Вероника. Исповедь влюблённой (fb2)

- Вероника. Исповедь влюблённой 925K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Лариса Борисовна Эвина

Лариса Борисовна Эвина
Вероника. Исповедь влюблённой

Есть двa самых важных дня в жизни.

День, когда ты появляешься на свет,

и день, когда ты понимаешь — зачем.

Марк Твен

Глава 1

Вероника не спала уже третий или четвёртый день — она не помнила. В голове крутилась одна и та же мысль: почему? Почему ей не поверил человек, которого она считала близким? Почему его нет рядом, нет его поддержки, когда ей так плохо? Почему она сейчас без работы, без денег, без любви?

Январский ветер задувал в щели у балконной двери, издавая гулкий, со свистом звук. Казалось, он хотел ответить на все «почему» Вероники, но она должна была сама найти ответы на свои вопросы. Где те друзья, которых было немало? Где они?

На стене, напротив кровати, подобно оранжевому пятну висела картина Бориса Вальехо «Рождение». На ней была изображена обнажённая женщина, горящая, как свеча, в пасти дракона. «Как я сейчас», — подумала Вероника. Обстоятельства — это дракон, а нагота женщины — её «голая» правда жизни. Когда картину подарил бывший компаньон на день рождения, Вероника была ошеломлена.

— Саша, ты с ума сошёл? У меня два сына, а ты мне голую женщину даришь!

— Ты потом всё поймёшь, — был его ответ.

И теперь, в бессонную ночь, внимательно рассматривая картину, Вероника увидела очертания мужчины с тёмными кругами под глазами и чёрной бородкой. Чтобы не видеть эту картину, она взяла подушку и пошла в детскую комнату. Может, там удастся заснуть.

Двухъярусная кровать, которую смастерил её отец, сегодня была пуста. Мальчики гостили у бабушки. Вероника осторожно забралась на верхнюю кровать. «Прямо как в вагоне поезда», — подумала про себя девушка. Только устроилась поудобнее и закрыла глаза, как в голове послышались голоса. Это был нескончаемый поток слов. Вероника мысленно вступила с голосами в диалог.

— Ты должна молчать, иначе ты и все твои родные умрут. — Убивайте, я не боюсь и не вижу смысла жить.

— Тебе разве не страшно?

— Нет, только интересно, как это произойдёт.

— Ты просто подхватишь вирус, и тебя не спасут.

— А о чём я должна молчать?

— О том, что ты с нами говорила.

— Да идите вы!

— Не будь такой самоуверенной, мы не шутим.

Схватив подушку, Вероника спустилась вниз и вернулась в свою комнату. Картина — вот ключ. «Рождение». Она названа так неслучайно. А что, если её перевернуть? Она сняла картину и повесила её вверх тормашками. Затем она улеглась опять в кровать и снова взглянула на неё. Теперь дракон держал в своей пасти женщину за ноги. «Рождением» её назвать было нельзя, скорее, «Пожиранием». Вероника так напряжённо и долго смотрела на картину, что сначала не испугалась, когда увидела, что женщина на изображении крутится в пасти чудовища. Это было как наяву. Она вращалась и вращалась с большой скоростью. Что за нечистая сила? Ужас обуял Веронику не на шутку.

Она соскочила со своей кровати и заметалась в поисках места, где можно было спрятаться от этого кошмара. Она побежала в ванную комнату, закрыла задвижку и, издав звериный вопль, ничком упала на кафельный пол…

Когда Вероника проснулась, она не знала, который был час. Осторожно открыв дверь, пошла в спальню. И снова посмотрела на картину. На этот раз изображение было неподвижно. Вероника решила перевесить картину и, полусонная, побрела на кухню.

Заварив кофе, мысленно вернулась к событиям ночи. Её волновало, что подумали соседи, когда услышали крики ночью в ванной. Рой мыслей в голове неожиданно стал складываться в стихи:

Вероника схватила листок и стала записывать всё, что творилось в её голове. Стихи нескончаемым потоком, лились из её души.

Вероника подумала, что, если стихи остановятся, она должна будет умереть. Но как?

Прыгать из окна — ненадёжно. Можно остаться инвалидом и стать обузой для детей. Открыть газ? Нет, соседи могут пострадать. Самый безболезненный способ — включённая машина в гараже. Но гараж далеко, а машина продана. Остаётся резать вены. Это не вписывалось в её планы, но машинально она поплелась в ванную комнату. В поисках лезвий Вероника перебирала баночки с кремами. Не найдя среди них то, что искала, поняла: для достижения задуманного ей надо будет ещё заехать в магазин.

Мельком она бросила взгляд на зеркало и вздрогнула от своего отражения. На неё смотрела испуганная блондинка с глазами дикой кошки. Волосы спутанными прядями спускались до плеч. Было трудно определить её возраст. Она была худенькая, с фигурой как у подростка, но с глазами зрелой женщины, познавшей жизнь не по описаниям из романов. Мешки под глазами выдавали хроническое недосыпание, а небольшая морщинка между бровей говорила о том, что ей часто приходилось хмуриться, и, надо думать, не от хорошей жизни.

Её любимая пословица — «Думай чаще — войдёт в привычку». Вот и вошло в привычку думать.

Неожиданно раздался звонок в прихожей. Вероника вздрогнула, быстро причесала волосы и пошла открывать дверь. На пороге стоял какой-то мужчина. И сапоги, и заправленные в них брюки с вытянутыми коленками, и шерстяная кепка выдавали его крестьянское происхождение.

— Вам картошка не нужна? Недорого. Сам принесу.

— Давайте, на пятёрку, — машинально ответила Вероника и протянула мужчине деньги. А про себя с удивлением подумала: «Через три часа меня не будет. Какая картошка, кому? Детям!»

«Голубушка, у тебя сильный материнский инстинкт», — вдруг заговорил внутренний голос.

А тем временем мужик уже занёс мешок с картошкой и пошёл звонить в соседнюю дверь, оставив Веронику наедине с мыслями о самоубийстве…

Это о Георгии. О её любви. О том единственном, кого она потеряла по своей глупости. Позвонив Веронике, он не пригласил её отмечать вместе Новый год, лишь поздравил её с этим праздником, на что она отреагировала глупо, пожелав ему новых подружек и счастья в личной жизни. Как он мог знать о том, что она мечтала познакомиться с его семьёй, что означало бы его серьёзные намерения? Он решил иначе.

Эти три ночи она не спала, анализируя всю свою жизнь и задавая себе вопрос: «ПОЧЕМУ?» А стихи всё продолжали приходить, стегая её по самолюбию:

Допив остывший кофе. Вероника начала судорожно рыться в ящиках стола, ища конверт, в который она решила вложить стихи. Этот конверт, по её плану, она передаст перед смертью подруге. Стихи будут объяснением её ухода и оправдают его. Наконец конверт найден. Вероника аккуратно складывает в него исписанные листочки. Тем временем голова продолжает взрываться от стихотворений. «Всё! — решает про себя Вероника. — Пишу последнее, и надо ехать к Снежане, передать ей конверт, а потом купить бритву». Дрожащими руками Вероника вкладывает последнее стихотворение — которое, как колокол, стучит в висках:

Всё… Её миссия на земле заканчивается. Вероника быстро оделась и выбежала из квартиры. Улица встретила её хмурым январским утром. Быстрым шагом она направилась к остановке автобуса. И вдруг увидела медленно проезжающую мимо её дома полицейскую машину. Инстинктивно подняла руку и остановила её, как такси. Странно, но машина затормозила.

— Я очень тороплюсь. Довезёте? — удивляясь своей наглости, спросила Вероника у полицейского.

— Куда надо ехать? — неожиданно услышала в ответ.

— В центр, — сказала она, про себя думая, кто больше неадекватен в этой ситуации.

— Залезайте, — второго раза Веронике повторять не надо было — она торопилась к своей смерти.

Салон полицейского микроавтобуса был заставлен какой-то аппаратурой, окна были завешены бежевыми шторками. Работало радио.

Вероника была погружена в свои мысли, как вдруг чётко услышала объявление, прозвучавшее из приёмника: «Молодёжная студия «Потенциал» приглашает на занятия по развитию творческих способностей, основанных на эмоциональных переживаниях». В данный момент переживания Вероники были так глубоки, что состояние души можно было сравнить с оголённым проводом. Из глаз ручьём потекли слёзы. Чтобы никто из сидящих в машине крепких парней в форме не заметил, что она плачет, девушка нашла в сумочке солнцезащитные очки. Трясущимися руками спрятала за тёмными стёклами мокрые глаза.

Они быстро доехали до места, где работала Снежана. Выйдя из машины. Вероника достала из кошелька деньги для покупки бритвы, а сам кошелёк бросила водителю со словами:

— Возьмите, мне он уже не пригодится.

Полицейский поймал кошелёк и молча протянул ей обратно.

— Думаете, ещё пригодится? — запальчиво спросила Вероника и захлопнула дверь машины.

Увидев подругу в растрёпанных чувствах, Снежана проводила её в комнату для переговоров.

— Что это? — спросила она, когда Вероника протянула ей конверт.

— Это мои последние слова.

Снежана посмотрела на подругу с недоумением. И тут Вероника разревелась. Она не могла остановиться. Снежана побежала за стаканом воды, вскоре вернулась, но подруге это не помогло, её рыдания не уменьшились. Как азбука Морзе, стучали зубы о край стакана, слагая звуки в сигнал SOS. Веронику буквально трясло от плача. Снежана не знала, чем помочь подруге. Стены переговорной комнаты были стеклянными, и за всем происходящим внутри могли наблюдать сотрудники фирмы. Один из них, мужчина, резко отодвинул стул и стремительно направился в комнату. Он был старше девушек, приятной наружности, со льняными волосами и маленькими серыми, очень серьёзными глазами. Сев напротив Вероники, он спросил спокойным и проникновенным голосом:

— Что произошло?

— Это Олег, он бывший врач, — пояснила Снежана подруге, — ему можно доверять.

— Я всегда любила небо, понимаете, я любила небо, — больше Вероника ничего не смогла сказать.

— У неё стресс, ей надо в больницу, — сказал Олег.

— Нет, я хочу умереть.

Света обняла подругу и тихо сказала:

— Тебе нужен психолог, но отвезти тебя туда должны родные. Поехали к твоей свекрови.

Вероника не сопротивлялась. Когда они обе появились на пороге квартиры свекрови, та сначала испугалась, но Снежана успокоила её, сказав, что это стресс и нужны успокоительные лекарства и крепкий сон. Веронику тут же уложили в постель, но заснуть она не могла. В голове опять крутили свою карусель стихи:

Лёжа в кровати, Вероника услышала, как хлопнула дверь за уходящей Снежаной. Только после этого она тихонько встала и прошла в ванную комнату. Мысль умереть не оставляла её. На полочке она увидела то, что искала — лезвия «Нева». Включила кран, чтобы набрать в ванну горячей воды. Закрыла дверь на замок, разделась и стала ждать, когда ванна наполнится до краёв. Рифмы в голове заглушались шумом льющейся воды. Она наблюдала, зная, что уровень набирающейся воды сокращает минуты её жизни. Было жалко себя, но решение было окончательным и менять его она не собиралась. Гоша её не любит, никто её не любит, она неудачница, у неё нет работы, нет денег. Как жить? Зачем? Умереть днём раньше, днём позже — какая разница, если нет смысла в жизни?

Неожиданно в дверь постучали.

— Вероника, это ты в ванной? — услышала она голос свекрови.

— Да, я моюсь, — соврала девушка.

— Я позвонила твоему папе. Он завтра приедет за тобой и отвезёт тебя к врачу.

Папа! Как она могла забыть? Он её любит. В детстве всегда представлял Веронику своим друзьям: «Мой первенец». А их любимая игра в рифмы? Это лапа «зарифмовал» её жизнь. Где бы они ни были, куда бы ни шли, чтобы не было скучно, папа давал задание подобрать рифму к слову, которое приходило в голову. Вероника очень любила эти минуты, когда нужно было «пошевелить» мозгами.

А мама? Она ведь тоже писала стихи, не так много, но на все праздники обязательно.

Наверное, у Вероники наследственная тяга к поэзии, этот бесконечный поток стихов в голове. Всё закономерно.

Боже, а как она могла забыть о детях, своих двух сыночках, Дениске и Ромашке, которые любят её безусловной любовью! Смерть мамы напугала бы их. Она чётко осознала, что не хочет сделать их несчастными сиротами.

Только один мужчина не любит её… Насильно мил не будешь, но никто не запретит ей его любить. И это не повод, чтобы умереть и причинить страдания всем родным.

Вероника передумала уходить из жизни. Наклонилась, выдернула резиновую затычку из ванны, и тут же мозг отреагировал новой порцией рифм.

Вероника оделась и вышла из ванной. Она стала ждать детей из школы, чтобы потом встретить отца. Жизнь отвоевала право продолжаться.

Глава 2

Папа приехал на следующий день рано утром, и Вероника поехала с ним в поликлинику. Накануне он записал её на приём к врачу. Пока они ждали своей очереди, Вероника взяла полистать журналы, которые вперемежку с рекламными проспектами лежали на журнальном столике. Первый журнал поверг её в замешательство. На обложке была изображена женщина, похожая на её маму. Руки Вероники затряслись, и на глаза навернулись слёзы. Папа заметил её состояние и подошёл к ней.

— Доченька, что с тобой? — спросил он негромко.

— Папа, это мама! Посмотри, это точно она! Но как? Она же умерла? Мы же ходим к ней на кладбище. Папа, она жива. Смотри, журнал этого года! Как так, папа?

— Успокойся, это просто очень похожая на неё женщина. Мамы нет.

Но Вероника ему не поверила, слёзы хлынули из глаз, и в этот миг вышла медсестра из кабинета и пригласила их зайти. С заплаканными глазами Вероника вместе с папой зашли в кабинет врача.

За столом сидела молодая женщина в белом халате.

— Какие проблемы? — спросила она.

— У моей дочери вчера был нервный срыв. Это впервые, и наша семья очень обеспокоена, — ответил за Веронику отец.

Заполнив карту пациента, врач стала спрашивать Веронику, что с ней случилось. Однако Вероника не стала ей рассказывать ни о голосах, которые слышала, ни о навязчивой мысли о суициде. Как маленький зверёк, смотрела она с недоверием и боялась, что даже одно её лишнее слово может привести к тому, что ей поставят пугающий диагноз. Врач, которая представилась Мариной Эдуардовной, предложила наблюдаться у неё амбулаторно, но сразу предупредила, что визиты будут платные. Цена была немаленькая, и папа сразу отказался.

— Какие у нас есть ещё варианты? — задал он вопрос врачу.

— Я работаю в психиатрической больнице, и мы можем положить и понаблюдать вашу дочь в стационаре в моём отделении. Это бесплатно, и на месте будет проще разобраться с проблемой.

— Хорошо, так и сделаем, — согласился с врачом папа.

— Я сейчас закончу приём, и мы можем с вами сразу поехать в больницу. Подождите меня в коридоре.

Через полчаса уже втроём они ехали в трамвае. До сих пор таких путешествий у Вероники не было. Ещё недавно у неё была машина, можно сказать, свой маленький мир на колёсах. Была зима, и утро только открывало свои веки. Маршрут трамвая пролегал по окраине города. Вероника сидела у окна и вглядывалась в ветхие дома и сараи, мелькавшие за окном. В полутьме они выглядели чудовищно. Веронику всё пугало: таблички остановок, пассажиры в трамвае, одетые очень бедно-засаленные куртки мужчин и овчинные шубки детей, подобно тем, что она носила в детстве.

Скорее всего, ей всё только казалось, но Вероника была склонна думать, что это её собственная реальность, и эта реальность её ужасала. Она отвыкла ездить на общественном транспорте, и ей это не нравилось. Но больше всего пугало Веронику то, что её везли в сумасшедший дом, в психушку, о которой она знала лишь по рассказу Чехова «Палата № 6», где лечили такими водными процедурами, как душ Шарко, шоковой терапией и бромом с кальцием. Всё, что она знала об этом заведении, — это лишь всем известные анекдоты. И один из них она хорошо помнила, в котором проверяющая комиссия спрашивает пациентов психиатрической больницы, зачем они прыгают в бассейн без воды. В ответ комиссия слышит, что врачи пациентам сказали. «Когда научитесь плавать, будет вода». Раньше Вероника над этим смеялась, теперь она представила, что в клинике её ждёт толпа непризнанных Наполеонов, императриц и ещё неведомо кого. Позже она узнает, что в психушках на сегодняшний момент практически перевелись Наполеоны, Македонские или Чингисханы. Современные придурки просто понятия не имеют, кто это такие.

Доехав до места назначения, Вероника и её сопровождающие вышли из трамвая и приблизились к большим железным воротам. Через дверь в воротах Вероника, папа и врач вошли на территорию больницы, огороженную высоким жёлтым забором. И тут девушка особенно остро почувствовала, что этот момент разделит её жизнь на ДО и ПОСЛЕ.

В приёмном отделении Веронике задали вопросы, заполнили карту пациента и попросили переодеться. Она сняла свою фирменную одежду и надела больничные тапочки, сырую ситцевую рубашку с застиранными фланелевыми штанами и куртку. Кроме того, ей выдали больничный синий халат и попросили снять золотые украшения, включая крестик. Прощаясь, папа обнял Веронику и шепнул на ухо: «Ничего не бойся! Так будет лучше. Ты не сумасшедшая, у тебя просто был нервный срыв. Я сейчас заберу твои вещи и завтра привезу тебе то, что ты попросишь. Возьми деньги и позвони мне вечером. Я люблю тебя, доченька!»

Вместе с врачом они вышли во двор. Папа отправился к воротам, а Веронику врач повела в своё отделение. По дороге Вероника успела рассмотреть территорию психиатрической лечебницы. Она была немаленькая. Поодаль друг от друга располагались трёхэтажные, наверное, сталинской постройки, дома. Они были совсем обычные, если бы не решётки на окнах. Почти что все окна были освещены. «Наверное, это палаты», — подумала Вероника и не ошиблась. За окнами виднелись силуэты людей, смотревших сквозь решётки на волю. Вероника с врачом прошли мимо дворника, который чистил дорожки, сметая в сторону кустов выпавший ночью снег. Оголённые скелеты больших деревьев как будто со скорбью наблюдали за его работой.

И вдруг Вероника увидела большую, неожиданную для этого места скульптуру. Автор был явно не любимый ею скульптор Коненков со своими малыми формами и не Мухина со своей известной скульптурой «Рабочий и колхозница». Она пригляделась к скульптуре, потому что та напоминала издали абстрактный квадрат. Но чем внимательнее Вероника вглядывалась, тем отчётливее видела голову человека. Голова была рассечена пополам, как будто е неё попала молния. Она выглядела загадочной и притягательной. Её хотелось бесконечно рассматривать и в анфас, и в профиль. Вероника остановилась.

— Ну, что замерла? Пойдём, холодно, — тихо, но с нажимом сказала врач.

«Моя история», — подумала Вероника и, шаркая не своего размера тапочками, боясь поскользнуться, побрела по дорожке за Мариной Эдуардовной.

Женщины подошли к современному белому, построенному из силикатного кирпича зданию. Около подъезда стоял грузовичок с оцинкованными баками и большими кастрюлями.

— Вот, завтрак уже привезли, но тебе не положено. Тебя не успели внести в список. Но обед я тебе обещаю, — негромко сказала Веронике сопровождающая.

Открыв своим ключом дверь, единственную на первом этаже, она впустила девушку в отделение. Озираясь, как дикий волчонок, Вероника присела около служебной комнаты. Пожилая медсестра пригласила войти:

— Сейчас мы тебя определим. Вот как раз есть свободное место с хорошими, небуйными девочками. Но сначала, миленькая, сделаем укол. Которые сутки ты не спишь? Третьи? Ничего, сейчас отоспишься.

После процедуры сестричка повела Веронику в палату. На двери она увидела табличку с номером шесть и подумала: «Это ирония судьбы или привет от Антона Павловича?»

— Девочки, принимайте новенькую! — добродушно сказала сестричка и удалилась.

На Веронику как по команде воззрились три пары глаз женщин, которые лежали или сидели на своих кроватях. Поэтому найти свою койку ей не составило труда.

— Здравствуйте, — сказала Вероника и сразу направилась к кровати.

Лекарство начало действовать. Она сняла с себя халат и. как только голова коснулась жёсткой подушки, провалилась в сон. Она спала как убитая. Проснулась оттого, что кто-то тряс её за плечо.

— Обед проспишь, подруга, — Вероника увидела перед собой лицо восемнадцатилетней девушки. Она была миловидной, с карими глазами и ладной фигуркой, которую подчёркивал вишнёвый бархатный спортивный костюм.

Они были одни в палате, койка девушки находилась рядом. Веронике захотелось с ней познакомиться и узнать, почему она здесь.

— Вероника, — представилась она.

— Анна, — кивнула девушка и улеглась на кровать, на которой были разбросаны исчерченные листочки формата A4 с какими-то формулами. Стала их перебирать.

— А ты почему не на обеде? — спросила Вероника.

— Наш «ресторан» мне не по вкусу. Мне папа еду приносит. Полная тумбочка уже. Холодильник маленький в отделении, а попрошаек тут не счесть.

— Ладно, пойду в наш «ресторан», закажу бифштекс и греческий салат, — впервые улыбнулась Вероника. Анна хохотнула в ответ и с головой погрузилась в свои бумаги.

Столовая находилась у входа в отделение, и найти её было несложно по запаху кислых щей, клацанью алюминиевых ложек и шуму человеческих голосов. Взяв из окна раздачи положенный обед, Вероника оглянулась, ища место и из-под чёлки рассматривая контингент, друзей по несчастью.

Можно было сразу понять социальное положение каждой из женщин. Как говорится, по одёжке встречают. Пациентки были одеты по-разному. Кто-то, как и она, в больничной робе, кто-то в домашних халатиках, кто-то в спортивных костюмах Puma, Nike и Adidas. Найдя свободное место. Вероника присела за стол. Еда была явно не из ресторана, но вполне удобоваримая. К тому же девушка успела проголодаться.

Вернувшись в свою палату и уже немного осмелев, Вероника познакомилась с ещё двумя соседками.

Леночка, кровать которой стояла у окна, сидела на её краешке и беспрестанно мотала левой ногой. Причём правая её нога устойчиво стояла на полу, но окрещённая левая как будто куда-то бежала. Можно было предположить, что ей лет сорок пять. Она была неопрятного вида, волосы давно нуждались в покраске и стрижке. Ссутулившись, она ела яблоко и бесстрастно смотрела в окно, а нога её качалась в собственном ритме, и это, казалось, совершенно не беспокоило её хозяйку, существующую в другом ритме. Когда Вероника знакомилась с Леночкой, та повернула голову в её сторону, и девушка сразу обратила внимание на её глаза. Они были необычного цвета — как синее небо. Обрамлённые густыми чёрными ресницами, они напоминали васильки.

«Синеглазка», — мгновенно мысленно Вероника переименовала Леночку. После она узнала, почему Синеглазка всегда смотрела в зарешеченное окно. Она ждала прихода своих двоих детей, которые навещали нечасто, но приносили ей много радости. Она растила их со своей матерью, бабушкой малышей. Дети были самой весомой мотивацией для выздоровления Синеглазки.

Третью женщину звали Даце. Она плохо говорила по-русски, в основном с ней общалась Синеглазка. Даце была старше всех. В чём причина её заточения в больницу, Вероника не поняла, но её удивило, что женщина целыми днями вязала. Как ей разрешили пронести спицы в такое место, Веронике было непонятно. При появлении обхода Даце их прятала. Маленькая, сухонькая, с хвостиком коричневых волос, в коротеньком халатике, она выглядела моложе своих пятидесяти пяти лет. Закончив вязать какую-либо вещицу, она тут же распускала её и начинала вязать заново.

Вероника тактично не спрашивала, кто по какой причине попал в эту больницу с плохой репутацией, в надежде, что и её не будут допытывать. Исключением для неё стала только Анна. Девушка с первой минуты их знакомства вызвала у Вероники симпатию и неподдельный интерес.

Анна что-то писала часа полтора в своих бумажках, не обращая ни на кого внимания, и. когда закончила, сложила их аккуратно в папку. Видя, что девушка освободилась, Вероника тихо её спросила:

— Аня, а ты что здесь делаешь? Я за тобой наблюдала и видела, как ты жонглируешь интегралами. Мне это знакомо, я окончила Латвийский университет, высшую математику проходила.

— Ой, я тоже там учусь на физмате. Вот курсовую пишу. А попала почему? «Лампочка накаливания» перегорела от перегрева мозгов во время сессии. Я немного полежу, отдохну, а когда «микросхему» восстановят — опять в строй. Мне ещё год учиться, диплом защищать будет нужно. Хочу на отлично сдать. У меня папа бизнесмен, у него своя транспортная компания (небольшая, правда), так он мне, если диплом защищу блестяще, машину обещал купить. Квартиру в Юрмале он мне за школьный аттестат с отличием купил, и на машину «попадёт». Я уж постараюсь. Вероника, а ты почему сюда попала?

— Я из-за краха большой любви.

И Вероника ей рассказала, как плохо спала шесть месяцев, дожидаясь любимого. Как прислушивалась к ночному движению лифта, думая, что сейчас зазвонит дверной звонок. Рассказала о трёх бессонных ночах и нашествии сумбурных стихов, о желании вскрыть себе вены. О голосах она утаила, чтобы не напугать Анну.

— Ты пишешь стихи? Почитаешь?

Блокнотик со стихами в приёмном покое у Вероники не отобрали. Она достала его из тумбочки.

— Это мой любовный бред. Стихи, можно сказать, сырые, но они льются из меня потоком. Вот два из них.

— Здорово, читай второе. Я сама не пишу, но очень люблю поэзию. Помнишь, как писал Дементьев? «Пусть другой гениально играет на флейте, но ещё гениальнее слушали вы».

Андрей Дементьев был одним из любимых поэтов Вероники, поэтому эти слова Анны о нём ещё больше сблизили их. Соседки по палате не мешали маленькому бенефису Вероники, и она негромко стала читать Анне следующее стихотворение:

Анна захлопала в ладоши и неожиданно подмигнула. Потом открыла свою тумбочку и достала апельсин.

— Это тебе, у меня много, а тебе неизвестно, когда принесут.

— Спасибо. Пала завтра обещал прийти. А тут можно позвонить? — поинтересовалась Вероника.

— Да, только после ужина и приёма таблеток. А кому ты собираешься звонить, если не секрет?

— Папе. Хочу, чтобы он принёс мелки, альбом и блокнот для стихов. Времени тут вагон — попробую себя отвлечь. Завтра папа принесёт мне спортивный костюм и я буду себя увереннее чувствовать в своей одежде. Знаешь. Анюта, пообщавшись с тобой, я уже меньше испытываю стресс по поводу своего появления в этом «доме скорби». Оказывается, всё не так страшно. Если честно, когда увидела, что наша палата имеет номер шесть, я испугалась, а теперь вспомнила, о чём писал Чехов. Там доктор нашёл себе достаточно умного собеседника, такого, каких не встречал среди окружавших его здоровых людей, и стал его регулярно навещать, находя удовольствие в их философских беседах. Но его окружение посчитало это помутнением рассудка и врача самого оформили в эту же палату. Правда, кончилось всё печально, доктор умер от побоев санитара.

— Не расслабляйся, Вероника. Ты в нашей палате, потому что приехала сюда добровольно. Тех, кого привозят на скорой, сначала помещают в особую палату под замком, за их поведением наблюдают через окошко. Если ты адекватен, тебя переводят в палату с привилегиями. И позвонить дают, и гулять выводят. А если нет, то оставляют ещё на время в «клетке». Но это более-менее поддающиеся лечению пациенты. Буйных содержат в отдельном домике. Там вообще жесть. Они все в смирительных рубашках и к кроватям привязаны, так мне девочки рассказывали. Кстати, анекдот по теме хочешь услышать?

— Интересно познакомиться с местным юмором. Рассказывай.

— Врач пациенту: «Так вы утверждаете, что вы — посланник Бога?» Вдруг из соседней палаты вопль: «Не верьте ему? Я никого не посылал!»

Они вместе посмеялись. Если бы кто-нибудь сказал Веронике, что в первый день в психушке она будет смеяться, читать стихи и познакомится с такой умницей, как Анна, она бы не поверила. Даже палата ей стала казаться уютнее. Она стала оглядываться по сторонам и вдруг на стене, напротив своей кровати, увидела след поцелуя красного цвета. Мозг Вероники сразу взорвался. Она почувствовала холодок в теменной части головы и поняла, что ей надо быстро взять блокнот и ручку, чтобы записать рвущиеся наружу стихи.

Анна смотрела с удивлением на суету соседки.

— Что с тобой, Вероника?

— Потом, не сейчас, — ответила та и погрузилась в поток мыслей.

Когда Вероника закончила писать стихотворение, она его перечитала. И последняя строчка вызвала у неё бурю эмоций. Слёзы хлынули из глаз, и, чтобы их никто не заметил, девушка свернулась калачиком на кровати, зарылась лицом в подушку и дала волю эмоциям. Сквозь слёзы разум чеканил новые рифмы.

За окном был уже вечер, когда вдруг в палату стремительно влетела медсестра.

— Приём лекарств, — сказала она и, не закрыв за собой дверь, направилась к следующей палате.

Утирая слёзы, Вероника вместе со всеми вышла в коридор, где уже выстроились за таблетками. Очередь двигалась медленно, потому что выдававший лекарство санитар заставлял после приёма пилюль открыть рот, проверяя, не спрятали ли больные таблетки под язык, чтобы потом их выплюнуть. Процедура была так унизительна, что, чувствуя себя незащищённой, Вероника не смогла сдержать слёзы. Проходившая медсестра заметила это и остановилась рядом с ней.

— Новенькая! Чего ревём? Ну-ка зайди ко мне в процедурную, укольчик сделаем.

Вероника, как овца на заклание, побрела за ней. Не прекращая плакать после укола, она вспомнила, что обещала отцу позвонить. Папа взял трубку сразу. Стараясь не выдать, в каком плачевном состоянии пребывает, путаясь, перечислила всё необходимое для себя. Он записал и сказал, что придёт завтра.

— Папа, только у меня к тебе просьба: пусть дети меня не навещают. Им тут делать нечего. Я не хочу, чтобы они видели меня в таком месте. Придумайте что-нибудь, только пусть они не знают, что я в сумасшедшем доме. Как они там без меня?

— Не беспокойся, они у бабушки.

Её уже толкали в спину, чтобы она поторопилась закончить разговор.

— Ещё один звонок, пару слов дайте сказать.

Веронике вдруг стало очень жалко себя, и она спонтанно решила позвонить Гошиной маме.

— Алло, меня зовут Вероника. А Гоша случайно не у вас?

— Нет. Он сейчас здесь не живёт.

— Передайте ему, пожалуйста, чтобы он навестил меня в больнице.

— А в какой ты больнице?

От страха и стыда сказать, где она находится, не сумев справиться с нахлынувшими на неё чувствами, Вероника разрыдалась прямо в трубку. Слёзы душили её, и она была не в состоянии вести разговор. Она просто стала выть в трубку.

— Так где ты? — жёстко спрашивала её мать Гоши на другом конце провода.

— Я… я в сумасшедшем доме, — не прекращая рыдать, выдавила из себя Вероника.

— Где???

— В психбольнице, тринадцатое отделение. Пожалуйста, передайте ему, чтобы он пришёл. Мне необходимо его увидеть. Мне не жить без него. Я вас умоляю, передайте, что я его буду ждать! — уже кричала Вероника, заливаясь слезами.

Бросив деньги на столик, за которым сидел санитар, чувствуя себя полностью разбитой и утирая слёзы на ходу, она вернулась в палату.

Луна в небе светила тускло, и тень от решёток падала как раз на контур поцелуя на стене. «Всё под запретом», — мелькнула мысль в сознании Вероники. Она тихонько разделась и нырнула под одеяло. Хоть ей сделали успокоительный укол, она была так взволнована, что сна не было ни в одном глазу. В голове как будто крутилась карусель всех предшествующих событий её жизни, которые довели её до психушки. Вероника пыталась разобраться в причине всего произошедшего с ней. Интуитивно она чувствовала, что всё неслучайно, и теперь хотела проанализировать ситуацию.

Глава 3

Начала она с того, что стала, как безжалостный хирург, препарировать свои отношения с Георгием. Его непонятное отсутствие было первопричиной её нервного срыва. Мысли унесли Веронику в то время, когда она познакомилась с Гошей, в лихие, как их сейчас называют, девяностые годы, когда полстраны превратилось в «бизнесменов». Кто по призванию, кто из-за безысходности — выживать как-то надо было. Вспомнились челноки с большими сумками, массово возившие на рынки в Польшу кофемолки, инструменты, посуду, фонарики и многое другое, спекулируя всем подряд, на чём можно было заработать хоть какие-то деньги.

Караваны «икарусов» перевозили отчаявшихся бывших инженеров. педагогов, врачей и ненужных в тот период научных работников на рынок в Литву с той же целью — купить подешевле, продать подороже. Веронику обошла эта участь. Ей повезло больше. Из инженера отдела кадров, как в затяжном прыжке парашютист, по чистой случайности она приземлилась в фирму, где за три месяца сделала карьеру и стала предпринимателем.

Но с Гошей она познакомилась позже, пережив взлёты и падения. Да, не думала она, что так всё обернётся. Но судьба распорядилась иначе…

Жаркое лето 1998 года. Вероника приехала в центр города и собиралась встретить свою подругу Дашу из Москвы. Тоже бизнес-леди, но на тот момент с проблемами со своим компаньоном. У Вероники было в запасе полчаса, когда неожиданно ей позвонил мужчина и попросил от имени Даши приехать в аэропорт пораньше.

— Там будет мой человек, но он её не знает. Вы познакомите его с Дашей.

Вероника выехала в аэропорт сразу же. Рейс задерживался, и она бродила по зданию аэровокзала. Вдруг опять зазвонил телефон. Тот же голос в трубке.

— Вы встретились с Гошей?

— Нет. Как я его узнаю?

— Он вас узнает. Как вы выглядите? — голос мужчины звучал повелительно.

— Блондинка, чёрная одежда, в чёрных очках. Я на втором этаже.

— Никуда не уходите, он найдёт вас сам.

Вероника вяло осматривала зал ожидания. Мимо катили свои чемоданы и сумки отправляющиеся кто куда пассажиры. Из всей толпы выделялся мужчина средних пет с огромным букетом белых лилий. «Наверное, любимую женщину встречает», — с белой завистью подумала Вероника. Она недавно рассталась со своим парнем и поэтому остро реагировала на влюблённых. Посмотрела на часы, время в ожидании тянулось медленно. В зале было душно, и она мысленно немного злилась на Дашу. Если бы не её проблемы по бизнесу со своим компаньоном и одновременно гражданским мужем, им не нужен был бы никакой Гоша в качестве третейского судьи и телохранителя в одном лице. Вероника встретила бы, как обещала, Дашу из Москвы, и они сразу бы поехали в Юрмалу отдыхать. А теперь жди какого-то Гошу…

Мысль оборвалась, потому что прямо к ней шёл красивый высокий брюнет в чёрных джинсах и чёрной рубашке. На лице его были, как и у Вероники, чёрные очки.

Предпочтение чёрного цвета удивило и порадовало девушку. Подойдя ближе, красавчик расплылся в широкой искренней улыбке и спросил:

— Вы Вероника? Если да, то вы, наверное, встречаете подругу из Москвы?

Девушка кивнула, очарованная его низким тембром голоса. — Значит, я тот, кого вы ждёте. Георгий, — представился он. Объявили о посадке ожидаемого ими рейса. Георгий и Вероника влились в толпу встречающих. Они пристроились в сторонке и стали ждать появления Даши. Гоша снял очки, девушка тоже решила снять свои. Он повернулся в сторону Вероники и посмотрел ей прямо в глаза. Боже, от таких красивых, цвета чёрной оливы глаз она потеряла голову! Подсознание кричало ей: «Беги!» Но бежать было поздно, да и глупо как-то. А признаваться этому красавчику в том, что у неё есть слабость — влюбляться с первого взгляда, а это был как раз тот случай, — она не собиралась. Земля стала уходить у девушки из-под ног… Разрядило ситуацию появление Даши.

Вероника познакомила Георгия с девушкой, и уже скоро на двух машинах они, нарушая скоростной режим, неслись к центру города. Через полчаса подруга занималась оформлением нового номера телефона, а Вероника с Гошей ждали её в кафе напротив, попивая прохладный сок со льдом.

Жара стояла необычная для июня. Цветы в вазонах перед кафе были наклонены, словно слегка пьяны. Их явно полили только утром, но всем своим видом они как будто вопрошали: «Воды!» Официантам было явно не до них, так как заказывающих прохладительные напитки людей было куда больше. Вероника и Гоша сидели друг напротив друга за деревянным столиком под зонтиком и вели неторопливую беседу.

Сначала он поинтересовался, что её связывает с Дашей.

— Только наличие у меня машины и то, что мы живём в одном районе. Она имеет крупный бизнес и своего личного шофёра, но как раз сегодня по стечению обстоятельств его машина в сервисе. Поэтому Даша попросила меня встретить её.

— Так вы вместе не работаете?

— Нет.

— А ты чем занимаешься? — продолжал выуживать из девушки информацию новый знакомец.

— Всем понемножку, — уклончиво ответила Вероника. — А ты?

— На данный момент решаю проблему Даши, — так же уклончиво ответил он.

— Ты юрист?

— Нет, я просто решаю вопросы и разруливаю конфликтные ситуации.

Вероника не была дурой и по своему опыту знала о том, что фирмы имеют так называемые «крыши». «Значит, Гоша — бандит», — с разочарованием подумала она. В фирмах, где ей приходилось работать, многие руководители имели криминальный опыт в прошлом, тем не менее, сумели, отбыв срок, начать всё с чистого листа и стали успешными предпринимателями. У них были очень светлые головы, но от сотрудничества с «крышей» никто не отказывался, мотивируя это пословицей: «Скупой платит дважды». На первой фирме, где Вероника работала коммерческим директором, руководитель вовремя не заплатил так называемую «дань», пытаясь объяснить свои проблемы бандитам. Тогда они предложили помочь с реализацией товара. Загрузив в машину полсклада, крутые парни испарились. Желание сэкономить обошлось фирме в круглую сумму. После этого деньги передавались «крыше» точно в указанный день и час.

Как будто читая мысли Вероники, Георгий неожиданно положил свою руку на руку девушки и с улыбкой сказал:

— Не бойся, я не бандит. Я работаю в коммерческой фирме. А проблему Даши меня попросил разрулить мой старый знакомый из Москвы.

Чтобы уйти от этого разговора. Вероника сменила тему.

— Ты любишь читать, Гоша?

— Да, моя мама — журналист, и она привила мне любовь к книгам.

— И кто твой любимый писатель?

— Исаак Бабель. Слышала о таком?

— Не только слышала, но и читала. Я даже была в Театре русской драмы на спектакле, поставленном по «Одесским рассказам» Бабеля о Бене Крике. Я под впечатлением до сих пор. Мало того, что там был искромётный одесский юмор, так спектакль ещё был поставлен как музыкальный. Еврейская музыка — это что-то! — вдохновенно выпалила Вероника, радуясь, что они нашли общую тему.

— А ты читала его «Конармию»? Он участвовал в 1920 году в Гражданской войне. Работал военкором у самого Будённого. И был знаком с Максимом Горьким. А ещё Бабель был полиглотом. Владел немецким, английским и французским, говорил на идиш. А ты знаешь, что Беня Крик был литературной копией бандита Мишки Япончика из Одессы? Прошу не путать с нашим современником, тоже криминалом — Япончиком.

— Ого, я не знала о Бабеле такого, о чём ты мне сейчас рассказал. Обязательно почитаю его «Конармию».

Сказать, что Вероника была удивлена познаниями Гоши — значит ничего не сказать. Она была в восторге и лёгком шоке.

— А что ты ещё любишь читать? — заглядывая в её глаза, возбуждённо спросил он.

— Я люблю поэзию. Нравится Анна Ахматова, Пастернак, Бродский, и. наверное, будет странно для тебя, я люблю читать Владимира Маяковского. А вот ещё…

Вероника не успела закончить с Гошей диалог, потому что к ним стремительно подошла Даша.

— Вставайте, срочно едем в банк. По-моему, мой муженёк опустошил наш общий с ним банковский счёт. Его надо найти.

— По машинам, леди! — со смешком в голосе скомандовал Гоша.

Девушки по команде устремились к парковке, где стояли их авто. На ходу Гоша кому-то звонил и давал распоряжения. Когда они подъехали к банку, их уже ждал молодой крепыш приятной наружности. Гоша сразу подошёл к нему. Вероника слышала, как он разъяснял ситуацию, в которую попала Даша. Потом они вместе подошли к девушкам. Гоша представил парня:

— Даша, это Вадим. Он в курсе всего и поможет тебе найти твоего горе-компаньона и вернуть деньги. Одновременно будет твоим телохранителем. Тебе лучше уехать из своей квартиры, пока мы будем решать проблему. Держите меня в курсе всего, но сейчас я вас покидаю. У меня срочные дела.

Дальнейшие события развивались, как в голливудском фильме: с погонями, опросом свидетелей и опять погонями. Даша сняла квартиру и переехала туда. Вадим был с ней рядом день и ночь. Гоша звонил ему каждый день, и тот докладывал обстановку. На третий день «казнокрад» был найден. Часть денег он уже потратил и не мог вернуть Даше. Гоша тут же включился в переговоры с горе-компаньоном.

Гошу Вероника ещё несколько раз видела на встречах с Дашей. С каждым разом она открывала его для себя по-новому. Он обладал логическим мышлением, аналитическим складом ума и при этом большим чувством юмора. Это от него Вероника услышала: «Если вас незаслуженно обидели, вернитесь и заслужите».

Девушка чувствовала, что влюбляется в парня, но очень скрывала это. Даже подруга не догадывалась ни о чём. После разборок со своим мужем она перезванивалась с Гошей по каким-то общим делам. Даша съехала со съёмной квартиры и попросилась на некоторое время пожить у Вероники, а та не стала возражать. Дети жили на даче, и две комнаты на двоих делились легко.

— Может, ты меня повозишь? — вкрадчиво, как лисичка, спросила Даша. — Я отправлю своего водителя в отпуск, введу тебя в курс дела своей фирмы. Взамен пока обещаю обеды в ресторанах, бассейн и оплату бензина.

— Хорошо, тогда ты живи у меня бесплатно, — Вероника прониклась проблемой Даши.

— Замечательно, что ты согласилась. Знаешь, ты просто для меня как сестра!

Как-то е один из воскресных дней девушки решили устроить маленький девичник. Купили бутылочку вина, сделали салатики и всякие вкусности. Уже собирались садиться за стол, как вдруг Вероника предложила позвать в их компанию соседа. Так как он развёлся с женой, она была уверена, что он с удовольствием разделит их импровизированную вечеринку.

— А главное. Даша, он придёт не один, а со своей гитарой. Он классно поёт. И вечер у нас получится замечательный.

— Приглашай, — согласилась Даша.

Как Вероника и ожидала. Саша не отказался от её приглашения.

— Только я в магазин сначала схожу, пейте сами своё вино. А я люблю что-нибудь покрепче.

Через полчаса они, как говорят, соображали на троих. Саша, как мартовский кот, просто лоснился от женского внимания. Профессионально перебирая струны гитары, он услаждал слух своим пением. Через какое-то время Вероника удалилась на кухню нарезать колбаски и сыра. Вслед за ней вышла Даша.

— Давно хотела тебя спросить. Как ты относишься к Гоше? Тебе он нравится?

— Да, — последовал ответ Вероники. — А тебе?

— Мне тоже. А давай его пригласим к нам в гости сейчас и заодно узнаем, кто из нас двоих ему нравится.

— А давай, — поддалась спортивному интересу Вероника.

— Звони ему, — не терпящим возражения тоном скомандовала Даша.

На звонок долго не отвечали, и Вероника уже собиралась сбросить номер, как вдруг в трубке прозвучало долгожданное:

— Слушаю вас.

— Жорж? Привет! Чем занимаешься? Отдыхаешь? Мы с Дашей тоже. А не хочешь подъехать ко мне домой? Лёгкие и тяжёлые напитки плюс живую музыку обещаем.

— Записываю, куда ехать, — живо откликнулся парень.

Вероника продиктовала адрес.

— Сейчас поймаю такси и через полчаса буду у вас.

И действительно, через полчаса в прихожей раздался звонок. Вероника открыла дверь. На пороге стоял Гоша. Глаза блестят, улыбка на пол-лица, но вот с дресс-кодом полное разочарование. Спортивные штаны и майка диссонировали с белой рубашкой Саши и нарядными платьями девушек.

— Ты вообще откуда? — с ноткой возмущения спросила Вероника.

— Мы с друзьями на шашлыках были, когда ты мне позвонила, — ничуть не смутившись, ответил Гоша, бережно передавая Веронике бутылку виски.

Они прошли в комнату, где Вероника познакомила ребят.

Гоша сел на диван рядом с ней и уже после второй порции виски положил свою руку на её колено. Она вежливо убрала её, он же, совершенно не чувствуя неловкости момента за свою шаловливую ручку, тут же водрузил её на плечо Вероники. Даша наблюдала за его манёврами, спокойно принимая своё поражение. Гоша выбрал другую…

— Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую, — между тем пел Саша любимую песню Вероники.

Виски, вино и коньяк, несмотря на хорошую закуску, сыграли свою роль в последующих событиях. Саша продолжал петь свой репертуар, когда вдруг Гоша встал, подошёл к гитаристу и хлопнул его по плечу.

— А «Мурку» можешь спеть? — неожиданно для всех обратился к Саше быстро захмелевший парень.

— Не мой репертуар, — ответил Саша.

В комнате накалилась атмосфера. Гоша, изрядно перегруженный градусами виски, требовал продолжения концерта по заявкам. Саша встал в позу и сказал, что устал и делает антракт. Время было уже позднее, около двух часов ночи, и Вероника, чтобы избежать стычки между парнями, объявила об окончании вечеринки. Саша быстро собрался и удалился, на диване остался сидеть Гоша. Покидать квартиру он явно не собирался. Даша поднялась с кресла и направилась в спальню, успев шепнуть Веронике на ухо:

— Он тебя выбрал, вот ты с ним и разбирайся.

Вероника с Гошей остались одни. Она принесла подушку и одеяло. Стала стелить ему в гостиной. Он обхватил её руками и. не прошло и пяти минут, не дав ей даже ойкнуть, раздел догола. Одежда слетела с Вероники так быстро, как осыпаются лепестки розы при внезапном ветре. Девушка пыталась вразумить его, лепетала, что в её планы не входил секс, но Гоша уже не слушал её и навалился как медведь, впившись поцелуем в губы Вероники. Его руки ласкали её тело, и она почувствовала свою беззащитность перед этим вулканом страстей горячего парня. Желание отдаться ему предательски охватывало её, но зная, что за стенкой не спит Даша, Вероника яростно сопротивлялась. Да и не входило в её планы сдаваться без боя.

Повозившись с Вероникой минут тридцать, Гоша устал, и девушке удалось уложить его спать. Спустя некоторое время она вошла в спальню к Даше, та читала какой-то журнал.

— Заснул? — спросила она Веронику.

— Еле уговорила, — не вдаваясь в подробности своей борьбы с Георгием, ответила девушка и нырнула под одеяло.

Утро разбудило Веронику шумом льющейся воды в ванной. Она открыла глаза и увидела, что Даша мирно спит рядом. Исходя из этого факта, девушка поняла, кто мог так шумно плескаться. Вероника накинула халатик и выскользнула из спальни как раз в тот момент, когда Гоша, закутанный до торса банным полотенцем, босиком, с мокрыми волосами выходил из ванной. По спине и груди стекали капли воды. Босые ноги оставляли лужицы следов.

— Доброе утро, Маугли! — нарочито сердито поприветствовала его Вероника.

— Почему Маугли? — недоуменно спросил он,

— Потому, что я сегодня пантера Багира. А ты дикий, почти, что голый, сексуальный и опасный. Между прочим, тебя вчера позвали на приличную вечеринку, а ты в конце чуть хозяйку не изнасиловал. Помнишь?

— Как у нас с завтраком, пантера? — пропуская все упрёки мимо ушей. Гоша обнял Веронику и увлёк её на кухню.

— Завтрака ты не заслужил, ну разве только чашечку кофе, и то без сливок.

— Прости, прости, пожалуйста, организуй яичницу, — заискивающе заглядывая в глаза Вероники и ловя своими губами её губы, ластился, как ручной зверь, Гоша.

— Ладно, подлиза. Одевайся и жди. Так и быть, накормлю.

Они позавтракали вместе. Даша из комнаты не выходила — или из-за тактичности, или из-за того, что спала. После скромной трапезы они дошли до стоянки и, сев в машину Вероники, поехали к Гоше. Со стороны Вероники это был акт милосердия: вся одежда её несостоявшегося героя-любовника была измята. Он попросил остановить машину у сквера, не рассекречивая своё местожительство. Вышел, закурил сигарету и, послав девушке воздушный поцелуй, упругой, пружинистой походкой пошёл по дорожке сквера.

После этого дня Вероника не видела Гошу недели две. Но всё это время он не выходил у неё из головы. Постоянно вспоминая их баталии в ту ночь, Вероника сначала запрещала себе думать об этом парне, но он будто поселился в её голове. Однако, когда она отпустила ситуацию и позволила себе плыть по течению эмоций, мысли стали формироваться в робкие стихи.

…Вероника пыталась вспомнить ещё стихи, которые писала в то время, но память отказывала их воспроизводить. Укол, который ей сделали, начал действовать. Она закрыла глаза и провалилась в небытие.

Ей приснился чудесный цветной сон. Будто она идёт по самой красивой улице Риги. Дома на ней все с балконами, украшенными цветами. На улице слышна иностранная речь — много туристов. Она ничего не понимает, но, встречаясь с ними глазами, улыбается им, и они улыбаются ей в ответ. Мир кажется ей в этот момент перегруженным смайликами желтолицых китайцев.

Неожиданно она оказывается в тёмной комнате за круглым старинным дубовым столом. На нём стоит зажжённая свеча и лежит книга в кожаном переплёте. Вероника открывает фолиант и на титульной странице читает имя автора — и это её имя и фамилия. Она удивлена, но любопытство заставляет её перевернуть страницу. Там она видит напечатанное стихотворение. Названия нет, только три звёздочки. Но в правом углу написано: «Посвящаю моему любимому мужчине». Вероника начинает читать строки:

Вероника проснулась от реальности увиденного и услышанного во сне. Она не сразу поняла, где находится. Было темно, и лишь контур поцелуя на стене освещался лунным светом. Создавалось впечатление, что этот поцелуй оставлен самой луной, чтобы Вероника не боялась и знала, что её любят. Её любит тёмное небо, мерцающие звёзды и царица ночи — полная тайны луна, Осторожно найдя рукой на тумбочке стакан с водой, Вероника сделала несколько глотков. Потом так же аккуратно поставив стакан на место, откинулась на подушку, чтобы снова очутиться в объятиях Морфея, бога сна.

Глава 4

Наступившее утро вернуло Веронику в реальность. Просторная палата, белые стены, решётки на окнах и соседки, подруги по несчастью. Синеглазка как будто и не покидала свой пост: со вчерашнего дня сироткой сидела у окна. Даце расчёсывала волосы и ловко соорудила при помощи резинки хвостик. Справившись со своей причёской, она достала из тумбочки зубную щётку и пасту, взяла полотенце и вышла из палаты. Всё было вяло и обыденно, кроме одного. Анна, одетая в свой спортивный костюм, делала на кровати свечку, плавно переходя из неё в мостик. Приняв обычное положение, гордая собой, спросила Веронику:

— А ты можешь так?

— Могу, — ответила Вероника и тут же продемонстрировала на своей скрипучей кровати упражнение.

— Молодец, подруга. А сколько тебе лет?

— Об этом я тебе скажу только на ушко, — улыбнулась Вероника. — У меня есть два взрослых сына. Я знаю, что не выгляжу на свои тридцать семь, и очень этому рада. Но в этом моя проблема: мужчины, с которыми я встречаюсь, все намного моложе. Может, я вампир и мне нужна молодая кровь?

— Ой, не пугай меня! Я знаю настоящих вампиров, они питаются чужой энергией. Ты не вампир, подруга, это гены… Да, пока не забыла. Вероника, когда будет обход врачей, попросись на занятия физкультурой. Тут есть тренажёрный зал, будем вместе ходить. А то превратимся, лёжа на кроватях, в тыкву и кабачок. Зал — наше спасение!

— А что тут ещё есть?

— Не поверишь, библиотека! — задорно улыбнулась Анна. — И ещё пианино, правда, капитально расстроенное здешними музыкантами…

— А русской бани с веничком тут случайно нот? — хохотнула Вороника.

— Нет, увы. Но в одном отделении собрана целая «картинная галерея».

На этом их разговор прервался, потому что всех познали на завтрак, после которого, как положено, «покормили» таблетками. Затем народ разошёлся по палатам и ожидании обхода врачей.

Уже на второй день пребывания в больнице Вероника поняла, что чем меньше она будет жаловаться на своё состояние, тем быстрее выйдет из клиники. Девушка не знала, поверили ли ей врачи при обходе, что она отлично себя чувствует и хочет домой. Марина Эдуардовна сказала, что должна обследовать Воронику, назначила ей визит к психологу, разрешила ходить на физкультуру и на прогулки, а ещё выписала какое-то лекарство.

После обхода врачей обитательницы палаты, не сговариваясь, улеглись на кровати и погрузились каждая и свои мысли. Вероника думала о том, когда же к ней придёт папа, чтобы она смогла переодеться в приличную одежду. И ещё она думала, навестит ли её Гоша. Вспоминая свой вчерашний разговор с его мамой, она понимала, что могла напугать женщину.

Тем временем за дверью послышался стук каблучков и чей-то громкий сиплый голос нарушил тишину в коридоре.

— А вы что думаете, я от хорошей жизни пошла на панель? Я институт иностранных языков закончила. Муж, сволочь, бросил меня одну двумя детками. Алименты не платил. Денег ни хватало, вот и пошла на «красивую жизнь» зарабатывать. Иностранный язык пригодился — потекли денежки, валюта… Но как паршиво на душе! У меня душа болит. Её лимите. Лечите меня… от моей жизни. Вы думаете, трахаться каждый дань — это легко? А этим кобелям только одно и нужно. Ненавижу мужиков, чтобы они сдохли!

После этого монолога дверь в палату резко распахнулась. На пороге стояла женщина лот пятидесяти, приятном наружности, с подведёнными глазами и накрашенными вишнёвой помадой губами. И всё было бы нормально, если бы, но отсутствие на оной кофточки и бюстгальтера. Соски опавшей груди напоминали коричневатый сморщенный крыжовник, на запястьях рук отчётливо виднелись синяки. Гипюровая бежевая юбка и модные туфельки не вязались с голым торсом женщины. В руке она держала бюстгальтер.

— Эй вы, сонные коровы, меняю итальянский бюстгальтер на пачку сигарет!

— Не курим, — спокойно ответила Анна.

— Ну и фиг с вами! — раздражённо прошипела женщина и с размаху хлопнула дверью. По звуку её каблуков было ясно, что она направилась к следующей палате.

— Кто это, Аня? — спросила Вероника.

— Это Зинка, проститутка, так называемая жрица любви. Она сюда периодически попадает. Сегодня она ещё тихая, а то как заведёт волынку о своих любовных мытарствах… Слушать противно.

Потянулись часы однообразной, монотонной жизни больницы. Вечером Веронику навестил папа.

— Как прошёл твой день, дочка? — с волнением в голосе спросил он.

Вороника его успокоила. Сказала, что чувствует себя неплохо, и поведала о своих соседках по палате.

— Я разговаривал с твоим врачом, она посоветовала санаторий на море. Было бы хорошо, если бы ты после больницы отдохнула там. Здесь она не видит смысла долго тебя задерживать. Приходи в себя, не скучай. Дома всё нормально, детям объяснили твоё отсутствие срочной командировкой. Ни о чём не беспокойся. Я тебе всё привёз: вот мелки, бумага, костюм, тапочки и, конечно, фрукты и соки.

— Спасибо, папуля, — одной рукой Вероника обняла его за шею, а второй подхватила пакет с передачей.

В палате Веронику ждали. Сегодня только к ней пришли проведать, соседок никто не навестил. Вероника с удовольствием поделилась со всеми мандаринами и яблоками. Запах мандаринов быстро заполнил комнату, непроизвольно напомнив о Новом годе. Вероника задумалась. Она вспомнила, как встречала Новый год со своими детками. Как поставила ещё один прибор на случай, если приедет Гоша… От грустных мыслей её отвлекла Анна.

— Девочки, хотите свеженький анекдот? — излучая улыбку, обратилась она ко всем обитательницам палаты.

— Хотим! — не сговариваясь, разом ответили те.

— Одна подруга спрашивает другую: «Ты знаешь, где находятся психи?» — «В дурдоме, конечно». — «Нет… Там находятся только те, кто спалился».

Анекдот не вызвал большой позитивной эмоции у слушателей. Наоборот, он заставил всех окунуться в свои истории болезней и задуматься, где в их историях слабое звено, где сладились они сами. В палате повисла тишина.

Вероника тоже нырнула в глубину своего беспокойного ума. Свихнуться могут люди, у которых этот ум есть, — это аксиома. Она помнила, как уговаривал её репетитор по физике после окончания школы поступать на физмат. И очень хорошо помнила, что она ему ответила: «Нет, Валерий Александрович. На этом факультете плохая статистика. Ваши студенты часто сходят с ума». Он с ней согласился. И что в итоге? Она поступила на экономический факультет, сдав на приёмных экзаменах профилирующие предметы — физику и математику. Отдыхом для мозгов было только написание сочинения. А как участница школьных олимпиад, Вероника с ним справилась легко.

Неужели знание интегралов и законов физики на подсознательном уровне влияет на нейронные связи головного мозга? Нарушаются связи нейронов, и ты летишь в бездну помутнения рассудка. Нет, что-то тут не так. С ним, с её рассудком, произошёл сбой, а потом началась перезагрузка системы. Придя к такому выводу, Вероника улыбнулась. Анна что-то похожее говорила о себе. И что теперь? Из Вероники, как лава из вулкана, рвутся наружу стихи. А ведь она их писала в далёкой юности.

Она вспомнила, как, начитавшись Александра Сергеевича Пушкина, удивила свою маму, которая тоже баловалась рифмой, своими подражаниями великому поэту.

Вероника была очень влюбчивой девочкой и в пятнадцать лет втрескалась в мальчика из параллельного класса. Он был похож на артиста Олега Видова, который играл в фильме «Всадник без головы». Та же стать, голубые бездонные глаза, чёрные брови и светлые волосы. Мальчик и не знал, что Вероника в него влюблена. А она всего лишь замирала при случайных встречах с ним в школьных стенах и сочиняла стихи о неразделённой любви.

Что же она писала тогда? Вероника напрягла память и буквально, словно наяву, услышала, как в её голове заработали шестерёнки механизма, возвращая её в те далёкие времена. Девушка реально слышала шелест переворачивающихся страниц календаря. Она улетала назад, в прошлое. Свои первые стихи вспомнила.

Да, любовь была безответная. Вероника фантазировала, но не впадала в депрессию от неразделённости чувств. Юность свежим ветром несла её пёрышком в новое, неизведанное, но такое желанное взросление. Из радиоприёмника тогда неслись песни молодого певца Юрия Антонова: «Не надо печалиться, вся жизнь впереди! Надейся и жди!» Заряженная песнями, Вероника писала:

Через год, когда мальчик переехал в Ленинград, Вероника начала ходить в театральный школьный кружок, где состоялся её дебют — она получила главную роль в спектакле. Она уже не помнила названия постановки, но не забыла, как мальчишки заключили пари: влюбится ли героиня в одного из них. А потом в школу приехала девушка из молодёжной радиостудии и у Вероники впервые брали интервью. Она так вошла в образ знаменитой актрисы, что отвечала на вопросы томным голосом. Тянула слова, уверенная в том, что это залог успеха в диалоге. Позже, когда она услышала себя в эфире, ей было очень стыдно за своё позёрство.

Герой одной оперетты (кажется, «Мистер X») пел: «Вся моя жизнь — игра». Вероника в прямом смысле играла свою жизнь. Лицедействовала в школьном театре, исполняя разные роли. Осваивала балетные па, мечтая о большой сцене. Мучила клавиши фортепиано, заканчивая музыкальную школу, куда её отправила мама, забрав из балетного кружка.

Пианино девочка не любила. Но, прикованная к нему цепью родительского волевого решения, как раб на галерах, Вероника до конца тянула лямку. Принесла домой диплом. Мама была довольна. Убеждала дочь, что это гарантированный хлеб в будущем.

— В детском садике будешь музицировать, работа непыльная.

У Вероники были другие предпочтения. Она вела дневник, писала каждый день. Читала запоем книги и после прочтения «Пикника на обочине» братьев Стругацких решила написать маленький юмористический рассказ про собаку…

Перечитав написанное и посмеявшись от души над своим юмором, Вероника решила опробовать литературные начинания на родителях. Их реакция расстроила юную писательницу. Мама с папой молчали. Тишина была гнетущая и одновременно говорящая. Вероника восприняла её как приговор — ты, дочка, бездарь! Со слезами она убежала в свою комнату. «Почему им не смешно?» В порыве отчаяния она порвала в клочья свой рассказ и открыла дневник, душевный спаситель. В эту тяжелую для неё минуту ей необходимо было утешение и душа отозвалась рифмами. Девочка взяла ручку и записала:

Удивительно было то, что после окончания школы Валера — первая любовь Вероники — приехал в Ригу из Ленинграда. Девушка готовилась к экзаменам в университет, и вдруг к ней пришёл его друг и её одноклассник, Саша. Он сообщил ей новость, что приехал Валера и будет ждать её вечером на скамейке у дома. Веронику удивило и одновременно смутило то обстоятельство, что мальчики знали о её чувствах. А ведь она их доверяла только своему дневнику и подружкам. Понятное дело, они и выдали тайну.

Вечером они встретились. О чём-то говорили, но разговор Веронику не увлёк. И после неловкого затянувшегося молчания Валера неумело обнял девочку и стал целовать. Это был её первый поцелуй. Наверное, у него тоже был первый. Слюнявое касание его губ вызвало у Вероники отвращение. Она вырвалась из нелепых объятий и убежала… Любовь быстро прошла. Остались одни стихи, напоминавшие о первом большом чувстве.

Стихи были как бы лакмусовой бумажкой, которую она опускала в пробирку отношений. И если они писались, то рукой девушки водила сама Любовь, которая поселилась в сердце. Розовые очки помогали ей плыть на волне чувств. И она их не снимала, чтобы грубая реальность не растоптала росток зарождающейся любви.

Вероника буквально парила от вдохновения и купалась в любовных рифмах. Она чувствовала себя птицей, способной взлететь до самого Солнца. И не страшно было сгореть в его лучах, чтобы вновь возродиться из пепла, словно птица Феникс.

Глава 5

Гоша! Именно его имя Вероника прочитала на лакмусовой бумажке. Именно он зажёг в ней божественную искру страсти.

После того злополучного вечера у неё дома они не созванивались две недели. И когда число стихов, посвящённых Гоше, превысило десять, она набралась смелости и позвонила. Он явно не ожидал звонка Вероники. Голос был настороженный. А у неё — напротив, дружелюбный.

— Ты должен знать, что я пишу стихи и последние были написаны под впечатлением нашего с тобой знакомства. Ты хочешь их услышать?

— Если честно, я думал, что больше тебя не увижу. Та вечеринка, твой отказ… Ты как бы дала понять, что мы не пара… Я рад тебя слышать, но, если честно, твой звонок застал меня врасплох. Я напрягаюсь.

— Не бойся, сейчас я белая и пушистая. Приезжай вечером, я тебе почитаю стихи. И они заставят тебя поверить в мою искренность.

— Хорошо. Жди меня.

Таков был их предварительный разговор. Вероника давала парню шанс. Она как будто подарила Гоше контрамарку на свой моноспектакль. В ней неожиданно проснулась та девочка-актриса из детства, которой нужны аплодисменты и восхищение публики. К тому же ей было важно показать своё видение перспективы их отношений.

Не думая наперёд, куда это может привести, девушка захотела продемонстрировать парню, понравившемуся ей, что свидания могут и должны быть красивыми и романтичными. А как же иначе…

Вероника принялась наводить красоту в доме, готовясь к визиту гостя. Свечи, ароматизированные палочки, даже шёлковые простыни… Не зная, чем всё закончится, она была готова ко всему.

Приняв душ и облачившись в сексуальное бельё, Вероника открыла свой шкаф с одеждой. Перебирая вешалки, как клавиши рояля, она остановила нервный бег пальцев на маленьком чёрном платье. Коко Шанель была бы довольна её выбором — конечно, она наденет именно этот наряд! И хотя Коко считала колени у женщин самым некрасивым местом, Вероника гордилась своими коленками. Они были острые, как у газели, а облачённые в чёрные чулки, притягивали взгляды многих мужчин.

