Поймать хамелеона (СИ) (fb2)

- Поймать хамелеона (СИ) 1384K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юлия Цыпленкова (Григорьева)

Юлия Цыпленкова
Поймать хамелеона

Глава 1

— Что с вами, Олег Иванович?

Мужчина тридцати лет обернулся к собеседнику и ответил рассеянным взглядом.

— Отчего вы вскинулись, голубчик? — вновь спросил второй мужчина, превышавший Олега Ивановича лет на десять-пятнадцать. — Сидели, говорили и вдруг такой пассаж. Уж не прострел ли у вас?

Олег улыбнулся, но было заметно, что его мысли уже далеки от беседы, мирно протекавшей еще пару минут назад.

— Нет, Федор Гаврилович, прострела у меня нет. Но я кое-что вспомнил сейчас. Знаете, бывает такое, будто кипятком обдаст? — второй мужчина кивнул с пониманием. — Простите меня великодушно, но я вынужден оставить вас. Дело не терпит отлагательств. Уж не обижайтесь на меня, Христа ради.

Федор Гаврилович встал с небольшого удобного диванчика, на котором сидел, и со вздохом развел руками:

— Не смею задерживать, раз уж дело не терпит отлагательств. Но завтра вечером жду! Непременно жду и никаких отказов я не приму, так и знайте. Иначе я расстроюсь.

— Непременно, друг мой, — снова улыбнулся Олег, теперь более искренне. — Расстраивать вас я не намерен вовсе.

— Тогда, стало быть, до завтра, — Федор Гаврилович протянул руку, и Олег пожал ее.

— До завтра, — отступив, склонил он голову, прощаясь, а после развернулся и стремительно покинул кабинет доктора Ковальчука, с которым водил дружбу последние четыре года.

Стремительно пройдя прихожую, Олег Иванович сбежал по лестнице, вышел на улицу и окинул ее взглядом, отыскивая свободного извозчика. После залихватски свистнул, и в его сторону устремилась пролетка.

— Куда ехать, барин? — спросил извозчик — молодой еще мужчина с аккуратно подстриженной бородкой.

— На Александринскую площадь[1], голубчик, — ответил Олег, усаживаясь, — к доходному дому Басина, и побыстрей.

— Бусьделано, барин, — полуобернувшись, ощерился извозчик и причмокнул: — Пошла!

Кобылка резво зацокала копытами, и Котов, закинув ногу на ногу, нетерпеливо забарабанил пальцами по колену. Если бы мог, он бы сделал так, чтобы лошадь промчала его до дома с невиданной скоростью. Однако это было невозможно, и Олег, прикусив губу, продолжал изнывать от нетерпения. И когда пролетка остановилась, выскочил из нее раньше, чем прозвучало:

— Приехали, барин.

Олег сунул в протянутую мозолистую ладонь плату и поспешил в свою квартиру. На входе в доходный дом его встретил услужливый швейцар.

— С возвращением, Олег Иванович, — склонился он, едва квартирант вошел.

— Да-да, — рассеянно кивнул Котов.

Швейцар повернул голову ему вслед, и в глазах его отразилось удивление. Обычно этот квартирант ходил степенно, был приветлив. А порой, когда, должно быть, было хорошее нестроение, мог и дать монету с непременным:

— Благодарю за службу, голубчик.

И пусть швейцар работал на владельца доходного дома, но подобное было приятно. Впрочем… Да мало ли какие дела у тех, кто снимал квартиры у господина Басина, это швейцара не касалось. Хочется ему бежать, ну и пусть бежит, не хватать же его за руки, призывая к порядку. Чай, не разбойник и не вор. И мужчина отвернулся, но всё еще прислушивался к стремительному топоту, поднимавшемуся всё выше.

Олег взбежал на четвертый этаж и, решив не дожидаться, когда ему откроют, достал ключ и открыл дверь в квартиру, которую снимал у господина Басина. Знакомые не понимали, отчего он решил переселиться в этот дом, построенный совсем недавно. Он даже был еще не полностью заселен, и Котов стал одним из первых его жильцов.

— Олег Иванович, дружочек мой драгоценный, — говорила после переселения генеральша Солодовникова, — зачем вы переехали из вашей прежней квартиры, да еще и в этот ужасный дом? Совершенно безвкусное строение. И как господину Басину пришло на ум соорудить такое?

— Ну что вы, дорогая моя Екатерина Спиридоновна, — с улыбкой отвечал Котов, — Николай Петрович — истинный талант. И дом мне его понравился за его оригинальность. Да и расположение его удобно. Совсем рядом Александринский театр, а вы же знаете, я заядлый театрал.

— Его дом похож на какой-то огромный каменный терем, право слово, — отмахнулась Екатерина Спиридоновна.

— И тем он очарователен, — возразил Олег.

— Тут мы с вами совершенно расходимся.

— На то мы и люди, а не какие-нибудь машины, чтобы видеть мир по-разному.

— Ваша правда, батюшка. И каковы же там квартиры? Да и дорого, небось…

— Раз теперь я живу там, стало быть, могу себе позволить. Что до квартир…

Подобные диалоги происходили периодически с разными людьми. Кто-то до хрипоты спорил, кто-то, как генеральша Солодовникова, просто высказывал мнение, а кто-то и разделял симпатию Котова к новому творению господина Басина. Впрочем, именно это сейчас совершенно не волновало Олега.

Он прошел мимо своего слуги Степана, выглянувшего из кухни, и поспешил в кабинет. Скинув сюртук на стул, стоявший по пути к книжному шкафу, Котов приблизился к последнему и вытащил свернутую карту. После расстелил ее на столе и, закрыв глаза, простер над ней руку.

За спиной послышался тихий шорох — вошел слуга. Он приблизился и остановился рядом.

— Почувствовал? — спросил Олег, не открыв глаз.

— Очень слабо, — ответил Степан.

— Это было не в Петербурге, — произнес Котов, и ладонь его прижалась к карте. — Здесь. — Он убрал руку: — Новгородская губерния. Точней не сказать. А раз это почувствовал и ты, несмотря на отдаленность, стало быть, Марь была разорвана, и в этом мире гость. Не зря меня тряхнуло.

Он перевел взгляд на Степана. Тот вытер руки о передник, надетый на нем, и спросил:

— Выезжаем?

Олег отрицательно покачал головой:

— Мы не можем покинуть Петербург. Псковская застава близко к прорыву, они разберутся. Там сильный маг, и подручных у него хватает, так что без нас справятся.

Степан усмехнулся, явно не согласившись с доводами Котова.

— Можно подумать, втрженец будет на месте сидеть и ждать их. Если прорыв, то она либо сильная, либо призвали.

Олег свернул карту и унес обратно в шкаф. А когда вернулся, уселся на край стола и скрестил на груди руки.

— Если тварь пойдет в нашу сторону, мы встретим, — сказал он. — Если же нет, то псковские быстрей достанут и разберутся с ней.

— Мы же розыскники…

— Именно, — щелкнул пальцами Котов. — И пока нашей помощи не просили, мы остаемся там, куда нас определили. А это Петербург, и у нас имеется тут работа.

Степан фыркнул и, взмахнув руками, произнес с патетикой:

— Ну, разумеется! Кружок спиритистов! Неужто вторженец может сравниться с этой кучкой идиотов?

Олег коротко вздохнул и слез со стола. Он с сочувствием посмотрел на своего напарника, которому из-за невысокой категории силы дара досталась роль подручного и слуги в их команде. По большей части он оставался в квартире, пока Олег вел положенную по их легенде жизнь. Общался с людьми, наносил визиты, сводил знакомства. А заодно занимался своей работой.

Степан тоже проделывал нечто подобное, но в других кругах. И все-таки у него была роль слуги, и потому, пока не требовалась его помощь, оставался дома. Убирал, готовил и принимал депеши из Ведомства. А еще при нем не случилось ни одного происшествия. Конечно, ему хотелось движения, хотелось развеяться и стряхнуть пыль.

— Ну хотя бы меня отпусти ненадолго, — взмолился Степан. — Я порталом до заставы, и обратно. Только узнаю, что к чему, и вернусь. Со спиритиками этими ты и сам разберешься. Тебе это на один зуб, даже я не нужен. Олег, пожалуйста.

Котов склонил голову к плечу. Ему было не сложно отпустить напарника, но имелся протокол, а он запрещал покидать место службы, и перемещения без повода тоже запрещал. А перемещение скрыть невозможно… при проверке. Но когда еще будут проверять? Да и повод формально имелся. И Олег улыбнулся:

— Хорошо. Можешь перейти к заставе. Жетон только не забудь. Скажешь, что я отправил выяснить, кто прорвался и нужна ли наша помощь.

— Спасибо! — воскликнул Степан и покинул кабинет еще быстрей, чем в него вошел Котов.

Последний хмыкнул, но тут же поспешил за напарником.

— Степа, передник!

— А черт, — выругался Степан, уже готовый войти в комнату, где прятался портал.

Он сорвал с себя передник, взялся за ручку, и Олег напомнил:

— Жетон!

— Зануда, — фыркнул Степан, но взял себя в руки и, подобрав брошенный на пол передник, направился в свою комнату.

Вскоре взору Олега Ивановича предстал поджарый господин в дорогом костюме, какой слуге носить не полагалось. Но сейчас Степан и не был слугой. Он шел к коллегам по приказу старшего напарника, и потому мог себе позволить подобный вид.

— Франт, — хмыкнул Котов, Степа остался выше насмешек.

Он продемонстрировал жетон, говоривший о его принадлежности к Ведомству охраны межмирового порядка, из Петербуржского отдела поиска незаконно переместившихся лиц и существ. Впрочем, указание города всего лишь означало место несения службы. Разумеется, самого Отдела поиска здесь не было, только его служащие.

— Сильно не задерживайся, — дал напарнику последние наставления Олег. — Ты знаешь, в Ведомстве быстро узнают, что маг третьей категории, приписанный к Санкт-Петербургу, находится не по месту службы. Если Полянский не подаст рапорт, где попросит помощи, твое пребывание на заставе можно оправдать лишь моим приказом. А без рапорта псковичей я могу отправить тебя только навести справки.

— Да помню я, всё помню, — заверил Степан.

Олег вздохнул и махнул рукой:

— С Богом.

— Скоро вернусь, — бросил на ходу напарник и наконец скрылся в портальной комнате.

— Надеюсь, — буркнул ему вслед Олег и вернулся в кабинет.

Он подошел к окну и некоторое время смотрел на улицу слепым взглядом. Мысли Котова продолжали кружиться вокруг прорыва. Степан был прав, раз это случилось, значит, пришелец силен. Или же он получил помощь с этой стороны. Правда, сделать это могли немногие.

Мир был лишен магии. Это затрудняло многое для служащих Ведомства. Возможности были сильно ограничены, и уже тем, что обнажать свою сущность было строго запрещено. Но Котову хвастаться перед кем-то тем, кто он на самом деле, даже не приходило в голову. Да ему попросту бы не поверили! После подобного признания самое малое, что его ожидало, это прослыть чудаком. Худшее — отправиться в дом умалишенных. И пусть выбраться оттуда было несложно, но это был бы провал.

Олег неспешно дошел до стола, уселся в кресло и выдвинул верхний ящик, на дне которого стояла маленькая шкатулка. Достав ее, мужчина откинул крышку и посмотрел на собственный жетон. После усмехнулся и, вновь захлопнув крышку, убрал шкатулку в стол и закрыл ящик.

Олег облокотился на столешницу, подпер щеку кулаком и протяжно вздохнул. Их работа со Степаном была, по сути, довольно не обременительной. По улицам столицы Российской империи, как и во всем мире, не бегали монстры, маги-маньяки и нарушители межмировой границы, именуемой Марью за сходство со знойным маревом.

Нет, в этом мире, конечно, имелись свои преступники, но все они были обычными людьми. А это уже являлось делом полиции, жандармов и прочих охранителей закона. Те же, за кем охотились служащие ведомства из другого мира, появлялись нечасто. По большей части, задачей было вовремя найти и предотвратить попытку призыва. А если уж прорыв состоялся, то разыскать пришельца, депортировать и передать судебной службе, также работавшей в Ведомстве.

Но это было делом розыскников. А имелись и иные службы. К примеру, та же «застава». Они принимали тех, кто прибывал в этот мир, проверяли их разрешения, их намерения. Бывало, что дальше закрытой зоны гости пройти не могли. Такая зона, невидимая простому человеческому глазу, была необходима, потому что попытки прорыва случались и под видом законного пребывания.

К примеру, Олег слышал, что так пытаются скрыться преступники. Под видом путешественников получали разрешение, а когда появлялись на заставе, начиналась проверка. Скрыть свою личность было невозможно, а потому расчет мог быть только на попытку прорваться силой. Выбраться из закрытой зоны всё же проще, чем пытаться пройти Марь.

Кому-то удавалось, и тогда в дело вступали группы розыска и перехвата, если маги с «заставы» не могли справиться сами, или же вторженец, убрав служащих, все-таки выходил в мир. Но на псковской заставе был сильный маг, и его помощники тоже обладали особенным даром. Тут прорывов не случалось ни разу за всё то время, что Котов работал в Петербурге. Попытки случались, а удачных не было ни одной.

Потому он и сейчас был уверен, что их со Степаном помощь не понадобится. Группа перехвата псковичей сработает сама без привлечения чужой помощи. Впрочем, если вторженец не останется там, где вышел из Мари, то тогда могут привлечь и петербургскую группу. Правда, только в случае, если он отправится в их сторону. Если нет, то там действовать будут другие служащие.

Не сказать, что Ведомство насадило своих людей на каждой версте. Миров было больше, чем два, и как бы велико оно ни было, но штат служащих все-таки имел свой предел. Имелись в «Ожерелье миров», как именовали структуру строения Вселенной, и иные миры, лишенные магии, но развитые технологически. С ними Ведомство работало открыто, и в портальных сидели местные жители, а не маги. Но они дальше своей реальности не уходили, чаще из-за необычной формы самих существ. Как бы передвигались по улицам здешних городов разумные моллюски? Вот то-то и оно. Так что «пограничники» и «розыскники» имелись во всех мирах, но распределялись на большие расстояния малыми группами. И потому самовольно перемещаться за пределы закрепленной территории было запрещено.

Впрочем, имелись и одиночки. Их задачей было латать места прорывов. В редких случаях встречать гостей. И, в отличие от заставы, прибывали в их портальные залы по специальным пропускам, то есть уже проверенные и одобренные. По категории уровня силы Котов мог бы стать таким одиночкой, но та работа была совершенно скучной. Однако, опять же в отличие от заставы, что розыскники, что стражи Мари были более свободны и могли вести насыщенную жизнь, в рамках устава Ведомства, разумеется.

— Ну ладно, — хлопнув ладонями по столу, встряхнулся Олег. — Надо бы и о деле подумать, пока иного нет.

Однако мысли его вновь свернули на прорыв, и Котов нахмурился. Если вторженец получил помощь из этого мира, то кто бы это мог быть? Несмотря на отсутствие магии, кое в ком из местных она все-таки была. Ведьмы и колдуны не были сказкой, но данностью этой реальности они не являлись. И если в ком-то и имелась сила, то была она наследственной и если проявлялась, то слабо. А доставалась от таких же магов-иномирцев, какими были Олег и Степан.

За свою очень долгую жизнь по меркам этого мира маги заводили интрижки, живые же люди. И вот от таких связей и рождались дети, в чьей крови могла быть магия. А еще были оккультисты, спиритисты и просто любители всего необычного и загадочного. С ними вполне могла связаться сущность из другого мира и научить, как помочь ей выйти. И если такой помощник имелся у нынешнего пришельца, то жил он тоже в Новгородской губернии, а значит, псковичи отыщут и его.

— Нет, мы им вряд ли пригодимся, — прошептал Олег и все-таки заставил себя переключиться на собственное дело.

Тем более он как раз сумел войти в кружок любителей вызывать духов. Вот это как раз и была его основная работа: не допустить установления связи с иномирными существами, которые зачастую выдавали себя за потусторонних сущностей, то есть духов. По ту сторону они, конечно, были, но вовсе не духи.

Об этих спиритистах ему рассказал доктор Ковальчук. Рассказал, как анекдот, и долго смеялся над легковерностью болванов, как он выразился. Котов поухмылялся, а после попросил ввести его в этот кружок.

— Зачем вам это, друг мой⁈ — искренне изумился Федор Гаврилович. — Вы же в высшей степени разумный человек! Неужто и вы верите в эту чушь? И даже если верите, то я совершенно отказываюсь верить в ваше безумие! Я рассказал вам эту историю, чтобы позабавить, а вовсе не желал заинтересовать. Более того, узнал я об этом кружке от своего пациента, а его я пользую, знаете ли, по причине ипохондрии. Он уверен, что у него воспаление мозга, и я даже склонен с ним согласиться, но вовсе не потому, что он болен, а потому, что верит в призыв духов. И кстати, считает, что может общаться с ними как раз по причине поставленного им самому себе диагноза.

— И все-таки мне любопытно, — улыбнулся Котов. — Прошу, не отказывайте мне, Федор Гаврилович, дорогой мой. Мне хочется развлечься. Вы же знаете, как я порой скучаю. А я расскажу вам больше о вашем пациенте. Возможно, это поможет вам в его лечении, и мы сообща отобьем у него охоту общаться с потусторонними силами. Ну и принесу свежий анекдот, — подмигнул Олег, и доктор рассмеялся и погрозил пальцем.

— Умеете вы подобрать нужные слова! Ну хорошо, будь по-вашему. Но с вас непременно анекдот! Ну и помощь в лечении, разумеется, — он вновь рассмеялся, а Котов поднял руку в клятвенном жесте.

А спустя неделю они вместе отправились на сеанс. Признаться, Котов был искренне изумлен. После того, как Ковальчук отзывался о людях, посещавший господина Смелова, такова была фамилия пациента-ипохондрика, Олег не ожидал, что доктор решится оказаться внутри этого маленького общества.

— Дорогой друг, я вас безмерно уважаю, но моя профессиональная честь не позволит мне лечить пациента, основываясь на ваших советах. Уж лучше я сам погружусь в атмосферу его навязчивой идеи. К тому же мне самому стало любопытно. Ну и есть еще причина… — Федор Гаврилович выдержал паузу и продолжил: — Как иначе мне исполнить данное вам обещание? — Он хмыкнул: — Не могу же я сказать пациенту, как есть. Потому я напросился на сеанс и получил разрешение привести своего доброго знакомца, который интересуется миром духов. А дальше вы уж сами, сами. — Доктор поднял вверх руки: — А меня увольте. Безумствуйте в одиночестве.

— Прекрасное решение, — склонил голову Котов. — А вы, друг мой, интриган, — закончил он с улыбкой.

— Что есть, то есть, — самодовольно крякнул Ковальчук.

Ни первое, ни второе, ни третье и даже ни пятое посещение не произвели на Олега впечатления. И он уже бы махнул рукой и вычеркнул из списка «Особое внимание» этот кружок спиритистов. Однако отметил, что Смелов определенные способности все-таки имеет. Он был медиумом, слабым, но всё же. А раз связь с тонким миром он сумел установить, то нельзя было исключать, что однажды в его сеансы вмешается нечто более материальное и опасное. Так что к спиритистам Котов продолжал ходить, хоть и безумно скучал во время своих визитов.

Впрочем, члены этого кружка имели собственные связи с людьми, которые баловались «колдовством». Настоящих одаренных тоже надо было отметить, если такие и вправду имелись, и потому Олег продолжал не только посещать сеансы, но и сближаться с их участниками. Тем более некоторые из них намекали на некие чудеса, от которых господин Котов придет поначалу в замешательство, а после в неописуемый восторг. Непременно в восторг! И без сомнений — неописуемый.

Но пока замешательство вызывал прорыв, только что произошедший, а восторга вызвать еще никто не удосужился. И потому Олег Иванович решил просто подождать. Хотя бы новостей от Степана.

[1] Александринская площадь — ныне площадь Островского (прим. автора)

Глава 2

— Барин, Михаил Алексеевич, нашли! — воскликнул седеющий мужчина в ливрее дворецкого, но тут же поправился: — Нашлись! Глафира Алексеевна нашлись!

Молодой человек двадцати лет, порывисто поднявшись на ноги, бросился к дворецкому:

— Где она? Где она, Осип⁈

— К себе поднялись, — ответил тот. — Вот только что и поднялись. Барышня в дом вошли, ни на кого не взглянули, только головой покачали и к лестнице направились…

— Ах оставь, Осип, — в явном волнении отмахнулся Михаил и бросился прочь из гостиной, в которой провел последние несколько часов.

Выглядел он дурно. Взъерошенный, с покрасневшими глазами, во вчерашней одежде, находившейся в некотором беспорядке, — всё это было следствием тревоги и бессонной ночи. Причиной тому было исчезновение единственной сестры помещика Воронецкого — Глашеньки, девицы восемнадцати лет от роду.

Глафира Алексеевна ушла на прогулку еще около полудня вчерашнего дня. Она была девицей романтичной, склонной к грезам, и потому неспешные прогулки ее рядом с усадьбой были привычным делом. И хоть брат журил сестрицу за то, что выходит в одиночестве, но Глашенька целовала его в щеку и с улыбкой говорила:

— Ну что ты, Мишенька, что со мной может случиться? Я ведь рядышком, кругом люди. Если что, услышат. Да и не случается у нас ничего, к чему хмуришь брови сердито?

— Да как же мне не хмуриться, сестрица? — с укором отвечал Михаил. — Одни мы с тобой друг у друга. Случится что, как же мне быть без тебя? Да и не прилично девице в одиночестве бродить.

— Я по своей земле брожу, братец, к соседям не захаживаю. Не сердись, голубчик, всё будет хорошо.

И вот она вновь ушла. Но не вернулась ни через час, ни через два, ни даже к сумеркам. Занятый своим делами, Михаил Алексеевич не заметил отсутствия сестры, но когда начало вечереть, явилась горничная Прасковья — старшая внучка дворецкого Осипа. Вот она-то первой и произнесла это ужасное:

— Барышня пропали.

Воронецкий, пребывавший в своих мыслях, оторвался от бумаг и ответил горничной рассеянным взглядом. Так и не осознав ее слов, он переспросил:

— Что ты сказала?

— Барышня ушли гулять и не вернулись, — ответила девушка.

Он еще с минуту смотрел на Прасковью и наконец отметил, как горничная мнет пальцами подол форменного платья, что румянец ее лихорадочен, и губы подрагивают. Девушка была всерьез встревожена. Михаил нахмурился и поднялся на ноги.

— Когда ушла Глафира Алексеевна? — спросил он, снимая со спинки стула свой сюртук.

— К полудню дело было, — ответила девушка. — И к обеду не вернулись Глафира Алексеевна, и позже не пришли. Я уж обегала везде, где они гуляют, а нету барышни. Пропала! — визгливо закончила она, окончательно обнажив волнение.

— Черт знает что, — выругался Михаил. — Отчего раньше не пришла? Почему сразу не доложила? К обеду барышни нет, а ты молчишь!

Лицо Прасковьи скривилось в рыданиях, и она повалилась на колени:

— Браните, барин, браните, виноватая я! Не доглядела! Да только вы ведь велели вас не тревожить, а я думала, вернутся Глафира Алексеевна, выдавать не хотела! Браните вы сестрицу за то, что они одни гулять изволят, а они огорчаются. Думала, вот вернутся, а вы и не узнаете. Мало ли замечтались барышня, загулялись…

— Довольно! — устав слушать оправдания, гаркнул Михаил и устремился прочь из кабинета мимо рыдающей Прасковьи.

Вскоре собрались все, кто работал в усадьбе, а к ночи позвали и крестьян из ближайшей деревни. Глашеньку искали еще при свете уходящего дня, после с фонарями. Сначала разбрелись по поместью, потом ушли за его границы.

Михаил старался не прислушиваться к негромким шепоткам крестьян, потому что уже несколько раз уловил слова: пруд, утопла, лес, звери. Всё это и вправду могло случиться, и от предположений, какие он слышал, Воронецкий начинал закипать. И чем дольше длились поиски, тем громче становились голоса, и тем больше злился молодой барин.

— Моя сестра жива! — не выдержав, рявкнул он. Люди затихли, и он добавил уже спокойней: — И мы ее найдем.

— Если только в лес пошла и заблудилась… — неуверенно предположил кто-то.

— Да что бы барышне в лесу-то делать? — усомнились в ответ.

— Так ведь больше ей деваться и некуда.

— Красивая барышня, вдруг… — женский голос осекся, и продолжить это предположение никто не решился.

А вот Михаил остановился и обернулся. Будто огнем обожгли его слова крестьянки. Глаша и вправду была хороша собой. Стройная, нежная, как полевой цветок, неискушенная в мирских страстях. И хоть была склонна к мечтам, но нрав имела озорной. И черты лица ее были приятны и гармоничны. Светлые волосы были густы, голубые глаза чистыми и яркими.

Кто-то из соседей уже не в первый раз намекали на желание породниться с Воронецкими. И хоть род их не был знатен, а предложения поступали и от семейств, какие могли оказать Глафире Алексеевне честь, но Михаил не спешил с положительным ответом. Причиной тому была сестрица.

— Не спеши отдавать меня замуж, братец, — просила она. — Отдай тому, кто мне придется по сердцу. Есть у меня еще время, дай побыть в отчем доме.

Михаил Алексеевич любил сестру, потому перечить не стал.

— Будь по-твоему, душа моя, подыши еще немного полной грудью.

И вот от этих вот воспоминаний Воронецкий сейчас и задохнулся. Что если украли? Бежать бы сама не стала, это Михаил знал точно. Глашенька любила брата не меньше и скрывать бы от него своих мыслей не стала. А вот охотники на нее были. И в гости захаживали, и на званые вечера приглашали, и глаз не сводили. Ухаживали. Правда, приличий никто не нарушал, ожидали, когда Глафира Алексеевна откликнется. А она улыбалась, но близко к себе никого не подпускала. Неужто и вправду…

Он оглядел людей, которые шли за ним, и спросил:

— Чужой кто заезжал к нам?

Люди переглянулись и отрицательно замотали головами.

— Нет, барин, не видали.

— Может, из соседей наших кто появлялся? — вновь спросил Воронецкий.

Люди переглянулись, но вновь отрицательно покачали головами.

— Так ведь мы ж за дорогами не смотрим, Михаил Алексеевич, — ответили ему. — Ребятню спросить надо, эти без дела, бывает, бегают. Может, кого и приметили?

И тут же откуда-то из-за спин взрослых послышался детский голос:

— Нет, барин, никого чужого не видали, — вперед пропихнули мальчишку лет семи. Он отвесил поклон Михаилу и продолжил: — Своего только видели. Федот Афонин в лес ходил, на нас кулаком махал, оттого и запомнил.

— Отчего махал? — рассеянно спросил Воронецкий.

— Так это… — мальчишка замялся. — Убогий же, вот мы и того… дразнили.

На затылок его обрушилась тяжелая длань, но кто именно из столпившихся крестьян наказал мальчишку за насмешки над блаженным, Михаил не заметил, да и не было ему это интересно.

— Да мы ж не со зла! — услышал помещик, однако это уже скользнуло лишь по краю сознания.

Михаил отвернулся. Он в раздумьях потер подбородок. Афонин был мужиком безобидным, насколько помнил Воронецкий. Мог козликом по улице проскакать, песню завести да дергаться под нее, как кукла на шарнирах, но вроде бы не буйствовал. Однако оставался он душевнобольным, оттого и ожидать можно было, чего угодно.

А что если Глашенька и вправду в лес пошла, да там они и встретились? Мог ли убогий к барышне пристать, а то и сотворить непотребное? Мог. Мужик ведь зрелый. Это разум у него, что у дитя, а в остальном… кто знает.

— До девок охоч? — ровно спросил Михаил, не обернувшись к своему сопровождению.

— Кто, барин? — спросили его.

— Афонин.

— За бабами у бани подглядывал, я видал, — ответил всё тот же мальчишка.

И Михаил гаркнул:

— Сыскать мне его и в усадьбу приволочь! Пока не вернусь, чтоб под замком сидел!

— Слушаюсь, Михаил Алексеевич, — ответил Осип и кому-то велел: — Идем искать блаженного.

Остальные продолжили поиски Глашеньки. Бродили, пока не погас последний фонарь. Звали, заглядывали под кусты, но когда в кромешной тьме приняли силуэт поваленной молодой березки за барышню в светлом платье, остановились.

— Так толка не будет, — мрачно признал Михаил. — Продолжим, когда рассветет.

На том и вернулись назад. К усадьбе Воронецкий подходил, мучимый отчаянной надеждой, что сестра вернулась и уже спит, свернувшись на диване в его кабинете. Иначе и быть не могло. Встревоженная отсутствием брата в позднюю пору, в свою спальню она бы не ушла, непременно осталась бы ждать его.

Мысль о том, что о возвращении Глаши ему бы уже доложили, Михаил гнал, истово веря в нерасторопность и леность прислуги. Конечно, он сейчас войдет в дом и там услышит радостное известие! Тут же пойдет к сестрице и даже не станет ее бранить, ни за что не станет. Лишь бы была жива и невредима, а остальное — мелочи. Сама расскажет, где пропадала.

Он взбежал по невысокой каменной лестнице, распахнул дверь и замер, готовый услышать радостное:

— Барышня вернулись, — но…

Но услышал он иное:

— Не нашли, барин.

— Не нашли, — произнес Воронецкий, посчитав, что Осип спрашивает о Глафире Алексеевне.

— Мы уж его по всей деревне искали, дом его вдоль и поперек облазали, но нет лиходея, — продолжал дворецкий. — Мать его говорит, как днем ушел, так и не возвращался.

— Кто? — посмотрев на него, нахмурился помещик.

— Ну так Федотка Афонин, — пояснил Осип. — Вы изволили приказать сыскать блаженного. А нет его. Мать божится, днем в последний раз видела. Сидит старуха, плачет. Убогий, а всё ж кровиночка.

— Не вернулся, стало быть, — сузил глаза Михаил. — Вели, как объявится, ко мне. Я из него душу вытрясу.

— Слушаюсь, — поклонился дворецкий, и барин ушел в первую попавшуюся дверь.

Это оказалась гостиная, но вряд ли Воронецкий заметил, куда он вошел. На ходу стянул сюртук и уронил его на пол, даже не подумав, что делает. После добрел до кресла, упал в него и, откинувшись на спинку, накрыл лицо руками. Теперь он и вовсе не сомневался, что исчезновения Глашеньки и убогого связаны.

Воображение рисовало одну картину страшнее другой. Он видел растерзанную сестру, лежавшую на земле, а рядом ее мучителя, который пел одну из своих песен и плясал рядом, даже не отойдя от места злодейства…

— Нет-нет, она живая, живая, — словно заклинание повторял несчастный брат. — Лишь бы живая…

А потом ему чудились глаза Глаши, наполненные страхом и отвращением, а над ней скалящееся в ухмылке лицо Федотки. Михаил слышал крики и мольбы своей сестры, и сердце его сжималось от мысли, что он в этот момент был поглощен своими делами и не пришел на помощь.

Застонав, Воронецкий оторвал руки от лица и огляделся, не зная, как выплеснуть свое горе и ярость. Рядом на столике стоял подсвечник, и Михаил, схватив его, с силой швырнул в противоположную стену.

— Святый Боже! — вскрикнул Осип, едва увернувшись от тяжелого подсвечника.

Михаил только сейчас заметил, что его дворецкий находится здесь и держит в руках подобранный с поля сюртук.

— Осип, — помещик поднялся с кресла, — что ты?

— П… простите, — с запинкой произнес дворецкий, всё еще пребывая в испуге, — я не желал вам мешать.

— Я не видел тебя, — Михаил вновь сел и откинулся на спинку. — Не задело тебя?

— Нет, барин, — Осип уже справился с оторопью и поклонился. — Может, изволите чего, Михаил Алексеевич? У жены моей травка есть, от нее спокойно делается. Сказать, чтоб заварила?

Воронецкий потер лицо ладонями и отрицательно покачал головой.

— Нет, наливки мне принеси лучше. И пусть кофе сварят, вроде осталось еще…

— Осталось, барин, — поклонился Осип. — А откушать?

— Не хочу, — покривился Михаил. — Кусок в горло не полезет. Принеси, что велел.

— Будет сделано, барин, — в очередной раз поклонился дворецкий и ушел.

Михаил так и не сомкнул глаз. Пару раз он проваливался в тяжелую дремоту, но длилась она не больше нескольких минут, и Воронецкий вскидывался. В первый раз ему пригрезилось, что скрипнули половицы, и в гостиную крадучись вошла Глашенька. Даже услышал, как она позвала: «Мишенька». Но, конечно, сестры не было.

А во второй раз дремота навеяла крик Осипа: «Барин!» Михаил вскинул голову и опять никого не увидел. В доме царила угнетающая тишина, нарушаемая лишь громким тиканьем больших напольных часов, купленных еще, кажется, дедом Воронецких.

— Когда же утро? — сердито вопросил Михаил и, покинув кресло, принялся мерить гостиную шагами.

Он хотел возобновить поиски сразу же, как небо посветлеет, однако всё тот же Осип уговорил барина отдохнуть, отправились одни слуги. Солнечный свет разогнал мрак ночных подозрений, и надежда вернулась. Возможно, именно поэтому он позволил уговорить себя задержаться в доме. Впрочем, Михаил установил для себя срок, когда намеревался сам продолжить искать сестру. И он как раз подходил к концу, когда дворецкий принес добрую весть.

Воронецкий взбежал по лестнице вверх и кинулся в комнаты сестры, желая удостовериться, что все страхи и переживания окончены, и пропажа и вправду вернулась под отчий кров.

— Глаша! — вскрикнул Михаил, распахнув дверь, и замер, рассматривая сестру.

Похоже, войдя, она уселась в первое же кресло и устремила взгляд перед собой. Внешний вид младшей Воронецкой был плачевным. Волосы пришли в великий беспорядок, и Михаил даже заметил кусочек еловой ветки с несколькими колючками, застрявший в развалившейся прическе. Платье было помято и хранило следы травяной зелени на коленях. Может, было где-то еще, но помещик этого сейчас не видел. Зато он увидел порванный рукав.

Медленно, будто крадучись, Воронецкий приблизился к сестре и, присев на корточки, заглянул ей в лицо. Было оно бледным, и оттого ссадина на щеке смотрелась ярко-красной полосой. Ни синяков, ни чего-либо еще Михаил не заметил, только вот эта вот ссадина, которую можно было получить и продираясь сквозь густой кустарник.

Помещик остановил взгляд на глазах сестры и внутренне поежился. Были они пусты и равнодушны. И сколько бы Михаил ни пытался поймать ответный взор Глашеньки, ему это так и не удалось. Она продолжала смотреть мимо и на появление брата никак не реагировала. Даже ничего не сказала. Губы младшей Воронецкой были плотно поджаты.

Помещик взял ее за руки, ожидая уловить дрожь, но тонкие девичьи пальцы не подрагивали. Были они прохладны, но, пожалуй, и всё, что можно было сказать. На пожатие Глафира не ответила.

— Глашенька, — негромко позвал Воронецкий, — сестрица.

Она повернула голову и наконец взглянула на брата, однако этим и ограничилась.

— Глаша, что с тобой произошло? — по-прежнему тихо снова спросил Михаил.

Глафира поднялась на ноги и направилась в свою спальню. Помещик проводил ее взглядом, после тряхнул головой и повысил голос:

— Глаша!

Дверь за ее спиной закрылась. Воронецкий присел было на кресло, с которого только что встала его сестра, но тут же порывисто поднялся на ноги и устремился следом. Он распахнул дверь в спальню и сразу же увидел Глашеньку, стоявшую у окна. Теперь она хотя бы смотрела на улицу, а не в пространство.

Михаил решительно подошел и встал рядом. Некоторое время поглядывал на сестру, но, в конце концов, развернулся к ней и спросил:

— Где ты была?

— Я устала, — ответила Глаша и подошла к кровати. Она улеглась и закрыла глаза: — Уйди, я хочу спать.

— Тебя обидели? — прямо спросил ее брат. — На тебе нет лица…

— Я хочу спать, — повторила младшая Воронецкая.

Михаил подошел к кровати и уселся рядом.

— Глашенька, — позвал он мягко, — я не стану тебя бранить. Прошу, откройся, душа моя, что с тобой случилось? Тебя кто-то обидел? Это убогий? Он что-то сделал с тобой? С… снасильничал?

Девушка открыла глаза, посмотрела на брата и повторила, четко разделяя слова:

— Ты ошибаешься, Миша, со мной всё хорошо. Я просто заблудилась и не могла найти дороги назад. Потом нашла и пришла. Я дома, волноваться не о чем. Теперь прощу оставить меня.

— Глашенька…

— Я хочу спать! — неожиданно зло выкрикнула младшая Воронецкая.

Михаил поджал губы и встал на ноги. Он с минуту смотрел на сестру, но она вновь закрыла глаза и больше брата не замечала. Ощутив, что закипает, Воронецкий притопнул ногой, а после развернулся и вышел из комнат Глафиры.

За дверью его ожидали дворецкий Осип и Прасковья. Они испытующе посмотрели на помещика, однако тот прошел мимо и направился к своим комнатам. И все-таки он остановился и развернулся на пятках туфель.

— Ты, — указал он на горничную, — ступай к Глафире Алексеевне и глаз с нее не спускай. А ты, Осип, сыщи мне убогого.

— Неужто… — охнув, дворецкий прикрыл рот кончиками пальцев.

— Не знаю, — ответил хмурый Михаил. — Говорит, что просто заблудилась и не могла найти дороги к дому. Сыщи мне Афонина, Хочу говорить с ним.

— Так, может, и вправду барышня заблудились? — начал Осип, но замолчал под суровым взглядом помещика. После склонил голову и произнес: — Найду, барин, из-под земли достану.

— Исполняй, — кивнул Воронецкий и скрылся за дверью.

Глава 3

В усадьбе помещиков Воронецких царили уныние и растерянность. Прислуга переговаривалась шепотом, поддавшись подавленному настроению барина. Сам же Михаил Алексеевич ходил мрачным и раздраженным, срывая дурное расположение духа на тех, кто попадался под руку. А то замолкал и отвечал на доклады кивком, а мог и просто отмахнуться с хорошо приметной усталостью.

Воронецкий измотал себя собственными жуткими фантазиями и подозрениями, но более всего переживаниями о своей единственной родной душе, о сестрице. Глафира Алексеевна стала вовсе на себя не похожей. Не улыбалась, не целовала поутру брата в щеку, желая доброго утра. Не ходила на свои возмутительные прогулки в одиночестве и с братом разговаривала так, будто они были чужими.

И хоть прошло всего два дня с тех пор, как она вернулась после исчезновения, но жизнь в отчем доме уже казалось невыносимой. И хуже всего было то, что Глаша так и не желала говорить о произошедшем с ней. Это давало повод ее брату воображать картины одна ужасней другой, а младшая Воронецкая и не думала его успокаивать.

Впрочем, не все попытки разговорить сестру сводились к допросу. Михаил старался хотя бы расшевелить Глашеньку, вызвать улыбку. Наверное, последнее было нужно больше ему самому, чтобы ощутить — ничего не переменилось между ними, и в доме вскоре воцарится прежний покой. А всё прочее… обойдется, непременно обойдется.

— Дозвольте, Михаил Алексеевич.

Воронецкий отложил книгу, которую пытался читать, чтобы отвлечься, но, кажется, дальше первого абзаца так и не продвинулся. Он посмотрела на Прасковью, топтавшуюся в двери, и кивнул, дозволяя войти. Однако тут же вовсе вскинулся, ожидая дурных новостей.

— Что такое, Параша? — спросил помещик горничную. — Что с Глафирой Алексеевной?

— Так знаете же, барин, — приблизившись, ответила девушка. — Я ж о том говорить и хотела.

— Говори, — протяжно вздохнул Михаил. Он вновь взял книгу и устремил на раскрытую страницу невидящий взгляд. Слушать не хотелось, и без того было тяжко.

— Уж больно переменились наша барышня, — чуть помявшись, заговорила Прасковья. — Уж простите за смелость, Михаил Алексеевич, не думайте, что я свое место забыла. Да только мы с Глафирой Алексеевной почти как подруги были. И доверялись они мне, и делились, что думают. Чего вам как брату и мужчине не скажут, со мной не смолчат. — Воронецкий бросил взгляд на горничную. Допустить, что простой девке его сестра доверяла больше, чем ему, родному брату, было сложно. Кажется, Прасковья поняла и поспешила пояснить: — Не всё девица может мужчине сказать, хоть он и родня ее единственная. Хоть простая, хоть благородная, а всё одно есть, что на сердце скрыть. Таким с сестрой поделишься, с подругами, а мужчине не откроешься. Это не стыдное, просто… — она замолчала, явно подыскивая слово.

— Девичье? — с вялой улыбкой подсказал Михаил.

— Как есть, барин, — кивнула горничная. — О чем думается, мечтается. Обиду какую разделить или радость. А подруг-то у нашей Глафиры Алексеевны и нет совсем, вот со мной, стало быть, и сдружились. А я потому и думала, что мне доверятся, расскажут, что с ними приключилось. Я и так, и этак…

— И что же? — насторожился Воронецкий.

— А ничего, — всплеснула руками Прасковья. — Совсем ничего. И будто не было меж нами доверия. Будто всегда я просто прислугой была. Поглядят холодно и скажут: «С чего бы мне перед горничной душу открывать?» Вот прям так. А еще несколько дней назад за руки брали, на ухо шептали, и смеялись мы вместе. Будто ушла одна барышня, а пришла другая.

Я уж ночью под дверью их слушала. Думала, одна в темноте перед собой откроются. Заплачут, может, попричитают, я и узнаю, что на сердце барышни лежит. А нет. Тихо всё. Заглянула я осторожненько, а они спят себе, будто и худого не было ничего. Вот и думай, что с Глафирой Алексеевной делается?

Михаил всё это знал. Он и сам как-то приходил под дверь спальни и слушал. И тогда тоже была тишина. И вела с ним себя Глаша схоже. Будто чужой человек. Взгляд холодный, говорит не грубо, но и не приветливо. Чуть что: «Устала, братец, хочу одна побыть». Или же: «Книга больно интересная, Мишенька, хочу почитать».

— Уж не подумайте дурного, барин, но кажется мне… — едва заговорив, горничная вновь замолчала, и Воронецкий поднял на нее выжидающий взгляд. Глубоко вдохнув, Прасковья выпалила: — Может, барышня того?

— Чего того? — сухо вопросил помещик.

— Ну… — Прасковья понизила голос, — умом тронулись. Уж не велеть ли доктора к ним позвать? А вдруг…

— Что мелишь⁈ — с гневом воскликнул Михаил. — Место свое забыла? Так я напомню!

— Так я ж душой за мою барышню…

— Молчи! — гаркнул Воронецкий, выдохнул и велел: — Скажи деду, чтоб велел Метелицу седлать.

— Как скажете, барин, — поклонилась Прасковья, но было заметно, что обиделась.

Впрочем, обида горничной Михаила волновала мало. Внутренне он всё еще кипел. Это же надо! Умом, стало быть, Глашенька тронулась! Дура! Да за такие слова еще двадцать лет назад ее бы!.. Михаил криво усмехнулся. Он сам не знал уже крепостничества, потому что даже еще не родился. Его родители только обвенчались в 1861 году. А сыном Дарья Петровна Воронецкая забеременела на следующий год после отмены крепостного права. Так что родился Мишенька уже в ином мире, так сказать. И всё, что он знал о прежних порядках, было почерпнуто из рассказов отца и бабушки, женщины строгой и властной, да от самих дворовых и крестьян. Старшего поколения, конечно.

Помещиками Воронецкие были из мелких. Владели всего одной деревенькой да сотней крепостных, но земли их захватывали и часть леса, и пахотные поля, и пастбище. И когда император, Александр Николаевич, объявил свой Манифест, старший Воронецкий, Алексей Игнатьевич, подумав, как жить дальше, объявил жене и матери:

— Надо дело завести. Хотим жить хорошо, надо с купечеством сойтись.

— Ты же дворянин, Алёша! — воззвала его матушка.

— Времена меняются, маменька, будем и мы меняться. Не до спеси.

Он и вправду сдружился с купцами и вложился в дело одного из них, став негласным компаньоном. Еще прикупил небольшую лавку и сдавал ее в аренду тем, кто желал там торговать. Местоположение было доходным. Дела Воронецких пошли и вовсе неплохо. Алексей Игнатьевич подумывал расширить свой торговый двор. Даже начал поглядывать с интересом на доходные дома. Впереди замаячили недурственные барыши, но…

Алексей Игнатьевич тяжело заболел, а после и умер. Его супруга, мать Миши, уже к тому моменту несколько лет как скончалась в родах, когда на свет появилась Глашенька. Семейное счастье Воронецких было совсем недолгим. Может, потому Алексей и ушел с головой в дела и надорвался. Впрочем, был он деятельным человеком, да и болезнь, возможно, только ждала, когда тело ослабнет. Но так и вышло, что Миша и Глаша остались на попечение бабушки, Таисии Ардалионовны.

Бабушка, в отличие от сына, не готова была развивать то, что начал Алексей. И возраст ее был немал, и не имелось необходимой сметки, да и дворянская гордость никуда не делась. Однако, хоть и не развивала, но оставила уже как есть то, что начал отец Михаила. Средств на безбедное существование и обучение внуков хватало, и то ладно.

А потом умерла и бабушка, когда Мише исполнилось восемнадцать. Он еще помнил то, чему его поучал отец. И младший Воронецкий все-таки свел более тесное знакомство с компаньоном отца, который изредка наведывался в поместье почившего друга, как он говорил, чтобы позаботиться о сиротах.

Таисия Ардалионовона относилась к таким визитам холодно, но своего неудовольствия не выказывала, потому что деньги от совместного предприятия продолжали исправно пополняли доход Воронецких, и они могли позволить себе вести достойную жизнь. Однако Афанасий Капитонович был человеком умным, потому отношение к себе видел и приезжать перестал. Вместо этого отправлял поверенного.

А вот когда бабушка умерла, Миша отправился в гости сам. Был встречен компаньоном приветливо и даже постарался не заметить некоторого покровительственного отношения Афанасия Капитоновича. Понимал, что причиной тому его собственный возраст, а не пренебрежение мужика к дворянину.

Это личное знакомство было необходимо, чтобы выучиться всему, что умел и знал отец. Не сказать, что младший Воронецкий мечтал о золотых горах, но хотел подготовить сестре богатое приданое, чтобы она могла выбирать сама, а не ожидать выгодного замужества. Они, конечно, не нуждались, но и богатыми не были. В общем, Михаил Алексеевич, пусть и не обладал хваткой и энергией отца, но был в высшей степени разумным молодым человеком, что и оценил его компаньон.

— Коли захотите, Михаил Алексеевич, я вам такую невесту сыщу, что капитал свой в десять, а то и двадцать раз преумножите, — как-то говорил подвыпивший купец. — Вы ликом пригожий, чина дворянского, да еще и делом купеческим не брезгуете. Любое уважаемое семейство с вами будет радо породниться.

— Учту, Афанасий Капитоныч, — улыбнулся тогда Михаил. — Но пока жениться не собираюсь. Сначала сестрице судьбу счастливую устрою, а там и думать о женитьбе станем. Пока не ищите.

— Так мы и Глафире Алексеевне…

— Сама выберет, — прервал компаньона Воронецкий, — я неволить не стану.

— Воля ваша, но если что, только скажите. Уж такая барышня…

И вот вся эта налаженная спокойная жизнь рухнула в одночасье. Что произошло во время той проклятой прогулки? Отчего сестрице все стали чужими в отчем доме? Как разговорить ее, как пробиться⁈

— Может, и вправду… — пробормотал Михаил, вспоминая слова Прасковьи, но тут же мотнул головой и оборвал сам себя: — Нет.

— Михаил Алексеевич, Метелица готова.

Воронецкий обернулся. Признаться, он уже не хотел кататься, но голову проветрить было необходимо, и Михаил кивнул:

— Хорошо, Осип, иду.

Он окончательно закрыл книгу и поднялся на ноги. После направился к двери, не удосужившись надеть жилет и сюртук. Погоды установились жаркие.

— Барин, — Михаил уже прошел мимо Осипа, когда тот позвал его. Помещик обернулся, и дворецкий продолжил: — Уж не сочтите за наглость, Михаил Алексеевич. Не браните Парашу, не по злобе она, от тревоги всё. Глафиру Алексеевну, ей Богу, будто подменили. И не поймешь, то ли она в гостях, то ли мы все, и вы с нами.

— Она в своем уме, — отчеканил Воронецкий и стремительно покинул гостиную, а после и дом.

Метелица была чалой масти, за что и получила свое прозвище. Подарил ее Михаилу Афанасий Капитонович на девятнадцатый день рождения. Подарок произвел на помещика впечатление, и кобылка стала для него второй по значимости. Первой, разумеется, оставалась сестра, тут даже Метелице не стоило и тягаться с человеком.

Рассеянно потрепав лошадь, Воронецкий вскочил в седло, вывел ее рысцой за ворота усадьбы, а вскоре подстегнул, и кобылка помчала своего седока по изумрудной зелени травы. А он просто отдался резвому бегу Метелицы и позволил нести себя так быстро, чтобы ветер выбил из головы всякие мысли и злость, вновь всколыхнувшуюся после слов дворецкого.

Наконец бездумная гонка принесла желаемые плоды. Тяжесть, владевшая им последние три дня, если считать и день исчезновения, исчезла с души. На смену ей пришла некоторая легкость, и Михаил пустил кобылу шагом. Вот теперь можно было подумать без раздражения, что же делать дальше.

Метелица вышла на берег пруда, и Воронецкий натянул поводья. После спешился и направился к берегу. Там он накинул повод на обломок сука, торчавший из ствола березы, и уселся рядом. Потом и вовсе растянулся в траве, закрыл глаза и прислушался к звукам, окружавшим его. К шепоту листвы на деревьях, к шороху травы, когда по ней бежал ветер. И тихому плеску водной ряби о берег. И жужжанию шмеля, и к чириканью невидимой пичуги. Всё это помогало измученной переживаниями душе плыть по неспешным волнам творившегося в эту минуту бытия.

Михаил глубоко вздохнул и накрыл рукой лицо, прячась от солнца, светившего сквозь сомкнутые веки. Постепенно мысли Воронецкого вернулись в прежнюю колею, но уже без надрыва. Он снова думал о словах Осипа и Прасковьи и находил в них смысл. Верить в безумие сестры не хотелось, но ведь с ней и вправду происходило неладное. Не изменится человек без повода, а повод был! Значит, и душевное здоровье Глашеньки пошатнулось. И раз уж она не хочет открыться людям, которым всегда доверяла, так может, будет откровенна с чужим человеком? С доктором.

И если она найдет в себе силы поделиться с доктором, то он же и поможет вернуть добрую милую сестрицу. Но к местным докторам идти не хотелось. Даже если врач не расскажет кому-то по секрету, то его прислуга может проболтаться. Значит, надо ехать туда, где про Воронецких никто не знает, и где лучшие доктора — в столицу. В Петербург.

Да и Глаше, должно быть, тяжко здесь. Может, оттого и закрылась в себе, отгородилась от всех. Из дома совсем выходить перестала. Душно ей под отчим кровом, тайна собственная давит. Тогда и поездке рада будет. А там, глядишь, и доктор не понадобится, сама оттает вдали от поместья.

А мысль-то хороша! И Михаил почувствовал, что на душе стало не только спокойно, но и легче. Настроение заметно улучшилось, и Воронецкий улыбнулся.

— Как хорошо, когда человеку радостно, — услышал он незнакомый мужской голос и порывисто сел.

Рядом стоял мужчина лет сорока. Светловолосый, с глазами желтовато-зеленого цвета. Нет, вроде бы и зеленые были глаза, но у зрачка цвет переходил в желтоватый. И когда незнакомец на миг повернулся к солнцу, глаза и вовсе стали желтыми.

— Доброго дня, милостивый государь, — приподнял шляпу мужчина. — Разрешите представиться: Полянский Алексей Дмитриевич. Великодушно прошу простить, что нарушил ваше уединение, но я, знаете ли, заблудился. Вот такая штуковина вышла, — он как-то совсем по-детски наивно улыбнулся и развел руками. — Не возражаете?

Михаил указал на место рядом с собой.

— Извольте, — а после представился сам: — Местный помещик Воронецкий Михаил Алексеевич.

— Так мы с вами почти тезки, — ответил господин Полянский и рассмеялся собственной шутке, но вдруг заметно смутился: — Простите, я бываю нелеп, и, к сожалению, часто. Но каков уж есть, — и опять на его губах играла эта открытая улыбка ребенка, совсем неподходящая мужчине его возраста.

— Ну что вы, — улыбнулся в ответ Михаил, — шутка и вправду вышла забавной, не стоит возводить на себя напраслину.

Шутка его вовсе не позабавила, но Миша был воспитанным молодым человеком. Да и обижать Полянского не хотелось, он мог оказаться вполне приличным человеком, просто… слегка нелепым. И эта нелепость отражалась и в его одежде. Вроде бы строгий костюм темно-зеленого цвета, а галстук ярко-оранжевый и шляпа голубая. И трость старая сбитая, но явно недешевая… была, когда ее покупали. Набалдашником ей служило змеиное тело. Хвост в несколько витков оплетал древко, а верхняя часть туловища и голова загибались в виде ручки. Алексей Дмитриевич был довольно яркой персоной, но совершенно не имевшей вкуса.

— Благодарю, — собеседник Михаила приподнял шляпу, после снял ее и обмахнулся. — Однако жарко сегодня.

— Да, — согласился помещик, — погоды стоят нынче знойные.

Они немного помолчали. Михаил попросту не был готов вести светские беседы со случайным знакомцем, а тот, в свою очередь, не знал, что еще сказать.

— А я вот приехал к моим друзьям, у них дача, знаете ли, и весьма недурственная. Мне она очень понравилась. Они снимают ее у помещиков Долгохватовых. Сами Долгохватовы в Новгород перебрались, а дом вот сдают на лето. Знаете ведь, как бывшим помещикам приходится теперь.

— Непросто, тут вы правы, — согласился Воронецкий. — Только как же это вы в такую даль забрели?

— Неужто далеко? — захлопал ресницами Полянский, и Михаил кивнул, подтверждая. — Вот незадача. Да вроде и шел не то что бы долго, а, выходит, далеко… И как же мне назад добраться?

— Через лес намного ближе будет, — ответил Воронецкий, — но вы уж лучше больше туда не ходите. Не ровен час, забредете еще куда-нибудь. Да и опасно через лес. У нас и волки, и медведи водятся. Не дай Бог, нападут. Или же в чужой капкан угодите. Только как же вас угораздило, уж простите мое любопытство.

Алексей Дмитриевич легкомысленно отмахнулся и рассмеялся.

— Меня, Михаил Алексеевич, на приключения часто тянет, знаете ли. Найду их там, где другой пройдет без происшествий. А всё моя рассеянность. Так бывает, в театр иду себе, иду, а на всю дорогу одна-единственная лужа, так в нее и наступлю. И брюки оболью, и в туфли зачерпну. Какой уж тут театр? Или же остановлюсь на минуту, засмотрюсь на что-то. Назад, знаете ли, шаг сделаю вроде, и не замечу, как на мостовую выйду. А там экипаж… Ох, — он вновь махнул рукой. — Так что зря вы меня утешаете, нелепый и есть. Вот и сегодня. Вышел прогуляться, уж больно мне места очаровательными показались. А там и в лес зашел. Подумалось, а вдруг гриб найду? Найду и принесу показать, мол, смотрите, грибы собирать мастак. Вот анекдот будет! Шел себе и шел, тростью траву раздвигал. И гриба нет, и сам заблудился. Вот уж истинно анекдот! — воскликнул Полянский и рассмеялся в этот раз громко и заливисто.

Михаил, внимательно слушавший, усмехнулся и покачал головой.

— Вы, верно, в городе живете?

— Всю свою жизнь, — отсмеявшись, ответил Алексей Дмитриевич.

— Не время еще грибам, — пояснил Воронецкий. — Рано искать пошли.

— А вы ходите по грибы? — живо заинтересовался его собеседник.

Помещик отрицательно покачал головой.

— Нет, я не хожу. Охочусь, у пруда в детстве посидеть любил с удочкой. Сейчас как-то подзабылось это увлечение, дела всё больше времени занимают. А за грибами не хожу. Дед мой любил пройтись с дворовым, бабушка сказывала. Отцу уж не до забав было, а теперь и мне время пришло о семье заботиться.

— Вы женаты? — полюбопытствовал Полянский. — Должно быть, женаты. Раз уж о семье пришло время заботиться. Наверное, супруга ваша красавица. И, должно быть, дитя свое уже на руки взяли?

Михаил вновь усмехнулся и покачал головой.

— Нет, жены у меня нет.

— А как же тогда? — изумился Полянский. — Хотя, постойте. Это я истолковал ваши слова неверно. Должно быть, вы имели в виду бабушку, раз упомянули ее, и родителей, коли батюшка уже не может заниматься делами.

Воронецкий вздохнул и опустил взгляд в траву. Увидел небольшой камешек, подобрал его и, размахнувшись, закинул в пруд. С минуту полюбовавшись на круги, расходившиеся там, куда упал камень, он вновь посмотрел на собеседника.

— И вновь вы ошиблись. Мои родители умерли, и бабушка тоже.

— Ох, — Алексей Дмитриевич растерянно моргнул, а после сжал плечо помещика: — Простите меня, ради Бога, простите, Алесей Михайлович…

— Михаил Алексеевич, — поправил его Воронецкий, и собеседник окончательно стушевался:

— Да что же такое, — пробормотал он. — Сегодня я вовсе сам себя превзошел. То-то вы были неприветливы поначалу. Должно быть, такие как я часто досаждают вам.

— Что вы хотите сказать? — не понял Михаил.

— Да чего уж тут, — вздохнул Полянский. — Такие вот незваные гости, которые выходят из леса.

— Вы первый, — заверил Михаил и добавил: — Простите, я не хотел сказать, что вы мне досадили. И простите великодушно, если я показался вам неприветливым. Попросту растерялся. Ваше появление было неожиданным, только и всего.

— Выходит, другие незваные гости объявляют о визите прежде, чем выйти из леса? — весело улыбнулся Алексей Дмитриевич, перестав расстраиваться.

— Вы первый, — усмехнулся Воронецкий, — это я и имел в виду, когда сказал прежде. У нас тут только свои ходят.

— Вот как, — то ли спросил, то ли просто отметил собеседник, но взгляд его на мгновение стал задумчивым. — Стало быть, чужих не было.

— Не было, — подтвердил молодой человек.

Полянский вновь встряхнулся и щелкнул пальцами:

— И это хорошо! Хорошо, когда никто незваный не вторгается. А то ведь как бывает, явится такой и давай хозяев расстраивать, имена их путать, пугать, когда они от дел праведных в уединении отдыхают.

Он рассмеялся. Михаил моргнул, пытаясь понять, что хочет сказать собеседник, но осознал, что тот имеет в виду свое появление, и хмыкнул.

— Ну что вы, Алексей Дмитриевич, вы меня вовсе не расстроили. Напротив, даже скрасили досуг.

— Так о ком же вы заботитесь, раз родные ваши почили, а жены и детишек нет? — вернулся незваный гость к прежнему разговору.

— О сестре, — с рассеянной улыбкой ответил Михаил. — Мы с ней вдвоем остались. Родней Глашеньки у меня никого нет. Вот о ней и забочусь.

— Дитя еще совсем?

— Девица на выданье. Между нами разницы всего два года. Устрою ее счастье, после и о своем подумаю.

Полянский деловито покивал, а после спросил:

— В добром ли здравии Глафира Алексеевна?

Михаил, смотревший на пруд, порывисто обернулся и впился в собеседника пытливым взглядом.

— Что такое? — опешил тот. — Отчего вы так странно смотрите на меня.

Воронецкий выдавил улыбку:

— Простите, — и нашелся, чем скрыть свою подозрительность: — Вы назвали мою сестру по имени.

— Назвал, — развел руками Полянский, вдруг выдохнул и хмыкнул: — Вот ведь. Вы, должно быть, не заметили, что назвали сестру по имени, пока говорили. Глашенька. Стало быть, Глафира. А сестрица вам родная, выходит, Алексеевна. Только и всего.

— Да, признаться, не заметил, — усмехнулся Михаил и отвернулся, чтобы скрыть оставшуюся напряженность.

Однако быстро расслабился. И вправду, чего это он вспылил? Вопрос самый обычный, который задают из вежливости. И все-таки укол подозрительности на миг опять ощутил. Что если этот Полянский виновен в состоянии Глаши? Что если он вышел не случайно, и узнать пытается, какова сейчас его жертва, не сказала ль чего-нибудь, не помянула его?

— Глафира Алексеевна здорова, благодарю, — все-таки ответил Воронецкий. — Сегодня вот просила отвезти ее за новой шляпкой, — это уже вырвалось само собой. Но говорить о том, что сестра не здорова, совершенно не хотелось, имел ли незваный гость к этому отношение или нет.

— Ох уж эти дамы, — весело рассмеялся Алексей Дмитриевич, — что юные, что зрелые. Им то шляпку, то заколку. А если уж платье новое, так к нему всё разом! Но, — он поднял вверх указательный палец, — лишь бы были счастливы. И в добром здравии, разумеется. Не люблю, когда кто-то болеет. Даже когда мой слуга — Николашка, простывает, и то расстраиваюсь. Сам ему врача зову. Не дело это, когда человек в горячке мечется. Или еще чего. А ваши слуги здоровы?

— Здоровы все.

— И я вот вроде и здоров, а взял и заблудился, — со смешком ответил Полянский. — Вроде в своем уме, а вечно что-нибудь этакое сотворю. А у вас таких нет? Кто сотворит что-нибудь этакое? Возьмет и заблудится, к примеру, или вовсе уйдет, никому ничего не сказав?

Михаил поднялся на ноги и машинальным движением отряхнулся. Продолжать разговор ему окончательно расхотелось. И новый знакомый начал всё больше казаться подозрительным. Вроде и ничего такого не сказал, а вроде и вопросы странные задает. Впрочем, так Воронецкому казалось из-за Глаши, но может, и не казалось.

— Нет, ничего такого, — ответил он с улыбкой. — Все мои люди знают лес, никто не блуждал. А сестрице и вовсе там делать нечего. Идемте, я велю запрячь коляску. Вас отвезут до поместья Долгохватовых, иначе умаетесь, пока доберетесь.

— Благодарю! — жарко воскликнул Полянский. — И воды! Ужасно хочется пить!

— Разумеется, — кивнул помещик и, сняв повод Метелицы с сучка, первым направился прочь от озера. Новый знакомый последовал за ним.

Он пристроился рядом и некоторое время поглядывал на лошадь Воронецкого, наконец, причмокнул и произнес:

— Примечательная у вас кобыла. Сразу видно, что выносливая. Наверное, замечательно на этакой красавице гнать в галопе.

Михаил немного оттаял, и улыбка его вышла искренней.

— Благодарю. У Метелицы и вправду резвые ноги.

— Метелица? — переспросил Полянский и умилился: — Какая прелесть!

Пока они дошли до усадьбы, разговор и вовсе стал необременительным. Новый знакомец теперь заливался соловьем, рассказывая о «знакомых лошадях». На самом деле знакомыми ему были владельцы, но о них Алексей Дмитриевич сказал едва ли пару слов, а вот об их скакунах…

— Вы любите лошадей, — улыбнулся Михаил.

— Обожаю! — жарко заверил собеседник. — Обожаю и преклоняюсь перед их красотой. Восхитительные животные.

— Отчего не заведете?

— Ой что вы! — замахал руками Полянский. — Я и в седле-то не удержусь. К тому же хорошая лошадь и денег стоит хороших, а я небогат. Да и содержать ее мне негде. Я, знаете ли, квартиру снимаю. Это вам тут хорошо, можно и верхом выехать. Для вашей Метелицы поместье — истинный рай. — Он рассеянно улыбнулся и вздохнул. — Нет уж, буду любить их, стоя на земле. Хотя и я тут умудряюсь… но вы это уже знаете, — и мужчина опять повеселел.

Признаться, наблюдая за новым знакомым, Михаилу подумалось, что энергии в нем столько, что можно было и не предлагать коляски. Спровадить побыстрей, и дело с концом. А Алексей Дмитриевич не только дойдет до своих друзей, но даже может еще пару раз заблудиться и не почувствовать усталости.

Хмыкнув своим мыслям, Воронецкий шагнул на нахоженную дорогу и объявил:

— Почти пришли. Может, желаете перекусить?

После повернул голову и, прищурившись от яркого солнечного света, посмотрел на Полянского, отыскивая затаенные помыслы. Михаил даже ожидал, что тот тут же согласиться и попробует напроситься в дом, если хозяин усадит его на веранде. Быть может, попросит познакомить с сестрой, если она — истинная цель его появления.

Однако Алексей Дмитриевич прижал ладонь к груди и, склонив голову, ответил:

— Сердечнейше благодарю, дорогой Михаил Алексеевич, за вашу доброту и великодушие, но, пожалуй, откажусь. Мои друзья, зная меня, должно быть, уже изволновались. Не стану томить их и дальше. Раз уж вы были столь добры ко мне и позволяете воспользоваться вашей коляской, то уж лучше поспешу обратно. Там и отобедаю. Но от воды не откажусь, жажда измучила, право слово.

— Да, разумеется, Алексей Дмитриевич, я помню об этом вашем желании. Вскоре вы утолите жажду, не извольте беспокоиться.

— О, — взмахнул рукой Полянский, — я вовсе не беспокоюсь, всего лишь ответил на ваш вопрос.

Вскоре они подошли к раскрытым воротам, ведущим к небольшому особняку, где жили Воронецкие, и Михаил вдруг подумал, что слишком беспечен, и надо приказать запирать ворота. Если Полянский и не имеет отношения к тому, что произошло с Глашей, то ведь может появиться и виновник… если таковой имелся

— Запрягай коляску, — велел помещик своему конюху, который вышел навстречу. — И Петра позови.

— Будет сделано, барин, — поклонился конюх и увел Метелицу.

— Осип! — крикнул Михаил. И когда дворецкий спустился по ступеням и становился рядом с хозяином и его гостем, велел: — Вели принести воды Алексею Дмитриевичу. И мне тоже.

— На стол накрывать прикажете? — уточнил Осип, покосившись на гостя Воронецкого.

— Нет, позже, — ответил помещик. — Алексей Дмитриевич сейчас уезжает.

— Как скажете, Михаил Алексеевич, — склонил голову дворецкий и отправился исполнять приказ хозяина.

Воронецкий обернулся к гостю и увидел, что тот обводит взглядом дом. Взор Михаила метнулся к окнам комнаты сестры, но ее не было видно, и молодой человек немного расслабился.

— У вас прелестный дом, — закончив наконец осмотр, развернулся к нему Полянский. — И следов увядания не видно. Похоже, нужды у вас нет, несмотря на перемены.

— Этим переменам уже двадцать лет, — ответил Михаил. — У нас было время не позволить нашему состоянию прийти в упадок. Мой отец был весьма энергичным человеком. Он посчитал, что благополучие семьи важнее дворянской спеси, и сошелся с купцами. У нас есть дело.

— О-о, — то ли с восторгом, то ли с изумлением протянул собеседник. — Это же замечательно! — все-таки это был восторг. — Это очень правильно! Нынче и князья доходные дома строят, что уж мелким дворянам нос задирать, коли брюхо пустует… простите мой грубый слог.

— Нет, вы всё верно сказали, — улыбнулся Михаил.

— А то ведь в банк бегут, к ростовщикам. Земли, дома закладывают, перезакладывают. Будто деньги на них сами с неба упадут. Жить красиво любят, а замарать руки честным делом, так увольте, — Полянский всплеснул руками. После сжал плечо Воронецкого: — А вы молодец, раз дело продолжаете. Не зря, стало быть, ваш батюшка старался. Оттого и живете в отчем доме, и прислуги у вас хватает. Храни вас Бог, Михаил Алексеевич, и сестрицу вашу.

— Благодарю, — чуть более сдержано улыбнулся помещик.

В эту минуту вынесли воду, а вскоре кучер подъехал на коляске. И когда новый знакомец забирался на сиденье, Михаил, глядя на Петра, приложил к губам палец, велев молчать. Тот с пониманием кивнул. Уже отъезжая, Полянский привстал, обернулся, и, махнув рукой, снова выкрикнул:

— Храни вас Бог!

Михаил склонил голову и пробормотал:

— Вот и посмотрим, с каких вы дач явились, любезный Алексей Дмитриевич.

Он еще пару минут смотрел вслед уезжающей коляске, а после развернулся и решительно направился в дом. Решение, принятое на прогулке, укоренилось еще больше. Ему и самому теперь стало душно в поместье. Нет-нет, надо забрать Глашеньку и уехать подальше отсюда. Хотя бы на месяц.

— Сейчас поговорю с Глашей, после напишу Афанасию Капитонычу и в Петербург, — прошептал Михаил, поднимаясь по лестнице.

К сестре он вошел без стука. Она сидела у окна с книгой в руках, и на звук шагов подняла голову.

— Что это за господин с тобой был? — спросила Глафира, и Миша понял, что она все-таки видела. Впрочем, сестра сидела у окна, так что немудрено.

— Он тебе знаком? — спросил Воронецкий, и Глаша чуть приподняла брови:

— Нет, — ответила она. — Откуда бы мне его знать.

— Вдруг… — Михаил неопределенно повел рукой. Затем уселся на подоконник и объявил: — Мы уезжаем, Глашенька. Я принял это решение, и твои возражения слушать не желаю.

Она закрыла книгу и спросила:

— Куда же?

— В Петербург. Мне надо туда по делу, — почти не солгал Воронецкий, — а тебя я одну не оставлю. Так что собирайся, душа моя, уедем завтра поутру. Имеешь, что возразить?

— Вовсе нет, — мотнула головой Глаша. На губах ее вдруг появилась улыбка, и девушка сжала руку брата: — Я очень хочу в Петербург. Едем, Мишенька, непременно едем. Я и сама хотела просить о том же, когда вернешься, да ты раньше меня сказал. Поедем, голубчик.

— Слава Богу, — улыбнулся Михаил и вдруг ощутил облегчение.

Глава 4

Шел десятый час вечера. За окном было светло, и даже солнце еще не скрылось за горизонтом. Пора белых ночей, так что всё было закономерно. Когда-то, когда только получил назначение в этот город, Олег Иванович чувствовал себя неуютно. Даже с закрытыми шторами он помнил, что за ними светло, и уснуть удавалось с трудом. Крутился с боку на бог, тихо бранился, а потом, измотав себя недовольством, погружался в дремоту.

Однако привык он быстро, а после и вовсе перестал замечать, даже радовался, что день становится настолько длинным. А вот когда белые ночи заканчивались, чернота за окном навевала легкое уныние, потому что как-то сразу чувствовалось, что осень уже не за горами.

Но пока окончание светлой поры еще было нескоро, и за окном продолжался день, несмотря на время. Олег, вальяжно откинувшись в кресле, закинул ногу на ногу и продолжил слушать разглагольствования собеседника.

— Вот я по вашему взгляду, Олег Иванович, вижу, что скептически настроены. А, тем не менее, колдовство существует, и я это знаю точно. Вы ходите на сеансы к господину Смелову, видите, что творит Яков Павлович, но отчего-то не желаете слушать о том, что есть силы более могущественные даже чем наш дорогой медиум.

— Отчего же? — лениво улыбнулся Котов. — Я вас слушаю и весьма внимательно. Что до могущественных сил, то тут я и вовсе не спорю. Господь всемогущ, и есть множество свидетельств чудес, которые Он творил. Что же до той дамы, о которой вы говорите, то пока это только слова. А рассказать и я могу немало.

— То есть вы хотите сказать, что я лгун⁈ — вознегодовал полный мужчина в клетчатом костюме, сидевший напротив.

— Марк Карлович, что же вы такой обидчивый и порывистый, голубчик мой? — покачал головой Олег. — Я вовсе не желал вас обидеть, как и подвергать сомнению ваши утверждения. Однако признайте, вы бы и сами были настроены, как я, если бы некто рассказывал вам нечто невообразимое, но уверял, что всё это тайна, и он не имеет права не то, что знакомить, но даже назвать имя дамы, которую он именует колдуньей. Вы бы поверили на слово? И уж тем более поспешили бы проникнуться рассказами? Я, дорогой мой, привык верить глазам, а не словам. Но это, в свою очередь, не означает, что вам не доверяю. Однако же не поставить под сомнения ваши откровения не могу.

— Ну хорошо! — воскликнул явно уязвленный господин. — Я испрошу у нее дозволения и познакомлю вас. И тогда вы сами увидите и проникнетесь ее могуществом.

— Это было бы любезностью с вашей стороны, Марк Карлович, — вновь улыбнулся Котов. — Вы знаете, я люблю всё таинственное и необъяснимое. Иначе бы меня не было на сеансах Якова Павловича.

— И потому я вам и открылся, — ворчливо ответил господин в клетчатом. — Ждите и будьте готовы изумляться.

— Жду с нетерпением, — заверил собеседника Олег. После достал брегет и, откинув крышку, констатировал: — Однако уже поздно. Благодарю за гостеприимство и беседу, я вынужден откланяться.

Он поднялся на ноги, и Марк Карлович поднялся следом. Он был всё еще возмущен недоверием Котова, потому удерживать или сожалеть, что тот уходит, не стал даже ради приличия, а Олег и не подумал обижаться. Он хотел уйти уже последние полчаса, но продолжал слушать, не столько из вежливости, сколько ради того, чтобы подловить собеседника и вынудить его свести знакомца по спиритическим сеансам с некой колдуньей, о которой взахлеб рассказывал господин Маклин

Господин Маклин был потомком обрусевших шотландцев, перебравшихся в Российскую империю под конец правления Екатерины Великой. Был он флотским офицером в отставке, и на склоне лет вдруг ударился в мистицизм. А началось это увлечение с изучения шотландских легенд. Как сказал сам Марк Карлович, хотел приблизиться к своим корням.

Далее Маклин стал изучать более пристально русские сказки и легенды, даже пытался написать роман «что-нибудь эдакое». Однако осознал, что фантазия его скудна, и решил пополнить ее «случаями из жизни». Так и вошел в кружок любителей мистики, думая, что бросит их посещать, как только наберется вдохновения и материала.

Но вот шел уже шестой год, как Марк Карлович начал посещать салоны и собрания, где имели место мистические сеансы, и всё не считал, что готов взяться за свою книгу. Уверял, что непременно ее напишет, даже делился каким-то сюжетом, однако продолжал откладывать писательство и не спешил расстаться с миром таинственного.

Маклин мог лгать себе сколько угодно, а вот Котов на его счет не обманывался. Книга продолжала оставаться предлогом для знакомых и близких Марка Карловича, чтобы не сочли его чудаком или безумцем. Скорей всего, его считали и тем и другим, но доморощенному мистику хватало и его отговорки. Зато это служило поводом посещать места, куда влекла его душевная склонность, но уж точно не поиск сюжета.

Однако причуды знакомца по сеансам спиритизма Котова волновали мало, а вот люди, которых он посещал, очень даже. Впрочем, сойтись Олег успел еще не со всеми, да и толку пока было мало. Он уже посещал «провидца», к которому его водила вдова унтер-офицера Мышкина (тоже посетительница сеансов медиума Смелова), но тот оказался самым заурядным шарлатаном.

Сей находчивый господин, услышав, что к нему намереваются кого-то привести, узнавал прежде его имя, велел ожидать призыва и использовал это время, чтобы навести справки о новом посетителе. И лишь после этого одобрял визит. Разумеется, когда впечатлительный гость слышал то, что обрушивал на него «ясновидящий», он преисполнялся доверия.

Когда унтер-офицерша Мышкина сообщила, что Котову нужно дождаться особого дня, когда «провидец» будет готов его принять, Олег Иванович полюбопытствовал:

— Отчего нужен этот особый день?

— Ну что вы, — с покровительственной интонацией произнесла Мышкина, — это же тонкий процесс. Проникать в прошлое и будущее — это отнимает столько сил, просто ужас. Господин Ясноглазов должен подготовиться, напитаться энергией. Так всегда с новым человеком. Это когда он на вас настроиться, тогда уже можно и без подготовки. А поначалу только так, — и она покивала для весомости своих слов.

Однако господин провидец собрать точных сведений о Котове не смог, только слухи. Впрочем, иного и быть не могло. Кто такой на самом деле Олег Иванович Котов, не знал никто, да и знать не мог. Всё, что он получил при назначении, — это имя, фамилию и отчество. Остальное было на выбор. Точная легенда не требовалась.

Единственное, что Олег говорил, когда спрашивали, откуда он родом:

— Из калужских помещиков.

А дальше, если попадались люди, знавшие кого-то в Калужской губернии, он называл местность, сильно отдаленную от той, где жили знакомцы собеседника. Впрочем, на случай, имена особо известные в той или иной части данной губернии, Олег запомнил, чтобы было что ответить. Но в такую ситуацию, когда было необходимо предъявить эти свои знания, он не попадал еще ни разу.

Вообще он числился в разночинцах, который то ли жил на ренту, то ли имел какие-то акции, то ли получил богатое наследство. Когда ему задавали вопросы подобного рода, Котов отмахивался:

— Деньги — это такая пошлость, что и говорить о них не стоит.

А то, что он не только не уроженец Калужской губернии, но даже этого мира, понять было невозможно. Хотя с миром-то всё понято, такого и в голову никому не приходило, но хотя бы даже иностранца в нем тоже был не опознать. Ни акцента, ни незнания устоев и законов — ничего этого не было.

Даже туристы получали знание языка при перемещении, а уж служащие и подавно. Портал вкладывал им не просто знание языка, он подстраивал сознание под новую реальность, а вместе с этим давал и понимание нового мира. А частности можно было узнать уже по прибытии на место. Так что из портального зала выходил истинный уроженец мест, где ему предстояло жить и работать.

В общем, провидец Ясноглазов только и смог сказать, откуда Олег прибыл в Петербург, кем является сейчас, и что в средствах не стеснен.

— Браво! — воскликнула Мышкина. — Вы, как и всегда, были точны!

— Впечатляет, — вежливо произнес Котов. — Ну а что же вы скажете о моей семье? Меня, знаете ли, волнует мой младший брат.

Ясноглазов некоторое время таращился на стеклянный шар, стоявший перед ним, после выдохнул и объявил:

— Не вижу. Прошу меня простить, вчера я проводил сеанс во дворце князя Голицына и растратил много сил. Его сиятельству требовалась моя помощь в некоем государственном деле, — добавил он и таинственно замолчал.

Мышкина, услышав это, прижала ладонь к груди и произнесла с придыханием:

— О-о, разумеется, ваш дар необходим государству. Что же вы не сказали, мы бы не стали вас тревожить. Столько сил! Милый вы наш, вы должны, нет, обязаны! Обязаны беречь себя во имя блага империи!

— Да, приносим наши извинения, что явились не ко времени, — склонил голову Олег. — Отдыхайте.

Ясноглазов откинулся на спинку кресла, накрыл лицо ладонью и кивнул, явно окончательно «обессилив». Котов скрыл усмешку и покинул «провидца» без сожаления. Дара в нем не было ни капли, а как он работал, Степан узнал еще до визита. Так что Олег был только рад, что клоунада не затянулась. А вскоре распрощался и с Мышкиной, уже изрядно утомившей его.

Теперь вот его ожидал визит к колдунье, а уж насколько она колдунья, еще только предстояло узнать. И, оказавшись на улице, Олег передернул плечами, стряхивая с себя очередную липкую паутину чужих восторгов, и неспешно направился к дому.

Брать извозчика не хотелось, хоть они еще и ездили, было желание пройтись по городу, тем более и идти было не особо далеко. Котов вдохнул полной грудью и улыбнулся прекрасной погоде, лету и затихающей суете столицы.

— Хорошо, — прошептал Олег.

Сейчас не хотелось думать хоть о чем-то. О петербургских мистиках уж тем более. Этой братии хватало с лихвой. Всегда появлялось что-то, с чем приходилось разбираться, точнее, исследовать. Гораздо реже появлялось настоящее дело, когда требовалось применять свой дар.

Олег вдруг хмыкнул. А что, было бы забавно, если бы он вдруг обнажил свои способности. Вот тогда бы «мистики» заполыхали бы восторгом с удесятеренной силы. Но, конечно же, никаких сеансов Котов устраивать не намеревался. Это было строжайше запрещено правилами. За нарушение можно было не только места лишиться…

Котов вновь усмехнулся, и мысли сами собой свернули к недавнему происшествию, к прорыву. Степан в тот день вернулся ближе к вечеру, но какой-то важной информации не принес. Псковичи выясняли, что прорыв произошел в Старорусском уезде Новгородской губернии, после отправились туда, а Степа был вынужден вернуться в петербургскую квартиру в доходном доме Басина.

— Разбираются пока, — сказал он. — Но уже понятно, что не успеют.

— Это если вторженец поспешит убраться. Он все-таки не через портал шел, надо понять, что к чему, чтобы не выделяться и не выдать себя, возразил Олег. — К тому же это может быть тварь, которая просто провалилась в прореху в Мари, тогда и вовсе забьется в какую-нибудь щель и будет прятаться, пока за ней не придут. Хорошо б было так.

— Угу, — промычал Степан, но было сразу понятно, он желает иного.

На следующий день он снова хотел отправиться на «заставу», но Олег остановил. Смысла в этом не было. По регламенту они сделали то, что полагалось. Связались с коллегами, которые находятся ближе к месту прорыва, узнали, нужна ли им помощь. Дальше стоило ждать или оповещения от псковичей, или депеши из ведомства. Частые перемещения без официальной причины не приветствовались.

— Ты слишком правильный, — выразил свое недовольство Степан.

— Такова наша служба, — пожал плечами Олег. — Не вижу повода лезть на рожон даже ради развлечения своего напарника.

— Это не развлечение! — возмутился Стёпа.

— Тогда и правил нарушать незачем, — ответил Котов и на ворчания напарника внимания не обращал.

Прошло уже несколько дней, а псковичи молчали. Значит, Олег был прав, и они справились сами. А Степе просто нужен отдых. Надо будет отправить запрос в ведомство. Пусть покинет этот мир и развлечется в иной обстановке. Сам же Котов никуда уезжать не хотел. Быть может, покинуть ненадолго Петербург, но не мир. Ему здесь нравилось. И работа нравилась, и жизнь, которую вел, тоже нравилась. Да и круг лиц, окружавших его, чудаками не заканчивался. К примеру, доктор Ковальчук и генеральша Солодовникова, ему нравились. В общем, усталости, как напарник, он не ощущал.

За этими мыслями Олег подошел к Александринской площади. Здесь остановился ненадолго и посмотрел на здание театра. Пожалуй, надо будет выбраться на представление… Да, определенно надо посмотреть, что нынче дают и сходить. После коротко вздохнул и направился домой.

Поднялся по лестнице, позвонил в квартиру, и дверь моментально распахнулась, будто Степан только и ждал, когда напарник соизволит объявиться. Глаза его лихорадочно блестели, и было понятно, что мужчина находится в возбужденном состоянии. Олег поджал губы. Взбудоражить Степу могло только одно…

— Что-то случилось? — тем не менее, спокойно спросил он, закрыв за собой дверь.

— Где ты ходишь⁈ — сердито зашипел Степан. — У нас гости.

— Кто? — спросил Котов.

— Я, Олег Иванович, — послышался смутно знакомый голос.

Котов обернулся и воззрился на мужчину сорока лет. Он был невысок, но подтянут и аристократичен. Одет со вкусом, элегантно. Светлые волосы его были зачесаны назад, и в желтовато-зеленых глазах читался ум. Да, этого человека Олег знал. Он был первым, с кем Котов встретился, прибыв в этот мир.

— Алексей Дмитриевич, — улыбнулся Олег. — Рад видеть вас в добром здравии. Примите комплимент, за последние двадцать лет вы ничуть не изменились.

— А вы, голубчик, заметно повзрослели, — улыбнулся в ответ Полянский. — Но не будем расшаркиваться, перейдем к делу. Оно у меня есть.

Олег, уже успевший приблизиться к гостю, указал на кабинет:

— Прошу. — О чем пойдет речь, он уже примерно догадывался, оставалось дождаться подтверждения. Да и горящие глаза Степана говорили больше любых слов.

Полянский прошел к дивану, уселся на него, и закинул ногу на ногу. Степа устроился на стуле и не сводил с визитера взгляда полного обожания. Котов был более сдержан. Он разместился за столом, сложил на него руки и посмотрел на главу псковской «заставы».

— Я слушаю вас, Алексей Дмитриевич.

— Благодарю, — кивнул тот и заговорил: — Итак, мы нашли место вторжения. Марь уже залатали, новых проникновений не будет. Это из хороших новостей. Дальше плохие.

— Плохие? — с плохо срываемым азартом спросил Степан, и Олег понял, что Полянский о деле с ним одним не говорил. Оно и понятно, какой смысл повторять дважды? Да и старшим в их паре все-таки был он, Олег.

— Да, — кивнул Алексей Дмитриевич. — Так вот, вторженец, разумеется, нас ждать не стал. Он движется, и движется в вашу сторону.

— В Петербург? — уточнил Котов.

— Да, в Петербург. За ним еще остается энергетический след, так и определили. Но он уже очень слаб, тварь почти ассимилировалась.

— Так быстро? — изумился Степан.

— Да, и это вторая плохая новость. Это хамелеон.

— Черт, — выругался Олег, и Степан присвистнул.

— Верно, новость не из приятных. Но по порядку о том, что я узнал. След вывел меня к поместью Воронецких. Брат и сестра, оба молоды, даже юны. Михаил Алексеевич точно чист, я говорил с ним. Однако он что-то знает, и это что-то касается его сестры. Он был напряжен, когда разговор заходил о ней, нервничал. Особенно когда я спросил о здоровье. Думаю, с Глафирой Алексеевной, таково ее имя, что-то произошло, когда она пропадала. — Он обвел взглядом собеседников, внимательно слушавших его. — Это узнали мои люди у крестьян в деревне. За три дня до моего появления барышня ушла прогуляться и не вернулась даже к ночи. Ее искали, но девушка не отозвалась. А утром пришла сама. Прислуга из усадьбы проговорилась, что Глафира Алексеевна сильно изменилась. Говорят, будто в лес ушла одна барышня, а пришла другая. Кстати, пропала она не одна, еще исчез блаженный. Его тело мы нашли в лесу, тело имело характерный вид жертвы поглотителя. По части знаний блаженный не подходит, а твари надо затеряться среди людей и выжить. А вот Глафира Алексеевна… Она сильно переменилась, — со значением закончил Полянский.

— Вы ее осмотрели? — спросил Олег, и гость вздохнул.

— К сожалению, нет. Ее брат в дом меня не пригласил. Он из вежливости предлагал отобедать, но я отказался. Полагаю, что стол бы накрыли где-нибудь на веранде. Он желал от меня избавиться, я это чувствовал, так что к сестре бы ни за что не подпустил. А у меня на тот момент не было оснований настаивать. Энергия хамелеона у дома тяжело, но читалась, однако это еще не было доказательством. А вот потом мне рассказали об ее исчезновении. Тогда я вернулся, но хозяев уже не было. Воронецкие поехали в Петербург на следующее утро после нашей встречи с Михаилом.

Мой ли визит их подтолкнул или еще что, но брат оставил распоряжения, написал компаньону и увез сестрицу. Отсюда я делаю вывод, что хамелеон, то есть Воронецкая Глафира Алексеевна, направляется в столицу. Знаний барышни твари должно было хватить с лихвой, чтобы выбрать дальнейший путь существование.

Возможно, он надеется затеряться в Петербурге и отправиться куда-то дальше, возможно, что-то еще. Но факт остается фактом. Исходя из времени, которое им нужно на дорогу, брат и сестра прибудут не сегодня, так завтра. Теперь это ваша зона контроля и ваша работа.

— Хм…

Олег поднялся из-за стола, заложил руки за спину и прошелся по кабинету. Он остановился у окна и произнес, глядя на улицу:

— Хамелеону бы не хватило сил прорвать Марь. У него должен быть помощник на этой стороне.

— Им могла быть только Глаша Воронецкая, если исходить из особенностей этого существа, — ответил Полянский. — Однако ее брат не произвел впечатления человека, который бы увлекался мистикой. Он прагматичен и полон здравомыслия. К тому же, у призвавшего должен быть дар, а Михаил — обычный человек. Стало быть, и сестра его такая же, они одной крови.

— Не обязательно, — заговорил Степан. — Дар мог быть унаследован одним из потомков.

— Но увлечения эзотерикой не скрыть, — парировал Алексей Дмитриевич. — Тем более девушке, тем более в деревне. Может, и кидала туфельку за порог, и в зеркальце жениха выглядывала, но чтобы связаться с хамелеоном этого недостаточно.

— Да, это по части людей вроде моих мистиков, — поддержал Котов. — И всё же не объясняет, кто призвал хамелеона. Он мог поглотить и блаженного, и барышню, принять ее облик и явиться в дом Воронецких, но если там нет никого с даром, то где же призвавший?

— Резонно, — кивнул Полянский. — Если он остался в тени, мы найдем его. Тогда на Глафиру могли и натравить, а цель, ради чего это сделали, находится здесь, в Петербурге. Всё несколько запутано, но нам предстоит в этом разобраться. Всем нам.

— Будем разбираться, — улыбнулся Котов, а Степан жарко поддержал:

— Да!

— Будем держать друг друга в курсе о ходе расследования, — произнес Полянский, поднявшись с дивана. — Надеюсь, всё разрешится быстро и без ненужных жертв. Всё же хамелеон… Н-да.

Олег, провожая гостя, первым прошел к выходу из кабинета

— Вы в Ведомство доклад отправили? — спросил он.

— Да, доклад я отправил, — кивнул Алексей Дмитриевич, — они ответили, что дают нам свободу действий. Если нам понадобится помощь, ее отправят. Я сказал, что пока помощи не требуется.

— Попытаемся справиться своими силами, — улыбнулся Олег, пока он не видел повода в этом сомневаться. Всего доброго.

— Всего доброго, коллеги, — чуть склонил голову Полянский и шагнул в портальную комнату.

Котов обернулся и первое, что увидел, это шальную улыбку Степана. Он был счастлив до изнеможения.

— Наконец-то настоящая работа! — возвестил последний и потер ладони.

Олег вздохнул и покачал головой. Они опять разошлись во мнении. Котов бы предпочел ходить по салонам и слушать шарлатанов, потому что хамелеон был намного, намного хуже. И если они остановят его еще на Глафире Воронецкой — это будет очень большая удача.

Глава 5

Петербург встретил Воронецких многоголосьем улиц и серым небом. Сегодня день выдался хмурым, и мелкая морось то начиналась внезапно, то так также внезапно заканчивалась. И все-таки это не мешало ловить жадным взглядом всё, мимо чего они проезжали. Столица!

К своему стыду, Михаил, несмотря на то, жил всего в нескольких днях пути, не был в Петербурге ни разу. Что уж говорить о Глаше! Впрочем, ничего ни удивительного, ни постыдного тут не было. Ни в университет, ни в военное училище Миша никогда не стремился, даже не задумывался об этом. Да и жаждой путешествий не болел, как и многие дворяне, особенно помещики.

Образование он получил не блестящее, но и не худшее. Еще отец нанял маленькому Мише гувернера — престарелого немца, который обучил мальчика арифметике, немецкому языку и немного латыни, которую знал тоже немного. Французский язык младший Воронецкий учил с гувернанткой Глаши и вместе с сестрой. А родному языку и истории детей обучал строгий с виду, но добрейший на самом деле Сергей Романович.

Что до географии, то тут роль учителя взяла на себя бабушка. И если Сергей Романович только казался строгим, то бабушка могла и за розгу взяться, если внуки не отвечали на ее вопросы. Впрочем, обучение с ней происходило своеобразно. Старшая помещица Воронецкая указывала статьи из энциклопедии, а после, держа в руках книгу, слушала, как дети запомнили прочитанный материал.

Она же учила и музыке. И если Глашеньке музицирование давалось легко, то Миша этот предмет ненавидел всей душой, потому что, как говорится, медведь не просто наступил ему на ухо, а оттоптал от всей своей медвежьей души. В общем, ни слуха, ни чувства ритма, ни даже музыкальной памяти у мальчика не было. И бабушка наконец сжалилась.

А вот с танцами дело обстояло немного лучше. Этому детей учила гувернантка Глафиры, а младшие Воронецкие составляли друг другу пару. За неимением того, о чем было сказано выше, Миша научился танцевать под счет. И если сестрица плыла в вальсе, то ее братец сопел, пыхтел и старательно считал. Даже закусывал кончик языка от усердия. Но от этой привычки его быстро отучили бабушка и ее розга, которой та постукивала по ноге, наблюдая за детьми.

Ну а после смерти бабушки у Михаила Алексеевича появился новый учитель — Афанасий Капитонович, и учился у него дворянин Воронецкий уже иной дисциплине, коммерции. И это дело шло у него, может, и не бойко, но весьма недурно. Деловитости отца у Миши не было, но сметка имелась. Так что компаньон хвалил молодого человека и обещал, что в будущем тот сможет воротить такими делами, что нынешние будут казаться детскими шалостями. Воронецкий улыбался, слушая, ему и вправду было приятно.

Наверное, потому, что купец в некотором роде восполнял отеческую заботу, которой отроку когда-то не хватало. Алексей Игнатьевич был сначала занят делами, после и вовсе умер, а гувернер и учитель не дали того, в чем нуждался подрастающий юноша. А Афанасий Капитонович был каким-то душевно большим и основательным, и Миша ощутил то самое, в чем нуждался.

И в свою очередь пытался дать нечто подобное и сестре — быть ей не только братом, но и где-то немного отцом. Должно быть, потому и считал, что прежде надо было устроить счастье Глаши, а потом уже думать о себе. Но теперь речь шла об ее здоровье, и надо было сначала вернуть прежнюю Глафиру, ну а потом опять говорить о ее счастье.

— Миша.

Воронецкий вынырнул из своих размышлений и посмотрел на сестру. Она несколько ожила за время дороги. Прежней не стала, да и взгляд леденел, когда брат вновь пытался узнать, что с ней произошло, и Михаил пока оставил эту тему. И Глашенька опять немного оживилась. А сейчас она показалась ему взволнованной.

Воронецкий накрыл руку сестрицы ладонью и спросил с улыбкой:

— Что, душа моя?

— Мишенька, прошу тебя, давай назовемся супругами. И фамилию возьмем иную.

Михаил опешил. Он с минуту смотрел на сестру, и она повторила:

— Прошу тебя.

— Но это же дурно, Глаша, мы единокровные…

— Так я ведь не в церковь тебя прошу пойти, Мишенька, — ответила она. — Никто здесь не знает, кто мы на самом деле.

— Но зачем⁈ — воскликнул Воронецкий, однако заставил себя успокоиться и заговорил мягко, словно уговаривая малое дитя: — Глашенька, мы похожи. К тому же всякое бывает, можем ведь встретить и кого-то знакомого. Какие разговоры пойдут тогда в нашем уезде, даже представить страшно. Нас же ни в один приличный дом не примут, а о супружестве…

Он замолчал, потому что сестра смотрела на него с нескрываемым раздражением, будто это не она, а ее брат говорил глупости.

— Миша, мы похожи, но не близнецы, — парировала Глаша. — Достаточно сказать тому, кто заметит эту схожесть, что мы приходимся родней друг другу, но дальние, однако родовые черты схожи. Тут не о чем говорить.

— Но если знакомые…

— Для знакомых мы те, кто мы есть.

— А если тебе встретится тот, кто придется по душе⁈ — вновь воскликнул Миша. — Что если и он полюбит тебя? Но он ведь будет считать, что ты замужем. И за кем⁈ За… — Воронецкий кашлянул и понизил голос, — за родным братом. Это же какой-то кошмар!

— Стало быть, он будет счастлив узнать потом, что я свободна, — отмахнулась Глафира Алексеевна. — И даже если тебе кто-то придется по душе, всё будет то же самое. Для знакомых мы брат и сестра Воронецкие. В гостинице же пусть будем какими-нибудь Сорокиными. Ты, быть может, учитель гимназии, а я твоя супруга. И в Петербург приехали издалека, ну, к примеру, Тамбова.

— И что бы в Петербурге понадобилось учителю гимназии из Тамбова? — проворчал Михаил.

— Ну хотя бы нового места. Решили перебраться в столицу, только и всего. Быть может, это мой каприз. А может быть, и чье-то предложение. Прошу тебя, — она вновь сжала брату руку, — я не хочу, чтобы мы назывались своими именами.

Воронецкий прищурился:

— Ты чего-то опасаешься? Или кого-то?

Взгляд Глашеньки уже знакомо стал колючим, и она ответила вопросом на вопрос:

— А отчего бы вам, Михаил Алексеевич, ни откликнуться на просьбу своей сестры? Вы ведь вроде любите ее, как говорите, не так ли? Так почему бы просто не сделать той невинной малости, о какой она просит вас?

— Даже так? — приподнял брови Воронецкий. — На вы, да еще в третьем лице? — После вновь прищурился и тихо хмыкнул: — Хорошо, сестрица, я сделаю, как ты просишь, хоть не понимаю и не желаю этого. Однако же ты ответишь мне любезностью на любезность. Я и без того выписываю вокруг тебя всяческие коленца, попляши и ты под мою дудочку.

— Чего ты хочешь? — сухо спросила Глаша.

— Я хочу, чтобы ты поговорила с доктором, которого я найду, — ответил Михаил. — Ты сильно переменилась. Я хочу, чтобы тебя осмотрел врач. И если что-то сдерживает тебя, возможно, с ним тебе будет легче разговориться и наконец вернуться в свое прежнее состояние.

