Лесной детектив (fb2)

- Лесной детектив (Тульский детектив - 6) 639K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Роман Елиава

Роман Елиава
Лесной детектив

1.

С высоты птичьего полета два всадника на просёлочной дороге казались размером не более букашек. Ухабистая дорога, с темными пятнами оставшихся кое-где луж, поначалу извивалась среди пожухлых сентябрьских полей, а затем выпрямлялась, разрезая село «Большое Лесное» на две части. Миновав неопрятный строй небогатых деревянных домишек, дорога светлой лентой вырывалась на волю, чтобы упереться в пологий спуск холма, на вершине которого раскинулся ансамбль деревянных строений с красивой двухэтажной усадьбой по центру. Парадный вход и окна строения были украшены резными наличниками. Усадьба выглядела ухоженной и недавно окрашенной в белые и голубые тона. Периметр был огорожен простой изгородью, предназначенной скорее для ограничения передвижения скота, чем для чего-либо другого. К усадьбе шла укрепленная деревянными спилами дорожка, которая упиралась в крыльцо с тремя широкими ступенями и резными перилами. Сама же дорога, по которой ехали всадники, резко поворачивала влево, к небольшой деревянной церквушке в виде сруба с крестом, пристроившейся у подножия холма. Рядом с нею вольготно расположилась лесопилка, а далее вдоль дороги шли деревянные дома, выглядевшие более новыми и богатыми по сравнению с селом «Большое Лесное».

– «Малое Лесное», – пояснил уже пожилой полицейский урядник, на, казалось, не менее пожилой гнедой кобыле, устало и неторопливо тащившей грузного полицейского по упомянутой просёлочной дороге.

Ехавший рядом молодой господин с тонкими усиками был одет в цивильное. Его мягкий светло коричневый костюм идеально сидел на подтянутой фигуре, штаны, более темного оттенка, были заправлены в невысокие, начищенные до блеска, сапоги. Белый жеребец под этим господином важно вышагивал и, казалось, совсем не устал, в противоположность кобыле урядника, хотя к седлу жеребца с двух сторон были привязаны чемоданы. Молодой человек посмотрел на группу домов, которые полицейский назвал «Малое Лесное». Они, как и полагалось, шли вдоль дороги, которая затем упиралась в лес, который окружал село плотным кольцом.

– Это тупик? – спросил молодой господин урядника.

– Да, дорога заканчивается, далее только лес, река и снова лес с болотом.

– Не думал, что во Владимирской губернии существует такая глухомань.

– Желаете сразу осмотреть квартиру? – с надеждой спросил полицейский, которого совершенно вымотала дорога.

– Нет, – ответил молодой господин, окинув взором мрачное, покрытое тучами небо, – не ровен час дождь хлынет, да и стемнеет скоро.

Урядник тяжко вздохнул, и всадники двинулись дальше. «Малое Лесное» не производило на Ивана Трегубова, московского судебного следователя, такого гнетущего впечатления, как «Большое Лесное», которое давило темными подгнившими и местами разрушенными избами на сузившуюся дорогу, словно стремясь сомкнуть две половины деревни, как пасть деревянного хищника. В «Малом Лесном» слышались звуки: в каком-то доме на повышенных тонах разговаривали женщины, где-то заплакал ребенок, которому лаем ответила собака. «Большое Лесное», которое ранее проехали путники, словно растворялось в полной тишине. Избы молча и мрачно смотрели на проезжающих всадников. Может виновата была погода, а может нет. Настроения село не поднимало. Они не встретили ни одного человека по пути, хотя изб было значительно больше, чем в «Малом Лесном».

Однако, Иван Трегубов, проезжая «Большое Лесное», чувствовал, что деревня не безлюдна, что за ними наблюдают, не показываясь на глаза. Это чувство снова вернулось, как только они проехали «Малое Лесное» и попали в лес. Кроны деревьев быстро сомкнулись над тропинкой, а вокруг воцарилась тишина. Ни шелеста листьев от ветра, ни щебетания птиц. Слышно было только как глухо опускаются на землю копыта кобылы урядника, которая шла впереди жеребца Трегубова. Внезапно по спине Ивана пробежал холодок. Он резко обернулся, пытаясь понять причину.

– Дальше придется, пешком, – отвлек молодого человека от его мыслей полицейский, – лошади не пройдут.

Следователь повернулся к уряднику и спешился. Тучи над головой окончательно почернели. Полицейский привязал лошадей к поваленному молодому дереву, корни которого, как лапы паука, ещё продолжали цепляться за землю.

– Придётся лезть через бурелом, – урядник Выдрин с сомнением посмотрел на одежду своего спутника.

– Ничего, Всеволод Петрович, ведите.

И вправду ничего страшного с московским следователем не произошло. Если кряхтящий урядник с трудом протискивался сквозь ветви и натужно перелезал через поваленные деревья, то Иван Трегубов очень ловко и непринужденно двигался по лесу.

– Вы, наверное, охотник? – поинтересовался удивленный полицейский.

– Нет, – ответил Иван. – Ещё долго?

– Почти уже на месте.

Бурелом закончился внезапно, и путники оказались на краю небольшой сосновой рощи. Сосны располагались на расстоянии друг от друга. Их высокие кроны не соединялись и давали достаточно света, чтобы рассмотреть усеянную ковром опавшей хвои землю. Сейчас в просветы между ветвями была видна только предгрозовая чернота. Но не сосны привлекли внимание Ивана.

Его взгляд сразу же остановился и застыл в одной точке. Он тоже смотрел, и, казалось, что этот безжизненный, застывший на века, взор холодно и безжалостно рассматривает Ивана, словно пытаясь угадать зачем тот здесь. Удивительно, как древний резчик простыми линиями смог придать этому истукану столь явно выраженный характер. Деревянные глаза строго смотрели на Ивана, прямая линия сжатого рта, обрамленная бородой, жаждала. Истукан жаждал. Жаждал чего? Ответ на этот вопрос Трегубов уже знал. Жертву, вот чего ждал идол.

Иван приблизился и медленно обошёл по мягкой хвое вкопанное в землю бревно. Он сразу обратил внимание, что Выдрин к нему старается не приближаться. «Его вкопали давно, очень давно, – так решил Иван. – Тогда ещё не было этих сосен, они появились потом. Это была поляна, окруженная лесом. Капище. А вот огромный дуб был, он был здесь так же давно, как и деревянный истукан. Может даже раньше. Интересно, кто это? Перун?»

Трегубов подошел вплотную и ещё раз внимательно осмотрел идола. Он, действительно, был древним. С одной стороны, на дерево наполз мох, но в целом оно хорошо сохранилось, хотя кое-где было разъедено жуками, а местами покрыто трещинами, некоторые из которых на бороде идола были чем-то забиты. Иван ковырнул в одном месте ногтем.

– Кровь, – сказал, стоящий сзади, Выдрин.

– Что? – обернулся к нему пораженный Иван.

– Кровь, которую не смыли дожди. Запекалась в трещинках.

– Вы хотите сказать, что ею обмазали рот? – удивленно спросил Трегубов.

– Обмазали?! – изумился урядник. – Вам что не рассказали?

– Что не рассказали? – Иван тревожно оглядел бывшее капище.

– Его облили кровью жертвы, – полицейский кивнул на идола.

– Не понимаю, – сказал Иван, – мне сказали, что жертву зарезали у языческого идола.

– О! Так Вы и вправду ничего не знаете. Было ещё то зрелище! Он висел вон там, – показал Выдрин.

Иван проследил взглядом. Полицейский указывал на толстую ветвь старого дуба, которая спускалась на поляну недалеко от идола.

– Что значит висел?

– То и значит. Его привязали за ноги в чём мать родила и перерезали горло, как какой-то свинье. Затем что-то подставили. Ведро, может. Не знаю. Подождали, пока оно наполнится кровью, и облили его, – Выдрин кивнул на истукана.

Иван представил себе эту жуткую сцену. Несчастная обнаженная жертва сопротивляется, но её привязывают, а затем… Наверное, преступник был не один. Он посмотрел на истукана, представил, как ещё теплая кровь жертвы струится по его бороде, огибая рот.

– Собрали кровь и вылили, – Трегубов завороженно смотрел в мертвые деревянные глаза идола. – Но зачем?!

– Как зачем? – урядник пожал плечами. – В прошлом году была засуха, зимой много людей перемерло. Голод.

– И Вы что же верите, что это помогает? – удивленно спросил полицейского Трегубов.

– Откуда ж мне знать? – ответил Выдрин и посмотрел наверх.

Трегубов поднял глаза вслед за урядником. Тучи набухли водой настолько, что казалось уже не могли удержаться на небе: они висели прямо над головой. Иван перевел взгляд на истукана. Ему показалось, что выражение лица идола немного изменилось, оно теперь выражало торжество. «Нет, этого не может быть, это всего лишь игра теней», – сказал себе Иван. Он подошёл к дубу и осмотрел ветку. На ней до сих пор была верёвка. Трегубов обернулся к Выдрину.

– Веревку срезали, – ответил тот на немой вопрос московского следователя. – Не лезть же на дерево.

– Он был совсем голый? – спросил Иван.

– В чём мать родила, – подтвердил Выдрин.

– На теле были какие-то следы?

– Вы про что?

– Раны? Синяки?

– Не, не припомню, – ответил урядник.

– Хорошо, я посмотрю потом в отчёте, – задумчиво проговорил Иван, осматривая землю под ветвью дуба.

– Ничего нет, – сказал, наблюдавший за его действиями, полицейский, – я уже смотрел – никаких следов. Говорил же, ведро было.

Трегубов ещё немного осмотрелся и, не найдя ничего интересного, подошёл к Выдрину.

– Вы мне говорили уже, что свидетелей нет?

– Нет. Никто ничего не видел.

– И сколько он так провисел?

– Не могу сказать точно, но нашли его на второй день, как пропал. Значит, не больше двух суток. Всей деревней искали.

– А кто нашёл?

– Куракины, братья. Пришлые здесь.

– Почему ж так долго искали, если всей деревней?

– А кому охота в бурелом лезть? – вопросом на вопрос ответил урядник. – Да и кто мог бы подумать, что отец Пётр полезет туда. Думали, может к реке пошёл, там омут нехороший. Это в другой стороне.

– Омут нехороший? – переспросил Иван.

– Ну да, нехороший.

– Чем же это?

– Не моё это дело сказки сказывать, вон у Евдокии Васильевны и спросите.

– Кто такая Евдокия Васильевна?

– Домохозяйка Ваша, у ней жить будете, вдова унтер-офицера, – ответил Выдрин.

– А почему именно у неё лучше спросить? – уточнил Трегубов.

– Ну, это, – замялся урядник, – говорят, ведьма она.

– Верите в ведьм?

– Всяко бывает на свете, – ушёл от ответа полицейский, – так едем или как? Сами говорили: дождь может начаться.

Трегубов быстро осмотрелся – не пропустил ли он что, не упустил ли какую улику.

– Так, это кто?! – воскликнул он.

На противоположном конце сосновой рощи под ветвями деревьев стоял человек и внимательно смотрел на Трегубова. Ивану бросились в глаза бледное лицо и всклокоченная борода. Как только незнакомец понял, что его заметили, он отступил назад и пропал из виду.

– Кто? Где? Никого не вижу, – стал вращать головой Выдрин.

Иван кинулся к тому месту, где заметил незнакомца. Но там уже не было ни человека, ни его следов.

– Померещилось, – уверенно сказал урядник, когда выслушал Трегубова. – В таком месте и не такое может привидеться.

– Хорошо, – вздохнул Иван, – может, и правда померещилось. Едем в деревню.

Евдокия Васильевна Прохорова, та самая вдова унтер-офицера, она же – деревенская ведьма, оказалась крайне подвижной пожилой особой лет шестидесяти. Она была небольшого роста и немого сутулая. На покрытом морщинами лице выделялся большой широкий нос. Однако, взгляд её выцветших глаз не казался старческим. Он был скорее любопытным. Хозяйка внимательно осмотрела постояльца и предложила Выдрину тоже переночевать, но тот отказался, сославшись на дела с утра.

– Ничего не могу поделать, надобно вернуться, служба, – уныло сказал он. – Придётся промокнуть.

– Дождя до ночи не будет, – заявила Евдокия Васильевна.

– Почему Вы так думаете? – спросил Трегубов.

– Я не думаю, а знаю, молодой человек.

– Вот, как! – обрадовался словам Прохоровой полицейский, – тогда прямо сейчас и поеду.

Дом у Евдокии Васильевны был небольшой, но очень уютный. На окнах – занавесочки, на столе – красивая скатерть с цветочными узорами.

– Спать будете в этой комнате на печи, я затоплю на ночь, по ночам уже холодно. Утром не проспите завтрак. Сейчас подготовлю Вам постель. Вы к нам надолго?

– Не знаю, – ответил Трегубов. – Как получится. Как дело пойдёт.

– Ох, бедный отец Петр, не заслужил он такого, – бормотала хозяйка, перекладывая одеяло и подушку на печку. – Это ж надо, что на белом свете творится!

– Такого никто не заслужил, – заметил Трегубов, и вдруг с перекошенной гримасой сильно почесал руку.

– А ну что у Вас там, покажите, – оставив заниматься постелью, приказала Ивану Евдокия Васильевна.

– Чешется сильно. Не пойму никак от чего, – Иван протянул вперёд покрасневшие руки, которые периодически очень сильно чесались.

Прохорова взяла руки Трегубова своими старческими ладонями с проступившими венами, осмотрела их и тщательно ощупала.

– Никогда не было раньше? Может, сглазил кто? Но, ничего страшного, – сказала она. – Идёмте, смажу. Это успокоит, и заварю чай с травами. Завтра пройдёт.

Хозяйка быстро растолкла какие-то листья и смазала руки Трегубова, пока настаивался чай с травами.

– Подержите ещё немного, не смывайте, – приказала она Ивану перед сном.

Трегубов, отведавший душистого чая с вареньем, уютно устроился на теплой печи. Руки действительно перестали чесаться. «Господи, вот оно счастье то», – успел подумать Иван, перед тем как провалиться в сон.

Она была в холщовой белой рубахе до колен и босая. Рубаха разорвана на груди. Под ногами была грязь, в которой утопали её стопы. Ветра не было, но ветви деревьев вокруг покачивались и переплетались. Ночной лес был залит лунным светом. Лица у неё не было. Просто белое пятно на том месте, где оно должно быть. Однако, он почему-то понимал, что от фигуры веет отчаянием. Она сделала шаг вперед и протянула к нему руки. Сколько ей лет? Женщина или только девочка? Понять было сложно. Ветви деревьев склонились и обхватили её испачканные в грязи ноги, не давая пройти дальше.

– Ты меня спасешь? – печально спросила она.

Он не мог ни пошевелиться, ни дать ответа. Она тянула руки, словно в мольбе, а он был парализован. Внезапно на её лице стали проступать черты. Сейчас станет понятно кто она. Вот! Появилась борода?! На голове женщины проступило лицо идола. Глаза деревянного истукана ожили, рот открылся, и по лесу прокатился торжествующий хохот.

Иван проснулся и резко сел. Он был весь в холодном поту.

2.

Неделей ранее Иван Трегубов прогуливался в сквере у последнего оставшегося пруда Патриаршей Слободы. Американские приключения уже стирались из головы, которая была заполнена более актуальными проблемами. Во-первых, его младшая сестра с мужем и ребенком переезжали в Петербург. Вокруг этого события появлялись то реальные, то надуманные воображением сестры проблемы. Во-вторых, пока Иван отсутствовал, разрешилось только совсем небольшое количество дел, которые он вёл как судебный следователь. Нужно было заново во всё вникать. Иван вздохнул и прислонился к дереву, в задумчивости грызя очищенные орешки из купленного ранее бумажного кулька. Из созерцания мелкой ряби на поверхности пруда его вывело вежливое покашливание за спиной. «Только не это», – обреченно подумал Трегубов и обернулся. Но это был именно он, жандармский ротмистр Смирнов.

– Здравствуйте, Иван Иванович! Как самочувствие? А это, что там у Вас, орешки?

– Здравствуйте, угощайтесь, пожалуйста, – Трегубов протянул кулёк офицеру в синем мундире.

Смирнов было потянулся, но потом резко отдернул руку и сказал:

– Спасибо, люблю, но нельзя. Чешусь потом, знаете ли.

– Вы, конечно, здесь не случайно? – сказал Трегубов.

– Вы чрезвычайно проницательны, – в голосе ротмистра послышались нотки иронии.

– Так чего же Вы хотите? – поморщился от этого тона Иван.

– Пойдёмте, присядем вон там и поговорим. Люблю это время года в Москве.

Они прошли вперёд и присели на скамейку. Трегубов повернулся к жандарму, как бы говоря ему этим, что он весь во внимании.

– Я хотел Вас поблагодарить от имени Николая Ивановича. Генерал очень расположен к Вам из-за Вашей принципиальной позиции.

– Послушайте, Вы же пришли не за этим, давайте по сути!

– Ну что Вы, – изобразил обиду Смирнов, – я же со всей искренностью. Николай Иванович считает Вас человеком больших достоинств.

– Который искал разгадку, которая была под носом.

– Главное, что Вы её нашли, – тон ротмистра стал назидательным, – и поступили достойно. Кстати, не хотели бы Вы перейти к нам?

– Что? В жандармское управление? – растерялся Трегубов.

– Да, а что Вас удивляет?

– Я же не офицер, – возразил Иван.

– Это не обязательно, – ротмистр перестал любоваться прудом и повернулся вполоборота к Трегубову. Его взгляд стал доверительным и ласковым.

– Вы что же меня вербуете?

– Да, – бесстыже заявил жандарм. – Не вижу в этом ничего предосудительного.

– Ну уж нет, сударь, увольте, – ответил Иван, – мне нравится моя служба.

– Я так и думал, – спокойно откинулся на спинку лавочки Смирнов.

– Разрешите откланяться? – Трегубов встал на ноги.

– Однако, – жандарм оставался сидеть, – есть ещё одно.

– Что ещё? – устало спросил Иван, снова садясь рядом с ротмистром.

– Вы должны заняться одним делом.

– У меня и так их очень много, – возразил следователь.

– Вам придётся их отложить.

– Я не могу опять их откладывать, – возмутился Иван.

– Это в Ваших интересах, – продолжал настаивать жандарм.

– Почему же это?

– Александр Николаевич Стрельцов приезжает в Москву. А он, как мы знаем, персона очень мстительная. Вам лучше исчезнуть на время, чтобы не привлекать его внимание, раз уж не хотите перейти к нам. Занявшись этим делом, Вы получите нашу защиту.

– Мне не нужна защита, я его не боюсь! – возразил Трегубов.

– Напрасно Вы так, Иван Иванович, напрасно, – жандарм осуждающе покачал головой. – Это безрассудно с Вашей стороны.

– Но у меня действительно огромное количество дел, я не могу снова уехать в Америку!

– Этого и не понадобиться. Владимирская губерния гораздо ближе.

– Владимирская губерния?

– Да. Там произошел очень странный и неприятный эпизод. Николай Иванович, генерал Петров, хотел бы, чтобы этим эпизодом занялись именно Вы.

– Но я же говорю…

– Послушайте, Иван Иванович, мне кажется мы с Вами по-разному понимаем фразу «генерал хотел бы».

– Вы не оставляете мне выбора?

– Выбор есть всегда, – сказал жандарм, – правильный и неправильный. Прошу Вас сделать правильный. Николай Иванович действительно хочет Вам помочь, а для этого Вам нужно уехать из Москвы. Ненадолго. Может быть, недели или двух будет достаточно.

– Я считаю, что мне ничего не грозит, но раз так настоятельно просит сам Николай Иванович, – съязвил Трегубов, – то я готов с благодарностью принять его предложение и принять участие в… Что это за эпизод, о котором Вы говорили?

– Теперь я слышу в Вас голос разума, Иван Иванович. Спасибо за то, что согласились нам помочь. Речь идёт о жертвоприношении.

– О чём? – удивился Трегубов.

– О жертвоприношении, человеческом. Обычно мы такими делами не занимаемся, но патриархат просил лично генерала…

– Ага, – мрачно продолжил Иван, – поэтому делом займётся Трегубов, а Вы продолжите не заниматься такими делами.

– Совершенно верно, Вы ухватили суть. Однако, дело и правда будет непростым. Пока это не дошло до газет, и мы постараемся, чтобы так и оставалось. Нечего баламутить народ.

– Так что там произошло? Что за жертва?

– Жертва – деревенский священник Пётр Ильич Капитонов, или отец Пётр. Его зарезали, принеся в жертву языческим богам.

– Каким богам?!

– Тем самым, языческим.

– Боже мой, – только и сказал Иван.

– Именно, – ротмистр огляделся вокруг и встал, – приходите завтра утром к нам.

– Но мои дела…

– Вашему начальству уже сообщили, что мы Вас на время забираем.

3.

Проснувшись, Иван некоторое время не мог понять, где он, пока не услышал крик петуха. Он вытер пот со лба и вспомнил, что находится в деревне, в доме «ведьмы» Евдокии Васильевны. Трегубов сидел на остывшей за ночь печи и вспоминал свой сон, который был настолько детальным, что казался даже более настоящим, чем реальность. «Это, наверное, от эмоций, – подумал Иван, – слишком близко он воспринял произошедшее с отцом Петром, разыгралось воображение».

Иван слез с печи и оделся. В избе было прохладно, а в комнату просачивался ароматный запах свежей выпечки.

– Ага, проснулись? Во дворе все готово, можно умыться, – сказала Евдокия Васильевна, когда Трегубов появился в горнице.

Она хлопотала, накрывая на стол: свежий только что выпеченный хлеб, картофельная каша и яйца. Иван прошел во двор и умылся ледяной колодезной водой, а затем вернулся позавтракать. Он чувствовал себя очень голодным и прямо накинулся на еду. Евдокия Васильевна спросила его про руки:

– Больше не чешутся?

– Нет, спасибо. Прямо колдовство какое-то, – удовлетворенно ответил Иван.

– С чего это, колдовство то, – возмутилась женщина, – знахарство это, а не колдовство. Скажете тоже!

– Извините, – ответил Трегубов, – это само на язык напросилось, после вчерашнего рассказа Всеволода Петрович э… о происшествии в лесу.

Иван решил промолчать о том, что это урядник назвал Прохорову ведьмой. Однако та успокоилась после слов Ивана и села напротив. Её бесцветные глаза с красными веками уставились на завтракающего гостя.

– С такими вещами не шутят, – серьезно сказала она.

– С какими? – не понял Трегубов

– С колдовством. Кругом много всего, что может причинить вред и что лучше не упоминать всуе.

– А что Вы думаете о случившемся? – спросил Иван. – Кто мог такое сделать?

– Злых людей много, откуда же мне знать.

– Но почему именно так и именно там? Это же Перун, идол?

– Может, и он, – ответила женщина. – Если просить о дожде в засуху, то его. Он управляет дождём, а дождь нужен, чтобы урожай был хорошим.

– И что же, для этого нужна человеческая жертва? – поинтересовался Иван.

– Откуда мне знать такое? Но, говорят, что когда-то давно так и было. Сейчас всё по-другому, можно сходить в церковь и помолиться.

– А если молитвы не помогают? – спросил Трегубов.

Евдокия Васильевна ничего не ответила, она встала и начала молча убирать посуду со стола. Иван некоторое время наблюдал за ней, а затем спросил:

– По-Вашему в деревне есть язычники или отчаянные люди, которые из-за голода могли решиться на такое?

– Про язычников ничего не скажу, не знаю, а из-за голода на убийство кто угодно может пойти. Только по мне, проще украсть еду, чем ждать дождь от Перуна.

– Это, если стараться только для себя, а не для всей деревни, – возразил Трегубов. – А что за омут такой в лесу?

– Кто Вам про него рассказал? – Прохорова посмотрела на своего гостя.

– Урядник Выдрин, – признался Трегубов.

– Болтает он слишком много.

– А всё же, он говорит, что Вы лучше расскажете про него.

– Тут и рассказывать нечего, – ответила Евдокия Васильевна, не поворачиваясь к Ивану и продолжая заниматься своими делами, – водяной в нём.

– В каком смысле водяной? Какой такой?

– Вы что не знаете, что такое водяной? – хозяйка дома повернулась к Трегубову.

– Знаю, это персонаж из сказок.

Евдокия Васильевна прекратила свои хлопоты по дому, снова села напротив Ивана и уставилась на него своими старческими глазами.

– Это для городских сказки, – твердо сказала она, – а для местных быль.

– И что же, Вы видели его? – с иронией спросил Трегубов.

– Тот кто увидит его, никогда уже ничего не расскажет. Он то бревном в реке, то пнём на болоте прикинется. Но ежели открылся Вам, то заберёт с собой на дно. И спасения от него нет тогда.

Иван смотрел на Евдокию Васильевну и пытался понять: шутит она или нет. Ему казалось, что нет. Но как можно в наше время верить в водяных, домовых или кикимор? Хотя похоже Выдрин тоже верит. Ушёл от ответа, чтобы не выглядеть странным. Мол ведьма расскажет.

– Но если его никто не видел, то как можно узнать, что он существует? – задал резонный вопрос Трегубов.

– По делам его, – ответила Прохорова.

– И каковы же дела его?

– Каковы? Обычные, как у водяного. Девочек забирает незамужних, в русалок превращает.

