Chapter Text
Цзян Чэн был твёрдо уверен, что спустя время ему удалось написать письмо, близкое к тому, что отправил бы нормальный человек.
Чифэн-цзюнь,
Я хотел бы узнать, что значит для тебя — заставить кого-то подчиниться? Я думаю, меня может заинтересовать позиция сабмиссива, но я точно не знаю, что под этим подразумевается, или что получает от этого доминант. Я читал пару постов о том, как ухаживать за партнёрами, но они особо не раскрывают, зачем это всё происходит.
Спасибо,
Саньду
Письмо не содержало в себе флирта и Цзян Чэн не просил Минцзюэ стать его доминантом, но он всё равно надеялся, что ответ прольёт немного света на то, как происходил бы обмен властью в сессиях с Минцзюэ. Возможно, он даже захочет рассмотреть Цзян Чэна как своего партнёра. По крайней мере, маленькая, давно заброшенная часть Цзян Чэна на это надеялась.
Он не упомянул мастер-класс по верёвкам для начинающих. Ему удалось найти событие, и, согласно описанию, там учили выполнять одноколонные и двухколонные обвязки. Цзян Чэн сразу отправился выяснять, что это всё значит, и объяснение было довольно простым: «колонна», в данном случае, указывала на конечность, то есть, одноколонная обвязка закрепляла одну конечность — например, запястье или лодыжку, — а двухколонная использовалась для двух запястий или лодыжек. Либо запястье привязывали к лодыжке, что, очевидно, хорошо работало с целью обездвиживания.
Также, в описании мастер-класса говорилось, что в месте проведения можно будет либо приобрести, либо позаимствовать верёвки — если бы Цзян Чэн пошёл, он мог бы просто воспользоваться тем, что ему предложат. Само собой, если он захочет кого-то связать.
Однако он был не уверен, что хочет. Возможно, его взгляд изменится после ответа Минцзюэ; возможно, ему прояснят момент с привилегиями доминантов. И всё равно от мысли о доминировании воображение Цзян Чэна не разыгрывалось так же сильно, как в моменты, когда он представлял связанным самого себя. К тому же, из чтения статей он узнал, что в играх с верёвками присутствуют немалые риски — если не соблюдать меры предосторожности, можно нанести серьёзный вред нервным окончаниям, особенно в связках с подвешиванием. Очевидно, на мастер-классе для новичков вряд ли можно будет кого-то покалечить, тем более под присмотром профессионалов, однако тревожность из-за простой вероятности случайно кому-то навредить была ошеломительной. Навредить — ещё и незнакомцу! Как будто у Цзян Чэна без того не было проблем в общении с новыми людьми.
Разумеется, Не Минцзюэ уже должен знать, как делать всё безопасно, и конечно, ему не нужен мастер-класс для начинающих. Будет ли странно попросить Минцзюэ сходить туда вместе, или Цзян Чэну стоит отправиться одному, наконец-то проявить смелость? Было бы проще, умей Цзян Чэн легко ладить с людьми, но он уже знал, что во время мастер-класса наверняка будет напряжённо сидеть в дальнем углу, излучая ауру враждебного безразличия.
И... мысль о том, что случайный незнакомец будет первым, кто обвяжет его верёвкой, не очень хорошо укладывалась в голове. Цзян Чэн хотел, чтобы это был Минцзюэ. Он знал, что будет трудно избавиться от своих внутренних блоков, позволить другому человеку себя связать, признаться самому себе, что его к этому тянет, и дать новому опыту случиться. Цзян Чэн провёл уже больше недели, фантазируя о Минцзюэ, который его связывает — он привык к этой мысли, проникся ощущением того, что хотеть ему покориться не так уж и страшно. Но если представить незнакомца... Нет, Цзян Чэн просто не смог бы.
Он всё же загрузил своё полуобнажённое фото из зала на сайт, но только после тщательной редакции. Он дотошно приблизил каждый угол, убеждаясь в том, что ничего не указывало на его личность и не выставляло его в невыгодном свете — например, какой-нибудь брошенный рядом носок. Цзян Чэну казалось, вышло вполне неплохо. Поиграв с регуляцией света, он добился того, что тени залегли глубже, отчего мускулы на спине проявились отчётливее. Он надеялся, выглядело это приемлемо.
