– То есть вас беспокоят сны, а не что-нибудь из реальной жизни? – переспросил доктор, продолжая внимательно изучать медицинскую карту Полины.

– Дело ведь не только в снах, – возразила девушка. – Вернее, не столько в чудовищных декорациях, среди которых происходят события, сколько в постоянстве одного и того же мотива. Так не должно быть, чтобы информация почти слово в слово звучала при разных обстоятельствах. Что бы ни снилось, в любом случае появляется моя покойная бабушка – царство ей небесное – и говорит о том, что Вадима нужно спасти.

– Угу, угу, – промычал доктор, поправляя очки в тонкой золотой оправе. Его маленькая тощая фигура с непропорционально большой головой терялась за массивным столом, за которым, наверное, ещё ЧК выписывала ордера́ на аресты. Он был похож на хоббита. Бессмысленно, будто самому себе, улыбался и, казалось, смущался от глупых предположений пациента, потому что щёки его покрывал румянец. – А Вадим, получается, ваш муж. Тоже покойный.

– Да. – Полина уже устала вкладывать в свои слова ту серьёзность, которую доктор должен был принять во внимание, но почему-то, если судить по его блаженно-отстранённому виду, не принимал.

Может, конечно, все психиатры выглядят так? Может, специально ради таких как Полина им преподают на курсах актёрское мастерство? Профессиональная, так сказать, выдержка. Она терялась в догадках.

Подумав ещё немного, она продолжила:

– Доктор, вы постоянно спрашиваете меня об одном и том же. Я как-то не ясно выражаюсь?

Мужчина первый раз внимательно на неё посмотрел. Улыбка спа́ла с его лица.

– Я всё прекрасно понимаю, – спокойным тоном сказал он. – Вам в течение года почти каждую ночь снится покойная бабушка, которая призывает вас спасти покойного мужа. Это вас сильно тревожит, всё валится у вас из рук, и вы не знаете, что со всем этим делать. Так?

– Так. – Полина пожалела о своём упрёке и опустила глаза, не выдержав взгляда мужчины.

– Я смотрю, – доктор снова уткнулся в карту, – после аварии у вас до сих пор до конца не восстановилась память. Вы так и не вспомнили всех подробностей происшествия?

– Я помню всё с того момента, как села в машину, и до того, как мы на полном ходу неслись по направлению к дорожному знаку.

– А до того, как сели в машину?

– Всё помню. Кроме нескольких дней. Словно их вы́резали. Может быть, неделю. Я не помню, куда мы ехали и зачем. А очнулась я только в больнице. Сначала, правда, и имени своего не могла вспомнить. Но постепенно всё восстановилось. Кроме вот этого пятна.

– А бабушка ваша когда умерла?

– Два года назад.

– И до этого вам никогда не снилась?

– Очень редко. Во всяком случае, ничего подобного она мне не говорила. Я вообще сны плохо всегда запоминала. До той аварии. Теперь в память врезается каждая мелочь.

– И когда этот разговор о муже состоялся впервые?

– В первую же ночь после возвращения из больницы.

– Раньше у психиатра не наблюдались?

Полина почти поверила, что доктор всерьёз задумался о её проблеме, но, услышав этот вопрос, снова расстроилась. Ну понятно. Сейчас начнёт гнуть свою психиатрическую линию, подозревая её в каком-нибудь навязчивом состоянии.

– Нет, – сквозь зубы процедила она. – Слушайте, доктор. Если вы не можете сказать ничего существенного по поводу моих снов, то я, наверное, обращусь к психотерапевту.

Мужчина снова внимательно на неё посмотрел:

– Это уж как пожелаете. Я, разумеется, не специалист по снам. Но о том, что все герои наших снов являются, так или иначе, воплощением нашего собственного «я», вам скажет и любой психолог, будь он хоть психиатром, хоть психотерапевтом. Ваше подсознание апеллирует к вам же, через образы намекая на то, что вы каким-то образом причастны к причинам, которые привели в итоге к трагическому исходу. Простите за многословность. Если другими словами, вы подсознательно чувствуете вину за случившееся. В психологии это называется иррациональным чувством вины. Вы, конечно, можете сходить к психотерапевту, я даже одного такого хорошо знаю, – доктор ткнул пальцем себе в грудь. – После своей законной смены в государственной поликлинике он ещё часа три занимается в кабинете через дорогу с такими, как вы. Вы с ним можете провести несколько часов в милых беседах, за которые заплатите приличную сумму. Но уверяю вас, он скажет вам то же самое, только растянет это во времени и пространстве. Станет отговаривать вас от таблеток, пугая синдромом отмены и возвращением старых болячек после завершения полного курса. Может быть, даже пустится в ассоциации, сравнит состояние вашего ума с капающим краном, перед которым вы хотите поставить при помощи лекарств ширму. Ведь кран не перестанет капать из-за того, что вы его какое-то время не будете видеть? Вы пока вот сядьте за компьютер, пройдите тест. Теперь эта практика вошла у нас в моду. Заодно и поуспокоитесь. А я в это время подумаю, чем вам помочь.

Надо сказать, что этот спич произвёл на Полину должное впечатление. А не так-то и прост этот доктор, как в начале ей могло показаться. Дело своё знает. Чувствовался в нём немаленький опыт, а за хоббитской внешностью – железный характер, не терпящий дилетантских предположений.

Полина уселась за компьютер и открыла тесты. Но на первом же из вопросов споткнулась: «Когда вы собираетесь в праздники за семейным столом, ваши родственники вас обсуждают? – да; нет». Дикость какая. Почём же ей знать? Может, и обсуждают. Вернее, раньше обсуждали. После смерти бабушки и супруга она никаких банкетов дома не устраивала, кроме поминального на сороковой день. Но на поминках, как и положено, говорили только о покойном и только хорошее. И её в гости никто с тех пор не приглашал. Родителей мужа она никогда до похорон не видела. Вадим не общался с ними с самого института, когда отец выставил его из дома за то, что тот выбрал профессию журналиста, а не хирурга, как до этого делали все из их династии по мужской линии. Завязывать новые отношения с этими людьми Полина не захотела. А к своим собственным родителям она забега́ла раз в неделю и лишь на минутку, потому что терпеть не могла, когда родные начинали её жалеть. Полина отметила в тесте «нет» и прочитала следующий вопрос: «Какой жанр литературы вам ближе – фантастика или детективы?» Нужно выбрать что-то одно. Нда… Ни тем, ни другим она никогда не интересовалась. Последней прочитанной до конца книжкой была два года назад «Альпийский сад и рокарий» Згурской. Это было необходимо по работе. Хрень собачья – все эти тесты. И Полина все последующие ответы стала отмечать наугад, даже не вдумываясь в вопросы. Это занятие её вовсе не успокоило, а, напротив, ещё больше вывело из, казалось бы, нащупанного с таким трудом равновесия.

– Я всё, – сказала она.

– Быстро вы, – заметил доктор и посмотрел на монитор своего компьютера.

Улыбка снова нарисовалась на его лице.

– Хм, – он покачал головой. – Знаете, вы очень независимый, самолюбивый и эгоистичный человек. Простите уж за такой комплимент. Но к этому выводу пришёл наш компьютер. Если вам, конечно, интересно.

Полина промолчала.

– Я подобрал для вас курс лечения. На ближайшие две недели. Потом посмотрим. Таблетки пить в строгом порядке по инструкции, минута в минуту. Иначе положительного эффекта не ждите.

– А он возможен? Этот эффект.

– Вы полагаете, что фармацевты напрасно едят свой хлеб?

– Да нет. Ничего такого не полагаю. Спасибо, доктор.

– И да, – добавил мужчина. – В моей истории с капающим краном всё же есть некоторая доля правды. Имейте это в виду.

Полина взяла рецепт, попыталась что-нибудь в нём разобрать, но не смогла. Почерк у психиатра был точно таким же, как и у всех докторов, с которыми ей приходилось встречаться раньше. Она убрала бумажку в кошелёк и направилась к выходу.

– И вот что я вам скажу, – остановил её доктор. – Подобрее надо быть к людям, девушка. Подобрее.

Полина в задумчивости брела по неубранным с утра тротуарам. Ночью, прямо посреди мая, неожиданно навалило снега, который к утру усиленно начал таять. Снежная каша, усеянная тонкими пластинками блестящего на солнце льда, превращалась под каблуками в скользкую банановую кожуру, так что девушка чудом удерживалась на ногах и издали походила на неопытного канатоходца, который вместо балансира использовал свою сумку. Александр Дюма как-то написал в одном из своих романов, что у пьяных, как и у влюблённых, есть свой ангел-хранитель. Возможно, такой же ангел имеется и у разочаровавшихся в жизни и оберегает отчаявшихся тем сильнее, чем меньше они хотят жить. А Полина была не просто разочарована. Она была раздавлена. Сначала раздавлена смертью бабушки, которую всем сердцем любила и у которой провела в деревне всё своё детство; а потом на ней потоптался ещё и муж, отправив её в больницу и не дав тем самым даже проводить его в последний путь. Она помнила супруга только живым. И теперь вот сразу, без комментариев и переходов, – в колумбарии в виде горшка. Полину выкинуло при столкновении с дорожным знаком из автомобиля. Рабочие установили его на совесть. Ремень безопасности оказался брачным, вырвался из замка, и если бы не это, то она сгорела бы заживо вместе с мужем. От супруга остался один большой уголёк, очертаниями смутно напоминающий человека. Решили довести начатое огнём до конца, кремировали, высыпали часть пепла в чёрную вазу с херувимчиками, пухлыми ручками придерживающими крышку, и замуровали под пуленепробиваемое стекло в колумбарий. Вадик, Вадик… Как же могло такое случиться? Почему? За какие такие грехи? Это было несправедливо. Их жизнь только-только стала налаживаться: Вадим устроился редактором в очень популярный журнал, а ей предложили должность главного ландшафтного дизайнера в довольно перспективном проекте. Первые лучики света проникли в их жизнь, и они поверили в скорые перемены к лучшему, даже всерьёз задумались о ребёнке… И тут опять ночь и тьма. Кто-то всесильный выключил восходящее солнце.

А потом все эти сны. Почти каждую ночь. Кто бы в самом начале ни снился, он непременно превращался в её бабушку и твердил одно и то же: «Вадиму угрожает опасность. Ты должна ему помочь. Помочь! Слышишь? Помочь. Помочь». Это так ужасно. Зачем бабушка пугает её?! Ведь она её так любила. Конечно, ни к какому психотерапевту Полина идти не собиралась. Сама понимала, что это только усугубит её наваждение, потому что вместо того, чтобы забыть, ей пришлось бы раз за разом теребить свою рану, открываясь перед совершенно чужим человеком. Хотя, если высказаться до конца, до самого донышка, то оно, может, станет и легче. Но она боялась, что результат с большой долей вероятности будет прямо противоположным. И к психиатру Полина пошла именно за таблетками, чтобы миновать стадию откровений. Без рецепта в аптеке их не купить, а никакие новомодные успокоительные, бывшие в свободном доступе, ей ни капли не помогали. Она даже выписывала через почту экстракт мухомора. Эффект нулевой. Только засыпа́лось полегче, и днём она была похожа на зомби, так что работа в многообещающем проекте висела на волоске. Хорошо, что заказчик и хозяин усадьбы Олег Семёнович, на чьей территории должен был раскинуться в будущем сказочный сад, был к Полине избыточно терпелив и добр. Даже забрезжила в её голове мысль о том, что уж не влюбился ли в неё этот сорокалетний импозантный мужчина? Забрезжила и утонула в новых ночных кошмарах. И эта яма становилась всё глубже, а неподвластные её воле видения делались всё страшнее.

Вот взять хотя бы вчерашнее наваждение… Будто бегает она, голая, по ночному городу в поисках своего дома. Повсюду гуляют люди, и она вынуждена пробираться по тёмным задворкам, прячась за деревьями и кустами, чтобы никому не попасться на глаза в таком виде. Наконец она находит свой дом, вбегает в подъезд, шлёпает босыми ногами по холодным ступенькам. И, поднимаясь всё выше и выше по этажам, перестаёт узнавать свой подъезд. И стены вроде другого цвета, и номера квартир не те, которые должны быть. Не бывает таких квартир: 2033, 2034, 2035. Это каким же длинным должен быть дом? Но вот, кажется, и её дверь – 68. Она шарит по телу руками, понимает, что на голых бёдрах не бывает карманов. В надежде поворачивает ручку на двери – и дверь открывается. На неё накатывает волна тепла. Она слышит голоса, раздающиеся из глубины квартиры, – мужской и женский. Это Вадим с кем-то разговаривает. Но что за женщина ещё у них дома? Полина начинает переживать. Осторожно пробирается в комнату – и волосы встают дыбом у неё на голове. Эта женщина – она сама! Они обсуждают с мужем развод. Тот упрекает её в том, что она его разлюбила, говорит, что устал от её холодности и вечно недовольного вида. Полина-близнец оправдывается, плачет, уверяет, что любит супруга не меньше, чем в медовый месяц, который они провели на Кипре. И они словно не замечают её, настоящую Полину. Вадим машет в отчаянии рукой и удаляется в спальню. Близнец в бессилии садится в кресло и склоняет голову на колени, обхватив затылок руками. И вздрагивает от беззвучных рыданий. И в тот же миг из спальни выходит бабушка. Похоже, что она единственная из всех видит настоящую Полину, смотрит на неё хмуро и пристально. Направляется прямиком к ней. Останавливается от неё в метре, грозит пальцем и беспрестанно повторяет одно и то же: «Почему ты такая невнимательная? Я же воспитывала тебя другой. Посмотри, что ты с ним сделала. Иди скорее. Ему нужна твоя помощь. Твоя помощь. Твоя помощь». И Полина оседает на мягкий ковёр, который начинает загораться с краёв. Пламя становится всё сильнее, окружает её со всех сторон. Бабушка тоже полыхает огнём, но продолжает грозить пальцем, не чувствуя смертельного жара. И Полина просыпается, вся дрожащая и в холодном поту.

