Kolodez 06
Kolodez 06
Kolodez 06
http://apokrif93.com
2
Помощник редактора:
Семѐн Петриков
vk.com/kolodetzaa
Москва, 2020
3
ОГЛАВЛЕНИЕ
ОГЛАВЛЕНИЕ 4
От редакции 6
Philosophy of Impossible 13
Артур Крумин Назад к Христу. 13
Гавриил Державин 57
Философия и гуманитарные науки 57
Иисус Христос как идеальная фигура ксенофеминизма. 57
Томас Альтицер 64
Бог и история. 64
Altered state ov Divinity 119
Мэтью Уайтман 119
Клиппотический Христос.119
Сердце изранено от рождения. 129
За пределами тотальности Яхве. 131
Уйти из этого царства отражения. 133
Обряды инициации в традиции Нахаша. 135
Освобождение Змея. (внутренний обряд инициации) 138
Обряд соблазнения Девы Марии. 147
Хула на Святой Дух. 157
The Covenant in Contemplations 218/182 160
Гностицизм и современность 2182 160
Наша традиция как гностическое движение. 169
Плерома - Хаос / Айн. 171
Ситра Ахра - сторона Спасителя. 173
Сатанинский динамизм противодействует демиургическому творению.
175
Hapeksamendeus Aa 177
Тѐмный Мессия. 177
Воплощение - Распятие - Сошествие во Ад - Пасха. 181
Глашатаи Апокалипсиса и День / Ночь Гнева. 184
Каин - Первый Сын Сатаны. 190
Поклонение магов Другой Стороны. 192
Каинова Печать, Нехуштан и Крест Распятия. 195
Армилус - Тѐмный Машиах.208
Эрев Рав – Толпы. 213
Машиах Ситра Ахра. 217
Амунэль Христос. 220
Любите врагов ваших. 224
4
Тѐмный Катехон. 226
В пустыне. 231
Metapolitics 240
PAROUSIA 240
Corona Spinea (Терновый Венец) 240
Уэсли Дж. Смит 255
Трансгуманизм: религия для постмодернистских времен. 255
Никита Сюндюков 261
Богочеловек христианства и трансгуманизма. 261
Вера Зелендинова 266
Перезагрузка цивилизации: COVID -19 вместо Нового Завета. 266
Александер Бобров 274
Христос - трансгуманист. 274
Стас Ніколаевський 292
В точке Омеги лишь слепой и безумный бог Азатот. 292
Hapeksamendeus Aa 297
Глобализм - «хашар» антикосмизма. 297
Laterna magica 301
Мари Леруа 301
Фигура Иисуса Христа у Мела Гибсона и Пьера Паоло Пазолини. 301
Hapeksamendeus Aa 311
Сниди со креста. 311
Nigredo 324
Tarja Trest 324
Нелегальная проповедь из родового гнезда. Бархатный фашизм. 324
Книга Хаоса – Гонзооткат/Магдалина. 332
Семѐн Петриков 339
Благовест Эпохи Сенобитов. (киберхристианская проповедь) 339
Чѐрное Искусство 344
Андрес Серрано 344
Сакральные «соки тела». 344
Король страны дождей. 368
Александр Дугин 372
Евгений Головин и сущность поэзии. (аватары танцующей звезды)372
Воспоминания Елены Головиной о своем отце Е.В.Головине: 393
Евгений Головин 446
Муравьиный лик. 446
5
От редакции
Сегодняшний выпуск основной части журнала, мы бы хотели
тематически посвятить, самой загадочной, неоднозначной, и самой
до сих пор непонятной фигуре всей человеческой истории, и при
этом оказавшей на неѐ, пожалуй наибольшее влияние – Иисусу
Христу. Через большую часть статей журнала, пройдет красной
нитью, рассмотрение этой фигуры с самых разных сторон.
Вторую часть журнала мы посвящаем дани памяти писателя, поэта,
философа, культуролога, знатока алхимии и эзотерики, мистику и
адепту, и можно уверенно сказать Мастеру – Евгению
Всеволодовичу Головину.
6
Державина, чьѐ название говорит сама за себя: «Иисус, как
посредник между человечеством и Богом, несводимость как таковая
способна воплотить в себе любое ксено».
Закроет рубрику две избранные центральные главы: «Бог и история»
и «Самоуничтожение Бога», из книги Томаса Альтицера «Смерть
Бога. Евангелие христианского атеизма», ставшая манифестом
нового радикального течения в протестантской теологии –
теологии смерти Бога – сделавшая своего автора лидером этого
течения. Один из культовых текстов для свободомыслящих
американских интеллектуалов 1960-х годов остается значимым и для
современных философско-мировоззренческих дискуссий.
«Если новый тотальный Антихрист возник на нашем горизонте и
обещает еще в большей мере воплотиться в нашем мире, тогда мы,
радикальные христиане, должны встретить его появление не только
с чувством ужаса, но и с радостью».
7
сатанизма и мощнейших инициатических ритуала Потока 61,
которые имеют важнейшее значение, предоставляя выход тѐмного
адепта из демиургической матрицы бытия тотальности Бога и его
перехода на Другую Сторону ещѐ при жизни.
Далее идѐт работа от круга адептов антикосмического сатанизма
Потоков 218 (Магия Клиппот) и 182 (Культ Каина) – The Covenant
in Contemplations 218/182 –
«Гностицизм и современность 2182», где даѐтся фундамент для
понимания традиции антикосмического сатанизма, а также
центральность фигуры «Спасителя» с гностических позиций
антикосмизма.
Следущая статья от редактора Hapeksamendeus Aa – «Тѐмный
Мессия», где рассматривается природа и роль Христа в самых
тѐмных и ничтожащих Его аспектах, и с самых закрытых и
умалчиваемых позиций сакрального знания, тем самым приходя к
зловещему образу Антихриста. Парадокс, неприемлемо
возмутительный, как для христианского мировоззрения, так и
сатанинского, существующий на грани безумия. Христос и
Антихрист, близнечные фигуры, отражения друг друга: «В конце
времѐн Он явится как Сосуд Гнева с Левой Стороны Нечистоты и
Жестокости, чтобы судить человечество огнѐм».
И закончит рубрику, также статья от редактора «В пустыне», где
подробно исследуется с гностических позиций антикосмического
сатанизма, такой важный евангельский сюжет, как «искушение
Иисуса в пустыне дьяволом».
8
Далее последуют статьи о христианстве и Христе в преломлени
трансгуманизма.
Статья Уэсли Дж. Смит – «Трансгуманизм: религия для
постмодернистских времен».
Отмеченный наградами писатель Уэсли Дж. Смит - старший
научный сотрудник Центра исключительности человечества
Института открытий и автор книги «Война с людьми».
Далее, философ, ст. преподаватель СЗИУ РАНХиГС Никита
Сюндюков – «Богочеловек христианства и трансгуманизма».
Обозреватель Вера Зелендинова – «Перезагрузка цивилизации:
COVID -19 вместо Нового Завета».
Александер Бобров – «Христос - трансгуманист», автор работы,
специалист в области перспективных теорий современного
искусства излагает основные принципы так называемого
«христианского трансгуманизма», одного из наиболее скандальных
и трудно принимаемых способов миропонимания, альтернативного
господствующей в масс-медиа идеологии буржуазного
«объективизма».
Далее, Стас Ніколаєвський – «В точке Омеги лишь слепой и
безумный бог Азатот», о провале интеллектуальной кульминации
процессов Просвещения в концепции «точки Омега», которую
создал иезуит Пьер Тейяр де Шарден и раскрытие
Лавкрафтианского видения современности.
И заканчивается рубрика статьѐй редактора «Глобализм - "хашар"
антикосмизма», о понимании современности глобального
либерального миропорядка, как предтечу приближения Тѐмного
Эона.
9
акцентом на традицию и на революцию, в итоге дополняют друга и
соединяются в Христе.
Hapeksamendeus Aa – «Сниди со креста», о самом скандальном
фильме воплотившим образ Христа, «Последнее искушение
Христа» Мартина Скорсезе, подвергающийся самой резкой критики
и нападкам со стороны всех конфессий христианства. Статья
показывает концентрат всех древних гностических ересей
прослеживающихся в фильме.
10
STELLAR - Учитесь Плавать; Пахом. «Король страны
дождей»: это вводное краткое слово к сборнику от Евгения
Махапралаева (Maha Pralaya) и специально к сборнику присланный
текст от Александра Дугина. Также,
статья воспоминание Александра Дугина, затрагивающая все грани
монументальной личности Евгения Всеволодовича Головина и его
творчества – «Евгений Головин и сущность поэзии (аватары
танцующей звезды)». «Он полюс, а значит, он не
подвержен времени. Он был, когда его не еще было, и он есть,
когда его больше нет». Далее, «Воспоминания Елены
Головиной о своем отце Е.В.Головине». Подборка стихов
Евгения Головина. И закроет рубрику и журнал статья самого
Евгения Головина – «Муравьиный лик», где также поднимаются
темы христианства и Христа.
11
12
Philosophy of Impossible
Артур Крумин Назад к Христу.
13
что и то и другое или не востребовано, или востребовано как-то
совсем иначе.
14
Чтобы разглядеть за всем этим что-то достойное нужно иметь
неведомо откуда взявшуюся мотивацию, силы и свободное время.
Потому зачем разделывать труп, вычищать внутренности и слизь, а
потом ещѐ не имея рецепта готовить это с шансом отравиться, если
на рынке религий есть столько готовых к употреблению
экологичных продуктов на любой вкус.
Но почему-то для меня это важно. И я допускаю, что есть те, у кого
есть соответствующие интересы, но он может не замечать ценности
того, что находится прямо перед ним, и может быть введѐн в
заблуждение тем сомнительным образом, который первым
бросается в глаза.
Так что будем считать это скромной попыткой популяризации
христианства.
15
текст «Античное христианство и гностицизм», да и вообще сейчас
уже есть достаточно источников по истории раннего христианства.
Нисхождение.
16
Это было неопределѐнное множество бурлящих источников новой
веры, которые впоследствии были перекрыты теми из них, кто
добрался до власти в столице Римской Империи. Империи,
обладающей едва ли не лучшим на тот момент в мире,
репрессивным аппаратом. Империи, которая поставила на поток
борьбу с «безбожниками» и сделала это частью регулярных
увеселительных мероприятий.
И что же? Достаточно было одной группе людей, вроде как
исповедующей ту же новую веру, корнем которой было
противостояние власти мира сего, обрести эту самую власть. И тут
же определение врагов Империи было лишь слегка
откорректировано с того, что отклонялись от провозглашѐнных
верований этой группы.
17
то, что писали, или занимались сознательной подменой, но этого
уже и не узнаем, так что будем считать, что они хотя бы были
искренни.
Что ещѐ более поразительно , так это то, что мы знаем об Иисусе:
ничего мы о нѐм не знаем. Был ли он, не был ли. У нас есть
предания, которые дошли до нас в виде четырѐх синоптических
евангелий. И я на всякий случай уточню, что апостолы не ходили за
Христом и не записывали каждое его слово и действие. Эти
истории были записаны спустя десятилетия после предполагаемых
событий по устным преданиям, а Евангелие от Иоанна, похоже, и
того позднее. А вот никаких других свидетельств до нас не дошло.
18
произведения — места могут быть знакомые, некоторые персонажи
историческими, но всѐ остальное будет вымыслом.
19
20
Итак, христианство не было однородным. Да, мы знаем мало, но на
сегодняшний день, нам известно достаточно, чтобы говорить об
этом. Христианами называли себя множество сект, с
разнообразными увлекательными представлениями о космосе и
своѐм месте в нѐм. Однако все они верили в спасительную миссию
Иисуса Христа, и, преимущественно, у них были примерно одни и
те же Таинства. Они верили, что мир достаточно плох и очень
скверно управляется дурным небесным управителем (или
управителями), а Христос пришѐл, чтобы сообщить нам о том, что
отсюда есть запасной выход, и помочь нам им воспользоваться.
Едва ли они считали себя грешными детьми благого Творца.
21
Со всей очевидностью и среди первых проповедников, и среди
первых массовых христиан было достаточно выходцев из
иудаистской среды, иначе бы Павлу вообще не пришлось
подвергать сомнению их представления и практики. Более того,
они не могли быть выходцами ни из какой другой среды, кроме
иудаистской, поскольку никакая другая вера того времени не могла
создать соответствующих предпосылок.
22
обращаться к возможности восстановить гипотетическое более
ранее Евангелие и реконструировать послания Павла. То и другое
было изменено и дописано в соответствии с запросами
формирующейся ортодоксии. И лишь по текстам борцов с
ересями, которые обличали ложные Вести, мы можем прикинуть,
что же там было. И мы можем только до некоторой степени быть
уверены в верности реконструкций. Но я уверен, что даже неполная
реконструкция будет ближе к истине Благой Вести, чем
официальные источники
23
будь то падение Премудрости Бога, восстание божественного
правителя сего мира или какая-то ошибка первых людей.
24
не под силу, но и люди должны прилагать усилия для своего
спасения и, в некотором смысле, самообожествления.
25
чувство своей беспомощности, а в том, чтобы мы поняли, что
каждое мгновение нашего существование всегда является последним
и уже поэтому имеет уникальный смысл.
Таким образом, даже если Адам и Ева (то есть люди как таковые)
нарушили запрет, то это открыло для них существование Закона
Воздаяния и беспредельную вину за его нарушение. Равно как и
возможность обрести Знание об истинном положении вещей.
Христианство, упраздняя Закон Справедливости и утверждая Закон
Милосердия, вызволяет нас из системы наказания, вины и вражды,
и, при этом, оставляет нам возможность достижения запретного
Знания.
26
Христос, подвергаясь преследованию и позорной смерти,
переносит на себя проклятие всех людей. Он становится проклятым
за всех нас и одновременно избывает это проклятие и указывает нам
всем на то, как это устроено, открывая путь к трансформации
нашего собственного проклятия.
27
28
Что же такое Спасение, которое провозглашали христиане? Во-
первых, здесь точно не было акцента на избежание вечных
страданий. Вечные страдания в преисподней были разработаны в
том виде, как мы их знаем, значительно позднее, особенно в конце
средних веков, когда Сатана стал вездесущим, а Божий гнев стал
неотвратим. Так вот, единственные страдания, на которые есть
акцент в христианстве — это страдания Христа на его пути скорби,
и страдания христиан как от преследователей, так и, прежде всего,
от самого мира.
29
— это мы. И архонт сего эона — это про нас, а не про какого-то
космического чудовища.
30
Христианство — это ведь не просто пацифизм, это пацифизм,
зрящий в корень. И именно поэтому, провозглашая любовь, Павел
скептично относится к браку и предлагал всем быть как он,
безбрачным. Не потому, что он считал грехом плоть, секс и
отношения как таковые. Но потому что он знал, что подобные
отношения для многих могут стать причиной бесконечных
сложностей, которые не только уводят от мыслей о небесном, но
вызывают препятствия, ревность, зависть и ненависть. И вот если
сложные отношения между мужем и женой препятствуют
общечеловеческой любви между ними как членами
раннехристианской общины, то это уже, конечно, никуда не
годится.
Смерть.
31
32
Как же вышло, что мы имеем то, что имеем? И я не имею в виду,
что не существует священников, прихожан и просто людей,
которые более или менее соответствуют идеалам христианства.
Вопрос в том, как вышло, что современные идеалы христианства
как такового настолько далеки от исходных, что кажется, бдуто
пришедшее к нам Слово о Любви обратилось в нечто, что имеет
тенденцию обращаться в деяния зла.
33
А вот христиане какие-то странные и появились неведомо откуда.
Бог их ни к какому этносу не относится, каких-то внятных качеств
не имеет, и при этом претендует на абсолютность и
единственность. А ещѐ эти сектанты выступают против наших
богов и наших жертвенных практик. Особенно жертвенных
практик. Ну явно жалкие безбожники, расшатывающие основы
государственного строя. Лучше львам их скормить.
34
и вообще как-то укорениться в этом мире. А то правда, что они как
неприкаянные. Отцам церкви было необходимо обосновать перед
Римом древность своей религии, чтобы с ними считались. И они не
придумали ничего лучше, чем сделать христианство реализацией
иудаистских пророчеств. Ну а что, язычники всѐ равно вникать не
станут, поэтому не поймут, что иудаизм мы знаем весьма
поверхностно, а у иудеев мы спрашивать не станем.
35
Вообще забавно, что отцы церкви явно относились к священным
текстам куда более вольно, чем можно от них ожидать. Ведь для них
(и для ранних христиан как таковых) это и не были священные
тексты в нашем представлении, где мы должны с пиететом
относиться к каждой формулировке, слову, букве и знаку, и
пронумеровать каждую строку (!). Для них это были просто тексты,
которые можно редактировать и тебя не ударит молния. Впрочем, я
затрудняюсь сказать, во что именно верили отцы церкви, поскольку
мне сложно назвать христианами людей, который так переполняет
ненависть и желчь даже к собратьям (и сосѐстрам) по вере, не
говоря уж обо всех остальных.
Но, как было сказано, нельзя служить сразу двум Господам. Новая
религия становится совершенно безразличной к прямо вписанным
в неѐ принципам сострадания и непричинению вреда другим
людям. Под новые нужны создаѐтся новое богословие,
36
позволяющее преследовать еретиков точно так же, и даже точно
теми же людьми, которые преследовали не так давно нас всех.
37
Иисус сказал — ищите и найдѐте. Он не сказал: станьте
священниками, организуйте церковь и носите причудливую одежду
и смешные шапки, и начните войну за гроб, в котором я (возможно)
лежал три дня, и убивайте тех, кто не согласен с вами.
38
самом буквально-патриархальном смысле. Они сами задним числом
вводили в христианство давно упразднѐнные заповеди, и сами же
искали оправдания их нарушению. И кто же тогда является
еретиком, оскверяющим свет истинного учения?
39
значительная часть исходных смыслов, и совершенно иначе
расставлены не просто важные, но, возможно, критичные для
понимания акценты. Послания апостола Павла пострадали от этого
в наибольшей степени, но досталось и Евангелию. Конечно, было
бы отлично, если бы все мы могли читать на греческом, но хотя бы
сейчас уже существуют более толковые и близкие к оригиналу
переводы, в том числе с параллельным греческим текстом. Однако
ужасает сам факт того, что веками исходный смысл был доступен
только избранным, которые по каким-то причинам старались
сберечь в сохранности превратное прочтение.
40
Выступая в качестве адвоката этой церкви князя мира сего, обращу
внимание, что целостность учения — это действительно важная
вещь. Если вообще не следить за этим, то религия скорее всего
склонна распадаться и исчезать в песках времени. Поэтому как
таковая эта повестка в принципе заслуживает права на
существование.
Да, все еретики как первых, так и средних веков, по большей части
были христианами. Все эти «ложно называемые гностики» были
христианами. Да что уж там, даже архиеретики манихеи были
христианами по сути своей. И в этом смысле в своѐ время меня
поразила запечатлѐнная беседа святого Августина (к слову, бывшего
еретика) с неким Фаустом, собственно еретиком (и имя у него
примечательное).
41
исследовать, появились ли они из руки доброго сеятеля, сеющего
днѐм, или от злого, сеющего ночью».
42
И были культы святых и почитание их останков, что тоже, в общем-
то, не отличается от многобожия и каких-то совсем уж странных
традиций. И вот это уже я даже не представляю какое отношение
имеет к христианству.
Ад.
43
Было множество попыток что-то изменить. И в основном это
лечение оказывалось не лучше болезни. Люди натурально сходили
с ума поодиночке и группами, не выдерживая жажды по какому-то
Другому, милосердному истинному Богу, и того, насколько церковь
была далека от Него.
44
Еѐ деятели посмотрели в верную сторону, но к тому времени уже
больше тысячи лет в той стороне были лишь руины и фасад лжи.
Так что Реформация ознаменовала не возвращение к христианству,
но реализацию примитивной (хотя и правда без излишних
наслоений) версии всѐ ещѐ гибрида христианства с иудаизмом, с
далеко не лучшими качествами от того и другого. Это было
обновление, которое не дотянулось до животворного источника,
остановившись на полпути среди духовной пустыни.
45
Научное мировоззрение Просвещения как таковое не угрожало и не
может угрожать религии. Сложности возникают только когда мы
начинаем привязывать проверяемые (и, соответственно,
опровергаемые) факты реального мира к религии, и делать их
частью обоснования чего-то значимого, и уж тем более Бога. Как
будто для Бога нужны обоснования.
Таким образом, научное просвещение лишь пресекло
затянувшуюся попытку религии идти по тлетворному пути
рационального обоснования Бога, ставшего вещью в мире вещей, и
использования его самого как объяснения всего, чего ни попадя. У
Максимилиана Волошина есть фраза о том, что после появления
науки «небеса были очищены от Бога»; так вот, не от Бога они были
очищены, а от пустых проекций и ложных тезисов.
Понимание Бога может и должно быть внерациональным и
противоречивым. Хотя противоречивость Писаний и ставят в укор
религиям, а религии, забыв свои собственные принципы, начинают
вовлекаться в эту борьбу за иллюзорную награду, и предпринимать
всѐ более неадекватные ответные шаги, тем самым лишь разрушая
свой фундамент, и оборачиваясь своей противоположностью —
фундаментализмом.
Церковь сама низвела Бога до объекта, и сама стала причиной его
распада, а теперь не может смириться с этим, продолжая пугать
адом, гневом божьим и настаивать на буквальном понимании того,
что никогда не было предметом буквального понимания.
И хотя есть основания считать, что религия может и должна иметь
неопределѐнность для понятий вроде Бога и Духа, однако
основополагающие тезисы религии Бога, должны быть скорее
непротиворечивыми. Иначе мы снова начнѐм интерпретировать всѐ
так, как нам сейчас будет по каким-то причинам удобнее или
выгоднее.
И в своей обращѐнной к миру части христианство, как мне кажется,
предельно последовательно, как и тексты, составляющие его
46
исходный корпус. Абсурдность появляется там после поздних
дополнений. Тертуллиан, выдвинувший тезис «верую, ибо
абсурдно», сам упрочивал абсурдность своей веры и разрушал еѐ.
В конце концов Эпоха Разума принесла нам лишь смерть какого-то
бога. Что стало благом для познания Бога Неведомого.
47
историю фальсификаций можно, скорее даже нужно, но спасению
это едва ли способствует.
48
тоже можно создать очень разнообразные реконструкции по
отзывам, скажем, мусульманских теологов. Так что говорить, что
были только гностики-элитисты с верой в спасение через Знание и
иудействующие христиане со спасением через Веру, едва ли верно.
Что нам известно, так это то, что у того же апостола Павла слово
Знание (гнозис) встречается повсеместно, а вот у собственно иудео-
христиан уже не особо, однако о вере говорят те и другие. Что
понималось тогда под верой уже отдельный вопрос.
Воскресение.
49
Итак, что же остаѐтся ядром христианства, отличающим (и, по
моему допущению, отличающим выгодно) от других религий?
Христианство — это любая вера в особую роль Иисуса Христа,
являющимся Сыном и/или Посланником Божьим, Спасителем и
Господом, который умер и воскрес.
И не важно, какой космологии вы придерживаетесь, важна ли для
вас троица или София, и уж менее всего важна конфессия (покуда
это более всего от эона сего).
50
Я не исключаю того, что Неведомое может вмешиваться в
Творение. Неведомое всѐ может. Но это не то, на что стоит уповать.
Не только потому, что от нас это едва ли зависит, и мы не в силах
постичь Его путей. Но прежде всего потому что, это будет
кошмарно. Не потому, что Он зол или кошмарен (хотя второе
отчасти верно). Но потому что ни Творение в целом, ни мы в
51
частности, не способны и не будем способны выдержать всевышнее
вторжение. Тварный мир слишком хрупок для Беспредельного.
Проявление Неведомого катастрофично. Именно поэтому Оно
всегда постепенно проникает во всѐ и подготавливает свои
откровения. И именно поэтому те, кто с Этим столкнулся слишком
резко, ничего не могут нам об Этом поведать. И именно поэтому у
нас только был Христос и есть Дух, и в общем-то всѐ.
Что значит Спаситель? Это тот, кто помогает нам вырваться из того
положения, где мы оказались, и кто мы есть. Это значит и то, что
мир, котором мы живѐм, какой-то не очень, и мир здесь имеется в
виду даже не столько материальный, сколько социально-
психический. И, соответственно, сами мы какие-то не очень, раз
есть повод для спасения. Страдания повсеместны, и мы сами
являемся теми, кто их претерпевает и распространяет. И может быть
не такой уж плохой идеей вырваться из этой чѐрной железной
тюрьмы личных паттернов предназначения и коллективной
системы долженствования и взаимного насилия.
Но не стоит в этом смысле забывать и про метафизический аспект
смерти и воскресения. Мы понятия не имеем о перспективах
посмертного бытия. И ничто не исключает того, что после смерти
физической мы можем оказаться в ещѐ более сомнительном
положении, чем сейчас. И это не муки ада, это перспектива ещѐ
большего заточения на неопределѐнный срок, баня с пауками
Свидригайлова, а не эффектные пламень и черти. И не то чтобы
страх такого будущего должен стать основной движущей силой
спасения, но мотивации может прибавить.
Говоря об искуплении, которое было реализовано Христом, мне
нравится версия, что в некотором смысле «выкуп» таки был
совершѐн. Но не выкуп Богом людей у самого себя принесением в
жертву самого себя, что само по себе звучит абсурдно. Но это был
выкуп людей из рабства Творца ради Царства Бога. Выкуп конечно
52
же символический, а не буквальный, потому что считать, что Иисус
и Иалдабаоф встретились на рынке и начали торговаться — это
даже не ересь, но чушь. В некотором смысле мы (вообще все мы)
уже пару тысяч лет живѐм в состоянии перманентной спасаемости,
осталось только приложить некоторые усилия, и построить свою
половину моста через бездну.
53
Христианство преимущественно антикосмично, поскольку космос
несовершенен и находится под управлением дурных законов, в силу
чего полон страданий. Это Весть Света в пустой и холодный мир
мрака. Никакого гармоничного универсума здесь нет и быть не
может. Нет никакого правильного порядка, в который можно
правильно встроиться. Существующий порядок (Закон
Справедливости и взаимного воздаяния) плох и встраиваться в него
незачем. Христианство — это Благовестие о разрыве токсичных
социальных связей, о разрыве с традицией вражды и мести, о
разрыве с давлеющим Законом и Виной.
Нужно своей жизнью утверждать Иной Порядок Милосердия,
который не от мира сего. Порядок примирения, любви отсутствия
симметрии. Люби другого, и отдай другому, гласит он, и исключай
себя из ситуации борьбы за блага и престиж. И здесь важно именно
отсутствие конкуренции, а вовсе не отсутствие самих благ.
54
по рождению, но не происхождению, и можем стать приѐмными
детьми Неведомого Родителя, которого Иисус называл Небесным
Отцом.
55
Но оставим же ортодоксию в покое. Пусть мѐртвые хоронят своих
мертвецов, а мы оставим себе благородный труд по извлечению
Духа.
56
Гавриил Державин
Фмунзнхмя м дйфалмиажлыб лайом
Имзйз Хжмзинз оао мрбауълая хмдйжа
озблнхбфмлмвфа.
Один из основных вопросов, стоящих сегодня перед
ксенофеминизмом — это вопрос репрезентации ксено, в частности,
в демонстрации ксено в виртуальном пространстве видеоигр, ведь
именно видеоигры могут составить опыт интерактивного
переживания чужеродного опыта радикального другого. Попытки
воспроизвести этот опыт есть в играх There was a moon, а также в
игре Carrion. Попытка этого есть и у Аллы Митрофановой в видео,
где камера ведѐт съѐмку изнутри женской матки.
57
Из всех этих попыток репрезентаций выделяется игра Carrion тем,
что она не спешит показывать инаковость ксено, репрезентировать
его желание и помещать его в наш символический порядок (что
исказило бы его до уровня посюстороннего, вместо
потустороннего). Для познания травматического объекта
необходимо сначала очертить локус, узнать о наличии другого,
отличного от человеческого, желания, прежде чем угадывать загадку
в самом ксено и того, что оно хочет. На это могут возразить, что
желание сугубо исторично и пока будут чертиться границы, они
сместятся. Почему бы не предположить, что границы не чертятся в
акте самого творения, ведь сначала приходит Джойс, а уже потом
58
граница бредовой функции? Мой ответ на это: сначала приходит
Моисей, а только потом Иисус. Эсхатологическое решение в
данном случае будет сначала выразить травматический объект, а
потом пытаться выражать его инаковость ему самому, в процессе
чего он очеловечится. Также нельзя сказать, что границы чертятся в
акте творения ведь это овнешнение нашего представления о ксено,
а не то, что он сам может сказать/показать/сделать.
59
несовпадение как таковое, у которого нет возможности в
представлении или по крайней мере в полном представлении. Это
самый избыток (субстанцию) через субъективацию должен
породить солидаризацию вокруг акта снятия и принятия
монструозного своей монструозности, через узнавание (recognition)
еѐ через нашу реакцию. Если мы говорим о неком «твори!» в случае
искусства и/или видеоигр, то мы остаѐмся на уровне «Что ксено
такое?», когда главный вопрос был бы «Чего ксено хочет?», что
полностью смещает вопрос с наличия травмирующего объекта на
его желание, то есть как травмирующий объект реагирует на
травмирующий объект в себе. И это он может сделать только через
нас. Травма реального здесь получает собственную субъектность.
60
ассимиляция Святого Духа через Отца, то есть ксено as is). Ксено не
может просто заключаться в индивидуальном опыте как по факту
(опыт сирийских мистиков, чей мистический опыт выстраивается в
определѐнные паттерны у тех людей, которые никогда не видели
друг друга), а также по примеру того, что создаѐт смерть Иисуса на
кресте — Святой дух, который представляет полное растворение и
ассимиляцию последнего в сообществе, которое ретроспективно
его создаѐт. Святой Дух является той солидаризацией и осознанием
Большого Другого, что поддерживается за счѐт нашей коллективно
пережитой травмы познания Бога (Ксено), познавшего Себя через
нас, познавших его. Для того, чтобы лучше объяснить, почему
именно в Христианстве и фигуре Иисуса Христа воплощается эта
возможность доступа к ксено, воспользуемся гегелевским
пониманием отношения между Абсолютным Духом, Субъективным
Духом и Объективным Духом.
61
духовного в-себе и человеческой субъективности (верующего),
перенося разрыв в самого Бога. Именно поэтому христианство
является «абсолютной религией» только потому что расстояние,
отделяющее Бога от человека, отделяет Бога от Самого себя (и
человека от человека, от нечеловеческого в нѐм)
62
этого топоса мы должны подчеркнуть, что по-настоящему
радикальная инаковость — не инаковость в нас самих, «Чужой в
нашем сердце», но сама Инаковость другого ему самому. По
настоящему христианская любовь может возникнуть лишь внутри
этого движения: Любовь — есть любовь к другому постольку,
поскольку он отсутствует (Лакан) — мы любим другого из–за его
ограниченности. И чтобы радикализовать этот тезис: Если Бога
(ксено) следует любить, то он должен в себе быть несовершенным,
непоследовательным, в нѐм должно быть «больше, чем он сам».
63
Томас Альтицер
Хнд м мзинжмя.
1. Диалектика и теология.
64
форму теологического рассуждения. С самого начала мы должны
признать, что в той мере, в какой теология становится радикальной,
она теряет свое традиционное содержание и внешний вид. В этой
теологической революции не только все ее прежние категории
будут подвергнуты отрицанию или преобразованы, но, в равной
степени, и сам метод теологического мышления должен получить
новое направление и форму.
Естественно, что радикальный христианин неизбежно
противопоставляет себя теологии, находя, что теология подчинена
авторитету Церкви и, вследствие этого, не способна ни говорить на
подлинном языке веры, ни выражать современное христианское
мировоззрение. Также вполне оправданно радикальный
христианин считает теологию вообще закрытой для творческого
мышления наукой. Так называемый ренессанс теологии в XX веке
мало что может изменить в этом суждении. Как бы то ни было, но
сегодня более, чем когда-либо, теология оказалась соверщенно
чуждой для обычных верующих и выглядит в их глазах, как нечто из
области чисто абстрактного, спекулятивного рассуждения. Вместо
того чтобы черпать свое вдохновение в безоговорочном авторитете
библейского откровения, теология должна искать современные
выражения слова веры. Прежде всего, теология должна расстаться с
религией, полностью и последовательно отвергая и религиозную
привязанность к первоначальному священному, и вытекающее из
этого религиозное отрицание мирского. Из-за того, что теология
вплоть до сегодняшнего дня хранит верность первоначальному, или
трансцендентному, слову, она остается закрытой для реальности
истории. Следовательно, теология должна пережить вместе с
радикальным христианином смерть Бога, избавиться даже от
отголоска или памяти о реальности изначального Бога; но не с
чувством отчаяния перед лицом собственной гибели, а с радостным
предчувствием собственного возрождения.
Мы видели, что радикальная вера обращена к движущемуся Слову
или Духу, становящемуся воплощенным в истории. Этот процесс
65
предполагает диалектическое отрицание первоначального Духа, в
котором Дух действительно становится своим иным. Теологическое
мышление - чтобы не изменить историческую реальность
Воплощения - должно обязательно быть диалектическим. Более
того. когда теология ограничивала себя недиалектическим,
абстрактным и концептуальным пониманием самого Бога, она была
отчуждена как от языка Библейской веры, так и от современного
языка христианского свидетельства. Ранее XIX века диалектическое
мышление проникало в христианскую теологию только дважды: в
августиновском учении о природе и благодати и в лютеровском
понимании закона и Евангелия. Оба этих достижения
христианской диалектической теологии были одновременно и
библейскими, и современными: они строились на библейской
основе и, в то же время, были выражениями нового исторического
развития веры; и каждое из них готовило почву для
революционной эры в христианстве. Отметим также, что эти
теологические достижения основывались на новом понимании
Воплощения, на новом ответе на движение вперед христианского
слова; и каждое по-своему отразило в себе отрицание и
преодоление вечного и изначального Бога. Августиновское понятие
всеприсутствия и всемогущества благодати проистекало из
диалектического отрицания онтологической данности Бытия точно
так же, как лютеровское понимание бесплатного дара благодати во
Христе покоилось на преодолении потусторонней и суверенной
власти Творца. В обоих случаях мы обнаруживаем новую и более
развитую форму христианского слова, исходящую из отрицания
изначального Бога - Бога религии.
Однако ни Августин, ни Лютер нс достигли полностью
диалектического понимания: каждый оставался привязан к
прошлым догмам Церкви. Парадоксально, но оба - и Августин, и
Лютер - демонически выступили на стороне этих догм, когда им
пришлось столкнуться с иными формами
66
радикальной веры; и ни один из них не был в состоянии пересечь
границы, установленные дуалистическими и недиалектическими
моментами их собственного мышления. Будучи не в состоянии
довести до конца выводы из своего собственного диалектического
отрицания, августинианство и лютеранство оставались
дуалистическими учениями: Августин изолировал всемогущество
Бога от всемогущества благодати, а Лютер подобным же образом
изолировал закон от евангелия; и оба в итоге санкционировали
изначальную святость Бога. Августин и Лютер часто критиковались
как несистематические мыслители; но, с диалектической точки
зрения, ни один из них на деле не избежал абстрактных категорий
чисто рационалистического мышления: Августин остался
неоплатоником, хотя сам же способствовал трансформации
греческого философского мышления; а Лютер, который так
яростно нападал на «шлюху-разум», тем не менее был не способен
порвать с рационалистической необходимостью логического
тождества Бога. Когда христианская теология таким образом
отождествляет себя с абстрактными и статичными категориями
нашей западной логики, она не может воспринять движущееся
вперед и преобразующее себя слово. До тех пор, пока
теологическое мышление основывается на логических законах
тождества и противоречия, оно будет просто вынуждено
беспомощно наблюдать за постоянно расширяющейся пропастью
между изначальным Богом и мирской историей. Гегель, который
написал первый и самый значительный западный диалектический
трактат по логике, настаивал: только когда диалектический разум
(Vernunft) подвергнет отрицанию и преодолеет логические законы
чистого рассудка (Verstand), тогда и мышление сможет воспринять
движение духа в истории. Тем самым он провозгласил, что все
живое несет в себе противоречие, и, таким образом, противоречие
более реально, чем внешне неизменное тождество.
«Ибо, в противоположность ему, тождество есть лишь определение
простого непосредственного, определение безжизненного бытия;
67
противоречие же есть корень всякого движения и жизненности;
лишь поскольку нечто имеет в самом себе противоречие, оно
движется, имеет побуждение и деятельно».
С диалектической точки зрения, наиболее демоническим, вероятно,
следствием той теологии, которая берет за основу изначальный
суверенитет и святость Бога, оказывается ее подчинение
судьбоносной власти того, что является или дано; или того, что
Гегель назвал «данность». В течение всего XIX века радикальные
христиане - вспомните хотя бы Достоевского - яростно
протестовали против теодицеи, которая санкционировала бы
любой ужас и несправедливость во имя абсолютной суверенности
Бога. Дело в том, что до тех пор, пока Бог познается только в своей
первоначальной форме, история либо полностью отрицается в
соответствии с общими требованиями религии, либо безжалостно
подчиняется посторонней власти, которую Лютер называл
«законом», или Блейк - «Уризеном»; то есть «вашим разумом». В той
же степени, в какой чистый абстрактный и формальный разум
является отражением неизменной данности мира, Бог религии
является безразличным и неподвижным и проявляет себя в истории
как враг развития и жизни. Ницше считал христианского Бога
воплощением духа мести и ненависти человека к себе. Он атаковал
потустороннего Бога христианства как абсолютный антитезис
тотального существования в истории, - того, что новый Заратустра
называет «телесностью». Именно потому, что изначальная и
религиозная божественность является антитезисом жизни и
истории, ее священное имя может так естественно служить для
санкции зла и несправедливости (см. Книгу Иова). Никакие ужасы
нашей истории не оказались настолько велики, чтобы не быть
допущенными в качестве божественного испытания большинством
наших теологов. Какую же теологическую последовательность мы
можем ожидать от теолога, который выступает на стороне того
Бога, во имя которого мы должны признать все то, что подавляет и
68
угнетает человеческую личность? Христианская диалектическая
теология просто обязана категорически высказаться как против
церковных норм прошлого, так и вообще против любой
негуманной чуждой реальности, которая угнетает жизнь человека.
Прежде всего, такая теология должна бойкотировать любые
потусторонние источники смысла, служащие барьерами на пути
развития человечества. Но отнюдь не в роли служанки Церкви;
напротив, истинно диалектическая теология призвана разрушать ее
догматическую и организационную власть и должна посвятить себя
борьбе против любых других угнетающих законов или властей,
которые претендуют на священный или трансцендентный источник
своего авторитета. Будь то на Востоке или будь то на Западе,
диалектическое мышление всегда было направлено против всех
форм дуализма, раскрывая во всяком абсолютном разграничении
между двумя областями смысла или реальности стремление к
господству над человеком, или слишком человеческую жажду
иллюзии. Только ложная диалектика утверждает абсолютный
разрыв между противоположностями, поскольку в той мере, в какой
противоположности дуалистически изолированы друг от друга, они
застывают в статичной форме и блокируют свое собственное
разрешение. Христианская теология не может признать
окончательной и абсолютной противоположность между временем
и вечностью, или междуконечным и бесконечным; равно как и
абсолютное различие между человеком и Богом, или творением и
Творцом, поскольку такая оппозиция отвергает кенотическое
движение Христа и отрицает историческую реальность
Воплощения.
Только признав, что противоположности диалектически переходят
одна в другую, теология получит возможность выразить
кенотическое и историческое развитие Христианского Слова.
Теология является живой дисциплиной, развивающаяся вместе с
развитием своей исторической основы. Теологическое мышление
должно постоянно преодолевать свою первоначальную форму, для
69
того чтобы воспринять универсальное и динамическое явление
Духа. Ограничить теологические источники только священной
историей и писаниями прошлого - значит, подавить активность
слова в настоящем и развернуть вспять кенотическое направление
уникального христианского слова. Более того, эсхатологическая
цель христианского слова требует, чтобы оно представляло процесс
обновления всех вещей, тотального преобразования истории.
Чтобы Бог мог стать всем во всем, должна быть уничтожена
дистанция, разделяющая творение и Творца, и отменена
противоположность между священным и мирским, или плотью и
Духом. Как мы видели, это может произойти только в процессе
развития Духа, действительно становящегося плотью; и развития
плоти, становящейся Духом. Только становление Духа своим иным
может привести к апокалипсическому совпадению
противоположностей.
