Leonid Rabichev

Soviet writer and poet

Leonid Nikolayevich Rabichev (30 June 1923 – 20 September 2017) was a Soviet and Russian writer, graphic artist and World War II veteran. Rabichev authored thirteen poetry books and one memoir book.

Quotes

edit
  • Да, это было пять месяцев назад, когда войска наши в Восточной Пруссии настигли эвакуирующееся из Гольдапа, Инстербурга и других оставляемых немецкой армией городов гражданское население. На повозках и машинах, пешком старики, женщины, дети, большие патриархальные семьи медленно по всем дорогам и магистралям страны уходили на запад. Наши танкисты, пехотинцы, артиллеристы, связисты нагнали их, чтобы освободить путь, посбрасывали в кюветы на обочинах шоссе их повозки с мебелью, саквояжами, чемоданами, лошадьми, оттеснили в сторону стариков и детей и, позабыв о долге и чести и об отступающих без боя немецких подразделениях, тысячами набросились на женщин и девочек. Женщины, матери и их дочери, лежат справа и слева вдоль шоссе, и перед каждой стоит гогочущая армада мужиков со спущенными штанами. Обливающихся кровью и теряющих сознание оттаскивают в сторону, бросающихся на помощь им детей расстреливают. Гогот, рычание, смех, крики и стоны. А их командиры, их майоры и полковники стоят на шоссе, кто посмеивается, а кто и дирижирует — нет, скорее, регулирует. Это чтобы все их солдаты без исключения поучаствовали. Нет, не круговая порука, и вовсе не месть проклятым оккупантам — этот адский смертельный групповой секс. Вседозволенность, безнаказанность, обезличенность и жестокая логика обезумевшей толпы. Потрясенный, я сидел в кабине полуторки, шофер мой Демидов стоял в очереди, а мне мерещился Карфаген Флобера, и я понимал, что война далеко не все спишет. А полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков... А сзади уже следующее подразделение. И опять остановка, и я не могу удержать своих связистов, которые тоже уже становятся в новые очереди, а телефонисточки мои давятся от хохота, а у меня тошнота подступает к горлу. До горизонта между гор тряпья, перевернутых повозок трупы женщин, стариков, детей.
    • Yes, it was five months ago, when our troops in East Prussia caught up with the civilian population evacuating from Goldap, Insterburg and other towns abandoned by the German army. On wagons and cars, on foot, old men, women, children, large patriarchal families slowly on all roads and highways of the country went westwards. Our tankers, infantrymen, artillerymen, signalers overtook them to clear the way, threw their wagons with furniture, valises, suitcases, horses into the ditches on the sides of the highways, pushed aside old men and children and, forgetting about duty and honour and about the German units retreating without a fight, pounced on women and girls in thousands. Women, mothers and their daughters, lay right and left along the motorway, and in front of each one stood a cackling armada of men with their trousers down. The bleeding and fainting are dragged aside, the children who rush to their aid are shot. Cackling, roaring, laughing, screaming and moaning. And their commanders, their majors and colonels stand on the motorway, who laugh, and who conduct - no, rather, regulate. It's so that all their soldiers, without exception, participate. No, it's not circularity, and not at all revenge against the damned occupants - this infernal deadly group sex. Permissiveness, impunity, impersonality and the cruel logic of the maddened crowd. Shocked, I sat in the cab of a semi-truck, my chauffeur Demidov stood in the queue, and I saw Flaubert's Carthage, and I realised that the war would not write off everything. And the colonel, the one who had just been conducting, couldn't stand it and took the queue himself, and the major shot off witnesses, children and old people beating in hysterics.... And the next unit is already behind us. And again we stop, and I can't hold my liaison officers, who are also getting into new queues, and my telephonists are choking with laughter, and I feel nausea coming up to my throat. The corpses of women, old people, children are all the way to the horizon between the mountains of rags and overturned carts.
    • Война все спишет. Воспоминания офицера-связиста 31 армии. 1941-1945 Леонид Рабичев
edit
 
Wikipedia
Wikipedia has an article about: