Русская кампания Наполеона: последний акт (декабрь 1812 г. – январь 1813 г.) (fb2)

- Русская кампания Наполеона: последний акт (декабрь 1812 г. – январь 1813 г.) 3744K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Николаевич Земцов

Владимир Николаевич Земцов
Русская кампания Наполеона: последний акт
(декабрь 1812 г. – январь 1813 г.)

* * *

© Земцов В. Н, 2024

© Политическая энциклопедия, 2024

Введение

Высочайшим манифестом 25 декабря 1812 г. (6 января 1813 г.)^[1] российский император Александр I возвестил об освобождении России от нашествия неприятельского. Отечественная война 1812 г. была завершена. Однако военные действия продолжались. Для армии Наполеона продолжалась и русская кампания, перешедшая постепенно в немецкую кампанию 1813 г. Эти последние недели 1812 г. и первый месяц 1813 г. во многом предрешили все последующие события, завершившие в конечном итоге всю эпоху наполеоновских войн.

Нельзя сказать, что период рубежа 1812–1813 гг. был оставлен историками без внимания. В зарубежной историографии к нему специально обращались французские историки Ж. Шамбре^[2], Л. А. Тьер^[3], Ж. д'Юссель^[4], Ф. Ребуль^[5], австрийские и немецкие авторы В. Геблер^[6], Л. Вельден^[7], И. – Г. Дройзен^[8], польский историк М. Кукель^[9], украинский исследователь В. Ададуров^[10] и другие.

В отечественной историографии укажем на работы Д. П. Бутурлина^[11], А. И. Михайловского-Данилевского^[12], М. И. Богдановича^[13], К. А. Военского^[14], герцога Г. Лейхтенбергского^[15], В. Е. Жамова^[16], Е. В. Тарле^[17], А. И. Попова^[18], К. Б. Жучкова^[19] и А. И. Сапожникова^[20]. Но вместе с тем никто из отечественных авторов (за исключением Е. В. Тарле^[21]) более чем за 200 лет, в отличие от зарубежных историков, непосредственно не обращался к документальным сокровищам, находящимся во французских и австрийских архивохранилищах.

Большие коллекции документов последних месяцев русской кампании сосредоточены в Национальном архиве (Париж; Нант)^[22], в Архиве Исторической службы Министерства обороны Франции (Париж)^[23], в Военном архиве^[24] и в Дворцовом, Домашнем и Государственном архиве Австрии (Вена)^[25]. Часть этих документов была опубликована^[26] и введена в научный оборот французскими, австрийскими, немецкими, польскими и украинскими историками в XIX – начале XXI в. Однако, несмотря на это, и зарубежные авторы далеко не полностью исчерпали потенциал французских и австрийских архивохранилищ применительно к рассматриваемой тематике.

Наше обращение к последним месяцам русской кампании Наполеона, в ходе которых определялись перспективы дальнейшей борьбы за Европу, основано как на проработке ранее опубликованных, так и на впервые вводимых в научный оборот документах из французских и австрийских архивов. Это позволит, как мы полагаем, более убедительно, чем это делалось ранее, реконструировать ход событий завершающего этапа русской кампании Наполеона, уточнить его последствия как для Великой армии, так и для общих перспектив борьбы европейских сил в 1813 г.

В основу нашего исследовательского метода, как и ранее, положен принцип максимально детализированного воспроизведения разноплановых факторов (от политического контекста до погодных условий и состояния здоровья ключевых участников событий), предопределивших в своей совокупности конечный исход гигантской борьбы, развернувшейся в конце 1812 – начале 1813 г. Убедительность подобной картины основывается на привлечении большого массива разнообразных источников, на их взаимной перепроверке и на последовательном их сопоставлении в жесткой хронологической последовательности.

Автор приносит глубочайшую благодарность Российскому научному фонду, предоставившему возможность завершить начатую ранее работу; моим коллегам по Институту общественных наук Уральского государственного педагогического университета и департаменту «Исторический факультет» Уральского гуманитарного института Уральского федерального университета; сотрудникам Национального архива Франции; Исторической службы Министерства обороны Франции; Архива Министерства иностранных дел Франции; Дворцового, Домашнего и Государственного архива и Военного архива Австрии; Национальной библиотеки Уэльса (г. Аберистуит); библиотеки Уэльского университета Тринити – Сент-Дэвидс (г. Лампетер, Уэльс, Великобритания); моим российским друзьям и коллегам, изучающим 1812 год и историю Франции: В. М. Безотосному А. В. Гладышеву, А. И. Голотиной, О. С. Даниловой, Е. А. Назарян, А. В. Овсянникову, А. А. Смирнову, О. В. Соколову, С. Н. Хомченко, А. В. Чудинову; особую признательность выражаю А. А. Постниковой, совместно с которой был пройден немалый путь в постижении событий русской кампании Наполеона; зарубежным историкам В. Ададурову, Т. Ленцу, А. М. Лукашевичу, Ж. Д. Поли, М. – П. Рей, Н. Робертсу П. Хиксу а также безвременно ушедшим от нас, но часто мною вспоминаемым Д. Чандлеру и Ф. Бокуру Хочу выразить признательность друзьям по Екатеринбургскому военно-историческому клубу «Горный щит», с неподдельным интересом в течение многих лет следившим за моими изысканиями. Признателен моей семье, проявлявшей многие годы терпение по отношению к моим историческим увлечениям.

Отдельно хочу произнести слова благодарности безвременно ушедшему от нас А. И. Попову, чей энтузиазм ученого много лет вдохновлял и продолжает вдохновлять меня и моих друзей на поиск истины.

Глава 1
Последние дни великой армии в России
(5–13 декабря 1812 г.)

3 декабря 1812 г., в середине дня, находясь в Молодечно, Наполеон объявил о своем решении оставить армию и отправиться во Францию. Начальник Главного штаба маршал Л. А. Бертье попытался воспрепятствовать такому решению. Помимо того, что начальник Главного штаба хорошо осознавал последствия подобного шага императора для отступавшей и таявшей на глазах армии, он был возмущен еще и тем, что Наполеон не имел намерения брать его с собой, оставляя при войсках. Поведение Бертье вызвало гнев Наполеона. На следующий день маршалу пришлось смириться со своей участью^[27].

К ночи на 4 декабря Наполеон обсудил с обер-шталмейстером А. О. Л. Коленкуром (сведений о том, что своими размышлениями на этот счет император поделился и с начальником Главного штаба, нет) вопрос, кому он должен передать командование армией – командиру IV армейского корпуса вице-королю Италии Э. Богарне или командиру резервной кавалерии королю Неаполитанскому И. Мюрату Несмотря на аргументы Коленкура в пользу вице-короля, Наполеон отдал предпочтение Мюрату, чьи «ранг, и возраст, и репутация должны будут внушать больше почтения маршалам, а его известная всем храбрость тоже кое-что значит, когда имеешь дело с русскими»^[28].

В 4 часа утра 4 декабря Наполеон уже диктовал приказы Бертье в отношении дальнейшего продвижения армии и обеспечения ее продовольствием^[29]. Прибыв во второй половине дня 4 декабря из Молодечно в Беницу, Наполеон продолжил отдавать через Бертье приказы на движение войск^[30].

С утра 5 декабря Наполеон отдал ряд приказов в преддверии своего отъезда из армии. Прежде всего был подготовлен текст декрета, согласно пункту 1 которого король Неаполитанский в период отсутствия императора назначался командующим Великой армией. Второй пункт гласил, что военный министр обязан выполнять положения настоящего декрета и адресоваться к начальнику Главного штаба^[31]. Этот декрет Бертье предписывалось обнародовать приказом по армии через 2 или 3 дня после отъезда императора. При этом надлежало распустить слух, что император отправился в Варшаву. Через 5 или 6 дней, смотря по обстоятельствам, король Неаполитанский должен будет сообщить армии об отъезде императора в Париж^[32].

Наполеон подготовил для Бертье и своего рода инструкцию по общей организации армии^[33]. Краткий приказ, набросанный от руки, он отдал непосредственно для Бертье. Следовало собрать армию в Вильно^[34] и разместить ее на зимних квартирах^[35].

К вечеру 5 декабря, часов в 7, начался обед императора с генералитетом. Наполеон излучал уверенность в благополучном окончании кампании и восстановлении боеспособности Великой армии^[36]. В 10 часов вечера совещание было закончено. Наполеон встал из-за стола, пожал всем руки, поцеловал, сел в карету вместе с Коленкуром и покинул Сморгонь^[37]. Термометр показывал 21 градус по Реомюру^[38].

В 7 часов утра 6 декабря^[39] основные части армии двинулись из Сморгони и к 4 часам дня прибыли в Ошмяны. Холод все усиливался. Если 5 декабря термометр опустился до 20 градусов ниже 0 по Реомюру то 6-го было уже 24 градуса. 7-го будет 26 градусов!^[40] Бертье в письме к императору сообщал, что люди и лошади сильнейшим образом страдают от холода. По дороге встречается множество препятствий, которые затрудняют марш артиллерии и из-за которых потеряно несколько повозок. Хотя командовавший IX армейским корпусом маршал Виктор (К. В. Перрен) еще сохранил достаточно много кавалерии, несколько полков пехоты и орудий, численность его арьергарда уменьшилась до 1000 или 1200 бойцов. Число больных значительно увеличилось. В тот день было роздано примерно 20 тыс. рационов, включая хлеб и муку; 10 тыс. из них достались гвардии, остальные были распределены по другим частям армии. Неприятельская кавалерия, которая показалась к вечеру 5-го, множество раз атаковала^[41].

Главная квартира 6 декабря вслед за императором одновременно с войсками двигалась из Белицы в Ошмяны. Прибыв в Ошмяны, по его словам, в 3 часа дня^[42], Мюрат отдал Бертье ряд приказов – о переходе 34-й пехотной дивизии, которой надлежало быть в Вильно 7 декабря, под командование маршала М. Нея; о передвижении войск генерала К. Ф. Вреде [командовал VI (Баварским) корпусом] в слободу Шумскую^[43] (Slob-Choumska)^[44]; о необходимости прибыть Главной квартире назавтра в Медники^[45], находившиеся на половине дороги из Ошмян к Вильно); о приведении в движение завтра в 8 утра всех корпусов вслед за движением гвардии при сохранении необходимых дистанций. Следовало повторить приказ об уничтожении всех перевозимых армией мостов, зарядных ящиков и всех иных повозок, которые нельзя вывезти. Генералу Ж. Л. Э. Рейнье, командовавшему VII армейским корпусом и фельдмаршалу К. Ф. Шварценбергу командовавшему Австрийским вспомогательным корпусом, также должны были быть направлены соответствующие приказы^[46].

В тот же день Мюрат набросал небольшое письмо императору. Он сообщал, что неприятель все время преследует арьергард. Но он, Мюрат, собирается занять позицию на высотах Вильно. Однако думает, что не сможет удерживать эту позицию долгое время, поскольку «все корпуса в конце концов растают» и «почти ничего не осталось от Молодой гвардии». Далее Мюрат докладывал, что отдал приказы на эвакуацию Вильно и Ковно^[47]. И здесь же – как бы оправдываясь – написал: «Все иные распоряжения Вашего Величества будут выполнены так, как это возможно». Примечателен и следующий абзац письма: «Ваше Величество отъехали: это главное. Бог вас сопровождает! Если я буду иметь счастье расположить армию на зимних квартирах и если неприятель не будет нас беспокоить, я присоединюсь к Вашему Величеству». В постскриптуме: «Начальник Главного штаба напишет вам, без сомнения, более подробно»^[48].

Примечательно, что в обоих письмах к Наполеону, подготовленных Бертье утром и вечером 7 декабря (6-го Бертье Наполеону, видимо, не писал), начальник Главного штаба предпочел не упоминать о готовности оставить Вильно и Ковно.

В 10 часов вечера 6 декабря Мюрат двинулся из Ошмян по направлению к Вильно. Тогда же из Ошмян в сторону Вильно выступила 34-я пехотная дивизия, которую вел генерал П. Г. Грасьен.

6 декабря командовавший VIII армейским корпусом генерал Ж. А. Жюно (как указал в своем рапорте императору Бертье, несмотря на приказы, которые тот получил о движении на Меречь^[49]) также двинулся, ведя спешенную кавалерию, на Вильно^[50]. Причина была очевидна: Вильно представлялся в те дни краем обетованным, достижение которого положит конец всем страданиям солдат отступавшей армии.

В ночь на 6 декабря Наполеон счастливо избежал встречи с отрядом полковника А. Н. Сеславина. Утром 6-го в Медниках его встретил министр иностранных дел Ю. Б. Маре, герцог Бассано. Затем, сменив в Ковенском предместье Вильно лошадей, двинулся дальше – по дороге в Мариамполь^[51]. Никаких сведений об отступавшей армии он, конечно, в тот день не получил.

7 декабря в 6 утра, еще находясь в Ошмянах, Бертье известил императора, что армия (читай: Главная квартира, гвардия и часть армии) в тот день будет в Медниках, арьергард подтянется к Ошмянам, а генерал Вреде с баварцами – к слободе Шумской (Slob-Choumska). Он писал, что холод очень сильный и армия чрезвычайно от этого страдает. Очень немногие солдаты из Молодой гвардии остаются под знаменами, и только Старая гвардия одна еще впечатляет своей численностью. Герцог Эльхингенский (Ней) этой ночью отправился в Вильно, где должен собрать одиночек. Не сообщая Наполеону о намерениях короля Неаполитанского (которые Бертье, по-видимому, не мог не разделять) оставить Вильно, начальник Главного штаба, тем не менее, написал, что отдал приказ «эвакуировать из города все объекты, которые могут загромождать» его.

«Армия верит, что Ваше Величество навел порядок в Вильно [L'armée croit que Votre Majesté a pris les devants pour Vilna]»^[52] и завтра 8-го он, Бертье, намерен обнародовать декрет о том, что Мюрат назначен главнокомандующим армией^[53].

Еще до отбытия Главной квартиры из Ошмян туда собственной персоной прибыл Виктор, герцог Беллюнский. Мюрат, который еще находился в Ошмянах, пропуская вперед оставшуюся артиллерию, потребовал от Виктора объяснений насчет того, где, собственно говоря, его корпус. Виктор ответил, что он в нескольких лье. Тогда Бертье заявил, что так как Виктор имеет честь командовать арьергардом Великой армии, то должен быть со своими людьми перед врагом. На это Виктор ответил, что у него осталось не более 300 человек^[54].

Наконец Главная квартира двинулась вперед и через несколько часов была в Медниках. Перед отбытием из Медников в Вильно Мюрат сообщил Наполеону, что день 7 декабря явил собою «истинное бедствие»: «Холод опустился до 22 градусов. Дорога усеяна мертвыми. Сколько ушей, сколько носов, сколько ног, сколько рук отморожены! Мы потеряли половину артиллерии. Все корпуса расстроены. Гвардия не смогла сегодня собрать и 600 человек… Если мы будем иметь несчастье не достичь Вильно и если врагу придет фантазия рискнуть преследовать нас, я не знаю, что с нами будет, ежели холод продолжится». Три напасти, по мнению Мюрата, приведут армию к несчастью: если не удастся сконцентрироваться (rallier) в Вильно, если «придет фантазия врагу рискнуть нас преследовать» и если холод не прекратится. Далее Мюрат сообщил, что рано утром следующего дня армия двинется к Вильно. Генерал Вреде с баварцами на следующий день останется в слободе Шумской (Slob-Choumska), а «генерал» Виктор, «который не может собрать и сотни людей»^[55], в Медниках. Остальная часть армии обоснуется в Рыконтах^[56] (Roukoni); гвардия, пешая и конная, будет в Вильно^[57].

В 7 часов вечера Бертье отправил в Вильно письмо Д. ван Гогендорпу генерал-губернатору Литвы, в котором подробно расписал, где именно в городе должны быть размещены прибывающие части Великой армии. Все эти указания, конечно же, остались на бумаге^[58].

В 11 часов вечера 7 декабря более подробно, нежели Мюрат, описал ситуацию в письме императору Бертье. По его словам, Виктор находится в Ошмянах, и перед его арьергардом, предваряя его, движется множество отставших и одиночек. Генерал Вреде пребывает в слободе Шумской, имея перед собой неприятеля (в течение дня со стороны Вреде были слышны орудия). Вице-король Эжен Богарне вступил в Ошмяны и Медники. Даву, как и гвардия, в Медниках. Весь вечер позиции, занимаемые Виктором, неприятель атакует кавалерией и артиллерией. По мнению Бертье, ситуация особенно ухудшилась в течение двух последних дней. Утром 7-го термометр показывал 22 градуса; на дороге лежит более 150 мертвых или умирающих; все обозники пропали; одни канониры, верные чести, сами ведут лошадей, многие из которых погибли, не в состоянии тянуть запряжку; многие лица Квартиры императора, генералы и старшие офицеры, отморозили ноги и руки; в данный момент термометр показывает 24 градуса. Ночь, предсказывал Бертье, будет стоить жизни многим людям и лошадям. Солдат уже не может из-за холода держать свое оружие. Молодая гвардия совершенно расстроена; в Старой гвардии удастся собрать едва ли 600 человек; кавалерия почти окончательно растаяла (débandée). «Честь и храбрость поддерживали внешний вид, но в этот момент все исчезло».

Бертье описал диспозицию на завтра, 8 декабря: арьергард будет в Медниках, Вреде – в слободе Шумской, Л. Н. Даву (командовал I армейским корпусом) и вице-король – в Рыконтах (Roukoni). Но, как писал начальник Главного штаба, корпуса представлены не более чем их командирами и несколькими сотнями человек. Гвардия, пешая и конная, придет завтра в Вильно. Несмотря на жестокий холод, неприятель изводит нападениями казаков; согласно рапортам, неприятельские пехота и регулярная кавалерия продолжают двигаться к Вильно по разным направлениям. Завершалось письмо новым перечислением потерь из-за мороза^[59].

Утром 7 декабря Наполеон превосходно позавтракал в Ковно и двинулся по дороге на Мариамполь. Никаких известий от отступающей армии он не получал. Судя по всему, его больше волновали сведения из Франции^[60].

Ночь на 8 декабря выдалась для солдат Великой армии тяжелой. Холод был жуткий. Утром, когда Мюрат и гвардия собирались покинуть Медники и двинуться по дороге на Вильно, вновь появился маршал Виктор, который заявил, что арьергарда больше нет, что большая часть его солдат просто умерла от холода, все лошади погибли и артиллерию пришлось оставить.

В 2 часа дня Мюрат и Бертье прибыли в Вильно^[61]. Гогендорп, который вышел к ним навстречу, вспоминал: «Они шли пешком, потому что было страшно холодно. Мюрат был закутан в большую великолепную шубу; большая меховая шапка, очень высокая, еще более увеличивала его высокий рост и делала его похожим на движущийся колосс; резкий контрастом рядом с ним был Бертье, в широких одеждах на маленьком теле»^[62].

Оба расположились во дворце губернатора. В городе царила полная анархия. Между тем из инструкций императора, которые он оставил Бассано, а тот, в свою очередь, теперь передал их Мюрату и Бертье, следовало, что необходимо сохранять Вильно до тех пор, пока обстоятельства это будут позволять^[63]. Оба – король Неаполитанский и начальник Главного штаба – были этим обескуражены. В сущности, решение об оставлении не только Вильно, но и Ковно король Неаполитанский принял еще раньше. Бертье, судя по всему, не мог этого мнения не разделять.

День 8 декабря оказался и для Мюрата, и для Бертье настолько тяжелым, что ни тот, ни другой не смогли написать императору даже небольшой записки. О происходившем 8 декабря мы узнаем из сохранившихся приказов Мюрата и начальника Главного штаба.

Здесь, в Вильно, Бертье наконец объявил армии о передаче Наполеоном командования Великой армией в руки Мюрата^[64].

По поводу отдачи приказов по армии в преддверии оставления Вильно между Мюратом и Бертье произошла длительная перепалка. Король Неаполитанский попытался переложить отдачу подобных приказов на начальника Главного штаба. Бертье, со своей стороны, требовал, чтобы сам Мюрат вначале приказывал ему, после чего он, в свою очередь, будет эти приказы оформлять уже от своего имени^[65]. Как можно понять по характеру сохранившихся в архиве Исторической службы Министерства обороны Франции набросков приказов за 8 декабря, сделанных Мюратом^[66], Бертье удалось настоять на своем.

Приказы свелись к тому, что I и IV армейские корпуса должны держаться в Рыконтах (Ronkoni), хотя в обоих корпусах насчитывалось не более 400 человек. Вреде с VI корпусом, который был в Слободке (слободе Шумской?), надлежит отступать по линии отступления арьергарда Виктора. У Рыконтов ему предстояло соединиться с I и IV корпусами и образовать арьергард. В небольшой записке к Бертье Мюрат предложил приказать обеспечить арьергард продовольствием, находившимся в Вильно^[67]. Во главе арьергарда решили поставить Нея. 34-я дивизия Грасьена, заметно ослабленная, передавалась, как и Легион Вислы, под командование Нея. V корпусу послали приказ двигаться на Гродно и Варшаву, где князь Ю. А. Понятовский, командующий корпусом, займется его реорганизацией. Всю спешенную кавалерию приказали двигать на Олиту^[68]. Большая надежда в плане возобновления боеспособности кавалерии возлагалась на генерала Ф. А. Л. Бурсье, руководившего системой ремонтных депо. Предписывалось предпринять усилия по приведению в боеготовность войск Литовского легиона. Осуществить это следовало не в Вильно, а в Ковно, причем солдат легиона одеть во французские мундиры. Предлагалось также принять меры по сбору и организации отставших от своих частей солдат. Экипажам, в особенности с казной, следовало как можно скорее покинуть Вильно и направиться в Ковно^[69].

Конечно, реальность оказалась более жестокой. Остатки некогда огромного и хорошо отлаженного военного организма распадались окончательно. Вполне можно согласиться с Ф. Ребулем в том, что сама новость об отъезде императора нанесла мощный психологический удар и стала сигналом к быстрой дезорганизации всего, что еще сохраняло остатки относительной организованности^[70].

Те солдаты, которые находились в арьергарде, теперь, бросая все, ринулись к Вильно, продолжая еще воспринимать этот город как последнюю надежду на спасение. Когда солдаты III корпуса, покинувшие арьергард, захотели присоединиться к частям гвардии, Мюрат, попытавшийся отправить их обратно, не смог этого сделать. Генерал Ф. Р. Ледрю дез Эссар, демонстративно игнорируя требование Мюрата, встал во главе своих солдат и продолжил начатое движение^[71].

Даву, который среди командования Великой армии отличался наибольшим хладнокровием, вынужден был прямо в тот день в письме к Бертье охарактеризовать положение своего корпуса как катастрофическое^[72].

Бертье, описывая в докладе императору ситуацию, открыто заявил следующее: «Большая часть артиллерии приведена в негодность из-за состояния лошадей, и, поскольку многие канониры и солдаты обоза отморозили ноги и руки, одна из повозок с казной разграблена возчиками [les traîneurs]; удалось спасти только 12 тысяч франков»^[73]. Не преминул Бертье и пожаловаться на Жюно, «который, вместо того чтобы быстро двигаться вперед и следовать по дороге на Меречь, прибыл вчера вечером [то есть 8-го вечером. – В. З.] в Вильно, где он нас ужасно стеснил». «Ваши большие экипажи, – писал он, – которые двигались под эскортом драгун гвардии, прибыли в величайшем беспорядке». И далее, после упоминания о желании Мюрата удержать на некоторое время виленские высоты: «Но, государь, я должен сказать вам всю правду: армия находится в полном беспорядке, солдат бросает свое ружье, поскольку он не может его держать; офицеры и солдаты стремятся только к тому, чтобы защитить свою жизнь от ужасного холода, который все время держится на 22 или 23 градусах. Офицеры Главного штаба, наши адъютанты не могут более идти»^[74].

Без сомнения, Мюрат оказался в весьма незавидном положении. Несмотря на инструкции императора, он понимал, что не только Вильно, но и Ковно удержать не удастся и придется переходить на левый берег Немана. Однако для осуществления самого отступления, хотя бы мало-мальски организованного, что позволило бы сохранить жалкие остатки армии, следовало создать видимость готовности отстаивать Вильно, приостановить движение неприятеля и не допустить беспорядочного бегства. В письме, написанном ранним утром 9 декабря, Бертье докладывал императору: «Намерение Его величества [имеется в виду король Неаполитанский. – В. З.] заключается в том, чтобы продержаться возможно дольше на высотах Вильно с тем, чтобы дать время эвакуироваться»^[75]. И далее: «Король сделает все, что в человеческих силах; он думает, что ему придется обосноваться за Неманом и мы потеряем весьма значительную часть артиллерии и обоза»^[76].

В том же письме в постскриптуме Бертье сообщал о действиях противника: «Неприятель все время преследует нас большим числом кавалерии, орудиями на санях и небольшим числом пехоты. Говорят, что русская армия, которая действует против нас, определенно двигается на Вильно; вчера [то есть 8-го. – В. З.] перед нашим прибытием в этот город была тревога, вызванная набегом казаков, которые сразу же ретировались; это произошло немногим ранее приезда наших экипажей»^[77].

8 декабря император продолжал двигаться по направлению к Варшаве. Никакой информации об отступавшей армии он в тот день не получал^[78].

События 9 декабря достаточно хорошо реконструируются благодаря сохранившимся приказу Мюрату для Бертье, помеченному 9 декабря, ряду приказов начальника Главного штаба и в особенности письму короля Неаполитанского императору от 9 декабря, а также обширному докладу Бертье Наполеону, подготовленному уже в Ковно 12-го числа.

Важнейшей проблемой к утру 9 декабря стал вопрос о том, какими силами удастся прикрыть эвакуацию Вильно. От войск вице-короля, Даву и Виктора фактически ничего не осталось, кроме 300 человек. Поэтому основу арьергарда должны были составить баварцы Вреде и остатки 34-й пехотной дивизии. Вреде, получивший накануне приказ прибыть со своими войсками к селению Рыконты, едва успел занять позиции (19-я дивизия оказалась справа, бригада Л. Ф. Кутара из 28-й пехотной дивизии слева; 20-я пехотная дивизия по центру; всего, согласно докладу Бертье Наполеону от 12 декабря, у него имелось около 2000 человек пехоты и кавалерии), как его атаковали русские. После оживленного боя Вреде к 10 часам утра решился отступить. С большим трудом, сомкнув ряды, окружаемые казаками, бросив пушки, войска отошли^[79]. Они заняли новую позицию в полулье впереди высот, которые доминировали над городом^[80].

Между тем в Вильно французское командование предпринимало усилия, зачастую безуспешные, организовать эвакуацию города. Прежде всего оно сделало попытку привести в некоторый порядок спешенную кавалерию, артиллерию и обозы. Был отдан приказ отправить в полдень большой багаж, однако элитные жандармы покинули его, а у кучеров и почтальонов оказались отмороженными руки и ноги, и они вообще не проявляли желания двигаться. Более того, среди них нашлись те, кто начал демонстрировать возмущение по отношению к шталмейстеру, так как все они хотели остаться здесь, в Вильно^[81].

Генерал Вреде, оставшись со своими немногочисленными войсками прикрывать Вильно, ко второй половине дня так и не получил какой-либо поддержки. Ней с трудом пытался собрать в Вильно остатки 34-й пехотной дивизии для помощи арьергарду. В рапорте к Бертье Ней сообщал, что большое число солдат 34-й дивизии погибло из-за холода или же отморозило ноги и он стремится к тому, чтобы в рядах сохранилось не менее 400 солдат^[82].

Поэтому, когда около двух часов пополудни русские возобновили атаку, баварцам пришлось оставить занимаемые ими позиции. Вреде самолично появился в городе, со шпагой в руке, и доложил Мюрату о происходившем. Только благодаря Нею, который, собрав к тому времени до 600 солдат 34-й дивизии, а также присоединив батальон гвардии, пришел на помощь, атака была отбита^[83].

Мюрат, еще более осознавая необходимость скорейшей эвакуации Вильно, решил осуществить это вечером того же дня 9 декабря и в ночь на 10 декабря. Он приказал барабанщикам бить сбор. Гвардия стала собираться на городской площади. Между тем многие офицеры и солдаты не спешили готовиться к выступлению, ибо во все предшествующие дни рассчитывали получить в Вильно хотя бы какой-то отдых и запастись продовольствием.

Не видя возможности задерживаться в городе до ночи, Мюрат приказал остаткам Главной квартиры с ним во главе двигаться к Ковенским воротам. Достигнув их, Главная квартира разместилась в здании большого трактира^[84]. Немногим ранее за пределы Вильно удалось отправить большую часть императорских экипажей; несколько повозок пришлось сжечь^[85].

По всей видимости, именно здесь Мюрат отдал Бертье приказ, текст которого начинался с констатации, что собрать армию в Вильно невозможно и, следовательно, возникла необходимость перейти Неман. В соответствии с этим потребовалось скорректировать движение войск Шварценберга, Рейнье и герцога Тарентского (маршала Ж. Макдональда, командовавшего X армейским корпусом, находившимся у Риги). Если в отношении Шварценберга и Рейнье можно было придерживаться высказанных императором намерений и с помощью их войск прикрыть Великое герцогство Варшавское, то герцогу Тарентскому надлежало выстроить новую операционную линию на Тильзит^[86], дабы прикрыть Кёнигсберг^[87] и Данциг^[88]. Бертье предлагалось информировать о том, что армия движется для занятия Ковно, дабы сохранить в этом месте тет-де-пон^[89]. Наконец, Мюрат приказал отдать приказ для Жюно, чтобы тот без задержки двигался с остатками VIII корпуса на Олиту К вестфальцам VIII корпуса следовало присоединить и вюртембержцев^[90].

Во исполнение приказа, отданного Мюратом, Бертье подготовил и отправил приказы Шварценбергу Рейнье и Макдональду^[91]. Он отправил также приказы генералу Ж. Б. Эбле, начальнику понтонеров, и графу П. Дарю, генерал-квартирмейстеру на предмет уничтожения в Вильно всего, что еще будет оставаться после исполнения Неем приказа об эвакуации. По-видимому, был отправлен приказ и Нею с поручением завершить эвакуацию города в течение ночи и следующего дня^[92].

Пока Мюрат и чины Главной квартиры, расположившись в трактире, спешно составляли и отправляли приказы, конная гвардия обосновалась недалеко возле Ковенского предместья Вильно в ожидании приказа к выступлению. В 8 часов вечера с большими трудностями в Ковно были отправлены экипажи императора^[93].

В письме, написанном Наполеону вечером, бегло изложив происшествия того дня, Мюрат написал, что все надежды, связанные с достижением Вильно, утрачены. Письмо он закончил так: «Я остаюсь [здесь в Вильно] последним. Но не схватят ли меня? Не убьют ли меня?» Затем, как можно понять, после минутного раздумья, приписал в постскриптуме: «Князь Невшательский демонстрирует героическую храбрость»^[94].

В тот день, 9 декабря, меняя лошадей на почтовых станциях, Наполеон мчался к Варшаве. Император пребывал в добром расположении духа. Он убедил себя, что покинутая им армия уже остановилась на линии Вильно и начинает обустраиваться на зимних квартирах^[95].

Ни одного рапорта за 10 декабря, который мог бы пролить свет на события этого дня, не сохранилось. Этих рапортов просто не было! После того как в 4 часа утра 10 декабря Мюрат выступил от Ковенских ворот с гвардией и с символическими остатками I и IV корпусов (теперь эти «корпуса» просто обозначались орлами и сотней офицеров и солдат вокруг них)^[96] и до поздней ночи на 11 декабря, когда Главная квартира и «ядро» армии все же смогли достичь Евье^[97], все усилия направлялись на то, чтобы преодолеть это расстояние, пройдя знаменитую Понарскую гору, а арьергарду Нея еще и отбиться от наседавшего неприятеля.

К 5 часам утра, преодолев полтора лье от Вильно, отступавшие войска достигли узкого дефиле^[98] и очень крутой Понарской горы. Бертье описал Наполеону картину так: «…вся артиллерия, ваши экипажи, наши [экипажи], войсковые обозы создали ужасный затор. Никакая повозка не могла проехать, дефиле было забито пушками и перевернутыми повозками; мы могли достичь вершины горы пехотой и кавалерией, единственно только проложив дорогу справа и слева по лесу^[99]. Король счел нужным подождать дня, чтобы пройти дефиле. Мы занимались тем, что оттаскивали в сторону опрокинутые экипажи, сжигая все повозки, которые загромождали проход, дабы могли пройти казна, экипажи Вашего Величества, из которых только три удалось втащить на вершину; ваше столовое серебро и деньги плательщика вашего Дома были сложены в мешки и перевезены на лошадях, и ничего не было потеряно; почти все экипажи прошли, запряженные 20 лошадьми каждый. Король продолжил свой марш на Евье»^[100].

По всей видимости, уже миновав дефиле и гору, Мюрат увидел на обочине дороги 16 орудий, находившихся в хорошем состоянии. Полковника Ж. Н. О. Ноэля, командовавшего этой артиллерией 34-й пехотной дивизии, отправленной из Ковно навстречу отступавшей армии, немедленно затребовали к Мюрату. Неаполитанский король сидел в экипаже. Ноэль доложил о ситуации, сообщив, что дожидается приказа на дальнейшие действия. Мюрат, наклонившись к нему, по-солдатски ёмко одним словом охарактеризовал положение армии и предложил уводить артиллерию^[101].

Согласно рапорту Бертье, в 9 утра отступавшие услышали пушечные выстрелы, свидетельствовавшие о том, что арьергард Нея вступил в столкновение с русскими^[102]. Все утро Ней проводил эвакуацию того, что оставалось в городе. Эбле, которому приказали вывезти или, если это не будет возможным, уничтожить арсенал, этого не успел сделать. Неприятелю было оставлено и много провизии. В госпиталях и домах находилось много раненых (согласно Л. П. Э. Биньону, комиссару французского правительства в Вильно, – до 14–15 тыс. человек)^[103].

Около 10 часов утра арьергард Нея покинул город. В голове отступавшего арьергарда шли баварцы. Остатки 34-й дивизии, к которым примкнули солдаты других частей, замыкали движение. Особенно тяжело пришлось 4-му Рейнскому полку, который обошли казаки, и один из его батальонов вынужден был сложить оружие. Большие потери понес и Франкфуртский полк. На вершине Понарской горы солдаты 34-й дивизии сформировали каре, и Ней подтянул последние эшелоны отступавших. Все, что нельзя было втащить на гору, маршал приказал уничтожить. «Это был момент окончательной потери артиллерии, зарядных ящиков и всех обозов, которые герцог Эльхингенский предал огню», – сообщал Бертье императору в своем рапорте^[104].

Вечером арьергард Нея добрался до Рыконтов, приведя в своем составе не более 2 тыс. человек, включая баварцев и солдат 34-й дивизии. Бертье сообщал: «…чрезвычайный мороз и огромное количество снега довершили полную дезорганизацию армии; большая дорога была занесена снегом, и это невольно заставляло сходить с нее и падать в канавы, которые ее обрамляли, и в ямы»^[105].

Главная квартира на ночь на 11 декабря расположилась в Евье. Мюрат и Бертье оказались «в отвратительной хижине, на скверной кровати: все дома там были сожжены», – отмечал Гогендорп^[106]. Штаб короля разместился в соседней хижине, пространство которой освещалось «слабым и грустным светом зажженного огарка свечи»^[107]. Там находился и граф Дарю.

10 декабря Наполеон, миновав Пултуск, добрался до Варшавы. Вечером 10-го сани с императором помчали его дальше – в сторону Кутно^[108].

В течение следующего дня, 11 декабря, осколки Великой армии двигались к Ковно. Главная квартира вышла из Евье в 7 часов утра, когда арьергард Нея уже подходил к этому местечку. Ней сообщил в Главный штаб, что не может более оказывать сопротивления многочисленной кавалерии, которая уже перед ним, и выдерживать огонь 15 орудий на санях, которые с этой кавалерией следуют.

Вследствие этого остаткам французской армии пришлось ускорить движение и сделать большой переход, достигнув к вечеру Румжишек^[109] (Roumchiki), в то время как Ней остановился возле Жижмор^[110] (Jijsmoroui; Chichmori). Однако сам Мюрат продолжил путь и в полночь 11-го прибыл в Ковно^[111].

Здесь ночью, пометив письма Ковно 11 декабря, он составил отчет для Наполеона и подготовил ряд приказов, из которых нам удалось обнаружить четыре, адресованные Бертье и сохранившиеся в архиве Исторической службы Министерства обороны Франции. В отчете для императора Мюрат писал: «Беспорядок достиг высшей степени [à son comble]. У герцога Эльхингенского от II, III, IX корпусов, дивизии Вреде, Легиона Вислы, генерала Луазона [34-й пехотной дивизии. – В. З.]  осталось примерно 1500 человек, ни одного кавалериста, и он сильно тесним многочисленной кавалерией и артиллерией, и это [давление] все более нарастает и заставляет покидать все наши позиции и оставлять каждый день много людей. Кроме того, если враг решится сделать сильное нападение, он добьется того, что уничтожит все, что еще осталось от осколков армии». «Императорская гвардия, – продолжал Мюрат далее, – имеет не более 1500 человек пехоты, 600 кавалерии и не имеет вовсе артиллерии. Часть казны разграблена, и я сомневаюсь, что мы сможем привезти безопасно остатки ее в Данциг. У нас осталась артиллерия генерала Луазона [артиллерия 34-й пехотной дивизии. – В. З.] и та, что размещена в самом Ковно. Но сохраним ли мы [эту артиллерию] с теми силами, которые имеем? У нас более не осталось повозок. Все потеряно. Холод продолжает держаться жестоким. Солдат, который остается под знаменем, не имеет сил нести службу с оружием в руках. Это истинное бедствие, которое обрушилось на ваших храбрецов». Далее король Неаполя доложил, что в целях сохранения генералов, офицеров и орлов решил скорейшим образом отправить их в Кёнигсберг и далее в пункты на Висле. Мюрат также сообщил о приказах, отправленных Шварценбергу и Рейнье для прикрытия ими Великого герцогства Варшавского, а Макдональду – о движении на Тильзит. После того как все оставшееся от армии будет подтянуто к Ковно, его, по словам Мюрата, перебросят ближе к Кёнигсбергу Король Неаполитанский закончил письмо словами, что не существует человеческих сил, чтобы остановить происходящий беспорядок^[112].

Четыре приказа, отданные Мюратом, предназначались для Бертье (как можно предполагать, начальник Главного штаба получил их утром 12 декабря). В первом из них Мюрат предлагал сообщить герцогу Тарентскому что остатки армии будут двигаться на Инстербург^[113] и Тильзит. Следовало также повторить распоряжения, отправленные ранее из Вильно для Макдональда, Шварценберга и Рейнье о движении их корпусов (X корпуса – на Тильзит, а Шварценберга и Рейнье – на Белосток с целью прикрытия Великого герцогства Варшавского). Нужно было также предупредить военного губернатора Варшавы о необходимости отправить рапорты в Кёнигсберг, куда предполагала направиться Главная квартира^[114].

Второе письмо касалось различных депо Великой армии, чьи действия следовало соотнести с новой оперативной линией, которую должна была взять отступавшая армия^[115].

Два следующих небольших приказа относились к организации оставшейся кавалерии: они предписывали объединить маршевые кавалерийские части с гвардейской кавалерией под командованием герцога Истрийского, маршала Ж. Б. Бессьера, а остатки армейской кавалерии отправить на Кёнигсберг и соединить их под началом генералов В. Н. Латур-Мобура и О. Ф. Б. Себастьяни^[116].

11 декабря Наполеон находился в Кутно, откуда отправил ряд распоряжений, которые касались необходимости успокоить европейские столицы, прежде всего Вену и Берлин, насчет сохранения Наполеоном в своих руках полного контроля над ситуацией и обеспечения со стороны австрийцев и поляков дополнительных военных усилий. Ночью император должен был прибыть в Позен^[117].

Несмотря на то что события 12 декабря, казалось бы, можно реконструировать в деталях благодаря, во-первых, докладу Бертье императору, помеченному Ковно 12 декабря, во-вторых, еще одному докладу начальника Главного штаба, также составленному для Наполеона и помеченному Вирбалленом^[118], 5 часами утра 16 декабря, в-третьих, целому ряду приказов, подготовленных Бертье для генерала Эбле, маршала Нея (два приказа, помеченных полднем и 9 часами вечера 12 декабря), в-четвертых, сохранившемуся фрагменту послания Нея к Бертье (все эти бумаги проработаны еще Ф. Ребулем), вопросы остаются. Главный из них связан с разночтениями между докладом Мюрата Наполеону, помеченным местечком Скрауце^[119] (Skrauce) 13 декабря, и бумагами Бертье. Если Мюрат утверждал, что совещание, которое он провел с высшим генералитетом по ключевому вопросу о сдаче Ковно и дальнейшем отступлении, а также о путях этого отступления, имело место 13 декабря, то из приказов, отданных Бертье, следует, что это совещание уже завершилось к 9 часам вечера 12-го^[120]. В связи с этим можем предположить, что король Неаполя сознательно «перенес» время совещания в письме к императору, дабы создать впечатление, будто решение об оставлении Ковно (вслед за Вильно) не было спланировано заранее, но принято под давлением текущих обстоятельств и при одобрении со стороны высшего генералитета армии. Очевидно, что Мюрат хорошо осознавал невозможность выполнения тех задач, которые поставил перед новым командованием отступавшей и быстро таявшей армии отъезжавший в Париж и питавшийся иллюзиями император. Король Неаполя предпочел постепенно готовить Наполеона к восприятию реального положения дел, отводя от себя и ослабляя тот взрыв негодования, который неминуемо грозил обрушиться на Мюрата после осознания императором масштабов произошедшей катастрофы.

В отчете Бертье, написанном для Наполеона и помеченном Ковно 12 декабря, об этом совещании не упоминалось. Совещание, как полагаем, состоялось после того, как отчет уже был составлен и пакет с ним даже запечатан. Судя по постскриптуму, после совещания начальник Главного штаба вскрыл пакет и приписал: «Я вновь вскрываю письмо; кажется, что Король намерен перебросить армию, то есть ту массу людей, которые ее составляют, на Вислу, в Торн^[121], Мариенбург^[122] и Данциг, а герцога Тарентского в Эльбинг»^[123]. Обращает на себя внимание, что герцог Невшательский, который, без сомнения, принял участие в совещании и не мог не высказать своего мнения, в письме к императору попытался представить все так, будто решение принимал один Мюрат.

Итак, утром 12 декабря от Нея (авангард под его командованием к ночи на 12 декабря находился у Жижмор) в Главную квартиру пришло известие, что у него осталось не более 1500 человек и что он едва ли доберется до Румжишек (Roumchki), так как его решительно теснит кавалерия. Однако Мюрат велел сообщить Нею, что тому абсолютно необходимо удержать в течение завтрашнего дня дефиле перед Ковно, ибо тет-де-пон теперь не имеет никакого значения, «поскольку Неман исчез», так как река замерзла, покрыта снегом, экипажи проходят по ней как по равнине и лед может выдержать даже большие орудия^[124].

Из сообщения Бертье Нею, которое начальник Главного штаба отправил в полдень 12 декабря, ясно, что король Неаполитанский весьма рассчитывал на боеспособность 34-й пехотной дивизии, переданной в арьергард, надеясь, что это позволит маршалу удержать дефиле в Румжишках, пока там не появится неприятельская пехота. «Вы понимаете, – писал Бертье, – что чрезвычайно важно, чтобы нас не загнали в угол…»^[125]

Тем временем Мюрат активно готовил к эвакуации Ковно. Генерал Эбле занялся уничтожением всего, что нельзя вывезти.

Определялись места для временного размещения отступавших войск на левом берегу Немана по линии дорог на Скрауце и Тильзит. Была проведена подготовка и к защите укреплений Ковно, ибо там предстояло временно закрепиться арьергарду армии. В ретраншементах^[126], устроенных впереди крепостного вала, решили оставить 10–12 орудий, размещенных там ранее^[127].

9 или 12 орудий^[128] 34-й дивизии были переброшены на левый берег и размещены на его высотах, чтобы защищать подходы к нему. Часть подразделений, принадлежавших разным частям, которые оказались к началу декабря в Ковно еще до подхода 34-й дивизии, отправили вперед по дороге на Жижморы к монастырю, который мог стать одной из опорных точек отступавшего арьергарда^[129].

Между тем ситуация в Ковно сложилась удручающая. Город был переполнен. В нем царил совершенный беспорядок, усугубленный начавшимися пожарами. Было ясно, что огромные склады с продовольствием и амуницией вывезти не удастся, поэтому Дарю распорядился их уничтожить, предварительно раздав продовольствие солдатам на 8 дней. Около 2 часов дня в Ковно прибыла Старая гвардия. Она теперь, подобно другим войскам, являла печальное зрелище дезорганизации^[130]. Все попытки навести хоть какой-то порядок и восстановить дисциплину не имели успеха. Магазины с водкой подверглись разграблению, пожары и эксцессы всякого рода только усиливались^[131].

Особое беспокойство у Мюрата вызывали фургоны с казной. Он приказал запрячь в них лошадей артиллерии и отправил вечером в сторону Скрауце под эскортом. Один из фургонов свалился с моста; возле него пришлось выставить охрану^[132].

В 7 часов вечера 12 декабря Мюрат собрал совещание «господ маршалов, командующих разных частей [des différentes corps], различных родов войск [des différentes arms]» и главного интенданта М. Дюма, чтобы, как он писал императору, «прояснить реальную ситуацию в отношении их войск и узнать их мнение о том, как скоро можно будет их [войска. – В. З.] собрать и сколько максимально собрать из числа тех, кто покинул знамена»^[133].

Конечно, Мюрат ко времени этого совета давно уже принял решение об оставлении Ковно; теперь же ему было важно получить формальное одобрение со стороны высшего генералитета отступавшей армии. В результате сведений на предмет состояния отдельных корпусов и служб армии, предоставленных собравшимися, картина оказалась следующей: в I корпусе, который являл собою только офицеров, находившихся рядом с орлами, возможности увеличить число находившихся в строю не существовало вовсе; та же ситуация сложилась во II и III корпусах; в IV корпусе еще накануне прохождения через Вильно насчитывалось 100 офицеров и 118 солдат, но два больших марша, последовавших за Вильно, привели к полному исчезновению солдат, и собрать сейчас более чем 30 человек не представлялось возможным; V корпус совсем растаял (est fondu); в VIII корпусе не осталось никого, кроме офицеров; IX корпус еще имел в своих рядах некоторое число сержантов и солдат; дивизия Вреде включала в себя 36 человек; 2-я дивизия Молодой гвардии генерала Ф. Роге – примерно 30 человек; пешая гвардия могла собрать около 600 человек, конная гвардия – от 600 до 800 человек; дивизия Луазона (34-я дивизия) имела максимум 800 человек, помимо 1 тыс. солдат, которые находились в Ковно; инженеров было не более сотни; в артиллерии артиллерийской прислуги не стало совсем, но сохранилось 16 орудий дивизии Луазона и 10 орудий, защищавших тет-де-пон у Ковно. Пехота не была обеспечена патронами. У солдат имелись только заряды в патронных сумах; нехватка подвижного состава не давала осуществить подвоз трех миллионов патронов. Интендантская служба была совершенно дезорганизована, как и Главный штаб^[134].

По мнению Мюрата, в этой ситуации можно было выставить против неприятеля не более 2 тыс. человек, что не позволяло обеспечить защиту Ковно.

Все присутствовавшие на совете маршалы и генералы выразили мнение, что такая попытка будет неразумной, поскольку Неман покрыт льдом и поэтому тот-де-пон можно миновать, и что путь, по которому движется армия, может быть перерезан неприятелем.

Второй вопрос, поставленный на совещании, касался того, какую систему сбора армии лучше всего избрать. Было высказано мнение, что армия не может быть собрана иначе, чем в тех пунктах, которые находятся на линии Вислы. В этом случае следовало определиться, надо ли отходить армии на Тильзит, а затем на Кёнигсберг либо двигаться через Гумбиннен^[135] и Инстербург. Хотя мнения разделились, Мюрат выбрал путь на Гумбиннен, откуда движение корпусов следует разделить. I, VIII корпуса и вюртембержцы должны от Гумбиннена двигаться на Торн, IV корпус – на Мариенвердер^[136], императорская гвардия, II, III и IX корпуса – на Данциг и Мариенбург; кавалерийские депо – на остров реки Ногат, их прикроет герцог Тарентский, который, в свою очередь, будет занимать Эльбинг, если неприятель вынудит оставить Кёнигсберг. Артиллерия и инженерные войска будут отправлены в Данциг^[137].

Организуя это движение, Мюрат распорядился отправить офицеров в различные пункты на Висле и в Данциг, для того чтобы остановить разбегавшихся, а также для организации снабжения остатков армии, которые будут туда прибывать. Главный интендант должен был выехать в Кёнигсберг и, двигаясь туда, обеспечить снабжение на дорогах, по которым будут идти различные «корпуса»^[138].

Отбытие армии было назначено на 7 часов утра 13 декабря^[139]; определены переходы: вначале – на Скрауце, 14-го – к Вильковишкам^[140], 15-го – к Шталлупёнену^[141] (Stallupönen), 16-го – к Гумбиннену^[142]. Частное направление наметили для Баварского корпуса. Ему надлежало двигаться на Лык^[143], затем на Вилленберг^[144] и в конечном итоге достичь Плока (Плоцка), образовав с прибывшими подкреплениями правый фланг армии^[145].

По приказанию Мюрата Бертье отправил новые инструкции Макдональду Шварценбергу и Рейнье. Начальник Главного штаба информировал, что армия, пройдя через Гумбиннен и Инстербург, должна будет собраться на Висле. X же корпус продолжит движение на Тильзит и при необходимости остановится на реке Прегель (Преголя), чтобы прикрыть Кёнигсберг^[146]. Корпуса Шварценберга и Рейнье должны ускорить марш на Белосток для прикрытия Варшавы и всего Великого герцогства Варшавского^[147].

В 9 часов вечера (по-видимому, после совещания у Мюрата) Бертье отправил Нею послание. Начальник Главного штаба сообщал, что у тет-де-пона и на укреплениях на реке Вилии размещены орудия и Ней сможет открыть из них огонь по казакам. В связи с тем, что уже несколько дней не видно неприятельской пехоты, это дает возможность французским пехотинцам, тем более имеющим артиллерию, задерживать в лесу, который тянется до Вильковишек, неприятельскую кавалерию^[148]. Ней, получив послание Бертье, выдержанное, как обычно, в беспристрастном тоне, вспылил. Он написал начальнику Главного штаба такой ответ: «В первую очередь, месье, надо определиться с понятиями. II и III корпусов в армии более не существует, они имеются не иначе как только в воспоминаниях; последний из них состоит не более чем из 60 человек, почти все из которых сержанты и относятся к составу эскорта орлов; другой же [то есть II корпус. – В. З.] находится не в лучшем состоянии; Легион Вислы, о численности которого вообще не знаю, может быть не чем иным, как только слабым подразделением; наконец, дивизия Луазона [34-я пехотная дивизия. – В. З.] состоит к этому вечеру не более чем из 500 человек, причем ее реальную численность необходимо уменьшить, учитывая усталость ее состава, который благодаря увиденным примерам заразился от Ковно стремлением к самым настоящим грабежам. Никто не в состоянии сказать, что от нее останется до завтра»^[149]. Далее Ней прямо написал, что в создавшемся положении он ни за что не ручается и может сложиться так, что у него не останется другой возможности, «как смешаться с бегущими войсками, но, конечно же, не из-за стремления обеспечить свою безопасность, но по причине важности политической, связанной с той высокой степенью положения, которую император мне даровал»^[150].

Ф. Ребуль на основе некой рукописной записки об эвакуации Ковно, найденной в бумагах маршала Даву, отметил, что генерал Э. М. Жерар, принимая к утру 13 декабря командование над арьергардом, получил не более 2700 человек. Значительная часть солдат арьергарда, который мог составлять 12-го еще 4,5 тыс. человек, ночью просто разошлась^[151].

Вечером 12-го маршал Ней вместе с генералом Жераром провели рекогносцировку укреплений Ковно и определили диспозицию к обороне. Помимо солдат отходившего арьергарда для обороны предстояло задействовать остатки ковенского гарнизона и другие подразделения, оказавшиеся к началу декабря в этом городе^[152]. Подразделения 4-го и 5-го полков Рейнского союза 34-й пехотной дивизии, составленные из контингентов войск мелких германских княжеств и плохо подготовленные, были размещены в оборонительных сооружениях. Другие части дивизии вместе с 12 орудиями, также принадлежавшими 34-й дивизии, заняли высоты по левому берегу реки и по дороге на Гумбиннен^[153].

12 декабря, еще перед рассветом, экипаж императора прибыл в Позен. Здесь он получил сразу две эстафеты из Франции. Сведения были благоприятными. О том, что происходило с остатками брошенной им Великой армии, Наполеон не знал. В тот день, находясь в Позене, он набросал краткое сообщение для Мюрата, в котором сообщал, что его вояж проходит благополучно и он сам здоров^[154].

В ночь на 13 декабря многочисленные пожары зловеще освещали Ковно. Солдаты без устали грабили магазины с водкой, так что развал субординации все более и более нарастал; дезорганизация и разбой вышли за всякие рамки. Все это происходило на фоне жестокого холода и снегопада^[155]. В этих условиях, писал Бертье, командование «сделало невозможное, чтобы сохранить казну», однако в отношении всего остального, по его словам, ни за что невозможно ручаться, ибо грабежи осуществляют толпы отставших, а меры, принятые против них, оказываются безрезультатными^[156]. В другом отчете императору Бертье писал, что к утру «беспорядок был чрезвычайный, большая часть [города] была в огне», в самом городе и на примыкавших к нему дорогах 300 человек, напившись пьяными, умерли от холода; «не было возможности заставить солдат покинуть дома; кажется, что воздействие холода ввергает человека в состояние ступора, и это лишает его всех чувств; следует сказать: у четырех пятых [чинов] армии ноги, руки или лица обморожены»^[157].

Когда 13 декабря в 5 часов утра^[158], перед рассветом, Мюрат выступил с остатками армии из Ковно, его мог прикрыть только жалкий арьергард. Помимо остатков частей, которые накануне были собраны Неем и Жераром, оказались задействованы еще 300 человек 29-го линейного полка и 80 человек «одного из батальонов Липпе»^[159].

Когда слабые колонны Мюрата, напоминающие скорее вереницу бредущих солдат разгромленной армии, перешли мост и двинулись от Ковно к Скрауце, они оказались у подножия очень крутого холма, напомнившего многим местность у Понар. Ш. П. Л. Гриуа, полковник, командующий артиллерией III кавалерийского корпуса, чуть позже подошедшего к этому месту, увидел холм, «у подножия которого собралось много людей и экипажей»: «Стояла ясная, но очень холодная погода. Ледяные сосульки, покрывавшие землю, ослепительно блестели на солнце, которое совершенно не грело. Ледяная гора, покрывавшая землю, не давала никакого упора лошадям, и они не могли ввезти экипажи на крутой холм. Во многие повозки впрягали по две пары самых сильных лошадей, и они все-таки, не доезжая до вершины, останавливались посреди горы. Между этими фургонами были те, которые везли остатки вывозимых сокровищ». Судя по дальнейшим строкам, речь, по-видимому, все-таки шла о повозках с денежной казной, которые подверглись разграблению^[160].

Пока остатки армии, ведомые Мюратом, теряли свои последние пушки и фургоны по дороге от Ковно к Скрауце, маршал Ней пытался сдерживать неприятеля. Около 9 или 10 часов русские открыли огонь по французскому арьергарду^[161]. В середине дня огонь русских, которые обосновались уже в монастыре, усилился. Несколько снарядов попало в ряды батальонов Рейса и Липпе, защищавших Виленские ворота Ковно. Немецкая пехота побежала, и «невозможно было ее удержать ни г-ну маршалу, ни мне», – докладывал позже генерал Жерар^[162]. После этого под командованием Нея и Жерара были только остатки 29-го линейного полка. Канониры, обслуживавшие орудия, оставленные для защиты города, увидев бегство немецких батальонов, также начали покидать позиции^[163]. Теперь, не под огнем, казаки смогли приблизиться к городским стенам. Человек 150, спешившись, захватили ворота. Ситуацию несколько спасли прибытие пяти десятков солдат 29-го линейного и огонь нескольких (по всей видимости, пяти^[164]) орудий 34-й дивизии, разместившихся на высоте позади укреплений^[165].

«Это начавшееся со все более возраставшей активностью сопротивление стало сдерживать врага, вселяя в каждого, от человека к человеку, уверенность, и я достиг того, что к концу дня город не был взят силой…» – писал Ней Бертье^[166]. Тем не менее это был только временный успех. Русская батарея, расположившись на одной из высот, стала обстреливать мост, который оказался под угрозой захвата. Генералу Ж. Г. Маршану с группой солдат, в основном из III корпуса, пришлось его отбивать. Но это не спасло ситуацию. Так как Неман был покрыт льдом, несколько сотен казаков с пушками легко перешли реку и стали заполнять левый берег. Французские орудия, которые стояли на возвышенности с целью не допустить на этот берег неприятеля, оказались под угрозой захвата, и командовавший ими офицер отвел их^[167].

В 7 часов вечера маршал Ней приказал бить общий сбор и попытался собрать хотя бы часть тех, кто еще оставался в Ковно, в том числе занимавшихся грабежом магазинов с водкой. В строю у Нея оказалось не более 350 человек^[168].

Герцог Эльхингенский, используя порох, поджег магазины, арсеналы, мосты и к 9 вечера перешел, имея под командой не более 200 человек, по льду Неман. Затем он решил выйти на дорогу на Гумбиннен. Поднявшись на высоту, которая доминировала над городом, он обнаружил неприятеля, развернутого на дороге к бою и имеющего пушку. Маршал попытался атаковать русских, однако, как он сам признался в рапорте, солдаты отказались это сделать, и ему пришлось отправить вперед только несколько тиральеров^[169], тоже, впрочем, не склонных вступать в бой с русскими. Тогда маршал присоединился к отряду Жерара, который, в отличие от Нея, двинулся не в сторону Скрауце по дороге на Гумбиннен, а севернее, вдоль Немана, на Тильзит.

Остатки арьергарда смогли сохранить не только всех орлов III корпуса, но и несколько орудий (видимо, три; впрочем, все они, одно за другим, вскоре будут потеряны^[170]). Пройдя примерно 4 лье, они прибыли в деревню Zapieciszki (Зачепичи?). Здесь арьергард остановился на несколько часов и с рассветом вновь двинулся по направлению к Нойштадту^[171]. Под ружьем было 150 человек. Как утверждает рапорт Нея, часть оторвавшихся от своих подразделений и плутающих по лесам солдат, нередко опережавших отступающего Нея, мало-помалу стала присоединяться к войскам, отходящим к Нойштадту или Гумбиннену.

От Зачепичей (?) Ней и Жерар двинулись на санях. Замыкал движение генерал Маршан, пытавшийся подбирать отставших от арьергарда. 15-го Ней прибудет в Нойштадт. Здесь он составит подробный рапорт Бертье, не скрывая, кажется, ничего и вместе с тем воздавая должное тем, кто проявил преданность и высочайшее чувство воинского долга^[172]. Мюрат остался в значительной степени недоволен действиями Нея, ибо тот, вместо того чтобы следовать за отступавшей армией на Скрауце, свернул на Нойштадт.

Днем 13 декабря Главная квартира во главе с Мюратом достигла Скрауце. Весь день 13-го были слышны пушечные выстрелы со стороны Ковно. Мюрат знал, что это маршал Ней пытается оборонять тет-де-пон и что он отойдет только завтра, предварительно уничтожив все, что нельзя будет эвакуировать. Холод продолжал держаться жестоким – 22 градуса по Реомюру^[173].

По мнению Ф. Ребуля, в Скрауце Мюрат первоначально собирался объявить о пунктах сбора для разных корпусов, определенных днем ранее в Ковно. Однако передумал, правильно рассудив, что лучше это сделать позже, в Гумбиннене, после того как будут предприняты последние усилия собрать дезорганизованную массу отступающих^[174].

Что же Наполеон? Достигнув Бунцлау^[175], император рассчитывал, что 16 декабря отсюда, из Бунцлау, за ним вдогонку должен будет выехать офицер Главного штаба с рапортом от Бертье, 17-го – еще один офицер с новым рапортом^[176]. Ночью император прибыл в Дрезден. По мере приближения к Франции он приходил во все более веселое расположение духа. Он продолжал убеждать себя, что отступающая армия остановилась в Вильно, а ему удастся в течение трех месяцев собрать значительные силы и сконцентрировать на берегах Рейна 500 тыс. человек^[177].

Глава 2
От Ковно до Кёнигсберга
(14–19 декабря 1812 г.)

14 декабря Мюрат покинул Скрауце с намерением достичь к вечеру д. Антоново возле Пильвишек^[178] и там заночевать. В Скрауце Мюрат оставил одного из офицеров-ординарцев императора Атталена, дабы тот дождался новостей от герцога Эльхингенского. К 7 часам вечера этот офицер-ординарец не вернулся, и тогда Бертье отправил назад в Скрауце офицера Главного штаба. Прибыв к первым домам селения, этот офицер наткнулся на дюжину казаков, которые его задержали, затем очистили его карманы от денег и часов, сняли с него крест, эполеты и… вернув ему один наполеон, отпустили в тех же санях, в которых он прибыл. В штабе решили, что офицер-ординарец Аттален, который исчез в Скрауце, захвачен в плен. Однако и он тоже вскоре возвратился и поведал, что покинул Скрауце к 2 часам дня, в тот момент, когда показались казаки. Он сообщил, что слышал пушку у Ковно в тот день, 14-го, и поэтому предполагает, что герцог Эльхингенский все еще держал оборону и, как было условлено, покинул город только к 10 вечера.

Между тем никаких известий от самого маршала не приходило. В штабе гадали: двинулся ли он по дороге на Вильковишки, то есть вслед за армией, либо же взял курс на Тильзит^[179].

14 декабря, находясь в Антоново, Мюрат отдал распоряжение Бертье написать герцогу Тарентскому о реальном положении основных сил отступающей армии и необходимости обосноваться на Висле и в Данциге, а также о том, что армия движется на Гумбиннен и Инстербург, в то время как Макдональду следовало как можно скорее прибыть в Тильзит с тем, чтобы в дальнейшем выйти к Прегелю в районе Велау^[180], прикрыв таким образом Кёнигсберг, и дать возможность войскам ранее неприятеля выйти к Эльбингу и Мариенбургу^[181].

От Бертье требовалось также написать Понятовскому отдав приказ всему V корпусу включая литовские войска, двигаться к Варшаве для сбора войск и их реорганизации. Следовало, уповая на польский патриотизм, предпринять усилия по защите Великого герцогства Варшавского. Помимо корпуса Понятовского, герцогство должны были прикрыть корпуса Шварценберга и Рейнье. Наконец, Мюрат распорядился, чтобы «господа командующие различными корпусами отправили генералов и офицеров в те места, которые для них определены», дабы собрать там свои части и соединения. Властям Кёнигсберга, Гумбиннена и Тильзита предстояло направить соответствующие инструкции^[182].

Бертье, получив распоряжение Мюрата, подготовил требуемые приказы^[183].

Обращает на себя внимание, что в тот самый день, 14 декабря, Шварценберг, находившийся в Слониме, получив известие о сдаче Великой армией Вильно, в растерянности пишет Бертье, что пребывает в неведении, куда двинется главная армия^[184]. О том же, и также в чрезвычайном беспокойстве, пишет Шварценберг и к Рейнье^[185].

В ночь на 14 декабря Наполеон прибыл в Дрезден. Оказавшись в резиденции французского посланника, он продиктовал письма королю Неаполитанскому и Бертье, а также несколько приказов для отправки в Варшаву^[186]. Были подготовлены письма и для австрийского императора Франца I и прусского короля Фридриха-Вильгельма III. В них он сообщал, что армия передана под командование короля Неаполитанского и что сам он через четыре дня будет в Париже^[187]. Немного вздремнув, Наполеон принял саксонского короля Фридриха-Августа I. В тот же день император был в Лейпциге и в 7 вечера двинулся по направлению к Веймару^[188].

15 декабря король Неаполитанский прибыл в Вильковишки. Здесь он оставался несколько часов, пополняя запасы продовольствия, в том числе муки, которые были здесь найдены.

В Вильковишках к отступавшей армии прибыли два курьера, отправленные из Варшавы, которые сообщили о том, что император благополучно миновал этот город и что аббат Д. Прадт, посланник Наполеона в Великом герцогстве Варшавском, требует от Мюрата отправить силы для прикрытия герцогства, поскольку эвакуация Ковно оставила его незащищенным^[189].

После Вильковишек Мюрат двинулся в Вирбаллен. Здесь армия остановилась^[190]. В Вирбаллене к войскам Мюрата присоединились пять орудий, которые были ранее размещены на высоте перед Ковно, а 13-го, в полдень, отправлены для поддержки арьергарда Нея^[191].

Однако от самого Нея никаких новостей не поступало, и было решено на день остаться со Старой и Молодой гвардией (всего 7–8 тыс. человек с 500–600 кавалеристами герцога Истрийского) в Вирбаллене в ожидании герцога Эльхингенского.

В тот день, 15 декабря, Наполеон миновал Веймар, Эрфурт, Эйзенах, а к позднему вечеру двинулся к Ганау. Никакой информации император в тот день не получал; не имеется сведений и о том, что какие-либо письма отправлял он сам^[192].

Рано утром 16 декабря Бертье составил длинный рапорт для Наполеона. Новостей от герцога Эльхингенского все еще не было никаких. О состоянии «армии» написал, что она представляет собой не что иное, «как разрозненную массу некомбатантов; генералы и офицеры всех [подчиненных] потеряли, все смешаны, многие с отмороженными ногами или руками»^[193].

Бертье особо отметил, что в течение шести дней Главный штаб не получал эстафеты по линии Кёнигсберга и в целом не имеет никаких иных сведений с коммуникационной линии. Начальника Главного штаба беспокоило и то, какую позицию в создавшейся ситуации может занять Пруссия. Он предлагал Мюрату (как можно понять по контексту письма, неоднократно) написать французскому послу в Берлине А. М. Ф. Сен-Марсану Однако к утру 16-го король Неаполитанский этого все еще не сделал^[194].

Весь день 16 декабря остатки армии во главе с Мюратом оставались в Вирбаллене. Мюрат распорядился, чтобы Бертье связался с генералом А. Дютайи, комендантом Варшавы, для лучшей организации защиты Великого герцогства Варшавского. Это должны были осуществить, помимо V корпуса, войска Шварценберга и Рейнье. Следовало также использовать и любые другие отдельные части и подразделения, в том числе и солдат-одиночек^[195].

Неоднократные советы Бертье написать Сен-Марсану возымели действие. Мюрат распорядился, чтобы начальник Главного штаба связался с Сен-Марсаном и конфиденциально информировал его о реальном состоянии армии, дабы тот предпринял усилия, способствующие движению французских войск по территории Пруссии, и обеспечил им поддержку. То же следовало сделать и в отношении Бассано, который тогда находился в Берлине^[196].

16 декабря Мюрат подготовил рапорт императору. Начав с того, что начальник Главного штаба изложит Наполеону ситуацию в деталях, король Неаполитанский заявил о полной дезорганизации армии, в строю которой оставалось полторы тысячи человек. Мюрат прямо написал, что с этими силами более нельзя сражаться и единственной задачей является сбор осколков армии и ее реорганизация. Он же, Мюрат, не имеет ни талантов, ни готовности для подобной деятельности. Принимая командование по настоянию императора, он полагал, что его задачей будет дать несколько сражений у Вильно и Ковно. Однако наступившие 6, 7 и 8 декабря холода развеяли все надежды на это. «Все стало идти от плохого к худшему, и отъезд Вашего Величества, – продолжал Мюрат, – стал новым ударом [échec] по дисциплине [армии]». Неаполитанский король завершал послание тем, что настоятельно предлагал передать командование вице-королю, который более опытен, чем он, Мюрат, в делах организационного характера. Наконец, Мюрат заявил, что будет более полезен императору в Неаполе и если не получит от Наполеона решение в течение пятнадцати дней, то отправится в дорогу в Неаполь^[197].

В этой ситуации, когда король Неаполитанский фактически уже решил для себя вопрос об оставлении командования армией, еще большая тяжесть ответственности легла на маршала Бертье.

В полдень 16-го Бертье подготовил для Наполеона второй за этот день рапорт, на сей раз, в отличие от утреннего, не очень длинный, но более информативный. Он сообщал, что офицер-ординарец Аттален примерно шесть часов назад отправлен из Вирбаллена (то есть с ним, как полагаем, и был послан утренний рапорт начальника Главного штаба). А сейчас только что прибыли три курьера с эстафетой из Кёнигсберга. Король Неаполитанский остается в Вирбаллене в ожидании каких-либо новостей от герцога Эльхингенского, но пока ничего нет, ибо «казаки находятся между ним и нами». Мюрат использует необходимость пребывания в Вирбаллене для проведения смотра всего, что удалось собрать из Старой и Молодой гвардии и неаполитанской гвардии. Это единственные войска, которые еще боеспособны. Осталось не более 300 человек от Старой гвардии, еще меньше от Молодой гвардии. Большая часть солдат не способны к службе, так как ноги или руки обморожены. Неаполитанская гвардия сократилась с 10 тыс. до 700 человек, большинство которых не может двигаться без труда. Что же касается I, II, III, IV и IX корпусов, то они представляют собой только эскорты орлов, состоящие из офицеров и нескольких унтер-офицеров; все же остальные разошлись.

Несмотря на то что партии казаков находятся в 4 или 5 лье отсюда, король Неаполитанский остается здесь на ночь с гвардией и 14 орудиями, которые удалось собрать. Холод – по меньшей мере, 20 градусов: часовые не выдерживают.

В заключение Бертье отметил, что Ней остается с дивизией Луазона и теми людьми, которых собрал в Ковно. Судя по орудийным выстрелам, он либо следует за армией, либо взял курс на Тильзит, и «король думает, что нам о нем следует беспокоиться»^[198].

16 декабря Наполеон и его спутники прибыли в Ганау где император получил корреспонденцию, поступившую, по-видимому, только что с эстафетой из Франции. В 3 или 4 часа дня Наполеон пересек Рейн и оказался в Майнце, на французской земле. Как показалось Коленкуру, «французское солнце заставило императора забыть о всякой усталости и всех несчастьях»^[199]. Все депеши, полученные вечером того дня, касались только событий во Франции^[200].

В ночь на 17 декабря, вскоре после полуночи, в Вирбаллен прибыл адъютант герцога Эльхингенского. Из рапорта Нея Мюрат и Бертье узнали, что маршал, которого они ожидали на дороге из Скрауце, двинулся на Нойштадт, и, более того, его адъютант был уверен, что тот сегодня будет уже в Гумбиннене.

К часу ночи Бертье кинулся составлять рапорт императору. Доложив ему прежде всего о действиях Нея, он информировал, что король Неаполитанский, который все еще остается в Вирбаллене с пехотой и кавалерией гвардии, отправляется в Шталлупёнен. Далее сообщил, что получил письма от Макдональда и Шварценберга и Мюрат приказал ему, Бертье, подтвердить им диспозиции, ранее определенные, а герцогу Тарентскому – чтобы он приблизился к Неману.

Что касается I, II, III, IV и IX корпусов, которые представляют собой не более чем эскорты орлов, король предполагал, как писал Бертье, определить этим вечером в Гумбиннене их движение к Висле: баварцев – в Плоцк, I корпус, вестфальцев и вюртембержцев – в Торн, IV и IX корпуса – в Мариенвердер, II и III корпуса – в Мариенбург. Бертье сообщил, что все силы гвардии (и Старой, и Молодой) сейчас насчитывают примерно 550 кавалеристов и 900 солдат; численность неаполитанской гвардии – немногим более 700 человек. Всю гвардию король думает разместить временно в Гумбиннене.

Начальник Главного штаба высказал предположение, что король Неаполитанский собирается с помощью корпуса герцога Тарентского осуществить маневр на Немане (sur le Niémen) и разместить войска так, чтобы прикрыть «старую Пруссию». В связи с этим гвардия разместит свои зимние квартиры либо в Эльбинге, либо в Мариенбурге. Бертье сообщал, что король Неаполитанский намерен передать вице-королю командование всеми войсками, которые отступают на Вислу, для их реорганизации. Все эти моменты он изложил как результат бесед (conversations) короля с ним. Но по приезде этим вечером в Гумбиннен Мюрат намерен подобные решения окончательно принять.

Затем Бертье написал, что накануне, 16 декабря, холод был 25–26 градусов и что только офицеры и несколько унтер-офицеров, окружающие орлов, представляют собой дивизии различных армейских корпусов; так что сами дивизии не насчитывают и сотни человек. Солдаты разрозненно двигаются по разным дорогам на Вислу^[201].

Выйдя рано утром 17-го из Вирбаллена, уже к 10 часам утра Главная квартира и гвардия были в Шталлупёнене, примерно на половине дороги к Гумбиннену Здесь Мюрат и Бертье ждали три эстафеты, одна из которых доставила письмо Наполеона, помеченное Позеном 12 декабря^[202]. И Мюрат, и Бертье оба выразили радость по поводу благополучного путешествия императора^[203].

По-видимому, тогда же, вскоре после 10 часов утра, Мюрат пишет длинное письмо императору. Из него мы узнаем, какие новости принесли две другие эстафеты – это были послания от Макдональда от 11 декабря и от Шварценберга, помеченное 15 декабря Слонимом^[204]. Письмо Шварценберга сохранилось. Князь сообщал, что находится в неведении по поводу позиции и направления действий Великой армии, но те сведения, которые он получает о действиях армии русских, его беспокоят и заставляют полагать, что Великая армия движется к Ковно, вероятно, для занятия зимних квартир. Это заставило его двигаться на Гродно, а затем, вероятно, после получения приказов от императора он двинется на Белосток. По его словам, генерал Дютайи, губернатор Варшавы, уведомил его, что русский генерал Ф. В. Остен-Сакен находится во Владимире-Волынском с 26 тыс. солдат, и это создает опасность для великого герцогства. Уведомил Шварценберг и о том, что по сообщению саксонского курьера, который прибыл из Варшавы, тот встретил императора в этом городе и было принято решение о движении VII корпуса в направлении Бреста, дабы иметь возможность прикрыть Великое герцогство Варшавское, прежде всего Варшаву^[205].

Из писем Макдональда и Шварценберга видно, что ни тот, ни другой ко времени подготовки своих посланий еще не получили приказы, отправленные начальником Главного штаба и требующие, чтобы первый двигался ближе к Неману, второй – к Гродно и Белостоку для прикрытия Варшавы. Помимо этого, начальник Главного штаба должен был сообщить Шварценбергу что V корпус концентрируется в Варшаве и что князь Понятовский получит 20 тыс. конскриптов, которые уже там собраны, а также реорганизует артиллерию.

Далее Мюрат остановился, как можно полагать, на главном для него вопросе – возможности передачи командования и отъезда из армии. Он заявил, что не может столь длительное время оставаться вдалеке от жены и детей, и повторил, как ему казалось, важный аргумент: что не готов действовать как организатор и администратор и будет более полезен во Франции или в Неаполе, чем здесь.

Далее Мюрат повторил, сославшись в том числе и на рапорты Бертье, что невозможно собрать армию ни в Вильно, ни в Ковно и это заставило его совместно с командующими корпусов принять решение отвести войска на Вислу.

Будучи раздосадован действиями Нея, король не стал скрывать от императора опаснейшей ситуации, когда при отступлении от Ковно на Вильковишки неприятель оказался в районе Скрауце между войсками Мюрата и арьергардом Нея. В этой ситуации, как известно, маршал Ней решил отходить к Шталлупёнену через Нойштадт, а король Неаполитанский, в свою очередь, остановился в Вирбаллене, чтобы его дождаться. Столь серьезное обвинение в адрес Нея, сделанное в докладе императору, Мюрат дополнил еще и тем, что маршал не смог сохранить «более одного штыка от дивизии Луазона и от II и III корпусов». «Он совершил свой отход один, собственной персоной, с несколькими офицерами своего штаба и несколькими офицерами своих войск. Я узнал [об этом] вчера в 10 часов вечера, когда он оказался в Гумбиннене», – написал король Неаполитанский. Поэтому, сообщал Мюрат, ему пришлось составить арьергард из 300 человек Старой гвардии, примерно 150 солдат Молодой гвардии, 800 человек неаполитанских велитов^[206], 400 гвардейских кавалеристов, 250 гессенцев и четырех орудий, имевших 300 зарядов: «Вот, сир, [собственно] все то, что нам удается собрать от Великой армии. Кроме того, следует сказать, что одна треть этих войск негодна к службе из-за обмороженных ног и рук».

Что касается казаков, отметил Мюрат, то они вчера еще не показались ни в Пильвишках, ни в Мариамполе. Они более не берут пленных и возвращают французских солдат, предварительно их ограбив. При движении армии еще в течение 6 дней на Вислу от нее не останется и того, что сейчас есть, и, вопрошал король Неаполитанский, «разве будет возможно с 1000 или 1200 солдат вашей гвардии защитить север великого герцогства и прикрыть Прусское государство?» Вся надежда, писал он, на армию герцога Тарентского, который, имея 30 тыс. дисциплинированных солдат, своим движением к Неману существенно поможет в маневрировании и противодействии неприятелю. В этом случае Мюрат передаст командование вице-королю.

В заключение король Неаполитанский написал, что занятие им линии от Вильковишек X корпусом, прикрывающим Пруссию, будет способствовать переговорам императора с прусским правительством^[207].

Находясь в Шталлупёнене, Мюрат приказал Бертье продублировать прежнее послание, отправленное начальником Главного штаба в ответ на письмо Шварценберга от 14 декабря. В нем предлагалось Австрийскому корпусу двигаться на Гродно и Белосток с целью прикрытия Варшавы. Следовало также написать о движении армии на Вислу о ее усталости от длительных маршей, жестокого холода и многочисленных боев, а также о подходе Макдональда к Неману и прикрытии им северной части Великого герцогства Варшавского и Пруссии. Бертье должен был далее сообщить, что Неман перешли только немногочисленные партии казаков и русская армия еще более, чем французская, желает расположиться на зимних квартирах, а также о реорганизуемом в Варшаве V корпусе и о наличии там 24 тыс. конскриптов^[208].

Ту же информацию следовало передать генералу Рейнье^[209].

Бертье немедленно отправил соответствующие послания Шварценбергу и Рейнье^[210].

Отступавшие части Великой армии оставались в Шталлупёнене недолго и вскоре двинулись к Гумбиннену. Главная квартира, по-видимому, была там уже к вечеру. Отсюда Бертье, согласно принятому ранее решению, отдал соответствующие приказы на дальнейшее движение остатков армии. I корпусу под командованием Даву и VIII корпусу, состоявшему из вестфальцев и вюртембержцев под командованием Жюно, с утра 18 декабря надлежало быть на марше, двигаясь через Даркемен^[211], Гердауэн^[212], Шиппенбайль^[213], Гутштадт^[214], Остероде^[215] и Штрасбург^[216] на Торн. II корпусу под командованием генерала Н. – Ж. Мезона и III корпусу (помимо Легиона Вислы и 34-й пехотной дивизии) под командованием Ж. Г. Маршана – в конечном итоге сконцентрироваться в Мариенбурге, пройдя через Инстербург, Велау, Алленбург^[217], Фридланд^[218], Прейсиш-Эйлау^[219], Ландсберг^[220], Вормдитт^[221] и Прейсиш-Холланд^[222]. IV корпусу под командованием Богарне и IX под командованием Виктора местом сбора определили Мариенвердер. Им следовало двигаться за I корпусом вплоть до Гутштадта, а затем идти через Либштадт^[223], Морунген^[224], Зальфельд^[225], Финкенштейн^[226] и Ризенбург^[227].

Депо гвардейской кавалерии переносилось в Эльбинг; спешенные кавалеристы должны были собраться в Кёнигсберге, чтобы поступить в распоряжение генерала Бурсье; наконец, отдельные солдаты артиллерии и инженерных войск собирались в Данциге. Каждому командующему корпусом предписывалось проявить большую активность для реорганизации своего корпуса. Следовало выслать вперед офицеров для организации прохождения войск и подготовки для них продовольствия и размещения.

Что касается баварцев VI корпуса генерала Вреде, то они должны взять направление на Плоцк (Плок), где и провести реорганизацию. V корпус, состоявший из польских и литовских войск, направляется на Варшаву. Наконец, императорская гвардия, пешая и конная, и артиллерия, а также неаполитанская гвардия получают приказ отправиться утром 18-го в Шталлупёнен, а затем в Гумбиннен и оставаться там до нового приказа.

Все маршевые подразделения кавалерии присоединяются к гвардейской кавалерии, находящейся под командованием герцога Истрийского, и, кантонируя^[228]округ Гумбиннена в радиусе одного или двух лье, защищают направления на Шталлупёнен, Нойштадт, Георгенбург^[229]отражая нападения казаков^[230].

17 декабря, находясь уже на земле Франции, Наполеон как на крыльях летел в Париж. Его интересовали прежде всего две вещи: какое впечатление мог произвести на французов несчастный 29-й бюллетень (который прибыл в столицу, как оказалось, только 16 декабря) и что на самом деле происходит с отступающими войсками. Две эстафеты, которые к тому времени дошли до императора, казалось, косвенно подтверждали его предположения, что, несмотря на дезорганизацию, войскам все же удастся, находясь в Вильно, восстановить некоторый порядок и там удержаться. В этом отношении император был настроен оптимистично^[231]

18 декабря армия продолжала находиться в Гумбиннене. «Прусские власти, – докладывал Бертье Наполеону, – проявили много рвения в обеспечении жизненными припасами и всем, что необходимо»^[232] Контрастировали с этим настроения жителей Гумбиннена. Полковник Л. Гриуа вспоминал: «На следующий день, 17 декабря, я выехал дальше и к 12 часам подъехал к небольшому прусскому городку, показавшемуся мне очень красивым, Гумбиннену Все жители сдерживались благодаря страху, нагнанному на них французами, и потому не смели выказать нам явно всю свою враждебность, но мы видели их насмешливые лица, когда они, спрятавшись за ставнями, смотрели на нашу длинную печальную процессию, возвращавшуюся из Москвы. Я почувствовал, до какой степени они радуются, глядя на наше унижение и чувствуя, что за них нам отомщено»^[233].

Мюрат рассчитывал, дав остаткам армии немного передохнуть и сформировав новый арьергард взамен испарившегося арьергарда Нея, начать движение на Вислу. Он приказал Бертье отдать приказ генералам Эбле и Ф. Н. Б. Аксо, командовавшим инженерами, двигаться к Кёнигсбергу. Они должны были подготовить рапорты, в которых представить ситуацию в отношении артиллерии и инженерной части. Как можно понять из несколько сумбурного текста Мюрата, в Кёнигсберге генералу Бурсье надлежало обеспечить остатки артиллерии и инженерных войск конским составом, после чего те двинутся в Данциг, где и проведут окончательную реорганизацию^[234].

В архиве Исторической службы Министерства обороны Франции сохранились два письма Бертье Мюрату помеченные Гумбинненом 18 декабря. Во-первых, начальник Главного штаба сообщал о получении послания маршала П. Ф. Ш. Ожеро, командовавшего XI корпусом Великой армии, штаб которого находился в Берлине, от 10 декабря, где тот информировал о состоянии 30-й пехотной дивизии Э. Эделе (Heudelet), имевшей задачу прикрыть отступление армии. По сведениям Ожеро, она насчитывала 12 830 человек личного состава при 12 6-фунтовых орудиях и 4 гаубицах. 13-го числа дивизия могла быть в Данциге и затем продолжить свое движение на Кёнигсберг. Голова дивизии могла прибыть туда уже 19, 20 или 21 декабря. Бертье попытался произвести расчет наличия в дивизии Эделе конского состава, что вместе с лошадьми 34-й пехотной дивизии могло дать 160 лошадей. Князь Невшательский предлагал Мюрату отдать приказ для изыскания возможностей обеспечить лошадьми также и фургоны амбулансов^[235], администрации и т. д.^[236]

Во-вторых, Бертье информировал главнокомандующего о сведениях, полученных от Бурсье по поводу выхода из кавалерийского депо Ганновера и Берлина четырех маршевых эскадронов общей численностью примерно в 1 тыс. кавалеристов. Сам Бурсье требовал ясных приказов в отношении маршевых частей и сообщал, что в различных ремонтных депо имеется примерно 1500 лошадей, которых можно использовать^[237].

Очевидно, что для армии, нуждающейся в полном восстановлении своей боеспособности, этого было отнюдь не достаточно^[238].

К трем часам пополудни Бертье составил рапорт для императора. В нем говорилось, что король Неаполитанский со вчерашнего дня в Гумбиннене, который наполнен солдатами-одиночками и совершенно смешавшимися частями армии. Вместе с тем прусские власти проявили усердие в обеспечении французских войск всем необходимым; в городе находится 800 больных, у половины которых обморожены различные члены.

Завтра утром король Неаполитанский намерен перенести ставку в Кёнигсберг. До сих пор нет известий о том, что неприятель, за исключением казаков, которых видели в Нойштадте, появился на территории Пруссии. Бертье, как уже бывало ранее, ничего не скрывая, воспроизвел картину тяжелейшего отступления, отметив, что I, II, III, IV и IX корпуса представлены только орлами, офицерами и немногочисленными унтер-офицерами и солдатами. Четыре пятых армии либо мертвы, либо обморожены, либо сдались на милость врагу. Экипажей ни у кого нет. Все оставшиеся люди покалечены. «Все время на дороге, – писал Бертье, – сталкиваешься со смертью генералов, старших офицеров; армейские части и гвардия должны были уничтожить всю свою артиллерию». Каждый день и каждую ночь предпринимаются попытки восстановить порядок, но возможностей для этого, «в ситуации горя и страданий», никаких нет. Вместе с тем многие военачальники (Бертье отметил Эбле, Аксо, всех маршалов, за исключением Виктора, который болен, принца Э. М. Л. А. К. Гессен-Дармштадтского) демонстрируют удивительную энергию.

При армии осталось, отметил Бертье, только 9 орудий. Холод держится жестокий – от 20 до 27 градусов, что ведет к полной дезорганизации. Мюрат, по словам князя Невшательского, все еще не имеет добрых новостей от герцога Тарентского, который должен подойти к Неману. Сам же король Неаполитанский, полагал начальник Главного штаба, еще не определился ни с тем, как именно использовать корпус Макдональда для прикрытия «старой Пруссии» (vieille Prusse), ни в отношении позиции, которую нужно занять герцогу Эльхингенскому с 30-й пехотной дивизией и 1500 драгун, которые прибудут и которых можно объединить с 34-й дивизией.

Что касается гвардии, то она, пешая и конная, включает примерно от 1200 до 1500 человек пехоты и 600 кавалерии, прибыла сюда сегодня, выполнив роль арьергарда, поскольку не было для этого других войск. Половина этих солдат хромает. Завтра армия двинется на Инстербург. Король заменит ее 30-й дивизией, как только появится возможность, и расположит ее на кантонирование либо в Эльбинге, либо в каком-либо другом месте, и это позволит ей отдохнуть. Бертье не удержался от того, чтобы написать: «Есть много неясности в размышлениях Короля. Я более чем когда-либо описываю положение вещей в зашифрованном послании, которое адресовал Вашему Величеству с г-ном Атталеном»^[239].

С огромной радостью Бертье сообщил императору, что его повозка с наиболее важными бумагами (о потере которой он сообщал в письме, помеченном Вирбалленом 5 утра 16 декабря) все же нашлась после блуждания, спасаясь от казаков, в течение четырех дней. Но сейчас у него, Бертье, только две ездовые лошади и почти не осталось слуг.

Отметив, что вице-король чувствует себя хорошо, Бертье в завершение письма сделал приписку: Даву, Лефевр, Бессьер и Мортье очень страдают от холода^[240].

18 декабря, быстро продвигаясь по дорогам Франции к Парижу, куда он прибыл к ночи, Наполеон наконец получил письмо короля Неаполитанского. Оно погрузило императора в сомнения по поводу того, что Мюрату удалось остановить отступление армии и заняться ее реорганизацией. Этими сомнениями он поделился с Коленкуром и сказал ему: главная задача теперь заключается в том, чтобы вернуть энергию в армейский организм и убедить солдат, что они должны остановить продвижение казаков^[241].

Перед тем как покинуть Гумбиннен (это произойдет в 4 часа утра 19 декабря), Мюрат попытался уничтожить остававшиеся в городе склады, подготовленные пруссаками к появлению Великой армии. Находящийся в Гумбиннене председатель правительственного президиума Г. Т. фон Шён, узнав о приказе Мюрата и боясь, что пожар со складов перебросится на другие здания и уничтожит город, якобы «заявил маршалу, что в случае поджога ни один французский солдат не уйдет из города живым, и поднял местных жителей на восстание». Мюрат отменил приказ^[242].

В 4 часа утра 19 декабря Мюрат покинул Гумбиннен и вечером вступил в Кёнигсберг^[243]. Что касается гвардии, то она, выйдя из Гумбиннена 19 декабря, дошла до Инстербурга. Здесь ей предстояло оставаться до тех пор, пока неприятель не покажется в больших силах^[244]. Холод по-прежнему стоял жестокий – 23 градуса по Реомюру^[245].

Глава 3
Кёнигсберг: время последних надежд
(20–31 декабря 1812 г.)

Появление Мюрата в Кёнигсберге произвело благоприятный эффект на общее настроение французской администрации и войск, находившихся в городе, «ибо, – как заметил Бертье, – уже самые алармистские известия распространились по этому городу»^[246].

Ни одного приказа или письма, исходящего от Мюрата или Бертье за 19 декабря, нами не выявлено^[247]. Все решения были приняты накануне, и 19 декабря вся энергия Главной квартиры и остатков армии ушла на их реализацию.

Сколь ни обрадовало французов в Кёнигсберге прибытие туда 19 декабря Мюрата, еще более радостной стала настоящая сенсация в связи с появлением в тот же день в Париже Наполеона. В 11 часов утра в Тюильри состоялся официальный выход императора. Все остальное время того дня Наполеон энергично работал над восполнением понесенных в России потерь^[248]. Из трех сохранившихся писем императора за тот день одно адресовано Мюрату. В нем Наполеон писал о своем прибытии в Париж и об «исключительно великолеп-ном духе нации». Сообщал, что в настоящее время занят делами общей реорганизации. В Берлине и на Одере уже имеется армия в 40 тыс. человек. Прусский король предполагает отправить подкрепления для своей армии и восстановить численность своей кавалерии; то же намерен сделать и король Саксонии. Так что в Кёнигсберге и на Прегеле Мюрат найдет необходимые ресурсы. Наконец, предупреждал о коварстве русских, которые пытаются обмануть союзников Франции^[249]. Последние фразы имели целью не допустить переговоров Мюрата с русскими, которые, как полагал Наполеон, могли пообещать королю Неаполитанскому сохранить трон.

20 декабря Главная квартира армии оставалась в Кёнигсберге. Мюрат отправил в тот день рапорт императору. Упомянув о ситуации, которая в течение всех последних дней только ухудшалась, о чем Наполеон должен был знать из сообщений начальника Главного штаба, Мюрат подчеркнул сложность поддержания коммуникаций Главной квартиры с Макдональдом, который, несмотря на это, полагает король Неаполитанский, все же начал 17 декабря свое движение к Тильзиту^[250].

Согласно полученным сведениям, «князь Кутузов прибыл в Юрбург^[251] [Jurburg] 18-го в 2 часа пополудни»^[252] и какое-то количество казаков и примерно 500 человек пехоты показались 19 декабря в Таурогене^[253].

Далее Мюрат сообщал, что собирает в Кёнигсберге дивизию Эделе (30-ю пехотную дивизию) силой примерно в 13 тыс. человек и дивизию драгун генерала Л. Э. Кавеньяка силой в 1200 всадников. Подтянул также дивизию Луазона (34-ю пехотную дивизию). Но, тем не менее, обеспокоен, даст ли неприятель время подтянуть все войска дивизии Эделе, прибытие которых ожидается 24 и 28 декабря. Если же ему, Мюрату удастся собрать от 15 до 18 тыс. человек, это даст возможность двинуться на Тильзит, дабы помочь продвижению Макдональда. Лефевру который стоит с остатками гвардии в Инстербурге, отдан приказ продолжать там держаться, но при первом известии о движении неприятеля – подтянуться к Кёнигсбергу.

Король Неаполитанский сообщал, что отданы приказы о переводе в Эльбинг главного кавалерийского депо и всех спешенных кавалеристов, об эвакуации больных и магазинов с обмундированием, вооружением и боеприпасами.

Дан приказ на ускоренный марш транспортов с осадной артиллерией, которая находится на гласисах^[254] Кёнигсберга, Тильзита и Мемеля^[255].

Все армейские корпуса выступили по различным направлениям для обоснования на Висле. Если Кутузов двинет значительные силы от Тильзита на Кёнигсберг и если еще ранее не произойдет столкновения с Макдональдом, то Мюрат двинется на Эльбинг и далее, как полагает, на Данциг.

Мюрат сообщал, что имеет сведения, пришедшие «с другой стороны», о том, что кавалерийская дивизия неприятеля движется на Меречь с тем, чтобы отрезать всех оторвавшихся от V корпуса, идущего на Варшаву. Партии неприятеля замечены также у Вильковишек, Мариамполя и Нойштадта.

Письмо заканчивалось фразой: «Я сильно обеспокоен в отношении корпуса Макдональда»^[256].

В тот же день и Бертье подготовил рапорт для Наполеона. В первых строках отчета начальник Главного штаба выразил обеспокоенность отсутствием от Наполеона каких-либо известий, а также полной дезорганизацией дивизии Луазона. Вместе с тем он отметил, что прибытие дивизии Эделе в Кёнигсберг произвело самый благоприятный эффект на этот город; что здесь имеются значительные магазины с продовольствием, боеприпасами и обмундированием. Однако в Кёнигсберге находится до 8 тыс. больных и раненых, и возможность их эвакуации почти нулевая. Совершенно дезорганизована кавалерия, количество солдат-одиночек чрезвычайное. И хотя принимаются все возможные меры, чтобы восстановить порядок, многие (как можно понять, местные жители и местные прусские власти) видят и понимают состояние французской армии.

Неприятель, по словам Бертье, еще не вступил на прусскую территорию, но он осуществляет маневры в отношении герцога Тарентского. Что касается Макдональда, то он располагает 28 тыс. хорошо отдохнувших солдат и доброй кавалерией. Дивизия Эделе, войска которой подтянутся в течение 10–12 дней, дивизия Луазона и все, что еще можно будет собрать, дадут от 15 тыс. до 18 тыс. человек. Однако весь состав кавалерии находится в ужасной нужде, и это вызывает тревогу за настроения в крае. В целом Бертье все же выразил удовлетворенность тем, как пруссаки обеспечивают присутствие французской армии.

Бертье закончил свое письмо описанием деталей гибели своего адъютанта Ф. Л. Д. В. П. де Ноая 28 ноября 1812 г.

Уже поставив под письмом свою подпись, Бертье отметил, что, если вчера было 23 градуса холода, сегодня – 15. Затем добавил, что отправляет Наполеону рапорт вице-короля о ситуации с его корпусом; что же касается других корпусов, то картина в них аналогичная^[257].

Объем бумаг, подготовленных в Главном штабе 20 декабря и дошедших до нас, заметно значительнее количества бумаг, относившихся к дням предыдущим. В частности, Мюрат отдал Бертье целый ряд приказов, оформленных одним текстом. А именно командующий армией предложил генералу Эбле организовать эвакуацию в Мариенбург той артиллерии, которую нельзя использовать в ближайшее время^[258]; отправить из Кёнигсберга обмундирование, находящееся в магазинах города, использовав то, что необходимо для литовских полков; генералов, офицеров и чинов администрации, которые сейчас не задействованы, тоже эвакуировать в Эльбинг; эвакуации подлежали транспортабельные раненые, продовольствие; спешенная кавалерия и лошади должны были быть также отправлены в Эльбинг, как и чины литовских и польских частей^[259]. Мюрат приказывал отрядить офицера для выяснения ситуации с отправкой трех прусских полков гарнизона Мемеля на Пиллау^[260]; следовало собрать также сведения о движении корпуса Макдональда и о действиях неприятеля^[261].

О необходимости выяснить движение Макдональда Мюрат отдал отдельно оформленный приказ. В нем король Неаполитанский особо указал на крайнюю важность достижения герцогом Тарентским Немана и взятия под контроль Тильзита и Инстербурга. По его мнению, сейчас это было сделать гораздо важнее, чем заняться подготовкой пунктов на Висле для размещения армии^[262].

В свою очередь, Бертье сообщил Мюрату о прибытии в Кёнигсберг спешенной кавалерии примерно в 900 человек, а также кавалерии во главе с Себастьяни в 2 тыс. всадников. Начальник Главного штаба предлагал их всех отправить в Эльбинг, уведомив об этом генерала Бурсье^[263].

Бертье информировал короля Неаполитанского о том, что 26–28 декабря в Эльбинг должна прибыть бригада драгун генерала Кавеньяка. На том же листе Мюрат обозначил свое решение – он предложил отправить ее в Кёнигсберг^[264].

Как можно понять по нескольким сохранившимся приказам, отданным Бертье, все приказы Мюрата были оформлены так, как это было принято в Великой армии и раньше. Очевидно, Бертье, как и Мюрата, особенно волновало скорейшее продвижение корпуса Макдональда, что могло бы, по мнению французского командования, до определенной степени спасти катастрофическую ситуацию.

Бертье отправил 20 декабря Макдональду письмо. Вновь информируя герцога Тарентского о движении остатков корпусов на Вислу, размещении дивизии Эбле и гвардии, начальник Главного штаба определил задачу для X корпуса: прибыв на Неман, опираясь левым флангом на Тильзит, занять правым флангом Инстербург. Это позволит прикрыть Кёнигсберг и далее – дороги на Мариенбург и Эльбинг^[265].

Весь день 20 декабря Наполеон был занят государственными делами – присутствовал на воскресной мессе и восседал в Тронном зале, рассуждая о том, что армия в России понесла потери из-за преждевременно наступивших холодов; провел аудиенцию. Никаких писем из Великой армии он, по-видимому, в тот день не получил, никаких писем Мюрату или Бертье не отправлял^[266].

Утро 21 декабря ознаменовалось кончиной в Кёнигсберге генерала Ж. М. Бастона де Ларибуазьера, командующего артиллерией Великой армии. В своем рапорте Мюрату Дарю отметил, что тяжесть маршей последних дней привела к потере множества значимых чинов Великой армии, а именно, к смерти сегодня генерала Ларибуазьера^[267], к смерти генерала Сен-Жермена^[268], старшего инспектора смотров в главной администрации Великой армии Ж. Б. Б. Вьонне-Воблана. Сообщили также о смерти генерал-адъютанта А. Ж. О. А. Дюронеля, но это не подтвердилось. Распорядитель (ординатёр) Жубер из штаба IV армейского корпуса пал из-за холода на дороге^[269], погиб Ш. П. Ламер, старший инспектор смотров в штабе кавалерийского резерва^[270]. «Я волнуюсь, – написал Дарю, – в отношении г-на барона Деженета, которого я не вижу после Вильно»^[271].

Дарю подчеркнул, что накануне прибытие в Кёнигсберг множества офицеров, находящихся в состоянии неистовства, вызвало в городе большое беспокойство. Но появление короля Неаполитанского способствовало успокоению. В целом население города находится в хорошем расположении духа, не демонстрируя неприязни к французам. Далее Дарю информировал Мюрата, что для эвакуации магазинов необходим значительный транспорт в 14 тыс. подвод и нужно вести в этом плане переговоры с прусскими властями^[272].

Своего рода краткий мартиролог представил в записке императору в тот день Бертье. Помимо Ларибуазьера, Сен-Жермена, Вьонне-Воблана и Жубера, он еще ошибочно написал о смерти А. Лебрёна де ла Уссе, командира 6-й дивизии тяжелой кавалерии^[273].

Помимо этой небольшой записки Бертье в тот день написал императору еще пять писем, четыре из которых были краткими. Речь в этих четырех письмах шла о необходимости предоставить новый кредит в 6 150 000 франков генералу Бурсье для закупки недостающих лошадей^[274]; об отъезде генерал-адъютанта Ж. А. Л. Лористона, который имел возможность лично оценить состояние армии и сейчас должен представить эту ситуацию императору^[275]; об утверждении в должности начальника штаба войск герцога Эльхингенского бригадного генерала Д. Ф. Ф. М. Лавиля^[276]; об утверждении трех полковников в качестве командиров 3-го кирасирского, 6-го гусарского и 1-го конно-егерского полков^[277].

В 10 часов вечера Бертье подготовил для Наполеона более обширную реляцию. Он начал с констатации того, что чрезвычайное расстройство армии производит очень плохой эффект на настроения жителей Кёнигсберга. И днем, и ночью царит хаос. Что касается дивизии Луазона, которая в настоящее время не насчитывает и 1000 человек, то до сих пор трудно собрать ее части.

В противоположность этому появление двух батальонов дивизии Эделе произвело в городе хорошее впечатление.

Гвардия продолжает находиться в Инстербурге, ее депо движется на Эльбинг.

Казаки все еще не вступили на территорию Пруссии.

Герцог Тарентский начал 18-го свое движение к Неману. Группы казаков показались на его флангах и в тылу. Но, как представляется, с ними нет пехоты. И все же прискорбно, что X корпус не начал свое движение несколькими днями ранее.

Большие проблемы с эвакуацией осадной артиллерии из-за отсутствия лошадей.

Состояние Главной квартиры, которая пребывает здесь, в Кёнигсберге, достаточно спокойное. Но в случае отсутствия короля все, что здесь находится, разбежится.

I, II, III, IV и IX корпуса движутся на Вислу. Но эти корпуса потеряли всю свою артиллерию, все зарядные ящики, все экипажи с продовольствием и амбулансы. Совершенно отсутствует персонал администрации. У многих солдат обморожены ноги, руки, потеряны пальцы.

В армию прибыл адъютант генерала Рейнье, копию рапорта которого Бертье отсылает императору^[278].

Этот рапорт Рейнье обнаружить не удалось, однако имеются два письма этому генералу, подготовленные Мюратом и Бертье. Из них ясно, что достигшее Главной квартиры письмо Рейнье было от 19 декабря, когда VII корпус уже начал движение с целью прикрыть вместе с корпусом Шварценберга Великое герцогство Варшавское. И Мюрату и Бертье оставалось только повторить ранее отданные приказы на это движение, уверяя, что вскоре Саксонский корпус сможет расположиться на зимних квартирах^[279].

21 декабря Мюрат отдал распоряжение Бертье подготовить приказ на движение остатков дивизии Луазона под командованием генерала Маршана на Магдебург, где ей предстояла реорганизация. Вместе с ней должны были отправиться 3 тыс. русских пленных, которые находились в Данциге^[280].

Во исполнение этого приказа Бертье пишет маршалу Ожеро. Он предлагает генералу Ж. Раппу губернатору Данцига, отправлять русских военнопленных отдельными подразделениями на Штеттин^[281], после чего солдаты конвоя возвратятся обратно в Данциг, а за дальнейшее передвижение пленных к Магдебургу будет отвечать уже губернатор Штеттина. Бертье просит Ожеро как командующего корпусом организовать эту операцию^[282].

Тогда же Бертье пишет письмо Макдональду сообщая о получении его письма (а затем дубликата и трипликата) от 18 декабря. Адъютант герцога Тарентского, который доставил письмо, был принят королем Неаполитанским и дал знать о состоянии X корпуса. Бертье подчеркнул, что командование возлагает надежды на прекрасные войска, которые маршал ведет на Неман. У короля Неаполитанского имеются при себе дивизия Луазона и дивизия Эделе, голова которой прибыла сегодня. Этих сил достаточно для того, чтобы оказать поддержку движению X корпуса, хотя и со значительной задержкой^[283].

Из Инстербурга, где находился арьергард армии, Бертье получил сообщение от маршала Э. А. К. Мортье, командовавшего Молодой гвардией. Он сообщал, что Бессьер с гвардейской кавалерией отбыл утром (как понятно из переписки, в Эльбинг), оставив в Инстербурге примерно три сотни кавалеристов разных полков под командованием генерала О. Ф. М. Кольбера. Мортье отметил, что неприятель пока в Гумбиннене не показался. При его появлении солдаты Молодой гвардии совместно с солдатами Старой гвардии (маршала Лефевра) будут действовать согласно полученным от начальника Главного штаба инструкциям^[284].

Герцог Данцигский (Лефевр) также, в свою очередь, отправил в Главный штаб сообщение, доложив о состоянии остатков Старой гвардии на 20 декабря. По его словам, насчитывается более 500 человек, однако из-за чрезвычайного холода имеется множество обмороженных, и он должен отправить 200 наиболее больных в Данциг^[285].

Генерал Аксо, обследовав наличие и состояние материалов, необходимых для проведения инженерных работ, представил в Главный штаб следующий рапорт: большая часть материалов прибыла в Кёнигсберг в хорошее время года, и поэтому к настоящему времени древесина уже никуда не годится. Однако большую ценность представляют железные крепления и веревки, которые необходимо перевезти (как можно понять, в Данциг), для чего нужно, по крайней мере, 60 повозок для перевозки железных конструкций и 50 – для перевозки веревок. Аксо просил дать знать о возможностях транспортировки этих материалов^[286].

Одновременно с Аксо лошадей потребовал и Эбле – чтобы транспортировать артиллерию^[287].

Лошадей, как известно, почти не было.

21 декабря император присутствовал на заседании административного совета по внутренним делам. Был ряд приемов. Ни одного письма за этот день, продиктованных или вышедших из-под его пера, не выявлено^[288].

Послание, подготовленное Мюратом для императора 22 декабря, вряд ли можно назвать содержательным. Король Неаполитанский писал прежде всего о приближающемся новом годе, желал Наполеону счастья и чтобы год был безоблачным, «если небо это услышит». «Я также посылаю вам письма моих детей; их пожелания так же искренни, как и мои», – отметил он.

По мнению короля Неаполитанского, Наполеон к вечеру 21 декабря уже прибыл в Париж, так как Бертье получил письмо от Коленкура, которое было отправлено во время пребывания императора в Меце^[289].

Описывать состояние армии и оперативную ситуацию Мюрат не стал, сославшись на то, что это сделает Бертье. Он только выразил обеспокоенность движением Макдональда к Тильзиту и заявил, что, если маршал достигнет этого города, можно будет прикрыть Пруссию X корпусом и дивизией Эделе.

Что касается ситуации в Кёнигсберге, то, по его словам, присутствие Главной квартиры в этом городе производит прекрасный эффект, и если бы «мы еще задержались, то обнаружили бы Кёнигсберг совершенно пустынным. Однако в настоящее время пруссаки ведут себя хорошо [Les Prussiens se montrent bien]». Общее же состояние дел Мюрат охарактеризовал как плохое (tout va encore bien mal)^[290].

Несмотря на отсылку Мюрата к рапорту Бертье, его в тот день начальник Главного штаба, по-видимому, не написал. Единственное письмо от 22 декабря, адресованное им Наполеону, касалось кончины полковника (commandant d'armes de 3^e classe) Ж. А. Боссе (Bosset), коменданта Смоленска, умершего 29 октября 1812 г., и необходимости обеспечения его детей^[291].

Отсутствие рапорта Бертье императору ни в коем случае не означало, что 22 декабря активность Главного штаба снизилась. Мюрат в тот день потребовал от Бертье подготовить целый ряд приказов: о передвижении гвардии из Инстербурга в Кёнигсберг, а затем в Эльбинг или в другие места на Висле; об оставлении в Тильзите аджудан-командана (штабного полковника) Терье (Terriers), который должен регулярно сообщать новости о движении X корпуса и действиях неприятеля в этом районе; об эвакуации осадной артиллерии; о согласовании с генералом Бурсье вопроса о размещении главной квартиры резервной кавалерии в Эльбинге; о предании одиночных солдат, оказавшихся на левом берегу Вислы, военному суду как дезертиров^[292].

Мюрат потребовал, чтобы части дивизии Луазона, находившиеся в Мемеле, «сохраняли его вплоть до последней крайности», ибо этот объект столь же важен, как Кёнигсберг и Тильзит^[293]. В том же приказе король Неаполя поднял вопросы о составе 9-го лансьерного^[294] польского полка и о движении кавалерийской бригады генерала Кавеньяка. Особое внимание Мюрат уделил пополнению армии конским составом. Четыре маршевых кавалерийских эскадрона, об отправке которых сообщил Бурсье в рапорте от 18 декабря, король Неаполитанский предложил направить «в соответствующие корпуса», ибо они были сформированы в основном из молодых рекрутов; 1500 лошадей, имеющихся на тот период в «различных депо», приказал посылать «в соответствующие полки» по мере того, как они будут формироваться; особое внимание, ссылаясь на мнение императора, рекомендовал уделить поставкам лошадей в 7-й и 8-й гусарские и 9-й лансьерный полки^[295].

Бертье молниеносно реагировал на предложения Мюрата, издавая приказы от имени начальника Главного штаба. Так, сразу был издан «приказ дня» о предании военному суду одиночных солдат, которые оказались на левом берегу Вислы. Так как ряд частей и подразделений 34-й дивизии все еще находились на территории по левому берегу этой реки, в «приказе дня» подробно расписывалось, какие именно части дивизии уже находятся в Кёнигсберге^[296].

Реагируя на приказ Мюрата об эвакуации осадной артиллерии, Бертье предложил королю Неаполитанскому познакомиться с письмом генерала Аксо, в котором излагалось реальное положение дел в этом отношении^[297].

22 декабря Главный штаб получил послание от Бассано, помеченное Варшавой 17 декабря. В нем министр иностранных дел сообщал о 25 тыс. рекрутов, набранных в Великом герцогстве Варшавском. Одновременно сообщал о просьбе Понятовского перебросить в его распоряжение отдельные части, основу которых составляют поляки^[298].

По-видимому, Главный штаб получил подобную просьбу непосредственно и от Понятовского. Бертье представил содержание этого письма Мюрату^[299]. Мюрат допустил такую возможность. Исключение должен был составить 4-й полк Легиона Вислы^[300]. Бертье по этому поводу подготовил письмо для генерала Дютайи, губернатора Варшавы, с требованием отправить 4-й полк Легиона Вислы силой 2094 человека на Кёнигсберг^[301].

Бертье представил также Мюрату на утверждение кандидатуру генерала Луазона на пост коменданта Эльбинга вместо генерала Л. В. А. Байе де Латура, который был болен^[302].

Между тем со стороны арьергарда стали приходить тревожные сообщения. Во-первых, Мортье, который вместе с гвардией продолжал находиться в Инстербурге, поведал о том, что «в минувшую ночь» по дороге на Гумбиннен происходили «многочисленные насилия», а именно группа вооруженных крестьян под предводительством прусского офицера стала нападать на французских солдат.

Мортье, проведя разведку, отправил против этих крестьян, «вооруженных плохими ружьями», подразделение солдат. Французы застали крестьян пьяными, собиравшимися под скрипку и трубу отпраздновать свой успех. Как можно понять по строкам документа, они были разогнаны, а их вожак схвачен. Им оказался некто Георг Хаузель (George Hausel), уроженец Майнца, солдат некоего полка «фузилеров-гренадеров». Его Мортье собирался предать военному суду.

В том же письме Мортье доложил, что вчера, 21-го, разведка генерала Кольбера обнаружила в Пильвишках семь или восемь сотен казаков и гусар. Местные жители сообщили о появлении неприятеля на дороге из Гумбиннена и выходе его к Шталлупёнену. Бургомистр Инстербурга уверен, что уже сегодня, 22 декабря, неприятель подойдет к Гумбиннену. Герцог Тревизский отметил, что на дорогах крестьяне постоянно нападают на одиночных солдат. Что же касается самого Инстербурга, то его бургомистр обещал сохранить в городе порядок.

Утром 22-го, по словам Мортье, Кольбер заявил, что под его началом ныне 19 офицеров и 200 унтер-офицеров и солдат; подразделения 19-го и 24-го конно-егерских полков находятся в наихудшем состоянии. Часть их он должен был вчера отправить в Данциг, поскольку ноги и руки у них обморожены и многим грозит ампутация^[303].

В тот день, к двум часам дня, «штаб» IV армейского корпуса во главе с Э. Богарне прибыл в Прейсиш-Эйлау. В письме к супруге Богарне сообщил, что местом сбора его корпуса назначен Мариенвердер, куда он и направляется, и что он только что проехал через Фридланд, который, как и Эйлау, для него очень памятное место сражения. В Мариенвердере он намерен быть 26-го или 27-го. Сам он хорошо защищен от холода – от головы до пят, но что касается восьми офицеров его штаба, то в последние дни они отморозили ноги и носы. Сообщил также, что позавчера умер полковник велитов^[304] и, по всей видимости, Видман также погиб^[305].

Во втором письме супруге, написанном в тот же день, Богарне не удержался от того, чтобы помечтать о возвращении в Милан и о совместном с ней отдыхе.

Наконец, в третьем письме того же дня прямо написал, что «здесь ничего нового, только холод и снег», и что «местные жители сочувствуют нашим страданиям и говорят, что эта зима самая жестокая, какую они видели в течение тридцати лет»^[306].

В целом очевидно, что и Мюрат, и Бертье достаточно трезво оценивали ситуацию и понимали необходимость сосредоточения главных сил на Висле для приведения их в порядок и ожидания резервов. Однако они определенно надеялись прикрыть также территорию Восточной Пруссии, а с северо-востока – и Великое герцогство Варшавское. Эти надежды были связаны почти исключительно с подходом к Тильзиту X армейского корпуса Макдональда.

Практически весь день, находясь в Париже, император Наполеон был занят финансовыми и административными делами. Известна только одна его короткая записка от 22 декабря. Вопрос о положении отступавшей Великой армии никак им не затрагивался^[307].

23 декабря прошло в интенсивной деятельности Главной квартиры по решению текущих вопросов. Мюрат просил Бертье представить сведения о состоянии артиллерии, находящейся в Кёнигсберге, в том числе принадлежавшей дивизиям Луазона и Эделе; указал на необходимость быть готовыми к движению неприятеля со стороны Тильзита и Инстербурга, взяв эти направления под контроль постоянными патрулями^[308].

Король Неаполитанский предложил начальнику Главного штаба уведомить Мортье о том, что он одобрил (при условии, что неприятель не помешает это сделать) переброску императорской гвардии в Эльбинг и Мариенбург^[309].

Не менее энергично работал и Главный штаб. За подписью Бертье в тот день вышла целая кипа бумаг. По крайней мере, пять посланий начальник Главного штаба адресовал Мюрату Князь Невшательский запрашивал, какой ответ дать на письмо Понятовского от 19 декабря по поводу литовских войск, формально приписанных к V корпусу^[310]; писал о необходимости замещения должности начальника смотров (chef aux revues d'armée), который скончался^[311]; сообщал об отправке депеш, полученных от Шварценберга^[312]; информировал о возмутительных действиях полковника Т. Лубенского, который увел свой 8-й полк шеволежеров^[313]-лансьеров, состоявший на французской службе, в Варшаву и о том, что генерал Ж. Б. Ж. Корбино, а вместе с ним и генерал Дютайи, французский комендант польской столицы, потребовали возвращения этой части обратно^[314]; наконец, напомнил Мюрату о решении императора сформировать в Магдебурге подразделение из 560 жандармов для последующей отправки их в Берлин^[315].

Одно письмо Бертье адресовал Макдональду информируя герцога Тарентского о прибытии в Кёнигсберг трех батальонов дивизии Эделе и ожидании еще трех батальонов завтра; это должно было обеспечить успешное продвижение 28-тысячного корпуса Макдональда^[316].

В послании к Рейнье начальник Главного штаба сообщал об отправке некоего письма генерала Вальтерсдорфа, посла Дании в Париже, и предлагал обсудить содержащиеся там предложения^[317].

В письме к Ж. Б. Сорбье, командующему гвардейской артиллерией, который должен был заменить умершего Ларибуазьера на посту командующего артиллерией Великой армии, предлагалось упорядочить процесс производства офицеров артиллерии согласно декрету императора^[318].

Однако главные бумаги, продиктованные и подписанные Мюратом и Бертье в тот день, были адресованы ими императору. Король Неаполитанский, как бывало неоднократно, начал свой отчет с того, что указал на Бертье, который, по его мнению, должен более подробно охарактеризовать ситуацию. Сразу после этого – как информацию чрезвычайной важности – сообщил о том, что неприятель в составе нескольких сот казаков с двумя орудиями вчера утром появился в Тильзите и войскам гарнизона пришлось отойти в Лабиау^[319]. Очевидно, что подобное обстоятельство создавало угрозу для продвижения X корпуса к Неману, который, писал Мюрат, 21-го находился в Шавлях^[320] и должен этим вечером вступить в Россиены^[321]. Партии казаков замечены всюду, и коммуникации гарнизона Мемеля с Макдональдом нарушены.

Императорской и неаполитанской гвардии был отдан приказ покинуть Инстербург и перейти к Велау а в дальнейшем (в том случае если враг покажется значительными силами у Тильзита или у Гумбиннена и Инстербурга) взять дорогу на Эльбинг через Эйлау Весьма плохо, что, с одной стороны, маршал Макдональд поздно получил приказы на отступление, а с другой стороны, что дивизия Эделе еще недостаточно сконцентрировалась здесь, чтобы могла занять Тильзит.

Эвакуация Кёнигсберга продолжается. «Мы не смогли еще собрать более 1400 человек дивизии Луазона, – писал Мюрат. – Я имею примерно 2000 человек дивизии Эделе и 800 пруссаков. Вот все, что составляет защиту Кёнигсберга и Главной квартиры».

Мюрат отметил также, что занят расквартированием кавалерии и размещением депо.

«Сир, – писал король Неаполитанский далее, – мы находимся в состоянии большой тревоги. Сие изменится с прибытием X корпуса».

В заключение Мюрат отметил, что 20 декабря главная квартира князя Шварценберга была в Белостоке и он, как представляется, стремится обосноваться в Пултуске. Враг преследует его очень слабо и, по-видимому, желает предложить ему перемирие, объявив, что не имеет приказа следовать далее границ Пруссии^[322].

В отличие от короля Неаполитанского, Бертье адресовал в тот день Наполеону не менее пяти посланий!^[323] Три послания кратки: Бертье представил к награждению офицерским крестом Почетного легиона бригадного генерала К. Ж. Л. Девильера; сообщал об отправке через Варшаву в Париж офицера-ординарца де Шабрильяна (Chabrillan); предлагал произвести бригадного генерала Ж. К. М. Шарбоннеля в чин дивизионного генерала^[324].

Два рапорта предлагали общую картину состояния и действий армии. Прежде всего князь Невшательский сообщал о том, что 21-го герцог Тарентский провел ночь в Шавлях, и это означало, что начиная с завтрашнего дня, с 24-го, ему нужно будет три дня, чтобы достичь Немана. Однако на данный момент известно, что казачьи части находятся перед Тильзитом и его комендант отвел 300 кавалеристов и 500 пехотинцев к Лабиау.

Что же касается войск, находящихся под непосредственным командованием короля Неаполитанского, то это не более чем 1300 дезорганизованных солдат 34-й дивизии и три батальона дивизии Эделе; последний из этих батальонов прибыл вчера. Еще три батальона должны прибыть завтра, но из-за проблем, связанных с окончанием этой кампании, марш этих трех батальонов и еще трех, которые задерживаются, произошел с опозданием в 24 часа.

Из всей кавалерии, которая здесь находится, 800 человек относятся к одному из литовских полков, не имеющих ни седел, ни оружия. Те, что относятся к императорской гвардии и находятся под командованием герцога Тревизского, получили приказ отправиться завтра из Инстербурга в Велау.

Присутствие здесь, в Кёнигсберге, короля является сильным фактором, имеющим позитивный эффект в моральном плане. Но, по сути, у французов здесь не более трех батальонов дивизии Эделе силой примерно в 2 тыс. пехотинцев.

Эвакуация не движется из-за отсутствия средств транспортировки; этот край ничего не может дать, и до настоящего времени невозможно организовать движение.

Генерал Лагранж прибыл сегодня утром, как и генерал Эделе.

Ежедневно французы теряют необходимые им средства, хотя невозможно сделать более того, что делают генералы Эбле^[325], Аксо и генерал-интендант. Но если командиры еще сохраняют энергию, то их подчиненные замерзли, больны или попросту исчезли.

Далее Бертье сообщил о значительных денежных потерях, которые после Москвы составили до 8 млн франков, и об исчезновении всех повозок с трофеями, по большей части из-за грабежа самой армией, чем из-за действий неприятеля^[326].

В следующем рапорте (датировка которого, как мы отметили, вызывает определенные сомнения, ибо он помечен 9 часами вечера 22 декабря) Бертье сообщил, что генерал Ж. Лагранж прибыл (этот факт заставляет отнести документ все-таки к 23 декабря) и принял функции коменданта Кёнигсберга и «старой Пруссии».

Король, по требованию герцога Эльхингенского, передал генералу Маршану командование 34-й дивизией, которая, впрочем, к этому моменту имеет в своем составе не более 1200 человек. Далее начальник Главного штаба чуть ли не телеграфным стилем сообщил, что генерал Байе де Латур как комендант Эльбинга заменен генералом Луазоном (реально это произойдет позже); что сегодня вечером прибыли в Кёнигсберг по одному батальону 54-го, 88-го и 96-го линейных полков; 25-го прибудут батальоны 16-го, 20-го и 2-го полков легкой пехоты; 26-го и 28-го ожидается прибытие еще целого ряда пехотных частей. Но остальные части дивизии Эделе не появятся ранее 10 или 12 января. Что касается артиллерии, то она исчисляется десятью орудиями.

Бертье напомнил о появлении казаков возле Тильзита, в то время как его гарнизон эвакуирован и король ожидает более определенных известий, перед тем как выдвинуть туда какие-либо войска. Тем более что герцог Тарентский не сможет собрать свой корпус в Тильзите до 30 декабря^[327].

В настоящее время, помимо императорской гвардии, которая все время находится в Инстербурге, имеется около 300 кавалеристов и 2 тыс. пехотинцев, включая неаполитанскую гвардию и 10 орудий. Мюрат вручил командование гвардией герцогу Тревизскому герцог Истрийский отправлен в Эльбинг вместе с депо, герцог Данцигский (Лефевр) находится здесь, рядом с королем.

Неразбериха и беспорядок, несмотря на все усилия их прекратить, все время чрезвычайные. То, как распалась дивизия Луазона, силой более чем в 12 000 человек, невообразимый тому пример. Но присоединяются, указал Бертье, литовские полки нового призыва; у них нет ни оружия, ни обмундирования, их можно только отправить в тыл. «И нам остается только ждать, когда пруссаки будут нас убивать».

Эвакуация осадной артиллерии невозможна. В целом же дух дезорганизации очень тревожит. Солдат обезумел от холода. Очень беспокоит ситуация с герцогом Тарентским. В то же время, имея его 28-тысячные свежие войска и добрую кавалерию, можно встретить врага.

В заключение Бертье написал, что получил эстафету и новости, пришедшие с ней, обрадовали, ибо император прибыл 16 декабря в Майнц^[328].

23 декабря Наполеон большую часть дня провел на заседании Совета министров. В ответ на желание короля Вестфалии Жерома приехать в Париж решительно отказал ему и потребовал восстановить силы вестфальской армии. Император рекомендовал брату объявить своим подданным, что вестфальская армия, понесшая чувствительные потери, теперь обосновалась на зимних квартирах на Висле^[329].

В целом, как видим, Наполеон уже не питал иллюзий насчет размещения остатков армии на Немане или даже в Восточной Пруссии. Тот факт, что армия должна отступить на Вислу и там быть реорганизована, он воспринимал как неизбежный.

24 декабря, как обычно, в своем не особенно содержательном докладе Наполеону Мюрат сослался на Бертье, который, дескать, пришлет императору более подробные рапорты. Сам же Мюрат сообщал следующее: «гвардии действительно более не существует», «осталось не более 600 человек в строю»; эвакуация продолжается; в настоящее время здесь находятся три батальона дивизии Эделе, завтра прибудут еще три, послезавтра – еще три других, так что к 29-му будет 12 батальонов, и дивизию можно будет двинуть к Тильзиту Отставшие продолжают прибывать, и на сегодняшний день в городе собралось до 10 000 человек.

Мюрат получил письмо от прусского коменданта Мемеля, в котором тот сообщил, что X корпус отступает на Мемель и на Тильзит. Партии казаков, которые были в Курляндии в тылу X корпуса, отступили в сторону Россиен. В случае если к V корпусу добавятся войска Макдональда, Мюрат надеется прикрыть прусские территории.

Король Неаполитанский заявил, что все убеждают его покинуть Кёнигсберг, где он не чувствует себя в безопасности. Но он сделает это только в крайнем случае. Его присутствие здесь вносит успокоение в настроения в крае, и если он уйдет отсюда раньше прибытия X корпуса, город, где сосредоточены огромные ресурсы, которые нельзя потерять, будет оставлен^[330].

Как и предполагал Мюрат, рапорт начальника Главного штаба императору оказался более информативным. Он начинался, естественно, с самой важной темы, касавшейся продвижения X корпуса. Новостей в этом плане не было, за исключением сообщения прусского коменданта Мемеля, копию письма которого Бертье приложил. Тревожило, что казаки, как ранее сообщалось, уже в Тильзите. Однако с казаками не наблюдалось пехоты. Гарнизон же Тильзита, вновь повторил Бертье, числом в 300 пехотинцев и 150 кавалеристов, ретировался в Лабиау.

Что касается остатков императорской гвардии под командованием герцога Тревизского, которые находились в Инстербурге, то они получили приказ короля покинуть этот город и переместиться в Велау ближе к Кёнигсбергу.

Бертье сообщал, что Лефевр немного болен и возвратился в Данциг, герцог Истрийский (Бессьер) – в Эльбинг, Дарю и Эбле находятся на марше с целью эвакуации магазинов и артиллерии. «К этому моменту все складывается тяжело»^[331].

Князь Невшательский информировал, что к вечеру 24-го в 34-й дивизии набирается только 1400 человек. Три батальона дивизии Эделе, численностью примерно от 400 до 500 человек каждый, уже здесь. Три батальона прибудут завтра, еще три – послезавтра. И это единственная сила, которой сейчас располагает король. Другие части дивизии Эделе прибудут только через 8-10 дней.

Бертье сообщал о множестве больных, среди которых генералы Эбле и Аксо, но надеялся, что через несколько дней они смогут возвратиться к службе.

Мюрат, писал Бертье, весьма обеспокоен, что не может осуществить серьезную диверсию для оказания помощи герцогу Тарентскому Не менее чем через три дня только можно будет собрать здесь 9 батальонов. Но и эти батальоны состоят из молодых людей, которые еще не стреляли из ружья, и король страшится, что они не выдержат атак кавалерии.

Важно, отмечал Бертье, что совершенно изменилась система обороны этих мест. Более нет рек, каналов, залива Фришес-Хафф^[332], ибо все замерзло. Так что теперь большой заботой стало обеспечение хорошей защитой Пиллау^[333].

Насколько Мюрат был озабочен хотя бы минимальным восстановлением боеспособности кавалерии и в целом восстановлением конского состава, говорят два его письма к Бертье за этот день. В одном из них король Неаполитанский попытался подробно проанализировать возможности депо кавалерийского ремонта, находящихся в относительной близости от театра военных действий, и перечислил имеющиеся кавалерийские части и подразделения^[334]. В другом указал на особую важность в деле борьбы с казаками польских кавалерийских частей.

Бертье сообщал, что приказал отправить из кёнигсбергского гарнизона несколько сот прусских пехотинцев в Лабиау имеющий важное значение для контроля истоков реки Деймы и путей, связывающих Кёнигсберг с Тильзитом^[335].

К 24 декабря относится письмо Бертье к маршалу Ожеро по поводу перспектив концентрации в Магдебурге 560 жандармов^[336].

В тот день из Эльбинга к Бертье ушло письмо генерала Бурсье, отвечавшего на предыдущий запрос начальника Главного штаба от 22 декабря. Бурсье сообщал, что в различных депо кавалерии имеется 1500 лошадей, помимо 1 тыс. кавалеристов, которые уже находятся в пути (считая 670 человек из депо в Эльбинге, ранее отправленных по дороге на Кёнигсберг)^[337].

В тот день комендант Эльбинга дивизионный генерал Байе де Латур сообщил Бертье, что город переполнен множеством военных самых разных войск и множеством больных. Из огромного числа генералов, которые оказались в Эльбинге, мало кого можно реально использовать для приведения войск в порядок. Тем не менее, писал комендант, через Эльбинг на Кёнигсберг движется 7-я временная бригада численностью 2384 человека, а в самом городе разместилась артиллерия 30-й пехотной дивизии в составе 269 человек, 200 лошадей и 16 орудий^[338].

Предположительно 24 декабря император получил сообщение^[339] о том, что французская армия покинула Вильно^[340]. Император тотчас послал за Коленкуром и поделился с ним этим известием. Обершталмейстер, со своей стороны, показал императору письмо генерала А. А. де Салюса, шталмейстера, оставшегося при Главной квартире в армии, в котором излагались детали этого бегства. Наполеон был крайне недоволен и раздражен^[341].

В течение дня император занимался приведением в порядок частей кавалерии и полков гвардии. Пытался всячески активизировать деятельность генерала Бурсье. Отдал распоряжения насчет соединения оставшихся кадров гвардейских полков – как пехотных, так и кавалерийских, вышедших из России, с теми, которые оставались в тылу (особое внимание уделил гвардейской кавалерии, центром организации которой должен был стать Майнц), и приведения в порядок артиллерии и обоза^[342].

В письмах Наполеона к военному министру Ф. Ж. Г. Кларку речь шла о формировании и переброске отдельных батальонов, о назначении генерала Эбле начальником артиллерии Великой армии, а генерала Аксо – начальником инженеров^[343]. В пространном послании министру военного снабжения Ж. Ж. Лакюэ Наполеон предложил свои подсчеты в отношении конского ремонта, необходимого для восстановления потерь в лошадях во время похода в Россию^[344].

Несмотря на энергичную деятельность Наполеона, его гигантской и, казалось бы, хорошо отлаженной машины управления империей, в том числе настроениями ее жителей, последствия краха Великой армии в русском походе начали уже сказываться. Наряду с возникшими сомнениями Вены и Берлина в необходимости и дальше безоговорочно следовать в фарватере французской политики, раздраженностью и даже нападениями на отступавших наполеоновских солдат в восточных землях Пруссии, заметно усиливалось брожение и на присоединенных к собственно Франции территориях.

К 22 декабря относятся два сообщения, поступившие командующему 32-м военным округом Ж. Ф. Карра-Сен-Сиру касающиеся настроений жителей Гамбурга и Бремена. Как известно, в 1811 г. Гамбург и Бремен были присоединены к собственно Франции, став центрами департаментов Устье Везера (Бремен) и Устье Эльбы (Гамбург). Генерал-комендант (le général commandant) департамента Устье Везера докладывал, что вчера в Бремене стал известен 29-й бюллетень Великой армии, который свидетельствовал о значительных потерях, понесенных в России, что сразу породило множество слухов. Комендант прямо писал, что антифранцузские настроения, и ранее существовавшие среди жителей Бремена и всего департамента Устье Везера, сейчас явно усилились. Он предлагал эти «слухи» игнорировать, создавая видимость благополучного для французов хода событий^[345].

Почти ту же информацию о возможности подобной реакции местного населения на 29-й бюллетень передавал и командир 10-й (?) бригады Национальной гвардии, находившейся в департаменте Устье Эльбы (с центром в Гамбурге)^[346].

О беспокойстве в отношении настроений местных жителей сообщало Карра-Сен-Сиру в те дни и руководство Люнебурга, еще одного ганзейского города^[347].

Весь день 25 декабря штаб Великой армии судорожно ловил сведения, относившиеся к действиям неприятеля, и безуспешно ожидал новостей о продвижении корпуса Макдональда. Мортье, находившийся вместе с гвардией с 24 декабря в Велау отправил в Кёнигсберг, по крайней мере, три рапорта. Так, герцог Тревизский, узнав о движении неприятеля, сообщил в Кёнигсберг, что утром 25-го русские в числе 800 кавалеристов вступили в Инстербург. Более того, стало известно, что казаки уже в 2 лье от Инстербурга по дороге на Велау, и Мортье был озабочен скорейшей отправкой конвоя с больными^[348]. Маршал напоминал, что вся его кавалерия исчисляется 75 кавалеристами, если считать легкую кавалерию гвардии, но не принимать в расчет егерей и кирасиров^[349]. Герцог Тревизский сообщал, что если он получит приказ от Бертье занять позицию в Тапиау^[350], он это сделает, выступив туда завтра в 6 утра. Но, с другой стороны, намерение короля заключается в том, чтобы отправить гвардию в Эльбинг, для чего он должен будет избрать дорогу на Фридланд и Эйлау^[351].

В одной архивной папке с документами, помеченными 25 декабря, оказался и обрывок письма (черновик?), явно относящегося к сообщениям Мортье для Главного штаба. В нем говорилось, что партия врага в 1000 кавалеристов прошла тем утром в Георгенбург и направилась оттуда, согласно информатору, по дороге на Лабиау Очевидно, что такой маневр неприятеля создавал угрозу в плане разъединения сил Макдональда и войск Мюрата. Возможно, это обстоятельство заставило Мортье поторопиться и отдать приказ, не дожидаясь утра следующего дня, начать продвижение части своих войск к Тапиау.

Он приказал 200 матросам гвардии выйти к Тапиау, находившемуся по направлению к Кёнигсбергу в то время как в Таплакене^[352], расположенном на дороге от Инстербурга, решил сохранить до вечера пост кавалерии. Очевидно, что, располагая 75 кавалеристами, Мортье вряд ли мог рассчитывать на какой-либо серьезный маневр при появлении многочисленной кавалерии неприятеля.

Мортье сообщил, что не жалуется на проблемы с дисциплиной в своих войсках, но испытывает серьезные опасения в отношении «плохого духа» местного населения. Именно в этом, полагал он, заключалась главная причина хорошей информированности неприятеля обо всем, что происходило^[353].

В третьем послании к Бертье Мортье уведомил о получении приказа начальника Главного штаба от 23 декабря, согласно которому он отправил всех своих больных, минуя Кёнигсберг, в Эльбинг по дороге из Велау через Фридланд, Бартенштейн^[354], Хейльсберг^[355], Вормдитт и Прейсиш-Холланд^[356].

Новости в отношении действий неприятеля, заставившие Мюрата и Бертье волноваться, пришли в тот день и от Луазона, также оказавшегося в Велау. Генерал сообщал, что 2000 неприятельских кавалеристов под командованием генерал-адъютанта П. В. Голенищева-Кутузова вступили 21 декабря в Тильзит, а 23-го примерно 100 из них появились в Тойлоу (Талау?^[357]), деревне на дороге от Тильзита в Инстербург. Жители Гумбиннена сообщили, что 23-го вечером видели казаков, которые, пробыв там ночь, наутро ушли^[358].

Новости о неприятеле приходили в Главный штаб и от генерала Ж. Лагранжа, накануне вступившего в должность губернатора Кёнигсберга. Он сообщал, что вчера небольшая партия казаков была в 2 лье от Лабиау Из самого же Лабиау он никаких сведений о казаках не получал^[359].

Сведения о движении неприятеля заставили Мюрата отправить тем вечером «полк» кавалерии^[360] для кантонирования в деревнях в лье от города по дорогам на Лабиау и Тапиау. Кавалерии надлежало провести рекогносцировки силами патрулей и организовать посты.

Следовало также усилить защиту пунктов, обеспечивавших функционирование почтовой связи^[361].

С каждым днем усиливался контраст между тем, насколько конструктивными оставались взаимоотношения французского командования с прусской военной и гражданской администрацией, и нарастающими конфликтами на бытовом уровне между французскими солдатами и немецким населением, что нередко сопровождалось и убийствами отдельных наполеоновских солдат. Наиболее явно это видно при обращении к переписке прусского генерала Л. Йорка с Макдональдом. Прусский генерал, не вступая в прямой конфликт с французским маршалом и демонстрируя видимость сохранения субординации, под разными предлогами дистанцировался от французского командования и отступающих французских контингентов. Так, 24 декабря, прибыв в Шавли, он отписал, что должен дать войскам «несколько часов отдыха» и что дальнейший марш на Нимокшты (Немокшты)^[362] возобновит завтра^[363]. В дальнейшем, как известно, задержки с движением войск Йорка, на первый взгляд вполне оправданные, приведут к известной Таурогенской конвенции, также заключенной «под давлением непреодолимых обстоятельств».

Готовность неукоснительно исполнять свои союзнические обязательства последовательно демонстрировал и Берлин. К примеру, к 25 декабря относится письмо Сен-Марсана к Бертье, в котором французский посланник, ссылаясь на информацию, исходившую от прусских властей, уверял князя Невшательского в полном взаимопонимании генерала Йорка с маршалом Макдональдом и в готовности Берлина выполнить требования Наполеона по увеличению прусского воинского контингента^[364].

Ключевым вопросом в деятельности французского Главного штаба оставалась проблема возобновления численности конского состава. Генерал Бурсье не только продолжал бурную деятельность по закупке лошадей, подготовке их к армейским условиям и отправке их из депо в войска, но и успевал подробно отвечать на послания, которыми его бомбардировали Париж, Кёнигсберг и Варшава. Большой объем этой переписки, сохранившейся во французских архивах, однозначно говорит о невозможности восстановить в количественном и тем более в качественном отношении кавалерию Великой армии, численность и маневренность артиллерии^[365].

К 10 часам вечера 25 декабря Мюрат составил обширный рапорт для императора. Рапорт начинался с уверений в том, что прокламация Александра I к полякам (в ней русский император даровал прощение полякам, в ходе войны сотрудничавшим с неприятелем), которую король Неаполитанский приложил к своему посланию, не произведет на польский дух серьезного воздействия. Затем Мюрат перешел к главному вопросу, отметив, что каких-либо «добрых новостей» от маршала Макдональда все еще нет. 21-го, как известно, он был в Шавлях, а сегодня, 25-го, голова его авангарда может быть в одном переходе от Немана. Сейчас осуществляется разведка от Лабиау к Тильзиту для чего в Лабиау отправлено дополнительно две сотни литовских конных егерей. Кроме того, около 200 солдат 6-го батальона 22-го полка легкой пехоты и 200 моряков находятся в Тапиау совместно с гвардией, расположенной в Велау наблюдая за дорогой в Тильзит.

Сегодня, 25-го, прибыли еще два батальона из дивизии Эделе и маршевый полк кавалерии численностью 600 человек. Завтра он, Мюрат, проведет смотр шести батальонов дивизии Эделе и прибывшего кавалерийского полка. Кроме того, завтра же ожидаются еще три батальона. Поэтому послезавтра он предполагает отправить все девять батальонов этой дивизии, маршевый кавалерийский полк и 10 орудий к Неману навстречу маршалу Макдональду.

Отданы приказы на эвакуацию из Кёнигсберга и других мест всех генералов, старших и субалтерн-офицеров и солдат, от пребывания которых здесь царит беспорядок. Но отставшие солдаты-одиночки продолжают прибывать толпами.

Что же касается неприятеля, то он еще не достиг Гумбиннена. В отношении направления Гродно – Растенбург^[366] новостей также все еще нет. Неизвестно и то, какие неприятельские войска занимают Тильзит и кто располагается на пути маршала Макдональда; одни говорят о Кутузове, другие о Витгенштейне. Сам же Мюрат думает, что это только отдельные партии.

Мюрат писал, что население продолжает демонстрировать благожелательное отношение к французским войскам. Местные власти получили утром приказы от берлинского кабинета, в которых предложено оказывать всю возможную помощь. Начальник полиции отправил этим утром эмиссаров в различные пункты, и есть надежда получить завтра новости о X корпусе. В рапортах же от генерала Сокольницкого^[367] «все еще нет здравого смысла».

Далее Мюрат предложил список главных кавалерийских депо с указанием мест их размещения^[368], а именно в Штеттине, Франкфурте, Позене, Глогау^[369], Варшаве, Кроссене^[370], Магдебурге, Брауншвейге, Берлине. В главном депо в Берлине должна будет, по его предположению, разместиться главная квартира генерала Бурсье. Далее король расписал принципы организации депо ремонта, при которых эффективность их деятельности должна стать наиболее заметной.

Мюрат сообщил, что вчера в Лабиау прибыло примерно 300 саней, на которых из Мемеля доставлены артиллерийские орудия и боеприпасы. Соответственно вчера же уже из Лабиау в Кёнигсберг отправились дюжина пушек и много боеприпасов. Плохо то, что генерал Эбле болен^[371]. Несмотря на это, Мюрат уверял, что все нужное, относящиеся к артиллерии, удастся эвакуировать.

Эстафеты не приходят уже в течение четырех дней; все, что известно по частным каналам с территории Пруссии и Великого герцогства Варшавского, свидетельствует о большом числе солдат-одиночек, которые концентрируются в различных местах на Висле. В этом плане только Варшава не может предложить никаких ресурсов. В отличие от нее, Модлин^[372] ресурсами располагает и сможет поддержать корпус Шварценберга.

В постскриптуме Мюрат написал, что не располагает ясными сведениями о войсках маршала Ожеро^[373].

Рапорт Бертье, подготовленный для императора 25 декабря, был составлен ближе к полуночи. Рапорт начинался с констатации того, что иными новостями в отношении герцога Тарентского, за исключением косвенных сведений, Главный штаб не располагает. Есть данные, что Витгенштейн находится на левом фланге Макдональда и что в Тильзит прибыла неприятельская пехота, которая спускается по левому берегу Немана. «Казаки показались в 2 лье от Лабиау который мы занимаем. В целом мы очень мало знаем, – отмечал князь Невшательский. – Между тем мы очень рады тому, какие настроения у пруссаков». Из депеш Гарденберга^[374], прибывших сегодня к местным прусским властям, стало известно, что им предлагается сделать все, что необходимо для нужд французской армии, и дается указание действовать в соответствии с интересами общего дела.

Далее Бертье сообщил о прибытии этим вечером маршевого кавалерийского полка в 600 всадников и 6-й полубригады дивизии Эделе, состоящей из солдат 16-го, 21-го и 28-го полков легкой пехоты – всего шести батальонов. Завтра ожидается прибытие 7-й полубригады, батальона 28-го легкого полка и 9-й полубригады.

Король Неаполитанский, отметил Бертье, послезавтра намерен двинуться через Лабиау на Тильзит для организации диверсии. Есть надежда получить этой ночью новости от герцога Тарентского, чьи передовые войска должны подойти к Неману. Производится эвакуация всего имущества, но идет она с трудом и медленно.

Та часть императорской гвардии, которая еще задействована, находится в Велау Что касается герцога Данцигского и герцога Истрийского, то они должны отойти к Эльбингу Между тем было бы желательно, чтобы герцог Истрийский остался здесь со всей своей боеспособной кавалерией.

С большой болью можно наблюдать, что многие генералы и старшие офицеры покидают войска без каких-либо к этому мотивов.

Если герцог Тарентский перейдет Неман в добром порядке, можно предполагать, что удастся прикрыть Пруссию; в противном случае придется отступать на Вислу, где будет расположена французская передовая линия.

Дивизия Эделе замечательна своим внешним видом, она хорошо вооружена и хорошо обмундирована, но это дети, которые еще не слышали свиста снарядов.

У солдат немало отмороженных частей тела; хирурги уже устали отрезать отмороженные фаланги пальцев ног и рук.

Генерал Фор, который командовал артиллерией кавалерийского резерва, очень плох^[375]. Генералы Эбле и Аксо больны.

Бертье отметил, что пошел седьмой день, как не было эстафет, и закончил фразой: «Мы ожидаем с нетерпением новости о вашем прибытии в Париж»^[376].

25 декабря, находясь в Париже, император интенсивно работал над восстановлением боеспособности кавалерии, о чем свидетельствовали письма к Кларку^[377]. В длинном письме Наполеона к Лакюэ речь шла о зарядных ящиках, военных экипажах и обеспечении их тягловой силой^[378]. Бертье была адресована небольшая записка; в ней говорилось о распределении конского состава 1-го временного драгунского полка, который должен прибыть в Эльбинг в начале января^[379]. В полдень в Тронном зале Тюильри состоялся большой прием. Звучали приветственные адреса и ответы на них императора^[380].

К утру 26 декабря передовые войска Макдональда вошли в Тауроген и собирались двигаться далее на Тильзит. В 10 верстах перед Тильзитом, возле двух селений – Кляйн-Пиктупёнен и Гросс-Пиктупёнен^[381] – произошел бой между русскими казаками и егерями, с одной стороны, и прусскими драгунами и гусарами, с другой. Русским пришлось отступить^[382]. Сведения об этом бое, поступившие к Бертье 28 декабря, существенно разнятся с картиной, складывающейся на основе русских документов.

Согласно вечернему рапорту Бертье императору от 28 декабря, «позавчера отряд [une patrouille] в 100 всадников черных прусских гусар был отправлен из Лабиау на Тильзит; они неожиданно [à l'improviste] вошли в этот город; порубили русских драгун и казаков; но им пришлось ночью отступить, ибо вокруг были превосходящие силы»^[383].

Что касается самого Макдональда, то он перешел в тот день прусскую границу в другом месте, северо-западнее Таурогена, – в Лаздунянах^[384] (?) и прибыл в Коадъютен^[385].

День 26-го ознаменовался также тем, что казаки под командой войскового старшины А. И. Кучерова атаковали уже Велау захватив значительные трофеи и пленных^[386].

Между тем командование Великой армии не было до конца осведомлено обо всех этих событиях. Вот что сообщил в Главный штаб аджудан-командан Терье, отправленный 25 декабря из Кёнигсберга к Лабиау и далее – в сторону Тильзита, дабы выяснить ситуацию и определиться с действиями неприятеля. Благодаря одному из информаторов к вечеру того же дня удалось установить, что со стороны Немана к селению Шалупишки^[387] двигались подразделения казаков и гусар, а также пехота силой предположительно в батальон. Терье также рассказали, что русских казаков видели в Тильзите, а в районе Георгенбурга заметили три неприятельские колонны. Одна, как предполагалось, шла в Самогитию^[388] по направлению к Мемелю, другая – к Тильзиту а третья, наиболее сильная, – к Гумбиннену направляясь далее, по-видимому, к Инстербургу Более того, в различных местах наблюдались отдельные казачьи разъезды. Сообщали также, что в Тильзите русские генералы, в том числе Кутузов^[389], а какой-то передовой частью командует Теттенборн^[390].

Вместе с тем, и Терье это понимал, информаторы зачастую не могли отличить войска X корпуса Макдональда (к примеру, «черных гусар» пруссаков) от русских войск.

В 11 часов утра 26 декабря Терье, находясь в селении Скайсгиррен^[391], отправил свой рапорт Главному командованию^[392].

26 декабря помечен рапорт генерала Кольбера, находившегося в Велау. По его словам, неприятель, оказавшись в Инстербурге и его окрестностях, двинулся дальше – к Велау. Примерно 300 кавалеристов атаковали французские посты, находившиеся в половине лье от Велау. В этой ситуации Кольбер попытался собрать всех кавалеристов, способных противостоять противнику. Помимо 66 поляков и не более чем 20 других кавалеристов, никого больше не оказалось. Неприятеля удается сдерживать уже много часов, но все деревни от Инстербурга к Велау заняты вражескими патрулями^[393].

К вечеру 26-го Бертье мог получить важные сведения и от французского (прусского?) коменданта Мемеля. Последний сообщал, что в 8 утра он получил информацию о прибытии еще 23-го в Тильзит русских войск генерала Кутузова (племянника фельдмаршала), генерала А. Х. Бенкендорфа и полковника Теттенборна (последний – адъютант императора и комендант Тильзита). В Тильзите три полка казаков под командованием генералов Иловайского 4-го, Иловайского 12-го и полковника Кутенкова (Кутейникова?). Кроме того, там полк казанских драгун и полки изюмских и гродненских гусар, 4-й полк пеших егерей и партия Петербургского ополчения.

Было сообщено также о подходе с севера войск X корпуса и о боях, которые ведутся между ними и русскими^[394].

26 декабря Бертье докладывал императору, что Главный штаб все еще не имеет каких-либо новостей непосредственно от герцога Тарентского. В то же время неприятель определенно усиливает свое присутствие в Тильзите, откуда отправляет казачьи разъезды в направлении Лабиау и Велау. В Инстербурге тоже казаки. Говорят, что есть и пехота. В округе Кёнигсберга их пока нет.

Мортье, который находится в Велау поставил небольшой пост гусар в полулье от этого города, благодаря чему можно будет предупредить короля, если придется отступать из Велау в Тапиау поскольку герцог Истрийский забрал в Эльбинг всю годную кавалерию императорской гвардии, оставив генералу Кольберу примерно 150 польских лансьеров, несколько егерей и гусар из маршевых полков, наполовину искалеченных.

Король Неаполитанский провел этим утром смотр шести батальонов дивизии Эделе, три из которых прибыли вчера; они прекрасно смотрятся и хорошо вооружены, но это все молодые люди, не имеющие опыта. Эти шесть батальонов отправятся завтра с артиллерией дивизии в Вальдау^[395], где проведут ночь, а послезавтра уйдут в Тапиау; перед ними будет двигаться маршевый кавалерийский полк под командованием полковника Фарина (Farine).

Сегодня прибыли три батальона дивизии Эделе; три других прибывают завтра и частью послезавтра в Тапиау.

Король отправит герцога Тревизского со всем, что годно из Старой и Молодой гвардии, во Фридланд.

Находясь в этой позиции, Главный штаб намерен ждать новостей от герцога Тарентского, со стороны Тапиау прикрывать Кёнигсберг, угрожать неприятелю и сдерживать его со стороны Тильзита и Инстербурга.

Дивизия Луазона не усилилась; она сократилась до 1500 человек и может нести только гарнизонную службу. Делается все возможное для эвакуации осадной артиллерии.

Бертье расценивал положение французской армии как трудное, вплоть до того момента, когда поступят сведения от герцога Тарентского, который, в свою очередь, тесним неприятелем. Если верить молве, писал Бертье, то русская армия их преследует, и с 600 кавалеристами и 12 батальонами дивизии Эделе, состоящими из еще не обстрелянных людей, король имеет слабые возможности для сопротивления многочисленной неприятельской кавалерии.

За исключением дивизии Эделе, вся остальная армия находится в совершенно дезорганизованном состоянии. Состояние офицеров и солдат, многие из которых обморожены, невообразимо.

Позиция герцога Тарентского весьма непростая, и, если станет хуже и придется эвакуировать Кёнигсберг, часть осадной артиллерии, возможно, придется оставить, множество магазинов и боеприпасов будет потеряно^[396].

Вечером подготовил рапорт императору и Мюрат. Он написал, что провел смотр 1-й бригады дивизии Эделе и остался ею очень доволен. Эта бригада завтра двинется на Тапиау 2-я бригада будет отправлена по тому же направлению послезавтра и также со своей артиллерией. Это движение произведет хороший эффект на настроения жителей и еще более на врага; герцог Тарентский двигается на Тильзит либо же отходит на Мемель и на залив Куриш-Хафф^[397]. Фактически, поясняет Мюрат, видя угрозу Тильзиту со стороны Тапиау и предполагая, что X корпус движется туда же, враг окажется между двух огней; мы же остановим свое движение, чтобы не создавать угрозы для Кёнигсберга в том случае, если герцог Тарентский идет на Мемель.

Казаки вышли этим утром через Таплакен к подступам к Вальдау и к лесам перед Тапиау. Таким образом, их партии оказались в 6 лье от Велау и Тапиау. Предполагается, что враг в то же время осуществляет большое движение через Гумбиннен, в то время как Кутузов идет на Георгенбург и Тильзит. В конце концов этим вечером или в крайнем случае завтра авангард Макдональда будет на Немане.

«Но, – писал Мюрат далее, – я не могу без беспокойства оценивать нашу позицию». Кёнигсберг битком набит отставшими, которые прибывают толпами, ранеными, переполнившими госпитали. Наконец, многочисленной осадной артиллерией и магазинами отдельных корпусов. Больных генералов множество. Многие из них требуют, чтобы их здесь оставили. Этим утром умер генерал Вальмабель^[398].

Мюрат сообщил, что ему совершенно не известно, что происходит в тылу, ибо уже в течение 5 дней не было эстафеты. Никто не может доставлять сведения, ибо нет офицеров штаба.

Здесь имеются хлеб и овощи, но очень мало другого продовольствия и мяса. Придется прибегнуть к реквизициям, но эта мера является наихудшей в данных обстоятельствах и к тому же идет вразрез с интересами императора.

Герцог Тревизский, который видел этим утром казаков в Велау, сообщил, что он будет там до вечера, после чего обоснуется в Тапиау. Герцог Истрийский имеет приказ, прикрывая Велау, контролировать дороги от Инстербурга, Георгенбурга и Тильзита, однако отправился в Эльбинг, сам и со всей кавалерией гвардии, за исключением 60 лансьеров. Это решение стало компромиссом с маршалом Мортье и не вызвало одобрения маршала Бессьера.

Король Неаполитанский указал, что в течение длительного времени не имеет новостей от князя Шварценберга и генерала Рейнье. Он полагал, что многое прояснится, когда неприятель проявит свои намерения. Остановится ли на зимние квартиры? Намерен ли двигаться на Вислу? Это станет понятно, указывал Мюрат, когда завершатся события, связанные с движением X корпуса^[399].

Итак, французское командование было готово на следующий день, 27 декабря, к решающим событиям, связанным с прорывом корпуса Макдональда к группировке, центром которой оставался Кёнигсберг. Мюрат и Бертье предложили Нею вновь взять на себя оперативное командование в ключевой точке ожидавшихся событий^[400]. Получив письмо от Бертье, Ней энергично принялся за подготовку к операции^[401].

В тот же день Ней занимался выяснением ситуации с Легионом Вислы. В докладе к Бертье герцог Эльхингенский указал, что в самом Кёнигсберге удалось разместить части трех полков в составе 22 офицеров и примерно 80 унтер-офицеров и солдат. Остальные чины были отправлены в Торн. В то же время в Пиллау находится подразделение легиона из 200 человек, отправленных в Кёнигсберг из Испании. Депо же легиона – в Седане. 4-й полк, о котором объявляли, что он прибудет в Кёнигсберг, лучше отправить в Позен для реорганизации легиона^[402].

26 декабря Наполеон интенсивно работал над восполнением понесенных армией потерь. Речь шла прежде всего об использовании Национальной гвардии, реорганизации артиллерии и развертывании Эльбского обсервационного корпуса и такого же корпуса на Рейне^[403]. По всей видимости, 26 декабря Наполеон получил известие о том, что армия покинула Ковно. Особенно он был расстроен дурным поведением гвардии, которая так же, как и вся армия, оказалась подвержена разложению^[404].

День 27 декабря не стал решающим. Он, как и предыдущие дни, прошел в ожидании. К позднему вечеру Главный штаб получил сообщение от аджудан-командана Терье, донесение которого помечено 6 часами вечера. Из донесения стало ясно, что сотня прусских «черных гусар»^[405], а также польские лансьеры временно заняли Тильзит, отбросив русских драгун и казаков^[406], но затем должны были отойти в связи с наличием значительных сил русских на фланге, движением их на Инстербург и Рагнит^[407], а также возможностью приближения крупного соединения Витгенштейна. Что касается главных сил Макдональда, то, по мнению Терье, они утром 27-го уже приблизились к Таурогену Сам же Терье решил в ночь на 28-е отойти к Лабиау чтобы, по его словам, «было лучше наблюдать»^[408].

В течение дня французское командование, напряженно ожидая известий из района Тильзита, продолжало решать вопросы текущего характера. Так, обсуждались концентрация полков Легиона Вислы, направляемых в Торн^[409]; перевод 300 поляков из дивизии генерала Ш. Л. Д. Гранжана X корпуса, прибывших 27-го в Кёнигсберг, в Пиллау, где находилось еще 200 поляков, с последующей отправкой этих 500 человек вместе с остальными тремя польскими полками в Позен^[410]; распределение лошадей, отправляемых генералом Бурсье^[411]; назначение командиром III резервного кавалерийского корпуса генерала Ж. П. Думерка и другие назначения командиров дивизий и бригад французской кавалерии^[412]; расквартирование французской кавалерии в Эльбинге и его окрестностях^[413]; эвакуация из Лабиау и мест вокруг него большого количества боеприпасов^[414]; отправка прибывающих кавалеристов в Мариенбург, а артиллеристов – в Торн и Данциг^[415].

Так как все передвижения остатков армии на Вислу и размещение их там происходили в условиях совершенного беспорядка, Ней потребовал от Бертье издания ряда приказов, которые могли бы помочь навести в этом отношении некоторый порядок^[416].

Французское командование, находившееся в Кёнигсберге, 27-го еще не предполагало, что одновременно с приближением к Таурогену и Тильзиту войск X корпуса происходит своего рода «зачистка» русскими войсками пунктов на побережье Балтийского моря – Паланги (Паланген) и Мемеля. 27 декабря оказался помечен рапорт прусского коменданта Мемеля, в котором говорилось, что в ночь на эту дату 600 русских пехотинцев вступили в Паланген, а затем их число быстро увеличилось до 4 тыс. человек, которые начали движение к Мемелю, в то время как войска пруссаков быстро отошли из этого района. В связи с этим комендант Мемеля также решился покинуть город^[417]. Судя по всему, он и не собирался эвакуироваться, ибо в тот же день поставил подпись под актом о сдаче Мемеля, которую принял русский генерал Ф. О. Паулуччи^[418].

Часть гарнизона Мемеля, которую составляли французы [300 моряков во главе с капитаном 1-го ранга Прото (Proteau)], эвакуировалась оттуда еще накануне и к вечеру 27-го оказалась в Кранце^[419](Cranks), представлявшем собой тогда рыбацкую деревушку. Отряд Прото был сильно измотан. Майор Пуссан (?), встретивший этот отряд в Кранце, сообщил в Главный штаб, что Прото подготовил рапорт о ситуации в Мемеле и его окрестностях. Сам же майор написал, что всю местность заполонили казаки, которые уже находятся на подступах к Кёнигсбергу^[420].

Общее представление о текущей ситуации, сложившееся в Главном штабе французской армии, дает рапорт Бертье, подготовленный для императора и помеченный 10 часами вечера того дня. Начальник Главного штаба сообщал, что, судя по звукам орудий, которые вели огонь между Тильзитом и Таурогеном, герцог Тарентский находится уже на подступах к Неману, а неприятель поспешно эвакуировал Тильзит. В то же время в районе Инстербурга концентрируются значительные силы неприятеля, состоящие из пехоты, кавалерии и артиллерии. Герцог Тревизский покинул Велау и расположился в Тапиау. Завтра к вечеру генерал Эделе с шестью батальонами своей дивизии, 16 орудиями и маршевым полком в 600 всадников будет в Тапиау. Мюрат, имея такие силы, намерен возвратить Велау и продвинуться к Инстербургу чтобы понять, какими силами неприятель маневрирует по направлению к Кёнигсбергу.

Бертье сообщал, что вчера и 27-го прибыло еще шесть батальонов дивизии Эделе, которые король намерен использовать в зависимости от обстоятельств.

Начальник Главного штаба еще раз напомнил, что I, II и III корпусов в реальности на данный момент более не существует.

Рапорт завершался словами о том, что «мы узнали с большим удовольствием о приезде Вашего Величества в Париж 18-го» и что вплоть до настоящего момента Главный штаб находится в согласии (à être contents) с пруссаками^[421].

В Париже 27 декабря (это было воскресенье) император принял на площади Каррузель большой парад. Затем состоялись месса, прием в Тронном зале. Вечером Наполеон вместе с Марией-Луизой посетил Императорскую академию музыки и слушал оперу «Освобожденный Иерусалим». Публика рукоплескала императорской чете^[422].

Утром 28 декабря авангард X корпуса вступил в Тильзит. Однако в Кёнигсберге об этом узнают не скоро. Еще в 10 часов вечера 28-го Бертье будет писать императору что у него нет каких-либо новостей непосредственно от Макдональда. Согласно сообщениям жителей, отметит Бертье, герцог Тарентский еще где-то в четырех лье от Немана^[423]. Мюрат же сообщал, что Макдональд в двух лье от Тильзита на правом берегу Немана^[424].

Утром 28-го Мюрат в Кёнигсберге провел смотр 2-й бригады дивизии Эделе и остался совершенно доволен внешним видом ее солдат. Вскоре после смотра он отправил бригаду в Тапиау дабы та присоединилась к 1-й бригаде. Эделе было приказано возвратить Велау который, как считалось, занимает не более 150 казаков, хотя в Гумбиннене и Инстербурге, полагал Мюрат, их значительно больше; в то же время там еще не показалась пехота. Более того, говорят, что Витгенштейн в Георгенбурге, хотя он, Мюрат, так не думает^[425].

В своем рапорте Мюрат особо остановился на том, как стоит вести себя французской армии на прусской территории, дабы не очень сильно раздражать местных жителей: платить ли полностью за все, что армия забирает, либо проводить реквизиции. Король Неаполитанский безусловно высказывался за первый вариант, ибо в противном случае будет очень опасно настраивать против себя местное население. Кроме того, король предложил привлечь прусские власти и прусскую жандармерию к задержанию солдат-одиночек, стремящихся перейти Вислу^[426].

Бертье же не счел нужным в отчете того дня останавливаться на подобной теме, но поведал императору, что пруссаки эвакуировали из той части Пруссии, где сейчас разворачивались военные события, «все, что они здесь имели, и концентрируют все, что можно, в виде резервов у Грауденца»^[427].

По-разному главнокомандующий и начальник Главного штаба информировали Наполеона и насчет происходившей эвакуации на Вислу: если Мюрат говорил, что эвакуация артиллерии, магазинов и госпиталей идет очень активно^[428], то Бертье, наоборот, указывал на наличие для этого очень малых ресурсов^[429]. Отметил он также, что Эбле чрезвычайно опасно болен и что болен также генерал Аксо^[430].

Мюрат сообщал, что провел (или собирался 28-го провести) смотр дивизии Маршана, а на следующий день – дивизии Луазона. Считается, писал он, что численность дивизии Маршана – 2500 человек, но реально способны к службе только около 1500 человек.

В заключение написал, что идет речь об эвакуации Мемеля и что гарнизон его уже находится на дороге к Кёнигсбергу однако достоверных сведений об этом еще нет^[431].

В фондах архива Исторической службы Министерства обороны Франции нам не удалось выявить документы, относящиеся к действиям Великой армии за 28 декабря 1812 г. Однако очевидно, что Ф. Ребуль с такими документами работал и использовал их в своем исследовании. В частности, Ребуль, ссылаясь на послание Бертье к Нею, помеченное 9 часами вечера 28 декабря, попытался выяснить причины отказа начальника Главного штаба от использования батальонов дивизии Эделе, состоящей из молодых солдат, для проведения сильной диверсии с целью поддержки продвижения Макдональда^[432]. Другое письмо Бертье, на этот раз адресованное не только Нею, но и Мортье, также помеченное 9 часами вечера 28 декабря, содержало приказ возвратить пехоту гвардии, находившуюся в Велау в Кёнигсберг, в то время как части дивизии Эделе должны были протянуть свой правый фланг до Велау^[433]. Помимо этого, Ребуль цитировал послание Макдональда к Бертье, помеченное Тильзитом 28 декабря и отражавшее всю опасность ситуации, в которой оказался герцог Тарентский при переправе через Неман^[434]. Наконец, французский военный историк обратился к рапорту капитана 1-го ранга Прото (Proteau) Бертье, помеченному Кранцем 4 часами утра 28 декабря, относительно дальнейшего движения отряда из 300 моряков, который Прото возглавлял^[435].

В этот во многом ключевой для остатков Великой армии день император в Париже проводил заседание административного совета по внутренним делам, после которого посетил Художественный салон^[436].

В час ночи 29 декабря аджудан-командан Терье, находившийся в Лабиау, получил долгожданное послание – бригадный генерал Ж. Д. Ж. Башлю, возглавлявший авангард сил Макдональда, информировал письмом о захвате Тильзита и успешном продвижении X корпуса. В 1.30 Терье отправил письмо Башлю в Главный штаб^[437].

Бертье, ознакомившись с этим известием (по-видимому, он получил от Терье сразу два послания), в 9 утра пишет реляцию императору, сообщая, что Башлю, вступая в Тильзит, отбросил колонну неприятеля под командованием Властова в Пиктупёнен, взял в плен два батальона русских и захватил два орудия^[438].

Сам герцог Тарентский с дивизией Гранжана, колонной прусского генерала К. Массенбаха и экипажами в течение дня (видимо, 28-го) перешел Неман. Две колонны под командованием генерала Йорка и генерала Ф. Г. Ф. Э. Клейста (последний формировал арьергард) должны прибыть к вечеру или, самое позднее, сегодня до полудня.

Помимо этого, Бертье сообщил и неприятную новость о том, что Мемель, «согласно появившимся вчера слухам, эвакуирован». Если это действительно так, писал он, то виновен в этом комендант, которому был отдан приказ сражаться с неприятелем. Наконец, Бертье доложил, что двенадцать батальонов дивизии Эделе вчера прибыли в Тапиау а сегодня займут Велау^[439].

Мюрат, готовя 29-го доклад императору, уведомил о письме генерала Башлю, который утром 28-го вступил в Тильзит, взяв в плен два батальона неприятеля и захватив одно орудие^[440].

Известие об успешном выходе Макдональда к Тильзиту подвигло Мюрата к более решительным, чем ранее, действиям. Он приказал Бертье написать герцогу Тарентскому чтобы тот представил рапорт о действиях X корпуса и информировал Главный штаб о позициях, которые занимает неприятель. Генерал Башлю, по мнению Мюрата, должен был, действуя от Тильзита, атаковать врага фактически на всех направлениях – ковенском, инстербургском и гумбинненском. Башлю следовало растянуть посты по поясу на Гумбиннен, Инстербург и Вильковишки, а также снарядить партии по направлению к Пиллякену (видимо, Пилькаллену^[441]), Гумбиннену и Инстербургу для того, чтобы выявить присутствие неприятеля на левом берегу Немана.

Что касается дивизии Эделе, то, полагал Мюрат, ее присутствие более необходимо в Тапиау для прикрытия действий X корпуса. Основные силы дивизии предполагается сконцентрировать в Велау два батальона должны занять Таплакен, а кавалерия – позицию у Инстербурга, контролируя дороги на Даркемен и Алленбург, а также дорогу на Тильзит.

Король Неаполитанский информировал Бертье о получении послания от генерала Вреде, командовавшего VI (баварским) корпусом. Мюрат предлагал маршалу сообщить Вреде, что враг не перешел на левый берег Немана, отправив туда только несколько партий казаков, и что, как он, Мюрат, надеется, баварское правительство вскоре сообщит о концентрации VI корпуса, его реорганизации и возвращении его «на линию»^[442]. Бертье немедленно подготовил соответствующее письмо к Макдональду^[443] и, надо полагать, к Вреде.

Между тем Ней выводил части дивизии Эделе на указанные ему Бертье рубежи. «Согласно приказам, которые я получил от Вашей светлости, – писал он, – три батальона 30-й дивизии, 4 орудия и два эскадрона легкой кавалерии разместятся завтра в Таплакене», откуда будут отправлены партия пехоты и кавалерии на Тильзит через Ширау^[444] и партия на Инстербург. Генерал Эделе разместит свою квартиру в Велау вместе с шестью батальонами, 8 орудиями и эскадроном кавалерии; он будет контролировать территорию вплоть до Алленбурга. Наконец, три батальона 9-й полубригады будут находиться в ожидании нового приказа, прикрывая Кёнигсберг и дорогу, которая идет по косе на Пиллау^[445].

Более пристально познакомившись с ситуацией, Ней выразил надежду, что Инстербург будет охвачен движением X корпуса вправо от войск Эделе, и 30-й дивизии не нужно будет брать под свой контроль этот город^[446]. По-видимому, герцог Эльхингенский не был склонен переоценивать боеспособность войск, которые ему предстояло 30 декабря развернуть на линии Кёнигсберг – Таплакен.

В 8 часов вечера Терье шлет из Лабиау еще одно сообщение в Главный штаб. Он сообщает о новом бое, который вчера, то есть 28-го, выдержал генерал Башлю, отбросив русских от Рагнита. Терье уточнил, что герцог Тарентский прибыл вчера в Тильзит после полудня^[447].

Помимо известий о вступлении Башлю в Тильзит, Мюрат в докладе императору сообщил о слухах насчет вступления русских в Мемель в результате соглашения коменданта с неприятелем, по которому пруссаки не признаются военнопленными.

Что же касается русских, то Мюрат полагал, что их армия достаточно сильно пострадала из-за зимы, чтобы решиться перейти Неман и вести зимнюю кампанию. Приход маршала Макдональда, который займет соответствующие позиции, даст возможность прикрыть Пруссию. В магазинах Инстербурга, Велау, Кёнигсберга и Эльбинга большое количество всевозможных запасов; единственно существует недостаток в мясе^[448].

Чуть позже Мюрат составляет второй рапорт, проникнутый совершенным оптимизмом. Он уверяет императора, что с прибытием X корпуса война зимой продолжаться не будет, неприятель не решится идти далее Вильно, ограничившись только отправкой партий казаков. X корпус прикроет прусскую территорию, а дивизия Эделе – объекты на Висле и коммуникации с правым флангом по линии от Вилленберга до Пултуска, и можно будет расположиться на зимних квартирах, а самому Мюрату отъехать к жене и детям, ибо супруга его снова больна и это внушает ему беспокойство^[449].

Послания Бертье к Наполеону, написанные после утреннего рапорта, где он сообщил императору о занятии X корпусом Тильзита, также носили достаточно по-деловому спокойный характер. Начальник Главного штаба обсуждал восстановление боеспособности полков Легиона Вислы (речь, как и ранее, шла о том, следует ли, и какие именно, батальоны 1-го, 2-го, 3-го полков отправить в Позен и что делать с 4-м полком, находящимся в Варшаве)^[450]; выплату денег офицерам армии, потерявшим свои экипажи, и мнение принца Экмюльского (Даву) в отношении того, надо ли из выделенных императором сумм выплачивать содержание офицерам союзных войск^[451].

В 10 часов вечера Бертье пишет своего рода итоговый за день рапорт императору. Начальник Главного штаба сообщает о получении послания от герцога Тарентского, в котором говорится о прибытии его «этим вечером в Тильзит со всем своим корпусом».

Императорская гвардия, которую в районе Тапиау, Велау и Таплакена собирается заменить дивизия Эделе, завтра прибудет в Кёнигсберг. Что касается осадной артиллерии, то, по словам Бертье, она идет с очень большим трудом.

Князь Невшательский подтвердил тот факт, что для казаков стали сюрпризом открытие ворот Мемеля и то, что гарнизон сдался.

Король Неаполя также сообщил, что он ожидает прибытия герцога Тарентского, который займет со своим корпусом боевую линию. В отношении 34-й дивизии информировал, что в ней не набирается и 2500 человек, половина из которых не может быть в строю из-за обморожения ног и рук.

Генерал Эбле очень плох, и его заменил генерал Ж. К. М. Шарбонель, весьма деятельный и весьма умный. Бертье отправляет императору письмо от графа Дюма, который выразил надежду, что может вернуться к своим служебным делам^[452].

В заключение Бертье уведомил, что 28 декабря термометр показывал 20 градусов мороза, но сейчас стало на 4 градуса теплее и, по его словам, должна начаться оттепель^[453].

Между тем 29 декабря Главный штаб продолжал энергично решать текущие проблемы. Большую активность проявил новый командующий артиллерией (он подписывал документы как начальник штаба артиллерии) генерал Шарбонель. Прежде всего он пытался организовать эвакуацию осадной артиллерии, что шло с большим трудом. Всего же орудий, годных для использования войсками, судя по документам, насчитывалось тринадцать. Из них 6 пушек и 2 гаубицы были переданы дивизии Маршана^[454].

Главный штаб ожидал отправки из Эльбинга двух временных кавалерийских полков^[455].

В связи с острейшей проблемой множества заболевших солдат шла переписка с губернатором Данцига Ж. Раппом, поскольку именно туда отправлялась значительная часть заболевших. Рапп предложил сформировать специальные медицинские комиссии для выявления тех, кто все-таки может остаться в строю. При этом комиссиям необходимо, по мнению Раппа, разделять таковых на три класса: к 1-му классу следует отнести тех, кто наиболее болен; их рекомендовалось отправлять во Францию; 2-й класс составят солдаты, которым необходимо длительное лечение; таковых предлагалось эвакуировать в Штеттин и другие крепости на Одере; к 3-му классу Рапп относил легкораненых, которые могли быть вылечены в своих корпусах. Бертье, а затем и Мюрат эти предложения Раппа одобрили^[456].

В целом события, произошедшие к 29 декабря, давали командованию Великой армии основания надеяться на благоприятный исход событий и возможность зимней передышки с одновременным закреплением на Немане. Впрочем, есть причины полагать, что французское командование не исключало и иных вариантов хода событий и поэтому судорожно продолжало эвакуацию или уничтожение имеющихся в Кёнигсберге и в других пунктах по обеим берегам Прегеля запасов. Так, именно 29 декабря было подписано соглашение между французской военной администрацией и прусскими властями об уничтожении французских магазинов, находившихся в Кёнигсберге^[457].

Утром 29 декабря Наполеон открыл работу совета по финансам, затем охотился в Версальском лесу. Ему хватило энергии в тот день, чтобы, продиктовав множество писем, продолжить работу по восстановлению кавалерии и в целом конского состава армии^[458].

Утром на Пошерунской мельнице прусский генерал Йорк и русский генерал И. И. Дибич подписали знаменитую Таурогенскую конвенцию. Французское командование узнает об этом только к утру 1 января. Поэтому и день 30 декабря, и день 31 декабря прошли для французов достаточно спокойно, даже с некоторым подъемом, в ожидании завершения соединения X корпуса с немногочисленными войсками главной группировки Великой армии.

Бертье 30 декабря «приказом дня» распорядился о выплате денежного довольствия тем офицерам и солдатам, которые находились в строю^[459]. Одновременно о выплате офицерам и военным чиновникам отдал приказ в Тильзите и Макдональд^[460].

Мюрат приказал Бертье отправить на следующий день из Кёнигсберга в Лабиау (Lapiau), а затем в Мюльзен^[461] подразделение 9-го польского лансьерного полка, дабы произвести рекогносцировку дороги на Мемель^[462]. В том же приказе король Неаполитанский предложил начальнику Главного штаба отдать Нею приказ отправить батальон 9-й временной полубригады и 300 поляков в Лабиау^[463].

Мортье надлежало отправить в Гродно польских шеволежеров гвардии, прибытие которых ожидалось как раз в тот день, 30 декабря. Необходимо было также приготовить места для расквартирования в деревнях вокруг Кёнигсберга драгун генерала Кавеньяка, которым, как можно понять, в дальнейшем предстояло двинуться по дороге на Мемель и Лабиау^[464].

Маршал Даву отправил в тот день из Торна к Бертье письмо, в котором подробно описал состояние войск I корпуса. По его мнению, для укомплектования сорока батальонов требовалось 800 офицеров, тогда как в наличии имелось только 130, и среди них насчитывалось много больных и раненых. Маршал был недоволен и персоналом артиллерии. Как бы то ни было, Даву надеялся, что подход X корпуса даст возможность прикрыть Пруссию и это позволит переформировать потрепанные французские войска^[465].

Очередное донесение получили в Кёнигсберге и от аджудан-командана Терье, продолжавшего пребывать в Лабиау. Терье подсчитал, сколько может остаться солдат в качестве гарнизона в Лабиау (340 бойцов), если Бертье прикажет войскам, там находящимся, двинуться на Тильзит. Среди прочих на Тильзит могут быть отправлены и «черные гусары» во главе с майором Калем (Kall), которого Терье характеризовал как весьма умного офицера, говорившего на немецком, французском и польском языках^[466].

Бертье в тот день, по-видимому, не счел нужным подготовить для императора отчет, характеризующий общую ситуацию, и ограничился письмом, носящим частный характер, по вопросу о содержании 17-го и 19-го полков литовских лансьеров^[467]. Мюрат, судя по всему, 30 декабря вообще не подготовил какого-либо послания для Наполеона.

Сам же император в этот день провел заседание совета по внутренним делам и заседание Совета министров, а также поохотился в Версальском лесу^[468].

Наполеон получил в тот день от Бертье письмо, помеченное 21 декабря^[469], и зашифрованную записку, которые заставили императора «серьезно задуматься». В ответ Наполеон сообщил маршалу об усилиях по восстановлению численности конского состава, о пополнении кадрами батальонов военных экипажей и артиллерийского обоза; уведомил о великолепных результатах конскрипции, а также потребовал отправить в тыл кадры полков Молодой гвардии и всех спешенных кавалеристов из состава конной гвардии. Письмо завершалось словами, что он с нетерпением ждет сведений, которые дали бы ему представление о понесенных потерях^[470].

Короткая записка была написана императором для Мюрата. Наполеон сообщал о получении его письма от 20 декабря и о том, что с горечью узнал о чрезвычайном морозе, который все еще стоит в районе Кёнигсберга. Просил с точностью информировать о состоянии армии^[471]. Ряд писем, адресованных Кларку и Лакюэ, касались усилий императора по восстановлению конских и людских потерь и несколько измененной модели вновь формируемой Великой армии^[472].

Большую часть дня 31 декабря Главный штаб был занят реорганизацией войск и обеспечением благополучного подхода X корпуса. Мюрат распорядился отправить герцогу Тарентскому информацию о том, что генерал Эделе в течение трех дней занимает Велау Тапиау и Таплакен, из которых высланы партии в Инстербург и Мелаукен^[473]. Это дало возможность установить, что неприятель еще не показался на левом берегу Немана в районе Вильковишек, Мариамполя и Кальварии. Таким образом, X корпусу можно достаточно спокойно двигаться далее, не опасаясь за свой фланг со стороны Инстербурга и Гумбиннена.

Вместе с тем Мюрат достаточно проницательно указал, что неприятель теперь переносит свое внимание на генерала Йорка. Однако, отметил король, французское командование контролирует возможность продвижения неприятеля со стороны Мемеля через Фришес-Хафф, и Макдональд, подтянув весь свой корпус, не будет оставлять часть его на правом берегу Немана^[474].

Бертье немедленно подготовил соответствующий приказ для герцога Тарентского^[475].

Действительно, генерал Эделе вполне успешно контролировал ряд городов по берегам Прегеля, уделяя особое внимание мостам, ибо лед в большинстве случаев реку все же не сковал. Пристально обозревалась и дорога на Тильзит^[476].

Восемь эскадронов, которые привел в Кёнигсберг генерал Кавеньяк, губернатор генерал Лагранж предложил разместить для кантонирования в нескольких лье впереди города, по направлению к Тильзиту. В связи с этим Ней сделал предложение поддержать этой кавалерией пехоту, разместившуюся в Вальдау и в Тапиау, а также прикрыть ею ряд коммуникаций, в том числе по направлению к Нойхаузену^[477] и Фрише-Нерунгу^[478].

Бертье предложил Мюрату отправить лансьеров генерала Кольбера в Лабиау и Мюльзен и соединить их с подразделением 9-го полка польских лансьеров^[479].

Неутомимый Ней обратился к Бертье еще с двумя письмами, в которых обрисовал ситуацию в Мариенбурге, где шло переформирование ряда соединений Великой армии и где царил, по его сведениям, совершенный беспорядок, грозивший вызвать бунт со стороны местных жителей. Герцог Эльхингенский предложил четко разграничить места квартирования в Мариенбурге и его окрестностях для каждого корпуса. Бертье в связи с этим обратился с обширным рапортом к Мюрату, который, в свою очередь, приказал облечь это в конкретные приказы^[480].

Второй сохранившийся в архивах рапорт князя Невшательского Мюрату касался судьбы отряда моряков, выведенных капитаном 1-го ранга Прото из Мемеля – их было предложено объединить с маршевым саперным батальоном^[481].

Вообще, сдача Мемеля и связанные с этим вопросы составляли для Главного штаба серьезную проблему, как с точки зрения поведения пруссаков, так и в плане эвакуации осадной артиллерии, выведенной оттуда^[482].

О том, что в Главном штабе, несмотря на оптимистические планы, связанные с подходом X корпуса, все же продолжали готовиться и к худшему варианту развития событий, говорит целый ряд сохранившихся рапортов, датированных 31 декабря, но составленных явно до получения известий о Таурогене. Так, не исключалось, что неприятель крупными силами окажется в Пиллау В этом случае его комендант полковник Н. А. К. Кастелла де Берлен собирался весь гарнизон сосредоточить в цитадели^[483].

К 31 декабря относится помеченный Торном^[484] рапорт полковника Ж. Б. де Чюди, адресованный Даву о ходе реорганизации полка Жозефа-Наполеона^[485].

Интенсивно шло обсуждение Мюратом с начальником штаба кавалерийского резерва Ш. Л. П. К. Борелли кандидатур на командные должности кавалерийских соединений^[486], а также животрепещущего вопроса о восполнении этих соединений конским составом^[487].

Днем 31 декабря Бертье отправил Наполеону, по крайней мере, два письма. В одном он сообщал, что отдал приказ д'Опу, одному из офицеров-ординарцев императора, отбыть в Париж, проехав при этом через Берлин, и описать императору состояние дел^[488]. Во втором послании сообщал об отправке императору двух партикулярных писем от 28 декабря, полученных от Лефевра (в одном речь шла о реакции на обращение Наполеона к Сенату, в другом – о соображениях по поводу роли Данцига и о деятельности там генерала Раппа)^[489].

Ко времени прибытия в Кёнигсберг известий от Макдональда об измене генерала Йорка Мюрат подготовил императору два послания, значимость которых на фоне последующих известий оказалась не столь уж важной. Король Неаполитанский сообщал о получении начальником Главного штаба двух писем от Понятовского, где последний сетовал на трудности с вооружением конскриптов, на большое число дезертиров (от 400 до 500 человек) из 4-го полка Легиона Вислы, а также требовал новых приказов в отношении формируемых литовских частей. Мюрат желал знать мнение его величества по этим вопросам^[490].

Второе письмо Мюрата также содержало просьбу узнать мнение императора, на этот раз по поводу распределения лошадей между частями французской и итальянской кавалерии^[491].

Какого рода сообщение было получено к вечеру 31 декабря в Главном штабе от маршала Макдональда, сказать непросто. Хотя Мюрат прямо написал, что получил письмо от герцога Тарентского, помеченное Тильзитом 30 декабря, но ни в архивных делах, ни в опубликованных материалах такого письма не оказалось.

Мюрат и Бертье только констатировали, что Макдональд прибыл в Тильзит с дивизией Гранжана и одной прусской дивизией^[492] и что генерал Йорк, двигаясь в арьергарде, еще не перешел Неман и это вызывает беспокойство^[493].

Мюрат и Бертье еще не знали о том, какая катастрофа уже произошла. Большая часть их отчетов Наполеону была выдержана в сдержанно-деловом и порою даже в оптимистичном тоне. Так, Мюрат, написав, что, по словам Макдональда, неприятель «затопил своей кавалерией всю местность», здесь же отметил, что, по свидетельству пленных, русская армия сильно страдает от холода, находится в жалком состоянии и не сможет выдержать зимнюю кампанию. Как только маршал Макдональд окажется в Велау, он, Мюрат, покинет Кёнигсберг и перенесет свою Главную квартиру ближе к центру и в более спокойную местность, где можно будет более успешно заняться реорганизацией армии.

Далее написал об активном продолжении эвакуации, о многочисленных больных, смерти генерала Эбле, которого временно заменил генерал Ж. Б. Сорбье. Отметил прибытие драгунской полубригады генерала Кавеньяка, который намерен перекрыть дорогу на Мемель и путь через Курише-Нерунг (Куршскую косу).

Десяток строк посвятил денежным суммам, отписанным для организации жизнедеятельности Данцига, подчеркнув, что прусские власти требуют дополнительных денежных средств. Письмо закончил уверениями в том, что состояние ужасной паники исчезло и все возвращается к своему нормальному состоянию^[494].

Бертье фактически вторил Мюрату Отметив оторванность арьергарда Йорка, который все еще не дошел до Немана, начальник Главного штаба информировал о намерении короля прикрыть бригадой драгун Кавеньяка и 600 пехотинцами полковника Фарина (Farine) косу, идущую от Мемеля, и «осветить» иные направления. Правда, согласно сообщению адъютанта герцога Тарентского, из 28-тысячного X корпуса сейчас в наличии всего 18 тыс. человек. Что касается пруссаков, то они эвакуировали все свои депо в Грауденц. Начальник Главного штаба с беспокойством охарактеризовал недостаточную боеготовность гарнизона Данцига и гарнизона Пиллау, предложив вместо 1600 солдат временного полка перевести туда один проверенный полк.

Значительное место в письме Бертье отвел перечислениям потерь последних дней – смерти утром 31-го генерала Эбле, тяжелой болезни генерала Аксо, смерти капитана артиллерии Молодой гвардии Монлебера (Montlebert), упомянул о 7 тыс. человек, находящихся в госпиталях, о том, что многие поражены «нервной лихорадкой» (fièvre nerveuse), об отсутствии новостей о Р. Н. Деженете, исчезнувшем после Вильно. «Почти все вокруг меня больны, – отметил князь Невшательский. – Я тоже в течение двух дней испытываю первые симптомы болезни».

Бертье выразил серьезную обеспокоенность начавшимся потеплением, из-за которого, если оно продолжится, невозможно будет перейти Неман. И при этом, так как мост, переброшенный на лодках у Тильзита, более не существует, генерал Йорк окажется в затруднительном положении (se trouverait compromise). Письмо закончил констатацией того, что все инженерные и артиллерийские средства утрачены и их надо будет возобновить из арсеналов Франции^[495].

31 декабря 1812 г. Наполеон, начиная с 9 утра и до полудня, присутствовал на заседании административного совета по внутренним делам^[496]. Более ничего о деятельности императора в тот день не известно.

В 5 часов утра 1 января 1813 г. адъютант Макдональда доставил в Главную квартиру Мюрата письмо герцога Тарентского, в котором тот сообщил, что прусский генерал Йорк, который шел в арьергарде X корпуса, подписал в Таурогене капитуляцию. Вследствие этой капитуляции войска Йорка будут сохранять нейтралитет на прусской территории, находясь на правом берегу Немана^[497].

Мюрат немедленно поручил Бертье уведомить экстраординарной эстафетой о произошедшем императора и приложить к посланию копию письма герцога Тарентского и копию письма генерала Йорка, отправленного Макдональду. Сообщая об этом Наполеону, начальник Главного штаба прямо написал: «Это обстоятельство значительно ухудшило наше положение. Герцог Тарентский имеет не более 5 тыс. человек пехоты. Король располагает здесь 12 батальонами дивизии Эделе. При таком положении дел Его в-во будет вынужден эвакуировать Кёнигсберг и отступить на Вислу. Это заставляет нас оставить многое из того, что находится на линии отступления до Мариенбурга»^[498].

Примерно в тот же час, что и Бертье, утром 1 января отписал Наполеону о драматических событиях – измене Йорка – и Мюрат. «Генерал Йорк изменил общему делу, покинул знамена, уповая на благосклонность врага», – восклицал король Неаполитанский. Он писал, что в этой ситуации ему остается только «отойти на Вислу со всем тем, что осталось от дивизий Гранжана, Эделе, Луазона и вашей гвардии». Мюрат намеревался обеспечить оборону Данцига и разместить войска для обороны. Из Кёнигсберга он собирался как можно скорее «эвакуировать все, что возможно»^[499].

Глава 4
Трагедия Х корпуса
(декабрь 1812 г.)

Решение о формировании Х корпуса Великой армии и его составе император Наполеон принял 30 апреля 1812 г. Он определил, что корпус должен включать в себя: 1. Дивизию прусской пехоты, состоящую из трех бригад общей численностью в 14 тыс. человек. 2. 7-ю дивизию из трех бригад и 18 батальонов. 3. Прусскую кавалерийскую дивизию. 4. 80 орудий. Общую численность корпуса Наполеон установил в 30–32 тыс. человек^[500]. При этом корпус изначально должен был носить «интернациональный» характер. Помимо Прусского вспомогательного корпуса, включавшего три пехотных бригады и две бригады (26-ю и 27-ю) легкой кавалерии, 2,5 батареи артиллерии и три роты инженеров (общая численность 18,6 тыс. человек при 60 орудиях), в корпус входила 7-я пехотная дивизия (командир – 43-летний дивизионный генерал Ш. Л. Д. Гранжан). Первая бригада 7-й пехотной дивизии включала 5-й польский пехотный полк и 13-й баварский линейный полк; вторая бригада состояла из 10-го польского пехотного полка; третья бригада – из 1-го вестфальского линейного полка и 11-го польского пехотного полка. В дивизию входили две роты польской артиллерии и рота 1-го польского саперного батальона. Общая численность 7-й пехотной дивизии составила около 11 тыс. человек при 24 орудиях. При этом к 7-й пехотной дивизии причислили 1-й прусский сводный лейб-гусарский полк численностью в 514 человек^[501].

Формированию Х корпуса предшествовала напряженная политическая борьба, связанная с выбором Пруссией внешнеполитического курса. Раздавленная в 1806–1807 гг. и мечтавшая (пока только мечтавшая) о своем возрождении и реванше в условиях приближавшейся войны между Россией и Францией, Пруссия проявляла очевидную (и вполне понятную) непоследовательность. После того как в сентябре 1811 г. французский посланник в Берлине А. М. Ф. Сен-Марсан совершил первый демарш, предвещавший необходимость для Пруссии со всей определенностью вскоре решить вопрос об участии в войне против России, прусский король Фридрих-Вильгельм III и его ближайшее окружение направили в Санкт-Петербург начальника Генерального штаба Г. Шарнхорста с целью заключения военной конвенции. Первоначально русская сторона отклонила предложенный Пруссией в случае совместных прусско-русских действий против Франции вариант, предусматривавший значительное выдвижение русских армий вплоть до перехода их на левый берег р. Вислы. Однако вскоре Александр I пошел навстречу прусской стороне и согласился на это. Окончательный текст конвенции предусматривал, в частности, совместные действия русских войск под командованием П. Х. Витгенштейна и прусских сил во главе с генералом Л. Йорком. И все же, хотя текст военной конвенции был подписан, Фридрих-Вильгельм III отказался ее ратифицировать^[502].

Несмотря на все больший крен Пруссии к подчинению Франции, в последние месяцы 1812 г. генерал Йорк осуществлял действия с целью подготовки к возможному отражению французской агрессии. В частности, адъютант Йорка майор А. Ф. Ф. фон Зейдлиц упоминал в своем «Дневнике» об инструкции, подготовленной Йорком для генерала Ф. В. Бюлова^[503].

24 февраля 1812 г. министр иностранных дел Франции Ю. Б. Маре и прусский посланник в Париже Ф. Круземарк подписали в Париже прусско-французский договор о наступательном и оборонительном союзе, имевший антироссийскую направленность. Пруссия в случае войны Франции с Россией обязалась предоставить вспомогательный корпус в 20 тыс. человек. Остальным силам Пруссии (20 тыс. человек) в течение всей войны надлежало находиться в крепостях Глаца^[504], Грауденца и Кольберга^[505]. Кроме того, Пруссия обеспечивала поставки продовольствия и снаряжения в счет невыплаченной контрибуции по итогам войны 1806–1807 гг.^[506] 5 марта 1812 г. договор был ратифицирован. Франция получила возможность использовать прусские ресурсы в войне против России.

Во главе Х корпуса 3 июня 1812 г. поставили 46-летнего Этьена Жана Жозефа Александра Макдональда (1765–1840), получившего маршальский жезл в 1809 г. на поле битвы при Ваграме. Несмотря на то что до сих пор историки не создали цельной биографии Макдональда^[507], складывается достаточно убедительный образ талантливого, чрезвычайно опытного военачальника, последовательного и прямого человека, не лишенного аристократического благородства. В сущности, выбор Макдональда, происходившего из рода шотландских якобитов, на должность командира «интернационального» корпуса был вполне разумным, поскольку маршала отличал исключительный такт в обхождении со своими подчиненными. Военный историк В. Е. Жамов в свое время справедливо заметил, что Макдональд очень быстро приобрел симпатии прусских офицеров.

Жамов процитировал слова двух из них. «По своим духовным качествам это рыцарь чести, человек разумный и доброжелательный. В его благородной внешности соединяется выправка солдата с изяществом аристократа», – заметил один. Второй офицер отметил: «Он очень вежлив, предупредителен по отношению к прусским офицерам; он заметно выделяет даже самых младших… Особенно мне нравится в нем его понимание жертв, понесенных Пруссией для общего блага. Он любит Пруссию и сожалеет ее»^[508]. Французский историк Ф. Ребуль, соглашаясь в том, что Макдональд подходил для командования войсками, состоявшими из разных наций, что давало возможность избегнуть рецидивов на межнациональной почве, вместе с тем указал и негативную сторону этого факта, поскольку поведение французского маршала могло иметь следствием рост индифферентности, а потом вызывать и враждебность^[509].

Что касается Прусского вспомогательного корпуса, то первоначально 20 марта 1812 г. командование им принял 65-летний генерал-лейтенант, позже произведенный в генералы от инфантерии Юлий Август Рейнгольд Граверт. Русский военный историк начала ХХ в.