К назначенному времени Вероника, слегка покусывая губы от волнения, во всеоружии и с нетерпением ждала гостя. Когда раздался звонок в дверь, она выдохнула три раза и пошла открывать. Каково же было её удивление, когда она увидела совсем другого Гошу.

Желанный гость был свежевыбрит, благоухал дорогим парфюмом и был одет так же элегантно, как при их первой встрече в аэропорту. В руках парень держал бутылку красного вина и пакет винограда. Под мышкой был зажат букет жёлтых роз.

Приняв дары от гостя, возникшего на пороге её дома, Вероника поцеловала Георгия и шепнула ему на ушко:

— Мы вместе — красота, а она спасёт мир.

— Что, что? — с приятной хрипотцой в голосе переспросил Гоша.

— Ничего, это я о своём, о женском, — кокетливо отшутилась Вероника.

Они направились в гостиную. На празднично сервированном столе рядом с посудой, бокалами и приборами лежала тетрадь со стихами.

— Давай договоримся, Вероника. Ты читаешь стихотворение, потом мы делаем глоток вина и целуемся. Согласна?

— Да! Поехали! — прямо как Юрий Гагарин, ответила Вероника, окончательно теряя притяжение Земли от романтического предложения.

Стихов было немного, и. когда Вероника прочитала их все, оказалось, что вино кончилось. Гоша взял Веронику на руки и понёс в спальню. Толкнув дверь ногой, он онемел от неожиданности.

За окном уже была ночь, но свечи, зажжённые Вероникой заранее, как светлячки, приглашали разделить вместе с ними этот первый таинственный красивый танец любви. Тихая музыка дополняла любовную прелюдию. Гоша и Вероника упали в шелковый рай поцелуев, обрывков признаний, мурашек по коже и ощущения великого момента их неслучайной встречи.

Полураздетая. Вероника чувствовала себя богиней наслаждения для своего героя. Они сошлись, как два пазла. Гоша оценил чулочки и эротическое бельё своей соблазнительницы. А Вероника задыхалась от запаха любви в спальне и бархата их кожи. Они спасали мир. Как два гурмана, они несмело открывались друг для друга.

За окном уже поднималась утренняя зорька, когда, обессиленные страстью, возбуждённые от откровения своих тел и утолённые в своих желаниях, Гоша и Вероника в переплетении ног и рук предались сну, чтобы через четыре часа проснуться, выпить кофе и проститься до следующей встречи.

Эти встречи двух романтиков стали повторяться с завидной регулярностью. Вероника растворялась в Гоше, беспечно распахивая ему свою душу. Он был более сдержан и не мешал ей любить его. Ведь известно: что женщина принимает за любовь, мужчина обозначает страстью и хорошим сексом. Они никуда не ходили, постель была территорией их встреч. Гормональный всплеск ошеломлял обоих, и они мало разговаривали.

Вероника была поглощена укрощением темпераментного партнёра, который, как выяснилось позднее, был моложе её на девять лет. Внешне эта разница была незаметна, и поэтому Веронику она не тревожила. Замуж она за него не собиралась, планов на будущее не строила. Да и Гоша при встречах довольно часто говорил о том, что никто никому ничего не должен. Они как будто заключили устный договор об отношениях, где оба наслаждались моментом «здесь и сейчас». Оба очерчивали свои границы.

Постепенно любовники стали все чаще задавать вопросы друг другу. Пришло время более глубокого знакомства.

Гоша рассказал Веронике, что переживает сложный момент в своей жизни. На него завели уголовное дело, и он находится в ожидании суда. Вероника не подала виду, что эта информация её очень расстроила. Гоша рассказал, что вступился за женщину, которой не выплатили зарплату, и она обратилась за помощью. Он пообещал помочь, но дело приняло неожиданно серьёзный оборот, когда ответчик после встречи подал заявление в полицию на Георгия о вымогательстве.

— Вероника, ты будешь навешать меня в тюрьме, если меня посадят? — целуя, спросил Гоша.

Вероника, глядя на своего возлюбленного, как на защитника слабых и обманутых, прижалась к нему и. ни минуты не раздумывая, выдохнула слабым голосом:

— Да!

В тот момент она отождествляла Гошу с Робин Гудом. Связанная этим обещанием, она чувствовала себя спасительницей и даже в какой-то мере избранной, любимой и единственной женщиной своего героя.

Теперь, находясь в больнице, Вероника вспоминала об этом с сожалением и болью. Потому что события последующих дней развивались не по её сценарию. Она начинала осознавать, что Гоша её использовал и думал в первую очередь о себе. Девушка была его тайной подругой, удобной во всех отношениях. У неё имелась машина, что было очень ему выгодно — на своей он не ездил. По его звонку Вероника срывалась и мчалась за ним на любой конец города. У неё была квартира, их гнёздышко, где они встречались по ночам, когда Вероника, уложив детей, ждала своего героя-любовника. Гоша не дарил ей подарков, рассказывая при этом, как много денег уходит на адвокатов. Но он всегда приходил с джентльменским набором — цветы, вино, фрукты и белый шоколад. Он не дарил ей духи и украшения, не баловал дорогой косметикой или другими знаками внимания.

Но это не расстраивало её. В голове крутилась песенка Волка из мультфильма её детства: «Лучший мой подарочек — это ты». Иногда он пропадал надолго, не объясняя причины своего отсутствия. Вероника, как верная собака, ждала его, не устраивая разборок, когда он возвращался. Она влюблялась в него, ожидая ответных чувств. Их страсть не уменьшалась, а только разгоралась от свидания к свиданию…

Они получили бы «Оскара», если бы их постельные сцены прокрутили с экрана. Микки Рурк в знаменитом фильме «Девять с половиной недель» проигрывал как изощрённый любовник Гоше. Он пил шампанское из туфельки Вероники, заставлял её тело замирать от прикосновения к нему кусочком льда. Рай и ад поглощали любителей острых ощущений. Запретный плод сладок, и они оба вкушали его.

Только два раза они провели вне дома Вероники. Как-то раз отправились по делам в Даугавпилс. Так совпало, что эта поездка была важна обоим. Гоша решал проблемы с людьми из криминального мира, а Вероника — со своими партнёрами. Потом они вкусно и весело отобедали в закрытом от лишних глаз маленьком зале ресторана.

Вторая поездка стала большой неожиданностью для неё. Была почти что полночь, когда они встретились, и Вероника думала, что они поедут к ней домой, как обычно. Но Гоша предложил отправиться в Юрмалу.

Было на редкость жаркое прибалтийское лето. Запах ночи, когда они мчались в сторону моря, запомнился Веронике навсегда. Асфальт, накалённый за день от пекла, остывал, как хлеб, только что вынутый из печи. Всё это обостряло обоняние двух романтиков, мешая залах гудрона с запахом ментоловых сигарет, которые они без конца курили в машине.

Дорога была свободная, и влюблённые добрались до места за пятнадцать минут. Когда Вероника стала парковать машину у частного двухэтажного домика недалеко от железнодорожной станции, неожиданно появилась полицейская машина. Из неё вышли стражи порядка, которые сидели в засаде и явно ждали тех, кто проедет под запрещающий знак к ночному заведению. И как говорят в Одессе: «И они-таки дождались!»

— Я не могу светиться. Вероника, — тихо прошептал Гоша. — Разберись с ними сама. Деньги у меня есть, откупайся.

— Вот ещё! Ты меня плохо знаешь, дорогой, — самоуверенно ответила девушка, открывая дверцу машины.

Тогда ещё можно было выходить из авто, если тебя тормозила полиция. Выход Вероники из машины был более чем эффектным, он был просто феерическим. В фирменной мини-юбке, с загорелыми ногами на высоких каблуках, в предельно открытой белой майке, с улыбкой на лице девушка направилась к полицейским. Они были в замешательстве. Девушка вела себя так непринуждённо, вся так светилась радостью, что казалось, она весь день искала их и наконец-то нашла.

— Ваши документы! — пытаясь быть суровым и неподкупным, обратился к Веронике сержант.

— Пожалуйста! Я что-то нарушила? — включив всё своё обаяние, сексуальным голосом с придыханием спросила девушка.

— Вы проехали под запрещающий знак, — смягчился представитель власти.

— Ой, простите меня. Я впервые в вашей стране — видите, у меня номера не местные. Целый день за рулём. Устала… Простите меня… Дома я буду всем расхваливать благородных и обходительных латвийских полицейских. Отпустите меня с Богом.

— Так вы едете с Богом? — включился в игривый диалог сержант.

— Как вы догадались? Вы заметили на лбу моего спутника следы от тернового венка? — продолжала острить Вероника.

— Ладно, уезжайте. Я ещё такого не слышал. Только через пять километров будьте осторожны, там тоже наши стоят…

— Спасибо вам. Дай Бог вам хорошую девушку, жену или любовницу. На выбор.

Забрав права. Вероника вернулась к машине, села на водительское место и завела двигатель.

— Куда едем? — тихо спросила она Гошу. — Мне сказали, чтобы мы отсюда исчезли как можно скорее.

— Блин, а мы именно сюда ехали.

— Неважно. Включаем план Б.

Немножко поколесив по Юрмале, они решили остановиться у бассейна, который принадлежал гостинице. На часах было уже далеко за полночь.

— Посиди в машине. Вероника, я попробую договориться и снять на ночь весь комплекс.

Через пятнадцать минут он вернулся, сияя, как медный тазик. Припарковав машину прямо у дверей бассейна, они поднялись на второй этаж.

— Гоша, у меня нет купальника, — прошептала Вероника ему на ушко, заходя е раздевалку.

— Ты чего, дорогая? Мы же одни здесь будем. Могу тебя успокоить, у меня тоже нет плавок, — хохотнул Гоша. — Встречаемся в тренажерном зале. Иди, раздевайся, я тебя буду ждать.

Вероника впервые была в тренажёрном зале. Количество «качалок» для различных групп мышц поразило её. Одни ассоциировались у девушки с качелями, другие — с ходунками для малышей, третьи — с роботами. Георгий со знанием дела продемонстрировал перед Вероникой мини-тренировку. Потом парочка окунулась в паровую нирвану турецкой бани. Как два ёжика в тумане, они смеялись и веселились без видимых на то причин. Просто они были молоды и беззаботны. Они наслаждались обществом друг друга. Финская баня открыла им глаза, что на каждом из них нет даже фигового листочка, который бы прикрывал наготу. Без капли смущения разгорячённые влюблённые, взявшись за руки, синхронно «солдатиками» прыгнули в подсвеченный огнями бассейн.

Они резвились в воде, как два дельфина. Вероника чувствовала себя ребёнком, заражаясь от Гоши его ребячеством. Когда он схватил её ноги за лодыжки и стал кружить, подставляя периодически под каскад водопада, Вероника поняла, какой он ещё мальчишка. И неожиданно для себя осознала, что в этот момент была ему ровней. Не матерью двоих детей, не серьёзной бизнес-леди, не женщиной, которая старше на много лет, а просто его любимой девочкой.

Потом они поехали к морю. Оставили машину в двух шагах от пляжа. Было около пяти часов утра. Лёгкий бриз трепал волосы Вероники, и предутренняя прохлада заставила их крепко обняться под старой сосной. Их было трое, обдуваемых морским ветром: Георгий, Вероника и сосна. Они трое смотрели на восход солнца, который как будто проводил черту, разделяя воду и небо. Каждая минута зарождения нового дня меняла парчовые золотисто-алые одежды небосвода. Прижавшись всем телом к любимому, Вероника в объятьях его крепких мужских рук затаила дыхание от чувственного восторга. И в этот момент Гоша неожиданно нежно поцеловал её в глаза, заставив на минуту зажмуриться. Будто боялся, что Вероника ослепнет от такой красоты.

Когда они сели в машину и направились в сторону города, некоторое время ехали в тишине. Каждый прятал в уголках своей памяти эту незабываемую звёздную ночь и это утро с Его Величеством Солнцем. Но, когда они выехали на скоростную трассу, их одновременным желанием было включить приёмник на полную мощь. По ушам били децибелы, шесть колонок под креслами авто оглушали, но не мешали Георгию и Веронике петь вместе с радио. Даже не петь — орать, иногда попадая в такт песен, а иногда перескакивая через него. Гоша в своём желании солировать рычал, как медведь, которому и вправду на ухо наступили, вернее, на два. Пытаясь быть услышанной им, Вероника прокричала.

— Гоша, замолчи! У тебя нет слуха! Слышишь?

— Плевать, у меня есть настроение, а это главное! Жизнь прекрасна, моя девочка!

Скоро машина Вероники, как дискотека на колёсах, въехала на парковку возле её дома. Люди выходили из подъездов и рассаживались по своим машинам, чтобы отправиться по делам. Многие с удивлением в это утро наблюдали, как сладкая парочка, выключив радио, парковала престижную иномарку. Гоша и Вероника покидали авто, чтобы отоспаться после бурной ночи, которую Вероника не забудет никогда.

Через день они вновь встретились, чтобы съездить в гараж, где у Гоши стояла машина — белый «мерседес». Аккумулятор разрядился, и Георгий со знанием дела стал с ним возиться.

— Блин, ключа восемь на десять нет, — расстроился он. — Вероника, ты не могла бы попросить у мужиков в соседнем боксе?

Вероника в два счёта решила проблему, это было несложно. Она же просила у соседей-автомобилистов не что-то ценное, а всего лишь разводной ключ и зарядное устройство. Передав их Гоше, она заслужила его одобрение:

— Ну, подруга, с тобой не пропадёшь!

Сейчас, анализируя их отношения, Вероника была рада тому, что, прислушавшись к своей интуиции, не знакомила Гошу с сыновьями. Она вспомнила, как возлюбленного злило, когда она прятала его одежду, чтобы дети не увидели утром, что у мамы был ночной гость.

— Зачем ты это делаешь?! Может, мои ботинки спрячем в холодильную камеру? — однажды съязвил он.

— Ты не понимаешь. А вдруг мы расстанемся? Как я буду объяснять своим детям твоё исчезновение и появление в моей жизни другого мужчины? У меня растут сыновья, и моя репутация перед ними должна быть безупречной, — категорично ответила тогда Вероника. И, как оказалось, была права.

…Приближался Новый год, с которого начались все неприятности. Вероника ждала его, мечтала о нём, как ждут маленькие дети чуда в этот волшебный праздник. Она украшала дом, наряжала ёлку. На отдельном листочке записывала продукты, которые нужно было купить для праздничного стола.

Неожиданно зазвонил телефон. До боя курантов было далеко, а Гоша уже поздравлял с Новым годом. Вероника почуяла что-то неладное. Поняла, что праздник они будут встречать не вместе. И сорвалась тогда. На поздравление Георгия ответила холодно, как ледяная королева.

— Я тоже тебя поздравляю. Я так понимаю, ты не придёшь?

— Да, Вероника, не получается. Но я так здорово всё придумал…

Вероника прервала его на полуслове.

— Тогда я тебя тоже поздравляю и желаю тебе найти своё счастье и любовь с девчонками, которые для тебя дороже, чем я…

Ревность Вероники с её бурлящим потоком слов оглушила Гошу. И он не знал, что сказать в ответ. Вероника отключила телефон.

Когда Гоша позвонил третьего января и охрипшим голосом поинтересовался, как она отметила праздник, Вероника холодно сообщила ему, что вышла замуж, и попросила не звонить ей впредь. И это было правдой, то есть полуправдой. В Новый год ей позвонил один знакомый — Лёня по кличке Серый Кардинал. Он поздравил Веронику и поинтересовался, с кем она отмечает праздник.

— С детьми, — прозвучало в ответ.

— А если я куплю шампанское, можно, я к тебе приеду?

— Приезжай, — без задних мыслей ответила Вероника. Ей было так тоскливо отмечать праздник без любимого Гоши, что она даже обрадовалась, что кто-то разбавит её одиночество.

Девушка не помнила, сколько выпила шампанского, когда внезапно предложила себя в жёны малознакомому человеку. И история умалчивает, сколько выпил Лёня, что сразу согласился.

На следующий день, когда новоиспечённый «гражданский муж» поехал за вещами, чтобы основательно окопаться в квартире Вероники, она сидела на кухне и пила из банки огуречный рассол. По щекам текли слёзы от необдуманного и легкомысленного поступка. «Пить надо меньше, меньше надо пить!» — как Ипполит из знаменитой комедии «С лёгким паром!», шептала, как мантру, Вероника. Но колесо Фортуны уже неслось, сбившись с колеи и все, более отдаляя девушку от любимого.

Вероника быстро поняла, какую глупость она сотворила из-за ревности. Но Леню все-таки приняла. Началась с ним странная семейная жизнь. Притирались друг к другу, но так и не притерлись. Скандалы не прекращались. Два раза она собирала вещи Лёни. Он крутил пальцем у виска, называя её дурой, и никуда не собирался уходить. И только через три месяца несостоявшийся гражданский муж освободил жилплощадь. Сказал, что возвращается к законной жене и детям. Вероника его благословила…

За это время она поняла, что никого так не любит, как Георгия. Звонила ему по ночам и просила вернуться.

— Я вернусь к тебе, когда ты будешь вдовой, — отвечал любимый.

— Так что, мне надо убить его? — спрашивала Вероника.

— Ну, зачем ты так…

Из гуманных соображений Вероника всего лишь выпроводила Лёню, сохранив ему жизнь. Этот великодушный поступок по достоинству оценил Георгий. Вернулся на следующий день Вероника была счастлива, но спросила его с порога:

— Ты вернулся, чтобы отомстить мне за измену?

— Нет, Вероника, я тебя простил. Я люблю тебя…

Они помирились, но доверие было подорвано, и, когда однажды в постели он назвал её Лорой, Вероника молча сделала выводы, что она у него не одна. Однако чувство вины перед ним не давало ей права на выяснение отношений.

Гоша стал редко приходить, предварительно звоня по телефону и спрашивая: «Ты одна?» От этого вопроса Вероника взрывалась, накручивая себя. Неужели он допускает мысль, что она так неразборчива в связях! Это понижало её самооценку, но она считала, что устраивать скандалы — ниже её достоинства.

Гоша стал пропадать надолго.

Через месяц не пришёл на свидание. Его телефон молчал. Вероника не знала, что и думать. Подняв все свои связи, узнала, где проживает Гоша с мамой и сестрой. Раздобыла номер их телефона и. набравшись смелости, позвонила. Гоша говорил ей, что его мама — еврейка по национальности. А о еврейских мамах Вероника знала многое — например, то, как они относятся к выбору своими сыновьями спутниц жизни. У неё была подруга-еврейка, которая не прошла «кастинг» у мамы своего любимого парня. И они больше не встречались.

Вероника очень волновалась, когда звонила Гошиной маме, и в ответ услышала, что Гоша в семье больше не живёт. Вероника не могла признаться себе в том, что он бросил её. Она была уверена, что влюблённые нашли друг друга для долгих отношений. Ведь у них был потрясающий секс. Оба были в постели на одной волне, отдаваясь друг другу с одинаковой страстью и как казалось Веронике, безграничной любовью. Секс в их отношениях был замешен на зверином инстинкте. Оба хотели доминировать, иметь власть над партнёром, обладать им.

В их отношениях было всё: и романтика, и ласки, и кусочки льда, и касание пёрышками. Предварительные ласки были такими вкусными и долгими, что, когда они подходили к кульминации, Вероника достигала высшего состояния наслаждения. В этот момент она просто отрывалась от своего тела и обретала абсолютную свободу. После секса резко активировалось её сознание, так как он является источником энергии. Именно тогда девушка начала писать стихи исключительно о своём возлюбленном.

Да, они были с Гошей на одной волне, и Вероника на физическом уровне чувствовала вибрации их энергий. Секс не мешал им стоять на пути пробуждения духовности. Гоша был верующим человеком. И это давало Веронике надежду, что их встреча — Божий промысел.

Но иногда Вероника чувствовала, что в сексе его искушает дьявол. А ведь известно, что секс стоит на втором месте по значимости остроты ощущений после страха смерти. Они оба попали в ловушку — были сексуально привязаны друг к другу, как кармические партнёры. И вместе сложно, и врозь никак.

Вероника отчётливо вспомнила одну из последних встреч. Утром, когда Георгий собирался уходить, она спросила его:

— Гоша, ты любишь меня?

— Да, — как-то буднично ответил он. Как будто она спрашивала: «Будешь пить кофе?»

— Я очень хочу от тебя дочку. — тихо прошептала Вероника, наблюдая за его реакцией.

Ничего не ответив, он закрыл за собой дверь…

«А был ли мальчик?» — думала она теперь, анализируя всё происходившее. Разум, как беспощадный скальпель хирурга, помогал ей в этом. Но восторженное сердце пульсировало кровью: «Была, была Любовь! Ты чувствовала её ритм. Ты не могла ошибиться. Верь. Вероника, верь!»

Глава 6

Дни в больнице тянулись однообразно. Но у каждого начала есть свой конец. Вероника по-прежнему была не совсем откровенна со своим лечащим врачом и не рассказывала ей ни о кошмарах, ни о «стихийном бедствии» — так она обозначила для себя поток льющихся стихов. Её решили выписать из больницы и направить в пансионат, который находился у моря.

«Ура!» — ликовало сердце Вероники, когда она в сопровождении своей хоть и бывшей, но родной по крови её внуков свекрови выходила из электрички в Юрмале. Календарная зима уже отступила, и робкая весна не спеша отвоёвывала право на законное существование. Глаза щурились на солнце, хотя прохладный ветерок с моря заставлял кутать шею в тёплый шарф.

С небольшим чемоданом на колёсиках вместе со свекровью они добрались до санатория. Двухэтажное здание из бетона находилось неподалёку от берега моря.

Пройдя регистрацию и получив документы на лечение, Вероника в сопровождении медсестры прошла в свою комнату.

В помещении стояли три кровати, прихожая с вешалками и душевая. Судя по всему, две кровати уже были заняты, и Вероника без труда сориентировалась, где ей придётся спать две недели, указанные в путёвке.

Подоконник украшали разноцветные гиацинты в горшках, и с трудом верилось, что на дворе холод, всё кругом белым-бело.

Попрощавшись с Анитой Францевной (так звали свекровь), Вероника стала распаковывать чемодан. Первое, что она достала, была ученическая тетрадь. Она купила её накануне с мыслью писать письма Гоше. Потом извлекла кроссовки и спортивный костюм. Наконец-то она будет бегать по утрам вдоль моря! Это была её давнишняя мечта, и она была счастлива. На улице начало смеркаться, и сосны, растущие на территории, стали отбрасывать причудливые тени, которые напоминали поверженных великанов.

Скоро возвратились с прогулки две женщины, подружки из Огре. Высокая блондинка Майя и тоненькая, небольшого росточка Сандра. Они были так внешне различны, что Веронику поначалу даже удивляла их дружба. О болезнях никто из троих тактично не говорил. Все радовались тому, что удалось попасть в этот замечательный и при этом недорогой санаторий. Приезжали сюда, как правило, по направлению психиатрической больницы. Медсёстры выдавали всем прописанные врачом лекарства. Море, сосны, свежий воздух свободы, отсутствие решёток на окнах способствовали выздоровлению пациентов.

За время, пока жила в Юрмале, Вероника ни с кем близко не подружилась. У неё на это не было времени. Утро начиналось рано, когда санаторский люд ещё безмятежно спал. В спортивной одежде, с карандашом и тетрадкой в руках Вероника подолгу бегала вдоль моря. Зима не сдавалась юной девочке Весне. Глыбы не до конца растаявшего льда лежали вдоль кромки моря. Перепрыгивая через них, Вероника гордилась собой. Её внутренний ребёнок при каждом удачном прыжке ликовал: «YES, Вероника! YES!»

Такими стихами заполнялась тетрадь. В неё девушка решила записывать и письма Георгию, в которых поведывала о жизни без него и своей вселенской боли от их разлуки.

Однажды Вероника заметила во время утренних пробежек в сосновом лесу маяк. Он был современный, на металлических профилях. Вероника, не задумываясь, вскарабкалась по ним к лампе маяка. Этот путь для неё стал символом стремления к своей любви. Тогда и возникла мысль писать письма Георгию. Именно здесь, на маяке.

Такое неожиданное для себя стихотворение Вероника написала и поняла, что стихи — это как Божья благодать, как мелодии душ небесных ангелов.

Однажды, придя к маяку, а очередной раз, Вероника с удивлением и негодованием обнаружила, что гигантский фонарь оградили металлической сеткой. Бунтарский характер подтолкнул Веронику презреть это препятствие. С кошачьей грацией, цепляясь за сетку, она взяла высоту и через двадцать минут стояла у лампы маяка, выдохнув: «YES, Вероника? YES?» Поймав свежий морской воздух ртом, как будто надкусив его свободу, Вероника присела у основания маяка и, достав тетрадь, начала писать первое письмо:

Доброе утро, мой ветреный мальчик!

Я в санатории, но я скучаю по тебе. Представляешь, я проснулась с ощущением, что ночью со мной случилось нечто прекрасное.

Мы наконец-то встретились. Сон был такой сочный, цветной и реальный, что я хочу тебе его описать. Мы лежали в моей постели. Я свернулась клубочком у твоих ног. Ты лежал, закрыв глаза, и был полностью расслаблен, ни капельки не смущаясь такому положению наших тел.

Ты знаешь, когда чувства переполняют меня, я оказываюсь у твоих ног. Потому, что плотина благоразумия рушится, и я не могу сдержать стремительный поток эмоций, вырывающихся наружу.

В такие моменты я судорожно хватаю трубку телефона и звоню, чтобы ты срочно выезжал на помощь. В противном случае, если ты этого не сделаешь, мои чувства затопят город и погибнут ни в чём не повинные люди. Если бы раньше кто-то мне сказал, что именно так я буду вести себя с тобой, я бы рассмеялась и не поверила. Но именно так поступаю сейчас, и мне всё равно, что кто-то смеётся надо мной. Я надеюсь, что этим кем-то будешь не ты.

Я верю, что в твоём сознании есть зёрна понимания меня и того, что со мною происходит. А всё очень просто. Я люблю тебя! Правда, уже столько времени пытаюсь побороть это чувство, вооружившись логикой, благоразумием и волей. Бесполезно… Запущенность душевного состояния налицо. Наверное, мне на роду написано умереть от любви к тебе.

Иногда, что греха таить, меня посещают мысли о том, сколько лет мне отмерено судьбой прожить без тебя. Я готова это знать — правда. Ия не боюсь. Репетицией своего ухода люди занимаются каждую ночь, когда засыпают, при этом даже не задумываясь о том, проснутся ли утром.

Когда-то мне в одном гадальном салоне, раскинув карты Таро, сказали: «Как вам повезёт! У вас будет лёгкая смерть». Что значит «повезёт»? Парадокс какой-то. Смерть и… повезёт. Сейчас я уже не смеюсь, это действительно подарок судьбы — умереть во сне и без помощи таблеток. Но я всё-таки не уйду из жизни раньше отведённого мне срока.

Мы много говорили об этом с мамой, когда она была жива и страдала от сильных болей в желудке. У неё был рак. Ей кололи морфий, чтобы хоть немножко заглушить эту страшную боль. Она была в полном сознании и понимании того, что дни её сочтены. Инъекции морфия не могли успокоить мысли, чтобы она не думала, что смерть уже дежурит у кровати.

Страшно быть умной и знать, что конец неизбежен. Мама была такой всегда и особенно в последние дни. Она ждала того момента, когда в её жизни поставят точку. Когда для неё наступит избавление. Мама умирала дома, и она видела каждый день наши испуганные глаза и виноватые улыбки, когда мы по очереди пытались подбодрить и утешить её. Мы храбрились и обманывали себя и её, говоря, что всё будет хорошо. Она понимала, что мы устали и боимся её ухода.

Пытаясь подбодрить маму, я принесла ей книгу Раймонда Моуди «Жизнь после жизни», чтобы она поверила в загробное существование. Я так и не узнала, поверила ли она. Мама прочитала книжку, но не сказала ни слова. Она читала больше Библию, которая успокаивала и давала силы пройти до конца свой путь.

Я тоже стала читать Библию. Мой путь к Богу начался в том возрасте, когда всюду процветал атеизм. Я спотыкалась на каждой странице. Заповеди меня сковывали. Прежде я не следовала никакой религии. И покрестилась только тогда, когда крестили обоих моих детей по инициативе мамы.

Уже тяжелобольной, маме приснилась умершая подруга. На вопрос, каково ей там, за гранью жизни, подруга ответила, что всё не так уж плохо, но есть одно обстоятельство — верующие и крещёные обитают в кельях с окошком, а некрещёные лишены света Божьего. Проснувшись, мама тут же стала готовиться к обряду крещения. Позвонила в церковь и назначила день. Она хотела и внуков покрестить.

— А мать у детей крещёная? — спросили на другом конце провода.

— Нет, — растерянно ответила мама.

— Надо, чтобы и мать была в Боге.

Так, неожиданно для себя, в назначенное время мы со всем семейством оказались в церкви вокруг купели, где производилось таинство крещения. Мы с мамой в платочках и с босыми ногами, рядом тихо стояли мои уже не малые дети.

Зачем я тебе об этом пишу — наверное, спросишь ты? Потому что ты верующий. Истинно верующий. Я была поражена, как ты был взволнован, когда забыл свой крестик у меня дома. Я поехала домой и передала тебе его. Когда я держала твой крестик в ладони, у меня было странное ощущение, словно твоя вера была в моих руках. Если глубоко в это вдуматься, то в моих руках была твоя любовь, ведь Бог — это любовь. И она диктует эти строки:

Хоть я поздно крестилась, меня всегда влекли знания о религиях разных народов. Но нырнуть в изучение их глубоко мне было не по силам. И каково было моё удивление, когда я случайно прочитала откровения Майкла Дж. Гелба в книге «Расшифрованный Код да Винчи».

Он писал: «На пути моего собственного духовного поиска мне посчастливилось общаться со многими великими учителями-представителями самых разных культурных традиций. Меня благословляли даршаном чистокровные гуру, и я испытал на себе блестящее обжигающее лезвие духовности Дж. Кришнамурти. Несколько месяцев я провёл в одном буддистском монастыре в Камбодже, обучаясь медитации под руководством настоятеля храма. Я совершил также путешествие в Турцию, где танцевал с дервишами и принял обряд инициации от шейха суфиев. У меня была замечательная возможность ежедневно на протяжении десяти месяцев слушать великого духовного гения Дж. Беннетта, который делился плодами своих жизненных исканий. Я получил Святое Причастие в древнейшей англиканской церкви, а также молился в Мекке бок о бок с моими братьями по вере, исповедующими учение пророка Мухаммеда. И, конечна же, в 13 лет я приобщился к изучению Торы и прошёл обряд бар-мицва».

Духовные поиски этого человека меня вдохновили.

Его секретарь Мэри Хоган отмечала: «Мы можем болеть за разные команды, но все мы одинаково любим бейсбол». В моей интерпретации это звучит иначе: каждое вероисповедание напоминает бегущие ручейки, которые впадают е большую реку — Религия.

Знаешь, в больнице я наблюдала много сумасшедших, помешанных на религии. С безумным взором одна из таких больных бродила среди кроватей палаты, цитируя наизусть Новый Завет и целые абзацы из Библии. Хорошо поставленным голосом призывала к покаянию и вере. Меня это не удивляло. Я спряталась под одеяло, чтоб никто не видел, что я заплакала. Когда-то мне попалась на глаза откровение: «Слёзы тоже являются молитвой. Они доходят до Боза, когда у нас не остаётся сип на слова». Именно в это время в стране набирали популярность разные религиозные организации, такие как «Новое поколение», «Свидетели Иеговы» и другие. Каждая религия несёт благое знание законов жизни, основанное на безусловной любви, божественном потоке истины. Но есть в религии искажения, так называемый антипод, или инверсия. И это очевидно, ведь мы знаем, сколько раз переписывалась Библия.

Одно время я посещала церковь «Новое поколение», но потом поняла, что это не мой путь. Накинув платок на голову, купив свечи, перекрестившись, я вернулась в лоно ортодоксальной церкви.

Каждого из нас Бог ведёт светлым путём любви, но из-за того, что мы отворачиваемся от Бога, мы встречаемся со множеством препятствий. «По вере Вашей и воздастся Вам». И я укрепляюсь в своей вере. Я думаю, что мы сможем понять друг друга и простить. И Бог нам будет в помощь. Не бойся за меня, мой любимый! Если Бог дал испытания, значит, знал, что я их вынесу.