Что ещё можно было бы предпринять после такого? А это всего лишь один сон из сотни похожих. Она не придумала ничего лучше, чем пойти к психиатру.

Зайдя в ближайшую аптеку, Полина протянула продавцу рецепт. Та внимательно его изучила. Потом с видимым любопытством посмотрела на Полину и сказала:

– Сонапакс и Миртел только на заказ. В наличии не бывает.

– А не подскажете, для чего эти таблетки? – поинтересовалась Полина. – Если простыми словами.

– Сонапакс – нейролептик, такое антипсихотическое средство. Оказывает седативный эффект. А вам лечащий врач не объяснил?

– Нет.

– Его часто назначают шизофреникам, – зачем-то добавила продавец.

– Господи, – невольно прошептала Полина.

– Ну а Миртел в основном действует как антидепрессант. В общем, у вас тут убойный списочек. Так что? Будем заказывать?

– Конечно. Давайте оформим.

***

Егор Сергеевич Черепанов решил создать своё детективное агентство четыре года назад после того, как до него дошли слухи о том, что начальство планирует сократить штат следователей. Дела́ стали раскрываться на редкость быстро, хотя количество их и возрастало. Больше всех преуспевали в этом молодые кадры, особо не проявляющие стремления копаться в нюансах расследуемых преступлений. Первая очевидная мысль, как утверждали они, как правило, оказывается и самой верной. Где их этому учили, Егор Сергеевич даже не представлял. В таком направлении молодые лейтенанты, даже лицами похожие друг на друга, всегда и двигались в своих незамысловатых делах, не заботясь о несостыкующихся деталях и сомнительных мотивах, но при этом повышая столь необходимую статистику раскрываемости. Егор Сергеевич для новых веяний оказался чужеродным элементом. Старая школа, детские мечты о справедливом возмездии, профессиональный подход к работе. Это было уже никому не нужно. Балом теперь правили бумажки, отчёты, звонки и указания сверху и полное безразличие к свидетелям и обвиняемым, зачастую в итоге меняющимися местами.

Егор Сергеевич, в общем-то, и стар ещё вовсе не был. Сорок шесть лет для следователя – это тот возраст, когда уже многое начинаешь понимать в людях и всё меньше копаешься в своей жизни. Азарт превращается в насущную необходимость просто работать, и времени на анализ и въедливое изучение деталей становится больше. Даже чересчур много. Тем более, что семьёй Черепанов обременён не был – жена ушла от него ещё в первый год их совместной жизни, объяснив свой поступок тем, что не предполагала она, наивная, что жизнь со следователем – это полное хлопот по хозяйству одиночество, которое можно разделить вечерами лишь с кошкой. На фоне безмозглых, но прытких молокососов Егор Сергеевич смотрелся, как черепаха среди пираний. И сомнений в том, что первым жребий отставки выпадет именно на него, у Черепанова не возникало. Это было бы слишком болезненно. Он был самолюбив, но не в силу испорченного характера, а по причине того, что хорошо знал себе цену. И первый шаг он решил сделать на опережение – подал рапорт на увольнение по собственному желанию и, не услышав на это никаких возражений, с гордым видом сел в свой старый тёмно-синий «мустанг» семьдесят четвёртого года, хлопнул дверью и больше никогда не появлялся в отделе в качестве штатного сотрудника.

Мысль об открытии собственного агентства поначалу показалась ему смешной. Ну какое ещё агентство? Это он сериалов насмотрелся заграничных или перечитал Конан Дойла или Агату Кристи. Но постепенно мнение своё изменил. Поспрашивал у знакомых о юридической стороне вопроса, с бухгалтерами переговорил по поводу экономической составляющей. И всё в итоге оказалось не так сложно. Кроме этого, с удивлением он узнал, что таких агентств у них в области аж семь штук. Главная проблема состояла в том, чтобы найти клиентов. Надлежало изучить рынок, провести аккуратную рекламную кампанию – и желающие найдутся. Так он и сделал. Целый год потратил на изучение той поляны, которую предстояло делить с конкурентами. Нанял бухгалтера – молодую девушку двадцати трёх лет. Она же, как водится в таких делах, стала и его секретаршей, разделяя с Егором Сергеевичем небольшое, арендованное на улице Громобоя, помещение. Для пущей солидности, необходимой в его теперешнем положении, Егор Сергеевич возвёл между собой и Линой (так звали секретаршу) перегородку и снабдил её дверью с бронзовой табличкой: «Частный детектив Черепанов Е. С.».

Его первым делом месяц спустя после открытия стало дело «О трёх гусях», которое только поначалу казалось смешным, а в конечном итоге сделало его агентство на какое-то время довольно популярным среди респектабельных людей и ищущих громких событий журналистов.

В одном элитном посёлке жили некто Антон (главный инженер в какой-то строительной кампании) с женой Виолеттой (домохозяйкой). И были у них гуси в количестве трёх голов. Упитанные такие гуси, как и сам хозяин особнячка, весьма скромного на фоне окружавших его построек. Гусей этих никогда не предполагалось использовать по привычному для большинства назначению – фаршировать их яблоками никто не собирался. Они служили, если можно так выразиться, в декоративных целях, как бы приближая Антона и Виолетту к простому народу. К тому же супруга искренне была к ним привязана, поскольку ни собак, ни кошек в доме держать не имелось возможности из-за устойчивой к ним у женщины аллергии. И вот эти самые гуси однажды пропали. Как в воду канули. Горькими слезами заливалась бедная Виолетта, и ничто не могло умерить её печали. Антон подозревал в похищении своих соседей – молодую чету, на чью территорию повадились заходить гуси. Те сильно ругались на такое поведение птиц, поскольку их ухоженные газоны и садовые дорожки беспрестанно покрывались продуктами гусиной жизнедеятельности. Антон настолько был уверен в своих подозрениях, что вот прямо с обвинений и начал свою речь, когда переступил порог детективного агентства Черепанова Е. С. Полиция, само собой, такой ерундой заниматься не стала, посоветовав Антону полюбовно решить вопрос со своим соседом. Да и для Егора Сергеевича дело это предстало какой-то издёвкой. Но оно было первым и пока единственным за месяц. Настали сроки платить за аренду, и секретарша Лина не могла работать бесплатно. Пришлось взяться. Прежде всего Егор Сергеевич поговорил с соседом Георгием, оказавшимся директором пробирной палаты. Короткой беседы хватило для того, чтобы Черепанов убедился в непричастности подозреваемого к исчезновению гусей. С супругой его поговорить не получилось, поскольку та отбыла в Турцию по работе. Как выяснил Егор Сергеевич, трудилась она на дипломатической ниве на должности приглашённого переводчика. В её задачи входило присутствие при заключении некоторых торговых сделок. На следующий день Черепанов собрал местных ребятишек, знающих все тайные закутки посёлка, и вместе с ними отправился прочёсывать близлежащую местность, надеясь обнаружить гусей заплутавшими и не спешащими возвращаться домой. Эти поиски дали неожиданный результат. Гуси отыскались в километре от дома своих хозяев, в канаве, присыпанные ветками и со вспоротыми животами. Совершенно очевидно, их не хотели употреблять в пищу, да и убивать из какой-нибудь мести или от маниакального порыва жестокости тоже не собирались. Во втором случае птицам можно было просто свернуть шею. Тут пригодился Егору Сергеевичу самый не очевидный его навык – страсть к чтению детективов. Он вспомнил рассказ Конан Дойла «Голубой карбункул». Параллели напрашивались сами собой. Распотрошённые животы указывали на то, что в птичьих кишках кто-то копался с конкретной целью. А что можно найти в кишках? Только то, что птица съела или… проглотила случайно. Например, какую-то очень ценную вещь. Причастность соседа к деятельности пробирной палаты как бы намекала на драгоценность. Но Георгий точно не мог быть похитителем и убийцей – Черепанов был уверен в этом железобетонно. Следовало тогда покопать в сторону его немногословной супруги. Когда та вернулась из очередной командировки в Турцию, Егор Сергеевич смог поговорить и с ней. Личность Марины (так её звали) показалась детективу довольно мутной, хотя добиться от неё каких-то невольных признаний он всё же не смог. Но перед следующей её поездкой в Турцию Черепанов рискнул установить ей на машине маячок. Действие совершенно незаконное и при официальном расследовании способное привести к очень плачевным для следователя последствиям. Но теперь Черепанов вёл дело не как номенклатурный следователь и как бы не совсем официально, так что вольность такую себе рискнул позволить. И это принесло много полезной информации и позволило выстроить предварительную версию. Батарейка в маячке села чуть раньше, чем Марина успела вернуться, но и той части маршрута, которую отследил Черепанов, вполне хватило, чтобы направить мысль в правильном направлении. К примеру, скажем, Марина закупается дешёвой ювелиркой в каких-то точках, а потом на своей машине, переправляясь паромом из Трабзона в Сочи, доставляет свой багаж через зелёный коридор таможни в Россию. Её супруг, разумеется, тоже должен быть в деле. Сама должность его об этом просто кричит. Но для этого на таможне в любом случае нужно обзавестись своим человеком, который станет закрывать глаза на незадекларированные предметы. А отследить во всех подробностях такую схему Егору Сергеевичу было, разумеется, не по силам. Не тот ещё был у него масштаб. Поэтому пришлось обратиться в ФТС, в управление по борьбе с контрабандой, и полностью передать всю накопленную информацию. Ребята из тамошнего отдела взялись за работу с энтузиазмом, соорудили собственную легенду о применении маячка и быстро раскрутили всю цепочку поставок. Даже не стали присваивать себе целиком успех операции, а намекнули журналистам на участие в ней некого частного детектива (не упоминая, само собой, некоторые не вяжущиеся с законом подробности). Ушлые репортёры быстро вычислили таинственного сыщика и сделали Егору Сергеевичу подарок в виде бесплатной рекламы. И тут уместно задать вопрос – а какое отношение имеют ко всему этому гуси? Нелепое стечение обстоятельств. Марина, привыкшая по возвращению из командировок первые несколько дней форсить в привезённых ею сокровищах, однажды обронила очень дорогое колечко, усеянное бриллиантами. Для её пальчика оно оказалось слегка великовато и просто слетело в траву на лужайке, когда она махала руками, прогоняя соседских гусей. Одному из гусей украшение, судя по всему, тоже понравилось. Возможно, это была даже гусыня – теперь поди разбери. Проглотила она это колечко, победно сверкнула на Марину глазами и убежала домой. А через день его нужно было пробировать и передавать заказчику. Марина решила провернуть свою операцию по изъятию украденного сокровища в тайне от мужа, иначе пришлось бы выслушать ей многочасовую лекцию о безответственности и о вреде болезненного влечения к роскоши. Наняла она молодчиков из другого района, и те за умеренную плату сделали всё, как она просила. Колечко было изъято. Муж ничего не узнал. Лекция отменялась.

Вот с такого странного случая и началась славная история новоиспечённого детектива.

***

– Этот шкаф, пожалуйста, несите в ту комнату, – почти кричала Полина, обращаясь к двум здоровенным мужчинам, которые потащили шкаф не в том направлении. – Володь. Тебя ведь Володя зовут?

– Володя, – вытирая со лба пот, отозвался один из них. – Полина Андреевна, он же в проём не влезет.

– Да? – Полина задумалась, мысленно соизмеряя ширину дверного проёма и габариты шкафа. – Пожалуй, ты прав. Жаль. Оставьте тогда здесь.

После неестественно долгой недели, в течение которой она принимала назначенные доктором лекарства, ей стало полегче. Днём она чувствовала себя перевозбуждённой, и работа в поместье Олега Семёновича закипела с невиданной до того силой. Первоначальную идею дизайна садовой части участка Полина полностью изменила. Рабочие не успевали следить за её мыслью. Даже Олег Семёнович, безуспешно попытавшийся ещё пару раз её закадрить, как-то сник, словно испугался исходящей от неё энергетики. Но ощущение того, что он не оставит свои попытки и дождётся нужного часа, не покидали Полину. Со своей стороны она тоже побаивалась его, не понимая, что такого особенного Олег Семёнович в ней нашёл. С его состоянием можно было склеить кого-то и помоложе и постройней фигурой. Не то чтобы она комплексовала по поводу своего тела, но подходила к оценке внешности реалистично – и грудь у неё маловата, и бёдра не так широки, как предпочитают мужчины.

Бабушка не снилась Полине уже пять ночей. Будто обиделась на свою внучку, которая никак не могла внять её убедительным просьбам. Полина даже почувствовала себя виноватой, словно бессовестно выгнала бедную старушку из дома. Плохое забывается быстро. Полине теперь вообще ничего не снилось. В 21:00 она принимала последние две таблетки и через полчаса проваливалась в чёрную яму. И, просыпаясь, не чувствовала себя разбитой – энергия начинала закипать сразу же после приёма утренней дозы предписанных препаратов. Доктор, казалось, сотворил чудо. Для того, чтобы внешняя обстановка хоть как-то соответствовала её внутренним переменам, она затеяла в своей квартире перестановку. Такая банальная процедура, к которой многие прибегают после каких-нибудь потрясений, действует безотказно.

Володя, убедивший Полину в невозможности вынести шкаф из комнаты, задумчиво осмотрел пространство, прикидывая, как ещё можно его расположить, не возвращая на прежнее место. И тут его взгляд упал на нечто необычное, которое до этого скрывалось за шкафом в нижней части стены.

– Полина Андреевна, – сказал он, – вы это видели?

– Что? – Полина подошла к Володе и посмотрела на то место, куда указывал парень. – Ничего себе. Впервые вижу.

В стену был вмонтирован, судя по всему, сейф, о наличии которого девушка никогда не знала. Она присела на корточки и попыталась открыть дверцу. Та не поддавалась. Необходимо было ввести код на панели с простыми металлическими кнопками. Всё это казалось весьма странным. У мужа были от неё какие-то тайны? Она думала, что знает Вадима как саму себя. Она не помнила, чтобы тот хоть раз когда-то вёл себя подозрительно. Вадим вообще был человеком открытым, иногда даже чересчур. Предположить о наличии у него второй жизни, какой-то тайны, в которую он не мог посвятить Полину, было довольно трудно. Только если… Только если что-то непредвиденное, выбивающееся из логики их совместной жизни произошло в ту неделю, о которой Полина не смогла до сих пор ничего вспомнить.

Она попыталась ввести первые цифры, которые пришли ей на ум: день рождения Вадима, её собственный день рождения, дату их первого знакомства в день, когда неопытный журналист брал у неё интервью о начинающем набирать популярность ландшафтном дизайне; даже число, месяц и год покупки этой квартиры… Всё было напрасно.

– Володь, – обратилась она к парню. – А ты не знаешь человека, который мог бы открыть эту штуку?

– Да чего тут знать, – невозмутимо ответил парень. – Если вам не важна цельность конструкции, то можно применить грубую силу. Сейф не бронированный. Больше на муляж похож или на игрушку.

Полина окинула фигуру парня восхищённым взглядом. Слова мужчины о грубой силе слегка возбудили её. Такой, пожалуй, и руками вырвет эту железяку из стены.

– Да? – переспросила она. – Ты можешь? Мне не важна его цельность.

– Сейчас. – Володя сходил за монтировкой, ловко подцепил за край дверцу сейфа и с силой надавил на рычаг.

Дверца лязгнула и открылась.

– Как просто, – удивилась Полина. – Ты мастер, Володя.

Внутри лежала обычная коробка из-под обуви. Полина ожидала увидеть пачки долларовых купюр или, по крайней мере, пистолет. Но ничего, кроме коробки, не было. Вот смеху-то будет, если это окажутся простые ботинки. Полина достала коробку. Она оказалась неожиданно лёгкой. Оставив работников заниматься перестановкой, Полина удалилась к себе в спальню, на всякий случай закрыв за собой дверь. Села на кровать. Осторожно, с замирающим сердцем открыла коробку. То, что лежало внутри, совершенно её ошеломило: три тысячи евро, два билета на самолёт до Парижа, документ о страховании жизни Вадима и загранпаспорт с его фотографией, но на совершенно другое имя – в паспорте он значился как Фёдоров Константин Георгиевич. Вот так поворот! В билетах дата вылета значилась завтрашним числом. И что всё это могло бы значить? Шестерёнки со скоростью света закрутились в голове у Полины. Она ничего не знала ни о страховке, ни о предстоявшем покойному мужу рейсе. Тем более по поддельному паспорту. Это больше походило на бегство. Вадима кто-то преследовал? Кто? И почему? Впрочем, он ведь был журналист. Может, накопал какой-нибудь компромат на довольно влиятельную личность. Да ну… На Вадима это не похоже. Он никогда не писал статей на темы, связанные с коррупцией, с криминалом или какими-то подобными явлениями. В шутку он мог написать о заговоре мирового правительства. Но никакого же мирового правительство в природе не существует. Это только стёб для привлечения наивных подписчиков. Тем более он терпеть не мог политику. В этом смысле журналистом он был вполне себе заурядным, хоть и с хорошим, ёмким слогом и с умением интересно подать тему. Он просто строил карьеру, не выделяясь больше необходимого из толпы и пользуясь лишь теми инструментами, которые гарантировали ему полную безопасность. И финансовых проблем они тоже не испытывали, чтобы опуститься до аферы со мнимой смертью. По страховке выходило, что в случае преждевременной кончины Полина получила бы тридцать миллионов рублей. Не такая уж грандиозная сумма. Их квартира стоит куда дороже. Всё это походило бы на приготовленный заранее розыгрыш, если бы не две очевидные вещи: Вадим действительно погиб, и Полина не помнила ни секунды из тех пяти или семи дней, которые предшествовали аварии на безлюдной трассе. И тогда выходило, что бабушка в её снах, даже если, по словам доктора, она замещала собственное «я» Полины, была не болезненным наваждением, а прорывом парализованной части её воспоминаний. Гадать о предназначении содержимого коробки не было никакого смысла. Следовало просто воскресить память – и тогда всё встанет на свои места.

Всю последующую после странной находки неделю Полина опять ходила разбитой, несмотря на то, что продолжала глотать пилюли. Прежние кошмары снова вернулись. Бабушка негодовала и готова была побить свою некогда любимую внучку. На работе дела́ тоже разладились. Хозяин поместья возобновил свои настойчивые ухаживания. И Полина всё же сдалась на один вечер и на одну ночь, о которой на следующий же день предпочла забыть. И не то чтобы Олег Семёнович был с нею не деликатен, просто поведение его – странные вопросы и непонятные намёки на что-то такое, что их давно уже объединяет, – не укладывалось в голове у Полины с представлением о правильных отношениях. Возможно, здесь и имелось на что обратить особенное внимание, но Полине это было противно. Она посчитала, что с её теперешней реальностью это никак не связано. А реальность эту необходимо было направить в нужное русло.

Когда все таблетки закончились и тревожность Полины на фоне синдрома отмены усилилась вдвое, она посчитала, что ей необходим регрессолог. Ну, не то чтобы она сама пришла к этой мысли. Помогли ей в этом постоянно попадающиеся на столбах и на рекламных щитах объявления, которые встречались ей на пути с парковки до дома. Они проникали в её сознание постепенно, день за днём. И в конце концов свили в мозгах гнездо. Эта идея показалась ей очевидной. Другого способа восстановить утраченную часть памяти она не смогла придумать.

Свои услуги по регрессивному гипнозу оказывала некая Дарья Валентиновна Караваева, доктор медицинских наук, гарантирующая стопроцентные результаты.

Первый визит к ней Полины был чисто ознакомительным. Она поговорила с женщиной, объяснила ей суть проблемы, присмотрелась, подумала ещё немного – и согласилась на сеанс. И первое же погружение в своё собственное прошлое дало результаты. Правда, не такие, каких она ожидала. Надо заметить, что сам процесс погружения оказался довольно болезненной процедурой. Память короткими вспышками высвечивала какие-то обрывки, которые самой уже приходилось потом склеивать в логическую цепочку. Она видела, как ругается с Вадимом по поводу какой-то страшной истории, в которую тот влип, сам того не желая. Видела, как они планируют его фальшивую смерть. Как едут в машине, и как супруг неожиданно теряет сознание за рулём на скорости сто двадцать километров в час. Она открывает сумочку – перед глазами мелькает на секунду пустой шприц с застывшей капелькой на конце тонкой иглы. Сильный удар, короткий полёт и падение в апрельскую прохладу ночного поля… Потом ещё одна вспышка, совершенно неуместная во всём этом – будто Полина занимается сексом с Олегом Семёновичем в одной из спален его особняка. Тот злобно смеётся и уверяет её, что их план безупречен, что таким образом они убьют сразу двух зайцев. Убьют?! Каких ещё зайцев? Какого чёрта вообще нарисовался этот Олег Семёнович в её воспоминаниях? Это звено Полина решительно удалила, посчитав его просто случайным наложением недавних событий.

– А может быть так, – спросила Полина Дарью, – что детали прошлого ложно сплетаются с событиями из настоящего?

– Ложные воспоминания случаются, – сказала доктор. – Но на моей практике такого уже давно не бывало. Моя методика позволяет блокировать те участки мозга, которые участвуют в создании иллюзорных связей. Ваш ум как бы теряет способность фантазировать вообще. Чистая информация. Голые факты. Дневным сознанием эти факты бывает трудно связать. Если ложь и способна вклиниться в ваши мысли, то только уже после сеанса, когда вы сами пытаетесь достроить картину.

Звучало это из её уст убедительно. Но так ли это было на самом деле?

На втором сеансе история развернулась уже в другом направлении. Полина вспомнила, как пару раз подслушивала, когда Вадим разговаривал с кем-то по своему телефону. По тону было понятно, что на другом конце линии какая-то женщина. И очевидно, что с этой женщиной отношения у супруга были далеко не деловыми и не просто дружескими. Потом ещё один скандал, уже по поводу этой таинственной незнакомки. И снова смеющаяся физиономия Олега Семёновича. Полина старалась не рассказывать Дарье Валентиновне ничего лишнего из своих обрывков. Да та особенно и не настаивала на этом, удовлетворяясь тем, что процесс воспоминания ей удалось запустить. Однако от третьего сеанса Полину отговорила, сказав, что необходимости в этом больше нет. Постепенно память должна вернуться сама по себе, без применения гипноза. Полина была не против. И понадеялась, что со временем сможет самостоятельно отделить семена от плевел. Возможно, она даже испугалась того, что ещё могла узнать о себе и о своей роли в случившейся с Вадимом трагедии.

Она ещё дня четыре так и сяк переставляла местами пазлы, пытаясь сложить картину. Полина не могла поверить в какие-то злые козни со своей стороны. Она всегда была человеком добрым, не способным ни на какую подлость. Скорее Полина сделала бы ставку на второй вариант событий, связанных каким-то образом с предполагаемой любовницей покойного мужа. Мысль эта была неприятной, но отводила подозрения от самой себя. И так её душевное состояние граничило уже с полным отчаянием. Да и думать о самой себе, как о постороннем человеке, было вдвойне неприятно. В один из вечеров, выпив лишний бокал спиртного, Полина сгребла в мешки все оставшиеся от Вадима вещи и безжалостно сожгла их на заброшенной уже целый год даче. И в само́м домике с прохудившейся в одном месте крышей отыскала всё, когда-то принадлежавшее Вадиму, вплоть до расчёски и до зубной щётки. Безотчётное желание наказать супруга задним числом за то, что он сотворил с её жизнью, оставив по себе одни лишь загадки, владело Полиной до трёх часов ночи, пока догорал костёр.

После этого бабушка снова перестала являться во снах. Синдром отмены прошёл. Полина взяла себя в руки исключительно собственным усилием воли. Работа закипела с новою силой. Только память целиком не спешила к ней возвращаться. Значит, регрессолог внушила ей напрасные ожидания? Полина сходила к ней ещё раз, надеясь уточнить сроки, в пределах которых воспоминания должны проявиться полностью. Но на месте Дарью Валентиновну Караваеву не обнаружила. Её бывший кабинет оказался пуст и сдавался в аренду, а её телефон, который Полина забила в память своего айфона, всё время был вне зоны доступа сети.

Теперь загадку предстояло решить без помощи магии. И Полина стала читать объявления с целью найти какого-нибудь частного детектива.

***

Посреди ночи Полину разбудил звонок на мобильный. Она посмотрела на часы – 2:30. Кто мог звонить ей в такое время? Номер незнакомый.

Она взяла трубку:

– Да.

На другом конце молчали. Был слышен только лёгкий шум, похожий на радиопомехи.

– Алло. Я слушаю. Говорите.

Шум ещё несколько секунд продолжался. Наконец мужской голос, искажённый до зловещего тембра, произнёс:

– Тридцать четыре.

– Что? Алло. Кто это? Что вам нужно?

Но больше сказано ничего не было. Связь оборвалась.

– Что за чёрт! – возмутилась Полина и бросила телефон на тумбочку.

По тёмной комнате, освещённой лишь тусклым табло часов, поплыли розовые круги. Голова закружилась. Полина встала и прошла на кухню, чтобы попить. Неприятный холодок волнами загулял по голой спине. Кто-то ошибся номером? Чья-то шутка? Бред. Да мало ли дураков на свете. Она попила воды прямо из-под крана, подставляя под холодную струю всё лицо. Когда выпрямилась, ледяные капли стекли с подбородка на грудь. Её затрясло. Обхватив себя руками за плечи, она снова вернулась в спальню и легла в постель.

