Станислав Лем «Записки всемогущего»

Размышления обо всем, и в то же время о ничем, всемогущего, и в то же время бессильного, взрослого, и в то же время ребенка. В «Записки всемогущего» весь Станислав Лем.

«С чего началась Вселенная, как могло Нечто получиться из Ничего?» — часто встречающаяся формулировка главного вопроса жизни, вселенной и всего такого.

Лем расскажет, как Нечто появилось из ВСЕГО, то есть из бесконечного числа возможностей; отделенное от них, Нечто — усеченная и ограниченная часть Абсолюта. Флуктуация на поверхности моря возможностей, как сказал кто-то, но Лем скажет намного интереснее.

Никто не обнимет необъятного. Даже оно само. Чем же тогда заняться Всемогущему, чтобы познать себя?

Рассказ состоит из двух частей и обе части просто хороши. Первая — это философские рассуждения на тему бога, времени, пространства, жизни, творчества и тому подобных вечных философских проблем. Вторая — это классическая фантастика, которая описана лишь, как идея, но уж очень впечатляет размахом своей неординарности и масштабности. А в целом довольно трудный для чтения рассказ, предназначенный для лиц, любящих размышлять.

Если «Осмотр на месте» Лема — произведение по мотивам «Последних и первых людей» Стэплдона, то «Записки всемогущего» — размышления автора над романом Стэплдона «Создатель Звезд». Только если Стэплдон описывал Создателя снаружи, не давая его внутренних характеристик, то Лем идет еще дальше — он описывает бога из «Создателя Звезд» с точки зрения самого бога (бог же всемогущий — ему ничего не стоит анализировать самого себя). И все, что вам не достовало в трансценденциях Стэплдона «договаривает» Лем, предварительно пересказав в сущности концепцию «Создателя Звезд». Этим произведением Лем ставит точку в своих богословских изысканиях — и создает вполне себе новую религию на основе логики и философии. Если бог есть — то он именно такой, как его описал Лем. Главный вопрос жизни, вселенной и всего остального вместе с ответом блестяще выводится из общелогических соображений — наслаждайтесь.

Суть там примерно в следующем

Стиль произведения конечно своеобразный и напоминает вывод математической теоремы, но результат того стоит... Это конечный религиозный текст, за которым уже ничего нет, т.к. он охватывает все концепции бога сразу...

Лем — яркий пример суперпротиворечивых Личностей, обладающих достаточным уровнем Интеллекта, чтобы влиять на общий уровень Дуализма Человечества в многострадальной и многофакторный стезе взаимозависимости Добра и Зла. С одной стороны он — воинствующий антиклерикалист, с другой же — «природный» католик. Одна цитата — вполне способна пояснить суть проблематики: «…«Никогда не отважился бы поучать католиков в том, что они должны делать, чтобы стать добрыми христианами. Тот, кто сам не является добрым христианином, в таких обстоятельствах должен скорее набрать побольше воды в рот…».

И тем не менее. Данный конкретный Тест — это вполне себе весомый Аргумент, способный нарушить Равновесие Весов в любом Принципиальном Споре из области Основополагающих Основ Бытия. Это — типичное следствие из практики пренебрежения роли конкретной Личности в конкретной Истории. Увы и ах — не надо пренебрегать, ибо — аукнется. Чтиво — вполне способно «взорвать мозг» и «разрушить стереотипы». НО. Исключительно — для незрелых душ, для идущих по пути постижения Истины. Посему — не столь уж оно и безобидно, как может показаться на первый взгляд.