Воронецкая на миг поджала губы. Было видно, что с ее языка готова сорваться новая дерзость, и брат напомнил:

— Мы называемся супругами, ты соглашаешься на визиты к доктору. Я же в свою очередь перестаю терзать тебя расспросами, пока ни будешь сама к ним готова.

— Будь по-твоему, — все-таки согласилась девушка. — Я готова посетить доктора. — Она чуть помолчала и выпалила: — Я не сумасшедшая!

— Но тебя что-то угнетает, и это очевидно, — парировал Михаил.

— Стало быть, ты исполнишь, о чем я прошу, — уже утвердительно произнесла она, и Воронецкий кивнул:

— Исполню. А ты подготовь объяснение причины столь возмутительному «супружеству», если эта история всплывет наружу.

Они немного помолчали, и первой вновь заговорила Глаша.

— Так как мы назовемся?

— Если уж менять фамилию, то вовсе уйдем от птичьей, — чуть ворчливо ответил брат. — Будем Светлины какие-нибудь. Я — Максим Аркадьевич, а ты…

— Софья Павловна, — опередила его сестрица.

— Давно придумала? — усмехнулся Михаил. Она кивнула, и Воронецкий, вновь усмехнувшись, покачал головой. — Ну, стало быть, Соня.

— Стало быть, — ответила Глаша и впервые улыбнулась знакомой задорной улыбкой. — Люблю тебя, братец.

— И я тебя, сестрица, — снова проворчал Михаил.

Возможно, в просьбе сестры и имелся некий смысл. Он ведь и сам готов был увезти ее именно потому, что подозревал наличие того, кто был причастен к ее исчезновению. Даже Полянского заподозрил. Впрочем, он и сейчас не пришел к единому мнению в отношении случайного знакомого.

Куда они едут, Воронецкий от прислуги не скрывал, в этом и смысла не было, потому что отправились в Петербург брат и сестра на собственном экипаже, которым правил их кучер. Еще и Афанасию Капитонычу Михаил написал, что отбывает на некоторое время в Петербург. Наверное, надо было ехать на дилижансе и не называть конечной цели путешествия…

Хотя компаньону Воронецкий доверял. Да и гостиницу, куда они направлялись, похвалил когда-то именно Афанасий Капитонович. «Старым фениксом», который располагался на Александринской площади, владел его знакомец — купец Иванов. Не близкий, но отзывался о нем компаньон Михаила хорошо. Он и сам останавливался в «Фениксе», когда наезжал в Петербург. Туда же направлялись и Воронецкие,

Столицы ни брат, ни сестра, ни тем более их кучер не знали. Потому сейчас на козлах рядом с Петром сидел юркий отрок, который согласился показать дорогу за некоторое вознаграждение. И после того разговора, который произошел только что между родственниками, Михаил радовался, что решил ехать в закрытом экипаже, иначе бы их подслушали. Хотя, наверное, в ином случае Глаша завела бы эту беседу еще в дороге, а не держала выдумку в себе до последнего.

В эту минуту карета остановилась, после качнулась, затем второй раз, но уже в другую сторону. Похоже, сначала на землю спрыгнул паренек, затем слез кучер. Это догадка тут же подтвердилась, потому что Петр открыл дверцу и сообщил:

— Добрались, барин.

Михаил первым выбрался из кареты, после подал руку сестре, и когда она вышла, сам уместил ее ладонь на сгибе своего локтя.

— Отнеси багаж в гостиницу, — велел Воронецкий, — оставь там и уезжай в поместье.

Петр заметно удивился.

— Так вам же карета будет нужна, — ответил он. — Если думаете, что города не знаю, так я пройдусь, запомню улицы. Чего на наемных деньги тратить?

— Наемные мне дешевле обойдутся, чем содержание лошади и тебя вместе с ней, — ответил Михаил. — Вернешься через месяц за нами. Думаю, за это время управимся.

— А если раньше управитесь?

— На дилижансе вернемся, — отмахнулся Воронецкий. Он полез во внутренний карман и достал кошелек, после вынул из него несколько ассигнаций и протянул кучеру: — Вот, держи, голубчик. Это тебе на обратную дорогу, что останется, будет на дорогу до Петербурга через месяц. Не прогуляй, смотри.

— Как можно, Михаил Алексеевич, — возмутился кучер, но блеск в его глазах, появившийся при виде денег, заметно померк. Петр расстроился.

— Смотри мне! — потряс пальцем Воронецкий, и кучер, прежде истово ударив себя в грудь, после перекрестился:

— Вот вам крест, барин, не подведу.

— Я тебе верю, — кивнул Михаил. — А теперь бери багаж и неси в гостиницу, только вот что… — он чуть помолчал и продолжил, — не называй нашей фамилии. Барин и всё, понял?

— Понял, барин, — кивнул Петр.

Однако ничего нести ему не пришлось, потому что из дверей гостиницы выскочил лакей. Он поклонился и взялся за один из саквояжей. Петр сгрузил ему остальные вещи, затем поклонился Воронецким и забрался на козлы.

— Счастливо оставаться, барин! — воскликнул он.

— Скатертью дорога, голубчик, — махнул ему Михаил, и они с Глашенькой направились следом за лакеем. За оставшимся вещами уже спешил следующий.

Вскоре «супруги Светлины» поднимались за служащим гостиницы в снятый ими номер. Пришлось сэкономить, чтобы не нарушить выдуманную историю про частного учителя с супругой, хотя по средствам им были комнаты и получше.

— Внизу у нас ресторан, — говорил им служащий. — Там кухня на любой вкус. Хотите французская, хотите русская. Господа артисты и прочая богема любят зайти сюда закусить. Театр-то вон он, рядышком совсем. Если захотите сходить, очень рекомендую. Слышно там хорошо даже на галерке, и представления разные.

— Благодарим, — ответил Миша, но вышло несколько сухо. Ему всё еще было не по себе от того, что назвал женой родную сестру. Служащий, кажется, этого не заметил, потому что продолжал рассказывать, что находится рядом со «Старым фениксом».

А вот Глаша не расстраивалась, она даже с интересом слушала их проводника и кивала, запоминая всё, что он говорил. Девушка с явным интересом рассматривала обстановку холла, увешенного картинами, лестницу, а после и коридор, пол которого был застелен ковром, скрывшего звук шагов. И пока служащий открывал дверь, младшая Воронецкая подошла к картине, висевшей на стене.

— Г… голубушка, — едва не позвав сестру ее настоящим именем, произнес Михаил, — Соня, не отходи.

— Конечно, Максимушка, — отозвалась она и улыбнулась.

Вышло у нее это столь естественно, будто Миша всегда носил именно это имя, и он ощутил новый виток раздражения.

— Прошу, — произнес служащий. Он первым вошел в номер и повел рукой: — В вашем распоряжении две комнаты. К сожалению, ванной комнаты у вас нет, но есть умывальный столик и отхожее место, простите. Воду приносят утром и вечером, а также по вашему требованию. Кроме того, — в улыбке его вдруг появилась толика превосходства, — освещение электрическое. Если вы пожелаете, то при гостинице есть парикмахерская, также имеется прачечная. Горничная является утром, чтобы забрать грязное платье и белье. Получите вы обратно всё чистое и выглаженное на утро следующего дня. Про ресторан я уже имел честь вам доложить, там вы сможете позавтракать, пообедать и отужинать. Но если пожелаете, то еду вам доставят в номер. К сожалению, для вашего номера это входит в отдельную стоимость.

— Постельное белье? — строго спросил Михаил.

— Меняем еженедельно, — тут же отозвался служащий. — Если понадобится раньше, то…

— Отдельная плата, — догадавшись, усмехнулся Воронецкий.

— Истинно так, милостивый государь, — с достоинством ответил мужчина.

— Наш багаж?

— Уже поднимают, не извольте беспокоиться, — заверил его служащий.

Вскоре Воронецкие остались в одиночестве и с багажом, который и вправду принесли, едва служащий договорил.

— Кажется, обслуживание недурственное, — произнес себе под нос Михаил и обернулся к сестре, но не обнаружил ее там, где она была минуту назад.

Нашлась Глашенька у окна. Михаил приблизился и посмотрел туда же, куда глядела сестра. Из-за махины Александринского театра был приметен парк, посреди которого возвышался памятник.

— Я хочу туда прогуляться и посмотреть, — сказала Глаша. — Ужас, как всё любопытно. Сходим, Мишенька?

Она посмотрела на брата, и тот спросил с ответной улыбкой:

— Неужто не устала с дороги?

— Сидеть устала, пройтись хочется. Идем, дружочек.

Она взяла брата за руку и потянула к двери, тот позволил сдвинуть себя с места, но всё же заметил:

— Недурно бы нашу одежду достать, а там и прогуляться.

— Вернемся и достанем, и горничную позовем, чтобы забрала и погладила. А сейчас ноги разомнем, осмотримся, а там и в ресторан. Что скажешь, Мишенька?

— Бог с тобой, душа моя, идем, — окончательно согласился Воронецкий, и они покинули номер, а после и гостиницу.

Уже на улице, Глашенька сама взяла Мишу под руку, и они направились в сторону парка, где стоял памятник, который они приметили. И пока шли мимо театра, младшая Воронецкая не сводила с него взгляда.

— Ах, Мишенька, — шепнула она, пользуясь тем, что их не слышат, — какое всё большое и красивое. И теснота такая, дом на доме. Не то что у нас в поместье. Пруд, лес и поля… благодать. Душе покойно, а тут вон экипажи колесами грохочут, люди шумят.

— Это с непривычки, дорогая, — улыбнулся Михаил. — Скоро привыкнем.

— Ох, какой дом красивый! — чуть повысив голос, воскликнула девушка, едва они миновали театр.

На другой стороне от них стоял дом, напоминавший большой терем с резными наличниками, только был он каменный, в пять этажей.

— Чудесный дом, верно, Ми… милый? — воровато оглядевшись, поправилась Глашенька.

— Да, примечательный, — согласился Михаил, рассматривая здание, привлекшее внимание сестры. После огляделся и, заметив невысокого полного господина, стоявшего в явном ожидании кого-то, обратился к нему: — Милостивый государь, великодушно простите за назойливость.

Господин обернулся, и на губах его появилась вежливая улыбка. Он приподнял шляпу, здороваясь:

— Доброго дня, милостивый государь, чем могу быть полезен?

— Простите за любопытство, но что это за дом? — спросил Воронецкий. — Уж больно от других домов отличается.

Господин посмотрел в указанном направлении и хмыкнул:

— Как верно вы заметили, господин… — он выжидающе посмотрел на Михаила, и тот представился:

— Светлин Максим Аркадьевич. А это моя супруга, — он указал на Глашеньку, — Софья Павловна. А вы?

— Доктор Ковальчук, — с достоинством представился господин, — Федор Гаврилович, психотерапевт. Лечу души и сознание, и еще некоторые болезни. А сейчас жду своего доброго знакомца. Он как раз живет здесь, — он указал взглядом на резной дом. — Так вот, любезный Максим Аркадьевич, это доходный дом господина Басина. Знакомец мой от него в восторге, а я считаю, как вы верно отметили, это здание совершенно тут неуместно. Оно портит весь ансамбль господина Росси.

— Ну что же вы так несправедливы, Федор Гаврилович, — возмутилась Глашенька. — Дом совершенно чудесен. Я единого мнения с вашим знакомцем.

— Разумеется, Софья Павловна, — поклонился доктор Ковальчук. — Моему приятелю будет приятно узнать, что кто-то с ним согласен. А вот, кстати, и он. Олег Иванович! — повысил голос новый знакомец Воронецких. — Я уже жду вас, голубчик!

— Спешу, Федор Гаврилович, — отозвался его знакомец, уже пройдя половину пути.

— Оставим вас, — склонил голову Михаил. — Благодарю за пояснения.

— Приятно было познакомиться, господин Светлин, — поклонился в ответ Ковальчук.

Воронецкие направились к входу в парк, а доктор обернулся к подошедшему приятелю

— Вот вам и готовый анекдот, друг мой, — весело улыбнулся Федор Гаврилович. — У вас нашелся единомышленник, точнее, единомышленница. Даме пришелся по душе ваш дом.

— Он чудесен, — важно согласился Котов и посмотрел вслед собеседникам доктора. — Кто эти молодые люди?

— Супруги Светлины, — пояснил Ковальчук.

— Понятно, — кивнул Олег.

В эту минуту молодая супруга обернулась, и Котов негромко хмыкнул:

— А госпожа Светлина премиленькая.

— И замужняя, друг мой, — наставительно произнес Федор Гаврилович. — А молодые мужья, знаете ли, весьма горячи.

— Я на чужих женщин не претендую, вы знаете, — с укором ответил Олег. — Просто отметил. Идемте?

— Разумеется, иначе зачем я здесь вас жду? — улыбнулся доктор.

И мужчины отправились по своему делу.

Глава 6

— Сан Саныч! Голубчик вы наш, как же отрадно вас видеть!

Федор Гаврилович раскинул руки и шагнул к высокому нескладному мужчине в костюме мышиного цвета. Он и сам походил на грызуна заостренными мелкими чертами лица. И маленькие его глаза темно-карего цвета, и русые волосы — всё это еще больше увеличивало аналогию. И если бы кто-то решил отнестись к Александру Александровичу Рыкину с пренебрежением или неприязнью, то был бы совершенно неправ. Впрочем, подобное было бы господину Рыкину только на руку.

Он обожал свою малоприметную внешность, и одеваться тоже старался неброско. Сетовал только на рост. Александру Александровичу хотелось бы быть ниже, и, говоря это, он вовсе не кривил душой. Господин Рыкин служил в сыскном отделе петербургской полиции и был вольнонаемным сыщиком. Работу свою любил всей душой и старался во всем походить на своего кумира — начальника сыскного отдела Ивана Дмитриевича Путилина.

— Это такой ум, такой актерский талант! — восклицал Сан Саныч с нескрываемым восторгом. — Кабы мне хоть половину всего этого, я бы отдал в ответ половину своей жизни Ивану Дмитриевичу. Такой гений должен жить долго.

— Ну-ну, друг мой, — отвечал ему Котов, слушая их с Ковальчуком приятеля. — Господин Путилин вне всякого сомнения хорош, но ведь и вы не хуже.

— Хуже, Олег Иванович, хуже, — отмахивался Рыкин. — Мне далеко до Ивана Дмитриевича. Но я не завидую, нет-нет, даже не вздумайте допустить этой мысли, но отдаю должное. Господин Путилин — это тот случай, когда о человеке говорят, что он на своем месте. Когда десять лет назад я пришел в сыскной отдел, то быстро проникся уважением к нему. С тех пор учусь у него непрестанно.

Рыкин не кривил душой и не преуменьшал своих способностей намеренно, ожидая, чтобы друзья успокоили его и похвалили. В этом нужды Александр Александрович не испытывал. И всё же был излишне самокритичен. Он и сам обладал аналитическим умом, умел ухватить мелочи, которые упускали другие, а еще мог разговорить, кажется, даже камень, если ему это было необходимо. Да и сеть своих агентов имел, которые исправно ему служили за определенную плату, разумеется.

Впрочем, не все. Были и те, кто приносил Рыкину сведения из благодарности за его участие и помощь. К примеру, некая горничная, имени которой и места службы Сан Саныч никогда не раскрывал, как и дела, которое их свело. Просто как-то упомянул вскользь и не больше. Что касалось его агентов, сыщик был крайне щепетилен. А если и мог кому-то открыть их, то только своему кумиру — господину Путилину. Но друзья никогда не задавали ему таких вопросов. К чему? Так что Александр Александрович и сам обладал талантами, которыми умело пользовался в своих расследованиях.

И именно по роду его занятий Олег и сошелся с этим человеком лет пять назад, он же познакомил с Рыкиным и Федора Гавриловича, создав тем самым небольшую компанию, не без умысла, разумеется. Сидя за игрой в карты доктор и сыщик начинали делиться историями из своей практики. Или же из практики коллег. А Котов слушал и отмечал, что может его заинтересовать уже по роду его собственной деятельности.

Конечно, можно было бы расспрашивать Сан Саныча и напрямую о преступлениях, которые казались тому странными, но тогда ведь пришлось бы объяснять, откуда этот интерес. Любопытством можно было отговориться, но не каждый же раз. Если Ковальчук на подобное не обратил бы внимания, то Рыкин мог сделать для себя некие выводы. Не о личности своего приятеля, но наблюдать бы начал.

Впрочем, однажды, когда мужчины несколько перебрали коньяка во время своих посиделок, Олег объявил, что хотел бы написать что-нибудь эдакое о сыске вообще и об Александре Александровиче в частности. Рыкин отмахнулся и ответил, что о нем писать нечего, а вот о сыске было бы недурно.

— А что? Это хорошая идея, Олег Иванович! — воскликнул Ковальчук, слушавший их. — Быть может, вы даже превзойдете Эдгара По! — и он весело рассмеялся своей шутке.

— Почему нет? — улыбнулся Сан Саныч. — У нас такие случаи бывают, что и господин По не придумает.

— Стало быть, стоит попробовать, — поднял свой стакан с коньяком Котов.

— А наш дорогой Сан Саныч поможет и подскажет, — отсалютовал своим стаканом Федор Гаврилович, сверкая хмельным лукавым взором.

— Чем смогу, — подвел итог сыщик и тоже поднял стакан.

Олег даже начал писать. Он вовсе не имел желания удариться в писательство, но так у него появился предлог не только слушать и задавать вопросы, но даже появляться на месте преступления. Или же посещать покойницкую, куда увозили тело, чтобы убедиться — никакой иномирец касательства к делу не имеет. А убедившись в этом, больше под руку не лез. Но для порядка спрашивал, как продвигается дело.

В отличие от господина Маклина, который только грозился написать книгу, лишь бы это оправдывало его хождения по сеансам медиумов, колдунов и ясновидцев, Олег, напротив, писал, чтобы Рыкин подпускал его к делам, которые казались необычными. Именно такая договоренность возникла между ними в тот вечер, когда друзья провозгласили его местным Эдгаром По.

Свои наброски Котов предъявлял друзьям, когда они встречались. Те благосклонно слушали, кивали и даже просили не задерживать продолжения истории.

— А вы, друг мой, имеете преотменнейшую фантазию! — восклицал Ковальчук. — Надо ж как вы примечательно пишите. И как вам такое в голову приходит? Уж не знаю, примут ли такое издатели, а я в восторге.

— Совершенно с вами согласен, — кивал Сан Саныч. — Только бы поживее расписать, а так весьма недурно.

Олег кивал, принимая и похвалу, и критику, но скромно умалчивал, что в его рассказах нет ни слова вымысла. Он просто записывал знакомые ему случаи из периода обучения, а также из собственного опыта. Те, какие были из опыта, оказывались написаны более обстоятельно и с некоторыми эмоциями. А вот те преступления, с которыми его знакомили в академии при Ведомстве, оставались кратким пересказом. Правда, Котов менял место действия на мир, в котором сам нес службу, но в остальном пользовался известными ему фактами, чтобы выдать их за собственную фантазию.

А как иначе? Котов предпочитал быть последовательным. Сказал, стало быть, надо сделать. Это добавляло доверия, и для дела была польза. Как уже было сказано, ради материала для будущих рассказов, Рыкин помогал пройти в морг и на место преступления. А уже там Олег имел честь познакомиться и с самим господином Путилиным.

Знакомство их, конечно, было шапочным, да и особого довольства Иван Дмитриевич не выказывал, если заставал приятеля Сан Саныча там, где ему нечего было делать. Однако рассказы как-то попросил почитать, и Олег лишний раз поздравил себя с тем, что к делу отнесся ответственно. И если начальник сыскного отдела хотел его проверить, то Котов проверку прошел.

Он и вправду сует нос туда, куда не просят, не из пустого любопытства, а по необходимости. Да и сведения от него никуда не утекали, и в расследовании не мешался, не лез со своими идеями, всего лишь делал для себя пометки. В общем, одобрения от Путилина Олег не получил, но и запрета тоже не последовало. Но ответственность на Александра Александровича за его друга была возложена.

Зная это, Котов старался Рыкина не подводить. Да это было попросту невозможно. Пусть никому это даже в голову не приходило, но Олегом руководила профессиональная честь. Он как никто понимал работу сыскного отдела уже потому, что они были коллегами. Впрочем, даже не будь Котов розыскником, он не являлся ни тщеславным человеком, ни болтуном. И где-то хвастаться некой дружбой с сыскным отделом не намеревался.

Впрочем, он уже несколько месяцев не заглядывал к Александру Александровичу. А тот не давал о себе знать, то ли занятый своими расследованиями, то ли не видя ничего, что могло бы заинтересовать Котова. Впрочем, и сам Олег был занят. Теперь повод появился, а чтобы визит не выглядел нарочито, Олег Иванович намекнул Федору Гавриловичу, что они давно не навещали их общего приятеля.

— Да уж, пора бы и отдохнуть, — расплылся в улыбке господин доктор. — А в компании вас да Сан Саныча с души неизменно слетает весь налет тягот и забот. Когда же мы пойдем?

— Я уведомлю нашего дорого сыщика, а после вам отвечу, — заверил его Котов.

— Буду ждать! Ради такого дела, я даже отменю прием, если он у меня будет назначен.

Этот разговор состоялся на следующий день после появления Полянского. Тогда же Котов отправил Степана к Рыкину с запиской, а вечером от Александра Александровича пришла телеграмма, что он ожидает гостей к обеду через два дня, о чем был оповещен и Ковальчук.

И вот сегодня они отправились к сыщику. Ради этого визита Федор Гаврилович и ожидал Котова, стоя недалеко от его дома, где и развлекся беседой с молодой супружеской четой, со Светлиными, кажется. Да, точно, с четой Светлиных.

Впрочем, о случайных знакомцах Ковальчука Олег как раз и не думал, у него было иное важное дело, ради которого он и затеял этот визит.

— И я безмерно рад видеть вас, Сан Саныч, — с улыбкой пожал руку сыщику Котов, когда Федор Гаврилович отступил от их общего приятеля.

— Признаться, и я вам рад, господа, — ответил Рыкин. — Давно мы не собирались, а между тем у меня есть новости. Да попросту хочется отдохнуть душой в приятной компании. Проходите, господа, стол накрыт и ждет нас. Сегодня моя Ксения расстаралась, услышав, что я жду гостей.

Ксения — дородная краснощекая и словоохотливая женщина с веселым нравом, вела хозяйство в небольшой квартире сыщика. Она же готовила и выгуливала пса Барбоску, не имевшего какой-то определенной породы, но имевшего черты, схожие сразу с десятком пород. И это было еще одной забавой трех приятелей — отыскивать родственников Барбоски по его внешнему виду. Не среди собак, разумеется, а в предположениях. Пес не обижался и с радостью торчал у стола, зная, что хозяин и его друзья непременно набьют и без того сытое собачье брюхо. В общем, Котов и Ковальчук были в этом доме желанными гостями, как для людей, так и для собаки.

Когда мужчины вошли в столовую, Барбоска уже сидел на своем излюбленном месте и, завиляв хвостом при виде гостей, приветствовал их громогласным:

— Ваф.

— Барбоска! И вам мое почтение, уважаемый пес, — широко улыбнулся Федор Гаврилович.

Он подошел к Барбоске и потрепал его по голове. Тот принял ласку с одобрением и радостью, но…

— Даже зада не приподнял, — укорил его Ковальчук, и пес ответил весомым:

— Ваф, — а после демонстративно сглотнул.

— И где твоя совесть, собака? — усевшись на стул, вопросил доктор.

— А нет у него совести, — объявил хозяин Барбоски. — Третьего дня стащил со стола кулебяку и потребил в одиночестве. Мне осталось только на крошки любоваться. Ксения спрашивает, как мне понравилась кулебяка, а я ей отвечаю, чтобы спросила у своего любимчика, раз уж разбаловала.

— И что же Ксения? — с улыбкой спросил Олег.

— Подвергла наглую морду экзекуции, — хмыкнул Сан Саныч. — Отходила веником. Обещала, что Барбоска всё осознал и больше непотребства не допустит.

— И что Барбоска? — живо заинтересовался Ковальчук. — Держит слово?

— Угу, — промычал Рыкин. — Колбасу в зубах он держит крепче, чем слово. Вчера вот уже опять воровал, но я обещал его не выдавать Ксении. Да и что толку? Она его сначала веником, а потом в нос целует и сует что-нибудь, пока думает, что я не вижу. Но оставим лохматого негодяя и его покровительницу с веником. Угощайтесь, друзья мои, милости прошу.

После обеда, во время которого особо не разговаривали, приятели перебрались в гостиную, где уже был подготовлен стол для игры в карты, и стоял поднос, на котором красовались коньяк и три стакана. Начиналась та часть визита, ради которой они и встречались… кроме Котова, у того был собственный мотив. Но удовольствия от игры в карты и беседы под стаканчик коньяка Олег получал не меньше, чем доктор и сыщик.

— Так что же у вас за новости, Сан Саныч? — спросил Котов, когда они расселись.

Рыкин наполнил стаканы из четырехгранного графина, первым сделал глоток и причмокнул:

— Хорош, — после подождал, когда приятели последуют его примеру и ответил: — Иван Дмитриевич вернулся на службу. Слава Богу, здоровье ему это позволило.

— Правда? — приподнял брови Олег. — Добрая новость. За здоровье господина Путилина, — и он отсалютовал стаканом, мужчины тост поддержали. — И когда же он вернулся?

— Еще в марте, — ответил Сан Саныч. — Я безмерно был рад увидеть его.

— Он же с восьмидесятого года отсутствовал вроде? — задумавшись, спросил Котов.

— Именно так, — кивнул сыщик. — Я периодически справлялся о его здоровье, вы знаете. Даже отчаялся уже, что Иван Дмитриевич преодолеет недуг, но это же наш Путилин! Он может всё, — лицо Сан Саныча осветилось улыбкой. — Не обижайтесь, господа, но я вновь хочу выпить за начальника петербургского сыска.

— Какие обиды! — воскликнул Федор Гаврилович. — С превеликим удовольствием! За хороших людей, хоть весь графин до дна, — он рассмеялся, и приятели вновь выпили.

Отставив стакан, хозяин дома взял колоду карт. Приятели, пользуясь своим уединением, уже давно выбрали себе игру, в которую в светских салонах обычно не играли — в «Дурачка». Эту игру знали многие, но пренебрегали, считая грубой и простой.

Но в доме сыщика именно ей отдавали предпочтение. Кичиться мужчинам было не перед кем, а игра им нравилась. К тому же они никогда не делали ставок, играли просто в удовольствие под приятную беседу, время от времени попивая коньяк. Обычно графина хватало на весь вечер, но иногда брались и за второй, но такое случалось нечасто. Разговор и без того тек легко и необременительно.

— А как ваши рассказы, Олег Иванович? — полюбопытствовал Рыкин, раздав карты.

— К сожалению, за то время, что мы не виделись, написал лишь один, его и принес. Не хватает вдохновения, — ответил Котов. — Нахожусь в поиске сюжета.

— Что вы, Сан Саныч, голубчик! — весело воскликнул Федор Гаврилович. — Наш дорогой друг нынче ходит по салонам мистиков! — Он рассмеялся, но вдруг замолчал и хлопнул себя ладонью по лбу: — Олег Иванович, так вы вдохновения у них ищите⁈ Вам разонравилось писать о преступлениях?

Мужчины разыграли карты, и хозяин дома поднял взгляд на молодого гостя.

— Вы решили сменить сюжет? — спросил сыщик. — Желаете написать что-нибудь этакое? Вроде «Вия» господина Гоголя? Или же вроде «Утопленника» господина Пушкина? Помнится, это стихотворение произвело на меня сильное впечатление, впрочем, как и «Вий».

Александр Александрович прочистил горло и продекламировал:

Прибежали в избу дети

Второпях зовут отца:

'Тятя! тятя! наши сети

Притащили мертвеца'.

'Врите, врите, бесенята, —

Заворчал на них отец; —

Ох, уж эти мне робята!

Будет вам ужо мертвец!'

— Браво! — почти одновременно произнесли Котов и Ковальчук.

— Только на «бис» не просите, — усмехнулся сыщик. — Я это стихотворение помню лишь местами. Да и запомнил-то потому, что как раз тогда случай был: рыбаки вытянули из залива труп купца Малыхина. Вот как в этом стихотворении: «Безобразно труп ужасный посинел и весь распух». Может, потому и впечатление было сильным, так как тогда-то стихотворение и прочитал впервые. Вот и сложись реальность с вымыслом. Так что же, Олег Иванович, — он вернулся к своему вопросу: — Более не желаете писать о преступлениях?

— Напротив, — ответил Котов, — о них писать желаю, как и прежде. Но вот подумалось мне, а отчего бы не добавить мистицизма? Впрочем, с мистицизмом проще, а вот с преступлением никак не определюсь. Хочется чего-нибудь этакого, знаете ли, загадочного. У вас случайно ничего загадочного не происходило?

Рыкин ненадолго задумался, после пожал плечами и ответил:

— Нет, всё прозаично и понятно. Постойте, — он хмыкнул и прищурился, — так вы пришли поэтому? Вспомнили обо мне, чтобы расспросить о преступлениях?

Олег взял из колоды недостающие карты, посмотрел в них и сделал ход. После перевел взгляд на хозяина дома и укоризненно покачал головой.

— Вовсе нет. Я даже не задавал вам вопросов, просто уж к слову пришлось. Да, не скрою, хотел воспользоваться случаем, раз уж мы собрались. Но придумал я встретиться по той причине, что начал скучать по нашему маленькому обществу. С Федором Гавриловичем мы хоть не особо часто, но встречаемся, а вас поймать сложно. И если бы меня интересовал только сюжет, то я бы непременно встретился с вами и задал свои вопросы, а не сговаривался со всеми вами, чтобы собраться.

— Ну будет вам, Олег Иванович, будет, — Сан Саныч примирительно улыбнулся, — я вовсе не желал вас задеть или обидеть. Даже не укорял, просто пошутил, а вышло неудачно. Не сердитесь, батенька, лучше выпьем за ваше вдохновение.

— Вот это доброе дело! — воскликнул жизнерадостный доктор Ковальчук. — За вдохновение Олега Ивановича!

Рыкин поднял свой стакан и отсалютовал им. Котов поднял свой, выпил и улыбнулся:

— Я не обиделся, Сан Саныч, не думайте. Просто стало немного неприятно, но уже прошло. Однако, раз уж зашел разговор, то я буду признателен, если вы расскажете, когда у вас произойдет что-нибудь необычное и загадочное.

— Я помню, к чему вы имеете интерес, — подмигнул сыщик. — Но за всё время ничего такого не было, и я не оповещал вас. Но если вдруг, то непременно расскажу, а может и покажу.

— Это будет любезностью с вашей стороны, — вновь улыбнулся Олег.

— Но с вас непременно новый рассказ, а лучше роман, раз уж вы хотите с мистикой. Непременно роман! — ответная улыбка Александра Александровича была широкой.

— Поддерживаю! — воскликнул Федор Гаврилович. — Если с мистикой, да преступление… м-м, это должно быть примечательно.

— А что же мистики? — спросил сыщик. — Что любопытного углядели у них?

Олег хмыкнул, вспоминая людей, с которыми успел пообщаться, но вдруг хохотнул в полный голос.

— Меня обещали свести с настоящей колдуньей, — сообщил он. — Но очень тайной. Такой тайной, что даже имени ее не произносят. — Его собеседники рассмеялись, и Котов продолжил: — А еще меня водили к провидцу. Сей хитрый негодяй велит потенциальному гостю ждать нужного дня, а сам в это время собирает сведения, которые после и обрушивает в тот самый день.

— Какой день? — живо заинтересовался Ковальчук, и ответил ему Рыкин:

— Нужный! Разве же неясно? Когда соберет сведения! — он вновь расхохотался и произнес, утерев набежавшие слезы: — Каков пройдоха!

— Вот уж истинно, — усмехнулся Олег. — Я подловил его. Он рассказывал мне сплетни обо мне, будто высмотрел это в своем хрустальном шаре. А я спросил о том, о чем в сплетнях нет ни слова. И знаете что?

— Что?

— Он тут же «обессилел» и сказал, что был у князя Голицына, открывал ему грядущее на благо империи! А самое забавное в том, что Голицыных в тот момент в Петербурге не было!

Гостиная вздрогнула от дружного хохота, даже Барбоска гавкнул, будто поддерживая людей. Александр Александрович провел рукой по глазам, стирая вновь набежавшие слезы.

— Ну пройдоха, ох и пройдоха! — воскликнул он и зашелся в новом приступе смеха.

Вечер обещал быть веселым и приятным, а главное, Олег теперь был уверен, если хамелеон проявится, Сан Саныч непременно расскажет.

Глава 7

Молодая пара неспешно шагала по Большому проспекту, что протянулся по Васильевскому острову. И хоть держались они степенно, особенно молодой человек, но было сразу понятно, что они гости в Петербурге, и им не особо привычен вид большого города. Особенно часто озиралась по сторонам дама.

Была она прелестна и уже не в первый раз вслед паре бросал взгляд то пожилой господин с тростью, то парень в картузе и красной косоворотке, поверх которой был надет жилет, и уже из его нагрудного кармана свешивалась серебряная цепь брегета. А еще обернулся мужчина, одетый как франт. Он даже приставил к глазу монокль, рассматривая барышню. Однако в это мгновение обернулся спутник девушки, заметил франта и нахмурился. После этого столичный хлыщ вздернул подбородок и продолжил путь.

Впрочем, и сам спутник юной прелестницы был недурен собой, и это явно отметила дама, сидевшая в коляске. Она обернулась вслед паре, с минуту смотрела на них, а после вздохнула и просияла в улыбке, потому что к коляске спешил другой молодой человек, и нес он букет цветов.

Однако ни кавалер, ни его дама, привлекшие внимание кое-кого из обитателей Васильевского острова, не замечали чужих взглядов, они и сами никого не разглядывали. Разве что девушка время от времени склонялась к своему спутнику и говорила негромко:

— Мишенька, смотри, какая прелесть.

Михаил кивал, но почти не смотрел на то, что ему показывала сестра. Они шли уже более часа, и Воронецкий начинал уставать. Большой город с его жизнью всё же выматывал. Еще эта жара, разогнавшая дождливую серость уже на следующий день после их приезда, да и влажность… Да уж, в родном уезде дышалось вольготней.

— Восьмая линия, — констатировал молодой помещик, заметив указатель. — Нам туда.

— Хорошо, дружочек, — кивнула Глашенька.

Михаилу не нравилась ее податливость. Он интуитивно чувствовал, что сестра задумала пакость. Нет, не что-нибудь этакое… гадкое. Но уже сейчас казалось, что из его затеи ничего не выйдет.

— Дом двадцать один, — первой произнесла младшая Воронецкая. — Кажется, мы пришли, Максим Аркадьевич.

В этот раз она не шептала, а говорила громко, потому и назвала выдуманное имя. Воронецкий вздохнул и остановился. Он развернулся к сестре.

— Душа моя, я все-таки настоятельно прошу не таиться перед доктором, — произнес он негромко.

— Я ведь обещала, — Глаша ответила укоризненным взором.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, — строго сказал брат. — Мы должны назвать себя…

— Нет, — оборвала его сестрица.

— Но тогда ты ведь и правды ему не откроешь! — возмутился Михаил.

Глашенька передернула плечами и заглянула брату в глаза. Взор ее показался Воронецкому холодным и даже надменным. И тон, какими были сказаны следующие слова, выдали скрытое раздражение.

— Я вовсе не понимаю, зачем мне туда идти. Ты же видишь, мне уже лучше. Я стала прежней, как ты и хотел.

— Не стала, — с ответным раздражением произнес Михаил. — Я вижу, что ты продолжаешь таиться, и всё твое веселье такое же фальшивое, как и обещание быть с доктором откровенной, раз уж мне ты по-прежнему не желаешь открыться.

— Мне не в чем открываться, — отчеканила Глафира и развернулась к парадному входу в доходный дом господ Гедике, где находился кабинет доктора Ковальчука.

Впрочем, тут же была и его квартира, одна из комнат которой была отдана под кабинет. Воронецкому говорили, что к нему можно попасть по черной лестнице, и Миша так и собирался поступить, но сестрица уже открывала парадную дверь.

Выбрал Федора Гавриловича молодой помещик по той причине, что уже точно знал, кто он, да и успел свести случайное знакомство, так что искать еще кого-то не было надобности. О докторе Ковальчуке говорили, что он не лечит душевнобольных, но пользует людей, имевших какие-то навязчивые идеи. Да и практика его была более обширна.

Хирургией не занимался, но был неплохой диагност, а потому мог назначить верное лечение или же рекомендовать именно того врача, который лучше всего мог помочь пациенту. Однако более всего любил слушать тех, кому требовалось исцеление души и разума, как он выражался. Ну а иначе был психотерапевтом, хотя сам он предпочитал научным терминам высокий слог, но суть от этого не менялась.

— Софья! — повысил голос Воронецкий, все-таки продолжив игру сестры, хоть и намеревался быть откровенным с доктором.

Однако это могло повлечь за собой молчание Глашеньки, и тогда совместное проживание вновь превратится в пытку.

— Выдать ее замуж, и делу конец, — сердито пробормотал Михаил себе под нос и устремился следом за младшей Воронецкой.

Вскоре они стояли перед дверью, табличка на которой гласила, что тут проживает «Доктор Ковальчук Ф. Г.». Сестра посмотрела на Мишу непроницаемым взглядом, и тот, ответив тем же, протянул руку к звонку.

— Доброго дня, господа, — приветствовала их горничная средних лет.

Одета она была в строгое серое платье, поверх которого был надет белоснежный накрахмаленный передник.

— Добрый день, — поздоровался Михаил. — Мы бы хотели видеть господина доктора.

— У вас назначено? — спросила горничная.

— Нет, мы пришли в первый раз.

— Оттого и с парадной лестницы, — понимающе кивнула женщина. — Пациенты приходят с черного хода, чтобы другие жильцы их не видели.

— Так мы можем войти? — чуть раздраженно спросил Михаил.

— Простите, — горничная посторонилась, однако по взгляду было видно, что в своем поведении она не раскаивается, даже смотрела на Воронецких, будто они какие-нибудь бедные родственники и пришли выпрашивать корку хлеба. — Подождите здесь, я доложу Федору Гавриловичу, если он свободен.

И когда она отошла, Михаил фыркнул:

— Какая неприятная особа. Даже не спросила, о ком доложить. Еще и в прихожей оставила, — Глаша пожала плечами. Ей, похоже, было всё равно.

Вскоре горничная вернулась и важно произнесла:

— Доктор вас ожидает, пройдемте.

Воронецкий прожег ей спину взглядом, даже открыл рот, что высказать свое негодование, но все-таки сдержался, решив, что не пристало дворянину браниться с прислугой. Лучше уж выскажется Ковальчуку, на том немного и успокоился.

Из-за прикрытой двери, мимо которой проходили брат и сестра, донеслись отзвуки женских голосов. После что-то произнес ребенок, и женщины негромко рассмеялись. Похоже, это было семейство Ковальчука, но никто из них к гостям не вышел. Впрочем, это-то было понятно. Это был не визит вежливости.

— Прошу, — горничная открыла дверь кабинета.

Федор Гаврилович поднялся навстречу пациентам, и глаза его округлились, посетителей он узнал.

— Господа Светлины? — все-таки уточнил он. — Как неожиданно вас увидеть здесь, у меня. Прошу, проходите. — И добавил, опомнившись: — Доброго дня.

— Доброго дня, Федор Гаврилович, — ответил Михаил. — Да это мы, и у нас до вас есть дело… по вашей части.

— Как любопытно, — пробормотал Ковальчук и вернулся за стол.

Он дождался, когда посетители усядутся на небольшой диван на позолоченных ножках. Посмотрел, как господин Светлин взял супругу за руку, и отметил, что та осталась к этому равнодушной. На губах Софьи Павловны играла легкая полуулыбка, но глаза смотрели настороженно. Федор Гаврилович готов был поклясться, что прочел в ее взоре предупреждение, что-то вроде: «Даже не вздумайте лезть мне в голову, голубчик». И в этом предупреждении не было мольбы, скорее ощущалась воинственность.

— Хм, — хмыкнул доктор, отметив всё это, и перевел взор на молодого супруга: — Так что же привело вас ко мне, Максим Аркадьевич? Я ведь не ошибся, произнося ваше имя? Простите, людей я вижу не мало, мог и допустить оплошность.

— Нет, Федор Гаврилович, у вас отличная память, — рассеянно улыбнулся Михаил. Он ненадолго замолчал, подбирая слова, а Ковальчук торопить не стал. Он продолжал наблюдать. Вдруг Светлин встрепенулся и произнес: — Хочу отметить грубость вашей горничной. Это же возмутительно! — Воронецкий даже выдохнул с облегчением, что может скрыть свое внутреннее состояние за негодованием.

— А… — несколько опешил Федор Гаврилович. — Простите великодушно, но что сотворила моя горничная? На нее никто прежде не жаловался…

— Она была груба с нами, — передернул плечами Воронецкий. — Не спросила наших имен, чтобы доложить, оставила в прихожей. И смотрела так, будто мы… будто мы на жизнь пришли просить, право слово! К тому же выговаривала нам, откуда приходят ваши пациенты, чтобы не сталкиваться с вашими соседями, и всё это проделывала, выдерживая нас на лестнице! То есть, если бы вышел ваш сосед, он бы не только увидел нас, но и узнал, что мы пришли к вам, как к психотерапевту! Уму непостижимо! Я вовсе не ожидал такого отношение в доме образованного человека. И где? В столице империи!

— Успокойтесь, Максим Аркадьевич, — поднял руки Ковальчук, — прошу вас, успокойтесь! Я понимаю ваше негодование и непременно сделаю Татьяне внушение. Простите великодушно еще раз за то, что вам пришлось пережить. И заверяю, более такого не повторится, если вы решите прийти ко мне еще раз. Более вас никто не оскорбит: ни словом, ни взглядом, ни поведением. Это и вправду было невежливо и возмутительно.

— Благодарю, — буркнул Михаил. Он покосился на сестру.

Глаша головы не повернула. Она продолжала смотреть на доктора с этой своей полуулыбкой. Она вдруг напомнила брату куклу, большую красивую куклу, которую посадили на диван, да так и оставили. И теперь она находится тут, вроде и похожая на живого человека, но лишь внешне. Воронецкий зябко повел плечами.

После поджал губы, решаясь, и заговорил:

— Федор Гаврилович, изначально я хотел бы быть с вами откровенным и кое-что открыть…

Договорить он не успел, потому что Глашенька вдруг ожила. Она порывисто обернулась, впилась взглядом в лицо брата и с силой сжала его руку.

— Максим, — произнесла она, — ты хочешь нарушить обещание? Ты ведь помнишь, почему я согласилась прийти сюда?

Лицо Воронецкого мучительно скривилось, и он тихо сказал, глядя на сестру:

— Я прошу тебя.

— Как и я тебя, — также тихо ответила она.

Ковальчук переводил взгляд с «мужа» на «жену», но продолжал хранить молчание. Пока он увидел, что между супругами есть некое недопонимание. И если господин Светлин готов говорить, то Софья Павловна закрыта в броню.

— Хорошо, — наконец ответил Михаил и добавил: — Я надеюсь, что ты сама откроешься господину доктору.

— Прошу прощения, — заговорил Ковальчук. — Возможно, я смогу облегчить всем начало беседы. Скажите, то, что привело вас ко мне, касается вашего супружества?

— Нет, — ответил Воронецкий.

— То есть в семье у вас всё ладно? — чуть приподнял брови в удивлении Федор Гаврилович.

— И да, и нет, — вздохнул Михаил.

— Пациент — моя… жена, — помещик покосился на сестру, вновь ощущая раздражение, что вынужден выдавать себя за того, кем не является. — Видите ли, некоторое время назад с ней произошло некое происшествие, которое переменило ее. Мне она отказывается говорить, и я подумал, что вам, как доктору, ей будет легче открыться, и это принесет облегчение. В первую очередь ей самой, а после и мне.

— М-м, — промычал Федор Гаврилович. Он сплел пальцы и посмотрел на Глашеньку. Она больше не улыбалась, но, кажется, именно после этих слов «супруга» смогла расслабиться и казалась более спокойной и уверенной. — Но раз пациент — Софья Павловна, то я буду вынужден просить вас, Максим Аркадьевич, удалиться. Уж не сочтите за оскорбление, но раз уж вы ожидаете доверительной беседы между мной и вашей супругой, а при вас, как вы говорите, Софья Павловна говорить не желает, то нам стоит остаться с ней наедине. Я прикажу проводить вас в гостиную и угостить чаем или кофе. А может, вы желаете перекусить? К тому же вы можете почитать свежую прессу.

Михаил кивнул, принимая слова доктора. Было понятно, что он не может остаться при разговоре Ковальчука и его сестры, но продолжать общение с горничной не хотелось. Воронецкий понимал, что может вспылить, если она опять поведет себя недопустимо. Лучше уж освежить голову.

Он снова пожал сестре руку и поднялся на ноги.

— Благодарю, — чуть склонил голову Миша, — но лучше уж я подожду Соню на улице. Если ваш разговор затянется, то я, с вашего позволения, вернусь и буду ждать в гостиной, как вы и предлагали.

— Да, разумеется, Максим Аркадьевич, — мягко улыбнулся Федор Гаврилович. — Я провожу вас. Вы желаете выйти, как вошли или же по черной лестнице?

— По черной лестнице, — ответил Воронецкий без лишних раздумий.

Когда доктор Ковальчук вернулся, его пациентка стояла у окна, обняв себя за плечи. Она смотрела на улицу и, кажется, не услышала шагов за спиной, потому что не обернулась. Федор Гаврилович уселся на диван, стараясь и дальше не шуметь, чтобы понаблюдать за госпожой Светлиной в одиночестве.

— Мне нечего вам рассказать, — вдруг произнесла она, не обернувшись. — Максим придумал себе, будто я переменилась, но он ошибается. Со мной всё хорошо.

— Ваш супруг сказал, пока мы шли к дверям, что с вами произошло, — ответил доктор, и Глашенька обернулась. — Максим Аркадьевич помянул, что вы пропадали почти на сутки, а по возвращении были не в себе. Он также сказал, что прежде вы были склонны к мечтательности, но оставались легкого веселого нрава, однако после стали холодны с ним и прочими знакомыми. По приезду в Петербург вроде бы ожили, но ваш супруг уверен, что что-то продолжает вас угнетать, и вы попросту разыгрываете доброе расположение духа.

— Мой… — Глаша запнулась, но после уверенно продолжила: — Моему супругу это только кажется.

— Вы и сейчас нервничаете, Софья Павловна, — мягко улыбнулся Федор Гаврилович. — Не стоит, голубушка. — Он встал с дивана, приблизился к девушке и протянул к ней руку. — Ну же, Софья Павловна, не опасайтесь меня, дурного я не сделаю, — подбодрил Ковальчук.

Глашенька, поколебавшись, все-таки вложила в его руку свою ладонь, и доктор накрыл ее второй ладонью. Воронецкая вдруг вздохнула и подняла взгляд на собеседника. Он снова улыбнулся.

— Прошу.

Девушка позволила отвести ее к дивану, села, и Ковальчук устроился рядом, так и не выпустив ее руки. Он поглаживал Глашу по тыльной стороне ладони и ждал, когда она успокоится.

— Вы можете мне довериться, Софья Павловна, — наконец сказал Федор Гаврилович. — Ничего из того, что вы мне откроете, не покинет этих стен. Если вы не желаете, то и ваш муж ничего не узнает. Но вам нужна моя помощь, я вижу. А я могу помочь, поверьте мне.

Глашенька отвернулась и вновь вздохнула.

— Это всё чепуха, право слово, — сказала она.

— Порой даже потерянная пуговица способна испортить настроение, — заметил Ковальчук. — Вроде чепуха, а без настроения можно кому-то нагрубить, а этот кто-то затаит зло, после и вовсе сделает гадость в ответ. Да такую, что жизнь испортит. Видите, кажется, пустяковина, какая-то пуговица, а последствия ужасны. Это я к чему вам говорю, голубушка? А к тому, что важна даже чепуха. Позвольте мне узнать, что вас угнетает.

Воронецкая прикусила губу. Глаза ее вдруг лихорадочно загорелись, и девушка выпалила:

— Я изменила Максиму. Это дурно, я знаю. Можете думать обо мне, что хотите, но я сама казню себя.

— То есть, — осторожно начал Федор Гаврилович, — ваше исчезновение…

Глашенька освободилась от руки доктора, поднялась на ноги и вернулась к окну. Тут выдохнула и заговорила уверенно и даже с готовностью:

— Да, именно так. Был молодой человек, который ухаживал за мной. Он говорил мне красивые слова, и я поверила. Максим ведь сказал вам, что я склонна к мечтательности, вот она-то меня и подвела. Я сбежала от мужа к тому молодому человеку и… и поддалась искушению. А утром ужаснулась и вернулась домой. Да и мой любовник обмолвился, что вскоре женится.

— Вы всё еще увлечены тем молодым человеком? — спросил Ковальчук, не спуская взгляда со спины пациентки.

Она пожала плечами.

— Не знаю. Он казался милым, был нежен и слова говорил… А утром я была разочарована, да еще и чувство стыда перед мужем. Разумеется, после возвращения мне было совестно посмотреть Максиму в глаза. Вот и весь секрет. — Она наконец обернулась и вопросила, глядя в глаза доктору: — И как же мне довериться ему, Федор Гаврилович, я ведь не где-то в лесу заплутала, а предалась греху, пала. Даже если и простит, то не забудет. Пусть остается как есть, а однажды всё забудется, и я стану прежней. — Еще чуть помолчав, Глаша добавила: — И вы обещали не рассказывать. Он не должен узнать, о чем я вам говорила.

— И не узнает, я ведь вам уже это сказал, — улыбка Федора Гавриловича была по-прежнему мягкой. — Присаживайтесь, голубушка.

Воронецкая решительно тряхнула головой:

— Нет. Я вам рассказала, и мне стало легче. Теперь хочу идти к мужу.

— Софья Павловна…

— Федор Гаврилович, не удерживайте меня. Я хочу к Максиму и пойду к нему. Более мне добавить нечего.

— Ну… — Ковальчук на миг поджал губы, — хорошо. Идемте, я вас провожу.

— Я могу и сама…

— Ну что вы, — Ковальчук покачал головой, — как можно. Вы дама, и я, как воспитанный мужчина, должен вас проводить. Не спорьте, голубушка.

— Да, конечно, — девушка улыбнулась и первой направилась к двери.

Федор Гаврилович последовал за ней, и взгляд его был задумчив. Доктор не поверил своей пациентке. Он ясно видел, что она выдумала всю эту историю, лишь бы поскорей покинуть его кабинет. А если и не выдумала, то не сказала всей правды. А раз так, то и обратно не придет… сама.

И когда они спустились вниз и, оглядевшись, направились к господину Светлину, который стоял неподалеку, привалившись плечом к фонарю, Федор Гаврилович произнес с милой улыбкой:

— Что ж, Софья Павловна, буду ожидать вас завтра в пять часов после полудни.

— К чему это⁈ — изумилась Глашенька. — Я ведь была с вами откровенна.

Михаил посмотрел на сестру и вновь перевел взгляд на доктора.

— Однако это всё вас угнетает, а, стало быть, нам есть еще, о чем поговорить. Так что я буду вас ожидать, — и он посмотрел на господина Светлина.

Тот понял, что весь этот диалог был для него, и кивнул:

— Соня придет, Федор Гаврилович. Сколько мы вам должны за визит?

— Пустое, — отмахнулся Ковальчук. — Пока платить не за что. Приводите супругу завтра, непременно приводите. Вы правы, моя помощь Софье Павловне необходима, и я могу ее оказать.

— Сердечно благодарю, — поклонился Воронецкий и задержал на психотерапевте пытливый взгляд, но тот лишь склонил голову в ответ.

После поклонился Глаше и направился прочь. Уже скрывшись за дверью, Ковальчук потер руки:

— Любопытный случай. Но я расколю этот орешек, непременно расколю!

Глава 8

Вечер был уже поздним, и можно было бы лечь спать, но Олег Иванович не спешил. Он сидел в своем кабинете и постукивал кончиками пальцев по поверхности стола. Рядом лежала начатая рукопись, как обычно, в доказательство писательской работе. Однако мысли Котова были далеки и от писательства, и от его приятелей.

Воронецкие исчезли, как и хамелеон, что, впрочем, было логично. Если вторженец поглотил Глафиру Алексеевну, то найти его можно было только найдя и ее. Впрочем, он мог добраться и до Михаила Алексеевича, и тогда в Петербург прибыл в одиночестве, но имея уже три личины, а вместе с ними и их знания, образ мыслей и черты характера. Одним словом всё, что некогда было братом и сестрой Воронецкими, а также Федотом Афониным.

Хотя… Воронецкие же выехали на своем экипаже, а значит, до Петербурга их должно быть трое. Да и тела не мог также бросить, как блаженного. Того хамелеон поглотил в лесу и оставил там. А Воронецкие и кучер — дело другое. Если бы взялся и за Михаила, то кучер увидел, что хозяев стало меньше на одного. Еще и в дороге они были, вокруг люди…

Тогда либо кучера мог поглотить, а после Воронецкого, или же вовсе не трогал ни того, ни другого. Если первый вариант, то в Петербург он добрался вообще в одиночестве, а если второе…

— Или его цель не Петербург… — пробормотал Олег и мотнул головой. — Надо прочистить голову.

Котов направился к окну, раскрыл его и вдохнул полной грудью. Взор его остановился на памятнике Екатерине Великой, воздвигнутом ее правнуком — императором Александром II. Императрица смотрела в сторону Невского проспекта, и Олег мог видеть императрицу со спины. Впрочем, Олег Иванович видел памятник множество раз, даже любил иногда посидеть на скамеечке в Екатерининском парке.

Он много раз смотрел и на государыню, и на фигуры видных деятелей ее эпохи: Потемкин, Румянцев-Задунайский, Суворов, Державин, Бецкой и Дашкова. И даже был в этом парке через пару дней после торжественного открытия памятника. На сами торжества не попал, был занят иным делом, а вот через пару дней, когда намеревался посетить Александринский театр, подошел и рассмотрел.

— Как приятно изобразил государыню господин Микешин, — услышал тогда Котов и обернулся к двум мужчинам, стоявшим у него за плечом. — Величественна, но не надменна, с легкой полуулыбкой. Да, чудесно.

Олег мысленно согласился с говорившим господином, ему памятник тоже пришелся по вкусу. Но в данный момент Екатерина Алексеевна мало его интересовала, хоть взгляд и остановился на бронзовой монаршей спине. Котов постарался вообще ни о чем сейчас не думать, чтобы дать себе отдых. Однако разум не желал передышки, и старший розыскник петербургского отдела Ведомства из иного мира вернулся к хамелеону.

Он еще раз вспомнил, что знал об этих сущностях. Они, как оборотни и перевертыши, обладали даром перемены облика, но перевоплощались по иному принципу. Тот же оборотень изначально обладал двумя ликами. Две половины одной сущности, и третьей быть уже не могло.

С перевертышами было иное дело. Изначально они были людьми, но могли принимать обличье любого существа, которое увидели хотя бы раз. Однако если не хотели привлечь внимание к себе, то исходили из роста. К примеру, слоненком стать могли, а взрослый слон размером со слоненка выглядел бы уже странно, как и какой-нибудь огромный хомяк.

В этом мире перевертышей знали, но путали их с оборотнями из-за смены лика. Правда, и первые, и вторые были лишь существами из сказок, но это вовсе не означало, что сказки появились на пустом месте. Многоликие тоже проникали в чужие реальности. Когда на законных основаниях, и тогда они вели себя так, как предписывали правила, а когда и незаконно. И в этом случае не обременяли себя условностями.

А вот хамелеоны отличались от этих двух видов существенно. И в первую очередь тем, что могли получить не только чужой облик, но и знания, память и прочее, что помогало им слиться с новым сообществом, да так, что родные жертвы не сумеют отличить подделку от оригинала. Если, конечно, хамелеон этого желал.

Впрочем, хамелеоны получили такое именование только в этом мире. В иных их называли поглотителями. Именно такова была суть превращения. Хамелеон поглощал саму сущность жертвы. Это формировало не только ложный облик, но и привычки, особенности, даже образ мышления. И, благодаря энергетической основе живого существа, скрывал свой собственный энергетический след, что сейчас и играло против служащих ведомства. Они уже не могли ни почувствовать его, ни отследить.

А их хамелеон уже успел поглотить, по крайней мере, двоих, а может и больше, сказать с точностью было невозможно. Так что, даже живя с ним бок о бок, Олег смог бы его вычислить лишь по косвенным признакам. Пока была только одна примета — перемена в поведении младшей Воронецкой, но под ее ли еще обликом вторженец?

Впрочем, след хамелеон все-таки мог оставить, однако это было худшим, что могло произойти. Этот след — тела, имевшие специфический вид. Причиной, по которой хамелеон стал бы выстилать свой путь мертвецами, могла быть разной. Шел к какой-то цели, потому менял обличья. Или же ему сложно был существовать в среде, в которой он оказался, и тогда местные жители становились чем-то вроде защитного костюма, ресурс которого расходовался довольно быстро.

— Лишь бы обошлось, — прошептал Олег и обернулся на звук скрипнувшей двери.

Это был Степан. Он прошел к креслу, упал в него и шумно выдохнул. По внешнему виду было заметно, что напарник вымотан и явно недоволен. Котов прошел к столу, уселся на его край и спросил:

— Ну что?

— Ничего, — буркнул Степан.

Он сейчас был поглощен своей работой. Поначалу радовался, что может побегать по городу, но за несколько дней бесплодных поисков уже не казался столь жизнерадостным. Энтузиазма у Стёпы заметно убавилось. Впрочем, он не рыл землю, так сказать. У него, как и у обычных сыщиков, были собственные агенты. Сеть, которую раскинул напарник Олега, покрывала весь Петербург и его окраины.

И если Котов был вхож в дворянские собрания, в салоны и дома, да и знакомства водил с людьми образованными, то Степан вращался в иных кругах. От официантов и коридорных в гостиницах до карманников и легкодоступных девок. Так напарники поделили сферы, исходя из роли каждого из них.

— Все гостиницы прошерстил? Меблированные комнаты, новые жильцы доходных домов?

— Еще не все, — поморщился Стёпа. — Ты же понимаешь, что их много. Но все, где могут остановиться благородные господа. Я сомневаюсь, что Воронецкие поселятся среди отребья, но и оттуда тоже жду вестей.

— Но они могли и сменить имя, — заметил Олег.

— Мы об этом уже говорили, я учел, — ответил Степан. — За прошедшие дни в Петербург въехали несколько пар подходящего возраста. Среди них брата с сестрой нет. Есть кузены, остальные супруги. На своей карете приехали всего трое, остальные дилижансом или поездом. И никого из Новгородской губернии. Такие есть, но либо по возрасту не подходят, либо одиночка, либо несколько, но мужчины. Например, третьего дня из Новгорода приехали три купца.

— Компании исключаем, — отмахнулся Котов. — Возраст — не показатель, да и пол. Если пара, то возраст нам известен, если одиночка, то он может быть каким угодно. Присмотрись к одиночкам. Не исключено, что хамелеон избавился от Михаила и кучера.

— Угу, — промычал его напарник. — По парам, если говорить по приметам, то подходят постояльцы «Феникса», как их описал Полянский. Но там супруги, и приехали они на наемном экипаже. Может, до Петербурга добирались и на поезде, а тут уже взяли извозчика. Мне сказали, что видели, как Светлин расплачивался. Говорят, мол, за вещами вышли, кучер их сгрузил, деньги взял и уехал. Не кланялся, как своим господам, по имени не обращался. Просто «барин» и «счастливо оставаться».

— Светлин? — переспросил Олег и хмыкнул: — Я их видел. Пока Федор Гаврилович меня ждал, они обратились к нему с вопросом о нашем доме. Приятная внешне пара, особенно госпожа Светлина. А что там Полянский говорил о Михаиле?

— Молодой человек двадцати лет, наружности привлекательной. Волосы светлые, глаза светло-голубые, ясные. Нос прямой, подбородок округлый, без растительности на лице…

— Эта примета ненадежна, растительность отрастить недолго, а наклеить еще быстрее. Остальное не изменить. Если попадутся на глаза, надо будет приглядеться повнимательней. Что еще?

— Вежлив, сдержан, умеет скрывать чувства. А, еще рост и фигура. Рост чуть выше среднего, строен. Вроде всё. Никаких родинок и шрамов не описывал.

— Откуда они приехали? — спросил Олег, задумчиво глядя перед собой.

— Из Суздаля, — ответил Степан. — Он хочет найти место учителя в богатом семействе. Номер взяли дешевый, в ресторане тоже выбирают блюда недорогие. Похоже, в средствах, если и не стеснены, то имеют их ограниченный запас. Номер сняли на месяц.

— Меблированные комнаты было бы дешевле, наверное.

— Может и так. Но Воронецкие могут себе позволить номер и побольше, и на большее время. А эти явно экономят. Опять же приехали не на своей карете. И супруги. Единственное, что роднит их с искомыми персонами — это возраст и внешность супруга. Про барышню мы знаем только со слов прислуги и крестьян. И то, что она, как сказали, красавица.

— И это тоже роднит, — усмехнулся Котов. — Светлина хороша собой. Но красавиц и блондинов много.

— Угу, — снова промычал Степан и произнес мечтательно: — Ах коли бы он проявился…

И в этот момент в квартиру позвонились. Напарники обменялись удивленными взглядами, и Стёпа пошел открывать. А вскоре вернулся в сопровождении гостя. Котов встал со стола и направился навстречу:

— Сан Саныч, доброго вечера… — тут же оценил мрачный вид приятеля и настороженно спросил: — Что-то случилось?

Рыкин прошел пожал руку хозяину квартиры, затем опустился в кресло и потер пальцами переносицу.

— Вы ведь жаждали чего-нибудь этакого, Олег Иванович, верно? Так вот оно и случилось. Из Мойки выловили тело… Признаться, я такое видел впервые. Это истинно мумия, Олег Иванович. Но вот что странно, еще вчера это был мужчина, не страдавший даже худобой. А сегодня это иссохшая мумия. Совершенно непонятно, что может превратить человека в такое всего за сутки.

Котов бросил взгляд на Степана, застывшего в дверях. Тот широко улыбнулся, похоже, его желание была услышана. А вот Олег не обрадовался совершенно. Он нахмурился и потер подбородок. Стало быть, начал поглощать… и не скрыл труп. Выходит, занимать место жертвы он не намерен. Тогда выходит… питается? Плохо, очень и очень плохо.

— Я могу взглянуть на тело, Сан Саныч?

— Да я, в общем-то, ради этого к вам и зашел. Мне подумалось, что вы сейчас общаетесь с мистиками, может, что-нибудь вам придет на ум. Или же сумеете у них узнать нечто, что укажет на разгадку. Это чертовщина в чистом виде! — сердито воскликнул сыщик и буркнул: — Простите.

— Ну что вы, Сан Саныч, — отмахнулся Котов, — какие тут извинения. Тело уже увезли? В покойницкую Обуховской больницы, я полагаю?

— Да, вы совершенно правы, — кивнул Рыкин. — Тело там.

— Мы сможем пройти туда сейчас?

— Да, разумеется. Я же сказал, что пришел за вами, стало быть, сможем.

— Дайте мне пару минут, — произнес Котов. — Чего-нибудь желаете, пока я одеваюсь?

— Если только рюмку водки, — ответил Александр Александрович. — После такого зрелища хочется выпить.

— Степан, — проходя мимо напарника, сказал Олег. — Принеси водки нашему гостю. И закусить что-нибудь быстрое.

— Слушаюсь, Олег Иваныч, — поклонился Стёпа и удалился исполнять распоряжение.

Когда Котов вышел из своей комнаты, Александр Александрович уже показался из двери его кабинета. Он сунул в рот кружок соленого огурца и вытер руки носовым платком. После промокнул рот, выдохнул, кажется, даже с удовлетворением и, убрав платок поднял взгляд на Олега.

— Вы готовы, друг мой? — спросил его Котов.

— Только вас и жду, — хмыкнул Рыкин.

— Как вы, Сан Саныч? — заботливо спросил его Олег, пока они направлялись к двери.

— Ваша водка творит чудеса, от души немного отлегло, — уже более весело ответил сыщик.

— Тогда поспешим, — улыбнулся Котов. — Вы на извозчике?

— Да, — кивнул Александр Александрович, — поймал, когда направлялся к вам.

— Замечательно, — вновь улыбнулся Олег, и до выхода из дома мужчины замолчали.

Извозчик — мужик лет пятидесяти, одетый опрятно и с ухоженной бородой, широко зевнул, когда его пассажиры вышли на улицу. Зева он не прикрыл, но на это никто не обратил внимания. И когда мужчины уселись в коляску, только обернулся и спросил хрипловатым баском:

— Куда ехать, барин?

— Вези к Обуховской больнице, голубчик, — ответил ему Рыкин.

— Слушаюсь, — произнес извозчик, и его лошадка зацокала копытами.

Они проехали мимо театра, повернули к Музыкальному собранию, и взгляд Котова уперся в двери «Старого феникса». Тут же вспомнилось хорошенькое личико госпожи Светлиной, а после в голове прозвучали слова Степана, перечислявшего всё, что узнал о семейной чете из Суздаля. Взор Олега скользнул по окнам, и он пожал плечами.

Могли ли Воронецкие сменить своего кучера и экипаж на частного извозчика? Наверное, могли, но зачем? Скрыть свой след? Но они уже его оставили, когда не стали скрывать куда едут. То есть след не прятали, если бы, конечно, не свернули куда-то по дороге. Но они не свернули, потому что сейчас Олег ехал смотреть на труп, оставленный хамелеоном… Хотя спешить с выводами не надо, лучше прежде увидеть.

Однако по описанию уже можно сказать, кто сотворил из здорового человека мумию. Хамелеон именно так иссушивал тело при поглощении энергии. Скорей всего это все-таки он, а значит, Воронецкие доехали. Но где они?

— Где нашли тело? — спросил Котов.

Коляска уже катила по Театральной улице, куда свернула сразу от «Феникса» и Музыкального общества.

— Недалеко от дворца Строгоновых, — ответил Рыкин. — И знаете что? — Олег посмотрел на него. — Тело еще не было ни окостеневшим, ни даже остывшим. Да, вода охладила его, но я бы сказал, что его только сбросили и сразу нашли.

— А кто нашел? — нахмурился Котов.

— Да какой-то мужик, — пожал плечами Сан Саныч. — Он с удочкой на набережной сидел. Закричал вдруг: «Мертвец! Мертвец!» Люди подбежали, увидели и вытащили. Нас вызвали. А мужик исчез. Может, испугался, а может, с полицией не захотел связываться. Кто его знает.

Они чуть помолчали. Олег потер подбородок. Мог быть это сам хамелеон? Но зачем бы ему самому указывать на то, что сделал? Личина мужика Афонина у него имеется. Кстати, мог и не уйти никуда, просто сменить лицо, и вот он в толпе и смотрит дальше. Но для чего⁈ Да и как он это сделал? Выпил, скинул и позвал, раз тело даже не охладело?

Котов вдруг усмехнулся. Этак он каждого петербуржца будет подозревать. Мужик и вправду мог сбежать, уже хотя бы потому, что это работник какой-нибудь лавки. И если бы узнал хозяин, что он ушел, мог и работы лишиться. Да, скорей всего так и было. Надо по-прежнему не спешить с выводами. Собрать сведений, потом обдумать.

Важней другое, раз сыскари сумели уловить, что тело совсем свежее, значит, и в реку его скинули где-то неподалеку. То есть хамелеон находится где-то там?.. Хотя и от того же «Феникса» это минутах в сорока пешего хода. Да, в общем-то, направление может быть в любую сторону и на любое расстояние. Если хамелеон понимает, что его будут искать, то охотиться мог подальше от своего логова. Но если он не ожидает, что здесь есть служащие Ведомства, то мог напасть и там, где живет.

Котов коротко вздохнул. Нет, это блуждание в лабиринте, нужно остановиться, как уже неоднократно думал. Тем более есть кое-что, на что Сан Саныч мог пролить свет, а Олегу оставалось непонятно.

— Как вы узнали личность покойного? — спросил он, когда коляска переехала на другой берег Фонтанки.

Рыкин усмехнулся.

— Это, как говорится, нарочно не придумаешь. Сей господин — немец, Альберт Румпф. Его жена и брат вчера обратились в участок, объявили о его исчезновении. Они показали его фотокарточку, описали, в чем одет. Брат немца — Якоб, выпроводив невестку, признался, что Альберт увлекся балериной из кордебалета и некоторое время тайно ухаживал за ней. И вроде как она ответила ему взаимностью. Румпф посещал ее уже дважды, но исправно к вечеру возвращался домой. Должен был отправиться на свидание и в этот раз, но не вернулся, и родственники отправились на поиски. Имя балерины Якоб назвал. Адреса он не знал, да и невестка не отпускала от себя.

В общем, зная имя, отыскать адрес было несложно. Туда отправился городовой. Он рассказал, что пропажа всё еще находилась у своей любовницы. «Во хмелю и любви», — так выразился городовой.

— Поэт, — хмыкнул Котов.

— Верно подмечено, — усмехнулся Сан Саныч. — Но это он сказал уже сегодня. А вчера объявил, что господин Румпф уехал в Гатчину по коммерческому делу. Мол, так сказала балерина. Вчера же Альберт сунул городовому деньги и уговорил передать родственникам то, что я вам только что сказал. Сам обещался вскорости быть дома. А сегодня выловили труп.

По одежде и особой примете — родинке под глазом, опознали Альберта Румпфа. Городовой и опознал первым, он оказался на месте, где выловили покойного. Так и сказал: «Это ж Румпф!» После, когда прибыл сыскной отдел, пытался отмолчаться, но на него указали в толпе, кто услышал его слова.

Вот тут-то он и покаялся, мол, грешен, взял деньги и соврал. Но господин Румпф божился, что вскорости будет дома. И что такого? Ну отдохнул мужик, душу отвел. Говорит, вы его жены не видели, я б тоже сбежал. Как понимаете, тут и описание внешности покойного. А был этот человек полным. Вчера полный, а сегодня мумия. И скажите, батенька, что не бесовщина.

— А с балериной говорили уже? Где она живет?

В это мгновение коляска остановилась. Извозчик обернулся и объявил:

— Приехали, господа хорошие, больница.

Глава 9

Покойницкая Обуховской больницы представляла собой небольшое сырое, а оттого душное помещение. Котов уже бывал в этом месте несколько раз, потому шел уверенно, не морщась от запахов, царивших там, а были они весьма неприятными.

— Не терплю этого места, — передернув плечами, прошептал Александр Александрович. — Неужто нельзя сделать покойницкую больше и светлей?

Олег машинально кивнул. Устроено и вправду было дурно. Из освещения только свечи, места мало, еще и тела на столах, занимавших и без того скудное пространство. Но это было частью работы, что петербургского сыска, что иномирного, а потому мужчины более никак своих чувств не проявили. Бывало и похуже.

Перед входом в покойницкую стоял санитар — уже давно немолодой, но еще крепкий мужчина. Звали его, насколько помнил Котов, Сидор Найденов. Он курил папиросу, курил в явной задумчивости и не сразу заметил подошедших мужчин.

— Доброй ночи, Сидор, — поздоровался с ним Олег.

— Доброй, ваше благородие, — отвечая, он выпустил струю дыма из носа, став похожим на усатого дракона.

Санитар бросил окурок на пол, придавил его каблуком сапога и отпихнул в сторону. После посмотрел и махнул рукой.

— Всё одно убираться, — проворчал он.

— Стеценко уже прибыл? — спросил его Рыкин.

— Да, — кивнул Сидор, — там уже.

— Еще не вскрыл? — спросил Котов.

— А черт его знает, — пожал плечами санитар и тут же перекрестился.

Александр Александрович хмыкнул и первым вошел в покойницкую. До Олега донеслось его фырканье. Да, запах лучше не стал.

— Доброе ночи, Петр Назарович, — поздоровался с полицейским доктором Рыкин.

Мужчина тридцати лет, стоявший у прозекторского стола, повернул голову и кивнул.

— И вам доброй ночи, Сан Саныч. Кто это с вами?

— Это я, Петр Назарович, здравствуйте, — отозвался Котов и вышел из-за спины долговязого Рыкина.

Стеценко Олег знал, тоже шапочно, встречались в этой же покойницкой несколько раз, да и не только в этой. Перт Назарович не одобрял любопытного носа знакомца Александра Александровича и скрывать этого не собирался. Он и сейчас окинул Котова неприязненным взглядом.

— Даже не удивлен, — сухо произнес полицейский доктор. — Здравствуйте, Олег Иванович. И что вас всё несет в покойницкие? Вам бы в театр или в цирк, всё веселее, чем на покойников пялиться. И не говорите мне про ваши рассказы, всё это чушь. Другие писатели на покойников смотреть не бегают.

— Я по вас тоже скучал, любезный Петр Назарович, — усмехнулся Олег. — Будем считать, что я и так в театре, анатомическом. К тому же меня пригласили.

Стеценко перевел взгляд на Рыкина, и тот кивнул, подтверждая. Однако что-то объяснять и заискивать перед доктором он не намеревался. Не его это было дело, зачем сыщик привел кого-то к телу. Раз привел, стало быть, надо. И он произнес строго, не допуская ничьих возражений:

— Олег Иванович, подойдите к покойному, посмотрите. Возможно, увидите что-то примечательное.

— Так может, господин Котов и вскрывать станет? — не пряча раздражения, вопросил Стеценко. — Может, он лучше меня справится с этим делом?

— Я не претендую, Петр Назарович, — поднял руки Олег. — Это ваша вотчина, я здесь по иной причине. Но, не обессудьте, я все-таки посмотрю на тело.

— Да ради Бога, — отмахнулся доктор. — Что же это я вам мешать стану? Это же ваше дело — мешать. А я подожду, пока вы наглядитесь вдосталь.

Котов приблизился к столу, но смотрел пока на Стеценко. На губах его появилась едва приметная улыбка.

— Ну будет вам, Петр Назарович, — примирительно произнес Олег. — Я много времени у вас не отниму, обещаю.

— Любуйтесь, — широким жестом пригласил доктор и отступил от стола, открыв покойника взгляду Рыкина.

Тот покривился и постарался встать так, чтобы не видеть, но тут кто-то схватил его за полу сюртука, и сыщик охнул от неожиданности. Он опустил взгляд и перекрестился. Пола зацепилась за свесившуюся руку другого покойника, лежавшего на столе у стены. Был это старый и тщедушный мужчина со всклокоченными волосами и бородой. Под глазом мертвеца чернел синяк. Старик был голым, но тело его оказалось еще нетронутым.

— Это бродяга, — послышался голос санитара, заглянувшего в покойницкую послушать, как бранится Стеценко. — Недавно привезли. Обмыли вот, а то смердел жутко. Родных нет, так что завтра студентам отдадут, будут изучать.

— Он вроде свежий, — заметил Рыкин.

— Так не от разложения же смердел, а от жизни своей, — ответил ему Сидор. — Говорю ж, бродяга.

Олег их не слушал, он смотрел на Альберта Румпфа. Выглядел он и вправду жутко. Тело высохло настолько, что теперь это был скелет, обтянутый кожей. Но не это делало его по-настоящему пугающим. Мертвец казался порождением ночного кошмара.

Под бледной кожей была четко видна сетка сосудов и вены. Казалось, кожа обтянула не только кости, но и всё, что находилось под усохшей плотью. Руки покойника были вытянуты вдоль тела, но пальцы скрючены, будто сведены судорогой.

Однако самым ужасным было лицо. Губы совершенно не скрывали челюсти, и казалось, что Румпф скалится, но в злобе или в адском веселье, угадать было невозможно. А еще глаза… Вот уж поистине мороз бежал по коже при взгляде на них, потому что веки будто скукожились над глазными яблоками, и они почти выкатились из глазниц.

Да, тут было отчего не только передернуть плечами, но и перекреститься. Но самым мерзким было то, что последняя надежда, пусть и слабая, однако теплившая, не сбылась. Такое мог проделать только хамелеон.

— Проклятье, — тихо выругался Котов, распрямляясь.

— И что же вы углядели, Олег Иванович? — ехидно полюбопытствовал Стеценко.

— Человеку такого не сотворить, — честно ответил Олег.

— Я же говорю — бесовщина, — отозвался Рыкин.

— Всё это чушь и фантазерство, — отмахнулся Петр Назарович. — Подозреваю, что ему под кожу ввели какой-то раствор, который и сделал это. Любая бесовщина — это дело рук человека. Вот вам мое первое заключение. А вы, Сан Саныч, сыщик, вот и ищите того химика, кто этот раствор создал. Иного объяснения тут нет и быть не может.

— Мы будем искать, — прохладно ответил Рыкин, — а вы лучше внутрь тела загляните, может, еще какое заключение дадите.

— Даже не сомневайтесь, — заверил Стеценко. — Как только посторонние покинут покойницкую, так и вскрою, и загляну, и заключение дам полное.

— Всего хорошего, Петр Назарович, — поклонился Котов и первым направился на выход.

— И вам, Олег Иванович, — бесстрастно ответил полицейский доктор.

Александр Александрович просто поклонился и последовал за приятелем. Однако уйти они не успели, потому что в дверном проеме показался господин Путилин. То ли необычная смерть, то ли подданство покойника, но скорее всего все-таки первое, привели начальника петербургского сыска в Обуховскую больницу в поздний час.

Взгляд Путилина остановился на Котове, и тот расцвел приветливой улыбкой.

— Доброй ночи, Иван Дмитриевич. Рад видеть вас в добром здравии.

— Доброй ночи, Олег Иванович, — ответил Путилин. — А вы всё по покойницким ходите на трупы полюбоваться. Впрочем, подобная смерть не могла остаться без вашего внимания. Слухи или…

— Это я обратился к Олегу Ивановичу, — Рыкин встал рядом с Котовым. Своему начальнику и кумиру он не собирался лгать. — Дело в том, что смерть необычна, даже попахивает чертовщиной, а Олег Иванович сейчас бывает в мистических обществах. Собирает материал для новой книги, и мне подумалось, возможно, если он сумеет раздобыть сведения, которые могут быть полезны.

— Я бы искал среди ученых, — донесся из-за спин Котова и Рыкина голос Петра Назаровича.

Александр Александрович обернулся и ответил уже иным тоном:

— А кто сказал, что среди мистиков и сатанистов не может быть ученых?

Путилин с минуту смотрел в задумчивости на Котова, после хмыкнул и кивнул:

— Может, и так. Если вы раздобудете что-то полезное, мы будем вам признательны. Раз уж мы вас к нашим трупам подпускаем, то отплатите добром за добро, побудьте нашим агентом, Олег Иванович.

— Почту за честь, — с улыбкой заверил его Котов. — Мне это будет даже интересно.

Иван Дмитриевич посторонился, пропуская своего подчиненного и его приятеля. А когда они уже прошли мимо, Путилин вдруг спросил:

— Вас не мутит, Олег Иванович? Уж больно вы спокойны после вида этого покойника.

Котов обернулся и пожал плечами:

— Это не первый труп, который я вижу, Иван Дмитриевич. Да, мурашки, признаться, по спине побежали, но у вас попадаются мертвецы и похуже. А этот не пахнет, не разлагается, и страшных ран нет. Просто жуткий.

— Для человека с воображением вы довольно взвешены, — отметил начальник сыска, после приподнял шляпу, прощаясь, и вошел наконец в покойницкую, а Котов и Рыкин поспешили ее покинуть.

Уже на улице они почти слаженно вдохнули свежий ночной воздух, также дружно выдохнули и хмыкнули, отметив произошедшее. Их извозчик уже давно уехал, а нового поймать сейчас было уже невозможно. А если где-то и ездили припозднившиеся наемные экипажи, то не возле Обуховской больницы.

— Прогуляемся? — предложил Сан Саныч.

— Иного выхода у нас и нет, — развел руками Котов. — Заодно проветримся. И от этого запаха, и от впечатлений, — он передернул плечами. — Крайне неприятное зрелище.

— Верно подмечено, — согласился сыщик. — Я даже старался на него не смотреть. Это лицо, бр-р, — и его тоже передернуло.

Мужчины покинули территорию больницы и неспешно побрели по набережной реки Фонтанки в обратную сторону. Идти им было, не сказать, что бы уж очень далеко, но и не близко. Впрочем, Олег ничего не имел против прогулки, и даже был рад, что можно отвлечься разговором. Да, на ту же тему, но на разных языках. И если Рыкин будет строить предположения, то Котов просто фантазировать ему в поддержку. В любом случае, это позволит пока не гонять свои соображения по лабиринту домыслов.

— Однако хорошо, что мосты более не разводятся на Фонтанке, — произнес Сан Саныч. Похоже, и он готов был просто отвлечься. — Иначе бы мы с вами побегали в поисках переправы.

Котов кивнул, и мужчины негромко рассмеялись. Олег поднял взгляд к небу, вновь вдохнул полной грудью и произнес:

— Хорошо. Признаться, когда-то не выносил белых ночей, а теперь не представляю, как может быть иначе.

— Вы стали истинным петербуржцем, друг мой, — улыбнулся сыщик. — А я родился здесь, вырос, живу и сделаю свой последний вздох тоже в этом городе. Я люблю его всей душой и, признаться, не желаю менять ни на что иное. В нем свой дух. В каждом городе есть своя душа, конечно же, но мне близок дух петербургский.

— Да, и мне полюбился этот город, — искренне ответил Олег. — Если однажды мне придется с ним расстаться, я буду сожалеть.

— Не расставайтесь, — улыбка Рыкина стала шире. — Надо быть там, где вам хорошо.

Котов усмехнулся. Он заложил руки за спину и ответил:

— Вы знаете, Сан Саныч, не от нас зависят обстоятельства, а они складываются не всегда так, как нам бы хотелось. Но пока я здесь и никуда уезжать не собираюсь.

— Пусть так и останется, — ответил Рыкин. — Мне было бы жаль расставаться с вами, хоть мы и видимся нечасто. В нашем маленьком обществе, сложившемся благодаря вам, уютно и хорошо именно в таком составе. Убери одного из вас с Федором Гавриловичем, и будет ощущаться пустота. Я с вами обоими душой отдыхаю.

— Совершенно с вами согласен, — кивнул Котов. — Не представляю наш кружок без смеха Федора Гавриловича, и без ваших гостеприимства и чувства юмора.

— И без ваших рассказов, дорогой мой Олег Иванович, — ответил сыщик. — Надо не затягивать со следующей встречей.

— Согласен, — улыбнулся Олег.

Они прошли еще немного, и Александр Александрович все-таки вернулся к недавнему происшествию.

— И что же вы думаете, друг мой? Обо всем этом?

Котов не спешил ответить. Настаивать на сверхъестественных причинах смерти Румпфа он не собирался, даже если приятель и ожидал услышать нечто этакое.

— Гипотеза Петра Назаровича показалась мне разумной, — наконец ответил он. — Кто знает, возможно, кому-то и удалось составить такой раствор. И если вы найдете этого гения…

— То его мало только повесить, — с раздражением прервал Олега сыщик. — Это же надо такое придумать! И если это так, то тело Румпфа может быть и опытом. Тогда могут быть и другие подопытные. Этого нам еще не хватало, — и он передернул плечами.

— Да уж, — согласился Котов, — не хотелось бы.

— Не то слово, — ворчливо произнес Сан Саныч. — Но вы всё равно присмотритесь к вашим мистикам. Я по-прежнему утверждаю, что это может быть и по их части.

— Разумеется, я ведь обещал, — ответил Олег. — Но если это преступление не имеет к ним отношения, то не могут ли быть в этом замешаны какие-нибудь террористы? Сейчас развелось великое множество безумцев. В погоне за своими идеями они совершенно перестают ценить человеческую жизнь.

— И не говорите, — вздохнул Рыкин. — Все эти доморощенные революционеры — настоящий бич нашего времени, и плодятся, как грибы после дождя, право слово. Они готовы ввергнуть страну в хаос, пытаясь сделать ее лучше. Грезят о счастье народа, но даже не думают о последствиях того разрушительного упадка, который может возникнуть после. Вот скажите, Олег Иванович, — неожиданно разгорячился Александр Александрович, — кто из них имеет хоть малейшее представление об управлении страной? Они ведь даже между собой не могут договориться, как это надо делать! И что? Вот они исполнят свою мечту и свергнут самодержавие, а дальше что? Будут биться лбами, выясняя, как правильно жить? И что же мужик, перед которым они все дружно готовы пасть на колени? Что будет делать он, пока «радетели» наконец договорятся друг с другом? Ведь не найдя точек соприкосновения, они будут бороться между собой, но уже за власть. Что они оставляют мужику? Уничтожение страны? Гражданскую войну? И такого-то народного счастья они хотят? Хотя, — сыщик понизил голос, — спесь с высшей аристократии я бы сбил. Эти порой безумно раздражают, когда с ними сталкиваешься.

— Совершенно с вами согласен, — улыбнулся Олег и пожал приятелю плечо, успокаивая. — Я бы революционеров все-таки исключать не стал, но сам к ним не пойду, об этом не просите. Мне ближе мои мистики.

— Ох, — вздохнул Сан Саныч и махнул рукой.

Они уже прошли половину пути до Александринской площади, но разойтись должны были немногим раньше, каждый к себе домой. Котов нахмурился, вспоминая, о чем они говорили еще до Обуховской больницы, и хмыкнул.

— А вы, друг мой, так ведь еще и не ответили на вопрос о балерине, — произнес Олег. — С ней поговорили?

— Да, должны были поговорить, — ответил Рыкин, — но я не знаю, что она рассказала. Видите ли, мы разошлись. Тело повезли в покойницкую, господин Антонов отправился к балерине, а я к вам. Так что узнаю только днем. Если вам любопытно, то расскажу.

— Был бы вам весьма признателен, — склонил голову Котов. — Где она живет?

— У нее квартира на Большой Подьяческой…

— В Мариинском танцует? — полюбопытствовал Олег.

— Да, — кивнул Сан Саныч. — А Румпф с женой и братом остановились в Гранд-Отеле на Малой Морской.

Олег задумался, но огласить свои соображения не успел, потому что Рыкин произнес это первым:

— Если Румпф все-таки отправился к родным, то проезжать или проходить он должен был через Мойку, по Синему мосту. Если тело сбросили там, то течением могло отнести к Зеленому, где он и был замечен. Но ведь нужно было время, чтобы сотворить с ним всё это. И тогда самым логичным было бы провести операцию… процедуру, простите, даже не знаю, как это назвать, в квартире балерины. А потом вывезти тело и скинуть в Мойку. Или же его перехватили на выходе от нее. Н-да, прежде нужно узнать, что сказала любовница Румпфа, иначе догадок можно построить превеликое множество.

Котов усмехнулся.

— Тогда операция была проведена после посещения балерины городовым, — заметил Олег. — Он не только общался, но и получил деньги от покойного.

Сан Саныч задержал на собеседнике задумчивый взгляд, а после произнес:

— Или городовой так и не сказал всей правды. Ни за что не поверю, что можно было довести живого человека до такого состояния менее чем за сутки. Тогда, возможно, с Румпфом он не разговаривал, а деньги получил от балерины или еще кого-то, кто был в ее квартире. Да, надо будет заняться связями этой танцовщицы. Ну и допросить городового, разумеется, уже с пристрастием. Надо же! — неожиданно воскликнул сыщик. — Я даже не заметил, как мы дошли!

Котов огляделся и негромко рассмеялся.

— И вправду. За интересной беседой да с хорошим собеседником и дорога короче, — сказал он сыщику. — Сан Саныч, дорогой мой, благодарю сердечно за то, что познакомили меня с таким примечательным случаем, и буду ждать от вас новостей. В свою очередь постараюсь узнать что-нибудь для вас полезное.

— Непременно, Олег Иванович, непременно. Тем более вы в наших общих рассуждениях наталкиваете меня на дельные мысли. Доброй ночи, голубчик.

— Доброй ночи, — склонил голову Котов, и мужчины разошлись каждый в свою сторону.

Оставшись в одиночестве, Олег прибавил шаг. Он потер подбородок, и мысли, сорвавшись с привязи, помчались своим путем, отличным от того, каким только что прошли их хозяин и его приятель. Да, Котов обдумывал всё, что узнал за сегодняшний вечер.

Итак, хамелеон поймал немца где-то между Большой Подьяческой и рекой Мойкой. Но более вероятно, что на выходе от любовницы Румпфа. И тогда как это произошло? Живет в соседней квартире? В доме напротив? Ну не сидел же он под домом балерины! Румпф явно случайная жертва.

Стало быть, поймал, выпил и скинул тело в Мойку. А до мойки надо было дотащить. Это был даже не поздний вечер, и людей на улице хватало. Тогда как это сделать, чтобы не привлечь к себе внимания? Поймать, поглотить, доставить к реке…

Олег остановился, ощутив беспокойство. Его взгляд скользнул по темным окнам театрального училища. Поймал, поглотил, доставил, сбросил…

— Извозчик, — шепнул Котов.

Да! Именно! Это мог быть извозчик. Румпф остановил его, сел в экипаж и уже не вышел. Хамелеон скинул тело с моста, когда проезжал по нему.

— Но если это была открытая коляска, то…

То надо было прежде завезти Румпфа в какое-нибудь тихое место. Подсесть к нему или же выманить, а после поглотить. До реки довезти труп легче. Если закрыть верх, то никто не видел это чудище. И все-таки людей было немало еще на улице, может, кто и заметил что-то. Можно будет самому пройтись, или Степан через своих агентов соберет сведения.

Но хамелеон отчаянный, право слово. Хотя чего ему бояться? Петербургский сыск ему не страшен, а межмировой еще должен его найти. Но и он не знает, есть ли в Петербурге кто-то из Ведомства, и как выглядят…

— Стоп, — остановил себя Олег и вновь поднял взгляд.

В этот раз он остановился напротив дверей «Старого феникса», однако этого не осознал и попытался ухватить мелькнувшую мысль.

— Это столица, — прошептал Котов.

В Новгороде, может, ведомства и не быть, а в столице должны быть служащие. В каждой столице по миру есть кто-то из Ведомства, а дальше зависит от размеров страны. Чем территория больше, тем больше представителей Ведомства. Сеть раскинута на строго определенные расстояния, чтобы проникновение чувствовали из нескольких точек. И это не секрет. Значит, вторженец понимает, что в Петербурге кто-то есть, но не знает кто.

— И Румпфа он не прятал… — в задумчивости произнес Котов. — Почему?

Он наконец заметил гостиницу. Взгляд опять прошелся по окнам, перед внутренним взором появилась чета Светлиных, когда они отходили от Федора Гавриловича, а потом юная супруга обернулась. И по приметам похожи…

— Надо к ним все-таки присмотреться, — буркнул себе под нос Олег и застыл, сраженный очередной мыслью. — Приглядеться… — повторил он и шлепнул себя ладонью по лбу. — Приглядеться!

Что если хамелеон не просто выпил Румпфа и скинул его так, чтобы он был быстро обнаружен? Что если намеренно сделал это, чтобы приглядеться к тем, кто окажется у тела? Что если он пытается узнать, кто действительно представляет для него угрозу?

— Проверял, — в сердцах махнул рукой Котов. — Он проверял!

— Милостивый государь, вы хотели чего-нибудь?

Неожиданно раздавшийся рядом голос заставил Олега вздрогнуть. Он повернул голову и увидел, что дверь гостиницы открыта, а перед ним стоит один из служащих.

— Нет, голубчик, — рассеянно произнес розыскник. — Я задумался и рассуждал вслух, не думал, что у меня в такой час могут быть слушатели.

— Простите, — служащий склонил голову. — Не желал вам мешать. Просто вы остановились рядом с гостиницей и вроде бы бранились.

— Нет-нет, к гостинице у меня претензий нет, — ответил Олег. — Доброй ночи.

— Доброй ночи, — ответил служащий, но еще с минуту смотрел вслед странному незнакомцу. А когда тот скрылся за дальним углом театра, пожал плечами, после почесал в затылке и проворчал: — Ходят тут всякие, думают. Ночью спать надо, а не ходить и думать. Тьфу.

Выразив так свое недовольство, мужчина зевнул и вернулся в «Старый феникс».

Глава 10

Жара спала, и погода стала более привычной для жителей столицы. Солнце светило, но то щедро заливало улицы и широкие проспекты, то пряталось за облаками, скользившими по небу. Ветер усилился и стал прохладным. Однако намеков на дождь не было, и это радовало.

В Екатерининском парке на скамейке сидела девушка с прелестным лицом ангела. А когда солнце вновь выглядывало из-за облаков, солнечные лучи падали на светловолосую головку, и тогда казалось, что вокруг нее светится едва приметный ореол. Большие голубые глаза смотрели открытым чистым взглядом, впрочем, без любопытства, скорей отрешенно. И скажите, что не ангел!

На девушку поглядывали, но подойти и затеять разговор, не будучи представленными, были неприлично. А сама она не спешила обратиться к кому-то с вопросом или с просьбой о помощи. Похоже, прелестный ангел просто наслаждался прогулкой и отдыхом, не нуждаясь в чьем-либо обществе.

Время от времени девушка поднимала взор на бронзовую императрицу, некоторое время смотрела на нее, думая о чем-то своем, после вздыхала и снова устремляла взор в сторону Невского проспекта. Иногда смотрела и на театр, едва приметно пожимала плечами и отворачивалась. Возможно, она кого-то ожидала, но этот кто-то всё никак появлялся, и очаровательное создание оставалась на прежнем месте.

Неожиданно перед скамейкой остановился молодой мужчина. Одет он был элегантно и со вкусом. Костюм удачно подчеркивал широкоплечую фигуру, а трость в руке, скрытой под белой перчаткой, придавала мужчине некой импозантности. Да, определенно, он был хорош. И не только в одежде и стати, но и черты породистого лица дышали благородством.

— Госпожа Светлина? — спросил мужчина, и девушка подняла на него удивленный взгляд.

— Мы разве знакомы? — спросила она.

Мужчина приподнял шляпу, и ветер тут же поворошил каштановые волосы.

— Нет, мы не были представлены друг другу, — с улыбкой ответил незнакомец, — но уже виделись. Если помните, какое-то время назад вы обращались к моему доброму другу и спрашивали про дом господина Басина. Когда я вышел, вы с супругом отошли, и мы не успели познакомиться.

Девушка на миг нахмурилась, то ли вспоминая, то ли недовольная тем, что к ней подошел незнакомый человек, однако вскоре улыбнулась и ответила:

— Да, разумеется. Вы живете в этом очаровательном доме.

— Верно, — ответил незнакомец. — Позвольте представиться, раз уж мне выдалась возможность вновь увидеть вас. Котов Олег Иванович. Могу я узнать ваше имя?

— Вы разве его не знаете? — взгляд ее стал испытующим, и брови Олега приподнялись в удивлении.

— Откуда же мне его знать? Федор Гаврилович тогда только и сказал, что вы с супругом — господа Светлины.

Глаша немного расслабилась, улыбка ее стала менее натянутой. И все-таки в глазах всё еще ясно читался вопрос, которого Котов не понимал. Впрочем, юная госпожа Светлина могла просто не понимать причины, по которой он подошел. А причина была проста, Олег хотел наконец познакомиться с парой, которая вызывала некоторые подозрения. И когда решил пройти через парк, даже не поверил своим глазам, когда увидел здесь юную госпожу Светлину, еще и в одиночестве.

Но, разумеется, он не собирался ничего этого пояснять, а просто стоял и ждал, когда собеседница назовет свое имя.

— Софья Павловна, — наконец произнесла она и поспешила добавить: — А моего супруга зовут — Максим Аркадьевич.

— Безмерно рад знакомству, — Олег снова приподнял шляпу и поклонился. — Позволите ли присесть?

Девушка поджала губы. Она чуть поерзала, явно испытывая неловкость.

— Удобно ли это?

— О, — Котов присел на другой край скамейки, так и не дождавшись позволения, потому оставил между ними приличное расстояние, — не волнуйтесь. Я не намеревался предлагать вам или говорить чего-то неприличного. Мне просто захотелось познакомиться, вот и всё.

Должно быть, успокоенная тем, что новый знакомый оставил между ними расстояние, девушка все-таки улыбнулась ему и ни гнать, ни сбегать сама не стала.

— Вы кого-то ожидаете? — спросил Олег. — Должно быть, супруга?

— Да, — ответила Глашенька, — он вскоре должен подойти… я так думаю.

— Вот как? — чуть приподнял брови Котов. — Максим Аркадьевич отправился по делу, а вы решили подождать его на улице?

— Вы угадали, Олег Иванович, — сказала девушка, — всё так.

— Вы остановились в «Фениксе», — утвердительно произнес Олег и приподнял руку: — Даже не думайте, что я слежу за вами. Попросту больше тут жить негде. В мой дом вы не заселялись и не знали, что он из доходных домов. Раз обратились к Федору Гавриловичу с вопросом, стало быть, вы приезжие. А раз приезжие и не снимали квартиры у господина Басина, значит, остановились в «Фениксе». Только и всего.

— И верно, всё просто и объяснимо, — ответила Глаша и вдруг рассмеялась. Смех ее был негромким и приятным. Успокоившись, она заговорила: — Простите, Олег Иванович, наверное, я кажусь вам странной. Но это всего лишь ошеломление. Я не ожидала, что ко мне кто-то подойдет.

Котов улыбнулся и прижал ладонь к груди:

— Простите меня, Софья Павловна, я просто не удержался, когда узнал вас. Признаться, мне польстило, что вам понравился этот дом, — он кивнул на свое жилище, хорошо приметное за деревьями.

— Отчего же? — удивилась она. — Дом ведь вправду хорош. Он очарователен.

— И я того же мнения, потому и поселился в нем одним из первых, — заверил ее Олег. — Но знали бы вы, сколько мне приходится выслушивать от знакомых по его поводу. Задумку господина Басина понимают и принимают не все. А между тем он не только владелец, но и архитектор. Именно по его проекту и строили этот дом. Так что этот каменный теремок был создан с душой.

