Искатель,1994 №1 (fb2)

- Искатель,1994 №1 (пер. Сергей Семёнович Мануков,Александра Николаевна Василькова) 2838K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дональд Уэстлейк - Данил Корецкий - Жюль Верн

ИСКАТЕЛЬ 1994
№ 1

*

Выходит 6 раз в год.

© «Вокруг света» «Искатель»

Содержание:

РИЧАРД СТАРК

ОХОТНИК

Роман

ДАНИЛ КОРЕЦКИЙ

ВОПРЕКИ ЗАКОНУ

Повесть

ЖЮЛЬ ВЕРН

МАЯК НА КРАЮ СВЕТА

Повесть

РИЧАРД СТАРК

ОХОТНИК

Когда румяный парень, сидящий за рулем «шеви», предложил подвезти Паркера, тот послал его к черту. Водитель ответил: «Да пошел ты сам туда, приятель!» — и направился к шлагбауму заплатить за проезд. Паркер плюнул на правую полосу, закурил последнюю сигарету и направился через мост Вашингтона.

Восемь часов утра. В сторону города шел бесконечный поток автомобилей, но в сторону Джерси почти никто не ехал.

Середина моста дрожала и раскачивалась на ветру. Паркер ощутил толчки под ногами и испугался. Бросил окурок в воду, плюнул на колесо обогнавшей его машины и ускорил шаг.

У женщин от одного его вида дрожали поджилки — Паркер был огромным, заросшим густой шевелюрой мужиком с квадратными плечами. Из коротких рукавов потрепанного серого костюма торчали кисти длинных рук. На ногах были черные дырявые носки и дырявые туфли.

Его лапищи казались словно вылепленными из коричневой глины скульптором, который предпочитал большие формы. Волосы какого-то неестественно каштанового цвета напоминали плохо пригнанный парик. На лице, похожем на грубо обтесанный кусок бетона, поблескивали глаза цвета оникса* Скульптор одним решительным движением высек тонкий рот с бледными бескровными губами. Пиджак Паркера развевался и хлопал на ветру, руки слегка раскачивались.

Паркер перешел через мост, свернул направо и направился к метро. Мимо него спешили толпы людей.

Паркер спустился в метро. Здесь было царство флюоресцентных ламп и кремовой керамики. Он остановился у карты метро и почесал локоть.

К станции подошел переполненный поезд. Двери открылись, и пассажиры бросились на штурм. Когда двери начали закрываться, Паркер прыгнул в вагон и с размаху врезался в толпу.

Он вышел на Чемберс и отправился на Уорт-стрит в «Мотор виикл бюро». По пути выпросил десятицентовик у голубого с широкими бедрами и зашел в грязную забегаловку выпить кофе. Он попросил у продавщицы сигарету и получил «Мальборо». Оторвав и бросив на пол фильтр, сунул сигарету между бледных губ, наклонился через стойку, и девушка поднесла к его сигарете горящую спичку, показав соблазнительно высокую грудь. Он затянулся, кивнул и бросил на стойку монету, после чего молча вышел.

Она сердито посмотрела ему вслед. II, покраснев от злости, швырнула его десятицентовик в корзину для мусора. Полчаса спустя, когда другая продавщица что-то у нее спросила, она обозвала ее сукой.

Паркер вошел в «Мотор виикл бюро» и заполнил водительское удостоверение. Промокнув лист, аккуратно сложил его и спрятал в пустой старый бумажник из коричневой кожи.

Выйдя из «Бюро», Паркер направился в почтовое отделение, которое принадлежало федеральному правительству — там писали шариковыми ручками. Он склонился над удостоверением и принялся рисовать на нем марку штата. Паста в ручке была почти такого же цвета, как и на настоящей марке, изображение которой он прекрасно помнил.

Нарисованная марка оказалась очень похожа на настоящую, если, конечно, не особенно тщательно ее разглядывать. Он нанес влажным пальцем еще немного пасты, облизнул его, спрятал удостоверение в бумажник. Перед тем как сунуть бумажник в карман, Паркер несколько раз согнул его.

Потом он направился на Канал-стрит и зашел в темный прохладный бар. Бармен о чем-то вполголоса разговаривал с посетителем. Когда вошел Паркер, они оба посмотрели на него. Их лица в полумраке напоминали рыбьи морды, выглядывающие через стеклянные стенки аквариума.

Паркер скрылся в мужском туалете, и за ним с грохотом захлопнулась дверь на пружине.

Он ополоснул лицо и руки холодной водой без мыла, потому что ни мыла, ни горячей воды здесь не было. Потом намочил волосы и долго приглаживал их пальцами. Проведя ладонью по щеке, почувствовал отросшую щетину, но она еще была незаметна.

Потом Паркер достал из внутреннего кармана пиджака галстук, вытянул его, чтобы разгладились морщины, и надел; Но морщины не разгладились. Тогда он отколол от подкладки пиджака булавку и прицепил ею галстук к рубашке. Если пиджак застегнуть, то вид будет вполне приличный. Даже незаметно, что рубашка грязная.

Паркер намочил руки и попытался сделать складку на брюках. Он водил пальцами вверх-вниз до тех пор, пока не наметилась едва заметная линия. Наконец глянул на себя в зеркало.

Конечно, на Рокфеллера не похож, но и на бродягу тоже. Из зеркала на Паркера смотрел обыкновенный трудяга. Вполне сойдет.

Он достал водительское удостоверение и бросил его на пол. Присев на корточки, возил его, пока оно не испачкалось как следует. Потом, помяв, смахнул излишнюю грязь и сунул в бумажник. Вымыв руки, Паркер вышел из туалета.

Когда он проходил мимо стойки, бармен и посетитель опять замолчали. Паркер вышел на солнечный свет и направился на запад. Он искал банк, полный клиентов, похожих на него.

Отыскав такой банк, Паркер остановился возле входа и попытался изменить выражение лица. Оно теперь стало не злым, а обеспокоенным. Он вошел внутрь.

Слева от входа находились четыре стола, два из которых были заняты мужчинами среднего возраста в строгих деловых костюмах. Один из них беседовал со старухой в тканевом плаще, которая плохо говорила по-английски. Паркер подошел ко второму и смущенно улыбнулся.

— Привет! — сказал он, стараясь говорить как можно приветливей. — У меня возникла проблема. Дело в том, что я потерял свою чековую книжку и не могу вспомнить номер счета.

— Я вас понял. — Служащий банка профессионально улыбнулся. — Как ваша фамилия?

— Эдуард Джонсон, — представился Паркер, называя фамилию, которую вписал в водительское удостоверение, и достал бумажник. — У меня есть водительское удостоверение. Вот. — Он протянул его.

Служащий взглянул на удостоверение, кивнул и вернул Паркеру.

— Прекрасно. У вас был специальный счет?

— Да.

— Одну минуту, пожалуйста. — Он снял телефонную трубку, что-то сказал и стал ждать, улыбаясь Паркеру. Он еще что-то проговорил в трубку, и его лицо выразило удивление. Прикрыв трубку ладонью, служащий сообщил Паркеру: — У нас нет счета на вашу фамилию. Вы уверены, что это специальный счет?

— Нет, не уверен, — ответил Паркер.

Лицо служащего все еще было удивленным. После короткого разговора он положил трубку и нахмурился.

— В нашем банке вообще нет счета на имя Эдуарда Джонсона.

Паркер встал, пожал плечами и ухмыльнулся.

— Попытка не пытка, — сказал он на прощание и вышел из банка.

Служащий хмуро смотрел ему вслед.

В четвертом банке у Эдуарда Джонсона оказался специальный счет. Паркер узнал номер, сумму и получил новую чековую книжку взамен утерянной. У Эдуарда Джонсона оказалось всего шестьсот с небольшим долларов. Паркеру стало его жаль.

После банка он отправился в магазин мужской одежды, где купил костюм, рубашку, галстук, носки и туфли, расплатившись чеком. Продавец сравнил подпись на чеке с подписью на водительском удостоверении и позвонил в банк проверить, достаточно ли на счету денег, чтобы заплатить по чеку. Денег оказалось достаточно.

Паркер отправился на автовокзал на Сороковой улице и зашел в мужской туалет. У него не нашлось десятицентовой монеты, чтобы открыть дверь кабины, поэтому пришлось проползти под ней, толкая впереди себя свертки. Переодевшись во все новое, он оставил старую одежду в кабине.

Паркер шел в северном направлении. Ему попался на глаза магазин кожаных изделий, в котором он купил за сто пятьдесят долларов набор из четырех добротных кожаных чемоданов. Для подтверждения личности он вновь показал водительское удостоверение, и продавец даже не стал звонить в банк. В двух кварталах от магазина он заложил в ломбарде за тридцать пять долларов один чемодан и проделал такую же операцию с двумя остальными в двух других ломбардах, получив еще восемьдесят долларов наличными.

Паркер доехал на такси до угла Девяносто шестой улицы и Бродвея и пошел по Бродвею, на этот раз скупая и тут же закладывая часы. После этого он проделал то же самое на Лексингтон-авеню. И ни в одном магазине его водительское удостоверение не вызвало ни малейших подозрений.

К трем часам Паркер собрал чуть больше восьмисот долларов. С помощью еще одного чека он купил великолепный чемодан средних размеров, после чего еще полчаса ходил по магазинам, расплачиваясь наличными. Приобрел бритву, крем для бритья и лосьон, зубную щетку с пастой, носки и нижнее белье, две белые рубашки, три галстука, блок сигарет, бутылку водки, расческу и новый бумажник. Все покупки, за исключением бумажника, он сложил в чемодан.

Когда чемодан заполнился, Паркер зашел в хороший ресторан и заказал отбивную. Он дал официанту слишком маленькие чаевые, но, уходя, сделал вид, что не замечает презрительного взгляда. Потом сел в такси и отправился в недорогой отель. Портье взглянул на его удостоверение и попросил деньги вперед. Получив номер о ванной, Паркер щедро одарил чаевыми коридорного.

Раздевшись, Паркер принял ванну. У него было поджарое мускулистое тело, все в шрамах. После ванны он сел голым на кровать и, глядя в стену, медленно выпил прямо из горлышка целую бутылку водки. Выбросив пустую бутылку в корзину для мусора, Паркер лег спать.

Он закрыл дверь и стал ждать, когда девушка встанет с пола. Она взглянула на него и страшно побледнела. На белом лице краснело пятно от удара.

Линн прошептала его имя.

— Вставай, — с отвращением приказал Паркер.

Под халатом у нее ничего не было, и, когда она упала, он распахнулся почти до талии. Над покрытыми золотисто-коричневым загаром ногами белел живот.

— Ты убьешь меня, — с ужасом прошептала она.

— Может, и нет, — ответил Паркер. — Вставай. Сделай кофе. — Он легонько пнул ее в ногу. — Шевелись.

Линн перевернулась на живот и, пошатываясь, стала подниматься с пола. Белокурые волосы закрыли лицо.

Когда она оказалась спиной к нему, стоя на коленях, он бросил на нее взгляд и вдруг почувствовал в нижней части живота желание, похожее на удар ножом. Паркер наклонился и шлепнул Линн по заднице, но это не помогло снять напряжение.

Он не сводил с нее глаз. Она выпрямилась, отвернулась, поправила халат и направилась на кухню. Паркер направился за ней.

Линн жила в роскошной квартире в фешенебельном районе Восточных Шестидесятых. За входной дверью было фойе с зеркалом, столиком, чуланом и настоящим восточным ковром. Слева от входа две ступеньки вели вниз, в гостиную, по стенам которой стояли какие-то растения в горшках. Все полки оказались уставлены горшками. В комнате было много мебели, но доминирующее место занимали длинный кофейный столик черного дерева и белая софа.

Справа он увидел двойные стеклянные двери, которые вели в столовую, одну из последних столовых, еще сохранившихся в Манхэттене. Она была обставлена как традиционная столовая: деревянный стол и стулья, приставные столики для закусок, шкафы со стеклянными дверцами и бокалами, графинами для бренди и высокими стаканами для пива. Над столом висела люстра с желтыми лампочками.

Еще один поворот — и вы оказывались на кухне. Девушка прошла через распашные двери, и Паркер последовал за ней. Он уселся на стол и посмотрел на часы с белым циферблатом и черными стрелками, висящие на белой стене. Почти половина шестого. За окном кухни было еще темно, но скоро начнет светать.

Линн достала из буфета электрический кофейник и принялась искать шнур. Ее движения были обычными, она старалась не смотреть на Паркера. Найдя шнур, Линн уронила его на пол. Наклонившись за ним, показала высокую грудь с красными сосками, белую и мягкую, как и живот. Девушка не знала, что видна ее грудь. Она боялась за свою жизнь и совсем не думала о теле.

Пока варился кофе, она смотрела невидящим взглядом на кофейник, и ему пришлось сказать ей, что кофе закипел.

Линн достала чашку, и Паркер распорядился:

— Еще одну.

Девушка достала вторую чашку, наполнила их кофе и села напротив, не глядя на Паркера.

— Линн, — хрипло, но ласково произнес он.

Она с трудом подняла глаза.

— Я должна была это сделать, — прошептала она.

— Где Мэл?

— Ушел, — покачала головой Линн. — Переехал.

— Куда?

— Клянусь Богом, не знаю.

— Когда?

— Три месяца назад.

Он сделал глоток. Кофе оказался очень крепким. Ему не следовало приходить сюда.

Паркер неожиданно проснулся в четыре утра, еще окончательно не протрезвев, и отправился прямо к жене.

Сейчас он обрадовался, что Мэл уехал, потому что встречаться с ним нужно было в трезвом состоянии.

Паркер закурил и допил кофе.

— Кто платит за квартиру?

— Мэл, — ответила Линн.

Он быстро встал и вышел в столовую. Поглядел налево через стеклянные двери в гостиную, прошел направо, открыл дверь и быстро включил свет.

В спальне никого не было. Паркер заглянул в ванную комнату, которая тоже оказалась пустой.

Вернувшись в спальню, он заметил Линн — она стояла в дверях и наблюдала за ним. Потом открыл шкаф — в нем висели платья, юбки, блузы и свитеры, а внизу стояли женские туфельки. Он направился к комоду, быстро проверил все ящики, но в них тоже лежали только женские вещи.

Паркер покачал головой и посмотрел на Линн, по-прежнему стоящую в дверях.

— Ты живешь одна?

Она кивнула.

— И Мэл платит за квартиру?

— Да.

— Хорошо. Пошли на кухню.

Она опять шла впереди. Паркер выключил в спальне свет и направился следом за ней.

После того как они молча допили кофе, он неожиданно спросил:

— Почему?

Линн испуганно вздрогнула, будто у нее под ухом выстрелили из шутихи, и непонимающе уставилась на Паркера.

— Что? — переспросила она. — Я не… я не знаю, что ты имеешь в виду.

— Почему он платит за квартиру? — произнес Паркер и нетерпеливо махнул рукой.

— А… — Она кивнула и закрыла лицо руками. Через несколько секунд глубоко вздохнула и опустила руки. Только сейчас на ее лице появился испуг. — Наверное, это плата за предательство, — безжизненным голосом ответила Линн.

— Да, — буркнул Паркер. Его опять охватила ярость. Он швырнул сигарету через всю кухню в раковину и закурил следующую.

— Я рада, что ты жив. Правда, глупо?

— Да.

— Ты ненавидишь меня, — кивнула Линн. — И имеешь на это полное право.

— Я должен порезать тебя на кусочки, — сказал Паркер. — Я должен вырвать тебе ноздри. Ведь ты самая настоящая ведьма!

— Ты должен убить меня, — безнадежно произнесла девушка.

— Возможно, я тебя и убью.

Ее голова опустилась на грудь, и она едва слышно прошептала:

— Я каждую ночь принимаю таблетки, потому что не могу заснуть — все думаю о тебе.

— И каким я тебе представляюсь?

— Мертвым. Было бы лучше, если бы я сама умерла.

— Прими побольше таблеток, — предложил Паркер.

— Не могу. Я трусиха. — Линн подняла голову и вновь посмотрела на него. — Поэтому я и сделала это, Паркер. Я трусиха. Передо мной стоял выбор: или ты, или я.

— И Мэл платит за квартиру?

— Я трусиха.

— Да. Я знаю это.

— Я ни разу не доставила ему удовольствия, Паркер. Я никогда не отвечала на его ласки.

— Поэтому он и уехал?

— Наверное.

— Да, ты можешь включать и выключать себя, — согласился он и невесело улыбнулся. — Машина для секса. Для тебя он не имеет никакого значения.

— Имеет, но только с тобой, Паркер.

Он злобно выплюнул ругательство, и она вздрогнула, покачала головой.

— Это правда, Паркер. Поэтому мне и необходимы таблетки. Поэтому я и не уезжаю отсюда и не ищу себе другого мужчину. Мэл платит за меня и не просит того, чего я не могу ему дать.

Кофе сменила водка. Паркер рассмеялся, ударил по столу кулаком и сказал:

— Все-таки хорошо, что этой скотины здесь нет. Представляешь, врываюсь, а у него в гостиной парочка головорезов, да? Просто так, на всякий случай.

— Да, — кивнула Линн. — Он никогда не оставался здесь один.

— Трусливый гад. — Паркер принялся барабанить по краю стола пальцами обеих рук. — Наверное, боится, что я встану из могилы. — Он засмеялся, перестав терзать край стола. — Мэл прав. Да. Встану из могилы.

— Что ты собираешься делать, Паркер? — Только сейчас в ее голосе послышались нотки страха.

— Я собираюсь пить у него кровь, вырвать сердце и выплюнуть его в канаву, чтобы там на него помочились бродячие собаки. Я собираюсь содрать с него кожу, вырвать вены и повесить его на них. — Кулаки Паркера сжимались и разжимались, он гневно смотрел на нее. Потом схватил кофейную чашку и швырнул ею в холодильник.

Линн испуганно глядела на мужа. Ее губы дрожали, по она не произнесла ни слова.

Паркер посмотрел на нее холодными, как оникс, глазами, усмехнулся уголком рта и сказал:

— С тобой? Что я собираюсь сделать с тобой?

Она сидела неподвижно.

— Еще не знаю. — Его голос был жестким и решительным. Он чувствовал себя как канатоходец под куполом цирка, полностью уверенный в своих силах. — Все будет зависеть от обстоятельств. От тебя. Где Мал?

— О Господи… — прошептала Линн.

— Мое решение будет зависеть от тебя, — повторил Паркер.

— Я не знаю, Паркер, — покачала головой девушка. — Клянусь на Святом кресте. Я не видела его три месяца. Я даже не знаю, в Нью-Йорке он или нет.

— Как ты получаешь деньги?

— Первого числа каждого месяца приходит посыльный с конвертом, — ответила Линн.

— Сколько?

— Тысяча.

Он ударил ладонью по столу.

— Двенадцать штук в год, которые не облагаются налогами. Хорошая плата за предательство, Линп. Знаешь, кто ты? Иуда! Трусливая Иуда, виляющая хвостом.

— Я испугалась! Они грозили меня убить, Паркер. Они бы мучили меня, а потом убили.

— Ладно. Кто посыльный?

Каждый раз приходит новый. Я не знаю ни одного из них.

— Еще бы! Мэл не доверяет тебе. Никто не доверяет Иуде.

— Я не хотела это делать, Паркер. Клянусь всеми святыми. Ты был единственным мужчиной, которого я хотела. Единственным, кто мне был нужен. Но мне пришлось пойти на это.

— И ты сделаешь это опять, — сказал он.

— Нет. — Линн покачала головой. — Я больше не перенесу этого ужаса.

— Ты боишься умереть. — Паркер поднял руки и сжал их, глядя на ее горло.

— Да. Да, боюсь. — Девушка отшатнулась от него. — Я и жить боюсь. Я не смогу больше пройти через все это.

— Первого числа ты скажешь посыльному: «Передай Мэлу, чтобы он был осторожнее. Паркер в городе».

— С какой стати, Паркер? — с отчаянием произнесла Линн и покачала головой. — Паркер, я дошла до самого дна. Я говорю тебе правду. Никто не знает, что ты здесь. Никто не знает, что ты жив. Никто не грозит мне, не заставляет заложить тебя.

— Может, тебе вызваться добровольцем? — предложил он.

— Нет. Это невозможно сделать добровольно.

— Значит, ты тоже была в армии? — рассмеялся он. — Или поблизости?

Она, к удивлению Паркера, покраснела и угрюмо ответила:

— Я никогда не была проституткой, Паркер, и ты это знаешь.

— Да. Вместо своего ты продала мое тело.

Паркер встал и вышел из кухни. Линн поплелась за ним. Он постоял с минуту в гостиной, сердито глядя на мебель, потом растянулся на софе.

— Рискну, — заявил он. — Немного рискну. Мэл не доверяет тебе и поэтому не оставил своих координат, ни номеров телефонов, ни адресов, ничего. Выходит, ты не сможешь сыграть Иуду до первого числа, когда придет посыльный. Это будет через четыре дня. Правильно?

— Я и тогда не смогу, — постаралась убедить его Линн. — Я не смогу… никто меня не заставляет.

— У тебя нет ни одного шанса, — рассмеялся Паркер. — Тебе не из чего выбирать. — Он вскочил с софы так внезапно, что Линн вздрогнула от испуга, но он не подошел к ней. — Я встречусь с ним сам.

— Ты останешься? — спросила девушка. На ее лице смешались страх и желание. — Останешься?

— Да, я останусь.

Он отвернулся от нее и опять направился в спальню. Линн поплелась следом.

Он обошел кровать и опустился на колени перед тумбочкой. Вырвав телефонные провода из розетки, Паркер встал.

Линн распахнула халат. Он посмотрел на нее, и желание, более сильное, чем раньше, вернулось. Он помнил ее такой.

— Ты останешься здесь? — поинтересовалась Линн.

Паркер покачал головой.

— Для тебя это дерево засохло.

Он подошел к окну, раздвинул шторы и выглянул на улицу. За окном не было ни пожарной лестницы, ни карниза.

Линн шепотом позвала его.

Паркер направился к двери. Она сделала шаг к нему, подняв руки, но он обошел ее и остановился у двери.

Паркер вытащил ключ из замка, вышел из комнаты и запер за собой дверь.

Линн еще раз позвала его.

Паркер выключил свет в гостиной и на кухне, лег на софу и в темноте посмотрел на окно. Он солгал. Дерево не засохло, он по-прежнему боялся ее.

Труп голой Линн лежал на кровати. Паркер остановился в дверях, не сводя с нее взгляда. В спальне было прохладно и темно, как в похоронном бюро. В воздухе повис похожий на аромат цветов запах духов и косметики. Там, где шторы колыхались от легкого дуновения ветерка, солнечный свет дрожал, как пламя свечи. С улицы доносился негромкий шум машин.

Линн лежала на спине. Похоже, она приготовилась к смерти: сложила ноги вместе и положила руки на живот одна на другую, прижав к бокам локти, но, засыпая, шевельнулась и нарушила симметрию.

Сейчас одно колено было согнуто, а правая нога лежала почти под прямым углом. Шершавая пятка правой ноги касалась левого колена, как бы пародируя движения балерины. Левая рука покоилась на пупке, но правая упала с живота и лежала ладонью вверх. Голова была слегка повернута вправо, рот раскрылся.

Паркер вошел в спальню, остановился у кровати и взял с тумбочки пустой пузырек. На этикетке был напечатан адрес, название аптеки и телефонный номер, а ниже — фамилия Линн, фамилия доктора, номер рецепта и инструкция. «При необходимости принимать по одной таблетке перед сном. Не превышать дозу».

Паркер читал, шевеля губами.

Он прочитал этикетку дважды: название аптеки, адрес и телефонный номер, имя своей мертвой жены, фамилию ее доктора, номер рецепта и саму инструкцию. Потом бросил пузырек в полупустую корзину для мусора, стоявшую рядом с тумбочкой, и вновь посмотрел на труп.

Он хотел было пощупать пульс, но раздумал. В этом не было необходимости. Здесь невозможна ошибка. Кожа трупа, становится похожей на воск, грудь абсолютно спокойна, губы чересчур сухи, глаза как бы уходят внутрь.

Необходимо избавиться от нее. Ему нужно побыть здесь еще три дня, но он не может жить под одной крышей с трупом. Несмотря на гнев, который накапливался внутри у него в течение шести месяцев, проведенных на тюремной ферме, он не собирался ее убивать. Избить, покалечить, причинить боль, оставить на теле шрамы, но не убивать.

В шкафу Паркер нашел платье с «молнией» на спине и надел его на Линн, с трудом засунув окоченевшие руки в рукава, потом перевернул ее на живот и застегнул «молнию». Перевернув опять на спину, хотел надеть туфли, но они оказались слишком малы. Или ноги Линн уже начали распухать, или же она предпочитала красоту удобству.

Одетая Линн имела вполне нормальный вид, хотя и не была похожа на спящую. Паркер закрыл ей рот, и он не раскрылся.

Он остановился в дверях и с минуту смотрел на жену.

— Ты всегда была дурой, такой и осталась, — сказал он, вышел из спальни и закрыл за собой дверь.

В гостиной стоял телевизор. Он нашел в буфете на кухне бутылку виски, открыл ее и уселся смотреть мультики, за которыми последовали какой-то телесериал и детские передачи.

В вечерних новостях о нем не сказали ни слова. Это было вполне объяснимо. Убитый охранник и сбежавший три недели назад с другого конца континента бродяга не стоят того, чтобы сообщать о них в новостях в другом конце страны.

То, что с ним случилось за эти месяцы, тоже ее вина. Он получил шестьдесят дней за бродяжничество, и сейчас полиция имела отпечатки его пальцев. Они принадлежали не Паркеру, а человеку по имени Рональд Каспер, но это не имело значения. Он мог назваться кем угодно, но отпечатки пальцев останутся на всю жизнь.

Ему дали шестьдесят дней. Через двадцать дней он подрался с охранником и получил еще шесть месяцев. Восемь месяцев Паркер был вынужден вычеркнуть из своей жизни, пропалывая грядки на тюремной ферме. Он вытерпел всего шесть и воспользовался предоставившимся шансом, свернул шею охраннику и сбежал.

И все это было ее виной. Она обманула его, наставила рога, из-за нее он попал в тюрьму, и сейчас его отпечатки находились в Вашингтоне. Она заставила его пересечь весь континент, его нынче мертвая жена.

От мертвого тела необходимо избавиться. Он не мог держать его в квартире, потому что предстояла встреча с посыльным. Он не мог позвонить в полицию, как примерный гражданин, и попросить, чтобы его забрали, потому что после первого же внимательного взгляда становилось ясно, что он отнюдь не примерный гражданин.

Паркер ненавидел Линн. Он ненавидел и любил ее, он никогда раньше не испытывал этих двух чувств, одновременно. Он не знал, что такое любовь и что такое ненависть. Теперь остался один Мэл. Мэла он убьет, но это была не ненависть. Он просто обязан сквитаться. В нем клокотали ярость, гордость и гнев, но только не ненависть.

К тому времени, когда по телевизору начали показывать самые популярные передачи и вестерны, уровень виски в бутылке значительно снизился. Паркер смотрел на экран, и по его лицу плясали голубовато-белые блики. Потом начали крутить старые картины, и он смотрел и их. После фильмов священник прочитал молитву, хор спел «Звездно-полосатое знамя», и станция закончила передачи.

Паркер встал, выключил телевизор и свет. Бутылка была пуста. Благодаря Линн он напился, хотя должен был оставаться трезвым.

Он отправился на кухню, сделал сандвич и съел его, запив полуквартой молока. Почувствовав усталость, Паркер сварил кофе, выпил три чашки и намочил лицо водой из-под крана.

В спальне было темно. Свет из гостиной освещал обутые ноги Линн. Он включил свет, и ему показалось, что Линн поменяла положение. Ее голова откинулась назад, открытые глаза смотрели в сторону окна.

Паркер опустил ей ресницы, поднял, как жених невесту, негнущееся тело и вынес его из спальни.

На лестничной площадке ему никто не встретился. Он вызвал с первого этажа лифт, спустился вниз и вышел с мертвой женой на руках из дома.

Переулок вывел его на улицу примерно в квартале от ее дома. Он повернул направо и прошел полквартала до Пятой авеню и Центрального парка. По пути ему встретился мужчина. Он куда-то спешил, а потому едва посмотрел в его сторону. На углу остановилось такси, и водитель спросил, высунувшись из окна:

— Возьмете такси, мистер?

— Мы живем рядом.

— У вас груз? — Таксист улыбнулся.

— Она не умеет пить водку.

Такси уехало. Парочка из проезжающего мимо «ягуара» посмотрела на него, улыбнулась и отвернулась. Паркер перешел на другую сторону улицы, перебрался через низкую каменную стену и очутился в парке.

Он отнес тело в кусты. Действуя на ощупь, сорвал с Линн платье и туфли, достал перочинный нож и, держа ее левой рукой за подбородок, принялся кромсать лицо. Паркер не хотел, чтобы полиция поместила в газеты фотографии. Мэл всегда читает газеты.

На руках Паркера почти не осталось крови. Когда кромсаешь труп, крови бывает немного. Он вытер нож о платье, закрыл и спрятал в карман. Потом завернул туфли и платье, сунул узел под левую руку и вернулся домой.

Паркер очень устал. Войдя в квартиру, выключил везде свет, растянулся на софе и сразу уснул.

Три дня в квартире Линн царила тишина, если не считать работающий телевизор. В воздухе повис затхлый запах, словно Линн все еще была в спальне.

На стене кухни висел календарь с двумя коккер-спаниелями, стоящими перед розовым кустом. Паркер разглядывал календарь, когда сидел за кухонным столом с чашкой кофе.

Наконец наступил сентябрь. Паркер бродил по гостиной, и его, как магнитом, влекло к входной двери. Он проводил много времени у двери, ожидая звонка. Дважды брался за ручку, но не открывал дверь.

В буфете оставались еще две бутылки виски, но он не притронулся к ним. Ей не удастся заставить его снова напиться.

В дверь позвонили, когда Паркер варил кофе. Он подошел, посмотрел в глазок и увидел незнакомого мужчину.

У посыльного было круглое, как тарелка, лицо и ярко-синий костюм с узкими лацканами. Под застегнутым на одну среднюю пуговицу пиджаком белела рубашка, а на шее был пестрый галстук. Рубашка, казалось, была накрахмалена вся, а не только один воротник, как принято.

Голубые, широко посаженные глазки терялись в складках жира. У посыльного были большие розовые уши, а на голове залихватски заломленная шляпа из соломы.

Пиджак был тесен, и Паркер отчетливо видел очертания конверта с деньгами во внутреннем кармане. Посыльный слегка нахмурился и сказал тоненьким голоском:

— Я не туда попал? Наверное, ошибся квартирой.

— Вам нужна Линн Паркер?

— Да-да. — Толстяк согнулся, стараясь заглянуть через плечо Паркера. — Она дома?

— Заходите, — пригласил Паркер.

— Нет, я не должен заходить в квартиру. Она дома?

Паркер схватил его за ворот рубашки и рывком втащил в прихожую. Толстяк выставил перед собой руки, словно боялся упасть. От испуга он широко раскрыл рот. Паркер выглянул на лестничную площадку, убедился, что она пуста, вернулся в квартиру и захлопнул дверь.

Толстяк кое-как сохранял равновесие. Паркер толкнул его, и посыльный, шаркнув по стенке, оказался в гостиной.

Паркер вошел вслед за ним. На этот раз он увидел детали, которые не заметил, когда смотрел через глазок. Например, красновато-коричневые туфли с дырочками на большом пальце. Из-под брюк на целый дюйм выглядывали ярко-желтые носки.

Толстяк стоял посередине гостиной, прижав руки к груди и растопырив пальцы, словно защищал себя или конверт, который должен был доставить.

— Давай бабки, — потребовал Паркер, протягивая руку.

— Я не имею права отдавать деньги. Я должен вручить их мисс Паркер лично.

— Я ее муж.

Толстяк определенно ничего не знал о муже мисс Паркер.

— Мне сказали… отдать деньги самой мисс Паркер.

— Кто сказал?

— Где мисс Паркер? Я должен увидеть ее.

— Теперь я здесь главный. Давай бабки.

— Я должен позвонить. Можно мне позвонить?

Паркер подошел и дернул посыльного за лацканы. Единственная пуговица, на которую был застегнут пиджак, с треском отлетела. Паркер вытащил из внутреннего кармана пухлый конверт и бросил на кресло слева от себя.

Толстяк замахал руками и закричал:

— Вы не должны! Вы не должны этого делать!

Паркер сжал левую руку в кулак и вмазал толстяку в живот над золотой пряжкой с монограммой. Посыльный открыл рот и медленно сложил руки на животе. Его колени подогнулись, и он упал на правый кулак Паркера, после чего рухнул на пол.

Паркер опустошил его карманы. В бумажнике лежало водительское удостоверение, библиотечный билет и четырнадцать долларов. И в удостоверении, и в билете стояла фамилия: «Сидни Чалмерс, Западная Девяносто вторая улица».

В другом кармане лежали семьдесят три цента и зажигалка с выгравированными готическими буквами «С. Ч.» на боку.

В кармане пиджака Паркер нашел бумажку с фамилией Линн и ее адресом. И больше ничего.

Паркер оставил толстяка лежать на ковре, отправился на кухню, где в одном из ящиков стола нашел тонкую, но крепкую бечевку. Вернувшись в гостиную, он связал ею запястья и лодыжки посыльного, потом усадил его, прислонив спиной к софе. Он до тех пор хлестал посыльного по щекам, пока тот не застонал и не открыл глаза.

Паркер выпрямился в полный рост и грозно посмотрел сверху вниз на испуганного толстяка.

— Где Мэл Ресник?

Он нагнулся, влепил Чалмерсу пощечину тыльной стороной ладони, выпрямился и повторил свой вопрос.

Посыльный часто моргал. Его подбородок дрожал, по щекам текли крупные слезы.

— Не знаю, — с мольбой в голосе ответил он. — Я не знаю, о ком вы говорите.

— О парне, который дал тебе конверт.

— О, я не должен!..

— О, ты должен! — передразнил его Паркер. Он поставил правую ногу на связанные лодыжки толстяка и постепенно начал давить. — Ты должен, черт побери!

— Помогите! — зарыдал Чалмерс. — Помогите! Помогите!

Паркер пнул его в живот.

— Не то говоришь. — Он подождал, когда толстяк вновь наберет в легкие воздух, и сказал: — Назови мне его имя.

— Но они… они убьют меня.

— Ты хочешь, чтобы тебя убил я?

Сидни Чалмерс закрыл глаза, и на его лице появилось комическое выражение полного отчаяния. Паркер ждал. Наконец толстяк сказал, не открывая глаз:

— Мистер Стегман. Мистер Артур Стегман.

— Где я могу найти его?

— В… в Бруклине. «Рокэвей Кар Рентал» на Фаррагут-Роуд, рядом с Рокэвей-Парквей.

— Отлично. Ты избавил себя от кое-каких неприятностей.

— Они убьют меня, — рыдал Сидни. — Они убьют меня.

Паркер опустился на одно колено, развязал его лодыжки, выпрямился и сказал:

— Вставай.

Чалмерс не смог встать сам, поэтому Паркеру пришлось помочь ему.

Толстяк стоял, раскачиваясь и пыхтя, как паровоз. Паркер развернул его, толкнул в сторону спальни и подставил ногу. Сидни грохнулся на пол. Паркер снова связал ему лодыжки, вышел из спальни и запер за собой дверь.

Он сунул конверт с деньгами в карман пиджака и вышел из квартиры.

Линия метро заканчивалась в Кэнерси около Рокэвей-Парквей и Гленвуд-Роуд. Паркер узнал дорогу у старухи, которая разменивала в киоске деньги. Фаррагут-Роуд находилась в квартале направо.

«Рокэвей Кар Рентал» располагалась в маленьком домике между двумя жилыми домами. На посыпанной песком и поросшей травой площадке стояли три старых белых такси. Дом был обшит деревом. В переднее окно вставлено зеркальное стекло.

Внутри за ограждением за пультом сидел диспетчер. У стены стояла разбитая софа, рядом была дверь в заднюю комнату.

Паркер облокотился на ограждение и сказал:

— Я ищу Артура Стегмана.

Диспетчер опустил «Дейли ньюс» и ответил:

— Его сейчас нет. Может, я вам могу чем-нибудь помочь?

— Не можешь. Где я могу его найти?

— Даже не знаю. Если вы оставите свой…

— А ты попробуй догадайся.

— О чем догадаться?

— Ну где он может быть? Попробуй догадайся.

— Подожди секундочку, приятель. — Диспетчер нахмурился. — Ты хочешь…

— Он дома?

Парень нервно покусывал губы, потом ответил:

— Пойди и спроси его сам.

И снова взял «Дейли ньюс».

— С удовольствием бы. Где он живет?

— Мы не даем адресов. — Диспетчер развернулся на стуле и углубился в чтение газеты.

Паркер принялся барабанить по верху стойки.

— Ты совершаешь ошибку, парень, — произнес он. — Сидни сбежал.

Диспетчер поднял голову и нахмурился.

— Что это должно означать?

— Для тебя, может, и ничего, а для Стегмана — много.

Парень нахмурился еще сильнее, обдумывая ситуацию, потом покачал головой.

— Нет. Если бы Арт хотел встретиться с тобой, он бы тебе сказал, где его найти.

— Он сказал — здесь.

— Тебе нужна только телефонная книга. Все, разговор закончен.

Он закрылся газетой.

Паркер сердито дернул головой и направился к двери, ведущей в заднюю комнату. Диспетчер вскочил и что-то закричал, но Паркер не обратил на него ни малейшего внимания. Он распахнул дверь и вошел в комнату.

За круглым столом шестеро мужчин играли в покер с семью картами. Игроки подняли глаза, и Паркер сказал:

— Я ищу Стегмана.

Краснолицый мужчина в шляпе, сдвинутой на затылок, спросил:

— Кто, черт побери, тебя сюда приглашал?

А парень в полицейской форме буркнул:

— Сгинь.

В комнату вбежал диспетчер и объяснил краснолицему:

— Этот парень не стал меня слушать. — Он схватил Паркера за плечо. — Пошли, приятель. Нужно знать меру.

Паркер сбросил его руку и сделал выпад коленом. Парень охнул и положил голову на плечо Паркеру. Паркер сделал шаг в сторону и отвернулся от диспетчера, который скользнул по стене на пол.

— Я по-прежнему ищу Стегмана.

Полицейский бросил карты на стол и встал.

— Мне кажется, что тут только что произошло нападение.

— Вилли напишет жалобу, Бен, — сказал краснолицый. — Не беспокойся.

Высокий мужчина с суровым лицом в белой рубашке без галстука заметил:

— Похоже, этот воробушек добровольно в кутузку не пойдет, а, Бен?

— Наверное, тебе следует помочь мне, Сал, — ответил Бен.

— Хватит ломать комедию, — покачал головой Паркер. — У меня сообщение для Стегмана.

— Какое сообщение? — спросил краснолицый.

— Ты Стегман?

— Я передам ему при встрече.

— Да. Все правильно, ты Стегман. Я пришел сказать тебе, что Сидни бежал.

— Что? — Стегман выпрямился на стуле.

— Что слышал. Смылся с тысячей. Он не был у девчонки.

— Ты с ума сошел. Сидни никогда не посмеет… — Он замолчал, обвел взглядом остальных игроков и встал. — Я выхожу из игры. Пошли, поговорим на улице.

— Но он же совершил нападение! — сказал полицейский Бен.

— К черту! — Стегман сердито махнул рукой. — Продолжайте играть.

— А если Вилли подаст жалобу?

— Не подаст. Ты же не подашь жалобу, Вилли?

Вилли выпрямился и покачал головой.

— Нет. Единственное, что я хочу, это сквитаться.

Как-нибудь в другой раз, Вилли, — произнес Стег-ман. — Пошли.

Паркер вышел вслед за вим в первую комнату. Стегмап зашел за стойку и взял со стены ключи.

— Я еду на «крайслере», Вилли. На пляж! — крикнул он своим дружкам. — Вернусь минут через двадцать.

— О’кей, двадцать минут. — Вилли подошел к двери и посмотрел на Паркера. — Моя смена заканчивается в шесть.

Паркер повернулся к нему спиной и вышел из конторы вслед за Стегманом. Стегман указал на черный девятиместный лимузин.

— Поедем на этом. В конторе не поговорить, слишком много людей. Ребята ничего об этом не знают.

Они сели в «крайслер». Стегман объехал здание и выехал на улицу. В заднее окно Паркер увидел хмурого Бена в дверях.

Стегман подъехал к углу Рокэвей-Парквей и повернул налево.

— Можешь начинать рассказывать, — сказал он.

Паркер показал на передатчик под приборным щитком.

— Если ты не вернешься через двадцать минут, диспетчер вызовет тебя, верно?

— И если я не отвечу, он свяжется с остальными машинами. Откуда ты узнал о Сидни?

— Я был с девчонкой., С Линн Паркер.

Стегман бросил на него взгляд, потом посмотрел на дорогу.

— Ты много знаешь. Как получилось, что я тебя не знаю?

— Я только что приехал. Следи за дорогой. Здесь много детей.

— Я знаю, как водить машину.

— Может, лучше помолчим до пляжа?

Стегман пожал плечами.

Они проехали по Рокэвей-Парквей девять кварталов, миновали тоннель под Белт-Парквей и, сделав круг, выехали к широкому, мощенному камнем причалу, уходящему в Ямайский залив. У дальнего конца стояли два здания, а остальное пространство занимала автостоянка с несколькими маленькими чахлыми деревцами, окруженная бетонной дорожкой с перилами и скамьями.

Стегман затормозил почти на пустой стоянке и сказал:

— Залив загрязнен, купаться нельзя. Сюда только по вечерам приходят побаловаться мальчишки с девчонками. — Он повернулся к Паркеру. — Ну и что случилось с Сидни? Он никогда не посмеет смыться с бабками.

— Он и не смывался. — Паркер достал из кармана конверт с деньгами и бросил его на приборный щиток. — Я забрал их у него.

Рука Стегмана потянулась к передатчику.

— В чем дело, черт побери? Что все это значит?

— Только дотронься до этой кнопки, и я сломаю тебе руку.

Рука Стегмана замерла.

— Я ищу Мэла Ресника, — произнес Паркер. — Ты расскажешь мне, где он.

— Нет. Даже если бы я это знал.

— Расскажешь. Я должен передать ему, что он может ей больше не платить.

— Почему?

— Потому что она умерла. Так же, как твой толстый педик. Ты тоже можешь умереть, если захочешь.

Стегман облизнул губы, потом повернул голову и кивнул в сторону маленьких домиков, стоящих у конца причала.

— Там есть люди, — сообщил он. — Мце стоит только закричать.

— Тебе это не удастся. Сделаешь глубокий вдох, и ты труп. Откроешь рот пошире, и ты тоже труп.

— Что-то я не вижу оружия, — заявил Стегман.

— Целых два, — ответил Паркер, поднимая руки. — Кроме них, мне ничего не нужно.

— Ты сошел с ума. Посреди белого дня… Мы сидим на переднем сиденье… Люди увидят, как мы боремся…

— Никакой борьбы не будет, Стегман. Стоит мне один раз дотронуться до тебя, и ты труп. Посмотри на меня повнимательнее, и ты увидишь, что я не шучу.

Стегман глянул ему в глаза, моргнул и посмотрел на передатчик.

— У тебя не так уж и много времени. Он вызовет тебя через десять минут. Ты станешь трупом через пять, если не скажешь, где Мэл.

— Я не знаю, где он. Это правда. По-моему, ты… ты сумасшедший, но я говорю правду. Я не знаю, где он.

— Ты получаешь от него бабки.

— Рядом с моей конторой находится банк. В нем есть счет, на котором постоянно лежат сто долларов, чтобы его не закрыли. Каждый месяц Мэл кладет на него одиннадцать сотен. Я пишу чек и беру их. Сотню оставляю себе, а штуку отправляю девчонке. Он потребовал, чтобы деньги каждый месяц носил новый посыльный.

Паркер кусал губу.

— Мне кажется, что он ее боится, — сообщил Стегман.

— Но ты же должен как-то связываться с ним в случае необходимости?

— Нет. Он сказал, что сам меня найдет, — быстро проговорил Стегман. — Мистер, я ничего не знаю. Я не зцаю тебя, девчонку, не знаю, почему он ей платит. В былые дни мы с Мэлом были корешами… еще до того, как он уехал в Калифорнию. Я зарабатываю сотню без всяких проблем с фараонами. Да, я оказал ему услугу, ну и что? Но вот появляешься ты и грозишь убить меня. Мы с Мэлом не такие уж и друзья, чтобы я рисковал из-за него своей шеей. Если бы я знал, где он, я бы тебе сказал. Честное слово! Раз он подставил меня, пусть поищет себе другого мальчика для побегушек. Он обязан был меня предупредить, что может произойти.

— Ладно, — Паркер пожал плечами.

— Я тебе даже больше скажу. Он в Нью-Йорке — я это точно знаю.

— Откуда?

— Он сам сказал, когда пришел просить оказать ему маленькую услугу. Я поинтересовался, как ему понравилось на западе, а он ответил, что с западом завязал. С этих пор, сказал Мэл, он живет в большом городе. Еще он жаловался на одиночество.

— Ну и где он может быть?

— Понятия не имею. Мы с ним давно не виделись.

— Ты можешь навести справки.

— Я мог бы пообещать тебе, что наведу справки. Ты выходишь из машины, а я и не собираюсь выполнять обещание. Я мог бы попросить своих водителей свернуть тебе шею при встрече. — Он пожал плечами. — Ты это знаешь не хуже меня.

— Значит, придется искать его как-то по-другому. Если хочешь получить Сидни обратно, пошли людей на квартиру Линн Паркер. Я запер его в спальне.

— Ты же сказал, что он мертв.

— Он жив.

— Девчонка тоже там?

— Нет. Она в морге. Ладно, давай возвращаться. Можешь высадить меня у метро.

— С удовольствием. Стегман остановился перед светофором и покачал головой. — Отличный урок. Больше никаких услуг.

— Считай, что пока ты выкрутился.

— Что ты хочешь сказать этим «пока»? — Стегман повернул голову.

— Если случайно встретишься с Мэлом, надеюсь, тебе не захочется вспоминать обо мне.

Паркер трижды менял электрички, но за ним никто не следил. Он расстроился, потому что это означало, что Стегман говорил правду и что через него Ресника не найти.

Он хотел найти Мэла и задушить его собственными руками…

Все началось десять месяцев назад. Их было четверо: Паркер с женой и Ресник с канадским уголовником по имени Честер. Всю операцию задумал Честер. Он узнал о партии оружия и сразу увидел возможность поживиться. Потом Честер, рассказал обо всем Мэлу, а тот — Паркеру.

План казался прекрасным. Кто-то продавал оружие на восемьдесят тысяч долларов, а вместе с амуницией — на девяносто три штуки с мелочью. Оружие было американским и переправлялось в Канаду на грузовиках. В Канаду переправить его было легче, чем в Мексику. К тому же из Канады его можно было без проблем вывезти по воздуху.

В Киуотине, неподалеку от озера Ангикуни, находился маленький аэродром, к которому в сухое время года можно было проехать на машинах. Два самолета делали по два рейса каждый, направляясь сначала на запад над Маккензи, Юконом и Британской Колумбией, потом летели над Тихим океаном и, наконец, поворачивали на юг. Одна посадка на острове для дозаправки и снова на юг. Покупателями были южноамериканские революционеры, у которых был горный аэродром и страсть к кровопролитию.

Честер услышал о сделке от друга, который водил грузовики на север, в Канаду. Узнав детали, он сразу понял, что в таком деле расплачиваться будут только наличными. Что, естественно, сразу наводило на мысли о грабеже. Никто не станет обращаться в полицию, а горстки революционеров с другого континента можно было не опасаться.

Американцам и канадцам, владельцам оружия, тоже было все равно. Они не потеряют ни цента. Оружие останется у них, а покупатели на их товар найдутся всегда.

Водитель грузовика не ведал, где и когда будут переданы деньги, но от него Честер узнал имя человека, который это знал, адвоката из Сан-Франциско, Блика. Блик выложил деньги на покупку оружия в Штатах. Честер также выяснил, что оружие будет доставлено на аэродром в Киуотине через пять педель.

Как только дело дошло до вооруженного грабежа, Честер сразу понял, что ему не справиться. Он возил контрабанду через границу: порнографию в Чикаго или Детройт, сигареты на север, виски на юг и тому подобное. Одну осень провел в мичиганской тюряге после того, как его остановили на границе в угнанной и плохо перекрашенной машине с запасным колесом, набитым сигаретами «Честерфилд».

Маленький, худой, с узким лицом, похожий на хорька, Честер понимал, что деньги за оружие — лакомый кусочек, но он еще и отдавал себе отчет в том, что ему не удастся взять их одному. Поэтому он отправился на юг, в Чикаго, к Мэлу Реснику.

Мэл Ресник был болтуном и трусом. Четыре года назад он, работая на синдикат, совершил ошибку и сейчас занимался чем придется. Тогда он перепугался и выбросил на сорок тысяч чистого героина, приняв по ошибке курьера из синдиката за полицейского в штатском. Ему выбили три зуба и вышвырнули на улицу, потребовав вернуться с деньгами. Ресник за последний год несколько раз помогал Честеру продавать порнографию.