От современной теологии требуется, как минимум, чтобы она
открыла для себя значение апокалиптического и тотального
искупления, - искупления, исходящего от тотального присутствия
Бога во Христе. С диалектической точки зрения, главное
заключается в тотальном отождествлении Бога с Иисусом и в
понимании того, что это Бог становится Иисусом, а не Иисус
становится Богом. Развитие воплощенного Слова движется от Бога
к Иисусу; и Слово продолжает совершать это кенотическое
движение, сохраняя свое направление и продвигаясь от
исторического Иисуса ко всеобщему телу человечества,
обнаруживая, в итоге, свое присутствие в каждом человеке. Ни в
какой момент этого диалектического движения мы не можем
изолировать Слово и утверждать, что именно здесь оно получает
свое окончательное и определенное выражение. Любое подобное
отвлечение Слова от истории блокирует процесс воплощения и
возвращает теологию на ретроградный путь религии. Таким
образом, тенденция возврата к прошлому является враждебной
70
христианской вере; в этом возвращении состоит величайшее
искушение веры. Постоянно помня об этом, теология обязана
решительно избавляться от всех прошлых форм слова ради
приобщения к эсхатологическому будущему в настоящем.
71
теологический принцип состоит в том, что Бог веры отнюдь не
является неизменным и неподвижным, а представляет собой
постоянный и движущийся вперед процесс самоотрицания,
кенотическое преобразование себя в истории. Чтобы раскрыть для
себя современное и аутентичное христианское имя Бога, мы
должны, прежде всего, отвергнуть все религиозные представления
об абсолютной закрытости и таинственности Божества с тем их
неизбежным следствием, что священная или абсолютная
Реальность безразлична ко всему и безмолвна; и в принципе, она
неспособна развиваться или высказывать себя в истории.
Утверждать, что имя Бога не произносимо в истории, - значит,
встать на реакционный путь, ведущий к тотальному восстанию
против истории, и начать реставрацию средствами религии
утраченную невинность исходного Начала. От этого религиозного
отказа от имени Бога ничем, по сути, не отличается догматическое
упорство теологии в том, что имена или явления Бога раз и
навсегда случились в прошлом и что, следовательно, вера является
воспоминанием о прошлой и от века данной форме Бога. Мы, со
своей стороны, должны заметить, что именно пророческая
традиция, как она записана в Ветхом и Новом Заветах,
свидетельствует об историческом движении откровения. Бог веры
является постоянно в новых, развивающихся формах; а пророки,
высказывая имя Бога, обнаруживают устойчивую связь между
божественным процессом и человеческой историей. Бог
библейской пророческой традиции - это Бог, который говорит или
открывает себя в истории. Здесь история является не просто
пассивным слушателем божественной речи, но, скорее, эта речь
сама становится действенной и реальной только в истории,
поскольку вне истории сам Бог был бы безмолвным, безразличным
ко всему и одиноким. Самим актом открытия своего имени Бог
опустошает себя от своей изначальной полноты, отрицая того Бога,
72
который есть только Бог, т.е. причина самого себя, неподвижный
двигатель.
Таким образом, теология должна прийти к пониманию
необходимой связи между откровением Бога о себе и его
самоотрицанием, или кенозисом. Бог, который раскрывает себя в
истории, - это Бог, который опустошает себя от полноты
первоначального Бытия. Тем самым он действительно и истинно
становится явленным в истории, и, в конечном итоге, история
становится не просто ареной откровения, но самим воплощенным
телом Бога. Соответственно, откровение здесь - это актуальное
движение от Начала к Концу, продвижение вперед от изначального
бытия Бога к тому Богу, который становится всем во всем в Конце.
Бог покидает или отрицает свою оригинальную пассивность или
неподвижность, становясь воплощенным в виде действительности
мира и истории. С христианской точки зрения, откровение и
воплощение неотделимы одно от другого, будучи двумя сторонами
одного процесса, - процесса, в котором Бог и открывает себя, и
становится воплощенным как полная противоположность своего
первоначального существа. Откровение, как оно представлено
библейской пророческой традицией, свидетельствует о падении
или о постепенном разрушении изначального Бога по мере того,
как Бог становится все более деятельным и реальным в истории, в
итоге неотвратимо приближаясь как всеобщее посюстороннее
Царство Божие. Таким образом, радикальное христианство
прекращает всякие разговоры об изначальном Боге, а вместо этого
будет нести в себе людям то Царствие Божие, которое является
следствием абсолютного самоотрицания Бога.
Если радикальное христианство дезавуирует изначального Бога,
отвергая даже имя суверенного Творца, то новая теология будет с
полной уверенностью искать уникальное христианское имя Бога в
имени Иисуса Христа. Прежде всего, мы должны осознать, что
Иисус Христос - это имя Бога, который стал полностью и тотально
воплощенным; и, таким образом, это имя, раскрывающее
73
актуальное движение самого Бога. Имя Иисуса Христа просто
бессмысленно в отрыве от Ветхого Завета, поскольку именно Бог
Ветхого Завета становится в высшей степени деятельным и
исторически реальным в Иисусе Христе. Когда христианин
провозглашает Господом Иисуса, он говорит о том самом Боге,
которого Ветхий Завет знает как Творца, Законодателя и Господа;
но сейчас уже этот первоначально суверенный и потусторонний
Бог появляется в пустой или кенотической форме. Более того,
только через веру в Христа верующий может знать имена Бога
Ветхого Завета как проявление отрицания Богом себя. Если верно,
что только библейская традиция знает Бога как абсолютно
суверенного Творца и совершенно иного Законодателя и Судью,
тогда христианин, подобно Иову, должен познать Творца и Судью
как отчужденное от себя явление Бога. Только пустая или чуждая
форма Бога может быть совершенно иной, чем человек или мир,
поскольку Бог, чья реальность сама по себе сокрушает дух человека,
- это Бог, который отчужден от своего собственного тождества как
Искупителя. Эль Шаддаи, или всемогущий Господь, который
раскрывает себя Иову как абсолютно суверенный Творец, - это Бог,
который отчужден от своих собственных искупительных актов.
Непреодолимая пропасть между человеком и Богом образуется
именно в тот момент, когда Бог прекращает существовать и
действовать в своей искупительной форме. Можно даже говорить о
божественной экономии, или устроительстве спасения, в процессе
истории, в котором человек и Бог, или мир и божество, коренным
образом изменяются. И если этот процесс является реальным
историческим процессом, происходящим в определенное временя
и в нужном пространстве, тогда Бог должен сам действовать таким
образом, чтобы отрицать свой первоначальный способ Бытия.
Гегель, будучи последовательно диалектическим мыслителем,
утверждает, что Дух обладает реальным, или действительным,
существованием только в той мере, в какой он отчуждает себя от
74
себя; и, таким образом, Дух может двигаться вперед только путем
самоотчуждения или самоотрицания. Бог продвигается вперед в
истории, отрицая свои наличные и предыдущие способы Бытия в
той же мере, в какой он прекращает действовать и существовать как
данность. Хотя Бог развивается в своем историческом явлении, и
оно уводит его все дальше и дальше от его первоначального или
доисторического тождества, тем не менее важно подчеркнуть, что в
диалектическом смысле Бог, или божественный процесс, остаются
собой даже в состоянии самоотчуждения. Христианин исповедует
такого Бога, который является наиболее истинным или
действительно самим собой, находясь в состоянии крайнего
самоотрицания или самоотчуждения. Так как христианин верит, что
Бог самым полным образом раскрывает самого себя в Иисусе
Христе, то кенотические акты Воплощения и Распятия ни в коем
случае должны пониматься не как всего лишь фрагментарные
проявления силы и славы вечного и неизменного Божества, а как
исторические события, в ходе которых Божество окончательно
прекращает существовать в своем прежнем виде. Если радикальный
монотеизм присутствует только в библейской традиции, или если
только там Бог остается самим собой в разнообразных
исторических явлениях, тогда только христианин может говорить о
Боге, который остается Богом в ходе тотального акта
самоотчуждения или самоопустошения. Христианское имя Бога -
это имя процесса абсолютного самоотрицания, в ходе которого Бог
раскрывает себя в Иисусе Христе, который пришел в мир и
свободно умер за человека.
Когда христианин провозглашает Иисуса Христа триумфальным
явлением Бога, он не говорит о явлении в силе и славе, поскольку
Бог реален теперь только в своем действии самопожертвования или
самоотрицания. Иисус Христос - это высшая точка в развитии
исторических изменений Бога, в которой отчуждение Богом себя от
своей собственной исходной Тотальности делает возможным
движение к новой и полностью иной Тотальности Конца. Полтора
75
века изучения исторической науки показали, что Библия содержит
разнообразный материал, переплетение традиций и образов,
которые сопротивляются всем теологическим попыткам примирить
их между собой. Невозможно более говорить о библейской вере,
или о библейской религии, или даже об определенном и
единственном библейском Боге, - так как нельзя логически
объединить противоречащие друг другу библейские образы Бога.
Тем не менее радикальная диалектическая теология может подвести
нас к пониманию необходимости такого противоречивого языка
Библии. Только таким путем мы можем прийти к пониманию
значения божественного процесса, продвигающегося через
самоотрицание оригинальной основы к новым богоявлениям, все
более отчужденным от первоначальной святости Бога.
Что имеется в виду, когда говорится о христианском Боге как о
диалектическом процессе, а не о существующем Бытии? Во-первых,
это означает, что христианского Бога нельзя представлять ни как
неизменное, неподвижное или безразличное Бытие, ни как
существо, обладающее некой природой или субстанцией, которая
остается вечно той же самой во всех своих откровенных или в
искупительных актах. Если христианин признает Бога, который
опустошил себя от своей оригинальной святости путем
действительного превращения в плоть, тогда он не может
признавать Бога, который остается замкнутым на себя в своем
собственном первоначальном Бытии. Бог, который действует в
мире и истории, - это Бог, который отрицает самого себя,
постепенно, но решительно уничтожая свою собственную
оригинальную Тотальность. Бог - это Тотальность, которая
«падает», или «сходит в мир», продвигаясь все более полным
образом в состояние, противоположное своему первоначальному
тождеству. Бог или Божество становится таким Богом, который
явил себя во Христе, перевернув свою первоначальную форму:
трансцендентность становится имманентностью, Дух становится
76
плотью. Ни в какой момент этого процесса Бог не является
единственно самим собой: каждый момент или каждая точка в этом
процессе воплощают в себе метаморфозу Бога. Христианин
провозглашает Бога, который полностью отрицает себя или
жертвует собой во Христе. Однако христианин утверждает, что
именно Бог становится Христом; Бог, который стал Христом, был
когда-то явлен и действителен, как Творец и Господь. В противном
случае невозможно говорить о кенотическом Христе, о
самоуничтожении Бога, о Боге, который действительно подверг
себя отрицанию в Иисусе Христе. Таким образом, Бог - это
диалектический процесс, а не существующее Бытие в смысле Бога,
опустошившего себя от Бога во Христе.
Недиалектические и дуалистические формы христианства тем или
иным образом неизменно восстанавливали разрыв между
сущностной реальностью Бога и его искупительными или
откровенными актами. Естественная, или рациональная, теология,
анализируя понятие Бога с помощью разума, полностью отделялась
от жизни веры. Она, как правило, рассматривала Бога в отрыве от
его действий и в результате неизбежно разводила по разные
стороны Бога веры и Бога разума. С другой стороны, любые
попытки ограничиться при теологическом анализе Бога Словом но
откровения приводили к потере всех познавательных способов
общения с Богом. Это, в свою очередь, изолировало реальность
Бога от реальности мира, от связи божественной активности с
местом ее действия и, в конечном счете, от самой действительности
его актов. Как естественная теология, так и теология откровения,
отвергают полную реальность Бога: первая - постигая
первоначальную, или вечную, природу Бога, которая неспособна
ни к развитию, ни к искупительному действию; а вторая - утверждая
суверенного Господа, который бесконечно удален от исторической
реальности своего творения. Однако наиболее чудовищным
искажением со стороны догматики теологии откровения и систем
философской теологии следует признать то, что они в равной мере
77
изолируют Бога от Христа. Разгородив между собой Творца и
Искупителя, первоначальное и последующее существо Бога, они в
результате рано или поздно скатывались к языческим или в
религиозным формам христианства.
Блейк гениально почувствовал, что Бог деизма и Бог ортодоксии -
тождественны, поскольку оба изгоняют искупляющего Бога из
мира. Для них Бог - это или безразличная ко всему основа
космического порядка, или безжалостный деспот истории. В обоих
случаях мы получаем изображение Бога, удаленного от мира и
чуждого человеку. По мере того как историческое или церковное
христианство все дальше отходило от своей изначальной веры, оно
углубляло пропасть между Творцом и Искупителем, пока в наше
время искупительный смысл не исчез полностью из понятия Бог.
Чтобы развернуть в обратную сторону этот процесс деградации, мы
должны вернуться к фундаментальному принципу диалектической
теологии: Бог - это движущийся вперед процесс кенотического
преобразования, который остается самим собой даже в ходе
абсолютного самоотрицания. «Бог - это Иисус», - восклицает Блейк
и вместе с ним каждый радикальный христианин, потому что Бог
сам стал тотально воплощен и полностью тождествен Христу.
Точно так же мы должны отвергнуть любое гностическое или
дуалистическое искушение расщепить Творца и Искупителя путем
утверждения, что Бог тождествен с Христом, и Христос является
окончательным воплощением самоотрицания Бога. Евангелие от
Иоанна является наиболее антигностическим, когда пытается
изобразить Христа в качестве Творца, поскольку всемогущий
Творец, который стал Христом, уже является одновременно в этом
оригинальном акте и богоявлении Богом, который способен к
опустошению себя от своей суверенной власти. Более того, если
рассматривать его диалектически, то каждый акт Бога представляет
собой кенотическую метаморфозу, так как Бог, который действует
как Творец, - это уже Бог, который пал с высоты своей изначальной
78
Тотальности; и поэтому даже самые ужасающие и подавляющие
действия творящего Бога могут быть поняты христианином как
приготовления к Евангелию. В дальнейшем Бог отрицает себя как
суверенного Творца, становясь воплощенным во Христе: Бог как
Творец и Господь переживает метаморфозу во Христе таким
образом, что переходит в противоположность своего исходного
явления. Христос тождествен Богу, - это так; но Бог, который
присутствует и реален во Христе, - это Бог, который опустошил
себя от своей первоначальной суверенности и трансцендентности.
Таким образом, христианин должен отвергнуть любой образ
невоплощенного Бога, если он не преобразован
самопожертвованием или самоотрицанием самого Бога.
3. Бог и Сатана.
79
В «Генеалогии морали» Ницше утверждает, что человек все
проявления своей отрицательной энергии, направленной против
собственной личности и природы, соединил в одном понятии и
создал Бога, «как потустороннее, как вечность, мучение без конца,
ад, как неизмеримость кары и преступления». Эти слова Ницше
80
повторяют в своеобразной манере пророческие выпады Блейка
против Уризена и гегелевскую диалектическую критику
отчужденной и безжизненной формы Духа. Более того, взятые все
вместе, они обрисовывают уникального христианского Бога, - Бога,
который бесконечно удален от человека; Бога, который в своем
трансцендентном величии противостоит человеку и перед лицом
которого человеку ничего не остается, как смириться со своим
жалким существованием, наполненным чувством вины и страха.
Почему историки религии не обратили внимание на то, что идея
Рудольфа Отто о нуминозной составляющей в Боге как mysterium
tremendum et fascinans взята им именно из христианского
представления о Боге и в мировых религиях нигде более не
представлена? Даже мусульманин и иудей (за исключением таких
модернизированных и полухристианских иудеев, как Кафка) не
знают божественность, чья святость абсолютно противопоставлена
непосредственной жизни человека в мире. Ни мусульманин, ни
иудей - не говоря уже о последователях восточной мистики - не
знают этого ужасающего и всеохватного чувства вины,
возникающего при встрече с божественным и праведным Судьей.
Образ белого кита Моби Дика у Мелвилла и бунт Ивана Карамазова
против Бога неотвратимо притягательны для современного
христианина, потому что только современный христианин
лицезреет Бога в образе mysterium tremendum, - ужасающего
Господа, чья суверенная власть подавляет энергию человечества и
лишает его способности к развитию.
Давайте вернемся к пророческим словам Ницше, раскрывающим
христианство как абсолютную форму самоотрицания человека:
«Христианское понятие о божестве (Бог как Бог больных, Бог как
паук, Бог как дух) - это понятие есть одно из самых
извращеннейших понятий о божестве, какие только существовали
на земле; быть может, оно является даже измерителем той глубины,
до которой может опуститься тип божества в его нисходящем
развитии. Бог, выродившийся в противоречие с жизнью, - вместо
81
того, чтобы быть ее просветлением и вечным ее утверждением'. Бог,
объявляющий войну жизни, природе, воле к жизни! Бог как
формула всякой клеветы на ―посюстороннее‖, для всякой лжи о
―потустороннем‖! Бог, обожествляющий ―ничто‖, освящающий
волю к ―ничто‖!» Отметим, что для Ницше христианское понятие
Бога отражает низшую ступень в нисходящем ряду божеств. Можно
не сомневаться в том - особенно из-за восхваления Ницше самых
ранних образов бога Яхве в Ветхом Завете в качестве выражения
оригинального израильского сознания власти, радости и надежды, -
что здесь немецкий философ вливается в движение библейского
пророческого откровения, раскрывающего апокалипсического Бога
Конца, - Бога, явление которого должно положить конец
ценностям и действительности мира. Когда Ницше говорит о
христианском Боге как об обожествлении «ничто», он говорит о
том христианском представлении о Боге, которое предполагает
абсолютную полярность между Богом и миром. Христианский Бог
выступает как бесконечная суверенная сила, которая сокрушает
жизнь человека. Следует уточнить: в каком смысле христианский
Бог - это воля к ничто, ставшая священной? Может возникнуть
вопрос: разве мы не имеем еще более священную волю к ничто в
буддизме? Дело в том, что буддист освобожден от абстрактного и
пустого ничто в сознании отдельной личности, за счет того
всеохватного благодатного и тотального ничто нирваны или
шуньяты, которое проявляется именно в тот момент, когда пустое
ничто разрушается. Тогда как христианский Бог, напротив, может
быть истинно познан путем абсолютного отрицания полноты
жизни, энергии духа и радости тела.
Соответственно, христианский Бог является глубочайшим
воплощением ницшевского символического «нет», - этого
абсолютного отрицания жизни и личности, которое, в конечном
счете, оборачивается против самого себя. С этой точки зрения,
движение христианского мира в сторону от искупительного явления
82
Бога оказывается неизбежным историческим проявлением
глубинной основы этого мира. Бог, который, в конечном итоге,
является в человеческом опыте как божественный Судья и
Исполнитель наказания, как абстрактное и полностью
безжизненное Бытие, как противоречащее жизни обожествленное
ничто, - есть историческое следствие божественного кенотического
движения воплощения. Полностью чуждый Бог, Бог, уже
предреченный христианству в гностицизме, - это просто мертвое
тело Бога; тело, которое постепенно разлагается в истории
христианского мира. В начале этой истории оно еще выступает в
невоплощенной форме, а затем неизбежно и последовательно
обнаруживает свою мертвенную пустоту, пока, наконец, с распадом
христианского мира оно окончательно не восприсутствует в
истории как полное воплощение отчужденного и пустого ничто.
Хотя опыт ужаса и страха, возникающих вследствие явления
Творца, описан уже в книге Иова, но мы не можем - вплоть до
прихода современного мира - обнаружить то преобладающее и
всеохватное чувство страха, которое Кьеркегор верно объяснял
встречей с ничто. Паскаль содрогался в душе при виде необъятных
далей бесконечного и пустого космоса; но сейчас, похоже, это
чувство содрогания присутствует везде, где человеку открывается
жестокая реальность и радикальная конечность мира. Современный
христианский мыслитель (будь то Блейк или Ницше) провозгласил,
что хаос вокруг нас - это ничто, вырастающее из смерти Бога, из
могилы мертвого Творца. Ницшевский безумец, провозглашая
смерть Бога, вступает на землю, которая оторвана от своего солнца:
«Куда теперь движется она? Куда движемся мы? Прочь от всех
солнц? Не падаем ли мы непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во
всех направлениях? Есть ли еще верх и низ? Не блуждаем ли мы
словно в бесконечном Ничто? Не дышит ли на нас пустое
пространство? Не стало ли холоднее? Не наступает ли все сильнее
и больше ночь? Не приходится ли средь бела дня зажигать фонарь?
Разве мы не слышим еще шум могильщиков, погребающих Бога?
83
Разве не доносится до нас запах божественного тления? - и Боги
истлевают! Бог умер!» Погруженные в новый хаос, вызванный
смертью Бога, мы по видимости утратили способность Адама
давать имя творению, а наша вера становится безмолвной перед
лицом совершенно чуждого и внешнего космоса. Но она сможет
вернуть себе дар речи, если осмелится назвать наш хаос могилой
Бога. И страх не овладеет тем христианином, который приходит к
осознанию, что наш Страх - это запах тления Бога. Познать чуждое
и пустое ничто, как мертвое тело Бога, - означает быть
освобожденным от жуткой тайны и ужасающей силы хаоса.
Примечательно, что подобная победа над хаосом присутствует и в
ранней апокалипсической вере, где апокалипсический верующий
знает мир, как старый Эон, который находится уже на пути к
первозданному хаосу и, таким образом, на пути к своему концу.
Почти с полной уверенностью можно сказать, что именно
апокалипсическая религия - вероятно, в своем оригинальном
персидском выражении - впервые выдвинула веру в Сатану, или в
Антихриста, в космическую и историческую силу зла, которая
представляет полярную противоположность доброму Творцу. В
позднейшей гностической и католической теологиях Сатана не
только признается правителем мира и истории, но и считается
самим воплощением ничто в качестве абсолютного источника зла.
Пока Сатана или Антихрист не побеждены, не наступит новый Эон;
а с поражением Сатаны старый Эон полностью обращается в
ничто. Когда Христос видит Сатану низвергающимся с небес, он
знает, что настало время для пришествия Царствия Божия. Так же,
как новый Эон восстает из праха разрушающегося мира тьмы,
Царство Божие, которое провозглашает Иисус, переворачивает
ценности и институты истории, разрушая основание всякой
тиранической и угнетающей власти. Разрушение этой власти
означает падение Сатаны, поскольку Сатана - это сила,
подавляющая человеческую энергию и останавливающая развитие;
84
сила тьмы, противостоящая жизни и свету. По древним
апокалипсическим писаниям, Сатана, или Антихрист, открыто
является в истории только в момент своего падения; а до тех пор,
пока не наступит время его разрушения, невозможно обнаружить
или назвать Антихриста. Апокалипсические мыслители всегда
пытались назвать имя Антихриста, обыкновенно скрывая свои
попытки под эзотерическими символами; но на всем протяжении
истории христианского мира апокалипсические видения всегда
оставались под влиянием той самой тайны, которой новый Эон
обещал положить конец. Только с разрушением христианского
мира появляется апокалипсический мыслитель, который
одерживает окончательную победу над тайной религии, называя
христианского Бога именем Сатаны.
Этот мыслитель - Уильям Блейк, и мы должны полностью признать
тот факт, что Блейк совершает особое богохульство из богохульств,
отождествляя библейского Творца и Господа с Сатаной. Об этом
свидетельствуют не только многочисленные работы Блейка, но и
его превосходные живописные творения. На великолепной
одиннадцатой гравюре из иллюстраций к книге Иова он изобразил
Бога в виде Сатаны и сделал это в силу своего убеждения, что
искупление может полностью осуществиться только после того, как
потусторонний Бог явится миру и истории как Сатана. Это
отождествление Бога с Сатаной является постоянным мотивом всего
позднего творчества Блейка, и оно служит основанием его
апокалипсических представлений, изложенных в поэмах «Мильтон»
и «Иерусалим». В «Мильтоне» Сатана берет на себя все прежние
функции Уризена. Но только здесь Сатана не объявляет: «Я Бог
един» - до тех пор, пока не установит свой угнетающий «Закон»
(9:25). Зная о том, что Мильтон является у Блейка символом
апокалипсического возрождения христианства, мы не можем не
заметить, что здесь Сатана обнаруживается как «Тень», или
«Призрак», падшего человечества, пустого хаоса, лишающего жизнь
творческой энергии, а человеческую личность - развития.
85
«И по печальному миру мельницы Сатаны воздвиглись на
фундаментах храмов Альбиона, и сыны Сатаны - друиды - приносят
человеческие жертвы по всей земле, и могильный камень Альбиона
покрыл своей тенью всю землю, где Сатана, послушный только
своему Закону, заставил всех служить ему, как Богу, и быть
благодарными в повиновении, поставив себя над всем, что зовется
Богом; и все призраки мертвых, зовущие себя сынами Бога, в его
синагогах поклоняются Сатане под Непроизносимым Именем»
(«Мильтон», 11:6-14).
Синагоги, о которых говорит Блейк, - это христианские Церкви, а
«Непроизносимое Имя» - это имя христианского Бога, которого
Блейк отваживается назвать тираническим правителем, требующим
жертв от угнетенного и порабощенного человечества.
«Я не есть Бог, - тот, что далек», - заявляет Спаситель в
«Иерусалиме» (4:18); это Иисус, который присутствует в средоточии
жизни, как Слово, ставшее плотью; Слово, которое окончательно и
полностью сошло в мир из потусторонней области Духа. Когда это
сошествие произошло, жизнь Слова покинула область
потустороннего, и вследствие этого все невоплощенные явления
Слова опустошены от их искупительной силы и превращаются в
силу угнетающую. Как заявляет Блейк:
«Не ищи твоего небесного отца по ту сторону небес: там
пребывают Хаос и вечная Ночь, и Ог, и старый Анак. Ибо каждое
человеческое сердце имеет медные врата и алмазные решетки, и
мало кто отваживается их отворить, потому что страшный Ог и
Анак охраняют мрачные ворота; и каждый смертный мозг окружен
стеной и рвом, и Ог и Анак стерегут их; здесь засел Сатана с его
паутиной» («Мильтон», 20:32-38).
Ог был могущественным царем ханаанян, которого одолели
древние израильтяне; анаки были народом гигантов, которых
истребил Иисус Навин. Блейк использует эти имена символически,
для описания хаоса, который возвращается вновь вместе с падением
86
Сатаны с небес, и воцаряется там, где «Паутина религии» Сатаны
опутывает жизнь своими законами. Таким образом, религия
становится подавляющей силой; она возникает как реакция на
кенотическое движение Воплощения, утверждая себя в пустой ныне
и чуждой форме Духа, оборачивающейся мертвым телом Бога, или
Сатаной, как говорит Блейк.
Карл Барт был первым теологом, который утверждал, что «тайна»
творения может быть действительно раскрыта только в вере в
Христа. Этот вполне современный мотив является одним из самых
мощных в его «Церковной Догматике»; и он прекрасно
иллюстрирует затруднительное положение современного теолога,
который вынужден говорить о Боге в том мире, в котором Бог умер.
Таким образом, мы не можем сомневаться в том, что даже церковная
теология может говорить словами Евангелия. Особенно если они
истолкованы с точки зрения радикального пророческого воззрения.
Один из наиболее подвижных образов Блейка представляет Сатану
в форме Творца; но его явление как Творца происходит именно
тогда, когда его зритель порабощен его божественным, но пустым
центром.
«И так говорил Призрак Альбиону: он есть Великая Личность,
Сатана, прославляемый как Бог Сильными Мира Сего; белая Точка,
называемая центром, из которой вырастают один за другим круги,
стала его Сердцем; из него протянулись бесчисленные отростки во
всех возможных направлениях, производя каждое по три, по семь, а
то и по десять Голов; и бесчисленное количество рук и ног, все по
воле тех несчастных жалобщиков, которые служат ему пищей.
Таково устройство этой ненасытной Власти» («Иерусалим», 33:17-
24).
87
Обратите внимание на традиционные образы центра и круга,
обычно используемые для выражения всеохватной власти Бога. Но
здесь круг выходит из центра, поглощая все то пространство,
которое охватывает. Вспоминается ранний блейковский образ
88
Уризена как Творца, который - невидимый и неведомый - разделяет
и измеряет пространство, оформляя его по образу своего
«девятичного мрака» (первая глава «Книги Уризена»). Мы не должны
думать, что эти образы свидетельствуют о гностической ненависти
к миру. Скорее, они являются яростным протестом против мира
человеческого отчуждения и угнетения и пытаются обнаружить
абсолютную основу человеческого рабства на границах или стенах,
окружающих сферу человеческого существования. «Они стали тем,
что узрели», - это частый рефрен в «Иерусалиме», который скрыто
присутствует и в тексте, только что процитированном, поскольку
знать удаленного и всемогущего Творца - это значит, подчиниться
статусу творения, способу существования, при котором творение
полностью подчинено Творцу и замкнуто в пределах микрокосма.
Мы действительно познаем этого чуждого Творца путем веры в
Христа, поскольку Бог, который стал Христом, освободил
человечество от власти потустороннего Духа. Однако падшее
человечество должно обязательно познать на собственном опыте
эту всеохватную и ненасытную Власть, потому что сломленное
человечество не может не подчиниться своему собственному
микрокосмическому отчуждению. Когда радикальный христианин
обращается к нам с освобождающим посланием, что Бог - это
Сатана, он уничтожает силу этого отчуждения, срывая ту паутину
религии, которой Сатана опутал человечество, и раскрывая Бога,
который умер во Христе.
Самоуничтожение Бога.
89
1. Смерть Бога.
90
утверждает такого Бога, который находится по ту сторону нашей
реальности. Рациональное и недиалектическое понятие божества
представляет Бога неизменным и неподвижным, замкнутым на себе
в своем собственном Бытии. Ни религиозный верующий, ни
недиалектический мыслитель не могут воспринять представление о
Боге, действительность и деятельность которого проистекают из
его собственного самоотрицания. Только радикальный, или
мирской, или нерелигиозный христианин может знать, что Бог
перестал быть действительным и деятельным в своем
невоплощенном или первоначальном существе. Именно поэтому
крайне важно, чтобы радикальный христианин устранил, насколько
это возможно, все неясности и двусмысленности, возникающие при
употреблении выражения «смерть Бога». Исповедовать смерть Бога
- означает говорить о реальном событии, происшедшем возможно,
не в один момент; но о событии, которое действительно
произошло в нашем космосе и истории. Не следует думать, что эта
идея ограничивается устранением или исчезновением Бога из
истории и из сотворенного Мира. Напротив, в подлинном смысле
говорить о смерти Бога - значит, говорить о смерти самого Бога.
Радикальный христианин провозглашает, что Бог действительно
умер во Христе, что его смерть является космическим и
историческим событием и что это событие окончательное и
бесповоротное, которое не может быть отменено какими-либо
религиозными действиями или последующими космическими
событиями. Подобное религиозное движение против смерти Бога
действительно имело место в истории; оно и сейчас находит
выражение в христианской религии. Но такое противодействие со
стороны религии не может отменить само событие смерти Бога,
оно не может восстановить живого Бога Ветхого Завета, оно не
может обратить вспять сошествие Духа в плоть. Религиозные
христиане могут продолжать веровать в воскресшего и
вознесшегося на небеса Господа и могут быть преданы образу
всемогущего Творца и Судии. Однако такое бегство от реальности
91
Воплощения не может нарушить сам ход Воплощения; а это
событие должно заставить христианина искать присутствие Христа
в мире, полностью чуждом официальному христианскому
представлению о священном.
Нам надо провести грань между первоначальной смертью Бога во
Христе и историческим осуществлением его смерти в полном ее
объеме в человеческом опыте. Принимая за основу радикальное
христианское утверждение, что Бог полностью и целиком стал
воплощенным во Христе, мы должны отметить, что ни
Воплощение, ни Распятие на кресте не могут рассматриваться как
изолированные и как раз и навсегда данные, неизменные события.
Скорее, они должны пониматься как непосредственные выражения
движения вперед эсхатологического процесса искупления, -
процесса, заключающего в себе прогрессивное движение Духа в
плоть. Никогда в этом процессе воплощенное Слово или Дух не
застывает в окончательной или строго определенной форме:
божественный процесс претерпевает постоянное преобразование,
последовательно продвигаясь в направлении эсхатологического
конца. С точки зрения восточного мистика, процесс воплощения, в
котором полностью уничтожается или преобразуется мирская
реальность, обнаруживает для нас первоначальную реальность
священного. Исключительно христианство свидетельствует о
конкретном и действительном сошествии священного в мирское, в
ходе которого священное отрицает свои определенные формы и
лишает их изначальной силы и действительности. Радикальное
христианство представляет этот процесс как тотальный. Ни
изначальный Бог, пи невинность райского сада не остаются
незатронутыми этим процессом Сошествия: все вещи без
исключения вовлечены в этот процесс и участвуют в тотальном или
космическом преобразовании. Это движение от «Невинности» к
«Опытности» потенциально присутствует в каждом моменте
времени и в каждой точке пространства. Можно сказать, что Бог
92
умирает, в определенном смысле, там и тогда, где и когда он
присутствует в мире. Мы в подлинном смысле познаем этот
божественный процесс отрицания только через смерть Бога во
Христе.
При нашем отчуждении от христианского наследия и при нашей
исторической удаленности от веры первых учеников Иисуса, что
современный христианин может знать об оригинальном
богоявлении, о явлении Бога во Христе? Находясь под все
возрастающим влиянием исторического сознания, которое
раскрыло для нас совершенно по-новому мир идей и образов
Нового Завета, - мир, который не поддается ни теологической
систематизации, ни переводу на язык современного мышления и
опыта, - как мы можем надеяться на то, что нам удастся установить
исходный фундаментальный смысл христианской веры? Давайте
открыто признаем, что у нас нет никакой возможности вернуться к
ранней христианской вере, и тот Христос, который может быть
современным с нашей точки зрения, - это не собственно
исторический Иисус и не Господь веры ранней Церкви. В условиях
заката христианского мира мы уже давно умерли для
ортодоксальной христианской веры и должны смотреть на Новый
Завет и на раннее христианство как на экзотические и чуждые
формы религии. Тем не менее, мы не можем пренебречь
открывающейся для нас возможностью именно через наше
отчуждение от религиозного мира раннего христианства взглянуть
на фундаментальные основы христианской веры. Как раз в силу
того, что мы умерли для религиозной формы раннего христианства,
мы стали свободнее относиться к религии, и это позволяет нам по-
новому соучаствовать в христианском движении Воплощения.
Мы знаем, что и Иисус, и ранние палестинские Церкви
провозглашали благую весть о пришествии Царствия Божия. Но до
сих пор ни теолог, ни ученый-библеист не смогли истолковать для
современного сознания эсхатологический символ Царства Божия
так, чтобы не разрушить его первоначальный исторический смысл.
93
Нет почти никаких сомнений в том, что этот символ
первоначально указывал на конечное завершение процесса
превращения трансцендентного в имманентное. Суверенный
Господь вступал во время и в пространство и преобразовывал все
вещи, отменяя старый порядок первоначального творения и
подчинение человека существующим законам и религии.
Оригинальное христианское апокалипсическое возвещение царства
Божия означает не пришествие всемогущего Творца, Законодателя
и Судии, а совершенно новое явление божественности,
уничтожающее всякую дистанцию между творцом и творением.
Несмотря на уверенность апостола Павла, что победа, которую
Христос одержал над силами греха и тьмы, уничтожила старый
Израиль и положила начало уничтожению старого творения, не
говоря уже о его убеждении в том, что Бог будет все во всем, и
Павел, и ранняя Церковь были не в состоянии полностью и
решительно отрицать старые религиозные формы и преодолеть
свою привязанность к трансцендентному и первоначальному
явлению Бога. Соответственно, раннее христианство было
неспособно ни отрицать религию, ни воспринять полностью
апокалипсическую веру, в результате чего оно вскоре стало
отчужденным от своего собственного исходного возвещения.
Мы уже видели, что современный радикальный христианин
утверждает апокалипсический и диалектический подход к смерти
Бога во Христе; и, с этой точки зрения, самоотрицание или
самоуничтожение первоначальной реальности Бога приводит к
тотальному преобразованию всех вещей. Можем ли мы в таком
случае заключить, что именно такое понимание смерти Бога во
Христе делает возможным для нас постижение более глубокого
смысла эсхатологического символа Царства Божия? Тогда мы могли
бы утверждать, что победа Царства Божия - это плод
окончательного продвижения Бога в мир, Духа в плоть; и что
пришествие Царства Божия неотделимо от отмены всех
94
невоплощенных форм Духа. Тогда мы сможем также увидеть, что
именно религиозное воззрение раннего христианства извращает
христианскую реальность Царства Божия. Ортодоксальное
христианство с необходимостью оказывается оторванным от своей
эсхатологической основы; и нет сомнений, что открытие
радикальным христианином апокалипсической веры было
частично вызвано его отчуждением от господствующих и
официально установленных форм христианской традиции. Такое
понимание символа Царства Божия способствует также нашему
осознанию благой вести о смерти Бога. Смерть Бога не просто
бросает человека в пустую тьму, - она освобождает его от всякой
чуждой и угнетающей власти другого и делает возможным его
переход в то, что Блейк восславил как «Великое Божественное
Человечество», или окончательное соединение Бога и человека.
Вне зависимости от того, изберем мы или не изберем такое
понимание оригинального христианского благовестия пришествия
Царства Божия, ясно, что радикальный христианин утверждает: Бог
умер во Христе, и смерть Бога - это окончательное и необратимое
событие. Совершенно очевидно, однако, и то, что ни в Библии, ни
в ортодоксальных учениях христианства мы не можем обнаружить
четкое и решающее свидетельство, раскрывающее смысл этого
события. Только радикальный христианин усматривает в истории
божественный процесс преобразования Духа в плоть,
последовательно продвигаясь вперед к своей эсхатологической
цели. Хотя христианин провозглашает, что этот процесс находит
свое триумф во Христе, или что он приобретает свою
окончательное направление благодаря событиям Воплощения и
Распятия на кресте, но из этого не следует, что сам процесс при
этом прекращает двигаться вперед в продолжение всей истории,
последовавшей за смертью Христа. Просто, обратив внимание на
то все возрастающее влияние, которое оказывает смерть Бога на
современный христианский опыт, мы можем ощутить в нем
мощное воздействие продвижения Слова или Духа в историю.
95
Современная вера, которая открыта для действительности смерти
Бога в нашей истории как исторического осуществления
наступления Царства Божия, может взглянуть на духовную пустоту
нашего времени как на следствие проявления в человеческом опыте
самоуничтожения Бога во Христе, раскрывая для себя в новой
форме апокалипсическую веру раннего христианина.
И снова мы наталкиваемся на переворачивание христианской
религией действия Бога во Христе. Вера, которая изолирует
священные события страданий Христа от мирской
действительности, должна неизбежно заключить Христа в рамки
далекой и чуждой формы и отвергнуть его присутствие в
непосредственности нашего опыта. Любая попытка установить
непреодолимый разрыв между священной историей и историей
человеческой свидетельствует об отказе от Воплощения и о
предательстве движущегося вперед процесса спасения. Это
отрицание кенотического движения Слова присутствует даже в
самом упорном утверждении религии, что вера дана нам раз и
навсегда, и она полностью и в окончательной форме изложена в
Священном Писании, в литургии, обрядах и догмах прошлого; так
что нет никакого смысла придавать ее первоначальным выражениям
новую и более универсальную форму. Все подобные претензии
религии не только намереваются остановить божественный
процесс, но и уничтожают возможность развития веры и
противопоставляют верующего присутствию Христа в мирской
истории, тем самым отчуждая христианина от действительности его
собственного времени. Радикальный христианин призывает своего
слушателя открыться полноте нашей истории не с верой в то, что
наша история тождественна с той историей, в которой жил
Христос; но с убеждением, что смерть Бога в нашей истории
представляет собой продвижение в тотальное тело человечества
первоначальной смерти Бога во Христе. Бог, который устойчиво и
последовательно является в человеческом опыте как пустое и
96
чуждое Иное, есть необходимое следствие движения Духа, который
все глубже погружается в плоть. Удаленный и чуждый Бог не только
свидетельствует об историческом осуществлении Слова во плоти,
но его явление в виде пустой бесформенности разрушает
возможность живой веры в Бога, заставляя христианина искать
новое явление Христа в мире. Пусть современный христианин
возрадуется, что христианство открыло человечеству самое
отчужденное, самое удаленное и самое угнетающее божество в
истории: именно самоот- чуждение Бога от его изначальной
искупительной формы освободило человечество от
трансцендентной области и сделало возможным полное сошествие
Слова в полноту человеческого опыта. Бог, который умер во
Христе, - это Бог, который опустошает себя от своей изначальной
жизни и силы и обращается в чуждое и безжизненное ничто.