Дальше он провёл около десяти минут, обновляя страницу, надеясь получить ответ от Минцзюэ, но в итоге сдался и принудил себя вернуться обратно к учёбе. Если он позволит своей успеваемости снизиться из-за какой-то глупой симпатии, мать не даст ему спуску.
А отец... что ж. Может, его не впечатлить высокими результатами, но он явно будет разочарован, если увидит плохие. Наверное. Если он вообще заметит. Цзян Чэну лишь нужно следить за тем, чтобы отец заметил именно что-то хорошее. Да, однажды отец сказал, что дух научных исследований более важен, чем хорошие оценки за экзамены (этот разговор случился, после того как Вэй Ин решил бросить учёбу посреди семестра, чтобы отправиться в тур с одной инди-рок группой в качестве запасного флейтиста — и конечно, это никак не повлияло на его успеваемость, ведь отец подёргал за ниточки, чтобы Вэй Ину позволили пересдать предметы, вместо того чтобы сразу ставить неуды), однако плохая успеваемость — совершенно не то, что мог себе позволить Цзян Чэн.
Он всё ещё помнил ту оценку «хорошо» в восьмом классе; помнил то, как мать проела ему весь мозг, а отец просто сидел и слушал её ворчание за обеденным столом.
— Тебе вообще плевать, что твоему сыну сложно даётся программа?
Отец вздохнул.
— Уверен, он старается. Мы можем нанять ему репетитора, если ты так волнуешься. Но, А-Ин, ты ведь получил высший балл за своё экзаменационное эссе, да ведь? Нам надо это отпраздновать!
— Ты совсем забыл, кто из них по-настоящему твой ребёнок? Ничего удивительного, что он провалился! Как это будет выглядеть, если сын знаменитого профессора Цзяна не сможет поступить в лучший вуз, хм?
— Дорогая, пожалуйста, успокойся. У тебя был трудный день, и ты просто устала. Ничего страшного, если он не поступит в престижный университет.
— Чтобы ты знал, я не собираюсь платить за университет получше для Вэй Ина!
В ответ на это отец впервые проявил другие эмоции, помимо слабой заинтересованности. Его глаза сверкнули.
— Тогда я всё оплачу сам, если Вэй Ин так захочет.
— Да как ты смеешь?!
В ту ночь Вэй Ин забрался в кровать Цзян Чэна и крепко обнял его, извиняясь за свой высший балл так, будто он написал блестящее эссе, только чтобы навредить Цзян Чэну. Нелепость. Вэй Ин не был виноват в том, что Цзян Чэн мало старался.
Цзян Чэн пытался спихнуть его локтем с кровати, ёрзая под одеялом, пока они оба не стали задыхаться от борьбы и едва сдерживаемого смеха.
— Ты и я, Цзян Чэн, мы поступим в один универ, несмотря ни на что! Я пойду за тобой, даже если ты решишь поступить в вуз для клоунов!
— Тебе такой вуз не нужен, ты уже профи.
— Я всё равно пойду, чтобы помочь тебе делать животных из воздушных шариков!
И вот так, между ними всё вернулось на круги своя. После этого Цзян Чэн учился усерднее чем когда-либо. Он не мог держаться позади Вэй Ина.
Цзян Чэн помотал головой и вернул внимание к своим записям. Зимняя сессия близилась, и он должен был как следует к ней подготовиться.
***
Благодаря самодисциплине Цзян Чэну удалось перепроверить половину своих задач и перечитать один из написанных рефератов. Осталось ещё три, но они уже могли подождать до завтра.
Обычно он бы довёл всё до конца, перечитал бы каждый из рефератов, позволив себе посвятить грядущее воскресенье проверке остальных задач и практике перед экзаменом. Но в этот раз он не мог устоять перед соблазном посмотреть, получил ли он ответ от Минцзюэ. И когда Цзян Чэн увидел, что получил...
Его сердце громко стучало в груди, пока он читал сообщение.