«Так, – подумал про себя Иван, – засиделся он что-то за завтраком, хватит сказки слушать, пора делом заняться».

– А скажите, пожалуйста, Евдокия Васильевна, – сменил он тему, – где я могу найти братьев Куракиных?

– Напротив лесопилки высокий забор видели?

– Может быть, но сейчас не вспомню.

– Найдёте, между лавкой Константина Ивановича и домом Игнатия Прокопьевича, сапожника.

– Спасибо за завтрак и за ответ, – сказал Трегубов, вставая из-за стола.

– На здоровье. Вот Куракины, верно и есть, как там сказали, эти самые, язычники.

– Почему? – удивился Иван.

– Не здешние, недавно приехали, в церковь не ходят, а денег много.

– Ясно, – ответил Иван.

Он вышел во двор, обдумывая логику своей хозяйки, у которой богатство зависело от частоты посещения деревенского батюшки. Иван проверил коня, размещенного в сарае, в виду отсутствия конюшни. Убедившись, что у жеребца есть и вода, и еда, Трегубов вышел на улицу. Мимо пробежали два мальчика лет семи или восьми, с любопытством посмотрев на незнакомого мужчину. Иван повернулся и пошёл в сторону холма с усадьбой, поскольку дом у Куракиных был в начале деревни.

Трегубов шёл, осматривая дома и дворы, когда увидел высокий и сплошной забор, за которым ничего не было видно, он полностью скрывал постройки и пространство. Похоже, что это и есть дом братьев, а вот и лесопилка с богато выглядевшем домом напротив. А вот эта небольшая избушка с покосившимся крыльцом верно и есть дом сапожника. Трегубов замедлил шаг, разглядывая двор, когда на кривое крыльцо из дома вышел среднего роста и среднего возраста жилистый мужичок в черном жилете с обвисшими усами.

– Чего уставился?! – резко спросил он Ивана.

Трегубов оторопел от неожиданности. Очевидно, что местный сапожник не был примером манер и любезности.

– Здравствуйте. Прохожу мимо, – ответил Трегубов. – Меня зовут Иван Иванович, я следователь из Москвы. А Вас…

Иван не успел закончить фразу, поскольку мужичок уже исчез в доме, громко хлопнув дверью. Трегубов постоял пару секунд, хмыкнул под нос и пошёл дальше. Ворота, ведущие во двор дома Куракиных, были закрыты. Когда Иван подошёл к ним, во дворе залаяла собака. Он постучал кулаком, через некоторое время из-за ворот раздался женский голос, который сначала успокоил пса:

– Тихо, тихо, я сказала. Кто там?

– Доброго дня. Меня зовут Иван Иванович, я – следователь из Москвы, хотел бы поговорить с господами Куракиными о смерти отца Петра.

– Нет их сейчас, вечером приходите, – ответил голос, ворота остались закрыты.

Трегубов разочарованно развернулся и посмотрел на большой двухэтажный дом напротив, весь двор которого был усеян опилками. Где-то в глубине раздавались характерные звуки пилы по дереву. Иван перевел взгляд на церквушку, приютившуюся между склоном холма и лесопилкой. Рядом с церквушкой стоял неказистый домик из досок, больше похожий на сарай. Трегубов вчера его даже не заметил. «Это, наверное, дом жертвы. Может, что-то есть там или в церкви. То, что наведет его на виновников преступления», – подумал Иван. Хотя спешить было некуда, ему ясно дали понять, что не ждут быстрого возвращения в Москву. Очевидно, генерал Петров не хотел открытой ссоры со Стрельцовым, поэтому Ивана и убрали с глаз долой.

Трегубов обошёл огромную лужу, оставшуюся после ночного дождя, и увидел, что дверь дома следующего за забором Куракиных открыта, как и калитка двора. «Лавочник, – Иван вспомнил слова хозяйки. – Ну что же, хоть с кем-то можно будет пообщаться».

Когда Иван зашёл в лавку и дипломатично постучал, дородный мужчина в рубахе с засученными рукавами расфасовывал соль из мешка по бумажными сверткам. На стук Трегубова повернулось круглое лицо, обрамленное седой бородой. Серые глаза ещё не старого мужчины смотрели на Ивана с удивлением. Затем удивление медленно сменилось пониманием.

– Следователь из Москвы? – спросил он, осторожно отставив мешок в сторону.

– Он, самый, Иван Иванович, – представился Трегубов.

– Доброго дня, – засуетился мужик, – проходите, не стойте в дверях. Что изволите?

– Я не за покупками пришёл. Извините, не знаю, как Вас зовут.

– Константин Иванович Колесов, к Вашим услугам. Понимаю Вас, пришли расспросить об отце Петре, – вздохнул лавочник.

– Именно так. Хотел бы спросить Вашего мнения: какой он был человек, и кто мог такое сотворить с ним? Вы, наверное, со всеми в деревне общаетесь?

– Да, всех знаю и в «Малом Лесном», и в «Большом Лесном». Какая смерть ужасная, – покачал головой Константин Иванович. – Такой человек был, по-настоящему божий. Добрейший. Школу хотел открыть для детишек, и тут на тебе.

– Вам не кажется странным, что с добрейшим человеком так поступили? Может у него были враги?

– Врагов не знаю, а злыдням то всё едино, хорош человек или плох.

– Но он же деревенский батюшка, – заметил Трегубов, – а не просто крестьянин. Вы знаете, как с ним обошлись?

– Конечно, конечно, наслышан. Изверги.

– У Вас есть предположение – кто так мог сделать?

– Никаких. Абсолютно честен с Вами. Не понимаю, кто мог такую мерзость совершить. Может, не наши это?

– А кто был нездешний в последнее время? – заинтересовался Трегубов.

– Не припомню таких, – ответил Колесов.

– Скажите, – Ивану вдруг пришла в голову мысль, – а мог кто-то из леса прийти, а потом уйти туда?

Лавочник ненадолго задумался, а потом уверено ответил:

– Сильно сомневаюсь в таком. Лес непроходимый, много бурелома, за рекой болото, а там опять лес. Нет.

– А что Вы думаете, почему именно так с ним поступили, очень жестоко? Это всё похоже на жертвоприношение. Может, у Вас здесь есть язычники или инородцы какие. – Люди, которые русскую веру ненавидят. Кто-то, кто Вам кажется странным? – спросил Иван.

– Про идолопоклонников ничего не ведомо мне, а кроме людоеда никого странного не знаю.

– Какого ещё людоеда? – устало спросил Трегубов, которому мало было язычников, а тут ещё водяной и людоед.

– Слуга Колодова это.

– Колодов – это кто? – спросил Иван.

– Молодой барин, сын старого барина, Николай Васильевич.

– Это его усадьба на холме?

– Конечно, чья же ещё? Раньше обе деревни и ещё десяток вокруг их были, как и крестьяне, как и отец мой, и дед. Не отменил бы Александр второй, царствие ему небесное, крепостничество, и я, и семеро моих деток тоже бы его были.

– Ясно. Значит, в усадьбе молодой барин живёт, а про людоеда что?

– Слуга у него, говорю же, людоед.

– Почему людоед? -0 уточнил Иван.

– Писатель Александр Сергеевич из Владимира так сказал.

– Что именно сказал писатель?

– Да, так и сказал, мол, людоед, слуга барина вашего.

– И всё? – поинтересовался Трегубов.

– И всё, – развёл руками Константин Иванович. – Теперь бабы детишек от него стерегут.

– И как, успешно?

– Пока да, – серьёзно ответил Колесов.

Трегубов в задумчивости вышел из лавки. Дело действительно было непростым, прав был Смирнов. Придётся ему вспомнить полицейские годы, навыки и допросить как можно больше людей, чтобы потом из собранной информации выудить те частицы, которые позволят дать ответ. Позволят найти тех, кто совершил это чудовищное преступление.

– Извините, пожалуйста, – послышался за спиной приятный чуть низкий женский голос.

Иван повернулся и увидел перед собой стройную высокою женщину, примерно с него ростом. Её большие голубые глаза в обрамлении пепельных вьющихся волос под изящной шляпкой заинтересованно смотрели на Трегубова. Иван, бросив один быстрый взгляд, понял, что женщина одета по последней моде и совершенно не сочеталась с этой деревней. На вид ей было около тридцати пяти лет.

– Извините меня, – повторила она. – Я предполагаю, Вы тот самый следователь из Москвы, о котором все говорят?

– Здравствуйте, да я – следователь, Иван Иванович Трегубов, к Вашим услугам. Правда не знаю тот ли я, о котором все говорят. Извините, не знаю с кем имею…

– Ксения Михайловна Золотарёва, – перебила женщина Трегубова. – Выходила от брата, смотрю такой элегантный незнакомец. Вот, думаю, это и есть тот самый следователь. Вы уже знаете, кто совершил эту подлость? Отец Пётр был таким великодушным человеком.

– Постойте, не так быстро, – улыбнулся Иван, – я только вчера приехал и пока только знакомлюсь с ситуацией.

– Ах, извините, я Вам помешала, – несколько жеманно проговорила Ксения Михайловна.

– Нет, нет, что Вы! Вы живёте в этой деревне?

– Нет, ну что Вы. Хотя, знаете, да.

– Так да или нет? – не понял Иван.

– Сейчас живу, но вообще не живу. Живу в Петербурге, а здесь живу потому, что ещё тепло, на лето приезжаю пожить.

– А… – хотел задать вопрос Иван.

– Да, – перебила его Золотарёва, – у меня здесь дом, а вообще я вдова. А Василий Михайлович мой брат.

– Кто? – успел вставить вопрос в поток слов женщины Иван.

– Ну, Василий Михайлович, вот его дом и лесопилка, я как раз от него шла. А муж мой был компаньоном моего брата. Совладелец лесопилки. А сейчас я живу в Петербурге… Одна. Муж мой погиб, знаете? Хотя, наверное, нет, откуда бы… И теперь я – совладелица лесопилки. Но ничего в этом не понимаю. Вася ведёт все дела, пока я в Петербурге, а на лето я приезжаю сюда, пожить, пока тепло.

– Да, я понял, спасибо, Ксения Михайловна.

– Но Вы же найдёте преступников?

– Постараюсь, а у Вас есть какие-то предположения?

Ксения Михайловна несколько раз подозрительно огляделась вокруг, а затем прошептала:

– Пойдёмте, прогуляемся, я Вам всё расскажу.

4.

– Вы не могли бы взять меня под руку, боюсь поскользнусь в одной из этих луж. Спасибо. Деревенская дорога совсем не Невский проспект, хотя летом тут очень мило.

– Ксения Михайловна, Вы мне хотели что-то рассказать о Ваших подозрениях, – напомнил Иван, ведя женщину под руку в сторону леса. Он прекрасно понимал, что все в деревне сейчас на них глазеют.

– Ах, да. Вы правы. Наш батюшка был слишком хорош для этого места. Он так любил детей! Вы знаете, что он хотел открыть школу?

– Да, мне уже сказали. Но кого Вы подозреваете?

– Да всех!

– Однако, Константин Иванович мне сказал, что у отца Петра не было врагов.

– Кто сказал? Лавочник? Тоже мне, нашли кого спрашивать? Он всё время так смотрит на меня, когда я захожу в лавку. Этот мужлан. Фи. А он Вам не рассказал, как на прошлой неделе они ругались? Да что это я говорю? Это он орал на батюшку. Я как раз была у брата и мельком увидела их в окно. Там окна второго этажа выходят на дом батюшки, а я как раз случайно посмотрела.

– И что Вы видели?

– Он пришёл, – Ксения Михайловна закатила глаза, вспоминая последовательность происшествия, – попросил дочку батюшки, Машу, позвать отца, а потом стал требовать деньги. Представьте себе!

– То есть, Вы ещё всё слышали?

– Нет, то есть, да. Случайно так вышло.

– Так нет или да?

– Да. Он стал требовать какой-то долг! Отец Пётр просил его подождать, а тот, мол, я и так долго ждал.

– Что было дальше?

– Дальше? Дальше он ушёл к себе, а батюшка так и остался стоять, такой бледный и несчастный… Какие неприятные люди, они тоже не любили его.

Иван поднял голову, навстречу им из леса вышли два человека в охотничьих костюмах с ружьями и связкой отстрелянных птиц. Оба были плотного телосложения, щекастые, с красными румяными лицами и клочковатыми бородами.

– Кто это? – тихо спросил Трегубов.

– Куракины, – презрительно ответила Золотарёва.

– Добрый день, – поздоровался Иван, когда братья подошли ближе.

Ксения Михайловна в это время отвернулась в сторону леса, делая вид, что не замечает подошедших Куракиных. Братья были очень похожи друг на друга, но было очевидно, что один из них чуть младше.

– Добрый, – сказал тот, что постарше.

– День, – закончил младший.

– Меня зовут Иван Иванович Трегубов, я следователь из Москвы, расследую убийство отца Петра. Хотел бы поговорить с Вами. Урядник сказал мне, что это Вы нашли тело?

– Да, мы, – сказал старший.

– Нашли, – добавил младший.

– Давайте, – сказал старший.

– Поговорим, – продолжил младший.

– Но, лучше, – сказал старший.

– Не сейчас, – продолжил младший.

– Мы.

– Устали.

– Заходите к нам.

– В другой раз.

Иван несколько остолбенел от такой манеры беседы, когда один брат начинал фразу, а другой заканчивал, будто бы у них был один мозг на два тела. Поэтому просто посторонился, когда братья прошли мимо него.

– Что я говорила! Как с ними можно иметь дело!

– Да, Вы правы: весьма неординарные люди, – согласился Иван.

– Смотрите, вот мой дом, самый крайний у леса. Не хотите зайти пообедать?

– Я хотел ещё раз посмотреть место преступления.

– Нет, туда я с Вами не пойду, – решительно заявила Золотарёва. – Тогда приходите на ужин, я Вам много ещё расскажу.

– Непременно, если успею, – вежливо ответил Трегубов. – Спасибо за предложение.

Иван пошел по тропинке, по которой вчера ехал с урядником Выдриным. Несмотря на то, что он всегда считал преждевременные выводы опасными для результата расследования, он не мог не думать о странностях этого дела. Когда он сюда ехал, ему казалось, что он быстро обнаружит секту идолопоклонников и разберётся в их конфликте с деревенским батюшкой. Однако, по словам урядника и местных жителей, с кем он успел поговорить, никаких явных идолопоклонников в окрестностях не существовало. Да и чужих людей тоже не было во время совершения преступления. «За исключением людоеда, – напомнил себе Трегубов. – Людоед. Что бы это значило? Нужно навестить этого Колодова».

Иван увидел поваленное дерево, к которому вчера привязывали лошадей и понял, что пора сворачивать правее, в лес. Он не испытывал никакого интереса к охоте на животных. Напротив, считал это не честным, когда человек с ружьем. Хотя, конечно, отстрел волков был для деревенских необходим. Иначе, как сохранить скот и домашнюю птицу. Тем не менее, Иван полагал, что его предки когда-то были охотниками, и ему передалось их умение ориентироваться в лесу. Трегубов всегда знал, в каком направлении он идёт, не прилагая к этому никаких усилий и не имея специальных навыков. Вот и сейчас, он вышел точно к окруженному соснами деревянному истукану.

Иван сам не знал, что хочет найти. Ему нужно было ещё раз всё спокойно и, никуда не торопясь, осмотреться. Начал он с дуба. Хотя Выдрин и говорил, что они обрезали веревку, чтобы не лезть на дерево, Трегубов обнаружил, что забраться на дерево достаточно просто за счёт того, что ветвь, на которой висела жертва, ответвлялась от ствола дуба очень низко. Иван ловко на неё забрался и, держась за ветви, осмотрел узел веревки. Он был скользящим. Значит, преступник мог быть один. Он мог залезть на дерево, перекинуть верёвку, а затем, используя ветвь, как рычаг, потянуть тело жертвы, чтобы затем закрепить его в подвешенном состоянии. Трегубов осмотрел саму веревку, но не заметил ничего необычного.

Спустившись, Иван тщательно осмотрел землю под местом крепления верёвки. В одном месте была вдавлена небольшая дуга. Выдрин был прав: здесь стояло ведро, в которое стекала кровь. Больше ничего. Интересно, здесь ли было совершено преступление, или тело принесли из другого места? Следов борьбы не было. Хотя Трегубов мог их и не заметить.

Иван обошёл периметр и на подсохшей земле заметил в одном месте множество отпечатков сапог. Ветви кустов рядом были изломаны. Поскольку это было направление на деревню, следователь решил, что именно здесь полицейские тащили тело к дороге.

Трегубов повернулся к истукану и заметил в глубине леса фигуру. Это был тот же самый мужчина, что и в прошлый раз!

– Эй! – крикнул ему следователь, – постойте!

Но мужчина развернулся и быстро пошел прочь, скрывшись за стволами и кустарником. Иван бросился вслед за ним, но догнать не смог. Тот словно растворился в лесу.

«Будто леший, – подумал Трегубов. – Нет, стоп. Ему что недостаточно водяного и людоеда? Ещё и леший!»

Иван обернулся и к своему неудовольствию понял, что потерял направление. Вокруг были деревья, кусты и бурелом. Этого ещё не хватало! А он отошёл от идола совсем недалеко. Трегубов вспомнил, что леший как раз и славился тем, что заманивал путников в чащу леса, из которой те потом не могли выйти.

Словно подтверждая его догадку, в лицо Ивана ударил непонятно откуда взявшийся порыв холодного ветра. Затем всё быстро затихло. Трегубов огляделся, раздумывая, в какую сторону ему пойти. Никакой разницы не было. Иван пожал плечами и пошёл вперед, стараясь идти прямо, а не по дуге. Он знал, что люди часто ходят кругами, заблудившись в лесу. Идти было трудно, поскольку то и дело попадался непроходимый кустарник или поваленное дерево. Шёл он долгое время, но потом произошло именно то, на что Иван и надеялся. Трегубов вышел к реке.

Река текла прямо сквозь лес, берега заросли высокой травой, а кроны деревьев склонились над быстро текущей водой, огибающей валун, лежавший прямо посередине неширокой лесной речки.

Иван облегченно вздохнул. Он помнил, что свернул с дороги в лес направо, и помнил, что жертву поначалу искали с противоположной стороны, поскольку деревенские ходили к реке там. Итак, он должен пойти налево, чтобы добраться до тропинок, по которым местные жители ходили к реке.

Трегубов посмотрел на практически непроходимые заросли, вздохнул и стал пробираться вдоль реки. Стало уже смеркаться, когда он дошёл до места, где речка широко разливалась, а деревья чуть отступали от воды и на крутом противоположном берегу, и на пологом, на котором сейчас находился Иван. На истоптанной траве у воды стоял настороженный кабан. Свинья и кабанчики пили.

Трегубову пришлось дождаться, пока семейство не закончит пить и не уйдёт вглубь леса. Затем Иван выбрал самую широкую тропу из спускавшихся к реке и пошёл по ней назад, надеясь, что выйдет к деревне.

К дому Евдокии Васильевны он подошёл уже в полной темноте. Она стояла и ждала его у крыльца. Когда грязный и продрогший Трегубов зашёл в дом и попал под свет горящей в горнице лампы, хозяйка удивленно воскликнула:

– Господи, где же Вас носило?

– Заблудился в лесу, – ответил Иван и рассказал про свои приключения.

– Повезло Вам, что вышли, если действительно леший запутать хотел.

– Леших не бывает, – ответил Трегубов, – пытаясь согреться у растопленной печи.

– Эх, городские, ничего вы не знаете и не понимаете, – пожурила его Евдокия Васильевна. – Давайте переодевайтесь, а я заварю целебного отвара. Не дай бог, заболеете после таких хождений.

Ночью Ивану снова приснилась девушка без лица. На этот раз без идола. Она стояла по колено в воде, в том месте, где он видел кабанье семейство. Над водой, отражающей серебряный свет Луны, разносился её шепот:

– Спаси меня, пожалуйста, помоги мне.

Он очень ясно видел складки её белой рубахи, которая намокла снизу от речной воды. Всё вокруг неё он видел тоже очень чётко. Всё, кроме её лица. Словно какой-то художник нарисовал сказочный пейзаж, а затем замазал белой краской лицо девушки.

Трегубова снова разбудил петух, но он так и остался лежать какое-то время на печи, пытаясь вспомнить детали сновидения. Когда он оделся и наконец вышел в горницу, там его уже ждала хозяйка.

– Приходил людоед от Колодова. До петухов приходил, нечисть поганая, боится света божьего. Николай Васильевич Вас в барский дом приглашают.

5.

Трегубов шёл по просыпающейся деревне. Где-то громко замычала корова, а затем его дружно облаяла пара деревенских псов. Он решил, не откладывая, сходить в усадьбу на холме, полагая, что получит там ценные сведения о двух деревнях и их обитателях. Также ему был интересен загадочный людоед.

Лесопилка уже работала. В церкви тоже были открыты двери. Интересно почему? Нужно будет узнать на обратном пути, заодно осмотреть дом жертвы.

Ворота усадьбы были распахнуты, и Трегубов поднялся наверх, стараясь ступать исключительно на разбухшие от влаги деревянные спилы. Ночью опять был дождь, и все дороги и дорожки развезло.

Дверь усадьбы оказалась закрыта. Иван огляделся, стоя на крыльце, но никого не увидел. Он постучал, но не услышал ответа. Толкнул дверь. Не заперто. Ну что же, раз его пригласили, зачем топтаться на крыльце. Трегубов решительно прошёл внутрь и задал вопрос:

– Добрый день. Есть кто дома?

Ответом ему была тишина темного коридора первого этажа. В доме было темно, прохладно и немного сыро. Иван сделал пару шагов и осмотрелся. Он вдруг вспомнил про людоеда. Мысль показалась ему неприятной, и он отогнал её.

– Есть кто дома? – ещё раз уже значительно громче спросил следователь.

После минутной паузы где-то наверху послышались приглушенные голоса. Иван решил подняться по деревянной лестнице, имевшей два пролёта, на второй этаж усадьбы. Сделав это, он увидел, что стоит в зале, окна которого выходили на раскинувшуюся внизу деревню, и прошёл несколько шагов по старинному скрипучему паркету. Слева и справа в стенах зала были по две двери. Внезапно ближайшая к нему правая дверь распахнулась, и из неё выскочила девочка небольшого роста лет четырнадцати или пятнадцати. Её длинные волосы были растрёпаны, а всю свою одежду, сжатую руками в комок, она прижимала к груди.

Девочка уставилась на Трегубова, а затем стремительно ринулась вниз по лестнице, шлёпая по ступеням босыми ногами. Иван с удивлением проводил её взглядом и не заметил, как из комнаты вслед за девочкой вышел человек в цветном турецком халате и тапочках.

– Иван Иванович, полагаю, – сказал он приятным баритоном.

Трегубов перевел взгляд на вошедшего в зал уже начавшего полнеть молодого человека лет около двадцати пяти. Нежное розовое лицо с маленьким носом и небольшой, почти незаметной, щетиной на щеках обрамляли золотистые кудри. Под большими голубыми глазами сейчас выделялись такие же большие темные мешки. В целом молодой человек производил впечатление не выспавшегося херувима-переростка.

– Доброе утро, да, – ответил Иван гигантскому херувиму в красном халате.

– Очень приятно, Николай Васильевич Колодов. Извините, не ждал Вас в такую рань. Наверное, Сенька, мерзавец, что-то напутал. Идемте в мой кабинет, – хозяин сделал приглашающий жест и повёл гостя за собой.

Они прошли в небольшую комнату с голубыми обоями и синими шторами. В углу стояло старинное лакированное бюро. посреди комнаты – небольшой изящный столик с грязным бокалом на нём, вокруг – два кресла с потёртой обивкой. У стены, противоположной от бюро, расположились несколько стульев с наваленными на них книгами и бумагами.

– Садитесь, прошу Вас, – сказал Колодов, убирая грязный бокал, – вина не хотите?

– Нет, спасибо. Для меня это рано, дела ещё, – отказался Трегубов.

– Ну и зря, вино хорошее, шампанское, – хозяин достал чистый бокал и наполнил его из бутылки, стоявшей прямо на бюро.

Колодов молча ещё раз предложил Трегубову вина, показав на второй бокал, но тот также молча покачал головой.

– Ну, как хотите, – Колодов присел во второе кресло и громко отхлебнул из бокала. – Больше ничего пока предложить не могу. Дарья, горничная, только к обеду вернется, Сенька привезёт… а эта… ну, Вы видели, убежала.

– Вы хотели меня увидеть? – сменил тему Иван.

– Да. Извините меня, что так вышло. Этот шельмец Вас, наверное, разбудил. Я думал, что Вы придёте позже.

– Я понял, но нет, я уже не спал.

– Мне сказали, что расследовать убийство отца Петра прислали следователя из самой Москвы, вот мне и стало любопытно, захотелось познакомиться. Не часто в нашу глушь приезжают такие важные персоны.

– Никакой важности в моей персоне нет, а вот преступление считают действительно важным. А кто Вам обо мне рассказал?

– Василий Михайлович, хозяин лесопилки, – Колодов махнул свободной от бокала рукой куда-то в сторону окна.

– Быстро тут слухи расходятся, – сказал Иван.

– Что есть, то есть, – подтвердил хозяин. – Надолго Вы к нам? Преступника уже подозреваете в ком-то?