B. Е. Жамов так был склонен характеризовать Граверта: «Убежденный в высшем назначении Наполеона – генерал Граверт относился к нему с рабским уважением и видел в нем сверхчеловека, задача которого: объединить под своей властью весь культурный мир. Человек преклонных лет, дряхлый, ограниченных способностей и сговорчивого характера»^[510]. Характеристика чрезмерно пристрастная и вряд ли убедительная. И все же, несмотря на немалый опыт военных действий против французов, Граверт, по широко распространенному мнению (впрочем, вызывающему серьезные сомнения), слыл приверженцем Наполеона и сторонником профранцузской партии, что не находило понимания среди большей части офицеров Прусского корпуса. Более того, его назначение стало во многом результатом настоятельных рекомендаций со стороны Парижа. В конечном итоге уже в ходе начавшейся кампании, 31 июля 1812 г., по причине плохого состояния здоровья (в сражении при Экау он упал с лошади и сломал ногу) он попросил отставки. 24 сентября Фридрих-Вильгельм III удовлетворил его просьбу и назначил на его место генерал-лейтенанта Йорка^[511].

Эта перемена в командовании Прусским корпусом имела, как мы полагаем, судьбоносные последствия не только для Х корпуса Великой армии, но и в целом для исхода наполеоновских войн, а возможно, и более – для европейской истории всего XIX в. В связи с этим очевидно, что оценки личности Йорка нередко оказывались прямо противоположными – от резко критических со стороны французских авторов (в особенности в периоды роста франко-германских противоречий)^[512] до безгранично восторженных в германской историографии. Действительно, германские историки, в противоположность французской традиции, были всегда склонны воспевать и героизировать Йорка как личность, воплотившую в себе национальный дух и сделавшую непростой выбор между формальным исполнением долга преданности государю и стремлением к национальному освобождению. Свой законченный вид подобная трактовка образа Йорка обрела в «Дневнике» его адъютанта Антона Флориана Фридриха Зейдлица, изданном в 1823 г.^[513] и особенно в хорошо фундированном двухтомнике И. Г. Дройзена «Жизнь фельдмаршала графа Йорка фон Вартенбурга», вышедшем впервые в 1851–1852 гг.^[514]

Яркую и цельную характеристику Йорку дал участник войны 1812 г., имевший возможность видеть генерала в обстоятельствах, полных драматизма, а позже осмыслить свои впечатления, – К. Клаузевиц. Он писал о Йорке так: «Пылкая, страстная воля, скрываемая под личиной наружной холодности, огромное честолюбие, всегда маскируемое выражением покорности судьбе, сильный и смелый характер являлись отличительными особенностями этого человека. Генерал Йорк был человек честный, но вследствие своей непроницаемости, скрытности и желчности являлся плохим подчиненным». Наконец, Клаузевиц отмечал и сильную антипатию Йорка к французам^[515].

Обращает на себя внимание, что если назначение Граверта произошло при явном давлении Парижа, то появление в качестве его заместителя Йорка было, скорее всего, инициировано Шарнхорстом, который хотя и знал о личной антипатии, которую испытывает Йорк к нему самому, но расценивал его как стойкого военачальника и патриота. Вообще же, несмотря на устоявшееся в литературе мнение о Фридрихе-Вильгельме III как о непоследовательном и слабом правителе, оно оказывается недостаточно убедительным при обращении к конкретным обстоятельствам, в которых ему приходилось принимать решения. Так, действия Йорка, которые в конечном итоге привели генерала к подписанию Таурогенской конвенции, явились долговременным следствием (своего рода отложенным результатом) решений, принимавшихся прусским королем^[516].

24 июня 1812 г. Х корпус, имея до этого местом сбора Кёнигсберг, перешел у Тильзита р. Неман. В его задачи входило занятие Курляндии, блокирование и, по возможности, взятие Динабурга^[517] и Риги. В сущности, Макдональд должен был обеспечить левый фланг основных сил Великой армии, не только угрожая вместе с тем правому флангу русских, но и создавая потенциальную опасность продвижения армии вторжения к Санкт-Петербургу.

Действия Х корпуса на протяжении летних и осенних месяцев 1812 г. описаны в военно-исторической литературе^[518]. Нам остается только констатировать, что еще до перехода Х корпусом Немана между французскими и прусскими частями стали возникать вполне естественные трения. Так, в Инстербурге при проведении Наполеоном смотра бригады генерала Ф. Г. Ф. Э. Клейста прусские войска продолжали стоять безмолвно, в то время как все другие части кричали: «Да здравствует император!»^[519]

Представляется, что и поведение прусских войск на неприятельской территории заметно отличалось от того, как вели себя французы и поляки. 28 июня, оказавшись на территории Курляндии, Йорк счел необходимым обратиться к солдатам с речью о необходимости щадить неприятельскую страну и жителей^[520]. В дальнейшем именно вопросы снабжения войск и связанный с ним характер взаимоотношений с местным населением станут яблоком раздора между Макдональдом и Йорком. Первоначально за организацию снабжения всего Х корпуса отвечал прусский чиновник фон Риббентроп, на которого Макдональд возложил функции корпусного ординатёра. Вплоть до второй половины августа все шло более или менее благополучно, тем более что при переходе границы войска имели запасы продовольствия на 20 дней. Начавшиеся было акты мародерства, взволновавшие местных крестьян, Макдональд пресек. Однако 20 августа маршал счел необходимым выразить свое недовольство Риббентропу, утверждая, что тот отдает явное предпочтение в снабжении прусским войскам, игнорируя потребности 7-й («французской») дивизии^[521]. Чуть позже (31 октября) маршал потребовал от прусской Генеральной комиссии заменить пруссака Риббентропа французским чиновником^[522], что и было сделано. Однако к концу ноября возопили уже пруссаки. Йорк заявил, что мясо поставляется самого худшего качества, что его кавалерия оказывается на много дней без фуража и т. д.^[523] 27 ноября в ответ на недовольство Йорка начальник штаба Макдональда полковник Терье вручил прусскому генералу письмо маршала, в котором содержались выпады лично в адрес Йорка. Подобные заявления генерал постарался выслушать с видимым спокойствием, лежа в постели^[524].

На следующий день, 28 ноября, Йорк отправил Макдональду ответное послание с требованием создать беспристрастную комиссию для разбора конфликта. Это письмо, полное возмущенных призывов к справедливости, осталось без ответа^[525].

Между тем иной характер отношений мало-помалу стал складываться между солдатами Прусского корпуса и русских войск. Во время военных столкновений в Шлоке^[526] в начале августа был захвачен русскими замешкавшийся прусский батальонный хирург. Генерал И. Н. Эссен приказал отпустить его на свободу. В ответ на это генерал Йорк так же поступил с русскими военными врачами^[527].

Время от времени между русским командованием (генералом Эссеном) и пруссаками (генералом Йорком) происходили контакты (правда, не всегда продуктивные) по поводу обмена военнопленными. 24 сентября состоялась даже личная встреча Йорка с Эссеном, которая, впрочем, не привела к каким-либо заметным последствиям, прежде всего из-за желания прусского генерала сохранить разумную сдержанность и отстраненность^[528].

После прибытия к Риге Финляндского корпуса генерала Ф. Ф. Штейнгеля русские войска провели с 26 сентября по 2 октября наступательную операцию, которая, впрочем, не привела к серьезным переменам благодаря успешным действиям Прусского корпуса. Макдональд как военачальник, не лишенный благородства и стремившийся к поддержанию ровных (насколько возможно) отношений с командованием Прусского корпуса, должен был это отметить. То же он старался делать и в дальнейшем.

14 ноября Йорк получил от назначенного рижским военным губернатором Ф. О. Паулуччи «бюллетень»^[529]. К «бюллетеню» Паулуччи приложил собственное послание, в котором говорилось об отчаянном положении наполеоновской армии, содержался призыв к Йорку последовать примеру испанских патриотов (генерала де ла Романа^[530]), соединиться с русскими и «освободить» прусского короля^[531]. В целом переписка Паулуччи с Йорком стала важным фактором, повлиявшим на дальнейшие события^[532], и оказалась отражена во множестве исследовательских публикаций. Анализ переписки и ход событий свидетельствуют о значительном воздействии контактов Йорка с Паулуччи не только на командующего Прусским корпусом, но, косвенно, и на настроения в Берлине. Полагаем, что последовательная смена настроений в Берлине (прежде всего короля Фридриха-Вильгельма), в свою очередь, также влияла на позицию и действия Йорка^[533].

Что же касается самого Йорка, то он последовательно сохранял дистанцию, опасаясь быть обвиненным в предательстве своих французских союзников (Макдональд определенно был осведомлен о получении Йорком русских «бюллетеней» и об иных контактах с неприятелем^[534], но не придавал этого огласке, в том числе не имея тому веских доказательств, а также опасаясь открытого перехода пруссаков на сторону противника). Вместе с тем подобные контакты имели явное воздействие на настроения прусского генерала.

Практически одновременно с началом контактов Йорка с Паулуччи в штаб Прусского корпуса стали поступать весьма тревожные сообщения. 16 ноября адъютант Йорка майор Зейдлиц зафиксировал в «Дневнике», что два прусских полковника, Хюнербайн (Hünerbein) и Плессман (Plessman), доставили известие о прибытии Наполеона 7 ноября в Смоленск^[535]. Значительно позже, 6 декабря, Круземарк, посланник Пруссии во Франции, находившийся в Вильно, в письме к Йорку сообщил, что армия отступает и «дело может принять такой оборот, что поразит даже самое буйное воображение»^[536].

Первоначально Йорк не счел нужным информировать Макдональда о тревожных сообщениях относительно действий главных сил Великой армии. Маршала же, в свою очередь, не могли не тревожить глухие слухи о происходившем, поступавшие к нему по собственным каналам из Вильно^[537]. Однако все эти сведения носили отрывочный и неофициальный характер и имели своим источником тексты русских «бюллетеней», в чтении которых Макдональд сам обвинял Йорка. Только к 10 декабря прибывший из Вильно офицер рассказал, что видел, как император проезжал мимо него, направляясь, по его словам, в Ковно. За императором следовал Бассано, который постоянно в своих письмах уверял Макдональда в благополучном ходе дел^[538].

К 30 ноября расположение войск Х корпуса выглядело следующим образом. На правом фланге в районе Бауска стояла 7-я дивизия Гранжана, чья главная квартира находилась в Нерфте (Nerft)^[539]. Все войска 7-й дивизии были эвакуированы из Динабурга и, кроме одного вестфальского полка, разместились между Якобштадтом^[540], Окнистом (Oknist)^[541], Фридрихштадтом^[542], Вальхофом (Wallhof)^[543], Нойгутом (Neugut)^[544] и Ной-Зоргеном (Neu Sorgen)^[545].

Генерал Башлю вместе с 1-м вестфальским полком и прусской бригадой в четыре батальона и шесть эскадронов под командованием полковника-бригадира фон Хорна сконцентрировался в районе Экау^[546]. По р. Экау эшелонами вплоть до ее впадения в р. Аа^[547] – стояли семь прусских батальонов и четыре эскадрона под командованием генерала Клейста. Наконец, 9 батальонов и два прусских эскадрона под командованием Массенбаха оставались в резерве за рекой Аа, расположившись между Анненбургом^[548], Штальгеном^[549], Альт-Бергфридом (Alt-Bergfried)^[550], Гарозеном (Gharosen)^[551] и Митавой^[552]. Часть обоза и администрация уже были отправлены в тыл^[553]. Численность находившихся в строю Прусского корпуса на 25 ноября составляла по пехоте: 341 офицер, 11 913 солдат при 418 строевых лошадях и 254 лошадях обоза. По кавалерии: 66 офицеров, 1551 солдат при 203 офицерских лошадях, 1604 солдатских лошадях и 69 лошадях обоза. В артиллерии: 38 офицеров, 1621 солдат при 89 офицерских лошадях, 359 солдатских лошадях и 1351 лошади обоза. Среди пионеров (саперов): 9 офицеров, 229 солдат при 12 офицерских лошадях и 14 лошадях обоза. Таким образом, всего насчитывалось: 451 офицер, 15 214 солдат при 722 офицерских лошадях, 1963 лошадях солдат и 1688 лошадях обоза; 60 орудий^[554].

В 7-й пехотной дивизии на 1 сентября состояли 371 офицер, 10 988 солдат, 235 офицерских лошадей, 659 строевых лошадей и 732 лошади обоза^[555].

Таким образом, к началу декабря в Х корпусе было примерно 26 тыс. человек, включая все подразделения, которые обеспечивали защиту коммуникаций, составляли эскорт и принадлежали к администрации.

Как известно, Наполеон, а вслед за ним и новый главнокомандующий Великой армией Мюрат и начальник Главного штаба Бертье в тех тяжелейших условиях и при головокружительной срочности принятия решений, которые имели место в начале декабря, просто «забыли» информировать Макдональда о стремительном отступлении центральной группировки и необходимости отступления Х корпуса. Впрочем, как мы знаем, Наполеон, покидая армию, пытался внушить Мюрату и Бертье идею о возможности и необходимости удержания Вильно. Мюрат, со своей стороны (Бертье, как обычно, старался не брать на себя столь тяжкую ответственность, как пойти наперекор приказу императора), еще до подхода к Вильно, понимая, что удержать и этот город, и Ковно не удастся, все же не торопился принимать окончательное решение. И только к вечеру 9 декабря, когда Главная квартира уже переместилась к Ковенским воротам в здание большого трактира, Мюрат отдал Бертье приказ скорректировать движение корпусов левого и правого флангов. Герцог Тарентский должен был двигаться к Тильзиту с целью прикрытия Кёнигсберга и Данцига^[556].

Современники событий и последующие авторы сочли своим долгом поведать историю о том, что прусский майор Й. Шенк (Scenck), который отправился из Вильно с этим приказом, вместо прямого пути избрал обходную дорогу через Олиту и Тильзит. При этом в Тильзите он задержался на несколько часов у генерала Л. Бажко (Baczco), с дочерью которого Юлией был помолвлен, а затем сделал крюк через Тельши (Telsche)^[557], чтобы не столкнуться с казаками. Только к утру 18 декабря он добрался до Митавы^[558]. Судя по письму Макдональда к Йорку, Шенк прибыл к маршалу где-то около половины первого утра 18 декабря^[559].

Очевидно, что в ходе все более беспорядочного отступления центральной группировки Великой армии ее командование стало придавать роли Х корпуса особое значение. Мюрат и Бертье полагали, что Макдональд, находясь на фланге, смог сохранить значительные ресурсы и теперь должен не просто прикрыть с севера отходящие на запад остатки главных сил, но и составить фактически их арьергард, защитив Восточную Пруссию^[560]. Впрочем, уже 14 декабря, когда бегство остатков центральной группировки приобрело еще более, чем раньше, катастрофические масштабы, к Макдональду было отправлено послание с приказом не останавливаться после перехода р. Неман на высоте Гумбиннена и Инстербурга, но отступать далее к Прегелю и району Велау^[561].

Ситуация усугублялась тем, что все попытки выяснить, получил ли Макдональд отправленные ему инструкции и какие предпринимает действия, заканчивались неудачей. Так, аджудан-командан Терье, начальник штаба Х корпуса, которого ранее отправили в Главную квартиру Великой армии, никак не мог возвратиться к войскам Макдональда. Всюду были казаки. 19 декабря в Тильзите, не видя возможности самому прорваться к войскам Х корпуса, Терье пишет Макдональду письмо. Он сообщает, что 18 декабря покинул Главную квартиру в Гумбиннене. Прибыв в Тильзит, он увидел, что далее коммуникации отрезаны, и посылает это письмо с «эмиссаром», присланным ранее к нему от маршала. Терье повторяет сообщение, что Макдональд должен отступать на Тильзит и Георгенбург с задачей прикрыть Кёнигсберг и что дивизия Эделе вместе с 1500 кавалеристами будет находиться на левом берегу Немана с правого фланга Х корпуса. По словам Терье, несмотря на то что казаки в Георгенбурге, Россиенах и Таурогене, пехота неприятеля не продвинулась дальше Вильно. Завтра, 20 декабря, Терье собирается отправиться со 100 солдатами 10-го польского полка и несколькими кавалеристами^[562].

Столь же безуспешно, как и Терье, пытался просочиться сквозь казачьи посты и генерал Ш. Ж. Флао (Flahaut), отправленный Бертье 20 декабря^[563]. Известия от Х корпуса прибудут в Главную квартиру только 21 и 22 декабря. Это будут ответы на приказы от 9 и 14 декабря, и они будут датированы 18 и 19 декабря^[564].

Как мы уже отмечали, еще до прибытия приказа об отступлении от 9 декабря командование Х корпусом стало проявлять все более усиливавшееся беспокойство, питаемое слухами о надвигающейся катастрофе Великой армии. 16 декабря военный комиссар Риббентроп сообщением от 14 декабря из Тильзита уведомил штаб Прусского корпуса о прибытии остатков Великой армии на территорию Пруссии. То же сообщил и комендант Тильзитского округа майор фон Калль (Kall), написав, кроме того, о казаках в Георгенбурге, совершающих набеги и похищающих скот и иное добро. В ночь на 16 декабря пришло также письмо от военного комиссара Алленштайна^[565], сообщавшее, что казаков Витгенштейна видели в окрестностях Россиен^[566].

Очевидно, что Макдональд, демонстративно не реагируя на тревожные известия, поступавшие к нему прежде всего от пруссаков, тем не менее не мог не испытывать серьезного беспокойства. 17 декабря он пишет Бертье о чрезвычайно тяжелой ситуации, сложившейся в Самогитии из-за появления партий казаков и распространения тревожных слухов. Кроме того, на послания, во множестве отправленные в Главный штаб, он начиная с 3 декабря не получил никаких ответов, как и указаний на предмет своих действий. Не преминул Макдональд упомянуть и о том, что Йорк (маршал не называет его по имени, демонстрируя явную антипатию, упоминает только как «преемника генерала Граверта») передает ему новости о значительных силах неприятеля, которые движутся от Риги для захвата Митавы, чтобы разрезать войска Х корпуса. Письмо заканчивалось заявлением о готовности корпуса принять бой^[567].

Зейдлиц напишет в «Дневнике», что вплоть до 17 декабря Макдональд «не обращал внимания на поднимавшиеся со всех сторон слухи о полном разгроме Великой армии» (мы видели, что это не так; но Макдональд не считал нужным потворствовать распространению слухов подобного рода) и ожидал прибытия своего начальника штаба Терье, который был отправлен в Ельню (Yilna). Между тем, по словам Зейдлица, генерал Йорк последовательно информировал маршала о тревожных сообщениях (через полковника Рёдера, генерала Клейста) и о новостях, поступавших из Вильно от лейтенанта Каница (Canitz). Йорк хотел убедить Макдональда отвести Х корпус на несколько маршей назад и сконцентрировать его. Известие, полученное ночью на 17-е, побудило Йорка наконец самому написать маршалу. Именно в этот момент и прибыл майор Шенк с приказом от Бертье, помеченным 9 декабря^[568].

Макдональд немедленно шлет Йорку приказ об отходе. Он указывает, что прежде всего надо отправить обозы. Особо отмечает, что, двигаясь как можно быстрее, следует вместе с тем распространить слух об отходе корпуса только на небольшое расстояние с целью освободить пространство для новых войск, которые прибудут послезавтра. Йорк должен срочно прислать к маршалу начальника штаба полковника Рёдера для согласования марша колонн. Прусскому пехотному полку № 2 и эскадрону драгун нужно завтра быть в Янишках (Janischky)^[569], а войскам генерала Гранжана уже сегодня прибыть в Бауск и Салатони (Salatoni). В завершение Макдональд отметил, что к нему только что явился и второй офицер из Главной квартиры в Ковно. Наконец, в постскриптуме предложил Йорку отправить два прилагаемых чрезвычайно важных письма курьерами в Главную квартиру в Инстербург: одно – через Мемель, а затем через Куршскую косу; другое – по большой дороге^[570].

Той ночью (точнее – ранним утром) Макдональд вместе с начальником штаба Прусского вспомогательного корпуса согласовали порядок движения колонн. Обозы должны были идти по дорогам к Тильзиту и Мемелю. Сами же войска X корпуса шли двумя эшелонами. Первый эшелон – «французская» дивизия и части пруссаков, которые находились под командованием Массенбаха (6 батальонов, 10 эскадронов и 2 батареи) – состоял из двух колонн. Второй эшелон (также в две колонны) составляли исключительно пруссаки. Ему надлежало следовать за первым на расстоянии одного перехода. Путь отступления лежал по маршруту Мешкуце^[571] – Шавли. По прибытии в Колтыняны^[572] предполагалось отступать далее к Тильзиту двумя колоннами^[573].

Можно предполагать, вслед за Зейдлицем, что первоначальное намерение Макдональда состояло в том, чтобы прежде всего сосредоточить весь X корпус в Янишках, сформировать там авангард под командованием генерала Ж. Д. Ж. Башлю, задачей которого будет прояснить намерения противника, наступающего со стороны Россиен, а затем, в случае такой возможности, прорываться основной массой корпуса либо к Тильзиту либо же через Тельши к Мемелю. Однако по здравом размышлении, исходя из того, что движение в одной колонне по узким дорогам и при толстом слое выпавшего снега, да еще и при сильном морозе невозможно, этот вариант отпал^[574].

Ранним утром генерал Йорк приказал в тот же день, 18 декабря, отправить в Мемель экипажи генералов и повозки тех войск, которые находились на левом фланге (экипажи бригады Хорна пошли через Янишки), повозки администрации и амбулансов, находившихся в тылу по дороге из Шавлей (Schaule), наконец, полубатарею 12-фунтовых пушек, три колонны парков и рабочих. Всеми ими предстояло командовать майору Пербанду (Perband). Коменданту Мемеля отправили приказ обеспечить колонну продовольствием и, более того, быть готовым снабжать пропитанием и другие контингенты Прусского корпуса, если отступление будет происходить по этому направлению^[575].

Ф. Ребуль был прав: Макдональд оказался в тяжелейшей ситуации. С фланга наседал неприятель, угрожая отрезать или даже окружить его войска. Менее чем за две недели требовалось преодолеть значительное расстояние по узким заснеженным дорогам в условиях холода и с большими обозами. Очевидно, что для успешного решения этой непростой задачи маршал был вправе рассчитывать на то, чтобы «главные силы» Великой армии предприняли со своей стороны соответствующие усилия^[576]. Однако Главная квартира не располагала достаточными силами для осуществления широкомасштабной помощи Макдональду. Более того, она сама рассчитывала на силы этого корпуса^[577], о чем Главный штаб и поспешил уведомить его командование. С этого времени – с 24 декабря и вплоть до 29 декабря – контакты между X корпусом и Главной квартирой вообще прекратились! Почтовая связь между Тильзитом и X корпусом прервалась еще раньше – с 17 декабря.

Между тем уже вечером 18 декабря началось отступление Х корпуса, проходившее первоначально вполне организованно. Так, бригада под командованием полковника Хорна, составлявшая авангард корпуса, отошла от Митавы ночью столь быстро, что это произошло незаметно для противника^[578]. 19-го бригада Хорна уже перешла за р. Аа и расположилась в Штальгене и его окрестностях; затем она отступила к Вюрцау^[579] и Янишкам^[580]. Резервные части под командованием Массенбаха двинулись 19-го и отступили к Платону (Platon)^[581]. 20-го бывшее левое крыло Прусского корпуса во главе с Йорком оставило Митаву и двинулось к Кальве (Kalwe)^[582]. В ночь на 22-е войска Йорка подошли к Мешкуце (Meszkucz). В Янишках к ним присоединилась бригада Хорна. Получив известие о появлении казаков на правом фланге, Йорк приказал направить подразделение во главе с майором Штайнмецем (Steinmetz) в Корцяны (Korczany)^[583].

Не менее энергично двигался первый эшелон корпуса. «…Мои войска, – вспоминал Макдональд, – отдыхали едва ли несколько часов в сутки». «Зато они, – продолжал вспоминать маршал, – были хорошо одеты и не испытывали никакого недостатка в продовольствии, поскольку еще в июле я повсюду заготовил магазины. Мой прошлый опыт зимних кампаний 1794 и 1795 гг. в Голландии, особенно во время командования Германской армией, во время перехода через Альпы в 1800 г., подсказал мне потребовать у польских и русских крестьян 30 тыс. меховых шуб, отдавая им по возвращении шкуры баранов, съеденных моими войсками. Сия мудрая предусмотрительность спасла войска от голода и холода. К тому же зима была очень холодная: однажды термометр Реомюра показал мне 27–28 градусов. Однако я все-таки потерял нескольких человек, которые, несмотря на мой строжайший приказ, каравший смертной казнью лиц, распространявших и потреблявших крепкие напитки, напились и заснули вечным сном»^[584].

Макдональд писал, что в целом его намерения заключались в том, чтобы к 27 декабря сконцентрировать силы корпуса в районе Таурогена, а затем форсировать Неман и, если русские войска уже в Тильзите, силой пробиться через этот город. Именно этот этап вызывал у маршала наибольшее беспокойство, поскольку, как он позже отметил в воспоминаниях, «из-за льда мост через реку сорвало, и, если бы вдруг наступило потепление, я ничего не мог бы сделать для спасения корпуса»^[585].

20 декабря в Главном штабе Великой армии вновь проявили интерес к ситуации с X корпусом. Мюрат указал на важность того, чтобы как можно скорее корпус достиг Немана, взял под контроль Тильзит и Инстербург. Что же касается пунктов на Висле, то, считал он, в настоящий момент достижение их не является такой уж актуальной задачей^[586]. Бертье, со своей стороны, подготовил послание Макдональду Он информировал герцога Тарентского о движении корпусов и их задачах занять те или иные пункты на Висле: I и VIII корпусам – Торн; II и III корпусам – Мариенбург, IV и IX корпусам – Мариенвердер, VI корпусу – Плоцк, V – Варшаву. Сообщал, что дивизии Луазона, Клапареда и Эделе находятся в Кёнигсберге, императорская гвардия – в Инстербурге, который должна занять дивизия Эделе, прибывшая к армии в данный момент, численностью 12–13 тыс. человек. Макдональду предлагалось прибыть со своим корпусом на Неман и занять позицию, которая прикрыла бы Кёнигсберг и дороги на Мариенбург и Эльбинг: один фланг корпуса должен занять Тильзит, а другой примыкать к войскам в Инстербурге^[587].

В тот же день, 20 декабря, аджудан-командан Ж. Терье, состоявший при штабе Макдональда и посланный ранее для связи в Главную квартиру к Бертье, доложил в Кёнигсберг, что днем ранее, 19 декабря, в 4 часа утра он прибыл в Тильзит для выяснения ситуации и возможности установления контакта с X корпусом. Терье сообщил, что, по его сведениям, неприятель занял Россиены и Инстербург. Он же, Терье, отправил двух эмиссаров по разным направлениям к Макдональду^[588]. Коменданта Тильзита майора Калля охарактеризовал как очень активного офицера. В самом городе, писал он, находятся 120 артиллеристов, 110 поляков из 10-го шеволежерского, 40 прусских пехотинцев и 112 прусских кавалеристов. Всего, таким образом, 382 человека. Кроме того, 18 декабря прибыл 17-й польский лансьерный полк^[589].

21 декабря Бертье отправил Макдональду сообщение о том, что получил его письмо от 18 декабря (это был ответ герцога Тарентского на приказ от 9 декабря) и надеется на его «добрые войска». Со своей стороны король Неаполитанский собирает силы, достаточные для того, чтобы поддержать движение X корпуса^[590].

22 декабря Макдональд был в Шавлях. Здесь первый эшелон разделился на две колонны. Гранжану с «французскими» частями своей дивизии предстояло идти на Сельмы (Кельмы)^[591] и Немокшты, а Массенбаху – на Венгову (Вайгово?^[592]) и Колтыняны. Йорку тоже приказали разделить свои войска на две колонны с тем, чтобы быть 25-го числа в Немокштах и Колтынянах^[593].

Действительно, 23 декабря корпус Йорка, будучи в Шавлях, разделился на две колонны: одна во главе с генералом Клейстом пошла через Куртовяны^[594] (она будет там уже 23-го) и Венгову на Колтыняны, другая под командованием самого Йорка должна была двинуться через Подубис^[595] и Кельмы на Немокшты^[596]. Однако свой марш из Шавлей Йорк возобновил только 25 декабря, дав войскам небольшой отдых^[597].

Между тем Витгенштейн со своими войсками пребывал с 13 по 17 декабря в Червонном Дворе^[598]. Получив известие, что корпус Макдональда все еще находится в Курляндии, он принимает решение попытаться его отрезать. Отряд генерал-майора И. И. Дибича в полторы тысячи человек (1200 кавалеристов, егерская рота и ½ батареи) был направлен на Россиены для выяснения движения корпуса Макдональда, а отряд генерал-адъютанта П. В. Кутузова (около 3 тыс. человек) пошел к Тильзиту с целью задержать X корпус на правом берегу Немана до прибытия главных сил Витгенштейна^[599]. Сам же Витгенштейн с основными силами корпуса двинулся к Тильзиту и 22 декабря подошел к Кейданам^[600]. Днем ранее Дибич был у Лавкова^[601], находившегося к северо-западу от Колтынян, в 140 верстах от Витгенштейна^[602].

Между тем 20 декабря, убедившись в отступлении противника, военный губернатор Риги маркиз Паулуччи выделил для его преследования из войск рижского гарнизона 7 тыс. человек пехоты и 1200 кавалеристов. Эти войска под командованием генерала Ф. Ф. Левиза^[603] были направлены в Экау а затем на Шавли и далее на Тильзит. Сам же Паулуччи с колонной в 2,5 тыс. человек двинулся к Митаве, вытеснил оттуда арьергард Йорка и на рассвете 21-го занял город, а затем пошел к Мемелю, вступив туда 27 декабря^[604].

Судьба Мемеля и его гарнизона составляет особую страницу истории 1812 г. Как уже отмечалось, еще 18 декабря генерал Йорк отправил на Мемель значительную часть обоза корпуса, пять колонн с боеприпасами и парком, а комендант Мемеля должен был озаботиться обеспечением пропитания для всего корпуса. Параллельно с этим Макдональд приказал капитану 1-го ранга Прото (Proteau), командиру 17-го флотского экипажа, возвратить в Мемель из Либавы^[605] и из различных регионов Курляндии пять рот матросов. Тот же приказ предписывал маршевому батальону саперов и рабочих, находившемуся под командованием майора Гийомена (Guillaumin) в Туккуме^[606](Tuckum), двигаться на Тельши, эскортируя часть французского багажа X корпуса^[607].

20 декабря отряд матросов покинул Либаву увозя с собой запас продовольственных колониальных товаров и денежную контрибуцию, собранную в Курляндии. Вместе с этим отрядом двигался персонал консульства и администрации Курляндии^[608]. 23-го отряд прибыл в Мемель. Там Прото ждал приказ об отправке персонала, а также конвоя с денежной контрибуцией через Нерунг (Куршскую косу). Сам же он с матросами должен был начать движение при эвакуации самого Мемеля, когда будут уходить арьергардные прусские части^[609].

Таким образом, Макдональд предполагал, что эвакуация Мемеля пойдет в основном по дороге в Кёнигсберг через Прёкульс^[610], Тильзит, Инстербург, Таплакен и Тапиау. Что же касается дороги через Куршскую косу, то она была весьма проблемной: проходила по пескам, нередко размывалась волнами моря, и проходимость ее зимой во многом зависела от прочности снежного и ледового настила. Макдональд требовал провести рекогносцировки на предмет прочности льда в Куршском заливе и на других коммуникациях^[611].

Капитану 1-го ранга Прото не удалось выполнить приказ так, как того требовал маршал. Прусские полковник фон Мальцан (Malzahn), командующий войсками в Мемеле, и майор фон Трабенфельд (Trabenfeld), комендант города, не собирались ни организовывать эвакуацию войск, ни тем более защищать Мемель. После многочасового обсуждения с ними ситуации, поняв намерения прусских офицеров сдать город русским, Прото 25 декабря вывел свой отряд на Куршскую косу и, присоединив к себе батальон пруссаков, отступающий на Пиллау начал движение в сторону Кранца. 26-го он был в Ниддене^[612], затем в Розиттене^[613], а 27-го в Кранце. Здесь он получил приказ возвратиться со своими 300 измученными моряками в Нидден^[614].

Позже, 30 декабря, подразделение матросов под командованием Прото перешло из Ниддена в Мюльзен (Mtilsen)^[615]. Там же оказался и маршевый батальон саперов (428 саперов и 64 артиллериста), бывший ранее в Мемеле. Мюрат приказал, чтобы матросы и саперы не покидали Мюльзен до тех пор, пока их не сменят солдаты из X корпуса. После этого матросы должны будут двинуться в Пиллау. Что касается маршевого батальона саперов, в котором вообще не было офицеров, то их надлежало отправить в те батальоны, в каких они должны состоять^[616].

Итак, к 27 декабря Паулуччи оказался возле Мемеля. К этому времени все французские солдаты уже покинули город. О настроениях жителей начальник полиции Мемеля Флеше (Flesche) написал 25 декабря канцлеру Гарденбергу так: «Здесь большая часть жителей убеждена, что меньшим злом для Мемеля было бы присоединиться к России, а русские заявили, что если Пруссия не выставит все свои силы, чтобы вернуть свою державность, то тогда именно Вислу русские будут считать границей»^[617].

Паулуччи вступил в переговоры с комендантами Мемеля – полковником фон Мальцаном и майором И. А. фон Трабенфельдом. В тот же день, 27 декабря, капитуляция была подписана^[618]. Город, цитадель и порт должны были занять русские войска, солдаты гарнизона объявлялись военнопленными и подлежали отправке в Митаву, а офицеры освобождались под честное слово^[619].

Между тем 24 декабря Прусский корпус продолжал свой марш двумя колоннами. Колонна, которую вел сам Йорк, дошла до Кельм (Сельм), колонна, бывшая под командованием Клейста, – до Венговы (Вайгово?). Во время этого марша к колонне Клейста присоединился отряд майора Штайнмеца^[620]. Генерал Клейст жаловался на чрезвычайную усталость своих войск, отмечая, что если они и достигнут 25-го Колтынян, то только ценой величайших усилий^[621].

24 декабря Макдональд, не зная точного направления движения войск Витгенштейна, отправляет Йорку приказ образовать единую колонну и двигаться на Колтыняны. При этом маршал рекомендовал избегать отдельных столкновений до тех пор, пока X корпус не сосредоточится в Таурогене^[622].

Однако вечером, получив новые сведения, согласно которым русские войска могут быть легко сбиты, Макдональд посчитал ненужным терять драгоценное время и 25-го отправляет контрприказ, в котором определяет Тильзит в качестве пункта концентрации всего корпуса^[623]. Доставить этот контрприказ должен был гид (guide) Шулеман (Schulemann). Но он не смог этого сделать из-за действий неприятельских кавалерийских партий. Дубликат приказа послали с драгунским капитаном Вайсом (Weiss), который отправился в сопровождении 6 унтер-офицеров, двух трубачей и 50 драгун. Более того, отпуск письма и еще одну его копию передали лейтенанту фон Кноблоху (Knobloch). Но и отряду Вайса также пришлось вернуться в ночь на 26 декабря. Капитан сообщил, что в Колтынянах он встретил сильные посты врага, вступил с ним в бой, потерял 5 лошадей и одного бойца и вынужден был повернуть назад^[624].

Таким образом, несмотря на то что в Крожах^[625] (Kroschi) 25 декабря две прусские колонны встретились, они все же не соединились и продолжали двигаться дальше по отдельности. За войсками со все большим трудом следовал обоз – многие лошади уже пали, и часть повозок пришлось бросить. Войска страдали от отсутствия продовольствия, которое находилось в отставших обозах. В Шавлях не было магазинов, а сама местность была разорена. Растянутость колонн предопределялась и большим количеством больных и раненых, частью перевозимых из Митавы, частью заболевших уже во время марша. Мороз стоял жестокий – температура держалась на 24 градусах по Реомюру. Вследствие всего этого одна только колонна Клейста растянулась почти на милю. Наконец, сама местность, изрезанная оврагами, покрытая снегом, а то и глыбами льда, создавала трудности для движения войск^[626].

Колонна Клейста оказалась ближе к Колтынянам, чем та, которую вел Йорк. В полумиле от Колтынян около 4 часов вечера в районе Крожей (Kroze) колонна Клейста, состоявшая всего из четырех батальонов, двух эскадронов и одной батареи, наткнулась на отряд генерала Дибича. Клейст оказался застигнут врасплох, зажат в узкой долине, господствующие высоты над которой уже занимал противник^[627].

Подполковник К. Клаузевиц, находившийся в те дни при генерале Дибиче, весьма авторитетно обрисовал создавшуюся ситуацию. 23 декабря Дибич, полагая, что Макдональд движется к Мемелю в надежде уйти по Куршской косе, оказался, миновав Тельши, в двух верстах от Мемеля. Здесь он неожиданно узнал, что французский маршал «еще не ушел, а как раз находится в движении от Шавли». Вследствие этого Дибич тотчас же перешел в местечко Ворни^[628], где 24-го узнал, что арьергард Макдональда в с. Вайгоф (Вайгово), и решил перекрыть ему дорогу у Колтынян. Выступив 25-го рано утром, он был у Колтынян к 10 часам утра. Здесь русские наткнулись на нескольких прусских маркитантов, принадлежавших к войскам Массенбаха, которые уведомили, что большая часть войск уже ушла вперед и что отстали только два эскадрона гусар и две роты егерей. Тогда генерал Дибич решил отрезать путь этому арьергарду^[629].

Вскоре от других отставших стало известно, что арьергард в действительности состоит из 4 батальонов пехоты, двух эскадронов кавалерии и одной батареи и что командует им генерал Клейст. Более того, выяснилось, что перед Дибичем большая часть всего Прусского корпуса. Однако Дибича, располагавшего только 1400 человеками, это не испугало. Он решил отправить к Клейсту парламентера, который объявит о том, что путь ему преграждает значительный отряд и что он, Дибич, предлагает «прийти к соглашению», дабы избежать напрасного кровопролития. Выбор парламентера в конечном итоге пал на майора фон Рейне (Reune). Ночью тот встретился с Клейстом. Прусский генерал, выслушав Рейне, сказал, что сам он не может принять решения и должен снестись с Йорком, но, тем не менее, готов приостановить боевые действия, пока к вечеру тот не прибудет^[630].

Итак, Дибич, писал Клаузевиц, «пожелал, как это делается в карточной игре, пустить в ход маленький козырь, чтобы увидеть, как распределились карты»^[631], а Клейст, со своей стороны, попытался воспользоваться переговорами с русским генералом, чтобы выиграть время и дождаться прибытия генерала Йорка^[632].

Между тем колонна Йорка, пройдя Крожи, двигалась по направлению к Колтынянам. Во время движения он получает известие о том, что его арьергард и обоз подверглись нападению русских войск генерала Левиза. Йорк подкрепляет арьергард, но продолжает вести колонну вперед. К вечеру 25-го он соединился с генералом Клейстом. Никаких известий и приказов от Макдональда Йорк уже не получает^[633].

Чтобы понять, что в это время происходило с колоннами Макдональда, следует пояснить, как действовали российские войска. 21 декабря отряд генерал-адъютанта П. В. Голенищева-Кутузова, которому Витгенштейн поставил задачу задержать движение корпуса Макдональда до прибытия основных сил русского корпуса, приблизился к Тильзиту Авангард отряда Кутузова под командованием подполковника Теттенборна после небольшого боя под Тильзитом занял сам город, захватив одно орудие и значительные магазины. 23 декабря П. В. Кутузов получил новый приказ – выдвинуться навстречу подходившему X корпусу и занять дефиле у Пиктупёнена, расположенного северо-восточнее Тильзита^[634].

В отряде Кутузова вместе с присоединившимся к нему отрядом генерала Е. И. Властова, составлявшим ранее авангард корпуса Витгенштейна, было 4,5 тыс. человек при 8 орудиях. Причем часть этого отряда пришлось оставить в Тильзите. Остальные войска Витгенштейна к 25 декабря распределялись так: авангард корпуса под командованием генерал-майора Д. Д. Шепелева численностью 3,5 тыс. человек пехоты, 700 кавалеристов и с 6 конными орудиями находился у Вилоны^[635], на расстоянии одного перехода от Юрбурга (то есть не менее чем в трех переходах от Тильзита). Основные силы Витгенштейна (примерно 15 тыс. человек) – у Кейдан, расположенных не менее чем в одном переходе от Вилоны. При этом в Кейданах пришлось оставить 25 орудий, требовавших ремонта^[636].

Макдональд в это время вместе с колонной Массенбаха, миновав 24 декабря Колтыняны, находился от них, пройдя Поюрже^[637], в 6 милях по дороге в Тильзит у с. Войнуты^[638]. Гранжан, имея 6 тыс. человек, шел восточнее Макдональда и был примерно в 4 милях от Колтынян^[639].

26 декабря, до рассвета, авангард дивизии Гранжана под командованием генерала Башлю, сформированный из пруссаков под командованием подполковника фон Трескова (три эскадрона драгун, два эскадрона гусар и конная батарея), наткнулся в дефиле у Кляйн-Пиктупёнена на отряд Властова в составе двух батальонов пехоты и трех эскадронов кавалерии. Властов начал отходить. Прусская кавалерия атаковала прикрывавших отход финляндских драгун, а затем привела в расстройство каре батальона 23-го егерского полка и драгун Петербургского ополчения, захватив при этом одно орудие и 300 пленных. Тогда Кутузов бросил вперед два казачьих полка – Иловайского 4-го и Кутейникова 6-го, а также два эскадрона изюмских гусар. Это дало возможность русским войскам перейти в Тильзите на левый берег Немана и отступить вверх по течению реки к Раудшену^[640]. Весь отряд П. В. Кутузова отошел к Рагниту, расположенному на левом берегу Немана в двух милях выше Тильзита^[641].

Согласно рапорту Терье (который, как известно, мог подойти со своим отрядом к Тильзиту с запада, со стороны Рагнита), в ночь на 27 декабря капитан Бланкенбург во главе 100 «черных гусар» и лансьеров 19-го польского полка отбросил неприятельских драгун и казаков от Тильзита, взяв при этом несколько пленных. А утром 27-го отряд во главе с Терье открыл огонь по неприятелю и занял город. Однако вскоре Терье все же пришлось отойти, ибо, во-первых, он увидел движение неприятеля на своих флангах; во-вторых, неприятель двигался со стороны Инстербурга и на Рагнит и, в-третьих, войска Витгенштейна шли по левому берегу Немана и были уже в 8 лье от Тильзита. В рапорте Терье отметил также успешное продвижение утром 27-го по дороге через Тауроген на Тильзит войск X корпуса, которые отбросили неприятеля. В заключение сообщил, что сам он ночью отойдет на Лабиау откуда, по его словам, «будет лучше наблюдать», а X корпус, в свою очередь, защитит дорогу от Тильзита на Лабиау^[642].

В час тридцать утра 29-го Терье с радостью отписал в Кёнигсберг, что получил письмо из Тильзита, которое и пересылает в Главный штаб. Это, по его словам, «хорошая новость для его величества императора» о том, что коммуникация с X корпусом наконец-то установлена^[643].

В 8 часов вечера Терье сообщил, что генерал Башлю дал бой неприятелю и отбросил его от Рагнита, а также что герцог Тарентский прибыл вчера после полудня в Тильзит^[644]. 30 декабря Терье известит о приезде из Кёнигсберга адъютанта Макдональда капитана Бурнонвиля (Bournonville) для координации действий кавалеристов X корпуса и дивизии Эделе^[645].

Конечно, известие о подходе X корпуса вызвало в среде командования французской армии в Кёнигсберге большую радость. Мюрат поспешил закрепить успех и приказал отправить в Лабиау, а оттуда в Мюльзен подразделение 9-го польского лансьерного полка, дабы «осветить» дорогу на Мемель. Ней должен был отправить в Лабиау батальон временной полубригады^[646].

Обратимся теперь к Макдональду Да, дорога на Тильзит для него была открыта. Причем, вопреки опасениям, нового боя при форсировании Немана не произошло. Русские оставили город. 27 декабря в 10 часов вечера авангард Башлю вошел в Тильзит^[647]. 28-го туда прибыли сам Макдональд и остальные части его колонн. 29-го и 30-го Макдональд оставался в Тильзите^[648]. Он ожидал вестей от Йорка. Вести не приходили. Все попытки переслать к Йорку приказы заканчивались неудачей^[649].

Макдональд так пишет об этих днях в своих воспоминаниях:

«Я разместился в Тильзите, установил связь с Кёнигсбергом и отправил Йорку сообщение об успехе нашего оружия, предписав ему поторопиться, поскольку мы открыли проход. Генерал должен был прибыть на следующий день, а тем временем мороз стал спадать, и в день отдыха для наших уставших войск началось потепление. Тогда я предложил продолжить отступление сразу же по прибытии моего арьергарда, но тот по-прежнему не появлялся. Я знал, что враг старается перейти мои позиции выше по течению Немана и что его главный корпус, следуя течению Прегеля, находился позади меня. Итак, по дороге на Кёнигсберг мне второй раз угрожало окружение.

Я срочно послал за генералом Йорком. Еще позавчера он должен был поддержать мой арьергард, частью которого он являлся с утра. С тех пор я не получал от него никаких новостей… Четыре дня я провел в сплошном беспокойстве и нетерпении: меня грызли самые жуткие предчувствия. Прусские офицеры, которых я отправлял во все стороны, приносили только одну-единственную новость, которую было трудно выдумать: никто не видел и ничего не слышал о генерале Йорке. Я ежесекундно старался отгонять дурные мысли, которые постоянно лезли мне в голову»^[650].

И далее: «Я был уверен, что только какое-то неизвестное мне серьезное обстоятельство мешало арьергарду соединиться со мной. Возможно, Йорк вернулся обратно в Мемель, чтобы затем идти в Пруссию, – если бы мне не удалось открыть переход через Неман, я и сам бы выбрал этот маршрут. Тем временем внезапно наступившая оттепель могла привести к резкому таянию льда, а враг не дремал: его численность постоянно возрастала, он маневрировал, постоянно приближаясь ко мне и к моим коммуникациям, точнее, к моей единственной коммуникации, которую я старался сохранить»^[651]. Как позднее вспоминал Макдональд, он поделился сомнениями насчет верности пруссаков общему делу со «своими генералами»: «Они [пруссаки – В. З.] представляли серьезную силу – 17–18 тысяч человек против 4–5 тысяч русских. Мог ли я теперь полагаться на баварский и вестфальский полки, входившие в дивизию вместе с тремя польскими полками? В верности последних у меня не было никаких сомнений, мои подозрения распространялись в отношении других»^[652].

Как бы то ни было, 28 декабря Макдональд готовится к дальнейшему движению по направлению к Кёнигсбергу^[653]. В тот день он пишет Бертье: «Генерал Башлю сегодня утром движется на Рагнит^[654]; генерал Гранжан и его бригада на позиции в Баубельне^[655] (Baubeln): она обеспечит продвижение обоза, который все еще в тылу, но который перейдет Неман сегодня, за исключением арьергарда, который потерял один марш из-за плохих дорог. Но, без сомнения, он прибудет завтра. Я отправил множество эмиссаров для его встречи»^[656].

В тот день, 28-го, двигаясь на Баубельн, в Паскальвене^[657] (Paskallwen) прусские гусары снова дрались с русскими, потеряв при этом немало людей. Когда три эскадрона «черных гусар» под командованием майора Козеля (Cosel) возле Рагнита попали в засаду, где их поджидали, как они уверяли, 4,5 тыс. русских кавалеристов под командованием полковника Ф. К. Теттенборна, им пришлось повернуть и спасаться бегством до полулье. Только когда генерал Башлю контратаковал русских эскадронами своих драгун, преследование было остановлено. После этого прусская кавалерия наконец-то вступила в Рагнит^[658].

К 29 декабря беспокойство Макдональда еще более усилилось. В тот день он пишет Мюрату: «Неприятель движется за мной по пятам: если бы не немыслимые задержки генерала Йорка, я бы мог дождаться его в Велау Но возможно, что генерал Йорк действовал точно по инструкции, согласно которой я приказал ему отправиться к Пагремонту^[659] (Paghowmont), где он получил бы новые приказы. Но невозможно было с ним связаться: все попытки установить с ним контакт оказались тщетными. Но немыслимо, чтобы он остановился, зная цель нашего движения. Однако с ним невозможно связаться из-за многочисленных партий неприятеля. И все же коммуникации для него открыты, и ему остается идти по моим стопам: дорога свободна. Эта задержка может иметь такие последствия, которые может предотвратить только сильная диверсия. Я понимаю, что Ваше величество в большей степени имеете возможность действовать вследствие успешного прибытия войск дивизии Эделе. Поэтому я прошу Ваше величество не упустить момента продвинуть [ее] вплоть до Инстербурга. Это наступательное движение будет неожиданным для русских, которые полагают армию уничтоженной»^[660].

Между тем еще 25 декабря на передовых постах недалеко от Колтынян состоялась встреча генерал-лейтенанта Йорка и генерал-майора Дибича. Содержание их беседы наиболее убедительно передал К. Клаузевиц, который, по-видимому, сопровождал русского генерала к аванпостам. Дибич, по словам Клаузевица, вполне открыто сказал о том, какими силами он располагает, и заявил, что не помышляет преградить пруссакам дорогу, однако сделает все возможное, чтобы захватить обоз, зарядные ящики и часть артиллерии. Но главное заключалось в том, что Дибич подтвердил сведения о полном уничтожении французской армии. Помня об указании императора, данном русскому генералитету о необходимости предупредительного обращения с пруссаками, Дибич заявил о готовности заключить с Йорком соглашение о нейтралитете. В ответ на это Йорк «заявил, что еще не пришел к окончательному решению. Он проявил склонность заключить соглашение при условии, что его воинская честь отнюдь не будет затронута; однако полагал, что в настоящий момент для него как солдата еще не имелось достаточно оправдания для заключения соглашения». Генералы договорились, что на следующий день Йорк совершит «переход к Лавково как бы с целью обойти отряд генерала Дибича с левого фланга, генерал Дибич должен был снова преградить ему дорогу, выйдя на Шелель»^[661].

В конце беседы Йорк попросил Дибича прислать к нему кого-либо из бывших прусских офицеров. Этим офицером стал К. Клаузевиц, который, вероятно, в эту минуту находился где-то рядом. По крайней мере, он вместе с Дибичем возвращался с аванпостов в Колтыняны. Это было где-то около 10 часов вечера. По словам Клаузевица, Дибич спросил его, что он думает о Йорке и что это за человек. Клаузевиц прямо указал на скрытность прусского генерала и порекомендовал проявить осторожность, так как тот может решиться неожиданно опрокинуть русский заслон и прорваться к Макдональду. Ночью, казалось, эти предложения нашли свое подтверждение. Отряд прусской кавалерии атаковал один из казачьих полков, который прикрывал тыл войск Дибича. Но в конечном итоге выяснилось, что это 50 прусских драгун под командованием ротмистра Вейсса, которых отправил генерал Массенбах с целью доставить Йорку письмо маршала Макдональда. Однако, атаковав со стороны Шелеля казаков и отбросив их на Колтыняны, Вейсс, сочтя противника достаточно сильным, повернул обратно^[662].

Что же генерал Йорк? Как известно, еще с 14 ноября он пошел на тайные переговоры с русским командованием. В начале декабря, надеясь прояснить настроения в Берлине, он отправляет туда своего адъютанта майора Зейдлица и в ожидании его возвращения явно тянет время. Паулуччи, со своей стороны, продолжает убежать Йорка в необходимости скорейшего принятия решения, угрожая готовностью его атаковать. Следует признать, что колебания Йорка во многом оправданы – почти все прусские крепости находились под французским контролем, прусская армия была немногочисленной, да и судьба самого короля могла в случае решительных действий Наполеона оказаться весьма незавидной. В этой ситуации Паулуччи, понимая, что ответ из Берлина придет нескоро, если вообще придет, еще более настоятельно начинает требовать от Йорка определенного решения. 22 декабря Паулуччи пересылает Йорку письмо от Александра I, в котором русский император сообщает о готовности вести борьбу до тех пор, пока не добьется такого увеличения прусской территории, которое позволило бы ей занять достойное место среди европейских держав, принадлежавшее ей до 1806 г.^[663]

С 22 и до 28 декабря Паулуччи и Йорк письмами не обменивались. Где находился в это время Зейдлиц? Утром 13 декабря он прибыл в Берлин. Как он сам указывал, к моменту его отъезда из Берлина вечером 24 декабря там еще не знали о полном разгроме французской армии. Не было никакой определенности в отношении венского кабинета, ибо без Австрии Пруссия не была готова к изменению позиции в отношении Парижа. 25 декабря Зейдлиц прибыл в Кёнигсберг и встретился с генералом Бюловом, которому передал письма и приказы, привезенные из Берлина^[664].

Бюлов поделился с Зейдлицем информацией, поступившей от военных и гражданских чинов, находившихся на границе, а также от частных агентов, пребывавших во французской, австрийской и русской армиях. После этого Зейдлиц добился, чтобы его представили Мюрату и Бертье, расположившимся в кёнигсбергском замке. Король Неаполитанский принял прусского майора с «демонстративной вежливостью». Осведомившись о здоровье Фридриха-Вильгельма и всячески продемонстрировав к нему свое расположение, Мюрат сказал: «Мы понесли в России большие потери, но не из-за действий неприятеля, а по причине холода. Однако эти потери не являются невосполнимыми, и, когда я присоединю к себе X корпус, который Бог знает из-за чего опаздывает, я выступлю против русских и отброшу их на Вильно. Только их кавалерия находится в хорошем состоянии, в то время как пехота потрепана, как и наша»^[665].

Далее Мюрат отметил, что Наполеон обратился к прусскому королю с просьбой выделить 30 тыс. человек для усиления вспомогательного корпуса и он, король Неаполитанский, ни на минуту не сомневается, что Фридрих-Вильгельм это выполнит. Вместе с 10–12 тыс. человек, которые собрал Бюлов, Прусский корпус составит значительную силу. Далее Мюрат с благосклонностью отозвался о военных талантах «товарища по оружию» генерала Йорка. Наконец, Мюрат выразил сожаление по поводу тех недоразумений, которые возникли между Йорком и Макдональдом.

Бертье принял Зейдлица так же, как и Мюрат, «с безупречной вежливостью, но с меньшей живостью, чем король». Бертье фактически повторил суждения Мюрата о тех преимуществах, которые прусский король получит, продолжая военное сотрудничество с Францией и увеличив при этом численность своего корпуса. В отношении разногласий между Йорком и Макдональдом уверил, что эти военачальники обнимутся как братья на поле той битвы, которая им предстоит. В заключение беседы герцог Невшательский посоветовал Зейдлицу, возвращавшемуся к Йорку, взять курс на Куршскую косу и Мемель^[666].

Зейдлиц именно так и поступил, отправившись в сторону Мемеля, по-видимому, утром 26 декабря. В Мемеле он застал русских.

В тот день, 26 декабря, Йорк произвел рекогносцировку, отказавшись от варианта флангового движения, накануне согласованного с Дибичем. Йорк свернул на дорогу, ведущую на Шелель, а затем дальше – на Тильзит. Это было сделано, как позже написал Клаузевиц, дабы «избежать плохой дороги и напрасной траты сил людей и лошадей»^[667]. Однако Дибич, всерьез обеспокоенный этим маневром, решил, что Йорк пытается выиграть один переход в направлении Тильзита. Дибич отправляет Клаузевица к Йорку, но последний не допустил его к себе. Более того, офицер, проводивший подполковника русской службы с передовых постов, получил от генерала строгий выговор. И все же… «Это, в сущности, была одна комедия», – отметил Клаузевиц. Ибо Йорк отправил к нему пруссака, также состоявшего на русской службе, майора (у Клаузевица – подполковника) графа Дона. Они – Клаузевиц и граф Дона, находившийся на русской службе под именем Норденбурга, – были не просто знакомы, но и давно дружны^[668]. Граф Д. Дона-Шлобиттен, майор Русско-немецкого легиона, происходил из знатной прусской семьи. Его отец граф А. Дона в 1808–1810 гг. занимал пост прусского министра внутренних дел. Майора Норденбурга Александр I отправил из Петербурга к Паулуччи для переговоров с Йорком. Именно Дона доставил Йорку письмо Паулуччи с изложением основных положений будущей Таурогенской конвенции^[669].

Судя по реляции самого Дона к Паулуччи, он достиг Прусского корпуса 26 декабря (вероятно, ближе к утру) между Крожами и Колтынянами, когда Дибич накануне уже отрезал пруссакам дорогу на Тильзит, и «генералу Йорку это не было неприятно». Дона передал Йорку письмо от Паулуччи, и прусский генерал разрешил ему остаться при корпусе весь день во время марша (то есть 26-го) и провести следующую ночь в его главной квартире. Дона имел возможность беседовать с Йорком, который склонялся к тому, чтобы принять предложения, поступившие со стороны русских, но пожелал создать видимость вынужденности этого шага. С этой целью он и шел к Тильзиту малыми маршами в надежде, что 29 декабря Витгенштейн вступит в Тильзит и одновременно сделает движение через Мемель без больших потерь невозможным. 26 декабря, отметил граф Дона, пруссаки и русские не обменялись ни одним выстрелом^[670].

По всей видимости, именно этими представлениями о действиях и намерениях Йорка поделился граф Дона с Клаузевицем вечером 26 декабря. Об этом говорят строки самого Клаузевица: «Из того, что мне передал граф Дона, вытекало, что генерал Йорк не собирался нас обмануть, но что он заинтересован в оттяжке решения на несколько дней; и так как он не может в течение этого времени стоять, как прикованный, на одном месте, то ему нужно несколько пододвинуться к прусской границе. В чем заключался интерес генерала Йорка, легко было понять: помимо того, что он ожидал возвращения своего адъютанта из Берлина, прибывшего только 29-го, ему в военном отношении для приличия следовало продемонстрировать хотя бы две-три попытки соединения с Макдональдом. Если бы тот продолжал стоять в с. Войнуты и Таурогене, где он находился 25-го, или вернулся туда 26-го, то соглашение с Йорком так бы и не состоялось. Но так как Макдональд продолжал свой путь, а русские, находясь между ним и генералом Йорком, могли воспрепятствовать передаче Йорку сообщений и приказов маршала, то Йорк мог сделать вид, будто он покинут Макдональдом»^[671].

26 декабря Дибич перешел в Шелель, а Йорк в Барташишки^[672]. При этом переходе 20 казаков по предложению Норденбурга составили своего рода авангард прусской колонны, дабы избежать инцидентов. Между тем Йорк, наблюдая, как пруссаки и русские уже фактически стали смешиваться и даже брататься, пришел в ярость и закричал: «Мы теряем честь и репутацию!»^[673]

В полдень 27-го, дождавшись обоза, дабы раздать продовольствие войскам, Прусский корпус двинулся из Барташишек на Шелель. К ночи корпус достиг Шелеля и разбил бивуак. Этот переход по разбитым тропам выдался очень тяжелым. Особенно трудно было двигаться обозу, который «сопровождал рой казаков»^[674].

27 декабря Йорк подготовил два письма для прусского короля. В первом письме он сообщил Фридриху-Вильгельму о переговорах с Паулуччи, изображая все в достаточно сдержанных выражениях. Он констатировал факт своего отставания от Макдональда, написал о боязни не соединиться с ним, а главное – поведал о своих переговорах с русскими ради сохранения корпуса, но без того, чтобы скомпрометировать честь оружия. Йорк посетовал на отсутствие каких-либо указаний на предмет движения корпуса. Под угрозой со стороны Витгенштейна он вынужден отклониться на Мемель^[675] и пойти на соглашение с Паулуччи. Заключил он свое письмо заявлением, что, если его действия не заслужат в дальнейшем одобрения его величества, он будет готов без упреков положить свою голову к ногам его величества короля^[676].

Во втором письме, подготовленном, по-видимому, в ночь на 28 декабря, Йорк описал ход событий начиная от Митавы. Не упоминая о переговорах с Дибичем, генерал написал, что оказался на дороге, проходящей между двумя возвышенностями, занятыми русскими. Усталость пехоты заставила его отказаться от попыток выяснить силы врага и его расположение. Поэтому он остановил войска на некотором расстоянии от противника: «Очень выгодное положение противника не дало мне возможности точно оценить состояние его сил. Дорога, по которой я должен был пройти на Колтыняны и прогнать врага, уходила вправо, и на дистанции картечного выстрела была зажата двумя небольшими холмами, которые он занимал. Г-н маршал приказал мне избегать, как только возможно, столкновений в ситуации неопределенности. Более того, мне приходилось ожидать того, что, если бы я даже, расчищая себе путь, отбросил неприятеля, я бы все равно поставил под угрозу положение корпуса, ибо многочисленная русская кавалерия не преминула бы захватить обозы»^[677].

28 декабря, рано утром, Прусский корпус покинул Шелель и двинулся маршем на Тауроген, куда прибыл вечером. Часть корпуса расположилась в Таурогене, в то время как обоз оставался еще где-то позади. Зейдлиц (как известно, склонный к оправданию действий Йорка) пишет, что генерал мог надеяться, прибыв в Тауроген, застать здесь, как было накануне, 16 эскадронов кавалерии и 16 орудий конной артиллерии, находившихся в распоряжении маршала. Вместо этого он узнал, что Макдональд после боя у Пиктупёнена (Pietupoemen), когда прусская кавалерия отбросила авангард Витгенштейна, нанеся ему значительные потери и открыв тем самым дорогу на Тильзит, «отступил за Мемель и занял там позицию»^[678].

Йорк, по словам Зейдлица, не собирался давать своим войскам более одного дня (29 декабря) отдыха, который был необходим, чтобы подтянуть обоз и амбулансы, и предполагал возобновить 30-го марш на Тильзит. Однако как раз в это время прибыл из Берлина майор Зейдлиц, появления которого уже перестали ждать^[679].

Что рассказал Зейдлиц Паулуччи о целях и результатах своей миссии, что он поведал о настроениях в Берлине и в Кёнигсберге, прусский майор в своем «Дневнике» умалчивает. Но можно предполагать, исходя из того, какое впечатление новости, доставленные Зейдлицем, произвели 29 декабря на Йорка, что он изложил Паулуччи ситуацию в благоприятном для русского генерала свете. Тем не менее, мы не можем не констатировать, что информация, изложенная 29-го Зейдлицем Йорку, не могла не быть более противоречивой, чем та, которой он поделился с Паулуччи. Так, Зейдлиц не мог не доложить Йорку, что король полон решимости придерживаться договора, заключенного с Наполеоном, пока события (в том числе позиция венского кабинета) не дадут ему возможности придать «новую ориентацию политике государства»^[680].

Тем не менее, готовя свой «Дневник» к изданию спустя годы после происходивших в 1812 г. событий, когда европейская ситуация была уже совершенно иной и выбор Пруссия давно сделала, а ключевая роль в этом выборе безусловно принадлежала генералу Йорку, а вместе с ним и Зейдлицу Зейдлиц не преминул вложить в уста прусского генерала слова, полные пафоса. Йорк, пишет Зейдлиц, заявил: «Сегодня или никогда, от немедленного решения зависит, изменит ли Пруссия политику Европы и будет ли восстановлена независимость короля и страны»^[681].

По мнению Зейдлица, у Йорка уже не оставалось сомнений, что ему следует делать, и он предложил Дибичу встретиться на следующий день на Пошерунской мельнице^[682].

В действительности это судьбоносное для мира решение, которое 29 декабря принял генерал Йорк, далось ему очень нелегко. Обратимся к Клаузевицу. Согласно ему, 28-го Дибич из Пагремонта «через Тауроген прибыл в селение Вилькишкен^[683], находившееся всего лишь в 2 милях от Тильзита. В этот день Макдональд выступил в Тильзит с последним эшелоном и предполагал дождаться здесь Йорка, прибывшего в Тауроген. По существу, ничто не стояло на пути их соединения кроме редкой цепи казачьих разъездов»^[684].

Дибич хорошо понимал, что Йорк может теперь легко прорвать заслон из казаков и немногочисленной русской пехоты и вступить в Тильзит^[685]. Поэтому в полдень 29-го Клаузевиц, выступивший из Таурогена в предшествующую ночь, вновь был послан туда к генералу Йорку.

Состояние, в каком находился Йорк к моменту прибытия Клаузевица, хорошо описал граф Дона. «29 декабря, в первом часу пополудни, – пишет он, – возвращаясь от генерала Левиза из местечка Ворни, я прибыл в Тауроген, где застал Йорка, еще вчера бодрого и веселого, в чрезвычайно подавленном настроении. Едва я вошел в комнату, как Йорк сказал мне, что все переговоры должны быть прерваны, мотивируя это решение полученным от Макдональда распоряжением. Он больше не примет парламентеров и завтра начнет военные действия против русских и просит передать это Дибичу»^[686]. Граф Дона далее пишет, что после обеда, часа в три, Йорк вызвал полковника фон Рёдера, которому повторил все то, что ранее сказал в присутствии Дона, и велел собрать весь корпус вместе с обозом. Рёдер, в свою очередь, указал на затруднения, которые встретятся при исполнении этого приказа ввиду расположения войск, обозов и неудовлетворительного состояния дорог. Когда Рёдер вышел из комнаты, Дона, видя, что Йорк вновь стал колебаться, продолжил его уговаривать, надеясь, что вскоре прибудут известия от Дибича. Около 4 или 5 часов пополудни сообщили о приезде в лагерь Клаузевица^[687]. На этот раз он привез с собой два письма, «на которые смотрели, как на последнее средство»^[688].

Одно письмо было от начальника штаба Витгенштейна, генерала Ф. Ф. Довре, к Дибичу, в нем сообщалось, что авангард I отдельного корпуса 31 декабря будет в Шиллупишкене, а сам Витгенштейн – в Зоммерау^[689]. Это значило, что возможность после 31 декабря дальнейшего отступления как Йорка, так и Макдональда будет под серьезной угрозой. В письме Довре указывалось, что если Йорк «не положит конец своему двусмысленному поведению, то с ним поступят, как со всяким неприятельским генералом»^[690].

Второе письмо представляло собой перехваченное русскими послание Макдональда герцогу Бассано от 10 декабря, в котором маршал с явным неодобрением отзывался о Прусском корпусе и о самом Йорке. «Бомба с генералом Йорком наконец взорвалась», – заявлял герцог Тарентский^[691]. Это письмо, сообщает Клаузевиц, «должно было, по меньшей мере, снова пробудить в душе генерала Йорка все его озлобление, которое могло несколько ослабеть в последние дни под влиянием сознания „собственной вины перед Макдональдом“»^[692].

Более того, утром 29-го, в то самое время, когда Зейдлиц появился перед Йорком, в штаб Прусского корпуса прибыл и посланник от Макдональда, который привез записку, написанную карандашом: коммуникация с Кёнигсбергом свободна, а сам он ждет пруссаков в Тильзите, от которого Тауроген находится всего в четырех милях^[693].

В тот же день (Ф. Ребуль считает, что после полудня) в штаб прямо из Рагнита прибыл драгунский капитан Тресков. Он привез послание от Витгенштейна, помеченное Георгенбургом 27 декабря. В нем сообщалось о прибытии на Неман 50 тыс. русских и от Йорка требовали освободить от прусских войск русский берег^[694].

Такова была ситуация в штабе Прусского корпуса, когда там появился Клаузевиц. Сам Клаузевиц сообщает, что, когда он вошел в комнату генерала Йорка, тот не захотел с ним говорить и закричал: «Отстаньте от меня, я больше не хочу иметь с вами никакого дела. Ваши проклятые казаки пропустили ко мне посланного от Макдональда, который привез мне приказ идти на Пиктупёнен, чтобы там соединиться. Теперь конец всем сомнениям: ваши войска не подходят, вы слишком слабы, я должен выступить и решительно отказываюсь от дальнейших переговоров, за которые могу поплатиться головой». Клаузевицу все-таки удалось уговорить Йорка просмотреть привезенные письма, что тот сделал совместно с начальником штаба полковником Рёдером. В момент этого события в комнате оказалось пять человек: Йорк, Клаузевиц, Рёдер, майор русской службы фон Ренне и граф Дона. После минутного раздумья Йорк протянул Клаузевицу руку и сказал: «Я ваш. Скажите генералу Дибичу, что завтра рано утром мы должны с ним переговорить на Пошерунской мельнице и что теперь я твердо решил порвать с французами и их делом»^[695]. Время для встречи было назначено 8 часов утра.

«Покончив с этим, – вспоминал Клаузевиц, – генерал Йорк сказал: „Я не намерен делать дело наполовину, я вам добуду еще и Массенбаха“. Тут он велел позвать одного офицера из кавалерии Массенбаха^[696], недавно перед этим прибывшего сюда. Прохаживаясь взад и вперед по комнате, он сказал приблизительно словами Валленштейна: „Что говорят в ваших полках?“ Офицер тотчас стал изливать свой восторг по поводу мысли отделаться от союза с французами и заявил, что эти чувства разделяют решительно все в прусских частях. „Хорошо вам, молодым людям, так говорить, а ведь у меня, старика, голова шатается на плечах“, – отвечал Йорк»^[697].

29 декабря Йорк составил проект конвенции, дав своего рода обязательство в отношении своих намерений. Генерал написал, что 29-го останется в Таурогене, а на другой день, 30-го, продолжит движение на Тильзит. Если Тильзит будет занят русскими, а с правого фланга русский корпус перекроет дорогу из Нойштадта, в то время как с тыла русские войска будут продолжать оказывать давление, то он, Йорк, подпишет следующую конвенцию с русским генералом:

«1. Корпус под моим командованием занимает Тильзит и Мемель и территорию, находящуюся между ними, или, если обстоятельства военного характера этому помешают, я останусь в Мемеле и Нидерунге (Niederung [в долине р. Неман. – В. З.]) между Тильзитом и Лабиау.

2. Корпус остается в этой нейтральной зоне в бездействии и достаточно долгое время, дабы король смог отдать необходимые приказы.

3. Если король не одобрит эту конвенцию, то я обретаю полную свободу возобновить свой марш, чтобы возвратиться назад или же перейти туда, куда укажет король…»

Далее было добавлено несколько слов по поводу отставших от корпуса и обозов, двигавшихся позади, а также объявлялось, что если Массенбаха можно будет предупредить, то конвенция будет распространена и на войска под его командованием^[698].

По-видимому, вместе с Клаузевицем Йорк отправил короткое письмо и к Паулуччи: «Вы убедили меня, что моя партия проиграна; я одобрил основы того, что содержится в вашем письме от 22-го, для завершения переговоров, начатых генералом Дибичем. Спасение родины, благо человечества сподвигли меня на решение, которое вы мне предложили, и это заставило меня забыть обо всем, что касается меня лично. Но медлительность действий меня сильно разоблачает; я должен был свободно принять решение, которое бы показало, что я столкнулся с силой»^[699].

Клаузевиц вернулся в Вилькишкен «в самом радостном расположении духа»^[700]. С ним возвратились граф Дона и Ренне. Дибич, узнав о согласии Йорка, бросился Клаузевицу на шею, «проливая слезы радости»^[701].

Как в это время действовали войска Витгенштейна, и насколько их реальное положение соответствовало той картине, которая могла сложиться в голове Йорка? Наконец, что происходило с теми войсками, которые были под командованием Макдональда?

Как известно, отряд генерал-адъютанта П. В. Голенищева-Кутузова, вступив 23 декабря в Тильзит, после столкновения у Пиктупёнена 26 декабря был оттуда вытеснен авангардом войск Макдональда, находившимся под командованием генерала Башлю. 28-го, вслед за отступавшими русскими войсками, Башлю двинулся на Рагнит. Основные части отряда Кутузова, оставив в Рагните отряд Теттенборна, отошли в Ласденен^[702]. Авангардные части отряда Башлю, которые составляли прусский сводный гусарский полк № 1 при двух орудиях и пришедшие к нему на помощь пехота и два эскадрона драгун с четырьмя орудиями, отбросили Теттенборна в Ленкен^[703] (к югу от Раудшена) и вступили в Рагнит^[704].

Вечером 28 декабря в Ласденен прибыл генерал-майор Н. Г. Репнин, отправленный Витгенштейном, который был недоволен неудачными действиями отряда Кутузова. Поэтому утром 29-го Кутузов выдвинулся из Ленкена к Раудшену в то время как основные войска Витгенштейна, совершив форсированный марш, оказались в Лебегаллене^[705]. Авангард войск Витгенштейна под командованием генерала Д. Д. Шепелева перешел в Герскуллен^[706]. Три донских полка под командованием Ягодина 2-го оказались у Шаллупишкена (Шиллупишкена). 30 декабря отряд Кутузова перешел к Гудгаллену^[707], а основные силы Витгенштейна продвинулись до Герскуллена^[708].

Прибыв в Герскуллен, Витгенштейн распорядился дать отдых войскам на следующий день, 31 декабря^[709].

Таким образом, кажется очевидным, что дорога на Кёнигсберг не была русскими войсками прочно заблокирована. Макдональд, хотя и испытывал беспокойство по поводу возможного блокирования русскими движения на Кёнигсберг, продолжал ожидать прибытия Йорка. Йорк же, со своей стороны, также не мог не понимать, что соединение с Макдональдом оставалось возможным, даже несмотря на уверения русского командования насчет активного продвижения войск Витгенштейна (хотя в этом случае и пришлось бы пожертвовать частью обоза и транспортом с ранеными).

И все же… даже в данном случае возможность соглашения Йорка с русскими, которое в дальнейшем получит имя Таурогенской конвенции, утром и днем 29-го висела на волоске.

30 декабря, около 8 часов утра, на Пошерунской мельнице Дибич, которого сопровождали Клаузевиц и граф Дона, лихорадочно ожидал появления генерала Йорка. Дибич был уже склонен в полной мере возвратиться к своим прежним подозрениям в отношении действий прусского генерала, когда наконец прибыл Йорк в сопровождении полковника Рёдера и майора Зейдлица. Несмотря на то что обе группы офицеров состояли из природных пруссаков, «дискуссия была, говорят, долгой и оживленной»^[710].

Сам текст конвенции поручили составить Клаузевицу, представлявшему русскую сторону, и Зейдлицу, отражавшему позицию командования прусского контингента^[711]. Текст конвенции, составленный на немецком языке и подписанный Йорком и Дибичем, неоднократно воспроизводился^[712]. Конвенция состояла из семи статей. Прусскому корпусу надлежало занять территорию между Мемелем, Тильзитом и Куршским заливом и вплоть до прибытия приказов от Фридриха-Вильгельма сохранять нейтралитет; в любом случае, до 1 марта 1813 г. корпус обязывался не использовать оружие против России, какое бы решение ни принял король; однако он был вправе свободно занять тот пункт, который королем будет указан; условия конвенции распространялись и на войска под командованием Массенбаха.

Сразу после свидания на Пошерунской мельнице Йорк возвратился в штаб корпуса. Войска приняли известие о подписании конвенции с восторгом. Теперь Йорк спешно пишет три письма. Он информирует короля Фридриха-Вильгельма о произошедшем событии. В этом письме Йорк истолковывал ситуацию так, как будто Прусский корпус принесен в жертву Макдональду ради того, чтобы прикрыть отступление 7-й дивизии. В этих условиях продолжение подобного марша привело бы к исчезновению корпуса, к потере артиллерии и обоза. Это, по словам Йорка, и заставило его дистанцироваться от французских интересов и попытаться сохранить Прусский корпус. Письмо заканчивалось словами о готовности прусского генерала положить свою голову к стопам его величества и умереть, испытывая, по крайней мере, радость от того, что он не нарушил свой долг верноподданного и настоящего пруссака: «Теперь или никогда. Настал момент, когда Ваше Величество можете отрешиться от наглых требований союзника, чьи замыслы, если бы обстоятельства ему благоприятствовали, продолжали бы быть источником беспокойства и опасностей. Вот те представления, которые руководили мною: дай Бог, чтобы они были спасением для родины!»^[713]

Это письмо, наряду с текстом конвенции, должен был доставить в Берлин майор фон Тиле (Thile) из Главного штаба.

Йорк немедленно пишет также и Массенбаху, сообщая ему вкратце о подписанной конвенции и предлагая (именно предлагая, но не приказывая) самому решиться на дальнейшие действия^[714].

Массенбах в тот же день ответит, что присоединяется к принятому Йорком решению, и добавит, что с трудом сдерживает свои части от перехода на сторону русских^[715].

Йорк счел своим воинским долгом уведомить о произошедшем событии и Макдональда. Объясняя трудности, возникшие перед прусскими войсками в их попытках соединиться с Макдональдом, утомительными маршами и опасностями, исходившими с фланга и тыла, Йорк сообщил о заключенной конвенции^[716].

Переместимся в Тильзит, к маршалу Макдональду 30 декабря из города по направлению к Лабиау он отправил две колонны с транспортабельными больными и багажом: одну колонну составляли повозки на санях, и они двинулись по «зимнему пути» в направлении Хайнрихсвальде^[717] (Heinrichswalde) через Петрикен^[718] (Petricken), Немонин^[719] (Nemonien) и Ювендт^[720] (Juwendt); другая колонна состояла из колесных повозок и шла через Шиллупишкен и Мелаукен. При этом, помимо наличия собственного эскорта этих колонн, составленного из прусских подразделений и литовских улан, была образована еще и мобильная колонна из двух батальонов 11-го польского полка с двумя орудиями, имевшая задачу проложить путь через Шиллупишкен и фланкировать движение вплоть до Мелаукена. Там, заняв позиции, ей следовало обеспечить коммуникации X корпуса до Лабиау^[721].

Однако в тот же день, 30 декабря, с утра Макдональду стали докладывать о заметном увеличении в окрестностях Тильзита численности русской кавалерии. Маршал немедленно приказал генералу Башлю возвратиться из Рагнита, оставив там только патрули. Бригада Башлю должна была разместиться эшелонами между Паскальвеном и Тильзитом. В самом Тильзите надлежало заблокировать все выходы из города, усилить посты, а войскам быть в высокой степени боевой готовности. Двум батальонам 10-го польского полка предписывалось усилить охрану со стороны реки и подходов к городу с юга^[722].

В 8 часов вечера 30-го Башлю, находившийся в Рагните, получил этот приказ на возвращение. Прусские офицеры встретили подобный приказ с раздражением. Подполковник же Тресков прямо заявил, что выполнять его не будет. Тем не менее благодаря настойчивости Башлю прусские драгуны все же начали движение. В отличие от них, гусары, составлявшие арьергард, остались в Рагните. Что касается драгун, то они так и не достигли Тильзита. На следующий день, 31-го, в 5 утра Башлю обнаружил их в пригороде Тильзита, в лье от того места, где они должны были кантонировать^[723].

В последний день 1812 г. погода, как вспоминал Макдональд, «была очень плохой»^[724]. Согласно Зейдлицу, в 10 часов утра Макдональд уселся за стол, намереваясь позавтракать. В этот момент в комнату вошел генерал Башлю и объявил о прибытии своей бригады. Макдональд, ожидавший его, как можно понять, значительно раньше, оборвал его рапорт и сделал ему выговор. Когда генералу наконец было позволено снова заговорить, он сообщил, что если пехоту для выхода из Рагнита ему удалось собрать достаточно быстро, то прусская кавалерия и артиллерия подтягивались долго и ему пришлось послать офицера в деревню рядом с Рагнитом, где находились артиллеристы. Прусский офицер, командовавший артиллерией, на вопрос посланца о причинах задержки ответил, что не оставит места своего кантонирования, пока не появится корпус Йорка, поскольку не собирается бросать своего генерала ни при каких обстоятельствах. Маршал выслушал слова Башлю с большим вниманием и с озабоченным выражением лица. «Действительно, признаюсь, это экстраординарно! Но, по крайней мере, есть кавалерия?» – «Ни одного человека!» – ответил Башлю^[725].

Маршал незамедлительно отдал приказ Массенбаху прибыть к нему. Но в этот момент в комнату вошел шеф батальона (у Макдональда – полковник инженерных войск) Марион (Marion) и вручил письмо Йорка и письмо Массенбаха^[726].

Макдональд в воспоминаниях представил этот эпизод несколько иначе^[727]. «Испытывая постоянно растущее беспокойство из-за непрекращающейся оттепели, – напишет он, – я велел контролировать толщину льда на реке утром и вечером. Закутавшись в свою шинель, я пытался немного вздремнуть, что мне не удавалось в течение четырех дней, как на рассвете вошел ко мне полковник-инженер Марион и сказал: „Я поздравляю вас, господин маршал, вы наконец-то получили новости от генерала Йорка“. – „Нет“, – ответил я живо. „Я был уверен в этом, – сказал он, – когда я по вашему приказу измерял толщину льда, я увидел, что все пруссаки быстро переходят Неман; я решил, что вы отправили их встретить арьергард. Генерал Массенбах, проехав возле меня, вручил мне два письма к вам“. – „О, Небо! – закричал я. – Нас предали, возможно, бросили [во власть врага]; но мы дорого продадим свою жизнь“»^[728].

Письмо генерала Йорка, отправленное Массенбаху, дошло до адресата днем 30 декабря. Массенбах сообщил в ответ, что принимает условия конвенции и готов присоединиться к Йорку, но просит помочь движению его войск. Массенбах немедленно провел совещание с офицерами, которые находились в тот момент в штабе, – Каницем, Беловом (Below), Рудольфи (Rudolphi). Во время этого импровизированного военного совета к Массенбаху стали поступать новости о начавшихся по приказу Макдональда передвижениях частей 7-й пехотной дивизии. Массенбах не мог исключить, что эти меры предприняты из-за опасений французского командования насчет возможных действий прусских частей и подразделений. Как бы то ни было, Массенбах и его штабисты принимают решение начать движение не ранее 5 часов утра 31 декабря^[729].

В ночь на 31-е, в 3 часа утра, генерал-майор Н. Г. Репнин-Волконский сообщил пруссакам, что русские заставы готовы пропустить их. В 5 утра из штаба генерала Йорка прибыл к Массенбаху капитан Бранденштайн (Brandenstein). Он передал через лейтенанта Белова и графа Бранденбурга (Brandenbourg) формальный приказ Массенбаху присоединиться к генералу Йорку. Все трое поспешили к Массенбаху, который немедленно собрал командиров своих частей. Это удалось сделать к половине седьмого. Несмотря на высказанные рядом офицеров сомнения [среди них полковник фон Белов и майор фон Шёхольм (Sjöholm), которых, в частности, беспокоило, получен ли приказ от короля], было решено, что движение начнется тотчас^[730].

В 8.30 прусская пехота перешла Неман и выстроилась в колонну возле тет-де-пона у Тильзита. Что касается артиллерии и кавалерии, то они прошли через Рагнит по дороге на Инстербург^[731]. Так, две легкие батареи, размещавшиеся к югу от города, не могли быть незаметно и беспрепятственно переправлены через Неман, и поэтому их пришлось отправить на Инстербург, где они соединились с русскими войсками. Эти батареи шли под прикрытием двух эскадронов 1-го драгунского полка и достигли Зоммерау Что же касается шести батальонов пехоты и эскадрона гусар, которые до этого пребывали в Тильзите, то они, как мы уже указали, перешли реку и собрались возле тет-де-пона. Затем они возле Пиктупёнена присоединились к войскам Йорка, который, в свою очередь, тоже приблизился к ним^[732].

Вернемся к Макдональду который вскрыл два конверта, переданные ему Марионом. «Я пробежал глазами письма, – вспоминал он, – и я немедленно отдал приказ бить общий сбор, собрать наших верных поляков, баварцев и вестфальцев позади города и ускоренным маршем достичь и занять дефиле перед Баумвальдским^[733] лесом [la forêt de Bcemwald]. Я призвал войска не бояться опасностей и пообещал всем месячное жалованье в качестве награды, когда, как я надеялся, мы сможем достичь Данцига»^[734].

Вскоре после приказа о выступлении к Макдональду прибыл командир его эскорта лейтенант Корф (Korff). По непонятным причинам (вероятно, из-за спешки) этот прусский лейтенант не был предупрежден об уходе войск Массенбаха. Под его командой в качестве эскорта главной квартиры находился взвод драгун, состоявший из 2 унтер-офицеров и 30 солдат драгунского полка № 1. Макдональд сообщил ему о произошедших событиях. Лейтенант «побледнел, и на его лице выступили слезы возмущения. Он хотел остаться с нами и последовать с нами; [но] я сказал ему седлать лошадь; я поблагодарил это подразделение за его усердие, верность и преданность; я вручил 600 франков в качестве благодарности из моего собственного кошелька и такую же сумму офицеру для покупки одной лошади и, несмотря на их возражения, отправил их к своим компатриотам»^[735].

Далее Макдональд пишет: «В то время как наша немногочисленная иностранная дивизия собралась, власти Тильзита, напуганные и озабоченные судьбой своего города, пришли для встречи со мной; они думали, что в качестве отместки за измену мы собираемся устроить пожар; я отправил их обратно, и мы двинулись в добром порядке. Вражеские осведомители кружили вокруг нас; у меня более не было кавалерии, чтобы отогнать их, а произвести в них орудийный выстрел было бы для них большой честью»^[736].

Итак, остатки корпуса Макдональда (7-я пехотная дивизия) двинулись «из Тильзита в Мелаукен, расположенный при входе в лесной питомник»^[737], и далее – на Лабиау Погода была ужасной – шел проливной дождь, превративший до этого заснеженные и обледенелые дороги в сплошное месиво^[738]. Несколько казачьих полков, встреченных на пути, не решились вступить в бой и пропустили Макдональда. Клаузевиц полагает, что генерал Шепелев, командовавший авангардом войск Витгенштейна, по ошибке перепутал названия селений и 31-го прибыл вместо Шиллупишкена в Шиллен^[739], находившийся на дороге из Тильзита в Инстербург (на половине дороги из Тильзита в Мелаукен). Сам Витгенштейн, находившийся с 29-го в Лебегаллене, в 5 милях от Шиллупишкена, дошел только до Зоммерау Клаузевиц объясняет столь явную нерасторопность русских плохими дорогами, утомлением войск, а главное, тем, что «энергия начала ослабевать, и после стольких огромных успехов начала возникать мысль, что теперь уже нет настоятельной нужды в крайнем напряжении сил и что лучше поберечь своих людей»^[740].

Французский военный историк Ф. Ребуль попытался в начале ХХ в. объяснить причины того, почему Витгенштейну не удалось перекрыть движение Макдональду в самом опасном для того пункте дефиле возле селения Шиллупишкен^[741]. По мнению Ребуля, Витгенштейн, к концу декабря все еще подчиненный непосредственно М. И. Кутузову руководствовался запретом последнего на переход прусской границы. То же касалось отрядов Платова, Чичагова и Васильчикова. Только в ночь на 29 декабря Витгенштейн получил приказ императора на продвижение вперед, и 29-го его пехота прошла Лебегаллен. Однако состояние дорог, состояние войск и плохая погода сдерживали движение главных сил Витгенштейна. Тем не менее его авангард во главе с Шепелевым все же мог бы вовремя достичь Шиллупишкена. Но Шепелев удовольствовался тем, что в день совершал минимальные переходы в 1–2 лье. Более того, 31-го в лье от Шиллупишкена он ошибся с названиями на карте и вернулся в Шиллен. Подобное объяснение дает Зейдлиц^[742]. Однако, полагает Ребуль, более убедительным является иное объяснение действий Шепелева, данное В. Остен-Сакеном^[743]. Прибыв в Зоммерау 31 декабря, Шепелев безрезультатно прождал приказа на дальнейшие действия до вечера. Получив же приказ, должен был продвигаться по болотистому району, что мог делать только с большим трудом, и не сумел, таким образом, перекрыть движение дивизии Гранжана^[744].

М. И. Богданович объясняет задержку отряда Шепелева тем, что тот, прибыв к Зоммерау еще до рассвета 31-го, «оставался там до вечера в ожидании присылки маршрута из корпусной квартиры, а потом, двинувшись по направлению на Ванаглаукен^[745], встретил такие препятствия от разлившихся ручьев, что был принужден повернуть к Шилупишкен и прибыл к сему пункту уже тогда, когда неприятель миновал его и двигался далее»^[746].

Однако вскоре Витгенштейн, поняв, что возглавляемые им войска выполнили свою задачу не до конца, спохватился и спешно перегруппировал авангардные отряды. Авангард генерал-майора Д. Д. Шепелева, усиленный казачьими частями, был брошен на Лабиау, авангард генерал-адъютанта П. В. Голенищева-Кутузова, также усиленный кавалерийскими частями, двинулся на Велау наконец, отряд генерал-майора К. К. Сиверса обеспечил взаимосвязь между первыми двумя^[747]. Что до Дибича, перешедшего Неман в Тильзите, то он шел по следам Макдональда и в Шиллупишкене присоединился к войскам Шепелева^[748]. У Скайсгиррена Дибич и казаки Ягодина настигли неприятеля и при преследовании его захватили в плен до 500 человек^[749].

Макдональд вспоминал те дни и часы форсированного марша, фактически бегства, так: «Мы маршировали двадцать два часа под дождем, в воде и в условиях самой беспросветной ночи; многие из солдат отстали из-за ужасной дороги, но на следующий день присоединились. В 6 часов утра [1 января 1813 г. – В. З.] я наконец-то достиг этого [Баумвальдского. – В. З.] леса; и я увидел, что вход в него охраняется войсками, которые, пока я ждал в Тильзите арьергард, сопровождали наши обозы, отправленные в Лабиау»^[750].

Еще в начале движения 7-й дивизии к Макдональду в середину колонны, были приведены два парламентера – один русский и один пруссак. Пруссак резко потребовал от Макдональда сложить оружие. Маршал, со своей стороны, «ответил с презрением» и отправил его обратно. Русским же парламентером оказался француз по рождению, бывший адъютант генерала Ж. В. Моро Рапатель (Rapatel), которого Макдональд «совершенно не узнал»^[751]. Рапатель предложил Макдональду «вступить в соглашение [a entrer en arrangement]» с его начальником генералом князем Н. Г. Репниным, с тем чтобы приостановить военные действия в ожидании заключения мира.

Репнин предлагал также в ожидании скорого подписания мира договориться о личной встрече. Макдональд, сразу заподозривший ловушку, на встречу тем не менее, согласился, назначив ее на утро следующего дня (то есть 1 января)^[752]. При этом маршал сказал, что, если князь вовремя не прибудет, он, Макдональд, ждать его не станет, а также не будет переносить время и место встречи.

Вместе с Рапателем в расположение русских Макдональд отправил одного из своих адъютантов. Утром 1 января в назначенный час и место для встречи ни князь Репнин, ни его адъютант к Макдональду не явились. Чуть позже прискакал русский офицер, передавший извинения от Репнина за его задержку и предложивший подождать еще несколько часов. Тогда герцог Тарентский ответил категорическим отказом и не стал скрывать своего возмущения попыткой обмануть его и устроить ему ловушку^[753].

Между тем в течение 1 января авангард дивизии Гранжана достиг Лабиау, в то время как арьергард под командованием генерала Башлю, состоявший из девяти батальонов (5-го польского полка, одного батальона 11-го польского, баварцев и вестфальцев), дошел только до Мелаукена. Один из батальонов 11-го польского был отряжен в Скайсгиррен для сбора отставших на марше. В одном лье возле Мелаукена батальон встретил партию русской кавалерии примерно в 2 тыс. всадников с двумя орудиями и несколько рот пехоты. Эти войска находились под командованием Репнина. Несмотря на попытки русской кавалерии окружить польский батальон и отрезать ему пути к отступлению, он все же выполнил свою задачу и возвратился в Мелаукен без заметных потерь^[754].

Ребуль в свое время достаточно убедительно сумел реконструировать план первоочередных действий, который мог наметить для себя Макдональд. Помимо войск 7-й дивизии он мог рассчитывать на части дивизии Эделе, о прибытии которых в Тапиау Таплакен и Велау сообщил ему Бертье^[755]. 7-я дивизия заняла бы позиции от Лабиау до Тапиау, а дивизия Эделе обеспечила бы безопасность правого фланга у Велау. Благодаря этому можно было бы защитить подступы к Кёнигсбергу и получить нужное время для эвакуации оттуда всего, что необходимо. Возможно, Макдональд не исключал и наступательных действий с целью оттеснить противника к Неману. Единственным серьезным препятствием для этого являлось отсутствие после измены пруссаков кавалерии. Герцогу Тарентскому оставалось пока рассчитывать только на 200–300 литовских кавалеристов из состава 17-го и 19-го лансьерных полков, которые выполняли до тех пор функции конвоя обоза^[756].

Если говорить о планах Макдональда на дальнейшее будущее, то он, как следует из его воспоминаний и хода событий, полагал необходимым оставить линию Прегеля и отвести войска за Вислу, где можно было бы провести переформирование частей, подтянуть резервы, а весной возобновить военные действия^[757].

Глава 5
Австрийский вспомогательный корпус и VII (Саксонский) корпус
(декабрь 1812 г.)

События, связанные с Австрийским вспомогательным корпусом и действовавшим совместно с ним VII (Саксонским) корпусом Великой армии, представляют собой особую главу русской кампании Наполеона. К настоящему времени имеется обширная литература, посвященная обоим соединениям. Действия австрийцев достаточно полно отражены в трудах В. Геблера и Л. Вельдена^[758], саксонцев – в работах К. Ф. Черрини ди Монте-Варчи и Э. О. И. Оделебена, участвовавших в кампании^[759]. Подробную картину, основанную на архивных французских и австрийских материалах, дали в начале ХХ в. французские военные историки Ф. Ребуль и Ж. д'Юссель^[760].

В отечественной литературе эти сюжеты в той или иной степени нашли отражение в работах Д. П. Бутурлина, А. И. Михайловского-Данилевского и М. И. Богдановича, вышедших в XIX в. Однако только в начале XXI в. один из крупнейших знатоков войны 1812 г. А. И. Попов попытался, и вполне успешно, нарисовать обобщающую картину событий на Южном театре военных действий, доведя изложение событий до конца декабря 1812 г.^[761] Заметный вклад в тему внесли А. И. Сапожников и К. Б. Жучков^[762].

Политико-дипломатический контекст русско-австрийских и австро-французских отношений нашел отражение в исследованиях B. Онкена^[763], американского историка Э. Э. Крейе, но особенно в работе французского историка Ж. д'Юсселя, попытавшегося еще в начале ХХ в. органически соединить дипломатический контекст с развитием военных событий^[764]. В трудах отечественных авторов подобные вопросы рассматривались вел. кн. Николаем Михайловичем, А. Л. Нарочницким, П. Ю. Рахшмиром, Н. А. Могилевским^[765].

Имеются и публикации документов. Часть переписки Шварценберга с Маре, Рейнье, Бертье, Мюратом и даже с М. И. Кутузовым и Александром I опубликовал в 1870 г. Л. Вельден^[766]. Часть переписки Шварценберга с Э. Богарне издал Ф. Ребуль^[767]. Отдельные документы содержатся и в ряде других сборников^[768].

Наше обращение к действиям корпусов Шварценберга и Рейнье основано как на результатах предшествующих исследований и опубликованных материалов, так и на непосредственном обращении к обширным комплексам архивных документов архива Исторической службы Министерства обороны Франции, Национального архива Франции, Дворцового, Домашнего и Государственного архива Австрии и Военного архива Австрии^[769].

Как известно, 14 марта 1812 г. в Париже министр иностранных дел Франции Ю. Б. Маре и посол Австрии во Франции К. Ф. Шварценберг подписали австро-французский договор о союзе. Политические условия, в которых этот договор был подписан, и его содержание неоднократно анализировались в исторической литературе^[770]. Отметим только, что Франц I брал обязательство выставить в случае войны Франции с Россией в помощь Наполеону 30-тысячный корпус. Важное условие состояло в том, что, в отличие от договора Франции с Пруссией от 24 февраля 1812 г., австрийский корпус, названный «вспомогательным», должен был быть под командованием австрийского генерала и подчиняться непосредственно Наполеону. Это давало австрийцам известную свободу действий. Попытку Наполеона назначить командиром корпуса эрцгерцога Карла Вена не одобрила. Французскому императору пришлось согласиться с кандидатурой Шварценберга, что, без сомнения, больше устраивало министра иностранных дел Австрии К. Меттерниха. Шварценберг, имевший большой опыт дипломатической деятельности, умел чутко улавливать особенности политической конъюнктуры. В свое время приняв деятельное участие в заключении брака Наполеона с эрцгерцогиней Марией-Луизой, он вместе с тем полностью разделял опасения Меттерниха насчет слишком активного втягивания Австрии в войну с Россией и предчувствовал возможность серьезных перемен в раскладе европейских сил в ближайшем будущем. Впрочем, Наполеон, вполне доверяя Шварценбергу, который длительное время, с 1809 г. и вплоть до своего отъезда из Парижа 5 мая 1812 г. для принятия командования корпусом, был послом Вены во Франции, – способствовал производству его в ходе начавшейся кампании в чин генерал-фельдмаршала.

В апреле 1812 г. Меттерних сообщил русскому послу в Вене Г. О. Штакельбергу о подписании австро-французского союзного договора^[771] и одновременно с этим предложил «сохранить доброе тайное согласие» между двумя императорскими дворами^[772]. Параллельно с этим предложением советник австрийской миссии в Петербурге Л. Лебцельтерн, действовавший фактически параллельно с австрийским послом И. Сен-Жюльеном, получил поручение официально уведомить Александра I от имени императора Франца об этом договоре^[773]. В ходе беседы 5 апреля (24 марта) 1812 г. с императором Александром I Лебцельтерн заверил, что Австрия не выставит более 30 тыс. человек и что район действий Австрийского корпуса будет строго ограничен^[774].