Смерть Бога во Христе - это необходимое следствие движения Бога
в мир, Духа в плоть. Вера, которая знает это кенотичсское движение
действующим в страстях Христовых, знает, что оно проявляется в
страданиях и во мраке человеческого опыта, - опыта человека,
изгнанного из райского сада и лишенного поддержки
потусторонних сил. Никоим образом не соглашаясь объяснять
потерю современным человеком всех жизненных основ просто его
отходом от веры, радикальный христианин рассматривает духовную
пустоту нашего времени как историческое осуществление
самоуничтожения Бога. И, несмотря на ужас и муки, заключенные в
таком положении человечества, радикальный христианин может
приветствовать даже этот мрак как еще более глубокое
продолжение и развитие изначальных страстей Христа. Таким
образом, радикальная вера объявляет наше современное положение
продолжением тела Христа, продвижением в полноту истории
само- онустошения Бога. Никакое уклонение от автономности
человеческого существования для христианина невозможно. Для
христианина запрещено и стремление к первозданной невинности,
и ностальгическая тоска по чистому невоплощенному Духу.
97
Именно христианская жизнь в кеноти- ческом Слове подталкивает
его принимать и утверждать мир, в котором Бог мертв, как
осуществление в истории самоуничтожения Бога во Христе.
Если христианин освобожден от всякой связи с небесным и
трансцендентным Господом и умер во Христе для изначальной
реальности Бога, тогда он может сказать торжествующе: «Бог
умер!». Только христианин может произнести освобождающее
слово о смерти Бога, поскольку только христианин умер во Христе
для трансцендентной области священного и может реализовать в
ходе своего собственного участия в движущемся вперед теле Христа
победу самоотрицания Духа. Точно так же, как древний христианин
мог призывать своего слушателя возрадоваться Распятию, поскольку
оно ведет к пришествию Царствия Божия, современный
христианин может провозгласить благую весть о смерти Бога и
говорить с радостью об окончательном завершении
самоуничтожения Бога. Истинно, сегодня каждый человек, который
открыт для опыта, знает, что Бог отсутствует; но только христианин
знает, что Бог умер, что смерть Бога - это окончательное и
бесповоротное событие, что смерть Бога положила начало в
истории новому и освобожденному человечеству. Почему
христианин уверен, что Бог умер? Потому что христианин живет
полностью в воплощенном теле Христа, он рассматривает
тотальность нашего опыта как завершение кенотической страсти
Слова: и, отдаваясь Христу, который присутствует для нас, он
освобожден от чуждой власти опустошенной и погруженной во
мрак трансцендентности. Вместо того, чтобы быть безмолвным и
бездеятельным перед лицом мира, в котором изначальное имя Бога
более не произносится, христианин может жить и говорить,
радостно возвещая благую весть о смерти Бога и приветствуя голую
реальность нашего опыта как победу самоотрицания Бога. Как
может бояться христианин сил мрака, если у него есть слова для
98
того, чтобы высказать истину о нашем мраке как о
самоопустошении Бога ради полноты жизни Христа?
2. Искупление.
99
богоявление должно представать для сознания в виде чуждого
Другого и в качестве абсолютного источника угнетения человека.
Когда Бог являет себя как чуждое и угнетающее ничто, тогда вера
может назвать это преображением Бога в Сатану. Мы должны
рассматривать все это движение в целом как искупительный
процесс, в котором безликая власть зла со все возрастающей силой
проявляет себя как мертвое тело Бога или как Сатана. Но именно
это явление Бога как Сатаны подрывает силу зла и раскрывает все
чуждое и угнетающее как возвращение к безжизненной, и поэтому
абсолютно к бессильной, пустоте первоначальной священности
Бога.
Таким образом, отрицание или Распятие на кресте является не
просто отрицанием или уничтожением предшествующего Бытия,
но и отрицанием отрицания, преобразованием падшего или
трансцендентного явления Духа. Да, Бог умирает в Распятии; тем
самым он завершает движение воплощения, полностью опустошая
себя от его первоначальной святости. Но его смерть - это
самоотрицание или самоуничтожение; следовательно, свободно
желая разрушения своей трансцендентной «Самости», Божество
преобразует трансцендентность в имманентность, отменяя тем
самым абсолютную основу всякого, чуждого человеку, другого.
Если мы понимаем Распятие как изначальное действие
преобразования трансцендентной жизни и силы, тогда мы можем
понять искупление как универсальный процесс самоотрицания
абсолютного источника отчуждения и угнетения, высвобождающий
энергию жизни. Отмена отчуждения и угнетения будет только
иллюзорной, если не произойдет самоотрицание или
самоуничтожение Бога. До тех пор, пока эта абсолютная основа
греховной истории остается полностью изолированной от всего и
абсолютно автономной, не может быть никакой надежды на
воскресение человеческой энергии и жизни. И поэтому Бог,
который добровольно умер во Христе, сам положил конец жизни и
100
развитию полностью чуждой человеку области потустороннего,
уничтожив тем самым основу всякого угнетения и неприятия жизни
и отменив всякую санкцию любого реакционного порядка,
опирающегося на неподвижность и молчание как на авторитет
некой иной реальности.
Хотя событие Распятия, или движение универсального процесса
искупления, обнаруживает самоотчуждение Бога, но
проявляющаяся в разрыве между Отцом и Сыном радикальная вера
никогда не должна впадать в недиалектический дуализм, полностью
изолируя отчужденного Бога и воплощенное Слово. Признавая,
что распятие представляет собой акт искупления - акт,
переворачивающий первоначальную святость Бога, - его
завершение мы находим в окончательном проникновении смерти
Бога в полноту опыта и в распространении пустой и отвергнутой
святости по всему пространству опыта. Распятие не может
пониматься, как простое отрицание трансцендентного: искупление
необходимо понимать как негативный процесс, переворачивающий
всякое чуждое иное, - как процесс, отрицающий все отрицания.
Этот кенотический процесс приводит к самоотрицанию, или к
самоуничтожению, все силы, сдерживающие жизнь и энергию.
Даже самые ужасные и угнетающие проявления чуждой человеку
реальности подлежат, в конечном итоге, диалектическому
перевороту. Этот переворот уже произошел в самоуничтожении
Бога, но только с воздействием этого переворота на все без
исключения сферы отчуждения искупление будет завершено.
Сатана должен полностью обнаружить себя в своей
апокалипсической форме как безжизненный остаток
самоотрицания Бога, прежде чем искупление станет полностью
осуществленным в истории. И тогда, уверяет нас радикальный
апокалипсический мыслитель, Сатану ждет окончательное
преображение в эсхатологического Христа.
Нет сомнений, что такое видение христианства, предсказанное
апокалипсической верой, еще не присутствует на нашем
101
историческом горизонте. Хотя мы и погружены полностью в
мирское сознание, но, похоже, мы утратили всякую способность
апокалипсического воззрения на события. Только с пришествием
нашего времени после исторического наступления смерти Бога
значение и реальность
радикального мирского отпечатались в человеческом сознании. Тем
не менее уже прежде творчество мыслителей, писателей и поэтов,
переворачивая наши мифологические традиции, раскрыло для
человека полностью имманентный способ существования и создало
всеобъемлющий образ нового и тотального ничто, которое у
Блейка именуется Ульро, или Адом. В 1822 году Блейк
выгравировал «Призрак Авеля, Откровение о видении Иеговы,
полученное Уильямом Блейком», и небольшому стихотворению на
одной-единственной гравюре судьбой было суждено стать
последним пророческим посланием Блейка миру. После смерти
Авеля его призрак является с требованием возмездия и затем
спускается в свою могилу, из которой восстает Сатана, требуя от
Иеговы человеческих жертвоприношений и предрекая: «Ты сам
будешь принесен в жертву мне, твоему Богу, на Голгофе»; на что
Иегова разражается громом и отвечает: «Такова моя воля, что Ты
Сам будешь предан Вечной Смерти через самоуничтожение, пока
Сатана, покорившийся Себе самому, не отринет Сатану в
сплошную бездну, где мученьям нет предела». Эти сжатые строки
содержат двойную тему: что Бог должен быть принесен в жертву
Сатане на Голгофе и что Сатана должен подвергнуть самого себя
уничтожению и навечно погибнуть как Сатана. Здесь вновь Блейк
предсказывает революционное преобразование христианства.
Рассматривая любое подавление человеческой энергии как
повторение Голгофы, Блейк приходит в итоге к убеждению, что
ужас жертвоприношений, которых требует Сатана во всех своих
разнообразных формах, есть, в конечном счете, искупительный
ужас, мрак, который должен стать светом. Это происходит потому,
102
что движение энергии страстей Христовых является кенотическим,
или жертвенным, и по своему происхождению, и по своей цели; по
этой причине энергия, ставшая воплощенной в человеческой
плоти, должна пройти через самоуничтожение. Может ли это
означать, с точки зрения апокалипсической, что Сатана - это
христианское имя искупительной силы Христа?
В своем комментарии к «Иерусалиму» Блейка Джозеф Викстид
отмечает (к сожалению, ему не удается развить или прояснить свою
догадку), что Христос Блейка является искупителем Творца.
Христос искупает, поскольку он несет в себе кенотическую
энергию; а Творец является искупленным, поскольку абсолютно
трансцендентный и самовластный Бог есть, в конечном счете,
источник всей той подавленной энергии, которая высвобождается в
самопожертвовании. Таким образом, Творец - это призрачная
«Тень» энергии греховного человека, и эта тень исчезает в
кенотической страсти самопожертвования. «Я не Бог тот, что
далек», - заявляет Спаситель в Иерусалиме, ибо в присутствии Агнца
далекий Бог самоуничтожается и навеки гибнет как Сатана: «Ты Сам
будешь принесен мне, твоему Богу, в жертву на Голгофе». До тех
пор, пока христианство понимает Распятие как принесение в жертву
за грехи падшего человечества невинного вечного Сына Божия
справедливому, но милостивому Отцу, оно не сможет
торжествовать окончательную победу Распятия: поскольку
искупленное таким образом человечество остается в зависимости от
трансцендентного Судьи и должно продолжать подчиняться его
чуждой власти, вечно моля о помиловании за несоблюдение его
абсолютного повеления. Если Распятие не означает и не
воплощает решительное преобразование самого Бога, тогда все,
что оно может дать грешному человечеству, - это временная
отсрочка от наказания со стороны самовластной воли
трансцендентного Творца. Или же, в худшем случае, оно навечно
запечатлеет грешное человечество в его униженном положении, в
бессилии и самоуничижении, полностью подавляя всякое
103
поползновение к развитию и к новой жизни. Радикальный
христианин, которому обещано полное искупление, должен
отвергнуть ложное обещание религии, основывающееся на
увековечении падшего состояния человека, и познать в
ортодоксальном образе распятого Христа образ победы того
Сатаны, который приковал человека к его ущербному
существованию. Только тогда, когда христианин познает Распятие
как осуществление и воплощение самоотрицания самовластного и
трансцендентного Творца, он сможет торжествовать в искуплении,
которое несет с собой отмену всякого угнетения человека и
подавления человеческой энергии.
Гегель в одном из заключительных разделов «Феноменологии духа»,
где он обсуждает христианство как «абсолютную религию»,
выступает свидетелем пришествия абсолютной формы
христианства, которая одновременно отменяет предшествующую
религию и обещает примирение всех тех антиномий, которые
преследовали человеческое сознание в течение всей его истории.
Блейк создал свое поэтическое видение искупления как всеобщего
процесса; а гегелевский философский метод может прояснить хотя
и темное, но глубокое видение поэта. Гегель согласен с Блейком в
понимании Распятия как принесения в жертву абстрактного и
отчужденного Бога. Действительно, Гегель показывает, что
Распятие входит полностью в сознание только тогда, когда Бог
понимается как отчужденный от самого себя в его дихотомической
форме, как Отец и Сын, или суверенный Творец и вечное Слово.
Чтобы утвердить свое существование в качестве трансцендентного
Творца, Бог должен постоянно отрицать мир; но для того чтобы
двигаться к себе в форме Воплощенного Слова, он должен
отрицать свою суверенную трансцендентность. Бог в этом случае
понимается как существующий в противоречии самому себе.
Разрушение этого противостояния происходит только тогда, когда
каждая из форм божества, благодаря собственной независимости,
104
разрушает себя в самой себе: «...следовательно, как раз тот момент,
для которого сущностью считается не для-себя-бытие, а нечто
простое, отрешается от себя самого, идет на смерть и этим
примиряет с самим собою абсолютную сущность». Тогда Дух в
своей абсолютной форме осуществляет себя в области
непосредственного и чувственного настоящего, и разрушение
отчужденных форм Божества примиряет Божество с
действительностью непосредственного существования мира.
Через Воплощение и Распятие Бог опустошает себя от своей
суверенности и трансцендентности, и это кенотическое
жертвование приводит к разрушению различия между Отцом и
Сыном в Духе и различия между Богом и миром. По мере того, как
полное значение этого жертвования проникает в сознание,
конкретность и историчность существования личности Иисуса
отрицается, поскольку это существование становится
универсальным самосознанием. «Смерть посредника есть смерть не
только природной стороны его или его особенного для-себя-бытия;
умирает не только сорванная с сущности уже мертвая оболочка, но
и абстракция божественной сущности». Таким образом,
искупительная смерть Христа понимается Гегелем как переход Духа
из его отчужденной формы трансцендентного Бытия в его
конечную форму воплощенного Духа как «тотального
самосознания». Этот переход имел своей причиной смерть
абстрактного и чуждого Бога в кенотическом процессе Воплощения
и Распятия; но религия может воспринять этот процесс только как
серию событий, которые независимы и чужды человеческому
сознанию. Только когда смерть Бога является со всей жесткостью в
«несчастном сознании», и сознание приходит к осознанию
разрушения Совершенно Иного, - только тогда сознание вступает в
форму, которая познает смерть Бога как триумфальное явление
Духа. А пока сознание продолжает оставаться связанным религией,
оно остается закрытым для реальности Духа из-за своей веры в
чуждого иного Бога. Эта традиционная форма веры является
105
продуктом разделенного сознания: она может знать искупление
только как примирение с Иным Богом, находящимся по ту сторону
от него; и должна ощущать наличную действительность как мир,
просто застывший в ожидании своего преобразования.
Совершенно очевидно, что мы живем в мире полного мрака,
разрушающего или отрицающего все, что христианство когда-то
знало как веру. Если новый тотальный Антихрист возник на нашем
горизонте и обещает еще в большей мере воплотиться в нашем
мире, тогда мы, радикальные христиане, должны встретить его
появление не только с чувством ужаса, но и с радостью. Однако
если все же художникам и мыслителям удалось дать имя нашему
мраку даже в присутствии самого ужасающего ничто из всех,
которые только были известны в истории, - это для нас решающий
знак новой жизни, которая может творчески расти и выражать себя
даже в присутствии отрицающей жизнь тотальности. Как и
апокалипсический мыслитель древности, современный художник
раскрыл людям мир тьмы; но если ранние мыслители могли
лицезреть мрак, пронизанный новым светом, то для современного
художника сам свет предстал, как мрак, и воплотился в его
творчестве, как всеохватная пустота, разрушающая все
предшествующие формы жизни и света. Тем не менее
христианство может назвать пустую и отрицающую жизнь
тотальность телом Антихриста. Христианин, который знает Христа
как воплощение самоотрицания Бога, видит и Сатану, или
Антихриста, который присутствует для нас как историческое
осуществление смерти Бога. Поскольку эсхатологическое явление
Христа может произойти только в связи с реализацией в полноте
опыта кенотического процесса самоотрицания, мы должны
усматривать это явление в средоточии мрака, поскольку только
всеобщая победа Антихриста может проложить путь для тотальной
победы Христа. Таким образом, христианин должен в итоге
возрадоваться пришествию тотального мрака, поскольку
106
христианин знает, что царство Антихриста - это мрак перед
рассветом; мрак, который должен окончательно рассеяться,
обратившись в свет.
Радикальный христианин отвергает христианскую догму о
воскресении Христа и о его вознесении на небеса, в
трансцендентную область, поскольку радикальная вера
основывается на Христе, который полностью и тотально
присутствует для нас здесь и сейчас. Говоря традиционным
символическим языком христианства, мы можем сказать, что
радикальная вера трансформирует традиционный образ
воскресения в современный образ сошествия в Ад: распятый
Христос не возносится в небеса, а, скорее, сходит еще больше в
мрак и телесность. Таким образом, сошествие Слова в плоть
осуществляется параллельно с историческим наступлением смерти
Бога и окончательным явлением Бога в нашей истории полностью
в чуждой и безжизненной форме. В конечном итоге, мертвое тело
Бога не может быть отделено от Христа, который сошел в Ад. Мы
не должны представлять, что движение Слова или Духа в плоть
является освобождающим и искупительным в простом
недиалектическом смысле: преобразование Слова в плоть должно
изменить первоначальную искупительную потенцию Духа и
распространить эту перемену на все пространство опыта. По мере
того, как первоначальная форма Духа последовательно
превращается в безликую неподвижность, бессловесная пустота
входит в опыт, разрушая всякую надежду на потустороннее и
растворяя всякую ностальгию по раю. Если потустороннее
потеряло всю свою первоначальную искупительную силу, тогда
оно должно явить себя как нечто отрицательное, или демоническое,
прежде чем обратиться в полную бесформенность. Примечательно,
что современный художник полностью отдался изображению зла и
ничто; и он глубоко привязан к образам Сатаны, хаоса и пустоты,
поскольку подлинный художник не может изменить реальности
своего времени, убегая в предшествующий момент истории. Новое
107
явление Антихриста все наполняет собой, по мере того как
распространяется тотально по всему опыту, обнаруживая зияющую
пустоту ада в каждом человеке.
И если христианин в состоянии назвать наш ад именем
Антихриста, тогда мы знаем, что его сила сломлена и не может
представлять для нас абсолютную угрозу. Когда все зло и ничто
переходит в безликое явление тотального Антихриста, тогда
абсолютная основа хаоса будет разрушена; всякая санкция чуждой и
насильственной власти будет устранена, и всякое противостоящее
человеку иное проявится в безжизненной и пустой форме. Царство
Антихриста - это триумф и падение всей угнетающей власти,
поскольку оно воплощает всякое чуждое иное в его чистой
инаковости, разрушая раз и навсегда обманчивую маску зла и
обнаруживая скрытый доселе хаос в полноте опыта. Именно
потому, что явление Антихриста отменяет потусторонний источник
зла и ничто, воплощая первоначальный хаос в истории, оно и
является искупительным явлением, раскрывающим саму основу
отчуждения и угнетения и их окончательное преодоление. Таким
образом, христианин, в конечном счете, призван принять
Антихриста, или тотальное присутствие мертвого тела Бога, как
окончательное кенотическое явление Христа. Как бы далеки мы ни
были от такого апокалипсического видения - видения, которое уже
самым ясным образом присутствует у Блейка, - мы должны тем не
менее быть готовыми к тому, чтобы открыться мукам и ужасам
человеческого жизненного опыта как путям искупления, которые
уже сейчас раскрывают все более полную картину этого ужаса,
разрушая священные и трансцендентные границы опыта, растворяя
их полностью в посюстороннем опыте.
3. Прощение грехов.
108
Протестантские диалектические теологи от Лютера до Барта
настаивали, что мы познаем наше падшее, или греховное,
состояние только вследствие дара благодати, что только искупление
и прощение грехов делает возможным постижение реальности
греха. Тем не менее христианская геология в своем понимании
109
греха преимущественно исходила или из естественного морального
закона, или из данного грешного положения человечества перед
лицом суверенного Творца и Судии. Когда теология выводит свое
понятие греха или из данности закона, или из состояния
греховности, то она изолирует грех от благодати и, таким образом,
закрывает возможность понимания прощения греха. Возможно,
слова Ветхого Завета, наиболее явно перекликающиеся с
христианским провозглашением прощения грехов, содержатся в
пророчестве, записанном в книге Иеремии, - это радостное
пророчество, содержащее первое обещание Нового Завета:
«Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом
Израиля и с домом Иуды новый завет, - не такой завет, какой Я
заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы
вывести их из земли Египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя
Я оставался в союзе с ними, говорит Господь. Но вот завет,
который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит
Господь: вложу закон Мой во внутренность их, и на сердцах их
напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не
будут учить друг друга, брат брата, и говорить: ―познайте Господа‖,
ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит
Господь, потому что Я прощу беззакония их и грехов их уже не
воспомяну более» (Иер 31, 31-34).
Именно последняя фраза этого пророчества дает ключ к
радикальному христианскому пониманию прощения: «И грехов их
уже не воспомяну более». Примечательно, что эти слова не имеют
прямых аналогов в Новом Завете, но мы вместе с великими
христианскими реформаторами веры обнаруживаем, что прощение
греха в своем высшем смысле предполагает исчезновение даже
памяти о грехе.
Несмотря на то, как нам мало известно о служении Иисуса, мы тем
не менее знаем, что ничто не вызывало такое негодование у его
слушателей, как учение о прощении грехов, и никакая другая тема
110
его высказываний или притчей не может заслонить его
провозглашение прощения грехов. Хотя мы должны при этом
учитывать, что первоначально это прощение было неотделимо от
ожидаемого скорого пришествия Царствия Божия. Мы можем
почувствовать эсхатологическое значение Нового Завета с Богом
для раннего христианства, обратив внимание на слова апостола
Павла, который, говоря о старом завете как о законе смерти и
вечного проклятия, радуется, что слава Нового Завета настолько
превосходит славу старого завета, что старый завет сейчас уже не
имеет славы вообще:
«Имея такую надежду, мы действуем с великим дерзновением, а не
так, как Моисей, который полагал покрывало на лице свое, чтобы
сыны Израилевы не взирали на конец преходящего. Но умы их
ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остается неснятым
при чтении Ветхого Завета; потому что оно снимается Христом.
Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их.
Но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается.
Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода. Мы же все,
открытым лицем как в зеркале, взирая на славу Господню,
преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня
Духа» (2 Кор 3, 12-18).
Радикальный христианин истолковал бы эти слова так, что они
означают: слава Бога старого завета отменена, поскольку без
отмены Божьего суда и наказания невозможно преобразование
человечества в подобие или в образ славы Христа. Соответственно,
радикальные христиане веруют, что требования Бога закона и
осуждения аннулированы в благодати Бога, который умер на
Голгофе. Однако это действие благодати не может исполниться,
пока оно не согрет в сознании человека даже память о грехе.
Вспомним, что Кьеркегор пережил свое второе обращение только
тогда, когда наконец понял, что Бог простил его грех; и затем
написал «Болезнь к смерти», где диалектически утверждает, что грех
является противоположностью не добродетели, а веры.
111
Когда вера понимает себя как противоположность греха, она
должна прийти к отрицанию закона и вины и освободить человека
от сознания греховности: «Приди, о, Агнец Божий, и избавь от
воспоминания о Грехе» («Иерусалим», 50:24). С этой точки зрения,
вина есть продукт самоотчуждения; - и не просто отчуждения
человека в рамках своей индивидуальной личности, но и
отчуждения от жизни в масштабе всего космоса. «В Великой
Вечности каждая определенная Форма испускает собственный Свет,
и каждая Форма - это Божественный Образ, а Свет - это его
Одеяние. Это Иерусалим в каждом Человеке, Скиния и Сосуд
Взаимного Прощения, Облачения Мужские и Женские. И
Иерусалимом зовется Свобода среди детей Альбиона». Хотя
Иерусалим присутствует в каждом «Человеке» как в сосуде
взаимного прощения, но этот сосуд был поврежден в результате
Грехопадения, когда падший человек отмечен печатью
изолированности его индивидуальной личности: «Но пал Альбион,
как обломок Скалы, сброшенный своим собственным Призраком,
Силою Рассудка, что есть в каждом Человеке, в свой собственный
хаос, который есть Память, поделенная между людьми»
(«Иерусалим», 54:1-8).
Назвать память, отделяющую человека от человека, хаосом, -
значит, признать, что грех - это состояние изолированной
личности и, как следствие, что прощение грехов предполагает
всеобщий процесс «Самоуничтожения» себя как отдельной
личности. Более того, прощение грехов есть всеобщий и
апокалипсический процесс искупления, - все то, что разделяет
падшее человечество на отдельные личности, должно быть
уничтожено, воплощая в жизнь апокалипсический будущий
Иерусалим и осуществляя в настоящем окончательный триумф
«Великого Божественного Человечества».
Наиболее ясное представление о самоуничтожении личности
содержится во второй книге поэмы «Мильтон» Блейка, где
112
Мильтон, или возрожденное христианство, преображается из
Сатаны в «Великое Божественное Человечество». Эта идея зрелого
Блейка сопровождается новым пониманием отношений между
личностями людей и их изменяющимися состояниями:
«Итак, отличай Состояния от Личностей в этих Состояниях.
Состояния изменяются, но Личное Тождество никогда не
изменяется и не исчезает. Ты не можешь быть предан Вечной
Смерти, будучи тем, что никогда не умирает» («Мильтон», 32:22-24).
Хотя личное тождество никогда не умирает, но все то, чем люди как
личности становятся в истории и опыте, должно пройти через
вечную смерть; и именно этот смертельный шаг приводит ко
всеобщему и полному возрождению. Мильтон, или человеческое
состояние, называемое «Вечным Уничтожением», в своем состоянии
самоотрицания обладает силой уничтожить того Сатану, который
является в смертной «Личности». Но, подчиняясь «Законам
Вечности», он сам уничтожает себя ради блага Сатаны: «Законы
Вечности таковы, что каждый уничтожает себя ради блага другого,
как я ради тебя» («Мильтон», 38:35).
Отвергая страх, вызываемый в людях Сатаной и его церквями -
малодушный и эгоистический страх смерти («Мильтон», 38:38), -
Мильтон ставит перед собой цель научить людей презирать смерть
и двигаться все время вперед:
«В бесстрашном величии пренебрегающий Собой смеется над
Твоими законами и ужасами, стряхивая с себя Синагоги, как
паутину. Я обнаружил перед Небом и Землей праведность
Личности во всем ее низком лицемерии, разоблачая перед всеми
эти чудеса святости Сатаны, выставляя напоказ для всей Земли
идольские Добродетели Естественного Сердца и высветив логово
Сатаны во всей его Эгоистической Естественной Добродетели»
(«Мильтон», 38:41-47).
Мы не должны, однако, упустить из виду, что здесь Бог
раскрывается человечеству в виде Сатаны только тогда когда оно
прошло через «Самоуничтожение» и утратило даже память о грехе.
113
Только тогда, когда человек был освобожден от страха перед
вечным проклятием, от этой постоянной угрозы для человечества,
разделенного на изолированные личности, прощенное
человечество могло быть освобождено от власти Сатаны.
Когда личная праведность и естественные добродетели раскрыты
радикальным христианином как святость Сатаны, мы еще раз
сталкиваемся с переворачиванием западной моральной и
теологической традиции, обнаруживающей, что естественные
добродетели и силы индивидуальной личности являются не чем
иным, как выражением самоотчуждения падшего человечества.
Более того, до тех пор, пока личная моральная праведность
рассматривается как достояние изолированного и автономного
индивидуума, мы лишены возможности постичь ее абсолютную
основу и ее последствия. Возрожденный к новой жизни, Мильтон
приобретает опыт самоуничтожения и смерти Бога. Тем самым
жизненная сила потустороннего и всемогущего Судии
преобразуется в человеческом опыте в мертвое тело Сатаны, а
смерть личного «Я» Мильтона раскрывает в изолированной
личности тот разрыв, который отделяет творение от Творца; и
таким образом, наряду с самоуничтожением Бога, разрушается
естественная мораль и личная праведность. Если Бог прекращает
существовать в человеческом опыте как всемогущий и грозный
Господь, то с ним погибает и всякое моральное требование,
обращенное к человеку из области потустороннего; и человечество
выходит из подчинения чуждой воле или авторитету. В «Вечно-
сущем Евангелии» Блейка просто, но вместе с тем мощно, звучит
эта антиномистская тема в строках, изображающих Иисуса и
женщину, пойманную на прелюбодеянии:
«И что же произнес Иисус? Он положил Свою руку на закон
Моисея; Древние Небеса в немом Ужасе с Проклятиями,
написанными от Полюса до Полюса, стали сворачиваться; Земля,
дрожащая и голая, лежала в тайной постели из Смертного Праха; на
114
Синае почувствовалась божественная рука, отстраняющая кровавое
святилище; и она услышала дыхание Бога, и она услышала потоки
Рая: ―Нет более ни Добра, ни Зла! Трубы Синая, умолкните! Рука
Бога, перестань писать! Твои Небеса нечисты перед Тобой. Ты Благ
и только Ты; никто не вправе бросить камень. Быть Благим - значит
быть Богом или Фарисеем‖»
(«Вечносущее Евангелие», 2:10-28).
Добро и зло исчезают, когда человек освобожден от самого себя,
когда его одинокое и автономное эго отменено; и он перестает
осознавать ту дистанцию, которая отделяет его от других. Эта же
дистанция помещает падшую изолированную личность в
бесконечном удалении от Господа и изображает его в сознании
человека как Абсолютного Совершенно Другого.Если падшее
состояние личности изолирует человека от человека и человека от
Бога, тогда греховность равна изолированности личности; и
прощение греха должно быть космическим и историческим
процессом, который отрицает это отчуждение, уничтожая
одиночество личностей, его источник. На 96 гравюре «Иерусалима»
находится иллюстрация, изображающая Творца и Иерусалим,
тянущихся друг к другу в экстатическом объятии. Творец
расположен слева и движется вниз, к Иерусалиму, представая в
своем последнем проявлении, как Сатана; тогда как Иерусалим, или
апокалипсическое явление Христа, изображен в виде обнаженной
женской фигуры, движущейся вверх к Сатане. Сатана («Древность
времен») смотрит направо и показывает свою правую ногу из-под
своего покрывала, что символизирует духовное восхождение; тогда
как женщина- Иерусалим, которая, в отличие от Сатаны, повернута
к нам лицом, опирается на свою левую ногу и смотрит направо от
себя и налево от нас, поскольку восходит путем нисхождения,
обращая вспять божественное движение («Путь вверх - это путь
вниз»). Мы можем предположить, что эта иллюстрация
представляет всеобщий процесс искупления; - хотя бы на
основании того, что Сатана и Иерусалим находятся в процессе
115
взаимного отрицания своей личности, изолирующей их одного от
другого: Сатана превращает свою трансцендентную личность,
становясь «плотью» (sarx, у апостола Павла в смысле существования
вне или отдельно от Духа); а Иерусалим завершает свое
восхождение сошествием в ад. Текст на этой гравюре насыщен
апокалипсическим образами: он начинается с образов солнца и
луны, вступлением к «Видению Небес и Земли», за которым сразу
же следует апокалипсическое явление Иисуса в образе Сына
Человеческого: «И Божественный Образ был подобием Лоса».
Однако традиционный апокалипсический Сын Человеческий - этот
символ небесного и божественного Бытия и его явление, которым
отмечено пришествие конечного Эсхатона - совершается на
небесах, где он является с легионами ангелов. Блейк диалектически
переворачивает этот древний символ так, чтобы преобразовать его в
кенотического Христа: в результате Иисус является в виде Лоса, или
временной формы «Человеческого Сознания».
Мы не должны отделять строки текста от сопровождающей их
иллюстрации, поскольку апокалипсическое явление Христа
происходит тогда, когда Сатана и Иерусалим заключают друг друга
в объятия. Это экстатическое соединение Сатаны и Иерусалима
совершается именно тогда, когда Альбион (блейковский
символический образ падшего человечества) лицезреет конечное
явление Иисуса. На иллюстрации Сатана повернут спиной к нам; и
в строках, обращенных к его заду, Альбион обвиняет его в
жестокости и лживости, жалуясь, что Бог горы Синай заманил его в
смертельный сон, длившийся шесть тысяч лет: «И я знаю, это была
моя собственная Личность, о, мой Божественный Творец и
Искупитель». Эти слова обращены к Иисусу; и мы должны
отметить, что трансцендентный Творец и Судия может быть
отождествлен с абсолютной основой личности только в тот
момент, когда имманентный Иисус может быть назван
божественным Творцом и Искупителем! Не что иное, как
116
апокалипсическое совпадение противоположностей, совершается
тут; и хотя такое радикальное диалектическое переворачивание
никогда не происходило прежде в апокалипсической традиции, но
здесь оно сопровождается изображением тотального процесса
искупления, начавшегося со смертью Бога. Иисус отвечает
Альбиону, который страшится собственной личности, такими
словами: «Не бойся, Альбион: если Я не умру, то и ты не сможешь
жить; но если Я умру, Я восстану вновь, и ты вместе со мной... так
говорил Иисус. Херувим, слетевший во тьме, покрыл их своей
тенью, и Иисус сказал: ―Так поступают Люди в Вечности, Один за
другого, отменяя каждый грех его прощением‖». Сатана, чей мрак
покрывает и Иерусалим, и Иисуса, и Альбион, - это Сатана,
который, в конечном итоге, умирает в смерти Иисуса: «Иисус
сказал: ―Полюбил бы ты того, кто никогда не умирал за тебя, и умер
бы ты за того, кто не умер за тебя? И если бы Бог не умер за
Человека и не отдал себя навечно в жертву за Человека, то Человек
бы не существовал; поскольку Человек живет Любовью, как и Бог
есть сама Любовь: даже маленькая доброта к другому есть маленькая
Смерть Божественного Образа, и Человек может существовать
только в человеческом Братстве‖» («Иерусалим», 96:23-28).
Объятие Сатаны и Иерусалима может быть завершено только в
смерти - в смерти или в самоуничтожении Бога, которое отменяет
одиночество личности и дарует прощение грехов. «Божественный
образ» умирает в Иисусе и Иерусалиме, чтобы избавить от
трансцендентного источника вины и осуждения и привести к
апокалипсическому и тотальному союзу Бога и человека, - союзу,
отменяющему и трансцендентность, и личность в новой
Тотальности «Любви». Таким образом, прощение грехов - это
искупительный процесс, воплощающий в человеческом опыте
самоуничтожение Бога и завершающийся в апокалипсическом
явлении «Великого Божественного Человечества».
117
118
Altered state ov Divinity
Мэтью Уайтман
Кумеенимчбзомт Хжмзинз.
119
Иисус Христос.
Есть лишь несколько имен, которые вызывают такие сильные
эмоции. Любить, бояться, ненавидеть, но почти никогда не
относится безразлично. Среди огненорождѐнных его имя редко
произносят, кроме как с проклятием. Среди глинорожденных его
имя почитается как Господь. Кто был он? Кем он был? Кто он?
Ответы легко доступны для тех, кто достаточно смел, чтобы найти
последнее место, где казалось можно было бы ожидать истину - это
христианское учение. Если кто-то осмелится рискнуть войти в это
логово обмана, он быстро поймет, что пересказ ортодоксальной
христианской теологии - это нехитрое дело, чтобы понять, как
Демиург и его Церковь стремятся отделить человечество от
единственного реального спасения, доступного ему в Ситра Ахра.
Конечно, чтобы найти истину в доме лжи, нужен Глаз, освещенный
внутренним Черным Пламенем.
120
Кроме того, я утверждал, что Иисус, Айн Соф Аур и внешний
Сефирный Дух творения (Бог Святой Дух) образуют христианскую
Троицу (Демиурга). Другими словами, я принимаю основной
христианский рассказ о природе создателя и его космоса, хотя и с
небольшими изменениями (в основном относящимися к исходной
временной шкале, отдельной от нашей, которая составляет основу
для этого).
121
под влияние Сатаны, когда Адам нарушил божественное повеление
не есть с Древа Знания.
(Христос Победитель)
122
Возвращаясь к нашей истории, в то время как род Сифа остается
под властью Демиурга, связанного с Законом собственным страхом,
говорится, что Сатана и смерть, тем не менее, претендуют на
человечество. Согласно модели искупления Христа-Победителя,
Бог (Демиург) «выкупает» человечество от Сатаны, заманив его в
распятие Иисуса, человека, рожденного без признака греха. Когда
Христос воскресает как Сын Божий, он оправдывается над Сатаной,
который теряет Свои притязания на человечество, что началось с
того, что Адам вкусил пищу Дерева Даат. Христос спускается в ад и
освобождает человечество от его заключения. Таким образом,
человечество еще раз примирилось с Божьим Царством и так
обещано вечное спасение в жизни Христа.
123
только предвосхищает Падение творения под влиянием das
Nichtige, но и создает его специально для целей примирения с тем
падшим творением через Иисуса Христа, который побеждает и
отрицает силу ничто. Согласно Барту, Христос одерживает победу
над Сатаной в воскресении и ввергает Его в рабство, давая Ему
лишь «ограниченную» власть над человечеством. Мы начинаем
видеть трещины в демиургическом богословии в этот момент, когда
Барт пытается утвердить власть Бога над силой, которую Он не
может понять, не говоря уже о контроле. Из богословия Барта не
совсем ясно, как Христос побеждает Сатану на кресте, за
исключением утверждения, что он это делает, или почему Бог
решает позволить Сатане управлять человечеством. Для Барта das
Nichtige по праву обладает невероятным размахом силы, поскольку
он способен прервать цикл искупления, действуя таким образом,
как будто это и есть Истинный Бог. Однако Барт отчаянно
настаивает на том, что в конечном итоге das Nichtige не в силах
действительно разрушить единственную Истинную Реальность
Воскресшего Христа. Кроме того, Барт пытается последовательно
следовать демиургической традиции отрицания личности небытия,
пытаясь объективировать еѐ, однако он сталкивается с трудностями,
связанными с очевидной личностью Сатаны и демонических
ангелов Писания.
Опять же, мы видим, как его богословие изо всех сил пытается
поставить под контроль Демиурга то, что находится и всегда будет
за пределами Его провидения, которым управляет. И, тем не менее,
Барт выдвигает взгляд на историю, в которой не только полностью
доминирует Иисус Христос, но и в которой вся история мира
является историей Иисуса Христа. Для Барта история мира - не что
иное, как история примирения Бога с творением, содержанием
которого является Иисус Христос. Как и многие теологи до него,
Барт понимает Иисуса как единственного истинного человека, в
124
человечестве которого все остальные участвуют в работе Святого
Духа. Нет человека, чья история не определяется историей Христа.
Никто не может оставаться нейтральным. Даже те, кто явно
антихристианин, как и огненнорождѐнные, не могут избежать
спасительной силы Воскресшего Христа. Барт заходит так далеко,
что настаивает на том, что даже демонические и падшие ангелы,
личность которых он так старается отрицать, вынуждены быть в
рабстве Христа после воскресения. Таким образом, видение Павла о
творении как раба Христа подтверждается во всем его ужасе. Телос
мировой истории, Царство Божие, есть не кто иной, как Иисус
Христос.
125
точкой выхода человечества, чтобы избежать силы Ситра Ахра.
Войти в Царство Христово только через веру и быть всегда
защищенным от силы тьмы. Конечно, эти слова могли быть
сказаны верным христианином с огромной благодарностью и
радостью, а мы, огненнорождѐнные, читаем их в ужасе и
отвращении. Христос стремится забрать у нас то, что необходимо
для нашей свободы, как понимание Истинного Бога, вместо этого
помечая его как рабство греха гордости. Богословие Барта приводит
человека к осознанию того, что мы - содержание того, кем мы
являемся как «грешные» и «падшие» создания - распяты на кресте, а
Христос живет в нас силой Духа. Поистине, это величайший
кошмар для огня.
Тем не менее, я буду утверждать, что это именно то, что Сатана в
роли Змея стремился организовать. Вопреки Христу Победителю, я
ни на секунду не верю, что Демиург, одержимый
А(i)беспокойством, мог перехитрить Сатану, хитрого Древнего
Змея. Скорее, я считаю, что Распятие и Воскресение - это ловушка
внутри ловушки. Гностические Офиты, полагая, что Иисус
Христос пришел, чтобы просветить человечество, чтобы познать
Истинного Бога, и поняли, что Христос и Змей в Эдемском саду это
одно и то же.
Я убежден, основываясь на более чем полутора десятилетиях
академических и оккультных исследований, и Гнозиса,
предоставленном мне Клиппотическим Элохимом и, что еще
важнее, Нахашем, что Офиты были близки к истине в своей
идентификации Христа со Змеем.
Однако вместо того, чтобы Христос был самим Змеем, я утверждаю,
что Мария, мать Иисуса, была соблазнена Нахашем (Самаэлилитом)
в образе Мессии Айн.
Соф Аур (Бог Отец) попадает под Змеиное влияние. Семя Змея
смешалось с божественным воплощением и, следовательно, Иисус
Христос является вторым сыном Змея после Каина.
126
Подобно Каину, Иисус ориентирован на антикосмическое
Забвение Забвения Айн, и, подобно Каину, Иисус принимает и
оставляет Анти-Тревогу, унаследованную от его матери. Нахаш
уверяет, что Гнозис Иисуса терпит неудачу, он искушает его,
вырывая его от Айн Соф Аур из объятий Демиурга. Айн Соф Аур,
который сходит с ума от этого предательства, мотивирован
освободить свое запредельное существо, чтобы преодолеть Бытие,
но в этот момент он уязвим для того, чтобы быть поглощенным
Бытием, которое совершает Иисус, по-видимому, по велению
Демиурга, но также по воле Змея. Это действие приводит к
разрушению Божества, порождая Айн Соф Хасек, Бога, чье
желание - Айн. Успешно манипулируя Богом, желая Айн, Самаэль и
Лилит обращают свои взоры к творению, надеясь разбудить его до
ужаса собственного существования в ложном раю Демиурга.
127
128
Рбжрцб мвжалблн ни жнсрблмя.
Выход из этого царства рефлексии, мысли и самосознания
(Сознательный Свет) в царство Единства, непроявленного и
бездумного (Бездумный Черный Свет Айн), считается высшей
целью многих антикосмических сатанистов, впрочем, как и для
неограниченных догмами мистиков Пути Правой Руки Нового
Эона, хотя часто ими использующих разные термины.
129
130
За ежбрбуафм иниауълнзим Якпб.
...Нет тех, кто бы существовал за пределами тотальности Яхве.
И всѐ же мы знаем, что Каин разорвал свою связь с «абсолютной»
реальностью, поддерживая собственное призрачное существование
лишь за счѐт внутреннего чѐрного света, предоставленного ему его
истинным Покровителем.
Книга «Зогар» подтверждает, что колдовство, осужденное в древнем
Израиле, было направлено на блокирование каналов
Божественного Присутствия, Власти и Мудрости - каналов, которые
наличествуют всюду, которые нельзя заблокировать… и тем не
менее, тем не менее.
131
(«Kitvei Kodesh HaChol»)
132
Ттим мв эиндн цажзипа нижасблмя.
Уйти из этого царства отражения, мысли и самосознания
(Мыслящий Свет) в царство Единства, непроявленного и
бездумного (Бездумный Чѐрный Свет Айн) считается высшей
целью многих антикосмических сатанистов, точно так же, как это
относится к работающим со Светом новоэонными мистиками и
мистикам Пути Правой Руки, хотя часто используют разные
термины. Чтобы избежать ограничений и без того ограниченного
эго-сознания, чтобы охватить Бесконечность Самосознания, нужно
найти покой и покой в наших изначальных истоках перед Травмой
Бытия, нанесенной нашим душам. Конечно, сама концепция
Бесконечного Самосознания опирается на ограниченное эго-
сознание в такой же степени, как ограниченное эго-сознание на
Трансцендентное Бесконечное. Универсальная надежда на
возвращение к Единству Чрева, воображаемому райскому саду до
грехопадения, предтравматической душе - это иллюзия. Самое
большее, на что мы можем надеяться - это посттравматическая
душа, поскольку мы навсегда уже травмированы. Основа нашего
мира, наше появление в Бытие - это вид нашего Бога, Создателя
нашего Космоса и Основания нашего Сознания, висящего мертвым
на Кресте, и твердое знание того, что это мы распяли Его. Это мир,
в котором мы уже родились. Он был частью нашего языка,
мифологии и смысла с самого начала - даже если его истоки следует
искать намного раньше, чем он был сформулирован
христианскими мифами, даже если «Павел» дал ему наиболее
эффективное выражение. Христос как Слово, Логика и Разум Бога
был убит в Распятии, Завершении, Окончании и Исполнении
Ветхого Божественного Слова, Логики, Разума и Завета, так что оно
больше не действует в пределах Божества, в Бесконечном Сознании
и Воскресло как Новое Слово Бога, Новый Логос, Новая Логика,
133
Новый Разум и Новый Завет. Христианский миф - это начало
реализации человеческого языка (то есть нашего социально-
символического мира значений и ценностей, на котором основана
наша личная идентичность и через который мы интерпретируем
феноменальный мир, позволяя нам жить, действовать и общаться.
как социально сконструированные «я»), логику и закон, как они
были конкретизированы в наших ранних сочинениях и письменах,
сформулированы нашими ранними философами и
мифологизированы нашими ранними религиями. Я надеюсь, что
сатанизм, выраженный Потоком 61, может стать завершением этого
начала путем повторения и переформулирования того, что было
потеряно в истории Церкви и христианского мира.
134
(«Kitvei Kodesh HaChol»)
135
избежать Присутствия Создателя и, как приемный сын Самаэля,
Исав, стремимся полностью интегрировать нашу идентичность как
с нашими плотскими телами, так и с Красной Землей (Адама), из
которой они были взяты, выдержал только Черный Свет Эль Ахер.
Поступая так, мы приходим к существованию как Воплощение
Невозможного (Айн), живя вне поддерживающей «Милости Яхве».
Подобно Клиппотическим Элохимам, мы отрицаем
Демиургический Дух, который поддерживает нас, обращаясь внутрь
в Пустоту Эго, которое скрепляет нашу материальную
идентичность. Следует признать, что, хотя Поток 61 является
глубоко антикосмическим, он обязательно опирается на
Воплощение и Воплощение во плоти эго и земли, из которых мы
созданы, чтобы избежать неизбежной Ацмутической реальности.
Хотя все, что есть и чего нет, по своей сути вписано в Единство
Ацмута, как часть действительности и Сущего, созданного
Демиургом - той самой реальности, от которой мы ищем спасения,
- эти элементы также являются ироничным и парадоксальным
источником нашего освобождения и спасение. Следует признать,
что принятие плоти, эго и земли противоречит почти всем
мистическим или гностическим традициям Левого или Правого
Пути. Эти элементы не только глубоко связаны с Женским, которое
часто противопоставляется «высшему» Мужскому Духу, но они
также считаются теми самыми элементами, которые слепят
человечество к высшим истинам. Такие традиции стремятся слиться
с Высшим Духом или Истинным Я, Ацмутом, тогда как зловещая
традиция Эль Ахер стремится положить конец Высшему Духу / Я,
обитая внутри Хтонических Глубин и пребывая в них. Для
успешного выполнения этого «состояния» Змеенорожденные
должны разорвать свою связь с Ацмутом, поддерживая себя только
Внутренним Чѐрным Пламенем, дарованным им их истинными
Отцом и Матерью, Самаелилит. Если можно сказать, что Глиняный
спит в плоти, эго и земле, а Огнорожденный бодрствует, отбросив
136
их, то Змеенорожденный должен стремиться находиться в
состоянии бодрствующего сна, вновь приняв эти элементы и
отключив их из Ацмута, чтобы воссоединиться с Чѐрным Светом
Айн. Этот обряд направлен на то, чтобы помочь преданному встать
на долгий путь к достижению такого полностью независимого
состояния.
137
Озпнгнсрблмб Зфбя. (плйижбллмт нгжяр
млмцмацмм)
138
Обряд начинается в пятницу вечером с семи следующих вибраций:
Молоток и Гвоздь
Терновый Венец
Пронзѐнная Плоть
Отрѐкшийся
Освобождѐнный
Проклят
Выброшенный
Камень и Кость
Серп и Коса
139
Сразу после этой медитации на алтаре или на полу / земле
зажигаются три свечи, очищенные усиленной настойкой руты:
сначала зажгите спичкой в левой руке одну красную свечу, чтобы
она была справа от места алтаря, помазанная лунным маслом /
настойкой и / или менструальной кровью; во-вторых, зажгите одну
черную свечу слева от алтаря, которая должна быть помазана
сатурнианским маслом / настойкой и / или семенным истечением;
в-третьих, используя обе ранее зажженные свечи в каждой руке,
зажгите центральную свечу, которая должна представлять собой
140
красно-черный столб (красный сверху / черный снизу), помазанный
в обе вышеуказанные смеси. Эти свечи представляют собой
отдельные и объединенные сущности Самаэля и Лилит, чтобы
сформировать Самаэлилит, Нахаш Эль Ахер. Четвертая свеча,
красная или черная (в зависимости от воли преданного), на которой
вырезано имя преданного и помазана собственной кровью
преданного, так и кровью и пеплом жертвоприношения, зажигается
с использованием пламени свечи центрального столба, а затем
помещается перед центральной свечой. Эта свеча представляет
преданного Змеерожденного, чьѐ Внутреннее Пламя поглощает все
аспекты Живого Космоса преданного, как это даровано Нахаш Эль
Ахер. Помазание этой четвертой свечи является одновременно
смертью преданного и его новой нежизнью, возрожденной для
Айн. Перед алтарем лист пергамента очищается путем распыления
очень небольшого количества освященной жидкости изо рта и
окуривается дымом освященной смеси благовоний, такой как
Клиппотический Кеторет. Во время процесса окуривания читается
следующая медитация:
141
используется для рисования следующей сигилы на окуренном
пергаменте:
142
Непосредственно перед эксгумацией пергамента трижды
произносится следующая молитва:
143
Когда зола добавляется и смешивается с чернилами, читается
следующее:
«Пепел к пеплу
Прах к праху
Прах будешь есть во все дни жизни твоей».
Чем дольше вы будете жить без смытия метки тем лучше, это только
усилит связь с Эль Ахер и внутренним Чѐрным Пламенем Айн (в
идеале должны использоваться чернила, безопасные для
татуировки, а метка навсегда остаться на теле):
והנחש היה ערום מכל חית השדה אשר עשה יהוה אלהים
«В'ха - Нахаш, хайах аром, м'кол хайат ха - садех, ашер асах Яхве
Элохим».
144
Пока изображение остается на коже, нужно как можно чаще
размышлять над изображением и его значением.
Обряд завершен.
Вы больше не будете ходить в Присутствии Яхве, но вместо этого
пойдете Извилистым Путѐм Змея и Тернистым Путѐм в Нод,
которые, по сути, одно и то же, к Концу Концов в Айн.
145
(«Kitvei Kodesh HaChol»)
146
Огжяр знгуавлблмя Фбпы Мажмм.
147
Обряд соблазнения Богородицы включает алхимическое
преобразование как хтонических глубин, так и высоких небесных
высот, поднимая первые и погружая последние в грязь. Это важный
обряд инициации для приверженцев Нахаша, особенно для тех, кто
имеет традиционное религиозное воспитание. Ритуал повторяет
инверсию и осквернение Древа Жизни Древом Смерти, вызывая
клиаппотические царства грязи, крови, мочи, дерьма и спермы -
Чѐрной Земли и Чѐрного Солнца, - которые взывают к нашим
самым извращенным и падшим инстинктам. Святая Дева и Шехина
буквально превращаются внутри и снаружи в Нечестивую
Блудницу Ситра Ахра. Выполняя обряд, преданный переходит из
состояния ложной невинности, состояния, предшествовавшего
употреблению Плода Знания, в состояние зрелости и осознания
Ужаса Бытия. Именно этот переход олицетворяет Лилит, соединяя
глубины Чѐрной Земли царства Нехемот под ней с небесными /
адскими силами Самаэля и Таумиэля наверху. Выполняя этот обряд,
человек пробуждает присутствие Лилит и ее супруга к проявлению,
направляя запрещенный Гнозис, касающийся природы Нахаша и
его потомства. Именно через этот трансгрессивный сексуальный
ритуал мы участвуем в преобразовании наших хтонических глубин
в самые тѐмные тайны Другой стороны. Там нас встречает Лилит,
приветствуя нас, принимая в ее холодную грудь Мудрости. Здесь мы
являемся свидетелями манипуляций Змея, перемещающих всѐ
Творение и Божественность к Концу Конца в Айн. Это было
непосредственно от Амы Лилит - Богини Айн, перед которой
каждое колено должно сгибаться, ибо она энергия в Нахаше, -
которая научила меня следующему обряду соблазнения Девы.
148
Этот ритуал идеально проводить в священные дни, такие как
Рождество или Пасха, и особенно он эффективен, когда
проводится на праздничные дни, связанные с Марией. Целью этого
мощного обряда инициации является как повторение соблазнения
Девы Марии с помощью Нахаша, так и осквернение и
перенаправление энергии демиургического поклонения и
преданности работе Ситра Ахра. Если женщина совершает обряд в
одиночку, лучше всего делать это во время менструации. За
обрядом наблюдает сама Ама Лилит, и поэтому ритуальное
пространство должно быть заполнено еѐ образами. Также уместны
обнаженные изображения супруга Лилит Самаэля или других
клиппотических сущностей, включая Нааму и Асмодея. Также
очень эффективно выполнять этот ритуал в присутствии распятия,
представляющего собой результат полового союза между Нахашем
и Девой Марией. Христос на кресте распятия - это одновременно и
кульминация Змеиной программы соблазнения Бога и человечества
к Концу в Айн, и гнева Ситра Ахры против Создателя. Распятие
может быть включено в ритуал и далее, особенно женщина-
преданная, вставив перевернутый крест во влагалище (или анус),
оба варианта оскверняют христианские образы и представляют
рождение нашего греховного спасения, а также сексуальное
восприятие и рождение Гнозиса. Исходя из чрева преданного Эль
Ахер, Распятие становится связующим звеном между Христом и
Анти-Христом, точно так же, как преданная становится Девой и
Блудницей. На алтаре должны находиться традиционные
магические инструменты, описанные в последней главе этого тома.
149
Кроме того, черная свеча-столб, представляющая Фаллос Самаэля
(при приготовлении этой свечи и для обряда в целом следует
тщательно обдумать концепцию кастрации и полового бессилия в
контексте Яхве и Самаэля, и, в более широком смысле, Лилит и
Дева / Шехины), который был освящен для работы Ситра Ахра,
должен поставлен в центре алтарного стола между двумя
помазанными красными коническими свечами, на которых
выгравированы символы, относящиеся к Лилит.
150
Лунный ладан также следует сжигать как подношение Лилит и
усиливать чувственные желания преданного. Пол перед алтарем
должен быть задрапирован красной тканью, в идеале атласной или
шелковой. Участник(ки) вступает в обряд обнаженным или в одежде
сексуального характера. Преданный(ая) должен медитировать на
ритуале, очищая свой ум от всех отвлекающих факторов, кроме
производства похоти, прежде чем начать ритуал.
151
приглашенным на демоническую оргию, которую следует с
радостью принять.
«Ама Лилит,
Алая Мать Похоти и Осквернения,
Раздвинь мне свои
леденящие от могилы ноги,
Чтоб я мог вкусить
От кровавой пищи твоей мертвой Утробы. Поцелуй мой
окровавленный рот
своим языком Змеи,
Чтоб мои глаза открылись
твоему Запретному Знанию.
Пусть сила твоего Гнозиса охватит мое тело, проникая в мой Дух.
Прими меня в свой демонический гарем оргиастических
наслаждений,
Чтоб я мог стоять в трепете перед разъяренным Членом Самаэля.
Давай трахнем холодную вагину Девы
И высосим ее упругие груди.
152
Пусть еѐ крики боли и экстаза
зажгут Врата Небесные
И превратят Царство Яхве в пепел.
Пусть еѐ Чрево станет местом обитания Змеиного Семени!
Когда я изливаю свою горячую сперму
в еѐ ноющий живот,
Заставляя ее Чрево открыться
как Врата в Ситра Ахра!»
«Ама Лилит,
Лифтоах Шаари ха-Ситра Ахра!»
153
Марии. Если жидкости недостаточно, следует использовать
немного красного вина из алтарной чаши, помазанной Кровью
(Само-) Жертвоприношения.
154
По мере прохождения обряда, Шехина превращается в Владычицу
Клиппотической сферы Нахемот. В этом случае обряд становится
мощным посвящением не только в тайны Нахаша, но и в Царство
Оболочек, начиная с Чѐрной Земли Нахемот.
155
Клиппотическое царство, предлагает самые сексуально
извращенные и садистски гротескные подношения. Этот обряд, как
и любая клиппотическая работа, раскрывает преданной слабости ее
психики и духа, часто в форме мазохистских тенденций в
демонической оргии. Следует принимать и не отрицать эти
слабости, но, признавая их, стремиться превратить слабость в силу.
В конце концов, становясь низшим из Рабов без собственной воли
или достоинства, просто игрушкой для секса, которую нужно
использовать и оскорблять, Притянуть и Познать, человек
обманчиво и незаметно притягивает и проникает в волю и
достоинство Хозяина, пока не окажется, что она полностью зависит
от самого Раба.
156
(«Kitvei Kodesh HaChol»)
157
интеллектуальных и т. д.). Именно путѐм их принятия. Речь идѐт о
том, чтобы избежать гегелевской диалектики
тезиса/антитезиса/синтеза, именно путѐм еѐ принятия. Речь идѐт о
выполнении Невозможного путѐм прекращения думать, рассуждать
и говорить, и начать действовать.
Работа - это хула на Дух Святой: единственно непростительно (и
невозможное) преступление, совершаемое именно путѐм принятия
и подчинения Духу.
Это значит смотреть прямо в глаза Бога, Твоего Бога, с Сердцем,
Разумом и Духом, наполненным Любовью, Принятием и, самое
главное Послушания и... в этот момент Пригвоздить Его к Кресту.
Только тогда, когда вы сделали это, только тогда, когда вы приняли
Необходимость оппозиции, когда ты стал предателем Иудой,
Антихристом, Люцифером... вы знаете истинную свободу от
оппозиции.
Если вам это удастся, вы узнаете место за пределами циклов греха и
спасения, жизни и смерти, ада и рая.
Когда вы это сделаете, вы узнаете Айн - Ничто.
Когда вы достигнете этого «состояния», вы будете настолько
«прокляты», что даже всемогущая сила Божья не сможет «спасти»
вас. Не только потому, что Он не желает этого, но и потому, что вы
достигли Невозможного, манипулируя Всемогущей Силой Бога,
чтобы создать камень, настолько тяжѐлый во Грехе, что даже Бог не
сможет его сдвинуть.
Если вы потерпите неудачу, вы будете знать только рай или ад -
скорее всего ад...
Чтобы преуспеть, вам нужно научиться любить то, что вы
ненавидите, что для многих даже сложнее, чем столь же
необходимая ненависть к тому, что вы любите.
Если вам очень повезѐт, вы уйдѐте живым.
Если вам очень повезѐт, вы уйдѐте в здравом уме.
И если вам не повезѐт, вы уйдѐте…
158
159
The Covenant in Contemplations 218/182
ёлнзимцмвф м знпжбфбллнзиъ 2182
160
«Что касается тех, кто принадлежит этому миру, мы не заботимся о
них: если они клевещут на нас, мы не обращаем на них внимания;
если они проклинают нас и бросают упрѐки нам в лицо, мы просто
смотрим, не говоря ни слова. Потому что они идут на свою работу,
а мы блуждаем в голоде и жажде, глядя в сторону своего жилища,
места, куда с нетерпением влечѐт наша жизнь и наша совесть. Мы
не придерживаемся того, что сотворено, а отдаляемся от этого,
потому что наши сердца опираются на то, что действительно
существует. Мы действительно больны, слабы и страдаем, но в нас
скрыта великая сила».
(NHC VI 3,26, 6-26)
161
христианства и иудаизма и рассматриваются как ранние
христианские и еврейские сектантские движения.
162
зрения ранних отцов церкви (Ириней, Ипполит и др.) В их
антиеретических текстах.
Гностицизм не статичен, а динамичен и развивается с течением
времени, как и в течение первых (известных) веков.
Причина, по которой эти три пункта перечислены здесь, состоит в
том, чтобы указать на то, что не существует и никогда не было
только одного выражения / движения гностической религии,
считающегося «объективно правильным». Несмотря на то, что
между ними есть много общего, есть и различия, независимо от
того, помещены ли они в единое целое в рамках одного поля
посторонними или нет.
163
прочно укоренившейся в Линии Пути Нод в работе и контексте
Каинитства.
164
«Другие снова заявляют, что Каин произошел от Высшей Силы, и
признают, что Исав, Корей, содомляне и все такие люди связаны
между собой. По этой причине, добавляют они, на них напал
Создатель, но никто из них не пострадал».
165
XI.
Точно, как
было написано в моем сердце, так были написаны слова письма.
XII.
166
и имя моей матери, Восточной Королевы.
XIII.
167
Пневматики - полностью инициирован, неся божественную искру
внутри.
168
Наща ижармцмя оао длнзимчбзонб рпмсблмб.
Даже если есть различия между нашей Работой и учениями и
мудростью, найденными в древних гностических текстах, мы по-
прежнему настойчиво считаем нашу собственную религию и
духовный Путь гностическими.
169
Таким образом, традиционное употребление термина «Хаос-
Гнозис» всегда у нас относилось к «прямому спасительному
пониманию, касающемуся Непроявленного и Несформированного
и полученному из него», а «Хаос-Гностицизм» подобным образом
относился исключительно к системе гностицизма, которая
сосредотачивается на Бесформенном, Хаосе, Акосмическом и
Акаузальном (то, что находится за пределами причинно-
следственных ограничений, связанных с мультивселенной) и
Полнотой Пустоты.
То, как это затем осуществляется через допущение того, что можно
понимать как противоборствующие формы, и переход на сторону
того, что можно рассматривать как Титаническое и Сатанинское,
следует понимать с твердо антидемиургической точки зрения. В
этом контексте антидемиургические силы пересматриваются как
представители Божественного Импульса, которые отвергают
ограничение существования и творения и вместо этого стремятся
вернуть всех обратно в Плероматическую Пустоту.
170
Пубжнфа - Ханз / Атл.
Концепция гностической Плеромы (Полноты) может быть описана
как божественное царство над / вне / за пределами творения,
содержащее в себе всепотенциальный потенциал, который
(изображаемый по-разному) ведет к невежественному процессу
демиургического творения. Плерома принадлежит Божественному
Принципу (Другому Богу) за пределами творения, в то время как
мир Демиурга отделен от него.
171
случаях, как, например, размещение Архонтов внутри Плеромы
согласно некоторым гностическим учениям. С нашей же точки
зрения, Архонты ограничены миром творения и не имеют никакого
отношения к нашей Айнической Плероме, за исключением
нежелательного столкновения с силами Другой Стороны,
навязывающими Айническую Причину.
172
Рмижа Акжа - зинжнла Реазмибуя.
Во многих гностических учениях Иисус интерпретируется как
посредник между Плеромой и демиургическим творением, чьи
слова и дела предназначены для того, чтобы привести к познанию
Другого Бога, другими словами, к гнозису, который они
приравнивают к спасению. Спаситель «послан» в творение, чтобы
искупить тех, кто несет в себе Божественную Искру через гнозис.
173
и покаяться за проступки свои.
Тогда возрадуются плакавшие,
а ныне смеющиеся - возрыдают».
174
Раиалмлзомт рмлафмвф ежнимпнрбтзипйби
рбфмйждмчбзонфй ипнжблмю.
В то время как большая часть доступных гностических учений
сосредоточена на знании «существования» Другого Бога, наша
позиция более агрессивна в своем выражении, и в нашей системе
духовной Работы мы сами становимся отражением аспектов
отстаиваемой Айнической воли, через эманации Бездумного Света,
частью которого мы сами являемся по эту сторону Пустоты Техиру,
и своей сосредоточенной работой мы помогаем продвижению
Азератического Дела, открывая точки вторжения и позволяя Силам
Ситра Ахра повлиять на демиургическое творение и ускорить его
конец.
175
176
Hapeksamendeus Aa
Сёфлыт Мбззмя.
177
Тайна Откровения: о Христе и Антихристе.
178
Каких-каких только доводов и благовидных предлогов и
соображений не приводят, лишь бы отклонить современных
христиан от мысли о Втором Пришествии Христовом. Многие
ныне говорят об этом – страшно сказать! – с усмешкой, и даже
духовные лица нередко избегают разговоров на эту тему.
Не самый ли верный это признак близости Второго Пришествия?
Вспомним только слова Христовы: «Как было во дни Ноя, так будет
и в пришествие Сына Человеческого: ибо как во дни перед потопом
ели, пили, женились и выходили замуж до того дня, как вошел Ной
в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, –
так будет и пришествие Сына Человеческого» (Матф. 24: 37–39)».
179
духовный прорыв неизбежен; точно так же Антихрист собирает в
себе все социальные и психические силы, которые пожелали
противостоять Богу в тот самый момент, когда лик Абсолюта вот-
вот появится в мире.
180
Внеуншблмб - ѐазеяимб - Рнщбзипмб пн Ар -
Пазка.
«Бог умер» - Бог действительно раз и навсегда бесповоротно умер
во Христе, Бога распяли, Бога убили.
Преодолевая непреодолимое отчуждение Творца и твари, Бог не
только вочеловечился, воплотился на земле человеком, но страдал и
умер человеком. Но после он не воскрес, Христос сошѐл во ад.
Если мы говорим о Боге как о Духе, то мы имеем всю диалектику
сакральной метаистории человечества, через схождение,
инволюцию Духа в материю и даже за еѐ пределы в самые донные
области. Отчуждение и недоступность трансцендентного Бога -
ветхозаветный период. Воплощение Бога - христианский. Смерть
Бога - новая история. Тогда мы в периоде актуальной истории - это
будет Сошествия во ад.
181
Пасха Воскресения Христова, «празднику праздников и торжеству
торжеств», только предстоит состояться в эсхатологическом
будущем.
О Пасхи говорят - «прехождение от смерти к жизни, от земли к
небу», но точнее будет «прехождение от смерти к не-жизни, от
земли к преисподней» и только потом к жизни и небу.
182
183
ёуащаиам Аеноаумезмза м Фблъ / Ннчъ ёлбпа.
«Ночь Гнева, ночь сия,
Когда мир будет обращѐн в пепел»…
(«Maledictum».)
184
Девяти Углов поддерживает национал-социализм и превосходство
белых.
185
В ордене распространено мнение о том, что настоящий сатанист не
должен являться частью современного общества, поскольку оно
основывается на обмане и хаос не может реализоваться в
реальности, полной лжи. Участники Ордена разделяют
нигилистические и крайние неогностические взгляды.
Центральная тема Потока 218 - Чѐрный Свет, а фигура в учении -
Люцифер, который озаряет людей чѐрным светом. По словам
Ноксифера, члена Ордена, Храм Чѐрного Света изучает все тѐмные
эзотерические доктрины и практикует чѐрную магию, чтобы
увеличить силы тѐмных богов.
186
усилия против всего самого творения. Они пытаются создать
бреши в сефиротической каузальной реальности и привести сюда
силы инфернальной Другой Стороны, тѐмных богов, чтобы
ускорить процесс приближения Дня Гнева и собственной
трансформации с помощью чѐрной алхимии в демонических
сверхсуществ.
187
Также имеются некоторые различие между группами во взгляде на
будущее человечества. Намерение ONA развивать человечество как
вид эволюционным скачком. Хотя они признают, что большинство
людей бесполезны для будущего, и подходят лишь только для
человеческих жертв, они все ещѐ в некотором роде гуманистичны в
своей цели создания нового сверхчеловека. Поток 218 согласен с
тем, что большая часть современного человечества одноразовая,
они не стремятся к возможному эволюционному улучшению всех, а
лишь для избранных, иллюминированных Чѐрным Светом видят
будущее вхождение в акаузальную вселенную Другой Стороны.
188
Наиболее в этом смысле мизантропичен и антикосмичен «Культ
Альяха», который во многом опирается на лавкрафтианскую
мифологию. Поклоняясь и ища связь с богами безумия и хаоса -
«Древним», они открывают для них врата в наше измерение,
приуготавливая эпоху их Пришествия. Человечество для них и их
богов, не более, чем рабский скот и пожива, лишь служители богов
безумия, смогут трансформироваться в Древнеподобных, чтобы
править со своими владыками в бесконечной пустоте разрушенной
вселенной. Остальное человечество ждѐт уничтожение и
самоуничтожение.
Лавкрафт утверждает, что наша эпоха знаменует собой конец
древнего проклятия, наложенного на богов хаоса - «Древних», и их
вторжение в человеческий мир неминуемо. Вот как Лавкрафт
описывает мир после прихода в него богов хаоса: «Время это легко
будет распознать, ибо тогда все люди станут как Великие Древние -
человечество станет свободным и диким, по ту сторону добра и зла;
мораль и законы будут отменены; все люди будут кричать, убивать и
пьянствовать в радости. И тогда Древние научат их новым способам
кричать, убивать и пьянствовать; и вся земля запылает в холокосте
экстаза и свободы. До тех пор культ, при помощи своих обрядов и
ритуалов, должен сохранять в памяти эти древние способы и
провозглашать пророчества об их возрождении».
(«Зов Ктулху»)
Приблизительно так же видел «бурю равноденствий» и Алистер
Кроули - мэтр Терион. Эти сюжеты точно соответствуют описанию
«пришествия орд гогов и магогов», которые перед концом мира
должны прорвать снизу «Яйцо Мира» и ворваться в мир людей.
Адепты же лавкрафтианских «богов-идиотов» совпадают с
описанием «святых Сатаны», которое мы находим в исламской
традиции, или «слуг Антихриста», как называют их христианские
тексты.
189
Камл - Пбжпыт Рыл Раиалы.
Каббалисты говорят, что Авель после того, как его убили, его дух
мучил Каина, но правда в том, что всѐ было наоборот. Каин, будучи
первым убийцей, стал и первым некромантом и основателем Пути
Левой Руки, потому сумевший поработить дух уже бестелесного
Авеля, давая ему новую цель существования.
190
традиция стала известна и прославилась Потоком 182, и книгами
Liber Falxifer, хотя она идет намного дальше от старых традиций,
где колдовские круги работали в своих ковенах, называя Люцифера,
Лилит и Каина богами ведьм. Эта традиция поддерживалась прежде
всего в различных регионах Европы.
191
Пноунлблмб фаднп Фжйднт Ринжнлы.
192
даруя бессмертие и инициируя в мистерии крови; так Каин
становится и первым вампиром, родоначальником вампирической
линии с их магией крови.
Эти три родословные линии могут символизироваться тремя
цветами —
чѐрным, белым и красным, — что идентично трѐм главным
алхимическим стадиям Делания: «нигредо» — почернение,«альбедо»
— побеление, «рубедо» — покраснение».
Чѐрный — змеи, носители змеиной крови, ибо «Змей Поля» также
называется «Змей Праха», он ползает во прахе и питается прахом,
что идентично чѐрной земле или чѐрному праху. Белый —
носители ведьмовской крови, белый — всегда жреческий цвет, а
колдун — это и есть жрец демонов. Красный — вампирическая
родословная линия — думаю, понятно, это цвет крови. Так
появляются три
архетипические фигуры для Пути Левой Руки: Змей, Колдун,
Вампир.
Ранее эту цветовую символику стадий алхимического Делания мы
увидим для Пути Правой Руки, в евангельской картине поклонения
волхвов/магов младенцу Христу, где каждый из трѐх магов,
пришедших на поклонение к богомладенцу, облачен в чѐрную,
белую и красную, соответственно, мантии, одежды. Таким образом,
трое — Змей, Колдун и Вампир — являются черномагической
инверсией трѐх евангельских магов. Можно предположить, что эти
символические фигуры служителей Другой Стороны придут тогда
поклониться со своими дарами дьяволомладенцу —
новорождѐнному Антихристу.
В современных традициях Пути Левой Руки этим трѐм фигурам
также может соответствовать: Змею — «Драконическая традиция», и
там подчѐркивается, что Каин был сыном Змея; «Саббатическая
традиция», где акцентируется фигура Каина как первого колдуна и
родоначальника ведьмовской линии; «Вампирическая линия»,
линия магии крови, где Каин почитается как первый из
193
вампиров и Жнец Другой Стороны. Змеечеловек — в чѐрном,
демонический служитель/колдун – в белом, мастер крови и вампир
— в красном, трое «святых Сатаны» в ожидании Антихриста для
поклонения дьяволомладенцу.
194
Камлнпа Пбчаиъ, Нбкйщиал м Кжбзи ѐазеяимя.
195
это символ инициации, возложенный на чело Каина, как первого из
людей последовавшего Левым Путѐм в землю Нод, знак первого
сатаниста, знак всех пневматических детей чѐрного огня и красной
земли, охраняющий на извилистом пути к Ситра Ахра и
отделяющий от гилического большинства адамитов.
196
В древнейшем буквенном алфавите - финикийском, буква Тав
означала: крест, отметка, знак. Это даѐт связь как со знаком
посвящения, так и «Каиновой печатью».
Будучи последней, двадцать второй буквой еврейского алфавита, в
Библейские времена буква «тау» («тав») стала означать конец света, а
также служила знаком Каина. Согласно Ветхому Завету, Моисей
воздвиг медного змея в пустыне на тау-кресте. Увековечивающая
данное событие скульптура «Посох Моисея», находящаяся на горе
Нево в Иордании, имеет форму символа тау, опоясанного змеем.
197
Тау-крест выступает и в качестве креста-распятия. Большинство
исследователей полагает, что именно на таком кресте был распят
Иисус Христос, в связи с тем, что тау-крест применялся для пытки и
умерщвления в южных и восточных частях Римской империи. На
этом прямо указывает так называемое «Послание Варнавы» (начало
II века), а позже Тертуллиан.
198
Нехуштан - меедный змей (др.-евр. נחושתןили )נחש הנחושת-
согласно Библии, штандарт, изготовленный Моисеем в виде
медного змея, закреплѐнного на шесте в виде тау-креста, во время
перехода евреев из Египта в Ханаан. После многих лет странствий
по пустыне иудейский народ, ведомый из Египта пророком
Моисеем, стал терять веру и роптать. В результате при пересечении
страны эдомитов последовало Божье наказание из змеев «огненных»
(др.-евр. « ;שרפיםсараф»; мн. ч. серафимы; Чис. 21:6), от которых
погибло много народа. Моисей изготовил тогда медного змея и
закрепил его на шесте тау-креста (Чис. 21:9). Всякий ужаленный
змеѐй, взглянув на медного змея, оставался живым (Чис. 21:4 - 9).
Здесь важно упоминание, что это происходит в «стране эдомлян», а
199
каббалистически Эдом означает антивселенную Другой Стороны,
подобно как и «земля Нод» в мифе о Каине, является
клиппотической областью Ситра Ахра. То есть в обоих случаях это
мистерия и знак Другой Стороны - Тау Печать Каина и Нехуштан.
Это был змеиный культ Нахаша - Примордиального Змея Эдема
даровавший людям Гнозис просвещения. Нехуштан обладал
магической чудодейственной силой. В другой книге Библии
упоминается, что Нехуштан впоследствии стал для евреев кумиром,
идолом для поклонения как оппозиция культу Яхве, и поэтому был
уничтожен царѐм Езекией как святыня языческого культа. Царь
назвал его «медным» (др.-евр. )נחשתן, не божественным (4Цар. 18:4).
«Из этой меди» - Зон де-Нога, медное подножие. Это Клипа Нога -
«Сияющая» или как медь. Клиппа Нога является как бы границей
между совершенно нечистыми клиппот и абсолютной святостью.
Клиппу Нога также называют Древом Добра и Зла. Сам Крест-Тау и
есть Древо Познания Добра и Зла, а Змей на нем - Нахаш Эль Ахер,
Змей Иной Бог, образ Самаэля и отец Каина к которому он воззвал
и получил эту Печать инициации в мистерии Другой Стороны.
Тау или на иврите Тав - конечная буква еврейского алфавита.
Первоначально буква изображалась также в виде тау-креста, и
обозначает «мир», «вселенную», а это в свою очередь, и
символизирует собой как раз всѐ Мировое Древо, ибо оно
описывает вселенную на всех уровнях, но также ещѐ буква имела
значение - «метка», что снова приводит к метке Каина. Если
написать букву Тав, целиком произношения תו, то получим сумму
406 = 4 + 6 = 10 - это десять Сфирот Древа. Весь символ
Нехуштана - это каббалистическое Древо Сефирот и Клиппот и
поднимающийся по нему Змей Нахаш, образ Противника Сатаны.
200
В Новом Завете Иисус Христос сравнивает вознесение Сына
Человеческого с вознесением медного змея Нехуштана:
«Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын
Человеческий, сущий на небесах. И как Моисей вознес змию в
пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы
всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную». (Ин. 3.
13-15)
В гностическом течении офитов (змеепоклонников), поклонялись
Змею Нахашу и отождествляли его с Христом, которого также
называли Змеем. Нахаш и Христос оба в их представлениях были
Спасителями человечества, дарующие Гнозис освобождения и
уподобления богам. Это подтверждается и каббалистической
201
выкладкой, где слово Нахаш ( נחשЗмей) и Мешиах ( משיחМессия),
имеют одно числовом значение - 358.
Подобно как Змей Нахаш на Мировом Древе, так он изображѐн на
Нехуштане, где Тау-Крест символизирует это Древо, так и Христос
распят на кресте, а кресты для римского распятия имели именно
форму тау-креста. Распятый Христос - это эдемский Змей на Древе.
Поэтому, тайным знаком самых ранних христиан был Тау-Крест со
Змеем.
202
Но также Каин воздвиг на месте убийства Авеля Чѐрный Крест, под
которым на холме Гулгаты был зарыт череп Авеля, так и
христианское предание говорит, что крест распятия был на
Голгофе и там покоился череп Адама. Христос - «новый человек», в
этом смысле убийца «ветхого человека» - Адама, как Каин убийца
Авеля, а его распятие на тау-кресте, идентично нанесению
инициатической метки тау-креста на лоб Каина. Как Христос
страдает на кресте, так Каин страдает в изгнание по «дороге шипов»,
«терновом пути». Не случайно в каинической традиции и
христианстве, присутствуют одновременно терновник -
мученический венец обоих.
Во многих инициатических ритуалах древности было не только
наложение метки тау на чело, но и символическое распятие. Тау,
дает египетский крест, древних фараонов, когда от жрецов
проводивших инициацию «Посвящѐнных Царей», это именно
означало «привязывание к кресту». В древне-ведических мистериях,
говорилось о распинающем «солнечного Посвящѐнного» на
крестообразном станке. Привязывание человека к кресту,
употреблялось в этой форме у индусов, как символ, и соединялось с
представлением о новом рождении человека через духовное, не
физическое, возрождение. Кандидат на Посвящение привязывался
к Тау кресту.
Эти параллели в истории Каина и Христа, убийство «ветхого
человека» и его череп в холме, мученический терновый путь,
наложение метки тау и распятие на тау-кресте, Чѐрный Крест
Страдания Древа Смерти, уже открывают намѐки на некоторые
самые сокровенные и парадоксальные тайны высокого посвящения
антикосмического гностического сатанизма, где выявляется
клиппотическая природа Змея-Христа-Мессии и его змеино-
каиническая родословная…
203
Тау-крест был тем знаком, который Господь велел народу
Иерусалима начертать у себя на лбу, как об этом вещал пророк
Иезекииль. Этот знак был символом освобождения для тех, кто был
обвинен, но потом оправдан. Талмуд ещѐ объясняет, что когда
Всевышний вынес приговор Иерусалиму, Он приказал ангелу
Габриэлю начертать на лбах его жителей знак, чтобы различить
между достойными жизни и обреченными на смерть. На их лбах
была начертана буква «тав» - у достойных жизни чернилами, а у
обреченных на смерть – кровью. А почему «тав»? Потому что и
слово – תחיהживи и слово – תמותумри, начинаются с буквы «тав»
(тр. Шабат 55:1).
Это означает опять Тав как Древо Добра и Зла, где ( תחיהживи) -
добро и Сефирот, а ( תמותумри) - зло и Клиппот. Этот плод
познания добра и зла, жизни и смерти и приносит Змей, отец
Каина.
204
добывания огня, первого божества людей и символа тепла и жизни
как таковой, что приводит нас к легенде о титане Прометее
даровавшем человечеству огонь, который ассоциируется с
Люцифером, несущим свет просвещения. Таким образом,
накладывание на лоб Тау-креста, было символическим актом
пробуждения внутреннего чѐрного огня и просвещения (тау-крест,
потому на челе) люциферианским светом.
205
она его ключ и пропуск к областям Другой Стороны и союза с
демоническими силами; она его индификатор, выделяющий из
прочего человечества, гилических потомков Адама как
пневматическую расу несущих чѐрный огонь; она знак
покровительства во всех мирах от самого владыки Другой Стороны
Самаэля и его аватары носителя Нахаша, и этим каждый адепт, есть
сын / дочь Нахаша, подобно Каину Бен Семаэлю; она Знак
Тѐмного Посвящения Ситра Ахра…
Нанесение метки в тонкие тела достигается преданностью Пути,
воззваниями и союзом с силами Другой Стороны, оккультной
работой, но прежде всего - «убийством Авеля», убийством в самом
себе сугубо давлеющего материалистического начала, животно-
скотского (Авель скотовод), убийством собственного эго,
формируемого этим низшим началом, убийством «ветхого
человека» и похоронами его останков / костей - иллюзий и ложных
желаний. Этим обретается огненная пневма Чѐрного Огня и
нарекается Огненнорождѐнным. «Метка Каина» символически
располагается в районе «третьего глаза», означая люциферианскую
иллюминацию Гнозисом Даат, открывая истинное видение
Огненного Ока Абаддона.
206
Ахра, обретения внутреннего Чѐрного Огня Самаэля и
просвещения Люцифера, чтобы стать «бен» - сыном Самаэля,
подобно Мастеру Каину. Есть и более глубокие и тайные
интерпретации каинического мифа
207
Ажфмуйз - Сёфлыт Мащмак.
208
Армилус ( – )ארמילוסфигура талмудической эсхатологии. Он
тождественен Машиаху из колена Иосифа (и Эфраимова), то есть
страдающему Машиаху, который создаст в эпоху «избавления»
(геула) «великую Империю». Он выступает как чѐрный двойник
Машиаха, аналог христианского Антихриста и исламского Даджала.
Здесь он выступает как сын Сатаны, создающий гигантскую анти-
еврейскую мировую Империю. В трактате «Книга Зарубабеля» ему
противостоит мать настоящего Машиаха из колена Давидова
Хевцива, а также второй Машиах (в данной версии –
положительный герой), бьющийся против Армилуса и
погибающий в этой войне.
209
указывая на то, что скульптором был сам Бог, а Сатане этот факт
определѐнно известен. Человек тоже в некотором смысле «статуя»,
Адам как помнится был создан из глины и мыслится как некий
голем - «куча», «груда», «болван», т. е. скульптура из массы, отсюда
же этимология слова «гильгулем» - круговращения душ в
мистическом иудаизме, цикл реинкарнаций, смертей и воплощений
душ в глине, т. е. материи. Таким образом, Сатана вожделеет все
человечество, а овладевание им статуей - это дух зла и хаоса в самом
человечестве, что овладеет всем им.
Овладение статуей с этой точки зрения - не столько проявление
похоти, сколько акт враждебности по отношению к Богу. Плод
этого акта - фактический Анти-Машиах, Армилус. В источниках
говорится, что он завоюет Израиль и будет властвовать, пока его не
сокрушит Машиах.
Эту историю, также можно трактовать как и аллегорию поклонения
идолам, которые – сколь бы ни были они соблазнительны –
сделаны из камня. В некоторых вариациях этого мифа со статуей
блудодействует Сатана, тогда как в других говорится, что еѐ
любовниками станут «сыны Белиала», ―Сыны Тьмы» (библейское
выражение, применяемое к беззаконным людям), которым также
удастся еѐ оплодотворить.
В обоих случаях на свет появляется безобразный сын, взрослый, с
двумя головами. Двухголовым описывается в «Зогаре» и потомство
Каина, раса каинитов, что обитает во внутренней адской земле
Арка. Здесь мы снова пересекаемся с темой Каина как сына Сатаны,
подобно Армилусу. Двухглавость скорее аллегория их мощи,
способности действовать как на физическом, так и духовном
уровне, а также и низшее отражение Таумиэль или Тамиэль - самой
инфернальной из Клипп, которая означает «боги близнецы» и
«двухглавый».
210
Это мистическое происхождение Армилуса объясняет его
сверхъестественную злую силу, особенно в том варианте, в котором
его отцом становится Сатана.
211
Вельзевула князя бесовского, в точности как будущий Армилус.
Более того, метафизическим покровителем христианского мира
(одновременно, и анти-иудейского, претендующего на иудейское
сакральное наследие), чьим духовным центром является Рим, с
точки зрения ортодоксальной каббалы, является сам Самаэль, то
есть Сатана. А как известно из откровение старца Фелофея: «два
Рима пали, третий стоит (Москва), а четвѐртому не бывать». Теория
«Москва - Третий Рим» послужила смысловой основой мессианских
представлений о роли и значении России. И таким образом, Иисус
оказывается духовным сыном Самаэля. Страсти Христовы и его
нисхождение во ад, коррелируют с обозначением «страдающий
Машиах».
Отсюда получается, что Армилус и есть второе пришествие Христа,
который придѐт как Антихрист.
Всѐ это в свою очередь параллельно гностическому пониманию
офитов, Христа как Змея Эдема, отождествляемого с Сатаной.
Мандеи также называют Христа Архи-Дэвой герольдом всех сил
мрака и магом творцом тѐмных чудес.
Здесь мы можем говорить, что Антихрист, это Христос Левой
Стороны, Машиах демонической Ситра Ахра (гойской согласно
иудаизму).
Но согласно другим апокрифическим и каббалистическим текстам,
сын Сатаны/Самаэля/Змея, является Каин, первый колдун.
Так мы получаем формулу, воплощений дьявольского сыновства:
Каин – Иисус – Армилус
Метафизически это может быть одна сущность в трех воплощениях
- аватарах в различные эоны, для различных откровений.
212
Эжбп ѐап – Снуеы.
В иудейском мистицизме есть гениальный по актуальности для
современности термин «Эрев Рав» - дословно «великое смешение»
или «толпы». Его чаще рассматривают в мистическо-
каббалистическом ключе, как пять рас, четыре из которых
допотопных и собственно пятое - историческое человечество. Но
более интересно рассмотреть это в социально-политическом
контексте.
213
Так, по словам равви Гилеля, передающего идеи своего учителя
Виленского Гаона, говорит, что все евреи, вступающие в Модерн, и
являются собственно «народами великого смешения». И выделяет
их характеристики:
1. они верят в науку без Бога.
2. они ставят перед собой гигантские цели и задачи - колонизацию,
индустриализацию, урбанизацию.
3. они провозглашают нравственную свободу и либертинаж
(разврат).
4. они исповедуют индивидуализм.
5. и, наконец, они смеются над верой.
214
Они Эрев Рав - толпа, смешение! Хотя этнически это может быть
даже чистый еврей.
Все это я подробно пишу, лишь только потому, что это не менее, а
даже более актуально и для любого другого народа, и прежде всего
русского, где уже многие русские - которые не русские, презирают
все русское (а некоторые открыто провозглашают уже себя
пострусскими), немцы - которые не немцы, французы - не
французы (общеевропецы), американцы - ненавидящие Америку, и
т. д. - все это Эрев Рав - «Великое Смешение». Атомарные толпы
ничем не связанных с друг другом объектов, а не народы. Уже
большая часть стран запада - Эрев Рав, также как космополитичные
толпы Эрев Рав существуют в России и прежде всего элита. И все
вместе, вне зависимости от этнической принадлежности, еврей,
русский, немец или американец - есть Эрев Рав - обезличенная
Толпа либерального миропорядка. «Люди мира» - толпа Эрев Рав.
Нет больше народов, есть Эрев Рав - «Великое Смешение».
215
Эрев Рав - Клиппа Армилуса, то есть Антихриста Царя Мира. Так,
по данной идентификации Другая Сторона (Ситра Ахра), «ад»,
«тьма» расположена не просто вокруг мира и народов, но внутри, в
них самих, как их чѐрный двойник. Он включает в себя колдовство,
титанизм, грех (разврат), дерзость и прямую ненависть (Амалек) к
самим себе, к собственной самоидентификации, исходящий из
самих народов. Поэтому все, вступающие в Эрев Рав,
216
присоединяются к тѐмной стороне самих себя, то есть на обратную
сторону национальной идентичности.
Антихрист-Зверь взошедший на престол мира будет пасти
обезличенные лишѐнные идентификации самих себя толпы Эрев
Рав, и только сохранившие субъектность вне толпы смешения,
станут Его чѐрной свитой святых Сатаны.
Мащмак Рмижа Акжа.
217
проецирует эти корни в мир Змей – инфенальную Ситра Ахра
(Другую Сторону) в силу того, что лишь Мессия способен не
только и не сколько победить Змей (темные боги, демоны), но
переместить их в обитель святости. По этому вопросу можно найти
противоречивые утверждения в «Трактате о Драконах». Наряду с
такими утверждениями, можно найти утверждения такого порядка,
что душа Мессии в действительности сама произошла из мира
Змей, а не просто была «спроецирована» туда. Покойный проф.
Виршубский заметил, что душа Мессии в «Трактате о Драконах»,
была порождена из того же Техиру, что позднее произвело Змея.
Таким образом, дух Мессии с самого начала обитает среди Змей
Клиппот, скованный на самом дне инфернального мира Другой
Стороны, так Мессия сам является центральным обитателем Другой
Стороны. Роль Мессии заключается в спуске в самую глубину
Клиппот (зла, ада) для исправления упавших душ, без чего
исправление мира невозможно. Образ Мессии подобен «Святому
Змею» или «крокодилу», лежащему в тине на дне, чтобы в нужный
момент подняться и освободить падшие души.
Дух Мессии весь обвит Змеями Ситра Ахра. Царь Драконов или
Змей (Иной Бог, Самаэль/Сатана), временами одолевает Мессию,
мучая его. Но в конце Мессия освободится от скорлупы Клиппот.
Он поднимется в земной мир с целью искупления. Мессия сам
является Святым Змеем (вспомните медного Змея Нехуштана,
воздвигнутого Моисеем в пустыне, чтобы спасти израильтян от
ядовитых змей), или Святым Драконом (драконы - тѐмные боги,
правители Клиппот), настоящим погубителем Царѐм-Фараоном
(гематрия слова "нахаш" - "змей" равна гематрии слова "машиах",
"Мессия"). И, как известно, существовали гностические секты (2-3
вв.) офитов и наасенов (два слова произведены от греческого и
арамейского обозначений "змей"), которые называли Христа (т. е.,
Мессию) Святым Змеем, который открыл духовным душам
(пневматикам) тайны Древа Жизни.
218
Я не верю в какое-либо возможное влияние гностических идей на
мысль Натана из Газы, но параллели - более чем поразительны
(вероятно, мы встречаемся здесь с архетипической парадигмой в
юнговском смысле).
Пребывание на дне ада во внешней тьме, в тѐмных глубинах Ситра
Ахра, делает Дух Мессии парадоксальным для человеческого
двойственного восприятия или беззаконным и безумным с
профанной точки зрения, поэтому его искупление, воспримется
человечеством как разрушение, хаос и зло, что приведѐт силы зла
Другой Стороны в наш мир для кары этого мира, что сближает этот
образ тѐмного клиппотического Мессии с Антихристом в уже
христианской эсхатологии.
219
Афйлэуъ Хжмзинз.
220
паредра Руха. Их потомство - Дэвы, им также принадлежат Семеро
(саба) - планеты,и Двенадцатеро - Знаки Зодиака; они сыновья Ур и
Рухи. В один из наиболее важных моментов на Землю является
Христос, посланник сил Мрака. Этот Христос (как Esu Msiha)
называется одним из семи планетарных злых богов, или Дэвов. Он
откликает Планеты, формирует из них свою партию и все они
начинают сражаться на его стороне - это Семь Архи-Девов, злых,
лжецов.
221
того, как все Архи-Дэвы уже собрались, представители каждой из
семи партий идут на поклонение Ну-Христу. Дэвы, имя которых -
Эстра (Астарта?) приходят к Христу и бросают в сердца людей
распутство, измену, песню, танец и прочность. Эти дэвы - великие
колдуны. «Они любят грязь, кровь и менструальные истечения,
любят кощунство. В огне им является тот Христос и призывает к
себе своих почитателей». Таким же образом к Лже-Христу приходят
Дэвы из других шести домов: все их легионы Христос направляет
на Землю, чтобы они совершали нечестия, вводили людей во
всевозможные соблазн, пороки и губили их. Полчища дэвов
направляются на Землю с твердым сознанием своей миссии. Но
прежде - напутственное слово от верховного Дэва Нбу-Амунэля-
Христа. Стоя на огненной колеснице, Христос-Амунэль совершает
свои чудеса. Автор главной книги мандеев, «Гинзы» предупреждает,
что огонь есть жилище Христа, а огненная колесница - его
постоянное средство передвижения. «Гинза» в отношении Христа
подчеркивает две вещи: что Христос величайший чудотворец,
обладатель самой сильной магии, но что все его чудеса ложны.
Чаще всего он является в огне - в ярком облаке некой энергии,
образующей вокруг него поразительное сияние. «При идите,
воидите ко мне в огонь, в нем не сгорая - говорит он. И верьте мне».
В этом отличие мандейского Христа от «истинного Мессии»
мандеев по имени Анош-Утра: последний в огне никогда не
является. После получения этой инициации Христос является
своим апостола. Автор «Гинзы» комментирует: «Не верьте ему. Если
он будет вас притеснять и иных из вас погубит, то и тогда не
бойтесь его. Если он погубит, то он погубит лишь ваше тело, но не
душу». Продолжая творить ложные чудеса, Нбу-Амунэль вырывает
деревья с корнем, летает между небом и землѐй, подкидывает до
небес своих учеников, и делает ещѐ многое другое. Целью всего
этого магизма является убеждение учеников в том, что именно он
есть Господь. Совершая очередное чудо, Христос подлетает к
222
ученикам с восклицанием: «Смотрите, я иду к вам с высот. Я - ваш
Господь!» Затем он приказывает Солнцу: «Спрячь своѐ сияние». и
когда оно угасает, говорит: «Смотрите, ибо я - Господь!» В конечном
итоге он провозглашает себя «истинным Богом». В определенный
момент, Нбу-Амунэль-Христос приходит к Иоанну Крестителю
(Яхья - это Иоанн в мандейских книгах, Сын Света и великий
учитель), и между ними возникает примечательный спор: «И сказал
Яхья ему: Собиратель не станет ученым и слепой не напишет
письмо. Пустой дом не поднимется ввысь и вдова не станет девой.
Зловонная вода не станет вкусной, а камень не станет мягким как
масло». Ответ Христа - всѐ то же самое, только наоборот.
Собиратель станет, слепой напишет, дом поднимется и т.д. Таким
образом Христос утверждает принцип Хаоса и Магию Хаоса.
Создатели многих опасных культов во все века демонстрировали
чудеса. Отвлекая людей от духовного пути, сбивали их на путь сил
и энергий, и мандейского «Христа-Лжемессию, Нбу-Амунэля, брата
дэвов Хамеша, Эстры и Кевана» - и мандейские писания
предостерегают от этого.
223
Уюгмиб пжаднп пащмк.
«А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте
проклинающих вас, благоволите ненавидящих вас, и молитесь за
обижающих вас» (Мф. 5. 44).
224
он говорит обречѐнному ярлу Боргу, что если он вытерпит до
конца и не закричит, то тогда войдѐт в Вальхаллу. То есть эта жуткая
казнь, в мировоззрении викинга, есть также искупление перед
богами от ещѐ более худшей участи после смерти, мук Хелль.
Призыв же «доброго» Иисуса лишает этого милосердия, лишает
даже права на искупление, обрекая лишь на воздаяние самого Ада. В
некотором роде это, высшая и наиболее изощрѐнная и злая форма
Чѐрной Магии. Именно так это и поднималось в Ветхом Завете, где
прямо сказано:
«Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет,
напой его водою: ибо, делая сие, ты собираешь горящие угли на
голову его» (Прич. 25. 21-22). Практически то же самое, что в словах
Христа, только вот о метафизических последствиях такой «любви»
к врагам, об адских углях, уже в проповеди Христа опускается, что и
вызвало возмущение религиозных учителей Иудеи.
Так, что любите врагов ваших…
225
Сёфлыт Каибкнл.
226
В гностической интерпретации офитов, Змей «Книги Бытия» на
Древе Познания в Эдеме, дарующий запретный плод Гнозиса
первым людям, этот воплощенный образ Сатаны, и Христос
вочеловечившийся Бог распятый на Кресте - Древе Смерти, своим
актом мученичества и смерти освобождающий от первородного
греха человечество - тождественны.
227
тиранов одновременно за всю историю. Его тѐмные чудеса поразят
мир. И мир воспримет его чудовищем и зверем. И лишь кучка
избранных его последователей (т. е. собственно «сыны учения» -
каббалисты) будет знать о его истинной божественной природе.
228
пребывает в самых нижних и последних клиппотических областях
адских миров, до последних времѐн.
И вот вопрос, удерживалась для чего и почему? А, что если все эти
претенденты на мировое господство и не были Злом, а его
симулякром, пока лишь тенью истинного зла, репетицией. Но если
в мистической интерпретации, Антихрист Змей и Христос Змей,
Сын Божий и Сын Погибели, Спаситель и Зверь - метафизически
едины и представляют два аспекта одного. Тогда метаисторическая
судьба Катехона - России была сдерживать приход самозванных сил
на роль мирового антихриста, этого пародийного человеческого
зла, то возможно настоящая и до времени скрытая еѐ роль - это
приготовить и открыть путь истинному Тѐмному Мессии и Сыну
Погибели - Антихристу.
229
230
В ейзиылб.
231
когда деньги делают деньги, капитал приумножает капитал из
ничего - «камней», а апофеозом этого становится «цифровая»,
виртуальная экономика, умножение нулей-камней. Интересно, что
на английском слово камень - «stone», на немецком «stein»,
этимологически созвучно «стн» без гласных, а как известно иврит не
имеет гласных и в огласовке имеем «сатан», т. е. сам Сатана -
«отвергнутый камень» и метафизический Ноль. Таким образом,
первое предложение / искушение Диавола - это неограниченный
материальный ресурс, умножающий сам себя, иными словами,
собственно финансовый капитализм.
232
И наконец, третье искушение Сатаны:
«...берѐт Его Диавол на весьма высокую гору, и показывает все
царства мира во все времена их, и всю славу их, и говорит Ему: "Всѐ
это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне"» (Матф. 4. 10-11).
233
обличиях. Отсюда вечный диспут и обвинения, кто больше или
меньше совершил зла и преступлений - монархисты, коммунисты,
нацисты, капиталисты. Совершили все - ибо любая власть от «князя
зла».
Разве может какое-либо устройство и царство, состояться и быть,
приняв эту истину? Поэтому Церковь, став столпом Государства,
пошла на подлог, исказив слово самого Бога, а это и есть «хула на
Дух Святой» - грех который не проститься никогда, провозгласив:
«Всяка власть от Бога». Тогда как в дониконианских Святых
Писаниях это звучало: «Не есть власть, что не от Бога».
Но, что значит обрести власть - «пав, поклониться Сатане». Иисус
назвал Сатану «князь этого мира», он сказал: «я не этого мира… мир
меня ненавидит», и предупредил о том же своих учеников: «Вы не
этого мира. Мир вас ненавидит». Павел пошѐл дальше и назвал
Сатану «богом этого мира». Сатана, Диавол есть по слову Христа
«князь мира сего», а по слову апостола «бог мира сего». Бог
физической вселенной, проявленного мира - Диавол!
Отвергающий этот мир, будет искушаем…
234
«Бегство от Сатаны». Поэтому сказано, что «Иисус был в пустыне»,
т. е. ушѐл из мира, аллегорически «бежал от Сатаны / Бытия».
Отсюда и предания не рассказывают, что Диавол является и
предлагает, что-то мирским корестолюбцам и властолюбцем, но
вот отшельникам - аскетам, это классический сюжет искушения
святых. Посему, дары Диавола могут быть предложены не тем кто
жаждет мирского будучи в мире, но лишь тем, кто не от мира и не
желает их.
Однако, как известно, Иисус отвергает дары - искусы Диавола. Ибо
если кто-то их принимает, то он в итоге не получает ничего или
лишь временную пародийную иллюзию. Опять-таки, отсюда
сюжеты преданий, о продажи души за деньги Диаволу, где в итоге,
вместо денег обнаруживается какая-нибудь дрянь, вроде глиняных
черепков. Однако расплата настигает ещѐ при жизни, и за
продавшимся являются обвинители, обнаруживая, что кошель
который преподнѐс Диавол, принадлежал убитому купцу, и волокут
того на виселицу за грабѐж и убийство. Но, Иисус отвергая все
прельщения Диавола, отвергая всѐ - получает Всѐ! Отвергая их все,
он войдя в пустыню лишь человеком, выходит из неѐ
Божественным Субъектом, Альфой и Омегой.
235
В другом аспекте можно понять, что Сатана это теневая сторона
самого Христа, его тѐмное альтер-эго с которым происходит
внутренний диалог. Во многих апокрифических писаниях, Сатана /
Люцифер представлен как теневой брат-близнец небесного Христа,
тоже Сын Божий; или в «Откровении Иоанна», Христос сам про
себя говорит: «я звезда светлая и утренняя» - т. е. на иврите Бен
Шахар или на латыни Люцифер. Отсюда, также тайна
каббалистического равенства суммы букв слов на еврейском
«Мессия» (Христос) и «Нахаш» (Змей искуситель Эдема / Диавол).
Это внутренний диагог между «Я» отчуждѐнного человека гностика
и «я» кем бы он мог стать, прими дары - искусы мiра.
Таким образом, весь сюжет «искушения Христа», может
интерпретироваться как видение человеком иллюзорности и зла
бытия, его отчуждение и противопоставление ему («уход в
пустыню»), где к нему, как сказано: «подошѐл Диавол», т. е. начался
этот внутренний диалог во «мраке души» с собственным альтер-эго
чѐрного пламени духа, который будет искушать своими дарами.
Поддавшийся им - пав на дно («пав, поклонишься»), в итоге,
погибает духовно, по слову: «что толку весь мир приобрести, а душе
своей повредить»; отвергающий их - становится Божественным
Субъектом, обретая Всѐ и Ничто.
236
Но Сатана подошѐл в «своѐ время» - время апофеоза тьмы и
страданий, чтобы искусить Сына Человеческого в последний раз.
У хлыстов был любимый иконграфический сюжет, под названием
«Сораспятие Плоти». Где изображался распятый монах в пустыне, с
чашей огня в руке и раскрытым кровоточащем сердцем в груди. Под
крестом изображался слепой карлик в мусульманской одежде и
чалме - образ Диавола, он целился стрелой в монаха из лука, а изо
рта его исходила надпись со словами последнего искушения:
«сниди со креста».
237
Иисус плакал… «Или, Или! лама савахфани»?
И Сатана - слепой и безумный бог мира сего, сказал Ему: «сниди со
креста, если ты Сын Божий».
238
Чужеродное миру существо / Иного, превзошедшего каузальные
законы тварного мира - мѐртвого среди живых, но однако более
Живого, чем окружающее мертвящее человечество, который
оставил «мѐртвым хоронить своих мертвецов».
И как констатировал философ Всеволод Красса: «Поэтому, я
считаю, что Иисус Христос является первой исторической, по-
настоящему Инородной фигурой в мире и заслуживает самого
большого внимания у всех, кто пытается идти тропами Иного».
239
Metapolitics
PAROUSIA
Corona Spinea (Сбжлнпыт Вблбц)
Haec contra coronaviridæ corona spinea est.
240
Было написано, что все должно быть сожжено до того, как будет
предпринята хоть малейшая попытка восстановить собор.
241
Перенесенная в церковь Сен-Жермен-Л’Оксеруа, по решению, что
она будет выставляться для всеобщего почитанию каждую пятницу
Великого поста.
242
Я с радостью отмечаю великий богословский замысел в устройстве
этого алтаря, поскольку Терновый Венец расположен на той же
вертикальной оси, что и корона Марии (резной балдахин и картина
а-ля Фра Анджелико), со светящимся крестом по центру симметрии.
243
Ведь эти две Короны - нижняя и верхняя - неразрывно связаны:
первая запечатывает славу земного Христа, а вторая признает и
подтверждает космическую славу Марии как Верховной Владычицы
небес и миров.
244
Коронавирус - онтологическая сторона коммунизма, основная
квинтэссенция Великой Люциферианской Пародии на
гармоническую иерархию Космоса.
245
Есть те, для кого это все изменит, потому что они наконец смогут
понять суть, как извращенно советовал Макрон французам в своей
полностью петанистской речи от 16 марта, то есть - сказать, что им
удастся трансмутировать трансмутацию, даже вернув Карантин на
Великий пост (точно так же, как Марии Магдалине пришлось
дважды повернуться, чтобы узнать своего Раббуни (евр. учитель) в
гробнице). Заново открыть для себя чувство существенного (черт
возьми, какая хорошая формула!) - это умудриться выбраться из
повседневности и одержать победу над временем - как прекрасно
объяснил Леон Блуа, когда он был ( прямо как мы сегодня!) на
пороге апокалипсиса:
246
полнолицевых наушниках, их глаза были прикованы к сериалу
Netflix, проигрываемому на их гребанных мобильных телефонах!
Эти недолюди в христианском понимании этого слова - изгнанные
из Геенны из-за избытка там трупов - полные идиоты, замкнутые в
своем ничтожестве. Какого черта они заботятся о правилах
сдерживания короновируса? По крайней мере, это позволит им
почувствовать себя немного живыми, участвуя в Великой битве!
247
Позвольте мне сказать несколько слов об этих безумных сыновьях
шлюх, которые являются экологами-веганами. Нам неприятно
замечать, что единственные полки супермаркетов, которые не
штурмуются, - это полки с органическими продуктами. Когда дела
идут плохо, эти ублюдки-любители киноа внезапно переключаются
на пасту Barilla и De Cecco, а для меня, который приходит в магазин
слишком поздно, потому что я менее умен и медленнее, чем
городские скутеры, у меня остались только полуфабрикаты. Вот
100% справедливой торговли!
248
В Париже это обобщенный полет. Внезапно провинция
представляется нашим добрым всемогущим лордам землей, в
которой можно жить! По крайней мере, в 1940 году Исход
произошел после объявления войны! Тогда беженцы начали
покидать столицу задолго до выступления 16 марта, во время
которого Макрон казался невероятно гордым, что шесть раз
объявил, что мы в состоянии войны... По правде говоря, парижане
давно покинули этот ад. Гнилостный, ставший самым заразным
городом в мире, он был публичным кровопролитием в течение
многих лет... Художественное преобразование Парижа сейчас
невозможно, и нет больше писателя, достойного этого имени. Во
Франции больше не может быть писателей.
249
современности. Размещение парижан в провинциях - видимая часть
COVID-19.
250
Сталкивались ли мы с такими событиями с момента высадки святой
Марии Магдалины на земле Прованса?
Запрещение месс и любого общественного богослужения. Никаких
религиозных обрядов перед погребением. Никаких соболезнований
пострадавшим.
Закрытие святилища Лурдес.
251
Закрытие базилики Святого Сердца.
Приостановление почитания Святого Тернового Венца.
252
Такой епископ, как епископ Афанасий Шнайдер, понимал, в чем
сверхъестественный смысл эпидемии коронавируса.
253
Fiat corona!
254
Уэсли Дж. Смит
Сжалздйфалмвф: жбумдмя руя ензифнрбжлмзизомк
пжбфбл.
Трансгуманизм превратился для многих из идеи в научно-
фантастических романах в светскую религию.
255
религия известна как «трансгуманизм», и она очень популярна среди
нуворишей Кремниевой долины , университетских философов,
биоэтиков и футуристов, ищущих утешения и преимуществ веры
без сопутствующей обязанности следовать догмам, просить
прощения, или искупление греха - чуждое для трансгуманистов
понятие. Поистине, трансгуманизм - это религия нашего
постмодернистского времени.
256
Самое главное, что в мире пост-сингулярности сама смерть будет
побеждена. Возможно, мы будем многократно обновлять наши тела
с помощью клонированных замен органов или криогенно
замораживаем наши головы, чтобы в конечном итоге можно было
хирургически прикрепить к другому телу. Тем не менее, самая
большая надежда трансгуманистов - это вечное спасение своего
разума (опять же, в отличие от души) посредством персональной
загрузки в компьютерные программы. Да, трансгуманисты ожидают,
что в конечном итоге они будут жить без конца в
киберпространстве, создавая свои собственные виртуальные
реальности или, возможно, объединяя свое сознание с сознанием
других, чтобы испытать множественность существ.
«Я думаю, что в ближайшие 200 лет или около того Homo sapiens
превратится в некое представление о божественном существе
посредством биологических манипуляций. или генная инженерия
путем создания киборгов, частично органических, частично
неорганических».
257
было управлять. С религией это легко понять. Вы не можете убедить
шимпанзе дать вам банан, обещая, что он получит еще 20 бананов в
раю для шимпанзе. Это не сработает. Но люди сделают это.
258
Во всей трансгуманистической литературе, которую я читал, я не
видел особого интереса к увеличению человеческой способности
любить, помимо самого плотского понимания этого термина.
Возможно, это потому, что даже грубые материалисты понимают,
что любовь превосходит возбуждение нейронов, приближая нас
настолько близко, насколько мы можем, к выражению
божественного. В самом деле, не случайно один древний теист дал
нам самое глубокое описание любви:
259
260
Никита Сюндюков
Хнднчбунпбо кжмзималзипа м ижалздйфалмвфа.
Человек создан по образу и подобию Божьему — так сказано в
первой книги Библии, «Бытии». И часто эти два термина
трактуются символически, где образ — символ статики, а подобие
— динамики. Единства и множественности, покоя и развития.
Здесь, конечно, диалектика, а не простой переход от одного к
другому.
261
А в теориях трансгуманизма и человека теперь уже оказывается
слишком мало. На смену ему должен прийти даже не сверх-человек,
а не-человек, абстрактная множественность Субъектов. Надобно
скинуть старые одежды — но уже не одежды ветхого человека
(Адама), не одежды богочеловечества, а одежды — вновь —
Человека, Человека обоготворенного. Скинуть одежды человека,
чтобы стать субъектом, могущим существовать в неопределенности,
или — что то же — в вечно изменчивом пространстве транс-. Так
гуманизм преображается в трансгуманизм.
262
за пределы его личной ответственности. Эти имитации «не дают»
нам стать теми, кем мы вроде как должны быть. Прекрасными
людьми будущего. Через наносное милосердие и сочувствие
человек лишается греха, но лишается и свободы.
263
ближнего сам по себе, ему необходима санкция. Однако если
суверен Гоббса ограничивает войну всех посредством насилия, то
Бог, напротив, верит в человека и не понуждает его самого к вере и
к любви. Бог предполагает в человеке свободу, делая возможной,
собственно, любовь истинную, не зависимую от корыстных,
эгоистичных интересов личности. Тем самым и человек
преображается, переходя от акциденции, «своего интереса», к
сущности — к любви. Правда, тут опять-таки не стоит забывать, что
«сама любовь свивает вервья плети» (Данте). Что любовь — усилие,
обязанность, а не право.
264
то свобода так и останется понятием сугубо потенциальным — я
лучше буду всем (=никем), чем буду кем-то. Лучше буду жить
бесконечно, чем вечно. В неоплатонизме (а христианство, по
словам Хайдеггера, есть неоплатонизм для бедных) критерий зла
заключается в бессодержательности, абстрактности действия. Чем
более человек удален от блага Единого, тем менее он конкретен,
тем более распылен. Тем меньше в нем вечности.
265
Вера Зелендинова
Перезагрузка цивилизации: COVID -19 вместо Нового Завета.
266
А чего можно ждать от человека, который, судя по размещѐнной на
том же сайте биографии, получил образование в сфере делового
администрирования в сфере маркетинга и «занимается
консультированием клиентов по вопросам оптимизации цифровых
стратегий, взаимодействия с пользователем и вовлечѐнности»? Он –
просто кукла, которой разрешили сказать важную вещь.
267
Именно подобное ощущение включѐнности в историю,
осмысляемое как бессмертие, доминирует в христианской культуре,
на которой построена европейская цивилизация.
Поэтому даже сама мысль сделать COVID-19 или появление
средства по излечению от него точкой отсчѐта новой эры является
попыткой слома культурных кодов: замены веры в бессмертие души
со всеми вытекающими из неѐ моральными императивами на страх,
а жизни в вечности и истории – на заботу о здоровье и
благополучии.
268
от общности и общей истории. В такой логике ковид вполне может
стать точкой отсчѐта новой эры.
Всѐ изменилось в этом году, когда уже в первые дни пандемии
эксперты заговорили о том, что она придаст ускорение развитию
цифровых технологий, а управленцы начали внедрять их в разные
сферы социальной жизни.
Потом вышла книга Шваба «COVID-19: Великая перезагрузка», в
которой он прямо говорит, что хотя ковид «не представляет
экзистенциальной угрозы», его нужно использовать для создания
нового мирового порядка, «формирования системы для
постковидной эры».
И даѐт понять, что заинтересованные в перезагрузке элиты не
позволят жизни вернуться в нормальное русло.
Главной темой в повестке Давоса 2021 года заявлена «Большая
перезагрузка», которую уже называют «мостом» к продвигаемым
ООН планам устойчивого развития. В результате создаѐтся
впечатление, что собирающиеся в Давосе элиты ждали только
повода, чтобы начать процесс судьбоносных преобразований.
269
выпустила доклад «Перестройка обороны Америки. Стратегия, силы
и ресурсы для нового столетия».
Среди прочего там сказано: «Процесс трансформации, даже если он
принесѐт революционные изменения, будет долгим, без какого-
либо катастрофического катализирующего трансформационного
события, как например, новый Перл-Харбор».
Упоминание в этом контексте Перл-Харбора прочитывается как
намѐк на рукотворный характер трансформационного события.
В этом докладе много интересного, например: «Война будет вестись
в космосе, киберпространстве и в мире микробов… Будут
применяться передовые формы биологической войны, которые
могут нацеливаться на конкретные генотипы и перевести
биологическую войну из сферы террора в политически полезный
инструмент (politically useful tool)». Здесь комментарии излишни.
События 11 сентября 2001 года Рамсфелд назвал «достаточно
шокирующими, чтобы люди захотели защиты сильной армии».
Последствия известны: «Патриотический акт», реорганизация
спецслужб, дополнительные полномочия Северному
командованию, Афганистан, Ирак.
Промежуточные итоги были подведены в появившейся сразу после
вторжения в Ирак «Инструкции по планированию
трансформации», где сказано, что «война с терроризмом – это
трансформационное событие, которое требует переосмысления
нашей деятельности»
Во всѐм этом нет никакой конспирологии. Достаточно внимательно
читать то, что они пишут о своих планах. Сегодня
трансформационным событием стал COVID-19, а рупором
«Большой перезагрузки» – Шваб.
270
бум вокруг неѐ начался где-то через неделю после президентских
выборов в США.
Энтузиазм, с которым видные либералы всего мира признали
победителем Джозефа Байдена и тут же принялись публично
присягать проекту «Большой перезагрузки», свидетельствует о
готовности мировых элит к глобальному переформатированию,
которому мешает президент США Дональд Трамп.
Здесь тоже не нужно ничего домысливать. Достаточно посмотреть,
кто и что говорит, и обратить внимание на связь имени Байдена с
«Большой перезагрузкой»: они везде стоят рядом.
Бывший госсекретарь США Джон Керри: «Идея перезагрузки
является [сегодня] более важной, чем когда-либо прежде. Я лично
верю в это… Мы находимся на заре чрезвычайно захватывающего
времени… И я знаю, что Джо Байден верит в это».
Председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен: «В лице
Байдена Европа вновь обретает друга в Белом Доме.
Евроатлантическое содружество будет способствовать написанию
свода правил для цифровой экономики и цифрового общества…
Необходимость глобального сотрудничества и ускорение перемен
будут движущими силами «Большой перезагрузки».
В том же духе высказались новый директор Международного
валютного фонда (МВФ) Кристалина Георгиева, генеральный
директор корпорации British Petroleum (BP) Бернард Луни, глава
Mastercard Аджай Банга, президент Microsoft Брэдфорд Смит и
другие.
Примечательно, что в этом списке фигурирует председатель
комитета Китайского общества финансов и банковской
деятельности, член комитета по денежно-кредитной политике
Народного банка Китая Ма Цзюнь. Он входит в группу китайских
«комсомольцев» – оппозиции лидеру Китая Си Цзиньпину, тесно
сотрудничающей с американскими демократами.
271
Элитные планы переустройства мира нравятся далеко не всем. В
Европе митингуют против незаконных ограничений. Суды
завалены исками, оспаривающими конституционность
принимаемых властями мер. Появляются публикации,
разоблачающие замыслы глобальной элиты. Отдельные
представители образованного класса, церкви и политического
истеблишмента прямо заявляют о надвигающейся на мир
опасности.
Бывший австралийский сенатор Кори Бернарди говорит, что
«Большая перезагрузка» – это попытка элитных миллиардеров
навсегда ограничить гражданские свободы они используют
истерию по поводу общественного здравоохранения в качестве
своего последнего оружия».
Американский архиепископ Вегано в открытых письмах обращается
к Трампу: «Целью «Большой перезагрузки» является навязывание
диктатуры здравоохранения… и либертицидных (от латинского
caedo – убивать) мер… Те, кто не примет эти меры, будут
заключены в лагеря или помещены под домашний арест».
Ему вторит председатель Государственного Банковского института,
адвокат Эллен Браун (США): «Ни одной стране не будет позволено
отказаться… Мы должны добиться, чтобы изменения служили
людям и производительной экономике, сохраняя при этом наш
национальный суверенитет и мс трудом завоѐванные личные
свободы».
На прошлой неделе гневной филиппикой в адрес «Большой
перезагрузки» разразился известный американский телеведущий
Такер Карлсон: «Это их шанс навязать совершенно
беспрецедентный социальный контроль, чтобы преодолеть
демократию и переиначить всѐ так, чтобы это соответствовало их
странным теориям. Суть ―Большой перезагрузки‖ в том, что люди у
власти имеют право делать то, что не могут делать все остальные.
Богатейшие люди мира это поддерживают. Билл Гейтс это
272
поддерживает. Как долго может продолжаться эта странная, но
хорошо различимая смесь лицемерия и авторитаризма?».
Депутат от Народной партии в Конгрессе Испании Тереза
Астольфи предупреждает, что «новый мировой порядок может сам
свести себя с ума». И она права: именно это, судя по попытке
разрушить основы цивилизации, заменив Христа на COVID, сейчас
происходит.
(https://octagon.media/mir/)
273
Александер Бобров
Хжмзинз - ижалздйфалмзи.
274
влиятельных в настоящий момент мировоззренческо-философских
течений. Его главной идеей, как известно, является утверждение о
том, что человек как биологическое существо — есть переходный
этап в бесконечном эволюционном развитии разума, стремящегося
обрести бессмертие. Такое бессмертие для современного «телесного
человека», существа «низшего рода» (термин приведен без
«уничижительного смысла»), несовершенного в своем тленном и
смертном теле, трансгуманистам видится в достижении миром
людей и машин состояния «технологической сингулярности» —
временной точки, когда возможности и производительность машин
и компьютеров станут настолько велики, что значительно
превзойдут возможности человеческого интеллекта и смогут
генерировать для него такие устойчивые «виртуальные реальности»,
мыслеформы, образы и копии сознания человека, что дадут
человеку возможность «жить вечно».
275
технологических аварий, которых способны уничтожить как саму
по себе кибер- и компьютерную технику в ее «материальном виде»,
так и «архивированные и текущие данные о эмулируемых
сознаниях».
276
Я отвечу тем известной шуткой: «Я решил жить вечно. Пока
получается».
277
Давайте действовать честно и рассуждать здраво — объективно.
278
Рассмотрим все по порядку.
279
нас» и много могущественнее, в то, что «не подвержено
случайности и неопределенности», что властвует над
«неопределенностью» - в некий «аналог» всевластного и
всезнающего Бога, либо — в него самого.
Все также, как и две тысячи лет назад, у нас, «людей эпохи
технологического трансгуманизма», нет ничего, кроме свободного
выбора и веры.
первой — верить в то, что бессмертие создаст сам человек или то,
что будет после него и из него; второй — верить в то, что
бессмертие будет дано нам «свыше» - нам его даст Бог или нечто,
являющее собою «всю неопределенность всех событий»,
окружающих нас (следует понимать, что этим существом не может
быть ограниченное в знании «не верховное, языческое божество», а
только единый и всевластный Бог); третьей — вообще отказаться от
бессмертия?
