых земель метод массовой депортации не годился. Но как сдвинуть с родных мест миллионы немцев, как заставить их добровольно бросить имущество и освободить аннексируемую территорию? Только до смерти напугав. Поэтому и получили войска 3-го Белорусского фронта призывы политработников к жестокой и беспощадной расправе, поэтому и позволены были в Неммерсдорфе и его окрестностях за два октябрьских дня 1944 года массовые убийства и изнасилования. Затем войскам был дан приказ отойти: гражданское население должно уяснить, что его ожидает с приходом гуннов и варваров.

Неммерсдорфский эффект превзошёл все ожидания. Когда 12 января в Восточной Пруссии началось новое советское наступление, всего за один месяц, опасаясь повторения Неммерсдорфа, почти восемь с половиной миллионов немцев, живших в восточных провинциях рейха, бросили свои дома и устремились на Запад.

Существует ли сейчас такой народ, пруссы, который, по одной из научных версий, является одним из прямых потомков носителей восточно-балтийского варианта культуры шнуровой керамики (III–II тыс. до н. э.)? Где они?

По Потсдамским соглашениям одна треть Восточной Пруссии отошла к СССР. На этой территории до войны проживало 2 200 000 пруссов. К концу мая 1945 осталось сто девяносто три тысячи. 3-й Белорусский фронт поставленную задачу выполнил.

В отличие от аннексированной Восточной Пруссии, из германских земель, отходящих в советскую зону оккупации, не изгонялось местное население. Но страх, который нагнала армия Черняховского, был настолько велик, что вся Восточная Германия сдвинулась с места. Наступающие войска зачастую занимали пустые сёла.

Характерно донесение, отправленное 18 апреля военным прокурором 11-го механизированного корпуса, докладывающего, что в районе наступательных действий корпуса «военные коменданты в населённых пунктах на участке действий корпуса не выделены, так как в этом нет никакой необходимости, потому что ни одного гражданского человека в занимаемых нами сёлах нет».

Поняв, что войска малость «переборщили», Сталин отдал приказ армиям, действующим на Берлинском направлении, 1-му Белорусскому и 1-му Украинскому фронту, об изменении отношения к немцам. 2-му и 3-му Белорусскому фронту, продолжающим боевые действия в Восточной Пруссии и Померании, директива Ставки не предназначалась. Эти фронты обязаны «нагонять страх», насиловать, убивать, грабить – к окончанию войны аннексируемые территории должны быть этнически чистыми.

Это из области предположений. Письменных директив «нагнать страх» пока ни один историк не обнаружил (так же как, например, и о планировавшейся депортации евреев в марте 1953-го), и здесь вариантов множество. Или документов нет и были только устные распоряжения, или документы уничтожены, или засекречены и когда-нибудь «случайно всплывут», как однажды всплыло совершенно секретное письмо Ленина Молотову об изъятии церковных ценностей под видом помощи голодающим с указанием, что Политбюро даст устную детальную директиву судебным властям.

Отрывок из письма Ленина, написанного 19 марта 1922 года, с припиской: «Строго секретно. Просьба ни в каком случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе» ^[92]: (Автор выделил интересующие нас фразы и полагает, что таким же образом, не оставляя следов, устно отдавались распоряжения по Восточной Пруссии.)

«<…> Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем <…> провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, и не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления <…> Нам надо во что бы то ни стало провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей <…> Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс.

<…> В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК <…> чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше чем несколько десятков представителей местного духовенства, местного мещанства и местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченным на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе как расстрелом <…> чем большее число представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше.

<…> Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, т. е. на секретном его совещании, специальную комиссию <…> без всякой публикации об этой комиссии, с тем чтобы подчинение ей всех операций было обеспечено и проводилось не от имени комиссии, а в общесоветском и общепартийном порядке <…>»

По такому же принципу осуществляли в Пруссии этническую чистку территорий, аннексируемых Советским Союзом. Глашатаем устных распоряжений начать террор против гражданского населения, сам того не подозревая, стал Эренбург. Его статьями, призывающими к кровавой и беспощадной мести, политработники настраивали бойцов, но, когда настало время поубавить пыл и с длинного поводка перейти на короткий, «пламенному агитатору» моментально закрыли рот.

Письменных директив об изгнании немцев, возможно, и не было. Устные установки и статьи Эренбурга в армии воспринимались по-разному, в зависимости от культуры и воспитания начальника конкретного воинского подразделения. Одни – выставляли караулы, вооружённые патрули и оказывали помощь гражданскому населению, другие – лично возглавляли преступную бойню. Были командиры, жёстко пресекавшие насилие и лично расстреливавшие насильников (ходил слух о некоем комдиве, расстрелявшем лейтенанта, насиловавшего вместе со своими солдатами немецкую женщину), а были и те, кто молча наблюдал за творящимися в войсках безобразиями (в первую очередь это относится к командующим фронтами, маршалам Победы, получившим эти устные распоряжения).

Впрочем, и маршалов осуждать нельзя. Если действительно была устная директива, они обязаны были её выполнить, помня, что неприкасаемых нет: из пяти первых маршалов Красной армии трёх – Блюхера, Тухачевского и Егорова – от Кремля до Лубянки и расстрельного приговора отделял всего лишь один шаг. Все помнили непредсказуемый стиль руководства товарища Сталина: жёсткая, насильственная коллективизация, а затем статья с осуждением перегибов на местах с наказанием особо ретивых исполнителей.

В мае 1945-го это произошло в Германии. Сначала поводок отпустили, затем его пару раз дёрнули и перешли с «мягкого» на «строгий» ошейник. А наводить порядок маршал Жуков умел – лично расстреливал провинившихся командиров! Насилие прекратилось, когда публично расстреляли перед строем пару десятков насильников, прекратили выдавать водку, вывели войска из города в специально созданные гарнизоны и выставили охрану. Как легко навести в войсках дисциплину, если того хотеть! Об одном таком случае, произошедшем в Румынии (и по румынкам прошлись детородным органом!), рассказал бывший танкист, комбат Брюхов^[93]:

Командир танка, лейтенант, вместе со своим механиком попытался изнасиловать румынскую девушку, а когда та, выскочив в окно, бросилась бежать, срезал её короткой автоматной очередью. Все в полку знали: лейтенант Иванов озверел, после того как, освобождая Белгородчину, заехал в родную деревню и узнал, что румыны (именно румыны!) загнали семьи коммунистов в сарай – среди них была его жена и двое детей, – облили горючим и подожгли. Праведным был его гнев, заслуживал он снисхождения и отправки в штрафбат, но в неудачное время схватился за оружие: как раз появился приказ прекратить насилие и убийства мирных жителей, и отдано распоряжение для устрашения провести показательный суд. Выстроили танковую бригаду и на глазах родителей убитой румынки, при гробовом молчании бригады, сочувствующей лейтенанту, по приговору военного трибунала он получил пулю в затылок. После этого случая, писал Брюхов, эксцессов с местным населением в бригаде не было. Каким бы ни был гнев, проявлялся он только на поле боя и в матерных вольностях языка в пьяном застолье.

Женщина в Будапеште

В 1991 году в Будапеште изданы мемуары психолога Алэн Польц «Женщина и война»^[94], рассказывающие о событиях, вошедших в учебники советской истории как «освобождение Венгрии», декабрь 1944 – февраль 1945 года. Для Алэн Польц это болезненные и трагические месяцы, когда офицеры и солдаты 2-го и 3-го Украинского фронтов маршалов Малиновского и Толбухина убивали и насиловали венгерских женщин. Не укладывается бандитизм (иное слово подобрать трудно) «освободителей» в схему праведной мести. Это уже не Германия, которая должна заплатить по римскому счёту, это Венгрия. Её книга, как и книга берлинской журналистки Марты Хиллерс «Женщина в Берлине», автобиографическая. Разные страны, разные столицы, судьба женщин одна и та же. «Frau ist Frau».

Алэн Польц во время вступления советских войск в Венгрию исполнилось 22 года. Несколько отрывков из её воспоминаний. Комментарии к ним не нужны.

«Ещё в Будапеште я видела плакаты, на которых советский солдат срывает крест с шеи женщины. Я слышала, они насилуют женщин. Читала и листовки, в которых говорилось, что творят русские. Всему этому я не верила, думала, это немецкая пропаганда. Я была убеждена: невозможно представить, чтобы они валили женщин на землю, ломали им позвоночник и тому подобное. Потом я узнала, как они ломают позвоночник: это проще простого и получается не нарочно <…>

<…> Потом я пошла одна. Повязала голову платком и отправилась в комендатуру. Там сидела целая толпа народу, все ждали своей очереди. Среди них была девочка с окровавленной головой, одна прядь волос вырвана. Вид у неё был жалкий, подавленный. “Из-под русских её вытащили”, – сказала её мать. Я не поняла, спросила: “Из-под машины?” Женщина разозлилась: “Вы что, ненормальная? Не знаете, что они делают с женщинами?”

Я слушала, о чём говорят вокруг. Кому из женщин сломали позвоночник, кто потерял сознание, у кого не могут остановить кровь, кого из мужчин застрелили за то, что он пытался заступиться за жену <…>

<…> Очнулась я в большой внутренней комнате декана. Стекла были выбиты, окна заколочены, на кровати не было ничего, кроме голых досок. Там я лежала. На мне был один из русских. Я услышала, как с потолка громом ударил женский крик: мама, мамочка! Потом до меня дошло, что это мой голос и кричу я сама.

Как только я это поняла, я перестала кричать и лежала тихо, неподвижно. Я пришла в сознание, но не чувствовала своего тела, как будто оно затекло или замерзло. Да мне, наверно, в самом деле было холодно – голой ниже пояса, в нетопленой комнате без окон. Не знаю, сколько русских насиловали меня после этого, не знаю, сколько их было до этого. Когда рассвело, они меня оставили. Я поднялась. Двигаться было трудно. У меня болела голова и всё тело. Сильно текла кровь. Я не чувствовала, что меня изнасиловали; ощущала только, что избита, искалечена. Это не имело никакого отношения ни к ласкам, ни к сексу. Это вообще ни на что не было похоже. Просто сейчас, когда пишу эти строки, я понимаю, что слово точное – насилие. Вот чем это было.

Не помню, тогда или в другой раз, но они увели с собой всех. <…> Я ещё могла это вынести, ведь я была уже замужняя женщина, но Мина – она была девственницей. Проходя по дому, я набрела на неё, услышав плач; она лежала на цементном полу в какой-то каморке. Я вошла к ней. “Налево лучше не выходить, – сказала она, – там ещё русские есть, они опять на нас накинутся”. <…>

<…> И к гинекологу мне так и не удалось её отвести, а ведь её заразили, заразили нас всех. Разве узнаешь, когда и кто?

Другой раз ночью к нам ворвался целый отряд, тогда нас повалили на пол, было темно и холодно, вокруг стреляли. В памяти осталась картина: вокруг меня сидят на корточках восемь – десять русских солдат, и каждый по очереди ложится на меня. Они установили норму – сколько минут на каждого. Смотрели на наручные часы, то и дело зажигали спички, у одного даже была зажигалка – следили за временем. Поторапливали друг друга. Один спросил: “Добре робота?”

Я лежала, не двигаясь. Думала, не выживу. Конечно, от этого не умирают. Если только не ломается позвоночник, но и тогда умираешь не сразу.

Сколько прошло времени и сколько их было – не знаю. К рассвету я поняла, как происходит перелом позвоночника. Они делают так: женщину кладут на спину, закидывают ей ноги к плечам, и мужчина входит сверху, стоя на коленях. Если налегать слишком сильно, позвоночник женщины треснет. Получается это не нарочно: просто в угаре насилия никто себя не сдерживает. Позвоночник, скрученный улиткой, все время сдавливают, раскачивают в одной точке и не замечают, когда он ломается. Я тоже думала, что они убьют меня, что я умру в их руках. Позвоночник мне повредили, но не сломали. Так как в этом положении всё время трёшься спиной о пол, кожа со спины у меня была содрана, рубашка и платье прилипли к ссадине – она кровоточила, но я обратила на это внимание лишь потом. А тогда не замечала этого – так болело всё тело».

* * *

За время проведения Будапештской операции с 29 октября 1944 по 13 февраля 1945 погибло 80 026 солдат и офицеров Красной армии. Ранения получили 240 056 человек.

По состоянию на 1 января 1995-го медалью «За взятия Будапешта» награждено 362 050 человек. Помните цепляющую за душу песню Блантера на стихи Исаковского? «Хмелел солдат, слеза катилась, / Слеза несбывшихся надежд. / И на груди его светилась/ Медаль за город Будапешт».

Не хочется думать, читая воспоминания Алэн Польц, сколько среди медаленосцев оказалось насильников. Такой статистики не существует, и хочется верить, что их не было среди 80 тысяч погибших. Они погибли героями. Хотя нередко бывало, что это одно и то же лицо.

Женщина в Белграде

На этот раз воспоминания мужчины, Милована Джиласа (Milovan Djilas), члена ЦК КПЮ с 1937 года, члена президиума Антифашистского вече народного освобождения Югославии с 1943 года и одного из организаторов партизанского движения.

Из биографии Милована Джиласа (1911–1995):

Генерал-лейтенант. С 1945-го – член Временной народной скупщины и министр по делам Черногории, с 1948-го – секретарь Исполнительного бюро ЦК КПЮ, с 1953-го – один из вице-президентов Югославии, позднее – председатель Союзной народной скупщины. В составе первой югославской военной миссии посетил для военных и политических переговоров Москву в марте 1944-го. До разрыва в 1948 году советско-югославских отношений неоднократно встречался со Сталиным и высшими советскими партийными и военными лидерами. В октябре 1953 – январе 1954 выступил с резкой критикой культивируемых Тито сталинских методов руководства, однопартийной системы и с требованием независимого правосудия. Смещён со всех партийных и правительственных постов, с небольшим перерывом пробыл в тюрьме до конца 1966 года.

Джилас – единственный высокопоставленный свидетель, оставивший письменные воспоминания о личном одобрении Сталиным грабежей и насилия на территориях, занимаемых Красной армией. То, что происходило в Югославии осенью 1944 – весной 1945, в голове не укладывается: изнасилования и грабежи совершались на территории всегда дружественного России народа, союзника в войне против нацистской Германии.

22 октября 1944 года войска 3-го Украинского фронта (командующий маршал Толбухин) освободили Белград. Подразделения, грабившие мирное население и насиловавшие женщин в Будапеште, продолжили буйствовать в Югославии.

Джилас вспоминал в политическом памфлете «Беседы со Сталиным»^[95], что, едва Красная армия вошла на территорию Югославии, руководство Народно-освободительной армии (НОАЮ) и югославской компартии захлестнул поток жалоб населения о насилии, совершаемом красноармейцами. Югославы идеализировали Красную армию и были поражены недисциплинированностью солдат, зная, что НОАЮ жёстко расправлялась с грабителями и насильниками, обнаруженными в своих рядах.

За короткое время в северо-восточной части Югославии, занятой Красной армией, по заявлениям граждан, произошло 121 изнасилование с убийством 111 женщин и 1204 случая ограбления с нанесением побоев. Немало неучтённых случаев, замечает Джилас, было в сельской и горной местности, жителям которой жаловаться было некуда. Авторитет Красной армии в глазах местного населения стремительно падал.

Руководство югославской компартии, восхищавшееся Сталиным, полагая, что ему неизвестно о фактах нарушения воинской дисциплины, решило сообщить об этом генералу Корнееву, личному представителю Сталина в НОАЮ. Тито в присутствии Джиласа, заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК КПЮ, попытался в мягкой и вежливой форме изложить ему суть проблемы. Корнеев грубо прервал его: «От имени советского правительства я протестую против клеветы на Красную армию…»

У Джиласа создалось впечатление, что высшие офицеры Красной армии смотрят сквозь пальцы на факты насилия, совершаемые их подчинёнными, и он попытался иначе осветить проблему: «Трудность состоит ещё в том, что наши противники используют это против нас, сравнивая выпады красноармейцев с поведением английских офицеров, которые таких действий не совершают». Корнеев прервал его гневным криком: «Самым решительным образом протестую против оскорблений, наносимых Красной армии путём сравнения её с армиями капиталистических стран!»

Этим инцидент не исчерпался. Когда югославская военная миссия вторично прибыла в Москву, Сталин пригласил гостей в Кремль. Во время обильного пиршества Сталин с возбуждением заговорил о страданиях Красной армии и ужасах, которые ей пришлось пережить, пройдя с боями тысячи километров по опустошённой земле, и вдруг он гневно обрушился на Джиласа: «И эту армию оскорбил не кто иной, как Джилас! Джилас, от которого я этого меньше всего ожидал! Которого я так тепло принял! Армию, которая не жалела для вас своей крови! Знает ли Джилас, писатель, что такое человеческие страдания и человеческое сердце? Разве он не может понять бойца, прошедшего тысячи километров сквозь кровь, и огонь, и смерть, если тот пошалит с женщиной или заберёт какой-нибудь пустяк?»^[96] (выделено мной. – Р.Г.).

Понять сталинскую логику сложно. В далёкой тундре у некоторых северных народов существовал странный обычай, по которому гостеприимный хозяин уступал гостю на ночь дочь или жену. Но не было ещё такого в современной европейской истории, чтобы один из мировых лидеров говорил руководителю дружественной страны (или армии), что это нормально, если подчинённые ему солдаты немного пошалят в чужом доме с женщинами и без спроса вынесут понравившуюся безделушку – «пустяк» в речах Сталина. Эта логика имеет одно название: «логика грабителя».

Ещё один эпизод из воспоминаний Джиласа, подтверждающий одобрение Сталиным насилия и грабежей.

Через некоторое время на банкете Сталин неожиданно спросил Джиласа: «Что там произошло с Красной армией?» Оправдываясь, Джилас стал пояснять, что он не хотел оскорблять Красную армию, а лишь указал на ошибки некоторых её представителей, создающих для югославских коммунистов политические затруднения.

Сталин перебил его и пустился в длительные разглагольствования, защищая насильников:

«Представьте себе человека, который проходит с боями от Сталинграда до Белграда – тысячи километров по своей опустошённой земле, видя гибель товарищей и самых близких людей! Разве такой человек может реагировать нормально? И что страшного в том, если он пошалит с женщиной после таких ужасов? Вы Красную армию представляли себе идеальной. А она не идеальная и не была бы идеальной, даже если бы в ней не было определенного процента уголовных элементов – мы открыли тюрьмы и всех взяли в армию. Тут был интересный случай. Майор-лётчик пошалил с женщиной, а нашёлся рыцарь-инженер, который начал её защищать. Майор за пистолет: “Эх ты, тыловая крыса!” – и убил рыцаря-инженера. Осудили майора на смерть. Но дело дошло до меня, я им заинтересовался и – у меня на это есть право как у Верховного главнокомандующего во время войны – освободил майора, отправил его на фронт. Сейчас он один из героев. Воина надо понимать. И Красная армия не идеальна. Важно, чтобы она била немцев – а она их бьёт хорошо, – всё остальное второстепенно»^[97] (выделено мной. – Р.Г.).

Требуются комментарии? Верховный главнокомандующий оправдал офицера-насильника, назвал убийцу соотечественника «героем», презрительно обозвал убитого, пытавшегося защитить незнакомую ему женщину от глумления, «рыцарем-инженером» и квалифицировал насилие и убийство как «шалость».

С высочайшего благословения Красная армия «шалила» в Восточной Пруссии, в Германии, в Польше, в Венгрии, в Чехословакии, в Югославии – везде, где встречала женское тело. Ведь, по словам товарища Сталина, второстепенно всё, что не относится к военным действиям.

Джилас вспоминал, что больше Сталин с ним на эту тему не заговаривал, но, когда в 1948-м начался конфликт между югославскими и советскими коммунистами, при обмене «дружественными» письмами Молотов и Сталин обвинили Джиласа и югославских коммунистов в нанесении намеренного «оскорбления» Красной армии.

Этот приём – вставать в обиженную позу и любую критику в адрес Красной армии называть «оскорблением» – используется и поныне, и не только по отношению к Джиласу, лично слышавшем от Сталина его мотивацию, оправдывающую насилие. Обструкция академику Сахарову на первом Съезде народных депутатов СССР. Зал улюлюкал, топал ногами, захлопывал, мешая выступать, последовали гневные отповеди ветеранов-афганцев, а всё потому, что академик пытался с трибуны съезда рассказать об известном ему случае расстрела с вертолёта советских солдат, оказавшихся в окружение, дабы они не попали в плен к моджахедам. Сахарова обвинили в «оскорблении» героической Советской армии, освободившей мир от нацизма, затопали и захлопали, не позволив договорить. Армия по-прежнему остаётся вне критики. Каждого, позволившего себе высказать критические замечания в её адрес, в зависимости от характера высказываний ждёт обвинение в некомпетентности, как Бивора; в предательстве, как Сахарова; или в очернительстве и попытке пересмотреть итоги Второй мировой войны.

Прав Екклесиаст: «Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло».

* * *

Третий эпизод из воспоминаний Джиласа относится к Неммерсдорфу:

«Немного позже, после возвращения из Москвы, я с ужасом узнал и о гораздо большей степени “понимания” им (Сталиным. – Прим. Р.Г.) грехов красноармейцев. Наступая по Восточной Пруссии, советские солдаты, в особенности танкисты, давили и без разбора убивали немецких беженцев – женщин и детей. Об этом сообщили Сталину, спрашивая его, что следует делать в подобных случаях. Он ответил: “Мы читаем нашим бойцам слишком много лекций – пусть и они проявляют инициативу!”

Они и проявили инициативу, получив указание Верховного главнокомандующего, и в районе Кенигсберга оставили после себя голую от жителей землю, переселенцам и будущим калининградцам на радость. Новым поселенцам достался этнически чистый край, в котором переименованы все населённые пункты и в котором нет почвы для межнациональных конфликтов.

* * *

Алкоголь, грабежи и насилие – тройка гнедых, бегущих в одной упряжке, но коренная лошадь, алкоголь, всем управляет.

Нравы лихих танкистов и разудалых членов Политбюро одинаковые, с той лишь разницей, что танкисты пили всё, напоминающее алкоголь, и травились спиртосодержащими жидкостями, а члены Политбюро употребляли дегустированные напитки. Джилас описывает ужин со Сталиным, характеризующий тогдашние кремлёвские нравы, состоявшийся в начале 1948-го, накануне конфликта между советским и югославским руководством. Кто-то в начале ужина, возможно, что и сам Сталин, шутя, предложил каждому из присутствующих угадать, сколько на улице градусов ниже нуля, и потом в виде штрафа выпить столько рюмок водки, на сколько градусов он ошибся. Берия, вспоминал Джилас, ошибся на три градуса, и сказал, что он ошибся нарочно, чтобы выпить побольше водки.

После студенческих забав членов Политбюро – Светлана Аллилуева вспоминает ещё одну, как Микояну, ставшему безропотной жертвой пьяных коллег, собутыльники подкладывали на стул помидор, и, к их великой радости, он подставлялся и регулярно пачкал брюки^[98], – танкисты и кавалеристы также могут повеселиться вдоволь. Но почему бы бравым воинам не заменить количество штрафных рюмок водки на количество изнасилованных женщин? Шалить так шалить! Всё остальное, как говорит вождь и учитель, второстепенно. И это тот случай, когда женское тело – живой трофей, вознаграждение, доставшееся танкисту, недоступно, в прямом смысле, Верховному главнокомандующему. Но в косвенном смысле для него нет ограничений. Весь мир поставим на колени и обрюхатим, экспортируя коммунистическую революцию.

На этом экскурс по восточноевропейским столицам заканчивается. Пора воздать должное остальным воюющим армиям и перейти к преступлениям, совершённым союзниками и воинами стран гитлеровской коалиции. Но раздел «свои» против «чужих» окажется незавершённым, если не рассказать о первых послевоенных месяцах пребывания Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ)^[99].

Первые послепобедные месяцы

Сразу же после капитуляции Германии советский военный комендант Берлина генерал Берзарин начал налаживать в городе гражданскую жизнь. Для информационного обеспечения местного населения надо было возобновить работу берлинского радио, и служащие, уцелевшие после штурма города, получили предписание явиться на службу. Организовать работу берлинского радио поручили майору НКВД Попову, обещавшему всем служащим полную безопасность. Так оно и было, на работе обращение с персоналом было вежливым. Но нельзя же предоставить женщинам круглосуточную охрану. Когда поздно вечером «радистки» возвращались домой, они попали в облаву на женщин и подверглись групповым изнасилованиям.

Первые послевоенные месяцы оказались самыми трудными в плане восстановления дисциплины и наведения порядка в армии. На волне победной эйфории профессор Остин Апп был первым, сообщившим в официальной прессе об изнасилованиях, совершаемых советскими и американскими войсками^[100]. Из его статьи:

Лютеранский пастор из Германии написал 7 августа 1945 года в Англию епископу Кайчестерскому, что у его знакомого пастора «две дочери и внук (десятилетнего возраста) страдают гонореей, приобретённой при изнасиловании» и что «миссис Н. была убита, оказывая сопротивление при попытке её изнасиловать». Её дочь, писал пастор, «была изнасилована и, как полагают, для промывания мозгов депортирована в Омск, Сибирь».

«Через день после захвата Нейссы, Силезия, благородным советским союзником, – писал Апп, употребляя по отношению к Красной армии иронические слова Рузвельта о “благородном союзнике”, – было изнасиловано 182 католические монахини. В епархии Каттовицы насчитано 66 беременных монахинь. В одном из женских монастырей были застрелены игуменья и её помощница, когда они с распростёртыми руками пытались защитить молодых монахинь. В журнале “Норд Америка” от 1 ноября 1945 года один священник сообщал, что ему известно “несколько деревень, в которых все женщины, даже пожилые женщины и девочки двенадцати лет, в течение недель ежедневно насиловались советскими солдатами”».

Остин Апп привёл отрывок из письма Сильвестера Михельфельдера, лютеранского пастора, написавшего в «Крисчен Сенчери»: «Толпы безнаказанных бандитов в советской и американской форме грабят поезда. Женщин и девочек насилуют на глазах у всех. Их заставляют ходить голыми».

…Советское командование понимало: запретами, воспитательными беседами, прекращением выдачи алкоголя и показательными расстрелами (психологически они оказывали на разгулявшиеся войска наиболее сильное воздействие) порядок не восстановить – выход один: вывезти войска из больших городов и запереть их в казармах или в лагерных городках.

…После Победы началась частичная демобилизация. Часть войск перебрасывалась на Дальний Восток. 8 августа Советский Союз объявил войну Японии, выполняя обязательство, взятое Сталиным на Ялтинской конференции: вступить в войну с Японией не позже чем через три месяца после поражения Германии. Но, несмотря на сокращение численности оккупационной армии, грабежи и насилие продолжались. 3 августа Жуков издал приказ о борьбе с проявлениями хулиганства, физического насилия и других «скандальных проступков» советских солдат по отношению к немецкому населению. Обвинив командиров частей и подразделений в отсутствии контроля над подчинёнными, поведение которых компрометирует их в глазах германских антифашистов, он потребовал исключить случаи самовольного оставления военнослужащими расположения части. По его приказу все военнослужащие обязаны иметь при себе красноармейские книжки, а сержанты и старшины ежедневно проводить утренние и вечерние поверки личного состава. Любые передвижения войск без получения приказа запрещены.

Войска заперли в гарнизонах, резко сократили контакты с местным населением, и после этого сексуальные отношения изменились. Вначале это была необузданная жестокость с групповыми изнасилованиями, зачастую сопровождавшаяся убийством жертв насилия. В конце апреля жестокость и групповые изнасилования, как и единичные изнасилования с применением физической силы сократились, хотя в мае в Берлине они вспыхнули с новой силой. При появлении солдат испуганные женщины добровольно соглашались на секс, лишь бы избежать физического насилия. Среди солдат распространялись рассказы о распутстве немецких женщин (как будто не было ранее групповых изнасилований с избиениями или убийством жертв). Особой популярностью пользовалась история о некоем солдате, по простоте душевной зашедшем в немецкую квартиру, якобы за стаканом воды (без всякой задней мысли солдат с автоматом без спроса открыл дверь и зашёл в квартиру). А развратная немка, едва завидев мужчину, легла на диван и сняла трико^[101].

Но, когда в побеждённой Германии наступил голод (он не мог не начаться в стране, сельское хозяйство которой было разрушено, крупный рогатый скот вывезен в Советский Союз, а домашняя птица перебита солдатами)^[102], уже не надо было угрожать оружием или физической силой. Голодные женщины ради куска хлеба, ради пропитания детей соглашались на бартер – сексуальные услуги в обмен на продукты. На оккупированных территориях – в Германии, Венгрии, Чехословакии – из-за разрухи и перебоев с продуктами расцвела вынужденная проституция. По оценкам венгерских властей, в Будапеште число проституток после начала оккупации увеличилось в 20 раз.

Вспоминает командир артиллерийской батареи гвардии лейтенант Кобылянский^[103]:

«По вечерам, после отбоя, кое-кто из смелых и удачливых офицеров покидал расположение части, чтобы тайком навестить немецкую “подругу”. Как правило, в руках у нарушителя был свёрточек с чем-нибудь съестным. Знать немецкий язык для этих визитов было необязательно».

Но тут же Кобылянский, опровергая радужный рассказ, привёл историю восемнадцатилетней немки, Анни, жившей в тридцати километрах от Пиллау (ныне Балтийск, Калининградская область), рассказанный ею в июле 1945-го. Кобылянский свободно владел немецким языком, и это позволило ему её выслушать.

При приближении советских войск, пытаясь эвакуироваться морем, Анни отправилась в Пиллау. В самом начале пути она болезненно подвернула ногу и ковыляла, опираясь на палку. Она не дошла до причала несколько сотен метров, её догнали красноармейцы и приказали возвращаться домой. Обратный путь продолжался неделю, по Анни «прошлись» за это время почти девяносто солдат. «Я лишь недавно окрепла, больше недели лежала с температурой», – этими словами завершила она рассказ.

Согласимся с Кобылянским, озаглавившим воспоминания пронзительным криком: «Мы не были полчищем варваров и сексуальных маньяков!» Он утверждал, что в его окружении насильников было немного, около одного процента (действительно, зачем озорничать, то есть насильничать, если свёрток с продуктами позволяет совершить натуральный обмен. – Прим. Р.Г.).

Нет оснований ему не верить – в Красной армии было немало подразделений, командиры которых не допускали насилия в отношении гражданского населения. Но историческая правда не хромоножка. Есть две правды. Мемуары бравых танкистов и кавалеристов и воспоминания жертв и очевидцев красноармейских насилий.

Признание Богомолова

Сложно обвинить в антипатриотизме писателя Богомолова, офицера войсковой разведки и автора романа «В августе сорок четвёртого». Публикуя в романе «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» (наш ответ Бивору. – Р.Г.) множество документов, в том числе негативных, относящихся к последним месяцам войны, и усердно повторяя, что руководство Красной армии жёстко пресекало факты нарушения воинской дисциплины, он находит им объяснение.

«Оказавшись на территории Германии после четырёх лет кровопролитной жестокой войны, разрухи, голода, бойцы и офицеры Красной армии, к своему удивлению, увидели богатые и сытые хозяйства немецких фермеров, отлично организованное сельское хозяйство, невиданную сельскохозяйственную и бытовую технику, бетонированные скотные дворы, шоссейные дороги, проложенные от деревни к деревне, автострады для восьми или десяти идущих в ряд машин; увидели в берлинских предместьях и дачных районах шикарные двух– и трёхэтажные собственные дома с электричеством, газом, ванными и великолепно возделанными садами.

Увидев эту сытую, устроенную, благополучную жизнь обычного немца, умопомрачительную роскошь вилл, замков, особняков, поместий, увидев крестьянские дворы: чистоту, опрятность, благосостояние <…> стада на пастбищах <…> в деревенских домах шкафы и комоды, а в них – одежда, хорошая обувь, шерстяные и пуховые одеяла, фарфор <…> увидев всё это, советский военнослужащий ощущал непривычную новизну всех предметов и окружающих явлений и невольно задавался вопросом, чего же им, немцам, ещё не хватало при такой-то райской жизни.

Всеобщая ненависть к немцам, невзирая на приказы, наставления, указания на изменение отношения к мирному немецкому населению, невольно разгоралась ещё больше при сопоставлении их уровня жизни и тех зверств, которые они совершили»^[104].

Это тоже было правдой. Зависть разжигала ненависть. Социальным психологам известно на что способна «в поисках справедливости» «чёрная зависть».

В 1917-м солдаты и матросы, захватившие Зимний дворец, «в поисках социальной справедливости» испражнялись в древнегреческие вазы. В январе 1918-м делегаты III Всероссийского съезда Советов, которых Оргкомитет опрометчиво поселил в Зимнем дворце, из мести к буржуям использовали в качестве ночных горшков старинные вазы из саксонского фарфора и древнекитайской керамики. В Германии в 1945-м их дети мстили так, как умели, кто по-азиатски, а кто по рабоче-крестьянски.

Бранденбургские ворота

После подписания капитуляции Бранденбургские ворота стали единственным сохранившимся символом германской столицы. В прошлом это были городские ворота, одни из четырнадцати, через которые въезжали в Берлин, окружённый крепостными стенами. В 1806 году через них шествовали войска Наполеона, в 1871-м ответным маршем прошли солдаты Бисмарка, покорителя Парижа, с 1933-го с зажжёнными факелами у Бранденбургских ворот устраивали парады национал-социалисты.

Времена изменились. Май 1945-го. На полуразрушенной квадриге, несколькими неделями ранее украшенной колесницей богини Победы (Виктории), развевается красное знамя с серпом и молотом. Под ним – огромный портрет Сталина, напоминание берлинцам, кто ныне является хозяином города. А вокруг Бранденбургских ворот копошится стихийный рынок, на котором бывшие военнопленные и иностранные рабочие обменивали краденые вещи, – к ним присоединились советские солдаты, и сюда же в поисках еды и дефицитных товаров, в первую очередь пенициллина, устремились берлинцы. Женское тело на чёрном рынке стало ходовым товаром – за него приобретались еда, сигареты… После приказа Сталина, запретившего использовать женщину в качестве живого трофея, победители продуктами покупали любовь у Бранденбургских ворот. Надобности в насилии не было. Голодная женщина соглашалась на всё.

Из дневника анонимной женщины средних лет, ради получения продуктов для своих детей вышедшей к Бранденбургским воротам^[105]. Советский моряк, подошедший к ней, выглядел так молодо, что немке он показался школьником, несколькими часами ранее сидевшим за школьной партой. Немного стесняясь, матрос вежливо попросил её найти для него приличную и опрятную девушку, которая была бы нежна с ним, а взамен он готов предложить ей продукты питания (подразумевался стандартный паёк: мясо, хлеб и селёдка). Слово «еда» оказало магическое действие, и женщина спросила матроса: «Не желает ли культурный русский господин, что она сама станет его любовницей, если, конечно, он даст ей взамен продукты, обещанные другой девушке?» Юноша охотно согласился произвести бартер…

…В начале мая в Берлине ещё попадались полные женщины, жены бывших партийных функционеров и представителей прежней власти, умудрившиеся сохранить фигуру в полуголодные месяцы весны 1945-го. Женщины, вышедшие к Бранденбургским воротам, заметив, что «Иваны» любят охоту за полными дамами, получали скрытое удовлетворение, наблюдая за фрау нацисткой элиты. Все равны перед детородным органом, вчерашняя элита наравне со всеми подверглась насилию. Цинизм помогал выжить берлинским женщинам, и 4 мая автор анонимного дневника записала: «Мы постепенно начинаем смотреть на акты насилия с определенной долей юмора, хотя этот юмор достаточно чёрный». Изнасилование стало коллективным явлением, опытом, приобретённой каждой женщиной, уравнявшим всех независимо от возраста и социального положения, и, встречаясь, не стесняясь, немки приветствовали друг друга циничной шуткой: «Сколько сегодня?»

Шалить можно – жениться, выходить замуж нельзя!

Когда армию загнали в казармы и военно-полевые жёны демобилизовались из армии, началась эволюция отношений советских офицеров с немецкими (чешскими, венгерскими…) женщинами. Чувства и отношения стали искренними. На смену военно-полевым жёнам пришли жёны оккупационные. Многие офицеры по-настоящему влюбились в иностранных подруг, привыкших к правилам личной гигиены, к парфюмерии и шёлковому белью, опрятным и чистоплотным (не в пример огрубевшим на фронте женщинам-военнослужащим). Этого политработники допустить не могли.

С середины апреля забили тревогу Военные советы фронтов, одна за другой посыпались директивы о запрете браков с иностранками (с сокращениями приводим два документа, выделения жирным шрифтом сделаны автором)^[106].

12 апреля Военный совет 4-го Украинского фронта разослал Постановление военным советам армий, командирам корпусов и дивизий, начальникам политорганов и начальникам родов войск:

«Наши войска уже продолжительное время, преследуя противника, действуют на территории иностранных государств с целью добить немецкого зверя в его логове. Казалось бы, всем нашим офицерам пора <…> на деле повысить бдительность, как того требует приказ Верховного главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища СТАЛИНА № 5 от 23 февраля 1945 года.

К сожалению, этого нет, и грань между военнослужащими Красной армии и иностранцами во многих случаях стерта. Потеря бдительности приняла широкие размеры, в результате чего наши отдельные военнослужащие, в том числе и офицеры, оказались в сетях врага.

За последнее время участились факты связей наших отдельных офицеров с весьма сомнительными иностранными женщинами, причем имели место случаи вступления с ними в брак. Так, майор м/с ТРОФИМОВ, врач госпиталя № 415, имея семью и двух дочерей в гор. Воронеже, женился на польской подданной и незаконно зарегистрировал с ней свой брак в гор. Кросно (Польша). Указанный майор ТРОФИМОВ настолько распустился, что стал возить с собой польку при передислокации госпиталя и даже принял меры к тому, чтобы устроить эту иностранноподданную на должность в госпитале.

Лейтенант АРТЕМЕНКО из 123-й отдельной авиаэскадрильи женился на подданной Чехословацкого государства и незаконно зарегистрировал брак в гор. Кошица (Чехословакия).

<…> Инженер-капитан САКОВИЧ из 224-й авиадивизии пошел дальше в своей распущенности и обвенчался с немкой, родственники которой арестованы, а она сама подлежала интернированию. По совокупности за эти дела и должностные преступления инженер-капитан САКОВИЧ был предан суду и осуждён военным трибуналом.

Лейтенант ИГНАТОВИЧ женился в марте с. г. на немке ЗОНТЕК Терезе, которая являлась членом фашистской организации, и обеспечил её документами о том, что она носит теперь фамилию ИГНАТОВИЧ. Командир части, на службе в которой состоял ИГНАТОВИЧ, в своих безответственных действиях дошёл до того, что выдал этой немке официальное удостоверение о том, что она является сейчас женой лейтенанта ИГНАТОВИЧА и не подлежит интернированию.

Порядок вступления в брак советских граждан известен – брак подлежит регистрации в советских органах ЗАГС. Всякие другие регистрации, помимо ЗАГС, являются недействительными и советскими законами не признаются. Больше того, вступление в брак с иностранкой и регистрация этого брака в учреждениях иностранных государств является серьезным преступлением со стороны военнослужащих. Подобные браки ведут к тому, что наши офицеры попадают в лапы врага и совершают преступления перед своей советской родиной – СССР.

Наконец, за последнее время установлен ряд фактов, когда отдельные офицеры выступают ходатаями за прямых врагов. Так, лейтенант 730-го артполка ГРАНЧЕНКО настойчиво добивался освободить из-под ареста немку, с которой он сожительствовал. Начальник артснабжения одной из частей капитан ТРОШИН сам явился в тюрьму с сестрой арестованной немки, с которой он сожительствовал, добиваясь у администрации тюрьмы свидания с арестованной, и принёс ей передачу. Вместо ненависти к врагу, которую должен питать каждый офицер и в этом духе воспитывать своих подчиненных, у означенных офицеров, потерявших офицерскую честь и достоинство, выявилось пособничество немцам.

О чём говорят вышеуказанные факты? Они говорят о серьёзном притуплении бдительности среди отдельных офицеров, о том, что грань между иностранцами и отдельными военнослужащими Красной армии стерта и что означенные офицеры, потеряв достоинство и честь советского офицера из-за женщины-иностранки, стали на путь нарушения воинской присяги и своего долга перед Родиной.

ВОЕННЫЙ СОВЕТ ФРОНТА ПОСТАНОВЛЯЕТ:

1. Разъяснить всем офицерам и всему личному составу войск фронта, что брак с женщинами-иностранками является незаконным и категорически запрещается.

2. Обо всех случаях вступления военнослужащих в брак с иностранками, а равно о связях наших людей с враждебными элементами иностранных государств доносить немедленно по команде для привлечения виновных к ответственности за потерю бдительности и нарушение советских законов <…>».

* * *

Начальник Политуправления 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Галаджев разослал по войскам директиву:

«По сообщению начальника Главного управления кадров НКО <…> продолжают поступать заявления от офицеров действующей армии с просьбой санкционировать браки с женщинами иностранных государств (польками, болгарками, чешками и др.).

Подобные факты следует рассматривать как притупление бдительности и притупление патриотических чувств. Поэтому необходимо в политико-воспитательной работе обратить внимание на глубокое разъяснение недопустимости подобных актов со стороны офицеров Красной армии.

Разъяснить всему офицерскому составу <…> нецелесообразность женитьбы на иностранках, вплоть до прямого запрещения, и не допускать ни одного случая».

* * *

Строгие дисциплинарные меры не помогали. Любовь оказывалась сильнее угрозы дисциплинарных взысканий. Командование негодовало, узнав, что некоторые солдаты и офицеры обзавелись семьями, что у них родились дети и они пожелали остаться в Германии. Бывали случаи дезертирства, когда начались демобилизации и настало время выбора: или немецкие (чешские, польские…) жёны и любовницы, искусные не только в рабоче-крестьянской позиции, или возвращение в колхозы, где порой не было ни радио, ни электричества. Цивилизованная Европа с автобанами или возврат на ударные стройки пятилетки и в коммунальные квартиры с одним туалетом на десять семей. Некоторые офицеры, оказавшиеся на распутье, выбирали женщину и уютную европейскую жизнь.

Случаи «постельного дезертирства» (на 1–2 суток) случались и раньше. В новогоднюю ночь 1945 года вместе с группой офицеров-собутыльников капитана 3 ранга Маринеско сбежал в Финляндии в постель к хозяйке местной гостиницы. Зимой сорок пятого провинившихся офицеров судили нестрого, им предлагали кровью искупить вину перед Родиной.

Сталин разрешил «шалить» с иностранками в период боевых действий. Но влюбляться и заводить семьи? Любовь с иноземкой – прямой путь к предательству Родины! Не пущать! Он-то хорошо знал, что в арсенале разведки есть мощное оружие, супротив которого тяжело устоять, – постельный шпионаж.

Нарком ВМФ, адмирал флота Кузнецов вспомнил шалость капитана 3 ранга с девятимесячным опозданием. Из приказа по флоту от 14 сентября 1945 года в назидание разудалым воякам, ради женщины готовым на шальные поступки:

«За халатное отношение к служебным обязанностям, систематическое пьянство и бытовую распущенность командира Краснознамённой подводной лодки С-13 <…> Краснознамённого Балтийского флота капитана 3 ранга Маринеско Александра Ивановича отстранить от занимаемой должности, понизить в воинском звании до старшего лейтенанта и зачислить в распоряжение военного совета этого же флота».