Честер обладал одним плохим качеством: он верил людям. Мэл Ресник, несмотря на прокол в синдикате, по-прежнему считал себя крутым и бесстрашным гангстером с большими связями. Честер поверил ему и рассказал об оружии и девяноста трех тысячах долларов. Они обсуждали операцию на кухне Ресника, по которой бегали тараканы, и Мэл, тоже немедленно увидевший возможность поживиться, согласился взяться за дело.

Поначалу все шло гладко, но наступил момент, который грозил затянуться навечно. Дело в том, что Мэл не знал, кого взять в группу, но не мог признаться в этом Честеру. Он под всяческими предлогами тянул время, а сам между тем проверял своих знакомых по синдикату, с которыми никогда не был особенно дружен и которых вполне устраивала их работа.

Они даже не хотели слушать его предложение. Так продолжалось десять дней, пока вечером на Лупе к Мэлу в такси не сели Паркер с женой.

Паркер никогда не работал на синдикат. Каждый год он проворачивал дельце: брал банк или бронированный автомобиль с деньгами, и всегда это были чистые бабки, которые невозможно было опознать. Он не работал больше чем с четырьмя-пятью напарниками и никогда не брался за работу, если не был уверен в своих помощниках. К тому же он редко работал дважды с одними и теми же людьми.

Деньги Паркер держал в гостиничных сейфах, жил на курортах: в Майами, Лас-Вегасе и Палм-Спрингсе, брался за работу только тогда, когда запас денег сокращался до пяти тысяч. Его ни разу не арестовывали, на него даже ни в одном полицейском участке не было заведено дело.

Мэл шесть лет назад встречался с Паркером. Их познакомил гангстер из синдиката, с которым Паркер однажды работал в Омахе. Сейчас Ресник узнал Паркера и немедленно предложил ему участвовать в операции.

При обычных обстоятельствах Паркер даже не стал бы его слушать, но в данный момент он оказался на мели, а дело, из-за которого приехал в Чикаго, провалилось. Тот факт, что Мэл был знаком с гангстерами из синдиката, послужил как бы визитной карточкой, поэтому он выслушал Ресника. План ему понравился. Главным образом привлекало отсутствие полиции и прекрасная сумма в девяносто три штуки. После того как Мэл познакомил Паркера с Честером, ему все понравилось еще больше. Честер был мелким жуликом, но умным, серьезным и умел молчать. Вне всяких сомнений, его информации можно было доверять, и он мог оказаться полезным во время операции.

Во всем деле Паркеру не нравилось одно — сам Мэл. Он был хвастуном и трусом и мог испортить все. Но тут от Паркера ничего не зависело, потому что Честер сперва рассказал обо всем Реснику. Хвастуны и трусы всегда таили в себе угрозу, и Паркер старался не иметь с ними дел.

Единственное, что он мог, так это ввести в группу еще двух парней, убедив Честера, что для успешного проведения операции потребуется как минимум пять человек. Он связался с Райаном и Силлом, неплохими ребятами, которые должны были участвовать вместе с ним в одной несостоявшейся операции и до сих пор торчали в Чикаго. До операции с оружием оставалось еще три недели, и за это время Паркер постепенно прибрал власть к своим рукам. Он финансировал группу и взял в аренду маленький самолет. Где бы ни передавались деньги: на озере Ангикуни или на острове в Тихом океане, им понадобится самолет, чтобы туда добраться, Райан летал на самолетах и имел необходимые документы. Паркер вооружил группу тоже на свои деньги.

За неделю до передачи денег они сели в самолет и полетели в Сан-Франциско. Там Райан и Силл следили за адвокатом Бликом, пытаясь уяснить распорядок его дня. Потом, за день до операции, они вломились к нему домой в два часа ночи.

Блик был пожилым вдовцом. Помимо адвокатской практики, торговал недвижимостью, спекулировал на бирже, к тому же ему принадлежал небольшой пакет акций авиационного концерна. Он жил один в доме на холме, если не считать мальчика-филиппинца, которого Райан убил спящим.

Блик не хотел говорить, и Паркер поручил Мэлу добиться от него сведений, справедливо полагая, что трусы и есть лучшие мучители. Мэл с энтузиазмом взялся за дело, и еще до рассвета Блик рассказал все, что они хотели знать.

Деньги доставят на самолетах из Южной Америки в Канаду. Два американца должны ждать на острове, где происходит дозаправка. Там им передадут деньги, и они останутся заложниками до тех пор, пока второй самолет с оружием не улетит на юг. После вылета один из пилотов должен связаться по рации с островом, и американцев отпустят с деньгами.

Эта часть операции, в которую входили беседы по рации, таила в себе немало опасностей, и обе стороны разработали целую систему кодовых сигналов, предупреждающих о предательстве. Продавцы и покупатели не очень доверяли друг другу.

Передача денег должна была произойти, по словам Блика, на маленькой необитаемой горе, которая называлась островом Киили. Он находился примерно в двухстах милях к юго-западу от Сан-Франциско. Во время второй мировой войны береговая охрана имела там небольшую базу для самолетов — охотников за подводными лодками, но последние пятнадцать лет остров пустовал. Аэродром до сих пор был в приличном состоянии, необходимый для дозаправки керосин завезли. Два человека из группы Блика уже были на острове, и самолеты с деньгами ожидали в час ночи послезавтра.

Перед уходом Райан перерезал старику горло — несмотря на обещания молчать, он мог все испортить.

К востоку от города на холмах раскинулось пустующее поместье, последним владельцем которого был какой-то киноактер. У него имелся самолет «Пайпер Каб», и на территории поместья оказалась маленькая взлетная полоса. Там поставили взятый в аренду самолет, а сами приехали на украденном мини-автобусе «фольксваген». Лини осталась в доме, а все остальные сели на самолет и отправились на остров.

Они нашли остров Киили со второго захода и приземлились у полусгнившего сарая, в котором когда-то находился диспетчерский пункт. Паркер выскочил из самолета с автоматом и, пока остальные отвлекали обороняющихся, бросился к ближайшему складу. Он обошел сарай сзади и поливал его огнем до тех пор, пока не опустел магазин. Подождал несколько минут и вошел внутрь. Там лежало два трупа.

Райан отогнал самолет в один из ангаров, чтобы его не было видно, и они стали ждать. Южноамериканцы прилетели ночью. Люди Блика расставили по краю взлетной полосы банки с керосином для освещения полосы, и Райан с Силлом зажгли их сразу после полуночи. Первый самолет появился в двадцать минут второго. Он остановился на рулевой дорожке за полосой, а через несколько минут приземлился и второй.

В сарае их ждали пять бандитов. Мэл облизывал губы, Честер проверял винтовку, а остальные трое сидели неподвижно.

Из первого самолета вышли три человека, из второго — двенадцать. Двое с портфелями держались позади остальных. Группы соединились и направились через поле к сараю.

— Ждем, — шептал Паркер. — Ждем.

Когда первый южноамериканец дотронулся до дверной ручки, Паркер открыл огонь из автомата, который высунул в окно слева от двери, а Силл — из другого окна, справа. Честер и Мэл палили из винтовок из других окон. Райан спрятался с винтовкой в бараке, в соседнем здании справа. Каждый был вооружен еще и револьвером или пистолетом.

Первый залп положил семерых из пятнадцати, остальные рассыпались по острову. Пилоты и люди с портфелями бросились назад к самолетам. Паркер уложил одного с портфелем, а Райан — второго. Они так и остались лежать на потрескавшейся взлетной полосе, а рядом валялись их портфели.

Четверо революционеров побежали к бараку, где спрятался Райан. Он убил одного, Силл — еще двоих, четвертому же удалось вбежать в барак, где его и прикончил Райан.

Сражение оказалось коротким. Последний из оставшихся в живых залег в складе с двумя пистолетами, и его пришлось выкуривать оттуда. Потом они заглянули в портфели и сели на свой самолет. К утру Паркер с товарищами вернулся в Калифорнию. Самолет приземлился на поле за поместьем. Они насчитали девяносто три тысячи четыреста долларов. После вычета предварительных расходов осталось немногим больше девяноста тысяч.

О дележе добычи они договорились заранее. Честер, как организатор операции, должен был получить треть, то есть тридцать тысяч долларов. Мэл с Паркером каждый получали по четверти, по двадцать две с половиной тысячи, а Райан с Силлом должны были разделить последнюю шестую часть между собой — получить по семь с половиной тысяч долларов. Паркер хотел забрать себе долю Мэла и таким образом заиметь половину добычи. Паркер решил, что так будет справедливо.

В заброшенном особняке они пересчитали деньги, разделили их между собой и решили переночевать здесь перед возвращением в Чикаго, потому что не спали две ночи. Паркер намеревался отделаться от Мэла ночью, но он не рассчитывал, что тот опередит его, да еще с Линн.

В доме оставалась кое-какая мебель. Паркер с Линн заняли спальню кинозвезды, но не спали, а занимались любовью и курили. Секс был ритуалом. После работы Паркер становился яростным, сильным, требовательным, давая выход долго сдерживаемым эмоциям. Месяц-два после операции они не пропускали ни одной ночи, а нередко занимались любовью несколько раз за ночь. Потом страсть постепенно ослабевала, уменьшаясь вместе с запасами денег, и они вели размеренную сексуальную жизнь, почти как до женитьбы. Этот распорядок никогда не менялся, и Линн со временем привыкла к нему, хотя и не без труда.

В два часа ночи Паркер встал с кровати, натянул брюки и рубашку и взял с ночного столика пистолет.

— Пойду загляну к Мэлу, — сообщил он жене и направился к двери.

Когда он взялся за ручку, Линн окликнула его. Паркер раздраженно повернулся и увидел у нее в руке полицейский револьвер. Успел подумать, что она связалась либо с Честером, либо с Мэлом, потому что только у них были револьверы. Потом она нажала курок, и после сильнейшего удара в живот он потерял сознание.

Паркера спасла пряжка на брюках. Первая пуля угодила в пряжку и вдавила ее глубоко в живот. Револьвер прыгал в руке Линн, и следующие пять пуль просвистели над ним и впились в деревянную дверь. Она выпустила в мужа шесть пуль, видела, как он упал, и не могла поверить, что он остался жив.

Паркер очнулся от жары. Дом пылал. Он лежал на животе, и, когда подтянул к нему колени, чтобы встать, живот пронзила страшная боль. В тусклых отсветах пламени он увидел на своей рубашке и брюках кровь.

Паркер сначала подумал, что пуля вошла в тело, но потом понял, что произошло. Серебряная пряжка с черной выгравированной большой буквой П сейчас была похожа на глубокую чашку. Под ней алела кожа, и ему показалось, что из крошечных ранок сочится кровь. Живот адски болел, будто по нему ударили тяжелым ломом.

Паркер с трудом встал. Дальний конец коридора был весь в пламени, густой дым застилал лестницу. Но он все равно должен был узнать, кто это сделал. И Паркер решил обойти комнаты, где спали остальные.

Мэла не было. Честер лежал с перерезанным горлом. Силл тоже погиб в постели. Райан исчез.

Райан убрал и Честера, и Силла. Это был его почерк. А Мэл дал Линн револьвер, чтобы та убила мужа. Несомненно, все придумал Мэл, и они очень торопились, ибо желали уйти подальше до рассвета.

Когда Паркер начал спускаться по широкой лестнице в дым и пламя, под ним подогнулись колени. Он упал, скатился по ступенькам и снова потерял сознание. Жар привел его в чувство, и Паркер пополз дальше. Внизу дыма было меньше, и ему удалось разглядеть дверь. Ему казалось, что до нее многие мили.

Наконец Паркер добрался до двери и вцепился в ручку, сделанную в стиле рококо. Ему пришлось схватить ее обеими руками и повиснуть на ней всем телом, чтобы открыть. После этого он выбрался на веранду, прополз между двумя колоннами крыльца и спустился на прохладную лужайку.

Полежав какое-то время на траве, Паркер кое-как поднялся на колени и пополз по тропинке вокруг дома к взлетной полосе. Где-то на полдороге в темноте он споткнулся о чью-то ногу. Паркер достал из кармана спички, зажег одну и увидел мертвые глаза Райана и пулевые отверстия в груди.

Самолет исчез. Отдыхая на земле около взлетной полосы, Паркер услышал слабый звук сирен и понял, что нужно уносить ноги. На этот раз ему удалось встать, ни за что не держась. Он перешел полосу и углубился в лес.

У ограды земля была мягкая, и Паркер принялся рыть ее руками, чтобы можно было проползти под оградой. Потом, шатаясь, спустился с холма в долину и опять потерял сознание.

Паркер провел три дня в кустах, пребывая в бредовом состоянии. То, что он пролежал три дня неподвижно и не съел ни крошки, помогло затянуться ране. Когда он наконец проснулся, в животе осталась только тупая боль, которую заглушало чувство голода. Сейчас он мог стоять. У него лишь слегка кружилась голова от голода да затекло тело. Он вышел из долины и направился на запад, в сторону шоссе.

Паркер представлял собой жалкое зрелище. На нем не было ни носков, ни башмаков, брюки и рубашка изорваны в лохмотья, и все в крови и грязи, лицо и руки в царапинах и синяках. К тому же он сильно хромал. Наконец он вышел на шоссе и прошел по дороге пять минут. Тут его остановили полицейские. Паркер слишком устал, чтобы сопротивляться, и его арестовали за бродяжничество.

Во время пятого месяца на ферме он написал письмо знакомому в Чикаго, в котором осторожно расспросил о Мэле. Он подписал письмо своим тюремным именем: Рональд Каспер, потому что знал, что перед отправкой его обязательно прочитает цензор. Тем не менее по тексту можно было понять, кто автор письма.

Через три недели пришел ответ. Паркер узнал, что Мэл, судя по всему, уехал из Чикаго с женщиной, которая наверняка была Линн. Кажется, он рассчитался с синдикатом и его взяли обратно. Недавно Ресника видели в Нью-Йорке, где он вел роскошную жизнь и сорил деньгами направо и налево. Линн по-прежнему была с ним.

Паркер сидел и ждал, когда подвернется шанс бежать, а когда шанс подвернулся, не упустил его. Он предпочел убить охранника, чем ждать еще два месяца освобождения. Ему необходимо было что-то делать. Он хотел найти Мэла Ресника, хотел задушить его собственными руками. Не просто вернуть деньги и Линн, а задушить Мэла Ресника.

Сначала Паркер направился в Палм-Спрингс, но полторы тысячи долларов, которые он оставил в сейфе отеля, исчезли. Их забрала Линн, и он сразу понял, что она подчистила и другие его запасы.

Паркер колесил по стране. Выпрашивал деньги на еду, путешествовал на грузовиках и поездах. Он избегал знакомых и сейчас жалел, что написал другу в Чикаго.

Мэл не должен знать, что он жив, иначе испугается и ляжет на дно. Паркер хотел взять этого наслаждающегося жизнью богача играючись. Он хотел, чтобы тот улыбался, до самой последней минуты, не догадываясь о том, что обречен на смерть.

Мэл на самом деле улыбался. Только он не знал, что придет Паркер, — он ждал одну цыпочку по имени Перл, наркоманку с двумя дурными привычками. В данный момент его интересовала не ее привязанность к наркотикам, а вторая привычка. Мэл сидел в японском халате с вышитым на спине шелковым драконом и, ухмыляясь, с нетерпением ждал Перл.

Он сидел в гостиной своего номера в отеле Компании. Отель Компании слыл респектабельным заведением на Парк-авеню в районе Пятидесятых и назывался «Оуквуд Армс». В нем было одиннадцать этажей, два крыла в виде буквы Г загибались в сторону Лексингтон-авеню. На восьми из одиннадцати этажах проживали солидные, состоятельные гости. На первых трех этажах клиенты были далеко не солидные и не очень состоятельные. Это были люди Компании, которые называли «Оуквуд Армс» своим домом. На третьем этаже жили постоянные гости. Мэл Ресник вместе с другими нью-йоркскими служащими предпочитал жить в гостинице, где не задавали лишних вопросов, потому что ответы на них были известны. Второй этаж предназначался для ньюйоркцев и служащих, приезжающих время от времени отдохнуть или на конференцию не только из других городов, но и из-за границы. Когда какой-нибудь сотрудник Компании говорил своему боссу: «В Нью-Йорке остановлюсь в Компании», тот знал, что он имел в виду «Оуквуд Армс».

На первом этаже располагались конференц-залы, бары, танцевальные комнаты и кабинеты, куда никогда не заглядывали невинные гости с верхних этажей. В отеле Компании никогда не проводились незаконные операции, ни разу в нем не останавливался разыскиваемый полицией человек. Администрация никогда не нанимала охрану, но службе безопасности отеля могли позавидовать люди из Лос-Аламоса.

Полиция ни разу не совершала рейд на «Оуквуд Армс», наверное, понимая, что это напрасная трата времени, но отель был готов даже к такой критической ситуации. Хорошо спрятанные боковые выходы с первых трех этажей вели в соседние здания, а три портье должны были предупредить гостей Компании, едва только стражи порядка войдут в лифт.

Отель не сразу добился нынешней солидной репутации. Несколько десятков лет назад, во время сухого закона, его купил синдикат бутлеггеров под тихий и безопасный склад спиртного. В эти годы владельцы даже не предпринимали попыток сделать из него отель, но после нескольких полицейских облав синдикат понял, что здание может приносить большую пользу, если будет служить по прямому назначению. Поэтому все запасы спиртного перевезли в другое место, а отель был фиктивно продан подставному лицу. Появились новые служащие, ничего не знающие о настоящих владельцах отеля и о том, чем они занимаются. Шесть лет «Оуквуд Армс» функционировал исключительно как гостиница и приносил синдикату небольшую прибыль.

В 1930 году, когда «Оуквуд Армс» стал вполне легальным заведением, он вновь превратился в ширму, только на этот раз гангстеры пользовались им более осторожно. После отмены в 1933 году сухого закона началась новая эра. «Оуквуд Армс» стал местом проведения конференций, на которых происходили постоянные слияния и распады синдикатов, торгующих спиртным. Неожиданно оказавшись легальными компаниями, они делили между собой сферы влияния и обращались к другим противозаконным источникам дохода: проституции, азартным играм, наркотикам, профсоюзам.

В последующие годы «Оуквуд Армс» играл все более заметную роль в делах Компании. В основном он использовался как место постоянного или временного проживания служащих. Кроме этого, время от времени в нем проходили конференции и вечера. После провала в Апалачине в 1957 году все больше и больше сотрудников Компании, проживающих не в Нью-Йорке, стали использовать отель в качестве безопасного места для встреч. В нем было спокойно и уютно, к тому же существовала полная гарантия, что не возникнет никаких осложнений с законом.

Потому Мэл Ресник сидел, расслабившись, в гостиной своего номера на третьем этаже и ждал Перл, девушку всего с двумя дурными привычками.

Мэл был полным мужчиной, низеньким и коренастым, с широкими покатыми плечами, круглым животиком, коротенькими толстыми ножками и руками и тяжелой головой на квадратной шее. В молодости, когда он работал таксистом, у него были мускулистые, сильные руки, но теперь они ослабели, стали жирными и дряблыми, а кожа — мягкой и розовой. Он был таксистом и никак не мог избавиться от старых привычек.

Сейчас его окружали символы успеха: стереосистема, встроенная в стену, полный напитков бар, толстый ковер, плюшевые кресла и диваны. Мэл жил в двухкомнатном номере из гостиной и спальни. Это было признаком того, что он пребывал на одной из самых низких ступенек в иерархии Компании, но сам факт постоянного проживания в «Оуквуд Армс» говорил о том, что Мэл пользуется кое-каким авторитетом среди гангстеров, что он добился успеха, что он не просто какой-нибудь громила, а один из Ребят.

Мэл взглянул на часы. Четверть восьмого. Это означало, что Перл опаздывала уже на пятнадцать минут, и Мэл вновь ухмыльнулся. Девчонка опаздывала, значит, она будет наказана. Она знает об этом, но все равно придет и будет согласна на любое наказание, какое он выберет.

У него иногда мелькала мысль, что, наверное, Перл лишилась чувствительности от наркотиков, что его наказания практически ничего для нее не значат, но он гнал от себя эту мысль. Перл чувствовала боль. Когда Мэл хватал ее и начинал мучить, она кривилась от боли. Ему даже нравилось, что он умеет преодолевать отупляющий барьер героина. Мэл был терпеливым человеком, и ему некуда было спешить.

Мэл Ресник опять взглянул на часы. В двадцать минут восьмого зазвонил телефон. Правой рукой он небрежно снял трубку в полной уверенности, что это звонит перепуганная Перл.

— Мэл, — лениво произнес он, поднося трубку к уху.

— Мэл, это Фред Хаскелл. Извини, что я позвонил тебе домой, но…

— Не извиняйся, дорогуша. Просто не звони, и все.

— Но мне показалось, что это может оказаться важным. Я подумал, что нужно сразу позвонить тебе.

Хаскелл был младшим служащим и находился на одну-две ступени ниже Мэла на служебной лестнице. Мэл вспомнил роковую ошибку, совершенную несколько лет назад_? и решил не закусывать удила.

— Что-нибудь по делу, Фред?

— Я не уверен. Мне позвонил Стегман из Бруклина, владелец компании такси. Он хочет с тобой встретиться.

Мэл нахмурился. Он не любил, когда ему напоминали о Стегмане, Линн и о чем-то другом, связанном с той операцией.

— Надеюсь, ты не дал ему мой номер, дорогуша, — сказал он.

— Конечно, нет, Мэл. Ты же меня знаешь. Я ему ответил, что давно тебя не видел.

— Молодец.

— Он попросил поискать тебя. Сказал, что у него к тебе важное дело.

Мэл нахмурился еще сильнее. Неужели операция с оружием будет преследовать его всю жизнь? Да нет, не может быть. Скорее всего Линн решила, что ей не хватает бабок.

Нужно бросить эту девку, она не стоит и штуки в месяц, которые он ей платит. Он не может себе позволить такие большие расходы. А что же он получил взамен? Да ничего. Ну, переспал с ней несколько раз, но каждый раз она просто лежала с закрытыми глазами, как какое-то бревно, и витала мыслями где-то очень далеко. Он пытался сделать ей больно, зная, что она очень боится боли, но никак не мог растормошить ее. Так что пусть катится ко всем чертям!

Представляла ли она для него опасность? Если сейчас ее бросить, что она может сделать? Да ничего, черт побери! Она не знает, где он находится, а если бы и знала, ему нечего бояться. Если она начнет трепаться, где и как он раздобыл бабки, чтобы расплатиться с синдикатом, ему достаточно будет сказать, что эта сука врет, что он какое-то время содержал ее, а потом бросил и она сейчас пытается отомстить ему. Никто не станет ее слушать.

Тогда зачем ее содержать? Если он таким путем старается успокоить свою совесть, это глупо. А кроме успокоения совести, Мэл не мог найти объяснения своей расточительности.

Он решил бросить ее, если она потребует еще бабок.

— Он не сказал тебе, в чем дело? — спросил Мэл у Хаскелла.

— Сказал, что один тип убил какую-то девку и теперь ищет тебя.

— Один тип? — Райан? Нет, он мертв. Никого не осталось в живых. Может, кто-нибудь из южноамериканцев? Но как, черт побери, они могли узнать, кто участвовал в ограблении? — А как выглядит тот тип?

— Он мне не сказал. Только сообщил, что тебя ищет какой-то крутой тип.

— Крутой? Да пошел он к черту!

— Мне показалось, что ты должен знать об этом, Мэл.

— Да, да, ты поступил правильно. Послушай, я хочу переговорить с тем сукиным сыном.

— Стегманом?

— С кем же еще? Устрой нам встречу.

— У тебя?

— Иди к черту, дорогуша. Я встречусь с ним в «Ландау» у моста. В задней комнате.

— В «Ландау» у моста.

— В девять.

— Я только не уверен, что смогу найти его, Мэл.

— Найди, дорогуша. Сделай это. Его паршивая фирма существует только благодаря Компании.

— О’кей, Мэл, я попробую.

— Не пробуй, дорогуша, а найди его.

Мэл швырнул трубку и вскочил на ноги. Кто это? Кто его ищет, черт побери?

Он забегал по комнате, на ходу сбрасывая халат, под которым было пухлое тело, загоревшее под лампой.

Что-то бормоча себе под нос, Мэл Ресник принялся одеваться. Он вспоминал имена, даты и пытался выяснить, кто его искал. Убил девку и отправился искать Мэла. Убил девку и отправился…

Убил Линн!

Он надел костюм, обулся и вышел из спальни. В голове мелькнула мысль, и он пошатнулся. Убил Линн. Конечно, Линн. Она была единственной девкой, связанной со Стегманом. Убил Линн.

О Боже всемогущий!

В дверь позвонили.

Мэл замер и уставился на дверь. После второго звонка он крикнул:

— Кто там? Что вы хотите?

— Это я, дорогой, — донесся тихий голос. — Перл.

Ресник распахнул дверь, и она вошла в номер с раскрытым ртом, собираясь извиниться за опоздание.

— Это Паркер, — сказал Мэл Ресник и дважды ударил ее в живот.

Девушка упала на пол, и ее вырвало, а он выскочил в коридор, наступив ей на спину.

Днем тень от Манхэттенского моста лежит на окнах бара «Ландау», а ночью здесь слишком много теней, чтобы установить, откуда какая.

Мэл припарковал машину Компании в двух кварталах и прошел через трущобы Датча к «Ландау». Завсегдатаи бара увидели его в зеркало заднего вида и сразу невзлюбили из-за костюма и галстука, но предусмотрительно решили не показывать своего неудовольствия, смутно понимая, что «Ландау» чем-то отличается от соседних баров и ведет двойную жизнь. В задней комнате время от времени собирались какие-то люди в костюмах и галстуках, которых лучше просто не замечать.

Нервничающий Стегман уже ждал его в маленькой комнате. Он встал из-за единственного стола и воскликнул:

— Господи, как я рад тебя видеть! Здесь такая дыра!

— Как он выглядел? — спросил Мэл, закрывая дверь.

— Как? Здоровый. Крутой, Мэл. Сказал, что, если придется, убьет меня голыми руками, и я ему поверил.

«Это Паркер», — сказал себе Ресник.

— У него огромные лапы, Мэл. — Стегман поднял свои руки и согнул пальцы, как клешни. — И все в венах.

— Сукин сын.

— Говорю тебе, не хотел бы я, чтобы он охотился за мной.

— Заткнись! — злобно приказал Мэл, сжав кулаки. — Я что, пустое место? У меня есть друзья.

— Конечно, есть, Мэл.

— Неужели я должен бояться этого сукина сына? Он не сможет даже приблизиться ко мне.

— Я подумал, что ты захочешь побыстрее узнать об этом, Мэл, — произнес Стегман, облизывая губы.

— Мне нужно только показать на него пальцем. Я снимаю трубку, называю его имя, и он труп. И на этот раз он уже не воскреснет из мертвых.

— Конечно. Я подумал, что ты должен об этом знать, чтобы приготовиться.

Мэл сердито подошел к столу, придвинул стул и плюхнулся на него.

— Садись, — сказал он. — Расскажи, что он говорил обо мне.

Стегман сел и положил ладони на стол. Его руки слегка дрожали.

— Он сказал, что ты можешь перестать платить девчонке, потому что она лежит в морге. Сказал, что ищет тебя. Вот и все.

— Не сказал, кто он и почему меня ищет?

— Нет.

— И он велел позвонить ему, если ты меня увидишь?

— Нет, — покачал головой Стегман.

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова бармена.

— Господа хотят чего-нибудь?

— Пиво, — ответил Стегман.

— Ничего, — сказал Мэл, — кроме тишины и покоя.

Бармен вопросительно посмотрел на Стегмана.

— Так нести пиво или нет?

— Может, позже, — неловко пожал плечами Стегман.

— Мы дадим вам знать, — бросил официанту Ресник.

Когда бармен закрыл дверь, Стегман сказал:

— Я все тебе рассказал.

— А ему ты что рассказал?

— Ничего. Что я мог ему рассказать? Я не знал, где ты.

— А про деньги?

— Да, я сказал ему про деньги. О счете в банке и о том, как я их получаю.

Мэл закусил нижнюю губу и уставился в стену напротив.

— Он не может найти меня через банк. Чеки приходят к тебе. В банке ему ничего не скажут.

— Я так и подумал, — подхватил Стегман. — Чуть-чуть правды совсем не повредит. На что он способен?

— Не знаю. Он вроде бы умер, да вот неожиданно воскрес. Так что я не знаю, на что он способен. Что еще ты ему сказал?

— Ничего, Мэл. Я больше ничего не знаю.

— Тогда почему он не убил тебя?

— Наверное, поверил, — сказал Стегман, быстро моргая.

— Ты ему что-то сообщил, чтобы спасти свою вонючую шкуру. Может, назвал имя… человека, который знает, как меня найти.

— Клянусь Богом, Мэл…

— Может, ты назвал ему Хаскелла?

— Клянусь своей матерью, Мэл…

— Да пошел ты со своей матерью! Сказал или нет? — Мэл взмахнул рукой, заставляя Стегмана молчать. — Подожди минуту. Не беспокойся. Я не злюсь на тебя, я знаю этого гада. Если ты рассказал ему о Хаскелле, я хочу, чтобы он не застал Хаскелла врасплох. Тебе не о чем беспокоиться.

— Я не сказал ему о Хаскелле. Клянусь, я не назвал ни одного имени.

— Ты сказал ему, что я должен быть в Нью-Йорке.

Стегман собрался было соврать, но быстро передумал и кивнул.

— Я должен был хоть что-то ему сказать, Мэл. Он сжимал к разжимал у меня перед носом свои проклятые лапищи.

— Ладно, — кивнул Мэл. — Все нормально, Арт. Не беспокойся. Значит, он останется в Нью-Йорке, а это не так уж и плохо.

— Я просто должен был хоть что-то ему сказать, чтобы сн не подумал, будто я ему вру.

— Главное, чтобы ты и мне все сказал. Как с ним связаться?

— Он не говорил, Мэл. Господи, да верь же мне. Я мог бы «ебе ничего не сообщать, но мы когда-то были друзьями…

— Чушь собачья. Ты боялся, что он найдет меня и я обо всем узнаю.

— Мэл, мы когда-то были друзьями.

— Куда ты должен позвонить? Если ты встретишься со мной, ты должен позвонить по какому-то номеру.

— Он даже не предложил это, Мэл.

Ресник задумчиво пожевал нижнюю губу и сказал:

— О’кей. Паркер так работает. Он тебе не доверяет.

— Но ты-то можешь мне доверять, Мэл. Ради Бога…

— Да, я знаю. Мы друзья.

— Давнишние друзья, Мэл.

— Он был у тебя в руках, и ты его отпустил… Хорошо, Арт. Найди его.

— Что? — Стегман поднял руки. — Как я найду его? Я ничего о нем не знаю.

— Мне все равно как. Просто найди мне Паркера.

— Я даже не знаю, с чего начать, Мэл. Бога ради, не терзай меня.

— Я и так делаю тебе поблажку, скотина, и даю шанс исправить собственную ошибку.

— Мэл, нет ни одного способа…

— Дорогуша, — прервал его Ресник, наклоняясь над столом, — способ есть всегда. Ты меня слышишь? У меня много друзей, и это значит, что и способов тоже. Или ты, быть может, хочешь сам водить свое такси?

— Я попробую, Мэл. Не знаю, как это сделать, черт побери, но я попробую.

— Молодец. — Мэл улыбнулся и откинулся на спинку стула. — Он один, а за мной стоит вся Компания… Пусть нам принесут пиво, Арти.

Стегман вскочил.

— Одну секунду, Мэл. Ничего, если я заплачу?

Ресник даже не думал доставать бумажник.

Мэл подошел к 312-му номеру и постучал. Дверь открыла блондинка в красном бюстгальтере и розовых брюках в обтяжку.

— Я хочу поговорить с Филом, Передайте, что пришел Мэл Ресник.

— О’кей. — Она закрыла дверь, оставив его в коридоре.

Когда блондинка открыла дверь и вышла в коридор, Мэл помахал рукой и направился легкой трусцой, чувствуя себя идиотом.

Девушка равнодушно посмотрела на него и отвернулась, когда он дошел до двери. Мэл зашел внутрь, учащенно дыша.

— Фил велел посидеть здесь. Он сейчас выйдет.

— О’кей. Спасибо.

Она ушла, не оглянувшись. Мэл уселся на белую софу.

Он оглядел гостиную, которая была в два раза больше, чем его, и обставлена роскошнее. Фил жил в номере из четырех комнат, похожих друг на друга. Он стоял намного выше Ресника в иерархии Компании и был самым высоким чином, к которому Мэл мог обратиться. Когда-нибудь, сказал себе Мэл, у него тоже будут четыре комнаты и аппетитная блондинка, похожая на эту в красном бюстгальтере.

Ему надоели костлявые бабы типа Перл. Он будет развлекаться только с классными девочками в тугих красных бюстгальтерах с круглыми, упругими задами в розовых брюках в обтяжку и плоскими животами, слегка выпуклыми в нижней части. Ему нравятся такие женщины, и они у него будут. Мэл аккуратно вел дела, стараясь доказать, что достоин быть сотрудником Компании. Он знал, руководство обратило на него внимание и намеревалось поручать ему большие дела.

Фил заставил прождать себя десять минут и наконец вышел в гостиную в одних серых брюках. На груди, под левым соском, краснел отпечаток губной помады. Мэл посмотрел на него и понял, что, пока он тут ждал, Фил трахал блондинку. Мэл невозмутимо смотрел на начальника — он не возражал и подождать.

Наступит день, когда и его будут ждать в гостиной, пока он будет заниматься любовью. У него уже сейчас есть помощники, которые могут ждать сколько он велит, есть и женщины. Но скоро все будет еще лучше.

Что может ему сделать Паркер? Пусть он ищет его, но что может сделать этот сукин сын в одиночку?

— Как дела, Мэл? — поинтересовался Фил, повернулся спиной и направился к бару сделать коктейль. Он вернулся со стаканом в руке и спросил: — Хочешь выпить? Там все, что нужно.

— Спасибо, Фил.

Мэл быстро налил приличную порцию скотча, плеснул «виши» и бросил кубик льда. Когда он вернулся, Фил уже лежал на софе, и Мэлу пришлось сесть в кожаное кресло.

— У тебя взволнованный вид, Мэл, — заметил Фил, отпивая из стакана. — Что-нибудь не клеится с работой?

— Нет, нет. Все идет гладко, как по маслу, Фил. Ты же знаешь, у меня все идет без сучка и задоринки.

— Да, ты хороший организатор, Мэл.

— Спасибо. — Мэл улыбнулся. — Ты не мог бы устроить мне встречу с мистером Фэйрфаксом?

— С Джорджем? — Фил поднял бровь и покачал головой. — Извини, дружище. Джордж сейчас во Флориде.

— Тогда с мистером Картером.

— С мистером Картером, — повторил Фил. — Тебе подавай самых главных, да, Мэл? Уверен, что я не справлюсь с твоей проблемой?

Это был опасный вопрос. Фил мог ему помочь, но Фил мог ему и навредить, испортить карьеру. Мэл смущенно улыбнулся.

— Это касается Компании косвенно, Фил. Не напрямую. Скорее это личное дело. Мне нужно поговорить с мистером Фэйрфаксом или мистером Картером.

Фил задумался, позвякивая ледяными кубиками в стакане.

— Я подумаю, что смогу сделать для тебя, Мэл. Ничего не обещаю, ты сам понимаешь, но подумаю.

— Я буду очень благодарен, Фил.

— А сейчас, — сказал Фил, — я должен знать, в чем дело. Сам понимаешь. Я не могу сказать Фреду Картеру: «Мэл Ресник, один из наших ребят, хочет поговорить с тобой», не зная, в чем дело. Ведь он спросит: «Фил, что нужно этому парню?»

— Один тип охотится за мной.

— Из Компании?

— Нет, нет…

— О’кей, — кивнул Фил.

— Я считал его трупом, но внезапно выяснилось, что он жив и ищет меня.

— И чего ты хочешь, Мэл? Не можешь справиться с ним сам?

— Конечно, могу. Но я не знаю, где он. Где-то в городе, но не знаю где. Сейчас он всюду сует свой нос, задает вопросы, мутит воду. Я хочу найти его до того, как он перевернет лодку.

— Ты хочешь, чтобы мы помогли тебе его найти? А потом ты сам с ним управишься?

— Вот именно. Я сам с ним разберусь, Фил, но мне нужна помощь в поисках этого гада.

— Что это за парень? Ты сказал, он со стороны.

— Он грабитель, который работает на себя.

— У него есть помощники?

— Нет. Он одиночка.

Фил не спеша допил коктейль и встал.

— Хорошо, приятель. Я поговорю с мистером Картером. А ты не отлучайся далеко из своего номера. О’кей?

Мэл встал и допил скотч с «виши».

— О’кей. Большое спасибо, Фил.

— Не за что, дружище. — Фил улыбнулся и похлопал Мэла по плечу. — Когда у тебя возникнут проблемы, всегда приходи ко мне. Хорошо?

— Конечно, Фил. Спасибо.

— А сейчас извини меня, дружище. У меня тут маленькое дельце…

В здании было тридцать семь этажей. На стеклянной двери комнаты 706 золотыми буквами было написано: «Фредерик Картер, Инвестиции». Мэл открыл дверь и вошел в пустую приемную. Когда он закрывал дверь, тихо звякнул колокольчик.

Две софы, два торшера, два небольших столика с кипой старых номеров «Ю. С. Ньюс энд Уорлд Рипорт». Напротив деревянная дверь без таблички. Мэл в нерешительности остановился. В этот момент дверь открылась, и в приемную вышел высокий широкоплечий мужчина, похожий на ковбоя из вестерна, только в темно-сером деловом костюме. Он закрыл за собой дверь, и Мэл услышал щелчок замка.

— Могу вам чем-нибудь помочь?

— Я Мэл Ресник, — объяснил Мэл. — У меня встреча с мистером Картером.

— Ресник, — повторил мужчина. — Да, припоминаю. Пожалуйста, повернитесь спиной.

Мэл повернулся спиной и почувствовал, как по телу легко заскользили ладони. Из кармана вытащили бумажник. Мужчина прочитал водительское удостоверение и положил бумажник обратно.

— Все в порядке. Пошли со мной.

Мэл повернулся, довольный, что не взял с собой оружие. Может, пушка и не повредит, учитывая, что Паркер находится где-то в городе. Вдруг они наткнутся друг на друга на улице?..

Они прошли через кабинет с серыми стенами и серой мебелью и очутились в гостиной с баром.

— Подождите здесь. Пожалуйста, ничего не пейте, — без тени улыбки предупредил телохранитель. Через несколько минут он вернулся и, не закрывая внутреннюю дверь, сказал:

— Мистер Картер ждет вас.

— Спасибо.

Мэл вошел в кабинет Картера. Охранник закрыл дверь и с непроницаемым видом сел в углу справа. Мистер Картер сказал:

— Проходите, Ресник. Присаживайтесь.

Мистер Картер производил внушительное впечатление. Он сидел за массивным столом из красного дерева и вызывал в памяти у посетителей персонажей с Уолл-стрит: банкиров, стальных магнатов и владельцев железных дорог. Книжные шкафы со стеклянными дверцами заполняли справочники по праву и экономические трактаты. На стенах висели неподписанные фотографии президентов.

Картер указал на коричневое кожаное кресло перед столом, х Мэл торопливо уселся, стараясь держать спину прямо.

— Фил сказал, что у вас личные проблемы и что вы просите у организации помощи. Правильно?

Мэл судорожно глотнул. Начало беседы не предвещало ничего хорошего.

— Да, проблема личная, но я подумал, что, если этот тип будет все вынюхивать, он может причинить вред Компании.

— Да, такая возможность не исключена, — произнес мистер Картер. — Есть три способа разрешения сложившейся ситуации. — Он принялся загибать пальцы. — Во-первых, мы можем помочь вам. Во-вторых, мы можем предоставить вас самому себе. В-третьих, если мы увидим, что действительно существует опасность для организации, мы можем вас заменить.

Мэл заморгал и инстинктивно оглянулся через плечо на охранника, который невозмутимо сидел в углу.

— У каждой из этих альтернатив есть свои преимущества, — спокойно продолжил мистер Картер. — Мы сделали в вас вложения, Ресник: время, деньги, обучили. После той ошибки в Чикаго вы действовали хорошо. Если мы выберем первый способ и поможем вам, мы защитим инвестиции, вложенные в вас, что всегда является хорошей деловой политикой.

— Я был бы вам очень признателен, мистер Картер, — торопливо сказал Ресник. — Вам не придется жалеть об этом, а я бы работал не за страх, а за совесть.

— Если мы выберем второй путь, — не обращая на него ни малейшего внимания, продолжил Картер, — то есть предоставим вам самому решать собственные проблемы, в этом тоже есть преимущества. Член нашей организации, Ресник, должен быть храбрым и решительным. Если вы разрешите свою проблему сами, ни у кого не останется сомнений в том, что вы именно тот человек, который нужен Компании.

— Я собираюсь сам разобраться с этим типом, мистер Картер, — живо откликнулся Мэл. — Я только хочу, чтобы мне помогли его найти. Когда его найдут, я сам с ним разберусь.

— Тем не менее, — продолжил мистер Картер, — тот эпизод в Чикаго из вашей биографии не вычеркнуть. Вы исправили свою ошибку и вовремя вернули долг, но ошибка есть ошибка. В связи с этим возникает вопрос: тот ли вы человек, который нужен организации? Вы хороший организатор, но быть только хорошим организатором недостаточно. Может, ошибка в Чикаго и то, что вы позволили личным делом вмешаться в работу и создать угрозу деятельности организации, говорит о том, что вы не тот человек, который нам нужен. Значит, нам следует убрать вас из организации. Тогда автоматически исчезнет и угроза самой организации.

Мэл сидел напрягшись. Губы дрожали, но в голову, как назло, не лезла ни одна дельная мысль.

Мистер Картер принялся разглядывать свои пальцы. Он несколько раз надул губы и выпустил воздух. В конце концов поднял глаза и сказал:

— Прежде чем принять решение, может, мне следует поближе познакомиться с вашей проблемой. По словам Фила, у одного человека на вас зуб, и он приехал в Нью-Йорк, чтобы вас убить. Вы также сказали, что он действует один и что он профессиональный грабитель. Правильно?

— Правильно, — кивнул Мэл. — Он грабит банки, бронированные автомобили и тому подобное.

— Как его зовут?

— Паркер.

— У него что, нет имени? — нахмурился мистер Картер.

— Не знаю, мистер Картер. Он всегда называл себя Паркером. Может, жена знала, как его зовут, но она мне не говорила, а я не догадался спросить.

— Жена Паркера как-нибудь здесь замешана?

— Да, сэр.

— Иными словами, вас преследует обманутый муж?

Мэл быстро соображал. Если сейчас ответить утвердительно, не возникнет никаких опасных вопросов о том ограблении. Но посчитает ли Компания, что обманутый муж достаточно важная причина, чтобы оказать ему, Мэлу Реснику, помощь? Очевидно, нет. Мэл сделал глубокий вдох и сказал:

— Здесь не только это, мистер Картер.

— Я так и думал. Где вы взяли восемьдесят тысяч долларов, Ресник?

— Мистер Картер, я…

— Из-за них этот человек преследует вас? Из-за восьмидесяти тысяч долларов, которые вы нам вернули?

— Да, — кивнул Мэл, кусая губу.

Мистер Картер откинулся на спинку кресла, и оно скрипнуло, как могут скрипеть только дорогие вещи.

— Мы никогда не интересовались, где вы взяли те деньги, Ресник. Это было не наше дело. Вы должны были нам деньги, вы вернули долг, и мы дали вам еще шанс. Сейчас, судя по всему, мы должны это знать. Где вы взяли деньги, Ресник?

— Ограбление, мистер Картер.

— И кого вы ограбили, Ресник? Этого Паркера?

— Нет, сэр.

— Он входил в банду, которая совершила ограбление?

— Да, сэр.

— И вы взяли его долю?

— Да, сэр.

Мистер Картер кивнул и посмотрел поверх головы Ресника на противоположную стену.

— Вы предали своего товарища из-за денег. Поступок, достойный порицания, но не в том случае, если имеется серьезный мотив. Он у вас был. Вы хотели вернуть нам долг.

— Все верно, мистер Картер. — Мэл наклонился в кресле. — Я разработал весь план, а этот Паркер решил меня убрать. Но у него ничего не получилось.

— Не следовало оставлять его в живых, Ресник, — заметил Картер. — Это была серьезная ошибка.

— Я думал, что он мертв, мистер Картер. Я выстрелил в него, и у него был вид настоящего мертвеца. А потом я еще поджег дом, в котором он остался.

— Понятно. — Мистер Картер положил ладони на зеленую промокательную бумагу и принялся изучать свои ногти. — У меня есть еще один вопрос. Где произошло это ограбление?

Мэл предвидел этот вопрос и знал, что на этот раз правда может оказаться опаснее любой лжи. Отнюдь не исключено, что или Картер сам, или кто-нибудь из его друзей вложил деньги в ту операцию. Сейчас наступило время лгать.

Но мистер Картер мог проверить его ответ. Мэл вспомнил, что Паркер упоминал о своем участии с Райаном в ограблении в Де-Мойне незадолго до операции на острове. Мэл не знал подробностей, но это ограбление на самом деле имело место, к тому же ничего другого он не мог придумать.

— В Де-Мойне, мистер Картер, почти полтора года назад. Мы взяли машину с деньгами.

— Понятно. И вы уехали с долей Паркера и его женой?

— Да, сэр, — кивнул Мэл.

Мистер Картер позволил себе ледяную улыбку.

— Следовательно, он вправе иметь на вас зуб.

— Вопрос стоял ребром, мистер Картер: или он, или я.

— Конечно. Миссис Паркер по-прежнему с вами?

— Нет, сэр. Мы расстались около трех месяцев назад. Я слышал, что он убил ее вчера.

— Убил? Может, он сначала узнал у нее, как вас найти?

— Она не знала этого, сэр.

— Вы уверены?

— Да, сэр.

— Хорошо. — Мистер Картер сделал из пальцев домик. Он, как рыба, то набирал, то выпускал воздух. В комнате стало тихо. Молчаливый телохранитель, сидящий в углу, поменял положение, и стул под ним слегка скрипнул. Мэл вздрогнул от испуга и успокоился, лишь когда увидел, что охранник все так же сидит на стуле и с невозмутимым видом курит сигарету.

Мэлу очень хотелось курить, но он решил, что лучше потерпеть. Облизнул губы и стал ждать.

Наконец Картер поднял голову.

— Если вы помните, перед нами три возможности. — Он опять принялся загибать пальцы. — Помочь вам, оставить вас одного и убрать. В данный момент, думаю, мы остановимся на втором варианте. Если вам удастся решить это дело самому, тем лучше. Если вы столкнетесь с трудностями, приходите ко мне. Мы обсудим ситуацию и решим, переходить нам к первому варианту или к третьему. — На его лице вновь появилась ледяная улыбка. — Мне кажется, сейчас это самый лучший выход.

Мэл неуверенно встал, чувствуя в нижней части живота холод.

— Спасибо, мистер Картер.

— Не за что. Приходите в любое время. И, Ресник… Вы отвечаете за группу членов нашей организации, у которых хватает своей работы. Они не смогут помочь вам в вашем личном деле.

— Да, сэр, — кивнул Мэл.

— И последнее. Мне кажется, до прояснения ситуации вам лучше переехать из «Оуквуд Армс». Конечно, номер останется за вами. Мы не хотим, чтобы в отеле произошли какие-нибудь неприятности.

Мэл стоял у телефона и считал звонки. На десятом он нажал большим пальцем на рычажок и набрал другой номер. Перл не было дома. Может, она опять в своем паршивом баре?

В баре ее тоже не оказалось. Бармен узнал его голос и ответил, что Перл сегодня не заходила. Мэл разозлился, что бармен узнал его голос. Потом решил, что попал в зависимость от Перл и ему нужно найти другую женщину.

Он вдруг подумал, что она может ждать его в отеле, не зная, что он переехал. Вообще-то следовало оставить для нее записку у портье. А… к черту! Ему нужна другая баба, покрасивее Перл, похожая на подружку Фила.

Он собрался набрать номер «Оуквуд Армс», но передумал и в конце концов набрал другой номер. Трубку сняла женщина.

— Это Мэл Ресник, Ирма. Я бы не отказался от девушки.

— А кто откажется? — У нее был хриплый прокуренный голос. — Как у тебя с деньгами?

— Мне нужна хорошая девушка, Ирма, — сказал он и описал то, что ему нужно: — Блондинка, красавица. На всю ночь.

— Мэл, милый, ты что-то давно не звонил. Я хотела поговорить с тобой.

— О чем?

— О конверте, мой милый. Последние две девочки жаловались, что в конвертах было почти пусто.

Мэл рассмеялся, хотя ему было не до смеха.

— Да ладно тебе, Ирма. Могла бы делать скидку людям из Компании, правильно?

— Нет, неправильно, милый. Девочкам тоже нужно на что-то жить. Каждая знает себе цену, и они хотят встречаться с клиентами, которые им платят то, что они стоят. Понимаешь, о чем я?

Мэл был не в настроении спорить.