В дальнейшем российская сторона будет добиваться получения от Австрии письменных обязательств об ограничении численности ее вспомогательного воинского контингента и о том, что корпус не будет вести активных военных действий против русских войск. Однако австрийская сторона последовательно отклоняла возможность такого рода письменного соглашения^[775].

После начала военных действий дипломатические отношения между Австрией и Россией были прерваны. Однако австрийскому послу Сен-Жюльену предложили, несмотря на это, остаться в Санкт-Петербурге, что он все же вынужден был отклонить^[776]. В июне 1812 г. по указанию своего правительства из России в Австрию отбыл и Лебцельтерн^[777]. Однако в Петербурге вплоть до конца 1812 г. – начала 1813 г. оставался чиновник австрийской миссии барон Маршал (Marschall)^[778], через которого Меттерних и венский двор не только получали информацию о военных действиях русских войск, но и сохраняли постоянный контакт с Петербургом.

Второй важный канал связи Вены с Санкт-Петербургом действовал через Штакельберга, русского посла, вынужденного в связи с разрывом дипломатических отношений покинуть австрийскую столицу. Штакельберг вначале переместился из Вены в Эггенберг, а затем в Грац. Лебцельтерн, возвратившийся в Австрию, получил от Меттерниха инструкцию поддерживать со Штакельбергом контакт, постоянно заверяя его в верности венского двора взятым на себя устным обязательствам в отношении России^[779]. В самой Вене оставался чиновник русской миссии Отт.

К началу боевых действий в составе Австрийского вспомогательного корпуса под командованием К. Ф. Шварценберга (начальник штаба – генерал-майор Й. Штуттергейм) было четыре дивизии: дивизия правого фланга (командир – фельдмаршал-лейтенант Л. Траутенбург, затем генерал-майор Пфлахер; 6 батальонов, 12 эскадронов, 6-фунтовая батарея, 5,2 тыс. пехоты, около 1,6 тыс. кавалерии); дивизия центра (командир – фельдмаршал-лейтенант Ф. Бьянки; 14 батальонов, 6-фунтовая батарея, 11,4 тыс. пехоты); дивизия левого фланга (командир – фельдмаршал-лейтенант Г. Берзина фон Зигенталь; 7 батальонов, 8 эскадронов, 3-фунтовая и конная батареи, около 6 тыс. пехоты, более 1,2 тыс. кавалерии); кавалерийская дивизия (командир – фельдмаршал-лейтенант И. М. Фримон; 24 эскадрона, конная батарея, около 3,4 тыс. кавалерии). Кроме того, была резервная артиллерия (командир – генерал-майор Вахтенбург) – 3 роты пешей артиллерии (более 500 человек) и 2 роты конной артиллерии (более 400 человек). Инженерный парк – 3 роты пионеров и рота понтонеров. Всего в корпусе было 27 батальонов, 44 эскадрона, 60 орудий. Общая численность – 30,9 тыс. человек^[780]. К концу октября численность корпуса заметно сократилась^[781].

VII армейский корпус Великой армии был сформирован из саксонских воинских контингентов (командир – французский дивизионный генерал Ш. Рейнье; начальник штаба – полковник Ф. К. фон Лангенау) в составе 21-й и 22-й пехотных дивизий и кавалерийской дивизии (преобразована в 23-ю бригаду легкой кавалерии). Всего в корпусе: 18 батальонов, 12 эскадронов, 50 орудий. Общая численность – более 19 тыс. человек. 11 ноября 1812 г. в состав VII корпуса включили 32-ю пехотную дивизию (командир – дивизионный генерал П. Дюрютт). Формально считавшаяся «французской», эта дивизия была укомплектована как «уклонистами», так и испанскими и португальскими военнопленными и иллирийцами. К моменту формирования дивизия состояла из 18 батальонов, 2 артиллерийских рот (16 орудий): всего 13,6 тыс. человек. Уже к началу августа численность сократилась до 9085 человек^[782].

По данным Ребуля, к началу декабря 1812 г. в VII корпусе в строю (без дивизии Дюрютта) находилось примерно 8 тыс. человек, из них 1100 кавалеристов, и 48 орудий. Дивизия Дюрютта на 1 декабря состояла примерно из 6 тыс. человек при 24 орудиях^[783]. Эта дивизия должна была в ближайшее время увеличить свою численность благодаря прибытию двух батальонов [3-го батальона полка Вальхерен, который стоял в Белостоке, и 2-го батальона 2-го Средиземноморского полка (133-й линейный полк), находившегося на марше]. Кроме того, в Варшаве шло формирование артиллерии на основе подразделений, прибывших из Данцига. Батальону Средиземноморского полка и артиллерии надлежало покинуть Варшаву 16 декабря и двинуться на Белосток^[784].

События на Южном фланге кампании 1812 г. – действия Австрийского вспомогательного корпуса и VII корпуса Рейнье – неоднократно описаны^[785]. Однако действия Шварценберга, а во многом и Рейнье, определялись не только (а в ряде случаев и не столько) военно-оперативной обстановкой на театре военных действий. Они обусловливались теми импульсами, которые доходили до Шварценберга из Вены, или, наконец, тем, как сам фельдмаршал домысливал перемену настроений в столице Австрии. Одним из решающих факторов, влиявших на эти настроения, служила информация, приходившая в Вену из Петербурга, где обосновался чиновник австрийского посольства барон Маршал. Обширная коллекция его депеш, сохранившаяся в венских архивах, до сих пор не была востребована исследователями событий 1812 г.

8(20) августа Маршал информировал Вену об отбытии 10(22) июня из Санкт-Петербурга Ж. А. Ло де Лористона и о готовности Сен-Жюльена последовать за французским послом. Вместе с тем австрийский представитель сообщал о прибытии в Россию дипломатического агента регента Испании для переговоров о союзе с Россией^[786]. Маршал, основываясь на официальных сообщениях российского правительства, последовательно изложил ход военных действий, сообщил о многочисленных свидетельствах патриотических настроений среди различных слоев российского населения – сборе средств, формировании новых полков, деятельности Ф. В. Ростопчина. Подчеркнул единство россиян как нации и готовность их к самопожертвованию. Поведал о заключении англо-российского договора^[787], об открытии русских портов для англичан, упомянул о факте аудиенции, которую Александр I дал М. И. Кутузову 8(27) июля и о назначении последнего 5(18) августа главнокомандующим объединенными русскими армиями. В своем донесении Маршал воспроизвел и информацию о победе русских у Кобрина 15(27) июля. При этом подчеркнул, что в русском манифесте в этой связи упомянут Австрийский корпус^[788].

В целом депеша Маршала отразила в весьма благоприятном для России духе ход событий и не могла не вызвать серьезных сомнений у Меттерниха в успешном для Наполеона исходе русско-французской войны.

13 сентября были помечены сразу две депеши, ушедшие в Вену. Осветив ход военных действий начиная с 3(15) августа, Маршал упомянул о бое Д. П. Неверовского под Красным, оставлении русскими Смоленска, бое у Соловьевой переправы, отступлении русских через Дорогобуж и Вязьму, прибытии М. И. Кутузова в Царево-Займище. Обратившись к действиям на Южном фланге, Маршал поведал о бое корпуса Шварценберга и корпуса Рейнье у Пружан, о том, что, согласно русскому бюллетеню, поле боя осталось за российской армией и что потери союзников исчислялись в 4 тыс. человек, а русских – в 1500. Кратко упомянул о боях за Полоцк и о ранении Н. Ш. Удино, а также действиях Макдональда против войск И. Н. Эссена у Риги^[789].

В тот же день – 13 сентября – Маршал отписал в Вену о Бородинском сражении, отметил, что русские празднуют победу, провели службу в Александро-Невском соборе и что объявлено о награждении М. И. Кутузова чином фельдмаршала (в тексте – «маршала») и 100 тыс. рублей, в то время как солдаты одарены 5 руб. каждый. В заключение упомянул о ранении П. И. Багратиона, генерал-лейтенанта Н. А. Тучкова и ряда других русских генералов^[790].

Ход последующих событий на русском театре военных действий Маршал осветил достаточно отрывочно. 24 сентября (6 октября) написал, что Кутузов двинулся по дороге на Калугу. Только упомянув о пожаре Москвы, отметил действия Ф. Ф. Винцингероде у Воскресенска, Витгенштейна в районе Полоцка и Эссена у Митавы; коснулся и действий партизанских отрядов. По сведениям Маршала, французская армия поражена усталостью, занимается грабежами и разоряет церкви. Вследствие этого война с каждым днем все более приобретает национальный характер и напоминает то, что имеет место в Испании^[791].

Следующую депешу помеченную 10(22) октября, Маршал начал с того, что события стали развиваться очень быстро. Успехи русских заставили французского императора отправить на переговоры с русскими Лористона. В то же время Мюрат был атакован и вынужден ретироваться, потеряв 1100 человек пленными и 38 орудий. Состояние французской кавалерии Маршал оценил как печальное. 12(24) октября французские войска двинулись по дороге на Калугу и, опрокинув аванпосты русских, продвинулись к Малоярославцу, занятому корпусом генерала Д. С. Дохтурова. Кратко описав бой за Малоярославец, австрийский дипломат дал понять, что французы терпят поражение и начинают отступать, оставляя больных и свой багаж^[792].

24 ноября (6 декабря) Маршал составил в один день 4 депеши! В первом послании австрийский дипломат предложил свое видение развития русско-французских отношений в предшествовавшие войне годы. Отметив своеобразие духа русских, он вспомнил, как еще в начале войны Александр прямо заявил, что готов отступать до Сибири, но не подписывать мира. Кровавая битва под Бородино и сдача столицы врагу не заставили русского императора действовать вопреки своему характеру. Маршал не преминул наряду с этим остановиться и на роли, которую сыграли интриги англичан, в частности деятельность посла У. Ш. Кэткарта, генерала Р. Т. Вильсона и первого секретаря британского посольства Уолпола. Остановившись на польском вопросе, Маршал указал на попытки Петербурга использовать своих польских сторонников, в частности М. К. Огинского. По мнению дипломата, негибкость России, в отличие от Пруссии, в отношении польских дел может привести к ее международной изоляции^[793].

Во второй депеше Маршал выразил мнение, что Наполеон ищет сейчас возможности начать с Александром I переговоры, при этом не информируя о своих действиях австрийскую сторону. Как на примеры такого рода попыток французского императора австрийский дипломат указал на миссию Лористона к М. И. Кутузову и на встречи Мюрата с М. А. Милорадовичем. Французы, по мнению Маршала, используют для наведения с русскими контактов и другие каналы – через французского посла в Берлине и посланника в Венеции.

Перечислив награды, полученные в последнее время рядом русских военачальников, Маршал остановился на деятельности немецкого комитета сопротивления, упомянув при этом и усилия своего соратника Лебцельтерна, и действия Г. Ф. Штейна по организации Германского легиона^[794].

Следующая депеша, помеченная тем же днем, 24 ноября (6 декабря), сообщала о совершенной катастрофе Великой армии. За четыре дня боев возле Красного Наполеон потерял только пленными 21 478 человек, среди которых 8 генералов и 300 офицеров; захвачено 209 пушек и 800 повозок с боеприпасами, которые казаки подняли на воздух, 2 орла, 2 штандарта и жезл маршала Даву. Больших успехов добились и войска Чичагова и Витгенштейна.

После Красного Наполеон бросился к Борисову с целью перейти Березину, добраться до магазинов и соединиться с Макдональдом.

Далее, описав события на Березине, австрийский дипломат указал, что оставшиеся войска Наполеона русские (Милорадович, Витгенштейн и Платов) продолжают преследовать, используя зимнее время года, когда реки покрылись льдом, и стремясь выйти на Вислу.

Одновременно в Нижнем Новгороде граф П. А. Толстой формирует резервную армию силой более 80 тыс. человек; эта армия получила приказ выдвинуться к Москве.

Где именно остановится наполеоновская армия – между Вислой и Одером – зависит от быстроты движения русских, а также от соединения корпуса Шварценберга с французской Великой армией. Между тем генерал Ф. В. Остен-Сакен с 28 тыс. человек идет на соединение с корпусом адмирала Чичагова.

В России объявлен новый рекрутский набор в 8 человек с 500 душ. Император издал прокламацию в связи с выходом армии на границу.

Сейчас в плен к русским попало более 110 тыс. человек, 3 тыс. офицеров, 90 генералов и взято до 640 орудий. Положение же французской армии ужасно также из-за холода; много обмороженных^[795].

Последнее послание, помеченное 6 декабря, затрагивало вопрос о возможных будущих границах на Висле и сообщало, что письмо, посвященное польскому вопросу, написано и отправлено Маршалом с курьером 6 дней назад^[796].

Следующее письмо было составлено через несколько дней после 6 декабря (текст письма не датирован, но, по всей видимости, подготовлен после 8 декабря и не позже 15 декабря 1812 г.) и повествовало главным образом об успешных действиях русских войск под командованием Кутузова, Милорадовича, Платова, Витгенштейна, Волконского и Чичагова. При этом левый фланг русских сил, простираясь до Меречи, имеет целью предотвратить соединение корпусов Шварценберга и Рейнье с главными силами императора Наполеона^[797].

15 декабря Маршал сообщил в Вену новые подробности хода военных действий. Вновь остановившись на событиях на Березине, он констатировал крайне тяжелые последствия этого сражения для французской армии. Вместе с тем, по его мнению, если собрать оставшиеся силы армии вторжения, включая корпуса Шварценберга и Рейнье, то удастся сконцентрировать 120–130 тыс. человек, хотя большая часть их находится в состоянии усталости и измучена холодом. Армия отступает на Вислу в направлении между Торном и Данцигом.

Русское правительство, повествовал Маршал далее, воодушевлено успехами, и это придает ему дополнительную энергию. Одна резервная армия П. А. Толстого движется на Киев, другая армия, организованная Я. И. Лобановым-Ростовским, генерал-губернатором Полтавы и Черниговщины, численностью более 60 тыс. человек, включая 15–20 тыс. кавалерии, идет на Могилев в распоряжение Кутузова. Прибывают новые отряды украинских и донских казаков. Вышел указ о новом рекрутском наборе, который компенсирует понесенные потери.

Перечислив ряд отличившихся русских генералов, австрийский дипломат сообщил, что 25 ноября (4 декабря) генерал Е. И. Чаплиц в ходе сражения в 12 милях от Вильно взял 4 тыс. пленных, захватил 3 знамени, из которых 2 гвардейских, 38 (или 30? – неясно написано) пушек. 30 ноября (12 декабря) русские войска взяли Вильно. В заключение письма упомянул, что в Санкт-Петербург прибыл «посол Испании»^[798] и находится здесь уже неделю^[799].

23 декабря Маршал информировал, что 28 ноября (10 декабря) русские войска вошли в Вильно (в действительности это произошло днем позже), где взяты пленные, знамена, орудия, боеприпасы. Перешло Неман от 20 тыс. до 35 тыс. солдат отступающей армии, без артиллерии и багажа. Их преследуют казаки. 15 лет побед и амбиций остались в прошлом. Что же до корпуса Макдональда, то, согласно рапортам Ф. О. Паулуччи, 28 ноября (10 декабря) Макдональд с корпусом в 30 тыс. человек был еще на прежних позициях, а значит, этот маршал рискует опоздать. Ему следует выступить и перейти Неман по льду, пока не поздно.

Сообщив еще ряд сведений о действиях Чичагова и Витгенштейна во время событий на Березине, упомянув об особенностях характера генерала Л. Л. Беннигсена и о том, что М. Б. Барклай-де-Толли возвращается к армии, Маршал уведомил, что перед отъездом в Вильно Александр I объявил 6(18) декабря о всеобщей амнистии^[800].

Во второй депеше, помеченной также 11(23) декабря, Маршал сообщал, что император выехал к армии только ночью на 7(19) декабря; хотя о решении императора отправиться к войскам было объявлено еще после сражения при Красном, отъезд все время откладывался вплоть до того момента, когда армия выйдет к границам. В тот же день, как пришло об этом известие, император принял окончательное решение об отъезде. Перечислив членов свиты Александра, австрийский дипломат выразил убеждение, что русские готовятся к новой кампании и при этом командование войсками может перейти от Кутузова к Беннигсену В Петербурге говорят о скором прибытии депутации от Великого герцогства Варшавского, которая предложит русскому императору польскую корону.

Военная кампания, которая заканчивается, – наиболее блестящая. Границу переходит 250 тыс. русских солдат, подходят резервы в 100 тыс. человек, наконец, идет призыв новых рекрутов. Время года благоприятствует продолжению военных действий, так как до начала сельскохозяйственного сезона еще 3 месяца, а покинутые отступающим неприятелем магазины дадут русской армии возможность себя обеспечить. Письмо завершалось известием, что граф К. А. Лёвенгельм, генерал-адъютант короля Швеции, и «британский министр»^[801] прибыли 4(16) декабря из Стокгольма. Их миссия связана с успехами русских войск^[802].

Последнее послание Маршала из Санкт-Петербурга в Вену помечено 17(29) декабря 1812 г. Он информировал, что император Александр 10(22) декабря прибыл в Вильно. После сражения у Ковно корпуса Платова и Чичагова перешли Неман, а армия Тормасова пришла в Гродно. «Я уверен, – писал Маршал, – что император решил энергично продолжать военные операции и занять всю территорию до линии Вислы». Сражение у Ковно показало, что «великая французская армия» является сейчас не чем иным, как только эскортом сюзерена. Корпуса Рейнье, Ожеро, Макдональда – единственные соединения, которые еще остались и могут оказать сопротивление.

Русская армия, более чем в 200 тыс. человек, которая переходит границу, не имеет перед собой никаких препятствий. Кроме того, есть резервная армия под командованием графа Толстого, подготовленная на Украине и занимающая линию на Волыни и в Подолии.

В ходе этой кампании «французы нашли в России свою могилу». Расписывая глубину катастрофы французов, Маршал констатировал, что Франция отброшена на Рейн, теряет влияние на германские государства, изменился сам баланс европейских сил и, наконец, устанавливается барьер «политической эквилибристике». В заключение Маршал счел нужным отметить, что в произошедшей борьбе Россия находилась в одиночестве^[803].

Не менее ценные сведения, чем те, которые поступали из Петербурга, шли к Меттерниху из Парижа, от поверенного в делах Австрии Лефевра де Рехтенбурга. Если в первый период кампании Лефевр, основываясь прежде всего на бюллетенях Великой армии, воспроизводил официальную французскую версию событий^[804], то начиная с зашифрованной депеши от 11 октября характер сведений, им сообщаемых, радикально изменился. Он информировал прежде всего о «московской катастрофе», указывая при этом на идущие разговоры, будто у русских существовал определенный план превращения города в пепел.

От темы разрушения Москвы Лефевр переходил к известиям об успехах англичан в Испании. Потом вновь возвращался к теме Москвы, заявляя, что ее пожар – это не что иное, как проявление невероятного русского духа, и что это «вторая испанская война»^[805].

В следующем письме австрийский поверенный в делах сообщал, что общественное мнение в Париже стало постоянно выражать недовольство «войной на Севере»^[806].

В депеше от 6 декабря поверенный в делах написал о празднике по случаю годовщины коронации, об аудиенции, которую императрица дала дипломатическому корпусу, о состоявшемся спектакле. Но эти торжества, по его словам, не затмили циркулирующие в Париже слухи об успехах англичан в Испании и о все более ухудшающемся положении армии в России^[807].

День 28 декабря оказался отмечен не только подготовкой Лефевром трех писем для Меттерниха, но и записями в своеобразном журнале, который он начал вести с 10 декабря по предложению австрийского министра иностранных дел и где фиксировал новости.

Текст журнала пестрел тревожными, а иногда и печальными известиями, идущими из России: о тяжелом отступлении Великой армии, о множестве пленных, оставленных больных и раненых, о покинутом в Вильно дипломатическом корпусе, отъезде Бассано в Варшаву и о его планах переместиться в Берлин. Журнал сообщал и о ходящих в Париже слухах о якобы постигшей маршала Н. Ш. Удино смерти от полученной им раны и даже о том, что русские уже подошли к Варшаве… В целом Лефевр констатировал факт полного распада армии и то, что русские уже появились на прусской территории, в частности в Тильзите. По его сведениям, даже известие от 19 декабря о прибытии императора в Париж вместе с герцогом Виченцским (Коленкуром), его интенсивная работа в Тюильри и восторг гуляющей в саду публики, когда Наполеон показался в окне, не могли затмить разговоры о том, что сам император во время отступления шел пешком, кутаясь в шубу. В дневнике были строки и об идущих в Париже разговорах об отправке Ш. М. Талейрана с миссией в Англию, как можно понять, с целью начала переговоров о мире^[808].

В другой депеше от 28 декабря сообщалось, что армия потеряла около 1100 орудий и что король Неаполитанский из числа войск, оказавшихся под его командованием, приведет на Вислу не более 20 тыс. человек. В самой же Франции император предпринимает усилия по воссозданию армии. Однако существуют серьезные проблемы с конскрипцией. Осуществляется перевод когорт Национальной гвардии первого бана (призыва) в действующую армию. Общественное мнение во Франции все более склоняется в пользу переговоров с Англией и поисков мира. В связи с этим Лефевр не удержался, чтобы не упомянуть о возможности посредничества Австрии. Однако, как он заметил, сам император не склонен к поискам мира, и это оставляет мало надежд на начало переговоров^[809].

Еще в одном письме от 28 декабря, как мы считаем, приложенном к журналу, Лефевр передал новости, поступившие от нескольких французских и немецких негоциантов, покинувших вскоре после пожара Москвы Петербург и через Швецию и Данию прибывших во французские порты. По их словам, Россия охвачена «всеобщим духом невообразимой экзальтации», и правительство использует это, чтобы придать войне национальный характер. Лефевр напомнил о заключении Россией договоров со Швецией и испанской хунтой^[810].

Наконец, в четвертом послании за тот же день Лефевр кратко обрисовал ситуацию с рядом немецких контингентов Великой армии – из Вюртемберга, Баварии и Вестфалии. В частности, говоря о Вюртембергском корпусе, он отметил, что при первоначальной численности в 12 тыс. человек в нем ко времени оккупации Москвы осталось только 400 пехотинцев и до 20 кавалеристов^[811].

Каким образом Меттерних воспринимал информацию, поступавшую от Лефевра, и какие задачи он ставил перед поверенным в делах в Париже? Архивные документы об этом достаточно ясно говорят. 4 ноября Меттерних просит подтвердить новости о том, что Наполеон покинул Москву, начал движение к Калуге и что там произошло сражение. Так как, по-видимому, французская армия решает вопрос о переходе на зимние квартиры, Меттерних ставил вопрос о действиях Австрийского вспомогательного корпуса и о цене его усилий^[812].

19 ноября Меттерних информирует Лефевра о местонахождении главной квартиры корпуса Шварценберга – 7 ноября она была, согласно сообщениям фельдмаршала, в Великой Берестовице (Welki Brzaslowice)^[813].

7 декабря Меттерних делится с Лефевром сведениями, которыми располагает Вена о положении Великой армии, о действиях Шварценберга и об успехах русских. Меттерних просит сообщить ему о том влиянии, которое имеют дела проходящей кампании на «дух во Франции»^[814].

Наиболее близко к театру военных действий из числа австрийских дипломатов был советник посольства Австрии в Париже Флоре (Floret). Находясь вместе с рядом дипломатических представителей других стран в Вильно, 22 ноября он информирует, что Бассано не исключает возможности достижения всеобщего мира. Что же касается обстоятельств, в которых оказалась Великая армия, то она несет большие потери и в целом ситуация критическая^[815].

3 декабря Флоре отправил Меттерниху депешу, в которой сообщил, что Бассано предложил всему дипломатическому корпусу, находившемуся в Вильно, переместиться в Варшаву^[816].

8 декабря, уже покинув Вильно и перебравшись в Меречь, Флоре пишет депешу, проникнутую ощущением полной катастрофы. Он описывает развал французской армии, наступивший после оставления ею Москвы, подтверждает неизбежность эвакуации войск из Курляндии и Литвы, утверждает, что Бассано, как и император, перенесет свое местонахождение в Варшаву. Перед отбытием дипломатического корпуса из Вильно Бассано сообщил Флоре, что Шварценберг не присоединился к войскам императора и продолжает действовать самостоятельно.

По-видимому, в тот момент, когда 8 декабря Флоре уже завершил подготовку депеши, прибыл «подполковник из корпуса Понятовского», который сообщил, что 6 декабря император прибыл в Вильно. В заключении послания Флоре написал, что детали отступления из Москвы подтверждаются. Армия нуждается в отдыхе на зимних квартирах. Флоре недоумевал, каким же ее пребывание может быть в это время года и в такой местности, которая не располагает ресурсами?^[817]

Следующее послание Флоре ушло в Вену уже из Варшавы 14 декабря. Советник посольства кратко сообщил, что прибыл в Варшаву прошлой ночью. Сегодня же, 14 декабря, здесь, в Варшаве, ждут прибытия Бассано. Но, полагает Флоре, Бассано пробудет в Варшаве недолго и отправится в Париж^[818].

Однако Бассано, который покинул Вильно 8 декабря, приехал в Варшаву только 16 декабря в 4 часа утра, двигаясь по дороге из Вильковишек. Не задерживаясь в Варшаве, Бассано отправился в Париж, по дороге остановившись в Берлине. В Париж направился и Флоре, надеясь даже прибыть туда раньше Бассано^[819].

В фондах австрийского Дворцового, Домашнего и Государственного архива сохранилось пять посланий Меттерниха Флоре за конец 1812 г. Причем четыре из них помечены 4 ноября. Министр иностранных дел с нескрываемым возмущением писал о том, что Наполеон хочет усиления Австрийского вспомогательного корпуса. По словам Меттерниха, это происходит из-за «искаженной информации о нашем отношении к России». Роль Австрии в войне – «вспомогательная и нейтральная». Меттерних поручал Флоре донести эту позицию до Бассано^[820].

В следующем послании Меттерних сообщал Флоре, что, согласно рапортам, получил распространение слух, будто Шварценберг решил занять «нейтральную позицию» в отношении защиты Великого герцогства Варшавского^[821].

В третьем письме Меттерних, обратившись к факту посещения Лористоном русской ставки, прямо указал, что это событие может свидетельствовать о наступлении благоприятного момента для продвижения ко всеобщему миру. Министр предложил Флоре обсудить этот вопрос с Бассано^[822].

Наконец, в четвертом письме Меттерних написал, что поступающие к нему депеши говорят о польских интригах «против нас». Причем одновременно интриги плетет и Д. де Прадт, архиепископ Малинский, эмиссар Наполеона^[823].

9 декабря Меттерних сообщил, что получил от Флоре очередные рапорты, из которых видно, что Бассано с живым интересом отнесся к возможности конфиденциальных контактов (по всей видимости, на предмет мирных переговоров). Меттерних указал на трудности прошедшей кампании и на трудности и неопределенность проведения новой. В случае, если возможность всеобщего мира окажется под вопросом, не следует исключать варианта заключения сепаратного мира. Австрия – единственная страна, заговорившая первой о европейском мире. Меттерних предлагал Флоре развивать эту тему^[824].

На протяжении второй половины 1812 г. и начала 1813 г. информация о событиях в России, о настроениях в Париже, как и в других европейских столицах, поступала в Вену не только от Маршала и Флоре, но и по иным каналам – через прусского канцлера К. А. Гарденберга, А. Ш. Д. фон Медем, герцогиню Курляндскую, княгиню Екатерину Павловну Багратион, Штакельберга и даже через даму сердца Александра I княгиню М. А. Нарышкину. В разгар событий в Вену прибыли русский дипломат П. С. Бутягин с секретным поручением от Александра I и секретарь английской миссии в Петербурге лорд Уолпол с письмами от посла в России У. Ш. Кэткарта^[825].

Таким образом, Вена располагала достаточно полной информацией в отношении как хода событий на центральном театре военных действий, состояния Великой армии, так и настроений в столицах двух воюющих империй. По мере ухудшения ситуации для Наполеона и его армии австрийская политическая элита все более убеждалась в необходимости сильнее, чем это было в начале русской кампании, ограничить свое участие в войне против России и воспользоваться моментом для того, чтобы выступить в роли всеевропейского посредника, обеспечивая тем самым себе выгодную позицию в определении нового международного расклада^[826]. Действия Австрии в направлении поиска мира активно подстегивались опасениями, что подобную инициативу может взять на себя сама Франция, не оставив, таким образом, австрийцам возможности погреть руки как посредникам.

Австрийский план нового европейского устройства складывался в Вене не сразу и подвергался постоянной корректировке. Наконец, Австрия боялась раньше времени скомпрометировать себя контактами с Россией. Первоначальные контуры этого плана были сформулированы Меттернихом, как мы полагаем, в инструкциях, подготовленных для Ф. фон Бубны, которому предстояло отправиться в Париж^[827]. Формально Бубне поручили передать Наполеону ответ императора Франца на письмо французского императора, отправленное 14 декабря из Дрездена^[828]. 20 декабря Бубна получил от Меттерниха инструкции. Тем же днем помечено письмо императора Франца Шварценбергу, положения которого совпадали с инструкциями Меттерниха Бубне^[829]. Шварценбергу предлагалось отойти от Великого герцогства Варшавского к границам Галиции, находящимся по соседству с Силезией. Там Шварценберг должен оказать поддержку обсервационному корпусу, который формировался внутри этой провинции.

Утром 31 декабря Бубна был в Париже и в тот же день, в 6 вечера, его принял Наполеон. Аудиенция продолжалась 2,5 часа^[830].

3 января 1813 г. Меттерних диктует две инструкции для Флоре, который вслед за Бубной должен был конкретизировать предложения Вены. Эти инструкции исходили из того, что Франция не располагает достаточными силами для новой кампании и следует искать мирное решение европейских проблем^[831].

Вопреки мнению Вены, Наполеон не был склонен торопиться с началом мирных переговоров. 7 января он диктует Бассано длинное письмо императору Францу. В нем говорится о холоде, предрешившем исход русской кампании, о наличии значительных ресурсов, призванных компенсировать понесенные потери. Наполеон требует от Австрии выставить дополнительно 30 тыс. солдат. Наконец, заявляет, что демарш в отношении мира будет выгоден только России. Что же до возможных условий мира с ней, то он предпочитает возвратиться ко временам Тильзита и говорит, что не уступит ни одной деревни Великого герцогства Варшавского^[832].

На следующий день, 8 января, Бассано пишет Меттерниху конфиденциальное письмо, в котором сообщает о решении императора продолжать войну. Это, по мнению Наполеона, поможет продиктовать России условия мира^[833].

Неожиданно ситуация изменилась. Пришло известие о капитуляции Йорка. После обсуждения произошедшего с рядом лиц из ближайшего окружения и вынесения вопроса в Сенат решение о продолжении войны было все же подтверждено, но с одновременным принятием мер к поиску мира, в том числе и при посредничестве Австрии^[834].

В вопросе о принципах будущего европейского мира серьезное влияние на Вену оказывала не только позиция Парижа, но и мнение берлинского двора, с которым правительство Австрии находилось в постоянном контакте. К середине декабря 1812 г. Гарденберг обозначил мнение Берлина так: Франция должна будет возвратиться к своим естественным границам по Рейну, Альпам и Пиренеям. В отношении России, которая представляет опасность для Европы, следует создать систему контрбаланса; в любом случае надо будет исходить из условий Тильзитского договора^[835].

Теперь, к середине января 1813 г., Берлин вновь довел до Вены свою точку зрения, отправив в австрийскую столицу К. Ф. Кнезебека, прибывшего туда под именем купца Хельвига (Hellwig). Пруссия совместно с Австрией должны будут выступить в роли посредников. Что же касается будущего германских земель, то они, полагал Берлин, должны быть независимы от Франции, а на месте Рейнской конфедерации нужно создать две конфедерации – Юга (под влиянием Австрии) и Севера (под влиянием Пруссии). Линия р. Майн станет разделом двух зон влияния^[836].

Ж. д'Юссель справедливо отмечает, что Австрия, в отличие от Пруссии, предпочла бы большее единство германских земель через создание Германской конфедерации (Conféderation germanique), не разделенной на две зоны влияния. Однако эти различия в позиции Австрии и Пруссии не имели на тот момент первостепенного значения^[837]. Вена и Берлин не торопились ставить Париж в известность о содержании своих контактов. Судя по характеру депеш, которые французский посол в Вене Л. Г. Отто отправлял в те дни в Париж, Меттерних последовательно внушал французскому послу идею о готовности Австрии разделить французские представления о перспективах дальнейших действий^[838].

Только с 12 января, когда прибывший в Париж Флоре был принят Бассано, позиция Вены для французов стала проясняться. Во время беседы 12 января Бассано заявил о необходимости проведения новой кампании против России. В ответ на это Флоре, только что переживший малоприятное бегство из Вильно, осведомился, не понадобятся ли в таком случае третья и четвертая кампании? Через два дня – 14 января – в ходе очередной беседы двух дипломатов на предложение Бассано увеличить австрийский воинский контингент Флоре резонно поинтересовался, зачем это делать, если они стремятся к миру^[839].

Параллельно с усилиями убедить Париж в необходимости поиска мира при посредничестве Австрии Вена активизировала контакты с Россией. Меттерних предложил Штакельбергу (по всей видимости, письмо австрийского канцлера с этим предложением было отправлено 16 января) возвратиться в австрийскую столицу^[840].

Еще в ноябре 1812 г. Меттерних отправил Штакельбергу в Грац письмо, в котором сообщил, что принял графа А. К. Разумовского, вручившего ему письмо от графа К. В. Нессельроде. Сам же Разумовский имел поручение от Александра I выслушать мнение Меттерниха на предмет позиции Австрии в плане перспектив завершения идущей сейчас войны России и Франции. Меттерних не преминул заверить русскую сторону в готовности императора Австрии «восстановить Европу» и указал на то, что император Франц в течение последних двух лет пытается возвратить Россию к миру^[841].

По возвращении Штакельберга в Вену в январе 1813 г. состоялось несколько встреч русского дипломата с Меттернихом. Штакельберг изложил суть русской позиции: император Александр стремится объединить европейские страны в борьбе против Франции; Австрия должна в результате этого возвратить утраченные ею провинции^[842]. У самого Штакельберга создалось впечатление, что император Франц склонен принести Наполеону «великую жертву [grande sacrifices]» и поэтому не готов изменить линию своего поведения. Эта перемена произойдет только «при определенных условиях»^[843]. По мнению д'Юсселя, Вена осознавала, что мир не может быть заключен напрямую между Францией и Россией. Меттерних направил усилия на создание условий, в которых Австрия могла бы выступить как медиатор^[844].

Между тем ни император Франц, ни Меттерних все еще не торопились давать ответы на отправленные им 7 и 8 января соответственно письма Наполеона и Бассано, в которых настойчиво говорилось о необходимости продолжения военных действий против России. 22 января посол Л. Г. Отто напрямую запросил у Меттерниха ответ на эти послания.

На следующий день, 23 января, император Франц дал ответ Наполеону. Ответ был холодным и высокомерным. Письмо же Меттерниха к Бассано, так же помеченное 23 января, было по своему тону вполне дружественным. Австрийский министр иностранных дел предлагал Маре совместными усилиями убедить Наполеона в необходимости привнесения в Европу мира, поскольку в противном случае ситуация будет только ухудшаться^[845].

Итак, позиция австрийского политического руководства на протяжении последних месяцев 1812 г. достаточно четко определилась. В январе следующего 1813 г. она еще более упрочилась, и Вена предприняла на этот раз уже не скрываемые от Наполеона усилия по ее реализации. Но насколько последовательно Вена информировала Шварценберга о своих намерениях и своих действиях на дипломатическом поприще? Нам удалось выявить только три письма, отправленные в те месяцы Меттернихом Шварценбергу.

Одно письмо относится к 19 ноября, когда в Вену поступила информация о миссии Лористона в Главную квартиру русской армии; Меттерних информировал Шварценберга об усилиях по выходу из войны и поиску мира^[846].

Два других письма помечены уже 26 января 1813 г. В первом письме Меттерних сообщал, что отправляет Шварценбергу тексты писем, которые император Франц и он, канцлер, адресовали французскому императору и Бассано в ответ на их письма (то есть имелись в виду послания Наполеона и Бассано от 7 и 8 января и ответы на них Франца и Меттерниха от 23 января 1813 г.). Меттерних отправлял также копии двух депеш от Бубны. Кроме того, Меттерних писал, что французский император формально согласился, чтобы Лютцельберг был отправлен в Главную квартиру императора Александра, а барон И. Ф. Вессенберг (Wessenberg), который сейчас в Вене, – в Лондон.

Канцлер также информировал, что император Франц отдал распоряжение, чтобы Шварценберг вернулся в Вену, сдав командование корпусом старшему генералу, то есть Фримону^[847]. Возвращение Шварценберга, по словам Меттерниха, было необходимо, чтобы, говоря с Наполеоном «языком правды», «открыть ему глаза» на реальность европейских дел. Канцлер прямо писал, что озабочен вопросом о начале Наполеоном переговоров о мире и предлагает Шварценбергу со своей стороны воздействовать на Бассано в том же ключе, в каком действует Флоре, советник австрийского посольства в Париже. Наконец, заявил, что «наш интерес» заключается в том, чтобы напрямую участвовать в переговорах французов с русскими^[848].

Во втором письме Шварценберг сообщал новости, прибывшие из Берлина от Гарденберга, от военного министра К. Зичи и от французского посла в Берлине А. М. Ф. Сен-Марсана, прежде всего о том, что прусский король покинул столицу и отъехал в Бреслау^[849].

Как видно, Шварценберг в целом был информирован о происходившем на политическом и дипломатическом поприщах. Опыт дипломата и политика давал ему возможность достаточно точно улавливать нюансы в смене настроений европейских лидеров, и постоянные попытки Бассано, а то и самого Наполеона навязать ему искаженное, явно профранцузское, представление о происходивших событиях успеха не имели^[850].

Уже в письме к Меттерниху 30 ноября Шварценберг, явно не зная еще достаточно точно о многих событиях, происходящих в европейских столицах, и о глубине той катастрофы, которая постигла Великую армию, прямо написал, что «Наполеон худшим образом обманут в своих расчетах и комбинациях от начала и до конца кампании», и думается, что ради спасения своей репутации он будет сейчас компрометировать других, возлагая на них ответственность за те ошибки, которые совершил сам. Возможно, отметил Шварценберг, Наполеон и ему попытается отвести подобную роль виновника того, что армия почти голая (l'armée est presque nue) и без зимних квартир^[851].

Представления Шварценберга о происходившем хорошо отразились в письме к Меттерниху из Белостока от 24 декабря^[852]. Поблагодарив Меттерниха за присланный им пакет кофе мокко, Шварценберг обратился к слухам о том, что Наполеон «отяжелел» (un grand homme est lourde). Фельдмаршал счел необходимым оговориться, что он сам не очень хорошо представляет ресурсы, которыми располагают как Австрия, так и Франция, и политический расклад в остальной Европе, однако считает лучшим для его корпуса занять зимние квартиры вдоль Буга, то есть между Наревом и Бугом. Между тем он имеет приказ оборонять Варшаву, которая сейчас зимой не имеет никакой защиты, так как р. Висла замерзла и тет-де-пон у Праги^[853] легко обойти. Если придется сражаться в середине января, то в этом случае, писал Шварценберг, «я потеряю всю мою прекрасную армию только из-за одного холода». По той же причине холода кавалерия уже сократилась до совсем малой численности, и нет ресурсов, с помощью которых можно было бы предотвратить ее полное исчезновение^[854].

В сущности, намерения Вены вывести Австрийский вспомогательный корпус из-под удара, максимально сохранив его силы для обеспечения тех границ, в защите которых заинтересована была Австрия, не поддавшись при этом на провокационные приказы и просьбы наполеоновского руководства, совершенно совпадали с настроениями Шварценберга, исходившего из оценки конкретной военной реальности.

Как проходили боевые действия Австрийского вспомогательного корпуса Шварценберга и VII корпуса Рейнье?^[855]

К концу ноября 1812 г., а именно к 26 ноября, Австрийский корпус, который до этого продолжал преследование русского корпуса Остен-Сакена, сделал остановку в Кобрине. Саксонский корпус тем временем оказался в Брест-Литовске, где расположился по квартирам^[856]. В Кобрине Шварценберг получил несколько писем от Маре, в которых Австрийскому корпусу совместно с VII корпусом предлагалось как можно скорее двигаться в направлении Минска, чтобы «отрезать отступление адмирала Чичагова», а также «принять участие» в решающих действиях «на глазах его величества»^[857].

Однако личный состав Австрийского корпуса был чрезвычайно измотан: он находился в постоянном движении при сильном морозе, теряя при этом множество людей. Шварценберг расположил корпус по кантонир-квартирам в населенных пунктах по правому берегу Муховца от Соколово. Главная квартира корпуса обосновалась в Сбирове (Збирогах?)^[858]. Большая часть VII корпуса начиная с 26 ноября расположилась в Брест-Литовске и его окрестностях. Здесь VII корпус будет оставаться до 30 ноября^[859].

Возле местечка Косицы (Косичи) в один из тех дней (скорее всего, 29 ноября) состоялась встреча Шварценберга и Рейнье^[860]. Командиры двух корпусов взвесили два варианта дальнейших действий. Рейнье предложил и далее преследовать Остен-Сакена и вторгнуться на Волынь, в то время как Шварценберг считал возможным преследовать войска Чичагова, перерезав в Пинске его коммуникации с Остен-Сакеном^[861].

Как видно, и Шварценберг и Рейнье, несмотря на имевшиеся указания от Бассано, ссылавшегося, в свою очередь, на Наполеона, хотя и обсуждали варианты дальнейших действий своих корпусов, но не торопились проводить их в жизнь. Сказывались три обстоятельства: недостаточная ясность в отношении состояния и действий главных сил Великой армии; значительная измотанность личного состава в ходе постоянных переходов и боев в условиях жестокой зимы; наконец, ожидание Шварценбергом более или менее определенных указаний из Вены в связи с неизбежными переменами в ее внешнеполитическом курсе.

Шварценберг, рапортуя Бассано об успехах своих и саксонских войск, которые перерезали коммуникации между корпусом Остен-Сакена и войсками Чичагова, вследствие чего «один армейский корпус был полностью парализован», выражал надежду на скорейшее обретение зимних квартир, которые, по его словам, только и могли спасти корпус «от полного разрушения»^[862].

Несколько иные настроения (в отличие от Шварценберга) демонстрировал в те дни Рейнье. В письме к Маре он сообщал о вытеснении Остен-Сакена на Волынь, где, вероятно, тот сможет соединиться с корпусом в 14–15 тыс. человек. Рейнье писал, что Шварценберг пытается беспокоить тылы армии Чичагова и одновременно стремится отрезать его от Волыни с ее магазинами. В заключение Рейнье заявлял о необходимости определиться с вопросом о том, необходимо ли движение на север либо же лучше вторгнуться на Волынь, где можно было бы обосноваться на зимних квартирах^[863].

Письмо Рейнье к саксонскому королю составлено в ином стиле. Командующий рапортовал о том, чем отличились чины его корпуса, выражал уверенность в подходе подкреплений, которые восполнят понесенные потери^[864].

Наконец, имеется еще письмо, которое 29 ноября написал саксонскому королю генерал-лейтенант VII корпуса К. К. Э. Э. Лекок (Lecoq). Сообщив о значительных потерях неприятеля за период движения от Волковыска до Бреста, в том числе военнопленными, Лекок поведал и о значительной усталости саксонских войск. Особенно большие потери понесла дивизия Дюрютта, практически вся укомплектованная молодыми солдатами, которые нередко просто оставались в изнеможении на дороге. Серьезную проблему представляла обувь. Наконец, по дорогам в Варшаву, Пултуск и Белосток было уже отправлено много конвоев в госпитали.

Лекок писал, что в корпусе ждут возвращения курьера, посланного генералом Рейнье к Бассано, чтобы определиться с движением двух корпусов – Рейнье и Шварценберга – после нескольких дней отдыха. Он сам считает, что, исходя из расположения русских (движения Чичагова и корпуса Сакена), наиболее разумным вариантом было бы занятие большей части Волыни^[865].

В период кантонирования основных сил Австрийского и Саксонского корпусов отряд полковника Шайтера (Scheither), командира драгунского полка Риша № 6, в который входили еще дивизион венгерских гусар, хорватский пограничный батальон, две роты венгерских пехотинцев и артиллерийская батарея, предпринял экспедицию от Нового Двора до Пинска, в ходе которой ему удалось отбросить ряд русских частей, захватить более 400 пленных и создать угрозу тылам 3-й русской западной армии^[866].

Австрийский полковник ван де Лорт (в 1812 г. – майор квартир-мейстерской части Австрийского вспомогательного корпуса), подготовивший после кампании «Журнал» происходивших в те дни событий, отмечал, что «неутомимый Шайтер», «к удивлению, взял 300 пленных и значительные трофеи». Всего, по словам ван де Лорта, к декабрю 1812 г. австрийцы захватили более 3000 пленных, многочисленные стада быков и баранов, более 1200 лошадей и значительный транспорт муки и водки^[867].

Между тем 30 ноября Рейнье принимает решение о движении корпуса. «VII корпус пришел в движение и следует по нашему направлению», – зафиксировано в «Журнале» ван де Лорта^[868]. В «Журнале действий VII корпуса» отмечено, что решено «двигаться на Слоним по пути адмирала Чичагова либо же выйти на Волынь согласно приказам, которые ожидаются». Как следует из «Журнала действий», 30 ноября пришла в движение только 1-я дивизия (так в документах корпуса обозначалась 21-я дивизия), которая направилась в Рачки (Raczki), в то время как остальные войска оставались пока в Бресте^[869].

1 декабря из Бреста вышли остальные части корпуса Рейнье: главная квартира корпуса, 2-я (22-я) и 32-я дивизии, кавалерия. К вечеру 21-я дивизия кантонировала в Киватичах (Kiwaczyce), 22-я и 32-я – в Черновчицах (Tschernavtchitchi), главная квартира – в Пелище (Pélitchi). Оставленный Брест, как и Пружаны, заняли слабые польские отряды. Правый фланг VII корпуса прикрывала кавалерия Фрёлиха в районе Кобрина^[870].

К вечеру 1-го декабря, находясь в Пелище, Рейнье уведомил Бассано: «Мы на марше в направлении Слонима и Несвижа, движемся по следам адмирала Чичагова, с тем чтобы причинить противнику, пока есть возможность [s'il en est encore temps], как можно больше вреда. Австрийская армия идет впереди меня, и я стремлюсь двигаться так быстро, как возможно». Далее Рейнье писал (по-видимому, по просьбе Шварценберга, с которым он встретился 29 ноября), что австрийцы в течение всей войны не получали жалованья и они надеются, что «его величество» вышлет «австрийские деньги [l'argent d'Autriche]» и в Варшаве они найдут средства, необходимые для выплаты, по крайней мере, офицерам и солдатам. О неприятеле сообщал, что Остен-Сакен отступает на Волынь с остатками своего корпуса и его потери составили 9-10 тыс. человек^[871].

В тот же день, 1 декабря, Шварценберг известил Бассано, что для маскировки своего марша и устранения угрозы со стороны Волыни он отправил полковника Шайтера с отрядом, состоящим из пехоты, кавалерии и артиллерии, на Пинск. Полковник атаковал Пинск 27-го, прогнал неприятеля, который пытался защищаться, взял в плен одного майора, 8 офицеров и 500–600 солдат. «Я продолжу марш так быстро, как это возможно сделать с уставшими войсками, и я надеюсь получить вскоре приказы Его величества императора», – отметил Шварценберг^[872].

2 декабря 21-я дивизия и главная квартира корпуса Рейнье, продолжая марш, сконцентрировались в Шерешеве (Cherchev), а 22-я и 32-я дивизии – в Речице (Rzecyca). Отряд Фрёлиха, который прикрывал движение VII корпуса, двинулся на север и оказался в Городечно и Козьем Броде^[873].

3 декабря 21-я дивизия VII корпуса сконцентрировалась в Староволе (Starawola), 22-я и 32-я дивизии – в Шерешеве (Cherechev), главная квартира – в Пружанах^[874].

4 декабря 22-я дивизия прошла до Смолярки (Smolary), в то время как остальные войска VII корпуса продолжали оставаться в районе Пружан, «дабы дать Австрийскому корпусу время продвинуться вперед»^[875].

В тот день Пана (Panat), секретарь французской миссии, находившийся при Рейнье, отправил из Пружан Бассано депешу. Он сообщил о передвижении соединений VII корпуса и о том, что Шварценберг вечером 4-го будет в Ружанах, а 5-го в Слониме. План Шварценберга состоит в том, чтобы разместить войска на кантонирование между Слонимом, Ружанами и Сельцом и одновременно сделать сильную рекогносцировку на Несвиж. Сам же Пана предполагает, что получение более определенных приказов вряд ли значительно сможет активизировать «армию союзников» (то есть австрийские и саксонские войска). Шварценберг вполне разделяет настроения своих войск в отношении необходимости отдыха. Действительно, 20 последних дней кампании утомили солдат и вызвали болезни, однако состояние их еще далеко от такого, чтобы было невозможно активно действовать^[876].

Параллельно с VII корпусом, частью опережая его, частью отставая, по направлению к Слониму двигался Австрийский вспомогательный корпус. 3 декабря главная квартира Шварценберга была в Сельце, 4-го переместилась в Ружаны, 6-го должна была быть в Слониме^[877].

4 декабря Шварценберг получил письмо Бассано, датированное 2 декабря. В нем сообщалось об успешном переходе Великой армии через Березину и движении на Вильно, а также о том, что император собственной персоной будет в Вильно через 6 или 8 дней. Хотя Бассано не имел какого-либо нового приказа в отношении действий Шварценберга, но полагал, что в новых обстоятельствах его корпус должен прикрыть у Немана правый фланг армии^[878].

На следующий день, 5 декабря, Шварценберг, желая более точно узнать расположение русских войск, приказал Фримону продвинуться вперед по дороге на Минск и произвести совместно с несколькими батальонами пехоты, которые могут прибыть к Несвижу 6 декабря, сильную рекогносцировку. Этими действиями, писал Шварценберг Бассано, он намерен тревожить левый фланг русских. Одновременно Шварценберг дал понять, что суровое время года не дает возможности вести более активные действия^[879].

На протяжении 4–6 декабря силы Австрийского корпуса окончательно передвинулись из района Пружан к окрестностям Слонима. Войска корпуса концентрировались в двух колоннах: дивизия Бьянки шла слева, следом за кавалерией Фрёлиха и с общим направлением на Ружаны. Дивизия Траутенберга шла справа – на Коссово (Kosow), где к ней присоединился отряд Шайтера, отозванный из Пинска. В тылу дивизии Траутенберга, за дивизией Дюрютта, шел VII корпус, составляя своего рода арьергард, готовый развернуть фронт к югу в случае непредвиденного наступления Остен-Сакена. Стоял сильный холод. На этом этапе развертывания только австрийцы потеряли 1050 человек^[880].

К 6 декабря Австрийский корпус занял район для кантонирования между Слонимом и Зельвой (Zelwa). К востоку у Несвижа он был прикрыт отрядом Фримона и генерала Цехмейстера, на севере, у Белицы, – частями генерала Мора. VII корпус группировался вокруг Ружан.

6 декабря Шварценберг получил от Бассано очередное послание. Министр иностранных дел вновь писал о большом успехе французского оружия на Березине, признаваясь, правда, в потере бригады из дивизии Партуно. Фельдмаршалу теперь давалась следующая инструкция: «Его величество прибыл 3-го в Молодечно; он мне написал, что придает очень большое значение тому, чтобы вы следовали в соответствии с движениями армии и чтобы вы маневрировали, сообразуясь с позицией, которую вы занимаете». Предлагалось действовать быстро. От себя Бассано добавил: «Намерение его величества заключается в том, чтобы достичь зимних квартир и дать своей армии, которая находится в большом напряжении, время для восстановления»^[881].

7 декабря Шварценберг ответил. Он кратко изложил состояние дел: неприятель продолжает отходить; он, Шварценберг, проводит большую рекогносцировку по дороге на Минск. Жестокий холод в 20 градусов^[882] парализует все движения, ни лошадям, ни людям нечего есть. Очевидно, что занять его корпусом зимние квартиры не представляется возможным вплоть до Белостока. Если Шварценберг, несмотря на жестокость времени года, которое убивает людей и лошадей, начнет марш на Минск и если этот марш будет продолжаться, по меньшей мере, 3 или 4 недели, он не сможет сохранить и четверти армии. Фельдмаршал завершал письмо словами, что будет находиться в ожидании новых приказов его величества, «которые готов выполнить»^[883].

8 письме, отправленном Шварценбергом Рейнье в тот же день, фельдмаршал не скрывал своего удивления по поводу как послания Бассано от 4 декабря, так и характера приказа Наполеона («très énigmatique»). Шварценбергу не было понятно, каково реальное положение Великой армии^[884]. Фельдмаршал счел за лучшее дождаться более точных указаний и остался в районе Слонима. Температура в тот день опустилась до 26 градусов по Реомюру.

«После всех сражений из-за усталости и лишений несколько дней отдыха были просто необходимы – экстремальный холод вызвал гибель тысячи наших солдат, в особенности же многие потеряли обмороженными руки или ноги, которые приходилось ампутировать; число наших лошадей сократилось наполовину; они умирали сотнями», – отметил в «Журнале» ван де Лорт^[885].

8 декабря в письме к Г. Й. И. Беллегарду австрийскому фельдмаршалу, генерал-губернатору Белостокской провинции, Шварценберг прямо написал, что думает о зимних квартирах, и где-нибудь подальше от тех мест, где он сейчас находится. Термометр опустился до 21 градуса, и кантонировать в таких условиях очень плохо. В тот день в амбулансы было отправлено более 40 человек с обморожениями. Его, Шварценберга, собственные лошади в течение всего дня покрыты инеем («rosée blanche»). В местности, где корпус кантонирует, съестных припасов хватит только на 15 дней, а фуража на 8 дней. Шварценберг просил императора Наполеона разрешить поискать зимние квартиры у Белостока, а место дислокации хотел переменить в течение 8 дней. «Худшие потери, которые несет армия, – констатировал фельдмаршал, – обусловлены нуждой [misère] и холодом»^[886].

9 декабря оба корпуса оставались на прежних позициях.

10 декабря Рейнье пишет Шварценбергу что продолжает пребывать без каких-либо новостей о действиях Великой армии и без каких-либо приказов на предмет того, где следует занять зимние квартиры. По его словам, последний марш, который корпус проделал в течение дня в сильный холод, сказался на солдатах наиболее пагубно – многие обморозились. Сейчас при войсках находится от 700 до 800 больных, которых в нынешней ситуации эвакуировать просто опасно^[887].

0 тщетном ожидании приказа писал в тот же день к Бассано и Пана. Он сетовал на тяжелое время года и сообщал о чрезвычайной усталости саксонских солдат^[888].

Между тем 10 декабря произошло событие, которое будет иметь в дальнейшем важные последствия как для корпусов союзников Наполеона, так и в целом для исхода всей войны. В тот день казаки под командованием штабс-капитана Лёвенштерна, входившие в состав отряда генерал-адъютанта А. П. Ожаровского, захватили в плен двух венгерских гусар. Лёвенштерн отправил пленных к Ожаровскому, а сам направился в Белицу, где находился австрийский отряд в 3 тыс. человек под командованием генерала И. Ф. Мора. Лёвенштерн заявил, что прислан в качестве парламентера, и был принят австрийским генералом. Мор объявил Лёвенштерну, что ему предписано занимать линию по правому берегу Немана и он останется на месте, если «никто не будет его беспокоить». «В настоящее время, – прибавил Мор, – узнав о приближении ко мне ваших войск и не желая с ними сражаться, я послал донесение князю Шварценбергу и остаюсь в ожидании его распоряжений». Ожаровский, получив донесение Лёвенштерна и увидев настроение австрийцев, приказал пленных отпустить. М. И. Кутузов это одобрил, отдав приказание и впредь обращаться с австрийцами «как можно ласковее»^[889].

Мор доложил Шварценбергу из Белицы, что значительные силы русских появились у Евье (Evé) и они идут на Вильно, тем самым разделяя австрийцев и французов. Мор сообщил, что Наполеон перешел Березину только с частью своей гвардии^[890]. Вскоре отряд Мора начал отступать через Рожанку в сторону Гродно. Венгерские гусары, сходясь с казаками, называли их товарищами и говорили, что им запрещено драться с русскими^[891].

Как известно, Шварценберга официально не уведомили о масштабах катастрофы, постигшей Великую армию. Однако, как утверждал историк Ф. Ребуль (возможно, несколько категорично), «он был прекрасно информирован» об этом. Многочисленные эмиссары, которые отправлялись в Вильно за получением приказов, видели, какой оборот приобретают события. Ребуль, в частности, указывает на генерала Л. Роткирха (Rothkirch), который держал в курсе происходящего как императора Франца, так и Шварценберга^[892].

11 декабря Шварценберг получил новости еще более определенные. Генерал Мор сообщил ему, что неприятель занял дорогу из Лиды в Вильно и продвинулся вплоть до Евье, наконец, что Наполеон покинул Вильно и движется на Варшаву^[893].

Характер размышлений Шварценберга насчет дальнейших действий достаточно хорошо реконструируется на основе его депеши императору Францу, составленной 12 декабря. Из текста видно, что Шварценберг скептически относился к своего рода «предложению» (ибо формального приказа не было) Бассано двигаться на Минск, поскольку в условиях усталости войск и жестокого мороза такое движение могло бы обернуться для корпуса (корпусов) катастрофой. Наконец, подобное движение, по его мнению, осуществлять поздно, поскольку Великая армия, отходя, уже сражается на Немане^[894]. В этой ситуации, как следовало из той же депеши для императора, Шварценберг решил к 14 декабря выступить на Зельву и Россь (Ross), то есть вместо севера идти на запад, в сторону Белостока. К 14 декабря дивизия Зигенталя и бригада Цехмейстера должны были сконцентрироваться у Слонима, составив, как можно понять, арьергард; дивизия Бьянки и кавалерийская бригада Вреде сформировали бы колонну cправа; дивизия Траутенберга – колонну слева; кавалерия Фрёлиха, взяв на себя инициативу, двинулась бы на Зельву, в то время как отряд Мора начал бы свой марш от Белицы к Мостам (Mosty), вдоль Немана^[895].

В тот же день, когда Шварценберг подготовил рапорт императору Францу, ротмистр гусар кайзера Паулини (Pauliny) сообщил фельдмаршалу, что Наполеон покинул армию, миновал Вильно и находится на дороге в Париж^[896].

Шварценберг в тот день, 12 декабря, сообщил Рейнье о планах начать движение. Он писал, что если получит приказ, то двинется к Вильно, однако предпочтительнее было бы пойти к Белостоку, где можно надеяться занять зимние квартиры^[897]. Между тем подобное движение Шварценберга, а вместе с ним и VII корпуса, создавало угрозу для района Гродно. Губернатор Гродно генерал Г. М. А. Брюн к этому времени располагал 20-м польским пехотным полком, 4-м батальоном польских егерей, отрядом местной жандармерии и одним маршевым батальоном, состоявшим из вестфальцев и поляков. 13 декабря к этим войскам добавился еще отряд баварцев, подошедший как маршевая колонна, двигающаяся на Вильно^[898].

14 декабря Брюн выразил свою обеспокоенность Рейнье. 16 и 17 декабря он написал Шварценбергу о том, что получил от генерала Мора депешу с сообщением о движении войск неприятеля, не казаков, но пехоты и артиллерии. Между тем Брюн прямо писал, что у него недостаточно войск, чтобы прикрыть Гродно с его магазинами и размещенными в нем 2 тыс. раненых. Брюн просил у Шварценберга несколько батальонов для прикрытия города^[899].

Однако еще до получения призыва Брюна Шварценберг 15 декабря отдал приказ Фрёлиху остановиться в Гродно с большей частью своей кавалерии и артиллерии. Одновременно генералу В. Ф. Ф. Бьянки надлежало отправить в Гродно два батальона пехоты^[900].

Между тем Шварценберг получает (скорее всего, 15 декабря) от Бертье письмо, в котором тот сообщает о движении армии к Вильно и решении его величества перейти Неман и занять за ним зимние квартиры. Поэтому движение корпусов Шварценберга и Рейнье должно происходить в соответствии с действиями главных сил Великой армии, а именно ставится задача прикрыть Великое герцогство Варшавское и идти на Белосток. При этом особо указывалось, что двигаться следует как можно медленнее. В конце письма было отмечено, что армия собирается защищать Ковно и взять под контроль находившийся там тет-де-пон^[901]. Вечером 15-го Шварценберг пересылает Рейнье копию приказа, полученного от Бертье. От себя пишет насчет сомнений в том, что русские дадут возможность остановиться у Белостока^[902].

Вскоре (вероятно, 17 декабря) Шварценберг получает от Бертье новое послание: начальник Главного штаба сообщает о движении Великой армии на Инстербург, а корпуса Макдональда – на Тильзит. Поэтому корпусам Шварценберга и Рейнье предлагается ускорить движение на Белосток с целью прикрыть Варшаву^[903].

Как видно, размышления, в которых Шварценберг пребывал в течение нескольких дней по поводу движения двух его корпусов, оказались совершенно оправданными. Движение к Минску, к чему его подталкивали «загадочные» письма Бассано, могли бы поставить австрийские и саксонские войска в весьма опасное положение. Правильность решения о движении к Белостоку, к которому склонялся Шварценберг, теперь подкреплялась письмами начальника Главного штаба.

Судя по маршрутной карте (Marsch-Tabelle), сохранившейся в Военном архиве Вены, движение Австрийского корпуса началось 14 декабря. Главная квартира переместилась в Голынку (Holinka). Только дивизии Зигенталя и Фримона должны были до 16 декабря оставаться на месте, в Слониме, поджидая бригаду Цехмейстера^[904].

На следующий день главная квартира Австрийского корпуса оказалась в Кремянице (Krzemenitza^[905]). 16-го и 17-го она располагалась в Росси (Rossa), 18-го – в Берестовице (Вrzestowice), 19-го – в Валилах (Walili), 20-го – уже в Белостоке^[906]. С севера движение корпуса прикрывалось отрядом Мора, который шел из Белицы через Мосты. Итак, корпус расположился между Белостоком, Заблудово и Валилами; Фрёлих стоял в Яново, Цехмейстер – в Гродеке, ряд частей – в Августово^[907].

В «Журнале» ван де Лорта к 20 декабря относится запись о том, что у тыловых постов появились русские парламентеры, которые предлагали обмен пленными. Подобные предложения, по словам ван де Лорта, «невозможно было принимать, не получив приказов от принца [Шварценберга. – В. З.]». Но неприятельские командиры, в отличие от австрийцев, не могли удержаться от подобных «переговоров на месте». Они говорили, что «не желают войны с австрийцами, нашими старыми и верными друзьями, нашими естественными союзниками; они уверяли, что народы Германии присоединятся к нам, чтобы восстановить свою независимость и мир, и в наших руках и в наших силах направить [борьбу] против наших естественных врагов»^[908].

VII корпус шел южнее австрийцев. 21-я дивизия – через Новое Село, 22-я дивизия, отряд Ханна и отряд Линденау – через Пружаны, 32-я дивизия – через Великое Село, отряд Маршала – через Шерешев, главная квартира – через Радецк, артиллерийский парк – через Бельск^[909]. К 19 декабря корпус Рейнье занял довольно растянутую позицию.

В связи с тем, что движение Австрийского корпуса, как уже было отмечено, ставило Гродно в уязвимое положение и русская колонна уже двигалась из Лиды в Гродно, Шварценберг предписал Фрёлиху немедленно идти к этому городу вместе со своей кавалерией и артиллерийской батареей. К ним присоединился один батальон из дивизии Бьянки. При этом Фрёлиху надлежало не ввязываться в серьезные бои, а при атаке регулярными силами русских эвакуировать Гродно. При возможности вступить с русскими в переговоры ему следовало это сделать и заключить перемирие. В сущности, действия Фрёлиха должны были обеспечить беспрепятственное продвижение большей части корпуса Шварценберга на Белосток. После выполнения своей задачи Фрёлиху предписали сконцентрироваться в Тыкоцине на берегах Нарева, северо-западнее Белостока^[910]. В то же время Шварценберг попытался обеспечить взаимодействие между другими соединениями отступающего корпуса в условиях угрожающего ему маневрирования русских войск с северного фланга^[911].

Фрёлих прибыл в Гродно 18 декабря и в условиях приблизившихся к городу русских войск Ожаровского потребовал от Шварценберга дополнительных инструкций^[912].

Тем временем Ожаровский предложил Фрёлиху сдать город, но получил отказ и, не решаясь атаковать, информировал главную квартиру^[913]. На следующий день, 19 декабря, к Гродно подошел отряд казачьего полковника Чеченского из партии Д. В. Давыдова. Казаки захватили в плен двух австрийских солдат, и Чеченский тотчас же приказал отпустить их и через них уведомить Фрёлиха о совершенном разгроме наполеоновской армии, одновременно напомнив ему о готовности русского правительства возобновить дружеские отношения между Россией и Австрией. Тогда Фрёлих прибыл на аванпосты и изъявил Чеченскому готовность уклониться от прямого столкновения. Он готов был сдать город, но не иначе как после уничтожения находившихся там магазинов. Тогда Чеченский указал Фрёлиху, что это ляжет бременем на жителей края и покажет им недоброжелательство по отношению к русским во время борьбы с общим угнетателем^[914].

20 декабря Фрёлих подписал конвенцию с русскими. К полудню он обязался эвакуировать город. Никаким русским войскам не следовало пересекать Неман в течение 20, 21 и 22 декабря на протяжении трех миль как вверх, так и вниз по течению. Австрийцам же давалась возможность медленного отступления на 2–3 мили в день. Боестолкновения должны были возобновиться не раньше чем через 24 часа после денонсации этого соглашения^[915].

В тот же день Гродно был эвакуирован^[916]. Помимо войск Фрёлиха, которые двинулись на Гонёндз (Goniodz) на реке Бобр, ушли и другие части гарнизона вместе с генералом Брюном численностью в 5–6 тыс. человек^[917].

Шварценберг первоначально не одобрил соглашения, достигнутого Фрёлихом. «Этим людям нет никакого доверия, – писал он, – нужно действовать с осторожностью, чтобы не было сюрпризов, и быть уверенным, что русские не пытаются [таким образом], ведя переговоры, выиграть время, чтобы обойти наш левый фланг». Вместе с тем Шварценберг сообщал, что он, впрочем, готов подписать конвенцию, которая содержала бы условия, не причиняющие вреда армии^[918].

27 декабря Шварценберг в послании к Фрёлиху потребовал, чтобы тот дал знать начальникам постов, что вопрос о перемирии не обсуждается и необходимо в контактах с неприятельскими парламентерами соблюдать всю возможную осторожность, ибо подобные контакты могут иметь результатом деморализацию войск^[919]. В своем ответном (?) послании Фрёлих уведомил, что он подписал конвенцию, поскольку казаки уже перешли Неман и команда полковника Чеченского (Czienski) продвинулась почти на 3 мили по левому берегу и выявила полностью расположение австрийцев^[920]. Эти аргументы заставили Шварценберга одобрить подписанное Фрёлихом соглашение^[921].

Двигаясь от Слонима к Белостоку, Шварценберг уже полагал необходимым идти еще дальше – к Пултуску где и надеялся занять своим корпусом зимние квартиры, в то время как корпус Рейнье обретет их в Седльце (Sieldce). Фельдмаршал исходил из предположения, что русские определенно собираются продвинуться до своих «старых границ» и остановятся только на границах Великого герцогства Варшавского^[922].

21 декабря в письме к Бертье Шварценберг изложил свои соображения по поводу отхода Австрийского корпуса к Пултуску а Рейнье к Седльце. Здесь, по его словам, можно непосредственно заняться обеспечением обороны Варшавы, и у него появится возможность действовать во фланг неприятеля, если тот двинется для атаки Варшавы^[923].

Бертье, получив это письмо Шварценберга, счел необходимым сразу информировать Мюрата. 23 декабря король Неаполитанский продиктовал для Шварценберга следующее послание: «Бертье показал ваши депеши. Я доволен, что вы совершаете маневр так, как предложено, – с целью прикрыть левым флангом Варшаву. Но сегодня я не одобряю тот проект, который вы предложили. Ваша главная квартира не должна располагаться в Пултуске».

Вместе с тем Мюрат одобрил сам факт заключения перемирия с русскими, но подчеркнул, что подобные соглашения должны быть только устными, не оформленными в письменном виде. Далее король Неаполитанский попытался вселить в Шварценберга уверенность в благоприятном развитии событий. Он сообщил, что V корпус отправлен в Варшаву, где Понятовский займется его «переукомплектованием», используя для этого конскриптов, которых к этому моменту собралось 25 тыс. человек. Известил, что Макдональд переходит Неман и прикроет Пруссию, а именно Кёнигсберг, дорогу на Эльбинг и на Мариенбург. В самом Кёнигсберге сейчас собрались две дивизии силой примерно в 20 тыс. человек; они будут размещены таким образом, чтобы соединить войска Шварценберга с армией Макдональда. Это произойдет менее чем через 10 дней. К тому времени сам Мюрат будет занимать Тильзит и Инстербург.

Мюрат упомянул, что неприятель действительно отправил «несколько казаков» на левый берег Немана. Но он считает, что русские только определяются со своими зимними квартирами; они нуждаются в отдыхе. Наконец, Мюрат попытался уверить адресата, что X корпус численностью 30 тыс. человек находится в «хорошем состоянии духа» и готов сражаться. Мюрат надеется, что корпус пройдет свой путь без боев и русские не вступят на прусскую территорию^[924].

Письмо Мюрата, по-видимому будет отправлено на следующий день, 24 декабря, вместе с коротким посланием Бертье. Начальник Главного штаба напишет, что король Неаполитанский поручил ему сообщить, что одобряет возможность устного, но не письменного соглашения с русскими, чтобы обеспечить отдых для корпуса Шварценберга и корпуса Рейнье^[925].

В тот день, 24 декабря, Шварценберг составил письмо для императора Франца. Он сообщал, что движение корпуса на Белосток целиком совпадало с намерением принца Невшательского и императора Наполеона и в ходе этого отступления не было момента, когда бы возникла реальная угроза быть взятым во фланг или подвергнуться нападению с тыла, что могло бы произойти «вследствие быстрого отступления и расстройства армии на Немане и в Пруссии». Шварценберг одновременно указал, что русские избегали ввязываться в какие-либо серьезные столкновения, в отличие от того, что происходило чуть ранее^[926].

В тот же день, 24-го, Шварценберг отправил короткое письмо фельдмаршалу Г. Й. И. Беллегарду губернатору Галиции. Дела приняли такой оборот, писал он, что его ситуация не становится более легкой и все еще не удается занять зимние квартиры. Он надеется обрести кантонирование между Наревом и Бугом. В заключение сетовал на свое здоровье и на несколько «инцидентов», которые могли стать для него смертельными^[927].

К 24 декабря относится и достаточно откровенное письмо Шварценберга к Меттерниху. «Я постараюсь, – писал он, – занять границы герцогства, несмотря на то что мой левый фланг не имеет коммуникаций. Я хочу занять зимние квартиры вдоль Буга, то есть между Наревом и Бугом, но говорят, что русские собираются осуществить экспедицию на Варшаву; хотя я имею приказ защищать этот город, но он не имеет никакой [естественной] защиты зимой, так как Висла замерзла, а тет-де-пон у Праги легко обойти». Необходимость сражаться в середине января, писал фельдмаршал, приведет к потере армии из-за одного холода. И далее: «Русские с нами бесконечно нежны в последние 8 дней, они отправляют ко мне отставших, и я разрешил патрулям принимать их от казаков». Однако он одновременно «приказал удвоить внимание, потому что официально перемирия нет», да и он сам «испытывает недоверие к греческой вере».

В этом письме Шварценберг жалуется на состояние своего здоровья, прежде всего на ревматизм: из-за него ему трудно садиться на лошадь, и долгое время он не выдержит такого состояния. А вот его желудок чувствует себя великолепно, поскольку он ест так мало, как только возможно. Он пьет три раза в день вино, хотя его качество отнюдь не замечательно^[928].

23 декабря к Белостоку подошли войска генерал-адъютанта И. В. Васильчикова. Полковник Д. М. Юзефович, командовавший авангардом, случайно съехался на аванпостах с подполковником Байе фон Латуром, генерал-квартирмейстером Австрийского корпуса^[929]. Юзефович сказал Латуру что генерал Васильчиков желает встретиться с князем Шварценбергом. Последний, узнав об этом и будучи знаком с Васильчиковым со времен своего посольства в Петербурге, предложил ему приехать в главную квартиру Австрийского корпуса. Когда было достигнуто соглашение о встрече, Шварценберг написал об этом Рейнье, пояснив, что надеется, хотя сомнения и остаются, благодаря этому решить вопрос о зимних квартирах. «Но русские, – добавил он, – хотят двигаться до Вислы, и я думаю, что и Варшаву они тоже попробуют взять»^[930].

Однако Васильчиков как раз к этому времени, упав с лошади, вывихнул руку. Поэтому ему пришлось вместо себя отправить с письмом генерал-майора А. Г. Щербатова^[931].

Встреча состоялась только 25 декабря^[932]. Щербатов «с первых слов изъявил желание окончить дело без кровопролития». Шварценберг, который уже и до этого принял решение оставить Белосток и передвинуться к Пултуску с готовностью согласился уступить город русским войскам. Однако он заметил, что австрийские войска, отойдя в Варшавское герцогство, остановятся на квартирах. В том же случае, если русская сторона не примет этого, то он будет «отражать силу силой». Щербатов ответил, что, так как генерал Васильчиков не уполномочил его на какие-либо переговоры, он «не может принять на себя решение этого дела»^[933].

В отечественной литературе последний сюжет традиционно воспроизводится на основе донесения Васильчикова М. И. Кутузову от 13 декабря (ст. ст.) 1812 г. Между тем письмо Шварценберга Бертье, подготовленное 2 января 1813 г. в Варшаве, помогает выяснить некоторые важные частности. Во-первых, оно позволяет установить точную дату встречи – 25 декабря, что чрезвычайно важно, ибо Шварценберг к этому времени уже принял решение о выходе из Белостока и даже подготовился к этому. Во-вторых, согласно интерпретации Шварценберга, он заявил, что будет защищать Белосток столь долго, сколько понадобится, чтобы завершить спланированный им маневр и перейти на зимние квартиры. В-третьих, фельдмаршал предложил достичь устного соглашения между командованием авангардов двух армий о том, чтобы уведомлять о денонсации соглашения за 48 часов до начала боевых действий. Другие же вопросы, более существенные, связанные уже с перемирием, Шварценберг, не имея на то санкции командования, отказался обсуждать^[934].

В течение 25 и 26 декабря Шварценберг оставил Белосток. 29-го он остановился на новой позиции – в районе Пултуска^[935].

Южнее параллельно Австрийскому корпусу шел и Рейнье. 25-го и 26-го он переправился у Дрогичина через Буг и двигался с общим направлением на Седльце. Войска VII корпуса (как и Австрийского корпуса) не тревожились противником, но сильно страдали от морозов. Саксонцы заняли кантонир-квартиры у Седльце, 32-я дивизия разместилась у Соколова^[936]. В этом положении корпус Рейнье оставался до 15 января 1813 г.

К этому времени контакты между русскими и австрийцами стали уже достаточно обычным явлением. Так, например, 17(29) декабря майор Храповицкий, командовавший аванпостами русского авангарда, отправил австрийцам «ваших гусар», оказавшихся «между нашими казаками». В прилагаемой записке Храповицкий заявил об этом шаге как о проявлении «уважения к вашей нации от нашего сердца»^[937]. На следующий день Фрёлих информировал об этом Шварценберга^[938].

В этой ситуации Шварценберг, с одной стороны, попытался более не допускать «стихийных» контактов на аванпостах, но, с другой стороны, хотел перенести эти контакты на уровень командования частей. Причина очевидна: подобные контакты с противником не могли не разлагать дух армии, но отказаться от них было невозможно, ибо требовалось выиграть время для беспрепятственного отвода войск на зимние квартиры^[939].

В последних числах декабря начальник Главного штаба Великой армии продолжал убеждать Шварценберга в благоприятном исходе событий. 27 декабря он пишет, что отступление Макдональда, у которого 28 тыс. хорошо организованных солдат, происходит успешно. 28-го он сообщает, что Макдональд находится уже возле Немана, что отряд прусских «черных гусар» покинул Лабиау, двинулся на Тильзит и заставил немногочисленных казаков и русских драгун отойти, что Мемель эвакуирован, Мортье покинул Тапиау ибо туда прибыли шесть батальонов дивизии Эделе и 500 кавалеристов. Писал, что X корпус, перейдя Неман, займет Тапиау, Лабиау и Кёнигсберг. Наконец, 29 декабря Бертье информировал, что днем ранее авангард Макдональда под командованием генерала Башлю, опрокинув колонну неприятеля и взяв в плен два батальона русских с двумя орудиями, вступил в Тильзит. Сам же Макдональд с дивизией Гранжана, колонной Массенбаха и экипажами перешел днем Неман. Две колонны генералов Йорка и Клейста, которые составляют арьергард, «прибудут вечером или сегодня к полудню»^[940].

Шварценберг получит эти письма 2 января 1813 г., будучи уже в Варшаве. Информировав Бертье о своем отходе от Белостока к Пултуску, контактах с русскими генералами Васильчиковым и Щербатовым, Шварценберг написал, что 29-го он установил свою главную квартиру в Пултуске, дивизию Траутенберга 30 декабря разместил в Острове^[941] (Ostrow), дивизию Зигеля – в Вышкуве (Wislkow; возможно, имеется в виду Высоке-Мазовецке), авангард – в Остроленке и на опушке леса вплоть до Брока, где установлена связь с VII корпусом. Неприятель, по его словам, внимательно наблюдает, но в бой не вступает. Шварценберг написал, что собирается сохранить эту позицию на протяжении нескольких дней, пока будет решаться вопрос о возможности занять зимние квартиры. На этой позиции, по словам фельдмаршала, корпус прикрывает большую часть герцогства Варшавского. Однако он подозревает, что неприятель собирается двигаться дальше – вплоть до берега Вислы. Поэтому он отдал дивизиям приказ защищать места своего кантонирования, а отступать только под давлением превосходящих сил противника. В этом случае, как сообщалось в письме, корпус возьмет направление на Модлин, где перейдет Вислу, чтобы установить кантонирование между Модлином и Варшавой, одновременно выставив перед Модлином сильный авангард. Рейнье в то же время и преследуя те же цели (то есть организовать кантонирование и прикрыть герцогство) двинется на Прагу.

Шварценберг отметил, что русские, двигаясь к герцогству Варшавскому, являют суровую дисциплину и объявляют всем, что император Александр возвращается в Польшу как король «в своем древнем великолепии», и это производит большую сенсацию.

Фельдмаршал сообщал, что завтра он возвращается из Варшавы в Пултуск, а затем уедет снова в Варшаву, чтобы организовать взаимодействие с генералами Рейнье, Дютайи и князем Понятовским. Лед на Нареве достаточен для того, чтобы пройти дивизионной артиллерии, которая находится в Оструве и Вискуве (Вышкуве) на правом берегу. Авангард Чаплица занимает Новогруд, Щучин (Szczuczyn) и Кольно, авангард Васильчикова – пространство между Бугом и Наревом. У первого – от 6 тыс. до 7 тыс. человек, у второго – от 5 тыс. до 6 тыс. человек.

В заключение Шварценберг отметил, что при определенном раскладе ему придется перейти на левый берег Вислы^[942].

Капитуляция генерала Йорка внесла кардинальные изменения в общую ситуацию. Под серьезной угрозой оказался северный фланг Австрийского корпуса. В сущности, еще до подобного поворота событий и Вена, и сам Шварценберг уже приняли решение об отводе войск в Галицию^[943]. Наступившие на рубеже старого и нового года перемены лишний раз убедили их в правильности принятых к тому времени решений.

Глава 6
Завершение «Эпохи Мюрата»
(1–16 января 1813 г.)

В 5 часов утра 1 января 1813 г. в Главной квартире стало известно о капитуляции Йорка. Мюрат немедленно приказал перевести Главную квартиру в Эльбинг и сам тем же утром отбыл из Кёнигсберга^[944]. Вскоре вслед за Мюратом покинул Кёнигсберг и Бертье. Вечером он был уже в Бранденбурге^[945].

Приказ Мюрата предписывал 30-й дивизии Эделе, которая занимала район Таплакена и должна была встретить войска X корпуса, сразу после подхода войск Макдональда возвратиться в Кёнигсберг. Прибытие остатков X корпуса, таким образом, встретила бы только 34-я дивизия и, возможно, драгуны Кавеньяка^[946]. Бертье, как и Ней, не замедлили сообщить об этом Макдональду. Князь Невшательский информировал герцога Тарентского, что Ней получил приказ собрать дивизию Эделе вместе с кавалерийским маршевым полком и артиллерией в Кёнигсберге и передать их там под командование Макдональда. Далее написал, что переход Йорка на сторону неприятеля «не меняет ваших действий, ранее определенных», а именно задачу прикрыть Восточную Пруссию и Данциг. После того как Макдональд займет позиции в Кёнигсберге, Ней должен будет отправиться с дивизией Маршана на Мариенбург. Сам же Кёнигсберг следует эвакуировать^[947].

1 января Бертье, выполняя приказ Мюрата, предписал Нею сделать все возможное, чтобы обеспечить эвакуацию Кёнигсберга, а при необходимости и оборону города 12 батальонами дивизии Эделе, артиллерией и временным полком под командованием полковника Фарина. Польские лансьеры 9-го полка получили приказ проконтролировать дорогу через Куршскую косу. Герцог Тарентский, полагал Бертье, вечером 1-го будет в Лабиау, а Большая Главная квартира 2-го – в Эльбинге^[948].

Вечером 1 января Ней, находившийся в Кёнигсберге, получил второе письмо от Бертье, помеченное уже Бранденбургом. Ней немедленно отписал Маршану Лагранжу и контр-адмиралу П. Басту предлагая, среди прочего, принять предупредительные меры в отношении пруссаков. Он сообщил также Бертье, что отправил два батальона 9-й временной полубригады на защиту Гумбиннена и Пиллау Генерал Маршан и драгуны Кавеньяка должны 2 января занять окраины Бранденбурга и объекты «по левому берегу Прегеля». Кавалерия должна будет «осветить» коммуникации от Велау и других мест, которые ведут к Кёнигсбергу Ней сообщал также, что, согласно многочисленным сообщениям, неприятель продвигается через Куршскую косу^[949].

Эта поспешность в решениях Мюрата, принятых 1 января в связи с известиями об измене пруссаков, усилила дезорганизацию и вызвала панику среди молодых солдат 34-й дивизии Эделе. Отвод дивизии Эделе к Кёнигсбергу привел к тому, что весь правый фланг дивизии Гранжана оказался обнаженным. Макдональд узнал об этом утром 2 января^[950]. Он немедленно распорядился начать отход дивизии Гранжана. Уже вечером 2 января дивизия отошла к Каймену^[951], в 25 км к северо-западу от Кёнигсберга. Арьергард же во главе с Башлю передвинулся из Мелаукена в Лабиау, имея задачу взять под контроль все выходы из большого леса и предотвратить продвижение неприятеля к Лабиау^[952].

Макдональд был чрезвычайно расстроен и даже возмущен, по его мнению, неоправданным решением отвести дивизию Эделе, причем при отсутствии какого-либо давления со стороны неприятеля. Отход 34-й дивизии автоматически заставлял начать отступление и 7-й дивизии. Об этом он написал Нею вечером 2 января из Каймена^[953]. Тогда же он пишет Бертье, указывая, что, если сегодня покинуть Баумвальдский лес (Baumwald), неприятель «сразу затопит своей легкой кавалерией долину Лабиау» и на следующий день выйдет к пригородам Кёнигсберга^[954]. Макдональд настоятельно просил и Нея, и Бертье ради облегчения ретирады своего арьергарда от Баумвальдского леса к Лабиау и Каймену, чтобы дивизия Эделе все же оказала поддержку своим движением вперед правому флангу 7-й дивизии, которая, по его словам, измучена тяжелыми и быстрыми маршами в условиях распутицы и обледенелых дорог^[955].

Ф. Ребуль хорошо уловил смену настроений у Макдональда, который, получив в подкрепление дивизию Эделе и кавалерию Кавеньяка, заметно воспрянул духом после измены пруссаков и своего бегства из Тильзита, но теперь, к вечеру 2 января, вновь оказался перед необходимостью спешного отступления без какой-либо надежды сдержать наступление врага^[956].

Население Восточной Пруссии явно не выражало радости по поводу перенесения военных действий на свою территорию. Более того, 1 января зафиксированы серьезные стычки между польскими и прусскими офицерами, и можно было ожидать еще более серьезных беспорядков^[957]. 2 января Ней сообщал Бертье о публичных разговорах среди пруссаков о том, что Пруссия теперь «против нас» и что она готова выставить 100 тыс. человек. Дабы предотвратить возможные беспорядки в Кёнигсберге, Нею пришлось использовать кавалерию Кавеньяка для организации патрулирования города^[958].

Наконец, русские войска, несмотря на известную нерасторопность, проявленную 31 декабря и 1 января, все же продолжали беспрерывно двигаться вперед^[959]. Были получены известия о появлении русских на левом берегу Прегеля; продолжалось их движение со стороны Куршской косы, совершенно никак не прикрытой. Все это создавало прямую и непосредственную угрозу для Кёнигсберга. Если артиллерийский парк из Кёнигсберга эвакуировали, то там все еще оставались значительные склады с боеприпасами, обмундированием и продовольствием^[960].

Прибыв в Лабиау (по всей видимости, утром 2 января), Макдональд получил там приказ Мюрата немедленно явиться в Кёнигсберг для совещания с королем Неаполитанским. Оставив вместо себя Гранжана и подчинив ему Башлю, герцог Тарентский выехал в Кёнигсберг. По дороге он получил новое сообщение от Мюрата: король Неаполитанский информировал, что покидает Кёнигсберг и переезжает в Эльбинг. Поэтому, не имея возможности лично увидеться с Макдональдом, он просит его выслать план намечавшихся герцогом Тарентским действий и высказать в письме идеи по поводу сложившейся ситуации. Макдональд немедленно отправил Мюрату свои предложения, в которых говорилось о необходимости оставить укрепленные пункты в Польше, Пруссии и на Висле и сконцентрировать войска на Одере, куда подошел бы корпус из Италии. Здесь следовало, по его мнению, ждать новостей из Франции^[961].

Маршал, передавая командование своими войсками Гранжану и готовясь отъехать в столицу Восточной Пруссии, продолжал контролировать ситуацию, о чем свидетельствуют его послания, отправленные вечером 2 января из Каймена. 3-го он был уже в Кёнигсберге. Но Мюрата, отбывшего еще 1 января, он там не застал.

2 января Мюрат, направляясь в Эльбинг, на день остановился в Бранденбурге, стараясь получить здесь как можно больше новостей^[962]. Однако все оперативные решения, судя по всему, он предоставил принимать Бертье. Тот же должен был обрисовать ситуацию и императору. В 4 часа утра князь Невшательский написал Наполеону, что уже 1 января об измене Йорка уведомлены Ней, Макдональд, Дарю, а также Богарне, Даву и Ожеро; что Мюрат покинул Кёнигсберг с императорской гвардией и направляется в Эльбинг. Покидая Кёнигсберг, король Неаполитанский отдал приказы по эвакуации артиллерии, обмундирования и прочих припасов. Бертье выражал надежду, что вся осадная артиллерия будет эвакуирована. Князь Невшательский сообщал о пересылке от Мюрата письма Макдональда, в котором тот, в частности, информировал о встрече с князем Репниным. Мюрат, отмечал Бертье, ждет от этой встречи результатов. Армия нуждается в зимних квартирах, поскольку все дезорганизовано, в особенности кавалерия. По словам Бертье, в Данциге может быть размещен гарнизон в 25 тыс. человек. Там можно разместить 5 тыс. неаполитанцев, 12 тыс. солдат дивизии Эделе и дивизию Гранжана в 5 тыс. человек; итого получалось 22 тыс. человек. Однако на Висле не останется ничего, кроме кадров корпусов Великой армии и дивизии генерала П. Гренье, которая к 15 января прибудет в Берлин. В постскриптуме Бертье написал, что от князя Шварценберга новостей нет, мороз, кажется, возобновляется и что маркиз д'Алорна^[963] этим утром умер^[964].

Во второй половине дня 2 января отряд русской кавалерии под командованием полковника Ф. В. Ридигера при поддержке егерского батальона и двух орудий конной артиллерии преодолел сопротивление арьергарда Башлю на выходе из Гросс-Баумвальдского леса и заставил его к ночи отступить к мызе Вердерхоф^[965] возле Лабиау^[966]. Утром 3 января, в 4 часа утра Ридигер атаковал передовые посты отряда Башлю возле Вердерхофа, и части авангарда Шепелева двинулись на Лабиау^[967].

Согласно документам русской стороны, Башлю выслал из Лабиау навстречу неприятелю отряд пехоты, вскоре расстроенный огнем стрелков и артиллерии, а затем опрокинутый кавалерией и ретировавшийся в город. В плен при этом попало 117 солдат. Затем бой переместился в сам город и продолжался 9 часов. В ходе него противник дважды занимал позиции, но всякий раз его сбивали. Русские двигались тремя колоннами: средняя под командованием полковника Розена наступала на сам город, а боковые обходили с флангов. Противник оставил Лабиау но его преследовали 14 верст. В плен было взято 500 офицеров и рядовых, захвачены три орудия, из плена освобождено 20 русских офицеров и 46 рядовых. Потери отряда Шепелева составили до 350 человек убитыми и ранеными^[968].

Согласно французским материалам, на правом берегу р. Деймы, которая протекала по окраине города, укрепили тет-де-пон и разместили там три орудия. С другого берега реки им оказывали поддержку еще три легких орудия поляков. С 9 часов противники открыли огонь. На мост двинулась колонна русской пехоты, поддержанная огнем 8 орудий. Вскоре те дома, которые находились рядом с тет-де-поном, загорелись и рухнули, и тет-де-пон пришлось оставить; три орудия были потеряны – два сбиты с лафетов, а третье опрокинуто в яму. Русские энергично атаковали и ворвались в город. Так как реку покрывал лед, казаки, поддержанные батальоном пехоты, двинулись вверх по реке (как мы полагаем, речь идет об отряде во главе с полковником Гернгроссом) и создали угрозу правому флангу войск Башлю. Тогда полковник Каминский во главе батальона 10-го польского полка бросился на неприятеля в штыки и, нанеся ему значительные потери, заставил отступить из города. Башлю, понимая невозможность удержать Лабиау, начал постепенный отход эшелонами. Русские вновь атаковали, на этот раз силой в 2 тыс. кавалеристов и трех батальонов пехоты при поддержке 8 орудий. Войска Башлю, продолжая отход, как могли, сдерживали натиск. В бою при Лабиау 7-я пехотная дивизия, согласно рапортам, потеряла три сотни человек и три орудия. Неприятель – «в два раза больше»^[969]. В 5 часов вечера 3 января генерал Башлю прибыл в Каймен, где дал войскам несколько часов отдыха^[970].

В тот день, 3 января, войска Эделе без сопротивления очистили Велау, а генерал-адъютант П. В. Кутузов, переправившись через Прегель, двинулся по левому берегу реки к Кёнигсбергу Отряд Сиверса в 1200 кавалеристов занял Тапиау^[971].

К вечеру 3 января большая часть дивизии Гранжана была возле Кёнигсберга. В связи с тем, что Мюрат уже успел сам ретироваться из города^[972], Макдональду и Нею пришлось взять на себя всю тяжесть эвакуации Кёнигсберга. В распоряжении Макдональда имелось до 20 тыс. солдат, но все эти войска находились в жалком состоянии. Герцог Тарентский, видя, что времени практически нет, приказал уничтожить боеприпасы, которые уже невозможно увезти^[973].

Ранее удалось полностью вывезти осадную артиллерию^[974]. Но в городе еще оставалось около 7 тыс. человек в госпиталях, «несколько генералов и много офицеров, находившихся в частных домах»^[975].

Между тем утром 3 января Мюрат выехал из Бранденбурга в Эльбинг. Тогда же или чуть позже Мюрата из Бранденбурга в Эльбинг направился и Бертье. В дороге князь Невшательский получил два письма Наполеона, написанные 18 и 24 декабря. В ответ на приказы императора, содержавшиеся в следующем письме от Наполеона, помеченном 25 декабря, Бертье в 10 вечера 3 января сообщил ему, что кавалерийская бригада генерала Кавеньяка силой примерно в 900 драгун и временный полк под командованием полковника Фарина – единственная кавалерия, которую можно выставить против неприятеля. Хуже того, в кавалерии почти не осталось офицеров, в ее рядах находятся, главным образом, молодые солдаты. Тем не менее уцелевшая кавалерия противостоит неприятелю, служит для разведки и защищает войска при их продвижении.

Если бы не измена генерала Йорка, указал Бертье, Мюрат попытался бы занять линию по Прегелю. Но в нынешних условиях, когда Макдональд располагает не более чем 5 тыс. человек дивизии Гранжана и 12 батальонами дивизии Эделе, состоящими из конскриптов, это невозможно. Поэтому герцог Тарентский может рассчитывать только на то, чтобы достичь Кёнигсберга, дабы иметь время для эвакуации осадной артиллерии и магазинов. Герцог Эльхингенский, со своей стороны, покинет Кёнигсберг после герцога Тарентского, собрав предварительно 34-ю дивизию, чтобы возвратиться к Прейсиш-Холланд. В этой дивизии не более 2200 человек, из которых в строю нет и 1500.

В Эльбинге Мюрат и Бертье застали генерала Бурсье, и король Неаполитанский распорядился в отношении кавалерийских депо, артиллерии, обоза и военных экипажей. Место, где окончательно разместится Главная квартира, он пока не определил, но предварительно считал, что она будет в Бромберге^[976]. «После оставления Москвы, – заметил князь Невшательский, – мы все время в движении». «Я жду с нетерпением вестей от Сен-Марсана, дабы узнать об отношении короля [прусского. – В. З.] по поводу измены Йорка», – продолжал Бертье. И позже добавил: «В целом настроение хорошее… Пруссаки продолжают быструю эвакуацию своих магазинов и всего, что есть, в том числе рекрутов, в Грауденц».

Князь Невшательский сообщал и о том, что пехота императорской гвардии сейчас (то есть к вечеру 3 января) находится в Браунсберге^[977]. 5-го она будет в Эльбинге.

Письмо к императору завершалось словами о смерти генерала Эбле, о том, что командование артиллерии теперь поручено генералу Сорбье и что генерал Аксо болен и остался в Кёнигсберге^[978].

Когда вечером 3 января было получено сообщение о бое в Лабиау что свидетельствовало о готовности русских продолжать энергичное преследование, и стала осознаваться опасность того, что неприятель вскоре перейдет Прегель и двинется дальше на Эйлау и Эльбинг, Макдональд решил оставить Кёнигсберг и взял на себя ответственность отдать приказы на отступление^[979]. Часть дня 4 января прошла в подготовке к отходу – нужно было распределить среди солдат продовольствие на 4 дня, собрать отставших, в том числе чинов военной и гражданской администрации, и т. д.^[980] В 7 часов вечера основная масса отступающих двинулась по дороге на Бранденбург^[981]. По-видимому часть дивизии Гранжана и дивизии Эделе прикрывала южный фланг отступающих^[982].

Эвакуация Кёнигсберга не могла не сопровождаться эксцессами из-за действий местного населения, которое, удерживаясь до сего часа от проявлений своей ненависти к союзникам-оккупантам, теперь выплеснуло ее в полной мере наружу. Жители Кёнигсберга собирались в толпы на улицах, выкрикивали здравицы в честь императора Александра, грабили склады с оружием и обмундированием. Несколько человек, увидев попытки солдат взорвать три барки, наполненные боеприпасами, прыгнули в воды холодного Прегеля и предотвратили взрывы. В разных частях города население вступило в столкновения с солдатами дивизии Маршана (ею, напомним, командовал Ней), которые пытались организовать поджоги. Конвои, сопровождавшие русских пленных, были атакованы, их солдаты убиты или разоружены. Наконец, в момент выхода из города последних подразделений имела место попытка запереть ворота и задержать их. Однако выполнить последнее не удалось, ибо маршал Ней объявил, что в этом случае он готов поджечь город.

В своих воспоминаниях Макдональд напишет, что Ней, покидая город, оказался в большой опасности и что ему «потребовалась вся его храбрость, когда он проезжал мимо нескольких чрезвычайно подозрительных групп, угрожавших ему». Жизнь Нею, по словам Макдональда, спасли солдаты X корпуса, которые в тот час «были озабочены поисками продовольствия»^[983].

В 6 часов вечера на улицах появились первые казаки^[984]. Их сопровождали «городские мясники на лошадях». Хотя к 6 вечера в начале января уже совершенно темнело, но многие окна первых этажей были освещены согласно приказу французских властей для облегчения эвакуации. Поэтому последние столкновения между входившими в город русскими войсками и местным населением, с одной стороны, и отступавшими наполеоновскими солдатами, с другой, прошли при свете этих окон^[985].

Многие больные и раненые наполеоновские солдаты, оставленные в госпиталях в расчете на гуманность местных жителей, были убиты и тела их выброшены на улицу^[986].

Согласно русским материалам, в городе было оставлено от 7 тыс. до 8 тыс. больных. В плен захвачено от тысячи до тысячи трехсот человек, включая двух генералов. Отбито 40 российских офицеров и 120 нижних чинов. Освобожден и генерал-майор П. Г. Лихачев. Из воды позже вытащили 36 затопленных орудий^[987].

Пока Макдональд и Ней были погружены в проблемы эвакуации Кёнигсберга, Бертье, как мог, пытался контролировать ситуацию. 3 января в 6 утра, будучи в Бранденбурге (Мюрат в это время находился уже в Эльбинге), он отписал Нею о необходимости сохранения контроля над территорией от Кёнигсберга до Пиллау^[988]. Прибыв в Эльбинг, князь Невшательский сообщил Макдональду, что Мюрат и он, Бертье, отметили «добрый дух», который царит по дороге в Эльбинг и в самом городе. Напомнив, что Ней располагает 12 батальонами дивизии Эделе, временным кавалерийским полком полковника Фарина и бригадой Кавеньяка, Бертье, сославшись на Мюрата, рекомендовал Макдональду «организовать в Пиллау хорошую оборону»^[989].

4 января в 4 часа утра Мюрат составил для Наполеона рапорт, в котором наконец-то сообщил, что покинул Кёнигсберг. Он отметил, что вчера, 3 января, будучи уже в Бранденбурге, получил от Макдональда новые рапорты вместе с письмом Массенбаха. Согласно имеющимся сведениям, император Александр находится в Вильно, а армия Кутузова и армия «адмирала» (Чичагова) будут двигаться к Варшаве. Витгенштейн же предлагает им иной вариант – движение на Нижнюю Вислу.

Упомянул Мюрат и о возможно состоявшейся встрече Макдональда с князем Репниным. Судя по тону письма, король Неаполитанский явно питал надежды, оказавшиеся совершенно беспочвенными, на перемирие с русскими. Тем более что он считал, будто русские не располагают в районе Тильзита значительными силами, о чем и отписал императору.

Зная, какое значение Наполеон придавал сохранению осадного парка, сообщил, что в Кёнигсберге не осталось ни одного действующего осадного орудия, которое не было бы эвакуировано в Данциг. При этом всю ответственность за успех эвакуации король Неаполитанский в письме к Наполеону возлагает на Макдональда, который должен уже отправить порох в Пиллау. В отличие от осадного парка и пороха, нет возможности, по словам Мюрата, вывезти магазины с продовольствием. Однако эту проблему следует решать Дарю, договорившись с прусским правительством, чтобы, приняв на себя припасы в Кёнигсберге, передать французам такое же их количество «в другом месте Пруссии».

В столь же достаточно оптимистичном тоне король Неаполитанский сообщил об успехах генерала Бурсье в отношении закупок лошадей и в целом кавалерийского ремонта. Более подробно обо всем этом, по его словам, напишет все тот же Бертье.

Значительную часть послания Мюрат посвятил (и вполне обоснованно) оправданию того, что армия не осталась в Вильно на 8 или 9 дней^[990]. Письмо заканчивалось расплывчатыми аргументами по поводу его намерения оставить командование армией и отъехать либо в Париж, либо в Неаполь^[991].

В течение того дня, 4 января, Мюрат пишет второе письмо Наполеону. Сообщив, что отправляет императору копию письма, которое он отослал королю Пруссии, и копию ответа от него на свое предыдущее письмо, а также список с послания Макдональда, король Неаполитанский остановился, как можно понять, на главном вопросе, который его тогда занимал. А именно Мюрат был обеспокоен отсутствием для него возможности занять с имеющимися у него силами позиции на Висле. Если, писал он, Витгенштейн движется со своим корпусом на Нижнюю Вислу, а армии Кутузова и «адмирала» (Чичагова) – против Великого герцогства Варшавского, то имеющихся у Мюрата сил будет достаточно только для формирования гарнизона Данцига. Оставшихся после этого 6 тыс. человек отнюдь не хватит для удержания всей линии Вислы. Кроме того, пруссаки уже сейчас в любой момент готовы восстать.

Далее Мюрат с нескрываемой растерянностью начал перечислять проблемы, решение которых казалось почти невозможным, а именно определить силы гарнизона Торна и возможную продолжительность его защиты (этого требовал Даву), как, собственно, и ряда других мест (откуда также поступали аналогичные требования); защитить Данциг; определиться с месторасположением Большой Главной квартиры; выяснить истинные намерения Пруссии. В отношении последней проблемы Мюрат сообщил, что написал французским комендантам всех прусских объектов о вероломстве генерала Йорка и предложил им принять меры к необходимой обороне. Снова написал о невозможности для Макдональда сохранить контроль над Кёнигсбергом, в том числе и из-за предполагаемого движения неприятеля со стороны Фридланда через Эйлау.

К концу письма король Неаполитанский с нескрываемым сарказмом задал вопрос о том, смог ли генерал Сокольницкий получить хотя бы один рапорт от своих многочисленных эмиссаров, начиная от того времени, когда был оставлен Вильно, и вплоть до происходящего ныне оставления Кёнигсберга. В постскриптуме написал, что ждет с большим нетерпением прояснения позиции берлинского двора^[992].

В тот день и Бертье отправил Наполеону ряд посланий. Он просил о награждении полковника фон Хеерингена (de Heeringen), командира 6-го полка Рейнской конфедерации, орденом Почетного легиона^[993]; сообщал о болезни дивизионного генерала Ж. Б. де Лаборда и просил отправить его в Париж^[994]; информировал о приказе Мюрата отправить в Мариенбург 3-й батальон 3-го линейного полка и 3-й батальон 105-го полка (всего 1060 человек), идущие из Эрфурта, для придания их 34-й пехотной дивизии^[995]; сообщал о решении короля Неаполитанского, чтобы 1-я и 17-я временные полубригады пехоты, составляющие 3-ю бригаду дивизии Эделе, прибыли в Данциг^[996].

В 10 часов вечера 4 января Бертье отправляет Наполеону еще одно письмо, в котором сообщает, что адресует ему рапорты о ситуации в IV и IX корпусах (как видно из другой переписки, было решено объединить IX корпус с IV под общим командованием Э. Богарне), о готовности к кадровым решениям в отношении пешей императорской гвардии, которая концентрируется в Майнце; наконец, о болезни генерала Ж. Лагранжа, которого Мюрат согласился отправить в Париж. Письмо заканчивалось сообщением о том, что Дарю эвакуировал все, что возможно, из Эльбинга в Данциг, Мариенбург и Торн^[997].

4 января из Эльбинга Бертье сообщает Богарне о невозможности остановиться на линии Прегеля. В связи с необходимостью продолжить реорганизацию армии начальник Главного штаба рекомендовал (и Мюрат с этим согласился) объединить IX корпус с IV корпусом под командованием вице-короля^[998].

В то же время император отзывал во Францию кадры четвертых, пятых и шестых батальонов, а король Вюртемберга отзывал в Штутгарт кадры вюртембергских полков^[999]. Часть войск дивизии Эделе было решено отправить в Данциг под командование Ж. Раппа^[1000].

5 января, еще находясь в Эльбинге, но уже собираясь на следующий день отбыть в Мариенбург, Мюрат вновь сообщает о готовности Макдональда эвакуировать Кёнигсберг уже утром 5-го. Неприятель, согласно сообщениям, поступающим с мест, двинулся из Тапиау по дороге на Эйлау что, очевидно, предопределяет движение X корпуса на Эльбинг.

Мюрат уведомлял о решении перенести свою Главную квартиру из Эльбинга в Мариенбург уже завтра, 6 января. Король Неаполитанский вновь, как и днем ранее, сетовал на отсутствие рапортов от инженерных и артиллерийских офицеров из различных мест на Висле, что, дескать, препятствует принятию им серьезных мер к обороне. Наконец, отметил, что измена Йорка и вынужденная в связи с этим эвакуация Кёнигсберга радикально ухудшили и без того тяжелое положение. В постскриптуме написал, что получил письмо от Сен-Марсана, который сообщает о «добром расположении прусского кабинета» и о решениях прусского короля в отношении генерала Йорка^[1001].

В 7 часов вечера 5 января с темы последствий измены Йорка начал свое послание к императору Бертье. По его словам, действия прусского генерала привели к тому, что под командованием Макдональда теперь остается только 5 тыс. человек, а королю Неаполитанскому приходится отказаться от сохранения Кёнигсберга и линии фронта по Прегелю. Единственное, на что можно сейчас надеяться, это что Макдональд, получив приказы Мюрата, замедлит свое движение и воспользуется удобными позициями при отходе от Бранденбурга для сдерживания неприятеля. При этом король Неаполитанский надеется, что все еще не исключена возможность отбросить русских и прикрыть Эльбинг. В этом месте письма князь Невшательский чуть позже сделал добавление: «Однако враг все время стремится обойти нас благодаря многочисленной кавалерии. Мы надеемся, что осадная артиллерия сможет достичь Мариенбурга. Делается все, что возможно, для эвакуации; несмотря на это, очень многое пришлось оставить». Далее он пишет, что инженеры, артиллеристы и граф Дарю заняты сейчас обеспечением всем необходимым Данцига и Торна.

Из последующих строк письма следовало, что при получении на то согласия императора дивизия Гранжана и дивизия Эделе составят гарнизон Данцига. Но в этом случае королю Неаполитанскому, который будет располагать только 10–12 тыс. человек, не удастся удержаться на Висле. При этом у него не останется ни артиллерии, ни кавалерии. Свое письмо начальник Главного штаба завершил горькими строками о том, что «мы все время на марше, и нет возможности выйти из этой ситуации», реорганизовать армию, «и все потеряли свои бумаги»^[1002].

Отдельным письмом Бертье сообщил, что король Неаполитанский не дал разрешения Лефевру возвратиться в Париж^[1003].

Между тем 5 января, достигнув Бранденбурга, Макдональд, имея в виду настроения немецкого населения, сообщает Бертье, что вчера произошел «общий взрыв». Он, Макдональд, многое предпринял, чтобы его предотвратить, однако сделать этого не удалось. Герцог Тарентский кратко описал творимые «безобразия», которые имели место в Кёнигсберге, когда местные жители грабили не только магазины, но и раненых и больных солдат. Возле Бранденбурга трое солдат убиты. Несмотря на обращения командования к магистрату, ответа от него нет. Прусские военные, а также и гражданские жители, писал Макдональд, «против нас». По его сведениям, 300 неприятельских кавалеристов появились на левом берегу Прегеля и оказались у ворот Фридланда. Пришло также сообщение о вступлении казаков в Кёнигсберг еще до того, как французский арьергард покинул город^[1004].

И все же командование Главной квартиры продолжало цепляться за надежду, что хоть как-то удастся остановить неприятельское продвижение. 5 января Бертье пишет Макдональду: «Король предложил мне дать вам знать», что его намерение заключается в том, чтобы герцог Тарентский занял «хорошую позицию» у Браунсберга и в целом более не производил отход без боя. По подсчетам Главного штаба, Макдональд должен располагать примерно 20 тыс. солдат дивизий Гранжана и Эделе, к которым следует прибавить 1100 солдат, ожидающихся завтра утром из Мариенбурга. Общее число орудий, по мнению штаба, исчисляется цифрами от 50 до 55! Причем, считал Бертье, неприятель подобными силами не располагает, тем более столь же многочисленной пехотой^[1005].

В 5 часов утра 6 января, уже покинув Бранденбург и оказавшись в небольшом местечке Па-Керорт (Паккерау?^[1006]), Макдональд уведомил Бертье, что получил от него два письма (от 4 и 5 января). По мнению герцога Тарентского, большая часть пруссаков, в частности военных, воспринимает противника как освободителя, а солдат 34-й дивизии – как грабителей. Макдональд сообщил, что 7-я дивизия, которая всегда отличалась хорошей дисциплиной, после перехода Немана почувствовала дурную атмосферу, царящую в Восточной Пруссии. Солдаты 7-й дивизии чрезвычайно устали, поскольку беспрерывное движение в такое время года без отдыха просто невозможно. В не менее тяжелом состоянии находится кавалерия, лошадям которой также не дают возможности отдохнуть и восстановиться. Дивизия в течение трех месяцев находится исключительно на бивуаках; денежное довольствие не выдавалось 5 месяцев. Что же касается неприятеля, то он не собирается останавливаться. В конце письма Макдональд написал об идущих разговорах, будто Шварценберг вступил в некое соглашение с русскими, чтобы иметь возможность отступить и прикрыть Варшаву и австрийскую Галицию^[1007].

Ней к 6 января был уже в Эльбинге и в рапорте Бертье подтвердил, что дивизия Маршана, двигавшаяся вместе с «корпусом» Макдональда, должна, как и сам «корпус», расположиться либо во Фрауэнбурге^[1008], либо в Браунсберге. Третьи батальоны 3-го и 105-го линейных полков завтра, 7 января, должны будут покинуть Мариенбург и затем присоединиться к 34-й дивизии во Фрауэнбурге. Он сообщал, что в дивизии Маршана 4 пушки и 2 гаубицы с одним зарядным ящиком. Нет ни одной повозки амбуланса^[1009].

7 января в Браунсберге была подсчитана численность чинов 7-й дивизии, находившихся в строю. Данные представлены в виде таблицы^[1010]:

Таблица

В сущности, это все, что осталось от X корпуса, – немногим более 7 тыс. человек.

Что касается 30-й дивизии, также оказавшейся под командованием Макдональда, то на утро 7 января у нее в строю было 7094 офицера и солдата. Орудий всего (включая артиллерию 7-й и 30-й дивизии) – 37 единиц^[1011].

Вопреки первоначальным намерениям, 7 января Мюрат все еще оставался в Эльбинге. Получив письмо императора от 30 декабря, он начал составлять ему свое обширное послание. «Вы видите, – писал он, – что в этой ситуации ничего не осталось от корпусов, которые сделали московскую кампанию». Наличные силы сократились до нуля. И если император желает сохранить оставшиеся кадры и использовать их в будущем, самое время сейчас отозвать их во Францию. Большая часть солдат, которые еще находятся в строю, обморожены.

«Я написал Вашему величеству, что обоснуюсь в Мариенбурге», однако сейчас, продолжал Мюрат, он принял решение на какое-то время задержаться здесь, в Эльбинге, и предложить герцогу Тарентскому остановиться на Пассарге^[1012] в Браунсберге. Если этого не сделать, то «казаки отбросят нас под Данциг». Сейчас же, по его мнению, с наличными силами от 20 тыс. до 22 тыс. человек, из которых 18 тыс. «хорошо расположены и в состоянии сражаться», можно надеяться остановить неприятеля, поскольку основные силы под командованием Витгенштейна, по-видимому, еще не подошли. «Я намерен также, – писал он далее, – организовать наступление, полагая, что прусский король вряд ли согласится следовать за действиями генерала Йорка».

Мюрат привел расписание тех сил в 20 тыс. человек, которыми он располагал. По его мнению, в дивизии Гранжана насчитывается 6 тыс. человек, в дивизии Эделе – 12 батальонов численностью 8 тыс. человек, в дивизии Луазона – 3 тыс. человек; императорская и неаполитанская гвардия составляют вместе 2 тыс. человек; моряков неаполитанской гвардии – 180 человек; 12 элитных рот неаполитанской дивизии – около 1500 человек; роты легкой неаполитанской артиллерии – 80 человек; 2 батальона 127-го и 128-го линейных полков – 1200 человек; временная бригада драгун – 1 тыс. человек; маршевый кавалерийский полк – 500 человек; конная императорская гвардия – 300 человек; 9-й полк польских лансьеров – 150 человек. Итого – 23 910 человек и примерно 50 орудий.

Обратившись к бою за Лабиау, король Неаполитанский отметил, что против арьергарда герцога Тарентского неприятель бросил до 8 батальонов. На улицах городка завязался штыковой бой, жертвами которого стали 300 или 400 русских солдат. Что касается имевшихся у Макдональда в Кёнигсберге к вечеру 5 января войск, то их фактически совсем не осталось. Да и в Браунсберге у герцога Тарентского тоже нет ничего, кроме кавалерии. Все наличные силы в арьергарде.

Что касается пруссаков, то Мюрат не преминул отметить без уточнений, что те «дурно вели себя» в ходе отступления французских войск. Чуть позже заметил, что с нетерпением ждет решения короля Пруссии на предмет дальнейших действий.

Король Неаполитанский отправил императору копию письма князя Шварценберга, адресованного Бертье, из которого следует, что Рейнье не имеет перед собой никаких неприятельских сил, за исключением казаков. Однако, отметил Мюрат, есть и тревожные моменты, связанные с тем, что Шварценберг намерен перейти на левый берег Вислы. В связи с этим Мюрат собирался написать ему, чтобы он не делал этого, а, располагая силами, превосходящими силы неприятеля, занял позицию у Пултуска.

Далее Мюрат отметил, что короли Вестфалии, Вюртемберга и Саксонии требуют возвратить то, что осталось от кадров их контингентов, и он не видит никаких препятствий к тому, чтобы исполнить их требования. Вдобавок он сам собирается отправить кадры и своей неаполитанской гвардии, ²/₃ чинов которой отморозили себе ноги и руки.

Начальник Главного штаба слег больным, и он сам, Мюрат, пишет это письмо, страдая от высокой температуры.

В конце послания король Неаполитанский счел необходимым посетовать на то, что император не отвечает на его вопрос, кто должен заменить его в случае болезни или отъезда. Поэтому он, Мюрат, должен предупредить, что в этом случае просто передаст командование вице-королю^[1013].

В те дни движение остатков X корпуса (7-й и 30-й дивизий) прикрывала в качестве арьергарда 34-я дивизия Маршана. 8 января, находясь в Браунсберге, Маршан прямо написал Макдональду о «плохом духе» своих солдат, отправленных прикрывать отход X корпуса^[1014]. Между тем противник продолжал наседать. 8 января Макдональд подробно написал в рапорте о том, что наскоки вражеской кавалерии прекратились только с наступлением ночи. Как можно понять, Макдональда весьма тревожила вероятность того, что путь отхода как 7-й и 30-й дивизий, так и в особенности 34-й дивизии может быть отрезан русскими войсками. «Надеюсь завтра увидеть ворота Эльбинга», – написал он с надеждой^[1015].

К вечеру, получив новые рапорты от своих офицеров, герцог Тарентский увидел, что неприятель пытается обойти его правый (то есть южный) фланг. Однако еще в ночь на 8-е он отправил свои войска двумя колоннами. 7-я дивизия двинулась на Мюльхаузен^[1016], 30-я дивизия – на Нойкирх^[1017]. Это, по его мнению, позволило бы предотвратить выход русских на коммуникации его отступающего корпуса. Рапорт заканчивался выражением обеспокоенности Макдональда по поводу 34-й дивизии, командир которой (Маршан) прямо отмечал «плохой дух» у своих солдат^[1018]. Однако еще до того, как этот рапорт Макдональда мог оказаться в Главном штабе, Ф. Ж. Байи де Монтион, начальник штаба Бертье, по распоряжению Мюрата написал герцогу Тарентскому о мерах, принятых для сохранения коммуникации X корпуса с Эльбингом. Для этого навстречу X корпусу были отправлены два батальона 128-го и 129-го линейных полков, а также двенадцать неаполитанских элитных рот^[1019].

Уже 8 января два батальона 127-го и 128-го полков, находившихся под командованием аджудан-командана Лаборда (Laborde)^[1020] в 8 часов вечера оказались в распоряжении Макдональда и прибыли в Шёнберг^[1021] (Schönberg). А далее, двигаясь по дороге на Мюльхаузен, отразили атаку шести десятков казаков^[1022].

9-го эти батальоны оказались у ворот Мюльхаузена, который был занят отрядом неприятеля в тысячу кавалеристов с четырьмя орудиями во главе с генералом А. И. Чернышевым. При приближении французов русские отошли к Прейсиш-Холланду^[1023]. После этого в Мюльхаузен вначале вошли два батальона 127-го и 128-го полков, а затем и бригада из дивизии генерала Гранжана^[1024].

По мнению Макдональда, благодаря позициям, которые 9 января заняли войска X корпуса, вполне можно было прикрыть Эльбинг. Однако вопрос о том, насколько это будет успешно, для герцога Тарентского оставался открытым, ибо неприятель явно подтягивал силы. Согласно рапортам, приближались две колонны пехоты и артиллерия. Одновременно с ними массы кавалерии стали подходить к Прейсиш-Холланду. По предположениям Макдональда, это был авангард Дибича, за которым двигались основные силы Витгенштейна^[1025].

В ночь на 9 января Макдональд, находясь в Браунсберге, заметил обходное движение неприятеля и, предварительно уничтожив мосты, оставил город. Оставление Браунсберга маршал наметил заранее, справедливо полагая, что русские могут перейти Пассарге выше по течению и опередить его в Мюльхаузене и Прейсиш-Холланде^[1026].

Дивизия Маршана отошла во Фрауэнбург, намереваясь далее двигаться к Данцигу. Дивизия Эделе вместе с Макдональдом стала отходить через Трунц^[1027] на Эльбинг, а дивизия Гранжана – на Мюльхаузен^[1028].

Между тем в своих рапортах в Главный штаб Макдональд прямо писал об удручающем состоянии артиллерии, измотанности лошадей и о том, что дивизия Эделе фактически состоит из детей, которые совершенно устали и уже «не имеют иллюзий»^[1029].

В то время как X корпус пытался прикрыть Эльбинг, в Главном штабе, там располагавшемся, не затихала энергичная работа. Так как Бертье совершенно разбил ревматизм, основную тяжесть работы Главного штаба взял на себя Монтион^[1030]. Целый ряд писем за подписью Монтиона от 9 числа, сохранившихся в архивных фондах, свидетельствуют о его активной деятельности по передвижению войск^[1031]. Некоторые письма были подписаны и Бертье^[1032].

Важнейшим вопросом, который продолжал волновать Главный штаб, был вопрос о том, какую позицию займет прусское правительство по отношению к действиям генерала Йорка. Еще 4 января прусский король Фридрих-Вильгельм III информировал через Гарденберга Сен-Марсана о своем решении лишить генерала Йорка командования Прусским вспомогательным корпусом и назначить вместо него генерала Клейста, об отправке своего адъютанта подполковника О. фон Нацмера (Natzmer) для информирования об этом решении Мюрата и о намерении арестовать Йорка^[1033].

Вечером того же дня Сен-Марсан известил Бертье о прибытии в Берлин эстафеты из Парижа: адъютант Макдональда Буало (Boileau) доставил депеши герцога Тарентского^[1034].

На следующий день, 5 января, Сен-Марсан отписал Макдональду что в момент, когда адъютант прусского короля вчера вечером отправился в дорогу в штаб Мюрата, прибыл офицер из корпуса Йорка с письмом от генерала к королю и копией соглашения, которое он подписал. Сен-Марсан отметил, что текст этого соглашения отличается от того, которое Йорк отослал Макдональду^[1035].

7 января в Главном штабе получили послание Сен-Марсана от 4 января. Бертье немедленно отправляет Макдональду сообщение о намерении прусского короля отстранить Йорка от командования прусским контингентом и прилагает копию письма, полученного от Сен-Марсана^[1036].

Макдональд на следующий день, 8 января, находясь в Браунсберге и получив письмо Бертье с копией послания Сен-Марсана, написал князю Невшательскому, что хотя намерения прусского короля разумны, но его войска «очень нехороши [sont très mauvaises]», и что жители Восточной Пруссии «заражены дурным духом». В заключение констатировал, что в намерения Йорка входит стремление занять войсками его корпуса три пункта: Мемель, Тильзит и Лабиау^[1037].

8 отличие от Макдональда, который, как видно, и не скрывал своего скепсиса в отношении перспектив взаимодействия с пруссаками, в Главном штабе несколько воспрянули духом и попытались использовать прусские части хотя бы в каком-то качестве. 8 января Мюрат, констатировав характер решений короля в отношении Йорка, предложил использовать прусскую кавалерию, чтобы она «осветила» направления на Вилленберг, Алленштайн и Хейльсберг^[1038]. Бертье немедленно отправил послание генералу Бюлову В этом послании князь Невшательский, подобно Мюрату вначале констатировал характер решений прусского короля в отношении Йорка и только затем предложил отправить прусскую кавалерию в направлении Вилленберга, Алленштайна и Хейльсберга^[1039].

В первой декаде января происходили важные события, связанные с развитием контактов между командованием Австрийского корпуса и русскими. Важную роль в этом начинает играть миссия действительного статского советника Иоганна Протасия (Ивана Осиповича) Анштетта, который, уже имея значительный опыт дипломатической деятельности в Австрии, в 1812 г. состоял директором дипломатической канцелярии при М. И. Кутузове. Еще 15(27) декабря 1812 г. в русской ставке в Вильно стало известно от И. В. Васильчикова о переговорах с австрийцами, в результате которых, как полагали русские, войска Шварценберга и оставили Белосток^[1040]. Это событие подтолкнуло Александра I к более решительным действиям в переговорах с австрийцами. 18(30) декабря Кутузов по указанию Александра I информировал Анштетта о специальном поручении императора к князю Шварценбергу с целью заключить соглашение о перемирии «или какой-либо иной акт (patente) или частное соглашение», которое, с одной стороны, не компрометировало бы австрийское командование в глазах французских союзников, а с другой стороны, стало бы шагом к восстановлению дружественных отношений с Россией^[1041]. В тот же день Кутузов вручил Анштетту секретную инструкцию на предмет пунктов конвенции о перемирии, продолжительность которого могла быть до трех месяцев. Прежде всего линия, которую могла бы занять австрийская армия вследствие соглашения, «должна проходить так, чтобы она не стесняла» действия русской армии. Первую демаркационную линию Анштетту следовало предложить по реке Сан. Если это предложение не будет принято, то провести демаркацию от Завихоста на Висле через Закликов на Грубешов. В крайнем случае можно было предложить совместное занятие Люблина, в то время как дорога на Краков будет служить линией демаркации. Наконец, не исключался и крайний вариант, по которому Шварценберг согласился бы только на отступление без перемирия при переходе двух миль в день и дневке через каждые три дня^[1042]. Одновременно с вручением Анштетту полномочий и инструкций Кутузов отправил приказание начальнику авангарда Главной армии генерал-адъютанту И. В. Васильчикову оказать содействие встрече посланника со Шварценбергом^[1043].

На следующий день, 19(31) декабря 1812 г., Александр I подготовил письмо императору Австрии Францу I, которое, по-видимому, также должен был вручить Шварценбергу для пересылки в Вену Анштетт. Русский император писал о своем стремлении сражаться за освобождение Европы, для чего предлагал австрийцам союз и заявлял о готовности бороться за увеличение австрийских владений ради достижения политического равновесия^[1044].

Анштетт, как можно полагать, выехал из Вильно 19(31) декабря 1812 г. Однако он далеко не сразу смог вступить в контакт с австрийцами в связи с отходом их от Белостока. Первая встреча Анштетта со Шварценбергом произошла 6 января 1813 г. в Острове. Поводом для этой встречи послужило, по-видимому, недовольство генерала Цехмейстера тем, что русские стали пытаться размещать свои части для кантонирования прямо в тех местах, где находились австрийцы. Для разрешения этого конфликта Васильчиков потребовал встречи с фельдмаршалом. Предложение о встрече Шварценберг получил от Васильчикова 2 января, в момент своего отъезда из Варшавы. Первоначально Шварценберг отправил 4 января к Васильчикову графа Клама (Clam), чтобы тот предложил русскому генералу прибыть 6-го для переговоров в Остров, где австрийский фельдмаршал его бы принял. Однако граф Клам не смог добраться до Васильчикова. Тем не менее, когда в полдень 6 января Шварценберг прибыл в Остров, он застал там Анштетта, «который имеет ранг генерала, но который трудился длительное время как дипломат». Анштетт сообщил, что Васильчиков не смог явиться сам из-за больной руки. Русский дипломат посетовал по поводу страданий жителей, которые они испытывают из-за действий двух армий, пространно порассуждал о ресурсах России, усилиях, предпринятых ею для борьбы с неприятелем, о подъеме, который охватил всю империю. В ответ на это Шварценберг заявил, что к весне русская армия не будет уже в состоянии далее сражаться.

В сообщении Бертье об этой встрече, подготовленном в тот же день, Шварценберг отметил, что Анштетт напрямую не говорил о заключении сепаратного перемирия с австрийским командованием, но вел беседу в такой манере, что этот вопрос встал сам по себе. Как можно понять, Шварценберг пошел на обсуждение вопроса о перемирии между австрийскими и русскими войсками, поскольку имел на это своего рода карт-бланш от Мюрата^[1045].

8 января Шварценберг поспешил отправить Меттерниху сразу два более детальных отчета о встрече с Анштеттом. Фельдмаршал уведомил о получении от Анштетта двух писем Александра I, адресованных императору Францу^[1046] и самому Шварценбергу Сообщил, что в ходе беседы речь шла об отношениях Австрии и Франции, о том, что обсуждается между кабинетами Петербурга и Вены, о границах Австрии и о взаимном нежелании восстанавливать Польшу. Следуя полученным инструкциям, Анштетт остановился на возможности, предоставленной Кутузову, заключить со Шварценбергом перемирие на три месяца, говорил о демаркации по реке Сан, об отсутствии намерения у русских оккупировать Люблин и Краков. Наконец, о готовности русских отбросить французскую армию в ближайшее время до Одера. Шварценберг, по его словам, ответил Анштетту, что тот видит перед собой командующего войсками, составляющими часть армии, которой командует Наполеон. Затем указал на необходимость для него, Шварценберга, сохранить репутацию армии, которой командует. Фельдмаршал дал понять, что ему требуются инструкции от австрийского императора, и в связи с этим предложил остановить все наступательные движения русских войск вплоть до возвращения курьера из Вены^[1047].

Шварценберг совершенно определенно хотел добиться негласного перемирия, благодаря которому можно было бы сохранить корпус и обеспечить его беспрепятственный отход в Галицию^[1048]. Кроме того, хорошо представляя перемены во внешнеполитическом курсе Вены, он не исключал, что координация усилий австрийцев и русских позволит оказать благоприятное воздействие на позицию Франции, не желающей вести переговоры о мире.

Во втором, частном, письме к Меттерниху Шварценберг просил скорейшего ответа на свои послания и отмечал, что идея Мюрата дать перед Варшавой большое сражение его совершенно не устраивает^[1049].

Параллельно с этими событиями, вылившимися в конечном итоге в прекращение Австрийского корпуса взаимодействовать с французскими войсками, имела продолжение и история Таурогенской конвенции Йорка. 9 января подполковник Нацмер прибыл в Главный штаб армии в Эльбинге. Мюрат немедленно отдал приказ Бертье организовать отправку Нацмера к русским аванпостам с целью выполнения им миссии передачи генералу Клейсту командования Прусским корпусом^[1050]. Бертье, со своей стороны, пишет Клейсту письмо, которое должен был последнему доставить также Нацмер и в котором выражалась надежда, что Прусский корпус как можно скорее присоединится к Главной квартире Великой армии в Эльбинге^[1051]. Монтион же отправляет послание Макдональду поручая ему обеспечить скорейшую доставку Нацмера на аванпосты^[1052]. Сообщение о миссии Нацмера Монтион посылает и Рейнье^[1053].

Макдональд получает послание из Главного штаба по поводу Нацмера в 9 часов вечера и в ночь на 10-е отправляет прусского подполковника к аванпостам неприятеля^[1054]. На следующий день в письме к императору Мюрат отметит, что сопроводил свой приказ Клейсту с требованием присоединиться к французским войскам еще и копией письма от Фридриха-Вильгельма III^[1055].

Надежды на сохранение Пруссии как союзника, все еще питаемые руководством Главного штаба, явно контрастировали с мнением тех французских военачальников, которые уже на деле познали настроения пруссаков. Так, 9 января Даву отправил к Бертье из Торна копию письма Сен-Марсана, помеченного 7 января, в котором сообщалось о решении Фридриха-Вильгельма по поводу действий Йорка. При этом Даву уже от себя добавил, что все рапорты, которыми он располагает, говорят об «иных настроениях среди пруссаков»^[1056]. О том же писал в Главный штаб и маршал П. Ф. Ш. Ожеро из Берлина. Он прямо указывал, что действия Йорка «подкрепляются народным духом [l'esprit de les peoples]»^[1057]. Подобного мнения придерживался и Макдональд. В полдень 10 января он писал Бертье: «В отношении Прусского корпуса иллюзий нет; несмотря на формальный отказ короля [от произошедшего], корпус либо разоружен, либо дезертировал. Уже длительное время перед этой катастрофой офицеры и солдаты отказывались от того, чтобы сражаться на нашей стороне»^[1058].

Макдональд, Даву и Ожеро оказались совершенно правы. Миссия Нацмера не только не привела к возвращению Прусского корпуса под французское командование, но способствовала в дальнейшем полному отходу Пруссии от союза с Наполеоном и присоединению ее к антифранцузской коалиции. Оказавшись в расположении русской армии и испросив у Витгенштейна разрешения проехать к генералу Йорку, дабы объявить ему об отрешении от командования корпусом, он получил отказ. Когда же Витгенштейн узнал, что Нацмеру поручено еще и передать письмо русскому государю, он разрешил это сделать «с величайшим удовольствием». Были поданы сани; «в них сел с подполковником фон Нацмером русский офицер, и они вместе поехали в Вильно к императору»^[1059].

По-видимому, помимо письма к Александру I, Нацмер должен был передать от прусского короля русскому государю еще и устное послание. Как можно думать, Фридрих-Вильгельм давал понять, что при переходе русской армии через Вислу и Одер он покинет Берлин, где находился в опасности быть изолированным и арестованным французами, и отправится в Силезию, после чего сможет открыто перейти на сторону антинаполеоновских сил^[1060]. Действительно, через два дня после возвращения Нацмера в Берлин прусский король отправится в Бреслау^[1061].

10 января Мюрат провел в метаниях. Накануне, как можно понять из текста его приказов и письма к Наполеону от 11-го числа, он планировал дать бой неприятелю возле Эльбинга^[1062]. С этой целью остатки X корпуса должны были сконцентрироваться на высотах этого города. Однако продвижение русских и состояние собственных войск вынудили его отказаться от подобного решения. 11 января он информирует императора, что еще 9-го числа «орда казаков» появилась в окрестностях Эльбинга со стороны Мюльхаузена, Прейсиш-Холланда и Христбурга^[1063] (Christbourg) и перерезала дорогу на Мариенбург. Эти казаки отброшены в сторону Мюльхаузена и Прейсиш-Холланда, и сообщение с Мюльхаузеном открыто^[1064].

В течение 10 января французы, наблюдая за неприятелем, не заметили с его стороны какого-либо движения пехоты. Однако к вечеру передовые посты дивизии Гранжана были атакованы возле Мюльхаузена. Особенно оживленный бой разгорелся за деревню Херрендорф^[1065] (Herrendorf), которая три или четыре раза переходила из рук в руки и в конечном итоге осталась за французами.

Мюрат лично 10-го провел рекогносцировку в направлении на Прейсиш-Холланд. Он обнаружил казаков в одном лье от города. Казаки повернули назад. Тем временем французам удалось взять в плен двух казаков в Мюльхаузене и одного по дороге на Мариенбург. Это дало Мюрату возможность узнать, что войска и Витгенштейна, и Чичагова находятся весьма близко. Один двигался по дороге из Вормдитта, другой – по дороге из Мельзака^[1066] (Mehlsack). В Прейсиш-Холланде находился М. И. Платов. Мюрату стало также известно, что император Александр находится в Вильно, фельдмаршал Кутузов – в Белостоке и что русские войска движутся в направлении нижнего течения Вислы^[1067].

Прояснив общую ситуацию, сложившуюся на 10 января, Мюрат пришел к выводу, что «игра слишком неравная» и что «неприятель мог бы вступить в Данциг» раньше него самого. Поэтому король Неаполитанский решает с частью своих войск (императорской гвардией и неаполитанскими войсками) утром 11 января покинуть Эльбинг. Герцогу Тарентскому который должен был быть 11-го в Эльбинге, он отправил приказ далее двигаться к Данцигу. Двум батальонам 128-го и 129-го полков предписал в 8 утра 11 января двигаться по дороге на Мариенбург. Дивизии генерала Маршана, «взяв наиболее удобную дорогу», идти на Данциг. Этой дивизии предстояло остаться в Данциге в качестве гарнизона и быть реорганизованной. Артиллерии дивизии Маршана надлежало оставаться при неаполитанских войсках и двух батальонах 128-го и 129-го полков, временно находясь под командованием неаполитанского генерала А. д'Амброзио^[1068].

10 января Бертье, находясь еще в Эльбинге, смог, несмотря на свою болезнь, написать короткое письмо императору. Доложив о пересылке копий писем Шварценберга и Макдональда, заметил: «Кажется, что Король [Мюрат. – В. З.] решил двигаться на Мариенбург». В конце письма сообщил о прибытии осадной артиллерии в Данциг и о том, что порох из Кёнигсберга, который вначале перебросили в Пиллау также отправили в Данциг и что он, Бертье, делает все возможное, чтобы все, что придется оставить, было уничтожено^[1069].

В течение ночи на 11 января части казаков вновь показались на дороге между Эльбингом и Мариенбургом. Макдональд, опасаясь атаки неприятеля на Эльбинг, приказал генералу Гранжану ускорить отход своей бригады к этому городу и в случае возникновения каких-либо препятствий атаковать врага с целью соединения с дивизией Эделе^[1070].

К утру 11 января, не просто выполняя приказания Мюрата, но прежде всего сам осознавая необходимость подобных действий, Макдональд вплотную приблизил свои войска к Эльбингу, прикрывая тем самым дороги, ведущие из Толькемита^[1071] (Tolkemit), Фрауэнбурга, Мюльхаузена и Прейсиш-Холланда^[1072].

К 3 часам утра, перед выходом из Эльбинга и планируя в тот день уже перенести Большую Главную квартиру в Мариенбург, Мюрат распорядился, чтобы IV и IX корпуса, двигаясь по левому берегу Вислы, прибыли в Позен. Вторым местом сбора оставшихся войск надлежало стать Мариенвердеру, где сосредоточивались II корпус, оставшаяся кавалерия и артиллерия. Туда же король Неаполитанский приказал свозить раненых и больных. Генерал Бюлов с прусскими войсками должен был расположить свою Главную квартиру в Ризенбурге^[1073]. Одновременно Мюрат поручил Монтиону отдать приказ Макдональду занять позиции у Эльбинга, куда герцог Тарентский, по мнению Мюрата, должен прибыть между 7 и 8 часами утра^[1074].

Действительно, Макдональд будет в Эльбинге к 7 часам утра. Однако еще накануне, находясь в Трунце, герцог Тарентский понял, что удержать Эльбинг невозможно. В полночь на 11 января, еще не прибыв в Эльбинг, герцог Тарентский отправил своего адъютанта к Бертье с просьбой принять решение об оставлении города^[1075].

Рано утром, к 6 часам, 11 января войска Макдональда, занимавшие позиции под Трунцем, были атакованы русскими войсками под командованием Д. Д. Шепелева. Атака производилась одновременно с обоих флангов. Французы поспешно отступили, оставив, согласно русским рапортам, 4 пушки и до 690 человек пленными^[1076].

Сам Макдональд, прибыв в Эльбинг к 7 часам утра 11 января, еще застал там Мюрата, который «готов был вскочить на лошадь и как можно скорее ретироваться»^[1077]. Все попытки Макдональда удержать Мюрата от этого шага ни к чему не привели. Король Неаполитанский, со своей стороны, приказал герцогу Тарентскому продержаться в Эльбинге несколько дней и только потом двигаться к Данцигу, приняв там должность коменданта. Макдональд объяснил, что не располагает силами для удержания Эльбинга, тем более что неприятель может просто его обойти и отрезать пути отступления. Что касается Данцига, то там уже есть комендант, назначенный императором, – генерал Рапп. Тогда Мюрат сказал, чтобы Макдональд оставил в Данциге свои войска, а сам прибыл к нему в Главную квартиру, место которой он еще не определил. Из дальнейшего разговора стало ясно, что Мюрат, ранее получив от Макдональда предложения по поводу дальнейших действий, просто переправил их императору, тем самым поставив герцога Тарентского под удар. Это обстоятельство особенно возмутило Макдональда^[1078].

Макдональд, понимая, что Мюрат думает только о скорейшем отъезде в Неаполь, потребовал от него письменные инструкции на предмет дальнейших действий. С большим трудом ему удалось добиться, чтобы король Неаполитанский все же продиктовал их Дарю. После чего немедленно уехал^[1079]. Характер инструкций, продиктованных Мюратом, говорил о том, что доводы Макдональда оказались убедительными. Войскам надлежало оставить Эльбинг и двигаться вслед за Мюратом. Части X корпуса, отступавшие от Трунца, оказались в Эльбинге к вечеру. Макдональд дал им несколько часов отдыха и ночью продолжил отступательное движение.

11 января, в четверть пятого вечера, Мюрат вместе с Главной квартирой был уже в Мариенбурге^[1080]. Через Монтиона он распорядился отправить сообщения Ожеро и Рейнье, чтобы те отсылали рапорты в Позен, куда должна после Мариенбурга переместиться Главная квартира Великой армии^[1081]. Тогда же Мюрат предложил Бертье отдать приказ Нею отправиться 12 января в 10 часов утра в Кюстрин^[1082] со всем, что относилось ко II и III корпусам^[1083]. В другом письме к Бертье король Неаполитанский подтвердил свое намерение сформировать из войск X корпуса гарнизон Данцига, в то время как сам герцог Тарентский присоединится к Главной квартире^[1084].

В 10 часов вечера король Неаполитанский подготовил рапорт для императора. Кратко остановившись на событиях 9 и 10 января и миссии подполковника Нацмера, он констатировал, что его силы сократились до императорской гвардии и примерно 2 тыс. человек неаполитанских войск. Более того, «не имея коммуникаций с Данцигом и не имея возможности получить какую-либо помощь», он вынужден принять решение перейти Вислу и эвакуировать Мариенвердер и Мариенбург. Маршал Ней должен обосноваться в Кюстрине, вице-король – в Позене и Глогау. I корпус будет переведен из Торна в Штеттин. Баварцы сформируют гарнизон Торна. Свою Главную квартиру Мюрат послезавтра (т. е. 13 января) намерен переместить в Штаргард^[1085]. Госпитали и другие армейские структуры, расположенные между Вислой и Одером, будут переведены на Одер. То же касается и ремонтных депо, за исключением того, которое находится в Позене, и того, которое в Варшаве. Местом Главной квартиры, по мнению Мюрата, должен быть Позен, находящийся между Варшавой и Берлином и являющийся вообще центром всех коммуникаций. Подобное решение, как явствовало из текста депеши, король Неаполитанский принял, будучи уверен в том, что армия все-таки сможет занять зимние квартиры.

И все же текст депеши завершался отнюдь не в оптимистичном духе. Король Неаполитанский сообщал, что Бертье серьезно болен, да и сам он опасается, что «должен будет оставить работу на несколько дней». Наконец, отметил, что численность войск, способных защитить Главную квартиру, сократилась до 4 тыс. человек^[1086].

В течение 11 января командование Великой армии продолжало решать текущие вопросы, связанные с отправкой во Францию, Вестфалию и на другие территории наполеоновской Европы кадров для формирования новых частей и переформирования прежних^[1087], передвижениями оставшихся в боевой линии и в ближнем тылу частей, эвакуацией различных объектов и т. д.

Особенно энергично собирал силы своего I корпуса Даву Солдатам 4-й пехотной дивизии, которые оказались в Бромберге, Кульме^[1088] и Влоцлавеке (Wrocdaweck) (всего от 1200 до 1400 человек), Даву приказал прибыть в Торн. Часть войск корпуса концентрировалась в Мариенбурге. Однако маршал был явно недоволен решением Мюрата отправить офицеров и унтер-офицеров во Францию, ибо теперь его войска оказывались почти без офицерского и сержантского состава. В своем послании к Бертье Даву информировал Главный штаб, что, согласно рапортам из Варшавы и других ближайших к ней мест, русские войска на этом направлении находятся в движении и это весьма тревожит, ибо замерзшая Висла не представляет для них водной преграды^[1089].

В ночь на 12 января Макдональд оставил Эльбинг. Русским, согласно рапорту Д. Д. Шепелева, в городе удалось захватить 16 офицеров и до 700 солдат^[1090].

Макдональд отходил двумя колоннами – на Робах^[1091] (Robach) и Зоммерау^[1092]. Обе дивизии (Эделе и Гранжана; напомним, что дивизия Маршана, двигаясь к Данцигу по побережью, уже шла самостоятельно) переправились через р. Ногат и вслед за дивизией Маршана взяли курс на Данциг^[1093]. Ф. Ребуль сообщает, что при переходе Вислы встретились трудности. Наиболее прямая дорога на Данциг шла из Робаха. Но рекогносцировка показала, что по этой дороге артиллерия и экипажи пройти не смогут и им следует переходить реку в районе Зоммерау. Поэтому пришлось войска разделить на две колонны. По более южному пути направили 7-ю дивизию – эшелонами вдоль дороги из Фишау^[1094] (Fischau) в Зоммерау; артиллерия должна была идти здесь; в качестве арьергарда следовала бригада Башлю. Севернее двигалась дивизия Эделе совместно с кавалерией Кавеньяка по дороге на Робах. В последующие дни марш на Данциг продолжался в том же порядке – в двух колоннах^[1095].

Вечером 12-го или утром 13-го казаки Платова вступили в Мариенбург на реке Ногат. В плен было взято до 300 человек, не считая 40 больных офицеров и 726 больных солдат. После чего казаки Платова преследовали неприятеля до Диршау^[1096], освободив множество русских военнопленных^[1097].

Одновременно с отходом Макдональда от Эльбинга дерзкому нападению русских войск подвергся Мариенвердер. Это стало возможным благодаря действиям генерал-майора Ф. Бюлова, управляющего провинциями Восточная и Западная Пруссия и занимавшегося формированием и концентрацией прусских войск в районе Грауденца. Адъютант Бюлова лейтенант Филипп фон Калль уведомил русское командование в лице А. И. Чернышева о расположении в Мариенвердере и состоянии войск Богарне и Виктора. Причем Бюлов одновременно, уведя свои войска (до 7 тыс. человек), оголил французские IV и II армейские корпуса, подставив их под удар русских^[1098].

В ночь на 12 января войска Чернышева напали на Мариенвердер, выбив оттуда Богарне и отбросив его к Нойенбургу^[1099]. В плен попали бригадный генерал Ф. Пьерр де Вьянте, 4 офицера и 200 солдат. 15 пушек стали трофеями русских. Богарне и Виктору, судя по всему, чудом удалось спастись^[1100]. Судя по переписке самого Богарне, еще до подхода войск Чернышева он, получив приказ Мюрата, готовился покинуть Мариенвердер и двинуться в Позен. Однако под утро 12-го произошел набег казаков, «которые имели наглость прорваться и погибнуть прямо перед моей квартирой»: «Вечером, когда заняли позиции перед Нойенбургом (Neumburg), они вновь попытались потревожить нас, но я немедленно атаковал их, и всего одного взвода оказалось достаточно, чтобы отбросить их за Вислу». По словам Богарне, многие казаки были убиты, и французы захватили дюжину их лошадей^[1101].

Несмотря на бравурный тон письма, отправленного супруге, которое мы процитировали, вице-королю пришлось несладко. Он вынужден был срочно оставить Мариенвердер, спешно отступать на юго-запад и в районе Нойенбурга по льду переходить Вислу. К вечеру он смог остановиться в Шветце^[1102] (Schwetz), городке в 10 лье к юго-западу от Мариенвердера, и там расположиться на ночь^[1103].

Стремительно и весьма неблагоприятно развивавшиеся для французской армии 12 января события сказались на том, что за этот день переписка военно-оперативного характера почти не сохранилась. Среди немногих бумаг за этот день остался приказ Мюрата, помеченный Диршау и адресованный Бертье. В нем говорилось о необходимости движения большей части отступавших войск к Позену Только Нею с его III корпусом предлагалось после ночевки в Диршау выступить на следующий день на Кюстрин^[1104].

Сохранились и два письма Раппа. В послании к Мюрату комендант Данцига информировал об имевшихся в городе-крепости запасах, а в письме к Макдональду Рапп подтвердил получение сведений от Мюрата о формировании гарнизона Данцига за счет войск X корпуса и о планах разместить 34-ю пехотную дивизию «перед [avant] Вислой», то есть к востоку от крепостных укреплений^[1105].

Лаборд подтвердил получение письма от Макдональда о его движении через Штаргард на Позен, как и о движении гвардии к тому же пункту^[1106]. Даву информировал военного министра А. Ж. Г. Кларка о готовности русских продолжать наступление, несмотря на тяжелое состояние своих войск и неблагоприятное для этого время года, о том, что русские, по всей видимости, уже у ворот Мариенбурга, а Макдональд покинул Эльбинг. Даву вновь указал на враждебную по отношению к французам позицию прусского генералитета (имея в виду, по-видимому, Бюлова) и населения Пруссии. Маршал предупредил о возможности скорого перехода русских через Вислу, а затем и через Одер, в то время как французам практически ничего не удается эвакуировать. Письмо завершалось сообщением от Рейнье, который находился под угрозой быть обойденным как справа, так и корпусом Остен-Сакена слева и вынужден был, таким образом, перейти на правый берег Буга^[1107].

Наконец, Ожеро вновь сообщал из Берлина Бертье о позиции прусского короля и Гарденберга по поводу событий, связанных с Йорком. Ожеро подтверждал «высокую преданность» Фридриха-Вильгельма союзу с императором. Вместе с тем маршал отметил, что король и его первый министр до конца «еще не определились» с действиями в отношении капитуляции Йорка^[1108].

Все остальные сохранившиеся послания от 12 января шли из Военного министерства в Париже и касались отправки кадров во Францию, состояния саперных и инженерных частей.

К позднему вечеру 12 января Макдональд с дивизиями Эделе и Гранжана начал подходить к Висле. Несмотря на то что Висла замерзла, форсировать ее оказалось делом весьма непростым, поскольку левый берег реки совершенно заледенел и на него пришлось просто карабкаться. Надежда на скорое спасение в связи с достижением Данцига придавала солдатам силы^[1109].

В ночь на 13 января недалеко от берегов Вислы произошел серьезный бой. Арьергард X корпуса, находившийся под командованием генерала Башлю, атаковал несколькими пехотными ротами неприятеля, оказавшегося в деревне Штюблау^[1110] (Stüblau). Открыв огонь из имевшихся у него двух орудий, Башлю заставил русских (по сведениям французов, в составе егерского батальона, около 600 гродненских гусар и казаков при 2 орудиях) отступить к деревне Пальшау^[1111] (Palschau). Между тем батальон 10-го польского полка под командованием шефа батальона Красина (Krasyn), находившийся к началу боя в одном лье от Штюблау, перешел реку по льду и теперь атаковал Пальшау. Русские отошли из Пальшау в большом беспорядке, потеряв при этом 50 убитыми, 30 ранеными и 28 пленными, в том числе двух офицеров. Кроме того, французы захватили 60 лошадей. Поляки потеряли, согласно рапорту Раппа, только нескольких солдат ранеными. В 5 часов утра 13-го в связи с тем, что арьергард X корпуса должен был отходить и двигаться далее к Данцигу, батальон Красина покинул Пальшау^[1112].

Когда именно произошла передача Макдональдом X корпуса Раппу? По всей видимости, уже 13 января, когда X корпус еще не переправился через главный рукав Вислы^[1113]. Можем предположить, что прощание Макдональда с чинами X корпуса, которое он впоследствии достаточно трогательно описал, состоялось вечером 13-го или утром 14 января.

Герцог Тарентский пишет, что «утром следующего дня» (т. е. утром 14-го) генерал Рапп пригласил всех генералов X корпуса на прощальный обед, после которого в связи с начавшейся атакой неприятеля каждый «поспешил на свой пост». Вечером Макдональд уехал в поисках Большой Главной квартиры, которую в конечном счете обнаружил в Позене^[1114]. Оттуда он отправится в Париж.

Бой, который произошел в ночь на 14 января и, видимо, продолжался утром, запечатлен и в русских документах. Согласно им, в полночь с 13 на 14 января на льду Вислы разгорелся бой между отрядом Шепелева, пытавшимся преследовать неприятеля, и отступавшими частями Макдональда. Неприятель неожиданно атаковал отряд Шепелева. Однако благодаря решительным действиям 24-го егерского полка и гродненским гусарам под командованием Ридигера враг был отброшен за Вислу, потеряв в том числе 40 человек пленными^[1115].

Как видно, события 13 и 14 января реконструируются достаточно плохо. Русские и французские материалы с трудом (если не сказать больше) согласуются между собой. Не сохранилось какого-либо послания, подготовленного Мюратом или Бертье императору за 13 и 14 января (их, скорее всего, просто не было). Не осталось за эти дни и реляций Макдональда. В сохранившихся за 13 января французских документах содержатся сведения о передвижении русских войск^[1116], об атаке русскими аванпостов^[1117] и о все более «дурных настроениях» пруссаков.

Из русских документов известно, что 13 января казаки Чернышева заняли Нойенбург, находившийся на левом берегу Вислы, захватив при этом 16 офицеров и 350 солдат и освободив из плена 2 русских офицеров и 32 рядовых^[1118].

Что же касается в целом расположения русских войск, то корпус Ф. Ф. Штейнгеля 13 января был в Эльбинге, корпус Б. М. Берга – в Прейсиш-Холланде, Ф. Ф. Левиза – в Либштадте^[1119] (к востоку от Прейсиш-Холланда), резерв Л. М. Яшвиля – на марше в Мариенвердер^[1120]. Далее, известно, что Шепелев до произошедшего в полночь с 13 на 14 января боя на льду Вислы уже выдержал бой с неприятелем, атаковав его в Пальшау на правом берегу Вислы, отбросил его и занял местечко. А отряд подполковника Е. И. Бедряги 2-го, перейдя в полдень 13 января по льду Фришес-Хафф, пресек сообщение между гарнизонами Пиллау и Данцига и двинулся вдоль побережья к Данцигу; он выбил неприятеля из с. Посварки и преследовал его до с. Бонзак^[1121] (Bohnsack) в 8 верстах от Данцига^[1122].

На фоне энергичного продвижения русских войск и слабо контролируемого французским Главным штабом отступления остатков Великой армии известную трезвость в оценке ситуации и готовность к принятию разумных мер продолжал проявлять маршал Даву находившийся с I корпусом в Торне. Одно из двух писем, адресованных им Бертье 13 января, герцог Ауэрштедтский начал с констатации, что с 9-го числа он не получил от начальника Главного штаба ни одного сообщения и что 2 или 3 дня вообще не было эстафет. Он написал, что занят разрушением ряда зданий, которые могут помешать вести бой с приближающимися к Торну русскими. Всех офицеров и унтер-офицеров I корпуса, присутствие которых в городе не является необходимым, он отправил на Кюстрин для последующего их возвращения во Францию^[1123].

Во втором письме к Бертье, помеченном 7 часами вечера, Даву сообщил о быстром продвижении врага по многим направлениям, прямо заявил о враждебных настроениях среди пруссаков вне зависимости от того, какое решение примет король в связи с действиями Йорка. Прусские войска, сосредоточенные в Грауденце, заражены теми же настроениями, что и генерал Йорк. По мнению маршала, нельзя упускать время для укрепления Мариенбурга, Данцига, Торна, Модлина и Праги, а на левом берегу Вислы следует сформировать два или три корпуса, дабы сохранить коммуникации с этими городами. Разместить эти корпуса, сформированные на основе войск Рейнье, польских и баварских частей, а также части войск Пруссии, он рекомендовал в районе Варшавы, Торна и Мариенвердера. Оставленную местность настоятельно советовал разорить, предварительно эвакуировав все, что только можно. Наконец, маршал предлагал как можно быстрее заняться реорганизацией скопившихся в Варшаве расстроенных и безоружных войск, которые в случае появления неприятеля могли бы просто пополнить его ряды^[1124].

Большое послание Даву составил в тот день для императора. Маршал прямо заявил, что в связи с занятием неприятелем Мариенвердера коммуникации с королем Неаполитанским, с Данцигом и корпусом Макдональда совершенно прерваны. Он, Даву, фактически берет на себя задачу по установлению прямых контактов с маршалом Л. Гувьон-Сен-Сиром, который с Баварским корпусом находится в Плоке (Плоцке), с маршалом Ж. Б. Бессьером, разместившимся в Бромберге с кавалерией гвардии, и с вице-королем, обосновавшемся в Шветце.

Даву также сообщил, что сконцентрировал в Торне остатки I корпуса численностью 1800 человек (отправив при этом, согласно приказу Наполеона, часть офицеров и унтер-офицеров в Кюстрин, где они будут ожидать дальнейших приказов императора). Кроме этого, в Торне есть батальон 127-го полка численностью 600 человек, два батальона 3-го и 105-го полков силой в 800 человек. Ожидается прибытие батальона в 280 человек из войск генерала К. Ф. Вреде. Информировал, что А. Жюно, герцог д'Абрантес, находится в Позене с 1000 или 1200 вестфальцами.

Маршал извещал, что русские уже могут быть в Штрасбурге (городе к востоку от Торна), что на складах в Бромберге имеется 10 тыс. ружей, которые он собирается перебросить в Торн, а затем, если придется сдать город, уничтожить^[1125].

Чуть позже было отправлено и второе письмо к императору, в котором Даву сообщил об эстафете из Мариенбурга с известиями о прибытии туда 11 января Мюрата, о нахождении герцога Тарентского между Эльбингом и Мариенбургом. Уведомил также об отправке вместе с письмом к императору копий ряда документов^[1126].

Действительно, прерванная связь с Главным штабом и отсутствие каких-либо приказов и указаний от Мюрата заставили Даву установить непосредственный контакт с командующими корпусов. В послании к герцогу д'Абрантесу Даву информировал его о спешном отступлении вице-короля к Нойенбургу (Nienbourg), а затем к Шветцу (Schwetz), что русские перерезали коммуникации с Данцигом по всем двум рекам (т. е. Ногату и Висле), что в Нойенбурге казаки взяли в плен 50 прусских гусар с майором и что вице-король, возможно, имеет намерение отходить на Данциг. Герцог Ауэрштедтский полагал наиболее разумным сосредоточить госпитали и нонкомбатантов на Одере с одновременным формированием в Позене из маршевых частей рот, которые могли бы обеспечить непосредственную оборону. Послание завершалось замечанием об отсутствии каких-либо денежных средств и попытках найти таковые^[1127].

14 января Даву продолжит энергичную переписку. Он передаст императору сведения от 11 января, полученные им из Главной квартиры только 14-го^[1128]. Напишет герцогу Истрийскому о своих размышлениях насчет обороны крепостей на Висле и важности удержания Бромберга, где располагался Бессьер с гвардейской кавалерией и куда он, Даву, намерен завтра, 15 января, отправить в качестве поддержки 1000–1200 французских пехотинцев^[1129]. Обширное письмо было составлено для Понятовского. Передав князю Юзефу имевшуюся у него на тот момент информацию, герцог Ауэрштедтский попытался убедить Понятовского в возможности прикрыть Варшаву и в целом великое герцогство польскими, австрийскими и баварскими войсками, указывая вместе с тем на усталость войск неприятеля и на прибытие в скором времени подкреплений из Франции^[1130].

14 января стремительность движения русских войск несколько ослабла. Сказывалась усталость от напряжения предшествующих дней, а также болезнь, реальная или мнимая, русских генералов – Витгенштейна, Д. Д. Шепелева, П. В. Голенищева-Кутузова, Е. И. Властова^[1131].

И все же продвижение русских войск продолжалось. Утром 14 января казаки Платова вступили в Диршау, взяв до 400 пленных. За войсками Макдональда, которые отступали к Данцигу, двинулся авангард Шепелева, командование которым в связи с отъездом генерала в Кёнигсберг в этот день принял полковник Д. В. Лялин, и «две бригады Иловайских»^[1132].

Часть французских войск из района Диршау стала отступать на Штаргард (сложно определить, кто именно двинулся в этом направлении); ее преследовала кавалерийская бригада Н. В. Дехтерева, два казачьих полка с четырьмя орудиями. В тот день от двух часов пополудни до восьми отряд Иловайского 4-го из отряда Шепелева имел несколько сшибок с отступавшим неприятелем^[1133].

Эти столкновения запечатлены на страницах рапорта Раппа Богарне от 20 января следующим образом. К 3 часам дня 6 русских орудий открыли огонь, а 1200 кавалеристов атаковали деревню Розенберг^[1134], где находился 1-й вестфальский полк под командованием полковника Плессмана. Вестфальцы упорно оборонялись, но, когда неприятель открыл огонь гранатами и зажег деревню, Плессману пришлось отступить к селению Лангенау^[1135] (Languenau), где находился 13-й баварский полк. Полковник Буттлер (Buttler), командовавший этой частью, поддержал вестфальцев, и оба полка заняли позицию впереди Лангенау. Между тем русские, пройдя деревню Розенберг, заняли высоты и возобновили канонаду. Тогда генерал Башлю двинул вперед легкую польскую артиллерию, которой удалось разместиться так, что неприятелю пришлось отойти. Бригада Башлю потеряла в этом деле 8 человек и 6 лошадей убитыми, 2 офицера и 33 солдата ранены. Неприятель же, согласно рапорту Раппа, понес более значительные потери, в числе коих одна подбитая пушка^[1136].

На остальных направлениях ситуация характеризовалась событиями еще более вялотекущего характера. Сохранившиеся в архиве Исторической службы Министерства обороны Франции документы говорят о решении в тот день французским командованием частных вопросов продвижения и размещения воинских частей, депо, отдельных солдат и офицеров Великой армии. Так, письмо начальника кавалерийского ремонта генерала Бурсье, подготовленное в ответ на послание Бертье от 8 января, говорило об определенных успехах в восстановлении конского состава армии. Бурсье сообщал, что в процессе выполнения поставленной императором задачи обеспечить поставки 15 тыс. лошадей из Франции к 14 января, поставлены 28 444 лошади, из которых 3556 лошадей уже были ранее отправлены в Вильно, Кёнигсберг и Эльбинг. 6 тыс. лошадей на тот момент находились на марше в войска^[1137].

Отчет губернатора Магдебурга дивизионного генерала К. И. Ф. Мишо (Michaud) за тот день дает общее представление о характере передвижений в тылах Великой армии. Накануне, 13 января, в город прибыли: 1. 80 вестфальских конскриптов, идущих в Кассель. 2. 7 офицеров и 37 солдат из числа русских военнопленных, двигавшихся на Майнц. 3. Кадры 24-го и 93-го линейных полков в составе 13 офицеров и 30 унтер-офицеров и солдат, идущих во Францию. 4.188 унтер-офицеров и солдат различных корпусов, движущихся во Францию. 5. 2 офицера и 16 унтер-офицеров отдельных частей, движущихся для присоединения к армии. 6. 12-й батальон артиллерийского обоза из Маастрихта, идущий на Берлин в составе 1 офицера и 175 унтер-офицеров и солдат с 272 лошадьми. Кроме того, 4 человека, идущих в госпиталь, повесились, и 6 человек дезертиров были повешены.

Прибыли утром 14 января: 1. Подразделение улан, возвращающееся после восстановления (ремонта) и присоединяющееся к армии. 2. 18 отдельных унтер-офицеров и солдат, также присоединяющихся к армии. 3. Раненые один офицер и 13 унтер-офицеров и солдат разных корпусов, движущиеся во Францию.

Артиллерия, прибывшая из Майнца на гужевом транспорте на лошадях 12-го обозного батальона: две 24-фунтовые гаубицы, шесть 6-фунтовых орудий, один запасной лафет, 38 зарядных ящиков, 3 повозки с боеприпасами, одна полевая кузница, 576 голландских ружей^[1138].

Как бы за кулисами происходивших военных событий продолжались переговоры Шварценберга с русским эмиссаром Анштеттом. Переговоры, судя по всему, шли непросто^[1139]. Шварценберг, без сомнения, ожидал получения из Вены более определенных инструкций на предмет своих действий. Кроме того, он боялся еще более скомпрометировать себя в глазах французского командования. Наконец, просто не торопился брать на себя чрезмерно больших обязательств, выторговывая у русских прежде всего благоприятные условия для своего отхода от Варшавы и отступления в конечном итоге в Галицию.

Наконец 14 января Шварценберг получил письмо от императора Франца, помеченное 6 января. Император повторил свои инструкции от 20 декабря, согласно которым, если Шварценберг будет вынужден эвакуировать Варшаву, то должен взять линию отступления на Краков^[1140].

Шварценберг ответил в тот же день, уведомив, что выполнит этот приказ^[1141]. И с тем же курьером отправил Меттерниху письмо Анштетта, в котором говорилось об отложении пруссаков. Фельдмаршал отметил, что в сложившихся обстоятельствах все труднее поддерживать связь с Главной квартирой Великой армии, благодаря чему имеется возможность не подвергать компрометации как свои действия, так и действия венского двора^[1142].

15 января казаки уже подходили к предместьям Данцига^[1143]. Вечером того дня две роты вольтижеров^[1144], которые формировали аванпосты генерала И. Ф. Буссона, командовавшего 1-й бригадой дивизии Эделе, были атакованы по дороге из Вотцлаффа^[1145] (Wotzlaff) примерно сотней русских кавалеристов и 150 пехотинцами. Согласно французским документам, вольтижеры держались стойко, убив при этом двух казаков и множество их ранив^[1146].

Отряд М. С. Воронцова в тот день перешел в Мариенвердере Вислу и двинулся вверх по течению к Шветцу^[1147].

Однако для французской армии главные события в тот день происходили в Позене, куда утром прибыли король Неаполитанский и, «сильно страдая и сильно устав по дороге», маршал Бертье^[1148]. Здесь, в Позене, Мюрат уведомил всех о своем окончательном намерении оставить командование Великой армией. В письме к императору он напомнил, что уже не раз писал ему о невозможности сохранять за собой командование, что он совершенно не в состоянии «заниматься делами», но «полагает, что несколько месяцев пребывания в благотворном климате Неаполя позволят ему надеяться на возвращение предстоящей весной» к командованию. В постскриптуме король Неаполитанский пожаловался на температуру и проявления у него желтухи^[1149].

Тогда же король Неаполитанский пишет еще два письма – Эжену Богарне и Бертье. Он уведомляет вице-короля, что сохранял командование Великой армией «до тех пор, пока мог», но сегодня здоровье заставляет его этот пост оставить и передать вице-королю. Начальник Главного штаба даст знать армии об этом приказом на день. Наконец, отметил, что Богарне следует прибыть в Позен, где расположена Большая Главная квартира^[1150].

В письме к Бертье король Неаполитанский также написал, что здоровье не позволяет ему «более заниматься делами» и он думает, что «в намерении Его величества» было бы в этом случае передать командование вице-королю Италии. В конце написал, что отправляется в Неаполь, чей климат, как он надеется, позволит ему предстоящей весной возвратиться к армии^[1151].

В этой ситуации Бертье, будучи, пожалуй, не менее больным, чем Мюрат, сохранял присутствие духа и продолжал, как мог, контролировать ситуацию^[1152]. Он брал на себя смелость (не заботясь при этом ссылаться на мнение короля Неаполитанского) представлять императору реальное положение дел. В письме к Наполеону Бертье давал понять, что позиции на Висле, за исключением Данцига (с гарнизоном в 25 тыс. человек)^[1153], удержать будет невозможно. Оставшиеся кадры армейских корпусов должны, по его мнению, занять территории за Одером. Кавалерийские депо Бертье предполагал разместить не только за Одером, но и за Эльбой. Главная квартира, писал он, находится в Позене, где сконцентрируется императорская гвардия и где собираются вислинские и литовские полки.

Письмо к императору Бертье закончил констатацией, что Великая армия находится в состоянии реорганизации, поскольку «всё дезорганизовано», во всех частях наблюдается «усталость от кампании» и «все просто больны»^[1154].

Во втором кратком послании Наполеону Бертье, ссылаясь на короля Неаполитанского, отметил, что в реальности гарнизон Данцига – это дивизия Гранжана, в то время как корпус Йорка – это неприятель, а «X корпуса вовсе не существует»^[1155].

Даву в тот день, 15 января, получил приказ, подписанный Мюратом, о том, что I корпус должен передвинуться в Кюстрин, а вместо него в Торн прибудут 3 тыс. баварцев из корпуса Гувьон-Сен-Сира. При этом, согласно приказу, Даву надлежало как можно быстрее эвакуировать все, что необходимо для защиты Торна на случай длительной осады. Принц Экмюльский не скрывал своего недоумения по поводу подобного приказа. Не было ни времени, ни средств для организации быстрой эвакуации и перехода корпуса в Кюстрин, а главное, он не понимал, что 3 тыс. баварцев смогут сделать для обороны Торна; скорее, писал он, они просто «пополнят ряды неприятеля». Между тем, согласно сведениям Даву, дорога на Бромберг открыта для неприятеля, и он уже там либо будет там вечером 15-го и сможет захватить огромные магазины с обмундированием и вооружением. Неприятель, по его сведениям, заметно продвинулся в течение 24 часов и, скорее всего, уже в Штрасбурге и в Голлубе (Gollub)^[1156]. Но точное местоположение неприятеля Даву, не имея кавалерии, определить не мог. По сведениям из Варшавы от 13 января, русские провели сильную рекогносцировку в отношении корпуса Рейнье. Между тем и Австрийский корпус, и корпус Понятовского не имеют ясных приказов на предмет действий. Личный состав корпуса Понятовского находится вокруг Варшавы в состоянии дезорганизованности, и у многих его чинов нет оружия, поэтому корпус может легко пополнить ряды неприятеля^[1157].

К 15 января относится и доклад Ожеро, отправленный Кларку, в котором командующий XI корпусом характеризовал ситуацию в Берлине. Ожеро с напряжением продолжал ожидать прояснения позиции прусского короля и настроений среди населения столицы по поводу действий генерала Йорка. Предварительно он уже принял некоторые меры на случай негативной реакции пруссаков по отношению к интересам Франции, но, имея под своим началом не более 12 тыс. человек, он не может полностью гарантировать спокойствие. Определенные надежды он возлагает только на прибытие 20-тысячной 35-й пехотной дивизии генерала П. Гренье^[1158]. Ожеро предложил также принять меры, чтобы обеспечить выполнение правительством Вестфальского королевства своих обязательств на предмет обеспечения силами и средствами Магдебурга на случай его осады^[1159]. Свой доклад Ожеро закончил предложением назначить губернатором Берлина генерала П. Гренье вместо генерала Ж. М. Дессе, получившего серьезное ранение и испрашивающего разрешения вернуться во Францию. Что же касается прибывающей в Берлин 35-й пехотной дивизии, которой командует Гренье, то она нуждается в отдыхе в течение нескольких дней^[1160].

16 января Платов обложил Данциг войсками отрядов Алексеева и Иловайского 4-го. В 10 часов утра 4-му батальону 17-го полка легкой пехоты из дивизии Эделе, располагавшемуся в селении Бонзак, дабы обеспечивать контроль над пастбищами, на которых кормился скот, и сбор фуража, пришлось ретироваться под давлением 600 русских гусар, поддержанных четырьмя артиллерийскими орудиями и примерно 400 пехотинцами. Одновременно две сотни русских кавалеристов двинулись через дюны по берегу моря. В ответ на это генерал Б. Гольт (Gault) принял решение контратаковать неприятеля. На дороге из Бонзака Гольт установил батарею из четырех орудий. Батальон 17-го легкого полка сформировал колонну для атаки, то же сделали два других батальона под командованием майора Шнайдера (Schneider). Эти три батальона атаковали деревню Бонзак и заставили русских отойти до деревни Вордель^[1161] (Wordel). После чего генерал Гольт вернул батальоны обратно, к местечку Нойфер^[1162] (Neufähr), куда в начале боя отошел батальон 17-го полка легкой пехоты. Бонзак был, таким образом, все же оставлен. Потери французская армия понесла значительные. В рапорте Раппа Богарне от 20 января говорилось о «множестве убитых» и 20 раненых^[1163].

И все же сил у русских было явно недостаточно. Несмотря на приказы, отправленные Платовым Иловайскому 4-му последний так и не взял под контроль дороги из Данцига, идущие в западном направлении^[1164], а 17-го вообще отошел от Данцига в Розенберг^[1165]. Вместе с тем в эти дни русские войска уже вполне по-союзнически контактировали с прусскими. Бюлов, при согласии русского командования беспрепятственно пройдя Грауденц и забрав оттуда 8 резервных батальонов генерал-майора А. Тюмена, двигался через Оше^[1166] (Osche), Тухель^[1167] (Tuchel), Кониц^[1168] на Нойштеттин^[1169](Neustettin)^[1170].

Между тем главные события для остатков Великой армии 1812 года продолжали 16 января, как и днем ранее, происходить в Позене. В полдень один из адъютантов Мюрата доставил к Бертье письмо от короля Неаполитанского, в котором тот, судя по всему (мы не смогли обнаружить текст этого послания), окончательно объявил о своем отъезде. Бертье тщетно попытался (уже в который раз!) убедить его этого не делать. Мюрат заявил, что решение он принял бесповоротно. Тогда князь Невшательский указал, что Мюрат не может отбыть до тех пор, пока вице-король не прибудет в Главную квартиру что должно произойти уже тем вечером.

После прибытия Э. Богарне (около 9 часов вечера) полемика, похожая на препирательства, возобновилась с новой силой. На этот раз Мюрат решительно отверг аргументы вице-короля. И только, когда экипажи Мюрата уже были готовы к отъезду, Бертье не оставалось ничего другого, как настаивать на том, чтобы Богарне взял на себя временное командование армией. Богарне указал, что, имея в виду время, необходимое для принятия решения императором, «армия не может оставаться на десять дней без главнокомандующего», и заверил его в своей готовности, несмотря на тяжелое состояние здоровья, оказать действенную помощь. Письмо к императору Бертье закончил словами о том, что не решается давать какие-либо оценки действиям короля Неаполитанского и отдает себя под командование вице-короля^[1171].

Документы говорят о том, что Мюрат в последние часы своего пребывания при армии формально одобрил ряд решений, предложенных Бертье, а именно порядок кантонирования войск и расположения депо в Позене и вокруг него, а также отправку баварского контингента в Гнезен^[1172] (Gnesen), находившийся в лье от Позена, для лучшего прикрытия Вислы^[1173].

Ф. Ребуль в начале ХХ в., задолго до появления известного труда Ж. Тюлара, опираясь на обширную документацию, описал все метания Мюрата (от желания избавиться от тяготившей его опеки со стороны императора, недоверия к намерениям своей супруги Каролины и до стремления к обретению политической самостоятельности Неаполитанского королевства), одолевавшие его в ходе русской кампании, в особенности ко времени ее завершения^[1174].

Вся тяжесть по решению текущих дел 16 января (впрочем, как и ранее) легла на плечи Бертье и его помощника Монтиона. Главная задача, которую им следовало решить, – отправить еще остававшиеся кадры распавшихся частей и соединений в тыл. Приказы на этот счет были отправлены Макдональду (в отношении кадров Молодой и Старой гвардии), Бессьеру (в отношении спешенных кавалеристов гвардии), Рейнье (относительно VII корпуса), Виктору (относительно II корпуса), Сорбье (относительно кадров артиллерии), Дарю (в отношении кадров батальонов экипажей), Аксо (в отношении инженеров и саперов)^[1175]. В приказе к Ожеро, ссылаясь на письмо императора, Бертье распорядился два маршевых батальона тиральеров и вольтижеров гвардии оставить в Штеттине^[1176]. Монтион доложил на запрос Кларка от 6 января, что кадры артиллерии и обоза отправлены на Майнц^[1177].

Конечно, в реальности этих кадров, которые сейчас командование пыталось спасти, было уже весьма немного. Так, король Жером в письме к Жюно горько сетовал, что от VIII корпуса осталось в целом не более 4 батальонов. Жером предлагал принять меры по доведению этих батальонов до комплекта, для чего отдал приказ вестфальскому военному министру отправить 600 человек в Позен^[1178].

И все же… Та энергичная работа, которую развил Наполеон после прибытия 19 декабря 1812 г. в Париж, уже давала заметные результаты. Интенсивно проводилась конскрипция, в том числе уже за счет призыва 1814 г., были задействованы возможности Национальной гвардии, выскребались ресурсы для пополнения конского состава… Наполеон в начале января 1813 г. планировал, что непосредственным результатом этой деятельности станет появление четырех обсервационных корпусов: двух корпусов Рейна, корпуса Эльбы и корпуса Италии. Общей численностью 150 тыс. человек^[1179].

Не менее энергично обрабатывал Наполеон и своих союзников – начиная с императора Австрии Франца I и заканчивая Фридрихом II, королем Дании и Норвегии, убеждая их в готовности собрать к весне армию, превосходящую силой ту, с которой он начинал русскую кампанию. При этом Наполеон отказывался делать «какие-либо демарши в плане поисков мира». «В нынешней ситуации мир невозможен», – писал он Францу I 7 января^[1180]. Не забыл он и турецкого султана Махмуда. Избирая по-восточному вежливые обороты, император убеждал его, что возобновление Францией военных действий позволит Турции «вернуть Бессарабию и вновь завоевать Крым»^[1181]. И даже фактический переход корпуса Йорка на сторону неприятеля Наполеон твердо намеревался обратить в свою пользу. Он решил объявить об «измене Йорка» нации, что должно было, по его мнению, «вызвать небывалый подъем»^[1182].

Конечно, реальная ситуация складывалась несколько иначе, чем предполагал (убеждая в том и себя, и других) Наполеон. Все пункты на Висле, за исключением Данцига, приходилось оставлять. 16 января Даву, находившийся в Торне, все еще пытался протестовать, убеждая в своих посланиях Главный штаб Великой армии в том, что основные пункты на Висле можно сохранить. По его словам, если в окрестностях Торна будет находиться достаточно войск (4–5 тыс. человек с центром в Бромберге), то неприятель не сможет перерезать коммуникации между Торном и Грауденцем. А это, в свою очередь, даст возможность корпусам Шварценберга, Рейнье и V корпусу совместно с новыми формированиями сохранить Верхнюю Вислу. Сохранится, таким образом, и связь с Данцигом. «Неприятель не сможет обосноваться на левом берегу Вислы»^[1183].

В 4 часа утра 17 января Мюрат покинул армию. Перед отъездом он еще успел набросать послание Бертье, дабы тот отдал приказ об отправке в Неаполь неаполитанской гвардии, которая, впрочем, была уже в пути^[1184].

Глава 7
Э. Богарне во главе армии
(17–31 января 1813 г.)

В 4 часа утра 17 января Мюрат покинул армию. В 8 утра 17 января вице-король, заняв кабинет Бертье, начал интенсивно работать, разбирая многочисленные бумаги и вникая в ситуацию. Князь Невшательский, помогая Богарне, отметил в отчете императору, что вице-король «сделал за день больше, чем Король в течение полутора месяцев, когда был командующим»^[1185].

Между тем Бертье указал, что вице-король ничего не изменил в диспозициях, сделанных королем Неаполитанским, за исключением того, что приказал принцу Экмюльскому (Даву) сформировать, если еще не поздно, гарнизон Торна на ⅓ из баварцев и на ⅔ из французов. Бертье также сообщил Наполеону, что в Позен прибыл маршал Гувьон-Сен-Сир, который временно заменит князя Невшательского на посту начальника Главного штаба, поскольку сам он, Бертье, очень болен, но, «может быть, несколько месяцев отдыха, – писал он далее, – позволили бы мне восстановиться»^[1186].

Богарне, заступив на пост начальника Главного штаба, в тот же день нашел время подготовить подробное послание императору и написать краткое письмо супруге Августе-Амалии. Жене он написал, что Мюрат болен и не мог более сохранять за собой командование армией, что дела находятся «в большом беспорядке», но он все же надеется выйти из создавшейся ситуации со славой^[1187].

В послании к Наполеону вице-король в нескольких словах поведал об отъезде Мюрата и безуспешных попытках отговорить его от этого шага. Он, Богарне, был вынужден принять командование армией до того момента, пока император не назначит нового главнокомандующего. Весь день, отметил вице-король, он изучал приказы, отданные Мюратом, и различные инструкции, присланные для начальника Главного штаба. Богарне сообщил, что поручил П. Дарю как можно скорее заняться обеспечением пунктов на Одере всем необходимым на случай осады, а в Глогау и Кюстрине учредить два главных магазина. В связи с тем, что армия теряет линию на Висле, положение Великого герцогства Варшавского значительно ухудшается. Он постарается сосредоточить несколько тысяч человек, чтобы хотя бы обеспечить коммуникационную линию между Одером и Варшавой. Несмотря на то что во все иные времена года линия р. Нейсе благоприятна для поддержания левого фланга армии, сейчас это обстоятельство вряд ли принесет пользу, и поэтому все, что можно сделать, это оставаться здесь с несколькими тысячами человек до того момента, когда неприятель перейдет Вислу значительными силами. По мнению вице-короля, русские собираются оккупировать столицу великого герцогства, обойдя Шварценберга и справа, и слева. У самого Богарне не более 20 тыс. человек в строю. Более того, вряд ли всерьез можно рассчитывать на австрийцев. В том случае, если Шварценберга все же удастся вовлечь в систему действий Великой армии, Богарне вопрошал Наполеона о том, куда ему лучше будет отступать – на Одер или в Галицию?^[1188]

К 17 января маршал Даву видимо, не до конца еще отказавшийся от надежд на принятие Главным штабом (если быть более точным, то Даву, не зная еще о произошедших в Позене переменах, писал в данном случае о Мюрате) своих предложений по сохранению коммуникаций с Данцигом, начал готовить свои войска к выходу из Торна и движению через Бромберг на Кюстрин. Три тысячи баварцев, по его расчетам, должны были прибыть в Торн 20 января. Тогда же он со своими войсками окончательно оставит этот город-крепость. Сам он планировал быть в Бромберге в течение 3 или 4 дней^[1189].

Между тем 17 января французское Военное министерство продолжало энергично восполнять потери и сколачивать новую Великую армию. Военный министр Кларк требовал в тот день и от Элизы Бонапарт, великой герцогини Тосканской, и от принца Боргезе, генерал-губернатора департамента Альп, и от генерала М. Виньоля, командовавшего войсками в Италии, выделения все новых и новых контингентов^[1190].

Большие усилия по восстановлению конского состава кавалерийских частей продолжал предпринимать генерал Бурсье. Однако в те дни он вынужден был заниматься эвакуацией всех ремонтных депо, находившихся между Вислой и Одером, далее на запад^[1191].

Важное значение Париж придавал активизации военных усилий Вестфалии. С утра 16 января в Касселе находился адъютант военного министра Кларка майор Бальтазар (Balthazar). 17 января он попытался оценить военные возможности королевства. По его сведениям, в Торне из числа новых войск, концентрировавшихся ранее в Майнце, оказалось 280 офицеров и 1900 солдат. Помимо этого, армия включала 18 батальонов пехоты, бригаду в 1400 кавалеристов и 12 орудий с 800 человеками прислуги^[1192]. Особое внимание Бальтазар уделил вопросу усиления вестфальскими войсками гарнизона Магдебурга, фортификации и формированию магазинов этого города^[1193].

В тот же день король Жером отписал Кларку о мерах, предпринятых для снабжения Магдебурга, и усилиях по созданию новой армии в 18 тыс. человек. Он предлагал зафиксировать обязательства Вестфальского королевства перед французским императором особой конвенцией, которая будет предусматривать предоставление королевством в распоряжение Наполеона дивизии в 6800 человек. Остальные войска Вестфалии должны оставаться в распоряжении вестфальского короля, что, по словам Жерома, сохранит в королевстве добрый дух^[1194].

Достаточно оптимистичные (как оказалось впоследствии, чересчур оптимистичные) сведения шли в тот день из столицы другого немецкого государства – Берлина. Сен-Марсан, французский посланник в Пруссии, полагал, что серьезных оснований испытывать сомнения в благоприятных для Франции действиях прусского правительства нет. Тем более что князь Ф. Л. Гатцфельд отправлен прусским королем в Париж для того, чтобы заверить императора в готовности со стороны Пруссии следовать прежнему курсу. На этом фоне, по мнению Сен-Марсана, только два момента вызывали раздражение среди пруссаков: некоторые эксцессы, связанные с пребыванием в Пруссии французских войск, и реквизиции, возбуждающие недовольство местного населения. Из письма Сен-Марсана следовало, что прусский король уже тогда, 17 января, планировал отъезд из Берлина вместе со своими сыновьями в Бреслау^[1195].

18 января русские войска продолжали наступательные действия. Ранее А. И. Чернышев двинулся из Нойенбурга через Оше и Тухель к Камину^[1196] (Kamin), зная, что туда прибыли подразделения французской гвардии под командованием Мортье (они шли из Прейсиш-Штаргарда на Позен, имея, по сведениям Чернышева, в своем составе примерно 3 тыс. человек при 17 орудиях). 17 января, находясь уже в Тухеле, Чернышев уведомил М. С. Воронцова, что ночью осуществит нападение на отряд Мортье. Действительно, в ночь на 18 января Чернышев атаковал и выбил Мортье из города, а затем преследовал его до Цемпельбурга^[1197] (Zempelburg). В плен попало несколько офицеров и более 200 солдат. Отход войск Мортье прикрывали 1-й и 2-й полки шеволежеров-улан гвардии под командованием шефа эскадрона П. Жермановского. При атаке русских улан поддержал пехотный батальон гвардии. Русские были на время отброшены. Далее, при отходе Мортье от Цемпельбурга на Позен, атаки русских стали слабеть, ибо Чернышев получил от Платова приказ о выступлении обратно^[1198].

Утром того же дня, 18 января, казачий полк Луковкина, действовавший в составе отряда Воронцова по левому берегу Вислы, вступил в Бромберг, в котором неприятельская партия занималась уничтожением складов. В плен попали семь конных егерей. Русские захватили значительные продовольственные и армейские запасы^[1199].

18 января Чичагов, прибывший в Эльбинг с намерением возглавить блокаду Данцига, приказал блокировать крепость отрядами Алексеева и Иловайского 4-го. Корпус Платова должен был продвинуться далее на запад и расположиться в Беренте^[1200] (Berent) и Лауэнбурге^[1201] (Lauenburg), то есть на границе провинции Померания. Таким образом, Платов должен был прикрыть войска, которые блокировали Данциг, со стороны Одера^[1202].

Между тем все сведения в отношении действий русских войск, которые к тому же не меняли общей ситуации, поступят в Главный штаб Великой армии не сразу. Богарне, проснувшись ранним утром 18-го, с радостью и нетерпением прочитал письмо, помеченное 8 января, только что прибывшее от супруги. Августа-Амалия, среди прочего, сообщала о том, что обратилась к императору с просьбой о скорейшем возвращении мужа. Вице-король, составляя в тот же день, 18 января, ответное письмо супруге, не преминул упрекнуть ее за этот демарш, указав, что сейчас не время говорить о возвращении и что обстоятельства требуют проявления отваги и безропотного подчинения необходимости. Пытаясь сгладить некоторую резкость своего суждения о ее поступке, Богарне написал, что нужно сделать еще одно усилие, прежде чем супруги смогут наконец соединиться и обрести спокойствие. Письмо закончил упоминанием, что прежние надежды на встречу той зимой в Мюнхене развеялись, поскольку, писал он, «этот дьявол король Неаполитанский навесил на меня великое бремя»^[1203].

Утром 18 января (о том, что это именно утро, говорит одно из двух писем Богарне Наполеону, помеченное тем же днем) вице-король подготовил письмо Сен-Марсану Не зная о результатах миссии Нацмера, Богарне предлагал Сен-Марсану способствовать возвращению генерала Клейста, который должен был сменить Йорка во главе Прусского корпуса, со своими войсками в Штеттин. Напомнив о требовании императора Наполеона к королю Пруссии выставить новый воинский контингент, Богарне указал на необходимость укрепления Штеттина, Кюстрина и Глогау для сохранения контроля над правым берегом Вислы, поддержания тесной связи между Грауденцем (который стоит на Висле и где, как он полагал, размещен сильный прусский гарнизон) и пунктами на Одере, а также тесных коммуникаций с Кольбергом и Данцигом, который занят гарнизоном в 24 тыс. человек^[1204].

Надежды Главного штаба, пусть и не очень обоснованные, на сохранение Пруссии в качестве союзника подпитывались до известной степени посланиями из Берлина от маршала Ожеро и Сен-Марсана. Ожеро, составляя рапорт за 17 и 18 января, отметил, что настроения в Пруссии, как в столице, так и в провинции, спокойные. Отъезду короля в Силезию он не придавал особого значения, полагая, как и Сен-Марсан, что это связано с необходимостью перемещения королевского двора в более спокойный регион^[1205].

Достаточно ровное послание 18 января отправляет из Берлина к Бертье и Сен-Марсан. Не замечая никаких изменений в настроениях Фридриха-Вильгельма, он пишет о готовности пруссаков защищать Грауденц и Кольберг и о добром взаимодействии прусской и французской кавалерии^[1206].

Судя по сохранившимся документам Главного штаба за 18 января, его основные усилия в тот день оказались связаны с выполнением поставленных императором задач по возвращению боеспособных кадров для формирования обсервационных корпусов. Подобные приказы, иногда повторявшие уже ранее отданные, Главный штаб в тот день послал Мортье (оставшаяся гвардейская пехота должна была влиться в дивизию под командованием генерала Ф. Роге; генералу Ф. Ж. Б. Ф. Кюриалю следовало отправиться в Париж), Ф. Н. Б. Аксо (кадры артиллерии отправлялись в Майнц), О. Д. Бельяру (ему надлежало отправить кавалерийские кадры, включая штабных офицеров, в Майнц), П. Дарю (батальоны экипажей, как гвардии, так и кавалерии и армии, сосредоточивались в Париже), Ж. Б. Сорбье (один из приказов предписывал кадры пешей артиллерии и всей гвардейской артиллерии, лишившиеся лошадей, отправить в Майнц; часть кадров артиллерийского обоза после изыскания лошадей на территории Германии возвратить в боевую линию; второй приказ, направленный Сорбье, воспроизводил намерение императора, указывая, какие именно артиллерийские роты должны сосредоточиться в Данциге, Торне, Пиллау, Шпандау, Кюстрине, Магдебурге и Мариенбурге; несколько артиллерийских рот из Глогау Наполеон считал необходимым перебросить в Варшаву), Л. Н. Даву, М. Нею, Виктору (об отправке в Майнц кадров полковников и офицеров штаба), А. Жюно (кадры VIII корпуса возвращались в Вестфалию)^[1207]. Бурсье, которому выслали копию приказа, адресованного Бельяру следовало предпринять героические усилия для восстановления конского состава кавалерии Великой армии.

Подобные приказы определенно свидетельствовали о том, что император все еще не до конца понимал катастрофичность ситуации, сложившейся после его отъезда из армии и еще более усугубившейся к середине января 1813 г. Со своей стороны, командование Великой армии, которую теперь возглавлял Богарне, осознавая необходимость формирования новой армии и в то же время сохранения хотя бы части кадрового состава армии 1812 г., явно рассчитывало на затухание военных действий в связи с усталостью войск противника. Поэтому в Позене полагали, что все ключевые крепости на Висле – Данциг, Грауденц, Торн, Плоцк – удастся удержать, а Варшаву прикрыть корпусами Шварценберга и Рейнье. Далее – на Одере – стояла вторая линия мощных крепостей – Глогау, Кюстрин, Шпандау. Они тоже укреплялись, к чему были приняты надлежащие меры^[1208].

Ближе к вечеру 18 января Богарне подготовил отчет Наполеону (к поздней ночи будет составлен и второй отчет). Вице-король сообщал, что за день к нему не поступило никаких важных новостей о движении неприятеля, но констатировал, что коммуникации с Данцигом стало значительно тяжелее поддерживать. Докладывал, что утром того дня он просил Сен-Марсана информировать о том, как в Пруссии идет организация нового корпуса, но главное – предложил французскому посланнику в Берлине представить прусскому правительству идею создания двух или трех мобильных колонн из кавалерии и легкой пехоты, благодаря которым можно будет предотвратить появление казаков на равнинах Померании и на Нижнем Одере и, если неприятель не станет здесь решительно наступать, сохранить таким образом коммуникации с Данцигом. Наконец, писал, что утром был занят устройством новых госпиталей за Одером и что с нетерпением ждет появления начальника артиллерии и начальника инженеров, которые начнут работы по организации защиты объектов на Одере^[1209].

К поздней ночи Богарне подготовил для Наполеона второе послание. Он сообщил императору, что, согласно новостям из Варшавы, неприятель не предпринимает каких-либо опасных для французской армии движений. Успокаивающие сведения поступали и из Данцига (правда, офицер, который их доставил, покинул этот город-крепость еще 15 января) о том, что французские войска продолжают контролировать окружающую Данциг местность на 3 или 4 лье. Генерал Башлю в течение ночи на 15 января атаковал отрядом в 800 поляков аванпосты неприятеля. В плен взяты 3 русских офицера и 300 солдат, среди них 8 гусар. Единственные пункты, куда неприятель проник, это Кониц (Konitz) и Тухель (Tuchel).

Богарне доложил также, что отправил Шварценбергу, Рейнье и Понятовскому послания, в которых поделился предположением, что неприятель, скорее всего, не предпримет каких-либо активных действий. Во-первых, потому что при его дальнейшем продвижении он может оказаться «между нашими укрепленными объектами» с одновременным отрывом от своих источников снабжения. Во-вторых, потому что войска неприятеля, судя по всем получаемым рапортам, страдают от усталости. Вместе с тем Богарне отметил, что предложил Понятовскому собрать свои силы, которые в настоящий момент достаточно разбросаны, и сконцентрировать их вокруг Варшавы. Вице-король воспроизвел строки своего предыдущего письма к Наполеону о том, что у него все еще нет командующих артиллерией и инженерными войсками. Письмо заканчивалось сообщением, что он не может дождаться получения «добрых новостей» от начальника Главного штаба, который «много страдал этой ночью»^[1210].

Действительно, в архивных делах за тот день сохранились только три коротких записки за подписью Бертье, отправленные Наполеону, в которых начальник Главного штаба сообщал о назначении дивизионного генерала Ж. Г. Маршана временным командующим IV армейским корпусом, об отправке императорского ординарца Дезе (Desaix) в Париж с непременным заездом в Варшаву и Берлин с целью выяснения тамошней ситуации, о возвращении генерала Ш. Н. д'Антуара во Францию из-за незаживающей раны^[1211].

Маршал Даву находившийся со своим I корпусом в те дни в Торне, получив известие о смене короля Неаполитанского вице-королем Италии на посту командующего Великой армией, явно обрадовался: «Я расцениваю эту перемену как очень счастливую», – написал он. Даву предполагал, что в тогдашних условиях будет принято решение обосноваться на левом берегу Вислы, причем Австрийский, Саксонский и Польский корпуса окажутся в Варшаве и ее окрестностях, имея при этом аванпосты на правом берегу. Смотря по обстоятельствам, эти корпуса смогут дебушировать^[1212] на Модлин и Прагу. И в таком случае враг, видя расположение этих войск, принимая во внимание состояние своих собственных сил и время года, будет оставаться на правом берегу реки. Даву отмечал, что он сообщил вице-королю свои идеи на этот счет, в том числе насчет формирования корпуса в 3 тыс. или 4 тыс. человек в районе Плоцка и корпуса в 10–12 тыс. человек в Бранденбурге. Этот последний корпус контролировал бы территорию между двумя реками – Вислой и Одером – на уровне Грауденца и Торна, что позволило бы поддерживать коммуникации с Данцигом. В ожидании, когда вице-король отдаст приказы на этот счет, он, Даву, отправил сегодня 3 тыс. человек пехоты с 8 орудиями на Бромберг, а вечером предыдущего дня учредил небольшой пост в 10 человек с офицером. По сведениям маршала, неприятель пока еще не появился по этому направлению, хотя его патрули и находились в окрестностях.

Даву ожидал назавтра и послезавтра прибытия в Торн 3 тыс. баварцев, идущих из Плоцка. Сразу после их прибытия он двинется на Бромберг со своими тремя тысячами солдат и 8 орудиями. Даву не сомневался, что вице-король примет его план^[1213].

19 января разгорелся бой за обладание городом Бромбергом, важным объектом для контроля за коммуникациями от Вислы до Одера. Город, согласно русским материалам, все же днем ранее захватили казаки генерал-майора М. С. Воронцова, 19-го он вновь перешел в руки неприятеля. Однако спустя несколько часов (так следует из русских документов) русские заставили французов очистить город, в котором было оставлено до 300 человек больных и большие запасы муки, овса, гороха, соли и свинца^[1214].