Саньду,
Для меня (и конечно, для всех это по-разному) заставить кого-то подчиниться означает силу, доверие, ответственность. Пусть подчинение не всегда связано с физическим взаимодействием, власть причинить кому-то телесную боль — не то, к чему я отношусь небрежно. Однако если человек доверяет мне своё тело, чтобы я мог правильно нанести удары, толкнуть его за грань возможного, это настоящая эйфория. Когда кто-то позволяет тебе целиком разобрать себя на части и верит, что ты сможешь собрать его обратно, это приятное чувство. По крайней мере, для меня. Иногда это пугающе, особенно так было в период, когда я только начинал и не знал, насколько хорошо у меня получится собирать людей обратно в целое. Но когда я чувствую с кем-то связь, когда ощущаю свою силу и контроль, мне кажется, что весь мир перестаёт существовать — остаётся только мой партнёр и его реакции.
Что касается сабмиссивов — что ж, тут зависит от человека. Я знаю, что некоторым просто нравится, когда кто-то другой владеет ситуацией, говорит им, что делать, принимает за них решения. Некоторые ищут боли, мучений, хотят, чтобы их подвели к катарсису. Есть такая вещь под названием «сабспейс», когда сабмиссив вступает в иное состояние ума, и мозг почти отключается, уходит большинство тревожных мыслей — вместе с эндорфинами, которые выделяются благодаря полученной боли, всё это может оказать медитативный и, ну, довольно приятный эффект. Сабспейс позволяет людям открыть такие грани себя, которые они никогда не считали возможными; делает их податливыми, послушными и принимающими всё, что им могут дать.
Вот почему для нас так важно постоянно проверять состояние партнёра, с которым мы играем. Покорность — это подарок, и если ты играешь с кем-то, кого плохо знаешь, или с тем, у кого мало опыта, нужно быть крайне осторожным и не сделать с ним слишком много слишком рано. Чем тяжелее сессия, тем глубже доверие, тем больше вероятность того, что кто-то может нанести тебе серьёзный вред. Вот почему мастер-классы могут быть хорошим стартом — есть шанс изучить свои лимиты в месте, где за тобой присмотрят, и плюс, это не так напряжённо, как настоящая сессия. Лучше начинать с малого — всегда есть время, чтобы погрузиться глубже.
Чифэн-цзюнь
Он читал и перечитывал сообщение несколько раз. Он видел, что Чифэн-цзюнь был приглашён на одно из событий в местном клубе той же ночью (похоже, такие вечеринки устраивались каждую субботу), поэтому у Цзян Чэна было время обдумать его сообщение и подготовить свой ответ.
Ему казалось, он понял, что имел в виду Минцзюэ, говоря о доминировании. Это соответствовало его мысленным представлениям о — что ж — сильном партнёре-мужчине. О том типе человека, которым, думал Цзян Чэн, должен быть он сам — уверенный в себе и способный руководить другими. И хотя в повседневной жизни Цзян Чэн скрывал много слабостей за фасадом, то, как он обычно являл себя миру, было недалеко от тех самых представлений. У него, определённо, не возникало проблем с дисциплиной своих студентов, когда его назначили помощником преподавателя.
Но ощущение эйфории, о котором говорил Минцзюэ, не появлялось. Возможно, у Цзян Чэна была власть над другими, возможно, иногда он ей пользовался, но он не желал её.
Кроме того, он понятия не имел, каково это — позволять кому-то руководить собой, принимать за него решения. Звучало почти так же, как их отношения с матерью. Ему просто повезло, что он искренне любил материаловедение, и это оказалось приемлемым в её картине мира. Однако разъяснения Минцзюэ в письме не казались схожими с тем, как мать говорит тебе, какие конкретно предметы ты должен выбрать в качестве профильных, чтобы увеличить свой проходной балл перед поступлением в университет.
Цзян Чэн мягко пожевал губу, затягивая её в рот с краю и надавливая, чтобы боль немного его приземлила. Он не знал, понравится ли ему отсутствие воли в принятии решений, когда дело касается мелочей, наподобие того, как ты появляешься на занятиях по гимнастике и начинаешь делать всё, что скажет тренер; то же самое и с командой по плаванию. В спорте это не был личный выбор Цзян Чэна. Тренер отвечает за команду и её успех, и ты делаешь всё, что он тебе велит, конец. Но в вопросах обмена властью в теме Цзян Чэн бы выбирал кого-то, чтобы повелевать собой: этот человек не обладал бы настоящей принудительной властью над ним, как его мать, тренер, преподаватели, куратор; Цзян Чэн сам решал бы, подарить ему власть или нет.