— Правда? — Глаша распахнула глаза в изумлении. И этот в чем-то наивный чистый взгляд понравился Олегу. Он искренно улыбнулся и кивнул. — Какая прелесть! Теперь мне этот дом нравится еще больше прежнего.

— Благодарю, — поклонился Котов. — Максим Аркадьевич придерживается того же мнения, что и вы?

Его собеседница вздохнула. Ее взгляд в очередной раз скользнул в сторону Невского проспекта, затем переместился к театру, и Олег понял, что она не знает, с какой стороны появится супруг.

— К сожалению, Максим более склонен согласиться с нашими с вами противниками, — произнесла Глаша. — Он отметил, что дом примечателен, но ему бы выбрать иное место, чтобы не цеплять взора своим несоответствием другим строениям. — Она чуть склонилась в сторону собеседника и заговорщически произнесла: — Но мы-то с вами знаем правду, ему тут самое место.

— Верно, — важно кивнул Котов, и они рассмеялись.

Беседа строилась легче, чем предполагал Олег. Он ожидал, что Софья Павловна попытается избежать его общества, или же будет скована и станет отвечать неохотно. И поначалу она вроде бы повела себя именно так, но вот госпожа Светлина уже шутит и смеется. Что ж, недурно. И… очаровательно.

И все-таки она может оказаться Воронецкой Глафирой Алексеевной, а никакой не Светлиной Софьей Павловной. И тогда он сейчас сидит и очаровывается хамелеоном, который всего лишь пользуется чертами характера милейшего создания, которое поглотил…

От этой мысли Олега передернуло. Представить ангела, сидевшего перед ним, в том виде, в каком он увидел Альберта Румпфа, было отвратительно. Она не могла лежать оскаленным иссохшим трупом где-то в лесу под кустом и пялиться в небо остекленевшими выпученными глазными яблоками. Ужасно!

— Что с вами, Олег Иванович?

Он вскинул взгляд на собеседницу и заставил себя расслабиться. После улыбнулся и ответил:

— Простите, Софья Павловна, что-то сегодня прохладно, не находите?

— Да, — она обняла себя руками за плечи. — Прошлые дни были приятней.

Котов поднялся со скамейки и снял сюртук.

— Не сочтите за наглость, но не терплю, когда женщина чувствует нужду, хоть в еде, хоть в тепле, хоть в заботе о ней.

— Но вы ведь сами озябли, — возразила она.

— Это был минутный порыв, сейчас мне уже хорошо, — отмахнулся Олег. — Позволите?

Глаша чуть поколебалась, но все-таки кивнула, и новый знакомый накинул свой сюртук ей на плечи. Девушка натянула его полы плотней и улыбнулась:

— Благодарю.

Хамелеон не любит холода, отметил про себя Котов. Сейчас холодно не было, всего лишь прохладно, а она укуталась. Впрочем, тому может быть множество причин. Пока это ничего не доказывает. Он вернулся на свое место.

— А я ведь тоже приезжий, — произнес Олег непринужденно.

— Правда? Откуда же вы приехали? И давно? — живо откликнулась на продолжение беседы девушка.

Котов на миг задумался. Если он прав и вторженец пытался использовать тело Румпфа как приманку для розыскников, то сейчас он продолжает проверять. Если, конечно, проследил за Сан Санычем. Но Рыкин ведь не один, кто был на набережной Мойки. Были и другие. За всеми не усмотришь, когда ты один. Тогда ему стоило следить за телом, то есть смотреть, кто прибудет в покойницкую. Кроме него, Котова, все остальные либо работают в больнице, либо в полиции. Так что уверенности в личности розыскника у хамелеона по-прежнему нет.

— Я родом из Калужской губернии, — ответил Олег. — В Петербург приехал десять лет назад и с тех пор живу здесь. Полюбил этот город всем сердцем и не намереваюсь его оставлять. А вы с супругом?

— Мы из Суздаля, — сказала Глаша. — Максим хочет найти здесь место преподавателя в каком-нибудь знатном или же в коммерсантском семействе.

— Где хорошо платят, — с пониманием улыбнулся Котов. — Тогда я, возможно, могу вам помочь. Видите ли, я вхож во многие дома Петербурга, общаюсь с людьми из разных кругов. Если вы с Максимом Аркадьевичем пожелаете, то я могу похлопотать.

— Это было бы любезно с вашей стороны, — улыбнулась собеседница, но в этот раз улыбка вышла несколько натянутой.

— Только будут нужны рекомендательные письма, — добавил Котов, внимательно наблюдая за девушкой. — Но раз Максим Аркадьевич решился приехать в Петербург в поиске места, стало быть, ему есть, что предъявить нанимателю.

— Разумеется, — ответила она и отвернулась. — Что-то Максим задерживается.

— Я расстроил вас? — с участием спросил Олег, поняв, что она желает избежать продолжения разговора, по крайней мере, на эту тему.

Глаша обернулась и изобразила недоумение, после пожала плечиком.

— Вовсе нет. Почему вы так решили, Олег Иванович?

Теперь плечами пожал Котов.

— Должно быть, показалось, — ответил он. — Но вы стали разговаривать с меньшей охотой. Мне подумалось, что вам не хочется, чтобы Максим Аркадьевич нашел здесь место.

Глаша вновь расслабилась и ответила очаровательной улыбкой, а после произнесла:

— Вы совершенно правы, Олег Иванович. Мне бы хотелось вернуться в Суздаль. Да, Петербург хорош, но я люблю мой город. Там всё близкое сердцу, родное.

— Понимаю, — кивнул Котов. — Вы попросту не привыкли к новому месту. Пока живете в гостинице и оторваны от привычной жизни, вам хочется вернуться назад. Тогда я забираю свое предложение. Впрочем, если вы передумаете, то я всегда к вашим услугам и…

Договорить он не успел. К ним стремительно направлялся господин Светлин. Он ожег супругу гневным взглядом и остановил его на ее собеседнике. Олег с интересом посмотрел на Максима Аркадьевича, мысленно сопоставляя то, что видел, с описанием Полянского. Сходство и вправду было, разве что у Максима на щеке сейчас был хорошо приметен порез, возможно, полученный во время бритья не более двух дней назад. Но если не считать его, то лицо и вправду чистое без особых примет.

— Что здесь происходит? — сердито спросил Михаил. — Милостивый государь, что вам нужно от моей супруги?

— Максим, — заговорила Глаша, привлекая его внимание, — господин Котов наш сосед, и в нашей беседе вовсе не было предосудительного…

Брат стремительно обернулся к ней, и взор его сверкнул негодованием.

— А в твоем исчезновении⁈ Я обегал, кажется, весь Петербург, разыскивая тебя. Почему ты не дождалась меня, когда вышла от доктора?

Девушка поднялась на ноги и устремила на брата взгляд полный вызова.

— Возможно, потому что тебя нигде не было? Что же ты предлагаешь мне стоять в одиночестве на улице у фонарного столба? И за кого бы меня приняли?

— А за кого тебя принять, когда ты уходишь одна, а после знакомишься с мужчиной и проводишь время с ним в беседе? И что это на тебе⁈

Котов поспешно встал. Он переводил всё это время взгляд с одного супруга на другого, и чем больше смотрел, тем больше они казались ему схожими между собой. Глазами, цветом волос, даже той манерой, в которой сейчас бранились. Но сейчас уже помянули его, и надо было вмешаться.

— Максим Аркадьевич, ради Бога, не браните супругу! — воскликнул Олег. Тот посмотрел на незнакомца и прежде, чем успел ответить, Котов продолжил: — Мы с вами знакомы в некотором роде. Если помните, вы подходили к моему знакомцу, доктору Ковальчуку, и спрашивали о доме господина Басина. Так вот я тот самый его приятель, который там живет. И когда я вышел, вы направились в парк. А сегодня, проходя здесь, я увидел Софью Павловну и подошел поблагодарить за ее симпатию дому. Не думайте дурного, я знал, что она дама замужняя, и никаких сомнительных намерений не имел. Вы же видели, мы и сидели по разным краям скамейки.

— Но на ней ваш сюртук, — сухо ответил Михаил.

— Да, разумеется, — не стал спорить об очевидном Олег. — Сегодня прохладный ветер, и я заметил, что Софья Павловна озябла, потому и предложил ей свой сюртук. Это жест вежливости, а не ухаживания.

— И я приняла, потому что ты не оставил мне выбора, — заговорила девушка. — Ключ от нашего номера у тебя, и я не могла войти туда, потому осталась здесь и ждала. Тебя долго не было, а я легко одета.

— Ключ можно попросить у управляющего, тебе бы открыли, — ответил ей брат. — А то, что долго не было, так это лишь потому, что я искал тебя, дорогая моя с… Соня. — После обернулся к Олегу и вопросил: — Откуда вам известны наши имена? Вам сказал доктор Ковальчук?

И вновь вмешалась Глаша.

— Оставь, пожалуйста, этот тон и не нападай на Олега Ивановича. Я представила нас, когда мы разговорились. И зачем ты вообще ушел? Не ушел бы, не пришлось бы меня искать. Да и к чему эти поиски, когда мне деться некуда, кроме этой гостиницы?

— Должно быть, нашел, чем себя занять, пока ты была у врача? — язвительно спросил Миша в ответ.

— Софья Павловна не здорова? — спросил Котов, и «супруги» одновременно обернулись к нему. — Простите, если сую нос не в свое дело, — извинился Олег.

— Да, милостивый государь, — заносчиво ответил Воронецкий, — вы верно отметили. Это не ваше дело. Но если вам так интересно, то, — он окинул Котова взглядом и ответил с толикой ехидства: — Моя жена в тягости.

— Тогда уж и вовсе дурно так отчаянно бранить беременную женщину, — укоризненно покачал головой Олег, а затем поклонился и улыбнулся: — Примите мои поздравления, Софья Павловна. И вы, Максим Аркадьевич.

— Благодарим, — с прежним раздражением ответил господин Светлин. — А теперь простите нас, мы вас покинем. Моей жене надо согреться, раз она замерзла, и это в ее-то положении! — с излишней патетикой воскликнул Михаил.

Он сам взялся за сюртук, всё еще находившийся на плечах сестры, и Глаша… сжала полы пальцами. Михаил попытался забрать предмет чужого гардероба, сестра не отдала. Он дернул еще раз, чуть сильней, и младшая Воронецкая и вовсе сжала кулаки. Олег со стороны с интересом наблюдал за этим молчаливым бунтом девушки и багровеющим от злости молодым мужчиной.

— С-Соня, — прошипел наконец Михаил, — отдай сюртук.

И она разжала пальцы. Брат, дернув с силой, отшатнулся, когда сюртук слетел с плеч Глаши. Может и вовсе бы оступился и упал, но Котов шагнул к нему и удержал за локоть.

— Благодарю, — буркнул Воронецкий и сунул Олегу его сюртук. — Держите. — Затем взглянул на Глашу и велел: — Идем.

— Благодарю за приятную беседу, Олег Иванович, — улыбнулась Котову девушка. — И за вашу заботу тоже благодарю.

Олег некоторое время смотрел вслед Светлиным. Затем сорвался с места и поспешил за ними. А догнав, пристроился рядом и заговорил:

— Простите мою назойливость, но я, помимо всего прочего, стал причиной вашей размолвки. Мне хотелось бы загладить свою вину.

Михаил одарил его тяжелым взглядом и отрицательно качнул головой:

— Не стоит переживаний, милостивый государь, мы не в ссоре. Просто исчезновение мой жены меня испугало, оттого я и веду себя столь вызывающе. Это вы извините. Однако прошу более к ней не подходить, если меня не будет рядом.

— Но я же и хочу принести извинения вам обоим, — улыбнулся Котов. Сдаваться он не собирался. — Позвольте пригласить вас сегодня в театр. У меня абонемент на ложу, и места у вас уже есть. Сегодня дают «Сердце не камень» по пьесе господина Островского. Играть будет бесподобная Савина. Восхитительная актриса. Прошу, примите мое приглашение.

Глаза Глаши опять распахнулись, и на брата устремился тот самый наивный открытый взгляд, очаровавший Котова. Она взяла Михаила за руку и заглянула ему в глаза. Брат ответил ей поджатыми губами и непроницаемым взором, но вскоре покривился и ответил ворчливо:

— Ну хорошо. Если вам так угодно, господин Котов, то мы примем ваше приглашение. В каком часу начинается спектакль, и в каком театре будут его давать.

— В Александринском, — улыбка Олега стала чуть шире. — Это было еще одной причиной, почему я выбрал дом господина Басина. А начало в шесть часов вечера. Я буду ждать вас у входа.

Михаил кивнул и поклонился:

— Теперь мы все-таки оставим вас. До скорой встречи, господин Котов.

— До скорой встречи, господин Светлин, Софья Павловна, — Олег поклонился и отошел с их пути.

И когда супруги удалились, он проводил их задумчивым взглядом и покачал головой. После, переменив свои прежние намерения, направился к своему дому. Поднялся в квартиру, и когда Степан открыл ему дверь и посмотрел удивленным взглядом, Котов, войдя в квартиру, произнес:

— Они не супруги, супруги так себя не ведут, даже когда ссорятся. И они похожи друг на друга. С первого взгляда не видно, но они забылись, пока бранились, и их родство сразу бросилось в глаза.

— О ком ты? — потер подбородок напарник.

— О Светлиных, — ответил Олег и наконец прошел из прихожей дальше в квартиру. — Вечером я иду с ними в театр.

Стёпа присвистнул и поспешил за ним.

— Как тебе удалось? Еще чуть больше часа назад ты о них знал не больше моего.

— Просто надо уметь оказаться в нужном месте в нужное время, — подмигнул Олег и усмехнулся.

Глава 11

— Как же жаль, что мы не взяли моего гарнитура с голубыми аметистами, который ты подарил мне на прошлые именины.

Глашенька повернулась боком перед зеркалом, после другим, снова передом и вздохнула.

— Разве же это наряд для выхода в свет?

— Когда я предлагал тебе взять платья для выхода, ты мне сказала, что тебе всё это без надобности, — ответил Михаил.

Он сидел на подоконнике, скрестив руки, и смотрел на сестру, толком не понимая, что чувствует в этот момент. Дневная злость уже улеглась. Впрочем, была она вызвана испугом, когда он не нашел сестры там, где она должна была находиться. Даже, кажется, нагрубил Федору Гавриловичу. Да и за ту сцену, что они с Глашей устроили в парке, было невозможно стыдно. Это было ужасно. Да они же чуть не подрались, будто малые дети!

Да, размолвки случались между братом и сестрой и раньше. Особенно в детстве, когда Миша в отсутствие отца почитал себя обязанным держать сестрицу в узде. Возможно, был порой чересчур усерден, потому что Глашенька начинала вот точно также защищаться и вредничать. Правда, в детстве они в таком случае и вправду могли немного подраться, пока не объявлялась бабушка, и тогда внуков дергали за уши для острастки, и чтобы не роняли дворянской чести.

В юности брат с сестрой уже не дрались, но поспорить могли, и тогда вредничали оба. А когда они остались одни, отношения как-то совсем переменились. Михаил даже не мог вспомнить, когда они ругались так, чтобы повысили голос друг на друга. А чтоб так, как днем при свидетелях, такого и вовсе не было.

Но Воронецкий и вправду переволновался. Когда узнал, что сестры уже нет у Ковальчука, почувствовал, как щеки обожгло огнем. Одна, в совершенно незнакомом городе, еще и не в себе! К тому же юна и хороша собой, чем не добыча для какого-нибудь проходимца?

А потом он увидел ее в парке с Котовым, сидела и мило беседовала, вовсе не думая ни о волнениях брата, ни о том, кто вообще этот господин, который подсел к ней с нелепым разговором о доме. А этот Олег Иванович Мише не нравился. Зачем он им навязался? Зачем задавал вопросы? Что хотел выведать?

— Тебе не приходило в голову, что Ковальчук рассказал ему о тебе? — спросил Михаил, когда они с сестрой вернулись в номер.

— Я сразу подумала об этом, — ответила девушка. — Но он был искренен, когда спрашивал мое имя. Нет, Мишенька, он о нас не знает.

— Я в этом не уверен, — отчеканил Воронецкий. — И я требую, чтобы ты более с ним не общалась.

— Но как же такое возможно, братец, если мы встречаемся с ним сегодня вечером? — удивилась Глаша.

— Вот при мне и разговаривай, — ответил Миша. — Но чтобы более никаких встреч наедине.

— Мишенька, парк был полон людей, разве же ты не заметил? Впрочем, зрители тебе нисколько не помешали опозорить нас скандалом, — девушка фыркнула и отвернулась. Она тоже негодовала.

— Будто ты вела себя иначе, — заносчиво ответил Воронецкий. — Еще и в этот проклятый сюртук вцепилась, будто с тебя снимали последнюю одежду. Что это вообще такое⁈ Какая благородная девица будет вести себя так, да еще на людях!

Она обернулась и ответила не менее заносчиво:

— А вам не приходило в голову, Михаил Алексеевич, что я тоже была сердита на вас? И это я хочу вопросить вас, драгоценный вы мой, отчего я не нашла вас там, где вы должны были меня дожидаться? Зачем вы оставили меня в одиночестве? И знаешь ли, Миша, — она сменила тон с надменного на едкий, — сидеть в парке на лавочке и стоять у фонаря — вовсе не одно и то же. Я посчитала для себя невозможным остаться там и ждать, когда ты объявишься.

— Так вернулась бы к доктору!

— Я пошла туда, где мы не могли ни разойтись, ни потеряться — к гостинице, — парировала Глаша. — А что до Федора Гавриловича, то я изрядно успела с ним наговориться. Насколько ты помнишь, идея отвести меня к доктору для душевнобольных, была твоей. А мне общение с ним не приносит никакого удовольствия, но я делаю это потому, что ты считаешь меня сумасшедшей! — голос ее зазвенел, и Глаша отвернулась.

До Михаила донесся отчетливый всхлип. Он растерялся, однако тут же обрадовался, потому что собиралась плакать его сестрица впервые после того, что произошло с ней в лесу. Воронецкий даже успел подумать, что визиты к психотерапевту все-таки начали приносить свои плоды, когда сестрица опять обернулась, и он увидел, что глаза ее сухи.

— Где ты так долго был? — ровно спросила его Глаша, будто и не было этой вспышки минуту назад.

— Я прогулялся, — с толикой вызова ответил ей брат. — Приметил кондитерскую и даже намеревался отвести тебя туда после того, как ты выйдешь от доктора. Однако теперь я не имею желания тебя баловать.

— Не дитя, переживу, — ответила сестра и на том разговор сошел на нет.

Разговорились они снова ближе к вечеру, когда начались сборы в театр, до этого времени обменивались лишь короткими репликами. Михаил брал с собой фрак, о посещении театра они говорили. Впрочем, предполагал это развлечение сам Воронецкий, Глаша только пожала плечами. Ей в тот момент хотелось быстрей уехать, всё остальное, похоже, значения не имело. И это уже он сам велел Прасковье подготовить и что-нибудь нарядное.

О драгоценностях Михаил не думал, было не до того. Сама горничная о тонкостях посещения театров, званых вечеров и благородных собраний представления имела слабые, потому положила шкатулку, в которой лежала какая-то мелочь. И до этой минуты Глаша ни о чем не сожалела. А теперь, поглядите на нее, прихорашивается, о гарнитуре решила посокрушаться.

— Уж часом не приглянулся ли тебе господин Котов? — полюбопытствовал Воронецкий.

— Ах оставь, Мишенька, — отмахнулась девушка, — о чем ты толкуешь? Мы ведь в театр идем, а туда принято надевать украшения. Я выгляжу совсем бедно.

— Ты выглядишь очаровательно, — ответил ей брат. — Твоя юность — твой бриллиант. А чтобы увешаться камнями, надо было не глядеть на меня волком, а подумать, о чем я говорил.

Глаша вновь фыркнула, еще раз повернулась перед зеркалом, вздохнула и махнула рукой.

— Я собралась, Мишенька, не пора ли выходить?

— Можешь повертеться еще минут десять, а после пойдем, — усмехнулся Михаил, а затем все-таки добавил строго: — Помни, кем ты вынудила нас назваться. Не вздумай вести себя вольно, не желаю, чтобы из-за выдумок сестры меня подняли на смех по той причине, что жена флиртует с мужчиной перед моим носом. Я еще не женат, и становиться посмешищем наперед не желаю.

Глаша всплеснула руками:

— Мишенька, голубчик, да как ты можешь говорить такое? Когда это я вела себя вольно?

— А хоть и сегодня в парке, — едко ответил Воронецкий, и его сестра ответила не менее едко:

— А не стоило меня бросать одну посреди улицы.

— Я не бросал! — возмутился Михаил, и Глаша парировала:

— Я не вела себя вольно, — и отвернулась опять к зеркалу.

Ее брат открыл было рот, чтобы ответить, но махнул рукой и отвернулся к окну. Он некоторое время слушал шуршание ткани у зеркала, после послышался негромкий перестук каблучков, и Глашенька взяла его за руку.

— Мишенька, не сердись, и я не стану сердиться. Сегодня у нас хороший вечер, не будем браниться. Лучше пойдем, господин Котов уже, должно быть, ждет нас. Мы и так сегодня уже себя опозорили, и того хватит. Не станем показывать себя полными невеждами.

Михаил обернулся, некоторое время смотрел на сестру и вдруг усмехнулся:

— Не припомню, когда тебя заботило мнение кавалера.

— Так ведь Олег Иваныч не кавалер, — улыбнулась девушка. — Он всего лишь наш сосед, а мы супруги.

— Каждый раз коробит, когда слышу это, — фыркнул Воронецкий и встал с подоконника. — Но ты права, дурно мы себя сегодня уже показали, хотя и он повел себя невежливо, подойдя к тебе. Не будем усугублять. Идем.

Глашенька кивнула, мазнула еще раз по зеркалу взглядом и вздохнула.

— Душа моя, ты прелестно выглядишь, перестань придумывать, — улыбнулся брат. Он поцеловал сестрицу в щеку и мягко подтолкнул к двери.

Олег уже стоял у театра. Он вышел к углу с той стороны, с которого был виден «Старый феникс», и застыл в ожидании. Однако мысли его сейчас были не о Светлиных, точнее не только о них. Когда Котов спустился, швейцар передал ему послание от Александра Александровича, которое принес посыльный аккурат в тот момент, когда Олег уже спускался вниз по лестнице.

А до этого принесли послание от Марка Карловича. Его Котов прочитать успел, в отличие от записки Рыкина. Господин Маклин уведомлял, что таинственная колдунья готова встретиться с ним, и ему надо быть готовым завтра к четырем часам после полудня, когда за ним заедут. «Спуститесь вниз и ждите. И умоляю, Олег Иванович, не подведите меня Бога ради. Я поручился за вас, как за человека заслуживающего доверия».

— Однако сегодня щедрый день, — усмехнулся Котов, прочитав послание.

— Новости? — спросил Степан, отложив в сторону книгу.

— Завтра меня отвезут к неведомой колдунье, — ответил Олег. — Посмотрим, что за птица и отчего эта таинственность.

— Нам бы сейчас на хамелеоне сосредоточиться, — заметил Стёпа. — Если появятся новые жертвы, а мы так и не продвинемся в расследовании, Петербург наводнят группы из Ведомства. А нам после могут и категорию понизить. Тебе-то не страшно, ты и без того от седьмой всего на ступень ниже. А вот мне на вторую сползать не хочется, куда я тогда пойду? Бумаги перекладывать и рассылать резолюции начальства?

— Прикажешь по мистическим салонам разослать уведомления, мол, приношу глубочайшие извинения, господа мистики, но мне пока не до вас, есть дичь пожирнее? Вторженцы приходят и уходят, а служба остается. К тому же, если я не ошибаюсь, то Воронецкие живут от нас в минуте пешего хода, а стало быть, и хамелеон у нас под носом.

— Хоть бы так, — вздохнул Степан. Он снова взял книгу, открыл ее, но вновь захлопнул и произнес: — Олег, мне покоя не дают твои слова, что он мог убийством Румпфа нас выманивать. Не попытается ли он нанести удар первым?

Котов, сидевший в кресле напротив, закинул ногу на ногу и отрицательно покачал головой:

— Нет, он не для того, хочет знать, как мы выглядим. Если я прав, и это была проверка, то он будет всеми силами избегать возможности своего обнаружения. И если я опять же прав, и Светлины — это Воронецкие, то он будет вести себя так, как вела бы себя Глафира Алексеевна, чтобы не разгадали подделки ни брат, ни мы.

— И всё же?

— Чтобы сюда прибыли каратели из Ведомства? Если он убьет хоть одного из нас, его из-под земли достанут и уберут без разбирательств. Хотя ему и без того уже живым не уйти. Три жизни на его совести, а может, и больше. Это мы пока знаем только о троих. Однако я больше переживал за Сан Саныча, но, подумав, пришел к выводу, что никого из наших знакомых он не тронет.

— Почему? — подался вперед напарник.

Олег усмехнулся и заложил руки за голову:

— Уж ты бы мог и сам догадаться. Энергетика, Стёпушка, энергетика! Облик-то он примет, а что с энергетической основой сущности делать? Он только после поглощения даст знакомый нам фон, но после скопленная энергия смешается с уже поглощенными ранее жизнями и изменится. Если бы мы знали прежде тех, кого он выпил, то его личины были бы нам известны. Так что маской Сан Саныча он мог бы прикрыться сразу после поглощения и только один раз, дальше я бы увидел. А стало быть, никого из наших знакомых он не тронет, и от нас будет бегать десятой дорогой. Но если встретится, то будет вести себя так, чтобы мы даже не заподозрили подмены. И еще знаешь что?

— Что? — спросил Степан.

— Я не хочу, чтобы Светлины оказались Воронецкими. Софья Павловна слишком хороша, чтобы быть поглощенной хамелеоном, — и он рывком поднялся с кресла, испытав прилив раздражения.

— Ого, — хмыкнул напарник. — Неужто дамочка понравилась?

— Она хороша, но не для меня в любом случае. Если она Софья, то у нее есть муж. А если Глафира, то под ее личиной скрывается хамелеон. Так что очаровываться я не буду. И не вздумай подтрунивать, обижусь, — добавил Котов и вышел из гостиной.

И вот он ждал подозреваемых, чтобы провести с ними приятный вечер, точнее создать его видимость, а на самом деле — продолжить изучать. Еще и записка от Рыкина… Что же он написал? Должно быть, о балерине, всё же на следующий день после убийства Румпфа они так и не увиделись.

— Что же он написал?.. — прошептал свой вопрос Олег и все-таки полез в карман, но в это мгновение из двери гостиницы вышли Светлины, и руку он опустил, оставив письмо на более позднее время.

Взгляд Котова, скользнув по главе семейства, остановился на его прекрасной половине. Софья Павловна была хороша, да, восхитительно хороша. И пусть платье ее было скромней, чем полагалось для выезда в театр, и украшений на ней было мало, но это было столь малым недостатком, что за очарованием юной дамы этого даже не было заметно. Впрочем, как человек, который родился в иных устоях и местные правила принявший по роду службы и необходимости, Олег не был ярым поборником этикета и его рекомендаций.

Зато он умел оценивать людей не по тому, как они были одеты, а по их качествам. Разумеется, он не знал еще этих самых качеств господ Светлиных, но был в силах оценить, что видели его глаза. А они видели белокурую изящную молодую женщину с невероятными голубыми глазами, напоминавшими своей чистой хрустальный родник. А еще он видел милый румянец на щеках, и губы, цветом схожими с нежно-розовым лепестком благоухающей розы. И сама она была похожа на едва начавший распускаться цветок. Стройный стан, плавная походка, сейчас скромно потупленный взгляд… Не женщина, а греза, рожденная предутренним сном. Мечта…

Олег отвернулся и тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Он даже сердито нахмурился, раздраженный тем впечатлением, которое на него произвела госпожа Светлина. Что это, в конце концов, такое⁈ Перед ним либо замужняя женщина, либо хамелеон — вторженец и убийца, а вся эта прелесть всего лишь маска, надетая поверх совсем иного существа.

Медленно выдохнув, Котов ощутил согласие с собой и обернулся. Светлины были уже совсем рядом. Теперь розыскник смотрел только на главу семейства. Он безмятежно улыбнулся и поклонился приветствуя новых знакомцев.

— Максим Аркадьевич, Софья Павловна, безмерно рад вас видеть. Еще более рад, что вы не передумали.

— Доброго вечера, господин Котов, — поклонился в ответ Михаил.

— Доброго вечера, Олег Иванович, — мило улыбнулась Глаша.

Не целовать ей руки Котов решил по двум причинам. Во-первых, лобызать хамелеона не хотелось. Во-вторых, если перед ним была Софья Павловна, то поцелуев не желал ее супруг. Он и сейчас, хоть был спокоен и вежлив, но смотрел прохладно и с толикой вызова.

— Прошу, — указал на вход в театр Олег. — Представление скоро начнется.

Публики сегодня было немного. Не было вереницы экипажей, не толпилось простонародье. И причина тому была проста, это была не премьера. Спектакль был поставлен впервые на этой сцене еще три с половиной года назад на бенефис актера Федора Бурдина, и Олег ее не пропустил.

Ходил пару раз и после, но сегодня посещать театр не намеревался. Это решение родилось спонтанно и лишь с одной целью — сойтись со Светлиными. А что дают попросту увидел на афишной тумбе. И абонемент пригодился, который Олег приобрел на весь сезон больше для поддержания легенды о своей страсти к театру. Впрочем, театр он действительно любил, только посещал его не часто. Служба занимала время, и не всегда оно совпадало со спектаклями.

Ложа Котова находилась на втором ярусе ближе к сцене. Ему это расположение нравилось, и когда брал, то исходил из своих предпочтений, а не престижа. Иногда к Олегу присоединялся кто-то из его знакомых, иногда приходил Степан, переодевшись из слуги в господина. А порой старший розыскник приходил в одиночестве, когда желал развлечься и отвлечься. Или же попросту видел на афише, что на спектакль заявлен состав актеров, которых он любил.

А сегодня вот привел Светлиных… или Воронецких, это еще предстояло выяснить. Но это требовало времени, а сейчас они поднялись по лестнице, которая на супругов не произвела особого впечатления, и Котов сделал вывод, что видеть подобную отделку им не впервой. Пусть вычурности в ней не было, но изящество радовало глаз. Однако в глазах Максима и Софьи мелькнуло лишь мимолетное любопытство, которое быстро угасло.

А после они вошли в ложу, и воздух сразу заполнился приглушенным гулом голосов зрителей, какофонией звуков, несшейся из оркестровой ямы, где музыканты настраивали свои инструменты. И обоняния коснулся тот непередаваемый аромат смеси запахов, какой наполняет, наверное, залы во всех театрах мира. Олег вдохнул и как-то разом расслабился, будто вошел в собственный дом. Напряжение, сковавшее его при виде Светлиных, отступило окончательно.

Максим Аркадьевич помог супруге сесть, и глаза ее восторженно распахнулись.

— Какое же великолепие! — приглушенно воскликнула она. После обвела взглядом зал, и глаза, кажется, стали еще больше. — А это ложа государя? — понизив голос, с благоговением спросила девушка.

Она указала веером на большую царскую ложу, укрытую пунцовыми драпировками. Опознать ее было несложно по богатой золоченой отделке и подобию короны, венчавшей ложу сверху. Там находиться мог только император.

— Истинно так, — чуть склонив голову, ответил Олег. — Это большая царская ложа. Там государь бывает по официальному поводу, к примеру, когда является на премьеру с семьей и свитой. Но сегодня не премьера, и если Его Величество и приедет, то сидеть он будет в малой ложе. Она с нашей стороны но находится, рядом со сценой.

— Ах как бы я хотела увидеть государя! — прижав ладони к груди, простодушно воскликнула Софья Павловна.

— Соня, потише, — одернул ее супруг.

— Позвольте мне немного познакомить вас с театром, в который я имел честь вас пригласить, — улыбнулся Котов.

— Да, было бы любопытно послушать, — ответил Максим Аркадьевич, прежде бросив взгляд на супругу. Возможно, он рассудил, что во время рассказа она будет более сдержана, а после и вовсе умерит свой восторг.

— Извольте, — вновь склонил голову Олег. — Итак, театр в его нынешнем виде был построен господином Росси пятьдесят один год назад по указу государя Николая Павловича. И Александринским он назван в честь супруги императора — императрицы Александры Федоровны. Но… — он выдержал паузу, а после негромко рассмеялся собственной театральщине. — Этот театр гораздо старше, более того, это первый российский театр, учрежденный еще государыней Елизаветой Петровной. До нынешнего каменного здания здесь стояло деревянное строение. Однако господин Росси воздвигнул этот, не побоюсь этого слова, шедевр. Акустика здесь отменная, и до зрителей долетает даже шепот актеров.

Кстати сказать, изначально обивка кресел и драпировка царской ложи была голубого цвета, и плафон был иным, его делали по эскизу Антонио Квиги. Говорят, это был небосвод, где в облаках парили Юпитер, Марс, Нептун и Аполлон. Но, к сожалению, масленые лампы совершенно закоптили его и стены. И во время ремонта двадцать лет назад заменили и плафон, и обивку, и драпировку. Она стала пунцовой.

Мне сказывали, что Николай Павлович в благодарность за прекрасную работу подарил Росси одну из лож в пожизненное пользование. Однако господин архитектор, желая поправить свое положение, начал продавать в ложу билеты, и произошел курьезный случай. В одной ложе оказались люди разного сословия.

— Каков скандал, — покачал головой господин Светлин.

— Вы правы, Максим Аркадьевич, — улыбнулся Котов. — Скандал и вправду был. Дело дошло до государя. Император был оскорблен тем, как обошелся с его подарком господин Росси, и забрал его. Но, возвращаясь к плафону, обратите на него внимание, — молодые люди подняли глаза к потолку. — Видите, в розетках написаны имена? Это именитые русские драматурги. Что до освещения, то масленые лампы сменили газовые. Это произошло тогда же, когда сменили плафон и обивку, а с прошлого года в театр провели электричество. Вот такая маленькая история.

На самом деле историй у этого театра много, легенд и вымысла еще больше. А как иначе? Творческие люди склонны к фантазерству, а человеческий разум раздувает их и вовсе до немыслимых размеров. Однако всё это уже пустое, но если захотите, то поделюсь и сплетнями, они мне также известны, но после. А сейчас начинается представление. Давайте им насладимся, пьеса недурна, а госпожа Савина и вовсе превосходна. Она играет Веру Филипповну.

— Мы в предвкушении, Олег Иванович, — улыбнулась госпожа Светлина.

— Да, — согласился с ней супруг. — Надеюсь, наши ожидания оправдаются.

— Даже не сомневайтесь, — заверил их Котов, и разговоры на время прекратились…

Глава 12

Сегодня Олег проснулся позже обычного. Он открыл глаза, потянулся и посмотрел на часы, висевшие на стене перед кроватью. Была уже половина одиннадцатого утра. Котов присвистнул и сел, а после и вовсе хохотнул. Вот уж разоспался! Но настроение было превосходным, и пенять себе дальше на долгий сон он не стал.

Встав с постели, Олег подошел к окну и, посмотрев на Екатерининский парк, улыбнулся, впрочем, не отдав себе в этом отчета. Перед внутренним взором предстала светловолосая совсем еще юная женщина с голубыми глазами.

— Да что ж такое… — проворчал Котов, тряхнул головой, но как и вчера на себя не рассердился. Если уж и вправду хороша, то отчего бы и не полюбоваться, хотя бы издалека?

Вчерашний вечер был восхитителен! Признаться, Олег в какой-то момент больше исподволь наблюдал за непосредственной Софьей Павловной, чем за действием, происходившим на сцене. И вовсе не потому, что спектакль был ему знаком. Попросту искренность чувств госпожи Светлиной была неприкрытой и завораживающей.

Ее супруг постепенно тоже увлекся представлением, но был всё же сдержанным, а вот Софья Павловна оказалась более раскованной. И это постепенно перетянуло внимание Олега. Один раз Максим даже одернул ее, когда супруга, нарушая правила, захлопала в ладоши, но вскоре махнул рукой.

— Ах, Олег Иванович, как же я вам благодарна за ваше приглашение! — воскликнул она в антракте. — Мне безумно нравится, и пьеса, и актеры…

— Соня, — строго остановил ее муж, а затем произнес, обращаясь к Котову: — И вправду пьеса хороша. Благодарим вас, Олег Иванович.

Из ложи они так и не вышли, чтобы не оставлять Софью Павловну в антракте в одиночестве. А после спектакля господин Светлин неожиданно пригласил Котова зайти с ними в ресторан «Феникса», он еще работал. Вот там пустая светская болтовня начала меняться, и Олег понял, для чего Максим пригласил его задержаться в их компании. Он занимался тем же, чем и Котов, — пытался побольше узнать о новом знакомом, чтобы окончательно составить о нем мнение.

Впрочем, у Олега хватало заготовленных рассказов о себе, которыми он обычно пользовался. И не только о том, откуда приехал, но и короткие истории о детстве, юности, отрочестве и родных. Сплошная выдумка, но переданная с уверенностью и необходимыми эмоциями, что превращало ее в правду.

А потом настал его черед, и вот тогда Котов задал свой главный вопрос:

— Простите великодушно, если мой вопрос покажется вам грубым или неуместным, но я лишь оглашаю то, что успел заметить.

— Спрашивайте, — едва приметно улыбнулся Максим Аркадьевич.

— Вы и Софья Павловна кажетесь мне удивительно схожими внешне. Я, конечно, слышал, что супруги со временем становятся похожи друг на друга, но вашему браку не так много времени. В чем загадка? Вы родственники?

Светлины переглянулись, и глава семьи ответил:

— Да, вы верно отметили, мы одного рода, но из разных ветвей, и родство наше дальнее, иначе бы нас не обвенчали. Однако родовые черты оставались сильны в каждом поколении, так что мы и вправду несколько похожи. К тому же знакомы с детства и много времени проводили вместе. После подросли и… понимаете сами, — Максим опустил взгляд и коротко вздохнул. — Сердцу, как говорится…

Котов согласно покивал и произнес:

— Теперь мне понятно ваше поведение днем в парке. Я еще подумал, что супруги так не бранятся, скорее подобное возможно между теми, кто провел вместе детство и привык к подобным сценам при выяснении отношений.

— Да уж, — Светлин теперь и вовсе отвел взгляд, а щеки его супруги окрасились пунцовым цветом. — Простите нас за то, чему стали свидетелем. Это было и вправду… по-детски.

— О, — отмахнулся Олег, — это было даже мило. На мое мнение о вашей семье это нисколько не сказалось.

— И какого же вы о нас мнения? — с явным любопытством спросила Софья Павловна.

— Что вы приятные люди, общение с которыми мне доставляет удовольствие, — с улыбкой ответил ей Котов.

Признаться, после этого разговора Олегу стало как-то легче дышать. И остаток вечера прошел довольно весело, и расставались они уже добрыми знакомцами.

— Могу ли я вновь встретиться с вами и пригласить куда-нибудь? — спросил он господина Светлина при прощании.

— Если пригласить, то можете, — ответил тот, и Котов сделал вывод, что сходиться с ним близко Максим Аркадьевич не намеревается, и встречаться вновь будет только по определенному поводу, но последнее трудностей не вызывало, и поводов розыскник мог найти уйму.

Так что и ложился спать, и проснулся Олег в добром расположении духа.

— Наконец-то вы изволили проснуться, господин Лежебока, — Степан вошел в комнату напарника, не утруждая себя стуком.

Вчера его не было дома, когда Котов вернулся, а появился, когда старший напарник уже засыпал, так что они еще не обсуждали того, что узнал каждый из них за вечер прошедшего дня.

— А ты уже на ногах, — усмехнулся Олег в ответ.

— Так мы ж не баре, чтоб разлеживаться на перинах, — широко улыбнулся Степан. Похоже, и его настроение было приподнятым. — Это вы, господин хороший, бока наминаете, а нам, простому люду, еще вам щи сварить надо да поле вспахать.

— Уж ты-то знатный пахарь, — хмыкнул Котов. — Есть новости?

— Не особо, — пожал плечами Степан.

— Тогда оставь меня в одиночестве, будь добр. Скоро я оденусь и выйду.

— Как скажете, барин, — напарник согнулся в шутовском поклоне и вышел из комнаты.

Олег фыркнул ему вслед и занялся собой. Когда он вышел на кухню, где они со Степаном обычно ели, когда не было гостей и не перед кем было разыгрывать комедию, напарник уже сидел за столом с газетой. Со стороны Олега стоял горячий завтрак. Благодарно кивнув, он уселся за стол.

— Рассказывай, — велел Олег, приступая к утренней трапезе.

— Твои новости будут поинтересней, — отодвинув газету, заметил Степан.

— Но я пока ем, — справедливо заметил Котов. — Так что начинай первым. Куда уходил вечером?

— Собирал урожай, — ответил он со смешком, — а ты еще говоришь, что я не пахарь. Самый натуральный пахарь и есть.

— И что урожай?

— А, — напарник махнул рукой. — Ничего особо ценного. Часть купцов, приехавших ранее, уже завершили свои дела и разъезжаются. Пары с каретами ничего подозрительного не творили. Одни и вовсе переехали к родственникам, так что их можно вычеркивать. У Воронецких в Петербурге родни нет. Кто-то был в столице проездом и тоже уже отбыли. Так что если наш хамелеон и прятался под чьей-то личиной из них, то он теперь окончательно ее сменил. Кстати, по описанной тобой внешности Румпфа, еще никого не было замечено. В общем-то, это и всё, что я собрал за вчерашний вечер.

— Отчего тогда сияешь? — полюбопытствовал Олег.

— А это уже мое лично дело, — задрал нос Степан, и Котов усмехнулся:

— Симпатичное дело?

— Премиленькое, — вновь широко улыбнулся напарник. — А раз ты можешь есть и задавать вопросы, то можешь и рассказывать. Как прошел твой вечер?

Олег не ответил сразу. Он еще некоторое время в молчании продолжал завтрак, и настроение начало постепенно портиться. Ему отчаянно не хотелось рассказывать, потому что Котов знал, что ответит напарник.

— Отчего молчишь? — полюбопытствовал Степан. — Прелестная Софья сковала уста?

Котов одарил его пронзительным взглядом, после демонстративно взял чашку с остывающим кофе.

— Позволишь прежде все-таки доесть? — спросил в ответ Олег.

— Сколько угодно, лишь бы не лопнул, — подняв руки, усмехнулся Стёпа. — Я смиренно жду.

Котов задержал на нем взгляд, и напарник также демонстративно вновь открыл газету. Завтрак продолжился в тишине, нарушенной лишь задумчивым:

— Н-да-а, — издаваемым Степаном. А еще: — Ну надо же…

— Не уймешься? — сухо спросил Олег.

Напарник сдвинул газету и ответил удивленным взглядом, но в тоне его, когда ответил:

— В чем дело? Я читаю прессу, — послышалась нескрываемая фальшь, не позволившая Котову усомниться в том, что Стёпа издевается.

В ответ на это, Олег решил прежде убрать за собой, и был вознагражден фырканьем Степана.

— Ну всё, всё! — воскликнул напарник. — Я уже наказан и признаю это. Больше не буду читать газет и высказывать мнения вслух, когда ты занят издевательством над моей тонкой душой. Можешь даже больше никогда не мыть посуды, только начни рассказывать наконец!

Котов взял полотенце и обернулся, продолжая вытирать руки.

— Ты был услышан, посуда теперь всегда твоя, — легко согласился Олег.

— Это низко, подло и бесчеловечно использовать слабость человека, чтобы заставить его работать. Ты и так чаще по гостиным сиживаешь, чем берешь тряпку в руки, — возмутился Степан. — Я и готовлю, и убираю, и посуду мою, только что стирает прачка.

Олег вернулся за стол, уселся и подпер щеку кулаком:

— Так мне рассказывать или пожалеть тебя?

— Рассказывай, — смилостивился Стёпа. — Жалости, как и совести, от тебя всё одно не дождешься.

Котов усмехнулся, после откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки.

— Вечер вышел приятным, — сказал он. — После театра меня пригласили в ресторан. Светлин желал разобраться, что я за птица. Я разбирался, в каких высях летают они с супругой. Они действительно состоят в родстве и не скрывают этого. В родстве дальнем, но схожесть объяснили тем, что в их семьях сильная наследственность. Еще рассказали, что общались с детства, что объясняет выходку Софьи с моим сюртуком. И то, как Максим продолжал сдергивать его. В общем, я склонен признать, что они и вправду супруги Светлины из Суздаля.

Степан поджал губы и некоторое время в молчании не сводил взгляда со старшего напарника. Котов и без слов понимал, что о чем он думает.

— Они вели себя естественно, — сказал Олег и отвернулся.

— Отправь меня в Суздаль, — произнес Стёпа, и Котов вновь посмотрел на него, но уже с удивлением. — Мы оба понимаем, что сейчас ты предвзят. Тебе понравилась дамочка, и кажется, очень понравилась, раз даже подозрение, что она — это и есть хамелеон, вынуждает тебя пойти на поводу собственных желаний. А желаешь ты, чтобы она хамелеоном не была.

Так отправь меня в Суздаль, чтобы я через несколько дней тебе в точности сказал, супруги ли твои Светлины, и Светлины ли они вообще. Ведь могут и скрывать свою настоящую фамилию, если, к примеру, степень их родства ближе, чем они уверяют, и это вынудило бежать из родного города и искать счастливой доли в столице.

Может такое быть? Вполне, согласись. Кузены или троюродные брат с сестрой. Это уже запрет церкви и порицается людьми. Можно поступить еще проще и вызвать Полянского. Если Максим — это Михаил, то Алексей Дмитриевич его опознает. Даже странно, отчего мы уже не сделали этого, как только заподозрили Светлиных.

Котов поднялся со стула. Он отошел к окну, заложил за спину руки и перекатился с пятки на носок. Раздражение, вновь всколыхнувшееся, Олег задавил. Слова Степана были справедливы, и он заранее знал, что скажет напарник, даже был согласен с ним. Только по непонятной дури, ибо это была именно дурь, опасная и недопустимая, он готов позволить хамелеону и далее творить свои дела, лишь бы не допустить, что настоящего ангелочка с голубыми глазами уже не существует. Да, Стёпа был во всем прав, а он, Олег, ведет себя глупо и непрофессионально.

— Вызывай Полянского, — наконец произнес Котов. — Пусть посмотрит на нашего Максима Аркадьевича. Действительно что-то мы сглупили. Должно быть, эти бесконечные вялые брожения по мистикам и прочим шарлатанам совсем расслабили. Слишком давно ничего серьезного не происходило.

— Да, по-моему, еще ни разу ничего серьезного не было за те пятнадцать лет, что я здесь, — усмехнулся Степан и поднялся из-за стола.

— Я на десять лет дольше, было пару раз, когда пришлось побегать с напарником, который был до тебя, — ответил Олег и обернулся.

— А при мне ни разу. Ну что, я пошел вызывать?

— Иди, — кивнул Котов.

Для вызова не требовалось перехода через портал, для этого имелась связь, установленная по иному принципу, чем человеческий телеграф или телефон. Может, Стёпа и был готов воспользоваться порталом, чтобы забежать ненадолго к коллегам, однако сейчас настаивать на этом не стал, понимая, что вызов Полянского на опознание не тот повод, по которому стоило переходить на заставу.

Вскоре он вернулся и застал Олега на прежнем месте у окна. Он так и стоял, заложив руки за спину, и смотрел на улицу. О чем думал напарник, Степан разгадать не смог. Он уселся за стол, с минуту помолчал, а после открыл рот, намереваясь задать вопрос, но Котов опередил его.

— Что сказал Полянский?

— Прибудет через полчаса, — ответил Стёпа. Он чуть помялся и все-таки спросил: — Тебя так сильно волнует эта Софья Павловна?

От окна донеслась усмешка, и Олег обернулся. Он прошел к столу, уселся напротив напарника и ответил:

— Меня волнует, что я повел себя непрофессионально. Вот что удручает по-настоящему.

— Коррекцию пройти недолго…

— Я не настолько расслабился, — рассеянно улыбнулся Котов. — Стало быть, через полчаса? — Степан кивнул. — Хорошо. Сейчас напишу записку, чтобы вызвать Светлина на улицу, а Полянский посмотрит на него, пока мы будем разговаривать. Надеюсь, они не отправятся за это время ни на прогулку, ни к врачу, которого посещают.

— Они посещают врача?

— Да, — ответил Олег. — Вчера, когда Максим Аркадьевич налетел на супругу, он укорял ее в том, что, выйдя от врача, она не дождалась его. На мой вопрос о здоровье Софьи, Светлин ответил, что она в тягости. Он обманул, это я и так видел, госпожа Светлина не беременна. Однако врач и вправду был, потому что Максим не сдерживал себя, он был искренне взволнован. Может, еще и потому я так легко поверил их объяснениям родства и поведения.

— Но они и вправду могут быть супругами. Пусть не Светлиными, но в остальном могли сказать правду, — заметил Степан, кажется, решив поддержать напарника и друга.

— Это мы узнаем, когда объявится Алексей Дмитриевич, — улыбнулся Олег. — Если они не Воронецкие, то остальное уже не имеет значения, ни их фамилия, ни степень родства, ни даже женаты они или нет. Мы попросту оставим их в покое, как отработанную версию.

— Верно, — улыбнулся Стёпа и пожал Котову руку, лежавшую на столе.

— Пойду напишу записку, — произнес Олег и поднялся из-за стола.

Напарник проводил его взглядом, после усмехнулся и махнул рукой:

— Романтик.

Спустя полчаса, как и обещал, из портальной комнаты вышел Полянский. Он заглянул в кабинет, но никого там не обнаружил и направился в гостиную, где и застал обоих розыскников за игрой в карты.

— Очаровательно, — хмыкнул гость. — Так вот как нынче ведется розыск.

Служащие петербургского отдела дружно повернули головы. Олег отложил карты и первым поднялся со стула. Степан расплылся в улыбке и приветственно махнул рукой.

— Доброго дня, Алексей Дмитриевич, — склонил голову Котов. — Рады снова видеть вас.

— Доброго дня, Олег Иванович, — ответил Полянский и пожал старшему розыскнику руку. — Однако вы беспечны, даже не заметили моего появления.

— Наш портал имеет только внутреннюю направляющую, — сказал Котов и указал на кресло. — Вы же помните, мы прибыли в этот мир через вашу заставу. К тому же мы ожидали вас и открыли проход заранее. А вот за то, что не услышали оповещения о вашем прибытии, великодушно нас простите. Игра — это лишь способ занять время, мы рассуждали.

— Да, это бывает удобно, занять себя чем-нибудь и порассуждать, — согласился Полянский. — Стало быть, вы нашли Воронецких?

— Возможно, — уклончиво ответил Олег. — С нами по соседству, в гостинице, поселилась молодая пара. Супруги Светлины, Максим Аркадьевич и Софья Павловна. Они утверждают, что приехали из Суздаля. Приехали на наемном экипаже, а не на собственном, что показали служащие гостиницы, принимавшие их багаж. Они видели, как Светлин расплатился с извозчиком. Однако по приметам, которые вы передали нам, Максим Аркадьевич удивительно похож на Михаила Алексеевича.

— И инициалы схожи, — заметил гость. — М и А.

— Схожи не только инициалы, — усмехнулся Степан, — но и супруги между собой.

— Да, — кивнул Котов. — Они утверждают, что находятся в дальнем родстве, но наследственность оказалась сильной. Может, это и так, а может, нас водят за нос, и мы имеем дело с родными братом и сестрой, которые назвались супругами. Но нам этого без вас в точности не узнать. Вы единственный, кто не только видел, но и общался с Михаилом Воронецким. Потому сейчас мы выйдем с вами на улицу, и я вызову Светлина запиской. Пока мы будем разговаривать, вы сможете рассмотреть его, а после скажете, справедливы ли наши подозрения.

— Я вас понял, — улыбнулся Алексей Дмитриевич. — Если господ Светлиных не окажется на месте, я задержусь у вас до вечера. Сегодня мы непременно разгадаем сию шараду.

— Благодарю, — улыбнулся в ответ Олег. — Тогда не станем откладывать опознание.

Полянский поднялся с кресла, поправил одежду и кивнул:

— Извольте, я готов.

Степан не пожелал оставаться в одиночестве в квартире и последовал за старшим напарником и главой псковской «заставы». Но как только они вышли за дверь, слуга Котова немного отстал от своего хозяина и его гостя. А в том, что гость выходил из дома, не войдя в него прежде, проблемы не было, потому что…

— Меня здесь нет, — проходя мимо швейцара, произнес Полянский.

Тот моргнул и склонился перед Котовым:

— Доброго денечка, Олег Иванович.

— Доброго дня, голубчик, — кивнул ему в ответ квартирант.

— Всё двери сторожишь, Матвеич? — подмигнул швейцару Степан.

— Ступай, балабол, ступай, — отмахнулся Матвеич. — Только б зубы скалить.

Мужчины вышли на улицу и направились к гостинице. Полянский подставил ладонь под мелкую морось и покачал головой:

— А у нас там солнышко светит.

— И у нас скоро появится, — ответил Степан. — К вечеру небо расчистится.

— Завтра и температура опять поднимется, — заметил Олег. — До следующего дождя недели две.

Алексей Дмитриевич прислушался к себе и согласно кивнул:

— Да, будет жарко.

Олег, подняв руку, выставил ее стопором перед Полянским. Тот посмотрел на него, и Котов объяснил:

— Здание театра скрывает нас от взора постояльцев гостиницы. Если сделаем еще пару шагов, то станем им видны. Подождите немного, будьте любезны, Степан даст вам знак, когда выйти из укрытия. Пока я продолжу путь один и вызову Светлина.

— Да, разумеется, — пожал плечами Алексей Дмитриевич. — Не думаю, что меня бы сразу увидели и опознали, но и вправду постараемся избежать недоразумений и проявим осторожность. Ступайте, Олег Иванович, я жду.

— Стёпа, — позвал Котов, и его напарник зашагал следом за ним, но остановился так, чтобы видеть и вход в гостиницу, и Полянского.

Котов неспешно направился к «Старому фениксу». Он остановился лишь раз, чтобы пропустить экипаж, ехавший с Театральной улицы, а после продолжил путь.

Глава 13

У дверей гостиницы розыскник коротко вздохнул и шагнул в прохладное нутро вестибюля. Навстречу посетителю направился управляющий.

— Мое почтение, милостивый государь, — склонил он голову, — чем мы можем быть вам полезны? Или же вы направляетесь в ресторан?

— Добрый день, — едва приметно улыбнулся Олег. — Будьте любезны передать записку господину Светлину. И скажите…

— Прошу прощения, милостивый государь, — остановил его управляющий, — но господа Светлины съехали.

— Как съехали? — опешил Олег. — Когда⁈

— Пару часов назад, — ответил его собеседник. — Расплатились по счету и уехали.

— Они не говорили, что намереваются делать дальше?

— Нет. Прошу прощения, — управляющий поклонился и направился к стойке, куда как раз приблизился невысокий полный мужчина с красным лицом и пышными рыжими усами. Однако до него служащий «Феникса» так и не дошел. Поклонившись уже краснолицему господину, он снова вернулся к Котову, который так и смотрел ему вслед растерянным взглядом. — Еще раз прошу прощения, вы Олег Иванович? Господин Котов?

— Точно так, — кивнул Олег и стряхнул с себя оторопь.

— Господин Светлин просил вам передать, если вы появитесь, искреннюю благодарность за приятно проведенное время, а также извинялся, что они с супругой не смогут исполнить обещания и вновь принять ваше приглашение.

— Это всё?

— Да, милостивый государь, более ничего передавать господин Светлин не велел. Прошу прощения, меня ожидают.

Управляющий вернулся к постояльцу, и когда Котов пробормотал:

— Да-да, конечно, — уже не услышал.

Олег тихо чертыхнулся и покинул гостиницу. Он в задумчивости прошел мимо округлившего глаза Степана, и тот поспешил следом. Полянский чуть приподнял брови, обозначив удивление.

— Они съехали сегодня утром, — ответил на невысказанный вопрос сразу обоим спутникам Котов. — Оставили для меня устное послание. Поблагодарили на приятный вечер и извинились, что не смогут принять следующего приглашения, как обещали. По-моему, они сбежали. Только я не пойму, почему. Даже если Воронецкие, могли и дальше водить меня за нос. Даже если Софья — это хамелеон.

— Значит, что-то напугало их, — ответил Алексей Дмитриевич. — Или хамелеон понял, кем вы являетесь, или же что-то в вашей вчерашней беседе их насторожило.

— Или, если они и вправду Светлины, кто-то опасный им вышел на их след. Ну или подумали, что ты, возможно, сыщик. Еще и про их родство спрашивал, — произнес Степан.

— А может, и нет никакой особой причины, попросту они посчитали, что визит в Петербург окончен, — заметил Полянский. — Тут может быть, что угодно. Но раз пока моя помощь вам не нужна, я возвращаюсь назад. Когда найдете ваших Светлиных или кого-то похожего на Михаила Воронецкого, призывайте на опознание.

— Разумеется, — склонил голову Олег. — Простите, что оторвали вас впустую.

— Ерунда, — отмахнулся Алексей Дмитриевич, — заодно прогулялся немного. Давно не было в Петербурге, хоть мельком взглянул на него. — Мужчины направились обратно к парадному, и Полянский продолжал: — У меня с этим городом связаны приятные воспоминания. Когда-нибудь, когда представится возможность, я расскажу, если пожелаете.

— Даже потребуем! — заверил Степан с улыбкой. — Алексей Дмитриевич, а когда вы прибыли сюда?

Полянский усмехнулся, поднял лицо к серому небу и вдохнул влажный воздух полной грудью. После шумно выдохнул и ответил:

— Еще при Александре Павловиче. Как раз в тот день государь победно въезжал в Париж. Славное было время, доложу я вам, господа. Вся империя торжествовала, когда пришли вести, я был тому свидетелем. Знаете, что грустно в нашей службе? — неожиданно спросил Алексей Дмитриевич. — Эпохи проходят, меняются цари, стареют и умирают те, с кем поднимал чарку, а мы продолжаем изображать жителей этого мира и существуем рядом с теми, кто однажды станут для нас воспоминанием. Грустно, господа, грустно.

Мужчины замолчали. Они как раз дошли до двери и намеревались войти, но остановились, слушая Полянского. Мимо них проехала пролетка. Она остановилась невдалеке, и Олег перевел рассеянный взгляд на мужчину, который расплачивался с извозчиком. Котов уже было отвернулся, но вновь повернул голову, осознав, кого увидел.

— Федор Гаврилович? — с толикой удивления спросил он самого себя.

— Да, Ковальчук, — произнес рядом Степан.

— Ваш знакомец? — спросил Полянский, и Олег кивнул.

— Должно быть, он ко мне. Прошу прощения, Алексей Дмитриевич, я оставлю вас, — Котов поклонился и направился к приятелю.

Он уже не видел, как за дверью дома исчезли его напарник и их гость. Экипаж в эту минуту отъехал, и Олег изобразил приветливую улыбку, но она тут же сменилась недоумением, потому что Ковальчук направлялся вовсе не к нему. Он шел в сторону гостинцы.

— Федор Гаврилович! — окликнул доктора Котов.

Тот обернулся, и Олегу почудилась на лице добродушного знакомца досада. Однако он все-таки остановился и улыбнулся, впрочем, и улыбка вышла натянутой.

— Мой дорогой друг, — приблизившись, произнес Котов, — куда вы направляетесь? Когда я увидел вас, то думал, что вы приехали ко мне.

— Простите великодушно, Олег Иванович, — улыбка исчезла, и розыскник увидел, что его приятель озабочен. — Я и вправду не к вам. Видите ли, странная какая штука приключилась. В «Фениксе» живет моя пациентка, интересный случай, доложу я вам. Но сегодня ее супруг прислал мне письмо, где благодарил за помощь. Написал, что его жене стало лучше, и они более не появятся.

— Вот как, — неопределенно произнес Котов и спросил машинально: — Они не оплатили ваши услуги?

— Напротив, рассчитались полностью за те несколько дней, что посещали меня. Даже больше, чем было нужно. Но я не по тому иду к ним. Дело в том, что этой даме нужна моя помощь по-прежнему. Мы не продвинулись с ней ни на шаг. Каждый прием новая история, и всё вранье. Ее душа явно не спокойна, но что является тому причиной… — Ковальчук развел руками.

Олег впился в приятеля острым взглядом, однако тут же приподнял уголки губ в улыбке, чтобы скрыть свой интерес под обычным любопытством.

— И что же? Даже супруг не рассказывал, что с ней приключилось?

— В том-то и дело, что ему это неизвестно, — вновь развел руками Федор Гаврилович. — Супруг этой дамы только рассказал, что она исчезала ненадолго, а когда вернулась, поведение ее стало несколько странным. Сама она то говорит об увлечении другим мужчиной, то о ссоре с мужем, а то и вовсе сказала, что это у него любовница, и она сбежала, узнав об этом. У этой семьи есть некая тайна. И если супруг готов говорить, то его жена открываться не намерена. А это вызов, понимаете⁈ — почти сердито воскликнул он. — А теперь они говорят, что в моих услугах больше не нуждаются. Но я не намерен сдаваться и желаю донести свою точку зрения. В конце концов, кто из нас доктор?

— Подождите минуту, Федор Гаврилович, — остановил его Котов. — Уж не о господах ли Светлиных вы говорите?

Ковальчук приоткрыл рот, явно опешив, после выдохнул и осторожно спросил:

— Отчего вы думаете, что я говорю о Светлиных?

— Во-первых, не далее как вчера, Максим Аркадьевич отчитывал супругу, что он не нашел ее у доктора. Теперь я склонен думать, что говорили они о вас. И вот почему, это и будет, во-вторых. Я только что сам заходил в «Феникс» чтобы пригласить их на прогулку, но мне сказали, что господа Светлины съехали еще пару часов назад.

— А вы-то как с ними познакомились? — изумился Ковальчук, так выдав, что Котов угадал имя пациентки.

— Да как же, друг мой? — удивился в ответ Олег. — Вы сами указали на них и сказали, что этим людям понравился мой дом. А вчера, когда направлялся через парк, я увидел Софью Павловну и подошел засвидетельствовать ей свое почтение и поблагодарить за ее мнение. Вы сами знаете, сколько людей готовы спорить о доме Басина. Потом пришел ее муж, и они поссорились. А так как вышло, что часть его недовольства досталась мне, я пригласил семейную чету в театр. Так что вчера мы с ними, как мне казалось, сошлись, а сегодня такой вот пассаж.

— Н-да-а, — протянул Ковальчук. — Однако! Ну раз их нет и в гостинице, то мне придется принять поражение. Как же это неприятно, — пробормотал он. — Стало быть, возвращаюсь домой, вскоре должен прийти мой другой пациент. Но после, — Федор Гаврилович посмотрел на Котова, — вы мне непременно расскажете про их поведение, особливо Софьи Павловны.

— Это не составит мне труда, — улыбнулся Олег. — Не смею задерживать.

В квартиру он вошел, чеканя шаг, уже зная, что сделает дальше. Опьянение, владевшее Олегом еще недавно, окончательно развеялось.

— Степан! — позвал Котов, пройдя в кабинет.

В коридоре послышались шаги, и в дверь заглянул напарник. Оценив мрачноватый вид Олега и плотно поджатые губы, он приблизился к столу.

— Что случилось? — спросил Стёпа.

— Готов биться об заклад, что мы упустили Воронецких, — сказал Котов. — Так называемые Светлины были пациентами Федора Гавриловича. Точнее Софья Павловна. По словам Ковальчука, Максим рассказывал ему, что его жена не так давно исчезала ненадолго, а когда вернулась, в ее поведении появились перемены.

— Ого, — присвистнул Степан и присел на край стола. — Это же история один в один, как у Воронецких.

— Но с сегодняшнего дня они отказались от его услуг, — продолжил Олег. — Прислали уведомление в письме и расчет. То есть они не только съехали из гостиницы, но и разорвали отношения с Федором Гавриловичем. Вопрос только в одном: куда они направились дальше? Назад в поместье или будут искать новое жилье подальше отсюда? И что именно их спугнуло?

Степан пожал плечами и заметил:

— Всё равно это догадки, а не доказательство.

— Да, — кивнул Котов. — Несмотря ни на что, это по-прежнему всего лишь догадки. И потому ты отправляешься в Суздаль. Но прежде передай своей шпане, чтобы искали наших Светлиных.

— А что будешь делать ты? — полюбопытствовал Стёпа.

— А я отправлюсь к таинственной колдунье. Если откажусь сейчас, потом может уже не проявиться. Посмотрю на нее. А потом постараюсь встретиться с Рыкиным. У него должны быть какие-то новые сведения… Черт! — рявкнул Олег и бросился прочь из кабинета. — Записка!

Степан последовал за ним и увидел, как напарник скрывается в своей комнате. Котов обернулся и ответил на вопросительный взгляд друга:

— Рыкин мне вчера вечером прислал записку, я совсем забыл о ней. Остолоп! — обругал себя Олег.

Его напарник уселся в кресло и следил за тем, как Котов добыл из внутреннего кармана фрака небольшой конвертик. Олег открыл его, пробежал взглядом и выругался совсем уж нехорошо.

— Что? — спросил Стёпа.

— Еще один труп, — мрачно ответил Котов. — Вчера днем нашли на Четвертой линии Васильевского острова. Жертва — некий коллежский регистратор Карасев. Надо будет уточнить, во сколько именно было обнаружено тело.

— Почему это важно?

— Потому, мой умный, но порой недогадливый друг, что Ковальчук живет на Восьмой линии. И именно во время посещения его кабинета господа Светлины потеряли друг друга. А случилось это, возможно, в тот момент, когда коллежский регистратор распрощался с жизнью.

— И поглотить Карасева мог любой из них, — сказал Степан и хохотнул, но смешок вышел неестественным. — Проклятье. Теперь у нас на подозрении сразу оба? Что если Глафира привела хамелеона с собой в поместье, и он выпил Михаила, а не ее? Воронецкий все-таки открывает перед вторженцем больше возможностей, чем девица.

Олег бросил на него взгляд, но после покривился и мотнул головой.

— Вряд ли. Иначе бы он не тащил сестру к психотерапевту, если использует ее как прикрытие.

— Или Глафира все-таки помогла хамелеону пролезть, — заметил Стёпа. — Тогда она и привела его в поместье, и они вместе отправились в Петербург. Но какая цель?

— Ковальчук, — с нажимом повторил Котов. — Он выпадает из любой схемы, какую ты рисуешь. Если Светлины — это Воронецкие, то Михаил остался человеком.

— Или они не Воронецкие, — усмехнулся напарник. — А схожесть историй всего лишь невероятное совпадение, которое тоже вполне возможно. Да, нужно в Суздаль. Хотя и город могли выдумать, как и фамилию. И при этом они всё равно не Воронецкие.

— Всё, хватит, — оборвал его Олег. — Мы сейчас с тобой ерундой занимаемся. Пока у нас сплошные предположения и крупицы фактов. Ты даешь задание своим агентам и отправляешься в Суздаль, уже хотя бы для очистки совести. А я попробую вычленить след Софьи со своего сюртука. Пусть недолго, но он был надет не ней. А когда Максим пытался его снять, она испытала сильные эмоции, значит, энергетический след мог стать более ярким. Соберу, что смогу, и буду отыскивать хотя бы схожую энергетику. Если они в Петербурге, может, и откликнется. Буду проверять. Пока иного способа нет. Ну и пообщаюсь с Сан Санычем. Глядишь, толк будет. Но времени у нас мало. И новая жертва возможна, и Ведомство раздаст нам, отнюдь, не леденцов за нашу работу. — Он хлопнул в ладоши: — Всё, Стёпа, работаем.

— Работаем, — кивнул напарник. Он встал с кресла и направился к двери, но вдруг обернулся и сказал: — Ковальчук может быть прикрытием для хамелеона, чтобы спутать след. В поместье все уверены, что Глафира не в себе, и он ведет себя так, как вел бы себя Михаил, а его мысли и линию поведения вторженец знает, как собственные. Для достоверности ему просто надо быть Воронецким даже внутри себя. И тогда девушка не догадывается, кто с ней рядом на самом деле. А раз так, то будет послушно следовать за ним, куда бы он ее ни повел. — И, сказав это, покинул комнату Котова.

— А может быть и так, — пробормотал Олег. После накрыл лицо ладонями и выругался: — Черт…

Ожесточенно растерев лицо, он опустил руки на подлокотники кресла и задумался над словами Степана. Мог и вправду хамелеон захватить Михаила Воронецкого, а Глафиру использовать, как прикрытие? Если Светлины это они, в чем Олег уже почти не сомневался, то кто придумал изменить фамилию? Кто придумал назваться супругами, будучи родными братом и сестрой?

Для вторженца степень их родства роли не играет, и ему легко называться, что женой, что мужем, смотря, под чьим ликом он прячется. И это ему необходимо скрыться от преследователей, которые пойдут по следу. А вот второму родственнику, если он не видит нужды в том, чтобы скрыть личность, это неожиданное супружество должно претить.

Поерзав в кресле, Котов устроился удобней, и шепнул:

— Итак…

Итак, как они вчера вели себя? В общем-то, естественно. Софья… или Глафира? Она была искренна в проявлении эмоций, фальши Олег не уловил ни разу. Максим или Михаил был насторожен и сдержан. И это всё ничего не доказывает. Любой муж отнесется с подозрением к незнакомцу, который подсел к его жене, пока она была в одиночестве, а после еще и стал навязывать себя под соусом извинений. Да, отношение молодого человека к нечаянному знакомцу понятно, впрочем, и как брата, а не только мужа.

Олег недовольно покривился, поняв, что уходит с пути, по которому намеревался идти. Сейчас он опять гадал, с кем провел вчерашний вечер, но не это занимало его, а поведение каждого из «супругов», особенно, когда они общались между собой. Что было примечательного?

— Светлин запинался, — прозвучал в тишине квартиры уверенный голос Котова.

Да, запинался несколько раз за вечер. В основном, это было при обращении.

— С… Соня, — повторил вслух Олег. — С-с-соня.

Именно так, он шипел. И днем он тоже шипел, когда бранился с «женой» в парке. И если тогда это можно было списать на злость или раздражение, то в театре и в ресторане Максим-Михаил был спокоен. Он успел расслабиться и вел себя вполне приветливо, но прорывалось вот такое шипение несколько раз, когда он обращался к Соне-Глаше.

— С-с… — снова прошипел Котов. — Сестрица?

Вполне возможно. Когда он говорил: дорогая, душа моя и голубушка — никаких оговорок не было, хотя… Нет, разок вроде было.

— Г… голубушка, — прошептал розыскник. — Глаша?

Да, он шипел, когда в обращении первой была «с», и на «г» один раз запнулся.

— Не факт.

Не факт, но буквы показательны. И раз так, то ему было неловко всё это супружество и обращение к сестре, как к жене. А вот она чувствовала себя свободно. Ей неудобства игра в супружество не доставляла… если, конечно, это игра. Однако и она один раз запнулась.

— Ми-илый, — растянул Олег слово, повторив за воспоминанием. — Миша?

Оснований так растягивать слово у Софьи-Глафиры не было. Она всего лишь попросила передать ей что-то, однако растянула. Забылась? Может, и так. Да, вполне возможно, если чувствовала себя легко в компании незнакомца, а она точно не напрягалась. Слушала с интересом, переводила взгляд с одного собеседника на другого, смеялась, где это было уместно. Не кокетничала и не смущалась без повода. Да, она была естественная в большей мере, чем ее «супруг».

Котов поднялся с кресла, заложил руки за спину и прошелся по гостиной. Всё, что он сейчас вспомнил, и что должен был отметить сразу же, если бы не плавал в розовой дымке, навеянной очарованием собеседницы, всё это лишний раз подтверждало, что супруги, скорее всего, никакие супруги. И что они те, кого разыскивали напарники из иномирного Ведомства, но не вскрывало личности хамелеона.

Если исходить из всех предыдущих соображений, то ничего не изменилось, и вторженец скрывается под личиной Глафиры Воронецкой. Она оказалась в лесу, когда произошел прорыв, вернулась домой утром следующего дня, домочадцы в один голос говорят об изменившемся поведении.

Они с братом отправились в Петербург. Если ради посещения врача, то к нему они попали. Явно не искали, а воспользовались случайным знакомством, так и оказались у Ковальчука. То есть брат привез сестру к психотерапевту после того, что с ней произошло. И логично, что не обратились к местным докторам, а поехали туда, где их никто не знает.

Но зачем-то назвались супругами… зачем? Смысл скрываться есть только от возможного преследования. Кого боятся? Того, с кем Глаша встретилась в лесу или же розыск?

— Кто же из них захотел сменить имя?

Впрочем, мог пожелать и Михаил, хотя бы ради того, чтобы в будущем не всплыла история с психотерапевтом. Да, это вторая причина, по которой могли изменить не только имя, но и назваться супругами. И это опять ничего не меняет, если только…

Котов остановился у стены, сполз по ней на пол и, усевшись, подтянул к груди колено, уместил на него руку и прикрыл глаза. Хорошо, если подмена настоящего Михаила, как говорит Степан, произошла в дороге, то его помыслы отвести сестру к доктору, достались и хамелеону. Почему тогда вторженец не отказался от них?

Хотя бы потому, что во время посещений Федора Гавриловича он остается один и свободен в своих действиях. Впрочем, именно Михаилу проще покидать сестру, для этого может быть сколько угодно предлогов. Та же деловая деятельность. А вот Глаша такой свободой не обладает, брат не позволил бы ей в одиночестве бродить по Петербургу.

Его волнение было отчетливым, когда он не нашел сестры там, где она должна была остаться. И о чем это говорит? Михаил — человек, и его эмоции подлинные. Михаил — хамелеон и отыгрывает эмоции, которые должен был испытать брат. Или же опасается, что она его выдаст, если знает, с кем соседствует. Но тогда вывод однозначен, именно Глафира является призвавшим. Иначе как бы она была спокойна, зная, кто с ней? А она спокойна.

Олег открыл глаза и мотнул головой, почувствовав, как опять увязает в трясине домыслов. Он усмехнулся и посмотрел на настенные часы, до четырех часов оставалось еще много времени, и он вновь задумался.

— Если хамелеон все-таки Михаил, то либо Глаша призвала его, а после скормила брата, либо вторженец сам погружается в личность Михаила, и потому сестра не замечает никакой фальши.

Что до первого, то это ерунда. В таком случае Ковальчук не нужен, Глафира мешать бы хамелеону не стала. А вот растворение… Такое случалось, когда хамелеон сливался с поглощенной сущностью. Когда Олег еще учился, им рассказывали несколько таких историй. Главенствующая маска намертво прилипала к поглотителю, и он возвращался к ней снова и снова, полностью отождествляя себя с жертвой. По сути, ею и становился. Помнил, кто он, но жил мыслями и принципами выбранной личности. Не просто использовал, а становился этой личностью.

Такое происходило, если жертва обладала сильным эмоциональным фоном. Или же имела сильную эмоциональную привязку к кому-то, вроде брата к единственной сестре, то тогда хамелеон мог раствориться в личности Михаила, и его тревога о Глаше была искренней. И все его мысли, посвященные ей, продолжение мыслей настоящего Воронецкого. И потому девушка чувствует себя с ним также спокойно, как если бы рядом был ее родной брат, а он шипит и запинается, потому что сущность Михаила не приемлет даже выдуманного супружества с сестрой.

А призыв… Призвать Глаша не могла уже по той причине, что для этого надо быть потомком мага, а они обычные люди. Да и поведению меняться не отчего, как и исчезать. Напротив, действовала бы так, чтобы никто ничего не заподозрил. Значит, призвал кто-то другой, и цель хамелеона находится в Петербурге.

— Какая? — спросил себя Котов и вновь мотнул головой, об этом вообще не было смысла думать, потому что не имелось не малейшей зацепки.

Призвавший мог отправить вторженца хоть за императорской короной, а хоть и отомстить обидчику, если таковой имелся. И что пообещал в награду, тут вообще не угадаешь. Но плата должна быть, потому что хамелеон разумен в высшей степени, и просто управлять им невозможно. Только обоюдный интерес.

— Стоп, — Котов встал с пола и медленно выдохнул. — Довольно. Надо дать разуму отдых. Найдем Воронецких, тогда и разберемся, кто из них хамелеон.

И все-таки мысли не желали сразу свернуть с проторенного пути, и Олег опять привалился к стене. Михаил или Глафира? По сути, вторженец мог прятаться под личиной любого из них. И это точно, потому что были уже двое поглощенных. И один из трупов появился там, где находились оба, и они были разделены, так что могли это сделать: и Михаил, и Глафира — когда возвращалась на Александринскую площадь. И все-таки мужчине проще уйти, чем девушке…

— А что если…

Что если поглощенные были целью? Тогда дело сделано, и можно убираться, потому и съехали! Олег усмехнулся и отрицательно покачал головой. Может, Карасев чем-то и насолил призвавшему, но Румпф… Немец не живет не только в столице, но даже в империи… или живет?

— Черт знает что, — проворчал Котов. — Надо прежде спросить у Сан Саныча, и про немца, и про балерину, и про регистратора, а там и выводы делать. Теперь точно хватит думать.

И он отправился на кухню, где осталась оставленная Степаном газета. Чтение могло помочь переключиться с этого бега по кругу.

Глава 14

В четыре часа после полудня, как и было условлено, Олег спустился вниз, вышел на улицу и огляделся, пытаясь отыскать взглядом тех, кто должен был его забрать. Однако пока никого видно не было, и Котов неспешно прошелся до угла дома, развернулся и направился обратно.

Погода еще не наладилась, мелкая морось опять прочерчивала петербуржский воздух, но к этому розыскник отнесся философски. Не ливень, и хорошо. Шляпа прикрывала голову, сюртук плечи, а перчатки защищали кожу рук от неприятной влаги. Щегольская трость негромко постукивала в такт шагам, и на душе сейчас царил покой, как, впрочем, и в голове.

Не было мыслей, изводивших предположениями и догадками, имевшими под собой лишь косвенные факты. И если бы хамелеон мог чувствовать, когда о нем думают, в эту минуту он должен был бы блаженствовать от воцарившейся тишины. Олег теперь ждал другой встречи.

— Господин Котов?

Вопрос застал Олега, когда он, вновь дойдя до угла, развернулся и направился к двери. Он обернулся и воззрился на молодого мужчину примечательной наружности. Был он высок и совершенно худ, а еще имел длинный острый нос, отчего живо напомнил Олегу цифру 1. Глубоко посаженные глаза светло-серого цвета смотрели колючим взглядом. Впалые щеки были гладко выбриты. Узкие губы поджаты, и от этого рот казался щелью. И подбородок его был узким и острым.

Волосы незнакомца оказались черного цвета. Они были длинной до основания тонкой длинной шеи, нелепо торчавшей из широкого воротника рубашки. Молодой человек казался болезненным или изможденным, что еще более подчеркивали темные круги под глазами. И одежда темного цвета, слегка висевшая на худощавом теле, усугубляла общее впечатление. Да, определенно, такого увидишь и сразу запомнишь. Более всего он напоминал какую-нибудь нежить вроде упыря. Котов даже присмотрелся к нему иным зрением, но перед розыскником стоял обычный человек.

— С кем имею честь разговаривать? — учтиво спросил Олег.

— Мое имя вам не нужно, Олег Иванович, — ответил болезненный мужчина. — Вы не для встречи со мной сегодня вышли из дома. Я всего лишь проводник. Идите за мной, нас ждет экипаж. После встречи с особой, к которой вы были приглашены, вас привезут обратно к дому.

— Благодарю за любезность, — склонил голову Котов. — Ну что ж, раз уж и вправду вышел из дома, то идемте.

И он сделал приглашающий жест. «Упырь» нахмурился, должно быть, недовольный тем, что гость «особы» не оценил торжественности момента, а может, и еще по какой-то причине, но так ничего и не высказал. Он развернулся и направился за угол, а Олег последовал за ним. Признаться, происходящее его забавляло. Похоже, колдунья пользуется успехом у любителей магии и гаданий, раз ей удалось создать себе не только таинственный образ, но и заполучить таких вот «проводников».

— Ну что ж, скоро оценим сей образ, — пробормотал Котов едва слышно, когда мрачный молодой человек удалился немного вперед.

Провожатого Олег нагнал возле закрытой кареты черного цвета без каких-либо украшений. Уже подходя к ней, розыскник отметил, что окошки занавешены такой же черной тканью. Похоже, весь путь должен был остаться для гостя тайной, как и место, куда его доставят.

— На дорогу я совсем не могу смотреть? — полюбопытствовал Котов у проводника, когда тот открыл перед ним дверцу.

— Вам не о чем беспокоиться, Олег Иванович, — ответил болезненный, — вреда вам не причинят.

— Это радует, — розыскник едва приметно приподнял уголки губ в улыбке и забрался в карету.

И тут же еле сдержал смешок — обивка сидений и стенок кареты тоже была черной. Колдунья отыгрывала свою роль по полной, и всё, что сейчас происходило, настраивало ее посетителя на нечто странное и настораживающее. Внутреннее волнение умеряло скептицизм того, кого везли навстречу с хозяйкой кареты.

Олег не волновался, и его скептицизм был на прежнем уровне, даже, пожалуй, возрос еще больше. Теперь он четко видел одну сплошную манипуляцию с человеческим сознанием. Более изощренную, чем у того «ясновидца», который использовал время затягивания визита для сбора информации.

И если колдунья и делала то же самое, то подготавливалась не только сама, но готовила и гостя. Во-первых, та самая таинственность, из-за которой нельзя даже было узнать ее имени. Во-вторых, как передавалось приглашение, где, пусть и невольно, но Маклин сделал акцент на особой важности дамы, которую именовал колдуньей. Ну и в-третьих, то как была обставлена доставка гостя.

«Проводник», который оставался безликой тенью, не имевшей имени, да и внешне напоминавший пришельца из потустороннего мира. Черная карета, закрытая наглухо, когда нельзя было ни увидеть, куда везут, ни узнать. Только заверения в безопасности и возвращении домой. Да, человек с определенным душевным и психологическим строением должен был пребывать под сильным впечатлением. А если же гость был более выдержанным, то раздражение из-за сложившейся ситуации должно было исподволь выводить его из себя, что уничтожало уверенность в себе и настраивало на ту реальность, которую ему готовились показать.

Значит, и дальше ничего не изменится. Место должно быть где-то на отшибе, мрачноватое внешне, как и внутри, как и сама колдунья. Определенно, антураж будет выдержан до конца. Тут сомнений не было, однако присутствовало любопытство, и оно только усилилось после всех размышлений. Теперь Олегу хотелось поскорей узнать, подтвердятся ли его догадки? Впрочем, особых сомнений не было — подтвердятся.

— Вы спокойны, — неожиданно заметил проводник. — Не задаете вопросов.

— Вы уже показали, что отвечать не желаете, — пожал плечами Котов, мало заботясь, видит ли его спутник или нет. В карете царила почти полная темнота. — Или же вы готовы поболтать?

— Нет, — ответил болезненный молодой человек.

— Так к чему же сотрясать воздух? Доедем, и я всё увижу.

Олег прикрыл глаза, вздохнул и сосредоточился на том, что происходило за стенами кареты. Как бы ни хитрила колдунья, но для этого ее гостя тайны не было, как его везли. Карета ждала в переулке Толмазова, оттуда, выехав на Александринскую площадь, обогнула театр, миновала Екатерининский парк и выбралась на Невский проспект, по которому сейчас и ехала.

— Вы студент? — все-таки спросил Котов, но больше от нечего делать. — Почему-то мне кажется, что вы похожи на студента.

— Да, я учусь, — ответил проводник. — Но не в университете, если вы его подразумеваете.

— Вы ученик колдуньи? — приоткрыв глаза, спросил Олег.

— Госпожа Бэла — маг, — надменно поправил молодой человек. — Она не любит того именования, которое вы ей дали. Колдунья — это, будто деревенская знахарка, а госпожа Бэла воистину одарена силами, коих познать дано единицам.

— Я вас услышал, — кивнул Котов. — Благодарю, что предупредили и разъяснили.

Стало быть, она еще и учеников берет. Олег посмотрел на спутника изучающим взглядом и отметил, что в нем и правда есть тень магического дара. Очень и очень слабого, но он явно был потомком мага. Значит, и колдунья не шарлатанка. Выходит, либо сумела развить свой дар в некоторой степени, раз снискала определенную славу, либо одаренный родственник был в ближайшем поколении, и унаследованные крупицы еще относительно сильны. Любопытно…

Вскоре карета съехала с Невского проспекта. Котов закрыл глаза и поискал внутренним зрением название этой улицы. «Калашниковский проспект», — быстро понял Олег, и тут же ощутил влагу. Река. Они ехали к перевозу через Неву. Стало быть, Охта. Да, он не ошибся, его везли на окраину Петербурга, осталось узнать, куда именно.

Карета остановилась, после качнулась — это кучер слез с козел. Он отправился платить за перевоз на пароме. Олег усмехнулся про себя, интересно, плата за переправу войдет в ту сумму, которую с него возьмут за визит? Цены были немалыми, хоть перевозчики и не особо заботились о безопасности поездки, только о скорости.

Так и сновали с утра до ночи между двумя берегами. Конкурентов хозяева перевоза не терпели, даже жгли лодки охтинских крестьян, если те соглашались переправить кого-то на другой берег. А между тем паромы сталкивались, случалось, гибли пассажиры. Вопрос постройки моста давно назрел, и если бы он появился, вздохнули бы полной грудью все, кроме перевозчиков, услуги которых бы больше не требовались. Но пока о мосте шли только разговоры, а людям приходилось пользоваться тем, что есть, чтобы попасть на другой берег.

И пока пассажиры кареты ждали, когда они окажутся на пароме, Котов развлекал себя тем, что рассматривал спутника профессиональным взглядом, то есть взглядом мага. Болезнь его не изводила, несмотря на внешний вид. Физически он был совершенно здоров. И если его внешний вид не был следствием наследственности, то он, возможно, изводил себя, постигая «магические науки», или что там преподавала ему его учитель?

— Простите великодушно, господин проводник, — заговорил Котов. — Отчего вы выглядите таким усталым? Уж не обижайтесь, голубчик, за вопрос, но темы у нас с вами ограничены, и это вы выставили ограничения. Впрочем, можете не отвечать, если я вас оскорбил. И если это так, то прошу прощения еще раз.

— Я маг, — вновь надменно ответил молодой человек. — Я познаю себя и знакомлюсь со своим даром. Это отнимает силы.

— И как же вы это делаете? — спросил Олег.

— Вам знать то без надобности, — ответил его спутник. — Вы всего лишь любопытный зевака, а потому не стоит углубляться в вопрос, ответ на который вызовет всего лишь усмешку. Вы не понимаете предмета, о котором говорите.

— Хм… — едва слышно хмыкнул Олег, но темы развивать не стал, только улыбнулся и миролюбиво произнес: — Я не желал вас обидеть.

— Я не обижен, просто не вижу смысла говорить о сферах, которых вы не знаете и не понимаете, но лишь по той причине, что для вас это развлечение, а для меня призвание.

В этот момент карета покатилась на паром, и Котов, минуя тему магии, произнес:

— Кажется, мы снова едем.

— Да, — ответил ему спутник, и разговор опять прекратился.

Вскоре карета уже съезжала на другом берегу, и теперь Олег следил за улицами, по которым они едут. Сначала, как и ожидалось, они выехали на Мало-Охтинский проспект, повернули налево, проехали немного и вскоре свернули направо. Улица Кошкина…

Эта улица вывела на дорогу, и карета покатила дальше. Теперь строений не было. Где-то впереди была река Охта, и они ехали прямиком к ней. Вдруг Олег ощутил резкий запах склепа, тлена и сырой земли. Не носом, разумеется, иным чувством, которое сейчас было громче прочих. Кладбище.

Какое? Одно кладбище они оставили в стороне раньше, еще когда ехали по Мало-Охтинскому проспекту. Оно находилось возле церкви Марии-Магдалины. Другое было слева от них и гораздо дальше. Насколько мог сейчас сориентироваться Котов. Памятуя карту столицы, там было Старообрядческое охтинское кладбище, а то, которое проезжали сейчас… Холерное. Да, точно, Холерное. Дальше была какая-то деревня. Мучиться, вспоминая ее название, Олег не стал, это был неважно, потому что экипаж туда не поехал.

Карета обогнула кладбище, но проехала не так много, вскоре она снова повернула и остановилась. Приехали, понял Олег. Холерное кладбище было по-прежнему рядом. Да уж, местечко колдунья выбрала примечательное. Сюда точно захаживают не часто. Осталось узнать, куда именно.

Проводник первым склонился к дверце, открыл ее и выбрался наружу. Он так и остался стоять, пока Котов следовал его примеру. И когда ноги розыскника коснулись земли, его провожатый достал из кармана шелковый шарф.

— Я завяжу вам глаза, Олег Иванович, — произнес ученик колдуньи. — Это непременное условие, пока мы идем к дому, где вас ожидает госпожа Бэла.

— К чему вся эта таинственность? — с толикой раздражения спросил Котов.

Он не злился и готов был позволить завязать себе глаза, тем более это ему совершенно не мешало видеть. Но надо было дать хоть немного ожидаемой реакции, и потому Олег изобразил то чувство, какое должно было появиться у здравомыслящего человека в подобной ситуации.

— Это непременное условие, — повторил проводник. — Если вы откажетесь его соблюдать, то мы возвращаемся в карету, и вас отвезут к вашему дому.

Протяжно вздохнув, Олег проворчал:

— Хорошо, но всё это мне кажется подозрительным.

— Таково условие, — в третий раз повторил молодой человек, и Котов, вздохнув, повернулся к нему спиной.

Они находились в леске недалеко от кладбища, и Олег подумал, что для полноты антуража его туда и поведут. Однако в этот раз ошибся. Когда шарф стянул ему голову, проводник взял Котова под локоть и превратился вовсе в поводыря.

— Не переживайте, я буду вашими глазами и предупрежу, если впереди появится преграда, — сказал ученик колдуньи. — Идемте.

Олег сделал неуверенный шаг вслед за своим проводником, снова выдерживая обычное поведение человека, на время лишенного зрения. И пока они неспешно передвигались, розыскник успел рассмотреть местность. Впрочем, ничего примечательного не было, они всё еще шли по леску, но вскоре повернули на дорогу, по которой могла бы проехать и карета.

Дорога эта не была ухоженной, но ею явно пользовались регулярно. И даже если колдунья жила в ином месте, а здесь было убежище, где она принимала страждущих чудес, то происходило это практически ежедневно. Котов подумал, что сейчас они пойдут быстрей, но его сопровождающий вдруг произнес:

— Осторожно, тут небольшая яма. Слушайте меня, я помогу. Поднимите ногу, протяните ее вперед. Да, вот так. Теперь опускайте. Переступайте второй.

— Благодарю, — чуть склонил голову Олег.

— Не за что, — ответил молодой человек. — Я должен заботиться о гостях госпожи Белы.

«И врать им», — мысленно усмехнулся Олег.

Никакой ямы тут не было, а всё остальное лишь представление. Для чего? Пытается внушить ложное восприятие местности? Если человек понял хотя бы примерно, куда его привезли, то будет искать место по тем признакам, которые у него есть. Так? Возможно. В любом случае, иной причины Котов не видел.

Потом он еще раз обошел «большую яму», перешагнул через «сломанный сук», и раза два они петляли, обходя деревья. Дорога всё это время оставалась прямой и ровной, только что покрытой местами растительностью, которую не успели вытоптать.

Наконец впереди показался деревянный дом в два этажа. Был он старым, но ухоженным и, скорее всего, приведенным в порядок для таких вот приемов. Кому принадлежал сей теремок, значения не имело. Возможно, хозяин сам отдал его во владение колдунье. А может, и продолжал жить там, а она лишь снимала часть дома. Впрочем, и это тоже значения не имело.

Однако в дом его не повели. Прежде они обошли дом по кругу дважды, опять «преодолевая препятствия». И лишь после этого провожатый огласил:

— Ну вот мы и пришли.

Котов потянулся к повязке, но его остановило строгое:

— Потерпите, я сам вам развяжу глаза, когда будет можно. Сейчас мы войдем в дом.

— Как скажете, — сухо ответил Олег, всем своим видом показав, что ему порядком надоели все эти тайны.

Снаружи дом не обладал чем-либо примечательным. Ставни на окнах были новыми и совершенно глухими. Не было крыльца, и дверь имела лишь одну особенность — маленькое окошко, которое приоткрылось, когда проводник постучался. После им открыли, и гостя ввели в обитель магии и тайны.

И едва дверь за ними закрылось, Олег почувствовал себя гончим псом, вставшим в стойку — в доме и вправду разило магией. Не тенью, какой могла бы быть у потомка, а самой настоящей, имевшую по общепринятой классификации четвертую категорию силы дара. Кем бы ни была особа, ждавшая его, но она без сомнений являлась магом. Более слабым, чем Котов, но сильней Степана.

И когда повязка с глаз розыскника исчезла, он сам накрыл их ладонью, замыкая вокруг себя контур, и тем самым закрыл более слабому магу возможность почувствовать себя. Игра в тайну становилась обоюдной.

— Прошу следовать за мной, — больше велел, чем пригласил провожатый.

Кто бы ни выглядывал в смотровое окошко в двери, сейчас в узком коридоре никого не было, кроме гостя и проводника. В доме царила темень из-за закрытых ставень, и освещение шло только от свечей, зажженных в настенных подсвечниках. Антураж продолжался, хотя причина таинственности Котову уже не казалась его частью, и он почти не сомневался, от кого прячется госпожа Бэла.

— Проходите, присаживайтесь и ждите, — произнес спутник Олега и ушел, оставив того на пороге небольшой комнаты, дверь на входе в которую была снята вовсе.

Котов спорить не стал. Он шагнул в комнату, уселся в кресло на золоченых ножках и, закинув ногу на ногу, огляделся. Магиня себе не изменила и здесь. Стены были задрапированы черным шелком. Также был закрыт и потолок, и только россыпь вышитых серебряных звезд разбавляли эту черноту. Складывалось ощущение, что посетитель оказался посреди космического пространства.

И ковер, покрывавший весь пол, тоже был имитацией вселенной, но выткан он был не звездами, а расходящимися по спирали рукавами галактики. А в ее центре стояло второе кресло. Впрочем, рассмотреть его как следует было невозможно из-за черной кружевной завесы. А стало быть, и облик госпожи Бэлы останется скрытым от посетителя.

Освещалась комната газовой лампой, висевшей под самым потолком одиноким белым шаром, должно быть, имитируя солнце.

— Любопытно, — прошептал Олег и задумался.

Магиня находилась в этом мире нелегально, потому что попасть сюда можно было на экскурсию, на короткий отдых и по службе, но никак не практиковать в маги там, где ее не было. Даже им, служащим Ведомства, запрещалось демонстрировать свой дар и хоть чем-то подчеркивать, кем они являются.

Да и использование магии было осложнено и ограничено из-за того, что сам мир был не магическим. Наиболее свободны они со Степаном были в портальной комнате, потому что там, по сути, было небольшое пространство их родных миров, насыщенное магическими потоками. В квартире еще ощущали их влияние, немного на лестнице, но при выходе из дома всё менялось.

Полноценно задействовать магию ради защиты и нападения можно было лишь до того момента, пока не опустеют накопители, а их резерв был не бесконечным. Еще можно было открыть кратковременный портал, служащим это было разрешено в случае крайней необходимости. Такие порталы не позволяли дальнего перемещения, но открывали проход для проникновения магического потока из параллельного мира. Тогда, стоя в центре пентаграммы, можно было использовать свою силу в полную мощь, но! Только стоя в пентаграмме. За ее пределы поток не просачивался, то есть и тут было ограничение.

Но это касалось служащего. Нелегальный маг такой портал открыть не мог. Для это требовалось пробиться сквозь Марь, а значит, привлечь внимание Ведомства. Но пополнять свой ресурс магиня как-то должна, иначе она бы уже давно была бы не четвертой категории, она бы сравнялась по силе с потомками магов.

Не просто так в них была лишь тень силы предка. Причиной было всё то же отсутствия магии в этом мире. Но если бы такого потомка переместить в магический мир, то наследственность могла раскрыться и усилиться. Не факт, но шанс имелся. Однако подобное было невозможно, эти люди принадлежали тому месту, где они родились.

А вот магиня родилась в другом мире, и пополнять резерв, как служащие Ведомства не могла, и значит… Перед внутренним взором Котова встал его проводник, и розыскник поджал губы, наконец поняв причину его болезненного вида. Госпожа Бэла питалась крохами силы своих учеников. Для того, похоже, их и завела.

А следом пришла иная мысль. А ведь ей по силам помочь хамелеону прорваться в этот мир. И это было даже логично. Отъехала подальше от Петербурга, чтобы сбить со следа, призвала поглотителя, а после вернулась в столицу, а он последовал за ней. К тому же Бэла могла быть как-то связана и с Румпфом, и с Карасевым… Нет, это надо прежде проверить.

Да, брать ее сейчас, пока не найден хамелеон, не стоит. Если она была призывающей, значит, они связаны. Взять магиню сейчас, и ниточка может оборваться, тогда вторженец сможет прятаться очень и очень долго. Особенно если сменит город, а то и страну. А может попросту окончательно ассимилироваться и счастливо проживать в каком-нибудь семействе под видом его члена. Будет выползать иногда, поглощать кого-нибудь и прятать тела. Тогда найти будет почти невозможно.

— Доброго дня, Олег Иванович, — неожиданно раздавшийся приятный женский голос, вывел Котова из размышлений, и он устремил взгляд за кружевную завесу. Кресло больше не пустовало, а он даже не услышал ни приглушенных ковром шагов, ни шороха одежды. — Зачем вы хотели меня видеть?