Но и советские женщины, как выяснилось, не прочь завести роман с чужеземцами. Киноактриса Зоя Фёдорова, лауреат двух Сталинских премий второй степени (1941, 1942), 23 февраля 1945 года на официальном приёме, устроенном Молотовым в честь годовщины Красной армии, познакомилась с военным атташе посольства США. Закрутилась любовь. СССР и США всё ещё были союзниками, но это не помешало объявить атташе персоной нон грата. Фёдоровой позволили родить дочь (18 января 1946 года) и одиннадцать месяцев кормить её грудным молоком. В декабре актрису арестовали и приговорили к 25-летнему заключению. Естественно, за шпионаж. Видать, успела актриса во время короткого романа раскрыть капитану ВМФ США, впоследствии адмиралу, государственные тайны о советском военно-морском флоте.

А чтобы впредь никому не было повадно влюбляться в граждан иных миров, 15 февраля 1947 года Президиум Верховного Совета СССР запретил браки граждан СССР с иностранцами. Но это уже другая история, по-своему печальная, – её жертвой через 18 лет оказалась дочь Сталина, Светлана Аллилуева. Ей Алексей Косыгин, глава советского правительства, запретил выходить замуж за индийского коммуниста Браджеш Сингха.

Знал ли товарищ Сталин, запрещая браки с иностранцами, что Тора также неодобрительно относится к таким бракам? Впрочем, понимая, что на войне, вдали от дома солдату, легко поддаться сердечному искушению, Тора сделала для него исключение, что, однако, не означает, что сердечный порыв непременно должен завершиться созданием семьи. Из недельной главы Торы «Ки Теце»:

«Когда ты выйдешь на войну против своих врагов <…> и увидишь среди пленных красивую женщину, и возжелаешь её, и захочешь взять себе в жены, то приведи её в свой дом, и пусть она обреет свою голову, и не стрижет свои ногти, и снимет с себя одежду пленницы, и пусть сидит в твоём доме и месяц оплакивает своего отца и свою мать; а затем войдешь к ней и станешь её мужем, и она будет тебе женой. Если же случится, что ты не захочешь её, то отпусти её, куда она пожелает, но за деньги не продавай её, не издевайся над ней, ибо ты принудил её».

В чём смысл пострижения пленницы наголо? Раввины поясняют: чтобы уменьшить её физическую привлекательность. Если это подлинная любовь и женщина остаётся для воина соблазнительной, то после проведения гиюра он вправе на ней жениться. Тора предостерегает от жестокого обращения с пленницей, требует уважительного к ней отношения и запрещает продажу (передачу) её другому мужчине. Если воин охладел к пленнице, он обязан её отпустить, не причинив ей вреда.

Согласна ли пленница Марта Скавронская с запретом передавать военный трофей? Если карьерная лестница идёт вверх, любые руки милы – вдруг они окажутся царскими? Сегодня – пленница, завтра-послезавтра – императрица Екатерина Первая, и все ей челом бьют.

В завершение части второй: нужна ли горькая, негероическая правда, которая, по мнению цензоров истории, умаляет подвиг советского солдата, освободившего мир от нацистской чумы? Если цель цензоров – оставить потомкам прилизанную, глянцевую историю, пропущенную через фильтровальное идеологическое ситечко, то она не нужна. Поэтому из официальной отретушированной истории ВОВ, они вычеркнули, что победители оставили на здании Рейхстага не только автографы – они его обоссали, чтобы таким образом унизить, в их понимании, фашистский рейх.

Николай Никулин, кандидат искусствоведения и, напомню, член Учёного совета Государственного Эрмитажа. Из книги «Воспоминания о войне»:

«Многие расписывались на Рейхстаге или считали своим долгом обоссать его стены. Вокруг Рейхстага было море разливанное. И соответствующая вонь. Автографы были разные: “Мы отомстили!”, “Мы пришли из Сталинграда!”, “Здесь был Иванов!” и так далее. Лучший автограф, который я видел, находился, если мне не изменяет память, на цоколе статуи Великого курфюрста. Здесь имелась бронзовая доска с родословной и перечнем великих людей Германии: Гете, Шиллер, Мольтке, Шлиффен и другие. Она была жирно перечеркнута мелом, а ниже стояло следующее: “Е…л я вас всех! Сидоров”. Все, от генерала до солдата, умилялись, но мел был позже стерт, и бесценный автограф не сохранился для истории»^[107].

Нужна ли такая правда, о которой не написал ни один официальный историк, описывавший падение Берлина? А разве историческая правда в цензуре нуждается? Если ответ положительный, то Земля плоская и, как веровали в древности, держится на трёх китах… Утверждающих обратное – сжечь на костре. Сожгли же Джордано Бруно.

Часть III. «Чужие» против «своих»

Das Kind adelt die Mutter^[108]

Германия: принудительные стерилизации

О сексуальных преступлениях против «своих», совершенных «чужими» военнослужащими армий гитлеровской и антигитлеровской коалиции, писать легче – «нас» это ведь не касается. Начнём с гитлеровской Германии. Вермахт и рейх против немецких женщин.

Сразу же вспоминаются массовые принудительные стерилизации женщин, которых нацисты посчитали «плохими» немками, недостойными воспроизводить потомство.

Целью германского нацизма стало создание новой расы, сверхчеловека – этому были посвящены Нюрнбергские расовые законы. «Плохих граждан рейха», к которым причислили больных шизофренией, маниакальной депрессией, наследственной эпилепсией или тяжелыми физическими уродствами, приговорили к насильственной стерилизации. И пошло-поехало: стерилизовали наследственно слепых и глухих, алкоголиков и больных туберкулезом, лиц, болевших когда-то сифилисом и гонореей, причисленных к «морально слабоумным» – в эту категорию зачислили тех, чьё развитие было заторможено в младенческом возрасте. И тут рвению нацистских «врачей и биологов» не было предела, стерилизовали детей, прогулявших школьные занятия или страдающих ночным недержанием мочи. Всех их нацисты обрекли на бездетность.

Принудительная стерилизация – «чисто немецкое убийство», аналога которому в масштабах содеянного нет в мировой истории. Только в 1935–1936 годах в принудительном порядке стерилизовали почти 90 тысяч людей, а всего за двенадцать лет существования рейха нацисты обесплодили 400 тысяч.

Но это было лишь частью программы по созданию сверхчеловека. Нацистское государство взяло под контроль создание молодой семьи; будущих женихов и невест обязали посетить специальный отдел здравоохранения – семейную консультацию «Суд наследственного здоровья». Изучив родословную физически здоровых арийцев, «гиммлеровский Минздрав» выдавал разрешение на создание семьи с правом производства генетически чистого потомства. А мог и отказать, разглядев в их генеалогическом древе расово неполноценную кровь, или подвергнуть стерилизации.

Но следует ли обвинять вермахт и его руководство в самоустранении и молчаливом согласии на принудительные стерилизации, другими словами, в невмешательстве в политику и в слепом выполнении приказов демократически избранного руководства страны? На Нюрнбергском процессе вермахт не причислили к преступным организациям, в отличие от СС, СД, СА, гестапо и руководства нацистской партии.

Но и Красная армия не причастна к преступлениям сталинского режима, в том числе к преступлениям против женщин – к запрету на аборты, арестам и ссылкам в лагеря жён и детей советских военнопленных или в изнасилованиях, через которые прошли в ГУЛАГе женщины-заключённые.

Зато, сравнивая положение советских и немецких женщин, возрадуемся за советских, которых не стерилизовали, даже если они или их близкие родственники оказались «врагами народа», и, продолжая сравнивать, сопоставим социальное и общественное положение женщин рейха и их советских подруг. Подруг – до 22 июня 1941 года. Затем и те, и другие начнут друг друга проклинать и предавать анафеме матерей, родивших «таких» сыновей.

Советские женщины и женщины рейха

Семья и сфера производства. Ныне не имеет значения, кто был автором мужского и женского лозунгов «3 K» – кайзер Вильгельм II или один из его советников, создавший патриотическую модель «идеального» немецкого мужчины и женщины. «Мужские 3 K»: Kaiser, Krieg, Kanonen (император, война, пушки), и «женские»: Kinder, Küche, Kirche (дети, кухня, церковь).

Гитлер, как и положено социалисту (хотя и с приставкой «национал», означающей, что он не сторонник всемирного благоденствия и лозунга «пролетарии всех стран, сядем вокруг общего котла и поровну разделим его содержимое»), приверженцем религии не был. Кайзеровский лозунг, обращённый к женщинам, он упростил, сделав упор на материнство и семейные ценности. В сентябре 1934-го, выступая на Нюрнбергском съезде Национал-социалистической женской организации, «вождь нации» ограничил мир добропорядочной фрау треугольником – муж, дети и домашнее хозяйство. Из производственной сферы немецкие женщины были исключены.

Но ещё в 1933 году, озабоченный созданием «наследственно здорового, полноценного немецкого брака нордического типа», фюрер подписал «Закон о поощрении семьи», в рамках которого новобрачным выдавался беспроцентный заём в размере 1000 марок (почти в девять раз превышавший среднемесячную зарплату). Но долг государству можно и не выплачивать – для стимулирования беременности после рождения каждого ребёнка, вплоть до четвёртого, с него списывались 250 марок.

Богомолов, офицер военной разведки, был удивлён, в мае 1945-го увидев в немецкой спальне коврики над кроватями с вышитыми изречениями, непривычными для советского человека: «Zweimal in der Woche ist nicht schadlich weder dir noch mir». Пунктуальные немцы вежливо (на языке крутится «политкорректно») напоминали друг другу, что пора пошевеливаться – «два раза в неделю не повредит ни тебе, ни мне».

В Советском Союзе буржуазные штучки не проходили – считалось мещанством публично намекать мужу (жене) о необходимости выполнять супружеский долг (даже в контексте здорового образа жизни), и вместо обязанности два раза в неделю сжигать лишние калории на брачном ложе супругам рекомендовали свершать трудовые подвиги и выполнять гимнастические упражнения.

Пока неработающие немецкие женщины, которым вменили в обязанность два раза в неделю ублажать мужа, маялись на кухне, ожидая супруга, их оппонентки, советские женщины, не забивали себе голову мелкобуржуазными глупостями. Ткачиха Дуся Виноградова на Всесоюзном совещании рабочих и работниц-стахановцев в Кремле в ноябре 1935-го не скрывала восторга:

«Товарищи, я расскажу, как работаем мы, стахановцы текстиля. Я раньше работала на 16 станках. Недавно я была в Москве и дала обещание т. Молотову и т. Андрееву, что перейду на 140 станков. Своё обещание я сдержала – теперь я работаю на 144 станках. (Аплодисменты.)

<…> Сейчас вся наша фабрика работает на уплотнённой работе. По нормам полагается обслуживать 40 станков, а мы работаем на 52, 74, 104, 144 и 148. Мы не считаем это пределом. Тов. Сталин, я даю обещание, что не остановлюсь на этом, через месяц я перейду на 150 станков и дам безбрачную продукцию, лучшую в мире ткань. (Аплодисменты.)

<…> Я счастлива, как никогда! Это вы, товарищ, Сталин, дали мне такую жизнь!»^[109]

Вот это жизнь! С мужчинами полное равноправие! Но и этого недостаточно советской женщине для глубины женского счастья! Повоевать бы, как Анка-пулемётчица, боевая подруга Василия Ивановича Чапаева! Повоевать? Пожалуйста. Почему бы и нет? 1 сентября 1939 года, в день нападения Гитлера на Польшу, в СССР опубликован Закон «О всеобщей воинской обязанности». 13-я статья Закона предоставила право Народным комиссариатам обороны и ВМФ принимать женщин на службу в армию и флот и привлекать их на учебные сборы.

Немецкие женщины, загнанные в рамки трёх К (Kinder, Küche, Kirche), лишённые шансов совершать военные и трудовые подвиги и, работая на 144 станках, зарабатывать тройную зарплату, прослезились. Что осталось бедной немецкой женщине, которую в её несчастливой, нетрудовой жизни усиленно склоняли отрабатывать в постели супружеский долг? Рожать. На короткое время освобождая себя от обязанности два раза в неделю ублажать мужа.

Для фрау, выполнивших и перевыполнивших план деторождения, рейх создал государственные награды. С 16 декабря 1938 года особо отличившимся женщинам вручался Почётный крест немецкой матери (Ehrenkreuz der deutschen Mutter), имевший три степени: Бронзовым крестом награждались за рождение 4–5 детей, Серебряным крестом – за рождение 6–7 детей и Золотым крестом – за 8 и более детей.

Западные женщины-феминистки сочли оскорбительным использование фрау в качестве живого инкубатора, и французская журналистка Татьяна Маданик, интервьюируя Гитлера в январе 1936 года, напрямую спросила его: «Правда ли, что единственная роль немецких женщин заключается в рождении детей?» Гитлер от ответа не уклонился: «Я предоставляю женщинам те же самые права, что и мужчинам. Но я не думаю, что они идентичны. Женщина – товарищ мужчины по жизни. Она не должна быть обременена задачами, для которых создан мужчина. Я не собираюсь создавать женские батальоны. На мой взгляд, женщины лучше подходят для социальной работы»^[110].

Что в этом странного? Какая ещё сфера трудовой деятельности осталась для фрау, воспитанных в традициях два раза в неделю отрабатывать на супружеском ложе?

Немецкие женщины отвечали фюреру любовью, доходившей до помешательства. Почта мешками доставляла ему откровенные и бесстыжие признания в любви. Тысячи таких писем обнаружил в 1945-м в бункере Гитлера американский офицер Уильям Эмкер. Часть из них вошла в его книгу «Любовные письма Адольфу Гитлеру». Письма фюреру начинались со слов, которыми бы восхитились персидские цари, выросшие на сказках Шахерезады: «Сладчайшая любовь, покоритель моего сердца, единственный мой, дражайший мой, самый истинный и горячий мой возлюбленный…» Некоторые письма начинались скромнее: «Моему возлюбленному Фюреру», «Моему сахарному сладенькому Адольфу» или просто «Дорогому Ади». В одном из писем писалось: «Я могу целовать тебя тысячи и тысячи раз и оставаться неудовлетворённой! Моя любовь к тебе безгранична, она так нежна, так горяча, она переполняет меня!»^[111]

К слову сказать, высокие чувства свойственны не только немецким женщинам. Комсомолки мечтали зачать ребёнка от Сталина…

Ах, как искренне и непринуждённо девушки-красавицы любят наделённых властью мужчин! 21-й век. Студентки журфака МГУ, надежда российской журналистики, наглядно продемонстрировали, как пересекаются две древнейшие профессии, и разделись для эротического календаря на 2011 год, обратившись к Путину с криком отчаяния: «Леса потушили, а я всё ещё горю»^[112]. Истекая завистью, возвращаемся в год 1945…

Женщины-военнослужащие рейха в Париже, август 1940-го

Увольнениями со службы и предоставлением домохозяйкам детских пособий и социальных льгот рейхсканцлеру удалось добиться резкого снижения доли женщин в германской экономике. В 1936-м она составила 24,7 процента. Такие сферы деятельности, как юриспруденция и служба в правительственных структурах, за исключением мелких должностей технического персонала, стали сугубо мужскими. Лишь во время Второй мировой войны из-за огромных людских потерь на Восточном фронте и призыве миллионов немецких мужчин в армию женщин попросили вернуться на производство. В мирное время их уделом были кухня и материнство.

Эмансипация по-советски. Плакат тридцатых годов

…А в СССР кипела иная жизнь. В тридцатые годы популярными были лозунги «Девушки – на трактор!», «Девушки – на комсомольскую стройку!» – вплоть до плаката «А ну-ка взяли!», на котором симпатичная блондинка в кирзовых сапогах ищет напарницу для поднятия носилок с кирпичами, уложенными в три ряда. Когда началась война, появился плакат, зазывающий девушек в армию: «Вставай в ряды фронтовых подруг. Дружинница – солдату помощник и друг!» Естественно, нигде не указывалось, что слова «помощник и друг» имеют второе значение – «сексуальный партнёр». Это уж как получится.

Воинская служба. Война выявила ещё большое отличие режимов. С первых дней войны советские женщины добровольно вступали в ряды Красной армии. Но многих к этому подтолкнуло постановление Государственного комитета обороны от 30 июня 1941 года. В нём, «по просьбам трудящихся», «учитывая большое стремление советских женщин принять непосредственное участие в вооружённой борьбе против фашизма», женщин мобилизовали для несения службы в войсках ПВО, связи, внутренней охраны и на военно-автомобильных дорогах. Женщин непризывного возраста направляли на рытьё окопов и строительство оборонительных заграждений.

Через восемь месяцев, 25 марта 1942 года, вышло постановление ГКО о массовой мобилизации женщин во все роды войск. В мае принято постановление о мобилизации 25 тысяч женщин в военно-морской флот. Были сформированы женские воинские формирования, среди них авиаполки: истребительный, бомбардировочный и ночных бомбардировщиков. В ноябре началось формирование женской добровольческой стрелковой бригады численностью семь тысяч человек, о ней упоминалось в разделе «свои против своих». Рязанское пехотное училище только в 1943 году подготовило 1388 женщин – командиров стрелковых подразделений^[113]. 177 тысяч служило в войсках ПВО, 42 тысячи – в войсках связи, медработники – более 41 тысячи, 21 тысяча – во флоте, а всего, по данным Министерства обороны, в Красной армии служили 490 тысяч женщин^[114].

В отличие от Красной армии, германская армия была сугубо мужской – идеологи нацизма противились использованию женщин в армии – только мужчины занимали должности врачей и медработников, и только санитары-мужчины вытаскивали на себе раненого с поля боя. Хотя бы по этой причине – из-за отсутствия женщин на воинской службе – не было сексуальных преступлений и домогательств к женщинам-военнослужащим в германской армии. Немецкие женщины не воевали (для профессиональных проституток участие в войне ограничивалось пребыванием в передвижных публичных домах), военных преступлений не совершали, и мстить им Красной армии было не за что.

Но надо оговориться: небольшой процент немок в возрасте от 17 до 30 лет всё же надел военную форму. Женщины, добровольно вступавшие во вспомогательные подразделения СС (в вермахт и в войска СС женщин не допустили), служили сотрудницами службы связи СС-Хельферин (SS-Helferinnen): наборщицами, операторами связи, телефонистками и т. д. В действующей армии их практически не было, в отличие от советских женщин, служивших во всех родах войск – летчиц, артиллеристов, снайперш, пулемётчиц, разведчиц, кавалеристов, танкистов, шофёров…

Вторую группу немецких женщин, надевших военную форму, составили сотрудницы вспомогательных подразделений военного времени СС-Кригсхельферин (SS-Kriegshelferinnen), надзиравшие за женщинами – заключёнными концлагерей. Многие эсэсовки, такие как Ирма Грезе, надзирательница Освенцима, одна из самых жестоких женщин Тысячелетнего рейха, Дженни Баркманн и Гермина Браунштайнер не уступали в свирепости коллегам-мужчинам. После войны их казнили за военные преступления. Ильза Кох, надзирательница концентрационного лагеря Бухенвальд, – её муж, Карл Кох, был комендантом лагеря – использовала кожу мужчин, украшенных татуировками, для изготовлений поделок, абажуров, скатертей, переплётов для книг, перчаток и кружевного нижнего белья. Фантазия концлагерных садисток была неисчерпаема.

Но такой же жестокостью отметились женщины-садистки, служившие в ЧК и НКВД. Одна из чекисток, писал Солженицын, в Ленинграде, выколачивая признание из мужчин, острыми каблуками давила на мошонку – при таких пытках арестованные признавались в немыслимых грехах, даже в личном участии в распятии Иисуса Христа. Роза Землячка – урна с её прахом с почестями захоронена в Кремлёвской стене, ставшей некрополем, – совместно с Бела Куном только за первую красную зиму уничтожила в Крыму около ста тысяч бывших офицеров Белой армии. Но были и другие звёзды красного террора: Конкордия Громова зверствовала в Екатеринославле, Евгения Бош – в Пензе, Яковлева и Елена Стасова – в Петербурге, Надежда Островская – в Севастополе. Тем не менее присутствие женщин-садистов в советских карательных органах вовсе не означает, что месть бывших узников сталинских концлагерей должна распространиться на всех советских женщин, и это будет «всего лишь ответной реакцией на зверства, совершённые женщинами-чекистками». По этой же логике не должна распространяться на советских женщин-военнослужащих, оказавшихся в немецком плену, месть за Тоньку-пулемётчицу, Антонину Парфёнову (Макарову), после просмотра фильма «Чапаев» грезившей о славе Анки-пулемётчицы. Бывшая медсестра записалась в полицию Локотского округа и добровольно вызвалась исполнять смертные приговоры. Она расстреливала из пулемёта партизан и членов их семей (на её счету более 1500 жизней).

…В боевых частях немецкой армии женщин практически не было. В армии служили единицы – такой была лётчик-испытатель Ханна Райч, одна из лучших лётчиц Германии, из романтических побуждений всюду следовавшая за своим возлюбленным, генералом Риттер фон Граймом. В 1937 году она стала первой в мире женщиной, пилотировавшей вертолёт. В ноябре 1942-го Ханна Райч была награждена Железным крестом первого класса. Настоящий подвиг, свидетельство её незаурядного личного мужества и мастерства пилота, Ханна Райч совершила 26 апреля 1945 года, пробившись через плотный огонь и посадив самолёт со множеством пробоин на разрушенные бомбёжкой взлётные полосы неподалеку от Бранденбургских ворот. Она явилась к фюреру вместе с фон Граймом, которого Гитлер хотел назначить командующим люфтваффе вместо смещённого со всех постов Геринга. Грайм был ранен осколком снаряда и не смог возглавить люфтваффе. Страстная поклонница фюрера, Райч предложила вывезти его из Берлина: «Пока живы вы, жива наша надежда». Это был последний самолёт, сквозь огонь батарей прорвавшийся в осаждённый Берлин, и последний шанс Гитлера уйти от возмездия.

…В последние дни войны в отчаянье нацистский режим предпринял попытку поставить под ружье всех немцев: подростков, стариков, женщин. В эфире одной из радиостанций прозвучало обращение к женщинам: «Подбирайте оружие из рук павших и раненых солдат и сражайтесь за них. Защищайте свою свободу, свою честь и свою жизнь!» Но последовательниц Зои Космодемьянской среди немецких женщин не оказалось – немногие откликнулись на призыв агонизирующего режима вступить в народное ополчение. Одной из них была актриса Хильдегард Кнеф. Не желая расставаться с возлюбленным, командиром роты Эвальдом фон Демандовски, оборонявшим Шмаргендорф, она надела военную форму^[115].

Исход войны был предрешен. Под ежедневными бомбёжками союзной авиации у берлинцев не осталось иллюзий относительно их будущего, и в конце апреля в бомбоубежищах родилась мрачная шутка: «Лучше русский на твоём животе, чем американец на твоей голове». Её произносили пожилые и полнотелые фрау, смотревшие фильм о Неммерсдорфе, но считавшие себя сексуально непривлекательными (они наивно думали, что вокруг в избытке молодых и здоровых особей – они и примут гнев Красной армии). Фрау полагали, что произошедшее в глухой деревушке непозволительно в многомиллионном городе, не подозревая, что массовое насилие скоро повторится и за одну ночь на их животе окажется взвод или полурота, которым возраст и внешность жертв безразличны.

Немецкие девушки осознавали, какая участь им уготовлена. Беспомощность, безысходность, отчаяние, страх пьяного насилия инициировали желание потерять невинность с немецким мужчиной. Они стали сексуально активными. Секс, когда началась агония рейха, стал наркотиком, в сексе молодые люди искали временное успокоение. Никто не знал, что ждёт их через несколько дней: пуля или Сибирь.

Две трети полутысячного персонала радиоцентра «Гроссдойчер рундфунк» составляли молодые девушки, едва достигшие восемнадцатилетнего возраста. Среди груды бумаг и пластинок в каждом уголке, подлестничных помещениях и кладовках происходило массовое совокупление, лихорадочный поиск минутного удовольствия перед неминуемой гибелью.

…Секретарша фюрера Траудл Юнге в 4 часа утра 29 апреля после бракосочетания Гитлера и Евы Браун поднялась на верхние ярусы подземного бункера и увидела шокирующую картину предсмертной оргии. Позже она писала: «Казалось, что сексуальная лихорадка охватила всех окружающих. Везде, даже на кресле стоматолога, я видела обнимающиеся человеческие тела. Женщины, отбросив всякую стыдливость, похотливо оголяли свои интимные места»^[116].

Офицеры СС, свободные от несения службы, выискивали хорошеньких молодых девушек, в подвалах рейхсканцелярии поили их шампанским и лишали невинности. Это была агония, апокалипсис, массовые совокупления, с обоюдного согласия совершаемые обеими сторонами в «Последний день Помпеи». Такой бесстыдной и развратной прилюдной оргии не было за двенадцать лет существования Третьего рейха. Массовые соития, происходившие во время агонии рейха, были добровольными. К огорчению желающих услышать об изнасилованиях и о принуждении к сексу немецких женщин-военнослужащих, автору сказать нечего.

Возможно, если бы немецкие женщины подлежали мобилизации в армию и массово привлекались на воинскую службу, сексуальное насилие и происходило бы в окопах или в прифронтовых госпиталях, но… чего не было, того не было. А если в немецкой армии из-за отсутствия женского пола случались тщательно скрываемые междусобойчики (гомосексуалисты в рейхе преследовались), то это тема малоизученная и к нашей отношения не имеет. «Юноши, изнасилованные войной» – допускаю, было и такое. Но во всех армиях (не берусь судить о марокканских подразделениях) это считалось уголовно наказуемым преступлением.

Напрашивается вопрос: зачем Государственный комитет обороны объявил массовый призыв женщин в армию? Ведь население СССР значительно превосходило население Германии. Неужели, закрадывается щекотливая мысль, существовал тайный замысел, учитывая то, что в Советском Союзе проституция запрещена (в отличие от вермахта, имевшего передвижные публичные дома): советских женщин призывали в армию для её сексуального удовлетворения? Любителей клубнички разочаруем. Такого замысла не было, хотя автоматически так оно и произошло. Из-за огромных потерь и бездарного командования войсками Красной армии действительно не хватало солдат, несмотря на численное превосходство почти на каждом участке фронта. На Сталинградском направлении с 23 по 31 июля 1942 года 270 тысяч немецких солдат, имевших на вооружении 3400 орудий и миномётов и 400 танков, в полном противоречии с советскими военными учебниками, по которым наступающие должны иметь трёхкратное превосходство в живой силе и технике, атаковали 540-тысячную армаду, 62-ю и 64-ю армии. На стороне обороняющихся было 5000 орудий и 1000 танков^[117]. Красная армия воевала не умением, а числом. Её высший и средний командный состав был уничтожен во время предвоенных репрессий (спасибо товарищам Сталину и Ворошилову). Новые командиры, выдвинувшиеся в ходе войны и не имевшие достаточного военного образования, были несведущи в руководстве войсками. У них отсутствовали навыки во взаимодействии с соседями, во взаимодействии авиации и наземных войск, тактики и стратегии во время оборонительных и наступательных операций.

Немецкие генералы тактику введения боёв изучили в военных академиях и грамотно применяли военную науку на практике, советским генералам учиться пришлось в ходе войны, ценой человеческих потерь, с которыми в СССР никогда не считались. И хотя Советский Союз располагал людскими резервами большими, чем Германия, женщин призывали в армию, чтобы восполнить людские потери. Германия воевала на Восточном, Западном и Африканском фронте, но безвозвратные потери победителей и побеждённых, армий СССР и Германии (включая сателлитов) – соответственно 11,5 и 8,6 миллионов человек.

Творческие заимствования. Режимы учатся друг у друга. Советский Союз к 1944 году был демографически истощён (сказались репрессии 30-х годов). Армии не хватало солдат, и с тридцатых годов под видом эмансипации советских женщин уговаривали осваивать воинские профессии (вплоть до водителя танка), а на производстве – овладевать мужскими специальностями.

Гитлер до этого не додумался. Почти до середины войны немецкие женщины не работали на военных заводах рейха и не замещали мужчин, ушедших в армию. Они не варили сталь, не стояли у токарных станков и не собирали танки.

Но чем не женская профессия: кузнец, лесоруб, машинист паровоза, шахтёр на строительстве московского метрополитена, кочегар угольной котельной и сталевар? Советские женщины эти профессии успешно усвоили. Старшее поколение помнит частушки, популярные во время войны и в первые послевоенные годы: «Я и баба, и мужик, я корова, я и бык». Гермафродит, что ли?

Сталину понравилась идея поощрения материнства, и он позаимствовал её у рейха. Стране требовалось восполнить демографические потери, и, чтобы подсластить указ от 8 июля 1944 года, объявивший, что «только зарегистрированный брак порождает права и обязанности супругов»^[118], в Советском Союзе для многодетных женщин учредили звание мать-героиня и аналог золотого Почётного креста немецкой матери – орден Мать-героиня. Он вручался женщинам, родившим и воспитавшим десять и более детей, с хитрой уловкой – подсчёт начинался с ребёнка, достигшего возраста одного года и при наличии в живых остальных детей этой матери. (Дети, погибшие на фронте, сталинскими «математиками» не учитывались.)

Серебряной медалью Материнства I степени (аналог немецкого Серебряного креста) награждались матери, родившие и воспитавшие шесть детей, для награждения бронзовой медалью Материнства II степени требовалось вырастить пять детей.

Полезно всё-таки обмениваться идеями! Ведь до появления поощрительного указа Сталин пытался увеличить рождаемость карательными методами: в июне 1936 в СССР были запрещены аборты и введена уголовная ответственность за их проведение^[119].

Искусственная попытка увеличить рождаемость привела к тому, что предохранительные средства в Советском Союзе не производились, не закупались они и за рубежом, – их отсутствие стало одной из причин, почему весной 1945-го Красную армию захлестнули венерические заболевания. Солдаты всех остальных воющих армий в достаточном количестве были обеспечены средствами личной защиты и в меньших масштабах страдали венерическими болезнями. Да и сексуальная культура в Америке и в Европе была иной. Уже к началу 1920 годов большинство европейских презервативов производились в Германии, и хотя из-за дефицита резины в 1941 году гражданское использование презервативов в Германии было запрещено, их производство не останавливалось, и немецкая армия не испытывала в них недостатка.

Время от времени сталинский и гитлеровский режимы обменивались новшествами: загнать женщин и детей в чистое поле, обнести его колючей проволокой с пулемётными вышками и расстреливать заложников, каждого десятого, если не явятся мужья, участвующие в антоновском мятеже, – «гениальное изобретение» Тухачевского фюрер использовал для борьбы с партизанами. Именно Тухачевский (теоретик расстрела заложников – Ленин) невольно подсказал нацистскому режиму, как бороться с партизанским движением. Расстреливать жён и детей партизан!

Детей антоновцев, избежавших расстрела в 1921-м и выросших в детдомах, где им промыли мозги, детей крестьян, выселенных в Сибирь во время насильственной коллективизации и рано потерявших родителей, с детства учили мстить всем, на кого укажут пальцем. Буржуям, белогвардейцам, кулакам, нэпманам, попам, троцкистам, правым, левым, американцам, британцам. Беспощадно мстить, мстить и мстить, вовлекая в жернова красных мельниц вместе с отцами семейств жён и детей. В 1945-м в Германии по указке политработников они продолжили привычное дело – мстить. Орудием мести стал детородный орган.

Армейские бордели вермахта

Как же, напрашивается ехидный вопрос, в немецкой армии, сексуально однородной, удовлетворялись физиологические потребности? Таблетками или… восемнадцатилетними призывниками? Приходится разочаровать тех, у кого разыгралось воображение, – борделями.

Если настало время дать определение слову «бордель», то автор выразился бы так: «дом сладких утех, в котором побывали лучшие умы человечества до и после Святой Марии Магдалины, вкусившей до встречи с Христом лакомства древней профессии».

В 1996 году о солдатских борделях вермахта написала немецкая писательница Christl Wickert: «Das große Schweigen: Zwangsprostitution im Dritten Reich» («Великое безмолвие: Принудительная проституция в Третьем рейхе»). Её данными воспользовался Васильченко при написании главы «Проституция: преследования и государственная поддержка в Третьем рейхе», книга «Сексуальный миф III рейха». Воспользуемся и мы…

Ещё перед Первой мировой войной в Берлине насчитывалось около 20 тысяч проституток. В послевоенное время их число увеличилось. Придя к власти, первым делом нацисты начали борьбу с «позорным наследием Веймаровской республики» (так назвали они проституцию). Формируя морально-этические законы Третьего рейха, нацисты задались целью очистить улицы немецких городов от «падших женщин», а заодно от гомосексуалистов и лесбиянок.

26 мая 1933 года уголовный кодекс дополнился статьёй, наказывающей женщин, предлагающих своё тело мужчине, ограничением свободы. Только в Гамбурге после введения указа задержали более полутора тысяч уличных проституток, в ноябре большинство арестованных изолировали в пенитенциарных учреждениях.

Девушкам, сумевшим удержаться в профессии, надлежало жить на специально отведенных улицах – бордельштрассен, в домах терпимости, не похожих на салоны для развлечений. Со временем нацисты намеревались прикрыть их. Требования к «жрицам любви» были ужесточены. Если «профессионалки» заболевали венерической болезнью или пропускали медицинский осмотр на предмет выявления «дурных болезней», то по закону 1934 года их на два года заключали в один из концлагерей – Равенсбрюк, Моринген или Лихтенбург.

Почти семь лет, пока вермахт и война не сделали немецких проституток винтиками военной машины, представительницы самой древней профессии, услугами которых не брезговали даже монархи, преследовались государством. Но они оказались государственно-полезными служащими, когда эпидемия венерических болезней, вспыхнувшая после оккупации Польши и Франции, приняла угрожающие размеры и резко снизила боеспособность воинских подразделений. Когда над армией нависла угроза массовых венерических заболеваний, руководство рейха опомнилось и пришло к согласованному с вермахтом решению о необходимости создания армейских борделей. Указ вышел в 1940 году, во второй половине июля.

По Нюрнбергским расовым законам «высокопородистым арийцам» запрещался секс со славянками и еврейками, и поэтому в борделях вермахта работали девушки, одобренные спецотделом гестапо и соответствующие арийским критериям чистоты расы. Этим критериям соответствовали немки и фольксдойче (так в рейхе называли этнических немцев, то есть немцев диаспоры, не имеющих германского гражданства и живших за пределами Германии). «Падшим» арийским девушкам нашлось применение. Их трудоустроили в публичные дома вермахта, установили нормы выработки, и им, как и за всякую иную работу, платили зарплату. Рейх взял проституток под государственную опеку.

Но было немало случаев, когда «породистых» женщин, за ту или иную провинность оказавшихся в заключении, принуждали к занятию проституцией. В армейском борделе, как в штрафном батальоне, им позволялось искупить свою вину перед рейхом. Хотя были и идеалистки, добровольно записавшиеся в армейские бордели и считавшие, что раз им не позволено надеть военную форму, то, жертвуя своим телом, они выполняют патриотический долг.

С открытием армейских борделей восторжествовала «немецкая справедливость»: проституткам восстановили право на профессию. И тут же в вермахте подметили дополнительный положительный эффект, привнесенный нововведением. Если сексуальная жизнь солдата подконтрольна его командирам, то разрешение на получение удовольствия – дополнительное поощрение, а стало быть, стимул для поддержания дисциплины.

Здоровый немецкий секс проходил под наблюдением санитарных врачей; правом на посещение солдатского борделя являлся талончик, выдаваемый командиром подразделения. Каждому солдату полагалось в месяц пять увольнений. Но если он проявил себя с лучшей стороны, то в качестве поощрения доблестный воин вознаграждался дополнительным талончиком для посещения публичного дома. С другой стороны, талончик мог стать дисциплинарным наказанием: ребёнка за провинность лишают мороженого или похода в кино, солдата – развлечением с профессионалкой.

Так по указу 1940 года немецкие проститутки, а также патриотически настроенные арийские девушки, не имея иной возможности записаться в ряды вермахта, стали чиновниками специального министерства, созданного в недрах военного ведомства, призванного отвечать за поддержание боевого духа. Солдатским подругам назначили жалование, предоставили медицинскую страховку и социальные льготы. Насчёт получения боевых наград, сказать не берусь (на Восточном фронте бордели хоть и находились во втором эшелоне боевых действий, но иногда подвергались авианалётам и артиллерийским обстрелам), и в случае ранения какие-то награды девушкам полагались – они ведь были госслужащими и при исполнении обязанностей.

Бордели вермахта делились на четыре категории: солдатские, унтер-офицерские и привилегированные – фельдфебельские и офицерские, отличавшиеся по зарплате, нормам выработки, культуре и быстроте обслуживания. Союзникам вермахта не дозволялось навещать барышень рейха – их обслуживали второсортные неарийские проститутки.

В офицерских публичных домах имели право работать только элитные проститутки – чистокровные немки, выросшие на исконно германских землях, ростом не ниже 175 см, светловолосые, с голубыми или светло-серыми глазами, обладающие хорошими манерами. В фельдфебельских борделях и рангом пониже разрешалось работать фольксдойче. Как немецкие солдаты завидовали господам офицерам, заглядываясь на длинноногих блондинок! Случались в борделях любовные драмы и даже трагедии.

Во все времена клиенты публичных домов влюблялись иногда в куртизанок, выкупали из публичных домов и даже шли с ними под венец. Об этом писал Куприн, большой знаток дореволюционных киевских публичных домов. А как исступлённо каялся в греховных чувствах неистовый Виссарион Белинский. Его письмо к Боткину от 10–16 февраля 1839 года: «До сих пор не понимаю, что я чувствовал к гризетке, но – право – что-то чувствовал. Должно быть, это была страсть, а не чувство <…> а когда находил в себе это чувство – хотел возбудить страсть <…> Когда, увлечённая страстию, чувством или чувственностию, она отдавалась мне вся, – я, при всей моей чувственности и животности, <…> нашёл в себе довольно силы, чтобы не опрофанировать наслаждением того, что я почитал в себе святым чувством, – и я вырвался из обаятельных объятий сирены и почти вытолкал её от себя».

Чернышевский, Достоевский, Толстой, Гоголь, Чехов, Блок… – весь цвет русской литературы познал любовь проститутки. Да что русской литературы… А французской? Бальзак, Дюма, Мопассан, Гюго… Но влюбиться так, как влюбился военный министр Третьего рейха фельдмаршал фон Бломберг?! В 1938 году он «погорел» на любви к проститутке, женился на ней и прогневал фюрера: с куртизанкой фельдмаршалу баловаться не возбраняется, но жениться – никак нельзя.

Истории любви, случавшиеся в борделях вермахта, не попали на страницы художественных романов: вряд ли их герои дожили до конца войны. Надо признать: труд рядовых служительниц вермахта был нелёгким. В солдатских публичных домах проститутка за месяц должна была отработать не менее шестисот талончиков. Это было конвейерное производство. Штатное расписание домов терпимости составлялось бухгалтерами вермахта из расчёта: одна проститутка на сто солдат. Отсюда и научно обоснованные нормы выработки. Зато каждый солдат мог встретиться с приглянувшейся ему девушкой (хотелось написать ППЖ) с учётом поощрительного талончика до шести раз в месяц. В унтер-офицерских борделях проститутки могли уделить больше внимания клиентам: одна проститутка ублажала семьдесят пять унтеров и фельдфебелей. Офицерская проститутка дарила любовь пятидесяти офицерам. Это то, что касалось сухопутных войск. Привилегированные войска – авиацию и флот – одаривали любовью суперэлитные куртизанки.

На авиабазах ежемесячная норма проститутки – шестьдесят асов «Люфтваффе». Наземный обслуживающий персонал авиабазы в секс-обслуживании был приравнен к офицерам вермахта, одна проститутка приходилась на пятьдесят технарей. Зато в авиационных полевых госпиталях выздоравливающим лётчикам создали курортное обслуживание, им обеспечивался индивидуальный подход – одна проститутка на двадцать пилотов.

Но, несмотря на заботу командования вермахта о солдатском здоровье, почти каждый десятый немецкий солдат переболел сифилисом или триппером – и всё по причине недисциплинированности военнослужащих, прибегавших к услугам уличных проституток, не имевших санитарной карты и не подвергавшихся ежедневному «техническому» осмотру санитарным врачом.

Нельзя сказать, что вермахт не проявлял заботу о здоровье госслужащих куртизанок. Санитарные врачи обеспечивали публичные дома дезинфицирующими средствами, мылом, полотенцами и достаточным количеством презервативов, которые до самого конца войны регулярно поставлялись из Главного санитарного управления, даже когда начались проблемы с резиной и вышел запрет на продажу презервативов гражданским лицам. Даже когда из-за непрекращающихся воздушных налётов возникли проблемы со снабжением, солдаты регулярно обеспечивались предохранительными средствами, которые в случае острой необходимости приобретались в борделе, в солдатских буфетах, на кухнях или у снабженцев. В каждой «комнате для свиданий» для особо горячих парней висел плакат-напоминание: «Половые сношения без противозачаточных средств строго запрещены!»

Солдата перед выходом в увольнение обязательно проверял врач, дабы не допустить заражения женщин кожными или грибковыми заболеваниями, но привыкшие к риску «идальго» зачастую пренебрегали законами, сдерживающими их сексуальную жизнь, и, игнорируя предостережения, пользовались услугами непроверенных девушек, не имеющих санитарных карт. За непослушание любители приключений расплачивались венерическими болезнями. Командование вермахта смирилось с сексуальным неповиновением «странствующих рыцарей» и поселило солдатских проституток в казармы (фельдфебельские и офицерские девушки этой участи избежали), продолжая снабжать солдат презервативами и регулярными разъяснительными лекциями санитарных врачей.

В Берлине по-деловому подходили к сексуальному обслуживанию солдат на Восточном фронте. Генерал-полковник Гальдер, начальник генерального штаба сухопутных войск (1938–1942), в июле 1941-го записал в рабочем дневнике о текущих неотложных делах, требующих немедленного решения, третий пункт посвящён борделям:

«23 июля. Пока всё идёт согласно плану. Текущие вопросы, требующие немедленного решения:

1. Лагеря для военнопленных переполнены. Надо увеличить конвойные части.

2. Танкисты требуют новые моторы, но склады пусты. Нужно выделить из резерва.

3. Войска двигаются быстро. Публичные дома не успевают за частями. Начальникам тыловых подразделений снабдить бордели трофейным транспортом».

Вот и нашли для вермахта статью обвинения, подходящую к разделу «чужие» против «своих»: поощрение проституции и принуждение немецких женщин к освоению древнейшей профессии.