На этом я остановлюсь в своих откровениях. Пусть Бог и моя любовь хранят тебя.

Закончив письмо, Вероника грациозно спустилась с маяка и побежала в санаторий. Сегодня у неё встреча с главврачом заведения, на которую приедет папа.

Вероника с папой сидела в полутёмном фойе в ожидании своей очереди, чтобы попасть на приём. Народу было немного, и от скуки Вероника рассматривала помещение. Обстановка в фойе была скромной, мебель — пошарпанной, и только живые пальмы и расцветший куст китайской розы скрашивали убогость интерьера. Веронике было абсолютно непонятно, как эти растения выжили в таком полумраке. Дверь кабинета раскрылась, и её с папой пригласили к врачу.

Они зашли и присели на стулья около большого дубового стола, за которым восседала дородная, но не лишённая женского обаяния врач лет пятидесяти. Её светлые волосы обрамляли свежее, ухоженное лицо. Своим пристальным взглядом поверх очков в тонкой металлической оправе доктор смотрела в лицо Вероники, пытаясь поймать её взгляд. И. когда ей это удалось, приятным грудным голосом обратилась к пациентке:

— Ну, дорогая, рассказывай, что с тобой случилось?

И Вероника, растекаясь под гипнозом взгляда врача, начала взволнованно излагать свою грустную историю. Доктор Санникова (так было написано на бейджике на её белом халате) слушала внимательно, не отрывая взгляда от пациентки. Сначала Вероника вела свой рассказ спокойно, но внезапного ли от жалости к себе, то ли от всего пережитого — начала плакать, и. казалось, ничто не сможет её остановить. Доктор налила ей стакан воды из графина и протянула со словами:

— Ну, успокойся, девочка. Вылей.

Вероника, уловив в её голосе материнские нотки, разрыдалась ещё больше.

— Доктор, — вступил в разговор папа, — вы не могли бы взять мою дочь к себе в отделение? Дело в том, что у неё не сложились отношения с её лечащим врачом. Вероника не испытывает доверия к ней, потому, что они почти одногодки.

— Хорошо, я возьму вашу дочь в своё отделение. Пока пусть отдохнёт здесь, а потом пройдёт обследование в больнице. А сейчас я выпишу успокоительные лекарства, нервишки подлечим.

— Спасибо, доктор. Мы можем идти? — робко спросила Вероника.

— Да. До встречи, дорогая.

Вероника с папой вышла из кабинета. Вытирая слёзы бумажной салфеткой, она направилась из кабинета на веранду. Потом отец и дочь, не сговариваясь, побрели к морю. В шуме прибоя слышалась величественная симфония.

Теперь для Вероники уже было естественно слышать внутри себя стихи и, хотя не было куда их записать, она не сомневалась в том, что они не улетят с порывом ветра, ведь они звучали в её сердце.

Немного погуляв вдоль берега моря и успокоившись, Вероника проводила папу на электричку и вернулась в санаторий.

Глава 7

Две недели пролетели быстро, и незаметно пришёл тот день, когда Вероника уже собирала свой маленький чемодан. Попрощавшись с дежурной, медсёстрами и немногочисленными знакомыми, направилась в сторону станции. Вскоре она была дома. Сначала позвонила свекрови, чтобы узнать, как себя вели мальчики.

— Всё хорошо. Как ты себя чувствуешь? — взволнованно спросила Анита Францевна.

— Нормально. Пусть Денис возвращается домой. Я соскучилась. А младшего буду ждать на выходные.

— Ладно. Я накормлю его и отправлю. У тебя, наверное, пустой холодильник. Деньги-то есть?

— Не беспокойтесь, мне папа дал, когда оплачивал санаторий.

Сын приехал вечером. Вероника обнимала его и тискалась с ним, как с котёнком, — так соскучилась. Приготовила сыну итальянские спагетти с фаршем, зеленью, оливками и томатной пастой — всё по рецепту своего друга, итальянца Роберто.

Поздно вечером сын пошёл спать, а она набрала полную ванну, добавила лены и нырнула, как русалка, вспоминая, как вместе с Гошей нежились в ванне когда-то.

— Всё! Я здорова! Я дома! Всё, что со мной произошло, — это просто нервный срыв.

Неожиданно раздался звук домофона. Набросив махровый халат, Вероника ринулась к входной двери, боясь, чтобы отрывистый сигнал не разбудил сына.

— Кто там? — прикрывая ладонью трубку, спросила она.

— Вероника, это я, Георгий. Ты одна? Надо поговорить.

Сердце Вероники бешено застучало. Дрожащими пальцами она нажала на кнопку домофона. Было слышно, как заскрипела дверь подъезда. Потом зашумел лифт, который поднимал её любимого на последний этаж. А вот и он… Она стояла в проеме распахнутой двери. При его виде Вероника моментально забыла, что он не навещал её в больнице. Она была так счастлива видеть Гошу и чувствовать его залах, что, обхватив его руками, губами искала его губы. Но вместо ласки парень оттолкнул её и стремительно, не раздеваясь, направился на кухню. Не понимая холодность внезапного гостя, Вероника последовала за ним. Он подошёл к окну, достал сигареты, закурил и лишь, потом повернулся к ней лицом.

— Что случилось, Гоша? — приглаживая мокрые волосы руками, спросила она.

— Это я у тебя хочу спросить. Три дня назад я видел, как ты садилась в джип к одним отморозкам. Ты изменяешь мне? — с искривлённым от злости и брезгливости лицом почти, что кричал он.

— Этого не было. Это была не я. Ты перепутал меня с кем-то, — пыталась оправдаться Вероника. — Как я могла садиться в какую-то машину, если меня не было в городе? Я только сегодня приехала из санатория. Я могу тебе выписку показать, — голос Вероники дрожал, и из глаз потекли слёзы.

Но Гоша даже не хотел слушать её.

— Не нужны мне твои выписки. Между нами всё кончено.

Будь здорова.

Толкнув девушку плечом, пружинистой походкой он уже выходил из кухни, как вдруг взгляд его упал на карты Таро и книгу, трактующую гадание.

— Гадаешь? — с издёвкой в голосе спросил он. Взял книгу в руки, небрежно её полистал, открыл окно и выбросил.

Ворвавшийся ветер поднял две карты из колоды и опустил их на пол. Гоша повернулся и, глядя в глаза Веронике, брызжа слюной, выкрикнул:

— Ведьма! — потом подошёл к двери, открыл её и бегом спустился к лифту.

Вероника, сдерживая свои эмоции, молча закрыла за Гошей дверь и вернулась на кухню. Две карты Таро лежали у ножки стола «рубашками» вверх. Она их подняла и вздрогнула от увиденного. Это были старшие арканы — перевёрнутый «Император» и «Дьявол».

…Прошла неделя. Для Вероники она была вся заполнена туманом горечи последней встречи, прощанием с любимым. Чем бы она ни занималась, в голове её, как заезженная пластинка, крутилась мысль о последнем разговоре, как о каком-то недоразумении. Вот и сегодня она, как обычно, убирала квартиру, как вдруг её взгляд неожиданно упал на часы с ангелами и фигурками двух влюблённых. Вероника не смогла справиться с нахлынувшими, как цунами, чувствами. Эти фигурки напомнили о разлуке с Гошей. Она взяла пакет для мусора, и туда полетели часы, серебряные украшения, дорогие сумки и брендовая одежда, фен, несколько маникюрных наборов и ещё многое, что дарили Веронике поклонники. Выбрасывая эти вещи, она как будто защищала пространство от энергии мужчин, которые были у неё до встречи с Гошей.

В голове пульсировала мысль, что всё это надо выбросить и когда она это сделает, тогда её любимый может вернуться. Вероника не заметила, как вошла в раж и стала избавляться от вещей, которые покупала сама. Когда-то они были ей очень дороги. Собрав три мешка, включая постельное бельё, Вероника спустилась вниз и выставила их у мусорных баков. Увлечённая этим занятием, она не заметила, как её окружили бомжи. Двое мужчин и женщина неопределённого возраста начали сразу перекладывать вещи Вероники в свою тележку.

— Здесь новое постельное бельё, оно чистое и глаженое, накрахмаленное, берите, люди добрые. Мне ничего не надо, — бормотала Вероника.

«Люди добрые» молча и со знанием дела рылись в мешках. Когда бомжиха извлекла из пакета украшения, глазки её заблестели.

— Ого, какая красота? А что это за камень, голуба, на браслете и кулоне? — она повернула своё опухшее лицо в сторону Вероники.

— Это зелёный янтарь, там есть и белый, его очень ценят в Австралии. Вы бывали в Австралии?

Женщина, почувствовав социальную пропасть между собой и этой чокнутой богачкой, отошла от странной дарительницы на шаг назад.

— Берите, там ещё много серебряных колечек, — продолжала сеанс невиданной щедрости Вероника.

Девушка отдавала любимые украшения, не испытывая никакой жалости в тот момент — ни к себе, ни к драгоценностям.

Ещё немного постояв рядом с бомжами, она вернулась в квартиру, которая вдруг утратила свою былую привлекательность. Обессиленная, присела на край дивана. 8 этот момент к Веронике пришло осознание неадекватности своего поступка. И опять — взрыв стихов в голове.

Взволнованная, Вероника позвонила папе и рассказала, что случилось. В трубке раздалось:

— Завтра с утра я за тобой заеду. Будь готова, поедем в больницу. Я сейчас позвоню доктору Санниковой.

Глава 8

«Всё-таки я сумасшедшая», — крутилось в голове у Вероники. В её жизни появилась цикличность. Они с папой опять в кабинете врача, только теперь в другом отделении, но тема та же. Срыв, неадекватность поведения, голоса, которые управляли Вероникой, как марионеткой. Рассказав, что случилось на этот раз, она ждала в ответ, что такое, мол, бывает, психиатры и не с такими поведенческими отклонениями справляются. Но врач молча заполняла карту пациента, изредка внимательно из-под очков смотря прямо в глаза Веронике. Доктор Санникова напоминала ей чем-то сову в очках. Уже позднее Вероника узнала, что врач владела техникой гипноза и обмануть её очень сложно. Да и нужно ли? Вероника сейчас действительно нуждалась в её помощи. Закончив писать в личной карте, доктор попросила папу подождать, пока она отведёт Веронику в отделение.

Веронику интересовал диагноз, который поставила ей врач на титульном листе карты. Она пробежала взглядом по записям врача и была разочарована. В графе «Диагноз» увидела лишь латинскую букву и цифру.

— Скажите, что со мной? — робко спросила Вероника.

— Будем разбираться, — сухо ответила доктор Санникова, увлекая за собой пациентку.

Опять двери без ручек, опять бродящие по коридору женщины с ранеными, больными душами. Но в этом отделении было поуютнее: стояло пианино, висели картины и было много цветов на подоконниках. Её поразило, что у каждого окна стояли журнальные столики с креслами. Вероника вспомнила, что Анна упоминала об «элитном отделении». Передав документы Вероники медсестре, доктор сказала, что они встретятся во время обхода.

— И еще. Первую ночь ты проведёшь в особой палате под наблюдением Мы должны быть уверены, что ты не опасна для окружающих. Около палаты всегда дежурит санитарка, и, если тебе надо будет выйти в туалет, тебя выпустят и сопроводят.

Вероника вошла в эту поднадзорную палату. За своей спиной она услышала лязг замка. Огляделась. Комната была большая, на двенадцать кроватей. В двери виднелось смотровое окошко из оргстекла, для наблюдения. Какое-то время пациенты находились здесь, а затем их переводили в другие палаты, согласно диагнозам.

Сейчас было время обеда, пациенты сидели за большим столом и молча ели. Был слышен стук ложек о металлическую посуду. Вероника есть не хотела и, найдя свободную кровать, легла на неё, провалившись в панцирную сетку, как в гамак. Некоторое время ее как будто никто не замечал, так все были заняты едой. Но вскоре обитательницы палаты стали проявлять к ней интерес.

К кровати Вероники подошла странная женщина лет пятидесяти одетая в больничную пижаму и с платком на голове. В руках у нее была Библия, которую она громко цитировала, изредка заглядывая в книгу. Веронике это не нравилось, и она демонстративно накрыла голову подушкой, дав понять оратору, чтобы та убралась на свое место. Женщина, не переставая громко читать псалмы, удалилась.

Вероника откинула подушку и мысленно праздновала свою маленькую победу, так тут же заметила направляющуюся к ней другую обитательницу палаты. Совсем ещё девчонка, с перевязанными запястьями рук, двигалась явно к Веронике.

— Привет, меня зовут Полина. А тебя? Как, как? Вероника? — затараторила девушка. — Ты не знаешь, меня скоро отсюда выпустят? Я не сумасшедшая. А здесь одни чокнутые собрались.

— А что у тебя с руками? — спросила Вероника.

— А, это из-за Сашки. Он с Ленкой начал гулять, а я психанула и вены себе решила порезать. Надо было в ванне это делать, а я под краном в раковине… Мамка услышала, что вода шумит долго, а она у меня жутко экономная. Стала кричать, чтобы я кран закрыла — все деньги уходят на оплату счетов. Я не закрыла. Так она, зараза, стала ломиться в дверь. Мне пришлось открыть. Она сразу все поняла, как увидела мои руки, и вызвала скорую. Так я сюда попала. Всех, кто пытался покончить с собой, привозят в клинику. Не знаешь, сколько меня здесь будут держать?

— Я не знаю, — устало ответила Вероника. — У меня другой диагноз. Извини, — закруглила разговор девушка.

Полина удалилась, а Вероника вспомнила, что она тоже хотела порезать вены. Если бы это получилось, она оказалась бы тоже в сумасшедшем доме. «Все пути ведут в Рим». Хотя, что это теперь меняет?

Чтобы больше никто не лез к ней в душу, потому что говорить по душам с душевнобольными людьми Веронике совершенно не хотелось, она придумала, как избежать этих бесед. Девушка достала свои мелки, которые предусмотрительно взяла с собой. Села на колени, повернувшись лицом к стене, к которой была придвинута её кровать, и большими буквами написала: «ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ». Это был крик души. После Вероника залезла под одеяло, закрыла глаза и заснула до утра.

Утром её разбудил обход врачей. Группу возглавляла доктор Санникова, заведующая отделением. Подойдя к кровати Вероники, врачи в замешательстве смотрели на надпись.

— Это ты нас так встречаешь? — строгим голосом спросила доктор Санникова.

— Нет, это я вчера написала для особо назойливых соседок.

— Регина, — обратилась заведующая к санитарке, — сотрите!

Обход уже подходил к концу, как вдруг случилось непредвиденное. С кровати, стоявшей у окна, метнулась фигура женщины с чёрными волосами и крупного телосложения. В руках она держала рулон туалетной бумаги.

— Уходите! Скатертью дорожка! — крикнула пациентка и, как в боулинге, с разбегу бросила рулон. Он размотался и ровненькой дорожкой лёг в направлении двери.

— Людмила, за свою выходку ты проведёшь в «строгой» палате ещё один день, — тоном, не допускающим никакого возражения, сказала доктор Санникова.

Когда за врачами закрылась дверь, больные стали выкрикивать:

— Молодец. Люда, смело и дерзко? Держат нас тут, как зверей в клетке.

Людмила, сверкая чёрными глазами, улыбалась во весь рот, наслаждаясь минутой славы.

Как развивались события дальше, Вероника так и не узнала. К ней подошла санитарка Регина и сказала, чтобы она собирала свои вещи, так как её переводят в другую палату.

Опять новые люди, опять окна в решётках, скука и рой мыслей. «Я действительно сошла с ума? Неужели всё это происходит со мной в реальности?» — схватилась Вероника за голову.

Накануне девушка попросила лапу принести старенькую медицинскую энциклопедию. И теперь она судорожно листала страницы с описанием шизофрении, паранойи и маниакальности. Симптомы звучали словно эхо в глухом лесу, но Вероника с упорством истинной сумасшедшей читала и перечитывала, вникая в суть: «Шизофрения (от греч. schizo — расщепляю и phren — душа, рассудок) — психическая болезнь с тенденцией к хроническому течению. Наблюдаются различные проявления расстройств психической деятельности — бред, галлюцинации, возбуждение, обездвиживание и т. п. Больные теряют интерес к работе, становятся малоразговорчивыми. Удивляют тем, что проявляют интерес к таким областям знаний и увлечениям, от которых были далеки, будучи здоровыми. Их вдруг начинает интересовать философия, математика, религия, конструирование, коллекционирование.

Существует так называемая параноидная шизофрения, характерной особенностью является повышенная ревность и подозрительность к мнимым врагам. Больные думают что кто-то на них воздействует радио- и магнитными волнами, гипнозом вплоть до облучения».

Вероника перевернула страницу энциклопедии и бегло прочитала о разных формах шизофрении: депрессивно-параноидной, циркулярной, кататонической, гебефренической и невроозлодобной (вялотекущей). Порадовало, что шизофрения может протекать, сменяясь на периоды обострения и практического выздоровления. Причина шизофрении не открыта, но замечено, что она может возникнуть после инфекции, интоксикации, травмы головы, психических потрясений.

Устав, Вероника закрыла книгу, взяла мелки и вышла в коридор. Ей захотелось расписать узорами цветочные горшки. В коридоре никого не было, и ей никто не мешал. Этот процесс был для неё своего рода медитацией. Она увлеклась творчеством. В голове нестройными рифмами складывались стихи.

Устав разрисовывать горшки, Вероника подошла к пианино, которое стояло в другом конце коридора. Робко коснулась клавиш и тихонько запела:

Одна клавиша западала, пианино было расстроено.

Вдруг Веронику кто-то оттолкнул. Она оглянулась. Худенькая девушка, не обращая внимания на западавшую клавишу, виртуозно начала играть «Лунную сонату» Бетховена. Вероника неожиданно для себя опять задалась вопросом: «И она тоже сумасшедшая?»

За окнами внезапно зашумел дождь. Вероника нарисовала смайлик на вспотевшем от сырости стекле и вдруг услышала, как худенькая пианистка начала играть «Вальс дождя» Фредерика Шопена. И Вероника вспомнила, как исполняла его когда-то на выпускных экзаменах в музыкальной школе. Вспомнила, как потели её ладошки перед выступлением, как волновались за неё мама и педагог. А ещё вспомнила, что её талисманом перед выходом к фортепиано было прочитанное бегло стихотворение Сильвии Плат. Оно так передавало её чувственное состояние, её смертельный страх ошибиться в нотах и ненароком сбиться с ритма, что казалось, только эта талантливая поэтесса понимала Веронику, когда писала строки:

Вероника была сама очень удивлена, что её память именно сейчас в больнице заставила вспомнить о стихотворении.

Оказавшись в клинике, она как будто пережила клиническую смерть. Ей казалось, сам дьявол постарался подменить её натальную карту картой смертельно больного человека. При этом, переминаясь на своих копытах, ехидно нашёптывал: «Умри прежде, чем ты умрёшь!»

Пианистка продолжала играть «Вальс дождя», а Вероника, отодвинув штору на окне, глядя на тускло мерцающий фонарь у проходной клиники, вдруг неожиданно для себя прошептала: «Господи, спаси и сохрани» — и осенила себя крестом.

Глава 9

Утро началось со скрипа двери. Вероника чутко спала, но звук заставил разомкнуть глаза. В комнату со спортивной сумкой через плечо вошла героиня вчерашнего дня — Людмила. Быстро окинув палату своими жгучими очами, она смело направилась к свободной койке. Открыла прикроватную тумбочку и стала перекладывать туда пакетики из сумки. Справившись с этой несложной задачей, улеглась поверх одеяла, достала Библию и углубилась в чтение. Вероника притворилась, что спит, и наблюдала сквозь прикрытые ресницы за своей новой соседкой. Смуглянка выделялась среди обитательниц палаты. В её жилах текла явно восточная кровь.

С появлением Люды сонный ритм палаты был не просто нарушен, он был взорван той деятельностью, которую развернула эта деловая женщина. После завтрака она уселась на своей постели в позе йога и подозвала всех к себе.

Будем знакомиться, меня зовут Людмила, — повелительным тоном заявила она и первой протянула руку. Женщины назвали свои имена.

После того как обряд знакомства закончился, Людмила обратилась к собравшимся с предложением сделать за небольшие деньги маникюр всем, кто пожелает. Желающих, под воздействием лекарств, оказалось много. И с этого момента жизнь в палате закипела. Женщины жаждали быть красивыми и ухоженными. Возникла одна проблема: лака у Людмилы было только две бутылочки. Одна вишнёвого, а другая розового цвета. Это не всем нравилось, но выбирать приходилось только из того, что было. Правда, мастер по маникюру обещала докупить лак других цветов при первой же возможности. А возможности эти имелись: можно было договориться с санитаром, чтобы он сопроводил пациентку в магазинчик через дорогу. Там и лак можно прикупить, и ещё много чего для красоты.

Чтобы не мешать честному обогащению посланной Богом в их унылую палату предприимчивой дамы, Вероника вышла, захватив с собой мелки. В коридоре за столиком сидела женщина в пижаме. Она былa так увлечена чтением какого-то журнала что даже не обратила на Веронику никакого внимание. А это и хорошо. Девушку ждали нераскрашенные горшки с цветами. Раздвинув шторы. Вероника погрузилась в творческий процесс. Она работала, словно медитировала, и быстро всё закончила.

Вернувшись в палату. Вероника увидела, что маникюрный сеанс завершился. Сгорбленная фигурка Люды подсчитывала дневную выручку. Переложив деньги в кошелёк, она повернулась к Веронике и победоносно заявила:

— Гуляем все? Всех угощаю сигаретами! Ты тоже в доле. Куришь? — спросила Людмила.

— Нет, — ответила Вероника. — Дома курила. Здесь не могу Дома можно с комфортом, с чашечкой кофе, а тут в общем туалете, никакого кайфа. Сразу бросила.

— Ух, ты, какая фифа! Баба с возу — кобыле легче. Была бы честь предложена.

Чувствовалось, что Люда здесь, в этих стенах, завсегдатай и тонкие межличностные отношения, существующие среди пациенток отделения, ей известны до мелочей. И не только они. Прогуливаясь по коридору. Вероника наблюдала, как её пронырливая соседка достаточно непринуждённо общалась с медперсоналом, как к ней с уважением относилась сестра-хозяйка. выделяя смуглянке почти новое постельное бельё.

Людмилу навешала красавица дочь, броско одетая девушка лет восемнадцати. Иногда она приходила к матери с пакетами, в которых была одежда. И тут начиналось действие, о возможности которого в стенах этой больницы Вероника даже не могла вообразить. Мама Люда развивала бурную деятельность по продаже принесённых дочкой вещей.

Веронике захотелось узнать женщину поближе. Она нужна была ей, как штурман кораблю, в бурлящих волнах такой непростой больничной жизни. Достав принесённый папой апельсин. Вероника повернулась к Людмиле и, встретившись с ней глазами, негромко сказала: «Лови».

Люда слёту поймала фрукт. «Есть контакт!» — про себя проговорила Вероника. Через полчаса они сидели вместе на одной кровати и тихо вели беседу. Вероника, не стесняясь, задавала Людмиле вопросы, которые её волновали, а та на них отвечала.

— Люда, ты не первый раз попадаешь сюда? — деликатно начала разговор.

— А по мне не видно, подруга? Я тут, можно сказать, инвентарный номер. Я даже номера скорых запомнила, которые меня сюда привозят. Ты думаешь, почему меня привозят на скорой? Родственнички стараются заботу проявлять. Уж очень им моя квартира приглянулась. И теперь стоит мне расплакаться и голос повысить, так они за телефон хватаются, неотложку вызывают. Хотят из меня недееспособную сделать, в пансионат упаковать, чтобы квартирку оттяпать. Но фиг у них получится!

— И что ты придумала?

— Я не придумала, врач настаивает оформить инвалидность. Получить для начала рабочую инвалидность. Я же работаю. Для этого надо полежать месяца три, чтобы поставили диагноз и отправили на комиссию.

— Да, что ты работаешь, я видела, — улыбнулась Вероника.

— Куй железо, пока горячо! Тем более, конкуренции у меня здесь нет.

— А как ты сюда первый раз попала?

Людмила опустила голову, и неожиданно из её глаз потекли слёзы.

— Ой, прости. Если тебе больно вспоминать об этом, можешь не говорить, — обняв новую подругу, зашептала ей на ухо Вероника.

— Почему больно? Это уже в прошлом. Я своё отревела. Меня изнасиловал собственный муж. У нас уже были дети, а он не мог пережить, что я вышла за него замуж не девочкой. Однажды он напился сильно, завалил меня на диван… Я кричала, а он изнасиловал меня. Мне было больно, страшно, что он ещё что-нибудь со мной сделает. Я вырвалась и убежала. Даже не помню, как очутилась э кафе, выпила три рюмки водки, размазывая тушь по щекам, забралась на стол и стала танцевать. Бармен меня уговаривал перестать это делать, но мне было плевать и я закатила истерику. Тогда охрана вызвала скорую. А ты как сюда попала?

— Из-за того, что плохо разбираюсь в мужчинах. Короче, я влюбилась, а он меня бросил. Я как раз работу потеряла, а кому нужны чужие проблемы? Наверное, нашёл себе побогаче. Откуда я знаю?! Он меня в постели назвал чужим именем. А перед тем, как меня привезли в больницу, я не спала три или четыре дня.

— Не переживай. Знаешь, как я себя успокаиваю? Я про себя говорю: «Я не сумасшедшая — со мной это случайно!» От характера не лечат. Ты держись за меня, а то тебя тут могут заклевать. Я тебя в обиду не дам, подруга.

— Спасибо. Людмила, — с благодарностью в голосе ответила Вероника.

Люда знала, что говорит. Вскоре её слова подтвердились. Было время ужина, и пациенты отделения толпились в очереди у раздаточного окошка со своими плошками и вилками. Вероника с Людмилой уже отходили с тарелками, наполненными гречкой и гуляшом, как дорогу им перегородила фигура Громилы, женщины необъятных размеров. Она отличалась хамством и непредсказуемостью, и все держались от неё подальше. Судя по недовольному лицу Громилы, настроение у нее было паршивое. Вероника была сосредоточена на тарелке, которую с осторожностью несла, чтобы поставить на стол, когда столкнулась с Громилой.

— Куда прёшь, цыпка? Не видишь, люди идут? Дай-ка мне твою пайку, а сама встань в очередь заново. Я думаю, ты никуда не торопишься? — вызывающим голосом пробасила Громила, хватая ручищами тарелку Вероники.

В столовой повисла гнетущая тишина. Все замерли. И тогда Вероника, вне себя от унижения, неожиданно согнула вдвое оловянную вилку и с ненавистью замахнулась ею на обидчицу, чудом не попав ей в глаз.

-. Подавись, — на всю столовую, не думая о последствиях, бесстрашно ответила Громиле Вероника. И всучила ей тарелку.

Громила, вытирая лицо от крошек каши, не ожидала такой реакции от худенькой «интеллигентки». Неизвестно, чем бы закончился этот инцидент, если бы рядом с Вероникой не стояла Людмила. Обняв подругу за плечи, она оттащила её на безопасное расстояние от Громилы, которая явно была готова к продолжению выяснения отношений.

— Отошла от неё! — звонко крикнула беспредельщице Люда. — В «строгую» палату захотела?

Расталкивая толпу, в столовую вбежали два санитара. Авторитетная в их кругах Людмила объяснила возникшую ситуацию. Громилу с двух сторон подхватили под руки и увели в «строгую» палату. А кухонные работники оперативно поменяли вилки на ложки.

Так Вероника, не без помощи Люды, прошла «боевое крещение», и после этого случая они держались рядышком. Вместе ходили в тренажёрный зал, где иногда с женской группой занимались парни. В зале висела груша для боксёров, и занятия для Вероники всегда начинались с неё. Людмила смотрела на подругу с удивлением. Все торопились занять велосипеды, а Вероника дубасила с неистовой одержимостью красную кожаную грушу и что-то шептала при каждом ударе. Если бы Люда подошла поближе, она бы услышала: «Я лучшая. Ты пожалеешь. Я докажу». Так Вероника поднимала свою самооценку, пострадавшую от ухода Гоши. Так она пыталась залечить раны в сердце.

Увлекаясь немного картами Таро, она знала, что выпавшая на её сигнификацию «Тройка мечей» — это разбитое сердце. На карте сердце изображалось с вонзёнными тремя мечами. Никакая кардиограмма не в состоянии была определить, что сердце Вероники мертво. Только новая любовь способна его исцелить. Время — лучший лекарь, но, судя по стихам, которые сочились, как кровь, из сердца Вероники, время не торопилось и не пеклось о её скором выздоровлении.

А доказательством неверности этого постулата также были тетради Вероники, в которые она записывала новые стихи о безответной любви. И, что самое удивительное, именно через стихи и её любовь исцелялось сердце.

Вероника перечитала стихотворение. Она удивилась, что не держит зла на Гошу. Не навещает её в больнице? Так и к другим мало кто приходит. Зато она наполнилась стихами. Жаль, что не может прочитать их любимому. Но она продолжала писать стихи и письма, не отправляя адресату и лишь приговаривая: «Прощаю тебя и отпускаю».

Она больше не звонила Гошиной маме. Гордость не позволяла ей это делать. А ещё ей не хотелось чувствовать себя жертвой, брошенной. В жизни Вероники это была первая ситуация, когда от неё отказались, её предали. Девушка любила повторять одну пословицу: «Умный человек уходит за минуту до того, как его об этом попросят». Она не почувствовала эту минуту. Да и закон бумеранга никто не отменял — трезво взглянув на случившееся, сделала вывод Вероника. Интуитивно она чувствовала, что уход возлюбленного пробуждает в ней способности, о которых она не думала всерьёз. Она становилась другой…

Врач, наблюдая её, подолгу беседуя с ней, читая её стихи и внимательно рассматривая картинки в альбомах, предложила пациентке посещать арт-терапию — своего рода реабилитацию для нервнобольных. Вероника согласилась, потому что времени было достаточно. Если бы ей предложили копать канаву вдоль территории больницы, она бы тоже не отказалась. Время тянулось медленно, и, чтобы его как-то провести с пользой для себя, выбирать не приходилось.

После первого занятия арт-терапии Вероника ни капельки не пожалела, что согласилась. Двухэтажный домик, куда медсестра привела их небольшую группу, давно привлекал девушку своей таинственностью. Он находился у прудика, где плавали утки. Когда медсестра, поднявшись по ступенькам, нажала пальчиком на кнопку звонка, дверь открыла молоденькая девушка, приглашая группу зайти внутрь.

Пришедшие сняли пальто в коридоре и повесили их на вешалку, переодели обувь, заменив ботинки и сапоги на тапочки, и прошли в небольшую светлую комнату, с любопытством озираясь. Стол, который располагался в центре комнаты, был накрыт скатертью и заставлен бутылочками, баночками, кипами цветной бумаги и журналами. Отдельно лежали краски, клей, карандаши и ножницы. У стены располагался компьютер, а стоявший напротив шкафчик словно хранил свои тайны за закрытыми дверцами.

— Садитесь, пожалуйста, — отодвигая стулья от стола, пригласила их молоденькая девушка. — Я специалист по арт-терапии. Меня зовут Марта. У меня есть коллега Лаура.

Здесь мы будем заниматься разными вещами, к которым у вас будет лежать душа.

Вероника огляделась. Коллажные вырезки ей казались примитивными. А вот сотворить из пузатой коньячной бутылки фигурку Наполеона ей захотелось.

В голове зазвучали строки стихов, но они не пугали Веронику. Это были голоса, о которых необязательно было знать врачам.

Вероника сразу потянулась к бутылке из-под французского бренди и взялась за дело. Уже через полчаса та благодаря клею, разному подручному материалу и фантазии мастерицы действительно напоминала образ Наполеона. Творческие находки увлекли её, и не было ни капли сомнения в том, что арт-терапия — это то, что ей нужно, что её успокаивает и вдохновляет. Уходя, девушка назвала это место порталом в новую жизнь. И с этого момента ждала новых погружений удивительный мир творчества. На следующих занятиях она освоила азы компьютера, стала рисовать. Познакомилась с парнем, который отлично, практически профессионально рисовал комиксы. И опять задалась вопросом: «А кто тут сошедший с ума?»

Доктор Санникова настойчиво убеждала её не отказываться от оформления инвалидности. Вероника долго сопротивлялась. Но, взвесив ситуацию, отключив эмоции и включив логику, поняла, что бизнес-леди с историей лечения в клинике ей уже не быть. А чтобы устроиться на работу в госучреждение, не хватало знаний латышского языка. И мозг Вероники судорожно искал выход из создавшейся ситуации. Она хотела ни от кого не зависеть и чтобы дело, которым бы она занималась, приносило ей удовольствие. В тот момент удовольствие ей приносили цветные картинки и не очень зрелые импульсивные стихи. Но до монетизации своих хобби было далеко.