— Хорошо. Я заплачу сполна. Довольна?

— Едва ли, мой милый. Я тебя еще раз спрашиваю, как у тебя с деньгами?

— Я сказал тебе, что хочу молодую блондинку, красавицу и с отличной фигурой.

— Ты говоришь о стодолларовой девочке, мой милый.

Мэл нахмурился и покусал губу, потом кивнул.

— Хорошо. Сотня, только за всю ночь.

— Конечно, за всю. Ты в Компании?

— Нет, я переехал на Пятьдесят седьмую улицу в отель «Святого Дэвида». Номер пятьсот шестнадцать.

— Не хочешь сводить ее поужинать, на концерт или еще куда-нибудь?

— Я хочу ее у себя в номере, Ирма. В постели.

Ирма хрипло рассмеялась.

— Значит, блондинка и спортсменка. Она приедет в восемь.

— Отлично.

Мэл положил трубку и принялся искать бар, но бара не оказалось. Тридцать два доллара в день, и без бара. Он вернулся к телефону, позвонил портье и заказал две бутылки, стаканы и лед. Ему ответили, что сейчас все принесут.

Было начало восьмого, и ему предстояло убить целый час. Он с отвращением принялся мерить шагами гостиную. Сто долларов за бабу. Ужас. Паркер встал из могилы. Ужас. Неприятности с Компанией. Тоже ужас. И номер ужасный.

Мэл Ресник снял четырехкомнатный номер. Он и сам толком не знал, зачем снял номер стоимостью в 32 доллара в сутки, и уж совсем не знал, зачем решил вышвырнуть сто долларов на бабу, которая едва ли сможет доставить ему больше удовольствия, чем Перл. Очевидно, ему с ней будет даже хуже, чем с Перл, — ведь они совсем не знают друг Друга.

Он почему-то вдруг решил кутнуть, снял дорогой номер и заказал роскошную девочку. Причем догадывался, что ни то, ни другое не стоит таких денег.

Например, номер. Он был недавно выкрашен, обставлен новой мебелью, с новыми картинами на стенах, но под новой оболочкой скрывалась дряхлость. «Оуквуд Армс» тоже был гостиницей, но там он жил. В этом же номере не жил никто, так же как в пульмановском вагоне, где не живут, а только проводят ночи.

С девчонкой будет та же самая история.

Он поступал неправильно, совершал глупые ошибки и, что самое плохое, знал об этом. Новости о Паркере потрясли его, хотя он в этом не хотел себе признаться. Одной из ошибок оказалась встреча с мистером Картером, которая не только ничего ему не дала, но, наоборот, после нее он, возможно, даже кое-что потерял.

Теперь мистер Картер будет за ним следить. Ему же придется убрать Паркера, а не просто скрываться от него. Все дело превратилось в серьезное испытание, за которым внимательно следила Компания. Если он оплошает, ему конец. На этот раз он слишком высоко поднялся по иерархической лестнице, чтобы его просто вышвырнули, как в прошлый раз. Им придется его убить.

Он должен действовать в одиночку. Если бы он не поперся к мистеру Картеру, можно было бы использовать ребят из своей группы, даже приказать им прикончить Паркера. Сейчас он лишился и этого шанса. Теперь придется все делать одному.

Мэл знал, что Стегман никогда не найдет Паркера. Стегман просто не может его найти. Значит, придется рассчитывать только на себя.

Неожиданно Мэлу Реснику пришла идея, и он остановился. Существовал один способ использовать Компанию, правда, чертовски опасный, но Мэлу придется к нему прибегнуть. Другого пути он не видит.

Он поспешил к телефону и набрал номер. Когда Фред Хаскелл снял трубку, Мэл сказал:

Фред, я хочу, чтобы ты распустил кое-какие слухи.

— Конечно, Мэл. Все что угодно. Как прошла встреча со Стегманом?

— Прекрасно, прекрасно. Я как раз по этому поводу и звоню. Того типа, который ищет меня, зовут Паркером. Я на время выехал из Компании и остановился в отеле «Святого Дэвида» на Пятьдесят седьмой улице в пятьсот шестнадцатом номере. Если кто-то будет расспрашивать обо мне, пусть ребята скажут, что я там.

— Хочешь, чтобы мы сказали ему твой адрес?

— Правильно. Только не сразу, чтобы он не заподозрил что-нибудь неладное. Пусть узнает, где я остановился. Потом немедленно позвоните мне. Понял? Только пусть они звонят не тебе, а сразу мне.

— О’кей, Мэл. Как скажешь.

Мэл Ресник положил трубку и глубоко вздохнул. Хорошо. Он знал пару парней, которых можно нанять для охраны, когда пробьет час. Они иногда работали на Компанию. Но не являлись ее членами.

В дверь постучали. Мэл вздрогнул, и взгляд непроизвольно метнулся к телефону.

— Кто? — крикнул он.

— Посыльный.

— Сейчас открою. Подождите секундочку.

Пистолет лежал на кровати рядом с чемоданом. Он помчался в спальню, схватил его и вернулся в гостиную. Карман халата оказался слишком большим для маленького английского пистолета тридцать второго калибра. Крепко сжимая в кармане оружие. Ресник открыл дверь.

Мальчишка в красно-черной форме вкатил хромированную тележку с бутылками, минеральной водой, стаканами и льдом. Мэл закрыл за ним дверь и дал посыльному пятьдесят центов. Открывая мальчишке дверь, Ресник опять стиснул в кармане пистолет, но в коридоре никого не оказалось.

Оставшись один, Мэл сделал себе коктейль и долго пялился на телефон. Потом посмотрел на часы, которые показывали только четверть восьмого. Сорок пять минут. Если она придет раньше, он даст ей десятку сверху.

Мэл отправился в спальню и вывалил на кровать содержимое чемодана. Он стоял и смотрел на вещи, сжимая в кармане пистолет.

Девушка пришла раньше всего на пять минут, поэтому Мэл решил не давать ей лишнюю десятку. Когда она постучала в дверь, он проделал те же манипуляции, что и сорок минут назад, и, крепко сжимая в кармане пистолет, спросил через дверь, кто там. Он не разобрал, что она ответила, но, услышав женский голос, открыл дверь. Она улыбнулась и вошла.

Девчонка оказалась потрясающая, в миллион раз лучше бабы Фила и была похожа на выпускницу «Вассара», или секретаршу какого-нибудь магната с Мэдисон-авеню, или звезду типа Грейс Келли.

Ирма прислала блондинку, как он и просил. Белокурые до плеч волосы были уложены в замысловатую прическу, как у ведущих на телевидении. Их прикрывала черная шляпка с маленькой вуалью. Девушка была в элегантном сером костюме с зеленым шелковым шарфом, словно только что сошла с обложки «Вога».

Длинные стройные ножки обтягивал прозрачный нейлон. Она, как модель, ставила одну ногу перед другой, постукивая высокими шпильками. Ее бедра равномерно покачивались, левая рука в зеленой перчатке совершала небольшие полукруглые движения, а обнаженная правая — прижимала к телу чуть ниже груди маленькую черную сумочку и зеленую перчатку.

Аккуратно высеченные черты лица показались Реснику самим совершенством. Изящные брови над зелеными глазами, точеный носик, мягкие губы, слегка подкрашенные помадой, длинная стройная шея и хрупкие плечи.

Мэл посмотрел на нее и сразу понял, что такой женщины у него никогда не было и больше не будет. Даже если он проживет еще сто лет. Может, для секса можно найти и получше, но такой красивой, желанной и безупречной не отыскать.

Она улыбнулась, переступила через порог и сказала:

— Здравствуйте, Мэл. Я Линда.

Линда протянула левую руку в перчатке ладонью вниз, слегка согнув пальцы. Ее голос с четкой великолепной дикцией напоминал теплый бархат.

— Привет, — ответил Мэл, глупо улыбаясь.

Забыв о пистолете, он вытащил руку из кармана и быстро пожал ей руку. Она прошла мимо него, он закрыл дверь, посмотрел на девушку сзади и увидел прямую спину, сужающуюся к талии, пышные бедра, длинные ноги. Она оказалась выше его, но это его не смутило. В постели рост не играет роли.

Мэл вытер влажные ладони о халат и поинтересовался:

— Хочешь выпить, Линда?

— Да, спасибо. — Она опять тепло улыбнулась отработанной улыбкой, положила сумочку и перчатку на столик и сняла вторую перчатку.

Мэл смещал два коктейля, не сводя с Линды глаз и любуясь каждым изгибом ее тела, каждым движением. Линда подошла к круглому зеркалу, висящему между окон, слегка опустила голову и вытащила из шляпки две булавки с драгоценными камешками. Потом сняла шляпку, воткнула булавки обратно и положила шляпку на столик у зеркала.

Они пили коктейли. Мэл не сводил с нее глаз. Все у нее было безупречно: и костюм, и лицо, и тело. Она представляла собой идеальную машину, состоящую из плоти, крови, костей, сухожилий и женских прелестей. Он пока еще не хотел лечь с ней в постель — он наслаждался ее красотой, чувствуя уверенность в том, что будет делать с ней ночью все что захочет.

— Вы член организации? — поинтересовалась Линда.

— Да, — ухмыльнулся Мэл. — Что-то типа администратора.

И он начал рассказывать ей о работе, о возложенной на него ответственности, о проблемах, которые возникали перед ним, о людях, которыми он командовал.

Она задавала умные вопросы, высказывала интересные мысли и с интересом смотрела на него. Ресник говорил, не умолкая. Он видел, что производит на нее впечатление и что его рассказ ей интересен. Он был в восторге от самого себя и от нее и никогда в жизни не чувствовал себя таким оживленным. Когда Мэл Ресник в следующий раз посмотрел на часы, они показывали без семи минут десять.

Он умолк, не досказав фразы, неожиданно поняв глупость происходящего. Промчались два часа, а девчонка даже не сняла жакета.

Пора заниматься делом. Давно пора.

Но с чего, черт побери, начать? Ему досталась первоклассная штучка, которую нельзя заставлять сразу же раздвинуть ноги. С такой девушкой нужно быть мягким. С чего же, черт побери, начать?

Она улыбнулась и спросила:

— Можно разуться? Я уже несколько часов в этих туфлях.

— Да, — кивнул он, отвлекшись от своих мыслей. — Конечно.

Когда Линда положила ногу на ногу, нейлон зашуршал. Сидя к нему лицом, она сняла туфельку, и Мэл увидел ее обтянутую в нейлон длинную ногу, темную резинку наверху и кремовую кожу возле резинки.

Мэл импульсивно положил руку ей на бедро, где кончались чулки.

— Ты потрясающая девочка, Линда. Я еще не видел такой красавицы.

— Помогите мне снять чулки, Мэл, — с улыбкой попросила девушка.

— С удовольствием!

Он опустился перед ней на колени и начал закручивать чулки на ее точеных ногах. Линда сняла жакет, зеленый шелковый шарф и белую блузу, украшенную у горла кружевами. Ее белый бюстгальтер понравился ему еще больше красного. Белый цвет казался ему изысканней красного.

Линда дотронулась до его щеки и мягко сказала:

— Наверное, сейчас мы должны пойти в спальню.

— Да.

Он пошел следом за ней в спальню. Линда шла босиком, в серой юбке и белом бюстгальтере, застежка которого находилась на уровне его подбородка. Потом девушка попросила его расстегнуть бюстгальтер, что он и сделал, сбросила юбку, пояс и трусики. Мэл к тому времени тоже снял халат, брюки и шлепанцы, и, когда она легла на кровать, подняв к нему руки, он уже был готов.

Сейчас он не сомневался, что девочка, стоящая сто долларов, окажется достойной во всех отношениях. Так оно и получилось.

Долго сдерживаемое возбуждение и ее мастерство заставили его почти сразу же кончить. Испуганный, униженный и сердитый Мэл Ресник лег на спину, напоминая маленького мальчика, попавшего на утренний спектакль к концу действия. Он больно закусил нижнюю губу.

— Все в порядке, Мэл, — прошептала Линда. — Это была только разминка.

Но Мэл хорошо знал себя — он никогда не был чемпионом в постели.

— Я сейчас вернусь, Мэл, — прошептала Линда. — А ты ни о чем не беспокойся.

Он перекатился на живот и посмотрел на ее роскошное тело.

Она встала с постели и вышла из спальни. Особенно обидным ему показалось то, что он обладал этим фантастическим телом всего несколько секунд.

Но когда Линда вернулась, Мэл Ресник понял, что не зря заплатил сто долларов. Это была плата за то, что она заставила его прыгнуть выше головы. С нежной улыбкой она настойчиво ласкала его до тех пор, пока он вновь не почувствовал себя готовым. Мэл закрыл глаза и получил такое наслаждение, какого никогда раньше не испытывал. Потом он, удовлетворенный, заснул.

Мэл проснулся в двадцать минут четвертого. В комнате так и горел свет. Линда спала рядом на спине, вытянув одну руку вдоль тела, а вторую, полусогнутую, положив на живот. Ее волосы разметались по подушке, с губ стерлась помада. Он посмотрел на ее поблескивающее в слабом свете тело и почувствовал сильное желание.

Когда Мэл разбудил девушку, ее руки моментально обвили его шею, а тело отозвалось на ласки. Его охватила такая похоть, что он едва услышал звук поднимаемого окна.

Мэл приподнялся на руках и оглянулся через плечо. С пожарной лестницы в комнату залезал Паркер, Мэл резко повернул голову и увидел на стуле рядом с тумбочкой халат. Он оттолкнул Линду и бросился к халату, зная наперед, что не успеет.

В голове Мала раздался щелчок, и он перенесся на девять месяцев назад. Впервые он подошел к Райану, когда они вернулись с острова в заброшенное поместье.

— Ты знаешь Паркера лучше меня, — начал Мэл. — Скажи, он не попытается забрать все деньги?

— Паркер? — Райан покачал головой. — На все сто ручаюсь, что нет. Я работал с ним раза четыре. Он честный парень. Так что можешь не беспокоиться.

— О’кей, — с сомнением произнес Мэл. — Если ты так думаешь… Я просто случайно услышал его разговор с Силлом, и мне показалось… Наверное, я неправильно понял.

— Подожди секунду. — сразу клюнул на приманку Райан. — О чем они говорили?

— Паркер что-то говорил о дележе на две части. По крайней мере мне показалось, что он предлагал разделить бабки пополам. Что-то типа: делить пополам лучше и тому подобное. Силл ответил, что ты единственный, кто может управлять самолетом, но Паркер возразил, что в гараже стоит машина, на которой приехала Линн.

— Когда это было? — спросил Райан.

— Перед самым возвращением. Помнишь, они еще немного задержались?

Райан задумался на несколько секунд, нахмурился и покачал головой.

— Паркер никогда не пойдет на такое. Силл… Я его не знаю. Но только не Паркер.

— Меня особенно заинтересовал этот разговор, потому что Паркеру нужны бабки, — заметил Мэл.

— Какие бабки?

— Ты что, ничего не знаешь? Именно поэтому Паркер и согласился. Он собирался провернуть какое-то дельце в Чикаго, но там у него сорвалось…

— Да, да. Я знаю об этом — я тоже должен был участвовать в том деле.

— Ну так вот, Паркеру позарез нужны бабки. Поэтому, когда у него сорвалось дело в Чикаго, он мигом ухватился за это.

Райан задумался. Наконец он решительно покачал головой и сказал:

— Нет, он не сделает этого, Мэл. Он прекрасно понимает, что я найду его. Он отлично знает, чем это может кончиться.

— Послушай, это-то меня и пугает. Если Паркер надумает забрать наши деньги, он избавится от нас, чтобы мы потом не охотились за ним. Он попробует убрать нас перед отъездом отсюда.

— Об этом я не подумал.

— Что нам, по-твоему, делать? — Мэл Ресник тревожно посмотрел на собеседника.

— Не знаю. Я должен все хорошенько обдумать. Паркер… Это совсем на него не похоже.

— Если он что-то задумал, все произойдет сегодня ночью после того, как мы ляжем спать.

— Я должен подумать.

— Дай мне знать, когда решишь, — попросил Мэл. — У нас мало времени.

— Угу. Господи… Паркер! — Райан ушел, недоверчиво качая головой.

Ночью Мэл перерезал горло спящему Честеру, спрятал нож и вбежал в комнату Райана.

— Райан, проснись! Он убрал Честера. Паркер убил Честера!

Райан не спал. Он лежал в темноте с заряженным револьвером под подушкой, не сводя глаз с двери, и чуть не пристрелил Мэла, когда тот ворвался в комнату.

Они отправились в комнату Честера.

— Паркер… — недоверчиво пробормотал Райан и покачал головой. — Не могу в это поверить.

— Мы должны убрать Паркера, Райан, — настойчиво повторил Мэл. — Необходимо опередить его.

— Да, — медленно кивнул Райан. — Я пойду за револьвером.

— Нет, — остановил его Ресник. — Подожди секунду. Мы все сделаем по-другому.

Райан остановился и нахмурился.

— Как по-другому? У тебя есть идея получше?

У Мэла была идея получше. Она пришла к нему в тот самый миг и так его возбудила, что все тело покрылось гусиной кожей. Раньше он собирался натравить Райана на Паркера и прикончить оставшегося в живых, но сейчас ему в голову пришла другая мысль.

Линн. Линн Паркер, жена этого гада, грудастая баба с длинными ногами…

С той самой минуты, когда он в первый раз увидел ее в такси в Чикаго, узнал Паркера и сделал ему предложение, он страшно хотел ее. Ресник смотрел на Линн с желанием, но она принадлежала Паркеру, и он не имел права даже дотронуться до нее. От этого его желание становилось еще сильнее.

Она все сделает для них. Она сама убьет мужа.

— Линн, — объяснил Мэл. — Она все сделает для нас. Это безупречный план.

— Линн? — нахмурился Райан. — Но она же его жена, Мэл.

— Знаю. Она единственный человек, который может застать его врасплох. Ты же знаешь этого гада, Райан. Хочешь сцепиться с ним, когда он начеку? Черта с два!

— Как ты собираешься заставить ее убить собственного мужа? Это бессмысленно, Мэл.

— Мы объясним ей, что к чему. Она или уберет его, или погибнет сама. Мы все представим ей именно так и покажем, что не шутим. Пусть выбирает: или она, или он.

Райан, нахмурившись, медленно соображал.

— Не знаю, Мэл, — неуверенно сказал он. — Линн, его жена, даже не знаю…

— Ты что, хочешь убрать его сам?

— Да нет, не хочу.

Райан нахмурился еще сильнее.

— У нас очень мало времени, — быстро напомнил ему Мэл. — Мы должны опередить его.

— Да, — наконец кивнул Райан. — О’кей, давай попробуем.

После того как по пути Райан на минуту заглянул в комнату Силла, остался один Паркер.

Между каждой парой спален находилась общая ванная комната. Они вошли в спальню, соседнюю со спальней Паркера и Линн, пробрались в ванную и стали ждать у слегка приоткрытой двери.

Как только голая Линн зашла в ванную комнату и закрыла дверь, они схватили ее и затащили в другую спальню. Райан показал окровавленный нож, а Мэл — револьвер, и Линн даже не пикнула.

— Мы хотим кое-что сказать тебе, — быстро и тихо произнес Мэл. — Слушай внимательно. Сегодня ночью в этой спальне кто-то умрет. Выбирай сама: это будешь или ты, или Паркер. Если хочешь, могут быть и два трупа. Ну что, решила?

Она изумленно смотрела на него и качала головой.

— Я не понимаю тебя. В чем дело, Мэл? Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Я тебе уже сказал. Кто-то сегодня умрет. Или ты, или Паркер. Выбирай.

— Как я могу?.. Я не понимаю. Я ничего не понимаю.

— Райан, дотронься до нее ножом.

Райан с невозмутимым видом приставил острие ножа к нижней части ее левой груди, натянув кожу, но не порвав ее.

— Выбирай, Линн, — потребовал Мэл Ресник. — Ты или Паркер?

Она облизнула губы, переводя взгляд с одного лица на другое. Наконец едва слышным голосом прошептала:

— Я не хочу умирать.

Мэл достал из кармана пистолет Силла и протянул ей свой револьвер.

— Только направь его на Райана или на меня, и ты умрешь на месте.

Она посмотрела на него, потом на револьвер в своей руке.

— Ты хочешь, чтобы я?.. Чтобы я?..

— Подумай, — сказал Мэл. — Не торопись. — Он медленно посмотрел на свои часы. — У тебя тридцать секунд.

— Ты не хочешь, чтобы я…

— Осталось двадцать пять секунд.

— Мэл, пожалуйста. Бога ради, Мэл…

Двадцать секунд. Райан, дотронься до нее еще раз.

Райан приставил нож к тому же месту, что и в прошлый раз, а Мэл сказал:

— Десять секунд. Да или нет?

— О Господи, — прошептала Линн. Сейчас нож был прижат к ней так сильно, что она боялась шевельнуться. — Не заставляй меня убивать его, Мэл.

— Четыре секунды. Райан, нажми посильнее. Две секунды. Одна…

— Хорошо!

Мэл шумно выдохнул, чувствуя, как с его плеч сняли груз. Он совсем не хотел калечить или убивать.

До сих пор все складывалось очень удачно. Он хотел бабки, причем все, чтобы отдать долг синдикату и вернуться в организацию. Он получал бабки, доля за долей: сначала Честер, потом Силл, скоро Паркер и потом Райан. Он хотел Линн, и он скоро получит и ее.

Она поможет им убить мужа, и это станет ниточкой, которая их свяжет. Зная, что она могла выбрать, но не выбрала смерть, Линн придется смириться с мыслью, что она не любила Паркера. Ей понадобится человек, который разделит с ней это знание и по-прежнему будет хотеть ее. И этим человеком будет он, Мэл Ресник, который заставил ее убить мужа.

Правда, пока все это еще только предстояло сделать. Мэл объяснил Линн, как убить Паркера. Они с Райаном будут ждать в ванной комнате. Они не требовали убить Паркера немедленно — она могла дождаться подходящего момента. Но Паркер не должен выйти из этой комнаты живым. Если это произойдет, через секунду она сама станет трупом.

А если она попытается предупредить Паркера, Мэл с Райаном сразу об этом узнают. Они будут следить, внимательно слушать и сразу все поймут. Одно неверное слово, и они с Паркером умрут одновременно. Он объяснил ей это дважды, стараясь, чтобы она все хорошо себе уяснила. Линн тупо глядела на его шевелящиеся губы и старалась избегать смотреть ему в глаза.

— Хорошо, — кивнула она, когда он закончил. — Я все сделаю. Я же сказала, что сделаю.

— Отлично.

Он захотел похлопать ее по плечу, захотел дотронуться до нее, но что-то его остановило.

Линн вернулась в спальню, где ее ждал Паркер, и подошла к кровати по диагонали, пряча револьвер в правой руке у бедра. Она нагнулась над кроватью, и ей удалось незаметно сунуть его под матрац. Потом она обняла Паркера, и он, как дикий зверь, набросился на жену.

Мэл стоял в ванной и, закрыв один глаз, наблюдал через щель. В тусклом свете на кровати копошились два тела, и он завороженно следил за ними, ждал, когда они закончат, когда Паркер умрет, а Линн будет принадлежать ему.

Райан потянул его за руку в соседнюю спальню, и Мэл неохотно пошел за ним. Райан шепотом спросил, почему они не могут пристрелить Паркера прямо сейчас.

— Мы можем убить и ее, — раздраженно покачал головой Ресник, — а она мне нужна.

— Но она не хочет тебя, Мэл.

— Захочет, — ответил он и вернулся в ванную.

Эти двое вели себя так, будто находились в джунглях. Мэл наблюдал за ними и не мог поверить, что женщина может быть такой ненасытной. Липп обслуживала мужа по высшему разряду. Может, она понимала, что он, Мэл, смотрит, и пыталась показать, что умеет делать в постели.

Казалось, секс никогда не закончится. Наконец Паркер встал и потянулся к одежде. Он надел рубашку и брюки, взял со столика пистолет и сказал:

— Пойду загляну к Мэлу.

Мэл и Райан обменялись взглядами. Для Райана это послужило еще одним подтверждением того, что ему уже сказал Мэл. Для Мэла эти слова стали пугающим откровением. Сукин сын, оказывается, на самом деле собирался убить его!

Они видели, как Паркер направился к двери, увидели испуганный и нерешительный взгляд, который бросила на них Линн. Мэл приоткрыл дверь еще на дюйм и показал пистолет. Она достала из-под матраца револьвер и окликнула мужа.

Первая пуля угодила ему в живот, Линн в панике еще пять раз нажала на курок и потом бросила револьвер. Они вошли в комнату.

Мэл отправил Райана в гараж за бензином. Он решил сжечь дом, чтобы избавиться от улик.

Ресник велел Линн одеваться. Сначала он хотел трахнуть ее прямо здесь, рядом с мертвым мужем, но, посмотрев на ее лицо, передумал. К тому же Мэлу очень хотелось поскорее убраться отсюда и забыть обо всем.

Они подожгли дом и ушли, а по пути к самолету он выстрелил Райану в спину.

— Я тоже могу управлять самолетом, — ухмыльнулся Мэл. — Никто не знал об этом. Я умнее, чем думал Паркер.

В самолете Он объяснил, почему сделал все это.

— Паркер решил убрать меня, так? Значит, выходило, что умереть должен или он, или я. Тебе точно так же пришлось выбирать между ним и собой.

Линн отвечала только «да» и «нет».

Он впервые переспал с ней в Чикаго.

Мэл вернулся в организацию, отдал деньги, чем вызвал изумление.

— Мы дадим тебе знать, Мэл, — сказали ему. — Через два дня.

Он вернулся в отель, где его ждала Линн, которой больше некуда было идти, и там в первый раз переспал с ней. Она лежала как бревно. Он бился о нее, как волны о скалистый утес, и, как скалистый утес, она оставалась неподвижной. Линн не отвечала на его ласки, находясь мыслями где-то далеко.

Мэл Ресник подумал, что еще слишком рано, что ей нужно время прийти в себя и приспособиться к новой реальности. Она ни слова не сказала, когда он потащил ее в спальню, с этим проблем не было. Мэл надеялся, что Линн скоро выйдет из своего оцепенения.

Через два дня пришел парень из Компании. На него произвел впечатление номер Мэла и женщина, которая была с ним. На Компанию же не менее сильное впечатление произвело то, что Мэл Ресник вернул долг.

Человек с таким характером и преданностью, который сумел отыскать деньги, чтобы вернуть долг, мог пригодиться Компании. Они нашли ему место. Если на этот раз он не ошибется, у него все будет как надо.

Существовала только одна загвоздка. Лучше не работать в Чикаго, где множество рядовых сотрудников Компании знали о его ошибке. Ему нашли место в Нью-Йорке.

Мэла это вполне устраивало. Он надеялся, что в Нью-Йорке ему понравится. Линн поехала с ним, потому что ей больше некуда было деваться.

В Нью-Йорке его назначили менеджером в отдел спиртных напитков. В округе Колумбия производили дешевые сигареты, не облагаемые налогом с продажи. С другой стороны, канадское виски стоило совсем недорого в Канаде, но благодаря таможенной пошлине становилось дорогим в Штатах.

Поэтому машины с сигаретами ездили из Вашингтона в Монреаль и возвращались оттуда нагруженными виски. Больше половины груза оставалось в Нью-Йорке, остальной отправлялся в Вашингтон.

В Нью-Йорке виски получал Мэл Ресник. В его подчинении находилась группа, которая развозила виски по ресторанам, барам и магазинам. Он следил, чтобы нужный груз попадал в нужное место в нужное время и чтобы все было в порядке. Работа ему нравилась. Он отлично с ней справлялся.

Линн оставалась с ним, потому что ей некуда было деваться. Но она была все так же холодна, хоть он и проводил с ней много времени и тратил на нее уйму денег.

И Мэл начал искать удовольствий на стороне, с другими женщинами, одной из которых была Перл. Три месяца назад он съехал от Линн, а она осталась в их квартире, потому что ей некуда было идти. Мэлу пришло в голову, что Линн может от отчаяния попытаться убить его, как когда-то убила Паркера. Поэтому он стал заметать следы. Линн было все равно, вряд ли Ресник ее интересовал как мужчина. Он выплачивал ей немалое содержание.

Шло время. Ресник привык к работе, людям, городу. Он знал, что хорошо справляется со своими обязанностями и что через год-два продвинется по служебной лестнице. Остров Киили, восемьдесят тысяч долларов и поместье постепенно забывались, как вдруг в один прекрасный день Стегман сообщил, что Паркер жив и ищет Мэла.

Паркеру пришлось немало потрудиться, чтобы добраться от Стегмана, таксиста из Кэнарси, до окна отеля «Святого Дэвида». Линн он нашел сразу, потому что ее номер был в телефонном справочнике. Да и от кого ей прятаться, если Паркер мертв? Мэл же оказался более осторожным или сменил фамилию, взял другое имя.

Разговор со Стегманом ничего не дал. Паркер вернулся из Кэнарси в Манхэттен, где за ним оставили номер, снял одежду, которую носил последние три дня, принял душ, побрился, оделся и отправился перекусить и обдумать ситуацию.

За едой Паркер обдумывал план дальнейших действий. Он попробовал было найти Мэла через Линн, но ниточка оборвалась в самом начале. Поэтому сейчас необходимо придумать что-то другое. Говорят, Мэл опять связался с синдикатом. Может, попытаться разыскать его через синдикат?

Эта идея ему не понравилась. Члены синдиката держались друг друга и защищали своих. Если начать наводить справки, Мэл немедленно обо всем узнает и сразу поймет, что Паркер жив и ищет его. С другой стороны, это должно заставить его засветиться.

Паркер пообедал и отправился на такси на угол Центральной Парк Уэст и Сто четвертой улиц. К Парк с этого конца примыкали бедные кварталы. Паркер дошел по Сто четвертой улице до бакалейной лавки. Под эмблемой кока-колы на желтом фоне черными буквами было написано «бодега», что означало по-испански «бакалея». И имя владельца: «Дельгардо».

В магазине благоухало отравой для тараканов, гнилой мукой, воском для пола, старым деревом, потом и многими другими ароматами. Две низенькие полные женщины в блестящих черных платьях делали из теста булочки. На узком пятачке за стойкой маленький толстячок с густыми усами чесал локоть и смотрел в пространство.

Паркер прошел мимо женщин и спросил у толстяка!

— Где Джимми?

Дельгардо продолжал чесать локоть. Его взгляд вернулся из ниоткуда и остановился на Паркере.

— Ты друг Джимми? — спросил толстячок.

— Ага.

— Почему же тогда ты не знаешь, где он?

— Мы с ним давно не виделись.

— Почему мне незнакомо твое лицо?

— Джимми сидел у меня за рулем в том деле в Буффало.

Руки Дельгардо дрогнули, взгляд метнулся в сторону женщин. Он быстро шепнул Паркеру:

— Не говори об этом.

— Ты сам спросил, кто я, — не понижая голоса, сказал Паркер. — Где Джимми?

Дельгардо несколько секунд помолчал, но женщины продолжали месить тесто, не обращая на них внимания. Он нервно пригладил усы и сказал:

— Пошли в заднюю комнату.

Они прошли через завешенный грязной шторой дверной проем в заднюю комнату, в которой воняло еще сильнее. Дельгардо приблизился к Паркеру и прошептал:

— Он в Канаде. Водит грузовики.

— Сигареты?

— Да.

— Когда вернется?

— Через два-три дня.

— У тебя есть карандаш и лист бумаги?

— Подожди здесь.

Паркер закурил сигарету, чтобы заглушить отвратительный запах комнаты, а Дельгардо вернулся в магазин. Оттуда донеслась гневная тирада по-испански. Женщины воровали тесто, пока не было хозяина.

Вернувшись, Дельгардо тяжело вздохнул и сердито пожал плечами.

— Ну и народ!..

Он протянул длинный желтый карандаш и засаленный блокнот размером три на пять дюймов, в котором Паркер записал название своего отеля.

— Когда он вернется, пусть заглянет ко мне. Скажешь, искал Паркер. Если он меня не застанет, пусть оставит записку.

— Паркер? Лучше запиши.

— Ничего. Фамилия простая, ее легко запомнить.

Паркер вернул карандаш и блокнот. Дельгардо пожал плечами и повел Паркера в переднюю комнату.

Сейчас в магазине вместе с испуганными испанками были два сердитых полицейских в форме. В маленьком помещении совсем не осталось свободного места. Копы внимательно посмотрели на Паркера.

Паркер медленно полез в задний карман, достал бумажник и протянул ближайшему копу.

Они прочитали его водительское удостоверение на имя Эдуарда Джонсона и вернули бумажник.

— Чем вы занимались в задней комнате? Что-нибудь покупали или продавали?

— Нет. Мы не занимались ничем противозаконным, — поспешно ответил Дельгардо. — Вы же меня знаете, я не делаю ничего плохого. — Под его усами заблестели капельки пота.

— «Ничем противозаконным»? — вопросительно повторил один из копов.

Дельгардо покраснел.

— Никаких наркотиков. — Паркер снял пиджак, закатал рукава рубашки и показал голые руки. — Я не балуюсь наркотиками, не продаю, не покупаю и не ношу с собой. Уберите отсюда баб, и я покажу вам ноги. Там тоже нет никаких следов от шприца.

— В этом нет необходимости, — ответил разговорчивый полицейский. — Вытащи все из карманов. Ты тоже, Дельгардо. И покажи блокнот.

Он прочитал название отеля и посмотрел на Паркера.

— Что в отеле «Карлингтон»?

— Я там остановился.

— В водительском удостоверении написано совсем другое.

— Я поссорился с женой.

— Чем вы занимались в задней комнате?

— Пили коку, — объяснил Паркер. — Я старый друг Джимми и зашел с ним повидаться.

— Где вы подружились?

— Мы вместе водили грузовики в Буффало.

— Почему это не записано в водительском удостоверении?

— Потому что я больше не вожу грузовики.

— Чем ты сейчас занимаешься?

— Сейчас я безработный. Работал на Острове, но меня уволили. Из-за этого и возникла ссора.

— Какая ссора?

— С женой. Я же вам говорил.

— Откуда тебя уволили?

— Из «Джеперал электрик».

Коп в нерешительности смотрел на напарника.

— Складная история, Джонсон, но у тебя подозрительный вид.

Паркер пожал плечами.

— Откуда ты так много знаешь о наркотиках? Ты сам заговорил о них, едва увидел нас.

— У этого района дурная слава, — ответил Паркер. — Я регулярно читаю «Пост».

— Ладно. Облокотись о стену.

Паркер облокотился о стену, и полицейский быстро обыскал его, потом сделал шаг назад и произнес:

— О’кей.

— Я чист, — сказал Паркер. — Можно теперь забрать свои вещи?

— Да.

Паркер взял со стола бумажник, мелочь и сигареты и рассовал все это по карманам, пока полицейские обыскивали Дельгардо. Разговорчивый полицейский кисло кивнул Паркеру и сказал:

— Можешь идти. Думаю, мы еще увидимся.

— Сомневаюсь, — возразил Паркер. — Я остановился в более цивилизованном квартале.

— Мы здесь не по собственному желанию.

— Все так говорят, — заметил Паркер.

— Двигай отсюда! — велел второй коп.

Паркер протиснулся между двух женщин, на лицах которых застыл ужас, и вышел из лавки. Испанки не поняли ни слова и думали, что Дельгардо вызвал полицию, чтобы арестовать их за воровство.

— Я ищу девушку, — сообщил Паркер.

Девчонка глупо ухмыльнулась.

— А я кто, по-твоему, — арбуз?

Паркер взял стакан с пивом и посмотрел на прохладный влажный круг, который он оставил на стойке.

— Я ищу особую девушку.

Проститутка вопросительно подняла брови. Она выщипала их и нарисовала новые, но не там, где нужно. Поэтому когда она поднимала брови, под ними проглядывала темная полоса.

— Проститутку? Я не всех здесь знаю, бэби.

— Она работает по телефону, — объяснил Паркер. — И связана с организацией.

— Тогда я ее точно не знаю, — покачала головой девчонка.

Паркер допил пиво и жестом велел бармену вновь наполнить стаканы.

— Зато ты знакома с людьми, которые могут знать ее.

— Может, знакома, а может, и нет. — Когда бармен наполнил стаканы, она поблагодарила и спросила напрямик: — С какой стати я должна тебе что-то рассказывать? Я тебя совсем не знаю.

— Я что, похож на фараона?

— Не очень, — расхохоталась она. — Ты не легавый, но, может, ты хочешь ей что-нибудь сделать. Может, она наградила тебя каким-нибудь грибком или еще чем-нибудь.

— Я ее брат, — солгал Паркер. — Мы давно не виделись. Доктор считает, что у меня рак горла, и мне захотелось повидаться с ней. Сама понимаешь… Это мой последний шанс.

Проститутка с испугом и жалостью посмотрела на него.

— Господи! Вот не повезло. Какой ужас!

— Я славно пожил, — Паркер пожал плечами. — Мне осталось шесть месяцев. Поэтому я подумал, что нужно бы повидаться в последний раз с сестренкой. Кроме нее и тетки, у меня никого нет. А к тетке я бы не поехал, даже если бы у нее было лекарство от рака.

— Господи, — повторила она и, нахмурившись, задумалась. Можешь мне не верить, приятель, но я знаю, что ты сейчас чувствуешь. В нашем паршивом бизнесе все время приходится думать о здоровье. Мы с одной девчонкой жили вместе. Ей было больно глотать, и иногда она плевала кровью. Она думала, что у нее туберкулез. Я ее постоянно гнала к врачам. Когда она наконец пошла к ним, у нее нашли что-то на задней стенке горла и положили в больницу. Не рак, а профессиональное заболевание. Понимаешь?

Паркер кивнул. Ему было наплевать на сожительницу проститутки, но он надеялся разговорить ее саму.

— Может, она до сих пор лежит в больнице, — продолжила проститутка. — Я однажды отправилась проведать ее, и это было ужасно. Она превратилась в старуху. Не могла говорить и только хрипела. Это было шесть месяцев назад. Больше я к ней не ходила. Наверное, сейчас ее уже нет в живых. Ей лучше побыстрее умереть, чтоб не мучиться. — Она вспомнила, с кем говорит, испугалась и закрыла ладонью рот.

— Ничего, все о’кей, — успокоил ее Паркер. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я все обдумал. Когда станет совсем невмоготу, перережу вены. — Он показал запястье. — Видишь вон ту синюю?

— Не говори так, бэби. У меня испортится настроение.

— Извини. — Паркер одним глотком отпил полстакана. — Ну так как же с моей сестренкой?

— Как ее зовут? Вдруг я ее знаю?

— Последний раз, когда мы встречались, она называла себя Роуз Лей.

Девчонка нахмурилась, что-то соображая, потом покачала головой и ответила:

— Нет, не знаю. Не могу вспомнить. Послушай, может, Берни ее знает? Бармен. — Она подняла руку и крикнула: — Эй, Берни!

Он подошел к ним с невозмутимым лицом и спросил:

— Еще пива?

— Потом. — Девчонка наклонилась к нему через стойку. — Послушай, Берни, ты не знаешь проститутку по имени Роуз Лей? Как в песне?

— Роуз? — пожал плечами Берни. — Не знаю. Она никогда сюда не ходит. Но я слышал это имя по телефону.

— Он ее брат. — Она ткнула ярко-красным ногтем в Паркера. — Ищет ее.

— Чтобы забрать домой? — Берии равнодушно посмотрел на Паркера.

— Я просто хочу повидаться.

— Он болен, — громко прошептала проститутка. — И хочет в последний раз повидаться со своей сестрой.

Берни не относился к числу сентиментальных людей.

— Ну и что вы от меня хотите?

— Где она?

— Откуда я знаю? Я слышал имя только по телефону.

— А где я могу найти тех, кто знает, где она? — поинтересовался Паркер.

— Я тебя не знаю, приятель, — ответил Берни после недолгих раздумий. — И не хочу говорить лишнего.

В разговор вмешалась разговорчивая проститутка.

— Может, ты смог бы позвонить кому нужно и попросить передать, что приехал ее брат.

— Угу. — Бармену поправилась идея. — Это я могу сделать.

— Пусть ей передадут, что ее ищет Паркер. Тогда она точно будет знать, что это я.

Берни кивнул. Когда он отошел, девчонка сказала:

— Берни может помочь тебе. Счастливо, — попрощалась она.

— Спасибо.

Она слезла с табурета, пригладила на полных бедрах юбку и неторопливо направилась к двери. На полпути заметила двух парней, на лицах которых было написано желание, и подошла к ним. После короткого разговора направилась к другой девушке, сидящей у конца стойки. Та посмотрела на парней, кивнула, и они вдвоем направились к их столику.

Паркер наблюдал за всем этим в зеркало. Когда Берни вернулся из телефонной кабины, обе пары встали.

— Скоро позвонят, — сообщил бармен.

Ждать пришлось двадцать пять минут. Когда в кабине раздался звонок, Паркер посмотрел на бармена. Берни неторопливо зашел в кабину и закрыл за собой дверь. Снял трубку, посмотрел на Паркера и, судя по всему, стал описывать его наружность.

Наконец он положил трубку на полочку и крикнул в приоткрытую дверь:

— Это тебя.

Паркер зашел в телефонную кабину и закрыл за собой дверь.

— Алло?

— О’кей, — произнес женский голос. — Кто ты такой, шутник?

— Привет, Вапда!

— Меня зовут Роуз.

— Раньше ты была Вандой. Это Паркер. Бармен же тебе сказал.

— Придумай шутку поудачней. Паркер на том свете.

— Знаю, но я не мог спокойно лежать в могиле — ведь я должен тебе двадцатку.

Несколько секунд в трубке слышалось только шипение, потом она спросила:

— Ты действительно Паркер?

— Я же тебе сказал, что Паркер.

— Но… я видела в «Стерне» месяца три-четыре назад Лиин, и она сказала, что ты умер.

— Она думала, что я умер. Мне нужно поговорить с тобой.

— Тебе повезло, что я в отпуске, — ответила Ванда. — Дом номер двести девяносто пять на Шестьдесят пятой Уэст. Под звонком увидишь мою фамилию.

— Выезжаю.

— Подожди. Позови еще бармена. Я должна сообщить ему, что с тобой все в порядке.

— Хорошо.

Паркер вышел из кабины, и ему вдруг показалось, что в баре стало намного прохладнее. Поймав взгляд Берни, он кивком указал ему на кабину.

— Она еще хочет поговорить с тобой.

Проходя мимо Паркера, Берни бросил:

— Подожди меня.

Паркер кивнул. Двое парней, сидящих в конце стойки, старались делать вид, что не смотрят на него.

Берни быстро поговорил по телефону, повесил трубку и вышел из кабины.

— О’кей, друг. Рад, что помог тебе.

Ванда не изменилась и по-прежнему выглядела семнадцатилетней девчонкой, хотя сейчас ей уже лет тридцать пять. Сохранить девичий вид помогал маленький рост — чуть больше пяти футов — и тонкие кости. У нее были большие зеленые круглые глаза и огненно-рыжие волосы. На бледном лице алели ярко-красные губы.

Она отличалась великолепным сложением: высокие острые груди, хрупкая талия и широкие бедра. И только говорила она как зрелая женщина, а не как выпускница школы.

Она была в разноцветном платье — минимум десять цветов. Открыв дверь, Ванда радостно воскликнула:

— Входи, красавчик! Поздравляю с возвращением с того света!

Паркер кивнул и вошел в прихожую. Спустившись на две ступеньки, он очутился в гостиной, в которой стоял большой телевизор. Он увидел на столах много фарфоровых фигурок, в основном изображавших лягушек.

— Вечно хмурый Паркер, — сказала Ванда, закрывая дверь и спускаясь вслед за ним по ступенькам. — Ты ничуть не изменился.

— Ты тоже. Я хочу попросить тебя об одном одолжении.

— А я-то обрадовалась, что нашелся мой давно забытый братец. Садись. Что будешь пить?

— Пиво.

— У меня есть водка.

— Пиво.

— Ладно, черт с тобой! Паркер никогда не заходит в гости просто так — мне бы пора это знать.

— Отлично выглядишь, — сделал он комплимент хозяйке, усаживаясь на софу.

Она села в кожаное кресло напротив, положив ногу на ручку.

— Умение вести светскую беседу тебе никогда не давалось. Ладно, говори, чего ты от меня хочешь?

— Знаешь Мэла Ресника?

Она пожала плечами, закусила уголок нижней губы и посмотрела на абажур с бахромой.

— Ресник, Ресник… — Она покачала головой и вскочила на ноги. — Нет, не знаю. Он что, из наших? Земляк по побережью?

— Нет, по Нью-Йорку. Он из синдиката.

— Из Компании, бэби. Мы больше не говорим «синдикат». Сейчас это вполне легальное заведение.

— Мне плевать, как вы это называете.

— В любом случае… Ах! — Она посмотрела на потолок. — Может, это та скотина!

— Ты его знаешь?

— Не его, а о нем. Одна из девочек жаловалась на него. Он снял ее на ночь за пятьдесят баксов, а в конверте оказалось только тридцать пять. Она пожаловалась Ирме, но та сказала, что не стоит поднимать шума, потому что он из Компании. Девочка рассказывала, что он слабак: стонет, пыхтит, но почти ничего не может.

Паркер наклонился вперед, поставил локти на колени и стал хрустеть костяшками пальцев.

— Можешь узнать, где он живет?

— Наверное, в Компании.

— Это что, какой-то клуб?

— Нет, отель. — Ванда хотела еще что-то сказать, но быстро отвернулась, достала из серебряной шкатулки с инкрустацией, стоящей на столике из тиса, сигарету с розовато-красным фильтром и щелкнула большой серебряной зажигалкой.

Паркер подождал, пока она закурит, и повторил:

— О’кей, Ванда, так что это?

— Называй меня Роуз, дорогой. Я уже отвыкла от имени Ванда.

— Что это такое?

Она задумчиво смотрела на него, пуская клубы дыма. Потом кивнула и сказала:

— Мы друзья, Паркер. Думаю, мы с тобой друзья, если на этом свете существует такое понятие.

— Поэтому я и пришел к тебе.

— Естественно, дружба до гроба, но я ведь еще работаю в фирме, Паркер. Причем Компания платит мне за верность. И им не понравится, если кто-то станет разглашать их тайны.

— Никто ничего не узнает. Ты сама это понимаешь.

— Ты очень сильный, Паркер? — Ванда встала, подошла к задернутому шторой окну и сказала через плечо: — Меня всегда интересовал этот вопрос. Я думаю, что ты самый сильный мужчина из тех, кого я знаю. Но хватит ли твоей силы, чтобы сделать это?

— Что?

Маленькая и изящная Ванда отдернула шторы и посмотрела в большое широкое окно.

— Ты разыскиваешь сотрудника Компании по имени Ресник. Похоже, ты собрался совершить дурной поступок.

— Я хочу убить его, — сообщил Паркер.

— Я так и думала. Но если у тебя что-то сорвется и тебя схватят, они спросят тебя, от кого ты узнал, где он живет.

— Я узнал об этом от Стегмана.

— Да? А что ты имеешь против Стегмана?

— Ничего, просто это звучит правдоподобно. Ты что, знаешь его?

— Нет. — Она закрыла шторы, подошла к противоположной стене и стряхнула пепел в голубую морскую раковину. — Ладно, подожди здесь. Я позвоню. Хочу проверить, у себя ли он.

— Отлично.

— Если все-таки захочешь пива, кухня там.

Она вышла из гостиной. Паркер закурил и взял со столика зеленую фарфоровую лягушку. Перевернув фигурку, Паркер увидел, что она полая с дырочкой на животе. Рядом с дырочкой было написано: «Сделано в Японии». Он поставил лягушку обратно и оглядел комнату. Судя по всему, дела у Ванды шли совсем неплохо.

— Он там, — вернувшись, сообщила она. — Я даже узнала номер комнаты.

— Отлично, — сказал Паркер и встал.

Ванда грустно улыбнулась.

— Ты не очень-то словоохотлив. Получил, что нужно, и сразу бежать.

— Всему свое время. Сейчас я ни о чем другом не могу думать. Может, загляну как-нибудь позже.

— Черта с два заглянешь! Я записала адрес.

Он взял у нее лист бумаги и прочитал написанный мелким аккуратным почерком адрес: «Оуквуд Армс», угол Парк-авеню и Пятьдесят седьмой улицы, номер 361». Прочитав трижды, он скомкал бумажку и бросил се в стеклянную пепельницу.

— Спасибо.

— Всегда к твоим услугам, дорогой. Ведь мы же друзья. — Ее губы скривились в саркастической усмешке.

Паркер достал из кармана бумажник и сказал:

— Я не шутил насчет двадцатки.

Она удивленно посмотрела на две десятки, которые он ей протягивал.

— Да пошел ты к черту! Чтоб тебя убили, скотина. Прошло семь лет, а ты даже не спросил, как у меня дела.

Паркер спрятал десятки в бумажник и сунул его обратно в карман.

— В следующий раз обязательно захвачу старые слайды.

Ванда схватила лягушку, размахнулась ею, но не бросила. Паркер невозмутимо смотрел на нее. Она опустила руку.

Официантка в который раз спросила у Паркера, не хочет ли он еще чего-нибудь. Ее вопросы мешали ему наблюдать за улицей. На пальце у нее поблескивало кольцо, и в конце концов Паркер не выдержал:

— Тебе что, мало мужа?