Итальянское бордельеро

Союзники Гитлера, за исключением, пожалуй, Румынии, в которой приняты были антисемитские законы, создавшие юридическую базу для открытия в Румынии концлагерей, расистами не были. Итальянские фашисты, пришедшие к власти в 1923 году, отвергали радикальный немецкий антисемитизм. Отправка римских евреев в концлагеря началась 16 октября 1943 года, после низложения Муссолини и заявления нового правительства о роспуске фашисткой партии и выходе Италии из войны (8 сентября 1943 года); через четыре дня в Италию были введены войска вермахта. Не были антисемитами испанские фашисты – уцелели абсолютно все испанские евреи, частично выжили венгерские евреи – отправка в концлагеря началась весной 1944-го после ввода в Венгрию немецких войск…

Дуче не интересовало, с женщинами какой национальности итальянские солдаты сбрасывают сексуальное напряжение. Муссолини не был расистом и антисемитом. Более двадцати лет, вплоть до 1938 года, когда под давлением фюрера Италия приняла расовые законы, его любовницей, соратницей и близким другом была еврейка Маргарита Царфати. Их роман начался перед Первой мировой войной, когда Бенито, главный редактор социалистической газеты «Аванти», дружил с Лениным и в поездке по итальянской части Швейцарии переводил его речи с немецкого языка на итальянский. Маргарита работала в газете «Аванти» обозревателем по вопросам культуры.

Итальянская армия, в которой, как и в немецкой, не было женщин-военнослужащих, не испытывала проблем по части сексуального удовлетворения солдат – для них в каждом итальянском городе открылись двери публичных домов. В отличие от гитлеровской Германии, в Италии проституция не запрещалась, и, когда началась война, итальянские бордели, в которых торжествовал интернационал, последовали за солдатами.

Кинофильм «Они шли за солдатами», совместное производство Италии, Югославии, Франции и ФРГ, летом 1965-го произвёл фурор на четвёртом Московском международном кинофестивале. Сюжет фильма начинается в Греции, оккупированной итальянцами. Лейтенант Мартино получил задание развести по армейским борделям новый набор проституток – молодых гречанок, добровольно записавшихся на службу. Оригинальное название фильма «Le soldatesse», дословный перевод – «Солдатские девки».

На Родине итальянских солдат, приехавших в отпуск из заснеженной России или из Северной Африки, где из-за специфики климата не всегда удавалось организовать армейский бордель, ожидали публичные дома. Итальянская армия не сидела на голодном сексуальном пайке. Тыл помогал фронту.

Годом раньше в Италии вышла на экраны одна из самых известных мелодрам мирового кинематографа – «Брак по-итальянски». Трогательная история любви начинается в одном из публичных домов Неаполя. В главных ролях – звёздная пара: Софи Лорен и Марчелло Мастроянни. Сюжет незатейлив. Во время бомбёжки, когда клиенты и обслуживающий персонал борделя спустились в бомбоубежище, 17-летняя проститутка, Филумена Мартурано, знакомится с Доменико Сориано, состоятельным молодым человеком. Вспыхнула любовь, растянувшаяся на двадцать лет…

Италия, Италия! Какие страсти! Сплошное бардельеро! Зато как романтично!

Американская армия: бордели на Гавайях

Во время Первой мировой войны командование американской армии встревожилось санитарными потерями от венерических заболеваний, превысившими потери ранеными и убитыми. Опыт войны подсказал военному министерству, что нельзя полагаться на то, что снабжение солдат предохранительными средствами и широкая разъяснительная работа научит их правилам личной гигиены; необходимо открыть в местах расквартирования войск публичные дома, в которых проститутки подвергались бы ежедневному медицинскому осмотру и в случае приобретения венерических болезней заменялись бы здоровыми девушками. Так началась история военных борделей американской армии.

…Главная база военно-морских сил США в центральной части Тихого океана, Пёрл-Харбор, нападение на которую 7 декабря 1941 года послужило поводом для вступления США во Вторую мировую войну, находилась в пригороде Гонолулу, столицы Гавайских островов. (С 1900 года острова имели статус территорий и лишь 21 августа 1959-го стали 50 американским штатом.)

В канун нападения на Пёрл-Харбор в Гонолулу насчитывалось 16 публичных домов, обслуживавших 43 тысячи военнослужащих. Работали в них местные девушки и проститутки, приехавшие с материка. Они с трудом справлялись с наплывом войск (в мае 1942-го количество военнослужащих выросло до 135 тысяч, а в июне 1945-го, без учёта военно-морского флота, на острове базировалось 253 тысячи солдат и офицеров). Уличная проституция во избежание венерических заболеваний в Гонолулу была строго запрещена. Публичным домам требовалось подкрепление, и первую партию – около 200 проституток, в основном самых дешёвых, уличных – завербовали на улицах Сан-Франциско.

Новые бордели открыли в жилых районах, в некоторых случаях для этого пришлось перестроить жилые дома. Местным жителям, недовольным таким соседством, пришлось смириться с неудобствами военного времени. Экстраординарные усилия, предпринятые Министерством обороны, позволили Генеральному прокурору Дж. Гарнер Энтони уже через год доложить губернатору Гавайских островов Ингрэму Штэйнбеку, что по состоянию на 1 декабря 1942 года в Гонолулу работает около 25 борделей, в которых работают около 350 женщин.

«Профессионалок» недоставало, и секс-обслуживание в борделях поставили на конвейер: каждому клиенту на всё про всё отводилось по три минуты. По-видимому, чтобы справить нужду, очередникам надо было подготавливать себя в коридоре. Три минуты – три доллара^[120]. Чтобы понять, много или мало зарабатывала «бедная» гавайская проститутка и почему проститутки с материка устремились на заработки за три тысячи миль от родного дома, обратимся к таблице, демонстрирующей стоимость товаров и услуг в США в 1942, 1943 и 1945 годах. Статистические данные из The People History Where People Memories and History Join including Popular Culture, Prices, Events, Technology and Inventions^[121]:

Работёнка, учитывая нормы выработки, у девушек была не из лёгких: за день в поте лица барышня обслуживала до ста клиентов, но зато годовой доход – 40 тысяч долларов, а содержательницы борделя – до 150 тысяч долларов, перекрывал трудности бытия. Ведь даже шахтёры, не говоря уже о профессорах университетов, столько не зарабатывали! Глядя на таблицу, становится ясно, почему и поныне, начиная с ветхозаветных времен, спрос на профессию не убывает. Оканчивать школу не обязательно. В годы войны при ежедневном заработке до 300 долларов (без уплаты налогов), за три-четыре рабочих дня девица зарабатывала на Гавайях на новый автомобиль, а повкалывав чуть больше месяца – на скромненький собственный домик.

Но и этих заработков девушкам показалось мало, и непривыкшие платить налоги, несмотря на легализацию властями их бизнеса, продавцы собственного тела надумали поднять стоимость секс обслуживания. Фрэнк Стир, начальник полиции, бывший противником открытия публичных домов, запретил опустошать солдатские кошельки: «Цены на это мясо пока ещё три доллара», – достаточно грубо ответил он «патриоткам».

Демократия – капризная дама, и не всем она по карману. Особенно в военное время, когда, не считаясь с финансовыми потерями, проститутки Гонолулу объявили всеобщую забастовку. Она началась 28 августа 1942 года и продлилась двадцать два дня.

В Германии за саботаж и антиармейское выступление каждую десятую проститутку расстреляли бы, а всех остальных сослали в концлагерь. Но это же Америка… Демократически воспитанные американцы позволили забастовщицам пикетировать полицейский участок и резиденцию военного губернатора, наложив запрет, (время-то военное) на публикацию в прессе информации о забастовке. В итоге стороны пришли к компромиссу: женщины получили право жить и работать там, где им было удобно, но цены на обслуживание остались прежними^[122].

В феврале 1943-го, когда на Гавайях была частично восстановлена гражданская власть, генерал Эммонс пытался убедить гражданского губернатора островов взять на себя функции управления проституцией; тот отказался, и скрепя сердце армейское командование продолжило выполнять непривычные функции^[123].

Недовольство девушек объяснимо. Несмотря на медицинский контроль, проститутки подхватывали венерические заболевания. В 1943 году заболели 166 тружениц секс-индустрии, 120 гавайских проституток госпитализировали. Многие, не выдерживая бешеного ритма, непривычного даже для профессионалок, подсаживались на наркотики, которые вначале принимали в качестве обезболивающих препаратов.

Постепенно, по указанию Штэйнбека, губернатора Гавайских островов, полиция стала закрывать публичные дома, и многие проститутки, сколотив состояние, позволившее им выйти из бизнеса, обратились к властям с просьбой вернуть их на материк. В конце 1943-го закрылись публичные дома на острове Мауи, 4 марта 1944-го захлопнулись двери борделей на острове Гавайи, затем вышли из бизнеса публичные дома на Кауаи, а в апреле 1944-го – на Капаа. В сентябре к ним примкнул остров Оаху. Длинные очереди в «Норд Отель Стрит» в Гонолулу (излюбленное место отдыха американских офицеров) закончились. Но это не означало, что армия осталась без секс-обслуживания. Злато место не остаётся надолго вакантным. По полицейским отчётам, по состоянию на 23 декабря 1944 года в Гонолулу насчитывалось от 400 до 500 проституток. Помимо профессионалок, вынужденных платить налоги, на панель вышли около трёхсот местных жительниц, работавших нелегально^[124].

Как указывают американские военные историки, официальное заявление, сделанное в конце 1944 года о закрытии на Гавайях публичных домов, скорее всего, предназначалось для успокоения общественности. Вплоть до 1945 года численность военнослужащих на Гавайях увеличивалась (и, следовательно, возрастал «спрос» на девушек лёгкого поведения). Власти прикрыли легальную проституцию, но закрыли глаза на «индивидуальную трудовую деятельность». Коллективное обслуживание стало надомным, и никто теперь не мог запретить проституткам устанавливать повышенные расценки. Цены во все времена устанавливаются спросом, который рождает предложение, и «цены на это мясо» (выражение Фрэнка Стира, начальника гавайской полиции) не падают даже во время биржевых кризисов.

Зря беспокоились жители Гавайев, что солдаты и матросы, лишённые увеселений публичных домов, станут на улицах приставать к «нормальным» женщинам. Их настроение выразил один из владельцев публичных домов: «Если сексуальное желание мужчины должно быть удовлетворено, то гораздо лучше, если оно будет удовлетворено в публичном доме, чем изнасилованием наших жён и дочерей».

Через Гавайи за годы войны транзитом прошло почти семь миллионов мужчин. Кроме единичных случаев, не было эксцессов, попавших в полицейские хроники. Это говорит лишь о том, что после официального заявления о запрете проституции официально разрешённая проституция превратилась в неофициально разрешённую. Армия сбросила с себя управленческие функции, и все в конечном итоге остались довольны.

Женщины в американской армии

Во время Второй мировой войны около 350 тысяч американских женщин служило в армии, главным образом медсёстры, хотя были и лётчицы, морские пехотинцы, связистки и машинистки. По сравнению с Советским Союзом размах, конечно, не тот, и бытовые условия, в которых они находились, были иными, но факт остаётся фактом – американки участвовали в боевых действиях. 67 армейских медсестёр и 11 медсестёр флота оказались в японском плену; три года они провели в лагере военнопленных. Америка встретила их как героев.

Северная Африка, 1942 год. Женщины-военнослужащие американского Женского Военного корпуса Women’s Army Corps (WAC) высаживаются на берег

В 1943 году в морской пехоте США появилась первая женщина-офицер, в 1945-м на Гавайи для прохождения службы был послан первый отряд женщин морской пехоты. Женщины воевали и в авиации. В марте 2010-го, в канун шестидесятипятилетия Победы, в Вашингтоне состоялась торжественная церемония вручения американским военным лётчицам, ветеранам Второй мировой войны, высшей гражданской награды США – «Золотой медали Конгресса». Только 200 бывших лётчиц, доживших до почтенного возраста, смогли приехать в Вашингтон на церемонию награждения.

* * *

В американских женских военных частях (Women’s Army Corps) и в организациях альтернативной военной службы, таких как Управление стратегических служб (OSS), Американский Красный Крест, кадетский корпус медсестёр и Организация Объединённых сервисных организаций (УСО), пропагандировалось половое воздержание.

Сексуальное насилие над женщинами военнослужащими американской армии или даже такое понятие, как военно-полевая жена, в армии США не существовало и быть не могло по одной хотя бы причине: США не является тоталитарным или полутоталитарным государством; правоохранительная система защищает права женщин. Сложно избежать наказания в стране, в которой не на словах есть свобода слова и независимое правосудие, в которой губернатор Нью-Йорка подал в отставку за нарушение федерального закона – перевоз проститутки из одного штата в другой, а Президент Клинтон попал под импичмент за ложь под присягой об адюльтере со стажёркой Белого Дома. «Погорели» на кокотках губернатор Нью-Йорка Элиот Спитцер (2006–2008), растративший на гетер восемьдесят тысяч долларов из казны штата; арестован был в Нью-Йорке Доминик Стросс-Кан, на момент ареста глава Международного валютного фонда, лидировавший по социологическим опросам в борьбе за пост президента Франции. Америка не идеальна и далека от совершенства. Но это великая страна, в которой ни президент, ни Верховный суд не может прогнуть судью или заткнуть прессе рот. К чему этот пассаж? Если бы в армии США были случаи сексуальных преступлений против женщин-военнослужащих или вольнонаёмных, то Пентагон давно бы выплатил пострадавшим в качестве компенсации многомиллионные суммы.

В 850 тысяч долларов обошлось Биллу Клинтону, 42-му президенту США, молчание Полы Джонс о давних сексуальных домогательствах. Католические епархии США выплатили многомиллионные суммы жертвам изнасилований, якобы пострадавшим полвека назад. Были ли в действительности изнасилованы абсолютно все заявители, подавшие через десятилетия иск, что в детстве они оказались жертвами священников-педофилов? Какие доказательства они предъявили? Однако достаточно было через полвека реальным и мнимым жертвам сделать бездоказательное заявление, и епархии раскошелились, не желая доводить дело до суда.

Неприкасаемых нет. Чарли Чаплин бежал в Швейцарию, опасаясь обвинения в педофилии. Полянски, всемирно известный режиссёр, десятилетиями отсиживается в Швейцарии: в Калифорнии за секс с несовершеннолетней ему грозят долгие годы тюрьмы, и, невзирая на титулы, он будет арестован, едва ступит на американскую землю или окажется в любой стране, с которой США имеет соглашение о выдаче преступников. И это при этом, что его жертва, ныне взрослая женщина, получив немалые откупные, просила суд закрыть дело. Не получается. Правосудие неумолимо. По калифорнийским законам нет срока давности по сексуальным преступлениям, как нет и неприкасаемых, обласканных чинами и наградами.

Но нет воспоминаний американских женщин-военнослужащих о сексуальных преступлениях в армии. Нет, потому что их не было. Была ли любовь? Секс и близкие отношения? Наверняка были по обоюдному согласию. Но это не преступление. Сексуального насилия или принуждения к сексу женщин-военнослужащих в британско-американской армии не было. Поэтому и писать нечего. Думается, это не только потому, что армейские психологи рекомендовали организовать бордели для военнослужащих. Многое зависит от армейского и политического руководства: или оно жёстко осуждает и пресекает факты насилия, или смотрит сквозь пальцы на «армейскую самодеятельность», позволяя немного солдатам «шалить».

А случалось ли, что воины западных армий насиловали «чужих»? Конечно, случалось. Но не в масштабах, коими «прославилась» Красная армия, французские туземные части и японская императорская армия. Но об этом – о немцах, американцах, японцах… – в следующем разделе.

Часть IV. «Чужие» против «чужих»

Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины,

Как шли бесконечные, злые дожди,

Как кринки несли нам усталые женщины,

Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слёзы они вытирали украдкою,

Как вслед нам шептали: «Господь вас спаси!» —

И снова себя называли солдатками,

Как встарь повелось на великой Руси.

<…> Ты помнишь, Алёша: изба под Борисовом,

По мёртвому плачущий девичий крик,

Седая старуха в салопчике плисовом,

Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?

Но, горе поняв своим бабьим чутьём,

Ты помнишь, старуха сказала: «Родимые,

Покуда идите, мы вас подождём».

Константин Симонов

Предисловие

Во всех войнах, начиная с древних времён, победители не щадили побеждённых, женщин угоняли в рабство, принуждали к тяжёлому физическому труду или превращали в сексуальных рабынь. На невольничьих рынках смазливая женщина всегда была желанным товаром, но лишь некоторым рабыням, благодаря женским прелестям, удавалось уговорить фортуну и возвыситься над победителями. Роксолана (Анастасия Лисовская), жившая в шестнадцатом веке, из наложниц превратилась в жену (точнее в одну из жён, зато наиболее влиятельную) османского султана Сулеймана Великолепного. Она мать султана Селима II.

А самая известная пленница, военный трофей победителей – сексуальная рабыня Марта Самуиловна Скавронская, дочь латышского крестьянина, во славу всех сексуальных рабынь стала императрицей Екатериной I. С приходом Марты на царство у автора, некогда знакомого с тройными интегралами, возникли проблемы с арифметикой: не подаётся вычислению цифра 300-летия дома Романовых. А тут, как назло, вмешались в расчёты и полностью смешали карты туземцы – Анна Леопольдовна и Екатерина II, она же немецкая принцесса родом из Штеттина (Пруссия), София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская. Между прочим, помимо матушки-императрицы Екатерины II, родившейся в Штеттине в 1729 году, спустя тридцать лет, в 1759-м, в славном городе Штеттин родилась её невестка, София Мария Доротея Августа Луиза (после перехода в православие – Мария Фёдоровна), вторая супруга императора Павла I и мать императоров Александра I и Николая I.

Благодаря любвеобильной матушке-императрице Екатерине II, даровавшей России новую династию – салтыковскую (императрица намекнула в мемуарах о причастности Сергея Салтыкова, своего фаворита, к рождению Павлуши, будущего императора Павла I), как минимум надо вычесть 34 года из 300-летия царствования Романовых и праздновать 34-летие законного царствования на Руси пруссов.

Нехорошо получилось! Не благодарственно! Не пощадили красноармейцы в 1945-м Восточную Пруссию, подарившую России матушку Государыню Императрицу. И к прусскому городу Штеттин, более 500 лет бывшему столицей герцогства Померания и являвшемуся по материнской линии родовым гнездом русских царей, советское правительство отнеслось не по-родственному. Отдали Штеттин на Потсдамской конференции Польше, хотя город и находится западней Одера. А ведь могли бы качать права и требовать присоединить его к Кенигсбергу (извиняюсь, к Калининграду). Наш Штеттин, по матушкам императрицам, наш… Кто под дулами танков стал бы спорить со Сталиным в 1945-м в преддверии обещанного присоединения к войне с Японией?

Слухи слухами, но проясняются еврейские законы: почему на протяжении всей еврейской истории национальность ребёнка определялась по матери, независимо от происхождения отца. Кто мать новорожденного, ясно при родах, насчёт же отца, как в случае с Павлом, есть разногласия. Экспертиза ДНК останков Павла I из-за возможных рисков не проводилась. Но если бы российские царедворцы следовали бы еврейским законам, то все русские цари, начиная с Павла I и Александра I, присоединившие к России Кавказ, Среднюю Азию, Польшу, Финляндию, считались бы… немцами, точнее пруссами. Вот так!

Но мы и так знали, что в Первую мировую брат поднял руку на брата. Не Каин на Авеля, но всё же. Один двоюродный брат на другого. Георг V, по материнской линии двоюродный брат Николая II. Король Великобритании и Северной Ирландии и император Индии ополчился на кузена, германского императора Вильгельма II, который в отместку поднял руку на Николашу. Первую мировую войну давно следовало бы переименовать в Двоюродно-Братоубийственную.

Невероятны пути Господни. Безграмотную латышку, трофейную Марту Скавронскую, так и не научившуюся писать, российской царицей признали, а Марину Мнишек, дочь польского вельможи, не приняли в белокаменной. Потому как не с тем под венец пошла. Не прижилась Марина в Москве, хотя, в отличие от крестьянской дочери, была голубых кровей…

* * *

По статистике женщин больше, чем мужчин. В зоне военных конфликтов их меньше. Несдобровать женщинам, когда чужеземная армия входит в города и местечки.

В средние века наказанием за групповые изнасилования стала эпидемия сифилиса, (считается, что болезнь завезли в Старый Свет первооткрыватели Америки из экспедиции Колумба). Мореплаватели наградили сифилисом проституток, а те веером разнесли по миру «испанскую болезнь». Первый удар приняли французские солдаты. В 1495 году в Италии. С XVI века Европу захлестнула эпидемия венерических болезней. Сифилис, разносимый солдатами, заразившимися от проституток, проник и в государственные покои. Кто только не был носителем бледных спирохет: Иван Грозный, Петр I, Карл XII, Фридрих Великий, Ленин, Гитлер, Муссолини, Наполеон, Карл Маркс…

Внушителен список духовной и интеллектуальной элиты, пострадавшей от беспорядочных половых связей, – художники, писатели, поэты и композиторы: Ван Гог, Гоген, Эдуард Мане, Пикассо, Врубель, Гофман, Стендаль, Уайльд, Флобер, Сирано де Бержерак, Бодлер, Александр Блок, Рембо, Бетховен, Паганини, Шуберт… Из-за сифилиса и «Маяковский лёг виском на дуло»…

Войны из-за напасти не останавливались. Боролись с сифилисом как могли. Армейские начальники вспомнили о наложницах, следовавших за римскими легионами, и легализовали публичные дома; куртизанок обязали регулярно проходить медицинский осмотр, заболевших вовремя изолировали. Но солдаты, привыкшие к риску на поле боя, пренебрегали мерами предосторожности, в азарте забывая о презервативах. Они как насиловали в пьяном угаре попавших под руку женщин, так и продолжили. «Человек с ружьём» дисциплине не подавался и для мирного населения опасен был во все времена, опровергая фразу, подслушанную Лениным в 1917-м от некоей наивной старушки, – он включил её слова в свой репертуар и на митингах объяснял, чем Красная армия отличается от царской: «Теперь не надо бояться больше человека с ружьем»^[125]. Оказывается, надо бояться, даже дряхлой старушке.

* * *

Несладко пришлось женщинам, попавшим в мясорубку Первой мировой и Гражданской войн. Их насиловали и те, и другие. Не стала исключением и малоизвестная для россиян советско-польская война (1919–1921), закончившаяся провальным наступлением на Варшаву войск Юго-Западного фронта и заключением рижского мирного договора (командующий фронтом – Тухачевский, член Реввоенсовета – Сталин).

По итогам «неизвестной войны» к Польше отошли обширные территории Западной Украины и Западной Белоруссии, преимущественно заселённые непольским населением и прежде входившие в состав Российской империи. Советская сторона обязалась возвратить Польше научные и культурные ценности, вывезенные за полтора века, начиная с 1 января 1772 года; уплатить в течение года 30 млн золотых рублей репараций за вклад Польши в хозяйственную жизнь Российской империи и передать польской стороне хозяйственного имущества на сумму 18 млн золотых рублей. Польша освобождалась от ответственности за долги и иные обязательства бывшей Российской империи (в конце двадцатого века России, как известно, в одиночку пришлось выплачивать долги держателям царских ценных бумаг). Это был позорный рижский договор 1921 года, по масштабам не уступающий Брестскому миру и, скорее всего, его превосходящий, и настолько позорный, что все годы советская пропаганда о нём даже не заикалась. Вначале – дабы не падала тень на Великого и гениального полководца, лично ответственного за провал наступления на Варшаву и за поражение в советско-польской войне.

На IX Всероссийской конференции РКП(б) Сталин попытался переложить вину за поражение на главкома Каменева и на Тухачевского, командующего фронтом, но Ленин их защитил и упрекнул Сталина в предвзятом к ним отношении. Сталин затаил ненависть. Командарму 1-го ранга Сергею Каменеву повезло – он скончался в 1936-м от сердечного приступа, не дожив года до исполнения кровной мести, и с почестями был захоронен у Кремлёвской стены. Зато Тухачевскому, свидетелю сталинской некомпетентности в военных делах, в 1937 году суждено погибнуть врагом народа и кровью смыть позор политического руководителя войск Юго-Западного фронта, будущего генералиссимуса, отказавшегося выполнить решение Пленума ЦК РКП(б), а затем и приказ Каменева о перегруппировании войск.

Советский Союз денонсировал Брестский мир в декабре 1918 года. После подписания в 1939 году советско-германского договора и секретного к нему приложения, по которому новые союзники свершили 4-й раздел Польши и Советский Союз приобрёл Западные Украину и Белоруссию, Сталин мог бы денонсировать рижский договор и потребовать у англичан, хранивших золотой запас Польши, вернуть Москве 48 млн золотых рублей. Он не сделал это ни в 1939-м, когда поссорился с англичанами, ни в 1945-м, когда с ними временно подружился.

Когда в адрес Советского Союза звучали обвинения в сговоре с Гитлером и в соучастии в четвёртом разделе Польши, советские пропагандисты не вспоминали позорный мир, Брестский мир – 2, заключённый в Риге 18 марта 1921 года. И никогда на требования поляков признать ответственность за расстрел польских военнопленных в Катыни^[126] со всеми вытекающими юридическими последствиями, – ни СССР, ни Россия никогда не спрашивали поляков о судьбе пленных красноармейцев. По разным источникам, Красная армия потеряла в той войне от 80 до 200 тысяч пленных (поляки признали 85 тысяч), из которых, согласно рижскому договору, вернули 65 тысяч (около 20 тысяч погибли в концлагерях). Ни Советский Союз, ни Россия никогда не поднимали вопрос о компенсациях и не интересовались судьбой ещё 120 тысяч пленных.

Автор не отвлёкся от основной темы. Во время советско-польской войны происходили этнические чистки и террор против еврейского гражданского населения. В Ровно весной 1920 года «польские эсэсовцы» расстреляли более 3 тысяч евреев, в местечке Тетиев – около 4 тысяч… «Отличились» не только поляки. В состав польской армии входила белорусская дивизия Балаховича. Её деятельность расследовал полковник Лисовский, польский военный прокурор. Только в Турове, установил Лисовский, белорусы изнасиловали 70 еврейских девочек в возрасте от 12 до 15 лет. Комиссия по регистрации жертв набега дивизии Балаховича зафиксировала, что в Мозырском уезде «насилию подвергались девочки от 12 лет, женщины 80 лет, женщины с 8-месячной беременностью <…> причем насилия совершались от 15 до 20 раз. Хотя образовавшейся местной комиссией для обследования и оказания помощи было обещано полное сохранение врачебной тайны, число обращающихся за помощью достигает всего лишь около 300 женщин, большую часть которых составляют заболевшие венерическими болезнями или забеременевшие <…>».

Гитлер об этом знал. Лагеря смерти Треблинка, Освенцим, Майданек построены не на пустом месте.

Но и противоборствующая сторона, будёновцы, совершала во время советско-польской войны массовые изнасилования и погромы. Об этом в «Конармии» ярко и осторожно написал Бабель. Среди документов, рассекреченных в 1998 году и опубликованных в газете «Совершенно секретно», – приказ Реввоенсовета Первой конной армии № 89, датированный 9 октября 1920 года.

Только за 4 дня, с 18 по 22 сентября, 6-я кавалерийская дивизия учинила более 30 еврейских погромов. В местечке Любарь 29 сентября кавалеристы убили 60 человек, в Прилуках в ночь на 3 октября убито 21 «и изнасиловано много женщин». В приказе отмечалось, что «женщины бесстыдно насиловались на глазах у всех, а девушки, как рабыни, утаскивались зверями-бандитами к себе в обозы». В Вахновке 3 октября было убито 20 человек, много было раненых и изнасилованных, 18 домов было сожжено…

Исторический экскурс затянулся, и пора возвращаться ко Второй мировой войне.

«Чужие» против «чужих» – о преступлениях на сексуальной почве солдат вермахта и его союзников на Восточном и Западном фронте и аналогичных преступлениях армий стран антигитлеровской коалиции. Красная армия в этом разделе обойдена стороной, ей посвящалась вторая часть – «свои» против «чужих».

Вермахт: Восточный фронт

В документальной книге «Последние свидетели» Светлана Алексиевич собрала сто детских рассказов – воспоминаний о войне. Обычно дети мало что помнят, что происходило с ними в детсадовском возрасте. Устойчивая память появляется в младшем школьном возрасте. Но потрясение, полученное во время немецкой оккупации, пятилетней Люде Андреевой врезалось в память на всю жизнь^[127]:

«Я знала, что мама у меня молодая и красивая, у других детей были мамы постарше, но в пять лет я поняла, что для нас это плохо, что мама молодая и красивая. Это опасно. В пять лет я это сообразила… Я даже поняла, что то, что я маленькая, – это хорошо. Как такое ребёнок способен понять? Мне же никто ничего не объяснял…

Через столько лет… Боюсь… Трогать в своей памяти это место… Возле нашего дома остановилась немецкая машина, она не специально остановилась – она испортилась. Солдаты зашли в дом, меня и бабушку прогнали в другую комнату, а маму заставили им помогать. Грели воду, готовили ужин. Они так громко разговаривали, что мне казалось: они не разговаривают друг с другом и не смеются, а кричат на мою маму.

Стало темно, уже вечер. Уже ночь. Вдруг мама вбегает в комнату, хватает меня на руки и бежит на улицу. Сада у нас не было, и двор пустой, бегаем и не знаем, куда спрятаться. Залезли под машину. Они вышли во двор и ищут, светят фонариками. Мама лежит на мне, и я слышу, как у неё стучат зубы, она холодная сделалась. Вся холодная.

Утром, когда немцы уехали и мы вошли в дом… Бабушка наша лежала на кровати… привязанная к ней верёвками… Голая! Бабушка… Моя бабушка! От ужаса… От страха я закричала. Мама вытолкнула меня на улицу… Я кричала и кричала… Не могла остановиться…»

Это преступление совершили представители «высшей расы», которым Гиммлер запретил сексуальные контакты с неполноценными народами…

Львов, июль 1941, «коричневые» дни и ночи

Во фронтовой полосе трудно проконтролировать каждого солдата (это относится к любой армии, в которой могут оказаться садисты, люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией, с уголовным прошлым, геронтофилы, маньяки и педофилы). Но львовский и каунасский погромы^[128], произошедшие в первые дни войны при активном участии местного населения (Львов и Каунас были захвачены коллаборационистами ещё до подхода немецких войск), были хорошо организованы и заранее спланированы.

Львовский погром

В ночь с 29 на 30 июня 1941 года германские войска вошли во Львов. Впереди шёл разведывательно-диверсионный батальон «Нахтигаль», сформированный из членов ОУН и входивший в состав диверсионного полка абвера «Бранденбург 800». В первую неделю оккупации Львова легионеры Гитлера при участии местных жителей, присоединившихся к нелюдям, убили более четырёх тысяч евреев. Изуродованные трупы лежали у стен домов. Для устрашения на видном месте лежал труп молодой женщины с пригвождённым штыком младенцем. Многие женщины были предварительно изнасилованы. Многочисленные фотодокументы подтверждают участие в погроме местного населения^[129].

Львовский погром. Толпа жаждет крови

Пока одни бандиты расправлялись с евреями, другие занялись поиском женщин. Пьяные солдаты ловили на улицах Львова девушек и затаскивали в парк Костюшко. Пытаясь образумить насильников, священник Помазнев вышел из церкви на улицу с крестом в руках, но призывы к совести и угрозы божьего суда оказались бессильными; солдаты избили старика, сорвали с него рясу, спалили бороду и закололи штыком. Улицы Львова опустели. Бандитов, одетых в немецкую форму, безлюдье не смутило. Выродки ворвались в общежитие львовской швейной фабрики, изнасиловали, а затем убили тридцать две женщины.

Продвигаясь с немецкой армией на Восток, батальон «Нахтигаль» продолжил расправы. В селе Турбов на Винничине каратели вырезали всех мужчин-евреев. Женщин и детей они собрались заживо сжечь, но «сердобольные» сердца немецких солдат не выдержали, и силой оружия они предотвратили расправу^[130]. Женщин и детей ждала «гуманная» смерть – расстрел.

* * *

Итальянский солдат Эудженио Корти вспоминал, как зимней ночью в один из домов маленького посёлка юга России вошли двое солдат, немец и итальянец («скромность» не позволила Корти признаться в молчаливом соучастии в том, что произошло позже):

«В доме были только женщины самого разного возраста и дети. Они в ужасе прятались в углу. Немец выбрал самую симпатичную девушку, оставил её в доме, остальных вывел на улицу и тут же за дверью пристрелил всех, включая детей. Затем он вернулся в избу, бросил девушку на постель и изнасиловал её… Затем немец заставил девушку приготовить ему еду, после чего уложил её рядом с собой в постель и вынудил всю ночь лежать рядом с собой. Он ещё трижды насиловал её. Утром он вывел её на мороз и пристрелил»^[131].

Сексуальные насилия над советскими женщинами, так же как и групповые изнасилования, хотя и запрещались расовыми законами, для солдат вермахта были обыденным делом. Давид Ортенберг, главный редактор газеты «Красная звезда» (с 1 июля 1941 по 30 июля 1943 гг.), написал роман-хронику, «Год 1942», месяц за месяцем следуя по страницам газеты.

20 августа «Красная звезда» опубликовала отрывки из писем немецких солдат, обнаруженные в почтовом грузовике, захваченном смоленскими партизанами. Ефрейтор Феликс Капдельс писал друзьям о весёленьких похождениях и групповых изнасилованиях: «Пошарив в сундуках и организовав хороший ужин, мы начали веселиться. Девочка попалась злая, но мы её тоже организовали. Не беда, что всем отделением».

В другом письме ефрейтор Георг Пфалер, радуясь, что находится не на фронте, а в карательных войсках, писал своей матери в Саппенфельд: «В маленьком городке мы пробыли три дня… Можешь представить себе, сколько мы съели за три дня. А сколько сундуков и шкафов перерыли, сколько маленьких барышень перепортили… Весёлая теперь наша жизнь, не то что в окопах»^[132].

Впору ефрейторам петь бравурные марши: выпил, ограбил, изнасиловал. Ещё раз выпил, ограбил и изнасиловал. Жизнь удалась!

* * *

В каждом советском населённом пункте после освобождения создавались Чрезвычайные государственные комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских оккупантов (к ним относили и румынско-фашистских). Многие документы впоследствии прозвучали на Нюрнбергском процессе против руководства фашистской Германии. Заступничество Сталина, намеривавшего включить Румынию в советскую зону влияния, позволило румынским фашистам избежать Международного военного трибунала. До Нюрнбергского суда не дошёл акт № 173, составленный в Одессе 26 октября 1944 года:

«16 октября 1941 года, в день вступления оккупантов в г. Одессу, группа румынских варваров на глазах гр. Хирика Лейб Осиповича изнасиловала жену Любу и 16-летнюю дочь Еву, в результате чего последняя заболела острым менингитом.

12 января 1942 г. в числе многих других Хирик Л. О., жена его и дочь были угнаны в гетто на Слободку.

11 февраля 1942 г. их вывезли поездом в Березовку, а оттуда в 30-градусный мороз погнали пешком в Доманёвку.

<…> Хирик Л. О. отстал от этапа недалеко от местечка Мостового и был расстрелян, а жена и дочь, дойдя до местечка Мостовое, как отставшие были расстреляны немцами-колонистами»^[133].

Волк стремится вовремя напялить овечью шкуру. Советские войска подошли к государственной границе Румынии. Руководство фашистской Румынии, виновное в гибели сотен тысяч румынских и советских евреев, быстро сориентировалось и переметнулось на сторону антигитлеровской коалиции, арестовав и предав суду несколько одиозных деятелей; благодаря Сталину, имевшему свой вид на Румынию, страна-агрессор избежала Нюрнбергского суда и осуждения за преступления против человечности.

* * *

Гитлер, названный в 1938 году американским журналом «Тайм» «человеком года», вторгся в Польшу, будучи номинантом на Нобелевскую премию мира за 1939 год (потерпел бы пять месяцев – и вместе с Чемберленом и Даладье получил бы за Мюнхен Нобеля).

От командования вермахта фюрер требовал: «Война на Востоке, должна отличаться от войны на Западе и вестись на уничтожение евреев и большевиков».

После вторжения в СССР в каждом захваченном немцами населённом пункте с первых же дней начались массовые публичные казни евреев. Они совершались айнзатцгруппами СД^[134] при содействии местных жителей, люмпенов и маргиналов. В мае 1941 СД начал подготовку к массовым казням евреев и создал четыре айнзатцгруппы общей численностью 3000 человек. Группа «А» охватывала страны Прибалтики; «B» – Смоленское направление; «C» – район Киева; «D» – южную часть Украины. Группы разделили на айнзатцкоманды, действовавшие в глубоком тылу, и зондеркоманды – в непосредственной близости к линии фронта. Трём тысячам убийц при поддержке местного населения поручили уничтожить пять миллионов советских евреев. Но СД предстояло ещё договориться с вермахтом и добиться от него хотя бы молчаливого самоустранения.

В середине мая 1941-го Гейдрих поручил шефу гестапо Генриху Мюллеру обсудить с военными властями соглашение о деятельности айнзатцгрупп. Переговоры с генералом Вагнером закончились безрезультатно. Тогда Гейдрих возложил эту миссию на Шелленберга, дав жёсткие указания: добиться, чтобы армия не просто терпела присутствие в тылу оперативных групп, но и «вменила в обязанность своим ответственным службам оказывать полную поддержку всем мероприятиям этих групп, политической полиции и службе безопасности». Шелленберг справился с поставленной задачей: вермахт хоть и не принимал участия в массовых казнях, надел на глаза чёрную повязку.

Руководство вермахта солидаризовалось с фюрером и ответственно за чудовищные преступления гитлеровского режима и за военные преступления, совершённые при его молчаливом согласии на оккупированных территориях. К ним относится и надругательства над военнопленными. Не является смягчающим обстоятельством нежелание Советского Союза ратифицировать женевскую конвенцию о военнопленных. Фельдмаршал Кейтель, Верховный главнокомандующий вооружёнными силами Германии, осуждён Международным военным трибуналом в Нюрнберге как один из главных военных преступников рейха и повешен 16 октября 1946 года.

Семнадцатилетняя партизанка Зоя Космодемьянская была схвачена немцами в подмосковной деревне Петрищево 28 ноября 1941 года. Её раздели догола, и несколько солдат, сменяя друг друга, пороли её ремнями, выпытывая информацию. Затем часовой, приставленный её охранять, решил лично помучить пленницу и четыре часа водил босой по морозу в одном белье. На следующее утро Зоя была повешена. Садисты не позволили её похоронить, и месяц её тело провисело на виселице. Под Новый год пьяные солдаты сорвали с повешенной одежду и надругались над телом, исколов ножами и отрезав грудь.

 Под Новый год пьяные солдаты надругались над телом Зои Космодемьянской

На следующий день немецкий офицер, командовавший подразделением 332-го пехотного полка, квартировавшим в Петрищево, отдал распоряжение убрать виселицу и передать тело для захоронения местным жителям. Солдаты вермахта не чурались фотографироваться на фоне казней – фотоснимки нашли в 1942-м у одного из убитых солдат 332-го пехотного полка.

Что же касается массовых казней, то немецкий историк Краусник писал о существовании письменной договорённости между руководством айнзацгруппы «А» и командующим 16-й армией генерал-полковником Бушем о невмешательстве вермахта в дела СС. Буш отдал своим подчинённым строжайшие устные приказы не вмешиваться в убийства, названные «акцией чистки».

Когда генералу фон Року доложили о каунасском погроме, устроенном литовцами под наблюдением немцев (25–29 июня 1941 года), возмущённый генерал направился за разъяснениями к своему непосредственному начальнику, генерал-фельдмаршалу фон Леебу, главнокомандующему группы армий «Север». Выслушав генерала, Лееб ответил, что никак не может влиять на ход дела, и настоятельно посоветовал Року держаться в стороне от событий, что тот и сделал – ушёл, поджав хвост^[135].

Командующий войсками безопасности в районе группы армий «Центр» генерал от инфантерии Макс фон Шенкендорф, кадровый офицер вермахта, начавший воинскую службу ещё в 1894 году и помнивший старую выучку, несмотря на активную деятельность партизан в армейском тылу, предпринял попытку прекратить беспощадные акции карателей. Якобы с ведома Гиммлера 3 августа 1942 года он отдал приказ войскам^[136]:

«В последнее время участились случаи, когда в ходе операций по очистке и усмирению применялись так называемые “карательные меры”, которые находятся в противоречии с моими взглядами на то, что важно привлечь население на свою сторону и обеспечить спокойствие и порядок во взаимодействии с ними. Террористические акты, такие как сжигание и расстрел жителей, особенно женщин и детей, дают обратную реакцию <…> Противопоставить партизанскому террору немецкий террор – значит создать условия, которые приведут к неконтролируемой обстановке, и в конце концов сведут на нет нашу работу по восстановлению, и тем самым подорвут основы обеспечения войск.

Посему с согласия верховного фюрера СС и полиции я отдаю следующее распоряжение полиции безопасности и порядка:

1. Массовые карательные меры, включающие расстрел жителей и сожжение населённых пунктов, в основном должны осуществляться по приказу офицера в должности не ниже командира батальона, и только если однозначна помощь партизанам со стороны населения или отдельных лиц. Офицер несёт ответственность за соблюдение необходимых мер и отчитывается мне по каждому отдельному случаю в служебном порядке.

2. Я запрещаю расстрел женщин и детей, за исключением женщин с оружием в руках. О случаях, когда предлагаются карательные меры со стороны полиции порядка и безопасности против женщин и детей, приказываю доводить до моего сведения через верховного фюрера СС и полиции и фюрера полиции для моего решения.

3. Нарушение приказа в пунктах 1 и 2 будет преследоваться в судебном порядке».

Старого генерала быстро привели в чувство, и 14 августа фон Шенкендорф издал дополнение к своему приказу, полностью его дезавуирующее: «распоряжение, переданное верховным командованием вермахта» не затрагивает «опергруппы или команды, имеющие право проводить экзекуционные меры против гражданского населения в рамках своих задач и под свою ответственность».

Некоторые немецкие генералы, среди них был командующий 2-й танковой армией генерал-полковник Рудольф Шмидт, также выражали недовольство акциями, позорящими честь немецкого офицера. Чтобы облагоразумить «умеренных генералов», 16 декабря 1942 года фельдмаршал Кейтель, Верховный главнокомандующий вооружёнными силами Германии, подписал приказ о борьбе с партизанами, «освободивший» карателей от ответственности за любые их действия^[137]:

«Если борьба против банд как на Востоке, так и на Балканах не будет вестись самыми жестокими средствами, то в ближайшее время имеющихся в распоряжении сил окажется недостаточно, чтобы справиться с этой чумой.

Войска поэтому имеют право и обязаны применять в этой борьбе любые средства без ограничения, также против женщин и детей, если это только ведет к успеху.

Любое проявление мягкости является преступлением по отношению к германскому народу и солдату на фронте, которому приходится испытывать на себе последствия наносимых бандитами ударов и которому непонятно, как можно щадить бандитов и их сообщников…

Ни один немец, участвующий в боевых действиях против банд, не может быть привлечен к дисциплинарной или судебной ответственности за своё поведение в бою против бандитов и их сообщников».

Каратели получили полную свободу действий – насиловать, убивать, подвергать жесточайшим пыткам, – которой они распорядились немыслимым образом. Отрывок из документа, составленного по следам карательной экспедиции в Лельчицком районе (Белоруссия) ^[138].