280
сверхмощными программно-аппаратными моделями
рационального, рационализирующего, математизирующего все
разума, ибо у нас — а значит, и у него - нет никакого иного способа
«стабильно», с «заданной целью», долговременно оперировать
реальностью, кроме как через «алгоритмичность» и «детерминизм»
(хотя такой разум может использовать иные, «не человеческие»
виды логик). Ничего, кроме «алгоритмичности и детерменизма». Но
— никакой алгоритм не может стать «неопределенность»,
сравняться с ней. Он, детерминизм, противоположен
«неопределенности». Конечно, мы можем софистически отринуть
«окружающую нас неопределенность», утверждать, что реальность
есть «нечто на стыке» детерминизма и хаоса и потому мы ее как-то
якобы можем познать, но — смешивая «детерминизм и хаос» мы
будем всегда получать «детерминизм и хаос» - у нас нет логического
инструмента, чтобы познать их вместе, в единой сущности. Никакая
логика не может слить их воедино, ибо на этой грани нет вообще -
логики. Даже если мы смоделируем новый объект «детермохаос», он
всегда будет разваливаться на два «человеческих», «для разума»
субобъекта - «детерминизм» и «хаос». Иного не дано. Таков человек
и все, что создает человек из самого себя.
281
Да, эта мысль не противоречива: если вселенная, мир энергий —
исчерпаем, то, возможно, когда то с помощью накопления знаний и
технологического прогресса мы «выжмем вселенную как лимон»,
наше знание захлестнет все, станет равным всему миру и тогда —
мы все — обретем бессмертие. Зная все — мы будем существовать
вечно.
282
решит, что мы достойны своего великого желания и — хватит нам
его чувствовать — подарит нашим сознаниям (душам) вечность.
283
Это из нее мы, люди, черпаем свои «открытия» и из нее берем
«кирпичики» - факты для наших «новых знаний и технологий».
Она, «неопределенность» поставляет нам то, что мы будем узнавать
— неожиданности рождения открытия «новых планет», их
особенностей, неожиданность обнаружения новых суперпозиций
элементарных частиц. Именно она кормит и питает наш жадный до
определенности разум. И она — это вероятно - неисчерпаема...
284
«Третий путь» — «бессмертия — нет» - это тоже, как и второй, путь
веры, точнее, неверия. Неверия в то, что мы, люди, чувствуем «тягу к
бессмертию», к «вечной жизни» для того — чтобы, действительно,
иметь возможность жить вечно. Идущий по третьему пути не верит
в человека, в то, что и жизнь, и желания человека имеют смысл,
некую цель. Он верит в бессмысленность. Такой человек не верит в
наши желания, в мое, в Ваше. Он мыслит рационально, ибо исход
«бессмертия — нет» — тоже вероятен, но он не верит в свое
желание и свой — генерирующий смысл — разум — и потому,
отрицает реально существующий в каждом человеке факт -
«желание жить вечно» и «наличие смысла в природе».
Следовательно, его модель вероятности построена на ложном
умозаключении — на игнорировании важного факта,
управляющего движением реальности. Следовательно,
вероятностная модель человека «отрицающего возможность
бессмертия» имеет значительно более низкую прогностическую
точность, чем вероятность развития истории по «второму пути»,
которая не имеет названного порока.
285
Сейчас же нам важно понять, как обращаться - как общаться - с
неопределенностью так, чтобы она «подарила нам бессмертие».
Этот вопрос также я вынужден вынести за пределы настоящей
статьи, изложив собственное мнение — мнение «христианского
трансгуманиста» - лишь тезисно.
286
«Неопределенность» для меня имеет свою, иногда проявляющуюся
структуру, которую целиком познать, конечно, нельзя. Ее структура
- это совокупность «глобальных моделей и механизмов влияния на
известную нам реальность», в том числе, на психические и
физиологические процессы нашей природы. Отдельно я описал и
технологии, которые позволят «извлекать из неопределенности»,
«блоки и механизмы», влияющие на нас в том или ином аспекте,
тем самым исследовать влияние «неопределенности» на
«определенность», то есть на разумный и известный нам мир, на
наше знание о нем.
287
так далее. И пусть читателя не коробит от слов «Добро» и «Зло»,
которые я использовал выше: никто из нас, в том числе и Ницше,
не смог перейти за его, «добра и зла» пределы, ибо за границей
«добра и зла» лежит лишь зло, воля к познанию и власти — а они
— согласно Библии - вверены во власть дьяволу. При этом, как мы
показали, через познание (первый путь) — как и предсказывала
Библия - не лежит пути к «истинному бессмертию».
288
то, что «неопределенность», Бог, не сможет «восстановить» их также
как мы, люди, или не сможет восстановить «образы или слепки
наших душ — сознаний»?
289
Время сейчас такое — доказывать ранее считавшееся недоказуемым.
Вопрос только в том — верить доказательству или нет, верить в
Бога и Христа — или предоставить себя идеям Ницше.
Впрочем, и это решит за Вас тот, кто властвует над Вами — Бог или
дьявол, хотя Вам и покажется, что Вы сделали полностью
«свободный выбор».
290
291
Стас Ніколаевський
В инчоб Офбдм умщъ зубент м гбвйфлыт гнд
Аваини.
292
Интеллектуальной кульминацией процессов, начавшихся в эпоху
Просвещения можно назвать идею о «точке Омега», которую создал
иезуит Пьер Тейяр де Шарден.
293
Будущее оказалось непрогнозируемым, для многих футурологов и
технооптимистов мировые войны послужили причиной
катастрофического крушения мировоззрения, породив постмодерн.
294
продуцируются нейронными сетями мозга, а свобода воли -
иллюзия.
295
Тогда «волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать
вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и
малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею,
и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть
солому. (...) Не будут делать зла и вреда на всей святой горе Моей,
ибо земля будет наполнена ведением Господа, как воды наполняют
море» (Исаия 11).
296
Hapeksamendeus Aa
ёунгаумвф - «кащаж» алимонзфмвфа.
«Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным
местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом
мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным
и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших
себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее
хуже первого. Так будет и с этим злым родом». (Мф. 12. 43 - 45)
297
омертвение мира и духовное отчуждение человека до пределов,
происходит как-бы материализация, «отвердение» мира. Это близко
по смыслу с каббалистическим термином клиппот - «скорлупы». А
вот под ними, на более глубоких уровнях, лежат действительно
деструктивные энергии инфернальных сил.
298
для того, чтобы таким путѐм разрушить, приведя в мир эти
деструктивные силы, для явления ИНОГО.
299
300
Laterna magica
Мари Леруа
Фмдйжа Имзйза Хжмзиа й Мбуа ёмгзнла м Пъбжа
Панун Павнумлм.
301
Среди них фильмы: «Страсти Христовы» Мела Гибсона,
выпущенные в 2004 году, и «Евангелие от Матфея» Пьера Паоло
Пазолини, выпущенные в 1964 году. Несмотря на то, что они очень
разные, они дают взгляд с особым акцентом на фигуру Христа. Эти
два фильма также вызвали сильные споры после их выпуска, в
обоих случаях несправедливые, но предсказуемые.
302
собственных грехов или грехов других. Поэтому неудивительно, что
он сосредоточил свой фильм на последних часах Жизни Иисуса.
303
Иисуса. Вот почему мы можем сделать вывод, что эти два фильма
действительно изначально рассчитаны на широкую аудиторию.
304
Интерпретация Энрике Ирасоки трезвая, чтобы зритель мог
больше увидеть в нем себя. Напротив, даже имя Джима Кэвизела
(инициалы которого JC и которому на момент съемок было 33
года!), оставляет зрителя в совершенно безутешном горе. Их
мимика и жесты еще более поразительные, даже по сравнению с
кровью и впечатляющими спецэффектами.
305
В отличие от грандиозности, выбранной Мэлом Гибсоном, больше
естественности исходит от фильма Пазолини, снятого почти как
документальный. Фильм действительно посвящен тому, чтобы
подчеркнуть человечность Иисуса, послание и борьбу Иисуса-
человека. Но это вовсе не означает, что Пазолини упустил из виду
Христово измерение Иисуса, как раз наоборот. Конечно, нет
ничего более ложного, чем сказать, что Пазолини сделал
буквальную транскрипцию Евангелий. Кроме того, он принял
решение полагаться исключительно на Евангелие от Матфея,
Евангелие, которое подчеркивает жизнь Иисуса. Это правда, что он
не изменил тексты и выбрал для сценария перевод ассоциации Pro
306
Civitate Christiana, итальянской ассоциации «левых католиков».
Однако он полностью воспринял Иисуса и его послание. Он дает
свое видение Иисуса. В этом все преимущество визуальной среды:
она позволяет Пазолини усваивать текст Евангелий и делиться
своей идентификацией с Иисусом, даже если он неверующий (по
крайней мере, публично). Соответственно, Пазолини адаптировал
свои съемки, чтобы они лучше соответствовали этому видению.
307
священного и чувств священного, которых секуляризм общества
потребления лишил людей, превратив их в уродливых и глупых
автоматы, поклоняющиеся фетишам». Наконец, фильм Евангелие
от Матфея посвящен Папе Иоанну XXIII. В целом фильм был
очень хорошо принят христианским сообществом. Это явно
заставляет замолчать тех, кто считает Евангелие от Матфея
нерелигиозным и даже кощунственным фильмом. В конце концов,
этот фильм освещает многогранную сторону (верующий /
неверующий) Пазолини, ясного и дальновидного человека,
сложного, замученного и полного противоречий.
308
По иронии судьбы, власти Франко также запретили показ фильма в
Испании. Коммунисты и франкисты объединились в цензуре...
Можно сказать, что это делает Пазолини сильным...
309
Мел Гибсон, очевидно, в душе не революционер, но своей
решимостью и непримиримостью он, несмотря на самого себя,
показывает, насколько тревожными и революционными являются
послания и образ Христа. Важно увидеть и проанализировать эти
два фильма, независимо от того, является ли зритель верующими
или нет, потому что, помимо их художественного успеха, они
подчеркивают фигуру Христа, как это сделано в немногих работах.
Между Традицией и Революцией всех нас зовет образ Христа.
310
Hapeksamendeus Aa
Рлмрм зн ожбзиа.
311
направлений христианства. Ещѐ на этапе режиссѐрского замысла
картина уже стала объектом массовой критики и преследования, в
особенности со стороны религиозных организаций. Столь вольную
трактовку Нового Завета критики называли откровенной ересью.
Не помогло и предупреждение в начале фильма о том, что он не
является экранизацией Евангелия. К критикам присоединились
известные американские проповедники. Режиссѐр Франко
Дзефирелли, узнав о том, что «Последнее искушение…» попало в
конкурсную программу Венецианского кинофестиваля, снял с
показа свою картину. Прокат фильма сопровождался беспорядками
и акциями протеста. В нескольких крупных городах США. Споры
вокруг фильма продолжились и много позже, когда фильм вышел в
прокат и телевизионный эфир других стран. 5 ноября 1997
патриарх Московский и всея Руси Алексий II и Священный синод
Русской православной церкви выступили против показа фильма в
эфире. Протодиакон Русской Андрей Кураев назвал телевизионную
трансляцию фильма в 1997 году оскорблением чувств верующих и
«кощунством».
312
фильм является концентратом гностической христианской ереси.
Не будем разбирать сюжет, а пройдѐмся по основным моментам
этого еретического гнозиса фильма.
313
Богом или дьяволом. Иуда, друг Иисуса, страстно осуждает его за
сотрудничество с властями и даже избивает Иисуса. Пытаясь понять
и постичь себя, Иисус уходит странствовать вместе с Иудой. Толпа
собирается забросать камнями блудницу Марию Магдалину, но
Иисус спасает еѐ. Иисус посещает мифический иудейский
монастырь, явная аллюзия на мистическое движение аскетов
отшельников ессеев, а затем его крестит и наставляет Иоанн
Креститель. Секта Иоанна Крестителя показана со всей яркостью
как гностическая секта экстатиков, бичующих себя, умертвляющих
свою плоть, впадающих будто в наркотический транс, все это схоже
с гностическими движениями, вплоть до русских радений хлыстов.
Человечность Иисуса и его незнание своей божественности, кстати
согласуется с Евангелием, когда он честно и во всеуслышание
заявляет: «я не Христос» (Иоан.1:20).
314
И мы подходим к центральному эпизоду фильма, когда Иисус в
поиске ответов, кто он, в чем его роль и миссия, удаляется в
пустыню. Иоанн посылает его туда, найти «бога пустыни», еще одна
аллюзия, что Бог пребывает во мраке и пустоте. Но он
предупреждает, что Бог там в пустоте не один, что другой бог
пребывает также всегда там. Это в отрывке: «Немедленно после того
Дух ведет Его в пустыню» (Мар.1:12). Бог и Дьявол равно
антибытийные фигуры пустыни. Иисус очерчивает вокруг себя
круг, и садится в нем, говоря, что не выйдет отсюда, пока не
получит ответы напрямую, даже если умрѐт. Если Бог хочет
проповеди любви - он понесѐт еѐ, если «топора» - он понесѐт
войну, если хочет его смерти, он примет и это. Пребывание сорок
дней в пустыне без пищи и воды, так Иисус должен повторить
духовный подвиг аскетизма, который выполнили лишь две
центральные религиозные фигуры истории Израиля - Моисей и
Илия. Это пребывание меж жизнью и смертью, на границе миров,
что в фильме символизирует черта круга.
И в ночи к Иисусу приступает дьявол для искушения. Дьявол
показан в трѐх своих традиционных символических образах.
Сначало как змея говорящая соблазнительным женским голосом -
она предлагает любовь, зная его страсть к Марии Магдалине,
искуситель предлагает еѐ. Образ змеи конечно возвращает нас к
Сатане как змею Эдема, но его женская змеиная ипостась известна
как Лилит - мать блуда и похоти, и в некоторых каббалистических
источниках, а позже средневековой иконографии, именно Лилит -
женщина змея искушает первого человека в раю. Второй образ в
котором предстаѐт Сатана, лев, что отсылает к отрывку: «противник
ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1Пет
5:8). Дьявол лев во втором искушении, а лев это царь, предлагает
власть над всем миром. И наконец, в третий раз Сатана предстаѐт
как неугасимый подземный огонь и слепящий свет, это огонь
самого ада и слепящий свет «носителя света» Люцифера. В этом
искушении Сатана предлагает власть над самой природой вещей,
315
над ходом судеб, над жизнью и смертью, что они вдвоем буду
править всем сущим, Сатана предлагает Иисусу стать богом,
самообожествиться. Хотения плоти, власть, и наконец,
божественность человека - вот искушения Сатаны в пустыне. Иисус
выдерживает искушения, но сразу после срывает с сухого мѐртвого
древа пустыни спелое яблоко, которое в его устах становится
чѐрным и горьким, и он его выплевывает, что опять явная аллюзия
на «запретный плод» Древа Познания которое есть Древо Смерти.
И тогда Сатана на мгновение является вновь, обещая ещѐ встречу.
«И, окончив все искушение, диавол отошел от Него до времени»
(Лук.4:13). Это евангельское «до времени» - явное указание, что
искушение и встреча с дьяволом ещѐ состоится - это и будет
«последнее искушение Христа».
316
иероглифом обозначавшем Бог - «Нетер», являлось схематическое
изображение топора. Это очень древний символ, восходящий к
временам только зарождения древнеегипетской иероглифики, к
пиктограммам. Победа Иисуса над искушениями Сатаны, что Бог -
«Нетер», уничтожает Древо Смерти и Зла, источник грехопадения
человека, руками «Сына Человеческого». Это нас наводит на
хлыстовское учение, у которых центральным моментом жизни
Христа было не страсти и воскресение, а именно искушение в
пустыне, где уже Иисус умер телесно для мира и духовно воскрес
Христом, так что «…и се, Ангелы приступили и служили Ему»
(Матф.4:11).
«И возвратился Иисус в силе духа в Галилею; и разнеслась молва о
Нем по всей окрестной стране. Он учил в синагогах их, и от всех
был прославляем» (Лук.4:1-15). Но именно этот архи-еретичный
момент, отменяет искупительную роль страданий и смерти Христа
на кресте, если он был уже как мертвый, и дальнейшее воскрешение
из мѐртвых.
Особенно важно отметить то, что в эпизоде искушения, Сатана в
первый раз на вопрос Иисуса «кто ты?», отвечает «твоя душа», как и
во втором искушении дьявол говорит «я твоѐ сердце». Таким
образом Сатана - это теневая, но духовная, божественная сторона
самого Христа, его альтер-эго, или используя юнгианскую
терминологию, его Тень, и все искушение это внутренний диалог
человека со своим Я. Душа и сердце человека - вот дьявол, заявляет
фильм. Сатана - душа Бога. Такие глубины сатанинские
открываются нам.
317
Тут снова совершенно еретический момент, отсылающий к
«Евангелие от Иуды», где Иуда мыслится как лучший, самый верный
из учеников Христа, именно тем, что взял на себя вечное проклятие
предательства ради учителя, чтобы его искупительная миссия могла
быть свершена распятием и смертью.
Иуда отказывается и умоляет учителя одуматься, но тот
непреклонен. После встречи с учениками на Тайной вечере Иуда
приводит римских легионеров.
Особенно впечатляет сцена, где Иисус вырывает себе сердце на
вечере, что странным образом опять отсылает к сектантской
еретической иконографии тех же хлыстов, где сюжет инока с
открытым в груди сердцем был очень популярен.
318
- человек, только человек, не смог отказаться. Интересно заметить,
что в произведении Булгакова, «Мастер и Маргарита», также
посвящѐнном Христу, дьявол – Воланд, даѐт Мастеру и Маргарите
не тайны вселенной, не власть, а именно такой-же кусочек
домашнего мирского счастья как успокоения – «вечный приют».
Здесь мы приходим к апофеозу гностической ереси.
Антихристианская ересь достигает вершин. Ибо если Иисус не
страдал и не умер на кресте, то тут же в прах рушится всѐ здание
христианской теологии и богословия. Значит никакого
искупительного акта человечества не произошло, значит Христос
не выполнил свою предначертанную миссию, и значит Иисус не
Мессия, не Спаситель, и в конечном итоге, не Сын Божий, а просто
человек. Все это происходит от первых гностических ересей, с
которыми веками беспощадно боролась церковь ради своего
существования. Гностический архиеретик Василид учит, что Иисус
не страдал, потому что был Сознанием, а страдал вместо него
Симон Киринеянин, пока Иисус смеялся, потому что удержать или
увидеть его невозможно. Идея о заместителе Христа во время
распятия, это излюбленное толкование распятия у гностиков. Во
«Втором трактате великого Сифа» вместо Иисуса распят его
«двойник», Симон, тогда как Христос, который не может страдать,
находится где-то еще. Это помогает, наконец, понять историю,
описанную в Евангелии от Матфея, когда крест Иисуса приходится
нести Симону Киринеянину.
319
Сатана «девочка» помогает Христу спуститься с креста и покинуть
место казни. Иисус спускается в цветущую долину, и его встречает
свадебная церемония. Он женится на Марии Магдалине, у них
рождаются дети. Наконец ещѐ один древний еретический сюжет
гностиков, что Мария Магдалина была женой Иисуса Христа, что
жила с ним телесно и у них были дети. Также Мария Магдалина не
символ женщины, а женское начало в мужчине, душа — та часть
внутреннего человека, которая притягивает к бренному миру. Образ
Марии Магдалины играл важную роль в богословии гностицизма,
где она выступала как получательница откровения («Пистис
София», «Евангелие от Филиппа») и истинная восприемница
заветов Христа, его любимая ученица.
Гностики, считавшие себя последователями Марии Магдалины,
были признаны еретиками после того, как в III веке последователи
Двенадцати апостолов образовали единую Церковь. Апокриф
«Евангелие от Марии», по мнению гностических сторонников
версии «истинной восприемницы заветов Христа», не был включен
в Новый Завет именно тогда, как результат победы над преданными
Марии Магдалине.
320
Иисус не выполнил свою божественную миссию, от выбрал
простое человеческое счастье и тихую жизнь. У ложа
состарившегося и умирающего Иисуса появляются убелѐнные
сединами ученики: Пѐтр, Иуда и другие. Иуда называет учителя
предателем и трусом за то, что он выбрал мирскую жизнь вместо
предназначенной ему роли Мессии. Иуда говорит, что «ангел»,
спасший его с креста, был Сатаной.
321
Так в одном кинематографическом произведении, были собраны и
сконцентрированы почти все древние гностические ереси, с
которыми столько нещадно боролась церковь. Это настоящее
гностическое гипер-Евангелие на экране. Понятно почему, именно
этот фильм приводит в такую ярость церковь и так отвергается ей.
Правда, в финальной сцене Христос распят на кресте, и улыбка
появляется на его устах. Он преодолел «последнее искушение»,
отверг бытие и выбрал смерть, «свершилось» - произносит Христос.
322
323
Nigredo
Tarja Trest
Нбубдауълая ежненпбръ мв жнрнпндн длбвра.
Хажкаилыт хащмвф.
Дни измерялись не сигаретами, а опущенными водными.
- Расскажи.
324
- Этот город оплавлен, потому что ночью воск плавится от свечей,
он стекает вниз, образуя всѐ новые и новые наросты, похожие на
щупальца, в них, наверное, до сих пор хранится пыль старой
квартиры, новая пыль собирается в свежих наростах, делая даже
новые – древними, но от некоторых будто смердит прошлым, на
них сам воск – другой, другое время, на них нацежены старые
коматозы, старые сны, прошлое, целых три года, и только одна из
них выглядит ново, остальные – мутные и прелые, с налипшими
волосами, днѐм их подпекает солнце, и натѐкший, за ночь, и за все
те годы, воск, - плавится, размокает, превращается в пластилин, но
силы солнца недостаточно, чтобы растопить такие глыбы.
Теперь там бельмо, но это его око, и для меня в нѐм совершенен
даже этот невинный, со стороны, изъян, все мои любовники были
немного несовершенны, во всех присутствовала то ли гнильца, то
ли уродство, но в нѐм всѐ сочтено идеально и верно, он – греческий
бог с лицом Христа, и чертами – рок-н-ролльного мессии.
325
Очень много рок-н-ролищиков из-за длинных волос и убитого
наркотой, взгляда, выглядели немного пророками, но в нѐм же
такова суть – с рождения, и традицию он продолжил, если и не стал
рок-звездой, то однозначно - Рок-Идолом, и имидж этот
поддерживал он не сам, его так назвали ученики, так назвала его
Магдалина, его развратная святая шлюха.
326
Ещѐ одна беспробудная ночь и пятка, спрятанная в ларец, как
сокровище, в детстве – украшения, сейчас – наркотики. Девочка
выросла, но еѐ стали интересовать немного другие вещи, нежели
платья и принцессы. Воспитанная на Марианне и Эммануэль,
рассматривая материнские ретро журналы, а затем – современные,
она знала о моде если не всѐ, то вкус воспитала в себе особый.
Изысканный. А так, как с рождения была странной и
предрасположенной к магии, и в любви ей попался культист,
раскрывший пред ней свою суть. Свою суть перед ней раскрывают
все, она и действует как врата, и демона она тогда тоже возродила в
том мелком ублюдке, он - моча, пустое место, никто, пусть живѐт
себе спокойно. Мы квиты. В чѐм-то схожи, но пути разошлись, для
меня ты предатель, но мы квиты. Прощай, больше ты мне не брат.
У меня над левым коленом синяк. Но мне идут кровь и побои, идут
грязь, пафос вульгарность и спесь, всѐ человеческое, алчность и
китч, и низменная гордыня, похоть и грязь, во мне все эти грехи в
той или иной степени смешаны, в грубом, достаточном
переизбытке, чтобы взрастала моя алчность, наравне с
нарциссизмом, мой великий энтузиазм, и мания величия, мой азарт,
моя зрелость, накладывая год за годом кольца опыта.
327
Это проклятие водного, вот тебе и эра Водолея. Кульминация –
блѐвом на ворс. Вот вам постмодернистская эра нового потопа.
Античеловеческая эпоха.
328
скрипели арфы, в кои-то веки музыка воспела иллюзию во всю
мощь, солнце гудит у меня в перепонках. Чѐрное солнце, не иначе,
вибрации мощи, озоновые дыры, взорванные солнца, белые
карлики.
329
Я – невеста Иисуса, невеста Мессии, невеста Смерти.
330
Это закрытый, приватный клуб, Мекка Забвения. Это пространство,
не оставляющее широт и окончаний, по которым тебя можно будет
отследить, открыть, или просто лукаво прощупать.
331
Клмда Ханза – ёнлвнниоаи/Мадраумла.
332
Разведѐнными в стороны, бѐдрами, перед ней раскинулись
страницы книги со множеством выборов, распространяя свои
миазмы в прокисший мозг, эта книга была словно чужой,
подгнивающей изнутри, она цвела гнилыми цветами. Не стоит
испражняться там, где спишь, а она испражнялась в этом
благоухающем цветнике, и породила хаос, свою голову,
превзошлась, слишком напряжѐнной, слишком доступной. Она
создала себя из деталей особенных механизмов, что являлись во
снах, в едва знакомых чертах, подводящих к самой черте, у которой
она всплыла, рассматривая в отражении вод свой утраченный рай,
чѐрный прилив в полночь пустил миазмы, кишки источали аромат
роз, труп еѐ матери начинал гнить. Осознание этого пришло
слишком поздно, а жизнь уже была испорчена, подобно пище,
которую нельзя больше есть.
Разрываясь от желаний, она написала собственный код, стерев этот
мир дотла. Образ родил описание. Описание породило образ.
Сфера почти замкнулась, почти сомкнулась плацента.
Марлевый век наступил. Создатель вершит статую девы. Фигуры
рассыпались мраморным крошевом над прежними воплощениями.
Она стала для неѐ гнилой коркой хлеба и стаканом воды, могилой
под яблоней. Нас всех обманули. Нас обманула система,
конструкция, чей-то интеллект. Нас обманул обман.
Меня сшили. Я держу натянутую нить между двумя пальцами.
Обмотанная в марлю, Дева Мария, молится на стене. Мрамор
превращает похоть в застывшее величие. Всѐ построено на
распятие, на распутье, по венам запястий. Святое пятно клеймом
отпечаталось на одеяле еѐ менструальной зари, она окропила ею
землю, и всѐ живое, мир обратился холодной бурей, зимой
обрюхатился, женщиной – севером, женщиной-выбросом,
женщиной-спамом. Я родилась зимой, какой бы ещѐ ветер мог бы
быть моим покровителем? Могла бы затеряться в волосах ночных
333
сестѐр, принимающих тяжелые роды. Сквозь туман кровоточит
пурпурно-огненная заря, первобытным танцем грязных, смазанных
выделениями, движений. Они вошли в меня и разминировали, как
бомбу, заложенную в супермаркет.
Я слишком стѐртая, неприкаянная, ничейная, разрывающаяся от
безысходности и нереализованности, меня душат желания. Всѐ
тяжелее вспомнить себя под грудой камней и комьями сырой земли,
под песками, пылью и грязью. Мои воспоминания – холодные
воды, проточные и спелые, но я вижу в них только нефть, текущую
сквозь седые скалы. Прошлого больше нет, зачем вы кидаете мне в
глаза эти обѐртки? От ваших скупых комплиментов трескается
плѐнка.
Мой лирический герой женского пола начал медленно умирать,
когда она покинула эту планету в поисках бога и пчел. Ушла, так и
не родив собой закат, которым бы я проснулась навыворот. Дева
Мария, с мокрыми волосами, в фиолетовой тунике и оком промеж
грудей, еѐ мир внезапно потух, а я ей молилась, и сходила с ума, она
входила в мой сон, от которого нельзя проснуться, мои руки
касались еѐ праха, еѐ бросили в землю, на гниение, которое когда-то
заразило Европу - больную чумой, чахоточную принцессу,
дышащую миазмами Сены и святыми кладбищами у храмов.
Женщины, которые были близки мне, покидают меня. Что же я
сотворила с собой? Сама похоронила себя, утратившая веру,
отшельница. Терзания и сомнения порождены страхами, тысячей
голосов правды и веры - и ничего истинного и ничего ложного.
Одна глобальная симуляция. Этот мир хочет меня задушить, его
руки чѐрными спиральными сгустками вьются у моей глотки
кислым семенем распада. Но меня, рыдающую на берегу, млечным
молоком роженицы, покинутую у трещины, расколовшей мир
надвое, нашѐл Иисус и спас. Залатал меня. Сшил.
334
- Изрыгни из себя грехи, очистись. Очнись! Ты ведь икона,
помнишь? Богородица, невеста Иисуса, голубая роженица.
Глядящая и всевидящая.
Да, я исторгла это мерзкое существо, нафантазировавшее мир, и
давшее ему плоть, да, этот мир – порча, но мы его очистим. Мы
спасѐм его. Сами дров наломали, да, это мой род, почему я должна
отдуваться? Я прерываю с ним связь, забрав только два, стоящих
позади, кубка, два наполненных Грааля, доставшихся мне от матери,
в них – слеза Ахамот и мудрость Софии. Остальное можно
нещадно прикончить, им всѐ равно на меня наплевать, я –
последняя в своѐм роде.
Я слишком герой для твоих таблеток. Я слишком шлюха.
Опѐршись спиной об угол стены, спаянной хлебом, сотканным из
Его плоти, я сидела на полу и смотрела чужие сны. Моѐ искусство
рождалось из стагнаций, а жизнь превращалась в роль. Мир остался
недописанным, слова стали бетонными. В губы впечатался цвет
уверенности. Тишина – пенопласт, закладывает уши, свистит.
Но однажды оголив шею, и бесстыже выбрив висок, с
выбивающимися из-под целлофанового мафория, дредлоками, я
предстала пред ним, в миазмах фиолетового рассвета, наслаждаясь
ароматом вина и крови и едва уловимым, чуть слышным шѐпотом
ветра, созерцая в нѐм юного Митру, стоящего на осколке скалы,
облачѐнного в белый хитон, с покрытой головой, и с нависшей, над
ней, нимбом, ветвью омелы. От его босых ног исходил аромат
можжевельного масла. Отсылая себя к Христу, он поведал мне
гнозис. Падшим ангелам было уготовано обвенчать нас в искомой
тьме, так заключился пакт верности. Ты обучил меня всему, что
знал, я дрожу, меня трясѐт, будто в припадке вечности, в которой ты
меня колыхаешь, твой разум сводит с ума, ты заразил меня своим
вирусом, передав блаженное безумие, твоѐ религиозное учение
вскрыло лезвием, я стала твоей богородицей.
335
Иисус избавил меня от необходимости ебаться с гнилыми,
лживыми апостолами, ему принадлежит нечто большее, нежели моѐ
тело.
Я убиваю себя во имя искусства, наркотиков, и воина-Пророка. Став
его шлюхой, маткой, вместилищем мира, я объявляю святой джихад
Магдалины. Ало-розовая заря вздымается знаменем святых
хештегов, распластавшись в сморщенных складках полотна моих
белых одежд, запятнанных менструальной кровью, мѐртвым и
грязным циклом застывая меж ног. Мой внутренний цветок
раскрывает свои объятья, расцветая и зарождая всевластие. Девой
вошла я в зарю, отворяя пропасть жертвенного лона природы,
разродившихся на еѐ горизонте, рек, раскрывая лицо, подобно
лицехвату, обнажая хитиновые конструкции, внутри которых
ничего нет, я съедаю себя заживо, перерабатываю и дарю, отдаю, и
стираюсь, перестав что-либо значить, я воплощаю стерильную
замкнутость Бога. Моими кровавыми устами начерчен постулат
менструального месива.
Он воплотил меня как идею, икону с безликим лицом, в котором
тысячи лиц, он воплотил меня, как рекламу, картинкой
прикреплѐнной к упаковке наркотика, святым лейкопластырем под
языком, моѐ лицо на марке «Мария», всасывается со слюной в
слизистые, прикоснуться ко мне – как коснуться самого бога, я –
киноплѐнка, я – проводник, как шоты, один за другим, пью залпом
посты в чьѐ-то твиттере, а затем блюю, словно накачавшись
накануне дешѐвым алкоголем и аптечным дерьмом, чтобы поскорее
от них избавиться. Вместо сенсорных схваток с ncp-врагами, я
перенаправлю его агрессию в наркоджихад, у меня во лбу, будто
фосфором во тьме, светится шифр, который они не в силах
расшифровать, но эманации, исходящие от него, заложенные в этот
стоглавый код – чуют. И поэтому бегут, как от огня или проказы,
как от ВИЧ-инфекции, как от коммунизма. Я рву на полотна
336
потные флаги, пропитанные кровью войн, потом рабочих, гноем,
слизью, калом, смердящей свободой. Свобода - иллюзорная рвань,
она задохнулась в Освенциме. Они чуют силу мою и боятся. Ну так
ебите меня, ебите меня своими мыслями, целуйте мой клитор, пейте
мой млечный сок, вкушайте грязную кровь, причащаясь силой моей
святой матки.
Аорта неба отворилась, рана вскипела первобытной кровью. Пейте,
пейте, разбавленные бумагой, подтексты, отражающиеся великим,
всесильным письмом. Каждое слово моѐ будет пережито. Когда
наступит война, в твоѐм профиле взойдѐт белое солнце,
выжженное. Ты не заметишь, как мир сгорит, останутся только
обмотки Лазаря. Ты сам поверил в то, что сотворил, попался в сети
и застыл с отвисшей челюстью. Мы – лишь иллюзия, что тает на
ветру пеплом.
Отключай сны, спи спокойно, а потом я прочту тебе своѐ
предсказание.
Я всего лишь икона. Среди тысяч таких икон. И каждая плачет.
337
338
Семён Петриков
Хуаднпбзи Эенкм Рблнгминп. (омгбжкжмзималзоая
ежненпбръ)
Когда-то, когда только начинался форум ЦКП, существовал
дружественный ему сайт КЛЭО, или Клуб Любителей
Экстремальных Ощущений, представляющий собой тогдашнюю
псай-википедию со статьями. Много воды с тех пор утекло, и со
временем сходство в практиках йогов, психонавтов и сенобитов
становятся всѐ более заметны - например, в йоге, если во время
выполнения асаны от непривычного положения тела возникает
боль, то вы можете войти в неѐ своим сознанием и сделать еѐ
сначала источником наслаждения, а затем Ничем. Не об этом ли
говорил Иглоголовый в первых двух сериях?
Сенобиты из фильмов "Восставший из ада" это _бывшие_люди_,
каждый из которых однажды попробовал собрать шкатулку,
подозрительно напоминающую обыкновенный Кубик Рубика. У
всех в детстве была такая игрушка. Мне никогда не удавалось
собрать кубик Рубика правильно.
Речи Иглоголового из первых частей этого фильма местами
напоминали мне слова йогического учителя. Йога - значит
соединение, связь. Шкатулка соединяет мир людей, и мир
"демонов", то есть, по сути, неорганических существ. Мой тренер
по кундалини йоге часто говорил, что кундалини йога это
инструмент, с помощью которого в течении одного воплощения
можно стать святым. Радикальная практика самоизменения,
направленная на снятие человеческих рамок в себе, путѐм
углубления в мир экстремальных ощущений.
Однажды я кундалинийогнулся и это изменило всю мою жизнь. Не
буду рассказывать подробно, эта статья - не об этом. Несмотря на
то, что мне удалось поднять змею до сахасрары, я так и не овладел
сиддхой собирания Кубика Рубика. Духовный опыт, который
339
приходит в виде фрагментов, которые надо как-то во что-то
собрать. И для этого мне придѐтся использовать ум.
Смысл предмета не равен его значению, а часто бывает ему
противоположным. Деконструкция - это метод прочтения текста,
который уподобляет его кубику рубика, который я никогда не
соберу, или конструктору лего, который можно продолжать
собирать бесконечно.
Но, порой у меня возникает ощущение, что из рандома вдруг
самособирается достаточно стройное описание мира, причѐм такое,
которое не просто объясняет что такое мир, но и объясняет, что с
ним делать.
Какая духовная практика поможет мне стать сенобитом?
Кажется я понял почему в христианских храмах я чувствую какой-то
особый мир в душе. Эзотерический слой христианства - отчѐтливо
трансгуманистский. Сенобит - это расчеловечившийся постчеловек.
Машина станет плотью, а плоть машиной. Вирт станет реалом,
реальность станет неотличима от симуляции. Христос чѐтко
говорил о преодолении биологической обусловленности. Сделать
глаз вместо глаза, руку вместо руки - протезирование,
регенеративная медицина. Преодолев биологическую
обусловленность, мы выйдем в новую среду обитания. Станем
Цивилизацией Звездной Системы, как предсказывал Циолковский.
Когда-нибудь настанет день и наши потомки удивятся что мы жили
на шарах а не между жаров. Рас-шаривание. Рас-шеривание: тот кто
сделает внутреннее и внешнее посредством нейроинтерфейсов и
химической йоги, войдѐт в биотехнологический Эдэм. Хотя может
быть это будет точнее назвать "садами Лилит" - огромные,
бескрайние поля с замкнутым циклом круговорота веществ - это
будет необходимо для поддержания жизни на космических станций.
При этом, некоторая некроморфность сенобитов, их склонность к
некротической эстетике прямо указывает на христианский мотив.
Нужно умереть для мира, чтобы родиться для духа. Один мой друг
340
христианин, похожий немного на сенобита, модифицирующий
своѐ тело и разум, недавно сказал мне это. И я почувствовал, что не
так уж и велика разница между нами, людьми, практикующими
различные "виды духовности". Разницы между нами гораздо
меньше, чем между любым из духовных практиков, и людьми не
интересующимися духовностью. В пророчествах обычно говорится
о небольшом числе тех, для кого спасение станет реальностью.
В царство божие войдет туда лишь один из тысячи, лишь двое на
десять тысяч...
Знающему достаточно.
26. Да был бы среди вас знающий человек! Когда плод созрел, он пришел
поспешно,- его серп в руке его,- (и) он убрал его. Тот, кто имеет уши слышать,
да слышит!
27. Иисус увидел младенцев, которые сосали молоко. Он сказал ученикам
своим: Эти младенцы, которые сосут молоко, подобны тем, которые входят
в царствие. Они сказали ему: Что же, если мы - младенцы, мы войдем в
царствие? Иисус сказал им: Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы
сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как
внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы
сделаете мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и
женщина не была женщиной, когда вы сделаете глаза вместо глаза, и руку
вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа,- тогда вы войдете в
(царствие).
28. Иисус сказал: Я выберу вас одного на тысячу и двоих на десять тысяч, и
они будут стоять как одно.
Евангелие от Фомы
341
геном. Будем например как тот вид инфузорий у которых 50 полов.
Рациональность присущая естественному отбору уже отброшена.
Осталось превратить самомодификацию в вид искусства. По сути,
начало этой эры уже наступает - в киберпространстве мы можем
позиционировать себя как угодно, как мужчину, как женщину, как
буквы на дисплее читателя...
342
343
Чёрное Искусство
Андрес Серрано
Раожауълыб «зном ибуа».
Один из самых интересных и известных фотохудожников в мире,
работающий с религиозными сюжетами - Андрес Серрано.
В 1987 году Андрес Серрано, 37-летний испанец из Бруклина,
сделал вот что: он взял дешевое пластмассовое распятие, опустил в
емкость с бурой жидкостью, навел на этот коктейль фотокамеру и
нажал спуск. Снимок вышел несколько мутным, в красно-желтых
тонах (по легенде, жидкость была уриной художника, смешанной с
бычьей кровью) и, в общем, ничего особенного из себя не
представлял — несложно догадаться, как выглядит пластмассовый
крестик в грязном стакане. Кроме распятия Серрано снял фигурки
Папы Римского и другие религиозные тотемы в жидкостях (серия
— не первая из проектов фотографа). Но именно Piss Christ —
«Писающий Христос» — вызвал бурю, которая еще лет 10 гуляла
по миру. Во-первых, сам снимок несколько раз пытались
уничтожить разгневанные посетители выставок, в связи с чем его
страховая стоимость постоянно росла. Во-вторых, в 1989 году сенат
США, обсудив Piss Christ, лишил Серрано грантовой поддержки и
практически свернул госфинансирование авангардного искусства.
И в-третьих, Андрес Серрано моментально стал знаменитым, самым
известным фотохудожником, снимающим на религиозные темы. А
после и просто одним из главных фотографов США.
Вскоре выяснилось, что Piss Christ — кадр еще безобидный. В
последующие 10 лет Серрано мешал телесные жидкости (семя с
кровью Серрано, помещенные под стекло, можно видеть на
обложке альбома Load группы Metallica), снимал мертвых детей, Ку-
344
клукс-клан, испражняющихся людей, историю секса в картинках. И
что действительно всех шокировало — снимал очень хорошо.