Котов ощутил прикосновение чужой силы. Бэла пыталась понять, кто перед ней. Должно быть, именно так отыскивала свою подпитку, и на миг розыскник даже подумал, что можно дать ей уловить наличие в нем магии. Не больше, чем есть в ее учениках, но передумал.

Такая игра была лишена смысла. Как только магиня попытается выкачать из него магию, то всё представление разом провалится. Она не сумеет взять ни капли, а Олег не собирался становиться подкормкой для пиявки, даже дозировано. Да и поймет Бэла, что всё идет не так, как должно. Его цель была иной, ее и намеревался придерживаться, и потому колдунья не уловила в нем ничего, что могло бы ее заинтересовать. И жгут силы исчез.

— Доброго дня, — ответил Котов с едва приметной улыбкой. — Как я могу к вам обращаться?

— Госпожа Бэла, — ответила магиня. — Так что же вы хотели, Олег Иванович?

— Признаться, мне было любопытно познакомиться с вами. Марк Карлович так истово заверял, что магия существует, и вы обладаете ею в полной мере, что мне захотелось познакомиться с вами.

— Магия существует, — ответил Бэла. — И я обладаю ею в полной мере. Но вы ведь пришли не за словами, а за деяниями, верно?

— Верно, — легко согласился Котов.

— Видите ли, Олег Иванович, я не балаганная мартышка и не факир. Глотать вам на потребу огонь я не намереваюсь, как и устраивать прочие фокусы. И как же нам быть? Ваше любопытство не удовлетворено, а мне до этого нет дела. Что же делать?

Розыскник хмыкнул. Ему не требовалось ни фокусов, ни заверений, ни деяний, и любопытство его было удовлетворено в высшей мере.

— Почему вы скрываете ваше лицо? — спросил он вместо ожидаемого ответа. — Зачем нужна вся эта таинственность? Если вы обладаете определенными способностями, то могли бы стать желанной гостьей во дворцах высшей аристократии, а то и вовсе во дворце императора.

— Чтобы быть знакомой с высшей аристократией, мне не нужно собирать большое общество и устраивать представления, — произнесла Бэла. — Двери дворцов для меня открыты.

— И что же? — живо заинтересовался Олег. — Вы входите туда, пряча ваше лицо?

— В этом нет необходимости, — ответила магиня. — Те, кого я считаю достойным доверия, видят меня без вуали или маски. И по улице я иду, не скрываясь…

— Да, разумеется, — прервал ее Котов. — На улице никто не знает, кто вы, и прятаться не от кого. То же самое касается и тех, кому вы доверяете. Но отчего же вся эта таинственность? И почему я не могу видеть вас без этой занавеси? Вы опасаетесь, что я стану вас преследовать? Или же выдерживаете антураж, который вы создали для особо впечатлительных посетителей?

— Зачем вам видеть мое лицо, Олег Иванович?

— Привык смотреть собеседнику в глаза, — ответил розыскник. — Ну и… — он выдержал небольшую паузу, — любопытство, уж простите Бога ради.

В комнате воцарилось недолгое молчание, а после Бэла подняла руку и повела ею в сторону, и занавесь послушно съехала в сторону. Магиня поднялась на ноги, и теперь Котов мог рассмотреть ее, а посмотреть было на что.

Немногим выше среднего роста, стройная с гибкой фигурой, затянутой в мерцающую ткань, будто змея. Даже подол облегал ноги, что считалось бы среди людей верхом неприличия, но Бэла находилась здесь, а не на Невском проспекте и потому могла себе позволить подобную вольность.

Ее иссиня-черные волнистые волосы струились по плечам, не скрывая высокой полной груди. Глаза глубокого синего цвета в обрамлении длинных черных ресниц смотрели с иронией и толикой превосходства. Эта женщина знала, какое впечатление производит, и не стеснялась этим пользоваться. Полные губы, подкрашенные ярко-красной помадой, влажно поблескивали в свете лампы, и это добавляло ей какой-то безумной соблазнительности. Шикарная женщина.

Она подняла руку с сжатым кулаком, вдруг разжала его, и занавесь, сорвавшись с места, полетела в гостя. Накрыла его с головой, и Бэла неспешно направилась к нему, повиливая бедрами. Олег смотрел сквозь ажурный узор на приближение хищницы и жалел, что не может сейчас рассмотреть ее суть.

Бэла, как любая женщина, обожала производить сногсшибательное впечатление, и потому капельку магии, которой она приправила свой образ, Олег уловил. Она не скрывалась под начарованным мороком, это и вправду был ее истинный облик. Да, тщательно подобранный образ, да немного косметики, но и капелька чар, как аромат дорогих изысканных духов, который должен был кружить голову.

Голова Олега не закружилась, но внешность магини он оценил по достоинству. Она была восхитительна, а еще опустошала тех, кто доверился ей. Наверное, ученики были поголовно влюблены в свою учительницу, и потому не только исполнят ее распоряжения, доставляя очередного гостя, но и без сомнений убьют, если она прикажет, и умрут, будь на то ее желание.

Бэла приблизилась к Котову, щелкнула пальцами, и занавесь слетела с него. Это тоже было эффектно. Тонкие холеные пальцы магини скользнули по лицу розыскника, а после сжались на его подбородке. Она рывком подняла голову Олега и заглянула в глаза долгим пронзительным взглядом.

Затем вновь подняла вторую руку, раскрыла ладонь, и на ней набух небольшой энергетический шар, от которого исходило мягкое голубоватое свечение. Бэла обвела свое лицо шаром, словно желая показать его во всех подробностях. После опустила к лицу Олега, и он скосил глаза на сгусток энергии.

— И что же вы скажете теперь? — изломив тонкую смоляную бровь, спросила магиня.

— Вы прекрасны, — ответил Котов.

— И вы хороши собой, Олег Иванович, — ответил Бэла, не спеша отпустить его голову или убрать шар. — Что-то в вас есть близкое мне. Это, признаться, притягивает и толкает к доверию, но… — Она наконец отступила и, накрыв второй ладонью шар, погасила его.

— Но? — переспросил розыскник.

— Но я не буду этого делать, — закончила магиня. — Доверять мужчина вредно, а доверять красивым мужчинам еще и опасно.

Бэла развернулась и, поманив пальцем, направилась к своему месту, а за ней поползла занавесь. Что бы она ни собиралась делать прежде, но «фокусов» показала предостаточно. Впрочем, производить впечатление магиня явно любила, потому должна было продемонстрировать хоть что-то, даже если и не намеревалась являть саму себя. Но показала всё, что желал увидеть розыскник.

Усевшись, Бела уместила на подлокотнике кресла локоть и опустила округлый подбородок на тыльную сторону раскрытой ладони. Занавесь, скрутившись в жгут, свернулась у ног магини, подобно змее.

— Вы удовлетворили свое любопытство? — спросила женщина.

— Признаться, ошеломлен, — улыбнувшись, ответил Котов. — Более красивой женщины я не видел.

Магиня улыбнулась, принимая комплимент.

— А что же магия? Или вы думаете, что это были фокусы?

Олегу вдруг захотелось сыронизировать о леске, которая была привязана к занавеси, но решил обойтись без негодования оскорбленной женщины, и потому сказал о том, к чему вроде бы было не прицепиться.

— Этот шар у вас на руке… Я бы мог еще подумать о фокусе с занавесью, но он появился прямо из вашей ладони, а она была пуста до этого. Что это?

— Это магия, Олег Иванович, — ответила Бэла и поднялась на ноги. — Та самая, которая настоящая. Если иного дела у вас до меня нет, то и я удерживать вас не стану. Всего доброго, Олег Иванович.

Она направилась прочь, и Котов поднялся на ноги.

— Бэла… — позвал он. Магиня обернулась, и розыскник продолжил: — Простите за вольность, госпожа Бэла. — Она приподняла брови, обозначив вопрос. — Если у меня появится до вас дело, я могу снова посетить вас?

Женщина обернулась и уперлась ладонью в бедро.

— И что же за дело у вас может появиться до меня? — с едва уловимой иронией спросила Бэла.

Для нее этот вопрос был закономерным, и скорее всего она ожидала услышать что-нибудь подобное. Не столько из-за дара, сколько из-за себя самой.

— Магическое, разумеется, — ответил Олег и открыто улыбнулся.

— Если только магическое, — хмыкнула Бэла.

— А если иное? — уже иным тоном спросил розыскник, какой мог бы быть у мужчины, который заинтересовался женщиной. — Как я могу вас отыскать?

Она развернулась и направилась к нему. Котов ждал, чуть склонив голову к плечу. И когда Бэла приблизилась, посмотрел на нее сверху вниз без всякого заискивания, позволяя ощутить свою силу. Не магию, но мужчину, уверенного в себе.

Магиня сделала еще один шаг и почти прижалась к нему. Их взгляды сплелись, и женщина ответила:

— Для иного меня не надо искать, Олег Иванович. Если я буду заинтересована в чем-то ином, то сама найду вас.

— Буду ждать, — глядя ей в глаза, ответил Котов.

Бэла приподняла уголки губ в улыбке, отступила на шаг, еще раз окинула взглядом мужчину, явно бросившему ей вызов, а после развернулась и также неспешно удалилась, более ничего не сказав. Промолчал и Олег, только провожал ее взглядом.

И когда магиня ушла, хмыкнул и сам направился к выходу из комнаты, понимая, что сейчас за ним всё равно придут. Что бы там себе ни думала Бэла, но в этой игре она уже проиграла. Тот, кого она опасалась, уже шагнул на ее порог.

Глава 15

Домой Олег вернулся в начале восьмого вечера. Он в задумчивости прошел мимо согнувшегося в поклоне швейцара, лишь рассеянно потрепал его по плечу. После поднялся в квартиру и, пройдя прихожую, машинально бросил взгляд в сторону кухни, где обычно находился Степан, но того, разумеется, не было. Напарник отбыл в Тверское приемное отделение, как, по сути, называлась застава, еще за час до того, как сам Котов отправился навстречу с Бэлой. Так что ожидать его возвращения не стоило несколько дней.

До Суздаля ему придется ехать, как и всем людям, на лошадях. Потом поиски Светлиных. И если таких не будет обнаружено, то пары нужного возраста и примет, которая отбыла в Петербург или бежала из дома. И лишь после Степан вернется, чтобы рассказать о том, что узнал. Но Олег был даже рад сейчас, что напарника не будет в Петербурге какое-то время. Не потому, что не доверял ему или испытывал скрытую неприязнь.

Дело было в ином, в Бэле. Если она объявится, а в этом Котов почти не сомневался, потому что ощутил ее интерес к своей персоне, то скрыть от нее Стёпу будет сложно. Он ниже ее по категории силы, а значит, любую его защиту магиня вскроет довольно быстро. Так что пусть уж пока побудет вдали, а там, глядишь, уже можно будет разобраться с нелегалкой, которая всё еще оставалась магиней за счет своих живых аккумуляторов.

Впрочем, Степан бы как раз пригодился, чтобы отправить его знакомых шпионить за Бэлой и ее идолопоклонниками. Но тут Котов не переживал. На такие случаи, когда напарника не окажется рядом, тот свел его кое с кем, и потому договориться о слежке мог и сам Олег. И это он тоже намеревался сделать, если еще не сегодня вечером, то завтра непременно. А пока у него было не менее важное дело.

Олег уже было направился к портальной комнате, но свернул в сторону своего кабинета, где на столе лежала карта Петербурга и ближайших окрестностей. Посреди карты была размещена жемчужинка-поисковик, куда розыскник собрал остаточный след энергии Софии-Глафиры. Он был очень слабым, все-таки сюртук был на ней совсем недолго, а потому самым ярким оставался след его владельца, самого Котова.

Он уперся ладонями в столешницу, навис над картой, но взгляд был устремлен на жемчужинку, такую же светлую и изящную, как девушка, частица которой была в ней заключена.

— Где же ты? — шепнул Олег.

Он простер руку над поисковиком, уловил кожей слабое покалывание чужой энергии, вздохнул и повел ладонью над картой.

— Отзовись…

Однако отклика не было, нигде не появилось узнаваемого мягкого тепла, шедшего от жемчужинки.

— Этого мало, — покачал головой Олег. — Надо больше.

Но где взять хоть что-то, что хранило бы след девушки с лицом чистого ангела? И розыскник порывисто обернулся. Гостиница! Если в номер Светлиных еще никто не заселился, если там еще не успели убраться…

— Идиот! — рявкнул Котов и шлепнул себя ладонью по лбу.

Конечно, там уже убрались! Они съехали еще утром, а сейчас уже вечер. Даже если не заселился новый постоялец, то горничная уже успела побывать в комнатах. Надо было сразу же придумывать причину, хотя бы даже снять на сутки! А теперь уже поздно. Если только постояльцы что-то забыли…

— Придется воспользоваться магией, причина позволяет, — подвел итог своим размышлениям Олег, но вновь постучал себя по лбу и сердито ударил кулаком по столу.

Да что же это, право, такое⁈ Почему, как только дело касается этой молоденькой женщины, похожей на хрупкий цветок, разум начинает пасовать? Или и вправду слишком давно ничего серьезного не происходило, и это ленивое неспешное существование притупило способность быстро мыслить?

Вздохнув снова, Олег встряхнулся и направился туда, куда и хотел, в портальную комнату. Он никуда переходить не собирался, но в этом месте был не только портал, но и то, что было сейчас необходимое розыскнику. Подойдя к обычному письменному столу, Котов снял сюртук и повесил его на спинку стула, после уселся и, не глядя, сунув руку в карман, добыл еще одну жемчужинку.

В отличие от той, что лежала на карте в кабинете, эта мерцала. Накопитель-хранилище щедро втянул в себя энергию магини, пока та находилась близко. Олег посмотрел на жемчужину, вспомнил Бэлу и усмехнулся. Столько самоуверенности и самолюбования он уже давно не встречал. Хотя откуда у этой женщины соперники?

Настоящие маги в этом мире скрывают, кто они. Такие же нелегалы, как сама магиня, прячутся тем более, да и она тоже прячется. Но те, кто рядом с ней, — обычные люди. Для клиентов-мужчин она роскошная женщина, для учеников — богиня. У Бэлы не было повода усомниться в собственном превосходстве.

И тут же перед внутренним взором образ черноволосой бестии с аппетитными формами заслонил образ иной — светловолосый нежный ангел с открытым взглядом чистых голубых глаз, и Олег мотнул головой.

— Ну хватит, — фыркнул он. — Отзовешься, тогда и являйся, а пока не мешай работать.

После усмехнулся и покачал головой, и уже не отвлекался. Он подтянул к себе большую толстую тетрадь, раскрыл ее и вписал номер, а после название: «Запрос за опознание». А присвоив номер обращению в розыскной отдел, уместил жемчужинку в выемку кристалла, стоявшего на столе, и посмотрел в пока пустую рамку. Она была простой, без узоров и казалось сделанной из дерева, только в верхней части находилась эмблема Ведомства — Спираль миров, напоминавшая разорванную жемчужную нить, витки которой замерли в вертикальном положении.

И когда рамка подернулась маревом, Котов произнес на языке, коего в этом мире не существовало:

— Обнаружена магиня, пребывает нелегально. Категория силы дара — четыре. Подпитывается от потомков магов. Прошу сведений о ней и разрешение на отложенное задержание и депортацию. Подозреваю, что она причастна к призыву поглотителя. Примите для опознания личности энергетический отпечаток.

Олег перевел взгляд на накопитель, и спустя несколько секунд «жемчужина» утеряла сияние, в Ведомстве приняли собранную энергию. Розыскник перевел взор на рамку, и прочел:

— Решение по вашему запросу будет принято в установленном порядке. Ожидайте.

Рамка вновь опустела, и Олег, откинувшись на спинку стула, заложил руки за голову и потянулся. Одно дело было сделано. Ожидать ответа, сидя в портальной комнате, смысла не было. Поиск данных о Бэле, как и ответ по запросу займет какое-то время. Работа ведомств в любых мирах была примерно одинаковой.

Котов закрыл учетную книгу и, вернув ее на место, направился к портальному кругу. Он не встал в центр, это требовалось для перехода, Олег же никуда не собирался. Он поставил кристалл, по форме похожий на яйцо, на лучик с символом, который был так же непонятен жителям этого мира, как и язык, на котором недавно говорил розыскник, а после отошел за грань круга и замер в ожидании.

Кристалл замерцал, и Котов услышал:

— Псковское отделение приема и пропуска слушает.

— Петербуржский розыскной отдел, — ответил Олег. — Старший розыскник Котов. Доброго дня, далеко ли Алексей Дмитриевич?

— Что случилось, Олег Иванович? — почти тут же отозвался Полянский. — Вы нашли пропажу?

— Нет, — усмехнувшись, произнес Котов. — Я по иному делу. Вы нашли следы призывавшего?

— Нет, — ответил теперь Алексей Дмитриевич, — даже намеков. В округе нет никого, кто обладал бы хотя бы зачатками дара, чтобы помочь хамелеону разорвать Марь.

— Думается мне, что вы можете уже и не искать…

— Почему? — в голосе Полянского послышалась заинтересованность.

— Кажется, призывавшего нашел я, точнее, призывавшую. Один из моих мистиков свел меня с колдуньей. Я ожидал, что это будет очередная шарлатанка-фокусница, максимум потомок со слабым даром, но, представьте себе, оказался на приеме у магини с четвертой категорией. Подпитывается от потомков магов, высасывает их силу.

— Дрянь какая, — донесся до Олега голос женщины, принявшей вызов.

На заставе была только одна женщина — красивая молоденькая ведьма Мара. О ней говорил Степан после своего посещения псковичей, когда произошел прорыв. Появилась она совсем недавно, кажется, сразу после обучения. Впрочем, с Марой Котов был согласен.

— Да… — задумчиво произнес Полянский. — Истинному магу под силу открыть переход, особенно при наличии определенного опыта. Четвертой категории может быть достаточно. Возможно, вы правы. И разорвать Марь подальше от Петербурга было разумно, и вернуться она давно успела. А сейчас и магиня, и Воронецкие находятся где-то рядом с вами. Хорошо, — тон его стал более деловым, — мы прекращаем поиски, тем более результатов нет. Если понадоблюсь, вызывайте.

— Благодарю, Алексей Дмитриевич, — ответил Олег. — Не смею вас более отвлекать.

— Всего доброго, Олег Иванович.

Кристалл погас, и Котов, забрав его, отнес обратно на письменный стол и поставил на статуэтку, где он находился до этого, изображая хрустальное яйцо в руках пухлощекой девушки-крестьянки. Идея с этой маскировкой принадлежала еще прежнему напарнику Олега, тогда старшему в их паре.

Котов хотел уже выйти из портальной комнаты, но обернулся и посмотрел на портал. Нет, так его оставлять было нельзя. Теперь нельзя. Олег прошел к противоположной стене и толкнул ногой скрученный ковер. И когда тот скрыл круг, переставил небольшой столик и кресло. Затем убрал в потайное отделения стола учетную книгу и рамку, огляделся и хмыкнул. Сейчас это была библиотека, о чем говорили шкафы с книгами, имевшиеся здесь.

Сказать по чести, прежний напарник никогда не оставлял портальной комнаты в ее истинном виде и требовал от Олега соблюдать конспирацию.

— Никогда не знаешь, кто сунет нос, — говорил он.

Потом прежнего напарника отозвали по возрасту, он находился в этом мире еще со времен Екатерины Алексеевны, а вместо него прислали Степана, ну а сам Котов стал старшим в паре. Они со Стёпой постоянными перестановками себя не утруждали, а попросту запирали комнату. Впрочем, гости у них были редки, да и заходили всего пара-тройка человек.

Гости Олега крайне редко желали пройтись по всей квартире, им хватало и той комнаты, куда их провожали. А доставщики снеди или работники, приглашенные для починки чего-либо, те вообще носа не совали. И когда напарники переехали в дом Басина, то портальную комнату устроили так же, какой она была на прежнем месте, и привычки остались прежние.

Но теперь Котов решил вспомнить старую науку. А причиной тому стало знакомство с Бэлой. Ее фразу: «Если я буду заинтересована в чем-то ином, то сама найду вас», — Олег принял к сведению. Кто знает, что взбредет в голову самоуверенной особе, любившей покрасоваться. Не хотелось бы спугнуть ее наличием портала в обычной квартире.

Пока портальный круг не активирован, обнаружить его присутствие было крайне сложно, а теперь и вовсе невозможно.

— Однако это даже хорошо, что Бэла попалась, — произнес Котов и, выйдя из комнаты, закрыл за собой дверь.

И не только потому, что вопрос с призвавшим стал более объясним, но и потому, что Ведомство теперь не сможет обвинить их со Степаном в бездействии. Доказательством, что напарники ведут розыск, стал сегодняшний запрос.

— Лишь бы больше не было жертв, — пробормотал Олег.

Он вновь заглянул в свой кабинет, посмотрел на жемчужину, вздохнул и, сунув ее в карман, направился прочь из квартиры. И когда вышел из дома, Котов остановился. Он повернул голову налево, затем направо, поджал губы и зашагал в сторону гостинцы, решив не откладывать на завтра то, что так и не сделал сегодня днем.

В гостинице его встретил заметно уставший управляющий, пока не покинувший своего места. Котов улыбнулся ему как можно дружелюбней и чуть склонил голову в приветствии.

— Доброго вечера. Должно быть, вы помните меня, я приходил к вам днем. Хотел передать записку господину Светлину.

Управляющий на миг задумался, а после улыбнулся:

— Господин Котов, если не ошибаюсь?

— Верно, любезный, у вас прекрасная память. А я к вам по делу.

— Чем могу служить, милостивый государь? — спросил управляющий.

— Видите ли, мои друзья, господа Светлины, все-таки решили связаться со мной, как с единственным знакомым им человеком в Петербурге. Так вот, оказывается, Софья Павловна забыла свою вещицу в номере. Они просили меня узнать, не находили ли ее?

Выдумывать, что за вещицу потеряла Софья Павловна, уже не хотелось, да и тратить время на уговоры тоже, потому Олег приправил свою вопрос капелькой магией. Это необходимо было для поисков подозреваемых, потому правилами разрешалось в таких случаях влиять на людей в не магических мирах.

— Горничные ничего не говорили мне о том, что вещица была найдена, — ответил управляющий, явно уверенный в том, что понимает, о какой вещи идет речь. И уверенность эту дал ему улыбчивый господин Котов.

— Скажите, а в номер уже кто-то заселился?

— Нет, пока этот номер пустует.

— Позвольте мне самому поискать, — и вновь управляющего ослепила милая дружелюбная улыбка.

— Да, конечно, если вам это необходимо, — легко согласился служащий «Феникса».

Он протянул Олегу ключ, и тот, поблагодарив, направился к лестнице, но остановился и задал новый вопрос:

— А горничная, которая убиралась в номере, уже ушла?

— Да, минут десять назад, — ответил управляющий, и Котов больше не задерживался.

Он посмотрел на бирке, какую комнату ему искать, и вскоре уже входил туда.

— Пусть горничная будет нерадива, — прошептал он, оглядываясь. — А постояльцы пусть и вправду что-то забыли, хоть кто-то из них.

Олег обвел взглядом первую комнату, в которой оказался. Ее можно было использовать как гостиную и спальню. Если Светлины — это Воронецкие, то здесь жил Михаил. Тогда во второй комнате коротала ночи Глафира. Котов провел ладонью по карману, где лежала «жемчужинка» со следами энергии Софии Павловны, но доставать ее не спешил, решив прежде осмотреться.

А может, попросту не хотелось быстро покидать место, где еще недавно жила светловолосый ангел…

— Да что б тебя, — выругался розыскник.

Он напомнил себе, что может оказаться полным идиотом, который грезит о хамелеоне, точнее, об образе той, кого он поглотил. После вновь выругался и постучал себя по лбу кулаком, не забыв сопроводить сие действо нелестным эпитетом в собственный адрес:

— Блаженный дурак.

И уже затем сунул руки в карманы и обошел первую комнату, оглядывая ее деловитым, но совершенно поверхностным взглядом. Мысли розыскника разлетались, и то, что он поглаживает «жемчужинку», открылось Олегу в тот момент, когда он шагнул во вторую комнату. Нахмурившись, он привалился плечом к дверному откосу и задумался.

Может ли хамелеон обладать чарами? Если он уже понял к моменту встречи с ним в Екатерининском парке, кто такой Олег Иванович Котов, то мог ли оставить на сюртуке что-нибудь этакое? И он тут же с усмешкой покачал головой.

— Вам сколько лет, голубчик? — негромко полюбопытствовал сам у себя розыскник. — Не сопливый студент, поди? Если понравилась женщина, нечего на чары пенять. — И вновь усмехнулся: — Не берут вас любовные чары, не берут.

Котов достал наконец из кармана накопитель и приступил уже к настоящему осмотру.

— Ну-с, поглядим, как тут убираются горничные.

Олег прикрыл глаза, а когда их вновь открыл, зрение его изменилось. Он видел энергетические следы разных людей, и самым свежим был след горничной. Он перекрывал то, что оставили на память этому месту постояльцы.

Впрочем, это было мелочью, потому что «жемчужина» усилила сияние, потянувшись к родственной энергии. Котов неспешно обходил комнату, внимательно следя за поведением поисковика, и остановился у кровати. Белья на ней не было. Старое уже сняли, а новое пока не постелили. И все-таки сияние стало ярче, значит, что-то здесь было.

Олег опустил на колени, а затем заглянул под кровать. Он поводил там рукой с накопителем, и «жемчужинка» мигнула особенно ярко. Котов посмотрел на это место и увидел волос. Должно быть, когда снимали белье, он слетел и остался лежать под кроватью.

— Не особо-то тщательно и убираются, — хмыкнул розыскник и похвалил: — Молодцы.

Он достал из кармана хранилище, оно больше походило на крупную стеклянную бусину. Открыл и, накрутив на пинцет, лежавший в том же кармане, длинный светлый волос, поместил свою добычу в хранилище, а затем присоединил «жемчужинку» и закрыл маленькую сферу.

— Так-то лучше, — прошептал Олег и распрямился. — Теперь искать будет проще.

Котов убрал «бусину» и пинцет, отряхнулся и направился на выход, тут ему делать было уже нечего.

Глава 16

Олег вышел на улицу, поднял лицо к небу и вдохнул полной грудью. На душе его было легко и даже радостно, будто он не волос нашел, а закрыл дело поимкой хамелеона. Впрочем, к последнему чувства розыскника никак не относились. Но задумываться над собственным состоянием он не стал. Впереди ждало еще одно дело, и им Котов намеревался заняться прямо сейчас.

Он зашагал прочь от гостиницы, негромко постукивая тростью. Прошел мимо своего дома и свернул в Толмазов переулок, где еще несколько часов назад его ожидала карета, чтобы отвести на Малую Охту к магине Бэле. А вскоре он уже шел дальше.

Можно было остановить извозчика, они еще вовсю сновали по улицам Петербурга, но хотелось прогуляться и просто ни о чем не думать. Размышлений, предположений и догадок сегодня было уже предостаточно, а сейчас разум просил отдыха, и Олег дал ему то, что было необходимо.

И когда появился дом Александра Александровича, Котов даже немного расстроился, что время отдыха подошло к концу. Однако тут же стряхнул с себя всякие сожаления и медлить не стал. Вопросов у него накопилось множество, и все они требовали ответов. Оставалось лишь надеяться, что сыщик уже дома.

Подняться Олег так и не успел, потому что за спиной раздалось весомое:

— Ваф! — Котов обернулся и увидел, что его приятель с верным псом идут с прогулки, и Барбоска успел узнать визитера. — Ваф!

— Тихо, дуралей, — отчитал его Сан Саныч. — Почем зря разоряешься.

— Вовсе и не зря, — улыбнулся Олег. — Барбоска мне доброго вечера желает. И тебе доброго вечера, и вам, мой дорогой друг.

— Олег Иванович! — воскликнул сыщик, и пес посмотрел на него, кажется, с осуждением. Мол, меня отчитывал, а сам, гляди-ка, разошелся.

Однако хозяин на укоризну внимания не обратил, он уже протянул руку своему приятелю.

— Признаться, думал увидеть вас еще вчера, — сказал Александр Александрович. — А вы, вон как, целые сутки не спешили прийти.

— Простите, Сан Саныч, были дела, — повинился Олег. — Но вот всё улажено, и я у вас. Жажду услышать подробностей.

— Идемте, — Рыкин сделал приглашающий жест. — Однако как же удачно мы встретились. А ведь приди вы несколькими минутами ранее и не застали бы меня. А задержись мы с Барбоской, и проглядели бы вас. Но хватит болтать, — остановил себя сыщик и повторил: — Идемте же, идемте.

Мужчины поднялись в квартиру Сан Саныча. И едва они переступили порог, и сыщик отстегнул поводок, как Барбоска поспешил ретироваться в сторону кухни. У него были спешные дела, и тратить время на людей пес не стал.

— Лопать побежал, — проследив взглядом за питомцем, констатировал Рыкин. — Ксения должна была перед уходом оставить ему псовьего варева. Это у нас так Барбоскина похлебка называется. Сначала у него варево псовье, потом человечье. Он, видите ли, личность непритязательная, слопает всё, что под лапу попадется.

— Или на зуб, — улыбнулся Котов.

— На нюх, на глаза, на ум, — хмыкнул сыщик. — Всегда найдется на что, а он очень находчивый.

Сан Саныч рассмеялся собственной шутке, и Олег хмыкнул, соглашаясь. Мужчины прошли в гостиную, но вскоре сыщик оставил своего гостя, впрочем, ненадолго. Вернулся он с подносом, на котором стоял графинчик с водкой и закуска.

— В конце дня, да под хорошую беседу, — подмигнул Рыкин. — Уж не откажитесь, голубчик.

— Не откажусь, — с улыбкой ответил Котов.

Сан Саныч поставил на стол свою ношу и потер ладони:

— Вот и замечательно, — сказал он. После разлил водку по стопкам и, усевшись напротив, довольно крякнул: — Ну-с, милостивый государь, за что же мы с вами поднимем чарки?

— Давайте за погоду, — улыбнулся Котов. — Всё ж она решила нас побаловать и сменила гнев на милость.

— Согласен, к вечеру распогодилось, что не может не радовать. Что ж, за милость погоды! — подняв рюмку, провозгласил Сан Саныч. После махом выпил и выдохнул: — У-у-у, славно, — втянул носом воздух и улыбнулся: — А ведь Фадей Модестович говорил, что вскоре дождь закончится, а я еще с ним спорил. Даже гривенник поставил на то, что дождь будет идти до конца недели. А глядишь ты, опять он оказался прав.

Олег, подцепив вилкой закуску, задумался. Фадей Модестович был фотографом. Работал он на полицию, но мог фотографировать и для газет. Однако не это заняло мысли розыскника. Причиной тому стал прогноз господина Ложкина. Должно быть, последние события сделали Котова подозрительным, но он в эту минуту пытался отыскать в Фадее Модестовиче хотя бы искру магии, однако ничего такого вспомнить не мог.

— Откуда же берется точность его предсказаний? — наконец сдался Котов.

— Да как же, Олег Иванович, — изумился Рыкин, — неужто позабыли? Я ведь уже сколько рассказывал, да и сам Фадей Модестович вроде бы поминал при вас. Всему виной его суставы. Как погода портится, они ныть начинают, а как дело к улучшению, так и воспрянет духом. И добрей, и улыбчивей делается. Так уж он устроен.

— Ах да, верно, — усмехнулся Олег.

Он не помнил ни подобных рассказов, ни слов самого Ложкина. Эта информация была не столь важна, мог и подзабыть. Или же Сан Саныч говорил Ковальчуку, как доктору, а Котов выходил. Впрочем, ерунда. И розыскник окончательно отмахнулся от досужих размышлений.

— А мне ведь нечем вас порадовать, дорогой друг, — сказал он, переводя беседу в иное русло.

— О чем вы? — Рыкин проглотил кусок пирожка, который успел надкусить, и в удивлении посмотрел на приятеля.

— Пока нечем, — поправился Котов и продолжил: — Я ведь обещал Ивану Дмитриевичу, что попытаюсь вызнать у моих мистиков что-то по вашему последнему делу. Так вот, пока ничего не узнал. Правда, за эти дни я побывал всего в двух салонах, так что, кто знает… — не договорив, Олег улыбнулся.

Врать он умел виртуозно, профессия обязывала. Но ложь эта была необходима. Правду рассказать он не мог, а поддерживать добрые отношения с сыском в частности, и с полицией вообще, было необходимо. Иначе никакая дружба с Сан Санычем уже не поможет явиться на место преступления или в покойницкую. Да и информации станет намного меньше. Это петербургский сыск не нуждался в розыскнике из другого мира, а вот он в сыске очень даже. Так что врать хоть Олег и не любил, но когда ложь была частью работы, то делал это легко и непринужденно. А сейчас была именно работа.

— Досадно, — коротко вздохнул Рыкин и взялся за графин. — Но мы ведь и сами не лыком шиты, — он подмигнул и разлил водку. — Да и дело еще не закрыто, так что, может, еще что-то и узнаете.

— Тогда выпьем за удачу в нашем расследовании, — улыбнулся Олег, и в этот раз он был абсолютно искренен.

— Прекрасно! — с готовностью отозвался Сан Саныч, и мужчины выпили по второй.

И пока они в молчании закусывали, к ним присоединился третий собеседник… сотрапезник… в общем, пришел Барбоска. И хоть сам он не разговаривал, но слушателем был отменным. Да и пироги любил не меньше своего хозяина и его гостя.

— Стало быть, друг мой Барбоска, своим варевом ты с нами не делился, а нашу закуску решил разделить? — полюбопытствовал у пса Сан Саныч.

Барбоска уселся рядом со столиком, покосился на пирожки и демонстративно сглотнул.

— Ты бы еще чувств своих собачьих лишился, чтобы показать, как голоден, — покачал головой Рыкин. — Где твоя совесть, лохматая голова?

— Ваф, — ответил пес, почавкал и снова сглотнул.

После перешел ближе к гостю и уместил голову на его коленях. Котов рассмеялся. Он потрепал умницу Барбоску и отдал половину своего пирожка, потому как что-то съесть под его взглядом было совершенно невозможно.

— Вот ведь негодяй! — возмутился хозяин вымогателя. — Совершенно бессовестное создание!

— Пустое, Сан Саныч, — всё еще посмеиваясь, отмахнулся Олег, — все эти Барбоскины каверзы мне хорошо известны. Да и, согласитесь, талант нужно поддерживать. Половина пирога — недурственная плата за старания лохматого артиста.

— Балуете вы его все, — с укоризной покачал головой Рыкин, — а он после стыд последний теряет. — А затем сам сунул в раскрытую пасть и свой кусок пирожка.

Котов хмыкнул, но ничего говорить не стал. Вместо этого он кашлянул, прочищая горло, и произнес:

— Сан Саныч, признаться, меня мучает любопытство, что же сказала балерина? Любовница того немца.

Рыкин обхватил голову своего пса ладонями, смял пальцами уши и, склонившись, громко чмокнул Барбоску в макушку.

— У-у, морда, — с нескрываемой любовью протянул сыщик и обернулся к приятелю. — Балерина ничего не видела. Она выпроводила Румпфа и сразу отправилась спать. В общем-то, Антонов ее из постели и поднял для дознания. Горничная ее тоже не следила за их гостем. Сказала, мол, насилу вытолкали вдвоем с хозяйкой, так он им надоел. К жене отказывался возвращаться, говорил, что бросит ее и совсем поселится у любовницы, чем радости ей не доставил.

У этой танцовщицы есть еще поклонники, и кое-кто более родовитый и богатый, чем Румпф. И когда он ушел, одна женщина отправилась отдыхать, вторая убирать беспорядок, какой учинился после визита воздыхателя. Впрочем, узнав, что случилось, и балерина, и горничная были в великом ошеломлении. Любовница Румпфа бранила себя, что не выгнала немца раньше или же, что не оставила еще ненадолго. Быть может, такого бы и не случилось.

— Думаю, она права, — усмехнулся Котов.

— Отчего вы так решили? — живо заинтересовался Сан Саныч.

— Так ведь недруг вряд ли бы просидел под домом балерины несколько дней, ожидая, когда Румпф выйдет, — ответил Олег. — Вы же сами говорите, что его выставить не могли, то есть он мог и еще задержаться. Нет, друг мой, если бы кто-то хотел намеренно от него избавиться, то подстроил покушение иначе. А тут больше походит на опыт над человеком. Альберт Румпф — жертва, выбранная по случаю. Возможно, потому что был не в себе, все-таки несколько дней возлияний.

— Согласен с вами, — улыбнулся сыщик и вновь наполнил рюмки, но уже тостов не предлагал и не спрашивал. Просто налил и продолжил разговор: — Не столь высокого полета была эта птица, чтобы затевать на него засаду в несколько дней.

— Выходит, не нашлось того, кто что-нибудь видел? — спросил Олег.

— Отчего же? — произнес Сан Саныч и вновь потрепал пса. — Хорош, подлец, чем и пользуется беззастенчиво. Вот как негодяю отказать? Никак невозможно. Держи, негодник, — и последний пирожок из взятых на закуску отправился в разверстую пасть лохматого вымогателя. — Надо еще принести, — констатировал сыщик и даже поднялся на ноги, но его гость остановил вопросом:

— Что вы хотели сказать?

— А? — Рыкин на миг задумался, после хохотнул и вновь уселся: — Вроде и не во хмелю, а забылся. Это всё он виноват, — Рыкин ткнул во влажный нос Барбоски. — Так вот, Олег Иванович, ни балерина, ни ее горничная не видели, как Румпф вышел из дома, зато видел дворник. Вот он-то и рассказал занимательную историю. — Олег подался вперед, и Сан Саныч, рассмеявшись, погрозил ему пальцем: — А загорелись глазки-то, Олег Иванович, ох, загорелись! Вот оно любопытство творческого человека!

— Не томите же! — подыгрывая приятелю, воскликнул Котов. Впрочем, он и вправду испытал жгучее любопытство и толику раздражения от того, что сыщик всё никак не может договорить.

— Да что уж там, — махнул рукой Рыкин и вдруг стал серьезным. — Дворник говорит, что Румпф, когда вышел, пьян был в дым, еле на ногах держался. Кузьма, так дворника зовут, поспешил к нему, к немцу, стало быть. Плечо подставил, а тот и попросил, мол, поймай мне, голубчик, извозчика.

— И что же? — с жадным интересом спросил Олег.

— А то, — сыщик хмыкнул. — Эк вас разобрало, батенька. Хотя, конечно, дело такое… Ну, значится, Кузьма немца к дому прислонил, а сам побежал извозчика ловить. Поймал. В общем, Румпфа он в коляску засунул, да только с места тронуться не успели, как туда же запрыгнул какой-то хлыщ.

— Хлыщ? — переспросил Котов.

— Так его описал дворник, — усмехнулся Сан Саныч. — Так вот запрыгнул, стало быть, хлыщ. Тараторил, обещал оплатить и за немца, если тот не против. Будто бы вопрос жизни и смерти. Румпф махнул рукой, похоже, ему уже было на тот момент не хорошо и не весело. А раз пассажир не против, то и извозчик возражать не стал. Так втроем и уехали. Дворник сказал, что пьяный немец и гроша ему ломанного за услужливость не дал. Так что вслед пролетке смотрел долго и бранился, а потому… — сыщик выдержал паузу.

— Он запомнил номер, — закончил за него Олег, и Рыкин фыркнул:

— Нельзя быть таким сообразительным и мешать моему блистательному повествованию.

— Простите Бога ради, — улыбнулся Котов, — но это и дураку понятно, раз смотрел вслед пролётке, стало быть, видел номер.

— И номер, и цвет запомнил, и хлыща, — согласно кивнул сыщик. — Городовые разыскали этого извозчика…

— Он живой, стало быть? — спросил Олег.

— Да, — с толикой удивления ответил Александр Александрович. — А вы подумали, что его убили? — и взгляд его наполнился любопытством.

Котов кивнул. Он и вправду подумал, раз в пролётке был еще один человек, то хамелеоном был как раз хлыщ, а значит, мог избавиться от случайного свидетеля. Или же избавился… Так он получает отличное знание города и окрестностей, да и не только. Извозчик — кладезь информации, которая недоступна тому же регистратору или немцу.

Хотя с последним вторженец получил еще один язык этого мира, а может, и не один. Это смотря, сколько их знал Румпф. Впрочем, Воронецкие оба давали ему подобные знания. Однако каждая поглощенная жизнь — это очередное сокровище, благодаря которому хамелеон растворяется среди людей.

— Так почему так решили? — напомнил о своем вопросе Рыкин.

— Помилуйте, Сан Саныч, — с укоризной произнес Олег. — Размышляя над этим делом, я подумывал, что преступником может быть извозчик, если Румпф успел нанять экипаж. Однако теперь вы говорите, что был еще третий, а значит, убийца, скорее всего, он. И тогда оставить в живых извозчика было с его стороны неосмотрительно.

— Однако оставил, — ответил сыщик и поднял так и не выпитую стопку. Он выпил, занюхал головой Барбоски, смотревшего на хозяина в ожидании новых лакомств, и поднялся на ноги: — Все-таки принесу пирогов, а потом продолжим. Хлеб и огурцы сейчас мне не кажутся достаточной закуской. Что-то разыгрывается аппетит.

— Не возражаю, — кивнул Олег и поманил к себе пса. Тот задирать носа не стал и опять сменил местоположение, теперь ради ласки.

Вернулся Рыкин быстро, и в этот раз нес блюдо с пирожками. Похоже, взял всё, что было. Ну а как иначе? За столом их было все-таки трое.

— Ну так вот, мой дорогой друг, — произнес сыщик, усевшись, — извозчика нашли, и он рассказал городовому, что его пассажиры сговорились, пока ехали, и сошли вместе. Румпф на тот момент был еще жив, но по-прежнему мертвецки пьян… — Сан Саныч усмехнулся и покачал головой: — Почти каламбур. Покойный был мертвецки пьян. Дурная вышла шутка, — он вновь покачал головой, но махнул рукой и продолжил: — Стало быть, они сошли…

— Где? — Котов вновь с жадным интересом подался вперед.

Рыкин со смешком погрозил ему пальцем и ответил:

— У дома Адмиралтейской части. Извозчик сказал, что толком не слышал, о чем они говорили, только иногда Румпф ревел медведем, мол, домой не хочет и не поедет. Второго пассажира толком не слышал.

— Адмиралтейская часть?

— Правда, хлыщ говорил, что ему нужно в Благородное собрание…

— Оно рядом с Адмиралтейской частью.

— Верно, — кивнул Сан Саныч, — но сошли именно у части.

— И там остался причал со времен, когда по Мойке перевозили грузы… — в задумчивости произнес Олег. — Кирпичный переулок прямо на него выводит, а он между частью и собранием…

Слушавший его Рыкин расхохотался. Котов перевел на приятеля удивленный взгляд, но так и не понял, отчего тот веселится. Сан Саныч хлопнул себя по ляжкам и зашелся в новом приступе смеха. После смахнул с глаз набежавшие слезы и воскликнул:

— Помилуйте, Олег Иванович! Вы что же, думаете, что хлыщ иссушил Румпфа прямо там, на причале, а потом бросил в реку⁈ Да как такое возможно⁈ Ну, вы скажете, батенька! — и вновь рассмеялся.

Котов усмехнулся:

— Да, вы совершенно правы, дорогой друг, что-то я погорячился. Но так всё складно тогда выходит. И Красный мост ближе к Зеленому, чем Синий, и у воды…

Выдавив фальшивый смешок, розыскник взял свою рюмку, к которой не притрагивался всё это время, и залпом опустошил ее. Но сделал это больше ради того, чтобы изобразить неловкость и досаду. Котов был уверен в своей правоте, потому что знал, кем является убийца. И теперь всё сложилось.

Вторженец увидел пьяного Румпфа и воспользовался его состоянием. Должно быть, разговорил и сыграл на том, что немец всё еще не желал возвращаться домой. Пообещал продолжить веселую гулянку, возможно, с новой балериной, и жертва сама шагнула в пасть поглотителю. Они сошли у дома Адмиралтейской части, и хамелеон отвел Румпфа на причал. Там поглотил и столкнул в реку, а вскоре рыбак у Зеленого моста увидел мертвеца.

Но ничего этого Олег своему другу объяснять не стал. Он ел пирожок, пока Сан Саныч сумел взять себя в руки. А после, честно отдав оставшуюся четверть изнывающему в ожидании Барбоске, спросил:

— Так что же еще сказал извозчик? Он увидел, куда отправились немец и хлыщ?

— Нет, — выдохнув, ответил сыщик. — Он получил плату и уехал, раз в нем больше не нуждались. И что делали пассажиры потом, не знает. Так что еще предстоит выяснить, куда хлыщ увел Румпфа, чтобы накачать раствором. Но! — Рыкин поднял вверх указательный палец и вновь выдержал паузу, и в этот раз Котов его не перебивал.

Однако пауза начала затягиваться, и Олег поджал губы, чтобы не выдать раздражения. Сейчас, когда разговор шел о по-настоящему важном деле, да еще и в конце дня, полного раздумий и открытий, вся эта театральщина начала действовать на нервы.

Зато не смолчал Барбоска, на которого вновь никто не обращал внимания.

— Ауа, — издал он басовитое подвывание.

Мужчины посмотрели на пса, и хозяин сунул ему пирожок:

— Держи, вымогатель.

И теперь отмер Котов.

— Так что же — но, Сан Саныч? Вы уже изрядно интриговали, извольте продолжить, — и улыбнулся, чтобы скрыть настоящую эмоцию.

Рыкин самодовольно хмыкнул и разлил остатки водки из графина. Он поднял свою рюмку и провозгласил:

— За терпение!

— Шутник вы, однако, Сан Саныч, — усмехнулся Котов и послушно выпил.

Рыкин промокнул губы и самодовольно хмыкнул.

— Ну, право же, Сан Саныч! — возмутился Олег. — Говорите же! Или же я не стану читать вам моего следующего рассказа.

— Экой вы, батенька, нетерпеливый, — фыркнул сыщик, но было видно, что продолжает развлекаться. — Ну полно, дорогой мой, полно. Рисковать нашими вечерами под чтение ваших рассказов я не стану. Так вот, что любопытно. Знаете ли, чем схожи случаи с Румпфом и Карасевым? Разумеется, они идентичны способом убийства, но…

— Хлыщ? — не сводя с приятеля взгляда, спросил Котов, и Сан Саныч кивнул. — Стало быть, его кто-то видел и там?

— Верно, — улыбнулся Рыкин. — Видели.

— И как же он выглядит?

— Молодой человек лет двадцати, двадцати с небольшим. Светловолосый, приятный ликом, по одежде видать, что не бедствует, роста пониже моего…

— Но, позвольте, — прервал его Котов, — таких-то по десятку на каждой улице ходят.

— Но не у каждого есть особая примета, — со значением подмигнул сыщик. — Временная правда, но еще можно успеть опознать по ней. На левой щеке знатный порез.

Сан Саныч говорил что-то еще, но Олег его сейчас не слышал. Он знал человека с такими приметами. Максим Аркадьевич Светлин или… Михаил Воронецкий. Стало быть, хамелеон все-таки он…

Глава 17

Прехорошенькая девушка замерла во дворе небольшого двухэтажного деревянного дома. Она подняла лицо к чистому голубому небу, накрыла глаза тыльной стороной ладони, прячась от яркого солнца, и на губах ее играла улыбка. Что за мысли бродили в ее светловолосой головке, понять было невозможно, но чувствовалось, что мысли ее были чисты и радостны.

Девушка была похожа на ангела, даже волосы ее, казалось, светились в солнечных лучах. Стройная, нежная, словно цветок. Или белая голубка, чьи крылья готовы были вот-вот распахнуться, и птаха устремиться в бездонное небо. Девушка стояла и улыбалась, не замечая, что у ее тихой радости есть свидетель.

Он застыл на противоположной стороне улицы и наблюдал за девушкой пристальным острым взглядом. Впрочем… В этом взгляде не было неприязни, злобы или затаенных недобрых помыслов. Мужчина смотрел тем взором, каким глядят на женщину, которая сумела затронуть в душе некие струны, чья мелодия зачаровала и увлекла. Да, он любовался и все-таки…

И все-таки угадывалась в мужчине и некая борьба. Он знал, что своим появлением разрушит то невесомое счастье, владевшее девушкой в эту минуту, но развернуться и уйти не мог. Это было попросту невозможно. Он должен был сделать то, зачем пришел, но продолжал стоять и смотреть, даруя ей еще несколько минут незатейливой радости, чем бы она ни была вызвана. А вместе с этим давал и себе еще немного времени, чтобы оттянуть мгновение, когда взор белокурого ангела заполнят, возможно, ненависть и страх. А может, и нет, но пока этого не мог предсказать даже маг шестой категории, каким был мужчина, застывший на углу перекрестка Парголовской улицы и Муринского проспекта.

То, что беглецы обосновались на даче в Лесном, Котов узнал еще ночью. Он пришел от Рыкина и сразу же направился в свой кабинет. Там поместил волос Глафиры Воронецкой в поисковую «жемчужину», и она наполнилась свечением, теплым и светлым, как образ девушки, из чьей головы выпал этот волос. Олег простер над ней ладонь и шепнул:

— Покажись…

После прикрыл глаза и медленно выдохнул. Так он постоял с минуту, словно продляя предвкушение встречи, а затем посмотрел на карту. От «жемчужины» протянулся слабый лучик, более всего напоминавший тонкое щупальце. Оно ползло по начертанным на бумаге улицам Санкт-Петербурга, а когда остановилось, то налилось тем же устойчивым свечением, что и накопитель.

— Попалась, — усмехнулся Олег.

Однако улыбка тут же исчезла и сменилась задумчивым выражением. Котов потер подбородок. Стало быть, Воронецкие обосновались в Лесном. В общем-то, у них было время подыскать себе более приятное жилище, чем гостиница, так что могли снять. Особенно, если они в Петербурге надолго. Но… какая же тогда цель у хамелеона?

Впрочем, над целью думать смысла не было по-прежнему, потому что она могла быть какой угодно, но! Раз это все-таки брат, а не сестра, то Глаша для него остается прикрытием, и трогать ее он не станет, что уже хорошо. Однако от походов к Ковальчуку всё же отказался. Но и это логично. Во-первых, они теперь живут далеко, а во-вторых, на Васильевском острове вторженец уже себя показал.

А если он, Котов, прав, и с первой жертвой Воронецкий следил за тем, кто может появиться у тела, то увидел еще тогда человека, с которым потом ходил в театр, и уже знал, что Олег дружен с Рыкиным.

— А еще с Ковальчуком, — шепнул розыскник.

Возможно, со вторым трупом хотел подтвердить свои выводы, но тут Котов явился уже не в покойницкую, а подсел к сестре, и хамелеон был вынужден изменить планы и провести вечер в театре. Тогда отсюда вытекает и желание познакомиться поближе, то есть приглашение в ресторан после спектакля. Да и вся его настороженность.

Да и знакомство Олега с Ковальчуком могло сыграть роль в том, что Воронецкие отказались от визитов к нему. Слишком подозрительный и, возможно, опасный человек оказался связан и с доктором, и с сыщиком. Так что хамелеон вполне мог посчитать излишним продолжать визиты на Васильевский остров, да еще и в ситуации, когда успел там отметиться очередным убийством. И если уже успел снять дачу, то сбежать подальше от тех мест, где наследил, было лучшим моментом. Да, теперь всё выглядело в высшей степени разумно и логично.

И перед розыскником встала дилемма — с кого начать. Он знал, где прячется хамелеон и кем он является, как знал и возможного призвавшего, а то, что это Бэла, Котов не сомневался, почти не сомневался. Не та сущность поглотитель, кто мог помочь призвавшему разорвать Марь. Он был в некотором роде магической сущностью, но не магом, и, стало быть, прорыв был заботой того, кто находился на этой стороне. А такое под силу только магине четвертой категории, особенно, если она точно знала, что и как сделать. Но не бессильному потомку мага, некогда имевшего связь с женщиной этого мира.

И Котов сделал свой выбор — хамелеон. Бэлу он теперь мог отследить по следу ее энергии, который собрал во время встречи с ней. Для этого даже не требовалось никого нанимать. Это имело смысл, чтобы узнать, кого она принимает в доме возле Холерного кладбища. Но теперь сомнений в личности поглотителя не осталось, и лучше было начать с него, чтобы хамелеон не успел сменить личину и раствориться среди людей, возможно, оставаясь под самым носом.

Но была и еще одна причина, и она стала почти главенствующей, — Глаша Воронецкая. Уходя от розыскника-мага, хамелеон мог, как избавиться от девушки, которая знала его настоящую личину, если видела, как он появился, так и поглотить ее. А вот этого Котов допустить не просто не мог, он этого не желал всей своей душой. Слишком хороша она была для того, чтобы стать еще одной частью убийцы.

И вот теперь Олег стоял напротив дома, во дворе которого застыла лучиком солнечного света девушка, так неожиданно затронувшая его мысли и сердце. Котов вздохнул и вышел из тени, но пока так и остался незамеченным. В это мгновение мимо проехала телега. Она громыхнула чем-то, что лежало внутри нее, и Глаша обернулась на звук. После развернулась и неспешно направилась к дому. Своего знакомца девушка так и не узнала, должно быть, попросту не ожидая увидеть его здесь.

И как только телега поехала дальше по Малой Спасской, в которую переходил Муринский проспект, Котов поспешил на другую сторону. А поняв, что Воронецкая сейчас войдет в дом, позвал:

— Глафира Алексеевна! — и улыбнулся, провокация удалась.

Девушка обернулась, поискала удивленным взглядом, кто позвал ее, и глаза Глашеньки округлились, когда она заметила мужчину, махнувшего ей рукой.

— Олег Иванович? — в изумлении спросила она.

Девушка сделала несколько шагов в направлении Котова, вдруг развернулась и поспешила назад к дому, но вновь остановилась, и когда обернулась, на губах ее появилась улыбка. Была она фальшивой сверх всякой меры, потому что в глазах младшей Воронецкой застыл страх. От прежней радости не осталось и следа, и Олег ощутил болезненный укол, хоть и был готов к этому.

— Простите, Олег Иванович, — голос девушки подрагивал от охватившего ее волнения. — Вы произнесли незнакомое мне имя, и я подумала, что обращаетесь вы не ко мне. Отчего вы зовете меня… как вы сказали?

— Глафира Алексеевна, — то ли подсказал, то ли вновь обратился к ней розыскник и приблизился.

— Да-да, именно так, — кивнула она. — Вы ту оказались случайно? — спросила она с надеждой, и чувствовалось, что девушка почти умоляет ответить, что дело обстояло именно так.

Олег лгать не стал.

— Нет, Глафира Алексеевна, я здесь не случайно.

— Хватит этих ваших игр, — нервно произнесла она и развернулась, чтобы уйти. — Мое имя…

— Воронецкая Глафира Алексеевна, — закончил за нее розыскник. — Я знаю, кто вы, и знаю, что с вами произошло. Я пришел, чтобы помочь вам, Глафира Алексеевна, и потому совершенно с вами согласен — игр и в самом деле уже достаточно.

— Я не понимаю и не желаю понимать, — отчеканила девушка. — Оставьте меня в покое, господин Котов.

Олег ухватил ее за локоть, и Глашенька дернулась, но он щелкнул пальцами, и девушка вдруг застыла на месте.

— Глафира Алексеевна, я вам не враг и дурного не желаю, — спокойно и мягко произнес розыскник. — Если на вас нет греха, то и переживать не о чем. Нам стоит объясниться. Ваш двор хоть и окружен живой изгородью, но она невелика, и с дороги нас хорошо видно. Кто находится в доме?

— Только Дарья, — ответила Глашенька.

— Это ваша служанка?

— Да. Ее оставил нам Мефодий Парамонович.

— Ваш брат?

— Мишенька ушел, но должен вскорости вернуться.

Олег вновь щелкнул пальцами, и Глаша, моргнув, отшатнулась от него, впрочем, уже не убегала, но смотрела испугано.

— Кто вы? — с мукой в голосе спросила девушка.

— Ваш друг, Глафира Алексеевна, — улыбнулся ей Котов. — Идемте туда, где нас не увидят и не услышат, нам нужно поговорить.

Она не спешила выполнить просьбу незваного гостя, который теперь пугал девушку до дрожи. Глаша покусывала губы, нервно потирала ладони и заметно страдала от происходящего, и Олег решил ей помочь.

— Глафира Алексеевна, я знаю, что вы стали свидетелем появления пришельца из другого мира. Знаю, что он поглотил на ваших глазах человека, того блаженного из деревни, которая находится рядом с вашим поместьем и когда-то принадлежала вашей семье. А еще я знаю, что он последовал за вами…

Глаза ее становись всё шире и шире, пока розыскник говорил, и когда он закончил, приоткрылся даже рот. Глаша вдруг вцепилась в руку Олега и спросила, глядя на него с жадностью:

— Вы не считаете меня безумной или вздорной выдумщицей? — вдруг мотнула головой и задала новый вопрос, который, должно быть, хотела задать первым, но сказала то, что было для нее важней: — Откуда? Откуда вы всё это знаете? — после сжала руку Котову и потянула за собой: — Идемте.

Олег кивнул и последовал за девушкой. Она вела его к дому, стоявшему неподалеку. Дача была небольшой и совсем простенькой. Владелец ее явно был небольшого достатка. Возможно, служащий нижнего чина, или мастеровой из простого сословия, имевший доход, который не делал его зажиточным. Впрочем, это уже не имело значения… пока, по крайней мере.

В доме и в самом доме было мало комнат, да и обстановка их говорила о том, что хозяин может позволить себе иметь дачу, но обставить ее с шиком уже не способен. Здесь было всё, что необходимо для жизни: где есть, где спать, где приготовить пищу, — но не больше. Почти никакого декора, кроме пары безвкусных картин в таких же безвкусных рамах, да один гипсовый бюст с небольшим сколом. Да и скудная мебель имела потертый вид.

— Прошу вас, присаживайтесь, — Глафира Алексеевна указала рукой на продавленное полосатое кресло. — Уж не обессудьте, Олег Иванович, за жалкий вид нашего нынешнего жилища, но, признаться, мне довольно и небольшого садика и тишины, которой нет в Петербурге. Я скучаю по нашему поместью…

Она замолчала и, присев во второе кресло, расправила складки платья на коленях. Руки девушки слегка подрагивали, выдавая так и не оставившего ее волнения. Глашенька опустила взгляд, поджала губы и больше не произнесла ни слова. Щеки ее заалели, и Олег невольно улыбнулся, любуясь смущением девушки, чем бы оно ни было вызвано. Близостью ли постороннего ей мужчины, с которым она опять осталась наедине, но уже без свидетелей, или же попросту не могла решиться быть откровенной, но была она в эту минуту невероятно прелестна и трогательна.

— Глафира Алексеевна, — заговорил первым Котов, решив помочь своей собеседнице, — что в точности произошло в тот злополучный день в лесу, когда погиб блаженный? — Девушка бросила на розыскника затравленный взгляд, и он улыбнулся: — Произошедшее для меня не выдумки и не безумие, вам нечего опасаться, что я дурно о вас подумаю. Клянусь, — и он поднял руку в клятвенном жесте.

Однако ответить Глаша ничего не успела, потому что в комнату шагнула женщина лет сорока. Черты лица ее были грубы, фигура массивна, и ступала она тяжело, оттого приближение не осталось незамеченным. Котов первым обернулся к двери, и лишь после этого раздался стук.

— Это Дарья, — негромко сказала Глашенька и повысила голос: — Что ты хотела?

Женщина шагнула в комнату, посмотрела на визитера, и он отметил, что у нее, похоже болят зубы, потому что на голове ее была повязка, проходившая под подбородком и через левую щеку. Концы скрученного платка забавно топорщились на макушке, словно заячьи уши. Дарья запоздало поклонилась и произнесла:

— Показалось, что пришел кто-то, — голос ее оказался на удивление приятным. — Думала, что братец ваш вернулся. Накрывать ли на стол, барышня? Может, надо чего? Вы говорите, я накрою.

Глафира перевела взгляд на незваного гостя, но он отрицательно покачал головой, и девушка ответила:

— Нет, Дарья, ничего не надо, отдыхай пока.

— Да вроде и не устала, — сказала та, но уйти не спешила.

— Что тебе? — с заметным удивлением спросила Воронецкая.

Похоже, Дарья назойливой обычно не бывала.

— Вы уж простите меня, барышня, — сказала женщина, — но нехорошо это, с мужчиной-то наедине. Давайте, я тихонько в уголке посижу. Мешать не стану, но так братец вас бранить не станет.

— Ступай, — досадливо покривилась Глашенька. — Михаил Алексеевич знаком с господином Котовым.

— Ну раз так, то как скажете, — пожала плечами Дарья. — Может, хоть воды принести?

Олег обернулся к ней и ответил сам:

— Нет, благодарю. Мне ничего не надо.

— Так может, барышня хочут?

— Да, мне воды принеси, — согласилась девушка и облизала губы.

Дарья вышла, и Котов сменил тему беседы, пока они ожидали возвращения служанки.

— Кто такой Мефодий Парамонович?

— Это наш знакомец, — ответила Глаша. — Мы встретились с ним в Петербурге на третий день после того, как приехали, и он сказал, что мы можем пожить на его даче. Сказал, что самому ему сейчас дом не нужен, а нам будет удобней тут, чем в гостинице.

— Но вы переехали не сразу, — заметил Олег.

— Да, — девушка бросила на него вороватый взгляд и отвернулась. Щеки ее вновь полыхнули румянцем. — Это из-за вас, Олег Иванович. Мишенька недоволен, что мы назвались супругами. Он сказал, что ему неловко и дальше лгать, а вы намеревались свести с нами более тесное знакомство. Выходило так, что нам и вовсе пришлось бы завраться. Да и ваше знакомство с Федором Гавриловичем… — Она вновь бросила вороватый взгляд на гостя. Похоже, про Ковальчука Глаша говорить не хотела. — Так и вышло, что Миша решил принять любезное предложение Мефодия Парамоновича.

Вновь послышались тяжелые шаги, вернулась Дарья. Она поставила на стол поднос, на котором стоял графин с водой и два стакана. Поклонившись, она задержала взгляд на Котове, после перевела его на Глафиру Алексеевну, а уж затем вышла, наконец оставив их наедине. Олег поднялся на ноги и, подойдя к двери, прикрыл ее. О чести дамы он, конечно, заботился, однако сейчас был иной случай, да и Дарья ему не понравилась.

Котов обернулся и увидел, что Глашенька наливает себе воды. Она уже взяла стакан, поднесла его к губам, но вдруг вернула на поднос, сжала кулаки и тряхнула головой. Вид у нее был до невозможности решительный и забавный одновременно, но розыскник скрыл улыбку.

— В тот день я вышла на прогулку, — заговорила девушка. Она обняла себя за плечи и отошла к окну. Все-таки болевого настроя ей хватило всего на минуту, но говорить она всё же начала. — Я, знаете ли, люблю побродить в одиночестве. Не сказать, что я окружена шумным обществом, чтобы желать уединения, однако такие прогулки мне по сердцу. — Глаша вздохнула. Она провела пальчиком по мутноватому от пыли стеклу и продолжила: — Федот встретился мне, когда я уже подходила к лесу. Не думайте, Олег Иванович, я вовсе не легкомысленна, и бродить по лесу не в моих привычках. Гуляю я по кромке, никогда не углубляюсь. А тут вышло так, что мне нашелся спутник. Я не опасалась Федота, он всегда был добродушен и весел…

Всхлип прервал девушку. Она глубоко вдохнула и подняла лицо кверху, кажется, сдерживая слезы. Олег уже хотел направиться к ней, но передумал, не желая спугнуть откровений. Впрочем, она быстро взяла себя в руки и, полуобернувшись, виновато улыбнулась:

— Простите меня, Олег Иванович, мне безумно жалко Федота. Он не заслужил такого страшного конца… — Глашенька опять повернулась спиной к гостю, и он увидел, как она украдкой стерла слезинку. — Федот был весел, как обычно, всё прыгал вокруг меня на одной ножке и пел свои совершенно невразумительные песни, но меня это забавляло. Без злости. Было и вправду забавно. Я смеялась, а Федот продолжал выписывать коленца, желая порадовать меня.

Признаться, я даже не заметила, как мы углубились в лес. Там я остановилась и попросила вывести меня назад. Федот послушался. Он бы ни за что не причинил мне зла, я знаю. Напротив… В общем, когда мы уже пошли в обратную сторону, за спиной раздался странный звук. Знаете… будто шипение или… даже не знаю, какое определение дать.

Федот обернулся первым. Он поднял руку и указал мне за спину. Лицо его стало удивленным… какое бывает у маленького ребенка, право слово. Так же и пальцем тыкал. Я обернулась и успела увидеть что-то вроде молнии или вспышки света, полыхнувшей недалеко от того места, где мы стояли еще недавно.

Меня немного ослепило. Я закрыла лицо ладонями, а когда убрала их, увидела странное существо… Оно было похоже на человека, разве что одет как-то странно. У нас такого не носят. Но вот его лицо и глаза… — Котов впился в девушку взглядом, но она этого не увидела и продолжила: — Лицо его было необычайно узким и вытянутым. Острый подбородок, рот без губ… или же они были столь тонкими, что я их попросту не разглядела. Но что рассмотрела прекрасно, так это глаза. — Глаша порывисто обернулась и воскликнула с ноткой истерики: — Змеиные глаза! Такие желтые, совсем желтые, и зрачки узкие, как черточки. Страшные глаза.

Девушка сжала пальцами виски, вновь переживая свой ужас, а Котов задумался. То, что описала Глашенька, означало лишь одно — хамелеон появился под чужим ликом, и лик этот принадлежал миру, который, как и этот, был поглотителю чужим. И это было совершенно неправильно. Ему было проще явиться сюда в собственном облике, потому что он ничем не отличался от человеческого. Но явился под личиной рептилии…

— Федот схватил большую толстую палку, — справившись с чувствами, продолжила Глафира Алексеевна. — Он закрыл меня собой и стоял так. Знаете, Олег Иванович, он совсем не был похож на себя обычного. Топал ногами и ревел, как какой-нибудь медведь. Кричал: «Зашибу, чудище окаянное!» Это существо вовсе не испугалось. Оно пошло на Федота, что-то шипело, а может, мне только так казалось, я была вне себя от страха.

А потом… Потом оно кинулось на Федота. Тот махнул своей палкой, но существо легко увернулось. Оно прыгнуло и схватило моего защитника за голову. Мне даже показалось, что оно стало целовать Федота, до того близко оказались их лица. Блаженный замычал. Он быстро ослаб и повалился на колени, а существо склонилось вместе с ним.

Я увидела, как Федот начал меняться… Он будто таял, Олег Иванович! Это было так страшно, так невозможно, что я до сих пор сомневаюсь, что видела происходившее своими глазами. Словно пригрезился страшный сон. Истинный кошмар, клянусь вам! И я вправду это видела, Христом Богом клянусь!

Теперь она и вовсе была на грани истерики, и Олег в этот раз медлить не стал. Он поднялся с кресла, куда вернулся, пока слушал девушку, и стремительно пересек комнату. Котов сжал руки Глашеньки и заглянул ей в глаза.

— Глафира Алексеевна, милая, я верю вам. Раз уж я спрашиваю о том, что с вами произошло, стало быть, знаю об этом существе. И как оно появилось, и на что способно. И потому я не думаю, что вы что-то выдумываете. Напротив, я делаю выводы необходимые мне в этом деле.

— Стало быть, он говорил о вас, — зачарованно глядя Котову в глаза, произнесла девушка. — Вы тоже из другого мира, верно? Из какого-то ведомства…

Котов улыбнулся, так и не дав ответа. Он указал девушке на кресло, но она отрицательно покачала головой, и розыскник вернулся к ее рассказу.

— Вы увидели, как существо поглощает вашего знакомца. И что же было дальше?

Глашенька протяжно вздохнула, после кивнула, принимая отказ гостя отвечать на ее вопрос. Она освободила ладони из рук Котова и отошла. Он повернулся и посмотрел ей вслед.

— Глафира Алексеевна.

— Дальше я убежала, — не обернувшись, ответила девушка. — Мне было невыразимо страшно, когда я увидела, что происходит с Федотом.

— Но домой вы не вернулись до следующего дня…

— Верно, — кивнула Глаша. — Я попросту заблудилась. Бежала, не разбирая дороги. Впрочем, я и до того не понимала, в какую сторону мне идти. А после всего я была в таком ужасе, что бежала, толком ничего не видя перед собой. Падала, даже не знаю сколько раз, и сколько раз меня хлестали ветки кустов, через которые я ломилась. В очередной раз упала и уже не поднялась. Лежала и рыдала.

Должно быть, всё это забрало мои силы, и я уснула, измученная и страхом, и жалостью к Федоту. Проснулась уже ночью. Где я и куда мне идти, не понимала совершенно. Я залезла в какие-то кусты, закрыла глаза и начала молиться. Так почти всю ночь и провела. Жмурилась, слушая звуки ночного леса, тряслась от своего ужаса и молилась.

А когда рассвело, я выбралась из своих кустов и побрела, положившись на Богородицу. Должно быть, она и помогла мне найти путь к дому. Я вышла к пруду, а оттуда уже пошла к усадьбе. И пока возвращалась, я приняла решение, что никому и ни за что не расскажу того, что со мной приключилось. Потому что такое попросту невозможно доверить даже брату.

Кто поверит, что я видела существо со змеиными глазами, которое появилось из ниоткуда и так страшно убило Федота? Никто. Только решат, что я сошла с ума, пока пропадала. И когда Миша начал допытываться, что со мной случилось, я ужасно злилась. Понимала, что он пребывает в великом волнении, но дерзила и отгоняла, потому что он всё равно бы мне не поверил. А что-то выдумывать у меня попросту не было сил. Притворяться, будто просто заблудилась, и улыбаться, как прежде я тогда не могла. Только всё оказалось зря.

— Брат все-таки решил, что вам нужна помощь врача, — с пониманием произнес Олег.

Глаша кивнула. Она подошла к столику, на котором стоял уже налитый ею стакан, взяла его и выпила половину. После всё же вернулась к креслу и, усевшись, продолжила:

— Да. Миша любит меня, потому не мог оставить всё как есть. Он решил везти меня в Петербург. Брат прикрылся делами, но целью его был все-таки врач. Впрочем… — девушка вздохнула, — все, кто живут в доме, решили, что я не в себе. Но стоит признать, не так уж они были далеки от истины, я действительно была не в себе.

Она замолчала, а Котов не спешил нарушать воцарившейся тишины. Ему сейчас открылось всё, что носила в себе эта хрупкая юная барышня. И ее ужас, и страх после, когда молчала из опасения быть признанной даже крестьянами безумной. Молчала и переживала произошедшее в лесу, не зная, с кем разделить свою ношу.

— Вы не представляете, Олег Иванович, как я рада, что могу открыться, — словно подслушав мысли собеседника, произнесла Глашенька. Она накрыла лицо руками, и до розыскника донеслось: — Это такая мука жить, что-то бесконечно скрывая. Носить в себе этот ужас и не иметь возможности облегчить душу. Притворяться, будто всё хорошо, когда знаешь, ничего хорошего нет. Еще и это существо… Его угрозы убить Мишеньку, если я не стану ему помогать.

Взгляд Котова, едва став рассеянным, вновь прояснился.

— Он пришел к вам, верно? Расскажите о нем всё, что знаете.

Глаша покивала, после убрала руки от лица и протяжно вздохнула.

— Он пришел ночью на следующий день после моего возвращения домой. Пришел в облике Федота. Он влез в окно, пока я спала. Толкнул меня, и когда я открыла глаза, накрыл рот ладонью. Но ему было нечего опасаться, я онемела, сначала от изумления, после от ужаса. У меня даже на миг мелькнула мысль, что наш блаженный сумел сбежать. Но потом я поняла, что мой ночной гость смотрит иначе и ведет себя совсем не так, как Федот. Он был слишком разумным и совсем невеселым.

А потом он заговорил, и я забыла как дышать, потому что поняла, кто стоит передо мной. А облик Федота для него всё равно что для меня новое платье.

— Что же он сказал?

— Он спросил: «Ты меня втащила через Марь?» — Глаза Котова расширились. Это он вовсе не был готов услышать.

— Он не знает, кто его призвал? — спросил Олег.

Глашенька отрицательно покачала головой.

— Не знает. Всё, что он знал об этом человеке, что тот из Петербурга. Но он не знал, что это Петербург. Говорил, что уловил несколько образов из головы того, кто призвал. По описанию я узнала, о каком городе идет речь. Этот… пришелец описал мне Медного всадника, город на реках и Ростральную колонну. Я не видела ничего из этого прежде вживую, но насмотрелась на картинки в альбоме, который когда-то привез из Петербурга наш батюшка. И тогда это существо сказало, что ему надо в Петербург, а я должна помочь ему найти того, кто его привел. Иначе обещал убить Мишеньку. Я брата люблю не меньше, чем он меня, потому дала обещание.

Правда, совсем не понимала, чем я могу помочь. Я не знаю столицы, не могу в одиночестве путешествовать и заходить куда-то. Но он ответил, что я должна уговорить брата поехать в Петербург. Дорогу он не знал, а мы должны были стать для пришельца указателем в пути. Объяснил, что в памяти Федота нет нужных ему сведений, а чтобы получить новые, ему нужно еще кого-нибудь убить. И тогда по его следу пойдут ищейки…

— Минуту, Глафира Алексеевна, умоляю вас, подождите минуту! — воскликнул Котов. — Простите, что прерываю ваш рассказ, но нам необходимо вернуться немного назад. Итак, призывающий не объявился. И вы никого не видели на месте прорыва? Там, где хамелеон появился?

— Хамелеон? — переспросила девушка. Она едва приметно покривилась и потерла горло, а после продолжила: — Да, верное прозвище, хамелеон он и есть. Что вы спросили? — она тронула лоб кончиками пальцев: — Ах да, нет, я никого не видела. Федот занял всё мое внимание. И когда огляделась и поняла, что мы далеко зашли, тоже никого не видела.

— Хорошо, — в задумчивости ответил Олег. — Он не говорил, о чем призвавший с ним договаривался? С какой целью его притащили сюда?

Глаша отрицательно покачала головой.

— Он этого не знал. Говорил, что всё произошло неожиданно для него. Мол, был занят каким-то своим делом, вдруг открылась воронка, и его затянуло. Он хочет уйти отсюда. Сказал, что надо найти призвавшего, чтобы он отправил его назад.

Котов мотнул головой.

— Стоп, — произнес он, больше обращаясь к себе, чем к собеседнице.

Что за ерунда выходит? Хамелеон вполне счастливо существовал в мире рептилий, и его перемещение произошло помимо его воли? Просто затянуло в прорыв⁈ И всё, что он знает о призвавшем, это то, что он из Петербурга? Но почему именно из Петербурга, если призыв произошел в Новгородской губернии? Если на то пошло, то призвавший может быть вообще, где угодно!

Но Бэла здесь, и вряд ли окрестности заполнены беглыми магами, которых до сих пор никто не обнаружил. Это-то как раз совершенно невозможно. Так что вот так разорвать Марь под силу только ей… Для чего? Хочет уйти и просто устроила эксперимент или что-то пошло не так, раз притащила хамелеона? Поэтому не показалась, а он пошел за той, кого увидел, решив, что затянула его в этот мир именно она?

— Как он намеревается искать призвавшего? — по-прежнему в задумчивости спросил Олег, но ответа не последовало. Он перевел взгляд на девушку: — Глафира Алексеевна, вам дурно?

Она была бледна, на лице девушки выступил пот. Глаша часто и хрипло дышала. Она подняла руку и прижала ее к груди, и Котов отметил, что взволнованное подрагивание перешло в крупную дрожь, и до розыскника донесся стон.

Он вскочил на ноги и бросился к девушке.

— Глафира Алексеевна, — позвал Олег. — Что с вами?

— Жжет, — едва слышно пожаловалась она. — Воды…

Котов кинулся к графину, уже протянул руку к нему, но вдруг отдернул ее и порывисто обернулся к Глашеньке. После, не глядя, взял стакан, из которого пила девушка, и принюхался.

— Яд, — констатировал розыскник и рявкнул: — Проклятье!

Глава 18

Олег отлепился от стола и стремительно направился к Глаше. Девушка сползла на бок и свесилась с кресла. Розыскник приподнял ее голову и прижал пальцы к шее, пытаясь нащупать пульс, но его уже не было.

— Потерпи, — взмолился мужчина. — Я сейчас помогу тебе. Только потерпи еще немного.

Затем опустился на колени и достал из кармана коробочку. Добыл оттуда кусок мела и упрямо поджал губы. Сейчас он нарушал все правила, но иначе не мог. Не желал быть в этот раз безукоризненным служакой. Он не думал, как бы поступил, если бы на месте Глашеньки Воронецкой оказался кто-то другой, даже близкий ему человек, но эту девушку отпустить не мог. И вовсе не потому, что она ответила еще не на все вопросы.

Об этом Котов вообще не думал в эту минуту. Даже о хамелеоне, который, похоже, был у него в руках, тоже не вспомнил. Лишь краем сознания уловил, что «Дарьи» уже нет в доме. Раз поглотитель решился на такой шаг, значит, понял, кто пришел по его душу. Недаром так настойчиво пытался присутствовать при разговоре. А раз уж не вышло, то решил убрать главного свидетеля, потому что знал — магу яд особого вреда не причинит. Не этот яд, а другого в этом мире не было.

Но в эту минуту Олег об это не раздумывал, он чертил на полу пентаграмму, которая даст ему прямой доступ к потоку магической энергии, потому что иначе помочь девушке он не мог. И когда последний знак занял свое место, Котов подхватил с кресла потяжелевшее бездыханное тело и уложил его в центр временного портала. После вновь опустился на колени подле Глаши, и инородная сила, чуждая этому миру, хлынула в комнату.

Розыскник вел рукой над женским телом, изучая его состояние, а после начал исцеление. Очищал от яда, восстанавливал затронутые отравой органы, а когда понял, что сделал, что мог, направил поток на сердце.

— Отзовись, — прошептал Олег. — Я не опоздал. Ну же… — он даже не заметил, что голос его нервно подрагивает.

Больше сделать Котов уже ничего не мог. Он оперся на руки по обе стороны от девушки и, не моргая, смотрел на ее личико.

— Глашенька…

И сердце дрогнуло. Девушка сделала первый вздох, и Олег широко улыбнулся, чувствуя невероятное облегчение. Он рывком притянул к себе Глашу, крепко прижал, а после закрыл переход — он был уже не нужен. Затем чуть отстранился и встретился взглядом с барышней.

— Олег Иванович, — слабо улыбнулась она, подняла руку и коснулась мужского лица кончиками пальцев. — Какой же вы красивый… — Вдруг нахмурилась и огляделась. — Что? Что происходит?

Олег помог девушке подняться на ноги и усадил ее обратно в кресло. Он взял графин с водой и плеснул на то место, где была начертана пентаграмма. Оглядевшись, Котов не увидел ничего подходящего, потому сдернул со стола старую скатерть, кинул ее на пол и, поставив сверху ногу, стер следы портала. Глаша, наблюдавшая происходящее, не выдержала:

— Что всё это значит, господин Котов?

Розыскник подошел к ней, присел на корточки и, взяв за руки, заглянул в глаза.

— Безумно рад снова видеть вас, Глафира Алексеевна, — сказал он, и девушка смутилась.

И когда Котов отошел, она порывисто поднялась с кресла.

— Олег Иванович, умоляю, скажите, что всё это значит? Как я оказалась на полу, отчего вы обнимали меня? И что это вы сейчас стерли?

Розыскник обернулся. Он некоторое время смотрел на хорошенькое личико Глафиры Воронецкой, затем улыбнулся и спросил то, чего она никак не ожидала услышать:

— Стало быть, вы находите меня красивым?

Девушка вновь смутилась. Щеки ее вспыхнули, и Глашенька отвела взгляд.

— Вы… вы привлекательный мужчина, — запнувшись, все-таки ответила она. — Но к чему этот вопрос? Он крайне неприличен, Олег Иванович…

— Простите, — прервал ее Котов и протянул руку: — Идемте в сад. У вас тут ведь есть сад?

— Маленький…

— Это не важно. Идемте на воздух. К тому же наш разговор еще не окончен, а он крайне важен, и для вас в том числе.

— Вы заговариваете мне зубы? — спросила Глаша.

Она смотрела на гостя, широко распахнув глаза, и вид девушки был трогательным до невероятности. Олег улыбку прятать не стал. Он сам взял Глашеньку за руку и уместил ее на сгибе своего локтя.

— Идемте, Глафира Алексеевна. Я отвечу на ваши вопросы, обещаю, но очень хочется покинуть этот дом и выйти на свежий воздух.

— Хорошо, — кивнула девушка, но вновь не сдержалась и произнесла: — Я помню, что мне стало дурно. Я чувствовала жгучую боль в груди, а потом вот оказалась на полу. Я лишилась чувств? Но тогда зачем вы нарисовали то, что после стерли?

— Терпения, Глафира Алексеевна, — с укоризной ответил Котов. — Я ведь уже дал слово, что всё вам объясню. Покажите, куда нам идти?

— Прошу, — она сделала приглашающий жест.

Вряд ли это можно было назвать садиком. Как такого сада не было, разве что клумба с цветами и беседка, такая же старая и облупленная, как дом, стоявший рядом. Посреди клумбы стояла небольшая статуэтка — пузатый амур с отбитым носом. Даже было удивительно, как вообще это можно называть это дачей, скорей какая-то сторожка, за которой начинался лесок.

Котов пропустил Глашу в беседку, после вошел сам, но не сел, а остановился на входе.

— Глафира Алексеевна, кто такой Мефодий Платонович? Как и когда вы с ним познакомились? Это кто-то из партнеров вашего брата по купеческому делу? — спросил розыскник то, что теперь стало наиболее важным.

Должно быть, девушка ожидала, что гость прежде всего ответит на ее вопросы, потому на лице ее отразилась досада, и произнесенное:

— Нет, — вышло резким и сердитым. Однако она была воспитанной барышней, потому расслабилась и ответила уже иным тоном: — Нет, Миша не был знаком с Мефодием Платоновичем. Мы свели знакомство по дороге в Петербург. Так уж вышло, что он из нашего уезда, потому в пути мы оказывались на одних и тех же остановках. Так он к нам и подошел. Сказал, что видит нас уже не в первый раз, потому стало любопытно, откуда мы едем. Милый человек, улыбчивый, даже веселый. В гостинице перед Петербургом мы даже провели совместный вечер. Гуляли, ужинали в ресторане.

— Он тогда предлагал вам остановиться у него?

— Да, — кивнула Глаша, но тут же посмотрела на Котова и отрицательно покачала головой: — Нет, тогда ни слова не говорил про этот дом. Мы просто мило беседовали. Даже больше разговаривали они с Мишенькой, а я слушала. Признаться, в дороге ко мне подходил, как вы говорили, хамелеон? — Олег кивнул, и девушка продолжила: — Хамелеон явился ко мне на одной из остановок, пока Миши не было. Сказал, что он всегда где-то рядом. Это ужасно напугало, и потому мне было не до веселья.

— А в Петербурге? Мефодий Парамонович как с вами встретился? Он вместе с вами приехал? Да, вот еще что, почему вы пересели на наемный экипаж, когда из поместья выехали на собственной карете?

Воронецкая в удивлении похлопала ресницами, пытаясь понять, о чем спрашивает розыскник. Наконец пожала плечами.

— Не понимаю, о чем вы, Олег Иванович. Мы доехали до «Феникса» на своей карете. После Миша отправил Петра, это наш кучер, обратно в поместье и велел приехать через месяц. Он даже дал ему денег на обратную дорогу, велел не прогуливать их, чтобы было, с чем возвращаться.

Так вот оно что… Олег едва приметно усмехнулся. Значит, служащие гостиницы увидели именно этот момент, когда Воронецкий давал кучеру денег, и решили, что он расплачивался. Мелочь, а в сомнения ввела.

— Почему решили отказаться от услуг своего кучера? — спросил Котов больше из любопытства, чем ради пользы дела.

— Так ведь я же попросила назваться супругами… — Глаша потупилась. — Миша поначалу был против, но всё же согласился, если я не стану противиться визитам к врачу. Петр мог выдать нас, и тогда мы могли бы опозориться. Единокровные брат с сестрой супругами назвались. Миша даже велел Петру не называть нашей настоящей фамилии, обращаться — барин, и только.

Да уж, тут и вправду было просто перепутать слугу с нанятым извозчиком. Котов вновь усмехнулся, однако спросил:

— Зачем же вы прятались под выдуманной фамилией, если хамелеон всегда знал, где вы? От кого вы хотели скрыться?

— Так от вас же, Олег Иванович, — девушка ответила недоумением во взгляде, будто розыскник уже и сам мог догадаться. — Хамелеон сказал, что его появление должны заметить, а значит, будут искать. А раз он появился в нашем мире таким образом, стало быть, его может ожидать наказание…

Котов неопределенно хмыкнул. Если бы вторженец сказал, как очутился в этом мире, то его попросту бы депортировали туда, откуда он появился. Ничего ему не угрожало, пока не начал убивать. И значит, боялся он того, что узнают о его предыдущих проделках. Должно быть, их хватает, раз поглотитель начал разыскивать призвавшего, чтобы выбраться из ловушки, вместо того, чтобы дождаться представителей ведомства и содействовать им, чтобы после вернуться назад. Да он даже появился в облике, который ему не принадлежал! Да, хамелеону было чего опасаться.

— Он сказал, — между тем продолжала Воронецкая, — что место его появления не останется тайной. А я как раз исчезала, и тогда нас с ним свяжут и будут искать не только его, но и меня. Он велел не выдавать его, угрожал убить Мишу, но так, что виноватой для всех окажусь я. Или же, наоборот, убьет меня, но обвинят во всем моего брата. Наша жизнь с Мишей зависела от моего благоразумия. И поэтому я попросила Мишеньку сделать то, что ему не нравилось — назваться супругами. Мне и самой было неловко, но между неловкостью и жизнью брата я выбрала брата. Олег Иванович, — вдруг позвала она, — скажите же, ради Бога, что произошло со мной в доме?

Котов приблизился к девушке, вновь присел перед ней, упершись коленом в пол беседки, взял за руки и заглянул в глаза.

— Потерпите еще немного, Глафира Алексеевна, — сказал розыскник. — Мы в вопросах дойдем и до моего ответа вам. Мы уже приближаемся к этому. Расскажите о встрече с Мефодием Платоновичем в Петербурге, о его приглашении и вашем переезде сюда.

— Хорошо, — ответила Глашенька, снова пойманная в ловушку взгляда Котова.

Он едва приметно улыбнулся, огладил большими пальцами руки девушки и наконец сел напротив, не желая смущать ее. Барышня проводила его взглядом, после прерывисто вздохнула и, будто очнувшись, заговорила.

— Мы с Мишей прогуливались по Невскому проспекту, любовались столицей. Ни я, ни он никогда не были здесь, только много читали и видели на картинах. Было восхитительно рассматривать всё своими собственными глазами. И вот когда уже шли обратно в гостиницу, нам навстречу и попался Мефодий Парамоныч. Он обрадовался нам, да и мы, признаться, были рады видеть знакомое лицо.

Мефодий Парамоныч провел с нами некоторое время, даже принял приглашение отужинать. Тогда-то и предложил остановиться у него. Сказал, что это нам ничего не будет стоить, и что будет рад приютить нас на то время, что мы намереваемся пробыть в Петербурге.

Миша тогда ответил, что нам не хочется никого стеснять и отягощать своим присутствием, но Мефодий Парамоныч ответил, что это маленький дачный дом в пригороде, и что ему он сейчас без надобности и вообще он подумывает о продаже земельного участка, который достался ему по случаю. «Я ведь в Петербурге не живу постоянно, как вы знаете. Так, наездами по делам», — говорил он. Объяснял, что сам проживает в меблированных комнатах, потому что дела требуют находиться в городе. Мишенька обещал подумать.

А после вечера, который мы провели с вами, брат решил, что пришло время принять любезное предложение нашего дорожного знакомца. Я согласилась, чтобы не сердить Мишеньку, но попросила прекратить мои визиты к врачу, в них не было смысла. И хоть я не могла объяснить причины, но Миша неожиданно согласился. Должно быть, опасения нашего разоблачения оказались сильней желания наконец дознаться о том, что произошло со мной в лесу. К тому же доктор сказал брату, что не сможет передать ему моих откровений по этическим соображениям, только поможет мне обрести покой. Но к тому моменту хамелеон уже какое-то время не тревожил меня, и я начала сама успокаиваться. Вроде бы доктор стал уже не нужен.

— К тому же он дружен со мной, — с пониманием улыбнулся Олег, и Глаша вскинула на него взгляд. — Не пугайтесь, милая Глафира Алексеевна, я попросту сам сделал вывод, кого вы посещали, когда в день вашего исчезновения Федор Гаврилович направился в гостиницу. Он желал уговорить свою пациентку и ее супруга не отказываться от визитов к нему, и я понял, о ком он говорит. Должно быть, это знакомство сильно встревожило вашего брата, кроме того, что я намеревался продолжить наше с вами общение. Но вернемся к делу. Расскажите про Дарью. Они когда-нибудь появлялись в доме вместе с Мефодием Парамоновичем?

Девушка уверенно покачала головой.

— Нет, никогда. Наш знакомец предупредил, что за домом смотрит нанятая им женщина. Обещался предупредить ее о нашем возможном появлении. Он объяснил это тем, что если мы всё-таки примем его приглашение, то можем сразу же отправиться на дачу, а не тратить время на его поиски, тем более он намеревался вскорости покинуть Петербург.

Так и вышло. Когда мы с Мишенькой приехали сюда, в доме никого не оказалось. Да и сам дом показался нам заброшенным. Мы даже решили, что ошиблись, но адрес оказался верным. Спустя полчаса, когда мы уже подумывали вернуться в Петербург и искать новую гостиницу, пришла Дарья. Она сразу поняла, кто мы. Была приветлива и заботлива в меру. Не настырничала и не лезла с поучениями, как сегодня. Похоже, она строго воспитана и понимает, что наша встреча с вами двусмысленна.

— Стало быть, Мефодий Парамонович так больше и не появился?

— Нет, больше мы его не видели. Возможно, он еще приедет, все-таки мы тут живем всего лишь второй день…

Котов в задумчивости кивнул, принимая ответ. Значит, хамелеон еще в дороге выбрал себе жертву, и в его личине втерся в доверие Воронецких. Нашел домик в пригороде и обустроил в нем себе логово. И в отличие от Румпфа и Карасева ни Мефодия Парамоновича, ни Дарью он на виду не оставил. Стало быть, те тела, которые оказались в покойницкой и вправду нужны ему были для привлечения внимания. Но зачем он заманил сюда брата с сестрой? И жив ли еще Михаил?

Исходя из того, что рассказала Глафира, Котов общался с настоящим Воронецким, и все прошлые выводы, хоть и казались логичными, были ошибкой. Если только хамелеон все-таки не занял место Михаила, но занял уже после убийства Румпфа, потому что тогда они точно существовали по раздельности, и Михаил оставался Михаилом.

— Глафира Алексеевна, Дарья и ваш брат появлялись перед вами одновременно? — спросил Котов, не глядя на собеседницу.

— Да, конечно, — ответила она. — Мы вместе дожидались Дарью. И сегодня Миша ушел, когда Дарья возилась на кухне. Я слышала, как она там чем-то гремела. Олег Иванович. — Розыскник посмотрел на девушку, и она потребовала: — Уж не откажите в любезности и скажите наконец, что произошло со мной, пока мы разговаривали?

Котов коротко вздохнул. Отвечать не хотелось, но и изворачиваться смысла не было.

— Вас отравили, Глафира Алексеевна, — мягко произнес розыскник. Глаза девушки широко распахнулись, и Олег кивнул, подтверждая свои слова. — Тот, кто назвался Мефодием Парамоновичем, а после Дарьей, это и был хамелеон. Увидев меня, он пытался присутствовать при нашем разговоре, возможно, надеясь, что при посторонних ушах вы не выдадите его. Когда не вышло, начал предлагать угощение. Вы выбрали только воду, и он подмешал яд. Наверное, думал, что от волнения вы сразу выпьете ее, но вы успели немало рассказать прежде, чем все-таки взяли стакан.

В глазах Воронецкой отразился испуг.

— Я… я умираю? Я умру? — севшим голосом спросила девушка.

— Вы уже умерли, Глафира Алексеевна, — ответил Котов, глядя ей в глаза. — Поэтому мне пришлось начертить на полу пентаграмму портала и использовать свою силу. Мне удалось убрать яд и вернуть вас. Вот потому вы были на полу, потому я обнимал вас. А когда портал стал не нужен, я стер его следы.

— Ваша сила? — в ошеломлении спросила девушка. — Портал? Кто вы, Олег Иванович?

— Я — маг, Глафира Алексеевна. Настоящий маг. И я служу в Ведомстве охраны межмирового порядка, о котором вам говорил хамелеон. Старший розыскник петербургского отдела расследований и поиска существ, незаконно пересекших грань миров, то есть Марь. Я говорю вам об этом открыто и честно, потому что вы показали, что можете хранить тайну. Никто не должен знать обо мне правды, понимаете?

— Да мне никто и не поверит, — машинально ответила Глашенька.

Она встала и отошла к входу в беседку. Олег тоже встал и, развернувшись, смотрел на девушку. Она сжала пальцами виски, и до Олега донеслось приглушенное:

— Это всё какие-то сумасшествие. Маг, хамелеон, портал, Марь… — Глаша порывисто обернулась и воскликнула: — Мне кажется, что я и вправду сошла с ума! Быть может, это всё какой-то жестокий розыгрыш? Или же кошмар, и я сейчас смотрю его во сне, от которого никак не могу очнуться?

Олег приблизился к ней, склонил голову к плечу, а после взял за руку и… ущипнул за тыльную сторону ладони. Девушка охнула, отпрянула и в изумлении посмотрела сначала на красный след на коже, а после на Котова.

— Что вы делаете? — потрясенно вопросила Глашенька.

— Доказываю вам реальность происходящего, — ответил розыскник. — Вам больно, и, стало быть, вы не спите. И вы в своем уме, Глафира Алексеевна, с чем я вас сердечно и поздравляю.

На губах его появилась улыбка, и девушка сердито ответила:

— Разумеется, я в своем уме. Это вы не в разуме, и только что мне это показали. А раз не в разуме вы, то и обижаться я на вас не стану. На блаженных не обижаются.

Улыбка Котова стала шире, и он произнес:

— Ну вот видите, Глафира Алексеевна, как вы складно изъясняетесь. Разве же сумасшедшие к этому способны?

— Способны, — парировала с вызовом Глаша. — И вы тому живой пример, Олег Иванович. Уж простите, не знаю вашего истинного имени. — Она снова отвернулась, а спустя минуту спросила уже иным тоном: — Стало быть, я не умру?

Розыскник вновь шагнул к девушке и встал рядом с ней. Он посмотрел на Глашу, потиравшую место щипка, в этот раз спрятал улыбку и ответил:

— Умрете, Глафира Алексеевна. — Она развернулась к нему и впилась вновь встревоженным взглядом в лицо, и уголки губ Котова все-таки дрогнули: — Все мы когда-нибудь умрем, и вы, и я, и даже хамелеон. Но от его отравы вы точно не умрете снова. Я всё убрал.

— Какой же вы! — вспыхнула Глаша и вышла из беседки.

— Я знаю — красивый, вы говорили, — произнес Олег, но шепотом, чтобы не обидеть девушку. После хмыкнул и последовал за ней.

Далеко младшая Воронецкая не отошла. Она остановилась у клумбы, и маг пристроился рядом. Рассеянный взгляд Глашеньки некоторое время скользил по цветам. Девушка покусывала губы, явно о чем-то размышляя. Наконец судорожно вздохнула и спросила:

— Выходит, настоящая Дарья мертва? — голосок ее прозвучал с легкой хрипотцой.

— Да, — не стал лгать Олег. В этот раз он был серьезен. — И Мефодий Парамонович. И еще неизвестно сколько личин уже получил хамелеон. После этого живых не остается. Я знаю теперь о пяти его жертвах.

— Пяти? — охнула Глаша.

— Да, — кивнул Котов. — Блаженный Федот Афонин, Мефодий Парамонович, Дарья, немец Румпф и коллежский регистратор Карасев. Последних двух поглотитель, таково его настоящее именование, убил с определенной целью. Я думаю, он хотел увидеть, кто представляет в Петербурге Ведомство. Но теперь я подозреваю, что была еще одна цель. Так что жертв, я полагаю, шестеро, а не пятеро. Возможно, и больше. Однако на месте двух убийств он оставил след, и след сознательный. Свидетели видели молодого человека по всем приметам походившего на вашего брата. Даже порез на щеке. Значит, на его счету есть еще и такая жертва.

Что ж теперь и для розыска порез стал особой приметой, потому что какую бы личину поглотитель не надел, эта рана останется, потому что нанесена на тело, а не на личину. Он исчезнет, когда заживет сам собой. Именно его и скрывала повязка «Дарьи». Уже что-то.

— Боже мой, — выдохнула барышня, и ее ладонь прижалась к груди. — Мишенька! Но почему?

— Возможно, готовился воплотить свою угрозу и подготавливал обвинение Михаилу Алексеевичу в убийстве своей сестры. В конце концов, вы единственная, кто видели его облик при перемещении в этот мир, а значит, его можно найти в том мире, куда он намеревается вернуться.

— Какой ужас, — прошептала девушка. Она сделала несколько шагов по кромке клумбы и обернулась: — Выходит, хамелеон хотел отравить и вас вместе со мной?

Котов отрицательно покачал головой.