С утра настроение её совершенно испортилось. Она с трудом заставила себя одеться и сесть за руль. И уже в дороге решила серьёзно поговорить с Олегом Семёновичем, чтобы поставить жирную точку в их никак не складывающихся отношениях. И с чего вдруг именно теперь – она толком не знала. Настроение просто такое – хочется ставить точки.

Олег Семёнович, как обычно, встретил Полину своим двусмысленным взглядом, которым обычно встречают нашкодивших детей, не знающих, что о их неблаговидном поступке уже всем всё известно.

– Олег, – с ходу начала Полина, – нам с тобой нужно серьёзно поговорить.

– Давно пора, – согласился мужчина. – Пойдём в дом.

– Не нужно. – Полине не хотелось уединяться с этим человеком. – Посидим в беседке.

– Хорошо. Посидим.

Они прошли по петляющей между кустов цветущего чубу́шника тропинке в увитую диким виноградом беседку. Эта часть сада, задуманная Полиной в романтическом итальянском стиле, была уже полностью готова. Такая атмосфера, пронизанная сладким ароматом чубушника и спире́и, совершенно не располагала для серьёзной беседы, предназначенная исключительно для признаний в вечной любви. Недалеко за раскидистой липой шумел миниатюрный искусственный водопад. Ещё не успели смолкнуть утренние серенады невидимых глазу птиц. Одинокая пчела деловито кружилась вокруг настороженного Олега Семёновича, внимательно изучая его на предмет нектара. И эту вот всю красоту Полине захотелось разбить вдребезги, заглушить рёвом бензопилы и стуком отбойного молотка.

– Так… – нахмурившись, сказала она, присев на витиеватую скамейку внутри беседки. – У меня, знаешь ли, с памятью не всё в порядке. Поэтому я могла что-то и упустить. И по этой причине спрошу прямо. Мы с тобой были знакомы до того, как я начала работать в этом саду?

– Что? – Олег Семёнович смотрел на девушку с искренним удивлением. – Я не понимаю тебя.

– Так да или нет? – не унималась Полина. – Это же простой вопрос. Были мы знакомы раньше или познакомились только здесь?

– Разумеется, только здесь, – ответил мужчина. – И что значит, у тебя не всё в порядке с памятью? Я не уловил смысла.

– Долго рассказывать. Последствия аварии.

– Вот как… Я не знал. Извини.

– Но не суть, – продолжила Полина. – Просто ты разговариваешь со мной так, будто знаешь обо мне что-то такое, чего я сама о себе не знаю.

– Упрёки твои, – заметил Олег Семёнович, – конечно, весьма странны́. И они, уверяю тебя, не имеют под собой никакой почвы. Я много знаю всякого, чего не известно тебе. Но непосредственно твоей жизни это не может причинить каких-нибудь неудобств. Напротив. Я о тебе забочусь и не хочу ничего от тебя скрывать. Если ты спросишь об этом. Впервые мы встретились с тобой только здесь. И у тебя нет причин в это не верить. Может, конечно, я временами и веду себя странно. Но… Ты бы видела себя сейчас. В таком решительном состоянии ты прекрасна.

– Ой, – воскликнула Полина и замахала руками. – Вот только не надо снова. Прекрати. Ты же понимаешь, что я не просто решила задать тебе вопрос. Я хотела сказать, что наши отношения пора прекратить. Всё. Точка. Амба. Баста. Я совершила ошибку. И я больше не хочу никаких продолжений. Через три дня моя работа в саду закончится – и мы с тобой больше никогда не увидимся.

– Полина, – жалобно простонал Олег, – прости. Я в том смысле это сказал, что веду себя странно, может быть, потому что, видя тебя такой, начинаю терять голову и нести всякую непонятную для тебя чушь. Поверь, в моих словах нет никакого подтекста. Я просто… Просто я люблю тебя, Полина. Вот и всё.

Полина опустила руки и уставилась в пол. В эту минуту ей захотелось проявить какую-нибудь наивысшую жестокость, раздавить Олега Семёновича, как таракана, пугающего своим бессмысленным бегом. Но вся эта напускная суровость, вся решительность, которая будоражила её с самого пробуждения, вдруг разом куда-то делась. Её разболтанная психика жила по своим законам, парализуя в самый неподходящий момент волю. И в ту секунду, когда она хотела было что-то ответить на невразумительное признание Олега, в голове её снова вспыхнуло яркое воспоминание. Будто она стоит на кухне в своей квартире с двумя бокалами, в которых пузырится шампанское. Рядом никого нет. Полина достаёт из кармана пакетик с каким-то белым порошком и ссыпает его в один из бокалов. Порошок шипит и быстро растворяется без следа. Она берёт бокалы и идёт в комнату, где на диване, раскинув руки на спинке, сидит Вадим. Он оборачивается и улыбается ей. Она чувствует на своём лице тоже что-то вроде улыбки, только довольно фальшивой и непослушной. Сердце учащённо бьётся в груди. Она думает о шампанском. Какой из них её? Левый? Правый? Лицо Вадима начинает дрожать, словно пытаясь поменять очертания. Полина перестаёт улыбаться, с тревогой смотрит на мужа и понимает, что это теперь не Вадим, а Олег Семёнович. И воспоминание исчезает.

Полина подняла глаза на настоящего Олега. Тот смотрел на неё с испуганным видом.

– С тобой всё хорошо? Бледная ты какая-то. Я тебя огорчил?

– Извини, – почти прошептала Полина. – Мне надо сейчас отлучиться по одному важному делу. Я вернусь часа через три, – и в ту же секунду почувствовала резкую боль в области подбородка.

– Ай! – громко вскрикнула она. – Вот сука.

Пчела, злобно жужжа, бросилась наутёк, скрывшись в белых ко́сах спире́и.

Полина вскочила и тоже кинулась прочь, держась рукой за лицо.

Важным делом оказалась насущная необходимость прямо сейчас, в сию же минуту, отправиться к детективу. Она звонила в агентство ещё вчера, и ей назначили на сегодняшний день, на 15:00. А сейчас было только десять утра. Но Полина больше не могла ждать. Этот новый проблеск из её прошлого требовал безотлагательных действий. Что за порошок сыпала она в бокал? И для кого этот бокал предназначался? Что это вообще был за день? Если тот, когда они чуть позже выехали на трассу, спеша в непонятном ей направлении с непонятной целью, то причиной обморока Вадима мог стать именно этот вот порошок. Но зачем? Для чего ей травить мужа, тем более находясь с ним в одной машине, несущейся по ночному шоссе на скорости больше ста? В этом не было никакого смысла. И Олег Семёнович, судя по его поведению при самом настоящем допросе, никаким боком тоже не имел к этому отношения. Да, ведёт он себя иногда странно. Но с каких пор это преступление? Вообще, мужчина, который сумел к середине своей жизни сколотить немаленький капитал, должен был бы по закону жанра проявлять совершенно другой уровень энергетики. Должен иметь, что называется, харизму. Иначе как бы ему удалось наладить все необходимые связи, без которых невозможно добиться того, чем Олег Семёнович обладал? Это никак не вязалось с его поведением. Ну, может быть, он в чём-нибудь гений? Полина до сих пор не знала, за счёт чего тот забрался на такую высоту. Не знала, какая область приносит ему такой доход. Для неё он был просто Олегом, у которого имелась роскошная усадьба и который не жалел на её обустройство денег. Он мог бы оказаться, к примеру, каким-нибудь местным Стивом Джобсом. У гениев всегда что-нибудь не так в сфере коммуникаций. Они все через одного фрики. Мало ли там может быть ещё каких закорючин. Надо было найти в интернете информацию о нём и узнать что к чему. Ей такая мысль в голову почему-то не приходила.

К одиннадцати Полина уже сидела на старом кожаном диванчике в комнате секретарши. Всё лицо её ломило от пчелиного укуса. Подбородок и щека распухли, и она прикрывалась рукой, боясь показаться секретарше бомжихой из подворотни. Но та внимания на этом не акцентировала. Сам Черепанов был занят пока с клиентом. Подходило время обеда. Возможно, поэтому, кроме Полины, никого больше из ожидающих не оказалось. Секретарша Лина не высказала по поводу преждевременного визита Полины никаких замечаний.

– Вы посидите немного, – спокойно предложила она. – Егор Сергеевич сейчас занят. Но как только освободится, то, наверное, сможет принять. Может быть, хотите чаю? Есть и кофе, если желаете.

– Нет, спасибо. Я просто подожду, – ответила Полина и впервые за сегодняшний день почувствовала приятное спокойствие.

Если бы не пульсирующая боль в подбородке, то от раздражения её вовсе не осталось бы и следа.

Лина с серьёзным видом корпела над какими-то документами, что-то записывала или вычёркивала в бумагах, осуждающе мотала головой, отчего её русые кудри весело подпрыгивали на хрупких плечах. Во всех её движениях не было ничего напускного. Она не хотела произвести на Полину впечатление или показаться безучастной к целому свету, чем грешили многие секретари, которых Полина на своём недолгом веку повидала.

В чуть приоткрытое окно залетел проворный воробей. Сделал по комнате пируэт и уселся на подоконник.

– Пончик, – встрепенулась Лина и улыбнулась, глядя на птичку. – Сейчас, малыш.

Она выдвинула ящик стола, достала оттуда небольшой пакетик с разносортным зерном, высыпала горстку себе на ладонь и протянула воробью. Тот ловким прыжком уселся ей на руку и стал клевать. Зрелище было умилительным. Полина на минуту даже забыла, по какой причине она вообще здесь оказалась. Всё вокруг сделалось вдруг родным и до боли знакомым.

Открывшаяся в кабинет Черепанова дверь снова привела её в чувства. Оттуда вышел мужчина средних лет в помятой толстовке и с видом вытащенной на берег рыбы. Судя по всему, что-то очень сильно его удивило и при этом расстроило. Он даже не попрощался. Наверное, даже и не заметил присутствия в приёмной людей.

Воробей, закончив свой завтрак, в отличие от посетителя, чирикнул на прощание и вылетел обратно на улицу. Лина отряхнула над урной ладонь, вытерла её салфеткой и, приоткрыв дверь в кабинет босса, тихим голосом сказала:

– Егор Сергеевич, тут к вам Полина Кудрявцева. Ей назначено на пятнадцать, но она просит принять прямо сейчас. Вы сможете?

– Пусть заходит, – послышался в ответ мужской голос, чуть хрипловатый, с нотками баса и усталости, как показалось Полине. Никакого раздражения или недовольства в нём не чувствовалось.

– Проходите, Полина Андреевна, – предложила Лина и снова села на своё рабочее место.

– Добрый день, – поздоровалась Полина, войдя в кабинет и прикрыв за собой дверь. – Извините, что я вот так, не в своё время. Наверное, отрываю вас от обеда.

– Ничего, ничего, – спокойно сказал мужчина. – Это всегда успеется. Вы присаживайтесь. Не против, если я закурю?

– Конечно. Мне нравится запах хорошего табака.

Детектив взял со стола массивную трубку, высыпал туда из цветастой пачки пригоршню крупно нарезанного табачного листа, чиркнул спичкой, сделал несколько коротких затяжек и с заметным наслаждением выпустил в направлении окна голубоватую струйку густого дыма.

– Надо приоткрыть, – спохватился он, отворил наполовину окно и сел в кресло напротив Полины.

Никакого стола, как в кабинетах у чиновников или докторов в больнице, в кабинете Черепанова не имелось. Вдоль одной из стен до самого потолка тянулся шкаф с книгами. В углу у противоположной стены красовался довольно большой аквариум с пёстрыми рыбками, которые в этот момент все приникли к стеклу и внимательно рассматривали Полину. Так, по крайней мере, ей показалось.

– Нынче, – сказал мужчина, – хороший табак найти сложно. Трубочный ещё туда-сюда. Потому на трубку и перешёл. А вовсе не из подражания, как многие думают, Холмсу. А что с вашим лицом?

Вопрос прозвучал неожиданно, так что Полина не нашла подходящего развёрнутого объяснения.

– Пчела, – просто сказала она.

– Де́ржите ульи? Или городские так распоясались?

– В саду. Медоносов там много, вот они и повадились.

– Понятно. Как вам аромат?

Полина с трудом переходила от одних смыслов вопросов к другим. Но это, как ни странно, очень быстро вправило ей мозги, и недавняя умиротворённость уступила место необходимой сейчас собранности.

– Довольно приятно, – ответила она.

– Кавендиш, – добавил Егор Семёнович. – Моя любимая смесь. Чувствуете чернослив?

– У вас здесь только камина не хватает, – заметила Полина, не зная что ещё ответить, поскольку никакого чернослива она не чувствовала. – Я, честно говоря, даже забыла, зачем пришла.

– Да, конечно. Простите. Давайте о вашем деле. Я вас внимательно слушаю.

И Полина рассказала обо всём, что случилось с ней за последнее время: об аварии, о потере части воспоминаний, которую она пыталась восстановить на сеансах у регрессолога, о странной находке в сейфе за шкафом, о беспочвенных своих подозрениях относительно Олега Семёновича. Умолчала только о бабушке, которая являлась в кошмарах с призывами спасти Вадима.