После этого она оставила его в покое и только злобно поглядывала на него, но он не обращал на нее внимания. Отсюда можно было наблюдать за улицей, хотя за холодный кофе пришлось платить пятнадцать центов.

На другой стороне улицы стояла серая каменная громада отеля «Оуквуд Армс». Высокий худой мужчина подмел ступеньки метлой с желтой ручкой и скрылся внутри. Он и швейцар были одеты в синюю форму с желтым кантом.

Перед отелем остановилось такси, и из него вышли две полные, почтенного вида женщины. Они раскрыли сумочки и, хихикая, стали расплачиваться с таксистом. Во вращающуюся дверь выбежал мальчик в синей форме, спустился по чистым ступенькам. Таксист открыл багажник. У одной женщины были светло-синие чемоданы, у другой — светлосерые.

Таксист уехал, получив пятнадцать центов на чай. Когда туристки с мальчиком скрылись в здании, оттуда вышел респектабельный мужчина в светло-сером костюме с парнем в черном костюме, который осторожно огляделся по сторонам. Паркер сразу понял, что это какая-то шишка из Компании со своим телохранителем.

Босс остановил такси, пока телохранитель оглядывался по сторонам, и они уехали.

Начало темнеть. Паркеру не нравилось, что он до сих пор не знает, у себя Мэл или нет. Если его нет, придется ждать его возвращения. И это усложняет дело.

Один за другим подъезжали постояльцы, большинство из них были обычными туристами. Мэл не появился, и вообще Паркер не увидел ни одного знакомого лица. Кроме него за зданием снаружи никто не наблюдал.

Но он знал, что в вестибюле отеля сидят в креслах несколько парней с газетами, которые поднимают глаза, как только кто-нибудь входит в дверь. Если человек им чем-то не понравится, они отложат газеты, как бы невзначай подойдут к нему и проводят в заднюю комнату. Ну, а там всякое может случиться.

Мэл выбрал хорошее место для жилья — сюда трудно попасть незамеченным. Слева находился табачный киоск, а справа кафетерий, через которые можно было пробраться в отель, но за ними наверняка тоже наблюдали.

Его размышления прервала сердитая официантка.

— Если вам больше ничего не нужно, тогда освободите место для других.

Половина табуретов у стойки была свободна.

— Еще чашку кофе, — попросил Паркер. — И можно сразу принести холодный.

Официантка хотела было его обругать, но, поймав взгляд сидящего за кассой владельца, промолчала. Она забрала пустую чашку и принесла ее до краев налитый кофе.

Необходимо найти другое место для наблюдения, подумал Паркер. На одной стороне улицы располагался цветочный магазин; за углом, на другой стороне, — антикварный и обувной, и больше ничего подходящего. Но кафе ведь закроется, к тому же ему действовала на нервы официантка.

Может, этажом выше есть что-нибудь подходящее? Паркер оставил полную чашку, заплатил владельцу ровно тридцать центов и вышел на улицу. Напротив из такси вышла девушка из Компании и, покачивая бедрами, поднялась по ступенькам. Проходя мимо швейцара, она улыбнулась.

Паркер задрал голову. На втором этаже располагались кабинет дантиста, дамский салон, магазин подержанной одежды, лавка, в которой продавались марки и монеты, кабинет еще одного дантиста. Уже стемнело, и во всех окнах, кроме магазина одежды, зажегся свет. Он посмотрел на другую сторону улицы, но там ничего не изменилось.

Рядом с кафе он заметил дверь, через которую можно было попасть к дантисту и в дамский салон. На ней было написано, что на третьем этаже располагаются магазинчик париков и адвокат. Паркер вошел в дверь и начал подниматься по лестнице. Пока он поднимался, Мэл мог успеть выйти из гостиницы.

Справа на лестничной площадке находился кабинет дантиста, слева — дамский салон. Верхняя часть обеих дверей была застеклена матовыми стеклами. В салоне горел свет. Паркер постучал ногой. Через минуту за дверью показалась темная тень, и женский голос спросил:

— Кто там?

— Я принес кофе.

— Какой кофе? — спросила женщина после секундного замешательства. — Я не заказывала никакого кофе.

— Из кафе под вами. Хозяин велел отнести кофе в дамский салон.

— Но я не заказывала кофе.

— Леди, — сказал Паркер, — у меня заказ для дамского салона.

Дверь открыла маленькая, сильно накрашенная женщина. Она удивленно таращила глаза. Паркер не очень сильно ударил ее в подбородок. Глаза закрылись, женщина упала.

Паркер вошел в переднюю, быстро закрыл дверь и перешагнул через нее. Лампа на гибкой ножке освещала разложенные на столе деньги. Наверное, она считала дневную выручку.

Он прошел в темную комнату, где стояли похожие на молящихся в церкви людей фены, и посмотрел в окно. Прямо под ним была вывеска «Дамский салон». На противоположной стороне улицы все оставалось без изменений. Мэл мог выйти, когда Паркер поднимался по лестнице. Ничего страшного: он должен вернуться до утра.

Может, эта девчонка приехала к нему? Может, он вообще никуда не выходит? Ладно, ладно, ему некуда спешить.

Не зажигая света, Паркер выдернул шнуры от двух фенов и вернулся в переднюю. Женщина лежала неподвижно. Одним шнуром он связал ей руки за спиной, другим лодыжки. В ящике стола лежали ингалятор и ножницы. Ножницами он отрезал кусок от ее комбинации и сделал из него кляп. У женщины были красивые ноги… Ладно, не сейчас. Может, после смерти Мэла ему понадобится женщина…

Он вышел в зал, придвинул к окну стул, сел и закурил. Отель жил своей привычной жизнью.

И этот наблюдательный пункт его не устраивал. А вдруг Мэл выйдет из отеля и сразу сядет в такси?..

Не может быть, чтобы в отель нельзя проникнуть. «Оуквуд Армс» стоял на углу. Рядом высилось красивое здание, в котором размещались всевозможные конторы, а на противоположной стороне был еще один отель. В «Оуквуд Армсе» он насчитал одиннадцать этажей, в другом отеле оказалось только девять, а в здании, в котором размещались офисы, двадцать с лишним.

Может, попытаться проникнуть внутрь по крыше? Потом, правда, придется спускаться на третий этаж. Паркеру эта перспектива не показалась заманчивой, но если до двух часов ничего не произойдет, придется сделать именно так.

Паркер не отрывал глаз от входа в отель. Он узнал одного типа, которого помнил по Чикаго. Тот работал на Компанию. Мэла не было.

Паркер докурил последнюю сигарету и занервничал. Ему не хотелось покидать наблюдательный пост, но он все-таки встал и вышел в переднюю. На столике он увидел женскую сумочку, в которой оказалась начатая пачка сигарет с фильтром. Он сунул ее в карман рубашки.

Женщина по-прежнему не шевелилась. Она лежала на боку, ее лицо было в тени. Паркер в тревоге склонился над ней. Глаза женщины были неестественно выпучены и остекленели, горло и Лицо покрылось красными пятнами. Он вспомнил про ингалятор. У нее наверняка что-то с носом. Кляп ее задушил.

Как глупо! Он не хотел убивать ее — в этом не было никакого смысла. Рассердившись на себя за собственную глупость, Паркер вернулся в зал и сел у окна. Он принялся курить сигареты с фильтром, но они оказались слишком мягкими и безвкусными. Пришлось все время глубоко затягиваться, и в горле быстро запершило.

Мэл так и не появился. В два часа он выкурил последнюю сигарету. Он оставил по всему салону свои отпечатки, вернее, отпечатки Рональда Каспера, бродяги, который убил охранника в Калифорнии и сейчас совершил еще одно убийство. Паркер решил не стирать отпечатки. Если его поймают, то только за охранника его поджарят на электрическом стуле.

Он спустился на улицу и вошел в кафе, которое уже закрывалось. Мальчик-негр мыл пол, на столах стояли перевернутые стулья.

За стойкой стоял сам владелец, а на табуретах сидели двое посетителей. Паркер попросил:

— Пачку «Лаки» и восемь кофе на вынос. Пять с молоком, два с сахаром и один черный.

— Вы пришли поздновато, — сообщил владелец. — Мы закрываемся в два часа.

— Может, у вас найдется маленькая картонная коробка? — поинтересовался Паркер. — В ней нести удобнее, чем в сумке.

— Приди вы через пять минут, и вам бы не повезло, — сказал владелец.

Паркер немедленно распечатал «Лаки» и закурил. Потом расплатился за кофе, который ему поставили в серую картонную коробку, и владелец открыл перед ним дверь.

Паркер шел к зданию, в котором размещались офисы. Если сейчас из отеля выйдет Мэл, это здорово усложнит дело. Увидев Паркера, Ресник нырнет в отель и будет сидеть там до скончания века.

Но Мэл Ресник не вышел из отеля. Офисы функционировали круглосуточно, а значит, всю ночь вахтер будет открывать и закрывать дверь за заработавшимися допоздна служащими.

Из окна салона Паркер видел, как сразу после полуночи из здания вышли три человека, и вахтер запер за ними дверь. На нескольких этажах до сих пор горел свет.

К лифту вели четыре стеклянные двери. Возле них сидел мужчина в серой форме и читал «Ньюс».

Паркер постучал ногой по металлическому низу двери. Вахтер отложил газету, встал и направился к двери. Заметив коробку с кофе, он опустился на колено, чтобы открыть дверь, — замок находился у самого пола.

Паркер вошел в фойе, и вахтер запер за ним дверь. Старик с трудом выпрямился и сказал:

— Отличная ночь.

— Угу.

Они пошли к лифтам, сели в тот, в котором горел свет, и Паркер попросил отвезти его на двенадцатый этаж.

— Вас подождать? — спросил старик, когда лифт остановился на двенадцатом этаже.

— Нет. У меня пять заказов для двенадцатого и три для десятого. Спущусь на десятый пешком, а потом вызову вас.

Когда двери лифта закрылись, Паркер бросил картонку. Кофе разлился по всему полу. Он дошел до конца коридора, повернул направо и остановился у двери с надписью «Бухгалтерия». Снял башмак, разбил стекло рядом с ручкой, сунул руку в дыру и открыл дверь.

Во всех окнах стояли кондиционеры. Паркер увидел в шести-семи футах под собой крышу отеля.

Он вытащил стекло над кондиционером и спрыгнул на крышу отеля. Поблизости оказалась чердачная дверь, но она была заперта. Он подошел к краю крыши, где находилась пожарная лестница. Рядом светлела стена соседнего здания, а между ними чернела пустота.

По металлической пожарной лестнице можно было спуститься к окну с низким подоконником, которое выходило на лестничную площадку верхнего этажа. Он увидел слабо освещенный пустой коридор. Окно оказалось заперто.

Паркер вновь поднялся по пожарной лестнице, вернулся в бухгалтерию и отыскал в чулане отвертку, молоток и толстую прокладку. Проще всего было разбить окно, но Паркер не хотел шуметь.

Он просунул отвертку в щель между двумя половинками окна. Достал мягкую прокладку, накрыл ею ручку отвертки, чтобы приглушить шум, и несколько раз ударил по ней.

Наконец замок не выдержал. Отвертка выпала у него из рук и стукнулась о пол. Паркер пригнулся и прислушался.

Потом он залез в коридор и закрыл за собой окно. Его лицо и руки казались кроваво-красного цвета — в коридоре горела красная лампочка.

Паркер нашел лестницу и стал быстро спускаться, останавливаясь на каждой площадке и прислушиваясь. Он не встретил ни одного человека. Прежде чем открыть дверь на третьем этаже, долго прислушивался.

В коридоре было пустынно.

Паркер нашел 361-й номер. Замок оказался простым, и он легко открыл его отверткой.

Он осторожно вошел внутрь, прислушиваясь к каждому звуку. В номере было темно. Нет дома или спит? В темноте прошел через гостиную, бесшумно ступая по толстому ковру, и заглянул в спальню.

Кровать оказалась пустой: ни простыней, ни одеял, ни подушки. В слабом свете с улицы виднелись серые и белые полоски на матраце.

Испуганный Паркер вернулся в гостиную, огляделся по сторонам, подошел к шкафу и распахнул дверцы.

Шкаф был пустой. В номере больше никто не жил.

Паркер толкнул дверь, когда Ванда как раз взялась за ручку, и она чуть не упала со ступенек. Он вошел и гневно захлопнул за собой дверь.

— Он уехал, — сообщил Паркер. — Этот гад съехал.

— Ты чуть не сбил меня с ног, — пожаловалась Ванда. Она была в светло-синем шелковом халате и шлепанцах с голубыми помпонами. По телевизору показывали последнюю передачу.

— Я тебе говорю, он уехал и забрал все манатки. В той проклятой комнате больше никто не живет.

Только сейчас Ванда услышала его и спросила:

— Ты о Мэле?

— О ком же еще? Ванда, тебе придется пойти со мной.

— Называй меня Роуз, — автоматически поправила она. — Я отвыкла от Ванды.

— Мне плевать, от чего ты отвыкла, Ванда!

Паркер шагнул к ней, и она попятилась в гостиную.

Ее лицо находилось на уровне его груди. Он схватил ее за волосы и притянул к себе.

— Его там нет, и я хочу, чтобы ты мне сказала, Ванда: был ли он там когда-нибудь?

— Паркер, клянусь… — От страха у нее начал заплетаться язык. — Клянусь тебе, клянусь…

— Его там нет, Ванда, — повторил Паркер, будто она до сих пор не поняла его. — На постели нет белья, в шкафу пусто, в номере нет ни единой вещи Мэла. Его там нет, и я хочу знать, жил ли он там когда-нибудь?

— Паркер… Пар…кер… — Он схватил ее за волосы, и она встала на цыпочки, чтобы было не так больно. — Зачем мне тебе лгать?

— Откуда мне знать? — Он еще выше приподнял Ванду, и сейчас она едва касалась кончиками пальцев пола. — Может, у тебя есть на меня зуб, Ванда, вот зачем.

— Нет у меня на тебя зуба, Паркер! — закричала Ванда. — Что я могу иметь против тебя?

— Это ты сама должна знать, Ванда.

— Паркер, пожалуйста, отпусти.

Он внезапно отпустил ее. Она от неожиданности упала на пол и испуганно смотрела на него, не зная, чего можно ждать дальше.

— Пока я собираюсь поверить тебе, Ванда, — сказал Паркер. — Но ненадолго. Я поверю тебе, что Мэл жил в том номере и по неизвестной причине съехал. Он испугался чего-то или…

Он замолчал, отвел от нее взгляд и посмотрел на зашторенное окно.

— Перепугался, — повторил Паркер. — Может, узнал обо мне и лег на дно?

— Он жил там, Паркер, — с отчаянием в голосе произнесла Ванда. — Адрес я узнала у девочки, которой он не доплатил. Это правда, клянусь Богом, Паркер… Клянусь…

— Ах, Мэл… — прошептал Паркер. — Ах ты, скотина!.. — Он опустил голову и опять посмотрел на лежащую на полу женщину. — Ты найдешь его, Ванда. Ты узнаешь, куда он спрятался.

— Как я это узнаю? Паркер, ради Бога, подумай сам!

— Я вижу этого ублюдка насквозь. Он залег в какой-нибудь дыре, потому что боится меня до смерти. И вызвал себе девчонку. Я знаю этого гаденыша, он вызвал себе девчонку. Позвони опять, Ванда, и найди его.

— Но как я его найду? — Она в отчаянии развела руками. — Чем я объясню свой интерес к его особе? Я не могу просто так взять и позвонить, Паркер. Они захотят узнать, почему я звоню.

— Скажи, что ты дала ему взаймы двадцать баксов. Вы познакомились на какой-нибудь вечеринке, и ты дала ему взаймы двадцать баксов. Он должен был вернуть долг сегодня. Ты отправилась в отель и узнала, что он оттуда съехал. И ты хочешь знать, где он сейчас, чтобы отправиться к нему завтра за своими бабками. Усекла?

— Паркер, я не знаю…

— Ты все знаешь. Вставай.

Ванда шевельнулась, и халат распахнулся ниже талии, открывая загорелые ноги и белый живот. Паркер вспомнил Линн в ту ночь, когда пришел к ней на квартиру, и отвернулся, раздраженно бросив через плечо:

— Запахни халат. И вставай.

Она, шатаясь, встала и испуганно посмотрела на него.

— Я попробую, Паркер. Я сделаю все, что в моих силах.

Он пошел вслед за ней в спальню, где находился телефон. На кремового цвета ночном столике рядом с застеленной синим атласным покрывалом большой кроватью стоял синий телефон «принцесса».

— Сама не знаю, почему я позволила им уговорить себя купить эту дрянь, — снимая трубку, пыталась пошутить Ванда, чтобы разрядить напряжение.

Трубку сняли на третьем звонке, и Ванда попросила позвать какую-то Ирму. Ожидая, когда та подойдет, она старалась не смотреть на Паркера. Когда наконец Ирма взяла трубку, Ванда рассказала ей историю о двадцати долларах.

Ирма стала задавать вопросы, и Ванде пришлось на них отвечать. Почему она так долго ждала? Потому что думала об этом весь вечер, становилась все злее и злее и в конце концов решила позвонить. А где она познакомилась с Мэлом Ресником? На вечеринке, которую устроил тот Берни из Лас-Вегаса… Разве Ирма забыла? На нее еще послали двенадцать девочек, и Мэл был там. А почему она заняла совершенно незнакомому человеку двадцать долларов? Потому что он работал на Компанию, и у нее не возникло никаких подозрений. Ей даже показалось, что это хорошее капиталовложение. Ее отпуск уже закончился? Да, она уже завтра должна выйти на работу.

Ванда отвечала на вопросы убедительно, и наконец Ирма согласилась сообщить адрес Мэла, предварительно взяв с нее обещание, что она не появится там до утра, потому что у Мэла сейчас Линда. Ванда взяла карандаш и записала адрес.

Поблагодарив Ирму и положив трубку на рычаг, она поставила телефон на столик и встала.

— Вот, — сообщила Ванда, протягивая блокнот. — Отель Святого Дэвида, Пятьдесят седьмая Ист-стрит, номер пятьсот шестнадцать.

Он взял у нее блокнот и похвалил:

— Ты отлично разговаривала.

— Иди, коль собрался, — усталым голосом сказала она. — А я буду складывать вещи.

— Складывать вещи?

— Ты же хочешь сегодня убить его, — объяснила Ванда. — А завтра Ирма вспомнит, что я разыскивала его адрес. Они придут, начнут задавать вопросы, а потом убьют меня. Я должна уехать как можно быстрее.

— Спасибо тебе.

Ванда угрюмо посмотрела на него.

— Не благодари меня. Я сделала это не из любви к тебе. Если бы я отказалась, ты бы меня убил. А так у меня будет хоть несколько часов — они же не сразу кинутся меня искать.

Паркер влез в окно и увидел, как Мэл, приподнявшись на руках, оглянулся через плечо и метнулся к халату, висящему на стуле. Паркер сразу понял, что в кармане халата лежит пушка.

Паркер пересек комнату. Мэл упал на стул и вместе со стулом рухнул на пол. Женщина уже сидела в кровати и пока не испуганно, а изумленно смотрела на него. Она только подняла руку, чтобы прикрыть грудь.

Мэл был похож на жалкого комика — он тщетно пытался засунуть руку в карман халата. Паркер подошел к нему и отшвырнул ногой стул. Мэлу наконец удалось вытащить из кармана пистолет.

Он повернулся к Паркеру, сжимая пистолет в своей потной ладони, но Паркер схватил его за дуло и вырвал из руки Ресника. Металл рукоятки стал мокрым от пота Ресника.

Паркер отшвырнул оружие в угол и схватил Мэла за горло. Ресник забился на полу, размахивая руками и ногами, но Паркер крепко сжимал его горло. Он посмотрел через голову Ресника на женщину, сидящую на кровати, и сказал:

— Ты профессионалка. Если будешь вести себя тихо, выйдешь отсюда целой и невредимой.

Линда в тот момент как раз открыла рот, собираясь закричать, но, услышав угрозу Паркера, передумала. Она смотрела широко раскрытыми глазами, как Паркер сжимает горло Мэла, а тот все медленнее размахивает руками и ногами. Потом внезапно Паркер отпустил его, и Мэл упал на пол, схватившись руками за горло.

Паркер стоял над поверженным врагом и думал, что все оказалось слишком легко. Сейчас ему было мало просто убить Мэла. Он не хотел мучить Мэла, зная, что ничего не добьется, а только потеряет время. И он собирался быстро прикончить Ресника голыми руками.

Но все оказалось слишком легко, и он ощущал неудовлетворение. Только сейчас Паркер вспомнил о деньгах. Половина добычи принадлежала ему, потому что все остальные были на том свете. В живых остались они с Мэлом, и это означало, что им принадлежит по половине.

Он захотел получить деньги обратно. Ну убьет он этого гада, и что потом? У него осталось меньше двух тысяч долларов, а нужно на что-то жить. Он хотел мотаться по курортам и время от времени заниматься делами, как было до тех пор, пока этот ублюдок не появился на своем такси и не рассказал ему об операции на острове. А для того чтобы вернуться к прежней жизни, нужны деньги. Половина. Сорок пять тысяч долларов.

— Ты мне должен сорок пять тысяч долларов, Мэл.

Ресник попытался что-то ответить, но из его рта вырвался только хрип.

— Убирайся отсюда, — велел Паркер женщине. — Одевайся и уходи.

Линда неловко спрыгнула с кровати. Страх сделал ее некрасивой и неуклюжей.

— Мэл, хочешь, чтобы она позвонила в полицию? — поинтересовался Паркер.

— Нет, — прохрипел Ресник.

— А в Компанию?

— Нет.

Паркер кивнул и повернулся к Линде — та, неловко согнувшись, торопливо надевала трусики.

— Слышала, что сказал Мэл? — обратился он к ней.

Линда остановилась и посмотрела на мужчин, а Мэл опять прохрипел:

— Ни с кем не разговаривай, никому ничего не рассказывай. Конверт в гостиной. Возьми его… и иди домой… и никому ничего не говори.

— Молодец, — похвалил Паркер и присел на край кровати. Когда женщина ушла, он встал. — Ты должен мне сорок пять тысяч долларов, — напомнил он Реснику.

У Мэла мелькнула мысль, что он может остаться в живых. Возможно, Паркер и не собирался его убивать, а только хотел получить свою половину. Он с трудом поднялся с пола и ответил:

— У меня их сейчас нет, Паркер. Я…

— Что ты с ними сделал?

— Я обязан был вернуть Компании восемьдесят тысяч долларов.

Теперь все стало на свои места. Придется отправиться в синдикат или в Компанию, или как там они себя называют, и потребовать назад свои деньги. Просто убить Мэла было чересчур легко.

— Хорошо, — согласился Паркер. — Это та же самая Компания, что и в Чикаго?

— Разумеется. Она действует на всей территории Штатов, от одного побережья до другого, Паркер.

— Кто руководит ею? Кто босс в Нью-Йорке?

— Чего ты хочешь, Паркер? Ты не можешь…

— Хочешь умереть, Мэл?

— Что? Нет! Господи, Паркер…

Они стояли и смотрели друг другу в глаза. Паркер протянул руки, чтобы Мэл мог их видеть, слегка согнул пальцы, приготовившись в любую секунду схватить его за горло.

— Кто босс в Нью-Йорке, Мэл?

— Они убьют меня, Паркер. Они…

— Они не смогут убить тебя, если ты к тому времени будешь мертвым. — Паркер взял Мэла за шею. Вытянув руки, он остался незащищенным, но он знал, что Ресник не осмелится ударить его. Все слишком легко.

Губы Мэла Ресника задрожали, и он сказал:

— Их двое: мистер Фэйрфакс и мистер Картер. Они руководят делами в Нью-Йорке.

— Где я могу найти их, Мэл?

— Мистера Фэйрфакса сейчас нет в городе. — Мэл высунул язык и облизнул губы. Его взгляд устремился к углу, куда Паркер швырнул пистолет. — Паркер, — взмолился он, — мы можем что-нибудь…

— Как мне найти Картера?

— Пожалуйста, Паркер. Это тебе ничего не даст. Ты все равно не сумеешь попасть к нему, а мы что-нибудь придумаем…

Руки Паркера сжали шею Ресника.

— Как найти Картера?

Мэл заколебался. Его глаза испуганно забегали. Он взмахнул руками, переступил с ноги на ногу и сдался.

— Пятая авеню, пятьсот восемьдесят два. — Он закрыл глаза, представляя, что это говорит не он, а кто-то другой. — У него там контора. «Фредерик Картер, Инвестиции». На седьмом этаже, я забыл номер.

Паркер отпустил Мэла.

— Расскажи подробней о конторе. Ты сказал, что мне все равно туда не попасть. Почему?

Мэл рассказал о конторе и о молчаливом телохранителе, встречающем гостей.

Паркер кивнул и спросил:

— Ты там недавно побывал, Мэл, да? Когда узнал, что я ищу тебя? — Он огляделся по сторонам. — Они тебя вышвырнули, да? Не стали тебе помогать?

— Мистер Картер сказал, что это мое личное дело.

— Они ошиблись, Мэл. Правда? — Паркер расхохотался.

Потом он схватил Мэла Ресника за горло и не отпускал до тех пор, пока тот не перестал дышать.

Молчаливый охранник открыл дверь и удивленно посмотрел на Паркера.

— Чем могу служить? — после короткой паузы спросил он.

Телохранитель мистера Картера знал, что перед ним не сотрудник Компании. С другой стороны, Паркер не был похож и на инвестора.

— Передай своему боссу, что пришел человек, который убил Мэла Ресника, — ответил Паркер.

— Извините, но я не знаю, о чем вы говорите, — изумился охранник.

— Тебе и не нужно знать.

Он повернулся спиной и подошел к софе. Сел, взял со столика номер «Ю. С. Ньюс энд Уорлд Рипорт» и прочитал на обложке, что автомобильная промышленность выходит из кризиса.

Молчаливый мужчина смотрел на Паркера, не зная, что делать. Когда Паркер принялся листать журнал, он пожал плечами, вышел из приемной и закрыл за собой дверь. Паркер положил журнал, встал и подошел к рисункам на степе, изображающим охоту на лис. Ни один из них не был похож на одностороннее зеркало. Он посмотрел на дверь без таблички. Рядом с ручкой из позолоченной меди виднелось отверстие для ключа. Замок казался сложным, но Паркер моментально вспомнил троих знакомых, которые легко бы с ним справились.

Через пять минут вернулся телохранитель. На его лице было подозрительное выражение.

— Мистер Картер сейчас вас примет, но сначала я должен вас обыскать.

Паркер поднял руки. После смерти Мэла в нем не осталось злобы. Он решил вести себя спокойно, как бизнесмен, пришедший обсуждать долг.

— Чистый, — недовольно произнес охранник, открыл дверь и повел Паркера через серую комнату и гостиную с баром в кабинет мистера Картера.

Мистер Картер сидел за столом и читал биржевую сводку, отснятую на мимеографе. Он поднял голову и сказал:

— Я и не знал, что Мэл приказал долго жить.

— Да, это так.

— О, я вам верю. — Картер показал на кожаное кресло, на котором когда-то сидел Ресник. — Присаживайтесь.

Молчаливый телохранитель, стоявший за спиной у Паркера, шел к своему стулу в углу, когда Паркер молниеносно развернулся и ударил его слегка согнутыми пальцами левой руки в бок, прямо под поясом. Охранник хрюкнул и согнулся, пытаясь вдохнуть. Правым кулаком Паркер вмазал ему по челюсти. Охранник начал падать, но, прежде чем он успел коснуться пола, Паркер выхватил у него из кобуры револьвер тридцать второго калибра, быстро повернулся. Мистер Картер все еще рылся в ящике стола. Увидев направленный на себя револьвер, он замер.

— Закройте ящик, — велел Паркер.

Картер посмотрел на своего телохранителя, лежащего на полу без сознания, и закрыл ящик. Паркер открыл барабан и высыпал все пули на ладонь. Их концы были зазубренными, чтобы они меняли направление при поражении цели. Он подошел к столу и положил пули на зеленую промокательную бумагу. Они покатились по столу и со звоном упали в корзину для мусора.

— Нам обоим оружие ни к чему, — сказал Паркер.

Мистер Картер вновь посмотрел на своего телохранителя.

— Он один из лучших.

— Нет, — покачал головой Паркер. — Очень легко теряет бдительность. — Он сел в кожаное кресло. — Сейчас можно и поговорить.

— Похоже, Ресник мне солгал. — Картер слабо улыбнулся.

— Почему? Что он сказал?

— Что застрелил вас, взял вашу долю и сбежал с вашей женой.

— Он солгал в одном — меня застрелила моя жена.

— Вот как? Теперь понятно. — Мистер Картер положил ладони на промокашку по обеим сторонам от пустого револьвера. — Вы что-то хотите от меня?

— Мэл дал вам восемьдесят тысяч долларов.

— Он вернул долг, а не дал их.

— Сорок пять тысяч из них принадлежат мне, и я хочу получить их обратно.

Улыбка исчезла с лица мистера Картера. Он моргнул, посмотрел на своего охранника, лежащего на полу, и пробормотал:

— Вы шутите?

— Это мои деньги.

— Организации задолжали определенную сумму, организации заплатили эту сумму. Все долги Ресника умерли вместе с ним. Мы не выплачиваем личные долги наших служащих.

— У вас, ребята, сорок пять тысяч моих денег, — повторил Паркер. — И вы вернете их мне.

— Это требование никогда не будет удовлетворено, — покачал головой мистер Картер. — Организация, несомненно, отклонит…

— Шутники называют ее синдикатом, — прервал его Паркер. — Бандиты и грабители — Компанией, вы — организацией. Мне кажется, вам, ребята, нравится играть словами. Но мне плевать, если вы даже назовете себя Красным Крестом. Вы все равно должны мне сорок пять тысяч долларов и вернете их, хотите вы того пли нет.

Губы мистера Картера тронула холодная усмешка.

— Вы хоть понимаете, мой друг, с кем пытаетесь бороться? Вы имеете хоть малейшее представление, сколько членов в нашей организации в масштабах всей страны? Сколько у нас филиалов в разных городах? Сколько правительственных чиновников мы контролируем на местном уровне и на уровне всех Штатов?

— Вы похожи на Почтовое ведомство, а значит, вы распоряжаетесь огромными суммами денег и без труда сможете вернуть мне мои.

— Я пытаюсь втолковать вам ради вашей же собственной пользы… э, забыл ваше имя. Ресник сказал мне, но, простите, оно выскользнуло из памяти.

— Паркер. Теперь вы запомните его надолго.

— Не думаю. Хорошо, Паркер, позвольте мне познакомить вас с реалиями жизни. Организация ведет дела разумно. Она платит свои долги, следует определенным правилам этики и очень старается получить прибыль. Если забыть тот факт, что мы иногда действуем против закона, мы ничем не отличаемся от крупного концерна. Иными словами, если бы вы пришли к нам требовать возвращения долга корпорации, у вас бы не возникло проблем. Но вы требуете вернуть долг нашего бывшего служащего. Ни одна компания в мире не согласится на это, Паркер, и я уверен, что наша организация тоже отвергнет ваше требование.

— Мэл дал вам деньги, которые принадлежали не ему, а мне. Сейчас вы это знаете и можете их вернуть.

— Во-первых, лично я не смог бы вернуть их, даже если бы захотел, — возразил мистер Картер. — Решение должно приниматься на самом высшем уровне. Во-вторых, повторяю, я настолько уверен в решении, что даже не стану передавать ваше требование дальше.

— Это не требование, — покачал головой Паркер. — Чем вы занимаетесь в этой организации… в этой вашей корпорации? Кто вы, вице-президент?

— Вы можете назвать меня региональным менеджером. Мы с другим джентльменом…

— Фэйрфаксом.

Мистер Картер с улыбкой кивнул.

— Ресник немало вам рассказал перед смертью. Да, вместе с мистером Фэйрфаксом мы представляем интересы организации в Нью-Йорке.

— Хорошо. А кто руководит всей лавочкой? Вы сказали, что знаете, каким будет решение. Кто будет принимать решение?

— Комитет…

— Один человек, Картер. Когда высоко забираешься, всегда выходишь на одного человека.

— Не совсем. В нашем случае это три человека. Каждый из них…

— Кто-нибудь из них живет в Нью-Йорке?

— Один. Но если вы просите меня позвонить…

— Я не прошу вас позвонить. — Паркер услышал за спиной шорох и встал. Телохранитель пришел в сознание и пытался подняться, подтягивая колени к животу. Паркер ударил его ногой по голове, и он опять затих. — Я не прошу вас позвонить ему. Я вам приказываю, — повторил Паркер.

— Что вы сделаете, если я откажусь?

— Убью вас и дождусь, когда в город вернется Фэйрфакс.

Мистер Картер сложил пальцы шалашиком и принялся изучать их, надувая губы и выпуская воздух. Наконец он посмотрел на Паркера из-под густых бровей и сказал:

— Я вам верю. А если я позвоню и этот джентльмен откажет, в чем я, собственно говоря, не сомневаюсь?

— Не знаю, — ответил Паркер. — Посмотрим, что он скажет.

Картер подумал еще с минуту и сдался.

— Очень хорошо. Это вам абсолютно ничего не даст, но я позвоню.

Мистер Картер снял трубку и набрал номер, который Паркер запомнил.

— Фред Картер хочет поговорить с вашим боссом, дорогая. — Он сделал паузу, нахмурился и повторил: — Скажите ему, Фред Картер… — После очередной паузы Картер сказал с еще большим раздражением: — Бронсон. Я хочу поговорить с Бронсоном.

Паркер улыбнулся, но Картер не улыбнулся ему в ответ.

Через несколько минут Бронсон подошел к телефону, и мистер Картер сказал:

— Это Фред Картер. Извините, что беспокою, по у нас возникла маленькая проблема. Ваша секретарша заставила меня назвать ваше имя… Нет, я не хотел делать это… Я здесь не один. В этом-то и заключается проблема.

Картер в общих чертах описал ситуацию. Паркер улыбнулся, когда услышал выражение «деньги из Де-Мойна».

Мистер Картер сделал паузу и сказал:

— Я объяснил ему все это, но он настоял, чтобы я позвонил вам, пригрозив меня убить. Он уже убил свою бывшую жену и этого Ресника, и один Бог знает, скольких еще.

— Девятерых, — подсказал Паркер, хотя думал, что больше.

— Хорошо. Не кладите трубку, — сказал Картер после дальнейшего обсуждения и прикрыл мембрану ладонью. — Он хочет позвонить одному из двух других, который находится во Флориде. Потом перезвонит нам.

Паркер покачал головой.

— Как только вы положите трубку, он пришлет сюда целую армию. Все должно быть решено одним телефонным звонком.

Мистер Картер передал требование Паркера, потом сообщил:

— Он сказал, что в таком случае ответ «нет».

— Дайте мне трубку.

— Он хочет поговорить с вами, — сказал Картер Бронсону и протянул трубку Паркеру.

— Вам дорог этот Картер? — поинтересовался Паркер.

— Что ты хочешь этим сказать? — сердито спросил хриплый голос.

— Или вы мне заплатите, или Картер умрет.

— Я не люблю, когда мне грозят.

— Этого никто не любит. Если вы ответите «нет», я убью вашего мистера Картера, а потом отправлюсь за вами. Если ваш приятель из Флориды ответит «нет», я убью вас и отправлюсь к нему.

— Ты не можешь воевать с организацией, кретин!

— Да или нет?

Паркер ждал, глядя в пространство и слушая хриплое дыхание на другом конце провода. Наконец сердитый голос прохрипел:

— Ты пожалеешь об этом. Тебе не уйти от нас.

— Да или нет?

— Нет.

— Подождите секундочку.

Паркер положил трубку и начал обходить стол. Мистер Картер заморгал, потом бросился открывать средний ящик. Он успел открыть его, но рука Паркера первой схватила револьвер.

Картер вскочил со стула и попытался вырвать револьвер у Паркера, но тот прижал дуло к его животу, чтобы смягчить звук выстрела, и нажал на курок. Мистер Картер сел на стул, потом соскользнул с него, ударился головой о стол и упал на пол.

Паркер положил револьвер и взял трубку.

— О’кей, — сказал он. — Картер мертв. Я знаю ваше имя и номер телефона. Через пять минут узнаю ваш адрес. Через двадцать четыре часа вы будете у меня в руках. Да или нет?

— Через двадцать четыре часа ты будешь трупом! Ни один человек не может грозить организации.

— До встречи, — бросил Паркер.

Когда Джастин Фэйрфакс вошел в свою квартиру на Пятой авеню, с ним были два телохранителя, но у обоих руки были заняты чемоданами, В гостиной их встретил Паркер с револьвером мистера Картера.

— Не ставьте чемоданы на пол, — попросил он.

Фэйрфакс пребывал в плохом настроении. Ему пришлось прервать отпуск во Флориде, очевидно, по какой-то пустяковой причине. Он сердито посмотрел на Паркера и строго спросил:

— Кто вы? И что все это значит?

Телохранители, которым платили деньги не за то, чтобы они совершали глупые героические поступки, продолжали стоять с чемоданами в руках.

— Это из-за меня вас вызвали в Нью-Йорк, — объяснил Паркер. — Подойдите к софе. Держите руки так, чтобы я мог их видеть.

— Вы Паркер?

— Подойдите к софе.

Фэйрфакс осторожно подошел к софе, не сводя глаз с лица Паркера. Перед ним стоял человек, бросивший вызов организации, и он хотел знать, как выглядит этот смельчак.

Паркер приказал телохранителям повернуться, не выпуская из рук чемоданов. Они были профессионалами и повернулись, зная, что произойдет, если они ослушаются. Напряглись, вжали головы в плечи.

Паркер перехватил револьвер за дуло и дважды взмахнул им. Телохранители упали, чемоданы с глухим стуком ударились об пол. Фэйрфакс дотронулся до усов, словно проверил, на месте они или нет.

Это был высокий, солидный мужчина с сединой на висках. В его аккуратно подстриженных усиках тоже белели седые волосы. Он был похож на стареющую кинозвезду или на владельца казино. Ему было не меньше пятидесяти пяти лет, и он, несомненно, проводил немало времени в гимнастическом зале.

Паркер вновь взял револьвер за рукоятку и показал на телохранителей.

— Тащите их в спальню.

Фэйрфакс задумчиво дотронулся до усов и возразил:

— Это вам ничего не даст, Паркер.

— А я думаю, что даст. Хотите получить пулю в колено?

— Нет.

— Тогда тащите их в спальню.

Ребята оказались тяжелыми, и к тому времени, когда Фэйрфакс затащил их в ближайшую спальню, он хрипло дышал и выглядел на свои пятьдесят пять. В замке не оказалось ключа, поэтому Паркер потребовал, чтобы он дал ему ключ.

— Ключ есть только от двери в чулан, — ответил Фэйрфакс.

— Достаньте его. Вытащите из розетки телефонный шнур и все провода.

— Это лишнее. У меня переносной телефон. — Он вытащил телефонный шнур из розетки, показал Паркеру. — Во всех комнатах есть розетки для телефона.

— Возьмите телефон с собой.

Паркер уже знал, что пожарная лестница находится у окна другой спальни. Он заставил Фэйрфакса запереть дверь, и они вернулись в гостиную. Паркер велел хозяину сесть.

— Не понимаю, что вы здесь делаете, — удивился Фэйрфакс, садясь. — Я думал, вам нужен Бронсон.

— Я не настолько глуп. Здесь есть телефонная розетка?

— Да.

— Вставьте в нее шнур. Позвоните Бронсону и скажите, что он мне должен сорок пять тысяч долларов. Или он мне заплатит, или в Нью-Йорке некому будет представлять интересы синдиката.

— Я не могу позвонить ему. Он уехал из города.

— Смелый парень, — усмехнулся Паркер. — Позвоните в другой город.

— Это ничего не даст, Паркер. Он позволил вам убить Картера и то же самое позволит сделать со мной.

— В прошлый раз он мог подумать, что я блефую.

— Для него это не имеет никакого значения. — Фэйрфакс снова дотронулся до усов. — Я не знаю всех подробностей дела. Не знаю, должны вы получить деньги или нет. Я только знаю, что Бронсон ответит «нет». Он никогда не меняет решений, ни при каких обстоятельствах.

— На этот раз поменяет. — Паркер сел, не спуская взгляда с хозяина. — Когда вы ему позвоните, я хочу, чтобы вы передали ему еще кое-что. Я занимаюсь своим делом восемнадцать лет и за это время работал как минимум с сотней ребят. Можете мне поверить, они настоящие мастера в своем деле. Знаете, о каком деле я говорю?

— Я знаю о вас только то, что вы участвовали в ограблении бронированной машины с деньгами в Де-Мойне.

— Именно об этом деле я и говорю. — Паркер переложил револьвер в другую руку. Существуете вы со своей организацией, существуем и мы. У пас нет никакой организации, по мы профессионалы. Мы знаем друг друга, мы держимся друг друга. Вы понимаете, о ком я говорю?

— О грабителях банков.

— Банков, бронированных машин с деньгами, ювелиров, всех мест, где рискуешь жизнью. — Паркер наклонился вперед. — Но мы не трогаем ваши казино, букмекеров и тайники с наркотиками. Мы не трогаем синдикат. Вы сидите абсолютно не защищенные, вы не можете обратиться в полицию, но мы вас не трогаем.

— Этому существует очень простое объяснение, — кивнул Фэйрфакс. — Мы уничтожим вас, если вы сделаете это.

— Вам никогда не найти нас, — покачал головой Паркер. — У нас нет никакой организации, мы просто знаем друг друга. Вы организованы, и поэтому вас легко найти.

— Другими словами, если мы не дадим вам сорок пять тысяч, вы украдете их? — уточнил Фэйрфакс.

— Нет, я не вор. Я буду продолжать рубить головы. Но кроме этого, я еще напишу письма тем ста ребятам, о которых только что говорил, и сообщу им, что синдикат нагрел меня на сорок пять штук. Окажите мне услугу, уничтожьте их всех, когда представится такой шанс. Возможно, половина из них пошлет меня к черту, но остальные пятьдесят человек похожи на меня как две капли воды. Вы со своей организацией очень уязвимы. Мы заходим в ваше казино, смотрим по сторонам, а сами автоматически разрабатываем план налета. Мы вас пока не трогали, потому что находились на одной стороне. Я долгие годы ношу в голове карты трех ваших казино, но не тронул их даже пальцем. То же самое могу сказать о своих знакомых. И вот неожиданно перед ними открывается зеленый свет, и они как бы получают разрешение. Не думаю, что они смогут устоять перед таким лакомым кусочком.

— Они поделятся добычей с вами?

— Нет, черт побери! Я получу свое лично от вас, а они оставят свою добычу себе. И это обойдется вам намного дороже тех сорока пяти тысяч.

Фэйрфакс потрогал кончиками пальцев усы.

— Не знаю, блефуете вы или нет. Я не встречал людей, похожих на вас. Если ваши друзья похожи на наших сотрудников, то это чистой воды блеф. Мои знакомые заботятся только о своей шкуре, а не о моей.

— Я не говорил, что они сделают это из-за меня, — улыбнулся Паркер. — Просто заведения синдиката — лакомый кусочек. И они не преминут его отведать. — Он опять переложил револьвер в правую руку.

— Не знаю. Может, вы говорите и дело, — откашлявшись, буркнул он.

— Объясните это Бронсону. — Паркер показал на телефон. — Позвоните и передайте все, что я вам только что рассказал. Если он ответит «нет», вы умрете, а он потеряет много денег. Все равно, рано или поздно, ему придется заплатить мне.

— Я позвоню ему, но это ничего не даст.

Фэйрфакс позвонил Бронсону в Лас-Вегас, в отель «Воронье крыло». Портье пришлось долго его искать — Бронсон куда-то вышел. Наконец он подошел к телефону, и Фэйрфакс рассказал об угрозе Паркера.

— Не знаю, блефует он или говорит серьезно. Он сказал, что они сделают это не из чувства дружбы к нему, а просто потому, что долгие годы ходят мимо наших заведений и облизываются.

Заговорил Бронсон, и Фэйрфакс внимательно посмотрел на Паркера.

— Нет, не думаю, — ответил он. — Он просто крутой и решительный, и ему на все наплевать.

Паркер переложил револьвер в другую руку. Фэйрфакс опять несколько секунд слушал, потом передал трубку ему.

— Он хочет поговорить с вами.

— О чем?

— Об условиях.

— Отойдите к окну.

Фэйрфакс положил трубку на стол, встал и подошел к окну. Откуда-то из глубины квартиры раздались глухие удары. Фэйрфакс поморщился и сказал:

— Я заменю этих двоих.

— Это была ваша ошибка. Не нужно заставлять своих телохранителей носить ваши чемоданы. — Он подошел к софе, сел на место Фэйрфакса и взял трубку. — Ну, в чем дело?

— Ты зудишь, как москит, Паркер, — сердито прохрипел Бронсон. — Ладно. Для нас сорок пять тысяч ерунда. Только мелкая сошка вроде тебя считает их деньгами. Чтобы избавиться от москита, я пожертвую сорока пятью тысячами долларов, но позволь мне кое-что тебе сказать, Паркер.

— Говори.

— Ты теперь меченый человек. Ты получишь свои жалкие деньги и станешь трупом. Я не собираюсь посылать к тебе кого-нибудь специально — не хочу тратить время и деньги. Просто скажу: если увидите пижона по имени Паркер, пристукните его. Не надо его искать — попадется под ноги, и пристукните. Понял, что я сказал, Паркер?

— Конечно, — ответил Паркер. — Картер мне уже это говорил. Ваша лавочка такая же большая, как Почтовое ведомство. Вы протянули свои щупальца от одного берега до другого и проникли в экономику страны.

— Тебе нигде не спрятаться, Паркер. Организация везде тебя отыщет.

— Во всей вашей организации не найдется и парочки приличных амбалов, которые смогли бы убрать меня. Вам, Бронсон, придется брать на работу много новых людей.

— Ладно, Паркер. Говори, как передать тебе эти жалкие сорок пять тысяч долларов?

— В Бруклине есть район под названием Кэнарси. К нему ведет метро. Два человека должны завтра в два часа ночи принести наличными в чемодане. Я буду ждать на перроне. В чемодане не должно быть ни одной купюры крупнее сотни и ни одной мельче десятки. Если надумаете расплатиться фальшивыми или мечеными деньгами, пришлите двух ненужных людей. Если их окажется больше, москит еще попьет у вас крови.

— У тебя длинный язык, Паркер. Как называется остановка?

— Это конечная станция.

— Для тебя тоже, Паркер, — пообещал Бронсон и бросил трубку.

Паркер положил трубку и встал. Из спальни продолжали доноситься глухие удары. Фэйрфакс стоял и гладил усы кончиками пальцев. Он быстро опустил руку и растерянно взглянул на Паркера.

— Вам повезло, Фэйрфакс. Ваш босс сдался быстрее, чем я думал. А жаль. Я бы с удовольствием прикончил вас. — Паркер улыбнулся. — Может, он обманет меня и устроит засаду? Тогда я вернусь за вами.

— Я уволю тех двоих, — сообщил Фэйрфакс, дотрагиваясь до усов.

— Не в них дело, — покачал головой Паркер.

Паркер жил сейчас по инерции. Он знал, что у него крутой характер, что он не такой чувствительный, как остальные люди, но ему никогда не нравилось убивать. И сейчас он не был до конца уверен: то ли он пугает Фэйрфакса, то ли говорит серьезно.

Раньше ему помогала инерция, восемнадцатилетний опыт, свободная легкая жизнь на курортах с женщиной, которая ему нравилась. Потом все резко изменилось. Женщина ушла, размеренность старой привычной жизни оказалась нарушена.

Он провел несколько месяцев на тюремной ферме, больше месяца путешествовал как бродяга, описанный ОТенри, думая лишь об одном деле, которое не принесло ему даже десятицентовой монеты, — убийстве Мэла Ресника. По ходу пришлось убить еще нескольких человек, а сейчас он ступил на тропу войны с синдикатом.

Паркер не знал, удастся ему вернуть свою долю или нет, да и ему, честно говоря, было наплевать. Он действовал по инерции, и сейчас это было главным.

И вот еще одно убийство. Он стоял, прислонившись к дереву, на темной Фаррагут-Авеню, и смотрел на домик, в котором находилась контора Стегмана. Стегман солгал: он знал, как связаться с Мэлом, и предупредил его. Иначе Мэл не перепугался бы так.

Значит, теперь нужно сквитаться и со Стегманом. Сейчас он как бы собирал долги: Мэл, Линн, синдикат, Стегман — все были ему должны. Раньше ему не приходилось этим заниматься, и он с нетерпением ждал, когда соберет все долги и сможет вернуться к прежней жизни.

Придется найти другую Линн. Ничего страшного. Вокруг плавательных бассейнов отелей на курортах их всегда навалом. Только на этот раз он будет осторожным и не станет влюбляться.

Стрелки показывали за полночь. Если Стегман скоро не выйдет, придется отложить сведение счетов до получения денег. Стегман играл в покер со своими дружками. Паркер видел, как они собирались, как в задней комнате зажегся свет и как они играли. Но игра должна когда-нибудь закончиться.