— Он понял кто я, и потому знает, что мне яд не причинит вреда. Недомогание могу почувствовать, но не больше. Нет, его целью были вы. А я… Возможно, хотел так задержать меня и скрыться, раз уж я появился в этом доме, или же надеялся, что обвинят меня… Но это уже домыслы без всякого основания. Так что, думаю, он просто надеялся, что вы сразу выпьете воду, раз попросили, и тогда умрете прежде, чем расскажете мне свою историю. Вы и вправду чуть этого не сделали, но желание выговориться оказалось сильнее жажды, — розыскник рассеянно улыбнулся, но вновь стал серьезным. — Глафира Алексеевна, вы мне так и не успели ответить на один вопрос. Как поглотитель намеревается отыскать того, кто притащил его в наш мир?

Глаша пребывала в задумчивости, и потому ответила не сразу. Она сделала еще несколько шагов вокруг клумбы, после обернулась к розыскнику и переспросила:

— Что вы сказали?

— Как он намеревается отыскать того, кто его призвал?

— Сказал, что запомнил его след… Энергию вроде. Он что-то такое успел почувствовать при переходе, я вам говорила.

— У них установилась связь, — в задумчивости произнес Олег и потер подбородок. — Похоже, что очень слабая… — И посмотрел на девушку. — Надо найти его и поскорей, иначе погубленных душ будет еще больше.

— Тогда почему вы не бросились за ним?

— За кем, Глафира Алексеевна? Поглотитель сбежал, едва принес вам воду. Он же понимал, что я стану его искать, когда вы отравитесь. Так что задерживаться не стал. Я не чувствую его в доме уже давно. Но теперь я знаю, что буду делать, и как его достану. Но прежде я хочу защитить вас с братом. Дождемся его, а после я буду действовать. Убийце осталось бегать недолго, обещаю вам.

И в это мгновение с другой стороны дома донеслось:

— Глаша! Где ты⁈ Глаша!

— Мишенька вернулся, — схватившись за щеки, прошептала девушка. — Ох, что он скажет, когда увидит вас, Олег Иванович.

— Не бойтесь, — улыбнулся ей розыскник. — Я постараюсь успокоить вашего брата.

— Сегодня вы мой защитник и хранитель, — ответила Глаша и, вздохнув, сказала: — Идемте.

Они приблизились к углу дома, и голосов неожиданно стало больше, даже заржала чья-то лошадь. Котов нахмурился, прислушиваясь к себе, и ухватил барышню за локоть. Она подняла на него недоуменный взгляд, и розыскник приложил палец к губам.

— Я посмотрю, вы стойте здесь, — шепнул он.

— Почему?

Но Олег не ответил. Он осторожно шагнул ближе, выглянул и выругался сквозь зубы. На дорожке к дому стоял Путилин. За его спиной Котов приметил Сан Саныча и городовых. А еще на дороге стояла черная арестантская карета. Михаил Воронецкий растерянно озирался, то ли всё еще пытаясь отыскать сестру, то ли попросту от непонимания происходящего.

— Не успел, — мрачно шепнул розыскник и попятился.

То, что Воронецкого сейчас заберут, сомневаться не приходилось, и Олег, вернувшись к настороженной девушке, взял ее за руку и потянул за собой.

— Что там? — испуганно спросила она. — Олег Иванович, не молчите, умоляю…

— За вашим братом пришли, — негромко ответил ей Котов и, рывком притянув к себе, зажал рукой рот, потому что его спутница готова была не только вырваться, но и протестовать. — Если вы сейчас явитесь туда, то возьмут и вас. Мы уйдем, но я не оставлю вашего брата, обещаю. Меня тут видеть не должны, в сыске я хорошо известен. Если и меня увяжут с обвинением, нам вашего брата точно будет не вытащить, как, возможно, и вас. Но даже если вас и отпустят, то позора после не оберетесь. Лучше скроемся сейчас, чтобы у нас был шанс спасти его от веревки.

Всё это Олег говорил, пробираясь удаляясь всё дальше в лесок, росший за домом. Здесь скрылся в густых зарослях вместе с Глафирой Воронецкой, которую тащил с собой, и посмотрел на нее.

— Будьте благоразумны, скоро мы отсюда выберемся, — девушка кивнула, и он освободил ее.

— Веревка⁈ — шепотом воскликнула девушка.

— Его обвинят в убийстве Румпфа и Карасева, — шепнул ей Котов. — И только мы сможем доказать его невиновность. Но для этого нам нужно остаться на свободе. Понимаете?

Глашенька вцепилась в руку мага, в глазах ее стояли слезы.

— Спасите Мишу, — дрожащим от подступивших рыданий голосом взмолилась девушка.

— Я приложу к этому все усилия, — ответил ей Олег, и Воронецкая, прижавшись лбом к его груди, все-таки разрыдалась.

Глава 19

Олег поглядывал на свою гостью, но заговорить не спешил. Молчала и она. Глафира Алексеевна пребывала в подавленном состоянии. По дороге до доходного дома на Александринской площади девушка держалась, благодаря стараниям мага. И пока поднимались в квартиру, по пути к которой Котов отвел глаза швейцарам и двум соседям, попавшимся навстречу. Но стоило пересечь порог и закрыть дверь, как младшая Воронецкая разрыдалась снова.

Розыскник дал ей время на слезы, чтобы она смогла облегчить душу, а после дал самое обычное успокоительное, и когда оно начало действовать, Глаша перестала плакать и винить себя в том, что произошло с братом. Сейчас она сидела в кресле в гостиной и прерывисто вздыхала, а хозяин квартиры ждал, чтобы начать разговор.

Наконец он встал со своего кресла и ненадолго вышел, а вернулся со стаканом воды.

— Выпейте, Глафира Алексеевна, — сказал Олег. Девушка уже протянула руку, но вдруг отдернула ее, и розыскник улыбнулся: — Не для того я вас спасал, чтобы после отравить.

— Простите, — ответила девушка, — я, кажется, всё еще не в себе. Я вам доверяю, Олег Иванович, не думайте дурного. Попросту не знаю, чего еще ожидать, и, кажется, что ничего хорошего уже не случится…

После этого взяла стакан и отпила воды, а затем благодарно кивнула и отвела взор к окну.

— Глафира Алексеевна, — позвал Котов, и она посмотрела на розыскника.

Он протянул к ней руку, раскрытой ладонью кверху. Глашенька перевела взгляд на руку, снова поглядела на Олега и все-таки ответила на этот жест. Котов сжал пальцы девушки, и когда она поднялась на ноги, заглянул ей в глаза.

— Я могу вам поклясться, Глафира Алексеевна, что зла от меня вы не увидите. Ни вашей жизни, ни вашей чести ничего не угрожает. В этом доме вы в безопасности. И чтобы так оставалось, вам следует быть благоразумной…

Слушавшая его барышня, вдруг откинула голову и издевательски расхохоталась. После выдернула свою ладонь из руки розыскника и воскликнула:

— Я уже всё это слышала! Я была осторожна и благоразумна, и где ныне мой брат⁈ Вы не лучше хамелеона…

Олег щелкнул пальцами, и Глаша замолчала. Он вздохнул и укоризненно покачал головой.

— Глафира Алексеевна, я понимаю, в каком вы сейчас состоянии, и что творится у вас на душе. И всё же стоит прежде выслушать, а после обвинять. Говоря о благоразумии, я вовсе не подразумевал угроз и шантажа. Лишь хочу уберечь от возможных неприятностей, если вы будете делать что-то, поддавшись чувствам. Теперь я могу договорить?

Он вновь щелкнул пальцами, и девушка выдохнула. Она ответила сердитым взглядом и руки уже не приняла. Однако упорствовать не стала и буркнула:

— Говорите же.

— Благодарю, — ответил розыскник. — Так вот, что я имел в виду, говоря о благоразумии. Вы не должны покидать квартиры без моего сопровождения. Во-первых, я отведу глаза тем, кто может вас увидеть, и значит, вы избежите двусмысленного положения. Во-вторых, в одиночестве вы можете встретить хамелеона, если он будет охотиться на вас, поняв, что вы живы. При мне он, если и рискнет, то нанести вреда не сможет. Я сумею вас защитить. В-третьих, ваш брат озабочен вашей судьбой, стало быть, скажет о вас полиции, и они будут искать. Но вовсе не для того, чтобы сопроводить в гостиницу или меблированные комнаты. Скорее всего, вас посчитают пособницей, даже если вы с Михаилом будете клясться перед образами в своей невиновности. Иного подозреваемого, как и объяснения необычной смерти Румпфа и Карасева, кроме некого препарата, у них нет, и значит, будут пытаться добиться имен сообщников и названия препарата. Ничего из этого я для вас не желаю.

— А Миша?

— Вот об этом мы с вами сейчас и поговорим более обстоятельно. Вы меня услышали?

Глаша кивнула и сникла. Возможно, у нее была мысль попытаться доказать невиновность брата. Быть может, она даже хотела рассказать о вторженце, рискуя оказаться среди душевнобольных или же попросту высмеянной, однако сейчас, когда горячка спала, поняла неразумность подобного поступка.

— Идемте, Глафира Алексеевна, — мягко улыбнулся розыскник.

— Куда? — и вновь стала настороженной.

— Всего лишь на кухню, — ответил ей Олег. — У меня нет прислуги. Степан — мой напарник, только изображает слугу, но им не является.

— Здесь есть еще один мужчина?

— Вам не о чем волноваться, — заверил ее Котов. — Степан сейчас в Суздале ищет следы Светлиных. Он должен вернуться только через несколько дней. Однако, если вернется раньше, то вам незачем его опасаться. Это воспитанный человек, служащий Ведомства, и он знает о вас столько же, сколько и я. Ну… — Олег усмехнулся, — немного меньше ровно на одни сутки. Он отбыл в Суздаль вчера, когда я узнал, что вы покинули гостиницу.

Воронецкая кивнула, и Котов сделала приглашающий жест в сторону двери. Девушка послушно последовала в указанном направлении, но вдруг обернулась и произнесла:

— Но позвольте, Олег Иванович, как же это возможно? В Суздаль — и всего несколько дней? Вы, должно быть, пошутили?

— Я поясню вам и это, если пожелаете, — улыбнулся Котов и вновь указал на дверь: — Прошу вас.

Больше Глаша ни о чем не спрашивала. Она прошла туда, куда указал розыскник, устроилась у стола и, подперев подбородок ладонью, опять устремила взгляд в окно. Олег, посмотрев на нее, занялся угощением для гостьи, ну и для себя, разумеется.

— Я дурной повар, уж не обессудьте, Глафира Алексеевна, — говорил между делом Котов, чтобы хоть немного отвлечь девушку. — Стёпа управляется со всем этим лучше меня. Если бы вы попробовали его щи, то непременно признали бы, что ничего лучшего не едали. А уж какие он печет пироги, м-м-м…

Мужчина развернулся и посмотрел на девушку. Она никак не отреагировала на слова хозяина квартиры, только протяжно вздохнула. Олег приблизился, присел напротив нее и накрыл ладонью руку Глашеньки, лежавшую на поверхности стола. Барышня вздрогнула от неожиданности и наконец перевела взор на розыскника.

— Раз уж вам неинтересно слушать про таланты моего напарника, — произнес Котов, — то займите вашу головку иным полезным делом. Ни к чему изводить себя переживаниями, пока для них нет весомого повода. Вспомните-ка вот что. Во-первых, тот день, когда мы с вами познакомились, вы тогда с Михаилом Алексеевичем спорили в парке. Он винил вас, что вы не стали его ждать у Ковальчука. А вы отвечали брату, что не нашли его, когда вышли от Федора Гавриловича. Михаил Алексеевич говорил вам, где он был? Это важно, Глафира Алексеевна, потому что именно в это время был убит Карасев. И был он убит на четвертой линии Васильевского острова, то есть относительно недалеко от дома нашего общего знакомого.

Во-вторых, Румпфа убили на четвертый день вашего пребывания в Петербурге. Произошло это часов в семь-восемь вечера. Попытайтесь вспомнить, где в это время вы находились с братом, и если он уходил, не пытайтесь это скрывать, иначе попросту навредите ему. Если уходил, стало быть, уходил. Главное, знать — куда. И вот пока я буду подавать на стол, вы подумайте обо всем, о чем я попросил.

— Миша их не убивал, даже знаком не был…

— Я знаю, — улыбнулся Олег. — Я видел тело Румпфа, это работа хамелеона. Карасева не видел, но мой приятель-сыщик сказывал, что регистратора убили точно также. Так что не занимайтесь пустыми оправданиями брата, лучше вспомните, о чем я прошу. Это и вправду поможет делу.

Котов вернулся к своему занятию, но продолжал прислушиваться. Глашенька молчания не нарушала, только встала из-за стола и прошлась по кухне. Она остановилась у окна, это Олег уловил, а когда обернулся, увидел, что девушка дохнула на стекло и что-то рисует в мутном облачке кончиком пальца.

— Я не могу в точности сказать, — произнесла Глаша и стерла ладонью то, что нарисовала. — Миша говорил, что в тот день, когда мы с вами познакомились, он прогулялся по улицам и увидел кондитерскую, куда хотел меня отвести. Однако я не знаю, где эта кондитерская, потому что на следующий день мы переехали на дачу. В кондитерскую брат меня отвести так и не успел.

— Это уже что-то, — подбодрил ее Котов. — Что по другому дню?

— Я пытаюсь вспомнить более точно, — ответила Глашенька. Она развернулась и смотрела, как розыскник накрывает на стол. После огляделась и, подойдя к другому столу, взяла корзинку с нарезанным хлебом.

Олег обернулся, увидел, что девушка решила внести свою лепту в сервирование стола, и улыбнулся.

— Хлеб тоже Стёпа пек, — сказал он. — Простите, сегодня он уже не свежий. Уху тоже мой напарник варил, уха отменная, уж поверьте мне. Прошу, — Котов указал на место, которое барышня занимала прежде. — У нас тут всё запросто, Глафира Алексеевна, уж не сочтите за оскорбление.

— О чем вы говорите, Олег Иванович? — отмахнулась девушка. — До спеси ли мне, когда мой брат в беде, а я тому причина? Да и есть мне вовсе не хочется. Позвольте мне оставить вас.

Котов приблизился к девушке, взял ее за плечи и подвел к столу.

— Вам надо поесть, — сказал он, вынуждая Глашу сесть на стул. — И лучше не себя корите, тем более в этом совершенно нет смысла, а продолжайте думать над ответом на мой вопрос.

— Ну как же не корить…

— Вот так и не корить, — прервал барышню розыскник. — Какая же на вас вина, голубушка? Судите сами. Если бы вы рассказали брату о хамелеоне, что бы было? Он поверил бы вам? Не повез к доктору? Михаил Алексеевич не просто так выбрал Петербург. Явно желал, чтобы у вас в уезде ничего не знали, да и врача надеялся найти в столице получше. Так что он бы всё равно сюда отправился. А уж взваливать на себя помыслы и поступки поглотителя и вовсе попусту. Не вы хамелеона в наш мир привели, не вы ему приказали людей убивать. И под брата вашего рядиться тоже не велели. Так в чем же ваша вина? В том, что оказались не в то время и не в том месте? Так уж тут, извините, на всё Божья воля. Что до Михаила Алексеевича, то, как вы сами видите, мы уже ищем пути к его спасению. В любом случае, обещаю вам, я не позволю невиновному отвечать за грехи пришельца из другого мира.

Девушка широко распахнула глаза:

— То есть вы колдовством моего брата спасете?

Олег улыбнулся. Он взял ложку, которая лежала перед Глашей, и протянул ей.

— Изначально мы попробуем самые обычные методы. Как вы помните, я не могу говорить, кто я и откуда. Да и мир этот лишен магических потоков, так что и я не могу пользоваться своей силой, как в мире магическом. Мои возможности сильно ограничены. К тому же существуют правила, которые я тем более не могу нарушать. Но могу немного отклоняться. Однако я надеюсь, что мы сумеем во всем разобраться своими силами. И потому вспоминайте. А за едой мыслится еще лучше, — и розыскник вновь улыбнулся.

— Ох, Олег Иванович, — вздохнула Глашенька, — ваши слова да Богу в уши.

На этом разговоры прекратились, но девушка все-таки услышала мага, потому что лицо ее заметно посветлело. Она некоторое время вяло водила ложкой по тарелке, наконец подцепила ее содержимое и отправила в рот. Вскоре ложка уже поднималась ко рту и опускалась к тарелке со всё более возрастающим аппетитом. И когда показалось дно, Глаша промокнула губы салфеткой и смущенно улыбнулась.

— Благодарю, Олег Иванович. Уха и вправду оказалась хороша.

— И это вы еще щей Стёпиных не ели, — подмигнул Котов. — Желаете второго блюда?

— Нет, благодарю, — ответила девушка, — я уже сыта. — Она вновь улыбнулась и потупилась: — Но от чая не откажусь.

— Не смею отказать даме в ее желании, — поднявшись на ноги, галантно ответил Олег, но на этом разговор вновь прервался.

После скромного обеда маг и его гостья перебрались в гостиную. Котов устроился в кресле и наблюдал за Глашенькой, впервые проявившей интерес к своему временному жилищу. Войдя в эту комнату, девушка поначалу тоже направилась к креслу, но вдруг передумала и приблизилась к камину, на котором стояли позолоченные часы.

— Какая прелесть, — отметила с улыбкой Воронецкая.

— Да, милые, — отозвался розыскник.

Он случайно увидел эти часы и не смог пройти мимо. И всё из-за их внешнего вида. Мастер изобразил девочку и мальчика, которые держали с двух сторон большой шар, в котором и находились сами часы. Девочка в коротком платьице, из-под подола которого торчали кружевные оборки панталончиков, привстала на цыпочки. Мальчику его роста хватало. Выглядело это чрезвычайно мило, так что Олег вышел от часовщика не с пустыми руками.

Бросив украдкой взгляд на хозяина, девушка продолжила осматривать гостиную, а Котов наблюдать за ней и, сказать по чести, на душе его было… приятно. И мысль, что у него хватает более важных дел, чем любоваться гостьей, розыскник пока старался не замечать, решив, что прежде надо выслушать, что она скажет. А Глаша пока так и не ответила на вопрос, где был ее брат во время убийства Румпфа.

Тем временем Глафира Алексеевна дошла до портрета хозяина квартиры и обернулась к нему, после вновь посмотрела на портрет и произнесла:

— Весьма похоже. Чей кисти этот портрет, Олег Иванович?

Портрет нарисовала младшая дочь генеральши Солодовниковой — Аглая, некогда влюбленная в знакомца матери. Она уговорила Олега стать ее моделью, и розыскник отказывать не стал, однако всяческих объяснений избегал. Екатерина Спиридоновна, сама генеральша, об увлечении дочери знала и даже намекала, если Олег Иванович посватается, отказа ему не будет, но и этот намек Котов пропустил мимо ушей.

А спустя некоторое время к Аглае Ильиничне посватался иной жених, и сговор состоялся. Так что поклонница мага пребывала в счастливом замужестве уже два года и даже успела разрешиться первенцем. В общем, любовь ее прошла, а портрет остался.

Однако говорить всего этого Глашеньке розыскник не собирался, и потому ответил:

— Его написал один мой знакомый. Он не художник, но пишет недурно.

— Да, недурно, — согласилась девушка.

Спустя какое-то время она наконец вернулась к креслу и, устроившись в нем, посмотрела на Котова.

— Олег Иванович, я не знаю, где был мой брат, когда убивали того немца, — призналась Глаша и отвела взор, а розыскник понял, что она всем этим осмотром попросту оттягивала время своего признания.

— Он уходил, я понял вас, — кивнул Олег. — В какое время это было, и во сколько Михаил Алексеевич вернулся? Это важно, Глафира Алексеевна.

— Мишенька ушел часов в шесть после полудни, — ответила барышня, — а вернулся без четверти девять.

— Он вовсе не говорил вам, куда идет? Не предлагал прогуляться с ним?

Глаша вдруг вспыхнула и ответила сердитым взглядом.

— Вы все-таки его подозреваете, — обвиняюще произнесла она. — Миша не виновен! Он никого не мог убить…

— Тише, Глафира Алексеевна, тише, — мягко остановил девушку розыскник. — Успокойтесь, какая вы, однако, страстная натура. И поверьте, убить может любой, но для этого у каждого человека свои причины и предпосылки. Что до вашего брата, то я вам уже сказал, что уверен в его невиновности. И все-таки мои вопросы отнюдь не праздны. В них имеется смысл, и он касается поисков доказательств непричастности Михаила Алексеевича к преступлениям хамелеона. Итак?

— Простите, — произнесла Глаша и отвела взор. — Я безумно волнуюсь о судьбе моего брата. И то, где он находится сейчас, что его допрашивают, будто он и вправду убийца, — всё это разрывает мне сердце. Миша честный, благородный и добрый человек. В детстве мы часто спорили и даже дрались порой, но когда мы с Мишенькой остались одни, то не поругались ни разу. Да, он бранит меня, когда считает, что я веду себя неразумно, но это от заботы и тревоги обо мне. Однако всегда слушается моих желаний и не вынуждает делать то, чего я делать не желаю. И наши люди о нем дурного слова не скажут. Он никого и никогда не обидел за всю свою жизнь, и вдруг такое!

Голос девушки зазвенел, и она, порывисто поднявшись с кресла, отошла к камину. Некоторое время стояла там, справляясь с чувствами, после выдохнула и обернулась.

— Миша не звал меня в тот вечер с собой. Он сказал, что у него есть какое-то дело. Брат попросил меня не покидать комнат в гостинице и никого не впускать без него. Я пообещала и слово сдержала. Сначала задремала, оставшись в одиночестве, после читала книгу. И когда Миша вернулся, мы спустились в ресторан поужинать.

— Каким вам показался ваш брат? Когда вернулся.

Глаша пожала плечами. В ее глазах мелькнуло удивление, но она уже взяла себя в руки и потом ответила спокойно:

— Он не был ни взволнован, ни подавлен, если вы это хотите услышать. Скорее, был в добром расположении духа. Похвалил меня за разумное поведение, обещал отвести в Кунсткамеру, но я отказалась. Мне, знаете ли, до конца жизни хватило той диковинки, какую я увидела в лице хамелеона.

Девушка передернула плечами, а Котов улыбнулся.

— Вы зря отказались, Глафира Алексеевна. Кунсткамера — это не только уродцы в банках. Ныне там много музеев, и все они о разном, но одинаково примечательны. Так что, если все-таки пожелаете, я бы сопроводил вас туда с превеликим удовольствием.

— Правда? — девушка смотрела на Олега открытым доверчивым взглядом, но быстро смутилась, отвернулась и ответила: — Если Мишенька не будет против и дозволит нам эту прогулку. К тому же он и сам желал там побывать.

— Мы и втроем недурно провели время, — ответил розыскник. — Впрочем, это всё дело досуга, а у нас есть наше дело, и надо им заняться. Стало быть, Михаил Алексеевич даже не намекнул, по какому делу он тогда покинул вас?

Барышня отрицательно покачала головой.

— Нет, Олег Иванович, Миша не говорил… — она вдруг задумалась. — Хотя… Постойте, он поминал Афанасия Капитоныча. Это…

— Партнер вашего брата, — кивнул Олег.

— Да, — ответила Глашенька и с явным недовольством покосилась на Котова. — Вы что же, всё разузнали про нас? Небось, по возвращении домой мы и носа показать не сможем после такого?

— Отчего же? — немного сухо спросил розыскник. — Или же вы думаете, что мы действуем, как обычный сыск? Заходим в дома, устраиваем допросы? Нет, дорогая моя Глафира Алексеевна, мы — служба тайная даже для тайных служб этого мира, и потому работаем несколько иначе. Случайное знакомство, разговор в пути или же добрый друг и посетитель какой-нибудь гостиной или же общества. Наша задача искать нарушителей закона других миров, которые могут попытаться укрыться здесь. А так как мир не магический, для которого иные реальности — это сказки и досужие фантазии, то обладатель некоего дара может натворить немало бед, пользуясь отсутствием контроля. Как, к примеру, тот же хамелеон. Или же магиня, которая собирает крохи силы от потомков магов, некогда живших, либо посещавших ваш мир…

— Наше знакомство, — прервала розыскника его гостья. — Вы всего лишь вели расследование, а не…

Она оборвала саму себя, порывисто поднялась с кресла и направилась прочь из гостиной. Котов в изумлении приподнял брови, пытаясь понять, что рассердило барышню. И тут же в голове его всплыла фраза, произнесенная в момент, когда девушка еще плохо осознавала себя: «Какой же вы красивый».

Олег хмыкнул и, покинув свое кресло, последовал за Глашенькой, кажется, оскорбленной в некоторых чувствах, какие желала скрыть. И это было, признаться, приятно. Котов подавил улыбку, чтобы его гостья не обиделась по-настоящему.

— Глафира Алексеевна, — позвал ее розыскник.

Он застал девушку в коридоре, где она застыла в явной нерешительности. Попросту не знала, куда деться. Она не обернулась на звук приближающихся шагов, но когда Олег встал рядом, гордо задрала подбородок и отвернула голову. Котов взял Глашу за руку и, отбросив всякий этикет, склонился к ней. И когда мужские губы коснулись тыльной стороны ладони, глаза барышни округлились в ошеломлении.

Распрямившись, Олег уместил ладонь Глашеньки на сгибе своего локтя, улыбнулся ей и указал взглядом обратно на дверь гостиной.

— Прошу, — мягко произнес он, и девушка подчинилась, всё еще пребывая в ошеломлении.

— Знаете, почему я вас сразу запомнил, Глафира Алексеевна? — спросил Котов, пока они возвращались назад. — Вовсе не из-за того, что вам приглянулся этот дом.

— А п… почему? — запнувшись, спросила в ответ барышня.

— Вы невероятно хороши, — ответил ей розыскник и усадил в кресло, с которого Воронецкая вскочила пару минут назад. — Вы тогда обернулись, пока Федор Гаврилович рассказывал о вас, и меня поразило очарование ваших черт. — И чтобы не смутить еще больше и не напугать гостью, он вернулся к делу: — Так что же сказал ваш брат об Афанасии Капитоныче? К чему упомянул перед тем, как покинуть вас?

— Что, простите? — пролепетала Глашенька. Она на миг задержала взгляд на лице Котова, после нахмурилась, явно соображая, о чем говорит мужчина, а после расслабилась и ответила: — Мишенька говорил, что имеет какую-то рекомендацию от Афанасия Капитоныча. Он это сказал не перед уходом, но поминал прежде. Потому мне и подумалось, что ушел к тому, кому была адресована эта рекомендация. Должно быть, кто-то из купечества Петербурга.

— Да, скорее всего, — в задумчивости кивнул Олег.

Похоже, ему все-таки придется прорываться к Михаилу Воронецкому, потому что сказать в точности сможет только он сам. Глашенька о делах брата почти ничего не знала. Значит, нужно нанести визит Рыкину, но прежде сделать иное дело, которое далее затягивать было нельзя.

— Стало быть, — услышал он и поднял взгляд на гостью. Девушка нервно теребила манжет рукава. Лицо ее было пунцовым от смущения, но она все-таки продолжила, глядя на собственные колени: — Стало быть, вы… вы нашли, что я… я хочу сказать, что…

— Вы прелестны, Глафира Алексеевна, — поняв ее, ответил Котов.

— Ох, — вздохнула девушка и спрятала горящее лицо в ладонях.

Олег улыбнулся и, поднявшись с кресла, вышел за дверь, оставив гостью наедине с собой. На душе его, несмотря на всё происходящее, было хорошо.

Глава 20

И вновь Олег склонился над картой города. Но теперь в поисковике, лежавшем в центре, находилась та часть собранного энергетического следа Бэлы, которую Котов оставил себе для розыска и опознавания, если она решит прибегнуть к манипуляциям, чтобы скрыться.

За его спиной послышался негромкий стук в приоткрытую дверь.

— Да-да, — откликнулся маг, — входите, Глафира Алексеевна.

— Я вам не помешаю? — несмело спросила девушка, и когда Олег отрицательно покачал головой, раздались ее шаги.

Барышня остановилась рядом со столом и с интересом посмотрела на его поверхность. Однако она увидела лишь карту и большую перламутровую бусину. Свечения, исходившего от нее, девушка не видела, потому что оставалась обычным человеком.

— Что это? — спросила Глашенька.

— Поисковик, — не глядя на нее, с улыбкой ответил Котов. — Я сейчас кое-кого ищу. И вас я тоже так искал. Побывал в вашем номере в «Фениксе» и подобрал там волос. После поместил вот в такой же поисковик, и он указал, что вы находитесь в Лесном. Он же вел и к тому дому.

— А сейчас кого вы ищите?

— Еще одну женщину, — сказал Олег и все-таки покосился на гостью. Личико ее, утратив любопытство, стало хмурым. — Я полагаю, что это она притащила хамелеона, — не став томить Глашу, пояснил Котов. — Найду ее, возможно, найду и его.

— Почему же прежде не нашли? — спросила девушка вновь с любопытством.

Олег убрал руку от «жемчужины» и распрямился. Он развернулся к гостье и ответил:

— Потому что я полагал, что хамелеоном является ваш брат. Манипуляции поглотителя возымели действия, и я пошел по ложному следу. Впрочем, прежде мы подозревали вас, Глафира Алексеевна.

— Меня? — искренне изумилась Воронецкая.

— Вас, милая Глафира Алексеевна, — подтвердил Котов. — Судите сами. Происходит прорыв, и происходит он неподалеку от вашего имения. Вы в это время исчезаете, а когда появляетесь дома, то домочадцы вас не узнают. Ваше поведение меняется, и вы ни с кем не желаете обсуждать произошедшего. Вы бы разве не заподозрили себя?

— Заподозрила, — согласилась барышня и усмехнулась, но вскоре посмотрела в глаза Олегу. — Так вот зачем вы присели тогда ко мне, а после пригласили нас в театр. Вы пытались понять, хамелеон ли я.

— Я пытался понять, кто вы: Светлины или Воронецкие, — ответил розыскник. — Мы ведь ожидали вашего появления, но на некоторое время вы ввели нас в заблуждение. Вы попросили брата назваться супругами, а он передал деньги кучеру, и это выглядело, будто вы приехали на наемном экипаже. Однако приметы, переданные нам коллегами, которые проверяли ваше поместье, говорили, что пара, поселившаяся в «Фениксе», все-таки те, кого мы ждали. И знаете что?

— Что? — хмуро спросила Глашенька.

— Мне до безумия хотелось, чтобы вы действительно оказались Светлиными. — Девушка приподняла брови, обозначив удивление, и Котов продолжил: — До зубовного скрежета не желал, чтобы милый ангел оказался поглощен хамелеоном. Мы даже поспорили со Стёпой, потому что я почти убедил себя, что вы никакие не Воронецкие. После этого пришлось возвращать себе разум и браться за дело, как должно, а не как хочется. Так что когда подозрения перешли на вашего брата, я испытал облегчение. И когда отыскал вас, поспешил в Лесной, опасаясь, как бы хамелеон не избавился от своего прикрытия. Но ошибся дважды, — Олег усмехнулся. — И ваш брат оказался чист, и хамелеон все-таки почти от вас избавился.

Глашенька, ведя пальчиком по кромке стола, сделала несколько неспешных шагов. На щеках ее играл румянец, и смотреть на собеседника она не спешила, однако уголки губ девушки подрагивали в улыбке, которую она пыталась удержать.

— Стало быть, вы тревожились обо мне? — спросила она и все-таки бросила на розыскника взгляд искоса.

— Тревожился, — ответил он с улыбкой.

— И я кажусь вам ангелом? — она вновь мазнула взглядом по Котову, и тот неожиданно для себя смутился, но ответил по-прежнему честно:

— Да, я вижу вас ангелом.

В кабинете повисло неловкое молчание. Олег вновь протянул руку к поисковику, после посмотрел на Глашеньку, произнес:

— Идите ко мне, — и протянул к ней руку.

— Зачем? — растерянно спросила барышня, но вложила свою руку в раскрытую ладонь.

Котов дождался, пока она окажется рядом, затем шагнул за спину гостье. Она охнула, не спеша негодовать или отстраниться, только полуобернулась, но встретилась с мягкой улыбкой хозяина квартиры и смутилась.

— Смотрите, — негромко произнес Олег и протянул руку Глаши к «жемчужине».

Девушке пришлось склониться, а вместе с ней склонился и Котов. Положение выходило более чем двусмысленным и неприличным, однако барышня и не подумала возмущаться, потому что… увидела. Поисковик мерцал. Его слабое в дневном свете сияние расползалось по карте, словно какая-нибудь медуза, постепенно захватывая улицу за улицей.

— Вы так это видите? — шепотом спросила Глашенька, словно могла спугнуть творившееся волшебство.

— Да, — ответил ей Олег.

— А если отпустите меня?

— Вы снова увидите просто бусину на карте.

— Тогда не отпускайте, я хочу еще посмотреть, — тон девушки был деловитым, но розыскник чувствовал, что под ним кроется смущение, и улыбнулся.

Теперь они вместе смотрели, как свечение, добравшись до краев карты, поползло обратно к поисковику. Котов поджал губы. Он понимал, что это означает: либо Бэлы не было в столице, либо она не беззаботна, а значит, прячется.

— Вернулось, — констатировала Глашенька.

— Вернулось, — машинально повторил Олег и, отпустив девушку, отстранился.

Она распрямилась следом, обернулась и теперь смотрела на Котова, но он этого не заметил. Розыскник сжал подбородок и в задумчивости прошелся по кабинету. После направился к книжному шкафу, достал другую карту и, расстелив ее поверх первой, уместил в центре поисковик. Затем простер над ней руку, и Глашенька, оставшись не удел, вздохнула, однако отвлекать не стала.

Не зная, чем себя занять, девушка осталась стоять у стола и наблюдала за магом. Лицо его всё больше хмурилось, и барышня сделала справедливый вывод, что увиденное розыскнику не нравится. Наконец Олег распрямился и тихо чертыхнулся. Глашенька шагнула ближе и тронула его предплечье. Котов обернулся, встретился взглядом с гостьей и улыбнулся, увидев, что она внимательно смотрит на него.

— Вас что-то встревожило, — сказала Глаша.

— Да, — ответил маг. — Дичь прячется от охотника. Предусмотрительная и умная дамочка.

— Кто она?

— Маг, — Котов потер переносицу и спросил самого себя, не слишком ли он откровенен? Но махнул рукой, Глафира Алексеевна знала, кто он, знала о хамелеоне не из рассказов. Да и, признаться, не хотелось лгать и скрывать хоть что-то. — Она не из этого мира и здесь находится без всякого одобрения и разрешения. Был ли это прорыв или же, попав сюда на законных основаниях, она после скрылась — это значения не имеет. Она — нелегалка, к тому же вытягивает капли силы из тех, в ком ее находит, чтобы самой не лишиться дара. Это преступление.

— И вы подозреваете, что она притащила хамелеона, — утвердительно произнесла барышня.

Олег кивнул.

— Ей под силу прорвать Марь. Более того, она знает, как это сделать, чего не сказать о людях этого мира. Обычно прорывы происходят иначе. Чтобы проложить проход, нужен маг и не слабый. Для проникновения в мир лишенный магии, требуется помощник, который создаст по свою сторону портал для окончания перехода, так скажем, направляющий. Вливать в него силу не нужно, такой переход уже связан с отправной точкой. Ну вот представьте пулю и мишень. Пуля — это маг, путь пули — это направление перехода, а мишень — точка, в которую пуля должна попасть. Так вот это всё единая система, которая во взаимодействии дает результат — прокладывает дорогу сквозь грань миров, то есть прорыв.

Помощником выступает тот, в ком есть не просто крупица дара, вроде потомка мага, а развитая в некий дар, той или иной силы. Обычно крайне невеликой, потому что мир магии лишен. К примеру, медиум. И если магу удается установить с ним контакт, то он получает человека, готового взаимодействовать уже ради ощущения себя могущественным, что, по сути, ошибочное суждение.

Иногда такие потомки магов со слабо развитым даром сами ищут контакта. Думаю, о всяческих призывах демонов вы слышали или читали. Бывает и находят желаемое. Тогда, если сущность, наделенная магией, или маг заинтересованы, то опять же возможен прорыв. И это как раз моя работа — отыскивать таких контактёров и не допускать проникновения.

— Почему? — с нескрываемым любопытством спросила Глашенька.

— Видите ли, Глафира Алексеевна, — улыбнулся Олег, — порядочный человек не полезет в окно чужого дома, а войдет в дом, прежде испросив дозволения.

— Вы правы, Олег Иванович, это вполне очевидно, — с ответной улыбкой согласилась девушка. — Но почему же вы думаете на эту магиню, что это она притащила хамелеона?

— Потому, милый ангел, что хамелеон — существо, хоть и магическое, но совершенно лишенное магии в том смысле, в каком ею обладает маг. Поначалу мы исходили из того, что поглотитель стремился попасть сюда и искал того, кто его впустит. С той стороны это сделать возможно, даже не будучи магом. Есть немало примечательных штуковин, особенно там, где пренебрегают законом.

Ну, к примеру, оплатить услуги мага, который и найдет того, кто открыт для контакта. Он выступит проводником между одной и второй стороной, он же может выстроить портал, через который уйдет его клиент. И это было нашей первой версией.

Но тогда призвавшего, то есть открывший путь в этот мир должны были найти наши коллеги, когда прибыли к месту прорыва. Однако они нашли тело Афонина, вышли на ваш след и на след хамелеона, а призвавшего не сумели найти за всё время, которое прошло со времени прорыва. А так как они выяснили, что хамелеон направляется в Петербург, то можно было предположить, что и призвавший отправился туда, потому его и невозможно обнаружить в Старорусском уезде и близлежащих окрестностях. А я уверен, что поисковую сеть раскинули шире.

И тут меня свели с Бэлой, то есть с чистокровной магиней, которая подпитывается и тем удерживает возможность пользоваться магией. Ее уровень — четвертая категория, а этого достаточно и для разрыва Мари, и для поиска иномирного исполнителя некой воли. Только ей, как уроженке магического мира, известно, кто такой поглотитель, и на что он способен. То есть притащить это существо мог тот, кто нуждался в его помощи. Добавим к этому ее местонахождение — Петербург, и мы получаем, уже несколько известных в уравнении.

Однако после вы сказали, что хамелеон не желал перехода, более того, он не знает, кто его призвал. Однако у него установилась с призвавшим связь, и поглотитель принял вас за него, то есть призвала… или притащила его женщина. Иначе он бы не задал вам того вопроса — не вы ли это. А далее был Петербург. И вновь мы выходим на Бэлу, потому что мы точно знаем, что Марь была разорвана из этого мира, то есть сделать это мог только маг, обладающий силой. Это женщина, и она в Петербурге. Иных женщин-магов в столице нет. Зарегистрированных так уж точно. По крайней мере, она — единственная, кто мне попался в этих местах за… то время, что я работаю в Петербурге.

Говорить, сколько он тут находится, Олег не стал. Не пожелал смущать Глашу своим возрастом по человеческим меркам.

— А если есть еще кто-то, кто скрывается, как эта женщина?

— Допускаю, но не думаю, что есть еще кто-то, кроме Бэлы, — ответил Котов. — Во-первых, использовать магию и скрывать это непросто. Чтобы мы со Степаном этого не заметили, маг должен использовать свою силу в крайне малых порциях, скажем так. Один человек с этим справится, особенно соблюдая конспирацию, как это делает Бэла.

Но если бы несколько магов, даже дозировано, использовали свой дар, это бы создало определенный фон, который не заметить уже невозможно. Отсюда и делаю тот вывод, который вам уже известен. Впрочем, я также допускаю, что моя версия ошибочна, и тот, кто притащил хамелеона, находится вовсе не в Петербурге, а его воспоминания, которые уловил поглотитель, попросту самые свежие. В любом случае, для Бэлы это ничего не меняет, она будет задержана и депортирована. Таков закон, а я его исполнитель.

— Она красивая? — спросила девушка и отвела взгляд, опять смутившись. Возможно, этого она спрашивать не собиралась, но всё же задала вопрос и теперь ощутила неловкость.

Котов в этот раз скрыл улыбку, однако полюбопытствовал:

— Почему вы об этом спросили?

Глашенька неопределенно пожала плечами. Она отвернулась и отошла от розыскника.

— Она маг, значит, близка вам по духу, — сказала девушка. — Возможно, вам жаль ее…

— Не жаль, — ответил Олег, и барышня обернулась. — Именно потому, что она — маг. Как маг, она знает, что совершает преступление, но не останавливается. А раз ей никого не жаль, то отчего же мне жалеть ее?

— Но… — Глаша опять отвернулась и отошла. — Она красивая?

— Красивая, — не стал лгать Котов. — Даже очень. Но мне ее красота не по нраву. В ней нет очарования, пустая красота. Впрочем, это на мой вкус, кто-то, возможно, увидит иное.

Барышня обернулась. Губы ее были плотно поджаты, и Олег понял, что она пытается сдержать улыбку, и потому отвернулся к карте сам… по той же причине. Глаша подошла к нему, посмотрела на стол и спросила, но уже об ином.

— Вы говорите, что она сильна. Не опасно ли вам тогда встречаться с ней одному? — в голосе ее была искренняя забота.

— Нет, — покачал головой Котов. — Не опасно. Степана я бы одного не отпустил, а мне опасаться нечего.

— Почему?

Котов развернулся к девушке и все-таки улыбнулся, вид у нее была серьезный, но оттого немного забавный и милый.

— Видите ли, Глафира Алексеевна, — заговорил Олег, — уровень силы мага делится на категории. Всего их семь, седьмой — высший. У данной особы уровень четвертый, она не самый сильный маг.

— А у вас?

— А у меня шестой, — ответил розыскник и отвернулся, опасаясь, как бы это признание не выглядело бахвальством.

Однако Глаша, кажется, так и не думала судить. Она простецки произнесла:

— Ого! Так вы, выходит, очень сильный маг, почти высшая категория…

— Это общепризнанная градация, — чуть ворчливо прервал ее Котов. — Есть маги вне категорий, вот там и правда великая мощь. А я один из многих.

— Если вы захотите, то у вас всё получится, Олег Иванович, — важно произнесла девушка.

— Для этого мне пришлось бы покинуть этот мир, — с толикой лукавства заметил розыскник.

— Но и шестая категория тоже очень недурственно, — тут же ответила Глашенька. — Почти седьмая.

— Вы — прелесть! — воскликнул Олег, весело сверкнув глазами, а после рассмеялся.

— Ах оставьте, — отмахнулась барышня и сбежала из кабинета.

— Прелесть, — повторил шепотом Котов и широко улыбнулся, а затем последовал за девушкой.

Он нашел ее в гостиной у камина, где Глашенька с преувеличенным интересом рассматривала часы. Розыскник приблизился к ней.

— Глафира Алексеевна, мне надо сейчас покинуть вас, — сказал он, и Воронецкая, обернувшись, ответила растерянным взглядом. — Не волнуйтесь, вас никто не побеспокоит. Стёпа вернется через несколько дней, как я и сказал, а более прийти некому. Идемте, я покажу вам книги, чтобы вы могли развлечь себя, пока меня не будет. Если захотите перекусить, кухня в вашем распоряжении. Ну и вашу комнату вы еще так и не обжили, дел у вас немало, — Олег улыбнулся.

— А если кто-то все-таки появится? — с тревогой спросила Глаша.

— Не появится, — заверил ее розыскник. — Не беспокойтесь.

— А если я с вами?

— Невозможно, — твердо произнес Котов. — Вы не можете пойти со мной, не в этот раз. Но я обещаю, что постараюсь не задерживаться.

Барышня вздохнула, прижала ладонь к груди, но кивнула и ответила обреченно:

— Показывайте ваши книги, Олег Иванович.

Библиотекой служила портальная комната, но сейчас переход был закрыт, и об истинном назначении по-прежнему ничего не напоминало. И пока девушка рассматривала книги, Олег скосил глаза на письменный стол, гадая, пришел ли ответ из Ведомства. Утром он не удосужился проверить. Однако показывать гостье потайное отделение и его содержимое не хотел, и потому отложил до своего возвращения.

Не то что бы он не доверял Глаше, она и без того уже многое знала. Но не хотелось, чтобы она из любопытства, когда останется в одиночестве, решила сунуть свой прелестный носик, куда не следует. Проверки Ведомства, если она что-то сотворит, хотелось спровоцировать еще меньше, чем показывать тайник.

— Олег Иванович, — услышал Котов и подошел к гостье, — а что вы посоветуете? Я не знаю, право слово, что выбрать.

Розыскник пробежался взглядом по полкам с книгами и достал одну из них.

— Вы любите Достоевского? — спросил он у барышни.

— Признаться, не читала еще этого писателя, — ответила она, вдруг отчего-то устыдившись, будто бы выдала некий грех, недостойный воспитанного образованного человека.

— Возьмите эту книгу. «Идиот» крайне недурен, на мой взгляд, разумеется.

— Благодарю, Олег Иванович, вы весьма любезны, — ответила Глашенька. Она забрала книгу у собеседника и покинула библиотеку.

Спустя четверть часа розыскник покинул квартиру. Входную дверь он на всякий случай запечатал, чтобы Глафире Алексеевне не взбрело в голову покинуть квартиру, даже из каких-либо благих побуждений. Как и ради того, чтобы ее покой не был нарушен чьим-либо вторжением. И теперь, оказавшись на улице, Котов поднял взгляд на свои окна, улыбнулся и направился туда, куда не заходил с тех пор, как в этом мире появился хамелеон, — к пациенту Ковальчука, к медиуму Смелову.

Жил Яков Павлович неподалеку от Федора Гавриловича, потому и выбрал его своим доктором. Впрочем, Котов не понимал, зачем Смелов ходит к психотерапевту, если продолжал практиковать призывы духов. Скорее всего, медиум не считал свои способности чудом и пытался отыскать их реальную подоплеку. Но из всех причин, какие мог придумать, почему-то остановился на воспалении мозга.

Кроме довольно слабого, но все-таки развившегося дара, ничего примечательного в медиуме не было. Человеком он был тихим, не любил шумные сборища и большие компании. И это казалось тем более странным, что в его доме на сеанс спиритизма собирались порой до десяти человек разом. Впрочем, все знали, что Яков Павлович не выносит шума, и потому вели себя скромно, редко нарушая молчания не по делу.

И внешностью Смелов был неприметен и как-то сер. Немного бледный, худощавый, со светло-русыми волосами. А светло-зеленые глаза за стеклами круглых очков вечно смотрели мимо собеседника. Олег не любил такого взгляда, из-за него складывалось впечатление, что человек пытается что-то скрыть.

Да и не сказать, что Яков Павлович великого ума. Нет, глупым он не был, но и не обладал некой мудростью, как и хорошим образованием. Чем-то кроме поиска истины о природе своего дара интересовался мало. Газет не читал, считая, что это только усугубит его состояние. Книг не читал по той же причине, но уже не из-за каких-то новостей, а из-за объема. Театр не посещал из-за громкой музыки и людского гвалта, потому и гуляния доставляли ему неудовольствия больше, чем веселья. В общем, по большей части сидел дома в благостной тишине и тем «продлял себе жизнь», разумеется, по собственному убеждению. И что-то изменить и поколебать оказался пока не в силах даже Федор Гаврилович.

Так что, направляясь к медиуму, Котов был уверен, что найдет его дома. Конечно, мог быть и какой-нибудь посетитель, но особо долго сеанс не длился. Затягивать общение с гостями Смелов тоже не любил. Ему было хорошо в одиночестве, а интерес публики к своему дару воспринимал с толикой обреченности. «Если уж я в силах кому-то помочь, то не смею отказать, даже если ценой тому становится мое здоровье», — так сказал Яков Павлович в беседе со своим доктором, а Ковальчук уже передал Олегу после того, как и он познакомился с пациентом приятеля.

Котов постарался намекнуть Смелову, что он совершенно здоров, а его дар вовсе не от воспаления мозга, а передался ему по наследству. Однако Яков Павлович пропустил все намеки мимо ушей. Страдать и жертвовать собой ему нравилось гораздо больше, чем задуматься о том, о чем ему говорят. Да и что мог понимать этот разодетый молодой человек, верно? Умничает не по делу и сует свой нос, куда не просят. Именно так.

Впрочем, последнее Смелов вслух не произносил, но по его лицу и неопределенному пожатию плеч именно такой вывод и можно было сделать. Котов усмехнулся, вспомнив этот момент, покачал головой и прибавил шаг, потому что хотел сдержать слово, данное Глашеньке, и вернуться домой как можно скорей.

Оглядевшись снова, Олег наконец приметил пустую пролетку и свистнул. И когда извозчик подъехал к нему, Котов уселся и велел:

— Кадетский переулок на Васильевском. Двойная плата, если поторопишься. Гони, голубчик.

— Сделаем, барин, — осклабился извозчик и щелкнул кнутом: — Пошла, родимая!

Олег нетерпеливо стукнул кончиком трости по дну пролетки и выдохнул. Глаше ничего не угрожало, кроме скуки. Но если ее увлечет книга, то и скука не грозит. Дверь запечатана, а значит, хамелеон, даже если бы в его голову пришла идея сунуться в логово льва, взломать ее не сможет. Да и не пройти ему швейцара, когда квартирант ушел.

Единственная, кому под силу попасть в квартиру, это Бэла, хотя снять печать мага более высокой категории не сможет и она. А если она эту печать обнаружит, то скорее побежит быстрее ветра, чем попытается прорваться. Для нее это ловушка, а эта магиня достаточно умна, чтобы понять, кто приходил к ней в дом. Так что снаружи никто не придет.

Изнутри могли бы, даже несмотря на ковер, который накрыл пентаграмму. Таким магический поток не остановить, но прийти могут только Полянский, а для этого нет повода, и Стёпа, но ему возвращаться еще рано. Но никто из них не причинил бы девушке ничего дурного. Даже если бы кто-то явился из Ведомства, ее бы не тронули, только устроили допрос самому Олегу. Однако и портальный круг сейчас был неактивен, а стало быть, и войти без разрешения через него никто не сможет. Да, кроме скуки Глаше ничто не угрожает.

На этом Котов окончательно успокоился и даже с усмешкой покачал головой. Надо же… Вроде и не мальчишка, особенно по меркам этого мира, а, кажется, всерьез увлекся девушкой, которую и видит-то всего в третий раз, и то, если разделить на два раза день знакомства: в парке и театр. Иначе первый раз выходит, это мимолетный взгляд в день приезда Воронецких. И вдруг эта трепетность… Забавно.

Нет, Олег Иванович Котов, маг шестой категории и старший розыскник, монахом не был. Случались у него увлечения за те годы, которые провел в этом мире, да и не просто увлечения. Были и связи, все-таки был он молодым мужчиной и имел определенные потребности. Однако не мог вспомнить, чтобы эмоции выходили на первое место и начинали управлять. Прежде дело, всё остальное потом.

— Пора взяться за ум, — негромко произнес Олег. — Не девица.

— Приехали, барин! — воскликнул возница, натянув вожжи. — Уж не обманите, ваше благородие.

— Держи, голубчик, заслужил, — Котов отдал плату и выбрался из пролетки.

Что ж, было самое время исполнить данное себе обещание. Маг приехал к дому медиума.

Глава 21

— Яков Павлович, голубчик, доброго вам дня.

— Олег Иванович? — в голосе хозяина явственно слышалось изумление, и оно было понятно.

Котов хоть и не демонстрировал скептицизма, но он должен был казаться Смелову человеком той породы, которая проявляет интерес к чему-то больше от скуки, чем от живости разума и желания познать еще непознанное. Этот гость в доме медиума никогда не проявлял того же энтузиазма к призывам духов, как другие посетители спиритического салона. Не был оживлен в обсуждениях и оставался как бы в стороне. И уж тем более не являлся вот так, не во время проводимых сеансов. А сегодня пришел.

— Доброго дня, — наконец поздоровался Смелов. — Признаться, не ожидал вас увидеть.

— Да, возможно, вас это несколько удивит, но я по делу, — улыбнулся Олег. — И помочь мне можете только вы, как практикующий медиум.

— Вот уж не мог подумать, что обратитесь ко мне, как к медиуму. Всегда полагал, что вы считаете меня сумасшедшим и шарлатаном, а ходите ко мне в ожидании оплошности, чтобы сказать: «А ведь я так всегда и думал».

Котов укоризненно покачал головой.

— Какой же вы мнительный, Яков Павлович. Я вовсе не считаю вас шарлатаном. У меня есть глаза и уши, и им я привык доверять, а они говорят, что дар медиума у вас есть. Если бы я считал иначе, то уже давно перестал бы приходить, — и в этом розыскник был совершенно искренен.

Он бы и вправду не пришел даже во второй раз, если бы увидел, что Смелов дурит тех, кто идет к нему за чудом. Однако Котов был магом, и потому увидел не только манипуляции и итог, но и суть, так что дара в медиуме никогда не отрицал.

— Но вы всегда ведете себя так, будто ожидаете моей оплошности, — не пожелал сдаваться Яков Павлович. — К тому же вы друг Федора Гавриловича, и я посчитал, что приходите вы еще по его просьбе. Изучаете меня и передаете ему, как моему доктору. И ждете оплошности.

Котов всплеснул руками, это тоже было искренне. Вот уж чего он не ожидал, так это подобной оценки.

— Бог с вами, Яков Павлович! — возмутился розыскник. — Что вы говорите⁈

— Да-да, именно шпионите и ждете, когда я оступлюсь. Еще посмеялись надо мной, будто бы дар во мне потомственный. Думаете, не понимаю, что вы так издевались над моим воспалением? Это вас Федор Гаврилович подучил, чтобы сбить меня с толку, я уверен. Но у вас ничего не вышло! Я знаю, отчего могу то, что могу, и это болезнь, потому как здоровому человеку ничего этого не доступно.

Вот тебе и тихий безобидный ипохондрик… Нда-а. Признаться, Олег в эту минуту растерялся. Не ожидал вот такой отповеди, еще и с порога… ну почти с порога. Войти в квартиру Котов успел, даже в гостиную, где медиум сидел у окна, слуга Смелова его проводил. И только ведь поздороваться успели!

— Яков Павлович, признаться, вы меня обескуражили, — произнес розыскник. — Я вовсе не ожидал, что вы обо мне такое думаете. Ковальчук меня привел к вам после того, как я сказал, что хотел бы побывать на настоящем спиритическом сеансе. Тогда Федор Гаврилович сказал, что у него как раз есть знакомый, кто не только знаком со спиритизмом, но и практикует его. До этой минуты я не подозревал, что вы не просто его знакомый, а пациент.

Смелов открыл рот, но теперь Котов желал высказаться.

— Что до наследственности, то я и вправду уверен, что дар не может появиться на ровном месте, и уж тем более из-за какого-то там воспаления. Уж не знаю, что у вас воспалено, но вы, кажется, и вправду в горячке, раз с порога сыплете обвинениями. А я ведь пришел к вам по нужде, как к доброму знакомцу. Вы же даже не пожелали выслушать, а сразу начали нападать. Еще и такие вздорные обвинения! — голос мага всё нарастал, и медиум даже вжал голову в плечи.

— Потише, прошу вас, — со страданием в голосе произнес Смелов. — Мне нельзя слушать громких звуков. Мне от этого может быть дурно. Умоляю, не кричите.

— Не буду, — выдохнув, ответил Котов. — Благодарю покорно за теплый прием и отзывчивость. А Федору Гавриловичу я еще выскажусь, чтобы в следующий раз предупреждал, что я имею дело с его пациентом, чтобы мне знать, как вести себя. Более я вас не побеспокою, — отчеканил розыскник, поклонился и, развернувшись, направился к двери.

Он уже вышел из гостиной в коридор, когда за спиной послышались шаги, и его нагнал голос:

— Подождите же! Олег Иванович, остановитесь.

Олег едва заметно хмыкнул и обернулся. От ухмылки следа не осталось, выражения лица было непроницаемым. Смелов остановился перед гостем, отвел взгляд и спросил:

— Так вы и вправду не знали, что я являюсь пациентом Федора Гавриловича? И не ждете моего промаха?

— На крови клясться не стану, — едко ответил Котов. — Мне неважно, верите вы мне или нет, главное, что я себе верю. Я таков, каков есть, Яков Павлович, и заигрывать ни с кем не собираюсь.

— Прошу прощения, — медиум чуть склонил голову, — и прошу не думать, что я не в себе, раз посещаю психотерапевта. А еще прошу не распространяться об этом.

— Не имею привычки сплетничать, — холодно ответил розыскник. — Честь имею.

Он вновь повернулся к выходу, но Смелов ухватил мага за локоть.

— Постойте же, Олег Иванович, — страдальчески поморщившись, произнес медиум. — Экой вы обидчивый, я же попросил у вас прощения. Но вы всегда имеете такой вид, будто в душе смеетесь над тем, что я делаю.

Котов вздохнул. Он отцепил от своего локтя пальцы Смелова и в очередной раз покачал головой.

— Никогда бы не подумал, что мое внимание и нежелание мешаться в вашу работу могут быть истолкованы столь превратно. У меня нет привычки вскакивать со стула или заламывать руки, если вижу что-то необычное. Мне довольно того, что я видел это собственными глазами. Что до идолопоклонничества, какое выказывают некоторые неуравновешенные особы, то я вижу в этом фальшь и неискренность. Более того, к подобному склонны люди истерического склада, я же собой владею превосходно.

Яков Павлович протяжно вздохнул и кивнул:

— Вы правы, Олег Иванович, все эти придыхания от Таисии Сергеевны и Петра Демидыча изрядно утомляют и нервируют. Они же совершенно не могут остановиться! — неожиданно разгорячившись, воскликнул Смелов. — Эти молитвенно сложенные руки, это высокопарные уверения в их поклонении моему таланту, эти заискивающие взгляды… Ужасные люди. А ведь даже не родственники между собой! Но раздражают одинаково сильно. — Он бросил взгляд на гостя и проворчал: — Надеюсь, этого вы тоже не передадите.

— Я не сплетник, — сухо повторил Олег.

— Благодарю, — ответил медиум, — отчего-то я вам безоговорочно верю. Возможно, как раз потому, что вы держитесь от всех остальных моих посетителей особняком, хоть и не отказываете им в беседе. Так чего же ждете от меня?

— То есть вы не против мне помочь? — уточнил маг.

Яков Павлович со вздохом махнул рукой:

— Чего уж там, говорите. Только давайте прежде вернемся в гостиную.

Котов с улыбкой склонил голову и первым направился в предложенном направлении. Хозяин последовал за ним, но в гостиной вернулся к окну, где сидел ранее, а Олег устроился на небольшом диванчике. Он закинул ногу на ногу, уперся ладонью на набалдашник трости и перевел взгляд на Смелова. Поза вышла вальяжной, но к подобному Смелов привык. Возможно, именно поэтому он и решил, что этот его гость в душе насмехается над ним.

— Что за дело привело вас ко мне, господин Котов? — мазнув по Олегу взглядом, спросил медиум и отвернулся к окну.

— Я хотел вас попросить отыскать человека по его вещи, — ответил розыскник.

Яков Павлович тут же обернулся и сузил глаза. Похоже, своего мнения о Котове он все-таки не переменил.

— Желаете экзаменовать меня? — холодно спросил Смелов.

Олег закатил глаза, подозрительность медиума и вправду начинала раздражать. Он мог бы обойтись и без Смелова, и потому, если бы тот не пошел за ним с извинениями, то расстроился бы мало. Это всего лишь отсрочило бы поиски, но не остановило. Однако с помощью медиума, Олег рассчитывал обойти заслон, который выставила Бэла. Дар их был разным, в отличие от самого Котова и магини. К тому же Смелов принадлежал этому миру и был, скажем так, встроен в его энергетическую структуру, опять же в отличие от пришельцев.

Впрочем, Яков Павлович скорей всего и не пошел бы за Котовым, но явно переживал, что тот может проболтаться о его визитах к Ковальчук. Так что его извинения были такими же фальшивыми, как и негодование самого Олега. Но заигрывать с медиумом ему и вправду не хотелось, так что некоторое недовольство он все-таки испытал. А сейчас мнительность Смелов начала нервировать.

— Яков Павлович, дорогой мой, если бы я желал вас унизить, если бы желал тыкнуть носом во что-то, то сделал бы это прилюдно на сеансе. Однако я пришел к вам тогда, когда был уверен, что вы один, потому что в свое дело не желаю посвящать посторонних. Это мое личное дело, и чужой нос мне в нем не нужен.

— Я не искал никогда и никого…

— Стало быть, это будет любопытный опыт для обоих, — прервал его Олег. — Давайте попробуем. Не выйдет, так не выйдет, однако если получится, то вы откроете еще одну грань вашего дара, а я найду нужного мне человека.

— И всё же, — вновь прищурился Смелов, — если у меня не выйдет?

— Это мое личное дело, — ответил Котов, сделав ударение на слова «личное». — А в свои личные дела я никого не посвящаю.

Яков Павлович вздохнул и страдальчески покривился.

— Но я не понимаю, как я могу отыскать кого-то по вещи. Как это делается?

— Давайте попробуем использовать карту Петербурга и ту самую вещь. Вы попытаетесь отыскать энергетический след владельца вещицы и определите по карте, в какой части столицы он находится.

— Я даже не знаю…

Смелов нервно потер ладони и опять мученически поморщился. Было заметно, что находится в нерешительности. Он привстал со стула, но снова сел, покривился и отвернулся.

— Голубчик, ну что вы такой нерешительный, — произнес Котов и, встав с дивана, приблизился к хозяину квартиры. — Неужто не хочется бросить самому себе вызов и проверить собственные возможности? Я ведь не задаром, я готов заплатить…

— Ах оставьте ради Бога, — отмахнулся медиум. — Что за пошлость вы говорите? Деньги! Я ведь даже не знаю, получится ли у меня.

— Стало быть, так и условимся, — улыбнулся Олег. — Не получится, значит, попросту будем считать, что опыт не удался. Если же выйдет, то я отблагодарю вас. Ну, Яков Павлович, давайте же попробуем.

— Ну если только попробовать… — вновь замялся Смелов.

— Именно что попробуем! — воскликнул розыскник. — Просто опыт, ничего более. Ну, решайтесь же, голубчик, прошу вас. Разве же вам самому не любопытно?

Яков Павлович протяжно вздохнул и поднялся со стула, однако вновь уселся и отвернулся к окну.

— У меня нет карты, — буркнул он.

— А у меня есть, — Олег сверкнул широкой улыбкой. — Я всё прихватил, что посчитал нужным.

И вновь Смелов протяжно вздохнул.

— Право слово, я не уверен, что понимаю, как это сделать.

— Вы же медиум, — ответил Котов, — потянитесь к духу владельца той вещи, которую я принес. Наверное, надо сначала ощутить энергетику, которой пропитана бусина, а после попытаться отыскать схожее на карте. Мне так это видится. Даже любопытно, прав я или не прав, — в этот раз улыбка была не столь широка и даже казалась смущенной.

Смелов, слушавший гостя, продолжая смотреть в окно, ответил тоном, в котором сквозила обреченность:

— Ну хорошо, хорошо. Давайте попробуем. Однако если не получится…

— Никто, кроме нас не узнает об этом опыте, — заверил Олег.

— Доставайте вашу карту, — в который покривившись, велел медиум, однако Котов ему не поверил. Яков Павлович уже желал попробовать то, о чем его просил гость, и вся эта обреченность была на показ, и только.

Розыскник прошел к столу, хотел уже вытащить карту, в душе сожалея, что столик маловат, но хозяин квартиры остановил его.

— Не здесь, идемте в мой кабинет, там нас никто не увидит и не потревожит.

Олег усмехнулся про себя. Господин медиум оказался чересчур мнителен и щепетилен. Если его постигнет провал, то об этом не должны были узнать даже домочадцы. Да уж, человеком он казался более сложным, чем прежде виделся Котову. Впрочем, это всё были мелочи, главным оставался результат, а в его достижении маг собирался принять непосредственное участие. Все-таки Смелов был и вправду слабоват.

В кабинете розыскник достал карту. Не дожидаясь приглашения, он расстелил ее на столе, более удовлетворявшем размером столешницы. После выудил небольшую коробочку, достал оттуда поисковик, который хранил энергию Бэлы, и положил его с того края, где стояло кресло хозяина кабинета, и посмотрел на Смелова.

— Вы ищите женщину? — спросил Яков Павлович.

Олег было подумал, что медиум ощутил это по энергетическому следу, но быстро понял, что суждение было вынесено из-за формы поисковика.

— С чего вы так решили? — все-таки спросил он, изобразив удивление.

— Так это же жемчужина, — ответил Смелов. — Стало быть, женщина. Надеюсь, вы не преследуете бедняжку? Мне бы не хотелось быть причастным к чужим похождениям, особенно, если дама дала вам отставку.

— Если приглядитесь, то видите, что там нет отверстия для нитки, стало быть, жемчужина не использовалась в женском украшении. Она часть декора шкатулки, Яков Павлович. Не переживайте, я не имею дурных намерений, но отыскать этого человека мне жизненно необходимо. Клянусь, ваша честь и доброе имя не пострадают даже косвенно.

Медиум уже в который раз вздохнул и уселся в кресло. Он с минуту смотрел на поисковик, затем взял в руки и внимательно оглядел.

— И вправду отверстия нет. Ну что же, попробуем… — это уже относилось к нему самому.

Бусина вернулась на стол, и медиум, накрыв ее ладонью, прикрыл глаза. Олег некоторое время постоял, наблюдая, а после бесшумно приблизился, встал рядом и прислонил свою трость к креслу. Набалдашник отразил яркий блик на отполированной поверхности, будто его коснулся солнечный луч.

— Какие интересные ощущения… — пробормотал медиум, — необычные. Что-то… — он пожевал губами, — тягучее, тяжелое… — Смелов повел плечами. — Но яркое. Наверное, потому что это дух живого человека. Да, очень интересные ощущения, никогда подобного не чувствовал.

— Попытайтесь найти такое же на карте, — негромко произнес Олег, и медиум едва заметно вздрогнул.

Кажется, всё это время он разговаривал сам с собой. Бросив на Котова недовольный взгляд, Яков Павлович велел:

— Отойди, Олег Иванович, вы мне мешаете.

— Простите, — ответил розыскник и отошел, но трость так и осталась стоять, прислоненной к креслу.

Однако удаление мага сказалось, и медиум поерзал, ощутив, что его ощущения притупились. Он вновь адресовал Котов сердитый взгляд, явно обвиняя того в произошедшем, после закрыл глаза и углубился в свои чувства, а Олег вернулся и дотронулся до трости.

— Вернулось, — удовлетворенно произнес Смелов. — Да, вот оно, я чувствую.

Он осторожно, едва ли ни опасаясь, протянул руку над картой и застыл так на какое-то время. Котов теперь не произносил ни слова. Но вот Смелов поднялся с кресла и в недоумении открыл глаза.

— Я же только что так ярко чувствовал, шел по следу…

Котов накрыл его плечо ладонью и шепнул:

— Попробуйте еще, Яков Павлович, у вас непременно получится.

— Отойдите, вы мне мешаете, — проворчал медиум.

— Я вас поддерживаю, — ответил Котов и добавил в голос силы: — Попробуйте.

И Смелов послушался, повел ладонью над картой и выдохнул с удовлетворением — он вновь чувствовал. Олег усмехнулся про себя, а после испытал толику жалости, потому что более уже никогда Яков Павлович не ощутит подобного. Сейчас маг вливал в него ту силу, какой не хватало медиуму.

Наверное, даже, скорее всего, Смелов продолжит экспериментировать, однако следующие попытки не будут похожи на эту даже отдаленно. Конечно, если Яков Павлович будет развивать свои способности, то сумеет лучше улавливать энергетический след сущности, как живой, так и мертвой, но, отнюдь, не скоро. А то, с какой стороны он сейчас открылся розыскнику, Олег мог смело предположить, что, споткнувшись раз-другой, медиум бросит попытки кого-то отыскать таким вот образом. Попросту испугается опозориться перед кем-то. Но тут уже помочь ему было нечем. Всё зависело от самого Смелова, который мало походил на собственную фамилию.

— Ох, какой сгусток, — тихо выдохнул медиум. — Я будто чувствую под рукой жар… Да, вот тут…

Олег устремил взгляд туда, где находилась ладонь Якова Павловича и едва не расхохотался. Более того, он почувствовал себя идиотом. След привел медиума на Малую Охту! И с чего он решил, что магиня будет жить в каком-то ином месте? А потому что дом не выглядел, как место, где проживают постоянно. Но это снаружи. Внутри же Котов видел лишь его часть. Но даже если Бэла и не жила именно там, то находилась где-то поблизости.

— Более нигде не чувствуете этой энергии? — спросил розыскник.

Смелов снова повел рукой над картой и быстро вернулся к найденной точке.

— Здесь, — сказал медиум. — Ярче всего здесь. Всё здесь пропитано этой энергией.

— Я вас услышал, Яков Павлович, благодарю, — произнес Олег и, вновь приправив голос магией, добавил: — На этом можно закончить поиски.

Смелов тряхнул ладонью и распрямился. Котов отпустил его, подобрал поисковик и убрал его. Затем взял трость и отошел на противоположную сторону стола.

— А вы в себе сомневались, — улыбнулся маг. — Всё вышло, и я готов оплатить ваши старания, уж не сочтите за оскорбление. Это благодарность за вашу работу.

— Право, не знаю, что ответить, — ответил Яков Павлович, но и это тоже было фальшью. Он был не против вознаграждения.

Котов улыбнулся. Он свернул карту, убрал ее и достал кошелек. Затем вытащил двадцать рублей и положил их на освободившееся место.

— О-о, — протянул медиум, — ну что вы, Олег Иванович, право слово. Это же много, ну что вы, голубчик, мне неловко…

— По заслугам и награда, — твердо ответил розыскник. — Вы мне очень помогли, Яков Павлович. Истинная правда, без вас я потратил бы гораздо больше времени на поиски.

— Если вы так считаете… — щеки медиума зарумянились от удовольствия. — А вы уж простите меня еще раз все нехорошие слова, что я вам наговорил.

— Я уже позабыл о них, — заверил Котов. — Более не смею отнимать вашего времени. Позвольте откланяться.

Он поклонился и развернулся к двери, чтобы уйти, но услышал:

— Я буду рад снова увидеть вас на сеансе, Олег Иванович.

Обернувшись, маг ответил:

— Непременно, Яков Павлович, непременно. Отдыхайте.

И, уже выйдя на улицу, вновь достал «жемчужину», теперь подкинул ее на ладони и усмехнулся:

— До скорой встречи, Бэла.

А после направился совсем по иному адресу. До возвращения домой, Олег хотел поговорить еще с одним человеком. Что до поимки магини, на это у него была ночь.

Глава 22

Котов достал брегет, посмотрел на время и, захлопнув крышку, вновь убрал его в карман. Рыкина дома еще не было, но пока идти к нему Олег не собирался. У него была иная цель. Приметив извозчика, он махнул рукой, подзывая, и когда пролетка подъехала, велел:

— К Департаменту министерства финансов, голубчик, на Забалканский проспект.

— Будет сделано, ваше благородие, — ответил извозчик.

— И побыстрей, будь любезен, — усевшись, добавил Олег.

— Как скажете, барин, — услышал он в ответ, и лошадь тронулась с места.

Департамент министерства финансов розыскнику был не нужен, цель этой поездки располагалась немного дальше, но до нее он хотел дойти пешком. Это была бакалейная лавка на Серпуховской улице. Самая обычная лавка, каких имелось немало в столице, но то, чего желал Котов, дать мог лишь Кондратий Евстафьевич, державший данный магазинчик.

Был он личностью весьма примечательной. Умный, хитрый и властный, но не болтливый и не особо жадный. Своих людей он держал в стальном кулаке, никому не давая спуску, однако с клиентами был любезен, и речь идет вовсе не о клиентах бакалейной лавки. Хотя и там царила вполне приятная атмосфера. Чистота и порядок, а если и случалась ругань, то провоцировали ее скандальные покупатели. Впрочем, особо склочных выпроваживали быстро и непреклонно.

Знакомство с Кондратием Евстафиевичем свел Степан, это было по его части. И обращался к нему тоже Стёпа, если это было нужно. Однако на случай своего отсутствия, представил и Олега. Котов направлялся в бакалейную лавку на Серпуховской второй раз в жизни, а по делу и вовсе в первый.

Тем временем лошадь остановилась, и Котов, рассчитавшись с извозчиком, выбрался из пролетки. Он дождался, когда наемный экипаж укатит, а после направился к своей цели. Олег прошел мимо Департамента министерства финансов, после миновал Ремесленное училище Цесаревича Николая, перебрался на другую сторону Забалканского проспекта и зашагал по Загородному проспекту. Мимоходом мазнул взглядом по Технологическому институту, находившемуся на противоположной стороне, а затем свернул на Серпуховскую улицу.

Идти было не мало. Бакалейная лавка находилась в конце Серпуховской, и по пути к ней надо было пересечь еще два проспекта: Клинский и Малый Царскосельский. После лавки начиналась уже набережная Обводного канала, и как раз в том месте имелся мост, носивший название «Газовый», потому что на другой стороне стоял Газовый завод. Там же располагалась компания Яблочкова, которая изготавливала электрические машины и аппараты, а также проводила электрическое освещение. Еще имелись ветеринарная клиника, Водочный завод и прочее. Но дальше Семенцов, как называлась эта часть Петербурга, где располагалась Серпуховская улица, Олегу идти было незачем.

Семенцами это место называли из-за Семеновского полка, располагавшегося тут. И улицы, ныне носившие названия в честь городов Московской губернии, прежде имели просто номера рот. Да и прежние деревянные казармы уже несколько лет перестраивались под многоэтажные доходные дома. Лавка же Кондратия Евставфьевича всё еще находилась в деревянном строении.

А еще за Семенцами начала закрепляться недобрая слава разбойного места, и по этой причине Котов решил выйти много раньше. Приличный господин, который просит отвезти себя на Серпуховскую, запомнится намного лучше, чем тот же господин, когда он приказал везти себя к Департаменту министерства финансов. А ходить пешком Олег никогда не ленился, тем более, если идти было недолго.

Признаться, если бы его целью сегодня было только посещение этого места, розыскник оделся бы проще, а сейчас на него поглядывали. На ипподром Семеновского полка, конечно, приходила хорошо одетая публика, но являлась она совсем с другой стороны от ипподрома, по Николаевской улице. Так что внешний вид Котова был несколько неуместен, однако на это он не стал обращать внимания. Главным оставалась цель мага.

Дверь в лавку была открыта, и Олег, войдя, сразу же обратился к приказчику:

— Доброго дня, любезный. Здесь ли Кондратий Евстафьевич? У меня до него дело.

Приказчик, краснолицый дородный мужчина с рыжеватыми прилизанными волосами, угодливо поклонился.

— И вам дня доброго, ваше благородие, — ответил он. — О ком доложить прикажете?

— Скажите, что Степана приятель пожаловал, — велел Котов.

— Сей минут, ваше благородие, — снова поклонился приказчик и исчез за задней дверью.

От нечего делать, Олег скользил скучающим взглядом по сторонам. В лавке было сейчас всего трое покупателей, точнее, покупательниц. Две пожилые женщины и молоденькая девушка. Последняя время от время косилась на Котова. Он едва приметно улыбнулся и подмигнул, девушка зарделась, и розыскник отвернулся.

В это мгновение дверь снова открылась, и приказчик поклонился в третий раз:

— Прошу, ваше благородие.

— Благодарю, голубчик, — кивнул Котов и прошел в узкий коридорчик, который заканчивался еще одной дверью, за ней и находился кабинет владельца лавки.

Кондратий Евстафьевич был примечателен не только своим характером и привычками, но и внешне. На улице его легко было принять за преуспевающего купца, а то и за промышленника. Одевался он хорошо, даже со вкусом. Костюмы, рубашки, галстуки, заколки, запонки — всё это было добротным и дорогим, но не вульгарным.

И внешне Кондратий Евстафьевич не вызывал неприятия. Борода с усами у него были аккуратно подстрижены, волосы зачесаны на пробор, и пах хозяин бакалейной лавки приятно. В общем, впечатление производил воспитанного человека, который исправно следил за собой. Такому хотелось довериться и пожать руку, и это было бы ошибкой наивного простака, потому что сей благообразный мужчина был вовсе не тем, кем казался с первого взгляда. Именно это стало причиной знакомства двух иномирных розыскников с главой банды, кем и являлся Кондратий Евстафьевич по прозвищу Бакалейщик. А лавка… лавка была для души, ну и отвода глаз, разумеется.

Хозяин сего заведения обнаружился за столом. И в этой ипостаси он тоже был примечателен. Как уже было сказано, Кондратий Евстафьевич лавку свою любил нежно и искренне. Он мог бы стать успешным купцом, если бы не слабость к противозаконной деятельности, а она была велика, и потому торговля оставалась дорогим сердцу увлечением.

Кондратий Евстафьевич подходил к этому своему делу, как и к любому другому, за какое брался, ответственно. В лавке он снимал сюртук и надевал нарукавники, а если выходил к прилавку, то и передник, а постоять у прилавка он тоже любил. Правда, делал это не часто, лишь когда было дурное расположение духа или же продавец просился отлучиться по какому-то важному делу, а приказчик был занят.

Кроме нарукавников непременным атрибутом Кондратия Евстафьевича являлись счеты. Старые, потемневшего дерева, со стертыми костяшками, они всегда были рядом с хозяином: сидел ли он в кабинете, выходил ли в зал или же заглядывал в лабаз, чтобы лично провести ревизию или осмотреть доставленные продукты. Тогда Кондратий Евстафьевич держал их под мышкой.

Обо всем этом Олегу рассказывал Степан. Из всех своих тайных знакомств, младший розыскник относился с большей симпатией именно к этому человеку. Чем-то он Стёпе пришелся по душе. Для Котова Бакалейщик представлял интерес только как возможный инструмент, а симпатизировал он больше Александру Александровичу Рыкину. Впрочем, они с напарником вращались в разных пластах петербургского общества, оттого и отдавали предпочтение людям, совершенно противоположным по складу характера и роду деятельности.

— Роман Андреич, доброго здравия, — приветствовал Котова хозяин лавки.

Он отодвинул в сторону свои неизменные счеты и поднялся навстречу гостю.

— И вам всего наилучшего, Кондратий Евстафьевич, — дружелюбно улыбнулся Олег и пожал протянутую ему руку.

— Присаживайтесь, ваше благородие, чем обязан? Что-то Стёпушку давно не видать. Не слыхали о нем? Здоров ли наш приятель?

Олег предлагал Степану использовать иное имя, когда он общался с теневым миром Петербурга, но тот решил пользоваться своим. А вот Котов имя поменял уже потому, что Олег Иванович с подобными людьми знакомств не водил, он был человеком порядочным и порочащих связей не имел. И, как было уже сказано, если бы старший розыскник желал посетить только Серпуховскую, то выглядел бы несколько иначе. Однако сегодня обстоятельства сложились так, как сложились.

Впрочем, Котов был магом, и потому набалдашник его трости сейчас играл легким бликом, несколько меняя его облик в глазах тех, кто видел его в лавке, и, разумеется, хозяина. Однако ладонь розыскника скрыла и этот слабый всплеск магического потока, так что люди видели зеленоглазого шатена с чуть вздернутым носом и никаких бликов.

— Степана нет сейчас в Петербурге, — ответил на вопрос Олег. — Насколько знаю, он решил навестить родню и уехал ненадолго.

— Это хорошее дело, — важно покивал Кондратий Евстафьевич, — о родных забывать нельзя. Пусть наведывается, когда вернется, я ему всегда рад.

— Когда увижу, непременно передам, — заверил Котов. — Впрочем, возможно, вы его увидите прежде меня. Мы со Степаном не водим крепкой дружбы.

— Это-то понятно, — покивал хозяин лавки. — Вы по салонам, он по притонам, — и весело рассмеялся.

Олег кивнул и усмехнулся, его собеседник был совершенно прав, именно так напарники и делили свои знакомства.

— Так чем же я могу вам помочь? — отсмеявшись, спросил Кондратий Евстафьевич.

— Мне нужно собрать сведения об одном человеке, о женщине, — сразу перешел к делу Котов. Его собеседник даже не ухмыльнулся, он слушал с явным вниманием. И когда Олег закончил предложение в своем заказе… или задании, это уж как угодно, Кондратий Евстафьевич, не глядя щелкнул одной костяшкой на счетах. Похоже, такой способ ему нравился больше записей, впрочем, Олегу тоже. Любая бумажка — это след, костяшка на счетах — всего лишь костяшка на счетах. И он продолжил: — Женщина из простонародья, зовут Дарья. Фамилия то ли Сенцова, то ли Скворцова. Невысокая, широка в кости, полновата, но не толстая. Лет сорока. Волосы темные, заплетены в косу и свернуты на затылке. Черты лица грубые, глаза серые, более точно не опишу. Весь облик Дарьи нескладный, шаг тяжелый, а вот голос высокий и приятный.

Последнее время обиталась на дачах в Лесном. По этой даче мне тоже нужны сведения, если это вообще дача, в чем я, признаться, сомневаюсь. Дом находится на Муринском проспекте, на перекрестке с Парголовской улицей. Пропустить его невозможно, он недалеко от дороги, почти не скрыт живой изгородью, так что приметен.

Так вот, я хочу знать, что это за дом, кто его хозяева. Желательно обследовать дом, особенно, если Дарья имеет к нему какое-то отношение. Если в доме кто-то будет, туда соваться нельзя. Только если он пуст, обойти от чердака до подвала, если такой имеется. Но, повторяю, ни в коем случае не соваться, если там кто-то обитается, это может быть очень опасно.

И пусть будет двое или трое при осмотре дома. Если вернется только один, срочно известить меня тем способом, о каком условились со Степаном. По женщине выяснить всё, что возможно узнать. И главное, когда и где ее видели в последний раз. Если она попадется на глаза вашим людям, не приближаться ни в коем случае.

— Что вы хотите найти в доме? — стукнув очередной костяшкой, спросил Кондратий Евстафьевич.

— Тела, или же тело. Возможно, это будет женское тело. Предупреждаю, выглядеть мертвец может жутко.

— Гнилой?

— Нет, труп, скорее всего, будет мумифицирован, — пояснил Олег. — Но выглядит неприятно. Пусть, на всякий случай, осмотрят за домом. Возможно, найдут места, где не так давно копали.

— Я вас понял, Роман Андреич, — кивнул Бакалейщик. Он открыл ящик стола и достал другие счеты. — Работы будет немало. Передвижения по городу, опять же. Возможно, придется кому-то кинуть монету. Итак…

— Держите, — перед Кондратием Евстафьевичем легли сто рублей. — Думаю, этого хватит на все расходы и на оплату стараний исполнителей. Даю сразу, потому что уверен в вас.

— Сумма недурна, — усмехнулся бакалейщик и убрал вторые счеты. — Это больше, чем нужно. Благодарствую.

— Главное, работа должна быть сделана очень и очень быстро. Желательно, крайний срок — послезавтра, лучше уже завтра. За скорость и доплачиваю.

— Ну и задачку ставите, ваше благородие, — покачал головой Кондратий Евстафьевич. — Но, будьте покойны, извернутся мои мальчики.

— Благодарю, — улыбнулся Олег и поднялся на ноги. — Более не стану вас отвлекать, и жду новостей.

— Будет исполнено, ваше благородие, — встав из-за стола, повторил хозяин лавки. И когда Котов выходил из кабинета, в спину ему уже неслось: — Егорка, ко мне живо!..

Оказавшись на улице, Олег коротко вздохнул и направился в обратную сторону. На сегодня его ожидал еще один визит, и снова без приглашения, но в этот раз Котов намеревался взять с собой Глашу. Во-первых, дома толком не осталось еды, и надо было отвести девушку поужинать. А во-вторых, их обоих ждал нелегкий и откровенный разговор с человеком, который единственный мог им сейчас помочь. Впрочем, полной откровенности всё равно быть не могло, но розыскник уже знал, как подать злополучную историю Воронецких так, чтобы у собеседника от нее не случилось несварения.

— Глашенька, я иду, — едва слышно произнес Олег и улыбнулся, вдруг осознав, что возвращается не в пустую и, по сути, казенную квартиру. Его ждали, и это тоже было приятно.

Уже стоя у двери в квартиру, Котов на мгновение испытал трепет, то ли предвкушения, то ли попросту волнение перед встречей с девушкой, пусть ненавязчиво, но все-таки занимавшей его мысли уже какое-то время. Фыркнув, розыскник повел плечами, избавляясь от несвойственного ему чувства, выдохнул и деловито осмотрелся. Его печать была на месте, никто не пытался ни войти, ни выйти.

— Замечательно, — буркнул Олег и вошел в квартиру.

Его встретила… тишина. Впрочем, с кем Глаше было разговаривать? Тем более она читала, когда Котов уходил. Признаться, он ощутил толику разочарования, потому что ожидал, что гостья, услышав шаги, выйдет навстречу, возможно, даже обвинит в задержке и скажет, что ей было боязно в одиночестве. Однако никто не появился, и даже намеренное покашливание не выманило барышню в коридор.

— Глафира Алексеевна, вот и я, — произнес Олег, но и это осталось без ответа.

Не скрипнуло кресло, не зашуршала юбка. Гостья мага будто исчезла. Котов нахмурился. Он направился в гостиную, где оставил Глашеньку, потом заглянул в свой кабинет, на кухню, в свою спальню, сейчас отданную Воронецкой. Он обошел все комнаты, кроме портальной. И когда взялся за дверь ручки, чтобы войти туда, ощутил тревогу.

Что если Глаша проявила любопытство и случайно активировала круг перехода? И если это так, то куда ее перенесло? И главное, как ее встретили? Если к Полянскому, и они всё еще считают Глашу хамелеоном…

— Перепугают, — мрачно произнес Олег и распахнул дверь, чтобы отследить перемещение и поспешить на выручку девушке.

Но и тут всё было так, как он оставил. Ничего, что могло бы запустить переход, тронуто не было, и Котов выдохнул с облегчением. Однако тут же озадачился.

— Где же она? — и вновь отправился осматривать комнаты.

Глашенька нашлась у него в кабинете. Она свернулась клубочком на коротком диване и тихо посапывала во сне. Олег не увидел ее прежде потому, что заглянул с порога и сразу отправился дальше, а пропажа спала за открытой створкой двери.

Покачав головой, Котов подошел к дивану, присел на корточки и, склонив голову к плечу, посмотрел на девушку. Под головой ее лежал «Идиот». Похоже, барышня заснула, пока читала. Улыбка Олега стала шире. Он протянул руку и осторожно коснулся щеки Глаши, провел по ней тыльной стороной.

— Какая же ты красивая, — тихо сказал розыскник, продолжая любоваться спящим ангелом.

Веки девушки дрогнули, и на Олега посмотрели затянутые сонной дымкой глаза. Губы Глашеньки тронула улыбка, и она умиротворенно вздохнула.

— Олег Иванович, вы наконец вернулись, — шепнула девушка.

— Вернулся, — ответил Котов. — И потерял вас.

Глаша села, поправила волосы, потерла глаза кончиками пальцев, а после, накрыв рот тыльной стороной ладони, зевнула.

— Простите меня, Олег Иванович, за своеволие, — сказала она. — Мне стало невыносимо одиноко, и я пришла сюда.

— Вас утомила книга? — с улыбкой спросил розыскник.

— Вовсе нет, книга занимательна, но… — барышня чуть поколебалась, но все-таки закончила: — Я опять немного поплакала, после этого и уснула. Простите меня, но в вашем кабинете я чувствую ваше присутствие, тут мне стало легче.

— Я не сержусь, Глафира Алексеевна, совсем не сержусь. — Олег распрямился и произнес бодро: — Приводите себя в порядок, мы пойдем с вами ужинать, а после я познакомлю вас с моим добрым другом.

— С другом? — удивилась девушка. — Кто этот человек?

— Тот, кто приходил за вашим братом, — пояснил Олег. — Он арестовал Михаила Алексеевича, он нам и поможет его освободить.

Глаша порывисто встала с диванчика.

— И как это понимать, милостивый государь? — подрагивающим голосом спросила она. — То вы прячете меня, потому что полиция может меня арестовать, а то ведете к ним в лапы?

— Я вас веду не в полицию, а в дом Александра Александровича, — поправил ее Котов. — И веду для того, чтобы рассказать ему вашу с братом историю.

— Что⁈

— Подправленную историю, Глафира Алексеевна, — маг с укоризной покачал головой: — Неужто вы думаете, что я собираюсь открываться своему приятелю? Он попросту не поверит ни в вашу встречу с хамелеоном, ни в то, кем я являюсь на самом деле. Не обижайте меня недоверием, Глафира Алексеевна, я этого не заслужил. И, как вы верно отметили, не для того я спасал вас тогда от ареста, чтобы сейчас сдать сыску. Вам опасаться нечего, мы вернемся в эту квартиру вместе, как и выйдем. Вас я никому не позволю обидеть, и уж тем более не намереваюсь обижать сам.

Глашенька вздохнула и, кивнув, склонила голову на грудь.

— Хорошо, Олег Иванович.

— Тогда собирайтесь, — голос его смягчился, — и мы обсудим, что мы будем рассказывать, а что нет. За исключением некоторых моментов, правда — наш союзник, и только она поможет вытащить вашего брата из застенков.

Теперь барышня вскинула взгляд и кивнула повторно, но уже без той надломленности, с которой готовятся к худшему. В ее взгляде была надежда. Олег улыбнулся, взял девушку за руку и потянул за собой из кабинета. Она сопротивляться уже не стала.

Глава 23

День непреклонно шел к своему завершению. Погода стояла теплая, и уходить куда-то под укрытие стен не хотелось совершенно, даже если того требовало дело. Впрочем, спешить особо было некуда, и Олег вел свою спутницу по улицам Петербурга, развлекая ее рассказами о жизни в столице. Девушка слушала его с благосклонностью и улыбкой, порой и вовсе смеялась, когда повествование становилось забавным.

Внимание Глафиры Алексеевны не просто льстило, оно еще более распаляло красноречие ее кавалера. И пусть Котов всего лишь хотел отвлечь девушку от тяжких мыслей, но под ее взглядом увлекся и даже не мог вспомнить, когда же еще он выводил столь заливистые трели.

— Ну что вы, Олег Иванович, меня обманываете, такое же совершенно невозможно, — качая головой, с улыбкой говорила девушка.

— Да как же невозможно, когда было? — делано возмущался мужчина. — Или же вы думаете, я стану лгать?

— Скорее подшучивать над наивной девицей, — отвечала Глашенька.

— Я совершенно лишен чувства юмора, Глафира Алексеевна, и это вам непременно докажу, — заверял ее розыскник. — Вот послушайте, сделайте милость…

И вскоре девушка вновь смеялась над рассказами своего собеседника, а он хмурил брови, но вскоре улыбался, глядя на спутницу, и на душе его было до того легко, что, кажется, дайте крылья, и он бы непременно взлетел. Да уж, прогулка вышла замечательная! И, похоже, нравилась она не только Котову.

Потому, когда они подошли к дому Рыкина, Олег вздохнул и с некоторым сожалением произнес:

— Это дом Сан Саныча.

— Ох, — вздохнула Глашенька и потупилась.

Котов взял ее за руку и прижал к своей груди.

— Милая моя Глафира Алексеевна, успокойтесь, — сказал он, глядя на девушку. — Вам нечего опасаться. Если Сан Саныч будет настроен решительно против нас, то вы исчезнете из его памяти.

— А вы?

— А я нет, но помнить он будет лишь то, что рассказал мне о вашем брате. Это необходимо для того, чтобы в следующий раз, когда я приду по этому делу, мой дорогой друг не был изумлен моей осведомленности. Если не выйдет то, ради чего мы идем, я попробую иначе, но вашего брата не оставлю. В остальном, всё как мы с вами обговорили. Всё помните?

— Да, Олег Иванович, я всё помню, — ответила барышня. — Однако мне тревожно, ничего не могу с этим поделать.

— Не тревожьтесь, я рядом с вами, — улыбнулся Олег.

Он сделал приглашающий жест, и Глаша кивнула, соглашаясь, но вдруг остановилась и спросила с затаенной надеждой:

— Не поздно ли мы идем?

— Нет, Глафира Алексеевна, думаю, мы как раз вовремя. Сан Саныч уже вернулся со службы и должен был выгулять своего пса Барбоску. Милейшее создание…

— Вы не говорили, что у вашего приятеля есть пес, — взволнованно произнесла барышня. — Он большой?

— Сан Саныч или Барбоска? — улыбнулся Олег, и Глаша нахмурилась:

— Будет вам насмехаться, Олег Иванович. Всё у вас с юмором замечательно, вы это немало доказали…

— Простите ради Бога, Глафира Алексеевна, — остановил ее Котов. — Я всего лишь хотел вас подбодрить. Да, пес большой, но на людей не кидается. И вы вновь забываете, что я рядом. И от Барбоски я тоже стану для вас защитой.

— Хорошо быть магом, — несколько едко ответила Глаша и вздохнула: — Простите, я не желала быть грубой.

— А между тем вы правы, магом быть действительно хорошо, но обойтись можно и без магии. Я прибегаю к ней в крайне редком случае. Если нет какого-либо дела, то вообще не использую и совершенно от этого не страдаю. Даже привык обходиться собственными силами, — ответил розыскник, и не думая обижаться, а затем вернулся к прежней теме: — Вы боитесь собак?

— Знакомых не боюсь, а тех, с кем не имела чести познакомиться, тех опасаюсь. У меня, знаете ли, был случай. В деревне занемогла девочка, которую я учила грамоте, и я отправилась ее проведать. Взяла гостинцев, попросила брата привести красивую куклу из города, а на дворе у них на меня собака кинулась. Порвала подол платья, уронила меня. Впрочем, ее быстро оттащили, но я очень сильно перепугалась. С тех пор отношусь к чужим собакам с опасением. Но ведь рядом со мной маг, — она преувеличено радостно улыбнулась, после выдохнула и велела: — Ведите, Олег Иванович, ведите сейчас, или я передумаю, а на это нет права. Дело касается Мишеньки. Ведите.

— Не смею возразить, — улыбнулся ей Котов, и пара направилась к сыщику.

Сан Саныч и вправду был уже дома. Одет он был в домашний халат, в руке держал газету и явно гостей не ожидал. Даже Барбоска казался удивленным, когда поднялся со своей лежанки и направился к двери, помахивая хвостом, на всякий случай. Вдруг кто дельный явился? Однако хоть и был рад приятелю хозяина, но обнаружил, что вместо угощения тот явился еще с одним человеком. Ничего дельного, в общем, Барбоска не увидел, и потому выразил свое неудовольствие весомым:

— Ваф.

Олег покачал пальцем перед носом пса:

— Что это ты, приятель выражаешься, да еще и при даме? Глафира Алексеевна — девица благородных кровей, нельзя при ней выражаться. — А после, щелкнув пальцами, добавил: — Обижать нельзя.

Пес, смотревший Котову в глаза, что-то проворчал и замахал хвостом, кажется, теперь не имея ничего против незнакомой девушки. Зато его хозяин проявил недовольство.

— Олег Иванович, — понизив голос, произнес сыщик, — что это право слово такое? Отчего вы не предупредили меня, что придете с дамой? Я ведь опростоволосился! — И тут же перевел взгляд на Глашу: — Простите меня Христа ради, прелестная незнакомка, за мой вид. Я не был извещен о вашем появлении, но дайте мне пару минут, и я буду готов к нашему знакомству. Олег Иванович, — тон Рыкина вновь поменялся, — вы знаете, куда проводить даму. Прошу прощения.

И он исчез раньше, чем его гости успели что-либо ответить. Котов хмыкнул, подмигнул девушке и указал направление:

— Прошу.

— А… он? — барышня скосила взгляд на Барбоску, и тот вновь счастливо замахал хвостом и нетерпеливо переступил с лапы на лапу.

— А он теперь ваш лучший друг, — ответил Олег и широко улыбнулся. — Веди, Барбоска.

Пес, будто поняв, первым направился в гостиную. Розыскник уместил ладонь спутницы на сгибе своего локтя и повел ее следом за Барбоской. А вскоре появился и хозяин квартиры. Был он теперь полностью одет и даже пах одеколоном. И когда приблизился к гостям, щелкнул каблуками начищенных до блеска туфель, как заправский военный, и склонил голову.

— Еще раз прошу у вас прощения за свой вид при встрече…

— Ах, Александр Александрович, это всё пустое, — прервав его, ответила Глашенька. — Это нам впору просить у вас прощения за то, что явились не только, не известив о своем визите, но и в позднее время.

Олег кашлянул, привлекая к себе внимание. Он поднялся на ноги и произнес:

— Друг мой, позвольте представить вам мою добрую знакомую, девицу достойную и благородную душой и сердцем. Воронецкая Глафира Алексеевна, помещица Старорусского уезда Новгородской губернии.

Он пристально следил за выражением лица Рыкина и с удовлетворением отметил, что ни имя, ни уезд, ни губерния не произвели на него никакого впечатления. Точнее сказать, они ему ничего не сказали. Фамилию — Воронецкая Сан Саныч слышал впервые, а значит, Михаил своей личности так и не раскрыл. Должно быть, причиной тому было желание избежать позора, раз уж он не мог доказать свою невиновность. Или не желал, с этим еще предстояло разобраться.

— Доброго вечера, Александр Александрович, — потупившись, ответила Глашенька. — Рада нашему знакомству.

— И я рад, Глафира Алексеевна, — вновь поклонился Рыкин. Наконец уселся в кресло и спросил, но уже Котова: — Раз уж вы пришли без предупреждения, к тому же в сопровождении барышни, стало быть, вас привело какое-то дело. Чем могу служить?

Олег, уже успевший сесть, коротко вздохнул. Да, расшаркиваться и вести пустую болтовню было лишним. Сан Саныч, как человек умный, прекрасно понимал, что вот так вот не являются от нечего делать. Котов подчеркнул, что с ним явилась девица и не простого сословия. Ей ходить по гостям в неурочное время еще и не с родственниками женского пола не дозволялось. Стало быть, и вправду дело важное.

— Вы правы, — ответил Олег, — дело и вправду важное, дорогой друг. Впрочем, оно вам известно. Разговор будет непростым и небыстрым. Прошу вас, сначала выслушайте нас.

— Я готов вас слушать, — кивнул сыщик. — Признаться, заинтриговали.

— Да какие уж там интриги, — усмехнулся Олег. — Сегодня утром вы арестовали подозреваемого в убийстве Румпфа и Карасева. Взяли его в Лесном…

Глаза Рыкина округлились в изумлении:

— Откуда вы это знаете, Олег Иванович? В газетах ничего об этом не будет, пока мы не разберемся окончательно, да и кроме меня с вами поделиться вроде некому… или есть? — и его взгляд стал пристальным.

— Со мной было кому поделиться, Сан Саныч, — ответил Котов. — И этот человек перед вами — Глафира Алексеевна. Дело в том, что вы взяли ее родного брата — Воронецкого Михаила Алексеевича. И он не имеет никакого отношения к этим убийствам. Вы взяли невиновного…

Рот Рыкина приоткрылся, но изумление быстро исчезло, и сыщик порывисто встал с кресла:

— Минуту! — воскликнул он.

После прошелся по гостиной, обернулся к Глаше и прищурился.

— Одну минуту, Олег Иванович. Тот, кого мы взяли, всё твердил про свою жену. Поначалу требовал отпустить его на ее поиски. После же, когда узнал, в чем его обвиняют, замолчал и более ничего не требовал. И теперь я понимаю, кого вы мне представили. И это никакая не помещица Воронецкая, это Светлина, и вовсе не из Новгородской губернии, а…

— Из Суздаля, — закончил за него Котов и указал обратно на кресло: — Присядьте, Сан Саныч, мы кое-что вам объясним.

Рыкин поначалу было послушался, но, едва присев, вновь взвился разомкнутой пружиной. Теперь он смотрел на приятеля.

— Что это всё означает, милостивый государь⁈ Вы их пособник? И все эти наши разговоры были вам нужны, чтобы узнать, как проходит следствие? А в покойницкую для чего ездили? Чтобы своими глазами увидеть итог эксперимента? Еще и пытались увести нас по ложному следу, заверяли, что узнаете у мистиков…

— Довольно, — прервал его Олег. Голос его был негромким, но единственное слово, только что произнесенное, казалось, прокатилось по гостиной раскатом грома, и сыщик изумленно моргнул. — Если вы желаете идти этим путем, то можете притянуть еще и Федора Гавриловича. Он тоже знаком с господами Светлиными. Как это сделать, вы, если постараетесь, то придумаете. Или же все-таки присядьте и выслушайте нас, а после будете сыпать оскорблениями и обвинениями. Хотя бы ради нашего прошлого доверия и нескольких лет безупречной и приятной дружбы присядьте и послушайте.

Рыкин некоторое время боролся с собой, и это было заметно по тому, как он то делает шаг к креслу, то вновь замирает с приоткрытым ртом, словно желал высказаться. Наконец победило желание во всем разобраться, и сыщик всё же уселся. Он закинул ногу на ногу и велел:

— Говорите.

— Благодарю, — сухо ответил Котов. Он перевел взгляд на побледневшую Глашеньку и, потянувшись, пожал ей руку, а затем вернул свое внимание Сан Санычу. — Итак, начнем с имени. Из двух фамилий, только что произнесенных вами, фальшивая именно — Светлины, как и место проживания. Их поместье находится в Старорусском уезде Новгородской губернии, и это выяснить проще простого. Вам подтвердят не только имя, но и приметы брата и сестры Воронецких, которые прибыли в Петербург полторы недели назад. По прибытии они отправили своего кучера обратно в поместье и поселились в гостинице «Старый феникс», откуда переехали в Лесной за день до ареста.

И вот теперь мы вернемся в самое начало, к причине, побудившей господ Воронецких отправиться в Петербург. А причиной всему стала Глафира Алексеевна, точнее, ее таинственное исчезновение из дома с последующим возвращением.

— Сбегала? — нелюбезно спросил Рыкин.

— Стала свидетелем убийства, — ответил Котов, и бровь сыщика изломилась. — Именно так, Сан Саныч. Глафира Алексеевна отправилась на прогулку на своих землях. Она прохаживалась по кромке леса, когда ей встретился крестьянин из деревни, которая ранее принадлежала роду Воронецких. Крестьянин этот, Федот Афонин, был не здоров от рождения, слаб умом, но безобидный.

Он пристроился к Глафире Алексеевне и веселил ее своими выходками. Так они зашли вместе в лес, и когда госпожа Воронецкая заметила, что они чересчур углубились, она пожелала вернуться. Федот уже был готов вести барышню назад, когда появился неизвестный. Между ним и крестьянином Афониным произошла драка.

Федот, посчитав незнакомца опасным, схватился за палку и закрыл собой Глафиру Алексеевну. Она стала свидетелем, как незнакомец одолел Афонина. Поняв, что ее защитник погибает, барышня убежала, и ее в этом сложно судить. Если уж крестьянин, наделенный физической силой, не сумел справиться, то хрупкой девице оставалось только спасать свою жизнь и честь.

Глафира Алексеевна заплутала. Она и прежде не знала дороги, а в своем ужасе и вовсе не следила куда бежит. А когда искала путь домой, то набрела на то место, где произошла схватка. Там госпожа Воронецкая и увидела тело Афонина. Глафира Алексеевна, — Олег посмотрел на девушку. На колени ей уместил голову Барбоска и млел от того, как барышня рассеяно почесывала его за ухом. Однако на обращение, адресованное ей, повернулась, и розыскник попросил: — Расскажите, каким вы увидели Федота?

Девушка передернула плечами. Было это движение естественным и явно ненамеренным, и вправду вызванным воспоминанием.

— Я не разглядывала его пристально, — наконец ответила она. — Лишь увидела, что Федот будто истаял. Он и прежде был жилистым, поджарым, а после того, как на него накинулся тот… человек, он будто усох. Я видела изображения мумий, Федот стал похож на мумию, но большего я не скажу, потому что очень испугалась и убежала…

— Опять убежали? — прищурился Рыкин.

Олег коротко вздохнул, понимая, что сейчас творится в голове сыщика, однако не спешил негодовать. Разговор только начался, по сути, и до того, как им удастся сломить это упорство, было еще не близко. Если, конечно, удастся сломить.

— А что же мне было делать? — с вызовом спросила в ответ Глашенька. — Присесть рядом? Упасть ему на грудь или же копать могилу?

— Почему вы вернулись туда, если прежде сбежали?

— Я не возвращалась! — с возмущением воскликнула барышня, бросила взгляд на Котова и добавила тише: — Я пыталась отыскать дорогу к дому, так и пришла обратно. А когда поняла это, то снова бежала. И Федотка был страшен, и его убийца мог быть где-то поблизости. К тому же уже смеркалось, и пугал сам лес. Я ведь никогда не заходила в одиночку дальше кромки. Если бы не Федот, то и тогда бы не пошла. Но он был такой забавный, так хотел порадовать меня…

Голос ее оборвался, и Глашенька отвернулась, пряча выступившие слезы. Барбоска поднял голову, посмотрел на нее, после на хозяина и заворчал. Олег с псом был совершенно согласен, и лишь уговоренный сценарий разговора удерживал его пока от того, чтобы кинуться на защиту девушки.

Сейчас она должна была отвечать на вопросы сыщики и подать почти правду. Глаша не возвращалась назад и не видела тела Федота, но видела, как его пил хамелеон. А раз нельзя описать этого момента, то Котов решил указать на него таким вот образом.

— Вы переживаете об умалишенном крестьянине? — спросил Сан Саныч.

Вышло у него это едва ли ни издевательски, и Глашенька вздернула подбородок. Похоже, сыщик нравился ей всё меньше. Она одарила Рыкина ледяным взглядом и ответила:

— Он был блаженным, а не умалишенным. Совершенно безобидный и добродушный. Пел песни и скакал на одной ножке, но понимал побольше многих. Федота, если и не любили, то относились к нему по-доброму и крестьяне, и наша прислуга, и я. Он за всю свою жизнь никому не сделал зла, и я попрошу не оскорблять его памяти грубыми эпитетами. Федот этого не заслужил. К тому же, возможно, я всё еще дышу благодаря его жертве. Он погиб, защищая меня, и я не позволю…

— Глафира Алексеевна, — мягко позвал Олег, — успокойтесь. Мы пришли к Сан Санычу рассказать вашу историю, а не ссориться. А вы, дорогой мой друг, не нападайте на девицу лишь потому, что уверили себя в виновности ее брата.

— Мужа? — не без ехидства уточнил Рыкин.

— Брата, — с нажимом ответил Котов. — А почему единокровные брат с сестрой назвались супругами, мы вскоре дойдем и до этого. И потому теперь продолжу я. Так вот, Глафира Алексеевна проблуждав, так и заснула в лесу. В это время брат и крестьяне искали ее по окрестностям, но так и не нашли. Она вернулась сама. Проснувшись, госпожа Воронецкая продолжила блуждания и вышла к пруду. Оттуда уже и пришла к дому.

И когда барышня вернулась, прислуга и родной брат перестали ее узнавать, потому что она пребывала в сильнейшем потрясении. Она закрылась в себе и не желала говорить о произошедшем. Думаю, наш друг лучше сможет описать душевное состояние Глафиры Алексеевны, если мы попросим его поставить диагноз. Кстати, он мечтает это сделать, но до этого мы тоже вскоре дойдем.

В общем, Михаил Алексеевич, как и прислуга, пришли к выводу, что Глафира Алексеевна не в себе, что, впрочем, и было правдой. И господин Воронецкий решил обратиться к доктору. Но там, где они живут, он делать этого не стал, чтобы не спровоцировать разговоры и сплетни. Девица на выданье, и подобные толки только испортят дело. Так что понять Михаила Алексеевича можно. И потому он решил везти сестру в Петербург.

Так Воронецкие оказались в столице. По невероятному совпадению, партнер по делу Михаила Алексеевича расхвалил ему когда-то «Старый феникс», и господа Воронецкие оказались моими соседями. Более того, первый человек, с кем они пообщались, оказался Федор Гаврилович. Это произошло как раз в тот день, когда мы с ним были у вас.

Ковальчук ожидал меня, когда Воронецкие подошли к нему и спросили про мой дом. Вы же знаете, творение господина Басина никого не оставляет равнодушным. Тогда-то они и узнали, кем является наш любезный доктор. И потому Михаил Алексеевич уже не стал никого разыскивать, а попросту узнал адрес кабинета Федора Гавриловича и привел к нему сестру.

Тогда же и я увидел их в первый раз. Правда, мы не разговаривали, так как молодые люди как раз отошли, и мне про них сказал Ковальчук. Я только и увидел их спины да еще личико Глафиры Алексеевны, она как раз обернулась. А после мы направились к вам, а господа Воронецкие — знакомиться со столицей.

— И как же они представились Ковальчуку? — спросил Сан Саныч, и Олег отметил, что взгляд его стал задумчив.

Это было верно, потому что история начала обрастать деталями и людьми, к тому же людьми, которых сыщик знал лично. Впрочем, Котов торжествовать не спешил. Вывернуть можно было, что угодно, и он ответил:

— Господами Светлиными.

— Но почему? — взгляд сыщика переместился на Глашу. — Зачем было лгать о себе?

— Это я просила Мишеньку, — призналась девушка. — Он был против и не понимал, к чему мне это. Говорил, если знакомые нам люди как-то прознают про это, то после не оберемся разговоров. Что это будет позор. Но я настояла в обмен на согласие посещать врача.

— Зачем же?

Глаша чуть помялась. Сейчас вновь шла полуправда-полуложь, но сказать ее должна была барышня. Так они условились с Олегом.

— Потому что мне показалось, что я видела его… убийцу Федота. Сначала у нашей усадьбы, а после по дороге в Петербург. Возможно, я ошиблась, потому что рассмотрела его плохо, но хотела скрыться, если он идет по моему следу. Я ведь единственная, кто знает, как умер Федот, и кто его убил, возможно, он хотел расправиться со мной. Мне было страшно! — Она вновь отвернулась и чуть хрипловато произнесла: — Простите.

Сыщик поднялся с кресла. Он вышел из гостиной, и Олег снова потянулся к девушке. Она вздрогнула от его прикосновения, а когда обернулась, в глазах и вправду стояли слезы. Котов улыбнулся ей и пожал руку. В это мгновение вернулся Рыкин со стаканом с водой. Он придирчиво оглядел представшую ему картину, после протянул стакан, и барышня, взяв его, кивнула:

— Благодарю.

Глава 24

Сан Саныч вернулся в кресло. Поерзал, устраиваясь удобней, и спросил:

— Стало быть, вы поменяли имя и место вашего жительства, чтобы скрыться от возможного преследования?

— Да, — снова кивнула Глашенька. — И когда брат повел меня к Федору Гавриловичу, я вновь настояла, чтобы мы не признавались в том, кто мы есть. Мише это опять не понравилось, мы даже немного поругались, но он был вынужден согласиться, чтобы я не отказывалась посещать господина доктора. И когда Федор Гаврилович расспрашивал меня, я продолжала изворачиваться. Мне казалось, что мое молчание спасает нам с Мишенькой жизнь.

— Что было после?

— Это расскажу я, — заговорил Олег. — Для начала поясню, как я познакомился с господами Светлиными. О том, кто они есть на самом деле, я узнал совсем недавно. — Рыкин с готовностью кивнул, ему это знать было необходимо, потому что подозрения, терзавшие его, оказались неприятными. — Я увидел Глафиру Алексеевну в Екатерининском парке. Она сидела в одиночестве на скамейке, и я решился подойти, хоть и понимал, что это может быть двусмысленным.

— Почему же подошли? — полюбопытствовал сыщик.

Котов отвел взгляд.

— Друг мой, мне неловко говорить об этом, — сказал розыскник. — Это… не совсем благородно.

Рыкин бросил взгляд на Глафиру Алексеевну, кажется, поняв, о чем пытается умолчать его приятель, однако остался непреклонным.

— И все-таки. Если уж откровенный разговор, то он должен быть откровенным полностью.

Олег, поджав губы, одарил сыщика недовольным взглядом, но тот даже не повел бровью, и Котов ответил:

— Ну хорошо. Глафира Алексеевна произвела на меня впечатление еще в тот день, когда, отходя от Ковальчука, она обернулась, и я увидел ее лицо. И в парке я попросту воспользовался случаем, чтобы поговорить с ней. — Он скосил глаза на Глашеньку, она глядела на него, кажется, не моргая. Возможно, она была возмущена и считала его признание ложью, потому что знала, почему он подошел. Впрочем, могла решить, что лжет розыскник для дела, однако этот пристальный взгляд был полон эмоций, но пока было непонятно — каких именно. — Нет, я не намеревался флиртовать или что-то в этом роде, но хотелось подойти и присесть рядом, что я и сделал. Тем более, повод у меня имелся. Глафире Алексеевне понравился мой дом, и я подсел под предлогом выразить свою благодарность. Так и разговорились.

И пока мы беседовали, пришел Михаил Алексеевич. Был он в состоянии крайнего возбуждения, потому что не нашел своей сестры у Ковальчука. Терпение, Сан Саныч, — прервал свой рассказ Олег, заметив, что Рыкин готов задать вопрос. Он был логичен: «Где находился Михаил, пока его сестра была на приеме?» — Я понимаю, о чем вы хотите спросить, и потому потерпите еще немного. Стало быть, Михаил Алексеевич был сильно взволнован, еще и меня увидел рядом со своей сестрой. Они повздорили, и я предложил в знак извинений посетить представление в театре. Мое приглашение было принято, и именно по этой причине я не явился к вам, когда вы меня ожидали.

А на следующий день брат и сестра покинули гостиницу и переехали в Лесной по приглашению человека, с которым познакомились в дороге. Они встретились с ним снова уже в Петербурге. Назвался он Мефодием Парамоновичем. Кроме того, Михаил Алексеевич отправил Ковальчуку уведомление, что они более не будут посещать его.

— Почему же? — спросил Рыкин. — Да и место это, куда они уехали, скажем честно, вовсе неподходящее для дворян. Менять гостиницу на эту, с позволения сказать, избушку… Не понимаю.

— Это из-за Олега Ивановича, — произнесла Глашенька. — Он отметил, что мы схожи с Мишей. Брата эти слова насторожили. Он очень переживал, что кто-то узнает, кто мы на самом деле. Я это уже поминала. А Олег Иванович еще и предложил помочь в устройстве Миши учителем в хорошую семью. Мы ведь сказали, что он ищет место в Петербурге. И вдруг отказываемся от помощи. Еще и знакомство Олега Ивановича с Федором Гавриловичем. Миша переживал, что доктор скажет, что я его пациент. А еще подозревал, что Олег Иванович подошел по наущению Федора Гавриловича. Всё так перемешалось… — она вздохнула. — Уму непостижимо, каков вышел клубок.

— Да уж, — усмехнулся Сан Саныч и напомнил о своем вопросе: — Но почему вы поселились в столь непрезентабельном месте?

Девушка ответила ему легким удивлением во взгляде:

— Но мы ведь не знали, что это за дом. Мефодий Парамонович говорил об уютной даче, о саде. Заверял, что там нам будет лучше, чем в гостинице. А когда мы приехали, то были изумлены. Миша сказал мне, что подыщет дом получше, или же мы переедем снова в гостиницу. Но уже в другую, где мы не встретимся с Олегом Ивановичем. Мы решили задержаться там, пока брат вызнает, не сдаются ли рядом настоящие дачи. Но на следующий день… — барышня вновь отвернулась, и до мужчин донесся всхлип. — На следующий день Мишеньку… Это ужасно, это так ужасно…

В комнате повисла недолгая тишина. Олег в третий раз успокаивающе пожал руку девушке, а Сан Саныч в задумчивости постукивал по подлокотнику кончиками пальцев. За водой он в этот раз не пошел, потому что стакан в руке Глафиры Алексеевны еще не опустел.

— Почему ваш брат рвался найти вас? — спросил сыщик, когда барышня взяла себя в руки. — И как вы встретились с Олегом Ивановичем, если сбежали именно от него?

Глашенька вздохнула и стыдливо потупилась. Она некоторое время гладила окончательно разомлевшего Барбоску, и когда Рыкин кашлянул, напоминая о себе, подняла на него взгляд.

— Теперь мне неловко, — тихо произнесла она. — Отвечать на оба ваши вопроса неловко, но я скажу. Брат не нашел меня в доме, потому… потому что я была… я пробралась к соседям, — чуть ворчливо закончила она и воскликнула: — Но мне было невыразимо скучно в этом доме! Миша ушел утром, сказал, что у него есть дело, а я осталась с Дарьей. Это женщина, которую нам оставил Мефодий Парамонович.

Я вышла на улицу. Поначалу стояла во дворе, а после ушла за дом. Но и там мне делать оказалось совершенно нечего, и я решилась посмотреть, что находится за живой поблизости. Была я там недолго, но когда вернулась, никого в доме не было, даже Дарьи. Впрочем, она появилась вскоре и сказала, что пережидала, когда от дома отъедет полиция вместе с Мишей.

Я совершенно не понимала, что мне теперь делать. Брата забрала полиция, и я не знала, где его искать, и куда пойти тоже. Тогда-то и подумала об Олеге Ивановиче. Я ведь знала, где он живет, и потому отправилась на Александринскую площадь. Спрашивать о господине Котове у швейцаров мне было неловко, потому просто ждала, когда он появится сам.

— Да, мы встретились недалеко от моего дома, — произнес Олег. — Я увидел Глафиру Алексеевну и изумился, ведь только день назад я узнал, что они покинули гостиницу. Управляющий передал мне устное послание Михаила Алексеевича. Мы разговорились, и Глафира Алексеевна поведала мне обо всех своих злоключениях.

— Почему вы не пошли к Ковальчуку? — спросил Сан Саныч. — Он врач, и в его доме есть женщины. Это было бы более пристойно, чем визит к Олегу Ивановичу, уж простите.

— Я была рада, что брат наконец перестал терзать меня визитами к доктору Ковальчуку. Я вовсе ничего дурного не желаю сказать о Федоре Гавриловиче, но вновь оказаться в его кабинете я не желала, потому пошла к тому, кто… кто… — она мучительно покривилась, похоже, подбирая слово, и закончила: — К кому чувствовала больше доверия. И симпатии. Ох, — девушка окончательно смутилась и отвернулась.

— Понимаю, — усмехнулся сыщик, посмотрев на Котова, и барышня вспыхнула, но ничего отвечать не стала.

— И вот какие у меня появились соображения, — заговорил Олег, чтобы прекратить этот неловкий момент. — Выслушав Глафиру Алексеевну, я задал ей вопрос о том дне, когда было найдено тело Румпфа. — Сан Саныч встрепенулся и подался вперед. — В тот день Михаил ушел в шесть вечера, а вернулся около девяти. Сказал, что идет по делу, потому сестрицу с собой не взял. Она оставалась одна в гостинице. И когда убили Карасева, это как раз тот самый день, когда брат и сестра разошлись, а мы познакомились ближе. Глафира Алексеевна, выйдя от Федора Гавриловича, не обнаружила брата и отправилась ждать его в парк, не пожелав стоять на улице. А он не застал сестру, когда пришел за ней к доктору. И всё это вроде бы указывает на Михаила Алексеевича, но!

Вам не кажется, что всё это искусная мистификация? Убийца Федота, а, заметьте, его смерть напоминает смерть и немца, и регистратора, видел госпожу Воронецкую. Ей показалось, что она увидела убийцу возле усадьбы. То есть выяснить, что за барышня стала свидетелем убийства, совсем несложно. Поместье рядом, внешнее описание укажет на Глафиру Алексеевну.

Но тут Михаил Воронецкий решает отвезти сестру в Петербург, чтобы показать психотерапевту. Они не скрывали, куда едут, то есть проследить за братом и сестрой было не сложно. В дороге с ними вдруг знакомится некий Мефодий Парамонович, который тоже едет в Петербург.

Опять же Воронецкие не скрывают, где намереваются остановиться. И он как бы случайно опять встречает их и предлагает переехать на дачу, которая якобы принадлежит ему. Причем, как вы сами говорите, дачей этот дом назвать сложно. А на так называемой даче их ждет женщина, которая почему-то опасается встречи с полицией и ждет, пока увезут Михаила.

Далее. Убийства происходят именно в тот момент, когда Воронецкие не могут подтвердить алиби друг друга. То есть Михаил уходит, где-то появляется труп, и свидетели запоминают молодого человека, схожего с Воронецким вплоть до пореза от бритвы на щеке.

— Миша порезался на следующий день, как мы приехали в столицу, — сказала Глаша.

— Даже родинку можно нарисовать, — кивнув ей, сказал Олег. — При желании можно порезать и щеку. Так вот, я считаю, что Михаила подставляют, чтобы отвести подозрения от настоящего убийцы и закрыть рот. Брат и сестра не скрывали ни города, ни гостиницы, потому предосторожность с переменой фамилии им помочь никак не могла. Они даже кучера отправили домой, чтобы он их случайно не выдал, но всё было зря, потому что про них уже знали всё. После заманили на так называемую дачу, где Михаила и взяли.

На момент, когда Воронецкие уезжали, тело Федота еще не было найдено, но могли найти вскорости после. И когда стало бы известно, за что Михаила взяли, то можно было бы связать с ним и смерть блаженного. Тогда его сестра может сколько угодно говорить, что это не он, но кто же ей поверит? Виноватый останется безнаказанным, невиновный, возможно, будет повешен. Впрочем, кто знает, Глафиру Алексеевну могли и устранить, если бы она не поспешила ко мне.

Рыкин остановил Котова жестом. Он поднялся с кресла и направился на выход из гостиной. Олег и Глаша провожали его взглядами: он спокойным, она настороженным. Уже у двери сыщик обернулся.

— Желаете ли выпить, господа? Лично я намереваюсь налить себе коньяку.

— Нет, благодарю, мне не надо, — ответил Котов.

— А я бы не отказалась еще от стаканчика с водой, — попросила девушка.

— Как скажете, — кивнул сыщик и вышел.

Глашенька посмотрела на Олега, явно намереваясь что-то спросить, но он отрицательно покачал головой и тихо произнес:

— Всё хорошо, не волнуйтесь, Глафира Алексеевна. Сан Саныч начал нас слушать, это добрый знак.

— Ах кабы так, — со вздохом ответила барышня. — Я ужасно волнуюсь.

Рыкин вернулся с подносом в руках. На нем стоял графин с коньяком, два пустых стакана и стакан с водой. Разместив свою ношу на столе возле кресел, он забрал у Воронецкой пустой стакан и заменил на наполненный. После налил себе коньяка и вернулся на прежнее место. Оставшийся стакан был приглашением для Котова, если тот передумает и решит все-таки выпить.

Сан Саныч глотнул коньяка, причмокнул и заговорил:

— Не буду спорить, Олег Иванович, в вашем изложении есть смысл и логика. Дело и вправду могло обстоять именно так, но отчего вы думаете, что я безоговорочно поверю в эту версию? Я могу понять, почему вы верите ей, хотя оба имени этой дамы могут быть ложным. А актерский дар и очаровательная внешность свое дело сделали, и вот вы доказываете мне, что мы взяли невиновного. Однако я, хоть и не отвергаю, что ваша дама прелестна, под ее чары не подпал, потому вижу то, от чего отмахиваетесь вы. Супруга, сестра, сообщница, это как вам угодно, пытается спасти близкого ей человека.

Олег улыбнулся:

— Хорошо, Сан Саныч, допустим, что всё так, как говорите вы, но! Но, мой друг, с чего бы тогда Глафира Алексеевна пришла ко мне искать помощи?

— Они навели справки о вас и узнали, что мы дружны…

— Возможно, — прервал его розыскник. — Тогда отчего не Федор Гаврилович?

— А хотя бы потому, что он женат, а вы свободны. К тому же вы явно привлекательней Ковальчука, а главное, моложе, — парировал сыщик.

— Но ведь не они подошли ко мне, а я к ним, еще и за два дня до ареста, — заметил Котов. — А за это время им негде было наводить справки, с кем я дружен. Степан мой уехал еще в тот день, когда мы ходили в театр, а швейцары, помимо того, что не знают, где вы служите, так еще и не смеют разводить сплетни. Если только доложили бы сыску, но тогда шепнули бы и мне, что мной интересовалась полиция.

— Вы забываете о силе денег, — усмехнулся Рыкин.

— А вы забываете, что этим делом занимались не только вы, так отчего же они должны были интересоваться именно вами? Этак им бы пришлось отыскивать родных и близких всех служащих петербургского сыска, — теперь парировал Олег. — И не берете в расчет время и само наше знакомство с господами Воронецкими. Если бы в их намерениях было как-то использовать меня, а приманкой использовать Глафиру Алексеевну, то всё вышло бы иначе…

— Но как тогда рассудить ваше знакомство? — прищурился Рыкин. — Молодая красивая женщина сидит в одиночестве…

— И не обращает на меня внимания, — вновь прервал его Котов. — Глафира Алексеевна даже не смотрела в мою сторону и, если бы не моя наглость, то и не позволила бы мне присесть рядом. Да и брат ее выглядел по-настоящему встревоженным и сердитым, когда появился в парке. Да и, в конце концов, Сан Саныч! Они не могли предугадать, что я пойду именно этим путем. Или же хотите сказать, что Глафира Алексеевна каждый день просиживала там на скамейке, а ее брат стоял за углом и выжидал момента, чтобы броситься к нам? Нет уж, голубчик, тут у вас вывернуть не выйдет, и знаете почему? — Рыкин вопросительно приподнял брови: — У нас есть свидетель, и это Федор Гаврилович. Он и подтвердит вам историю знакомства с семейством «Светлиных», и то, что Максим Аркадьевич искал свою супругу, а на следующий день прислал записку с уведомлением, что они прекращают визиты. А то, что записка была, я точно знаю от самого Ковальчука, потому что поймал его как раз в тот момент, когда он направлялся в «Феникс», чтобы уговорить Светлиных посещать его. Наш дорогой друг принял упорство Глафиры Алексеевны как личный вызов. Он очень расстроился, узнав от меня, что они съехали, а я успел побывать в гостинице до него.

А еще у нас в свидетелях вся усадьба Воронецких и крестьяне из деревни. Свяжитесь по телеграфу с их уездом, чтобы выяснить, где ныне находятся помещики и как они выглядят. И то, что Глафира Алексеевна пропадала почти на сутки, вам тоже подтвердят, если проведут опрос.

Но чтобы уж точно не стать жертвами лени, медлительности или намеренного оговора, сыск может отрядить туда своего человека. И он подтвердит и наши слова, и то, что передадут местные представители власти. Так что единственным, что по-настоящему остается непонятным, это где Михаил находился в то время, когда были совершены убийства.

Сан Саныч допил коньяк, после потянулся за графином и налил себе еще. Сделал глоток и посмотрел на Котова.

— И все-таки я не понимаю, Олег Иванович, откуда эта безоговорочная вера особе, которая, возможно, намеренно лжет, чтобы спасти своего сообщника, кем бы он ей ни приходился?

— Да попросту ей незачем лгать, — ответил розыскник. — Судите сами, Сан Саныч. Я ни слова не говорил об убийствах Румпфа и Карасева, и тем более не описывал вид тел. Но Глафира Алексеевна назвала схожие приметы смерти. Это во-первых. Во-вторых, наше знакомство — мое собственное желание. Меня и вправду не подстерегали. Если бы было так, как толкуете вы, то Глафира Алексеевна должна была привлечь мое внимание, попросить помощи, в общем, удержать меня рядом. А дальше уже не я, а ее брат должен был бы в благодарность пригласить меня куда-нибудь.

И уж точно им не следовало в таком случае сбегать на окраину Петербурга уже на следующее утро, чтобы оборвать нити нашего знакомства. Найти их у меня не были и шанса. Они не оставили даже намека, только устные извинения, что не смогут более принимать мои приглашения. А это вам подтвердят в гостинице. Я был обескуражен, как и Федор Гаврилович, а ведь он мог бы стать для нас возможностью как бы случайной встречи. Нет, дорогой мой, я верю Глафире Алексеевне. И потому прошу вас проверить всё, что мы вам рассказали.

А еще прошу вас передать письмо Михаилу Алексеевичу, чтобы успокоить его о судьбе сестры, а заодно принудить его говорить. Глафира Алексеевна напишет это письмо при нас, и вы сможете прочитать его содержание, дабы избавиться от подозрений и переживаний. Что до самой Глафиры Алексеевны, она останется со мной. Вы знаете, я человек чести и вреда девушке не причиню. И если она вам понадобится, то вы знаете, где ее отыскать. Мы прятаться и сбегать не намереваемся. Что скажете?

Рыкин не спешил ответить. Поджав губы, он покручивал в пальцах свой стакан и размышлял. Глаша переводила взволнованный взгляд со своего защитника на сыщика, но и Котов не спешил нарушить воцарившееся молчание. Он давал приятелю время осмыслить всё сказанное. Сан Саныч имел право на сомнения, однако и то, что он услышал, могло быть правдой.

— Ну допустим, всё так и было, — наконец произнес Рыкин. — В вашу пользу можно добавить еще кое-что. К примеру, свидетельство по убийству Карасева. Если дворник и извозчик были в непосредственной близости к убийце Румпфа, особенно извозчик, то по Карасеву свидетельства дал некий господин, который подошел при осмотре тела и сообщил, что видел, как регистратор шел с молодым человеком со светлыми волосами, который был хорошо одет. И это совпало с приметами, которые мы уже имели. То есть, если допустить вашу версию, то мог иметь место намеренный оговор.

К тому же мы отыскали местонахождение подозреваемого по доносу, который получили еще вчера вечером. Однако прочитали его только сегодня и сразу же отправились к тому дому, где и обнаружился молодой человек, схожий приметами с преступником. Так что это и вправду может быть попытка выставить его виновным в двух убийствах.

Олег опустил взгляд. Стало быть, если бы не промедление полиции, то Воронецких могли бы взять еще вчера вечером, и тогда Котов не смог бы добраться до них и получить необходимые ему сведения для поимки хамелеона. Как же хорошо, что бюрократия и волокита могут быть не только во вред, но и на пользу. Иначе сейчас Глашенька находилась бы в застенках, а не в гостиной сыщика.

— Каков подлец, — пробормотал Олег и пояснил на вопросительный взгляд Сан Саныча: — Я говорю, каков подлец, как всё рассчитал. Если бы всё случилось, как надеялся убийца, то мы бы вовсе не узнали правды. Воронецкие бы вряд ли открыли свои имена, а Глафира Алексеевна продолжала молчать об убийстве Федота Афонина. У него бы могло всё получиться.

— Я не сказал, что верю, — отозвался Сан Саныч, — но допустил, что всё было так, как говорите вы. Хорошо, я постараюсь передать письмо арестованному, но имейте в виду, это не рыночная кража, и дознание ведется особо. Но я постараюсь передать письмо, и выслушаю, что ответит арестованный. Заодно отправлю телеграмму и буду ждать ответ. Если всё подтвердится, то… — он усмехнулся, — мы вновь остаемся без подозреваемого.

— Отчего же? — удивился Олег. — Есть Мефодий Парамонович, есть Дарья, а это уже имена людей, а не приметы, по которым можно задержать половину Петербурга.

— Вот это верно, — хмыкнул сыщик. — И вы, барышня, мне этих людей непременно опишите, когда закончите ваше письмо. Сейчас я принесу вам бумагу и писчие принадлежности.

Глашенька прижала ладони к груди, в глазах ее опять блеснули слезы, но в этот раз это были слезы благодарности, и Сан Саныч едва приметно покривился:

— Не стоит, барышня, я еще не уверился в вашей искренности и не получил ей подтверждений, и тем более не исполнил только что данного обещания.

— И все-таки благодарю, — ответила девушка, а Котов усмехнулся про себя, отметив одну вещь — Сан Саныч перестал использовать имена в отношении нее и брата.

Для него они пока не были ни Светлиными, ни Воронецкими, и это было хорошим знаком. Сыщик и вправду допускал, что сейчас ему рассказали правду. Однако, пока он не получит доказательств, брат и сестра останутся для него арестованным и барышней, но уже не однозначно Светлиными из Суздаля. Возможно, и в этот город завтра полетит телеграмма. И это тоже хорошо. Пусть проверяет, лишь бы Михаил после письма Глашеньки начал говорить.

Вскоре девушка уже писала брату, а мужчины в молчании ждали, когда она закончит. Котов и на этот счет дал ей указания, чтобы писала и обращалась так, как они привыкли. Ее спокойствие должно было стать для Михаила показателем, что сестра в безопасности. Если Воронецкому было что скрывать, возможно, уверенность в том, что Глаше ничего не угрожает, развяжет ему язык. В конце концов, надо было точно знать, как он проводил время, когда происходили убийства.

— Я одного не могу понять, — нарушил молчание Сан Саныч, и Олег поднял на него взгляд. — Почему же убийца попросту не расправился с Воронецкими еще там, в их поместье? Хотя бы со свидетельницей его преступления? Или же в дороге?

Котов пожал плечами:

— Возможно, в поместье он выжидал случая, но Михаил увез сестру. А в дороге было не подобраться так, чтобы не привлечь внимания. А возможно, где-то еще есть такое же тело, и преступники решили, что могут перевести подозрения на удобную им жертву, и тем обезопасить себя. Иного не вижу.

Сыщик покивал:

— Да, возможно и такое. Вполне возможно.

И Олег улыбнулся, все-таки Рыкин им поверил. Не до конца, но поверил. Да, пока всё складывалось не так уж и плохо. Определенно.

Глава 25

— Олег Иванович, что мы будем делать дальше?

Котов разлил травяной отвар в две кружки, повел над ними рукой, а после поставил на стол. Его гостья склонилась и принюхалась, а после улыбнулась.

— Пахнет приятно, — сказала Глашенька. — Что это?

— Это отвар, — ответил розыскник. — День был долгим и тяжелым, он поможет расслабиться и успокоит нервы.

— Да, — со вздохом согласилась девушка, — я ужасно волнуюсь, как всё выйдет. Александр Александрович поначалу меня насторожил, потом напугал, затем и вовсе не нравился. Но под конец нашего визита показался не таким уж и страшным человеком. Признаться, хоть он и обижал меня, но я не злюсь. Господин Рыкин судит со своей колокольни. Он сыщик, а сыщику положено не верить на слово.

— Верно, — улыбнулся Олег.

Он устроился напротив, подпер щеку ладонью и с интересом наблюдал за девушкой, решившей вдруг поделиться своими мыслями. По дороге до дома розыскника она больше помалкивала, и Котов не настаивал на разговоре, потому что сам был занят размышлениями. Но вот она расслабилась и решилась высказаться.

— Буду верить в то, что он быстро во всем разберется, и Мишеньку отпустят. Только, — она подняла взор на собеседника и смутилась, обнаружив его позу и взгляд, а потому вместо продолжения фразы сделала глоток из кружки и вновь посмотрела на Олега, но уже с удивлением: — Вы ведь только что сняли его с огня, а отвар не горячий. Он чуть теплый.

— Я остудил его, — пояснил розыскник. — Не хочу, чтобы вы обожглись случайно. И хоть исцелить вас я смогу сразу же, но не хочется, чтобы вам было неприятно или больно.

Барышня вновь потупилась и едва слышно ответила:

— Благодарю за вашу заботу, Олег Иванович, мне приятно.

— А мне приятно заботиться о вас, — сказал Котов, и вновь она вскинула на него взгляд и сразу же потупилась. — О чем вы хотели сказать, Глафира Алексеевна? — спросил Олег, чтобы избавить собеседницу от смущения. — Вы произнесли «только», но так и не договорили.

— И верно, — кивнула Глашенька и расправила плечи. — Я хотела спросить, что же будет, когда сыск не найдет ни Мефодия Парамоновича, ни Дарьи? Вы ведь не отдадите им хамелеона?

— Не отдам, разумеется, — ответил Котов. — Эта дичь им не по зубам. Помимо того, что они попросту не поверят, что все названные люди — это личины одного существа, так еще и не сумеют его удержать. Он выпьет надзирателя, примет его обличье и выйдет на свободу. Нет, дорогая Глафира Алексеевна, хамелеон отправится туда, где смогут узнать обо всех его преступлениях, а они есть и вне этого мира, иначе он не попал бы сюда рептилией. От рождения хамелеон выглядит, как вы и я. У него одна личность и таковой остается, пока он не переходит грань. Этот поглотитель от грани удалился уже очень далеко.

— То есть хамелеонам не позволено делать того, к чему они способны? — живо заинтересовалась Глашенька.

Олег улыбнулся, видя это непосредственное любопытство. Должно быть, девушку распирало от желания узнать о других мирах и существах, живших там, но пока иные заботы не позволяли ей засыпать мага вопросами. А сейчас пришлось к месту, и она не удержалась.

— Отчего же? Очень даже можно, — ответил Котов. — Из поглотителей выходят прекрасные агенты, шпионы, если угодно. К примеру, служит такой хамелеон, скажем, в сыске, и нужно попасть в какую-нибудь банду. Он получает дозволение поглотить кого-то из этой банды, а после приходит туда под личиной. Ему не нужно изучать язык, какие-либо особенности того места, куда он попадает, — всё это передается ему вместе с обликом. Никто из тех, кто знал поглощенного, даже не заподозрит, что имеет дело вовсе не с ним.

Или вот еще пример, как хамелеоны получают новые личины. Им дозволяется поглотить преступников, приговоренных к смертной казни. Это не способ наказания, а, скажем так, пополнение арсенала агента новыми личностями. Преступник и так был приговорен, потому приведение приговора в исполнение уже не имеет значения, главное, он свершился. И хамелеон, будь он государственным шпионом или агентом полиции, может менять внешность, чтобы войти туда, куда другим путь закрыт, или же уйти от погони, обмануть, запутать… Думаю, вы поняли, что я хочу сказать.

Девушка кивнула. Она снова отпила отвар, поставила кружку на стол и покрутила ее пальцем за ручку.

— Может, и наш был агентом? — спросила она.

— Нет, наш агентом не был, — ответил ей Олег. — Иначе бы он не поглощал людей налево и направо, а дождался служащих Ведомства, рассказал, как обстояло дело, и вернулся с их помощью назад. У этого рыльце в пушку, оттого и прячется.

— Понятно, — рассеянно произнесла девушка. Она скрыла зевок в ладони, после допила отвар и, скользнув взглядом украдкой по собеседнику, сказала: — Вот вы, Олег Иванович, Александру Александровичу давеча говорили, что подошли ко мне потому, что я… — она снова бросила взгляд искоса, — что я произвела на вас впечатление с первого взгляда. Я понимаю, что вы не могли сказать, что подошли из-за подозрений, будто бы я хамелеон, но…

Она поджала губы и досадливо нахмурилась, явно не сумев облечь свой вопрос в ту форму, которая ей казалось приличной. Более не зная, как выйти из положения, девушка поднялась из-за стола.

— Простите, я устала за сегодняшний день. Оставлю вас, Олег Иванович. — Чуть помедлила и добавила: — Не думайте обо мне дурного.

После сделала шаг к двери и покачнулась. Котов поспешил ей на помощь, поддержал, и девушка, накрыв глаза тыльной стороной ладони, пробормотала:

— Ноги совсем не держат. Кажется, засну на ходу.

Олег подхватил барышню на руки и тихо усмехнулся. Отвар, приправленный капелькой магии, к которому он так и не прикоснулся, подействовал быстрей, чем он рассчитывал. Впрочем, Котов не ждал сейчас разговоров, он надеялся, что Глаша выпьет снадобье и отправится спать, однако всё произошло чуть иначе, и сон настиг ее на кухне, а не в постели.

— Ох, — сонно вздохнула девушка, — как неловко.

Она оплела шею Котова руками, прижалась щекой к плечу и засопела. Он снова хмыкнул и направился в свою спальню, сейчас отданную гостье. Там уложил ее на постель, снял туфельки и накрыл легким покрывалом. Уже хотел выйти, но задержал взгляд на умиротворенном личике и присел на край кровати. После взял за руку и мягко сжал ладонь.

— Я сказал Сан Санычу правду, ты и вправду поразила меня, маленький ангел. Мне безумно жаль, что я не могу ухаживать за тобой и не могу надеяться на взаимность, хоть ты и тянешься ко мне, я это вижу. И ты видишь, что я неравнодушен к тебе, но не можешь в это поверить, потому что еще слишком чиста и наивна. Я останусь тебе другом и сохраню в душе твой светлый образ, но больше мне нечего предложить, потому что себе я не принадлежу. Спи и смотри свои чистые сны, а я продолжу заботиться о том, чтобы тебе ничего не угрожало. — Олег прижался к женской руке коротким поцелуем, затем шепнул: — Глашенька… — и поднялся на ноги. — Добрых снов, мой ангел, — повторил розыскник и покинул спальню.

Уже в коридоре Котов привалился плечом к стене и вздохнул. На душе было муторно. Наверное, впервые он ощущал опустошение от осознания того, что не может делать то, что ему хочется. Никогда его не угнетало его положение. Он делал свою работу, общался с людьми, заводил недолгие связи, а спустя десять-пятнадцать лет исчезал из памяти тех, с кем был дружен и… знакомился с ними заново, если это было еще нужно. Это была необходимость, потому что люди старели, а он нет.

Из-за этого круг знакомств Котова всегда был невелик. И если он оказывался в большом обществе, то попросту не позволял запомнить себя таким, какой есть, чтобы после не выходило досадных недоразумений. И даже свое имя не позволял запомнить, да и не старался вызвать к себе интерес. Впрочем, больших собраний он избегал и на званые вечера и балы почти не ходил. В общем, его жизнь была полна условностей и ограничений.

А сейчас пожалел, что не мог позволить себе такой малости, как сердечная склонность к юной девушке, потому что не мог предложить ей ничего, кроме короткой связи. Но именно этого предлагать девице было невозможно, недопустимо и даже подло, потому что однажды он исчезнет из ее жизни.

— Как же жаль, — вновь вздохнул Олег, несильно ударил кулаком по стене и распрямился. — Довольно страданий, работа еще не окончена.

Он расправил плечи и перед тем, как зайти в портальную, снова заглянул в кабинет. Подошел к столу и взглянул на карту с еще одним поисковиком. Здесь хранился энергетический отпечаток хамелеона, собранный на кухне дома в Лесном, с утвари, которой он касался. Но отклика не было, как и тогда, когда розыскник хотел отследить его перемещения после отравления.

Впрочем, в отличие от магини, он закрыться не мог, потому медиум тут не требовался, но мог выйти за пределы местности, нанесенной на карту, потому Котов его не видел. А могло произойти и нечто худшее. Если вторженец поглотит нового человека, то подпитка изменит энергетический фон, и поисковик окажется бессилен. Скорей всего сейчас поглотитель просто ушел подальше. Пусть будет так.

— Ничего, найду, — сказал поисковику Котов.

Он развернулся и направился в портальную комнату. Надо было не только проверить, пришел ли ответ из Ведомства, но и передать новые сведения, которые он получил сегодня от Глашеньки, а доложить было что. А после ждало еще одно дело, и было оно даже более важным, чем всё, чем сегодня занимался Олег.

Котов вошел в портальную комнату, достал из потайного отделения стола рамку и установил ее перед собой. И тут же пустота подернулось маревом, а затем проступил ответ Ведомства на его запрос. Олег прочитал и хмыкнул. А после произнес:

— Примите новую информацию…

И как только рамка вновь опустела, опять убрал ее. Теперь следствие будет вестись не только в этом мире, но и у рептилий, чтобы выяснить, чье место занял хамелеон, но это уже будут делать другие розыскники. У Олега имелось собственное дело, которое требовалось закончить, чем он и собирался заняться.

Котов посмотрел на статуэтку крестьянки с яйцом и подумал, не позвать ли на помощь кого-нибудь с заставы. Инструкция предписывала производить задержание в паре, однако противостоять ему должна была женщина, бывшая слабей его и значительно. Стоило ли запрашивать помощь за неимением Степана?

— Справлюсь, — отмахнулся Олег и встал из-за стола.

Он освободил портал, активировал его. Никуда переходить розыскник не собирался, хоть и шагнул в круг, всего лишь принял поток магической энергии, подпитавший его и наполнитель, скрытый в набалдашнике трости. А когда вышел из портала, прятать уже не стал. Ненужного любопытства гостьи Олег не ожидал, потому что сон ее будет беспробудным до момента, пока зелье ни окончит свое действие, а произойдет это не ранее утра.

Покинув портальную, розыскник отправился в комнату Степана, куда временно перенес свои вещи. Переоделся в более неприметную одежду, проверил карманы и, прихватив трость, направился к выходу. Но прежде чем покинуть квартиру, Олег вновь заглянул в спальню.

Он приблизился к кровати, с минуту смотрел на спавшую девушку, вдруг склонился и коснулся ее губ поцелуем.

— На удачу, — шепнул розыскник, — а тебе на сладкий сон, милый ангел, — после распрямился и ушел, уже не оборачиваясь.

Олег прошел на черную лестницу, не встретив никого из жильцов, спустился вниз и, коснувшись тростью замка, закрытого на ночь, вышел из дома. За его спиной раздался тихий щелчок — замок вновь закрылся. Вдохнув полной грудью, Котов повел плечами, после шумно выдохнул и направился к театру. Там, либо у гостиницы, еще могли стоять пролетки. Извозчики ожидали припозднившихся гуляк и театралов.

Четыре пролетки и вправду стояли. Олег уселся в первую из них и велел:

— Вези-ка меня, голубчик, до Малой Охты.

Извозчик обернулся. Он почесал в затылке, сдвинув на лоб свою шляпу, после поправил ее и ответил:

— Мож до перевозу, барин? Как я вас на Охту-то довезу?

— Через Александровский мост вези, — пожал плечами Котов. — Далеко выходит, так я оплачу, не сомневайся.

— Ну если оплатите… — неуверенно протянул мужик, но вновь спросил: — Мож до перевозу? Должен еще пароход-то ходить.

— А если не ходит? — прищурился Олег.

— Там лодки есть, договориться можно. Давайте до перевозу, барин, — уже откровенно взмолился извозчик.

— В чем дело, голубчик? — изумился розыскник. — Неужто денег не желаешь?

— Желаю, барин, еще как желаю, — заверил тот. — Днем домчал бы и не думал, а ночью того… боязно мне по мосту этому ехать. Сами знаете, небось, какая там чертовщина творится.

Разговоров про мост Императора Александра II и вправду ходило много. И про кровавый камень Атакан, которому в глубокой древности приносили кровавые жертвы, а теперь он вроде как в Неве и новых жертв требует. И про черный водоворот, из которого лезет нечисть и людей пугает. И про призрачный мост, который появляется в тумане и, запутав, уводит прохожего не то в другой мир, не то в неизвестные края. И что Александровский мост самоубийц со всего города к себе приманивает.

Крови этот мост действительно собрал немало еще на момент своего строительства, потому Олег ходил туда. И днем приходил, и ночью, и в тумане, но не обнаружил ничего необычного. Да, ощущение некой энергии имело место, впрочем, как и во многих местах этого мира, все-таки Марь задерживала живых существ, но не энергетические потоки. Так что в особо тонких местах чужеродные веянья ощущались, но ничего из того, о чем рассказывали не только в домах простонародья, но и в светских гостиных.

— Как звать тебя, любезный? — полюбопытствовал Котов.

— Фомой крестили, — ответил извозчик. — По батюшке Силыч.

— Вот видишь, Фома Силыч, крестили! — со значением произнес розыскник. — Что ж ты, крещенный, в бесовщину всякую веришь?

— Так вера, барин, черта-то не отвергает. Бог есть, и черт есть, а стало быть, и бесовщина, чтоб людей честных с пути сбивать, — философски парировал мужик. — Как же мне, ваше благородие, в Бога веря, не верить в Сатану? Да вам любой поп про то скажет. Выходит, есть чего бояться, вот и боюсь. Давайте до перевозу, а?

Олег вздохнул. Можно было спорить до хрипоты, но, похоже, толку от этого больше не станет, и он попробовал последний аргумент.

— Ночи белые…

— Но не белый же день, — вновь парировал Фома. — Вы мне под солнечным светом велите, так я вас ого-го домчу! А сейчас никак не могу, вот вам крест, — и он, перекрестившись, с надеждой заглянул в глаза пассажиру.

— Тьфу, — в сердцах сплюнул Котов. — Бог с тобой, голубчик, вези до перевоза. Но если там уже нет никого…

— Найдем, ваше благородие! — счастливо воскликнул извозчик и тронул вожжи: — Ночи ж белые, лето, работают еще. Да и вам напрямки, а то ж крюк такой заложили бы. Пошла, родимая!

Олег с минуту сверлил спину Фомы сердитым взглядом, после вздохнул и отвернулся. Несмотря на потерянное в споре время, в этот раз Котов не просил гнать. Впрочем, должно быть, искупая свое упрямство, извозчик и сам не медлил. Да и пароходы и вправду еще ходили, просто хотелось появиться иным путем, не тем, каким его везли. Так что, ерунда, Олег никуда не опаздывал.

Впереди была вся ночь, чтобы отыскать логово Бэлы и исполнить указание Ведомства, не желавшего ждать окончания расследования в этом мире. Приказ был недвусмысленным — взять и доставить. Впрочем, теперь это вполне устраивало старшего розыскника, потому что отвечало его собственным намерениям. И если повезет, то отправит он через портал не только магиню, но и хамелеона, которого она притащила.

На перевозе и вправду еще работал один из пароходов для припозднившихся пассажиров. Расплатившись с извозчиком, Олег направился к переправе.

— Что, любезный, пойдет ли пароход? — спросил он у матроса, распахнувшего рот в зевке.

— Пойдет, ваше благородие, — ответил тот. — Вас только и ждали, — матрос широко улыбнулся и пояснил: — Чтоб впустую не гонять, ждали, пока хоть немного пассажиров наберется. Так что сейчас и отходим.

— Вот и славно, — ответил розыскник и потрепал собеседника по плечу. Ну хоть тут без проволочек.

На той стороне Невы было спокойней, чем в центральной части Петербурга. Люди уже смотрели заслуженные дневными заботами сны, и Котов, едва сойдя на берег, тут же растворился в легком сумраке, окутавшем спящую набережную, как и прочие пассажиры, ехавшие вместе с ним.

Олег прошел через улицу Кошкина, выбрался на дорогу и тут же шагнул с нее под укрытие деревьев. Его путь лежал к Холерному кладбищу, откуда и предстояло начать поиски Бэлы. Она была здесь, Котов это знал, потому что «жемчужина» впитавшая энергию медиума в момент поиска, ясно указывала на это.

А вскоре Котов уже шел мимо кладбища. Он не стал огибать его по дороге, как экипаж, который вез его, розыскник начал сокращать дорогу, потому что его путеводитель уже четко нащупал родственный ему след. А еще спустя совсем немного времени, маг остановился перед домом, где познакомился с магиней. Без игр, какие затеял с ним сопровождающий в первый визит, весь путь от того места, где остановилась карета, занял всего несколько минут. Дом стоял недалеко от дороги.

Олег не спешил подойти. Он привалился плечом к дереву, достал «жемчужину», и уместив ее на ладони, посмотрел на нее взглядом мага. Сияние было ровным, оно не тянулось к дому, стремясь слиться с носителем. И даже выставленная защита не могла помешать. Смелов стал отмычкой к замку, которую не мог пробить чистокровный маг, даже будучи сильней магини.

— Ищи, — шепнул Олег и усмехнулся, потому что его команда была иронией. Хранилище — не собака, оно работало по иному принципу.

Впрочем, слабый пока лучик, в сравнении с сиянием тела хранилища-поисковика, Котов видел, он указывал на продолжение пути. Однако розыскник не спешил. Продолжая держаться своего укрытия за деревьями, он направился в обход дома, чтобы осмотреть его. Это было простое любопытство, ну и немного исследовательского интереса.

Но ничего примечательного Олег не увидел. Всё тот же старый дом в два этажа без украшений. Всё та же дверь со смотровым окошком и наглухо закрытые окна. Скорей всего Бэла здесь не только принимала посетителей, но и проводила свои ритуалы, главным из которых было опустошение потомков магов. Под каким бы соусом магиня его не подавала, но это было воровство в прямом смысле этого слова, а оттого и преступление. К тому же оно вело к непоправимым последствиям: от тяжелой болезни до смерти жертвы.

Котов остановился и посмотрел на свой путеводитель, после поднял взгляд и усмехнулся. Обиталище магини находилось совсем близко. Два дома разделяла живая изгородь, через которую вела узкая тропинка. Олег убрал хранилище в карман, оно уже было не нужно. Луч налился силой, подтвердив близость Бэлы.

Розыскник направился к своей цели неторопливым уверенным шагом. Он рассматривал поверх жилой изгороди второй дом. Был он меньше первого, тоже старый, но более… живой что ли. Да, по нему было видно, что в нем живут. Если бы сюда забрел случайный путник, то, скорее всего, решил, что там живет кто-то из простого сословия, потому что перед Котовым была обычная изба. Добротная, ухоженная, но не являвшая достатка, каким должна была обладать ее хозяйка, если она вхожа во дворцы высшей аристократии. А Бэла вхожа, в этом Олег не сомневался.

Возможно, где-то в Петербурге у нее тоже имелось жилье, которое выглядело совсем иначе, но там магиня, наверное, появлялась для приема тех, кого везти в карете с занавешенными окошками было невозможно. А здесь беглянка скрывалась от Ведомства, здесь была ее кормушка, и здесь она чувствовала себя всемогущей повелительницей среди тех, кого именовала учениками.

Усмехнувшись последней мысли, Олег пересек границу, созданную живой изгородью и тут же порывисто обернулся, потому что уловил боковым зрением блик, какой могла оставить только сигнальная нить, напитанная магией.

— Черт, — выругался Котов: — Не проверил, идиот!

Он прибавил шаг, спеша быстрей оказаться рядом с домом, потому что Бэла уже знала, что по ее душу явился маг, а не просто вор, на него бы нить попросту не среагировала. Розыскник метнулся к дому и в спину ему раздался ружейный выстрел, и только чудом пуля пролетела рядом и вонзилась в стену дома, выбив щепки. Одна из них скользнула по щеке Котова, и он стремительно обернулся.

К нему спешили четверо мужчин, и все они были вооружены. Более того, открылась дверь дома, и оттуда выскочили еще двое. И окно рядом с ним тоже открылось, и еще где-то тонко звякнуло стекло, от резко распахнутой рамы. Охотник, шедший за легкой добычей, в одно мгновение оказался загнан в ловушку.

Набалдашник трости засиял ровным светом, приметным взгляду мага. Котов крутанулся вокруг своей оси, чертя круг носком туфли. В этот момент раздались сразу два выстрела, и пули увязли в барьере, созданном потоком магии, освобожденным из накопителя.

А затем дверь открылась еще раз, и из дома вышла Бэла. Она посмотрела на розыскника, и глаза ее округлились от изумления. Но длилось это всего мгновение.

— Как же ясно я почувствовала от вас угрозу, Олег Иванович, — произнесла она. — Не зря решила держаться подальше, а вот вы решили все-таки сблизиться. Не выйдет, ищейка, — со злой издевкой закончила она и бросилась прочь, пользуясь тем, что Котов закрыл себя в защитный круг.

Бэла не стала нападать, понимая, что в этой схватке ей не выиграть. А еще она знала, что ее охрана не сможет долго удерживать мага. Они были всё еще на ногах лишь по одной причине: Котов не мог воздействовать на них, потому что для служащего Ведомства они оставались неодаренными. Ей оставалось лишь воспользоваться заминкой, чтобы успеть скрыться.

И магиня не медлила. Олег услышал ржание лошади, которую уже вывели к ней, и ядрено выругался. Если бы он не был один!.. Ощутив прилив ярости на себя самого, розыскник ударил потоком магии. Люди с оружием разлетелись в стороны, зазвенели выбитые стекла, затрещали, ломаясь, тонкие ветви кустов, кто-то вскрикнул, но Олег на это внимания не обратил.

Он всего лишь оглушил нападающих и бросился за убегавшей Бэлой. Он слышал топот копыт и понимал, что упустил, но всё еще не желал признавать поражения. Однако, выбежав к двухэтажному дому, вновь остановился, потому что Бэла была умной женщиной, и те, кто остались сейчас лежать возле ее жилища, были не единственным рубежом обороны. Дорогу ему преграждали еще пятеро мужчин. В мага вновь выстрелили, и он едва успел метнуться за деревья.

И когда нападавшие бросились за ним следом, Котов снова метнулся к дому с закрытыми ставнями. Он понимал, что в догонялки играть можно бесконечно, и дальше могла быть и третья линия обороны, которая не даст быстро уйти отсюда. Да и догнать Бэлу он уже не сможет. И потому был вынужден принять проигрыш.

Он воткнул трость в расчищенный кусок земли у дома. Она сейчас отдавала всю собранную силу на защиту, и начал чертить пентаграмму. А когда распрямился, защитники Бэлы уже приблизились и вновь целились, но не стреляли. В этом не было смысла, потому что все их пули застыли в воздухе, удерживаемые защитным контуром.

— Она же убивает вас, — сказал им Котов.

— Она дает нам могущество, — ответил один из них, и Олег узнал своего сопровождавшего.

— На час? — усмехнулся маг.

— Хоть на минуту, — ответил другой мужчина, — но мы становимся магами.

— Тебе ее не поймать, ищейка, — произнес третий.

— Вы очень сильно заблуждаетесь, господа, — ответил им Олег. — Во всем, но я не стану вступать в дискуссию. Величайший дар — это жизнь, а вы отдаете его пиявке за пустые посулы. Она не обучает вас, а лишь помогает вытянуть на поверхность и слегка раздуть искру, чтобы было легче ее украсть. Кто умный, тот сам поймет, как его обирают за краткий миг ложного могущества. За сим откланиваюсь.

Переход открылся, и Котов вышел в портальной комнате. Он еще услышал звук нового выстрела, но пуля так и не прилетела. Маг шумно выдохнул и с силой отшвырнул трость. В нем бушевала ярость, требуя выхода, но разрушать собственное жилище в угоду порыву мужчина не стал. Вместо этого Олег кинулся в свой кабинет.

Он достал хранилище уложил его на карту и выругался в очередной раз. В Петербурге Бэлы уже не было. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, она сюда уже не вернется. И где ее новое лежбище, можно было узнать только у ее «кормильцев». Впрочем, как уже было сказано, это была умная женщина, а значит, никто из ее защитников другого логова не знал, а Котов не мог покинуть столицы.

— Ну что ж… — тихо произнес розыскник и вернулся в портальную комнату.

Олег подхватил хрустальное яйцо из рук крестьянки и уместил его в центр портального круга. А спустя несколько минут уже отправлял энергетический след Полянскому. Он в своих перемещениях был свободней.

— Отыщите ее, Алексей Дмитриевич, прошу вас, — завершая разговор, попросил Котов. — Исправьте мою глупость.

— Успокойтесь, Олег Иванович, — ответил Полянский. — Мы сейчас же начнем поиск, никуда она от нас не денется. Не убивайтесь, дорогой мой, и у нас случаются оплошности, но дальше этого мира она не уйдет, а значит, не мы, так другие дотянутся.

— Лучше бы уж мы, — произнес Олег. — Мне еще хамелеона отыскать надо. К тому же, судя по нему, Бэла может прорвать Марь.

— И это мы тоже узнаем, — заверил глава псковской заставы. — Однако вы правы, найти ее необходимо, и как можно быстрей. Мы сейчас же приступаем, — повторил Полянский и связь прервалась.

Котов дошел до стола, упал на стул и, откинувшись на спинку, покривился.

— Каков же самонадеянный дурак, — произнес он и протяжно вздохнул.

Глава 26

Остаток ночи Олег провел на кушетке в гостиной. Прилег, чтобы поразмыслить, но день полный событий сделал свое дело, и розыскник уснул, так и не дойдя до спальни. Сон его был беспокойным, тревожным и прервался от шороха ткани и тихого поскрипывания половицы.

— Ой, — далее послышался девичий голосок, когда Котов открыл глаза: — Простите меня, Олег Иванович, я не желала вас разбудить.

Маг поморгал, сгоняя тяжелую сонную дымку, и сел. Он потер лицо, и когда поднял взгляд на Глашеньку, она смущенно улыбнулась.

— Доброго утра, Олег Иванович. Хотя уже почти и не утро, как долго мы с вами проспали. Должно быть, прошедший день утомил, вы вот даже до постели не дошли. Или же это от того, что я заняла вашу спальню? Скажите, и я буду спать в гостиной…

— Не скажу, — прервал словесный поток розыскник. — Я уснул тут вовсе не от того, что мне негде было спать, попросту задумался, и сон сморил меня. Сейчас я приведу себя в порядок, и мы позавтракаем. — Он поднялся с кушетки и направился к выходу из гостиной, но уже на пороге обернулся: — Доброго утра, Глафира Алексеевна, вы чудесно выглядите. Простите, оставлю вас ненадолго.

И он отправился в комнату Степана. Барышня вышла следом за хозяином квартиры в коридор и, остановившись, смотрела ему в спину с недоумением.

— Неужто обидела? — спросила она себя, после пожала плечами и, переступив с ноги на ногу, ушла в отведенную ей комнату, попросту не понимая, как стоит себя вести.

Олег был раздражен. Он резкими порывистыми движениями снимал одежду и очнулся только, когда послышался негромкий треск оторванной пуговицы. Котов в растерянности посмотрел на рубашку, после тяжело опустился на кровать, вновь потер лицо ладонью и выдохнул.

На Глашу Олег не злился, на за то, что разбудила его, ни за то, что вообще застала спящим на кушетке в гостиной. Состояние Котова было следствием ночного провала и тяжелого сна. Он был зол на себя, и избавиться от этого внутреннего недовольства никак не выходило. Такой провал!

О чем только думал? Да известно о чем. О юной прелестнице, о скором завершении дела. Даже где-то успел полюбоваться собой таким умным и коварным, и вот, пожалуйста. Тут же получил оплеуху от реальности. Как там говорил его прежний напарник? «Легкомыслию нет места в розыске», — да именно так и говорил. И был совершенно прав.

— Ну хватит, — покривился Котов. — С каждым могло случиться.

Они могли бы и вдвоем со Степой также ломиться, не глядя ни перед собой, ни под ноги. Слишком спокойно жили долгое время.

— Довольно оправданий, — отчитал себя Олег и вернулся к прерванному занятию, теперь стараясь думать о том, что будет делать сегодня.

А сегодня должен был последовать отчет от Кондратия Евстафьевича. Еще было бы недурно узнать, сумел ли пробиться к узнику Сан Саныч. Но прежде все-таки отчет от петербургской шпаны. Ну и взглянуть на карту, возможно, и отчета не понадобится.

— Допросить охрану Бэлы? — спросил сам себя розыскник.

Да, это было уместно и логично, но… Он оставался в одиночестве, а их там не меньше десятка, возможно, и больше. Полянский и его люди сейчас занимаются поисками и поимкой Бэлы, а привлекать полицию не имеет смысла. В чем он обвинит горе-учеников? В том, что пытался ночью влезть в чужой дом, а ему дали отпор? Да и как вести допрос при городовых?

— А что если…

Что если взять людей у Кондратия Евстафьевича? Эти ребята лихие и могут стать недурным подспорьем. К тому же нос совать в допрос не будут. Только будет ли толк от допроса? И вообще, там ли еще вся эта свора, готовая рвать глотки за свое самозваное божество?

Если они — единственная подпитка Бэлы, то уже спешат за ней, тогда их в Петербурге тоже уже нет. Но если просто разбежались и затихли на время, значит, не знают, куда делась магиня. Тогда и смысла нет туда вновь соваться. А если кто-то и остался, то это какая-нибудь прислуга или сторож. Эти точно ничего не знают.

— А что если она вернулась, но не на Малую Охту, а в другую часть Петербурга? — спросил себя Олег и стремительным шагом, покинув комнату Степана, направился в кабинет.

Однако остановился на полдороги, выругался и вернулся назад. Котов забрал изрядно опустевшее хранилище и поспешил туда, куда намеревался зайти, в кабинет. Однако прежде посмотрел на второй поисковик и досадливо фыркнул. Хамелеон не появился.

Вздохнув, маг уместил на карте второе хранилище и усилил его собственным воздействием, потому что большая часть сохраненной энергии Бэлы была отправлена ночью Полянскому.

— Нет, не вернулась, — с досадой констатировал Олег. Магини в Петербурге не было.

Котов развернулся к шкафу и увидел Глашеньку. Девушка в нерешительности переминалась с ноги на ногу, и когда встретилась взглядом с розыскником, смущенно потупилась.

— Дайте мне еще несколько минут, Глафира Алексеевна, — произнес Олег, и вышло у него это с толикой раздражения, впрочем, не имевшего к гостье никакого отношения.

Однако она, кажется, поняла иначе и, бросив:

— Простите, — выбежала из кабинета.

Котов проводил ее взглядом, после тряхнул волосами и открыл шкаф, откуда достал уже иную карту — карту Российской империи. Расстелил ее поверх первой, но вдруг остановился и повернул голову в сторону двери. Отчего-то он ощутил неловкость и никак не мог понять ее причины. Однако это лишнее сейчас чувство вело его прочь из кабинета, и маг поддался внутреннему чутью.

Он неспешно прошел к своей спальне, ныне занятой гостьей, постучав, заглянул внутрь и тут же направился к гостиной. Девушка нашлась именно там. Она, ссутулившись, сидела на кресле и смотрела на свои руки, сложенные на коленях. Она казалась расстроенной, даже потерянной, но невероятно трогательной. Всякое раздражение окончательно покинуло Олега, сменившись щемящей нежностью.

Он приблизился к Глашеньке, но не успел открыть рта, когда она вскинула на него взгляд и заговорила первой.

— Наверное, мне и вправду лучше попроситься на постой к Федору Гавриловичу. Это будет более прилично, и Миша не станет меня бранить. Вы проводите меня? Я могу и сама, но у меня же багаж… Или это неуместно?

Котов присел перед ней на корточки, упер колено в пол и заглянул в глаза. Она была хороша, изумительно хороша и столь же трогательна. Мужчина совершенно позабыл о том, что говорил ночью спящей девушке, он потерялся в том чувстве, которое сейчас захватило его

— Что неуместно, Глафира Алексеевна? — машинально спросил он.

— Просить вас еще и об этом, — ответила она и отвела взгляд. — Кажется, я уже сильно стеснила вас, а мне не хочется быть навязчивой…

Договорить барышня не успела. Розыскник вдруг обхватил ее голову ладонями и прижался к губам. Ошеломленная девушка застыла, кажется, опасаясь даже вздохнуть. Впрочем, ошеломлена была не только она. Олег отстранился так же порывисто, как и поцеловал гостью, и посмотрел на нее шальным взглядом.

— Простите… — пробормотал он, всё еще пребывая в растерянности.

— Ч… Что это было, Олег Иванович? — запнувшись, пролепетала Глашенька. — Вы меня поцеловали?

— Поцеловал, — интонация Котова вышла больше вопросительной, чем утвердительной, и девушка кивнула:

— Именно так. Но… — она на мгнвоение замялась, а после все-таки закончила, — почему? Зачем вы поцеловали меня?

Он и сам не мог сказать — зачем. Просто эмоции, обнаженные ночным провалом и дальнейшим самобичеванием, так и не успели подернуться пеплом. И в эту минуту розыскник оказался полностью открытым, наверное, потому и ответил, всё еще будучи в ошеломлении от собственного порыва:

— Я люблю вас.

— Меня? — переспросила Глашенька.

— Вас, — кивнул Олег.

Барышня смотрела на мага широко распахнутыми глазами.

— Любите? — снова спросила она, и Котов опять кивнул:

— Похоже на то.

Глаша наконец встала с кресла, и, осторожно обогнув мага, так и стоявшего перед ней на одном колене, отошла от него. Она с минуту нервно сплетала и расплетала пальцы, вдруг обернулась и воскликнула:

— Зачем вы издеваетесь надо мной, Олег Иванович⁈ Это низко! Да, я наивна и совершенно не разбираюсь в жизни. Да, неравнодушна к вам, но зачем же вы издеваетесь?

На миг Олегу подумалось, что сейчас лучший момент исправить ситуацию. Попросить прощения за «неудачную шутку», или же сказать что-то еще. И вправду проводить ее к Ковальчуку и, уже находясь вдали, продолжить делать то, что и намеревался: вытащить Мишу из застенков, отыскать хамелеона и защитить девушку от всяких угроз ей и брату. И пусть она больше не посмотрит на него тем доверчивым взглядом, от которого сладко поет душа, но так и вправду будет лучше. Сердце Глафиры Воронецкой будет ранено, но не разбито. Да, так будет лучше всего, именно так и надо ответить…

— Я не издеваюсь над вами, Глафира Алексеевна, — произнес он вслух и замолчал, не в силах сказать того, что намеревался.

— То вы рычите на меня, то целуете, то признаетесь в чувствах, — девушка сжала виски пальцами. — Безумие какое-то, — пробормотала она и, обернувшись, спросила: — Но когда вы успели полюбить меня?

Котов поднялся на ноги, подошел к ней. «Не сходи с ума, — требовал здравый рассудок. — Скажи, что выразился не верно, что она тебе просто понравилась, как нравится всякая хорошенькая девушка. Ты всё равно не сможешь составить счастье этой девочке, не морочь ей голову».

— С первого взгляда, — ответил Олег. Чувства оказались громче разума. — С того момента, как вы обернулись и посмотрела на нас с Ковальчуком, ваш образ преследует меня.

Глашенька закусила губу и потупилась. Котов смотрел на нее сверху вниз и мучился желанием обнять. Однако он и без того уже перешел рамки. И раз уж язык молол то, о чем стоило смолчать, то хотя бы руки стоило держать при себе.

— А я вас тогда совсем не запомнила, — донеслось до розыскника. — Даже не заметила толком. Но когда вы подошли ко мне в парке… С тех пор я не могу выкинуть вас из головы. И когда Миша увез меня в тот дом, я ужасно на него рассердилась, а потом, — барышня наконец подняла взгляд на Олега, — я стояла там и мечтала, как было бы хорошо случайно встретиться с вами. И вдруг вы зовете меня, еще и настоящим именем…

— Так вы улыбались, думая обо мне? — спросил Олег. — Там во дворе. Я долго наблюдал за вами и не решался нарушить вашего счастливого уединения.

— Да, — шепнула Глашенька и вновь опустила голову.

И Олег перестал бороться с собой. Он накрыл плечи девушки ладонями, и она, вскинув голову, заглянула магу в глаза. Котов вымученно улыбнулся и провел по ее щеке тыльной стороной ладони, а после вновь уложил ее на девичье плечико и привлек барышню к себе. Целовать уже не спешил, все-таки вернув хрупкую грань, за которую не стоит переступать.

Надо было что-то сказать, чтобы нарушить тишину. Закончить разговор, волновавший обоих, потому что закончиться он должен был не так радужно. А произносить слов, которые поставят точку по-прежнему не хотелось. Олег уже решил спросить, когда же он успел нарычать на гостью, чтобы сменить тему, и в это мгнвоение звякнул колокольчик на входной двери.

Мужчина и девушка отшатнулись друг от друга, будто их могли увидеть.

— Кто это? — с заметной тревогой спросила Глашенька.

Котов пожал плечами.

— Сейчас узнаю, — ответил он. — Оставлю вас ненадолго, — и направился к двери.

Там стоял швейцар. Он держал в руках коробку, завернутую в желтоватую бумагу. Края ее были запечатаны сургучом, а на нем стоял оттиск аптеки, хорошо известной розыскнику.

— Доброго дня, голубчик, — первым произнес маг.

— Доброго дня, ваше благородие, — поклонился швейцар. — Посыльный оставил для вас. Сказал, что это ваш заказ, и он готов. Занедужили, Олег Иванович?

— Благодарю за беспокойство, — улыбнулся ему Котов, — ничего ужасного. — Он забрал сверток и велел: — Подожди, не уходи.

Вернулся Олег быстро, сунул швейцару рубль и вновь улыбнулся:

— Благодарю за службу.

— Ну что вы, ваше благородие, работа такая, — ответил мужчина, убирая рубль. — Благодарствую.

Котов кивнул и закрыл дверь. Он взял принесенный ему сверток и отнес его на кухню, уже зная, что скрыто под оберткой. После направился к гостиной, посмотрел на девушку, настороженно глядевшую на него, улыбнулся и пояснил:

— Мне доставили отчет о том доме, в котором вы жили с братом. И о Дарье, о настоящей Дарье. Идемте на кухню готовить завтрак, заодно объясню, отчего казался вам сердитым.

Котов протянул руку в сторону Глашеньки, и она, приблизившись, вложила свою ладонь в ладонь розыскника. После улыбнулась, и Олег, чтобы вновь не затягивать паузы, повторил:

— Идемте.

На кухне розыскник растопил плиту, поставил на огонь пузатый медный чайник и развернулся к блюду, на котором Степан выкладывал свежеиспеченные булочки и пирожки, и конфузливо хмыкнул. О том, что они будут есть на завтрак, менее приспособленный к хозяйству маг шестой категории, не подумал, больше занятый иными делами.

Олег обернулся к Глашеньке и улыбнулся:

— А пойдемте-ка завтракать в ресторан, — сказал он. — У нас совершенно нет еды. Я дурной хозяин, простите.

— Ну что вы, Олег Иванович, вы чудесный хозяин, — польстила ему барышня. — Как велите, так и будет.

— Стало быть, велю в ресторан, — ответил Котов. — Сейчас погашу огонь и отправимся завтракать. У вас есть время собраться.

— А как же ваш отчет? — удивилась девушка.

— Прочитаю, пока вы собираетесь.

— А ваш рассказ о дурном настроении утром?

— Отвечу сейчас, — заверил Глашеньку мужчина. — Вы зря приняли на свой счет мое ворчание, милый ангел. Злился я на себя. Дело в том, что пока вы спали, я отправился ловить ту магиню, которую подозреваю в разрыве Мари, но опростоволосился, как бы ни стыдно было это признавать. Она сбежала, и в этом виноват только я сам. Вот оттого было и мое дурное расположение духа, которое вы приняли за рычание.

— И что же теперь? — девушка прижала ладони к груди. — Это может навредить Мишеньке?

— Нет, — Олег присел напротив и накрыл ее руку, лежавшую на поверхности стола, ладонью. — Вашему брату это никак не навредит. Его спасение от поимки магини или хамелеона не зависит, потому что ни Бэлу, ни поглотителя я выдать властям не могу по понятным причинам. А вот поимка вторженца из-за моего промаха опять откладывается. Это плохо. Он может еще кого-нибудь убить. Непростительная ошибка с моей стороны, оттого я и злюсь на себя.

— Но вы ведь снова можете отыскать ее, у вас такой чудесный дар, — оторвав взгляд от руки розыскника, барышня посмотрела ему в глаза. — Думаю, вам не о чем переживать. Попросту теперь вы учтете вашу ошибку, и у вас непременно всё получится, как надо. Непременно получится!

Котов скользнул кончиками пальцев по тыльной стороне ладони Глашеньки и откинулся на спинку кресла.

— Я не могу покидать Петербурга, — ответил он. — Но ее уже ищут мои коллеги, которые несут службу неподалеку от вашего поместья. Они менее ограничены в передвижениях, к тому же их больше. Ночью я связался с ними, теперь только и остается ждать известий. Надеюсь, они будут добрыми.

— Ну вот видите! — воскликнула барышня. — А вы браните себя. Не возводите на себя напраслину. Оплошности допускают много. Вот я, к примеру. Если бы я слушалась Мишу, то не оказалась в одиночестве на кромке леса и не пошла с Федотом. Быть может, тогда и он был бы сейчас жив. — Глашенька понурилась и вздохнула, но вдруг вскинула голову, и в глазах ее мелькнуло любопытство: — Но постойте, вы сказали, что ваши коллеги живут с нами по соседству? Где же?

— В Псковской губернии, — ответил Олег, — в Порховском уезде. Уж простите, большего я вам об этом не скажу.

— Так ведь и вправду соседи. Наш Старорусский уезд соседствует с Порховским, даром что губернии разные. Впрочем, и губернии наши рядом, и уезды. Стало быть, они и вправду быстро добрались до нас и вели свое расследование. А теперь будут искать вашу Бэлу…

Она нахмурилась, произнеся последнюю фразу, а Олег улыбнулся и вновь мягко пожал девушке руку.

— Ко мне эта женщина не имеет никакого отношения. До недавнего времени я даже не подозревал о ее существование. Это, к слову, тоже наше упущение со Стёпой. Бэла совершила тяжкое преступление и давно находится в розыске, а оказалось, что всё это время она жила у нас под боком, а мы ничего не знали. Впрочем, она дама умная и хваткая. Если бы не случайность, то и далее могла бы счастливо существовать рядом со служащими Ведомства.

— Что она сотворила? — с вернувшимся любопытством спросила Глашенька.

Котов коротко вздохнул и отвел взгляд к окну, вновь ощутив тяжесть на душе, принесенную воспоминанием о ночном провале. Еще и в Ведомстве вряд ли спустят с рук недоработку двух розыскников. По всему выходило, что они позволили и беглянке творить свои непотребства, и хамелеон ускользал сквозь пальцы, продолжая поглощать человеческие жизни…

Наверное, он был просто излишне строг к себе. Бэла появилась в этом мире не пару лет назад. Исходя из того, что сообщило Ведомство, магиня была в бегах еще до того, как Котов сам заступил на службу в Петербургский отдел розыска. Так что проморгали ее и те, кто работал в столице Российской империи до него. Впрочем, это было слабым утешением.

— Олег Иванович, вы не хотите говорить? Это запрещено?

Маг очнулся от своих размышлений и вернул внимание гостье. Он усмехнулся:

— Всё, что я рассказываю вам, находится под запретом. Так вот, отвечая на ваш вопрос, магиня, именующая себя Бэлой в этом мире, сделала то же, что продолжает делать здесь. Правда, с некоторой разницей. Там она пыталась повысить свою категорию силы за счет более слабых собратьев. Успела опустошить нескольких магов, потом решила, что может проделать то же самое и с более сильным, чтобы развиться до максимальной седьмой категории. Однако обломала зубы. Скажем так, пиявку чуть не разорвало. На том ее грех и вскрылся. Бэла сумела сбежать. Некоторое время розыск шел по ее следу, а потом она исчезла. Теперь объявилась здесь, и… — он вновь усмехнулся: — Розыск опять ее упустил.

— Никуда она отсюда не денется, — ответила Глаша. — Наш мир без магии, а стало быть, так легко ей не уйти. Я ведь верно понимаю, Олег Иванович? — Котов кивнул с улыбкой, и девушка напомнила: — Вы сказали, что имеется некая разница в том, что делала эта женщина в том и нашем мире.

— Разница в том, что в этом мире она вытягивает капли магии из потомков одаренных не ради могущества, но чтобы сохранить и поддержать хотя бы часть своей прежней силы. Впрочем, для этого мира она как раз могущественна. Однако сейчас она гораздо слабей, чем была там даже без воровства чужой силы. Но достаточно об этой женщине, у нас были иные желания. Ступайте, готовьтесь к выходу, а я узнаю, что удалось узнать тем, кого я нанял.

Глашенька уже поднялась на ноги и направилась к двери, но обернулась и спросила:

— Вы ведь расскажите мне? Мне, признаться… любопытно.

— Непременно, — заверил ее Олег, и девушка, хлопнув в ладоши с детской непосредственностью, поспешила в отведенную ей комнату.

Котов с улыбкой проводил барышню взглядом, а после, так и не перестав улыбаться, посмотрел на сверток. Будто очнувшись, маг встрепал себе волосы, ожесточенно потер лицо и вопросил самого себя:

— Что ты делаешь, безумец? Зачем даешь надежду, когда сам ее не имеешь?

Но вспомнил широко распахнутые в изумлении голубые глаза, когда он поцеловал Глашеньку, коротко вздохнул и отмахнулся:

— Потом. Потом разберусь, сначала дело.

И он принялся срывать обертку с небольшой прямоугольной коробки, в которой лежало послание от Кондратия Евстафьевича. А то, что сведения важные, Олег не сомневался из-за способа доставки. С аптекарем знакомство водил Котов, со шпаной — Степан, и путь получения сведений был простым, но всё же непрямым.

Кондратий Евстафьевич, или кто-то другой, к кому обращались за помощью, отправлял отчет с посыльным в аптеку. А дальше всё зависело от срочности и важности, о чем уведомлял посыльный. Если информация могла подождать, то Котов заходил за отчетом сам. Если же содержимое отчета не терпело отлагательств, то появлялся человек из аптеки. Впрочем, кроме аптеки был и парфюмерный магазин, и даже кондитерская. Смотря, кому и где делали заказ.

А сегодня была аптека, и посыльный явился с посланием. Стало быть, люди Кондратия Евстафьевича нашли что-то крайне занимательное. И Олег, более не медля открыл конверт, вложенный в коробочку. Он пробежал взглядом отчет, занявшим всего один лист, и потер подбородок.

— Любопытно.

— Я готова, Олег Иванович, — услышал он и вздрогнул от неожиданности. — Что такое? — Глаша подошла ближе и посмотрела на исписанный лист бумаги в руках розыскника. — Дурные вести?

— Еще не разобрался, — ответил тот. — Человек, которого я нанимал, просит о встрече. Сейчас мы позавтракаем, я провожу вас обратно домой, а после отправлюсь к нему.

— А я могу с вами? — с надеждой спросила девушка. — Мне одной ужасно скучно. Я не буду вам мешать, клянусь!

— Простите, дорогая, но в этом я вам откажу, — развел руками Котов. — Это не то место, где стоит появляться приличным девушкам. Однако обещаю, что после мы с вами непременно прогуляемся.

— Как скажете, Олег Иванович, — заметно расстроилась барышня, но спорить не стала.

Розыскник свернул послание Кондратия Евстафьевича, спрятал его в карман и шагнул к Глашеньке. После сжал ее плечи и, склонившись, поцеловал в щеку. Она зарумянилась и первой отстранилась.

— Ведите же меня завтракать, — велела она, скрывая смущение. — Вы даже не представляете, как я ужасна, когда голодна.

— Вы будете прелестны, даже если от голода откусите мне голову, — широко улыбнулся Олег.

Глашенька обернулась, округлила в возмущении глаза, и ответила:

— Что вы, право слово, голову… Голодная я могу проглотить вас целиком. Так что не советую испытывать моего терпения.

Котов рассмеялся, а после поклонился:

— Не смею и дальше будить в вас зверя. Поспешим.

— Так и быть, потерплю еще немного, — смилостивилась барышня. — Но если промедлите, то я за себя поручиться не могу. Уж больно вы аппетитный.

Должно быть, увидев в своих словах двусмысленность, она все-таки смутилась и первой направилась к выходу из квартиры. Олег хмыкнул и поспешил следом. От дурного настроения не осталось и воспоминания.

Глава 27

В этот раз Котов подготовился к визиту в бакалейную лавку. Проводив Глашеньку до квартиры, он заодно переоделся попроще и, попросив девушку не скучать, оставил ее наедине с книгой и конфетами, которые купил по пути домой. Далее прошел по черной лестнице, оставшись безликой тенью для прислуги, и выбрался на улицу.

Извозчика сегодня Олег взял не на Александринской площади, а когда уселся в пролетку, велел:

— На Серпуховскую.

— Как скажете, — ответил извозчик и причмокнул.

Кондратий Евстафьевич обнаружился, едва розыскник пересек порог лавки. Он стоял за прилавком и собственноручно обслуживал покупателей, и это означало, что на душе Бакалейщика неспокойно. Но стоило ему увидеть посетителя, как хозяин лавки крикнул:

— Митька!

После снял передник, кинул его на прилавок, подхватил верные счеты и направился навстречу Котову.

— Роман Андреич, извольте пойти со мной, — произнес Кондратий Евстафьевич несколько нервно. — Заждался вас.

Олег чуть склонил голову и последовал за хозяином лавки, и когда за ними закрылась дверь кабинета, произнес:

— Доброго дня, дорогой Кондратий Евстафьевич. Вы заинтриговали меня своим посланием. Отчет был более чем исчерпывающем, но, кажется, есть что-то, о чем вы не написали. Я верно понимаю?

— Верно, — кивнул Бакалейщик. Он уселся в кресло, положил на стол счеты и поправил нарукавники. — Извелся я, ваше благородие, пока дожидался вас. От нервов даже за прилавок встал, торговля меня успокаивает. Что это за чертовщина?

Олег приподнял в изумлении брови. Он уселся на стул и попросил:

— Будьте последовательны и расскажите, что вас взволновало? Иначе я не только не пойму, но и не смогу ответить. Если, конечно, у меня есть ответ. Так о чем вы?

Кондратий Евстафьевич кивнул, признавая правоту нанимателя, после вздохнул и, поднявшись из-за стола, поманил Котова за собой.

— Идемте, Роман Андреич, вы скоро сами всё увидите.

Они покинули лавку через дверь, которая вела на набережную Обводного канала. Там стояла пролетка без номера, и на козлах сидел мужик, не являвшийся извозчиком. Одет он был в серую линялую косоворотку и такого же цвета штаны. На голове его, заломленным набекрень, красовался потрепанный картуз. Молодчик, одним словом.

— Мы куда-то едем? — уточнил Олег.

— Да, Роман Андреич, — ответил Кондратий Евстафьевич, — уж не откажите, поедемте. Вы должны видеть.

— Хорошо, — кивнул Котов.

Впрочем, спорить он не собирался, лишь уточнил, потому сел в пролетку без сомнений. Подвоха от этих людей розыскник не ждал, для него попросту не было повода. Да и не в силах они были навредить магу, если, конечно, тот не был беспечен. А Олег таковым не являлся… особенно после ночного провала. Бэла и ее люди недурно его встряхнули и напомнили, сколь губительны бывают самоуверенность и недооценка противника.

Впрочем, Котов был и вправду заинтригован. По сути, Кондратий Евстафьевич ответил на все поставленные вопросы еще в отчете. Однако, видя напряженность хозяина бакалейной лавки, да и попросту желая услышать подробности, которые не были отражены на бумаге, Олег попросил:

— Любезный Кондратий Евстафьевич, а расскажите еще раз о том, что удалось узнать вашим людям.

Тот ответил удивлением во взгляде:

— Думаете, я что-то вам наврал? Проверяете?

— Вовсе нет, Кондратий Евстафьевич, — заверил Котов. — Я вам полностью доверяю и отчет прочел внимательно. Но когда человек пересказывает некие подробности в письме, особенно если это доклад, то излагаются сухие факты, идет обобщение, дабы избежать бесконечной писанины. А живой разговор способен передать больше сведений, добавляет чувств. К тому же, что-то, что показалось вам неважным, и вы это не упомянули, таковым не является для меня.

Кондратий Евстафьевич, внимательно слушавший мага, усмехнулся и кивнул:

— Верно говорите, Роман Андреич. Уж простите, что ворчу, на душе муторно.

Пролетка переехала мост и покатила по другой стороне Обводного канала.

— Стало быть, ребятушки мои пошли в Лесной. Троих отправил, как вы велели. Ну вот, значится, пока в дом не сунулись, разошлись с людьми поговорить. Больше всего Василий, балабол наш, узнал. Его так и прозывают за бойкий язык — Цеп. Молотить умеет. Ну так вот, увидал он сторожа, это который приют там сторожит. Подошел, мол, дай воды, добрый человек, в горле пересохло.

Ну сторожу-то скучно, видать, так воды принес и сам разговор начал, а Ваське того и надобно. Воды попил, потом папироску достал, ну и сторожу предложил. Поговорили о том, о сем, а потом Вася-то и спрашивает, чего, мол, за дом такой странный? Ни дача, ни учреждение, а не пойми что. Стоит, как бельмо.

Сторож и рассказал, что дом брошенный, хозяев он не знает. Еще, говорит, несколько лет назад кто-то селился на лето, а потом совсем пропали. Только вот в этом годе жильцы мелькать стали. Что-то из мебели завезли, вроде хлама старого. Он от любопытства нос сунул.

А потом и говорит, мол, недавно наша кухарка туда ушла, Дарьей кличут. Тут Васька-то уши и растопырил. Спрашивает, а чего ушла? Сторож говорит, мол, сказала, что жалования больше положили. Хозяева, говорит, хорошие. Цеп мой удивляется, да какие же хозяева? Дом кажись пустой!

Пролетка свернула на Забалканский проспект, который продолжался и по эту сторону Обводного канала. Проехали мимо Скотопригонного двора и продолжили путь вдоль новой городской скотобойни.

— Сторож Ваське говорит, — продолжал Кондратий Евстафьевич, — что толком-то и не понял. То мужик уже в летах придет. Одет хорошо, пухлый, волосья кучерявые, и седина уже видна… — Эти приметы были в отчете, и Глашенька опознала по ним Мефодия Парамоновича: — А то парень молодой. Потом еще один такой же появился, только с барышней. Сторож, стало быть, так сказывал: «Думал, что это тот, первый, сестру или жену привел, а потом пригляделся, нет, другой. Первый выше и худощавый такой, еще и сутулится маленько. А второй-то более представительный, хоть и одет не так франтовато. Первый, видать, из небогатых. Может, и палихмахер какой. Знаешь, кто из простого сословия да при деньгах, любят принарядиться, чтоб, значится, себя показать лучше, чем есть. А второй, вот видно сразу, дворянин. Такой… себе цену знает. Важный господин, хоть и молодой».

А вот этого в отчете не было, только перечисление жильцов и их короткое описание. Но, стоит признать, замечание сторожа дает определенное направление для поисков этой личины хамелеона. Может, и не парикмахер, возможно, коридорный, официант в ресторане или служащий какого-нибудь модного магазина… Хм.

Олег почти перестал слушать своего собеседника. Его вдруг посетила мысль, которая показалась здравой. Хамелеон подсел к Румпфу в пролетку с порезанной щекой. А такой нюанс о внешности Михаила он мог знать лишь в одном случае, наблюдая за Воронецкими. Уж не в «Фениксе» ли служил сей блондин? Может, не в гостинице, а в ресторане, куда брат с сестрой приходили на завтрак, обед и ужин.

Котов кивнул своему подозрению. Его надо было проверить. Возможно, удастся обнаружить еще одно логово поглотителя.

— Ну вот, Вася-то мой и говорит, чего это, мол, если Дарья ваша там работает, то не видать ни дымка из трубы, ни возни какой у дома, будто там и нет никого. Сторож и отвечает, что вчера заявилась Дарья, присела поговорить. Сказала, что к хозяйке знакомец пришел, вот и велели уйти. Видать, дружок сердечный.

Ну и пока они языками-то чесали, понаехала полиция. Дарья шею вытянула, смотрит, ну и сторож с ней. Вывели того блондина, который на парикмахера похожий. В карету арестантскую посадили и уехали. Собеседник Цепа моего говорит, что Дарья задумчивой сделалась, сидит, подбородок трет. А как через какое-то время барышня с гостем своим вышли, так сплюнула и ушла.

Котов хмыкнул. Выходит, хамелеон остался наблюдать за тем, что будет дальше, но явно не за арестом. Его интересовало отравление. А тут еще так удачно сложилось, что явился Михаил, который мог застать гостя над телом сестры. А там еще и полиция… Ох как всё могло для него сложиться удачно, но забрали только Воронецкого, а трупа и возможного отравителя не увидели.

Да даже если и не отравителя, то на лицо была бы связь розыскника с преступниками, которые людей превращают в мумий, и попробуй докажи, что всё это не то, чем кажется. А там еще и Рыкин собственной персоной, и Путилин были… Н-да-а, вот это был бы анекдот! Но не случилось. Глаша жива, и никто ни ее саму, ни ее спасителя не видел. Еще бы хамелеону не плеваться.

Вновь усмехнувшись, Олег скользнул взглядом по сторонам. Они уже проехали перекресток с Киевской улицей, проехали мимо Воскресенского Новодевичьего монастыря. Однако до Черниговской улицы так и не доехали и вскоре свернули на Малую Митрофаньевскую дорогу. Но и тут быстро повернули налево, и пролетка покатила мимо Митрофаньевского кладбища.

Розыскника привезли на окраину, но это и не удивило, даже был вполне ожидаемым. И пока цель еще не была достигнута, Кондратий Евстафьевич продолжал рассказывать, как ночью его посланцы осмотрели дом, но не увидели вообще никаких следов обитания, кроме стряпни на кухне.

И это тоже не удивляло. Вещи Воронецких Котов и Глаша забрали с собой, а больше там ничего и не было, кроме скудной обстановки. Тела настоящей Дарьи не нашли, как и других тел.

— А потом они решили наведаться к дому Дарьи, — произнес Кондратий Евстафьевич, и пролетка остановилась. — Идемте, Роман Андреич, мы приехали.

Олег, ошеломленный последней фразой, касавшейся дела, послушно сошел на землю и лишь краем сознания отметил, что они остановились неподалеку от Дома призрения, где содержались престарелые и увечные мещане. Но само место значения не имело, лишь причина, по которой он оказался здесь. А о причине Котов начал догадываться.

— Кондратий Евстафьевич, — позвал розыскник, — остановитесь на минуту и расскажите, что произошло в доме Дарьи. Я понимаю, как узнали о нем, раз уж сторож был словоохотлив, а эта женщина работала в приюте. Тут загадки для меня нет. Но я хочу знать подробности о посещении жилища данной особы.

Главарь шайки и добропорядочный торговец остановился и посмотрел на Котова.

— Роман Андреич, не будем попусту привлекать к себе внимание, — ответил Кондратий Евстафьевич. — Идемте, а уж рассказ вы услышите от моих ребятушек. Они вам всё лучше меня передадут.

— Хорошо, — не стал спорить Олег. — Идемте.

Они продолжили путь, который закончился в небольшом каменном строении, старом и довольно обветшалом. Стояло оно немного в стороне от других построек, имевшихся недалеко от Дома призрения.

— Что это? — все-таки спросил Котов.

— Склад мой, Роман Андреич, — ответил Кондратий Евстафьевич. — Провиантик да прочие мелочи храню.

Олег внутренне усмехнулся. Складом этот дом был скорее для вида, но, по сути, имел иное назначение. И если тут что-то и хранилось, то к бакалее не имело отношения совершенно, больше относясь к категории — прочие мелочи. Впрочем, провиант тут и вправду имелся в количестве достаточном, чтобы пустить в глаза пыль тому, кто решит сунуть нос. Даже сторож имелся. Он и открыл дверь при приближении хозяина и его гостя.

Кондратий Евстафьевич уверенно провел Котова к обшарпанной двери, за которой пряталась маленькая коморка. Обстановка ее была скудной: стол, пара стульев, шкаф и полка, на которой были свалены всякая дребедень. На столе лежала учетная книга, чернильница с пером и очередные счеты. А еще в коморке имелась серая шторка, а за ней довольно большой ящик. Бакалейщик поднял крышку ящика, а затем и его дно. Розыскник хмыкнул:

— Однако.

Под дном ящика находилась лестница, которая вела под пол. Кондратий Евстафьевич усмехнулся и первым шагнул в проход.

— Не бойтесь, Роман Андреич, — сказал он, посмотрев на розыскника. — Спускайтесь смело.

— Я следую за вами, Кондратий Евстафьевич, — заверил его Олег, но прежде, чем спуститься вниз, все-таки пробудил свою силу. Доверять разбойникам он, конечно, доверял, но что-либо исключать не стал. Береженого, как говорится, Бог бережет.

Впрочем, ничего подозрительного, если не считать саму ситуацию и место, где сейчас находился розыскник, не было. Кондратий Евстафьевич дожидался его у начала лесенки в десять ступеней. Дальше было небольшое квадратное пространство с двумя дверями, освещенное газовым светильником. На одной висел замок, должно быть, там хранились те самые «прочие мелочи». Вторая дверь была приоткрыта, туда мужчины и вошли.

Это была клетушка со столом, двумя скамьями и старой продавленной кроватью. Должно быть, это место использовалось, как укрытие во время облав. В любом случае, это было временное убежище, жить постоянно тут было сложно. Да и знал Олег, где обитают «ребятушки» из шайки Бакалейщика. Это место находилось не здесь.

Однако внимание розыскника было приковано не к обстановке клетушки, он смотрел на кровать, как и его спутник, как и двое мужчин, сидевших до этого на лавке. Они поднялись при появлении своего главаря и заказчика, но пока не произнеся ни слова.

Олег подошел к кровати, присел на ее край и воззрился на… живую мумию. Да, тот, кто лежал на кровати, был еще жив, несмотря на то, что встретился с хамелеоном. Иного быть не могло, потому что перед Котовым лежало иссохшее тело, по какому-то недоразумению еще продолжавшее дышать. Часто и прерывисто, но мужчина продолжал жить. Он смотрел перед собой пустым взглядом выпученным глаз, облизывал серые губы и, кажется, ничего не замечал.

— Что это за бесовщина, Роман Андреич? — с прежним напряжением спросил Кондратий Евстафьевич.

— Рассказывайте, — потребовал Котов. — Теперь рассказывайте всё до конца.

— Говори, Васенька, — велел Бакалейщик.

Олег скосил глаза, услышав имя. Вася Цеп оказался невысоким мужчиной средних лет с удивительно красивыми зелеными глазами. Если бы он был одет иначе, если бы борода его была ухоженной, то можно было назвать этого разбойника привлекательным. Мог бы иметь большой успех у женщин… впрочем, почему мог? Наверное, и имел, раз помимо красивых глаз обладал еще и даром слова. Но это уже были мелочи, и они розыскника не интересовали вовсе.

— Стало быть, Ерофеич, сторож приютский который, сказал, где живет эта Дарья…

— Сам сказал? — спросил Олег.

— Нет, — верно понял вопрос Цеп, — я спросил. Не прямо, конечно. Так… слово за словом, он и сказал, где живет. Мы после того, как мы дачу ту осмотрели, решили к самой Дарье наведаться. Вдруг опосля опять отправят, раз уж знаем, где она. Ну и пошли.

В доме окна темные, никого вроде нет, так мы туда и влезли. Пошарили, посмотрели. Вроде и нежилой дом. Печь холодная, паутина, пыль, а местами всё ж обтерто. Хоть и не живут, а вроде как и наведывается кто-то. Ну, стало быть, посмотрели и тихонько убрались оттуда. Да только в дороге к нам мужик привязался…

— Блондин или толстый седой?

— Не, — Васька мотнул головой, — простой совсем мужик. Дурной. Перед нами на одной ножке скачет, песни дурные орет. Собаки залаяли, люди просыпаться начали, так Гаврюха и схватил убогого за грудки. Говорит: «Прибью, если не исчезнешь». А тот, будто и не орал дурниной, глаза прищурил и отвечает: «Поглядим, кто исчезнет». Голову Гаврюхину граблями сжал и вроде целоваться полез, да только не целовал, хоть и близехонько придвинулся. Гаврюха замычал, видим, что оттолкнуть мужика хочет, а только не выходит у него, на глазах слабеет и меньше становится. Одежда так и повисла, а он у нас самый могучий… — Цеп бросил взгляд на кровать и закончил хмуро, — был.

— Как вырвались?

— У меня револьвер был с собой, — ответил второй разбойник, молчавший до этого. — Я выстрелил, вроде зацепил. Он Гаврюху бросил и сам за деревья кинулся.

— Так и было, — снова заговорил Цеп. — Мы к Гаврюше, а он такой уже стал.

— Мужик вас преследовал?

— Нет, ваше благородие, больше не видали его. Видать, хорошо пуля задела. Макар Гаврюшу на плечо взвалил, и мы деру. Уже совсем неспокойно стало.

— Нас пролетка ждала, на ней и укатили, — добавил Макар. — Если тот мужик и хотел бы преследовать, то не успел бы за нами.

— Ко мне Гаврюшу привезли, — произнес Кондратий Евстафьевич, — спрашивали, что делать. Я велел тут с ним схорониться и ждать. Может, в больницу отвезти его, Роман Андреич?

Олег молчал, он думал о том, что услышал. Стало быть, хамелеон все-таки вернулся в Лесной. И с ночи поисковик его уже не видел из-за Гаврюши, фон изменился… Но зачем показал, что он всё еще там? И облик выбрал блаженного Федота. Это явно знак для розыска. Однако сдаваться он точно не собирается, слишком много успел натворить. Тогда зачем? Если только подготовил какую-то ловушку…

— Хм-м, — в задумчивости протянул Котов. — Любопытно.

Быть может, хочет увязать иномирный розыск с делом «неизвестного душегуба, который превращает людей в мумий»? В этом есть смысл. Полиция арестовала Михаила, а его сестра находится в компании Олега Ивановича Котова, и тот сам рассказал об этом сыщику Рыкину. Если хамелеон следит за ними, то прекрасно знает, об этом визите. А теперь появляется новый труп.

И что? Ни с Глашенькой, ни с ним, Олегом, этот труп связать невозможно. Разве что выманить розыск в Лесной, и тогда можно разыграть представление, будто бы там появилось очередное тело с характерными признаками смерти путем мумифицирования. А появилось оно после визита Котова. Да, такое возможно. И вот уже непричастность Воронецких вновь под большим сомнением, а кроме того, в расследование втянут и маг-розыскник. Следствие ничем особо Котову не угрожает, но отвлечет внимание и отнимет время, что на руку поглотителю.

Хотя… Он и так может продолжать поиски того, кто затащил его в этот мир, розыск его не видит. Если бы сидели на хвосте, то еще можно было бы попробовать натравить ищеек на охотников, но за всё время они со Степаном, по сути, так и не приблизились к цели. Разве что исключили Воронецких из списка подозреваемых да еще узнали, как и откуда появился поглотитель. Но он сам только раз был в досягаемости, и то отвлек отравлением и ушел.

Теперь вот объявился всё там же и в еще одной известной маске. Зачем? Пока хамелеон ничего не делал просто так, всё имело свой смысл. Стало быть, есть и в этой выходке.

— Роман Андреич, — напомнил о себе Кондратий Евстафьевич, и маг вскинул на него взгляд. — Что с Гаврюшей делать?

— И это, ваше благородие, — встрял Васенька Цеп до того, как Котов успел ответить: — Такое дело, надо бы накинуть деньжат. За такое, — он кивнул на Гаврюшу, — маловато будет. Мы с чертом дела не имеем, а такое человеку не сотворить.

— Верно, — кивнул Макар, — за такое надо больше денег.

Кондратий Евстафьевич промолчал, и это могло означать лишь одно — он согласен с требованиями своих «ребятушек» и одергивать их не собирается. Олег вздохнул. Он понимал, на что рассчитывают разбойники. Он один, их трое, и деться отсюда некуда. Жить хочет, даст денег.

— Я заплатил за все риски сразу, — спокойно ответил Котов. — И предупредил, что дело крайне опасное, и соваться к Дарье не велел. — Цеп достал нож и теперь поигрывал им, намекая, что спорить никто не намеревается. Маг криво усмехнулся и поставил перед собой трость. — Сейчас вы отнесете Гаврюшу в Обуховскую больницу. Скажете, что шли в Дом терпимости на Мещанской. По дороге к вам привязался незнакомый мужик. Молодой, одет хорошо, волосы светлые и на щеке порез. Задирал, оскорблял. Думали, что пьяный. Гаврила с ним сцепился, вы прошли дальше, потому что он сильный, а мужик выглядел щуплым. А когда обернулись, увидели приятеля уже таким. Куда делся белобрысый, и как это сделал, не видели. После этого стало не до девочек, забрали Гаврюшу и думали, что делать. Где отсиживались и почему не решились идти в больницу сразу, придумает Вася и расскажет, пока будете ехать. Ни в каком Лесном вы не были, никакую Дарью не искали. Никаких заказов не получали. Всё, забыли об этом. Берите его, — Олег кивнул на жертву хамелеона и, поднявшись на ноги, первым направился к выходу.

За спиной послышалась возня, но розыскник не обернулся, знал, что сейчас его слова исполняются в точности. Он и наверх поднялся первым, и уже там ждал, когда появятся остальные. Вторым выбрался из ящика Кондратий Евстафьевич. Он встал рядом с Котовым, так и не нарушив молчания.

Следом появилась голова Васеньки Цепа, он выбрался в коморку и, склонившись над ящиком, ухватил Гаврилу и вытянул его наверх. Тот не охнул, не вскрикнул, даже не застонал. То, что это живой труп, которому уже никто не поможет, Олег видел. Он склонился к лицу жертвы хамелеона, заглянул в пустые глаза, а после накрыл грудь ладонью, где едва улавливалось биение сердца. Но вот оно трепыхнулось еще раз и затихло, подвластное воле мага. Мучения несчастного прекратились. Спасти его было невозможно, а что предъявлять полиции: труп или умирающего — значения не имело.

После того, как наверх выбрался и Макар, Кондратий Евстафьевич вернул дно в ящик, закрыв им проход, после опустил крышку, задернул занавеску и направился на выход. Его разбойники потащили мертвеца следом. Котов в этот раз шел последним. Он поравнялся со сторожем, когда тот вышел проводить хозяина, поднял руку и произнес:

— Забудь, что видел. Ступай.

Сторож моргнул, а после ушел туда, где сидел всё это время. Ни Кондратий Евстафьевич, ни разбойники назад не обернулись. Они дошли в молчании до пролетки, усадили туда мертвеца и втиснулись рядом с ним. Олег подошел к кучеру, удивленно взиравшему на происходящее, и позвал:

— Голубчик. — Кучер перевел взгляд на мага и застыл, пойманный в ловушку его взгляда. — Отвезешь в Обуховскую больницу и сразу уедешь. Ни меня, ни хозяина ты не видел. Нас здесь не было. Кондратий Евстафьевич, а вы идите ко мне, прогуляемся. — Бакалейщик послушно выбрался из пролетки, и Олег махнул рукой: — Езжайте с Богом.

Пролетка тут же покатила прочь, а розыскник и главарь шайки неспешно побрели следом. А через несколько минут между ними завязалась беседа, и со стороны казалось, что мужчины просто прогуливаются. Они даже посмеивались время от времени. Да и сам Кондратий Евстафьевич был уверен, что они с Романом Андреевичем попросту вышли пройтись и поговорить о всяких пустяках. Зачем это им понадобилось, Бакалейщик не знал, да ему и в голову не приходило задаться подобным вопросом. День чудесный, собеседник хороший, отчего бы и не прогуляться, а где… да всё равно! В приятной компании везде хорошо.

Мужчины выбрались на Забалканский проспект, по нему дошли до Новомосковского моста, перешли по нему на другой берег Обводного канала и продолжили путь всё по тому же проспекту. На перекрестке свернули на Малый Царскосельский проспект, а оттуда на Серпуховскую улицу. Наконец вернулись в бакалейную лавку, оба находясь в прекрасном расположении духа.

— Ну и славно же прогулялись, — довольно произнес Кондратий Евстафьевич под изумленным взглядом приказчика и продавца, стоявшего за прилавком. Если они и не знали о произошедшем с Гаврилой, то состояние своего хозяина видели. А теперь он сиял, как начищенный пятак. — Душевно благодарю, Роман Андреич, что не отказали мне в такой милости.

— Пустое, Кондратий Евстафьевич, — отмахнулся Котов. После обернулся к удивленным мужчинам и произнес: — Всё хорошо, ничего не произошло, мы уходили на прогулку, — и изумление исчезло, каждый вернулся к своему делу. Гуляли и гуляли, им-то что? Олег вновь посмотрел на Бакалейщика и мило улыбнулся: — Было приятно провести с вами время, вы, оказывается, примечательнейший человек. Теперь откланиваюсь. Возвращайтесь к своим делам, у вас их немало. Не смею более отнимать вашего времени.

— Буду рад новой встрече, Роман Андреич, — заверил Кондратий Евстафьевич. — А я, пожалуй, вернусь к делам, у меня их немало.

Котов чуть склонил голову, прощаясь, и покинул лавку. Уже на улице жизнерадостная улыбка сменилась задумчивостью, и розыскник зашагал в сторону своего дома, где его ожидала Глашенька. Вскоре послышался лошадиный топот. Олег поднял голову и увидел пустую пролетку, теперь настоящую пролетку. Он махнул рукой, и извозчик натянул поводья.

— К Александринскому театру, — велел маг.

Теперь у него появилось время поразмышлять, и Олег не стал себе отказывать в этом занятии, тем более, было о чем.

Глава 28

Поднимался в квартиру Котов медленно, едва переступая со ступеньки на ступеньку. Так и не дойдя, остановился и навалился на перила. Надо было собрать воедино то, что он уже знал о хамелеоне, и сведения, которые получил сегодня.

— Итак… — прошептал Олег и уселся на ступеньку.

Хамелеона втянули в этот мир помимо его желания… если он не солгал, а лгать ему вроде бы и незачем. Зная о маге только то, что уловил по возникшей связи, поглотитель отправляется на его поиски. Почему-то он не ищет там, где произошел прорыв, а отправляется в Петербург… Впрочем, это произошло не сразу, Воронецкие уехали на четвертый день после того, как вторженец оказался здесь. У него было время на поиски. Значит, был уверен, что ему надо в столицу.

Хорошо. Возможно, у его уверенности и вправду был повод. Он не тронул Глашеньку. И слава Богу! Не тронул Михаила, он был рычагом давления на девушку. И не тронул кучера, хотя мог бы. Но выбрал Мефодия Парамоновича, и в его облике сблизился с Воронецкими в дороге.

Но после Воронецкие утеряли для него ценность, раз он решил подставить Михаила, несмотря на договоренности с Глашей. Впрочем, тут может быть объяснением, что через Мефодия Парамоновича он понял, что Глафира Алексеевна ему ничем не поможет. Она девица, никуда от брата уйти не может, да и в поисках тоже бесполезна.

Однако вторженец должен был понимать, что его будут искать, и в столице империи Ведомство не может не присутствовать. Да даже если бы и не присутствовали, то выйти на след от места было несложно. И тогда Воронецкие из помощников превращаются в ширму, потому что именно Глаша была на месте прорыва, именно Михаил имеет все возможности передвигаться по городу в одиночестве и в любое время дня и ночи. А еще надо было выяснить, кто же станет охотником за хамелеоном.

Но до того как начать действовать, поглотитель каким-то образом нашел дачу, потому что Воронецким он предлагал переехать туда еще до убийства Румпфа. Кстати, тогда же мог увидеть и порез на щеке Михаила. И в этом случае находиться близко к брату с сестрой ему было незачем, как подумалось еще не так давно. То есть не нужно было работать в гостинице или в ресторане. Да и не новгородские помещики были целью хамелеона, чтобы полностью сосредоточиться на них.

Тогда… Тогда, возможно, было так. Поняв, что Воронецкие ему бесполезны, поглотитель задумал использовать их, чтобы внимание Ведомства было устремлено только на них, что, в общем-то, и удалось. В Петербурге он начал подбирать похожего на Михаила мужчину, поглотил его. Тогда мог узнать про дом в Лесном от него. После этого занял и обустроил так, чтобы была хоть какая-то видимость обитаемого жилища.

И уже после этого подошел к брату с сестрой. То есть первые три дня у него ушли на подготовку к демонстративному убийству, о котором узнал и петербургский сыск, и иномирный розыск. Румпфа он поглотил на четвертый день. Возможно, ждал, что помещики откликнутся, а, не дождавшись, начал действовать.

Дальше второй труп, да еще там и в то время, когда поблизости находились оба Воронецких. Возможно, хамелеон ожидал, что сможет указать на Михаила на следующий день, когда он приведет сестру к Ковальчуку. Но вмешался случай, и подозреваемые оказались в компании розыскника, а после этого сбежали на окраину и прекратили все сношения с психотерапевтом.

Но если бы не эта случайная встреча в парке? Да, скорее всего, поглотитель указал бы на Михаила, и тот вместе с Глашей отправились в застенки, а не обратно в гостиницу. И что тогда?.. А тогда бы маги всеми силами пытались прорываться к арестантам, потому что это их дичь, и оставить ее людям розыскники не могут. Не потому, что это дело престижа, а потому, что поглотитель опасен. Его необходимо забрать и депортировать туда, где с ним в силах справиться.

К тому же, если он наблюдал за Обуховской больницей и отметил появление совершенно лишнего там человека, то есть Котова, а после проследил… Олег вдруг усмехнулся. Следить хамелеон мог за Воронецкими в день их приезда, чтобы удостовериться, что их уже не встречают служащие Ведомства.

В этом случае он видел и то, как брат с сестрой подошли к Ковальчуку, и приятеля доктора тоже видел. А после этот приятель является с одним из сыщиков в покойницкую, куда доставили Румпфа. И по невероятной иронии судьбы Воронецкие поселились рядом с этим подозрительным господином, который дружит и с психотерапевтом, и с сыщиком.

Так что, даже не видя ареста Воронецких, одного или обоих, Котов мог узнать об этом от Рыкина. И если к этому моменту иномирный розыск прозрел и понял, кто такие Светлины, то всё внимание и вправду было бы отдано тому, чтобы прорваться к арестантам. А поглотителю остается только заниматься своими делами, не опасаясь погони какое-то время.

— Но ведь мог и так искать, мы же понятия не имели, под какой он личиной… — прошептал Олег.

Он мотнул головой, понимая, что уходит в дебри. Надо было вернуться на прежнюю тропу.

— Итак, — вновь повторил маг, но вернуться к размышлениям не успел, потому что послышались шаги.

Кто-то из соседей поднимался наверх. Олегу не хотелось сейчас выслушивать вопросы из-за того, что сидит на лестнице, вместо того, чтобы как все прочие порядочные люди сидеть дома в уютном кресле. Котов поднялся на ноги, отряхнулся и все-таки дошел до квартиры.

В этот раз Глашенька поспешила ему навстречу, едва маг открыл дверь. Девушка казалось встревоженной. Она некоторое время в молчании вглядывалась в лицо розыскника, и он улыбнулся. Барышня улыбнулась в ответ и расслабилась.

— Я волновалась о вас, Олег Иванович, — сказала Глашенька. — Вы задержались.

— Пришлось немного прогуляться, — ответил ей Олег.

— Вам ведь не сделали больно? Не обидели?

— С чего вы взяли, что меня могли обидеть? — удивился маг, и девушка ответила недоумением во взгляде.

— Ну как же, Олег Иваныч? Вы не берете меня с собой, говорите, что девице нечего делать в таком месте. Стало быть, вы отправились к нехорошим людям, а такие могут сделать всё, что угодно. Я тревожилась о вас, — повторила она и потупилась.

Котов приблизился к девушке, взял ее за руки и поочередно поцеловал их, после мягко сжал и ответил:

— Благодарю

Глашенька, только что в смущении смотревшая себе под ноги, вскинула на мага удивленный взгляд.

— За что вы благодарите меня, Олег Иванович?

— За вашу тревогу обо мне, — сказал он. — Мне приятно. Это и вправду приятно, когда тебя ждут и беспокоятся. Однако вы тревожились попусту. Это не тот противник, кто может мне навредить. И все-таки я вновь благодарю, мой маленький ангел.

Барышня опустила взгляд, но Олег все-таки успел увидеть улыбку.

— А мне приятно, когда вы называете меня ангелом, — ответила Глашенька. — Хоть я и не ангел. Вы бы в этом убедились, если бы узнали ближе… — Она вдруг вскинула голову, и в глазах ее вновь было волнение: — Вы только не думайте обо мне дурно, прошу вас.

— Почему я должен думать о вас дурно? — в недоумении спросил розыскник.

— Но как же… — Глашенька замялась. — Я ведь живу у вас, позволяю вам прикасаться ко мне… Но вы не думайте, я более такого никому не дозволяла! — горячо заверила она. — Я не легкомысленна. Может, я и несколько романтична, но что такое честь, знаю. Просто… — барышня вновь замялась, — вы другой… не такой, как все… Боже мой, — она вздохнула и освободила руки из ладоней Котова. — Я совсем не знаю, как сказать, чтобы это не было стыдно.

Девушка развернулась и ушла на кухню, но вовсе не потому, что ей там что-то было нужно. Попросту ощутила неловкость и поспешила скрыться. Олег последовал за ней, но уже не стремился подойти близко. Он остановился в двери, привалился к откосу и, скрестив на груди руки, посмотрел на Глашу, замершую у окна.

— Я вовсе не думаю о вас дурно, Глафира Алексеевна, — произнес Олег. — Я вижу, что вы не искушены, вижу и ваше смущение, и смятение. Вы чистая душа. Напротив, я браню себя за те вольности, которые допускаю и нарушаю ваш покой. — Барышня обернулась, и Котов усмехнулся: — Браню, клянусь вам. Но когда вы близко, не могу удержаться, чтобы ни коснуться вас.

— Что же в этом удивительного, — улыбнулась Глашенька, — если любите меня, как давеча признались.

— И за это признание я тоже себя браню, — ответил маг и, оттолкнувшись от откоса, направился прочь.

Девушка охнула. Лицо ее вспыхнуло в одно мгновение, и Глашенька, не сдержавшись, воскликнула вслед Олегу:

— Вы солгали? Зачем⁈

Котов остановился, протяжно вздохнул и обернулся.

— Я не лгал вам, Глафира Алексеевна. Я сказал, что чувствую, и оттого себя браню.

После этого вновь отвернулся и ушел в свой кабинет. Барышня прижала ладонь к груди, где в бешеном беге заходилось сердце. Она снова посмотрела в окно, но не видела того, что творится за ним.

— Но если не лгал, то зачем бранить себя? — прошептала девушка. — И что всё это означает, в конце концов? Олег Иваныч! — воскликнула она и бросилась следом.

Она рывком открыла дверь в комнату Стёпы, после поспешила в гостиную, но не нашла Котова и там. Девушка посмотрела на библиотеку, а затем уверенно направилась в кабинет. Олега она обнаружила там же, где недавно стояла сама, — у окна.

Глашенька остановилась, на миг стушевалась, но сердито тряхнула головой и произнесла:

— Я требую объяснений, Олег Иванович. Немедленно, сию же минуту требую! Зачем вы всё это сказали, если не обманывали меня?

Котов устало потер переносицу и обернулся.

— Глафира Алексеевна…

— Вы любите меня? — выпалила барышня.

— Да, Глафира Алексеевна, люблю, но…

— Любите, стало быть, любите, — отчеканила Глашенька и припечатала ладонь к столу, словно поставила точку во всех объяснениях.

После вышла из кабинета, а Котов остался стоять у окна с приоткрытым ртом.

— И что всё это означает? — в недоумении спросил сам себя маг и выругался: — Черт знает что, — а после с усмешкой покачал головой.

Но тяжесть, навалившаяся было, вдруг исчезла с души, и Котов, потерев лицо, шумно выдохнул. Что ж, значит, поговорят после, а сейчас пора вернуться в разум и заняться тем, чем собирался, — думать. Однако так и не успел этого сделать.

Из портальной комнаты послышался звон колокольчика — знак того, что кто-то хочет пройти. Нахмурившись, Котов вышел из кабинета и тут же встретился с вопросительным взором Глафиры Алексеевны, которая тоже услышала сигнал.

— Что это, Олег Иванович? — спросила девушка. — На дверной звонок не похоже.

— Это не дверной звонок, — ответил ей маг. — Это сигнал из портальной комнаты.

— Портальной комнаты? — переспросила Глашенька, которая видела библиотеку, но не видела портала. — Что это? Это место, откуда появляются ваши соотечественники? — быстро сообразила барышня.

— Верно, — кивнул Олег. — Но не все они мои соотечественники. Тут точнее будет сказать — коллеги. — Сигнал повторился, и розыскник, произнеся: — Не беспокойтесь, Глафира Алексеевна. Побудьте пока в гостиной, — направился в портальную комнату.

— Вас будут бранить из-за меня? — вслед ему спросила девушка.

Котов обернулся, с улыбкой покачал головой и, открыв замок, вошел в портальную. Ковер был откинут, и ему оставалось лишь только активировать портальный круг, что маг и сделал. Комната озарилась неяркой вспышкой света, и тут же послышался возмущенный голос:

— Ты зачем его деактивировал?

— Чтобы не шастали тут всякие, — ворчливо по-простецки ответил Олег и, перестав дурачиться, сжал плечи напарника: — С возвращением, блудный Стёпа.

— Стёпа — не всякие, — возразил напарник. — Стёпа — молодец. Он быстренько всё узнал и поспешил назад, а Олег его домой не пускает. Я оскорблен до глубины души и потому требую сатисфакции.

— Шпага, пистолет, водка? — деловито уточнил Котов.

— Последнее, но по окончании дела, — без раздумий ответил Степан, — а сейчас я требую полного отчета, что творилось без меня в Петербурге. Надеюсь, хамелеона ты еще не поймал? Скажи, что не поймал, иначе я обижусь еще больше и выберу-таки пистолет.

— Оставь свои угрозы, как успел оставить совесть, — усмехнулся Олег. — Без тебя произошло очень многое, но хамелеон еще бегает, и это удручает. Впрочем, начнем по порядку. Идем.

— Далеко? — насторожился младший напарник.

— До гостиной. У нас гость, точнее, гостья. Идем. К тому же ты с дороги, должно быть, хочешь привести себя в порядок.

— Я свеж и бодр, — заверил его Степан. — Идем же, я заинтригован.

Он первым направился к выходу из портальной комнаты, но остановился и, обернувшись, прищурился.

— Постой-ка, ты ведь даже не спросил меня о том, что мне удалось разузнать.

— Ты ничего не разузнал, даже если что-то и разузнал, — усмехнулся Олег. — Светлины — это Воронецкие, и тут больше нет никаких сомнений.

— Но… — начал было Стёпа, но Котов подтолкнул его в направлении коридора и ответил безапелляционно:

— Всё после.

Мужчины прошли в гостиную. Глашенька, заметно взволнованная и испуганная, тут же поднялась с кресла, на котором сидела.

— Доброго дня, — пролепетала барышня и перевела взор на Олега.

— Доброго дня, — машинально ответил ошеломленный Степан и, как и девушка, посмотрел на напарника. — Это же…

Олег приблизился к Глашеньке, взял ее за руку и улыбнулся другу:

— Всё верно, Воронецкая Глафира Алексеевна. Позвольте представить вам, Глафира Алексеевна, моего напарника и друга — Туманов Степан Ильич. Тоже маг.

— Безмерно рада знакомству, — со смущенно улыбкой девушка присела в книксене.

— Олег, — настороженно позвал приятеля Стёпа, не спеша быть вежливым в ответ.

— Присаживайся, — велел Котов. — Ты жаждал новостей, сейчас ты их узнаешь. Но для начала скажу, чтобы ты перестал подозревать меня в слабоумие, Глафира Алексеевна не хамелеон, как и ее брат. А с хамелеоном я столкнуться успел, как и с магиней четвертой категории, которая жила у нас под носом все эти годы.

— Чего? — округлил глаза Степан, и Олег повторил:

— Садись и слушай. Да и недурно бы показать, что ты воспитанный человек, а не выходец из лесной чащобы. Ты пугаешь и смущаешь нашу гостью.

Младший розыскник опять посмотрел на девушку, она стояла, потупившись и мяла пальцами свободной руки ткань платья на бедре. Степан приблизился к девушке, галантно поклонился и произнес, как завсегдатай светских салонов:

— Приношу вам свои извинения, очаровательнейшая. Не желал быть грубым, уж не сердитесь на меня, будьте милостивы. Всему виной мое ошеломление. Когда я отправился в Суздаль, вы были на подозрении, а теперь вот стоите здесь, и мой друг не скрывает того, кто мы есть на самом деле.

— Я ведь знаю хамелеона, и откуда он пришел, — рассечнно улыбнулась барышня. — И о вас я тоже знала от него, скрывать уже нечего.

— Да, верно, — улыбнулся младший розыскник. — Прошу простить меня еще раз.

— Пустое, — Глашенька подняла на него взор. — Я вовсе не сержусь на вас, Степан Ильич. Впрочем, вы можете искупить ваш грех отменными щами. Олег Иванович расхваливал ваши таланты.

Котов хмыкнул, а Степан, покосившись на него, вновь склонил голову:

— Почту за честь, Глафира Алексеевна. А где же ваш братец? Отошел по делу?

Девушка тут же помрачнела.

— Мишу арестовали, — ответила она.

— Да сядь же ты наконец, — вмешался Олег. — Или я не произнесу ни слова.

— Покоряюсь, — более не стал спорить Стёпа, и беседа все-таки состоялась.

Уже позже, когда было сказано всё, что знала Глашенька, мужчины оставили ее в одиночестве. Девушка с пониманием улыбнулась и взялась за свою книгу. Маги перешли в кабинет, но дверь закрывать не стали. Их гостье всё равно было не слышно, о чем они беседуют.

Степан устроился на краю стола, Котов уселся рядом, и напарник, качнувшись, подтолкнул его в плечо.

— Ты смотришь на Глафиру, как кот на сметану, не начуди. Она — девица, а ты ничего не можешь ей предложить, кроме содержания.

— Даже рта не открывай, поссоримся, — предупредил его Олег. — Менее всего я склонен унизить чистое создание отвратительным предложением. Между нами ничего не может быть, я это помню.

— Но и она, похоже, к тебе глубоко неравнодушна…

— Довольно, — оборвал напарника Котов. — С чувствами разберемся после, сейчас дело, и я не всё сказал. Кое о чем в присутствии Глаши я говорить не хотел.

— Слушаю, — тут же подобрался Стёпа.

Олег встал на ноги и, отойдя к дивану, уселся на него. В этот раз напарник не подгонял, а просто терпеливо ждал продолжения.

— Я обратился к Бакалейщику за помощью, — заговорил Котов. — Просил навести справки о доме в Лесном и о Дарье. То, что они узнали, я расскажу позже, по сути, это имеет значение только как части мозаики в поведении хамелеона. Важно другое. Он никуда не ушел оттуда. Люди Бакалейщика, не спрашивая, надо или нет, потащились на всякий случай в дом, где жила Дарья, а на обратном пути к ним прицепился мужик, который скакал на одной ножке и горланил песни…

Он сделал намеренную паузу, и Степан воскликнул:

— Блаженный Федот!

— Точно, — кивнул Олег. — Гаврила, если ты знал такого, сцепился с ним. У одного из его дружков был револьвер, и он подстрелил хамелеона. Не знаю, насколько серьезна рана, но он сбежал. Повышенной регенерации у поглотителей нет, так что у него появилась еще одна особая примета к порезу за щеке. Порез уже заживает, а вот пулевое ранение быстро не исчезнет.

— Идем брать? — ощерился младший розыскник. — Он теперь приметен, еще и место его лежки известно. Вовремя же я вернулся, — и он потер ладони.

— Не спеши, — остановил энтузиазм напарника Котов. — Я уже поспешил, и теперь Бэлу ловит Полянский.

— Но хамелеон — не магиня, и не успел он собрать себе отряд защитников, — резонно заметил Стёпа, но Олег покривился и повторил:

— Не спеши. Сначала дослушай. К тому же я хотел тебе сказать еще кое-что. Ты слишком равнодушно относишься к жертвам. Пусть разбойник, а это еще одна смерть. Тебя же только хамелеон интересует, даже радуешься, узнав, что он еще кого-то поглотил.

Степан ответил возмущенным взглядом.

— Не наговаривай, будь любезен, — возразил он. — Я не радуюсь появлению жертв, а тому, как ты верно выразился, что он проявился. Если бы не оставлял следа, мы бы его вообще никогда не нашли. Не моя вина, что его след — это поглощение. Я был бы счастлив, если бы хамелеон всем на улице представлялся, кем он есть. И Гаврюшу я этого знал. Так себе человек. Но он ведь выжил, раз поглотителя спугнули…

— Не выжил, — перебил Котов. — Я умертвил. — Стёпа опять округлил глаза, и Олег кивнул: — Да, ты верно услышал. Он и не жилец уже был. Хамелеон не успел закончить поглощение, но изрядно хлебнул. Сколько бы еще протянул, не знаю. Вряд ли долго. Этакая мумия, которая смотрит в потолок вылупленными глазами, дышит и облизывается. Я прервал мучения. Так что в больницу его приятели повезли уже труп. Должны были рассказать, что на них напали, когда они шли в бордель. Мне в Лесном полиция под ногами не нужна. Да и незачем увязывать всё в единый узел. Потому я закрыл воспоминания о своем заказе и их прогулке по Лесному.

— Это правильно, — согласился младший розыскник.

— Кстати, твои друзья совершенно без совести, — усмехнулся Олег. — Я им сто рублей заплатил, а они перед моим носом ножичком махать решили, мол, маловато будет, господин хороший, за такое-то.

— Вот мерзавцы, — возмутился Степан. — Я Бакалейщику…

— Что ты ему? Воспоминания откроешь? — полюбопытствовал старший напарник. — Они уже не помнят об этом. Просто будем знать наперед, что и Кондратий Евстафьевич не брезгует шантажом и угрозами. А вся его принципиальность и деловитость — пыль в глаза. Впрочем, мы знали, с кем имеем дело.

В конце концов, именно шпана принесла нам важные известия. Так вот, что я думаю по этому поводу. — Стёпа поерзал, устраиваясь удобней, и с ожиданием посмотрел на напарника. Котов с усмешкой покачал головой, но уже никаких замечаний делать не стал. После. — Он ведь не просто так показался. Знал, что я попытаюсь разузнать больше о том месте, куда он заманил Воронецких, да и про Дарью. Так что, думаю, это ловушка. Хамелеон заманивает меня…

— Ты же сильный маг, ему с тобой не совладать, — возразил Степан.

— Потому он и заманивает на свою территорию. У него было время подготовить ловушку.

— Но как же каратели? Ты сам говорил…

— Значит, рассчитывает быстро убраться из этого мира, а после затеряться, — ответил Олег. — И это значит, что он нашел того, кто его притащил или… — Он вскинул взгляд на напарника, вдруг озаренный неожиданным пониманием всей подоплеки поступков поглотителя: — Он хочет воспользоваться нашим порталом. — Порывисто поднявшись с места, Котов также порывисто обернулся к напарнику. — Но тогда он не берет тебя в расчет, к тому же понятия не имеет, что через наш портал дальше этого мира не уйти.

— Если он обо мне знает, то может быть уверенным, что меня еще нет в Петербурге, — произнес Стёпа. — Я говорил Матвеичу, швейцару, что уезжаю к родне на несколько дней. Надо ж было оправдать свое исчезновение, я не всегда сиднем в квартире сижу, — Котов кивнул. Это было согласовано. — Так что он мог с кем-то поделиться, да и поделился скорей всего. Я для швейцаров личность приметная, часто болтаем.

— Возможно, — в задумчивости произнес Олег. — Тогда он думает, что я в одиночестве, если не считать Глашу. Убери меня, и путь к порталу откроется. Выходит, он и вправду заманивает. И я приду, иначе мы его еще долго будем ловить.

— Один не пойдешь, — Степан соскочил со стола. — И не вздумай сказать, что я рвусь с тобой от желания поймать эту тварь. Мне ты дорог, и потому одного не отпущу.

— Разумеется, — и не думая спорить, ответил Котов. — Я уже на себя понадеялся недавно. Так что пойдем вдвоем, как и велит регламент. Но не вместе. Вот как поступим…

Глава 29

Олег, заложив руки за спину, прохаживался по коридору своей квартиры. Сейчас он не анализировал, не строил догадок, старший розыскник Котов просто ждал. И когда дверь открылась, развернулся на каблуках и воззрился на коренастого крепыша с рыжей бородой и лихим вихром, который топорщился из-под козырька заломленного картуза.

— Чего пялитесь, господин хороший? — прохрипел рыжий. — Аль гляделки лишние? Как бы не окосеть.

— Паяц, — усмехнулся Олег, и мужик расплылся в широкой улыбке. — Ну что там?

— Вы бы, барин, прежде ручку позолотили, а там и спрашивали, — ответствовал визитер.

— Похлопочу о премиальных, если порадуешь, — заверил Котов.

— Только уж непременно похлопочите, — заискивающе произнес рыжий и отклеил бороду с усами. После снял картуз вместе с бойкими вихрами и воззрился на Олега лицом Степана, вновь сиявшего улыбкой.

Усмехнувшись, старший розыскник направился на кухню, напарник последовал за ним.

— Как Глафира Алексеевна? — спросил Стёпа в спину Олегу. — Быстро перестала упорствовать?

— Ей пришлось смириться, — усевшись на стул, Котов посмотрел на приятеля. — Между желанием угодить и безопасностью девушки, я выбираю безопасность. Так что спор был недолгим. Однако у нашей барышни боевая натура и упрямства предостаточно, — закончил с улыбкой.

— У твоей барышни, — хмыкнув, поправил Степан. — Я не претендую, а ты не отдашь. Хотя мадемуазель прехорошенькая. А через несколько лет станет и вовсе восхитительна, когда расцвет в полную силу.

— Прекрати, — оборвал его Олег. — Глафира Алексеевна прекрасная девушка, это несомненно, и я не желаю слушать никаких пошлостей в ее отношении.

Его напарник накрыл рот ладонью, а после ударил себя кулаком в грудь и поднял руку:

— Клянусь! — озвучил он свою пантомиму.

— Паяц, — ворчливо повторил Котов и, покривившись, велел: — Докладывай.

Стёпа козырнул, а затем уселся на свое обычное место напротив старшего розыскника.

— Я не говорил пошлостей, только огласил свои наблюдения, — с улыбкой произнес он, однако встретившись взглядом с напарником, махнул рукой: — Не смотри на меня волком, слова больше о Воронецкой не скажу. Но можно хоть про Ковальчука спросить перед тем, как буду рассказывать? Мне любопытно.

Любопытства Степана Олег понимал. Он уходил как раз под начавшийся спор между их гостьей и Котовым. Узнав, куда ее хотят увести, Глашенька была ошеломлена. Еще бы! Она не имела ничего против Федора Гавриловича, но была настроена с предубеждением к доктору Ковальчуку. И это не считая того, что никто не намеревался более скрывать ни ее настоящего имени, ни того, кем на самом приходился ей «супруг».

— Да поймите же меня! Мне неловко! — наконец с надрывом воскликнула барышня, и маг отмахнулся:

— Пустое, — впрочем, тут же добавил: — Я вас прекрасно понимаю, но кто вы есть, уже должен был раскрыть Сан Саныч, если успел наведаться к нашему с ним приятелю.

— А если еще не наведался⁈

— Стало быть, мы расскажем ту же историю, что и Рыкину. И поверьте мне, дорогая Глафира Алексеевна, Ковальчук будет только рад узнать правду. Ваше исчезновение огорчило его много больше.

— Но почему я не могу остаться здесь? — вопросила девушка с отчаянием.

— Это я расскажу вам завтра, — уклонился от ответа Олег. — А сегодня вам нужно отправиться к Федору Гавриловичу.

Возможно, Глашеньку несколько успокоило то, что всех их с братом вещей Котов перевозить к Ковальчуку не намеревался. Только попросил взять с собой то, что может пригодится ей на протяжении одного-двух дней. Однако перед тем как выйти из дома, барышня произнесла:

— Я вижу, вы что-то затеяли, и это что-то может быть опасно, оттого вы меня и спроваживаете. Прошу лишь одного, берегите себя, Олег Иванович. Если с вами случится несчастье, мне станет больно, а вы, как благородный человек, не сделаете женщине больно. Я верю в это.

— Всё будет хорошо, милый ангел, обещаю, — улыбнулся в ответ маг, но она, накрыв его губы кончиками пальцев, сказала:

— Не обещайте и не давайте клятв, просто… просто будьте осторожны. Я хочу увидеть вас завтра и выслушать ваш рассказ о том, чем занимались ночью. Вот это обещание я услышала и заполнила. Исполните его. — После перекрестила мужчину и закончила: — Бог с вами, Олег Иванович. Идемте.

Что до Ковальчука, то Сан Саныч и вправду заявился к нему поутру и устроил допрос о господах Светлиных и их знакомстве с Котовым. Так что к моменту появления у него Олега и Глашеньки, Федор Гаврилович уже обо всем знал, успел испытать целую смесь чувств: изумление, негодование за обман и облегчение, что всё разъяснилось — а потому встретил гостей с толикой едкой иронии, но спокойный. Заверил приятеля, что устроит барышню с удобством, а также (уже наедине) пообещал не устраивать ей сеансов, чего очень опасалась госпожа Воронецкая. В общем, всё устроилось, и это не могло не радовать.

Котов коротко рассказ об этом напарнику, тем удовлетворив его любопытство, а после произнес:

— Еще один вопрос, и я вытащу доклад из твоей головы сам. Полномочия имеются.

— Оставь, пожалуйста, мою голову в покое, — отпрянул Стёпа и заверил: — Вопросов больше нет. Рассказываю. Явились мы, стало быть, с Цепом в Лесной…

— Подчистил ему снова память?

Степан ответил возмущением во взгляде:

— Разумеется! Он не вспомнит ни что был в Лесном, ни с кем там был. Еще немного, и Васенька себя самого не вспомнит, — усмехнулся он и продолжил уже иным тоном: — Прогулялись мы с ним, значит, со сторожем опять поболтали. Хамелеон к нему Дарьей подходил. Говорит, Дарья руку обварила, бинтом замотана.

— Стало быть, ранение в кисть?

— Левое запястье, — кивнул Стёпа. — Потом прошлись до Малой Кушелевки, Она же там совсем рядом, — теперь кивнул Олег, соглашаясь. — Дом Дарьи стоит за Лесным рестораном. Не сразу, разумеется, но один из первых домов. Развалюху из его окон скорей всего не видно, мешают деревья, да и Муринский проспект тоже. Но! Очень хорошо виден Антоновский переулок, и подойти к нему можно через луг, он как раз расположен между деревней и переулком. Три дурня так и поперлись, и хамелеон мог их увидеть, потому они никого и не застали.

— Они не знали, с кем имеют дело, — ответил Котов. — Исходили из моего предупреждения, что приближаться опасно, правда, к тому, кто будет в развалюхе. А в деревню они шли ночью, потому и выбрали такой путь, чтобы их не заметили.

Котов поднялся со стула и поманил за собой напарника. Тот послушно последовал за приятелем. Вопросов не задавал, знал, куда и зачем идут. В кабинет. Там и устроились над очередной картой, но уже не всего Петербурга, а Лесного.

— Показывай, — велел Олег.

Взяв карандаш, Стёпа посмотрел на карту, а затем уверенно пометил крестиком место, где стоял дом Дарьи.

— А где хамелеон напал на Гаврюшу?

— На выходе в Антоновский переулок. Вот, видишь? Недалеко от перекрестка, где Муринский проспект переходит в Малую Спасскую.

— Недалеко от деревни, — отметил Олег.

— Да, — согласился Стёпа. — А пролетка их ждала на пустыре… почти. Между деревьев пряталась. Туда Гаврюшу дотащили и уже рванули к Бакалейщику.

— Пока гуляли, кого-нибудь встретили?

Стёпа напустил на себя таинственный вид, возвел глаза к потолку и вздохнул.

— Степан Ильич, голубчик, — ласково позвал его Котов.

Тот опустил взгляд и увидел, что Олег смотрит на свою ладонь, на которой между кончиками пальцев проскакивали искры. Старший розыскник собрал пальцы щепотью, и искры слились в едином свечении, из которого вытянулся тонкий жгут…

— Да я же шучу! — воскликнул Степан и выставил перед собой ладонь.

— Ты же знаешь, я твой щит прошью и не замечу, — усмехнулся Котов и, сжав кулак, погасил магический выплеск. — Говори и не испытывай моего терпения. Нам вскоре отправляться в Лесной. Кого видели?

— Мужика видели, — проворчал младший розыскник. — Рука перевязана. На одной ножке прыгал и песню горланил. Явно Цепу себя показал. Тот и шарахнулся, как на нас «Федот Афонин» из-за деревьев выскочил. Мы там для порядка к дому Дарьи подошли, повертелись, даже людей поспрашивали, дома ли Дарья. Мужик какой-то сказал, что видел ее утром, но из дома никто не вышел. Потом вот в Антоновский переулок пошли, а хамелеон на нас выпрыгнул. Не приближался. Показался просто, Васеньку моего перепугал и опять за деревья юркнул.

— Хорошо, что не полез к нему, — заметил Олег.

— Да хотелось, конечно… — почесал в затылке Стёпа. — Прямо ведь в руках был. Но людей было много, день еще все-таки. Ресторан работает, еще и Васенька мой, смотрю, за револьвером полез. У самого глаза из орбит, будто его хамелеон глотнул, одной рукой в поглотителя тычет, второй по карману шарит. Ну я его под руку, угомонил и потащил подальше. Тварь за нами не пошла. Только показалась.

— Обозначил, что он там, — кивнул Котов. — И хорошо, что у тебя разум лучше рвения и дури сработал. Хамелеон хоть и лишен магии, но для тебя опасен. Так что, как и говорили: работаю я, ты на подхвате. Держишься в стороне, понял?

— Да помню я всё, — проворчал Степан.

Олег задержал на нем взгляд.

— Или вызову кого-нибудь. Если у Полянского все заняты, то и другие Приемники есть.

— Я же сказал, что всё помню, — возмутился его напарник. — Не намереваюсь я лезть тебе под руку. Когда возьмешь, тогда и присоединюсь для доставки сюда.

— Умница, — усмехнулся Котов и посмотрел на часы. — Сейчас девять вечера. К десяти выйдем, возьмем извозчика и поедем. Передохни пока.

— Жрать хочется, — в более привычной ему манере сказал Степан. — Пока Цепа обрабатывал то в одну, то в другую сторону, подвыложился.

— Поешь и пополни ресурс, — велел ему Олег.

— Бусделано, барин, — широко улыбнулся напарник и вышел из кабинета.

Котов откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и медленно выдохнул. Пока всё шло так, как он и предполагал. Хамелеон «приглашал» их на окраину Петербурга, больше не желая прятаться. Финал истории настал, но кто выйдет победителем? Вторженец уже достаточно показал себя умным и коварным. Он всё время был впереди, именно он навязал розыску свою игру. И потому сейчас было важно не ошибиться.

Не желая более затягивать, Олег встал из-за стола и направился в портальную комнату. Сейчас, когда подтверждение местонахождения хамелеона было получено, нужно было предупредить «заставы» на случай, если поглотитель все-таки переиграет розыск. Его появление в портальном круге не должно было ни стать неожиданностью, ни ввести в заблуждение. Да и доклад о скором начале операции по задержанию вторженца тоже надо было отправить.

Степан появился на пороге портальной, когда его напарник уже успел разослать оповещение и заканчивал доклад Ведомству. Он привалился плечом к дверному откосу и доедал ломоть свежего хлеба, на котором лежал щедрый кусок сыра. Во второй руке Стёпа держал кружку с молоком. Всё это он купил по дороге домой. И когда Олег, закончив свое дело, развернулся к приятелю лицом, тот хлебнул из кружки и покачал головой.

— Как ты без меня тут продержался? Закрома пустые, а еще барышню в дом привел.

— Мы ели в ресторане, — ответил Котов, и Степан ухмыльнулся:

— Ну, разумеется, ресторан. Тебе б только деньги тратить, а мог бы приготовить. Заодно девушку бы поразил талантами.

— Одарить несварением от моего варева — не тот талант, которым мне бы хотелось козырять перед дамой, — усмехнулся Олег. — Ты у нас знатный кухарь, а я знатный ходок по ресторанам. Каждый хорош на своем месте.

— А вот это уже обидно, — ответил напарник и сунул в рот остаток хлеба с сыром. — Я вы тофа ховил фа фесафафанам.

— Какой тебе ресторан, когда ты говоришь с набитым ртом? — вопросил Котов. — Тоже бы он ходил по ресторанам, поглядите на него. Нет, дорогой мой, лучше приготовь завтра своих знаменитых щей и порадуй Глафиру Алексеевну. Я уже ей пообещал.

Стёпа допил молоко, утер рот рукавом и едко ответил:

— Ты обещал, ты и вари. А я пойду в ресторан, и поглядим, кто первым опозориться.

Приятели обменялись упрямыми взглядами и хмыкнули, тем обнаружив, что всё это время дурачились. Но вновь стали серьезными, и Степан спросил уже иным тоном:

— Думаешь, можем не справиться? Это же просто хамелеон. Да, хитрый, да, далеко не дурак, но он всего лишь поглотитель, а не маг вне категорий. Возьмем, я больше чем уверен.

— Я думал также, когда отправился за Бэлой, — усмехнулся Котов. — Магиня четвертой категории, я — шестой. Зачем мне кто-то, сам легко возьму. В результате, был прикован к месту обычными ружейными выстрелами, пока она давала деру.

— Но у хамелеона-то нет своры идолопоклонников, — улыбнулся Стёпа.

— А вот этого мы не знаем, — ответил Олег. — Мы вообще о нем ничего не знаем. Он может, как выманить нас из дома и проникнуть сюда, так и подготовить ловушку в Лесном. Мы ведь не знаем, встречался ли он на самом деле с Бэлой? С кем свел знакомство за это время в Петербурге. Что знает о порталах, нам тоже неизвестно.

Младший розыскник почесал в затылке.

— Думаешь, он имеет отношение к Ведомству? — спросил он с сомнением.

Олег развел руками и ответил, чуть повысив голосов:

— Я не знаю! Я только что тебе сказал, что мы ничего о нем не знаем, но исключить, что хотя бы обучался, нельзя. В этом случае мы ему просто перекрываем доступ к порталу, и он знает, как запустить переход.

— Деактивируем портал, и всего делов…

— «Портальный круг должен оставаться в активном состоянии в следующих случаях: первый — во время выполнения операций, сопряженных с риском для жизни служащих, второй — перемещение особо опасных преступников при задержании, если иная транспортировка сопряжена с риском побега, нападения, разоблачения служащих…» — продекламировал Котов. — Продолжать, или сам еще помнишь устав и правила? Мне активный портал недавно пригодился. И я точно не намереваюсь тащить хамелеона через половину Петербурга.

— Запечатаем дверь?

— Именно, — щелкнул пальцами Олег. — И парадную дверь, и выход на черную лестницу. И в портальную комнату тоже. Да и сигналку оставим. Если произойдет проникновение, сразу возвращаемся переходом и примем его в любящие объятья закона.

— Ну вот, — повеселел Стёпа, — сам тоску навел, сам проблему решил. Только как он прорвется хоть через одну печать?

Старший розыскник с усмешкой покачал головой.

— Я ведь сказал, мы не можем быть уверены, что он не побывал у Бэлы. Если у него с ней была установлена связь, о которой поглотитель говорил Глашеньке, то мог и выйти на нее. Времени у него было предостаточно. Отправлять она его уже никуда не будет, но, к примеру, могла дать заряженную отмычку. Это всего лишь версия, которую нельзя исключить. Бэла, в итоге, вообще может быть ни при чем, и хамелеон даже не подозревает о ее существовании, как и она о нем. Если бы я ее не упустил, на этот вопрос ответ бы уже имелся. А раз ответа нет, значит, берем в расчет.

— И всё же ребята в Приемниках его дальше не пропустят, — заметил Степан.

Котов кивнул:

— Теперь уже точно будут готовы, если он все-таки явится. Любой, кто придет от нас, до оповещения об успешном окончании операции, будет априори считаться поглотителем, и действия будут проделаны соответствующие. У него не будет и шанса прорваться.

Они ненадолго замолчали. Степан, глядя на дно кружки, покручивал ее в руке. Наконец поднял взгляд на Олега и произнес:

— А если он понимает, что мы закроем от него и квартиру, и портальную комнату, быть может, он будет ждать момента, когда будет готов временный портал? Тогда он просто заскочит в него и перейдет.

— А вот этот портал будет неактивен до тех пор, пока мы не встанем в него втроем, — ответил Котов.

— Да, так и поступим, — согласился Стёпа.

— Ну раз согласен, тогда наполняем резерв, переодеваемся и отправляемся в лапы хамелеона, уже почти десять.

Степан вытянулся во фрунт, щелкнул пятками и, вскинув два пальца к виску, пророкотал:

— Р-разр-решите выполнять!

— Ступай, голубчик, — махнул рукой Котов и со смешком покачал головой, а после отправился собираться сам.

Глава 30

— Готов?

Олег смотрел на своего напарника. Тот изо всех сил пытался сохранить серьезный сосредоточенный вид, но не выходило. Глаза Степана горели предвкушением, и губы то и дело растягивала шальная улыбка. Котов удрученно покачал головой.

— Стёпа, немедленно соберись, — велел он приятелю. — Каким бы легким ни казалось дело, нельзя расслабляться.

— Да я сама серьезность, — заверил Степан, но вновь ощерился в ухмылке.

— Похоже, мне все-таки придется запросить помощи, — прохладно произнес Олег.

— Я не подведу, правда, — перестав ухмыляться, произнес младший розыскник. — Это просто волнение, но я понимаю, что у нас нет права на еще одну ошибку. И потом, — он все-таки улыбнулся, но уже более смущенно, — это мое первое настоящее дело и первое настоящее задержание. Будь снисходителен.

— Могу помочь, — с намеком ответил Котов.

— Не надо, не хочу быть под твоим воздействием, это может притупить реакцию, что тоже не пойдет на пользу дела, верно?

— Верно, — усмехнулся старший розыскник. — Кстати, для меня это дело третье за все годы, проведенные в этом мире. И первое, когда я не помощник, а несу полную ответственность. Отсюда и все наши с тобой ошибки, Стёпа, отсутствие опыта. Ну всё, — сменил он тон, — оставили лирику, нас ждет хамелеон.

— Нехорошо заставлять нашего визави томиться в неизвестности, — и вновь широкая улыбка появилась на лице напарника. — Я готов.

Котов еще раз окинул взглядом приятеля. Был он одет в одежду серого цвета, рассчитанную на работу в сумраке белой ночи. Также был одет и старший розыскник. Просто, неброско, без каких-либо украшений, какие носил при повседневной жизни. Только трость, держал в руке похожую и Степан. Они вообще в эту минуту казались едва ли не близнецами, но лишь отдаленно, потому что чертами лица и цветом волос оставались различны. Ну и ростом, Стёпа на полголовы уступал старшему напарнику.

Закончив осмотр, Котов произнес:

— Тогда, как говорят наши друзья: с Богом.

Степан перекрестился и направился к двери, ведущей на черную лестницу. Олег последовал за ним, и когда та закрылась, запечатал. Теперь с этой стороны войти в квартиру было невозможно даже ее хозяевам, потому что замок замкнулся изнутри.

Закончив с этой дверью, Котов вернулся к портальной. Он бросил последний взгляд на сам портал, а после навесил еще одну печать, но в этот раз иную. Снять ее было можно и снаружи и изнутри, потому что переход вернет розыскников именно сюда, и оказаться в ловушке, хотелось меньше всего.

И когда с этим дело было закончено, он направился на выход из квартиры, по мере продвижения прочерчивая в воздухе кончиком трости ломаные линии — устанавливал сигнальную нить, и закончилась она на входной двери.

Эту дверь Олег закрыл только снаружи. После провел ладонью по волосам, выдохнул и направился вниз. А проходя мимо швейцара, щелкнул пальцами и произнес:

— Меня нет.

Швейцар моргнул и отвел взгляд, жильца он не заметил. Котов направился к пролетке, в которой его уже ждал Степан. И когда Олег уселся, его напарник велел:

— Вези, голубчик.

Пролетка покатила по улицам Петербурга. Извозчика не просили гнать, розыскники никуда не торопились, впереди была вся ночь. И если Олег казался внешне совершенно спокойным, даже равнодушным, то Степа ерзал время от времени. Но короткий взгляд напарника, и он вновь натягивал на лицо скучающее выражение. Ему не терпелось, хотелось движения, действий, а главное, скорого и успешного завершения дела.

Олег тоже желал, чтобы было быстро и легко, но не позволял себе увериться в подобном исходе. Волнение все-таки присутствовало, но он давил его. Котов сейчас не позволял себе отвлекаться ни на фантазии, ни на сторонние мысли. И единственное, что продолжало крутиться в голове старшего розыскника, было: «Что же хамелеон подготовил?»

Просчитать было совершенно невозможно, потому что никаких исходных данных у них в наличии не имелось. Но раз так нагло зазывает, значит, подготовиться успел. От этой мысли было неуютно. Не страшно, нет, но неизвестность тревожила. Чего ожидать? Еще осложняло дело то, что мир был не магическим, и действовать следовало исходя из этого.

Насколько бы всё было проще, если бы в этом мире была магия, а его жители умели ее использовать. Тогда бы не действовал запрет на воздействие на неодаренных. А ресурс, доступный розыскникам, не был бы ограничен настолько, что окажись они в родных мира, то их посчитали бы слабосильными калеками.

Впрочем, как Олег говорил Глашеньке, он не сожалел о том, что приходится обходиться обычными человеческими силами. Он и вправду давно привык к такому существованию. А в первый год ему, уже в ту пору достигшему почти наивысшей категории, было тяжело. Даже в душе жалел, что не послушался отца, желавшего сыну иной участи, и пошел в академию при Ведомстве, а после согласился на распределение в этот мир.

Но потом как-то обвыкся, и переживания постепенно исчезли. Наверное, в этом юному магу помог его первый и более мудрый напарник. И когда однажды Котов поделился с ним, тот махнул рукой:

— Пустое, дорогой мой, пустое, поверьте мне. Чтобы утолить голод, справить нужду или же просто сделать вдох, магия не нужна. Ваша жизнь с вашим даром никак не связана. Есть он или нет, ничего не меняется: ни ваше существование, ни служба, ни потребности. Люди здесь и вовсе не слышали о подобном и ничего, живут-не тужат. А вы-то чем их лучше? Попросту другой.

А вам, дружочек, если хотите, чтобы от вас был толк, нужно стать одним из них. Впрочем, если вы слабы духом, просите о переводе или увольнении. У вас вроде бы родственники имеют влияние? Обратитесь к ним, а после чахните над вашим даром, сколько душенька пожелает. Думаю, ваши родные только рады будут, что их драгоценное дитятко снова под опекой и приглядом.

После усмехнулся и ушел, в Котов почувствовал себя уязвленным. Его посчитали сопляком и слабаком, который не в силах справиться с испытаниями, которые уготовила жизнь. Олег тогда сжал кулаки, упрямо тряхнул головой и ответил пустоте:

— Уж как-нибудь обойдусь без советов, любезнейший Никита Васильевич.

Однако именно слава старшего напарника и помогли быстрей смириться с утерей прежних возможностей. Магия и вправду не требовалась для того, чтобы принять пищу, выйти на улицу, разговаривать с людьми, посещать театр и ездить верхом. Она вообще не требовалась в повседневной жизни. Главной силой Олега оставался он сам и его умение сходиться с людьми. А магия… Удобная, конечно, штука, но вовсе не необходимая. Так что к отсутствию магических потоков, как и к белым ночам Котов привык быстро.

А вот сейчас впервые жалел, что быть магом здесь невозможно. Но жалел лишь по той причине, что не мог просчитать задумку хамелеона. Ну показал он себя, ну выманил в Лесной. И пока попыток проникновения в квартиру не было. Печати не тревожили, сигнальная нить молчит. Если до того, как они доедут, ничего не изменится, значит, поглотитель все-таки ждет в Лесном.

Впрочем, уже недурно. Меньше вариантов, больше уверенности в действиях противника. Ну что ж, версию о попытке проникновения в квартиру можно оставить, как маловероятную. Хотя она и так маловероятна уже потому, что жилище розыскников превращено в крепость. Даже с заряженной отмычкой один шанс из ста, что справится. Хорошо, можно забыть о взломе, по крайней мере, пока не будет предупреждающего сигнала.

Значит, все-таки Лесной. Ну что ж, значит, на месте и разберутся. Тут хватит и того запаса магии, который у них есть. Да, без магии, несомненно, можно, но лишней она не бывает. Олег усмехнулся и немного расслабился. Он осмотрелся, до цели поездки оставалось еще не меньше получаса езды в том темпе, в котором их вез извозчик. Было время дать разуму отдых и просто расслабиться. Что они будут делать по прибытии, уже давно продумано и известно. И маг начал просто следить за всё более затихающей жизнью Петербурга по мере того, как они приближались к окраине.

Первый раз пролетка остановилась во Флюговом переулке перед перекрестком с Парголовской улицей. Здесь вышел Степан. Извозчик причмокнул, и его лошадь, пробежав легкой рысцой дальше по Парголовской, свернула в Муринский переулок. Вывернула на Межевую улицу и направилась дальше. Пересекла Муринский проспект и добралась до перекрестка с Земледельческим переулком. Здесь Котов расплатился и вышел.

И когда пролетка укатила, повернул обратно. Он прошел по Межевой в сторону Муринского проспекта только часть пути, а после свернул в Дендрологический сад. И уже через него направился на Парголовскую, на ту ее часть, которая вела к Лесному институту. Пересек и опять вошел в лесок, а вскоре приблизился к задней части дома, куда хамелеон заманил Воронецких.

Не спеша выйти из-под укрытия деревьев, Олег некоторое время рассматривал дом, а после неспешно направился к нему, чутко прислушиваясь к звукам, но дом казался необитаемым. Котов достал сферу с энергетическим следом хамелеона. Знал, что та не отреагирует, потому что был Гаврюша, и он изменил отпечаток сущности поглотителя. И все-таки надеялся, что хотя бы частично знакомая составляющая нынешнего фона отреагирует, однако мерцание не изменилось и на толику.

Можно было сразу идти к дому Дарьи, но розыскник решил осмотреть одинокое строение. Вряд ли хамелеону хотелось привлекать внимание к той возне, которая возникнет с появлением мага. Возможно, люди и кинутся на помощь «Дарье», но что дальше? Желанной цели он тогда точно не достигнет, потому что пришедший по его душу противник останется жив и на глазах нескольких человек. Нет, ему нужно было уединенное место, и этот дом более всего подходил.

Найдя взглядом заднюю дверь, Котов направился к ней и осторожно потянул за ручку. Дверь оказалась запертой изнутри, но это-то как раз препятствием не было, и вскоре розыскник уже входил внутрь. Однако сразу же остановился и прикрыл глаза, пытаясь ощутить живое присутствие, но никого не было, дом и вправду оставался необитаемым с тех пор, как он забрал отсюда Глашеньку.

Впрочем, люди здесь появлялись, это маг уловил сразу по еще свежим энергетическим следам, расчертившим пространство. Они были слабые, потому что быстро истончались и таяли, и это означало, что кто-то здесь был относительно недавно и оставался недолго. По количеству разнообразных «росчерков» Олег сделал вывод, что это полиция.

Они приходили сюда еще в первой половине дня, и сторож приюта им на глаза не попался. Это Котов знал уже от Степана, который с Васенькой Цепом разговаривал с Ерофеичем ближе к вечеру. И это было хорошо, потому что он был единственным, кто мог свести на нет усилия Олега. К Сан Санычу они с Глашенькой ходили еще до того, как стал известен разговор его с разбойниками Бакалейщика. А потому всего несколько фраз были способны перечеркнуть добротно сработанную историю.

— Надо будет с ним все-таки поработать, — шепнул Олег и продолжил осмотр.

Однако дом и вправду был пуст, и маг задерживаться тут больше не стал. А выйдя вновь на улицу через заднюю дверь, прислушался к их связи с Степаном, установленной перед выходом. С напарником всё было хорошо. Он сейчас должен был рисовать портал и ждать появления Котова.

Олег быстро пересек двор, а после бесшумно перебежал на противоположную сторону Муринского проспекта и скрылся за деревьями. Теперь он находился между Парголовской улицей и Антоновским переулком, и где-то здесь прошелся хамелеон, когда напугал Васеньку Цепа и попался на глаза Стёпе. И ранили его тоже неподалеку.

— Ну, посмотрим, — тихо произнес Котов и вновь взглянул на поисковик, но тут же убрал его в карман за ненадобностью.

Ничего не изменилось. Уже недалеко был дом Дарьи, где тоже всё успело пропитаться хамелеоном, но мерцание сферы было ровным. Не тянулся даже слабый жгутик в неуверенной попытке соединиться с носителем. Значит, придется идти к дому кухарки, чтобы собрать новый след… или обнаружить там вторженца.

Приблизившись к Антоновскому переулку, Олег опять ненадолго остановился. Он нашел взглядом дом Дарьи. Окна его были темны, движения не наблюдалось, и можно было подумать, что временный хозяин спит или же вовсе отсутствует. Впрочем, секретом это останется ненадолго.

Котов, не покидая своего укрытия, прошел ближе к Муринскому проспекту, не желая идти через луг и быть замеченным раньше времени. И вновь он пожалел, что в этом мире нет магии, иначе мог бы скрыться за пологом и пройти прямо к дому, ни от кого не прячась. Его бы попросту никто не увидел. А здесь любое воздействие возможно было, лишь находясь непосредственно перед человеком.

Откинув досужие мысли, Олег подошел к Лесному ресторану, и от него уже направился в деревню. Он прошел к дому Дарьи и осмотрелся. Котов видел энергетические росчерки, прошившие пространство Малой Кушелевки. Вычленить из этого обилия хоть что-то было сложно, не обладая сохраненным отпечатком.

И во дворе были разнообразные «следы», и на ручке двери. За нее точно брались несколько человек. Но это могли быть соседи, кто-то из родни Дарьи, да и Стёпа с Цепом сюда подходили. И наверняка была полиция. Стало быть, следовало оставить попытки определить, есть кто-то в доме или нет. Нужно было просто войти, и Олег взялся за скобу.

Дверь, послушная магу, бесшумно открылась. Котов скользнул в дверной проем и… на голову ему опустилось что-то тяжелое. А после крепкие руки обхватили со спины, и оглушенному розыскнику в нос ударил удушающий запах чеснока и сивухи.

— Сенька! — закричал грубый мужской голос. — Веревку тащи, быстро!

Олег тряхнул головой, прочищая разум. Он услышал торопливые шаги, и в сени выбежал худощавый мужик среднего роста. Был он неопрятный и грязный. Да и ручищи того, кто держал розыскника, могли принадлежать только крестьянину или бродяге, но бродяге сильному.

— Трость, трость отымай! — крикнул Сенька. — Цыган сказал, чтоб забрали, что в руках держать будет.

— Так вяжи и отымай! — рявкнул на него первый мужик.

Значит, хамелеона среди них нет, только его подручные. Значит, нашел таких. Тогда, скорей всего, бродяги. Всё это пронеслось в голове Олега за долю секунды.

— Веди к Цыгану, — произнес Котов.

— А чего не сразу к царю-батюшке? — ощерился Сенька и вцепился в трость.

Значит, его вообще в доме нет. Но где? Ушел? Или… И в это мгновение маг ощутил, что Степан больше не ждет, он начал двигаться. Уловил, что на напарника напали, спешит на выручку. И хамелеона здесь нет, только два мужика, которые ждали его появления…

— Черт! — рявкнул Олег, наконец осознав до конца, чего добивался поглотитель.

Степан! Конечно, ему нужен тот, кто слабей. И если он заполучит Стёпу, то узнает всё. Про печати, про управление порталом, и что этот портал никуда его не выведет. А еще узнает, где находится Глашенька и об отношении к ней Котова. И вот тогда понадобится и сам Котов, перед которым замаячит угроза жизни женщины, первой, кажется, по-настоящему любимой.

Хамелеон мог справиться с магом третьей категории, и тому была причина — маски хамелеона. Кроме ложной личины, они могли сослужить службу щита. При воздействии большой силы маски срывало с поглотителя, будто старое платье. Один удар — минус личина. Однако это же и защищало, пусть и недолго, ровно настолько, сколько ложных обличий он собрал. И это при работе самого Олега.

Стёпа был слабей, и значит, хамелеон может сопротивляться ему дольше и за это время добраться до мага. Ему просто нужно было время, и бродяги подарили поглотителю то, в чем он нуждался.

— Не чертыхайся, благородие, — на затылок розыскника обрушилась увесистая затрещина.

— Вот вцепился! — вознегодовал Сенька потому, что трость вырвать из крепких пальцев всё еще не удалось.

— Да что ты возишься? — проворчал первый мужик и, ослабив хватку, тоже схватился за трость.

— Отпусти, — велел Котов.

Вторая рука соскользнула с тела мага, и Сенька с удивлением посмотрел на приятеля.

— Ты чего, Агап?

Возиться с ними времени не было, и Олег приказал:

— Спать!

После стукнул тростью об пол, и оба бродяги повалились навзничь, а спустя короткое мгновение стены сотряс мощный храп… Сеньки. Агап просто сладко посапывал. Котов стремительным шагом прошел по дому, отыскивая энергетический отпечаток, отличный от тех, что принадлежали бродягам. Нашел и собрал его в сферу, а после кинулся прочь из дома. Где искать хамелеона он уже знал.

Олег пробежал через луг и бросился по Антоновскому переулку туда, где полыхнула первая вспышка, невидимая обычному человеческому глазу, но не взгляду мага. Сфера-поисковик, налившись ярким сиянием, тянулась в ту же сторону, значит, взял правильный отпечаток. Но это всего лишь на всякий случай, сейчас он еще не настал, может и не настанет…

— Что, колдунишка, руками ударить не можешь? — услышал он язвительный голос. — Трудно без магии, да? Боишься меня?

Полыхнула новая вспышка, Степан еще держался и не поддавался на провокацию хамелеона. Но, зная его…

— Не выходит? — вновь спросил поглотитель, и Котов ударил:

— У меня выйдет, — гаркнул он.

И полноватый седой «Мефодий Парамонович» будто исказился, а после на его месте появилась уже знакомая розыскнику Дарья в мужской одежде.

— Да что б ты сдох, ищейка! — выкрикнула она и бросилась прочь от двух магов.

Олег ударил в спину, и вот уже впереди маячит «Гаврюша», но так и не получивший законченного облика. Этот был ниже в росте настоящего и не так широк в плечах. Впрочем, причиной тому могла быть и одежда, удерживавшая хамелеона в прежде выбранной ипостаси

— Убирай портал, — приказал Котов напарнику. — Потом догонишь.

— Так может пригодиться…

— Убирай! — уже на ходу выкрикнул Олег и достал сферу.

Главное, было не допустить, чтобы поглотитель встретил кого-то по дороге, иначе сфера вскоре станет бесполезной, как предыдущая. Но для этого надо было упустить хамелеона из вида на продолжительное время, а Котов этого делать не намеревался. Он будто гончая вцепился в своего противника и вскоре почти нагнал его. Попытался остановить, но магический выплеск прошел мимо вильнувшего в сторону поглотителя, но задел какую-то постройку и снес часть нее. Пришлось на время отказаться от магии.

Пробежав по Флюгову переулку, хамелеон свернул на Межевую, и направился к улице Батенина. Куда он рвался пока было непонятно. Они находились на окраине Петербурга, и бежать в столицу было далековато. Сейчас их окружали по большей части огороды,

Спешит к перевозу? Тогда мог и по Флюгову переулку бежать, он бы тоже привел на Выборгскую набережную, но свернул на Батенина… Хамелеон бросился в огороды. Котов повернул следом и увидел, что поглотитель нырнул в полуразвалившийся сарай. Спрятаться там невозможно, особенно, когда преследователь уже наступает на пятки…

И тут грохнул выстрел. Пуля зацепила предплечье. Затем прозвучал второй выстрел, но Олега спасла реакция, он уже выставил перед собой трость, и вторая пуля увязла в защите. В это мгнвоение послышался звук стремительного бега, их нагонял Степан.

— Олег! — воскликнул он, и Котов рявкнул:

— Закройся! — а после добавил тише: — Жить буду. Объединим щит.

— Ага, — кивнул напарник, послушно выставив перед собой свою трость.

Они направились к сараю, и оттуда прозвучал еще один выстрел, но не замедлил магов. Котов кивнул Стёпе, и они слаженно перешли на неспешный бег, продолжая удерживать защиту.

— Что он вытворяет? — спросил Степан.

— Пытается скинуть нас с хвоста, — ответил Олег. — Возможно, на перевозе у него лодка. Ему только нужно успеть отчалить, и нам будет уже сложно его достать. Стёпа, к набережной его подпускать нельзя, понял?

— Ага, — вновь кивнул напарник.

Хамелеон отходил под прикрытием сарая. Он снова выстрелил и ускорил шаг, теперь розыскникам нужно было разойтись, чтобы не упустить его из виду.

— Держи, — Котов сунул напарнику свою трость.

— А ты⁈

— Увеличь защитное поле, — бросив на него почти сердитый взгляд, велел старший розыскник.

— А-а, — протянул Стёпа. — Прости, немного перенервничал.

Олег его не слушал, он уже спешил за их дичью, стремившейся убраться отсюда, как можно скорей.

— Что собираешься делать? — спросил Котова в спину напарник.

— Закончить беготню, — буркнул тот, и ладони его замерцали от прилива магической энергии.

И когда раздался еще один выстрел, пуля вновь завязла в невидимом щите, разросшемся стараниями Степана. Олег взял ее, сжал в кулаке, а затем, размахнувшись, отправил в сторону петлявшего, будто заяц, хамелеона. Степан зачаровано следил за пулей, мчавшей вдогонку тому, кто прежде отправил ее в полет, а за ней, будто хвост кометы, стелился мерцающий след.

И как бы поглотитель не метался, пуля гналась за ним. А потом Олег вновь раскрыл ладонь. Пуля, заложив крюк, полетела навстречу хамелеону. Опустилась ниже и…

— Пуф, — озвучил Степан, когда стальное жало вонзилось в ногу убегавшему мужчине.

Он упал на землю, но вывернулся и вытянул подрагивающую от боли руку, в которой всё еще был зажат револьвер. Хамелеон целился в Котова, уже бежавшего к нему. Но вот старший розыскник взмахнул рукой, и оружие, вырвавшись из пальцев, отлетело в сторону. А в следующее мгновение Олег вновь сжал кулак. Поглотитель захрипел, схватился за горло и, перевернувшись на спину, выгнулся дугой.

Котов остановился рядом, несколько мгновений смотрел на задыхавшегося хамелеона, а после начал чертить вокруг него круг портала собственной силой.

— Ого, — присвистнул Степан, остановившись за спиной напарника.

— Никуда тащить его я не намереваюсь, — ответил Олег и прочертил последний символ. — Продержится недолго, подпитки нет. Бери тварь, он скован.

Стёпа отдал обе трости Котову, после подхватил за шиворот поглотителя и вздернул его на ноги. Тот сдавленно застонал, но и толики жалости не было к убийце, собравшему смертельную жатву в этом мире, а да и не только в этом. Розыскники с добычей застыли в центре портала, мелькнула только им видимая вспышка, и среди темнеющей в сумраке зелени не осталось никого. Только белая ночь продолжала нежить в своих объятьях Петербург и его жителей. По земле разилась благостная тишина…

Глава 31

Степан брезгливо отшвырнул хрипевшего хамелеона, едва розыскники вышли из портала в своей квартире. После отряхнул руки и обернулся к Олегу. Тот кривился, кажется, только сейчас почувствовав боль от раны в руке.

— Как ты? — спросил младший розыскник.

— Принеси чистую рубашку, — сказал ему Котов, — и другой сюртук. Еще наши жетоны. Сейчас себя подлатаю и перейдем к Полянскому. Отправим этого в Ведомство, как только допросим.

— А… — Стёпа посмотрел на дверь, и Олег понял его замешательство.

— Снимешь, я ставил печать с расчетом на тебя, — ответил он и, вновь покривившись, стянул с себя окровавленный сюртук.

Сняв следом рубашку, Котов шагнул к портальному кругу и занялся раной. В месте, где шел прямой поток магии, врачевать себя было легко. И когда вернулся Степан, его напарник выглядел уже заметно лучше. Регенерация тканей еще продолжалась, но боль уже явно не мучила старшего розыскника.

— Уф, — наконец выдохнул Олег и передернул плечами. — Так намного лучше.

— Быть целым, несомненно, лучше, — усмехнулся Степан. — Переходим?

— Угу, — промычал Котов, — только доложимся, а после к псковичам.

Он оделся в чистое, пригладил волосы и достал рамку, чтобы доложить о скором перемещении, а заодно отправил по «заставам» сообщение об успешном окончании операции. Теперь маги могли вновь запускать свои порталы, если деактивировали их на случай внутреннего прорыва, и возвращаться к обычному режиму несения службы. Хамелеону деться было уже некуда.

Закончив с сообщениями, Олег приблизился к поглотителю. Сейчас его не выгибало так сильно, как прежде, помогали маски. Они впитывали и насыщались энергетическими потоками, влитыми в путы. Старший розыскник усмехнулся и, склонившись к пойманному убийце, ухватил того за ткань сюртука на плечах. После, дернув, рывком усадил его к стене.

Поглотитель открыл до того закрытые глаза и посмотрел на мага. Он криво усмехнулся и сплюнул тому под ноги. Олег никак не отреагировал. Он снова подошел к столу, взял несколько сфер из ящика и вернулся назад, прихватив и стул. Стёпа, оставшись за его спиной, с интересом наблюдал за действиями напарника.

Пока не вступая в диалог с поглотителем, Котов протянул руку к его лицу, сжал его пальцами, и хамелеон мотнул головой, но из хватки так и не вырвался.

— Не желаешь терять награбленное добро? — почти дружелюбно спросил розыскник. — Пустое.

Он потянул на себя, и лицо Гаврюши неестественно деформировалось. Котов и вправду будто снял маску с хамелеона, и вот уже на полу сидит простой мужик из деревни. «Гаврюшу» Олег стряхнул с пальцев, и освобожденная энергия растворилась в пространстве комнаты.

— Федот? — полюбопытствовал старший розыскник.

Поглотитель не ответил, только взгляд стал злым. Олег вновь взялся за лицо арестованного и стянул с него облик Афонина. Дальше были еще двое мужчин. В одном из них маг признал Румпфа, Карасева он не видел, но слышал описание от Сан Саныча. «Регистратор» прятался под «немцем». А уже после него появилась рептилия. Котов открыл сферу, эту маску он уничтожать не собирался. Нужно было узнать, чье место занял хамелеон в том мире.

Далее вновь была рептилия, и этот лик маг тоже сохранил. В сферы отправились еще три маски: двух женщин и одного мужчины, но явно не принадлежавших этому миру. Это было понятно по внешним признакам: цвет глаз первой женщины, символы в татуировке второй и слишком удлиненное лицо мужчины. Он чем-то смахивал на какое-то насекомое.

Котов вновь сжал лицо поглотителями, и тот мотнул головой.

— Это я, сдерешь только с мясом, — сказал он, и розыскник убрал руку.

— Да, это ты, — не стал он спорить. Масок не осталось, он это хорошо ощущал.

Степан присвистнул.

— Так ты собственной персоной Воронецкого подставлял? — спросил младший розыскник.

Поглотитель не ответил. Он отвернулся, а Олег с интересом смотрел на молодого блондина лет двадцати с небольшим. Впрочем, данный возраст можно было дать по меркам этого мира, что вовсе не означало, что хамелеону двадцать. Благодаря энергетической подпитке от ложных личин эти существа очень долго не старели, почти как маги. Однако по числу масок и перемещений можно было сделать вывод, что арестованный далеко не юн. Это здесь он выпил нескольких и спешил уйти, в других мирах должен был задержаться.

И все-таки хоть небольшая, но новость была хорошей. Тела молодого человека со светлыми волосами, поглощенного хамелеоном в этом мире не было. Он пользовался собственным обликом, который был отдаленно схож с обликом Михаила Воронецкого. Тогда окончательное число жертв поглотителя в этом мире — 6. Всё равно много. Впрочем, сожаления уже не вернут жизни погибшим людям, но убийца понесет наказание и за них тоже.

Котов передал хранилища Стёпе, после вновь посмотрел на хамелеона, теперь казавшегося равнодушным.

— Рассказывай, — велел ему маг. Поглотитель лишь скосил на него глаза и усмехнулся. — Я уже всё понял, но для меня остались белые пятна, — тем временем продолжил Олег. — Воронецких ты изначально решил использовать, как живца, на который выманивал нас. Румпф был проверкой, ты ждал, кто явится к покойницкой. Возможно, не был уверен в моей настоящей личности, и потому убил Карасева, а заодно подставил Михаила уже более нарочито, так как он водил свою сестру к врачу именно туда, где ты выпил коллежского регистратора. Понимаю, так ты сбивал нас со следа. Твоя уловка удалась, и мы заглотили наживку. До моего визита в Лесной, они так и оставались для нас основными подозреваемыми. И, стало быть, узнав, что их арестовали, мы будем пытаться добраться до них, и тогда уже точно будет ясно, кем мы… или только я являюсь на самом деле.

Но я пришел в Лесной, и ты попытался устранить Глафиру Воронецкую, однако она успела рассказать, как ты появился в этом мире, и как выглядел. Более того, ее показания разошлись с предложенной тобою версией, и стало ясно, что Воронецкие — обычные люди, которых заманили и использовали.

И даже то, что ты вынудили Глафиру Алексеевну сменить имя, я тоже могу объяснить. Если бы в Петербург приехали Воронецкие, то мы бы уже на следующий день знали, что они ни при чем, и тогда не потеряли бы время на их поиски, а уже занялись бы тобой вплотную. Всё это понятно. Но вот что мне до сих пор неясно, — хамелеон посмотрел на розыскника, и в его глазах мелькнуло любопытство: — Почему ты отказался от идеи найти того, кто тебя притащил в этот мир?

Поглотитель откинул голову и рассмеялся. Степан за спиной напарника переступил с ноги на ногу, должно быть, желая остановить этот смех, но не полез, потому что Котов остался спокоен и просто ждал, когда арестованный успокоится.

— А с чего ты взял, маг, что я ее не нашел? — всё еще посмеиваясь, спросил хамелеон. Вдруг прищурился и произнес: — Ну хорошо, я готов быть с тобой откровенным, а ты замолви за меня словечко перед судейскими. — Котов промолчал, но поглотитель, кажется, решил, что они договорились, потому продолжил: — Тогда же и нашел. Увидел, как она дает стрекача, пока я поглощал того умалишенного крестьянина. Воронецкую я не обманул, меня и вправду втащило сюда. Я ничего не знал об этом мире, и потому поначалу принял за норму поведение Федота. Благо, мой разум под личиной не исчезает, и потому я воздержался от прыжков и ужимок. Но тебе ведь не это интересно, да, маг?

— Да, — согласился Олег, он протянул руку к ране арестованного и притупил боль, чтобы тому было легче рассказывать. — Стало быть, ты нашел, кто тебя притащил…

— Верно, — кивнул хамелеон, — сразу пошел по ее следу. Ближе к ночи вышел к даче, где жили ее родственники. Она у них гостила. Но на самом деле она приехала туда только ради попытки сбежать в мир, наделенный магией.

— Постой, — поднял руку Котов. — Родственники? Значит, ты не знаешь магиню, именуемую Белой?

— Отчего же не знаю, — ухмыльнулся поглотитель, — знаю. Не знаком, но о ней наслышан. Та, кто меня втащила, ее воспитанница. — Котов в изумлении приподнял брови, и хамелеон хмыкнул повторно: — Она сказала, что внешне похожа на магиню, и та прониклась к ней симпатией. Даже дочерью называла, хотя родители девчонки живы. Вон, и родня есть.

В общем, Бэла эта где-то приглядела девчонку, у нее какая-то крупица дара есть, так магиня помогла развить. Но там категория вторая, и то если с одолжением. От своей покровительницы девчонка и узнала про другой мир, и что там ее дар может раскрыться.

— То есть она решила сбежать в другой мир? — уточнил Олег. — Но как она с такой неполной второй категорией смогла прорвать Марь?

— Прорвать прорвала, а пройти не смогла, только меня втянула, — ответил хамелеон и вновь рассмеялся. Теперь зло.

— Что дальше? — спросил менее терпеливый Степан.

Поглотитель бросил на него взгляд, вздохнул и ответил вопросом:

— А что дальше?

— Как прорвала Марь? — подсказал старший розыскник.

— Стащила у Бэлы накопители, а схемы порталов ей покровительница объясняла, когда учила, — ответил хамелеон. — Так что она знала, что делает. Только силы не хватило. Это она рассказала, когда я стал требовать отправить меня назад. Сказала, что у нее ничего не осталось, что надо вернуться к Бэле, чтобы опять украсть накопители.

Я ей ответил, что меня интересует итог, а не процесс. В общем, девчонка до одури боится свою покровительницу. Всё повторяла, если она узнает, что я ее обманула, она меня саму по накопителям разольет…

— Остановись, — тряхнув головой, потребовал Котов. — Ты тогда был в личине Федота, с его словарным запасом, ты не сумел бы вести содержательный диалог. Кого-то выпил по дороге? Мефодий Парамонович? Остальные личины ты получил уже в Петербурге.

Хамелеон ненадолго задержал взгляд, после фыркнул:

— Сообразительный больно. Да, он был дядей той девчонки. Я когда лез к ним в сад, он как раз там гулял. Сразу напустился на меня, и я его поглотил. Тут и открылось всё скудоумие моей первой маски в этом мире. Продолжать? — Олег кивнул. — Так вот, я хотел на нее надавить, но Бэлу она боялась больше, чем меня, потому ударила по голове вазой и убежала. Я сначала хотел нагнать, но вдруг понял, что в этом нет смысла.

Девчонка, кем бы себя ни считала, не маг. Что она там наворотит, и куда отправит после, предсказать невозможно, а потому лучше с ней не связываться. Будем считать, что я наказал ее смертью дяди за то, что сделала. — Котов поджал губы, услышав последнюю фразу. Захотелось усилить напор пут, но он сдержался. И только за спиной нехорошо выругался Степан. Его тоже возмутило это «возмездие» безвинному человеку, который даже не подозревал, во что влезла его племянница. Хамелеон на негодование магов внимания не обратил и продолжал: — После этого я решил найти вторую девчонку, Тут мне помог Федот. Он лес знал, и Воронецкую тоже, так что я быстро к поместью вышел. Но поначалу выжидал, чтобы ищейкам не попасться, они быстро явились.

От той девчонки, которая меня притащила…

— У нее должно быть имя, — прервал его Олег. — Как зовут воспитанницу Бэлы?

— Сама себя она назвала Элоиза, но вообще Елизавета Андреевна Калмыкова, мещанка. Элоизой ее называла Бэла. Видать, любит дамочка что-нибудь этакое. А может, и сама девчонка себя так назвала, за воспитательницей тянулась. Дядя ее этого не одобрял, полагал, как говорится: где родился, там и сгодился. Считал, что племянница подпала под тлетворное влияние какого-нибудь либерала, но он просто не знал, на кого равняется Лиза на самом деле.

— Почему сам не пошел к Бэле? — снова влез Степан, и в этот раз хамелеон ему все-таки ответил:

— Я похож на дурака? Она от Ведомства столько лет прячется, а я явлюсь к ней и потребую отправить меня в другой мир? Да ей убить меня легче, чем связываться. Тетка она опытная, так что справилась бы. Еще и с ее сворой. Нет, я решил, что мне поможет тот, кто попытается помешать, — вы. А то, что вы есть в Петербурге, мне Калмыкова сказала, уж больно Бэла тряслась, что обнаружите ее. Не знала кто, но была уверена, что вы где-то рядом.

— Выходит, ты спросил Глафиру Алексеевну, не она ли тебя притащила, чтобы девушка поверила, будто ты желаешь найти призвавшего, — утвердительно произнес старший розыскник и тем вернул хамелеона на прежний путь.

Тот кивнул и продолжил:

— Да. Когда я к ней пришел, то уже знал от Мефодия, что она ничем не может помочь, но мне от нее помощь нужна была иная. Но это ты уже сам сказал, мне нужен был живец. Она так тряслась за своего брата, что сразу на всё согласилась. О себе, по-моему, переживала меньше. Только и твердила: «Не трогайте Мишеньку. Не трогайте Мишеньку. Он о вас не знает, я ни слова не сказала». Дальше вроде ты всё и сам знаешь.

— Дом в Лесном, откуда ты узнал о нем?

— От Мефодия, — усмехнулся поглотитель. — Отец Лизы в Лесном институте служит. Когда Мефодий приезжал к Калмыковым, он и в Лесном был, так что из его воспоминаний этот домишко вытащил. Сначала и вправду думал снять дачу, но хлопотно найти свободную в это время. Уже всё снято.

— Откуда у тебя деньги? — спросил Степан. — Мы думали, что ты Мефодия в дороге поглотил, и его деньги тебе достались. А ты говоришь, что всё было иначе. Так откуда?

Хамелеон посмотрел на младшего розыскника, хохотнул и ответил:

— От Мефодия, откуда же еще? Я от него знал, где хранятся деньги. Вернулся в сад, снял с него одежду, тело-то сразу припрятал. Ну а потом его жена чай пить позвала. Лизка так и не появилась. Не знаю, где пряталась, я уже решил, что она мне не нужна. А после чаепития сказал, что пойду почивать, сам забрал деньги и в обратную сторону пошел.

Что еще? Дарью приметил, когда зашел в приют, будто спросить дорогу. Она как раз со сторожем сидела сплетничала. Когда узнал, что она кухарка, подумал, что мне ее знания лишними не будут. Лучше сам себя буду кормить, чем тратиться на рестораны.

— Прижимистый? — с иронией подмигнул Степан.

— Цену деньгам знаю, — парировал хамелеон. — А мне тут сидеть еще было неизвестно сколько. Кстати, — он перевел взгляд на Олега, — Глафиру я отравил не для того, чтобы закрыть ей рот. Это уже не имело значения. Твое появление показало, кто ты. Воронецкие говорили, что никому не сказали, куда съехали из гостиницы. Я спрашивал, вроде как для того, чтобы узнать: ждать гостей или нет. Михаил сказал, что гостей не будет, они ни с кем не дружны, и никому приглашений слать не намереваются.

И вдруг являешься ты. Я видел тебя у больницы. Узнал, что есть еще второй — слуга. Швейцарам бывает очень скучно, и поболтать они тоже любят. Впрочем, много-то и не сказали, мне не надо было не имен, ни чинов, только количество жильцов. Но это не дало понимания о распределении силы. Слуга мог быть как слабейшим, так и сильнейшим. Он дает указания, а ты исполняешь и мотаешься то туда, то сюда. А когда ты явился, я подумал, а ведь это отличный способ узнать, насколько ты силен…

— Ты же напрашивался быть свидетелем разговора, — глухо произнес Котов.

— Надо было удостовериться, — не обратив внимания на то, как помрачнел маг, ответил хамелеон. — Если бы Глафира согласилась, и ты не возражал, значит, они все-таки оставили след, и ты всего лишь тот, кто познакомился с ними и пригласил в театр. Я слышал, они говорили о тебе. Воронецкий отчитывал сестру, что из-за ее легкомыслия им приходится съезжать из гостиницы в хижину. Она отвечала, что брат попусту переживает и сбегать было вовсе не обязательно. А еще поминали устное послание. Так что твое появление могло лишь означать, что они сообщили, куда отправляются.

Но мне не позволили остаться. Тогда я попытался предложить еду или воду, с водой вышло. Ну а дальше я вышел и смотрел в окно, что будет дальше. Когда ты начал чертить портал, я ушел. Ты — маг, и маг сильный, раз решился на воскрешение, больше сомнений не было. А ваше появление с Глафирой после только подтвердило это. Я сделал вывод, что более слабый — слуга. Я знаю, как у вас распределяется сила…

— Она ведь могла умереть, — по-прежнему глухо сказал Олег, оборвав откровения поглотителя.

Тот пожал плечами, кажется, вновь не обратив внимания на то, что происходит с магом. Зато понял Степан и шагнул ближе.

— Я должен был проверить, — ответил хамелеон, и Котов сорвался.

— Тварь! — гаркнул он и, сжав кулак, вывернул его.

Глаза поглотителя выпучились, суставы вывернуло, и он, вновь выгнувшись, повалился навзничь. Комнату наполнил крик боли, и Степан, кинувшись к напарнику, сжал его кулак, ослабляя воздействие.

— Не надо! — крикнул он Котову в ухо. — Остановись! Он так слишком легко отделается, Олег! А тебя накажут, — уже тише добавил Стёпа. — Ты не сможешь побороться за Глашу.

Котов разжал кисть, и хамелеон тяжело дыша, замер на полу. Старший розыскник посмотрел на друга, и тот кивнул, подтверждая свои слова.

— Еще не всё потеряно, — совсем тихо сказал Стёпа. — Только не сделай глупости.

— Да, — кивнул Олег и выдохнул. Он поднялся со стула, одернул одежду, так окончательно справляясь с захлестнувшими эмоциями. После провел ладонью по волосам и произнес: — Мы узнали всё по нашему делу, с остальным будут разбираться дознаватели Ведомства. Идем к Полянскому.

— Ага, — отозвался Степан и направился к хамелеону.

А вскоре они уже вышли из портала в Псковской губернии. Их встретил пожилой маг. Взгляд его был настороженным, но, увидев количество перешедших, заметно расслабился и улыбнулся:

— Добро пожаловать, Степан Ильич, Олег Иванович.

— Здравствуйте… — поздоровался Котов и замолчал, ожидая, когда принимавший их маг, представится.

— Имею честь представиться — Глебов Борис Константинович, — с достоинством склонил голову дежурный в портальном зале.

— Приятно познакомиться, коллега, — Олег протянул руку, и маг Глебов пожал ее.

Со Степаном они были уже знакомы, потому просто раскланялись. После взгляд Бориса Константиновича устремился на хамелеона. В нем мелькнуло любопытство, но быстро исчезло.

— Алексей Дмитриевич на заставе? — спросил старший розыскник из Петербурга.

— Да, подождите здесь, — сказал Борис Константинович. — Сейчас он подойдет. У нас еще одна отправка.

— Да, разумеется, — кивнул Олег, и розыскники подтолкнули поглотителя к скамейке.

Хамелеон бросил мрачный взгляд на портал и зашипел, когда путы сжались чуть сильней. Котов даже не взглянул на него. Он всё еще был зол и даже надеялся, что арестант сделает глупость, но тот больше не дергался и послушно уселся между розыскниками. Впрочем, Олег тут же встал и отошел на шаг, так стало немного легче. Но в руках он себя держал, и срывов больше допускать не собирался. Степан был прав, ему еще было за что бороться.

Маг окинул взглядом зал перехода. Это был именно зал, а не портальная комната, как у них с напарником. Даже само местонахождения зала было расположено в отдельном здании. На «заставе» было несколько строений. В одних проживали служащие, в других останавливались прибывшие или убывающие, если отправка не происходила тот час.

Всё это Котов знал, потому что, как уже когда-то поминалось, прибыл именно на эту заставу, а добирался до Петербурга не порталом, а на лошадях. Ему хотелось посмотреть на место, где теперь будет проходить его служба. Тогда был конец апреля, и земля уже начала пробуждаться. В общем, вид хоть был ему и непривычен, но удовольствие от поездки молодой любопытный иномирец ощутил.

Имя он получил по прибытии и уже иным не назывался ни разу за прошедшие годы. Говорил на разных языках. Портал дал ему знание не только русского, но на французском, английском или немецком общался, если попадал в великосветское общество. Основной же его круг общения использовал родной язык. Так что и для иномирца он стал уже практически родным.

— Идут, — негромко произнес Степан, и тем выдернул напарника из воспоминаний.

Олег повернулся на звук шагов, и глаза его расширились от изумления. Рядом с Полянским и еще двумя магами шла мрачная Бэла. Она была всё также хороша, но несколько растрепана. Взгляд ее мазнул по трем мужчинам, шагнувшим навстречу, и теперь глаза округлились у магини.

— Олег Иванович, Степан Ильич, — улыбнулся коллегам Полянский. — Рад, вас видеть, и рад, что дело увенчалось успехом. Мы, как видите, тоже поймали вашу беглянку. Уж простите, что не сопроводили ее к вам. Ее привели, когда пришло известие, что вы отправляетесь на задержание, так что она вам уже была не нужна.

— Бэла? — с любопытством спросил Степан и хмыкнул: — И вправду хороша.

Магиня вздернула подбородок и отвернулась.

— Один вопрос, — произнес Олег и шагнул к ней. — Где может скрываться ваша воспитанница? Елизавета Калмыкова.

На него посмотрели все присутствующие, включая поглотителя. Но последний быстро перевел взор на магиню и усмехнулся.

— Что вам надо от девочки? — заносчиво вопросила Бэла. — Она из этого мира…

— Она прорвала Марь и притащила в этот мир поглотителя, — прервал ее Котов. — Ваша наука, ваши накопители, ваша воспитанница, так что я не так уж был и не прав, когда сделал вывод, что вы причастны к его появлению.

— Что? — опешила Бэла. Она с минуту смотрела на розыскника, после перевела взгляд на арестованного, и тот, довольно ощерившись, кивнул, подтверждая слова мага. — Так это из-за нее? — И глаза ее гневно сверкнули: — Дрянь! Я в точности не скажу вам, где она находится, родни у девчонки хватает. Но вы можете пообщаться с ее отцом. Калмыков Андрей Игнатьевич. Или с матушкой. Но когда найдете, — она вновь задержала взгляд на Олеге, — дайте ей от моего имени пощечину, будьте так любезны.

Котов чуть помолчал, но все-таки ответил:

— Я вышел на вас через кружок мистиков. Но если бы не вышли тогда, то уже бы знали от поглотителя. Так что ваше время попросту пришло, выходит так.

— Будьте вы все прокляты, — произнесла магиня и вновь вздернула подбородок.

В этот момент портал мигнул вспышкой, и оттуда вышли трое мужчин в форме Судебной службы Ведомства. Полянский и Олег направились им навстречу, а спустя несколько минут арестованных забрали, и в портальном зале остались только служащие, приписанные к этому миру.

Глава «заставы» обернулся к старшему розыскнику и протянул ему руку, а когда тот пожал ее, произнес:

— Поздравляю с завершением дела. Вы недурно потрудились.

— Благодарю, — склонил голову Котов. — Теперь нужно вызволить невиновного из тюрьмы и кое-что подчистить, на этом дело хамелеона будет закрыто. Где вы поймали Бэлу?

— По дороге в Москву, — ответил Полянский. — Глушь — не для этой дамочки, слишком велик запрос на величие. Перехватили мои люди, я сам оставался здесь, сами понимаете. С ней было двое сопровождающих. С ними тоже поработали, сейчас они отправились по своим домам.