– Думаю, не меньше, чем на неделю. Только начал расследование, только знакомлюсь с людьми, поэтому никаких подозреваемых ещё нет.

– С кем успели познакомиться?

– Пока не густо. Золотарёва Ксения Михайловна…

– Красивая женщина, – прокомментировал Колодов, пригубив шампанское.

– Лавочник Колесов. И хотя это сложно назвать знакомством, пообщался с вашим сапожником.

– Игнатий Клементьев? Дайте угадаю, нахамил Вам при своей жене?

– Жену не видел, а повёл он себя действительно странно, – подтвердил Трегубов.

– Страшный ревнивец, – пояснил Николай Васильевич, – приехал к нам год назад и сразу женился на молодой красотке из «Большого Лесного». Теперь жену из дома не выпускает, всех к ней ревнует и постоянно хамит. Очень агрессивный. Думаю, всё это плохо кончится когда-нибудь. С кем ещё успели пообщаться?

– Пока больше ни с кем, – ответил Иван.

– Соглашусь тогда с Вами, это немного. Но если что, рассчитывайте на мою помощь.

– А что Вы думаете об этом преступлении, Николай Васильевич?

– Я, – пожал плечами хозяин, – не знаю, что и думать. Отец Пётр был совершенно безобидный, а временами такой блаженный. Знаете, хотел поменять людей к лучшему. Верил, что сможет что-то сделать для этого.

– А Вы думаете, что это невозможно? – спросил Трегубов.

– Человеческую природу не изменить, – философски заметил Колодов и встал наполнить бокал заново.

– То есть, Вы считаете, что причин убивать его ни у кого не было?

– Я таких не вижу, – согласился хозяин и уселся в кресло.

– А что Вы скажете по поводу манеры этого преступления?

– Действительно, очень любопытный способ убийства. Не понимаю, как об этом ещё газетчики не пронюхали? Такая история!

– У Вас есть в округе идолопоклонники? Язычники? – спросил Иван.

– Идолопоклонники? – задумался Колодов, – я не встречал. А что касается язычников, так все крестьяне язычники.

– Как так?

– Да всем богам стараются угодить. Утром сходят в церковь, а вечером дома заговор против домового прочитают, в леших и водяных верят.

– Это я знаю, – согласился Иван. – А Вы сами во что верите?

– Я? Я верю только в себя.

– То есть Вы атеист? – удивился Трегубов.

– Можно и так сказать, – ответил Колодов.

– А чем занимаетесь?

– А ничем. Просто живу и наслаждаюсь этим, – усмехнулся хозяин дома.

– Как так? А хозяйством не заняты? На службе не были?

– У меня два старших брата на службе погибли, – Колодов поставил на столик пустой бокал, – и какой в этом смысл? В такой службе. Вот и я не знаю. Батюшка всё время хозяйством занимался, вся его жизнь в этом прошла. И зачем? Зачем мне этим же заниматься? Тратить свою жизнь на пустое. Мне от батюшки и братьев столько денег досталось, что я до конца жизни не истрачу, а на том свете они не нужны. Большего мне не надо. Поэтому хозяйством я не хочу заниматься. Я все земли продал Куракиным, они теперь сдают их в аренду крестьянам.

– Откуда у них столько денег? – удивился Трегубов.

– Откуда? Не знаю. Из Сибири они приехали. Может, разбойники какие, может, честные купцы. Не знаю, мне всё равно.

– Из Сибири? То есть, они не местные?

– Нет, несколько лет назад здесь объявились.

– Евдокия Васильевна сказала, что они в церковь не ходят.

– В нашу нет, не ходят, вера у них какая-то другая, старая.

– Старообрядцы?! – воскликнул Иван.

– Думаю, что да. Но не всё ли равно?

– А если это их рук дело?

– Сомневаюсь, – сказал, подумав, Колодов, – хотя, за других людей ручаться не могу.

– Какие у них были отношения с жертвой?

– Никаких, думаю. Сами же знаете, что в церковь они не ходили.

– Ясно, ясно. А скажите, что это за рассказы про людоеда?

– Вам кто, Евдокия рассказала? А она не призналась в том, что колдунья? – усмехнулся Колодов.

– Нет, говорит, что это знахарство. Ещё лавочник говорил про него.

– Вот, народец дремучий! Кто-то что ляпнет невпопад, а они напридумывают себе.

– Так всё же, кто это такой?

– Сенька, слуга мой. Инородец. Что тут такого? А они сразу людоед.

– Что за инородец? Откуда он? – спросил Иван.

– Купил у английских моряков в Марселе.

– Как так? – не понял Иван.

– Играли в карты, выпили тогда. Они проигрались, послали за деньгами. Деньги Сенька принёс. Мне он приглянулся, и я его у них за часть долга забрал.

– Разве ж можно человека в карты разыгрывать?

– Я же говорю: выпили тогда немало. А малый мне приглянулся, я и подумал, что было бы весело такого слугу иметь, похвастаться перед друзьями.

– Так он что английский моряк?

– Нет, англичане его в лодке подобрали около островов, они с Австралии шли. А этот парень какой-то вождь племени, который убежал с острова, чтобы его другой вождь племени не убил, который захватил там власть. Всё как у нас, так называемых цивилизованных людей. Только у нас короли называются, а у них вожди. Англичане заметили его в лодке, а он без воды, уже при смерти, ну и взяли его с собой. Человек же.

– И он просто так согласился, что его в карты проиграли?

– Нет, конечно, они подстроили, чтобы он на корабль опоздал и уплыли. А тут я, говорю ему, мол поехали со мной, будешь в моем доме жить. Куда ему деваться. Так он теперь тут и живёт. Потом кто-то возьми и ляпни, мол людоед это. Теперь человеку в деревне нельзя показаться: все пугаются, детишек прячут. Ну что за народец!

Внезапно внизу раздался шум, и послышались голоса. Колодов прислушался и удивленно сказал:

– Дарья с Сенькой. Рановато! Видно, день сегодня такой. Ну что же, если у Вас будут ещё вопросы, или даже если не будут, заходите, буду рад.

Трегубов поблагодарил хозяина, они встали и вместе спустились вниз. Навстречу им, улыбаясь, направилась светловолосая пышная дама за тридцать, очевидно, горничная, Дарья. На её лице растянулась широкая улыбка. Колодов её поприветствовал и крепко обнял. Трегубов заметил, как его рука скользнула по спине Дарьи и остановилась значительно ниже талии.

– Мне пора, позвольте откланяться, – громко сказал Иван, чтобы привлечь к себе внимание.

– Было очень приятно! Заходите, Иван Иванович, только теперь вечером. Помните, у меня хорошее шампанское, – попрощался Колодов, оторвавшись от горничной.

Трегубов вышел из усадьбы и на крыльце столкнулся с Сенькой. Коренастая фигура и лишенный эмоций взгляд которого мгновенно вызвали безотчетное чувство беспокойства. На темнокожем лице слуги приковывали к себе внимание концентрические шрамы татуировок.

6.

Иван спустился с холма и подошёл к деревенской церквушке. Дверь была открыта, поэтому Иван зашёл и осмотрелся. Впрочем, ничего необычного он не заметил. В церкви царил полумрак. Навстречу ему вышел мужчина в рясе.

– Добрый день, – поздоровался с ним Трегубов, – Иван Иванович Трегубов, судебный следователь. А Вы кто будете?

– Отец Фёдор, – ответил священник, которому на вид было около сорока лет, но из-за того, что почти всё лицо заросло бородой, в возрасте можно было ошибиться. Чем могу помочь?

– Вас прислали вместо отца Петра? Вы новый священник?

– Не совсем, но надеюсь, что стану им.

– Тогда что Вы здесь делаете? – поинтересовался Трегубов.

– Присматриваю за хозяйством Петра, за церковью. Мы были с ним дружны.

– Значит, Вы его хорошо знали?

– Думаю, да, – ответил отец Фёдор.

– И что Вы думаете об убийстве, кто мог на него пойти? У Вас есть предположения или подозрения?

– Это просто жутко, аж кровь стынет в жилах, когда подумаю, что ему пришлось пережить, – сказал священник. – Мне очень трудно представить, что кто-то здешний мог совершить подобное злодеяние. Очень трудно. Отец Петр был священником по призванию, он всем старался помочь.

– И что у него не было ни с кем конфликтов? – спросил Иван.

– Насколько мне известно, нет. Его все любили.

– А каково было его денежное положение? – Трегубов вспомнил о долге, который требовал лавочник.

– Какое денежное положение может быть у деревенского священника? Летом его огород кормит, а зиму перебивался как-то подаяниями верующих. Слава богу, сыновья уже взрослые.

– У него много детей, я слышал, что у него нет жены?

– Нет, он вдовец. Двое сыновей, один в Петербурге живёт. Виктор, старший, я ему написал, что с батюшкой приключилось, может, приедет.

– А другой? – спросил Иван.

– Яков, живёт здесь, в деревне, дальше в сторону леса. Отец ему несколько лет назад дом справил. Инвалид, геройствовал на турецкой войне. Характером в батюшку пошёл, добрый, дети его любят.

– Мне сказали ещё, что у отца Петра дочка?

– Дочка, Маша, помогала ему с хозяйством, без женской руки сложно в доме, знаете ли.

– Это вся его семья?

– Да. Была ещё одна дочка, Ульяна, но она пропала несколько лет назад.

– Пропала? – оживился Иван, интуитивно почувствовав что-то важное. – Что значит пропала?

– Я не знаю, – покачал головой отец Фёдор, – это случилось ещё до нашего знакомства с отцом Петром, а сам он не любил её вспоминать. Больно это для его души было.

– Но деревенские то наверняка рассказали? – спросил Иван, прекрасно понимая, что такое жизнь в деревне.

– Да, рассказали, – вздохнул священник, – только не возьмусь повторять такое, особенно в освященных стенах.

– Вы уж, пожалуйста, скажите. Это может быть важным, – возразил Трегубов.

– Никакой важности тут нет, вздор это и суеверия. Говорят, водяной её забрал, и она стала русалкой.

– А сколько ей было лет? – холодок пробежал по спине Ивана, он вспомнил девушку без лица из своих снов.

– Точно не знаю, но девка была на выданье, как Машка сейчас. Но не верите же Вы в подобную чепуху?

– Я нет, – сказал Трегубов, – но деревенские, судя по всему, верят.

– Верят, – грустно подтвердил отец Фёдор, – не боятся бога, и в кикимор верят, и в домовых. Такие люди у нас.

– А в Перуна верят? – спросил Трегубов.

– И в Перуна верят.

– Вот как! – поразился Иван.

– Да, для них, что Перун, что Георгий Победоносец, всё едино. Считают, что просто церковь его другим именем называет. Переплелось язычество с истинной верой.

– Интересно! А что и идолопоклонничество бывает?

– До случая с отцом Петром не слышал о таком, – ответил священник.

– А про идола в лесу знали?

– Конечно. Про него все знают, местные им детей пугают, если те не слушаются.

– Понятно. Скажите, пожалуйста, а что Вы думаете о братьях Куракиных?

– Что Вы имеете ввиду? – не понял отец Фёдор.

– Говорят, что они в церковь не ходят?

– Не ходят, потому что беспоповские они.

– Староверы, язычники?

– Старообрядцы – да, но, чтобы прямо язычники, сомневаюсь.

– Но они же отрицают церковь русскую? – спросил Трегубов.

– Они отрицают необходимость священнослужителей для общения с богом и обряды соблюдают по-старому, но не думаю, что они поклоняются Перуну. Кроме того, для них главное в жизни – деньги, скупили тут всё. Раньше таких плетьми и в Сибирь ссылали, а теперь наоборот оттуда сюда едут, и много богатых среди них, что Куракины, что Рябушкины, что Морозовы.

– Иными словами, Вы не думаете, что это они могли так поступить с отцом Петром?

– Я бы сказал по-другому, я не вижу причины, по которой они могли бы совершить такое. Но я не готов утверждать, господин следователь, – ответил Трегубову священник, как бы намекая на то, что он не тот человек, который должен судить людей.

– Хорошо. Я Вас понял. Не могли бы Вы показать мне дом покойного?

– Мне тут прибраться нужно, Вам Маша покажет. Маша! – громко позвал священник.

– Да, батюшка, – из домика рядом с церквушкой показалась девушка-подросток в опрятном простеньком платье и синем платке на голове. Что Вы хотели?

Иван с удивлением узнал в ней девицу, которая этим утром пробежала мимо него нагишом в усадьбе Колодова. Он невольно бросил взгляд на холм. Оказывается молодой барин крутил шашни с дочкой священника и даже не намекнул на это Трегубову в их разговоре. Не такой уж откровенный этот сибарит, выигрывающий слуг в карты.

– Покажи, пожалуйста, дом господину следователю, – попросил отец Фёдор.

– Хорошо, – Маша слегка наклонила голову в знак согласия и послушания.

На Трегубова девушка не смотрела и делала вид, что не знает его. Маша развернулась и пошла в небольшой дом, больше напоминающий сарай. Иван последовал за ней. На фоне домика священника очень контрастно выглядел богатый дом хозяина лесопилки, расположившийся за невысоким заборчиком.

Внутри не было ничего интересного: маленькая печка, пара скамеек, стол, три или четыре табурета, комод и сундук для белья. На деревянном полу сушился чеснок, а с потолка свисало несколько гирлянд с грибами, – Маша делала запасы на зиму.

Иван повернулся к девушке, которая, пропустив вперед Трегубова, молча застыла на пороге.

– Скажите, гм, Мария, у Вас есть мысли или предположения, кто мог убить Вашего батюшку?

– Нет, – ответила Маша, опустив глаза.

– Были ли у него с кем ссоры последнее время?

– Нет.

– А разве Константин Иванович и Ваш батюшка не ругались за неделю до его гибели.

– Нет.

– Мне сказали обратное: Константин Иванович приходил просить долг. Что за долг?

– За муку, – Маша не поднимала глаз.

– У Вас не было денег?

– Нет.

– А брат не мог Вам помочь с деньгами?

– Ему самому не хватает. Он без ноги, игрушки делает для ярмарки.

– Понятно. А у Колодова Вы не могли попросить?

Лицо Маши вспыхнуло и стало красным, она наконец посмотрела на Трегубова, в глазах стояли слёзы.

– Не говорите отцу Фёдору, пожалуйста, никому не говорите, – прошептала она умоляюще.

– Не скажу, – пообещал Иван, – я здесь для другого, а всё-таки?

– Нет, не просила денег у него, – Маша снова опустила глаза.

– Скажи, пожалуйста, а что произошло с твоей старшей сестрой?

– Водяной утащил в омут.

– Откуда ты это знаешь?

– Все знают.

– Хорошо, Мария, спасибо, – Трегубов решил, что больше смотреть здесь нечего и вышел из домика.

Он обернулся, решив сказать девушке, что её общение с Колодовым ни к чему хорошему не приведёт, но, посмотрев на неё, отказался от этой идеи. Кто он такой, чтобы давать советы, как здесь жить и выживать? Тем более, что для неё он не авторитет, и слушать она его не будет.

Трегубов вышел на дорогу, где был тут же пойман Золотарёвой. Женщина вышла из дома хозяина лесопилки.

– Иван Иванович, здравствуйте! Что же Вы не зашли давеча? – пожурила она Трегубова.

– Здравствуйте. Простите, Ксения Михайловна, заплутал в лесу и вернулся поздно.

– Хорошо, Вы будете прощены, – улыбнулась женщина, – если отобедаете со мной и братом. Заметила из окна, как Вы идёте, и решила Вас пригласить.

Иван раздумывал недолго и решил согласится. Обед – хороший способ познакомиться с братом Золотарёвой, с которым всё равно пришлось бы разговаривать. Как никак, а сосед отца Петра. Они прошли в светлую горницу, где стол уже был накрыт, хлеб нарезан, а от тарелок со щами поднимались ароматные испарения.

7.

Василий Михайлович Прокофьев, хозяин лесопилки, оказался мужчиной лет за сорок с седой бородой, которая частично прикрывала рубцы то ли от оспы, то ли ещё от чего-то. Его нельзя было назвать полным, однако, жилет на животе был сильно натянут. Разговаривая, он всё время добродушно улыбался. Его жена Анна Григорьевна была лет на десять моложе мужа и казалась симпатичной и ещё совсем нестарой женщиной, хотя на лбу уже пролегло несколько глубоких морщин. Она не сидела, а постоянно суетилась вместе с девочкой-прислугой вокруг своих пятерых детей, расположившихся за столом. Старшая девочка Ольга была ровесницей Марии, единственным мальчиком был двенадцатилетний сын Василия Михайловича Александр. Далее друг за другом сидели три девочки помладше, похожие на погодок.

Кроме семейства за столом присутствовал высокий светловолосый мужчина чуть младше хозяина дома. Это был его помощник по лесопилке Алексей Сидоров или Лёшка. Ксения Михайловна заранее предупредила Трегубова, что он – «дурачок, хоть и очень рукастый».

– Так и живем, – закончил свой рассказ о делах на лесопилке хозяин дома. – А у Вас как со следствием? На кого думаете?

– Пока ни на кого, – ответил Иван. – Все говорят, что покойный был хорошим, добрым и бесконфликтным человеком. Вы согласны с этим?

– Конечно, согласен. Святой человек был, – невпопад содержанию ответа улыбнулся Василий Прокофьевич.

Иван заметил, что его жена во время этой фразы на мгновение застыла, перестала суетиться и странно посмотрела на Василия Михайловича.

– Вы хорошо его знали? Он же Ваш сосед? – продолжал задавать вопросы Трегубов.

– Я бы сказал, очень хорошо, – снова улыбнулся Прокофьев.

Иван задумался: нет ли скрытого смысла в словах Василия Михайловича, но тут его отвлекла Ксения Михайловна, сестра хозяина.

– Батюшка был замечательный, всем бы таких в деревню. Но многие его не любили, я же говорила Вам. Люди они очень завистливы по природе. Видят, человек добрый и отзывчивый, а сами они не такие, вот и завидуют.

– Вам тоже завидуют? – спросил Иван.

– Мне?! – удивилась вопросу Ксения Михайловна. – Конечно, завидуют. Я живу в столице, а не в этой глухомани. Все деревенские женщины меня за это ненавидят.

Сидевший рядом с Иваном Алексей Сидоров внезапно зашелся в хохоте. Трегубов повернулся к нему, полагая, что тот смеется над словами Ксении Михайловны, но оказалось, что его смех вызван чем-то другим, какой-то ассоциацией, возникшей в его голове. Алексей прекратил смеяться также резко, как и начал.

– Глухомань. В глухомани много деревьев, их можно пилить, много пилить, – сказал он.

– Именно, – вступил в разговор Василий Михайлович, – не забывай: то, что ты называешь глухоманью, кормит тебя в твоей любимой столице.

– Не смей меня попрекать, Василий, – возмутилась Ксения Михайловна. – Если бы не мой муж, не было бы ни этой лесопилки, ни этого дома.

– Я тебя не попрекаю, но и ты веди себя вежливо по отношению к нам, «деревенским», глядишь тебя станут больше любить или меньше ненавидеть.

Сидоров снова захохотал, а потом закашлялся, потому как перед этим откусил большой кусок хлеба. Иван решил избавить собеседников от взаимных упрёков и сменил тему разговора.

– Скажите, пожалуйста, а что случилось с дочкой отца Петра, Ульяной?

Этот вопрос тотчас вызвал полную тишину за столом. Чета Прокофьевых переглянулась, а с хозяина спала маска нарочитой веселости, и появилось выражение озабоченности на лице.

– А почему Вы интересуетесь? – ответил вопросом на вопрос Прокофьев.

– А что в этом есть какая-то тайна? – парировал Трегубов.

– Нету. Просто, просто Вам может показаться странным, – сказал Василий Михайлович, затем он взял небольшую паузу подумать и продолжил, – она утонула.

– Что здесь странного? – удивился Иван.

– Ничего. Вам это не странно, а кому-то странно, – попытался вывернуться хозяин.

– А кто нашёл тело? – спросил Иван.

– Тела не нашли, – ответила за брата Ксения Михайловна, – только одежду на берегу. Поэтому они и болтают в деревне, что её водяной превратил в русалку.

– И многие в это верят?

– Все, – безапелляционно заявила женщина, – Василий тоже верит. Ольге запретили ходить к реке одной.

– Почему только Ольге, а не всем детям? – переспросил Иван.

– Это же очевидно, – вздохнула Ксения Михайловна, – потому что водяной забирает незамужних девушек. Тот же Сашка ему зачем? Из него русалку не наколдуешь.

– Хм, а что были и другие, кого забрал водяной? – осторожно спросил Трегубов.

– Были, – нехотя признался Василий Михайлович, – та же Тонька Петрова.

– Он имеет ввиду Тоню, сироту, что жила у отца Петра, – пояснила Ксения Михайловна, – одногодка его сына Якова. Мы уж думали поженятся они, а тут она потонула, и Яков в армию пошёл вместо брата.

– Или внучки Куликова из «Большого», – вступила в разговор Анна Григорьевна, – две близняшки. Такая трагедия! Они с дедом в городе были, когда дом сгорел вместе со всей их семьей, только они втроем и остались, а потом на тебе, такое. Дед после этого с ума сошел, всё время шастает по лесу с ружьем.

– А сколько лет ему? – спрсосил Иван, внезапно вспомнив незнакомца в лесу.

– Не знаю, но сильно постарше меня будет, – ответил Прокофьев. – А что?

– Да, видел тут одного в лесу с ружьем, но это не он, тот моложе. Значит, говорите водяной девушек забирает? И ни одного тела не нашли?

– Нет, – ответила Анна Григорьевна, – только одежда остаётся.

– А что полиция? – спросил Иван.

– Полиция? Они же утонули, как полиция им поможет? – ответила риторическим вопросом Ксения Михайловна.

«Что-то здесь происходит нехорошее, – подумал Иван, – это не может быть случайным. Какие тайны сокрыты в этих двух деревнях? Может, это всё взаимосвязано? Утопленницы и смерть отца Петра?» Вслух же он спросил:

– Могу ли поговорить с этим дедом, Куликовым?

– Да, Вас Лёшка может проводить, – сказал хозяин дома. – Его брат – старшина в «Большом Лесном». Лёшка отведёт к Прохору, а тот поможет найти Куликова. Лёш, отведешь господина следователя к брату?

– А то, – смотря прямо перед собой и слегка покачиваясь, ответил Алексей.

Трегубов попрощался с семейством Прокофьевых. Ксения Михайловна проводила их с Алексеем до ворот, где положила свою ладонь на руку Ивана.

– Вы, Иван Иванович, обязательно заходите в гости, мне будет весьма приятно поговорить с образованным человеком. Кроме того, расскажете, как продвигается Ваше расследование. Обещаете?

– Хорошо, Ксения Михайловна, вот только будет побольше времени, обязательно, обещаю.

8.

«Большое Лесное» кардинально отличалось от «Малого». Уныние – слово, которое ёмко описывало атмосферу деревни. Трегубов и Сидоров не спеша шли по улице. Часть домов была разрушена и давно не ремонтировалась.

– А где все? – спросил Алексея Иван.

– Все? – не понял тот.

– Люди, которые тут живут, их сейчас не видно.

– Дык в поле все, урожай собирают, последние дни.

– Ясно, а брат твой, Прохор, он не в поле?

– Может и там, – согласился Алексей.

Дом деревенского старшины, был лучшим в деревне. Он был одноэтажным, но большим. Новенькая изгородь и ухоженный огород говорили об ежедневном внимании к хозяйству. Алексей провел Ивана через калитку и сказал:

– Здесь брат.

– Откуда знаешь?

– Знаю.

И точно, на крыльце показался здоровенный мужик с рыжими кудрями и рыжей бородой.

– Лёшка, кого привел? Я тебе сколько раз говорил, дурья твоя башка, закрывай калитку. Неровен час куры разбегутся!

Алексей, испуганно втянув голову в плечи, шустро побежал назад, чтобы закрыть калитку.

– Добрый день, Прохор Семёнович, я – следователь из Москвы, Иван Иванович Трегубов.

– Ах, значит это Вы супостатов, что батюшку зарезали, ищете? – Прохор оглядел Ивана с головы до ног. – Ну, проходите, коли пришли.

Прохор вошел в избу, оставив дверь открытой. После Ивана в дом сразу же заскочил Алексей.

– А ну, стой, дурень! – остановил его окриком старший брат. – Опилки стряхни с одежды, иначе в хату не пущу. Садитесь, Иван Иванович, – Прохор указал на лавку у длинного стола, застеленного белой скатертью.

Алексей стал отряхивать одежду, на которой действительно было достаточно и стружки, и опилок. После этого он осторожно зашёл в горницу и молча застыл у окна. Прохор достал из шкафчика бутыль и два стакана, а затем наполнил стаканы до половины.

– Хорошая водка, не побрезгуйте, господин следователь, – сказал он, садясь напротив, а затем громко гаркнул, – Настька, где тебя носит? Неси закуску!

В горницу заглянула и тут же исчезла полная женщина в сером платке, нос картошкой, очевидно, жена хозяина. Буквально через несколько секунд она появилась снова с тарелкой, на которой лежали различные соленья.

– Извините, но я на службе, – отодвинул стакан Трегубов.

– Не извиняю, обидеть хотите, – Прохор снова подвинул стакан гостю.

Иван подумал, что если спорить, то ничего он не узнает, а так может удастся завязать разговор с хозяином. Он со вздохом взял стакан и выпил с Прохором за здоровье. Водка, действительно, была неплохая. Алексею старший брат не предложил ни водки, ни сесть за стол.

– Зачем пожаловали к Прохору? – спросил хозяин дома.

– Вы – старшина деревни, может, знаете что-то об убийстве отца Петра?

– Знаю тоже, что и все. Зарезали и кровь на Перуна вылили, чтоб урожай хорошим был. Надеюсь, в следующем году так и будет. Видели, как дожди зарядили в последние дни? То-то. Не то что два последних года.

– Да, я знаю, что два последних года был неурожай и голод, – сказал Иван.

– Неурожай был, – согласился хозяин, – но не голод. У Прохора Сидорова не может быть голода. Ко мне даже из города приезжали, просили муку продать. Целое представление устроили.

– Представление? – не понял Иван.

– Ну, да, – усмехнулся Прохор. – Они говорят: у нас дети голодают, а я им: мол, не вижу тут среди вас детей. Привозите, говорю, пусть они сами попросят. И что думаешь? Эти городские навезли чад своих. Вот смех то! А я позвал наших деревенских посмотреть. Говорю этим городским, значит: плохо просите, не дам муки. Ну, они давай клянчить: и так, и сяк. Это у нас то, которых обычно и за людей то не держат. Повеселились тогда знатно.

– И что? – спросил Иван. – Продали им потом муку?

– Нет, конечно, нам самим она была нужна. Повесились и всё тут!

– Понятно, – сказал Иван, – так, что по поводу убийства? Думаете, что это ради дождя сделали?

– Точно так! А для чего ещё такое устраивать? Всё по уму, как в таких случаях положено, сделали.

– А кто это мог сделать, не знаете?

– Нет, не знаю, – задумался Прохор, – наши бы Петра не обидели, хороший был батюшка, хоть и прохвост.

– В каком смысле прохвост? – удивился Трегубов.

– В том самом, – подмигнул Ивану Прохор. – Вон Лёшка видел, как он к соседке бегал, когда мужа не было.

– Вы имеете ввиду Анну Григорьевну и Василия Михайловича? – Иван посмотрел на безучастно стоявшего у окна Алексея.

– А кого ж ещё? – ответил хозяин.

– Ну и дела, – не удержал в себе Трегубов.

– А что? Обычные дела, – Прохор снова подмигнул. – Батюшка то вдовец был, что ему ещё оставалось.

«Получается, что у Прокофьева был мотив для убийства, даже, может, жестокого убийства, – подумал Трегубов. – Если знал младший брат Прохора, который был не похож на человека, умеющего хранить тайны, то, возможно, узнал и Василий Михайлович».

– Скажите, Прохор Семёнович, а что Вы думаете про утопленниц, про внучек Куликова, например?

– Про утопленниц? – переспросил Прохор. – Ничего не думаю. А что думать то, ну, утопли, и всё тут.

– Вы не задумывались, что это странно: несколько девушек утонули, а тел не нашли?

– Не задумывался. Омут там глубокий, а девок и так много бабы рожают, чтобы думать обо всех них ещё.

– Понял, Вас. Спасибо за гостеприимство. Не подскажите, где я могу найти этого Куликова?

– Михал Васильевича, Деда Мишу? Да в сарае у себя, через семь домов от моего, если только по болотам не шастает. Не в своём уме старик.

– Как его сарай выглядит?

– На пепелище стоит, не пропустите.

Иван вышел от Сидоровых, оставив двух братьев наедине. Он мог только представить себе, как рос слабоумный Алексей с таким старшим братом. Как вообще существовала эта деревня с таким старшиной, хотя это он как раз видел, проходя по ней.

Небольшой сарайчик, действительно, стоял на бывшем пепелище. Странно, что никто в деревне так и не помог отстроить новый дом. Быть может, это из-за того, что дед повредился умом, а, быть может, ему это было не нужно. Вид у старика, который вышел на улицу, в том момент, как Трегубов подошёл к его дому, был вправду далек от нормального. – Седой, высокий, с лицом, покрытым морщинами, в драной одежде. Спина согнулась то ли под тяжестью лет, то ли от горя, то ли от тяжести старинного мушкета на плече. Иван остановился и поздоровался.

– Извиняйте, не признал Вас? – шепелявя спросил старик.

– Я недавно приехал, следователь из Москвы, расследую убийство отца Петра. Слыхали, наверное?

– Конечно, слыхал, а как же. Значит намерены поймать душегубов?

– Попробую, – сказал Иван. – А Вы ничего про это не знаете?

– Я? Я нет. Так он в «Малом Лесном» жил, а мы здесь.

– Я о другом хотел с Вами поговорить, Михаил Васильевич, если позволите, – сказал Трегубов, видя, что дед собрался уйти. – У Вас есть время?

– О чём же?

– Хотел спросить про Ваших внучек, – Иван увидел, как вздрогнул дед. – Можете мне рассказать, как это случилось?

Дед замолчал, вздохнул и снял с плеча мушкет, поставив его прикладом на землю. Он оперся на ствол двумя руками и почмокал губами беззубого рта.

– А с чего, позвольте узнать, интересуетесь? – спросил он.

– Узнал, что несколько девочек пропало, – ответил Трегубов, – и мне все говорят, что это водяной сделал.

– Может, и водяной, – сказал дед, – мне это неведомо, хочу только найти его, кем бы он ни был.

– Поэтому с мушкетом ходите?

– Да, купил ружьё, ищу этого гада. Давно уже ищу.

– И что? Может, видели его? Думаете на кого?

– Нет, не видал пока, – разочаровано сказал старик, – но буду искать!

– Как пропали Ваши внучки, знаете?

– Знамо, как, как все. Пошли на речку. Потом только одёжку и нашли.

– Что-то ещё было? Может, их видел кто?

– Нет, – покачал головой дед, – никто не видел с тех пор.

– Я Вас понял, Михаил Васильевич. Удачи Вам в поисках! Если что узнаете или вспомните про девочек или про отца Петра, я Вас прошу мне сообщить. Я живу в «Малом Лесном» у Прохоровой сейчас.

– У ведьмы что ль?

– У ведьмы, – не стал спорить Трегубов.

– Хорошо.

Старик взвалил на плечо мушкет и, сгорбившись, медленно двинулся по улице. Иван обошёл пару коровьих лепёшек посреди дороги и обогнал его. Он решил вернуться в «Малое Лесное». Первым пунктом его плана на сегодня стал деревенский лавочник.

9.

У дома Колесова стояла телега, с которой он сгружал какие-то мешки и перетаскивал их по одному в дом. Рубаха на спине совсем промокла.

– Добрый день, Константин Иванович! Помочь?

– Здравствуйте, господин следователь, – лавочник бросил на землю мешок и вытер рукавом потный лоб, – не нужно. Спасибо, но сам справлюсь. Вы что купить или опять вопросы задавать?

– Вопросы задавать – улыбнулся Иван.

– Тогда пойдём в дом, присядем, отдохну чуток.

Они прошли в дом. Трегубов присел на лавку, а Колесов зачерпнул воды из ведра и жадно выпил.

– Не хотите водицы? – спросил он, напившись и заметив взгляд гостя.

– Пожалуй, – согласился Иван. После водки Сидорова во рту Трегубова появилась неприятная сухость.

– Так зачем пожаловали?

– Давеча Вы мне сказали, что отец Пётр был со всеми в хороших отношениях.

– Да, так и было.

– Но, люди видели, как Вы с ним ругались совсем недавно?

Колесов вздохнул и сел на деревянный табурет, напротив Трегубова.

– Да, не ругались мы. Кто Вам такое сказал только? Я пытался объяснить ему, что нельзя так дальше жить.

– Как жить? Разве Вы не просили денег?

– Просил! А как ещё человеку объяснить? Всё время берёт в долг, долг растёт. Нужно же с этим что-то делать. Согласны?

– А почему он влез в долги? Раньше такое бывало? – спросил Трегубов.

– Раньше? – почесал затылок пятерней лавочник. – Раньше-то жена у него жива была, сыновья вместе жили. Огород большой был при Золотарёве, покойном муже Ксении Михайловны. Дружили они с Петром. А сейчас что? Машка, она такая: то поможет, то неизвестно где её носит. Тоже выросла девка. Скоро замуж. Огород запущен. Людей в «Большом Лесном» все меньше. В город потянулись, особенно, когда урожай плохой был. Стало быть, тех, кто помогает батюшке, тоже меньше. Долг, говорите?! Не нужны мне эти деньги. Но как иначе объяснить то ему было?

– И что, помогло?

– Задумался он. Но вон как оно дальше то, – вздохнул Константин Иванович.

– Значит, задумался. Скажите, а какие у него были отношения с Куракиными?

– Какие, какие, – Колесов бросил косой взгляд на следователя, – обычные отношения.

– Константин Иванович, говорите честно, я уже знаю, что они беспоповские. Но сейчас это уже не против закона, ничего за это им не будет.

– Ну раз знаете, то, о чём тут говорить. В церковь они не ходили, с батюшкой не общались. Он по первости пытался с ними разговаривать, но потом успокоился.

– То есть, отношения были нормальные, добрососедские?

– Нормальные. Но все сами по себе жили. Не мешали друг другу.

– Вы сами, что думает про Куракиных? – спросил Трегубов.

– А что? Нормальные мужики, с деньгами, с пониманием. Ну, чудаковаты малость. А кто сейчас не без чудачества? Вон ту же Ксению Михайловну видели: вырядится, будто птица заморская, и ходит по деревне, баб смущает.

– Ясно. А что сын батюшки? В хороших отношениях был с отцом?

– Яков? Да. Его ж не было несколько лет. На войне был, ногу за государя потерял. Как вернулся, ему отец Пётр дом справил, всем миром строить помогали. Он думал то, найдёт сын девку какую, семью заведут. Но, видно, тот по Тоньке всё сохнет. Сколько лет уже прошло, сильно любил её, видать.

– Это, которая утонула? – уточнил Иван.

– Она, упокой господь её душу.

– Жаль. Вот ещё что: соседи Ваши напротив, Прокофьевы, хорошо живут, дружно?

– Вы про Василия Михайловича и Анну Григорьевну? Нормально живут. Кажется, ссор промеж них нет, я не слыхивал о таких.

– Спасибо, Вам Константин Иванович, – сказал Трегубов, вставая, – многое мне разъяснили.

– Всегда, пожалуйста. Как говорится, чем могу.

– Вот что ещё. Прошлый раз Вы мне говорили, что всех знаете.

– Да?

– Видел я тут в лесу, недалеко от места преступления, мужчину лет тридцати пяти или сорока, с такой небольшой черной бородкой. Кто бы это мог быть? Не знаете?

– На Александра Сергеевича похож. Он там и живёт рядом.

– Ага. Александр Сергеевич. А кто он такой?

– Писатель, натуралист, это который природой интересуется.

– Да, я знаю, – сказал Трегубов. – Он что же, прямо в лесу живёт?

– Нет, что Вы! Раньше туда дорога была, сейчас она совсем заросла. Летний казенный дом там был, лесного корпуса. К нему и дорога шла. А лет двадцать назад лесной корпус из армии исключили, и дом стоял заброшенным, пока несколько лет назад там Александр Сергеевич не поселился. Он только на лето и приезжает. Месяц, два живёт в нём. Ко мне раз в неделю заходит за продуктами.

– Понятно, и когда же он последний раз здесь был?

– Почитай, неделя уже прошла.

– Тогда прошу Вас, Константин Иванович, если он снова придёт за продуктами, настоятельно попросите Александра Сергеевича навестить меня.

– Попрошу, как скажете, – согласился лавочник.

Иван вышел от Колесова и посмотрел сначала на дом Прокофьевых, потом на дом Куракиных. Жизнь деревни и взаимоотношения её жителей стали более отчетливы для Ивана, но ещё не до конца ясны. «Куракины не сегодня», – решил он и отправился к сыну батюшки.

Дом Якова был совсем небольшим, но лучше, чем дом самого батюшки. Возможно, потому, что был более новым. Иван прошел через не запертую калитку и поднялся на крыльцо. За дверью был слышен мужской голос. Трегубов остановился, чтобы послушать, о чем шла речь.

– И вот тогда я так пнул этого турка, что перелетел он через пушку и упал прямо на ятаганы других басурман, что окружили нас. Но вот ногу не успел убрать, и один турок рубанул мне прямо по колену. Больно, конечно, было. Но нужно продолжать бой до победы. Схватил я этого турка и стащил его с лошади…

Трегубов не стал ждать продолжения и постучал. Голос сначала замолчал, а потом громко сказал:

– Войдите!

Иван зашёл и в небольшой горнице увидел небольшой деревянный стол, за которым сидел молодой мужчина со светлой бородой и голубыми глазами. Перед ним на столе лежали деревянные части игрушек и инструменты. Было очевидно, что Яков работал, рассказывая детям, пристроившимся прямо на полу, истории своих сражений. Наверное, уже не в первый раз. Среди детей Трегубов заметил двенадцатилетнего сына Василия Михайловича Прокофьева. Иван представился. Яков попросил детей уйти, обещая, что расскажет продолжение в следующий раз.

– Вас дети действительно любят, как мне и говорили, – сказал Трегубов.

– Скорее они любят мои истории, – Яков обезоруживающе улыбнулся.

Он был не похож на человека, который предается тоске и скорби об утонувшей много лет назад возлюбленной. Иван осмотрел мастерски вырезанные из дерева фигурки животных и солдатиков.

– У Вас талант.

– К сожалению, это не приносит много денег, – Яков встал, чтобы собрать стружку и убрать инструменты, и Трегубов обратил внимание на деревянный протез ноги ниже одного из колен.

– Турки? – спросил он.

– Турки, – подтвердил Яков, продолжая рассортировывать готовые игрушки.

– Скажите, что Вы думаете о преступлении, кто мог желать Вашему отцу зла?

– Зла? Поговаривают, что его убили, чтобы вызвать дождь, – сердито ответил Яков.

– Я так не думаю, – возразил Иван.

– Почему?

– Пока я здесь не видел ни одного язычника, пожалуй, за исключением так называемого людоеда. Но не думаю, что тому что-то известно о Перуне.

– Тогда почему это сделали? – спросил Яков, снова усаживаясь на табурет.

– Не знаю, но когда узнаю, то пойму, кто это сделал. Повторю свой вопрос: Вы не знаете никого, кто желал Вашему отцу зла, может, он с кем-то поссорился? – спросил Иван, рассматривая что-то в окне.

– Не знаю таких. Он был добрым человеком. Уважаемым! Как теперь деревня будет без него?

– Я видел нового священника в церкви, – Трегубов повернулся лицом к Якову.

– Нового священника? Как это? – удивился одноногий мужчина.

– Отца Фёдора. Вы не знали?

– А… Отец Фёдор, – с иронией ответил Яков. – Так его ещё не назначили и, может, не значат.

– Почему Вы так думаете? – спросил Иван, уловивший эту иронию.

– Не думаю, что нашей деревне нужен пьющий батюшка.

– Он пьёт? Мне он показался приличным человеком.

– Ещё как! Вы ничего про него не знаете?

– Нет, – признался Трегубов.

– Он напился и спалил свою церковь. А когда люди пытались её потушить, просто спал. Его даже хотели лишить сана за такое недостойное поведение.

– Вот как?

– Да, тогда он и зачастил сюда. Стал помогать отцу, чтобы показать, что он при деле. Это ближайшая деревенская церковь от сгоревшей. Батюшка был добрый, принял его.

– А что, сгоревшую церковь не будут восстанавливать?

– Не знаю, – развёл руками Яков.

– Получается, что у нас сейчас есть и свободный приход и свободный священник, – высказал свою мысль вслух Иван.

– Получается так, – нахмурился Яков.

– Я понял, что у Вас нет мыслей относительно гм…происшествия с Вашим батюшкой. А что Вы думаете о смерти Вашей приемной сестры?

– Вы про Тоньку? – удивленно раскрыл глаза Яков.

– Да, про неё.

– А что тут думать, – медленно проговорил молодой мужчина. Было видно, как испортилось его настроение от вопроса Трегубова, – она утонула, а я пошёл в армию.

– Вместо брата?

– Да, заменить того, кому выпал жребий, только брат может. Вот батюшка мне и предложил: хватит хандрить, иди вместо Виктора в солдаты.

– То есть, это Ваш отец предложил заменить Виктора?

– Да. Запил я тогда, каюсь. Может, и грех бы мог совершить в таком состоянии, руки на себя наложить.

– В солдатах стало лучше? – спросил Трегубов.

– По-другому стало, – ответил Яков, бросив взгляд на протез.

– Так Вы не задавались вопросом, почему девушка утонула? – продолжил свою линию Иван.

– Нет. Пошла купаться, там омут, бывает в нём тонут.

– Молодые незамужние девочки и девушки.

– Да, Вы правы: это выглядит странно, но, говорят…– Яков замялся.

– Что это водяной пополняет ряды русалок, – договорил Трегубов за сына священника. – Вы в это верите?

– Не знаю, но лучше бы так, – Яков посмотрел в глаза Ивана.

Дома Трегубов застал разомлевшего от чая с вареньем Выдрина, вокруг которого хлопотала Евдокия Васильевна. На вошедшего Ивана она посмотрела исподлобья, неодобрительно.

– Я Вас дожидался, прежде, чем уехать, – сказал урядник. – Хотел узнать, как продвинулись Вы в этом деле.

– Пока ничего конкретного, – Трегубов вкратце рассказал ситуацию Выдрину, пока хозяйка накрывала ему ужин, а затем спросил, – а почему Вы не расследовали гибель девушек?

– Каких девушек? – удивился Выдрин.

– Он про утопленниц, – встряла хозяйка.

– А зачем расследовать про утопленниц? – недоуменно спросил урядник.

– Понятно, – только и сказал на это Иван. – Но это хорошо, что Вы здесь, я дам Вам список того, что мне надобно узнать.

– Хорошо, – согласился Выдрин.

После ужина Трегубов написал, что ему нужно от урядника, и проводил его. Затем он уже хотел пойти спать, но не выдержал и спросил:

– Евдокия Васильевна, что-то не так?

– Всё так, всё-так, – ответила она Трегубову, – продолжая заниматься домашними делами, – только говорят, что видели Вас в обнимку с этой вертихвосткой, Золотарёвой. Какой позор! Одним словом, городская. И Вы тоже хороши…

Иван не стал дослушивать, вздохнул и закрыл дверь в свою комнату. Ночью ему снился омут на реке. Как обычно, свет полной Луны давал возможность рассмотреть очень четко любые детали картины, рожденной в голове спящего Ивана. В воде с блестящей поверхностью стояли по пояс несколько девушек, их одежда была сложена на берегу. Девушки с длинными распущенными волосами взялись за руки, начали вести хоровод, их тела в лунном свете отбрасывали причудливые тени. Хоровод сначала двигался медленно, но затем стал постепенно ускоряться. Девушки стали подниматься над поверхностью. Иван с удивлением заметил, как сверкает чешуя, которая начиналась у них ниже пояса. Внезапно круг разорвался, одна из русалок откинула волосы и посмотрела прямо на Трегубова. Он знал, что она смотрит на него, хотя глаз на лице не было. Вместо лица белое пятно, как и раньше. Только на этот раз она не говорила, а жалобно плакала.

– Ульяна? Тоня? – попытался угадать Иван.

Плачь стал громче.

10.

Утром у Трегубова болела голова, то ли от кошмаров, то ли водка Сидорова была всё же недостаточно хороша. Проснулся он рано, едва светало, и когда вышел из комнаты, то хозяйка, посмотрев на его лицо, сразу спросила:

– Плохо спалось?

– Да, – ответил Иван, – всю ночь кошмары снились, русалки и утопленницы.

– Что? – вскрикнула Евдокия Васильевна, сделавшись бледной, как белое полотно.

– Русалки, говорю, – повторил Трегубов.

– Ох, господи, а что ж Вы так спокойны?!

– А что такого? – удивился Иван.

– Вы что, видели русалку, когда заблудились в лесу? – с пристрастием спросила хозяйка Трегубова.

– Нет, – ответил тот.

– Видели, видели, только сами не поняли, – сказала на это Евдокия Васильевна. – Ну-ка садитесь.

– Но…

– Никаких «но»! Садитесь. Это очень серьезно.

Трегубов подчинился и сел за стол. Хозяйка уселась напротив и стала буквально сверлить его взглядом.

– Снятся разные русалки или одна и та же русалка? – осторожно спросила Евдокия Васильевна.

– Одна, – подумав ответил Иван.

– Господи! – женщина в ужасе прижала ладони к старческим щекам.

– Это что – плохо? – недоуменно спросил Трегубов.

– Она видела Вас и зовёт. Быть может, я ещё смогу помочь, но будет не просто, – взяла себя в руки хозяйка.

– Как помочь?

– Мост был во сне?

– Нет.

– Уже хорошо. Пойду сегодня соберу трав, может, поможет, хотя не уверена.

– Евдокия Васильевна, что происходит?

– Вы не понимаете! Она может Вас погубить, заманить в омут, болото и утопить!

– Но я туда не пойду. Кроме того, я скоро уеду, – возразил Трегубов.

– Вы не сможете от неё уехать. Чем дальше Вы будете, тем сильнее будет тоска, и Вы вернетесь! Но я попробую помочь. Так, всё! Я собираюсь и ухожу искать, а Вам пока не следует подходить к реке.

Иван молча наблюдал, как Евдокия Васильевна с полной серьёзностью собралась, строго посмотрела на него и ушла собирать травы.

«Я, кажется, остался без завтрака», – подумал Иван.

Сегодня Трегубов был готов поговорить с главными, вернее, единственными свидетелями, которые нашли тело. Он шёл к братьям Куракиным.

Проходя мимо дома сапожника, Трегубов услышал громкие крики. Сначала кричал мужчина, затем начала визжать женщина, будто её режут. Иван остановился и оглянулся вокруг, раздумывая, чтобы ему такое предпринять. Вдруг дверь дома открылась, и на деревянном крыльце появилась черноволосая красавица лет семнадцати. Она хотела решительно спуститься вниз, но тут её догнал сапожник, его рука быстро метнулась вперед. Девушка стонала, он медленно тащил её за волосы в дом и при этом не отрываясь смотрел в глаза Трегубова, словно гипнотизируя того. Дверь закрылась, всё затихло, и чары спали с Ивана. Он смог пошевелиться. Трегубов постоял несколько минут в сомнениях: нужно идти на помощь или нет. Но поскольку всё было тихо решил, что не стоит.

За забором у Куракиных, помимо избы и хозяйственных пристроек, оказалась небольшая церквушка, в которой многочисленные домочадцы братьев могли молиться богу без посредничества священников, то есть, беспоповским способом. Оба брата были в простой холщевой одежде, подпоясанной обычной веревкой. Иван не стал сильно противиться, когда его пригласили на завтрак. Стол в огромном зале с огромным столом и длинными скамьями, заполненными многочисленными детьми, накрывали две женщины. Это были жены братьев, как ни странно, похожие друг на друга, как и братья. На их головах были платки, уложенные специальным образом. Иван спросил, и братья ему подтвердили, что их жены тоже сёстры из другого рода староверов. После завтрака, когда домочадцы разошлись, Трегубов смог поговорить о делах с Павлом и Львом в чудаковатой, как выразился лавочник, манере.

Трегубов: Какие отношения у Вас были с отцом Петром, учитывая, что Вы не ходили в церковь?

Павел: Поначалу он хотел нас убедить.

Лев: Что его вера настоящая, а не наша.

Павел: Потом понял, что ему это не удастся.

Лев: И отстал от нас.

Павел: После этого.

Лев: Всё стало нормально.

Трегубов: Стало быть, у Вас не было никакого конфликта с батюшкой, и общались Вы с ним редко?

Павел: Да.

Лев: Всё верно.

Трегубов: Почему Вы решили пойти направо, через бурелом, а не налево к реке, когда искали батюшку?

Павел: Это просто.

Лев: Все пошли к реке.

Павел: Зачем нам идти с ними.

Лев: Когда они нас не любят.

Павел: Они говорят про нас «богатые».

Лев: Всё скупили.

Павел: В церковь не ходим.

Лев: Лясы с деревенскими не точим.

Трегубов: В деревне Вас не любят?

Павел: Кто как.

Лев: По-разному.

Павел: Зато они любят старшину.

Лев: Прохора Сидорова.

Павел: Старшина.

Лев: Он свой.

Павел: Хоть и обобрал.

Лев: Тут всех до нитки.

Трегубов: Да, старшину я видел.

Павел: Для некоторых хуже нас.

Лев: Только людоед.

Трегубов: Вы никого не видели, когда нашли тело, например, мужчину с короткой бородкой, лет сорока?

Павел: Нет.

Лев: Не видели.

Павел: Мы были в ужасе.

Лев: От увиденного.

Павел: Ничего не трогали.

Лев: И послали за полицией.

Павел: Сразу.

Трегубов: Что Вы думаете об убийстве?

Павел: Жертвоприношение.

Лев: Старым богам.

Павел: Они сильны, но.

Лев: Наша вера сильнее.