Около десяти часов Паркер поужинал в закусочной поблизости. Когда он вернулся, в задней комнате по-прежнему горел свет, а машины игроков стояли на стоянке. Игра продолжалась.

Паркер закурил очередную сигарету. На обеих сторонах улицы росли деревья и стояли домики на одну или две семьи. Этот район больше напоминал какой-нибудь маленький городишко, чем Нью-Йорк.

Паркер посмотрел в темноту, туда, где примерно полчаса назад скрылись юноша и девушка. Сначала они качались на скрипящей качалке, но сейчас на крыльце царила тишина. Они не могли видеть его, а он их.

Все в жизни шло по определенной схеме. У подростков была своя простая схема, которая скоро изменится. Его теперешняя жизнь тоже шла по сложной, чуждой ему схеме, но это скоро изменится.

Дверь открылась, и из домика вышли игроки в покер. Паркер направился к углу, время от времени оглядываясь через плечо. Стегман с минуту постоял на пороге с двумя приятелями и вернулся в контору. Свет в задней комнате не погасили. Игроки расселись по машинам и разъехались.

К конторе подъехало такси, и водитель скрылся в доме. Он тут же вышел, сел в машину и уехал. В передней комнате сидел диспетчер, а в задней — Стегман. И больше не было ни Души.

Паркер пересек улицу, обошел домик и заглянул в окно. Стегман сидел за столом и играл в покер сам с собой. Похоже, сегодня он проиграл.

Паркер вернулся к входной двери. Диспетчер сидел за пультом и читал книгу в мягкой обложке. Паркер вошел, показал револьвер и сказал:

— Веди себя очень тихо.

Сегодня дежурил не Вилли.

— У нас здесь нет бабок, — сообщил он.

— Тихо, — велел Паркер. Он подошел к другой двери и открыл ее. — Пошли, Стегман.

Стегман испуганно вскочил, выронив карты.

— О Господи!.. — пробормотал он. — Господи!..

— Ты скоро его увидишь, — пообещал Паркер и поманил револьвером. — Пошли.

Стегман вышел, слегка пошатываясь.

— Поедем кататься, — сообщил Паркер, став у него за спиной, — на той же машине, что и в прошлый раз. — И он ткнул Стегмана дулом в крестец.

Они направились к машинам. Стегман сел за руль, облизнул губы и посмотрел на передатчик.

— Думаешь, он сейчас звонит копам? — поинтересовался Паркер. — Включи радио. Давай послушаем, что он говорит.

Стегман включил радио. Его пальцы вспотели, и он с трудом повернул ручку. Послышался шум эфира. Наверное, диспетчер звонил в полицию по телефону.

— Поедем туда. — Паркер показал револьвером в сторону Рокэвей Парквей.

Стегман завел мотор. Они выехали на улицу.

— Первый поворот налево, — велел Паркер.

Стегман повернул на Девяносто шестую улицу, темную и тихую.

— Остановись у тротуара и выключи мотор, — сказал Паркер.

Стегман сделал, как ему велели. Паркер положил револьвер на колени и ударил Стегмана по шее. Стегман раскрыл рот, голова дернулась вперед, подбородок уперся в грудь, и он захрипел.

— Ты обещал не оказывать услуг никому, кроме меня, — напомнил ему Паркер. — Слово нужно держать.

Он схватил Стегмана за волосы и ткнул лицом в руль. Потом вмазал кулаком в лицо, и голова Стегмана дернулась назад. Будь удар чуть сильнее, Стегман бы испустил дух.

Он застонал, в уголках рта появилась слюна. Паркеру стало противно, и захотелось побыстрее все закончить. Он взял револьвер за дуло и четыре раза ударил Стегмана рукояткой по затылку, Стегман навсегда затих.

Паркер вытер рукоятку о пиджак Стегмана и вылез из машины. Он сунул револьвер за пояс, прошел квартал до Гленвуд Роуд, повернул на Рокэвей Парквей и направился ко входу в метро.

Это было, строго говоря, не метро, но и не подземная железная дорога. Рельсы проложили по земле, а сама станция напоминала пригородную, только была конечной.

Справа раскинулось депо, где стояли десятки грязных вагонов. За станцией виднелись ряды двухэтажных кирпичных жилых домов, в которых жили машинисты. Дальше высилось семиэтажное здание лифтеров. Вокруг не было ника-какого укрытия.

На перроне стояли два поезда с открытыми дверями. На скамье грузный мужчина в вельветовом пиджаке читал «Ньюс». Возле него стояла корзинка с обедом.

Паркер подошел к скамье и сел рядом. Он схватил корзинку, открыл ее и увидел «люгер». Мужчина отшвырнул газету и потянулся к пистолету.

Паркер покачал головой, поставил корзинку на скамью подальше от него и сказал:

— Вам лучше сесть на поезд, пока он не уехал.

Мужчина в вельветовом пиджаке посмотрел на вход, киоск размена денег и комнаты отдыха, пожал плечами и встал. Сложив газету, сунул ее под мышку и вошел в вагон.

Паркер встал и пошел по перрону с корзинкой для обеда. Комната отдыха и туалеты располагались в отдельном здании со стенами, обшитыми дранкой. Две зеленые двери вели в туалеты.

В мужском туалете стояли два парня в ковбойских фланелевых рубашках навыпуск и брюках цвета хаки.

Паркер достал из корзинки «люгер».

— Снимайте рубашки, — скомандовал он. — Только спокойно.

Один начал расстегивать рубашку, второй улыбнулся и спросил:

— Что происходит?

Паркер проигнорировал вопрос. Первый перестал расстегивать рубашку и посмотрел на товарища.

— Не понимаю, что ты хочешь, приятель, — с улыбкой сказал тот.

— Я хочу, чтобы ты снял рубашку, — ответил Паркер.

— Но я не хочу ее снимать.

— Когда поезд тронется, я нажму на курок. Если хочешь, чтоб это случилось раньше, можешь прыгнуть на меня.

— К черту! — сказал тот, который начал расстегивать рубашку. — Делай, что он говорит, Арти. Нам-то что!

Арти задумался, потом пожал плечами и начал расстегивать рубашку. У каждого за поясом торчали по два маленьких револьвера.

— Повернитесь, — велел Паркер. Когда они повернулись, он вытащил револьверы и положил их в раковину. — Ваш поезд вот-вот отойдет. Так что поторопитесь.

Они надели рубашки и молча вышли из туалета. Паркер бросил револьверы в унитаз и вернулся на перрон. Он пошел вдоль поезда, который должен был вот-вот отойти, и увидел что-то горячо обсуждающих ковбоев и мужчину в вельветовом пиджаке. Они замолчали и посмотрели на него, когда он проходил мимо.

В другом конце перрона была высокая и узкая диспетчерская, а рядом — автомат с кока-колой. Около него стоял мужчина в строгом деловом костюме с портфелем и бутылкой коки. Паркер не видел, чтобы он хоть раз поднес бутылку к губам. Мужчина разглядывал вагоны, стоящие в депо.

Паркер подошел к автомату и поинтересовался:

— Не разменяете четвертак?

— Конечно. — Мужчина поставил бутылку на верх автомата, переложил портфель в другую руку и сунул руку в карман брюк.

Паркер повернулся спиной к перрону и достал из корзинки для обеда «люгер».

— Покажи, что у тебя в портфеле.

— Конечно, — повторил мужчина, нисколько не удивившись. Он открыл замки и начал раскрывать портфель, но Паркер покачал головой. Тогда мужчина улыбнулся и положил полуоткрытый портфель, внутри оказался пистолет двадцать пятого калибра.

— Закрой, — велел Паркер. Когда мужчина закрыл портфель, Паркер сказал: — Поставь его около автомата и садись на поезд.

Мужчина в деловом костюме сел в тот же вагон, где сидели трое других гангстеров.

Двери закрылись, поезд тронулся с места. Стрелка на указателе поменяла направление. Теперь должен был отойти поезд, стоящий на противоположной стороне перрона.

Через полчаса, в двадцать минут второго, появились пятеро музыкантов в пестрых костюмах с футлярами. Они сошли с поезда, громко смеясь и разговаривая. Паркер для полной уверенности подождал десять минут у автомата. Они топтались на перроне, и он понял, что это люди синдиката.

Паркер подошел к ним, представился и сказал:

— Поторопитесь, если хотите что-нибудь сыграть.

Четверо вопросительно посмотрели на человека с футляром от тромбона. Он кивнул, и они ушли.

Без четверти два с поезда сошла женщина и оставила на скамье сумку. Паркер догнал ее и отдал ей сумку. Она испуганно схватила ее и торопливо вышла на улицу.

Паркер зашел в телефонную кабину и позвонил Фэйрфаксу.

— Я только что избавился от женщины с сумкой. Пока я не тронул ни одного из этих шутников, но следующему не поздоровится. Если денег не будет, я приеду за вами.

— Одну минуту, — ответил Фэйрфакс. Ровно через минуту он сказал: — Деньги принесут чуть позже.

— Хорошо.

Без двадцати три с поезда сошли двое мужчин, один из них нес чемоданчик. Они подошли к Паркеру, сидящему на скамье, молча поставили чемоданчик рядом и хотели было уйти, но Паркер остановил их:

— Подождите.

Когда они повернулись, он показал на чемоданчик.

— Откройте.

Они обменялись испуганными взглядами и облизнули губы, не зная, заминирован он или нет. Наконец один открыл замки и поднял крышку. Внутри лежали деньги.

Они вздохнули с облегчением, и Паркер сказал:

— Отлично. Теперь закройте.

Они закрыли чемодан и направились к выходу на улицу.

Со станции можно было выбраться тремя путями: уехать на поезде метро, на автобусе, который подходил прямо к перрону, и по улице. Он знал, что все эти пути контролировались.

Паркер подошел к автомату с кокой и поставил чемодан на пол. Потом переложил «люгер» из корзинки с обедом в карман брюк, а пистолет сунул за пояс справа. Револьвер Картера он держал в руке.

Он поднял чемоданчик, дошел до конца перрона и спустился по ступенькам мимо таблички «Вход только работникам метро». И направился прямо по рельсам в депо. Там было темно, и на него никто не обратил внимания.

Через несколько минут он добрался до поросшей травой дороги и пошел по ней, стараясь держаться темной стороны.

Дорога вела в открытые ворота. Паркер остановился у ограды и прислушался. Потом вышел со двора и повернул налево к Рокэвей Парквей. В правой руке он держал тяжелый чемодан, а левую с пистолетом прижимал к боку.

Ему пришлось перейти через дорогу, потому что навстречу по его стороне шли три молодых негра, певших фальцетом, в плащах и круглых мягких шляпах с загнутыми полями. Паркер прошел два квартала и повернул направо. У здания, в котором жили лифтеры, бросил в мусорный ящик револьвер Картера.

Он переложил чемодан в левую руку и отправился дальше, держа правую руку в кармане на «люгере». Из-за угла с визгом вылетела машина и помчалась ему навстречу.

Справа было выровненное бульдозерами поле, где еще не началось строительство. Паркер бросился к нему, доставая на ходу «люгер». Кто-то выстрелил. Паркер упал на землю, и машина промчалась мимо, с визгом скрывшись за углом.

Паркер встал и пошел через поле. Оно было отгорожено от посторонних домов высоким деревянным забором. Он притаился за забором с «люгером» в руке.

Из-за угла вновь выехала машина, двигаясь на этот раз медленнее, и остановилась напротив. Задняя дверца открылась, из машины вышли двое. Они подошли к месту, где он упал, сделали небольшой круг и вернулись к машине.

Через минуту подъехали еще две машины. Из них вышли люди, и началось небольшое совещание. Потом две машины медленно направились к углу, ведущему на Флэтландс-авеню. Одна повернула направо, вторая — налево. Третья осталась на дороге. Из нее вышли трое и направились к домам. Вскоре они скрылись в темноте. В салоне время от времени вспыхивала сигарета водителя, который наблюдал за полем.

Оставив чемодан, Паркер прошел вдоль забора к Гленвуд Роуд. В правой руке он держал «люгер», а в левой — пистолет и прижимал руки к телу. Выйдя на Гленвуд Роуд, Паркер пошел по тротуару.

Он повернул за угол и направился к машине. Водитель увидел его в заднее зеркальце, но Паркер был без чемоданчика и что-то насвистывал.

Окно машины оказалось открыто. Паркер сунул в него оба дула и прошептал:

— Тихо.

Водитель замер, вцепившись обеими руками в руль.

— Медленно переползи на другое сиденье и выйди из машины. — Когда водитель исполнил, как он велел, Паркер распорядился: — А теперь иди через поле.

Они направились к тому месту, где он оставил чемодан. Паркер перехватил «люгер» за дуло и ударил водителя по затылку. Тот упал. Паркер бросил пистолет, взял чемодан и быстро вернулся к машине, сел и сразу же рванул с места. Когда машина поворачивала за угол, из домика выскочил мужчина.

Паркер оставил машину на Флэтбуш-авеню рядом с Грэнд Арми Плаза и отправился на такси в Манхэттен.

На кровати лежали сорок пять тысяч в купюрах от десяти до ста долларов.

Паркер сидел на стуле и смотрел на деньги. У его ног стоял пустой чемодан. Пересчитав деньги, он спросил себя: как ему удалось получить их? Ответ оказался простым. Ход мыслей Бронсона можно было проследить без труда. Этот москит Паркер зудит и зудит, требуя сорок пять тысяч долларов. Ладно, дайте ему эти сорок пять тысяч. Попытайтесь убрать его во время передачи денег, но если не удастся, ничего страшного. Он получит свои сорок пять тысяч и перестанет действовать им на нервы. У организации всегда найдется время сквитаться с ним. Онг оставит нас в покое, а мы расправимся с ним, когда захотим. Сорок пять тысяч не такая уж и большая сумма.

Так думал Бронсон. Логика Паркера была тоже простой. За восемнадцать лет у него сложился свой образ жизни, который резко нарушили. Одна операция на острове прошла неудачно, и весь ход жизни круто поменялся. Ни Мэла, ни Линн нет в живых, а он получил назад свою долю. Он не мог вернуться к прежней жизни до тех пор, пока это дело оставалось незавершенным.

Теперь можно было зажить по-старому. Денег хватит на два-три года комфортной жизни и пластическую операцию. Нужно будет съездить в Омаху к Джо Ширу и узнать имя доктора, который его прооперировал. Джо сделал операцию три года назад, когда ушел на пенсию. Он решил изменить лицо, потому что в любой момент можно встретиться с человеком, который помнит тебя по какому-нибудь делу десятилетней давности.

С новым лицом и сорока пятью тысячами долларов организации его сразу не найти. Правда, ему придется быть более осторожным с людьми, с которыми он будет работать. Но это не проблема — Паркер сам выбирал напарников и дела.

Он закурил, аккуратно сложил деньги в чемодан, закрыл его и сунул под кровать. Потом позвонил в «Америкен эйр-лайнс» и заказал билет в Омаху на 3.26.

Он попросил портье разбудить его в полдень, долго стоял под душем, потом открыл бутылку водки, которую купил по пути в отель. Сейчас можно и выпить. В Омахе Джо найдет ему женщину. Если нет, можно подождать до Майами.

Его разбудил телефонный звонок. Был уже полдень нового дня. Он остановился в довольно захудалом отеле, но это не имело значения. Главное — он теперь мог вернуться к прежней жизни.

Паркер вышел из номера с двумя чемоданами. В одном лежали вещи, другой был набит деньгами. Спустившись на лифте, он направился через холл к выходу и вдруг заметил, как портье показал на него двум мужчинам в измятых костюмах.

Они направились навстречу ему, но он почти совсем не испугался — маловероятно, что они нападут на него прямо в отеле… Но как они могли его найти? Ситуация осложнялась тем, что у него не было при себе оружия.

Один из незнакомцев сунул руку в карман, и Паркер напрягся, готовый в любую секунду швырнуть в него чемодан с одеждой, однако мужчина достал из кармана бумажник с приколотым к нему полицейским значком.

— Мистер Эдуард Джонсон? — поинтересовался владелец бумажника.

— Да, — ответил Паркер. — В чем дело?

— Мы хотели бы поговорить с вами. — Он огляделся по сторонам. — В каком-нибудь спокойном месте. Пройдемте в кабинет управляющего.

— В чем, собственно говоря, дело?

— Мы должны задать вам несколько вопросов. Пошли.

Один из мужчин взял Паркера за левую руку. Паркер не стал возражать. Он решил ничего не предпринимать до тех пор, пока ситуация не прояснится.

Трое портье наблюдали, как его ведут к двери с табличкой «Посторонним вход воспрещен». Дверь в кабинет управляющего была открыта. Управляющий сидел за столом. Когда они вошли, он поднял голову.

— Мы ненадолго, сэр, — бросил один из детективов.

Управляющий кивнул и вышел из кабинета.

Детектив улыбнулся и закрыл за ним дверь.

— Садитесь, мистер Джонсон, — сказал он уже без улыбки.

Паркер сел на уголок софы, поближе к двери. Один полицейский остался у двери. Второй взял стул, сел на него верхом напротив Паркера и положил руки на спинку.

— Два дня назад вы побывали в бакалейной лавке на Сто четвертой улице между Центральной Парк Уэст и Манхэттен-авеню. Вы беседовали с владельцем лавки, Мануэлем Дельгардо, в задней комнате. Когда в лавку вошли полицейские, вы заявили, что пили с Дельгардо коку и наводили справки насчет сына Дельгардо, Джимми. Вы сказали, что когда-то работали с Джимми в одной компании в Буффало. Вы первый заговорили про наркотики, хотя ни один из полицейских не намекнул на то, что вас подозревают в употреблении наркотиков. Все правильно?

— Да, — кивнул Паркер.

— Отлично. Еще вы заявили, что недавно вас уволили с электростанции «Дженерал электрик», которая находится на Лонг-Айленде. Правильно?

— Совершенно верно. Я так и сказал.

— Но это соответствует истине? — сразу клюнул детектив.

Они были на электростанции. Придется что-то придумать.

— Нет, — ответил Паркер.

— Ваш калифорнийский адрес тоже оказался липой, не так ли?

— Вы правы.

— Может, вы объясните, почему солгали?

— Копы требуют анкетные данные, — объяснил Паркер. — Если им сказать, что у тебя нет постоянного адреса, они арестуют просто порядка ради. Если же сообщить хоть что-то из своей биографии, они оставят тебя в покое. Это как в отелях: если им не дать своего постоянного адреса, они тебя сразу же выселят.

— Ясно. Значит, у вас нет постоянного адреса, вы не работаете и ездите с места на место. Верно?

— Верно.

— А откуда у вас деньги за проживание в отеле?

— Выиграл в кости.

— Где?

Паркер покачал головой.

— Отвечай, подонок! Ты все врешь!

Паркер выжидал. Когда-нибудь этот фараон ответит за «подонка».

— Ладно, — детектив взял себя в руки. — Встань. Повернись спиной, руки на стену.

К нему подошел второй полицейский и вытащил все из его карманов. Потом ему позволили сесть.

Первый полицейский взял в руки водительское удостоверение Паркера. Он внимательно посмотрел на него и нахмурился. Потом облизнул подушечку большого пальца, потер им марку штата, посмотрел на своего коллегу и усмехнулся.

— Подделка, причем очень плохая. Смотри.

Второй полицейский посмотрел на удостоверение, рассмеялся и бросил его на стол. Первый протянул удостоверение Паркеру и спросил:

— Хотите получить его обратно, мистер Джонсон?

— Нет, спасибо, — ответил Паркер. — Вы его испортили.

— Мне очень жаль. Так в какой буффальской компании вы работали с Джимми?

— «Ластер бразерс», — на ходу выдумал Паркер.

Детектив достал блокнот, прочитал сделанную в нем запись и покачал головой.

— Ложь.

— Может, вы все-таки объясните, в чем дело? — сказал Паркер.

— Нет, это вы, мистер наркобизнесмен, объясните мне, в чем дело. Сегодня в пять утра Джимми Дельгардо задержан на канадской границе. Он пытался провезти из Монреаля в Штаты целую машину спиртного и марихуаны. — Детектив улыбнулся. — Итак, мистер Джонсон, выкладывайте, как вас зовут, чем вы зарабатываете на жизнь и какова связь между вами и грузом, который Джимми Дельгардо пытался ввезти в страну?

Паркер сцепил руки за головой и притворился, будто хочет положить ногу на ногу, а вместо этого с силой ударил детектива в нос мыском ботинка. Тот врезался в стену, а Паркер вскочил и, пригнувшись, бросился на второго полицейского, который попытался вытащить револьвер. Он ударил его головой в живот, потом резко поднял голову и нанес удар затылком в подбородок. Одновременно он заехал ему кулаком в горло.

Полицейский упал. Паркер схватил чемодан с деньгами, распахнул дверь и выскочил из кабинета.

Когда он был между вращающимися дверями, за спиной раздались крики, стекло над головой звякнуло, что-то обожгло плечо.

Он подбежал к такси, рывком открыл дверцу, швырнул на сиденье чемодан.

— Центральный вокзал! — велел Паркер. — Получишь пятерку сверху, если я не опоздаю на поезд.

Машина рывком тронулась с места и начала лавировать в потоке других машин. Паркер дотронулся левой рукой до правого плеча. Пуля лишь задела пиджак.

Он похлопал по чемодану и сразу понял, что перепутал. У детективов остался чемодан с сорока пятью тысячами долларов, а у него — с носками и рубашками.

— Когда у вас поезд? — поинтересовался водитель.

— Он уже отошел.

— Черт! Что же вы так поздно хватились?

— Я пошутил, — ответил Паркер. — Время еще есть. — Он улыбнулся и задумался. Что делать? Отправиться к мэру Нью-Йорка и сказать, что полицейские должны ему сорок пять штук?

Когда такси остановилось, он дал водителю десятку и отправился с чемоданом на вокзал. Часы показывали 12.53. Он подошел к расписанию и отыскал в нем поезд, отходящий в 12.58.

Поезд следовал через Албани. Паркер прошел турникет и направился по бетонному перрону. У входа в первый вагон стоял кондуктор.

— У меня не было времени купить билет, — сказал ему Паркер. — Я куплю его в поезде.

— Подождите здесь.

Паркер смотрел в том направлении, откуда, как он думал, могли появиться копы. Прошло пять минут, но полиция не появлялась. Кондуктор пустил его в вагон и спросил, куда он едет.

— В Албани.

Кондуктор выписал билет до Албани, взял деньги и ушел.

Вагон оказался почти пустым.

Паркер уселся на первое сиденье, поставил рядом чемодан с одеждой и стал думать об Омахе, Джо и пластической операции. Для операции понадобятся бабки, а у него осталось меньше двух тысяч. Конечно, можно будет какое-то время пожить у Джо, но потом все равно придется идти на дело.

Может, попотрошить организацию? Последний укус москита перед тем, как он превратится в личинку. Ведь это организация виновата в том, что ему пришлось оставить полиции сорок пять тысяч. Если бы они не попались, сейчас бы его бабки не лежали у ребят из отдела по борьбе с наркотиками.

Да, нужно взять какое-нибудь заведение организации. Прекрасная идея.

Паркер сошел с поезда в Албани, отправился в аэропорт и купил билет в Омаху.

Паркер и трое мужчин вышли из лифта и неспешно направились по коридору налево. Им навстречу шли две женщины в мехах и с сумочками на плечах. Они подошли к лифту, и одна из них нажала на кнопку «вниз».

— Подождем, пока они уедут, — негромко сказал Паркер.

Они прошли мимо нужной двери с табличкой «Сент-Луис сэйл, инкорпорейтед». Правильным было только название города. Сюда шла чуть ли не половина денег от сент-луисских букмекеров.

Они дошли до конца коридора, где располагалось машинописное бюро, и подождали, пока женщины уедут. Трое спутников Паркера надели маски, однако он сам решил, что деньги, добытые здесь, пойдут на пластическую операцию, а поэтому нет смысла прятать лицо.

Они быстро вернулись к двери с табличкой «Сен-Луис сэйл, инкорпорейтед». Человек по имени Висс достал из кармана стамеску и взял ее за лезвие. Висса Паркер не знал, но его порекомендовал Джо Шир. Остальных, Элкинса и Уаймерпафа, Паркер знал по прошлым операциям.

Они остановились около двери, став но два с каждой стороны. Паркер и Элкинс держали в руках пистолеты. Висс разбил стекло стамеской, быстро сунул руку в дыру и повернул ручку. Дверь распахнулась, и они ворвались в комнату.

Трое человек в маленькой комнате замерли. Сидящий за арифмометром кассир изумленно уставился на грабителей, так и не успев снять пальцы с клавишей. Второй, стоявший у вентшахты, успел вытащить до половины револьвер из кобуры. Третий сидел за столом с открытым ящиком.

— Руки вверх! — рявкнул Паркер. — И чтобы в них ничего не было.

Висс выхватил пистолет и побежал к двери, ведущей во вторую комнату. В ней никого не оказалось.

— Босса нет! — сообщил он, повернувшись.

— Обедает, — кивнул Паркер. — Нужно управиться до его возвращения.

Уаймерпаф стоял в дверях и следил за лифтом. Он протянул Элкинсу портфель. Элкинс подошел к кассиру и скомандовал:

— Встать!

Тот встал с поднятыми руками и отошел от стола. Элкинс стал набивать портфель пачками денег. Потом вернул портфель Уаймерпафу, взял другой у Паркера и пошел во внутренний кабинет. Висс отправился вместе с ним, вытаскивая из кармана инструменты для открытия сейфа.

— Ребята, вы сошли с ума, — сказал парень, стоящий у вентшахты. — Это деньги организации.

— Были, — одними губами улыбнулся Паркер.

Висс с Элкинсом принялись открывать сейф, и из второй комнаты раздался лязг металла. Уаймерпаф прикрыл дверь и нагнулся, наблюдая за коридором через дыру.

Через несколько минут Элкинс и Висс вернулись. Висс засовывал орудия в карман, а Элкинс тащил раздувшийся портфель. Паркер спросил у парня у вентшахты:

— Знаешь Бронсона?

— Слышал о человеке с таким именем. Он живет на Востоке.

— Он самый. Передай ему привет от Паркера. Скажи, что москит решил получить проценты по долгу. Понял?

Парень пожал плечами.

Элкинс вернул портфель Паркеру, потом собрал все инструменты и выбросил их в шахту.

— Несколько минут сидите тихо, девочки, — приказал он.

Паркер с друзьями вышли из комнаты и направились по коридору к лифтам. Висс, Элкинс и Уаймерпаф сняли маски. Они миновали лифты и открыли дверь с надписью «Лестница». Поднявшись на этаж, вышли в коридор и подошли к двери с табличкой «Херберт Лэнсинг, адвокат». Элкипс открыл дверь, и они вошли внутрь.

Идея с комнатой была великолепной, ее придумал Паркер. Он сообразил, что где-нибудь в здании таких размеров обязательно должен быть кабинет для человека, который раз в году уходит в отпуск. Им осталось только навести справки и ждать.

Когда Херберт Лэнсинг ушел в отпуск, Элкинс узнал об этом от мальчишки-лифтера, своего собутыльника. Элкинс с Виссом, надев рабочие комбинезоны, совершили путешествие в контору адвоката, сняли дубликат ключа. Все было готово к операции.

Они вошли внутрь, и Элкинс открыл бутылку виски, которую спрятал в кабинете, когда они приходили за ключом. Бутылка пошла по кругу, потом портфели поставили на стол, и началась дележка. Паркер получил треть, что составило чуть больше двадцати трех тысяч.

Он засунул их в свой портфель, сделал еще глоток виски и с улыбкой сел в кресло. Все прошло прекрасно, и скоро он вернется к прежней жизни.

Уаймерпаф распечатал колоду карт, и до половины пятого они играли в покер. К концу игры доля Паркера приближалась к двадцати семи тысячам. Потом они уничтожили все следы своего пребывания в кабинете, заперли дверь и разошлись. Каждый из них должен был спуститься с разного этажа.

Паркер отправился на такси в «Ламберт», аэропорт Сент-Луиса, и купил билет на самолет в Омаху на 6.05. Скоро он изменит внешность и вернется к прежней жизни. Он посмотрел в иллюминатор и улыбнулся. В Майами в это время года на редкость хорошо. Так, может быть, отправиться в Ки?

Перевел с английского Сергей МАНУКОВ

ДАНИЛ КОРЕЦКИЙ

ВОПРЕКИ ЗАКОНУ

В «уазе» было душно, воняло бензином и табачным дымом. Сихно курил одну за другой, неловко держа сигарету двумя руками: запястья у него были скованы наручниками. Бобовкин предупредительно забирал окурок, выкидывал в окно и, несмотря на прижимистость, тут же раскрывал пачку «Мальборо», дружески щелкал зажигалкой. Он знал, что, когда отрабатываемый объект в «расколе», его надо «гладить». Кнут и пряник — вот основные инструменты всех раскрытий. А экспертизы, психология, интуиция сыщика — фуфель для непосвященных. Они тоже играют роль, но не главную, что бы ни писали искренние в своем прекраснодушии журналисты. Ну какая экспертиза установит сейчас, скольких девчонок замочил этот пес да куда их спрятал? И от психологии тут помощи с гулькин хрен. А интуицию к делу не пришьешь и обвинительного приговора на ней не построишь. Да что приговора — санкции на арест не получишь! Надо, чтобы он, падла, ответил: когда, почему, чем, куда дел, с кем делал, да кто знает… И чтобы показал трупы, орудия, вещдоки. Тогда и эксперты развернутся, и следователь свои психологические штучки-дрючки применит — и покатится дело по наезженной дорожке в суд. А про те самые первые вопросы все вроде как и забудут. Ну, задал их опер — большое дело!

Эти главные вопросы Коренев задавал вчера, поздним вечером. И сумел сделать это настолько убедительно, что Сихно ответил. Лопнул, как говорится, до самой задницы. Сейчас покажет все на месте, задокументируем выводку — звериное какое-то слово, да точное — и все! Уголовный розыск свое дело сделал, раскрытие дал, теперь ваше дело, товарищи следователи, прокуроры, судьи, адвокатишки всякие. Сумеете, не сумеете свою игру сыграть — как получится. А мы свое сработали.

Собственно, сработал один Коренев, а Бобовкин сейчас просто примазывается. И то удивительно — обычно ему все раскрытия по фигу. Другой бы и года в розыске не удержался, а этот — до старшего опера дослужился, майора получил, шли они с Кореневым ноздря в ноздрю, хотя показатели были разными: Коренев Крота взял, а Бобовкин — дом поставил себе и Савушкину, Коренев цепь серийных убийств «черные колготки» раскрыл, а Бобовкин полковнику Пастушенко новую «Волгу» достал, Коренев группу «врачей» снял, а Бобовкин Симакову свадьбу дочери «обеспечил». И неизвестно, какие показатели оказались весомее: когда должность начальника розыска освободилась, их кандидатуры на равных рассматривались. Но разница уж слишком в глаза бросалась, скандальное решение никто взять на себя не захотел, потому и выдвинули Коренева. А Бобовкину Пастушенко, после охоты, когда жарили свежатинку на костре под водочку, сказал: «Ты не обижайся, но иначе нас бы никто не понял. Дружба дружбой, на поддержку всегда рассчитывай, но по работе тебе надо очки набирать».

Кореневу разговор передали почти дословно, в лицах, агентурист он был хороший и умел свои щупальца в самые узкие компании запускать.

Пастушенко веско сказал, вроде как с отеческой суровостью, и Бобовкин мигом хмурость с лица убрал, разлил всем сноровисто, мяса дымящегося притащил и почтительнейше тост предложил: мол, не в чинах и должностях Дело, главное — отношения человеческие, за которые он всем присутствующим и благодарен. Такое смирение понравилось, старшие одобрили, выпили, и все — неловкость вроде как исчезла. А в конце Симакин Бобовкина обнял и пробубнил прямо в ухо: «Ты своего часа еще дождешься. Мы о тебе помним. Правильно полковник сказал: набирай очки!»

Вот он и набирает. Сам вызвался ехать, хотя Коренев хотел Ерохина взять, и «гладит» всю дорогу подозреваемого, сигареты дорогие переводит. И кстати, войдет в раскрытие. Все войдут: и эксперт с видеокамерой, и понятые — студенты с юрфака, и милиционер-шофер. Все будут рассказывать: как же, я это дело и раскрывал…

Коренев отвлекся от происходящего в машине, и его мысли приняли другое направление.

Вышел он на это дело случайно. Впрочем, почти все раскрытия случайны, задача профессионала — эту случайность подготовить. А для того надо топтать ногами землю, пожимать множество рук, в том числе и давно не мытых, пить водку на конспиративных квартирах, в гостиничных номерах, захламленных подсобках, притонах и других самых неожиданных и малоподходящих для этого местах. Надо без конца сдаивать информацию, сортировать, накапливать сведения, казалось бы, совершенно далекие от интересов уголовного розыска.

Помирился Колька Крюк с Нинкой из мебельного? Какое до этого дело милиции, тем более что Крюк уже год как мотает десятку строгого! Вроде бы так и непонятно, зачем начальнику УР копаться в личных проблемах рецидивиста, надолго сгинувшего с горизонта? Но вот Колька ушел в побег, да при этом замочил конвоира, да забрал автомат. И Нинка уже не просто шалавистая бабенка с крашенными перекисью волосами, а связь разыскиваемого! И сейчас к ней уже не подъедешь: насторожилась, замкнулась, не то что опера — старого приятеля на пушечный выстрел не подпустит, ни крупицы информации из-под нее не получишь! А Лису ничего и не надо — он и так, что надо, знает. Поставил засаду на Пригородной, 17, у Нинкиной матери, и взял Крюка без особых затей.

Блатные не только друг другу клички дают — и ментам навешивают. Почему Лис? Может, обликом похож? Вряд ли… Сто семьдесят семь, сухой, жилистый, прическа короткая, чтоб за волосы нельзя было ухватить, брюнет с заметной сединой, хотя вроде рано для тридцати пяти… Нос и вправду лисий — длинный, тонкий, хрящеватый, будто вынюхивающий мышиный след. И ведь действительно вынюхивает, не мышей, правда, зверей покрупней и поопасней обычных. Здесь хитрость нужна, осторожность, чувство опасности обостренное. Может, потому и Лис.

Коренев в Тиходонске родился и всю жизнь прожил, в центре — на Богатяновке. Пай-мальчиком никогда не был: учился прилично, школу не пропускал, но лет с пятнадцати тянул с пацанами в Клиническом сквере пиво прямо из горлышка, которое предварительно припасенной солью обмазывалось — мода такая была. С кильдюмскими ходил драться, кастеты в гипсовой форме отливал, попался бы — спецучилище или колония обеспечены, времена тогда суровые были, нынешним не чета, когда все можно. Сейчас многие друзья детства по второй-третьей ходке срока мотают, кто-то уже откинулся, при встрече руку придерживают: вдруг не захочет гражданин начальник с зэком ручкаться… Но Лис всегда с корешами здоровается, про жизнь разговаривает, детство вспоминает. И они обмякают, оживляются:

«…А Крыса-то пятнадцать разматывает, особо опасным признали», — и головами качают с осуждением. Игорь Кривсанов — сосед, пожалуй, самый близкий школьный товарищ. Нормальный парень, да и все вроде были нормальные. Жили они тогда на Нижне-Бульварной, тянущейся по-над Доном дряхлыми домишками частного сектора — полусараями, и почти все мужики здесь, да и некоторые бабы имели судимость, и это тоже считалось нормальным. И все пацаны, достигая возраста, уходили в зону, только он, Коренев, да Сережка Сисякин выскочили — тот мединститут закончил, врачом работает. «Лепилой, — как сказал Валерка Добриков, щеря наросшие один на другой зубы. — А ты вот в уголовке… Разошлись дорожки…»

Коренев подумал, что дорожки у них с самого начала были разными. Когда по уличной моде все наколки кололи, и он себе перстень с крестом сделал. Но ему такую баню дома устроили, что больше и мыслей татуироваться не было. А у Крысы все сидели — и отец, и мать, и старший брательник. Потому он беспрепятственно сначала руки расписал, потом грудь, ягодицы. II вина-водки Коренев в те годы не любил. А Крыса с Кривозубым пиво быстро проскочили и стали креплягу стаканами засаживать. Бухие любили приключения искать: «Айда на Державинский фраерам морды бить!» — «Да вы что, мудилы, а если вам морды понабивать от не хер делать?» Ему с ними неинтересно, им с ним делать нечего. Палатку грабить его уже не позвали.

В семнадцать Кривсанов и Добриков ушли в зону, вскоре Коренев призвался в армию. А дембельнулся, его стали в милицию агитировать, золотые горы сулили: учебу, офицерские погоны, квартиру. Хамов и блатоту всякую Коренев не терпел, а потому согласился охотно. Вместо золотых гор получил возможность таскать пьяных, сворачивать в бараний рог хулиганов, вести нудные разборки с бытовыми правонарушителями.

Три года отпахал в патрульно-постовой службе, поступил на заочное отделение «вышки», на втором курсе действительно получил офицерскую звездочку и одиннадцать лет протрубил в розыске.

Жизнь менялась, менялась и работа. Раньше из-за пропавшего пистолета ставили на уши всю область, теперь в газетах буднично сообщалось о кражах и захватах сотен стволов, а суточные сводки наполнились небывалыми фактами автоматно-гранатометных расстрелов. Раньше авторитет блатного определялся громкостью сделанных «дел», количеством судимостей, местом в криминальной иерархии. Теперь изо всех щелей лезли не понюхавшие лагерной похлебки, а оттого особенно наглые молодчики, которые по организованности и дерзости заткнули за пояс традиционные кодланы. В отличие от своих предшественников они не прятались и не маскировались, наоборот, завели униформу — спортивные костюмы вызывающей расцветки, кожаные куртки, стандартные стрижки «под горшок». Опять-таки в отличие от воров плевали они на закон, ни в грош не ставили милицию. Они вертели сумасшедшими «бабками» и знали, кому и сколько «отстегнуть», чтобы власть не ставила препятствий, а, наоборот, помогала во всех начинаниях.

Через неделю после того, как Коренев занял должность начальника уголовного розыска, к нему в кабинет зашли двое из «новой волны»: накачанные, уверенные, непривычно-доброжелательные. Они предложили дружбу, услуги и долю в их бизнесе — сто штук ежемесячно (пока, а там будет больше с учетом инфляции).

Коренев повел себя неблагодарно и для гостей очень неожиданно. Выдернув из плечевой кобуры «макар», он поставил их мордами к стене, вызвал по селектору Ерохина с понятыми и обшарил карманы спортивных штанов и кожаных курток. В одной нашелся автоматический нож, а во второй «пакетик с веществом буро-зеленого цвета и запахом конопли», что и было немедленно задокументировано. Мгновенно потерявших уверенность «гостей» закрыли в камерах, а через два часа взволнованный Бобовкин прибежал узнать об их судьбе.

— Это ошибка, большая ошибка, — повторял он, утратив обычную вальяжность. — Они из группировки Шамана, а с ним лучше отношений не портить…

— А чего он мне сделает? — презрительно спросил Лис, зная, что содержание разговора станет известно и Шаману, и многим другим «заинтересованным лицам». — Я любому могу ребра переломать, а надо будет — башку прострелю! На моей территории я хозяин, и «бабками» меня не купишь.

Он немного помолчал.

— А этих двоих я заагентурю, пусть Шамана «освещают». Давно пора ему на нары…

Уголовное дело лопнуло, так и не успев раскрутиться. В ноже оказался неисправным фиксатор клинка, а потому экспертиза не признала его холодным оружием. Вещество, похожее на анашу, было признано безобидным порошком растительного происхождения. Задержанных надо было освобождать. Лис сделал это лично. На прощанье поговорил с каждым наедине, потом, обняв за плечи, проводил «спортсменов» до дверей райотдела и дружески попрощался за руку. Больше эти люди на Шамана не работали, и у других авторитетов доверия к ним не было.

А Коренев вернулся в кабинет и составил список тех, кто имел доступ к вещдокам, а следовательно, мог сломать нож и подменить наркотик: следователь, эксперт, Бобовкин…

Больше его подкупить не пытались. Вопрос о новом начальнике УР рассмотрели авторитеты во главе с Шаманом и решили обходиться без его покровительства, а те дела, где «крыша» милиции необходима, переносить в другие районы. Всего в Тиходонске было восемь районов.

Хотя слово «коррупция» не сходило с газетных страниц и телевизионных экранов, о подкупе в милицейской среде говорилось мало, да и то шепотом. Дело скрытое, а выступать с голословными обвинениями против мощной и страшненькой системы смельчаков не находилось. Но сами-то сотрудники знали что к чему: кто честный мент, кто с гнильцой, а кто — купленный с потрохами. Тем более что скрытые дела имели весьма недвусмысленные внешние признаки.

Много лет назад, в юности, Коренев посмотрел первый и последний в своей жизни новозеландский фильм про тамошнего полицейского Пепе Гереро. Тот быстро бегал, смешно вскидывая коротенькие ножки, смертным боем лупцевал противников, а особо злостных расстреливал из крупнокалиберного револьвера, пуля которого отбрасывала тело не меньше, чем на три метра, выбивая из него сноп кровавых ошметков. В перерывах Пепе Гереро произносил страстные монологи о честности и справедливости, со всех сторон обкатывая основной тезис: при нищенской зарплате честный полицейский и должен быть нищим. А если полицейский живет в шикарной вилле и ездит на дорогом лимузине — значит, он куплен преступниками. В подтверждение Пепе разувался и показывал желающим рваные носки — символ честности и неподкупности.

За время службы Коренев неоднократно вспоминал носки Пепе Гереро. Зарплату все сотрудники получали одинаковую, двадцать-тридцать рублей разницы в те времена или двадцать-тридцать тысяч в эти погоды, конечно, не делали. А жили как будто на разные. Было время, когда «преуспевающие» боялись выделяться из общей массы, маскировались, рассказывали басни про богатую тещу да про внезапное наследство, про умение жен дорого продавать старые вещи и дешево покупать новые, про постоянные долги, лотерейные выигрыши и прочую туфту.

Потом пришел новый министр, самый крутой за послевоенные годы, он провел чистку органов под лозунгом борьбы с нечестностью и хозяйственным обрастанием. Прекрасный лозунг, воплощенный в жизнь, как и все предшествующие, через жопу, а потому трансформировавшийся в свою противоположность: со службы уволили тех, кто случайно подвернулся под руку, а ушлые ловкачи, как и всегда, остались «при своих».

Коренев помнил: из розыска выгнали Берестнева, жена которого владела дачным участком и небольшим домиком, и Песочникова — за то, что он пользовался машиной отца по доверенности. Оба, кстати, операми были хорошими. Бобовкин в то время строил дом, как раз «для тещи», все об этом знали, но официальных заявлений он не делал, а разоблачать его желающих не нашлось: с кадровиками и с начальством он всегда дружил.

Через несколько лет грозного министра отправили на пенсию, а потом и вовсе наступило время вседозволенности, и уже никого не удивляет отделение по борьбе с экономическими преступлениями, не возбудившее за годы напряженной и многогранной деятельности ни одного уголовного дела. Как не удивляет и экономическое процветание сотрудников во главе с начальником. И никто не сопоставляет результаты служебной деятельности отделения и высокий уровень жизни оперов, не отыскивает взаимосвязей между этими факторами и не делает никаких выводов. А кто будет их делать? Некому, у всех свои дела, свои заботы вплоть до самого верха…

Как же работать в таком беспределе честному менту? Дан не такой уж он кристально честный, этот Лис… Когда нашел угнанную «ауди», хозяин двести штук принес в благодарность. Помялся, помялся — неудобно… Но взял. Зима скоро, ему самому ботинки нужны, да Натахе пальто, сапоги — зарплаты не хватит, а тут вроде премия… Да когда из бара Акопа Варбаняна выгнал блатную шелупень, что по вечерам пакостила, клиентов отпугивала, Акоп тоже принес сотню. Потом на того рэкетиры наехали, Лис их отвадил, Акоп опять в карман конверт засунул. Не нравилось ему это, но деваться некуда — не ходить же в рваных носках и в дырявых ботинках. Да и за информацию платить надо, на те копейки, что выделяются для этого, только фуфло какое-нибудь и купишь. Рынок, в рот им ноги!

Хотя успокаивал себя: мол, я не прошу, сами дают за то, что я так и так сделаю, да и у блатных не беру, преступников не отмазываю, а жить-то надо, но понимал, он в отличие от многих коллег в «вышке» хорошо учился, что, как ни крути, а по закону никакая это не «премия» и не «благодарность», а самая настоящая взятка. И от понимания этого так паршиво и тошно делалось, что выть хотелось. Раньше он коммунистов не любил, теперь этих, нынешних, жизнь такую устроивших, ненавидел.

А изливал ненависть на блатоту — и старую и новую, на всех, кто пытался в районе «погоду делать». Это неверно, что они ничего не боятся. Кулака «под дых», ноги в промежность, пистолета под ребра — очень даже боятся. К примеру» группа кавказцев из вновь прибывших в баре «Спасательный круг» свою штаб-квартиру устроила. Весь тротуар заставят машинами и тусуются до глубокой ночи — дела свои обсуждают, анашу курят, в нарды играют, в карты, в подсобке девок трахают. Посторонних не пускают — нескольким морды набили, теперь сами не идут. Гаишники с машинами ничего сделать не могут, участковый дурачком прикидывается: мол, там все спокойно, жалоб нет. Тогда берет Лис Ерохина и Волошина — тоже надежный парень — и под полночь закатывается в этот притон.

Как в кино: стволы вынули, уперли восьмерых руками в стену, ошмонали. Две пушки, четыре ножа, нунчаки, апаша, опия немного… А в подсобке еще двое девчонку на ящиках раскладывают, с улицы затащили, сволочи, та орет, вырывается, губы кусает, ну да вовремя успели — Лис обоих на инвалидность перевел по мужской части, наручники накинули, а потом всю банду — в отдел. В былые времена, лог эдак с десяток назад, всех бы сразу под замок упрятали, а через трое суток двух-трех бы выпустили, если бы, конечно, ничего на них не раскопали, пустили бы свидетелями, и те, худо-бедно, проблеяли бы на суде свои показания… А дружки их до суда за решеткой сидели, а потом лет на пять, шесть, восемь по зонам разъехались. Бы… Если бы да кабы. Савушкин, зам. по опер, поглядел устало: зачем тебе это? Шум на весь район, прокурор про нарушения законности поговаривает, как же, облавы, массовые задержания. Толку-то все равно не будет… Действительно, шестерых сразу отпустили, тех, с разбитыми яйцами, в больницу отвезли, двоих, правда, закрыли на семьдесят два часа кратковременного задержания, но потом тоже освободили под подписку о невыезде.

Ясное дело, что до суда дело не дойдет — поразбегаются все к чертовой матери! Выходит, зря Лис операцию проводил? Нет, не зря! Во-первых, девчонку спасли, хорошая девчонка, симпатичная. Во-вторых, те двое из подсобки, может, и будут еще что-то нехорошее делать, но насиловать точно не станут, тут профилактика стопроцентная. В-третьих, пока вся заваруха шла, кто-то кирпичом лобовые стекла побил всем машинам, что на тротуаре стояли. Это поубедительней гаишного штрафа. В-четвертых, группа из «Спасательного круга» убралась, все они теперь засвечены, на учет поставлены. А самое главное — почувствовали, мерзавцы, что закон — это не только правильные слова по телевизору. И другие узнают, тоже поежатся… Таковы основные итоги, а есть еще и побочный результат. Эдик-бармен «Спасательного круга» — на крючке у Лиса оказался. Замазан он по уши: и притон содержал, и пособничал. Оправдывается: мол, не по своей воле, звери насильно бар захватили, его вообще прогнать хотели. Скорее всего так и было, но для убедительности надо свою лояльность к милиции проявить, и Эдик старался изо всех сил, Лис с ним долго беседовал, и тот на все вопросы отвечал.

— Девчонки к ним в основном сами ходили, — широко раскрывая рот и жестикулируя, рассказывал Эдик. — Те им приплачивали, ликерами угощали, шампанским. Раз с одной как-то не так обошлись в подсобке, она давай подружке жаловаться: персы, мол, персы и есть, лучше с ними дела не иметь. А та отвечает: они хоть платят, а наши тоже разные… Вот Галку, подружку, один замочил и закопал на левом берегу. И все дела…

— А что за девчонки? — зевая, спросил Лис тем же тоном, каким задал уже сотни две уточняющих вопросов.

— Одна беленькая, Тамара, в зеленых лосинах ходит, а та, что жаловалась, — рыжая, с кудряшками, в джинсовой юбке. Они часто здесь бывали, думаю, зайдут на днях. Так что если надо…

— Да не надо ничего, — по-прежнему безразлично ответил Лис. — Мало ли кто что болтает…

Выдержки Лису было не занимать, он поговорил с Эдиком еще минут двадцать, затем рванул в отдел. На линии розыска без вести пропавших работал Реутов. Из толстой пачки розыскных дел он извлек коричневую папку с неровной надписью «Павлова Галина Ивановна, 19 лет». Лис быстро просмотрел объяснения родственников и знакомых. Вот она: Федотова Тамара, 19 лет, временно не работает, не замужем, «…с Павловой мы знакомы со школы, отношения поддерживали дружеские, иногда ходили в кино, кафе. 15 июня я ее не видела, куда она собиралась идти, не знаю… Больше добавить ничего не могу…»

Значит, врет, сучонка! Лис на мгновение задумался. Реутов не проходил в списке причастных к сомнительным делам и странным совпадениям.