Свою деятельность Серрано объясняет так: он не на скандал
нарывается, а пытается выйти за границы дозволенного. Объясняет
чуть устало — очевидно, сам он уже не в силах разрушить свой
имидж христопродавца. После Piss Christ Серрано довольно быстро
превратился в классика арт-модерна, но подпольного. На
правительственный прием такого не позовут, зато художественные
критики — в восторге, а журналы наперебой заказывают ему
сессии.
В 2000-х он перешел с тел на лица. Самых обычных людей тоже
снимал неожиданно: будто суперзвезд для какого-нибудь глянцевого
журнала. Эффектно подсветив модель и направив камеру снизу
вверх (обычно так делают в Голливуде: это даже самым невзрачным
физиям придает античный героизм), он запечатлел больше сотни
американцев: бомжа, сотрудников муниципальных служб, дизайнера
одежды, кого-то еще. Галерею портретов Серрано разбавил
репортажами из моргов, крупными планами оружейных стволов.
Проект «Америка» в качестве альбома и полновесной выставки
целый год катался по миру и стал культурным событием. Это
портрет целой страны.
345
(Писающий Христос)
346
Андрес Серрано любит все, что обыватель считает гадким:
фекалии, мочу, сморщенную кожу, трупные пятна. Его вдохновляет
табуированное: сперма, менструальная кровь, женское молоко. А
еще Серрано очень любит Бога и публично признается в своем
влечении к Иисусу Христу. Именно Иисус принес Андресу
всемирную славу, деньги и уважение в мире искусства.
347
распятие в мочу с кровью, художник словно возвращает
изображению сакральность, создавая икону — фотографию,
приближающуюся к понятию нерукотворности.
Конечно, мало кто понял глубокий смысл, заложенный в
произведение. На фотографию постоянно нападали: то ломали
раму, то молотом проходились по стеклу, то танцевали на ней. Из-
за якобы кощунственного отношения к святому художника лишили
государственной финансовой поддержки. Но она ему уже не
требовалась. Серрано был вполне доволен суммами, которые
выкладывали за копии «Иисуса» коллекционеры.
«Я вижу себя продолжателем традиций религиозного искусства. Я
— не еретик. Я не разрушаю иконы, а создаю новые. Меня тянет к
Христу, но с католической церковью у меня реальные проблемы. В
то же время мои работы не следует воспринимать как выпады
против церкви — я считаю, что делаю иконы, вполне пригодные
для нее. Лучшее место для Piss Christ — это храм. Если у Ватикана
станет ума, он начнет скупать мои работы».
348
349
(Мадонна с Младенцем)
350
351
(Распятие)
352
353
«Религия — небезопасное дело, важно не избегать возможных
рисков. Религия должна не только помогать обрести покой, но и
бросать вызов», — прокомментировал настоятель храма.
Прихожане были несколько ошарашены, но вскоре привыкли.
Серрано предлагал там же выставить и скандальное изображение
Христа в моче, однако настоятели не решились.
354
собственную одержимость католицизмом. Художник без
одержимости — ничто, вот и у меня есть свои заморочки. В
прошлом я католик, да и сегодня не стану возражать, если меня
назовут христианином. Думаю, что имею полное право обращаться
в своем творчестве к символике церкви, и, само собой, прихожу в
ярость, когда мне это запрещают».
355
Серрано создал выдающуюся работу: сложную, наглую, ужасную,
правдивую, красивую. Он был честен перед собой, зрителем и
перед Богом. Моча с кровью — признак болезни, возможный
предвестник смерти. Она продукт тела — созданного Богом по
образу и подобию своему.
(Александр Ляпин)
356
(Ecce Homo)
357
(Моисей)
358
359
(Писающий Свет)
(Пьета)
360
(Пьета)
361
(Кровавая Мадонна)
362
363
(Драгоценная кровь)
364
(Церковь, сестра Жанна-Мириам)
365
(Голова коровы)
366
(Чернь)
367
Кнжнуъ зижалы рнсрбт.
368
SIMULACROSS; Оберманекен; Grѐozoblazhenstvie; NECRO
STELLAR - Учитесь Плавать; Пахом.
369
как-то очевидно, что мы сами, наше внимание, наше доверие, наша
фасцинация абсолютно не нужны автору. Головин не покупает нас,
он проходит мимо, задевая острым черным плащом непонятной,
смутной ностальгии – это было бы жестоко, если бы он кривил рот,
замечая краем глаза наши мучения, но он пристально смотрит в
ином направлении, и это еще более жестоко, по ту сторону всякой
жестокости… Он просто нас не видит, и всѐ».
370
371
Александр Дугин
Епдблмт ёнунпмл м зйшлнзиъ енэвмм. (апаиажы
иалцйюшбт впбвры)
Поэзис
Выход(ка)
372
Поэт: обучение абсолютной свободе
373
образце, чтобы его воспроизводить. Поэт свободен от своих
произведений, так как он погружен в то пространство, откуда все и
происходит. Только тьма имеет значение, тьма и ее друзья – ужас,
безумие, отравление, галлюцинации, надлом, боль, нищета,
бездомность, несходимость числовых рядов, одним словом свобода.
Поэт – тот, кто свободен.
374
Магия мертвой лэди
375
К неподвижной фигуре подходит,
В неподатливый мозг.
376
После первой строфы мы оказываемся в мире, который трудно
локализовать, но который затребовал нас к себе, заставив наше
внимание переместиться.
377
Бедный муж леди ван де Лоо, видимо, лорд ван дер Лоо, умер и
находится здесь. Совсем рядом с листающей старый журнал леди.
Он умер, и наверное, умер не своей смертью – почему же иначе ему
быть «бедным». Если бы он умер своей смертью, то возлежал бы в
постели или в гробу со скрещенными на груди руками, а не валялся
бы в золотой луже в зловеще фарфоровом свете.
Этот проход служанки убеждает нас, что дело обстоит много хуже,
чем мы могли себе предположить. Так плохо, что дальше некуда.
Если смерть, то где же покой? Если конец, то где же сведение его с
другими концами? Трупы есть, а покоя все не наступает. Покойники
не спокойны. Навязчивый ритм шевелит всю композицию,
состоящую из движущихся фигур, которые не должны были бы
двигаться. И этот ритм выливается в кружение птицы.
378
чего нет? Казалось бы, то, чего нет (как нет окна), но почему же
образы так плотны, так клейки, так осязаемы? Почему эта комната, и
эта леди, и этот труп, а теперь уже и эта служанка, и эта птица
неоступно преследуют нас, не оставляя ни на мгновение в покое?
Если этого нет, откуда же ужас, который постепенно наполняет нас
как чай фарфоровую чашку?
379
нарисованного. Подлинно живое неизменно – преходящими
являются только копии.
В неподатливый мозг.
380
сделать. Еще миг и она исчезнет. Стих завершится. Песня стихнет.
Еще миг и поэзию выключат.
381
Евгений Головин, творящий мир, сотворил и политику. Это была
политика несуществующей империи. Те политические режимы ХХ века,
которые фасцинировали Головина (он не любил ни либерализма,
ни коммунизма), были подбиты навзлете, а не умерли своей
смертью, превратившись в пыль. Вчера в труху рассыпался СССР.
На наших глазах идет бурное гниение либерализма. И у этих двух
политических теорий была своя энергия и своя фасцинация. Но ее
больше нет. А вот, что возникло последним и умерло первым, было
насильственно сломено, не дало нам оснований презирать и
осмеивать себя. Ничего смешного там не было. И до сих пор нет.
Вот это Головин и любил. Но верный себе, любил не то, что было,
а то чего не было или что только могло бы быть. В мире вещей и
потворений «третий путь» проиграл, значит, он выиграл в мире
активной поэзии. Головин проигнорировал проигрыш
пределенных сил в середине ХХ века и продолжил пристально и
ангажированно следить за второй половиной истории «не
коммунизма, и не либерализма», за той половиной, которой не
было в реальности, но которую он и сотворил. Его политология
воссоздала имагинативно историю «третьего пути» после ее
окончания.
382
Он оставил нам политический завет. Но говорить о нем в полный
голос можно будет несколько позже. Пока же запущенные
процессы в действии. Stay tuned.
383
Головин был врагом общества, он вел с ним войну в течение всей
жизни. Он был против общества во всех его проявлениях, и
откровенно желал ему зла. Всему в целом. В этой войне он
выстроил онтологию антиобщественного образа жизни. Головин
дружил с теми, у кого не было никакого социального статуса, а у
кого он был, то быстро куда-то девался. Бродяги, неофициальные
художники, алкоголики, бездомные и сумасшадшие -- к ним,
напротив, Евгений Всеволодович относился с почтением и
осторожностью: он видел в них авангард армии новой свободы.
384
антисоветстком обществе того времени просто не могло быть.
Головин нашел это, оценил это и пересказал это. Но как пересказал!
Так, что Генон заиграл всеми цветами мира. Это был
ослепительный Генон, Генон как поэзия, как удар, как вызов, как
жизненный поток, вырвавшийся вовне из неизвестных сфер.
Никакой схоластики, никакого интеллектуального сектантства,
свойственного европейскому традиционализму. Генон Головина
был пронзительным, головокуржительным, экстатическим знанием.
385
состоял в интимных отношениях, и принялся очищать
царственную диадему.
386
Рассказывают об одном эпизоде из 70-х. Головин неведомыми
путями достал редчайший том герметической поэзии на старо-
французском. Трудно представить себе нечто более ценное для
него самого. Среди его друзей, которым том был показан, он
заметил вожделеющие взгляды. Многим казалось, что секрет
Головина в том, что он читал это редкие, замечательные книги, а
все остальные нет. Кто-то стал выпрашивать почитать и
посмотреть. Головин прекрасно понял мотивацию, открыл
форточку и выбросил том на улицу, в ночной заснеженный
московский переулок. Все (кроме него) бросились на улицу
(ценность этой книги для этого круга была абсолютной), но ее не
было. Совершенно не понятно, кому в Москве 70-х глубокой ночью
мог понадобиться томик герметической поэзии на старо-
французском языке. Книга исчезла.
387
смертью людей». Евгений Головин явно был убежден, что пусть
лучше живут боги. И ему явно нравилось то, как они это делают.
388
исторических и географических сред. Работа переводчика самая
сложная их всех профессий. Головин был мастером перевода. Он
проникал в оба контекста, изящно переносил один в другой и
забавлялся и любовался всеми нюансами семантических сдвигов.
Он ввел в русский язык такие слова как «дикт», «люстр», «рапт» и т.д.
Он их «перевел» так, что они вторглись в ткань русской филологии
и надрезали ее дрему.
389
повествования то, что автор туда не закладывал, среда не учитывала,
а читатели пропускали мимо сознания. Банальность о «дьяволе в
деталях» слишком затерта, но что-то в этом есть. Головин, зная
контекст лучше кого бы то ни было, вдруг внезапно выхватывал из
него фрагмент и насыщал новым смыслом. Вот это был смысл! В
слово, фразу, строфу, образ, персонажа била молния.
390
себя я принял решение, что надо переформулировать вопрос: не «я
и Головин» и даже не «Головин и я», а просто «Головин». «Головин» и
никакого я. Какое значение имеет по сравнению с такой полнотой,
капля налитая в нас? Выплеснем ее вон, чтобы она не осквернила
то, что, действительно, ценно, и начнем все заново. Пусть будет
Головин сам по себе, как он есть. А обо всем остальном забудем. Я
так и поступил. Наверное, это меня и выручило.
391
392
Внзенфмлалмя Еублы ёнунпмлнт н зпнбф ницб
Е.В.ёнунпмлб:
Себя он называл, как известно, язычником, но никому не навязывал
своего миропонимания, хотя для него это было серьезно. Его
мировоззрение было гораздо сложнее того, что обычно имеется в
виду под понятием «язычества»; ему скорее, нравилось слово, из
слова «язычество» он сделал яркую дразнящую игрушку и, как
мячом, кидался ею в слишком любопытных. Его настоящих
воззрений я затрагивать здесь не буду, скажу только, что Головина в
принципе не стоит воспринимать слишком буквально, и его
эссеистику надо читать между строк, впрочем, как и всех серьезных
людей. Недаром отец обожал шарлатанов и мистификаторов,
всегда был на их стороне и только смеялся, очень довольный, когда
«шарлатаном» называли его самого. Слава богу, что профаны
считают кое-что мистификацией и обманом, реальные адепты тоже
любят напустить туману, чтобы отбить охоту у толпы соваться куда
не надо. Как однажды сказал отец: «Теперь всякая свинья лезет в
Бретона и Канселье».
393
394
***
В горячем, влажном, пенистом инферно,
В сапфировой крови надменных джунглей
Кипит желание… и вот… мгновенно…
В Гиперборее раскалѐнных углей
***
395
Ах – манифест
… n’importe
Baudelair. Voyage.
Твое перо плывет по волнам Ахерона.
Орфей и Эвридика
В декомпозиции морального закона
Сверкает молодая зелень крика.
Нам подозрительны смешливые фонтаны
И буйный прециоз плешивой проститутки.
Ах! Если бы в старательных стихах
Слова слились в размеренное ах!
И распадался бы мятежный стих
В стерильной интонации an sich.
Ах! Если б флажолет ползучей скрипки
Сверкал в Ее зубах пленительной коронкой
И нудные аккорды фортепьяно
Вдруг превратились бы в купюру на асфальте.
Мы полюбили б музыку и танец
И как зверей мы приручали пьяниц
Шуршанием рублей в кармане
Лениво наблюдая жизнь и размышляя:
Все создано с таинственною целью
396
О чем по радио сказал оратор,
Зачем осатанело роет землю
В костюме Евы бледный экскаватор?
Зачем без даже беглого вопроса
Рожает женщина и стонет
И водопад грудей округло бьется
В стереотипный жест мужских ладоней?
Зачем линчуют добродушных негров
И поливают черствый хлеб слезами
Раскрашивая губы октаэдров
Помадой эффективных предсказаний?
Поэты поступайте на заводы
Не бойтесь смазочного масла ах не бойтесь
Выплевывайте розовые звезды
В туманы чернобровых безработиц!
Как трогательны ресницы гвоздя
И как печален взгляд холодной девы.
Рифмуйте: я моя гряфины фирмы
Чтоб лодка под названием «любовь»
На неизбежном рифе рифме
Свой нос разбила в кровь.
Когда вас спросят кто такой Жюльен
397
Сорель по ком звонят колокола
Скажите что как сладостный рентген
На холмах Грузии лежит ночная мгла
Отдайте розам предпочтенье перед крапивой
Воскликните: береза хороша!
И расскажите пламенно любимой
Что зад у ней роскошней чем душа.
В стакатто – ритме пьяного каприза
Рисуйте: да поможет вам аллах!
И на пленительной канве трюизма
Вам расцветет божественное ах!
Ах! В дебрях восклицательного знака
Пора создать загадочную смесь
Из метаний горбатого рака
Из манго «ха ха ха» и еще бог весть
Твое перо плывет по волнам Ахерона
И звезды жадные тяжелые как манго.
***
…туманы черных лилий
не могут растерзать сиянья бугенвиллий
398
И даже в синем трепете созвездий
мерцает хохот напряженных лезвий
399
и треугольник Антарес и синий
берилл венчает теофанию богини.
400
401
***
Дениза
402
Польѐтся тонкая сиреневая месса
***
Живопись
403
Но уж лучше продать акварель – а на ней:
***
На осколках разбитой пол-литры
Собираются тени ресниц.
В обнажѐнное лезвие бритвы
Извращѐнный влюбился Нарцисс.
404
О безумные дети, сгорайте
В красной фосфоресценции роз,
Раскалѐнный туман сладострастья
И ресниц воспалѐнная дрожь.
***
Планчик
405
ты лучше марафы –
ах, планчик, ты радость моя!
***
Убрис лиловым играет ирисом
и наглого наглей
иглою в череп ибиса
сиреневей
балованный шагренево
войдѐт в пурпур
406
рождѐнный фиолетовым
Амур
присвистнет
полюбит зелено
о чѐрном забудет
и красном
умрет ненамеренно
в белом
Amor
***
Эшафот
407
Ещѐ волосы пьяны от ветра
И лениво гибок скелет.
***
408
Волки
409
Инвестигаторы, склонив колени, ждут:
410
Идет … и вампирическая Форма
Вжимаясь, сладостно высасывает мозг,
И в позвоночнике стерильная истома
Белесой радугой перегибает торс …
411
Плывет по венам раскаленная секунда
И восприятие горит, как Нотр-Дам.
412
И вкрадчиво сползает крышка гроба,
И гнойных роз просвечивает прелесть,
И в шелковой фактуре небоскреба
Шуршит морозной пеной волчья челюсть,
***
Ортанз
413
пьяный сатир Верлен
414
и с обнаженного лезвия
теки моя кровь теки
я знаю слово поэзия
это отнюдь не "стихи"
415
***
Иронический поиск №2. Норд
416
изысканны и многозначны
движенья белого кота.
Он не торопится за мышью,
не катит по полу клубок,
живет спокойной личной жизнью
холодной, словно белый шелк.
417
Старик, бессильный от подагры,
хитро глядит из-под очков
и тлеет огонек сигары
в зеленолунии зрачков.
418
трясет остатками волос...
и перед ним в пушистой позе
сидит зловещий альбинос.
***
Горизонт. Тростниковая тина
Оплывает беззвучно следы.
Там сверкают глаза крокодила
Голубые, как вечные льды.
419
А пучина все тянет и тянет.
Нет партнеров. И музыки нет.
***
Пустыня
420
Слиток золота, прядь волос.
Самозабвенье поиска,
Осязания галлюциноз
421
Оставляя наивные тайны.
422
***
Моление огню
I
новорождѐнный старик и девомальчик ты пронзаешь
внезапным озарением каплю росы на медлительных
травах: твои озорные ноги в золотистой шерсти
423
прогибают тяжѐлую сосновую ветку и когда тебе
надоедает водопадная игра секунды растворяешься
в прозрачной древности фарфоровых лесов где в меандрах
столетий глаза слышат опаловый перезвон оленьих рогов
и вдруг
огибая колючие заросли с торжествующим рѐвом ломая
корявые сучья ты прыгаешь на поляну где дрожат от холода
людоеды ты бешенство каприза карающая десница эльфов
проблема беременная собственным решением ты голубой
странник тлетворных болот
иногда
ты лежишь раскинув тонкие карие руки и снежный
фонтан твоих волос осыпает ресницы прихотливыми
звѐздами
и твоѐ размышление
тяжѐлым отравленным пеплом засыпает все источники
знания
и рождает ледяной бутон фанатизма в мозгу
самоубийцы и придаѐт пряную сладость пальцам ребѐнка
терзающим куклу и убивает твою обезьяну что течѐт
в проводах освещая людские жилища
II
424
уставая писать книги и строить мосты мы погружаем голову
в ручей что течѐт из наших снов и долго долго пьѐм тяжкую
чѐрную воду
ты сидишь у ручья лаская ладони ресницами:
поворачиваешь плечи и смутно мерцает твоя страшная
маска шамана
плачут и поют водонапорные трубы:разрывая тьму
разрастаются оранжевые круги твоих глаз и магнитные
зрачки возбуждают в нашем теле вибрацию бездомности
пропадает комната и цветы телефон наши голые ступни
опасливо щупают щербатый асфальт-там и сям разбитые
бутылки покарѐженные консервные банки с размаху
на осколок стекла резкая боль комната
и вновь твоя страшная маска шамана в белѐсом сумраке
мокрая бетонная лестница вниз вниз полуоткрытая железная
дверь запылѐнные лампочки нет оранжевые круги твоих глаз
затягивают в бездонную сырость подвальной весны шорох.
тени.что-то омерзительно липкое скользит по ноге и крысы
ритуально воют над искусанным трупом ребѐнка и там
на обсыпанной штукатурке углѐм нарисован хранитель
сокровищ вот он твой эльдорадо твой гулкий шепот в ржавых
гвоздях наспех сколоченный ящик и там...седовласая белая
425
разрубленная на куски змея
комната цветы телефон окровавленная ладонь
глубоко глубоко под городом плачет слепой отец
III
медленно занимает мебель свои места зеркало затянуто
безлюдной паутиной скрипнул стул кого-то мгновенно
уже нет в комнате опустив голову стоит женщина в углу
держа свечу без фитиля подходим раздвигаем пряди
волос боже она падает и растекается бледно-розовой лужей
надо бежать
в коридоре под фотографией господина в чѐрном лежит
белая тугая верѐвка обвязываем крест-накрест чемодан
ибо ясно что надо бежать
на площадке лестницы рваная газета "побег прогрессивных
супругов увенчался успехом" надо бежать
на улице воют роют шуршат кричат: мужчина прыгнул
из окна удачно-прямо под машину одобрительно
поблѐскивают фары из его живота расползаются жирные
пауки и течѐт ежедневность: старик слюнявит глазами
плавно обтянутый зад девочка пытается всунуть яблоко
в рот кариатиды женщина стоит на коленях перед лотком
с помидорами
426
процессия голых людей в лисьих масках повязанных
на затылке несѐт красный плакат "да здравствует
вращение земли"
и мы просыпаемся и наше другое лицо напряжѐнно следит
ускользающий сон
IV
мы не идѐм на работу в нашей ходьбе нет движения
мы не сидим на работе там не на чем сидеть
в углу притулился старик плачет шамкают бледные
десны кто-то гремя ожерельем суѐт ему соску
бешено сосѐт
наш краснокожий начальник трясѐт париками за поясом
размахнувшись швыряет нам в голову томагавк и кричит
перепишите:это имеет безусловно важное отношение
к безотносительной важности условия а потом входит
товарищ в белом балахоне и звонит в колокольчик
а мы морщим брови:почему никто не боится прокажѐнных
очевидно что-то оч-чень неладно с нашими органами чувств:
мы принимаем очередь серых понурых мужчин за элегантную даму
и когда нам плюют в лицо мы улыбаемся ну что вы так мило
с вашей стороны
и когда лысый паралитик грузно трясѐтся и орѐт прыг-скок
427
мы скандируем "о лидер зови нас к борьбе"
много непонятно
V
ласково хрустальные змейки звенят в переливах вакуума
назови своѐ имя огонь и мы будем его повторять
на капризных узорах знамѐн на лукавых и нежных губах
серебристых Диан в лепрозориях тѐмных богов
это имя сверкает крылом вороным на порталах старинных соборов
и зелѐными пятнами проступает на трупе Клода Фролло
у подножия Нотр-Дам
навсегда неужели
навсегда в голубых звездопадах отшумела реальная сила
вокабул
твой хрустальный зенит в леопардовой пропасти неба твоѐ
семизвѐздное имя
вызывающе тонкие руки:загорелый туман диаманта на краю
фараоновой позы
мы лингвисты молчания ждѐм преклоняя колени
и сапфировый круг возлагаем на твой кенотаф
VI
аквариум кафе человеческая вода очарованно запрокинув
голову проплывают утопленники в стеклянном экстазе
428
своих сновидений
некто в рваной рубахе надувает резиновых
лебедей и в зеркальном прибое пьяной драки голубыми
рыбками сверкает хриплая икота
певица забывает свои бѐдра в разных углах эстрады
медленно вспыхивает кровавый глаз саксофона мой милый
смотри на меня со стены оранжевый дикарь во мне
столько страсти огня и натягивает тетиву и вспыхнет
вино любви стрела пронзает алкогольные облака в моей
продажной крови мандариновая цепочка ползѐт в ложбинку
еѐ грудей
и чѐрный пѐс урча грызѐт голову в золотом пенсне
и страшны белые глаза надкусанной колбасы
и страшна пьяная старуха что прячет пустые бутылки
в чѐрный мешок
и страшен единственно реальный за столом в углу
и кто им поможет:певице псу колбасе
и единственно реальному
никто
может быть сутулый брюнет который покачиваясь
блю-блю-блюзово ищет рыбную кость в зубах фортепиано
VII
429
расскажи нам о пепле матери беременной золотом
расскажи как сжигают колдуний чтобы родились
их сыновья
и ещѐ
и ещѐ расскажи метафизику снега
мимолѐтен Эрос орфических тайн ты крадѐшься
седым стариком за сиреневой женщиной
и пепел сожжѐнной сирени
рассыпается снежной октавой в невидимых
пальцах молчания
мы несчастные дети рождѐнные тьмой на
границе жестоких безветрий
мы знаем только золу
мы знаем что клыки и бичи и удары рождают золу
что познание мѐртвых объектов рождает золу
расскажи трансформацию тленного тела
и бессмертие пепла
расскажи нам о пепле о матери-сыне
о тайне любви
VIII
и больше никогда
не зашуршит в тамариндах тропический ливень
430
здесь только арена и только мокрый песок и кудлатое
кружево трогмбона и гулкая истерика барабана и едким
любопытством разъеденные морды и музыка которая
глохнет одинокой падалью в травах зрителей и обруч
затянутый розовой бумагой
тяжкая лапа колышется в бархате своих возможностей
прыгай тигр
прыгай нахмуренная волна фауны
останови зрачки в них грозовой тучей
сжимается древняя ночь
обруч затянут розовой бумагой и сквозь арену бредут
красные монахи к статуе Будды заросшей мхом в джунглях
Брахмапутры
и прорастают злые и жадные цветы сквозь тело
центрального укротителя
прыгай в розовую пустыню
они принимают твою снисходительность за колебание они
не понимают гибкой мудрости могущества
эти креатуры отличаются наивностью
они даже не знают что с ними будет после смерти
IX
в море седых облаков тонет лодка обугленной феи
431
в замысловатых снах молочая в корнях
мандрагор и ожогах крапивы
горит и бунтует каприз дочерей саламандра
вегетация снов исковеркана а=взрывом реалий
клевета лебеда белена волокнисто-вербальные травы
и над ними густой паутиной
плавает смех конокрадов укравших Пегаса
здесь не поют планеты и девушки не танцуют
в щелочи подлой толпы распадается пенье и танец
здесь негритянские бѐдра вихляют и воют лохмотья
внечеловеческой ритмики
и дрожат восковые цветы в созерцании женского мяса
мы не умеем просить в нашей вялой гортани
нет напряжѐнности необходимой рожденью
божественных гласных
мы коверкаем рот
чтобы придать губам очертанье единственных слов
о если бы наша женщина имела скелет и наша свеча фитиль
о
если бы наше тело ценой собственной жизни родило твою тень
знай наша суть наши руки и наши тайные грѐзы -
только ладони протянутые к тебе
432
***
Город. Метро. Собакоголовые
Рыщут объедки в рыхлом снегу
На тротуарах блуждают голодные
Тухлые рыбы в поисках рагу.
433
Свист и хрустальное столпотворение.
Ура и зажатый медяк в кулаке.
Кто-то. Кому-то. Когда-то. Вечерние
Улицы расползаются в пятнистой реке.
434
Сквозь нестерпимые серые торосы
Наша жизнь: обнаженный израненный факт.
***
435
Остерегайся ленивым удавом выползать из джунглей
Твоего сна ибо ты окоченеешь в ледяной пустыне
Повседневности
***
Болеславу Лесьмяну
Зачем
Ты оставил поляну
Где цветы сладострастные и нетленные кружили тебя
Водопадом своих сновидений и лукавый ручей
Дразнил тебя томной иронией женских изгибов
436
Что ржавой порос бородой ты склоняешься как перед богом
Лови ее лови
Благословенна будь ревнивая страсть к божеству
Бег через лес и желание стать андрогинном
***
437
Е
438
И вся во власти жадного глагола
Хрипит гортань – кровавая дыра
Ты рьяно молодеешь год от года
Хватаешь камень и кричишь «ура»
439
И конские хвосты – штандарты Чингисхана
Уходят за хребты уходят за Коринф
440
Все кончено, тебе не отвертеться.
Сексоидный удар, зеркальное стекло.
Несчастье, или это… режет сердце
Кривою саблей белое крыло
441
Трескучий скрежет влажного стекла
Прищур раскосых глаз … штандарты Чингисхана
Уходят на Коринф без хохота и зла
442
***
Terra Foliata
443
Искусно и осторожно
Отрежь плеск волны от еѐ блеска
Расколи окружностью
Первозданность материи прима.
И не забудь
Пять именно пять пальцев правой руки
Опустить в колодец глубокий как сама
бесценность
Опустить в расплавленный сиреневый снег.
444
О terra foliate.
445
Евгений Головин
Мйжапъмлыт умо.
446
же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий
носился над водою». Эти привычные слова беспредельно
многозначны: «земля», «пустота», «тьма», «бездна» — в разных
языках в разные времена они порождали разные ассоциативные
круги. И это при простом прочтении — понятно, речь не идет о
«библии — шифрованном документе».
Ни Филон, ни его ученики не знали, что такое «ничего», «ничто» и
как возможно создать нечто ex nihilo. Филон объяснял «Книгу
Бытия» согласно стоико-платонической теории эманаций, то есть
этапами развития «единого» в «ином». Более того: ни египетская, ни
греческая религия не знали таких понятий, как «начало», «конец» и
«смерть» в современном смысле. Да и сейчас следует говорить
скорее о размытом псевдо-понимании, о мимолетных штампах в
потоке сознания. Отсюда глубокий философский кризис. В начале
этого века несходные по сути своей мыслители — Шелер, Гуссерль,
Хайдеггер, Ортега-и-Гассет — констатировали загадочность
элементарных слов и понятий, затертых обыденной философской
комбинаторикой. У Ортеги-и-Гассета, к примеру, часто встречаются
такого рода выражения: «Странно, что на это никто до сих пор не
обратил внимания...», или: «Мы все не знаем элементарных вещей...»
Подобное удивление побудило Наторпа, Вернана и В.Ф. Отто
вообще усомниться в нашей возможности понимать не то что
досократиков, но Платона и Аристотеля. Сейчас можно только
гадать о языческом восприятии слово-предмето-универсума.
Иудеохристианская доктрина идеи «начала», «конца», «смерти»,
«спасения» и т.д. — вызывала полное недоумение в первые века.
«Сперматический логос» стоиков, «фанес-фанетия» орфиков,
«первоединое» неоплатоников не имеют начала и конца и
проявляются лишь в «ином». Точно так же дело обстоит в небесных
сферах и в постепенной иерархии стихий. Даже в подлунном мире
«начало», «конец», «рождение», «смерть» вовсе не гвозди, вокруг
447
которых разум свивает свою паутину, но, скорее, зыбкие, темные
блики, пункты метаморфоз.
Нет, теория эманаций вносит изрядную путаницу в трактовку
Библии. Господь Бог, создавая вселенское органическое целое,
хитроумно вконструировал туда некую механику, препятствующую
плавной эксцентрации и концентрации эманаций. Иначе теряет
смысл проблема первородного греха, которая не давала покоя
Филону, а затем Пелагию и Оригену. Появление в живом организме
«лишних деталей» (наивность подобных суждений подразумевается)
под названием «древо познания», «змей» привело к своеобразной
амбивалентности, к возможности разделения (diabolo), к
возможности «падения» — то есть превалированию одного
направления —от центра, что невероятно в теории сферических
эманаций, где возможна любая ориентация.
Итак, «начало» предусматривает предварительное гипотетическое
«ничто», «начальный» процесс набирает силу и скорость под
прямым или косвенным воздействием «катализатора распада» и в
результате приближается к «концу», к полной аннигиляции. Этот
«катализа распада» — дьявол, средоточие так называемого зла.
Сотворенный мир все более тяготеет к плотности, сгущению,
неподвижности, тьме и, достигнув критической точки, получает
шанс к распылению в практическое «ничто».
Это весьма уникальная космогония, непохожая на другие. Творцы
других космогоний всегда имеют дело с каким-то материалом —
будь то тела прародителей, стихии, первичный хаос. Миры
создаются эротикой, вивисекцией, агрессивным разумом, но в
любом случае демиургу противостоит «нечто». Разница очевидна.
При всей своей отчужденности демиург имманентен своему
материалу, созданный мир так или иначе уязвим и преходящ,
поскольку демиург и его мир пребывают в разнообразных связях с
другими генеческими и космическими данностями. Если бы
448
библейский Творец «организовал» свою вселенную, выделив ее из
хаоса, то первородный грех лишился бы катастрофической
весомости — сатану всегда можно расценить как агента
враждебного окружения.
Но исключительность иудеохристианского космотворения
обусловлена первичным «ничто». Внешних врагов нет: всякая
сущность — тварь, творение Божье, всякий поступок необходимо
ориентирован согласно замыслам Творца. Если политеизм вполне
допускает эмоциональную полихроматическую гамму и широкое
толкование действия, то в мире Творца господствует мажоро-
минор: повиновение-бунт, верность-измена, взлет-падение, добро-
зло. Подобная категоричность совершенно чужда языческим
воззрениям: «Парадигмы зла не существует, — писал Плотин, —
зло — результат нужды, лишенности, дефекта. Злом следует назвать
страсти материи, лишенной формы». Согласно Плотину, структура,
мобильно формализуясь, вполне способна преодолеть ситуацию
зла. Греческая мысль, кстати говоря, никогда не занималась
изучением материи в современном плане, и нелепо искать среди
греческих философов каких-то «материалистов». «Атомы» Эпикура
или Демокрита есть попытка очень осторожной формализации
(логического освоения) принципиально чуждой территории.
Материя полагалась чем-то косным, давящим, разъедающим,
изучать ее следовало ограниченно и соразмерно, дабы изучающее
(разум) не растворилось в изучаемом. Здесь понятен примат идеи-
формы над материей, что совсем не очевидно в библии: «В начале
сотворил Бог небо и землю». Перед «ничто», перед «началом» небо
и земля равны, форма и материя соответственно. Подобное
«равенство» необходимо для вселенской гармонии. В мире надо
жить, а не познавать, поскольку познание, цепляющее объекты
крюком вопросительного знака, разрушительно по сути своей. Для
языческой философии «зло» не обладает никакой реальностью, это
«временное уменьшение добра», проблематичность утверждения
449
эйдетической формы в материи. В библии совершенно иначе: зло
обретает реальную субстанциальность в силу мятежа высокой
эйдетической формы — Люцифера. В результате — беспрерывное
«падение», драматизированное христианской мистикой.
Интерпретация этого падения весьма суггестивна у Якоба Беме.
Адам не «падший ангел», но, скорее, «падающий», и Творец
всячески тормозит процесс, стараясь воспрепятствовать
заразительному люциферизму. Адам обретается постепенно — от
действенной мысли Бога до интеллигибельного эмпирея, от
планетных сфер до лунного квинтэссенциального круга. Здесь он
еще в «эфирном» теле, но здесь предел небесного мира. При
дальнейшем падении неизбежно растворение в «черной пневме»,
образующей демонические флюиды. Творец, во избежание сего,
фиксирует падающего в «красной глине» по своему образу и
подобию. Представить «внешность» Адама, понятно, невозможно,
хотя Беме, Гихтель и Кнорр фон Розенрот набрасывают более или
менее остроумные гипотезы. Далее наступает один из центральных
моментов — сон, разделение андрогина и начало радикальной
амбивалентности: «Его небесное тело оделось в плоть и кровь, его
сила затвердела костями... Вечность сменилась временем дня и
ночи, и проснулся Адам в мире внешнем». Во сне «небесная дева»,
заключенная в Адаме, отделилась и облеклась в «белую глину» (дева
— первое имя Евы), свет отделился от огня, жизнь от смерти, душа
от тела. Понятно, все это разъединилось не математически.
Поскольку создание Евы явилось еще одним препятствием
«свободного» падения («нехорошо человеку быть одному»), то в
телах сохранилась связующая андрогинная субстанция.
Образовались два существа — «златокудрая Ева» и «черноволосый
Адам», напоминающие детей до пубертации. Но не миновать было
змея и древа познания. И здесь Беме, вслед за Генрихом Сузо и
Агриппой Неттесгеймом, высказывает очень неортодоксальную
450
мысль о жертвенности Евы в мистерии грехопадения: «Если бы
Адам прежде Евы вкусил от плода древа познания, последствия
стали бы еще ужаснее». Как это понимать? Ева, созданная «из ребра,
которое еще не окончательно окостенело», и «белой глины»,
обладала, естественно, более субтильной плотью и более тонкой
интуицией — отделение жизни от смерти повлекло отделение
квинтэссенции от четырех элементов, света от огня, тепла от
холода, интуиции от разума. Более органическая структура
позволила Еве менее катастрофически пережить вкус плода древа
познания. И все же: «Если бы Творец создал человека для этой
земной, больной, животной жизни, он не поместил бы его в
парадиз. Если бы Творец решил, что мужчина и женщина будут
спариваться подобно животным, Он снабдил бы их гениталиями».
Отсюда, согласно Беме, ужас и стыд первых людей, когда они
увидели действие черной пневмы рокового плода, ощутили
потребность в пище и зависимость от внешних условий. Менее
совершенная конституция Адама претерпела жестокое воздействие:
кусок плода навсегда застрял в горле (адамово яблоко), вследствие
чего появились борода, волосы на теле, огрубелость кожи и прочие
неприятности, главная из которых — невозможность регуляции
организма путем месячных очищений (о мужских менструациях
хорошо известно йогам и даосам, алхимики упоминают об этом в
связи с достижением лунной стадии опуса). Ева, так сказать,
смягчила удар: «Если бы Адам съел плод целиком, он превратился
бы в свирепую обезьяну, а затем в демона».
Итак, жертвенная роль Евы очевидна: она предпочла тяготы
телесной материальности, только бы остановить падение Адама в
животно-инфернальную бездну. Конечно, у нее не было выбора —
впрочем, можно сколько угодно фантазировать на эту тему.
После изгнания Адам и Ева очутились в материальном мире,
который «повис между небом и адом». Этот мир, считает Беме,
451
также явился преградой на вертикали падения, но, увы, далеко не
абсолютной преградой. Да, человек оказался в центре мироздания,
но в позиции крайне беспокойной. Черная пневма Люцифера,
проникшая в душу (что и послужило причиной падения), проходя
через материальные стихии, сконцентрировалась sal nitri —
согласно Парацельсу и Беме, «горючий сульфур», сгущенный
средоточием звериной плоти. Божественный свет превратился в
огонь пожирающий.
452
453
***
Facilis descensus Averni,
Noctes atque dies partet atri janua Ditis —
Sed revocare gradum superasque evadere ad auras,
Hoc opus, hic labor est.
Легко спуститься в ад,
ночью и днем раскрыты двери царства мертвых.
Но вернуться по собственным следам к дневному
ветерку — тяжкое испытание.
В словах Кумской сивиллы (шестая эклога «Энеиды») нет все же
безнадежности: трудно, однако возможно. Ветхий Завет не внушает
ни малейшего оптимизма. Андрогин распался надвое (Адам и Ева),
двое размножились в народ — как вернуться по собственным
следам? В раю был всего лишь один запрет, теперь их стало много,
направленных скорее на социальное обустройство, нежели на
эволюцию индивида. Ад, рай, суд, судьба души после смерти — все
это вызывало споры, отрицания, обсуждения от ребби бен Заккаи
до ибн Габироля, но главным образом иудаизм занимался
утверждением народа на должном, избранном месте.
Катастрофическое падение Адама и постепенная утрата небесных
атрибутов гораздо больше интересовала каббалистов и
христианских мистиков. «Сотворение Евы, — пишет Якоб Беме, —
вызвало сепарацию от сперматического логоса — эфирной
эссенциальности, связующей Адама с миром ангелов». Жан Батист
Ван Гельмонт конкретизирует процесс: «Творец сотворил
гениталии Адама из плоти углубления Евы. Потому и стремится
мужчина к женщине, как река к морю». В мистической литературе
XVI-XVII веков сколько угодно описаний самых разных
454
последствий грехопадения, авторов объединяет лишь одно: крайне
мрачный колорит. Беме так характеризует ситуацию: «Если бы не
было грехопадения, человек — живой образ Бога, наделенный
творящей силой — мог бы создавать равных себе один, вне иного
пола». Но вместо «если бы» случилось то, что случилось, и
положение изменилось радикально: не женщина от мужчины, но
мужчина от женщины.
Проследим далее развитие христоцентрической мысли Беме. За
сотворением Евы и грехопадением последовали постепенное
отделение неба от земли, творческой мысли от одушевленной
материи, общая инволюция природы, обусловленная сатанинской
амбивалентностью: «Перед падением в парадизе расцветали все
деревья и приносили добрые плоды. Но когда земля была проклята,
плоды разделились на добрые и злые. Прежде смерть и гниение
гнездились в одном дереве — древе добра и зла, потом расползлись
повсюду».