В тот же день Чичагов во главе 3-й армии, получив ранее приказ М. И. Кутузова переместиться в Польшу, начал готовить войска к отходу к югу^[1215]. 21-го он будет возле Торна.

Богарне, находившийся в Позене, продолжал изучать ситуацию и пытался, как мог, взять ход событий под контроль. При этом он хорошо понимал и, более того, прямо написал об этом Рейнье, что все предпринимаемые им меры вскоре могут оказаться тщетными^[1216].

Судя по сохранившимся документам Великой армии, Бертье продолжал 19 января тяжело болеть. Всю переписку от имени Главного штаба вел в тот день Монтион. Эта переписка оказалась сосредоточена вокруг передвижения в тыл (в Магдебург и Лейпциг) батальонов военных экипажей; реорганизации вестфальских полков (при этом король Жером был не согласен с таким вариантом реорганизации, «которая превращает всех офицеров в унтер-офицеров»); передвижения маршевых батальонов по территории, находившейся в зоне расположения XI корпуса Ожеро; наконец, отъезда принца Фридриха Гогенцоллерн-Гехингенского из действующей армии для лечения^[1217].

Серьезный анализ на предмет численности находившихся в госпиталях солдат, эвакуации и создания новых госпиталей представил командованию Великой армии П. Дарю. По его сведениям, в госпиталях, расположенных в городах по Висле, лежало до 4580 человек (в Эльбинге – 1381 человек, в Мариенбурге – 1500 человек, в Бромберге – 300 человек, в Торне – 600 человек и т. д.). Всех их следовало эвакуировать на линию Одера и в придачу к имеющимся там госпиталям организовать новые с расчетом на 3000 больных. Необходимо было задействовать и госпитали в Берлине, значительно расширив их возможности^[1218].

Обширный отчет о действиях VII корпуса подготовил 19 января генерал Рейнье, который к тому дню находился в Варшаве. Описав расположение и действия V, VI и VII корпусов, указав приблизительную численность и охарактеризовав наступательные действия неприятеля, Рейнье пришел к заключению о готовности русских атаковать Данциг, Варшаву и перерезать коммуникации Великой армии, не дав ей возможности отступления на Одер. В отчете говорилось, что Австрийский корпус остановился для кантонирования перед Вислой с целью защитить Варшаву. Однако при движении неприятеля на флангах австрийцам и саксонцам (VII корпусу) придется отступить к Варшаве и Модлину При этом австрийцы защитят своим левым флангом Модлин, в то время как VII корпус остановится непосредственно перед Варшавой. В том случае, если Висла будет оставаться замерзшей, действия русских будут решительными и Варшаву придется покинуть. Но возможен и более благоприятный вариант. Если река не даст неприятелю перейти ее по льду, тогда, указывал Рейнье, «мы сможем продолжать наше пребывание» на прежних позициях. В заключение Рейнье напомнил о том, как славно VII корпус дрался при Поддубной и Волковыске^[1219].

Таким образом, очевидно, что и Шварценберг, и Рейнье имели все основания сомневаться в возможности удержания позиций на Висле. При этом на настроения Шварценберга, безусловно, оказывали воздействие еще и обстоятельства политического характера.

Общий рапорт (Raport général) подготовил 19 января и Ожеро. Сейчас, как и ранее, он с уверенностью написал, что «в столице и в провинции сохраняется спокойствие». Отметил, что король в течение нескольких дней отправится в Силезию. К Берлину приближается 35-я пехотная дивизия, в то время как 31-я дивизия отправилась на театр военных действий. Отметил недостаток лошадей для артиллерии; для обоза помимо лошадей ощущается недостаток и в людях^[1220].

20 января русские войска попытались возобновить блокаду Данцига. Главную роль в этом должен был играть корпус Платова и возвратившийся в тот день, 20 января, к Данцигу отряд Алексеева. Однако, несмотря на бодрые рапорты атамана Чичагову, к Данцигу продолжали прибывать французские подкрепления (определенно из Штеттина через Нойштадт подошел 6-тысячный отряд, по-видимому, из дивизии Маршана)^[1221].

Главнокомандующий Богарне продолжал в тот день интенсивно работать. «Я в порядке, – писал он супруге, – но ужасно тяжело быть главнокомандующим. Я вникаю во все те дела, которые особенно в беспорядке…» По его словам, ему удалось уже многое сделать, чтобы поднять дух солдат и до известной степени организовать передвижение войск^[1222].

Был подготовлен Богарне и отчет Наполеону за тот день. Получив ряд рапортов от своих осведомителей, Богарне докладывал, что, согласно сообщениям из окрестностей Бромберга, неприятельская пехота атаковала в Шветце, что, судя по рапорту из Плоцка, главная квартира Чичагова 13 января была в Гуттштадте^[1223] (Guttstadt). Осведомители смогли представить данные и о том, что генерал Витгенштейн собирается покинуть армию и возвратиться в Россию, а четверо русских генералов «довольно громко жалуются из-за приказа, согласно которому им придется продолжать кампанию»^[1224].

В реальности речь шла о «демонстрации» ряда русских генералов во главе с Витгенштейном в связи с попыткой возложить на них ответственность за то, что Макдональду удалось избежать окружения и достичь Кёнигсберга. Не исключено, что дополнительной причиной такой «демонстрации» послужило подчинение Витгенштейна сухопутному адмиралу Чичагову, приобретшему после Березины дурную репутацию^[1225]. Однако в Главном штабе Великой армии эти обстоятельства интерпретировались как доказательство усталости русской армии и нежелания русского генералитета продолжать военные действия. Богарне не преминул сразу же написать Шварценбергу и Понятовскому об этом, «дабы успокоить в отношении всего, что происходило вплоть до сего дня на Нижней Висле»^[1226].

В конце письма к императору вице-король отписал о болезни Бертье: «Начальник Главного штаба все время сильно страдает. Я боюсь, что, несмотря на его добрую волю, он не сможет здесь оставаться: ему было очень плохо прошедшей ночью, и медики очень за него боятся; не хотели бы Вы, Ваше величество, принять решение о возвращении его во Францию?»^[1227]

«Успокаивающие» послания из Главного штаба армии вряд ли могли серьезно повлиять на настроения, все более овладевавшие Шварценбергом и Рейнье^[1228]. 20 января Шварценберг, анализируя движения войск Сакена и Васильчикова и имея сведения о появлении казаков в Остроленке, еще сильнее, чем ранее, утвердился в решении начать движение своим корпусом в район между Модлином и Варшавой, если русская армия направится на Плоцк и Торн^[1229].

Что же касается настроений Понятовского на предмет действий V корпуса в случае русского движения на флангах, то каких-либо документальных свидетельств на этот счет нами не обнаружено. В тот день, 20 января, он, как и военный губернатор Варшавы генерал Дютайи, был занят приведением в порядок оставшихся войск V корпуса и отправкой частей и подразделений на усиление Модлина и в Позен (8-го полка лансьеров, 3-го батальона 4-го полка Вислы)^[1230].

Из Берлина продолжали идти успокаивающие командование Великой армии вести. В своем послании от 20 января на имя Бертье Сен-Марсан уверял, что отношение прусского правительства, как и прусского короля, к «делу Йорка» продолжает оставаться прежним. Отмечал, что под командованием Бюлова находится от 10 тыс. до 12 тыс. человек, из которых 2 тыс. или 3 тыс. кавалеристы^[1231]. Однако тревожная нота в послании Сен-Марсана все же на этот раз прозвучала: французский посланник указал, что в случае занятия неприятелем Варшавы Силезия, куда отправлялся прусский король, не будет прикрыта^[1232].

Главный штаб Великой армии продолжал в тот день энергичную работу по переформированию частей, отправке в тылы, согласно намерениям императора, части кадров, в том числе саперов и минеров, принимал решения в ответ на просьбы офицеров и генералов отпустить их из армии по состоянию здоровья…

21 января основное внимание командования Великой армии оказалось сосредоточено на событиях, произошедших в Бромберге и вокруг него накануне – 19 и 20 января^[1233]. В своем рапорте императору от 21 января Богарне, ссылаясь на информацию, полученную днем ранее от Даву описал ситуацию так: принц Экмюльский, узнав, что партии неприятеля вступили в Бромберг, отправил туда генерала Э. М. Жерара с 800 пехотинцами и 4 орудиями. Жерар обнаружил в Бромберге генерала Воронцова, который вступил туда утром 18 января с 500–600 пехотинцами и таким же числом казаков. Генерал Жерар, как можно понять из рапорта Богарне, выбил неприятеля из Бромберга и преследовал его не менее двух лье, «до выхода из леса». В течение следующего дня (вероятно, 20 января) Жерар оставался в Юсезе (Usez; возможно, имеется в виду Уйсьце – нем. Usch), откуда должен был утром 21-го «отправиться с принцем Экмюльским»^[1234].

O событиях вокруг Бромберга Даву сообщил 21 января Понятовскому Согласно Даву, Жерар энергично атаковал неприятеля и, сражаясь, преследовал его на расстоянии двух лье по дороге в Шветц^[1235].

Главный результат событий у Бромберга состоял в том, что теперь французскому командованию стало очевидно: «весь корпус» Воронцова «идет из Шветца на Бромберг», неприятель энергично продвигается по обе стороны Вислы и, возможно, движется и на Плоцк с намерением прервать сообщение между Варшавой и Торном^[1236].

Согласно сведениям Главного штаба, неприятель к 21 января был в Кульме (Culm) и Кульмзее^[1237] (Culmsee), в Шветце; основные силы Чичагова 17-го находились в Лёбау^[1238] (Löbau), а голова его войск прибыла 18-го в Штрасбург^[1239]. И все же Богарне продолжал пребывать в состоянии неопределенности в отношении намерений русских. «У меня еще нет мнения о том, что враг предполагает делать»: то ли остановится перед Торном, то ли займет его, пойдет ли далее к Позену «свернет ли влево против австрийцев» и затем вернется на Вислу? Все это должно стать понятным, по словам Богарне, «в течение 4 или 5 дней»^[1240].

В ожидании решительных событий («если я хорошо понимаю движение неприятеля… то он может перейти Вислу») Богарне сосредоточился на обеспечении артиллерии снарядами (только 9 орудий, находившихся с гвардией, имели по одному зарядному ящику, и только по одному!), пехоты – патронами, подтягивал к району Позена войска, которых было немного (всего наберется до 10 тыс. человек)^[1241].

Второе письмо за тот день 21 января, отправленное Богарне Наполеону, начиналось с информации о начале отвода войск I корпуса Даву из Торна. Даву сообщал вице-король, намерен оставить в Торне 3 тыс. баварцев и 800 французов. Командование ими князь Экмюльский передал баварскому генералу К. Цоллеру (Zoller). При этом Богарне отметил, что ему (вице-королю) хотелось бы вручить командование французскому генералу, однако такой возможности не было, и он согласился на вариант с баварским генералом.

Подсчитывая количество войск, которыми сам Богарне сможет располагать, вице-король Италии отметил, что сейчас у него 1800 человек (три батальона), к которым добавится 12 элитных рот (то есть два батальона), оставленных Мюратом в Данциге. Всего вместе, таким образом, будет 3 тыс. человек при 8 орудиях. К ним следует прибавить 4 тыс. баварцев при 12 орудиях, которые находятся в Гюнлере^[1242] (Gunler). Наконец, императорская гвардия насчитывает 3 тыс. человек. Итого к 30 января непосредственно Богарне будет располагать 10 тыс. человек пехоты.

Богарне выразил сожаление, что Наполеон отдал приказ оставить дивизию П. Гренье^[1243] в Берлине. Если бы у вице-короля была возможность, он бы разместил войска Гренье в тылу первой линии за Торном и присоединил к ним все те части, которые находятся в тылу войск Шварценберга, чтобы все вместе они обеспечили прочные позиции Австрийского корпуса. Однако в нынешней ситуации Шварценберг опасается движения неприятеля на своем левом фланге. В постскриптуме Богарне констатировал явный недостаток сил, которыми он располагает; по его словам, он надеется только на то, что неприятель остановит свое продвижение на Висле и займется подготовкой к новой кампании^[1244].

В третьем послании Наполеону от 21 января Богарне сообщил о просьбе герцога д'Абрантеса (Жюно) получить отпуск для возвращения во Францию. Ходатайствуя об этом перед Наполеоном, Богарне отписал о плохом состоянии здоровья Жюно и что под его командованием осталось совсем немного людей – не более 1200 человек^[1245].

В письме к супруге Богарне, как и ранее, написал, что у него много работы и он сильно занят. Вице-король не скрывал, что неприятель может заставить его отступить за Одер, и «тогда вся эта бедная Польша будет оккупирована русскими»^[1246].

O большой вероятности того, что придется отступить за Вислу и сдать позиции на ее правом берегу, свидетельствовала и переписка Шварценберга. В послании к Бертье Шварценберг писал, что после всех рекогносцировок стало очевидным: русская армия движется на Вислу. Корпуса Витгенштейна, Ланского, Дохтурова и Милорадовича маневрируют на левом фланге австрийских войск. Войска Сакена и Эссена осуществляют то же движение поэшелонно. Авангард Австрийского корпуса под командованием генерала Фрёлиха, находящийся в Остроленке, уже окружен с одной стороны казаками, которые маскируют продвижение основных русских войск. Если этот маневр примет более решительный характер и если первые эшелоны врага достигнут Плоцка, то Шварценберг должен будет оставить свои кантонир-квартиры и переместиться на левый берег Вислы в пространство между Модлином и Варшавой.

Описывая состояние своего корпуса, Шварценберг не стал скрывать, что войска чрезвычайно устали, что много больных; 7 или 8 батальонов все время должны находиться на аванпостах; большая часть оставшейся кавалерии постоянно в движении.

В конце рапорта Шварценберг писал, что, когда он заканчивал письмо, к нему поступили рапорты с левого фланга о движении неприятельских гусар и казаков, что заставляет его отводить посты своей кавалерии^[1247].

Описывая ситуацию в послании к Рейнье, Шварценберг прямо сообщил, что генерал Фрёлих после маневрирования своим арьергардом в районе Остроленки вынужден был вступить в переговоры с русскими. Казачий полковник, заявив, что он парламентер, предложил австрийскому арьергарду оставить Остроленку что Фрёлих и сделал в течение ночи (вероятно, на 21 января).

Сообщались новости и о том, что деревни, расположенные между Вилленбергом и Нойенбургом, также заняты неприятелем. Все это заставило Шварценберга отправить полковника графа Латура (Latour) в качестве парламентера в Остроленку, чтобы русские дали возможность австрийским войскам более или менее спокойно отступить на левый берег Вислы^[1248].

Очевидно, что французского военного губернатора Варшавы Дютайи не могла теперь не беспокоить реальная перспектива сдачи столицы Великого герцогства Варшавского. Получив сведения о действиях русской армии и узнав мнение Шварценберга о том, что авангард неприятеля в 3 или 4 дня займет Плоцк, Дютайи информировал Главный штаб о необходимости решительных действий по организации защиты Варшавы^[1249].

К 21 января заметно изменилось настроение и командования XI корпуса. Ожеро прямо написал в Главный штаб, что «настроение публики отвратительное» и обсуждаются «алармистские планы», а сам он опасается «экстраординарных действий» со стороны прусского правительства. Отъезд короля в Силезию вместе с послом Франции «произведет большой эффект». В связи с тем, что части 31-й дивизии рассредоточены (два батальона в Магдебурге, два – в Глогау и один – в Кюстрине), Ожеро ставил вопрос о необходимости их концентрации^[1250].

Согласно подсчетам начальника штаба XI корпуса Менарда, на 21 января в 31-й дивизии под ружьем было 326 офицеров и 4062 солдата^[1251].

Днем ранее, 20 января, начальник штаба XI корпуса Менард отправил Бурсье письмо с описанием состояния артиллерии корпуса, из которого следовало, что в корпусе 24 орудия и 137 зарядных ящиков и повозок. Однако для обслуживания нужно дополнительно 510 лошадей для 31-й дивизии и 100 лошадей для 35-й дивизии. Бурсье вынужден был ответить, что такого количества лошадей просто не существует. В депо Берлина имеется только 142 лошади, которых можно использовать для обслуживания артиллерийского обоза. Наконец, в течение 2 или 3 дней можно будет доставить из депо в Гамбурге еще 60 лошадей^[1252]. И это всё.

В послании Сен-Марсана на имя Бертье сообщалось, что О. Нацмер, адъютант прусского короля, прибыл в Берлин. Нацмер сообщил Витгенштейну, что прусский король не ратифицировал соглашение, подписанное Йорком, но возможности добраться до прусского корпуса у него не было. Сен-Марсан извещал, что прусский король вскоре отбывает в Силезию и что приказы Фридриха-Вильгельма, отправленные Бюлову могут удовлетворить надежды, на них возлагаемые^[1253].

Несмотря на болезнь Бертье, Главный штаб благодаря Монтиону 21 января продолжал энергичную деятельность по выполнению приказов императора о возвращении кадров во Францию и в Италию (определенные трудности в связи с этим возникли в отношении кадров 34-й дивизии, большая часть состава которой оказалась в Данциге), по передвижению депо и различных служб в тылы, по предоставлению разрешений отдельным чинам высшего командного состава отбыть из действующей армии на излечение и т. д.

Даву продолжал подготовку к оставлению своими войсками Торна. Несмотря на сообщения принца Экмюльского о боях Жерара за Бромберг, вице-король отправил приказ войскам I корпуса отступать не на Бромберг, а сразу на Позен. Даву, понимая, сколь критическая складывается ситуация, написал Понятовскому так: «Если у вице-короля есть свежие войска, можно прикрыть Позен и предотвратить возможность неприятельской атаки Торна, по меньшей мере, с левого фланга».

В Торне оставался, по мнению Даву, сильный гарнизон в 5 тыс. человек, состоявший из баварцев и 500 французов. Командующим гарнизона был оставлен баварский генерал, по словам герцога Экмюльского, «человек чести»; в помощники ему назначен инженерный генерал Ж. Э. К. Пуатвен, исполнявший должность губернатора. Сообщая обо всем этом, Даву заметил: «Контроль над Торном имеет очень большое значение и сейчас, и для предстоящей кампании». Это тем более важно, подчеркивал он, что «враг отправляет партии и на один, и на другой берег реки, возможно, вплоть до Плоцка»^[1254].

Отдельной запиской Даву сообщил Понятовскому, что получил из Парижа номер «Монитёра» за 11 января, в котором опубликовано патриотическое воззвание к французам. Принц Экмюльский предлагал перепечатать его в варшавской газете^[1255].

Одним из ключевых пунктов, находившихся на пересечении важных коммуникаций, гарнизон которого мог выдержать длительную осаду, была крепость Пиллау. Гарнизон насчитывал полторы тысячи человек под командованием французского бригадного генерала П. Кастелля. Однако треть этого контингента составляли пруссаки^[1256]. К 22 января русское командование в лице Витгенштейна было уведомлено генералом Йорком, прибывшим в тот день в Кёнигсберг, что прусский комендант крепости Пиллау подполковник Э. фон Тресков готов присоединиться к Таурогенской конвенции, в результате чего французам придется покинуть крепость. Витгенштейн хорошо понимал, что при отказе русских от этого соглашения, при котором французский гарнизон получал возможность свободного выхода из Пиллау взять крепость будет чрезвычайно тяжело. В тот же день, 22 января, Витгенштейн прямо сообщил об этом Кутузову. На следующий день Кутузов дал согласие на то, чтобы Йорк вступил в переговоры с Тресковом^[1257].

22-го Богарне все еще питал надежду, что продвижение русских на Бромберг и в целом, как он писал Наполеону, «большое движение, которое враг осуществляет справа», не приведут к значительным переменам. Двигаясь своим правым флангом на Бромберг, неприятель в то же время не пойдет на Позен; более того, он вскоре вообще остановит свое движение. А это значило бы, по мнению Богарне, что захвата герцогства Варшавского не произойдет^[1258].

В то же время принц Эжен не скрывал своей обеспокоенности немногочисленностью войск, находившихся в Позене, и был определенно рад, когда в тот день, 22 января, туда прибыли части императорской гвардии^[1259].

В Позен 22 января должны были прибыть из Варшавы и части итальянской гвардии, а именно батальон велитов Боргезе (480 человек), батальон велитов [неразборчиво] (250 человек), рота Почетной гвардии Боргезе (68 человек при 83 лошадях), рота Почетной гвардии [неразборчиво] (56 человек при 71 лошади)^[1260].

Что касается Шварценберга, то, судя по всему, он был отнюдь не уверен в возможности сохранить занимаемые им на тот период позиции. Скорее наоборот. Примечательно, что в тот же день, 22 января, Понятовский отписал Рейнье из Варшавы, что, «не имея ясных сведений о силах врага», он не может советовать в отношении действий как Рейнье, так и Шварценберга^[1261].

Главный штаб продолжал руководить движением остатков корпусов Великой армии. II корпусу приказали отправиться из Кольберга в Штеттин, а I и III корпуса, в свою очередь, должны были прибыть в Кюстрин. IV корпус – в Глогау. Дивизию генерала Ж. Лагранжа следовало сгруппировать между Берлином и Кюстрином^[1262].

Главный штаб продолжал работу и по отправке в тыл части кадров Великой армии. Судя по переписке Монтиона (Бертье, можно полагать, все еще не был в состоянии возвратиться к работе), эта деятельность по-прежнему встречала трудности, в особенности в отношении частей дивизий Луазона и Эделе, которые составляли часть гарнизона Данцига. Монтиону пришлось адресовать Раппу требование императора сформировать из этих дивизий батальон в 800 человек для отправки его через Штеттин и Майнц во Францию^[1263]. Батальон в 800 человек следовало отправить во Францию и из корпуса генерала Рейнье^[1264], а Бельяру (который находился в Кюстрине и, как оказалось, еще вообще не получил приказа насчет отправки кадров) – от каждого полка по 100 человек, включая офицеров, в том числе шефа эскадрона и полковника^[1265].

22 октября маршал Ожеро подготовил общий рапорт за два дня (21 и 22 января). Тревожные нотки, появившиеся в послании маршала днем ранее, содержались в рапорте и на этот раз. «Дух населения Пруссии остается все время плохим», – писал он. Тем не менее каких-либо инцидентов он стремится не допускать, благодаря чему «спокойствие сохраняется в Берлине и провинции»^[1266].

Об усилении вредных для Франции слухов, циркулирующих «по кофейням Берлина», написал в тот день Кларку его доверенный человек майор Бальтазар. Сам факт появления в Берлине офицеров, покинувших армию, Нея, Лефевра, Макдональда и других военачальников Великой армии породил слухи о перенесении Главной квартиры вице-короля в Зельм, в Глогау, а в конечном итоге – в Дрезден. Ведутся разговоры, писал Бальтазар, также и о том, что эстафета, отправленная во Франкфурт (вероятно, из Берлина во Франкфурт-на-Одере), перехвачена казаками, и т. д. Свое послание Бальтазар закончил подтверждением известий об отъезде прусского короля в Силезию^[1267]. К посланию Бальтазара прилагалась им же составленная записка о необходимости дополнительных мер для усиления обороноспособности Магдебурга. Несмотря на наличие 387 орудий (!), он считал, что сам гарнизон чрезвычайно слаб. Вместо необходимых 15 тыс. человек, в нем всего 1,5 тыс. пехотинцев (общая численность гарнизона, согласно данным Бальтазара, – 2953 человека). Бальтазар отметил, что король Вестфалии обращался к императору с предложением усилить этот гарнизон, но Наполеон дал понять, что к настоящему времени не имеет такой возможности^[1268].

23 января продвижение русских войск было не очень значительным. Воронцов, находившийся на левом берегу Вислы еще с 15 января, начал движение на восток от Бромберга и достиг Фордона. Отправив по левому и правому берегам Вислы в сторону Торна по одному полку казаков для разведки, сам он возвратился в Бромберг^[1269]. Полки Платова в тот день продолжали действия по организации блокирования Данцига; одновременно пытались продвигаться от него и к югу – на Прейсиш-Штаргард^[1270].

Между тем Богарне и Главный штаб Великой армии пробовали на основе поступавших сведений определить дальнейшие намерения русских войск. Богарне отписал Наполеону что имеются подтверждения движения неприятеля правым флангом, войсками которого командует Чичагов. Двигаясь из Мариенвердера, 21-го он был в Фордоне (Pordon), имея, возможно, от 8 тыс. до 10 тыс. человек пехоты при 28 орудиях. По центру русские войска под командованием самого Кутузова идут к Вилленбергу. Левый фланг неприятеля, состоящий из дивизий Сакена и Эссена, спускается по правому берегу Буга. Таким образом, считал Богарне, стало ясно, что неприятель начал свое движение левым флангом, но затем изменил намерение и вступил на территорию Пруссии. Эта перемена в движении, полагал вице-король, приводит к утомлению неприятельских войск и появлению возможности для частей Великой армии выиграть какое-то время. Вместе с тем Богарне не скрывал от императора, что враг может сконцентрировать значительные силы в каком-либо пункте на Висле, скажем, в Плоцке, и попытаться заставить командование Великой армии эвакуировать Варшаву. Последнему могут помешать успешные действия Шварценберга, которому Богарне предписал остановить движение левого фланга русской армии. Это могло бы стать единственным шансом, чтобы дождаться оттепели, благодаря которой продвижение русских будет остановлено^[1271]. В конце письма Богарне добавил, что начальник Главного штаба выглядел в тот день «немного получше; но в целом его состояние остается столь же тревожным, как и ранее»^[1272]. Главнокомандующий Великой армией упомянул о своих попытках получить более определенную информацию о состоянии корпуса прусского генерала Бюлова, который, как полагал вице-король, в данное время находится в Штутгарте (Stuttgardt)^[1273].

Судя по всему, французское командование продолжало лелеять надежду, что последовательное стремление Бюлова уклоняться от любых столкновений с русскими продиктовано исключительно обстоятельствами чисто военного характера.

К 23 января относится записка, подготовленная для командования Великой армии, по всей видимости, каким-то прусским генералом (фамилию которого нам прочесть не удалось), находившимся в Берлине. В записке говорилось, что при вступлении неприятеля на территорию Пруссии Бюлов получил приказ отвести свой корпус на Вислу и, сформировав депо, организовать армейский резерв. Однако быстрое продвижение неприятеля не позволило Бюлову реорганизовать имевшиеся в его распоряжении батальоны и снабдить их из магазинов Грауденца оружием, артиллерией и достаточным количеством боеприпасов. Видя, что казаки уже на левом берегу Вислы, Бюлов поспешил к границам Померании. В течение нескольких дней, на марше, он еще пытался «организовать свои массы, в которых не было и половины необходимых офицеров», а «рекруты все еще не имели оружия и многие были без формы». Однако благодаря присоединившимся по пути отступления к Бюлову отдельным подразделениям общее число корпуса достигло 10–11 тыс. человек, полутора артиллерийских батарей и примерно 400 кавалеристов. По мнению автора записки, Бюлов стремится достичь тылового лагеря, который дал бы ему возможность опереться на укрепления Кольберга, и «его величество король» предписал ему подобную позицию как конечный пункт отступления, дабы не потерять коммуникации. В записке говорилось также о прусском генерал-майоре Л. К. Л. Г. Борстеле, который поддерживает постоянный контакт с Бюловом и готов принять командование над районом Штеттина при уходе прусских войск из Нойштеттина (Neu Stetin)^[1274].

С успокаивающими сообщениями в связи с отъездом прусского короля, его семейства и ряда министров из Берлина в Бреслау обратился в тот день к французскому командованию и Гарденберг. Он подчеркивал, что пруссаки сохраняют с французскими военными дружественные отношения, тем более что герцог Кастильоне (Ожеро) обеспечивает среди солдат своего корпуса хорошую дисциплину, и каких-либо перестановок в прусском правительстве не происходит^[1275].

Достаточно сдержанно, но без признаков какого-либо беспокойства насчет перемен в позиции Пруссии сообщал об отъезде прусского короля и его семейства Сен-Марсан. Барон Гарденберг, по его словам, отправился вслед за королем утром 23-го. Посла Австрии и самого Сен-Марсана пригласили следовать за Фридрихом-Вильгельмом. Сен-Марсан намерен отъехать в Бреслау в течение двух или трех дней. В Берлине должен будет остаться г-н Лефевр, секретарь посольства^[1276].

Об отъезде короля Пруссии в Силезию вечером 22 января и о готовности Гарденберга отправиться следом 24-го сообщил в общем рапорте, составленном для Богарне, и Ожеро^[1277].

Между тем даже тон берлинских газет тех дней не мог не внушить французам беспокойства. Еще 19 января в «Берлинише цайтунг» была опубликована обширная информация о действиях генерала Йорка, который вступил в соглашение с русским генералом Дибичем. Здесь же газета напечатала полный текст Таурогенской конвенции! Сообщалось о действиях генерала Массенбаха и, как бы демонстрируя объективность, о назначении генерала Клейста командиром Прусского корпуса, о миссиях Нацмера и Гатцфельда, отправленного в Париж с целью подтверждения перед Наполеоном взятых Пруссией на себя союзнических обязательств^[1278].

Та же газета в номере за 23 января, извещая об отбытии короля Фридриха-Вильгельма и сопровождавших его лиц в Бреслау одновременно опубликовала приказ на день за подписью начальника штаба XI армейского корпуса Менарда о прибытии в Берлин большого количества чинов французской армии, что, в свою очередь, вызвало инциденты. Сообщалось, что, если в течение 24 часов по прибытии эти чины не представят приказы, определяющие их статус, они будут арестованы жандармерией.

Далее в газете шла информация о действиях русских войск за 15 января, о мерах по набору конскриптов во Франции, публиковались письмо Макдональда, адресованное Бертье из Тильзита 28 декабря, и даже сообщения из Лондона^[1279].

Действительно, французскому командованию и французским дипломатическим лицам оставалось только одно: наблюдать за действиями прусского государственного и военного руководства, настроениями самих пруссаков и, не решаясь предпринимать каких-либо шагов, которые могли бы только обострить ситуацию, надеяться на то, что Пруссия окончательно и открыто не перейдет на сторону противника.

Последовательное продвижение русских войск предопределяло (наряду со все более выжидательной позицией Вены) действия и Австрийского корпуса. 23 января Шварценберг, получив последние сведения о движении русских, поделился своими размышлениями насчет перспектив развития ситуации с генералом Рейнье, находившимся в тот момент в Варшаве. По мнению Шварценберга, русская армия готовилась перейти Вислу и это с неизбежностью заставляло и австрийцев, и саксонцев перейти на левый берег реки^[1280].

В целом ситуация для остатков Великой армии последовательно все более ухудшалась. Главный штаб по-прежнему делал все, что от него зависело. Бертье, все еще тяжело болея, фактически передоверил решение всех вопросов Монтиону. Последний продолжил выполнять решения императора об отправке во Францию маршалов Нея и Макдональда, генерала Жюно^[1281], осуществлять передислокацию корпусов (III корпус должен был оставаться в Кюстрине, I передвигался в Штеттин; дивизию Лагранжа, находившуюся между Берлином и Штеттином, следовало отодвинуть в тыл); распределял кадры артиллерии и т. д.^[1282]

В тот день Монтион получил рапорт начальника штаба инженерных войск П. Монфора на предмет неготовности крепости Модлин к использованию в боевых действиях. Согласно Монфору, в крепости требовалось произвести значительные работы, которые даже при наличии средств невозможно будет закончить до 1 июня. Более того, гарнизон, состоявший из 400 человек, в преддверии решающих событий был просто ничтожен^[1283]. Монтион немедленно довел все это до сведения Богарне, запросив сумму в 700 тыс. франков для производства работ^[1284].

Беспокойство вызывала и неготовность других крепостей к обороне, в частности Штеттина. Менард, начальник штаба XI корпуса, прямо писал об этом Ожеро, отмечая трения, которые возникают с прусской администрацией по этому вопросу^[1285].

Стоит ли говорить, что французский военный губернатор Варшавы Дютайи думал о ближайших перспективах развития ситуации с большим беспокойством. Столица великого герцогства, которая еще некоторое время назад представлялась не только безопасным городом, но и важной опорной точкой для продвижения Великой армии в Россию, теперь оказалась фронтовым городом, находящимся под угрозой сдачи^[1286]. 23 января Дютайи получил письмо, в котором содержалось мнение императора о необходимости обеспечить в Варшаве лошадьми 2 тыс. кавалеристов. Дютайи немедленно в рапорте на имя Бертье описал реальную ситуацию. По его словам, с 24 декабря по 1 января из Варшавы в Глогау и Берлин пришлось отправить 1102 безлошадных карабинеров и кирасиров, отчаявшихся получить лошадей в столице великого герцогства. Позже, 18 января, были отправлены в Берлин еще 18 кирасиров, покинувших госпитали Варшавы. По сведениям Дютайи, на 23 января в варшавском депо оставалось 953 человека и содержалось 588 лошадей. Он приказал назавтра, 24-го, отправить всех способных к службе и могущих выдержать путь людей и лошадей в Штеттин^[1287].

24 января Платов отрапортовал Кутузову о полной блокаде Данцига^[1288]. В тот же день казачьи бригады Иловайского 3-го заняли Нойштадт и Лауэнбург^[1289]. Это означало, что казачьи части уже вошли в Померанию. Однако сведения об этом могли достичь Позена только дня через два. Именно так («сир, у меня нет никаких новых сведений о неприятеле») начал свое послание от 24 января императору Богарне. Однако он правильно предположил, что «движение неприятеля, скорее всего, будет со стороны Вилленберга». Далее вице-король сообщил, что отправил 150 тыс. франков для сооружения в Модлине палисадов, множества укрытий для солдат и магазинов и что Ожеро также озаботился обеспечением необходимых припасов на случай начала борьбы за Берлин^[1290].

Значительно более подробные сведения сообщил в письме от 24 января военному министру Кларку его доверенное лицо адъютант майор Бальтазар. Он оказался в Берлине 23 января^[1291] и уже на следующий день подготовил рапорт для своего шефа. По его словам, хотя Главная квартира Богарне к утру 25-го будет еще в Позене, но совершенно определенно ее нужно переносить ближе к Одеру. Часть Великой армии уже на Одере – I и III корпуса в Кюстрине, II – в Штеттине, а IV – в Глогау. Вице-король написал Ожеро, чей корпус занимал район Берлина, чтобы войска гарнизона и дивизия Лагранжа, находящаяся между Кюстрином и Берлином, приблизились к Одеру. Между тем Бальтазар прямо признал, что «войска разложились» и «дисциплину не соблюдают». Как иллюстрацию распада армии Бальтазар привел «грустный пример» 34-й дивизии, состоявшей первоначально из «прекрасных войск и силой в 15 тыс. человек», когда она приближалась к армии. Однако наутро, когда дивизия «увидела неприятеля», в ее рядах осталось только 1200 человек.

Бальтазар дважды – 23 и 24 января – имел длительные беседы с маршалом Ожеро. Герцог Кастильоне, по мнению майора, «смотрит на ситуацию хладнокровно» и «не злоупотребляет тем, чтобы чересчур критически представлять ситуацию». Более того, маршал и Сен-Марсан убеждены в лояльности прусского короля к Франции и «воспринимают его слова без каких-либо сомнений». Что же касается попытки со стороны Ожеро добиться выплаты Пруссией Франции тех сумм, которые она должна выплатить, то пруссаки уверяют, что это невозможно, ибо страна разорена. Не менее важный вопрос – позиция Австрии, поведение которой «важно для европейского баланса». Однако очевидно, что Шварценберг отступает в Галицию, в то время как генерал Рейнье, в свою очередь, с саксонцами и остатками дивизии Дюрютта отступает на Позен. Хотя 18 января он был еще в Варшаве, однако «и Понятовский, и первые польские фамилии уже готовы к предстоящему отъезду».

Затем Бальтазар вновь возвратился к вопросу о состоянии армии. «Гвардия полностью потеряла свою репутацию», – заявил он. Принц Экмюльский «ужасно упал во мнении», в то же время маршал Ней воспринимается «как герой тяжелейшего отступления». О вице-короле и короле Неаполитанском отзываются как о людях, не теряющих присутствия духа, особенно в отношении первого из них, отмечая его хладнокровие. Но армия в целом значительно уменьшилась в численности, а дух ее упал. Дезорганизация добралась до всех рангов. Наконец, князь Ваграмский (Бертье) очень болен, и непонятно, сможет ли он продолжать службу. В конце письма Бальтазар сообщил, что собирается осмотреть Шпандау, а затем «с одним из генералов» поедет в Штеттин, Кюстрин и далее в Глогау^[1292].

Полагаем, что майор Бальтазар представил достаточно точную картину сложившейся ситуации. К этому стоит добавить, что Ожеро, несмотря на все свое, по словам Бальтазара, хладнокровие, все же не мог не видеть, как катастрофически быстро ухудшается отношение пруссаков к Франции и ее солдатам. Отправляя 24 января Кларку рапорт генерала Бурсье о ситуации в главном кавалерийском депо, располагавшемся в Берлине, маршал отметил, что оно заполнено кавалеристами разных частей, находящимися без командиров. Такая ситуация вызывает беспокойство в Берлине, и он, Ожеро, хочет перенести это депо в другие казармы, подальше от города^[1293].

24 января граф Латур, штабной полковник в штабе Шварценберг, по приказу своего шефа подготовил письмо генералу Рейнье, в котором охарактеризовал предполагаемые намерения русских. Накануне (21-го) с целью не допустить напрасного кровопролития между авангардом русских и арьергардом австрийцев Шварценберг отправил его в Ломжу к русскому генералу И. В. Васильчикову^[1294], а оттуда, как можно понять, он переместился в расположение войск Остен-Сакена. По мнению Латура, как он доложил Шварценбергу войска Милорадовича и Сакена намерены атаковать Варшаву, и великое герцогство окажется в трудной ситуации. Тем временем Витгенштейн блокирует Данциг, а Тормасов и Дохтуров двинутся на Торн, а возможно, также и на Плоцк и Варшаву. Общие силы русских, по словам Латура, составляют 180 тыс. человек^[1295].

Таким образом, к 24 января становилась все более очевидной возможность сдачи Варшавы, а вместе с этим и всех еще остававшихся в руках Великой армии пунктов на средней Висле – Торна и Модлина, и Главной квартире Богарне не оставалось ничего другого, как оставить Позен и передвинуться на Одер.

К 24 января информация, доставленная Латуром, стала известна и Рейнье. Командир VII корпуса, сам реалистично оценивавший ситуацию как чрезвычайно опасную, теперь еще более уверился в том, что «великое герцогство в трудной ситуации», поскольку корпуса Сакена и Милорадовича, по всей видимости, атакуют Варшаву^[1296].

25 января Рейнье, покинув Варшаву и оказавшись возле передовых частей своего корпуса в Окуневе (к востоку от Варшавы и Праги), отправил Богарне еще одно послание, в котором снова изложил данные о неприятеле, полученные от Шварценберга через Латура^[1297].

Возвратившись из Окунева в Варшаву в тот же день (мы предполагаем именно такой порядок передвижений Рейнье и такую последовательность подготовки им писем), он пишет письмо на имя Бертье. Рейнье подтверждает мнение Шварценберга в отношении намерений русских обойти левый фланг Австрийского корпуса, двинув значительные силы от Вилленберга, и пересечь Вислу между Модлином и Торном. Это обстоятельство предопределяет и характер действий Саксонского корпуса, который обречен на отступление и поиск нового района для кантонирования^[1298].

Генерал Дютайи, французский военный губернатор в Варшаве, все еще пытавшийся сосредоточить в столице великого герцогства как можно больше продовольственных ресурсов, вместе с тем в отчаянии писал 25 января Рейнье (?), что у него нет никаких приказов и инструкций на предмет возможных действий и что в городе нет хотя бы какого-то французского гарнизона^[1299].

К тому же дню относится и послание Бюлова Монтиону Находясь в Нойштеттине и обосновывая свое намерение не допустить столкновения собственного контингента с русскими и отойти к Кольбергу Бюлов последовательно изложил аргументы в пользу такого решения. Он сообщил, что, во-первых, под его командованием находятся 8 батальонов линейной пехоты и все они из состава «новых войск»; во-вторых, у него фактически нет кавалерии, за исключением 300 всадников, и это, по сути, исключает возможность успешных рекогносцировок и получения достоверных сведений о противнике; в-третьих, с генералом Л. Борстелем, командующим прусскими войсками в Кольберге, он мог бы установить прямую связь через Бельгард^[1300] (Belgard); в-четвертых, фактическое отсутствие кавалерии препятствует установлению связи с гарнизоном Данцига, тем более что, по его сведениям, эта местность блокирована 85 тыс. неприятельской пехоты и 8 тыс. кавалерии; в-пятых, с имеющимся числом кавалерии невозможно «обозревать» фронт в 60 лье и невозможно решиться встретиться лицом к лицу со значительно превосходящей кавалерией неприятеля. В целом Бюлов подводил к выводу о том, что если неприятель двинется вперед большими силами, то он, Бюлов, должен будет отойти к Кольбергу^[1301].

Между тем, согласно «Журналу» ван де Лорта, 25 января состоялась встреча Шварценберга «с русским советником бароном Анштеттом [d'Anstedten] в имении Рыбянки [Rybiancki] возле Вышкува [Wiskow]». Было согласовано, что Австрийский корпус эвакуирует «варшавский департамент и отойдет, согласно конвенции, к Радому и Пётркуву [в оригинале – Patrikau] – вплоть до Кракова, где и будет кантонировать между Пилицей и Вислой у Сандомира, наконец, что движение будет завершено к концу февраля месяца»^[1302].

В Главном штабе Великой армии об этой встрече узнают, по-видимому, позже^[1303]. Вечером 25 января (явных указаний на то, что письмо написано именно вечером этого дня, не имеется; однако по косвенным моментам мы склонны отнести послание к позднему часу 25-го) Богарне составил краткий рапорт для императора. Главной темой стал вопрос о готовности Шварценберга продолжить отступление. В ответ на это вице-король выразил намерение отправить на следующий день к австрийскому фельдмаршалу адъютанта, который убедил бы его в отсутствии явной опасности движения неприятеля в районе Средней Вислы. Богарне намеревался аргументировать это тем, что наибольшие силы (предположительно от 18 тыс. до 20 тыс. человек) неприятель бросил на Данциг и примерно такое же количество войск сосредоточил перед Торном в направлении на Позен. И это, по мнению вице-короля, означает, что остальная часть неприятельской армии не может в таких же силах находиться перед Австрийским корпусом. Богарне уверял императора, что в Великом герцогстве Варшавском активизируется патриотический подъем и что «восемь спокойных дней принесли немного уверенности и рассеяли ложные тревоги».

В конце письма Богарне не преминул остановиться на состоянии здоровья Бертье, который, хотя и стал чувствовать в последние дни себя лучше, сейчас вновь начал жестоко страдать^[1304].

В целом корреспонденция за 25 января говорит, по крайней мере, о трех важных моментах. Во-первых, общая ситуация для осколков Великой армии неуклонно ухудшалась, ибо русские войска продолжали решительно двигаться вперед, несмотря на усталость личного состава и заметные потери. Во-вторых, и Шварценберг, и Рейнье, непосредственно наблюдая решимость русских, уже были совершенно убеждены в необходимости дальнейшего отступления и сдачи Варшавы. В-третьих, командование Великой армии в лице Богарне продолжало питать надежды на возможность удержания ключевых позиций на Висле и определенной стабилизации общей ситуации. Эти надежды находили отражение в рапортах из Главной квартиры армии Наполеону, искажая, таким образом, реальное положение дел и, в свою очередь, воздействуя на характер решений императора.

26 января русские продолжали стягивать войска к Пиллау В тот же день из Пиллау в Кёнигсберг прибыли два парламентера – прусский и французский – для переговоров о сдаче крепости^[1305].

Еще 25 января австрийские войска при приближении русских оставили Остроленку и отступили к Пултуску. Это произошло в результате устной договоренности с русским командованием. 26-го в Остроленку вступил отряд генерал-адъютанта И. В. Васильчикова. Тогда же – 26-го – Милорадович прибыл в местечко Прасниц^[1306], откуда днем отступили австрийцы. Жители встретили русские войска восторженно. Генерал-майор И. В. Иловайский 3-й занял г. Лауэнбург в Померании, а генерал-майор И. К. Орурк с левого берега Вислы блокировал Торн. Попытки войск, блокированных в Данциге, организовать вылазку в сторону Оливы и прощупать прочность изоляции города-крепости, потерпели неудачу^[1307].

В ночь на 27-е австрийский корпус скорым маршем двинулся из Пултуска на Модлин с намерением как можно быстрее перейти Вислу^[1308].

Конечно, сведения об этих событиях поступали в Главную квартиру Великой армии в Позене с большим опозданием. Так, утром 26-го Богарне получил сообщение, отправленное из Торна 24 января. В нем говорилось, что ситуация в районе Торна совершенно спокойная. Столь же обманчивое представление было у Богарне и о других участках французского соприкосновения с русскими. «Сир, – писал он 26-го Наполеону, – мне нечего сообщить вам сегодня относительно того, что происходит перед нами». И далее: «Наши патрули встретили в нескольких милях со стороны Бромберга несколько патрулей казаков, которые тотчас же отступили». Правда, настроения Шварценберга (о которых вице-король узнал из пересланного Рейнье письма австрийского фельдмаршала, полученного тем утром) все же вызывали у Богарне беспокойство. Шварценберг не скрывал своего стремления перейти Вислу и сообщал, что его посты в Остроленке обойдены русскими и вынудили его отойти. Однако, по мнению Богарне, последние письма вице-короля к Шварценбергу заставят фельдмаршала изменить характер действий в отношении русских и «добавят немного более энергичности» его поведению^[1309].

26 января помечено и письмо вице-короля Италии к Шварценбергу. По-видимому, возвратившийся в штаб-квартиру в Позене граф Латур доставил письмо австрийского командующего от 22 января. Ознакомившись с письмом, Богарне немедленно отписал Шварценбергу, дабы тот продолжал удерживать позицию перед Модлином. Вице-король пытался уверить Шварценберга в том, что движение неприятеля осуществляется отнюдь не для обхода австрийцев, но направлено к Торну или же имеет целью проведение операций в районе Данцига. Наконец, Богарне пишет, что, если русский маневр все же направлен против австрийцев, армия располагает достаточными силами, чтобы этому противостоять^[1310].

Шварценберг имел иные намерения. В тот же день, 26 января, получив послание от Богарне (и тоже – от 22 января), австрийский фельдмаршал пишет главнокомандующему Великой армией обширное послание, явно пытаясь оправдать свои действия, которые он или уже предпринял, или же собирался предпринять. Он сообщал, что армия Кутузова осуществляет движение, дабы обойти его левый фланг, в то время как Сакен взял направление на правый фланг Австрийского корпуса. Одновременно князь Волконский создает левым флангом угрозу правому флангу Рейнье. Сам же Шварценберг, видя, что три дивизии под командованием Милорадовича – Васильчикова, Палена и Корфа – движутся на Остроленку а войска Винцингероде прибыли в Корцеллен^[1311] (Chorzellen) и отправляют партии в Прасниц (Przasnitz), принял решение «переменить фронт» и отдал приказ оставить Остроленку.

Описав только что им совершенный «маневр», Шварценберг прямо написал, что считает абсурдным осуществлять наступательные движения против армии, значительно превосходящей в численности, к тому же не имея надежды на успех или на поддержку в случае неуспеха. Он, Шварценберг, собирается провести несколько дней, расположив войска между Модлином и Варшавой. Так как неприятельская армия движется прямо на Одер, то ее легкие войска в ближайшее время перейдут Вислу ниже Варшавы и непосредственные коммуникации с Позеном будут перерезаны.

В конце письма Шварценберг, отдавая своего рода дань вежливости, нежели выражая определенность намерений, заверил, что сделает все возможное, чтобы удержать Варшаву и прилегающую территорию, а отступательные движения предпримет только в случае наихудшего варианта развития событий^[1312].

27 января армия А. П. Тормасова заняла Вилленберг, Главная квартира императора Александра и Главная квартира фельдмаршала Кутузова расположились там^[1313]. Теперь открылась непосредственная возможность приближения к Торну и его осады. Платов должен был отправить сильные партии к Одеру^[1314].

Однако Главный штаб Великой армии все еще продолжал надеяться, что русская армия остановит свое продвижение. Богарне писал Наполеону в тот день, что неприятель, по его мнению, больше склонен пугать Шварценберга своими маневрами, чем реально помериться с ним силами. Поэтому Богарне полагал, что переход Австрийского корпуса через Вислу в ближайшее время маловероятен. Богарне рассчитывал также и на прусские войска, в частности на те, которые концентрировал генерал Бюлов. Вице-король был полон решимости побудить Сен-Марсана обратиться к прусскому правительству с требованием передать войска Бюлова в подчинение Богарне. Письмо заканчивалось констатацией, что русский корпус находится перед Данцигом, в котором, однако, имеется значительный гарнизон в 25 тыс. человек и от 5 тыс. до 6 тыс. кавалеристов^[1315].

Только на следующий день, 28-го, получив новые рапорты о движении неприятеля, Богарне стал осознавать реальную ситуацию. В рапорте Наполеону он констатировал, что неприятель активно наступает, в то время как он, Богарне, реально располагает не более чем 10–12 тыс. человек пехоты и 2–3 тыс. кавалерии. Пустившись в гипотетические рассуждения на предмет передачи пруссаками в распоряжение командования Великой армии нового корпуса и увеличения корпуса Шварценберга, вице-король заявил, что в этом случае неприятель и не подумал бы о вторжении в Великое герцогство Варшавское. Однако в реальности, как видно из последних писем из Варшавы, Шварценберг уже свернул свои посты за Пултуском. Наконец, Богарне не помышлял о том, чтобы возлагать надежды на возможность использовать войска Гренье и 31-ю дивизию, так как, во-первых, присутствие этих 30 тыс. человек необходимо в Берлине, во-вторых, их следует приберечь для формирования новой армии к предстоящей весне, а в-третьих, использование одной пехоты без кавалерии на театре военных действий рискованно и не может дать хорошего результата.

Странно, но письмо, наполненное тревожным ожиданием неблагоприятного исхода предстоящих событий, Богарне закончил надеждами на возможность легкого восстановления линии фронта по Висле в случае использования 31-й дивизии и «10 тыс. пруссаков», 3 тыс. или 4 тыс. которых – кавалеристы^[1316].

Между тем 28 января судьба Варшавы была окончательно предрешена.

Шварценберг уведомил Понятовского, что, во-первых, генерал Сакен заставил Рейнье отступить к Праге; во-вторых, Милорадович вслед за кавалерией Корфа, Палена и Васильчикова движется на Пултуск; в-третьих, войска Винцингероде обошли левый фланг австрийцев и движутся к Висле, угрожая тем самым перерезать коммуникации Австрийского корпуса. Все это заставляет его, Шварценберга, произвести «общее передвижение (un movement général)». В частности, генерал Фрёлих отправит один гусарский полк на Став (Stow) для прикрытия левого фланга, а генерал Вреде расположится выше Варшавы, чтобы помешать неприятелю тревожить войска справа^[1317].

Согласно «Журналу» ван де Лорта, «когда князь [Шварценберг. – В. З.] объявил французским представителям, князю Понятовскому и Сенату, что нет никакой возможности прикрыть эту столицу и что Австрийский корпус, возможно, находится здесь последние дни», Варшава погрузилась в состояние ужаса^[1318].

28 января авангард Чичагова под командованием генерал-майора Е. И. Чаплица блокировал Торн^[1319]. А в Вилленберге, где располагалась в это время Главная квартира русской армии, в тот день был составлен проект конвенции о перемирии. Перемирие устанавливалось на неопределенный срок. Прекращение его действия могло произойти не ранее как после объявления об этом за две недели. Составной частью конвенции стал план, определявший порядок марша австрийских войск: в течение 5 дней австрийские войска должны оставить местность при Нареве и остановиться 22 января (3 февраля) за Вислой возле Варшавы; 23–24 января (4–5 февраля) Варшава должна быть сдана, а войска начнут движение за р. Пилицу куда перейдут 1(13) февраля; затем в течение 6 дней будут эвакуироваться склады и госпитали, и только 7(19) февраля начнется марш от Нове-Място и Пётркува (Петрикау). Не исключалось увеличение этого срока еще на 8 дней^[1320]. Этот проект ляжет в основу текста конвенции о перемирии, которая будет подписана 30 января 1813 г.

29 января, получив письмо от Шварценберга почти одновременно с посланием Богарне от 27-го, Понятовский незамедлительно пишет вице-королю. Для князя Юзефа очевидно, что Варшава остается без прикрытия со стороны как саксонцев, так и австрийцев, а вместе с тем и каких-либо собственных сил для организации сопротивления продвижению русских войск у него нет. Поэтому, отправляя к Богарне письмо Шварценберга вместе с «дорожным планом» (l'itinéraire), который был к нему приложен, Понятовский остановился только на вопросе об использовании литовских полков, состоявших из рекрутов. Оставлять их в крепостях Модлин и Прага, которые «через несколько дней останутся без прикрытия», он счел нецелесообразным и предложил оставить полки, как можно понять, в Варшаве и Праге^[1321].

По всей видимости, вплоть до 29 января Понятовский тщетно пытался убедить командование Австрийского корпуса решиться на оборону Варшавы. Однако эти уговоры со стороны поляков только раздражали Шварценберга, который хорошо осознавал опасность такого рода действий и, по-видимому, уже за несколько дней до этого принял окончательное решение оставить Варшаву и территорию самого великого герцогства неприятелю. 29 января он наконец-то пишет Богарне послание, в котором не только дает отповедь стремлению поляков втянуть австрийские войска в заведомо провальное предприятие, могущее поставить его корпус на грань полного уничтожения, но и напрямую излагает свои намерения отойти с Вислы. Давая с первых же строк письма отповедь полякам, Шварценберг прямо указал на намерения своего императора, который рассчитывает на сохранение корпуса в преддверии начала новой кампании. Фельдмаршал отмечает тяжесть испытаний, выпавших на долю корпуса в течение 8 месяцев (три из которых пришлись на холодную зиму), и невозможность отдыха на зимних квартирах, которые разоряются казаками, делая вывод, что все это вконец деморализует личный состав. Наконец, «обезображенные холодом люди» и те многие, которые страдают нервической лихорадкой, ежедневно пополняют госпитали. Все это, по словам Шварценберга, принуждает его избегать любого серьезного боестолкновения. В связи с тем, что корпус Сакена маневрирует на фланге генерала Рейнье, он, Шварценберг, переправил через Буг одну из своих дивизий и направил ее на Окунев; эта дивизия должна занять большую дорогу и местность между этой дорогой и Бугом. Другая дивизия расположилась между Сероцком и Модлином и перейдет на левый берег Вислы, когда фельдмаршал найдет нужным. Третья дивизия завтра прибудет в Варшаву. Один авангард корпуса находится в Насельске (Nasilsk), другой – в Пултуске. Три полка кавалерии стоят в резерве между Вышогрудом (Wisogrod) и Варшавой для прикрытия дороги на Позен в случае, если неприятель достигнет Плоцка (Plock), к чему он, кажется, стремится.

В заключение Шварценберг постарался изложить смысл действий неприятеля, который маневрирует значительными силами на левом фланге Австрийского корпуса, ставя его перед выбором: либо покинуть свои квартиры, либо же атаковать его. В последнем случае Австрийский корпус, понеся большие потери, все равно вынужден будет отступить, оказавшись отброшенным на войска Сакена^[1322].

Еще 28 января между командованием Австрийского корпуса и русским командованием было, по сути, подтверждено соглашение о фактической приостановке боевых действий, сдаче Варшавы и о дальнейшем отступлении Австрийского корпуса^[1323]. Фельдмаршал Кутузов в связи с этим выразил в письме Шварценбергу надежду на общее изменение политической ситуации «к лучшему»^[1324]. Шварценберг ответил на это послание не менее благожелательно-вежливым письмом^[1325]. К этому времени Австрийский корпус, начавший в ночь на 27 января спешное отступление от Пултуска, уже полностью расположился в Варшаве, в ее окрестностях, частью – в Праге; хотя арьергард и оставался еще в Окуневе^[1326].

30 января в Зегже М. А. Милорадович и К. Ф. Шварценберг скрепят соглашение о перемирии своими подписями. Соглашение предусматривало сдачу не позднее 5 февраля Варшавы и постепенный отход австрийских войск к Кракову^[1327].

Сразу после достигнутого с русскими соглашения Шварценберг отправляет полковника Латура к Рейнье, дабы уведомить командующего VII корпусом о приближении значительного отряда русских к Плоцку (из-за чего возникает серьезная угроза тылам) и о движении самого Милорадовича к Пултуску с намерением соединиться в дальнейшем с Сакеном возле Праги. Это, по словам Шварценберга, заставляет его переправить свой корпус через Вислу. Фельдмаршал спрашивал Рейнье, готов ли тот уведомить об опасности, угрожающей Варшаве, или же это лучше сделать самому Шварценбергу^[1328].

31 января и Шварценберг, и Рейнье отправляют письма Богарне. Рейнье сообщает, что ожидает прибытия в тот же день в Варшаву Шварценберга, дабы условиться о дальнейшем отступлении. Через полковника Латура австрийский командующий уведомляет его, что надеется выиграть 5 или 6 дней, а возможно, и больше времени. Между тем лед на Висле вскроется не ранее чем через 15 дней, а это значит, что препятствий для перехода русскими войсками реки в ближайшее время не предвидится. Следовательно, по мнению Рейнье, чем далее будет откладываться последующее отступление, тем труднее его будет осуществить. Наконец, Рейнье излагает сведения о движении русских корпусов, которые идут на Плоцк, на Пултуск, Цеханув и Венгрув. Император Александр прибыл из Вилленберга в Яново. Через два или три дня и дорога на Позен будет уже небезопасна^[1329].

Текст письма Шварценберга более обтекаем. Командующий Австрийским корпусом констатировал передвижение русской армии к Висле, которую она намеревается перейти в нескольких пунктах. Левое крыло русской армии движется прямо на Прагу. Причем, по сообщениям из Галиции, генерал Толстой прошел Житомир с корпусом в 60–80 тыс. человек с целью создания угрозы на верхней Висле. Шварценберг завершил свое письмо заявлением, что будет продолжать сосредоточение своего корпуса вокруг Варшавы: сильный авангард расположит перед Прагой, другой авангард – впереди Модлина. Свою главную квартиру переведет в Окенче (Okencie), на небольшом расстоянии от Варшавы^[1330].

Бросается в глаза, что Шварценберг, уже определенно решивший оставить Варшаву и уведомивший об этом Рейнье, не спешил напрямую об этом сообщать Богарне.

Что же Богарне? 29 и 30 января он, по-видимому, не отправлял Наполеону никаких сообщений, сам, вероятно, не имея новых сведений о ходе действий как русских, так и австрийцев и саксонцев^[1331]. Только 31 января, судя по всему, еще до получения писем от Рейнье и Шварценберга, он напишет Наполеону. Богарне сообщит о концентрации артиллерии и императорской гвардии в германской Фульде; о подготовке к движению на Позен дивизии Гренье и 31-й дивизии^[1332]; о надеждах на то, что храбрость поляков укрепит решимость австрийцев и будет возможно спасти Варшаву. Судя по контексту письма, Богарне еще не разуверился полностью в возможности отстоять польскую столицу. Однако, если сдача города все же произойдет, он обозначил путь отступления для Шварценберга – на Калиш. Тем самым мог быть прикрыт Позен, и оставалась перспектива обеспечить формирование нового прусского корпуса на нижнем Одере и саксонского корпуса в тылу за Глогау.

Богарне написал, что французские посланники в Дрездене и Берлине сообщают о продвижении в формировании этих корпусов и что есть потенциальная возможность отправить от каждого из них на Позен по 1 тыс. кавалеристов. Параллельно с этим Богарне совместно с главным интендантом предпринимает усилия по концентрации продовольственных запасов в Штеттине, Кюстрине, Глогау и Шпандау. Послание заканчивалось констатацией, что, как свидетельствуют последние новости о неприятеле, которые относятся к 28 января, Кутузов занимает Вилленберг и Зольдау^[1333] (Soldau), а одна кавалерийская дивизия уже прибыла в Млаву (Mlawa), и в целом главные силы русских двигаются на Плоцк, дабы облическим^[1334] движением заставить эвакуировать Варшаву^[1335].

В тот же день, 31-го, Богарне подготовил обширный доклад для Наполеона, в котором обозначил результаты выполнения приказов императора по отправке с линии боевых действий для реорганизации в тыл остатков Великой армии: экипажей императорской квартиры; императорской гвардии; артиллерии; кавалерии; военных экипажей; казны. Охарактеризовал ситуацию в отдельных пунктах расположения войск, остановился на характеристике польских частей, состоявших на службе Франции, наконец, дал обзор состояния пехоты^[1336].

Действительно, вплоть до начала февраля Богарне продолжал надеяться на изменение ситуации к лучшему и на возможность удержаться на Висле. Эмиссар Богарне, его адъютант А. Джифленга де Рене (Gifflenga de Rene), бригадный генерал итальянской службы, отправленный в Варшаву с намерением прояснить реальную ситуацию, только 31 января после длительной беседы со Шварценбергом, в ходе которой и удалось выяснить подлинные намерения командующего Австрийским корпусом, смог подготовить письмо к Богарне, призванное раскрыть глаза вице-королю Италии. По словам Джифленги, его беседа со Шварценбергом длилась несколько часов, и у него сложилось убеждение, что движение Австрийского корпуса к Варшаве есть не что иное, как концентрация его сил для последующего отступления по дороге на Краков. Все аргументы, которые Богарне приводил в пользу организации защиты Варшавы, Шварценбергом отвергаются на том основании, что войска следует беречь. Общие настроения, господствующие в рядах Австрийского корпуса, сводятся к тому, что идущая сейчас война – чужая, что Австрия не извлекает никаких преимуществ из союза с Францией и что, наоборот, нет оснований оставаться врагами России. Наконец, Шварценберг указал на недовольство чинов Австрийского корпуса невыплатой жалованья в течение уже 5 месяцев. На аванпостах австрийские солдаты общаются с русскими солдатами. Идет интенсивная переписка командования Австрийского корпуса с командованием русских войск – с Милорадовичем и Сакеном. Согласно конвенции, достигнутой 26 января, австрийские аванпосты покинули Остроленку и Прасниц (Przasnitz), и в течение пяти дней между русскими и австрийцами нет никаких столкновений. Сам Шварценберг имел встречу с русскими генералами, которые смогли убедиться в характере духа австрийских войск. Джифленга сообщил также о прибытии императора Александра вместе с русской гвардией 27-го в Вилленберг, об объявлении им себя «Рыцарем Пруссии» и решимости занять территорию вплоть до Одера, о приближающемся приезде в армию Барклая-де-Толли вместе с «ордами татар». Подводя итоги, Джифленга констатировал, что в ближайшее время предвидится оставление Великого герцогства Варшавского^[1337].

Письмо от Джифленги Богарне получит только 1 февраля^[1338]. Вплоть до этого времени он будет продолжать писать Шварценбергу уверяя его в скором прибытии из Берлина в Позен XI корпуса, состоящего из трех дивизий, одна из которых будет поддерживать австрийцев с их левого фланга. Если все-таки Варшаву придется, вопреки всему, сдать, то отступать Шварценбергу следует на Калиш. Это должно будет непременно остановить неприятеля и дать возможность закончить формирование в районе Глогау нового саксонского обсервационного корпуса, а Пруссии – сконцентрировать войска на нижнем Одере^[1339].

Наполеон в последние дни января продолжал энергичную деятельность по созданию новой Великой армии, но уже 1813 года. Он был полон решимости продолжать борьбу.

Заключение

После подписания русско-австрийской конвенции о перемирии 30 января 1813 г. события стали развиваться с удивительной быстротой. 31 января русские войска вступили в Плоцк. На следующий день, 1 февраля, корпус П. П. Палена занял Пултуск. 2 февраля Главной квартире Богарне пришлось переместиться из Позена в крепость Глогау. 3 февраля прусский король Фридрих-Вильгельм III обнародовал манифест о созыве волонтеров для создания дружин вольных егерей. 5 февраля Главная квартира императора Александра I и фельдмаршала Кутузова оказывается уже в Плоцке. В тот же день войска Милорадовича переходят Вислу и через два дня заставляют неприятеля сдать Варшаву. Австрийские войска отступают к Нове-Място, поляки во главе с Понятовским – к Петрикау (Пётркуву), а затем к Ченстохову. Корпус Рейнье – к Калишу За ними по пятам идут русские войска.

Тогда же становится очевидным, что французскому гарнизону цитадели Пиллау из-за настроения прусских войск, находившихся в той же крепости и готовых сражаться против Наполеона, придется подписать капитуляцию^[1340]. Французский гарнизон по замерзшему заливу двинулся в сторону Бальги^[1341].

8 февраля австрийский император Франц I объявляет о своем нейтралитете и обращается к Наполеону с мирными предложениями. В тот же день блокирована крепость Торн. Гораздо дальше австрийского императора идет прусский король. 28 февраля он заключает с русскими договор о мире, дружбе и наступательном и оборонительном союзе. Позже – 17 марта – Пруссия объявляет Франции войну. Своего рода отложенным следствием событий февраля 1813 г. будет окончательный переход Австрии на сторону антинаполеоновских сил и заключение 27 июня 1813 г. в Рейхенбахе союзной конвенции России, Австрии и Пруссии о совместной борьбе против Наполеона.

Очевидно, что полные драматизма события рубежа 1812–1813 гг. были естественным продолжением той череды неудач, которые сопровождали армию Наполеона на протяжении предшествующих им месяцев русской кампании. Но одновременно эти события предопределили характер и исход последующей борьбы европейских сил вплоть до второго отречения французского императора.

Какие факторы в этот переломный момент европейской и мировой истории оказались ключевыми? Попытаемся обозначить те из них, которые, по нашему мнению, определенно вытекают из всей совокупности фактов, безусловно подтверждаемых обширными комплексами исторических документов.

Во-первых, бросается в глаза воздействие тех процессов, которые все более расшатывали основы империи Наполеона. Два ключевых, но вынужденных союзника Наполеона – Австрия и Пруссия – в условиях неудачного для Наполеона исхода русского похода сочли подходящим для себя моментом, чтобы осторожно, но вместе с тем последовательно дистанцироваться от поддержки Парижа.

Во-вторых, французский император, присутствие которого в войсках могло бы до определенной степени сдержать развал армии, вынужден был устремиться в Париж и действовать как глава империи. Только находясь в Париже, он мог восполнить потери, понесенные в ходе кампании 1812 г., и только находясь там, он мог убедить подвластные ему территории, в том числе и саму Францию (вспомним о заговоре К. Ф. Мале!), сохранять верность. Но, передав командование остатков Великой армии Мюрату (как оказалось, выбор был отнюдь не лучшим, но вполне объяснимым), он способствовал тем самым окончательному падению дисциплины и обострению трений среди командного состава армии.

В-третьих, сказалось естественное стремление руководителей Главного штаба в условиях небывалой до того времени катастрофы сосредоточить первоочередное внимание на событиях центрального театра военных действий, нередко упуская из виду процессы, идущие на северном (корпус Макдональда) и южном (Австрийский и Саксонский корпуса) флангах. Преобладание на флангах «нефранцузского элемента» неминуемо должно было привести к интенсивным центробежным процессам отхода пруссаков и австрийцев от неизменного следования в русле интересов Франции. Собственно, и с военно-оперативной точки зрения подобная практика пренебрежения ситуацией на флангах не могла не иметь негативных последствий.

В-четвертых (и этот фактор тесно связан с предыдущим), оставляла желать много лучшего практика передачи информации. Помимо чисто технических моментов, предопределенных погодными, географическими и политическими условиями, сказывалось известное желание Наполеона видеть события в чрезмерно оптимистичном свете. Проявлялась, как мы увидели, чисто человеческая склонность при перемене обстоятельств жизни к лучшему транслировать свое мировосприятие на других людей, находящихся в несравнимо худших условиях.

В-пятых, командование Великой армии явно недооценивало уровень жертвенности, который готовы были проявлять войска противника. Несмотря на тяжелейшие условия, одинаково воздействовавшие как на солдат Наполеона, так и на воинов русской армии, неся огромные потери, российские войска продолжали наступательные действия. Сказалась, без сомнения, и решимость Александра I, разумно полагавшего необходимым довести борьбу против империи Наполеона до конца и установить более стабильную международную систему в Европе.

В-шестых, невозможно игнорировать особенности воздействия на общий ход событий природных и погодных условий. Зима 1812 1813 гг. выдалась небывало суровой на территориях, где шли военные действия. Практически все водные преграды сковал толстый лед, что позволяло почти беспрепятственно форсировать их не только пехотой, но и кавалерией и артиллерией. Морозы, сопряженные с разгулом различных эпидемий (прежде всего эпидемии тифа), нередко оказывали более губительное воздействие на боеспособность войск, в особенности на уже сильно деморализованные части армии Наполеона, чем результаты боестолкновений с противником. Свою роль сыграло и неожиданное потепление в начале января 1813 г., еще более затруднившее движение войск и погрузившее командование Великой армии в состояние неопределенности насчет дальнейших действий.

В-седьмых, нельзя совершенно игнорировать и воздействие личностных моментов. Помимо решимости продолжать военные действия, которую проявили два главных персонажа разыгравшейся драмы – Александр I и Наполеон, важные последствия имели и особенности большинства действующих лиц «второго плана» – Йорка, в конечном итоге решившегося на отчаянный шаг подписания Таурогенской конвенции (поразительно, но все участники встречи на Пошерунской мельнице оказались природными пруссаками!); Фридриха-Вильгельма III, ведущего непростую и тоже очень опасную игру с Парижем; Меттерниха и Франца I, постепенно менявших внешнеполитическую ориентацию Вены; Шварценберга, тонко чувствовавшего смену политических настроений в Европе…

Сложное сцепление характеров, переплетение личностных стратегий, взаимных симпатий и антипатий демонстрировал в тот период и командный состав Великой армии. Метания Мюрата, желавшего то броситься в бой, то оставить армию и умчаться в Неаполь; мудрое и достойное поведение Бертье и Богарне, готовых остаться на своих постах и даже взять на себя ответственность в тяжелейший час распада военного организма; благородство и стойкость Макдональда, который спас остатки своего корпуса от, казалось бы, полной и неминуемой катастрофы; наконец, отвага и долготерпение многих наполеоновских воинов генеральского, офицерского, сержантского и рядового состава, воинский подвиг которых прямо или косвенно отразился в дошедших до наших дней документах, не поддаются описанию.

Не менее сложными и также влиявшими на ход истории были взаимоотношения в среде русского командования, о чем достаточно убедительно в последнее время писали отечественные авторы В. М. Безотосный, А. И. Попов и А. И. Сапожников. Стойкость и самопожертвование русского солдата восхищают не менее, чем стойкость и отвага воинов Великой армии.

Окончательная победа будет одержана Россией в совместной борьбе с не всегда последовательными ее союзниками.

Иллюстрации

Движение Главной квартиры Великой армии от Молодечно до Ковно (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Движение Главной квартиры Великой армии от Ковно до Инстербурга и далее на Кёнигсберг (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Отступление Х корпуса Великой армии от Риги до Шавли (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Отступление Х корпуса Великой армии от Янишек до Таурогена и Тильзита (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Движение Австрийского вспомогательного и VII (Саксонского) корпусов от Брест-Литовска и Кобрина (начало декабря 1812 г.) (на основе карты В. Полторацкого. 1859 г.).

Кантонирование Австрийского вспомогательного и VII (Саксонского) корпусов (6-14 декабря 1812 г.) (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Отход Австрийского вспомогательного корпуса к Белостоку и отход VII (Саксонского) корпуса от Ружан (14–20 декабря 1812 г.) (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Отход Австрийского вспомогательного корпуса от Белостока к Пултуску и VII (Саксонского) корпуса к Седльце (25–29 декабря 1812 г.) (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Отход войск Великой армии от Тильзита и Гумбинена на Кёнигсберг и от Кёнигсберга на Бранденбург и далее на Эльбинг (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Отход войск Великой армии от Кёнигсберга к Эльбингу и далее к Данцигу и Позену (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Карта театра военных действий в районе Варшавы (на основе карты В.А. Полторацкого. 1859 г.).

Примечания

1

Большая часть дат будет дана по н. ст. В ряде случаев указываем ст. и н. ст.

(обратно)

2

Chambray G. Histoire de l'expédition de Russie. Paris, 1838. T. 3 (в ряде случаев используем первое двухтомное издание 1823 г.).

(обратно)

3

Thiers L. A. Histoire du Consulat et de l'Empire. Paris, 1856. T. 14.

(обратно)

4

Ussel J., de. La Défection de la Prusse (décembre 1812 – mars 1813). Paris, 1907; Idem. L'intervention de l'Autriche (décembre 1812 – mai 1813). Paris, 1912.

(обратно)

5

Reboul F. Campagne de 1813: Les préliminaires. Paris, 1910. T. 1–2.

(обратно)

6

Gebler W. Oesterreichische Auxiliar Corps im Russischen Feldzuge 1812. Wien, 1863.

(обратно)

7

Welden L. Der Feldzug der Oesterreicher gegen Russland im Jahre 1812. Wien, 1870.

(обратно)

8

Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen York von Wartenburg. Berlin, 1852. Bd. 2.

(обратно)

9

Kukiel M. Wojna 1812 roku. Kraków, 1937. T. 2.

(обратно)

10

Ададуров В. «Наполеоніда» на Сході Європи: Уявлення, проекти та діяльність уряду Франції щодо південно-західних окраїн Російської імперії на початку XIX століття. Львів: Український католицький університет, 2007; Он же. Война цивилизаций: Социокультурная история русского похода Наполеона. Киев, 2017. Т. 1; и др.

(обратно)

11

Бутурлин Д. П. История нашествия Наполеона на Россию в 1812 году. СПб., 1824. Т. 2.

(обратно)

12

Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 года. СПб., 1839. Ч. 4; Он же. Описание войны 1813 года. 2-е изд. СПб., 1844.

(обратно)

13

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам: В 3 т. СПб., 1859–1860; Он же. История войны 1813 года за независимость Германии по достоверным источникам: В 2 т. СПб., 1863. Т. 1.

(обратно)

14

[Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. СПб., 1911. Т. 2: Балтийская окраина в 1812 году.

(обратно)

15

[Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. СПб., 1905.

(обратно)

16

Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г.: Операции в направлении Тильзит – Митава – Рига. Рига, 1912.

(обратно)

17

Тарле Е. В. Наполеон. М., 1936; и др.

(обратно)

18

Попов А. И. Война 1812 года: Боевые действия на южном фланге. М., 2013–2019. Т. 1–4; и др.

(обратно)

19

Жучков К. Б. Внешнеполитическое самоопределение Пруссии в декабре 1812 – январе 1813 гг. // Россия, Польша и Германия: История и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре. М., 2009. С. 276–287; Он же. В конце двенадцатого года: Победа над союзником или компромисс с врагом? // Вестник Псковского государственного университета. Сер.: Социально-гуманитарные и психолого-педагогические науки. Псков, 2013. С. 47–58; Он же. Русско-прусское нейтральное соглашение в декабре 1812 г.: Причины и обстоятельства заключения // История и историческая память. 2015. С. 20–40; и др.

(обратно)

20

Сапожников А. И. Войско Донское в Отечественной войне 1812 года. М.; СПб., 2012; Он же. «Экспедиция против Макдональда»: Донские казачьи полки в армии Витгенштейна в декабре 1812 г. // Военная история России XIX–XX веков: Материалы XI Международной военно-исторической конференции. СПб., 2018. С. 49–96; Он же. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг.: От Кёнигсберга до Данцига // Военная история России XIX–XX вв.: Материалы XII международной военно-исторической конференции. СПб., 2019. С. 23–73.

(обратно)

21

Как бы то ни было, Е. В. Тарле, ориентируясь на создание исторических полотен широкого формата, нередко пренебрегал деталями. Так, в 1918 г. он опубликовал два письма Бертье к Наполеону от 9 и 12 декабря 1812 г. (Тарле Е. В. Два неизданных рапорта маршала Бертье // Тарле Е. В. Россия и Запад: Сборник документов. Пг., 1918. С. 165–172). Однако он не смог до конца расшифровать тексты этих документов. Генерал Л. А. Луазон превратился у него в Суассона, а слова «au génie» стали «генералом Женье» и т. д.

(обратно)

22

Archives Nationales (далее – AN). AF IV. 1643–1646, 1651–1653.

(обратно)

23

Service historique de la Défense (далее – SHD). C2 133–136.

(обратно)

24

Kriegsarchiv (далее – KA). Serie AFA 1812. Karton 1516–1518, 1520–1522; Serie AFA 1813. I–III; etc.

(обратно)

25

Hof-, Haus– und Staats-Archiv (далее – HHSA). Frankreich 1812. Karton 215, 216. Weisungen. 1812; Russland 1812. Karton 13, 39, 50; etc.

(обратно)

26

Campagne de Russie: Correspondance du Major Général // Carnet historique et littéraire. Paris, 1898. T. 2. P. 529–544; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie: Notes et Documents. Série 2–3. Paris, 1912; [Du Casse A.] Mémoires et correspondance politique et militaire du Prince Eugène. Paris, 1860. T. 8; Fabry G. Napoléon, Murat et le Roi de Prusse: Lettres inédits. Paris, 1901; [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. Paris, 1885. T. 3; Retraite du 10e corps de la Grande-Armée de la Dwina sur Danzig (1812) // Le Spectateur militaire. Paris, 1888. T. 42. P. 226–296, 405–422; etc.

(обратно)

27

Ségur P. P. Histoire de Napoléon et de la Grande-Armée. 3^e éd. Paris, 1825. T. 2. P. 383–384; Caulaincourt A. A. L. Mémoires. Paris, 1933. T. 2. P. 202–203.

(обратно)

28

Ibid. P. 197; Коленкур А. Мемуары: Поход Наполеона в Россию. М., 1943. С. 273–274.

(обратно)

29

Бертье – Богарне. Молодечно, 4 декабря 1812 г., 4 часа утра // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance politique et militaire du Prince Eugene. Paris, 1860. T. 8. P. 99; Бертье – А. Хрептовичу, 4 декабря 1812 г. // Ibid. P. 449–450. По-видимому, Бертье к тому времени уже получил отчет Гогендорпа от 2 декабря об отправке продовольствия (Гогендорп – Бертье. Б. м., 2 декабря 1812 г. // SHD. C2 134); теперь его следовало разумно перераспределить.

(обратно)

30

Бертье – Богарне. Беница, 4 декабря 1812 г., 10 часов вечера // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 99.

(обратно)

31

Императорский декрет. Сморгонь, 5 декабря 1812 г. // SHD. C2 134 (дубликат, заверенный П. Дарю).

(обратно)

32

Наполеон – Бертье. Беница, 5 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte: Correspondance générale. Paris, 2012. T. 12. № 32102. P. 1294.

(обратно)

33

См.: Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году: хроника. М., 2022. С. 601; Gourgaud G. Napoléon et la Grande Armee en Russie, ou, Examen critique de l'ouvrage de M. le comte P. de Ségur. Paris, 1824. P. 490–492.

(обратно)

34

Ныне Вильнюс, столица Литовской Республики. – Примеч. ред.

(обратно)

35

Наполеон – Бертье. Беница, 5 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32104. P. 1296.

(обратно)

36

См.: Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 605.

(обратно)

37

Caulaincourt A. A. L. Mémoires. T. 2. P. 205; Ségur P. P. Histoire de Napoléon et de la Grande-Armée. T. 2. P. 394; Castellane E. V. E. B. Journal. Paris, 1895. T. 1. P. 201.

(обратно)

38

Fain A. J. F. Manuscrit de 1812. Bruxelles, 1827. T. 2. P. 424.

(обратно)

39

В реляции Наполеону от 7 декабря Бертье напишет о 8 часах утра как о времени начала движения армии (Бертье – Наполеону. Медники, 7 декабря 1812 г. // Campagne de Russie: Correspondance du Major Général // Carnet historique et littéraire. Paris, 1898. T. 2. P. 530; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie: Notes et Documents. Série 2–3. Paris, 1912. Sér. 3. P. 167).

(обратно)

40

Chambray G. Histoire de l'expédition de Russie. Paris, 1838. T. 3. P. 359.

(обратно)

41

Бертье – Наполеону. Ошмяны, 7 декабря 1812 г., 6 часов утра // AN. AF IV. 1643; Campagne de Russie. P. 529–530; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 165–166.

(обратно)

42

Мюрат – Наполеону. Ошмяны, 6 декабря 1812 г. // Ibid. P. 219.

(обратно)

43

Ныне Шумскас (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

44

Судя по реляции Вреде, 6-го остатки его корпуса были в Слободке (Вреде – Бертье. Слободка, 6 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

45

Ныне Мядининкай (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

46

Мюрат – Бертье. Ошмяны, 6 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

47

Ныне Каунас (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

48

Мюрат – Наполеону. Ошмяны, 6 декабря 1812 г. // AN. AF IV. 1647; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 219–220.

(обратно)

49

Ныне Меркине или Мяркине (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

50

Бертье – Наполеону. Медники, 7 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 530; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 165.

(обратно)

51

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 606–608. (Мариамполь – ныне Мариямполе в Литовской Республике. – Примеч. ред.)

(обратно)

52

Напомним, что Наполеон не только не «навел порядок» в Вильно, но даже не заехал в город, стремясь как можно скорее покинуть враждебную страну.

(обратно)

53

Бертье – Наполеону. Ошмяны, 7 декабря 1812 г., 6 часов утра // Campagne de Russie. P. 529–530; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 165–167.

(обратно)

54

Бертье – Наполеону. Медники, 7 декабря 1812 г., 11 часов вечера // Campagne de Russie. P. 531; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 167.

(обратно)

55

Мюрат называет Виктора генералом, хотя тот стал маршалом еще в 1807 г. Несмотря на то что, по заявлению Виктора, от его корпуса осталось 300 человек, король Неаполитанский написал в письме к Наполеону о сотне. Очевидно, Мюрат все еще испытывал раздражение от разговора с Виктором, состоявшегося накануне.

(обратно)

56

Ныне Рикантай (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

57

Мюрат – Наполеону. Медники, 7 декабря 1812 г. // AN. AF IV. 1643; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 220.

(обратно)

58

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 60.

(обратно)

59

Бертье – Наполеону. Медники, 7 декабря 1812 г., 11 часов вечера // Campagne de Russie. P. 531–532. В самом конце письма Бертье отметил: «Я сжег все повозки с трофеями, кроме одной, которая везла наиболее драгоценный груз».

(обратно)

60

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 608–609.

(обратно)

61

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 60.

(обратно)

62

Цит. по: Наполеон в России глазами иностранцев: В 2 кн. М., 2004. Кн. 2. С. 374.

(обратно)

63

Ernouf A. Maret, duc de Bassano. Paris, 1884. P. 474; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 61.

(обратно)

64

Ordre de jour. Медники, 8 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

65

Chambray G. Histoire de l'expédition de Russie. T. 3. P. 439, note 11.

(обратно)

66

Мюрат – Бертье. Вильно, 8 декабря 1812 г. (1); Мюрат – Бертье. Вильно, 8 декабря 1812 г. (2) // SHD. C2 134.

(обратно)

67

Мюрат – Бертье. Вильно, 8 декабря 1812 г. (2).

(обратно)

68

Ныне Алитус (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

69

Мюрат – Бертье. Вильно, 8 декабря 1812 г. (1); Мюрат – Бертье. Вильно, 8 декабря 1812 г. (2); Мюрат – Бертье. Вильно, 8 декабря 1812 г. (3) // SHD. C2 134; Бертье – Нею. Вильно, 8 декабря 1812 г., 6 часов вечера // Chambray G. Histoire de l'expédition de Russie. T. 3. P. 714–716; [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 106–107; Бертье – Наполеону. Вильно, 9 декабря 1812 г., 5 часов утра // Campagne de Russie. P. 533–534; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 169–172; Мюрат – Наполеону. Вильно, 9 декабря 1812 г. // Ibid. P. 221; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 61–65.

(обратно)

70

Ibid. P. 66.

(обратно)

71

Ibid. P. 67.

(обратно)

72

См.: Даву – Бертье. Медники, 8 декабря 1812 г. // [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. Paris, 1885. T. 3. № 1142. P. 431.

(обратно)

73

Бертье – Наполеону. Вильно, 9 декабря 1812 г., 5 часов утра // Campagne de Russie. P. 533; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 170.

(обратно)

74

Campagne de Russie. P. 533–534; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 170–171.

(обратно)

75

Campagne de Russie. P. 533; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 171.

(обратно)

76

Campagne de Russie. P. 534; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 171.

(обратно)

77

Campagne de Russie. P. 534; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 172.

(обратно)

78

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 609.

(обратно)

79

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 70–71.

(обратно)

80

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 535; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 173.

(обратно)

81

Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 173.

(обратно)

82

Ней – Бертье. Вильно, 9 декабря 1812 г. // SHD. C2 134. В том же рапорте Ней предлагает передать под свое командование как вновь назначенного командира арьергарда все оставшиеся подразделения I корпуса.

(обратно)

83

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 535; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 173–174; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 72.

(обратно)

84

В тексте – Grand-Caffé. Полагаем, что это был тот самый трактир, содержавшийся итальянцем, где утром 7 декабря обедал Наполеон.

(обратно)

85

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 536; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 174.

(обратно)

86

Ныне Советск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

87

Ныне Калининград. – Примеч. ред.

(обратно)

88

Ныне Гданьск (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

89

Tête de pont (фр.) – предмостное укрепление для охраны и обороны переправы и защитный периметр (плацдарм) вокруг него. – Примеч. ред.

(обратно)

90

Мюрат – Бертье. Вильно, 9 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

91

В архиве Исторической службы Министерства обороны Франции мы обнаружили тексты приказов Бертье для Рейнье, Макдональда и Жюно, в которых конкретизировались задачи, определенные королем Неаполитанским (Бертье – Рейнье. Вильно, 9 декабря 1812 г.; Бертье – Макдональду. Вильно, 9 декабря 1812 г.; Бертье – Жюно. Вильно, 9 декабря 1812 г. // Ibid). Текста приказа для Шварценберга обнаружить не удалось.

(обратно)

92

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 536; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 175.

(обратно)

93

Ibid.

(обратно)

94

Мюрат – Наполеону. Вильно, 9 декабря 1812 г. // Ibid. P. 221.

(обратно)

95

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 610.

(обратно)

96

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 536; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 175.

(обратно)

97

Ныне Вевис (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

98

Défilé (фр.) или теснина – узкий проход, как правило, между горами, утесами или крутыми склонами. – Примеч. ред.

(обратно)

99

Еще 8 декабря Мюрат предложил Бертье отдать приказ Гогендорпу отправить офицера по левому берегу Вилии для отыскания дороги, через которую можно было бы обойти Понарскую гору (Мюрат – Бертье. Вильно, 8 декабря 1812 г. Post scriptum (2) // SHD. C2 134). Нам неизвестен подобный приказ, который бы Бертье отправил Гогендорпу. Последний в своих мемуарах об этом приказе также не пишет. Между тем сам он смог провести свою карету по тропинке, которая шла возле самой реки, и миновать Понарскую гору (Наполеон в России глазами иностранцев. Кн. 2. С. 412–413). Возможно ли было использовать путь из Вильно через Новые Троки, о чем говорили в войсках в тот день 10 декабря и позже пишет в мемуарах Э. Лабом (Там же. С. 406), сказать трудно, поскольку такой дороги от Новых Трок на Еве или Жижморы на картах вообще не было.

(обратно)

100

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 537; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 175–176.

(обратно)

101

Noël J. N. A. Souvenirs militaires d'un officier du Premier Empire, 1795–1832. Paris, 1895. P. 176.

(обратно)

102

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 537; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 176.

(обратно)

103

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 74.

(обратно)

104

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 537; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 176; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 75.

(обратно)

105

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 537; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 176.

(обратно)

106

Наполеон в России глазами иностранцев. Кн. 2. С. 413.

(обратно)

107

Там же.

(обратно)

108

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 611–613.

(обратно)

109

Ныне Румшишкес (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

110

Ныне Жежмаряй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

111

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 537; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 176.

(обратно)

112

Мюрат – Наполеону. Ковно, 11 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 222–223. В конце письма была (слово за словом) зачеркнута следующая фраза: «Если я окажусь во власти неприятеля, я вручаю [милости] Вашего Величества королеву, моих детей и моих подданных» (Ibid. Note 1).

(обратно)

113

Ныне Черняховск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

114

Мюрат – Бертье. Ковно, 11 декабря 1812 г. (1) // SHD. C2 134.

(обратно)

115

Мюрат – Бертье. Ковно, 11 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

116

Мюрат – Бертье. Ковно, 11 декабря 1812 г. (3); Мюрат – Бертье. Ковно, 11 декабря 1812 г. (4) // Ibid. Напомним, что генерал Себастьяни с 8 декабря командовал так называемым Священным эскадроном, в котором оказались остатки II и IV кавалерийских корпусов, а под командованием генерала Латур-Мобура был сводный кавалерийский корпус, куда вошли фрагменты кавалерии армейских корпусов.

(обратно)

117

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 613–614. (Позен – ныне Познань в Республике Польше. – Примеч. ред.)

(обратно)

118

Ныне Вирбалис (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

119

Ныне Скряуджяй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

120

В докладе Наполеону, подготовленном в 5 утра 16 декабря в Вирбаллене, Бертье писал, что это совещание началось в 7 вечера 12 декабря (Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., 5 часов утра // Campagne de Russie. P. 541; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 181).

(обратно)

121

Ныне Торунь (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

122

Ныне Мальборк (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

123

Бертье – Наполеону. Ковно, 12 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 539; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 178. (Эльбинг – ныне Эльблонг в Республике Польше. – Примеч. ред.)

(обратно)

124

Campagne de Russie. P. 537–538; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 177.

(обратно)

125

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 78.

(обратно)

126

Retranchement (фр.) – укрепление, внутренняя оборонительная ограда, расположенная позади какой-либо главной позиции обороняющихся. – Примеч. ред.

(обратно)

127

Приказ Бертье для Эбле (Ковно, 12 декабря 1812 г.), цитируемый Ф. Ребулем (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 76).

(обратно)

128

Согласно рапорту Бертье императору от 16 декабря – 8 орудий (Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., 5 часов утра // Campagne de Russie. P. 540; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 181).

(обратно)

129

Ф. Ребуль дает подробное расписание войск, находившихся в Ковно на 4 декабря (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 76–77, note 5).

(обратно)

130

Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., 5 часов утра // Campagne de Russie. P. 540; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 180.

(обратно)

131

Ibid.

(обратно)

132

Campagne de Russie. P. 541; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 181.

(обратно)

133

Мюрат – Наполеону. Скрауце, 13 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 223.

(обратно)

134

Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 223–225. В докладе Бертье императору от 16 декабря дана такая же характеристика состояния армии, какая прозвучала на совещании (Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., 5 часов утра // Campagne de Russie. P. 541; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 181).

(обратно)

135

Ныне Гусев (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

136

Ныне Квидзын (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

137

Мюрат – Наполеону. Скрауце, 13 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 223–225. См. также: Бертье – Наполеону. Скрауце, 13 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 539; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 179.

(обратно)

138

Мюрат – Наполеону. Скрауце, 13 декабря 1812 г. //Ibid. P. 225–226.

(обратно)

139

В приказе, отправленном Бертье Богарне в 9 часов вечера 12 декабря, время выступления остатков IV корпуса значилось как 8.30 утра ([Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 109). Не исключено, что и в приказах Бертье командирам других корпусов время указывалось другое.

(обратно)

140

Ныне Вилкавишкис (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

141

Ныне Нестеров (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

142

Приказ Бертье. Ковно, 12 декабря 1812 г., 9 часов вечера // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 79.

(обратно)

143

Ныне Элк (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

144

Ныне Вельбарк (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

145

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 79.

(обратно)

146

Бертье – Макдональду. Ковно, 12 декабря 1812 г., полдень // Ibid. P. 79; Мюрат – Бертье. Антоново, 14 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Бертье – Макдональду. Антоново, 14 декабря 1812 г. // Ibid; Бертье – Макдональду. Антоново, возле Пильвишек, 14 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

147

Бертье – Шварценбергу. Ковно, 12 декабря 1812 г., полдень // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 79; Бертье – Рейнье. Ковно, 12 декабря, полдень // Ibid; Мюрат – Бертье. Антоново, 14 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Шварценберг – Бертье (?). Слоним, 14 декабря 1812 г. // Ibid; Шварценберг – Рейнье. Слоним, 14 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

148

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 80–81, note 6.

(обратно)

149

Ibid. P. 81.

(обратно)

150

Ibid. P. 81. Ф. Ребуль отмечает, что окончания письма Нея не сохранилось.

(обратно)

151

Ibid. P. 82, note 1.

(обратно)

152

Жерар – Бертье. Шталлупёнен (Sziguphonen), 16 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 76–77, note 5.

(обратно)

153

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 83. О составе 34-й пехотной дивизии см.: Попов А. И. Тридцать четвертая пехотная дивизия Великой армии // Отечественная война 1812 года: Энциклопедия. М., 2004. С. 719.

(обратно)

154

Мюрат – Наполеону. Шталлупёнен (Stallupönen), 17 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 227.

(обратно)

155

Бертье – Наполеону. Скрауце, 15 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 539–540; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 179.

(обратно)

156

Campagne de Russie. P. 540; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 179–180.

(обратно)

157

Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., 5 часов утра // Campagne de Russie. P. 541–542; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 181.

(обратно)

158

См.: Campagne de Russie. P. 541; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 182.

(обратно)

159

Жерар – Бертье. Шталлупёнен (Szirgupönen), 16 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

160

Наполеон в России глазами иностранцев. Кн. 2. С. 428–429. По мнению Бертье, общие потери денежной массы при движении от Москвы до Кёнигсберга составили 8 млн франков, в том числе из-за разграбления своими собственными солдатами (Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // AN. AF IV. 1643; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 83, note 4).

(обратно)

161

Жерар – Бертье. Шталлупёнен (Szirjupöhnen), 16 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

162

Ibid; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 84. Ф. Ребуль счел нужным пояснить, что батальон войск Рейса входил в 6-й полк Рейнской конфедерации, в то время как батальон Липпе был частью 5-го полка.

(обратно)

163

Жерар – Бертье. Шталлупёнен (Szirjupöhnen), 16 декабря 1812 г.; Ней – Бертье. Нойштадт, 15 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

164

Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., 5 часов утра // Campagne de Russie. P. 542; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 182.

(обратно)

165

Ней – Бертье. Нойштадт, 15 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 85.

(обратно)

166

Ibid.

(обратно)

167

Ней – Бертье. Нойштадт, 15 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 85–86.

(обратно)

168

Ibid. P. 86. Ф. Ребуль в данном случае ссылается на «Рукописную записку об эвакуации Ковно», найденную в бумагах Даву.

(обратно)

169

Tirailleurs (фр.) – стрелки, легкие войска, действовавшие в рассыпном строю. – Примеч. ред.

(обратно)

170

Noël J. N. A. Souvenirs militaires… P. 184.

(обратно)

171

На российских картах середины XIX в. – Ново-Место. Теперь это польский город Вейхерово Поморского воеводства.

(обратно)

172

Ней – Бертье. Нойштадт, 15 декабря 1812 г. // SHD. C2 134. Текст этого рапорта активно использовал Ф. Ребуль (см.: Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 84–87), но, на наш взгляд, дополняя и уточняя его, сам не избежал неточностей в передаче его содержания.

(обратно)

173

Мюрат – Наполеону. Скрауце, 13 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 226.

(обратно)

174

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 87. Ф. Ребуль ссылался на приказ Бертье, отправленный к Даву 15 декабря в 8 вечера, и приказ Мюрата Бертье, помеченный Скрауце 13 декабря. Оба этих приказа нами в архивах не обнаружены.

(обратно)

175

Ныне Болеславец (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

176

Наполеон – Коленкуру. [Бунцлау], 13 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32120. P. 1302–1303.

(обратно)

177

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 615–616.

(обратно)

178

Ныне Пильвишкяй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

179

Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., 5 часов утра // SHD. C2 134; Campagne de Russie: Correspondance du Major Général // Carnet historique et littéraire. Paris, 1898. T. 2. P. 542; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie: Notes et Documents. Série 2–3. Paris, 1912. Sér. 3. P. 183.

(обратно)

180

Ныне Знаменск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

181

Мюрат – Бертье. Антоново, 14 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

182

Ibid.

(обратно)

183

Мы обнаружили в бумагах архива Исторической службы Министерства обороны Франции только два подобных приказа, оба подготовлены для Макдональда, и в них в точности воспроизведены требования короля Неаполитанского (Бертье – Макдональду Антоново, 14 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Бертье – Макдональду. Антоново, возле Пильвишек, 14 декабря 1812 г. // Ibid). Полагаем, что аналогичные приказы и инструкции были отправлены Бертье и другим адресатам.

(обратно)

184

Шварценберг – Бертье. Слоним, 14 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

185

Шварценберг – Рейнье. Слоним, 14 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

186

Caulaincourt A. A. L. Mémoires. Paris, 1933. T. 2. P. 324. Все эти письма не сохранились, и мы можем только догадываться об их содержании.