Назовем вещи своими именами: чтиво — абсолютно несовместимо с ментальностью Православия. Практически — наглядное пособие по иллюстрации изощренности Лукавого в тщете «…сбивания с Пути истинного…». В области принципиальных аспектов «идеологической основы ментальности» — мелочей не бывает, по определению. Именно В ЭТОМ, уважаемый потенциальный читатель, природная прелесть сего конкретного Чтива. Ибо — ваял его Мастер: «…Гений и Злодейство — две вещи несовместные…». Лем живописал Проблему. Лем предложил путь ее решения. Лем неподражаем в подвижничестве своём. Необходимо просто вчитаться. Там все — «по полочкам»

Совершенно гениальное произведение. Монумент человеческой мысли, не имеющей ни границ ни пределов. Интеллекту и воображению Лема можно только позавидовать: он идеально балансирует между логикой и эмоциями, постепенно набирает обороты и достигает той точки, где они сливаются воедино и превращаются в чистую мощь, которая сметает любую критику... всё, что встаёт у неё на пути. Его речь гримит, как церковный орган, заглушая и возражения и восторги:

“...о, каким мы тогда становимся хаосом, как он нас лепит и правит нами! И как мы вносим в него иллюзию ясности, порождая из себя канонические формы, группы тождественных обращений, как воздвигаем Континуумы, как в головоломных поисках меры безмерности взрываемся абсолютными прасистемами, строптивым пространствам навязываем погруженные пространства, подпространства скалярные, полуметрические, натянутые на векторы, как входим в их плотность, в их леса сингулярных тензоров, как творим инварианты и погружаемся вглубь, чтобы ощутить растущее сопротивление сильных величин, всех этих гессианов, диад и триад...”

Такие выплески призваны, в первую очередь, создать нужный накал. Нет никакой нужды понимать их буквально. Для этого с ними перекликаются более простые и внятные мысли:

“...настоящим страданием, пожалуй, может зваться лишь страдание, порожденное Всемогуществом. И мы зависаем, с радостью ожидая паденья на дно, которого нет, ожидая крушенья — несбыточного; а рои сотворенных миров, в вечном своем протекании и кружении, оказываются знаками тщетности, плодами недоношенными и бессильными, нас самих приводящими в ужас...”.

“...мне не нужна ни вера их, ни любовь — уж лучше исполненное ужаса уважение… Я, конечно, шучу. В самом деле: как, каким манером, какими путями можно прийти к такому абсурду, такому нонсенсу — что из милости, из сердечного сочувствия к ним, не существующим, я положил начало их миру, их бытию...”

“...Я же знаю, что создаю их — пусть окольно, опосредованно, не вдаваясь в детали, не зная ни их мыслей, ни даже форм, в которых они существуют. Всевещам, которые их породили, я давал лишь первоначальный толчок, чтобы сделать в высшей степени вероятным достижение такого уровня сложности, на котором возникает деятельное бытие, а в одном из его закутков пробуждается мысль; только математическая вероятность говорит мне, что эти эфемерные пленки существуют, действуют, мыслят...”.

Я могу не соглашаться с автором в отдельно взятых строчках произведения, но не знаю как и чем ему возразить. Такой словесной мощи я не видел ни у кого, наверное, даже у Лавкрафта с Азимовым. Его стиль — это не пафос ради пафоса (разве что местами, но в хорошем смысле): каждое предложение продумано, отточено и помещено на лучшее для него место, а формулировки настолько точны и конкретны, насколько позволяет им их абстрактность.

Так что же?

“...Возможно ли поверить в истину, которая ужасает? Нет, скорее они согласятся увидеть в нас торжествующее зло, воплощение жестокости и коварства, лишь бы это зло и коварство имели отчетливую и однозначную устремленность; они перетерпят любые мучения, любые пытки, лишь бы тот, кто явится им, оказался Властелином Всеведущим и Совершенным, неважно — в любви или в ненависти. Но мне пришлось бы открыть им, что мы уравнены тайной существования, только вину за него не разделяем поровну, ведь это я вызвал их к жизни, не для добра и не для зла — но в неведении и потерянности; а им пришлось бы отречься от такого Творца или, о ужас, его утешать?..”.

Однозначно стоит прочесть всем, кроме, наверное, очень верующих людей, которые находят утешение в вере.