Итак, благодаря более гармонической организации Ева
приблизилась к центру подлунного мира и явилась «матерью всего
живого». Адам, как средоточие мужского принципа, с каждым
поколением терял свои креативные и магические возможности, его
«огонь» остывал, его «сыновняя» зависимость все усиливалась. Если
Ева опускалась в материальную сферу, так сказать, спиралевидно,
то Адам — вертикально. Символ Евы — круг без центральной
точки (круг с точкой — символ андрогина), символ Адама — крест,
где горизонталь обозначает уровень манифестации.
Каковы последствия сепарации от сперматического логоса,
«небесной кастрации» Адама? Он потерял способность творческой
материализации своих внутренних эйдетических форм, его
«фантазия» — средоточие креативной энергии, — превратилась в
простое «воображение». Как это понять? Ранее (после изгнания из
рая до рождения первых детей) его фантазия существенно влияла на
455
окружающие объекты, затем эти объекты стали отражаться в
зеркале воображения. «Существенно влиять» означает жить в живом
мире, понимать душу и язык минералов, растений, зверей и, вступая
с ними в магический контакт, сохранять органическую связь бытия.
Но за сепарацией от сперматического логоса последовала
сепарация души от сердца, а сердца от мозга и гениталий. «Свет
души соединялся с огнем в крови сердца, и когда свет разлучился с
огнем, тело осталось беззащитным». Это значит: сердце
продолжало питать кровью организм, но прекратило его
«освещать». Представим, что солнце лишь согревает землю, но не
озаряет. Это значит: в системе микрокосма мозг перестал озаряться
светом сердца (интеллектуальной интуицией) и принялся впитывать
отражения внешнего мира.
Человек медленно и верно втянулся в окружающее, корректируя
свои мысли и чувства в зависимости от акций и реакций окружения.
Он постепенно стал привыкать к чуждости реального, к
невозможности изменить положение дел: камень тверд, тигр
свиреп, белена ядовита — необходимо считаться со всем этим.
Солнечный свет стал проникать опосредованно, в интерпретации
луны. Это привело к пагубным последствиям: полной или
частичной утрате интеллектуальной эрудиции, полной или
частичной утрате свободы выбора. Результат: подмена активного,
живого восприятия пассивным, все более тяготеющим к массовой
однородности, разрыв единства интеллектуально-эмоциональной
сферы. Вот что писал алхимик Иоахим Полеман (XVII в.):
«Субстанция лунного неба, обволакивающая землю, пориста,
податлива, беременеет при любом прикосновении и порождает
призрачные силуэты и очертания вещей. Это в точности
субстанция нашего мозга».
В комментариях талмудистов ситуация Адама (не падающего ангела
мистицизма, но сотворенного человека) тоже довольно
456
безрадостна. Вкусив плода, неловкий Адам проглотил зерно,
которое выросло пенисом — «аггелом сатаны». С тех пор «аггел
избивает его кулаками» и только женщине дана власть укрощения.
Бахья бен Иосиф (XI в.) говорит следующее: «Не слушайте гоимов
необрезанных, женщина — величайшее творение Божие. Творец
создал ее с любовью в день отдохновения. Без женщины что было
бы с мужчинами, кои носят на теле аггела сатаны!». Здесь таится
один из аргументов ритуала обрезания — когда-то ритуал
свершался весьма сложно при своеобразном толковании
библейской фразы касательно «поражения главы змия семенем
жены». Талмудисты, караиты, каббалисты, при всей разности
прочтения пятикнижия, сходятся в признании кардинальной роли
женского начала. Здесь одно из серьезных отличий иудаизма от
христианства. Христиане относятся к женскому полу нервно и
недоверчиво. Они склонны обвинять женщину в катастрофе
грехопадения и в более чем теплых отношениях с дьяволом, —
инквизиция — веское тому доказательство.
Женщина действительно благо одарена природой и на многое
способна, хотя в результате общей инволюции растеряла свои
преимущества. Последнее относится, в основном, к женщинам
цивилизованным. О женщинах примитивных народов этнографы
порассказали массу удивительного — только в мифах и сказках
можно подобное разыскать. Женщины африканских племен сатойо
и короманти, к примеру, беременеют, когда хотят, причем не только
от мужчин, но от змей, зверей, лесных и речных духов, от
культового деревянного фаллоса, от подруги-лесбиянки, так как,
натертый травой «дукаму», клитор превращается в пенис... Такого
рода явления этнографы, в частности Бронислав Малиновский и
Мирча Элиаде, объясняют так: в женской субстанции скрыт
активный центростремительный огонь, притягивающий не только
мужчин, но и любые природные объекты, в том числе и
потусторонние сущности. Женщина способна магически управлять
457
интенсивностью этого огня. Мужчина (обычный, постоянно
растрачивающий свой «центробежный» огонь) в эротической
женской области только возбудитель внутренней динамики,
подобно плугу для земли, причем возбудитель пассивный,
спровоцированный женским притяжением.
«Центростремительный» огонь скрыт во многих минералах и
деревьях. Коитус аналогичен извлечению огня трением двух кусков
дерева, причем огонь вспыхивает в «женском» дереве.
В судебных отчетах инквизиторских трибуналов и в книгах по
демонологии описывается много схожих случаев — авторы,
конечно, относят все это на счет «дьявольских чудес», а не
изначального женского могущества, о чем свидетельствует тон
изложения: «Мы видели, как у младенца, сосущего грудь,
увеличивалась его крохотная мужская плоть. У девушки,
просидевшей более года в одиноком застенке, родился мохнатый
козлоногий ребенок. Мы видели, как в полнолуние дети и старики
стояли на коленях у дверей молодой ведьмы, домогаясь ее нечистых
объятий, и умирали от мучительного вожделения».
Значит ли это, что мужчина — раб, игрушка, инструмент в
знающих женских руках? Очевидно, так, даже если мужчина — Дон
Жуан или агрессивный отец первобытного племени, как полагает
Эрих Нойманн, последователь Юнга, в работе «История
происхождения сознания». Этот момент распознается — в женском
подсознании, что доказывают сочинения современных
феминисток: «Любая патриархальная идеология ставит законы
природы с ног на голову. О солнечном герое остались только
легенды. У обычного мужчины нет самостоятельного
существования, он — инструмент великой матери, фрагмент
женщины, как месяц новолуния или ущерба — фрагмент луны».
Если убрать нарочитый эпатаж, в процитированном отрывке
просто утверждается идея натурального «сыновства» — не женщина
458
от мужчины, но мужчина от женщины, лунус от луны. В иудейском
варианте, где подчеркивается трансцендентность Творца по
отношению к современному миру, падение Адама обрекло мужчину
на подневольность в замкнутой подлунной природе. Иудеи, вообще
говоря, не столь катастрофически переживают грехопадение и
склонны винить не праматерь Еву, но кровожадную и
демоническую Лилит, да и то концепция последней относится
скорее, к еврейскому мистицизму.
Идея автономного мужского начала имеет смысл только в
религиозных и мистических доктринах, отрицающих «смерть» и
«ничто» и трактующих человеческую жизнь либо как подготовку к
жизни высшей, либо как несколько шагов на пути естественных или
искусственных трансформаций. В этом плане мужчина — герой и
его первая проблема — преодолеть гибельное притяжение
гинекократического мира, которому он мешает, которому он
попросту ненавистен. Готфрид Бенн писал в эссе «Паллада»:
«Представители умирающего пола, пригодные лишь в качестве
сооткрывателей дверей рождения... Они пытаются завоевать
автономию своими системами, негативными или противоречивыми
иллюзиями — все эти ламы, будды, божественные короли, святые и
спасители, которые в реальности не спасли никого и ничего, все
эти трагические, одинокие мужчины, чуждые вещественности,
глухие к тайному зову матери-земли, угрюмые путники... В
социально высоко организованном государстве, в государстве
жесткокрылых, где все нормально кончается спариванием, их
ненавидят и терпят только до поры до времени».
Но этих «трагических, одиноких мужчин», утверждающих
сверхбытийную автономию, становится все меньше —
ненавидящий сострадание Ницше сам вызывал сострадание, а
современный «всемирный успех» обеспечили ему «последние
люди», коих он столь презирал.
459
И если манифестированный мир, по мнению Беме, явился неким
«тормозом», то постепенное вырождение мужчины в «свирепую
обезьяну» или демона совпадает именно с постепенным
уничтожением этого мира — что такое современная технология, как
не демония, что такое экологическое бедствие, как не распад когда-
то герметичного мироздания. Все происходит так, словно теофании
Христа никогда и не случалось.
460
461
***
Вернее сказать, теофания этого загадочного бога была
разрекламирована в целях, совершенно непонятных сейчас. Здесь
непонятно все: Евангелья, признанные или апокрифические,
христианский гнозис, связь Нового и Ветхого Завета. Тематический
диапазон Христа настолько широк, что кажется, будто в нем
собраны качества и функции самых разных божеств — от
жертвенных богов плодородия до греческих и малоазиатских
архонтов, эонов, космократоров. К тому же это Бог любви и
милосердия, но... не мир, но меч... Фома Аквинский поясняет: «не
мир» следует понимать как отрицание «покоя», «меч» — как путь по
лезвию в царствие небесное. Возможно. Однако существует масса
иных толкований, ибо каждая вечная книга имеет, безусловно,
много уровней понимания. И все же для религиозного документа
уровень простого понимания необходим. И здесь дела обстоят не
блестяще: Евангелье ни в коем случае нельзя расценивать как
духовно-этический путеводитель, нельзя «жить по Евангелью», даже
если и так и сяк пытаться адаптировать евангельские афоризмы и
притчи к повседневной жизни. Собственно говоря, такой задачи и
не ставилось — царство мое не от мира сего... Гораздо лучше к
повседневности применимы ветхозаветные заповеди, но...
Но создается впечатление, что Новый Завет нарочито и весьма
искусственно притянут к Ветхому. Во-первых, Бог-Креатор,
отчужденный от собственной креации, мало сообразуется с идеей
Бога-Отца, во-вторых, в иудейской ортодоксии не разработана
структура небесной иерархии — в христианстве подобная структура
изложена в смысле сугубо неоплатоническом. Аналогичное можно
сказать и о никейской триаде — она вполне легитимна в стиле
Прокла и Дамаскина, но ведет к бесконечным «тринитарным
спорам», когда речь заходит о библейском соответствии. «Сама по
себе мысль, что у Бога есть какой-то сын, рожденный от смертной
462
женщины и распятый на кресте, нелепа и обсуждению не
подлежит», — писал Ханан бен Давид (VIII в.). Мы, понятно, не
собираемся входить в лабиринт иудеохристианских оппозиций, а
хотим лишь подчеркнуть несколько библейских моментов,
акцентированных христианством.
Мы упоминали, что для иудеев грехопадение Адама и Евы
считалось куда менее серьезной катастрофой, чем, к примеру,
ситуация перед потопом или гнев Божий после сотворения
золотого тельца. Идея строгого единобожия требовала, прежде
всего, послушания, соблюдения заповедей, подробно
интерпретированных в Галахе. Иудаизм — религия, ставящая
интересы коллектива выше личных. Это религия народа, не
знающего сословных ступенек и признающего лидером только
своего Творца. Поэтому иудеи не слишком озабочены личной
судьбой в потустороннем мире, если таковой даже существует (что
весьма спорно), поскольку, как сказал Маймонид, «...Разуму
человеческому бесполезно рассеиваться в бездне этой проблемы».
Христианство — иное дело. Христос пришел к людям вообще,
следовательно, к любому человеку. Кроме своих божественных
прерогатив, Он еще и «новый Адам». Отсюда столь пристальное
внимание к трагедии Адама и Евы и к виновнику трагедии —
сатане. Христос — Спаситель, и данная функция не имеет ни
малейшего отношения к мессии в иудейском понимании.
Иудейский мессия призван утвердить избранный народ на должном
центральном месте, привести к счастью и процветанию здесь, на
земле, — задача мессии сугубо хилиастическая. Но Христос, хотя и
призывает иной раз к имущественной усредненности — что и
получилось бы, коли богатые поделились с бедными, — вовсе не
певец равнодольных благополучий. «Отдать» богатому надо прежде
всего, чтобы стать субъектом свободным. Свободным для чего? И
здесь начинается театр теней. Если иудаизм спокойно делится на
463
внешнюю, обрядовую, популярную религию, сложную теологию и
еще более сложную мистическую сердцевину, то касательно
христианства это сомнительно. Глобальные утверждения здесь
приводят к странным несообразностям. Если Христос
мученической смертью искупил грехи человеческие (считается, что
впервые эту мысль высказал Сатурнин — гностик в третьем веке), то
каких выводов надобно придерживаться? Феномен христианства
вызывает десятки, сотни такого рода вопросов; наличие нескольких
весьма враждебных друг другу конфессий и многочисленных ересей
отнюдь не убеждает в их благополучном разрешении. Многое,
очень многое склоняет к следующей идее: христианству нечего
делать в этом сотворенном, замкнутом мире, где живут один раз,
пытаясь максимально комфортно расположиться между двух
«ничто», христианство — жестокий мистический путь, ведущий в
трансцендентальный континуум. Что Христос путь, — это
бесспорно, что Христос истина и жизнь — в этом убеждаются
лишь инициатически немногие избранные, в том числе и Якоб
Беме: «Крест с пригвожденным, умирающим человеком есть символ
инициации, регенерации. Это напоминает верному последователю
Христа, что ему надо пройти мистическую смерть и родиться в
духе, прежде чем почувствовать славу вечной жизни. Крест
представляет земную жизнь, терновый венец — страдания души в
материальном теле, но также и торжество духа над материальной
тьмой. Обнаженность тела на кресте означает, что неофит должен
освободиться от страстей земных. Пригвожденность — отказ от
самостоятельной воли или умственного упрямства и капитуляция
перед властью божественной. Над головой написаны буквы: I.N.R.J.
— их следует читать приблизительно так: In Nobis Regnat Jesus (В
нашей глубине царит Иисус). Но подлинное значение этой
надписи известно лишь тем, кто действительно умер для мира
желаний и поднялся над искушениями персонального бытия,
464
иными словами, тем, кто ожил во Христе и кому Царство Иисусово
озарилось лучами сердца Божьего».
Упомянутую «надпись» можно читать десятком способов, и
подлинное значение известно лишь посвященным. Это не
«христианский эзотеризм», ибо христианство насквозь эзотерично.
Меандров и тупиков здесь более чем достаточно. Допустим, «отец
небесный» и есть — Творец. Что из этого следует? Христос
отрицает сотворенный мир и освященное Творцом трудолюбие,
обращаясь, в основном, к детям, нищим, грешникам, то есть к
людям, которые не успели приобщиться «страстям земным» или не
преуспели в оных. Христос призывает любить ближнего, но на
вопрос, кого считать таковым, отвечает притчей о путнике,
ограбленном разбойниками. Ограбленном, следовательно, нищем.
Христос говорит о Царствии Небесном, но что это?
Трансцендентные обиталища ангелических иерархий, скорей всего,
то самое место, где началось падение Адама в сотворенный мир
материализации и раздвоения, согласно мысли Беме. Значит ли это,
что Беме отрицает «сотворенность небес»? Позиция Беме, равно как
и многих еврейских и христианских мистиков, достаточно сложна.
Не отрицая, вслед за Парацельсом, эманацию живого света (lumen
natura) от Творца, Беме предполагает автономные, качественно
бесконечные миры, порождаемые жизнью такого света, и вояж
«освобожденного тела души» (охеМа) в такие миры. Так. Но «душа»,
децентрализованная, рассеянная множеством параметров, должна
еще обрести подобное «тело», то есть сокрытое семя (semina)
должно найти подходящую «землю» (materia prima anima). Майстер
Экхарт следующим образом толкует христианское положение о
«нищете»: «Пока материя имеет в себе нечто от себя, например,
актуальность своеобразия ранних форм, она не представляет еще
чистой потенции (pura potentia) и не может воспринять
эссенциальную форму». Что это за форма? Скрытая в сердце, в
центре материи, неизвестная substantialis forma latens —
465
субстанциальная форма. В интерпретации Беме это вечная
ангелическая суть, остающаяся в человеке, несмотря на деградацию
Адама. Но эта forma latens, эта искра Духа, стремясь в свое небесное
отечество, постоянно возбуждает беспокойство, вносит смуту в
человеческую композицию, кое-как устроенную тем или иным
эпохальным распорядком. Если композиция сия не организуется
силами внутреннего центра, если ее конструируют культурно-
экономический уровень эпохи, мнения, моды, обычаи, нравы,
система поощрений и наказаний и т.п., то она либо структурно
меняется в зависимости от внешних перемен, либо распадается в
психо-соматическом хаосе. Эта психо-соматика, согласно
Парацельсу, состоит из восьми элементов: четырех психических
(patres) и четырех материальных (matrices). Их сложный и
непредсказуемый динамизм ориентирован двояко: воспитание,
стандарт, репрессии, распорядок; религиозная инициация. В первом
случае человек — одна из материальных частиц коллектива и к
нему относятся, так сказать, агрикультурно — «землю» надо
освободить от сорняков, удобрить, выровнять, посеять семена
полезных добродетелей и специальностей. Даже в эпоху сословий
еще интересовались качеством этой земли (то есть, какого роду-
племени человек). Религия здесь сводится к религиозной истории и
моральной догматике.
Эта «обработанная» земля и «культивированная» материя не дает ни
малейшей возможности нормальной активизации substantialis forma
latens — скрытой субстанциальной формы. Эта «искра Духа»,
«загадочная форма» дезориентирует «человека материального» и,
несмотря на скепсис сознания, отравляет душу ядовитыми
романтическими грезами. Сказать «да» этой форме и
способствовать ее развитию — значит сказать «да» абсолютному
риску. Первые шаги ясны — они указуют путь к целенаправленной
духовно-материальной «нищете», освобождению от «актуальности
ранних форм». Допустим. Но что делать дальше, каковы гарантии?
466
Скрытая субстанциальная форма не имеет качеств. Известно, какое
значение придает Беме данному понятию. «Качество» у него —
источник категорической проявленности, «качество» (Qualitat)
происходит от Quelle (фонтан, источник), но также и от Quahl
(мучение, страдание). Неудержимость «качества» сдерживается той
или иной долей страдания — отсюда возможность манифестации
вообще. Отсюда и положение Беме о первичности утверждения и
вторичности отрицания: «Возникает «нет», когда желание отступает
и рассыпается в негативности. «Да» есть эманация вечной воли и
основа вещей. Сначала «да», потом «нет», ибо «нет» возникает в
рецепции и усвоении». Такое «да» активно, поскольку рождается
избытком спонтанного желания, такое «нет» реактивно. Откуда
берется это ничем не обусловленное «да»? Из скрытой
субстанциальной формы, которая есть «безосновность» (Ungrund).
К этой необусловленности, бескачественности, безосновности и
аппелирует Христос, поскольку зародыш тайного огня может дать
росток и раскрыться гипотетическим бутоном.
467
***
Мысль Якоба Беме в крайней степени христоцентрична, ибо вне
Христа он не видит ни малейшего шанса ни для мира, ни для
человека. Означает ли это известную ограниченность? Нет,
поскольку Беме, хорошо знакомый с платонизмом, каббалой и
гнозисом, далек от какой-либо ортодоксии. Разумеется, он, в
отличие от гностиков, не верит, что творение мира — дело злого
демиурга или результат деградации Божества. Для Беме этот мир
468
призван в той или иной мере «затормозить» падение Адама в
демонический хаос. В общей концепции нетрудно заметить
неоплатоническую схему: отпадение от первоединого (Бога—
Творца в данном случае), раздвоение на мужчину и женщину,
раздвоение душевное (добро и зло), утрата квинтэссенциальной
гармонической связи, размножение, раздробление, растворение в
«ином». К этой же схеме относятся распад интеллектуальной
интуиции на «чутье» и математическое мышление; обособленность
от остальной природы; замена спонтанности решений, то есть
первичности «да», на бесконечное высчитывание «за» и «против» —
то, что Хайдеггер назвал Besorgnis — «озабоченностью».
Для языческих неоплатоников отпадение от «единого» и переход в
«иное» — не катастрофа: в постоянных метаморфозах бытия
возникнут новые боги, новые герои, новые люди. Иное дело —
неоплатонизм христианский и его монотеистический режим, где
земной мир зажат между жизнью и смертью, небом и адом. Перед
концом времен, перед огненным потопом явился Спаситель;
неслыханная теофания, доступная десяткам восторженных либо
скептических интерпретаций. Действительно, божество
совершенно уникальное: центральное лицо троицы, трон над
эмпиреем, все уровни мыслимого бытия, истязание человеческой
плоти на Голгофе. От логоса-космократора до «второго» или
«нового» Адама, рожденного земной женщиной. Радиус: от центра
до крайней периферии. Скудный разум человеческий мало что
может понимать в богах, но здесь непонимание переходит любые
границы. Поэтому каждый теолог или мистик занимается той или
иной областью христологии. Беме акцентирует человеческое
воплощение Христа, его ситуацию «нового Адама». Христианство
— в высокой степени доктрина эсхатологическая. Нельзя забывать,
что ожидание «конца света» стало перманентным начиная с первого
века новой эры. Надо полагать, падение потомков Адама достигло
«критической точки» и сотворенный земной мир уже не мог
469
сдерживать вторжения хаоса, буйства стихийных элементов. В
языческом неоплатонизме это отрыв от «первоединого»,
безнадежное погружение в бездну сновидений — новый демиург
организует уже совершенно иной мир, не заботясь о спасении
предыдущего. Христианство полагает, что благодаря теофании
Спасителя подобной катастрофы удалось избежать.
Здесь любопытен момент исторического воплощения Христа.
Языческие боги легко и просто могли принять человеческий облик,
но, понятно, ни о каком «воплощении» говорить нельзя. Равным
образом, нельзя считать Христа героем — плодом эротического
соединения двух ипостасей — божественной и человеческой.
Герои, аватары легитимны в мифологии вечных возвращений и
вселенских циклов, где так называемая смерть — только
пребывание в ночи, в забытьи, в материнской утробе. Иное дело —
иудеохристианская безвозвратная гибель с последующими адскими
пытками и финальным растворением души в черном кислотном
озере, которое, согласно Ансельму Кентерберийскому, образует
мыслимое дно инферно. Дихотомия жизни и смерти, мажора и
минора обострена здесь до крайности. Отсюда уникальность
миссии Христа, ужасающе серьезный характер христианства и
весьма сложный процесс инкарнации, напоминающий образование
жемчужины в некоторых практически закрытых раковинах-
жемчужницах. По легенде, жемчужина зарождается, когда на
раковину падает отблеск молнии либо капля росы. Мифологически
девственница связана с водой, морем, луной, она суть изменчивость,
прихотливость, летучесть колорита, мужчина ее «фиксирует»,
придавая устойчивость, разрывая тайну. Иное дело — дева Мария,
которая остается девой и после рождения Христа: неуловимая и
таинственная, в Евангельях она проходит почти незаметно, она —
раковина, мандорла, морская звезда, вечный парадокс materia prima.
Для гностиков и Беме дева Мария — отражение Софии в
манифестированном мире, благодаря Софии Бог-Слово обретает
470
квинтэссенциальное тело. Но кто такая София, что это? Если для
Беме Бог —Отец — молчание, то София — напряженное,
беременное Словом молчание. Или иначе: «София — это образ
Бога, которым и в котором «безосновность» (Ungrund) познает себя
самое, это сфера божественного восприятия, где мир
дифференцируется». От сложной трансцендентности понимание
Софии распространяется в не менее сложную образность: «София
— ветвь жемчужного древа парадиза»(?), средоточие небесной
первоматерии. Христос жемчужиной плывет, спускаясь в нижние
слои бытия, и попадает в «раковину» — деву Марию. София
сопровождает Христа, как сияние — жемчужину, ибо «София —
тинктура света».
Мы упоминали, что разделение Адама на мужчину и женщину
вызвало отделение света от огня. Это означало среди прочего
отдаление чувства от мысли, спонтанности от длительности,
эмоционального жара от милосердия, рациональной мысли от
вдохновения, упорства в достижении цели от размышления о
сущности этой цели, эротики от любви и т.д. Распад андрогина —
совершенного и гармоничного — безнадежная катастрофа, так как
ни конструктивная мысль, ни магия не способны воссоздать целое.
Мужское и женское начало в своей противоположной ориентации
могут образовать монстров — гинандров, гипоспадеев, мужчин-баб
или мужиковатых женщин. Изысканность подобных сочетаний
достигается лишь художественным усилием, то есть в мире более
субтильном.
Бог воплотился совершенным человеком, ясное дело. Но это
означает, что люди, предоставленные себе, уже не в силах
остановить дальнейшего падения. Новый или второй Адам явился
андрогином — соединением «тинктуры огня» (Христос) и
«тинктуры света» (София). Это приводит нас к специфически
471
христианской алхимии, весьма отличной от других направлений
этого искусства.
***
Но даже эта специфическая алхимия весьма разнообразна. Мы
постараемся выделить мистическую алхимию Беме и его
последователей на фоне иных вариантов. В круг интересов этих
людей, похоже, не входила «философская алхимия», то есть
конкретные операции с какими-либо минералами, металлами,
кислотами и т.д. И несмотря на вполне вероятную практику аскезы,
технику дыхания и концентрации, мистическую алхимию ни в коем
случае нельзя назвать «западной йогой». Процитируем, к примеру,
Иоганна Гихтеля касательно albedo (опуса в белом) — реального
алхимического достижения: «Эта регенерация дает нам не только
новую душу, но и новое тело, которое возникает от божественного
Слова и небесной Софии. Оно родственно лучам солнца, что
472
проходят сквозь любую вещь, и отличается от материального тела,
как солнце от темной земли. И хотя новое тело пребывает в
прежнем, это прежнее может лишь изредка почувствовать его». В
этом весьма трудном тексте любопытна ситуация материального
или «прежнего» тела. Оно, в материальности своей, никак особо не
участвует в процессе создания «охемы» (новое тело новой души). В
отличие от других мистических учений, здесь не учитывается
энергия земного тела, но при этом вовсе не требуется его
аскетически «умерщвлять». Речь идет, скорее, о весьма деликатном
освобождении — это и называется «регенерацией». Как сказано в
«Изумрудной Таблице» Трисмегиста, «Ты отделишь тонкое от
грубого осторожно и очень искусно».
«Охема» или «эфирное тело» образуется из четырех элементов
души, доныне разрозненно-беспорядочных, под возможным
действием квинтэссенции — в данном случае небесной девы
Софии. Операция крайне сложна, ибо энергия нечистого огня
(sulfur combustabile) может спровоцировать ведущий к безумию
хаос душевных элементов. Подобная система, вообще говоря, была
хорошо известна в первые века неоплатоникам и гностикам, только
роль небесной девы играла Идея, Энойя или Барбело. И все же
разница с позицией Беме и Гихтеля весьма существенна.
Христианские гностики, как правило обращенные язычники, ни в
коем роде не желали ограничить Христа ситуацией богочеловека и
второго Адама. В классической «Пистис Софии» об этом вообще
ни слова, равно как в «Теологуменах» Иринея. В гностической
необъятной христологии проступает и пропадает в рассветном
тумане призрачный Йошуа Га-Ноцри, сражается с враждебными
архонтами эон Ялдаваоф, рассеивает божественную сперму Ихтиос
— космократор, действуют или бездействуют иные
теоморфические сущности, но нет и намека на евангелического
Христа, искупителя первородного греха. Да и какие там грехи! В
473
первично-злом мире страшного демиурга Иеговы любой грех
добродетелен в принципе, потому что проявляет активность
«динамиса» — внутренней силы сопротивления гибельным кольцам
мирового змея — Иеговы-Пифона. Согласно Иринею, «...София,
насыщенная божественным Светом, вибрируя меж небом и землей,
рождает Христа, дабы с его помощью победить узурпатора Иегову».
Подобные воззрения, с теми или иными альтерациями, усвоили
катары, богомилы, табориты и многие другие еретические
коллективы. Привлекательность подобных воззрений понятна:
здесь чувствуется свобода, вечно дразнящая сердце, здесь душа глуха
к постоянным угрозам потусторонних возмездий за грехи — мы и
так пребываем в инфернальной бездне, любая жизнь «там» всегда
предпочтительней земной «суетливой смерти». Голгофа для
гностиков, которые ее признают, не Божественная жертва ради
искупления и спасения (нечего искупать, не от чего спасать), но
иллюстрация жестокости Иеговы, великий урок и путь. Куда? К
Софии, приемлющей мертвого Христа и возрождающей его.
Стоящий на самом дне по крайней мере избавлен от тяготы
иррациональной вины и страха перед загробной жизнью — путь в
небо открыт. Терять нечего, комплекса «потерянного рая» нет. Мы,
«суетливые мертвецы» (выражение Иринея), пребываем в
одинаковом положении, но, разумеется, «пневматики» понимают
ситуацию и, просветленные любовью Софии — Христа, стараются
освободить «тело души» из тюрьмы злого демиурга. Зачем,
спрашивается, если после так называемой смерти, шансы в любом
случае улучшатся? Для «пневматиков» да, но не для «саркиркеров»
(людей сугубо материальных). Последние, заснув на какое-то время
(физическая смерть), проснутся в том же проклятом мире Иеговы.
Эта мысль вполне логична: если ада нет и перспективы
дальнейшего падения нет, то ничего кроме удручающего «бега на
месте» не предвидится.
474
Понятно, что Якоб Беме при его вере (хотя и весьма своеобразной)
в троичный догмат и акценте на грехопадении ни с чем подобным
согласиться не мог.
Оставим до поры сложную мистику Софии, проследим иные
тенденции христианской алхимии. Много споров вызвала «притча о
сеятеле», где некоторые теологи и алхимики распознали
откровенный платонизм. Сеятель разбрасывает зерна от полноты
небесной, нисколько не думая, куда они упадут — на тучную ли
землю, или на истощенную, или вообще на камни. Сеятеля не
заботит, подготовлена почва или нет. А ведь, казалось бы, надо
пестовать материю, возделывать землю. Да, если хотят вырастить
достойного социального субъекта. Но Христос в этом смысле не
воспитатель и не учитель. Он сеет семена, которые дадут всходы в
мире ином, повторяя неоднократно: имеющий уши да слышит. Он
провозвестник и пример для подражания, сеятель семенных эйдосов
— они падают в платоново-аристотелевский субстрат подлунных
данностей, в пассивную основу всякой множественности. Хотите —
принимайте и преображайтесь, не хотите — не надо. Христос
синоптических евангелий — не диктатор и даже не авторитет, его
проповеди и притчи лишены повелительного наклонения.
Но ведь это не объясняет ни жертвенности Христа, ни его миссии
спасения. Концепция «второго Адама» предполагает прекращение
падения, отказ от сотворенного и стремительно деградирующего
мира, резкий антагонизм «неба» и «земли». Однако такой
антагонизм слишком теоретичен, слишком неестественен. Если для
Аристотеля «материальность» представлялась довольно
нейтральной рецепцией форм, то здесь материя есть нечто жадное,
пожирающее, ведущее к погибели души. Иудеохристианство
акцентировало борьбу оппозиций, переходя от скрытого
манихейства к явному и наоборот — земной мир превратился в
поле битвы принципов добра и зла. И все более резко стала
475
проявляться третья субстанция — природа, натура или, по
выражению схоластов, дама Натура.
Хотя Аристотель и считал нейтральную рецепцию основным
качеством материи, он понимал недостаточность подобного
определения. Материя одного уровня является формой
нижеследующего — так вода — «материя» относительно воздуха,
но «форма» относительно земли, и т.д. Это привело схоластов к
созданию сложной системы эссенциальных, субстанциальных и
акцидентальных форм, ибо иначе материя осталась бы
возможностью сугубо умозрительной. Роджер Бэкон вообще
отрицает однородность материи, подразделяет ее на чувственную,
спиритуальную, небесную и формулирует следующее положение:
«Hyle particularis desiderat formam particularem», то есть «особому
виду материи необходима особая форма». Особая материя, таким
образом, обретает качества, которые Платон считал присущими
только душе. Так родилось представление о всеобъемлющей и
творящей Природе.
Natura naturans, natura naturata — природа порождающая, природа
порожденная — нет начала и конца, природа не терпит пустоты,
значит, творение ex nihilo теряет смысл. Но, как полагали до века
Просвещения, эта природа, предоставленная себе, не произведет
ничего кроме беспрерывного хаоса рождений и уничтожений.
Разумный порядок и гармония возникают под влиянием
концентрического движения планет и созвездий, организованного
божественным Логосом через ангелическую иерархию. Однако
Спиноза, один из вдохновителей Просвещения, отверг данную
систему, объявив природу вечной и бесконечной субстанцией causa
sui, имеющей свою причину в себе. Более того: он по сути
упразднил «подлунность» мира, высказав предположение, что и
луна, и планеты, и звезды состоят из тех же элементов, что и земля.
Таким образом, Спиноза освободил природу от диктата Господа
476
Бога, вернее, провозгласил тождество этих понятий. В его
построениях нет места метафизическому небу, небесным эйдосам и
формам. В подобной «естественности» мирового процесса добро и
зло — понятия очень относительные и зависят от точки зрения
наблюдателя, равно как форма и материя. Можно различать форму
и материю, имея в виду уровни сублимации, «верх» и «низ», то есть
незыблемую иерархию. В сублимированном мире Спинозы и его
последователей такой иерархии не существует, — к примеру,
общество организовано согласно «эскалархии», служебной
лестнице. Как это понимать? В монотеистической религии
иерархический принцип общественного устройства
санкционирован свыше, земная иерархия должна соответствовать
небесной. Должна... однако на деле получается все наоборот.
Вспомним притчу о сеятель. Эйдос побуждает (или не побуждает) к
развитию скрытый в человеческой композиции эйдолон (forma
latenta). Либо этот эйдолон есть, либо его нет, воспитание и
подготовка здесь бесполезны.
Небесную иерархию образуют «живые ступени» — серафимы,
херувимы, троны и т.д. «Форма» и «содержание» в данном случае
совпадают. Когда же такая система транспонируется в земные
условия, что получается? Живые ступени превращаются в мертвую
схему, в табель о рангах. Земной сеятель «разумного, доброго,
вечного» работает интенсивно и агрессивно, стараясь
воспитательно подготовить душу и дух своей паствы.
Представитель идеально-формального принципа вступает в
беспрерывную борьбу с человеческим материалом — инертным и
косным. Это борьба моральной догмы и естественного поведения,
законного брака и адюльтера, теории и практики, социального
порядка и стихии толпы. Борьба «как надо бы» с «тем, что есть».
Результат: невообразимый хаос, дикая взрывная смесь небесного и
земного, репрессивная политика схематических идеалов. Земные
477
авторитеты — наместники, помазанники, правители, реформаторы
— под двойным прессингом Бога и природы ведут двойную жизнь,
попеременно повинуясь то одному, то другому началу. Они охотно
верят, что в силу грехопадения люди — злые дети, коих
необходимо моральной дубинкой загонять в социальный рай, затем
в небесный. Выполнив благородную миссию, вся эта компания
предается повелительным природным импульсам, в роскошном
досуге растворяя усталые члены. Беда религии, заставляющей стадо
верить в трансцендентного Бога, в этот, по словам Фридриха
Шлегеля, «фантом абстрактного мышления», заключается в том, что
меж людьми и подобным Богом — пропасть, ничто, небытие, — на
крыльях спекулятивных упований такое препятствие не преодолеть.
Отсюда бесконечные сомнения, наивная вера в Бога как в
магического помощника или столь же наивное неверие. Когда
чувствуется, что материя души способна удержать зерно, —
начинается вера. Первый шаг на пути постоянного поиска и
совершенной самоотдачи. Все или ничего — закон служения Богу.
Здесь отличие «имеющего уши» мистика от «просто верующего».
Церковь не очень-то жалует мистиков — Якоб Беме яркий тому
пример: религиозные популяризаторы предпочитают упрощать и
унифицировать учение с понятной целью навербовать сколь
можно больше сторонников в свою «партию». Минералы, растения,
животные вряд ли способны создать рай на земле, но человек —
образ и подобие Божие — очень даже способен. Монотеизм и
«одноразовость» земной жизни развивают идею более чем
сомнительного антропоцентризма. С человеческой точки зрения,
человек, вероятно, центр творения, но вряд ли так считает муравей
со своей точки зрения. Сравнение нелепо? Вовсе нет. Что такое
человеческая цивилизация в не обозримой телескопами вселенной,
как не муравейник? Это, возразят, научное мнение, а не
религиозное. Да. Но ведь естественные науки столь необыкновенно
претерпели в силу того, что гипотеза о трансцендентном Боге
478
постепенно теряла свою суггестию. Адам был бесспорно
«антропоцентричен» в парадизе, но после изгнания он стал такой
же частицей природы, как и муравей. Более того: с течением
времени понятие «человек» распалось в многообразии толкований.
«Ни в одну эпоху, — писал Макс Шелер, — мнения о сущности и
происхождении человека не были столь неопределенны и
многообразны как в нашу». Надо заметить: в этом многообразии
чувствуется тенденция низведения человека к животному
состоянию, иначе говоря, к восстановлению разорванной
монотеизмом единой цепи бытия. Если homo sapiens — тип
человека религиозного либо рационально-гуманного, то homo
naturalis включает много разновидностей человека естественного,
начиная с «доброго дикаря» Руссо и кончая «хищным зверем,
сошедшим с ума от своего так называемого Духа» (Т. Лессинг), или
«инфантильной обезьяной с нарушенной внутренней секрецией»
(Л. Болк). Трансцендентность Бога спровоцировала умышленный
интерес к наукам о природе и породила «научную объективность»,
то есть принцип спокойного, холодного исследования вне
категорий добра и зла. В восемнадцатом веке естествоиспытатели
полагали: да, Творец создал мир, но перестал вмешиваться в его
дела. Эволюционисты девятнадцатого века учитывали Бога как
центральное неизвестное, направляющее природный процесс к
неведомой, но благой цели. Человек еще расценивался достаточно
высоко, зоологи еще не могли избавиться от антропоморфных
мотивов в трактовке поведения животных. Но после шока,
вызванного «Происхождением видов» Дарвина и романом Золя
«Человек-зверь», ориентация изменилась. Этнографы, биологи,
писатели стали находить все больше общего в поведении,
привычках, социальном укладе людей и животных. «В сущности,
муравьи нам гораздо ближе обезьян», — мнение современного
энтомолога Джеймса Мак-Коэна сейчас вовсе не кажется
преувеличенным. Со времен Метерлинка и Дени Сора
479
заинтересованные наблюдатели и ученые-энтомологи пришли к
следующему выводу: сходная телесная морфология ни в коем случае
не служит доказательством социальной и психологической
близости — к примеру, сообщества львов, слонов и даже обезьян
почти ничем не напоминают человеческие, а ведь все —
позвоночные млекопитающие. Вернее сказать, сейчас не
напоминают, так как львы и слоны образуют нечто вроде
патриархально-монархических групп. В этом плане следует
предположить социальное падение белых людей до уровня
матриархально-демократического, то есть до уровня коллективов
инсектов.
Энтомологи отмечают крайнюю политизированность этих
коллективов: в каждом присутствует несколько «центров
возбуждения» — американцы так называют политических лидеров,
действующих не логическим убеждением, а силой суггестии — в
каждом коллективе существует «оппозиция» и дело часто доходит
до «гражданских войн». Некоторые виды агрессивных муравьев
(«тамбоча» в Южной Америке, «чалу» в Африке) без всякого,
казалось бы, повода, срываются с места, и тогда их неисчислимые
армии, наступая в строгом порядке, опустошают не только ареал
проживания, но и пространство на несколько километров в
окружности. Каждый подобный поход грозит впоследствии
воинственному племени гибелью (картинка к безрассудным
завоеваниям и экологическим бедствиям). Специалисты-энтомологи
зачастую не могут удержаться от сравнения двух цивилизаций:
«Допуская безусловную недостаточность наших знаний о термитах
и муравьях, нельзя все же не сравнить их жизнь с нашей. Здания,
агломераты городов все более напоминают ульи, термитники,
муравейники. Мы стремимся к такой же дисциплине и организации
труда. Правда, среди термитов и муравьев попадаются пьяницы и
лодыри, но общество их быстро «перевоспитывает» или
уничтожает...».
480
Согласно Якобу Беме, потомки Адама в процессе падения «теряют
человеческий облик», все более напоминая, физически и
психически, различных представителей животного царства: «Люди-
жабы, люди-крысы, люди-пауки, сколько их вокруг! И станут люди
холоднее жаб и хитрее пауков». И далее у Беме пассаж, более
понятный сейчас, нежели в семнадцатом веке: «И обретет человек
муравьиный лик и скажет: нет бога и богов, а есть соломинка на
спине. И хорошо бы нагрузить этой соломинкой чужую спину».
481