Незаметно пролетели дни, и Веронику ждала выписка с направлением на комиссию для получения инвалидности. Жаль было расставаться с женщинами, которые за это время стали для неё подружками, но главврач настойчиво рекомендовала оставлять все знакомства за стенами больницы. Вероника нарушила её запрет и оставила Людмилу в своих подружках.

Они практически в одно время покинули лечебницу. Девушки были из разных песочниц, и жизненные пути у них были разные. Но изредка им хотелось перезваниваться и быть в курсе дел друг друга. Объединили их дни, проведённые в больнице, а также общий диагноз — шизофрения.

Никто из них не озвучивал это слово. Не сговариваясь, они называли своё заболевание ласково и нейтрально «плохой характер». А, как известно, от характера не лечат. Спустя какое-то время Веронике попались две цитаты, одна из которых звучала так: «Характер — величайший умножитель человеческих способностей» (К. Фишер). А вторая была настолько глубока, что её хотелось оспорить: «Характер — это окончательно сформировавшаяся воля» (Новалис). Так что про Веронику и Людмилу можно было сказать, что сошлись два характера.

Вероника знала, что Людмила после выписки из больницы вышла на свою постоянную работу. Она дежурила по двое суток посменно в частной сауне. Работа Людмиле нравилась, и платили там хорошо.

Вероника, помозговав недельку, решила пойти учиться на курсы гидов по соседней Эстонии. Продолжительность курсов — месяц Деньги на оплату занятий дал её бывший компаньон, который знал о случившемся с ней несчастье. Он чувствовал себя виноватым, ведь именно по его просьбе Вероника работала на него в лесной промышленности. Работа была ненормированная по времени, иногда до двух часов ночи. Приходилось вспоминать математические формулы для расчёта объёма древесины и коэффициенты выхода готовой продукции. Вероника допускала, что у неё, как у Анны с физмата, «перегорела микросхема» из-за большого умственного напряжения. А волнения из-за Гоши лишь подтолкнули нервный срыв.

Записавшись на курсы в туристическом агентстве, Вероника сразу почувствовала себя здоровой. Но рисовать и писать стихи продолжала, как не переставала записывать любовные письма Георгию в тетрадь.

Однажды она гуляла по городу и ей на глаза попала реклама, что в помещении Музея истории медицины выставляются картины пациентов Государственного центра психиатрии и наркологии. Вероника, не раздумывая, направилась по указанному адресу. Ей было интересно сравнить свои рисунки с работами других больных.

В комнате на первом этаже она нашла то, что искала. Небольшие, формата A4, листы, исчирканные простыми карандашами, напоминали ей опыты с обезьянами в Сухумском питомнике. По уровню развития Вероника поставила себя и свои картины на четыре ступени выше приматов из опыта и пациентов клиники. Теперь она не сомневалась, что ей нужны профессиональные эксперты. И это касалось не только живописи, но и поэзии.

Покинув музей, она перешла дорогу и углубилась в старинный парк. Найдя одинокую скамейку, достала свою сокровенную тетрадь и начала писать письмо Гоше. Ей нужно было выговориться, и она не боялась это делать, как будто начиная с каждым монологом жизнь с чистого листа.

Глава 10

Письмо от меня, сошедшей с ума от разлуки, от невозможности встретиться и поговорить. Я, в конце концов, прихожу в себя и начинаю думать логически: может, никто и не чинит никаких препятствий между мной и объектом вожделения под кодовым названием F1? Так я тебя зашифровала — Г. Г., имя и фамилия кириллицей, и 1 — единственный.

Может, говорить не о чем. встречаться незачем? Иногда молчание выразительнее слов.

Но когда ум логически «доходит» до такого расклада, разум зашкаливает и начинает вопить по Станиславскому: НЕ ВЕРЮ!!! НЕ ХОЧУ ВЕРИТЬ! НЕ БУДУ ВЕРИТЬ! Потому что, если отберут веру, я умру в этом мире алгоритмов и программ, изучаемых когда-то в университете:

lfF1… fogo …

lfF2 … to go …

lfF3 … to go …

Я верующий РОМАНТИК, и я не виновата, что в детстве зачитывалась Мопассаном и Цвейгом. Бальзаком и Дюма. Достоевским я увлеклась достаточно поздно, после многочисленных обманов и предательств, когда захотелось разобраться, как и почему люди так различаются, хотя и воспитаны на одних и тех же книгах в школе, где нам прививали одни и те же жизненные ценности.

Я живу и умру романтиком. Меня в моих мечтаниях ожидает розовая смерть. В один прекрасный день, отложив в сторону очередной прочитанный роман, я протяну свою прозрачную руку к букету стоящих в вазе цветов, вдохну их смертельный аромат и без боли в один миг попрощаюсь с бренной жизнью. Быстрой, как полёт бабочки, будет моя кончина. Я хотела бы умереть, как будто понарошку.

Ой, меня немного занесло в своих размышлениях о смерти романтиков. Попробую раскрыть тему моего письма с другой стороны.

Я пишу тебе, своему любимому человеку, который из XXI века случайно перенёсся в царскую Россию и попал на службу, как крепостной сибирский крестьянин. И так как он был безграмотный, влюблённая в него графиня не получала писем. Извини, меня опять занесло, но так легче оправдать твоё молчание. Я тебя очень люблю и оправдываю твою сдержанность по отношению ко мне и моим письмам. Хотя на что тут обижаться — я не отправляю их тебе. Но, тем не менее, я позволяю себе размышлять над тем фактом, что ты мне не пишешь. И нахожу объяснения в твоём суровом пуританском сибирском воспитании — это моё гуманное отношение к тебе. А порой, будучи в грусти и меланхолии, я обвиняю тебя в абсолютной невоспитанности. Тебе повезло, что существует понятие «презумпция невиновности», если ты даже увяз в преступлении по уши. Я всюду ищу тебе оправдание. Где ты ещё найдёшь такие гуманные, либеральные законы? Смертная казнь отменена мною, а пожизненное заключение изменщика выражается в непрекращающейся песни любви к нему… Думаю, для тебя это суровое наказание. Сумел внушить мне любовь к себе — получай бумеранг исправительного срока. Так сказать, от звонка до звонка. И этот последний звонок должен прозвенеть в голове у «карающего органа», то есть у меня.

Интересно, я тебя напугала своей откровенностью или заставила немного улыбнуться? Хотелось бы второго, хотя мои детки говорят, что у меня проблемы с юмором. Между тем, когда их нет рядом, я часто смеюсь. Смеюсь от своих мыслей. Врачу, правда, не рассказываю: боюсь изменят диагноз, а он у меня и так «весёлый». Ещё бы, когда я рассказала, в каких страстных любовных отношениях я с тобой состою, мне сразу влепили маниакальность. Извини, меня опять занесло. Есть оправдание — наболело. Надеюсь, сейчас тебе уже не так страшно. Внутренний голос мне подсказывает, что тебе уже всё равно. Тогда терпи или прекрати это «безобразие» своим появлением у меня в квартире. Поговори со мной по душам, по-взрослому, в конце концов. А то я в общении со своими детьми оторвалась от реальности и веду себя, как они, как незрелые, зелёные подростки…

Выскажи мне всё, что ты думаешь по поводу моей «тирании». Скажи, что ты даже квартиру поменял, лишь бы избавиться от моих посягательств на твою «свободу выбора». Извини, ты дал мне повод. Терпи, мне нужны эти письма, нужно «выговориться», а ближе тебя в этом вопросе у меня никого нет.

Хочешь, я расскажу, как я живу без тебя? Сказать, что одиноко — значит сказать неправду. Потому что ты всегда рядом. Я придумала тебе оправдание, почему ты не со мной. Часто причиной бывает банальное отсутствие пельменей в моём холодильнике (я помню, как ты уплетал их на кухне). И что, думаешь, я начинаю в срочном порядке делать? Судорожно лепить эти проклятые пельмени…

Если этот фокус не проходит, я начинаю искать причину в другом и нахожу её. Бинго! Ты не приезжаешь из-за того, что у меня не произошли изменения в виде ремонта в квартире. И тогда я срочно перекраиваю свой бюджет и выделяю деньги на один рулон обоев и делаю обновление в спальне. Там, где швы не стыкуются, я вешаю свои картины. Крашу плинтуса кисточкой для туши и сажусь, предварительно зажёгши благовония, в позу «не отцветающего лотоса» в ожидании тебя. Ты опять не приезжаешь. Тогда мой воспалённый мозг начинает делать подсказки и снова — бинго! — я начинаю менять интерьер кухни. Покупаю бамбук, ракушки, верёвки, шпон из красного дерева и опять «малой кровью» делаю ремонт кухни. Приедешь — ахнешь!

Там у меня Африка. Не в смысле температурного режима (это когда горят все газовые конфорки), а в смысле дизайна. Шторы с африканскими слонами на фоне саванны, ста-туэтки-подсвечники молящихся язычников, темнокожих влюблённых. Даже есть настоящий тамтам. Я же теперь художник, ты не знаешь. И, отталкиваясь от этого знаменательного в моей жизни факта, я имею все основания бродить по своему дому в поисках новых дизайнерских идей. Детская комната пострадала от них первой, а потом понеслось…

Я написала много картин. Но пока «выставляю» их только дома. Пока… Я мечтаю о персональной выставке. И так оно и будет. Я верю в себя.

Так, что жить не скучно. И потом, я пишу тебе стихи, вернее, о тебе, а это тоже увлекает. Я скучаю без тебя. Сейчас подумала о том, что много строк написала, задыхаясь от одиночества в постели.

Недавно я купила шёлковое постельное бельё с иероглифами и придумала, что это ты шифруешь свою любовь. От такой мысли стало легче спать, особенно когда я включаю свою фантазию и представляю, что этот шёлк — твоя кожа. Она у тебя такая нежная и шелковистая. Я всё помню…

Ты знаешь, я стала забывать твоё лицо. У меня нет ни одной твоей фотографии. Портрет смазан, силуэт смыт. Хотя весь этот год мне напоминают о тебе обезьянки, которых в несметном количестве везде продают. Ты же родился в Год обезьяны. Я дурею от лохматых, плюшевых, кожаных, керамических и даже шоколадных обезьянок.

И у меня в коридоре поселились твои символические родственники. Это календарь, еде на каждой странице фото обезьянок, которые увлекаются если не биноклем, то компасом, если не компасом, то часами… Мы разные. Я родилась в Год собаки. Я могла бы тебе стать верной подругой.

Под календарём в углу коридора живёт Матильда. Это белая мышь, которую мне подарили дети на день рождения. У неё двухэтажный особняк, тоже белого цвета. Она прелесть, и эта милашка — большая любительница массажа. Я приучила ее получать от него кайф. Надо видеть эту белую морду, когда я массирую ей спинку. Матильда расслабляется от удовольствия и свешивается с моей руки, напоминая шнурок от ботинка. В этот момент я ей завидую. Как ей хорошо… Боже, я вспоминаю твои руки — как мне не хватает их ласки!

Я соскучилась. Я хочу с тобой поговорить, поругаться, поспорить, прижаться к тебе, обнять, оттолкнуть, признаться в любви и выгнать прочь. Вот такая гамма чувств и желаний. Все октавы в полном диапазоне. Это я на бумаге такая смелая. А если честно, я не представляю, как буду вести себя в реальности, если состоится когда-нибудь наша встреча или мои письма осядут в сундуках твоего обласканного самолюбия. И мне так и не удастся выманить тебя на встречу. Жаль, жаль, если так и случится. Ты жесток в отношении меня. Приди, объяснись — я пойму. Но не прячься, я устала стучать в закрытую дверь. Из-за настойчивости стука и дёрганья за ручку обязательно чей-нибудь недовольный голос буркнет: «Занято!» Где ты? С кем ты? Занято или нет? Я ничего не знаю о тебе…

Я хочу быстрее дописать эту тетрадь-письмо и отправить тебе, что не получится сделать быстро, ведь это будет не одно письмо, а вереница писем от «серийной маньячки». Интересно, если бы снимали кино о нас, на сколько серий растянулось бы это «мыло»?

Я заканчиваю это письмо-молитву, письмо-стук, письмо-требование, письмо-откровение. Я засыпаю, день насмарку — буду обнимать китайские иероглифы. Чёрная паста от ручки добавляет к этим таинственным знакам свои закорючки.

Я сошла с ума. Я стала думать стихами. Лови новое стихотворение — думаю, оно будет не последним.

Вероника закрыла тетрадь. Она не знала, когда опять откроет её, чтобы написать очередное письмо Гоше. Жизнь, как партнёр по танцам, кружила её в вальсе. И она, чтобы не сбиться с ритма, считала про себя: «Раз, два, три. Раз, два, три». В этот момент она чувствовала себя метрономом, который используется при занятиях музыкой. Он стоял на фортепиано… Но теперь Вероника сама регулировала темп своей жизни.

Недавно ей в руки лопалась интересная с точки зрения психологии книга с необычным названием — «Игры, которые играют люди Люди, которые играют в игры». Книгу написал Эрик Берн — американский психиатр, живущий в Канаде. Вспомнив своё сценическое прошлое и все жизненные перипетии. Вероника отчётливо поняла, что она давно «в игре». Сама судьба, как главреж, не выделяет ей жалкое участие в массовках, а доверяет главную роль. И самое удивительное, что в качестве сценария Вероника получила девственно белые листы бумаги, что означало Свободу Импровизации. Она чувствовала интуитивно, что с самого детства служит в театре и играет в спектакле под названием «Жизнь».

Глава 11

Был вечер. Шёл редкий, на удивление ритмичный дождь. Старая Рига подставляла свои цветные домики, как раскрашенные лица, под струи воды, словно хотела смыть макияж, чтобы завтра с утра выглядеть свежее и моложе, удивляя туристов и местных жителей своей новизной. Печалились лишь те здания, на которых были таблички с годами их постройки. Они чувствовали себя неловко, как будто демонстрировали свои паспорта с датой рождения. Даже будучи в элегантном возрасте, как истинные дамы, они хотели бы скрыть его.

У Вероники было назначено в кафе свидание с одним художником. Эту встречу ей организовала знакомая по деловому клубу, Антонина. Вероника, перешагивая через лужи, с зонтиком и пакетом с картинками в руках стремительно приближалась к своей цели — уютному кафе, боясь опоздать к назначенному сроку. В её окружении не было до сих пор ни одного художника, и ей не хотелось произвести на нового знакомого впечатление непунктуального человека.

Она вошла в кафе и сразу заметила Юрия. Он сидел за дальним столиком. Увидев Веронику, просиял лучезарной улыбкой. На нём была клетчатая рубашка. По взгляду его глубоких карих глаз она поняла, что этот бородатый великам и есть художник Юрий Фатеев.

— Вы Юрий? — взволнованно спросила Вероника.

— Да. А вы Вероника? — учтиво отодвигая плетёный стул, в свою очередь задал вопрос мужчина.

— Да-да, это я вам звонила. Наша общая знакомая. Антонина, дала мне ваш телефон. Мне нужна ваша консультация. Я принесла с собой свои рисунки и хотела бы, чтобы вы их посмотрели. Я не художница. В школе, правда, хорошо рисовала, но специального образования у меня нет. А тут так получилось, что у меня было много свободного времени и, чтобы не скучать, я стала рисовать. Работы написаны пастелью, их много, и мне хотелось бы узнать мнение эксперта о них. Посмотрите? — немного сбиваясь, выпалила заготовленную речь Вероника.

— С большим интересом взгляну на них.

Отодвинув чашечку кофе в сторону, Юрий освободил место для пакета с рисунками. Не торопясь, вытаскивая по одному рисунку, он внимательно рассматривал их, поворачивая в разные стороны, так как в большинстве своём работы Вероники были выполнены в абстрактной манере.

Через какое-то время на столе лежала целая стопка просмотренных рисунков.

— Вы можете мне сказать, что это? — задала девушка вопрос художнику, когда он закончил просмотр и откинулся на спинку стула, задумчиво глядя на Веронику.

— Поздравляю! Вы художник! — наконец вынес он свой вердикт.

— И что мне теперь с этим делать? — шёпотом спросила Вероника.

— Судя по цветовой гамме картин, вы — страстная и темпераментная женщина. Стремительность ваших замыслов говорит о желании так же скоро и стремительно их исполнять. Вам надо взять уроки мастерства (думаю, в той же технике), поставить руку и продолжать рисовать. Я смог бы вам помочь.

— Я согласна, но есть одна проблема. У меня нет источника доходов на текущий момент.

— Это не проблема. Договоримся так. Я обожаю финики, и в перерывах между работой мы будем обязательно пить зелёный чай. Чай за мной, а финики — за вами. Согласны?

— Вы очень добры. Конечно, согласна. Когда начнём занятия?

— Я готов видеть вас у себя в мастерской уже завтра. Устраивает?

— С удовольствием и нетерпением буду ждать завтра. Сбросьте мне на телефон ваш адрес и время урока, пожалуйста. И ещё я хотела вас спросить, как так получилось, что в моей семье не было художников, а со мною это приключилось? Я прочитала в книге Виктора Пекелиса «Твои возможности, человек» о том, что в генеалогическом древе Иоганна Себастьяна Баха было пятьдесят шесть музыкантов, из них двадцать — отличнейших. В роду швейцарского математика Бернулли в течение двух веков отмечено четырнадцать крупных учёных. Высокой «плотностью» талантов и гениев обладали семьи Тициана, Ван Дейка, Дарвина, Штрауса, Кюри… Юра, у вас есть дети?

— Да, девочка и мальчик.

— И чем они занимаются? — продолжала допытывать своего нового знакомого Вероника.

— Мои дети живут за границей и учатся на художников, — с гордостью ответил Юрий.

— Ну вот, это подтверждает закономерность наследственности. А я себя чувствую самозванкой.

— Нет, Вероника, всё депо в мозге. Если когда-то вы хорошо рисовали, это зафиксировалось в его нейронных связях как одна из имеющихся в вашем мозге сторон личностей. Если дать ей возможность в дальнейшем развиваться, то можно добиться неожиданных результатов. Человек в процессе обучения сознательно выбирает, какой личностью ему быть — например, врачом, адвокатом, учителем, учёным и так далее. Но при этом мозг способен зарезервировать для дальнейшего развития более шестидесяти других сторон личностей. С вами, Вероника, случилось что-то подобное. Не пугайтесь, быть разносторонней личностью — это не порок, — улыбнулся Юрий.

— Моя память выдаёт сейчас фамилию литовского композитора и художника Чюрлёниса. В школьные годы мы с классом ездили в его музей, — задумчиво произнесла Вероника.

Заказав собеседнице чашечку кофе, Юрий обговорил детали предстоящей встречи, сказав, что ей надо приобрести для первого урока. Когда все точки были расставлены, они вместе вышли из кафе и, попрощавшись, разошлись в разные стороны.

Вероника была в приподнятом настроении от встречи и, бормоча про себя нахлынувшие стихи, ускоренным шагом направилась к остановке автобуса.

На следующий день, поднимаясь по узкой винтовой лестнице в мастерскую Юрия, которая одновременно была и его жилищем, Вероника почувствовала, что жизнь её круто меняется. И винтовая лестница наверх, на последний этаж, яркое тому подтверждение. Она остановилась перед нужной дверью. Позвонила и замерла в ожидании, когда отворят. Ещё раз нажала на звонок.

Не прошло и минуты, когда услышала звук открываемого замка, и вслед за этим старая дверь гостеприимно распахнулась. На пороге стоял хозяин.

— Вероника, привет. Рад, что ты осилила мою «кудрявую» лестницу. Заходи. Я уже поставил чайник, чтобы ты смогла передохнуть перед занятием.

— А я не с пустыми руками. — Порывшись в сумочке, она достала упаковку с финиками и передала её в руки Юрия.

— Гуляем! — улыбнулся он и удалился на кухню.

Вероника с интересом оглядела помещение, где проживал и работал художник. Комната была не очень просторная. Но в ней удивительным образом помещались все необходимые предметы. И большой круглый стол, и изящный диванчик с множеством индийских подушек, и маленький чайный столик, стоявший напротив него. Высокий потолок придавал мастерской объёмность. Пахло краской, потому что на полу сохла картина с нарисованными ирисами. У стены стоял старый мольберт, который посвящённые называли «станок». Возле другой стены разместился большой шкаф с встроенным телевизором. Украшением комнаты, указывающим, что в ней живёт творческий человек, было свисающее от потолка до пола льняное декоративное панно, сшитое из больших кусков ткани. Каждый квадрат был выкрашен по-своему и разной краской. Вероника знала эту технику, батик, когда завязанную узлом ткань погружают в кипящую воду, добавив туда предварительно нужной краски. Девушка залюбовалась цветными рисунками на полотне. Казалось, что за ним находится какая-то потайная дверца. В это время хозяин студии с чайником, фарфоровыми чашками и финиками в руках суетился у столика, накрывая его. Затем пригласил гостью составить ему компанию.

После того как они закончили чайную церемонию, Юрий выставил натюрморт с вазой и мандаринами, поставил на нужное расстояние свой мольберт, закрепил бумагу кнопками и они приступили к работе. Он положил свою руку на руку Вероники и дал ей почувствовать, с какой силой ей нужно нажимать на мелок, чтобы след от него оставался сочный и смелый.

— Не бойся нажимать, когда пишешь. Будь уверенной в своих линиях рисунка. Апельсины должны быть реально сочными, и смотрящий на них должен ощущать даже их запах. Знаешь, как актёров учат читать стихи? Надо читать их так, чтобы то, о чём ты читаешь, реально представлялось слушателям. Так и с изобразительным искусством. Кто тебе близок из художников? Чья цветовая гамма тебя завораживает, перед какими картинами твой взгляд готов задерживаться надолго?

— Мне нравятся работы многих художников. Густав Климт. Марк Шагал — это вне конкуренции. Но по цветовой гамме мне по душе Поль Гоген, особенно тот период, когда он жил и творил на Таити. Мне кажется, что во время его поездок на остров изменилась манера написания картин. Пропали холодные тона, да и композиционная скованность растаяла под жарким солнцем. Картины, написанные на острове, я считаю, сделали Гогена узнаваемым художником. В то время он был там один, без своего друга Ван Гога. Ведь когда они вместе работали в 1888 году в Провансе, их союз закончился ужасной ссорой из-за приступа помешательства у Ван Гога. По одной из версий. Винсент накинулся на друга с ножом, но, не настигнув жертву, в отчаянии отрезал себе ухо. Однако это лишь одна из версий.

— О, откуда такие подробности у начинающего художника? — с улыбкой поинтересовался Юрий.

— У человека есть глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, и ещё умение, приобретённое в школе, — любовь к чтению.

— А кто тебе нравится из латышских художников? — не переставал экзаменовать Веронику Юрий.

— Майя Табака нравится. Её картины я назвала бы портретной живописью в интерьере. Они выделяются яркостью и сочностью красок. Но моё знакомство с латышской живописью началось с одной работы в галерее Клебахса. Жаль, я забыла имя художника. Его картина, изображающая осенний лес с ручейком, покорила меня с первого взгляда. А пар над водой — это вершина мастерства. Ручей не просто был живой — слышалось его журчание. Я ходила смотреть в салон на эту картину каждый день, пока её не продали. Как сейчас помню, она стоила четыреста рублей. Через десять лет я попала на персональную выставку Клебахса. Но это был уже другой Клебахс. Выставка была посвящена морской тематике. Как маринист этот живописец, признаюсь, меня совсем не впечатлил.

— Вероника, заканчивай натюрморт. Для первого занятия очень даже неплохо. Если так пойдёт и дальше, через одно занятие ты будешь делать копию картины Поля Гогена «Таитянская женщина с цветком в волосах» 1891 года. Как тебе такое задание?

Вероника от неожиданности и радости захлопала в ладоши. «Неужели такое возможно?» — думала она. На третьем занятии она будет чувствовать то же, что чувствовал Поль Гоген, когда начнёт повторять движения его руки, рисуя темнокожую красавицу.

И действительно, через занятие Вероника успешно справилась с копией Гогена. И хотя она была выполнена пастелью, а не красками, как иллюстрация из художественного альбома, девушка была счастлива ещё и потому, что добилась искренней похвалы педагога.

Вероника, в следующую среду у нас будет последний урок. Я дал тебе азы, и мне кажется, что, если ты будешь продолжать упорно работать, искать свой стиль, у тебя всё получится. А в среду я открою тебе секрет работы на холсте. Будешь писать маслом.

Среду Вероника ждала, как первоклассник первое сентября. И вот этот день настал. Юрий достал масляные краски, скальпель, чтобы их перемешивать со специальным растворителем, тряпочки, кисточки — всё было подготовлено для таинства. На холст был заранее нанесён грунт, который успел высохнуть. Учитель взял большой каталог продаваемых в галереях и на выставках картин. Долго его листал, пока не выбрал, на взгляд Вероники, очень смелую и дерзкую иллюстрацию женского лона. Фоном этой пикантной «вишенки на торте» было тёмно-синее небо с мерцающей бледной луной и яркими звёздами. Делая вид, что продвинута во всех жанрах изобразительного искусства и её ничуть не смущают картины в стиле ню. Вероника смело приступила к работе. Лоно она вырисовывала с особым старанием, достаточно долго. Юрий взглянул из-за её плеча на полотно.

— По-моему, уже достаточно.

— Нет, я так стараюсь, как своё лоно пишу, — с хохотком ответила Вероника. — Сейчас закончу.

— Молодец, теперь можешь смело делать копии из каталогов, выдавая эти картины за свои, — прямо глядя в глаза девушки, сказал Юрий.

— Вы, что, меня на вшивость проверяете, учитель? У врачей есть клятва Гиппократа, а у художников нет элементарного кодекса чести? Клянусь, я буду писать свои работы, а не воровать идеи у других мастеров! — возмутилась Вероника; как Юрий мог допустить мысль, что она в дальнейшем пойдёт по этой скользкой дорожке?

— Успокойся, это был экзамен на твои моральные качества. Ты прошла его на отлично, — дружески обнял учитель ученицу. — Мир?

— За мир и кодекс чести! — торжественно произнесла Вероника. Потом подошла к столику, налила две чашки зелёного чая, приглашая тем самым наставника к чаепитию, ставшему традицией в их общении.

— За дружбу и высокое искусство! — произнёс тост Юрий. — Ты можешь приходить ко мне с вопросами и без них. Я всегда буду рад видеть тебя. Скоро у меня намечается небольшая вечеринка. Я приглашаю.

— Спасибо. Можно, я приду со своим старшим сыном? — с благодарностью ответила Вероника.

— Конечно, можно. Рад буду с ним познакомиться. А какие планы у тебя впереди?

— Искать свой стиль в написании картин и найти тех профессионалов, которые помогут мне разобраться с моими стихами. Меня обещали познакомить с председателем литературной творческой мастерской «Русло», секретарём правления Союза писателей России. А хочешь, прочту тебе моё плохо срифмованное стихотворение?

— С удовольствием послушаю, — оживился Юрий.

— Но учти, я не волшебник, я только учусь, — улыбнулась Вероника. — Слушай.

— Ой, Юра, уже поздно. Мне надо бежать, на последний автобус опоздаю. — Вероника за три минуты собралась и понеслась с папкой по засыпающему городу.

Юра вышел на балкон, наблюдая за удаляющейся фигуркой своей ученицы. Когда звук её каблучков затих, он вернулся в студию, чтобы убрать со стола. Первую картину Вероники, маленький холстик тридцать на тридцать, он повесил на стену, чтобы высохла краска.

Вероника подружилась с Юрой. Она приходила к нему с сыном и папой. Папа снял размеры с мольберта, чтобы сделать Веронике такой же. А старший сын окунулся в богемную жизнь творческих людей.

На обещанной вечеринке их собралось немного, но все оживлённо общались. Вальяжно расположившись на ковре среди множества подушек, пили зелёный чай с финиками, орешками и фруктами. Художники делились планами о проведении персональных выставок. Юра показывал свои графические работы. Одна особенно впечатлила Веронику. На ней был изображён лес, по белому полю листа куда-то вверх уходили человеческие следы. Но главное, что они начинались с середины поля. Эта картина буквально заворожила Веронику своим глубоким смыслом. Можно полжизни прожить, не оставляя никаких следов за собой. Но приходит время и жизнь твоя круто меняется. Ты находишь смысл бытия, задумываешься о своей миссии и только тогда начинаешь оставлять за собой следы. Когда ты понимаешь смысл своего предназначения.

Главное — не ошибиться с выбором, чтобы оставить после себя не только фотографии-селфи, а что-то значимое, чем могли бы гордиться твои потомки. И, может быть, они пойдут по твоим следам: сначала шаг в шаг, а лотом самостоятельно — в «прекрасное далёко». С такими мыслями Вероника с сыном уходила с вечеринки. Душа её ликовала в звучании рифм.

Глава 12

— Алло, Люда, ты на работе? Я тут недалеко от тебя. Можно к тебе зайти? — кричала Вероника в мобильный телефон, потому что проезжавший рядом трамвай заглушал все слова. — Жди, минут через десять я буду у тебя.

Найдя дом, в котором находилась сауна, Вероника нажала звонок у двери. Люда открыла дверь сразу, как будто стояла и ждала её. В помещении было сыро и полутемно. Это и понятно — сауна находилась в подвале. Хозяин недавно сделал ремонт и экономил на всём: на отоплении, электричестве дровах и зарплате работников. После короткой экскурсии по сауне Вероника с Людмилой уселись за деревянный стол.

— Надеюсь, ты здесь не читаешь? — спросила Вероника подругу.

— Нет, в такой темноте сразу зрение потеряешь. Коньяк, виски, вино будешь? Можно и салатик организовать. У меня вчера бизнесмены гуляли — осталось много. Можем устроить продолжение банкета, — сверкая чёрными глазами, предложила Люда.

— От салатика не откажусь. А алкоголь не буду, я же таблетки принимаю. У тебя чая случайно не осталось? — спросила Вероника.

— Сейчас организую, как в лучших домах Лондона?

Люда тут же направилась к холодильнику и шкафчикам в свою маленькую каморку. Через пять минут стол был накрыт и подружки угощались остатками с «барского» стола, неторопливо ведя беседу. Сначала Вероника рассказала, как у неё идут занятия на курсах гидов. Удивила Люду, что в Латвии около двухсот туристических конкурирующих фирм.

— Знаешь, я такая умная буду после окончания этих курсов. Нас многому обучают. Я уже знаю, что значит «шайба», которую устанавливает водитель в пути и на отдыхе. Будем изучать основы риторики. Знаешь, кто будет преподавать? Телеведущий. А ещё научат отличать фальшивые евро — от настоящих. Это очень важно, аппаратов-сканеров нет в автобусе. Сейчас нам преподают основы истории религии. Я уже много узнала об исламе.

— Расскажи, я о нём мало знаю, — заинтересовалась Людмила.

— Это самая молодая религия. Приблизительно в 570 году в Мекке родился Мухаммед, он рано стал сиротой, и его воспитывал дядя. Подростком он был погонщиком верблюдов. Тогда через Мекку шёл транзитный путь из Индии в Египет. Потом он женился на вдове, и у него в браке родились четыре дочери. А в сорок лет у Мухаммеда начали появляться видения. К нему пришёл Архангел Гавриил (в Коране его называют Святым Духом). В первых стихах Аллах призывает Мухаммеда проповедовать. В мусульманстве только один Бог, в отличие от христианской религии, где Бог триедин. Ислам — религия, которую создал один человек. Коран записал Мухаммед. Коран предусматривает громкое чтение и заучивание стихов наизусть… Ты не устала меня слушать? Мне самой было так интересно узнать об этой религии, что я рада поделиться своими небольшими знаниями, — прервала своё повествование Вероника.

— Что ты, продолжай. У меня одна подруга за араба замуж вышла, поехала к его родителям знакомиться. Она присылала фото мечетей, где молятся: так красиво, всё в коврах.

— Хорошо, слушай дальше. Официальный текст Корана датируется 650–656 годами. Представляешь, верующие молятся Аллаху пять раз в день, лицом к Мекке, а пост у них весь священный месяц Рамадан. И обязательное паломничество в Мекку хотя бы один раз в жизни. Интересно, правда? — закончила Вероника. — В следующий раз расскажу об архитектурных стилях. Ещё не до конца выучила. Одно запомнила: «Рига — столица югендстиля». А теперь рассказывай, что у тебя происходит?

— Наш хозяин купил караоке. Я теперь здесь звезда. Пою под аплодисменты посетителей, — затараторила Людмила. — Иногда меня просят провести мероприятие, за это или ручку золотят, или дорогим алкоголем расплачиваются.

— Ты одна тут дежуришь? Не страшно? — спросила Вероника.

— Ой, что ты, у нас договор с охранной фирмой. Кнопка сигнальная есть. Мальчики приезжают через пять минут, — с гордостью ответила подруга.

— Ну, да… «Только бы нам ночь простоять да день продержаться!» Так, по-моему, Мальчиш-Кибальчиш говорил, — рассмеялась гостья. — А как ты держишься эти пять минут до приезда спасателей? — продолжала допытываться Вероника, искренне волнуясь за подругу.

— Если пристают ко мне лично, то я включаю «бедную овечку». Говорю на всё «ок», Я с тобой пойду в любой секс-поход, но стоить это будет дорого. Думаю, у тебя таких денег не будет, — засмеялась Людмила. — И пока он лезет в кошелёк и начинает считать свои гроши, вызванные мной телохранители уже стучатся в дверь. И о-ля-ля — моя честь спасена, а с сексуально озабоченным разбираются ребята из охранной фирмы, — закончила она свою историю.

— Я бы тут работать, признаюсь, никогда не смогла бы. Ты смелая, подруга, — сделала выводы Вероника.

— Да что мы всё о работе? Хочешь, я тебе спою? Сейчас песню выберу. Шансон любишь? — уже включая технику, спросила Людмила.

— А что будешь петь? Репертуар Михаила Круга?

— Нет, Правда, тоже Михаила, но еврейские песни Шуфутинского.

Включив караоке, крепко сжав микрофон в руке и покачивая бёдрами в такт мелодии, Люда начала петь.

Вероника была приятно удивлена тембром её голоса, манерой исполнения и чётким попаданием в ритм песни. У Людмилы на самом деле был талант, и она могла бы срывать аплодисменты в местах более солидных, чем эта сауна.

Тем временем песня закончилась и на экране победно высветилось сто процентов. Вероника попросила Людмилу спеть ещё что-нибудь. Певица раскраснелась от похвалы подруги и с удовольствием продолжила свой импровизированный концерт.

Потом девушки допивали чай. Вероника рассказала о том, как брала уроки у Юрия, показала свои новые работы и похвасталась, что встретила одного старого знакомого, который пообещал ей устроить выставку в дорогом мебельном салоне. Людмила искренне порадовалась таким новостям.

— Люда, а ты не хочешь заняться пением серьёзно? Взять несколько уроков у профессионалов, потом найти группу и петь в ресторанах и кафе. Не думала об этом? У тебя обалденный голос, — убеждала Вероника подругу.

— Ой, куда там, мне не восемнадцать лет, сына надо поднимать, и мама болеет. А потом… Я тебе не говорила ещё. Я познакомилась в сауне с таксистом. По-моему, мы понравились друг другу. Но я жутко ревнивая. Веришь, я бегаю на стоянку, где он «банкует». За углом стою и выглядываю, смотрю, на месте он или в кафе с девками развлекается. Он тоже ревнивый. Приезжает, проверяет меня. Слава Богу, что ещё помогает. Видишь, дрова нарубил. Хозяин на всём экономит, топор нормальный не купит, приходится пожарным топориком рубить. У меня потом так руки болят и трясутся, что посуда из них выскальзывает. Какое там учиться: любимый меня никуда не отпустит, — закончила о наболевшем Людмила.

— Ревнивый собственник — это диагноз, — подвела черту Вероника. — Или он сам гуляет и судит по себе, или у него комплекс неполноценности (другими словами, заниженная самооценка) и он не верит, что его можно полюбить со всеми его тараканами. И третий вариант: он просто не доверяет тебе. Впрочем, как и ты ему. Перефразируем пословицу; «Все пути ведут к психологу». Вы друг друга стоите, моя дорогая.

Глава 13

Допив чай, Вероника собралась уходить. Вечером к её свёкру должен прийти тот самый долгожданный поэт. В прошлом он служил в Военно-морском флоте, а дедушка Вероникиных детей тоже был военным. Этих двух офицеров в отставке по воле судьбы скрепляла многолетняя дружба. Вероника подготовила стихи, которые были написаны ею ещё до больницы, и заторопилась на встречу ветеранов.

Попрощавшись с Людмилой, девушка пешком пошла к дому свёкра. Анита Францевна встретила её с улыбкой. Вероника разделась и вошла в гостиную. За накрытым столом, вспоминая службу и, конечно, свою молодость, сидели седые, но ещё бравые и крепкие, хоть и в отставке, офицеры. А, как известно, бывших офицеров не бывает. Свекровь подавала закуски, и рюмочки регулярно наполнялись дорогим армянским коньяком. Веронику попросили сесть за стол, так сказать, разбавить мужскую компанию. Смущаясь, она присела. Рядом положила тоненькую тетрадь со стихами.

Гость в это время рассказывал, как группу литераторов, которую он возглавлял, потчевали в монастыре. Вероника пропустила, в каком, но перечислением блюд просто заслушалась, так образно они были описаны. Потом гость попросил Веронику почитать свои стихи. Она очень волновалась…

* * *

* * *

Вероника закончила читать и с вопросом в глазах, затаив дыхание, ждала оценки мэтра. Анатолий Михайлович взял тетрадь и стал внимательно читать стихи. В комнате повисла тишина. Потом он отложил тетрадь в сторону и произнёс:

— Вероника, не буду отрицать, что ты — начинающий поэт. Конечно, нужно работать над рифмой, исключить глагольные, типа «забрал», «прибрал», «собрал». Ритм кое-где страдает. Но это поправимо. Приходи к нам в «Русло» на занятия, будешь слушать других поэтов, читать свои стихи. Лучшие мы печатаем а одноимённом альманахе. Нужно заниматься, как говорят: «Тяжело в учении, легко в бою!» Придёшь?

— Обязательно? Спасибо, что нашли для меня время, — взволнованно ответила Вероника. — Когда проходят литературные собрания?

— По воскресениям. В Русском доме. Буду ждать.

Этот день стал точкой отсчёта её новой жизни. Сон, который она видела, постепенно сбывался. Да, надо было опять учиться, и учиться не только секретам поэзии, но и живописи. А параллельно ходить на курсы в турфирму, чтобы как-то зарабатывать деньги на жизнь. Но Вероника не унывала. Бег с препятствиями — такой ей показала себя судьба. И она не хотела сдаваться. Она почувствовала спортивный азарт. И хоть, образно говоря, она была только на старте, но мысленно сбрасывала с себя больничные тряпки и старые тапочки, в которые её обрядили при первом визиге в Центр психического здоровья.

«Я не сумасшедшая? Я будущая художница и поэтесса», — так про себя думала Вероника. И внутренний голос разделял её уверенность в своём будущем: «YES! Вероника! YES!»

…Посещение литературной мастерской «Русло» давало свои плоды, и стихи Вероники стали регулярно печатать в альманахе. Она впитывала в себя поэтические формы и чёткость рифм. Часто на литературных встречах выступали барды. Их песни под гитару зачаровывали Веронику. В коллективе «Русла» собирались поэты и писатели разного возраста. Но в большинстве это были зрелые люди даже участники Великой Отечественной войны. Слушать и читать произведения ветеранов войны было особенно интересно. Они были очевидцами страшных событий и писали о них. «Молодёжь» (так называли Веронику и тех, кто был чуть старше или младше) в основном писала о чувствах, о любви к своему городу, о природе. Анатолий Михайлович был самым плодовитым поэтом. Его стихи о моряках и море нескончаемым потоком лились на страницы всё новых и новых поэтических сборников.

Участники литературной мастерской дружно отмечали все праздники в месте, где нашли приют многие русские организации. Мероприятия проводились в Русском доме, основателем которого был Михаил Гаврилов. Он буквально по кирпичикам перестроил старое здание бывшей прачечной больницы. А потом его начали заселять разные творческие организации: русская писательская организация Латвии «Русло», ансамбль «Кривичи», хор «Перезвоны», «Театр Сна»… Тут собирались блокадники, старообрядцы и другие — более семидесяти коллективов.

Праздники отмечались весело, с застольем, под гитарные переливы бардов и новые стихи поэтов. На одном из таких мероприятий к Веронике подошла молодая поэтесса, Лена, и спросила её:

— А почему бы тебе не выпустить сборник своих стихов?

— Я ещё не готова. У меня мало написано стихотворений. И над многими ещё надо поработать, — ответила Вероника.

— А я уже отдала свои стихи в типографию. Скоро выйдет книжка, — с гордостью похвасталась Лена.

— Рада за тебя.

Вероника задумалась. Как бы было хорошо выпустить сборник стихов, который она сама бы проиллюстрировала. Картин у неё накопилось достаточно.

Глава 14

Уже через месяц Вероника начала готовиться к персональной выставке. Понесла свои картины в рамочную мастерскую. Пока она выбирала для них рамы и паспарту, в помещение зашёл мужчина средних лет. Небольшого роста, с волосами до плеч, в чёрном берете и коротком пальто, закутанный в шарф — всё в нём выдавало художника. В руках мужчина держал картину. Он явно был завсегдатаем этой мастерской, так как подошёл к хозяину и пожал ему руку.

Неожиданно мужчина обратился к Веронике:

— Девушка, вам крупно повезло: вы можете загадать желание, и оно обязательно сбудется. Вы стоите между двумя Игорями! Вы художница?

— Да, но, как говорят: «Я не волшебник, я только учусь». Меня зовут Вероника.

— Это ваши работы? Можно взглянуть? Только пастелью пишете? — заинтересованно расспрашивал мужчина. — А маслом пробовали?

— Да, сделала две работы. Я брала уроки у Юрия Фатеева. Он порекомендовал работать пастелью.

— А у меня не хотите взять уроки, поработать маслом на холсте? — заглянув в глаза Веронике, спросил художник.

— Соглашайся, Вероника, такие предложения не все получают. Сам Игорь Леонтьев предлагает быть твоим учителем! — вмешался в их диалог хозяин мастерской.

— Наверное, вы берёте дорого, — растерявшись от такого поворота событий, промолвила Вероника.

— С дам я ничего не беру.

— Я согласна! — радостно ответила девушка. — Где ваша мастерская?

…На следующей неделе Игорь показывал Веронике одну из комнат, в которой стоял мольберт для неё. В другой комнате он работал сам. Выставив композицию из медного чайника синей кружки с надписью «Рагех» и другой кухонной утварью, он дал Веронике задание написать натюрморт.

— Какую тебе поставить музыку? — спросил художник пепел тем, как уйти в другую комнату.

— Фуги Баха, — попросила Вероника. — Очень люблю орган.

— А кто тебе нравится из современных зарубежных исполнителей?

— Yellow, Sting, Madonna, Mercury… Это фавориты, которые в первую очередь приходят на ум, — ответила девушка.

Через несколько минут в квартире, которая была и мастерской Игоря, звучал Бах.

Сделав первые наброски, Вероника достала блокнот для стихов.

Спустя час Вероника пригласила Игоря посмотреть, как она справилась с заданием. Добавив несколько мазков, живописец похвалил ученицу.

Урок закончен. Вероника, можешь не в службу, а в дружбу взять домой эти подносы и отмыть их от застывшей акриловой краски?

— Нет проблем, учитель, — отозвалась она и отправила подносы в пакет.

Время учёбы пролетело для Вероники быстро. Игорь преподал ей основы композиции, подарил кое-какие пособия по изобразительному искусству. Он не только учил работать маслом, но давал домашние задания написать портреты и натюрморты карандашом. Неожиданным для Вероники был урок когда художник попросил сначала затонировать белый лист бумаги карандашом, а потом резинкой высветлить образы, которые она смогла увидеть на листе. Работа увлекла её, и вскоре на бумаге обозначились и цветы, и портрет мальчика, и безобидный уж.

Игорь, как и Юрий, первый учитель Вероники, любил делать чайные паузы. Он был интересным собеседником в разных областях знаний. Вероника доверилась ему и рассказала, что лечилась в Центре психиатрии и наркологии.

— Какой тебе поставили диагноз? — участливо спросил Игорь.

— Шизофрения, — впервые откровенно призналась малознакомому человеку Вероника.

— Я видел шизофреников, ты не шизофреник, — убедительно высказал свою точку зрения Игорь.

— Я сейчас принимаю американские лекарства. Они проходят испытания на больных из разных стран. Мы с подругой попали в их число. Думаю, поэтому у меня ремиссия. Но эти таблетки очень плохо влияют на память. Неудивительно, что инвалидам с моим диагнозом дают латвийское гражданство автоматически, без сдачи экзамена по латышскому языку. Я русский стала забывать, восемь строк Есенина не могу запомнить. А это мой родной язык. Как говорится, одно лечим, другое калечим.

— Не переживай, из всех болезней психические не самые изученные. Это как чёрные дыры на Млечном Пути. Одно знаю твёрдо, что среди больных много талантливых и одарённых людей. Тебе знакомо имя японской художницы-авангардистки Яёи Кусама? Ей под девяносто. С детства у неё психическое расстройство, она практически не вылезает из дурдома, но галеристы скупают её работы за миллионы и устраивают выставки мирового масштаба.

На следующий день у Вероники была назначена медкомиссия. У Людмилы этот день тоже был отмечен в записной книжке как особо важный.

Подруги договорились встретиться на территории клиники у здания, где проходила переаттестация больных. Они пришли довольно рано, но каково было их удивление, когда, зайдя в приёмную, они обнаружили её заполненной людьми. С трудом найдя пару свободных стульев, подружки присели, переведя дух. Вероника оглядела присутствующих, и её глаза остановились на парне без ноги, сидевшем в соседнем ряду. Она толкнула локтем Люду и шепнула ей на ушко:

— Видишь парня без ноги? — Людмила закивала в ответ. — Я такого абсурда даже в плохом сне не видела. Врачи из комиссии думают, что у него нога через год сама отрастёт?

Инвалидность продлевали на год, и этому бедолаге приходилось каждый год приходить сюда. Вероника не помнила, кто из юмористов сказал: «Инвалидность надо давать тем, у кого нет чувства юмора». У этого парня с терпением и чувством юмора, наверное, было всё а порядке. Он постоянно улыбался.

Через час девушки получили инвалидность второй группы на год и поднялись в отделение. Вероника зашла в кабинет врача первой. Ей предстояло подписать договор о продлении её участия в испытании новых препаратов. Внимательно читая страницы договора, она дошла до описания побочных эффектов. Поразил тот факт, что в документе была отдельным пунктом выделена причина для срочного прекращения приёма лекарства: «Если у испытуемого появится навязчивая идея покончить с жизнью, иными словами, возникнет непреодолимое желание суицида». Вероника не на шутку испугалась за свое здоровье.

— Доктор, я отказываюсь подписывать соглашение, — уверенная в правильности своего решения, заявила она.

Слова Вероники вызвали панику.

— Ты срываешь нам договор о сотрудничестве! — увещевала её врач.

Но Вероника стояла на своём. Не сумев прийти к компромиссу, она покинула кабинет.

Девушка ожидала, что за её решением последуют репрессии, но они оказались на удивление мягкими. Веронике лишь прописали лекарства и оставили один укол в месяц.

Именно в это время девушка получила удар в спину.

В один солнечный погожий день Вероника ехала в автобусе и неожиданно для себя обратила внимание на парочку влюблённых, которые в обнимку неспешно прогуливались по центру Риги. Девушка не сразу узнала в парне Гошу, а в его подружке — когда-то свою близкую знакомую, Дашу.

Пазлы в голове моментально сложились. Вот на кого променял ее Георгий! Получается, Даша не смогла смириться со счастьем Вероники и жестоко отомстила сопернице…

Вероника давно не видела Дашу: жизнь развела их, и каждая пошла своей дорогой. Даша «варилась» в своём бизнесе и, судя по слухам, искала себе надёжного компаньона. Оказывается, она его нашла. Гоша, падкий на деньги, вероятно, согласился на перспективы стать и счастливым, и богатым одновременно. Когда-то он уже стоял перед выбором и тогда отдал предпочтение любви, теперь же…

Автобус свернул на другую улицу, оставив позади парочку влюблённых. Вероника прикусила верхнюю губу от обиды, но потом взяла себя в руки и со словами «все, что ни делается, всё к лучшему» достала блокнотик и углубилась в написание нового стихотворения.

Глава 15

Вернувшись домой, Вероника достала тетрадь, чтобы, по обыкновению, написать очередное письмо Георгию. У неё не было обиды на увиденное из автобуса. Она давно простила предателя. И Дашу тоже простила. Это их выбор.

После дурдома у Вероники резко сократилось количество друзей. Остались самые верные и близкие. Девушка понимала, что её диагноз многих пугает и возводит стену отчуждения между ней и бывшим окружением. И хоть болезнь была не заразна, она многих настораживала и заставляла друзей и знакомых вычёркивать телефон Вероники из записных книжек. Сначала её это задевало, но со временем девушка махнула на этот факт рукой и полностью погрузилась в свои новые увлечения. Глубоко в подсознании она жаждала добиться результатов, чтобы с триумфом вернуться на круги своя. Она была как та лягушка из притчи, которая, попав в кувшин со сметаной, с упорством безумца барахталась в ней лапками, чтобы потом по взбитому маслу выкарабкаться наружу. Фраза «никогда не сдавайся!» стала девизом Вероники.

Но общения девушке катастрофически не хватало, поэтому её спасали письма. Она взяла ручку и тетрадь, чтобы выплеснуть на бумагу свои эмоции.

Привет, привет!

Не было времени писать потому, что опять увлечена. На сей раз новая картина (краски, зеркала, кружева… короче, опять гламур). По уши увязла в поисках цвета, креатива и шика. Пока никому не показывала, но смысла в картине много. Я рисую двух бабочек. Но это не простые бабочки. Это ты и я. Я — атлас, ты — адмирал, так они называются. Я перерыла всю энциклопедию, прежде чем сделала выбор. Книгу дала мне Антонина, моя приятельница по «Золотому клубу» и его незаменимая ведущая. Но это в прошлом. Сейчас они с мужем занимаются эксклюзивными изделиями из дерева. Она показала мне фотографию деревянных ботинок длиной полметра, которые они сделали на заказ банкиру Каргину. Как бы из серии «Оставь свой след». Кто-кто, а владелец «Парекса» наверняка истоптал Латвию вдоль и поперёк.

А моя нога, оказывается, ещё растёт! Тоже мне перспектива — прочитать когда-нибудь о себе в газетных новостях: «Следы снежного человека идентифицированы. Это Вероника протопала на вершину успеха! А это отпечатки её задницы, она здесь поскользнулась!»

Я опять смеюсь. А что делать? Мне не хватает воды, секса и тебя (это не моё, это из рекламы). Но на данный момент мне это очень близко. Воду я экономлю, секс забываю, о тебе только мечтаю. Слава Богу, что мечты, оказывается, не стареют. Всё имеет свой возраст или срок, а вот мечты с каждым годом (в моём случае это точно) всё молодеют. Это я о том, что мечтаю о «первом» поцелуе с тобой. А еще я сделала для себя открытие, что мечты меняют цвет. Мои от ало-красных перешли в оранжевый. Удивительно, что вчера я увидела оранжевую зебру с чёрными полосками. Восприняла это как свой автопортрет, особенно он соответствует действительности, если вспомнить высказывание ребят из группы «Чайф», что оранжевый цвет — это цвет их группы. Цвет нездоровых психически людей, в моём случае — это попадание е десяточку.

Я вчера примерила на себя роль бомжа, территория интересов у которого — помойка. Кто-то выбрасывал секцию, а я как раз возвращалась от папы. Прошла только один квартал, и тут такая удача. И, что главное, нужные мне размер и материал — метр на полтора, картон. Грунтуй и работай. Я всё забыла от такого счастья. Короче, к папке пришлось вернуться с добычей и не раз. Ура, ура! Сделаю свои абстрактные картины, но это потом…

В первую очередь нужна картина на кухню. Идея созрела, материалы в наличии. Дело за малым: сотворение шедевра, ни больше, ни меньше.

У меня большая мотивация творить. Я всё делаю к твоему приходу. Ты должен прийти, хотя бы, чтобы поговорить и увидеть эту красоту.

Большая несправедливость случилась с твоим уходом. Я со всеми мужчинами, с которыми была близка, в хороших дружеских отношениях. А ты, кого бы я хотела видеть, с кем с удовольствием общалась бы и просто помолчала, пропал. Я не верю, что так, в один миг, можно уничтожить всё, что нас связывало. Просто перечеркнуть, перешагнуть и наплевать. Это мог сделать только какой-нибудь подлец, неужели я так ошибалась в тебе? Мои чувства трансформировались в большую человеческую привязанность к тебе, и не хочется даже думать о том, что ты мог просто «оставить свой след» именно там, в моём сердце. Это не место для топтания в ботинках. Сердце — это место для поцелуев.

Я очень много думаю о тебе. Очень много. Я строю свои догадки, выстраиваю свои версии, предположения. Сегодня я видела тебя с Дашей. Всё тайное всегда становится явным. Я не упрекаю тебя — более того, я желаю вам счастья. Предателей иногда оправдывают и продолжают любить.

Вот так я живу. Спотыкаюсь, падаю, но дышу. Лето уже закрывает свой пляжный сезон, а я так ни разу и не съездила на море. Ещё можно успеть в последний вагон, покинуть на время свой милый загон.

Уже ночь, обычное время наших встреч. Ты сова, я помню. Опять розовая мечта одела мне на голову розовый ночной колпак. Боже, как долго уже я в нём сплю без тебя!

Целую, Вероника.

Глава 16

Тетрадь, купленная Вероникой для писем Гоше, пополнялась. Она всё так же не отправляла их. Писала и прятала в тумбочке. Ни с кем не встречалась. Она поняла, что её любовь безответная, но также знала, что любит безусловно, не требуя ничего взамен. И любовь исцеляла раны в её сердце.

Вероника не могла ни с кем откровенно поговорить о Гоше, даже с подругами, которые были уверены в том, что клин клином вышибают. Она пыталась с кем-нибудь познакомиться, но её сердце и тело бунтовали от чужих прикосновений. Память рифмовала строки любви, и девушка испытывала благодарность за те чувства, которые выливались в блокноты, множились и требовали всё больше места.

Начиная писать новое письмо, Вероника обязательно перечитывала предыдущие. Каждый день ей приносил новое настроение. На многое в жизни она уже смотрела по-новому. И Веронике была интересна она сама в своих письмах. Она иногда не узнавала себя в отражениях, собственных переживаниях, которые описывала Гоше. Интересна была трансформация любовных чувств в каждый новый период её жизни. Вот и сейчас она открыла тетрадь и стала перечитывать письма, написанные ранее:

Привет, привет!

Я опять хочу тебе писать, скучаю, чувствую, не забываю. Опять мистическое настроение.

Сегодня день твоего рождения. Я решила подарить тебе идею, воплощение которой сотрёт нашу разницу в годах. Хочешь быть моим ровесником? Нет ничего проще! Что обычно говорят, чествуя виновника торжества? «Поздравляем с Днём рождения!» Важен День! Но если я буду поздравлять тебя девять месяцев подряд с днём рождения, прибавляя очередной год, — то за это время мы сотрём пропасть между нами.

Вот такое математическое озарение подтолкнуло меня тебе написать. И мне очень грустно, что это опять будет мой монолог. Хотя в глубине души я мечтаю о диалоге. Да к тому же я вижу знаки, которые толкают меня начать его незамедлительно, этот диалог. По всей квартире разбросаны ручки и карандаши. Они валяются парами и поодиночке, причём оранжевая ручка лежит одна. Я её ассоциирую с собой. Как там, в песенке поётся: «Оранжевое лето, оранжевое небо, оранжевое солнце, оранжевая я!» И мысли, и настроение у меня оранжевые!

Дальше мой мозг выстраивает несколько версий. Или мне надо писать неважно, что — стихи, письма, дневник. Или мне делают предложения деловые, если ручки с логотипами фирм. Или я получаю не руку и сердце, а пока только ручку от претендентов на моё сердце.

Представляешь, недавно я была с подругой на море. Недалеко от меня загорал парень. Он был не один, но меня это не смущало. На нём были боксёрки с черепом, а глаза прятались за чёрными очками. Он смотрел в мою сторону и улыбался… твоей улыбкой. А может, это на самом деле был ты?

Я косилась на «тебя», как старая загнанная лошадь на кусочек сахара. Я не посвящала подругу в то, что у нас с «тобой», наконец-то, случилось свидание. Прямо как у Штирлица с родной женой в кинофильме «Семнадцать мгновений весны». Я была связана с этим парнем ниточками информационного опознания. Мои глаза, тоже скрытые за тёмными очками, сканировали его от пяток до макушки. Он прошёл идентификацию, всё сходилось. Этот парень должен был быть тобой!

Мы пялились друг на друга достаточно долго. И тогда «ты», чувствуя, что «тебя» запеленговали радаром чувственной памяти, решил вдруг без видимых причин снять солнечные очки. Я увидела, что глаза у этого парня не карие. И профиль не твой. Я уже встала, чтобы подойти поближе и заговорить с ним, но он буквально испарился. Это заставило меня вспомнить о накладных носах и цветных линзах. Нет, меня так просто не проведёшь. «Мой нюх, как у собаки, а глаз, как у орла!»

Домой я возвращалась счастливая и окрылённая.

Боже, я тебе пишу письмо и вдруг почувствовала запах миндаля.

Ты рядом?!

Пойду за спичками, чтобы зажечь ароматизированную палочку. Она давно готова истощать своё благоухание для меня. Уводя или, наоборот, загоняя в воспоминания запах твоего тела. Вот зажгла, погружаюсь в мир тонкой, чувствительной неги. Задыхаюсь, хочу…

За окном раннее утро. Неожиданно предрассветную тишину нарушает утробный звук мотора. Выхожу на балкон и вижу какой-то грузовичок со значком «мерседеса». Он для меня как знак — пора собираться в дорогу. И я действительно собираюсь ехать в Эстонию, правда, она об этом ещё не знает. Но я поеду, и ничто меня не остановит. У меня предчувствие, что там я найду ключи от тайны, за которой прячешься ты.

Вчера я нарисовала пастелью наши отношения. Творила руками, втирая крошки в лист бумаги. Я находилась в глубоком погружении в свои мысли о нас и нашей любви. Получилось интересно. Голубая гамма динамично отображала мои поиски тебя и все препятствия, стоявшие у меня на пути. Я понимаю, что я запуталась в джунглях своих чувств. Я нанимаю, что живу в иллюзиях. Но я не хочу лишаться того островка любви, в котором я и безмолвный ты. А может, я тебя выдумала и этот островок заселён только мною? Можешь не отвечать мне. Моей любви хватит на нас двоих с головою.

Я сегодня буду писать маслом гимн нашей (или только моей, неважно) любви! На этот раз я буду в перчатках, но всё равно цветными лапами оставлю свои отпечатки. Пошла на дело… Обещаю вернуться…

Пока, мой любимый!

Навечно твоя Вероника.

Стихи, стихи… Они множились, от них разбухали страницы тетрадей. Сны, сны… Они путали, восхищали и пугали одновременно. Их ждёшь и запиваешь снотворным. Но они прорываются из подсознания и будят цветными осколками по утрам. Они царапают память, напрягают разум и взрываются салютом фантазий и толкований. Вот и сегодня Веронике приснился сон, который ей ещё предстояло разгадать.

Большое заснеженное поле. Она идёт по нему, увязая по грудь, — так много намело. Она устаёт и решает притоптать немного снег, чтобы присесть отдохнуть. Все её действия вызваны протестом, желанием добиться чего-то по-своему, вернуть ей принадлежащее. В голове звучит назидательная речь: «Разве тебе это надо? Тебе надо что-то лучше!» И тут она понимает, что речь идёт о Георгии.

Она злится. Чувствует, что за ней наблюдают, что её мысли читают. Она уже не удивляется тому, что в её голову вдруг вкрадчиво просачивается чей-то голос: «Ты умная, взвесь всё. Ты заслуживаешь лучшего! Мы нашли тебе другого, более достойного. Он находится на высших вибрациях, как и ты. Тебе понравится…»

— Кто ты? — не переставая протестовать, кричит она в пустоту снежного бескрайнего поля.

— Я — Хранитель твоего рода, — слышит она голос. — Не бойся, ты меня не видишь. Чтобы преодолеть расстояние и встретиться с тобой, я давно уже вышел из физического тела. Сейчас я — невидимый сгусток энергии света. Поверь, я хочу тебе лучшего. Я наблюдаю за тобой и веду тебя. Всё должно подчиняться законам рода. Наш род древний, он берёт начало в те времена, когда выходцы из России, Тамбовской губернии, с войском Ермака пришли покорять Сибирь. В месте слияния реки Ульбы с рекой Иртыш был построен лагерь, который лотом вырос до города Усть-Каменогорск. Но род ослаб, потому что женщины рода стали выбирать себе слабых мужчин. Они рано уходили из жизни, оставляя слабое потомство. Суровые реалии Сибири, откуда начинался наш род, требуют сильных, здоровых потомков, нужна новая кровь. Твой выбор род не одобряет. И это неважно, что корни твоего избранника тоже из Сибири. Его предки заключили договор с дьяволом, выбрав не духовность, а материальное. Всё ради денег. Поэтому и твой возлюбленный стал таким. Однако мы не позволим тебе идти против рода. Смотри…

Вероника оглядывается и не успевает понять, как попала в турбулентный поток, состоящий из снега и хрустальных осколков льда и света в виде пламени. Вдруг неведомая сила опускает и ставит её на землю возле куполообразного сооружения.

Зайдя внутрь. Вероника замечает, что строение буквально нафаршировано новейшей системой сигнализации. Лазерная модель — это детский сад, сканирование сетчатки глаза и отпечатков пальцев — прошлый век. Здесь так круто?

Со своим невидимым Хранителем рода она проходит сквозь несколько рамок, где считывают импульсы мозга и контуры ауры. Оказывается, когда ей прокалывали уши для ношения серёжек, внедрили две микросхемы. Вероника вспоминает, как она удивлялась, почему ей это делали под общим наркозом и почему воспалились лимфоузлы, а уши долго были в язвах. Теперь она понимает, что её организм так отторгал инородное тело.

— Осторожно двери открываются, — как в метро, звучит откуда-то голос.

Девушка видит, как правая стена автоматически начинает передвигаться влево, открывая кинозал, похожий на античный амфитеатр, который заполнен людьми в костюмах из фольги. Среди них много менеджеров из фирм, занимающихся продажей всякой ерунды: начиная от бытовых мелочей кончая одеждой и постельным бельём. В глаза Веронике бросается один из таких комплектов со знакомым логотипом ушастого зайчика фирмы Playboy. Она чувствует, что уже была тут. Дежавю.

Вместе с Хранителем рода она идёт не в зал, а по коридору в капсулообразный кабинет. Вероника присаживается на уголок кресла. Рядом с ней, на соседнем кресле, расположился Офицер. На нём нету формы, но это не уменьшает уверенности Вероники, что он действительно Офицер. Причём старший по званию. Ожидающим раздают шерстяные одеяла, потому что в помещении прохладно.

Офицер помогает ей укутать ноги одеялом, и неожиданно для себя девушка чувствует его горячее бедро, которое касается её бедра. Вдруг офицер дотрагивается дрожащими пальцами до её тела под одеялом. Страсть передаётся Веронике с лавой восторга. Их лица остаются невозмутимыми для всех присутствующих, но тайна вожделения делает их сообщниками.

В момент пика наслаждения Вероника слышит проникновенный голос Хранителя рода:

— Это он! Тот, кто должен быть рядом с тобой всегда! Запомни его!

После этих слов Вероника проснулась.

Глава 17

Между тем жизнь продолжалась. Вероника закончила курсы гидов и, получив документ, готова была искать новую работу. Но судьба как будто смеялась над ней. Однажды, прогуливаясь по старым улочкам Риги, она увидела в витрине одной турфирмы большое объявление с предложением посетить Эстонию. Внизу была указана цена экскурсии. Она была такой мизерной, что, произведя в своей голове несложные математические расчёты, Вероника поняла: платят в турфирме очень скромно.

Мозг напрягся, готовый опять решать насущную задачу: «Где заработать денег?» Финансы были необходимы в первую очередь для того, чтобы о них не думать. Пенсия по инвалидности не покрывала всех потребностей Вероники. За всё время творчества она продала только одну картину знакомому датчанину и несколько детских картинок. Но деньги от продажи утекли, как вода сквозь пальцы. Дошло до того, что папа принял к себе на работу подсобником её старшего сына. Юноша заканчивал школу и после занятий спешил в мастерскую, где помогал своему дедушке — шкурил наждачной бумагой деревянные черенки для лопат и граблей. По окончании работы дед выдавал внуку два лата. Гордый собой, парень нёс их маме, чувствуя себя добытчиком и кормильцем семьи.

Вероника не опускала руки и надеялась исправить положение. Она подала заявление в контору по найму рабочих по выращиванию шампиньонов в Голландии. В ожидании ответа продолжала рисовать и писать стихи.

Люда, её подружка по несчастью, тоже решала проблему с работой. Сауна, которая её кормила и поила дорогим алкоголем, в один прекрасный день сгорела. Слава Богу, дело обошлось без жертв, но весы стабильности в жизни подруги пошатнулись. Она устроилась уборщицей и звала Веронику разделить ее участь. Но Вероника решила не изменять своему решению. «По силам и крест», — говорила она подруге.

В то же время девушка на уровне подсознания даже была рада тому, что денег катастрофически не хватало. Сложившаяся ситуация помогла её детям быстрее повзрослеть и не дать превратиться в эгоистичных потребителей. Кроме того, это сблизило всю семью, включая бабушек и дедушек. И пока Люда драила грязные полы и лечила по вечерам болевшую от тяжёлой работы спину, Вероника, поговорив с папой и заручившись его поддержкой, решила готовиться к персональной выставке и изданию первого сборника стихов.

Ожидание трудоустройства в Голландии затянулось и это раздражало Веронику. Кончилось тем, что она забрала свою заявку.

Слава Богу, что она никуда не уехала. Она чувствовала себя здоровой, когда неожиданно опять сорвалась. Наводя как-то раз порядок в квартире, девушка опять услышала голоса.

— Заметай следы, милочка, они придут за тобой.

— Что я должна сделать? Кто придёт? — в пустоту комнат задала Вероника свой вопрос.

— Те, кто наблюдает за тобой давно. Жизнь скоротечна, но Слово вечно. Ты сеешь Словом, а сможешь ли ты его сжечь? Вспомни Мастера… Он сжёг свою книгу’ Вспомни Гоголя… Он тоже не побоялся плюнуть бессмертию в лицо. А ты готова?

Вероника побежала в спальню и распахнула дверцы своей прикроватной тумбочки. Она поняла, что её проверяют на слабо. И сейчас необходимо сжечь в первую очередь дневники, которые она вела в четырнадцать лет. Три исписанные тетради уже выполнили ту функцию, для которой Вероника их хранила. Своему долголетию они были обязаны сыновьям Вероники. Ещё в юности она решила, что дождётся, когда у неё будут дети и им тоже будет четырнадцать лет, и тогда они вместе прочитают её дневник, самое сокровенное, в знак того, что в их семье нет секретов друг от друга.

И ещё дневники были для Вероники дорогой назад, в прошлое, чтобы окунуться в свой эмоциональный мир, чтобы лучше понимать сыновей. И действительно, все так и случилось: когда время пришло, она дала свои дневники прочитать детям. Мать распахнула свою душу и пустила сыновей в глубину своей подростковой жизни, с её первой любовью, первыми стихами и самоанализом. И не прогадала? После этого акта доверия отношения в неполной семье стали теплее, мать и сыновья превратились в одну команду.

…Взяв дневники в руки, Вероника побежала на кухню. Она открыла плиту и достала из неё противень. Поставив его в коридоре у входной двери, она начала рвать дневники, чтобы лотом их было легче поджечь.

Зажжённая спичка моментально воспламенила обрывки бумаги. Огонь охватил дневниковые записи с ненасытностью дьявола. Вероника словно расставалась со своей юностью.

Неожиданно из огня выскользнул один листок и. кружась, опустился у ног Вероники. Она развернула его, начала читать и расплакалась. Это было поздравление в стихах. Название гласило: «К 18-летию нашей старшей дочери»:

А внизу подпись: «Папа, мама и сестрёнка».

Вероника читала это поздравление, и слёзы застилали ей глаза. Получалось, как будто с небес мама послала ей весточку, чтобы она была сильной и выдержала все испытания. «По силам и крест, доченька», — услышала она мамин голос. Дневники уже догорали на противне, копоть окрасила серым цветом потолок, когда в дверь начали нервно звонить соседи.

— Вероника, что ты там сжигаешь? — кричала Солвита.

Мы сейчас полицию вызовем!

— Не советую. Это моя приватная территорий. Что хочу, то творю! — в сердцах крикнула Вероника.

— Я звоню твоему сыну и в полицию, — не успокаивалась соседка.

— Чтоб вам пусто было! Звоните, — огрызнулась Вероника. Но, тем не менее, решила замести все следы несостоявшегося пожара. Она залила водой огонь и зашла в большую комнату, где было открыто окно. Вся сажа сквозняком осела на прекрасной вышитой турецкой тюли, которой Вероника очень гордилась.

Время поджимало. Сорвав грязную тюль, Вероника обернула в неё мокрые, не до конца сгоревшие тетради и вынесла всё это на балкон. И как раз вовремя. Дверь своим ключом открывал её старший сын, быстро приехавший по звонку соседей.

— Мама, что тут происходит? — взволнованно спросил юноша.

— Всё нормально, сынок. Всё под контролем, — не глядя ему в глаза, ответила Вероника.

В это время в дверь позвонили. Сын пошёл встречать наряд полиции, который, как и обещали, вызвали обеспокоенные соседи.

Объяснившись с полицейскими, сын попросил мать собрать необходимые вещи для больницы.

— Мама, это не обсуждается. Я везу тебя сейчас же к твоему доктору.

Вероника быстро собралась, и уже через полчаса они с сыном сидели в кабинете врача.

Рассказав о неадекватности поведения мамы, о чуть не случившемся пожаре, сын попросил врача понаблюдать Веронику в стационаре. В её жизни опять сыграла злую роль цикличность, закольцевав недуг в новый виток. Круг замкнулся…

В дневнике Вероника сделала запись: «Я опять попала в больницу. На выходные меня отпускают. Пишется тут плохо. Живу озираясь. Боюсь подставить спину. Чувствую себя кукушкой (от слова «ку-ку»), при этом улыбаюсь и дарю свою улыбку другим «кукушкам» Хожу в тренажёрный зал и на арт-терапию. Там душа отдыхает, и мозги замедляют свою сумасшедшую гонку».

Вероника бродила по коридору отделения, размышляя о зигзагах своей судьбы. Если бы ей кто-нибудь раньше сказал, что она попадёт в сумасшедший дом, она бы не поверила. Вспомнила о своём визите в гадальный салон много лет назад. Гадал ей мужчина на картах Таро. И первое, что он сказал, когда разложил триаду карт, звучало примерно так. «Какая сильная женщина пришла ко мне!»

Тогда Вероника улыбнулась, приняв это просто за комплимент. Но сейчас она поняла, что ей нагадали будущее. Она действительно стала сильной, пройдя испытания, которые многих бы сломили. Да, ей выдали жёлтый билет, другими словами, поставили клеймо сумасшедшей. Её пытались сломить, однако, как говорят: «Что нас не убивает, делает нас сильнее». Но почему с ней? Почему она? Словно кто-то проклял её. Через три дня православная церковь отмечает Прощённое Воскресенье…

— Кого я так обидела? Перед кем надо повиниться? — задавалась вопросом Вероника.

Память смиловалась над её терзаниями, и в голове возник образ одного крутого бизнесмена, на которого она обиделась за лживые обещания. Со злостью Вероника разразилась унизительными эпиграммами в его адрес, которые запустила в Интернет. Судя по лайкам, многие прочитали и догадались кому посвящён этот зарифмованный Вероникой яд.

— Ивар, прости меня. Я не ведала, что творю. В твоём лице я приобрела сильного врага. Как аукнется, так и откликнется! — шептала Вероника, пытаясь распутать клубок причинно-следственных связей в её драматической жизни. Она даже представления не имела, какой бумеранг прилетит ей за содеянное.

«Интересно, — думала Вероника, — я на самом деле сошла с ума (как сходит с рельсов поезд) или меня хотят заставить поверить в это мои родственники? Думаю, второе».

Забавная штука жизнь! Вероника вспомнила свою юность. Оказывается, она была интересным человеком для многих окружающих. К ней многие обращались за советом, и она оправдывала их ожидания. По большей части это были девчонки. Сейчас Вероника была уверена: если бы спросила одну из них о своей сегодняшней ситуации, что делать с её сумасшедшей любовью, услышала бы очень логичный ответ: «Тётенька! У вас двое детей, по утрам мешки под глазами, если вовремя не ляжете спать… Какая вам нужна любовь? Стакан кефира на ночь, плюс свежий воздух, прогулка днём. В крайнем случае купите себе какого-нибудь бобика и выливайте свою патологию на животного. Не мучайте, не загоняйте в угол молодых парней, ненасытная вы наша».

И этот совет был бы актуален, если бы не убеждение Вероники, что всё, что с ней происходит, неслучайно. Она инструмент в руках провидения, Господа, высших сил или судьбы. Жизнь била её по щекам, поливала помоями, грела на солнышке, ласкала вниманием, морила голодом и закармливала до отрыжки. Закономерный кармический синусоидальный цикл — потому что после каждого падения следовал взлёт. И важно было в этот момент появиться с улыбкой, желательно в белом, и, раскинув руки для объятия мира, весело сказать: «Ап!» Как говорят, неважно, сколько раз мы падаем, — главное, сколько раз мы потом встаём.

Даже попав в больницу, где предусмотрительно были сняты дверные ручки, пройдя через ужас фатальности жизненной ситуации, Вероника должна была сказать: «Ап!» И это в первую очередь необходимо было как поддержка для неё самой, чтобы не потерять квалификацию, вовремя сделать стойку, когда опять ждали её выхода. Жаль, что сейчас нет возможности сделать статистический опрос её окружения. Интересно, кто действительно думает, что она сумасшедшая?

Если бы это было возможно, месяца два ушло бы у Вероники на обдумывание результатов своего рейтинга у родных-друзей-знакомых. Но, если честно, многие из них, после того как она попала в клинику, проголосовали ногами. Испарились. Результат не проведённых статистических исследований можно считать очевидным.

Однажды вечером она читала письмо подруги из Америки. Та писала, что розыгрыш лотереи «Грин карт» скоро завершится и надо бы успеть прыгнуть в уходящий поезд, как сделала она. Вероника задумалась над этой информацией. Но ясно почувствовала, что никуда не хочет уезжать от своей сумасшедшей жизни.

Её глубокие размышления прервало появление в дверях соседней палаты молоденькой девушки с мокрыми от слёз глазами. Увидев Веронику и поняв, что она в коридоре не одна, девушка села на краешек кресла и закрыла лицо руками. Вероника подошла поближе.

— Что случилось, милая? — обратилась она к плачущей девчушке.

— Я хочу домой. Я не выдержу всего этого.

Вероника участливо, по-матерински обняла её.

— Ты сильная. Ты справишься. Верь в себя, — шептала она девушке.

И Вероника вспомнила себя в первые дни нахождения в психиатрической клинике. Она вспомнила свой, можно сказать, животный ужас от осознания того, что от неё в данной ситуации ровным счётом ничего не зависит. Оказалось, ой как зависит! От воли, от желания вырваться из этих ужасных стен победить болезнь.

— Никогда не сдавайся! — как спортсмены одной команды передают эстафетную палочку друг другу, так и Вероника наполняла своей уверенностью, надеждой на лучшее эту малышку с мокрыми от слёз глазами. — Мы в одной лодке, прорвёмся.

Глава 18

А вот и очередное письмо Вероники, которое тоже не будет отправлено.

Привет, привет!

Боже, как быстро летит время! Я долго не писала. Жила новой жизнью и думала, что забываю тебя. Но не тут-то было. Я соскучилась по письмам к тебе. Мне так не хватает этой монопереписки. Логика загоняет в угол, как будто жизнь — это боксёрский ринг. Я чувствую, что получу скоро по зубам. Делаю стойку, чтобы держать удар. Пишу сидя в коридоре отделения клиники. Со мной ничего страшного — профилактика, выражаясь языком автолюбителя.

Объявили отбой, поэтому письмо будет коротким. Я думаю о тебе, дорисовываю твой облик, блуждаю в вымышленной реальности. Волнуясь и радуясь одновременно. Налицо явная неадекватность, но что мне остаётся делать в этой пустоте?

Я фантазирую наши встречи. Я давно хроник. Меня пытаются лечить, но у них ничего не получается. Из моего сердца выросло дерево. Его ветви проросли сквозь рот, глаза и уши. Каждая веточка касается их, издавая при этом выдох — Георгий! Глаза начинают искать тебя, уши — вслушиваться, вдруг я услышу что-нибудь о тебе, а рот, не замолкая, может говорить о тебе часами.

Но самые непредсказуемые — это мозги. Они живут в историях о тебе и обо мне. Если я листаю журналы о путешествиях, я тут же «улетаю» с тобой в разные страны. Вместе с тобой я охочусь на кабанов в Эстонии, брожу по Ватикану или в срочном порядке переодеваюсь в чёрно-белые и красные наряды и спешу в Венскую оперу. Давно ты был в опере? Не помнишь, где она находится? Неправда, мы были там на прошлой неделе. А помнишь, как мы летали к моим друзьям в Сидней и катались там с горы Костюшко?

Я мечтатель. В моих мечтах мы путешествуем вместе. Никто не замечает и не догадывается, какие у меня цветные мечты.

Ты — мой человек по имени Радуга, редкая, страстно желаемая и до конца не понятная.

Фантазировать долго — неполезно. Можно не вернуться, застряв в грёзах, как в бескрайней пустыне без капли воды. Ты моя капля! Хочу пить!

Перед тем как лечь в больницу я позвонила твоей маме. Ты не женат — эту информацию я получила от неё. Не успела я пережить всю гамму приятных чувств, как тут же получила нокаут: «В отношении тебя у него всё в прошлом!» Этой фразой твоя мама закончила разговор со мной. Боже, какая чушь. Создалось впечатление, что этот удар был тщательно спланирован, но он не достиг цепи. Мои родные тоже говорят много нелицеприятного о тебе, но мне понадобился не один год, чтобы никого не слушать. Я изменилась за эти годы. Ты, наверное, тоже. Интересно, нам будет о чём поговорить, когда мы встретимся? А, главное, захотим ли мы говорить? «Молчание — золото». Это твоё отношение ко мне и моему желанию встретиться и поговорить. Я тебя не понимаю: у тебя в крови быть в бегах?

Я по жизни «иду на грозу». Есть проблема — я её решаю. Причём стараюсь, чтобы мой оппонент не чувствовал себя униженным. Я стараюсь видеть в каждом человеке личность со своим миропониманием. Такой мудрой я стала, отшлифованная не одним годом. Я не категорична. А ты? Ты изменился? Я давно поняла, что ты мой вымышленный герой» мой рай и ад, но на полях моей заветной тетради я оставляю тебе место для твоего личностного роста.

Уже летят не дни, а годы с того момента, как мы расстались. Я взрослею, анализируя свою жизнь, причины и следствия поступков. Я избавилась от чувства вины, я учусь любить себя, ведь только такая любовь даст мне приблизить для любви другого человека. «Возлюби ближнего, как себя самого». Это из Библии. Как это глубоко и правильно.

Знаешь, я хотела уже отправить тебе тетрадь, не дописав её до конца, но два дня назад ты поцеловал меня во сне. Просто обнял и поцеловал в губы. Я встрепенулась, боясь, что случайно может задраться моё маленькое французское платье от Коко Шанель.

Интересно, что он означает? Что ты ещё помнишь меня? А может быть, пора купить себе красивое бельё? Мои сны — это маленькие и необычные истории подсознания. Интересно, что они иногда сбываются самым невероятным образом. Представляешь, у меня никак не выходит из головы один удивительный сон и ещё более удивительная явь.

Это случилось два месяца назад. В моём сне вдруг раздаётся трель мобильного телефона. Я беру его и слышу голос моей подруги Оли. Она изучает Веды, и ничего нет удивительного, что я вижу её одетой в белое сари. Её лоб украшает знак Вишну — тилака. Образ дополняют кантхималы — бусы из священного дерева туласи. Она стоит у алтаря, поднося божествам лепестки роз. Мобильник лежит на столе рядом, с включённой громкой связью.

— Алло, Ника! Ты слышишь меня? — взволнованно звучит её голос.

— Да, дорогая, что случилось?

— Я хочу дать тебе совет, что тебе надо делать. Только за него надо заплатить.

— Хорошо, деньги не проблема. Но ты можешь дать мне его сейчас?

— Да, могу. Ты должна взять билет в Молдавию и улететь туда, чтобы вести жизнь отшельницы.

У меня мелькнула мысль — Зачем так далеко ехать? Я уже давно в аскезе тут, дома. И в следующий миг, как по волшебству, в моих руках оказывается письмо. Оно красного цвета. Моя интуиция с ликованием шепчет сердцу, что оно от тебя. Я скольжу взглядом по конверту и замираю в изумлении. На конверте написан от руки обратный адрес. Черным фломастером, большими буквами, размашисто LONDON.

И тут я проснулась.

И самое удивительное, что действительно через месяц я достала красный конверт из почтового ящика. Вскрыв его, я вынула магнит в виде сердца, на котором было написано: «Love from LONDON». Интересно, это был подарок от тебя? Или я опять тону в своих иллюзиях…

Закрыв тетрадь, Вероника уже собралась идти спать, как вдруг её отвлёк скрип открывающейся двери соседней палаты. И — О, аллилуйя! Кого она увидела? Людмилу! Зажав сигарету в руке, та вышла покурить на сон грядущий. Когда глаза обеих подружек встретились, они, искренне улыбаясь, устремились друг к другу. Обнявшись на радостях, что проведут дни заточения вместе, они присели в кресла, чтобы рассказать последние новости.

— Ты как сюда попала? — спросила Людмила.

— Если бы я сюда не попала, то все газеты пестрили бы новостями о пожаре в новостройке, — хитро прищурив глаза, ответила Вероника. Потом она во всех деталях рассказала свою историю. — А ты что начудила? Тебя Олег привёз? Поругались?

— Какой Олег? Забудь! Я с ним полгода как разошлась. Теперь у меня друг Артур. Тоже из наших, со справкой. Я с ним у врача познакомилась. Он тоже на эксперименте, таблетки глотает. Что ты на меня так смотришь? Не бойся, он не буйный. Правда, со своими тараканами. Ты же знаешь, мне от мужчины нужна помощь. От денег я не отказываюсь, подарки тоже люблю. Но, представляешь, он перед тем, как что-то мне купить, закатывает глаза к небу и кричит как оглашенный: «Боженька. Людок хочет, чтобы я купил ей часы’. Можно мне потратить на неё деньги?» И, знаешь, его Бог меня любит! Разрешает, — смеялась Людмила. — Но три дня назад я попросила у Артура духи. И его Бог на сей раз отвернулся от меня. Артур мне сказал, что Бог попросил его передать мне, что я часто прошу о подарках и наши встречи стоит прекратить. Нет, ты представляешь?! В советчиках у него сам Боженька. Я закатила истерику. А мы были у него дома. Попросила вызвать мне такси, а этот подлец, уже ни с кем не советуясь, вызвал скорую и отправил меня сюда, — закончила свою эпопею подруга.

— Такси!!! Сюда!!! — хохотала Вероника. — Цирк-шапито!!! Нарочно не придумаешь…

Подружки договорились, что утром решат вопрос с медперсоналом о переезде Вероники в палату Людмилы. Как по заказу, как раз сегодня там освободилось койко-место. Ещё немного поболтав, подруги разошлись.

И опять потянулось резиной время пребывания Вероники в клинике.

Когда она прочитала это стихотворение Людмиле та спросила:

— А почему три шестёрки? Это же число дьявола.

— Я знаю, но случайно или неслучайно номер моей квартиры шестьдесят шесть, а день рождения шестого.

— Понятно, — докуривая сигарету, кивнула головой подружка.

— Как ты думаешь, нас выпустят домой к Новому году?

— Слушай сюда, красотка. Ведём себя так, как первоклассники е школе в течение первого месяца. По коридору ходим парою, в столовой вызываемся каждый день дежурить, никого не подкалываем, зубы чистим по утрам, а уши по вечерам. Листочки со стихами в цветочных горшках не сжигаем.

— А про голоса врачам можно говорить? — спросила подругу Вероника.

— Не сходи с ума, сходи лучше за водичкой, в горле пересохло, — войдя в роль учителя первого класса, скомандовала Людмила.

План сработал на все сто процентов. Через четыре дня, за сутки до Нового года, в отделении на двух шизофреничек стало меньше. Отперев дверь, они сразу же попали под кружащие в воздухе снежинки. Не сговариваясь, Люда и Вероника, открыв рты и высунув языки, со смехом стали ловить балерин зимы до тех пор, пока не столкнулись лбами.

— Мы сейчас, наверное, очень похожи на психов, вытирая варежкой лицо, пробормотала Вероника.

— Плевать, у нас справки уже есть. Нам многое теперь можно, — не переставая кружиться, обняла подругу Людмила. — Но ты права, дадим дёру отсюда, а то и, правда, сейчас санитары с носилками прибегут.

Подружки обнялись последний раз в уходящем году и разбежались в разные стороны — одна торопилась на автобус, а другая на трамвай.

Новый год — семейный праздник. Вероника встречала его со своим старшим сыном и его девушкой. Приход этой сладкой парочки был вполне креативный, в духе времени, к которому людям старшего поколения приходилось привыкать так же сложно, как и к съёмным протезам. Сын зашёл домой с подарочным пакетом и фотографией Деда Мороза на голове.

— Подарок заказывали? — гулко, со смехом, как из иерихонской трубы, звучал его голос. Другая рука в это время протягивала Веронике второй пакет, чуть меньшего размера, с фруктами и бутылочкой шампанского.

Взгляд Вероники упал на изображение трёх пальцев на пакете, в которых женщина нашла сходство с пальцами Гоши. У неё даже закружилась голова от их идентичности. Но это были только цветочки. После того, как сын разделся и помог снять шубку своей девушке, прошла церемония знакомства и Лада (так звали любимую сына) передала Веронике телевизионную программку. Вероника начала рассеянно листать её и вдруг замерла от увиденного на одной из страниц. В анонсе к фильму «Жди меня» было напечатано знаменитое стихотворение Константина Симонова:

Когда Вероника готовилась к встрече Нового года, она решила, что это последний новогодний праздник, в который она будет ждать Гошу. Но, прочитав это стихотворение, она восприняла его как нечто личное для себя и продлила срок ожидания ещё на год.

Глава 19

После встречи Нового года Вероника позволила себе сделать в своей жизни «стоп-кадр», Она бродила по квартире одна, и мысль, чем в это время занят её любимый F1, не оставляла её в покое. Внутренне она оправдывала его — он очень занят Он хотел, он бежал — опоздал, И опять Вероника осталась без жёлтых роз, без страстных поцелуев и бессонных ночей. И опять одна. Её одиночество растянулось на несколько лет. Она привыкла к нему, как привыкают к махровому халату после душа или к утреннему кофе. Она смирилась с одиночеством, вернее, смирилась с ложью о нём. Помимо того, что она писала ему письма, которые не отправляла, были письма, которые она регулярно опускала в почтовый ящик его мамы.

Она как будто сыпала соль на свою рану, отправляя послания один раз в году именно первого января.

Внутри каждого человека находится чёрная и белая стороны личности. Письма на Новый год отправляла чёрная сторона Вероники. И она была безжалостна. Действовала по принципу, если закрыто сердце, стучись в печень. Хотела бы она знать, с какими мыслями Георгий встречался с её посланиями. Мучил и одновременно заставлял улыбаться вопрос: неужели она у него уже в печёнках? Она провоцировала Гошу к встрече. Она охотилась на него, обкладывая его своими стихами, как флажками. У её любимого индийского религиозного лидера Ошо есть хорошее замечание: «Логика не может любить, она может говорить о любви — любовь кажется иррациональной, лишь поэзия может любить, лишь поэзия может совершить прыжок в парадокс любви».

Закончив писать, Вероника наугад открыла книгу Ошо. И даже не удивилась, что сразу же на глаза попалась такая мудрость индуса: «Поэзия — танец твоего сердца».

Чего только ни изобретает мозг, чтобы человек не умер в разлуке со своим вымышленным влюблённым. Вероника не стала выводить свой мозг на чистую воду и согласилась с его уловкой. Она поняла, что он таким образом заботился о ней. Ещё не пришло время разрушать иллюзии. Танец на горящем, объятом пламенем сердце продолжался. И Вероника танцевала, как бы тяжело и одиноко ей порой ни приходилось. Круг, в котором она танцевала, становился узким катастрофически быстро. До того момента, пока его не стало совсем. Он растворился в рутине будней, он не выдержал испытания «подставь плечо», и это уже не расстраивало Веронику, ведь ее поддерживали родные. Она сумела создать круг внутри себя, и он стал её ориентиром, орбитой вращения.

А ещё на прикроватной тумбочке у неё лежала книга «АУМ. Синтез мистических учений Запада и Востока», где она нашла для себя то, что объясняло ей многое.

«Чувства вводят тебя в крепость души: через сердце достигнешь ты самого себя».

«Преображая чувства, можно излечить болезнь жизни и уничтожить её безумие».

«Возьми болезнь и преврати её в силу. Возьми безумие и преврати его в божественное упование».

Прошла неделя. «Стоп-кадр» Вероники затянулся и мягко перетёк в глубокую депрессию. Она спала до обеда, кофе её не бодрил: выпив чашку, она опять падала в постель. В конце концов, её разум начал бунтовать от такого образа жизни. Как Мюнхгаузен тащил себя из болота, так и она взяла себя за волосы и вытянула из зоны комфорта.

Заглянув в кошелёк и пересчитав оставшиеся там деньги, Вероника заставила себя сходить в магазин. Надежда на продажу её картин, выставленных впервые в дорогом мебельном салоне, таяла, как январский снег. Её осенние ботинки были не предусмотрены для дождливой зимы. Она ужаснулась: «Когда-нибудь кончится эта нищета?!» Она зарабатывала, продавая детские картинки с героями из мультфильмов, и накануне продала последнюю. Надо опять искать подработку. Вероника вспомнила, как летом устроилась в фирму разрисовывать стеклянные новогодние шары. Этот опыт напоминал ей тогда труд рабов на галерах. Платили крохи. Через два месяца Вероника уволилась, решив, что лучше быть голодным художником, чем униженным бесправным рабом.

Купив возле дома газету с предложениями о трудоустройстве, Вероника тут же, на месте, углубилась в её изучение. Привлекло одно объявление о дежурстве на бетонном заводе. «А почему бы не попробовать? По ночам всё равно не сплю — буду писать стихи и рисовать». Жаль, что завод находился очень далеко от дома. Подъём в пять тридцать утра. Дежурство сутки через двое. Где наша не пропадала!

Аккуратно сложив газету е сумочку, Вероника зашла в подъезд своего дома и вызвала лифт. Пока он урчал где-то на последних этажах, перенастраиваясь на снижение, девушка задумалась о роли этого аппарата в философском аспекте. У лифта нет фиксированной точки СТАРТА и ФИНИША. Где бы ты в него ни входил, для спуска или подъёма, это твой старт. Когда лифт идёт вниз, все едут к одному финишу под номером один. Каждый входящий, как солдат на перекличке, гордо заявляет о своём намерении: «Первый» — и жмёт кнопку «один». И таких первых в лифте могут собраться не более четырёх человек определённой категории упитанности, выраженной в килограммах (так написано в инструкции). И каждый из них «Я единственный». «Я неповторимый». «Я незаменимый». «Я». «Я». «Я». «Я». И всем на первый, и все хотят быть первыми, нажимая кнопку «один». Все будто играют в детские пятнашки, стуча по панели с кнопками: «Тук, тук — за себя!», «За единственного!» Цифра один сродни «Я». Только единица начинает числовой ряд, а буква «Я» — заканчивает алфавит. Здесь нет проигравших и нет выигравших.

Пока её мозг изощрялся в размышлениях, лифт подъехал и галантно распахнул свои дверцы. Вероника зашла в него, как на свой СТАРТ, и нажала кнопку этажа, на котором располагалась её квартира. В голове опять прозвучало многоголосие: «Yes! Вероника, Yes!»

Через неделю в больнице планировалось открытие выставки всевозможных поделок пациентов. Вероника не хотела принимать участие в мероприятии, но потом поняла, что это будет очень важно для всех других, случайно или неслучайно попавших в клинику людей.

«Пусть мои работы дадут надежду другим. Меня они радуют возможностью по бартеру заниматься аэробикой и пользоваться салоном красоты в качестве модели. Ура натуральному обмену!» — подумала про себя Вероника и улыбнулась. Газету о работе положила на видное место, чтобы позже не забыть позвонить. Она была дома одна и поэтому решила написать письмо Гоше. Писать письма стало её зависимостью. Так Вероника сама себя обманывала, она это осознавала, но ничего не могла с этим поделать.

Здравствуй, Георгий!

Извини, что снова приходится прибегать к эпистолярному жанру. Но я боюсь, что при нашей встрече всё, о чём я хочу тебе сказать, может не прозвучать из-за волнения моего сердца. Если ты ещё не понял, кто так вторгается в твою жизнь, разреши напомнить тебе об одном давнем знакомстве. Может, твоя память безвозвратно похоронила его под грузом прошедших лет, но, увы, с моей памятью этого не случилось. Это я, Вероника.

Действительно, кажется, что года пролетели, как одно мгновение. С того времени, когда мы познакомились в аэропорту, после нашего расставания прошло «сто лет одиночества». Но я помню все минуты, да что минуты секунды, которые мы провели вместе. И как я ни старалась потом, не смогла стереть память о них. Я много думала об этом. Много думала о тебе. И пришла к заключению, я тебя люблю. И это серьёзно. Можно даже сказать, это мой диагноз. И ещё можно дать определение данному диагнозу — хронический. Не переживай, ты не виноват в том, что такая взрослая женщина влюбилась в тебя, как глупая девчонка. Я помню, ты предупреждал, что я тебя выдумала. Тогда я не отнеслась к твоим словам серьёзно. Да и, что лукавить, в тот момент это мало бы что изменило.

Я всегда полностью ныряла в свои чувства и отношения, которые у меня возникали с мужчинами. Но после таких происшествий я обычно выныривала, чтобы глотнуть воздуха и успеть подумать, а хочу ли я ещё раз погрузиться в эту волну. И обычно я не хотела. С тобой произошло по-другому. С самого начала. Не буду препарировать наши отношения, ты и сам всё знаешь.

Наверное, ты в недоумении… Зачем я пишу тебе это письмо? Зачем я ворошу прошлое?

Я отвечу. Я хочу, чтобы ты знал, что в доме, из окна спальни которого виден лес и где луна была свидетелем наших свиданий, тебя по-прежнему очень любят и ждут. Я не могу без тебя, я чувствую, что начинаю опять сходить с ума. Ты мерещишься мне везде; в продавце из магазина Rimi, хоть он блондин; в таксисте, облепленном девчонками, желающими уехать в два часа ночи по домам после к салюта, посвящённого юбилею Риги. О тебе напоминают все обезьянки, игрушки в детских магазинах (ты же родился в Год обезьяны). Цифра тринадцать (дата твоего рождения) просто смеётся надо мной, будь это трамвай или номер на футбольных майках у спортсменов.

Я получаю от тебя привет, когда встречаю людей, несущих домой виноград (он входил в твой джентльменский набор, когда мы встречались, помнишь?). Я шалею от знакомой этикетки минеральной воды, которую мы с тобой пили, несясь по трассе на моей машине в Даугавпилс. Меня как будто бьёт электрическим током, когда я слышу твоё имя… а кошачьи свадьбы и твоя любимая песня «Мурка» заставляют мою память крошиться на осколки воспоминаний.

Ты везде, и я в клетке твоего присутствия. Помнишь наши телефонные разговоры о свободе?

Я кричала тебе о том, что ты в кипу жизненных обстоятельств никогда не будешь свободным. А я свободна! И ничто не помешает мне быть свободной всегда. Увы… я не свободна. И это письмо — акт капитуляции, иначе его не назовёшь. Я тебе уже писала о своём сне, где мы лежали в постели и я была у твоих ног. Я, как фрагмент пего, нашла удобное для себя положение и обнимала их с ощущением наивысшего счастья на земле.

Этот сон не выходит у меня из головы до сих пор. В его символике и есть вся правда. Я не знаю, на каком ты сейчас жизненном витке. Может быть, ты уже женат и счастлив. Допускаю, что ты готовишься стать отцом и ходишь со своей женой в женскую консультацию. А может быть, ты весь в очередных заморочках и вечерами, чтобы разрядиться, с удовольствием пьёшь виски у телевизора, пересматривая уже который раз свои любимые фильмы: «Четыре комнаты» Квентина Тарантино или «Красотку» с Ричардом Гиpoм и Джулией Робертс в главных ролях.

Допускаю всё, но тем не менее, оставляю за собой право пригласить тебя к себе. Я буду ждать тебя в каждый Новый год, в полночь, в качестве подарка. Выбрать год предоставляю тебе самому. Я буду ждать.

Это стихотворение, как и вся любовная лирика, о тебе. У любого поэта есть своя Муза. А у поэтесс должен быть свой «МУЗык». Так шутят в наших литературных кругах. Поэтому смирись с тем, что я тебя приватизировала. Ты моя собственность. Эфемерный, фантазийный, до бабочек в животе желанный и до безумия любимый. Не запрещай мне любить тебя, потому что ты — моя жизнь, ты — мои стихи, ты — мои картины. Ты — мой воздух и биение сердца.

Теперь мне понятны обращения в старинных письмах влюблённых: «Мой сердечный друг». Да, да, именно так я буду теперь называть тебя. Хотя у меня есть современный математический знак обращения к тебе — это F1. В латинской F спрятаны две русские буквы Г. Это твои имя и фамилия — Гордеев Георгий. Единица означает твой приоритет: ты для меня — единственный.

Вот такая у меня к тебе любовь. Я буду прощаться с тобой, мой милый друг, или F1, - как тебе больше нравится. Я буду ждать и писать тебе.

Глава 20

Время листало календарь, который висел на стене в кухне, Вероника безжалостно вырывала картинки легкомысленной рябины в снегу, жёлтых одуванчиков весны, розы палящего лета. Веронике удалось пройти «кастинг» на должность охранника. И теперь раз в три дня, загрузив свою спортивную сумку пастелью, альбомом и блокнотом для стихов, ранним жаворонком она неслась на остановку автобуса, В голове звучала строчка из мультфильма «Бременские музыканты»: «Ох, рано встаёт охрана!»

Опаздывать было нельзя, автобус ходил один раз в час, и подводить свою сменщицу было себе дороже. За опоздание пришлось бы платить из своего кармана. Работа была несложная поднимать шлагбаум для въезжающих легковушек с рабочими утром и для уезжающих в конце смены. В обязанности охраны входило открывать и закрывать большие ворота двух цехов. Вечером идти по цехам бетонного завода Веронике было жутковато. Озираясь, как вор, с большой связкой ключей, подгоняемая животным страхом, она старалась быстрее завершить этот ритуал окончания работы завода, чтобы потом закрыться в маленьком домике с камерами внутреннего наблюдения.

Разложив свои художественные заготовки для проведения бессонной ночи. Вероника начинала творить. Она не только рисовала, но и писала стихи. При этом каждый час она должна была звонить в центральный главный пункт охраны и произносить цифровой код. тем самым подтверждая, что дежурная не спит. А спать ой как хотелось, особенно под утро… Иной раз начальство приезжало с ночными проверками: всё ли в порядке…

Но ничего нет в жизни постоянного. Через три месяца завод, который она охраняла, приказал долго жить и обанкротился. Собирая свои вещи. Вероника перечитывала написанные здесь, на посту, поэтические строки — результат своих ночных бдений.

Было грустно покидать насиженное местечко, к которому Вероника успела привыкнуть. Однако экономический кризис, разразившийся в стране, не очень-то считался с привычками граждан и их желанием жить хорошо, в постоянном достатке. Получив расчёт, Вероника вернулась домой. Пересчитав заработанные деньги, она разложила их на столе и стала планировать своё дальнейшее существование. Зря, что ли, в университете обучалась?

Оказалось, средств хватало лишь на то, чтобы вернуть образовавшиеся долги, купить краски и холст, а также заполнить холодильник продуктами. За квартиру платили папа и старший сын, который учился и работал то барменом, то мастером по ремонту компьютеров. Сын не боялся работы. Вот только Веронику пугало питейное заведение. Она волновалась, что в баре сын может пристраститься к алкоголю. Но он успокоил: у хитроумного молодого бармена были заготовлены стопки с водой и чаем. На тот случай, если назойливый посетитель хотел выпить с ним водки или коньяку: «Я угощаю!»

Младший сын посещал техникум и вместе с другом потихоньку ремонтировал квартиру семьи. Дети незаметно для Вероники выросли, и на них уже можно было положиться, как на взрослых мужчин.

Вероника печаталась со своими стихами в альманахе и продолжала рисовать картины.

Осенью, в кризисное для невротиков и шизофреников вpeмя года. Вероника часто попадала в больницу. Она стала oтноситься к этому спокойнее и со смехом называла такие свои отлучки из дома «осенним призывом».

Сыновьям она строго-настрого запретила посещать её. Веронику навещали с завидной регулярностью её свекровь и папа. Однажды, когда Вероника дремала после обеда, дверь отворила медсестра и позвала её в коридор. Тихо шепнула:

— Там к тебе мужчина пришёл с большим пакетом. Твой, наверное.

Вероника замерла от неожиданности. Сердце бешено заколотилось в груди. «Гоша! — прозвучало в голове любимое имя. — Пришёл!» И вместо того, чтобы бежать в комнату ожидания, Вероника открыла тумбочку, достала зеркальце и помаду, торопливо расчесала волосы и стремительно отправилась на встречу к визитёру.

На стуле спиной к ней сидел мужчина.

— Гоша, это ты? — охрипшим от волнения голосом обратилась к нему.

— Нет. Вероничка, это я. Митя, твой муж, — проговорил скороговоркой, поворачиваясь к ней, бывший супруг. Вот кого она не ожидала здесь увидеть, так это его.

Вручив пакет с фруктами, Дмитрий спросил с интересом, озираясь по сторонам:

— А погулять тебя со мной выпустят?

С такой охраной — без вопросов, — ухмыльнулась Вероника.

Они вышли во двор. Молча сделали два круга по территории клиники.

— А что с Анитой Францевной случилось? Я её ждала.

— Мама плохо себя чувствует, вот меня попросила — ответил бывший.

— Митя, я тебя сейчас провожу к воротам и прошу больше не приходить.

— Хорошо, как скажешь.

Вернувшись после прогулки в палату, Вероника легла, свернувшись калачиком на кровати, и тихонько заплакала. Слёзы горошинками катились по щекам. От обиды за себя, за Митю, хоть он ни в чём не был виноват, за Гошу, который тоже не был виноват, что завёл себе другую.

Наплакавшись вволю, Вероника утёрла ладошкой слёзы и решила, что плачет по своей неудачной судьбе последний раз. Надо выходить из состояния жертвы и становиться личностью, которая способна добиваться своих целей не только в мечтах, но и на деле.

И если оценить всё, что с ней произошло с уходом Гоши, так это надо ещё крепко подумать, кому из них двоих повезло. Из влюблённой, растворяющейся в мужчине наивной девушки Вероника трансформировалась в самодостаточную женщину. Стресс пробудил в ней способности, о которых она никогда не задумывалась серьёзно. Она поэтесса и художница. В узких кругах её уже признали. Дело за малым: надо, чтобы эти круги расширялись. Она обязана не опускать руки, собрать всю волю в кулак и продолжать преодолевать барьеры на беговых дорожках жизни. Вселенная дала ей шанс оставить свой след на Земле, добавить новую веточку творца на родовом дереве, а может, даже изменить программу для потомков в выборе их предназначения. Да, жизнь имеет белые и чёрные полосы, но иногда чёрная полоса является взлётной.

Письма… Надо заканчивать их писать. Они — привязка к прошлому, к человеку, которому безразлично её существование. Конечно. Гоша был все эти годы причиной поэтического взрыва в её голове. Иллюзия истинных чувств, настоящей любви…

Так Вероника воспринимала теперь своё нездоровое залипание на Гоше. Но всё-таки что делать с письмами, с этим эпистолярным романом?

Тетрадь с любовными посланиями была практически заполнена. Оставалось несколько чистых листочков, Вероника решила написать последнее письмо и передать тетрадь Гошиной маме, так как другого адреса она не знала.

Не откладывая своё решение, Вероника присела на кресло у журнального столика в коридоре. Открыла тетрадь и начала писать…

Привет, мой дорогой F1!

Привет, привет, снова с приветом — это я. Если ты читаешь эти строки, значит, я всё-таки решилась отправить эту тетрадку, хронику своей безумной любви к тебе. Решилась, потому что чувствую, что вправе так много не молчать о своих чувствах к тебе. Писать письма, не отправляя их адресату, всякий раз читать и перечитывать их, оценивая свои послания каждый раз по-новому. Почему? Ответ лежит на поверхности: я просто боюсь потерять в твоих глазах наличие острого ума, которым я обладала, как мне кажется, раньше, и ещё присутствие, чтоб ей пусто было, гордости и всяких условностей, которые нам привили в юности в качестве аксиом и всяких догм «как надо».

Всё это, как показала моя жизнь, не работает. А надо без лжи, без хитрости и лицемерия. Надо без двойных стандартов и ханжества. Надо признавать то, что в тебе бурлит, кипит и фонтанирует! Я как один из гейзеров Камчатки в своих импульсах бесконечной любви к тебе. Я пыталась контролировать чувства, однако они умудрились заполнить и эту тетрадь, и семь дневников моей жизни без тебя, но с тобой в сердце, и целую коробку исписанных блокнотов с рифмованными строками.

Мне так хочется, чтобы мы встретились и почитали их вместе, при тысячи и одной свечи моего ожидания. Наверное, всё это тебе напоминает о сказках Шахерезады. Я мечтаю, скучаю, творю, ожидаю.

Я благодарна тебе за свою трансформацию. Я стала другой. Я, которая всегда чётко разбиралась с цифрами, став творческой личностью, даю обмануть себя на рынке как замороженная камбала, не способна пересчитать сдачу.

Это письмо будет коротким, потому что я знаю теперь, сколько стоит время. Время бьёт молоточком ритмичного хода стрелок, и кажется, что я слышу, как оно шепчет мне: «Слеши». И я ускоряюсь, чтобы успеть написать, успеть нарисовать, успеть напечатать. Я тороплюсь жить.

У меня есть мотивация и есть стратегия по достижению своей цели. Я рисую картины для детей. Они классные. И дети, и родители в восторге. Работаю под заказ с теми из них, которые думают об эмоциональном восприятии своих чад и не жалеют для них денег. Сегодня отдаю свои работы друзьям — они их повесят в детских комнатах, а это уже рекламная акция.

Думаю, к Новому году сделаю выставку-продажу. Планы грандиозные. Я хочу, чтобы ты тоже был на выставке. Я пришлю тебе приглашение. Нет ничего лучше на Новый год, чем подарить детям сказку на стене, напротив их кроватки. Цветной, сверкающий кусочек солнца. Буду делать картины и вкладывать в них безграничную любовь к миру. Я буквально буду сцеживать её со своих пальцев. Пусть дети видят и ощущают лучи этого чувства. Я буду признаваться тебе в любви каждым мазком, каждой бусинкой и бисером. Буду клеить разбитое, молиться заветному, помнить то светлое и единственное, что пришло в мою жизнь с тобой, моё Солнце!

Целую и прощаюсь.

Твоя Вероника.

Глава 21

Через две недели Веронику выписали. Она вернулась домой с большими планами на будущее. Пришло время для издания сборника стихов. А дальше — больше. Она замахнулась на персональную выставку. Но чтобы всё это осуществить надо было начать с изменений в себе. В больнице кормили кашами, и Вероника округлилась, как колобок. Собрав всю волю в кулак, она начала заниматься пробежками по утрам. Ей было нескучно потому, что со свойственной ей самоиронией она разговаривала со своим телом; «Ну что, коровушка и нагулянные килограммы, вы готовы на пробежку? Вперёд!»

В дневнике она записала красным фломастером: «Я стала бегать. Мои килограммы бегут со мной, и я от них никак не оторвусь. У меня слабый рывок. Они, как результат несбалансированного литания, прилипли ко мне и обнимают меня прямо-таки по-родственному. А как иначе — всё своё ношу с собой».

Книга при этом печаталась, а картины оформлялись в рамочной мастерской. Все мечты были весьма затратные. Хорошо, что нашёлся щедрый спонсор в лице папы. Ведь чтобы выпустить книгу, нужно было оплатить её издание. А чтобы сделать персональную выставку, нужно было арендовать помещение.

Начались регулярные прогулки по Риге с посещением галерей. Каталога своих работ у Вероники не было, поэтому приходилось носить с собой папку с рисунками.

Девушка смело открывала двери картинных галерей города и непринуждённо заводила разговор о возможности своей персональной выставки. При этом демонстрировала содержимое папки. Чего только она ни наслушалась в качестве вежливого отказа!

В результате неудачных попыток поиска помещения Вероника поняла, что без знакомств и протекции будет непросто.

Через неделю она прогуливалась в скверике в «Старушке», где местные художники продавали свои картины иностранным туристам. Место называлось Стена потому, что картины развешивались на бетонной стене, обрамляющей часть скверика.

Привлечённая работами одного художника. Вероника подошла к стене, чтобы рассмотреть их поближе. Думая, что она потенциальный покупатель, к ней сразу подошёл продавец. Импозантный, с густой гривой кучерявых волос, со стаканчиком кофе в руке, он обратился к Веронике по-английски: что её заинтересовало из его работ больше всего?

— Можно по-русски, — улыбнулась девушка, польщённая тем, что её принимают за иностранку.

Они разговорились. Вероника призналась, что она тоже художница, но начинающая, и что её привлекли нежные акварели Старой Риги. Разглядывая одну из них, пообещала купить её, если удастся на персональной выставке продать хоть что-то из работ. Мужчина поинтересовался, где и когда она состоится.

— Пока сама не знаю, ищу помещение, — вздохнула Вероника.

— Тогда вы обратились по адресу. Я курирую одну галерею, тут недалеко. И с радостью могу её вам показать.

Так неожиданно Бог послал ей встречу, которая решила её проблему с проведением персональной выставки. Одна задача была решена.

Что до второй задачи, то книга уже была сдана в типографию. Вероника долго ломала голову, как её назвать. И, в конце концов, решение пришло само по себе. Она вспомнила, как гуляла зимой, когда отдыхала в санатории, и наткнулась на застывший в морозном дне пустующий парк аттракционов. Качели и карусель чуть постанывали на металлических цепях, как будто делились между собой воспоминаниями о летних деньках, когда стояли очереди, чтобы прокатиться на них. Ассоциируя одиночество в своей жизни с пустующим парком, девушка придумала название сборника. ««Карусель чувств» — так будет называться моя первая книга стихов», — решила Вероника. И обложку она нарисует сама.

Проблемы, кажется, решались. И пришло время подумать о том, как передать Гоше тетрадь с письмами. Доверять подругам ока не хотела. Всё должно было оставаться в тайне. Где Георгий живёт. Вероника не знала. Значит, у неё оставался один шанс — навестить его маму. Через справочную она давно узнала адрес. Когда-то Вероника работала младшим научным сотрудником при паспортном отделе МВД. Тут и пригодились старые связи. Помогли ей.

Девушка побаивалась встречи с Гошиной мамой. Ещё раньше, в больнице, когда звонила в поисках любимого, почувствовала непростой, властный характер женщины. Да и Гоша говорил о том, что мать не в восторге от его выбора: женщина с двумя детьми — большая обуза. «Неизвестно. какой у них генофонд… Не боишься, что, когда они вырастут, морду тебе будут бить?» — как-то выпив лишнего, передал слова своей мамы Георгий. Веронику его откровения задели и обидели. Она поняла одно: возлюбленный очень близок со своей мамой и всё ей рассказывает. И когда однажды Гоша принёс с собой мясной пирог от Александры Васильевны (так звали его мать), Вероника сочинила тут же язвительное объявление: «Отдам своего золотого сыночка в хорошие, добрые руки девушке, если она испечёт ему такой же мясной пирог, рецепт которого я ей под пытками не скажу».

И вот теперь Веронике нужно было встретиться с этой женщиной. Она подошла к зеркалу и внимательно вгляделась в своё отражение. Да, не девочка смотрела на неё из «Зазеркалья». Это её расстроило, но неожиданно навело на мысль, как должна пройти встреча с Гошиной мамой. Не зря Вероника мечтала стать актрисой. Именно сейчас ей предоставляется эта возможность, и она не упустит свой шанс.

Первое — это грим. Необходимо было превратиться в лихую и разбитную девицу. Полчаса ей понадобилось, чтобы сделать макияж с агрессивной раскраской. Вишенкой на торте стала бусинка, которую Вероника наклеила на крыло носа. Слава Богу, универсальный клей у неё был. Потом в ход пошёл парик с чёрными волосами. Джинсовая короткая юбка. С молодёжной курточкой и кепка, надетая на голову козырьком назад, дополнили безбашенный образ. Темные очки скрыли мимические морщинки, а сапожки на тракторной подошве как нельзя кстати пригодились для маскарада.

Теперь необходимо было продумать сценарий встречи и текст. Это было самое важное, чтобы не провалить моноспектакль. Вероника уважала грамотный литературный язык общения, но в данной ситуации необходимо было использовать жаргонные словечки и уличную речь незрелой молодёжи. Вероника понимала, что в основном будет действовать, как говорят, по ходу пьесы. Она надеялась на свою интуицию и спонтанность. Положив тетрадку в пакет и бросив в него шоколадку в качестве реквизита, она распечатала жвачку и отправила её в рот. Оставшись довольной созданным перевоплощением, Вероника вышла на улицу.

Уже через час она стояла перед дверью квартиры, где жила Александра Васильевна. Сердце Вероники бешено колотилось. Достав из сумочки зеркальце, она взглянула на себя. Затем чуть дрожащим указательным пальцем нажала на звонок. Ждать ей пришлось недолго, она услышала звук открываемого замка. Ещё мгновение — и дверь распахнулась. В проёме Вероника увидела женщину в халате и домашних тапочках. Где-то в глубине квартиры был слышен звук телевизора. Женщина вопросительно уставилась на Веронику карими глазами.

— Вам кого? — спросила она грудным голосом.

— Мамаша, вас зовут Александра Васильевна? — жуя жвачку и играя роль наглой пацанки, ответила вопросом на вопрос Вероника.

— Да, это я. А ты кто такая? — с агрессией, в лоб поинтересовалась Гошина мама.

— Неважно, кто я. Меня просили передать вам пакет, чтобы вы отдали своему сынку. Георгий же ваш сын?

— Кто просил передать? — как следователь, допытывалась Александра Васильевна.

— Одна девушка, с которой я столкнулась у подъезда. Она вас почему-то боится и поэтому попросила меня подняться к вам и передать пакет.

— А ты сама где живёшь? Из какой ты квартиры? — продолжался допрос с пристрастием.

— Да что вы ко мне прикапываетесь?! Я живу на четвёртом этаже. Меня попросили, я выполняю. Лучше подумайте, почему вас люди боятся? — войдя в роль, наехала на свою несостоявшуюся свекровь Вероника.

— Что-то я тебя здесь раньше не видела. Я в своём подъезде всех знаю, — не сдавалась бывшая журналистка.

— Значит, не всех, — нагло улыбаясь, брала реванш девушка за все свои унижения во время редкого общения по телефону с этой женщиной.

— Ну, ты наглая! — с нажимом произнесла Александра Васильевна.

— Какая родилась! Да, чуть не забыла. Мне за мою доброту шоколадку обещали. Дайте-ка пакет. — Вырвав его из рук обалдевшей Александры Васильевны, Вероника достала плитку шоколада. Помахала ею перед лицом Гошиной мамы, всучила ей пакет с тетрадкой. Развернулась и, не дожидаясь лифта, вприпрыжку стала спускаться по лестнице.

Она слышала, как хлопнула дверь на седьмом этаже, где когда-то жил Георгий. И только потом остановилась, переводя дух от разыгранного спектакля. Облокотившись о перила, девушка сняла тёмные очки и машинально развернула шоколадку.

Она заслужила съесть кусочек, празднуя свой бенефис. В голове победно звучало: «Yes, Вероника! Yes!»

Глава 22

Следующий день Вероника провела в ожидании известий от Гоши. Нет, она не сидела у телефона в бездействии. Наоборот, от неё требовалось больших усилий для осуществления задуманных важных планов.

Месяц назад она встречалась со своей подругой юности, тоже художницей, Инарой. Разговор зашёл о творчестве, заработках художников, о трудностях стать знаменитой и успешно продавать картины на родине…

— В моих планах покорить Европу, Москву. Наша маленькая страна — это не тот формат, — откровенничала Инара.

— Знаешь, у меня комплекс самозванца. Я брала только частные уроки, художественную академию не кончала. И, в процессе поиска галереи, которая бы заинтересовалась моими работами, столкнулась с тем, что в первую очередь хотят видеть не мои картины, а мой диплом, — вздыхая, посетовала на свою неудачливую творческую долю Вероника.

— Да, я в курсе. У нас надо (в большинстве случаев) умереть, чтобы стать знаменитой. Как говорят: «Нет пророка в своём отечестве». Когда я участвовала в выставке в Москве, проходившей в Манеже, я настояла, чтобы фоном для картин была чёрная ткань. Ты не представляешь, какой это был удачный пиар-ход. Многих посетителей как магнитом тянуло задержаться у моего модуля. Некоторые открыто интересовались: «А автор этих картин уже умер?» — «Нет, художница вышла покурить!» — отвечала с иронией моя коллега.

— Да, и смех и грех, — улыбнулась Вероника.

— Слушай, дорогая, я могу тебе помочь в твоем продвижении. У меня хотели взять интервью для одного журнала. Я отказалась. Как я тебе говорила, не мой формат. Хочешь, я поговорю с журналисткой о тебе? Перед выставкой это не лишнее — сотрясти воздух нашего старинного города новым именем!

— Я была бы тебе благодарна! — взволнованно ответила Вероника.

Инара сдержала своё слово. Именно сегодня должна была состояться встреча Вероники с журналисткой. Она немного нервничала и поэтому заранее сама написала в вольном стиле свою автобиографию. Это облегчило бы работу обеим, чтобы гладко прошло интервью. Ровно в назначенное время Дана (так звали журналистку) позвонила в домофон. Вероника нажала кнопку «открыть», тем самым разрешив масс-медиа сделать из неё публичную личность.

Приветливая хозяйка принесла с кухни чашки с кофе, тарелочки с пирожными, фрукты. Тем временем Дана достала диктофон и спросила разрешения включить его.

— Конечно, можно. Только у меня просьба: давайте превратим интервью е задушевную беседу двух подруг. Я заранее подготовила для вас текст о себе в формате вашего журнала.

— Отлично, можно взглянуть? — спросила журналистка.

— Конечно, — ответила Вероника, передавая ей два листка.

— Когда статья будет готова к печати, я пришлю вам черновик. А теперь будем болтать, пить кофе и вы почитаете мне свои стихи и покажете картины. Хорошо?

— Хорошо. Только у меня один вопрос к вам, Дана. Как предварительно вы планируете назвать статью?

— Я буду писать, кроме вас, ещё о двух творческих женщинах и планирую назвать статью «Цветочная проснулась ваза и выплеснула свой хрусталь…»

— Очень красиво, если не сказать, что это ещё и поэтично, — не скрывая своего восхищения, произнесла Вероника.

— Мне приятно, что мы с вами на одной волне.

Через полтора часа Вероника проводила журналистку.

Когда закрывала дверь, зазвонил телефон. Это была Гошина мама — так она представилась.

— Вы передали тетрадь вашему сыну? — без обиняков задала вопрос Вероника.

— Нет. И на это есть убедительная причина. Моего Георгия… убили два года назад. Об этом писали в газетах. Ты не знала? Нам надо встретиться, и я покажу тебе его могилу.

Казалось, в этот миг мир рухнул. Глаза Вероники наполнились слезами. Голос предательски дрожал, когда она договаривалась о встрече с Александрой Васильевной. Положив трубку телефона, девушка дала волю слезам. Она с трудом приняла страшное известие о Гошиной гибели. И. как обычно это бывало в стрессовых ситуациях, мысли Вероники стали складываться в рифмы.

Дописав стихотворение. Вероника, как раненая волчица, стала метаться по квартире. Её разум сопротивлялся верить в гибель любимого человека. Она хотела веских доказательств его смерти. Мысли гнали её на кладбище, и Вероника, долго не раздумывая, быстро собралась и выбежала из дома.

Уже смеркалось, когда она через главные ворота заходила на территорию кладбища. В церкви шла вечерняя служба, и двери её были приоткрыты.

Из домика-пристройки вышла пожилая женщина.

— Извините, вы здесь служите? — взволнованно обратилась к ней Вероника.

— Да, я веду бухгалтерию прихода, — ответила та, удивлённо глядя на девушку.

— Вы можете мне помочь? Мне надо узнать, где похоронен один человек. Очень близкий мне.

— Давайте зайдём внутрь. Я посмотрю записи. Вы знаете дату смерти?

— Да, это случилось два года назад.

Они зашли в деревянную пристройку храма. Там было темно и сыро. Женщина включила свет, и тусклая лампочка высветила полки со стопками папок. Достав одну из них, она стала искать нужную бумагу. Вероника внимательно всматривалась в списки умерших.

— Вот он, — выдохнула девушка, указывая на Гошину фамилию.

— Это недалеко, вы найдёте его могилу, — участливо промолвила женщина и назвала сектор захоронения.

Поблагодарив, Вероника, опечаленная и подавленная, медленно побрела по тропинке. Долго бродила между могил, искала нужный сектор.

Не найдя Гошину могилу, она присела на скамейку у безымянного креста. В её сумочке лежали бусинки и цветочные украшения для детских картин. Сейчас они ей очень пригодились. Украсив этот замшелый и прогнивший крест мишурой, Вероника достала тетрадь и стала лихорадочно писать. Это были новые стихи-экспромт, крик её израненной души.

Находясь в плену эмоций, Вероника не заметила, как потемнело небо и зарядил мелкий дождик. Он сопереживал горю девушки, роняя вместе с ней свои слёзы. Вечер опустился на кладбищенские кресты. Веронике стало жутко находиться одной на погосте, и она направилась в сторону ворот. В голове взрывами строк создавалось очередное стихотворение…

Ночью Веронике не слалось. Мысли крутились в голове, сменяя друг друга. Два года она писала письма… похороненному любимому. Она верила, что они встретятся. Мечтала о том, как Гоша порадуется её успехам в поэзии и живописи. Ведь, если бы не любовь Вероники к нему, если бы не желание доказать, что она самая лучшая для него, — никаких достижений бы не было.

Сколько раз она отпускала любимого, но безответная любовь, как привязка нечистой сипы, цепью сковывала их вместе. Вероника понимала, что она стала узником своего прошлого. Но в эту ночь пришло осознание того, что её любовь была кармическим уроком, а не пожизненным приговором.

Глава 23

Они стояли вместе у памятника, на мраморе которого был выбит портрет, дата рождения и смерти Георгия. Две женщины — его мать и Вероника. Обеим он был дорог, хотя и по-разному. Раньше женщин объединяло одно — их любовь была безусловной. Жил Гоша — были ревнивыми соперницами, а когда смерть забрала его — женщин объединило общее горе. Для Александры Васильевны с уходом сына жизнь потеряла смысл. Для Вероники рассыпался мир её иллюзий.

— Вот, девочка, теперь ты знаешь, где лежит Гоша, — тихо сказала Александра Васильевна и осенила себя крестом.

— Как это случилось? — спросила Вероника.

— Я тебе всё расскажу. Пойдём в кафе, здесь недалеко. Заодно помянем его душеньку.

Вероника не помнила, как они дошли до кафе. Как заказали кагор и скромные бутерброды. Словно сквозь туман до неё долетали отдельные слова, из которых складывалась страшная картина смерти любимого.

«Заказное убийство», — отпечаталось в голове.

— Вероника, ты слышишь меня? — тронув за руку, спросила Гошина мама.

— Да, да. Я слушаю, — ответила девушка.

— Скажи мне, ты не знаешь, был ли у Гоши ребёнок? Такой молодой ушёл и не оставил потомства. Я знаю, что ты хотела ему родить. Это я виновата, что вы разошлись. Я его отговорила, дура старая. Если бы он был с тобой, то ничего бы этого не случилось. — По лицу матери покатились слёзы. — Не стало моего любимого мальчика…

— Ну что вы, Александра Васильевна! Ваш сын сейчас с небес наблюдает нашу встречу. Уверена, он рад тому, что мы теперь вместе, — участливо обнимая за плечи плачущую женщину, шептала Вероника.

— Ты звони мне, доченька. Будем вместе ходить на могилку, — вытирая салфеткой слёзы, промолвила Гошина мама.

Выйдя из кафе, они обнялись на прощание. Только зайдя в свою квартиру, Вероника дала волю слезам. Дома никого не было, и она включила приёмник, чтобы соседи не слышали её громких рыданий. Потом опять в голову пришли стихи. Вероника, зажимая ладонью рот, судорожно начала записывать их.

Шатаясь, как раненая волчица, девушка поплелась на кухню, держа карандаш и бумагу наготове. Наполнив стакан водой, жадными глотками выпила её. И, предчувствуя чеканку новых рифм, села за стол.

Записав это стихотворение. Вероника задумалась о своей жизни, истории сложных любовных отношений с Гошей. О том, что они так и не встретились после долгой разлуки. О том, что точку её любви поставила сама судьба. И поставила её на могильной плите, выбив на чёрном мраморе дату смерти.

В голове как карусель промчались годы её испытаний. Ничего не происходит случайно. И встреча с Георгием — тому подтверждение. Если бы в жизни Вероники не появился он, она бы продолжала жить с закрытыми глазами, не понимая глубоко, в чём смысл её жизни. Ходила бы на нелюбимую работу, встречала и провожала бы «транзитных» попутчиков, скрашивая своё одиночество. Она никогда бы не почувствовала радость вдохновения, одержимость идеями, пьянящий воздух свободы. Только сейчас она поняла, что благодаря Гоше пробудилась. Их отношения были кармические. Они были даны друг другу для прохождения уроков, для трансформации самих себя в лучшую версию. Фридрих Ницше писал: «То, что нас не убивает, делает нас сильнее». Вероника почувствовала это на себе. Если бы не её безграничная любовь, она никогда бы не превратилась из гусеницы в бабочку. Она научилась летать, видеть прекрасное в малом, создавать это прекрасное. Она стала свободным художником.

— Жизнь продолжается, Вероника! — услышала она опять голос. — Поверь в себя и иди вперёд. Там тебя ждёт преодоление и взятие новых вершин. Ты любишь Ницше? Тогда слушай его: «Нет прекрасной поверхности без ужасной глубины». Мы верим в тебя. И в тебя верят духи твоего рода. Доверься нам, девочка! Будет нелегко. Ты столкнёшься с завистью и интригами, с оговорами и предательством. Иди с гордо поднятой головой, и вся грязь будет отваливаться от тебя. Ты справишься, и впереди тебя ждёт победа. Так написано в «Хрониках Акаши. Книге Жизни». Всё предопределено. «Никто не может построить тебе мост, по которому именно ты сумеешь перейти через жизненный поток, — никто, кроме тебя самого».

Голос перестал звучать в голове у девушки. Но неожиданно рука потянулась к листочку бумаги, чтобы писать.

Вероника закончила писать, подошла к окну и открыла его. Она устремила свой взгляд к небу. Перистые облака, словно нарисованные мазками белой краски, напоминали крылья ангелов. Очарованной этой волшебной картиной женщине захотелось тоже летать над землёй. Закрыв глаза, она подставила своё лицо порыву ветра. Вероника как будто проходила обряд инициации, впуская ветер перемен в свою жизнь. Она готова была её продолжить, несмотря ни на что. В голове опять прозвучало победное: «YES, Вероника! YES!»

Март 2023 г.,

Рига

Лариса Борисовна Эвина — латвийский поэт, прозаик и художник.

Окончила экономический факультет ЛГУ. Первый творческий опыт получила, занимаясь в литературной творческой мастерской «Русло» («Русское слово»). С 2002 года стала публиковаться в литературно-художественных альманахах «Русло», журналах «Русло» и «Балтика», принимать участие в художественных выставках в Латвии. В 2008 году выпустила поэтический сборник «Карусель чувств».

В 2009-м была принята в члены Русской писательской организации Латвии.

В 2020 году вышла в свет вторая книга стихов «Игра или иллюзия».

Пробует себя в написании прозаических произведений. «Вероника. Исповедь влюблённой» — первая серьёзная попытка в освоении такого жанра, как роман.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Оглавление

Лариса Борисовна Эвина Вероника. Исповедь влюблённой

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23