(обратно)

187

Наполеон – Францу I. Дрезден, 14 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte: Correspondance générale. Paris, 2012. T. 12. № 32121. P. 1303; Наполеон – Фридриху-Вильгельму III. Дрезден, 14 декабря 1812 г. // Ibid. № 32122. P. 1303–1304.

(обратно)

188

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году: хроника. М., 2022. С. 618–619.

(обратно)

189

Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., 5 часов утра // SHD. C2 134; Campagne de Russie. P. 542; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 183.

(обратно)

190

Ibid.

(обратно)

191

Ibid.

(обратно)

192

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 619–620.

(обратно)

193

Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., 5 часов утра // SHD. C2 134; Campagne de Russie. P. 542; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 184.

(обратно)

194

Ibid.

(обратно)

195

Мюрат – Бертье. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

196

Ibid. Через несколько дней Аттален доставил письма Бертье в Берлин. 22 декабря Сен-Марсан подробно остановился на тех усилиях, которые он и маршал Ожеро предпринимают, чтобы обеспечить прочный заслон против неприятеля на Одере и активизировать военные усилия Пруссии (Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 22 декабря 1812 г. // Ibid).

(обратно)

197

Мюрат – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 226–227.

(обратно)

198

Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г., полдень // Campagne de Russie. P. 544; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 185–186. В Национальном архиве (AN. AF IV. 1643) сохранилась, а затем была опубликована краткая зашифрованная записка, помеченная также Вирбалленом 16 декабря. Она была малоинформативна и фактически констатировала очевидное. В ней сообщалось, что на поле боя следует выполнять приказы короля Неаполитанского, который является главнокомандующим; вице-король в добром здравии; герцог Эльхингенский и маршал Гувьон-Сен-Сир действуют уверенно (Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 16 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 623; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 186).

(обратно)

199

Caulaincourt A. A. L. Mémoires. T. 2. P. 338.

(обратно)

200

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 620–621.

(обратно)

201

Бертье – Наполеону. Вирбаллен, 17 декабря 1812 г., 1 час утра // Campagne de Russie. P. 621–622; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 186–188.

(обратно)

202

Это письмо не публиковалось и в архивах не обнаружено.

(обратно)

203

Бертье – Наполеону. Шталлупёнен, 17 декабря 1812 г., 10 часов утра // Campagne de Russie. P. 622–623; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 188; Мюрат – Наполеону. Шталлупёнен, 17 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 227. Интересно отметить предположение Мюрата, что 17-го император будет уже в Майнце. Король Неаполитанский ошибся в расчетах. Наполеон так быстро летел в Париж, что Майнц миновал еще 16 декабря.

(обратно)

204

В архиве Исторической службы Министерства обороны Франции имеется письмо Макдональда, помеченное Штальгеном (Stalgen) 11 ноября 1812 г., но находящееся в папке с бумагами за 11 декабря! По его содержанию трудно понять время его написания.

(обратно)

205

Шварценберг – Бертье. Слоним, 14 декабря 1812 г. // SHD. C2 134. В тот же день Шварценберг шлет не менее тревожное послание Рейнье (Шварценберг – Рейнье. Слоним, 14 декабря 1812 г. // Ibid).

(обратно)

206

В данном случае – отборные части.

(обратно)

207

Мюрат – Наполеону. Шталлупёнен, 17 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 227–230.

(обратно)

208

Рекруты, новобранцы. От слова «conscribere» (вписывать, вносить в список. – лат.). – Примеч. ред.

(обратно)

209

Мюрат – Бертье. Шталлупёнен, 17 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

210

В архиве Исторической службы Министерства обороны Франции сохранилось письмо начальника Главного штаба, отправленное командиру VII корпуса (Бертье – Рейнье. Шталлупёнен, 17 декабря 1812 г. // Ibid). Имеется также письмо Бассано к Рейнье, помеченное Варшавой 17 декабря, в котором министр иностранных дел сообщает, что он покинул Вильно и что император отъехал в Париж (Бассано – Рейнье. Варшава, 17 декабря 1812 г. // Ibid).

(обратно)

211

Ныне Озерск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

212

Ныне Железнодорожный (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

213

Ныне Семпополь (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

214

Ныне Добре-Място (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

215

Ныне Оструда (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

216

Ныне Бродница (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

217

Ныне Дружба (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

218

Ныне Правдинск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

219

Ныне Багратионовск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

220

Ныне Гурово-Илавецке (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

221

Ныне Орнета (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

222

Ныне Пасленк (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

223

Ныне Милаково (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

224

Ныне Моронг (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

225

Ныне Залево (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

226

Дворцовый комплекс вблизи г. Суш (Республика Польша). Ныне разрушен. – Примеч. ред.

(обратно)

227

Ныне Прабуты (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

228

Кантонировать – располагаться на постой. – Примеч. ред.

(обратно)

229

Замок, находящийся ныне на территории г. Черняховск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

230

Бертье – Мюрату. Гумбиннен, 17 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Reboul F. Campagne de 1813: Les préliminaires. Paris, 1910. T. 1. P. 89–90.

(обратно)

231

Caulaincourt A. A. L. Mémoires. T. 2. P. 345–346; Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 621.

(обратно)

232

Бертье – Наполеону. Гумбиннен, 18 декабря 1812 г., 3 часа пополудни // Campagne de Russie. P. 623; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 189.

(обратно)

233

Цит. по: Наполеон в России глазами иностранцев: В 2 кн. М., 2004. Кн. 2. С. 429–430.

(обратно)

234

Мюрат – Бертье. Гумбиннен, 18 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

235

Передвижные госпитали. – Примеч. ред.

(обратно)

236

Бертье – Мюрату. Гумбиннен, 18 декабря 1812 г. (1) // SHD. C2 134.

(обратно)

237

Бертье – Мюрату. Гумбиннен, 18 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

238

Сохранилось послание от Бертье к Ожеро, в котором начальник Главного штаба информировал маршала о планируемых местах размещения и реорганизации армии (Бертье – Ожеро. Гумбиннен, 18 декабря 1812 г. // Ibid).

(обратно)

239

Аттален (Atthalin; Attalin) Л. М. Ж. Б. (1784–1856) – офицер-ординарец императора.

(обратно)

240

Бертье – Наполеону. Гумбиннен, 18 декабря 1812 г., 3 часа пополудни // Campagne de Russie. P. 623–625; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 188–191. Ж. Ф. Лефевр – маршал, командующий Старой гвардией.

(обратно)

241

Caulaincourt A. A. L. Mémoires. T. 2. P. 357. Какое именно послание Мюрата могло догнать императора 18 декабря? Возможно, письмо от 7 декабря, помеченное Медниками (Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 220), или даже от 9 декабря, написанное уже в Вильно (Ibid. P. 221), тон которого был уже откровенно паническим. Впрочем, письмо отразило реальную ситуацию.

(обратно)

242

Об этом эпизоде повествуют материалы экспозиции Историко-краеведческого музея им. А. М. Иванова в г. Гусев (Гумбиннен).

(обратно)

243

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 90. Ф. Ребуль ссылается на письмо Лелорня д'Идевиля, помеченное Кёнигсбергом 24 декабря 1812 г. Нам это письмо в архивах обнаружить не удалось.

(обратно)

244

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 625; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 191.

(обратно)

245

Ibid.

(обратно)

246

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // Campagne de Russie: Correspondance du Major Général // Carnet historique et littéraire. Paris, 1898. T. 2. P. 625; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie: Notes et Documents. Série 2–3. Paris, 1912. Sér. 3. P. 191; Reboul F. Campagne de 1813: Les préliminaires. Paris, 1910. T. 1. P. 91.

(обратно)

247

19 декабря Макдональд отправил Бертье послание, в котором сообщал о получении двух его писем, помеченных Антоново, и уведомлял, что завтра продолжит марш, дабы в конечном итоге прибыть в Тильзит (Макдональд – Бертье. Гросс-Экау, 19 декабря 1812 г. // SHD. C2 134). В своих воспоминаниях Макдональд напишет, что приказ Мюрата отступать на Тильзит, помеченный 10 декабря, он получил только 18-го числа из-за того, что «один прусский майор… вместо того чтобы идти напрямик за 30 часов, решил двинуться по главной дороге на Кёнигсберг через Тильзит, Мемель и только после этого прибыл в Митаву В результате он провел в пути девять дней!» (1812 год: Мемуары маршала Макдональда / публ., пер. и коммент. М. К. Чинякова // Эпоха 1812 года: Исследования. Источники. Историография. Т. 3. М., 2004. С. 210).

(обратно)

248

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году: хроника. М., 2022. С. 623–624.

(обратно)

249

Наполеон – Мюрату. Париж, 19 декабря 1812 г // Napoléon Bonaparte: Correspondance générale. Paris, 2012. T. 12. № 32126. P. 1305, note3.

(обратно)

250

Реально, как следует из мемуаров Макдональда, это началось только 19 декабря.

(обратно)

251

Ныне Юрбаркас (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

252

Имеется также рапорт Бертье Мюрату, содержащий эти сведения (Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // SHD. C2 134). Во французских материалах не уточняется, о каком «князе Кутузове» идет речь. В реальности это были войска генерал-лейтенанта П. В. Голенищева-Кутузова, которые 4(18) декабря захватили в Юрбурге 1 штаб-, 7 обер-офицеров и 200 солдат. Сам П. В. Голенищев-Кутузов прибыл в Юрбург 8(22) декабря и оттуда отправил партии в Тильзит (Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда»: Донские казачьи полки в армии Витгенштейна в декабре 1812 г. // Военная история России XIX–XX веков: Материалы XI Международной военно-исторической конференции. СПб., 2018. С. 56–57).

(обратно)

253

Очевидно, что последнее обстоятельство могло чрезвычайно осложнить выход Макдональда к Неману. По-видимому, это была партия подполковника К. Тоттенборна, которую отправил П. В. Голенищев-Кутузов. 21 декабря она уже подойдет к Тильзиту и 23-го вступит в него (Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 58–59). (Тауроген – ныне Таураге в Литовской Республике. – Примеч. ред.)

(обратно)

254

Пологая земляная насыпь перед наружным рвом крепости. От «glacis» (покатость. – фр.). – Примеч. ред.

(обратно)

255

Ныне Клайпеда (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

256

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 230–231. Наполеон ответил Мюрату на это письмо так: «Я получил ваше письмо от 20-го. Я хорошо вижу страдания из-за сильного холода, который все еще держится в районе Кёнигсберга. Мне нужно знать точную ситуацию, в которой находится армия» (Наполеон – Мюрату. Париж, 30 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32175. P. 1326).

(обратно)

257

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // Campagne de Russie. P. 625–626; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 191–193.

(обратно)

258

Сохранился доклад Эбле за 20 декабря, адресованный Бертье (Эбле – Бертье. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

259

См. два доклада Гедройца на имя Бертье за 20 декабря. В одном Гедройц, ссылаясь на Наполеона и географическую специфику, информировал об организации литовских войск (Гедройц – Бертье. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. (1) // Ibid). Во втором сообщал о численности, состоянии и расположении литовских подразделений (Гедройц – Бертье. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. (2) // Ibid).

(обратно)

260

Ныне Балтийск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

261

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. (1) // SHD. C2 134.

(обратно)

262

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

263

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

264

Ibid.

(обратно)

265

Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

266

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 624–625.

(обратно)

267

Судя по рапорту Бертье императору от того же дня, это произошло утром 21 декабря (Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. (5) // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 196).

(обратно)

268

Это была ошибка. Генерал А. Л. Д. Сен-Жермен, командир I кавалерийского корпуса умрет в 1835 г.

(обратно)

269

Ординатёр Жубер умер еще 10 декабря.

(обратно)

270

Ламер скончался еще 28 ноября.

(обратно)

271

Р. Н. Д. Деженет, инспектор санитарной службы Великой армии, остался в Вильно вместе с ранеными и был взят в плен.

(обратно)

272

Дарю – Мюрату. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. // SHD. C2 134. В начале доклада Дарю написал, что прилагает рапорт, полученный им от военного комиссара, отвечавшего за московские трофеи, где излагаются обстоятельства, при которых они были утрачены. Этот рапорт в известных нам бумагах отсутствует. Не исключено, что речь идет о А. Ш. Н. А. Сен-Дидье, который, впрочем, был не военным комиссаром, а аудитором Государственного совета.

(обратно)

273

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. (5) // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 196. Де ла Уссе не погиб, он был взят в плен в Вильно 10 декабря. Скончается только в 1846 г.

(обратно)

274

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. (1) // Ibid. P. 193.

(обратно)

275

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. (2) // Ibid. P. 194.

(обратно)

276

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. (3) // Ibid. 30 декабря будет подписан соответствующий декрет.

(обратно)

277

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. (6) // Ibid. P. 196.

(обратно)

278

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г., 10 часов вечера (4) // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 194–195.

(обратно)

279

Мюрат – Рейнье. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Бертье – Рейнье. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

280

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

281

Ныне Щецин (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

282

Бертье – Ожеро. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

283

Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

284

Мортье – Бертье. Инстербург, 21 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

285

Лефевр – Бертье. Инстербург, 21 декабря 1812 г. // Ibid. Текст плохо читается. Не ясно, идет ли речь об этих 200 из общего числа 500.

(обратно)

286

Аксо – Бертье. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

287

Эбле – Бертье. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г.;? – Бертье. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

288

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 626.

(обратно)

289

Наполеон был в Париже уже к ночи 19 декабря!

(обратно)

290

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 232.

(обратно)

291

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. // Ibid. P. 196–197.

(обратно)

292

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. (1) // SHD. C2 134.

(обратно)

293

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

294

Лансьеры (lanciers. – фр.) – уланы. – Примеч. ред.

(обратно)

295

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. (3) // SHD. C2 134.

(обратно)

296

Приказ на день. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

297

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. (1) // Ibid.

(обратно)

298

Маре – Бертье. Варшава, 17 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

299

Minutes. 22 декабря 1812 г. // Ibid; Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

300

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

301

Бертье – Дютайи. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. // Ibid. Не исключено, что другие «польские» части должны были отправиться к V корпусу; для полка Легиона Вислы, который принадлежал к составу Молодой гвардии, было сделано исключение.

(обратно)

302

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

303

Мортье – Бертье. Инстербург, 22 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

304

Мы не смогли определить, о ком именно идет речь.

(обратно)

305

Видман-Редзонико Л. – полковник, капитан-командир 3-й роты Итальянской Почетной гвардии, командовавший всей Почетной гвардией.

(обратно)

306

Богарне – жене. Прейсиш-Эйлау, 22 декабря 1812 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance politique et militaire du Prince Eugene. Paris, 1860. T. 8. P. 113–114.

(обратно)

307

Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 626.

(обратно)

308

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. (1) // SHD. C2 134.

(обратно)

309

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

310

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. (1) // Ibid.

(обратно)

311

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

312

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. (3) // Ibid.

(обратно)

313

Chevau-légers (фр.) – легкая конница. – Примеч. ред.

(обратно)

314

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. (4) // SHD. C2 134.

(обратно)

315

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. (5) // Ibid.

(обратно)

316

Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

317

Бертье – Рейнье. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

318

Бертье – Сорбье. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

319

Замок, ныне находящийся на территории г. Полесск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

320

Ныне Шяуляй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

321

Ныне Расейняй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

322

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 232–234.

(обратно)

323

В одном из писем, опубликованных А. Шюке (Ibid. № XXIII. P. 199–201), воспроизводится описка в датировке – вместо «23 декабря» напечатано «22 декабря». В самом тексте есть также вызывающая вопрос фраза – «aujourd'hui 22». Мы не смогли обнаружить оригинал этого письма ни в Национальном архиве, ни в Архиве Исторической службы Министерства обороны Франции. Однако по контексту, а также по тому, что Шюке опубликовал его среди писем за 23 декабря, можем предположить, что оно относится все же к 23, а не к 22 декабря 1812 г.

(обратно)

324

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № ХХ. P. 197; Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // Ibid. № XXI. P. 197; Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // Ibid. № XXIV. P. 201.

(обратно)

325

В тот день генерал Эбле, составляя отчет военному министру Кларку расписал наличие орудий к моменту прибытия в Ковно и сообщил, что артиллерия армейских корпусов уменьшилась к тому времени до 9 орудий, а солдаты всей армии теперь не имеют ни ружей, ни пистолетов (Эбле – Кларку. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

326

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № ХХII. P. 198–199.

(обратно)

327

Здесь Бертье снова допускает описку (?), заявляя, что «сегодня 22-е».

(обратно)

328

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 22 (?) декабря 1812 г., 9 часов вечера // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № XXIII. P. 199–201.

(обратно)

329

Fain A. J. F. Manuscrits de 1813: Supplement. Paris, 1825. T. 1. P. 129; Journal d'Empire. 1812. 23 Dec; Наполеон – Жерому. Париж, 23 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32123. P. 1307.

(обратно)

330

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 24 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № XII. P. 234.

(обратно)

331

Что касается Даву, то, видимо, к 24 декабря он прибыл в Торн, надеясь увидеть там уже подошедшие остатки частей своего корпуса. Однако никого не было. В письме к Бертье князь Экмюльский заметил, что остатки I корпуса, как он полагает, подойдут в Торн в течение трех или четырех дней (Даву – Бертье. Торн, 24 декабря 1812 г. // [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. Paris, 1885. T. 3. № 1143. P. 432).

(обратно)

332

Ныне Калининградский залив. – Примеч. ред.

(обратно)

333

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 24 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № XXV. P. 202–203.

(обратно)

334

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 24 декабря 1812 г. (1) // SHD C2 134.

(обратно)

335

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 24 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

336

Бертье – Ожеро. Кёнигсберг, 24 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

337

Бурсье – Бертье. Эльбинг, 24 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

338

Байе де Латур – Бертье. Эльбинг, 24 декабря 1812 г. // SHD C2 134.

(обратно)

339

См.: Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32123, note 1. P. 1304.

(обратно)

340

Если действительно Наполеон узнал об этом 24 декабря, к чему мы склоняемся, то датировка 18 декабря послания императора к Бертье (о чем мы писали ранее) все же ошибочна.

(обратно)

341

Caulaincourt A. A. L. Mémoires. Paris, 1933. T. 2. P. 389.

(обратно)

342

Наполеон – Бертье. Париж, 24 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32133. P. 1307–1308.

(обратно)

343

Ibid. № 32134-32138. P. 1308–1310.

(обратно)

344

Наполеон – Лакюэ. Париж, 24 декабря 1812 г. // Ibid. № 32143. P. 1311–1312.

(обратно)

345

Главный комендант департамента Устье Везеля Варболь (Varbol?) – Карра-Сен-Сиру. Бремен, 24 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

346

Командир 10-й (?) бригады национальной гвардии —? Гамбург, 24 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

347

Таможенное управление (Le Direction de Douanes) Люнебурга – Карра-Сен-Сиру. Люнебург, 26 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

348

24 декабря казачьи части заняли Гумбиннен, захватив множество пленных; занят был и Инстербург, где также были взяты большие трофеи и множество пленных (см.: Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 65).

(обратно)

349

По-видимому, под легкой кавалерией гвардии Мортье имел в виду гвардейских улан, которые в условиях борьбы с казаками оказались наиболее эффективным видом кавалерии.

(обратно)

350

Замок, ныне находящийся на территории г. Гвардейск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

351

Мортье – Бертье. Велау, 25 декабря 1812 г. (1) // SHD. C2 134.

(обратно)

352

Замок, ныне находящийся на территории пос. Талпаки (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

353

Мортье – Бертье. Велау, 25 декабря 1812 г. (2) // SHD. C2 134.

(обратно)

354

Ныне Бартошице (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

355

Ныне Лидзбарк-Варминьски (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

356

Мортье – Бертье. Велау, 25 декабря 1812 г. (3) // SHD. C2 134.

(обратно)

357

Ныне Междулесье (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

358

Луазон – Бертье. Велау, 25 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

359

Лагранж – Бертье. Кёнигсберг (?), 25 декабря 1812 г. // Ibid. В архивных бумагах за 25 декабря отложился рапорт Бертье на имя Мюрата, из которого следует, что 3 тыс. франков выделены генералу Лагранжу, губернатору Кёнигсберга, для неких «секретных выплат» и 2 тыс. франков – аджудан-командану Терье, находящемуся в Лабиау, для тех же целей (Бертье – Мюрату Кёнигсберг, 25 декабря 1812 г. // Ibid). Полагаем, что эти деньги шли на оплату информаторов.

(обратно)

360

В документе не читается, о какой именно кавалерийской части идет речь. Скорее всего, это временный кавалерийский полк, прибывший 25 декабря в Кёнигсберг и отданный, как мы полагаем, под общее командование герцога Эльхингенского (см.: Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 25 декабря 1812 г. (1) // Ibid).

(обратно)

361

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 25 декабря 1812 г. (2) // SHD. C2 134. Часть текста не читается.

(обратно)

362

Ныне Немакщяй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

363

Йорк – Макдональду. Шавли, 24 декабря 1812 г., 11 часов вечера // SHD. C2 134.

(обратно)

364

Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 25 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

365

Только за 25 декабря Бурсье составил два больших послания Бертье в ответ на полученные от него запросы-требования в отношении поставок лошадей. Понимая масштабность и невыполнимость в короткие сроки возникших задач, начальник Главного штаба и генерал Бурсье пытались сконцентрировать усилия на ключевых моментах и решить безотлагательные вопросы. При этом не всегда их мнения совпадали с вариантами решения задач, исходившими от Мюрата (см.: Бурсье – Бертье. Эльбинг, 25 декабря 1812 г. (1) // Ibid; Бурсье – Бертье. Эльбинг, 25 декабря 1812 г. (2) // Ibid; Дютайи – Бертье. Варшава, 25 декабря 1812 г. // Ibid; etc.).

(обратно)

366

Ныне Кентшин (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

367

Сокольницкий М. (1760–1816) – польский генерал, возглавлявший (к концу 1812 г. уже только формально) военно-оперативную разведку Великой армии.

(обратно)

368

Этот список Мюрат представил Бертье днем ранее.

(обратно)

369

Ныне Глогув (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

370

Ныне Кросно-Оджаньске (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

371

Генерал Ж. Б. Эбле скончается утром 31 декабря 1812 г. в Кёнигсберге.

(обратно)

372

Крепость, ныне находится на территории г. Новы-Двур-Мазовецки (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

373

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 25 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № XII. P. 234–238. Действительно, документы, от ложившиеся в архиве Исторической службы Министерства обороны Франции, говорят, что в течение ряда дней переписка Ожеро осуществлялась в основном с Парижем.

(обратно)

374

Гарденберг К. А. (1750–1822) – канцлер Пруссии.

(обратно)

375

Генерал К. Ф. А. Фор де Жьер скончается 2 февраля 1813 г. в Берлине.

(обратно)

376

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 25 декабря 1812 г. // SHD C2 134; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 203–205.

(обратно)

377

Наполеон – Кларку. Париж, 25 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32146-32147. P. 1313.

(обратно)

378

Наполеон – Лакюэ. Париж, 25 декабря 1812 г. // Ibid. № 32151. P. 1314–1315.

(обратно)

379

Наполеон – Бертье. Париж, 25 декабря 1812 г. // Ibid. № 32145. P. 1312.

(обратно)

380

Journal d'Empire. 1812. 27 Dec.

(обратно)

381

Ныне Пиктупенай (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

382

Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 65–66.

(обратно)

383

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 28 декабря 1812 г., 10 часов вечера // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 208.

(обратно)

384

Ныне Лаздуоненай (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

385

Ныне Катичяй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

386

Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 65–66.

(обратно)

387

Шиллупишкен. Ныне Шилово (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

388

Жемайтия, Жмудь – историческая область на северо-западе Литвы. – Примеч. ред.

(обратно)

389

Имелся в виду генерал-адъютант П. В. Голенищев-Кутузов.

(обратно)

390

Теттенборн Ф. К. (1779–1845) – полковник, командовал одним из летучих отрядов.

(обратно)

391

Селение Скайсгиррен находилось примерно на равном расстоянии к востоку от Лабиау, к северо-востоку от Таплакена и к юго-западу от Тильзита. (Ныне пос. Большаково в Калининградской обл. – Примеч. ред.)

(обратно)

392

Терье – Бертье (?). Скайсгиррен, 26 декабря 1812 г., 11 часов утра // SHD. C2 134.

(обратно)

393

Кольбер – Бертье (?). Велау, 26 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

394

Комендант Мемеля полковник кавалерии барон Мальцан (Malzahn) —? Мемель, 26 декабря 1812 г. // Ibid. В делах архива Исторической службы Министерства обороны Франции находится текст договора, заключенного в тот же день, 26 декабря 1812 г., между капитаном 1-го ранга Гийомом Марселем Прото (Proteau) и лейтенантом князем Александром Путятиным об обмене русских, находившихся на корвете «Шпицберген», прибывшем в Мемель, на такое же число (170 человек) французских солдат и офицеров из X армейского корпуса маршала Макдональда, плененных 15 декабря.

(обратно)

395

Ныне пос. Низовье (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

396

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 26 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 205–207.

(обратно)

397

Ныне Куршский залив. – Примеч. ред.

(обратно)

398

Бригадный генерал Ж. П. А. Брессон де Вальмабель (1787–1812).

(обратно)

399

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 26 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 238–240.

(обратно)

400

В это время остатки III армейского корпуса, которым в течение большей части кампании 1812 г. командовал Ней, уже, как и остатки II корпуса, концентрировались в Мариенбурге. 26 декабря генерал Ледрю дез Эссар, принявший командование корпусом, докладывал герцогу Эльхингенскому что город переполнен войсками, многие солдаты нуждаются в госпитализации. 128-й и 129-й линейные полки получили по свежему батальону состоящему из молодых солдат. Всего же в городе 21 генерал, 128 старших офицеров, 1675 офицеров, 6780 солдат при оружии и 1400 лошадей. Однако город не может разместить и 4 тыс. человек. Помимо солдат II и III корпусов генерал Бельяр сконцентрировал тут офицеров кавалерии с приказом собрать солдат своих полков и организовать их в роты и эскадроны, дать корм лошадям, снабдить солдат обмундированием, оружием и обувью. Однако сделать это невозможно, ибо «здесь ничего нет» (Ледрю дез Эссар – Нею. Мариенбург, 26 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

401

Ней – Бертье. Кёнигсберг, 26 декабря 1812 г. (1) // Ibid.

(обратно)

402

Ней – Бертье. Кёнигсберг, 26 декабря 1812 г. (2)// SHD. C2 134.

(обратно)

403

Наполеон – Кларку. Париж, 26 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32152. P. 1315; № 32155. P. 1316.

(обратно)

404

Caulaincourt A. A. L. Mémoires. T. 2. P. 392; Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 630.

(обратно)

405

«Черными гусарами» называли 2-й лейб-гусарский полк, части которого были в сводном гусарском полку № 1 (см.: Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 66, примеч. 69).

(обратно)

406

Не исключено, что это произошло еще 26 декабря – именно так следует из рапорта Бертье императору, помеченного 10 часами вечера 28 декабря (Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 208).

(обратно)

407

Ныне г. Неман (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

408

Терье – Бертье (?). Мелаукен, 27 декабря 1812 г., 6 часов вечера // SHD. C2 134. Терье вначале предполагал переместиться в ночь на 28-е в Тапиау, но отказался от этого, предположив, что французские войска оттуда уже выведены.

(обратно)

409

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г. (1) // Ibid.

(обратно)

410

Ней – Бертье. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г. (1) // Ibid.

(обратно)

411

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

412

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г. (3) // Ibid.

(обратно)

413

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г. (4) // Ibid.

(обратно)

414

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г. (5) // Ibid.

(обратно)

415

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г. (6) // Ibid. Это письмо, хранящееся в фондах архива Исторической службы Министерства обороны Франции, по непонятным причинам оказалось в бумагах за 29 декабря 1812 г.

(обратно)

416

Ней – Бертье. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

417

Комендант Мемеля полковник Мальцан (Malzahn) – Мюрату. Мемель, 27 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

418

Акт о сдаче Мемеля. Мемель, 15/27 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

419

Ныне Зеленоградск (Калининградская обл.). – Примеч. пер.

(обратно)

420

Майор Пуссан (?) —? Кранц (Cranks), 27 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

421

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г., 10 часов вечера // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 207–208.

(обратно)

422

Journal d'Empire. 1812. 28–29 Dec; Fain A. J. F. Manuscrits de 1813. T. 1. P. 130.

(обратно)

423

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 28 декабря 1812 г., 10 часов вечера // Chuquet A. 1812. Sér. 3. La Guerre de Russie. P. 208.

(обратно)

424

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 28 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 240.

(обратно)

425

Ibid. P. 240–241.

(обратно)

426

Ibid. P. 241.

(обратно)

427

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 28 декабря 1812 г., 10 часов вечера // Ibid. P. 208–209. (Грауденц – ныне Грудзёндз в Республике Польше. – Примеч. ред.)

(обратно)

428

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 28 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 241.

(обратно)

429

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 28 декабря 1812 г., 10 часов вечера // Ibid. P. 209.

(обратно)

430

Ibid. Эбле умрет 31 декабря в Кёнигсберге.

(обратно)

431

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 28 декабря 1812 г. // Ibid. P. 241–242.

(обратно)

432

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 179.

(обратно)

433

Ibid. P. 180.

(обратно)

434

Ibid. P. 182.

(обратно)

435

Ibid. P. 187.

(обратно)

436

Fain A. J. F. Manuscrits de 1813. T. 1. P. 130.

(обратно)

437

Терье – Бертье (?). Лабиау, 29 декабря 1812 г., 1.30 утра // SHD. C2 134.

(обратно)

438

Об этом бое см.: Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 66–67.

(обратно)

439

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г., 9 часов утра // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 209–210. Чуть позже Бертье подготовит письмо к императору с предложением даровать Терье в ознаменование его заслуг титул барона с соответствующей дотацией (Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. // Ibid. P. 210).

(обратно)

440

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. // Ibid. P. 242.

(обратно)

441

Ныне Добровольск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

442

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

443

Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

444

Ныне пос. Дальнее (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

445

Ней – Бертье. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. (1) // SHD. C2 134.

(обратно)

446

Ней – Бертье. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

447

Терье – Бертье (?). Лабиау, 29 декабря 1812 г., 8 часов вечера // Ibid. О бое у Рагнита см.: Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 68–70.

(обратно)

448

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. (1) // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 242–243.

(обратно)

449

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. (2) // Ibid. P. 243. Днем ранее, 28 декабря, находясь в Мариенвердере и занимаясь восстановлением боеспособности своего IV корпуса, вице-король Эжен написал супруге письмо, проникнутое уверенностью в том, что войска расположатся на зимних квартирах, хотя император и не оставит его, вице-короля, без дела ([Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 115–116).

(обратно)

450

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. (2) // SHD. C2 134; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 210–211.

(обратно)

451

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. (3) // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 211.

(обратно)

452

Еще находясь в Ковно, Дюма, будучи больным, оставил службу и получил разрешение уехать в Данциг. Позже он почувствовал себя лучше и решил возвратиться в Главный штаб армии.

(обратно)

453

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г., 10 часов вечера // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 212.

(обратно)

454

Шарбонель – Бертье. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Бурcье – Мюрату Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. (1) // Ibid.

(обратно)

455

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. (2) // Ibid; Кавеньяк – Бертье. Данциг, 29 декабря 1812 г. // Ibid. См. также: Бурсье – Бертье. Эльбинг, 29 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

456

Рапп – Бертье. Данциг, 26 декабря 1812 г. // Ibid; Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

457

Соглашение в отношении уничтожения магазинов на площади Кёнигсберга, принадлежащих французскому правительству, с прусской администрацией. Кёнигсберг, 29 декабря 1812 г. // SHD. C2 134. Проект этого соглашения был подготовлен еще 23 декабря.

(обратно)

458

Наполеон – Кларку. Париж, 29 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32158. P. 1318–1319; Наполеон – Лакюэ. Париж, 29 декабря 1812 г. // Ibid. № 32164-32165. P. 1320–1321; Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 631–633.

(обратно)

459

Ordre du jour. Кёнигсберг, 30 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

460

État des sommes accordées a titre de Gratification… Кёнигсберг, 30 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

461

Мюльзен располагался недалеко от начала Куршской косы (ныне – пос. Холмы Калининградской обл). – Примеч. ред.

(обратно)

462

По всей видимости, чуть ранее в Мюльзен был отправлен маршевый батальон, вечером 29-го атакованный неприятелем. В 8 часов утра 30-го командир батальона информировал Бертье о произошедшем и запросил приказ на дальнейшие действия (? – Бертье. Мюльзен, 30 декабря 1812 г., 8 часов утра // SHD. C2 134;? – Бертье. Мюльзен, 30 декабря 1812 г. // Ibid).

(обратно)

463

Ней, в свою очередь, подтвердил Бертье получение такого приказа (Ней – Бертье. Кёнигсберг, 30 декабря 1812 г. // Ibid).

(обратно)

464

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 30 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

465

Даву – Бертье. Торн, 30 декабря 1812 г. (1) // Ibid; Даву – Бертье. Торн, 30 декабря 1812 г. (2) // Ibid; Даву – Бертье. Торн, 30 декабря 1812 г. // [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. № 1146. P. 434–435.

(обратно)

466

Терье – Бертье. Лабиау, 30 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

467

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 30 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № XXXV. P. 213.

(обратно)

468

Fain A. J. F. Manuscrits de 1813. T. 1. P. 130; Journal d'Empire. 1812. 31 Dec.

(обратно)

469

Как известно, 21 декабря Бертье написал императору целый ряд писем; трудно сказать, получил ли Наполеон 30 декабря одно из них или несколько писем.

(обратно)

470

Наполеон – Бертье. Париж, 30 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte. T. 12. № 32170. P. 1323.

(обратно)

471

Наполеон – Мюрату Париж, 30 декабря 1812 г. // Ibid. № 32175. P. 1326.

(обратно)

472

См.: Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году. С. 633–634.

(обратно)

473

Ныне пос. Залесье (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

474

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

475

Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

476

Эделе – Бертье. Велау, 31 декабря 1812 г., 4 часа вечера // Ibid.

(обратно)

477

Ныне Гурьевск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

478

Ней – Бертье. Кёнигсберг,31 декабря 1812 г. // SHD. C2 134. Фрише-Нерунг – Балтийская коса.

(обратно)

479

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. (3) // Ibid.

(обратно)

480

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. (1) // Ibid. В этом рапорте Мюрату начальник Главного штаба обозначил еще целый ворох проблем – начиная от дезертирства до вооружения и обмундирования в полках Легиона Вислы и поставок в войска лошадей из ремонтных депо генерала Бурсье.

(обратно)

481

Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. (2) // SHD. C2 134. Мюрат одобрил предложение Бертье.

(обратно)

482

См., например: Главный начальник осадного артиллерийского парка Баранси (Barancey?) – Бертье. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

483

Кастелла де Берлен – Бертье. Пиллау, 31 декабря 1812 г., 7 часов вечера // Ibid.

(обратно)

484

Картина реорганизации войск в Торне хорошо восстанавливается не только по письмам Даву, но и по сообщениям Жюно, герцога д'Абрантеса, командира VIII армейского корпуса. Он информировал, что Торн переполнен солдатами и офицерами (которых до 800 человек) I корпуса. Поэтому части VIII корпуса вынуждены пребывать «кто где» (Жюно – Бертье (?). Торн, 31 декабря 1812 г. // Ibid).

(обратно)

485

Чюди – Даву. Торн, 31 декабря 1812 г. // Ibid. В «картуне» с архивными делами за 31 декабря 1812 г. оказалась и обширная записка, составленная Чюди и адресованная военному министру Кларку, помеченная Намюром 19 июня 1813 г. и повествующая об участии полка Жозефа-Наполеона в русской кампании.

(обратно)

486

Борелли – Мюрату. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. (1) // Ibid; Борелли – Мюрату. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

487

Начальник кавалерийского депо в Берлине – Кларку. Берлин, 31 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

488

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № XXXVI. P. 213.

(обратно)

489

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. // Ibid. № XXXVII. P. 213–214. Одно письмо Лефевра к Бертье было датировано 22 декабря, второе – 28 декабря (Лефевр – Бертье. Данциг, 22 декабря 1812 г. // Ibid. № XIX. P. 214–215; Лефевр – Бертье. Данциг, 28 декабря 1812 г. // Ibid. P. 215).

(обратно)

490

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. // Ibid. № XIX. P. 245–246. В штаб Бертье вскоре прибудет еще одно письмо от Понятовского с ответом на послание от 28 декабря и помеченное 31 декабря. Понятовский вопрошал, как Шварценберг и Рейнье объясняют свой отход к Западному Бугу, и осведомлялся о действиях русских (Понятовский – Бертье. Варшава, 31 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

491

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № XX. P. 246.

(обратно)

492

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. № XVIII. P. 243–244.

(обратно)

493

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г., 10 часов вечера // Ibid. № XXXVIII. P. 215–216.

(обратно)

494

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. // Ibid. № XVIII. P. 244–245.

(обратно)

495

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г., 10 часов вечера // Ibid. № XXXVIII. P. 215–218.

(обратно)

496

Fain A. J. F. Manuscrits de 1813. T. 1. P. 130; Journal d'Empire. 1813. 2 Jan.

(обратно)

497

В делах архива Исторической службы Министерства обороны Франции сохранилось письмо Йорка, адресованное Макдональду, – оригинал и копия (Йорк – Макдональду. Б. м., б. д. // SHD. C2 134; Йорк – Макдональду. Тауроген, 30 декабря 1812 г. Копия, подтвержденная Макдональдом // Ibid). Текст письма Йорка неоднократно публиковался (см., например: Le Spectateur militaire. 1888. Quatrième Série. T. 42. P. 294–295). В архиве Исторической службы Министерства обороны Франции имеются также копия Таурогенского соглашения с направляющей надписью: «[отправить] с целью точного перевода для государственного секретаря барона Гарденберга» и две копии письма Йорка, адресованные Фридриху-Вильгельму III, тексты которых несколько отличаются друг от друга (SHD. C2 134).

(обратно)

498

Бертье – Наполеону. Кёнигсберг, 1 января 1813 г., 8 часов утра // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 250–251.

(обратно)

499

Мюрат – Наполеону. Кёнигсберг, 1 января 1813 г. // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 288–289.

(обратно)

500

Наполеон – Бертье. Сен-Клу, 30 апреля 1812 г. // Napoléon Bonaparte: Correspondance générale. Paris, 2012. T. 12. № 30524. P. 531.

(обратно)

501

О составе и динамике численности частей и соединений Х корпуса см.: Osten-Sacken und von Rhein O., von der. Militärisch-politische Geschichte des Befreiungskrieges im Jahre 1813. 2 Bde. Berlin, 1903. Bd. 1. S. 36–42; Beilage VII. S. 495–496; Beilage IX. S. 497–498; Ussel J., de. La Défection de la Prusse (décembre 1812 – mars 1813). Paris, 1907. P. 63–66; Reboul F. Campagne de 1813: Les préliminaires. Paris, 1910. T. 1. P. 194–197; Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г.: Операции в направлении Тильзит – Митава – Рига. Рига, 1912. С. 18; Турусов В. П. Десятый армейский корпус Великой армии // Отече ственная война 1812 г.: Энциклопедия. М., 2004. С. 242; Попов А. И. Прусский вспомогательный корпус // Там же. С. 591; Он же. Седьмая пехотная дивизия Великой армии // Там же. С. 647; и др.

(обратно)

502

Lehman M. Scharnhorst. Leipzig, 1887. Bd. 2. S. 402–415; Внешняя политика России XIX и начала ХХ века. Сер. 1. М., 1962. Т. 6. № 76. С. 191–201; Примеч. 199. С. 709–710; Примеч. 201. С. 710; Примеч. 202. С. 710; Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps unter Befehl des General-Lieutenantes von York im Felduge von 1812. Berlin; Posen, 1823. Bd. 1. S. 27–28; etc.

(обратно)

503

Йорк – Бюлову Мариенвердер, 14 декабря 1811 г. // Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps… Bd. 1. S. 31–39; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 203–204.

(обратно)

504

Ныне Клодзко (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

505

Ныне Колобжег (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

506

Clercq [A.], de. Recueil des traités de la France. Paris, 1880. T. 2. P. 154–156; Герасимова Г. И. Прусско-французский договор // Отечественная война 1812 г.: Энциклопедия. С. 592; и др.

(обратно)

507

В зарубежной и отечественной историографии имеются только краткие очерки, посвященные этому французскому маршалу: Headley J. T. Napoleon and His Marshals. New York, 1850; Chandler D. Napoleon's Marshals. London, 1998; Garrigou Grandchamp P. Le maréchal Mac Donald ou Alceste soldat // Pays sedanais. 1982. № 9/88; Делдерфилд Р. Ф. Маршалы Наполеона. М., 2001; Шиканов В. Н. Созвездие Наполеона: Маршалы Первой империи. М., 1999; и др. См. также: Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 198–199. Чрезвычайно интересны воспоминания Макдональда, написанные им в 1825–1826 гг. и опубликованные только в 1892 г. (Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. Paris, 1892). Российский историк М. К. Чиняков перевел и опубликовал страницы этих воспоминаний, посвященные кампании 1812 г. (1812 год: Мемуары маршала Макдональда / публ. М. К. Чинякова // Эпоха 1812 года: Исследования. Источники. Историография. М., 2004. С. 206–222).

(обратно)

508

Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г. С. 19, примеч. 2.

(обратно)

509

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 200.

(обратно)

510

Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г. С. 20.

(обратно)

511

Галямичев А. Н. Граверт // Отечественная война 1812 г.: Энциклопедия. C. 202; [В. С. Л.] Граверт // Военный энциклопедический лексикон. СПб., 1840. Ч. 4. С. 426–427.

(обратно)

512

См., например: Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 66–67 (автор уверял, что Йорк был из старой английской фамилии, обосновавшейся в Померании; в действительности отец Йорка, капитан прусской армии, происходил из кашубов, западнославянской этнической группы, заселявшей часть польского Поморья). В фундаментальной работе Ф. Ребуля действия Йорка расценивались как изначально предательские по отношению к французскому союзнику, недостойные честного военного. Ребуль так же, как и д'Юссель, полагал, что фамилия Йорка была английского происхождения, что объясняло якобы и его «британскую флегматичность» (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 200). Давая портрет Йорка, Ребуль отмечал его небольшой рост, пытливые глаза и проницательный взгляд, «очень подвижную физиономию», холодность и надменность (Ibid. P. 200–201). Он счел своим долгом заявить, что Йорк, будучи новатором в тактике, выступал против партии реформ, во главе которой стоял Г. И. Д. Шарнхорст (Ibid. P. 203). Подобное утверждение явно противоречило хорошо известным фактам.

(обратно)

513

Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps… Bd. 1–2. Этот «Дневник» является одним из главных источников, дающих представление о действиях как X корпуса, так и в особенности Прусского вспомогательного корпуса и генерала Йорка. В сущности, это не дневник в обычном смысле слова, но фактологически точное воспроизведение обстоятельств, основанное на документах и воспоминаниях как самого Зейдлица, так и других участников событий. В 1903 г. полковник Вермей де Коншар (Vermeil de Conchard), демонстрируя своего рода объективность подхода к событиям, связанным с Таурогенской конвенцией, издал перевод «Дневника» Зейдлица, ограничившись только событиями начиная с августа 1812 г. (Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armee (France, Prusse et Russie en 1812) / traduit du journal du Général de Seydlitz. Paris, [1903]). В архиве Исторической службы Министерства обороны Фран ции хранится рукопись этого перевода, относящаяся к 1896–1897 гг. (Le Corps Royal Prussien sous le commandement du Lieutenant-Général d'York dans la Campagne de 1812 // SHD. C2 134). Мы использовали как немецкое издание «Дневника» Зейдлица 1823 г., так и его французский перевод.

(обратно)

514

Мы используем издание 1913 г.: Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Berlin; Leipzig, 1913. Bd. 1–2. Йорку были поставлены многочисленные памятники, многие улицы немецких городов названы в его честь [думается, не случайно даже в нынешнем Калининграде (бывшем Кёнигсберге) улица, носившая ранее название «Йоркштрассе», теперь называется улицей «1812 года»], изданы брошюры, призванные снискать герою всенародную славу (наиболее известна щедро снабженная иллюстрациями брошюра, впервые вышедшая в 1913 г.: Bremen W., von. Yorck von Wartenburg. Bielefeld; Leipzig, 1913).

(обратно)

515

Клаузевиц К. 1812 год. М., 1997. С. 107.

(обратно)

516

Сам Йорк позже утверждал, что его участие в походе 1812 г. было связано исключительно с уважением «к священной воле короля», но никак не с его личными взглядами на происходившее.

(обратно)

517

Ныне Даугавпилс (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

518

Из работ отечественных авторов, помимо классических сочинений Д. П. Бутурлина, А. И. Михайловского-Данилевского и М. И. Богдановича, отметим работу капитана Генерального штаба В. Е. Жамова (Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г.) и замечательную публикацию документов, осуществленную К. А. Военским ([Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. СПб., 1911. Т. 2). Среди публикаций зарубежных авторов отметим работу Ж. Шамбре (Chambray G. Histoire de l'expédition de Russie. Paris, 1838. T. 3), биографию Йорка, написанную Дройзеном (Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg), обобщающее германское исследование 1898 г. по военной истории (Kriegsgeschichtliche Einzelschriften. Berlin, 1898. Bd. 4. Heft 24), труд К. Остен-Сакена (Osten-Sacken C. Der Feldzug von 1812: Geschichte des russisch-französischen Krieges. Berlin, 1901), диссертацию Р. Э. Хелме (Хелме Р. Э. Прибалтийский театр военных действий Отечественной войны 1812 года: Дис… канд. ист. наук. Тарту, 1987), публикации А. Черпинской (Черпинска А. Операция Ф. Штейнгеля и И. Эссена против 10-го корпуса армии Наполеона // 1812 год: Люди и события великой эпохи: Материалы международной научной конференции. Музей-панорама «Бородинская битва». М., 2010. С. 188–200; и др.).

(обратно)

519

Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г. С. 27, примеч. 1.

(обратно)

520

Там же. С. 29.

(обратно)

521

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 208–209.

(обратно)

522

Ibid. P. 209.

(обратно)

523

Ibid.

(обратно)

524

Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps… Bd. 2. S. 213.

(обратно)

525

Ibid. S. 218.

(обратно)

526

Ныне Слока (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

527

Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г. С. 71.

(обратно)

528

См.: Там же. С. 90–91.

(обратно)

529

По-видимому, это был журнал «Зритель», издаваемый Г. Г. Меркелем и его соратниками, прусскими патриотами; текст журнала содержал бюллетени русской армии.

(обратно)

530

Романо П., маркиз де ла Романа (1761–1811) – командир испанского корпуса на французской службе, который сумел, вернувшись с частью корпуса в Испанию, сражаться против французов.

(обратно)

531

Паулуччи – Йорку. Б. м., 14 ноября 1812 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 330–331.

(обратно)

532

Эта переписка полностью опубликована: York und Paulucci: Aktenstilcke und Beiträge zur Geschichte der Convention von Tauroggen, 18./30. December 1812. Leipzig, 1865; Бумаги, относящиеся до Отечественной войны 1812 года, собранные и изданные П. И. Щукиным. М., 1905. Ч. 9. С. 159–195; [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2.

(обратно)

533

См., например, ответы Фридриха-Вильгельма на информацию от Йорка о его взаимоотношениях с Макдональдом (Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps… Bd. 2. S. 216, note).

(обратно)

534

См., например: Ibid. S. 224, note 2; Йорк – Паулуччи. Б. м., 2 декабря 1812 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 351–353; и др.

(обратно)

535

Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps… Bd. 2. S. 188.

(обратно)

536

Ibid. S. 217.

(обратно)

537

Так, в архиве Исторической службы Министерства обороны Франции сохранилось письмо Маре, герцога Бассано, от 2 декабря 1812 г., в котором тот информировал Макдональда, что император преодолел Березину и армия отступает на Вильно, куда Наполеон прибудет 6, 7 или 8 декабря (Маре – Макдональду Вильно, 2 декабря 1812 г. // SHD. C2 134). Впрочем, невозможно сказать, когда это письмо дошло до герцога Тарентского.

(обратно)

538

Макдональд – Бассано. Штальген, 10 декабря 1812 г. // Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps… Bd. 2. S. 217, note; [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 410. Это письмо было перехвачено русскими. По словам К. Клаузевица, подобная информация действительно исходила от некоего прусского офицера, отправленного Йорком в Вильно и уехавшего оттуда обратно 6 декабря. Он был у Йорка 10 декабря (Клаузевиц К. 1812 год. С. 108). Судя по тому, что письмо Макдональда к Бассано помечено также 10 декабря, прусский генерал немедленно по прибытии офицера доложил о сведениях, им доставленных. Наполеон действительно утром 6 декабря находился в Ковенском предместье Вильно и общался с Маре. В половине двенадцатого утра император двинулся по дороге на Ковно (см.: Земцов В. Н. Наполеон в 1812 году: хроника. М., 2022. С. 606–608). В том же письме Макдональд сообщал, что настроение прусского короля значительно изменилось и поэтому он собирается удалить от себя ряд прусских офицеров. В конце сообщения маршал умоляет Бассано дать знать, что происходит, и пишет: «Я сосредоточиваю все более свои силы» ([Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 411). Обращает на себя внимание письмо, подготовленное Макдональдом 11 декабря, из которого ясно, что герцог Тарентский знал о движении Великой армии к Вильно. В связи с этим он намечает перегруппировать войска X корпуса (Макдональд —? Штальген, 11 ноября 1812 г. // SHD. C2 134). В дате письма явная описка. Вместо «11 ноября» следует читать «11 декабря». Эту описку заметили еще архивисты Венсенского архива и поместили документ среди писем за 11 декабря 1812 г.

(обратно)

539

Ныне Нерета (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

540

Ныне Екабпилс (Латвийская Республика. – Примеч. ред.

(обратно)

541

Ныне Акнисте (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

542

Ныне Яунелгава (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

543

Ныне Валле (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

544

Ныне Вецумниеки (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

545

Ныне Низере (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

546

Ныне Иецава, как и одноименная река (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

547

Ныне Лиелупе (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

548

Ныне Эмбурга (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

549

Ныне Стальгене (Латвийская Респцблика. – Примеч. ред.

(обратно)

550

Ныне Вецсвирлаука (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

551

Ныне Гароза (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

552

Ныне Елгава (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

553

Макдональд – Бертье. Штальген, 30 ноября 1812 г. // SHD. C2 133; Макдональд – Башлю. Штальген, 1 декабря 1812 г. // Ibid; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 216.

(обратно)

554

Ibid. P. 194–196, note 2. Расписание подписано 29 ноября 1812 г. полковником Рёдером (SHD. C2 133). Имеются подсчеты численности Прусского корпуса и на 5 декабря 1812 г., представленные в «Дневнике» Зейдлица (Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 167). Они в целом коррелируют с данными на 29 ноября.

(обратно)

555

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 197–198, note 1.

(обратно)

556

Мюрат – Бертье. Вильно, 9 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie: Notes et Documents. Serie 2–3. Paris, 1912. Sér. 2. P. 255–256; Бертье – Макдональду. Вильно, 9 декабря 1812 г. // SHD. C2 134; Chambray G. Histoire de l'expédition de Russie. Paris, 1823. T. 2. P. 442. В отношении времени получения Бертье приказа от Мюрата и того, когда именно князь Невшательский отправил приказ Макдональду, у нас остаются некоторые неясности. Дело в том, что на экземпляре письма от Бертье к Макдональду, хранящемся в Венсенском архиве, читаются две надписи: одна – «8-го в 1 час утра» (то есть можно понять, что это время получения приказа Мюрата), другая – «ответ дан в 3 часа утра». При этом и письмо Мюрата помечено «Вильно, 9 декабря», и на письме Бертье к Макдональду также стоит «Вильно, 9 декабря».

(обратно)

557

Ныне Тельшяй или Тяльшяй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

558

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 173–174, note 1; Клаузевиц К. 1812 год. С. 103; Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам: В 3 т. СПб., 1859–1860. Т. 3. С. 367–368; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 218, note 2.

(обратно)

559

Макдональд – Йорку. Штальген, 18 декабря 1812 г., 1 час утра // Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 173–174, note 1.

(обратно)

560

11 декабря Мюрат приказал Бертье предупредить Макдональда, чтобы тот ускорил движение на Тильзит (Мюрат – Бертье. Ковно, 11 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

561

Бертье – Макдональду. Антоново, 14 декабря 1812 г. // Ibid. В тот день Бертье подготовил для Макдональда 3 (!) письма. В одном из них князь Невшательский выразил надежду, что герцог Тарентский получил письмо Мюрата от 12 декабря, в котором король Неаполитанский приказал ускорить движение на Тильзит. Далее сообщалось, что главная часть армии, покинув Ковно вчера утром, движется на Инстербург, куда прибудет 17 или 18 декабря. Наконец, подчеркивалась необходимость эвакуации осадного парка (Бертье – Макдональду. Антоново, возле Пильвишек, 14 декабря 1812 г. // Ibid). Эти письма (по крайней мере, два из трех) Макдональд получит 19 декабря.

(обратно)

562

Терье – Макдональду. Тильзит, 19 декабря 1812 г., 8 часов вечера // Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 172, note 1. Этот дубликат письма был перехвачен русскими.

(обратно)

563

Бертье – генералу Флао. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 172.

(обратно)

564

Ibid. P. 172–173.

(обратно)

565

Ныне Ольштын (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

566

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 171.

(обратно)

567

Макдональд – Бертье. Штальген, 17 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 173, note 2.

(обратно)

568

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 171–173.

(обратно)

569

Ныне Ионишкис (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

570

Макдональд – Йорку. Штальген, 18 декабря 1812 г., 1 час утра // Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 173–174.

(обратно)

571

Ныне Мешкуйчяй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

572

Ныне Калтаненай (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

573

Клаузевиц К. 1812 год. С. 103–104; Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г. С. 126. Как можно понять, от Колтынян одна колонна должна была идти к Тильзиту через Тауроген, а другая – через Коадъютен. Маршал шел при второй колонне, в которую входили «французская» дивизия и войска Массенбаха. 19 декабря Макдональд сообщил Бертье, что получил два его письма, отправленные из Антоново, и кратко описал свой маршрут следования [Макдональд – Бертье. Гросс-Элей (Gross Elley), 9 декабря 1812 г. // SHD. C2 134].

(обратно)

574

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 174–175.

(обратно)

575

Ibid. P. 175.

(обратно)

576

Макдональд – Бертье. Гросс-Элей (Gross-Elley), 19 декабря 1812 г.; Макдональд – Бертье. Янишки, 20 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 173–174.

(обратно)

577

Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 20, 21 и 23 декабря 1812 г. // Ibid. P. 174.

(обратно)

578

Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г. С. 126.

(обратно)

579

Ныне Вирцава (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

580

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 175–176. В фондах Венсенского архива сохранилось письмо Макдональда к Бертье, помеченное Янишками 20 декабря. Герцог Тарентский сообщал, что вчера получил дубликат письма от князя Невшательского (вероятно, одно из трех писем, помеченных 14 декабря Антоново). Далее отметил стремление перейти Неман до прибытия неприятеля к переправе и констатировал, что «половина X корпуса» прибудет с ним завтра в Шавли (Макдональд – Бертье. Янишки, 20 декабря 1812 г. // SHD. C2 134). В Шавлях Макдональд будет находиться до 22 декабря.

(обратно)

581

Ныне Платоне (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

582

Ныне Калвене (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

583

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 176; Рапорт Йорка. Шелель, 27 декабря 1812 г.: Копия // SHD. C2 134. (Корцяны – ныне Картяна в Литовской Республике. – Примеч. ред.)

(обратно)

584

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 183. Использован русский перевод М. К. Чинякова (1812 год: Мемуары маршала Макдональда. С. 211).

(обратно)

585

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 182–183; 1812 год: Мемуары маршала Макдональда. С. 211.

(обратно)

586

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 20 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

587

Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 22 декабря 1812 г. // Ibid. По тексту не совсем понятно, было ли это послание подготовлено после получения Бертье приказа Мюрата, к которому мы ранее обратились, либо же написано до этого приказа короля Неаполитанского.

(обратно)

588

Эти эмиссары (можно предполагать, что ими были какой-то польский и какой-то прусский офицеры) не смогут связаться с войсками герцога Тарентского.

(обратно)

589

Терье – Бертье. Тильзит, 20 декабря 1812 г. // SHD. C2 134. Судя по тону письма, Тильзит готовился к эвакуации в случае подхода русских войск.

(обратно)

590

Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 21 декабря 1812 г. // Ibid. 23 декабря Бертье вновь пишет Макдональду о том, что отправил ему сообщения в виде двух или даже трех идентичных посланий (Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г. // Ibid).

(обратно)

591

Ныне Кельме (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

592

Ныне Вайгува (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

593

Приказ на движение. Шавли, 22 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 234, note 1. В тот же день, 22 декабря, Йорк получил этот приказ на движение и сообщил, что разделил свои войска на две колонны (Йорк – Макдональду. Б. м., 22 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

594

Ныне Куртувенай (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

595

Ныне Базилионай (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

596

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 176.

(обратно)

597

Йорк – Макдональду. Шавли, 24 декабря 1812 г., 11 часов вечера // SHD. C2 134; Рапорт генерала Йорка. Шелель, 27 декабря 1812 г.: Копия // Ibid.

(обратно)

598

Ныне Раудондварис (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

599

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 366–368; Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г. С. 126–127.

(обратно)

600

Ныне Кедайняй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

601

Ныне Лаукува (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

602

Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г. С. 127.

(обратно)

603

Состав отряда генерала Левиза см.: Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 507–508, примеч. 4.

(обратно)

604

Там же. С. 368.

(обратно)

605

Ныне Лиепая (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

606

Ныне Тукумс (Латвийская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

607

Макдональд – генералу Кампредону Штальген, 18 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 185; Vermeil de Conchard P.-P. Campagneet défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 175 (18 декабря).

(обратно)

608

В фондах Венсенского архива сохранился краткий отчет аудитора Государственного совета де Монтиньи (Montigny) о событиях в Мемеле. В отчете содержится информация о военной контрибуции, уплаченной за Либаву и другие города Курляндии (Монтиньи – Макдональду Б. м., 30 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

609

Макдональд – полковнику (sic) Прото. Янишки, 20 декабря 1812 г.; Прото – Бертье. Кранц (Kranz), 28 декабря 1812 г., 4 часа утра // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 186; Мальцан – Бертье (?). Мемель, 23 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

610

Ныне Прекуле (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

611

Макдональд – Массенбаху Шавли, 21 декабря 1812 г.; Приказ на движение. Гросс-Элей (Gross-Elley), 19 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 186.

(обратно)

612

Ныне Нида (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

613

Ныне Богатово (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

614

Прото – Бертье. Кранц, 28 декабря 1812 г., 4 часа утра // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 187.

(обратно)

615

Прото – Бертье. Мюльзен, 30 декабря 1812 г., 8 часов утра // Ibid. P. 188, note 2.

(обратно)

616

Бертье – Мюрату Кёнигсберг, 31 декабря 1812 г. (пометка сделана рукой Мюрата) // Ibid. P. 188, note 5. Некий майор (имя в документе не читается), встретивший моряков Прото вечером 27 декабря в Кранце, отметил в рапорте, что примерно из 300 человек 70 или 80 не в состоянии нести службу. Майор передал Прото приказ Мюрата возвратиться в Нидден, что, по его словам, Прото будет выполнять с началом следующего дня, так как все его люди чрезвычайно устали. Майор добавил, что «казаки покрыли всю местность, и они уже на подступах к Кёнигсбергу» (Майор [?] – Бертье (7). Кранц, 27 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

617

Флеше – Гарденбергу. Мемель, 25 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 189, note 3. Реальность благодаря подписанию Дибичем Таурогенской конвенции оказалась иной – Мемель остался у Пруссии. Это положение конвенции резко будет критиковать в дальнейшем Паулуччи (последний, конечно, не догадывался о твердом намерении Александра I оставить Мемель Пруссии). Паулуччи (о достаточно нелицеприятных суждениях лиц, хорошо его знавших, см.: Жамов В. Е. Отечественная война 1812 г. С. 172–176) чрезвычайно раздосадовало, что, несмотря на весьма серьезные усилия, которые он приложил, дабы в благоприятном для России отношении изменить позицию Йорка, слава заключения конвенции досталась Дибичу. Познакомившись благодаря Йорку с текстом Таурогенской конвенции (см.: Йорк – Паулуччи. Б. м., 1 января 1813 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 393), Паулуччи подверг ее резкой критике, в особенности указывая на то, что Дибич не воспользовался удобной возможностью для установления более благоприятной для России границы по р. Неман с присоединением Мемеля [Паулуччи – Александру I. Б. м., 27 декабря 1812 г. (8 января 1813 г.) // Там же. С. 401–403]. Как бы ни была понятна досада Паулуччи, действия Дибича не могут не заслуживать высокой оценки. И в связи с этим вполне справедливыми кажутся слова Клаузевица: «Поведение генерала Дибича в течение всего этого времени заслуживает высочайшей похвалы. Он проявил по отношению к генералу Йорку такое доверие, какое только допускала лежавшая на нем ответственность; в течение всего времени переговоров он держался непринужденно, открыто и благородно и в эти минуты заботился исключительно об общем благе, и притом, казалось, учитывал интересы Пруссии не менее, чем интересы России; прежде всего утратил всякую мысль о превосходстве русского оружия, всякое проявление гордости победителя, тщеславия и грубости; всем этим он в значительной мере облегчил для генерала Йорка принятие трудного самого по себе решения, которое, при менее благоприятных условиях, вероятно, так и не созрело бы» (Клаузевиц К. 1812 год. С. 116). Наконец, от себя добавим, что Дибич не побоялся встать со своими ничтожными силами между Йорком и Макдональдом, испытывая постоянную угрозу быть раздавленным совместными действиями того и другого.

(обратно)

618

Полковник Мальцан, также 27-го, но, вероятно, еще до подписания капитуляции, просто сообщил Мюрату о прибытии в Паланген 600 русских и об их продвижении на Мемель; он объявил, что при превосходящих силах неприятеля он эвакуирует город (Рапорт полковника Мальцана Мюрату. Мемель, 27 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

619

В Мемеле оказались захвачены 29 пушек, 9 канонерок, 30 торговых судов, 900 ружей и 26 тыс. патронов, 200 тыс. пудов зерна и хлеба, а также других продуктов [Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 368–369; Акт о сдаче Мемеля. 15(27) декабря 1812 г. // SHD. C2 134].

(обратно)

620

Этот отряд 22-го был атакован противником, но смог нападение отразить.

(обратно)

621

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 176–177.

(обратно)

622

Ibid. P. 177; Йорк – Фридриху-Вильгельму III. Шелель, 27 декабря 1812 г. (отправлено с майором Хенкелем) // SHD. C2 134.

(обратно)

623

Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 92.

(обратно)

624

Ibid. P. 92–93, note 2; Рапорт Йорка. Шелель, 27 декабря 1812 г.: Копия // SHD. C2 134.

(обратно)

625

Ныне Кражяй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

626

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 177–178; Рапорт Йорка. Шелель, 27 декабря 1812 г.: Копия // SHD. C2 134.

(обратно)

627

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 178; Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 97; Йорк – Макдональду. Хельм (Chelm) (sic), 27 декабря 1812 г., 11 часов вечера; Йорк – Фридриху-Вильгельму III. Шелель, 27 декабря 1812 г. // SHD. C2 134.

(обратно)

628

Ныне Варняй (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

629

Клаузевиц К. 1812 год. С. 104–105.

(обратно)

630

Там же. С. 105; Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 98; Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 178–179.

(обратно)

631

Клаузевиц К. 1812 год. С. 105.

(обратно)

632

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 179.

(обратно)

633

Ibid.

(обратно)

634

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 369. Вследствие сдачи Тильзита неприятелю аджудан-командан Терье отступил с основной колонной отходивших войск и 23 (?) декабря прибыл в Мелаукен по дороге на Лабиау Терье сообщил в Главный штаб, что неприятель вышел на Инстербург [Терье – Бертье (?). Б. м., 23 декабря 1812 г. // SHD. C2 134]. В последующие дни Терье продолжал отслеживать ход событий вокруг Тильзита, отправляя туда своих осведомителей (для оплаты информаторов ему были выделены специальные суммы; см., например: Бертье – Мюрату Кёнигсберг, 25 декабря 1812 г. // Ibid). Так, собрав к вечеру 25 декабря сведения о движении русских войск, Терье утром 26-го отправил в Главный штаб достаточно подробный в этом отношении обзор. Отрывочная информация поступала к нему и относительно движения передовых частей X корпуса [Терье – Бертье (?). Скайсгиррен, 26 декабря 1812 г., 11 часов утра // Ibid], которые 27 декабря выдавят русских из Тильзита и войдут в город.

(обратно)

635

Ныне Велюона (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

636

Клаузевиц К. 1812 год. С. 106; Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 369.

(обратно)

637

Ныне Паюрис (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

638

Ныне Вайнутас (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

639

Клаузевиц К. 1812 год. С. 106; Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 179.

(обратно)

640

Макдональд – Бертье. Тильзит, 28 декабря 1812 г. // AN. AF IV. 1645; Отчет подполковника Трескова // Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps… Bd. 1. S. 259; Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 371; Башлю – Макдональду. Браунсберг, 8 января 1813 г. // SHD. C2 135. (Раудшен – ныне пос. Рядино в Калининградской обл. – Примеч. ред.)

(обратно)

641

Клаузевиц К. 1812 год. С. 106.

(обратно)

642

Терье – Бертье (?). Мелаукен, 27 декабря 1812 г., 6 часов вечера // SHD. C2 134.

(обратно)

643

Терье – Бертье (?). Лабиау, 29 декабря 1812 г., 1.30 утра // Ibid.

(обратно)

644

Терье – Бертье (?). Лабиау, 29 декабря, 8 часов вечера // Ibid.

(обратно)

645

Терье – Бертье. Лабиау, 30 декабря 1812 г. // Ibid. При этом Терье дал лестную характеристику майору Каллю (Kall) из «черных гусар», отметив его ум и способность говорить по-немецки, по-французски и по-польски.

(обратно)

646

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 30 декабря 1812 г. // Ibid; Ней – Бертье. Кёнигсберг, 30 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

647

Башлю – Терье. Тильзит, 27 декабря 1812 г. // Ibid; Башлю – Макдональду. Браунсберг, 8 января 1813 г. // Ibid; Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 94.

(обратно)

648

30 декабря в Тильзите Макдональд распорядился о выдаче денежного довольствия генералам, старшим офицерам и чиновникам X корпуса (Приказ Макдональда. Тильзит, 30 декабря 1812 г. // SHD. C2 134). Судя по всему все остальные чины корпуса денежного довольствия тогда так и не получили.

(обратно)

649

Клаузевиц К. 1812 год. С. 10; Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 382.

(обратно)

650

1812 год: Мемуары маршала Макдональда. С. 211.

(обратно)

651

Там же. С. 212.

(обратно)

652

Там же.

(обратно)

653

Интересно, что с 27 декабря, не зная о занятии войсками Макдональда Тильзита, Бертье предложил эвакуировать Лабиау и другие объекты вокруг него (Бертье – Мюрату. Кёнигсберг, 27 декабря 1812 г. // SHD. C2 134).

(обратно)

654

В воспоминаниях Макдональд отмечает, что пруссаки, входившие в отряд Башлю, «отказались повиноваться», однако проявленная французским генералом «твердость заставила солдат подчиниться, и они выступили» (цит. по: 1812 год: Мемуары маршала Макдональда. С. 213; см. также: Башлю – Макдональду Браунсберг, 8 января 1813 г. // SHD. C2 135).

(обратно)

655

Ныне Бублишке (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

656

Макдональд – Бертье. Тильзит, 28 декабря 1812 г. // AN. AF IV. 1645; Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 95–96.

(обратно)

657

Ныне Дубки (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

658

Башлю – Макдональду. Браунсберг, 8 января 1813 г. // SHD. C2 135; Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 95, note 1.

(обратно)

659

Ныне Паграмантис (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

660

Макдональд – Мюрату. Тильзит, 29 декабря 1812 г. // AN. AF IV. 1645.

(обратно)

661

Клаузевиц К. 1812 год. С. 109–110. (Шелель – ныне Шилале в Литовской Республике. – Примеч. ред.)

(обратно)

662

Там же. С. 110–111.

(обратно)

663

См. переписку Паулуччи с Йорком ([Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 330–381).

(обратно)

664

Зейдлиц отмечает, что Бюлов предпочитал дистанцироваться от французского командования, формируя в Грауденце восемь резервных батальонов по 800 человек в каждом, одновременно усиливая и старые батальоны. Бюлов концентрировал в Грауденце кавалерийские эскадроны и маршевые роты, прибывавшие из отдаленных провинций. Все это делалось в ожидании известий от генерала Йорка (см.: Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 182–184, note 2).

(обратно)

665

Ibid. P. 183, note. Зейдлиц особо отметил, что об артиллерии Мюрат вообще ничего не сказал.

(обратно)

666

Ibid. P. 183–184, note.

(обратно)

667

Клаузевиц К. 1812 год. С. 111.

(обратно)

668

Там же.

(обратно)

669

Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда»: Донские казачьи полки в армии Витгенштейна в декабре 1812 г. // Военная история России XIX–XX веков: Материалы XI Международной военно-исторической конференции. СПб., 2018. С. 72. Клаузевиц, по-видимому, не совсем был прав, утверждая, что граф Дона был отправлен генералом Левизом к Йорку в качестве парламентера. Судя по документам, Дона оказался в войсках Йорка 22 декабря, выполняя поручение Паулуччи (см.: Паулуччи – Йорку. Б. м., 22 декабря 1812 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 376–381). Паулуччи переслал с Норденбургом копию рескрипта Александра I от 6(18) декабря 1812 г. [см.: Рескрипт Александра I Паулуччи от 6(18) декабря 1812 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 369–371].

(обратно)

670

Граф Дона – Паулуччи. Ворны (Войнуты?), 28 декабря 1812 г. // Ibid. С. 385. Вероятно, граф Дона все же был не совсем прав. Утром 26-го произошла стычка русского отряда с прусским арьергардом, задержавшимся в Подубисе. В плен было взято до 200 человек; с русской стороны ранены 2 драгуна и под двумя убиты лошади, наездники которых были взяты в плен, однако вскоре «присланы обратно с извинением и уверением, что пруссаки с нами драться не будут» (Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 72).

(обратно)

671

Клаузевиц К. 1812 год. С. 111.

(обратно)

672

Ныне Барташишке (Литовская Республика). – Примеч. ред.

(обратно)

673

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 256.

(обратно)

674

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 181.

(обратно)

675

Ф. Ребуль предполагал, что в данном случае речь шла о движении, выполненном корпусом 26 декабря по направлению к Лавково, но через несколько часов прерванном (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 258, note 1).

(обратно)

676

Йорк – королю. Боркиш (Borkish), большая дорога из Колтынян в Тауроген, 27 декабря 1812 г. // Treuenfeld B., von. Das Jahr 1813: Bis zur Schlacht von Gross Görschen. Leipzig, 1901. S. 185.

(обратно)

677

Йорк – королю. Шелель, 27 декабря 1812 г. (доставлено майором Хенкелем) // Henckel von Donnersmarck W. L. V., Graf. Erinnerungen aus meinem Leben. Zerbst, 1846. S. 166; Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 99. Копия письма, доставленного Хенкелем Бертье, хранится в архиве Исторической службы Министерства обороны Франции. Из текста «Дневника» Зейдлица можно решить, что Генкель (Хенкель) был отправлен Йорком в Берлин 26 или даже 25 декабря (Ibid. P. 180). Вероятно, на основании этого К. Клаузевиц также написал, что флигель-адъютант короля майор фон Генкель отправился 26-го (Клаузевиц К. 1812 год. С. 114). И все же следует исходить из того, что письмо помечено Шелелем, 27 декабря. В Шелель корпус прибыл только вечером 27-го. Генкель ехал через Мемель, где встретился с майором Зейдлицем (Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 180, note 1). Это однозначно свидетельствует о том, что Паулуччи дал разрешение Генкелю, как и Зейдлицу следовать дальше.

(обратно)

678

Ibid. P. 181. Утверждение Зейдлица о том, что Макдональд «отступил за Мемель», не совсем понятно, по крайней мере, не точно. Маршал, как известно, перешел Неман и оказался в Тильзите.

(обратно)

679

Ibid. Зейдлиц в связи с этим отмечает, что в Берлин он прибыл утром 13-го и должен был вернуться в штаб Йорка в ночь на 21-е. Как мы уже знаем, из Берлина Зейдлиц выехал только вечером 24-го. Двинувшись из Кёнигсберга через Куршскую косу, в Мемеле (по-видимому, 27-го) он попал в руки русских. Однако Паулуччи, узнав о целях поездки Зейдлица в Берлин, утром 28 декабря разрешил ему отправиться к Йорку (см.: Зейдлиц – Паулуччи. Мемель, 27 декабря 1812 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 381; Паулуччи – Йорку. Доблен, 28 декабря 1812 г. // Там же. С. 383; Паулуччи – Александру I. Мемель, 28 декабря 1812 г. // Там же. С. 385), и вечером того же дня майор догнал арьергард корпуса в Шелеле, а утром 29-го прибыл в Тауроген (Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 184, note).

(обратно)

680

Ibid. P. 182. Очевидно, что Фридрих-Вильгельм III полагал самым лучшим исходом для Пруссии в той ситуации роль посредника (совместно с Австрией) между Францией и Россией. В этом случае он смог бы, помимо получения явных внешнеполитических преимуществ, сохранить оставшиеся прусские войска, сосредоточить их на территории Пруссии недалеко от границ, что придало бы усилиям Берлина дополнительный вес (см., в частности: Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 95–96, 107).

(обратно)

681

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 183.

(обратно)

682

Как справедливо отметил д'Юссель, формальные инструкции от короля, которые привез Зейдлиц, можно было выразить одной фразой: «действуйте по обстоятельствам». Более подробные устные инструкции было поручено передать графу Бранденбургу, но они не дошли до Йорка, так как Макдональд отказал ему в выезде из Тильзита (Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 95–96, 106). Напомним, что после подготовки Зейдлицем мемуаров, названных им «дневником», они были представлены на утверждение военной комиссии, которая внесла в текст некоторые изменения. В частности, вычеркнула предложение, в котором было сказано, что при принятии командования корпусом Йорк не получил никаких официальных и никаких секретных инструкций. Решение убрать эту фразу мотивировалось тем, что «отсутствие секретных инструкций для генерала не должно вызывать никаких сомнений» (Ibid. P. 107–108, note 1). В то же время Дройзен упоминает о наличии у Йорка секретных инструкций (Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 324).

(обратно)

683

Ныне Новоколхозное (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

684

Клаузевиц К. 1812 год. С. 112.

(обратно)

685

К. Клаузевиц вспоминал об одном инциденте, произошедшем в ночь на 29 декабря, когда казачий разъезд, посланный в Рагнит с письмом для генерала Довре, был захвачен неприятелем. В этом послании, написанном на французском языке, содержался «краткий отчет о том, насколько продвинулось дело с генералом Йорком; эта записка, попав в руки французов, окончательно изобличила бы генерала Йорка. Генерал Дибич был в полном отчаянии от мысли, что он стал виновником несчастья, которое должно постигнуть этого генерала». К счастью, письмо не попало в руки французам (Там же. С. 117).

(обратно)

686

Цит. по: [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. XXXVII–XXXVIII.

(обратно)

687

Там же. С. XXXVIII; Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 362–363.

(обратно)

688

Клаузевиц К. 1812 год. С. 112.

(обратно)

689

Ныне Загорское (Калининградская обл.) – Примеч. ред.

(обратно)

690

Довре – Дибичу. Юрбург, 29 декабря 1812 г., 3 часа утра // Treuenfeld B., von. Das Jahr 1813. S. 191; Клаузевиц К. 1812 год. С. 112.

(обратно)

691

Макдональд – Бассано. Штульмен, 10 декабря 1812 г. // Клаузевиц К. 1812 год. С. 113; [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 411.

(обратно)

692

Клаузевиц К. 1812 год. С. 113. К. А. Военский в свое время высказал на этот счет интересную мысль: «Быть может, медлительность Йорка, проявившаяся и впоследствии вплоть до Таурогенской конвенции, имеет и другую, тайную причину: сосредоточивая все внимание русских на своем отряде, он давал возможность Макдональду беспрепятственно двигаться вперед, и ему действительно удалось достигнуть Тильзита и Кёнигсберга. Нарушая воинский долг по отношению к французскому маршалу, во имя блага родины, благородный Йорк был, однако, далек от мысли сделаться предателем своего начальника и способствовать его гибели» ([Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. XXXIII).

(обратно)

693

Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 108. Об этом письме пишут и Зейдлиц, и Клаузевиц.

(обратно)

694

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 260.

(обратно)

695

Клаузевиц К. 1812 год. С. 113–114. Согласно Дройзену, после прочтения письма Довре Йорк обратился к Рёдеру с вопросом: «Ну, Рёдер, что Вы об этом думаете?» Рёдер ответил: «Я не могу в этом случае дать Вашему превосходительству прямого ответа, но несомненно, что для короля, для государства и для армии предлагаемые условия будут чрезвычайно выгодны. Но для Вас лично такой шаг очень опасен». Тогда Йорк, прервав его, сказал: «При чем тут моя личность! Для моего короля я пойду на плаху!» (Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 362–363; [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. XXXVIII). Только после этого Йорк и обратился к Клаузевицу со словами: «Я ваш».

(обратно)

696

Это был поручик Вернсдорф (см.: [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. XXXVIII–XXXIX).

(обратно)

697

Клаузевиц К. 1812 год. С. 114.

(обратно)

698

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 259; Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 356–357.

(обратно)

699

Цит. по: Halleben A. H. L., von. Geschichte des Frtihjahrsfeldzuges 1813 und seine Vorgeschichte. Berlin, 1904. Bd. 1. S. 32; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 262. См. также: Йорк – Паулуччи. Тауроген, 29 декабря 1812 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 389. Это письмо написано по-французски. Оно было отправлено в ответ на послание Паулуччи от 28 декабря (Паулуччи – Йорку. Долебен, 28 декабря 1812 г. // Там же. С. 383). В нем Паулуччи сообщал, что дал разрешение Зейдлицу отправиться к Йорку и что Прусский корпус сейчас находится между войсками Левиза и Дибича, так как вчера был взят Мемель. Письмо завершалось заявлением, что у Йорка остается всего несколько часов для принятия окончательного решения. Сам же он, Паулуччи, готов к встрече.

(обратно)

700

Клаузевиц К. 1812 год. С. 112.

(обратно)

701

[Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. XXXIX.

(обратно)

702

Ныне Краснознаменск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

703

Ныне пос. Лагерное (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

704

Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 68. В отряде Башлю, вступившем в Рагнит, были пехотный полк, четыре эскадрона «черных гусар» (сводный гусарский полк № 1), два эскадрона драгун и 8 орудий.

(обратно)

705

Ныне пос. Толстово (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

706

Ныне пос. Ганновка (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

707

Ныне пос. Гудково (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

708

Рапорт П. Х. Витгенштейна П. В. Чичагову, 19 декабря (ст. ст.) 1812 г. // Война 1812 года: Документы Военно-ученого архива. СПб., 1914. Т. 21. С. 196; Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 69–70. А. И. Сапожников хорошо показал, как личностные взаимоотношения командующих чинов русской армии негативно повлияли на действия их войск.

(обратно)

709

1812 год. Войска генерала П. Х. Витгенштейна в боях на санкт-петербургском направлении: Документы и воспоминания. Бородино, 2012. С. 150; Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 70.

(обратно)

710

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 262. Мы воспроизвели начало встречи на Пошерунской мельнице по тексту Ф. Ребуля, который, между тем, не указал, на какие именно материалы он опирался. Ни Клаузевиц, ни тем более Зейдлиц не написали, с каким беспокойством Дибич ожидал появления Йорка. О том, что Дибич и его спутники ждали Йорка «более часу в томительном ожидании», написал и К. А. Военский, также не сославшись на источник своих сведений ([Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. XLI).

(обратно)

711

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 184.

(обратно)

712

Ibid. P. 185–186; Мартенс Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией и иностранными державами. СПб., 1885. Т. 7. С. 60–62; М. И. Кутузов: Сборник документов. М., 1956. Т. 5. С. 9–11; Внешняя политика России XIX и начала XX века. Сер. 1. Т. 6. С. 642–644. См. также: AN. AF IV. 1645.

(обратно)

713

Йорк – королю. Тауроген, 30 декабря 1812 г. // Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 187–188; Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 367 ff.; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 263; SHD. C2 134; AN. AF IV 1651. См. также: [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 434–435. Д'Юссель указывает, что версия текста письма, приведенная Дройзеном, немного отличается от той, которая сохранилась во французских архивах. Возможно, Гарденберг, получив письмо, не передал Сен-Марсану его текст полностью, а только фрагменты. Во французском тексте нет фразы о том, что настал момент уклониться от ненасытных требований союзника (Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 112, note 1). Мы также не можем не отметить ту дерзость, и по форме и по существу, какая содержится в совете, который Йорк дает прусскому королю.

(обратно)

714

Йорк – Массенбаху. Тауроген, 18(30) декабря 1812 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 432–433. Йорк пишет Массенбаху, что тот может положиться на майора Цилинского (v. Zielinsky), который знает его, Йорка, образ мыслей. См. также: Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 369.

(обратно)

715

Массенбах – Йорку. Тильзит, 18(30) декабря 1812 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 432–433. Это письмо пришло в штаб Йорка, как указывает Зейдлиц, ночью на 31 декабря. См. также: Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 369.

(обратно)

716

Йорк – Макдональду. Тауроген, 18(30) декабря 1812 г. // [Военский К. А.] Акты, документы и материалы для политической и бытовой истории 1812 года. Т. 2. С. 435–437. Письмо было написано по-французски. Дройзен воспроизвел его по-немецки: Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 372. См. также: Fain A. J. F. Manuscrits de 1813: Supplement. Paris, 1825. T. 1. P. 201–202; Chambray G. Histoire de l'expédition de Russie [1823]. T. 2. P. 391–392.

(обратно)

717

Ныне Славск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

718

Ныне Фонтанка (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

719

Ныне пос. Головкино (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

720

Ныне пос. Разино (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

721

Макдональд – Гранжану и Массенбаху. Тильзит, 28 декабря 1812 г.; Приказы на движение. 28 и 29 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 264.

(обратно)

722

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 265–266; 1812 год: Мемуары маршала Макдональда. С. 212–213; Макдональд – Башлю. Тильзит, 30 декабря 1812 г. // Chambray G. Histoire de l'expédition de Russie [1823]. T. 2. P. 448–450. Нам кажется странным, что письмо было подписано «Александр». Так обычно подписывал документы А. Бертье. Макдональд, как правило, подписывал: «Маршал Герцог Тарентский Макдональд».

(обратно)

723

Башлю – Макдональду. Браунсберг, 8 января 1813 г. // SHD. C2 135; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 266, note 1; Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 114, note 2.

(обратно)

724

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 186.

(обратно)

725

Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 189.

(обратно)

726

Ibid. P. 190.

(обратно)

727

Д'Юссель попытался сопоставить эти две версии (Макдональда и Зейдлица). По его мнению, вариант Зейдлица, подтверждающийся рапортом Башлю, выглядел более убедительно (Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 114–115, note 3). Ребуль, напротив, полагал, что вариант, предложенный Зейдлицем, маловероятен, так как Макдональд уже к 9 часам утра понимал, что происходит (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 267–268).

(обратно)

728

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 187. Письмо Массенбаха см.: Массенбах – Макдональду. Б. м., 31 декабря 1812 г. // Fain A. J. F. Manuscrits de 1813. T. 1. P. 202–203.

(обратно)

729

Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 361 ff.; Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 112–113.

(обратно)

730

Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps… Bd. 2. S. 251, 263; Droysen J. G. Das Leben des Feldmarschalls Grafen Yorck von Wartenburg. Bd. 1. S. 361; Ussel J., de. La Défection de la Prusse. P. 114.

(обратно)

731

Рапорт Массенбаха. Тильзит, 5 января 1813 г. // Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 197–198, note; Башлю – Макдональду. Браунсберг, 8 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

732

Рапорт Массенбаха. Тильзит, 5 января 1813 г. // Vermeil de Conchard P.-P. Campagne et défection du Corps Prussien de la Grande Armée. P. 197–198.

(обратно)

733

Далее также Гросс-Баумвальдский – лес в нынешнем Полесском р-не Калининградской обл. – Примеч. ред.

(обратно)

734

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 187–188. В письме Массенбаха к Макдональду прусский генерал выразил некоторое сожаление в связи с происходящим и обратил внимание на недоверие, которое было проявлено в отношении его войск со стороны французского командования (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 268). Тексты писем Йорка и Массенбаха см., в частности: Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 511–512, примеч. 29–30.

(обратно)

735

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 188.

(обратно)

736

Ibid.

(обратно)

737

Клаузевиц К. 1812 год. С. 117.

(обратно)

738

В течение нескольких лет, уже в начале XXI в., мы посещали эти места в разное время года и должны отметить, что не только изменился ландшафт тех мест по сравнению с тем, что было в начале XIX в., но и стал совершенно иным климат. Более того, по всей видимости, зима 1812–1813 гг. выдалась необычайно суровой не только на территории тогдашней Российской империи, но и на территории Восточной Пруссии тоже. К тому же здесь жестокие декабрьские морозы неожиданно к концу месяца сменились резким потеплением, сопровождавшимся дождями.

(обратно)

739

Ныне пос. Жилино (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

740

Клаузевиц К. 1812 год. С. 117.

(обратно)

741

Более того, Ф. Ребулю удалось достаточно убедительно представить характеристику той местности, ныне во многом изменившейся, где в последний день 1812 г. и первые дни 1813 г. разыгрались драматические события.

(обратно)

742

Seydlitz A. F. F. Tagebuch des Königlich Preussischen Armeekorps… Bd. 2. S. 191.

(обратно)

743

Osten-Sacken und von Rhein O., von der. Militärisch-politische Geschichte des Befreiungskrieges im Jahre 1813. Bd. 1. S. 129.

(обратно)

744

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 274.

(обратно)

745

Ванниглаукен (Wanniglauken), с 1938 г. Фалькенройт (Falkenreut) на территории нынешнего Славского р-на Калининградской обл. – Примеч. ред.

(обратно)

746

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 384.

(обратно)

747

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг.: От Кёнигсберга до Данцига // Военная история России XIX–XX вв.: Материалы XII международной военно-исторической конференции. СПб., 2019. С. 25.

(обратно)

748

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 274.

(обратно)

749

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 385.

(обратно)

750

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 189. Это были, по-видимому, два батальона 11-го польского полка.

(обратно)

751

Рапателя, согласно Ребулю, узнали генералы Гранжан и Башлю (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 272). Как известно, в октябре 1812 г. Рапатель писал Макдональду и Йорку, изъявляя желание встретиться и готовность сообщить им некие важные сведения. В дальнейшем Паулуччи запретил Рапателю подобные действия и сам вступил в переписку с Йорком (Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 372–373).

(обратно)

752

По мнению Ф. Ребуля со ссылкой на рапорты герцога Тарентского Мюрату (Макдональд – Мюрату Мелаукен, 1 января 1813 г.; Макдональд – Мюрату Кёнигсберг, 3 января 1813 г.), Макдональд, вступив в переговоры с Репниным, сам выиграл несколько часов для движения своей колонны (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 273). Более того, в Главной квартире, узнав о контактах Макдональда с Репниным, отнеслись к возможности заключения соглашения с русскими с интересом. Мюрат заявил, что вариант, при котором французская армия осталась бы на линии Прегеля, сохранив Пиллау (а Шварценберг – на линии Вилленберга и Пултуска, прикрыв тем самым Варшаву и Великое герцогство Варшавское), но отказавшись от контроля над Куршской косой, Мемелем и Лабиау, был бы вполне приемлем (Бертье – Нею. Бранденбург, 3 января 1813 г., 6 часов утра // SHD. C2 135).

(обратно)

753

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 190; Макдональд – Бертье. Лабиау 1 января 1813 г. // SHD. C2 135; Макдональд – Бертье. Каймен, 2 января 1813 г., 8 часов вечера // Ibid. Вскоре адъютант Макдональда возвратился назад.

(обратно)

754

Макдональд – Гранжану. Мелаукен, 1 января 1813 г.; Рапорт генерала Гранжана. Браунсберг, 7 января 1813 г.; Макдональд – Бертье. Лабиау, 1 января 1813 г., 8 часов вечера // AN. AF IV. 1652; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 275.

(обратно)

755

Мюрат – Бертье; Бертье – Макдональду Кёнигсберг, 31 декабря 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 275.

(обратно)

756

Макдональд – Гранжану. Лабиау 1 января 1813 г. // AN. AF IV. 1652.

(обратно)

757

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 190–192; 1812 год: Мемуары маршала Макдональда. С. 217–218.

(обратно)

758

Gebler W. Oesterreichische Auxiliar Corps im Russischen Feldzuge 1812. Wien, 1863; Welden L. Der Feldzug der Oesterreicher gegen Russland im Jahre 1812. Wien, 1870.

(обратно)

759

Cerrini di Monte Varchi C. F. Die Feldzuge der Sachsen in den Jahren 1812 und 1813. Dresden, 1821; [Odeleben E. O. I.] Sachsen und seine Krieger in den Jahren 1812 und 1813. Leipzig, 1829.

(обратно)

760

Reboul F. Campagne de 1813: Les préliminaires. Paris, 1910. T. 1. P. 315–361; T. 2. P. 120–126, 223–266; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche (décembre 1812 – mai 1813). Paris, 1912.

(обратно)

761

Попов А. И. Война 1812 года: Боевые действия на Южном фланге: В 4 т. М., 2013–2016.

(обратно)

762

Сапожников А. И. Войско Донское в Отечественной войне 1812 года. М.; СПб., 2012; Он же. «Экспедиция против Макдональда»: Донские казачьи полки в армии Витгенштейна в декабре 1812 г. // Военная история России XIX–XX веков: Материалы XI Международной военно-исторической конференции. СПб., 2018. С. 49–96; Он же. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг.: От Кёнигсберга до Данцига // Военная история России XIX–XX вв.: Материалы XII международной военно-исторической конференции. СПб., 2019. С. 23–73; Жучков К. Б. Внешнеполитическое самоопределение Пруссии в декабре 1812 – январе 1813 гг. // Россия, Польша и Германия: История и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре. М., 2009. С. 276–287; Он же. В конце двенадцатого года: Победа над союзником или компромисс с врагом? // Вестник Псковского государственного университета. Сер.: Социально-гуманитарные и психолого-педагогические науки. Псков, 2013. С. 47–58; Он же. Русско-прусское нейтральное соглашение в декабре 1812 г.: Причины и обстоятельства заключения // История и историческая память. 2015. C. 20–40; и др.

(обратно)

763

Oncken W. Oesterreich und Preussen im Befreiungskriege. Berlin, 1879. Bd. 1.

(обратно)

764

Kraehe E. E. Metternich's German Policy: The Contest with Napoleon, 1799–1814 (на рус. яз.: Крейе Э. Э. Политика Меттерниха: Германия в противоборстве с Наполеоном, 1799–1814. М., 2002); Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. Отметим, что общей характерной чертой работ Ребуля и д'Юсселя стала попытка уличить Вену и Шварценберга в преднамеренной измене союзническим отношениям с Францией.

(обратно)

765

Николай Михайлович, вел. кн. Дипломатические сношения России и Франции по донесениям послов имп. Александра I и Наполеона. СПб., 1905–1914. Т. 1–2, 7; Нарочницкий А. Л. Австрия между Францией и Россией в 1811–1813 гг. и русская дипломатия // Вопросы истории. 1964. № 3; Рахшмир П. Ю. Князь Меттерних: человек и политик. Пермь, 2005; Могилевский Н. А. От Немана до Сены: Заграничный поход русской армии 1813–1814 гг. М., 2012.

(обратно)

766

Welden L. Der Feldzug der Oesterreicher gegen Russland im Jahre 1812. S. 137–156.

(обратно)

767

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 446–460; T. 2. P. 469–479.

(обратно)

768

Отечественная война 1812 года: Материалы Военно-ученого архива Главного штаба: Отд. 1. СПб., 1911–1912. Т. 17–21; [Г. Л.] Принц Евгений-Наполеон Богарне: Война 1813 года: Материалы военно-ученого архива Генерального штаба: Отд. 1. Пг., 1914–1917. Т. 1–3; М. И. Кутузов: Сборник документов. М., 1956. Т. 5; Поход русской армии против Наполеона в 1813 г. и освобождение Германии. М., 1964; [Du Casse A.] Mémoires et correspondance politique et militaire du Prince Eugène. Paris, 1860. T. 8; etc.

(обратно)

769

SHD. C2 133–136; AN. AF IV. 1645, 1651–1652; HHSA, Wien. Frankreich 1812. Karton 215. Berichten VI–VIII; Karton 216. Weisungen 1812; Russland 1812. Karton 50; KA. Serie AFA 1812. Karton 1516–1518,1521-1522; Serie AFA 1813. I–III; etc.

(обратно)

770

См., например: Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 1–30; Нарочницкий А. Л. Австрия между Францией и Россией в 1811–1813 гг. и русская дипломатия // Бессмертная эпопея. М., 1988; Монахов А. Л. Австро-французский договор // Отечественная война 1812 г.: Энциклопедия. М., 2004. С. 15; и др. Текст договора неоднократно публиковался: Clercq [A.], de. Recueil des traités de la France. Paris, 1880. T. 2. P. 369–372; Внешняя политика России XIX и начала ХХ века. Сер. 1. М., 1962. Т. 6. С. 343–344, 379–380; и др.

(обратно)

771

См.: Там же. Док. № 153.

(обратно)

772

Там же. С. 760, примеч. 495. По-видимому, еще до этого обращения Меттерниха русская разведка уже располагала сведениями о подписании этого договора и даже имела копию его текста.

(обратно)

773

См.: Там же. Примеч. 473.

(обратно)

774

Лебцельтерн – Меттерниху 7 апреля (26 марта) 1812 г. // HHSA. Russland 10. Berichte von Lebzeltern, 1812; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 31; Внешняя политика России XIX и начала ХХ века. Сер. 1. Т. 6. С. 760, примеч. 473, 495.

(обратно)

775

См.: Там же. С. 760–761, примеч. 495.

(обратно)

776

Н. П. Румянцев – Г. О. Штакельбергу. 10(22) июля 1812 г. // Внешняя политика России XIX и начала ХХ века. Сер. 1. Т. 6. С. 499–501.

(обратно)

777

Внешняя политика России XIX и начала ХХ века. Сер. 1. Т. 6. С. 760, примеч. 493; Mémoires et papiers de Lebzeltern. Paris, 1949. P. 211–235, 465–466.

(обратно)

778

Последняя депеша Маршала, обнаруженная нами в Дворцовом, Домашнем и Государственном архиве Вены и помеченная Санкт-Петербургом, относится к 17(29) декабря 1812 г. (HHSA. Russland 1812. Karton 13).

(обратно)

779

Mémoires et papiers de Lebzeltern. P. 242–244, 466–467, 610, 612; Внешняя политика России XIX и начала ХХ века. Сер. 1. Т. 6. С. 760–761, примеч. 495.

(обратно)

780

Попов А. И. Австрийский вспомогательный корпус // Отечественная война 1812 г.: Энциклопедия. С. 14.

(обратно)

781

Попов А. И. Сражение при Волковыске. М., 2019. С. 105–106. Ордр-де-баталь (боевой порядок) Австрийского корпуса на 24 октября 1812 г. дает Ф. Ребуль со ссылкой на Военный архив Австрии (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 317).

(обратно)

782

Попов А. И. Тридцать вторая пехотная дивизия Великой армии // Отечественная война 1812 года: Энциклопедия. С. 717–718; Он же. Сражение при Волковыске. С. 69–70.

(обратно)

783

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 316.

(обратно)

784

Ibid. P. 316, note 4.

(обратно)

785

Cerrini di Monte Varchi C. F. Die Feldzuge der Sachsen…; Gebler W. Oesterreichische Auxiliar Corps im Russischen Feldzuge 1812; Welden L. Der Feldzug der Oesterreicher gegen Russland im Jahre 1812; [Odeleben E. O. I.] Sachsen und seine Krieger…; Попов А. И. Война 1812 года; Ададуров В. В. Наступательная операция 7-го корпуса Великой армии и австрийского вспомогательного корпуса на Волыни в стратегических планах французского командования (август – сентябрь 1812 г.) // Бородино и наполеоновские войны: Битвы. Поля сражений. Мемориалы. Можайск, 2008. С. 196–210; и др.

(обратно)

786

Напомним, что русско-испанский договор (Великолуксий трактат) был заключен 8(20) июля 1812 г. Интересы Национальных кортесов представлял Сеа Бермудес, выступавший одновременно в качестве посредника между Лондоном и Петербургом.

(обратно)

787

Имеются в виду два идентичных по тексту договора, заключенных между Англией и Россией, Англией и Швецией в Эребро 6(18) июля.

(обратно)

788

Маршал – Меттерниху. СПб., 8(20) августа 1812 г. // HHSA. Russland 1812. Karton 13.