— Замечательно, — улыбнулся Олег. — Теперь оставим вас, это был очень длинный день. Если будет любопытно, то подробности мы расскажем после.

— Да, отдыхайте, — улыбнулся Алексей Дмитриевич. — Заслужили.

Розыскники направились к порталу, чтобы вернуться домой, но перед тем, как войти в круг, Степан обернулся.

— Алексей Дмитриевич, передайте Маре мои наилучшие пожелания, — произнес он. — Думал, сам передать, но так и не свиделись.

— Передам, — усмехнулся Полянский.

Стёпа ответил широкой улыбкой, а Котов покачал головой. Он ощущал усталость, все его последние дни были долгими.

Глава 32

— Никак нельзя, милостивый государь, Олег Иваныч почивать изволят…

— И что с того? Пусти же меня, остолоп! Мне надо срочно его видеть! Олег Иваныч, немедленно проснитесь!!!

— Ну никак нельзя…

— Немедленно отойди, сволота!

— И вроде воспитанный человек, а ведете себя непотребно. В чужом доме да чужих слуг поносите.

— Олег Иваныч! Немедленно, сию же секунду просыпайтесь!

Котов накрыл голову подушкой и протяжно вздохнул. Шум, разбудивший его, продолжался. Кто-то рвался к нему, кому-то Олег Иванович нужен был до зубовного скрежета, а Олегу Ивановичу нужна была еще хотя бы пара часиков сна. Две ночи подряд он носился то за магиней, то за хамелеоном, днем бегал по Петербургу из одной его части в другую и так несколько дней. Спасал девицу от смерти, изворачивался, чтобы вытащить из тюрьмы ее брата. Он заслужил право выспаться!

— Спите, милостивый государь! — воскликнул совсем рядом смутно знакомый мужской голос. — Натворили непотребства и почиваете на лаврах? Не выйдет! Просыпайтесь!

— Да что же это такое⁈ — возмутился Степан. — Так вы воды просили, чтобы к моему хозяину прорваться? Вы невежда и лжец, ваше благородие!

— Закрой рот, сволота!

Котов рывком сел и гаркнул:

— Молчать! — и добавил тише: — Замолчите оба. — Он поднял взгляд на неуравновешенного посетителя и, стерев с лица остатки сна, искренне удивился: — Марк Карлович? Что случилось? К чему этот надрыв и непотребное поведение?

Маклин, молчавший до этой минуты в ошеломлении после окрика Олега, ожил. Он всплеснул руками и воскликнул:

— И вы еще спрашиваете! Я ведь просил вас, я ведь говорил, я поручился за вас, а вы… вы… Да как вы смели так поступить со мной⁈ — и вовсе возопил Марк Карлович и схватил Котова за грудки.

Впрочем, большего сделать не успел. Со спины на него кинулся Степан, а старший розыскник велел:

— Уберите руки.

Приправленный толикой магией приказ возымел немедленное действие. Маклин послушно выпустил исподнюю рубашку из пальцев и застыл, будто ожидая дальнейших повелений. Олег, покривившись, махнул рукой Стёпе, и тот с заметной неохотой вышел из спальни, но остался стоять за дверью, которую только прикрыл.

— Присаживайтесь, Марк Карлович, — гостеприимно предложил маг, и его незваный гость опять послушался. — Извините, я не одет. Ваш визит вышел неожиданным. Вы успокоились? Готовы разговаривать?

Маклин, успевший присесть на предложенное кресло, взвился в воздух разомкнутой пружиной, и Котов вновь велел:

— Сядьте, — и более мягко: — Говорите.

— Дело касается госпожи Бэлы, — наконец произнес Марк Карлович. Он взмахнул руками, но под взглядом хозяина квартиры выдохнул и продолжил: — Ко мне явились вчера вечером эти проводники ее воли. Обвинили в том, что я привел ищейку, что из-за вас она была вынуждена покинуть Петербург. Сказали, что я в ответе за всё, и если хочу жить, то должен искупить вину. Они угрожали мне, моей семье! — воскликнул Маклин.

— Я вас услышал, Марк Карлович, — кивнул Олег. — Чего они хотят?

Визитер стер с лица выступивший пот дрожащей рукой, и Котов, обернувшись к двери, произнес:

— Степан, принеси воды. И успокоительного капни.

— Водки бы, — едва слышно сказал Маклин.

— Сейчас вам лучше успокоительного, Марк Карлович, — ответил Олег. — Водки выпьете позже. Вы уж извините, я все-таки приведу себя в порядок, а вы пока соберитесь с мыслями.

Гость кивнул и свесил голову на грудь, кажется, утратив всякие душевные силы. Проходя мимо, Котов похлопал его по плечу и покинул спальню, которую вновь занял, пока Глашенька находилась в доме Федора Гавриловича.

— Как же так? — услышал он и обернулся, но Маклин разговаривал сам с собой. — Как же так?

Вздохнув, маг покачал головой. Идолопоклонники ждать, пока он придет к ним, не стали, начали действовать первыми. Впрочем, предсказать это было можно. Хорошо, хоть не поджидали его под дверями дома, хотя, может, и следили… Он вскинул голову и устремил в пространство невидящий взгляд. Глашенька! Что если увидели их вместе? Могут ли попытаться отомстить через нее? Если следили, то видели, куда он проводил девушку.

— Спокойно, — остановил он сам себя.

Бэла сбежала позапрошлой ночью, прошедшей уже была отправлена в Ведомство. Ее «проводники» явились к Маклину вчера вечером, а с утра пораньше он уже помчался на Александринскую площадь. А как нашел квартиру?.. Мог спросить у швейцара. Олег мотнул головой, не о том думает.

Стало быть, Марк Карлович принес какое-то сообщение от одурманенных, но злобных идиотов, которые потеряли свое «божество».

— А если все-таки доберутся до Глаши? Или уже добрались?

Котов зашипел и, посмотрев в зеркало, усмехнулся — на щеке алела полоса, он порезался. Впрочем, для него это была не проблема. Олег смыл мыло и провел ладонью по ранке, а когда снова посмотрел в зеркало, щека была чистой. Он вновь намылился и вернулся к мыслям.

Нет, не могут они добраться до Глашеньки. Котов и девушка не шли пешком, они ехали на извозчике. А там еще попробуй пойми, в какую квартиру отвели барышню. Не стоит пугать самого себя и ярить прежде времени. Сначала стоит выслушать, что скажет Маклин, а после делать выводы. Да, хватит терзать разум. Идолопоклонники — не хамелеон, столь изощренными не будут. Озлоблены, да, но не столь изворотливы.

— Разберусь.

И он, освеженный и уже одетый, прошел в гостиную, куда Степан проводил Маклина. Тот успел выпить успокоительного и выглядел более уравновешенным, только несколько мрачным. Олег устроился в свободном кресле.

— Ну-с, Марк Карлович, рассказывайте теперь всё, что с вами приключилось, — сказал он и воззрился на гостя.

Тот протяжно вздохнул.

— Вот как так, Олег Иванович? — вопросил Маклин. — Вы же слово дали, а так меня подвели. Что вы такого сотворили, что госпожа Бэла покинула Петербург?

— Даже не знаю, что вам ответить, — развел руками Котов. — Меня привезли к ней. Мы поговорили недолго, а потом меня увезли обратно. Всё. Уж и не знаю, с чего им взбрело в голову, что я что-то этакое сотворил. Что они вам сказали?

Марк Карлович вскочил с кресла и нервно вскрикнул:

— Они похитили Анюту!

— Похитили? — переспросил Олег. — Кого?

— Анна — сестра моей жены. Она гостила у нас вчера. Между сестрами два года разницы, но они удивительно похожи. Если наденут одинаковую одежду, то узнать, кто есть кто, могут только близкие люди. Даже как-то устроили такой розыгрыш… Впрочем, это совершенно не важно, — Маклин вернулся в кресло. — Однако эти негодяи не увидели разницы и схватили Анюту, когда она уже покинула нас. А потом явились ко мне и начали угрожать. Я поначалу не мог понять, о чем они толкуют, потому что Зиночка была дома. Они показали мне брошь Анны Николаевны, и я осознал, кого схватили мерзавцы.

Марк Карлович сжал ладони между колен и нахохлился. Выглядел он забавно в эту минуту, но Олегу смешно не было, он ждал продолжения. Маклин вдруг склонился в его сторону и, понизив голос, произнес:

— Они говорят, что вы маг из другого мира, из какой-то там службы, которая охотится на других магов.

Розыскник приподнял брови в изумлении и вдруг, откинувшись на спинку кресла, расхохотался в полный голос. Он попытался взять себя в руки. Задержал дыхание, но вскоре, ударив ладонью по подлокотнику, прыснул и вновь зашелся в хохоте. Это была истерика в чистом виде.

— Вот вам смешно, — воскликнул Маклин, — а они ведь на полном серьезе! Я же не настолько легковерный, понимаю, какая это чушь, а они серьезно. Да, признаю, что есть некие силы, потому что всё это видел своими глазами, но другие миры… Это уже и вовсе нечто запредельное. Олег Иванович, прекратите хохотать!

Последний возглас гостя совпал с фонтаном воды, которым Степан прыснул в лицо напарника. Смех оборвался, и Котов моргнул, после взял протянутый Стёпой платок и протер лицо.

— Благодарю, дружочек, — ровно произнес старший розыскник, — но я уже умылся.

— Мне подумалось, что вам надо, — ответил напарник. — Но раз не надо, тогда я пойду. Может, кофе сварить?

— Свари, Стёпушка, свари, — милостиво разрешил Котов. — И Марку Карловичу свари.

— Да не до кофе мне нынче! — вновь повысил голос Маклин.

Олег перевел на него взгляд.

— Марк Карлович, возьмите себя в руки. Дело серьезное и следует всё хорошенько обдумать, — гость махнул рукой и протяжно вздохнул. — Стало быть, Бэла сбежала из Петербурга, а ее люди винят нас с вами? Чудесно, просто чудесно, — произнес розыскник. — И раз уж они толкуют о сыске, выходит, личико мадам в пушку. Должно быть, оболванила кого-то из высшей знати, теперь вот прячется. А ее люди уверены, что мы с вами причина разоблачения…

— Да я-то тут при чем⁈ — возмутился Марк Карлович.

— А я? — в ответ изумился Котов. — Я-то при чем⁈ На меня вообще эта особа произвела впечатление манипулятора и фокусницы. Вся эта таинственность при доставке до места, вождение кругами и вранье, будто под ногами у вас то яма, то канава, то кочка, то вообще ни пойми что. После мрачный дом, комната без окон и она вся такая… — он поиграл пальцами, — загадочная. После потаскала по комнате занавесь на леске, поводила перед моим носом ладонями, измазанными какой-то смесью с фосфором, чтобы они светились. Я всю эту братию отлично знаю. За долгое время только Яков Павлович и удивил. А остальные, как есть шарлатаны. Но оставим мое мнение о фокусах самозваных колдунов. Чего от вас хотят люди Бэлы?

Марк Карлович, слушавший Олега, за то время, пока он говорил, успел округлить в возмущении глаза. Даже привстал, кажется, готовый ринуться на защиту тех, кого почитал за людей, одаренных некой силой, но вновь упал в кресло, сбитый с толку последним вопросом. Он сник и ответил:

— Они желают встретиться с вами. Хотят, чтобы вы прибыли на Малую Охту. — И все-таки вскочил на ноги: — Но я ей Богу не понимаю, зачем они собираются мстить мне! И почему называют вас магом, да еще и из другого мира.

— Полагаю, что сии господа слишком заигрались и уверились в собственном вранье, — ответил Котов. — Или же их, так называемая колдунья, сумела настолько задурить им головы. Но я могу примерно предположить, отчего они считают меня в чем-то виноватым.

— Отчего же?

— Возможно, дело в моем добром друге, — сказал Олег. — Он служит в сыске. И если обо мне наводили справки, как это порой делается у данной братии, то могли и узнать о нем. А если Бэла что-то сотворила, и ее ищут, то могли решить, что я явился по просьбе моего приятеля. После этого Бэла сбежала, а вас посчитали со мной в сговоре. Всё же остальное — пыль в глаза, чтобы не уронить значимости, если Бэла вернется, и они продолжат оболванивать честных людей. Я так это вижу.

Маклин потер в задумчивости подбородок и покивал.

— Да-да, вполне возможно такое. — После перевел взгляд на собеседника и с укоризной покачал головой: — Ну как же вы так, Олег Иванович? Как неловко вышло, а я ведь за вас поручился, а у вас сыщик в приятелях, оказывается.

Котов в недоумении приподнял брови.

— Что вы этим желаете сказать, милостивый государь? Что дружба с порядочным человеком, который разоблачает преступления, позорна? Уж не предлагаете ли мне покаяться перед шарлатанами и обманщиками, что смею приятельствовать со служащим полиции? — Маклин ответил растерянным взглядом, уже открыл рот, чтобы возразить, но Олег не позволил ему этого, продолжив в праведном негодовании: — И если уж смотреть правде в глаза, то это вы расхваливали мне эту, с позволения сказать, колдунью. Вы обещали мне чудеса и свели с ней. Я не выпрашивал, если помните, не требовал, не настаивал и не преследовал вас с этой просьбой. Я лишь отправился туда из одного лишь доверия вам, Марк Карлович, а теперь вынужден выяснять отношения.

Нет уж, любезный мой, у вас не выйдет свалить вину на меня и моего друга. Это вы водили дружбу с преступниками и втравили меня туда же. — Гость в возмущении округлил глаза, прижал ладонь к груди, вновь намереваясь возразить, однако розыскник еще не закончил и продолжил, правда, уже спокойней: — Однако закончим обвинять друг друга в том, в чем нашей вины нет. Мы всё говорим не о деле, а дело таково, что я должен помочь вам избавиться от угрозы. Я отношусь к ней со всей серьезностью, уж поверьте, и не оставлю вас наедине с людьми душевно нездоровыми, коли уж они дозволяют себе подобные выходки.

Марк Карлович, всё еще хранивший на лице следы ответного возмущение, вдруг махнул рукой и отозвался:

— Верно, Олег Иванович. Виноватого можно искать до скончания веку, а эти люди с их недобрыми намерениями никуда не денутся. Стало быть, они велели, чтобы вы явились к ним.

— Еще какие-то указания дали?

— Нет, — покачал головой Маклин.

— Не переживайте, друг мой, я сделаю, как они хотят, — заметил Олег. — Вы можете отправляться домой, я займусь нашим делом и постараюсь вернуть вам свояченицу как можно скорей.

Марк Карлович вновь поднялся на ноги и заносчиво ответил:

— За кого вы меня принимаете? Я благородный человек и оставаться в стороне не желаю. Мы пойдем вместе. Я уже отправил супругу к сыну в Кронштадт. Вы ведь знаете, мы — династия моряков, и мой сын выбрал ту же стезю. Его корабль стоит в Кронштадте. К тому же там его семья, а Зинаида Николаевна уже несколько месяцев не видела нашу внучку Сашеньку. Она давно жаловалась на тоску по детям, и я посчитал, что пришло время им встретиться. Более мне не за кого тревожиться, кроме как за себя самого. Но я мужчина, к тому же офицер, пусть и в отставке. Мне не к лицу бояться всякого отребья, — последнее и вовсе прозвучало высокомерно, но тон Маклин сбавил и закончил чуть ворчливо: — Но мне неприятна сложившаяся ситуация.

— Понимаю вас, Марк Карлович, и полностью разделю негодование, — улыбнулся Котов. — Вы верно поступили, отправив Зинаиду Николаевну в Кронштадт. Пусть пока побудет с семьей вашего сына, а мы разберемся с возникшей проблемой. Сколько человек было у Бэлы в подчинении?

Гость в недоумении пожал плечами. Ответить он так и не успел, потому что вернулся Степан. Он нес поднос с двумя чашками кофе, вазочкой с наколотым сахаром и молочник.

— А булочки? — спросил Олег. — Кофе мало. Я еще не завтракал.

— Простите, барин, — поставив на столик поднос, поклонился Стёпа. — Не извольте беспокоиться, как раз должны дойти. Сейчас принесу.

— Неси, дружочек, — величественно ответствовал старший розыскник, и напарник одарил его еще одним угодливым поклоном. Котов проводил приятеля взглядом, а после улыбнулся Маклину: — Оставлю вас на минуту.

Он последовал за Степаном. Тот, услышав шаги, обернулся, но напарник махнул рукой, предлагая следовать на кухню, и младший розыскник уже не останавливался.

— Ну что? — спросил он, едва Олег появился на пороге.

— Бэлапоклонники перешли черту, они похитили свояченицу Маклина, перепутали с его женой. Угрожают ей, если я не явлюсь к ним. Явно собираются устроить засаду и наказать за свою пиявку. Мы ждать не будем. Думаю, за Марком Карловичем следят. Он отправил жену в Кронштадт к сыну. Про мою слабость вряд ли знают, но я рисковать не хочу. Так что сейчас отправишься на Малую Охту и подготовишь мне врата для перехода, потом займемся этой разбойничьей шайкой. Сам никуда не лезешь, понял?

— Ага, — кивнул Стёпа. — Где открыть врата?

— На Малоохтенском кладбище, оттуда и пойдем.

— А наш гость? — полюбопытствовал младший розыскник.

— А наш гость вздремнет до нашего возвращения. Он порывается участвовать в этом деле, но это не его бой, — ответил Олег.

— Согласен, — снова кивнул Степан. — Тогда отправляюсь?

— Булочки, — потребовал Котов.

Его напарник снял с противня несколько пузатых румяных булок, уложил их на тарелку и сунул Олег:

— Держи, проглот, — проворчал он. — И как ты еще сам не стал похож на мои булочки?

— Твои булочки придают мне сил, а не весу, — с достоинством ответил старший розыскник и покинул кухню царственной походкой, не забыв тарелку с булочками, разумеется.

А спустя три четверти часа Олег вышел в безлюдном месте за оградой Малоохтенского кладбища. Марк Карлович счастливо почивал, измученный переживаниями, в квартире розыскников, и никакие проблемы его уже не томили. Более того, интерес к мистическим салонам у него неожиданно пропал, зато желание засесть за книгу стало непреодолимым. Правда, этого господин Маклин еще не знал, но когда проснется, то ощутит свои новые устремления в полной мере.

Виновник перемен в жизни отставного моряка думал уже вовсе не о том, кого оставил дома. У него были иные заботы.

— За домом следят? — спросил Котов, когда они с напарником направились к бывшему жилищу пойманной магини.

В этот раз, когда уже не надо было искать, розыскники шли иным путем, более коротким, а потом быстрым, хоть он и вел вовсе не по наезженным дорогам.

— У ограды парка стоял один, — ответил Стёпа. — Меня они не знают. Я подошел к нему, спросил табачку, он на меня зыркнул, будто властелин мира на болонку. Я немного с ним потолковал, узнал, что к Маклину приставлен.

— И что?

— Посоветовал ему покаяться в грехах и переехать в деревню, чтобы подлечиться. И никакой магии, ибо всё это мракобесие и шарлатанство, — ухмыльнулся Степан. — А пока мы разговаривали, другой подошел, этот вот как раз за домом следил, он за тобой должен был последовать. Я и ему помог осознать всю греховную суть их заблуждений. — Улыбка младшего розыскника стала шире. — Я когда в пролетку садился, они в ближайший храм на исповедь отправились. Очень прониклись моим советом.

Олег хмыкнул и потрепал приятеля по плечу.

— Отпечатки у них взял?

— Обижаете, господин хороший, — фыркнул напарник и продемонстрировал две «бусины». — Если что, найдем быстро.

— Хороший мальчик, — улыбнулся Котов, и больше они не отвлекались.

— Кстати, они мне еще кое-что рассказали, — Степан выдержал паузу, и когда Олег изломил бровь, хмыкнул и пояснил: — Бэлапоклонники хотят тебя выпотрошить.

— То есть? — озадачился старший розыскник.

— То и есть, — усмехнулся Стёпа. — Выкачать силу. Вроде как хотят прорвать Марь. Идиоты, что с них взять? Ничего не знают о других мирах, только то, что этот не единственный, и в другом есть магия. Так что, похоже, думают, что сразу попадут в магический, там и усилятся, и разовьют дар. О тебе отзывались крайне дурно. — Он упер в бок кулак левой руки, правую направил на приятеля и, вытянув указательный палец, отчеканил: — Не достойны вы, милостивый государь, своей силушки. Видишь ли, маг, а живете в мире без магии. — Степан хохотнул и продолжил: — А их сам мир не достоин, вот так. Они маги, а магии лишены, а вы, голубчик, имели счастье, но не ценили. А потому ждет вас справедливая кара. Не цените, стало быть, отдайте.

— А как же Бэла? — изумился Олег. — Неужто они так быстро позабыли о ней? Не желают ни ждать, ни возвращать, ни найти ее?

Стёпа усмехнулся.

— Насколько я понял, они свою госпожу побаивались. Боготворили, да, но опасались, и сейчас, когда ее нет, они чувствуют облегчение. Однако она пробудила в них и это высокомерие, и жажду силы.

— Да, — согласно кивнул Котов. — Рядом с ней они должны были чувствовать себя ущербными. Только думается мне, что есть среди них кто-то более умный и предприимчивый.

Напарник ответил заинтересованным взглядом, и Олег пояснил:

— Да, знаний у них крайне мало. Бэла не взращивала магов, она лишь пробуждала искру силы, чтобы после забрать. Что-то рассказывала, но не считала нужным посвящать в тонкости. Они должны были верить в свое высокое рождение и ощущать себя превыше остальных людей, чтобы добровольно шли на ее ритуалы.

И все-таки, даже если они и не понимают, что одного меня на всех не хватит, то знания, как сказал хамелеон, Бэла передавала только Лизе Калмыковой, если та, конечно, не солгала. Однако она боялась поглотителя, а значит, говорила правду. И если схемы были только у этой девушки, значит, другим неизвестны. Тогда как они намереваются прорвать Марь? Что думаешь?

Стёпа почесал в затылке, затем поглядел на напарника и с ноткой недоверия спросил:

— Думаешь, Элоиза вернулась?

Олег пожал плечами. Он, прищурившись, недолго смотрел на солнечное небо, после перевел взгляд на Степана и ответил:

— Не исключаю этого. Мы, конечно, не знаем, имелись ли еще воспитанники у Бэлы. Но мне думается, что Лиза была всё же единственной. Возможно, как раз по причине своего пола. Быть может, магиня и вправду видела в ней младшую сестру, названную дочь… кто знает. Но если других не было, кому Бэла помогла развиться хоть немного, то и обучать остальных ей было попросту незачем. А если так, то у Калмыковой была уйма времени вернуться в Петербург. Возможно, она дружна с кем-то из других псевдоучеников, потому быстро узнала, что Бэла сбежала из-за мага-розысника. Тогда ей в голову могла прийти мысль раздобыть запас магии от меня, иначе на новую попытку перемещения ей больше нигде не собрать. Это не утверждение, но твои слова навели меня на эту мысль.

— Мне кажется, мысль дельная, — ответил Степан. — Одной ей тебя не заманить, могла и вдохновить «паству» обещанием перехода. Схема есть, магии не хватает, но в Петербурге есть еще один маг, у которого можно забрать всю его силу. Да и хамелеон где-то бродит и жаждет вернуться назад с ее помощью. Она ведь не знает, что его уже нет, но может опасаться нового появления. Сбежать в другой мир — это увильнуть и от гнева Бэлы за кражу ее запасов магии, и от угроз поглотителя. Так что мне нравится твоя гипотеза.

— Значит, дойдем и узнаем, верно я рассудил или ошибся, — улыбнулся Котов. — А что там с ритуальной залой? Ты так и не рассказал о ней.

— Мы еще не дошли, так что рассказать успею, — заверил младший розыскник. — Слушай…

Глава 33

В этот раз времени на дорогу до места, где обитали потомки магов, ушло гораздо меньше, потому что розыскники шли напрямую. Однако обнаружить себя пока не спешили. Они всё еще не знали, сколько человек было у Бэлы, и сколько осталось сейчас после того, как двое уехали с магиней, и еще двоих нейтрализовал Степан на Александринской площади.

Но что точно знали, так это то, что должна быть засада, где Олега могут скрутить и доставить в ту самую ритуальную комнату, чтобы вытянуть из него магический ресурс.

— Я только одного не понимаю, — сказал Стёпа, когда рассказал о ритуальной комнате, — они что же, и вправду готовы жертвовать собой? Пентаграмма рассчитана на восьмерых, девятый — принимающий силу. Если хотят поместить тебя в круг, то должны быть еще семеро, чтобы пошел поток магии. Они же и так доходяги, неужели не понимают, что из круга уже не выйдут, если намереваются выжать тебя до капли? Их выжмет еще задолго до тебя.

— Скорей всего они об этом попросту не думают, — пожал плечами Котов. — Эти люди — фанатики. Окружающая их данность, как ты сам сказал, не достойна их величия. У них есть идея, Стёпа, а идея — это посильнее всякой магии. Возможно, те, кто встанет в круг, верят, что их перенесут в другой мир, и там они придут в себя. Кто знает, что творится в голове безумца? Мне того не ведомо, а тебе?

— Я не настолько безумен, — ответил напарник с ухмылкой.

Когда до дома, где жила магиня-беглянка, оставалось уже недолго, Степан отстал, и Олег продолжил путь в одиночестве. Розыскники не знали, что именно задумали бывшие ученики Бэлы, кроме того, что они ожидают только Котова, и для чего ожидают. А еще у них была заложница, которая, как бы там ни было, но руки связывала. Рисковать ею было невозможно и недопустимо. И потому маги разделились.

Олег приблизился к дому и остановился, не спеша покинуть укрытия. Он проверял наличие сигнальной нити. Если Бэла замкнула ее не на себе, а на накопителе, то она и сейчас могла быть активна. И пусть противостояли ему сейчас, по сути, обычные люди, но толика дара, раскрытого магиней, в них была, и почувствовать зов нити они могли. А предупреждать о своем появлении заранее не хотелось.

Однако сигналки больше не было, и Котов осторожно приблизился к дому. Он заглянул в окно, после перешел к двери и, приоткрыв ее, прислушался, но не к звукам, а к собственным ощущениям. Ярко выраженного энергетического следа он не почувствовал и вошел внутрь.

Опустив трость набалдашником вниз, розыскник заглушил свои шаги и неспешно отправился осматривать дом. Но он оказался пуст. Здесь было чисто прибрано, всё стояло на своих местах, однако заходили сюда всего пара человек за то время, что хозяйка покинула свое жилище.

Котов легко понял, что Бэла занимала комнату под крышей — самое обширное помещение в доме. Было оно обставлено без излишеств, но со вкусом и изяществом, коим магиня обладала вне всяких сомнений. На первом этаже была комнатка, жильцом которой тоже являлась женщина. Явно Елизавета Калмыкова. Больше женских следов в доме не было, и если тут и находились мужчины, то использовались в роли прислуги и охраны.

Но главным было то, что похищенной женщины здесь не оказалось, и значит, ее держали во втором доме, где и находилась ритуальная комната. Впрочем, это было логичным, и розыскник вышел на улицу. Он прислушался к себе и уловил любопытство Степана, который сейчас находился неподалеку, но подходить не спешил. Он пока осматривался.

Прикрыв за собой дверь, Олег направился ко второму дому. Его ждали именно там. Он не пытался теперь осторожничать, не намеревался скрываться от взоров псевдомагов, и потому шествовал вальяжной походкой, помахивая тростью, будто вышел на прогулку в городской парк, а не приближался к месту, где из него хотят выкачать силу.

И когда Котов появился, над его головой послышался призыв:

— Эй, ищейка!

И тут же он услышал приближающиеся шаги. Бывшие ученики выходили из-за деревьев и из-за угла строения. Все они были вооружены, и стволы револьверов и ружей были направлены на мага. Потеряв к ним интерес, Олег вновь посмотрел наверх. У окна стояла испуганная женщина. Елизаветой Калмыковой она быть не могла по возрасту, и значит, ему показали Анну Николаевну — свояченицу Маклина.

— Анна Николаевна, мое почтение, — Котов поклонился пленнице, а после, полуобернувшись, обратился к молодому человеку с удлиненным изможденным лицом: — Господин проводник, прикрываться женщиной низко, вы знаете об этом?

— Охотиться на женщин тоже низко, но вас это не остановило, Олег Иванович, — ответил знакомец мага.

— У преступника нет пола, господин проводник, — заметил Котов. — Магиня, именовавшая себя Бэлой, была схвачена и сегодня ночью передана Судебной службе Ведомства охраны межмирового порядка. Она преступила закон не только в этом мире. Вина доказана, и вскоре наказание будет приведено в исполнение.

— Госпожа — великая женщина! — воскликнул один из бывших учеников.

— Анна Николаевна не покушалась ни на чужой дар, ни на жизнь, — не обратив на него внимания, продолжал розыскник. — Отпустите ее.

— Мы не тронем этой женщины, — ответил проводник. — Она уйдет, когда мы получим то, что нам нужно. — Он протянул руку и велел: — Отдайте вашу трость.

— А если не отдам? — полюбопытствовал маг.

— Тогда мы будем вынуждены навредить пленнице, — ответил молодой человек. — Если вы попытаетесь что-то сделать с нами, ей прострелят ногу. Отдайте трость, Олег Иванович, раз уж вы радеете за жизнь и здоровье госпожа Маклин.

— Это не госпожа Маклин, вы взяли ее сестру, — произнес розыскник. — Впрочем, ценность ее жизни и здоровья от этого не меньше.

— Тогда отдайте трость, и она не пострадает.

Поджав губы, Олег снова посмотрел на женщину, после улыбнулся ей и сказал:

— Анна Николаевна, всё будет хорошо, уверяю вас, не бойтесь, — а затем отдал трость проводнику.

— Теперь ступайте к дверям, — велел тот, и Котов подчинился.

Он уже направился к двери, когда услышал чей-то громкий шепот:

— Мы должны спасти госпожу. Мы должны ее вернуть.

Олег, полуобернувшись, посмотрел на своего знакомца, но тот хранил на лице непроницаемое выражение. Кажется, его судьба Бэлы заботила мало.

— У вас ничего не выйдет, — заговорил розыскник, — уже по той причине, что при прорыве Мари можете оказаться, где угодно. Миров великое множество. Часть из них без магии, часть с магией, в некоторых жить могут только местные обитатели, а чужак задохнется всего за пару минут. И не во всех мирах живут люди.

— Не стоит нам лгать, ищейка, миров всего два, — желчно произнес тот же мужчина, который желал спасти Бэлу.

В это раз Олег его разглядел. Был он старше проводника, но выглядел менее изможденным. Невысокий, сутулый и худощавый, но всё же казался не истощенным, а жилистым. Скорее всего, он был здесь недавно, или же попросту находился в услужении. Впрочем… это тоже было неважно.

Они как раз вошли в дом, и проводник указал тростью розыскника на ту комнату, где его принимала магиня. Оглядевшись, Котов понял, что лестницы наверх нигде не видно. Сейчас, когда в коридор падал дневной свет из пока незакрытой двери, Олег видел, что он совсем короткий. Его перегораживала стена с простой деревянной дверью, из-за которой тянуло лошадьми. Похоже, там и держали скакунов, на которых бежали Бэла и ее сопровождение.

Отчего-то в первый раз розыскник не заметил этого. Впрочем, горели свечи. Скорей всего они и перекрыли запах конюшни. Но уже через мгновение Олег отмахнулся от досужих размышлений. Так, просто отметил, что на первом этаже ничего, кроме привратницкой, «звездной» комнаты и конюшни не было. Лестница наверх пряталась от стороннего взора, и, кажется, она была скрыта там, куда ушла магиня после встречи с розыскником.

— Миров больше двух, — наконец ответил маг желчному господину. — Гораздо больше. И, не имея точного вектора, занести может, куда угодно. Это игра в рулетку. Что выпадет, то выпадет, а что может быть, я уже сказал. — После обернулся и посмотрел в глаза проводнику: — Тот, кто решится на переход без направления, безумец.

Котов отвернулся и направился дальше. Они прошли комнату насквозь и свернули к двери, скрытой драпировкой. Там и пряталась узкая деревянная лестница.

— Не стоит нам лгать, — произнес кто-то из тех, кто шел позади. — Среди нас есть тот, кто уже переходил через грань.

Олег, уже начавший подъем по лестнице, обернулся и окинул взглядом, полным иронии тех, кто шел за ним.

— Елизавета Андреевна, я полагаю? — уточнил розыскник и, продолжив подъем, сказал: — Она не смогла уйти дальше Старорусского уезда. Прорвать Марь ей и вправду удалось, но сама никуда не перешла, слишком мало силы. Зато притащила существо, именуемое поглотителем. Крайне неприятная сущность. Получает чужой облик, его знания и привычки, выпив носителя, оттого и поглотитель. На его счету шестеро человек, и это только в этом мире. Они могли бы быть живы, если бы не амбиции госпожи Калмыковой.

— Элоиза самая сильная из нас, у нее всё вышло, — сухо произнес проводник.

Олег опять обернулся, взглянул на него и усмехнулся:

— Смотря, что считать за «вышло». Прорвать Марь, да, вышло, покинуть этот мир — нет. Елизавета Андреевна с ее категорией силы в магическом мире могла бы рассчитывать на место обслуги, в крайнем случае, мелкого служащего. А удастся ли ей развиться хотя бы на категорию-две выше, предсказать невозможно. Что до вас, господа, то ваша госпожа не учила вас принимать магические потоки, только отдавать их. Стало быть, попав в магический мир, вы останетесь такими же, какими в него придете. Но, — Котов шагнул в очередной узкий коридор и вновь обернулся к своему сопровождению: — Через прорыв может уйти только один. Так-то господа.

За спиной короткое мгновение царила тишина, а после послышался ропот нескольких голосов:

— Что это значит? Один? Как это один? Что тогда будет с нами? Илья, немедленно ответь!

Олег едва приметно улыбнулся, слушая всё более нарастающий гул голосов. А затем заговорил проводник:

— Это всё чушь, господа, прекратите истерику.

Стало быть, проводника зовут Ильей, и он принял на себя главенствующую роль. Но это было ясно уже из того, что вел переговоры именно он. И, похоже, они с Лизой заодно, скорее всего, он и рассказал Калмыковой, что Бэла сбежала, раз та осмелилась вернуться…

— Не стоит пытаться водить нас за нос, — произнес проводник, обращаясь уже к розыскнику, и тот обернулся.

— А вы считаете, что я вожу вас за нос? — приподняв брови, спросил Олег. — Тогда давайте рассуждать вместе. Елизавета Андреевна, по вашим утверждениям — самая сильная из вас, не сумела покинуть этого мира, даже имея на руках схему портала и украденные ею у Бэлы накопители с вашей же силой, господа. Она пыталась это сделать, находясь у дяди — Мефодия Парамоновича, в Старорусском уезде Новгородской губернии. Заметьте, я не просто кидаю в воздух утверждения, я подкрепляю их названием места и именем родственника Елизаветы Андреевны, как и ее собственным именем. Откуда бы я это узнал всё это, если бы у нее всё вышло? Место прорыва установить несложно, но имена?

Илья встал близко к нему и усмехнулся:

— Да что ж тут сложного? Вы ведь сами сказали, что она была у дяди. После перехода пропала, так и выяснили и ее имя, и имя дяди.

Остальные мужчины заметно расслабились, верить своему было легко.

— Ну, допустим, — не стал спорить Котов. — Только вот ведь какая незадача. Откуда же я знаю о том, что госпожа Калмыкова имеет отношение ко всем вам, да еще об украденных накопителях? А знаете, откуда я всё это знаю? — маг склонился к уху проводника, но продолжил, не понижая голоса: — От хамелеона, то есть поглотителя. Кстати, Мефодий Парамонович стал второй его жертвой. Дядя Елизаветы Андреевны умер в тот самый день, когда она совершила свой безумный поступок, результатом которого стало появление того, кто убил ни в чем неповинного мужчину.

А сама Елизавета Андреевна, испугавшись пришельца, малодушно сбежала, тем и вывела его на след дачи Мефодия Парамоновича. Там рассказала и про украденные накопители, и про то, что ей не под силу вернуть поглотителя назад, и про Бэлу тоже. Так что, если бы не Марк Карлович, то госпожа Калмыкова привела бы нас на порог беглой преступницы. Вот так, господа.

Что же до самой Елизаветы Андреевны, то она сумела сбежать от плода рук своих, но, по словам хамелеона, до дрожи боялась своей благодетельницы, потому здесь появилась, полагаю, после того, как исчезла Бэла. И кто же ей об этом мог сказать? — Олег перевел взгляд на Илью. — Уж не вы ли, господин проводник? Что вас связывает? Дружба? Чувства? Впрочем, неважно. Важно то, что теперь вы намереваетесь использовать остальных, как это делала Бэла. Забрать силы, ибо только меня обобрать у вас не получится, а после вдвоем перейти в магический мир.

— Что? — послышался вопрос из толпы. — О чем он говорит, Илья? Это правда? Вы хотите выжать нас и бросить?

Знакомец розыскника сверлил последнего тяжелым взглядом. Не обернувшись, он выкрикнул:

— Чушь! Вас обманывают!

— Тогда отчего вы так злитесь? — полюбопытствовал Котов. Он окинул взглядом очередной короткий коридор с пятью дверями, в проеме одной из которых стояла Анна Николаевна, а из-за ее плеча выглядывал тот, кто должен был выстрелить, как обещал Илья. — Так вот, — продолжил маг, — как я уже сказал, открывать переход без направляющего вектора — чистое безумие. Да и вдвоем вам всё равно не перейти, не сможет перейти и одна.

— Почему же? — прищурившись, едко вопросил проводник.

— Во-первых, вы не сможете забрать мою силу, вам на это попросту не хватит людей. Они умрут раньше, чем я ослабну. Я — маг шестой категории, и как раз потому, что я имею эту категорию, меня и направили в этот мир. В мир без магии идут сильнейшие маги по причине большого ресурса. А во-вторых, я закрыт от воздействия вашего ритуала. Да и попросту не позволю не только навредить мне, но и себе самим, не говоря уже об Анне Николаевне.

Он простер руку в сторону женщины и того, кто стоял за ней, щелкнул пальцами, и мужчина отлетел от пленницы.

— Кстати, — розыскник посмотрел на Илью, — трость — это не оружие, это всего лишь накопитель. Я попросту сначала расходую ее ресурс, потом свой. Вы меня не разоружили. Стёпушка, — вдруг позвал он, — ты тут, друг любезный⁈

— Да, — прилетел ответ снизу. — Стою, слушаю, наслаждаюсь. Теперь можно?

Часть мужчин, еще стоявших на лестнице, потому что Котов не дал им подняться наверх разговором, обернулись. Бросил взгляд назад и проводник. После порывисто обернулся к старшему розыскнику, и тот одобрил:

— Действуй, голубчик! — и сам вновь щелкнул пальцами: — Спать.

Олег выхватил трость из руки Ильи, осевшего на пол, затем оттащил его с прохода и обернулся к пленнице. Покачав головой, Котов удрученно вздохнул и направился к ней. Женщина, привалившись спиной к дверному откосу, схватилась за сердце. Ее взгляд бродил по заснувшим похитителям, возвращался к магу, и было понятно, что она никак не решит, кого же стоит бояться больше. Тех, кто удерживал ее, но с помощью понятного оружия, или же человека, который одним щелчком пальцев может откинуть другого, а после разом отправить в сон с десяток мужчин. Второе было совершенно невозможно, а оттого пугало.

— Анна Николаевна, — подойдя к ней, с мягкой улыбкой произнес Олег, — нас прислал за вами Марк Карлович. Вам не стоит нас бояться, потому что мы друзья и не причиним вам вреда ни при каком условии. Вам нужно успокоиться и отдохнуть от волнений, — а затем добавил: — Засыпайте.

В отличие от «учеников», восприимчивость к магическому влиянию которых была увеличена Бэлой, что облегчало работу с ними, Анна Николаевна оставалась обычным человеком без всякого проблеска магии. Потому она осталась стоять на ногах, когда остальные заснули. На нее можно было влиять, как и на прочих, только в непосредственном контакте.

Прислонив трость к стене, Котов поймал женщину, послушно оседавшую на пол. Подхватил ее на руки и занес в одну из четырех маленьких комнатушек, совершенно одинаковых с виду. В каждой стояли по две кровати в два яруса, и значит, у Бэлы было в услужении шестнадцать человек. На одну из кроватей розыскник и уложил свояченицу Маклина. Возиться так с остальными он не намеревался.

Затем распрямился и направился к лестнице, где в неудобных позах лежали мужчины. Снизу на него посмотрел красноречивым взглядом Стёпа.

— Благодарствуйте, барин, — подхватив одного из бывших учеников, едко произнес напарник. — Не мог их наверх поднять, чтоб не растаскивать?

— Это было самое удобное положение, — отмахнулся Олег. — Поищу пока Элоизу.

— Конечно, барин, как скажете, барин, — пыхтя, ерничал снизу Степан. А затем донеслось ворчание: — Однако где же справедливость? Усыпляли вместе, а таскаю только я.

— Барину таскать по чину не положено, — усмехнулся себе под нос Котов и направился на поиски Елизаветы Калмыковой.

Впрочем, особо выбирать не приходилось, на втором этаже осталась только одна до сих пор закрытая дверь. Находилась она в стене, которая перегораживала коридор. И если исходить из размеров дома, то там как раз и пряталась пресловутая ритуальная зала. Олег деликатно постучался набалдашником трости, которую вновь забрал, и потянул на себя дверь…

Выстрел прогрохотал столь оглушительно и неожиданно, что маг только и успел ощутить дуновение ветра рядом с виском, когда мимо промчалась пуля. Он гулко сглотнул и, обернувшись, посмотрел назад, но не увидел, куда она угодила. Лишь после вновь перевел взгляд на ритуальную залу и только сейчас обнаружил, что уже держит перед собой трость, от набалдашника которой расходился невидимый обычному взгляду щит. Инстинкт сработал раньше сознания.

Впрочем, второго выстрела не последовало. До слуха розыскника донеслись щелчки, и он наконец нашел в сумраке взглядом девичью фигурку, которая продолжала нажимать на курок, но, похоже, в ее револьвере был только один патрон.

— Олег! — выкрикнул Стёпа, почти добежав до напарника. — Живой?

— Живой, — не обернувшись, ответил Котов. — И несказанно этому рад.

— Кто стрелял? — Степан выглянул из-за плеча приятеля, увидел девушку и хмыкнул: — Элоиза, вы ли это?

Старший розыскник поднял руку, сжал кулак, и Елизавета Калмыкова, вытянув руки вдоль тела, выронила револьвер и застыла, следя за магами затравленным взглядом. Олег скосил взгляд на напарника.

— Ты там закончил?

— Никуда они не денутся, — отмахнулся тот. — Бока не отлежат. Тут интересней.

— Хорошо, — усмехнулся Котов, и розыскники направились к магине-недоучке.

Олег скользнул взглядом по зале. Впрочем, залой она, конечно, не была, просто большое и пустое помещение. Какая-либо отделка отсутствовала, только вдоль стен были расставлены на треногах чаши с маслом. Это тоже было для поддержания антуража, но уже для «учеников». Сейчас огонь в них не горел, свет пробивался через щели в закрытых ставнях, и потому в зале было сумрачно.

На полу была начертана пентаграмма. Символы в ней были понятны двум магам, но совершенно неясны для жителей этого мира. И если бы люди, попавшие сюда, умели их читать, то даже не вошли бы в круг, потому что с первого взгляда бы поняли, что пентаграмма существует только для одного ритуала — передача силы.

В центре пентаграммы на треножнике был установлен большой хрустальный шар. Это уже антуражем не являлось. Шар служил накопителем, из него Бэла и забирала силу. Но сейчас у шара застыла живым изваянием девушка, ровесница совсем иной девицы, но разделяла их целая пропасть.

Скромный ангел Глашенька Воронецкая казалась чистой, будто родниковая вода, хрупкой и трогательной, и тем еще более очаровательной в своей женственности. Впрочем, под внешней хрупкостью Глафиры Алексеевны скрывалась внутренняя сила, благодаря которой она умела быть упрямой. А еще она всей душой любила своего брата и ради него готова была на многое.

Елизавета Андреевна Калмыкова тоже была юна, имела хрупкость в облике, да и черты ее лица оказались милы. Но душа таила совсем иные ценности. Воспитанница Бэлы оказалась достойна своей благодетельницы. Также готова была идти к своей цели, не считаясь с чужими жизнями. Ей легко было жертвовать другими, легко выстрелить в человека, легко обмануть доверие той же Бэлы, легко забыть о цене, которая была уплачена за попытку воплотить амбиции.

— Ваш дядя мертв, вы это знаете? — спросил Олег, остановившись перед Лизой. — Говорите, вы это можете. Я сковал лишь ваше тело, но не язык и не разум.

— Отпустите меня, — пролепетала девушка. — Я ничего не делала, я не виновата.

— Тот, кого вы притащили в этот мир, убил вашего дядю, вы это слышите? — повторил старший розыскник.

— Вы не имеете права! — истерично воскликнула Калмыкова. — Я не маг, вы не смеете ничего со мной делать, отпустите!

— Вы — маг, — ответил ей Котов. — Именно вы, Елизавета Андреевна. Они, — он кивнул назад, — нет, а вы маг, пусть и низшей категории.

— Мне просто надо получить доступ к магическому потоку, — вновь пролепетала девушка. — Тогда всё будет иначе…

Степан приблизился к ней, склонился к лицу и усмехнулся:

— Не-а, не будет.

— П-почему? — испугано спросила Лиза.

Олег неприязненно передернул плечами, ему эта девушка была неприятна. Можно было бы списать ее поведение на влияние Бэлы, но если бы не было магини, то разве бы госпожа Калмыкова была иной? Великодушный человек останется таковым, несмотря на чье-либо влияние. Совесть в карман не засунешь, она пробьется даже тогда, когда даже сам себя уверишь, что переживать не о чем. Так что всё, что делала Елизавета Андреевна, было отражением ее внутренних качеств.

— Стало быть, вас не волнует, что вы стали причиной смерти родственника, — все-таки произнес он вслух.

— Да что я такого сделала⁈ — воскликнула Лиза. — Я никого сюда пускать не намеревалась, хотела уйти сама! И не я просила убить дядю, это существо всё сделал сам. Я ни при чем! Я ни в чем не виновата! — повторила она, и взгляд заметался между магами.

— Да, вы не натравливали хамелеона, и даже не думали, что притащите кого-то через прорыв, — ответил Котов. — Но есть такая пустяковина, как ответственность за свои поступки. Есть совесть и честь, однако ничего из этого вам незнакомо, мадемуазель Элоиза. И раз уж ваша совесть молчит, то я поучать не стану, ибо ни отец вам и ни брат. Что до вины, то вы виновны в нарушении грани между мирами, виновны в сокрытии появления чужеродного существа, виновны в покушении на убийство, в конце концов.

— Я никого не желала убить!

— А как же все те люди, кого вы намеревались выжать до капли? — полюбопытствовал Олег. — А я? Меня вы тоже намеревались лишить силы, и не остановились бы, пока не услышали предсмертного хрипа. И я уже не говорю о выстреле. Вы промахнулись только чудом, но, думаю, сожалеете как раз о том, что промахнулись.

Девушка поджала губы, а после, вздернув подбородок, ответила:

— Вы ничего мне не сделаете, я не маг…

— Вы — маг, Елизавета Андреевна, я повторяю вам это снова. Да, возможности ваши ничтожны, да ваша категория минимальна, но дар был развит. Вы можете принимать магические потоки и взаимодействовать с ними. Так что вы отправитесь в Судебную службу, и там решат вашу участь.

— Что со мной сделают? — вновь испуганно спросила Калмыкова.

— Думаю, заблокируют дар, а после вернут в этот мир с обновленной памятью. Я подобных полномочий не имею, так что попросту доставлю вас туда, где вы сможете осуществить свою мечту и отправиться в магический мир, правда, под конвоем, — ответил старший розыскник. — Вы можете облегчить свою участь, если добровольно отдадите нам все ваши записи и схемы порталов.

— У меня ничего нет, — буркнула Лиза и отвела взор.

Напарники переглянулись. Стёпа развел руками, а Олег, вздохнув, щелкнул пальцами.

— Где записи? — повторил он свой вопрос.

— В моей комнате в шкатулке, — ответил девушка. — Шкатулку я спрятала в комод, в верхнем ящике.

— Благодарю за откровенность, — с иронией усмехнулся Котов и посмотрел на Стёпу. — Заканчиваем здесь и возвращаемся.

Степан кивнул, и напарники, на время оставив скованную магиню, отправились создавать псевдоученикам новую жизнь, в которой они переосмыслят свои ценности и устыдятся тому, сколько времени потратили на ересь и шарлатанку. Ни о какой магии они грезить не станут уже никогда. Из шестнадцати человек, служивших Бэле, не осталось ни одного идолопоклонника.

— Глашенька, должно быть, уже извелась, — шепнул Олег, присев над очередным спящим мужчиной. — Обещал быть поутру и всё рассказать, а так и не появился. Лишь бы не обиделась, — и он продолжил свое дело, встреча с возлюбленной пока откладывалась.

Глава 34

Старший розыскник шагнул из портала в свою квартиру и шумно выдохнул. Наконец-то. Ответом ему стал такой же вздох, но раздался он со стороны стола, где на стуле сидел его напарник.

— Чуть досуха себя не выжал, еле до портала дотянул, — пожаловался Степан. Он утер испарину со лба и усмехнулся: — Хорошо тебе с твоей шестой категорией, меня едва на всех хватило.

— Ты же пополнился, когда мы с Малой Охты вернулись, — ответил Олег.

Он подошел к напарнику, взял его за руку и прислушался к его состоянию. Сейчас Стёпа приходил в себя.

— Пополнился, — согласился последний. — Так сколько народа обработать пришлось. Но зато домочадцы Анны Николаевны уверены, что никуда она не исчезала, а попросту дурно себя почувствовала и вечер провела у себя в комнате. Впрочем, они были уверены, что Анна Николаевна осталась в доме сестры, как это случается, потому особо не переживали, и так было бы проще, но…

— Зинаида Николаевна в Кронштадте, — с пониманием кивнул Котов. — Она-то точно знает, что сестра покинула ее дом. И тут либо следить, когда госпожа Маклин вернется, либо убедить второе семейство, что Анна Николаевна все-таки вернулась. Да, тебе пришлось немало потрудиться.

— Угу, — промычал Стёпа. — Ну а Маклин уверен, что утром, после того, как проводил жену, отправился на прогулку. А то желание написать книгу, какое ты в него вложил, перло из Марка Карловича всю дорогу до дома, только об этом и говорил. О том, откуда ехал, и кто был с ним рядом, благополучно забыл, едва выбрался из пролетки. Анна Николаевна тоже. Она сразу же отправилась к себе в комнату, а я к ее домочадцам. Назвался дальним родственником Маклинов, чтобы войти в дом, ну а после исчез из их памяти вовсе. Вроде всё учел. Но выложился полностью, еле доехал назад.

— Трости мало, — констатировал Олег, — нужно держать про запас еще пару накопителей. Кстати, — он присел на край стола, — почему ты здесь? Я не спрашивал раньше, чтобы не показаться грубым, но раз уж зашел разговор. Твой ресурс совсем небольшой, мог получить распределение в магический мир, был бы с постоянной подпиткой.

— Да ты что! — воскликнул напарник. — Я же так выворачивался, чтобы меня сюда направили, чуть узлом не завязался! — он усмехнулся и пояснил: — Ты идолопоклонникам всё верно сказал, сюда только с большим ресурсом отправляют. Работа в мире без магии — это же как знак высокого статуса. Ну и пусть я дальше младшего розыскника не продвинусь, зато после мне будет доступно больше того, что я мог получить на службе в какой-нибудь канцелярии магического мира. Даже розыск там не дал бы мне того, что я получу после работы здесь. И претендовать могу на место, которое обычно занимает маг с более высокой категорией. Я уже не говорю о жаловании. Так что мир без магии для меня всё равно что золотая лестница. А как у тебя прошло? — Степан резко сменил направление беседы.

— Менее затратно, — усмехнулся Котов. — Пришлось долго ждать, когда явятся из Судебной службы. Елизавета Андреевна рыдала без передыха, я не стал накладывать чары. Пусть хотя бы в страхе себя корит за глупость, раз совести не хватило. Воронецкий в камере — это тоже ее заслуга.

— Жаль, вскоре она об этом забудет, — ответил Стёпа.

Он был прав. После того, как Лизу Калмыкову вернут в этот мир, она забудет обо всем: о магии, о Бэле, о тех, с кем жила на Малой Охте, о попытке вырваться в другой мир и о том, что стала причиной смерти шестерых человек. Пусть косвенно, но всё началось с того, что она пожелала оказаться там, где ей места не было.

Ничего ужасного ее не ожидало, если подходить к этому вопросу с позиции наказания. По сути, должна была отделаться легким испугом. Была бы рождена магом в магическом мире, то кара оказалась бы страшной, а так… всего лишь уничтожение пробужденного дара, правка памяти и возвращение к обычной жизни.

Олег мог это сделать и здесь, но, как он сказал, не имел таких полномочий, да и был, признаться, этому рад. Ему не хотелось возиться с Елизаветой Калмыковой. По мнению Котова она заслуживала более сурового наказания по обычным меркам. Чистокровному магу страшно не только лишиться свободы, но и магии, обычному человеку страшней потерять свободу.

Но, как бы там ни было, эта девушка и вправду не желала впустить в прорыв поглотителя, и все убийства были совершены им по собственному почину, а потому вина Калмыковой была в этом лишь косвенная. А значит, у нее просто заберут то, чем Лиза не могла обладать — магию. Еще память, потому что знания об иных мирах и служащих Ведомства должны были оставаться тайной.

— Совести бы ей это не добавило, — ответил Стёпе Олег. — К сожалению, человеческую натуру магия изменить не в силах.

В это мгновение раздался звук дверного колокольчика. Розыскники одновременно повернули головы, после обменялись вопросительными взглядами, и Котов произнес:

— Я открою, а ты переоденься. Для слуги ты слишком нарядный.

— Как скажете, барин, — ухмыльнулся напарник, и мужчины покинули портальную комнату.

Степан скрылся за дверью своей комнаты, а Олег подошел к двери и, открыв ее, в изумлении приподнял брови, а после приветливо улыбнулся:

— Сан Саныч, мое почтение. Михаил Алексеевич, безмерно рад видеть вас. Добрый день, господа, прошу.

Он проводил мужчин в гостиную, предложил жестом располагаться и, подойдя к двери, крикнул:

— Степан, принеси нам коньяка и кофе. На три персоны. — После обернулся и спросил: — Желаете ли что-нибудь перекусить?

— Нет, благодарю, дорогой друг, — ответил Сан Саныч. — Мы уже отобедали с господином Воронецким и вернулись к вам. Да-да, Олег Иванович, мы заходили к вам с час назад, но никого не застали и отправились в ресторан.

— Где Глаша? — спросил Михаил, не стремясь расшаркиваться.

Воронецкий казался встревоженным, оттого, должно быть, и был не любезен. Впрочем, это было вполне объяснимо. Сестры своей он до сих пор не увидел, хотя и знал, где она должна находиться. Скорей всего, и без того недовольный соседством Глашеньки с посторонним мужчиной, теперь Михаил и вовсе начал нервничать.

— Не стоит волноваться, Михаил Алексеевич, — улыбнулся ему Котов. — Глафира Алексеевна сейчас находится у Федора Гавриловича. Мне надо было отлучиться, и я посчитал, что оставить даму в одиночестве на продолжительный срок будет дурно и сопроводил ее к Ковальчуку. Федор Гаврилович и его семейство заверили меня, что позаботятся о Глафире Алексеевне. Но вот я вернулся и намеревался как раз отправиться туда, чтобы проведать вашу сестрицу.

— Федор Гаврилович? — переспросил Михаил и заметно расслабился. — Так и вправду лучше. Благодарю вас за заботу о моей сестрице и за вашу помощь в этом деле. Александр Александрович мне всё рассказал. Простите, что повел себя неучтиво, я волновался о Глашеньке.

— Понимаю, — чуть склонил голову Котов, — и не сержусь. Кстати, если желаете привести себя в порядок и переодеться, то можете это сделать. Ваши вещи находятся у меня. Степан погладит, если требуется, всё, что вы ему дадите.

Воронецкий встрепенулся и наконец улыбнулся в ответ:

— Это было бы недурно, благодарю вас.

В это мгновение в гостиную вошел Стёпа с подносом. И когда поставил свою ношу на стол, Олег велел ему:

— Дружочек, проводи Михаила Алексеевича к его вещам и помоги привести их в должный вид.

— Слушаюсь, барин, — поклонился младший розыскник и, когда Воронецкий поднялся с кресла, указал на дверь: — Прошу.

Рыкин и Котов проводили взглядом Михаила и Стёпу, и когда те скрылись из виду, Олег разлил коньяк по стаканам, подал один приятелю, а после присел в кресло и произнес:

— Меня терзает любопытство, Сан Саныч, рассказывайте.

Сыщик глотнул коньяка, после отставил стакан и взял чашку с кофе. Добавив туда маленький кусочек сахара, размешал, а затем бросил на приятеля чуть ироничный взгляд.

— И в чем же причина вашей немилости, друг мой? — с улыбкой спросил Олег. — Не просто же так вы пытаете меня молчанием.

— Разумеется, не просто так, — согласно кивнул Рыкин. — У нас более нет подозреваемых по вашей вине.

— Наказывать по этой причине невиновного — не выход, — заметил Котов.

— С этим сложно спорить, — усмехнулся Сан Саныч. — Михаил Алексеевич и вправду невиновен, и тому лучшее доказательство — новое убийство.

— Да что вы, — натурально изумился розыскник, — опять труп?

— Да, — Рыкин отвел взгляд и вздохнул. — В этот раз разбойная морда по имени Гаврила Тришкин. Шел с такими же разбойными мордами в бордель на Мещанской, а по дороге к ним привязался молодой мужчина с уже известными приметами. Итог этой встречи тоже известен. Впрочем, его приятели уверяют, что он прожил после этой встречи еще несколько часов, пока они решались везти его в больницу. А когда привезли, он уже был мертв.

— А чего же раньше не привезли? — удивился Олег. — Быть может, спасли бы бедолагу?

— Да грешков на том Гаврюше немало, опасались везти, — пояснил Сан Саныч. — Думали, оклемается. А пока ждали, тот и отдал Богу душу.

Котов покачал головой.

— Досадно однако. А ведь мог быть первый живой свидетель, кто видел убийцу совсем близко.

— Да уж, — вновь согласился Рыкин. — Но для Михаила Алексеевича эта смерть оказалась во благо. Хоть какую-то пользу Гаврюша принес. К тому же подтвердилась личность господина Воронецкого. Да и объяснение своим отлучкам он все-таки дал. Как прочитал письмо от сестрицы, так и начал говорить. Я проверил, оказалось всё в точности так.

После этих слов сыщик усмехнулся и, покачав головой, отпил кофе.

— Ну и где же? — встрепенулся Олег.

Рыкин бросил взгляд на дверь, после склонился к приятелю и, понизив голос, ответил:

— У зазнобы, — и вновь усмехнулся, — дело молодое, знаете ли. В тот день, когда убили Румпфа, Михаил Алексеевич решил зайти к знакомцу своего компаньона представиться, познакомиться. Там у них по коммерческому делу связи. Убедился, что с сестрицей всё в порядке и отправился исполнять поручение компаньона. А у того знакомца оказалась прехорошенькая дочь, вот и задержался.

Живут они недалеко от Ковальчука. И пока Глафира Алексеевна находилась на приеме у нашего общего друга, Михаил Алексеевич стал захаживать к девице. Сестрицу надолго не мог оставить, а девица та в душу запала, вот и использовал то недолгое время, какое у него было, чтобы оказать ей, стало быть, внимание. Отец не возражал. А что возражать? Молодой человек серьезный, разрешение на ухаживания испросил, дворянин опять же.

И в тот день, когда убили Карасева, он опять у них был. Клялись в том всем семейством, прислуга подтвердила. Книгу какую-то обсуждали с девицей. Беседой увлекся и упустил время, когда сестрица должна выйти. А она еще ждать не стала, ушла. Михаил Алексеевич признался, что был зол не столько на нее, сколько на себя, испугался знатно, что за своими амурными делами сестру потерял.

А молчал, как вы и думали, оттого, что не желал, чтобы Глафире Алексеевне хуже сделать. Думал, так убережет сестру от позора. Да и о своем алиби молчал, но по иной причине — не хотел, чтобы то семейство о нем было дурного мнения. Но после письма да нашего разговора все-таки ответил на все вопросы. А там еще и Тришкина убили, так что с господина Воронецкого все подозрения сняты, и он был сегодня утром отпущен.

Я встретил его, привел к себе, чтобы мог умыться и побриться, а после к вам пошли, да не застали.

— А сестре что же о той девушке не сказал? — уже с искренним удивлением спросил розыскник.

Рыкин вновь глотнул кофе и причмокнул:

— Знатный кофе ваш Стёпка варит. А почему не сказал? Так не хотел, пока сестра недужит тревожить ее рассказами о своем счастье. Ее он к психотерапевту отвел, несмотря на явное нежелание, а сам на свидание. Опасался ссоры.

— Понятно, — улыбнулся Олег. — Признаться, я рад, что всё наконец разъяснилось.

— Только вот подозреваемых не осталось, — усмехнулся Сан Саныч. — И Дарья эта из Лесного как в воду канула. В доме ее два остолопа только были обнаружены. Говорят, какой-то Цыган привел — прозвище это. Саму Дарью раз или два только видели, заходила ненадолго. Сыскать ее так и не смогли. Ни ее, ни Цыгана, ни белобрысого, ни Мефодия Парамоновича. Будто и не существовало их никогда. Но, вы же знаете, петербургский сыск легко не сдается, продолжаем искать.

— За удачу в вашем деле, — Котов поднял стакан с коньяком.

— За удачу, — согласился Рыкин.

Они выпили, а вскоре вернулся Михаил Воронецкий, уже переодетый в чистый выглаженный костюм, даже приятно пах одеколоном. От недавнего его положения узника не осталось и следа, разве что кроме осадка в душе и памяти.

Мужчины еще недолго поговорили, но уже о всякой пустой чепухе, а затем отправились к Федору Гавриловичу, где должна была изнывать от неизвестности младшая Воронецкая. Сан Саныч, поручив Михаила заботам друга, отбыл на службу, так что на Васильевский остров отправились только двое.

Пока ехали в пролетке, оба молчали. Говорить было попросту не о чем. Между мужчинами не было ни дружбы, ни давнего знакомства. Пускаться в пустословие о погоде и прелестях столицы не хотелось. К тому же между ними повисли еще невысказанные слова, волновавшие обоих, но по-разному. Впрочем, Олега больше волновала беседа с Глашенькой, потому что объясниться было необходимо, и что она ответит, пока предсказать было невозможно.

И когда они вышли у дома Ковальчука, и пролетка отъехала, Михаил молчать дальше не стал, пользуясь моментом, пока они были одни.

— Олег Иванович, — произнес Воронецкий, — я благодарен вам за заботу о моей сестре, но хочу услышать, что было между вами с Глашей, пока вы оставались наедине. Не поймите меня превратно, но я должен знать. И прошу быть со мной откровенным. Я помню, каким взглядом вы смотрели на мою сестру в театре и после, потому полагаю, что она произвела на вас впечатление, однако…

— Остановитесь, Михаил Алексеевич, — подняв руку, ответил розыскник. — Если вы подозреваете дурное, то лучше молчите, дабы не оскорбить меня, вашу сестру и моего отношения к ней. Между нами не было ничего, что могло бы навредить ее чести и доброму имени. Я люблю Глафиру Алексеевну, однако не имею намерения ни предлагать, ни склонять ее к чему-то постыдному и недопустимому.

— Чего же вы желаете? Какие у вас намерения в отношении моей сестры? — спросил Михаил прямо. — Я хочу это знать, потому что заметил, что и Глаша вами заинтересована.

Олег на миг отвел взгляд, коротко вздохнул и ответил:

— Мне бы хотелось сказать вам так же прямо, как вы спрашиваете меня, но ситуация моя несколько осложнена обстоятельствами…

— У вас есть невеста? Вы обручены?

— Нет, — Котов усмехнулся, — ни невесты, ни тем более жены у меня нет. Я свободный мужчина, эти обстоятельства иного рода. И прежде, чем я дам ответ на ваш вопрос, мне сначала хотелось бы объясниться с вашей сестрицей. Если Глафира Алексеевна примет то, что я хочу ей сказать, тогда смогу дать ответ о моих намерениях. И, что бы вы ни надумали обо мне дурного, повторяю: в моих намерениях нет ничего, что могло бы скомпрометировать или опозорить Глафиру Алексеевну.

— Почему же не можете сказать мне, ее брату?

— Потому что не могу. Дело в тех самых обстоятельствах, которые сковывают меня и не позволяют быть хозяином своей судьбе.

— Мне это всё вовсе не нравится, милостивый государь, — прохладно ответил Михаил. — Идемте. Я желаю видеть сестру и не желаю наблюдать, как вы виляете. Благородный человек всегда сможет ответить прямо на прямой вопрос.

— Я — благородный человек, Михаил Алексеевич, — также прохладно произнес розыскник. — Я был с вами откровенен. В ином случае, я мог бы заверить вас во всем, что вы хотите услышать, а поступить так, как позволит совесть. Впрочем, у людей такого склада совести нет. У меня она имеется, и потому я сказал, как обстоит дело. Прошу, — и он указал на парадный вход в дом Федора Гавриловича.

Воронецкий смерил мага пристальным взглядом, после развернулся и направился к двери. Он был раздражен, и Олег это понимал, но лгать и заискивать, чтобы родственник любимой женщины был настроен к нему более лояльно, не намеревался. Котов был честным человеком, и если того не требовали обстоятельства, связанные с его службой, врать не любил.

Мужчины в молчании поднялись до квартиры доктора Ковальчука, позвонились, а затем, натянув на лица одинаково благожелательные выражения, вошли, когда им открыла горничная. Она проводила помещика и мага до гостиной, где сейчас находилось всё семейство Федора Гавриловича с их гостьей, и едва Михаил и Олег шагнули на порог, Глашенька, охнув, бросилась к брату.

— Миша! Мишенька!

— Сестрица! — воскликнул в ответ Воронецкий и поймал ее в объятья.

Глашенька обняла брата за шею, зажмурилась, что есть сил, после обхватила его голову ладонями и покрыла лицо быстрыми поцелуями.

— Глаша, — с толикой смущения произнес Михаил, — опомнись, мы не одни. Это нехорошо…

— Я так волновалась, братец, так переживала, — не слушая его, щебетала девушка. — Прости меня, Мишенька, прости, — она вновь обняла его. — Это всё из-за меня, прости…

Брат, сжав девушке плечи, отстранился и заглянул в глаза:

— Зачем ты молчала? Почему не призналась, чему стала свидетелем? Глупая, жила одна со своим страхом, не разделила, не доверила, измучила меня. Разве же мы не одной крови? Разве бы стал бранить тебя?

— Кхм, — кашлянул Олег, останавливая родственников.

Глашеньке особо нечего было сказать брату на его вопросы, только снова рассориться, чтобы избежать дальнейших расспросов. Ей нужно было время, чтобы найти более убедительные ответы, чем она дала Рыкину и Ковальчуку, или хотя бы подготовиться, чтобы отстаивать свою позицию. Сейчас появление брата было слишком неожиданным, и барышня оказалась обнажена в своих чувствах. Котов хотел ей помочь.

И девушка воспользовалась возникшей заминкой. Она короткое мгновение рассматривала розыскника придирчивым взглядом, затем улыбнулась ему и произнесла:

— Простите, Олег Иванович, я не поздоровалась с вами. Доброго дня.

— Доброго дня, Глафира Алексеевна, — с улыбкой ответил маг, любуясь легким румянцем на щеках барышни. — Вы чудесно выглядите.

— Благодарю, — она вновь улыбнулась и, взяв брата за руку, повела его к Ковальчукам. — Так неловко вышло, простите нас…

Котов прошел к окну, встал там и в разговор не вмешивался, просто наблюдал со стороны. Наконец-то можно было расслабиться и не думать ни о хамелеоне, ни о магине-нелегалке, ни о ее псевдоучениках, ни даже просто о мистиках. Зато можно было просто стоять и любоваться на течение жизни обычных людей с их обычными страстями, а еще на девушку, которая столь стремительно заняла мысли и раскрасила жизнь одним своим существованием. Да, старшему розыскнику из иного мира в эту минуту на душе было спокойно.

* * *

Летний Санкт-Петербург бывал неизменно хорош. Даже хмурые пасмурные дни не портили его великолепия и грациозности. В этом городе с его гранитными набережными, изящными дворцами, золотыми шпилями, восхитительными соборами и широкими улицами царил какой-то особый дух, какого не было в иных городах не только Российской империи, но и, пожалуй, всего мира.

Возможно, это была просто любовь к детищу великого государя, а может, и что-то иное, или вовсе ничего этого не было, а лишь воображалось поклонниками града Святого Петра. Однако он никого не оставлял равнодушным. Его можно было обожать или ненавидеть, но остаться равнодушным совершенно невозможно.

Впрочем, молодой паре в эту минуту не было дела до красоты Петербурга. Он и так уже полюбился что мужчине, что девушке, державшей мужчину под руку. Они неспешно прогуливались по Таврическому саду, негромко разговаривали, и когда девушка, похожая на ангела, смеялась, а мужчина смотрел на нее с улыбкой. Его любование спутницей было неприкрытым и откровенным, но он не стеснялся своих чувств. Только на щеках девушки играл смущенный румянец, однако глаза поблескивали, и это ясно говорило — юному ангелу было приятно.

Впрочем, хорош был и мужчина. Черты его лица дышали благородством, были гармоничны и приятны. Признаться, красивая была эта пара, и на них уже не в первый раз обращали внимание другие посетители сада. Но мужчине и девушке, похоже, ни до кого не было дела. И можно было сказать со всей уверенностью, что они влюблены.

— Не проголодались ли вы, Глафира Алексеевна? Мы можем зайти в ресторан, — спросил мужчина, указав взглядом на двухэтажный павильон.

— Благодарю, Олег Иванович, — улыбнулся девушка, — прогуляемся еще.

— Как пожелаете, мой ангел, — ответил Котов, и они вновь побрели по ухоженным аллейкам.

Шел второй день после освобождения Михаила. У Ковальчука поговорить так и не вышло, а после Воронецкие забрали вещи из квартиры розыскников и вновь переехали в «Старый феникс». Однако отказывать Олегу в прогулке с сестрой суровый новгородский помещик не стал. Впрочем, и сам с ними не пошел. Михаил Алексеевич отправился к знакомцу компаньона, чтобы объясниться о своем аресте, ну и навестить его прелестную дочь.

— Мишенька всерьез увлечен, — поделилась новостью Глафира Алексеевна. — Думается мне, вскоре у меня появится невестка. Впрочем, Миша всегда говорил, что прежде выдаст замуж меня, а уж после женится сам. Но ведь и сердце его прежде было свободно. Завтра он хочет отвести меня к господам Залихватовым, чтобы представить Ульяну Родионовну. Братец уверяет, что девица эта хороша не только ликом, но и душой. Надеюсь, что это так, и мы подружимся.

— Непременно подружитесь, Глафира Алексеевна, — улыбнулся в ответ Котов.

Он отвернулся и поджал губы. Вольно или невольно, но Глашенька подвела его к тому разговору, которого избежать было невозможно… да и не ненужно. Он должен был состояться, только что ответит девушка…

— Глафира Алексеевна, нам нужно объясниться…

— Не надо, Олег Иванович, — остановила его барышня. — Я знаю, что вы сейчас скажете. Я, может, и юна, но не глупа. Вы немало рассказывали о том, как обстоит дело. Вы любите меня, а я люблю вас, но вместе мы быть не можем, потому что здесь вы всего лишь на службе и однажды вернетесь домой, только мне там нет места. Я внимательно вас слушала и потому выводы сделала. Я ведь права?

Олег медленно кивнул и ответил:

— Правы.

— Стало быть, говорить не о чем, — она отвернулась и продолжила прогулку, тем скрыв собственные чувства.

Котов смотрел девушке вслед, и в груди его разрастался пожар, будто уже были произнесены слова прощания, и надежды больше нет. Он охватил сердце, душу, голову, и маг сорвался с места. Олег нагнал барышню и заступил ей дорогу.

— А что это там, Олег Иваныч? — преувеличенно бодро спросила Глашенька, кажется, указав наугад.

— Вы всё верно сказали, — не ответив, заговорил розыскник. — Да, мы из разных миров, и это вовсе не словесный оборот, а суровая данность. В моем мире нет места вам, в вашем — мне. Я всегда останусь в тени и буду исчезать из людской памяти, едва в глаза начнет бросаться мой возраст, который не меняется, несмотря на проходящие годы. Более того, по меркам этого мира я уже далеко не молод, как бы ни выглядел внешне. Всё это так, но…

Глашенька подняла на него взгляд, и Олег увидел, что в глазах ее застыла влага. И как бы девушка ни пыталась сдержаться, одна слезинка все-таки потекла по щеке. Розыскник бережно стер ее и вновь посмотрела на барышню.

— Вы сказали «но», Олег Иванович, — напомнила Глашенька.

— Но я не готов отказаться от вас, — закончил Котов. — Попросту не могу.

— И что же нам делать? — едва слышно спросила девушка.

— Я готов бороться за вас, Глафира Алексеевна, — ответил маг. — Я не желаю оскорблять вас предосудительным предложением, и не желаю нашего счастья всего лишь не несколько лет. Я желаю соединить наши с вами судьбы без всяких условий, и потому прошу вашей руки, мой ангел. Но прежде, чем вы дадите мне ответ, я должен пояснить, что мне предстоит сделать.

Девушка сжала его руку и потребовала:

— Говорите же, умоляю вас, говорите!

На них стали оборачиваться, и розыскник, предложив руку Глашеньке, повел ее подальше от сторонних глаз и ушей. Девушка поняла и вопросов больше не задавала, но глаза ее теперь лихорадочно блестели, грудь вздымалась чаще, и было ясно, что барышня взволнованна.

— Так вот, Глафира Алексеевна, — вновь заговорил Котов, когда они нашли укромный уголок, — я намереваюсь покинуть Петербург. Подам прошение о замене и вернусь в Ведомство. — Девушка вспыхнула, она открыла рот, чтобы ответить, но Олег отрицательно покачал головой: — Не спешите, ангел мой, я еще не закончил. Это необходимо, чтобы получить разрешение на брак с девушкой из мира, для которого нас не существует. В ином случае я могу обвенчаться с вами хоть завтра, а лет через пять исчезну, оставив вас вдовой при живом муже. Вы будете считать меня мертвым, а я издали наблюдать за вами и нашими детьми, которые к этому времени могу родиться. Если же я откажусь так поступить, меня попросту уберут из этого мира насильно, и не останется даже такой возможности быть поблизости, чтобы помочь и защитить в случае надобности. Я так не хочу, и потому буду добиваться разрешения.

Девушка опустила голову, пряча смущение, возникшее после последних слов Котова. Однако вскоре вновь посмотрела на него и спросила:

— Что будет, если вы сможете добиться разрешения на наш брак?

— Тогда вы будете рядом со мной, куда бы меня ни отправили. Более того, я смогу развивать дар в наших детях, если они его унаследуют. Они отправятся учиться наравне с другими магами и получат право выбора, чего у них не будет, если я женюсь по собственному почину.

— Но я состарюсь раньше вас? — с улыбкой спросила Глашенька и тут же отмахнулась: — Чепуха, у меня впереди еще несколько десятков лет молодости.

— Вы не дослушали меня, — строго остановил ее Олег, но тут же не удержался и с нежностью коснулся щеки барышни тыльной стороной ладони. — Дело в том, Глафира Алексеевна, что на всё это у меня может уйти продолжительное время. Я даже не могу вам с точностью сказать, сколько вам придется жать меня. И если вы готовы на это, то я вновь прошу вашей руки. Однако же и вновь прошу не спешить с ответом, а хорошенько обдумать, готовы ли потерять на ожидание, возможно, год, а может быть, и несколько дольше.

— Год? — охнула Глашенька, но мотнула головой и повторила: — Чепуха. Если вы не отказываетесь от меня, то буду откровенна — я тоже не готова отказаться от вас. Я принимала данность, потому что понимала, что вы не можете иначе, но если счастье возможно, то я буду ждать его столько, сколько потребуется.

— И все-таки подумайте, не спешите, — с улыбкой ответил Котов. — Год — это не так уж и мало. За год может многое перемениться. И ваши намерения, и симпатии. Я хочу, чтобы вы были счастливы, мой ангел, и потому не прошу немедленного ответа.

— Вы уже сделали меня счастливой, мой дорогой чародей, — сказала девушка. — Но если вам так будет легче, я скажу вам «да» завтра. Мне не о чем думать. Я не знаю, что произойдет за этот год, но знаю, что люблю вас и хочу провести свою жизнь рядом с вами. Я мечтала о вас с первого взгляда в парке, и не желаю расставаться со своей мечтой.

— Глашенька…

Олег подался к девушке, но опомнился и бросил взгляд в сторону.

— Никого нет, Олег Иваныч, — произнесла барышня. — Вы зря остановились.

Она скосила взгляд на мага и опустила голову, но он увидел, что девушка прячет улыбку.

— Вы — прелесть, — произнес он и легко рассмеялся.

А после сделал то, что намеревался, — приподняв голову Глашеньки за подбородок, Олег склонился к ее губам…

Эпилог

— Где Олег Иваныч?

Молоденькая женщина ангельского облика сняла теплую шляпку, устроила ее на полке в прихожей, а после, сняв шубку, посмотрела на пожилого мужчину, который раздевал розовощекую с морозца девочку лет трех. И цветом волос, и глаз пошла она в своего отца, разве что ангельский лик унаследовала от матушки. Мужчина подмигнул девчушке и поднял взгляд на женщину.

— Олег Иванович укрепляет Марь, Глафира Алексеевна, — ответил он.

— Неужто опять пытались прорваться? — изумилась женщина.

— Никак нет, барыня, — слуга поддел носик девочки согнутым пальцем и, распрямившись, подал ей руку. — Олег Иваныч всего лишь нашел, где полог истончился, теперь укрепляет. Желаете отобедать? У меня уж всё готово.

— Благодарю, Никанор Богданыч, я дождусь мужа, а Машеньку накормите, она голодна.

— Окажите милость, Мария Олеговна, — мужчина с поклоном простер вторую руку в приглашающем жесте, и девочка важно кивнула.

Глашенька смотрела им вслед, и на губах ее играла улыбка. Она была счастлива. А ведь было время, когда это счастье уже казалось невозможным. Олег пропал не на полгода, ни на год и даже не полтора, его не было два с лишним года. И в какой-то момент от него перестали приходить письма, которые он отправлял Степану, а тот переправлял уже в поместье Воронецких.

Сколько споров было с братом, сколько ссор, когда Миша окончательно уверился, что Котов обманул его сестру и попросту выкинул ее из головы. Поначалу не сомневался, что тот появится, потом ездил в Петербург в надежде его найти, чего, разумеется, сделать не удалось, потому что мага даже не было в этом мире.

В конце концов, устав смотреть на тихие страдания Глаши, старший Воронецкий решил выдать ее замуж. Сестрицу спрашивать не стал, сам всё решил. Выбрал молодого красавца-офицера, который как раз пытался ухаживать за Глафирой Алексеевной. И на балу в честь ее двадцать первого дня рождения объявил о помолвке.

Глашенька была вне себя от злости и обиды, брат неумолим. Впрочем, на балу они отношений не выясняли, просто обменялись красноречивыми взглядами, тем и высказались, что думают о происходящем.

— Ничего у тебя, Мишенька, не выйдет! — глотая слезы, выкрикнула Глашенька, когда, отделавшись от новоявленного жениха, сумела сбежать из усадьбы.

— Так, стало быть, жених вам не по нраву? — полюбопытствовал кто-то за спиной девушки.

Она порывисто обернулась, да так и застыла с приоткрытым ртом, глядя на того, кого уже не чаяла увидеть. Олег смотрел на девушку пристальным взглядом. Он появился, как раз на оглашение и не спешил открыться, наблюдал за Глашенькой, никем незамеченный собственными стараниями.

Поначалу был сражен тем, что услышал. Он только вошел и направлялся к своей невесте, когда смолкла музыка, и Михаил, призвав к себе сестру и некоего офицера, огласил помолвку. Котов даже не сразу сообразил, чему стал свидетелем. Это было подобно ушату ледяной воды на голову мужчины, только что летевшему на крыльях.

Да, понимал, что времени прошло немало, что не давал о себе знать, попросту не имея такой возможности. Даже где-то в душе подозревал, что спешить, возможно, уже не к кому, но верил, что возлюбленная дождется. И тут оказалось, что подозрения, которые гнал, стали реальностью.

Олег видел, что девушка, выслушав брата, не изменилась в лице. Она продолжала улыбаться и вроде бы даже охотно приняла поздравления, а после станцевала с женихом. После что-то сказала ему и вышла, последовал за ней и Котов. Впрочем, он готов был и уйти, так и не дав о себе знать, если бы Глафира Алексеевна попросту направилась в дамскую комнату, а после вернулась в бальную залу и продолжила наслаждаться своим счастьем.

Однако она покинула сам дом, а после и вовсе побежала. Олег почти сразу же последовал за ней. Глашенька даже заметила его, но не рассмотрела, только отмахнулась, похоже, приняв его за лакея:

— Оставьте, мне не нужно сопровождение.

И вот теперь ее чувства обнажились, и Котов понял, что этот брак ей нежелателен. Признаться, стало легче. Но это ему, девушка же, пребывая в пылу негодования и обиды, наконец преодолела оторопь и бросилась к бывшему розыскнику. Но вовсе не для того, чтобы обнять его.

Глашенька сжала кулаки и ударила мага по плечам:

— Вы! Вы вдруг решили явиться и сметете задавать мне вопросы⁈ — воскликнула она. — И какое вам дело до моего нового жениха? Уходите, откуда пришли! Видеть вас не желаю!

— Так выходит, вы рады помолвке? — спросил Олег.

— Да! — взвизгнула барышня. — Еще как рада! Сейчас вернусь и буду танцевать, пока не упаду от счастья! А вы убирайтесь туда, где были столько времени и не вспоминали обо мне!

Вновь стукнув Котова кулаками по плечам, Глашенька бросилась прочь от него, но далеко так и не убежала. Олег нагнал ее, рывком развернул к себе и впился в губы. Девушка забилась в его руках, что-то замычала, даже попыталась укусить, но вскоре выдохлась и затхла.

Маг отстранился и, так и не выпустив ее из объятий, жарко заговорил:

— Ангел мой, ни минуты не забывал от вас. Пока мог, писал, после даже писать не было возможности. Я так опасался, что вы меня не дождетесь, но не мог вырваться. И всё, что я делал в это время, было ради того, зачем я оставил вас. Мне столько всего пришлось преодолеть, чтобы добиться разрешения на наш брак, и когда наконец получил его, сразу же отправился назад.

— Вы только что прибыли? — тихо спросила Глашенька, уткнувшись лбом в плечо Котова.

— Пять дней назад… — ответил Олег, и барышня, отпрянув, вновь вспыхнула:

— Пять дней⁈ Вы здесь уже пять дней и не дали о себе знать? Да если бы вы появились, то не было бы никакой помолвки!

— Я должен был уладить некоторые дела, — удержав ее, сказал Котов. — После искал вам подарок, потому что помнил, что вскоре ваш день рождения…

— Подарок! — всплеснув руками, воскликнула Глашенька. — Да разве же вы не понимаете, что вы и есть лучший подарок для меня? Я так ждала вас, — она всхлипнула.

Олег вновь привлек к себе девушку и ответил:

— Я здесь и никому вас не отдам.

— А вдруг я теперь хочу замуж за Андрея Сергеевича? — спросила она, но в голосе уже проскочила кокетливая нотка.

— Перехотите, — пожал плечами Олег. — Щелкну пальцами, и никакого Андрея Сергеевича вам будет ненадобно.

Глашенька вскинула голову, глаза ее округлились, и барышня покачала головой:

— Однако вы жук, Олег Иванович.

— И что с того? — хмыкнул Котов. — Жук, ну и ладно. А вы драчунья, но я же не пеняю вам этим.

Барышня вспыхнула, но уже от смущения за свою выходку, но быстро справилась с собой и ответила:

— Бог с вами, Олег Иванович, не наговаривайте, я — чистый ангел.

— А я — чародей, — парировал бывший розыскник. — А раз мы так подходим друг другу, то не станцевать ли нам с вами? А там и за свадебку.

— А как же Андрей Сергеич и Мишенька? — полюбопытствовала Глафира Алексеевна.

— Михаилу Алексеевичу будет стыдно, а с Андреем Сергеевичем я дело улажу, положитесь на меня, душа моя. Я ведь кто?

— Жук вы, Олег Иванович, — улыбнулась Глашенька.

— Вот именно, — Олег усмехнулся и подал руку вновь своей невесте. — Тогда летим на огонек, пожужжим?

— Ну что вы, я буду парить у вас за плечом, — девушка вложила свою ладошку в ладонь мага, — но если будет необходимо, то непременно подерусь, можете на меня рассчитывать, господин чародей.

Котов вновь привлек к себе Глашеньку, короткое мгновение любовался ею, а после произнес:

— Как же я тосковал по вам, мой милый ангел, — и завладел ее губами.

Скандал, конечно, был. Не столь великий, каков мог быть раздут, но все-таки имел место. Он произошел вскоре после того, как они вернулись в усадьбу. Глашенька отозвала брата и нового, но уже бывшего жениха. В стороне от шумного общества и состоялся разговор.

В итоге Михаил и Олег помирились. Воронецкий даже принес извинения, не сразу, конечно. Поначалу он негодовал, впрочем, навязать своего мнения сестре так и не смог. Да и супруга его Ульяна Родионовна встала на сторону Котова и Глашеньки. И хоть Миша и считал себя правым, потому что заботился о сестрице, но, в конце концов, признал, что ошибался, считая первого жениха негодяем, который позабыл о своем обещании жениться. За это и извинился.

А вот господин офицер отступаться не соглашался, даже порывался вызвать соперника на дуэль. Но тут Олег не церемонился, и Андрей Сергеич отказался от своих намерений: и жениться на Глафире, и стреляться — по щелчку пальцев, в буквальном смысле, разумеется. А вскоре начал ухаживать за другой барышней.

В обществе шептали всякое, пытаясь найти причины столь стремительного разрыва только что объявленной помолвки. Ответ нашли в скорой свадьбе Глафиры Алексеевна и господина из Петербурга, которого никто не знал, но те, кто с ним встретился, отзывались, как о человеке обаятельном.

Даже пошли романтические истории, впрочем, не так уж сильно расходившиеся с истиной. И Петербург в них был, и поездка Воронецких, и некие обстоятельства, которые не позволили влюбленным быть вместе. Но вот он явился, и иных помолвок уже быть не может. В общем, посудачили и успокоились, найдя новые истории.

Свадьба же состоялась вскоре. Была она тихой и прошла только в небольшом кругу. А после молодые отбыли в Петербург, где проживал господин Котов. Правда, жили они теперь совсем в другом доме, и прислуживал им нанятый Олегом в родном мире слабенький маг первой категории, который прежде работал в доме родителей Олега.

Нанять кого-то в этом мире было невозможно, потому что Котов теперь служил стражем Мари, то есть следил за ее целостностью. Когда-то он не любил этой должности, а теперь был вполне доволен. Она не требовала выискивать ни тех, кого могли использовать для помощи в прорыве, ни магов и существ, которые находились в этом мире нелегально, зато можно было жить жизнью обычного человека и отдавать время семье.

Но в квартире по-прежнему находился портал, и приходилось время от времени им пользоваться, а потому пригласить на службу в дом жителя этого мира не представлялось возможным. В этом случае требовалась работа с сознанием, чтобы прислуга не обращала внимания на странности происходящего, потому-то Котов и привел с собой Никанора Богдановича, который стал и кухарем, и лакеем, и даже нянькой, когда родилась Машенька.

Что до старых знакомцев, то Котовы пока продолжали дружбу и с сыщиком Рыкиным, и с психотерапевтом Ковальчуком. К последнему они были часто приглашены на семейные праздники. Впрочем, пройдет еще пара лет, и жители этого мира забудут о маге и его супруге, но… Можно ведь познакомиться заново, верно?

С Михаилом и его семейством было всё иначе, и в первую очередь из-за Глаши. Это было родство, а не простое знакомство. Впрочем, госпожа Котова могла навещать брата в его поместье, когда пожелает, это ее супруг не мог покидать Петербург, когда заблагорассудится.

Могли и Воронецкие наведываться в гости к зятю в столице, им всегда были рады. А если ему приходилось исчезнуть, то в их сознании, Олег попросту покинул дом по спешному делу, что, в общем-то, было правдой. И вроде бы всё складывалось недурно, но было лишь одно неудобство — время.

Для Михаила и его жены, как и для прочих людей, оно бежало своим чередом. И пока они будут становиться старше, Олег останется по-прежнему молодым, да и Глафире Алексеевне стараниями мужа обычного увядания не грозило.

— Я женился не ради нескольких десятилетий, — сказал он, впервые дав приправленное магией зелье Глашеньке. — Ты моя жена по закону всех миров, а потому никто не оспорит моих действий. Раз в год ты будешь принимать это снадобье.

— И что же будет? — с любопытством спросила его супруга.

— Скажем так, твой организм будет заморожен на этот срок, — объяснил Олег. — Сейчас тебе двадцать два года, и если принимать мое снадобье, то тебе еще очень долго будет двадцать два. Однажды ты начнешь принимать его раз в два года, потом раз в три года. Период будет увеличиваться, чтобы мы старели с тобой одновременно, а это будет еще очень и очень не скоро, по меркам этого мира, разумеется.

— А как же нам тогда встречаться с Мишенькой?

— Для этого хватает ухищрений обычных и не совсем обычных, — ответил Олег. — Будем становиться старше при помощи грима и иллюзий там, где они будут уместны.

— А если тебя переведут в иной мир? — вновь спросила госпожа Котова. — Как быть тогда?

— Стало быть, для твоего брата мы отправимся в очень долгое путешествие и осядем там, откуда письма в Россию будут идти очень долго. А когда выпадет возможность, то непременно навестим Михаила Алексеевича и его семейство, — заверил маг. — Но я познакомлю тебя с другими мирами гораздо раньше. Мы непременно отправимся с тобой туда, когда подойдет время моего отпуска.

Впрочем, для путешествия время всё еще не пришло, и отпуск чета Котовых проводила в поместье Воронецких. Причина тому была веская — переход порталом. Глафира Алексеевна вскоре после свадьбы понесла, и рисковать Олег не стал даже ради того, чтобы быстрей добраться до Новгородской губернии через переход на заставу.

А когда родилась Машенька, то уже ее возраст удерживал родителей в родном для нее мире. Решились дождаться, когда ей исполнится пять лет. Хотя переход Марии Олеговне должен даться легче ее матери, потому что дар отца она унаследовала, правда, пока он спал, но взаимодействие с магическим потоком должна была перенести без особых неприятных ощущений, какие ожидали Глашеньку. Однако любопытство было сильней опаски, и потому госпожа Котова ожидала путешествия с предвкушением, а не с тревогой.

Что до остальных знакомцев, то с ним не надо было ни грима, ни выдумок, потому что они сами были магами. Дружба Олега и Степана продолжилась. Правда, виделись они теперь нечасто, но если бывший напарник заглядывал к Котовым, то оставался желанным гостем. Ему неизменно были рады и супруги и Машенька.

В общем, всё и вправду было хорошо. Давно уж позабылся хамелеон и его каверзы, а воспоминание о знакомстве осталось, и вызывало оно улыбку, а не пережитый когда-то страх и подозрения. Да и долгая разлука тоже позабылась. Настоящее было интересней прошлого, и проживать его стоило с удовольствием.

Кстати, о хамелеоне. Дело его было отправлено под сукно. Странные преступления, последней жертвой которых стал разбойник Гаврила Тришкин, прекратились, и более ничего подобного не происходило. Более того, сыск так и не сумел найти никого из подозреваемых, они будто растворились в воздухе, не оставив и следа.

Правда, в Старорусском уезде Новгородской губернии, кроме Федота Афонина было обнаружено тело мещанина Топоркова Мефодия Парамоновича, который был так же мумифицирован, как и все прочие жертвы. А так как его труп обнаружили в то время, когда еще в Петербурге происходили таинственные убийства, то следствие сделало вывод, что он и стал первым, над кем провели бесчеловечный эксперимент, а после один из преступников назвался его именем.

Когда стало известно о Топоркове, то вновь заподозрили Воронецких, но их непричастность была тут же и подтверждена тем, что в предполагаемое время убийства, Михаил искал сестру, а рядом с ним было множество свидетелей, да и после покинул поместье только для поездки в столицу. Что до Глафиры Алексеевны, то ее и близко рядом с дачей Топорковых никто не видел, да и не знал таковую.

И всё это подтвердило версию Котова о том, что Воронецких использовали, чтобы взвалить на них вину и прикрыться после некоего схожего убийства, коим и посчитали убийство Топоркова… или Афонина, тут были споры, так как иных похожих тел не нашли. По времени выходило, что первым все-таки был Федот, но вряд ли блаженный был целью преступников, ему попросту не повезло.

В любом случае, тут для преступников удачно сошлось и то, что Воронецкая пропала, и поместье было не так уж и далеко от дачи Топорковых. В общем, отличный способ провести еще несколько экспериментов и подставить невиновных. Но это касаемо молодого помещика и его сестры, однако, был кое-кто, кому досталось пристальное внимание сыска, — Елизавета Калмыкова.

Эта девица — племянница Топоркова, приехала на дачу к нему незадолго до убийства и покинула тоже очень быстро. Вот ее-то следствие и тряхнуло хорошенько, когда Елизавета Андреевна вернулась домой из некоего путешествия, в которое отправилась по собственному почину, не предупредив ни близких людей, ни знакомых. Просто исчезла и всё. Это выглядело крайне подозрительно, как и ее появление после того, как преступники исчезли, прекратив свои эксперименты.

Конечно, Калмыкова ничего не могла рассказать уже потому, что в ее памяти не осталось ничего из того, что хотели услышать дознаватели. Она рыдала и клялась в своей непричастности. И пусть в итоге Елизавета Андреевна была отпущена, так как доказать ее причастность было невозможно, впрочем, как и опровергнуть ее, но последствия для нее имелись. Недоверие родни, позор и испорченная репутация.

И тому причиной стали не только обвинения, но и ее так называемое путешествие. Тем более проверка всего того, что рассказывала девушка, не подтвердилось. Еще бы! Всё, что могла поведать мадемуазель Элоиза, было вложено ей в голову магами, но не произошло на самом деле.

Поведя плечами, Глашенька стряхнула мечтательную задумчивость и направилась к портальной комнате. Она вошла внутрь и улыбнулась, скользнув взглядом по книжным шкафам. Супруг был себе верен и не стал изобретать чего-то нового, а устроил комнату перехода так же, как это было во время его прошлой службы.

Она подошла к одному из шкафов, открыла его и провела кончиком пальца по корешкам, остановилась на одной из книг, достала ее шепнула с улыбкой:

— Вы читали Достоевского? — усмехнулась и, прижав книгу к груди, сама себе ответила: — Теперь уж точно читала.

В этом мгновение за спиной ее послышался шорох, и женщина, вернув книгу на место, обернулась. На устах ее вновь была улыбка, но вскоре померкла, когда она заметила бледность на лице мужа. Взяв со стола графин, она налила воды в стакан, после капнула из пузырька, стоявшего рядом, и поднесла Олегу.

— Ты устал, — заметила Глафира Алексеевна.

— Марь забирает много силы, — ответил ей супруг, после склонился к щеке, поцеловал, а затем уже выпил то, что подала ему жена.

Накрыв плечи Олега ладонями, Глашенька следила за тем, как на лице его вновь появляется румянец. Удовлетворенная тем, что снадобье, которое готовил для хозяина Никанор Богданыч, подействовало, она привстала на цыпочки, поцеловала в уголок губ и отстранилась.

— Идем обедать. Машенька уже, должно быть поела, а я ждала тебя. Тебе надо подкрепиться.

Олег вновь привлек жену и улыбнулся:

— Ты даешь мне сил, — сказал он, лаская взглядом черты супруги. И когда она привычно потупилась, спросил уже иным тоном: — Как погодка?

Женщина взяла его за руку и потянула к двери, Котов противиться не стал.

— Погода чудесная, — ответила ему жена, пока они шли в столовую. — Город будто укутан в белую шубку, и вся она так и переливается в солнечном свете. Нам непременно надо сходить на каток. Я настаиваю, так и знай.

— А я покоряюсь, — со смешком ответил маг. — Иначе ведь мой ангел примется кулаками махать.

— Всё жужжите, господин чародей? — прищурилась женщина.

— Из последних сил, — с явным намеком ответил ей Олег.

— Не прибедняйся, душа моя, — отмахнулась Глашенька. — Ты сам сказал, что я делаю тебя сильней. Я с тобой, стало быть, всё хорошо.

— А ведь и не поспоришь, — ответил Котов и, рассмеявшись, последовал за женой в открытую дверь столовой.

За окном сиял белизной зимний Санкт-Петербург. Его жители вели свое обычное существование, даже не догадываясь, что где-то по соседству с ними есть порталы, переходы в иные миры и чужаки, которые лишь притворялись уроженцами этого мира.

А, впрочем, какая разница? Есть рядом маги или же их нет вовсе, человеческую природу это не переменит. И что бы ни случилось в этом мире, совершали всё это люди. А магия… магия тут совершенно ни при чем.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Эпилог