Как бы это ощущалось? Понравилось бы ему? Возненавидел бы ли он это?
И что касалось следующей части письма, насчёт боли...
Он знал, что такая боль не была бы похожа на боль от удара мизинцем края ножки стола, или на боль от неудачного падения на задницу, когда соскальзываешь по льду на катке. Цзян Чэн мог хоть прямо сейчас ущипнуть себя за бедро так сильно, что появится синяк, но мысль об этом не будоражила его так же, как мысль о Минцзюэ, который мог бы сделать то же самое. Ему казалось, это было чем-то вроде разницы между сексом и мастурбацией — всё меняется в корне, когда к тебе прикасаются чужие руки, вместо твоих собственных.
Но описание сабспейса, ощущения отрыва от реальности благодаря эндорфинам после физического воздействия... Что ж, Цзян Чэн знал, каково это в плавании, когда он изнурял себя бесконечной греблей, пока жжение в мышцах не растворялось в фоновое чувство и не возникало странное разъединение с сознанием, в то время как сам Цзян Чэн был сфокусирован только на телесных ощущениях.
Он не знал точно, понравится ли ему. Но он хотел это выяснить.
Предупреждение Минцзюэ в конце сообщения почему-то заставило всё в груди Цзян Чэна потеплеть. Очевидно, Минцзюэ заботился о том, чтобы он не позволил кому-то воспользоваться собой из-за неопытности. Может, он говорил такие вещи абсолютно всем новичкам, приходящим в тему, но Цзян Чэн мог хотя бы на минуту потешить себя мыслью, что Минцзюэ беспокоился конкретно о нём.
Он открыл календарь в телефоне. Третье воскресенье октября будет на следующей неделе, его экзамен — в четверг, так что к воскресенью он уже с ним покончит. Он почти завершил исследование, научная статья в журнал была отправлена, и теперь он лишь ждал предварительные рецензии — скорее всего, они придут со дня на день, но в любом случае, он не мог повлиять на процесс. Отсюда выходило, что у Цзян Чэна не было ни одной объективной причины не попробовать пойти на мастер-класс.
Было ли это слишком рано? Стоит ли ему подождать и подумать ещё?
Что, если Минцзюэ не захочет пойти? Пойдёт ли он в любом случае, если Цзян Чэн спросит прямо?
Он бездумно постучал пальцами по столу; от мизинца до указательного, подушечки мягко перебегали по дереву. Хотя Не Минцзюэ стал катализатором начала погружения в тему, не было ли слишком глупо думать, что он заинтересован в Цзян Чэне и хочет курировать его дальше сам? Если Цзян Чэн хотел открывать новое, он должен делать это в первую очередь ради себя самого.
Но стал бы Минцзюэ писать такое длинное сообщение, не будь он хотя бы слегка заинтересован? Даже если он возился с Цзян Чэном только потому, что он друг Хуайсана, нельзя было это отбрасывать.
Он правда надеялся, что Минцзюэ не думал о нём как о друге своего младшего брата. Цзян Чэн поморщился, когда вспомнил, как запачкал соусом свою рубашку во время их похода в ресторан. Минцзюэ, наверное, воспринимал заботу о нём как благотворительность.
Внезапно в дверь раздался стук. Это был вечер субботы, так что вряд ли пришёл курьер. Был только один человек, который мог так запросто к нему стучаться.
Закрыв ноутбук, Цзян Чэн пошёл открывать.
— Цзян-сюн! — вскрикнул Хуайсан, широко разводя руки, прежде чем схватить Цзян Чэна за плечи и нагнуть его к себе, театрально целуя воздух рядом с его щеками. — Я видел твой профиль, и я здесь, чтобы помочь! А ещё — как ты посмел отправить дагэ запрос в друзья раньше, чем мне? Как грубо.