«Село Буйновичи, Синицко-Польский сельсовет. Малец Анна Ивановна, 17-летняя девушка, изнасилована группой гитлеровцев, после чего заживо изрезана на куски. Малец Мирон Алексеевич, в возрасте 32 лет, посажен на землю, вокруг него разложен костер, после того как были обожжены волосы и кожа, убит…

Деревня Крупка, Буйновичского сельсовета. Мишура Иван, 83-летний старик, заживо брошен в огонь своей горящей избы. Корбут Мария Степановна, 32 лет, изнасилована группой гитлеровцев на глазах своей матери. Обыход Мария Марковна – изнасилована группой гитлеровцев, после чего вывернуты руки, избита до потери сознания, а затем убита. Мишура Мария, 83-летняя старуха, изнасилована фашистами.

Деревня Берестяный завод, Буйновичский сельсовет. Акулич Иосиф Антонович, 82-летний старик. Руки и ноги вывернуты, глаза выколоты, зубы выбиты, головной череп расколот, после долгих мучений старик скончался. Акулич Антонина Григорьевна, 20-летняя девушка, изнасилована фашистами, умирала в долгих мучениях, грудь вырезана, вывернуты ноги и руки.

Деревня Глушковичи Лельчицкого сельсовета. Швед Григорий Ефремович, 45 лет, отрезали уши, пальцы на руках и ногах, резали ножом тело на спине, отрезали язык и ещё живым бросили в огонь. Радиловец Моисею Степановичу, 52 лет, резали тело ножами, после чего повесили. Акулич Макару Ивановичу, 45 лет, отрезали нос, уши, половой орган, резали ножом тело, после долгих мучений сожгли. Бурим Василию Михайловичу, 39 лет, рвали волосы на голове, ломали руки и ноги, простреливали тело, умер под пытками. Гапанович Феодосии Григорьевне, 45 лет, резали ножами тело, избивали камнями и заживо зарыли в землю. Бурим Есении Андреевне, 52 лет, резали ножами тело, избивали камнями и палками, заживо зарыли в землю. Бурим Прасковью Макаровну, 22 лет, и Бурим Теклю Евдокимовну, 22 лет, гитлеровцы изнасиловали, после чего посадили на колья и расстреливали.

Село Стодоличи Картыничского сельсовета. Крупник Прасковья изнасилована группой фашистов в 8 человек в присутствии её детей и односельчан. Жогло Феодосия Ивановна, девочка 13 лет, изнасилована группой фашистов (7 человек) в присутствии бабушки. Жогло Анна, девочка 13 лет, изнасилована группой фашистов в присутствии матери <…>»

Так проходили экспедиции карателей в партизанских районах Белоруссии. Неизвестно, кто бесчинствовал в вышеперечисленных эпизодах: немцы или коллаборационисты-каратели, одетые в немецкую форму. Напомним, что в Белоруссии против партизан действовала дивизия СС «Галичина» (14-я гренадерская эсэсовская дивизия), эсэсовский грузинский легион – Der Georgische Legion, 19-я латышская дивизия СС и другое фашистское отродье из национальных эсэсовских формирований.

Тема коллаборационизма – сотрудничество советских граждан с оккупантами – долгое время была своеобразным «табу». В отчётах Государственных комиссий о злодеяниях немцев на оккупированных территориях, зафиксировавших огромное количество случаев насилия над советскими женщинами, из-за боязни затронуть «священную корову» – «дружбу советских народов» – не расшифровывался национальный состав карательных подразделений. В средствах массовой информации писалось: «каратели», «фашисты», без уточнения национальной принадлежности. Подразумевай: «немцы».

В местечке Шацк Минской области каратели изнасиловали всех девушек, обнажёнными выгнали их на площадь и заставили танцевать. Отказавшихся безжалостно расстреляли. В селе Ляды фашисты потребовали от селян выделить им восемнадцать девушек. Это не было выполнено, и тогда они сами отобрали девушек, увели их в близлежащий лес, изнасиловали и расстреляли. Некоторым из девчонок было по 13–14 лет^[139].

На Нюрнбергском процессе очевидцы свидетельствовали: «16-летнюю Мечникову по приказу офицера Хуммера солдаты увели в лес и изнасиловали. Через некоторое время другие женщины, которых тоже завели в лес, среди них, в частности, были Альперенко и Березникова, увидели на дереве доски, к которым было прибито тело Мечниковой. На глазах женщин немцы отрезали у неё грудь»^[140].

Читая документы, приведенные Васильченко и прозвучавшие на Нюрнбергском трибунале, о преступлениях, совершённых на территории СССР, трудно поверить, что их могли совершить люди со здоровой психикой^[141].

В селе Семеновское Калининской области немцы изнасиловали двадцатипятилетнюю Ольгу Тихонову, мать троих детей, находившуюся в последней стадии беременности. Садисты шпагатом связали ей руки, после изнасилования перерезали ей горло, прокололи обе груди и садистски высверлили их.

В деревне Басманово Глинковского района Смоленской области в первый же день оккупации фашисты выгнали в поле более 200 школьников и школьниц, приехавших в деревню на уборку урожая. Понравившихся школьниц они вывезли в тыл для ублажения «господ офицеров». Остальных расстреляли.

В селе Бородаевка Днепропетровской области фашисты изнасиловали поголовно всех женщин и девушек.

В деревне Березовка Смоленской области пьяные немецкие солдаты изнасиловали и увезли с собой всех женщин и девушек в возрасте от 16 до 30 лет. Насилие совершалось на глазах родных и детей.

В Белоруссии, возле города Борисова, в руки гитлеровцев попали 75 женщин и девушек, бежавших при приближении немецких войск. Немцы изнасиловали, а затем зверски убили 36 женщин и девушек…

Тяжело без содрогания слышать и читать свидетельские показания. Немногие немецкие солдаты и офицеры, оказавшиеся свидетелями преступлений своих соотечественников, осознавали, что Германию ждёт та же участь. В ноябре 1939-го, когда начались экзекуции польских евреев, подполковник генерального штаба Штиф, позднее участник антигитлеровского заговора 20 июля 1944 года, писал жене из Варшавы:

«Я стыжусь быть немцем! Эти люди, которые составляют меньшинство, жгут, убивают, грабят. Они позорят немецкую нацию, они станут нашей общей бедой, если мы их не остановим… Самая необузданная фантазия меркнет перед лицом преступлений, творимых бандой убийц и грабителей, и всё это терпят на самом верху»^[142].

Женщины-военнослужащие в немецком плену

Среди военных сексуальных преступлений, совершённых нацистами, отдельной строкой – изнасилования пленных советских женщин. Они совершались как немцами, так и полицаями.

Арон Шнеер в книге «Плен», в главе «Женщины-военнослужащие в немецком плену»^[143], приводит документальные свидетельства о сексуальном насилии над пленными женщинами. Из архива музея Яд ва-Шем М-33/1182, л. 94–95, рядовой 11-й танковой дивизии вермахта Ганс Рудгоф рассказал о событиях зимы 1942-го: «На дорогах лежали русские санитарки. Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные… На этих мёртвых телах… были написаны похабные надписи».

1942 год, пленные женщины-красноармейцы

Владислав Смирнов, «Ростовский кошмар», «Огонек», 1998, № 6: в июле 1942-го немецкие мотоциклисты ворвались во двор, в котором санитарки военного госпиталя собирались переодеться в гражданское платье. Прямо в военной форме их затащили в сарай и изнасиловали.

Из архива музея Яд ва-Шем. М-33/1182, л. 11, рассказ Шенипова, бывшего военнопленного, о сексуальном насилии в дрогобыческом лагере над пленной девушкой-военнослужащей по имени Люда:

«Капитан Штроер, комендант лагеря, пытался её изнасиловать, но она оказала сопротивление, после чего немецкие солдаты, вызванные капитаном, привязали Люду к койке, и в таком положении Штроер её изнасиловал, а потом застрелил».

Ещё один документ из архива музея Яд Вашем. М-33/230, л. 38,53,94; М-37/1191, л. 26:

«В шталаге^[144] 346 в Кременчуге в начале 1942 г. немецкий лагерный врач Орлянд собрал 50 женщин-врачей, фельдшериц, медсестёр, раздел их и приказал нашим врачам исследовать их со стороны гениталий – не больны ли они венерическими заболеваниями. Наружный осмотр он проводил сам. Выбрал из них 3 молодых девушек, забрал их к себе “прислуживать”. За осмотренными врачами женщинами приходили немецкие солдаты и офицеры. Немногим из этих женщин удалось избежать изнасилования».

В шталаге № 337, неподалеку от Барановичей, за колючей проволокой содержалось около 400 женщин-военнопленных. При попустительстве немцев лагерная охрана, состоящая из бывших советских военнопленных, перешедших на сторону немцев, и лагерные полицаи насиловали пленниц или под угрозой смерти заставляли с ними сожительствовать. В этом признался в декабре 1967-го на заседании военного трибунала Белорусского военного округа Ярош, бывший начальник лагерной охраны.

Шнеер приводит отрывок из воспоминаний Фишера о пленных женщинах, находившихся в лагере военнопленных Миллерово. Комендантом женского барака была немка из немцев Поволжья, а изощрённые зверства, достойные гестаповских палачей, совершали полицаи:

«Полицаи часто заглядывали в этот барак. Ежедневно за пол-литра комендант давала любую девушку на выбор на два часа. Полицай мог взять её к себе в казарму. Они жили по двое в комнате. Эти два часа он мог её использовать, как вещь, надругаться, поиздеваться, сделать всё, что ему вздумается.

Однажды во время вечерней поверки пришёл сам шеф полиции, ему девушку давали на всю ночь, немка пожаловалась ему, что эти “падлюки” неохотно идут к твоим полицаям. Он с усмешкой посоветовал: “A ты тем, кто не хочет идти, устрой “красный пожарник”. Девушку раздевали догола, распинали, привязав верёвками на полу. Затем брали красный горький перец большого размера, выворачивали его и вставляли девушке во влагалище. Оставляли в таком положении до получаса. Кричать запрещали. У многих девушек губы были искусаны – сдерживали крик, и после такого наказания они долгое время не могли двигаться.

Комендантша, за глаза называли её людоедкой, пользовалась неограниченными правами над пленными девушками и придумывала и другие изощрённые издевательства. Например, “самонаказание”. Имеется специальный кол, который сделан крестообразно высотой 60 сантиметров. Девушка должна раздеться догола, вставить кол в задний проход, руками держаться за крестовину, а ноги положить на табуретку и так держаться три минуты. Кто не выдерживал, должен был повторить сначала.

О том, что творится в женском лагере, мы узнавали от самих девушек, выходивших из барака посидеть минут десять на скамейке. Также и полицаи хвастливо рассказывали о своих подвигах и находчивой немке».

Хотя концлагеря находились в ведении СС, «свои» подонки не уступали эсэсовским зверям, служившим в Освенциме и Майданеке…

Зверские изнасилования женщин с последующими убийствами совершались в Белоруссии и в Украине, преимущественно в районах, охваченных партизанским движением. Кто совершал массовые убийства и изнасилования? Вермахт или карательные отряды СС, союзники Гитлера, Румыния в частности? Или полицаи, одетые в форму немецкой армии? Или национальные карательные эсэсовские дивизии? Но и в случаях, когда убийства евреев и сексуальные насилия над женщинами совершали каратели из национальных эсэсовских подразделений, ответственность вермахта велика – немецкие офицеры сознательно предоставили им право бесчинствовать.

Гиммлер запретил эсэсовцам секс с «низшей расой», особенно с еврейками. Одни этот приказ игнорировали, другие – слепо ему следовали. Об одном из «счастливых» случаев, позволившем женщине избежать насилия, рассказала Хая Дыхне.

При выходе из окружения она была задержана в селе Васильково Киевской области и назвалась Галиной Гулько. Немецкий офицер, заподозривший, что она еврейка, цинично заметил: «Мужчин-евреев мы сразу определяем, снимаем с них штаны, если сомневаемся, и всё видно… А с женщинами? Где их проверить? В постели. Ха-ха, фу, противно, и потом – это запрещено нашим военным»^[145]. Это её и спасло…

Таких свидетельств немного. Больше других. Казни евреев сопровождались изнасилованиями. Из воспоминаний о Холокосте Софьи Глюшкиной:

«Следующей ночью в 2 часа они снова постучались в дверь. Вошёл комендант и направился к жене недавно казнённого еврея. После ужасной кончины своего супруга она не переставала рыдать. Плакали также её трое детей. Их вывели. Мы думали, что их убьют. Но немцы оказались ещё большими изуверами. Их сначала изнасиловали внизу во дворе»^[146].

Безнаказанность потворствовала сексуальному насилию. В Варшавское гетто эсэсовцы днем и ночью совершали похотливые рейды. Приглянувшимся женщинам приказывали раздеться и лечь на землю. Наиболее привлекательных тут же насиловали. На улице Франциска изуверы задержали сорок евреек. Их затащили в один из домов, заставили напиться и танцевать голыми. Затем их изнасиловали.

Из показаний чудом уцелевшего узника Варшавского гетто, врача-гинеколога:

«Массовые изнасилования происходили в стекольном магазине на улице Свитокер. Немцы прямо на улице хватали самых красивых и здоровых девушек, заставляя их упаковывать в магазине зеркала. Когда девушки завершали работу, их насиловали»^[147].

Всё в показаниях выживших узников гетто верно, кроме одного – жертвы не могли определить национальную принадлежность насильников, одетых в форму вермахта, для них власовцы, украинские и латышские эсэсовцы, как и другие союзники Гитлера, – немцы.

* * *

Неизвестно, сколько женщин-военнослужащих за годы войны оказалось в немецком плену. Шпеер пишет, что триста женщин летом 1942-го были пленены в Крыму вместе с Приморской армией (думается, для 95-тысячной армии эта цифра на порядок больше). Вермахт, следуя идеологии Третьего рейха, не признавал пленных женщин военнослужащими и приравнивал их к партизанам.

По словам рядового Бруно Шнейдера, перед отправкой в Россию их ротный командир зачитал солдатам приказ, требующий «расстреливать всех женщин, которые служат в частях Красной армии». Не все командиры вермахта его выполняли. Около 600 женщин, по данным Шпеера, находилось в феврале 1943-го в лагере для военнопленных в Славуте. Многих затем перевезли на Запад и использовали в качестве рабочей силы на военных заводах и на швейных предприятиях. В концлагере Равенсбрюке пленные женщины шили обмундирование для войск СС и лагерную одежду для заключённых.

Однако были и ревностные исполнители приказа.

Итальянский солдат рассказал, что, в соответствии с соглашением между вермахтом и итальянской армией, всех пленных итальянцы передавали немцам. В сражении под Харьковом несколько женщин попало к ним в плен, и они передали их немцам. Те решили их расстрелять. «Женщины другого не ожидали. Только попросили, чтобы им разрешили предварительно вымыться в бане и выстирать своё грязное белье, чтобы умереть в чистом виде, как полагается по старым русским обычаям. Немцы удовлетворили их просьбу. И вот они, вымывшись и надев чистые рубахи, пошли на расстрел»^[148].

Но даже приказ, требующий расстреливать пленных женщин-военнослужащих, можно по-разному выполнять. Из рассказа, прозвучавшего на встрече врачей и медсестёр 5257-го госпиталя^[149]:

«В плен военных женщин немцы не брали… Сразу расстреливали. Или водили перед строем своих солдат и показывали: вот, мол, не женщины, а уроды. И мы всегда два патрона для себя держали, два – на случай осечки.

У нас попала в плен медсестра… Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мёртвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли её: глаза выколоты, грудь отрезана… Её посадили на кол… Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет».

Какой может быть честь германского офицера после сговора руководства вермахта с ведомством Гиммлера?! При освобождении нацистских концлагерей открылись страшные преступления гитлеровского режима, того самого, за который сражались немецкие офицеры, устроившие лишь однажды, в 1944-м, заговор против Гитлера, когда поражение рейха стало неизбежным и очевидным. За покушением просматривалась попытка собственного спасения и спасения рейха. Они знали, что их ждёт при приближающемся поражении Германии!

…Весной 1997-го, просматривая вместе с американским ветераном войны семейный фотоальбом, я наткнулся на фото, на котором он сфотографирован на фоне горы человеческих черепов (я уговорил его показать военный фотоальбом, когда он сказал, что в 1944 году участвовал в освобождении Парижа).

– Где это? – спросил я, указывая на фото.

– Маутхаузен.

Затем он рассказал, что Эйзенхауэр приказал провести через лагерь смерти все американские воинские части, находившиеся в непосредственной близости от Маутхаузена, и всех немцев – жителей близлежащих посёлков. Немцы при виде газовых камер прятали глаза и клялись, что ничего об этом не знали…

Но офицеры вермахта, служившие на Восточном фронте, также ничего не знали об массовых казнях евреев, проходивших в каждом населённом пункте, занятом вермахтом? Они впервые услышали о приказе Кейтеля вести войну самыми жестокими средствами без ограничения, и обязывающем войска применять любые жестокие средства даже против женщин и детей?

Решительно противодействовать нацистской верхушке вермахт не стал. Преступное меньшинство заставило повиноваться молчаливое большинство и сделало его соучастником своих преступлений. Как могло такое произойти? Читайте раздел «тест Эйхмана». Преступное меньшинство предопределило судьбу Германии.

15 апреля 1945 года 16-летний Дитер Борковский написал в своём дневнике о сцене, разыгравшейся в переполненном поезде городской электрички, отъехавшей с Анхальтского вокзала.

«С нами в поезде было много женщин – беженцев из занятых русскими восточных районов Берлина. Они тащили с собой всё своё имущество: набитый рюкзак… Ужас застыл на их лицах, злость и отчаяние наполняло людей! Ещё никогда я не слышал таких ругательств… Тут кто-то заорал, перекрывая шум: “Тихо!” Мы увидели невзрачного грязного солдата, на форме два железных креста и золотой Немецкий крест. На рукаве у него была нашивка с четырьмя маленькими металлическими танками, что означало, что он подбил 4 танка в ближнем бою. “Я хочу вам кое-что сказать, – кричал он, и в вагоне электрички наступила тишина. – Даже если вы не хотите слушать! Прекратите нытье! Мы должны выиграть эту войну, мы не должны терять мужества. Если победят другие – русские, поляки, французы, чехи – и хоть на один процент сделают с нашим народом то, что мы шесть лет подряд творили с ними, то через несколько недель не останется в живых ни одного немца. Это говорит вам тот, кто шесть лет сам был в оккупированных странах!”»^[150]

Восточный фронт: солдатские бордели

Понимая, что у немецкого солдата помимо питания и санитарно-гигиенического обслуживания существует ещё и потребность в сексе, вермахт обеспечил солдат борделями (о них рассказывалось в разделе «чужие против своих»). Первоначально работали в них только представительницы «высшей расы».

Вторая категория публичных домов предназначалась для полицаев, власовцев и союзников Гитлера, у которых не было идеологических препятствий для спаривания со славянками. По расовым законам Третьего рейха высшей расе (арийской) запрещалось скрещиваться с низшей. Однако зачастую немецкие солдаты пренебрегали запретом и заскакивали в более дешёвое заведение.

На Восточном фронте повторилась проблема, возникшая на Западном фронте: несмотря на большое число борделей (более пятисот), снабжение солдат презервативами, а также строгий медицинский контроль, около миллиона немецких военнослужащих переболели венерическими заболеваниями. В лазаретах на лечении постоянно находилось 6800 военнослужащих^[151]. Частично это связано было с тем, что бок о бок с вермахтом на Восточном фронте воевали испанские, румынские, итальянские и фламандские дивизии, в которых медицинский контроль был менее тщателен. Образовался замкнутый круг, по которому циркулировали венерические болезни: проститутки – солдаты – местные жители.

Отрывок из докладной записки начальника Санитарного управления Ленинградского фронта, составленной 1 февраля 1944 года о борделях, открытых немцами в Гатчине, и о заболеваемости населения венерическими болезнями^[152]:

«<…> Немцами открыто культивировалось положение, что немецкому солдату нужна “женщина”, и получение какой-либо работы в столовой, в прачечной, в мастерской включало в себе, почти как обязанность, выполнять работу не только по специальности, но и вступать в половые контакты с обслуживаемыми немцами. Отказ и сопротивление вели к немедленному увольнению с работы и избиению.

<…> Как в самой Гатчине, так и в районе организована была густая сеть домов терпимости. В дом терпимости в Гатчине первое время привозились только эстонские женщины, а в дальнейшем и русские. (Эстонки по Нюрнбергским расовым законам относились к “высшей расе” и обслуживали только немецких солдат, в то время как русские женщины первоначально “обслуживали” нещепетильных испанцев. – Прим. Р.Г.).

В Суйде был дом терпимости под названием “Пуф”. В Дудургофе в доме терпимости содержали 8 русских женщин. Дом терпимости функционировал от 6 до 10 часов вечера и обслуживал большую воинскую часть.

В результате этого насилия и разврата в Гатчине, которая, как и остальная Ленобласть, считалась до войны с немцами благополучным по вензаболеваемости районом, стала быстро расти заболеваемость сифилисом и гонореей, которые занесли сюда немцы, а отчасти и испанцы^[153].

Среди населения стали говорить о “немецком сифилисе” и “испанском сифилисе”.

<…> были отмечены случаи изнасилования и заражения гонореей девочек в возрасте 4–5 лет и случай изнасилования и заражения гонореей 73-летней старухи, жены сторожа, которая явилась на амбулаторный приём с бурными проявлениями острой гонореи.

Начавшаяся высокая заболеваемость венерическими болезнями среди женщин заставила немцев открыть специальное лечебное учреждение с полутюремным режимом – изоляционный дом, расположенный рядом с детским очагом и военным госпиталем, где было кожно-венерологическое отделение для немцев. К моменту ухода немцев в указанном доме было 40–50 женщин, которых немцы отпустили».

Бунт детородных органов

Командование вермахта понимало: армия находится в психологически неразрешимом конфликте. Невозможно, как того требовал фюрер, воевать на Восточном фронте всеми средствами без скидок на детей и женщин, неустанно напоминая солдату, что целью войны является уничтожение «низших рас», и не допустить сексуальный контакт с неарийскими женщинами.

Публичные дома лишь частично разрешали проблему. Там начался кадровый голод. Чистокровных ариек, жриц любви, не хватало, и, когда на оккупированных территориях появились фольксдойче, гестапо смягчило условия набора девушек. В бордели для сержантов и старшин допустили латышек и литовок, коренных жительниц Карелии, немок-колонисток (из немцев, некогда осевших на территории бывшей Российской империи). При конкурсном отборе (желающих устроиться на работу в бордель оказалось немало) отбирали девушек, по внешним данным приближённым к арийским: учитывался рост, цвет волос и глаз, отсутствие физического уродства и знание немецкого языка.

Но пополнение не справлялось с солдатским потоком, и тогда из-за нехватки кадров критерии для приёма на работу в публичные дома были смягчены, и ряды жриц любви пополнили «расово неполноценные» славянки. Одних в принудительном порядке направляла биржа труда, у других оставался выбор – отправляться на работу в Германию или в местный бордель, и то, и другое – принуждение к проституции. На запретный расовыми законами секс с «низшей расой» закрыли глаза, понимая, что, если не обеспечить солдат женщинами, в окопах возникнут гомосексуальные отношения, загнанные в подполье после расправы над штурмовиками Рёма.

Но возникла иная проблема – немецкий комендант санкционировал открытие публичных домов только в крупных населённых пунктах. В небольших поселениях и на фронте солдаты были предоставлены сами себе. И, как следствие, во фронтовой полосе участились случаи изнасилований.

В тылу же, вдали от пушечной канонады, одинокие женщины охотно сожительствовали с военнослужащими рейха, приглашая их квартировать. Это позволяло прокормить детей, вести безбедную жизнь, сексуально полноценную (что тоже немаловажно), избежать биржи труда и приобрести покровительство сильного мужчины, о котором мечтает каждая женщина. Зачастую отношения становились семейными, и хотя гестапо не позволяло регистрировать брак с представителями низшей расы, на сожительство оно закрывало глаза. Однако произошло неожиданное.

В ставке Гитлера всполошились, когда, начиная с 1942 года, посыпались заявления немецких солдат, просящих разрешения зарегистрировать брак со славянками. Нечто подобное происходило в послевоенной Германии, когда неожиданная метаморфоза произошла с офицерами Красной армии (от ненависти до любви – один шаг, «ненавистники немцев» начали запрашивать разрешение на брак с немками, а в ряде случаев, когда подходило время демобилизации, дезертировали из армии).

Гитлер был в гневе. Но он ничего не мог поделать с восстанием детородных органов. 23 июля Мартин Борман, руководитель партийной канцелярии, отправил письмо Альберту Розенбергу, министру рейха по делам оккупированных восточных территорий, в котором сообщил:

«Фюрер желает, и я сообщаю вам об этом по его поручению, чтобы вы позаботились о соблюдении и проведении следующих принципов в оккупированных восточных областях:

Если женщины и девушки в занятых восточных областях делают аборты, то это для нас только к лучшему; немецкие юристы не должны ни в коем случае возражать против этого. По мнению фюрера, следует даже допустить торговлю противозачаточными средствами в занятых восточных областях, так как мы совершенно не заинтересованы в росте ненемецкого населения <…>»^[154]

Опоздал Мартин Борман с презервативами. Вопреки воле фюрера и партийных боссов, через год оккупации, в сентябре 1942-го, генерал-полковник Рудольф Шмидт, командующий 2-й танковой армией, отправил в ставку Гитлера донесение, что из 6 миллионов солдат, сражающихся на Восточном фронте, 3 миллиона имеют половые контакты с русскими женщинами. Полтора миллиона девушек забеременели – докладывал генерал – за год родилось около 750 тысяч мальчиков и столько же девочек. «Немецкие дети, – писал он, – могут улучшить демографическую ситуацию и компенсировать низкий уровень рождаемости в Германии, обусловленный войной и нехваткой мужчин»^[155].

Сексуальный бунт не наносит вред государственным устоям. Армия не повиновалась строжайшему запрету на секс с «низшей расой». Восстание детородных органов не имело политической подоплеки, и вермахт смог на него решиться.

В Берлине к докладу генерал-полковника Шмидта отнеслись недоверчиво, и Альфред Розенберг организовал собственную проверку. Итоги оказались неутешительными. Розенберг доложил фюреру, что внебрачных детей «рождается меньше, но незначительно». Однако считая, что их немецкие отцы в случае гибели оставляют после себя полноценную замену, с целью упрощения будущей селекции он предложил присваивать новорождённым дополнительно к русскому имени немецкие имена – Фридрих или Луиза. Гитлер прислушался к его рекомендации и в октябре 1943-го распорядился систематизировать учёт младенцев с целью их последующей отправки в Германию. Но советские войска быстро продвигались на Запад, и до практической реализации дело не дошло.

Для Гиммлера, защитника «чистой расы», препятствовавшего любому половому контакту арийцев с «недочеловеками», как пощёчина, прозвучало сообщение на совещании военных юристов в мае 1943-го, что на Востоке почти каждый командир войск СС имеет половую связь с полькой или с женщиной какой-либо иной национальности^[156].

Полтора миллиона «немчат», родившихся в 1942-м, – цифра внушительная. Если умножить её на три года оккупации, то на Востоке от немецких отцов (включая Прибалтику) родилось более 4 миллионов детей. Их матери, опасаясь репрессий и «пятна» на биографии ребёнка, не указывали национальность отцов (глава «Немецкий романс»).

Такая же ситуация происходила в районах, в которых хозяйничали румыны. В Одессе мужчин призывного возраста осталось немного, в основном дезертиры (остальные эвакуировались вместе с армией). Немало женщин, оставшихся в расцвете лет без мужского внимания, разделили ложе с новыми хозяевами жизни. Автор свидетельствует: на Маразлиевской, 5, и через двадцать лет после окончания войны соседки в пылу коммунальной свары веселили мужскую половину двора, громогласно обвиняя друг друга в сожительстве с румынами.

…Олег Будницкий, доктор исторических наук, на «Радио Свобода» в программе «Красная армия. Встреча с Европой» зачитал отрывок из солдатского дневника Василия Цымбала, до войны директора Ейского педагогического училища. После освобождения одной из кубанских станиц Цымбал записал: «Все девушки старше 15 лет и все молодые женщины беременны от немцев или румын. Все»^[157].

Трижды повторенное «все» рисует безрадостную картину. Одни девушки стали жертвами изнасилований, другие – забеременели по любви. На Кубани оккупанты пробыли недолго. Но такая же ситуация (по любви) была в оккупированных районах, где немецко-румынско-итальянско-венгерско-хорватские войска стояли два или три года.

В мусульманских странах женщин за прелюбодеяние по шею закапывают в землю и до смерти побивают камнями. Подружкам немецких солдат и «немецким» детям, ставшим непризнанными жертвами войны, с возвращением Красной армии средневековая казнь не грозила. С ними расправлялись гуманнее. В 1943-м после первого освобождения Харькова (город дважды переходил из рук в руки) германская военная разведка сообщала: «Пограничные войска НКВД расстреляли 4000 жителей, среди них много девушек, которые дружили с немецкими солдатами, и особенно тех, которые были беременны. Достаточно было трёх свидетелей, чтобы их ликвидировать. Эти же люди грозились, что окончательная чистка начнётся с прибытием регулярных частей НКВД»^[158].

Жестокие наказания ждали немецких подружек. Их приравняли к изменникам Родины. Олег Будницкий на радио «Эхо Москвы» рассказал о жительнице Феодосии, которой в 1942-м исполнилось 14 лет. В 1941-м, в конце декабря, в Феодосии высажен был красноармейский десант, и город на три недели вновь стал «нашенским». Как выяснилось, за время оккупации некоторые девушки установили интимные отношения с немцами. Жительница Феодосии рассказала: её соседку, «немецкую подружку», в наказание десантники подвергли групповому изнасилованию. Затем ей отрезали соски^[159].

Это не 1945 год, когда накопилась ненависть к оккупантам, а декабрь 1941-го, и не эсэсовцы зверствовали, а «свои».

Советская пропаганда утаивала факты массового сожительства советских женщин с оккупантами и преувеличивала масштабы партизанского движения, которое (за исключением Белоруссии) якобы было в каждом населённом пункте. Из Зои Космодемьянской, неудачливой партизанки, сделали героиню, тщательно скрывая правду: она не нанесла никакого ущерба немцам, зато жителям Петрищево причинила вред, подожгла три крестьянских дома, выгнав жителей в холодную зиму на улицу; была схвачена крестьянами, дом которых намеревалась поджечь, передавшими её немцам…

Лагерные бордели и бордели для принудительных рабочих в нацистской Германии

Эта глава в равной степени вписывается в раздел «чужие против своих» и в «чужие против чужих». Невольницы, которых рекрутировали в проститутки, в основном были немками, за разные провинности попавшие в лагерь, – более шестидесяти процентов, и неарийки (еврейки в их число не входили).

О публичных домах на территории концентрационных лагерей и о принуждении женщин-заключённых к занятию проституцией вплоть до начала нынешнего века информация была скудная. Тему затронул кинематограф: в середине прошлого века появилось несколько полнометражных игровых фильмов для аудитории 18 плюс, малохудожественных и научно недостоверных. В США в 1969 году – кинофильм «Love Camp 7», открывший серию фильмов о сексуальной эксплуатации женщин в тюрьмах и концлагерях, и в 1974-м – «Ilsa: She Wolf of the SS». Прототипом главной героини была Ильза Кох. В Италии – кинофильмы «Nazi Love Camp 27» (1977) и «Last Orgy of the Third Reich» (1977). Но мало ли какие ужастики придумают кинематографисты. Молчали о лагерных борделях выжившие свидетели – лагерные проститутки, молчали их клиенты – бывшие заключённые и принудительные рабочие. Возвращаться в прошлое никто не хотел. Приоткрыть ещё одну страшную страницу истории стало возможным в нынешнем веке, когда в объединённой Германии сняли табу на запретные темы: массовые изнасилования и судьбы немецких военнопленных. (Последняя группа военнопленных репатриировалась в Германию в 1956 году после визита в Москву канцлера Аденауэра и установления между СССР и ФРГ дипломатических отношений.)

Рабочие бордели – совместное изобретение Бормана и Гиммлера, дата авторского копирайта – 1941 год. После призыва в армию миллионов немецких мужчин промышленность испытывала недостаток в рабочей силе, и для работы на военных заводах рейха со всей Европы начали завозить рабочих (мужчин и женщин). Вначале их привлекали хорошими заработками и условиями труда, а когда поток добровольцев пошёл на убыль, привозили принудительно – только мужчин, занятых на принудительных работах, оказалось около восьми миллионов.

В старом английском анекдоте любящий супруг обратился с просьбой к Всевышнему, чтобы отец ребёнка, коим по наивности он себя считал, познал те же муки, какие испытала при родах его беременная жена. Когда супруги вернулись домой с новорожденным младенцем, им сообщили, что садовник скончался от страшных мук.

Мартин Борман этот анекдот знал и понимал, что у немецких женщин, лишенных регулярной сексуальной жизни, и у молодых здоровых мужчин, завезенных в Германию на принудительные работы, гормоны в крови бурлят одинаково. Несмотря на запреты и наказания, иноземцев трудно удержать от соблазна. И тогда у него возникла идея, призванная избавить донжуанов от искушения вторгнуться в спальню немецкой женщины: открыть бордели в «трудовых лагерях», в которых за скромную плату казановы оставляли бы семенной фонд. Гиммлер, опасавшийся, что миллионы иностранных рабочих испортят немецкую расу, охотно его поддержал.

Так в 1941 году появились рабочие бордели. Их первыми «труженицами» стали немки, бывшие проститутки, рекрутированные из лагеря Равенсбрюк, и француженки, уличные проститутки, работавшие без медицинской карты и попавшие в полицейские облавы. Рабочие бордели находились в совместном управлении бирж труда, немецкой полиции и «Немецкого трудового фронта». Плата за 15-минутный визит к проститутке была достаточно скромной – две рейхсмарки, меньше пачки дешёвых сигарет, стоивших три марки.

Для проститутки в рабочем борделе установили «научно обоснованную» норму выработки: девушка должна обслуживать от 300 до 500 мужчин. Позднее эти нормы соотнесли к лагерным борделям, установив за визит ту же плату, – две рейхсмарки. Заключённых, работавших на военных заводах и вырабатывающих производственную норму, поощряли минимальной зарплатой, позволяющей оплачивать визиты в рабочий бордель. (Советские военнопленные из-за отказа Сталина подписать женевскую конвенцию о гуманном обращении с пленными были лишены и этой маленькой радости.)

Рабочие бордели стояли на ступеньку выше лагерных борделей. Лагерная проститутка работала бесплатно; в рабочем борделе проститутка получала заработную плату. Она оплачивала аренду помещения, питание, отопление, постельное белье и косметику (за исключением медицинского обслуживания – оно было бесплатным) и, зарабатывая до 200 марок, по желанию могла пересылать деньги на Родину и финансово поддерживать свою семью. В то время как месячная зарплата рабочих на немецких предприятиях составляла 80 марок, труд секс-рабынь, каторжный, чреватый опасностью венерических заболеваний и нервных стрессов, – высокорентабельный, хотя и несопоставимый, если сравнивать заработки тружениц рабочих борделей с доходами американских проституток, тружениц Гонолулу, имевших к тому же право на забастовку.

Детище Бормана – Гиммлера процветало. В 1943 году в рейхе насчитывалось около шестидесяти рабочих борделей для иностранных рабочих. Нацистское государство, заделавшись сутенёром, подвергло женщин сексуальной эксплуатации. В современном мире трудно найти аналог такой же государственно поддерживаемой проституции. Рейх создал разветвлённую сеть публичных домов от высшего до низшего ранга: гражданские и военные публичные дома, бордели для принудительных рабочих и лагерные бордели.

Лагерные бордели

Авторство идеи поощрить «прилежно работающих заключённых возможностью посетить бордель и насладиться обществом женщины» принадлежало рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру. 23 марта 1942 года он написал начальнику Главного административно-хозяйственного управления СС, обергруппенфюреру Освальду Полю, ответственному за управление системой концлагерей, о целесообразности открытия лагерных борделей.

Ведомство Гиммлера разработало систему поощрений узников и принудительных рабочих. За прилежный труд на предприятиях рейха они вознаграждались облегчением условий содержания, добавками к рациону, денежными премиями, а с 1942-го – лагерной любовью. Лагерные публичные дома (lagerbordell), по мнению Гиммлера, должны стимулировать заключённых, работающих на оружейных заводах и в каменоломнях. Сказано – сделано! Обергруппенфюреру потребовалось три месяца, чтобы выполнить указание шефа, пожелавшего лично проинспектировать первый публичный дом для узников концлагерей, открывшийся в Маутхаузене в июне 1942-го и состоящий из десяти небольших комнат с зарешеченными окнами. Установив ту же трудовую норму, что и в рабочем борделе, эсэсовцы отобрали для работы в Маутхаузене десять женщин.

Эксперимент удался. Через год, 30 июня, лагерный бордель открылся в Аушвице (Освенцим), 15 июля – в Бухенвальде, 25 марта 1944-го – в Флоссенбюрге, затем в Нойенгамме, в мае – в Дахау и Дора-Миттельбау, 8 августа – в Заксенхаузене. Всего по распоряжению Гиммлера в 1942–1945 годах в концентрационных лагерях открылось десять «строений особого назначения».

Около девяти лет берлинский культуролог Роберт Зоммер исследовал документы, разбросанные по архивам и мемориальным комплексам разных стран. Тема его диссертации (июнь 2009-го) – о лагерных борделях в нацистской Германии – стала первым научным описанием изощрённой формы сексуального насилия, практиковавшегося в концлагерях. На её основе была создана передвижная выставка «Лагерные бордели. Принудительная проституция в нацистских концлагерях»^[160].

На словах осуждая проституцию, нацисты взяли её под контроль государства, создав разветвлённую сеть борделей, куда входили гражданские и военные публичные дома, бордели для принудительных рабочих и лагерные бордели. По данным Зоммера, в публичных домах концлагерей работало около двухсот «секс-рабынь», отвечавших арийским стандартам. Рекрутировались здоровые и симпатичные женщины-заключённые в возрасте от 17 до 35 лет, в основном немки – более шестидесяти процентов. Однако в лагерном интернационале были польки, узницы из Советского Союза и даже одна голландка. Большинство немок секс-рабынь попали в лагерь как «асоциальные элементы», прежде промышлявшие проституцией, – им поручили обеспечить «профессионализм» лагерных борделей, но были и «непрофессионалки», получившие клеймо «асоциального элемента» за трудовые провинности, например, за невыполнение норм выработки.

Испанка Лола Касадель, узница Равенсбрюк, рассказала Зоммеру, как рекрутировали женщин для лагерных борделей. Лагерная староста объявила заключённым, набирая «команду особого назначения»: «Кто хочет работать в борделе, зайдите ко мне. И учтите: если добровольцев не окажется, придётся прибегнуть к силе».

Другая узница, Антониа Бруа, работавшая в медсанчасти концлагеря Равенсбрюк, рассказала Зоммеру, что некоторые женщины добровольно соглашались работать в публичном доме, поскольку им обещали освобождение. Они считали, что «бордельная повинность» – единственная надежда выйти живой из концлагеря.

«Важнее всего, что нам удалось вырваться из ада Берген-Бельзена и Равенсбрюка», – говорила Лизелотта Б., бывшая узница лагеря Миттельбау-Дора и вынужденная проститутка.

Желание любым способом (любой ценой) выжить и вырваться из концлагеря стало их движущей силой. По данным Зоммера, почти все вынужденные проститутки, сумевшие психологически перенести ужасы борделя, дожили до освобождения (психологически сломавшиеся закончили жизнь суицидом).

Поначалу посещать бордели разрешалось только узникам-немцам – каждому заключённому отводилось 15 минут; позднее к ним добавились иностранцы, англичане, французы… Зачастую до полового акта дело не доходило, многие мужчины, надломленные заключением, не могли настроиться и физически его совершить. Для них важнее было поговорить с женщиной и ощутить её близость.

Вспомнился рассказ медсестры из женских историй, собранных Алексиевич, пояснивший психологическое состояние заключённых-мужчин, давно не видевших женщин и мечтающих в лагерном борделе с ними пообщаться и увидеть женское тело… Ситуация другая, но рассказ медсестры о том же:

«У меня было ночное дежурство… Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан… Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрёт… Не дотянет до утра… Спрашиваю его: “Ну как? Чем тебе помочь?” Никогда не забуду… Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: “Расстегни халат… Покажи мне свою грудь… Я давно не видел жену…” Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице…»^[161]

* * *

Не по теме этой главы рассказ об опытах и «медицинских экспериментах», проводимых врачами-садистами в нацистских концлагерях смерти. Но нет у автора книги моральных сил на ещё одну главу. Поэтому кратко об ещё одном преступлении против человечности:

Йозеф Менгеле, «врач» Освенцима, анатомировал живых младенцев, кастрировал мальчиков и мужчин без использования анестезирующих препаратов, подвергал женщин ударам тока высокого напряжения, тестируя их выносливость, стерилизовал польских монахинь при помощи рентгеновского излучения… В Освенциме заключённых помещали в барокамеры и выясняли высотные режимы, на каких у них останавливалось дыхание. Им впрыскивали смертельные дозы микробов тифа и гепатита. После поражения немцев под Москвой, когда немало немецких солдат погибло от обморожения, доктор-садист провёл серию «медицинских» опытов: заключённых-мужчин замораживали и обкладывали голыми женщинами, выясняя, могут ли природные инстинкты спасти им жизнь. В двух случаях из десяти замороженные мужчины приходили в сознание.

Женщины-остарбайтеры в Германии

В Германии женщинам, принудительным рабочим, не угрожали сексуальные домогательства. Миллионы немецких мужчин детородного возраста были в армии. Солдат, приехавших с фронта в кратковременный отпуск, ожидало столько одиноких немок, отчаявшихся заполучить своего Ганса, застрявшего на Востоке, что на «низшую расу» они не заглядывались. Высокопородистых арийцев дожидались спальни тоскующих женщин Третьего рейха.

Женщины, угнанные на принудительные работы в Германию, рассказывали – глава «Немецкий романс», – что в Германии их не насиловали и к сексу не принуждали. Славянок защищали Нюрнбергские расовые законы, запрещавшие арийцам секс с женщинами «низшей расы».

Секретный доклад имперской службы безопасности, подготовленный в 1943 году для высшего руководства рейха о «результатах использования в империи советских военнопленных и остарбайтеров: “Фабрика киноплёнки “Вольфен” сообщает, что при проведении на предприятии медосмотра было установлено, что 90 % восточных работниц в возрасте от 17 до 29 лет были целомудренными”»^[162].

Процент девушек, оказавшихся целомудренными до 29-летнего возраста, нынешнему сексуально продвинутому поколению покажется странным, но таковы были деревенские нравы, и факт остаётся фактом. Женщины-остарбайтеры, как видно из вышеприведенного документа, преимущественно были девственницами и в Германии сексуальному насилию не подвергались.

Неожиданное подтверждение того, что злодеи-немцы сносно относились к восточным рабочим, сделал начальник СМЕРШа генерал-полковник Абакумов. Главный борец со шпионами пожаловался Сталину, что писатель Эренбург, выступая перед слушателями Академии имени Фрунзе, заявил, что русские девушки, возвращающиеся из немецкого рабства, выглядят достаточно хорошо, они накормлены и одеты^[163].