— Вот что, Саша, здесь убийство, и эта телка знает все или многое, — медленно сказал он, и Реутов не удивился, потому что все в отделении считали Лиса великим мастером добычи информации. — Раз она ничего не сказала, значит, сама замазана или боится. Даю тебе два дня, чтобы взять ее на крючок. Она путанит, шляется по барам с кавказцами, значит, зацепки будут. Давай!

Тамару Федотову задержали вечером следующего дня в пятьсот двенадцатом номере гостиницы «Интурист», где она занималась сексом одновременно с двумя гражданами независимой с недавнего времени Кавказской республики.

Реутов сработал четко. Дежурная своим ключом тихо отомкнула дверь, опер с нештатником, держащим наготове автоматический фотоаппарат со встроенной лампой-вспышкой, осторожно вошли в прихожую, а поскольку кайфовавшие гости Тиходонска и добросовестно трудящаяся Тамара были в изрядном подпитии, то нештатник без помех сделал несколько снимков, и только при третьей вспышке живая картина стала распадаться на части. Тамара визжала и скромно прикрывалась руками, кавказцы начали с возмущения и плавно перешли к предложению денег, но больше всего негодовала дежурная.

— Ну надо же, сука какая, сразу двоим дает! Мне скоро сорок стукнет, так и в голову ни разу такое не пришло! — В ее голосе явно слышалась гордость.

Через полчаса Реутов работу закончил. Кавказцы написали объяснения о том, что познакомились с Тамарой в гостиничном баре, угостили ее кофе и ликером, а потом пригласили к себе, пообещав по пять тысяч за сексуальные услуги. Деньги она взяла вперед. Факт проституции подтвердили письменно дежурная и нештатник, после чего Тамару отвезли в отдел. Это называлось профилактическим мероприятием по предупреждению вензаболеваний и борьбе с проституцией. А также незаконным вторжением в жилище и нарушением тайны частной жизни. Смотря с какой стороны взглянуть.

Поскольку Реутов денег не взял, а по кавказскому обычаю, пока бакшиш не принят, возможность неприятностей не устранена, гости засунули откупное дежурной. Правда, та не особенно и сопротивлялась.

Вначале Тамару прессовал Реутов. Проституция, вензаболевания, связь с преступной средой и все такое. Та вяло защищалась: по этой жизни денег иначе не заработаешь, к врачам хожу, проверяюсь, с уголовными никаких дел, и вообще, лучше бы дали официальное разрешение, я бы налог платила… Потом опер перешел к последствиям, и девушка стала более заинтересованной.

Штраф ее не очень-то пугал, а вот обязательное двухнедельное обследование в вендиспансере с курсом профилактического лечения не только портил репутацию: уколы болючие, девчонки желтые выходят, еле ноги волочат… А особенно тревожили фотографии. До нынешним временам, глядишь, по телевизору выставят или в газете… А может, опер местным пацанам покажет, что она со зверями вытворяет, а те ее начнут каждый день «на хор» ставить да морду бить…

К концу второго часа Тамара была готова.

— Давайте по-хорошему, начальник, — в двадцатый раз повторяла она, выкатывая «для искренности» большие бессовестные глаза. — Хотите, я вам все, что надо, буду делать прямо здесь или еще где… Девчонки к вашим ходят, я знаю, те довольны…

В это время и вступил в игру Лис.

— Как же с тобой по-хорошему, сука, — заорал он, распахивая дверь кабинета, — если твою подругу угрохали, а ты молчишь, как падла, и туфту нам гонишь!

Ярость его была наигранной, но Тамара этого не знала и сжалась на стуле, ожидая увесистой оплеухи.

— Ты нас что, за дураков держишь? — Лис действительно замахнулся, но ударил по столу, так что звякнул телефонный аппарат. — Думаешь, мы про тебя ничего не знаем?! Как ты в зеленых лосинах в «Спасательном круге» табуретки жопой полировала да что в подсобке делала! Так думаешь, про убийство не раскопаем!

Найдется немного людей, способных выдержать конвейерный допрос с усилением обвинений, и Тамара Федотова не относилась к их числу. Она «лопнула» и, плача и сморкаясь, рассказала, что в июле познакомилась в баре «Встреча» с парнем по имени Сергей, из крутых — в «адидасе», коже, ездит на красной «восьмерке». Выпили, покатались по городу, остановились на пустыре, она хотела ему сделать что обычно, но у него ничего не получалось. Сергей отвез ее домой, проводил до дверей, попросил, чтобы никому про сегодняшнее не рассказывала, и дал две штуки. Она рассказала Галке Павловой, та и говорит: «Познакомь, если он ни за что две штуки платит, так, может, я его на большее раскручу…» Пятнадцатого пришли во «Встречу», он там с друзьями, как всегда, сидит… Ну, познакомились, Галка к нему и так и эдак — то прижмется, то колено погладит, то обнимет. Он вроде тоже разгорелся… Короче, повез он Галку покататься, а на другой день пришел к ней, к Тамаре, и говорит: «Будут спрашивать, ты ни меня не знаешь, ни про Галку ничего… И я ее никогда не видел. А иначе — хана тебе!» И глянул так, что мороз по коже. А Галки нет нигде, вечером пошла во «Встречу», он пьяный, злой, вроде как не в себе. «Явилась, — говорит и улыбается как-то неестественно, страшно. — Думаешь, пошутил? Ну гляди…» И вынимает из кармана Галкины сережки и перстенек с красным камешком. «Сама виновата, сука! Завела меня, спровоцировала. Теперь лежит в яме на левом берегу, а ты рот откроешь — рядом ляжешь…».

— И положат в яму, — всхлипывала Тамара. — Они что хотят, то и делают. Сколько девчонок насиловали и парней покалечили, а им хоть бы что. У них все куплено, они рынок контролируют. Это Шамана группировка…

Дожили, думал Коренев, пока Федотова медленно, будто по складам, читала протокол-заявление. Весь город знает руководителя местной мафии, а тот и в ус не дует. Уважаемый человек, учредитель пяти или шести фирм, генеральный директор, офис в центре Тиходонска. Везде вхож, со всеми дружен. И вроде никто не может его за жопу взять! Вроде какой-то особый закон им нужен об организованной преступности или еще черт знает какой! Да возьмите взрыв «Ротонды», поджоги коммерческих ларьков, перестрелку на рынке и другие делишки шамановских ублюдков, объедините их в одно дело — о банде Шамана, — привяжите его самого ко всем эпизодам, а сейчас и телефоны слушать можно, и так записывать на видео, магнитофон… А при бандитизме для всех ответственность одинаковая — и для того, кто взрывал и стрелял, и для всех причастных — организаторов, пособников, подстрекателей. А санкция — до расстрела! Вог и устройте процесс над бандой Шамана да расшлепайте самых активных, и никаких новых законов вам не понадобится!»

Под «вам» Коренев имел в виду власть. Не просто районный уголовный розыск или даже милицию в целом, а государственную власть, если она есть в этой стране. Потому что власть не мирится с преступным произволом, не ждет каких-то идеальных законов и уж тем более не сетует на их отсутствие.

Народ так и думает, что все куплено, до самого верха. Вот, например, законы на кого работают? Суды — на кого? Убийств с каждым годом все больше, а смертных приговоров — все меньше! А исполняется и того с гулькин хрен! Новая профессия появилась — наемный убийца, а высшую меру вообще собираются отменить. Это к чему приглашение?

Преступные группировки в силу входят, их разобщать надо, а ссылку и высылку из кодекса убрали. Для кого послабление? Или последнее новшество: колонии усиленного режима ликвидировали. Туда кто шел? Кто раньше срок не мотал, а совершил тяжкое преступление. Теперь они на общий режим пойдут. А все эти, из «повой волны», как правило, не-судимы, а в зону идут по тяжким статьям. Значит, кому подарочек? Как ни верти, получается, что законы на преступников работают, под их нужды подлаживаются! А если закон ментам подмогнет, то начальники свои же, ментовские, его укорачивают! Сейчас всем ментам, не только оперативникам, закон разрешает оружие постоянно носить и права на применение расширил. Кому хорошо? Ясно, нам, а бандитам плохо. Но начальники как не давали разрешения на постоянку, так и сейчас не дают. Что ж, они, курвы, все бандитами куплены? Да нет же, наш Симаков не о бандитах заботится, он о своей жопе печется: вдруг потеряет кто пистолет или выстрелит не туда. Только Витьке Еремееву, которого в прошлом году шпана ножами заколола, все равно, по каким таким соображениям начальник его безоружного оставил. А объективно начальник райотдела бандитам поспособствовал, а своего парня закопал. А если интересы начальников милиции с интересами бандитов совпадают, то при нормальной власти надо их гнать к чертовой матери да самих за решетки прятать!

Лис выругался и стукнул кулаком по столу.

— Да я уже подписала! — испуганно дернулась Федотова, и внезапно Лису стало жаль ее. Молодая, дурная, чем может, тем и торгует. И живет, как в джунглях — что захотят, то с ней и сделают. Подружку грохнули, а она молчит. Потому что и ее могут. Запросто причем. Лис ей защиту пообещал, да как защитить-то… Ни людей, ни средств. Походят с пей опера по очереди с неделю… Да и то днем. А что сложного ночью в дом войти?

— Вот что, Тамара, мы тебя на несколько дней в вендиспансер определим. — Лис успокаивающе поднял руку. — Обследоваться так и так надо, если все нормально, уколов тебе делать не будут. А потом спрячем тебя куда-нибудь…

Когда Федотову увезли, Лис позвонил своему институтскому приятелю Карнаухову — начальнику оперативного отдела Управления МБ. «Попробуем прищучить Шамана», — думал Лис, набирая номер телефона.

— Выручай, Коля! Как бы нам договориться, чтобы вы один телефончик послушали? Да и вообще одного человечка надо бы пофиксировать…

— Что за человечек? — сразу ухватился эмбэшник.

— Вначале давай решим в принципе, — уклонился от ответа Лис.

— А чего решать? Есть закон — вы теперь сами можете и слушать, и фиксировать…

— Закон-то есть, а аппаратуры ни хрена нет, и специалистов нет. Я у тебя не совета прошу, а содействия! Вы же должны взаимодействовать по организованной преступности!

— Это да, — без эмоций отозвался Карнаухов. — Но надо решать по инстанциям. Ты пишешь рапорт своему начальству, оно связывается с моим, я получаю указание, и мы с тобой взаимодействуем.

Лис, прикрыв микрофон, выругался.

— Если бы наше с тобой начальство хотело бороться с преступностью, я бы не звонил с такой просьбой.

— А партизанщиной заниматься я не могу. Времена-то не те нынче…

— Раньше вы здорово «занимались партизанщиной»! — Лис бросил трубку.

Когда армия держит глухую оборону, отдельный боец не способен вести наступательные операции. Но он может ходить в разведку и остро отточенной финкой резать глотки вражеским солдатам, бросать гранаты в блиндажи и другими подобными способами успокаивать свою совесть.

Сергея из бара «Встреча» установили легко: Сихно, двадцать четыре года, не работает, не судим, контролер рынка багатяновской бригады — группировки Шамана.

Фотографию Сихно на бланке в окружении других снимков показали Федотовой, та опознала его: «Парень по имени Сергей, о котором я раньше давала показания».

Лис начал тщательную разработку нового фигуранта. «Подвел» к нему несколько независимых друг от друга «источников», установил наружное наблюдение и стал напитываться поступающей информацией.

Третий разряд по борьбе, окончил ПТУ, плиточник-мозаичник, через год работал в стройуправлении, потом занимался фарцовкой, короткое время перепродавал наркотики. Отбывал пятнадцать суток за мелкое хулиганство, был оштрафован за неповиновение работнику милиции. Последний год — в бригаде рэкетиров, «держащей» рынок. Замкнут. Близких друзей нет. Постоянной девушки нет. Предположительно, у него проблемы по женской части.

Иногда случаются запои, последний — в середине июля. Тогда же продал Генке Божкову женские серьги и перстень. Объяснил: «Одна сука подарила, а у меня от них тошниловка».

Эту часть информации Коренев дважды подчеркнул.

И еще: сестра Сихно любовница Шамана, тот оказывает ему покровительство и пообещал сделать бригадиром.

Последнее сообщение Лис не записал и никому не доложил. Потому что это красный свет, сигнал «стоп». Одно дело — бросить в камеру рядового «быка», а другое — взяться за близкого боссу человека. Это уже личный выпад, неуважение, подрыв авторитета, а значит — обязательные ответные меры. А кто из командиров окопавшейся в обороне армии способен совершить действия, неминуемо вызывающие прицельный огонь? Никто. Разве что головорез-одиночка, которому нечего терять…

Лис вызвал Реутова и Ерохина, отдал распоряжения.

— Только смотрите, чтобы контакта между ними не было, — подчеркнул он, а Ерохину добавил: — Сними его тихо, на улице или возле дома, чтобы никто из дружков не видел.

Через два часа Реутов принес дешевые сережки и тонкий золотой перстенек с красным камнем. Коренев прочел протокол добровольной выдачи и объяснение гражданина Божкова о том, что эти вещи он купил за двенадцать тысяч у своего знакомого Сихно с целью подарить невесте. Потом он прочел протокол опознания, в котором гражданка Павлова В. Н. опознала серьги и перстенек как принадлежавшие ее дочери Галине.

— Как мать держалась? — неожиданно спросил Лис.

Реутов пожал плечами.

— Причитала, плакала… Она надеялась, что девка загуляла, уехала куда-то, а тут поняла…

Потом Коренев стоял и смотрел в окно. За пыльным, замызганным стеклом лежал город, в котором он родился и вырос, когда-то любил, — город, жители которого устраивали свои дела так, как это им нужно, выгодно и удобно, не вспоминая о законе, потому что он, во-первых, повсеместно не выполнялся, а во-вторых, от него не было никакого толку. Закон не мог дать им еду и одежду, не мог защитить от грабителей, не мог воскресить мертвых и воздать по заслугам убийцам. Сегодняшней ночью, по среднестатистическим прикидкам, обворуют несколько квартир, дач, автомашин и гаражей, двух-трех человек ограбят, столько же искалечат, несколько десятков изобьют или оскорбят, может быть, кого-нибудь убьют.

И он, майор Коренев, по прозвищу Лис, и все его отделение УР, и многочисленные милицейские службы не в состоянии этого предотвратить. Они будут идти вслед за событиями, кого-то задержат на месте, кого-то через некоторое время, кого-то не задержат никогда. Да и задержание ничего не значит, потому что в обществе, где родственники и друзья подозреваемого, ничем особенно не рискуя, могут подкупать и запугивать свидетелей и потерпевших, а свидетели и потерпевшие тоже без всякого риска могут изменять, как хотят, свои показания, где государственным чиновникам по большому счету все равно — будет сидеть преступник в тюрьме или снова начнет гулять среди людей, в таком обществе редкое дело кончается обвинительным приговором.

Ведь когда гражданку Федотову вежливо и культурно спросили о судьбе подруги, она, не моргнув глазом, сказала, что ничего не знает. И в принципе это всех устроило, и тонкая папка розыскного дела могла пылиться в архиве до истечения срока давности, как и сотни ей подобных.

И собранные материалы по Сихно можно уже сейчас передать следователю прокуратуры, а тот вызовет его и спросит: «Скажите, вы убивали Галину Павлову?» А Сихно, естественно, ответит: «Что за ерунда! Конечно, не убивал!» — и добросовестно подпишет протокол, и все на этом закончится, потому что косвенные улики в данном случае ничего не стоят. И следователь спокойненько приостановит дело, а то и прекратит его за отсутствием состава преступления: «Труп-то не обнаружен».

Вот и выходит, что, раскрывая преступления, надо действовать не по закону, а вопреки ему, рискуя в лучшем случае служебной карьерой, а в худшей — собственной шкурой иве получая ничего взамен. И если пораскинуть мозгами, то спокойней — не дергаться… Что многие и предпочитают.

В кабинет стремительно вошел Ерохин.

— Привез, он в дежурке!

— Спусти его в бомбоубежище.

Лис медленно прошелся от сейфа к двери и обратно. Задержанному положен адвокат, но если вызывать адвоката, то не стоило затевать всю эту канитель.

Через минуту Лис спускался в бомбоубежище. В кармане позвякивали сережки и перстенек. Он шел задать ранее не судимому и в соответствии с принципом презумпции невиновности ни в чем не виноватому гражданину Сихно вопросы, правдивые ответы на которые подведут преуспевающего рэкетира под расстрельную статью. Абстрактное чувство долга и надежды вполне реальных людей — матери Павловой и ее измятой жизнью подружки требовали, чтобы он добился правдивых ответов. Закон предписывал, чтобы при этом он «не допускал насилия, угроз и иных противоправных действий по отношению к допрашиваемому, а также не оскорблял его и не унижал его человеческое достоинство». Если бы у Лиса спросили, каким образом он собирается совместить эти требования, начальник УР смог бы ответить лишь маловразумительной нецензурной фразой.

«Уаз», поскрипывая на ухабах, уже давно катился по левобережью вдоль бесконечной лесополосы, а сексуальный психопат с садистскими наклонностями никаких сигналов не подавал. Вчера он «взял» один эпизод, но Лис был готов поспорить с кем угодно, что за ним есть еще трупы.

— Ну что, заблудился, что ли? — грубо спросил Коренев и локтем ткнул подозреваемого в бок. Тот вздрогнул.

— Кажется, здесь…

Хотя Ерохин задержал Сихно без свидетелей, дальновидный Лис определил подозреваемого не в милицейский изолятор, а во внутреннюю тюрьму Управления МБ — в этом пустяке Карнаухов помог ему охотно. И недаром: за ночь дежурному милицейского изолятора трижды звонили, осведомляясь о наличии в камерах задержанного Сихно, а ранним утром еще один интересовавшийся приехал лично. Разыскивающие Сихно были работниками милиции, и Лис записал их фамилии в свою тетрадку.

Вслед за «уазом» притормозил «воронок», в нем везли рабочую силу — четырех пятнадцатисуточников с лопатами и набиравшихся опыта практикантов.

— Вот здесь! — Сихно ковырнул носком кроссовки мягкую землю и отвернулся. Заскрипели лопаты. Эксперт снимал происходящее японской видеокамерой с торчащим вперед остронаправленным микрофоном. Напряженно смотрели в открывающуюся яму студенты.

Лис в упор разглядывал задержанного. Клоунский костюм — «адидас» с кожаной курткой, стрижка «горшком», стандартная наглая харя: глазки-пуговки, округлые щеки, нос, как молодая картофелина, мощный торс, короткие ноги.

Чуть левее стоял Бобовкин, как всегда, в строгом официальном костюме, невозмутимый, с мясистым лицом. Лоб почему-то вспотел, и он вытерся тыльной стороной ладони, не отрывая настороженного взгляда от раскопок.

И вдруг Лиса пронзила догадка. Если дружки ищут Сихно, то все расклады известны. А значит, Бобовкин не стал бы участвовать в выводке для того, чтобы «набрать очки» по службе и примазаться к раскрытию, не такой он смельчак. Он здесь совсем для другой цели и скорее всего уже достиг ее: жестом, взглядом, сказанным шепотом словом или как-то еще. И раскопки ничего не дадут!

— Долго еще рыть? — один из пятнадцатисуточников зло воткнул лопату в изрядный холмик земли. — Нету тут ничего!

— В чем дело, Сережа? — почти ласково спросил Лис.

— Не знаю… — Сихно смотрел в сторону. — Может, ошибся…

Они стояли в лесополосе, на небольшой прогалинке, посередине которой зияла свежая яма.

Лис поймал взгляд, коротко брошенный подозреваемым на Бобовкпна. Он уже знал, что будет дальше. Еще две-три ошибки, а потом истерика под видеозапись: «Не делал я ничего, ничего не знаю!..» И все. Косвенные улики и убедительные показания без трупа ничего не стоят.

— Возвращаемся к машинам, — скомандовал Коренев и крепко взял Сихно за предплечье. — Мы с Сережей чуть задержимся, пусть вспоминает…

На лице Бобовкпна явно отразилось несогласие, он сделал шаг вперед и раскрыл рот… Лис ждал, криво улыбаясь.

— Правильно, а мы пока покурим…

Что бы ни собирался сделать Бобовкин, он явно передумал. Быстро извлек пачку сигарет, закурил, угостил эксперта, приобнял его за плечи и пошел вслед за остальными.

Лис смотрел на выкопанную яму и ждал, пока шаги по хрустящим листьям смолкнут вдали.

— А мы чего стоим? — нервно спросил Сихно, но Лис ничего не ответил.

Дул легкий ветер, шелестели деревья, где-то каркала ворона. Свежевырытая яма была похожа на могилу.

— Ошибся, значит, — медленно произнес Лис и, повернувшись, с ног до головы осмотрел закованного в наручники человека. — Ладно!

Ловким, привычным движением он выхватил пистолет, передернул затвор, и металлический лязг отдался эхом под кронами деревьев. Шелкнув предохранителем, Лис сунул ПМ за поясной ремень, пошарив в кармане, нашел ключ от наручников.

Сихно шарахнулся в сторону, но он схватил его за запястье, отпер замок и разомкнул браслеты.

— Беги! — Лис с силой толкнул задержанного в грудь, так что тот отлетел и с трудом удержался на ногах. — Беги, сука!

За два последних года начальник УР Коренев применял оружие трижды: один убитый, двое тяжело раненных. Подучетный элемент об этом хорошо знал, и когда Лис брался за пистолет, вряд ли кто-то усомнился бы в том, что он выстрелит. И хотя сейчас Лис блефовал, Сихно поверил, что мент хочет замочить его «при попытке к бегству».

— За что? Не надо! Наденьте наручники, ну пожалуйста! — зачастил задержанный. — Я все покажу, правда…

— Думал, только ты людей убивать можешь да в землю закапывать?! — зловеще процедил Лис, и пистолет будто прыгнул ему в руку. — А сам в яму лечь не хочешь?

Девятимиллиметровое отверстие уставилось Сихно в грудь. Он упал на колени.

— Пожалуйста, наденьте наручники, ну пожалуйста…

Лис секунду подумал и презрительно сплюнул.

— Ладно… В последний раз… Если еще выделаешься — вот в эту яму и закопаю!

Когда браслеты защелкнулись, Сихно счастливо улыбнулся и перевел дух. Но на него вдруг напала икота, и по пути к машинам тело била крупная дрожь.

Через десять минут подозреваемый Сихно указал другое место. Четыре лопаты разгребли землю, и все сразу ощутили сладковатую вонь разлагающегося трупа.

Одного практиканта вырвало, пятнадцатисуточники матерились.

— Тихо, а то все на пленку ляжет, — пробурчал эксперт, не отрываясь от камеры. Лису показалось, что он взвинчен и напряжен.

— Слышали, заткнитесь! — рявкнул Бобовкин. Он тоже был не в своей тарелке. Впрочем, происходящее вряд ли могло подействовать на кого-то успокаивающе.

На следующий день дело ушло в прокуратуру. Лис ждал ответного хода: гранаты в окно, выстрела в спину или чего-то в этом роде. Две ночи он ночевал у Натахи — про нее не знал никто. Пистолет носил в кармане готовым к бою и мог выстрелить в ответ практически мгновенно. Он понимал: меры предосторожности мало что значат.

Если человека хотят убить, его убивают. Пусть даже он хитер, изворотлив и опасен, пусть повышается риск для исполнителей — это ничего не меняет. Разве что цену…

Но опасность пришла совсем с другой стороны. Позвонил человек — один из многих, которые были Лису обязаны, и один из немногих, которые об этом помнили. Восемь лет назад, в самый разгар антиалкогольной кампании, его, в то время капитана КГБ, задержали выпившим после какого-то семейного торжества. Коренев вытащил его из дежурки и вычеркнул фамилию из сводки, тем самым спас чекисту погоны, партбилет и карьеру. Сейчас подполковник МБ решил отдать долг.

Они встретились в проходном подъезде, многократно проверившись по всем правилам конспирации.

— Значит, так, — без предисловий начал чекист. — К нам на экспертизу пришла видеопленка. Определение подлинности, отсутствие монтажа и все такое. На ней ты под пистолетом колешь какого-то хрена. В лесу, возле могилы. Запись подлинная, очень четкая, и звук хороший — каждое слово слышно. Признаков монтажа нет. Эге, что с тобой?

Лис прислонился к грязной, исцарапанной ругательствами стене. Его бросило в жар, ноги стали ватными.

— Кто назначил? — с трудом спросил он.

— Горский. По возбужденному уголовному делу. Оперативное обеспечение осуществляют наши…

— Карнаухов?

— Да, его люди. — Чекист хлопнул Лиса по плечу. — Больше я ничего не знаю. И никаких советов дать не могу. И встречаться больше — сам понимаешь… Пока.

Сильная рука стиснула вялые пальцы Коренева, и он остался в подъезде один.

— Спасибо… — тихо выдавил он в сторону хлопнувшей двери. Он понимал, чем рисковал подполковник, решившись встретиться с объектом разработки, чьи телефоны могут быть взяты на прослушку, а по следу идти топтуны. Обычно свои же шарахаются от таких, как от зачумленных.

Лис сел на облупленный подоконник и закурил. Подставили, сволочи! Да как красиво! Он попытался вспомнить лицо эксперта, но не вспомнил — тот был из новых. Зато хорошо вспоминалось непроницаемое лицо Бобовкина.

Нахлынувшая злость вытеснила растерянность и замешательство. «Мы еще посмотрим, кто кого!» — мелькнула задорная мысль, но в глубине души он понимал, что просто хорохорится по привычке.

Горский — осанистый, с величавыми манерами важняк городской прокуратуры. На местах происшествий избегал близко подходить к трупам. А когда на межведомственном совещании Коренев критиковал прокурорских за то, что расчленяют дела о бандитизме на отдельные преступления: разбои, убийства, вымогательства, хранение оружия, — он оборвал: дескать, ваше дело — раскрытия, а с квалификацией мы сами как-нибудь разберемся!

Но был он хваткий и обычно додушивал того, за кого брался. Сейчас он взялся за Лиса. Получит экспертизу, допросит участников выводки, Сихно уже напел, что мог… Видеозапись — главный козырь, останется допросить майора Коренева, предъявить ему обвинение и… А ведь вполне может взять под стражу! За Лиса-то гранату в окно не- бросят, а для карьеры хорошо — разоблачение нарушителей закона в рядах милиции… Накрутят две-три статьи и вкатят лет шесть с учетом хорошей характеристики… И все по закону!

Лис медленно вышел в узкий, заставленный мусорными баками проходной двор.

Через два дня вызвали к руководству. Савушкин и Симаков, холодные и официальные, объявили: на него поступила серьезная жалоба, от должности он отстраняется до результатов проверки, дела пусть передаст Бобовкину. Оружие тоже надо сдать.

Это было начало конца. Медленно переставляя ноги, он вернулся в пока еще свой кабинет. За многие годы он привык чувствовать себя представителем власти, но сейчас ощущал муравьем, которого эта самая власть готовится раздавить.

Он снова стоял у окна, за которым копошились в повседневных делах и заботах более миллиона других муравьев. Он знал все ухищрения, к которым прибегают отдельные особи для того, чтобы затеряться среди себе подобных. Он знал все способы и приемы, разоблачающие эти ухищрения. И он знал, что многие десятки тысяч двуногих муравьев находятся в бегах, и неизвестно, окажется ли их розыск успешным. И еще он вспоминал провонявшие потом, испражнениями и карболкой коридоры следственного изолятора и семьдесят шестую камеру, предназначенную как раз для таких, как он.

Резко зазвонил телефон, и Коренев снял трубку. За треском и плачем слышно было плохо, но он разобрал, что это несчастная проститутка Федотова.

— Его выпустили, выпустили, — выла она в звериной безнадеге. — Люська передала: сказал, что меня закопает… И не найдет никто…

Лис взвесил трубку на ладони.

— Не бойся. Ничего он тебе не сделает. Я обещаю!

Потом набрал номер Горского: сдерживая себя, спокойно поздоровался.

— Вы-то мне и нужны, — строго отозвался важняк. — Завтра в девять ноль-ноль вам надлежит явиться ко мне для допроса.

— А почему освободили Сихно? — по-прежнему сдерживаясь, спросил Коренев.

— По закону. Как раз об этом завтра пойдет речь. Он заявляет, что вы выбили из него самооговор.

— А труп тоже я закопал?! — заорал Лис. — Или труп и есть самооговор?

— Не опаздывайте, — сухо бросил следователь и положил трубку.

Несколько минут Лис в бессмысленной ярости метался по кабинету. Нелепо болталась под мышкой специальная кобура с пластинчатой пружиной, зажимавшая пистолет рукояткой вперед и отпускавшая при рывке, экономя драгоценные секунды. Без оружия Лис чувствовал себя голым.

Если бы он не знал про видеозапись, то завтра в девять пришел бы к Горскому без особых опасений: мало ли поступает на оперов вздорных жалоб! Если бы не позвонила Федотова, он бы все равно пошел, зная, что идет на Голгофу. Но сейчас он понял, что это было бы ошибкой. Ибо если лихой боец-одиночка уйдет с нейтральной полосы, то враг уверует в окончательную победу.

Лис отпер сейф, из секретного отделения извлек ПМ — точно такой, как час назад сдал начальнику. Его нашли в бесхозной сумке в камере хранения, Лис проверил ствол по пулегильзотеке и убедился, что он «чист». Дослав патрон в патронник автоматическим движением, вставил оружие в кобуру. Порывшись в глубине «секретки», нашел несколько паспортов, отобрал два и спрятал во внутренний карман. Знакомых специалистов по документам у него было много. Осмотревшись напоследок, Лис захлопнул за собой дверь.

На следующий день следователь по особо важным делам прокуратуры города Тиходонска Горский не дождался гражданина Коренева и не смог предъявить ему обвинение и постановление об аресте. Без дела остались и три «волкодава» из оперативного отдела Управления МБ, зря просидевшие в приемной.

Еще через несколько дней бесследно исчез гражданин Сихно. Поскольку розыском скрывшихся обвиняемых и лиц, без вести пропавших, занимался один человек — капитан Реутов, розыскные дела на Коренева и Сихно оказались рядом, в одной пачке и вскоре начали покрываться пылью. Шаман получил какую-то испугавшую его информацию, удвоил количество телохранителей и перестал появляться в ресторанах и казино. Бобовкин исполнял обязанности начальника УР недолго — около месяца. Потом его уволили по служебному несоответствию. Говорили, что генерал получил пачку фотографий, запечатлевших майора в весьма компрометирующих ситуациях и с чрезвычайно сомнительными людьми. Кто мог сделать такие снимки и как ухитрился положить их прямо на стол начальнику УВД, осталось загадкой.

Хотя определенные соображения у оперов имелись.

ЖЮЛЬ ВЕРН

МАЯК НА КРАЮ СВЕТА

Вечер был ясный. Солнце опускалось за холмы, скрывавшие горизонт на западе. Напротив — там, где море сливалось с небом, — последние лучи еще отражались в облачках, по и они должны были вскоре погаснуть в долгих сумерках пятьдесят пятой параллели Южного полушария.

Когда от солнечного диска остался только верхний край, на вестовом судне «Санта-Фе» раздался пушечный выстрел и на бизань-гафеле развернулся флаг Аргентинской Республики.

В ту же минуту на маяке, построенном на расстоянии ружейного выстрела от залива Эльгора, где стоял на якоре «Санта-Фе», вспыхнул яркий свет. Два смотрителя маяка, рабочие, собравшиеся на песчаном берегу, и команда на носу корабля приветствовали криками первый огонь, зажженный на далеком острове. Эхо разнесло два других пушечных выстрела. Как полагается на военных судах, флаг корабля был спущен, и на Эстадосе, где встречаются воды Атлантического и Тихого океанов, воцарилось безмолвие.

Рабочие поднялись на борт «Санта-Фе», на острове остались лишь три смотрителя маяка. Один из них стоял на вахте, а двое других разговаривали, неторопливо прогуливаясь вдоль берега.

— Ну что ж, Васкес, — сказал тот, что помоложе, — завтра судно выйдет в море…

— Да, Фелипе, — ответил Васкес, — и я надеюсь, что оно благополучно вернется в порт.

— По-моему, погода не должна испортиться.

— II я так думаю, Фелипе. Сейчас здесь только начинается лучшее время года: начало декабря в этих широтах все равно что начало июня для Северного полушария.

— Конечно, Васкес. А когда нам привезут смену…

— Через три месяца, Фелипе…

— Остров будет на прежнем месте!

— И мы на нем, — закончил Васкес, выпустив огромный клуб дыма из своей трубки. — Ты же понимаешь, мои мальчик, здесь мы не на борту судна, которое ветер треплет как хочет. Или если и сравнить наш остров с судном, то оно крепко сидит на хвосте у Америки и не начнет дрейфовать. Согласен, места здесь невеселые. И у здешних вод, возле мыса Горн, дурная слава. И правда, что корабли часто разбиваются у Эстадоса, и для мародеров лучше места не сыщешь. Но все это переменится, Фелипе! Никакому урагану не задуть маяк на острове! Он укажет дорогу судам. Идя на его огонь, они не напорются на скалы у мыса Сан-Хуан, или Сан-Диего, или Фаллоуз даже в самые темные ночи. Мы зажжем фонарь и станем беречь огонь. Я сорок лет болтаюсь по морям Старого и Нового Света — юнгой, новичком, матросом, боцманом. А под старость лучше не придумаешь, чем стать смотрителем маяка — и какого! Маяк на краю света!

Ночь прошла спокойно. На рассвете Васкес погасил фонарь, зажженный двенадцать часов назад.

В этот день отлив начался с шести утра, и, чтобы воспользоваться им, судно должно было сняться с якоря на рассвете. Но сборы еще не были закончены, и капитан Лафайят надеялся покинуть залив Эльгора с вечерним отливом.

В семь часов капитан и его помощник Риегаль вышли из своих кают, расположенных на корме. Матросы заканчивали драить палубу, дежурные сгоняли воду в шпигаты. Старший боцман отдавал распоряжения, готовя судно к отплытию: уже снимали чехлы с парусов, до блеска начищали трубы, решетки, медь нактоуза. Большую шлюпку подняли, оставив на воде маленькую.

Как только взошло солнце, на бизань-гафеле взвился флаг.

Через три четверти часа судовой колокол прозвонил «четыре», и дежурные матросы заступили на вахту.

После завтрака офицеры поднялись на ют, посмотрели на чисто подметенное бризом небо и приказали боцману отвезти их на берег.

Капитан хотел в последний раз осмотреть башню маяка, пристройки, жилые помещения, склады продовольствия и горючего, убедиться, что все приборы в исправности.

Вместе с помощником он сошел на берег, и оба направились к маяку.

Они беспокоились о трех смотрителях, которых оставляли в мрачном одиночестве Эстадоса.

— Это в самом деле нелегко, — сказал капитан. — Но эти ребята жизнью не избалованы, они старые моряки, и служба на маяке — почти отдых для них.

— Разумеется, — ответил Риегаль, — но одно дело — быть смотрителем маяка на берегу, куда часто заходят суда, откуда легко попасть на материк, и совсем другое — жить на этом пустынном острове, который корабли обходят стороной!

Офицеры подошли к маяку, где их ждали Васкес и его товарищи. Дверь открылась, и они, остановившись, обменялись со смотрителями приветствиями по уставу.

Перед тем как заговорить, капитан Лафайят осмотрел их, обутых в прочные сапоги и покрытых капюшоном непромокаемого плаща.

— Ночь прошла спокойно? — спросил он у старшего.

— Да, мой капитан, — ответил Васкес.

— Не заметили никакого судна?

— Нет. Поскольку небо было чистое, мы увидели бы огни на расстоянии, по крайней мере, в четыре мили…

— Лампы в порядке?

— Горели без перебоев, мой капитан.

— Мы зайдем к вам, потом осмотрим маяк…

Жилая комната смотрителей находилась в основании башни, чьи толстые стены могли выдержать любой шквал: здесь нечего было бояться ни дождя, ни холода, ни снежных бурь этой почти антарктической широты.

Дверь в глубине коридора вела внутрь башни.

— Поднимемся, — сказал капитан Лафайят.

Васкес знаком велел своим товарищам оставаться у входа в коридор, затем толкнул дверь. Офицеры последовали за ним.

На узкой винтовой лестнице с каменными ступеньками, плотно закрепленными в степе, было светло: десять бойниц освещали ее сверху донизу.

Капитан и его спутники поднялись на окружавшую фонарь галерею, с которой открывался лучший вид на остров и на море вокруг него.

Западная часть Эстадоса, как и море, была пустынна. Взгляд скользил по широкой дуге с северо-запада на юг, задерживаясь лишь на северо-востоке у возвышения мыса Сан-Хуан. У подножия башни лежал залив Эльгора, по берегу которого взад-вперед сновали матросы с «Санта-Фе». Ни паруса, ни дымка в открытом море, лишь простор океана.

Постояв на галерее около четверти часа, оба офицера спустились вместе с Васкесом и вернулись на судно.

В пять часов развели пары в котле, из трубы повалил черный дым. Море скоро застынет на одном уровне, затем начнется отлив, и «Санта-Фе» снимется с якоря.

Без четверти шесть капитан отдал приказ поднять якорь и отрегулировать машину. Лишний пар выходил через выпускную трубку.

Помощник капитана, стоя на носу, наблюдал за тем, как поднимали и закрепляли в гнезде якорь.

«Санта-Фе» стронулась с места. Смотрители маяка, стоя на берегу, не без волнения смотрели на удалявшееся судно, а офицеры и команда «Санта-Фе» с тревогой оглядывались на Васкеса и его товарищей, которых оставляли одних на этом острове, на самом краю Америки.

Маяк был открыт 9 декабря 1859 года. Не случайно: именно в период с ноября по март навигация в окрестностях Магеллании наиболее активна. Море здесь всегда суровое. Но если ничто не останавливает и не успокаивает огромные валы, катящиеся из двух океанов, то, по крайней мере, погода довольно ровная и бури быстро проходят. Паровые суда и парусники чаще решаются в это время обогнуть мыс Горн.

Впрочем, суда, проходившие через пролив Лемера или обходившие остров с юга, не могли рассеять однообразия долгих летних дней. И прежде кораблей было немного, а с тех пор, как использование паровых машин и усовершенствованные морские карты сделали менее опасным Магелланов пролив — более короткую и менее трудную дорогу, — их стало еще меньше.

Но смотрители маяка, поглощенные своей работой, обычно не слишком ощущают скуку, неотделимую от жизни на маяке. Чаще всего туда назначают бывших моряков или рыбаков. Такие люди не станут считать дни и часы: они умеют постоянно занять или развлечь себя. Тем более что дел достаточно много, ведь служба заключается не только в том, чтобы поддерживать огонь от заката и до восхода солнца. Васкес и его товарищи должны были наблюдать за входом в залив Эльгора, наведываться на мыс Сан-Хуан, следить за тем, что делается на восточном берегу острова до косы Севераль, правда, никогда не удаляясь от маяка более чем на три или четыре мили. Кроме того, они должны были вести дневник маяка, отмечая в нем все события: проходящие мимо парусники и паровые суда, их названия, флаги, под которыми они идут, высоту прилива, силу и направление ветра, длительность дождей, частоту гроз, показания барометра, температуру и другие данные, позволяющие составить метеорологическую карту этих мест.

Васкес — как и Фелипе с Морисом, аргентинец, — был назначен старшим смотрителем. В то время ему было сорок семь лет. Крепкий, отменного здоровья, выносливый, как и подобает моряку, много раз пересекавшему большую часть ста восьмидесяти параллелей, решительный, энергичный, привыкший к опасностям, он был старшим не только по возрасту. В военно-морском флоте Аргентины он дослужился до боцмана, но покинул службу, снискав всеобщее уважение благодаря своему внушавшему доверие характеру. Так что он без труда добился места смотрителя маяка на Эстадосе.

Фелипе с Морисом — тоже моряки, одному сорок лет, другому тридцать семь. Васкес давно знал их, дружил с нх семьями. Именно он и предложил их кандидатуры. Первый из них, как и сам Васкес, остался холостяком; Морис, единственный из троих, был женат.

Через три месяца Васкес, Фелипе и Морис вновь поднимутся на борт «Санта-Фе», на маяке останутся смотрители, которых они, в свою очередь, сменят тремя месяцами позже.

Следующее их дежурство придется на июнь, июль и август — то есть на середину зимы. И если во время первого пребывания на острове они скорее всего не будут страдать от непогоды, то в следующий раз жизнь их обещает быть нелегкой.

С 10 декабря служба стала регулярной. Каждую ночь один из смотрителей дежурил, пока двое других отдыхали. Днем они осматривали и чистили лампы, готовя их к тому, чтобы с закатом вновь послать в море яркие лучи.

Между делом, как им и было приказано, Васкес и его товарищи спускались к морю — то пешком вдоль берега, то через залив Эльгора на полупалубной шлюпке, оснащенной фок-мачтой и фоком. Шлюпка обычно стояла в маленькой бухточке, защищенной высокими скалами от единственного грозного в этом уголке ветра — восточного.

Само собой разумеется, что один из смотрителей всегда оставался на верхней галерее: в любую минуту в виду острова могло показаться и подать сигналы судно. С площадки море было видно только на востоке и северо-востоке. Во всех остальных направлениях путь взгляду преграждали отвесные скалы, начинавшиеся в нескольких сотнях метров от ограды, поэтому приходилось постоянно дежурить в комнате вахтенного, четыре окна которой выходили на все стороны света.

Первые дни после отплытия авизо не были отмечены никакими событиями. Погода оставалась ясной, температура достаточно высокой. Стоградусный термометр показывал иногда до 10 градусов выше нуля. С восхода до заката дул легкий ветер с моря. К вечеру он сменялся северо-западным, приходившим с широких равнин Патагонии и Огненной Земли. Несколько раз шел дождь, теплело, и вскоре должны были начаться грозы.

Солнечные лучи оживили начавшие пробиваться растения. Соседний луг, сбросив белый зимний покров, обнажил свой бледно-зеленый ковер. Стало возможным отдохнуть в тени молодой листвы антарктических буков в роще. Наполненный талой водой ручей бежал к бухточке. Мхи и лишайники покрыли стволы деревьев и склоны скал, так же, как и ложечник, хорошо помогающий при цинге. Словом, если это и не была весна — такое слово не употребляется в Магеллании, — то на краю Америки на несколько недель воцарилось лето.

День прошел. Перед тем как зажечь маяк, Васкес, Фелипе и Морис, по своему обыкновению, сидели на кольцевом балконе, опоясывавшем фонарь.

— Ну что, ребята, — сказал Васкес, старательно набив трубку, и двое других последовали его примеру, — начинаете привыкать к этой новой жизни?

— Конечно, Васкес, — ответил Фелипе. — За это время не успеешь ни устать, ни соскучиться.

— В самом деле, — добавил Морис, — похоже, наши три месяца пролетят быстрее, чем я думал.

— Да, мой мальчик, они полетят, как распустивший паруса корвет…

— Кстати, о судах, — заметил Фелипе, — сегодня на горизонте не показалось ни одно.

— Ничего-ничего, появятся, — успокоил его Васкес, приставив руку к глазам на манер подзорной трубы. — Пройдет немного времени, капитанам станет известно, что этот берег освещен, и они перестанут бояться входить в пролив, что облегчит им плавание. Но мало знать, что маяк существует, надо еще быть уверенным, что он горит с заката до восхода!

— Это станет известно всем, — заметил Фелипе, — как только «Санта-Фе» вернется в Буэнос-Айрес.

— Но «Санта-Фе», — снова заговорил Морис, — всего пять дней, как ушел, и переход займет…

— Не больше недели, я полагаю, — перебил его Васкес. — Погода стоит хорошая, море спокойное, ветер попутный…

— Сейчас, наверное, — сказал Фелипе, — он прошел Магелланов пролив и миль на пятнадцать отошел от мыса Дев.

— Рыба сегодня хорошо клевала? — спросил Васкес у Фелипе.

— Неплохо. Я поймал на удочку несколько дюжин бычков и еще руками — краба, ползавшего в камнях.

— Хорошо, — ответил Васкес. — И не бойся опустошить залив: как говорят, чем больше рыбы берешь, тем больше ее становится. А нам это позволит сэкономить наши запасы сушеного мяса и соленого сала. Что же касается овощей…

— Я ходил в буковую рощу, — объявил Морис, — и выкопал там несколько кореньев. Поскольку я видел, как обращался с ними старший кок на судне — а он в этом понимает! — я сделаю вам славное блюдо!

— Оно будет очень кстати, — сказал Васкес. — Не стоит злоупотреблять консервами, даже самыми лучшими.

— Эх, — отозвался Фелипе, — пришла бы к нам из средней части острова парочка гуанако или еще кто-нибудь…

— Да, ляжка или филей гуанако — стоящая вещь, — согласился Васкес. — Так что, если дичь появится, мы обязательно попробуем подстрелить ее. Но, ребята, далеко не уходите! Даже если увидите крупную дичь…

— Но все же, не уступал Морис, любивший охоту, — если что-нибудь подходящее окажется на расстоянии ружейного выстрела…

— Одного, двух, даже трех ружейных выстрелов — ничего не имею против, — ответил Васкес. — Но, вы и сами это знаете, гуанако слишком дикого нрава, чтобы появляться в хорошем обществе… ну, таком, как паше, и я буду очень удивлен, если хоть одна пара рогов покажется из-за камней у ограды маяка или у буковой рощи.

В самом деле, с тех пор, как начались работы на маяке, ни одно животное не появлялось вблизи залива Эльгора. Помощник капитана Риегаль, всеми признанный Нимврод, не раз пытался подстрелить гуанако, по его попытки не увенчались успехом, хотя он забирался на пять-шесть миль в глубь острова. Крупной дичи было достаточно, но она не подходила на выстрел.

В ночь с 16 на 17 декабря, когда Морис дежурил с шести до десяти, на расстоянии пяти или шести миль от берега показался сигнальный огонь — первое судно появилось в здешних водах с тех пор, как был построен маяк. Морис справедливо решил, что его товарищей, еще не успевших заснуть, это заинтересует, и он спустился позвать их.

Васкес и Фелипе немедленно поднялись к нему и, вооружившись подзорной трубой, устроились у окна.

— Это белый огонь! — объявил Васкес.

— Значит, не позиционный, — сказал Фелипе, — раз не зеленый и не красный.

— А раз огонь белый, — прибавил Васкес, — значит, он на фока-штаге, стало быть, мимо острова идет пароход.

На этот счет сомнений не было. Пароход приближался к мысу Сан-Хуан, и смотрители пытались угадать, собирается ли он войти в пролив Лемера или обойдет остров с юга.

Они продолжали следить за ходом судна и через полчаса уже точно знали, куда оно идет.

Оставив маяк на юго-юго-западе с правого борта, пароход уверенно направился в пролив. Можно было различить его красный сигнал, когда он проходил мимо гавани Сан-Хуан. Вскоре пароход растворился в темноте.

— Вот и первое судно, которому пригодился наш маяк! — воскликнул Фелипе.

— И не последнее, — заверил его Васкес.

На следующее утро Фелипе заметил на горизонте большой парусник. Погода была ясная, воздух чистый, слабый юго-восточный ветер разогнал туман, и можно было увидеть шедшее милях в десяти от острова судно.

Узнав об этом, Васкес с Морисом тоже поднялись на галерею. Парусник виднелся за последними скалами побережья, немного правее залива Эльгора, между косой Диегос и косой Севераль.

Судно быстро шло левым галсом на всех парусах, делая не менее двенадцати или тринадцати узлов. Но поскольку оно направлялось прямо на Эстадос, нельзя было догадаться, обойдет ли оно остров с севера или с юга.

Это было большое трехмачтовое судно водоизмещением, по меньшей мере, в тысячу восемьсот тонн, из тех клиперов, которые строят в Америке и у которых такой чудесный ход.

— Пусть моя подзорная труба превратится в зонтик, если это судно не сошло со стапелей в Новой Англии! — воскликнул Васкес. — Впрочем, сейчас узнаем…

И действительно, когда клипер огибал косу Севераль, на бизань-гафеле поднялся ряд флажков. Васкес тут же расшифровал сигнал, заглянув в книгу в вахтенной комнате.

Это оказался «Монтанк» — порт приписки Бостон в Новой Англии, Соединенные Штаты Америки. Смотрители в ответ подняли на стержне громоотвода аргентинский флаг. Они не отводили взгляда от парусника, пока верхушки мачт не скрылись на юге за скалами мыса Уэбстер.

— Ну что ж, — сказал Васкес, — счастливого пути, «Монтанк», дай тебе Бог не попасть в непогоду у мыса Горн!

Затем в течение нескольких дней море оставалось почти пустым. На востоке едва показались один или два паруса. Суда, проходившие в десяти милях от Эстадоса, явно не собирались приближаться к американскому берегу. По мнению Васкеса, это китобои шли на охоту в Антарктику. Несколько раз появлялись дельфины, шедшие с более высоких широт. Они держались на значительном расстоянии от косы Севераль и направлялись в Тихий океан.

До 20 декабря, кроме метеорологических наблюдений, записывать было нечего. Погода стала довольно неровной, с внезапными переменами ветра от северо-восточного до юго-восточного. Часто шли сильные дожди, иногда с градом, что указывало на некоторое электрическое напряжение в атмосфере. Значит, можно было ждать страшных в это время года гроз.

Утром 21-го, когда Фелипе прогуливался по площадке и курил, ему показалось, что около буковой рощи пасется животное.

Посмотрев в подзорную трубу, он без труда узнал крупного гуанако. Может быть, охота будет удачной!

Договорились, что Морис, вооружившись карабином, выйдет за ограду и попытается незаметно подкрасться к неподвижно стоящему зверю, а затем погонит его к заливу, где будет ждать Фелипе.

— Во всяком случае, ребята, поосторожней, — посоветовал Васкес. — У этих тварей тонкий слух и обоняние. Если он увидит или почует издалека Мориса, то умчится так быстро, что вы не успеете ни выстрелить, ни повернуть его. Тогда пусть уходит, потому что вам нельзя забираться далеко.

В подзорную трубу Фелипе и Васкес увидели, что животное остается на месте, и стали следить за Морисом.

Он шел к буковой роще. Там он сможет, не спугнув зверя, зайти гуанако в тыл и заставить его бежать к заливу.

Прошло около получаса. Гуанако стоял все так же неподвижно, а скрывшийся за деревьями Морис, должно быть, уже подошел на расстояние выстрела.

Васкес и Фелипе ждали, что раздастся выстрел, и тогда зверь либо упадет, либо пустится бежать со всех ног.

Выстрела не было, но животное, к удивлению Васкеса и Фелипе, вдруг растянулось на камнях, будто внезапно обессилело.

Морис снова появился в поле зрения и устремился к гуанако. Наклонившись, он потрогал его рукой и резко выпрямился. Затем, повернувшись в сторону маяка, сделал жест, в значении которого невозможно было ошибиться: он явно звал к себе.

— Там произошло что-то странное, сказал Васкес. — Пойдем, Фелипе!

Сбежав с площадки, они поспешили к буковой роще. Им понадобилось не более десяти минут, чтобы добраться до места.

— Ну, где гуанако? — спросил Васкес.

— Вот, — Морис указал на лежащее у его ног животное.

— Он мертв? — удивился Фелипе.

— Мертв, — подтвердил Морис.

— Да он что — от старости умер? — воскликнул Васкес.

— Нет… от раны!

— От раны?! Он был ранен?!

— Да… Пулей в бок.

— Пулей… — повторил Васкес.

Совершенно точно. Получив пулю, гуанако добрался до этого места и упал замертво.

— Значит, на острове есть охотники? — пробормотал Васкес.

Если бы Васкесу, Фелипе и Морису довелось попасть на западное побережье Эстадоса, они заметили бы, насколько эта часть отличается от той, что лежит между мысом Сан-Хуан и косой Севераль. Здесь громоздились скалы высотой до двухсот футов. Прибой яростно обрушивался на них даже в тихую погоду.

Перед этими скалами, в трещинах, щелях и расселинах которых обитали мириады морских птиц, лежали каменные рифы, некоторые из них в отлив достигали двух миль в ширину. Между ними извивались узкие проходы, большей частью непригодные для плавания разве что для легких лодок. Из песка, усеянного осколками разбитых прибоем ракушек, то здесь, то там торчали хилые водоросли. Среди этих скал было множество пещер, глубоких гротов — сухих, темных, с узким входом, куда не проникали ни ветер, ни волны. Туда надо было пробираться по обломкам скал, с камня на камень, причем иногда в сильный прилив эти камни перемещались. Глубокие трещины шли до самого гребня, но чтобы достичь плато, пришлось бы перевалить через вершины более чем девятисотметровой высоты и преодолеть расстояние около пятнадцати миль. В общем, этот берег был более диким и пустынным, чем тот, где открывался залив Эльгора.

Если бы маяк стоял на атлантическом берегу, со стороды Тихого океана пришлось бы построить еще один: для судов, обогнувших мыс Горн и идущих в пролив Лемера. И если бы работы были начаты одновременно на двух противоположных берегах острова, это сильно осложнило бы жизнь мародерам, скрывавшимся в окрестностях мыса Сан-Бартелеми.

Злодеи много лет назад обосновались у входа в залив Эльгора. Они нашли там вымытую в скале глубокую пещеру, давшую им надежное укрытие. И поскольку к Эстадосу не приставали суда, они были там в полной безопасности.

Главарем шайки, состоявшей из двенадцати человек, был некий Конгре, его помощника звали Каркайте.

О Каркайте было известно лишь то, что он чилиец, но трудно было сказать, в каком городе или в какой деревне он родился, из какой семьи. Ему было от тридцати пяти до сорока лет, он был среднего роста, худой, очень энергичный. Скрытный и вероломный, он не останавливался ни перед грабежами, ни перед убийствами.

О главаре шайки не знали вообще ничего: он не называл своей национальности; неизвестно, было ли настоящим его имя. В его суровых чертах, плохо скрытых густой и уже седеющей, хотя ему было не больше сорока лет, бородой, легко читался неистовый нрав. Конгре — настоящий разбойник, отъявленный злодей, запятнавший себя всевозможными преступлениями.

Когда-то Конгре и его дружок Карканте, покинув главный порт Магелланова пролива — Пунта-Аренас, где их собирались повесить за преступления, добрались до Огненной Земли. Там они услышали от местных жителей, что у берегов Эстадоса, тогда еще не освещенных огнем маяка, часты кораблекрушения. Не было сомнений в том, что среди обломков, покрывающих берега острова, могут найтись ценные вещи. Тогда Конгре с Каркайте и решили сколотить шайку мародеров. К ним присоединились два или три бандита вроде них самих и несколько таких же негодяев из туземцев.

Попав на Эстадос, они обнаружили, что действительно весь песок у залива Эльгора покрыт обломками давних и новых кораблекрушений, нетронутыми тюками товаров, ящиками с провизией, которой бандитам могло хватить надолго, оружием — пистолетами и ружьями, которые легко можно было привести в порядок, хорошо сохранившимися в металлических ящиках патронами, слитками золота и серебра из богатых австралийских грузов, мебелью, кусками обшивки, досками и бревнами. Среди всего этого лежали несколько рассыпавшихся скелетов, и не было ни единой живой души, уцелевшей после бедствий.

Конгре со своими сообщниками обосновался не на дальнем берегу залива, а у входа в него. Это позволяло следить за тем, что происходит у мыса Сан-Хуан. Там он случайно набрел на достаточно просторную пещеру — в ней могла разместиться вся шайка. В эту пещеру перенесли все, что могло служить мебелью, постели, одежду, груду мясных консервов, ящики с сухарями, бочки с вином и с водкой. Вторая пещера, находившаяся рядом с первой, годилась под склад наиболее ценных находок: золотых и серебряных вещей, драгоценностей, подобранных на морском берегу. Если бы со временем Конгре удалось предательски заманить в залив какое-нибудь судно, он погрузил бы на него все награбленное и вернулся бы на острова Тихого океана, где начинал свою карьеру пирата.

В течение двух лет злодеям не предоставлялось удобного случая покинуть Эстадос, их богатство продолжало расти. Они извлекали большую выгоду из кораблекрушений и даже, как это делают мародеры на некоторых опасных берегах Старого и Нового Света, часто сами подстраивали эти катастрофы. Ночью, когда бушевал восточный ветер, если в виду острова показывалось судно, они заманивали его огнями, зажженными среди скал. Очень редко одному из потерпевших бедствие удавалось спастись, и тогда его безжалостно убивали. Вот таким преступным промыслом жила эта шайка, о существовании которой никто и не подозревал.

Между тем банда оставалась пленницей острова. Суденышко, на котором в свое время они переправились на остров, разбилось у самых его берегов. Конгре мог вызвать гибель какого-то судна, но заманить его в залив, где можно было бы попытаться захватить, не удавалось. А по своей воле ни одно судно не входило в залив, плохо изученный капитанами. К тому же команда корабля должна быть очень слабой, чтобы сдаться пятнадцати бандитам.

Время шло, пещера была до отказа набита ценностями. Легко представить себе, до чего доходили ярость и нетерпение Конгре и его людей. Внутри у них все кипело от бессильного гнева: ничего нельзя было сделать… ничего!

Но внезапно это положение изменилось: началось строительство маяка, пиратам пришлось перебраться в западную часть острова у мыса Сан-Бартелеми, где они укрылись в других пещерах, перетащив туда все необходимое для жизни в течение года и надеясь, что на таком расстоянии от мыса Сан-Хуан их не заметят. Большую часть ценностей и припасов завалили камнями на старом месте, поручив дьяволу охранять все, что там осталось.

Так пираты скрывались у мыса Сан-Бартелеми все время строительства маяка. Ручей, питавшийся растаявшим снегом, давал им достаточно воды. Рыбалка и в какой-то мере охота позволяли экономить продукты, которыми они запаслись, покидая залив Эльгора. Но с каким же нетерпением Конгре, Каркайте и остальные злодеи ждали отплытия «Санта-Фе»! Ведь теперь, когда залив освещен, можно будет осуществить давно обдуманный план. Кто знает, не зайдет ли на стоянку то судно, которое они смогут захватить, перебив команду?

Само собой разумеется, Конгре и Каркайте было известно обо всем, что делалось на берегу залива. То подходя вдоль берега с севера или с юга, то подкрадываясь из внутренней части острова, то забираясь на скалы, окаймлявшие гавань с юга, они следили за ходом работ и могли вычислить срок их окончания. И вот наступил декабрь. Со дня на день смотрители останутся одни. Конгре узнает об этом, увидев, что первый луч маяка прорезал ночь.

Желанную новость в ночь с 9-го на 10 декабря принес Каркайте.

— Да! — закричал он, входя в пещеру к Конгре. — Черт его зажег, этот маяк, пусть черт его и погасит!

— И без него справимся, — ответил Конгре, сделав угрожающий жест в сторону маяка.

Прошло несколько дней. В начале следующей недели Каркайте охотился возле порта Парри и подстрелил гуанако. Мы уже знаем, что зверь убежал от него и свалился на камни у буковой рощи, где его нашел Морис. Теперь Васкес и его товарищи понимали, что они — не единственные обитатели острова, и более внимательно осматривали окрестности залива Эльгора.

Наконец Конгре собрался возвращаться на мыс Сан-Хуан. Пираты решили оставить пока все имущество в пещере и взять с собой лишь запас продуктов на три-четыре дня, потом они рассчитывали поживиться на маяке. Это было 22 декабря. Выйдя в путь на рассвете, они смогут к вечеру следующего дня добраться до залива. Смотрители, разумеется, не справятся с целой бандой, тем более — не зная о ее присутствии у стен башни. Двоих убьют в жилой комнате, с третьим легко будет справиться в вахтенной.

Когда Конгре станет хозяином на маяке, у него будет достаточно времени, чтобы перенести на прежнее место все, что пока осталось в пещере. Скоро новая стоянка станет известна мореплавателям, и нет ничего невозможного в том, что судно, особенно небольшое, предпочтет укрыться в заливе, а не идти по бурному морю. Конгре решил, что такое судно попадет в его руки и даст долгожданную возможность скрыться в Тихом океане, избежав таким образом расплаты за свои преступления.

Таков был страшный план, разработанный этим злодеем. Но далеко не все зависело только от него, а главное — надо было успеть осуществить этот план до возвращения «Санта-Фе». Если пираты не успеют покинуть остров ко дню прибытия смены смотрителей, Конгре и его сообщники вынуждены будут вернуться на мыс Сан-Бартелеми. Причем обстоятельства тогда изменятся: капитан Лафайят, не найдя Васкеса и его товарищей, догадается, что они похищены или убиты. Судно не уйдет, пока не обшарят весь остров. Если понадобится, аргентинские власти, конечно, пришлют и другие суда. Даже если Конгре и удастся — что не слишком вероятно — раздобыть туземную лодку, пролив будет под таким наблюдением, что до Огненной Земли не добраться.

Вечером 22-го Конгре с Каркайте гуляли по краю мыса, разговаривали и по морской привычке наблюдали за состоянием моря и неба.

Погода была неважная. На горизонте собирались тучи. Дул сильный северо-восточный ветер.

Вдруг Конгре остановился и сказал, устремив взгляд в открытое море:

— Каркайте, посмотри-ка… вон там… на траверзе мыса… Каркайте взглянул в указанном направлении.

— О! — сказал он. — Судно!

— И оно идет к острову, — продолжал пират, — и идет против ветра.

В самом деле, судно, распустив все паруса, лавировало примерно в двух милях от Сан-Бартелеми.

Хотя судно и шло против ветра, оно все же понемногу продвигалось вперед и до темноты могло войти в пролив, если вообще собиралось это сделать.

— Шхуна, — произнес Конгре, — водоизмещением в сто пятьдесят — двести тонн.

Вся шайка собралась на берегу. Не в первый раз к Эстадосу приближалось судно. В таких случаях пираты завлекали суда на скалы с помощью фальшивых сигналов.

Кто-то предложил еще раз воспользоваться этим способом.

— Нет, — возразил Конгре. — Эта шхуна погибнуть не должна. Постараемся ее захватить. Скорее всего она не войдет в пролив до ночи. Завтра мы увидим ее на траверзе мыса и тогда посмотрим, что можно будет сделать.

Через час судно растворилось в полной темноте, ни один сигнал не выдавал его присутствия.

Ночью ветер сменился на юго-западный.

На рассвете, выйдя на берег, Конгре и другие пираты увидели шхуну лежащей на рифах у мыса Сан-Бартелеми.

Эта шхуна, если судить по ее корпусу и мачтам, водоизмещением не превышала ста пятидесяти — ста шестидесяти тонн. Налетевший с запада шквал толкнул ее на усеянную камнями песчаную банку, где она могла бы разбиться. Но было похоже на то, что корпус ее пострадал. Наклонившись на левый борт, форштевнем к земле, правый борт она подставила волнам. В этом положении была видна вся палуба, от бака до кормовой рубки. Мачты остались целы; паруса, кроме закрепленных фока, бом-брамселя и топселя, оказались наполовину убранными.

Накануне вечером, когда шхуна появилась у мыса Сан-Бартелеми, она шла правым галсом против довольно сильного северо-восточного ветра и пыталась войти в пролив Лемера. К тому времени, когда Конгре и его люди перестали видеть ее в темноте, ветер стал слабеть, и вскоре его силы оказалось недостаточно, чтобы судно смогло развить сколько-нибудь ощутимую скорость. Вероятно, течение сносило шхуну на рифы, она подошла слишком близко к берегу и не смогла вернуться в открытое море, когда ветер резко, как часто здесь случается, переменил направление. Положение рей показывало, что команда сделала все возможное, чтобы увести судно от берега, но время было упущено, и шхуна села на мель.

О судьбе капитана и команды оставалось только гадать. Вероятнее всего, увидев, что ветер и течение сносят корабль на опасный берег, ощетинившийся рифами, они спустили на воду шлюпку, не сомневаясь, что судно разобьется о скалы и все до одного погибнут. Плачевная ошибка: оставшись на борту, они были бы целы и невредимы! А теперь и гибель казалась несомненной, так как шлюпка плавала килем вверх в двух милях к северо-востоку, и ветер подталкивал ее к заливу Франклина.

Пока вода продолжала убывать, было легко попасть на борт шхуны, пробравшись по камням от конца мыса Сан-Бартелеми туда, где она лежала, не более чем в полумиле от берега. Это и проделали Конгре, Каркайте и еще двое пиратов. Остальные, стоя у скалы, смотрели, не покажется ли кто-нибудь, оставшийся в живых после кораблекрушения.

Конгре обошел шхуну кругом и прочел на корме надпись: «Мауле. Вальпараисо». Значит, судно, выброшенное ночью на берег, было чилийским.

— Именно то, что нам надо, — сказал Каркайте.

— Если в корпусе нет течи, — заметил кто-то.

— Течь устраняется, как и любое другое повреждение, — ответил Конгре.

Он осмотрел подводные части со стороны моря. Обшивка вроде бы не пострадала. Форштевень, слегка зарывшийся в песок, казался целым, так же, как и ахтерштевень, и руль, прочно державшийся в металлической окантовке. О той стороне корпуса, что лежала на песке, трудно было сказать что-то определенное, пока ее не смогли осмотреть.

— Поднимаемся на борт! — скомандовал Конгре.

Если наклон судна позволял легко забраться на палубу через левый борт, то он же мешал свободно перемещаться по ней. Приходилось ползти, цепляясь за коечные сетки. Конгре и остальные пересекли палубу, опираясь на руслени грот-мачты.

Видимо, удар о берег был не слишком сильным, и, кроме нескольких незакрепленных деталей, все осталось на месте. Пожалуй, с приливом шхуна могла бы самостоятельно сняться с мели, если, конечно, через трещины в подводной части корпуса в нее не проникла вода.

Первым делом Конгре отправился в каюту капитана, достал из стенного шкафа судовые документы и вернулся с ними на палубу, где его ждал Каркайте.

Изучив документы, они узнали, что шхуна «Мауле» вышла 23 ноября в направлении Фолклендских островов. Шхуна шла с балластом, собираясь принять груз на Мальвинских островах. Балласт состоял из сваленного в беспорядке железного лома. Но разгрузка отняла бы слишком много времени: прилив должен был вот-вот начаться.

Конгре сказал, обращаясь к Каркайте:

— Подготовим все, чтобы отбуксировать шхуну, как только под килем наберется достаточно воды. Возможно, серьезных трещин нет, и она не наполнится через них. Выведем «Мауле» за рифы и проведем вдоль мыса в бухту Пингвинов, перед пещерами. Там она не коснется дна даже в самый сильный отлив, потому что сидит в воде всего на шесть футов.

— А потом? — спросил Каркайте снова.

— Посмотрим, — только и ответил ему Конгре.

Они сразу же принялись за работу, чтобы не упустить ближайший прилив: это задержало бы спуск шхуны на воду на двенадцать часов. Любой ценой надо было бросить якорь в бухте до полудня. Там судно останется на вольной воде и, если погода не изменится, — в относительной безопасности.

Все работы были проделаны быстро и закончились к началу прилива. В один миг песчаная банка скрылась под водой. Тогда Конгре, Каркайте и еще с полдюжины пиратов поднялись на борт, а остальные вернулись к подножию скалы. Теперь оставалось только ждать…

Течи не оказалось, спуск на воду вполне удался. Через полчаса после этого, обойдя последние скалы у берега, шхуна бросила якорь в бухте Пингвинов, в двух милях от оконечности мыса Сан-Бартелеми. Но это было еще не все. Надо было обеспечить шхуне полную безопасность в бухточке, и — главное! — закончить осмотр судна, проверив корпус изнутри. Могло оказаться, что от удара о берег пострадали шпангоуты, и тогда придется ремонтировать шхуну.

И действительно, передвинув балласт к носу, Конгре, Каркайте и еще один чилиец по имени Варгас, прежде работавший плотником на верфи Вальпараисо и хорошо знавший это ремесло, обнаружили в задней части трюма довольно серьезное повреждение. Течи не было, но шпангоуты левого борта искривились на полутора метрах длины. Наверное, это произошло еще до того, как шхуна села на мель, скорее всего судно напоролось на верхушку рифа. Обшивка не совсем проломилась, пакля осталась на месте, это и помешало воде проникнуть в трюм. Но ни один моряк не отнесся бы к такому повреждению легкомысленно.

Значит, до того, как выйти в море, придется чинить шхуну. Возможно, этот ремонт займет неделю, если будут все необходимые материалы и инструменты.

Когда пираты узнали об этом, крики радости, которыми был встречен спуск «Мауле» на воду, не без причины сменились проклятиями. Значит, шхуна выведена из строя и они не смогут покинуть Эстадос?

Но Конгре вмешался, сказав:

— Повреждение и вправду серьезное, но обшивку можно исправить, и мы это сделаем.

— Где? — с нескрываемым беспокойством поинтересовался один из его спутников.

— В заливе Эльгора, — решительно ответил Конгре.

Шхуна и в самом деле могла за двое суток пройти расстояние, отделявшее ее от залива. Ей надо только обойти остров с севера или с юга. В пещере, куда складывали все награбленное, плотник найдет необходимые инструменты и лес. «Мауле» простоит столько, сколько понадобится — две, три недели. Лето закончится только через два месяца. Зато Конгре и его люди уйдут с Эстадоса на судне, которое после основательного ремонта обеспечит им полную безопасность.

Присутствие на маяке смотрителей пиратов не смущало.

— Еще до прибытия этой шхуны, — сказал Конгре своему помощнику, оставшись с ним вдвоем, — я решил вернуть себе залив Эльгора. Мои намерения не изменились. Только теперь вместо того, чтобы подходить с суши, где нас могли бы заметить, мы открыто подойдем с моря. Шхуна зайдет на стоянку… Никто ничего не заподозрит и…

Жест, в значении которого Каркайте не мог ошибиться, закончил речь бандита. Планы этого негодяя, казалось, были обречены на успех. Только чудо могло бы спасти Васкеса, Фелипе и Мориса!

Вторая половина дня прошла в приготовлениях к отплытию. Конгре велел поместить балласт на место и занялся погрузкой провизии, оружия и других предметов, принесенных в свое время на мыс Сан-Бартелеми. Погрузку закончили быстро — к четырем часам пополудни. Шхуна могла немедленно сняться с якоря, но Конгре не хотел ночью идти вдоль утыканного рифами побережья. Большая часть пиратов провела ночь на борту «Мауле» — кто в кубрике, кто в трюме. Конгре занял каюту капитана справа, а Каркайте — каюту помощника капитана слева от кают-компании.

В первый день плавания шхуна не встретилась ни с одним судном. К ночи она пришла на стоянку на восточной стороне мыса Уэбстер, проделав примерно половину пути, как и предполагалось по плану.

Второй день прошел так же спокойно, и к четырем часам Конгре, сам стоявший у штурвала, взял курс на залив Эльгора, оставив косу Севераль в четырех милях к северо-западу. Отсюда был виден весь берег до мыса Сан-Хуан.

В то же время по ту сторону косы Диегос показалась башня Маяка на краю света, которую Конгре увидел впервые. В подзорную трубу он даже смог разглядеть одного из смотрителей, стоявшего на галерее и наблюдавшего за морем. До заката оставалось еще три часа, и у «Мауле» было время зайти на стоянку.

Конечно, шхуна не могла подойти незаметно для смотрителей маяка, конечно, ее появление в водах острова уже отмечено. Пока смотрители видели шхуну направляющейся в открытое море, они, должно быть, считали, что она идет к Мальвинским островам. Но с тех пор, как она переменила галс, им стало ясно, что она собирается войти в залив. Впрочем, Конгре мало заботило то, что шхуну заметили, и даже то, что, очевидно, понятно ее намерение встать на якорь. Это не меняло его планов.

К большому его удовольствию, конец путешествия проходил довольно успешно. Ветер понемногу смещался к востоку. Шхуна шла одним галсом со слабыми, готовыми заполоскаться на ветру парусами, собираясь обогнуть косу Диегос. Но внезапно, когда «Мауле» была в двух милях от входа в залив, один из пиратов, спустившись в трюм, тотчас же поднялся, крича, что вода проникает через трещину в обшивке.

Течь образовалась в том самом месте, где шпангоуты не выдержали удара о камень. До сих пор обшивка держалась, по теперь на несколько дюймов разошлась.

В общем, повреждение было не слишком серьезным. Передвинув балласт, плотник Варгас без труда заткнул течь паклей. Стало ясно, что ремонт потребуется более тщательный, иначе в водах Тихого океана шхуна неминуемо погибнет.

В половине седьмого вечера в море отразился пучок лучей. Маяк только что зажегся, и первым судном, которому он осветил путь через залив, оказалась чилийская шхуна с шайкой пиратов на борту.

А около семи, когда солнце уже спускалось за высокие скалы Эстадоса, «Мауле», оставив мыс Сан-Хуан по правому борту, с попутным ветром благополучно вошла в залив.

Проходя мимо пещер, Конгре и Карканте смогли убедиться, что никто не обнаружил входов под завалом камней и густым кустарником, загораживавшими их. Так что ничто не выдало пребывания пиратов в этой части острова, и все награбленное они найдут там, где оставили.

— Все идет хорошо, — сказал Каркайте, обернувшись к Конгре, вместе с которым стоял на корме.

— А сейчас пойдет еще лучше! — ответил Конгре.

Самое большее за двадцать минут «Мауле» дошла до бухты, где собиралась бросить якорь.

В это время два человека, только что спустившиеся с площадки на песчаный берег, как раз говорили о шхуне.

Это были Фелипе и Морис. Они спускали шлюпку, чтобы подойти к судну.

Что до Васкеса, то он стоял на вахте.

Фелипе и Морис поднялись на борт «Мауле» в ту минуту, когда якорь коснулся дна.

По знаку Конгре первый из них тут же получил удар топором по голове и упал. За этим последовали два выстрела из пистолета, уложившие Фелипе рядом с товарищем. Оба были мертвы.

Через одно из окон вахтенной комнаты Васкес слышал выстрелы и видел, как убили его друзей.

Если до него доберутся, с ним произойдет то же самое. Бедный Фелипе, бедный Морис! Он ничего не мог сделать, чтобы спасти их, оставаясь наверху, он мог только с ужасом глядеть на чудовищное преступление, совершившееся в несколько секунд. Когда прошло первоначальное оцепенение, к Васкесу снова вернулось хладнокровие и он быстро оценил ситуацию. Надо было любой ценой избежать столкновения с этими негодяями. Может быть, они не знают о его существовании, считают, что смотрителей было всего двое? Но как бы то ни было, бросив якорь в бухточке, пираты скорее всего захотят подняться на маяк, чтобы погасить его и сделать залив непригодным для плавания.

Не раздумывая, Васкес вышел из вахтенной и сбежал вниз по лестнице.

У него не было ни минуты на сборы. Уже слышался плеск весел шлюпки, отошедшей от шхуны с несколькими пиратами.

Васкес заткнул за пояс два пистолета, положил в мешок немного продуктов, закинул его за плечо, вышел, быстро спустился по откосу и, не замеченный, скрылся в темноте.

Васкес был подавлен. Он искренне любил своих подчиненных. Он знал их столько лет! Это он посоветовал им напяться смотрителями на маяк… А теперь он один!.. Один!..

Но откуда взялась эта шхуна, что за команда у нее на борту?.. Под чьим флагом она идет и почему вошла в залив?.. Они знают эту стоянку?.. Откуда?.. Почему они первым делом погасили маяк?.. Они хотят помешать другим судам войти в залив?..

Из своего укрытия на берегу залива, в двух сотнях шагов от бухты, Васкес видел перемещающийся свет фонарей — то на шхуне, то в окнах башни. Он даже слышал, как эти люди громко разговаривают между собой на его родном языке.

Наконец к десяти часам свет погас, и ни один звук больше не нарушил тишину ночи. Но все-таки оставаться здесь нельзя — днем его обязательно обнаружат. Бандиты его не пощадят — он должен оказаться вне пределов досягаемое!и.

Куда отправиться? Во внутренней части острова он будет в относительной безопасности. Или, наоборот, лучше идти ко входу в залив, где его сможет подобрать проходящее мимо острова судно? Но как дожить до прибытия смены? Его запасов хватит на два дня. Где взять еще продуктов? У него нет даже удочек! И как добыть огонь?

Собравшись с силами, он принял решение: провести ночь на мысу Сан-Хуан, а утром подумать, что делать дальше.

Васкес покинул место, с которого наблюдал за шхуной: там было темно, очевидно, бандиты чувствовали себя в безопасности на этой стоянке и никого не оставили на борту.

Он дошел вдоль северного берега до подножия скал. Ни звука, кроме плеска отступающего моря да иногда крика запоздавшей птицы, летящей к своему гнезду.

В одиннадцать часов Васкес остановился на краю мыса. На песчаном берегу он не нашел другого укрытия, кроме узкой ямы, где и провел ночь до рассвета.

Еще до восхода солнца Васкес спустился к морю посмотреть, не идет ли кто-нибудь от маяка, не выходит ли из-за скалы в начале мыса Сан-Хуан.

Оба берега бухты были пустынны. Ни одна шлюпка не показывалась, хотя теперь у пиратов их стало две: к собственной прибавилась та, что была у смотрителей.

И ни одного судна в виду острова…

Васкес подумал о том, что теперь, когда маяк не горит, плавание у берегов Эстадоса становится опасным. В самом деле, теперь суда, идущие из открытого моря, не будут знать, где находятся. Надеясь увидеть огонь в глубине залива Эль-гора, они доверчиво пойдут на запад и могут наткнуться на опасный берег между мысом Сан-Хуан и косой Севераль.

— Эти негодяи погасили его, — воскликнул Васкес, — и не зажгут снова, потому что он им не нужен!

Это в самом деле было очень опасно: маяк не горел, а значит, могли произойти выгодные для злодеев кораблекрушения. Им не придется, как раньше, заманивать суда на огонь: те сами пойдут к берегу, ожидая увидеть маяк.

Сидя на обломке скалы, Васкес думал обо всем произошедшем. Он смотрел, не вынесет ли море тела его друзей… Нет, отлив уже сделал свое дело, и они погребены в морской пучине!

Он сознавал весь ужас своего положения. Но что он мог сделать? Ничего. Только ждать возвращения «Санта-Фе». И должно пройти еще два долгих месяца, прежде чем авизо покажется у входа в залив Эльгора. Допустим, Васкесу удастся остаться до тех пор незамеченным, но что он будет есть? К счастью, когда появится смена, лето еще не кончится и можно прожить это время в каком-нибудь гроте. Зимой, когда температура опускается до тридцати-сорока градусов ниже нуля, Васкес не перенес бы морозов.

Прежде всего надо заняться поисками надежного убежища. Вскоре он набрел на выемку в скале с узким входом, глубиной в десять футов и шириной в пять или шесть, рядом с тем местом, где начинался мыс Сан-Хуан. Пол пещеры был покрыт мелким песком, даже самая высокая вода в нее не попадала, и ветер не проникал внутрь.

Васкес забрался в пещеру, разложил немногие принесенные с собой вещи и продукты из своего мешка, утолил голод куском солонины и сухарем. Когда он собирался идти к ручью, чтобы напиться, вблизи послышался шум.

«Они!» — сказал он себе.

Прижавшись к стенке, чтобы видеть все, самому оставаясь незамеченным, он смотрел в сторону залива.

Вниз по течению плыла шлюпка, на борту ее были четыре человека. Это была шлюпка со шхуны.

Приглядевшись, Васкес решил, что старший из них — тот, что вел шлюпку, — должно быть, главный, капитан шхуны. Он не мог определить его национальности, но остальные казались латиноамериканцами испанского происхождения.

Шлюпка была уже у самого входа в залив. Пройдя вдоль его северного берега, она оказалась — в сотне шагов от грота, где прятался Васкес.

По знаку главного весла остановились. Лодка причалила, четверка спрыгнула на песок. Сейчас же раздались голоса:

— Это здесь?

— Да. Пещера здесь в двадцати шагах от скалы.

— Какая удача, что те, с маяка, на нее не наткнулись!

— И никто из тех, кто пятнадцать месяцев строил маяк!

— Они все время были на дальнем берегу.

— А мы хорошо завалили вход, его трудно заметить.

— Ну, пошли, — сказал главный.

Двое из его спутников вместе с ним прошли наискосок по песчаному берегу сотню шагов. Васкес из своего тайника видел каждое их движение и напрягал слух, стараясь не пропустить ни единого слова. Под ногами у них хрустели ракушки, которыми был усыпан песок. Вскоре этот хруст прекратился, и теперь Васкес видел только одного человека, шагавшего взад-вперед по берегу около шлюпки.

«Пещера где-то совсем рядом», — подумал он.

Васкес больше не сомневался, что на борту шхуны была банда пиратов, грабителей, обосновавшаяся на Эстадосе еще до начала строительства маяка. Значит, в этой пещере они прячут награбленное? И, должно быть, собираются погрузить все это на шхуну?

Внезапно ему пришла в голову мысль: в пещере должен быть запас продуктов, и он сможет им воспользоваться.

Проведя в пещере час, три человека вышли и стали прогуливаться по берегу. Из своего укрытия Васкес хорошо слышал их громкий разговор.

— Ну, что ж, эти славные ребята нас не ограбили!

— И «Мауле» уйдет с полным трюмом!

— И продуктов нам хватит до конца перехода!

— Да, с тем, что было на шхуне, мы не дошли бы до Тихого океана сытыми…

— Ну и болваны! За пятнадцать месяцев не заметить ни нас самих, ни наших сокровищ!

— Ура в их честь! Не стоило бы заманивать суда на этот берег, чтобы потом не суметь этим попользоваться!

Беседуя таким образом, негодяи то и дело смеялись, и Васкес в ярости готов был кинуться на них с пистолетом и уложить на месте всех троих. Но он сдержался. Главным сейчас было не упустить ни слова из разговора и понять их планы.

— А что касается этого знаменитого маяка, то пусть-ка капитаны теперь его поищут! Они теперь все равно что слепые котята!

— И, как слепые котята, будут натыкаться на берег и превращать в щепки свои суда!

— Надеюсь, один-два корабля еще успеют разбиться о скалы мыса Сан-Хуан до отплытия «Мауле». Раз уж дьявол послал нам эту шхуну, надо нагрузить ее до планшира!

— Ха, он свое дело знает! Хорошенькое судно, которое приходит прямо на мыс — и ни одного человека на борту: ни капитана, ни матросов… Впрочем, мы бы и с ними быстро разделались…

Теперь Васкесу стало ясно, каким образом шхуна оказалась в руках этой банды на западном берегу острова и как погибли на рифах многие суда, завлеченные туда хитростью этих мародеров.

— Конгре, а что мы будем делать теперь? — спросил один из троих.

— Вернемся, Каркайте, — ответил ему тот пират, кого Васкес справедливо посчитал главарем шайки.

— Не будем разгружать пещеру?

— Нет. Раньше надо заделать пробоины. Это затянется скорее всего на несколько недель.

— Тогда, — сказал Каркайте, — отнесем в лодку кое-какпе инструменты.

— Да… Мы сможем вернуться, когда понадобится. Варгас найдет здесь все, что нужно для работы.

— Не будем терять времени, — продолжил Каркайте. — Вода прибывает, воспользуемся этим.

— Решено, — ответил Конгре. — Как только шхуна будет в порядке, мы ее и загрузим. Нам нечего бояться воров.

— Конгре, не забывай, что на маяке было три смотрителя, и один из них сбежал.

— О нем не беспокойся, Каркайте: он двух дней не протянет, разве что научится жевать мох и грызть ракушки. Впрочем, мы снова завалим вход в пещеру…

Пираты вынесли из пещеры инструменты, куски обшивки, деревянные детали, чтобы починить шпангоуты. Затем, тща-телыю замаскировав вход, спустились к шлюпке. Начался прилив. Шлюпка сразу же отчалила, и взмахи весел вскоре унесли ее. Она скрылась за косой.

Васкес больше не боялся, что его заметят, и вернулся на берег. Теперь он знал все, что хотел узнать, а самое главное — что шхуна повреждена и ее ремонт займет немало времени. Но все же, очевидно, не так много, чтобы она задержалась до возвращения «Санта-Фе».

Васкес и думать не мог о том, чтобы отсрочить ее уход, когда она будет отремонтирована. Конечно, если недалеко от мыса Сан-Хуан он увидит судно, то станет сигналить… Если надо, бросится в море и доберется вплавь… Попав на борт, расскажет все капитану… И если команда судна окажется достаточно многочисленной, капитан войдет в залив и захватит шхуну… Даже если эти негодяи спрячутся на острове, они не уйдут… и, когда капитан Лафайят приведет «Санта-Фе», он арестует этих бандитов или уничтожит всех до одного! Но придет ли это желанное судно? И если даже придет — заметит ли сигналы Васкеса?

С тех пор как шхуна бросила якорь в заливе Эльгора, Васкес не покидал берег мыса Сан-Хуан. Он не беспокоился за себя после того, как наведался в пещеру пиратов. Эта просторная пещера уходила далеко в глубь скалы. В ней банда прожила долгие годы. Здесь были сложены обломки кораблей, золото, серебро, драгоценности, подобранные на побережье во время отлива. Наконец, там много месяцев Конгре и его банда кормились сначала тем, что у них было, когда они высадились на острове, а потом тем, что приносили им многочисленные крушения судов, часто вызванные ими самими.

Из всего, что было в пещере. Васкес взял только самое необходимое — так, чтобы пираты ничего не заметили: небольшой ящик с морскими сухарями, бочонок солонины, жаровню, чтобы разводить огонь, котелок, кружку, шерстяное одеяло, рубашку и чулки на смену тем, что были на нем, непромокаемый плащ, два пистолета и два десятка патронов, огниво, фонарь, трут. Впрочем, из подслушанного разговора он знал, что ремонт шхуны продлится несколько недель, следовательно, он сможет пополнять свои запасы.

Надо сказать, что Васкес, считая узкий грот, в котором он жил, расположенным слишком близко к пещере, из осторожности искал другое укрытие — и нашел его в пятистах шагах, на другой стороне побережья, за мысом Сан-Хуан, у пролива. Между двумя высокими скалами, примыкавшими к отвесному берегу, он обнаружил пещеру, вход в которую был не виден. Можно было сто раз пройти мимо и не догадаться о ее существовании. Туда он и отнес взятое у пиратов.

Незачем добавлять, что Васкес выходил наружу не иначе, как приняв все меры предосторожности, обычно вечером и убедившись, что у берега не стоит ни одна из шлюпок.

Но как медленно тянулось время в одиночестве и какие мучительные воспоминания преследовали его! Ему нестерпимо хотелось встретить главаря шайки и отомстить за своих несчастных товарищей.

«Нет… нет! — повторял он себе. — Рано или поздно они будут наказаны… Бог не допустит, чтобы злодеи избежали кары!.. Они заплатят жизнью за свои преступления!»

Но длительность пребывания пиратов на острове не переставала удивлять Васкеса. Значит, повреждения настолько серьезны, раз целого месяца не хватило для ремонта? Из журнала маяка Конгре должен был узнать дату прибытия смены. Он не может не понимать, что если до начала марта они не выйдут в море…

Было уже 16 февраля. Снедаемый тревогой и нетерпением, Васкес после захода солнца подошел ко входу в залив и вдоль его северного берега отправился к маяку.

Совсем стемнело, но его все же смогли бы увидеть, поэтому он шел очень осторожно, прижимаясь к скалам, вглядываясь в ночь, останавливаясь, прислушиваясь, не раздастся Ли подозрительный шум.

Васкесу ладо было пройти около трех миль, чтобы оказаться в глубине залива. Он шел той же дорогой, по которой убегал в день убийства друзей, но в обратном направлении.

Он остановился в двух сотнях шагов от маяка и увидел свет в окнах пристройки. Пришлось подойти еще на сто шагов, чтобы разглядеть шхуну.

Васкес пробрался на берег бухточки. Прилив снял шхуну с песчаной банки, и теперь она, стоя на якоре, покачивалась на волнах.

Ах, если бы он только мог — с каким удовольствием он пробил бы дыру в борту шхуны и утопил бы ее в заливе!

Так, значит, все повреждения исправлены… Но Васкес заметил, что, хотя шхуна и была на воде, до ватерлинии оставалось еще два фута. Это означало, что ни балласт, ни груз еще не были на месте. Может быть, отплытие отложили еще на несколько дней? У Васкеса уже почти не оставалось еды — надо было на следующее же утро наведаться в пиратскую пещеру.

Он отправился туда, едва рассвело. Огибая скалу, он увидел, что берег пуст — ни одной шлюпки.

Васкес вошел в пещеру.

Там оставалось еще много не слишком ценных вещей, которыми Конгре скорее всего не хотел обременять трюм «Мауле». Но какое же разочарование постигло Васкеса, когда он стал искать сухари и мясо! Они унесли все съестное!

Однако времени раздумывать над этим не было: послышался плеск весел. Подходила шлюпка с Конгре и двумя его сообщниками на борту.

Он только и успел спрятаться в самом темном углу за грудой парусов и рангоутов, которые, видимо, не помести-лисъ на шхуне. Васкес решил дорого продать свою жизнь, если ею обнаружат: он воспользуется пистолетом, который всегда у него за поясом. Но ведь он один против троих!

Только двое из пиратов вошли внутрь — Каркайте и Варгас. Конгре не пошел с ними.

Каркайте держал горящий фонарь. Роясь в награбленном имуществе, пираты переговаривались между собой.

— Уже семнадцатое февраля, пора бы нам сняться с якоря, — сказал плотник.

— Что ж, и снимемся, — ответил Каркайте.

— Если погода позволит! — заметил Варгас.

— Да, сегодня с утра хмурится… Но позже прояснится.

— Если мы задержимся еще на восемь или десять дней…

— Да, — перебил Каркайте, — мы рискуем встретиться со сменой…

— Нет, только не это! — воскликнул Варгас. — С военным кораблем нам не справиться!

— Это они схватят нас и повесят на рее, — мрачно ответил Каркайте, сопроводив свой ответ ругательством.

— В общем, — продолжал Варгас, — я хотел бы поскорее очутиться в сотне морских миль отсюда!

— Завтра, говорю тебе, завтра — не то нам понадобится такой ветер, чтобы у гуанако рога с корнем вырывал!

Васкес слушал пиратов, не шевелясь и едва дыша. Они то входили, то выходили, отодвигали одни предметы, отбирали и складывали в стороне другие. Иногда они подходили так близко к углу, где прятался Васкес, что он бы мог, протянув руку, упереться им в бок дулом пистолета.

Это длилось с полчаса. Наконец, Каркайте в последний раз оглядел пещеру.

— Жалко бросать! — сказал Варгас.

— Иначе нельзя, — ответил Каркайте. — Вот если бы у нас была шхуна в триста тонн!.. Но самое ценное мы взяли, а впереди у нас еще не одно выгодное дельце!

Они вышли, и вскоре подгоняемая попутным ветром шлюпка исчезла за выступом берега.

Васкес тоже вышел из пещеры и вернулся к себе, обдумывая сложившееся положение. Как ему без еды дотянуть до возвращения авизо? Даже если ничто его не задержит, это произойдет не раньше чем через пятнадцать дней. Конечно, можно питаться корешками или ловить рыбу в заливе, но только — после ухода «Мауле». Если что-то вынудит пиратов продлить стоянку на несколько дней, можно умереть голодной смертью.

В течение дня небо все больше хмурилось. Сплошные облака, тяжелые, мертвенно-бледные, собирались на востоке. Ветер с моря дул все сильнее. Легкая зыбь, пробегавшая по поверхности моря, вскоре сменилась длинными валами, увенчанными пеной, готовыми вот-вот с грохотом обрушиться на скалы мыса.

Если такая погода продержится, шхуна не сможет выйти в море с завтрашним отливом.

Вечер не принес никаких изменений. Напротив, положение ухудшилось.

Все же, несмотря на ярость ветра, Васкес вышел из трота. Он ходил вдоль берега, глядя на постепенно темневший горизонт. Последние лучи заходящего солнца еще не успели погаснуть, когда Васкес увидел на горизонте надвигающееся черное пятно.

Судно! Кажется, оно идет к острову!

В самом деле, судно шло с востока, не то собираясь войти в пролив, не то намереваясь обойти остров с юга.

Буря разыгралась с неистовой силой. Это уже был не шквал, а ураган, против которого не может устоять и гибнет самый мощный корабль: если ветер не дает ему отойти от берега, крушение становится почти неизбежным.

Да, надо было ждать несчастья, виной которому Конгре и его шайка. Было слишком очевидно, что капитан, напрасно искавший огонь маяка, не сможет ориентироваться, и ему не удастся ни обогнуть мыс Сан-Хуан, чтобы войти в пролив, ни обойти остров с юга, минуя косу Севераль.

Буря разошлась вовсю. Ночь, наверное, будет страшная, и завтрашний день тоже, потому что за сутки такой ураган не утихнет.

Васкес и не думал возвращаться к себе, он не мог оторвать взгляда от горизонта. Судно в темноте было плохо видно, но время от времени появлялись его сигнальные огни — когда волны, ударявшие в борта, заставляли корабль поворачиваться. Было понятно, что он не слушается руля. Может быть, лишившись части мачт, потерял управление. Скорее всего у него не осталось парусов.

Зеленые и красные сигналы означали, что судно — парусник: у парохода был бы белый огонь на штаге фок-мачты. Значит, нет и машины, которая помогала бы бороться с ветром…

Васкес метался по берегу в отчаянии от того, что бессилен предотвратить беду. Так нужен был луч маяка, чтобы рассеять тьму! Но маяк не горит уже почти два месяца…

Внезапно Васкесу показалось, что парусник еще сможет избежать столкновения с берегом, если будет знать о его близости. На берегу валялись куски дерева, обломки судов. Что, если собрать их в кучу, подложить водорослей, зажечь костер и дать ветру раздуть его?

Может быть, на судне заметят огонь и успеют свернуть, хотя до берега оставалось не больше мили?

Васкес немедленно принялся за дело. Он собрал куски дерева и сухие водоросли. Костер был готов.

Слишком поздно! Из темноты появилась громада, чудовищные волны с ужасающей стремительностью, поднимая ее, несли к берегу. Прежде чем Васкес успел пошевелиться, она со скоростью урагана налетела на рифы.

Страшный грохот, затем крики ужаса, быстро смолкшие… Потом не стало слышно ничего, кроме свиста ветра и рева бьющегося о берег моря…

Назавтра, когда взошло солнце, буря неистовствовала по-прежнему. Море было белым до самого горизонта. У края мыса пенились волны высотой в пятнадцать-двадцать футов, и ветер разносил брызги по берегу. Отлив и шквал с невообразимой яростью сталкивались у входа в залив. По грозному виду неба было понятно, что буря не утихнет несколько дней, — для Магеллании это не редкость.

Васкес, проснувшись на рассвете среди вихрей песка, оценил обстановку: было совершенно очевидно, что в этот день шхуна не сможет выйти в море. Легко себе представить, как злились на помеху Конгре и его банда!

В двух сотнях шагов от Васкеса, на северном склоне мыса, вне залива, лежало разбитое судно. Это был трехмачтовик водоизмещением примерно в пятьсот тонн. От его мачт, обломившихся на высоте фальшборта, осталось только три пенька — может быть, капитану пришлось обрубить мачты, чтобы выбраться, а может, они сломались во время крушения. На поверхности моря не плавал ни один обломок, возможно, ветер отогнал их к дальнему берегу залива.

Если это так, то Конгре уже знает, что на скалах мыса Сан-Хуан лежит разбитое судно, и надо быть осторожным.

Убедившись, что у входа в залив еще не показались пираты, Васкес приблизился к месту катастрофы. По малой воде он смог обойти кругом погибшее судно. На корме прочитал надпись: «Сентьюри. Мобил».

Значит, это было американское судно, его порт приписки — столица южного штата Алабама, на берегу Мексиканского залива.

Вся команда «Сентьюри», видимо, погибла, а от судна осталась лишь бесформенная груда обломков. Корпус от удара раскололся надвое. Волна вынесла груз из трюма. Куски обшивки, шпангоутов, рангоутов, рей валялись здесь и там на рифах, обнажившихся, несмотря на яростный шквал. Ящики, тюки, бочки были разбросаны вдоль мыса и по берегу.

Остов «Сентьюри» лежал на суше, и Васкесу удалось проникнуть внутрь.

Там волны разворотили все, что только можно было разворотить. Они оторвали доски палубы, разрушили ют, разнесли бак, сломали руль. Удар о скалы довершил разрушение.

Васкес громко позвал, но не получил ответа. Он спустился в трюм, но там не было ни единой живой души и ни одного трупа. Должно быть, несчастных смыло волной, или они утонули, когда «Сентьюри» ударился о скалу.

Васкес снова сошел на берег и принялся изучать выброшенные морем обломки.

«Очень может случиться, — думал он, — что я найду ящик консервов, которых мне хватит на две-три недели».

В самом деле, вскоре он подобрал бочонок и ящик, переброшенные волнами через рифы. На них было написано, что лежит внутри. В ящике оказались сухари, в бочонке — солонина. Это был запас хлеба и мяса на два месяца!

Васкес отнес продукты в пещеру и вернулся на край мыса, чтобы взглянуть на залив. Он обогнул скалу, и ветер, ворвавшийся в залив, ударил ему в лицо.

Потом наступила минута затишья, и в эту Минуту Васкес услышал крики. Это был жалобный, едва слышный голос.

Он бросился на голос — в сторону первого своего укрытия, рядом с пещерой пиратов, и не прошел и пятидесяти шагов, как заметил лежащего у подножия скалы человека. Его рука двигалась, словно умоляя о помощи.

В один миг Васкес оказался рядом с ним.

Лежавшему на песке человеку могло быть от тридцати до тридцати пяти лет. На вид он был крепкий, одет как моряк. Он лежал на правом боку, закрыв глаза, прерывисто дышал и судорожно вздрагивал. Похоже было, что он не ранен, — на одежде не оказалось пятен крови. Когда Васкес положил руку ему на грудь, он попытался подняться, но, слишком слабый, снова упал на песок. Его глаза на мгновение открылись, и он позвал: «Ко мне… Сюда… Ко мне…»

Васкес, стоя на коленях рядом с моряком, осторожно прислонил его к скале, повторяя: «Друг… друг мой… Я здесь… Посмотрите на меня… Я помогу вам!..»