– И да, – добавила она, – сегодня ночью был какой-то странный звонок. Долго молчали, а потом сказали «тридцать четыре» и прервали связь.

Черепанов на минуту задумался. Потом, положив выкуренную трубку на подоконник, спросил:

– А с утра вам ничего нового не вспомнилось из тех забытых фрагментов прошлого?

– Вспомнилось. Будто я сыплю какой-то порошок в бокал с шампанским. Но для кого этот бокал – для меня или для Вадима, – не ясно. И вообще, подобные сцены кажутся мне нелепыми. Я не могла навредить своему мужу. Мне такое не свойственно по моей природе. Но что есть, то есть. И я хочу, чтобы вы разобрались со всем этим. Даже если… Даже если я окажусь каким-то образом причастной к той аварии – пусть так. Только мне нужны надёжные факты. Вы ведь можете их добыть?

– Я сделаю всё, что в моих силах, – спокойно сказал Егор Сергеевич. – А что по поводу этих воспоминаний… И этого звонка… Интересно. Здесь есть, откуда начать копать. Этот ваш регрессолог, Дарья, – тёмная лошадка. Во время гипноза она могла работать с вашим подсознанием не в том направлении, в каком вам хотелось.

– То есть?

– В медицинской практике это называется ПГВ, постгипнотическое внушение. Во время гипноза вам могут быть заданы любые установки будущего поведения. Вы не вспомните об этом после сеанса, пока не прозвучит некая кодовая фраза. В вашем случае этой фразой могло быть произнесённое в телефонной трубке «тридцать четыре», а установкой – ложное воспоминание, в определённое время должное появиться как бы само по себе.

– Вы так думаете?

– Всего лишь предположение. Если это так, то обязательно будут другие звонки и новые вспышки памяти. Вы уж, Полина Андреевна, поосторожнее теперь с телефоном. Всегда имейте в виду то, о чём я сказал, прежде чем ответить на незнакомый номер. А тот номерок, с которого вам сегодня звонили, вы мне, пожалуйста, продиктуйте. Я запишу и пробью по базе. Может, это даст какую-нибудь зацепку. В чём я, правда, весьма сомневаюсь. Сейчас использовать подставной номер – не проблема даже для дилетанта.

Егор Сергеевич достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнотик и записал продиктованный Полиной номер.

– На первое время информации достаточно, – заключил он. – Я свяжусь с вами, как только у меня появятся новости или какие-то к вам вопросы. Вы, в свою очередь, тоже звоните, если случится что-нибудь необычное или вспомните что-то такое, о чём я должен знать. Вот, возьмите визитку. Там все мои контакты. Если я не смогу ответить, говорите с Линой. Она в курсе всех дел, которые я веду.

Черепанов протянул Полине чёрную карточку с аскетичным, но довольно приятным дизайном, тиснёным на плотной бумаге.

– Хорошо, – кивнула она. – Спасибо. Извините ещё раз, что заняла время обеда.

– Ничего – улыбнулся Черепанов. – Лина учтёт это, когда вы будете обговаривать стоимость моих услуг. По этим вопросам всё к ней. И если что, – добавил детектив, слегка подмигнув, – это моя очередная неудачная шутка.

***

Первым делом Егор Сергеевич пробил номер регрессолога Дарьи. Зарегистрирован он был на Кашина Павла Николаевича 1949 года рождения, проживающего аж на Камчатке. Вернее… проживавшего. Его уже два года как не было в живых. Ничего другого Черепанов и не ожидал.

Используя старые связи, которые после открытия агентства Егор Семёнович старался исправно поддерживать, он поднял дело об автомобильной аварии на Комаровском шоссе. В этом ему не отказали, помня то, что он добровольно ушёл в отставку, сохранив тем самым для кого-то из молодых место. Могло получиться, что и не захотели бы опытного следака отправлять на пенсию по собственной инициативе. Кто знает. То дело закрыли быстро, списав катастрофу на заурядный несчастный случай. Ничего криминального обнаружено не было, тем более что в живых остался непосредственный свидетель, пусть и со слегка помятой памятью. От автомобиля остался лишь обгоревший кузов. Только багажник был повреждён огнём не так сильно, если судить по фотографиям. Можно попросить Васю Ломова, молодого криминалиста из лаборатории, съездить на автомобильную свалку и попытаться отыскать на уцелевших частях машины хоть какие-нибудь следы органики, чтобы выявить ДНК. Шансов почти никаких, как и с номером телефона. Но главное – это начать делать хоть что-то. Любое расследование – это как книга. Пока не напишешь первые строчки, пусть даже и глупые, ничего не сдвинется дальше пустых теорий и планов.

Вася Ломов был хоть и из молодых, но совсем другого склада специалист. Молекулярно-генетическая экспертиза достигла невероятных высот, и Вася был в курсе всех таких достижений, выбивая для лаборатории всё самое передовое из технологий. Черепанову он всегда нравился. Скрупулёзный, знающий своё дело, не задающий лишних вопросов и, главное, не стремящийся во что бы то ни стало сделать себе карьеру, закрывая глаза на нестыкующиеся детали. Ломову можно было доверить любое дело и даже в самом безнадёжном случае ожидать положительных результатов. Свою фамилию он оправдывал – был надёжен и прямолинеен в работе, как лом.

В выходной день они вдвоём отправились на кладбище автомобилей. Покорёженная машина Вадима, к счастью, всё ещё оставалась не разобранной для переплавки и доступной для осмотра. Об этом Черепанов узнал заранее, чтобы не тащить Ломова понапрасну. Однако в реальности она выглядела настолько убитой, что даже самый отъявленный оптимист махнул бы рукой, даже не попытавшись к ней подступиться. Но Василий не был ни оптимистом, ни пессимистом. Он просто делал свою работу, всё то, что положено делать в таких случаях – включил свой внутренний алгоритм криминалиста, не думая о перспективах работы. Даже заморосивший дождь ничуть его не смутил. Он словно его и не замечал. Чтобы как-то приободрить поникшего было Черепанова, он сказал:

– В девяносто пятом году был такой случай. Нашли выгоревшую дотла машину с обугленным трупом внутри. Из сгоревших костей ещё и тогда умудрялись получать образец ДНК, но дело осложнилось тем, что покойного кремировали раньше, чем приехал эксперт. Бардак в документации, да и родственники оказались не из простых. Поторопились, в общем. Но даже в таких обстоятельствах всё же удалось достать образец ткани из салона, сравнить ДНК покойника с ДНК его дочери и подтвердить его личность.

– Успокоил, – улыбнулся Егор Сергеевич. – А ты уже работал в девяносто пятом? Тебе же лет двадцать пять, ты тогда едва ходить научился.

– Я просто случай вам рассказал, о которым знаю достоверно.

– Понятно.

Черепанов из своего «мустанга» наблюдал за Ломовым, раскуривая уже третью трубку. Похожий на муравья в муравейнике из покалеченных автомобилей, Василий сновал от багажника к своему волшебному чемоданчику и обратно. Он раскладывал какие-то плёнки, пробирки с меняющими свой цвет жидкостями, светил фонариками, позволяющими увидеть то, что недоступно невооружённому человеческому глазу. Вся процедура заняла минут сорок. Ломов победно закрыл чемодан и, улыбаясь, вернулся к Черепанову в машину. Егор Семёнович включил печку. Василий был уже насквозь мокрый, но, казалось, это не доставляло ему особенных неудобств. И только устроившись в салоне, он обратил на себя внимание.

– Ох ты, едрён батон, – усмехнувшись, сказал он. – А погодка-то, Егор Сергеевич.

– Что скажешь, Василий? – Черепанов всё же не утерпел, чтобы не задать этот вопрос.

– Скажу слава сэру Алеку Джеффрису, да святится имя его. Пока, сами понимаете, с выводами спешить не сто́ит. Что-то органическое имеется. Но точный результат будет только в лаборатории. Наследить в багажнике мог кто угодно: кошка, змея, насекомое, упаковка сливочного масла…

– Да-да, конечно, – согласился детектив. – И я снова у тебя в долгу. Расценки всё те же?

– Те же, Егор Сергеевич.

– Есть Гранже «Пассажир». В оригинале.

– Пойдёт. Читал только в неплохом переводе.

– Как у тебя с французским?

– Читаю почти без словаря. И пробую изучать португальский.

Ломов был полиглотом. Знал уже все основные языки, включая китайский. И особенно любил читать детективы, за что Черепанов уважал его ещё больше. За свои услуги молодой криминалист брал исключительно книгами. А у Черепанова их всегда было в достатке. Коллекция его пополнялась еженедельно. Когда удавалось заполучить оригинальные издания, предназначались они Ломову. Сам Егор Сергеевич иностранными языками в достаточной степени не владел.

Уже на следующий день Василий сообщил результаты. Удача оказалась на их стороне. Обнаружить удалось не только ДНК, но и того, кому она принадлежала. Носителем оказался некто Ципалов Виктор Игоревич, тоже, как и все в этом загадочном деле, покойный. Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Осталось только запеть «йо-хо-хо и бутылка рома». Что он делал в багажнике – одному Богу известно. Можно было бы списать это на что угодно – случайно поцарапался, доставая коробки, или бомжевал на пакгаузе, заглядывая в брошенные автомобили в поисках медных и алюминиевых деталей. Если бы не одно «но». С некоторых пор все морги, куда поступали криминальные и не криминальные трупы, обязали брать у покойников ДНК и заносить в базу ФБДГИ (федеральную базу данных геномной информации). Сделано это было не только в целях сохранить на будущее цифровые портреты усопших преступников и их жертв, но и по причине участившихся запросов от граждан и следственных органов на эксгумацию. К тому же мода на кремацию не позволяла в принципе эксгумировать тело в случае необходимости, и крематории тоже перед сожжением стали брать ДНК. Именно по этой причине удалось идентифицировать Ципалова. Но помимо того выяснилось, что труп этого Ципалова не был ни захоронен, ни кремирован. Он просто исчез из морга. Дежуривший в ночь инцидента сторож был пьян и ничего толком по поводу похищения сказать не мог. Протрезвев и осознав собственную вину, он сам уволился, не дожидаясь, пока об этом попросит начальство. Покойника так и не отыскали. Сторож отделался административным взысканием. Тем более что родственников, которые могли бы высказать правомерные претензии, у Ципалова не оказалось. Так дело это и замяли.

Более того, когда Егор Сергеевич попросил у Полины какие-нибудь вещи покойного мужа для сравнительного анализа и оказалось, что та их все сожгла (что навело было Черепанова на небезосновательные подозрения относительно вдовы), то он обратился в крематорий, в котором отправили в последний путь и без того обугленного беднягу. И ДНК Вадима оказалась вовсе не его ДНК. Это был всё тот же вездесущий Ципалов.

Итак, Ципалов, получалось, нашёлся, но при этом сам Вадим бесследно исчез не только из базы, но и вообще из реальности как таковой. Получалось, что либо Полина ехала по шоссе с Ципаловым за рулём (о чём воспоминаний у неё никаких не осталось), либо тот в это время лежал, уже мёртвый, в багажнике, а вёл автомобиль всё же Вадим. Пока Полина была без сознания, а сам он каким-то образом цел и невредим, он вполне мог посадить за руль покойника, поджечь машину и благополучно исчезнуть. Только зачем? Здесь нужен очень веский мотив. Страховка не могла быть достаточным мотивом, если только сознательно не притянуть её за уши, как, наверное, и поступили бы его бывшие молодые сослуживцы. Слишком сложная схема, слишком много необязательных манипуляций и больших рисков. Здесь нужно что-то совсем другое. Егор Сергеевич проверил звонок, поступивший в ночь аварии в скорую помощь. Звонила женщина, которая не представилась и место происшествия покинула раньше, чем прибыла спасательная служба. Дело, невзирая на неожиданный поворот, сдвинулось в правильном направлении, и Черепанов чувствовал, как его уже распирает охотничий азарт и уверенность в положительном результате. Расследование обещало быть интересным.

***

Между тем Полина закончила все работы в волшебном саду. Несмотря на трудности и перепады в её психическом состоянии, проект удался на славу. Сад и декорации были восхитительны, радовали глаз и благоухали. Олег Семёнович был щедр не только на похвалы, но и на премиальные. Не согласиться на небольшой банкет по случаю окончания работы и, отдельной статьёй, на разговор по поводу их окончательного с Олегом расставания Полина не могла. Это было бы уже верхом неблагодарности с её стороны.

На фуршете Полина позволила себе лишнего. Как ни крути, но и сама она была довольна результатом своей работы. Тем более, она понимала, через какие моральные трудности, кроме всего прочего, ей пришлось пройти, реализуя свои идеи. Свои способности она умела ценить. Эта победа над обстоятельствами была и её профессиональной победой.

Когда все участники недолгой церемонии разъехались по домам и они с Олегом во всей усадьбе остались только вдвоём, то финальной сцены с задушевной беседой обойти было уже никак невозможно.

Прогуливаясь по влажным от пролившегося дождя дорожкам, они оказались в той же самой беседке, где несколько дней назад ужалила Полину пчела. Они помолчали немного, каждый думая о своём, пока Олег наконец не завёл свою старую песню о главном.

