Алексей Николаевич Толстой «Восемнадцатый год»

Мой дед родился в 1894 году и в 1918 ему было уже 24 (самый что ни на есть активный возраст)

Этот роман он не читал, так как все видел своими глазами, но по тому что успел рассказать своим детям (и через них дошло уже до меня) — Толстой довольно точно описал дух того времени.

Ни в царскую армию, ни к белым, ни к красным он не попал, так как имел плоскостопие (этот физический недостаток, возможно, подарил мне жизнь :)

Жил он в интересной части страны, где одна власть сменяла другую (нет, не Украина) с потрясающей частотой — царизм, временное правительство, большевики, эсеры (посадили большевиков в тюрьму), большевики (расстреляли часть эсеров, остальных — в тюрьму), белые (выявили при помощи части местного населения затаившихся большевиков и эсеров и расстреляли и тех и других, попутно успев ограбить все местное население и даже церкви), снова большевики (расстреляли тех, кто сдал большевиков и эсеров белым и изничтожили тех белых, кстати вот этот эпизод таки попал в «Хмурое утро»), снова эсеры (большая часть большевиков успели сбежать, остальных выявили и расстреляли), снова большевики (расстреляли эсеров, которым некуда было больше бежать и, массово — часть населения, примкнувшего к эсерам). Потом, в 1937, расстреляли и этих самых большевиков. Правда, по совсем другим поводам.

А. Толстой, как мог, пытался передать дух того времени (1928 год, островки свободы еще оставались) и кое что у него таки передано с помощью иносказания (концентрация на отдельных личностях при том, что по факту это собирательные образы) — в результате роман читается с большим интересом, особенно если не по советским учебникам знать подоплеку тех событий. Кстати, белые источники грешат тем же самым — всю правду так никто и не рассказал, а кто ее знал не понаслышке — просто физически не дожил до перестройки.

Дед мой был умным и наблюдательным человеком, на глазах у которого происходила вся эта карусель смены властей — поэтому он завещал своим детям и внукам основной жизненный принцип — никогда не лезть в политику (отлично сработало, особенно во времена больших чисток). И да, читая газеты и понимая что к чему — в том же 1928 году он ликвидировал свое хозяйство в деревне и перевез всю семью в город. Односельчане посмеивались, но потом началась коллективизация (опять же никем до конца не раскрытая тема).

Вообще хорошо заметно, что А. Толстой придерживался в свих книгах примерно такого же принципа, как и мой дед — он чутко понимал веяния времени и умело обходил опасные моменты в своих книгах (например, описывая посещения Троцким фронта — ни разу не упомянул его имени :)

При этом роман «Восемнадцатый год» написан более осмотрительно, чем «Сестры», а «Хмурое утро» — вообще сама осторожность.

Что, собственно, и позволило благополучно дожить автору до конца своей жизни.

Если первый роман из цикла вам понравился из-за главных и не очень героев, то второй может не понравиться вовсе. Если в «Сёстрах» главыми всё же были сами герои на фоне происходящих в Российской Империи событий, то вторая книга уже про события на фоне героев. «1918» — историческая фантастика, где нам и старым персонажам повстречаются главные действующие лица на военно-политическом олимпе того времени, что местами выглядит немного абсурдно.

Проза Толстого на высоте, читать увлекательно, но при одном условии — вам нравится военно-историческая художественная литература, включая описания битв, постоянные изменения на карте и психологию армий с партизанами.

Мне не показалось, что предпочтения автора лежат на чьей-то стороне — «красный» Сорокин, например, тут один из самых омерзительных персонажей. Претензии Толстого к «белым» более понятны по «Похождениям Невзорова» — элита Российской Империи разложилась и возвращать страну в старом извращённом виде уже бессмысленно, о чём он скорее больше сожалеет, чем симпатизирует шагающим на смену «красным». Да, есть финальная глава, но она резко отличается по тону от всей книги и вероятно была отдана на откуп большевикам. Что, к сожалению, намекает, что финальная часть цикла уже скорее всего будет агиткой. Жаль, если это действительно так.