Однако сил этого несчастного хватило только на то, чтобы протянуть руку, и он тут же потерял сознание.

Первым делом надо было перенести его в пещеру — ведь в любой момент могла показаться пиратская шлюпка. Пройдя примерно двести метров с безжизненным телом на спине, что заняло четверть часа, Васкес пробрался узким проходом между скалами к входу, вошел внутрь и уложил моряка на одеяло, подложив ему под голову сверток с одеждой.

Моряк все еще не приходил в себя, но он дышал. Все же, если он и не был ранен, то мог сломать руку или ногу, перекатываясь через рифы. Васкес боялся этого, не зная, что делать в таком случае. Он ощупал моряка, подвигал его руками и ногами и решил, что тот, должно быть, цел.

Тогда он налил в кружку воды, добавил несколько капель водки и влил это питье в рот пострадавшему. Затем растер ему руки и грудь, заменив перед этим мокрую одежду вещами, взятыми в пещере пиратов.

Прошло какое-то время, и Васкес с радостью увидел, что больной приходит в себя. Он даже смог приподняться и, глядя на Васкеса, который по-прежнему поддерживал его, уже более твердым голосом попросил пить.

Васкес протянул ему полную кружку воды с водкой.

— Ну, получше вам? — спросил он.

— Да! Да!.. Но где я? — добавил моряк, слабо сжав руку своего спасителя.

Он говорил по-английски. Васкес знал этот язык и смог ответить:

— Вы в безопасности. Я нашел вас на берегу после крушения «Септыори».

— «Сентьюри»… Да-да, я помню…

— Как вас зовут?

— Дэвис… Джон Дэвис.

— Вы капитан трехмачтовика?

— Нет, помощник. А другие где?

— Все погибли, — ответил Васкес. — Все до одного. Только вам удалось спастись.

Было видно: Джон Дэвис сражен тем, что услышал. Он понял, что обязан жизнью этому заботливо склонившемуся над ним незнакомцу.

— Спасибо! Спасибо вам! — сказал моряк, и большая слеза покатилась у пего по щеке.

— Вы голодны? Хотите поесть?.. Немного сухарей и мяса? — предложил Васкес.

— Нет, нет… еще воды!

Холодная вода, в которую был подмешан бренди, очень помогла Дэвису.

Он рассказал, что, попав в бурю, капитан «Сентьюри» считал: они находятся в двадцати милях от берега, и рассчитывал увидеть огонь маяка прежде, чем появится настоящая опасность; оставив его достаточно далеко на юге, он не рисковал бы напороться на рифы у мыса Сан-Хуан и легко вошел бы в пролив. Но огня не было видно. Капитан полагал, что остров еще далеко, когда на судно обрушился страшный удар. Три матроса исчезли вместе с фок-мачтой и грот-мачтой. Тут же волны набросились на корпус, и он раскололся. Капитан, помощник и все остальные, кто еще уцелел из команды, упали за борт. Так погиб «Сентьюри» со всей командой. Только Джон Дэвис благодаря Васкесу остался в живых.

Дэвис все еще не мог понять, о какой берег разбился парусник. И он снова спросил у Васкеса:

— Где мы?

— На Эстадосе.

— Эстадос! — воскликнул ошеломленный моряк.

— Да, на Эстадосе, — продолжил Васкес, — у входа в залив Эльгора.

— А как же маяк?

— Он не горел.

На лице Джона Дэвиса отразилось самое глубокое удивление, он ждал объяснений, и Васкес рассказал ему о страшных событиях, происходящих в заливе Эльгора.

— Негодяи… мерзавцы! — повторял Дэвис. — Значит, теперь они хозяйничают на маяке и больше не зажигают его. Это из-за них разбился «Сентыори». Погиб мой капитан и все наши люди! И, пока они здесь, маяк не будет гореть?

— Нет, Дэвис.

— Значит, если судно подойдет к острову ночью, мы не сможем обозначить берег?

— Может быть, да… если зажжем огонь на краю мыса Сан-Хуан. Я пытался это сделать, чтобы предупредить «Сен-тьюри», Дэвис. Я сложил костер, но ветер дул так бешено, что я не успел его разжечь.

— Значит, мы сделаем вдвоем то, что вам не удалось, — твердо сказал Дэвис. — Здесь полно дров. Обломки моего бедного судна… И, к несчастью, еще много других. Потому что, если шхуна не уйдет, если другие суда не увидят маяк Эстадоса, кто знает, не произойдут ли новые бедствия?..

— В любом случае, — заметил Васкес, — Конгре и его банда не могут оставаться здесь, и шхуна уйдет, я в этом уверен, как только погода позволит ей выйти в море.

— Почему? — спросил Дэвис.

— Они знают: подходит срок смены смотрителей.

— В это время придет судно?

— Да, авизо «Санта-Фе» из Буэнос-Айреса. Десятого марта, а может быть, даже раньше… А сегодня уже восемнадцатое февраля!

Дэвис подумал о том же, о чем думал Васкес.

— Но это меняет все! — воскликнул он. — Пусть непогода затянется надолго, и дай Бог, чтобы эти негодяи были еще здесь, когда «Санта-Фе» бросит якорь в заливе Эльгора!

Они были здесь, приведенные инстинктом грабителей, Конгре, Каркайте и с ними дюжина пиратов. Раз неподалеку разбилось судно (это, конечно, было замечено с галереи маяка), то почему бы не воспользоваться случаем и не порыться в обломках, не попытаться увеличить ценность груза, который унесет шхуна?

Услышав крики пиратов, Васкес тут же приблизился к входу в пещеру, стараясь оставаться незамеченным. Через минуту рядом с ним оказался Джон Дэвис.

— Я хорошо себя чувствую, — ответил он на предложение Васкеса отдохнуть. — И тоже хочу посмотреть на этих бандитов!

Помощник капитана с «Сентыори», не менее решительный и энергичный человек, чем Васкес, был из тех американцев, что наделены железным характером, и, как говорится, живуч как кошка, раз уцелел после крушения парусника. К тому же он был превосходным моряком. Служил старшим боцманом во Флоте Соединенных Штатов, затем перешел на торговые суда. После возвращения «Сентьюри» в Мобил капитан Стюард собирался уйти иа покой, и хозяева судна хотели назначить Дэвиса на его место.

Грабители находились в двух сотнях шагов от пещеры, и их легко было разглядеть. Они туго перетянули поясами непромокаемые плащи, чтобы не забрался ветер, и крепко застегнули под подбородком зюйдвестки. Им явно трудно было устоять под порывами ветра: иногда приходилось цепляться за обломки судна или за камни, чтобы не упасть.

Поиски ценностей — а кое-что все-таки удалось вытащить из-под обломков! — продолжались часа два, потом Каркайте и двое других бросились с топорами к гакаборту, который находился всего в двух-трех футах над землей.

— Что они делают? — спросил Васкес. — Разве судно недостаточно разрушено? Зачем они его приканчивают?

— Я понял, чего они хотят! — ответил Джон Дэвис. — Уничтожить название и скрыть принадлежность судна, чтобы никто никогда не узнал места гибели «Сентыори».

Дэвис не ошибся: через несколько минут появился Конгре с американским флагом в руках и разорвал этот флаг в мелкие клочки.

— Негодяй! — воскликнул Дэвис. — Флаг моей страны!..

Васкес едва успел схватить его за руку: не владея собой, он хотел бежать на берег.

В четыре часа пираты сели в шлюпку, нагруженную доверху, подняли парус и вскоре уже исчезли из вида.

Вечером шквал еще усилился, ночь была ужасной.

— Хоть бы их шхуну в щепки разнесло, — повторял Джон Дэвис, — а следующий отлив унес бы их в море!

Утром море и небо смешались. Буря продолжалась весь день и всю следующую ночь. Слава Богу, за это время ни одно судно не показалось у острова. Понятно, что они старались как можно дальше обойти эти страшные берега Магеллании, оказавшейся во власти бури. Они не укрылись бы от такого шторма ни в Магеллановом проливе, ни в проливе Лемера. Единственное их спасение было в морских просторах.

23-го утром погода немного улучшилась. В небе на юге появились просветы, вначале редкие, потом все увеличивающиеся. Дождь прекратился, и, поскольку ветер дул так же яростно, небо постепенно светлело. Море, правда, оставалось таким же бурным, и волны бешено обрушивались на берег, так что вход в залив по-прежнему оставался невозможным, и шхуна не могла бы покинуть Эстадос и на следующий день.

На рассвете можно было не опасаться появления пиратов, поэтому Джон Дэвис и Васкес рискнули выйти из грота, где пробыли безвылазно двое суток.

— Ветер, похоже, установился, — сказал Васкес.

— Боюсь, что да, — ответил Дэвис, которого никогда не подводил инстинкт моряка. — Нам нужны были еще десять дней непогоды… Всего десять дней! Но их не будет…

Скрестив руки, он смотрел то на небо, то на море.

Васкес тем временем ушел на несколько шагов вперед, а затем и Дэвис последовал за ним вдоль берега.

Вдруг он споткнулся о какой-то предмет, наполовину засыпанный песком, при ударе раздался металлический звук. Нагнувшись, он увидел ящик, в котором хранился судовой запас пороха для ружей и двух каропад — ими «Сентыори» подавал сигналы.

— Это нам ни к чему, — сказал Дэвис. — Вот если бы можно было зажечь порох в трюме шхуны, которая несет этих бандитов!

— Незачем об этом думать, — покачав головой, ответил Васкес. — Но все равно возьмем его с собой и спрячем в гроте.

Они продолжали спускаться по берегу к мысу, хотя в это время наивысшего прилива не могли пройти его до конца — слишком сильно бились о него волны. Дойдя до рифов, Васкес заметил в углублении скалы маленькую пушечку, которая откатилась на лафете после гибели «Сентыори».

— Это ваше, — сказал он Дэвису. — Это и еще вот эти несколько ядер, которые забросило сюда.

И, как в первый раз, Дэвис повторил:

— Нам это ни к чему!

— Кто знает? — возразил Васкес. — Раз у нас есть чем зарядить эту пушку, может быть, нам удастся и выстрелить из нее…

— Сомневаюсь, — ответил его спутник.

— Почему, Дэвис? Маяк не горит, и, если ночью подойдет судно, как тогда «Сентьюри», мы сможем обозначить берег пушечным выстрелом.

Джон Дэвис со странной пристальностью смотрел на товарища. Казалось, у него рождается совсем другая мысль. Но он ограничился вопросом:

— Это то, что вы придумали, Васкес?

— Да, Джон. По-моему, мысль неплохая. Выстрелы, конечно, будут слышны и в глубине залива. Они выдадут наше присутствие в этой части острова… Бандиты станут пас искать… Может быть, они найдут нас, и это будет стоить нам жизни!.. Но сколько жизней мы спасем в обмен на свои… и в конце концов выполним свой долг!

— Может быть, есть и другой способ исполнить долг, — пробормотал Дэвис. Он больше не стал возражать, и пушку, как хотел Васкес, перетащили к гроту. Затем туда же перенесли лафет, ядра и ящик с порохом. Это была очень тяжелая работа, она отняла много времени. Когда Васкес и Дэвис вернулись в пещеру позавтракать, было десять часов.

Как только они скрылись, из-за скалы показались Конгре, Каркайте и плотник Варгас. Шлюпку было бы слишком трудно вести против ветра и начавшегося прилива, и они пришли пешком вдоль берега. Но на этот раз не для того, чтобы грабить: они хотели взглянуть с мыса на небо и на море после утреннего улучшения погоды.

Васкес и Дэвис не сводили с пиратов глаз все те полчаса, что они провели за наблюдениями. Наконец бандиты ушли, но продолжали часто оборачиваться, оживленно жестикулируя. Затем свернули к маяку и скрылись за скалами.

— Они ушли, — сказал Васкес. — Тысяча миллионов миллиардов против одного, что в ближайшие дни они еще вернутся посмотреть на море у берегов острова!

Джон Дэвис только покачал головой. Ему было ясно, что буря кончится в ближайшие двое суток.

Большую часть дня наши друзья провели на берегу, наблюдая за тем, как продолжает меняться погода. Вечером они вернулись в пещеру. Поев солонины с сухарями и запив их водой, смешанной с бренди, Васкес уже собрался завернуться в одеяло, как вдруг Дэвис остановил его:

— Прежде чем заснуть, Васкес, выслушайте мое предложение.

— Говорите, Дэвис!

— Васкес, я обязан вам жизнью и не хочу делать ничего без вашего одобрения. Я хочу, чтобы вы обдумали мое предложение и ответили, не боясь меня обидеть.

— Слушаю вас.

— Погода меняется, буря утихла, море успокаивается. Я думаю, что шхуна снимется с якоря самое позднее через сорок восемь часов.

— К несчастью, весьма вероятно, — ответил Васкес, безнадежно махнув рукой.

— Да, через два дня она покажется у выхода из залива, выйдет, обогнет мыс, скроется на западе, уйдет через пролив, и мы больше не увидим ее и не сможем отомстить за ваших товарищей, Васкес, и за моего капитана, и за команду «Сентьюри».

Васкес опустил голову, затем, снова подняв ее, посмотрел на Джона Дэвиса.

Тот продолжил:

— У нас есть только один способ помешать шхуне уйти — по крайней мере до возвращения авизо: повредить ее и заставить вернуться на стоянку. У нас есть пушка, порох, ядра… Поставим эту пушку на лафете за поворотом скалы, зарядим и, когда шхуна пойдет мимо, выстрелим ей в борт. Может быть, она и не потонет, но пираты не решатся с пробоиной на долгий переход… Они вынуждены будут вернуться к маяку, чтобы заделать дыру. Придется разгрузить шхуну. Это может занять неделю… А за это время «Санта-Фе»…

Джон Дэвис умолк и, взяв руку своего товарища, сжал ее.

Васкес без колебаний произнес только одно слово:

— Согласен!

В тот день, 25 февраля, было решено, что шхуна выйдет в море; Конгре хотел сняться с якоря во второй половине дня. Похоже было, что солнце разгонит туман, поднявшийся на восходе. В шесть часов начнется отлив, он облегчит выход из залива Эльгора. К семи шхуна (теперь она называлась «Каркайте*) будет у мыса Сан-Хуан, и долгие сумерки этих широт позволят ей обогнуть его до темноты.

К шести часам Конгре и почти все его люди были на борту. Шлюпка перевезла тех, кто еще оставался на маяке, затем ее подняли.

Море медленно отступало. Уже скрылось место, где лежала «Мауле» во время ремонта. У другого берега залива показались острые верхушки рифов. Между скалами пробирался ветер, и легкий прибой угасал на берегу.

Настал час отплытия. Конгре приказал поднять якорь. Цепь натянулась, заскрежетала о клюз; выбрав всю цепь, якорь закрепили для долгого перехода. Паруса поставили под ветер, и шхуна под фоком, марселем, брамселем и кливерами правым галсом пошла к морю, набирая ход. Ветер был восточно-юго-восточный, и шхуна легко обогнула мыс Сан-Хуан. Впрочем, этот отвесный берег был совершенно безопасен.

Конгре знал это, он хорошо изучил залив. Стоя у штурвала, он уверенно изменил курс на один румб, чтобы предельно увеличить скорость. Шхуна шла, обгоняя отлив, за ее кормой оставалась ровная струя, что предвещало хороший исход плавания.

К половине седьмого Конгре всего одной мили не дошел до края мыса. Перед ним до самого горизонта расстилалось море. Солнце садилось, горизонт темнел, на небе вскоре зажгутся звезды. Еще сорок метров, и они обогнут скалу. Конгре сможет отпустить руль и взять курс на север.

В это время раздался резкий свист, и корпус шхуны вздрогнул от удара, за которым последовал мощный взрыв.

С побережья поднялся белый дымок, и ветер погнал его к середине залива.

— Что это?! — заорал Конгре.

— В нас стреляли! — ответил Каркайте.

— Встань к штурвалу, — приказал главарь шайки.

Перегнувшись через сетки левого борта, он увидел пробоину в корпусе — на полфута выше ватерлинии. Ядро, ударившее шхуну в бок, потопило бы его, если б попало ниже.

Что могли сделать пираты? Отдав найтовы, сесть в шлюпку, поспешить к берегу — туда, откуда шел дым, захватить стрелявших, убить их… Но они не знали, сколько их там, нападавших, не превосходят ли они числом их самих и не лучше ли уйти и прежде всего выяснить, насколько серьезно повреждена шхуна.

Словно подтверждая правильность такого решения, каронада снова выстрелила. Дым округлился на том же месте. Шхуна снова вздрогнула от удара. Второе ядро ударило в борт.

— Правь под ветер!.. Уходим!.. — ревел Конгре, спеша на корму.

Повинуясь рулю, шхуна встала под ветер и меньше чем через пять минут начала уходить от берега. Вскоре она уже была недосягаема для нацеленного на нее орудия.

Впрочем, выстрелов больше не последовало…

Первым делом надо было осмотреть корпус. Изнутри сделать это было невозможно: пришлось бы передвигать груз. Но не вызывало сомнений, что ядра пробили обшивку.

Спустили шлюпку. Корабль лег в дрейф и продолжал двигаться только под действием отлива.

Конгре с плотником отправились посмотреть, нельзя ли исправить повреждения на месте.

Оказалось, что два четырехдюймовых ядра прошли насквозь, но подводная часть не пострадала: обе пробоины находились как раз на ватерлинии. Попади ядра чуть ниже, образовалась бы течь, заделать которую у команды, может быть, не хватило бы времени. Трюм обязательно наполнился бы водой, и шхуна затонула бы у входа в залив.

Конечно, пираты добрались бы до берега в шлюпке, но «Каркайте» был бы безвозвратно потерян.

В общем, повреждение было не слишком серьезным, но все же не давало возможности выйти в открытое море. Стоит шхуне чуть накрениться на левый борт — вода немедленно проникнет в трюм.

— Но что же за мерзавец запустил в нас этим? — не переставал спрашивать Каркайте.

— Может быть, это третий смотритель, которого мы не поймали? — предположил Варгас. — И он подобрал кого-то с «Сентьюри»? В конце концов, чтобы стрелять, нужна пушка — не с неба же она свалилась!

— Очевидно, — согласился Каркапте. — Нет сомнения, что пушка с трехмачтовика. Как же мы не нашли ее сами!

— Кончайте болтать! — резко оборвал его Конгре, — Надо скорее починить шхуну!

Однако пришлось еще три часа ждать начала прилива. Только к полуночи, встретив на пути множество опасностей, «Каркайте» вернулся на прежнюю стоянку в бухточке, которой завершался залив Эльгора. Здесь можно было произвести ремонт.

Легко представить себе, какое бешенство охватило пиратов. Им не дали покинуть остров, а через четыре или пять дней авизо, может быть, войдет в залив Эльгора! В эту ночь на шхуне никто не спал в ожидании нового нападения. Кто знает, не высадилась ли в другой части Эстадоса банда посильнее их собственной… Может быть, в Буэнос-Айресе узнали о существовании пиратов и теперь за ними охотятся?

Ночь прошла спокойно, наутро Конгре с плотником спустились в трюм. Оказалось, что повреждена только обшивка, шпангоуты лишь задеты, но не отломлены. Отверстия от ядер были аккуратными, будто выпиленными. Можно было заткнуть их, а затем наложить сверху обшивку.

— Когда все будет исправлено? — спросил Конгре.

— Я подготовлю поперечные бруски, — ответил Варгас. — Сегодня вечером поставим их на место.

— А затычки?

— Сделаем завтра утром и вставим вечером.

— Значит, послезавтра можем сниматься с якоря?

— Не сомневаюсь в этом, — уверенно заявил плотник.

Значит, на ремонт уйдет не больше шестидесяти часов, и отплытие «Карканте» откладывается всего на два дня.

Каркайте спросил у Конгре, не собирается ли тот утром или во второй половине дня сходить на мыс Сан-Хуан посмотреть, что там делается.

— Это еще зачем? — возразил Конгре. — Мы не знаем, с кем имеем дело. Надо прихватить с собой человек десять, тогда охранять шхуну останутся всего двое или трое, а кто знает, что может случиться за время нашего отсутствия?

— Верно, — согласился Карканте. — Да и чего мы этим добьемся? Все равно не мы, так другие их повесят! А для нас главное — поскорее убраться отсюда.

— Послезавтра выходим, — пообещал главарь банды.

Но если бы пираты все же отправились на мыс, они не нашли бы там и следов Васкеса и Джона Дэвиса.

Накануне они весь вечер готовились осуществить то, что задумал американец. Выбрали место для каронады на повороте скалы. Дэвис установил лафет между наваленными там камнями — это было несложно. Гораздо труднее оказалось принести пушку: ее пришлось тащить по песку, а потом перебираться с ней через рифы, где ее надо было поднимать рычагами, и это отняло немало времени и сил.

Но к шести часам пушка уже стояла на лафете, нацеленная на вход в залив.

Дэвис заложил мощный заряд, заткнул пыж из сухих водорослей, положил ядро. Подготовил запал. Теперь оставалось только в нужный момент поджечь.

— Нам не нужно топить шхуну, — сказал он Васкесу. — Все эти негодяи в таком случае добрались бы до берега и напали на нас. Мне кажется, правильнее — заставить шхуну вернуться на стоянку и некоторое время постоять там, пока заделают пробоины.

— Конечно. Но ведь дыру от пушечного ядра можно залатать за несколько часов, — заметил Васкес.

— Нет, — ответил Дэвис, — им придется передвигать груз, и я думаю, что ремонт займет не меньше двух суток. А сегодня уже двадцать восьмое февраля.

— А если авизо не придет еще неделю? — спросил Васкес. — Может, лучше целиться в мачты, а не в корпус?

— Разумеется, Васкес, лишившись фок-мачты или грот-мачты — а я не вижу способа заменить их, — шхуна застряла бы надолго. Но попасть в мачту труднее, чем в борт.

— Да, — согласился Васкес, — тем более что негодяи скорее всего выйдут в море с вечерним отливом, и будет уже темно, когда мы станем стрелять.

Джон Дэвис и Васкес не сошли с места, пока не убедились, что шхуна вернулась в дальнюю часть залива.

И теперь осторожность предписывала им искать себе другое укрытие: в самом деле, как полагал Васкес, на следующий же день Конгре и его люди могли явиться на Сан-Хуан и начать преследовать их.

Ночью они ушли, взяв с собой еду, оружие и запас пороха. Пройдя вдоль берега примерно шесть миль, обогнув гавань Сан-Хуан, они после недолгих поисков обнаружили с другой стороны залива пещеру, где можно было переждать время до прихода «Санта-Фе».

Впрочем, если шхуна все-таки уйдет, они смогут вернуться на прежнее место…

В течение всего дня Васкес и Джон Дэвис не прекращали наблюдений. Все время, пока вода прибывала, они были уверены, что шхуна не снимется с якоря, и не беспокоились. Но с началом отлива у них возникли опасения: как бы ремонт не закончился этой же ночью. Конгре, безусловно, и на час не отложит отплытие, как только сможет уйти. Он так же сильно боится увидеть авизо, как сильно желают этого Дэвис и Васкес.

1 марта их так никто и не побеспокоил. Но каким же долгим им показался этот день!

Вечером, убедившись, что шхуна не покинула стоянку, они устроились в пещере и забылись сном.

На следующее утро они поднялись, едва рассвело, и первым делом взглянули на море: ни одного судна.

Еще один бесконечный для Джона Дэвиса и Васкеса день! Их, как и вчера, никто не трогал. Банда не покидала бухты.

— Это доказывает, что негодяи заняты ремонтом, — сказал Васкес.

— Да, они спешат, — подтвердил Дэвис. — Но скоро дыры от ядер заделают, и тогда их уже не удержать… Что поделаешь, Васкес, мы сделали все, что было в наших силах. Остальное — в руках Господа.

— Мы поможем ему, — пробормотал сквозь зубы Васкес. Казалось, он неожиданно принял какое-то решение.

Дэвис расхаживал взад и вперед по берегу, смотрел на север и о чем-то размышлял. Вдруг он остановился и, подойдя к товарищу, спросил:

— Васкес… Что, если нам пойти посмотреть, что у них делается?

— В бухте, Дэвис?

— Да. Мы узнаем, готова ли шхуна выйти в море.

— А зачем нам это знать?

— Как зачем, Васкес! — воскликнул американец. — Я просто сгораю от нетерпения! Больше не могу ждать!

В самом деле, могло показаться, что помощник капитана «Сентьюри» не владеет собой.

— Васкес, — вскоре снова заговорил он, — далеко отсюда до маяка?

— По прямой через холмы не больше трех миль.

— Васкес, я схожу туда… Я выйду в четыре, до шести буду на месте… Я подберусь так близко, как только смогу. Будет еще светло, но они меня не увидят… А я увижу все!

— Я тоже пойду, Дэвис. Я не прочь прогуляться к маяку.

До выхода оставалось еще несколько часов. Васкес уединился в пещере и занялся каким-то таинственным делом. Один раз Дэвис застал его, когда он старательно точил широкий нож об осколок камня, в другой — он рвал рубашку на узкие полосы и скручивал из них нечто вроде мягкой веревки. На вопросы Васкес отвечал уклончиво, обещая вечером все объяснить. Дэвис не настаивал.

В четыре часа, подкрепившись сухарями и солониной, они вооружились пистолетами и вышли.

По узкой тропинке в ложбине подниматься было легко, и они без труда достигли гребня, а к шести часам — последней гряды холмов, окаймлявших бухту, и посмотрели вниз.

Шхуна была там, в бухте, с оснащенными мачтами и реями, такелаж был в порядке. Команда спускала в трюм ту часть груза, которая во время ремонта лежала на палубе. Шлюпка на стопоре была за кормой: раз она не стояла больше у левого борта, значит, пираты работу закончили.

— Все готово, — еле сдерживаясь, пробормотал Дэвис.

— А вдруг они не станут дожидаться отлива и уйдут раньше? Через два или три часа?

— И мы ничего… ничего не можем сделать! — с отчаянием повторял Дэвис.

Время шло: солнце село, стало темно, но ничто не указывало на скорое отплытие шхуны. Из своего укрытия Васкес и Дэвис вслушивались в поднимавшийся к ним с залива шум: смех, крики, ругань, скрежет ящиков, которые пираты волокли по палубе. К десяти часам они ясно расслышали, как захлопнулся люк. Затем наступила тишина.

Прошел еще час. Дэвис схватил за руку товарища.

— Начинается прилив! — сказал он.

— Они не уйдут!

— Сегодня. А завтра?

— Ни сегодня, ни завтра — никогда! — заверил его Васкес. — Идите сюда, — добавил он, поднимаясь из ямы, в которой они прятались.

Дэвис с любопытством последовал за Васкесом, осторожно продвигавшимся к маяку. Вскоре они были у подножия холма, на котором стояла башня. Там Васкес после недолгих поисков сдвинул с места один из камней.

— Забирайтесь! — сказал он Дэвису, указывая на открывшейся углубление. — Я случайно открыл этот тайник, когда, жил на маяке. Тогда не думал, что он мне пригодится… Это не пещера. Это просто яма, где мы с трудом поместимся. Но вато можно тысячу раз пройти мимо и не догадаться, что там кто-то есть.

В ответ на приглашение Дэвис скатился в яму. Васкес тут же присоединился к нему. Прижатые друг к другу так, что не могли пошевелиться, они вполголоса переговаривались.

— Вот какой у меня, план, — сказал Васкес. — Вы будете ждать меня здесь, а я иду на шхуну.

— На шхуну? — ничего не понимая, переспросил Дэвис.

— Да. Я решил не дать им уйти!

Он вытащил из-под блузы два свертка и нож.

— Я сделал заряд из нашего пороха и куска рубахи… И вот фитиль… Я положу все это на голову и вплавь доберусь до шхуны. Взберусь вдоль руля и вот этим ножом проделаю дыру между рулем и ахтерштевнем. В дыру положу заряд, зажгу фитиль и вернусь.

— Отлично придумано! — воскликнул американец. — Но я не могу допустить, чтобы вы один подвергались такой опасности. Я пойду с вами!

— Зачем? — возразил Васкес. — Одному легче пройти, да и для того, что я собираюсь сделать, одного человека хватит.

В самый темный час ночи Васкес разделся, выбрался из ямы и, спустившись с холма, быстро поплыл к шхуне, мягко покачивавшейся в кабельтове от берега.

По мере того как он приближался, судно казалось ему все более темным и тяжелым. На борту все было спокойно, но спали не все. Пловец ясно увидел силуэт часового: сидя на баке и свесив ноги над водой, он насвистывал матросскую песню.

Васкес описал дугу и, приблизившись к судну с кормы, стал невидимым в ее непроницаемой тени. Над ним выгибался руль. Ухватившись обеими руками за его липкую поверхность и цепляясь за железную окантовку, Васкес сумел подняться. Усевшись верхом на перо руля, он крепко, как всадник коня, сжал его коленями. Руки у пего оказались свободными, и он смог взять сумку, укрепленную на макушке. Держа ее в зубах, ощупал содержимое. Сначала вынул нож и сразу взялся за дело. Понемногу дыра между ахтерштевнем и пером руля расширялась и углублялась. После часа работы лезвие ножа прошло насквозь: дыра стала большой, и можно было засунуть в нее заряд. Сделав это, Васкес приладил фитиль и стал искать в сумке огниво.

В эту секунду его колени чуть разжались, и он почувствовал, что скользит. Это могло безвозвратно все погубить! Васкес сделал невольное движение, чтобы вернуть равновесие, сумка качнулась, и нож, который он положил туда, закончив работу, упал в воду, шумно взметнув брызги.

Часовой резко оборвал песню. Васкес слышал, как он прошел по палубе, поднялся на ют, видел его тень на поверхности моря. Перегнувшись через борт, матрос пытался определить источник странного шума. Он стоял так долго, что Васкес — с одеревеневшими ногами, вцепившийся ногтями в скользкую древесину — почувствовал, как силы понемногу оставляют его.

Наконец пират, успокоенный тишиной, ушел и, вернувшись на нос, снова засвистел.

Васкес достал огниво и частыми ударами стал высекать огонь. Тихонько потрескивая, трут загорелся.

Васкес быстро соскользнул вниз по рулю, снова вошел в воду и широкими взмахами поплыл к земле.

Для Джона Дэвиса, оставшегося в укрытии, время тянулось бесконечно. Прошло полчаса, три четверти часа, час… Дэвис, не в силах ждать, вылез из ямы и с тревогой вглядывался в море. Что могло случиться с Васкесом? Удалась ли его попытка? Было тихо — значит, его не заметили…

Вдруг тишину ночи нарушил глухой взрыв, сразу же подхваченный эхом, за ним последовал топот, раздались оглушительные крики. Через несколько минут мокрый, измазанный тиной человек подбежал к Дэвису и, втащив его за собой в тайник, закрыл вход камнем.

Почти сразу после этого мимо пронеслась орущая толпа.

— Сейчас мы его поймаем! — кричал один.

— Я его видел, вот как тебя, — отвечал ему другой. — Он был один.

— Он и на сто метров не опередил нас.

— Ах, наглец! Ну, погоди, мы тебя схватим!..

На рассвете стук молотков развенчал надежду. Раз на борту шли работы, значит, было что чинить! Васкес старался не зря. Но насколько серьезные повреждения получила шхуна?

— Если бы можно было задержать их на месяц! — воскликнул Дэвис, забывая, что в этом случае и он, и его друг умрут голодной смертью в своем тайнике.

— Тише, — прошептал Васкес, схватив его за руку.

Снова подошли люди, на этот раз молча. Может быть, это те же самые возвращались, никого не поймав. Во всяком случае, никто не произнес ни слова.

Все утро вокруг Васкеса и Дэвиса раздавались шаги. Продолжали преследовать неуловимого, напавшего на шхуну. Но по мере того, как шли часы, люди появлялись все реже и реже. Около полудня три или четыре человека остановились совсем рядом с ямой, где прятались Васкес и Дэвис.

— Как сквозь землю провалился! — сказал один из них, усевшись на камень, который загораживал вход.

— Лучше бросить это, — произнес другой. — Все уже на борту.

— Пойдем и мы. Все равно у мерзавца ничего не вышло.

Невидимые Васкес и Дэвис вздрогнули и стали прислушиваться еще внимательнее.

— Да, — подтвердил еще один пират. — Надо же, хотел взорвать руль!

— Душу и сердце судна, ничего себе!

— Хорошенькую подножку хотел нам подставить!

— К счастью, заряд разошелся по бортам. Всего-то дырка, и кусок железа отлетел. А у руля только дерево чуть обуглилось…

— Скоро все будет в порядке, — снова заговорил первый. — И сегодня же вечером, ребята, до начала прилива, снимаемся с якоря. А этот пусть с голоду подыхает.

И пираты удалились.

В тайнике Васкес и Дэвис, совершенно убитые тем, что услышали, молча смотрели друг на друга. На ресницах Васкеса набухли и скатились по щекам две слезы, и суровый моряк даже не пытался скрыть это свидетельство бессильного отчаяния. Вот к какому жалкому результату привела его героическая попытка: двенадцать часов задержки — весь вред, который ему удалось причинить пиратам. Этим же вечером шхуна выйдет в море и скроется за горизонтом.

Доносившийся с берега стук молотков подтверждал, что Конгре заставил всех работать не покладая рук, чтобы починить «Каркайте». В четверть шестого стук резко прекратился. Васкес и Дэвис поняли, что последний удар молотка завершил работу. Через какое-то время скрежет цепи о клюз подтвердил это предположение. Конгре ставил якорь отвесно. Приближался момент отплытия.

Васкес не мог больше ждать. Повернув камень, он выглянул наружу.

Шхуна все еще стояла на якоре в бухточке. Кажется, на борту было все в полном порядке. Как и думал Васкес, цепь уходила отвесно, так что оставалось лишь высвободить якорь из грунта в нужное время.

Забыв об осторожности, Васкес наполовину вылез из ямы. Дэвис выглядывал из-за его плеча. Оба смотрели не дыша.

Почти все пираты уже поднялись на борт. Среди оставшихся на берегу Васкес увидел Конгре: он расхаживал взад-вперед, беседуя с Карканте.

Через пять минут они расстались, и Карканте направился к маяку.

— Осторожно, — сказал Васкес, — он наверняка поднимется наверх.

Они соскользнули в тайник.

В самом деле, Карканте в последний раз поднимался на галерею посмотреть, не подходит ли какое-то судно. Ночь будет спокойная, ветер улегся, это обещает хорошую погоду с утра. Шхуна может сниматься с якоря.

Васкес и Дэвис отчетливо видели Карканте на галерее, Он ходил, наводя свою подзорную трубу во все стороны.

Вдруг он заревел, как зверь. Конгре и другие повернулись к маяку. Громко — так, что было слышно всем, — Каркайте орал:

— Авизо!.. Авизо!..

Крик «авизо! авизо!» был подобен удару грома, смертному приговору для негодяев. «Санта-Фе» — это суд, это возмездие, это кара за все преступления, и ее не избежать.

Но не ошибся ли Каркайте? Действительно ли это был «Санта-Фе» — авизо аргентинского флота? Шло ли судно в залив Эльгора? Не войдет ли оно в пролив Лемера, не уйдет ли к косе Севераль, чтобы обойти остров с юга?

Конгре быстро взбежал на площадку, устремился к лестнице и через пять минут уже стоял на галерее.

— Где судно? — спросил он.

— Примерно в десяти милях.

— Не успеет войти в залив до темноты?

— Нет.

Конгре, взяв подзорную трубу, молча разглядывал судно.

Несомненно, это был пароход. Ясно видны были клубы дыма — значит, он шел полным ходом. И несомненно, это авизо: пираты столько раз видели его во время строительных работ! Пароход шел прямо в залив. Если бы капитан хотел войти в пролив Лемера, он держался бы к западу, а если бы собирался обогнуть косу Севераль, то свернул бы к юту от залива.

— Да, действительно авизо! — произнес Конгре.

— Проклятье! — закричал Каркайте. — Если бы эти мерзавцы не задержали нас и не помешали бы два раза уйти, мы были бы уже в Тихом океане!

— Незачем тратить время на разговоры, — сказал Конгре. — Надо решаться.

— Но мы не успеем отойти, как авизо будет на траверзе залива.

— Да… Но не войдет.

— Почему?

— Потому что не увидит огня.

Эта же весьма здравая мысль пришла в голову и Дэвису с Васкесом. В своем темном и тесном убежище они рассуждали так же, как главарь пиратов. Раз солнце село, маяк должен гореть. Не видя огня, капитан Лафайят, хоть и знает остров, может не решиться идти дальше. Может быть, не понимая, отчего не зажегся маяк, он проведет ночь в открытом море? К тому же он должен догадаться, что случилось что-то серьезное, раз смотрителей нет на месте.

— Побежим на берег, — предложил Васкес. — Через два часа мы доберемся до мыса. Может быть, мы еще успеем зажечь огонь, чтобы указать им, где берег.

— Нет, не успеем, — ответил Дэвис. — Авизо может через час оказаться у входа в залив.

— Что же делать?

— Ждать.

Был уже седьмой час, над островом сгущались сумерки.

Тем временем на борту «Каркайте» шли лихорадочные приготовления к отплытию. Если дожидаться утреннего отлива, можно встретиться с авизо. Капитан не даст пиратам уйти: он прикажет остановиться и допросит Конгре. Конечно, он захочет узнать, почему не горит маяк. Присутствие «Каркайте» справедливо покажется ему подозрительным. Он заставит шхуну снова войти в бухту и продержит ее там до тех пор, пока не получит объяснений. Кроме того, не найдя смотрителей на маяке, капитан «Санта-Фе», безусловно, объяснит их отсутствие тем, что они стали жертвами нападения, и заподозрит в людях на судне, пытавшемся сбежать, виновников несчастья. К тому же, если Конгре и его люди заметили «Санта-Фе», наверняка его увидели и те, кто два раза нападал на «Каркайте», когда он собирался покинуть залив. Эти неизвестные враги следят за продвижением авизо, они встретят его, и, если, как можно предположить, среди них находится третий смотритель, Конгре и его людям не удастся избежать наказания.

Конгре обдумал все эти предположения, все возможные последствия и принял единственно правильное для пиратов решение: немедленно сняться с якоря и с благоприятным для них северным ветром, воспользовавшись темнотой, уйти в море, подняв все паруса. Если понадобится, для пущей безопасности вместо того, чтобы войти в пролив Лемера, можно повернуть к югу, обогнуть косу Севераль и скрыться за южным берегом острова. Тогда перед шхуной откроется океан…

Разгадав планы пиратов, Джон Дэвис и Васкес искали способ помешать им и приходили в отчаяние от собственного бессилия.

К половине восьмого все были на борту, через пять минут подняли якорь, и шхуна поплыла. Медленно выйдя из бухты, опа, чтобы лучше чувствовать ветер, держалась середины залива. Но вскоре плавание затруднилось. Вода отступила, течение не помогало шхуне, и, с боковым ветром, она почти не двигалась. Команда делала все возможное, чтобы ускорить ход «Каркайте», но ветер понемногу относил судно к опасному южному берегу залива Эльгора, вдоль которого тянулись скалы. Потом ветер стал слабеть и постепенно затих совсем. Паруса хлопали о мачты. Все, что можно было сделать, — это устоять против начинающегося прилива, но нечего было и думать идти против пего. Было уже больше девяти. Конгре пришлось бросить якорь здесь, в двух милях от бухточки, и дожидаться отлива, до начала которого оставалось не более шести часов. Шхуна развернулась на якоре, форштевнем в сторону открытого моря. Как только придет время, Конгре не станет терять ни минуты.

Вдруг вся команда разом закричала так, что было слышно по всему заливу. Тьму прорезал длинный луч света. Огонь маяка ослепительно сиял, освещая море у острова.

— Ах, подлецы! Они здесь! — заорал Карканте.

— На берег! — приказал Конгре.

В самом деле, чтобы избежать опасности, оставалось только одно: обогнав «Санта-Фе», высадиться на берег, бежать к маяку, ворваться в пристройку, подняться по лестнице наверх, наброситься в комнате вахтенного на этого сторожа и его пособников, сколько бы их там ни было, избавиться от них и погасить маяк. Если авизо направляется в залив, ему придется остановиться. Если он уже там — постараться выйти. Время будет выиграно.

Конгре велел спустить шлюпку. Карканте и двенадцать человек команды сели в нее вместе с ним, вооружившись пистолетами, ружьями и тесаками. Оказавшись на берегу, они устремились к маяку, до которого было всего полторы мили.

Это заняло четверть часа. Вся банда, за исключением двух человек, оставшихся на шхуне, собралась на площадке.

Да… Джон Дэвис и Васкес были на маяке. Бегом, не остерегаясь, так как знали, что никого не встретят, они взобрались на холм и вбежали в башню. Васкес хотел зажечь маяк, чтобы авизо не пришлось ждать рассвета, и боялся он только одного — и как боялся! — что Конгре испортил линзы, разбил лампы, что маяк больше нельзя зажечь…

Они пронеслись по коридору к ведущей на лестницу двери, заперли за собой все засовы, взбежали по лестнице и оказались в комнате вахтенного.

Фонарь был в порядке, лампы на месте, фитили целы, и масло осталось с того дня, как маяк погасили. Нет! Конгре не испортил аппарат фонаря — разве он мог предвидеть, при каких обстоятельствах ему придется покидать остров?

И вот маяк снова светит! «Санта-Фе» может спокойно бросить якорь на прежнем месте!

У подножия башни раздались яростные удары. Вся банда ломилась в дверь, чтобы подняться на галерею и погасить огонь. Каждый готов был рискнуть жизнью, лишь бы задержать приход авизо. Они не нашли никого ни на площадке, ни в пристройке. Там, наверху, их не может быть много, с ними легко будет справиться. Они убьют этих людей, и маяк перестанет посылать в темноту свои страшные лучи.

Дверь в глубине коридора была сделана из толстой стальной плиты. Сломать засовы, запиравшиеся со стороны лестницы, было нельзя. Выломать дверь с помощью топоров и рычагов оказалось тоже невозможно. Что делать? Можно ли подняться к фонарю по наружной стене? Если нет, им остается только бежать в глубь острова, чтобы не попасть в руки капитана «Санта-Фе» и его команды. Вернуться на шхуну они уже не успеют. Не оставалось сомнений в том, что авизо уже в заливе и направляется к берегу.

— Цепь громоотвода! — воскликнул Конгре.

В самом деле, был еще один способ подняться на галерею: вдоль башни тянулась металлическая цепь, через каждые три фута ее придерживали железные скобы. Конгре хотел было испробовать этот последний путь к спасению, но Каркайте и Варгас опередили его. Оба взобрались на крышу пристройки, схватились за цепь и стали, один за другим, подниматься, надеясь, что их не видно в темноте.

Наконец они добрались до перил, уцепились за стойки… Оставалось только перелезть…

В это мгновение раздались выстрелы. Джон Дэвис и Васкес были там, наверху, и оборонялись.

Обоим бандитам пули попали в голову. Разжав руки, они упали на крышу пристройки.

И тогда у подножия маяка раздались сирены «Санта-Фе».

Конгре и его негодяи, видя, что ничего другого не остается, сбежали вниз с площадки и помчались к средней части острова. Им удалось скрыться.

Через четверть часа, когда якорь «Санта-Фе» коснулся дна, шлюпка смотрителей, вернувшаяся к прежнему хозяину, в несколько взмахов весел подошла к военному кораблю.

Джон Дэвис и Васкес поднялись на борт авизо.

Этой же ночью капитану Лафайяту стало известно все, что происходило в заливе Эльгора в течение трех месяцев. История быстро распространилась по всему судну. Джону Дэвису и Васкесу расточались самые горячие благодарности.

На «Каркайте» тут же был послан большой отряд матросов, чтобы завладеть им. Нет сомнений, что Конгре попытался бы вернуться на шхуну и уйти в открытое море.

Капитан Лафайят мог обеспечить безопасность новой смены смотрителей, только очистив остров от скверны — от пиратов, которых после смерти Каркайте и Варгаса оставалось еще тринадцать и которые прятались неизвестно где.

Учитывая размеры острова, понятно, что преследование могло затянуться и даже кончиться неудачей. Как могла команда «Санта-Фе» обыскать весь остров? На это ушли бы недели, даже месяцы. А капитан не может покинуть Эстадос, пока не будет уверенности в безопасности смотрителей и в нормальной работе маяка.

Развязку мог приблизить неминуемый голод — у пиратов не оставалось припасов ни в пещере у мыса Сан-Бартелеми, ни у залива Эльгора. Все, что там было съестного, матросы перенесли на шхуну, которую отвели в бухту. Если бы Конгре и рискнул вернуться ночью на свой склад, он не нашел бы там ничего полезного для банды. У него даже не с чем было охотиться — большую часть ружей и патронов обнаружили на борту «Каркайте».

Тем не менее начались поиски. Отряды матросов, с офицером или боцманом во главе, направлялись кто в глубь острова, кто на побережье. Капитан Лафайят ходил на мыс Сан-Бартелеми, но никаких следов банды не обнаружил. Шли дни, ни один пират не появлялся. Только утром 10 марта к маяку подошли семь жалких туземцев, истощенных, ослабевших, голодных. Их взяли на борт «Санта-Фе», накормили и заперли.

Через четыре дня помощник капитана Риегаль, осматривавший южный берег острова в окрестностях мыса Уэбстер, нашел там пять трупов, среди которых Васкес узнал еще двух чилийцев из банды. Разбросанные по земле остатки еды позволяли догадываться, что пираты пытались прокормиться сырой рыбой и моллюсками: нигде не было и следа очага: ни потухших углей, ни золы.

Наконец на следующий день к вечеру, незадолго до захода солнца, среди окаймлявших бухту скал, в пятистах метрах от маяка, появился человек. Конгре.

Это было почти на том месте, откуда Васкес и Дэвис следили за шхуной накануне прихода авизо — в тот вечер, когда Васкес решился на последнюю героическую попытку.

Васкес прогуливался у маяка с новыми смотрителями. Сразу же узнав пирата, он закричал: «Вот он! Вот он!» На крик прибежали капитан Лафайят с помощником. Вслед за ними — Дэвис и несколько матросов. Все собрались на площадке, чтобы посмотреть на главаря шайки — единственного уцелевшего из всех.

Конгре стоял на самой высокой скале, о которую мягко разбивались волны. Он оглядывал бухту. Рядом с авизо он мог видеть шхуну, которую случай так своевременно послал ему на мыс Сан-Бартелеми, а другой случай отнял.

Естественно, капитан Лафайят хотел схватить Конгре.

Он отдал приказ, и помощник Риегаль в сопровождении полудюжины матросов вышел из-за ограды маяка, чтобы, пройдя через буковую рощу и поднявшись по скалам, добраться до бандита. Васкес повел этот маленький отряд самой короткой дорогой.

Однако не прошли они и ста шагов, как раздался выстрел, и тело, пролетевшее по воздуху, упало в море.

Негодяй покончил с собой, и теперь отлив унесет его труп в открытое море.

Такова была развязка драмы, разыгравшейся на острове Эстадос.

Конечно, с ночи 3 марта маяк зажигали каждый вечер. Новые смотрители, получив от Васкеса все нужные разъяснения, приступили к службе.

Джон Дэвис и Васкес на борту «Санта-Фе» вернутся в Буэнос-Айрес; оттуда первый отправится в Мобил, где, конечно, вскоре получит назначение, которого заслуживает благодаря своей энергии, смелости и личным достоинствам.

Что же касается Васкеса, то он вернется в свой родной город, чтобы отдохнуть после стольких испытаний, так мужественно перенесенных им. Но вернется один, его бедных товарищей с ним не будет…

Во второй половине дня 18 марта капитан Лафайят, уверенный теперь, что оставляет новых смотрителей в полной безопасности, дал сигнал к отплытию.

На закате судно вышло из залива.

Сразу же там, на берегу, зажегся свет, отражаясь и дробясь в струе за кормой. И судно, удаляясь в потемневшее море, казалось, уносило с собой несколько лучей из того бесчисленного множества, которые снова посылал Маяк на краю света.

Перевела с французского Александра ВАСИЛЬКОВА

INFO

Редактор Евгений КУЗЬМИН

Художник Павел ДЗЯДУШИНСКИЙ

Художественный редактор Валерий КУХАРУК

Технический редактор Людмила КАУРОВА

Учредитель литературного приложения «Искатель» —

трудовой коллектив редакции журнала «Вокруг света»

Главный редактор журнала Александр ПОЛЕЩУК

Рукописи не рецензируются

Адрес редакции: 125015, Москва, Новодмитровская, 5а

Тел. 285-88-84

Сдано в набор 12.03 93. Подписано в печать 24.12.93.

Формат 84×108 1/32. Бумага газетная. Печать высокая.

Усл. печ. л. 9,4. Усл. кр. отт 7,56. Уч. изд. л. 11,1.

Тираж 200 000 экз. Заказ 32185.

Типография АО «Молодая гвардия».

103030, Москва, К-30, Сущевская, 21.

…………………..

Сканирование и обработка CRAZY_BOTAN

FB2 — mefysto, 2025

Оглавление

РИЧАРД СТАРК ОХОТНИК

ДАНИЛ КОРЕЦКИЙ ВОПРЕКИ ЗАКОНУ

ЖЮЛЬ ВЕРН МАЯК НА КРАЮ СВЕТА

INFO