– Полина, – ласково произнёс он, осторожно дотронувшись до её пальцев.

– Не начинай, Олег. – Полина отдёрнула свою руку.

– Я и не начинаю. Я понимаю, что ты уже приняла решение. Упрямая ты. Я, разумеется, с этим решением не согласен. Но это твой выбор. Я возражать не буду.

– Тогда что же?

– Я словно бы чем-то виноват перед тобой. Не хочется оставаться с таким гадким чувством.

– Это не так, – возразила девушка.

– Так, – не унимался Олег. – И знаешь… В чём-то ты и права.

Полина удивлённо на него посмотрела:

– В чём именно?

– Воздуха не хватает, Полина. И знаешь отчего? Оттого, что есть одно обстоятельство, о котором ты ничего не знаешь.

– Вот опять ты говоришь какие-то странные вещи, – воскликнула Полина.

Хмель понемногу выветривался у неё из головы, отчего та начинала уже болеть. Не хотелось ей решать сейчас никаких загадок, не хотелось морочить себе голову никакими предположениями. Зачем Олег опять пытается вывернуть её мозги наизнанку? Они могли бы просто расстаться приятелями, иногда даже звонить друг другу, поздравлять с днём рождения и с Новым годом…

– Прости, – прервал её мысли Олег, – но я так и не нашёл подходящего момента, чтобы всё тебе рассказать. Потому что пришлось бы не только рассказать, но и показать кое-что важное для тебя.

– Да боже ты мой! – взмолилась Полина и вскочила с места, отойдя от скамейки к балюстраде. – Ты можешь говорить без этих своих тошнотворных загадок?

Олег нахмурился. Во взгляде его первый раз промелькнуло что-то по-настоящему злое, так что Полину даже передёрнуло изнутри.

– Ты должна это увидеть, – отчеканил Олег, стараясь выделить интонацией каждое слово. – Но для этого нужно пойти в одно место. Это здесь рядом. Я тебе покажу.

Только сейчас Полина поняла насколько Олег пьян. Никакого вразумительного разговора у них получиться и не могло. Он просто бредил. В таком состоянии от него можно было ожидать чего угодно. Полина насторожилась.

– Ничего не получится, Олег, – стараясь сохранить хладнокровие, сказала она. – Ничего я смотреть не буду. Мне нужно уже идти. Я вызову машину. Я сегодня не на своей, – и она набрала номер такси.

Олег не стал препятствовать, а только огорчённо качал головой, глядя в пол.

Но как только Полина сделала заказ, он вдруг вскочил, подбежал к ней и попытался поцеловать в губы. Полина отбивалась как только могла. Но объятия Олега оказались слишком сильны. Как она вообще умудрилась переспать с этим придурком? Может, ей это просто приснилось? И не было никакой постели? А только бред её воспалённого отчаянием ума? Олег попытался стащить с её плеч платье, порвал бретельку на лифчике и с неуклюжей страстью искал ртом её нежный сосок. Полина стукнулась подбородком о его затылок, скользнула лицом по виску и вцепилась зубами в ухо, да так сильно, что из него брызнула кровь. Вкус крови она почувствовала на своём языке. Олег вскрикнул от боли, на секунду ослабил свою хватку, и Полина смогла вырваться, со всех ног бросившись прочь из беседки. Оступившись, она потеряла одну туфлю. Плюнула, сбросила с ноги и вторую и помчалась по траве босиком, не оглядываясь и не замечая, что снова припустил дождь. Она знала каждую тропинку в этом саду, и ей не составило труда начертить в голове самый короткий путь бегства.

Олег не пытался её догнать. Он громко бормотал что-то невнятное, из чего Полина смогла разобрать только одну фразу: «я его убью; вот увидишь, я его убью и ты будешь свободна».

Когда она уже приближалась к выходу из усадьбы, на телефон позвонили. Полина подумала, что это такси с сообщением, что машина уже ждёт, и она ответила на звонок. В трубке несколько секунд молчали под тихое равномерное шипение, потом знакомый ей зловещий голос произнёс:

– Восемьдесят восемь.

– Чёрт, – выругалась Полина и со злостью прервала связь.

Такси действительно ожидало её у ворот. Мокрая, босая, с порванной бретелькой и с кровью на чувственных губах, она до чёртиков напугала водилу. Зонтик она вместе с сумочкой оставила в доме у Олега. Но возвращаться, само собой, хотя бы за кошельком, не возникло и мысли. В телефоне имелась виртуальная карта, что-нибудь сообразят с таксистом.

– Вам нужна помощь? – спросил тот, всем туловищем повернувшись к необычному пассажиру. – Вам угрожает опасность?

– Нормально всё, – тяжело дыша, сказала Полина. – Погнали.

– Сокова двадцать три? – на всякий случай осведомился водитель.

Цифры, произнесённые им, покоробили Полину. И она снова, будто в бездну, рухнула в очередное воспоминание. Теперь она стояла возле дымящегося автомобиля с канистрой бензина в руках. На переднем кресле за рулём склонилась фигура Вадима. Голова его упирается в окровавленную подушку безопасности. Сигнал клаксона не унимается, острыми иглами впиваясь в мозги Полины. Она обливает машину содержимым канистры, отходит на безопасное расстояние и кидает спичку. Пламя ярко взвивается в ночное небо, слепя глаза и обдавая жаром. Полина смеётся, глядя на это, набирает с незнакомого ей телефона номер скорой, сообщает об аварии на шоссе, а сама отходит в поле, подальше от огня, вкалывает себе в вену какую-то жидкость из шприца, кидает его ещё дальше в поле и ложится на холодную траву лицом вниз. Вспышка. И вот она снова возвращается в реальность. На неё смотрит обеспокоенно водитель и повторяет свой вопрос:

– Сокова двадцать три? Это вы вызывали такси?

– Да, это я, – сама ещё до конца не осознавая, где истинная её реальность, отвечает она. – Сокова двадцать три.

Водитель гнал изо всех сил. Низкие свинцовые тучи скрывали начавшее клониться к западу солнце. Стало темнеть, и всё это ещё раз напомнило Полине ту последнюю с Вадимом ночную поездку. И всё-таки куда они ехали? В том направлении не было у них ни родных, ни хороших знакомых. Она зажмурилась и попыталась сосредоточиться в попытке вспомнить хотя бы ещё какой-то фрагмент. Но всё было напрасно. Только эта сцена с канистрой и с её истеричным смехом. Неужели всё это так и было? Или всё же, как говорил Егор Сергеевич, это постгипнотическое внушение? После его посещения с просьбой передать для анализа какую-нибудь вещь Вадима она больше не связывалась с ним и была не в курсе последних его находок. Она помнила его последний подозрительный взгляд, промелькнувший лишь на мгновение, но не ускользнувший от неё, когда она рассказала о том, что все вещи супруга сожгла в порыве пьяного своего припадка. Теперь он тоже станет её подозревать? Как же всё мерзко. И до сих пор невозможно поверить. Но слишком уж много косвенных подтверждений, чтобы продолжать с прежней силой убеждать саму себя в своей невиновности.

– А можно изменить адрес? – обратилась Полина к шофёру.

– Куда теперь?

– К полицейскому участку.

***

Единственной ниточкой, которая могла бы связать исчезнувшего Вадима с пропавшим из морга трупом, был уволившийся сторож. Но оказалось, что тот почти сразу после увольнения и прекращения против него административного дела переехал в другой город. Его новый адрес, к счастью, удалось найти быстро. Прописался он в соседнем городе, в семидесяти километрах от прежнего места жительства.

Дорога туда заняла полтора часа, больше из-за проливного дождя и плохой видимости на трассе.

Сторожа звали Виталий. И дом, на который он променял квартиру, оказался заброшенной в трущобах халупой без каких-либо удобств: колодец метрах в ста от хибары, в котором отсутствовала вода; покосившийся от невзгод туалет без двери. Печка внутри тоже, судя по всему, не работала, поскольку, как только Черепанов переступил порог, его с ног до головы обдало могильной сыростью и запахом мочи вперемешку со спиртным перегаром. На стук в дверь до этого никто не ответил, да она оказалась и не заперта. Егор Сергеевич не надеялся уже встретить в доме никого из человекоподобных. Но ему и в этот раз повезло – Виталий собственной персоной лежал на замызганном диване лицом вниз, обнимая потрёпанную подушку. Было неясно жив он или дополнил список покойников, проходивших по этому непростому делу.

– Эй! – громко произнёс Черепанов, с брезгливостью теребя тело за плечо. – Ты живой?

Тело не проявило признаков жизни. Но всё же было ещё тёплым.

Егор Сергеевич сильнее толкнул Виталика уже в бок.

Тот дёрнулся, с трудом оторвал от подушки заросшее щетиной лицо и проскрипел:

– Что? Кто тут? Женёк? Какого на…

– Виталий, – почти прокричал Черепанов. – Полиция. Дом окружён. Сопротивление бесполезно. Выходите с поднятыми руками!

Шутка оказалась действенной – мужчина подскочил и сел на диване, непонимающе уставившись на Черепанова. Лицо его было настолько помятым и опухшим от долгой практики беспробудного пьянства, что возраст Виталика определить было проблематично. Лет сорок. А может, и все пятьдесят.

– Ты кто? – испуганно спросил он.

– Егор Сергеевич. Черепанов. А ты, я так понимаю, Виталий?

– А том?

– Какой том?

– Окружён? – видимо, Виталик не мог чётко произнести «д», заменяя её на «т».

– Пока нет, – успокоил его детектив. – Но мне нужно задать тебе пару вопросов. И дальше всё будет зависеть от твоих ответов.

– А Женёк гте?

– Понятия не имею. Собутыльник твой?

– Ох, – простонал Виталик и схватился руками за голову. – Башка трещит. Выпить есть чего?

– Слушай… – Черепанов подвинул к дивану раздрыганный стул и, смахнув с него мусор, осторожно присел напротив мужчины. – Отнесись к нашему разговору серьёзно. Это займёт немного времени. Если я смогу получить ответы, то, обещаю, ты получишь своё выпить.

– Не томи, тружище, – взмолился Виталик. – Я без заправки совсем не рабочий. У тебя теньги есть?

– И деньги, и выпить. Всё будет. Но позже. Возьми себя в руки. Это важно.

Виталик дрожащими пальцами достал из-под подушки помятую пачку «Астры», вынул скрюченную сигарету, жестом попросил у Черепанова огонька и закурил.

– Латно. Спрашивай. Чего тебе? Только ты обещал. Не забуть.

– Ты помнишь что-нибудь о той ночи, когда из морга пропал труп мужчины?

– Чёрт. – Виталик нервно дёрнулся и выронил из рук сигарету. – И тут мне не бутет покоя?

– Будет, – сказал Егор Сергеевич, поднял с пола сигарету и вернул её мужчине.

Тот кивком его поблагодарил:

– Пьяный я был. Я уже всё слетователям сто раз говорил.

– Расскажи мне сто первый. Только с деталями, о которых умолчал в предыдущие сто.

Виталик кряхтел, с жадностью докуривая сигарету.

– Мне бы грамм пятьтесят, – снова после паузы простонал он.

– Детали, – уверенно повторил Черепанов.

– Хорошо. Теперь уж мне всё равно. Посмотри на кого я похож. Тумаешь, я не понимаю? Тумаешь, такой жизни я себе хотел? Та гори они всё в ату! Тип отин прихотил. Претложил много тенег. Мне тенег тех на тва гота вольной жизни хватило бы. А труп тот бесхозный был, бомж какой-то. Вот как я теперь. Никто бы его всё равно искать не стал. Я согласился.

– Что за тип? Можешь описать?

– Та какое там. Какой из меня писатель.

Черепанов достал из кармана фотографию Вадима и протянул собеседнику:

– Этот тип?

Виталик прищурился. И лицо его перекосилось:

– Этот.

– Уверен?

– Описать не умею. Но узнать узна́ю. Память ещё не совсем про́пил.

– И потом ты с ним больше не встречался?

– Нет. Уволился. Пот слетствием тома сител. Три нетели не выхотил. Все теньги спустил на шлюх и на ету́ ресторанную. Пить крепко начал. Таже укололся отин раз.

– А чего из города сбежал? Что тебя так напугало, если больше ты этого типа не видел?

Виталик снова закурил. Лоб его покрылся испариной. Щека задёргалась от тика. Потом он широко открыл рот и показал зубы. Вернее, то, что от них осталось.

– Вот. Витишь? Это меня и напугало. Тней через пять, как я в квартире сам себя заточил, явился ещё отин перец. Но тот совсем уж отбитый на всю башку. Маньячелло. Взглят как у Лектора Ганнибала.

– Ещё один тип? И его описать, разумеется, тоже не сможешь?

– Нет. С виту интеллигентный такой. Но тот ничего уже не претлагал. А только требовал. Говорит, свитетельские показания ташь на того, что на фотке у тебя, если, говорит, понадобится. И тля убетительности выбил мне зубы.

– Он что, из полиции?