Трегубов решил, что в следующий раз он будет разговаривать с братьями по одному, поскольку устал крутить головой туда-сюда. «Интересно, – мелькнуло в голове у Ивана, – а они вообще смогут говорить один без другого?» Ничего нового он от братьев не узнал. Про утопленников они слышали, но без подробностей, поскольку «лясы не точили», то есть, слухами с местными не обменивались, жили особняком, за забором. Однако Трегубов отметил у Куракиных то, о чём говорил ему отец Фёдор. Они верили в Христа и в языческих богов одновременно. Это следует взять на заметку. Колодов сказал, что продал землю Куракиным, которые эту землю сдавали в аренду крестьянам. Нет дождей, нет урожая, крестьяне едут в город, земля пустует, братья теряют деньги, а, судя по всему, они были очень хозяйственными. Значит, заинтересованы в хорошем урожае и верят в старых богов. Возможно, они знали, где искать тело. Так рассуждал Трегубов, когда вышел от Куракиных.

У церковных ворот он увидел подводу с возницей, рядом с которой стоял отец Фёдор и худой, хорошо одетый, господин. Маша стянула с подводы чемодан и потащила в домик. Трегубов решил, что это старший сын отца Петра, которому написал отец Фёдор. Он подошёл к ним. Священник поздоровался и представил светловолосого мужчину средних лет, одетого в отличный твидовый костюм, как Виктора, которому в свою очередь представил Трегубова.

– Надеюсь, Вы найдете убийц моего отца? – спросил Виктор.

– Все меня спрашивают об этом, – сказал Иван, – мой ответ такой: полагаю, что да, но это займёт какое-то время. Кстати, скажите, пожалуйста, чем Вы занимаетесь и где живете? Раз уж обо мне Вы уже всё разузнали.

– Конечно, я понимаю, что это важно для Вас, как для сыщика, – снисходительно сказал Виктор, – я читаю заметки о Шерлоке Холмсе и сам пишу для столичной прессы.

– То есть, Вы журналист? – спросил Иван, проигнорировав иронию. Он был удивлён такой социальной разницей между двумя братьями.

– Да, журналист. Пишу очерки о культурной жизни столицы.

– Вы приехали один? – спросил Трегубов.

– Жена и дети остались дома, – ответил журналист, – нечего их тащить в деревню.

– Понимаю Вас. Рад знакомству, но у меня есть ещё дела, – сказал Трегубов, увидев, как из соседнего дома вышел Василий Михайлович, хозяин лесопилки. Позвольте откланяться. Хотя, простите, забыл поинтересоваться. Отец Фёдор, Вас уже утвердили на этот приход?

– Ещё нет, но ожидаю вскорости.

Иван перехватил Прокофьева, который вышел за табаком в лавку Колесова.

– Василий Михайлович, добрый день.

– А, господин следователь, как успехи? – по обыкновению улыбнулся Прокофьев.

– Некоторые есть, но пока собираю информацию, выводы делать рано.

Они остановились около лавки, и Иван решил, что в интересах дела настала пора проявить жесткость в допросе свидетеля, как учил его когда-то пристав Столбов.

– Скажите, Василий Михайлович, между Вами и покойным не было никаких противоречий, неприязни? – внимательно спросил Трегубов, смотря на реакцию собеседника.

– Противоречий? Если Вы намекаете на то, что у нас были противоречия из-за того, что он спал с моей женой, то нет. Из-за этого не было. Да и другие тоже отсутствовали.

– Но, то есть, как? – спросил пораженный неожиданной откровенностью Иван. – То есть, Вы знали?

– Да, знал. Естественно, я не стал Вам рассказывать об этом за столом и надеюсь, что Вы, как человек чести, сохраните мои слова в тайне. Так вот, в своё время я хорошо погулял и получил, скажем так, некоторые неприятности, вследствие которых больше не могу выполнять свой супружеский долг. Анна, моя жена – ещё молодая женщина, и я подумал: пусть это лучше будет отец Пётр, чем кто-то другой.

– Вы вот так просто всё знали, наблюдали и общались с батюшкой?

– Да, именно. Меня больше волнует лесопилка и мои дети, чем поведение моей жены, с которой мы всего лишь живём под одной крышей и воспитываем общих детей. А сейчас, если у Вас больше нет вопросов, я загляну к Константину Ивановичу, – Прокофьев улыбнулся и оставил стоять на улице, слегка ошарашенного своими откровениями, следователя.

11.

Размышляя над причудами и перипетиями человеческих взаимоотношений, Трегубов отправился домой. Он пытался представить себе на примере Прокофьевых, как люди знакомятся, женятся, заводят детей, а потом говорят: «Мы просто живем под одной крышей». Такое не укладывалось в его понимание жизни. Но, может быть, с ним будет также, кто знает будущее.

Евдокии Васильевны дома не оказалось. Она ещё не вернулась оттуда, где искала травы. Иван предполагал, что это должна быть глухая опушка в лесу, которую посещают только медведи. Есть ли тут медведи? Наверное, да. Трегубов сел и потратил пару часов на писанину, чтобы рассортировать и систематизировать, что он узнал об убийстве и о жителях деревни. Пока, к своему неудовольствию, он понял, что убийцей может быть кто угодно, а мотив преступления остается не ясным. Если, конечно, отбросить версию о том, что деревенского батюшку принесли в жертву ради урожая.

Иван, задумался о своих сновидениях. Он не мог припомнить, чтобы ему так долго и так отчетливо снилось одно и то же. Одной впечатлительностью это не объяснить. Может, он пытается интуитивно, во сне, сделать выводы. Может, он не придал должного внимания какой-то мелочи. Трегубову вспомнились произведения Эдгара По. Может, это душа убиенного батюшки пытается что-то сказать? Существует ли связь между реальностью и миром духов? Существуют ли сами духи, неупокоенные души?

Стук в дверь вернул мысли Ивана из мира духов на землю. Он поднялся и отворил дверь. На пороге стоял худощавый мужчина в теплой куртке и с мешком за плечами. На его ногах были высокие сапоги, на ремне – сумочка для патронов. Из-за левого плеча торчало дуло охотничьего ружья. Лицо гостя обрамляла неровно подстриженная чёрная бородка. Карие глаза на узком бледном лице тревожно бегали туда-сюда.

– Добрый день! Мне нужен Иван Иванович, следователь из Москвы, – сказал незнакомец.

– Доброго дня и Вам, это я. Извините, не знаю с кем…

– Александр Сергеевич Гаврилов. Меня к Вам направил Колесов, лавочник.

– Ах, да! Я просил, чтобы Вы зашли. Проходите, пожалуйста, – Трегубов посторонился.

Гаврилов прошёл в горницу и Трегубов предложил ему сесть. Александр Сергеевич снял мешок и ружье и с настороженностью сел напротив Ивана.

– Зачем Вы меня хотели видеть? Из-за убийства? Так я ничего не знаю.

– Ответьте, пожалуйста, сначала почему Вы от меня убегали, когда я Вам кричал подождать? Вы не считаете, что бегать от представителей власти и закона подозрительно?

– Я и не знал, что Вы – представитель закона, – резонно возразил Гаврилов.

– Но первый раз со мной был урядник Выдрин, он был в форме.

– Если бы он мне сказал подождать, я бы это сделал. А Вас я принял за господина, ради любопытства пришедшего посмотреть на место столь необычного преступления.

– Допустим, – сказал Трегубов, – но что Вы сами думаете об этом необычном преступлении?

– А что я должен думать? – глазки мужчины продолжали бегать, он избегал встречаться взглядом с Иваном. – Я не думаю о нём. Я – натуралист, пишу книгу о природе Владимирской губернии. Мне интересны животные и растения, а в убийствах я ничего не понимаю, в отличие от Вас.

– Вы приехали из Владимира?

–Да.

– Там живёте постоянно, а сюда приезжаете на лето в бывший дом лесников?

– Всё так.

– И Вы ничего не видели и не знаете о совершенном преступлении?

– Нет. Я вообще редко общаюсь с местными, в основном только с Константином Ивановичем. От него я и узнал про это убийство.

– Значит, Вы ничего необычного не видели и не слышали?

– В этот день нет.

– А в какой день слышали? – встрепенулся Иван.

– На Ивана Купала.

– Почему Вы запомнили, что это было тогда? – Трегубов почувствовал, что он первый раз взял правильный след.

– Я поначалу и не знал, а потом только понял. Вообще я возвращался домой и проходил как раз мимо места, где этот идол вкопан в землю. Уже начинало темнеть, вижу огонь. Кто-то костёр разжёг, и крики. Мне стало интересно, что там происходит, и я пошёл посмотреть.

– И что там было?

– Вы же видели: там когда-то была поляна и сосны очень редкие, между ними разожгли костёр, и люди навеселе прыгали через него. Вот я и понял тогда, что это ночь на Ивана Купала.

– И что же это за люди, много их было? – заинтересованно спросил Иван.

– Три пары, все молодые, – ответил Гаврилов.

– Вы их знаете?

– Не всех, двоих только. Одна была жена сапожника, черноволосая такая. Я видел её, когда он мне каблук чинил, у него в доме. Ещё там был этот хозяин усадьбы, Колодов, кажется. Неприятный такой. Я видел его раньше пару раз.

– А остальные?

– Остальных не знаю. Никогда ранее и после не видел.

– Что же они делали? – спросил Трегубов. – Кроме того, что через костёр прыгали.

– А Вы как думаете? – Гаврилов первый раз посмотрел прямо в глаза собеседника. – Я долго смотреть не стал. Неприлично, знаете ли, и пошёл дальше своей дорогой.

– То есть, шесть человек, включая жену сапожника и хозяина усадьбы Колодова, отмечали языческий праздник? – подытожил Иван.

– Да, а что здесь такого? И Ивана Купала, и Масленицу у нас очень часто празднуют в деревнях.

– Но не на месте преступления, совершенного по языческому обряду, – заметил Трегубов.

– Тогда ещё никого не убили, – возразил натуралист.

– Вы правы, – согласился Трегубов. – Скажите, Александр Сергеевич, а что Вы знаете о пропавших в деревне девушках?

– Ничего не знаю, – ответил Гаврилов. Его глаза снова беспокойно забегали, и Иван подумал, что он лжёт.

– Вы уверены в этом? Вы здесь летом и никогда не слышали об утопленницах, которые тонут каждое лето?

– Ах, Вы об этом? Что-то слышал, но не припомню уже что. От Колесова, наверное, когда продукты покупал.

– Больше Вам нечего добавить, Александр Сергеевич?

Гаврилов пожал плечами в ответ.

– Вы когда собираетесь во Владимир вернуться?

– Через пару недель, возможно. Уже стало холодно.

– Не сочтите за труд, навестите меня перед отъездом, если я ещё буду здесь, – попросил Трегубов.

– Хорошо, – снова пожал плечами Гаврилов. – Я могу идти, у Вас не осталось вопросов?

– Да, спасибо, Александр Сергеевич. Только один вопрос: почему слуга Коледова людоед?

– Он маори из Новой Зеландии. На этом острове не было животных до англичан, поэтому, чтобы восполнить недостаток мяса, маори едят других маори из враждебных племен. Я читал, что они думают, что таким образом получают силу врага.

Когда натуралист ушёл, Трегубов порылся и нашёл отваренную вчера картошку, немного зачерствевший хлеб и лук. «Мяса нет не только в Новой Зеландии, но и в избе Прохоровой», – подумал Иван. Перекусывая импровизированным обедом, он задумался о Колодове. Совсем не прост хозяин усадьбы, хотя и строит из себя честного и открытого прожигателя жизни. «Он же приглашал на ужин? – вспомнил Иван. – Ну что же, можно пойти и задать вопросы».

Но когда Трегубов вышел из дома, он напоролся на Ксению Михайловну, которая возвращалась к себе от брата.

– Иван Иванович, какая встреча? Помните, Вы хотели рассказать мне, как проходит Ваше расследование? Заодно можете проводить меня до дома.

Трегубов посмотрел на холм и жилище Колодова и решил, что это от него не убежит. Он взял женщину под руку, и они пошли по направлению к её дому. Беседа с результатов расследования, которых, собственно, пока и не было, плавно перетекла на Ксению Михайловну.

– Мне сказали, что покойный батюшка и Ваш муж были друзьями? Это правда? – спросил Трегубов.

– Да, – ответила, Золотарёва. – Мы и переселились сюда из-за этого. Они давно знали друг друга, и мы приезжали из Петербурга сюда погостить. Тут моему мужу и пришла в голову идея устроить здесь лесопилку. В то время, после отмены крепостного права, некоторые крестьяне и их хозяйства стали богатеть. Им нужны были новые избы, новые хозяйственные постройки, поэтому дело пошло так хорошо, что пришлось и моего брата привлечь, а затем наняли и Лёшку Сидорова. В то время не было отбоя от заказов.

– Простите меня за любопытство, Ксения Михайловна, что случилось с Вашим мужем?

– Несчастный случай на лесопилке, – грустно ответила женщина.

– И лесопилка перешла к Вашему брату?

– Нет, они были партнерами с моим мужем. После его смерти доля моего мужа перешла ко мне, и, хотя я ничего не делаю, брат исправно выплачивает мне причитающуюся прибыль. Её не так много, но можно позволить себе жить в Петербурге и не нуждаться. Я даже могу немного откладывать.

– Дела идут хорошо?

– Два года назад начались проблемы из-за неурожая. Многие подались в город, но брат нашёл кого-то во Владимире, и сейчас основные поставки, насколько я понимаю, идут туда.

– Вот мы и пришли, Ксения Михайловна, – констатировал Иван, остановившись возле калитки её дома.

– Послушайте, Иван Иванович, – женщина взяла Трегубова за руку и заглянула ему в глаза, – я через два дня уезжаю. Может, Вы зайдёте, я поставлю самовар?

Иван на секунду задумался, смотря в её серые глаза, а затем согласился. В эту ночь ни одна русалка ему не приснилась.

12.

Когда утром Трегубов тихонько открыл дверь, то сразу наткнулся на Евдокию Васильевну. Хозяйка повернулась, уперла руки в бока и укоризненно посмотрела на неразумного постояльца.

– Пока я тут занимаюсь важным делом, пытаюсь помочь, избавить от русалки, он шашни крутит!

– Извините, Евдокия Васильевна, не дождался Вас. Да, и русалка мне сегодня не снилась. Может сама отстала?

– Если один раз не приходила, это ничего не значит, – назидательно сказала хозяйка, – отвар на столе! А я сегодня ещё в церковь зайду, тайную молитву прочитаю кому надо.

Трегубов посмотрел на отвар, одновременно почувствовав аромат свежей выпечки. Путь к завтраку был только один. Он вздохнул и залпом выпил горькую настойку.

После завтрака Иван направился к Колодову. Но того не было дома. Дарья сказала, что хозяин вчера уехал в город. Трегубову пришлось спуститься вниз не солоно хлебавши. Когда он был уже на дороге, то оглянулся и заметил на крыльце усадьбы «людоеда», тот вышел и наблюдал за уходящим прочь следователем. На его татуированном лице не было заметно никаких эмоций.

Иван повернулся к деревне и увидел спешащего навстречу Гаврилова.

«Верно в лавку, забыл вчера что-то купить», – подумал Трегубов, но ошибся.

– Иван Иванович! – взволновано выкрикнул натуралист, чтобы привлечь внимание следователя.

– Здравствуйте, Александр Сергеевич. Что-то ещё вспомнили?

Гаврилов, был одет, как и вчера, с ружьем, но без мешка. Он был бледнее обычного, и ему потребовалась пара мгновений, чтобы отдышаться и прийти в себя, что говорило о некой спешке.

– Нет, я был у Вас дома, но не застал. Я ничего не вспомнил, но кое-что сегодня нашёл. Настоятельно прошу Вас следовать за мной.

– Но куда? Что Вы нашли? – спросил Трегубов.

– Не буду рассказывать, – замотал головой Гаврилов, – потому, что это лучше увидеть самому. Идёмте же!

Заинтригованный судебный следователь согласился, и они пошли по направлению к реке. Затем натуралист резко свернул направо. Начался бурелом, и Иван понял, что они идут в сторону злополучного идола.

– Чёрт дернул меня сегодня пройти здесь, – пожаловался натуралист, когда они вышли в сосновую рощу.

Иван остановился в полном оцепенении. Его взгляд был прикован к многовековому дубу, листья которого уже значительно пожелтели за тот небольшой отрезок времени, который прошёл с прошлого посещения Трегубовым этого места. Скудные лучи сентябрьского солнца освещали обнаженное тело, свисающее вниз головой с толстой ветви дуба. Тело было привязано за ноги. За тело цеплялось несколько ворон. Иван перевёл взгляд на идола, бородатое лицо которого светилось ликованием и было сплошь заляпано спекшейся кровью.

– Не может быть! – вырвалось у Трегубова.

– Я подумал также, – сказал, стоявший рядом Гаврилов. – Не знаю, кто это такой, ни разу не видел.

– Виктор Капитонов, – ответил Иван, – старший сын отца Петра, вчера вернулся в деревню после долгого отсутствия.

– Сначала отец, а потом сын… В этом что-то должно быть, – заметил натуралист.

– Безусловно. Но давайте прогоним стервятников и снимем тело, – предложил Трегубов.

Они отогнали ворон, затем Иван забрался на дерево так же, как и в прошлый раз. В одном месте он заметил повреждение на коре. Трегубову показалось, что раньше такого не было: как будто кто-то ободрал чем-то твердым кору.

Затем Ивану бросилось в глаза, что на этот раз веревка завязана простым узлом, без возможности движения внутри него верёвки. Она была зафиксирована. Сама верёвка ничем не выделялась – самая обычная.

Трегубов лёг на ветвь и свесил две руки вокруг, одной он придерживал верёвку, чтобы помочь Гаврилову плавно уложить тело на землю, а второй – перерезал её охотничьим ножом, позаимствованным у натуралиста ранее.

Спустившись вниз, Иван начал осматривать тело Виктора, поврежденное в некоторых местах стервятниками. Помимо перерезанного горла у Капитонова была разбита голова в районе левого виска. Вокруг большой раны запеклась кровь. Натуралист, стоявший за спиной Трегубова, выссказал предположение:

– Сначала его ударили по голове.

– Я тоже так думаю, – согласил Иван, – не похоже на травму от падения. Левый висок. Значит, ударил правша. Но точнее обо всём скажет доктор.

– Был ли он ещё жив после удара?

– Не знаю, – ответил Трегубов. – Я останусь здесь, опишу место преступления, а Вы пока сходите в деревню, отправьте кого-нибудь за полицией. Потом приведите пару мужчин и принесите что-нибудь, во что можно завернуть тело. Нужно забрать тело, чтобы птицы его окончательно не исклевали.

Гаврилов ушёл, а Иван стал внимательно осматриваться, пытаясь найти хоть что-то, что позволило бы пролить свет на это странное убийство. Версия с жертвоприношением становилась всё более призрачной. Кто-то сводил счёты с семейством Капитоновых. Но почему не с Яковом, который последнее время жил здесь? Или его черед ещё наступит потом? Потому, что убивают по старшинству. Какой мотив мог быть у преступника или преступников? Деньги? Отец Пётр был беден и последнее время еле сводил концы с концами. Месть? Можно взять за рабочую гипотезу. Но кто и за что мстит?

Трегубов обнаружил пятна крови на земле и под телом, и на земле между дубом и идолом. Прошлый раз преступник или преступники дождались, пока из тела стечёт вся кровь, и аккуратно вылили её на истукана.

Что поменялось? Почему в этот раз не так? «Преступник спешил»», – понял Иван. – У него было мало времени. Он не стал дожидаться, пока стечёт вся кровь, и действовал не так аккуратно, как раньше. Может быть, первый раз было светло, а в этот раз он действовал ночью или ранним утром. Например, убил Виктора в другом месте, а с утра ещё в темноте, чтобы никто не заметил, принёс сюда. Если преступник спешил, он мог оставить ещё следы. Трегубов начал искать и нашёл след, который шёл в сторону дороги. Тело тащили волоком, возможно, в мешке. Первый раз такого не было. Почему? – задал себе вопрос Трегубов. – Потому, что в первый раз было два человека, а второй раз один, – ответил он сам себе. – У одного не хватило сил незаметно дотащить тело сюда. Но почему теперь один? Куда делся второй, и почему нужно было тащить тела сюда, к идолу? Что это значило? Почему нельзя было бросить или закопать в поле? Одни вопросы».

Иван пошёл к заляпанному кровью истукану.

«Ты всё видел, – подумал он, – но, конечно, ничего не расскажешь».

Вернулся Гаврилов с деревенскими мужиками и холстом. Мужики перекрестились при виде Виктора, пошушукались и понесли в деревню.

– Я больше не нужен? – спросил Трегубова Гаврилов.

– Пока нет, но моя просьба остается в силе: прежде, чем уедете, навестите меня.

– Договорись.

Тело отнесли в дом священника, где, как знал, Иван, остановился Виктор. Маши в доме не было, зато был отец Фёдор, который громко храпел, сидя за столом. Вокруг его головы, которую он удобно пристроил на своих руках, была грязная посуда, включая пустую бутылку и два стакана.

«Два стакана, – подумал Трегубов, – не с Машей же он пил водку».

Иван растолкал отца Фёдора. Тот перестал храпеть и начал непонимающе тереть глаза.

– Что, кто это? Где я? А? А где Виктор?

– Вы с ним вчера пили? С Виктором? – спросил Трегубов.

Отец Фёдор мутным взглядом красных глаз посмотрел на Ивана, пытаясь понять, кто это и что от него хотят.

– С Виктором? Да, мы сидели здесь, сидели здесь. А потом что? – священник нахмурился, затем его лицо разгладилось. – Потом Виктор взял бутылку и ушёл к брату, сказал, что давно не виделись.

– Никуда не уходите, отец Фёдор, – сказал Иван, – с Вами, возможно, придется ещё поговорить.

Он вышел и направился к Якову Капитонову. Калитка была не заперта, дверь в дом тоже. В этот раз Трегубов не стал стучать, а сразу прошёл в дом. Яков тоже спал. Иван посмотрел на стол. Бутылка и два стакана, как и в доме священника.

Яков, был моложе, поэтому пришёл в себя быстрее, чем отец Фёдор.

– Брат? Да, приходил вчера.

– И что Вы делали?

– Разговоры говорили, – Яков бросил взгляд на пустую бутыль.

– О чём?

– Да, так. За жизнь. Давно не виделись.

– А потом?

– Потом? – не понял Яков.

– Да, потом, что?

– Потом я лег спать, А почему вообще Вы спрашиваете?

– А брат? – продолжал допрос Трегубов.

– Виктор пошёл к себе. Что-то случилось?

– Во сколько?

– Не помню. Может, ночь уже была. Так почему Вы спрашиваете?

Иван вздохнул и ответил:

– Ваш брат убит, этой ночью, также, как и Ваш отец.

– Вы шутите! Он же только недавно ушёл, как бы он успел… Как отец… Что Вы имеете ввиду?

– Его нашли сегодня на том же дереве, в том же виде.

Яков непонимающе смотрел на Трегубова, его глаза были расширены, а рот приоткрыт. Казалось, он никак не мог вместить в себя новость, которою ему принёс московский следователь.

– Этого не может быть! – сказал Яков.

– Может, – ответил. Иван. – Что Вы помните? В каком состоянии ушёл Виктор?

– Ну, он был выпивши. Но на ногах стоял, тут идти то недалеко.

– Ничего необычного не было в его поведении?

– Нет.

– Теперь подумайте, прежде чем ответить. Идол или дуб, что рядом, имеют какое-то отношение к Вашей семье? Есть хоть какая-то связь, любая? Может, там что произошло, давно?

– Ничего такого не припомню, – подумав, ответил Яков. – Но, скажите, он и вправду умер? Мы же только вчера увиделись после стольких лет? Вы уверены?

– Да, к сожалению, уверен. Я пойду, но думаю, что нам с Вами ещё придётся поговорить.

Трегубов вышел от Якова Капитонова на улицу. Итак, Виктор сначала выпил с батюшкой, потом пошёл к брату, с которым снова выпил, и пошёл домой. После чего его уже и нашёл Гаврилов на дереве. Выходит, что по дороге домой Виктор встретил кого-то, кто, недолго раздумывая, ударил его по голове и притащил в лес. Или же наоборот, следил за Виктором после его приезда и ждал удобного момента. Трегубов вздохнул. Вторая жертва, а до сих пор ни одного подозреваемого.

13.

Трегубов вернулся в дом священника и ещё раз допросил отца Фёдора, впрочем, совершенно безрезультатно. В доме появилась Маша, которая вела себя очень странно, поэтому Иван решил поговорить с ней тоже. Поначалу девочка отказывалась говорить, где была, но потом призналась:

– Как эти начали пьянствовать, я сбежала в усадьбу. Что мне тут с ними делать?

– То есть, Колодов дома? Он никуда не уезжал? – спросил Иван.

– Да, – опустив голову, призналась девушка, – он послал Дашу сказать Вам, что его нет, чтобы не пришлось вставать, одеваться и встречать Вас.

– Дашу, значит. А Даша не ревнует к Вам?

– Нет, – Маша покраснела, как помидор.

– Так что же, господин Колодов был всё время с Вами, пока Вы не вернулись домой?

– Да.

– А этот, маори его?

– Кто?

– Ну, людоед.

– А, Сенька? Откуда ж мне знать, он в пристройке живёт.

Трегубов вышел на улицу и посмотрел вдоль дороги на два ряда домов. Придётся все пройти сегодня. Может, кто-то слышал или видел, как Виктор встретился ночью со своим убийцей. Как он вообще мог ночью пройти в лесу? Наверняка пришлось где-то спрятать тело и ждать, пока не рассветёт хоть немного. Он перевел взгляд на лесопилку: у ангара стояли две большие подводы. Прокофьев, Лёшка и ещё два незнакомых мужика грузили на них доски.

– Дела хорошо идут у Василия Михайловича.

Трегубов обернулся на голос и увидел Павла Куракина. Вот! Это была возможность проверить, умеют ли они разговаривать по одному. Оказалось, что вполне. И разговаривать с одним братом куда проще, чем с двумя одновременно.

– Сюда по-всему, да, – ответил Трегубов. – Мне сказали, что у Прокофьева крупный заказчик во Владимире.

– Да, я в курсе.

– Что же не купили лесопилку, когда покупали тут земли? – задал внезапно пришедший в голову вопрос Иван.

– Золотарёв предлагал, но мы отказались.

Иван посмотрел на огромную территорию, занятую лесопилкой, ангарами и сараями, домом Прокофьевых и садом вокруг. Странно, что такой лакомый кусок не заинтересовал братьев. Затем он снова повернулся к Куракину.

– Скажите, Вы не видели вчера вечером Виктора Капитонова?

– Видел. Шёл пьяный вечером вон в ту сторону, они с этим отцом Фёдором пили, – в голосе Павла послышалось презрение к священнику.

– Вы уже знаете про убийство?

– Конечно. Уже все знают. Только об этом и говорят. Очень плохие вещи начали здесь происходить.

– Полностью с Вами согласен. Больше Вы ничего не видели и не слышали?

– Нет. Спать легли.

Трегубов попрощался с Павлом Куракиным и пошёл собирать информацию по деревне. Некоторые видели, как Виктор шёл к брату. Но никто не видел его встречи с преступником, или как его труп протащили ночью или утром в лес, чтобы подвесить. Попутно Трегубов составлял список деревенских: кто точно был ночью дома, а кто мог быть свидетелем или участником преступления.

Конечно, поговорить по той или иной причине удавалось не со всеми. Например, когда он постучал к сапожнику, дверь сразу открыла его молодая жена. Она улыбнулась Ивану, и он сразу вспомнил рассказ Гаврилова про ночь на Ивана Купала. «Может, здесь есть какая-то связь? Трегубов так и не успел ещё переговорить с Колодовым. Можно начать с жены сапожника».

Но тут появился и он сам, сапожник. Резко выскочив из глубины дома, он зыркнул на жену.

– А ну, баба, быстро домой, чего выскочила на улицу простоволосая?!

– Я… – начала девушка.

– Цыц, я сказал, живо домой!

Он посторонился, и его жена, бросив странный взгляд на Трегубова, медленно ушла в дом. Сапожник же наоборот вышел на крыльцо и закрыл за собой дверь в дом.

– Здравствуйте, Игнатий Прокопьевич.

– И Вам здрасьте, чего надобно? – сердито спросил Клементьев.

– Хотел опросить Вас и Вашу супругу, может, видели что-нибудь или слышали?

– Что видели?

– Я про убийство Виктора Капитонова, разве Вы не слышали о нём?

– Нет, – отрезал сапожник, – некогда мне о пустом болтать.

– О пустом?!

Климентьев промолчал. Трегубову ещё в первый раз показалось, что грубость сапожника нарочитая и показная, что он прекрасно знал, кто такой Иван Трегубов. Именно поэтому Иван и попросил урядника Выдрина навести справки о сапожнике. Вот и сейчас Клементьев пытался казаться грубее и проще, чем был на самом деле. Но с какой целью?

– Хорошо, Игнатий Прокопьевич, если Вы ничего не знаете и не слышали, мог бы я опросить Вашу супругу?

– Нет! Она тоже ничего не знает и не видела. Она всегда дома и никуда не выходит.

– Как знаете, Игнатий Прокопьевич, как знаете, – Трегубов развернулся и ушёл.

Кода Иван закончил допросы, было уже поздно. Выдрина ещё не было, поэтому он пошёл к Колесову. Именно лавочник поехал передать сообщение Выдрину, потому что сказал, что ему всё равно нужно в город.

Константин Иванович был у себя и прибирался в лавке, ему помогала дочка лет десяти.

– Иван Иванович, – сказал он, завидев Трегубова. – Здравствуйте. Урядник то Ваш сказал, что завтра приедет, сегодня не сможет.

– Как так? – удивился Иван. – А Вы рассказали ему про убийство?

– А то, конечно.

– А он что?

– Сказал, телеги у него нет сейчас. С утра будет, а так всё равно труп везти нужно, мол зачем два раза ездить.

– М-да, – только и сказал на это Иван, подумав, что нужно делать скидку на провинциальные порядки. – Константин Иванович, а Вы не видели ничего подозрительного вчера вечером, когда лавку закрыли?

– Нет, не припомню, – ответил лавочник. – Разве что людоед вышел из поместья, когда я дверь закрывал. Только такой, как Колодов, и мог завести себе людоеда. Как вижу его, страх берёт.

Трегубов вернулся домой и весь ужин молчал, обдумывая собранную информацию. Он очень устал и решил, что не будет анализировать собранные сегодня данные. Завтра же в первую очередь нужно будет навестить Николая Колодова. Что ещё за языческие непотребства у идола? Почему он его обманул, что уехал, мог же просто попросить прийти позже? Куда по ночам ходит его «людоед»? Вопросов к хозяину усадьбы на холме накопилось множество. Затем с Колодова его мысли переключились на Машу, с которой, по его мнению, хозяин усадьбы поступал непорядочно и подло. Интересно, она сейчас одна в доме с трупом или отец Фёдор остался? Наверное, остался. А Маша, скорее всего, снова в усадьбе. Не повезло девочке – сначала отец, потом брат. И оба убийства такие зверские и необычные. Иван с таким раньше не сталкивался. Весь его полицейский опыт говорил, что зачастую преступления носят спонтанный, бытовой характер. Мотивы просты и лежат на поверхности. А тут такая экзотика! Перун, облитый кровью. Жертвы – родственники: отец и сын. Было над чем поломать голову.

Трегубов заснул быстро, слишком много суеты было за день. На этот раз хвоста и чешуи у неё не было. Девушка снова одета в белую рубаху до пят. Луна опять была полной, но в воздухе плыли клочки тумана, что клубами поднимался из лесной речки, через который был перекинут деревянный мост. Её босые ноги стояли на этом мосту, распущенные волосы слегка шевелил ветерок, попутно играющий клочьями тумана. Лица не было. Девушка тихо плакала.

– Кто ты? – спросил Иван.

– Ты не спас меня, – всхлипывая произнесла девушка.

– Ты – русалка?

– Я не хочу туда, – девушка умоляюще протянула к Ивану свои руки.

За её спиной, на другом берегу, стала сгущаться тьма, повеяло холодом и смрадным запахом.

Трегубов проснулся, он чувствовал себя разбитым. Совсем не отдохнул за ночь. Может он заболел? Что это за сны такие его преследуют? Он встал и оделся, нужно работать.

– Не помог Ваш отвар, Евдокия Васильевна, – сказал Иван хозяйке.

– Что, опять она снилась? – испуганно прижав руки к груди, спросила Прохорова.

– Да. И, как Вы прошлый раз изволили упомянуть, на мосту.

– Господи! – вскрикнула хозяйка, – как плохо то.

– Что именно плохо? – спросил Трегубов, усаживаясь завтракать.

– Калинов мост это, через реку Смородину. Неприятный запах был от реки?

– Откуда Вы знаете?! – удивился Трегубов, перестав жевать.

– Эта река отделяет наш мир, от мира мертвых, – заупокойным голосом сообщила Евдокия Михайловна.

– И что всё это значит?

– Значит, что увести она Вас хочет из этого мира в мир мертвых. Остеречься нужно в ближайшие дни. Между жизнью и смертью душа Ваша.

Иван застыл от такого заявления, кусок хлеба не хотел пролезать в горло.

С улицы донеслись звуки. Это несколько разрядило обстановку. Хозяйка посмотрела в окно и сказала:

– Всеволод Петрович пожаловали.

14.

Выдрин приехал не один. С ним был тощий отрок в форме урядника, мешком надетый на костистое тело. Было не совсем понятно, как тяжесть шашки, висящей на боку молодого урядника, не мешает тому передвигаться в пространстве. На лице отрока была жидкая поросль, которую только не очень честный человек мог бы назвать бородой. Всеволод Петрович перехватил полный сомнений взгляд Трегубова и сказал:

– Ничего, зато Илюха у нас грамотный парень, он отвезет тело, а я останусь с Вами.

– Здрасьте, – сказал Илюха неожиданным басом.

– Здравствуйте, – поприветствовал его Трегубов. – Тело в доме священника. Чем быстрее мы его отвезем, тем более точные сведения сможем получить от доктора, – Иван с укором посмотрел на Выдрина.

– Телеги не было. Не на себе ж его тащить?! Тем более я не слезал с телеграфа, по Вашей же просьбе, – оправдался усатый урядник.

– Хорошо, – вздохнул Иван.

– Илья, – Выдрин посмотрел на стоявшего в углу отрока, – ты же слышал, где тело, бери телегу и езжай туда. Заберешь и к доктору на экспертизу.

– Может, пойти помочь погрузить, – забеспокоился Трегубов.

– Ничего, справится. Давай иди, как доктор даст заключение сразу обратно.

– Будет исполнено, – пробасил Илья и вышел.

– Чайку б, Евдокия Васильевна, – Выдрин уселся напротив Ивана.

– Рассказывайте, что удалось узнать, – попросил Трегубов урядника, с удивлением наблюдая, с каким подобострастием хозяйка хлопочет вокруг Выдрина, о котором за глаза отзывалась не очень лестно.

– С кого начнём? – Выдрин достал свои записи. – Вторая жертва. Виктор Петрович Капитонов. Живет в Петербурге, журналист. Жена Антонина Ильинична Капитонова, дочь Анна Петровна Капитонова тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года и дочь Анастасия Петровна Капитонова тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. Ещё я узнал, что он учился в семинарии, но был отчислен в восемьдесят третьем. Почему, неизвестно.

– Батюшка хотел ему приход передать, – встряла в разговор Евдокия Васильевна. – Но мне кажется не создан был Виктор, царствие ему небесное, для богослужения.

– А почему он ушел из семинарии? – спросил хозяйку Иван. – Или его отчислили?

– Не знаю, ей богу, – ответила та.

– Семинаристов же не берут в армию? – Трегубов обратился уже к Выдрину.

– Они освобождены от жребия, как духовные лица, – подтвердил урядник.

– То есть, его отчислили, а тут жребий.

– Вместо него Якова забрили в солдаты, – сказала хозяйка.

– Всё верно, брат может заменить брата, – сказал Выдрин, – откупиться уже нельзя было в это время.

– Хорошо, разберемся. Что дальше? – спросил Иван.

– Клементьев Игнатий Прокопьевич. Закончил в семьдесят пятом году Московский университет, в семьдесят седьмом за участие в Казанской демонстрации получил десять лет каторги. Отсидел. Сейчас не имеет права проживания в столицах.

– Вот так сапожник! – воскликнул Иван. – Я чувствовал, что с ним что-то не ладно. Московский университет!

– Два или три года назад у нас появился, купил дом и женился на Верке из «Большего Лесного» – пояснила с предосудительной интонацией в голосе Евдокия Васильевна, – ну и пара! Верка то всегда оторвой была, а этот ревнивец из дома её не выпускает.

– Я с этим сам столкнулся, могу засвидетельствовать, – сказал Трегубов, однако тут же вспомнил про языческие костры. – Какие у Клементьева отношения с деревенскими?

– Не сказать бы, что хорошие – чужак всё-таки, да и с характером, – ответила хозяйка, – с кем как. С Куракиными общается, Коледова он ненавидит, сдружился с Колесовым, с Константином Ивановичем.

– Он всё время здесь или бывает уезжает? – спросил Иван, прикидывая в голове расстояние до Москвы, где Клементьеву запрещено жить.

– Уезжает, – сказала Прохорова. – Бывает на неделю или две.

– Жена с ним ездит?

– Нет, здесь остаётся.

– Интересно, ради чего он себя так мучает, оставляя красавицу жену без присмотра? – высказался вслух Трегубов.

– Ради другой красавицы, – предположил Выдрин.

– Или ради своих дружков революционеров, – сказал Иван. – Что ещё удалось узнать?

– Яков Капитонов. В восемьдесят третьем забрит в солдаты, как мы знаем вместо брата. Служил в артиллерийском полку, пока не был списан по увечью, по причине инцидента с орудием. Что за такой инцидент, неизвестно. По Якову, – всё подытожил урядник.

– На войне не был? – спросил Иван.

– Не был, – ответил Выдрин.

– Понятно. Гаврилов Александр Сергеевич?

– Ничего не удалось узнать, – развел руками урядник. – Вернусь попробую ещё, он же здесь пока живёт?

– Здесь.

– Что по Куракиным?

– По ним ничего особенного нет, кроме больших наделов земли в нашей губернии по описи, но это мы и так знаем. В столичных университетах не учились, на каторге не были.

– По крайней мере под фамилией Куракиных, – сказал Иван.

– Вы думаете могли поменять? – спросил Выдрин.

– Кто знает. Ладно, хотя бы кое-что у нас уже есть. То, что я просил привезли?

– А как же, во дворе. Посмотрим?

Трегубов и Выдрин вышли во двор, Евдокия Васильевна вслед за ними, из любопытства. У крыльца лежала конструкция из четырех полуметровых крючков, сваренных вместе, к основанию конструкции была приварена цепь в полпальца толщиной.

– Тяжелая, – сказал Иван, пошевелив цепь сапогом.

– Вдвоем справимся, – возразил Выдрин.

– Это что ж такое? – поинтересовалась хозяйка.

– Оснастка, – ответил Трегубов.

– Что за оснастка такая?

– Русалок ловить.

Поскольку приехал Выдрин, Трегубов отложил до вечера визит к Колодову. Пока светло, нужно было заняться другим делом. Они с урядником погрузили крюк и цепь на коня Трегубова и отправились к реке. Прибыв на место, Выдрин сгрузил цепь, а Иван стреножил коня.

– Где начнём? – спросил урядник.

Трегубов осмотрел темную гладь реки. Течение медленно передвигало мимо них огромные массы воды. Иван задумался и вспомнил хоровод русалок из своего сна. Почему бы и нет?

– Вон там начнём.

– Хорошо, я всё же цепь закреплю за дерево, не ровен час, упустим крюк.

Выдрин обвязал конец цепи за ближайшее дерево. После чего они начали забрасывать крюк в реку. Потратив больше часа и хорошенько вспотев, Выдрин и Трегубов не выловили ничего интереснее коряг и сломанного хомута.

– Может, ничего нет? – спросил урядник.

– Может, и нет, – ответил Иван, – но это будет значить, что русалки и водяной существуют на самом деле.

Урядник только хмыкнул в ответ, вытаскивая в очередной раз из реки пустой крюк.

– Сдвинемся туда, – предложил Трегубов, понаблюдав как течение проходит русло.

– Туда?

– Да, у противоположного берега, там, где в него ударяется течение, оно слегка закручивается назад.

– Далековато, но, думаю, что цепи хватит.

Они снова забросили крюк, цепь продолжала и продолжала уходить под воду.

– Тот самый омут, – предположил с заметной дрожью в голосе урядник.

Цепь исчезла почти полностью, Иван потащил её обратно на берег, Выдрин тут же пришёл на помощь. Когда крюк показался на берегу, они увидели, что в этот раз он зацепил фрагмент скелета человека, ребер грудной клетки. Иван и урядник переглянулись и подошли взглянуть.

– Женщина или ребенок по размеру, – серьезно сказал Выдрин и испуганно перекрестился.

– Продолжаем, – мрачно скомандовал Иван.

За следующий час они вытащили ещё несколько фрагментов костей груди, таза и два черепа. Один из фрагментов был опутан веревкой, часть позвоночника и несколько рёбер.

– На сегодня всё, – сказал Трегубов. – Водяного в реке нет.

– Всё? – переспросил Выдрин. – Как кости утопленников в омуте опровергают существование водяного?

– Не думаю, что у водяного есть необходимость привязывать к телам груз, чтобы их утопить, – пояснил Иван.

15.

Когда Выдрин и Трегубов вернулись, их поджидала во дворе Евдокия Васильевна. Она хотела, что-то сказать, но, увидев мешки, передумала и спросила:

– А что в мешках?

– Кости убиенных, затопленные в омуте, – ответил Выдрин.

– Кто-то топил кости людей в омуте?

– Всеволод Петрович, – укоризненно произнёс Иван, намекая, что находку нужно хранить в тайне.

– А зачем Вы их привезли сюда? – возмутилась хозяйка, – Я не потерплю этого в своём доме!

– Всеволод Петрович, – сказал Иван, – отвезёт сейчас их в церковь, и отдаст отцу Фёдору.

Всеволод Петрович на это только вздохнул и вывел коня со двора на улицу. Прохорова благодарно восприняла это решение.

– И правильно. Там им и место, чтобы нечистая сила не могла ни добраться до них, ни выбраться из них.

– Евдокия Васильевна, Вы хотели что-то сказать, когда мы приехали? – спросил Иван.

– Я?! Ах, да, некая особа уже три или четыре раза прошлась тут, заглядывая в окна, – желчно сказала она.

– Какая ещё особа? – не понял Трегубов.

– Какая, какая? Мадама Ваша!

Иван поднял глаза и увидел невдалеке Ксению Михайловну, про которую, если бы быть честным, в свете последних событий он забыл. Трегубов вышел за крыльцо и поздоровался.

– Что же Вы, Иван Иванович, заняты? Пропали совсем?

– Извините, но, действительно, занят, – Трегубов скосил глаза на Евдокию Васильевну, которая, скрестив руки на груди, стояла в трёх метрах и, не скрывая любопытства, слушала их диалог. – Вы же знаете, новое убийство.

– Да я слышала. Какой ужас! – Ксения Михайловна, изображая испуг, прижала ладонь ко рту. – Но Вы, как освободитесь, заходите, прошу Вас. Хотела бы услышать новости из первых уст.

– Непременно, обещаю Вам, Ксения Михайловна.

Золотарёва повернулась и пошла по направлению к своему дому.

– Новости из Ваших уст, непременно, Ксения Михайловна, – тихо передразнила Прохорова, – городские…

Она развернулась и тоже пошла к себе в дом. Трегубов недоуменно посмотрел ей вслед и стал думать, что делать дальше. Он посмотрел на холм. «Пора», – решил Иван.

Выдрина Трегубов нашел в церкви: тот что-то разъяснял отцу Фёдору. Иван подумал и решил не брать его, он пошёл наверх один. Наличие полицейского в форме могло создать ненужную официальную атмосферу. Трегубов предпочёл, чтобы Колодов продолжал играть перед ним прежнюю роль, а не закрылся в присутствии полиции.

На этот раз Дарья провела его сразу наверх. Колодов сидел в кресле с бокалом в руке и книгой на коленях.

– Иван Иванович, я Вас ждал, – улыбнулся херувим, одетый на этот раз в модный английский костюм. – Присаживайтесь рядом. Вина? Шампанского?

– Что читаете? – спросил Трегубов, усаживаясь и игнорируя предложение выпить.

– Байрон. Немного мрачновато, не находите? Хотя и в тему происходящего.

– Смотря с чем сравнивать. По мне «Ворон» Эдгара По мрачнее будет.

– Правда? Нужно будет ознакомиться. Но Вы же не поэзию обсуждать пришли? У Вас же накопилось множество вопросов, которые требуют ответов? Вот Вы и здесь.

– А Вы можете мне их дать? – иронично спросил Иван. – Прошлый раз Вы спрятались от меня.

– Просто Вы пришли не вовремя, в неподходящий момент для получения ответов.

– А сейчас я их получу?

– Зависит от вопросов, спрашивайте.

– Хорошо,. Вы прошлый раз сказали мне, что Вы – атеист.

– Это сказали Вы, а я не стал с Вами спорить, – возразил Колодов.

– Пусть так. Тогда расскажите мне, почему Вы отмечаете языческие праздники, да ещё на месте двух преступлений, совершенных по языческому обряду, если Вы атеист?

– Послушайте, Трегубов, я разочарован, я ждал от Вас других вопросов. Вы же про ночь на Ивана Купала? Не смешите меня. Приехали ко мне два старых гимназических друга, я им и устроил экзотическое мероприятие с деревенскими девушками. Вы что не постарались бы для своих друзей?

– Таким образом? Кстати, одна из них жена, как Вы прошлый раз выразились, агрессивного сапожника?

– Каким таким образом? Я полностью свободен от условностей, навязываемых вашим ханжеским обществом. И Вы же её видели, Веру? Красивая женщина, не правда ли? – улыбнулся Колодов.

– Что Вы знаете об исчезновениях девушек, которых по местной легенде забирает водяной? – внезапно сменил тему Трегубов.

У Колодова мгновенно пропало весёлое настроение. Он не ответил, а задумался и переспросил.

– А что думаете Вы?

– Я думаю, что всё это не случайно, и все они – жертвы преступлений, – заявил Трегубов, внимательно наблюдая за собеседником.

– Я с Вами согласен, – неожиданно ответил Колодов, – я и сам думал, что здесь есть что-то странное. Даже может, мистическое.

– Мистического здесь мало, если только мои сны. Мы нашли сегодня останки, как мы думаем, этих девушек.

– В омуте?

– Да. Как Вы догадались?

– Я слышал, что одежду находят всегда рядом. А что за мистические сны? Я Вас не понял? – переспросил Колодов.

– Как приехал сюда, снится всякая чертовщина, – признался Трегубов, – хороводы из русалок и тому подобное.

– Вы, наверное, у Евдокии Васильевны чайком и отварами балуетесь, – внезапно захихикал хозяин, – из трав и грибочков. Продолжайте в том же духе, и не такое привидится.

– Вы что считаете, что она…– удивленно проговорил Иван.

– Не считаю, а знаю. Сам как-то пал жертвой её лечения.

В комнату вошла Дарья с докладом:

– Там господин урядник к господину следователю пожаловал.

– Так впусти его, веди сюда, – разрешил хозяин.

– Что-то случилось, – забеспокоился Трегубов неожиданному посещению Выдрина.

– Сейчас узнаем, – пожал плечами Николай Колодов.

Быстрым шагом вошёл Выдрин. Он увидел хозяина с бокалом в руке на кресле, и на его лице четко обозначились сомнения.

– Что случилось? – спросил Трегубов вставая.

– Они собираются сюда, – собравшись с духом объявил урядник.

– Кто?

– Мне Колесов сказал, чтобы я Вас предупредил.

– Да кто собирается? И зачем? – переспросил Иван.

– Деревенские собираются. Они решили, что мы нашли кости девушек, которые людоед в омуте прятал. Топил, после того как сожрёт их.

– Что?! – теперь в удивлении встал и Колодов.

– Евдокия Васильевна растрепала? – спросил Иван.

– Думаю, что да, – обреченно сказал Выдрин.

– И что они собираются делать? – поинтересовался Колодов.

– Расправиться с людоедом, – ответил урядник.

– Что Вы собираетесь делать? – спросил хозяин дома, обращаясь к представителям закона.

Трегубов и Выдрин переглянулись. Иван напряженно думал.

– Нельзя допустить самосуд, – сказал он.

– Именно, нельзя обвинять человека, только на том основании, что он инородец! – заявил Николай Колодов.

– Что если он виновен?! – возразил Выдрин. – И как мы их остановим?

– Где он? – спросил Иван.

– В домике для прислуги, наверное.

На улице послышался шум. Все трое подошли к окну: у ворот собиралась толпа, внизу было уже несколько десятков человек. У некоторых были ружья, заметил Трегубов.

– Идёмте со мной, – сказал за его спиной хозяин усадьбы.

Он поставил бокал на стол и привёл Выдрина и Трегубова в комнату, где Иван ещё не был.

– Если Вы настроены решительно, нам это понадобится.

Урядник присвистнул от увиденного. Трегубов молча осматривал арсенал, развешанный на стенах и в шкафах. Копья, мечи и щиты, ружья и пистолеты.

– Мои родные были весьма воинственны, что, впрочем, сказалось на их продолжительности жизни, – горько усмехнулся Колодов.

– Вы думаете это поможет против толпы? – с сомнением проговорил урядник.

– Это лучше, чем ничего, – сказал Трегубов, – господин Колодов прав, вид вооруженных представителей закона может отпугнуть их. Одного Вашего револьвера недостаточно. Я возьму вот этот «Кольт».

– Вы разбираетесь в иностранном оружии? – удивился Николай Колодов.

– Не очень, но с этим недавно сталкивался.

– Я возьму, пожалуй, «Винчестер», многозарядное ружьё, – немного поразмыслив, сказал хозяин дома, пока Трегубов цеплял пояс с кобурой.

– У Вас есть ещё одно? – спросил Выдрин.

– Пожалуйста, – Колодов протянул ружьё уряднику.

– Тяжеловато. Какой странный затвор у него?

Колодов показал уряднику, как перезаряжать оружие. В это время снизу послышался усиливающийся гул толпы.

– Пора спускаться, – сделал из этого вывод Иван.

16.