Звучит, конечно банально, но это действительно бесценнейшие свидетельства современника той страшной эпохи, о которой и старшее-то поколение знает не так много, а уж молодое — так и вообще практически ничего. И, что самое любопытное, то, о чем пишет Толстой, заметно отличается от того, чему нас учили в школе — здесь нет победного шествия советской власти по стране, но зато есть одна огромнейшая человеческая трагедия и удивительная по своей насыщенности судьба отдельных людей (в общем-то совершенно таких же, как мы с вами), попавших в эту чудовищную мясорубку и вынужденных мучительно определяться с тем, что в этой жизни правильно и почему....

А затем был 1917 год, и смута и бунт и массовые волнения и вся эта муть гражданской смуты и революционных движений. И предвестие будущего раскола общества.

1918

И вот оно случилось. И началось. Бедные на богатых, а богатые на бедных. Сытые на голодных и наоборот. И сумятица событий сопровождается такой же мутной круговертью мыслей и чувств. Сложно жить планомерно и вдумчиво и гораздо проще существовать одним днём. И вот именно в такое житьё-бытьё-существование погружены герои из первого тома трилогии — Даша, потерявшая ребёнка, и её муж Иван Телегин, Катя, схоронившая мужа, и Вадим Рощин. Чехарда хаотично скачущих друг через друга событий расшвыривает эти две пары любящих друг друга людей безжалостно и деловито, но помимо этого ещё и определяет сдружившихся было Телегина и Рощина в две враждующие и смертельно схватившиеся друг с другом силы — один в Красной Армии, а второй у белых. И всё содержание и вся суть второго тома — простой показ всей этой чересполосицы судеб и случайных закономерностей. Одна тысяча девятьсот восемнадцатый — что тут ещё скажешь...

Достоинства прозы Алексея Толстого замучаешься перечислять. Слабых сторон можно назвать только две — конъюнктурность и недостаточную психологическую убедительность некоторых героев, недостаточную по меркам классика такого ранга. Но как раз в «Восемнадцатом годе» эти слабости почти не ощущаются. Герои, и главные, и второстепенные, здесь по-настоящему живые. Как положено живым людям, они не всегда слушаются автора и не всегда соблюдают отведённую им роль. Правда, есть уже ощущение, что со временем они выйдут на правильный путь и пойдут по нему, не сворачивая. Но это случится только в третьей книге.

С конъюнктурностью ещё интереснее. Красному графу не стоило рисковать. Ему могли припомнить и происхождение, и эмиграцию, и несколько откровенно белогвардейских рассказов. Он и сам не любил рисковать, но в данном случае рискнул. «Восемнадцатый год» получился совершенно неортодоксальным с точки зрения коммунистической идеологии. И белые, и красные — не все, но очень многие — представлены в нём как быдло. Ненавижу это слово, но у Толстого получилось именно быдло. Красное и белое. Одни жаждут разрушения, другие жаждут реванша. Автор несправедлив, но доля истины в его наблюдениях есть. За три года Гражданской войны число прямых жертв террора всех оттенков — красного, белого, розового, зелёного, жёлто-голубого — составило, по наиболее реалистичным подсчётам, от трёх до четырёх миллионов человек. 95% этих людей было уничтожено без всяких приговоров и распоряжений, то есть по инициативе рядовых участников событий. Тех самых людей с револьвером, которые мелькают на каждой странице «Восемнадцатого года». Для сравнения, за 30 лет жутковатого правления Сталина расстреляли 800 тысяч человек.

Несмотря на такой почти контрреволюционный подход, роман не только не запретили, но и напечатали огромными тиражами. Тому есть ряд причин. Во-первых, скрывать правду о Гражданской войне тогда было бессмысленно. Каждый из первых читателей «Восемнадцатого года» был их участником или свидетелем. Во-вторых, в Коммунистической партии уже произошёл раскол, и все безобразия можно было списать на троцкистов и прочих уклонистов. Сам Толстой избегал говорить на эту тему, но при желании можно прочесть его роман именно так. В-третьих, автор знал границу абсолютно недозволенного и ни разу не позволил себе усомниться в закономерности победы красных. И, главное, тогдашним правителям Советской России красный граф нужен был именно как союзник с особой точкой зрения. Правоверных писателей у них было много, и читали их те же правоверные, а роман живого классика, почти независимого от цензуры, читали все, и читали не отрываясь. В конечном счёте это принесло властям больше пользы, чем все запреты.