– Не мент. Нет. Говорю, маньячелло. Ну, я, не толго тумая, протал свою хату и бегом сюта. Слетствие как раз прекратилось. Халупа-не халупа… Мне уже было не то этого. Риелторы постарались. Но если бы ты его вител, то всё понял бы сам.

– Можешь хотя бы сказать, высокий-не высокий, блондин-брюнет? Или особые приметы какие-нибудь?

– Нет. – Виталик совсем сник. – Глаза только. Страшные глаза. Ясно было, что убить человека для него – плёвое тело… Тружище, не могу больше. Стохну сейчас.

– Ладно, Виталик. – Черепанов встал и направился к выходу. – Где ты бухло своё покупаешь?

Виталик оживился:

– Та тут чуть левее через торогу, синенький такой том. Женёк там. Спросишь. Ты теньги ему тай и скажи, что тля меня пол-литра. А лучше литр. Он сам принесёт. Ты, главное, ему теньги.

– Хорошо. И вот ещё что. Зубы я тебе последние выбивать не буду. Но попрошу о том же, если потребуется дать показания против человека на фото.

– Мне теперь разницы уже нет. Посмотри вокруг. В какой затнице я живу. В тюрьме хотя бы кормить бутут.

– И не мечтай, – успокоил его Черепанов. – Не посадят. И маньяка твоего тоже разыщем. Так что появится у тебя ещё шанс начать всё сначала.

Виталик посмотрел сиротливо и ничего не добавил. Только слегка кивнул головой.

«Значит, вот оно как, – думал Егор Сергеевич, возвращаясь в город. – Вадим похищает из морга труп, прячет его в багажнике своей машины. Потом под каким-то предлогом отправляется с Полиной по безлюдному шоссе в неизвестном направлении и совершает умышленный наезд на дорожный знак. Имитирует свою смерть, пока жена лежит без сознания, и исчезает. Предварительно страхует свою жизнь, полагая, что Полина наверняка обнаружит сейф, когда задумает перестановку, и страховку обналичит. Дарья, судя по всему, в сговоре с ним. Под видом регрессивного гипноза она внушает Полине ложные воспоминания, чтобы та посчитала себя убийцей своего мужа. И что дальше? Свести девушку с ума? Заставить её самой явиться в полицейский участок и сделать чистосердечное признание? Слишком мутный план. Чересчур много слепых зон, которые невозможно просчитать на сто процентов. Если не допустить, что Дарья эта уже проделывала такое не раз и у неё есть проверенная методика, не дающая сбоев. Но это невероятно. Хотя, нельзя исключать. Но тут должно быть ещё что-то. Какой-то сильный мотив, который заставил бы Вадима «умереть» и стать другим человеком. Без этого мотива вся логика рушится. И этот мотив необходимо найти».

Новый паспорт Вадима был всё ещё у Полины. Значит, он, если и пустился в бега или затаился в каком-нибудь тихом месте, использовал для передвижения свои старые документы. Черепанов решил заехать в отдел и попросить знакомого посмотреть, не было ли куплено за последнее время билетов на имя Вадима или некой Дарьи Караваевой, или, возможно, была где-то задействована его кредитная карта.

Но когда он зашёл в участок, то первой, кого он там встретил, была Полина: босая, растерянная, с запёкшейся на губах кровью. Увидев Черепанова, она бросилась в его объятия и зарыдала.

– Что вы тут делаете, Полина? – опешил Черепанов. – Что случилось?

– Егор Сергеевич, – задыхаясь от слёз, воскликнула она, – это всё я. Я во всём виновата.

– В чём? В чём вы виноваты, Полина?

– Я… Я убила Вадима. Я вспомнила. Всё вспомнила.

– Успокойтесь, Полина. Не кричите так. Вы уже встречались со следователем?

– Нет.

– Пойдёмте в мою машину. Там всё и расскажете. Да и мне есть много, о чём вам рассказать. Ни в чём вы, Полина, не виноваты. Слышите? Успокойтесь. Вы не имеете к этому никакого отношения.

– Да? – встрепенулась девушка и жалобно посмотрела в глаза Черепанову. – Вы в этом уверены? Я не понимаю. Совсем не понимаю, что происходит.

– Пойдёмте. Вот я вам всё и объясню. И вы станете понимать. Пойдёмте.

И Полина послушно поплелась за Егором Сергеевичем.

«И всё же Дарье нужно отдать должное», – подумал Черепанов, возвращаясь к себе после того, как выложил Полине всю информацию, добытую им за последние дни, и отвёз девушку домой.

Методика Дарьи работала безотказно. Разминись они с Полиной хоть на десять минут – и дело было бы уже сложно вернуть в нужное русло. Не до такой степени были налажены связи Черепанова, чтобы вытащить на свободу из следственного изолятора человека, по своей воле признавшегося в убийстве. Но как можно было рассчитать столкновение на шоссе, чтобы Полина не сломала себе шею, а просто потеряла часть памяти, причём ту её часть, которая только и была бы важна во всей этой истории? Просто нечеловеческие какие-то возможности у никому не известного регрессолога. Или есть тут что-то ещё?

Егор Сергеевич ходил по своей комнате из угла в угол и курил трубку. Временами он останавливался и замирал, будто находя на мгновение какую-то нужную мысль. Потом махал рукой, отгоняя её, и продолжал движение, пуская густые клубы́ дыма. Наконец на пятой такой своей остановке он победно поднял вверх указательный палец, посмотрел на часы и набрал на мобильнике Ломова:

– Василий, привет. Ты дома?

– Дома.

– Ничего, если я сейчас заявлюсь к тебе? Отдам свой должок и задам один важный для меня вопрос.

– Всегда рад, Егор Сергеевич. Приезжайте.

Василий действительно был рад Черепанову. Тем белее, что тот привёз обещанную ему книгу. Ломов жил один в однокомнатной квартире в панельном доме на улице Фрунзе. Про таких, как он, говорят, что они женаты на работе. У Василия даже дома вместо обычной кухни находилась своя мини лаборатория, в которой он что-то химичил. Повсюду были разбросаны книги и толстые тетради, испещрённые рисунками и формулами.

– Так что у вас за вопрос, Егор Сергеевич? – спросил он, зайдя в комнату с двумя чашками ароматного кофе.

– Скажи, можно ли сделать так, чтобы отключить у человека часть памяти? Сознательно воздействовать на конкретный временной интервал, чтобы вычеркнуть его из воспоминаний?

– Хм… – задумался Ломов. – Химически или психически надо воздействовать?

– Да хоть так, хоть так. Возможно ли это в принципе?

– По части психики я вам сказать не могу. Не моя область. А что касается химии… Были такие исследования. Как бы это сказать… Наша кратковременная память находится в гиппокампе. По крайней мере, её центральный узел. Есть такая железа́ в мозгу у человека. Может, даже и вы знаете. Был такой пациент, звали его Кент Кокрейн. У него отсутствовали обе части гиппокампа. И он утратил способность запоминать события своей жизни. При этом хорошо знал какие-то общие вещи, как, например, устройство вселенной и всё в этом духе. О фактах своего вчерашнего дня от ничего не помнил на утро следующего. В стрессовых ситуациях вся информация напрямую попадает в гиппокамп. Вы наверняка слышали, в кино ещё любят такое показывать – в момент какой-нибудь катастрофы время для человека как бы замедляется. Он чётко осознаёт каждую деталь происходящего с ним, анализирует её, рассматривает со всех сторон. Сам процесс, к примеру, падения с девятого этажа занимает секунд шесть. А человеку кажется, будто летит он больше минуты. Так работает гиппокамп. Учёные хотели найти способ бороться с посттравматическими стрессовыми расстройствами. В США после войны во Вьетнаме сотни людей возвращались домой с психическими травмами, которые не позволяли им вести обычную жизнь. Все эти перенесённые на войне ужасы, кровавые картины, – воспоминания о них накапливались в гиппокампе, перемалывались, загонялись сознанием в неконтролируемые участки мозга. Нужно было как-то вычистить весь этот мусор. И учёные стали экспериментировать. Десятилетиями кружились вокруг да около, толком не могли добиться ничего действенного хотя бы в разумных пределах. Пока не провели опыты с пропофолом. Это своего рода анестетик такой. Зацепились за что-то. И сегодня уже на основе этого самого пропофола смогли синтезировать некое лекарство, достигающее заявленной цели пусть не на сто, но на девяносто процентов точно. Правда, всё равно это лекарство пока экспериментальное. Но наверняка где-то уже используется. И название его вам вряд ли кто-то подскажет. Однако оно есть – это я могу утверждать точно. Это жидкость, которая вводится тончайшей иглой через затылок напрямую в гиппокамп. Вы пейте кофе-то. А то остынет.

– Да-да. – Черепанов слушал чуть не с открытым ртом. – Спасибо. Это я у правильного человека спросил.

– Это как-то связано с вашим делом? – поинтересовался Ломов.

– Думаю, самым прямым образом. И если это так, то я знаю человека, который знает название этого засекреченного лекарства.

– Вот как? Это интересно. И я рад, что сумел вам помочь.

– Твоя информация, Василий, просто бесценна.

***

Когда Черепанов привёз Полину домой, у неё хватило сил только принять душ. Мысли в голове смешались окончательно. Уверения Егора Сергеевича в том, что Вадим жив и скрывается где-то, повергли её в ужас. Если бы он был мёртв и она имела бы к этому какое-то отношение, всё выглядело бы в её представлении логично. Но теперь и без того хрупкая картина её мира окончательно развалилась. И желанием собирать пазлы по-новой Полина не горела. Если бы Вадиму требовалась её помощь – это ещё куда ни шло. Она помогла бы ему и выяснила всё до конца. Но он не выходил с ней на связь. А гипноз Дарьи и зловещие звонки с числами говорили о том, что Вадим, напротив, встреч с ней не ищет и, более того, хочет избавиться от неё.

Полина уснула сразу, как только голова её коснулась подушки. И снова она видела свою бабушку. Только на этот раз та не грозила ей пальцем и не призывала спасать супруга. Наоборот, гладила её по голове и пела странную колыбельную о том, что ночь уже близится к концу и скоро явится ангел, который откроет ей самый главный секрет. Нужно только потерпеть двадцать минут. Раз, два, три, четыре, пять…

Полина открыла глаза и увидела перед собой склонённый силуэт человека. Она продолжает спать? Или это уже реальность? Тот прикрыл ей рот какой-то вонючей тряпкой – и она потеряла сознание.

Очнулась она в незнакомой, едва освещённой комнате с голыми, из красного кирпича стенами. Комната была небольшая, пять на пять, без мебели. Повсюду лишь вентиляционные короба и трубы отопительной системы. Слева – запертая железная дверь. На Полине спортивный костюм, в котором она обычно бегала по выходным в парке. Сидела она на старом, покрытом жёлтыми пятнами мате, пристёгнутая к трубе наручниками. Напротив, в другом углу помещения, тоже прикованный одной рукой к стояку, склонив заросшее бородой лицо на грудь, расположился мужчина. Он приподнял голову – и Полина с трудом, но всё же узнала Вадима.

– Вадим?! – воскликнула она, чувствуя, что язык её едва шевелится.

Мужчина закачался всем телом, потом дёрнулся, звякнув наручниками по железу.

– С добрым утром, – голос Вадима Полина с трудом узнала.

– Вадим, где мы? Что происходит? Это я, Полина.

– Я понимаю, что ты. – Вадим на секунду перестал раскачиваться. – Я всё утро смотрю на тебя. Ха-ха-ха. Ты думаешь, я не в своём уме? Что ты тут вообще делаешь?

– Это ты мне объясни. Я же похоронила тебя. Что всё это значит? Зачем ты устроил эту аварию? Куда мы ехали? И кто такая Дарья?

– Дарья? – Вадим почти зарычал и снова начал раскачиваться. – Сучка. Это она всё устроила. Если бы не она, мы с тобой просто уехали бы из города. Улетели бы хоть в Париж. Сколько я уже здесь? Ты знаешь сколько я уже здесь?

– С той аварии прошло почти два месяца.

– Два?! – воскликнул Вадим. – Он меня умори́т. Я сдохну здесь. И ты теперь сдохнешь. Вместе сдохнем, так и не увидев Парижа.

– Кто он? О ком ты говоришь?

– Дьявол. Другого имени у него нет. Дьявол. Я даже не знаю, что ему от меня нужно.

– Хорошо. Пусть дьявол. Расскажи мне об аварии. Мы во всём разберёмся.

– Как же, – снова усмехнулся Вадим. – Разберёмся. Не об аварии теперь думать надо.

– И всё же, – настаивала Полина. – Расскажи мне о ней.

– Расскажу. Времени у нас много. А ты правда не помнишь ничего?

– Не помню. Вернее, помню. Но это неправильные воспоминания. Не мои.

– Да, да, да, – затараторил Вадим. – Она умеет влезать в мозги. Понимаешь? Умеет. Она и мне вывернула их наизнанку. Авария… Мне поручили взять интервью у одного типа. Может быть, помнишь, я тогда поздно ночью вернулся домой сам не свой.

– Это припоминаю.

– Вот. Директор какой-то строительной кампании. «Кровля», кажется. Дебильное название. Мне позвонили, что он сейчас на объекте и подъехать я могу прямо туда, потому что он занятой человек и времени другого не будет. Я поехал. Взял интервью. Ничего особенного. Обычная моя работа, никакого подтекста. – Вадим закашлял и долго не мог унять приступ.