Абакумов возмущался: «Главный пропагандист Красной армии продался Геббельсу!» От ареста писателя спасла его огромная популярность в армии. Выступление Эренбурга, закрытое для широкой общественности, противоречило официальной пропаганде и его же статьям о зверствах нацистов над перемещёнными лицами. После доклада Абакумова вождь всполошился. Отдел агитации и пропаганды получил указание подготовить (то есть сфабриковать) и распространить в войсках разоблачительные материалы о насилиях немцев над остарбайтерами.

Вермахт: Западный фронт

«На западном фронте без перемен» – название романа Эриха Марии Ремарка, изданного в 1929 году и относящегося к событиям Первой мировой войны, вплоть до лета 1944-го характеризует западноевропейский фронт Второй мировой войны. Без перемен.

В «героической» Франции, заговорившей о перемирии с Гитлером через две недели после начала боевых действий, без боя сдавшей Париж, и которой для капитуляции в общей сложности оказалось достаточно пяти недель «кровопролитных сражений», немецкие солдаты чувствовали себя комфортно. Во Францию на отдых отправляли военнослужащих с Восточного фронта. Здесь их ждала вкусная еда, дешёвые сигареты, шикарные рестораны, изысканные коньяки и миллионы искусных в любви француженок, распахнувших объятия «сильным» немецким мужчинам.

Франция капитулировала 22 июня 1940 года. Но стотысячная армия парижских индивидуалок капитуляцию не подписала, «патриотки» вышли на улицы и демпинговыми ценами подрывали боеспособность вермахта. Вот где достигла наибольшего успеха «Сражающаяся Франция»! Роман «Падение Парижа»: парижская проститутка, руководствуясь патриотическими порывами, заразила сифилисом несколько немецких солдат. В романе Эренбурга женщины лёгкого поведения стали новой «линией Мажино», тайным оружием третьей республики, выкатившимся из кустов Булонского леса навстречу марширующим по Елисейским полям немецким войскам.

Вспышка венерических заболеваний, угрожавшая подорвать боеспособность немецкой армии, заставила руководство рейха быстро отреагировать на нашествие куртизанок: во второй половине июля появились приказы о создании на оккупированной территории Франции борделей для вермахта и о преследовании уличной проституции. Запрет действовал не на всей территории бывшей третьей республики. Коллаборационистам за миролюбие и смирение оставили фиговую бумажку – Вишистскую республику, она просуществовала на наполовину урезанной территории до ноября 1942 года, символизируя независимость Франции. На её территории властвовала свобода свобод, которой продолжала гордиться Великая Франция: в Виши уличная проституция не преследовалась. Но на оккупированной территории… Какой ужас! Scandale! Нарушено священное право частной собственности! Начальники военных округов (оккупированную территорию поделили на четыре округа) приказали военным комендантам конфисковать приглянувшиеся им публичные дома и набрать новый персонал, руководствуясь арийскими критериями о расовой чистоте. Был издан пространный документ, регламентирующий условия труда и зарплату, оговорен полицейский и медицинский контроль, и (какая чудовищная дискриминация!) немецким солдатам запретили сексуальные контакты с уличными проститутками. Позаботившись о солдатах, об офицерах на первое время забыли. Им, «советико морале», извиняюсь, – «гиммлер морале» – категорически запрещалось посещать публичные дома вермахта. Но так как господа офицеры и даже эсэсовцы тоже вроде бы люди, двуногие и двурукие, захлебнувшиеся во Франции в красивых женщинах, шампанском и коньяке, то в августе 1940-го командование вермахта опомнилось и сделало в правилах послабление: открыло для офицеров «спецгостиницы».

Немецкая дисциплинированность в выполнении приказов (с той же педантичностью и аккуратностью осуществлялись расовые чистки) позволила главному санитарному врачу одного из военных округов доложить в Берлин 23 сентября 1940 года, что публичные дома для солдат и гостиницы для офицеров открыты почти во всех больших городах и находятся под постоянным контролем. Солдаты получили их перечень и перед визитом к проститутке проходили обязательную проверку в медицинских кабинетах, открытых в каждом борделе. «Никогда в них не было такого порядка и чистоты, как при немцах», – с гордостью и сожалением вспоминали после войны завсегдатаи французских борделей.

Проститутки регулярно подвергались медицинскому осмотру, в случае малейшего подозрения куртизанок немедленно отправляли в госпиталь. Для них ввели ежедневные учётные карточки, в которых указывалось имя девушки, номер её комнаты и список немецких военнослужащих, которых она обслужила. Теперь при заболевании военнослужащего санитарные врачи легко могли обнаружить источник, конкретный бордель и женщин, с которыми контактировал заболевший солдат, и если выяснялось, что проститутка, зная о болезни, продолжала «работать», то ей грозил военный трибунал, обвинение в акте саботажа против немецкой армии и даже концлагерь. Строгие меры позволили взять под контроль ситуацию с венерическими заболеваниями.

Санитарные врачи проявляли разумную гибкость – количество борделей варьировалось в зависимости от потребностей и числа воинских частей. В военном округе, охватывающем северную Францию, в конце 1941-го насчитывалось 143 борделя, в которых работали 1116 женщин. А публичные дома портового города Ла-Рошель (знакомое название по «Трём мушкетерам»?), по данным органов здравоохранения, обслуживали 250 проституток^[164]. Суммарное число борделей для вермахта превысило две тысячи.

Несмотря на запрет уличной проституции, облавы и аресты (проштрафившуюся девушку могли сослать в концлагерь, а солдата подвергнуть дисциплинарным взысканиям), индивидуалки продолжали рискованный промысел. Но и полиция не бездействовала. Под подозрение попали даже молоденькие девушки, крутящиеся с целью весёлого знакомства вокруг ресторанов и баров, и, когда их арестовывали, чтобы избежать интернирования, шаловливым барышням предстояло доказать, что они собираются выйти замуж за немца (арийцам браки с француженками разрешались), или заявить о согласии трудоустроиться в публичные дома вермахта.

Остальная часть женского населения Франции, оставшаяся безразличной чарам немецких мужчин, могла спать спокойно: ничто им не угрожало. Западный фронт вермахта – не Восточный, и 1940 год – не 1914 и не 1870, когда вторжение прусской армии сопровождалось военными изнасилованиями, и за немцами во Франции укрепилось презрительное прозвище, вошедшее в гражданскую жизнь – «боши» (boche), аналог российскому фрицы. Во Франции вермахт получил строгие указания: немецкие солдаты должны быть образцом галантности, вежливыми и обходительными, особенно с женщинами и детьми. Лица, совершившие сексуальное насилие, надолго сядут в тюрьму.

Насиловать Францию в 1940-м не было надобности. Случаи военных изнасилований стали редкостью. «Бошами», даже за глаза, немцев не называли. Солдатам (офицерам тем более), если они не искали сиюминутных развлечений, не требовалось выискивать женщин лёгкого поведения, – добропорядочные и элегантные французские женщины охотно шли в объятия галантных тевтонских рыцарей.

Французы хотели поскорее забыть об этом периоде истории страны и охотно приняли созданную французскими кинематографистами и писателями мыльную оперу о Сопротивлении. Но в сладких воспоминаниях многих французов сороковые годы остались «эротическими годами», – с воздыханием признаются перед кинокамерой старожилы через шестьдесят лет, – незабываемые, раскованные годы свободной любви вначале с немцами, затем с американцами. Сексуальная революция в Западной Европе, начавшаяся в середине 60-х годов поколением, родившимся сразу же после окончания Второй мировой войны, произошла не на пустом месте. Уместно спросить секс-революционеров: «А кто ваши родители?» – и всё становится на места. Центр сексуальной революции – крупнейшие западноевропейские страны, Франция и Германия, обменявшиеся генофондом во время Второй мировой войны.

О Франции периода её оккупации режиссёры Изабель Кларк и Дениэль Кослелла сняли документальный фильм (Amour et sexe sous l’occupation) «Любовь и секс во время оккупации» (2011), в котором использовали съёмки немецких кинооператоров. Фильм не оставляет сомнения: Франция широко расставила ноги перед завоевателями – сопротивления в прямом и переносном смысле не было.

Во Франции немецкие солдаты получили приказ преподнести себя в наилучшем виде, и парижанкам нравились красивые, холёные, смелые мужчины, одетые в нарядную форму, придававшую им сексуальную ауру, вежливые и обходительные. Их выправка очаровывала женщин, и девушки с цветами бросались под танки и легковые машины, когда под музыку Вагнера торжественным маршем победители проходили по улицам Парижа.

Макс Майер, бывший немецкий солдат, покоритель Парижа, через семьдесят лет вспоминал перед камерой: «Как это ни странно звучит, но французы замечательно приняли немцев». О Восточном фронте, несмотря на немалое число коллаборационистов, у немецких солдат нет таких сладостных воспоминаний.

Писательница Симона де Бовуар, пережившая оккупацию и ставшая в послевоенной Франции лидером феминистского движения, неуклюже оправдывала своё поколение, широко расставившее ноги: «Мы были молоды, и нам хотелось утонуть в вихре лихорадочных страстей». Её любовник Жан-Поль Сартр написал удивительную фразу о периоде оккупации Парижа, которую трудно понять пережившим гетто и нацистские концлагеря и которую мало кто скажет из жителей Восточной Европы: «Мы никогда не были так свободны, как при немецкой оккупации».

Не по причине ли этой откровенности, вызвавшей критику антифашистов, в 1964 году коллаборационист Сартр отказался от Нобелевской премии литературе? Но он подразумевал иное, когда говорил о свободе. Он говорил о сексуальной свободе, о свинге, процветавшем в артистической и богемной среде – свободном обмене партнёрами между актёрами, литераторами и художниками, – и хотя в Германии после расправы со штурмовиками Рёма, известной как «ночь длинных ножей», гомосексуалисты преследовались – в оккупированном Париже приветствовались гомосексуальные связи зажиточных буржуа с немецкими солдатами.

Легендарный Жан Маре, главный герой кинофильмов «Железная маска», «Парижские тайны» и киносериала о Фантомасе, страстный киногерой-любовник, чьё атлетическое телосложение, смелое и мужественное лицо восхищали множество женщин, готовых броситься к его ногам ради одной-единственной ночи любви, девушками не увлекался. Мужественный Жан в свободное от киносъёмок время был гомосексуалистом. Его кинокарьера не прервалась во время нацистской оккупации. Жан Маре продолжал сниматься в кино и не грезил мечтой пополнить ряды французских добровольцев авиаполка «Нормандия-Неман». Но он и не записался добровольцем во французскую эсэсовскую дивизию, в декабре 1941-го наступавшую на Москву…

Один из популярных французских анекдотов того времени, о котором рассказывается в документальном фильме «Любовь и секс во время оккупации»: полицейский останавливает женщину на Лазурном берегу и шутливо спрашивает: «Вы знаете, что купальники запрещены?» А она ему лихо отвечает, не моргнув глазом: «Может, мне его снять?» Тем, кто не понял тонкого французского юмора, подсказка: теперь можно смеяться. Потому и остались те годы в памяти многих французов как эротические и незабываемые. А стопами Жана Маре пошёл киноактёр Жерар Депардье, подрабатывавший в подростковые и юношеские годы своей задницей в общественных туалетах аэропорта Орли и в окрестностях американской военной базы.

Париж в годы войны стал для немцев особым городом – рестораны полны посетителей, театры и кабаре процветают – в Париже офицеры вермахта в краткосрочных командировках отдыхали от ужасов Восточного фронта. А на Восточном фронте для румынской армии аналогом Парижа стала Одесса. Этот факт нисколечко не умаляет 72 дня её героической обороны. Париж и пяти минут не оборонялся.

Германский Западный фронт отличался от Восточного. На Западе – кратковременная прогулочная кампания с соблюдением Женевских конвенций^[165]. На Востоке – тотальная война, цель которой – физическое уничтожение иной этнической группы. Отношение немецкой армии к местному населению на Западе и на Востоке резко отличалось инструкциями из Берлина, соответственно, и мерки, по которым военные суды выносили приговоры за сексуальные преступления, отличались в зависимости от того, где они совершались: на северо-западе против неприкасаемых нордических женщин или на Востоке против «неполноценных» славянок.

Большинство сексуальных преступлений немецких солдат остались безнаказанными – военные юристы в том, что касалось изнасилований, строги не были. Солдаты, считали они, в военное время агрессивны, взвинчены и для снятия напряжения нуждаются в сексуальной разрядке. Секс – лекарство от стресса – полагается солдату на регулярной основе.

Историк Биргит Бек, автор книги «Вермахт и сексуальное насилие», ставшей частью её докторской диссертации, утверждала, что, несмотря на заботу руководства вермахта о сексуальном удовлетворении армии, во Франции немецкие солдаты совершали преступления на сексуальной почве.

Идиллия 1940 года закончилась с началом войны на Восточном фронте. В небольших поселениях, где офицерский контроль послабее, случалось, что солдаты «отрывались» по полной программе, когда узнавали, что их отправляют в Россию. Военный трибунал их уже не страшил, и редко, но случались военные изнасилования, в том числе групповые, сопровождавшиеся убийствами, которые садисты фотографировали, запечатлевая на память. На одном из фото, обнаруженном у насильников, голая француженка, от стыда отвернувшая голову, во весь рост привязана верёвками к решёткам сельского дома. Будет что вспомнить солдату вермахта в снегах далёкой России!

Биргит Бек, изучая положения дел в 253-й пехотной дивизии, рассмотрела 232 приговора военных трибуналов, касающихся изнасилований во Франции и на оккупированных территориях Советского Союза (сделать глобальное исследование не представлялось возможным – военный архив в Потсдаме почти полностью сгорел во время бомбёжки авиацией союзников). Она выяснила, что, помимо предвзятого отношения и недоверия судей к показаниям пострадавших женщин, к француженкам и к русским судьи относились по-разному.

Так, в мае 1941-го военный трибунал приговорил к расстрелу солдата 8-й бронетанковой дивизии за изнасилование и удушение 27-летней француженки-учительницы, но за аналогичное преступление, совершенное в августе 1942-го на территории СССР, ефрейтора вермахта приговорили всего лишь к восьмимесячному тюремному заключению. Для него военные юристы нашли «смягчающие» обстоятельства. Как ни странно, ими признавались алкогольное опьянение и хорошая «производственная» и бытовая характеристика насильника.

При изучении 232 судебных дел Биргит Бек натолкнулась лишь на два смертных приговора. Сравнивая с тридцатью тысячами смертных приговоров, вынесенных трибуналами вермахта за трусость и дезертирство (основная масса пришлась на два последних года войны), легко сделать вывод, что преступлениям на сексуальной почве трибуналы не уделяли внимание. На Западе таких преступлений было немного, а на Востоке… Ведь сказано приказом Кейтеля, что вермахту разрешается любое насилие: войска «имеют право и обязаны применять… любые средства без ограничения, также против женщин и детей», если это обусловлено войной с партизанами.

По официальной уголовной статистике вермахта до 1944 года за «моральные проступки» (имеется в виду – на сексуальной почве) осуждены 5349 мужчин, из них около 1100 за педерастию и 500 – за педофилию^[166]. Немного, учитывая, что с 1939 по 1945 годы вооружённые силы Германии насчитывали более 21 миллиона.

Авторские размышления. В гражданской жизни от семи до десяти процентов женщин и мужчин причисляют себя к приверженцам нетрадиционной сексуальной ориентации. В разные времена общество по-разному к ним относилось, от толерантности и поощрения (древняя Греция, орден тамплиеров) до уголовного преследования и обвинений в государственной измене (в XVI веке это обвинение было выдвинуто против английского короля Генриха VIII Тюдора).

Пытаясь найти объяснение легким победам вермахта, автор вспомнил о древнегреческом философе Ксенофонте и его песне: «Нет сильнее фаланги, чем та, что состоит из любящих друг друга воинов!»^[167]

А что, если…? Нет, недостаёт статистических данных, чтобы, поверив мудрости Ксенофонта, объяснить отсутствием педерастов слабость французской армии в 1940-м (к пятой неделе войны половина армии сдалась в плен) или поражения Красной армии в начале войны и, наоборот, объяснить этим победы вермахта на начальном этапе войны. А жаль. Ведь, казалось, ответ лежал на ладони.

Великое кровосмешение народов

Европа – Россию, русские – Европу, немцы – всех, все – немцев!

Закончились старые добрые времена, когда для детопроизводства не надо было прилагать усилий: младенцев приносил аист или их находили в капусте. Технология изменилась. Произошло ли это, когда на смену каменному веку пришёл бронзовый, во времена греко-персидских войн или ещё раньше, когда олимпийские Боги не поделили Елену Прекрасную, сказать трудно (древние архивы не сохранились). Тысячелетиями воинствующие самцы дотошно перемешивали людской генофонд, и, по утверждению антропологов, исследующих человеческие ингредиенты, ныне как минимум одна пятая часть населения земного шара – метисы и их потомки.

«Плодитесь и размножайтесь» – первое напутствие, лёгкое по исполнению, произнесённое в пятый день сотворения мира, когда Всевышний сотворил мужчину и женщину по образу и подобию Своему, и которое евреи, опередив другие народы, зафиксировали в книге Бытие, – пришлась по душе всем. Кто только не обогнал евреев, с завидным усердием и упорством приступив к её выполнению!

Вторая мировая война добавила новых метисов войны – за четыре года оккупации во Франции родилось восемьдесят тысяч немецко-французских детей. Это немецкая статистика. Французские источники говорят о двухстах тысячах детей. Учитывая, что около двух миллионов французских мужчин пребывали в Германии (восемьсот тысяч д’артаньянов – в плену, остальные – на принудительных работах) и в разные периоды войны во Франции находилось одновременно от четырёхсот тысяч до миллиона немцев, выполнявших за арамисов мужскую работу, то немецкая производительность большой не покажется. Во Франции возник дисбаланс мужского и женского населения, число женщин детородного возраста превосходило число мужчин в отношении пять к трём, и солдаты вермахта охотно заполнили место д’артаньянов и арамисов на рынке сексуальных услуг. Эта ситуация знакома всем странам, участвовавшим в битве народов: в каждой, отправившей мужей в армию, наблюдался демографический дисбаланс, и женщины детородного возраста – француженки, немки, русские, польки – остро чувствовали нехватку мужчин и восполняли её кем Бог послал.

Но по сравнению с советской Россией (в недавние времена это слово включало Украину, Белоруссию и Прибалтику), двести тысяч немецко-французских младенцев – сущие пустяки. В России только за первый год оккупации к сентябрю 1942-го родилось полтора миллиона метисов – докладывал в Берлин генерал-полковник Шмидт. Рейхминистр Розенберг не поверил донесению, лично перепроверил и убедился в его правдивости. Возник сразу же вопрос: что делать с новыми немцами? Но фронт вскоре покатился на запад, и русско-немецкие малыши стали забытыми детьми вермахта. Их русскоговорящие матери, из-за сталинского запрета абортов незнакомые с французским словом préservatif (от позднелатинского – praeservo), нажили проклятья и униженья.

В скандинавских странах сексуальных ограничений для немецких солдат не было. Нацисты приветствовали интимные связи немецких солдат с норвежскими женщинами, которые, как и все народы Северной Европы – голландцы, финны, шведы, латыши, эстонцы, ирландцы, англичане и северные французы, – принадлежали к нордической расе (в середине XIX века сочинители расовых теорий назвали её арийской).

Ведомство Гиммлера, желая приумножить количество детей «хороших кровей», в Норвегии открыло специальные приюты Lebensborn («Источник жизни»), в которых высокопородистые девушки, подхватив нежелательную (внебрачную) беременность, анонимно рожали детей и передавали для усыновления или удочерения в Германию. По данным журналистки Эббы Дрольсхаген (Ebba Drolshagen), изучавшей проблемы европейских «детей войны» (на неё ссылаются Вилкс и Тэсс), в Норвегии насчитывается около восьми тысяч «забытых детей вермахта» (это те, кто был официально зарегистрирован). Хотя на самом деле, считают историки, их раза в полтора больше, так как не все женщины отдавали детей в приюты. По другим «расово благополучным странам» документация не велась, и цифры, которые приводят Вилкс и Тэсс, ссылаясь на исследования скандинавов, не впечатляют: в Дании вклад вермахта в повышение рождаемости составил шесть тысяч малышей, в Бельгии – сорок тысяч, в Голландии – пятьдесят. Впрочем, не надо забывать о населении этих стран, в которых особо не разгуляешься: датчан менее пяти миллионов, голландцев – в два раза больше.

После войны во многих западных странах на истинных или мнимых пособников оккупантов обрушился самосуд. Только во Франции «патриоты» расстреляли около десяти тысяч француженок, вся вина которых состояла в том, что они делили постель с оккупантами. Не все были профессиональными проститутками. Одни, оставшись с детьми, без мужей, находившихся в лагерях военнопленных или выполнявших трудовую повинность на заводах рейха, когда начались перебои с продуктами и была введена карточная система, вынужденно «выходили» на улицу и, торгуя телом, зарабатывали продукты питания; женщины кормили детей, сожительствуя с немецкими офицерами. Когда нет возможности приобрести еду, временная проституция оказывалась спасением. Но были и молодые женщины, скрупулёзно выполнявшие заповедь «плоди и размножайся» (а куда деться, если детородные годы уходят, а портосы и арамисы в плену!), были и желавшие жить в соответствии с возрастом и, пока играют гормоны, ни в чём себе не отказывать.

Все они подверглись публичному унижению. Немецким подружкам публично брили головы (эту процедуру остряки назвали «нежным обезглавливанием»), на лбу и на груди рисовали свастику, с руками, поднятыми за голову, их колоннами проводили сквозь негодующие толпы по улицам городов, голыми прогоняли по улицам; некоторых прохвосты, назвавшиеся бойцами Сопротивления, насиловали, якобы в отместку. Женщин называли предателями, горизонтальными коллаборационистками, даже заключали в тюрьму – французские мужчины нашли на ком вымещать злость за собственное бессилие и коллаборационизм. 20 215 француженок, по данным историка Фабриса Виржили, подверглись этой унизительной процедуре. Их детей сверстники всячески оскорбляли.

Француженкам, немецким подружкам, публично брили головы

Галина Аккерман в передаче на «Радио Франции» (RFI) рассказала историю из книги французского журналиста Жан-Поль Пикапера «Проклятые дети» о буфетчице, имевшей несчастье влюбиться в немецкого адъютанта.

Офицер был интересным тридцатилетним мужчиной, играл на скрипке и пианино, но Амур его тоже не пощадил. Он влюбился в шестнадцатилетнюю красавицу и ради неё дезертировал из полка. Девушка прятала его во время войны. У них родилась дочь Генриетта. Сразу же после освобождения Франции родной брат буфетчицы побежал с доносом в полицию, забыв, как сестра, работавшая в немецкой столовой, подкармливала его в годы оккупации. Влюблённых арестовали вместе с ребёнком. Лишь счастливая случайность в лице случайно оказавшихся поблизости американских солдат помешала толпе линчевать немца. Американцы спасли от смерти и позора обоих влюблённых. Другим женщинам этого городка повезло меньше: на площади перед мэрией им обрили голову и под свист улюлюкающей толпы пустили голышом по улице.

Одни женщины избежали чудовищного позора благодаря солдатам союзных войск, других от смерти спасло тюремное заключение. Нередки были случаи, когда женщины после перенесённых унижений совершали самоубийство, ведь помимо бритья, самой обыденной формы публичного наказания, им краской рисовали на лице свастику, но были и садисты, которые раскалённым железом выжигали на лице нацистское клеймо^[168].

В начале нынешнего века в Берлине состоялась учредительная конференция детей разных народов, отцы которых – бывшие военнослужащие вермахта. На ней француженка Милен Л., дочь немецкого офицера Хайнца Розентретера, рассказала свою историю.

Воинская часть, в которой служил 28-летний Хайнц Розентретер, летом 1940-го располагалась в деревушке на побережье Атлантики, и несколько офицеров жили в гостинице, принадлежащей супругам Ренэ, приходящимся дядей и тётей её будущей матери. Юной Ренэ было 17 лет, и она безумно влюбилась в галантного и вежливого немецкого офицера, игравшего на пианино и дарившего ей цветы. Весной 1941-го Хайнца отправили на Восточный фронт. О том, что Ренэ готовится стать матерью, они оба не знали. Милен родилась в декабре. Через три года местные жители согнали двадцать женщин на площадь перед церковью (Ренэ была среди них), заклеймили «немецкими проститутками» и остригли наголо. Жить в деревне Ренэ не могла. Она вынуждена была уехать, оставив дочь на попечение дяди и тёти. Впоследствии она вышла замуж и жила с мужем в Бресте. В школе дети дразнили Милен «дочерью немецкой свиньи»^[169].

Напоминает ли судьба Ренэ историю матери Анжелы Ивановой, рассказанную в главе «Немецкий романс»?

Указом от 26 августа 1944 года более 18 тысяч француженок признали «национально недостойными» с поражением абсолютно во всех правах. Большинство наголо обритых француженок, прошедших через судилище, работали вольнонаёмными: сотрудницы санитарной службы, уборщицы, гостиничный персонал, повара и судомойки, секретарши и стенографистки. Указ отменили в 1951-м с объявлением политики национального примирения. Женщин помиловали наряду с истинными коллаборационистами, служащими вишистской полиции, вылавливавших евреев для отправки в концлагеря, и мужчин призывного возраста, добровольно отправившихся на заводы рейха выполнять трудовую повинность. Вина некоторых женщин состояла лишь в том, что они были замечены за кофепитием с немецким офицером – после освобождения Франции бдительные соседи стремились продемонстрировать преданность Сопротивлению и доносили на них в полицию, а иногда устраивали самосуд.

На учредительной конференции в Берлине компанию Милен составили потомки американских, британских и французских солдат, появившихся в результате длительного пребывания оккупационных войск на территории Германии (американские военные базы расквартированы там до сих пор). И хотя главной причиной бурного смешения человеческого генофонда стала нехватка женщин у одной из сторон и уничтожение (отсутствие) мужской части населения у другой, там, где армия длительное время расквартирована, она с завидной настойчивостью распыляет вокруг себя семенную аэрозоль.

Радикалы назвали это явление демографическим геноцидом. Здравомыслящие граждане, умеренные во взглядах, пожимают плечами, и говорят о естественном перемешивании рас и народов, и вспоминают русских татаро-монголов, мулатов, креолов и квартеронов, и указывают на самого знаменитого квартерона – Александра Дюма-старшего, внука бабушки-негритянки и деда – французского генерала. А затем напоминают об эфиопских (или эфиопо-еврейских?) корнях великого русского поэта Александра Пушкина; императорская династия, правившая в Эфиопии вплоть до 1974 года, называлась Соломоновой, и первый её представитель – сын израильского царя Соломона и царицы Савской. Прадеда Пушкина именовали Абрамом, как и родоначальника еврейского народа. Но это так, к слову…

В 2006 году Жан-Жак Делорм создал во Франции ассоциацию «Сердца без границ», объединившую французских детей немецких солдат. Его грустный рассказ озвучила на «Радио Свобода» Анастасия Кириленко^[170]:

«Большая часть из нас была брошена матерями сразу после рождения. Нас растили бабушки, тёти. В худших случаях воспитывали в детдомах. Французская система образования не сделала ничего, чтобы остановить психологическое и психическое насилие, которому мы подвергались в первые годы в школе. Нас называли “дети бошей”, показывали на нас пальцем.

Моя мать встретила моего отца в Париже в 1941 году. Он был музыкантом оркестра командующего гарнизоном Вермахта в Париже. Они встречались до 13 июля 1944 года. В это время позиции Третьего рейха окончательно пошатнулись, и все невоенные части армии были превращены в военные. То есть мой отец, который не носил ружья в течение всей войны, вынужден был стать солдатом и был убит в конце апреля 1945 года в южной Германии неподалеку от города Ульм.

Когда я родился, моя мать бросила меня. Она была приговорена к одному году тюрьмы и одному году лишения французского гражданства (так называемому году “национального позора”). Согласно приговору, она была лишена гражданских прав (например, права голосовать) за “горизонтальное сотрудничество”. Короче, за то, что переспала с немцем.

После войны я воспитывался бабушкой, затем матерью и отчимом, которого я считал отцом. Когда мне было 12 лет, родилась моя сестра. Мать рожала дома. Получать свидетельство о рождении в мэрию пошёл я. Я открыл “семейную книжку” и увидел надпись напротив своего имени “был узаконен таким-то” – тем, кого я считал своим родным отцом. Напротив имён моих братьев и сестёр таких надписей не было.

С тех пор я и начал задавать себе вопросы. До 22 лет я ждал, когда мне наконец скажут, кем был мой настоящий отец. Моя бабушка хранила фотографии моего отца и матери, где они были изображены вместе. Когда мне исполнилось 22, бабушка вручила фотографии мне и назвала имя моего отца. Я начал исследования, пытаясь его найти. У отца была очень распространённая немецкая фамилия, это осложняло поиск…

Немецкие города были в руинах, архивы были в беспорядке либо не сохранились. Их восстанавливали постепенно. Мне удалось найти след своего отца только в 2006 году. С тех пор всё пошло быстрее. Я узнал, что в Германии у меня есть брат и сестра, которые не знали о моём существовании (как и я не знал о них раньше). Я предложил вместе отправиться к могиле отца – на небольшое кладбище рядом с городом Ульм. Мы так и сделали…

Конечно, я не говорю по-немецки (после войны на изучение этого языка практически было наложено табу, особенно для “сыновей бошев”). Теперь каждый раз, когда мы видимся, мы разговариваем через переводчиков.

Мне ещё повезло – некоторым из нас пришлось сделать тесты ДНК, чтобы найти следы своего отца…

В июле выйдет наша книга под заголовком “Обритая из Шартра”. Ведь наши матери должны были пройти “очищение” – тысячам остригли волосы, другие были приговорены к тюремному заключению, как моя мать.

Моя мать умерла 15 лет назад. Когда шла война, она была молода, красива. И влюблена… Во время войны в стране было не так уж много молодых мужчин. Что вы хотите? C’est la vie, такова жизнь. Происходит то, что происходит».

* * *

Недаром за французскими мужчинами ходит слава покорителей дамских сердец. Средневековые рыцари, отправляясь на войну, надевали на жену пояс верности, ключ к которому вместе с крестиком носили на своей шее. Но ведь были в старые добрые времена слесарных дел мастера! Не им ли мы обязаны рождением поговорки: «от вора нет запора»? Хотя есть и другая поговорка, родившаяся в России: «на чужой роток не накинешь платок», возможно, намекающая о нетрадиционном зачатии, ведь сумела же при оральном сексе достойно распорядиться мужским семенем элитная проститутка, случайная русско-нигерийская подружка Бориса Беккера, и родила от него дочь, теперь уже русско-афро-немецкую. Заодно казну свою пополнила после рождения дочери на 5 миллионов долларов…

Немецкие женщины, оставленные без присмотра мужьями, ушедшими завоевывать для Третьего рейха жизненное пространство, повинуясь законам природы, ответили «тевтонским рыцарям», распыляющим немецкий генофонд над старушкой Европой, той же монетой. В Германии от двух миллионов французов, военнопленных и добровольных работников, пригнанных на заводы рейха на принудительные работы (спальня такой же рабочий станок), родилось… 50 тысяч детей.

Немецких женщин можно понять. И у них был возраст любви. А когда «свои» мужчины на фронте, пленный француз, работающий на ферме, становится палочкой-выручалочкой. Но что значит сильный пол! Французских мужчин за связь с немками никто не преследовал и волосы им не брил. Состоялся негласный бартер. Во франко-германском сообществе, с июня 1940-го превратившегося в свинг-клуб, партнеры, обменявшись семенным фондом, на генетическом уровне закрепили франко-германскую дружбу. Её осталось закрепить договором – и вот он, Римский договор 1957 года, заложивший основу Евросоюза и обогативший франко-германский союз новыми гранями.

Великое кровосмешение народов, «освежившее» в сороковых годах прошлого века Западную Европу – следствие Второй мировой сексуальной войны. Первая мировая, как известно, началась в 1914-м и официально имела другое название. Иные войны, прозванные колонизаторскими, в деле осеменения более заметны – они обогатили мир креолами, метисами и мулатами… Дети войны – дети разных народов.

* * *

Как тепло женщины Прибалтики встречали в 1941 году немецких солдат! Годом ранее, в соответствии с секретным приложением к пакту Молотова – Риббентропа, прибалтийские страны вошли в советскую зону влияния. 15 июня 1940 года Красная армия вторглась в Литву, 17 июня – в Эстонию и Латвию. Год познавали прибалты любовь восточного соседа. Вплоть до начала гитлеровского вторжения она сопровождалась арестами и депортацией в Сибирь «политически неблагонадежного и контрреволюционного элемента». В 1941-м, в первые недели июня, из Эстонии выслали в Сибирь более 10 тысяч «неблагонадежных», около 17,5 тысяч депортировали из Литвы, из Латвии – до 16,5 тысячи.

Евреев, попавших в этот список, как ни странно звучит, сталинская депортация «осчастливила», спасла от уничтожения. В Литве содружество нацистов и местного населения привело к гибели 95 процентов евреев. Это максимальный процент жертв Холокоста по всем странам, оккупированных Гитлером.

Авторское отступление

В Новосибирске в годы учёбы я дружил с Ривой Волович, студенткой факультета автоматики и вычислительной техники. Она родилась в Верхоянске, на Полюсе холода. Её маме на момент высылки в Сибирь было четырнадцать лет, папе – девятнадцать. Подростков вместе с родителями депортировали из Литвы за неделю до начала войны. Познакомились они в ссылке, там и расписались. Хотя немалое число депортируемых умерло в ссылке от холода и болезней, им депортация сохранила жизнь. Для литовских евреев шанс выжить на территории, оккупированной гитлеровцами, приближался к нулю. Рива родилась в 1949-м. Из детей, родившихся в ссылке, рассказывала она, выжило около ста. Большинство умерло, не дожив и до года.

Радостно встречали жители прибалтийских стран немецких солдат. Девушки и молодые женщины забрасывали солдат букетами цветов, и генеральный комиссар Риги радостно сообщал в Берлин: «Со дня освобождения местное женское население особенно любезно, прежде всего к немецким солдатам»^[171].

Одинокие женщины стремились создать семью с гражданами Великой Германии; замужество за жителем рейха гарантировало им безопасность, стабильность и процветание. А что ещё женщине надо? Сохранилось фото: на центральной улице Риги комендант немецкой железной дороги со своей нарядно одетой подругой и их общим ребёнком.

В сложном положении после освобождения оказались славянские женщины, родившие ребёнка от немца. Они шли на разные ухищрения, чтобы в свидетельстве о рождении ребёнка изменить дату на более позднюю. Логика простая: если отсчёт девяти месяцев, необходимых для вынашивания плода, начать со времени освобождения от гитлеровцев, то ребёнок никак не мог быть зачат немцем. А чтобы он не проговорился, от него скрывалось истинное происхождение и дата рождения. Он знал, что отец погиб на фронте, и ложь, близкая к реальности, сходила с рук – в послевоенные годы миллионы детей росли без отца, и обыденным явлением было обилие матерей-одиночек. Женщин за сожительство с немцами репрессировали и даже расстреливали, обвиняя в сотрудничестве с оккупантами. Были дикие случаи: матери, желая реабилитировать себя, собственноручно убивали рождённых в годы войны «немчат». Об одном таком случае написала в «МК» Елена Помазан. Деревенская русская женщина за три года оккупации родила от немцев троих ребятишек. В первый же день прихода советских войск она вынесла детей на дорогу, положила рядком и с криком: «Смерть немецким оккупантам!» булыжником размозжила им головы…

О моральном облике женщины, способной собственноручно убить своих детей, говорить не приходится.

О судьбе немецко-славянских детей известно немного, на эту тему наложено было табу. Ивана Майского, заместителя наркома иностранных дел СССР и председателя Международной репарационной комиссии, занимавшейся подсчётом размеров контрибуции и выплатой репараций с Германии и её сателлитов, волновал вопрос: что делать с детьми, родившимися у советских женщин от немецких солдат. В апреле 1945-го в письме Сталину он назвал их «немчатами», пустив слово в лексический оборот, и предложил (как специалист по репарациям) «изъять всех этих “немчат”, обезличить их, переменить имя и в качестве сирот разослать для воспитания в детские дома».

Как отреагировали партийные функционеры на предложение Майского, автору этой книги неизвестно.

* * *

Но и этническим немцам приходилось маскировать детей, родившихся в годы оккупации.

В 1994 году в Одессе, в кафе на Ришельевской, я праздновал рождение книги «Невеста моря». Тираж по тем временам был незначительный – 4 тысячи экземпляров. Не помню, какая фраза после очередной рюмки водки разволновала Виктора Горенко, главного инженера городской типографии и владельца издательства «Титул», признавшегося вдруг, что он немец по отцу, татарин по матери и украинец по национальности.

– Витя, постой, – встрепенулся я. Празднуя, мы перешли на «ты». – Ты немец? Горенко? Как это?

– А вот так! – ответил он вызывающе, поднимая стакан. – Немец. И фамилия моя… – он беззвучно вдруг зарыдал, прикрывая трясущимися руками лицо и выплёскивая водку на стол, неразборчиво произнёс фамилию. Потрясённый, я не стал переспрашивать. – В сорок шестом нас погрузили в эшелон и депортировали в Сибирь. Оттуда мама сумела сбежать, и мы поехали во Львов к незнакомому мужчине. Мама сказала: «Это твой новый папа, теперь фамилия твоя Горенко».

…Когда сын вырос, а отчим покоился на львовском кладбище, она призналась Виктору, что отчим, на самом деле, его родной отец, «неизвестно как» приобретший новые документы.

На чьей стороне воевал псевдо-Горенко в годы войны – автору неизвестно. Как и неизвестно, есть ли он на фото, сделанных на улицах Львова^[172] – смотреть обязательно, даже если сил нет смотреть, чтобы никогда больше это не повторилось!

Французская любовь: военные изнасилования

Французская армия воевала по обе стороны фронта. О героическом пути авиаполка «Нормандия-Неман», состоящем из 72 французских добровольцев (14 лётчиков и 58 авиамехаников), в Советском Союзе наслышались все. О французах снят художественный фильм, сложена трогательная песня.

Боевой путь авиаполка «Нормандия-Неман»:

5 апреля 1943 года при поддержке 17 советских авиамехаников первая французская эскадрилья (всего их было три) приступила к боевым действиям, и это событие обозначило начало коренного перелома в Великой Отечественной войне. За последующие два года службу в полку прошли 96 пилотов и авиамехаников – до сотни не дотянули. Французские лётчики одержали на всех 273 подтверждённые победы и 36 неподтверждённые, абсолютно все награждены советскими боевыми наградами, четверо удостоены звания Героя Советского Союза^[173].

О подвигах 96 французов известно всё, за исключением количества советских походно-полевых жён, находившихся в расположении полка и призванных повысить его боеспособность. Или французы не люди? Ещё какие, знающие толк в «шерше ля фам»!

Менее известны подвиги, в том числе амурные, других, числом поболее, подразделений французской армии, также сражавшихся на Восточном фронте и также награждённых боевыми наградами, но только немецкими.

Через две недели после начала Великой Отечественной войны, 9 июля 1941 года, во Франции началось формирование легиона французских добровольцев против большевизма (Légion des Volontaires Français contre le Bolchévisme, сокращённо Légion des Volontaires Français, LVF). Пятнадцать тысяч французов стали легионерами войск СС. В Германии легион именовался скромнее: «Французский пехотный полк 638». В октябре 1941-го первые 2452 солдата французского пехотного полка прибыли на Восточный фронт. Если разделить это количество на 72 (число первых французских добровольцев эскадрильи «Нормандия-Неман»), то уже на первом этапе войны на Восточном фронте в людском эквиваленте на стороне Гитлера сражалось 34! французские эскадрильи «Нормандия-Неман».

Поскольку о боевом пути французских легионеров Гитлера почти ничего не известно, краткая информация об их послужном списке:

Весной 1942 года для боевых действий против партизан Украины и Белоруссии из легиона выделили два эсэсовских батальона. В июне 1943 года эсэсовские батальоны объединили и направили на борьбу с украинскими партизанами. В сентябре в полном составе легион влился в 33-ю гренадерскую дивизию войск СС «Шарлемань» (1-я французская), воевавшую против советских войск в Померании. Остатки отчаянно сражавшейся дивизии в мае 1945-го пленены в Берлине советской армией. Несколько легионеров после войны приговорили к расстрелу, остальным правительство де Голля предоставило шанс искупить вину службой в Иностранном легионе и участием в колониальной войне во Вьетнаме в 1946–1954 годах.

Каковы «заслуги» одетых в форму немецкой армии французских батальонов СС в борьбе против партизан Украины и Белоруссии? По «высшим» соображениям, подогревая тезис о советско-французской дружбе, советское правительство преувеличило роль авиаполка «Нормандия-Неман», замалчивая зверства двух батальонов французских эсэсовцев в Белоруссии и в Украине (или кто-то полагает, что cherchez la femme воевали в белых перчатках?). Их преступные деяния приписали немцам. Эта преднамеренная фальсификация истории – ещё одна белая страница Великой Отечественной войны.

Где ещё воевали французы? Ах да, припоминаются туземные части и с десяток французских лётчиков, служивших в Королевских военно-воздушных силах. Самый известный, Антуан Мари Жан-Батист Роже де Сент-Экзюпери, поэт и писатель, погиб в 1944 году, 31 июля.

Пора раскрыть воинскую тайну: особо ценились в армии союзников французские повара. Благодаря их кулинарному мастерству Франция вновь стала Великой державой.

Авторская гипотеза, ничем не подтверждённая, которую вправе оспорить каждый, бросив в автора камень за нечаянную попытку бросить тень на советско-французскую дружбу. Но автор не видит иных причин, почему Франции в 1945 году выделили в Германии зону оккупации и предоставили место постоянного представителя в Совете Безопасности ООН.

От правды дружба народов не пострадает. Ведь не разругались же белорусы с украинцами и литовцами, да и с теми же русскими за национальные карательные эсэсовские отряды и за действия власовцев. Напомню, не немцы сожгли Хатынь, как твердила все годы советская пропаганда, а 118-й батальон охранной полиции, сформированный из бывших военнослужащих Красной армии и украинских националистов. Командир – Смовский, бывший майор Красной армии.

Французские марокканцы

«Как, французы тоже нас победили?» – с изумлением воскликнул фельдмаршал Кейтель, когда, зайдя в зал для подписания Акта о безоговорочной капитуляции, увидел французский флаг и генерала де Латра де Тассиньи, командующего в 1941 году в Тунисе войсками вишистской Франции.

Победители промолчали, хотя могли бы напомнить забывчивому и несдержанному на язык гитлеровскому фельдмаршалу о марокканских частях, воевавших под флагом генерала де Голля. Ну хотя бы в битве за Монте Кассино (Италия).

Во время Второй мировой войны Марокко была французской колонией. Марокканцы призывались во французскую армию, их воинские подразделения воевали в составе союзных войск и запомнились грабежами и изнасилованиями гражданского населения. Войну марокканские подразделения «Сражающейся Франции» (la France Combattante) начали в Италии.

Битва под Монте Кассино (известная также как «Битва за Рим») – серия из четырёх кровопролитных сражений, в ходе которых союзные войска прорвали немецкие укрепления («линию Густава») и овладели Римом. Сражение, в котором против немцев действовали американские и британские части (в состав британской армии входил польский корпус, подразделения французского экспедиционного корпуса – марокканские и сенегальские части), длилось пять месяцев, с января по май 1944-го.

Когда битва завершилась, 12-тысячная марокканская дивизия разбрелась по окрестностям Монте Кассино, разбойничая и грабя горные сёла. Попутно они изнасиловали около трёх тысяч женщин и девочек в возрасте от 11 до 86 лет. Заодно вояки зарезали 800 мужчин, пытавшихся их защитить. Несколько сот женщин погибли от многократного изнасилования: марокканцы отбирали самых красивых девушек, и, пока одни солдаты держали жертву, другие, выстроившись в длинную очередь, насиловали её до смерти. Двух сестёр, 15 и 18 лет, каждую изнасиловали свыше 200 марокканцев. Одна из сестёр скончалась, другая все последующие годы провела в психбольнице. Юношей ждала такая же участь. В Италии «подвиги» марокканцев названы «мароккинат» (marocchinate) – «действия, совершённые марокканцами». В 1952 году в итальянском парламенте прозвучало количество жертв «мароккинат»: 7 тысяч женщин и детей^[174].

Роман Нормана Льюиса «Сицилийский специалист» начинается с рассказа о мароккинат^[175]:

«Через три недели после того, как союзники высадились в 1943 году в Сицилии, марокканцы – небольшой отряд в составе англо-канадской армии, которая продвигалась с побережья в глубь острова, – убили своего командира и дезертировали. Захватив четыре “джипа”, они удрали с поля боя и, направившись на запад, принялись грабить и убивать. В Кампамаро у них кончился бензин, и они превратили эту деревню в свой опорный пункт, базу для набегов на окрестные селения. Дезертиры нападали на близлежащие фермы, грабили, жгли, рубили головы тем, кто оказывал сопротивление, насиловали мужчин, женщин и детей, а потом с гиканьем и хохотом возвращались в Кампамаро, таща награбленное и украсив руки кольцами, сорванными или срезанными с пальцев своих жертв. Порой они волокли за собой девчонку или мальчишку, иногда и двоих, а когда истерзанные, истекающие кровью дети уползали, били в барабаны и плясали всю ночь напролёт.

На третий день их пребывания в Кампамаро семнадцатилетнему Марко Риччоне, который, с тех пор как явились марокканцы, вместе с матерью и младшей сестрой прятался в старом погребе, удалось с наступлением темноты бежать и через горы добраться до Сан-Стефано, где была ферма Тальяферри, человека из Общества чести.

Тальяферри, небольшого роста, иссушенный солнцем крестьянин, много лет проживший в Америке, вызвал трёх своих подчиненных по Обществу, и они все вместе разработали план действий. Они понимали, что их слишком мало, чтобы напасть на марокканцев с оружием в руках. Кроме того, они были уверены, что подобное нападение не останется безнаказанным, когда прибудут основные силы союзников, а потому решили покончить с пришельцами старым испытанным способом. Марко Риччоне рассказал, как обстоят дела в Кампамаро: марокканцы голодают, потому что хлеба нет, весь скот крестьяне забили и съели, оставив только свиней, которых мусульманская религия запрещает употреблять в пищу. В хозяйствах Сан-Стефано отыскали девять кур, зарезали и впрыснули в мясо мышьяк, а Риччоне согласился отвезти кур в Кампамаро. Ему дали велосипед, и он, повесив кур на руль, отправился по горной дороге назад. Как только он въехал в свою деревню, на него с гиканьем набросились марокканцы. Связав ему большие пальцы рук, они потащили его в хижину, где над ним надругался сначала старший сержант, а потом, согласно чину и старшинству, остальные. После этого зажарили на вертеле кур и съели. А через полчаса или даже раньше яд стал проникать в ткани, нервы, кровь и кости, оказывая парализующее действие. Все внутри у них запылало, и они с воплями кинулись во все стороны, ногтями раздирая тело. Смерть наступала не сразу, один из марокканцев сумел отползти от деревни на целых полмили, где, вгрызаясь в землю, испустил дух лишь восемь часов спустя.

К исходу дня операция была завершена, и у жителей Кампамаро осталось на руках одиннадцать трупов…»

Пройдясь победоносным маршем по итальянским женщинам, в составе союзных войск французский экспедиционный корпус высадился в Нормандии. С боями он дошёл до Германии, во Франции сдерживая пыл (не иначе как междусобойчиками). Но, когда они добрели до Германии, тогда и началось…

Войдя в Штутгарт, в первый же день марокканцы изнасиловали 1198 немок в возрасте от 14 до 74 лет. Такая же судьба ждала Виллинген, городок с населением двенадцать тысяч человек. Когда они его покинули, около пятисот женщин обратились за медицинской помощью^[176].

Сенегальские подразделения «Senegalese Tirailleurs», входившие в состав французской армии и высадившиеся 17 июня 1944 года на острове Эльба (место первой ссылки Наполеона), также отличились массовыми изнасилованиями, хотя и не в таких масштабах, как марокканцы.

Слух о сексуальном насилии, совершённом туземными частями французской армии, в июне 1945 года докатился до Вашингтона. 17 июля на слушаниях в Сенате Джеймс Эстланд, сенатор от Миссури, потребовал расследовать преступление вышедших из-под контроля французских туземных частей. В течение пяти дней, – заявил он, – они изнасиловали сотни женщин, загнанных в штутгартскую подземку.

Французы возмутились и «уличили» сенатора во лжи: нет никакого метро в Штутгарте! Затем они обозвали его расистом, не вникая в смысл обвинений.

Действительно, ошибся сенатор – не было метро в Штутгарте. Его информаторы ошибочно назвали так подземную стоянку трамваев. Это меняет суть дела?

Хотя марокканцы и воевали под французским флагом, полагаю, ныне у французов нет желания назвать их французами. Как и не возникает желания у россиян считать русскими две латышские эсэсовские дивизии, действовавшие в Псковской области (хотя формально с 1940 года латыши были гражданами СССР). Но нельзя их назвать и немцами, хотя одеты были латыши в немецкую форму.

Да, кстати, кто-нибудь объяснит, за какие военные заслуги Сталин настоял, чтобы Франции выделили в Германии оккупационную зону?

Франция, Франция… О ней американцы шутили после Второй мировой войны: «Боевой флаг Франции – белый крест на белом фоне». Немецкий оккупационный корпус в 40-милионной Франции составлял 60 тысяч солдат и офицеров. Сопротивление было ничтожным. Доблестные французы не в состоянии были сами себя освободить и доверили это дело союзникам.

Впрочем, какие-то военные заслуги у французов имелись, засекреченные в архивах, которые когда-нибудь обнародуют, скажем, к двухсотлетию со дня окончания Второй мировой войны или к трёхсотлетию Бородинской битвы. Они позволят взывать к справедливости. Почему генерала армии США Эйзенхауэра, британского фельдмаршала Монтгомери, маршала Польши Роля-Жимерского, маршала Югославии Тито и даже короля Румынии Михая, союзника Гитлера с 1941-го по август 1944-го, наградили орденом Победы, а генерала де Голля, с августа 1944-го председателя Совета Министров Временного правительства Франции, орденом обделили? Сталин пожалел для преданного деголльчика, призвавшего коммунистов в послевоенное правительство Франции, рубинов – 25 карат, бриллиантов – 16 карат и платины – каких-то 47 граммов? Не по-союзнически… Наследникам де Голля самое время возмутиться и потребовать от России, правопреемника СССР, если не орден Победы, то хотя бы его начинку – рубинов, бриллиантов и платины. А чтобы впредь французов не обижали, вычесть с процентами за каждый недополученный год начиная с 1945-го по карату за год…

Американская армия на тихоокеанском и европейском фронте

Америка воевала на двух фронтах – на тихоокеанском с 1941-го и на европейском с 1944-го, – и американские солдаты, как и солдаты иных армий, паузы между боями старались заполнить утехами с женщинами. На Гавайях, где за годы войны прошли подготовку почти семь миллионов мужчин, чтобы скрасить тяготы воинской службы, открыли публичные дома, в которых ангажемент на гастроли получили национальные кадры, включая самых дешёвых уличных девочек Сан-Франциско. Но национальные кадры, воспитанницы Гонолулу и Сан-Франциско, выполнив патриотический долг в Западном полушарии, не горели желанием продолжить карьеру на тихоокеанском и европейском фронте. Что делать? Рассчитывать на бескорыстную признательность иноземок или быть реалистами, понимая, что солдат, как волк на охоте, сам о себе позаботится?

Армейское командование, надо отдать ему должное, к войне хорошо подготовилось. На Гавайях с солдатами провели воспитательную работу, прививая устойчивую привычку надевать в нужное время презерватив. «Don’t forget – put it on before you put it in», – напоминали солдатам листовки и короткометражные фильмы. Эта привычка, полагали психологи, должна быть естественной и закреплена на подсознательном уровне, так же как и привычка пользоваться зубной щёткой. Пропагандистская работа усилилась, когда союзные войска высадились во Франции.

Последней девственницей, спасшей Францию, была Жанна Д’Арк. Век далёкий – 15-й, в котором, по непроверяемым легендам, девственницы были символом чистоты. Прошло три столетия. Дитя улицы, француженка, оголила грудь и прослыла символом Великой французской революции (есть разные версии её подвига). Девственницей она не была, и даже наоборот – куртизанкой. И что же? Бюст Марианны во фригийском колпаке стал национальным символом Франции. На картине Делакруа «Свобода на баррикадах» обнажённая грудь лоретки призывает французов с «голой грудью» идти на врага.

Летом 1940-го француженки повторили подвиг Марианны. Обнажив грудь, как с двумя гранатами под танки, они бросились на шею солдатам вермахта. Эренбург предположил в «Падении Парижа», что тайные бойцы «сопротивления» награждали немецких солдат сифилисом и подрывали наступательную мощь вермахта.

Ещё четыре года войны прошло. Франция, наглотавшись унижений от «бошей», распахнула объятия американским солдатам. У французских street-girl появился повод от всей души ликовать – у американской армии не было запрета на секс с барышнями Булонского леса. На этом звёздно-полосатая армия «погорела». Среди американских чернокожих солдат использование презервативов пропагандировалось не так широко. Командование, забыв о квартероне Александре Дюма-старшем и зная царящие в ту пору нравы в Соединённых Штатах – белая женщина постыдится близости с чёрными, – полагало, что француженки, как и американки, будут избирательны в выборе партнёров для секса, и, как следствие детской наивности, не привило чернокожим солдатам навык к презервативам. И поплатилось. На армию накатились венерические болезни.

Чернокожие солдаты служили в отдельных частях. Вплоть до середины шестидесятых годов прошлого века в южноамериканских штатах существовала расовая сегрегация^[177] – автору, наблюдающему нынешнюю Америку, в это поверить трудно. Но это позволило Герингу ринуться на Нюрнбергском процессе в отчаянную контратаку: отвечая американскому прокурору, обвинившему нацистский режим в расизме, он заявил, что США делают то же самое, и, смутив прокурора, рейхсмаршал заговорил об автобусах, школах и ресторанах – и везде: раздельно для белых и чёрных.

Природа и сущность человека одинакова и не зависит от расы и цвета кожи. Добравшись до Германии, различий между белыми и чёрными американцами в том, что касалось пьянства, мародерства и грабежей, было немного. Грабежи стали повальными, но не мелочными, если сравнивать с Красной армией. Электролампочки и оконные рамы союзников не интересовали. Вскрывали сейфы, воровали ювелирные украшения, картины, наручные часы… Бивор, отметив прегрешения Красной армии, союзников в главе «Американцы на Эльбе» тоже не пощадил. Факты грабежей «со стороны союзных войск были зафиксированы ещё задолго до того, как их части пересекли границу рейха», – написал он, приводя отрывок из доклада, подготовленного для американского командования в период сражения в Арденнах, показывающий, что не только немцы стали жертвами ограблений: «На основе обнаруженных у солдат предметов можно сделать однозначный вывод: грабёж имущества бельгийского гражданского населения осуществляется в значительных масштабах»^[178].

Британские войска действовали в том же ключе. Шотландский офицер, впоследствии ставший судьей, едко отметил в воспоминаниях, что операцию по форсированию Рейна следовало бы назвать «операцией Грабёж». «Предотвратить грабёж было невозможно, – вспоминал он, – лишь только ограничить его до присвоения себе предметов, имевших небольшие размеры. Здесь в лучшем положении оказывались танкисты, которые могли разместить в своих боевых машинах всё – от печатных машинок до радиоприёмников»^[179].

Не пренебрегали грабежами даже элитные подразделения. Бивор рассказал, как одно из подразделений SAS (спецназа вооружённых сил Великобритании), обслуживающее внешнюю разведку MI6, обнаружило коллекцию произведений искусства, принадлежавшую жене Геринга. Лучшие работы присвоил командир подразделения, оставшееся разобрали его подчинённые. Спецназовцы аккуратно вырезали из рамок холсты, свернули их и положили в стволы минометов, как будто только для этого и предназначенных. Что-то с годами они вернули, что-то до сих пор находится в частных коллекциях. Американские солдаты также коллекционировали картины. Через 65 лет интернет-журнал «The US Daily» сообщил, что 14 июля 2010 года США вернули Германии одиннадцать картин, вывезенных американскими солдатами в марте 1945 года из музея города Пирмазенс. Общая стоимость написанных маслом полотен составляла около $200 тысяч.

Грабежи и мародёрство – частная инициатива. Оккупационные власти, американские и британские, в разграблении Германии не участвовали, заводы из западной зоны оккупации не вывозили и не перегоняли крупный рогатый скот на британские острова. Но хватит о грабежах. Как насчёт изнасилований? Американцы белы-белы-белёхоньки или, как марокканцы, насиловали всех подряд?

Из донесения начальника политотдела 425 стрелковой дивизии начальнику политуправления 71 армии о состоявшейся 3 мая 1945 года встрече с передовыми американскими частями на окраине Грабова^[180]:

Характерное во внешнем облике американских солдат, сержантов и офицеров до майора включительно – одеты в одинаковую форму, ботинки без обмоток, брюки выглажены, все в касках (отдельные почему-то ходили в цилиндрах) <…>

Взаимоотношения между американскими офицерами ротного звена, сержантами и солдатами очень простые, без всякой внешней подтянутости и соблюдения чинопочитания. Солдаты и сержанты с офицерами разговаривают довольно фамильярно, по-демократичному, в присутствии офицеров без всякого закуривают, сидят в самых непринужденных позах.

Следует отметить, что большинство американских солдат были пьяны и вели себя неприлично, в городе усиленно занимались барахольством (многие носят на руках по 5–8 часов), хвалились перед нашими бойцами нанизанными на пальцы кольцами, которые сняли с убитых немцев, показывали фотокарточки немок, которых насиловали (выделено мной. – Р.Г.).

Из политдонесения начальнику политуправления 71 армии о встрече американцев с командиром и офицерами 425 сд, состоявшейся 6 мая на западном берегу реки Эльбы по инициативе командира американской дивизии.

Очень развязно рассказывали о порядках, дисциплине и недостатках в своей армии. В дивизии есть батальон жандармской полиции, который несёт службу охранения и наведения порядка не только среди местного населения, но и среди военнослужащих. Полиция имеет право арестовывать не только рядовых и сержантов, но и офицеров, за что их не любят поголовно все в дивизии. Полицейские задерживают всех солдат и офицеров, замеченных в якшании с немками. За сожительство с немками осуждают на 6 лет тюремного заключения (выделено мной. – Р.Г.).

В изнасилованиях первенствовали чернокожие американцы. По статистике военных трибуналов они в три раза чаще, чем их белые сослуживцы, были осуждены военными судьями^[181]. Такая же тенденция, к слову, сохраняется и в нынешней Америке. Наибольший процент уголовного криминала – изнасилований, убийств, вооружённых ограблений и краж – приходится на долю афроамериканцев, составляющих более 41 процента заключённых, отбывших в тюрьме срок более одного года.

Связист Эдвард Уайз с сентября 1944 по май 1945 вёл «Походный дневник», в котором кратко описывал боевые действия. 7 апреля в дневнике появилась запись: «Перебрались в Оберхунден. Цветные ребята устроили здесь чёрт-те что. Они подожгли дома, резали всех подряд немцев бритвами и насиловали»^[182].

По данным профессора криминологии Университета Северного Кентукки Роберта Лиллай (Robert Lilly), на европейском театре войны американские солдаты изнасиловали около 14 тысяч немок, француженок и англичанок (случаи изнасилования британок были единичными, они стали жертвами дислоцированных в Великобритании американских солдат)^[183].

В другом исследовании указывается, что за полтора года начиная с июня 1944-го около 3500 француженок стали жертвами освободителей^[184]. Единственное для них «утешение»: насилия не были групповыми.

В докладе, представленном в 1946 году Комитетом обороны палаты представителей конгресса, за военные преступления (убийства гражданского населения) во время Второй мировой войны было казнён 141 военнослужащий США, при этом указывалось, что полная статистика приговоров военных трибуналов на данный момент ещё не готова^[185].

Профессор Остин Апп писал в 1946 году по горячим следам^[186]:

«Открытые изнасилования не были столь распространены в американских и британских войсках, как в советских войсках. Советские просто насиловали подряд всех лиц женского пола от восьми лет и выше, а если немец или немка убивали за что-нибудь советского солдата, пусть даже за изнасилование, то за это убивали 50 немцев», – сообщал журнал «Тайм» 11 июня 1945 года. (Думается, это журналистский вымысел, коим грешили и грешат многие ангажированные представители журналистского цеха по обе стороны океана, нигде я не встречал подтверждения массовых расстрелов немцев в качестве наказания за убийство советского военнослужащего. – прим. Р.Г.).

Следующие слова из статьи Остина Апп почти в точности повторяют ситуацию, сложившуюся в Восточной зоне оккупации, когда он пишет, что немецких и австрийских женщин не надо было насиловать, «приятное времяпрепровождение» у заморенных голодом женщин покупается за несколько центов или кусок хлеба. В подтверждение он привёл отрывок из статьи в «Крисчен Сенчери», опубликованной 5 декабря 1945 года: «Американский начальник военной полиции подполковник Джеральд Ф. Бин сказал, что изнасилования не являются проблемой для военной полиции, поскольку немного еды, плитка шоколада или кусок мыла делают изнасилование излишним. Задумайтесь над этим, если вы хотите понять положение в Германии».

Написав о сексуальной распущенности и невиданном всплеске венерических заболеваний в американской армии, профессор Апп сослался на статью, опубликованную 21 января 1945 года в «Нью-Йорк Уорлд Телеграмм» (New York World Telegram): «Д-р Г. Стюарт в медицинском отчёте, представленном генералу Эйзенхауэру, сообщал, что за первые шесть месяцев американской оккупации уровень венерических заболеваний возрос в двадцать раз по сравнению с уровнем, который был прежде в Германии».

Лондонская «Weekly Review», 25 октября 1945 года: «Беспризорные молодые девушки открыто предлагают себя за еду или ночлег <…> всё очень просто, для продажи у них осталась единственная вещь <…> как способ умереть, это может быть даже хуже, чем голод, но это отодвигает смерть на месяцы или даже годы».

Д-р Джордж Шустер (George Shuster), президент Хантер колледжа, после посещения американской оккупационной зоны писал в декабре 1945-го в «Католик Дайджест» (Catholic Digest): «Европа является сейчас местом, где женщина проиграла многолетнюю борьбу за благопристойность, потому что только бесстыдные остались живы. Своей официальной политикой союзники создали такие условия, при которых только те матери смогли спасти своих детей от голодной смерти, которые становились наложницами оккупационных войск. По общему признанию, наши официальные лица снизили дневной рацион немцев до уровня ниже, чем американский завтрак, уровня, который медленно, но верно ведёт к смерти, если не принять меры».

Но почти точно такая же ситуация сложилась в Восточной зоне оккупации. И такой же она была на оккупированных немцами территориях Советского Союза, когда женщины, спасая себя и свои семьи от голодной смерти, становились вынужденными проститутками. Однако немок, после окончания войны продававших своё тело американским и советским солдатам в обмен на еду, в Германии никто не преследовал. Советских женщин, не по своей воле оказавшихся на оккупированных территориях, объявили пособниками оккупантов и в лучшем случае направляли на принудительные каторжные работы, в худшем – расстреливали…

* * *

Помните залихватскую песню «И на Тихом океане свой закончили поход»? Там и завершилась в сентябре 1945-го семилетняя Вторая мировая война.

Сражение на тихоокеанском фронте для Америки было продолжительным и кровопролитным. Нет документальных свидетельств о массовых изнасилованиях, совершённых силами антияпонской коалиции во время тихоокеанской войны. Но, когда завершилась 82-дневная кровопролитная битва за Окинаву, во время которой, по японским источникам, погибло более ста тысяч жителей острова, тогда и началось… Сухопутные войска США, задействованные в операции, состояли из 88 тысяч морских пехотинцев и 18 тысяч человек из состава ВМФ США. «Закрепление победы», тяжело давшейся, началось с сексуального насилия, ставшего средством полного доминирования и господства победителя. За первые три месяца оккупации, по японским данным, на них ссылается Петер Схрейверс (Peter Schrijvers), жертвами насилий стали более десяти тысяч японских женщин. Схрейверс пишет, что в префектуре Канагава за первые десять дней оккупации американские солдаты изнасиловали 1336 женщин^[187].

Известно как минимум о двух случаях массовых изнасилований. Пятьдесят солдат ворвались 4 апреля в госпиталь в префектуре Омори (Omori) и изнасиловали 77 женщин, включая роженицу. Двухдневного ребёнка они убили, бросив на пол. 11 апреля сорок американских солдат перерезали телефонные линии в одном из жилых блоков Нагоя и последовательно, дом за домом изнасиловали всех женщин в возрасте от 10 до 55 лет. По имеющимся на сегодняшний день данным, пишет Тереза Свобода, в период боевых действий американская военная полиция фиксировала ежедневно по тридцать случаев изнасилований. Она считает, что жертвами изнасилований ориентировочно стали шесть тысяч японок^[188].

Американское командование понимало, что для восстановления изрядно пошатнувшейся дисциплины солдат нужно обеспечить женщинами и по опыту Гонолулу легально открыть армейские публичные дома. Первый военный бордель открылся в префектуре Омори 27 августа 1945 года, через две недели после официального принятия Японией условий капитуляции. Более 1000 японских женщин откликнулось на объявление в газете Asahi Shimbun и в других газетах: «Приглашаются на работу привлекательные молодые женщины, хорошая зарплата, одежда, еда, обеспечиваем проживание…»

Вначале проститутки обслуживали за день от 15 до 60 американских солдат. Когда число заявлений достигло 70 тысяч (голод и безысходность после поражения в войне заставляли молодых женщин соглашаться на любую работу), нормативы уменьшили^[189]. Этот опыт американцы использовали во время вьетнамской войны^[190].

Тем не менее после окончания Второй мировой войны изнасилования, совершаемые в Японии оккупационными войсками, не прекратились. По данным историка Тошияки Танака (Toshiyuki Tanaka), 76 случаев изнасилований, включая групповых, документированы полицией в течение первых пяти лет американской оккупации Окинавы. Хотя, считает Танака, эта цифра не отражает реальное положение дел, поскольку не всегда жертвы насилий жаловались в полицию^[191].

Австралийские, британские, индийские и новозеландские военнослужащие, входившие в состав сил вооружённых Содружества (British Commonwealth Occupation Force, BCOF)^[192], также участвовали в изнасилованиях. В официальном докладе командующего сил Содружества отмечены 57 случаев изнасилований, совершённых с мая 1946-го по декабрь 1947 года, и 23 случаях – с января 1948-го по сентябрь 1951-го. Положительная динамика подтверждает: усилиями военной полиции и командования сил Содружества удалось восстановить дисциплину (этому способствовали масштабные сокращения воинского контингента).

Суки Фалконберг (Suki Falconberg), бывшая проститутка, затем борец против сексуального порабощения женщин, вспоминала, что начале 1946 года австралийские военнослужащие, прибывшие в Куре (Kure), портовый город в префектуре Хиросима, «хватали на улице молодых женщин, затаскивали в джипы, отвозили в горы и там насиловали. Каждую ночь я слышала крики о помощи»^[193].

Танака приводит рассказ Аллэна Клифтона (Allan Clifton), австралийского офицера, военного следователя:

«Я находился в госпитале, стоял около кровати, на которой в бессознательном состоянии лежала девочка, её длинные тёмные волосы были разбросаны на подушке. Врач и две медсестры пытались привести её в чувство. Час назад она была изнасилована двадцатью солдатами. Мы нашли её там, где они её оставили, на заброшенном участке земли. Госпиталь находился в Хиросиме. Девочка была японкой. Солдаты были австралийцами. Стоны и крики прекратились. Теперь она была тиха».

Но не всегда виновных в изнасилованиях удавалось привлечь к уголовной ответственности. Клифтон описывает случай, когда военный трибунал приговорил виновного в изнасиловании к десяти годам каторжных работ, но приговор трибунала, согласно армейским законам, подлежал подтверждению в Австралии гражданским судом. Спустя некоторое время документы были возвращены с отметкой: «Приговор отменён из-за недостаточности доказательств»^[194]. Демократия восторжествовала.

Японская армия: «станции комфорта»

«Станции утешения», или «станции комфорта» – эвфемизм^[195], использовавшийся «благовоспитанными» японцами для обозначения домов терпимости, обслуживавших японских военнослужащих на оккупированных территориях Восточной и Юго-Восточной Азии. Если бы в Советском Союзе позволили открыть публичные дома для военнослужащих, из-за отсутствия воображения их назвали бы никуда не годным эвфемизмом «почтовый ящик», а дальше следовал бы сложно запоминающийся номер. Японцы же молодцы, придумали ласкающий слух эвфемизм – «станции комфорта». Через них в 1932–1945 годах прошло от 50 до 300 тысяч женщин, многие моложе 18 лет: японки, кореянки, вьетнамки, индонезийки, китаянки, жительницы Тайваня, Бирмы и Индонезии и даже интернированные по случаю войны датчанки и австралийки.

Секс-рабыни, умиротворявшие «горячих японских парней», нежно назывались «женщины для комфорта» или «женщины для утешения» – учиться и учиться надо отечественным сутенёрам и их клиентам, грубо называющих утешительниц мужского эго «проститутками» и «бл*дями» – командировать бы невеж в Японию учиться хорошим манерам.

Цифры противоречивы. Количество «утешительниц» варьируется от 20 тысяч – это данные японцев, желавших уменьшить сумму материальных компенсаций, которые пришлось выплатить за «причинённые неудобства» (неплохой эвфемизм для слова «изнасилования»?), а по данным китайцев, стремившихся ободрать соседей по максимуму, – до 410 тысяч. А что? Бизнес есть бизнес. Надо сесть за стол, выпить саке, ударить по рукам и сторговаться на трёхстах тысячах.

«Разбитое молчание», Silence Broken: Korean Comfort Women, издательство Mid-Prairie Books, декабрь 1999. Автор воспоминаний, кореянка Dai Sil Kim-Gibson, бывшая «утешительница», приводит устные рассказы корейских, китайских и японских женщин, сексуальных рабынь японских военнослужащих, которые, её словами, имеют второе название – «плоть и кровь». Ким-Гибсон (Гибсон по мужу) рассказывает о послевоенных трудных годах психологической реабилитации, которые не все жертвы сексуальных насилий смогли одолеть. Было немало невольниц, закончивших жизнь самоубийством или психиатрическими больницами.

Другая книга, «Женщина для комфорта: история филиппинской проститутки и сексуальной рабыни японской военщины» (Comfort Woman: A Filipina’s Story of Prostitution and Slavery Under the Japanese Military, Rowman & Littlefield Publishers, Inc. (май, 1999)).

В апреле 1943-го пятнадцатилетняя Мария Роса Хенсон (Maria Rosa Henson) была схвачена японскими солдатами, оккупировавшими Филиппины. Её заставили быть проституткой, или, чтобы не резало тонкий азиатский слух, «женщиной для утешения». В своей автобиографии она предала гласности тайну, которую утаивала пятьдесят лет.

Ещё одна книга о сотнях тысячах сексуальных рабынь японской императорской армии написана Джорджем Хикс: «The Comfort Women: Japan’s Brutal Regime of Enforced Prostitution in the Second World War», W. W. Norton & Company (октябрь, 1997)^[196].

Ким Юн Шим (Kim Yoon Shim) вспоминала, как в 14-летнем возрасте её выкрали из дому и сделали проституткой: «Я прыгала на скакалке перед своим домом, когда рядом неожиданно остановился автомобиль. Прежде в нашей деревне никогда не было автомобилей. Водитель предложил мне прокатиться. Я села. Машина рванула с места и уже не останавливалась. В свою деревню я больше никогда уже не вернулась»^[197].

Этих историй множество. А с чего же всё началось?

В 1932 году командующему японскими войсками в Китае генерал-лейтенанту Окамура Ясудзи стали поступать доклады об изнасилованиях местных женщин японскими солдатами на оккупированной территории Китая, провоцирующих антияпонские настроения. Поразмыслив, Окамура обратился к военному министру генерал-лейтенанту Садао Араки с предложением создать на оккупированных территориях «станции утешения», призванные улучшить взаимоотношения с местным населением и не допустить снижения боеспособности армии из-за распространения венерических заболеваний. Идея понравилась.

Первая «станция комфорта» была открыта в 1932 году в Шанхае, и первыми «утешительницами» стали японские проститутки, добровольно прибывшие из Японии. Со временем японский воинский контингент увеличился, женщины-добровольцы перестали справляться с возросшими нагрузками, и военное командование обратило взор на местное население, призвав молодых женщин трудоустраиваться на «станциях комфорта». В японских газетах и на оккупированных территориях – в Китае, Корее, Манчжурии – появились объявления о приёме на работу молодых женщин. Многие, откликнувшиеся на рекламный призыв, полагали, что их ждёт работа медсёстрами или фабричными рабочими; они не ожидали, что их станут принуждать к проституции. Постепенно вся территория Японской империи была охвачена «станциями комфорта». Однако военные изнасилования продолжались.

13 декабря 1937 года, во время второй японо-китайской войны, 6-я и 16-я японские дивизии вошли в Нанкин, бывший в то время столицей Китайской Республики. Во второй половине дня в порт прибыли две флотилии японского военно-морского флота.

В течение шести недель доблестные солдаты и матросы императорской армии убили в Нанкине 260 тысяч мирных жителей – по данным Токийского суда над японскими военными преступниками; до четырёхсот тридцати тысяч – по данным китайских исследователей. Японские историки, само собой, утверждают, что погибло не более пятидесяти тысяч. Источники разнятся, и точное количество погибших установить сложно: японские солдаты сбрасывали трупы в Янцзы, и течение уносило их в Восточно-Китайское море.

По документам, представленным Токийскому международному трибуналу, в Нанкине японские солдаты изнасиловали 20 000 китайских женщин, детей и старух. Многие из них были затем убиты. Китайские исследователи нанкинской резни утверждают, что эта цифра занижена, и говорят о 50 000 изнасилованных женщин. Через девять месяцев случилась другая трагедия: китайские женщины убивали нежеланных новорожденных…

Несмотря на доказанность Международным судом преступления в Нанкине, правительство Японии считает число жертв сильно преувеличенными. Некоторые японские политики отвергают факт геноцида, заявляя, что все факты фальсифицированы. Нанкинская резня, один из наиболее серьёзных случаев массовых убийств мирного населения, и поныне осложняет японско-китайские отношения.

Через 10 лет после открытия первого солдатского борделя, 3 сентября 1942 года, в Токио на совещании в военном министерстве подвели итоги бордельного десятилетия: армию обслуживало четыреста шестьдесят «станций комфорта». Они равномерно распределились по регионам: в Северном и Южном Китае – по сто станций, в Центральном – сто сорок, в Юго-Восточной Азии – сто. Ни одну дивизию не забыли. Даже в Южных морях и на Сахалине открыли по десять станций.

С расширением театра военных действий количество публичных домов увеличилось, и, когда объявления на работу перестали удовлетворять спрос, женщин начали завозить из индонезийских и филиппинских лагерей для интернированных лиц, насильно похищать в глухих деревнях, увозить от дома и насильственно принуждать к проституции. Рекруты шли на любой подлог, чтобы сагитировать молодых женщин заключить рабочий контракт.

Двадцать бывших секс-рабынь из Бирмы, проинтервьюированные Американским Бюро Военной Информации (The United States Office of War Information (OWI)), рассказали, что они польстились на газетное объявление, обещавшее оплатить семейные долги, лёгкую работу и новую жизнь в Сингапуре. О том, какие их ждут обязанности, они даже не представляли. Рекруты снабдили девушек лживой информацией, заплатили аванс в несколько сотен иен и увезли в рабство^[198].

И по сегодняшний день в Японии не утихают дискуссии о количестве женщин, вовлечённых в занятие проституцией. Яошико Яошими (Yoshiaki Yoshimi), профессор частного университета в Токио (Chuo University), считает, что в общей сложности было открыто около 2000 станций. Их обслуживали более двухсот тысяч молодых женщин. В публичных домах представлена была вся Юго-Восточная Азия: Япония, Китай, Корея, Филиппины, Тайвань, Бирма, Индонезия и даже интернированные на время войны подданные Нидерландов и Австралии.

Икухико Хата (Ikuhiko Hata), профессор одного из крупнейших в Японии Нихон Университета (Nihon University), определяет приблизительное число женщин, трудоустроенных на «станциях утешения» и получивших государственную лицензию на работу, менее чем в двадцать тысяч. По его оценке, сорок процентов проституток были японками, двадцать – кореянками, десять – китаянками и тридцать процентов отведены оставшемуся женскому интернационалу: филиппинкам, тайванькам и голландкам, взятым в плен в нидерландских колониях Юго-Восточной Азии (Индонезия, получившая независимость 27 декабря 1949 года, была самой большой колонией). По подсчётам Хата, общее число проституток, получивших во время Второй мировой войны государственную лицензию на работу в «станциях утешения», не превышало 170 тысяч.

Методика подсчётов объясняет разницу в цифрах – одни исследователи учитывают официально зарегистрированных проституток, плативших налоги, другие – всех.

По официальной медицинской статистике Императорской армии за 1940 год о процентном отношении женщин разных национальностей, лечившихся от венерических заболеваний: 51,8 % пациенток составляли кореянки, 36 – китаянки и 12,2 % – японки^[199]. Следует полагать, что примерно в той же пропорции в 1940 году распределялись по национальности «работоспособные» проститутки.

Не подается учёту количество девушек, не доживших до капитуляции Японии. Многие секс-рабыни не выдерживали тяжких условий быта и необходимости ежедневного обслуживания от 20 до 30 солдат и совершали самоубийства. Одни воровали у солдат опиум и, принимая его в больших количествах, погибали от передозировки наркотиков, другие, надеясь отравиться, пачками принимали всевозможные лекарства, третьи – вешались в туалете на своей одежде.

Еженедельно женщин обследовали на предмет венерических заболеваний, и были случаи, когда после осмотра их насиловали военные доктора. Женщинам, подхватившим венерическую болезнь, вводили антибиотик, имевший побочный эффект. Большинство женщин после его приёма теряли способность забеременеть или рожали физически и умственно больных детей. Беременным женщинам вводили антибиотик, провоцирующий выкидыш, имевший тот же побочный эффект.

Однако разбросанные по всем регионам «станции утешения» не предотвратили сексуальных насилий. Японские солдаты, не желавшие выстаивать многочасовые очереди ради кратковременного удовольствия, за которое надо было ещё заплатить в казну из собственного кармана, искали более дешёвые способы. Их жертвами без разбору становились старухи и дети, замужние и беременные женщины.

«Станции комфорта» разделены были на три группы, и именно этим вызван разброс в цифрах, когда историки пытаются определить истинное их количество и число сексуальных рабынь, их обслуживающих. Первая группа находилась в подчинении японского военного командования и, являясь государственным предприятием, поддаётся учёту. Вторая группа, самая большая по численности, формально контролировалась частными лицами, но де-факто находилась в подчинении военных. Третья группа – «станции комфорта», находившиеся в частной собственности (их количество неизвестно), которые посещали как военные, так и гражданские лица, рядовые японцы, испытывавшие муки сексуального одиночества. Но за военные преступления отцов отвечать пришлось и детям, и внукам.

Во времена НЭПа (Незначительного Экономического Послабления), в конфликтных ситуациях Остап Бендер предлагал Паниковскому жаловаться во Всемирную лигу сексуальных реформ^[200].

Его предложение не было услышано «правильными людьми», и, как результат, во всех международных организациях только Японии пришлось за всех отдуваться: за красноармейцев, американцев, французов, румын, немцев и итальянцев – и выплачивать жертвам насилий денежные компенсации. Японию осудили нидерландский и австралийский парламенты, канадский и американский, ООН и Европарламент…

А брали бы они пример с северных соседей и чуть что кричали: «Не было! Не было! Это гнусная фальсификация истории и грубая попытка пересмотра итогов Второй мировой войны!» – и обвиняли западные спецслужбы, в первую очередь заокеанские, в заговоре против страны Восходящего Солнца, а затем, возродив самурайский дух, насмерть стояли бы на своём, угрожая прекратить поставки в Европу электроники и автомобилей. И мир, называющий себя цивилизованным, сдался бы, потупил глаза, как, не краснея, опустил очи в семидесятых годах прошлого века, когда страны Персидского залива затеяли нефтяной шантаж. Не замечает ООН теперь ни дискриминацию женщин в нефтедобывающих странах, ни узаконенную педофилию – браки двенадцатилетних девочек с восьмидесятилетними мужчинами; не замечает и многожёнство среди мусульман, процветающее в Западной Европе и в США в обход национального семейного законодательства и моральных ценностей христианского мира.

Не вознегодовали правозащитники, пристально всматривающиеся в события, происходящие в демократических странах, и остро на них реагирующие, на фото 18-летней афганки с отрезанным носом, опубликованное на обложке журнала «Тайм», которую в двенадцатилетнем возрасте вместе с сестрой продали в жёны талибу. Несовершеннолетняя девочка не выдержала побоев и убежала. Семья вернула её мужу, который в наказание отрезал ей нос, уши и выгнал из дому. Не стану перечислять страны, в которых шариатский суд разрешает насмерть забивать камнями женщин за прелюбодеяние. Если молчат президенты и парламенты Великих держав, куда совать нос мне, скромному преподавателю нью-йоркского колледжа…

Поторопились японцы признать грехи о сексуальном рабстве и «станциях комфорта». Поторопились. Надо было кричать: «Прекратите нас шантажировать! У самих рыло в пуху!» Глядишь, пронесло бы. Ведь если приглядеться, то и на самом деле рыло в пуху…

Часть V. Тест Эйхмана

Убивай для себя и семьи своей: если голоден, то – убей!

Но не смей убивать, чтобы злобу унять, и – НЕ СМЕЙ УБИВАТЬ ЛЮДЕЙ!

Редьярд Киплинг, «Закон джунглей»

Что случилось с Германией?

Этот вопрос задают многие. Почему страна, считавшаяся одной из самых просвещённых, в которой ещё в XIX веке многие евреи ассимилировались, считая себя больше немцами, чем евреями; страна, в которой Вильгельм II, германский император и король Пруссии, благосклонно относился к идее создания в Палестине еврейского государства и в годы Первой мировой войны пытался убедить в этом своих союзников-турок, почему цивилизованная Германия допустила концлагеря смерти, газовые камеры, массовые убийства и геноцид? Что случилось с Германией? Почему миллионы немцев оказались вовлечёнными в машину убийств – мучили, пытали, фотографировались на фоне виселиц и бабьих яров – и делали это легко и непринуждённо?

В России немцев-колонистов (их называли так, потому как они жили кучно, колониями) знали как рачительных хозяев, за что и уважали, – таким их образ был и в литературе.

Русские немцы были императорами и императрицами – Павел I, Екатерина II; государственными мужьями – Витте, Нессельроде, Остерман, Миних, Плеве; генералами – Барклай-де-Толли, Бенкендорф, Юденич; мореплавателями – Беллинсгаузен, Врангель, Крузенштерн; поэтами и живописцами – Блок, Даль, Дельвиг, Кюхельбекер, Фонвизин, Брюллов. И это краткий список имён русских немцев, верой и правдой служивших своей новой Родине. По переписи 1913 года в Российской империи проживали два миллиона четыреста тысяч немцев. У них была хорошая репутация. В Поволжье – Автономная Республика. Никто не ожидал, что гитлеровский немец окажется иным.

После подписания пакта Молотова – Риббентропа (на Западе его называют «пакт Гитлера – Сталина» – не по собственной же инициативе министры иностранных дел подписали советско-германский договор) и прекращения в советских газетах антигитлеровской пропаганды, жителей СССР не информировали о еврейских погромах в Германии. Даже когда началась Великая Отечественная война, чтобы не инициировать массовую эвакуацию жителей приграничных районов, в газетах не сообщалось о расовых законах нацистской Германии. А в Украине помнили кайзеровского солдата образца 1918 года, отличавшегося дисциплинированностью на фоне многочисленных банд и отрядов белой, красной и петлюровской армий, оставивших о себе память грабежами и еврейскими погромами. Никто не подозревал, что за двадцать лет Германия стала иной.

Художник Борис Кушнир рассказал о 80-летнем еврее, архитекторе, отказавшемся эвакуироваться из Одессы, не поверив слухам, что немцы убивают евреев:

– О чём вы говорите?! – искренне возмущался он. – Это враки! Я закончил два университета в Германии. Я хорошо знаю немцев, это культурнейшая нация.

Не немцы – в Одессе хозяйничали румыны, союзники фюрера по геноциду, – выгнали архитектора на улицу в декабре 1941-го и на углу Ремесленной и Успенской, напротив пятиэтажного дома с четырёхметровыми потолками, который в начале века он проектировал, развлекаясь, заливали старика из шланга холодной водой, пока он не превратился в ледяную глыбу.

А «культурнейшая нация» там, где она прошла, оставляла за собой бабьи яры.

Эксперимент Милгрэма

Но разве только немцы неожиданно озверели и превратились в нелюдей? Как получилось, что Россия, родина Пушкина и Толстого, в 1918 году была вовлечена в Гражданскую войну с красным террором и ГУЛАГом? Как объяснить изнасилование пол-Европы в победном 1945-м и тысячи солдат, превратившихся вдруг в Чикатило?^[201]

В 1988 году Светлана Алексиевич, создавшая новый жанр документальной прозы, жанр человеческих голосов, опубликовала ветеранские воспоминания, среди которых мелькнуло стыдливое признание покорителя Восточной Пруссии, через сорок лет задававшего себе тот же вопрос, «как я мог»: «Ловили немецких девушек и… Десять человек насиловали одну… Женщин не хватало, население бежало от Советской армии, брали юных. Девочек… Двенадцать-тринадцать лет… Если она плакала, били, что-нибудь заталкивали в рот. Ей больно, а нам смешно. Я сейчас не понимаю, как я мог… Мальчик из интеллигентной семьи… Но это был я…»

Почему это произошло? Почему не бандиты и уголовники, а обычные люди, и среди них мальчики из интеллигентных семей, оказались втянуты в деяния, за которые стыдились всю жизнь? Почему значительные группы людей способны совершать сознательные широкомасштабные нападения на гражданских лиц, квалифицируемые как преступления против человечности? К ним в том числе относятся военные изнасилования, принуждение к проституции и любые формы сексуального насилия.

Что происходит с обыкновенными людьми, не с садистами и извращенцами, а с мальчиками из интеллигентных семей, с детства посещавшими концерты симфонической музыки и, в силу обстоятельств, попавшими в другие социальные группы? Изменится ли их поведение, окажись они под психологическим воздействием непривычной для них среды?

На эти вопросы ответил социальный психолог Йельского университета Стэнли Милгрэм, изучавший закономерности поведения и деятельности людей, обусловленных включением их в иные социальные группы.

Эксперимент Милгрэма, второе название «тест Эйхмана», ставший классическим в социальной психологии, описан в статье, опубликованной в 1963 году в журнале «Journal of Abnormal and Social Psychology». Результаты эксперимента, продолженного для выяснения причин неимоверной жестокости, проявленной испытуемыми к совершенно невинным людям, Милгрэм обобщил в книге «Подчинение авторитету: экспериментальное исследование» (Obedience to Authority: An Experimental View), 1974.

Для нас эксперимент Милгрэма важен не только в связи с уже заданным вопросом, почему весной 1945-го в Красной армии появились тысячи Чикатило. Возможен ли подобный феномен в любой иной армии и может ли он повториться? (Память будоражит дикая история о девушке из Феодосии, в наказание за сожительство с немцем подвергнутой групповому изнасилованию советскими десантниками в декабре 1941-го, после чего изуверы отрезали ей соски.)

Ответ на этот вопрос чрезвычайно важен в социальной психологии, он касается ведь не только немцев. Как объяснить поведение тысяч людей, участвовавших в красном терроре и зверствовавших в лагерях ГУЛАГа, включая тех, кто – не станем ограничивать себя годами «Большого террора» – и ДО, и ПОСЛЕ самых кровавых лет сталинской диктатуры исступлённо, до хрипоты в горле скандировали «смерть!» по отношению к вчерашним кумирам? Как истолковать малодушие советских писателей, дружно проголосовавших за исключение Пастернака из Союза писателей? Как объяснить массовый психоз, начавшийся в 1944-м с изнасилования в Неммерсдорфе, а затем всего женоподобного? Или, упрощая вопрос с переходом в частности, почему хороший и послушный мальчик, оказавшись в дурной компании, попадает под влияние авторитета и становится соучастником преступления? Каждый ли способен на перевоплощение («временное помешательство») или только человек особого типа, склонный к садизму?

Идея эксперимента возникла у Милгрэма во время суда в Иерусалиме над Эйхманом, нацистским военным преступником, лично ответственным за уничтожение шести миллионов евреев, потому он и назвал его «тест Эйхмана»; и первые вопросы, на которые Милгрэм намеревался получить ответ, были просты: «Мог ли Эйхман и миллионы соучастников Холокоста слепо выполнять приказы? Можно ли назвать всех, выполнявших приказы, соучастниками преступления?» Затем он надумал выяснить, готовы ли обычные американцы подчиниться авторитету лидера и исполнять приказы, аналогичные тем, которые выполняли немцы во времена Холокоста?

Начиная эксперимент и размышляя об эффекте Эйхмана, Милгрэм полагал, что особенность немецкого национального характера – любовь к дисциплине, образцовому порядку и прусской муштровке – сделала их роботами, слепо повинующимися лидеру.

Ох уж эти стереотипы. Французы – любовники, англичане – джентльмены, русские – пьяницы, а немцы – солдаты. Особенностями немецкого национального характера и склонностью к беспрекословному повиновению Милгрэм пытался объяснить, почему немцы поддались влиянию Гитлера и уничтожили в концентрационных лагерях миллионы людей. Он планировал отладить в Соединённых Штатах методику эксперимента, а затем для окончательного подтверждения догадки о готовности немцев к повиновению (исключительно немцев!) отправиться для тестирования в Германию.

Эксперимент начался в июле 1961-го в Нью-Хэйвене (Коннектикут), через три месяца после начала суда в Иерусалиме, и первые результаты Милгрэма озадачили: он обнаружил чрезвычайно высокий уровень подчинения. Он понял: надобность поездки в Германию отпала, эксперимент можно продолжить в Америке.

Первая группа тестов должна была ответить на два вопроса. Какой уровень страданий готовы причинить обычные люди другим обычным и абсолютно невинным людям, если причинение боли входит в их повседневные обязанности по работе? Способны ли тестируемые открыто противостоять «начальнику» (его роль выполнял исследователь, одетый в лабораторный халат), приказывавшему выполнять задание, причинявшее страдания другому участнику эксперимента?

Введя в заблуждение тестируемого, сказав, что он участвует в ролевой научно-исследовательской игре «учитель – ученик», изучающей влияние боли на способность запоминания, экспериментатор (Милгрэм) создал для «учителя» мотивацию, почему он должен причинить боль незнакомому ему человеку. В эксперименте участвовало три человека: экспериментатор – прототип лидера, испытуемый в роли «учителя», на глазах превращающийся в садиста, и «ученик». Тестируемый не знал, что роль «ученика» исполняет драматический актёр, по указанию Милгрэма разыгрывающий мучительные страдания, которые он испытывал от очередного удара, производимого «учителем».

Методика опыта была несложной. Участникам объявили, что «ученик» должен заучивать пары слов из длинного списка, пока не запомнит каждую пару, а «учитель» – проверяет его память и за каждую ошибку наказывает всё более сильным электрическим ударом, увеличивая напряжение на 15 вольт, вплоть до 450. Во время инструктажа «учителя» и «ученика» по очереди привязывали к креслу с электродами, и каждый, точнее «учитель», получал лёгкий демонстрационный удар напряжением 45 вольт. С этого демонстрационного удара начиналась игра, в которой «учитель» понимал, что удары, которыми он наказывает «ученика», – реальные. Затем для демократизации эксперимента им предложили по жребию разыграть роли, и, естественно, роль «учителя» всегда доставалась испытываемому.

Как проходила игра?

«Учитель» давал «ученику» простые задачи на запоминание и при каждой его ошибке нажимал на кнопку, якобы наказывающую ударом тока (актёр, игравший «ученика», искусно изображал, что он получает удары). Когда напряжение достигало 150 вольт, «ученик» начинал требовать прекратить эксперимент, однако экспериментатор говорил «учителю», что эксперимент необходимо продолжить.

По мере увеличения напряжения актёр разыгрывал всё более сильный дискомфорт, затем он изображал сильную боль и, наконец, орал благим матом, умоляя и требуя прекратить эксперимент. Если испытуемый проявлял колебания, глядя на мучения «ученика», экспериментатор заверял его, что берёт на себя полную ответственность за проведение эксперимента и за безопасность «ученика» и что эксперимент необходимо продолжить, невзирая на мольбы и крики. Милгрэм не обещал вознаграждения за участие в эксперименте, не произносил указания властным тоном, не угрожал сомневающимся «учителям» какими-либо карами (над эсэсовцами и чекистами висела угроза наказания за «недобросовестное» исполнение приказов) – несмотря на отсутствие психологического давления, степень повиновения авторитету оказалась чрезвычайно высокой. Испытуемый продолжал выполнять указания, невзирая на моральные страдания и внутренний конфликт. Некоторые «учителя» покрывались испариной, дрожали, бормотали слова протеста и молили об освобождении жертвы, хватались за голову, кусали до крови губы и тем не менее доводили напряжение до максимального. Это происходило даже тогда, когда «ученик», согласно полученной инструкции, предупредив «учителя» накануне тестов, что у него больное сердце и он не выдержит сильных ударов током, начинал истошно вопить: «Всё! Выпустите меня! У меня больное сердце! Я предупреждал! Моё сердце не выдержит! Я отказываюсь продолжать!»

Однако и в этом случае шестьдесят пять процентов «учителей» безоговорочно повиновались экспериментатору и добросовестно выполняли свои обязанности, доводя напряжение до максимума. Результат эксперимента был ошеломляющим. Некоторые психологи не могли в это поверить.

В научной дискуссии, развернувшейся после опубликования первых результатов эксперимента Милгрэма для объяснений необычной жестокости, проявленной обыкновенными людьми, одни сочли тест некорректно проведенным, другие высказали предположение, что женщины в этой ситуации поведут себя иначе, потому как испытуемые были мужчинами, имеющими биологическую склонность к агрессивным действиям. Самцы, мол, для продолжения биологического рода сексуально агрессивны. Агрессия, желание лидерствовать и повелевать из них так и прёт. В характере женщин, говорили оппоненты, заложен материнский инстинкт, они мягкосердечны и на жестокости не способны.

Дополнительная серия экспериментов, проведенная независимыми группами социальных психологов, предоставивших женщине право нажатия наказательной кнопки, развеяла иллюзию о влиянии пола на результат опытов. Пол испытываемого не оказал решающего влияния на результаты тестирования: «женщины-учителя» вели себя так же, как и мужчины. Оппоненты не сдавались и высказали предположение, что по случайному совпадению большинство испытываемых женщин – активные лесбиянки, с избытком мужских гормонов, подражавшие мужчинам абсолютно во всём. И хотя не были лесбиянками, тем более активными, надзирательницы нацистских лагерей смерти Ирма Грезе, Дженни Баркманн, Гермина Браунштайнер и Ильза Кох, как и женщины-садистки из НКВД – Конкордия Громова, Евгения Бош, Елена Стасова и Надежда Островская, – психологи учли и это обстоятельство. На роль «учителей» отбирались обычные женщины, в повседневной жизни – прекрасные жёны и матери. Результат тот же: сексуальная ориентация «учителей» не влияет на итог эксперимента.

В разных странах и университетах было проведено несколько серий экспериментов, независимых друг от друга, и во всех случаях результат неутешителен. Психологов поразило, что все испытываемые, изъявившие желание принять участие в эксперименте по изучению влияния наказания на память, были обыкновенными людьми, без нарушений психики, и по возрасту, профессии и образовательному уровню являлись среднестатистическими гражданами. Их отобрали по вопроснику, позволяющему оценить личность, и они демонстрировали устойчивую психику. «Учителя» ничем не отличались от обычных людей и соответствовали главному критерию, по которому их отбирал Милгрэм: «они и есть мы с вами». Те, кто не удовлетворял этому критерию, «отбраковывался».

Было установлено (и это стало утешением для социальных психологов), что степень повиновения резко уменьшалась, когда не было личного присутствия экспериментатора и указания давались по телефону, или когда вместо него в комнате оставался его «ассистент», или когда испытуемому давали право самому выбирать максимальное напряжение. В этом случае у девяносто пяти процентов испытуемых просыпалось самосознание, и они останавливались на 150 вольтах.

Но стоило появиться лидеру, «начальнику» (им был исследователь, одетый в лабораторный халат), как тестируемый легко попадал под его влияние и продолжал выполнять его указания, хотя чётко осознавал, какую невыносимую боль и физические страдания он причиняет «ученику».

После многократных серий экспериментов независимо друг от друга исследователи пришли к такому же выводу, что и Милгрэм, о наличии феномена подчинения авторитету: «чрезвычайно сильно выраженную готовность нормальных взрослых людей идти неизвестно как далеко, следуя указаниям авторитета».

Но какова вероятность того, что «ученик» сохранит свою индивидуальность и не подчинится «злому гению авторитета»?

Социальные психологи утешили человечество: не всё катастрофически безнадёжно. Испытуемый прекращал наказания, едва он оказывался перед двумя исследователями (авторитетами), между которыми на его глазах разыгрывался конфликт: один, глядя на мучения «ученика», приказывал остановиться, другой – настаивал на продолжении эксперимента. Конфликт между двумя авторитетами стал тормозом. Если бы испытываемый являлся садистом или был невротической личностью с повышенным уровнем агрессивности, это никогда бы не произошло, он не прекратил бы истязание и продолжал бы следовать указаниям агрессивного авторитета.

Эксперимент Милгрэма важен для социальной психологии как яркое доказательство того, что при отсутствии оппозиции, независимого суда и прессы тоталитарная власть (или близкая к тоталитарной) легко манипулирует общественным мнением, оказывает влияние на миллионы людей, зомбирует их и контролирует их поведение. Вот для чего нужна оппозиция, свобода слова, независимые судебная система и средства массовой информации! Для препятствования манипулированию личностью.

Эксперимент Милгрэма (он же «тест Эйхмана») поясняет, почему в германской армии нашлась лишь горстка офицеров, возмущённых действиями эсэсовских карательных подразделений и выступивших в 1944 году против гитлеровского режима; и почему весной 1945-го «мальчики из интеллигентных семей» попали под влияние накачанной водкой толпы (она играла роль авторитета) и политработников-пропагандистов, требовавших жестокой расправы с немцами, и неожиданно для себя стали насильниками и убийцами детей и старух. Он объяснил, почему узкая прослойка интеллигенции (Гроссман, Копелев и Солженицын…) осталась в Красной армии в меньшинстве, и показал, что массовое помешательство и помутнение разума может произойти в любой стране и с любыми людьми! Истеричные вопли немецких женщин «хочу ребёнка от фюрера!» или, к примеру, «охота на ведьм» в эпоху средневековья – следствие одной и той же болезни, когда психоз возобладает над здравым смыслом. Подавление личности приводит к массовому помрачению рассудка. И тогда…

…Конец XIX – начало XX века. Геноцид армян в Турции и еврейские погромы в России, по всей черте оседлости от Чёрного до Балтийского моря.

Поэма Хаима Бялика «В городе резни», в переводе на русский язык – «Сказание о погроме», написана в 1903 году по следам кишинёвского погрома. 49 убитых и около 600 искалеченных. Эти цифры, потрясшие мир, через два года были превзойдены. В 1905 году в Российской империи только во время октябрьских погромов убито более 800 евреев (не считая умерших от ран); из них в Одессе – свыше 400, в Ростове-на-Дону – более 150, в Екатеринославле (Днепре) – 67, Минске – 54… Убийства зачастую сопровождались групповыми изнасилованиями.

Отрывок из поэмы Бялика о кишинёвском погроме (перевод Владимира Жаботинского):

Эта книга не доставила читателю эстетическое наслаждение, как и не получил автор эстетическое удовольствие от её написания, но не всякая работа делается в охотку, ради душевной услады, – патологоанатом в силу профессии работает с трупами, ассенизатор с испражнениями – кто-то обязан выполнять грязную работу, без которой общество не может нормально функционировать.

Правда бывает разной, и не всегда надобно её оглашать даже в близком кругу. 34-летнему правдолюбу Льву Толстому не следовало шокировать 18-летнюю супругу требованием прочесть интимный дневник, подробно описывающий добрачные похождения молодожёна. Но писатель не имеет права кривить душой, приукрашивать или облагораживать историю и замалчивать преступления против человечности, произведенные в массовых масштабах с гласного или негласного одобрения высших должностных лиц государства.

Пора на этом поставить точку и закрыть страницу 1945 года? Хотелось бы. Но тема, которую стыдливо замалчивали, не исчерпана Второй мировой войной, и поэтому мы обязаны её продолжить. Об этом две следующие главы.

Забытые девчонки афганской войны

В длительных войнах двадцатого века, Первой и Второй мировой (можно говорить и о войнах предыдущих столетий), каждая армия «отличилась» насилием над женщинами. Армейское руководство беспокоилось лишь защитой солдат от венерических болезней (предохранительные средства помогали частично), и, чтобы воинские подразделения оставались боеспособными и лазареты не наполнялись отлынивающими от фронта, во Второй мировой войне все воюющие армии, за исключением Красной, открыли армейские публичные дома или использовали уже существующие. Проституция в СССР была запрещена, и Красная армия осталась на голодном пайке.

Политическое руководство СССР, втиснутое в идеологические рамки, негласно предоставило армии право самостоятельно решить наболевший вопрос. Массовая мобилизация в армию молодых женщин и девушек позволила удовлетворить жизненные потребности высшего и среднего офицерского состава. Солдатско-сержантский и младший офицерский состав позаботился о себе сам.

Последующие войны, который вёл Советский Союз, за исключением афганской, были скоротечными, и во избежание озверения войска подвергались ротации. Такая же тенденция наблюдалась во всем мире – к счастью, мировых войн больше не было, и, за исключением корейской и вьетнамской войны, конфликты были локальными и непродолжительными. Но, несмотря на ротацию войск, ни одной армии не удалось избежать военных изнасилований, и мы не можем с полной уверенностью сказать, что на афганской войне таких преступлений не было. Массовых изнасилований точно не было, а были ли единичные случаи, строго засекреченные, зафиксированные военными юристами и дошедшие до трибуналов, – на этот вопрос когда-нибудь ответят архивы. Но было другое. Как и в Великую Отечественную, на афганской войне принуждали к сексу «своих» женщин-военнослужащих. Были и походно-полевые жёны…

Рассказывает Светлана Алексиевич. Жанр художественно-документальной прозы, который она для себя избрала, – воспоминания-исповеди, когда из множества маленьких личных историй, обойдённых официальными средствами массовой информации, складывается мозаичное полотно, – обратная сторона официальной истории СССР.

Три отрывка из её книги приведены с сокращениями^[202]. Если убрать географические названия и жаргон, из которых видно, что это воспоминания об афганской войне, то их можно отнести к войне Отечественной и разместить в разделе «свои» против «своих». Женщины-военнослужащие просили не упоминать их имя. Поэтому, перечисляя согласившихся на магнитофонное интервью, Алексиевич подписала расшифрованные магнитофонные записи псевдонимом «служащая».

Первое воспоминание:

«Из первых впечатлений? Пересылка в Кабуле <…> Колючая проволока, солдаты с автоматами <…> Собаки лают <…> Одни женщины. Сотни женщин. Приходят офицеры, выбирают, кто посимпатичнее, помоложе. Откровенно. Меня подозвал майор:

– Давай отвезу в свой батальон, если тебя не смущает моя машина.

– Какая машина?

– Из-под груза «двести»… – Я уже знала, что «груз двести» – это убитые, это гробы.

– Гробы есть?

– Сейчас выгрузят.

Обыкновенный КамАЗ с брезентом. Гробы бросали, как ящики с патронами. Я ужаснулась. Солдаты поняли: “Новенькая”. Приехала в часть <…> Я – единственная женщина.

Через две недели вызвал комбат:

– Ты будешь со мной жить…

Два месяца отбивалась. Один раз чуть гранатой не бросила, в другой – за нож ухватилась. Наслушалась: “Выбираешь выше звездами… Чай с маслом захочешь – сама придёшь…” Никогда раньше не материлась, а тут:

– Да вали ты отсюда!!

У меня мат-перемат, огрубела. Перевели в Кабул, дежурной в гостиницу. Первое время на всех зверем кидалась. Смотрели как на ненормальную.

– Чего ты бросаешься? Мы кусаться не собираемся.

А я по-другому не могла, привыкла защищаться. Позовёт кто-нибудь:

– Зайди чаю попить.

– Ты меня зовёшь на чашку чая или на палку чая?

Пока у меня не появился мой… Любовь? Таких слов здесь не говорят. Вот знакомит он меня со своими друзьями:

– Моя жена.

А я ему на ухо:

– Афганская?

Ехали на бэтээре <…> Я его собой прикрыла, но, к счастью, пуля – в люк. А он сидел спиной. Вернулись – написал жене обо мне. Два месяца не получает из дому писем.

<…> Не встречала, чтобы девчонки у нас носили боевые награды, даже если они у них есть. Одна надела медаль “За боевые заслуги”, все смеялись – “За половые заслуги”. Потому что известно: медаль можно получить за ночь с комбатом <…> Почему сюда женщин берут? Без них нельзя обойтись… Понимаете? Некоторые господа офицеры с ума бы сошли. А почему женщины на войну рвутся? Деньги… Хорошие деньги… Купишь магнитофон, вещи. Вернёшься домой – продашь. В Союзе столько не заработаешь… Не скопишь… Нет одной правды, она разная, эта правда. У нас же честный разговор… Некоторые девчонки путались с дуканщиками за шмотки. Зайдешь в дукан, бачата… Дети… Кричат: “Ханум, джик-джик…” – и показывают на подсобку. Свои офицеры расплачиваются чеками, так и говорят: “Пойду к “чекистке”… Слышали анекдот? В Кабуле на пересыльном пункте встретились: Змей Горыныч, Кощей Бессмертный и Баба Яга. Все едут защищать революцию. Через два года увидели друг друга по дороге домой: у Змея Горыныча только одна голова уцелела, остальные снесли, Кощей Бессмертный чуть живым остался, потому что бессмертный, а Баба Яга – вся в “монтане” и “варенка” на ней. Веселая.

– А я на третий год оформляюсь.

– Ты с ума сошла, Баба Яга!

– Это я в Союзе Баба Яга, а тут – Василиса Прекрасная».

Подпись: «Служащая».

Воспоминания женщины, назвавшей себя московской книжной девчонкой. Она начиталась о подвигах комсомольцев, о БАМе и целине, наслушалась героических и трогательных песен под гитару об афганской войне. Ей казалось по молодости лет, что там, в Афгане, настоящая жизнь, где воюют мужественные мужчины и красивые женщины, и жизнь там полна приключений – что ни говори, а пропаганда умела окучивать мозги. Вот и уехала «московская книжная девчонка» за приключениями и героическими подвигами:

«В первый же день подошёл прапорщик:

– Хочешь остаться в Кабуле – приходи ночью…

Толстенький, упитанный. Кличка – Баллон.

Взяли меня в часть машинисткой. Работали на старых армейских машинках. В первые же недели в кровь разбила пальцы. Стучала в бинтах – ногти отделялись от пальцев. Через пару недель стучит ночью в комнату солдат:

– Командир зовёт.

– Не пойду.

– Чего ломаешься? Не знала, куда ехала?

Утром командир пригрозил сослать в Кандагар. Ну и разное <…>

<…> Как раз в это время в “Правде” напечатали очерк “Афганские мадонны”. Из Союза девочки писали: он всем понравился, некоторые даже пошли в военкомат проситься в Афганистан. В школах на уроках читали. А мы не могли спокойно пройти мимо солдат, те ржали: “Бочкарёвки, вы, оказывается, героини?! Выполняете интернациональный долг в кровати!”

– Что такое “бочкарёвки”?

– В бочках (такие вагончики) живут большие звёзды, не ниже майора. Женщин, с которыми они <…> зовут “бочкарёвками”. Мальчишки, кто служит здесь, не скрывают: “Если я услышу, что девчонка была в Афгане, для меня она исчезает <…>”. Мы пережили те же болезни, у всех девчонок гепатит был, малярия… Нас так же обстреливали… Но вот мы встретимся в Союзе, и я не смогу этому мальчишке броситься на шею. Мы для них все б… или чокнутые. Не спать с женщиной – не пачкаться <…>»

Затем она рассказала сон, который ей приснился (видать, не на пустом месте):

«Заходим в богатый дукан <…> На стенах ковры, драгоценности. И меня наши ребята продают. Им приносят мешок с деньгами… Они считают афошки… А два “духа” накручивают себе на руки мои волосы… Звенит будильник… В испуге кричу и просыпаюсь. Всех страхов ни разу не досмотрела».

Та же подпись: «Служащая».

Третье воспоминание, записанное Алексиевич, напоминает другое, из её же книги «У войны не женское лицо», приведенное в главе «Спасибо ППЖ за «тепло неласкового тела»». Убери одно-два слова, и быть ему в первой части, рассказывающей о Великой Отечественной войне. Подписано «служащая», хотя, судя по воспоминаниям, – медсестра:

«С каждым годом мне всё труднее отвечать на вопрос: “Ты не солдат, зачем туда поехала?” Мне было двадцать семь лет… Все подружки замужем, а я – нет. <…> “Убери! Сотри из памяти, чтобы никто не знал и не догадывался, что мы там были”, – пишет мне подруга. Нет, стирать из памяти не буду, а разобраться хочу…

Уже там мы начали понимать, что нас обманули. Вопрос: почему нас так легко обманывать? Потому что мы этого сами хотим… Не знаю, хотим или хочем? Как правильно? Много живу одна, скоро разучусь говорить. Совсем замолчу. Могу признаться… От мужчины бы скрыла, а женщине скажу… У меня округлились глаза, когда я увидела, какое количество женщин едет на эту войну. Красивые и некрасивые, молодые и не очень молодые. Весёлые и злые. Пекари, повара, официантки… Уборщицы… Конечно, у каждой присутствовал практический интерес – хотелось заработать, может, и личную жизнь устроить. Все незамужние или разведенные. В поиске счастья… Судьбы… Там счастье было… И по-настоящему влюблялись. Играли свадьбы. Тамара Соловей… Медсестра… Принесли на носилках вертолётчика, чёрный весь, обгоревший. А через два месяца она меня позвала на свадьбу – они женятся. Я спрашиваю девчонок, с которыми жила в комнате: как мне поступить, у меня траур? Мой друг погиб, мне надо написать его маме, я два дня плачу.

“Послезавтра, может, и её жениха убьют, зато будет кому поплакать над ним”, – отвечают девчонки. Мол, нечего думать – идти или не идти, подарок ищи. Подарок у всех одинаковый – конвертик с чеками. Экипаж жениха прибыл с канистрой спирта. И пели, и плясали, и тосты поднимали. Кричали: “Горько!” Счастье везде одинаковое… Особенно женское счастье… Всякое было… Но запоминалось красивое… Комбат вечером зашёл ко мне в комнату: “Не бойся! Мне ничего не надо. Ты посиди, я посмотрю на тебя”.

<…> Чувство обмана… И вера… В нас как-то это уживалось… Может, я не могла представить себе другую войну, не похожую на Великую Отечественную. С детства любила военные фильмы смотреть. Я так думала… Я так себе в уме рисовала. Ну, такие сцены… Разве может военный госпиталь обойтись без женщин? Без женских рук? Лежат обожжённые… Истерзанные… Даже просто руку положить на рану, передать какой-то заряд. Это же милосердие! Для женского сердца работа! А верите ли вы мне? Верите ли вы нам? Ну, не все же там были проститутки и “чекистки”? Хороших девочек было больше. Как женщине вам доверяю… Как женщине… С мужчинами лучше молчать на эту тему. В лицо рассмеются <…>»

Ничто не изменилось в общественном сознании и через полвека после окончания Второй мировой войны. Женщины-военнослужащие, прошедшие Афган, стесняются признаться, что они добровольцами ушли на войну.

Доктор исторических наук Сенявская, работая над книгой «Психология войны в XX веке: исторический опыт России», опросила офицеров-«афганцев». Один из вопросов о роли женщины на войне: «Как относились вы и ваши товарищи к присутствию женщин в армии, если они там были?»^[203]

Майор Сокирко:

«Женщин было довольно много. И если брать по общему к ним отношению, то это было отношение как к “чекисткам”, то есть чековым проституткам. Потому что таких действительно было большинство. Хотя лично мне приходилось встречать абсолютно порядочных, честных девчонок, которые приехали туда не для того, чтобы подзаработать денег или, скажем, найти себе жениха какого-нибудь, а по велению души – медсестрами, санитарками. И, как правило, те, которые приезжали без каких-то корыстных помыслов, они шли в медсанбат, в госпиталь. А вот другая категория старалась пристроиться где-то при складе, в банно-прачечный комбинат, ещё где-нибудь. Ну а самая большая мечта – это стать содержанкой у какого-нибудь полковника или прапорщика: это приравнивалось, потому что у прапорщика склад, а полковник может прапорщику приказать, чтобы тот что-то принёс со склада. Поэтому общее отношение к женщинам не совсем благожелательное, хотя так называемый “кошкин дом” – это общежитие, где жили женщины, – по вечерам было весьма оживлённым местом, к которому мужчины устраивали паломничество».

Полковник Ванин:

«В полку или, точнее, в городке, где полк дислоцировался, было порядка пятидесяти женщин. Отношение к ним было самое различное. Женщина, которая добровольно оказалась в сугубо мужском коллективе, не вызывала, с одной стороны, больших восхищений, и, в общем-то, на неё смотрели как на женщину. (В контексте сказанного – как на гулящую. – Прим. Р.Г.) <…> Говорили об их меркантильных интересах. Да, и то, и другое было. Были и шлюхи, и потаскухи, были и меркантильные женщины. Кстати, они и не скрывали своих намерений, говорили, что для кого-то это последняя надежда поправить своё материальное положение, для кого-то это последняя надежда устроить свою личную жизнь. Я считаю, что они не заслуживают осуждения. Но не нашлось, к сожалению, человека, который бы сказал доброе об этих женщинах при всех их пороках и негативах. Сколько они предотвратили бед и несчастий среди мужской братии, наверное, этого никто никогда не посчитает и не измерит».

Читатель, дошедший до финальной главы и следящий за лентой новостей, в заключительной главе ничего информационно-нового для себя не найдёт. Автор подытожил текущую информацию, и первая реакция по прочтении следующей главы: «А воз и поныне там». Но не для того она написана, чтобы читатель уныло констатировал: ничто не изменилось в военном этносе за многовековую историю вооружённых конфликтов. Извечный вопрос: что делать? – Ответ лежит на поверхности.

Массовые военные изнасилования на рубеже двадцатого и двадцать первого века

Война против женщин – второе название любой войны: вьетнамской, афганской, чеченской, боснийской, косовской…

Во время балканских войн, боснийская война (1992–95) и в Косово (1996–99), по оценкам Международного трибунала по бывшей Югославии (МТБЮ), десятки тысяч женщин и девочек стали жертвами изнасилований – по разным источникам, только в боснийской войне – от 20 до 50 тысяч. Большинство из них мусульманки, изнасилованные этническими сербами на улицах и в собственных домах, в присутствии остальных членов семьи, зачастую с нанесением физических увечий, несовместимых с жизнью, и самыми зверскими способами: бутылками, гладкоствольным оружием, жезлами. Насилие не было стихийным, выполнялось по указанию высших должностных лиц, в частности президента республики боснийских сербов Радована Караджича и генерала Ратко Младича, и преследовало одну цель – этническая чистка территории, заставить в распадающейся Югославии одну часть населения освободить территорию для другой.

Напоминает ли это этнические чистки, произведенные в Восточной Пруссии Красной армией с молчаливого благословения лидеров Великих держав?

Глубокие корни имеет «балканская дружба народов» – не углубляясь в истоки, вспомним о противостоянии во Второй мировой войне хорватских мусульманских формирований, воевавших на стороне Гитлера и осуществлявших геноцид сербов и насилие над сербскими женщинами, и созданных в мае 1941 года отрядов сербских националистов-четников. Вначале они выступали на стороне Третьего рейха и участвовали в этнических чистках против балканских мусульман и хорватов, а затем сражались против немецких войск в составе партизанской армии Иосипа Тито.

Однако грех обвинять в геноциде, убийствах и изнасилованиях одних только сербов. В списке 155 обвиняемых Гаагским трибуналом: сербы, черногорцы, хорваты, боснийцы и славяне-мусульмане (есть и такие), албанцы и македонцы.

Первые сообщения о том, что в Боснии сербы помещают жителей захваченных мусульманских деревень в раздельные лагеря, мужские и женские, и в женских лагерях систематически насилуют женщин, появились в западной печати в конце 1992 года. По данным боснийского правительства, приведенным в докладе Международной комиссии по правам человека, изнасилованию подверглись около 50 тысяч женщин и девочек. Наблюдатели из Германии, представлявшие в зоне конфликта «CCHR International», сообщали, что «изнасилования представляют собой военную тактику, а не просто развлечение для солдат; когда войска Караджича занимали деревню, они начинали полномасштабное изнасилование, и это продолжалось в лагерях для захваченных гражданских лиц»^[204].

В Гааге перед Международным трибуналом Драган Зеленович, бывший офицер военной полиции боснийских сербов, признался, что в ходе боснийской войны, с июля по август 1992 года, он принимал участие в групповых изнасилованиях, пытках и избиениях мусульманских женщин и девушек. В октябре 1992-го вместе с двумя сообщниками в сербской тюрьме «Караман», расположенной в окрестностях Фочи, им были изнасилованы две женщины-заключённые. Суд доказал девять случаев изнасилований, совершённых Зеленовичем, включая два групповых, когда жертвы, над которыми надругались как минимум десять солдат, теряли сознание… Зеленовича Международный трибунал приговорил к 15 годам тюремного заключения. Зоран Вуйкович, парламентский лидер боснийских сербов, за участие в групповом изнасиловании мусульманских заложниц приговорён к 12 годам заключения.

Однако были случаи, когда женщины выдавали себя за жертв изнасилований, пытаясь на ложных сообщениях заработать политические и материальные дивиденды. Боснийская мусульманка, получившая в Швейцарии в декабре 1992-го политическое убежище как «жертва сербских насильников», от которых она якобы забеременела, в феврале 1993-го в больнице Цюриха родила чернокожую девочку. Сербы, работающие в Цюрихе, возмущённые трагикомической ситуацией, попытались проникнуть в больницу и выяснить подробности «несчастного случая», однако боснийские мусульмане окружили больницу плотным кольцом и не позволили никому войти. Информационное агентство боснийских сербов (СРНА) с грустным юмором известило о лжесвидетельстве: «Насилуют сербы – рождаются негры»^[205].

…Там, где война, крутятся торговцы «живым товаром». В середине 90-х годов по Первому каналу российского телевидения прошла телепередача из бывшей Югославии, в которой торговец «живым товаром» признался, что получал 200 немецких марок за каждый автобус с женщинами, отправляемый сербским солдатам. Такую же сумму получал его напарник из хорватского лагеря, поставлявший официанток для солдатского бара. Девушки обслуживали посетителей нагишом. О том, что происходило позже в центре Европы, в обычной деревне, разделённой сербскохорватским фронтом, «бизнесмен» не рассказывал. Бизнес-вороньё слетелось в зону конфликта…

* * *

На Востоке (в исламе) осквернение женщины рассматривается как акт унижения мужчины, которому она всецело принадлежит. В Кувейте иракские солдаты в августе 1990-го изнасиловали около 5 тысяч женщин. Многие забеременели, но, поскольку в мусульманских странах аборт запрещён, после освобождения Кувейта женщин заставили вынашивать беременность. Затем новорождённые были убиты. Их убили за то, что это дети врага, хотя они были такими же арабскими детьми. Ни в ООН, ни в Совете безопасности, ни в человеколюбивом Европарламенте ни один голос не прозвучал в защиту кувейтских женщин, и младенцев, убитых кувейтскими мужчинами на глазах размещённых в стране многонациональных сил ООН. По странным морально-этическим воззрениям, цивилизация надела паранджу, не оставив щёлку для глаз. Промолчала и Лига арабских стран. Впрочем, она всегда молчит, когда дело касается прав женщин.

Конфликт в Сирии, начавшийся в 2011 году восстанием суннитов против правления алавитов, превратился в этно-религиозную войну, в которой солдаты-алавиты (шииты) насиловали суннитских женщин, а сунниты – женщин алавитов. Обе стороны искренне считали, что лишают чести мужчин противоборствующей стороны. Такова мораль, непонятная европейцам, но это Восток и его культура, в которой изнасилования женщин – одно из средств ведения войны.

* * *

Тема изнасилований женщин и детей «человеком с ружьём» неисчерпаема. «Свежий пример» – геноцид в Руанде, когда случай сексуального насилия совершенно случайно попал в обвинительные акты Международного трибунала по Руанде. Произошло это после неожиданного признания выступившей перед трибуналом женщины из народности тутси, заявившей, что хуту (этническое большинство страны) перед расправой изнасиловали её и других женщин. Дополнительное расследование, проведенное по требованию женщины-судьи, обнаружило, что от двухсот пятидесяти тысяч до полумиллиона женщин и девочек народности тутси были жестоко изнасилованы народностью хуту. Многие насильники были ВИЧ-инфицированы и заразили изнасилованных женщин СПИДом. В 1988 году Международный трибунал по Руанде (МТР) впервые в мировой истории признал изнасилование в качестве возможного акта геноцида.

В 2001 году Международный трибунал по бывшей Югославии признал систематическое изнасилование женщин преступлением против человечества.

* * *

Вторая чеченская война началась в сентябре 1999-го. В двухтысячном под алкогольными парами полковник Буданов изнасиловал и убил 18-летнюю чеченскую девушку, Эльзу Кунгаеву. Полковник знал: во время боевых действий человеку в воинской форме позволено всё. Его не осудят за преступления, подсудные в мирное время. А даже если он случайно окажется на скамье подсудимых, всегда найдутся влиятельные защитники, готовые прийти на помощь. Среди них генерал Шаманов, командовавший в Чечне 58-й армией, в здании суда публично пожавший ему руку, и генерал Трошев, командующий Северо-Кавказским военным округом, говоривший о своём подчинённом не как о военном преступнике и офицере, опозорившем армию, а как о российском полковнике, честно и добросовестно выполнявшем служебный долг.

* * *

XXI век. Иракская война. В апреле 2004 года канал CBS показал сюжет о сексуальных пытках и издевательствах над иракскими заключёнными американскими солдатами, надзирателями тюрьмы Абу-Грейб. Начавшееся расследование повергло Америку в шок. Согласно показаниям тринадцати заключённых, американские солдаты насиловали их, раздевали догола и ездили на них верхом, заставляли вылавливать еду из тюремных туалетов, женщины-солдаты заставляли их мастурбировать, фотографируя происходящее.

Заключённый Касим Мехадди Хилас (N151118) утверждал, что он видел, как один из армейских переводчиков насиловал иракского юношу 15–17 лет; другой узник Мустафа Яссим Мустафа (N150542) вспоминал, как одного из узников привязали к кровати и изнасиловали трубкой химического фонаря.

Джереми Сивиц, служащий военной полиции, признавший свою вину, заявил, что выполнял распоряжение сотрудников военной разведки, требовавших для получения от заключённых требуемых показаний избивать их, унижать и подвергать физическим и моральным пыткам.

Двенадцать военнослужащих были признаны виновными по обвинениям, связанными с инцидентами в тюрьме Абу-Грейб, но не все получили тюремный срок. Служащая военной полиции Лунди Инглэнд (Lynndie England) – она чаще других оказывалась на фото с обнажёнными иракцами – приговорена к трём годам тюрьмы. Сабрина Харман – к шести месяцам тюремного заключения. Женщина-генерал, комендант Абу-Грейб Дженис Карпински (Janice Karpinsky), которой, несомненно, было известно абсолютно всё, происходившее в тюрьме, была понижена в звании с бригадного генерала до полковника и отстранена от должности. А полковника Томаса Паппаса, возглавлявшего в тюрьме Абу-Грейб отдел военной разведки, уволили из армии и оштрафовали на восемь тысяч долларов.

Мягкими приговорами не предотвратить сексуальное насилие людьми, одетыми в военную форму. Но на вопрос: «Могли бы они совершить нечто подобное, если бы оказались в иной среде?» – эксперимент Милгрэма ответил: скорее всего, нет.

* * *

Мало что изменилось после учреждения Международного трибунала в Гааге. Он не стал сдерживающим фактором для «человека с ружьём». В мирное время армия контролируема. Но, когда начинаются военные действия, «человек с ружьём» зачастую выходит из-под общественного контроля. И как факт: каждая война сопровождалась – и нынешние военные конфликты не являются исключением – неоправданными жесткостями и сексуальными насилиями над женщинами и детьми.

Следует повторить и признать существование феномена: при определённой ситуации массовое помутнение разума может произойти в любой стране и с любыми людьми, и нет ни одной армии, участвовавшей в длительных боевых действиях, в которой отдельные военнослужащие, потеряв разум, не заляпали бы спермой гражданское население! Сексуальное насилие остаётся частью военного этноса; одной из характерных особенностей военных изнасилований является открытость происходящего, «боевые товарищи» уверены в безнаказанности и вседозволенности.

Солдат должен быть бесстрашным и агрессивным. Воспитанием этих качеств добивались кнутом и пряником: показательными казнями трусов и дезертиров устрашая слабодушных и боевыми наградами и материальными стимулами поощряя отличившихся. С давних времён солдат прельщали тремя днями грабежей и властвованием над женщинами неприятеля в стенах вражеской крепости.

Когда военные трубы зачехлены, у армейского люда, расквартированного в городах и местечках, не возникало проблем с обзаведением временными подружками, которые, словами поэта (не ручаюсь за достоверность, но смысл передаю верно), завидев солдатско-гусарские мундиры, кричали восторженно «ура!» – и в воздух лифчики бросали. Лифчики разбегаются, когда военные трубы вынуты из чехлов. Тогда мундирам, для храбрости подогреваемым алкоголем, приходится самим о себе заботиться. Голодными волками рыскают мундиры по подвалам и закоулкам в поисках сексуальной добычи и, обнаружив женскую особь, стаей набрасываются на жертву. Так было во всех войнах.

Агрессивность – синоним повышенной сексуальной активности, подогреваемой алкоголем, отключающим сдерживающие центры. Мужская сексуальная агрессия, как затихший вулкан, становится неконтролируемой во время боевых действий, когда риск и угроза жизни повышает содержание адреналина в крови. Вулкан затихает после извержения лавы.

Укротить геологические вулканы пока ещё никому не удалось. А как обуздать вулканы страстей человеческих? Доктор Голомб в брошюре «Половая жизнь. Нормальная и ненормальная» приводит отрывок из речи профессора Фронштейна на втором всесоюзном съезде по борьбе с венеризмом (название съезда отражает последствия эпохи военного коммунизма), в духе времени дающем советы по умиротворению буйства гормонов: «Нашим кружкам по физкультуре суждено, по-видимому, сыграть ценную роль трансформаторов половой энергии»^[206].

Но есть ли иной способ укрощения «половой энергии» и её «трансформирования» (преобразования) в нечто общественно полезное, скажем, в энергию электродвигателя? В комедийном итальянском кинофильме «Укрощение строптивого» главный герой, сорокалетний фермер и убеждённый холостяк (его играет Адриано Челентано), рубкой дров доводя себя до физического изнеможения, гасит влечение к молодой женщине. Заставить солдат до устали отжиматься от пола? Открыть на время боевых действий армейские публичные дома? Необходимости в этом нет. Когда Закон одинаково действует для всех, от Верховного главнокомандующего до солдата, когда каждый, включая главу государства, знает, что он подсуден независимому суду, когда реально действуют три независимые ветви власти – законодательная, исполнительная и судебная – и есть независимые средства массовой информации, любую ситуацию общество способно взять под контроль.

А Отечественная война… Она не оставляет меня и через семьдесят лет после её завершения, хотя, к счастью, я не был её очевидцем. Поэтому вместо послесловия.

Личное

Я из послевоенного поколения, смутно помнящий немецких военнопленных, отстраивающих Большую Арнаутскую, и хорошо запомнивший развалины на Канатной и инвалидов, заходивших в наш двор за милостыней. Помню безногих калек на самодельных роликовых тележках, неожиданно вдруг исчезнувших, дабы не портили внешним видом пейзаж городских улиц и стёрлись из памяти поколения послевоенных «бэбибумеров».