Цзян Чэн захлопнул за ним дверь, прежде чем кто-то из соседей мог услышать что-нибудь слишком личное.
— Ты... чего? Я думал, ты даже не пользуешься... В смысле, у тебя на стене последние записи были, типа, год назад!
Хуайсан вскинул бровь.
— Что ж, все эти разговоры напомнили мне, как же давно я там регистрировался. Я решил, пора стряхнуть пыль с профиля и глянуть, изменилось ли там что-нибудь, чтобы я смог тебе помочь! Классная фотка, кстати. Довольно смело.
Цзян Чэн почувствовал, как нагреваются щёки.
— Заткнись, мне просто надо было что-то поставить, — сказал он, пытаясь не показывать то, как ему польстил комплимент.
— Ну, я горжусь тобой за смелость поставить своё реальное фото. Я видел кучу людей с криповыми мемами на аватарках. Или с фотками членов. — Он распахнул свой веер и брезгливо скривил лицо. — И это даже не эстетичные фотки членов! Неужели так трудно немного поиграть со светом? Наладить фокус? Снять свои вонючие носки, подобрать бельё, застелить кровать, приложить хоть какие-то усилия! Если ты не уделяешь внимание своему члену, почему я должен думать, что ты позаботишься о моём? Сразу мимо.
— Почему ты вообще здесь? Разве ты не пошёл на свидание? Сегодня суббота.
— Обычно да, я бы пошёл, но Гаррету пришлось всё отменить. И так как я знаю, что ты писал дагэ, мне захотелось прийти и поддержать тебя! Всё-таки мы оба хотим, чтобы ты произвёл хорошее впечатление.
Цзян Чэн поморщился.
— Ты... он показывал тебе?..
— Нет, он только сказал, что ты ему писал. Думаю, он просто хотел убедиться, что это был именно ты, а не кто-нибудь ещё из моих друзей, раз ты не назвал своё имя. — Хуайсан резко схлопнул веер. — Ты правда параноик, знаешь?
— Ну, ты встречал мою мать, — пробормотал Цзян Чэн.
Хуайсан скривился. Он сталкивался с родителями Цзян Чэна только раз, на родительской неделе, и в полной мере успел познать осуждающий характер госпожи Юй, которая ругала Цзян Чэна за бардак в комнате общежития, за его не глаженую рубашку и за то, как ужасно выглядят его отросшие, не идеально стриженные волосы. Сначала Цзян Чэн думал, что всё было не так плохо, ведь он собрал их в крохотный хвостик сзади, но потом решил, что люди были просто слишком вежливы, чтобы указать ему на уродство причёски. Цзян Чэну тогда хотелось найти глубокую, тёмную яму и тут же броситься в неё, сгорая от стыда, ведь теперь единственный друг, которого он завёл, увидел в красках все его слабые места с подачи матери.
К счастью, критика госпожи Юй не заставила Хуайсана отвернуться. К удивлению Цзян Чэна, он относился к нему по-особому хорошо всю следующую неделю.
— Мы не будем о ней думать, — твёрдо сказал Хуайсан. — А теперь, давай чуть-чуть разберёмся с твоими фетишами! Я отправляю тебе запрос в друзья.
Цзян Чэн закатил глаза.
— Тебе не обязательно в это ввязываться только ради меня, ты это знаешь?
Хуайсан мягко постучал по руке Цзян Чэна сложенным веером.
— Конечно, обязательно! Мы друзья, а дружба так и работает. И ещё — ты сделаешь мне панкейки, пока мы всем этим занимаемся.
Цзян Чэн покачал головой, едва заметно улыбаясь, пока Хуайсан проходил в квартиру и устраивался на его диване, доставая из сумки свой ноутбук.
— Пожалуй, я могу это устроить. Ещё а-цзе мне кое-что прислала. Хочешь миндальное печенье?
— Ооо, да, пожалуйста! — сказал Хуайсан, уже активно печатая что-то на ноутбуке.
Цзян Чэн достал коробку с печеньем и поставил на кофейный столик, прежде чем удалиться на кухню и начать жарить панкейки для своего настойчивого, глупого, всегда готового поддержать, великолепного друга.