– Чисто реклама в нашем местном издании, – снова через минуту продолжил он. – А затемно уже было, когда я пошёл назад, к машине. Объект большой. Недостроенные корпуса́, котлованы, техники везде понаставлено и навалено строительных материалов. Заблудился я, в общем. Забрёл не туда. Дорогу уже еле видно. И передо мной, вижу, площадка, недавно, судя по всему, забетонированная. Потому что бетон блестит в последних лучах солнца. У тебя сигарет нет?

– Откуда? Я же не курю.

– Ну да. Хреново. – Вадим снова закашлял.

Полина, стараясь сохранять спокойствие, молча дождалась, когда он снова продолжит:

– Смотрю – и глазам своим не верю. Посреди этой площадки из бетона рука человеческая торчит. Протираю глаза – не мерещится, точно рука. Волосы на голове дыбом. Не знаю что делать. То ли вернуться и сказать, что там несчастный случай, то ли… Да какой ещё случай. Понимаю, что не случай это никакой и далеко не несчастный. Замуровали человека живьём. Сама знаешь, как это бывает. Влип. Понимаю, что влип и надо ноги отсюда делать. Разворачиваюсь – а передо мной метрах в десяти этот самый директор стоит и зловеще так улыбается. Молчит и улыбается. И всё как бы меж нами ясно стало в секунду. Поняли мы друг друга без лишних слов. Я боком-боком – и как рвану прочь. А он только всё смотрит и улыбается. Снилось мне потом это неделю. Испугался я не на шутку, только что в штаны не наделал. Приехал домой и давай сразу планы в голове составлять, куда бы мне на какое-то время пропасть, так, чтобы он понял, что я никаких действий против него предпринимать не намерен. Струсил, в общем. Как пацан бесхребетный.

Вадим замолчал и снова стал раскачиваться всем телом.

– Значит, – сказала Полина, – план с фальшивым паспортом и со смертью ты тогда и придумал?

– Нет. Это было чуть позже. Сначала я просто хотел сбежать. Я и тебя в известность ни о чём в первые дни не ставил. Только чуть позже всё рассказал. Только опасность на всякий случай ещё больше преувеличил, чтобы ты тоже боялась. На работе больше не появлялся. Сдал обычную статью о выдающемся директоре строительной кампании – и засел в баре. Запил. Тогда-то и встретил Дарью. Пьяный был. Разговорила она меня. А я, идиот, весь в соплях и слезах, всё ей и рассказал. Она и предложила план со страховкой и убедила поехать на какое-то время в Париж. Потом, шаг за шагом, корректировала свой план. Внушила мне, что ты будешь помехой. Тебя следовало вывести из игры. Да так вывести, чтобы ты взяла вину за мою смерть на себя. Но прежде ты должна была получить деньги за страховку. Потом Дарья собиралась забрать их себе, когда ты окажешься за решёткой. И жили бы мы с ней счастливо, и умерли бы в один день. Безумный план. Только больной человек мог бы такой придумать. Даже не уверен, что она нуждалась во мне. Да и деньги эти вряд ли ей были нужны. Если бы ты погибла вместе со мной, то она усмехнулась бы и покатила по шоссе дальше – искать нового дурачка для своего эксперимента. А поскольку ты выжила, то появился у неё новый интерес для работы уже с твоей памятью. Уверен, что она ради этого средств не пожалела. Она была просто фанаткой своей работы, разрабатывала особенную методику гипноза. Весь этот план привлёк её именно кажущейся невозможностью его осуществления. Но если ты здесь, а не за решёткой, значит, ничего ей не удалось и она просто дура.

– Почти удалось, – сказала Полина. – Если бы не один хороший человек, то я была бы в другом месте и план её сработал бы на все сто. Только страховку я так и не обналичила.

– Да и к чёрту её, страховку. Лёша на полке клопа нашёл.

– Чего?

– Хоть слева направо, хоть справа налево – без разницы, как ни крути.

Полине показалось, что теперь Вадим точно уже бредит.

В этот момент послышался лязг отпираемого замка. Железная дверь открылась, и на пороге появился… Олег Семёнович с двумя пустыми вёдрами в руках.

Это для Полины стало ещё более неожиданным. Хотя… Она же всегда чувствовала, что Олег знает больше, чем говорит. По крайней мере, теперь она до конца сможет разобраться со всем непонятным в своей жизни.

– Здравствуй, Полина, – почти ласково произнёс Олег. – Прости, что пришлось так поступить. Но ты сама сделала выбор. Я же хотел тебе показать. Надеюсь, вы успели выяснить отношения?

Полина нахмурилась:

– Успели. Но осталось ещё кое-что. И думаю, ты заполнишь мои пробелы.

– Моя часть истории не столь интересна, – улыбнулся Олег, поставив возле Полины ведро. Другое он бросил в сторону Вадима. – Это если захочется по маленькому или по большому. Вы же не станете друг друга стесняться?

– Так вы знакомы? – удивлённо спросил Вадим.

– А ты заткнись! – закричал Олег. – С тобой у меня будет разговор отдельный. Жить тебе осталось только до сегодняшней ночи. Я передумал сдавать тебя ментам. И за это можешь благодарить свою вдову. Изначально у меня был другой план. Ох уж эти планы. Всё строим и строим… Строим и строим…

– Полина, – взмолился Вадим. – Что он от тебя хочет? Дай ему, ради бога, всё, что он просит!

– Закрой рот! – Олег взял ведро, предназначенное Полине, и со всей силы швырнул его в голову Вадима. – Теперь уже поздно.

Вадим вжался в стену и зарыдал как младенец.

– Я слушаю, – продолжая хмуриться и прямо смотреть в глаза Олегу, сказала Полина.

– Да говорю тебе, ничего интересного. Я влюбился в тебя в первый же день, как ты появилась в моём саду. Поверь, никогда раньше я не терял голову так, как потерял её тем утром. Ничего не мог поделать с собой. Сутками думал только о тебе, искал подходы, старался нащупать твои слабости, когда общался с тобой. Ехал следом, когда ты уезжала домой. Особенно в те дни, когда ты вдруг изменилась, стала замкнутой, думала о чём-то малоприятном. Я это видел. И вот однажды вы с мужем на ночь глядя собрались куда-то. Я ехал за вами следом, только с выключенными фарами, чтобы оставаться незаметным. Я стал свидетелем той аварии. Видел, как эта сволочь достаёт из багажника труп, усаживает его вместо себя за руль, потом обливает машину бензином и поджигает. По встречке на шоссе подъехал другой автомобиль. Оттуда вышла женщина, что-то вколола из шприца тебе в затылок. Ты лежала без чувств чуть впереди, вылетев через лобовое стекло. Они оттащили тебя дальше в поле. Женщина вызвала скорую, и потом они вместе на её машине поехали дальше. Я только убедился, что ты жива, потом догнал безумную парочку и стал преследовать до самой их остановки. Они остановились в лесной избушке. На следующий день, вернее, на следующую ночь, я снова туда вернулся, чтобы забрать с собой на усадьбу твоего мужа. Хотел выяснить, что всё это значит. И выяснил. Ты поправилась и вернулась к работе в моём саду. Только, как я понял, не помнила ничего, что предшествовало аварии. Ну… А дальше ты всё сама знаешь. Я хотел сдать эту мразь в участок. Нашёл даже свидетеля, который видел его в морге, когда тот приезжал за трупом. Оставалось только найти подельницу, ту женщину, которая его увезла. Но поиски зашли в тупик.

Теперь наконец-то всё встало у Полины на свои места. И даже несмотря на своё теперешнее положение, не известно во что должное в итоге вылиться, она испытала такое облегчение, которое никогда не испытывала раньше. Внешние обстоятельства не имели такого значения, какое имела для неё внутренняя неразбериха, граничившая уже с безумием. В конце концов Черепанов рано или поздно её хватится и начнёт искать. А он человек толковый – быть может, какая-нибудь из ниточек и приведёт его в усадьбу к Олегу.

***

Черепанов и в самом деле почувствовал неладное сразу же, как только не смог дозвониться утром до Полины. Поводом к звонку было не только желание узнать о самочувствии девушки после её вчерашних злоключений, но и решение детектива лично поговорить с Олегом Семёновичем по поводу инцидента. Вчера Егор Сергеевич не стал просить у Полины номер его телефона, отложил это на сегодня. Телефон Полины молчал. Тогда он поехал к её дому, но к домофону тоже никто не подошёл. Времени было уже десять часов утра. Вполне возможно, что девушка ещё спала, не реагируя на звонки. Но предчувствия говорили об обратном. Что-то случилось. И это «что-то» наверняка связано с усадьбой. Неужели решила сама поехать туда на разборки? Черепанов наведался даже на парковку, спросил охранника, на месте ли автомобиль Полины. Её «Пежо» два дня уже не покидал территорию. Егор Сергеевич вернулся домой. Сделал ещё несколько звонков – Полина не отвечала.

Он полез в интернет, чтобы там найти контакты Олега Семёновича. Отыскать его не составило труда. Его компания занималась поставками австрийской бытовой техники. Ничего особенного, кроме масштабов этих поставок. Через отдел сбыта Черепанов вышел на секретаря, а тот, немного помявшись, всё-таки продиктовал номер самого Олега Семёновича.

Голос на другом конце явно был недоволен:

– Слушаю.

– Олег Семёнович?

– Да.

– Вас Черепанов беспокоит, Егор Сергеевич. Следственный отдел.

– Следственный отдел чего?

– По особо тяжким, – соврал Черепанов.

– Я кого-то убил? – Олег перешёл на иронию.

– Олег Семёнович, дело довольно серьёзное. Мы могли бы где-то встретиться с вами, чтобы переговорить лично?

– Без проблем. Подходите через часик к «Мумбаи Китчен». Я ужинаю там в это время.

Егор Сергеевич стал прокручивать в голове карту города. О ресторане с таким названием он слышал впервые.

– А не подскажете, где это?

– На Бали. В Чангу. Спро́сите. Вам подскажут.

– Что? Вы шутите?

– Отнюдь.

Черепанов ничего не понимал.

– Насколько я знаю, – продолжил он, – ещё вчера вы были у себя в усадьбе. Каким образом вы так быстро добрались до Бали?

На другом конце послышался смех.

– Егор Сергеевич, извините. Просто такое случается уже не впервые за последние полгода. Вы, наверное, имеете в виду моего брата, Александра. Что он опять натворил?

– Брата? Какого брата? – Черепанов начинал чувствовать себя идиотом.

– Делами усадьбы заведует сейчас мой брат. А я уже полгода как живу на Бали. Что-то вроде затянувшего отпуска.

– Вы близнецы?

– Почти. По фото нас различить трудно. Знаете, как бывает с близнецами… Любят они время от времени меняться ролями. Мы не исключение. Вы же из следственного отдела. Неужели всё у вас так запущено, что вы не в курсе существования моего братца? Так что он натворил, вы можете мне сказать? Что-то серьёзное? Что-нибудь по женской части?

– Почему вы так решили?

– Есть у него такая слабость. Влюбчивый чересчур. От избытка страсти может и начудить. Но он безобиден. На что-то преступное не способен, это я вам точно могу сказать. Так я угадал? Шерше ля фам?

– Возможно. Ничего пока сказать не могу. Просто поговорить нужно, прояснить некоторые детали.

– Вы в усадьбу тогда поезжайте. Он редко её покидает. Скорее всего, там его и найдёте. Удачи вам, следователь. И если что-то серьёзное, вы уж, пожалуйста, поставьте меня в известность.

– Хорошо.

Такого поворота Егор Сергеевич ожидать не мог. Во всём этом деле Олег (а вернее, Александр) не вписывался ни в одну из логических цепочек. Это было чужеродное звено, которое пока никуда невозможно было впихнуть. Ничто не связывало его ни с Вадимом, ни с Дарьей. Хотя… Тот тип интеллигентного вида, который выбил Виталику зубы… Им вполне мог оказаться и Александр. Возможно, каким-то образом он узнал о планах Вадима и, будучи влюблённым в Полину, решил по-своему восстановить справедливость.

Тревога за девушку всё возрастала. Нужно мчаться в имение. Всё решится именно там – Егор Сергеевич это чувствовал. Он достал из сейфа свой старенький наградной «макаров», бегом спустился к машине и через десять минут уже на всех пара́х мчался в сторону усадьбы.

Асфальт блестел от пролившегося с утра дождя. Из-за туч, дугой сместившихся на восток, выглянуло яркое солнце. Небо на западе было чистым и голубым. Погода обещала наконец наладиться. Мотор «мустанга» гудел ровно и уверенно, в унисон с чувствами Черепанова. «Всё будет нормально, – будто говорил он. – Да мы ещё ого-го!» И Егор Сергеевич вспомнил, что сегодня у него день рождения. Вечером наверняка позвонит Ломов, и они, как и всегда раньше, посидят с ним в кафе «На лесной поляне», обсуждая достоинства «Пассажира» и гордясь тем, как лихо они раскрутили очередное дело.

23 октября 2022 г.