коррупция

We have examined two approaches to Corruption as a social phenomenon. Within the framework of political and legal approach, corruption is regarded as social pathology being an indicator of the social order violation. This approach is dominant.
The definition of corruption is a key at this stage of social science development which is reflected in the laws that are aimed at fighting corruption in Russia. However, it ignores the function that corruption accomplished in post-socialist societies and considers its main cause to be some special criminal motivation of the participants.
Representatives of functional and phenomenological approaches seek to investigate corruption as a norm of a particular state of society. In this study, the norm is referred to as widespread phenomenon, not as a normative ideal, and the distinction between "informality" and corruption is based on this stipulation. Given that, "informality" is declared to be the norm and becomes acceptable exception of the rule. Corruption is perceived as a sign of uncertainty proper to the Russian society. If Russian society is transformed into the Western modernist ideal, the "informality" should be regarded as an acceptable expense of the market economy, and corruption is to be prevented by law (as in the regulatory and legal approach).
The phenomenological approach is more preferable from the point of view of functionality of the research. It does not limit the researcher in the selection of the normative ideals and allows to define one`s own criteria for classifying corruption either as a norm or a pathology.
In order to clearly identify the one of the two research positions, one must answer the following questions: What is the type of the Russian society (post-modern, contemporary or quasi-contemporary); What social order is transmitted and reproduced in the Russian society?
The idea of Justice can be used both to justify the existing corrupt practices and orders, and to combat them effectively. In 2015, series of in-depth interviews was conducted in the regions of Central and Western Ukraine. Some specific features have been established in the Ukrainian extraction of the study. In contrast to the representatives of the Russian community, colleagues from national security, defence and law enforcement agencies do not constitute a single entity. On the other hand, representatives of the nonintegrated national security agencies (Security Service of Ukraine, Ministry of Internal Affairs, the Armed Forces of Ukraine) treat each other with suspicious. The same practices are observes in the relations between Russian "old militia" and "the new police." Unlike Russia, Ukrainian external referents of social order are never associated with community house hold infrastructure (clean / dirty courtyards, bad / good roads, presence / absence of lightening in the communal entrance hallways, etc.). Noticeable difference between Russian and Ukrainian perception of corruption is observed towards corruption in healthcare, the Ukrainian respondents often perceive corruption to be just for a medical professionals. A doctor caught on a bribe doctor is usually seen as a "scapegoat" of the medical community.

В статье проводится различие между такими понятиями, как «низший социальный класс» («люмпен-пролетариат»), «криминальное сообщество» и «культурный андеграунд»; показано, каким именно образом низшие социальные слои традиционных и современных обществ существенно отличаются друг от друга. Единый в традиционных обществах «нижний социальный мир» с собственными культами, культурой и организацией существовал в «дуэте» с «верхним социальным миром». Религиозное представление о его ритуальной нечистоте было основанием для дискриминации и сегрегации входящих в него индивидов и социальных групп. В модернистских обществах низший класс распадается и не может рассматриваться в качестве единой социальной антисистемы: его «осколками», не связанными друг с другом, является «нижняя» - тюремная часть криминального сообщества, контркультурный андеграунд и запрещенные секты; верхняя, привилегированная, часть криминальных сообществ, представляющих собой систему связанных по социальной горизонтали и вертикали патронатов, входит в элиту современных обществ. При этом система патрон-клиентских отношений, скрыто пронизывающих современные общества, с необходимостью предполагают коррупцию, по крайней мере «мягкую». Авторы рассматривают также такое явление, как «андеграунд» в модернистских обществах, определяя его как контркультурные группы, состоящие в основном из достаточно образованных представителей среднего класса. В статье описан и андеграунд советского общества, после перестройки распавшийся, который неверно смешивать с низшим классом современного российского общества. В заключение высказывается предположение, что в российской культурной среде сформировался облагороженный образ «социального дна», повлиявший и на научные представления о нем и основанный на социальной памяти о низшем социальном классе традиционного общества.

Проведенное в России, центральных и западных регионах Украины качественное социологическое исследование показало, что анализ коррупции с позиции справедливости является продуктивным с методологической точки зрения. В контексте данного исследования справедливость представляется индикатором того, является ли феномен коррупции элементом порядка. Судя по полученным данным, в восприятии социального порядка, социальной справедливости и коррупции в современном российском и украинском обществе наблюдаются заметные отличия

The article deals with the problem of justice and corruption in the sphere of higher education. The authors use the concept of justice as the tool capable to work out the place and forms of
functioning of “corruptive forms” and ways of their “justification”. The article provides the results of the authors’
sociological researches of 2010, 2013, 2014 and 2015 on public opinion about the phenomena of corruption in the sphere of higher education. Corruption in institutions of higher education can exist in different forms. The authors distinguish three groups of the reasons for corruption in Russian institutions of
higher education: external institutional,
internal institutional, individual. It is noted that in general the value of knowledge in Russian institutions of higher education is quite often devaluated, and higher education is becoming an ordinary qualification requirement.