(обратно)

789

Маршал – Меттерниху. СПб., [13 сентября] 1812 г. (1) // Ibid.

(обратно)

790

Маршал – Меттерниху. СПб., 13 сентября 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

791

Маршал – Меттерниху. СПб., 24 сентября (6 октября) 1812 г. // HHSA. Russland 1812. Karton 13.

(обратно)

792

Маршал – Меттерниху. СПб., 10 (22) октября 1812 г. // Ibid.

(обратно)

793

Маршал – Меттерниху. СПб., 24 ноября (6 декабря) 1812 г. (1) // Ibid.

(обратно)

794

Маршал – Меттерниху. СПб., 24 ноября (6 декабря) 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

795

Маршал – Меттерниху. СПб., 24 ноября (6декабря) 1812 г. (3) // HHSA. Russland 1812. Karton 13.

(обратно)

796

Маршал – Меттерниху. СПб., 24 ноября (6 декабря) 1812 г. (4) // Ibid.

(обратно)

797

Маршал – Меттерниху. Б. м., б. д. // Ibid.

(обратно)

798

Имеется в виду представитель Генеральной хунты Ф. Сеа Бермудес.

(обратно)

799

Маршал – Меттерниху СПб., 3(15) декабря 1812 г. // HHSA. Russland 1812. Karton 13. Возможно, с этой депешей был отправлен и текст манифеста Александра I от 30 ноября (12 декабря) 1812 г., который оказался среди писем, написанных Маршалом.

(обратно)

800

Маршал – Меттерниху. СПб., 11(23) декабря 1812 г. (1) // Ibid.

(обратно)

801

Речь может идти как о Эдварде Торнтоне, так и, скорее всего, о У. Ш. Кэткарте.

(обратно)

802

Маршал – Меттерниху. СПб., 11 (23) декабря 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

803

Маршал – Меттерниху. СПб., 17 (29) декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

804

Так, 21 сентября он сообщал о бюллетене, в котором излагались детали битвы при Можайске, и писал о том, что русские потеряли 30 тыс. человек и 60 орудий. Одновременно отметил, что во всех письмах, приходящих из армии, согласно говорят, что была одержана полная победа (Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 21 сентября 1812 г. // HHSA. Frankreich 1812. Karton 215. Berichten VII).

(обратно)

805

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 11 октября 1812 г. // Ibid.

(обратно)

806

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 18 октября 1812 г. // Ibid.

(обратно)

807

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 6 декабря 1812 г. // Ibid. Berichten VIII.

(обратно)

808

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 28 декабря 1812 г. (2) // HHSA. Frankreich 1812. Karton 215. Berichten VIII.

(обратно)

809

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 28 декабря 1812 г. (1) // Ibid. На письме помета: «Доставлено 11 января 1813 г. курьером Заппелем [Sappel]».

(обратно)

810

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 28 декабря 1812 г. (3) // Ibid.

(обратно)

811

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 28 декабря 1812 г. (4) // Ibid.

(обратно)

812

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 4 ноября 1812 г. // Ibid. Karton 216. Weisungen 1812.

(обратно)

813

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 19 ноября 1812 г. // Ibid.

(обратно)

814

Лефевр де Рехтенбург – Меттерниху. Париж, 7 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

815

Флоре – Меттерниху. Вильно, 22 ноября 1812 г. // Ibid. Karton 215. Berichten VI.

(обратно)

816

Текст этой депеши, по-видимому, не сохранился. Информация о ней содержится в письме Флоре от 8 декабря 1812 г. (Флоре – Меттерниху. Меречь, 8 декабря 1812 г. // Ibid).

(обратно)

817

Флоре – Меттерниху. Меречь, 8 декабря 1812 г. // HHSA. Frankreich 1812. Karton 215. Berichten VI.

(обратно)

818

Флоре – Меттерниху. Варшава, 14 декабря 1812 г. // Ibid. На тексте помета: «Доставлено 18 декабря».

(обратно)

819

Флоре – Меттерниху. Варшава, 17 декабря 1812 г. // Ibid. Доставлено 25 декабря.

(обратно)

820

Меттерних – Флоре. Вена, 4 ноября 1812 г. (1) // Ibid. Karton 216. Weisungen.

(обратно)

821

Меттерних – Флоре. Вена, 4 ноября 1812 г. (2) // Ibid.

(обратно)

822

Меттерних – Флоре. Вена, 4 ноября 1812 г. (3) // Ibid.

(обратно)

823

Меттерних – Флоре. Вена, 4 ноября 1812 г. (4) // Ibid.

(обратно)

824

Меттерних – Флоре. Вена, 9 декабря 1812 г. // Ibid. К письму был приложен бюллетень адмирала Чичагова.

(обратно)

825

См.: Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 45–51.

(обратно)

826

Процесс выстраивания Меттернихом внешнеполитического курса в период событий 1812 – начала 1813 г. представлен в целом ряде работ. См., например: Kraehe E. E. Metternich's German Policy; Oncken W. Oesterreich und Preussen im Befreiungskriege; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche; Thiers L. A. Histoire du Consulat et de l'Empire. Paris, 1856. T. 14; Могилевский Н. А. От Немана до Сены; и др.

(обратно)

827

Напомним, что в Париже на тот момент австрийского посла не было.

(обратно)

828

Текст письма см.: Наполеон – Францу I. Дрезден, 14 декабря 1812 г. // Napoléon Bonaparte: Correspondance générale. Paris, 2012. T. 12. № 32121. P. 1303.

(обратно)

829

Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 74.

(обратно)

830

Ibid. P. 66.

(обратно)

831

Меттерних – Флоре. Вена, 3 января 1813 г. (1), (2) // Ibid. P. 72–73.

(обратно)

832

Наполеон – Францу I. 7 января 1813 г. // Napoléon Bonaparte. T. 13. № 32230. P. 57–59.

(обратно)

833

Бассано – Меттерниху. Париж, 8 января 1812 г. // Oncken W. Oesterreich und Preussen im Befreiungskriege. Bd. 1. S. 396; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 79–80.

(обратно)

834

Ibid. P. 82–83.

(обратно)

835

См.: Oncken W. Oesterreich und Preussen im Befreiungskriege. Bd. 2. S. 98; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 53–54.

(обратно)

836

Кнезебек – Гарденбергу. Вена, 14 и 19 января 1813 г. // Oncken W. Oesterreich und Preussen im Befreiungskriege. Bd. 1. S. 137, 148; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 54–55, 84–85.

(обратно)

837

Ibid. P. 89.

(обратно)

838

См.: Ibid. P. 89–91.

(обратно)

839

Флоре – Меттерниху. Париж, 29 января 1813 г. // Ibid. P. 91–94. В ответ на сомнения Флоре в необходимости увеличения австрийского воинского контингента Маре заявил, что разгром Франции не даст Австрии возможности себя защитить.

(обратно)

840

Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 106.

(обратно)

841

Меттерних – Штакельбергу. Вена, [?] ноября 1812 г.: Копия // HHSA. Russland 1812. Karton 50.

(обратно)

842

Отто – Бассано. Б. м., 27 января 1813 г. // Fain A. J. F. Manuscrits de 1813: Supplement. Paris, 1825. T. 1. P. 301; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 106.

(обратно)

843

Ibid. P. 106–107. Позиция России была отражена в специальной ноте, где заявлялось о желании России восстановить стабильный мир. Эта нота тотчас же ушла из Вены в Париж (Nesselrode K. R. Lettres et papiers. Paris, 1904. T. 5. P. 18).

(обратно)

844

Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 108.

(обратно)

845

Oncken W. Oesterreich und Preussen im Befreiungskriege. Bd. 1. S. 400, 405; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 95–98.

(обратно)

846

Меттерних – Шварценбергу. Вена, 19 ноября 1812 г. // HHSA. Frankreich 1812. Karton 216. Weisungen 1812; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 44–45.

(обратно)

847

9 февраля 1813 г. Шварценберг покинет корпус, сдав его генералу Фримону с приказом перевести войска к границе Галиции для кантонирования.

(обратно)

848

Меттерних – Шварценбергу. Вена, 26 января 1813 г. (1) // HHSA. Russland 1812. Karton 50.

(обратно)

849

Меттерних – Шварценбергу. Вена, 26 января 1813 г. (2) // Ibid. (Бреслау – ныне Вроцлав в Республике Польше. – Примеч. ред.)

(обратно)

850

В Военном архиве Вены сохранились, в частности, копии писем Бассано от ноября и начала декабря, адресованных Шварценбергу, в которых министр иностранных дел без устали убеждает австрийского фельдмаршала в благополучном для Великой армии ходе событий и ставит перед Шварценбергом все новые и новые задачи [Бассано – Шварценбергу. Вильно, 21, 22 и 25 ноября, 2, 4 и 7 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812.1516 (XI–XII)].

(обратно)

851

Шварценберг – Меттерниху. Б. м., 30 ноября 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. Paris, 1912. P. 107.

(обратно)

852

Помимо этих двух писем, опубликованных еще Г. Фабри в 1912 г., нам не удалось выявить иных посланий фельдмаршала к австрийскому канцлеру.

(обратно)

853

Здесь и далее имеется в виду Прага – предместье Варшавы. – Примеч. ред.

(обратно)

854

Шварценберг – Меттерниху. Белосток, 24 декабря 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 108–109.

(обратно)

855

Общая численность Австрийского корпуса к концу ноября – началу декабря составляла примерно 25 тыс. человек (расписание корпуса на начало декабря см.: Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 316–317, note 2). Это были великолепные войска, хорошо обмундированные и достойно показавшие себя в течение кампании. Что касается VII корпуса, то две его саксонские дивизии к этому времени были сведены в одну бригаду под командованием генерала Лекока. Как отмечено ранее, всего в строю VII корпуса находилось примерно 8 тыс. человек, из них 1100 кавалеристов, и 48 орудий. В 32-й («французской») дивизии Дюрютта насчитывалось примерно 6 тыс. человек и 24 орудия (расписание VII корпуса см.: Ibid. P. 316, note 4). Однако численность 32-й дивизии могла быть в ближайшее время значительно увеличена. В целом Шварценберг располагал общими силами примерно в 40 тыс. человек (Ibid. P. 316; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 110–112; Osten-Sacken und von Rhein O., von der. Militärisch-politische Geschichte des Befreiungskrieges im Jahre 1813. Bd. 1. S. 483). К войскам двух корпусов следует добавить войска польской дивизии Косинского (4–5 тыс. человек), гарнизоны Гродно, Белостока, Варшавы, конскриптов и некоторые милиционные части (см.: Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 318–320).\\\Русские, по подсчетам Ф. Ребуля, в целом располагали против правого фланга неприятеля почти 39 тыс. регулярных солдат, 11 тыс. казаков и 274 орудиями (Ibid. P. 331–332). В любом случае, силы русских не превосходили по численности силы и средства, которыми располагал неприятель.

(обратно)

856

Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 77.

(обратно)

857

Бассано – Шварценбергу Вильно, 21 ноября 1812 г.: Копия; Бассано – Шварценбергу Вильно, 22 ноября 1812 г.: Копия; Бассано – Шварценбергу. Вильно, 25 ноября 1812 г.: Копия // KA. AFA 1812. Karton 1516 (XI). Соответствующее письмо (письма?) получил в эти дни от Бассано и генерал Рейнье (см.: Бассано – Рейнье. Вильно, 25 ноября 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 248–249).

(обратно)

858

Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII; Cerrini di Monte Varchi C. F. Die Feldzuge der Sachsen… S. 97; Welden L. Der Feldzug der Oesterreicher gegen Russland im Jahre 1812. S. 79–80; Gebler W. Oesterreichische Auxiliar Corps im Russischen Feldzuge 1812. S. 170–172; Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 77.

(обратно)

859

Journal des operations du VII corps // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 96.

(обратно)

860

См.: Welden L. Der Feldzug der Oesterreicher gegen Russland im Jahre 1812. S. 80, 82, Anm 1.

(обратно)

861

См.: Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 77-78.

(обратно)

862

Шварценберг – Бассано. Радецк, 27 ноября 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 213–214; Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 78.

(обратно)

863

Рейнье – Бассано. Брест, 28 ноября 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 215–216.

(обратно)

864

Рейнье – королю Саксонии. Брест, 28 ноября 1812 г. // Ibid. P. 216.

(обратно)

865

Лекок – королю Саксонии. Брест, 29 ноября 1812 г. // Ibid. P. 99–101. В последнем абзаце письма Лекок написал: «Только что получили приказ от Бассано двигаться против корпуса Чичагова, и мы завтра отсюда двинемся на Слоним». Мы не обнаружили письма Бассано, которое могло прийти в Брест 29 ноября. Нам известно только письмо от 2 декабря, в котором действительно содержится этот приказ.

(обратно)

866

Подробнее см.: Шварценберг – Бассано. Пружаны, 1 декабря 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 216–217; Welden L. Der Feldzug der Oesterreichergegen Russlandim Jahre 1812. S. 75–85; Gebler W. Oesterreichische Auxiliar Corps im Russischen Feldzuge 1812. S. 165–172; Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 80–83.

(обратно)

867

Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII.

(обратно)

868

Ibid.

(обратно)

869

Journal des operations du VII-e corps // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 96. По мнению А. И. Попова, вместе с 21-й дивизией двигались два эскадрона шеволежеров под командованием полковника Й. Й. Ханна фон Вейерна (Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 89).

(обратно)

870

Journal des operations du VII-e corps. P. 96; Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 89.

(обратно)

871

Рейнье – Бассано. Пелище (Pelitshi), 1 декабря 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 217–218.

(обратно)

872

Шварценберг – Бассано. Пружаны, 1 декабря 1812 г. // Ibid. P. 216–217.

(обратно)

873

Journal des operations du VII-e corps. P. 96; Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 89.

(обратно)

874

Journal des operations du VII-e corps. P. 96.

(обратно)

875

Ibid.

(обратно)

876

Пана – Бассано. Пружаны, 4 декабря 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 218.

(обратно)

877

Маршрутная карта (Marsch-Tabelle) Австрийского вспомогательного корпуса с 6 по 7 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812. Karton 1517. XII.

(обратно)

878

Бассано – Шварценбергу Вильно, 2 декабря 1812 г.: Копия. Получено 4 декабря 1812 г. // Ibid. Karton 1516. XII.

(обратно)

879

Шварценберг – Бассано. Слоним, 5 декабря 1812 г. // Ibid; Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 218–219. Ребуль справедливо интерпретировал это письмо Шварценберга как желание продвигаться на север – к Белице и Лиде, что должно было в том числе помочь в снабжении его войск из окрестностей Белостока (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 322–323).

(обратно)

880

Ibid. P. 322.

(обратно)

881

Бассано – Шварценбергу. Вильно, 4 декабря 1812 г.: Копия. Получено 6 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812.1516. XII.

(обратно)

882

По другим сведениям, 7 декабря в этой местности было 24 градуса по Реомюру (Ренье – Шварценбергу. Ружаны, 10 декабря 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 221).

(обратно)

883

Шварценберг – Бассано. Слоним, 7 декабря 1812 г.: Копия // KA. AFA 1812. 1516. XII; Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 219.

(обратно)

884

Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 114, note 1.

(обратно)

885

Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII.

(обратно)

886

Шварценберг – Беллегарду. Слоним, 8 декабря 1812 г. // Ibid. Karton 1522. XI–XIII.

(обратно)

887

Рейнье – Шварценбергу. Ружаны, 10 декабря 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 220–221.

(обратно)

888

Пана – Бассано. Ружаны, 10 декабря 1812 г. // Ibid. P. 221.

(обратно)

889

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам: В 3 т. СПб., 1859–1860. Т. 3. С. 357. М. И. Богданович воспроизвел эту сцену на основе донесения Ожаровского Тормасову из Вороново 1(12) декабря 1812 г.

(обратно)

890

Мор – Шварценбергу. Белица, 10 декабря 1812 г. // Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 115–116.

(обратно)

891

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 357. М. И. Богданович воспроизводит этот факт на основе рапорта Ожаровского Коновницыну помеченного Лядами 3(15) декабря 1812 г.

(обратно)

892

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 325, note 2.

(обратно)

893

Operation-Journal des K. K. Auxiliar-Corps // Ibid. P. 325.

(обратно)

894

Ibid. P. 324–326.

(обратно)

895

Шварценберг – императору Францу. Слоним, 12 декабря 1812 г. // Ibid. P. 326–327; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 115–116, 119.

(обратно)

896

Паулини – Шварценбергу Новогрудок, 12 декабря 1812 г., 8 часов вечера // Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 116. Ван де Лорт сообщает, что «бравый капитан» де Паулини, героически отбиваясь в тот день от наседавших на него неприятелей, смог привести в Слоним только треть своего отряда; все остальные были убиты, а сам он получил три раны пикой (Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII).

(обратно)

897

Шварценберг – Рейнье. Слоним, 12 декабря 1812 г. // Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 119.

(обратно)

898

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 319–320; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 120. Note 1. В Военном архиве Австрии сохранился «приказ на день» от 1 декабря 1812 г., в котором войскам гарнизона предлагалось 2 декабря отметить день коронации Наполеона (Приказ на день. Гродно, 1 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812. Karton 1517. F. 231).

(обратно)

899

Брюн – Шварценбергу. Гродно, 16 и 17 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812. Karton 1517. XII.

(обратно)

900

Шварценберг – Фрёлиху. Кремяница (Knemenitza), 15 декабря 1812 г. // Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 120.

(обратно)

901

Бертье – Шварценбергу. Вильно, 9 декабря 1812 г.: Копия // KA. AFA 1812. Karton 1517. XII. F. Ad218.

(обратно)

902

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 452; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 121.

(обратно)

903

Бертье – Шварценбергу. Ковно, 12 декабря 1812 г.: Копия // KA. AFA 1812. Karton 1517. XII. F. Ad218.

(обратно)

904

Marsch-Tabelle (December 1812) // Ibid. F. 209. Покидая 16 декабря Слоним, Берзина фон Зигенталь подготовил письмо «командиру войск русского императора» о том, что он, полагаясь на гуманность неприятеля, оставляет раненых (Зигенталь – командиру войск его в-ва императора всея Руси. Слоним, 24 декабря 1812 г. // Ibid. F. 114, Ad114).

(обратно)

905

Населенные пункты, обозначенные на австрийской маршрутной карте, не всегда удается идентифицировать с русскими топонимами тех лет. В любом случае, вряд ли можно согласиться с мнением А. И. Попова (Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 93) о движении Шварценберга из Слонима через Деречину.

(обратно)

906

О передвижении отдельных соединений, частей и подразделений Австрийского корпуса см.: Marsch-Tabelle (December 1812) // KA. AFA 1812. Karton 1517. XII. F. 209; Marsch-Plan (17–21 December) // Ibid. F. Ad122; Privat Journal vom Oberst van de Lort // Ibid. Karton 1518. XIII; Welden L. Der Feldzug der Oesterreicher gegen Russland im Jahre 1812. S. 87–89; Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 94–95.

(обратно)

907

Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 125.

(обратно)

908

Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII.

(обратно)

909

Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 93. Еще ранее Рейнье отправил из Брест-Литовска отряд в 1200 человек через Буг, дабы обезопасить коммуникации через Бялу как с Варшавой, так и с Люблином (Там же).

(обратно)

910

Шварценберг – Фрёлиху. Кремяница (Kréminitza), 15 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 328.

(обратно)

911

См.: Шварценберг – Бьянки и Зигенталю. Кремяница (Kremenitsa), 15 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812. Karton 1517. XII.

(обратно)

912

Фрёлих – Шварценбергу. Гродно, 18 декабря 1812 г. // Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 123.

(обратно)

913

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 358–359. Судя по всему, Ожаровский не счел нужным ввязываться в серьезное дело. Он приказал 19-му егерскому полку, Мариупольскому гусарскому полку и полуроте конной артиллерии остаться около Гродно, тогда как с казачьими полками двинулся к Белостоку (Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 95).

(обратно)

914

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 358–359; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 123; Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 95. В тексте М. И. Богдановича явная опечатка: вместо «январь» следует читать «декабрь». Не только в литературе, но и в источниках имеются разночтения в отношении конкретных дат произошедших вокруг Гродно событий. Мы попытались опереться на датировку военно-оперативной документации Австрийского корпуса.

(обратно)

915

Конвенция от 20 декабря 1812 г. // Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 123.

(обратно)

916

По мнению д'Юсселя, Фрёлих, эвакуировав город, зажег остававшиеся в нем магазины. Другие материалы этого не подтверждают.

(обратно)

917

В рапорте, помеченном 19 декабря, Брюн извещал Фрёлиха, что на следующий день в 6 утра из Гродно выйдет обоз с ранеными и больными из госпиталей и что он двинется на Белосток (Брюн – Фрёлиху. Гродно, 19 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812. Karton 1517. XII. F. 126).

(обратно)

918

Шварценберг – Фрёлиху. Белосток, 22 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 338.

(обратно)

919

Шварценберг – Фрёлиху. Белосток, 27 декабря 1812 г. // Ibid.

(обратно)

920

Фрёлих – Шварценбергу Яново? (Janova), 21 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812. Karton 1517. XII.

(обратно)

921

Шварценберг – Фрёлиху. Белосток, 22 декабря 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 124–125.

(обратно)

922

Шварценберг – Рейнье. Белосток, 20 декабря 1812 г. // Ibid. P. 453; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 125.

(обратно)

923

Шварценберг – Бертье. Белосток, 21 декабря 1812 г.: Копия // KA. AFA 1812. Karton 1517. F. 218a; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 334.

(обратно)

924

Мюрат – Шварценбергу. Кёнигсберг, 23 декабря 1812 г.: Копия // HHSA. Russland 1812. Karton 50. F. 917–919.

(обратно)

925

Бертье – Шварценбергу. Кёнигсберг, 24 декабря 1812 г.: Копия // Ibid. F. 919. В Военном архиве Вены хранится копия еще одного письма Бертье, адресованного Шварценбергу также 24 декабря. В нем начальник Главного штаба в доверительной форме описывает тяготы отступления Великой армии из Москвы. В заключительной части принц Невшательский сообщает, что сейчас армия собирается на берегах Вислы, желая немного отдохнуть. Прибыли новые дивизии – генерала Гренье (25 тыс. человек) и Эделе (15 тыс. человек). Герцог Тарентский отходит к Неману, имея 28 тыс. человек. В этой ситуации есть надежда сохранить левый берег Немана (Бертье – Шварценбергу. Кёнигсберг (Komsbergire), 24 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812. Karton 1517. XII. F. 223).

(обратно)

926

Шварценберг – императору Францу. Белосток, 24 декабря 1812 г. // Ibid. Karton 1522. XII.

(обратно)

927

Шварценберг – Беллегарду. Белосток, 24 декабря 1812 г. // Ibid. XI–XIII.

(обратно)

928

Шварценберг – Меттерниху. Белосток, 24 декабря 1812 г. // Fabry G. Mémoires relatifs à l'aile droite. P. 108–109.

(обратно)

929

Д'Юссель на основе письма Шварценберга Фрёлиху от 24 декабря пишет, что Шварценберг отправлял подполковника Латура в главную квартиру русских по поводу возможного перемирия, но этот демарш не имел никакого результата.

(обратно)

930

Шварценберг – Рейнье. Белосток, 23 декабря 1812 г. // Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 128. Ван де Лорт справедливо отметил в своем «Журнале», что вообще было вряд ли возможно рассчитывать на перемирие как таковое, ибо было бы безумием для неприятеля добровольно приостановить движение своих армий, пожертвовав всеми преимуществами, которые они тогда имели (Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII).

(обратно)

931

Письмо Васильчикова Шварценбергу см.: Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 501, примеч. 10.

(обратно)

932

Дата встречи Шварценберга со Щербатовым установлена по австрийским документам: Шварценберг – Бертье. Варшава, 2 января 1813 г. // HHSA. Russland 1812. Karton 50. F. 923–926.

(обратно)

933

Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 года. М., 2007. С. 549; Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 359–360.

(обратно)

934

Шванцерберг – Бертье. Варшава, 2 января 1813 г. // HHSA. Russland 1812. Karton 50. F. 923. Шварценберг сообщил Бертье, что у него самого создалось впечатление, будто русская армия также устала и теперь можно воспользоваться благоприятным моментом. Перед тем как покинуть главную квартиру Австрийского корпуса Щербатов сказал, что, если Шварценберг хочет сделать какие-либо предложения русскому главнокомандующему, это можно осуществить через командиров аванпостов.

(обратно)

935

См. маршрутную карту с 1 по 31 декабря 1812 г.: Marsch-Tabelle (December 1812) // KA. AFA 1812. Karton 1517. F. 209. См. также: Privat Journal vom Oberst van de Lort // Ibid. Karton 1518. XIII.

(обратно)

936

Попов А. И. Война 1812 года. Т. 4. С. 97. О движении VII корпуса см.: Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 350.

(обратно)

937

Майор Храповицкий —? [?], 17(29) декабря 1812 г. // KA. AFA 1812. Karton 1517. F. 202.

(обратно)

938

Фрёлих – Шварценбергу Остроленка, 30 декабря 1812 г. // Ibid. F. 202a.

(обратно)

939

Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 128.

(обратно)

940

Бертье – Шварценбергу. Кёнигсберг, 27, 28 и 29 декабря 1812 г.: Копии // HHSA. Russland 1812. Karton 50. F. 921–922.

(обратно)

941

Ныне Острув-Мазовецка (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

942

Шварценберг – Бертье. Варшава, 2 января 1813 г.: Копия // HHSA. Russland 1812. Karton 50. F. 923–926.

(обратно)

943

30 декабря военный министр Австрии К. Зичи, информируя Шварценберга о выделении и пересылке денег и об организации транспорта с обмундированием для корпуса, сообщил, что все это будет отправлено в Галицию (Зичи – Шварценбергу Вена, 30 декабря 1812 г. // KA. AFA 1812. Karton 1517. F. 228). Кроме того, Зичи отметил, что политическая ситуация развивается для австрийской монархии благоприятно, и выразил надежду, что в следующем году «наступит торжество гуманизма».

(обратно)

944

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 1 января 1813 г. // SHD. C2 135; Ней – Макдональду. Кёнигсберг, 1 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

945

Ныне пос. Ушаково (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

946

Мюрат – Бертье. Кёнигсберг, 1 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

947

Бертье – Макдональду. Кёнигсберг, 1 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

948

Бертье – Нею. Кёнигсберг, 1 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

949

Ней – Бертье. Кёнигсберг, 1 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

950

Макдональд – Бертье. Лабиау, 2 января 1813 г., 8 часов утра // Ibid.

(обратно)

951

Ныне пос. Заречье (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

952

Макдональд – Гранжану. Лабиау, 1 и 2 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813: Les préliminaires. Paris, 1910. T. l. P. 277.

(обратно)

953

Макдональд – Нею. Каймен, 2 января 1813 г., 8 часов вечера // Ibid.

(обратно)

954

Макдональд – Бертье. Каймен, 2 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

955

Макдональд – Нею; Макдональд – Бертье. Каймен, 2 января 1813 г., 8 часов вечера // Ibid; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 277–278. Более того, судя по письму Макдональда Бертье, герцог Тарентский попытался даже, вопреки приказу начальника Главного штаба, приостановить отход дивизии Эделе (Макдональд – Бертье. Каймен, 2 января 1813 г., 8 часов вечера // Ibid), что сделать ему, по-видимому, не удалось.

(обратно)

956

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 278. На 2 января в дивизии Гранжана оставалось уже не более 6 тыс. человек (Макдональд – Мюрату Кёнигсберг, 3 января 1813 г. // Ibid. P. 278, note 2).

(обратно)

957

См.: Макдональд – Бертье. Лабиау, 2 января 1813 г. // SHD. C2 135. В том же письме Макдональд пишет, что отношения с пруссаками складывались очень тяжело в течение всей кампании.

(обратно)

958

Ней – Бертье. Кёнигсберг, 2 января 1813 г. // Ibid. 1 января (20 декабря) П. В. Чичагов докладывал М. И. Кутузову, что среди пруссаков распространился слух, будто «прусским войскам велено оставить Макдональда и присоединиться к нам, и что генерал Йорк убил Макдональда на дуэли» [Чичагов – Кутузову. Волковыск, 20 декабря 1812 г. (1 января 1813 г.) // М. И. Кутузов: Сборник документов. М., 1956. Т. 5. С. 13].

(обратно)

959

О действиях русских войск 31 декабря и 1 января см.: Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда»: Донские казачьи полки в армии Витгенштейна в декабре 1812 г. // Военная история России XIX–XX веков: Материалы XI Международной военно-исторической конференции. СПб., 2018. С. 73–78.

(обратно)

960

Макдональд – Мюрату. Кёнигсберг, 3 января 1812 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 278. Ней сообщал 2 января, что множество казаков уже движется на Эльбинг и еще большее их число – на Пиллау (Ней – Бертье. Лабиау, 2 января 1813 г. // SHD. C2 135).

(обратно)

961

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. Paris, 1892. P. 190–191.

(обратно)

962

Бертье – Наполеону. Бранденбург, 2 января 1813 г., [4 часа утра] // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie: Notes et Documents. Série 2–3. Paris, 1912. Sér. 3. P. 251.

(обратно)

963

Алмейда Португал де Алорна Педру де (1754–1813) – один из руководителей профранцузской партии в Португалии, дивизионный генерал французской службы.

(обратно)

964

Бертье – Наполеону. Бранденбург, 2 января 1813 г., [4 часа утра] // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 251–252.

(обратно)

965

Ныне на территории г. Полесск (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

966

Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 78.

(обратно)

967

Там же.

(обратно)

968

Там же. С. 78–79. По другим сведениям, русской стороной в плен было взято 300 человек (см.: Журнал военных действий с 23 по 28 декабря 1812 г. // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 31; Рапорт М. И. Кутузова Александру I. Меречь, 29 декабря 1812 г. // Там же. С. 39).

(обратно)

969

Рапорт генерала Гранжана. Браунсберг, 7 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 280–281.

(обратно)

970

Макдональд – Эделе. Кёнигсберг, 3 января 1813 г., 9 часов вечера // Ibid. P. 281, note 2.

(обратно)

971

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам: В 3 т. СПб., 1859–1860. Т. 3. С. 385.

(обратно)

972

Мюрат выступил из Кёнигсберга 2 января, 3-го перенес свою Главную квартиру в Эльбинг, а 11 января – в Позен.

(обратно)

973

Макдональд – генералу д'Арансею (Darancey) и генералу Лагранжу, губернатору Кёнигсберга. Кёнигсберг, 3 января 1813 г., 10 часов вечера // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 281.

(обратно)

974

Мюрат – императору. Эльбинг, 4 января 1813 г. // AN. AF IV 1651; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 282, note 1.

(обратно)

975

Лелорнь д'Идевиль – Маре. Эльбинг, 5 января 1813 г. // Ibid. P. 281–282.

(обратно)

976

Ныне Быдгощ (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

977

Ныне Бранево (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

978

Бертье – Наполеону. Эльбинг, 3 января 1813 г., 10 часов вечера // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 257–259.

(обратно)

979

Макдональд – Бертье. Кёнигсберг, 4 января 1813 г., 10 часов утра // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 282.

(обратно)

980

Макдональд – Нею. Кёнигсберг, 4 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 283, note 2.

(обратно)

981

Приказ на движение. Кёнигсберг, 4 января 1813 г. // Ibid. P. 283, note 3.

(обратно)

982

См.: Макдональд – генералу Эделе и генералу Гранжану Кёнигсберг, 3 января 1813 г., 9.30 вечера; Макдональд – Эделе. Кёнигсберг, 4 января 1813 г., 8 часов утра // Ibid. P. 282–283.

(обратно)

983

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 191.

(обратно)

984

Согласно русским документам, первые казаки вступили в Кёнигсберг в половине первого ночи, то есть ранним утром уже 5 января. Им удалось захватить до 1300 пленных (см.: Журнал боевых действий с 23 по 28 декабря 1812 г. // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 32; Рапорт М. И. Кутузова Александру I. Меречь, 29 декабря 1812 г. // Там же. С. 39).

(обратно)

985

Geissler C. Geschichte des Regiments Herzoge zu Sachsen under Napoleon mit der Grossen Armee im Russischen Feldzuge 1812. Jena, 1840. S. 307 ff.; Макдональд – Бертье и генералу Лагранжу. Кёнигсберг, 4 и 5 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 284, note 1.

(обратно)

986

Geissler C. Geschichte des Regiments der Herzöge zu Sachsen… S. 310.

(обратно)

987

Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам. Т. 3. С. 386; Сапожников А. И. «Экспедиция против Макдональда». С. 81–82. Большая часть захваченных орудий относилась к осадной артиллерии, эвакуированной из-под Бауска.

(обратно)

988

Бертье – Макдональду. Бранденбург, 3 января 1813 г., 6 часов утра // SHD. C2 135.

(обратно)

989

Бертье – Макдональду. Эльбинг, 3 января 1813 г. // Ibid. В завершение письма Бертье указал, что Мюрат завтра намерен быть в Мариенбурге.

(обратно)

990

Наполеон упорно отказывался признать необходимость оставления Вильно, убеждая себя в том, что главная причина крылась в неоправданном отказе Мюрата и Бертье от дальнейшего сопротивления.

(обратно)

991

Мюрат – Наполеону. Эльбинг, 4 января 1813 г., 4 часа утра // AN. AF IV 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 289–291.

(обратно)

992

Мюрат – Наполеону. Эльбинг, 4 января 1813 г. // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 291–293.

(обратно)

993

Бертье – Наполеону. Эльбинг, 4 января 1813 г. (3) // Ibid. P. 260.

(обратно)

994

Бертье – Наполеону. Эльбинг, 4 января 1813 г. (4) // Ibid.

(обратно)

995

Бертье – Наполеону. Эльбинг, 4 января 1813 г. (5) // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 260.

(обратно)

996

Бертье – Наполеону. Эльбинг, 4 января 1813 г. (6) // Ibid. P. 261.

(обратно)

997

Бертье – Наполеону. Эльбинг, 4 января 1813 г., 10 часов вечера (2) // Ibid. P. 259.

(обратно)

998

Бертье – Мюрату Эльбинг, 4 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

999

Ibid; Генерал-лейтенант Шелер – Жюно. Б. м., 4 января 1813 г. // Ibid; Жюно – Бертье. Торн, 4 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1000

Бертье – Макдональду Эльбинг, 4 января 1813 г. // Ibid. В тот день Рапп, охарактеризовав Бертье ситуацию в Данциге, не преминул сообщить и о настроениях немцев в связи с капитуляцией Йорка (Рапп – Бертье. Данциг, 4 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1001

Мюрат – Наполеону. Эльбинг, 5 января 1813 г. (4) // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 294.

(обратно)

1002

Бертье – Наполеону. Эльбинг, 5 января 1813 г., 7 часов вечера (1) // Ibid. P. 266–267.

(обратно)

1003

Бертье – Наполеону. Эльбинг, 5 января 1813 г. (2) // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 268. К этому посланию было приложено письмо самого Лефевра к Бертье, помеченное Данцигом 4 января (Лефевр – Бертье. Данциг, 4 января 1813 г. // Ibid. P. 268–269).

(обратно)

1004

Макдональд – Бертье. Бранденбург, 5 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

1005

Бертье – Макдональду. Эльбинг, 5 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1006

Ныне пос. Майское (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

1007

Макдональд – Бертье. Па-Керорт (?), 6 января 1813 г., 5 часов утра // SHD. C2 135. Последним замечанием о действиях Шварценберга Макдональд как бы давал понять, что подобное соглашение с русскими в отношении Восточной Пруссии было бы как нельзя кстати.

(обратно)

1008

Ныне Фромборк (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1009

Ней – Бертье. Эльбинг, 6 января 1813 г. // SHD. C2 135. Возможно, именно в связи с рапортом Нея Мюрат приказывает Бертье изыскать для дивизии Маршана припасы в Эльбинге (Мюрат – Бертье. Эльбинг, 6 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1010

Начальник штаба 7-й дивизии аджудан-командан [?] – Макдональду Браунсберг, 7 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1011

Макдональд – Бертье. Браунсберг, 8 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

1012

Ныне р. Пасленка (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1013

Мюрат – Наполеону. Эльбинг, 7 января 1813 г. // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 295–297.

(обратно)

1014

Маршан – Макдональду. Браунсберг, 8 января 1813 г. // AN. AF IV 1651.

(обратно)

1015

Макдональд – Бертье. Браунсберг, 8 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1016

Ныне Млынары (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1017

Ныне Погродзе (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1018

Макдональд – Бертье. Браунсберг, 8 января 1813 г., 7 часов вечера // AN. AF IV. 1651.

(обратно)

1019

Мюрат – Бертье. Эльбинг, 8 января 1813 г. // Ibid; Монтион – Макдональду. Эльбинг, 8 января 1813 г., 8 часов вечера // Ibid.

(обратно)

1020

См.: Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 299.

(обратно)

1021

Ныне Заставно (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1022

Макдональд – Бертье. Нойкирх, 9 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

1023

Ibid.

(обратно)

1024

Макдональд – Бертье. Трунц, 10 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

1025

Ibid.

(обратно)

1026

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг.: От Кёнигсберга до Данцига // Военная история России XIX–XX вв.: Материалы XII международной военно-исторической конференции. СПб., 2019. С. 37.

(обратно)

1027

Ныне Милеево (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1028

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 296–297.

(обратно)

1029

Макдональд – Бертье. Трунц, 10 января 1813 г. // SHD. C2 135; Макдональд – Бертье, Нойекирх, 9 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 296–297. Ф. Ребуль, описывая состояние войск Макдональда и ссылаясь при этом на письмо Макдональда к Бертье, явно допустил ошибку, пере путав два послания маршала Тарентского от 9 января (помечено Нойекирхом) и 10 января (помечено Трунцем).

(обратно)

1030

Бертье – Макдональду. Эльбинг, 9 января 1813 г. // SHD. C2 135; Бертье – Ожеро. Эльбинг, 9 января 1813 г. // Ibid; Бертье – Рейнье. Эльбинг, 9 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1031

Монтион – Макдональду. Эльбинг, 9 января 1813 г. (1) // Ibid; Монтион – Макдональду. Эльбинг, 9 января 1813 г. (2) // Ibid; Монтион – Мюрату Эльбинг, 9 января 1813 г. (1) // Ibid; Монтион – Мюрату. Эльбинг, 9 января 1813 г. (2) // Ibid; Монтион – Ожеро. Эльбинг, 9 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1032

См., например: Бертье – Мюрату. Эльбинг,9января 1813 г. // Ibid.9 января король Саксонии Фридрих-Август отправил Мюрату письмо с просьбой о возвращении кадров своих войск в Саксонию (Фридрих-Август, король Саксонии – Мюрату. Дрезден, 9 января 1813 г. // Ibid). Однако еще до получения этого письма в Главном штабе Великой армии 9 января Бельяр уже отправил остатки полка саксонской гвардейской кавалерии и полка саксонских кирасир, входивших в состав IV корпуса, в Дрезден. В отношении же трех полков саксонской легкой кавалерии, находившихся в VII корпусе Рейнье, ситуация была все еще неопределенной (Бельяр – Бертье. Мариенбург, 9 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1033

Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 4 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1034

Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 4 января 1813 г., 8 часов вечера // Ibid.

(обратно)

1035

Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 5 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1036

Бертье – Макдональду. Эльбинг, 7 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1037

Макдональд – Бертье. Браунсберг, 8 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1038

Мюрат – Бертье. Эльбинг, 8 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1039

Бертье – Бюлову. Эльбинг, 8 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1040

В действительности, как мы видели, к 25 декабря австрийский фельдмаршал уже готовился покинуть Белосток, и предложение русских заключить устное соглашение на предмет беспрепятственного и спокойного отступления оказалось как нельзя более кстати.

(обратно)

1041

Полномочия, данные М. И. Кутузовым И. О. Анштетту по заключению перемирия с австрийскими войсками // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 7–8.

(обратно)

1042

Секретная инструкция М. И. Кутузова И. О. Анштетту об условиях перемирия с Австрией. Вильно, 18(30) декабря 1812 г. // Там же. С. 8–9.

(обратно)

1043

См.: Внешняя политика России XIX и начала ХХ века. Сер. 1. М., 1962. Т. 6. С. 7.

(обратно)

1044

Александр I – Францу I. Вильно, 19(31) декабря 1812 г. // Там же. С. 645–646. В тот же день К. В. Нессельроде отправляет письмо А. К. Разумовскому, который осуществлял неофициальный контакт с австрийским руководством. Разумовскому было предложено действовать в направлении, обозначенном в послании русского императора. Как можно понять по тексту письма, Разумовский сообщил Нессельроде, что в ходе беседы первого с Меттернихом австрийский канцлер заявил, что не будет увеличивать численность вспомогательного корпуса [К. В. Нессельроде – А. К. Разумовскому. Б. м., 19(31) декабря 1812 г. // Там же. С. 649].

(обратно)

1045

Шварценберг – Бертье. Пултуск, 7 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 458–459. В этом же письме Шварценберг сообщал, что войска Чичагова, Витгенштейна и Платова, двигаясь по различным направлениям, стремятся отрезать корпус герцога Тарентского. В целом же русские армии быстро идут вперед.

(обратно)

1046

В ответ на письмо Александра I, по словам А. И. Михайловского-Данилевского, «австрийский кабинет не изъявил готовности действовать заодно с нами, но в общих выражениях говорил о своем желании упрочить мир в Европе», для чего отправит к русскому императору дипломатического чиновника Лебцельтерна, а к Наполеону графа Бубну (Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года. 2-е изд. СПб., 1844. С. 25–26).

(обратно)

1047

Шварценберг – Меттерниху. Пултуск, 8 января 1813 г. (1) // Oncken W. Oesterreich und Preussen im Befreiungskriege. Berlin, 1879. Bd. 1. S. 427; Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche (décembre 1812 – mai 1813). Paris, 1912. P. 143.

(обратно)

1048

В первой половине января Австрийский корпус находился в состоянии неопределенности. «Журнал» ван де Лорта сообщает следующее: «Первые две недели этого месяца [января. – В. З.]прошли по линии нашего кантонирования спокойно»; «один за другим прибывали из Вены курьеры, которые сообщали о согласии нашего государя со всем тем, что принц делает, и [сообщали] о наградах тем, чьи имена были [государю] представлены». Как известно, Австрийский корпус имел теперь задачу прикрыть Варшаву. Но вот что ван де Лорт пишет о столице великого герцогства в этот период: «Во время этого спокойного периода больные и раненые из армий целой Европы, генералы, офицеры всех родов войск и чинов, без оружия, вне строя, без одежды пытались добраться до Варшавы, заполняли жилища и заражали население, вызывая страшные опустошения…» «Город вскоре стал не чем иным, как необозримым кладбищем, где живые лежали рядом с мертвыми; они пили, танцевали, бледные на могилах мертвых, сами умножая их число…» По словам ван де Лорта, никакой возможности закопать мертвецов не было, и «мы были вынуждены начать складывать их штабелями без каких-либо ограждений, так что более 20 тыс. трупов», нагроможденные, как бревна, образовали «длинную и мерзкую стену из замерзших трупов в два туаза высотой» (Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII).

(обратно)

1049

Шварценберг – Меттерниху. Пултуск, 8 января 1813 г. (2) // Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 144.

(обратно)

1050

Мюрат – Бертье. Б. м., 9 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

1051

Бертье – Клейсту. Эльбинг, 9 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1052

Монтион – Макдональду. Эльбинг, 9 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1053

Монтион – Рейнье. Эльбинг, 9 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1054

Макдональд – Бертье. Трунц, 10 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1055

Мюрат – Наполеону. Мариенбург, 11 января 1813 г., 10 часов вечера // Ibid; [Du Casse A.] Mémoires et correspondance politique et militaire du Prince Eugène. Paris, 1860. T. 8. P. 298–299.

(обратно)

1056

Даву – Бертье. Торн, 9 января 1813 г. // SHD. C2 135.

(обратно)

1057

Ожеро – Бертье. Берлин, 10 января 1813 г.: Копия // Ibid.

(обратно)

1058

Макдональд – Бертье. Трунц, 10 января 1813 г., полдень // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 312.

(обратно)

1059

Клаузевиц К. 1812 год. М., 1997. С. 119.

(обратно)

1060

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 311–312; Natzmer O., von. Aus dem Leben des Generals Olwig von Natzmer. Berlin, 1876. S. 92–95.

(обратно)

1061

29 декабря 1812 г. (10 января 1813 г.) М. И. Кутузов отправил инструкцию генерал-лейтенанту С. Н. Долгорукову, из которой следовало, что Александр I, определенно рассчитывая на разрыв Фридрихом-Вильгельмом III отношений с Наполеоном, был вместе с тем обеспокоен необходимостью обеспечения безопасности королевской фамилии [Инструкция М. И. Кутузова С. Н. Долгорукову. Б. м., 29 декабря 1812 г. (10 января 1813 г.) // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 40–41].

(обратно)

1062

Подробнее о решимости Мюрата в эти дни дать большое сражение см.: Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 299.

(обратно)

1063

Ныне Дзежгонь (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1064

Еще 9 января с целью сохранения своих коммуникаций с Мариенбургом Мюрат предписал Макдональду отправить из Эльбинга в Зоммерау гессенский батальон, приданный гвардии (Бертье – Макдональду. Эльбинг, 9 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 300).

(обратно)

1065

Ныне Млынарска-Воля (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1066

Ныне Пененжно (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1067

В архивном деле С2 135 в папке с документами, помеченными 10 января 1813 г., находится ряд рапортов, авторство которых не всегда можно установить, поступивших в Главный штаб, вероятно, 10 января.

(обратно)

1068

Мюрат – Наполеону. Мариенбург, 11 января 1813 г., 10 часов вечера // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 297–298; Макдональд – Бертье. Трунц, 10 января 1813 г. // SHD. C2 135; Мюрат – Бертье. Эльбинг, 10 января 1813 г. // Ibid; Монтион – Макдональду Эльбинг, 10 января 1813 г. // Ibid; Монтион – Макдональду. Эльбинг, 10 января, 10 часов вечера // Ibid.

(обратно)

1069

Бертье – Наполеону. Эльбинг, 10 января 1813 г. // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 275.

(обратно)

1070

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 303. Все те перипетии, которые сопровождали движение войск X корпуса из Кёнигсберга к Эльбингу Макдональд в своих воспоминаниях уместил в несколько строк. В них герцог Тарентский поведал, что Мюрат некоторое время настаивал на том, чтобы X корпус прекратил отступление. Однако Макдональд, понимая опасность того, что не только его корпус, но и все силы Мюрата могут быть отрезаны от главных коммуникаций, продолжал движение на Эльбинг. Наконец, когда и сам король Неаполитанский это осознал, он начал расточать похвалы предусмотрительности герцога Тарентского (Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 191–192).

(обратно)

1071

Ныне Толькмицко (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1072

Макдональд. Приказ на движение. Трунц, 10 января 1813 г., 11 часов вечера // Reboul F. Campagne de 1813. T. 3. P. 301–302.

(обратно)

1073

Мюрат – Бертье. Эльбинг, 11 января 1813 г., 3 часа утра // SHD. C2 135.

(обратно)

1074

Монтион – Макдональду. Эльбинг, 11 января 1813 г. // Ibid. См. также: Мюрат – Макдональду. Б. м., 11 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1075

Макдональд – Бертье. Трунц, 11 января 1813 г., полночь // Ibid. Судя по всему, имелось в виду 12 часов ночи с 10 на 11 января.

(обратно)

1076

См.: Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 38–39. А. И. Сапожников справедливо указывает, что поспешность отхода Макдональда была предопределена еще и риском быть отрезанным от Вислы крупными русскими силами, прибывшими к тому времени к Прейсиш-Холланду (Там же. С. 39).

(обратно)

1077

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 192.

(обратно)

1078

Ibid. P. 192–193.

(обратно)

1079

Ibid. P. 194.

(обратно)

1080

Даву – Наполеону. Торн, 13 января 1813 г. // [Mazade A.] Corespondance de maréchal Davout. T. 3. P. 455.

(обратно)

1081

Монтион – Ожеро. Мариенбург, 11 января 1813 г. // SHD. C2 135; Монтион – Рейнье. Мариенбург, 11 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1082

Ныне Костшин-над-Одрон (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1083

Мюрат – Бертье. Мариенбург, 11 января 1813 г. (1) // SHD. C2 135.

(обратно)

1084

Мюрат – Бертье. Мариенбург, 11 января 1813 г. (2) // Ibid.

(обратно)

1085

Ныне Староград-Гданьски (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1086

Мюрат – Наполеону. Мариенбург, 11 января 1813 г., 10 часов вечера // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 299–300.

(обратно)

1087

Жером – Бертье. Кассель, 11 января 1813 г. // SHD. C2 135; Эмилий Максимилиан, принц Гессенский – Бертье. Мариенбург, 11 января 1813 г. // Ibid; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 276–277; etc.

(обратно)

1088

Ныне Хелмно (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1089

Даву – Бертье. Торн, 11 января 1813 г. // SHD C2 135; [Mazade A.] Corespondance de maréchal Davout. T. 3. P. 448–450.

(обратно)

1090

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 44.

(обратно)

1091

Ныне Робаковец (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1092

Ныне Зомброво (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1093

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 366.

(обратно)

1094

Ныне Фишево (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1095

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 366. 12 и 13 января в ходе отступления войска X корпуса не избежали нескольких стычек с неприятелем (см.: Ibid. P. 366–367).

(обратно)

1096

Ныне Тчев (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1097

Сообщение М. И. Кутузова Ф. Ф. Винцингероде об успешных действиях генерала от кавалерии М. И. Платова и генерал-майора А. И. Чернышева. Рачки, 6(17) января 1813 г. // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 75–76; Журнал военных действий с 1 по 7 января 1813 г. // Там же. С. 82; Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 46.

(обратно)

1098

Там же. С. 46–47.

(обратно)

1099

Ныне Нове (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1100

Holzhausen P. Die Deutschen in Russland. Berlin, 1912. S. 200; Сообщение М. И. Кутузова Ф. Ф. Винцингероде об успешных действиях генерала от кавалерии М. И. Платова и генерал-майора А. И. Чернышева. Рачки, 6(17) января 1813 г. // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 75–76; Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 47–48. Согласно «Журналу военных действий», русские при занятии Мариенвердера взяли в плен одного генерала, 4 офицеров и до 200 солдат, а также 15 пушек с зарядными ящиками. Был перехвачен курьер, отправленный от Наполеона к Бертье с депешами (М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 82).

(обратно)

1101

[Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 151. Согласно «Журналу боевых действий», русские захватили в Нойенбурге 16 офицеров и 350 рядовых. Было отбито несколько военнопленных [М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 82; см. также: Рапорт М. И. Кутузова Александру I. 7(19) января 1813 г. // Там же. С. 85]. По всей видимости, именно тогда или чуть позже А. И. Чернышев отправил прусскому королю письмо, убеждая его оставить Берлин (Там же. С. 87, примеч. 3). 22 января Фридрих-Вильгельм III выедет из Берлина в Бреслау

(обратно)

1102

Ныне Свеце (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1103

[Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 150–151.

(обратно)

1104

Мюрат – Бертье. Диршау, 12 января 1813 г. // SHD C2 135.

(обратно)

1105

Рапп – Мюрату. Данциг, 12 января 1813 г. // SHD C2 135; Рапп – Макдональду. Данциг, 12 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1106

Лаборд – Макдональду. Штаргард, 12 января 1813 г., 11 часов [утра] // Ibid.

(обратно)

1107

Даву – Кларку. Торн, 12 января 1812 г. // [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. P. 450–451.

(обратно)

1108

Ожеро – Бертье. Берлин, 12 января 1813 г. // SHD C2 135; [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 278–279.

(обратно)

1109

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 194.

(обратно)

1110

Ныне Стеблево (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1111

Ныне Пальчево (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1112

Рапп – Богарне. Данциг, 20 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1113

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 367–368. Ф. Ребуль цитирует письмо Макдональда Раппу, помеченное Нойтайхом 12 января 1813 г., которое мы не смогли обнаружить во французских архивах.

(обратно)

1114

Macdonald E. J. J. A. Souvenirs. P. 195.

(обратно)

1115

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 51. В рапорте Раппа Богарне, составленном 20 января, события ночи на 14 января совсем не отражены. Повествуется только о бое, начавшемся примерно в 3 часа дня и продолжавшемся до вечера 14 января (Рапп – Богарне. Данциг, 20 января 1813 г. // SHD. C2 136).

(обратно)

1116

Так, в рапорте префекта Штрасбурга (города, находившегося к востоку от Торна) говорилось о движении Витгенштейна на Данциг, Кутузова – на Грауденц и Торн, в то время как войска Чернышева действуют против Шварценберга. Сообщалось также о появлении в миле от Остероде до тысячи казаков, которым пруссаки устроили радушный прием, и что в целом «настроение жителей дурное» (Рапорт префекта Штрасбурга. Торн, 13 января 1813 г. // SHD C2 135).

(обратно)

1117

Военный комендант Варшавы А. Ж. Б. А. Р. Дютайи дю Бак сообщал Бертье, что 11 и 12 января аванпосты Рейнье были атакованы войсками дивизии Сакена (Дютайи – Бертье. Варшава, 13 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1118

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 48.

(обратно)

1119

Ныне Милаково (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1120

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 50–51.

(обратно)

1121

Ныне Собешево (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1122

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 57.

(обратно)

1123

Даву – Бертье. Торн, 13 января 1813 г. // SHD C2 135; [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. P. 457–458.

(обратно)

1124

Даву – Бертье. Торн, 13 января 1813 г., 7 часов вечера // SHD C2 135; [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. P. 456–457.

(обратно)

1125

Даву – Наполеону. Торн, 13 января 1813 г. (1) // Ibid. P. 451–453.

(обратно)

1126

Даву – Наполеону. Торн, 13 января 1813 г. (2) // Ibid. P. 455.

(обратно)

1127

Даву – Жюно. Торн, 13 января 1813 г. // Ibid. P. 453–455.

(обратно)

1128

Даву – Наполеону. [Торн], 14 января 1813 г., 10 часов вечера // Ibid. P. 460.

(обратно)

1129

Даву – Бессьеру Торн, 14 января 1813 г. // Ibid. P. 458–460.

(обратно)

1130

Даву – Понятовскому Торн, 14 января 1813 г. // Ibid. P. 460–463.

(обратно)

1131

См.: Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 50–51.

(обратно)

1132

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 52.

(обратно)

1133

Там же.

(обратно)

1134

Ныне Ружины (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1135

Ныне Ленгово (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1136

Рапп – Богарне. Данциг, 20 января 1813 г. // SHD. C2 136. В рапорте отмечены успешные действия 1-го вестфальского полка, шефа батальона Бауэра (Bauer), капитана Островского, командовавшего ротой легкой артиллерии, которая была придана 7-й дивизии. В делах архива Исторической службы Министерства обороны Франции сохранился также анонимный рапорт, помеченный Данцигом 19 января 1813 г. В нем говорится, что при переходе Вислы генерал Башлю атаковал русских. Убито 30 человек, столько же ранено; взяты в плен 28 гродненских гусар и два их офицера; они приведены в Данциг. В селении Розенберг 1-й вестфальский полк и остатки бригады гене рала Башлю атаковали в штыки артиллерийскую роту неприятеля; многих убили и ранили. Далее сообщалось о сильном холоде и что термометр показывал между 16 и 18 градусами. Рапорт заканчивался констатацией, что Данциг хорошо укреплен, имеет 400 орудий и все иное, необходимое для успешной обороны (Неизвестный – неизвестному. Данциг, 19 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1137

Бурсье – Бертье. Берлин, 14 января 1813 г. // SHD C2 135.

(обратно)

1138

Мишо – Бертье. Магдебург, 14 января 1813 г. // SHD C2 135.

(обратно)

1139

В эти дни М. И. Кутузов неоднократно отдавал приказания командующим войсками всячески избегать столкновений с австрийцами ввиду идущих переговоров Анштетта со Шварценбергом (См.: М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 91–93, 99).

(обратно)

1140

Ussel J., de. L'intervention de l'Autriche. P. 148.

(обратно)

1141

Ibid. P. 148–149.

(обратно)

1142

Ibid. P. 149. 24 января Шварценберг уведомил Милорадовича о получении из Вены повеления идти на зимние квартиры в Галицию (МихайловскийДанилевский А. И. Описание войны 1813 года. С. 25).

(обратно)

1143

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 53.

(обратно)

1144

Voltigeurs (фр.) – легкая пехота, выполняющая функции застрельщиков в бою. – Примеч. ред.

(обратно)

1145

Ныне Воцлавы (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1146

Рапп – Богарне. Данциг, 20 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1147

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 58.

(обратно)

1148

Бертье – Наполеону. Позен, 15 января 1813 г., 6 часов вечера // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 283. Покидая Эльбинг вместе со своей гвардией, Мюрат ехал верхом на лошади. Как только почувствовал за Вислой безопасность, он, опережая войска, помчался в экипаже. В Диршау сменил лошадей и прибыл утром 15-го в Позен (Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 378).

(обратно)

1149

Мюрат – Наполеону. Позен, 15 января 1813 г. // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 300.

(обратно)

1150

AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 300–301. Это письмо вице-король получит 16 января, двигаясь со своим корпусом от Мариенвердера, за две станции от Позена. В 9 вечера 16-го он напишет императору, что на одной из почтовых станций получил «непостижимое письмо». Принц Эжен предположил, что Мюрат уже покинул Главную квартиру и находится по дороге в Неаполь или в Кассель. Он, Богарне, таким образом, вынужден принять на себя обязанности главнокомандующего (Богарне – Наполеону. Позен, 16 января 1813 г., 9 часов вечера // AN. AF IV. 1651; Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 392–393). Мюрат, как известно, покинет Позен только утром 17-го. Поэтому не совсем понятно, почему 16-го в 9 вечера принц Эжен полагал, что король Неаполитанский уже отъехал.

(обратно)

1151

Мюрат – Бертье. Позен, 15 января 1813 г. // AN. AF IV 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 301.

(обратно)

1152

Наполеон был совершенно прав, когда, отправляясь в Париж, потребовал от Бертье остаться при армии рядом с Мюратом.

(обратно)

1153

Бертье наряду с Данцигом упоминал еще Грауденц с прусским гарнизоном и Торн, куда прибудет 3 тыс. баварцев, но в реальности он не предполагал их удерживать.

(обратно)

1154

Бертье – Наполеону. Позен, 15 января 1813 г., 6 часов вечера // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 283–284.

(обратно)

1155

Бертье – Наполеону. Позен, 15 января 1813 г. // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 284.

(обратно)

1156

Ныне Голюб-Добжинь – небольшой город на полдороге между Штрасбургом и Торном. – Примеч. ред.

(обратно)

1157

Даву – Бертье. Торн, 15 января 1813 г. // SHD. C2 136; [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. P. 464–466.

(обратно)

1158

35-я дивизия Гренье прибудет в Берлин 16–17 января вместе со своим артиллерийским обозом и транспортом (Гренье – Бертье. Берлин, 16 января 1813 г. // SHD. C2 136).

(обратно)

1159

В тот же день, 15 января, генерал Мишо, комендант Магдебурга, отправил Кларку и Бертье послания с характеристикой гарнизона и действий по укреплению оборонительных сооружений, с информацией о настроениях пруссаков в связи с капитуляцией генерала Йорка, а также появлением прокламации русского императора и текста приказа главнокомандующему русской армией (Мишо – Кларку. Магдебург, 15 января 1813 г. // Ibid; Мишо – Бертье. Магдебург, 15 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1160

Ожеро – Кларку. Берлин, 15 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1161

Ныне Орлинки (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1162

Ныне Гурки-Всходне (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1163

Рапп – Богарне. Данциг, 20 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1164

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 59.

(обратно)

1165

Там же. С. 54. В рапорте Раппа Богарне от 20 января было отмечено, что 17-го числа вольтижеры из 14-го полка легкой пехоты отогнали партию из 100 казаков и заставили уйти те русские войска, которые были возле селения Готтсвальде (Gottswalde) (Рапп – Богарне. Данциг, 20 января 1813 г. // SHD. C2 136).

(обратно)

1166

Ныне Осе (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1167

Ныне Тухоля (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1168

Ныне Хойнице (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1169

Ныне Щецинек (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1170

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 55; Loggiere M. Napoleon and Berlin: The Franco-Prussian War in North Germany, 1813. Norman, 2002. P. 36.

(обратно)

1171

Бертье – Наполеону. Позен, 16 января 1813 г. // SHD. C2 136; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 285–286.

(обратно)

1172

Ныне Гнезно (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1173

Бертье – Мюрату Позен, 16 января 1813 г. // SHD. C2 136. На документе имеется одобряющая решение пометка Мюрата. Отметим, что отъезд Мюрата из Позена состоялся в 4 часа утра 17 января.

(обратно)

1174

См.: Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 378–394.

(обратно)

1175

Бертье – Макдональду. Позен, 16 января 1813 г.; Бертье – Бессьеру. Позен, 16 января 1813 г.; Бертье – Рейнье. Позен, 16 января 1813 г.; Бертье – Виктору. Позен, 16 января 1813 г.; Бертье – Сорбье. Позен, 16 января 1813 г.; Бертье – Дарю. Позен, 16 января 1813 г.; Бертье – Аксо. Позен, 16 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1176

Бертье – Ожеро. Позен, 16 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1177

Монтион – Кларку. Позен, 16 января 1813 г. // Ibid. Вопрос о настроениях среди окружения прусского короля и в целом пруссаков продолжал чрезвычайно волновать Главный штаб. Бертье, получив из Берлина письмо от Ожеро, 16 января отправил это послание Наполеону, при этом его прокомментировав. Несмотря на слова герцога Кастильоне (Ожеро) о добром поведении прусского правительства, писал князь Невшательский, «жители и крестьяне» Пруссии изнурены реквизициями. Бертье отправил с этим посланием к императору офицера-ординарца де Гальца (de Galz), который должен был проехать через Берлин и самолично оценить «дух страны» [Бертье – Наполеону. Позен, 16 января 1813 г. (1); Бертье – Наполеону. Позен, 16 января 1813 г. (2) // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 284–285].

(обратно)

1178

Жером – Жюно. Кассель, 16 января 1813 г.: Копия // SHD. C2 136; Жером – Бертье. Кассель, 16 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1179

Наполеон – Кларку. Париж, 6 января 1813 г. // Napoléon Bonaparte: Correspondance générale. Paris, 2016. T. 13. № 32215. P. 45.

(обратно)

1180

Наполеон – Францу I. Париж, 7 января 1813 г. // Ibid. 58–59.

(обратно)

1181

Наполеон – Махмуду, султану Османской империи. Париж, 13 января 1813 г. // Ibid. № 32287. P. 90.

(обратно)

1182

Наполеон – Бертье. Париж, 9 января 1813 г. // Ibid. № 322241. P. 64.

(обратно)

1183

Даву – Бертье. Торн, 16 января 1813 г. // SHD. C2 136; [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. P. 466–468.

(обратно)

1184

Мюрат – Бертье. Позен, 17 января 1813 г. // SHD. C2 136. Подробный реестр, где именно находились части неаполитанской гвардии, содержится в документе, составленном адъютантом Мюрата, бригадным генералом Ж. С. Домоном. В Позене к 17 января находились 2 эскадрона велитов, 2 эскадрона Почетной гвардии, 2 батальона велитов Турина, а также рота легкой артиллерии. В Эльбинге могли находиться четыре не полностью сформированных эскадрона, из состава которых только 58 человек были готовы нести службу; 90 пехотинцев. Рота легкой артиллерии при 6 орудиях должна была отправиться из Данцига вместе с двенадцатью ротами гренадеров и вольтижеров неаполитанских полков ([Состав неаполитанской гвардии]. Домон —? Позен, 17 января 1813 г. // Ibid). 17 января помечен также рапорт Бертье на имя Мюрата насчет 7-го полка польских шеволежеров-лансьеров: Бертье – Мюрату Позен, 17 января 1813 г. // Ibid. На документе сделан пометка о том, что Богарне текст одобрил и приказ отправлен 18 января.

(обратно)

1185

Бертье – Наполеону. Позен, 17 января 1813 г. // AN. AF IV. 1651; Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie: Notes et Documents. Série 2–3. Paris, 1912. Sér. 3. P. 286.

(обратно)

1186

Ibid.

(обратно)

1187

[Du Casse A.] Mémoires et correspondance politique et militaire du Prince Eugène. Paris, 1860. T. 8. P. 153–154.

(обратно)

1188

Богарне – Наполеону. Позен, 17 января 1813 г. // Ibid. P. 154–156. Судя по контексту, письмо было написано ближе к позднему вечеру 17 января.

(обратно)

1189

Даву – Бертье. Торн, 17 января 1813 г. // SHD. C2 136; [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. Paris, 1885. T. 3. P. 468–469.

(обратно)

1190

Кларк – Элизе, великой герцогине Тосканской. Париж, 17 января 1813 г.; Кларк – принцу Боргезе. Париж, 17 января 1813 г.; Кларк – генералу Виньолю. Париж, 17 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1191

Бурсье – Бертье. Берлин, 17 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1192

Записка, подготовленная на основе письма майора Бальтазара. Б. м., б. д. Доставлена графу Нарбонну 14 февраля 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1193

Письмо г-на Бальтазара. Кассель, 17 января 1813 г.: Копия // Ibid; Бальтазар – Кларку. Кассель, 17 января 1813 г. // Ibid; Рейнхардт, посланник Франции в королевстве Вестфалия – Кларку. Кассель, 17 января 1813 г.: Копия // Ibid.

(обратно)

1194

Жером – Кларку. Кассель, 17 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1195

Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 17 января 1813 г. // Ibid. В дальнейшем этот отъезд окажется прямо или косвенно связан с разрывом Пруссии с Наполеоном и переходом ее в лагерь противников Франции. Однако Сен-Марсану в те январские дни, видимо, отказала проницательность.

(обратно)

1196

Ныне Камень-Краеньски (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1197

Ныне Семпульно-Краеньске (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1198

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг.: От Кёнигсберга до Данцига // Военная история России XIX–XX вв.: Материалы XII международной военно-исторической конференции. СПб., 2019. С. 55–56.

(обратно)

1199

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 58.

(обратно)

1200

Ныне Косьцежина (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1201

Ныне Лемборк (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1202

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 60. Вечером 18 января Чичагов получит приказ М. И. Кутузова уйти с 3-й армией в Польшу.

(обратно)

1203

Богарне – жене Августе-Амалии. Позен, 18 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 216–217.

(обратно)

1204

Богарне – Сен-Марсану. Б. м., 18 января 1813 г.: Проект письма // SHD. C2 136. В архивном деле сохранился проект письма Богарне и генералу Клейсту, где сообщалось, что вице-король сменил Мюрата (который заболел) на посту командующего Великой армией. Клейсту предлагалось двигаться в Штеттин, где его будут ждать новые приказы.

(обратно)

1205

Рапорт Ожеро за период 17 и 18 января 1813 г. Берлин, 18 января 1813 г. // Ibid. В том же рапорте герцог Кастильоне отметил, что «несколько казаков» замечены на дорогах от Кёнигсберга и из Мариенвердера в Данциг; части 35-й пехотной дивизии продолжают прибывать в Берлин; солдаты хорошо обмундированы.

(обратно)

1206

Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 18 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1207

Серия приказов, помеченных 18 января 1813 г. Позеном и не имеющих подписи (SHD. C2 136). Полагаем, что это экземпляры отпусков, подготовленные Монтионом. См. также: Дарю – Богарне. Позен, 18 января 1813 г. (4 письма) // Ibid; Начальник штаба 23-й пехотной дивизии – Жюно. Позен, 17 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1208

18 января маршал Ней осмотрел город и оборонительные сооружения Кюстрина. Г. И. Форнье д'Альб, комендант Кюстрина, в письме Кларку в тот день написал, что город-крепость хорошо защищен гарнизоном, но все равно нуждается в том, чтобы его основательно подготовили к осаде (Форнье д'Альб – Кларку. Кюстрин, 18 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1209

Богарне – Наполеону. Позен, 18 января 1813 г. (1) // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 216.

(обратно)

1210

Богарне – Наполеону. Позен, 18 января 1813 г. (2) // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 217–218.

(обратно)

1211

Бертье – Наполеону. Позен, 18 января 1813 г. (1–3) // Chuquet A. 1812. La Guerre de Russie. Sér. 3. P. 286–287.

(обратно)

1212

Выходить на открытую местность, развертываясь в боевой порядок. От «déboucher» (фр.). – Примеч. ред.

(обратно)

1213

Даву – Понятовскому. Торн, 18 января 1813 г. // [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. P. 470–472. В конце письма Даву отметил, что вплоть до 16 января казаки были только в Шветце (Schetz). Никаких партий врага не замечено ни со стороны Штрасбурга, ни со стороны Вилленберга.

(обратно)

1214

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 58; Подмазо А. А. Большая европейская война, 1812–1815: Хроника событий. М., 2003. С. 75. Согласно сообщению П. В. Волконского П. Х. Витгенштейну от 7(19) января, русские перехватили ряд писем военного министра Кларка, отправленных из Парижа 3 января. Два из них были адресованы коменданту и начальнику артиллерии Пиллау и два – также коменданту и начальнику артиллерии Данцига. В них говорилось о необходимости изъятия из крепостей Данцига и Пиллау значительного количества орудий и артиллерийского имущества (см.: М. И. Кутузов: Сборник документов. М., 1956. Т. 5. С. 84–85, примеч. 1).

(обратно)

1215

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 61.

(обратно)

1216

Reboul F. Campagne de 1813: Les préliminaires. Paris, 1910. T. 2. P. 9. Ф. Ребуль цитирует письмо вице-короля Италии к Рейнье, помеченное Позеном 19 января, текст которого мы обнаружить не смогли.

(обратно)

1217

Монтион – Богарне. Позен, 19 января 1813 г.; Монтион – Бертье. Позен, 19 января 1813 г.; Монтион – Ожеро. Позен, 13 января 1813 г. (1–3); Монтион – Богарне и Бертье. Позен, 19 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1218

Дарю —? Позен, 19 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1219

Рейнье – Наполеону (?). Варшава, 19 января 1813 г. // Ibid. В тексте послания, сохранившемся в архиве, не указан адресат. Имеется только обращение «Sire». Поэтому с большой долей вероятности можно предположить, что послание адресовано Наполеону.

(обратно)

1220

Ожеро. Общий рапорт за 18 и 19 января 1813 г. // Ibid. В бумагах архива Исторической службы Министерства обороны Франции рядом с рапортом Ожеро хранится анонимный текст, помеченный Берлином и с пометкой о том, что он относится к XI корпусу Великой армии. В нем идет речь о мерах по организации обороны Штеттина и упоминаются в связи с этим трудности во взаимоотношениях с прусскими властями.

(обратно)

1221

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 60–62. См.: Documents militaires du lieutenant-général de Campredon: Defense de Danzig en 1813. Paris, 1888. P. 52.

(обратно)

1222

Богарне – вице-королеве Италии. Позен, 20 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 219–220. В этом письме вице-король Италии отметил, что принял пост главнокомандующего отнюдь не из-за стремления к славе, но из-за преданности императору. Наконец, в конце послания принц Эжен не удержался от вопроса, не возвратился ли Мюрат в Неаполь, поскольку тот говорил, будто отбывает из-за болезни и собирается «отдохнуть с королем Вестфалии», хотя и не скрывал, что было бы неплохо уехать дальше – в Неаполь.

(обратно)

1223

Ныне Добре-Място (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1224

Богарне – Наполеону. Позен, 20 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 218–219.

(обратно)

1225

См.: Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 50.

(обратно)

1226

Богарне – Наполеону. Позен, 20 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 219.

(обратно)

1227

Ibid.

(обратно)

1228

См., например, письмо Рейнье Наполеону (?) от 19 января, которое мы ранее цитировали.

(обратно)

1229

Шварценберг —? Б. м., 20 января 1813 г. // SHD. C2 136. К письму были приложены выписки из рапортов генерал-майора Фрёлиха, свидетельствовавшие о передвижениях русских войск.

(обратно)

1230

Понятовский – Бертье. Варшава, 20 января 1813 г. (1–2) // Ibid; Дютайи – [Бертье]. Варшава, 20 января 1813 г. (1–3) // Ibid.

(обратно)

1231

Напомним, что Бюлов последовательно выводил находившиеся в его распоряжении прусские войска (первоначально до 7 тыс. человек) в Западную Пруссию под предлогом их необученности. Более того, он вступил в тайные контакты с русским командованием, заверяя его в нежелании вести против русских военные действия. В конечном итоге Бюлов увел свои войска к Кольбергу, где формировалась Померанская бригада генерала Л. Борстеля (см.: Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 46–47, 55).

(обратно)

1232

Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 20 января 1813 г. // SHD. C2 136. К своему письму Сен-Марсан приложил «ответ пруссаков на русскую прокламацию», помеченный Берлином 20 января. В этом «ответе» отвергались призывы русских «варваров», которые разрушили свои собственные города – Смоленск, Полоцк и Москву – к совместной борьбе против цивилизованной Европы.

(обратно)

1233

См.: Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 58.

(обратно)

1234

Богарне – Наполеону. Позен, 21 января 1813 г. (1) // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 220. Напомним, что Даву должен был начать выводить свой I корпус из Торна в Кюстрин по мере того, как в Торн будут прибывать баварцы.

(обратно)

1235

Выдержка из письма Даву Понятовскому. Торн, 21 января 1813 г. // SHD. C2 136; Даву – Понятовскому. Торн, 21 января 1813 г. // [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. P. 473–474.

(обратно)

1236

Даву – Понятовскому. Торн, 21 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1237

Ныне Хелмжа (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1238

Ныне Любава (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1239

Богарне – Наполеону. Позен, 21 января 1813 г. (1) // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 221.

(обратно)

1240

Ibid.

(обратно)

1241

Ibid. P. 221–222. В конце послания (одного из трех, подготовленных, как мы полагаем, к вечеру того дня) императору 21 января вице-король написал, что для Бертье это был худший день, и к вечеру он особенно сильно страдал.

(обратно)

1242

Возможно, имеется в виду Гюнтерсдорф, ныне с. Затоне под г. Зелёна-Гура (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1243

В сообщении от Гренье Ожеро 21 января говорилось о движении разных частей этой дивизии. Было отмечено, что из иллирийского батальона, входившего в 3-ю бригаду, по дороге многие солдаты (до двух сотен) дезертировали. Гренье просил Ожеро выделить для пополнения этого батальона солдат из состава гарнизона Шпандау [Гренье – Ожеро. Кёпеник (Copenich) возле Берлина, 21 января 1813 г. // SHD. C2 136].

(обратно)

1244

Богарне – Наполеону. Позен, 21 января 1813 г. (2) // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 222–224.

(обратно)

1245

Богарне – Наполеону. Позен, 21 января 1813 г. (3) // Ibid. P. 222.

(обратно)

1246

Богарне – жене. Позен, 21 января 1813 г. // Ibid. P. 224.

(обратно)

1247

Шварценберг – Бертье. Пултуск, 21 января 1813 г. // SHD. C2 136. В том же письме к Бертье Шварценберг прямо написал, что перенос военных действий в ходе предстоящей кампании 1813 г. в Центральную Европу обернется плачевными последствиями для Пруссии. Командующий Австрийским корпусом выразил также опасения насчет ограниченных возможностей Модлина выдержать длительную осаду.

(обратно)

1248

Шварценберг – Рейнье. Пултуск, 21 января 1813 г. // Ibid. Отметим, что к тем дням – 21 и 22 января – относятся приказания М. И. Кутузова М. А. Милорадовичу стараться избегать столкновений с войсками Австрийского корпуса и всегда обходить его левое крыло. Кроме того, Кутузов прямо указывал на возможность благоприятного исхода переговоров И. О. Анстедта (Анштетта) с командованием Австрийского корпуса (см.: М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 91–93).

(обратно)

1249

Дютайи – Бертье. Варшава, 21 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1250

Ожеро – Бертье. Берлин, 21 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1251

Ibid.

(обратно)

1252

Бурсье – Бертье. Берлин, 21 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1253

Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 21 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1254

Даву – Понятовскому. Торн, 21 января 1813 г. (2) // [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. P. 474.

(обратно)

1255

Даву – Понятовскому. Торн, 21 января 1813 г. (1) // Ibid. P. 472.

(обратно)

1256

Reboul F. Campagne de 1813. T. 1. P. 396–397; Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 31.

(обратно)

1257

Витгенштейн – М. И. Кутузову. Кёнигсберг, 10(22) января 1813 г. // Поход русской армии против Наполеона в 1813 г. и освобождение Германии. М., 1964. С. 33; М. И. Кутузов – Витгенштейну. Иоганнисбург, 11(23) января 1813 г. // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 99; Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 31–32. М. И. Кутузов предложил следующие условия переговоров: французский гарнизон, выйдя из крепости «со всеми военными почестями», проследует к Одеру. В случае если гарнизон вознамерится отойти в Данциг, об этом нужно будет немедленно доложить Кутузову и ожидать его решения.

(обратно)

1258

Богарне – Наполеону. Позен, 22 января 1813 г. // [Du Casse A.]Mémoires et correspondance… T. 8. P. 235. Об этом Богарне не преминул сразу написать и Шварценбергу (Богарне – Шварценбергу Позен, 22 января 1813 г. // AN. AF IV. 1652; Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. Documents annexés. P. 467–469).

(обратно)

1259

Богарне – Наполеону. Позен, 22 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 235.

(обратно)

1260

Монтион – Бельяру (?). Позен, 22 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1261

Понятовский – Рейнье. Варшава, 22 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1262

Монтион – Ожеро. Позен, 22 января 1813 г. // Ibid. Судя по письму Бельяра Бертье, II корпус мог оставаться в Кюстрине с 22 по 25 января (Бельяр – Бертье. Кюстрин, 22 января 1813 г. // Ibid). Начальник штаба III корпуса бригадный генерал Л. Гуре (Gouré), получив приказ из Позена, отписал на имя Бертье, что Ней в тот момент находится в Берлине. Сам же корпус в Кюстрин еще не прибыл и не появится там и завтра, 23 января (Гуре – Бертье. Кюстрин, 22 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1263

Монтион – Раппу. Позен, 27 января 1813 г. // Ibid; Монтион – Кларку. Позен, 22 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1264

Монтион – Кларку. Позен, 22 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1265

Монтион – Богарне. Позен, 22 января 1813 г. // Ibid. На рапорте Монтиона Богарне сделал одобряющую надпись.

(обратно)

1266

Ожеро. Общий рапорт за 21 и 22 января 1813 г. Б. м., [22 января 1813 г.] // SHD. C2 136.

(обратно)

1267

Бальтазар – Кларку. Магдебург, 22 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1268

Бальтазар. Записка в отношении Магдебурга. Магдебург, 22 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1269

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 58. 23 января, после полудня, Даву и его штаб услышали со стороны Торна очень сильную канонаду. В ночь на 24-е Даву отправил разведку с целью узнать о происходящем. К большому удивлению, оказалось, что за орудийную канонаду был принят звук ломающегося на Висле льда. Офицер, отправленный Даву, увидел только партию казаков человек в 15 (Даву – Богарне. Стшемешно, 24 января 1813 г., 9 часов утра // SHD. C2 136; [Mazade A.] Correspondance du maréchal Davout. T. 3. P. 474–475).

(обратно)

1270

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 63.

(обратно)

1271

Богарне – Наполеону. Позен, 23 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 238–239.

(обратно)

1272

Ibid. P. 240.

(обратно)

1273

Ibid. P. 239.

(обратно)

1274

[Прусский генерал] —? Берлин, 23 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1275

Гарденберг —? Берлин, 23 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1276

Сен-Марсан – Бертье. Берлин, 23 января 1813 г. // Ibid; Сен-Марсан —? Берлин, 23 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1277

Ожеро. Общий рапорт по XI корпусу за 22 и 23 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1278

Königlich privilegirte Berlinische Zeitung. 1813. 19. Januar // Ibid. Этот номер газеты от 19 января 1813 г. хранится вместе с военно-оперативными документами Великой армии за 23 января 1813 г.

(обратно)

1279

Königlich privilegirte Berlinische Zeitung. 1813. 23. Januar // Ibid.

(обратно)

1280

Шварценберг – Рейнье. Остроленка, 23 января 1813 г. // SHD. C2 136. Об отнюдь не блестящем состоянии частей VII корпуса, которым командовал Рейнье, сохранился рапорт начальника французской 32-й пехотной дивизии Дюрютта от 23 января. Численность дивизии, по его словам, сократилась до 7200 солдат, многие из которых обморожены еще в декабре. Примерно 1500 больных Дюрютту пришлось поместить в госпитали в Варшаве, а 80 человек отправить в депо. Значительны были и боевые потери, поскольку дивизия прикрывала отход VII корпуса (Дюрютт – Богарне. Б. м., 23 января 1813 г // Ibid).

(обратно)

1281

Виктор должен был принять командование над II и III корпусами, а Бессьер – над гвардией и оставшейся кавалерией.

(обратно)

1282

Монтион – Богарне. Позен, 23 января 1813 г. // SHD. C2 136; Монтион – Кларку. Позен, 23 января 1813 г. // Ibid; Монтион – Ожеро. Позен, 23 января 1813 г. // Ibid; Монтион – Макдональду Позен, 23 января 1813 г. // Ibid; Монтион – Сорбье. Позен, 23 января 1813 г. // Ibid; Монтион – Аксо. Позен, 23 января 1813 г. // Ibid. 23 января Берлином помечено письмо Нея к Бертье, в котором маршал писал о необходимости реорганизации III корпуса. По его словам, завтра, то есть 24 января, III корпус должен прибыть в Кюстрин. Сразу после прибытия туда его солдаты, нуждающиеся в отдыхе, будут не в состоянии следовать дальше. Ней предлагал провести реорганизацию корпуса в преддверии следующей кампании именно в Кюстрине (Ней – Бертье. Берлин, 23 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1283

Монфор – Бертье. Позен, 23 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1284

Монтион – Богарне. Позен, 23 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1285

Менард – Ожеро. Штеттин, 23 января 1813 г. // Ibid.

(обратно)

1286

«Журнал» ван де Лорта дает интересные зарисовки того, что происходило в Варшаве в это время. По его словам, Дютайи был «ветераном революции, великим сплетником, преисполненным грубости, но верным солдатом». Прадт же являлся «его антагонистом, хорошо говорившим, но со слабым рассудком, склонным к преувеличениям; он был оракулом поляков». «Князь Юзеф Понятовский, – поведал ван де Лорт, – вместе с Сенатом великого герцогства удваивал усилия, чтобы поддерживать общественный дух и дух польской армии, пытался прокламациями и декретами вселить решимость бороться…» Но эти люди «имели не более 3 тыс. человек под ружьем». «Князь возвратился к началу этого месяца [января. – В. З.] в Варшаву, возможно, веря, что все глаза будут сосредоточены на нем и он станет объектом всеобщих обсуждений, всех предположений и всех комментариев». Однако «только архиепископ Малинский и сенатор Станислав Потоцкий и очень небольшое число других» следовали за ним, остальные же «находились в состоянии отчаяния» (Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII).

(обратно)

1287

Дютайи – Бертье. Варшава, 23 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1288

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 64. Интересно письмо А. С. Фигнера, проникшего в Данциг, М. И. Кутузову о ситуации в городе и настроениях местного населения (см.: М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 78–79).

(обратно)

1289

Там же. С. 65.

(обратно)

1290

Богарне – Наполеону. Позен, 24 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 247–248.

(обратно)

1291

См.: Ожеро. Общий рапорт за 23 и 24 января 1813 г. Берлин, 24 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1292

[Бальтазар] – [Кларку]. Берлин, 24 января 1813 г. // Ibid. Текст письма без подписи и без адресата. Имя адресата («Герцог Кадорский») написано карандашом, по-видимому, архивистом. Автор письма в конце текста поставил свой плохо читаемый автограф. Тем не менее все указывает на то, что автором был майор Бальтазар, а адресатом военный министр Кларк, герцог Кадорский.

(обратно)

1293

Ожеро – Кларку. Берлин, 24 января 1813 г. // SHD. C2 136. В рапорте Бурсье говорилось о 1264 офицерах и солдатах и 775 лошадях, находившихся в депо (Бурсье – Бертье. Берлин, 24 января 1813 г. // Ibid).

(обратно)

1294

Герцог Георгий Лейхтенбергский совершенно справедливо замечает, что отправка Латура к Васильчикову имела целью заключение тайного соглашения командующего Австрийским корпусом с Милорадовичем на предмет спокойного перехода австрийцами Вислы и сдачи Варшавы и Модлина, а с ними вместе и всего Великого герцогства Варшавского ([Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. СПб., 1905. С. 40). 24(12) января (не исключено, что еще до встречи с Латуром) И. В. Васильчиков рапортовал М. А. Милорадовичу о настроениях в главной квартире Австрийского корпуса и готовности его к отступлению, а также о ситуации в Великом герцогстве Варшавском и нахождении войск корпуса Рейнье [И. В. Васильчиков – М. А. Милорадовичу. Б. м., 12(24) января 1813 г. // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 103–104].

(обратно)

1295

Латур – Рейнье. Пултуск, 24 января 1813 г.; Рейнье – Богарне. [Окунев], 25 января 1813 г. // SHD. C2 136; [Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. С. 53–56.

(обратно)

1296

По сведениям Рейнье, согласно данным рекогносцировок, общая численность неприятеля, непосредственно нацеленного на Варшаву и Модлин, доходит до 50 тыс. человек, не считая войск, находящихся в тылу; при этом неприятельская кавалерия, действуя на флангах, легко может перерезать коммуникации. Что же касается сил Великой армии на этом участке фронта, то, по словам Рейнье, войскам противника можно будет противопоставить 27 тыс. человек, включая 13 тыс. (из которых 2 тыс. решено отправить в Модлин) VII корпуса. При этом исход событий зависит от погоды. Висла покрыта льдом, что способствует успеху неприятеля (Рейнье – Богарне. Варшава, 24 января 1813 г. // SHD. C2 136).

(обратно)

1297

Рейнье – Богарне. Окунев, 25 января 1813 г. // Ibid. Имена адресата и адресанта написаны карандашом рукой архивиста. Герцог Георгий Лейхтенбергский по неизвестным нам причинам датировал это послание 26 января (см.: [Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. С. 53–56). В оригинале текста совершенно определенно читается «25 января».

(обратно)

1298

Рейнье – Бертье. Варшава, 25 января 1813 г. // SHD. C2 136. К письму был приложен перевод рапорта по поводу ситуации в Вильно некоего унтер-офицера артиллерии, отправленного из Варшавы 5(7) января 1813 г. В рапорте сообщалось, что большинство жителей Вильно покинуло город и что там сжигают тела мертвых. Во время своего пребывания в Вильно император Александр посетил раненого французского генерала и выдал 50 тыс. рублей на нужды французского госпиталя. Далее сообщалось, что в русской армии хорошая дисциплина. Все мародеры арестовываются и немедленно отправляются к своим частям, где подвергаются наказаниям [Перевод рапорта в отношении ситуации в Вильно, отправленного из Варшавы унтер-офицером артиллерии 3(9?) января 1813 г. Варшава, 25 января 1813 г. // Ibid].

(обратно)

1299

Дютайи – Рейнье (?). Варшава, 25 января 1813 г. // SHD. C2 136. Предполагаемый адресат – генерал Рейнье – установлен по контексту письма.

(обратно)

1300

Ныне Бялогард (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1301

Бюлов – Монтиону. Нойштеттин (NeuStettin), 25 января 1813 г. // SHD. C2 136.

(обратно)

1302

Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII.

(обратно)

1303

Командование Великой армии, стремясь хоть как-то подбодрить личный состав частей, 25 января объявило в приказе на день о выплате жалованья, которое следовало получить до 1 января 1813 г. (Приказ на день. Позен, 25 января 1813 г. // SHD. C2 136).

(обратно)

1304

Богарне – Наполеону. Позен, 25 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 260–261. Письмо Богарне, помеченное тем же днем и адресованное супруге, было наполнено заботой о ее здоровье, уверениями в собственном хорошем самочувствии и надеждами на то, что «добрая звезда в конечном счете соединит» их. «Я много работаю, – писал вице-король, – но я занимаюсь делами с удовольствием, поскольку уже вижу их результаты». В заключение Богарне выразил надежду, что неприятель не заставит наполеоновскую армию «эвакуировать Варшаву и великое герцогство», ибо в противном случае это станет «великим несчастьем для поляков» (Богарне – жене. Позен, 25 января 1813 г. // Ibid. P. 261).

(обратно)

1305

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 32–33.

(обратно)

1306

Ныне Пшасныш (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1307

Журнал военных действий с 8 по 15 января 1813 г. // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 131; Подмазо А. А. Большая европейская война. С. 76.

(обратно)

1308

Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII.

(обратно)

1309

Богарне – Наполеону. [Позен], 26 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 266.

(обратно)

1310

Богарне – Шварценбергу. Позен, 26 января 1813 г. // AN. AF IV. 1652; Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. Documents annexés. P. 471–472.

(обратно)

1311

Ныне Хожеле (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1312

Шварценберг – Богарне. Варшава, 26 января 1813 г. // AN. AF IV. 1652; Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. Documents annexés. P. 472–474. 26 января Шварценберг отправил письмо и Бертье, в котором он информировал начальника Главного штаба об известной ему переписке императора Франца с Наполеоном и герцогом Бассано, а также о миссии Бубны в Париже, а Лебцельтерна в Главной квартире Александра I. Тем самым Шварценберг как бы подготовил Бертье к сообщению, содержавшемуся ближе к концу письма, о собственном отзыве как командира Австрийского корпуса в Вену (Шварценберг – Бертье. Варшава, 26 января 1813 г.: Копия // HHSA. Russland 1812. Karton 50).

(обратно)

1313

Подмазо А. А. Большая европейская война. С. 76. 15(27) января посланная Воронцовым партия захватила в плен капитана при Главном штабе армии Дейрага (Deyragues) (Журнал военных действий с 8 по 15 января 1813 г. // М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 130).

(обратно)

1314

Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг. С. 66.

(обратно)

1315

Бертье – Наполеону. Позен, 27 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 277–278.

(обратно)

1316

Богарне – Наполеону. Позен, 28 января 1812 г. // Ibid. P. 284–286. В конце письма вице-король констатировал невозможность представить императору какие-либо точные сведения о состоянии кавалерии.

(обратно)

1317

Шварценберг – Понятовскому. Зейче (Зегже, Zegrze), 28 января 1813 г.: Копия // [Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. С. 59–60.

(обратно)

1318

Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII.

(обратно)

1319

Подмазо А. А. Большая европейская война. С. 77.

(обратно)

1320

М. И. Кутузов: Сборник документом. Т. 5. С. 131–133. Проект конвенции датирован 16 января (ст. ст.), то есть 28 января (н. ст.) и составлен в Главной квартире в Вилленберге. Он определенно был подготовлен русской стороной. План отхода Австрийского корпуса датирован 12(24) января, обозначен Вышковом (с. Вышкув к юго-западу от Пултуска) и подписан (в тексте, опубликованном Ф. Мартенсом) Шварценбергом.

(обратно)

1321

Понятовский – Богарне. Варшава, 29 января 1813 г. // [Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. С. 57–59.

(обратно)

1322

Шварценберг – Богарне. Зегже, 29 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. Documents annexés. P. 474–476. Текст этого письма без указания места и даты привел герцог Георгий Лейхтенбергский, неверно предположив, что письмо может относиться к 26 или 27 января ([Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. С. 49–53).

(обратно)

1323

См. проект секретной конвенции, составленный в Вилленберге, где располагались Главная квартира Александра I и Главная квартира Кутузова: М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 132–133.

(обратно)

1324

Кутузов – Шварценбергу. В главной квартире, 16/28 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. Documents annexés. P. 476. Днем ранее, 27 января, Кутузов получил донесение от командующего авангардом И. В. Васильчикова, в котором тот сообщил о переговорах со Шварценбергом на предмет оставления австрийскими войсками Белостока. При этом австрийский фельдмаршал выразил надежду на заключение перемирия с русскими (М. И. Кутузов: Сборник документов. Т. 5. С. 7, примеч. 1).

(обратно)

1325

Шварценберг – Кутузову. Главная квартира, Зегже, 30 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. Documents annexés. P. 477.

(обратно)

1326

Privat Journal vom Oberst van de Lort // KA. AFA 1812. Karton 1518. XIII.

(обратно)

1327

Текст конвенции см.: Мартенс Ф. Ф. Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россией и иностранными державами. СПб., 1885. Т. 3. С. 89–91.

(обратно)

1328

Шварценберг – Рейнье. Зегже, 30 января 1813 г. // [Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. С. 61–62. Очевидно, что опасения Шварценберга были вполне оправданными (см., например: Префект Плоцка – Шварценбергу. Плоцк, 29 января 1813 г. // Там же. С. 62–63). Но совершенно очевидно и другое. Как справедливо писал Л. А. Тьер, Шварценберг «принимал в своей штаб-квартире русских офицеров; встречал их любезностями под предлогом того, что не может от них уклониться; допускал разговоры о перемирии и говорил о нем сам, не предавая Наполеона, которому был обязан маршальским жезлом, но стараясь уберечь свою армию и подготовиться к перемене политики Венского кабинета, которую он предвидел» (Тьер Л. А. История Консульства и Империи. Империя. М., 2014. Т. 3. С. 801).

(обратно)

1329

Рейнье – Богарне. Варшава, 31 января 1813 г. // [Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. С. 60–61.

(обратно)

1330

Шварценберг – Богарне. Зегже, 31 января 1813 г. // [Георгий Лейхтенбергский] Принц Евгений-Наполеон Богарне во главе Великой армии. С. 63–64.

(обратно)

1331

За 30 января выявлено только письмо вице-короля Италии, отправленное супруге. В нем Богарне сообщал о получении вечером 29-го письма от Наполеона, в котором тот подтверждал назначение принца Эжена главнокомандующим Великой армией (Богарне – жене. Позен, 30 января 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 289).

(обратно)

1332

О составе, передвижениях и действиях 31-й пехотной дивизии (Лагранжа) численностью 7 тыс. человек и 32-й пехотной дивизии (Гренье) численностью более чем 20 тыс. человек см.: Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. P. 20–26.

(обратно)

1333

Ныне Дзялдово (Республика Польша). – Примеч. ред.

(обратно)

1334

Обходным. От «obliquus» (лат.). – Примеч. ред.

(обратно)

1335

Богарне – Наполеону. Позен, 31 января 1813 г. (1) // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 293–295.

(обратно)

1336

Богарне – Наполеону. Позен, 31 января 1813 г. (2) // Ibid. P. 295–303. Ф. Ребуль дал подробный обзор тех сил и средств, которыми Богарне мог располагать ко времени принятия командования над осколками Великой армии. В целом, без учета гарнизонов отдельных объектов, корпусов Шварценберга и Рейнье, а также V корпуса, отправленного на реорганизацию, вице-король располагал 14 тыс. человек пехоты и примерно 1500 кавалеристами. Не менее удручающей была картина в отношении артиллерии: не считая 7 орудий, с которыми I корпус прибыл на Одер, Богарне располагал 27 орудиями (Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. P. 9–17). Ф. Ребуль описал и те действия, которые Богарне предпринял для приведения оставшихся войск хотя бы в какой-то относительный порядок (Ibid. P. 17–20).

В первых числах февраля, принимая в расчет прибывшие подкрепления (главным образом, 31-ю и 35-ю дивизии), Богарне имел в первой линии примерно 15 тыс. человек, формировавших своего рода обсервационный корпус. Впереди него были войска Австрийского и VII корпусов. В тылу, в нескольких днях пути, располагались главные силы – корпус, называемый авангардным, в составе трех дивизий численностью в 737 офицеров и 28 392 солдата (Ibid. P. 28).

(обратно)

1337

Джифленга – Богарне. Варшава, 31 января 1813 г. // AN. AF IV. 1651; Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. Documents annexés. P. 477–479.

(обратно)

1338

См.: Богарне – Наполеону. Позен, 1 февраля 1813 г. // [Du Casse A.] Mémoires et correspondance… T. 8. P. 304.

(обратно)

1339

Богарне – Шварценбергу. Позен, 31 января 1813 г. // Reboul F. Campagne de 1813. T. 2. Documents annexés. P. 479.

(обратно)

1340

О капитуляции Пиллау подробнее см.: Сапожников А. И. Действия донских казачьих полков в Старой Пруссии в 1812–1813 гг.: От Кёнигсберга до Данцига // Военная история России XIX–XX вв.: Материалы XII международной военно-исторической конференции. СПб., 2019. С. 31–34.

(обратно)

1341

Замок, руины которого ныне находятся близ г. Мамоново (Калининградская обл.). – Примеч. ред.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава 1 Последние дни великой армии в России (5–13 декабря 1812 г.)

Глава 2 От Ковно до Кёнигсберга (14–19 декабря 1812 г.)

Глава 3 Кёнигсберг: время последних надежд (20–31 декабря 1812 г.)

Глава 4 Трагедия Х корпуса (декабрь 1812 г.)

Глава 5 Австрийский вспомогательный корпус и VII (Саксонский) корпус (декабрь 1812 г.)

Глава 6 Завершение «Эпохи Мюрата» (1–16 января 1813 г.)

Глава 7 Э. Богарне во главе армии (17–31 января 1813 г.)

Заключение

Иллюстрации