Они спустились и вышли на крыльцо вовремя, – негодующие люди были уже здесь. Колодов прошёл вперёд, держа в руках ружье. На его губах играла самоуспокаивающая улыбка. Трегубов видел, что действительно было чего испугаться: перед ними стояли человек пятьдесят разъяренных мужиков, которые криками подбадривали друг друга, с топорами, вилами и косами. Было тут и несколько ружей: у братьев Куракиных, мушкет у деда Миши, который размахивал им, находясь в первых рядах и у, возглавляющего разъяренную толпу, Прохора Сидорова, деревенского старшины.

– Друзья, – начал Колодов, но его тут же оставил Иван.

Он понял, что так действовать нельзя. Нельзя быть мягким в такой момент. Поэтому он положил руку на плечо хозяина усадьбы, давая знак, что переговоры он берёт на себя, и вышел вперед, положив руку на револьвер, висевший на поясе. Он посмотрел сверху вниз и начал твердо и громко говорить:

– Прохор Семёнович, как понимать сие выступление? Это что – демонстрация или мятеж?

Гвалт голосов немного стих, чтобы услышать, что говорит столичный следователь, одна должность которого внушала большинству присутствующих уважение и неосознанное желание подчиниться. Но не таков был старшина.

– Помилуйте, Иван Иванович, какой мятеж? Эти добрые люди собрались, чтобы защитить своих детей от прожорливого чудища, которое прячется в этом доме. Защита своих детей – их святой долг, – повернулся Сидоров к мужикам.

Те снова загалдели, потрясая импровизированным оружием. Трегубов машинально взвел курок «кольта», находившегося в кобуре. Иван почувствовал, как Выдрин и Колодов, шагнув вперёд, встали с ним плечом к плечу. Это придало ему уверенности.

– Послушайте, Иван Иванович, просто отойдите и дайте нам совершить правосудие, – продолжал старшина.

Трегубов резким движением вытащил револьвер и выстрелил в воздух. Все замолчали.

– Я здесь представляю закон Императора, Самодержца Всероссийского. Только я здесь могу судить! Никто не пройдёт дальше. А сейчас всем разойтись, иначе всех отправлю на каторгу!

Напоминание про Императора и каторгу, а также грозный вид Трегубова, подорвали уверенность толпы в своей правоте. Наступила тишина, в которой внезапно кто-то вскрикнул:

– Смотрите: вон он.

Все повернулись к домику для слуг, из дверей которого на шум и выстрел вышел маори Сенька. Трегубов тоже повернулся, поэтому не заметил, как дед Миша поднял свой мушкет. Иван увидел, что тот готов к выстрелу только, когда Куликов поджёг фитиль. Ничего поделать было уже нельзя, но вместо выстрела раздался небольшой взрыв, и Трегубова на мгновение ослепила вспышка. Через пару секунд пороховой дым рассеялся, и Иван увидел, что Куликов лежит на земле. Его лицо и руки были в крови. Похоже ствол старинного ружья не выдержал выстрела, и его разорвало. Трегубов вспомнил, как дед Миша, рассказывал ему, что купил мушкет. Тогда он и представить не мог, что у старика будет возможность использовать это реликтовое оружие. Ивану на ум пришли слова Антона Павловича Чехова.

«Нельзя ставить на сцене заряженное ружьё, если никто не имеет в виду выстрелить из него».

Мужики совсем затихли и расступились вокруг упавшего старика, на время забыв про маори. Трегубов решил, что пора брать всё в свои руки. Он спустился вниз, растолкав мужиков, и начал командовать.

– Выдрин, займитесь Куликовым! Он ещё жив. Сидоров, увидите всех отсюда, иначе, клянусь, ещё до заката Вы будете в кандалах. Инородцем займусь я лично, Колодов заприте его в доме.

Урядник начал оказывать первую помощь стонущему старику. Деревенский старшина посмотрел сначала на Трегубова, затем на присмиревших мужиков и решил, что лучше будет подчиниться. Колодов быстро удалил с глаз долой причину инцидента, своего слугу Сеньку.

Мужики разошлись, а деда Мишу перенесли в усадьбу, его наскоро перевязали. Но Выдрин сказал, что лучше бы его показать доктору.

– Глаза целы, но на правой руке оторвало все пальцы кроме большого, – объявил урядник. – Нужно остановить кровь, а лучше послать за доктором.

– Я бы послал Сеньку, – сказал Колодов, – но ему сейчас не выйти.

– Согласен, – ответил Трегубов. – Может, отца Фёдора отправим?

– Он уехал, хочет телеграфировать семье Капитонова, чтобы кто-то позаботился о покойном.

– Хорошо, поеду сам, – решился хозяин усадьбы. – Дарья пока посидит с ним.

– Одну минуту, Николай Васильевич, а скажите мне на милость, куда по ночам ходит Ваш Сенька?

Хозяин усадьбы обернулся к Трегубову, задумавшись.

– К моей подруге из «Большого», – тихо ответила вместо Колодова Дарья. – Он хоть и инородец, но мужчина интересный.

Напряжение, чувствовавшееся в доме, мгновенно спало, Трегубов рассмеялся, засмеялись и остальные.

Иван вместе с урядником вышли из усадьбы и наконец смогли поговорить свободно.

– Иван Иванович, Вы уверены, что этот Сенька не причастен? – спросил урядник.

– Нет, не уверен. Но нет никаких доказательств, что это мог быть он, а, главное, ему это было бы трудно делать. Он на виду и днём в деревню вообще не ходит.

– Лес не деревня, до омута можно и лесом добраться. Но Вы думаете, что это кто-то местный? Зачем бы делать такое?

– Всеволод Петрович, ну кто его знает, зачем? Может, лишен человек женского внимания, по какой-то причине изъян имеет, например, и силой добивается своего. Обратите внимание: все жертвы молодые девушки. Тот же Сенька, как видите, имеет подругу в деревне. Плохо, что мы не знаем, как долго длятся эти убийства. Полиция же не занималась этим вопросом.

– Как заниматься, если родные не заявляют. Утоп человек и утоп, – стал оправдываться урядник.

– Я понимаю это, преступник, очевидно, тоже понимает. Поэтому и подкладывает одежду на берег.

– А что думаете про убийства Капитоновых? – спросил Выдрин.

– Была у меня пара версий по отцу Петру, но убийство его сына всё спутало.

– Может, это он, злодей, и сделал так, чтобы запутать следы?

– Не думаю, что убийство человека, тем более таким сложным способом совершают, чтобы следы запутать, – возразил Трегубов. – Завтра у нас будет много работы.

Они остановились перед домом Евдокии Васильевны. Трегубов посмотрел на окна, освещенные изнутри масляной лампой.

– Вы где собрались ночевать? – спросил он Выдрина.

– В доме священника, отец Фёдор обещал сегодня обернутся. А Вы? – в голосе урядника послышалась заинтересованность.

– Не хочу идти к Евдокии Васильевне после её сегодняшних выкрутасов. Куликов покалечен. А если бы погиб кто? Всё из-за невоздержанного языка. Зол на неё. И отвары эти. Может, завтра успокоюсь.

– Понимаю Вас. К Ксении Михайловне пойдете?

– Вы уже в курсе?

– Все в курсе.

– Ну и ладно. Да, к ней. До завтра.

Золотарёва ждала Трегубова с ужином. Она стала его ласково называть Ваня, в то время как сам Ваня никак не мог себя пересилить и обращался к хозяйке на Вы.

– Что нового Ваня? – спрашивала она его за ужином. – Это правда, что колодовский людоед девочек похищает, съедает, а косточки в реку кидает?

– Не думаю, – ответил Иван. – Люди склонны во всех своих бедах чужаков обвинять.

– Неужели кто-то деревенский на такое способен?! – удивилась женщина. – А кого Вы подозреваете в убийстве Капитоновых? Вот напасть то. Что за ужас, будто одного батюшки было мало!

– Пока никого. Но, будьте уверены, докопаюсь до истины. Ксения Михайловна, а почему Ваш покойный муж хотел продать лесопилку? – спросил Трегубов, внимательно наблюдая за реакцией женщины на его вопрос.

– Хотел продать лесопилку?! – на первый взгляд искренне удивилась женщина. – Зачем ему это? Не может такого быть! Кто такое сказал? Я бы знала.

– Вы уверены?

– Конечно, мы жили душа в душу, – ответила Ксения Михайловна и улыбнулась Ивану.

Утром Трегубов оделся и ушёл, пока женщина ещё спала. Он шёл к Выдрину выработать план на сегодня, но у калитки своего дома его поджидала Евдокия Васильевна.

– Иван Иванович, – начала она елейным голоском, – не хотите блинчиков отведать, я только напекла.

Иван и действительно был не прочь позавтракать, а блинчики были его слабостью. Он вздохнул и согласился, – чего пропадать выпечке.

– С Вами вчера Всеволод Иванович поговорил? – предположил он, сидя за столом.

– Он. Вы уж простите меня неразумную, не сильна я в Ваших полицейских делах.

– Хорошо, – согласился Иван. – Только в следующий раз, пожалуйста, никому не рассказывайте, что услышали от меня или от урядника Выдрина.

– Поняла, поняла, – протараторила Евдокия Васильевна. – Чайку?

Трегубов вспомнил про свои сны и про то, что ему намедни говорил Николай Колодов.

– Спасибо, но не хочется. Водой обойдусь.

После завтрака у Прохоровой Иван пришел к дому священника и увидел, как отец Фёдор выносит какой-то мусор из церкви. Быстро же он обустроился и обжился. Возможно, что внезапно опустевший приход был для него единственным шансом не лишится сана. Тем более, что в деревне, где крестьяне приносят человеческую жертву языческим богам, непременно необходим духовный наставник. Могло это быть мотивом? Могло. Однако, эту версию разрушало убийство Виктора Капитонова: никакой причины для убийства Виктора у отца Фёдора, на первый взгляд, не было. Так рассуждал Трегубов. Нужно было искать дальше. Он прошёл в дом и увидел хозяйничающего там Выдрина. Маша, наверное, опять была в усадьбе и ещё не вернулась. Колодов любил вставать поздно.

– Чем займемся? – спросил урядник Трегубова.

– Составим список вопросов. Попробуем узнать, кто не имеет подтверждения, что ночевал дома во время убийства Виктора Капитонова. Забудем на время о его отце. Нужно идти по горячим следам. Одновременно будем расспрашивать про утопленниц. Нам нужно узнать их имена и годы исчезновения. Поделим обе деревни пополам. Всё запишем. Завтра тоже самое, только поменяемся. Вы пойдёте по моим домам, я по Вашим. На третий день садимся и сверяемся, ищем зацепки, – Трегубов смотрел, как постепенно вытягивалось лицо Выдрина.

– Это ж уйма работы и писанины! – прокомментировал урядник.

– А как Вы хотите? Нам никто не принесет результат на блюдечке, нам нужно самим найти убийцу или убийц, а для это нужно собрать всю информацию, которую только сможем.

Урядник только вздохнул в ответ.

Трегубов и Выдрин поделили дома и разошлись. Проходя мимо церкви, Трегубов снова увидел отца Фёдора и спросил:

– Вас уже назначили сюда официально?

– Да, видите начинаю тут с уборки, – ответил тот.

– Школу будете открывать?

– Какую школу?

– Отец Пётр хотел открыть школу для деревенских детей, грамоте их учить.

– Ах, Вы про это? Не знаю пока. Нужно же её построить, нужна земля и деньги. Отец Пётр, упокой господь его душу, ходил просить у Куракиных, они тут самые богатые, но они отказали.

– Почему? – спросил Трегубов.

– Не знаю.

– Попросите у Колодова, – посоветовал Иван.

– У Колодова? – удивился отец Фёдор, а затем прошептал, – но он же совсем испорченный человек, негодяй, прости меня, господи.

– Попросите. Думаю, что он даст денег.

Весь день ушел на обход домов. Под вечер Трегубов понял, что просто не успевает обойти все. При этом далеко не всех можно было застать с первого раза, хотя уборочная страда уже заканчивалась. Двумя или тремя днями тут не обойтись. Трегубов смертельно устал и не пошёл вечером к Золотарёвой, он всю ночь проспал на печи у Прохоровой. Без сновидений.

17.

Следующий день снова начался со сбора информации. Ничего интересного, ничего нового, кроме того, что список утопленниц постепенно рос, и в нём начали просматриваться некоторые общие закономерности, отмеченные Выдриным. В обед Трегубов встретил Ксению Михайловну.

– Вы вчера не приходили, – в голосе женщины слышались нотки обиды, – может, придёте сегодня на ужин?

– Не уверен. Очень много работы, нужно закончить, пока люди ещё помнят, что они делали в день убийства Виктора Капитонова. Нельзя этого откладывать на потом. Сегодня с Всеволодом Ивановичем продолжаем.

– Я понимаю, – разочаровано сказала женщина. – Вы стольких допросили, неужели так и не раскрыли убийц?

– Пока нет.

Когда они расстались Трегубов увидел собирающегося в город Павла Куракина. Повозка уже стояла за воротами, и тот готовился уехать.

– Добрый день, – сказал Иван. – У Вас есть несколько минут, ответить на пару вопросов?

– Добрый день, – ответил ему Куракин, – конечно, есть, Вы уж извините за тот день, поддались общему настроению. Вы можете мне сказать, что думаете, виновен этот человек или нет?

– Ещё достоверно неизвестно, но я думаю, что нет. В любом случае, пока мы не найдём настоящего преступника или преступников, он будет под замком, дома у Колодова.

– Вам виднее, – резюмировал Куракин.

– Именно. Но я хотел Вас спросить, почему Вы отказали отцу Петру в организации школы?

– Чтобы поп учил моих детей?! – возмутился Куракин.

– Если Вы не хотите, чтобы детей учил поп, наймите настоящего учителя, думаю, средств у Вас хватает. Это будет по-настоящему богоугодное дело и для Ваших детей, и для остальных.

– Не думали о таком варианте, – сконфуженно проговорил Павел Куракин. – Я обещаю обсудить с братом. А какой второй вопрос?

– Вы мне тут сказали, что Золотарёв предлагал Вам купить лесопилку.

– Верно.

– Вы не перепутали? Может, это Вы сами ему предлагали продать? – спросил Трегубов.

– Нет же, я хорошо помню: это он пришёл, незадолго до того несчастного случая.

– А что с ним случилось, кстати?

– Разве Вам Ксения Михайловна не рассказывала? – удивился Куракин.

– Нет. Неудобно было её спрашивать.

– Я и сам толком не знаю. Что-то случилось со станком для распила брёвен. Короче, поранился во время работы и быстро скончался.

– Понятно. Последний вопрос: почему Вы не стали покупать лесопилку?

– Так она на церковной земле стоит. Церковь же нам её не отдаст, эту землю.

– Вы имеете ввиду, что сама лесопилка – это территория церкви, как и та, на которой расположены и дом священника, и деревенская церковь?

– Да нет же! То есть, да, и лесопилка, и ангары, и дом Прокофьевых – это всё церковная земля. Зачем покупать лесопилку на земле, с которой могут в любой момент выгнать?!

– Спасибо, за информацию, – ответил Иван. – Удачного путешествия Вам.

Трегубов повернулся и совершенно по-новому посмотрел на церковь, приткнувшейся к ней домик с огородом и раскинувшиеся рядом угодья Прокофьевых. Выходит, что всё это построено на церковной земле? Знал ли об этом отец Пётр? Должен был. Лесопилку строили при нём. Что там говорил лавочник Колесов: был большой огород при Золотарёве. Мысли Трегубова понеслись дальше. А знает ли об этом отец Фёдор? Он давно начал наезжать к Петру Капитонову, подружился. Так ли случайно сгорела его церковь? Но почему Ксения Михайловна не в курсе всех этих вещей? Или она в курсе? Почему она постоянно интересуется ходом расследования? А почему не уехала? Два дня уже прошли.

Все эти вопросы назойливо вертелись в голове московского следователя. Если найти на них ответы, они могут дать ключ к происходящему в деревне, а, может, и подсказать кто преступник.

Трегубов решил, что нужно временно остановить допросы. Он пошёл домой, к Евдокии Васильевне, чтобы за обедом привести мысли в порядок. Но не успел он поднести первую ложку со щами ко рту, как в дом постучали. Хозяйка открыла дверь, и в дом буквально ворвалась молодая женщина в темно синем платье и синей шляпке, ее рыжие волосы были стянуты в толстую косу, а на лице, покрытом веснушками, выделялись заплаканные зелёные глаза.

– Мне нужен Иван Иванович Трегубов, мне сказали он живёт здесь, – надрывно заголосила она. – Что с моим мужем, где его тело?

Трегубов отложил ложку в сторону и начал медленно подниматься, чтобы представиться. – Но тут его взгляд упал на хозяйку.

Евдокия Васильевна стояла с расширенными от ужаса глазами и истово крестилась.

– Свят, свят, свят, – почти не слышно бормотала она.

– Трегубов – это я, – Иван поднялся из-за стола и обеспокоенно спросил, -Евдокия Васильевна, что с Вами?

– Свят, свят, это она, господи, спаси и сохрани.

– Кто она?! – громко переспросил, ничего не понимающий, Иван.

– Утопленница! – воскликнула хозяйка.

– Здравствуйте, Евдокия Васильевна, – женщина повернулась к хозяйке. – Я живая.

– Свят, свят, это – Тонька, утопленница, господи, спаси и сохрани, – продолжала креститься Прохорова.

– Что тут происходит? – вконец растерялся Трегубов.

– Меня зовут Антонина Ильинична Капитонова, – женщина повернулась к Ивану, – я – жена, Виктора Капитонова, теперь уже, наверное, вдова…

Женщина опустилась на стул и заревела во весь голос. Трегубов переводил взгляд с ревущей женщины на крестящуюся хозяйку и обратно, пытаясь понять, что ему со всем этим делать.

– Так, хватит! Евдокия Васильевна, выйдете, пожалуйста, мне нужно переговорить с Антониной Ильиничной. Нет! Только не на улицу! Вы обещали держать всё в тайне. В свою комнату, пожалуйста.

Прохорова, продолжая креститЬся, по большой дуге обошла Капитонову и скрылась в комнате. Иван порыскал глазами вокруг, увидел чистое полотенце и подал его плачущей женщине.

– Антонина Ильинична, прошу Вас успокоиться. Плачем, Вы ничего не измените, а поговорить мы с Вами не сможем. Вы же сами хотели со мой поговорить?

– Да, хотела, – пытаясь перестать рыдать, сказала женщина, – извините, но я в таком состоянии после того, как отец Фёдор сообщил… Я бросила детей… и сразу сюда из Петербурга… на поездах, не останавливаясь.

– Я Вас прекрасно понимаю, не извиняйтесь. Просто попытайтесь успокоиться.

– Его правда убили, Витю?

–Да, сожалею, но это – правда.

– А где он? Я хочу увидеть!

– Тело должны привезти сюда сегодня, завтра, быть может, после экспертизы.

– Привезут… А кто, кто его убил?! Зачем!

– Следствие пока идёт. Скажите, Вам есть где остановиться?

– Что Вы говорите? Остановиться? Не знаю. Я оставила чемодан в церкви, не знаю пока.

Дверь отворилась без стука, и в дом забежал запыхавшийся Выдрин. Увидев незнакомую, всхлипывающую, женщину он на секунду удивленно остановился.

– Что случилось? – спросил урядника Трегубов.

Он видел по его взволнованному лицу, что это что-то серьёзное.

– Машка пропала, второй день нет, – выпалил он.

– Так она у Колодова.

– Там я уже был, и там её второй день тоже никто не видел. Николай Семёнович сам волнуется.

– Не думаешь же… – проговорил Трегубов.

– Чёрт его знает, – зло ответил Выдрин.

– Так, значит нужно срочно проверить, если Колодов волнуется… А знаете что, приведите его сюда, может, пригодится, – подумав, сказал Иван. – Только пусть маори останется под замком. И никому пока ни слова.

– Антонина Ильинична, – попросил следователь, когда Выдрин выбежал из дома, – прошу Вас оставайтесь здесь до моего прихода. Успокойтесь попейте…попейте чайку, чемодан Ваш потом заберём. Евдокия Васильевна!

Хозяйка мгновенно появилась из комнаты и начала рассматривать сидящую женщину, как диковинную зверушку.

– Евдокия Васильевна, посмотрите на меня, пожалуйста, – попросил Трегубов. – Попытайтесь успокоить Антонину Ильиничну, дайте ей Вашего чая или отвара и дождитесь вдвоем меня здесь. На улицу, в деревню не выходить. Понятно?

– Хорошо, хорошо, – ответила хозяйка и переключила внимание на гостью, – давайте, голубушка, сейчас я заварю травку, она тут же успокоит.

Трегубов бросил подозрительный взгляд на Евдокию Васильевну и вышел.

18.

Мягкий ковер из опавших листьев и, местами выглядывающей из-под них, влажной земли приглушал шаги. Лес ещё казался зелёным, но золотые вкрапления разрастались, как ржавчина, которая к зиме должна полностью разъесть всю листву и оголить кроны деревьев, темные стволы которых смотрелись сейчас более черными, чем были на самом деле, поскольку серое одеяло облаков плотно закрывало осеннее солнце, и ни один луч не мог добраться сквозь него до трёх путников, пробиравшихся по практически заросшей тропинке.

Первым шёл урядник Выдрин, о его ноги билась положенная по штату шашка, на боку висел револьвер. Вторым был Иван Трегубов, которому постоянно приходилось уворачиваться от веток, сквозь которые продирался идущий впереди полицейский. Замыкал шествие Николай Колодов в охотничьих сапогах и темно коричневой куртке, в руках у него было многозарядное американское ружьё, которому молодой человек всегда отдавал предпочтение. Он чуть приотстал и был в плохом настроении, поскольку при проверке выяснилось, что Сеньки в доме для слуг нет. Маори сбежал.

Через некоторое время они вышли к домику. Хотя, скорее это можно было назвать казармой для нескольких человек, вытянутый сруб с низкой крышей.

Выдрин остановился и посмотрел на Трегубова. Тот подождал, пока подойдёт Колодов, и постучал в дверь. Ответа не последовало, и Иван толкнул дверь вперед. Они прошли в внутрь. Трегубов, шедший первым, замер, услышав какое-то движение. Однако, это оказалась всего лишь мышь или крыса, спрятавшаяся в подполе. В доме царил полумрак.

– Здесь никого нет, – сказал урядник. – Я имею ввиду, что никто не живёт.

– Он уехал, – на вид равнодушно согласился Трегубов, оглядывая прибранное, совершенно пустое помещение. – Ни мусора, ничего. И мы так и не узнали ничего о нём.

– Он мог соврать и о имени, и о роде занятий, – продолжил Выдрин.

– Мог, – согласился Трегубов.

– Нужно было его задержать, – посетовал урядник.

– За что? За то, что он приезжает летом, а девушки тоже исчезают летом. Вон, Ксения Михайловна тоже только на лето приезжает в деревню. Ничего необычного в этом нет, – возразил Иван.

– Это подозрительно, что в один день пропал и маори, и натуралист.

– Подозрительно. Тем более, что это он мне рассказал про аборигенов Новой Зеландии. И не предупредил меня об отъезде.

– Что будем дальше делать? – спросил молчавший до этого Колодов.

– С учётом всех обстоятельств, я бы предположил худшее, – ответил Иван, посмотрев на него. – Но нам нужно убедиться.

Они вернулись по тропинке чуть назад и свернули к реке. Затем пошли вдоль русла, внимательно осматривая травы и кусты.

– Там, – показал Колодов и уверенно пошёл вперед.

Выдрин и Трегубов двинулись за ним. В нескольких метров от берега, недалеко от места, где находился омут, лежало простенькое и неказистое женское платье и синий женский платок.

– Эти вещи похожи на те, что носит Мария Капитонова, – сказал Трегубов, поднимая платье.

– Третья жертва из одной семьи, – сказал Выдрин.

– Нужно найти тело. Если преступник не поменял схему, он должен утопить тело в омуте, – предположил Иван.

Внезапно Колодов присел на корточки.

– А это что?

– Что? – не понял урядник.

– Эти белые вкрапления в земле под платьем.

Трегубов и Выдрин присели рядом на корточки. Николай ковырнул землю ногтем.

– Опилки или стружка, – сказал Иван.

Трегубов поднялся, в его голове один за другим всплыли два случая. Яков Капитонов стряхивает со столика опилки и стружку, и Алексей Сидоров отряхивает одежду от опилок на пороге брата. Оба не женаты, у одного нет ноги, другой слабоумный. Иван задумался, а вслух сказал:

– Нужно искать тело, идём возьмём крюк.

Трегубов и Выдрин направились в деревню. Иван обернулся и увидел, что Колодов продолжает стоять неподвижно на месте, держа в руках платок Маши.

– Николай Васильевич, идёмте. Может, это не её, может она жива, – сказал Трегубов, понимая, насколько это фальшиво звучит.

Колодов вздрогнул и пошел за ним, опустив голову и глядя себе под ноги. Когда они подошли к дому Евдокии Васильевны, то обнаружили, что у калитки со скучающей миной слонялся Илюха.

– Привез тело? – спросил молодого урядника Выдрин.

– Да, оставил у отца Фёдора.

– А отчёт доктора? – Трегубов увидел в руках Илюхи конверт.

– Да, вот он.

Иван раскрыл конверт и стал тут же читать отчёт. Доктор считал, что Виктор Капитонов умер от удара по височной кости. В ране он нашёл фрагмент стружки.