Я из поколения, не знавшего войны, но имеющего свой счёт к немцам и к румынам. Я, никогда не забывающий о Холокосте, ненавидящий нацистов (когда-то говорил «немцев»), ныне говорю: «Не может немецкий народ навеки быть проклят за преступления Гитлера». Память должна быть длинной, ненависть – короткой. Иначе никогда не прекратятся войны и вечной будет вражда между русскими и монголами, русскими и поляками, англичанами и французами, испанцами и британцами, арабами и евреями… Но у каждого народа должно быть своё чистосердечное покаяние. Румыния должна покаяться за военные преступления против человечности, так же как покаялись Германия и Япония. Фашистскую Румынию, виновную в гибели более трёхсот тысяч евреев, Сталин простил. А я – нет. У меня своя память. 22 октября 1941 года на Маразлиевской, 40 (дом моего детства, Маразлиевская, 5, располагался неподалёку), радиоуправляемым взрывом уничтожена румынская комендатура. На следующее утро в отместку расстреляны и повешены 24 тысячи одесских евреев, их тела – сожжены. Ещё 5 тысяч согнали в городскую тюрьму. 25 октября, в день, когда король Михай праздновал своё двадцатилетие, их погнали по Люстдорфской дороге к артиллерийским складам и заживо там сожгли. Среди них была первая семья отца: жена, сын и дочь.

Летом 1942 года король Михай отбыл на Восточный фронт подбодрить румынские войска, наступавшие на Сталинград. Затем король поспешил в Одессу. В столице Транснистрии^[207] он пробыл несколько дней. Ничто не омрачило ему отдых – виселицы для публичных казней евреев на центральных улицах, скверах и парках города были уже сняты: Одесса превратилась в юденфрай, зону, свободную от евреев.

А в июле 1945-го король был награждён советским орденом «Победа» – как сказано в указе, «за мужественный акт решительного поворота политики Румынии в сторону разрыва с гитлеровской Германией и союза с Объединёнными Нациями в момент, когда ещё не определилось ясно поражение Германии» (выделено мной. – Р.Г.). Этот «поворот», когда, прячась от возмездия, волк надевает овечью шкуру, произошёл в августе 1944-го, когда Красная армия подошла к границам Румынии. Орденом «Победа» награждён номинальный руководитель страны-агрессора, активно участвовавшей в геноциде и ответственной за убийство сотен тысяч евреев. При его молчаливом согласии на территории Транснистрии, находившейся под полной юрисдикцией и управлением Румынии, расстреляно, повешено, сожжено живьём, погибло от голода, холода и болезней от 300 до 750 тысяч румынских и советских евреев. Однако благодаря заступничеству Сталина, намеривавшего включить Румынию в советскую зону влияния, фашистская Румыния не предстала в Нюрнберге перед Международным судом и избежала расплаты за преступления против человечности. Эти преступления сроков давности не имеют, наказание неотвратимо, но пока Россия, правопреемник СССР, не сделала даже самого малого – не лишила короля ордена «Победа».

Жизнь коротка. Никто не дожил ещё до 120 лет, возраста Авраама. Но я буду считать свою миссию на Земле завершённой, когда фашистская Румыния, участвовавшая в Холокосте и избежавшая суда народов, окажется на скамье подсудимых; когда вновь соберётся Международный военный трибунал, представляющий четыре Великие державы, – всё равно где, в Москве или в Нюрнберге, – и осудит высших руководителей и государственные структуры фашистской Румынии. Если мне не суждено будет это увидеть, внукам, Maya, Lora and Antony Tseytlin, правнукам и праправнукам завещаю.

Использованная литература

Алексиевич С. У. «У войны не женское лицо» – М.: Правда, 1988.

Алексиевич С. У. «Цинковые мальчики» – Эксмо-Пресс, 2001.

Алексиевич С. У. «Последние свидетели» – М.: Время, 2007.

Алексиевич С. У. «Время секонд-хенд» – М.: Время», 2013.

Аллилуева С. И. Только один год. – Нью-Йорк, 1969.

Аккерман Г. http://www.rfi.fr/acturu/articles/102/article_609.asp

Бабель И. Э. «Конармия» – М.: Правда, 1990.

Бешанов В. В. «Год 1942 – “учебный”» – Мн.: Харвест, 2003.

Богомолов В. О. «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005, № 1, 2006.

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

Будницкий О. В., «Сексуальные преступления вермахта», http://www.echo.msk.ru/programs/netak/693919-echo/, 10 июля 2010 года.

Будницкий О. В., «Красная армия. Встреча с Европой», http://www.svobodanews.ru/content/Transcript/1498965.html, 22 февраля 2009 года.

Васильченко А. В. «Сексуальный миф III рейха» – Яуза-Пресс, 2008.

Ветте Вольфрам «Новая и новейшая история», № 3, 1999.

Вилкс А. Я., Тэсс Л. В. «Проституция: Исторический и криминологический аспекты» – Рига, 2005.

Галаган Я. «Ратный подвиг женщин в годы Великой Отечественной войны» – Киев, 1986.

Гроссман Василий «Годы войны» – М.: Правда, 1989.

Голомб Д. Я. «Половая жизнь. Нормальная и ненормальная» – Одесса: «Светоч», 1927.

Гругман Р. А. «Советский квадрат: Сталин – Хрущёв – Берия – Горбачёв» – СПб.: Питер, 2011.

Данилкин Л. А. «Ленин: Пантократор солнечных пылинок» – М.: Молодая Гвардия, 2017.

Джилас Милован «Лицо тоталитаризма» – М.: Новости, 1992.

Драбкин А. В. «Я дрался на Т-34» – М.: Эксмо-Яуза, 2005.

Дюков А., Макеев Д., Пыхалов И., Россов О., Петров И., Асмолов К., Мендкович Н., Сборник «Великая оболганная война-2. Нам не за что каяться!» – М.: Яуза, Эксмо, 2008.

Залкинд А. Б. «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата» – М.: Издательство коммунистического университета им. Я. М. Свердлова, 1924.

Кобылянский И. Г. «Мы не были полчищем варваров и сексуальных маньяков!», http://www.iremember.ru

Кириленко А. http://www.svobodanews.ru/content/article/2035506.html

Кривошеев Г. Ф., Андроников В. М., Буриков П. Д. «Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: Стат. исслед.», М.: Воениздат, 1993.

Льюис Норманн «Сицилийский специалист» – Прогресс, 1981.

Могутин Ярослав «Сексуальный имидж Фюрера», «Новый взгляд», 1996, № 16.

Мессе Дж. «Война на русском фронте. Итальянские войска в России 1941–1943 гг.» = La guerra al fronte russo. Il Corpo di Spedizione Italiano (C.S.I.R.). – М.: Книжный мир, 2009.

Млечин Л. М., «Один день без Сталина. Драматическая история обороны Москвы» – М.: Алгоритм, 2016.

Никулин Н. Н., «Воспоминания о войне» – Издательство Гос. Эрмитажа, 2008.

Оболенский В. А. «Под итальянской оккупацией», «Новый журнал», Нью-Йорк, 1948, № 18.

Ортенберг Д. И. «Год 1942» – М.: Политиздат, 1988.

Польц Алэн «Женщина и война», «Нева», № 2, 2004, Polcz A., One Woman in the War: Hungary 1944–1945, Central European University Press, 2002.

Рабичев Л. Н. «Война всё спишет. Воспоминания офицера-связиста 31 армии. 1941–1945», – М.: Центрполиграф, 2009.

Радзинский Э. С. «Сталин» – М.: Вагриус, 1997.

Ракитников А. «Евдокия Викторовна Виноградова» – ОГИЗ, 1938.

Сажнева Е. «Московский комсомолец», 7 мая 2004 г.

Сенявская Е. С. «Психология войны в XX веке: исторический опыт России», М.: РОССПЭН, 1999.

Соколов Б. В. «Оккупация: Правда и мифы». – М.: АСТ, 2002.

Солженицын А. И. «Архипелаг Гулаг», том 1 – М.: Вагриус, 2008.

Свиридова Александра, «Зарубежные записки», № 2, 2005.

Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: Сборник документов. Том IV. Крымская конференция руководителей трёх союзных держав – СССР, США и Великобритании (4–11 февраля 1945 г.) М.: Издательство политической литературы, 1979.

Шаяхметов Наиль «Литературный Башкорстан», № 9, 2004.

Шнеер А. И. «Плен. Советские военнопленные в Германии, 1941–1945», Мосты культуры/Гешарим, 2005.

Уайз Э. «Походный дневник (сентябрь 1944 – май 1945)»

Усов С. Г. «Проклятые солдаты. Предатели на стороне III рейха», Эксмо, 2004.

Эренбург И. Г. «Война, 1941–1945» – М.: КРПА Олимп; Астрель; ACT, 2004.

Фельштинский Ю. Г. «Безумие во имя идеи», Родина, 1990.

Интервью Марии Гессен с Еленой Боннэр, Журнал «Сноб», № 5, май, 2010.

Война Германии против Советского Союза, 1941–1945: Документальная экспозиция. – Берлин: Blank & Reschke, 1994.

Бествицкий Ю. «Латышский легион: свастика вместо совести», газета совета министров республики Беларусь «Рэспубліка», № 216 (4395), 17 ноября 2007.

«Известия ЦК КПСС», 1990, № 4, с. 190–193.

ЦГА СПБ, ф. 3215, оп. 5, д. 13, л. 13–14.

Antony, By Hawaii under Army Rule, Stanford University Press, Stanford, California, 1955.

Austin J. Арр, Ravishing the Women of Conquered Europe, Bonfice Press, April, 1, 1946.

Bundesarchiv Koblenz. Reichssicherheitshauptamt. R 58/182. Meldungen aus dera Reich Nr. 376.15.4.43. S. 8–17, «Источник», N3, 1995.

Grossman Vasily, A Writer of War, Vintage Books, New York, 2005.

Greer Richard, Dousing Honolulu’s Red Lights, The Hawaiian Journal of History, Vol. 34, Hawaiian Historical Society: 2000.

Hicks, George The Comfort Women, Japans Brutal Regime of Enforced Prostitution in the Second World War, New York, W. W. Norton & Company, 1997.

Hillers Marta Anonyma-Eine frau in Berlin, Die Andere Bibliothek Band Nr. 221, 2003, Woman in Berlin (English edition), Little Brown Hardbacks (a & C), 2005.

Milgram Stanley Obedience to Authority: An Experimental View, 1974.

Koepp Gabriele, Why Did I Have To Be A Girl (Warum war ich bloss ein Mädchen?), 2010.

Kardorff U. von Berliner Aufzeichnungen. Ungekurzte Ausgabe. 2. Aufl. Munchen, 1997.

Krausnik Н. Hitlers Einsatztruppen. Die Truppen des Weltanschauungskrieges 1938–1942, Franfkurt/M.,1985.

Keeling Ralph Franklin The Costly Attempt to Exterminate the People of Germany, Gruesome Harvest, 1978.

Der Prozess gegen die Hauptverbrecher von dem Internationalen Militärgerichtshof, 14.11.1945 – 01.10.1946, Band 7, München-Zürich 1984.

Hata Ikuhiko No Organized or Forced Recruitment: Misconceptions About Comfort Women and the Japanese.

Eiji Takemae, Robert Ricketts, Sebastian Swann, Inside GHQ: The Allied Occupation of Japan and Its Legacy Military, http://hassin.sejp.net/Hata-Ianfu_text.pdf

MacGregor (Jr.) M. J. Integration of the armed forces, Washington D. C., 1985.

Lilly R. J. Taken by Force: Rape and American GIs in Europe during World War II, Palgrave Macmillan, 2007.

Schrijvers Peter The GI War Against Japan, New York City: New York University Press, 2002.

Svoboda Terese Black Glasses Like Clark Kent: A GI›s Secret from Postwar Japan, Graywolf Press, 2008.

Susan Brownmiller Against Our Will: Men, Women and Rape, New York: Simon & Schuster, 1975.

Tanaka Toshiyuki Japan›s Comfort Women: Sexual Slavery and Prostitution During World War II, Routledge, 2003.

United States. House of Representatives Committee on Military Affairs. 1946.

Citizens Commission on human rights, CCHR International, USA, Гражданская комиссия по правам человека, ГКПЧ, M.: 2004.

Comfort women used to prevent military revolt during war: historian, Korea.net, November 30, 2007, http://www.korea.net/News/News/NewsView.asp?serial_no=20071130012

http://www.dailymail.co.uk/news/article-1254521/German-victim-break-silence-Red-Army-rapists-65-years.html

http://www.inosmi.ru/panorama/20081230/246405.html

http://www.religioustolerance.org/sla_japa.html

http://vivovoco.rsl.ru/VV/Papers/History/Wehrmacht.htm

http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/228

«Revisionists challenge D-Day story» BBC News. 2009-06-05

Примечания

1

Васильченко А. В., «Сексуальный миф III Рейха» – Яуза-Пресс, 2008.

(обратно)

2

Никулин Н.Н., «Воспоминания о войне» – Издательство Гос. Эрмитажа, 2008.

(обратно)

3

Из стихотворения Юлии Друниной.

(обратно)

4

Алексиевич С.У., «У войны не женское лицо» – М.: Правда, 1988.

(обратно)

5

Алексиевич С. У., «У войны не женское лицо» – М.: Правда, 1988

(обратно)

6

Юлия Друнина покончила жизнь самоубийством 20 ноября 1991 года, за месяц до распада СССР. Перед этим ей вернули стихи из нескольких журналов, сказав, что такие стихи теперь никому не нужны.

(обратно)

7

Сажнева Е., «Московский комсомолец», 7 мая 2004 года.

(обратно)

8

Сажнева Е., «Московский комсомолец», 7 мая 2004

(обратно)

9

Сажнева Е., «Московский комсомолец», 7 мая 2004 года.

(обратно)

10

Алексиевич С.У., «У войны не женское лицо» – М.: Правда, 1988

(обратно)

11

Суворов Виктор, «Беру свои слова обратно» – Донецк: Сталкер, 2005.

(обратно)

12

Бешанов В. В., «Год 1942 – “учебный”» – Мн.: Харвест, 2003

(обратно)

13

Сульянов А. К., «Маршал Жуков: Слава, забвение, бессмертие» – Мн.: Харвест, 2002.

(обратно)

14

Драбкин А.В., «Я дрался на Т-34» – М.: Эксмо-Яуза, 2005

(обратно)

15

Ф. 217, оп. 1221, д. 3171, л. 430.

(обратно)

16

Шаяхметов Наиль, «Литературный Башкорстан», № 9, 2004.

(обратно)

17

Млечин Л.М., «Один день без Сталина. Драматическая история обороны Москвы» – М.: Алгоритм, 2016.

(обратно)

18

Соларёва Ирина, http://echo.msk.ru/blog/solareva_i/

(обратно)

19

Алексиевич С.У., «У войны не женское лицо» – М.: Правда, 1988.

(обратно)

20

Журнал «Сноб», № 5, май, 2010.

(обратно)

21

Никулин Н.Н., «Воспоминания о войне» – Издательство Гос. Эрмитажа, 2008.

(обратно)

22

Будницкий О. В., «Лица войны: война Василия Гроссмана», https://echo.msk.ru/programs/victory/1908628-echo, 14 января 2017 года.

(обратно)

23

Гроссман Василий, «Годы войны» – М.: Правда, 1989.

(обратно)

24

Grossman Vasily, A Writer of War, Vintage Books, New York, 2005.

(обратно)

25

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

26

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

27

Солженицын А.И., «Архипелаг Гулаг», том 1 – Вагриус, 2008.

(обратно)

28

Гругман Р.А., «Советский квадрат: Сталин – Хрущёв – Берия – Горбачёв» – СПб.: Питер, 2011

(обратно)

29

Радзинский Э.С., «Сталин» – М.: Вагриус, 1997

(обратно)

30

Фельштинский Ю.Г., «Безумие во имя идеи» – М.: Родина, 1990

(обратно)

31

Бабель И. Э., «Конармия» – М.: Правда, 1990.

(обратно)

32

Бабель И.Э., «Конармия» – М.: Правда, 1990.

(обратно)

33

Алексиевич С.У., «Время секонд-хенд» – М.: Время», 2013.

(обратно)

34

Залкинд А.Б., «Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата» – М.: Издательство Коммунистического Университета им. Я. М. Свердлова, 1924

(обратно)

35

Васильченко А.В., «Сексуальный миф III Рейха» – Яуза-Пресс, 2008.

(обратно)

36

Спивак М. Л. «Посмертная диагностика гениальности» – М.: Аграф, 2001.

(обратно)

37

Бествицкий Ю. «Латышский легион: свастика вместо совести», газета совета министров республики Беларусь «Рэспубліка», № 216 (4395), 17 ноября 2007.

(обратно)

38

Усов С.Г., «Проклятые солдаты. Предатели на стороне III рейха» – Эксмо, 2004.

(обратно)

39

Мессе Дж., «Война на русском фронте. Итальянские войска в России 1941–1943 гг.» La guerra al fronte russo. Il Corpo di Spedizione Italiano (C.S.I.R.). – М.: Книжный Мир, 2009.

(обратно)

40

Austin J. Арр, Ravishing the Women of Conquered Europe, Bonfice Press, April, 1, 1946.

(обратно)

41

Эренбург И. Г., «Война, 1941–1945» – М.: КРПА Олимп; Астрель; ACT, 2004.

(обратно)

42

«Апофеоз войны» – картина русского художника Василия Верещагина.

(обратно)

43

Дюков А., Макеев Д., Пыхалов И., Россов О., Петров И., Асмолов К., Мендкович Н., Сборник, «Великая оболганная война – 2. Нам не за что каяться!» – М.: Яуза, Эксмо, 2008.

(обратно)

44

Дюков А., Макеев Д., Пыхалов И., Россов О., Петров И., Асмолов К., Мендкович Н., Сборник «Великая оболганная война – 2. Нам не за что каяться!» – М.: Яуза, Эксмо, 2008.

(обратно)

45

Рабичев Л. Н. «Война всё спишет. Воспоминания офицера-связиста 31 армии. 1941–1945» – М.: Центрполиграф, 2009.

(обратно)

46

Там же.

(обратно)

47

Рабичев Л. Н. «Война всё спишет. Воспоминания офицера-связиста 31 армии. 1941–1945» – М.: Центрполиграф, 2009.

(обратно)

48

http://www.inosmi.ru/panorama/20081230/246405.html

(обратно)

49

1 марта 2010 года британская газета «The Daily Mail» перепечатала интервью Габриэль Кёпп журналу Der Spiegel, http://www. dailymail.co.uk/news/article-1254521/German-victim-break-silence-Red-Army-rapists-65-years.html

(обратно)

50

http://www.svobodanews.ru/content/transcript/2047877.html

(обратно)

51

http://www.svobodanews.ru/content/transcript/2047877

(обратно)

52

http://www.svobodanews.ru/content/transcript/2047877

(обратно)

53

Римский статут учреждён Международным уголовным судом, вступил в силу 1 июля 2002 года. Он определил преступления против человечности, как любое из следующих деяний, совершаемых в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц, если такое нападение совершается сознательно: «…изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции, принудительная беременность, принудительная стерилизация или любые другие формы сексуального насилия сопоставимой тяжести…»

(обратно)

54

«Открытие» Бейерота подтолкнуло Лилиану Кавани к написанию сценария фильма «Ночной портье».

(обратно)

55

Орловский С., Острович Р., «Эрих Кох перед польским судом» – М.: Издательство Института международных отношений, 1961.

(обратно)

56

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

57

Там же.

(обратно)

58

Выражение «секреты Полишинеля» – происходит от комического персонажа французского театра, по секрету сообщавшего новости, давно уже всем известные.

(обратно)

59

«Наш ответ Чемберлену» – лозунг, появившийся в СССР в 1927 году в связи с нотой британского правительства. Так в 30-х годах называли любое достижение советской науки и техники.

(обратно)

60

Из Указа Президента РФ от 24 января 1995 года: «Признать противоречащими основным правам человека и гражданина и политическими репрессиями действия партийного и государственного руководства бывшего СССР и меры принуждения со стороны государственных органов, предпринятые в отношении российских граждан – бывших советских военнослужащих, попавших в плен и окружение в боях при защите Отечества, и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период, а также оказавшихся на временно оккупированной территории, которые по политическим мотивам необоснованно осуждались за государственные, воинские и иные преступления, направлялись в “штурмовые батальоны”, в ссылку, высылку и на спецпоселение, подвергались проверке в сборно-пересыльных, специальных и проверочно-фильтрационных лагерях и пунктах, привлекались к принудительному труду с ограничением свободы прикреплялись к предприятиям с особо тяжелыми условиями труда, подвергались иным лишениям или ограничениям прав и свобод».

(обратно)

61

«Трофейное дело» называют также «генеральским», ведь среди его фигурантов – высший генералитет Красной армии, в том числе маршал Жуков и его заместители. У Жукова изъято после обыска: «17 золотых и 3 с драгоценными камнями часов, 15 золотых кулонов, свыше 4000 метров ткани, 323 меховых шкурки, 44 ковра и гобелена, 55 картин, 55 ящиков посуды, 20 охотничьих ружей <…>» В объяснительной записке маршал каялся Жданову: «Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал всё это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно». (Выделено мною. – Р.Г.)

(обратно)

62

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

63

Гриф секретности снят: Потери Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах: Стат. исслед. / Кривошеев Г. Ф., Андроников В. М., Буриков П. Д. – М.: Воениздат, 1993.

(обратно)

64

Austin J. Арр, Ravishing the Women of Conquered Europe, Bonfice Press, April, 1, 1946.

(обратно)

65

Полян Павел, «Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР» – Мемориал, ОГИ, 2001.

(обратно)

66

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

67

Kardorff U., von. Berliner Aufzeichnungen. Ungekurzte Ausgabe. 2. Aufl. Munchen, 1997.

(обратно)

68

Austin J. Арр, Ravishing the Women of Conquered Europe, Bonfice Press, April, 1, 1946.

(обратно)

69

Austin J. Арр, Ravishing the Women of Conquered Europe, Bonfice Press, April, 1, 1946.

(обратно)

70

Богомолов В. О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005

(обратно)

71

сд – стрелковая дивизия, сп – стрелковый полк

(обратно)

72

Залкинд А. Б., Двенадцать половых заповедей революционного пролетариата. – М.: Издательство Коммунистического Университета им. Я. М. Свердлова, 1924.

(обратно)

73

Геббельс, Йозеф, «Последние записи» – Смоленск, «Русич», 1998.

(обратно)

74

Богомолов В.О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005.

(обратно)

75

Богомолов В.О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005.

(обратно)

76

http://gpw.tellur.ru/page.html?r=books&s=beevor

(обратно)

77

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

78

http://gpw.tellur.ru/page.html?r=books&s=beevor

(обратно)

79

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

80

Рабичев Л. Н., «Война все спишет. Воспоминания офицера-связиста 31 армии. 1941–1945» – М.: Центрполиграф, 2009.

(обратно)

81

Богомолов В.О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005.

(обратно)

82

После написания этой главы автору из Сиэтла позвонила дочь: она читала пятилетней Лорочке детскую книжку на русском языке, в которой было слово «поделка». Лорочка спросила: «А что такое поделка?» – и, не дожидаясь ответа, воскликнула: «Я знаю, это девочка, которая пошла по делам». – А ведь она оказалась права, осмысливая это слово. Немецкие женщины, заразившиеся от советских солдат венерическими болезнями, усилиями СМЕРШа пошли «по уголовным делам». Жертв изнасилований превратили в обвиняемых, подельниках по делу о заражении военнослужащих Красной армии венерическими болезнями.

(обратно)

83

Вервольф (Werwolf) – ополчение для ведения партизанской войны в тылу советских войск, созданное в 1945 году из стариков и подростков в возрасте 14–16 лет.

(обратно)

84

Из приказа Ставки верховного главнокомандования от 17 ноября 1941 года: «Лишить германскую армию возможности располагаться в сёлах и городах, выгнать немецких захватчиков из всех населённых пунктов на холод в поле, выкурить их из всех помещений и тёплых убежищ и заставить мёрзнуть под открытым небом <…> Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог. Для уничтожения населённых пунктов <…> бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и диверсионные группы, снабжённые бутылками с зажигательной смесью, гранатами и подрывными средствами <…>»

(обратно)

85

Голомб Д.Я., «Половая жизнь. Нормальная и ненормальная» – Одесса, Книгоиздательство «Светоч», 1927.

(обратно)

86

Александра Свиридова, «Зарубежные записки», № 2, 2005 г. Там же: Из 1001 женщины, интернированной в лагерь № 517, в первое полугодие умерло 552.

(обратно)

87

В 1945 году среднестатистический уровень заболеваемости сифилисом по СССР составлял 174,6 на 100 тыс. населения. В 1955 году это цифра снизилась в 50 раз, – 3,5 случая на 100 тыс.

(обратно)

88

Богомолов В.О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005.

(обратно)

89

Бешанов В. В., «Год 1942 – “учебный”» – Мн.: Харвест, 2003.

(обратно)

90

Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: Сборник документов. Том IV. Крымская конференция руководителей трёх союзных держав – СССР, США и Великобритании (4–11 февраля 1945 г.) М.: Издательство политической литературы, 1979.

(обратно)

91

25 февраля 1947 года Союзный Контрольный совет в Германии принял Закон «О ликвидации Прусского государства» и 1 марта опубликовал заявление, что Прусское государство «являлось источником милитаризма и реакции в Германии» и поэтому больше не существует.

(обратно)

92

«Известия ЦК КПСС», 1990, № 4, с. 190–193

(обратно)

93

Драбкин А.В., «Я дрался на Т-34» – М.: Эксмо-Яуза, 2005.

(обратно)

94

Алэн Польц, «Женщина и война», «Нева», № 2, 2004, Polcz A. Asszony a fronton. – Budapest: Szépirodalmi, 1991, Polcz A., One Woman in the War: Hungary 1944–1945, Central European University Press, 2002.

(обратно)

95

Джилас Милован, «Лицо тоталитаризма» – Новости, Москва, 1992.

(обратно)

96

Джилас Милован, «Лицо тоталитаризма» – Новости. Москва, 1992.

(обратно)

97

Джилас Милован, «Лицо тоталитаризма» – Новости. Москва, 1992.

(обратно)

98

Аллилуева С. И. Только один год. – Нью-Йорк, 1969.

(обратно)

99

В 1949-м, в связи с образованием ГДР, ГСОВГ переименована в Группу советских войск в Германии (ГСВГ), слово «оккупационных» убрано. В 1989 году она стала именоваться Западной группой войск. Прекратила существование 31 августа 1994 года.

(обратно)

100

Austin J. Арр, Ravishing the Women of Conquered Europe, Bonfice Press, April, 1, 1946.

(обратно)

101

Богомолов В.О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005.

(обратно)

102

Трофейными бригадами, созданными постановлением ГКО «О сборе и вывозе трофейного имущества», из Германии вывезли: зернопродуктов – 2 259 000 тонн; мясопродуктов – 430 000 тонн; рыбопродуктов – 10 000 тонн; жиров – 30 000 тонн; маслосемян – 35 000 тонн; сахара – 390 000 тонн; картофеля и овощей – 988 000 тонн и т. д.

(обратно)

103

Кобылянский И.Г., «Мы не были полчищем варваров и сексуальных маньяков!» – http://www.iremember.ru

(обратно)

104

Богомолов В.О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005.

(обратно)

105

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945», М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

106

Богомолов В.О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005.

(обратно)

107

Никулин Н.Н., «Воспоминания о войне» – Издательство Гос. Эрмитажа, 2008.

(обратно)

108

Das Kind adelt die Mutter – «Ребёнок облагораживает мать», клеймо на обратной стороне Почётного креста немецкой матери.

(обратно)

109

Ракитников А., «Евдокия Викторовна Виноградова» – ОГИЗ, 1938.

(обратно)

110

Васильченко А. В., «Сексуальный миф III Рейха» – Яуза-Пресс, 2008.

(обратно)

111

Могутин Ярослав, «Сексуальный имидж Фюрера» – «Новый взгляд», 1996, № 16.

(обратно)

112

Автор замечтался, представив себя в роли ВВП, к которому очаровашка-выпускница МГУ, надев нижнее белье, обратилась со страницы календаря со сладким вопросом: «А как насчёт третьего раза?»

(обратно)

113

Галаган Я., «Ратный подвиг женщин в годы Великой Отечественной войны» – Киев, 1986.

(обратно)

114

Будницкий О. В., «Женщины в Красной армии», https://echo.msk.ru/programs/victory/1728104-echo/, 12 марта 2016 года.

(обратно)

115

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

116

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

117

Бешанов В.В., «Год 1942 – “учебный”» – Мн.: Харвест, 2003.

(обратно)

118

Мужчины освобождались от выплачивания алиментов на содержание детей, зачатых ими вне брака.

(обратно)

119

Указ об отмене уголовной ответственности за проведение аборта опубликован 5 августа 1954 года, но ещё год потребовался Хрущёву, чтобы 23 ноября 1955 года снять запрет на аборт.

(обратно)

120

Richard Greer. «Dousing Honolulu’s Red Lights», The Hawaiian Journal of History, Vol. 34 (Hawaiian Historical Society: 2000).

(обратно)

121

http://www.thepeoplehistory.com/1942.html, http://www.thepeoplehistory.com/1943.html, http://www.thepeoplehistory.com/1945.html

(обратно)

122

Richard Greer. «Dousing Honolulu’s Red Lights», The Hawaiian Journal of History, Vol. 34, Hawaiian Historical Society: 2000.

(обратно)

123

Antony, «By Hawaii under Army Rule», Stanford University Press, Stanford, California, 1955.

(обратно)

124

Richard Greer. «Dousing Honolulu’s Red Lights», The Hawaiian Journal of History, Vol. 34, Hawaiian Historical Society: 2000.

(обратно)

125

Данилкин Л.А., «Ленин: Пантократор солнечных пылинок» – М.: Молодая Гвардия, 2017.

(обратно)

126

Впрочем, применительно к событиям 1939 года термин «польские военнопленные» некорректен. В 1939 году не было войны или вооружённого конфликта между Советским Союзом и Польшей.

(обратно)

127

Алексиевич С. У., «Последние свидетели» – М.: Время, 2007.

(обратно)

128

http://klonik69.livejournal.com/252969.html#cutid1

(обратно)

129

http://www.istpravda.ru/pictures/7882/

(обратно)

130

Дюков А.Р., «За что сражались советские люди», М.: Яуза, Эксмо, 2007.

(обратно)

131

Дюков А.Р., «За что сражались советские люди» – М.: Яуза, Эксмо, 2007.

(обратно)

132

Ортенберг Д. И., «Год 1942» – М.: Политиздат, 1988.

(обратно)

133

Из книги сотрудника иерусалимского музея «Яд ва-Шем» Анатолия Кардаша, «У Чёрного моря»: http://book.e-reading-lib.org/book.php?book=103493

(обратно)

134

Айнзатцгруппы полиции безопасности и СД – карательные группы специального назначения СД, созданные для массовых казней гражданских лиц на территориях, захваченных Третьим рейхом.

(обратно)

135

Krausnik Н. Hitlers Einsatztruppen. Die Truppen des Weltanschauungskrieges 1938–1942. Franfkurt/M., 1985.

(обратно)

136

Война Германии против Советского Союза, 1941–1945: Документальная экспозиция. – Берлин: Blank & Reschke, 1994.

(обратно)

137

Дюков А.Р., «За что сражались советские люди» – М.: Яуза, Эксмо, 2007.

(обратно)

138

Соколов Б.В., «Оккупация: Правда и мифы» – М.: АСТ, 2002.

(обратно)

139

Дюков А.Р., «За что сражались советские люди» – М.: Яуза, Эксмо, 2007.

(обратно)

140

Der Prozess gegen die Hauptverbrecher von dem Internationalen Militärgerichtshof, 14.11.1945 – 01.10.1946, Band 7, München-Zürich 1984.S. 502 ff.

(обратно)

141

Васильченко А.В., «Сексуальный миф III Рейха» – Яуза-Пресс, 2008.

(обратно)

142

Ветте Вольфрам, «Новая и новейшая история», № 3, 1999.

(обратно)

143

Шнеер А.И., «Плен. Советские военнопленные в Германии, 1941–1945» – Мосты культуры/Гешарим, 2005.

(обратно)

144

Шталаг (Stalag) – общеупотребительная сокращенная форма (от Stammlager) обозначения лагерей для интернированных военнопленных во время Второй мировой войны.

(обратно)

145

Шнеер А. И., «Плен. Советские военнопленные в Германии, 1941–1945» – Мосты культуры/Гешарим, 2005.

(обратно)

146

Васильченко А.В., «Сексуальный миф III рейха» – Яуза-Пресс, 2008.

(обратно)

147

Там же.

(обратно)

148

Оболенский В.А., «Под итальянской оккупацией» – «Новый журнал», Нью-Йорк, 1948, № 18.

(обратно)

149

Алексиевич С.У., «У войны не женское лицо» – М., Правда, 1988.

(обратно)

150

Сенявская Е.С., «Психология войны в XX веке: исторический опыт России» – М., РОССПЭН, 1999.

(обратно)

151

Вилкс А. Я., Тэсс Л.В., «Проституция: Исторический и криминологический аспекты» – Рига, 2005.

(обратно)

152

ЦГА СПБ, ф. 3215, оп. 5, д. 13, л. 13–14.

(обратно)

153

Испанская добровольческая дивизия («Голубая дивизия») воевала в составе войск вермахта на Волховском и Ленинградском фронте.

(обратно)

154

«Война Германии против Советского Союза, 1941–1945: Документальная экспозиция» / Под ред. Р. Рюрупа; пер. с нем. Т. Переверзевой. – 2-е изд. – Берлин: Blank & Reschke, 1994.

(обратно)

155

Вилкс А. Я., Тэсс Л.В., «Проституция: Исторический и криминологический аспекты» – Рига, 2005.

(обратно)

156

Вилкс А. Я., Тэсс Л.В., «Проституция: Исторический и криминологический аспекты» – Рига, 2005.

(обратно)

157

Будницкий О. В., «Красная армия. Встреча с Европой», http://www.svobodanews.ru/content/Transcript/1498965.html, 22 февраля 2009 года.

(обратно)

158

Вилкс А. Я., Тэсс Л.В., «Проституция: Исторический и криминологический аспекты» – Рига, 2005.

(обратно)

159

Будницкий О.В., «Сексуальные преступления вермахта», http://www.echo.msk.ru/programs/netak/693919-echo/, 10 июля 2010 года.

(обратно)

160

Марайке Фаллет, Симоне Кайзер, http://www.jewish.ru/history/press/2009/06/news994275151.php

(обратно)

161

Алексиевич С.У., «У войны не женское лицо» – М., Правда, 1988.

(обратно)

162

Bundesarchiv Koblenz. Reichssicherheitshauptamt. R 58/182. Meldungen aus dera Reich Nr. 376.15.4.43. S. 8–17 «Источник», N3, 1995.

(обратно)

163

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

164

Вилкс А. Я., Тэсс Л.В., «Проституция: Исторический и криминологический аспекты» – Рига, 2005.

(обратно)

165

Во время датско-норвежской операции потери вермахта составили 6100 убитыми. Во время «странной войны» (французская кампания) 33 немецко-итальянские дивизии сражались против 110 англо-французских, потери победителей убитыми составили чуть более 46 тысяч.

(обратно)

166

Вилкс А. Я., Тэсс Л.В., «Проституция: Исторический и криминологический аспекты» – Рига, 2005.

(обратно)

167

Речь идёт о воспетом Ксенофонтом «священном отряде» из 300 граждан древнегреческого города Фивы, составленном из любовников, прославившемся доблестью в IV веке до н. э.

(обратно)

168

Аккерман Г., http://www.rfi.fr/acturu/articles/102/article_609.asp

(обратно)

169

Вилкс А. Я., Тэсс Л.В., «Проституция: Исторический и криминологический аспекты» – Рига, 2005.

(обратно)

170

Кириленко А., http://www.svobodanews.ru/content/article/2035506.html

(обратно)

171

Вилкс А. Я., Тэсс Л.В., «Проституция: Исторический и криминологический аспекты» – Рига, 2005.

(обратно)

172

http://skaramanga-1972.livejournal.com/149215.html

(обратно)

173

Сайт музея соединения «Нормандия-Неман», http://normandieniemen.free.fr/

(обратно)

174

Keeling Ralph Franklin, The Costly Attempt to Exterminate the People of Germany, Gruesome Harvest, 1978.

(обратно)

175

Льюис Норман, «Сицилийский специалист» – Прогресс, 1981.

(обратно)

176

Keeling Ralph Franklin «The Costly Attempt to Exterminate the People of Germany», Gruesome Harvest, 1978.

(обратно)

177

2 июля 1964 президент США Линдон Джонсон подписал закон о гражданских правах, ставящий сегрегацию вне закона.

(обратно)

178

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

179

Бивор Энтони, «Падение Берлина. 1945» – М.: АСТ; Транзиткнига, 2004.

(обратно)

180

Богомолов В.О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005.

(обратно)

181

MacGregor (Jr.) M. J. «Integration of the armed forces», Washington D. C., 1985.

(обратно)

182

Уайз Э., «Походный дневник (сентябрь 1944 – май 1945)».

(обратно)

183

Lilly R. J., «Taken by Force: Rape and American GIs in Europe during World War II», Palgrave Macmillan, 2007.

(обратно)

184

«Revisionists challenge D-Day story». BBC News. 2009-06-05.

(обратно)

185

United States. House of Representatives Committee on Military Affairs. 1946.

(обратно)

186

Austin J. Арр, Ravishing the Women of Conquered Europe, Bonfice Press, April 1, 1946.

(обратно)

187

Schrijvers, Peter The GI War Against Japan, New York City: New York University Press, 2002.

(обратно)

188

Svoboda Terese, Black Glasses Like Clark Kent: A GI›s Secret from Postwar Japan, Graywolf Press, 2008.

(обратно)

189

Susan Brownmiller, Against Our Will: Men, Women and Rape, New York: Simon & Schuster, 1975.

(обратно)

190

В Сайгоне во время вьетнамской войны на подъёме была индустрия публичных домов, и одна из историй трагической любви вьетнамской девушки и американского солдата вдохновила композитора Клода-Мишеля Шонберга и либреттиста Алена Бублиля на создание мюзикла «мисс Сайгон».

(обратно)

191

Tanaka, Toshiyuki. Japan›s Comfort Women: Sexual Slavery and Prostitution During World War II, Routledge, 2003.

(обратно)

192

BCOF – военный контингент британского Содружества, участвовал в оккупации Японии (1946–1952).

(обратно)

193

Eiji Takemae, Robert Ricketts, Sebastian Swann, Inside GHQ: The Allied Occupation of Japan and Its Legacy.

(обратно)

194

Tanaka, Toshiyuki. Japan›s Comfort Women: Sexual Slavery and Prostitution During World War II, Routledge, 2003.

(обратно)

195

Эвфемизм – слово или описательное выражение, нейтральное по смыслу и эмоциональной нагрузке, используемое в текстах и публичных высказываниях для замены других, считающихся неприличными или неуместными.

(обратно)

196

Hicks, George, The Comfort Women, Japans Brutal Regime of Enforced Prostitution in the Second World War, New York, W. W. Norton & Company, 1997.

(обратно)

197

http://www.religioustolerance.org/sla_japa.htm

(обратно)

198

Hata Ikuhiko, No Organized or Forced Recruitment: Misconceptions About Comfort Women and the Japanese Military, http://hassin.sejp.net/Hata-Ianfu_text.pdf

(обратно)

199

Comfort women used to prevent military revolt during war: historian, Korea.net, November 30, 2007, http://www.korea.net/News/News/NewsView.asp?serial_no=20071130012

(обратно)

200

Всемирная лига сексуальных реформ существовала с 1921 по 1935 год и ставила целью «проведение реформ в вопросах секса». Всемирные конгрессы состоялись в Копенгагене (1928), Лондоне (1929), Вене (1930) и в Брно (1932).

(обратно)

201

Чикатило – сексуальный маньяк и серийный убийца, с 1978 по 1990 годы убивший в Ростовской области 21 мальчика в возрасте от 7 до 16 лет, 14 девочек в возрасте от 9 до 17 лет и 18 девушек и женщин.

(обратно)

202

Алексиевич С.У., «Цинковые мальчики» – Эксмо-Пресс, 2001

(обратно)

203

Сенявская Е. С., «Психология войны в XX веке: исторический опыт России» – М.: РОССПЭН, 1999.

(обратно)

204

Citizens Commission on human rights, CCHR International, USA, Гражданская комиссия по правам человека, ГКПЧ, M.: 2004.

(обратно)

205

«Загадочный случай в Цюрихе» // «Известия» № 37, 26 февраля 1993 г.

(обратно)

206

Голомб Д. Я., «Половая жизнь. Нормальная и ненормальная» – Одесса, Книгоиздательство «Светоч», 1927.

(обратно)

207

Транснистрия – территория между Южным Бугом и Днестром, включавшая часть Винницкой, Одесской и Николаевской областей Украины и левобережной Молдавии, образованная немецко-румынским договором 30 августа 1941 года и до марта 1944-го находившаяся под полной юрисдикцией и управлением Бухареста.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Часть I. «Свои» против «своих»

  Короткое слово: «война»

  Свидетельствуют фронтовики

  Забытые девчонки

  Спасибо ППЖ за «тепло неласкового тела»

  Партизанская жена

  Пешки Отечественной войны

  «Дело» Елены Боннэр

  Перемещённые лица

  Немецкий романс

  «Свои» против «своих». Топчем всех

  Из фронтовых дневников Василия Гроссмана

  Доклад генерала Цыганкова

  Могла ли Красная армия быть иной?

  Перестройка и половая реформа

  Ой чё деется, бабоньки!

  Коллаборационисты, каратели, полицаи и власовцы

  Вторая Гражданская война

  Три признака военных изнасилований

  Воспоминания бравого майора Красновского

  «С войной покончили мы счёты, бери шинель, пошли домой»

Часть II. «Свои» против «чужих»

  Гретхен ответит за своих сыновей

  Женщины, изнасилованные войной

  Заговор молчания

  Убийство в Неммерсдорфе

  Восточная Пруссия. Февраль 1945-го

  Из рассказов фронтовиков

  Женщина в Берлине

  Дневник Габриэль Кёпп

  Anonyma – Eine frau in Berlin. Стокгольмский синдром

  «Падение Берлина. 1945»

  Слово Энтони Бивору

  Vae Victis

  Попытки восстановить дисциплину

  Венерические болезни – небоевые потери

  Когда не хватает водки…

  Тегеран-43 – Ялта-45 – Кенигсберг-45

  «Мюнхен-45» и его последствия

  Женщина в Будапеште

  Женщина в Белграде

  Первые послепобедные месяцы

  Признание Богомолова

  Бранденбургские ворота

  Шалить можно – жениться, выходить замуж нельзя!

Часть III. «Чужие» против «своих»

  Германия: принудительные стерилизации

  Советские женщины и женщины рейха

  Армейские бордели вермахта

  Итальянское бордельеро

  Американская армия: бордели на Гавайях

  Женщины в американской армии

Часть IV. «Чужие» против «чужих»

  Предисловие

  Вермахт: Восточный фронт

  Львовский погром

  Женщины-военнослужащие в немецком плену

  Восточный фронт: солдатские бордели

  Бунт детородных органов

  Лагерные бордели и бордели для принудительных рабочих в нацистской Германии

  Лагерные бордели

  Женщины-остарбайтеры в Германии

  Вермахт: Западный фронт

  Великое кровосмешение народов

  Французская любовь: военные изнасилования

  Французские марокканцы

  Американская армия на тихоокеанском и европейском фронте

  Японская армия: «станции комфорта»

Часть V. Тест Эйхмана

  Что случилось с Германией?

  Эксперимент Милгрэма

  Забытые девчонки афганской войны

  Массовые военные изнасилования на рубеже двадцатого и двадцать первого века

Личное

Использованная литература