– Что там? – спросил Выдрин, но Трегубов не ответил.

– Всеволод Иванович, берите крюк и моего коня, ищите тело, а мне нужно переговорить с вдовой Виктора Капитонова.

– Я помогу, – предложил Колодов.

Трегубов хотел сначала отказать: двух урядников было вполне достаточно, но потом посмотрел на Николая и решил, почему бы и нет.

– Хорошо, идите втроём.

Когда Иван зашёл в избу, Евдокия Васильевна и Антонина Ильинична беседовали, вспоминая что-то из общего прошлого. Последняя выглядела относительно успокоившейся.

– Евдокия Васильевна, сделайте одолжение, не могли бы Вы сходить к отцу Фёдору и узнать, когда привезут тело Виктора Петровича, может у него есть какие-то новости.

– Да, схожу, – вскочила на ноги хозяйка, обрадовавшись ответственному поручению, – прямо сейчас и пойду.

Когда Прохорова ушла, Трегубов сел напротив рыжеволосой женщины и попросил:

– Расскажите мне, пожалуйста, Антонина Ильинична, как Вы стали утопленницей?

– Не знаю даже с чего начать, это так сложно, – растерялась та.

– Начните с Вашего покойного мужа.

– Виктор, он, – на глаза Капитоновой навернулись слёзы, а голос изменился, – он никогда не хотел быть священником, хотел его отец.

– Его отчислили из семинарии?

– Да.

– А что с Яковом, братом Виктора? Я слышал, что он был в Вас влюблён?

– Да, проходу не давал. Но мне нравился Виктор, и мы начали встречаться, когда он ещё в семинарии был. Никто не знал об этом.

– Вы забеременели? – спросил Трегубов.

– Да. Как Вы узнали? – удивилась женщина.

– Ваша первая дочь родилась на следующий год после того, как Вы, якобы утонули. Что было дальше?

– Виктор, он признался во всем отцу, и тот сказал, что он должен на мне жениться.

– Но ему выпал жребий идти в солдаты, верно? – спросил Трегубов. – И тогда вы втроём с его отцом и придумали эту историю с утоплением.

– Это было нехорошо, – Капитонова опустила голову, – но решало все проблемы. Яков был помешан на мне. Проще было бы, чтобы он думал, что я погибла, утонула, ут случается такое, чем сказать, что я выхожу за его брата.

– После чего его не сложно было убедить пойти вместо брата в солдаты?

– Отцу Петру было трудно принять такое решение, – ответила Антонина Ильинична, – они оба его сына. Но у Виктора была я, которая ждала ребёнка. Не знаю, где он взял деньги, мы всегда жили бедно, но отец Пётр где-то достал приличную сумму, чтобы мы смогли уехать в столицу и обосноваться там.

– И больше Вы никогда не бывали здесь?

– Ни я, ни Виктор. Пока не пришла телеграмма о смерти отца Петра. Он был и мне как отец, после смерти моих родителей, но Виктор настоял, что он поедет один.

– Вы знали, что Яков вернулся из армии?

– Да. Именно поэтому Виктор не хотел, чтобы вся эта история вышла наружу.

– Вы ещё не встречались с Яковом?

– Нет. Не успела. Сразу сюда.

– И не встречайтесь пока, – посоветовал Трегубов.

– Хорошо, как скажете.

Открылась дверь, и вошла хозяйка. Она жалостливо посмотрела на Капитонову и сказала:

– Привезли. Привезли тело Вашего убиенного супруга.

– Евдокия Васильевна, Вы не проводите Антонину Ильиничну, она в расстроенных чувствах. Ей нужна помощь.

– Конечно, конечно, идёмте, милая, – засуетилась Прохорова.

19.

Тело привезли через час. Нашли быстро потому, что уже знали, где искать. Евдокия Васильевна ещё не вернулась. Они занесли тело в сарай, долой от любопытных глаз. Четверо мужчин стояли над Марией Капитоново, её лицо посинело и распухло. Руки и ноги были стянуты верёвками. Илюха был бледен, как смерть. Колодов выглядел злым и решительным. Иван пытался привести мысли в порядок. Ему казалось, что он знает уже достаточно, чтобы раскрыть преступника. Немного дедукции, как у Конан Дойля.

– Глаза ей мы прикрыли, – сказал Выдрин. – Камень пришлось срезать, не тащить же его сюда. Оставили там. Нужно везти на экспертизу, видимых ран на теле нет.

– Зачем он убил её? – спросил Колодов. – Он наверняка уже знает, что его ищут. Словно издевается.

– Не знаю, – честно ответил Трегубов. – Зачем вообще он это делает, убивает?

– Получает какое-то извращенное удовольствие от убийств. Я его самого убью, гада, – мрачно и решительно заявил Колодов.

– Его ещё найти надо, – возразил Выдрин. – Он уже во Владимире или ещё где. Надо же, писатель, учёный…

Трегубова заинтересовали веревки. Он наклонился, подёргал узлы и многозначительно хмыкнул.

– Что там? – спросил старший урядник.

– Скользящие узлы, – ответил Иван. – Как и тот, что остался на дереве, когда был убит отец Пётр.

Колодов опустился на колени рядом с трупом и начал внимательно рассматривать веревки.

– Я видел такие, – наконец сказал он.

– Где? – Трегубов повернулся к Николаю. – Хотя, подождите, дайте угадаю: на лесопилке?

– Да, – кивнул Колодов, продолжая рассматривать узлы. – Заказывал доски, и они не помещались в телегу. Сказал, что Сенька ещё раз съездит, чтобы доски не рассыпались по дороге на холм, к усадьбе. Но Алексей Сидоров ответил, что так их стянет, что деваться им будет некуда. Я ему не поверил – дурачок же, но решил проверить. Он оказался прав. Ни одна доска не упала.

– И он стянул их также? – спросил Иван.

– Да, такими же узлами прикрепил к телеге, пока Сенька придерживал. Затем затянул, и второй раз не пришлось ехать

– Это ничего не доказывает, – возразил Выдрин, – мало ли кто вяжет такие узлы. Тот же сбежавший Гаврилов, например.

– Может быть, но мы можем и должны проверить версию с Алексеем Сидоровым, раз пока не можем добраться до Гаврилова, кем бы он ни был, -сказал Трегубов.

– Идём на лесопилку? – спросил Илюха.

– Нет, – ответил Иван. – Уже поздно. Кроме того, что-то мне подсказывает, что Сидоров от нас никуда не денется. Вы, Николай Васильевич, возвращайтесь домой, узнайте, что там с Вашим Сенькой. Только ни слова о том, что мы нашли тело Маши. Никому, слышите?

– Понимаю.

– И никакого самосуда. То, что я сказал деревенскому старшине, касается и Вас!

Колодов кивнул и вышел. Выдрин посмотрел на следователя и сказал:

– С Евдокией Васильевной будет не так просто.

– Я знаю, но её я беру на себя. А сейчас мы навестим Якова Капитонова.

– Зачем? – спросил Всеволод Иванович.

– Он последним видел своего брата живым, мы же больше не нашли никого.

– Да, не нашли, – согласился Выдрин.

Уже смеркалось, когда они пришли к дому младшего Капитонова. Трегубов оставил молодого урядника снаружи, а со старшим вошёл в избу. Яков сидел и мастерил игрушки при свете лампы. Когда он увидел Трегубова и Выдрина, его лицо изменилось и приняло обреченный вид.

– Здравствуйте, Яков Петрович, – сказал Трегубов, без приглашения усаживаясь напротив мужчины. – Мы знаем, что Ваш брат пришёл к Вам в тот вечер, но так и не вышел. Нет смысла отпираться.

Яков посмотрел на Трегубова, потом на стоящего в дверях полицейского, вздохнул и начал рассказывать:

– Он пришёл ко мне уже хорошо пьяный, принёс бутылку. Мы ещё выпили. Я думал, что он пришёл потому, что соскучился, много лет не виделись. А он пришёл покаяться… Пришёл просить прощения за то, что обманул меня с Тонькой. Он женился на моей невесте, а мне они с отцом сказали, что она утонула. На самом же деле отец отправил их в Петербург, чтобы они там поженились. Просил прощения за то, что отправили меня в армию вместо него, где я лишился ноги. Я слушал, слушал и во мне только злость росла, а ещё я малость выпил… Даже не знаю, как получилось. Киянка, она под рукой лежала, и я как вдарил ему по лбу, чтобы замолчал только. Очень неприятно всё это было слушать… Он и откинулся навзничь. Я сразу протрезвел. Смотрю, брат мёртвый лежит. Испугался. Что делать, не понимаю. Вспомнил про отца. Дай, думаю, сделаю также, пусть на идолопоклонников подумают, всё равно они не христиане. Вытащил его и огородами в лес. Не знаю уж откуда силы взялись, с испугу, наверное. Не хотел я. Случайно всё так получилось, – уныло закончил Яков.

Всё время монолога Капитонова Выдрин только таращил глаза, а когда тот закончил, не выдержал и спросил:

– Отца ты тоже за это убил?!

– Нет, Вы что? – испугался Яков. – Ни коим образом! Не я это. Я обо всём только тогда от брата и узнал, как он пришёл давеча пьяным.

– Яков Капитонов, – сказал Трегубов, – Вы арестованы за убийство Вашего брата Капитонова Виктора Петровича. Останетесь пока под домашним арестом. Всеволод Иванович, прошу Вас остаться здесь с Ильёй и стеречь преступника, чтобы не убежал. Завтра придёте утром ко мне, пойдём на лесопилку. Илья пусть сторожить остаётся.

Иван вернулся домой одновременно с Евдокией Васильевной. Прохорова тут же начала рассказывать, как Антонина Ильинична снова разревелась, как они с отцом Фёдором её успокаивали. Трегубов подождал, пока она выговорится, и только затем сказал:

– Евдокия Васильевна, у нас в сарае Мария Капитонова.

– Вы что ж, нашли бедняжку? А что же она в сарае то? – спросила хозяйка и осеклась, увидев взгляд Трегубова.

– Господи, вот нечисть то разгулялась у нас.

– Евдокия Васильевна, это не нечисть, а люди нечестивые. Утопили её, связали и камень привязали.

– Боже мой, – испуганно перекрестилась хозяйка.

– Завтра мы её заберём, но сегодня ночью она останется в сарае.

– На ночь? Здесь, в сарае? Мертвая? – испуганно спросила Евдокия Васильевна. – Может, того, я пойду к Варваре переночую?

– Нет, – отрезал Иван. – Мы останемся здесь. Если что, зовите меня. Нельзя, чтобы до завтра хоть кто-то узнал, что мы нашли тело девушки.

– Почему? – наивно спросила хозяйка.

– Потому что преступник узнает и сбежит.

– Господи, а кто преступник то?

– Пока не могу сказать, завтра всё узнаете, – пообещал Иван.

– Пойду чайку заварю, – проговорила растерянная хозяйка.

– И правильно, – поддержал Трегубов.

– Вам тоже налить?

– Нет!

20.

Выдрин и Трегубов шли по утренней деревне. Погода сегодня была совсем неплохой для осени: ясное небо обещало тёплый, а, возможно, и солнечный день. Может быть, наконец подсохнут все эти лужи, которые, как обычно, приходилось обходить то справа, то слева.

– Сначала зайдём к Колодову, – сказал Иван.

– Зачем? – удивился Выдрин.

– Возьму у него взаймы револьвер, а, может, и его с собой на лесопилку.

– Думаете, может до стрельбы дойти?

– Надеюсь, нет. Но кто знает? Как там Капитонов?

– Смирный. Раскаивается.

– Конечно, как поймали, то раскаиваться начал, – пробормотал Трегубов.

– Мне кажется, искренне, – сказал Выдрин.

Колодов был весь на нервах с красными глазами, похоже, он не спал. Просьба Ивана его совсем не удивил, и он принёс следователю револьвер. В его руках было и ружьё.

– Спасибо, но револьвера мне достаточно, – поблагодарил его Иван.

– Я иду с Вами, – заявил хозяин. – Маша мне не чужая была.

– Этого я и боюсь.

– Обещаю молчать, не вмешиваться и во всём слушаться Вас. Но я не могу просто так сидеть и ничего не делать!

Трегубов посмотрел на полицейского. Тот пожал плечами, мол, пусть идёт, а вслух сказал:

– Если нам грозит стрельба, то может лучше, что втроем.

– Я надеюсь, что нам не грозит стрельба. Не до конца понимаю ситуацию, поэтому осторожничаю. Хорошо, Николай Васильевич, мы Вас возьмём, Только будете слушаться и без моей команды не стрелять.

– Договорились.

– Может, мне тогда тоже взять ружьё? – задумался Выдрин.

– Берите моё, я сейчас схожу за вторым.

Колодов отдал свой «винчестер» уряднику и пошёл на второй этаж. Выдрин повертел ружьё в руках и сказал:

– Нет, всё же тяжеловато для меня, да и в прошлый раз не пригодилось. Надеюсь и сейчас не пригодится, обойдусь своим револьвером, – он вернул оружие Николаю.

– Что случилось с Сенькой, не узнали? – Иван вспомнил про маори.

– Узнал. Подруга Дарьи сказала, сбежал на родину.

– Как так? В Новую Зеландию?

– А вот так. Попрощался с ней, сказал, что его тут все ненавидят и убить хотят, как и на родине, и лучше уж он умрёт там.

– Как же он туда доберется? – удивился Выдрин.

– А бог его знает! – ответил Колодов. – Решил убежать, пусть сам и думает, как добраться. Мне какое дело?!

Всё семейство Прокофьевых с утра было дома, включая Ксению Михайловну.

Василий Михайлович может и удивился гостям в лице Трегубова, Выдрина и Колодова, но вида не подал.

– Господа, чем обязан? – спросил он, оглядев пришедших.

– Мы по служебным делам, – ответил Иван, бросив взгляд на озабоченное лицо Золотарёвой. – Где сейчас Алексей Сидоров?

– Лёшка? – удивление всё-таки прозвучало в голосе хозяина. – Зачем он Вам?

– Его нужно допросить.

– По какому, собственно, поводу?

– Это касается только его, – сказал Трегубов.

– Он уже на лесопилке, наверное, начал работать.

– Позовите его, пожалуйста, и нам нужно место, где его можно допросить.

Василий Михайлович посмотрел сначала на жену, потом на сестру и сказал:

– Вы отдаёте себе отчет, что будете допрашивать слабоумного человека?

– Василий Михайлович, повторюсь, это касается только его.

Хозяин дома помолчал несколько секунд, глядя в глаза Трегубова и пытаясь найти в них ответ.

– Хорошо, – наконец согласился он. – Я схожу за ним. Аня, проводи господ в подсобку, там будет сподручнее.

Трегубов и его спутники прошли в большую комнату с несколькими табуретами, столом и верстаком. На стенах и в ящиках лежали различные инструменты. Через несколько минут Прокофьев привёл Лёшку.

– Спасибо Василий Михайлович, попрошу Вас и Ваших домашних никуда не отлучаться во время допроса, – попросил Иван.

– Это необходимо?

– Да.

– Всеволод Иванович, встаньте, пожалуйста, у дверей и проследите, чтобы нас никто не подслушивал, – обратился Трегубов к уряднику, когда Прокофьев вышел.

Алексей Сидоров спокойно смотрел на Ивана. В его лице не было ни тени волнения.

– Садитесь, Алексей, – Трегубов указал на один из табуретов. – Начну сразу с простого вопроса: это Вы убивали девушек каждое лето?

– Нет, – Сидоров немигающим взглядом смотрел на Трегубова, ни один мускул его лица не дрогнул.

– Как же так, – воскликнул, стоявший в углу с ружьём, Колодов, который совсем недавно обещал молчать и не вмешиваться. Говоришь, что не убивал Машу, но разве это не твои узлы на веревках?

– Мои, – спокойно ответил Лёшка.

– Вы должны молчать, – резко заметил Трегубов, повернувшись к Колодову, и не наводить подозреваемого на ответы хитрыми вопросами.

– Как так, какой подозреваемый, – разъяренно воскликнул Николай, – он только что признался, что связал её. Он убил Машу!

Колодов вскинул ружьё и прицелился в Лёшку. Щёлк, ружьё дало осечку. Николай передёрнул затвор, щелчок и снова нет выстрела. Урядник достал руку из кармана, раскрыл ладонь и показал её Колодову, на ней лежали патроны.

– Ружьё не заряжено, – сказал Трегубов, доставая револьвер, – а «кольт», что Вы мне одолжили, заряжен, я проверял, так что лучше не дёргайтесь.

– Что такое? Почему разрядили моё ружьё! – возмутился Колодов.

– Потому что Вы хотели убить Алексея Сидорова, якобы из гнева, предварительно убедив нас, что это он – убийца Капитоновой и остальных девушек.

– Что за чушь? – возмутился Николай.

– Всеволод Иванович обратил моё внимание, когда мы проводили опросы в деревне, на то, что про почти всех утопленниц рассказывали, что они посещали Вашу усадьбу, а Вы же уже лет десять единственный мужчина в ней. Если не считать Вашего слуги Сеньки, который, скорее всего, был Вашим сообщником. Я подозреваю, что далеко уехать из «Лесного» ему не удалось.

– Иван Иванович, Вы что, опять напились чая с грибами у Вашей хозяйки? – уже спокойно сказал Колодов. – Это какая-то ерунда, что Вы такое говорите.

– Я попросил Александра Сергеевича Гаврилова сделать вид, что он сбежал. Тогда бы все думали, что мы подозреваем его, и преступник бы расслабился. Однако, скажу честно, – продолжал Трегубов, – я долго не верил, что это Вы. Несмотря на то, что все вокруг говорили о Вашей испорченности. Вы – молодой, красивый, с деньгами, зачем бы это Вам: убивать девушек, которые и так Ваши. К тому же, про Антонину Капитонову никто не говорил, как про остальных. Наоборот, все рассказывали, что у неё был жених, Яков. Это выбивалось из общей картины. Но оказалось, что Тонька Капитонова не утонула. Она жива. Далее, я никак не мог точно понять, почему Вы так защищали Сеньку от толпы крестьян? Вроде бы, искренне. Но разве это вяжется с тем пренебрежением к судьбе этого человека, которое Вы проявили, выиграв его в карты? Или с равнодушием, с которым говорили недавно об его отъезде. Значит, был другой мотив защитить маори. А затем Вы стали очень настойчиво лезть в наше расследование. Нашли на берегу одежду Маши, опилки под одеждой. Именно тогда я понял, что Вы обвините кого-то с лесопилки. Что и произошло, когда я заикнулся про узлы. Поэтому я решил подпустить Вас ближе и ждать ошибки, которую Вы совершите.

– Всё это чушь! – возразил Колодов. – Никто ничего не видел.

– Решать будет суд, – сказал Трегубов. – А теперь помолчите. Алексей, почему ты сказал, что ты вязал узлы?

– Я всем всегда вяжу узлы, мои самые лучшие, – с некоторой гордостью ответил Лёшка.

– Так это твой узел был на ветке дуба, куда Вы подвесили отца Петра?

– А то!

– И что, ты сам залез и завязал? – недоверчиво спросил Иван.

– Конечно, сам, – чуть обиделся недоверию Алексей.

– Нет, не верю! Ты не мог и вязать узел, и одновременно держать тело отца Петра.

– Так я и не держал! Его Василий Михайлович держал, а я на суку был и завязывал узел. Надёжный, он не развязался.

21.

Колодову, который материл Трегубова на чём свет стоит, связали руки и ноги, чтобы не сбежал, и оставили в подсобке. В горнице собрались Трегубов, Выдрин, Лёшка, Василий Михайлович, его жена, Анна Григорьевна, и его сестра, Ксения Михайловна.

– Василий Михайлович, Алексей нам уже всё рассказал. Поэтому прошу Вас, давайте сэкономим время, – сказал Трегубов.

– Что он мог рассказать? Он же дурачок! Как ему вера? – встревоженно спросил хозяин лесопилки.

– Он не дурачок. Малость не сообразителен и всё, вполне дееспособный мужчина, показания которого суд примет во внимание. Правда, Алексей?

– Я не дурачок, – согласился Лёшка.

– Мы с Всеволодом Ивановичем слышали его показания. Итак, почему Вы убили отца Петра?

– Ваня, что ты такое говоришь?! – в ужасе воскликнула Ксения Михайловна.

Прокофьев сидел молча, опустив глаза в стол. Его жена, не отрываясь, смотрела на него.

– Ну, хорошо, – продолжил Иван, не обращая внимания на восклицание Золотарёвой. – Я могу сам рассказать: отец Пётр пришел потребовать денег или сказал, что выгонит Вас с земли.

– Ваня, – снова повторила Ксения Михайловна, но уже не так напористо, как раньше.

– Да, Ксения Михайловна, – Трегубов повернулся к Золотарёвой. – Вы сами видели, как Колесов просил священника вернуть долг. Но у того не было денег. Не было потому, что отец Петр был мягким человеком, чем и пользовались Ваш муж и брат.

– Как так? – не поняла женщина.

– Так. У них не было денег, чтобы открыть своё дело, купить или взять в аренду землю, и они уговорили, не знаю кто из них, но, подозреваю, что Ваш муж, временно построить лесопилку на церковной земле. Я прав? Василий Михайлович?

Хозяин продолжал сидеть молча. А Трегубов продолжал:

– И вот их достояние постепенно росло, они строились, занимали всё больше и больше места. Заняли даже часть земли, где был огород, который кормил священника и его семью. Два раза священник просил денег, когда Ваш муж был ещё жив, Ксения Михайловна. Первый раз, чтобы отправить старшего сына с невесткой в Петербург. Второй раз, чтобы построить дом второму сыну, который вернулся из армии инвалидом. Ваш муж и брат тем временем продолжали использовать церковные земли, пока Ваш муж не решил продать лесопилку. Кстати, почему?

– Это всё не правда! – воскликнула Золотарёва. – Он не хотел продавать.

– Хотел, хотел! – подал голос Василий Михайлович. – Из-за тебя. Тебе не нравилась жизнь в деревне, ты его постоянно пилила и хотела вернуться в Петербург.

Ксения Михайловна задохнулась от неожиданности и не знала, чем ответить.

– Потом происходит несчастный случай, – сказал Трегубов и посмотрел на Прокофьева. – Если это был несчастный случай, конечно.

– Это был несчастный случай! – огрызнулся Василий Михайлович.

– Пусть так, хотя проверить это сейчас сложно, – Иван говорил и видел, с каким ужасом Ксения Михайловна смотрит на своего брата. – Далее Василий Михайлович, для которого, как он мне сказал, лесопилка самое главное в жизни, окончательно решает взять отца Петра под контроль. Он отправляет свою жену к овдовевшему священнику и продолжает жить, как ни в чем ни бывало. Так Анна Григорьевна? Отец Петр очевидно решил, что раз он спит с женой соседа, то не имеет права ничего спрашивать с него. В результате, у него отнимают последние клочки земли. Он в долгах и наконец решает пойти к Прокофьеву. Наверное, угрожает. Но тот настолько привык к сложившейся ситуации, что не хочет ничего менять, он просто убивает отца Петра. Не знаю как. Может, Алексей знает?

– Задушил, – внезапно сказал Лёшка, показывая свою осведомлённость и значимость.

– Идиот! – схватился за голову Василий Михайлович.

– Задушил, – продолжает Иван. – Дальше он с помощью Алексея, одному просто не справиться, придумывает, как ему казалось, отличную идею: обставить это как жертвоприношение. Благо языческая тематика в народе настолько ещё популярна, что даже бывший барин Колодов ею балуется. Но господин Прокофьев не учёл, что жертвой был священник, а принесение в жертву такой особы вызовет вопросы у духовных и светских властей. И они отправят кого-то, в данном случае меня, с этим разобраться.

Трегубов замолчал. За столом царила тишина. Затем Ксения Михайловна резко встала, подскочила к Ивану, отвесила ему звонкую пощёчину, после чего в слезах убежала.

Вечером, когда урядники уже увезли из деревни всех подозреваемых на подводе Илюхи, Иван ужинал в доме Евдокии Васильевны и размышлял: можно ли ему вернуться в Москву, или ещё рано, и как бы это узнать.

Хозяйка хлопотала вокруг и обсуждала с задумчивым постояльцем последние события, всколыхнувшие и большое, и малое «Лесное». Причём, старая женщина владела даже подробностями допроса Колодова и Прокофьева. Из чего Иван сделал вывод, что в деревне совершенно ничего скрыть нельзя. Его расследование только подтверждало это. Достаточно копнуть и можно узнать многое, даже о давно минувших днях. Иван уже традиционно отказался от чая и пошёл спать.

Ему опять приснился хоровод русалок над омутом в лунном свете. Как и прошлый раз, одна из них отделилась и приблизилась к стоящему на берегу Ивану. Его распущенные волосы бросали тень на её лицо, лицо Маши. Глаза девушки были закрыты, но Иван знал, что она его видит.

– Мне плохо здесь, я же просила тебя помочь, – горько прошептала она.

Трегубов снова проснулся в холодном поту, судорожно пытаясь понять: спит он ещё или уже проснулся?

«А не кладёт ли Евдокия Васильевна что-нибудь ещё и в еду», – обеспокоенно подумал он.

Оглавление

1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.

9.

10.

11.

12.

13.

14.

15.

16.

17.

18.

19.

20.

21.